Гребенкин Александр Тарасович : другие произведения.

Мертвенно-бледный свет фонарей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Действие остросюжетной повести "Мертвенно-бледный свет фонарей" разворачивается в викторианской Англии второй половины девятнадцатого века. В дороге известный писатель знакомится с доктором, чьё поведение весьма странно и подозрительно. Вскоре в небольшом городке происходит загадочное убийство. Писатель начинает собственное расследование... Произведение заинтересует всех поклонников готического детектива.
  
  ГЛАВА ПЕРВАЯ
  
   Стивенсон смотрел в окно и наблюдал, как вагоны разрезают своими колесами волны серого ползучего тумана, лязгая, будто каторжники, железными цепями. Иногда ему казалось, что в закрученных вихрях серых клубней виднеются зеленовато - желтые черепа и поднятые вверх костлявые руки с растопыренными пальцами. Туман изменялся, и эти призрачные фигуры тут же исчезали. Дрожали холодные деревья с поблекшей листвой и начинающие облетать острые кусты. Поля были покрыты черно-зеленой мокротой от недавнего дождя.
  Поезд шатало из стороны в сторону и напротив, в такт вагону, покачивался немногословный и серьезный молодой человек, одетый как франт. Стивенсон думал о том, сколько же тот выложил за свой новенький кремовый костюм, ведь он, по его словам, был студентом. Пиджак облегал его коренастую фигуру, мускулистую, как у гимнаста, и казалось, вот-вот лопнет на его плечах. В петлице его пиджака пламенела гвоздика. Как он сообщил, поезд мчал его к возлюбленной.
  Отчаявшись разговорить молодого человека, Стивенсон, покашливая в платок, занялся газетой. На одной из страниц были поданы новые вести о нашумевшем убийстве в Лондоне. Писалось, что это была, возможно, личная месть. Мелькали рисунки присыпанного черной листвой тела и суровые лица инспекторов Скотленд - ярда.
  Стивенсон, не будучи особо падким на такие новости, сразу же перевернул страницу, глянув еще раз на соседа. Молодой человек всматривался наивными голубыми глазами в рваный меловой туман, сквозь который проглядывались желто - зеленоватые постройки. Подъезжали к какой-то станции.
  Вокзал оказался пустынным, гулким, словно горное эхо, и поезд простоял недолго. Вот паровоз свистнул, как вдруг они увидели господина, буквально летевшего к поезду. На бегу он вытянул вперед голову с острым носом и был схож с птицей. Полы его черного плаща развевались по ветру, под ними клубился, заворачивался веретеном туман. В руке у него была толстая трость. За ним еле поспевал полноватый носильщик, неся в руке дорожный чемодан.
   Вскоре дверцы открылись, и Стивенсон увидел высокого стройного джентльмена, тяжело дышавшего, на ходу снимающего шляпу, обнажившую тронутые сединой слегка вьющиеся волосы. Так в купе появился новый пассажир.
  Он представился доктором Габриэлем Джонсоном. Молодой человек у окна тоже назвал свое имя. Его звали Адамом Лэйном. Не желая видимо далее продолжать разговор, Адам тут же извлек из чемодана книгу (судя по обложке - стихов Уитмена) и углубился в чтение, сохраняя мечтательное выражение лица.
  На какое-то время в воздухе повисло молчание, нарушаемое лишь стуком и лязгом вагона.
  Стивенсон закрылся газетой, пытаясь углубиться в мир новостей. Но угол газеты предательски загибался, в поле зрения его то и дело попадал доктор. Стивенсон видел его глаза - выцветшие, с голубоватым оттенком и красными полосками. Иногда они словно покрывались пленкой. Казалось, что этот человек плохо провел последнюю ночь, возможно - страдает бессонницей. Взгляд его кружил по вагону, останавливался то на Стивенсоне, то на юном Адаме Лэйне. В руке подрагивала трость с большим набалдашником. Видно, как он нервничал, как будто не мог найти себе места.
  Наконец, поймав взгляд Стивенсона, он, кашлянув, сказал какие-то мелочи о поезде, станции и осведомился о цели его путешествия. Речь доктора была то нарочито медлительной, то немного печальной, то слегка лукавой.
  Стивенсон, будучи человеком несколько щепетильным в знакомствах, но, как литератор, все же любопытным, изволил ему ответить.
  Оказывается, они ехали в один и тот же город, но путь Стивенсона лежал дальше, в почтовом экипаже, а доктор должен был остановиться в этом городке.
  - Там жил мой брат, - пояснил он. - Его уже нет на этом грешном свете, он промотал все имущество, играя в карты, но я помню его, когда-то славного малого. Он похоронен на местном кладбище, и я собираюсь посетить его могилу.
  Доктор говорил тихим и ласковым голосом, его седые брови, закрученные вверх, подрагивали.
  Стивенсон рассказал о своих родственниках в Шотландии, которых хотел навестить. Время от времени они прерывали беседу и смотрели в окно, на мокрые зеленые холмы и большие синие и холодные чаши озер.
  
  ***
  Последняя станция на пути показалась островком цивилизации среди диких лесов, гор с гладкими вершинами и глубоких ущелий. Дальше Стивенсону предстояло ехать с почтовым экипажем в полдень следующего дня.
  Уже немного стемнело, когда их на перроне встретил человек с фонарем в руке. Он объяснил, что послан встретить пассажиров, а фонари разбили местные мальчишки.
  Доктор Джонсон рассеянно что-то проворчал, прихватив свои вещи, подошел к кэбу, кучер которого мирно дремал. Тут он, обернувшись, на мгновение застыл, разведя в растерянности руки, открыв рот, словно хотел что-то сказать, но потом взял себя в руки.
  Стивенсон устремился за ним, как нежный женский голос заставил обернуться.
  Неподалеку стояла необыкновенно смуглая для этих широт молоденькая девушка с глубокими очень выразительными темно-карими глазами, очень пронзительными по взгляду, на фоне темно-бронзового оттенка лица. Тело девушки, будто рельефно вырезанное искусным небесным мастером, говорило о необыкновенном темпераменте, который она пыталась сдерживать и скрывать, но который выплескивался наружу, словно огонь из жерла вулкана.
  Одета она была достаточно модно для такой глуши. Ее голову украшала изящная шляпка.
  - Дорогой мой Адам! - воскликнула она, повиснув на шее у юного Лэйна.
  - Маргарет! Любимая!
  Адам охватил ее фигуру сильными руками, и вместе они сразу представили собой гармоничную пару, как будто созданы были друг для друга.
   Поцелуй, последовавший за этим, казалось намертво сцепил юных любовников.
  - O tempora! O mores! - блеклыми, показавшимися мне синеватыми губами произнес едва слышно доктор Джонсон, наблюдавший эту сцену, и цицероновская фраза на латыни ("о времена, о нравы") показалась несколько странной и экзотичной в этом заброшенном месте, где-то, чуть ли не на краю света. Очевидно, доктор осуждал поступок Лэйна и его возлюбленной. Стивенсон же невольно залюбовался юной парой и вздохнул.
  - В наши времена мы такого не могли себе позволить, - произнес доктор тихим голосом. - Не так были воспитаны.
  В его глазах затанцевали красноватые искорки, выражавшие не то что гнев, а, как показалось Стивенсону, внезапный припадок бешенства.
  Стивенсон взял его руку в перчатке, чтобы сдержать (в другой руке доктор гневно сжимал трость). Стивенсон сам не понимал, зачем, но, мгновение, и Габриэль Джонсон совладал с собой, внезапно успокоившись.
  Молодые люди, смеясь и шутя, держась за руки, устремились к кучеру, чтобы договориться о поездке.
  Оказалось, всем им было по пути. Доктор Джонсон и Стивенсон ехали в направлении местной гостиницы, а Адам и Маргарет должны были сойти где-то по дороге.
  Колючий ветер заставил путешественников зябнуть, и они поспешили занять свои места.
  Окончательно пробудившийся ленивый кучер хлестнул лошадей, и экипаж покатил своими четырьмя колесами в сгущающуюся темень, через чавкающую после недавнего дождя грязь.
  Стивенсона привлекла смена настроений во всем облике доктора Джонсона, глаза которого то сияли каким-то оттенком нежности, то заливались пламенем гнева.
  Чтобы его успокоить, Стивенсон рассказал маленькую историю о потерянной булавке с бриллиантом, когда-то им найденной в экипаже.
  Доктор уже снисходительно улыбался, молодые люди в полутьме о чем-то шептались, и рука Адама обнимала юную Маргарет. Небольшая свеча в фонаре колебалась, и доктор несколько раздраженным голосом предложил погасить ее. После того, как Стивенсон задул свечу, стало таинственно и темно.
  Их путь лежал среди гор, усеянных острым лесом. За горами тучи разошлись, и далекое заходящее солнце подсвечивало горы, словно лампа. В окно было слышно, как шумел под ветром, постепенно опадая, древний лес. Звонко топали копыта, а в окно доносился запах листвы и приближающегося дождя.
  Тускло-желтый закат был вскоре скрыт тучей, которую пригнал ветер. Отдельные капли редкого дождя нечасто лопотали по крыше экипажа.
  Показались невысокие серые каменные и темно-красные кирпичные строения. Колеса и копыта лошадей застучали по брусчатке. Городок казался игрушечным, будто из деревянного ящичка, откуда достают детям подарки. Он, по сути, состоял из одной большой улицы, мелькающей в каплях дождя желтыми глазами фонарей, и большого количества тесных и узких проулков. Лишь перед зданием ратуши и собором была большая мощеная площадь.
  - Вот таков наш городок, - звонко сказала Маргарет, которая охотно и много говорила. - Он маленький и тихий. Здесь есть большой и красивый сад. Адам, ты первый раз здесь, и я уверена - город тебе понравится.
  Адам что-то с улыбкой ответил, а Стивенсон вслушался. Именно так и было - город был тих и спокоен, стояла шуршащая тишина, лишь звонко падали капли в лужицы с карнизов, да шумели высокие деревья.
   Дождь прекратился. Бледная луна, показавшаяся из-за туч, освещала нервным светом траншеи улиц, островерхие башни собора, приземистые дома, таинственные фигуры памятников.
  Стивенсон оглянулся на доктора и увидел его кривоватую улыбку, как бы смущенную, руки заметно дрожали, трость шаталась в руках.
  - Пахнет булочками! - радостно воскликнул Адам, подавшись всем своим мускулистым телом вперед, выставив лицо в окно, навстречу ветерку.
  - Конечно, Адам, - воскликнула Маргарет, - мы ведь проехали булочную Шределя.
  Адам рассмеялся, всплеснув руками.
  - Сейчас выгрузишь вещи, и пойдем пить кофе с булочками!
  Стивенсон заметил, как доктор внимательно посмотрел на Маргарет и сказал чуть дрогнувшим голосом:
  - Гулять в такую пору... Хм, неосмотрительно, молодые люди. Уже поздно!
  Адам усмехнулся, щелкнул крышечкой карманных часов:
  - Но всего лишь седьмой час, доктор. Осень - очаровательное время года. Кроме того, у меня есть чем защищаться в случае нападения недоброжелателей. Поверьте, доктор, этим оружием я владею отменно!
  И он, отодвинув полу пальто, продемонстрировал на поясе кинжал в ножнах. Адам тут же вынул его, взмахнув четырехгранным тонким и узким клинком, что заставило доктора слегка отшатнуться, а Маргарет радостно воскликнуть.
  Доктор вдруг резко решил изменить свое мнение:
  - О, при таком оружии, сударь, вам ничего не страшно. И у очаровательной Маргарет, я уверен, будет надежная защита! Кроме того, осень чудесна для прогулок, особенно для молодых людей, не правда ли мистер Стивенсон? Ах, какая поэзия! Крепкий запах опавшей листвы, воды в лужах, лунный свет - романтика молодости!
  Стивенсон лишь частично согласился с доктором. Он сказал осторожно:
  - Осень прекрасное время года. Но ее воздух опасен, это воздух умирания, ухода в другой мир. Можно гулять, любуясь красками осени, но не стоит увлекаться.
  Адам удивился:
  - Вы так говорите мистер Стивенсон, как будто сами уже одной ногой в могиле. Но вы ведь еще молоды...
  Стивенсон покраснел, но посчитал, что в полумгле этого никто не заметил.
  - Я люблю гулять осенью, когда теплые деньки и паутинка летит, позванивая как колокольчик, шепчут свои истории падающие листья. Но более всего люблю проводить время у камина за книгой, или в обществе моего сына, сражаясь с ним в разные игры...
  Доктор Джонсон обаятельно улыбнулся:
  - Совершенно с вами согласен, мистер Стивенсон. Я вижу, в душе вы поэт...
  - О, да, это есть немножко, - заметил Стивенсон. - Я, скорее скромный литератор...
  Маргарет только сейчас всмотрелась своими карими пронзительными глазами в этого худого, нескладного, длинного, как кузнечик, человека и попросила:
  - А вы можете прочесть... что-то из своего, из своих стихов.
  Стивенсон немного растерялся.
  - Я мало читаю публично. Кроме того, я плохо помню наизусть свои стихи. Но для вас, так и быть, постараюсь вспомнить.
  - Будем очень признательны, - сказал Адам вослед за своей подругой, слегка улыбнувшись.
  Стивенсон на мгновение задумался.
  - Хорошо, попытаюсь, - он на мгновение стал серьезным, представляя, как надевает на лицо маску актера, внутренне преображаясь, что он делал уже не раз.
  Он собрался с духом, и одновременно отпустил себя на свободу, взмахнул худыми руками, словно мельница, и тихо начал читать:
  
  Когда ни звезды, ни луна
  Не светят в поздний час,
  Я слышу топот скакуна,
  Что мчится мимо нас.
  Кто это скачет на коне
  В сырую полночь, в тишине?
  Под ветром дерево скрипит,
  Качаются суда
  И снова гулкий стук копыт
  Доносится сюда.
  И, возвращаясь в ту же ночь,
  Галопом всадник скачет прочь.
  
  Стивенсон замолчал, сразу чувствуя шуршащую, наполненную дыханием тишину. Затем хлопнула первая Маргарет, и посыпался жиденький звук аплодисментов.
  - У вас просто тонкое чутье и верный глаз, - сказал мистер Джонсон.
  - Так мило, поэтично, и так соответствует обстановке, - добавила Маргарет, блестя в темноте каштановыми глазами.
  - Забавно, мистер Стивенсон, - сдержанно сказал Адам.
  Неистовый лай собаки прервал их разговор.
  Экипаж остановился, и молодые люди сошли.
  Они стояли под фонарем улыбчивые, удачливые, юные и свет падал на их задорные лица.
  - Спасибо, господа! Приятно было путешествовать вместе! - сказал Адам.
  - Прощайте! - воскликнула Маргарет своим мелодичным голосом, тут же взяв под руку своего возлюбленного.
  
  ***
  Экипаж, тяжело заскрипев, остановился у небольшого здания гостиницы, зажатого высокими домами.
  - Вы намереваетесь остановиться здесь? - спросил доктор.
  - Увы, это единственное место... - пожал худыми плечами Стивенсон.
  Доктор дернул плечами, изящно выставив руку:
  - Но это так неудобно. Представляю эти жесткие кровати и море клопов.
  Стивенсон улыбнулся.
  - Я не боюсь их. Поверьте, мне приходилось путешествовать и в Европе, и в Америке, я бывал и не в таких переделках.
  Доктор улыбнулся.
  - Я предлагаю остановиться в меблированных комнатах. Они здесь, неподалеку, сдаются в одном доме. Поверьте, там вы будете чувствовать себя замечательно. Камин и хороший ужин будут ждать вас!
  Стивенсон чуть улыбнулся, поправив прическу:
  - Ну, если вы рекомендуете...
  - Поехали, - сказал доктор, и его глаза лихорадочно блеснули.
   Он приказал кучеру ехать к госпоже Андерсон. Позже Стивенсон отослал с мальчишкой - посыльным записку на почту, чтобы знали, где его искать, если будет отъезжать почтовый дилижанс.
  
  
  ГЛАВА ВТОРАЯ
  
  Адам и Маргарет летали, словно птицы между деревьями, смеясь, ловили друг друга руками, попадая в объятия и вновь вырываясь, шелестя медью и золотом опавших листьев. Наконец Адам у ствола старого бука сумел поймать сильными руками и крепко прижать свою подругу. Она еще вырывалась, подобно дикой горной кошке, а потом затихла укрощенным зверьком, и старый заросший парк был свидетелем, как встретились их губы, а тела, пронзенные сладкой истомой, слились воедино, наполнившись энергией и силой.
  Маргарет держала его лицо в своих ладошках, гладила непослушную прядь волос, жарко целовала в щеки, ставшие пурпурными, а потом тихо спросила:
  - Адам, ты мой? Ну, признайся, ты только мой? Если ты принадлежишь еще кому-то, если предаешь меня с другой, вот возьму ружье и пристрелю... О, ты не знаешь, как я хорошо стреляю. Я ведь охотница - бах!
  И она игриво, со смехом, тыкала в него острым концом шпильки. Он, шутя, отобрал ее, погладил волосы девушки:
  - Ну, что ты. Конечно только твой! Я ведь люблю тебя, и ты - весь мой мир, моя страсть, мое чудо... Самое главное чудо в жизни!
  И он поцеловал ее пламенно и твердо, и она охватила тонкими трепетными руками его голову, задержала ее, продолжая музыку поцелуя.
  Когда Маргарет оторвалась от его губ, вздыхая, поправляя выбившиеся из-под шляпки волосы, то реальный мир вернулся к ней - она услышала шелест опадающей листвы и крики грачей на соборной башне. Взгляд скользнул вверх - на нее глядели любопытными глазами свежие звезды, и Маргарет вспомнила о времени. Адам освободил руку, нырнувшую тут же в карман. Он достал карманные часы, стрелки которых сверкнули в лунно-серебристых лучах.
  В шоколадных глазах девушки блеснула, колыхнувшись, легкая волна:
  - Вечер кончается - скоро ночь. И нам надо будет расставаться. А так не хочется! Мне так нравится с тобою, Адам!
  Адам, держа крепко в объятиях свою возлюбленную, произнес, ласково глядя ей в глаза:
  - Ночи тоже проходят, жизнь перелистнет страничку, и ближе к обеду мы вновь будем вместе...
  Маргарет сказала жалобно:
  - Но мне так не хочется, чтобы ты уходил...
  Адам еще крепче прижал к себе девушку, словно самую главную драгоценность, и, помолчав, добавил:
  - Если я опоздаю, хозяин отеля не пустит меня в комнату... Тебе хорошо, твой дом в любое время примет тебя... Как здорово уметь распоряжаться собой и своим временем.
   Маргарет кивнула:
  - Да, я могу приходить поздно. В крайнем случае, меня встретит верный мне слуга и впустит через заднюю дверь. Но ведь еще немножко времени есть у нас?
  Глаза Адама вдруг загорелись:
  - Слушай, а коли так - пойдем к развалинам здешнего монастыря. Помнишь, ты хотела прогуляться туда, где жил старый монах, который был самым неистовым аскетом в этих местах?
  Они сразу же одним порывом, как будто приняв быстрое решение, направились по темной, мощенной камнем дороге к седым развалинам, которые возвышались над деревьями вдалеке на фоне глубокого темно-синего неба. Уже стемнело настолько, что окружавшие предметы расплывались, становились большими и таинственными. Поздний вечер постепенно переходил в глухую и таинственную ночь, но идти было недалеко - серые стены заброшенного, наполовину рухнувшего в заболоченную речку собора уже виднелись серо-зеленой громадой в вечерних сумерках. Сизая полоса тумана начала медленно ползти им навстречу, когда они, весело переговариваясь, останавливаясь для сиюминутного поцелуя, вышли за пределы мерцающих фонарей, достигнув высокой ограды. Каменная стена завершалась вверху железной решеткой. Густо росшие деревья были похожи на старинные арабские шатры.
  Кладбищенская калитка, закрывавшая путь в царство упокоения мертвых была заперта, но Маргарет уверенно тянула Адама за руку к одному знакомому ей месту.
  Здесь огромное дерево, упавшее после лютой зимней бури, повредило решетку, поэтому путники через пролом очутились среди мертвых развалин.
  Церковная башня высилась над ними и казалась призраком. Внутри ограды было кладбище, и памятники его возвышались в тумане, как привидения.
  Старые монастырские стены были сплошь увиты плющом, который ловко взбирался до самой крыши. Эти древние стены защитили путников от поднявшегося ветра. Встретили их лишь шуршащие у стен мелкие твари, пыль и запах тления.
  - Вот здесь он жил и молился в последние годы, - сказала Маргарет, глядя во мрак кельи. Звук ее голоса, внезапно отделившись, полетел среди обветшалых каменных стен.
   - Жаль, что у нас с тобой нет ни фонаря, ни свечи. Говорят, он был очень грешен, потому и молился, - тихо произнесла она, оглядываясь.
  - В чем же состояли его грехи? Грехи монаха?
  Маргарет вздохнула, крепче прижавшись к Адаму. Ей вдруг стало зябко.
  - О, это был необычный человек. Он умел удивительно говорить, да так, что птицы слетались к нему, пчелы летели, забыв о сладких кувшинках цветов. Конечно, он привлекал людей. И вот стало известно, что он полюбил мирскую женщину. Это была падшая женщина, продававшая свое тело на панели. Говорят, от нее он подхватил дурную болезнь и понял, что это наказание божье. Пытался ее лечить и обратить к богу.
  - Ну, и как?
  - Какое-то время она жила здесь с ним, что само по себе греховно, люди считали ее его женой и осуждали эту связь, противную богу и церкви.
  - Тогда он очень большой грешник! - воскликнул Адам.
  - Она ушла от него, когда узнала, что носит его ребенка. Он молился, ходил по людям, делал разные добрые дела. Мы с подругой были маленькими девочками, он угощал нас вкусными сластями, и мы за ним бегали, несмотря на то, что лицом он был страшен, как бы черен весь.... Вот и все о его грехе.
  - Нет не все... Он еще отравил человека!
  Раздавшийся за их спинами спокойный голос здорово напугал их, они резко развернулись и отпрянули к стене. Маргарет вскрикнула.
  На фоне бледной затуманенной луны совершенно неподвижно стоял человек в темном одеянии и широкополой шляпе. Мертвенный свет окатывал его плечи и спину, скрывая лицо и потому, казалось, что у него и нет никакого лица.
  - Кто вы? -первый воскликнул тонким голосом Адам, стараясь сохранять в самом себе необходимое душевное равновесие и мужество. Его рука сама по себе цеплялась за пояс, где висел стилет.
  Маргарет почувствовала слабость и опиралась на его руку.
  - Это он. Это монах с черным лицом, - шептали ее губы.
  Стоявший вздохнул и промолвил:
  - Я самый страшный злодей в мире! Ха-ха! Ладно, не бойтесь, я пошутил... Вы уже завершили свою экскурсию? Или хотите последовать примеру монаха? Здесь сыро и холодно. Пойдемте!
  Они пошли за незнакомцем, словно бы он повелевал ими. Он поднял фонарь, стоявший светлячком на осенней земле и жухлой траве.
  Маргарет, стараясь не крикнуть, пылко вцепилась в руку Адама, и тот крепко сжал ее пальцы. Шли молча среди траурного строя деревьев и памятников у склепов, в почти полной мгле, в которой ходили и дрожали зыбкие тени. Далеко пахло речной водой.
  И вот, среди мрака, листья и ветви, окружавшие заброшенный монастырский погост, засветились жаром огня. Они вышли к пылающему костру.
  У костра сидел гном в длинном плаще пилигрима с капюшоном.
  Человек в шляпе пригласил их присесть на ствол опрокинутого дерева. При свете костра лицо его сначала показалось стариковским, но, присмотревшись, Адам понял, что перед ними еще достаточно молодой и сильный мужчина. Его старили борода и усы. У него была странная привычка - застывать надолго на одном месте и стоять без движения. Глаза у него были живые, веселые. Из-под шляпы виднелись длинные, уже начинающие седеть волосы.
  Гном, оказавшийся простым мальчишкой, серьезно осмотрел пришедших и
  тут же принялся ломать о колено хворост и бросать в костер. Незнакомый господин улыбнулся и протянул Маргарет флягу.
  - Вот вам старый ямайский ром, тот самый, который пивал знаменитый пират Кидд! Выпейте и вы воспрянете для жизни. Милая леди, вы ведь вся продрогли. Да и вы тоже, сударь...
  Маргарет послушно глотнула рому и закашлялась. Глотнул огненной жидкости и Адам.
  Тоже кашлянув, крякнув от крепости напитка, он спросил:
  - Простите, а кто вы? С кем имею честь?
  Тепло заструилась по их телам, а незнакомец, улыбался, медлил с ответом.
  - Называйте меня мистером Бирном. Я ученый, занимаюсь изысканиями в этом монастыре, на этом кладбище. Тревожу прах предков, поднимаю мертвецов и гоняю привидения...Это мой сын и помощник. Не удивляйтесь его молчанию - мальчик нем, как рыба, и так было с рождения...
  Адам внимательно посмотрел на мальчика, кивнул, потом перевел взгляд на мистера Бирна, назвал себя и свою подругу.
  - И что, здесь есть что искать, мистер Бирн?
  - Конечно, - серьезно ответил Бирн. - Здесь я нашел остатки монастырской библиотеки, кстати, и книги Джозефа Алстона, последнего жившего здесь. Кроме того, само по себе кладбище, эти заброшенные, заросшие мхом и кустарником, скрытые за деревьями склепы, представляют немалый интерес. Им уже несколько столетий...
  Маргарет быстро освоилась, поняла, что окончательно согрелась и весело спросила мистера Бирна, он уже ей казался совсем не страшным.
  - Простите, мистер Бирн, вы говорили о монахе, как об отравителе.
  - Да, есть такая неприятная история. Джозеф Алстон, полюбив гулящую Мэри и пытаясь спасти ее, отравил с помощью яда ее хозяйку бандершу. Вы понимаете, о чем я говорю.
  - Представляю, как он мучился, замаливая этот грех. И все напрасно! - громко сказала Маргарет.
  - Почему напрасно? - спросил мистер Бирн.
  - Да ведь Мэри вернулась к прежним занятиям.
  Бирн вздохнул, пошевелив длинной палкой уголья костра. Потом застыл на месте, словно памятник, не двигаясь. Говорили только его губы:
  - А вот мои поиски, дорогая леди Маргарет, дали совсем другой результат. Мэри забросила свои занятия. Ее приняли в больнице соседнего города. Там ведь жили ее родные. Она родила мальчика. Алстон, как вы знаете, исчез из города, его келья заброшена, как и весь старый монастырь. Дело в том, что он собрал кое-какие средства, пожертвования, уехал к своей возлюбленной Мэри. Они поселились вместе в одном загородном доме, тоже брошенном, принадлежащем родственникам мисс Мэри. Но кара господа настигла его здесь. Он скончался в мучениях...
  - А могила его? - спросил Адам.
  - Там же. А вот Мэри изменилась. О грехах своей юности она уже не вспоминала. О ней теперь все говорили, как о сестре милосердия. Организовала приют для подкидышей и сирот в госпитале графини Элизабет. В мирное время сёстры общины ухаживали только за больными женщинами, а в военное - и за мужчинами, нуждающимися в медицинской помощи. Много сделала эта община и для больных разными болезнями.
  Наступила тишина. Все присутствующие, казалось, задумались над рассказанной судьбой. Луна ушла за облака, зашумел ветер. Мистер Бирн завернулся в плащ.
  - Спасибо за ваш интересный рассказ, мистер Бирн.
  Бирн кивнул, сделал знак мальчику. Тот залил водой из котелка костер и затоптал его.
  - Луна ушла и ветер усиливается. Пойдемте, я выведу вас отсюда. Ведь уже поздно, и вас, вероятно, ждут, - сказал мистер Бирн. И добавил:
  - Джонни, не забудь вещи, мы уходим. И зажги фонарь.
  Они тронулись в обратный путь в торжественной тишине, среди покрытых тайнами надгробий, загадочно немых памятников. Только деревья шумели под знобящимся ветром. Тонко светящие звезды выглядывали из-за туч. Впереди шел суровый мистер Бирн с фонарем в руке, за ним шагал маленький Джонни с вещевым мешком, такой же серьезный и сосредоточенный, замыкали шествие взволнованные Адам и Маргарет.
  Когда они достигли городского парка, мистер Бирн внезапно застыл на месте, словно кукла - манекен. Он стоял, не шевелясь, будто прислушиваясь. Потом, повернувшись, ступил несколько шагов назад по аллее. Остальные удивленно наблюдали за ним.
  Шум деревьев переходил в легкий свист, далеко был слышен топот копыт.
  - Тени былого крадутся за нами, иль неизвестные еще злоумышленники, - загадочно, то ли шутя, то ли серьезно, сказал он. - Мистер Адам, необходимо найти для юной леди экипаж..., а мы, мужчины, в случае нападения грабителей, сможем постоять за себя. Не так ли?
  Адам кивнул, храбрый и веселый, держась за рукоятку ножа.
  На городской площади горела цепочка бледных фонарей. Мистер Бирн быстро нашел кэб, и влюбленные поцеловались.
  - Я завтра жду тебя, родной, - ласково произнесла Маргарет.
  А потом обратилась к хмуро застывшему Бирну.
  - Спасибо вам, мистер Бирн, - сказала она. - Только... только один вопрос... Откуда вы знаете такие подробности о жизни несчастного Алстона?
  - Я отчим его сына, - прозвучал ответ.
  
  ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  
   Комната, занимаемая Стивенсоном, была обширна, с высоким потолком, напоминающим былую роскошь сквайра, жившего здесь в давние времена. Каминный очаг, украшенный бронзовыми львами, был невелик и не мог как следует обогреть всю комнату. Стивенсон практически не отходил от очага, завернув свое худое тело в теплый халат. Сидя у багрового огня, он грел руки, посматривая на мрачные и высокие стены, украшенные охотничьими трофеями и скрещенными мечами. Пахло вереском и углем.
  Спустя полчаса подали ужин.
  Стивенсон спустился в круглую комнату, бывшую в небольшой башенке, где был накрыт стол на два прибора. Коридоры дома были длинны, каждое движение, каждый шаг отдавались гулким эхом. Стол накрывала служанка, которую звали Жанной - деревенская девушка, присланная в услужение миссис Андерсон от каких-то знакомых. Она уже проявила нерасторопность,
  уронив большой сверток из чемодана доктора, в результате испачкав в угольной пыли новое пальто, купленное доктором где-то в пути, поэтому ходила с морковным лицом, то и дело приговаривая фразу "что-то у меня сегодня плохое настроение". Хозяйка дома -датчанка, казалась молчаливой и величественной, словно соборная башня. Это была высокая и крепкая телом женщина неопределенного возраста: ей можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят лет.
  Стивенсон сидел за длинным столом со свечами, а за его спиной за стеклом окна бушевал осенний ветер. За поржавевшей решеткой в камине плескался багрово- синеватый огонь.
   Спустя десять минут появился доктор Джонсон, улыбающийся, румяный, с влажным лицом.
  - Как вам здесь? Не правда ли, чудесно? Здешняя хозяйка моя хорошая знакомая. Вы скоро убедитесь, что вам здесь будет очень удобно.
  Стивенсон кивал, помалкивая о холодной комнате, не желая расстраивать доктора.
  - Не сочиняете ли вы что-нибудь занятное? Вот напишите про этот дом. Его история, характеры его владельцев - это будет очень интересно и поучительно.
  Доктор сел за тарелку и открыл крышку.
  - О, мой любимый омлет...
  И он заговорил о светских новостях, почерпнутых из газеты. Поговорили о новом владельце одного из заводов, человеке, сказочно разбогатевшем.
  Тут глаза доктора гневно блеснули, и он выпрямился, как струна, бросив на минуту ужин, вытирая нервно руки салфеткой, сказал:
   - Богатство развращает. Увы, как и любовь к женщине. Потому что ни деньги, ни любовь никто не употребляет с пользой. Особенно любовь к женщине - она действует развращающе... Она лишает человека душевного равновесия. А богатство вызывает новые желания и аппетиты. И так до моральной деградации.
  - Быть может вы, профессор, не знали любви, - спросил Стивенсон, слегка подогретый вином.
  - О, ну что вы... Я влюблен... (он поправился), был влюблен. И крепко... Но, все же с достоинством выдержал этот удар!
  В дальнейшем ужин проходил в тишине. Неслышно ходила вокруг Жанна, забирая тарелки, гудел, плескался огонь в очаге, да шумел ветер, сотрясая стекла.
  Когда они отужинали, доктор пригласил Стивенсона в гостиную. Здесь еле теплился камин. Доктор открыл шкаф, перебирая ноты.
  - Вы, как человек искусства, должны находить отдохновение в звуках прекрасной музыки.
  Он сел за фортепиано, а Стивенсон расположил свое худое уставшее тело на восточном диване. Доктор Джонсон исполнил сочинение Моцарта. Его руки, которые вначале подрагивали и играли неуверенно, наконец обрели покой и целеустремленность, лаская клавиши. И звуки музыки, казалось, взлетали по комнате, устремлялись в окно, сплетаясь с осенним ветром и падающими листьями.
  - Да, это прекрасно, - сказал Стивенсон. - Искусство украшает наш жизненный путь.
  - Да, и радует глаз, и дает отдых после долгих и тяжких трудов.
  Доктор вздохнул, закрыл крышку рояля и пояснил:
  - Мне приходится принимать много больных, и часто музыка служит и отвлечением, и вдохновением.
  Он, помолчав, провел руками по лицу и задал обычный вопрос:
  - А как вы пишите?
  - Подмечаю многое в жизни, соединяю со своей фантазией, - просто ответил Стивенсон. - Все это ложится на бумагу. Я внешне, быть может, хрупок и незащищен, но господь мне дал удивительную способность - читать в мыслях и сердцах людей. И отображать это в творчестве.
  Доктор вздрогнул. Как-то сердито и недоверчиво посмотрел на Стивенсона. После этих его слов он стал более закрытым и каким-то отстраненным.
  Вечер был скомкан - сдержанно обсудив недолго последние новости из газет, ссылаясь на усталость после дороги, оба удалились в отведенные покои.
  Стивенсон всегда плохо засыпал в новых местах. Его неудобная старая кровать стояла под выцветшим ковром. И теперь он долго пытался согреться в холодной постели, вертелся, крутился, наконец-то затих. Звуки летали вокруг, проникая в комнату, слышно было стук колес проехавшего за окном экипажа, шорохи и скрипы за дверью.
  Наконец все звуки слились для него в сплошной океан, в вихре которого он начал засыпать.
  Проснулся он глубокой ночью то ли от смеха, то ли от плача.
  Звуки доносились из соседней комнаты и так сливались с гудением ветра за окном, что Стивенсону показалось, что он и слышит ветер. Он слышал, как хлопнула дверь за окном, и кто-то быстрыми шагами спустился по скрипучим ступенькам вниз. Кто это был? Доктор? Или к нему кто-то приходил? Быть может это хозяйка? Но шаги были совсем не женскими, скорее шаги еще не старого мужчины...
  Сон прошел, как не бывало. Ветер стучал в окно, звеня стеклами, двигая старую раму.
  Стивенсон быстро поднялся, зажег керосиновую лампу. От нее разлился желтый свет. Охотничьи трофеи и оружие блестели на стенах таинственно и мрачно. Не спеша, на длинных тонких ногах он подошел к окну. Ветер трепал звезды и луну. По ветру косо летели листья, падая в лужи и на брусчатую мостовую.
  Скрипнула калитка - кто-то открыл ее, чтобы выйти на улицу. Темная фигура, живая, деятельная, напоминала крадущегося паука. На мгновение мертвенный свет выхватил лицо - Стивенсон увидел доктора Джонсона.
  Он видел его всего какое-то мгновение и, казалось, что видит другого человека. Доктор в движениях был быстр. Одет он был как-то небрежно, его седые волосы развевались по ветру, а на лице мелькнула какая-то хищная улыбка.
  Стивенсону стало не по себе. Калитка хлопнула, доктор исчез, и Стивенсон отпрянул от окна. Куда ушел доктор? Возможно его вызвали к какому-то больному? Но почему он так небрежно одет и без шляпы? Впрочем, быть может, он шляпу держал в руке, и Стивенсон этого не заметил. А быть может, доктору просто не спится, и он отправился на прогулку... Ночью, в такую погоду?
  Стивенсон улегся в постель, но что-то его насторожило в поведении доктора.
  Он долго еще ворочался в постели, прислушиваясь, не вернется ли Джонсон, и лишь под утро крепко уснул.
  
  ***
  Утром выяснилось, что почтовый дилижанс сломался и отправится в путь после починки лишь через день. Об этом известил запиской посыльный. Стивенсон, тяжело вздохнув, посмотрев в окно на тусклый утренний осенний мир, вышел завтракать. Попивая кофе, он листал газету, ожидая появления доктора Джонсона. Но того не было.
  Вошла миссис Андерсон - домоправительница, прямая, крепкая телом, с приветливым, когда-то красивым лицом. В ее облике было что-то странное, необычное - терпеливое спокойствие сочеталось в нем с какой-то едва видимой печатью страха, словно ей довелось пережить невыразимый ужас, но самообладание и воля помогали ей бороться с пережитым и держаться достойно.
  Поздоровавшись, она спросила Стивенсона о том, как ему почивалось на новом месте.
  Поблагодарив, Стивенсон в свою очередь осведомился у нее о докторе.
  - Я заглядывала в его комнату, мистер Стивенсон. Доктор еще спит.
  - Миссис Андерсон, заранее прошу прощения за мою назойливость, но вы не случайно не знаете, отлучался ли доктор куда-нибудь этой ночью?
  - Ну, ... я точно сказать не могу, мистер Стивенсон. Быть может доктор и выходил... Я не очень интересуюсь частной жизнью моих клиентов.
  Последние слова миссис Андерсон произнесла сухо и стала осматривать свои руки с длинными пальцами, словно еще раз хотела проверить блеск и красоту перстня с бледным камнем.
  - Но, возможно, доктора вызывали к какому-нибудь больному? - спросил Стивенсон.
  - Думаю это исключено... Я бы знала об этом. А что вас заставило так думать?
  Она вновь перевела взгляд на Стивенсона.
  - Я видел, как ночью доктор открывал калитку... Это было... Точный час назвать трудно.
  Неясная тень тревоги появилась на лице миссис Андерсон.
  - Я знаю доктора Джонсона неплохо. Он уже останавливался у меня. Во всех отношениях это безупречный человек. Правда...
  Стивенсон внимательно всмотрелся в глаза миссис Андерсон, заметив в них некое волнение.
  - Ведь вы сказали, что возможно доктор и выходил... Значит, вы допускаете...
  Миссис Андерсон тяжело вздохнула:
  - Вы очень любопытный человек, мистер Стивенсон.
  Стивенсон смешался.
  - Извините, если я был нетактичен, миссис Андерсон... Но видимо, такая уж наша привычка литераторов и газетчиков - совать везде свой нос...
  И Стивенсон добродушно улыбнулся.
  Миссис Андерсон ответила просто:
  - Доктор имеет привычку гулять по ночам. Поначалу это удивляло, но потом все к этому привыкли. Ведь это не мешает никому из моих постояльцев. Неужели это вам принесло какое-то неудобство, мистер Стивенсон?
  - Ну, что вы... Отнюдь...
  - Кстати, мы сейчас спросим у Жанны.
  И она, открыв дверь, кликнула прислугу. Худощавая и маленькая Жанна в черном платье с белым передником тут же припорхнула, словно бабочка.
  - Жанна, дорогая, вы не видели, отлучался ли доктор этой ночью?
  Жанна стала в недоумении, как будто весть ее огорошила.
  - Нет, не видела, миссис Андерсон, этой ночью не видела. А вот прошлой ночью приходило... оно...
  - А что было прошлой ночью?
  - Видение... Призрак... Это страшно...
  - Призрак? - спросил с любопытством Стивенсон. - Ну, говорите же... Что за призрак?
  Жанна робко взглянула на хозяйку. Та едва заметно кивнула головой.
  - Оно приходит среди ночи, - быстро и волнуясь заговорила Жанна. - Его я видела в окно уже не раз. У него черное длинное тело и ужасное белое лицо, такое как маска...
  Посмотрев пристально Стивенсону в лицо, она добавила:
  - Это привидение, сэр! Ох, я чувствую, что сегодня у меня будет дурное настроение!
  - Ладно, Жанна, не преувеличивай, - сказала миссис Андерсон и отослала девушку.
  Стивенсон сидел, улыбаясь:
  - В каком старинном доме без привидений...
  - Да, вот и у нас завелось свое... И не так давно. Вы знаете, я тоже сначала думала, что это глупые россказни прислуги, пока сама не увидела его, мистер Стивенсон. Это было в лунную ночь... Он ползло над травой, над высохшими цветами, в черном одеянии, с бледным, будто луна, лицом и жуткими мертвыми губами. Оно посмотрело в окно - я вскрикнула и отшатнулась.... Без чувств упала в кресло... А когда очнулась и опять глянула в окно - его уже не было... Оно растаяло, как дым!
  - Вы говорите, что у призрака было бледное лицо?
  - Да, такое даже молочно-белое, четкое, словно маска... Выражение лица такое... скептическое, что ли, хитрое и коварное... Напоминало этого философа греческого, как его... Сократа...
  Стивенсон улыбнулся:
  - Да, чего только не почудится лунной ночью! Возможно, вы читали на ночь жизнеописания древних философов...
  Миссис Андерсон медленно покачала головой.
  - Нет, мистер Стивенсон, все это мне не почудилось... Это была реальность, и с тех пор страх поселился в моей душе. Я стараюсь занавешивать окна, закрывать ставни... У меня ощущение, что появление этого призрака не предвещает ничего доброго...
  Тут вошла кухарка и доложила о прибытии торговца продуктами, и миссис Андерсон пришлось уйти.
  Ее рассказ очень заинтересовал Стивенсона.
  Он пошел к себе наверх, записал рассказ о призраке, а потом посидел в кресле, задумавшись. Затем осторожно вышел в гулкий и темный коридор. Сделав несколько шагов по скрипучим половицам, он остановился перед дверью комнаты, где остановился доктор Джонсон, прислушался... А потом, не удержавшись, повернул ручку и осторожно заглянул в комнату.
   Доктор действительно еще спал. Видимо он вернулся поздно после своей отлучки. А уходил ли он куда-то? Быть может Стивенсону это только приснилось?
  Осторожно, стараясь не скрипеть половицами, Стивенсон подошел поближе к постели Джонсона. У кровати в беспорядке валялась одежда, словно ее снимали быстро и лихорадочно. Стивенсон оторопел. Верхняя одежда на вешалке еще не успела просохнуть от ночного дождика, а башмаки стояли грязные. На рукаве сюртука было темное пятно. Очень похоже на кровь... Еще посмотрев некоторые вещи доктора, Стивенсон тихо вышел в коридор и аккуратно прикрыл дверь.
  
  
  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  
  Спустя полчаса Стивенсон, опираясь на зонтик, уже шагал по городу.
  День был светлым и прохладным. Городок казался сонным, а улицы его - тихими и безмолвными. Некоторые узкие проулки вели в тупики, из которых не было выхода. Стивенсон шел почти наугад, в конце концов, заплутав в лабиринте улочек, в колодцах старых дворов, над которыми высились покатые потемневшие черепичные крыши да серое хмурое небо.
  Наконец-то он вышел на широкую улицу с печальными опадающими деревьями, со скудной травой, зашел к кукольнику, посмотрев его изделия (особенно его заинтересовали модели шхун, бригантин и фрегатов), потом к шляпнику, намереваясь подобрать себе новую шляпу, вместо обвисшей старой. Совершив покупку, он остановил кэб и поехал к центру города.
  Выглянуло соломенное осеннее солнце, и городской парк был залит золотым светом - опавшая листва покрывала его ковром. У входа взгляд останавливала серая толпа. Люди окружили плотным кольцом человека в форме полицейского.
  Приказав остановиться, Стивенсон неспешным шагом приблизился к уже поредевшей толпе. Взгляды у людей были испуганными и взволнованными. По возгласам Стивенсон понял - что-то произошло.
  - Убийство, - сообщил взволнованный толстый человек с испуганными голубыми глазами. - Какой ужас! Такого в нашем городе не было давно!
  - В парке, неподалёку от входа, был обнаружен труп человека - в усы сказал рыжий полицейский, отвечая на вопрос Стивенсона.
  Одним жестом он снял покрывало с тела.
  Стивенсон склонился, и сердце его сжалось. На осыпавшемся с веток червонном золоте лежало тело молодого человека. Его белокурые волосы смешались с листвой.
  - Да это же...
  Возглас его не укрылся от бдительного полицейского.
  - Простите, сэр. Инспектор Гарри Смолл. Я вынужден задать вам вопрос. Вы знали убитого? - спросил он, пристально глядя в глаза Стивенсону.
  Стивенсону непросто было взять себя в руки.
  - Да, в некотором роде. Вчера ехал с ним в поезде.
  - И вы можете назвать его имя?
  - Да. Его звали Адамом. Он студент. А фамилия... Кажется, Лэйн... А что с ним?
  - Его застрелили. Возможно из револьвера.
  - Ограбление?
  - Трудно сказать, сэр. Вряд ли...Позвольте вас спросить, сэр. ...А когда вы видели его в последний раз?
  - Вчера вечером. Его встречала девушка - Маргарет.
  - Вот как... - протянул полицейский. - Маргарет. Очень интересно. Не можете описать, как она выглядит?
  Стивенсон коротко описал ее внешность.
  - Я помню, что Адам и ехал на встречу с этой девушкой. Кажется, она его невеста. Во всяком случае, они вели себя, как влюбленные... Я помню, что экипаж остановился возле какого-то богатого особняка, кажется, рядом с городской площадью.
  - А это не так уж далеко. Придется отыскать эту мисс. Сэр, не могли бы вы показать хотя бы приблизительно то место, где они сошли? Вы говорите у какого-то богатого дома?
  Когда они ехали в узкой, неудобной карете, Стивенсон внимательно смотрел в окно, не чувствуя тряски.
  - Я не уверен... тогда было темно. Кажется, экипаж останавливался возле этого фонаря. Да, смотрите, вот забор, узорчатая решетка, во дворе видно собаку. Я хорошо запомнил собачий лай...
  Стивенсон говорил угрюмо и как-то обреченно. Печальная участь молодого Лэйна угнетала его.
  Так же механически, словно кукла, он вышел.
  Небо постепенно покрылось рваными черными тучами, и мир посерел. Поднимая листву на дороге, подул холодный ветер.
  Дом был старый, с ромбовидными стеклами, с частым свинцовым переплетом. К нему примыкала стена увядшего фруктового сада с хорошо вымощенными дорожками. В жухлой траве лежали коричневые сморщенные груши. На крыльце, украшенном затейливой резьбой, стоял нарядно одетый слуга.
  Ждать пришлось недолго. Из дома медленно вышла встревоженная Маргарет с инспектором. Сегодня смуглое лицо казалось еще темнее. Чтобы при виде погибшего она не лишилась чувств, инспектор велел прихватить из дома нюхательную соль.
  Вытирая слезинки кружевным платочком, Маргарет стала сбивчиво рассказывать:
  - Он проводил меня и пошел в гостиницу. Да, он становился в отеле "Три дуба". А я осталась дома... Боже, какое горе, какое горе...! Мой бедный Адам!
  Инспектор вынул из саквояжа помощника что-то длинное, завернутое в платок.
  - Миссис Маргарет, на месте преступления был найден вот этот нож, точнее стилет. Как вы думаете, его обронил убийца?
  Маргарет замотала головой:
  - Нет, этот нож мне знаком. Он принадлежал Адаму!
  - Вы можете подтвердить это, сэр? - спросил инспектор Смолл Стивенсона.
  Стивенсон внимательно осмотрел нож.
  - Точно такой стилет я видел у Адама Лэйна вчерашним вечером. Он еще говорил, что в случае нападения, он сможет с помощью его защитить себя и возлюбленную.
  Инспектор Смолл задумался.
  - Значит, Адам выхватил нож для защиты от неизвестного злоумышленника! Прошу всех следовать со мной в гостиницу, где остановился Лэйн.
  
  ***
   Инспектор Смолл и его помощник, посадив в карету всхлипывающую Маргарет, пригласив мистера Стивенсона, нанесли визит в гостиницу "Три дуба". Но там не видели Адама с прошлого вечера.
  - Он оставил вещи и ушел. Вот с этой девушкой, сэр, - сказал седоголовый хозяин. - Сказал, что на прогулку.
  Инспектор Смолл задумался, почесывая рыжеватые виски.
  - Путь к отелю - через старый парк. Кто-то подстерег Адама...
  Маргарет, вытерев залитое слезами лицо, сказала хрипловатым голосом:
  - Мы ходили на прогулку... к монастырю. Там познакомились с неким мистером ... Бирном и его сыном...
  - Кто этот мистер Бирн? - быстро спросил инспектор.
  - Судя по всему, искатель древностей. Мы с ним были какое-то время на кладбище..., - тихо сказала Маргарет.
  - Каким он вам показался, мисс?
  - Он...Ну, достаточно доброжелательным... Но... было в нем и что-то странное... Он еще предостерег нас, что в такое позднее время возможно нападение грабителей. Говорил, что он сам и Адам - мужчины и смогут постоять за себя.
  - К чему он это говорил, мисс?
  - Советовал побыстрее проводить меня домой... Боже мой, неужели на моего Адама напали грабители?
  - Не думаю, что они стали бы убивать, - промычал инспектор Смолл. И добавил:
  - А вот с этим мистером Бирном любопытно было бы познакомиться... Вы хорошо запомнили его лицо, мисс? Сможете пройти со мной к монастырю?
  Маргарет кивнула, всхлипывая, утирая слезы.
  Сказав ей слова утешения, Стивенсон откланялся, и, надвинув шляпу, так как ветер был холодным, поспешил уйти. Потом он сидел в сером погребке за рюмкой хереса, сосредоточенный и задумчивый. В очаге ярко горел торф. Согревшись, невнимательно полистав газету, Стивенсон вышел на улочку.
   Серая мгла укутала город. Стивенсон быстро зашагал, прячась от ветра, пронизывающего его тощую фигуру, несущего листву и необъяснимую тревогу.
  Фонарщик, подставив лесенку, зажигал уличные фонари. Они сияли в сгущающейся тьме перламутровым светом.
  Вереница серых стен и деревьев казалась бесконечной. Вот и дом, тоже показавшийся Стивенсону мрачным и холодным - с пыльными стеклами, с расшатанным переплетом окон. Он постоял под деревом, дожидаясь, когда в окнах появится свет, в очаге заполощется пламя, и из трубы взовьется в небо сизый дымок.
  
  ***
  Стивенсон пробовал забыться, но тревожное состояние его не уходило. Он выпил чаю, посидел у камина, читая книгу, но строчки уходили куда-то в небытие. Он с удовольствием бы уехал отсюда, но время тащилось, словно старая кляча, и долго приходилось ждать, когда же упрямые часы отобьют следующий час. За окном под ветром летали листья и липли к стеклу.
  Наконец в круглой комнате появилась темная фигура. Стряхнув с одежды редкие капли, вошел доктор Джонсон, впуская в дом клочья тумана.
  Еще в дверях он приветствовал Стивенсона.
  - А, господин литератор, вы еще здесь? А почему вы не уехали? - спросил он угрюмым голосом.
  - Возможно, уеду лишь завтра. Почтовая карета сегодня не выехала - кажется, что-то сломалось...
  Доктор пожевал губами в задумчивости:
  - Вот как... Быть может это даже хорошо, что вы не уехали. Значит, вечер проведем вместе. Вы ведь любите поэзию?
  Стивенсон кивнул, серьезно глядя на доктора.
  - Вот видите, и я обожаю. Предлагаю устроить вечер поэзии! - нарочито повысив голос, громко сказал доктор и деланно улыбнулся. - Знаете, я не терплю азартных игр. Гонять шары по сукну и сидеть за картами - не для меня! Предпочитаю культурный отдых для души и тела! Хорошая беседа за натуральным вином, размышления здравого ума, не искаженного софизмами, приятные рифмы - это мое.
  Улыбка сбежала с его лица, он опять стоял понурый в своем длинном плаще и сапогах.
  - Хорошо, конечно, что-то почитаем, - пообещал Стивенсон. - А где это вы так извозились, доктор?
  - А что?
  Доктор Джонсон стал нервно оглядывать свою одежду. К полам его плаща прилепился сухой колючий кустарник, сапоги были в глине.
  - Ах, да! Сейчас отдам для чистки.
  Он побагровел от нарастающего гнева, вероятно оттого, что Стивенсон заметил непорядок в его одежде. И тут же визгливым голосом позвал:
  - Жанна! Жанна! Черт побери, куда она запропастилась?
  Он стоял, сердито оглядываясь по сторонам.
  - В последний раз я заметил, как она спускалась в подпол, - промолвил Стивенсон.
  Доктор, гневно и немного растерянно блеснув на него глазом, схватил медный колокольчик и позвонил.
  Наконец-то появилась всполошенная Жанна.
  - Что вы так трезвоните, сэр? Шум подняли... Я уже здесь... У меня и так сегодня плохое настроение...
  - Ты бродишь где-то далеко, в то время как очень нужна мне! ... Жанна, вот что... Возьми мой плащ и почисть его. Сейчас я переоденусь и выставлю за дверь сапоги, - резко и нервно сказал доктор.
  Жанна, нахмурившись, кивнула.
  Широкими шагами доктор Джонсон пересек округлую комнату и поднялся наверх.
  Спустя полчаса он уже спускался к ужину - переодетый, освеженный, но какой-то понурый, как будто что-то его угнетало, и он едва держится из последних сил. Постоял у очага, смотря на огонь, сжимая в руке бокал с хересом так, что тот чуть не лопнул. Потом залпом допил вино, выплеснув капли в пурпурное пламя, поставил бокал на стол и подержал в руках огромные щипцы. Потом все же сел к столу, заметно волновался, разрезая ростбиф - руки его дрожали, нож сверкал в руке, вилка звенела о тарелку. Изящные черты тонкогубого лица менялись, принимая виноватое, а временами даже хищное выражение, ноздри стали глубокими впадинами, во всем облике доктора виделось что-то зловещее.
  Стивенсон решил проявить участие.
  - Что с вами доктор? Вы плохо себя чувствуете?
  Доктор помолчал, а потом, нахмурившись, с усилием заговорил, не глядя Стивенсону в глаза:
  -Я сегодня был на кладбище, где похоронен мой бедный брат. Это ужасно... Его могила в запущенном состоянии. Это угнетает...Пришлось немного потрудиться.
  - Привели могилу в порядок, - сказал Стивенсон, отхлебывая из бокала.
  - Да, - растерянно ответил доктор и широко махнул рукой. - Провозился я пару часов на кладбище... Приятного конечно мало... Но нет худа без добра! Чистый сосновый смолистый воздух (знаете, там по соседству лес) - это даже полезно для восстановления здоровья. Духовного и физического! Впрочем, не будем об этом... Давайте лучше что-нибудь почитаем.... Сейчас, подождите, я вспомню что-то близкое этому вечеру и настроению. Например, из Эдгара По...
  - Как, вы тоже любите "безумного Эдгара"? - удивленно спросил Стивенсон.
  - Да, иногда у него попадаются хорошие стихи..., - сказал доктор, по-прежнему не глядя на Стивенсона. - Как например...
  Он замер, запрокинув седоватую голову, припоминая.
  - А вы знаете у него "Лелли"? А ну, прочтите начало...- попросил он.
  Стивенсон ответил задумчиво:
  - Подождите, дайте припомнить...
  
  Исполнен упрека,
  Я жил одиноко,
  В затоне моих утомительных дней,
  Пока белокурая нежная Лелли не стала стыдливой невестой моей,
  Пока златокудрая юная Лелли не стала счастливой невестой моей.
  
  И тут доктор подхватил:
  
  Созвездия ночи
  Темнее, чем очи
  Красавицы-девушки, милой моей.
  И свет бестелесный
  Вкруг тучки небесной
  От ласково-лунных жемчужных лучей
  Не может сравниться с волною небрежной ее золотистых воздушных кудрей,
  С волною кудрей светлоглазой и скромной невесты красавицы, Лелли моей...
  
  Последние слова доктор произнес совсем тихо, а потом замер. Глаза его заблестели, он был во власти чувств, чем растрогал Стивенсона.
  В это время пробили часы.
  
  ***
  Доктор поднялся с кресла, сухо и вежливо пожелал доброй ночи.
  Они молча разошлись по своим комнатам. Стивенсон шел позади и наблюдал, как тяжело идет доктор, с трудом переступая по лестнице ногами.
  Зайдя в свою комнату, Стивенсон закрыл дверь, зажег лампу, сел к столу, подвинул к себе лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и стал набрасывать свои впечатления о текущем дне. Он слышал, как за стеной возился доктор, всхлипывал, кашлял и, наконец-то, затих.
  Стивенсон сидел за столом, потирая руки, стараясь согреться. Пламя камина отбрасывало зыбкие тени, танцевавшие на стенах. Погрев руки у грустного пламени печи, он облачил свое худое тело в теплый халат, и подошел к окну. На улицах царствовала темнота, и лишь рыжие фонари озаряли опавшую на дорогу листву.
   Ледяная постель приняла его в свои объятия, он поджал ноги, а потом замер, стараясь уснуть. Но, несмотря на все старания, сон не шел к нему. Сумасшедшие видения нынешнего дня, нелепая и страшная гибель Адама, образы увиденных людей не отпускали его. А он ведь так и не сказал доктору о гибели Адама. Впрочем, завтра Джонсон все сам узнает из газет.
  Прокрутившись в постели достаточно длительное время, Стивенсон понял, что заснуть в эту ночь вряд ли удастся. Он лежал, уставившись в потолок, дрожа от озноба, разглядывая странные бледно-голубые видения, порхающие по стенам темной комнаты. Наконец, он погрузился в какой-то странный полусон. Мертвенно - бледный свет заливал улицу. Стивенсон шагал в полутьме и видел впереди девичью фигурку. Он хотел догнать девушку, ему хотелось что -то сказать ей, предупредить о чем-то, о какой-то опасности, как вдруг темная и страшная фигура выскочила в сноп мертвенного света между ним и девушкой. В этой зловещей фигуре было мало человеческого, больше звериного. В два страшных прыжка страшное существо настигло девушку, и предупреждающий об опасности крик Стивенсона слился с криком о помощи девушки, которая, как осознавал Стивенсон, была как две капли воды схожа с Маргарет! Страшное существо било и калечило девушку тяжелой тростью, топтало ее ногами, а когда Стивенсон вцепился мертвой хваткой в тело существа, оно обернулось. Хищное безумное лицо доктора Джонсона показалось в бледном свете фонаря, и не было в этом лице ничего респектабельного и доброго. С ненавистью и огромной силой отбросил он руки Стивенсона, зарычав, бросился прочь, исчезнув за одним из домов... Стивенсон воскликнул над телом девушки...и проснулся.
  Его пробуждение совпало с тем, что он услышал далекий слабый голос, шедший из глубин города. Как будто кто-то кого - то звал. Стивенсон вслушался, но голос умолк, и только раскатистое жалобное эхо летало меж домов. Все утихло, и Стивенсон решил, что ему почудилось.
  У стены послышались шорохи, как будто бы там бегали юркие крысы. От этой мысли Стивенсон вздрогнул от отвращения, но потом понял, что шорохи были за стеной, то есть в комнате доктора. Спустя время далеко скрипнула дверь, и раздались шаги в коридоре.
  Мысль о том, что доктор покидает дом и, что возможно предупреждающий сон, станет явью, охватила Стивенсона. Он выглянул в окно, подождал несколько минут. Вот фигура доктора Джонсона показалась на пороге, остановилась, осматриваясь и ожидая. Стивенсон отпрянул от окна, хотя, лампы он не зажигал, и доктор вряд ли мог его увидеть. Не попал ли он в поток лунного света?
  Быстро одевшись, набросав короткую записку, Стивенсон, закрыв дверь, торопливо спустился по скрипучей лестнице. Только он подошел к входной двери, как лязгнул замок. Кто-то, вероятно сам доктор, запер ее снаружи. Подергав наглухо запертую дверь, Стивенсон решительно подошел к маленькой комнате Жанны и постучал.
  Заспанная Жанна в капоте, наброшенном на ночную сорочку, поначалу ничего не могла понять.
  - Жанна, вот что. Мне нужно срочно покинуть дом. Мне хотелось бы знать, где ключи? - строго спросил Стивенсон.
  - Ох, сэр, какие же вы все любители ночных прогулок! Ключи, как обычно, висят за одежным шкафом..., - полушепотом ответила немного испуганная Жанна.
  - А у доктора свой ключ?
  - Вероятно, сэр. Доктор у нас несколько раз останавливался. Он может входить и выходить свободно и, днем и ночью...Ох, сэр, чувствую, что сейчас у меня будет плохое настроение...
  Стивенсон какие-то секунды загадочно смотрел на нее, раздумывая, а потом сказал:
  - Вот записка. Если я до утра не вернусь - отнесешь ее в полицию, инспектору Смоллу. Хорошо? Запомнила? Инспектору Смоллу... Не забудь! Миссис Андерсон пока ничего не говори. А теперь ступай за мной - запрешь дверь.
  И он быстро зашагал к выходу.
  
  ГЛАВА ПЯТАЯ
  
  Ночь раскинулась звездной каймой - свежая, лунная и ясная.
  Сначала Стивенсон не мог увидеть доктора и метался по улице взад - вперед, в поисках знакомого силуэта. Что-то резко кинулось из-под ног и камнем замерло в лучах фонаря - это был черный кот.
  Немного успокоившись, Стивенсон выбрал конкретное направление - в сторону городского парка, побежал вперед, и чуть было не наткнулся на доктора Джонсона! Тот стоял недалеко от фонаря, бледный и призрачный и смотрел как-то особенно злобно и страшно. Стивенсон отшатнулся в тень и вовремя. Доктор подождал, прислушиваясь, но не услышав более звонкого топота каблуков по мостовой, пошел далее, то быстро, словно лань, то крадучись, как кошка.
  "Должно быть он идет в сторону дома Маргарет! Господи, неужели он хочет убить и ее? А она-то ему чем помешала?"
  Но доктор свернул в одну из узких улочек. Затем его тень заскользила по парку, уходя совсем в другую сторону от дома, где жила возлюбленная Адама. Осторожно следя за доктором уже около часа и боясь его упустить, Стивенсон заметил, что шаги безумца стучат в направлении темной массы деревьев. Как огромный великан, высился заброшенный собор, частично скрытый полуразрушенной монастырской стеной. Лунный свет озарял надгробия и заросли старого кладбища.
  "Зачем его опять понесло на кладбище, он же днем уже был там?" - терзался в догадках Стивенсон.
  Ветер исчез, на кладбище стояла полная тишь, не шелестела даже листва. Ряд за рядом теснились могилы, из темноты равнодушно поглядывали лики мраморных ангелов. Вдоль соборной ограды мерцали редкие огни.
  Стивенсон, оглядывая громадные постройки, осторожно двигался по мрачной аллее, среди стоящих тесно надгробий, боясь в полутьме упасть.
  И только тут он заметил, что потерял доктора. Стивенсон стал лихорадочно оглядываться, а потом пошел по запущенной, припорошенной листьями аллее, хрустя гравием.
   Внезапно что-то шелестнуло справа. Стивенсон быстро пошел на шелест, пробираясь среди тесных надгробных плит. Он упал и тут же поднялся, опираясь на холодный камень стелы, очистил руки от глины и прилипших листьев. Впереди был памятник с крылатым ангелом, и Стивенсону показалось, что кто-то прячется за ним. Что-то метнулось под ногами - крыса, дикая кошка? Стивенсон шарахнулся в сторону, его спина уперлась в ограду могилы, руки лихорадочно схватились за холодные прутья.
  Он осторожно пошел по едва различимой тропке, и за каждым кустом ему чудился кто-то. Вот мраморное лицо, смотрящее из темноты. Кто это?
  Ему казалось, что можно вернуться назад, он ошибся... Или доктор нарочно плутает его, заводя в эти жуткие места?
  И вдруг Стивенсон понял, что он не помнит дороги назад!
  Он стоял лунной ночью в царстве мертвецов, среди страшных могил, и какая-то птица жутко прокричала в гулкой темноте.
  Обернувшись, он увидел далеко в темноте какое-то здание. Вот он - ориентир - это брошенный собор. Надо идти к нему! Но сил не было. Он не взял с собой ни спичек, ни фонаря - ринулся в ночную тьму, стремясь остановить убийцу... голыми руками. Тяжело дыша, Стивенсон присел на краешек надгробной плиты. Вокруг блуждали тени. Стало страшно, и Стивенсон бросился в направлении к собору.
   Так он шел, плутая среди могильного лабиринта, еще около получаса. И вдруг он остановился.
   На дорожке высилась призрачная черная фигура с бледным лицом. Призрак сделал шаг, и Стивенсон в изумлении узнал лицо Сократа! Перед ним стоял представитель мира мертвых. Это курносое, знакомое с детства по картинкам лицо, было белым, словно гипсовым. Оно было с белой, будто из камня, бородой. Но над лысым черепом Сократа была густая шапка темных волос. Под белым лицом на теле - теплое пальто.
  В ту же минуту мертвец с лицом Сократа бросился к нему. Стивенсон выставил вперед кулак, почувствовал страшный удар, но устоял на ногах. А тот, кто был Сократом, схватил его обеими руками за воротник и изо всех сил толкнул.
  Буквально мгновение Стивенсон видел эти руки - страшные, поросшие волосом, с поломанным ногтями, а потом он полетел в глубокую бездну.
  
  ***
  Очнулся Стивенсон лежащем на чем-то мягком. Над ним нависло хмурое небо, на рваном одеяле которого проклевывались редкие звезды. Пахло листвой и близостью болотистой реки. Все тело сильно ломило, особенно болела рука. Постепенно осмотревшись, он понял, что лежит на ковре из листьев, они и смягчили удар от падения. Видимо он упал в могильную яму.
   Страх охватил Стивенсона. Он поднялся и сразу погрузился по колено в прелую листву. Помотал головой, прогоняя боль и легкий звон в ушах, но стало еще больнее, голова слегка кружилась. Он стал пробовать выбраться из ловушки. Но напрасно - руки и ноги скользили по глине... Стивенсон замер, задыхаясь, вытирая о листву мокрые и грязные руки. Затем вытер влажным рукавом разгоряченное лицо.
  Он стал звать на помощь, надеясь привлечь внимание могильщика, но крик выходил слабый и хрупкий.
  И вдруг рядом зашелестели чьи-то легкие шаги, а потом кто-то толкнул его в спину. Стивенсон оглянулся в страхе.
  С противоположного края ямы свешивалась длинная жердь. В лицо брызнул яркий лимонный свет.
  Стивенсон воскликнул и ухватился за край жерди. Ему удалось выбраться из ямы ценою неимоверных усилий.
  Он стоял на краю грязный и тяжело дышал.
  Ночь постепенно совершала свой последний виток. Далеко, над лесом, едва занималась утренняя заря. Между могилами стелился легкий туман.
  Перед Стивенсоном стоял мальчик с фонарем в тонкой руке и серьезно глядел ему в глаза.
  - Здравствуй, - сказал Стивенсон устало. - Спасибо, что помог! Ты кто?
  Мальчик молчал.
  Стивенсон заговорил с ним:
  - Что ты здесь делаешь ночью? ...Слушай, я тут заблудился. Мне нужно выйти из кладбища. Поможешь?
  Мальчик молча, жестом руки, поманил его за собой.
  Он шагал быстро и уверенно среди черных стволов деревьев, высокого разлапистого кустарника, шелестя грудами опавшей листвы, а прозябший и усталый Стивенсон плелся сзади. Вот вдали показался огонь - они вышли к большому костру, над которым был подвешен бурлящий котелок.
  У огня застыл, словно статуя, длинноносый человек с бородой и в шляпе, вовсе не похожий на могильщика, которого ожидал увидеть Стивенсон.
  - О, Джонни, ты кого-то привел. Доброе утро, мистер...
  - Стивенсон. Простите, что нарушил ваше уединение. Этот молчаливый мальчик спас меня...
  - О, Джонни, да ты заслужил сегодня пинту доброго пива! Вы, тот самый Стивенсон, автор сочинения об острове с сокровищами и пиратах? Слушай Джонни, помнишь я тебе читал эту историю? Ты спас замечательного человека! Так вы тот самый? - восторженно говорил бородач.
  - Да, это именно я и есть, - ответил Стивенсон, улыбаясь, вытирая лицо платком и отряхивая одежду. - Простите за неподобающий вид. А с кем имею честь?
  Бородач слегка поклонился:
  - Фрэнк Бирн - ученый и исследователь. Вероятно, вы не слышали обо мне. Я еще почти ничего не опубликовал из своих изысканий! Но, позвольте спросить, мистер Стивенсон, что же с вами приключилось, и что вы делали ночью в таком месте?
  Стивенсон кратко рассказал о том, что произошло.
  Мистер Бирн почесал бороду.
  - Присаживайтесь, грейтесь, придите в себя. Уже занимается заря, мы скоро будем уходить...
  - Простите, а этот храбрый мальчик...
  - Мой сын. Но он... не говорит...
  Стивенсон присел у костра. По-прежнему все тело ломило. Он протянул руку к огню. Свет рыжего пламени осветил его руки - костяшки пальцев были разбиты, на них запеклась кровь.
  Мистер Бирн сел рядом и протянул ему флягу.
  - Глотните. Это приведет вас в чувство.
  Горячая волна разлилась по телу Стивенсона.
  - Весьма странно. Так значит вы считаете, что на вас совершил нападение доктор Джонсон, о котором вы упоминали? - спросил мистер Бирн.
  Стивенсон вытер губы и вернул флягу владельцу.
  - Благодарю вас, мистер Бирн...По логике вещей - да! Но, если верить моему собственному зрению, которое пока меня не подводило, то на меня напал призрак.
  - Именно призрак?
  - Да. Привидение.
  - Но привидения бесплотны.
  - Но у этого призрака была плоть, в том то и дело... Вот, посмотрите, я о него разбил свою руку. И лицо у него было... не поверите... Сократа... И мне уже рассказывали в этом городе об этом привидении!
  Мистер Бирн звонко рассмеялся.
  - Сократ? О духи древних, вы тревожите нас, вернувшись к нам...- иронично промолвил он.
  Стивенсон начал мелко дрожать. Собрав в кулак всю свою волю, он сказал:
  - Но, как я сейчас понимаю, это была маска! Это был человек в маске!
  Мистер Бирн ответил серьезно:
  - Я тоже так считаю. Или вам пригрезилось... Мало ли что может показаться в ночное время в обиталище мертвых. Кроме того, если это был ваш доктор, то откуда у него маска?
  Стивенсон пожал плечами.
  - В том то и дело! - сказал он. - Вышел из дома он с пустыми руками! Может маска у него была ... под плащом?
  - Да, остается только гадать! Но, вы сравнительно легко отделались. Если бы не Джонни...
  - Да, я бы долго выбирался из этой ямы... Он - мой спаситель! А сами вы что делаете ночью в таких жутких местах?
  - О, не поверите, это мое любимое время! - воскликнул мистер Бирн.
  Стивенсон с удивлением посмотрел на него.
  - А на самом деле, - продолжал серьезно Бирн, - здесь я провожу исследования. Днем не могу - косные местные власти закрывают и охраняют кладбище. Меня считают чуть ли не осквернителем святынь! Но ночью эта обитель мертвых почти не охраняется, считают, что сюда не сунутся... Остается только один сторож. Я даю ему рому, и он крепко спит. А я исследую древние могилы, гробницы, собор и монастырь.
  - Это интересно! Что-то нашли?
  - Остатки монастырской библиотеки, кстати, книги монаха Джозефа Алстона, последнего, жившего здесь. И еще много чего... А Джонни мне помогает. Но, на днях мы уезжаем отсюда - ночами становится очень холодно, даже костер не спасает.
  Они еще некоторое время беседовали, и Стивенсон понял, что перед ним добрый и искренний, не лишенный чувства юмора человек. Стивенсон согрелся и понемногу пришел в себя от потрясения. Джонни помешал в котелке и кивнул Бирну, а тот наложил Стивенсону какого-то варева.
  - Позавтракайте. Вам нужно подкрепить свои силы.
  Утро зачиналось, туман расползался между могилами, склепами, делая очертания памятников еще более причудливыми.
  Мистер Бирн на мгновение как будто окаменел, прислушиваясь к чему-то, а потом сказал:
  - Будем собираться... Смотрите, - над болотом и могилами встает туман. Пойдем по самой глухой аллее, ведущей вглубь кладбища и заодно осмотрим окрестности, пока это возможно. Мистер Стивенсон, возьмите эту палку, вам будет легче идти.
  Мальчик, молчаливый, серьезный и загадочный, залил костер водой из большой бутылки, и они отправились в путь.
  Вскоре вышли на аллею. Мистер Бирн и Джонни держали фонари в руках и двигались вперед в пелене серого тумана, из которого смотрели похожие на великанов деревья да заросли влажного папоротника.
  Шли долго. В обители мертвых стояла тишина, нарушало ее лишь карканье ворон, свивших себе гнезда на старых деревьях. Уже в полосах рассеивающегося тумана, далеко, за стальной рекой, подслеповато поблескивали огни в окошках городских домиков. Стало так светло, что можно было прочесть эпитафии на могильных плитах.
  - Подождите, стойте, - сказал мистер Бирн, внезапно застыв на месте. Повернувшись, словно манекен, он показал фонарем на боковую аллею. Там лежало что-то темное, продолговатое, схожее с человеческим телом.
  Стивенсон сжал в руке большую буковую палку, словно оружие. Они осторожно приблизились к лежащему телу.
  Человек лежал лицом вниз. Когда они дотронулись до него, он застонал.
  Мистер Бирн и Стивенсон перевернули тело, а Джонни осветил его.
  Перед ними предстало окровавленное лицо доктора Джонсона. Рядом лежала его же трость, набалдашник которой был в крови.
  
  ***
  Напрягая все силы, они несли тело доктора по аллее к выходу из кладбища, в молочных сугробах рассеивающегося тумана.
  - Помогите нам! - крикнул мистер Бирн, когда из сторожки выглянули заспанный сторож и полупьяный могильщик.
  Раненого положили в домике на деревянную кровать, и мистер Бирн оказал Джонсону первую помощь, перевязав его раны чистой тряпицей.
   Стивенсон осмотрелся. Домик был по сути жалкой лачугой с грубой мебелью. Жена сторожа укутала доктора багровым одеялом и тут же принялась готовить какое-то варево из трав, уверяя, что после них больной непременно встанет на ноги.
  Джонни был послан к аптекарю с запиской, и после этого, Бирн и Стивенсон сели отдохнуть за грубый, плохо обструганный стол.
  Бирн по своей всегдашней привычке замер, словно статуя, а потом медленно произнес, глядя на Стивенсона:
  - Теперь кажется понятно, зачем ваш доктор оказался здесь ночью. Он шел на свидание... с этим призраком...
  - Или с человеком, переодевшимся под призрак. Но можно допустить и тот факт, что у доктора здесь были какие-то свои дела, но по пути он встретился с призраком... - сказал Стивенсон.
  - Да, и эта встреча едва не стоила ему жизни... - добавил Бирн.
  Они еще какое-то время беседовали, выстраивая разные предположения, как тут примчался Джонни с бинтом, а за ним пришел и сам аптекарь - полноватый и лысый человек с круглым багровым лицом и хлопающими умными глазами. В руках у него был желтый саквояж.
  Цокая языком и покачивая головой, он внимательно осмотрел лежащего на кровати раненого.
  - Ай -яй, как такие нагрузки может выдержать обыкновенная человеческая голова? Она же, простите, не тыква, растущая на огороде...
  Он обработал раны доктора и перебинтовал голову.
  - Но мне кажется ему лучше все же обратиться в больницу. Вероятно, здесь понадобятся иголка с ниткой...
  И дал раненому понюхать нашатыря.
   Тот пришел в себя и сумел даже подняться на скрипучей кровати.
  - Как вы себя чувствуете? Мир не вращается вокруг вас, как юла в руках ребенка? - спросил аптекарь.
  - Да, голова кружится, - еле слышно промолвил доктор.
  - Возможно небольшое сотрясение мозга, - важно сказал аптекарь, закрывая свой желтый саквояж.
  Увидев Стивенсона, доктор Джонсон простонал "нет" и закрылся рукой.
  - Доктор, не смущайтесь тем, что я следил за вами... Теперь хочу помочь вам, - заявил Стивенсон. - Что с вами произошло?
  - О, какая это трагедия, Стивенсон, какая трагедия, - только и простонал доктор, и его голова бессильно упала на подушку.
  - На вас напали? - спросил мистер Бирн. - Кто?
  Джонсон в ответ махнул рукой, которая тут же бессильно опустилась на кровать.
  - Ему нужен покой, - сказал аптекарь. - Я уже послал за каретой из госпиталя.
  
  ***
  Лучи выпорхнувшего из-за туч солнца загнали туман в низины и ущелья и тут же спрятались за свинцовыми тучами.
  Полиция и карета экстренной медицинской помощи прибыли практически одновременно. Это был специальный экипаж, недавно приобретенный городом, в котором можно было перевозить лежачих больных.
  Отправив в госпиталь Джонсона, Стивенсон и Бирн тут же стали объектом пристального внимания инспектора Смолла и его помощника.
  - Я получил вашу записку, сэр, которую принесла служанка. Что произошло? В чем вы подозреваете доктора Джонсона?
  Выслушав рассказ Стивенсона, инспектор посоветовал ему уходить к себе на квартиру.
  - А вас, я вынужден задержать, мистер Фрэнк Бирн, до выяснения обстоятельств - твердо заявил инспектор.
  Мистер Бирн воспринял эти слова совершенно спокойно, по своему обыкновению застыв на месте, как манекен, не задавая никаких вопросов.
  - Вы один из подозреваемых в деле Лэйна, - продолжил Смолл, глядя на него с некоторым удивлением. - О вас нам сообщила мисс Маргарет. Кроме того, ваша ночная... хм, деятельность на кладбище, вызывает множество вопросов. Ваш сын может следовать за вами.
  Мистер Бирн медленно обернулся к Стивенсону.
  Тот взволнованно смотрел на него.
  - Фрэнк, я уверен, что вы не виновны и постараюсь помочь вам. Тем более я в долгу перед вами и вашим сыном. Ведь вы, можно сказать, спасли мне жизнь! Без вас я бы вряд ли выбрался бы из ловушки или блуждал бы по кладбищу, подвергаясь новой опасности.
  Бирн кивнул головой, пожал ему руку и сказал твердо:
  - Я не виновен, мистер Стивенсон. И я докажу это.
  И в сопровождении полицейских он вышел на холодную улицу, на которой уже рассеивался утренний туман.
  
  
  ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
  В доме с башенкой было жарко натоплено и так же горячо встретила Стивенсона встревоженная миссис Андерсон.
  - Что происходит?! Я вся переволновалась! Куда вы ночью исчезли, сэр, почему не ночевал доктор Джонсон? Я прошу объяснить мне, наконец, что же случилось?
  Стивенсону с трудом удалось успокоить хозяйку.
  - Не беспокойтесь, миссис Андерсон.... Доктор Джонсон ранен и сейчас в больнице. Но я уверен, что он в надежных руках врачей и вскоре будет вне опасности.
  Миссис Андерсон всплеснула руками:
  - Ах, как жаль, сэр! Доктор Джонсон конечно странноватый человек. Но все же я знаю его несколько лет и считаю его одним из самых порядочных джентльменов. Я уверена - доктор стал жертвой каких-то злоумышленников...
  - Здесь какая-то тайна, миссис Андерсон, я попытаюсь все хорошенько разузнать, - сказал примирительно Стивенсон.
  - Вам нужно навестить его, сударь...
  - О, всенепременно, дорогая миссис Андерсон.
  И вдруг миссис Андерсон колыхнуло:
  - Но... что с вами, мистер Стивенсон? У вас тоже оцарапано лицо и разбита рука.
  - О, на меня напали. Да, ночью...Но пусть вас это не тревожит!
  Стивенсон взял даму за руку.
  Та смахнула слезу и сказала:
  - О, господи, вам нужно позавтракать и отдохнуть.
  Во время завтрака Жанна принесла записку. Ровно в три часа пополудни отправлялся почтовый экипаж, и Стивенсон должен быть готов к этому времени. Нужно было успеть навестить несчастного доктора и выяснить положение мистера Бирна.
  Он шагал по тихим, заросшим травой и заметенных листвой улочкам, мимо старинных домов, за окнами которых были любопытные взгляды тех, кто смотрел ему вслед.
  Однако в палату, где лежал доктор, Стивенсона не пустили - пациент спал после процедур и приема лекарств. Тогда Стивенсон отправился в полицейский участок и дал показания в пользу мистера Бирна. Лишь к обеду, когда доктора Джонсона, по его же просьбе, перевезли в комнату, занимаемую им в доме миссис Андерсон, Стивенсон наконец-то смог увидеть своего соседа.
  Доктор полулежал в кресле, укрытый теплым пледом. Голова его была перевязана. Красноватые теплые отблески камина озаряли комнату, разбавляя мрачную серость осеннего дня.
  Он поднял тяжелый взгляд уставшего человека на Стивенсона.
  - Заходите, заходите, мистер Стивенсон, - сказал доктор хрипловатым голосом, кашлянув. - Я прошу вас зажечь свечу, что-то совсем темно. Спички? Должны быть на столике.
  Стивенсон зажег свечу в бронзовом подсвечнике. Язычок пламени заколебался, и Стивенсон прикрыл его рукой.
  Джонсон поправил повязку на голове и пригласил присесть.
  - Днем я уезжаю и зашел узнать о вашем здоровье и если можно - поговорить...
  Доктор медленно кивнул головой, нашел своими длинными пальцами худую ладошку Стивенсона и пожал ее.
  - Благодаря вам я сравнительно легко отделался. Если бы вы не подоспели вовремя, я бы сейчас уже разговаривал с духами предков. Спасибо вам, друг мой, я этого никогда не забуду.
  - Ох, не стоит доктор. Разве мы не должны помогать друг другу? Думаю, вы бы поступили точно также...
  Доктор кивнул головой, как будто что-то вспоминая, лицо его приняло печальное выражение.
  - Но ради бога, доктор, раскройте же тайну, скажите, кто на вас напал?
  Джонсон внимательно посмотрел в глаза Стивенсону.
  - Я расскажу вам всю правду, при условии, что вы ничего не расскажите инспектору Смоллу. Для него я приготовил несколько другую историю. Я не хочу, чтобы полиция знала некоторые личные подробности этого происшествия.
  - Простите, доктор, но, а как же мистер Бирн? Ведь до того, как мы спасли вам жизнь, - он спас мою.
  Доктор схватил Стивенсона за рукав.
  - О, не переживайте, он вне подозрений, я сделаю все возможное, чтобы его освободили. Я недавно сделал советующее заявление инспектору Смоллу.
  - Хорошо! Так что же с вами произошло? Как вы оказались ночью в таком месте?
  - Для этого нужно поведать вам одну историю, увы, трагическую. Я вынужден вам рассказать ее как можно более кратко, так как подробный рассказ требует и подробных воспоминаний, для меня это нелегко, к тому же, друг мой, вы ограничены во времени. Но возможно мой рассказ приоткроет завесу тайны, о которой вы строите так много догадок, и так хотите знать.
  Я и мой несчастный брат Генри происходим из замечательной семьи потомственных военных. Мой отец дослужился до чина полковника в одном из азиатских владений, вышел в отставку и вернулся в родное гнездо.
  Я сказал - несчастный брат, но это применимо лишь к недавнему времени. А в далекой молодости мой брат Генри, тоже отдавший дань военной службе, (в то время, как я медицине), был счастливейшим из смертных. Он был здоров, молод, красив, с озорными голубыми глазами с лукавинкой; красивая голова, белоснежные зубы. Он был джентльменом, был счастлив потому, что стал хорошим офицером, получил отличия по службе, а еще с детских лет имел лучшего друга Вильяма Лэйна и собирался жениться на красивой девушке Виолетте, итальянке, чьи родители еще в молодости, служившие по торговой части, переселились в Британию.
   С Виолеттой он познакомился на пышном и красивом балу, на котором присутствовал и Вильям, и оба почувствовали к ней большую симпатию. Виолетта была стройна и изящна. Лицо - оливкового цвета с тонко очерченной линий бровей и глазами цвета моря, пышным водопадом каштановых волос. Как в такую не влюбиться! Только у моего брата Генри и красавицы Виолы первая симпатия переросла в настоящую любовь, а у Вильяма - в страсть! Вильям, сохраняя внешнюю благопристойность, стал тайно жаждать обладать Виолеттой, несмотря на то, что ее сердце было отдано моему брату. Виола и Генри, пылко полюбив друг друга, поклялись в взаимной верности и собирались создать семью. Но этому всячески стремился помешать Вильям. С лучшим другом моего брата что-то произошло: стал неуравновешенным, он сладко льстил одним, зло высмеивал других, потом пытался сорвать помолвку, говоря о Виолетте всякие клеветнические вещи. Он склонял и Виолетту к разрыву отношений с Генри, мотивируя тем, что до Виолы у него была связь с другой женщиной; он преследовал Виолетту, присылал письма с признаниями в любви, делал дорогие подарки. Мелкий и легкомысленный человек, он жаждал поиграть девушкой, как ребенок игрушкой, считая себя при этом справедливым, проницательным и умным. Генри же, не желая расстраивать дружбу, все это терпел и прощал.
   Вскоре это начало переходить всяческие границы. Как-то, на одной вечеринке, отозвав девушку в соседнюю комнату, Вильям пытался соблазнить ее. Он страстно обнимал нее, осыпая поцелуями и признаниями, мольбами о близости! Все это открылось моему брату и привело к крупной ссоре, результатом которой стала дуэль!
   Дрались ранним утром, неподалеку от старого брошенного форта. Помню это был весенний день, и цвели вишни. Я узнал о дуэли слишком поздно, так как был у больного. И все же я решил вмешаться, так как боялся за жизнь и здоровье своего брата, да и в случае благоприятного для него исхода поединка, это может повредить его карьере. Моя коляска приехала на место поединка, когда уже весь воспламененный Генри, в белой рубахе, на которой уже проступали ленточки крови от ранений, приставил свою шпагу к груди Вильяма. Я закричал, и Генри усмирил свой гнев, отбросив шпагу в сторону. Я призвал Вильяма признать поражение и подать своему сопернику руку.
  Они остались друзьями и внешне все было хорошо. Они даже выпили бургундского за примирение! Вильям оставил в покое Виолу, стал относиться к ней подчеркнуто уважительно. Он был так искренен, что девушка и мой брат всё ему простили. Но на самом деле Вильям решил действовать тайно!
  Не знаю, на какие он нажал рычаги, но вдруг моего брата, офицера, оправили в зону наших военных действий в Афганистане. Представьте условия, в какие он попал: несусветно жаркий климат, проблемы с водой, пески и камни, насекомые и хищные звери, чужая вера, иные традиции, внезапные ночные нападения противника... Это недостойная британцев жестокая война против коренного населения страны с целью ее закабаления проходила с расстрелами и прочими жестокостями. Мой брат был поражен жестокостью своих соотечественников, представителей гуманной белой расы, якобы несущих свет и культуру отсталым народам. Он видел гибель не только солдат обеих армий, но и множества мирных жителей, женщин и детей! Уже тогда, я считаю, психика моего бедного Генри пошатнулась, он пытался писать властям, выступал за гуманное отношение к пленным и мирным жителям, но бесполезно!
  В одном из боев Генри был тяжко контужен и попал в госпиталь. Во время лечения он получил полное слез и сожалений письмо от Виолы. Она, без видимых причин, просит разорвать отношения, и очень страдает из-за этого. Вернувшись в полк, Генри узнает от вновь прибывшего молодого офицера, что на родине готовится свадьба Вильяма Лэйна с Виолой.
  Разочарованный Генри, срочно выправив отпуск, едет на родину. О, бедный, здесь, увы, его ждало полное разорение! Господь отвернулся от него, и мировое жало совершило свой тяжкий удар! Дело в том, что Вильям Лэйн через суд начал доказывать, что наши земли и имение принадлежали когда-то его предку по отцовской линии графу Абрахаму Лэйну, который дал эту землю в ленное владение моему прадеду Джеймсу Джонсону.
  Я вел судебную тяжбу, умолял Вильяма повременить с этим делом, но тот был хладнокровен и неумолим!
  Мне пришлось снять дом для своей семьи, заняться медицинской практикой, чтобы иметь, на что жить.
  Но самый жесткий удар был для бедного Генри! Он узнал о жестоком насилии, совершенным Вильямом в отношении Виолы, о ее беременности и скором венчании с Лэйном. В отчаянии Генри добивается тайной встречи с Виолой. Встречались грозовой ночью, кучер был моим человеком. Но, даже Виола уже ничего не могла изменить!
  Что дальше? Страдая от горя, Генри вернулся в полк, к звукам барабанов, горна, свисту пуль, но служить далее был уже не в силах! На него смотрели как на человека, с которым связана какая-то мрачная, возможно, преступная тайна, постыдный поступок. Ах, как часто наша судьба зависит от одного болтуна, особенно - злобного и коварного!
  Генри ушел со службы по состоянию здоровья, судился за имение, но проиграл, в отчаянии уехал в другой город. Здесь его посетило известие о новой трагедии - от горя умерла возлюбленная его Виолетта! Стиснув виски, Генри ушел на вересковую пустошь, там рыдал и лежал без сил... А в семье Лэйнов воспитывался их сын Адам. Дела их пошли вперед, и Лэйн основал табачную фабрику.
  Генри пытался забыться. Я советовал ему успокоиться и жениться. Но забыть Виолетту было не в его силах! Время от времени он лечился в клинике, а когда наступало улучшение, возвращался в свой дом, где единственной его отрадой были книги.
  Но душа его жаждала мести! Как-то лунной ночью он тайком пробрался через окно в местный театр и похитил маску Сократа, одного из своих излюбленных философов. Зачем он это сделал - не говорил!
  Он ушел самовольно из клиники, как-то добрался до Лондона и подстерег там своего злого гения Вильяма Лэйна. Что между ними произошло я даже толком не знаю, Генри не хотел рассказывать, хмурился, переживал! Вильяма нашли в городском парке с размозженной головой. При нем была странная записка: "Богатство и знатность не приносят никакого достоинства. Высшая мудрость - различать добро и зло. Я - различил!"
  Как теперь я знаю - это были слова Сократа.
  Я очень переживал за судьбу брата. Я очень люблю его, ведь ближе у меня никого нет и посему брата принимаю таким, каков он есть! Его нужно было спрятать от вездесущей полиции. Генри думал о бегстве, но куда ему было бежать? Могла ли быть у него лучшая жизнь в этом мире злобных и хищных гиен? Я же был преисполнен благородных чувств! Я мечтал восстановить справедливость, вернуть Добродетель на трон. Мне удалось укрыть брата в этом городке, где его никто не знал, а у меня здесь когда-то жила кузина. С помощью знакомого могильщика мне удалось спрятать брата в заброшенном склепе. Он носил ему еду, я привозил кое-что из одежды. Моему Генри грозила смертная казнь! Но совместима ли она с заповедями божьими? Мы много думали и спорили об этом когда-то. Нам оставалось переждать, когда закончится вся шумиха, а потом, когда будут необходимые средства, уехать за границу. Генри очень страдал, тяжело переживая свою оторванность от других, от общества.
  Но привычка к одиночеству укореняется в человеке. Его гордость и суховатая сдержанность превратились в высокомерие. И всё это немного задевало тех, кто знал и помогал ему. Конечно, психика его была нарушена, это несомненно, это я как врач говорю. Невозможно пройти через все адовы врата без последствий! Жить среди мертвецов, по ночам трепетать от жути, ежедневно опасаться ареста, не видя подолгу живого лица...
  Казалось, волны всколыхнутого бурного океана стали утихать. Но вмешался случай. Во время недавних дождей подмыло берег, и почтовая карета свалилась в реку. Брату попали в руки несколько утерянных писем. Среди них - письмо влюбленного студента Адама Лэйна к некой уроженке города Маргарет, с которой он познакомился в Лондоне. Письмо возвещало о его пылких чувствах и о скором приезде. Брат подсушил подмокшее письмо и отправил его по назначению. Я тогда еще не подозревал о его новых планах мести, хотя и знал о его ненависти к семейству Лэйнов. Но он сам поделился своими планами.
  "Скоро приезжает отпрыск Лэйна", - сообщил он мне в письме. - "Хочу встретиться с этим молодчиком!"
  Я подозревал, что может случится непоправимое и поспешил в город. Так мы и встретились с вами, и, это же надо, ехали с тем самым Адамом Лэйном!
  Ночью я ушел из гостиницы, чтобы предупредить беду, но... опоздал!
  Генри следил за домом Маргарет, видел ее встречу с Адамом Лэйном. В жутковатой маске Сократа, похищенной им из театра, он ночью следил за ними и случилось непоправимое! Когда юный Адам возвращался домой в гостиницу, Генри, будучи не в себе, застрелил его из своего армейского револьвера.
  Той ночью я даже не знал об этом! Я был на кладбище, склеп был пуст, и я вернулся ни с чем! И только днем, когда я вновь посетил тайное его убежище, то узнал о трагедии! Я укорял его, а он то рыдал у меня на плече, то злорадствовал.
  Мне нужно было передать ему деньги, чтобы он уехал из города, поэтому следующей ночью я пришел на кладбище. Вы шли за мной и навлекли удар на себя и меня. Приняв вас очевидно за сыщика, полицейскую ищейку, брат напал на вас. А потом, когда я начал его упрекать, между нами вспыхнула острая ссора.
  - Ты выдал меня полиции, чтобы поскорее избавиться от меня! - сгоряча закричал он и ударил меня палкой. Так вот печально закончилась эта история.
  Наступило долгое молчание, слышно было лишь, как потрескивают дрова в камине.
  Стивенсон долго смотрел на пламя, потом медленно перевел взгляд на доктора, заглянув в глубины его бледно-голубых глаз.
  - И все же, доктор, это вы убили Адама Лэйна, - тихо сказал Стивенсон.
  Он продолжал остро и тяжело смотреть в глаза доктора, пока те не стали в маслянистыми.
  Доктор Джонсон открыл рот, глотнул воздух, и, наконец-то, произнес:
  - Вы что с ума сошли? Да как вы смеете?
  Стивенсон дернул тощими острыми плечами.
  - Увы это так. Я тайно заходил в вашу комнату, пока вы спали. Вы уж извините... Я видел кровь на вашей одежде. Ту кровь, которую вы так активно очищали. А в ящичке лежал револьвер, в котором одного заряда не доставало.
  - Это еще не доказывает... - простонал доктор.
  - Наверное, - тяжело вздохнул Стивенсон. - Но, все же вам нужно снять камень с души, мистер Джонсон.
  - Адама убил Генри... - хрипло сказал доктор.
  Стивенсон сказал жестко:
  - Зачем возводить напрасные обвинения на брата, которого вы так любите?
  И добавил мягче:
  - Я клянусь, мистер Джонсон, что все останется между нами. Вы, конечно, можете упорствовать, доказывая свое. Но меня охватывает жалость, когда я думаю о Генри, о восстановлении его доброго имени! Я беспокоюсь о вашем брате, несчастном и заблудшем, чья судьба очень горька. Смерть Вильяма Лэйна - это было возмездие за долгие страдания, за поруганную честь Виолетты, за ее смерть, за собственную исковерканную жизнь. Кроме того, это был честный поединок, в котором кто-то должен погибнуть, а кто-то остаться в живых. И справедливость восторжествовала!
  - Это так..., - выдавил из себя Джонсон.
  - Доктор, ваш брат Генри не стал бы убивать сына женщины, которую он любил. По сути, он не убийца, хотя ему и доводилось убивать на войне. Но Адама убили вы...
  Джонсон взялся за горло и захрипел.
  - Уйдите, ради бога, уйдите! Мне плохо, и я не хочу слышать ваши выдумки, мистер литератор! Уходите, прошу вас!
  Он схватил колокольчик и вовсю затрезвонил.
  Стивенсон стоял в растерянности, переступая с ноги на ногу.
  Потом, опомнившись, отметив резко побледневшее лицо мистера Джонсона, отбросив весь свой праведный гнев, подскочил, начал приводить его в чувство. Прибежала Жанна, взмахнув руками, в гневе выпроводив Стивенсона за дверь, стала укладывать доктора в постель.
  Дальнейшее завертелось, подобно зимнему вихрю. Доктора вновь отправили в больницу, и тут же Стивенсона вызвали запискою на почту, откуда отправлялся дилижанс.
  
  
  ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  
  Стивенсон приехал в городок только спустя три месяца, узнав о скоропостижной кончине доктора Джонсона. Он также узнал, что доктор оставил у миссис Андерсон письмо для него с пометкой "лично в руки". Адрес на конверте был написан женской рукой (этой женщиной, несомненно, была миссис Андерсон), а внутри оказалось письмо от самого доктора.
  Поблагодарив любезную хозяйку меблированных комнат, Стивенсон пошел в харчевню и, заказав хереса, осторожно вскрыл письмо.
  
  20 января 18...года
  Дорогой мистер Стивенсон, находясь на пороге смерти, я посылаю вам эту горькую исповедь, так как вы единственный человек, который был в курсе всех наших дел, и, если ваша душа еще не охладела, вы примите ее и поймете мои слова.
  Сейчас на пороге смерти меня мучает страх, что тайна всего дела так и уйдет со мною в могилу. Дни мои сочтены и мне нечего таить. Твари земные не имеют души, они живут на земле очень короткий строк, и дай бог, чтобы это их существование прошло без страданий. А бессмертные люди летят прямо в бездну, навстречу грозным мучениям. Один из них - я!
  Да, вы были правы, на моей совести страшное убийство этого младшего Лэйна, и я клянусь вам, и скажу то, что не решился сказать при последней встрече - это было непреднамеренное дело, совершенно случайная гибель!
  Дело было так. Как вы знаете, ночью я пошел проведать своего брата. В планах моих было передать ему некоторую сумму, помочь уехать далеко и навсегда.
  И вот я на кладбище в склепе. Я нашел брата заболевшим - холод одолел его, он весь дрожал, как в лихорадке, из носа шла кровь. Он очень обрадовался мне. Я решил сходить к аптекарю, которого хорошо знал, попросить сейчас необходимые порошки, посчитав, что к утру брату станет совсем туго. Он умолял не бросать его одного. Мы пошли вместе.
  Он ждал за стволом высокого платана, пока я упрашивал уже уснувшего было аптекаря продать необходимые лекарства.
  Когда мы возвращались, то внезапно в парке натолкнулись на человека, которого поначалу приняли за полицейского соглядатая.
  Брат мгновенно надел на лицо маску Сократа, чтобы быть неузнанным, а я успел отступить в тень и нащупать в кармане рукоятку револьвера.
  Стоящий перед нами человек в широкополой шляпе, весь вздрогнув, мгновенно выхватил тонкий блестящий нож, мелькнув им в свете фонаря! Моя рука выхватила револьвер, и палец тут же нажал на спуск! После хлопка выстрела мы с братом бросились бежать.
  Мы вернулись в убежище брата и, дав ему необходимые лекарства, я поспешил вернуться в комнаты миссис Андерсон.
  Проснувшись после долгого сна, я заметил пятна крови на моей одежде, но принял ее за кровь Генри. Потом днем я слышал о шуме вокруг убийства, но не сразу понял, что виновником этой страшной гибели был я сам! Ведь не был уверен, что даже попал в цель, стреляя, по сути, наугад!
   Купив новые лекарства, я понес брату. Он был в горячке, рядом с ним был могильщик Франц. Вернулся я поздно. Но ночью вновь отправился к брату. Надо было уговорить его оставить город, возможно, с помощью Франца нанять кучера и повозку.
  Когда я прибыл - Генри я не нашел! Он бродил в маске при луне и был весь в печали. Он чувствовал себя намного лучше, в руках у него была бутылка бренди.
  Потом он набросился на меня с обвинениями, сообщив, что именно я виновник гибели несчастного Адама Лэйна!
  - Это рок, злой рок, который преследует меня!
  Далее надо признаться в недостойном. Между нами возникла ссора, во время которой он, схватив мою трость, в исступлении начал бить меня! От страшной боли я упал, а брат мой побежал по аллее - я слышал стук его башмаков!
  Вас, дорогой мой друг, он, наверное, принял за переодетого полицейского и побоялся лишать жизни. Так что вам более повезло, чем мне - он просто столкнул вас в вырытую могильную яму!
  Все остальное вы знаете! Вы с этим Фрэнком Бирном нашли меня, но я был в таком состоянии, что не мог тогда, в комнате, вам признаться. Сейчас пишу все начистоту.
  Под конец скажу, что я рад тому обстоятельству, что невиновный человек не пострадал - за недостаточностью улик мистер Бирн был отпущен.
  Вот, пожалуй, и вся моя исповедь. Последнее, что я знаю о брате, что он исчез во время облавы полицейских, устроенной на него на кладбище. На берегу речушки нашли лишь маску Сократа. Не покончил ли он с собой? О, господи, зачем ты послал нашей семье столько испытаний? Наверное, моя смерть, это расплата за грехи... Пусть будет так!
  Дорогой Стивенсон, я прошу вас посетить и по возможности как-то утешить бедную Маргарет, ведь из-за меня она лишилась жениха. Но она еще совсем молода и, я уверен, найдет еще себе достойную партию.
  Вам же желаю всего самого наилучшего.
  Габриэль Джонсон.
   В эти дни зима уже властвовала над городом, снег белым саваном покрыл остроконечные скаты крыш и разлапистые деревья. Меловые сугробы лилейно блистали и таинственно синели под черными ветками сивых деревьев.
  Он шел по белому городу - сокровенная тишина, повисшая в морозном воздухе, нарушалась лишь криком черных птиц. Вспорхнув, взмахнув крыльями, они стряхивали блестящий порошок легкого снега.
  На кладбище было тихо, только между могильными памятниками завывал ветер, неся острые снежинки. Ветер наносил небольшие сугробы. Стивенсон пробирался полузанесенной тропкой к могиле Габриэля Джонсона. Постоял, разгребая снег.
  Когда отходил от могилы - из-за памятника вынырнула стройная фигура женщины, уже немолодой, но сохранившей необычно - магическую, притягательную южную экзотическую красоту. Посмотрев в ее черные глаза, Стивенсон вдруг вспомнил Маргарет.
  - Здравствуйте, - смущенно сказал он.
  Женщина приветствовала его и спросила:
  - Вы были на его могиле? Вы знаете, доктора Габриэля Джонсона?
  - Довелось быть знакомым.
  - Я тоже хорошо знала его. Вот зашла проведать, да только поздновато уже, скоро начнет темнеть. Меня зовут Камала Эванз.
  Стивенсон представился.
  Они молча постояли у могилы.
  Стивенсон чувствовал себя как-то неловко, как чувствует себя мужчина рядом с красивой женщиной, которая его волнует.
  Стояли молча и слушали, как свистит ветер, неся снежинки.
  Женщина закрыла вуалью лицо, отошла от могилы, и Стивенсон предложил проводить ее.
  Шли молча, а когда подходили к площади, он осмелился ее спросить:
  - Простите, передо мною мать Маргарет Эванз?
  Миссис Камала кивнула и в свою очередь, беглым взглядом окинув худую и нескладную фигуру Стивенсона, спросила:
  - Вы задержитесь или сегодня вернетесь в Лондон?
  Стивенсон вздохнув, глядя на нее во все глаза, ответил:
  - Сегодня уже вероятно не успею. Скорее всего, остановлюсь у миссис Андерсон, а уеду уже завтра.
  Миссис Камала сказала, посмотрев пристально в его глаза:
  - Я приглашаю вас на вечер в свой дом. Вспомним Габриэля.
  Стивенсон не мог не покориться ее обаянию, магии ее голоса и согласился.
  Острый ветерок дул в лицо и сбрасывал с деревьев снег. Наступала темнота, но было причудливо, магически светло от снега. Над нами высилось вечное черное небо, на котором холодным стеклом, из-под туч, блистали звезды. Вскоре ветер стих, и темный щит неба полностью заняли тучи, серебристый снег, кружась в свете фонарей, стал падать сильнее.
  Стивенсон узнал этот дом. Именно сюда они приезжали в поисках Маргарет.
  Вот она - высокая ограда, большие ворота с дверными кольцами в львиных пастях.
  Но за оградой уже не бегала сторожевая собака, деревья стояли, будто великаны из скандинавских мифов, одетые в причудливые одеяния из снега.
  В доме было тепло и уютно. Мебель была хоть и куплена очень давно, но оставалась элегантной и красивой, хотя и казалась приветом из прошедшего века.
  Хозяйка дома принимала Стивенсона в библиотеке, где солдатами выстроились ровные ряды книг. Свечи в старинных тяжелых подсвечниках потрескивали, колыхаясь багровыми язычками.
  Миссис Камала вошла плавной походкой в черно-синем платье, подчеркивающим ее неувядающую чувственную красоту: пышные формы, черные как смоль волосы, темные глаза.
  - Мне приятно видеть каждого человека, кто знал и помнит Габриэля, - произнесла она ровным бархатным голосом. Тем более, я рада принимать у себя его друзей. Вы знаете, чем ближе подходит наша старость, которую мы, женщины, чувствуем особо, и которая леденит нам душу страхом, тем больше значит для нас задушевный разговор...
  Стивенсон смутился и покраснел, вспомнив, как он обвинял доктора, и, поневоле, своими словами, вызвал у него припадок.
  - Миссис Камала, вы прекрасно выглядите, и вам еще далеко до старости. Что касается меня, то я не могу причислить себя к друзьям Габриэля Джонсона. Я ведь совсем мало знал его...
  - Но вы были с ним рядом, когда он был болен, вы посетили место его последнего упокоения - этого достаточно.
  Стивенсон, честно подняв глаза, сказал:
  - Я обвинял его в.... убийстве... И делал это не корректно, не в ту минуту...
  Мисс Камала взяла его за руку.
  - О, не беспокойтесь. Вы ведь были правы - Габриэль виновен в гибели этого юноши. И он понес заслуженную кару - заплатил своей жизнью.
  Она проглотила комок в горле, и Стивенсон, видя, что она не в себе, предложил налить ей вина, стоявшего недалеко на столике.
  - О, не беспокойтесь, это пройдет.
  Она взяла себя в руки и, придвинувшись поближе, шелестя платьем, показала небольшой портрет молодого человека с веселыми голубыми глазами и рыжеватыми кудрями.
  - Посмотрите, вот Габриэль совсем молодой. Таким он был, когда мы встретились. Встретились на одном балу и полюбили друг друга.
  Стивенсон перевел взгляд в темные, бархатные глаза Камалы, любуясь ее бровями и ресницами.
  - Простите за вопрос, миссис Камала. Если вы ... любили Габриэля, почему же вы ...
  - Не были вместе...это вы хотели сказать?
  - Да, именно это.
  Миссис Камала вздохнула, ее темные и глубокие глаза увлажнились:
  - О, это печальная история. Но, у нас сегодня день поминовения Габриэля, поэтому, в двух словах... Мою мать, красавицу Сунити, вывез из Индии генерал Томпсон, будущий мой отец. Матери нельзя было больше оставаться в Индии - отец ее Амар участвовал в восстании сипаев! Он был раджей, но потерял все, был привязан к пушке и разорван на клочки. Здесь, в Англии, моя мать Сунити и родила меня. Сразу после рождения я была помолвлена с юным Ральфом Эвансом, сыном полковника Пола Эванса, служившим под началом моего отца.
  Именно полковник Пол Эванс стал владельцем уникальных бриллиантов, захваченных у моего деда. Вот так определилась моя судьба. Я совсем не любила Ральфа, но не могла противиться воле отца!
  И вот на балу я встретила Габриэля. Он деликатно ухаживал за мною, потом все настойчивее. Он был упрям, он был не из тех мужчин, которым отказывают. Он казался мужественным и благородным и тогда еще с крепкими нервами, словно якорные цепи. Я же была, без стеснения скажу - красивой, ловкой и умелой. Скакала по вересковым пустошам на моей верной лошади, оставив дома берейтора... Искусно владела оружием, прекрасно стреляла в цель. Страсть охватила нас обоих, и мы полюбили друг друга!
  Потом у нас были свои семьи, но мы тайно встречались. Я забеременела и родила Маргарет. Так вот (она перелистнула альбом) Маргарет - дочь Габриэля, единственный мой ребенок от этого незаконного брака, хотя в мире есть законы любви, стоящие над всеми земными законами! Но никто в мире кроме меня и вас об этом не знает. Смотрите, какой она была маленькой. Резвая, непослушная девочка, словно маленькая индийская принцесса с шумными забавами и ранними проблесками милой красоты. Маленькая Маргарет, делающая первые шажки и держащаяся за мою юбку, кружила мою голову от ощущения собственной силы и значимости. И в то же время я боялась за ее судьбу, как будто струи холода бежали по спине.
  Стивенсон взволнованно отшатнулся на спинку и поправил в волнении галстук. Он сидел прямо, потирая руки.
  - Чудесная девочка! Но... постойте...Маргарет - дочь Габриэля? В это трудно поверить! Значит, он знал ее, когда увидел ее на вокзале, где она встречала Лэйна!
  - Ради бога, тише, мистер Стивенсон - взволнованно зашептала миссис Камала. - Он, конечно, узнал ее, не сразу, но узнал, ведь до сих пор он мог видеть ее лишь издали, или созерцать ее портреты!
  - Маргарет ничего не знает?
  - О том, что ее отец Габриэль - нет! Об этом не могло быть и речи!
  Стивенсон заметил огонек в ее горячих глазах.
  - Значит Габриэль Джонсон ехал сюда на встречу с вами?
  Миссис Камала на мгновение опустила ресницы.
  - И со мной, и с братом.
  - И Генри потому и оказался в этом городке, что его всегда могли прикрыть вы?
  Миссис Камала кивнула:
  - Да, я помогала ему, как могла, и едой, и одеждой, и помещением. Вы можете меня упрекнуть в том, что я помогала преступнику. Но, кто мы такие, чтобы судить несчастное божье создание? Разве мы можем детально разобраться во всех движениях человеческой души и судить по своим несовершенным законам, брать на себя решение там, где может судить лишь сам бог?
  - Да, это верно, - Стивенсон опустил глаза. - Когда - нибудь я напишу об этом.
  Миссис Камала вновь кивнула, вытерла кружевным платочком влажные глаза и сказала:
   - Его брат несчастный человек. Генри, страдая от своего одиночества, в темные и ненастные ночи, бродил как призрак, возле наших домов, заглядывая в окна. Чтобы не быть узнанным - надевал маску Сократа... По городу ходили слухи, что он, как тень, висит в воздухе над домами...
  После трагедии той ночи мы с Габриэлем встретились... О нашей встрече знал лишь мой верный слуга. Габриэль сел ко мне в карету с занавешенными окнами. Потом мы повидались с Генри, который был вне себя от произошедшего, и прошлись вдоль берега реки с Габриэлем. Он был печален, его терзало все, что случилось!
  "Это судьба, судьба", - говорил он, и его тонкие руки ломались.
  Я его успокаивала, как могла! И это была наша последняя встреча. Потом я лишь справлялась о его здоровье через третьих лиц. Муж вернулся, и я не хотела вызывать у него подозрения.
  Миссис Камала вытерла платочком слезы.
  - А это письмо (она показала конвертик) передано мне от Генри. Он сейчас в Америке, вроде бы устраивается... А мне снятся страшные сны. Давеча снилось, как какое-то существо, похожее на мужчину, украдкой ходит за мной, не показывая свое лицо, прячась, подобно коту, по темным углам...
  Стивенсон сидел, взяв ее за руку, успокаивая.
  Потом в своей комнате он долго сидел у очага, глядя на пламя. Он познакомился с женщиной, одаренной таинственной способностью очаровывать, изящной и мудрой, с врожденной душевной тонкостью и смелостью.
  Потом сел к столу, приготовил письменные приборы, обмакнул перо в чернильницу.
  За окном было серебристо и бело, и тихо падал ровными полосами снег.
  
  С благодарностью посвящается замечательным писателям Роберту Луису Стивенсону и Чарльзу Диккенсу.
  
  Октябрь - декабрь 2016 года.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"