В новом для меня цехе сразу пришлось заняться реконструкцией. Цех ДК-7 был очень неопрятный, сильно пахло йодом. Коллектив был небольшой, всего 60 человек, но роль цеха была на производстве СКД столь велика, что, не смотря на всякие планы объединения этого цеха с каким-нибудь другим, на это не пошли. Своеобразие цеха состояло в его довольно необычной схеме и в отсутствии особой вредности, дававшей возможности внести производство в специальный список, чтобы оно работало по трехсменному графику. Работать сюда шли неохотно, был период, когда я вообще не мог никого порядочного взять. Приходили одни пьяницы или бывшие уголовники. Обычно они не задерживались: либо увольнялись сами, либо исчезали и их увольняли по статье за прогулы.
Конфликт с одним из аппаратчиков цеха запомнился мне на всю жизнь, но рассказ о нем требует отдельного времени.
Из дневниковых записей (О человеке, легко бросившим пить):
Когда я пришел в новый для себя цех начальником, коллектив был уже хорошо сложившийся и привыкший к недостаткам тех лиц, которые проработали много, но имели какие-то нарушения производственной и трудовой дисциплины. Обычно в цехах старый персонал стараются не трогать, не перевоспитывать, а приспособляются к нему. Так проще: и нервы не портишь себе и другим, и позволяешь делу идти обычным курсом. Со мной же произошло следующее: я не смог спокойно смотреть, как один рабочий - он работал на установке кристаллизации - постоянно был "под мухой". Тогда были немного другие времена и легкий хмель, не вредящий работе, почти всегда прощался - работу человек выполняет и ладно, на проходной его не задерживают и хорошо. Сержантова на проходной тоже ни разу не задерживали и свою работу он более-менее за смену выполнял до конца. Однако, в один прекрасный день я застал Сержантова не просто "под мухой", а откровенно пьяного. Он в спецодежде, в противогазе производил кристаллизацию йода, а рядом с беспокойством суетилась Анна Васильевна Попова - начальник смены, причем тоже в противогазе. Суетилась, помогая аппаратчику не надышаться химических веществ и не свалиться на пол, так как ноги у него заплетались, и только руки автоматически выполняли все необходимые операции.
Сразу после смены я вызвал обоих в кабинет для беседы. Сержантов выглядел в конце смены довольно сносно, дикий хмель улетучился вполне возможно от принятия каких-то препаратов, которые обычно используют водители на дорогах для избежания штрафа гаишников.
- Ну что, Сержантов? - начал я. - Подошел момент, когда тебе необходимо определиться: либо сам пишешь заявление по собственному желанию, либо собираем материалы для статьи в трудовую книжку. Вы же, Анна Васильевна, получите выговор за то, что допустили пьяного на работу. Оба завтра дадите мне письменные объяснительные записки.
С тем я их и отпустил. С утра следующего дня Сержантов стоял около моего кабинета и сразу начал:
- Не увольняй, начальник! Мне осталось всего полгода вредного стажа доработать, клянусь, что больше пьяным меня не увидишь! А затем сразу уволюсь.
Я просмотрел накануне его послужной список и знал, что ему, действительно, осталось полгода, чтобы затем оформить льготную пенсию в пятьдесят лет. И пошел ему навстречу, взяв написанное им, но ничего не значащее заявление об увольнении по собственному желанию, которое я мог бы пустить в ход, если Сержантов не сдержит слова в течение нескольких следующих дней. Но он его неожиданно для меня и для всего коллектива цеха сдержал. И работал свои полгода без замечаний, всегда был трезв, как стеклышко. Как подменили человека! И никто ему даже не заикнулся напомнить про обещанное увольнение через полгода, хотя он уже оформил вожделенную пенсию. Работает человек и пусть работает. Хорошо ведь работает!
И вот здесь наш Сержантов стал интенсивно меняться. Пить снова он не стал, да и не собирался. Он просто отказывался выполнять часть работ, которые иногда возникали во время рабочей смены. Например, уборка территории цеха, покраска закрепленного за сменой оборудования и другое. Сидя в курилке Сержантов, затягиваясь папиросой, небрежно ронял в разговоре:
- Начальник меня ничего лишнего делать не заставит. Какая покраска? У меня в инструкции по рабочему месту никакой покраски нет, и делать это я не буду! И увольняться не буду. Появится желание - уволюсь, а сейчас начальник пусть и не мечтает!
Про такие разговоры я слышал, но считал, что человек шутит. Если основной работой он по какой-то причине не занят, то за другую ничего не мешает приняться. Затем я задумался. Ведь действительно, раз инструкция по рабочему месту не предполагает какие-то дополнительные задания, то и спросить за неисполнение распоряжения начальника смены я с человека не смогу. Тогда я и стал вносить все те работы, о которых шла речь, в виде дополнений в рабочую инструкцию, согласовывал каждое дополнение с профкомом, утверждал у главного инженера. Затем, как и положено, рабочие получали по дополнению инструктаж. И при отказе выполнить вновь внесенные в инструкцию работы я получал возможность накладывать дисциплинарное взыскание на рабочего, который не выполнил указание начальника смены. Поскольку Сержантов все равно часть работ не признал и не выполнил, по каждому конкретному случаю я выпустил приказ по цеху и наградил его либо выговором, либо замечанием. И, конечно, как положено, сразу под роспись в конторе его с приказами знакомили.
За год накопилось таких приказов пять штук. За систему нарушений - а достаточно было два взыскания в течение года - мы получили возможность уволить Сержантова по соответствующей статье Трудового кодекса. В принципе, он уже всех достал. Кроме невыполнения своих обязанностей, он ходил в профком и крутыми словами материл председателя. Выпустив приказ по заводу об увольнении Сержантова за систему нарушений, мы как-то успокоились. Однако, Александр Петрович сразу подал жалобу в суд на предмет восстановления на прежней работе. Народный суд Ефремова рассмотрел жалобу, выслушал представителей завода, и подателя жалобы, не нашел нарушений трудового законодательства и оставил приказ по заводу об увольнении в силе. Сразу же потерпевший подал жалобу в областной суд. В области судья долго выслушивал претензии сторон и особенно обратил внимание на тот факт, что районный судья, который рассматривал дело, оказался тем самым, который много лет назад уже имел отношение к Сержантову. Оказывается, Александр Петрович когда-то работал на нашей городской швейной фабрике, был личным водителем директора и по его указанию доставлял пошитые на фабрике презенты разным шишкам города и области: первому секретарю обкома партии, секретарю городского комитета, любовнице секретаря, и даже именно этому судье. Когда ОБХСС - отдел борьбы с хищениями социалистической собственности - занялся вплотную швейной фабрикой, то там всех пересажали, кроме водителя Сержантова, потому что он их всех сдал, то есть рассказал подробно, что и кому возил. Областной судья задумался и направил дело на повторное рассмотрение в районный суд.
На сей раз жалобу рассматривал другой, недавно назначенный судья Бердников, к которому у Сержантова никаких претензий быть не могло. Судья Бердников был немногословен, изучил все мои приказы и два из них отменил, но осталось все равно целых три, что по-прежнему тянуло на увольнение за систему нарушений. И суд оставил заводской приказ в силе! И, конечно, неугомонный Сержантов вновь повез жалобу в областной суд. С такой энергией он в цехе работал бы...
В области на сей раз остались довольны оформленными документами и пояснениями к ним и также отказали Сержантову в иске к заводу. Тогда он поехал в столицу нашей родины. Но оказалось, что дела такого уровня российский суд не принимает к рассмотрению.
С той поры я Сержантоваова в своей жизни больше не встречал. Может, он куда-нибудь уехал или перебрался в село. Вот такой интересный и поучительный случай.
Надо сказать, что эта реальная история все время помогала мне бороться с разгильдяями, которых встречается достаточно много. Они обычно знают все законы и считают себя непогрешимыми, они своевременно обращаются в комиссию по трудовым спорам, а если им там не помогают, то резво отправляются в суд. Поэтому очень важно действовать четко в соответствии с трудовым законодательством, не допуская ошибок.
Мне пришлось за четыре года произвести реконструкцию двух рабочих технологических узлов, а условия труда были за это время улучшены вообще для всех работников цеха. Даже кабинетов мы себе наделали других. Более светлых, просторных. Произошло это не сразу, вначале долго пришлось уговаривать рабочих - слесарей, аппаратчиков, начальников смен - перейти в бытовой корпус 96/3, который находился рядом, всего в 80 метрах, чтобы освободить раздевальные помещения, душевые. Там все было черное от испарений горячей воды, запорной арматуры на заводе не было, она не менялась годами, уже не поддавалась ревизии, ремонту. Привлечь на ремонт бытовых помещений никого не удавалось. Подобный ремонт могли себе позволить основные цехи производства, наш цех никогда не был на первом плане. Эти страшные бытовки потом долго мне снились, сам я ничего с ними не мог сделать, осилить подобный ремонт своими силами было невозможно. Поэтому почти силком перевели мы всех в бытовой корпус, некоторые были очень недовольны, чуть ли не плакали, спрашивали, почему я хочу сделать им плохо.
Буквально через месяц все привыкли пользоваться бытовым корпусом и удивлялись, как они могли до сих пор ютиться в наших грязных, влажных, тесных бытовках. Это была одна из главных моих побед в цехе ДК-7. После освобождения помещений мы с механиком Павловым Александром Сергеевичем распланировали занять их мастерскими и кабинетами. У электриков появилась своя просторная мастерская с телефоном. У слесарей - тоже, даже токарю отделили комнатку, и туда я выпросил у директора завода Кочетова новый большой токарный станок. Никто не верил, что станок нам дадут, но аргументы у меня были достаточные:
- необходимость частых токарных работ из-за большой коррозии в цехе;
- предстоящая большая реконструкция главных технологических узлов цеха;
- крайне неудовлетворительное состояние старого токарного станка, которым мы еще пользовались, но чаще он находился в ремонте, и наш токарь Ишутин ходил вытачивать детали в токарный парк ремонтно-механического цеха 17, чуть ли не за километр от нашего цеха.
Мне удалось также выпросить новый сверлильный станок, который мы расположили рядом с выходом из слесарной мастерской. Строительно-ремонтный цех 25 помог нам с освежающим ремонтом, получились отличные мастерские, очень светлые, выход был и в цех, и на улицу.
Кабинеты мы расположили над мастерскими. Свой старый кабинет я отдал слесарям КИП под мастерскую, а сам переместился в новый. Механика тоже заставил перейти на второй этаж, хотя он очень не хотел уходить из своей маленькой каморки на первом этаже, считал, что там удобнее. А затем даже отделал кабинет лучше моего и предлагал поменяться, но я не стал.
Одновременно мы начали готовить монтаж узла экстракции йода во 2-м отделении. До этого времени йод выделялся в кристаллизаторах и на нутч-фильтрах. Аппаратчики в противогазах, в резиновых фартуках и рукавицах титановым совком выгребали йод в картонные бочки и везли их взвешивать в хлораторную. Из-за сильной способности йода к возгонке - переходу из твердого состояния в газообразное - все отделение пропахло, пропиталось парами йода, люди привыкли здесь работать, но условия были отвратительные, и все это было при четырехсменке, хотя рабочие других цехов этого же производства СКД, имели трехсменный график работы, а также дополнительные несколько дней к основному отпуску. Эта очевидная несправедливость обращала на себя внимание рабочих, ведь продукты производства практически были одни и те же во всех цехах производства. Поэтому всегда у нас имелась проблема с кадрами, рабочие в первую очередь выбирали цехи, где было больше льгот.
Проект на новый узел экстракции йода толуолом был выполнен задолго до моего появления в цехе, я его изучил, понял, что там к чему и стал потихоньку включать эту работу во всякие общезаводские планы мероприятий: по механизации, по улучшению условий труда, в коллективный договор. Поскольку с йодом всегда была напряженка - йод даже из-за границы привозили (с Японии, из Чили) - то все на третьем этаже нашего Красного дома (заводоуправления) - готовы были начать работы, настраивали на это главного механика, службы КИП, энергетическую. Самое серьезное препятствие здесь заключалось в необходимости остановки цеха ДК-7 на период монтажа, связанного с огневыми работами, это означало, что производство СКД (самое главное на заводе) необходимо было на это время остановить полностью. Возможности у нас такой не было, максимально при капитальном ремонте в те годы нам разрешали стоять полмесяца, а за такое короткое время, учитывая и текущие ремонтные работы, экстракцию построить было невозможно. А узел не только нужно было смонтировать, но и обкатать, научиться его правильно эксплуатировать, обучить персонал.
Заключались монтажные работы в строительстве во 2-м отделении многоэтажной конструкции, по трубопроводам самотеком должна была поступать соляная кислота, сорбент, насыщенный йодом. А в этом отделении кроме извлечения йода методом кристаллизации еще имелась установка периодического синтеза ДДТ - второго компонента каталитического комплекса для каучука СКД. Синтез осуществлялся в растворе толуола, в отделении было с десяток двухкубовых емкостей, где растворяли йод в толуоле, насосы для циркуляции этого раствора через титановую губку, находящуюся в небольших реакторах. Отделение имело небольшие размеры и повышенную пожаровзрывоопасность, вести огневые работы по монтажу новой установки считалось невозможным. Пожарный надзор не соглашался допускать проведение таких работ. Пришлось несколько раз приглашать начальника пожарной части в отделение, все с ним подробно обговаривать и находить компромиссное решение. И мы все-таки эти работы начали! Монтировали металлоконструкции и одновременно вели синтез ДДТ, выделяли йод на кристаллизаторах.
Особенно быстро двинулось дело вперед при очередном провале с приобретением йода. Не зря он на заводе у нас всегда назывался дефицитным компонентом... Наступил день, когда производство СКД пришлось сократить из-за несвоевременного прибытия йода. Приехал директор Кочетов, прошелся по цеху, понял, что мы делаем все, чтобы завод работал, но существующая технология синтеза катализатора и выделения йода не позволяла его разумно расходовать, шли большие потери, от них нужно было избавляться. Директор спросил, чем он может помочь, на что я ответил, что только ускорением работ по строительству узла экстракции, а затем и второй нужной цеху установки: непрерывной схемы синтеза ДДТ.
Это было время, когда цехи производства СКД загружались максимально, каучук шел во все концы страны для шинных заводов и за рубеж. Свои силы использовать мы не могли из-за небольшого штатного расписания и постоянного выхода оборудования из строя за счет повышенной коррозии. После беседы с Кочетовым я почувствовал перемены. Нам сразу прислали из РСУ крепкую бригаду, работу курировал главный инженер строительного управления. Начали проводить ежедневные оперативные совещания в цехе, руководил этими совещаниями заместитель главного инженера Игорь Петрович Гольберг. Оперативки он проводил быстро, напористо, доставалось всем, кто снижал темпы работ. Установку экстракции смонтировали в условиях работающего производства за несколько месяцев, подготовили регламент, инструкции, приняли для ее обслуживания пять аппаратчиков. На пуск приехали из Крыма сотрудники ВНИИИодобром Романько Николай Ефимович и другие. Сразу наладить процесс не смогли, трубы быстро забивались влажным йодом, приходилось постоянно останавливаться для чистки. Мы какое-то время не знали, по какому пути идти дальше, как все-таки заставить работать проектную схему с двумя последовательно включенными экстракторами. Только после трех недель безуспешных проб мы отключили второй экстрактор и сразу же настроили работу всей установки, с этого момента йод получали только на ней, старые кристаллизаторы вымыли, а вскоре вырезали и вывезли в металлолом.
После пуска экстракции мы начали подготовку к новой большой работе: к монтажу узла непрерывного синтеза ДДТ. Старые реакторы периодического действия часто забивались, аппаратчики в сменах долбили по трубопроводам всякими подручными средствами, что позволяло шламу проскакивать и временно оживляло циркуляцию раствора по технологической схеме. Но все это был вчерашний день, мы в конце месяца, когда нагрузка поднималась до 33 тонн дивинила в час двумя очередями производства, не успевали готовить качественный катализатор, отдавали на производство продукт с неудовлетворительными анализами, за этим следовало получение брака по каучуку. А однажды в подобной ситуации мы загорелись...
Произошло это при следующих обстоятельствах:
Реакторы 101-е, загруженные титановой губкой, работали совместно с емкостями 109-ми, которые имели перемешивающие устройства и "рубашки" для нагрева реакционной массы водяным паром. Подошло время, когда емкости стали часто выходить из строя из-за коррозии. Йод превосходно реагирует с нержавеющей сталью и не помогали даже фторопластовые пластины, защищающие дно емкостей от твердого йода. В один прекрасный момент при высокой нагрузке производства рубашка одного из аппаратов прокорродировала изнутри, и в реакционную смесь попал водяной пар и конденсат. Поскольку две емкости 109-е работали поочередно на два реактора, то сразу же были выведены из строя две системы синтеза ДДТ, забились шламом аппараты и трубопроводы. Почти одновременно то же самое произошло и на другой паре 109-х аппаратов, и осталось в работе в тот раз всего два аппарата, а на них много катализатора не получишь. Произошло все днем, и я сразу доложил руководству производства: требовалось срочно ремонтировать оборудование, прочищать трубопроводы и емкости от шлама и воды. Соответственно сокращалась мощность производства и резко снижался выпуск готовой продукции. В то времена этого нельзя было допустить, оставалось три дня до окончания месяца и "горел" план выпуска готовой продукции. Это предполагало потерю ежемесячной премии, кому-то строгие выговора...
У меня в кабинете собрались начальники обоих производств СКД, начальники цехов полимеризации. Тогда цех ДК-1,2 возглавлял Прохоров Николай Иванович, а цех ДК-1,2а - Давыдов Евгений Алексеевич. Рассматривали только один вопрос: как в создавшихся условиях выполнить план, чем можно было помочь нашему цеху в ремонте?
- Людей мы вам выделим для чистки оборудования - и в вечернюю смену, и в ночную! - предложили нам. - Кто с ними будет заниматься?
Вначале мы с механиком Павловым хотели разделиться на обе смены: он возглавляет бригаду очистников в вечернюю смену, а я - в ночную. Но Павлов, подумав, сказал, что, учитывая большую пожарную опасность чистки реакторов от загрязненной и пропитанной толуолом титановой губки, да еще во время продолжающегося процесса синтеза на оставшихся аппаратах, он будет с бригадами обе смены. Это было разумно, мы остались вместе в цехе до победы. И не напрасно!
В начале пришли ребята из цеха полимеризации второй очереди СКД. Они разбалчивали реактора и очень осторожно ссыпали губку на площадку - на отметке 6 метров. Помогал наш сменный слесарь. Павлов находился у пожарного крана, а я держал ствол пожарного рукава. Работа по чистке была не простая, зашламованная титановая губка не хотела выскакивать из реакторов, а опасность состояла в том, что при ударном соприкосновении со стальным металлом настила титан давал искру, пропитанный толуолом шлам вспыхивал и мог начаться пожар, а потом и взрыв, так как рядом имелись емкости, заполненные толуолом. Мы чувствовали себя, как на пороховой бочке. Рядом, в двух оставшихся неповрежденными аппаратах велся синтез ДДТ, и сменные работники передавали его на производство.
Вечерняя чистка аппаратов обошлась без эксцессов, мы выполнили все запланированные работы. Были прочищены два реактора, загрязненная губка была убрана из отделения. Запах толуола и йода стоял достаточно сильный, но терпимый, к тому же противогазы у нас всех были наготове. В полночь, пока собиралась бригада из цеха полимеризации первой очереди, мы с механиком попили чаю, а затем пошли продолжать работу. Люди были предупреждены, что могло произойти загорание, тогда мы должны были начать тушение пламени, а рабочие должны быстро покинуть цех. И то, что мы опасались, произошло: из последнего реактора резко высыпалась губка, при контакте с площадкой она вспыхнула, загорелась почти вся отметка, поскольку губки выпало довольно много - рассыпалась по всей площадке. Горела сама губка и верхняя часть одного включенного в действующую схему аппарата. Рабочие быстро покинули площадку. Павлов открыл пожарный кран, а я постарался направить струю воды на пламя. Но эту струю нельзя было назвать струей. Давление в сети пожарной воды оказалось в тот момент недостаточным, и вода даже не доставала до пламени!
Титановая губка, насыщенная парами органики, горит ярким белым пламенем. Температура в зоне горения достигает 2000 градусов по Цельсию. Через несколько секунд, поняв, что давление воды нам не поднять, я схватил стоящий рядом углекислотный огнетушитель ОУ-25, повернул раструб в сторону пламени и открыл вентиль для пуска углекислоты. И здесь ждала неудача! От сильной коррозии трубка перед раструбом подгнила и раструб отвалился! Даже не пойму сейчас, как я в тот раз не растерялся. Люди были уже на улице, Павлов пытался хоть как-то поливать водой, но пламя бушевало, вокруг были аппараты с толуолом и взрыв мог произойти очень быстро, нас бы после этого просто не стало бы, цех ДК-7 разнесло бы на мелкие осколки, а завод стоял бы после этого очень долго.
Только отвалился раструб этого злополучного огнетушителя, как я моментально отбросил его и кинулся по лестнице вниз, у выхода из цеха стоял такой же, я выволок его за несколько секунд на верхнюю площадку к огню и открыл вентиль. Густая струя углекислоты вырвалась на волю, к пламени, белое облако село на площадку и огня не стало!
После этих жутких минут, когда люди, наверное, седеют, я проникся восторженной любовью к углекислотным огнетушителям. И где бы не работал, все время рекомендовал пользоваться ими, в цехе ДК-7 мы их еще наставили по отметкам. Работая затем в цехе ДК-3а, я тоже старался такие добавлять в отделения, убрал ящики с песком и лопатами из отделения сушки, всякие переносные пенные огнетушители старался заменить на углекислотные.
Пожарные приехали, когда от следов загорания ничего не осталось. Дежурный по караулу из пожарной части долго ходил по отделению и допытывался у меня, как все случилось. Мы завершили чистку и готовились пускать оставшиеся у нас системы синтеза. До конца следующего рабочего дня мы с Павловым мотались по цеху, восстанавливая его работу, и только потом со всеми ушли домой. Больше суток в цехе! Но зато производство заработало на полную мощность, план месяца был обеспечен! А нам захотелось ускорить монтаж установки непрерывного синтеза с выносом реакторов на улицу, где, по крайней мере, взрыв маловероятен.