-И куды ж я его задевала, куды спрятала? - сокрушалась бабушка, перебирая вещи в своём большом сундуке.
-Да чё ты всё ищешь?- спросил дед.- Даж в сундук залезла.
-Чё ищу? Вот уж и нашла! - Тут она радостно рассмеялась и вынула из сундука тоненький, расшитый голубыми цветочками и обвязанный кружавчиками платочек.
-Да на кой он тобе нужон-то? - удивился дед.
-Да вот, спонадобилси для танцу, - улыбнулась бабушка.
-Так ты чё, собралася плясать?
Бабушка не ответила, а взмахнула платочком и поплыла по комнате, потом остановилась перед дедом и забила дробушки, приглашая его на танец.
Дед ахнул, хлопнул в ладоши.
-Ты чё Ульянка, сказилась? Выплясываешь, как молоденька, и меня в круг зовёшь. Я уж, поди, не смогу.
Лицо деда зарумянилось, глаза заблестели. Он встал с лавки и засеменил рядом с бабушкой, кружась в танце и весело смеясь.
-Эх, Ульяна! Старые мы стали, - сказал дед, отдуваясь, и сел на лавку.- Эт молодые пусть таперя пляшут, а мы в сторонке посидим, да на их посмотрим.
Бабушка улыбнулась, вздохнула и ответила:
-Ой, Данилыч, счас молодые так-то по-русски не пляшут. Топчутся, топчутся на месте. Ни задору, ни куражу! Как раки варёны.
-Да,- согласился дед, - эт верно! В наши-то годы плясали от души, до упаду. Эх! Бывало-то друг перед дружкой на спор, кто кого перепляшет, и девки, и парни.
-Да, на спор бывало плясывали, - подтвердила бабушка.
Она развернула платочек, вздохнула и добавила:
-Вот с этим-то платочком, в стары годы, наши переплясали девок из Зайцево.
-Переплясали, - улыбнулся дед.- Долго про этот перепляс люди вспоминали. Даже и по сю пору старухи нет-нет, да и вспомнят.
-Это про какой-такой перепляс вы говорите? - заинтересовался я.
-А садись вот рядом да слушай. Я счас расскажу.- Бабушка собрала в сундук вещи, закрыла сундук, постелила на него коврик, села и стала вспоминать.
-Давным-давно это было. Мне матерь моя, твоя прабабка, про это сказывала.
В ту пору была она совсем молоденька. Моложе вас со Славкой на много. С подружками вечерами да по праздникам за околицей хороводы водила, песни играла, частушки пела да плясала. В те годы кажий свою удаль да уменье перед подружками и дружками норовил показать.
-И в наши ещё годы, - вмешался дед, - сызмала училися хороводы водить да плясать. Редко кто не умел.
Бабушка помолчала, лукаво посмотрела на деда и продолжила:
-Ну, конечно, наши-то деревенски завсегда гордилися, чё лучше других пляшут.
-Да что произошло-то? - не выдержал я.
-Да ты не торопи, торопыга. Счас расскажу.
В те годы как-то случилася беда. Лето плохое выдалось - засуха.
Покосы-то у нас токмо на мари, угодий мало. Однако, сено накосили, стожки сметали. Сбирались, как заведено, по первозимку ко дворам свезть. А тут на тебе! На дворе осень ещё золота стояла, как на мари пожар случилси. Ну и погорели стожки порядком. Беда! Чем зиму скотину кормить? Некоторы-то совсем без сена остались. Осень ещё кое-как перебились, а в зиму, почитай, совсем пусты вошли, без сена.
Что делать?
Стали по суседним деревням ездить. Можа у кого есть излишки? Так, чтобы на что-нибудь сменять али купить, кто может.
А в ближних-то деревнях никто не продал. У самих в обрез.
-Поезжайте, - говорят, - в Зайцево. Там будто с сеном хорошо. Может, у кого и разживётесь.
Ну, наши бабы поехали. Стали спрашивать.
Им говорят:
-Извиняйте, излишков нет. Вот можа токмо у Васьки Кривого.
Был такой у их справный хозяин. На всю округу гремел. Он, вишь, мужикам деньги ссужал на охотницкий припас, а они с им шкурками расплачивались.
Не любили его, уж больно жаден был. Охальник, похвальбишка. Всё-то у его с подковыкой. Любил он над бедным поизгаляться!
Ну, чё делать? Скотину-то кормить надо.
Пришли к Ваське на поклон.
-Можа дашь сена-то? Будь ласка! Мы уж отработаем аль ещё как отплатим. Выручи только, Христа ради, а то ить скотина падёт.
Ну, кланяются ему в ноги, просют, значит.
А он им с надсмешкой отвечает:
-Чё с вас поиметь-то можно? За чё сено-то вам давать? Оно счас дорогое, а к весне ещё дороже станет. А у меня всё, чё душе угодно, есть. Добра у меня много!
Хвалится, пузо вперёд.
-Вот, - говорит, - токмо скучно мне. Веселья бы. Его мне не хватат!
-Да како Василь Ваныч тобе веселье-то надоть?
А он им:
-Слыхал я, чё ваши девки лучше наших пляшут. Так у меня вскорости праздник будет. Гости дороги с городу приедут. Так вот, коли ваши девки на моём подворье отпляшут лучше нашенских, тады сена вам дам даром. Ну, а коли наши лучше окажутся, то тады пусть ваши плясуньи отработают у меня за сено, сколь сам пожелаю. Коли согласны - давай по рукам!
Вишь издеватель какой! Потешается, значит, над горем людским, аспид кривой. Нашёл себе забаву!
Ну, чё делать? Поохали, поплакали бабы, да и поехали домой не солоны хлебавши.
В деревне всё порассказали домашним. Сокрушаются - вот, мол, ирод!
Ну, девки тож меж собой обсуждают.
Завзяты-то певуньи да плясуньи сомневаются.
Одна Нюрка хорохорится:
-Чё девки? Мы ведь и на сам деле пляшем всех лучше! Пойдём. Может и в правду сена даст, коль перепляшем зайцевских.
-Да ты чё? - девки ей, - а коль не перепляшем? В кабалу к Кривому кому охота идтить? Ты сама-то мала ещё, ить и плясать-то толком не умеешь!
-Да чё там уметь, - смеётся, - ногами топать да руками хлопать! Вот и вся премудрость-то!
Насмешила всех.
А Нюрка, точно, росточком-то невеличка была. Ножки тонки, ручки тонки. По виду - парнишечка и парнишечка - ни дать ни взять! Подросточек. Волосы токмо долгие - копна копной. Парни-то с ей и не заигрывали ещё всерьёз.
Бывало девки расфасонются, пляшут, частушки горланят, а она сидит в сторонке, молчит, токмо глазами хлоп-хлоп. А то и вовсе - встанет да и уйдёт. Ну как с ей гулять?
Но отчаянная была - страсть! Бывало, верхами с ночной скачет - свистит, бабки крестятся - сатана, да и только!
Вот Нюрка и говорит:
-Мы, девки, только вначале вместе выйдем, а я уж сама дело до конца доведу. Ежели не по нраву придёт, так сама и отвечу.
Уговорила девок.
Ну, пошли наши выборные к Ваське. Обговорили дело, ударили по рукам.
В назначенный день к полудню пришли в Зайцево к Кривому на подворье.
Наших девок, конечно, всей деревней обрядили по-праздничному, чтоб, значит, не хуже зайцевских были.
Начали перепляс.
Ох, и красиво ж плясали и те и наши!
А часа через два уж и умаялись. Наши-то, кажись, даже и боле зайцевских. Думали - ну, всё! Не перепляшут.
Ан тут-то Нюрка себя и показала.
Такой павой, такой лебёдушкой поплыла - все так и ахнули. Так-то дивно она плясала, каки дробушки отбивала! То лебедем плыла, то бабочкой порхала.
Тут и девки наши... Откуль тольки силы взялись! Тож вокруг неё закружились, завихрились. Куды зайцевским!
Ну, вообщем, выиграли перепляс. Утёрли нос плясуньям Васькиным. И сено добыли и славу плясовую.
А Нюрку-то парни, будто впервой разглядели. И где глаза ране были? Красавица ведь Нюрка-то. Косы долгие до пояса, как рожь спелая. Глаза голубые ясные. Улыбнётся - в них будто солнечные зайчики запляшут.
С той поры её боле Нюркой не звали, а всё - Анютой, и цветок её любимый прозвали - анютины глазки.