Георгий Чистяков не был мне ни исповедником, ни преподавателем, ни родственником. Он только крестил меня, зная, что собираюсь в католицизм (там категорически отказали в крещении, несмотря на мои тогдашние суицидальные тенденции). Он только мелькал иногда - то на чьей-то лекции в Библиотеке иностранной литературы, то в радиопередаче, в Интернете, на телевизионном шоу... Он вообще всегда мелькал. Обладая холерическим темпераментом, батюшка только в алтаре, во время службы бывал подолгу в зоне видимости. (Говорят, как-то раз вне службы он появился неведомо откуда, пробежал по храму и исчез за одной из дверей, за эти несколько секунд поразив прихожан коротким и энергичным восклицанием "спасайся кто может!")

Он не суетился, он бежал. Ни с чем, кроме горения, это сравнить было нельзя. Казалось, что каждый его шаг был ответом Тому, Кто поставил его быть священником; каждая реплика мгновенной стрелой соединяла небо и землю.

Обладая замечательной памятью, он помнил всех своих "детей", в том числе и меня, и каждый раз меня это изумляло. Раз в несколько лет: "Здравствуйте, отец Георгий!" - и мимоходом: "Здравствуй, Яна!" - деловитая улыбка, крепкую птичью лапу - бам на секунду на мою голову... и исчез.

Ну не умирают такие, этого не может быть: он очень живой. И очень много значит для меня. Что-то во мне возражает: мол, именно такие и умирают; он знал, куда бежал, и добежал. Верно. И все-таки когда я вспоминаю этот яростный голос, на повышенных тонах доказывающий очередному дозвонившемуся слушателю, что небо уже на земле, внутри каждого из нас, и что не может идти никакой речи об осуждающем образе Христа, - то снова не могу поверить, что его больше нет... В конце концов, раз есть небо внутри меня, то есть там и отец Георгий.

Он бежал, не отделяя себя от потока своего призвания. Горные потоки ускоряются при приближении к равнинам, на которых им суждено успокоиться.

Я так ему благодарна за то, что он пробежал через этот мир.

Отец Георгий был добрым человеком, но это так вплелось в его служение, что само по себе уже не имело значения.

Он был особенным священником, он в миру не делал различий между "своими" и "чужими" ("чужих" у него не было). Он не боялся быть ни живым человеком в алтаре, ни священником в светской одежде. Мне кажется, он вообще ничего не боялся. Он умел по-настоящему любить и ненавидеть, он навылет отдавал себя этому миру. У него небо было внутри.

Не знаю, что еще могу сказать про отца Георгия, я так мало знаю о нем. У меня есть чувство, что этот человек останется со мной навсегда.

Я буду очень ждать встречи с ним. Ведь он меня помнит.

23.06.07