Моя мама очень хорошая. Вчера мы писали сочинение "Что я люблю больше всего" и я написала, что больше всего на свете я люблю свою маму.
Учительница проверила сочинения и поставила мне "три". Она сказала, что мама это не "что", а "кто", поэтому я не раскрыла тему. Надо было написать о какой-нибудь вещи. Предмете. Занятии. Например, о мороженом, или о летних каникулах, или о плюшевом мишке, которого укладываешь с собой в постель, когда ложишься спать...
Сонечка Иванова написала, что больше всего на свете она любит кататься на велосипеде.
Лиля Фомкина написала, что больше всего на свете любит играть на своем новом компьютере.
А я написала, что больше всего люблю маму. Потому что я люблю мороженое, люблю велосипед, игры на компьютере, летние каникулы и плюшевого мишку.
Но больше всего я люблю свою маму.
Вчера, когда мама зашла пожелать мне спокойной ночи, я рассказала ей о своем сочинении. Я знала, что она не станет ругать меня за тройку, потому и дождалась, пока папа ляжет спать. А то папа стал бы меня ругать. А мама не будет. Она любит меня, моя мама.
Это утро было каким-то не таким. Начались летние каникулы и мы с мамой собирались проехаться до речки на велосипедах и вернуться только к вечеру.
Но мама утром не вышла из своей комнаты. Папа пришел на кухню, где я вяло ковыряла ложкой свою кашу, прислушиваясь к слабым отзвукам голосов, доносящихся из маминой комнаты, и сказал, что сегодня мы не поедем на речку. Что маме нездоровится, поэтому ей надо полежать. Что это все от жары, давно не было такого жаркого дня и мне тоже лучше провести этот день дома, поиграть на компьютере или почитать книжку. А еще лучше взяться за учебники, а то за лето я все забуду и в первой четверти нахватаю двоек.
Весь этот день я провела в своей комнате, читая Кира Булычева. Рядом лежал учебник по физике, и когда в комнату заглядывал папа, чтобы посмотреть, чем я занимаюсь, я накрывала книжку учебником и делала вид, что усиленно учу формулы. Папа закрывал дверь и уходил сидеть к маме, а я продолжала чтение, но в голове постоянно крутилась мысль о маминой болезни. Мама болела и раньше, один раз ее даже увезли, куда-то далеко, и потом она вернулась, сияющая и бодрая. Я очень не хотела, чтобы маму опять увозили от меня... Я надеялась, что завтра с утра ей станет лучше.
Но утром дверь в мамину комнату все еще оставалась закрытой. Папа ходил по дому хмурый, на завтрак была подгоревшая каша, и я уже готова была отдать все летние каникулы в мире, чтобы мама снова была со мной, здоровая и веселая.
После обеда папа долго говорил по телефону. А к вечеру к нам приехал доктор. Такой же хмурый, как и папа, он долго мыл руки, потом, натянув перчатки, перебирал блестящие инструменты, которые привез с собой в металлическом чемоданчике. Потом они вместе с папой зашли в мамину комнату и провели там весь вечер и часть ночи.
На ночь доктор остался у нас. Они сидели с отцом в гостиной, пили что-то из невысоких пузатых рюмок и говорили о маме. А я, забыв все, чему меня учили, подслушивала их разговор, притаившись за дверью на корточках.
Сколько я не напрягала слух, до меня долетали лишь обрывки разговора. Но основное я поняла. Доктор объяснял папе, что маму нужно положить в больницу. Что если болезнь уже случилась однажды, значит, надо было быть готовым к тому, что она придет вновь и относиться к маме бережнее. Папа недовольным голосом спрашивал, что может доктор сделать для мамы здесь и сейчас. Папа не хотел, чтобы мама снова ложилась в больницу. Он не хотел платить за это деньги, а доктор говорил, что в этот раз мамино здоровье будет стоить гораздо больше, чем в прошлый.
Теперь доктор приезжал каждый день. Я выходила из комнаты только чтобы поесть и старалась не попадаться не глаза папе, который был очень раздражен, что ему приходится опять тратить деньги, чтобы привести маму в рабочее состояние.
- Бесполезная железяка! - бурчал он себе под нос, когда думал, что я его не слышу.
И настал день, когда доктор, выйдя из маминой комнаты, только развел руками.
- Если бы вы регулярно проводили полный техосмотр, как это предусмотрено правилами ухода, всего этого можно было бы избежать. А теперь... ее не удастся починить, даже если положить в больницу... что и следовало сделать сразу. Если бы существовало уголовное наказание для тех, кто уморил своего домашнего робота полным небрежением, я подал бы на вас в суд. Но все, что я могу теперь сделать, это демонтировать ее, чтобы не заставлять страдать те несколько часов, что ей еще остались...
Я, тихо подслушивающая за углом, развернула и пошла к себе в комнату.
Доктор демонтировал маму по всем правилам, даже вызвал священника. Ведь недавно Церковь признала роботов одушевленными существами, а мама была глубоко верующим роботом...
Похорон не было. Пригодные для использования детали папа продал через магазин подержанных товаров, а все остальное выкинул. Я прорыдала в своей комнате несколько дней. Еду отец оставлял мне перед дверью, и я, убедившись, что он ушел, приоткрывала ее и втаскивала поднос.
Через два дня после маминой демонтации подгорелые омлеты, которые готовил папа, уступили место на подносе пышным пирожкам с вареньем, горячим супам и ванильному мороженому. Мне было все равно, что есть.
Выйдя наконец из комнаты, я увидела, что мамино место на кухне заняла высокая загорелая блондинка - ужасно дорогой домашний робот последней модели.
Папа говорит, что теперь это моя новая мама. Может быть. Но я ее не люблю.
Вчера что-то случилось. Что-то, что разозлило папу. Он кричал на новую маму, а та улыбалась ему. Она всегда улыбается - у этой модели нет блока отрицательных эмоций.
Потом папа ее ударил. Несильно - наверное, все еще помнил, что ремонт обойдется дорого.
Мама улыбалась и продолжала печь блины. Зачерпывала тесто из кастрюли поварешкой, лила его на раскаленную сковороду... потом аккуратно переворачивала подрумянившийся с одной стороны блин, ждала, пока он пропечется, и выкладывала его на тарелку, где уже лежала аккуратная стопка золотистых блинчиков. Потом мазала его маслом, и снова бралась за поварешку...
- Дура! - в сердцах выплюнул папа и ушел к себе в комнату.
Я не люблю новую маму. Но мне стало ее жаль. Хотя... она все равно не умеет чувствовать обиду, боль, страдание...
Теперь я знаю, что разозлило папу. Он услышал в новостях, что правительство приняло проект нового Уголовного Кодекса. Я, если честно, с трудом понимаю, что это такое. Что-то вроде большой-большой книги, где записано, как и за что наказывают взрослых людей, если они делают что-нибудь плохое.
В общем, теперь там записано, что роботы - такие же живые и свободные существа, как и люди. И с ними нельзя делать тоже, что и с людьми - бить, обижать, убивать их. И о них надо заботиться.
А тех, кто о своем роботе заботиться не будет, надо наказывать.
Вечером пришел доктор. Долго разговаривал с папой - напоминал ему о маме. Не о той, что сидела рядом, не принимая участия в разговоре, а о моей прежней маме...
Папа морщился, прятал от доктора глаза и говорил ему, что тот ничего не докажет.
- Ну ладно. - сказал доктор, уходя. - Предположим, вы правы. Но у вас есть еще один домашний робот, и, поверьте, если вы позволите себе по отношению к нему такое же небрежение, как и к прежнему, я сделаю все, чтобы вы не избегли наказания...
- Боже мой, какая высокопарность! - пробурчал отец себе под нос и закрыл за доктором дверь.
Позже он избил новую маму (столько времени прошло - а я все не могу к ней привыкнуть). Она принесла ему кофе и, оступившись, пролила несколько капель на его рубашку.
Я убежала из гостиной в свою комнату. Зажала уши.
Нет, мама не кричала. Кричал на нее папа.
Поздно ночью я проснулась оттого, что очень захотелось в туалет.
В доме было тихо, и я решила, что все спят. Выскользнула из постели и вышла в коридор...
Внизу, в гостиной, горела лампа. Неожиданно я услышала чей-то шепот...
Мне стало любопытно и я, забыв о том, что выпила на ночь два стакана какао, прокралась по лестнице вниз.
Мама разговаривала по телефону.
- Да, доктор. - говорила она. - Повреждения незначительные, но они есть. К тому же девочка все видела... Да, конечно, она может не захотеть свидетельствовать против родного отца... но им сейчас нужно доказать всем - и прежде всего самим себе - что этот новый закон работает. Да, приезжайте завтра. Нет, вряд ли. Он ведь уверен, что у меня нет блока отрицательных эмоций. Но он забыл, что я - экспериментальная модель. У меня есть блок гордости.
Завтра папу увезли. Доктор - и с ним какие-то люди в синем. Это новая служба - Социальная помощь роботам или как-то так, я точно не запомнила.
Мне сказали, что папа в любом случае не вернется еще очень долго - и это не зависит от того, расскажу ли я, как он обращался с первой и второй мамами, или нет.
Я думаю, что не расскажу. Все-таки этой мой родной папа...