Аннотация: Убийство рака-отшельника - Проблема выбора по мастерам жанра - Мы с тобой одной крови?
Глава третья.
1.
Весь легкий аскетический ужин только и было разговоров, что о предстоящем приеме в честь дня рождения.
- Почему этому уделяют так много внимания? - думала Мари, задумчиво намазывая горчицу на гренок. - Мне всего лишь исполняется двадцать восемь лет.
- В чем ты будешь одета, дорогая? - спросила ее мама, незаметно забирая у нее гренок с горчицей.
Мари была немного рассеянна, и за ней приходилось нежно, но внимательно приглядывать.
- Я одену белые кружевные трусики с вышивкой, бюстгальтер с тесемочками из крокодиловой кожи, и свои любимые босоножки. Сверху будет платье, то удивительно красивое белое платье, которое подобно вуали, мягко облегает тело. Я думаю, еще будет золотой поясок на талии, браслетик в форме змеи на руке и тоненька цепочка на левой ноге. Волосы я хотела поднять и собрать в пучок, чтобы подчеркнуть изящность шеи. Вот, наверное, и все, мама.
- У Мари прекрасный вкус, мадам, - заметила Нона, подавая смену тарелок.
- Да, Нона, - согласилась задумчиво мама Мари, миссис Эверхард, аккуратно помешивая в чашечке с обезжиренным бульоном золотой ложечкой. В свои сорок пять лет, она сохранила обаяние и красоту молодости, и даже многочисленные пластические операции не смогли, как-либо повлиять на ее зрелую внешность женщины в расцвете лет. - Но меня больше беспокоит будущее моей дочери.
- На празднике будут прекрасные кавалеры, - напомнила Нона, легко и непринужденно разрезая гуся в яблоках. - Взять хотя бы Джека Натчеза...
- О, этот невоспитанный молодой нахал! - с негодованием воскликнула миссис Эверхард и щеки ее порозовели, несомненно, от гнева. - Как жаль, что мой муж так долго работает с его отцом!
- А кто это, мама? - спросила Мари, откладывая крылышко индейки в сторону. - Мне кажется, я раньше слышала это имя.
- Твоя мама не справедлива к молодому Натчезу, - ответила Нона, тонкими ломтиками нарезая яблочный пирог. - Он много лет занимался нанайской борьбой и достиг на этом поприще несомненных успехов. Я знаю, что его коллекция значков и нагрудных знаков упомянута в книге рекордов Гиннеса. И, кроме того, Джек Натчез, красивый и обаятельный молодой человек.
- Нанайская борьба... - мечтательно произнесла Мари, ставшая несколько месяцев назад чемпионом Пиладо в этом единоборстве.
- Нона! - всплеснула руками миссис Эверхард, едва не опрокинув пудинг и четверть ягненка с чесноком. - Как ты можешь говорить о нем такие вещи! Он наглый и самовлюбленный негодяй! И я нисколько не удивлюсь, если он попробует совратить Мари!...
- Но мама... - начала было Мари. - Мне скоро двадцать восемь...
- А этому нахалу совершенно все-равно, сколько лет предмету его пагубной страсти - двадцать восемь или сорок пять! - оборвала ее мама. - Он завлекает женщин, искусно обольщает их и бросает с разбитым сердцем. Он неграмотен, неотесан и, дочка, совершенно не знает квантовой физики...
- Как, мама?! - воскликнула Мари. - Чем же он занимается в свободное время?
- Катается на яхте, собирает значки и соблазняет доверчивых женщин.
Мари решительно поднялась из-за стола.
- В таком случае, мама, я совершенно не желаю его видеть на нашем приеме. Может быть, он даже ногти на ногах не стрижет?!...
Иногда в порыве гнева Мари, по рассеянности, могла сказать что-нибудь грубое, хотя в ее прекрасных устах даже крепкая брань портовых моряков прозвучала бы, наверно, усладой для тонкого музыкального слуха.
- Как можно, Мари? - удивилась миссис Эверхард, намазывая прожаренный тост черной икрой. - Ужасный варвар, только что нарисованный тобой, никогда не переступит порога нашего дома... Джек Натчез делает педикюр, и гладко выбривает себе грудь, как и принято в высшем свете. Ты не волнуйся, девочка моя, на приеме я присмотрю за ним... Я постараюсь увести его куда-нибудь подальше, может даже в комнаты четвертого или пятого этажа... Обещаю, что этот омерзительный человек даже не заговорит с тобой...
- Ты всегда так добра ко мне, мама, - ответила Мари и поцеловала ее в лоб. - Я пойду займусь тензорным исчислением. Папа показал мне перед отъездом несколько действительно увлекательных страниц.
- А твой любимый жасминовый чай? - расстроено воскликнула ей вслед Нора.
- Перед сном, дорогая, - ответила Мари и ее звонкий голос растаял в холле второго этажа.
Миссис Эверхард с любовью посмотрела ей вслед, отламывая ложечкой кусочек малинового торта.
- Какая же Мари добрая, умная и самостоятельная, - с вполне понятной гордостью подумала она.
2.
Ближе к вечеру, когда дневная жара превратилась в легкую и томную прохладу, Мари спустилась вниз.
Она любила вечерний океан потаенной и страстной любовью, он помогал ей очистить и привести в порядок переживания и мысли, накопившиеся за день.
Мари осторожно спустилась по мощенной белым камнем тропинке прямо к пляжу. Здесь, на еще хранящем дневное тепло, песке она сняла босоножки и, легко ступая, пошла вперед, к темному овевающему неторопливым дыханием прибоя океану.
- Ночью, - как-то рассказывал ей отец, - море выдает свои секреты. Только надо прислушаться к его шепоту и раствориться в нем, стать с ним одним целым.
Ша... Ша..., - пел свою нескончаемую и вечную песню океан.
Она села, подогнув колени, не доходя до черной, набегающей на берег воды совсем немного. Откинула голову, стараясь угадать в усеянном звездами безоблачном небе знакомые созвездия.
Короткий шелковый халатик, накинутый на обнаженное тело, приятно холодил кожу. Полное безветрие, черный океан у ног и бесконечное звездное небо приняли ее в свои объятия. Она неторопливо поплыла по волнам своих переживаний и тревог.
Большую часть ее раздумий составлял Джек Натчез, так негативно охарактеризованный сегодня мамой.
- Как же можно так глупо тратить свою жизнь? - думала Мари. - Неужели нет дел, более достойных для чемпиона нанайской борьбы? Он мог бы заняться астрономией, биологией, химией, наконец... Помочь человечеству и навсегда войти в историю своими открытиями. Медицина, космонавтика, авиация... Как много еще не совершенства в мире и дел, к которым можно приложить крепкие, закаленные нанайской борьбой, руки...
Я никогда не сумею понять таких, как он, поняла Мари. Людей, впустую прожигающих свою жизнь и, судя по словам мамы, калечащих жизнь других.
Ее внимательный взгляд различил маленького рака-отшельника, неторопливо семенящего по песку к воде.
- Иди сюда, малыш, - она подхватила его маленькую раковину ладошкой. Рак, забавно растопырив клешни, смотрел на нее поблескивающими бусинками глаз. - Как же я люблю вас всех моих, маленьких... Куда ты идешь, где ты был?
Капелька прохладной воды сорвалась с раковины, проскользнула между пальцев и упала на ее бедро.
Желание войти в воду и раствориться в темной глубине завладело ее мыслями. Близость к природе, к источнику жизни и к колыбели всего живого возбудили в ней древние инстинкты рожденной у моря.
Решительно она отряхнула руки и поднялась, скидывая с себя легкий халатик.
Обнаженная и прекрасная, как Афродита, ласкаемая скользящим по коже звездным светом, Мари вошла в воду.
3.
Жаль, что пишется любовный роман, подумал я, расстроено затягиваясь сигаретой.
Классическая ситуация: ночь, океан, голая красивая баба в воде... И тут... По Спилбергу - кровожадная белая акула, оттяпывающая бабе, для начала, толчковую ногу. По Маклину - выплывающая из глубин группа диверсантов- глубоководников, нанятых для военного переворота в банановой республике. Захваченную в плен прекрасную аборигенку после короткого допроса, естественно, насилуют и убивают. По Кингу, внезапно возникшие из пучины полюбоваться звездами души погибших моряков... В этом случае, возможны варианты... Но все равно, для принимающей в ночи водные процедуры девахи, все закончится плохо. Однозначно. Сопливая романтика и век космических скоростей плохо совместимы.
Я немедленно вспомнил жутковатый рассказ "Плот", прочитанный пару лет назад. Кошмарная история про четырех студентов, поехавших искупаться на далекое горное озеро и ставших добычей для жестокой водной твари.
Чтобы сделала, интересно, моя Мари?
Моментально забыла бы про весь свой математический анализ и ломанулась из напоенного свежестью океана на берег, как танк. Оставляя за своими идеальными бедрами, как переходящий звуковой барьер истребитель, тающий на воде, слабый инверсионный след...
Да...
Жаль все-таки, что это любовный роман.
Экшена не хватает, тяжко писать.
А история про плот, кстати, мне однажды чертовски помогла.
Как-то мы с ребятами выпили, время было - ранняя весна и я, ни с того, ни с сего, предложил поехать искупаться. Девушки, естественно, в шоке, ребята, в общем-то, тоже, а я... Я тогда, если честно, вообще слабо соображал.
И мы поехали.
Ночь, озеро, точь-в-точь, как в рассказе и близкие камышовые заросли, очень напоминающие раскинувшуюся на воде хищную тварь.
И никого вокруг.
Только мы на двух машинах, полных водки и женщин.
Когда же, наконец, мы допили третью бутылку, Настя, девушка, которой я подбивал клинья, томно осведомилась насчет купания.
Я попробовал воду рукой и моментально протрезвел.
Но, деваться было некуда, мы с ребятами разделись и решили выпить еще на дорожку для храбрости.
И тут, мой лихорадочно работающий в поисках выхода мозг, наконец-то, нашел его.
Конечно, пересказ истории был чрезвычайно вольным. Действие из американского горного озера, естественно, моментально перенеслось на пруд, раскинувшийся в ночи у наших ног, один из погибших героев стал моим соседом по подъезду, а доблестные ряды российской милиции выполнили трагическую роль извещения осиротевших и безутешных родителей.
- Это случилось два года назад, - закончил я рассказ почти полушепотом. - Озеро было закрыто некоторое время, тварь выловили и куда-то уволокли, а их, брошенная и оставшаяся на берегу машина торчала тут, как памятник, еще почти год. Ну, конечно, почти разобранная, - добавил я красок для верности. - Разве наши оставят новенькую машину, тем более, девятку, гнить в целости и сохранности на берегу?
- И откуда же здесь взялась эта тварь? - спросил друг Никита, который в пьяном виде всегда проявлял излишнее недоверие.
- Тут раньше на том берегу, - я указал на непролазные заросли с другой стороны, поблескивающие листвой в лунном свете, - какая-то химическая лаборатория была. После той истории, ее и закрыли.
- Ой, а это что?! - взвизгнула, вдруг, Настя, указывая рукой на запримеченные мною с самого нашего приезда камыши. - Господи, они же шевелятся!
И пока ребята героически атаковали водную тварь подобранными камнями, я успокаивал разрыдавшуюся Настю в машине. Через пол часа, я, довольный, выбрался спросить, как охота.
- Спит, наверное, - расстроено сплюнул на песок Никита и отхлебнул водки прямо из горлышка. - Ждет, сволочь, новеньких...
Больше на озеро никто из наших не ездил.
Только я иногда, в целях романтического охмурения очередной возлюбленной.
Да...
Вот она, сила искусства...
Но, чтобы придумать мне с купающейся Мари?
В комнату заглянула Ирка.
- Как дела, писатель? - осведомилась она.
- В ночном море наша мадам сейчас бултыхается, - горько ответил я.
Она, решительно закрыв за собой дверь, села на диван рядом.
- Что, невмоготу?
- Ага, - признался я. - Не могу я голую бабу просто так живой-здоровой из океана выпустить! Да еще ночью, блин!
- Гуманоидов не хватает?
- Нет... Чего-то еще...
- Она ощутила, внезапно, как цепкие склизкие щупальца обвились вокруг ее правой ноги и поползли, сковывая движения вверх, к ее обнаженным распахнутым бедрам, - на одном дыхании произнесла Ирка. - Крик ужаса вырвался из ее легких, когда она ощутила второе щупальце, обвившее талию и скользнувшее к напрягшейся груди. Что-то твердое и упругое входило, раздирая ее внутренности, внутрь, снизу, туда, где ни разу не был еще ни один мужчина...
Я восхищенно на нее посмотрел.
- Именно так, - сказал я. - Именно снизу и именно туда, куда еще никто не входил.
- Может тебе по бабам прошвырнуться? - сочувственно спросила она. - Ну, снять напряжение перед творчеством? У тебя когда кто-нибудь был-то последний раз?
Я честно подумал.
Месяца три-четыре назад.
Заработался, однако...
- Ты вот, что, - сказала Ирка. - Давай-ка пройдись. А роман все-равно никуда не денется...
Сдается мне, цивилизованное человечество давно вернулось бы в пещеры без таких вот заботливых сестер.
- Ладно, - ответил я. - Пройдусь завтра, после работы... А сейчас... Что мне, все-таки, с ней придумать?
- Ты читал, что я тебе набросала?
- Ага.
- И что?
- Про заползающие куда не надо щупальца, мне понравилось больше.
- Вот как?
- Ага.
- Каноны жанра, - пожала она плечами. - И вообще, братишка, я сплю и вижу быть сестрой известного литератора. Так что, давай, вытаскивай свою мадам из моря и готовь ее к встрече с любимым.
После Иркиного ухода, я закурил вновь и задумался перед монитором.
Очень скоро мне предстояло сочинять любовную сцену.
Их, по опыту, очень трудно писать.
Однажды я, ради прикола, сочинял один опус крепкого эротического содержания. И что? Не знаю, как пишут авторы этого направления свои рассказы, но я, если честно, извелся весь.
Описывая горячую интимную встречу, любой человек, по-моему, вспоминает свой опыт, свои ощущения и свои переживания. А как их можно вспоминать спокойно? Никаких нервов не хватит... И, кроме того, что делать, если весь ум твой, сознание и желания поглощает неизвестно откуда взявшаяся красавица, сидящая весь рабочий день напротив? Снять проститутку и включить воображение?
Эко, куда тебя занесло, парень, подумал я.
Ты свою красавицу в неглиже только в море макнул, а уже...
Н-да...
Трудно, все-таки, быть литератором...
Я вспомнил, как мы ехали с ней сегодня с работы.
Машина у Ольги была маленькая - Гольф четыре, но верткая и шустрая. Салон, в отличие от моей, находящейся уже неделю в ремонте, машины, сверкал чистотой.
Если честно, не люблю, когда женщина за рулем.
Нет, никаких предубеждений, просто, скажем так, имелся у меня в этом плане один негативный жизненный опыт. Очень неприятная авария, в которой, как я выжил, до сих пор не пойму.
- Пристегивайся, - сказала Ольга, как только мы сели в машину.
Я как раз раздумывал, а стоит ли?
Чаще всего в автокатастрофах выживают не пристегнутые пассажиры. При сильном ударе их просто выкидывает на асфальт через лобовое стекло. Нет, конечно, не просто выкидывает. Естественно, переломы, сотрясение мозга, черепно-мозговые травмы присутствуют в изобилии. Но, в большинстве случаев, они хотя бы остаются живы.
Ладно, решил я, посмотрим.
Разные люди водят машины по-разному.
Иногда садишься и дух замирает на каждом повороте. Нет, я не трус. Просто у некоторых водителей невозможно расслабиться. Сидишь всю дорогу на иголках и с напряжением ждешь, ну, где же он, припасенный в запасе у бога дорог здоровый фонарный столб? А едешь с другими, все нормально. Можно спать, читать и разглядывать проносящихся в соседних машинах пассажиров.
Я не знаю, от чего это зависит.
Я просто констатирую факт.
У Ольги я расслабился.
Даже пристегнулся где-то к середине поездки.
Может быть, дело в том, что всю дорогу я на паровозном уровне посвящал ее в тонкости моей работы, может быть, мысленно я готовился к скорой встрече с искупавшейся уже Мари, а может быть, наблюдение за ее уверенными и быстрыми движениями доставляло мне удовольствие, - точно не знаю. Но когда мы остановились около метро, я с удивлением обнаружил себя бодрым и полным сил.
- И что ты на меня всю дорогу смотрел? - спросила, вдруг Ольга. - Нет, не смотрел, даже, нет. Изучал.
- Разве ты к этому не привыкла?
- К изучению, - нет.
- А я с тебя свою героиню пишу, - усмехнулся я. - В новом романе.
- Вот как... - по-моему, она несколько растерялась. - И что я там делаю?
Мне стало неловко признаться, что она играет роль прекрасной нанайки с арфой, отца которой затоптали пингвины.
- Любишь, - просто ответил я. - Любишь мужчину, которого искала всю свою жизнь.
- И как он выглядит?
- Двухметровый самец с бицепсами и трицепсами. Жизнерадостен и весел. Беззаботлив и глумлив. Душа общества, одним словом.
- В плохом обществе я вращаюсь в твоем романе, если у него такая душа.
- Ну, почему, - пожал я плечами. - Золотая молодежь...
- А ты хоть раз вращался в таких кругах? - быстро спросила она меня. - В среде золотой молодежи?...
- Приходилось, - сказал я. - Отчасти мне их жалко...
- Почему? Мы довольны своей жизнью.
У меня совсем вылетело из головы, с кем я разговариваю. И меня ловко поставили на место.
- Ладно, Оль, - сказал я, мысленно поднимаясь с ринга с подбитым после удачно проведенного хука, глазом. - Спасибо тебе за то, что подвезла.
- Не за что, - ответила она. - И все-таки, почему ты нас так не любишь?
- Что, значит, - так не любишь? Так? Как это - так? А за что, простите, я должен вас любить?
Она молча достала сигареты.
- Я не хочу тебя обидеть, - сказал я. - Но те, с кем общался я, удовольствия мне не доставили. Честно. Я не люблю людей, которые в своей жизни не заработали сами ни копейки, которые не знают, что такое лишения и сколько стоит... Ну, не знаю... Вот, машина твоя... Ты знаешь, сколько она стоит?...
- Нет, - ответила Ольга, прикурив, наконец, - Но разве я виновата в том, что мой отец может мне такое подарить? Ты бы подарил своему ребенку жизнь лучше той, что была у тебя? Разве нет?...
- Подарил бы, - согласился я. - Естественно. Но я не позволил бы ему заниматься распальцовкой и унижать других.
- В каждой стае есть паршивые овцы, - произнесла она.
- Верно, - кивнул я. - Но почему-то, в вашей, если она действительно твоя, их чересчур много.
- В вашей их тоже много.
- А ты про мою ничего не знаешь.
Она тихо рассмеялась.
- Знаю, к несчастью, - сказала Ольга. - Бывший парень мой. Программист... Боже! - она покачала головой. - Самовлюбленный кретин, считающий себя гением. И вот, как соберутся они, нищие гении, как начнут перемалывать кости простым смертным... Отвращение и стыд... Вот и все.
- Хорошо, Оль, - перешел я к атаке. - Я - такой?
- А я тебя еще совсем не знаю, - ответила она. - Да и зачем мне? Нельзя делать выводы, основываясь только на среде... Никогда... Ты ведь писатель, нет? Ты должен бы это знать...
Я помолчал, глядя на снег, сметаемый дворниками.
Я чувствовал себя довольно странно. Так, наверное, человек, идущий по канату с закрытыми глазами недоумевает, когда на следующем шаге этого каната не находит. Ольга права, несомненно. Но ведь я тоже, где-то прав. Первое суждение о человеке выносится на основании знакомства с его средой. А уж потом, смотришь, как? Верно, или нет то первое, сложившееся мнение?
- Ладно, - сказал я, отстегивая ремень. - Пойду я, пожалуй. И еще раз спасибо.
- Еще раз, не за что, - ответила Ольга-прекрасная. - До завтра.