В темной комнате глухого подвального помещения ты сидишь с зажатым раствором в руке. Твое ожидание не будет долгим, ты совершишь действие, и злое из темной точки невидимого угла уйдет, оставив испарину и капли пота, после к тебе придет ангел с печальными глазами. Всегда так, один и тот же сценарий, только расслабишься, позабыв о той нудной, изматывающей дороге и вот злое существо снова копошится в темном углу. Оно возникнет и примется душить, нашептывая имя твое, правда ласковым, дрожащим голосом. Я играю с жизнью, чтобы допрыгаться окончательно, здравствуйте это я, любовь существует, мир вам.
Было темно, тишина не могла нарушаться каким-либо звуком извне. Одиночество казалось вечным и осязаемым подобно теплу женщины, лежавшей когда-то рядом, еще не успевшей остыть до трупного окоченения повседневностью при свете дня. Глаза могут и способны различать темноту, выделяя необходимые жизненно важные предметы и свет умирающей лампы, плавно очерчивает их зыбкие границы, придавая что-то загадочное обыкновенным на первый взгляд вещам. Беспорядочное, путаное понимание игры собственной фантазии переходит в обыкновенный хаос, лишенный конкретных начал и правил. Пространство, в котором спрятан разум и лабиринт, но все и всегда возвращается на круги своя. Глубочайшая морская бездна, тонны давящей воды и мысли крохотными песчинками кружась, исчезают в темноте, свет медленно гаснет среди тусклого серебра чешуек мудрой рыбы, застывшей между явью и сном. Я курил сигарету, слушая, как крыса за стеной грызет, что-то съестное.
Хрупкая мысль в узде подсознания упирает взгляд глаз в непроницаемость белой стены. Привычный уклад данной минуты мерно текущей в вялом потоке времени, кажется непоколебимым, мои глаза блуждают от стены к стене и эта мысль, зреющая в голове, обретает четкость. Нет ничего, во что стоило бы заглянуть с пристрастием патологоанатома, нечто рядом происходит, шевеля стрелки в часах просто так, смысла нет лезть глубже. Знание кратких афоризмов, в алфавитном порядке выстреливаемых в темноту, это просто собачий бред и трюкачество собственного мозга, где-то рядом происходит предсказуемая борьба видов, полов, систем, но они вряд ли догадываются о наличии лишних секунд, как их прожить, не променяв на порцию бездушия. Знаю, что время сейчас отсутствует, эта изморозь в кистях рук и иллюзия бессмертия тому подтверждение, еще пройдет ровно чуточку секунд, и за дверью в особом мирке обнаружится палитра, состоящая из живых красок. Я буду бесстрашен как никогда, во мраке я сотворю ослепительно яркий свет самого долгого теплого дня, я устал от темноты и страхов в ней проживающих. Мысль обрела зрелость.
Зеркало ничего не помнит, но отражает все, почему именно так все происходит? Мое отражение скользит и играет, медленно превращается в луч света и тень. Я же по эту сторону в бездействии, только шевелятся губы, бывает, накатывает волнами темнота и зрачки в ужасе расширяются, хотя бояться можно только себя. Там в зеркале остывшее пепельное отражение следует обезьяньим ужимкам, все же моего лица. Просто взмах и темноту комнаты рассекает луч света, тревожащий старую пыль. Спустя миг тьма отступит, превратится в крохотную черную бусину, исчезнет в темном, пыльном углу, отдав стены во власть нарисованного света, и будет много белого, серебристого, просто просыпанного жемчуга, станет как-то проще жить сейчас и на час вперед. Рождение желания, пока не объяснимое со временем растущее, заливающее потопом черепную коробку до слепоты с пузырьками газировки, я тупо втыкаю вилку в розетку и не замечаю, как неожиданно вспыхнет ночное небо на потолке, изодранное холодным блеском крошечных точек звезд. Увы, мертвых, но манящих. Там в оживающем мире будет пусто и безжизненно, а ощутимый холод вытеснит страх.
Вот настоящее живое небо и белая нить света ползущая по траве. Ощутимо дуновение ветра, а далее будет холмистая пустошь тихая, сонная, невзрачная, сведенная в сумеречные тона и далее к ночи, там остывает день, там зной обращается в прохладу и завывает тоскою далекий зверь покинувший свое логово. В этом мире нет дневной истерии, нет пространства вещей, заставляющих жить, рычать, грызть кость. Кистью, вернее сочным мазком создам тишину с трелью сверчков, тот позабытый голос шелеста древней травы и оживший порыв ветра, запутавшийся средь камышей у тихого озера, в котором дремлет дитя сумеречных лилий.
Прожорливый цветок накатывающей галлюцинации распускает свои лепестки и начинается неторопливое поглощение видением, которое собственно я начал, но это уже самостоятельный праздник, в котором я персонаж или инструмент. Образы, тени, цвета и вот сумерки заливает до краев серебро взошедшей на престол луны, ее свет завораживает, в этих призрачных волнах ты теряешь все нити связующие тебя с пуповиной реальности. Луна убаюкивает меня словно дитя, укачивает в своей колыбели, околдовывает чарами незримой магии. Мир наполнен шелестом-шепотом листвы, перезвонами бубенцов, огоньками, тихими смешками, далеким зовом свирели. Полная луна хамелеоном меняет цвет и формы, исчезает за тучами, вновь всплывает в озерной глади, твои страхи не обоснованы, беспокойство надуманно, это ее проказы, это все она. Игра продолжается, игра завлекает, теперь отчетливо вырисовывается в темных водах бледный овал лица. Словно маска безжизненное, в нем нет тепла, обескровленное, чуждое человеческой природе, нереальное, таящее в себе тайну. Меня поглощает эта неживая, потусторонняя красота, она может быть божественной, если ты готов ее таковой видеть, принять. Искрятся глаза, в этих вселенных ты тонешь, обреченно идя ко дну, не желая вернуться обратно, она совершенна в этом погибель. Сумерки оживают от набегающих теней, это бесплотное существо становится осязаемым, она притягивает этим жутковатым блеском потустороннего мира, ее голос мелодичен и вкрадчив, я безропотно отдаюсь в это призрачное рабство. Более не существует иных деталей озвученных надломленными голосами брошенных и обреченных жертв, только пляска живых теней, дрожащая паутина серебристых линий лунного света. Накатывает волною мрак приносящий липкий пот и холод, после он схлынет и очередная дверь в призрачный мир приоткроется для моего глаза. Босые ноги прикасаются к холоду мрамора, искрясь во тьме, возникают призрачно белые стены огромного зала, в центре которого возвышается пустующий алтарь. Более никого, эта богиня растаяла в лунном свете и зазвенела тишина. Но где-то там, за сотнями стен, беззвучными океанами времен, облаками, скрывающими глубины бездн, за миром этого изображения, живет, существует, клокочет огромное плотоядное без имени нечто. Его сотворило множество рук, оно многоликим идолищем возвышается над мусорными отвалами жизней, рассекая бездонную черноту космоса своим ярким светом борьбы за удовольствия, и небо становится дырявым звездным покрывалом.
Там никогда нет тишины, все постоянно не спит и движется с одной целью, дабы поразить наповал, слепо повинуясь закону эволюции, справедливости, силы. Шум, грохот, лавина диких криков и брани, спешка измотанных марафонцев, гении речитатива, есть фальшивая радость по грошовой цене и бред пулей влетевший в затылок где-то в районе доков на окраинах. Если же плюнуть на этот самопожирающий мир и по методе одного гуру вознестись ангелом в поднебесье, то увидишь настоящие глаза бездны, эту страшную морду свиньи в бешенстве бесконечного торжества. Вот вздрагивающие ходы вен, световые импульсы натянутых от кайфа нервов, бегущие строки старого завета и это живет, жрет, гадит, пульсирует затмевающим все светом, тянет в раскрытую пасть обезумевшего от крови и душ вепря. Неожиданно приходит стук в дверь и понимание, что все кончено, все убиты и возвращены в целости обратно. Ты бессилен и знаешь, что подобное не повторить, кто-то пытался и захлебнулся рвотой, зол на себя, на память, все забывается и опять начнется обыденность мультипликационного персонажа, беготня, толкотня, песенки про радость, сражения за кусок пирога. Все ты уже практически апатичен, смахнув готическую поволоку с ресниц, ждешь появления новостей и людей. Настало время спасаться от всего этого, пора уходить.
Новости, новости отовсюду, покупайте новости, продаются новости! Утренние заголовки дня вчерашнего, смерть и ночь. Каждую ночь в нашем мире обязательна смерть, иначе не будет утренних новостей. Я начинаю курить и пить кофе, вникая посредством чтения газет в суть происходящего. Оказывается, мир никогда не умрет, в нем все время что-то происходит и рождается, он вообще намного больше, чем стены этого дома. Странный мир, притаившийся за углом, но с другой стороны, мне всегда приходилось быть в нем, даже не подозревая об этом. Идя в булочную по тротуару и видя бегущие машины, торопящихся людей, навстречу или так нагоняющих тебя, отталкивающих в сторону, наверное, я сильно отклонился на этом извилистом пути. Новости, кричащие заголовки, очередная смерть.
Вампиры, вот сочная тема для живого ума, количество однообразных жертв заставляет думать об этом. Все новоиспеченные трупы без крови, пресса в восторге, если бы не трагизм смерти, я бы поверил в ликование этих пышных заголовков. Дракула вернулся, он есть! - прочел я в одном желтом листке. Понеслась песня к звездам - как сказал один мой хипповый приятель. Серьезный еженедельник развил тему, статья вышла на славу с комментариями специалистов, они взорвали мозг просто железными аргументами, резюмируя, выскажу вслух простую вещь. Возможно все под этим небом, но слишком мало мест для этого (возможного). Остаются кипы газет, вампиры и неизвестные люди, одни бродят по улицам и ищут кровь, другие пишут об этом, третьи превращаются в жертв. Остается признать их существование, пока не докажут обратное и не впихнут в маниакальную личину среднестатистического зверька в бесцветном обличье, осатаневшего в четырех стенах дома на окраине мира. Мой приятель Марко Гарсия Лопес славный дилер - Все дерьмо мира, абсолютно все! Амиго, я всегда рад тебя видеть!
Бесконечно одноразовая дорога в ад залита кровью, оцифрованная страна чудес продана и слита в унитаз, все гниет заодно с тобой. Тебе нечего терять, тебе нечего делать, некуда отступать. Паршивое состояние сумерек и дождя в ноябре, одиночество на холодной улице и тут предлагают бессмертие, неизвестно кто и неизвестно от кого, просто прими как дар. Сладкие сны привлекают бесконечностью и всегда, нет боли, нет страданий, условия сделки отсутствуют, побочные эффекты? Но ты не панацею приобретаешь. Это призовая игра, твоя единственная жизнь в этом мире больше не будет таковой, как раньше. Завтра все иначе, сырая земля не ломит костей, сон просто провал в черноту, мир превратился в склеп и гроб, ты уродливый парадокс, живой мертвец, вот такова правда. На самом деле, ни жив, ни мертв. Твоя дорога лежит вперед и сквозь время, ты станешь пить кровь литрами и более ничего, только охота, чтоб утолить голод. Пройдет лет сто или больше, кем ты станешь, если ты уже страшила, ночной кошмар, бездушный убийца, изгой. Останется в осатанелом упорстве существовать далее, или же увидишь солнце? Жалкое существование в своем же добровольном бессмертии, принятом и непомерно раздутом, как нафталиновая легенда. Романтичная мистика приправленная эротизмом, а за всем этим, одна правда, убивать ради еды. Вот и все. Тучная афроамериканка не затянет своей душевной песни о потерянном рае, о господе и воинстве небесном, не прольется дождь из слез, и не возникнет радуга над свинцом туч. Твой мир сырой склеп, ты холоднокровный гад, и нет пышнотелых дев молодых с предпосылками к некрофилии, вот и вся занимательная история.
Вампиры. Буду верить газетным заголовкам, это лишает собственных мыслей, а кто-то незнакомый, помноженный на тысячи подобных прочтет статью за утренним кофе, усмехнется, сказав - Дерьмо, мать его обыкновенное утреннее дерьмо - поправит повязанный галстук и растворится в потоке спешащих людей. Так придёт очередной солнечный в зебре адреналина и депрессии день. Деспотичные акушеры примут новорожденное солнце в свои стерильные алчные руки и понесут его дальше за горизонт, крышами домов, влажным асфальтом, зеленью парков. Лучи солнца пробьются сквозь пыльные шторы, и вся расписная сказочность сдохнет к чертям собачим, начиная невыносимо смердеть разложением, более я не смогу совершить чудо и сделать тишину осязаемой. Снова будет пухлая от сенсаций газета, телевизор, который надоедает хуже паразитов и проповедников, все это убивает рассудок и заражает страхом сердце. День торжествует правдою мыльных пузырей, они блестят и искрятся, медленно сползая по небу, я считаю наличность, я забываюсь в магии пестрых лоскутов мира.
Слова, длинная череда разговорной речи, музыка из радио, прогноз погоды, лица с правильной артикуляцией из телевизора, все повторяется изо дня в день, вот единственная новость, больше не о чем говорить. Мне плевать. День как-то идет, суетясь во всем работающем от электричества, погружая каждого в общее естество социума. Аборигены спешат за мечтой, которую всё-таки умудрились впихнуть в банкомат. Купюры гарант сбывающихся надежд, их хруст приятен и возбуждающ, но это живым. Мертвым плевать, их более тут нет. Раздается звонок, и голос из трубки говорит, что все отлично, на днях мне доставят чек на кругленькую сумму. Я благодарю эту женщину, чей голос мягок и вкрадчив, вдобавок ко всему заявляю, что снова работаю, и мне кажется, результат ее не разочарует. Я бы давно сдох в какой-нибудь подворотне и сказке конец, растворившись в своем наплевательстве и изойдя в плевок, но возникла она и ее чеки. Мне плевать, вопросы порождают ответы, вся эта хрень только усугубляет положение дел и убивает чудо.
Но как быть нам, добропорядочным гражданам? Такой безнаказанный разгул насилия, трупы сыплются, словно из рога изобилия, а вы говорите - слова тонут в неодобрительном гуле массовки. Шоу, они в любом случае делают шоу. Каждый выполняет свою работу и всем плевать, только это шоу, в котором растворишься на время, почувствовав сопричастность и значимость, а за дверью, старость и смерть. Но все же ответьте, если это на самом деле вампир, что станет делать полиция? Этот капитан с не скрываемым презрением смотрит на ведущую - Снабдим патрульных святою водой и осиновыми кольями. Картинка исчезает, и начинают сыпаться подгузники, порошки, йогурты, кандидаты на высокий пост и прочее, прочее.
Я вырываюсь из надоевшего плена белых стен, бегу прочь не считая ступеней на улицу, где есть шум от спешащей в никуда жизни, там происходит необъяснимая пестрая мистерия карнавала повседневности, едут разные машины, слышен голос комментатора бейсбольного матча и кругом потоки людей. Вникаю в значение всего этого водоворота жизненных страстей, чтоб просто затеряться в своих же глазах. Новый Вавилон пускает тысячелетние корни, ползет медленно ввысь, этот извечный голод, безумное желание поглотить синеву неба, измерить глубину и загадку истины. Мечта стать богом.
Такси, желтый цвет дающий хлеб тысячам эмигрантов. Странная, непонятная надежда в глазах, которая умирает с каждым днем, их разные философские мудрования и вечная тоска по далекой нищей родине. Я в пути, сигналы светофоров, обветшалые дома гетто с детьми играющими в простые игры жестокости. Они вырастут, станут взрослыми, но игра стала частью их натуры, сбиться в стаю, обозначить территорию. Я еду вперед огражденный стеклом и ничего не слышу, собственно повторюсь, мне плевать.
Звуковой фон, мне иногда кажется, что это и есть сама жизнь. Вот твоя глухо-немая душа мечется в телодвижениях, а все остальное посторонние звуки, какофония бессвязной речи, музыка работы механизмов, рассортированная библиотека эмоций, просто громадная палитра в которой нет четкого порядка, но после прикосновения кистью это превращается в твою судьбу. Черный Боб его верный питбуль Цезарь, свирепая машина для убийств полицейских и задолжавших торчей. Нет, даже пуля не остановит этого пса, его свирепость напугает самого Сатану, этот безбашенный зверь порвет жопу самому Супермену! Боб любит обильно исторгать всякую словесную хрень, может действительно ему есть, что сказать, или же просто чертов театр раздутых щек и слюны. Только псу на все плевать, его глаза всегда нацелены на твое горло. Он ждет своей команды. Боб варвар по сути, а цивилизации нужны варвары, нужны дикари, они определяют ее стоимость и чертову значимость. Я отдаю деньги, стараясь не смотреть в глаза пса, который может откусить часть задницы Супермена.
Простой прибыльный бизнес, ты отдаешь несколько значимых купюр, получаешь пароль и мчишься в ближайшую забегаловку за своей сокровенной спасительной дозой. Остальным плевать, всему миру насрать на происходящее кругом. Туалет это храм для всех отбросов мира, где отпускают нечистоты с грехами, элементарным нажатием слива, а бог не патрулирует улицы, он просто первоначален и где-то значительно выше. Я получаю искомое, мне вскоре станет здорово в степени превосходно, я перестану злиться и нести всякий вздор, Боб держит марку, он в ответе за слово свое. Это лишь деньги проклятые засаленные бумажки прошедшие миллионами дорог и рук, я не живу ради этого, мне просто это необходимо, чтобы жить.
Интересы перетекают в желания и замирают у невидимой преграды, после которой будет бездна, в ее чернильной темноте гаснет, тускнея моя душа, после прорастает чудом фантасмагории и мистификаций, пляшет словно светлячок. Я живу, я жив, я упорно лезу карабкаясь в кромешной темноте, а может это падение, или обыкновенное заблуждение человека с закрытыми глазами. Трудно понять, но начало положено, время идет и темнота отступит, и бездна окажется просто черным пятном без границ. Ветер и невидимые волны, завораживающий рокот прибоя. Предрассветное, серое небо медленно поглощается темной пенящейся волной, брызги расползаются чернильными каплями, мгла и сырость отступают на задний план. Ветер крепчает. Я в предвкушении, эта крохотная твердь земли под моими ногами, всего лишь хрупкая яичная скорлупа, я закрываю глаза, ощущая хлесткие, соленые брызги бьющие в лицо. Волны окрепнут, вырастут до небес и жадно поглотят их. Страх первобытного дикаря колотит сердце, словно одержимый духом шаман в свой бубен, но это пройдет, и после наступит безумное торжество человека на грани, магия адреналина, смех, словно ты еще не истертый до дыр и подагры романтик на Шекспировский лад, славящий безрассудно бурю. Она разыграется тут же, молнии, рев ветра и волн, тьма, вспышки света, чудовища глубин и духи стихий, разбуженные столь диким шумом, спущенного с поводка хаоса. Буря поглощает мир без остатка, все в один круговорот, смерть, жизнь, мир, небо, звезды. Хаос торжествует, сыплет искрами бушующего пламени в первозданной черноте, и это ее глаза, девы порожденной бурей. Обесточен, обескровлен, я труп с вялотекущей густой кровью. Кругом соль, соль, соль.
Газет накопилось, эта кипа способна отобрать у меня целый день жизни. Мир всегда в опасности, всегда на грани необратимой катастрофы, мы падаем так стремительно и главное, что ни у кого не возникает желания, хоть на пару минут замедлиться, просто подумав вскользь, что да как? Просто во всем виноваты вампиры, газеты так пишут и в телешоу правду говорят, профессиональные охотники, писатели и прочая братия, вот это напасть. Конечно, я пытаюсь быть ироничным, но проблемы мира, если их нет в твоем доме, мягко говоря тебя не касаемы, ведь они далеки. Чудовищ нет во тьме, они обосновались в людях. В людях, у которых короткая память, людях которыми можно манипулировать, воспитывать, принуждать, покупать их, лепить что-то новое. Имея деньги называть себя богом, и после артналета по мирному кварталу, вы мне о вампирах рассказываете. Есть тщедушные старички с колючими глазами в их холодных пальцах, сосредоточены десятки миллионов судеб, они играют и заказывают музыку. Плохая мысль, но увы мы только рабы.
Работает телевизор, там треплется о демократии очередной президент, многое обещает, но все это в следующей жизни, в одном из параллельных миров. Листаешь каналы, бокс латинос мутузит африканца, после наоборот, затем реклама, бой интересен, ты подумываешь о пиве, которое остывает в холодильнике, а в темном углу уже что-то копошится. Окно приоткрыто колышется штора, гудит город, сотни голосов на оживленной улице, перебранки таксистов сигналят автомобили, а в углу сгущается темнота, кто-то стучит в дверь, ты говоришь - открыто, входите - стук исчезает. Нет, бой действительно хорош и тут что-то холодное впивается в твою шею, нечто острое вскрывает болезненно вену. Внезапность, от которой цепенеешь, и меркнет свет и холод касается пальцев, они немеют, ты хрипишь и предпринимаешь вялые попытки вырваться, в голове вопит одна трезвая мысль - это конец. Скоро ты перестанешь быть, твоя кровь утолит голод, принесет молодость и красоту, а ты окрашенный в серое исчезнешь, так и не узнав исхода поединка, тебя выпили, как банку холодного Будвайзера с аппетитом.
Амиго прими таблетку счастья, соверши прыжок в пропасть. Это снова накатывает, мечется в черепной коробке сгустком шаровой молнии, накаляет нервы, заливает все слепящим белым светом. Я уже знаю, я боюсь, я практически готов к прыжку в темноту этой ямы.
Мрак, что еще может ожидать тебя на дне колодца с тайнами? Мои босые ноги, остывшие, одеревенелые, я даже не чувствую камень ли это, или земля. Главное заключается в том, что отсутствуют запахи, кругом эдакая стерильная темень. Осторожные шаги в никуда, дрожь пробивает руки, растопыренные пальцы нащупывают влажные камни, я еще не догадываюсь, что это кровь, сейчас она сумасшедшими толчками пульсирует в висках. Моя животная суть, оголенные нервы, обостренные инстинкты и страх заполнивший все до горизонта. Конечно, тут обитают чудовища, иначе не может быть, они никогда не спят, а все время, всю жизнь слепо рыщут с одной целью, чтобы убить. Мрак кишит хищниками, мрак убивает меня, забирает волю и силы бороться, выстоять, превращает в жертву, в нем есть некто темный, кому он родня.
Следующий эпизод вспарывает темноту вспышкой молнии, она рассыпается на снопы искр. Капли дождя пунцово-алые тускнеют и поглощаются мраком. Воет неистово ветер, кружит волчком, рвет в клочья тучи, беснуется лютым деспотом, сталкивает небо и землю лбами, порождая грохот и безумные пляски молний. Яркие вспышки слепят, шипят змеями, окутывают паутиною свинец неба, бешено вгрызаясь в скалы, но пройдет миг и плотная стена ливня, словно занавес скроет бурю, только где-то вдалеке будет грохотать ворчливо гром. Перед моими глазами возникает призрачный храм не тронутый временем, дождь идет на убыль и вскоре превращается в мелкую морось. Дырявое покрывало туч прорезает лунный свет, мир окутывает серебряная пелена. Проклятая дрожь пробивает все тело, сковывает суставы, дорога превращается в муку, но мне необходимо знать, что это за место.
Серебро струится с неба, словно хлопья снега, невероятная тишина, в которой различим любой звук тук, тук, ворочается встревоженное бурей и страхом сердце, тук, тук, слышатся отголоски пульса в висках. Мрак отступает, рассеивается в сумерках и действительно тихо кружит снег, и камень покрывается искрящимся жемчугом, он хрустит под ногами, я практически у врат. Я осторожно вхожу, стараясь не порождать звуки, эта тишина священна. Храм не терпит шума, мне кажется, что здесь всегда покоился серебристый сумрак и хлопья снега кружили в незыблемой тишине, скрывая от мира здешних обитателей. Теперь глаза отчетливо различают алтарь и то, что сокрыто под покрывалом из снега.
Любопытство движет мною, хотя остатки рассудка пытаются заставить спасти шкуру бегством - Но кто там? Под покрывалом из снега, какая тайна или же просто смерть? Ладонь прикасается к холодному камню и снег отступает. Я зачарованно замираю не смея отвести взгляд от этого неповторимого лица. Нет в мире людей подобного не встретить, мы всего лишь носим маски, бесконечно скопированные до безобразия одинаковые, предсказуемая карнавальная фальшь, а эти черты первичны, они правдивы, словного в них живет наша суть охоты и борьбы за жизнь, никаких оттенков милосердия, веры, бога и прочего, что придумано как гимн. Только отточенная агрессия затмившая разум, хищный блеск глаз в коих бездна и тьма, нацеленных только вперед, глядящих сквозь тебя, словно ты призрак. Плечи ее вздрогнули, она резко вскочила, дико озираясь по сторонам и тихо зашипела, словно встревоженная кошка, блеснули острые клыки, напряглись мускулы, где-то позади, послышались голоса, бряцанье железа. Бесшумно это существо сошло с алтаря, и пройдя сквозь меня стремительно исчезло в снежной пелене.
Путешествие окончено, видение растаяло словно лед. Работает бессмысленно телевизор, за окном просто ночь. Улей города продолжает гудеть, я никак не могу отделаться от образа, запавшего в память и опутавшего своей навязчивостью все, виски не приносит желаемого, но оставляет меня в утробе квартиры, я пью, чтобы сделаться абсолютно пьяным. Жуткое месиво эмоций, грань, Рубикон, безумие все это во мне, если еще закинуться, может, я избавлюсь от этих глаз. Это наваждение, морок, страх обезумевшего, загнанного в тупик варвара в налитых кровью глазах которого оживает призрак, обретающий плоть, ее нагота, чертова нагота и этот смех леденящий, околдовывающий, ты цепенеешь, и он пролазит в твое нутро. Руки в которых прохлада и кожа покрывается дрожью, головокружение от одурманивающего шёпота, огни далекого рая с копотью адской смолы, звон в ушах становится бесконечен и острые клыки рвут твою глотку, топя крик в кровавой пене, а за всем этим живые, живые, пропащие глаза убийцы, она смеется, заливаясь хрустальным звоном у остывающего тела.
Отползаю к стене пытаясь унять поток хлынувших через край мыслей, черт, я однозначно допрыгаюсь. Картина ожила, заперев мгновение в дьявольской игре красок, несомненно, это существо живое. Это смерть, одурманивающая, приятная как студеное старое вино из жертвенной крови, она пьянит, околдовывает и увлекает в темноту навсегда. Ориентиры времени теряют очертания, я погружаюсь в состояние полета в свободном падении, сказка жизни продолжается, пока не иссякнет кайф, или же пуля не выбьет остатки мозга, превратив стену в банальную абстракцию.
Мысли тягучие, вязкие, может поиск сигарет в белой слепоте или просто я опять потерялся. Холодная, пустая стена поглотила мир и его запахи, как знакомо и предсказуемо. Недавнее видение увлекает своею игрою, тени живы, тени пляшут, в их глазах живет огонь, набирай скорее номер, новый кон в игре забьем. Я разрушаю до основания ход ненужного времени, черная смоль страха ползет по гармонии и тишине, скоро идиллия сумерек умрет, породив абсурд с судорожными вкраплениями ярко алого цвета. Я безрассудно приоткрываю завесу тайны, за которой оживает образ и другой мир, наполненный вороньем, трупами и кровавою пеной, из которой родится богиня. Она дика и кровожадна, она дарует милость, прекращая мучения и боль. Может туман, или души павших кружат над бранным полем, прощаясь с этой землею навсегда, слышны стоны и шепот молитв, страданий так много, словно безумие ушедшего дня ожило. Кровь густеет, стынет в вечерней прохладе, стоны становятся тише, а ночью вовсе стихают, словно дева эта принесла с собою вечный сон и избавление. Странная смесь неземной красоты и вполне пугающей дикости ожили в этом лице из тумана, она бродит среди иссечённых тел, глаза бывает, вспыхнут и после стон смолкает. Туман к утру редеет, уходя к неведомым берегам, она спешит вслед за ним. Мертвое холодное поле, усыпанное изувеченными телами и дерущимся вороньем, роса, запах болотной сырости и восходящее в колыбели мутного предрассветного зарева солнце, а кругом мертвецы и смерть. Я робко поспешил за ней, но замер на берегу, все-таки дика и кровожадна и не от мира сего.
Время будет просто идти и останется немногое плевое, дорожка или две, ну и что? Кокаин поглощает все пространство комнаты, казус в человеке расползается на частности, коридор идиллия жизненного пути, квинтэссенция рвотных масс неотличима от палитры, краски завершают бытие, конец. Следующая комната полна повторений и норм повседневного поведения, ты совершенен именно здесь, пока ты этим дышишь. Сжечь бы все это дотла, предать все огню и отдаться веселью напропалую, бездумно, ничего не взвесив, пока есть огонь и дыхание. Верить этим глазам, из плена которых уже не вырваться, блуждать по кругу и пугаться мнимых шорохов за спиной, сочинять эту сказку о чудовище из тени. Глаза, что же прячется там?
День приходит с пониманием во мне растет тошнота, нет, не рвотная масса, а тошнота и мир поглощен ею. Скорбь, минуса эмоций, разочарованность перед закрытой дверью, пресыщение тем, что хочется еще. Окружают тебя лишние вещи, слова, движения, люди. Проклятая тошнота кругом, везде, она постоянна. Бессмысленная радуга над бурлением сточных вод, праздник солнца, вопли тонущих, нет смысла, когда остался в беспамятстве, жизнь глупа, сдобри ее ложью. Рождаешься для того чтобы остаток дней своих платить тем, кто собирает деньги и тоже платит. Это цена за вчерашнюю дорожку со счастьем, а сегодня этот мир противен, он прогнил, но всегда возникнет черный Боб. Спасаешься и бегом, тошнота всегда с тобой.
Новости о бесконечности прожорливых войн и локальных конфликтов, просто потешных разборок, вечный поход за правдой, свободой, демократией, убийство и смерть вот весь итог. Власть и деньги, востребованный рай земного бытия, там всегда давка и кровь никогда не высыхает, кто-то сказал, что это первая ступень к богу. Люди превращаются в монстров, рвут, режут, пьют кровь, только бы вскарабкаться выше и покорить этот мир. Глупо все это. Нет спасения, нет ни черта стоящего, среди желаемого обществом хлама. Нет любви, нет чувств. Жизнь сплошной театр случайных звезд и посредственных актеров, статистов, лиц из массовки. Суицидальные картинки будущего, ставки на скорую смерть, еще слепая фортуна, упрямая надежда, что следующий раз окажется твоим. Очередная жертва, обескровленный труп, все выше описанные потуги мозга вмиг обесценились, став таким же пустыми и отталкивающими, как это ненужное мертвое тело.
День. Отсчет времени, секунды, минуты, часы. За окном шум проезжающих машин, бурлит оживленная улица тысячами голосов, в которых исчезает крик продавца газет бойкого муслима с темными птичьими глазами, в которых бог и память о войне. Вой полицейской сирены, звуки игры сиплого саксофона, цокот копыт старой клячи везущей венгерского шеф повара из ресторанчика на углу, еще много всего занимательного и пустого, Чикаго разгромили Детройт и там радость. Жизнь за окном идет своим ходом, я чувствую голод, но пища вызывает тошноту, лезут всякие мысли в голову депрессивные, шизофреничные их бы сплюнуть на пол, вообще кажется, что пахну я мертвечиной. Зеркало, вода и мое изможденное убитое лицо затерялось во всем этом отражаемом пространстве.
День действительно пришел во все окна этого города. Спуск по ступеням лестницы в течение неопределенного отрезка времени, часы давно превращены в мусор злым волшебником другом василиска из 17 квартиры, но я знаю о времени все, вплоть до мельчайших подробностей. Улица, вечная зебра ползущих существ, фальшь реклам, кафешки и прочая сопутствующая фигня. Проклятая жвачка устойчивой мяты прилипла к подошве, это раздражает, из головы не вытряхиваются образы порожденные путешествиями в мир фантасмагорий и банальных измен, кто они пьющие кровь? Вся эта продажность мира прилавков и лотков не утолит их голода, все-таки что-то мы потеряли, не знаю точно что, но важное и незаменимое и даже забыли название этому. Снова очередной тупик, экран телевизора извергает потоки раскаленных новостей, это плохо когда на экране мертвые дети это всегда плохо.
Ночь, стреляющая миллиардами огней всех цветов в мои глаза, она ослепляет, заставляет быть животным начинающим дикий забег под оглушающий бит сумасшествия и ослепляющих вспышек. Нагие мокрые тела, гримасы страсти, маски персонажей трагедии, но увы не лица. Дым, огонь, визг, ор, крик, вой, оглушающе-слепящий хаос электрического гула пожирающей человечину машины, ее создал человек. Древний хаос взрывается, превращаясь в пестрое конфетти, грохочет музыка, ночная мгла наполняется хохотом, переходящим в расстрельную дробь и после хлынет не существующий дождь, вода превращается в пену, кто-то стонет, карабкается, сползая в тень и мрак. Меркнет в глазах свет. Храм удовольствий полон паствы, мне кажется, я состою полностью из текилы, круговорот людей, цвета, музыки проникает через глаза в голову, и начинается калейдоскоп. Я попадаю в некое течение и тут же водоворот, и омут, возврат не возможен, в ушах музыка, глаза ослеплены цветами ядовитых оттенков, все это режет, рвет, выворачивает наизнанку. Пора уходить.
Новый пришедший день принесет старому распятию очередной глоток безумства, трудно сказать что делать, молитвы слишком сложны для разума, я просто дегенерат этой ложной современности, глупое прожорливое существо, плывущее по течению. Чем больше жаждешь разрушения, тем оно притягательней, потому что ты раб ему. Окровавленные ошметья разбросанного меня, снова сползаются червями в центре комнаты, я стану готовится к путешествию нескольких шагов, к комнате 4А. Там бледный ангел с венами исколотыми шипами роз предложит и глупо отказаться, ведь это магия, страшная, древняя магия, открывающая потаенные двери, за которыми предрассветные сумерки, тайна, истина.
Наркотическое опьянение, сонные глаза, густое содержимое комнаты похоже на пребывание в невесомости, тихий шепот, цветные картинки, после монохром. Вновь эти пропащие, околдовывающие, влекущие глаза, без капли человеческой души. Море ползущих ярких огней, живые вспышки дурманящих желаний, кажется, вдыхаю ее аромат, отдающий гипнотическим действием алхимического зелья, эти чувственные губы, пьянящий околдовывающий шепот, она сводит с ума, она очаровывает. Мой взгляд прикован, втянут в мир пляшущих искорок манящих глаз, но далее притаился хищник и скоро он совершит свой прыжок. Я курю гаитянскую дурь прохаживаясь вдоль стены, чего-то жду, после кормлю канарейку, насвистывая популярный мотивчик. День неторопливо идет в определенном ритме песенки про любовь. Ночь, песнь дня окончена, волшебная мантия укрыла город, мерцают холодно звезды, твой образ скрыла мгла, оставив мне, трепет пульса и только полная луна таращится в мое окно, тревожа неосознанным беспокойством.
Лунный свет рассеет густоту вечерних сумерек, наполняя пространство комнаты призрачным свечением, я рассматриваю, этот чертов отсвет рассеянных мелких живых частиц, главное не увлечься им. Рука медленно, плавным движением заливает все тусклым магическим оттенком серебра и возникает что-то живое. Размытые контуры призрачной фигуры, или туман сумерек дурачит и подстегивает мое воображение. Где-то там позади, чернеет величественное покрывало всеобъемлющей ночи, пролитой по земле озерной гладью, усыпанной островками тускло мерцающих лилий, они похожи на жемчуг. Луна единолично правит миром ни туч, не мелкой ряби на воде, звенящая тишина, затаенное дыхание, время абсолютный ноль.
Тревожное волнительное предчувствие близости учащает мой пульс, кровь вскипает, уходит реальность и контроль, возникает она. Фантом обретает лунную плоть, эти невероятно бездонные глаза небесной синевы, столь глубоки, что холод проникает во все члены тела, я замираю, это жертвенная покорность, воля сломлена, беспрекословное подчинение, я раб. Попытки вырваться, сделать шаг назад, рассмеяться дневным смехом, снова покурить, ничто не властно спасти из плена этих повелевающих глаз. Ее голос тих и вкрадчив, правда, я не понимаю языка, но вынужден повторять слова заполнившие голову. Что за дьявольская игра? Это же всего лишь моя чертова придумка, наркота и немного наскальной живописи, эта хрень не может взять и ожить! Хочется вернуться в кресло, просто взять и крепко заснуть, нет братцы безумный Голливуд накрывает полностью, тот коктейль из дней моих развеселых взрывается подобно вулкану, он ужасен, а эта древняя бабища просто нелепый глюк.
Пройдет пустой день, и ночь как-то второпях промчится, забуду о времени, оставив только непонятную загадку, которой не существует вовсе. Я прекращу все движения и буду ожидать пришествие злобы при вспышках нервного раздражения, шагами вымеряя пустоту комнат, а когда надоест, сяду в скрипучее кресло, закурю, да подумаю обо всем не произошедшем в жизни, мысленно удерживая себя от желания выстрелить в свое отражение, дабы навсегда покончить с борзым разгулом фантазии. Все-таки! Да, должен быть финал у этой долгоиграющей жвачной пьесы, скатывающегося в помойку торча! Это станет откровением жестокости и безумия! Восславим же смерть и трупный смрад, да будет так! Осталось совсем не многое ствол и враг, я обернусь в свирепого дикаря, вышедшего на тропу войны.
Тень гиены ползет по стене, она поглощает солнечный свет и разбухает, словно грозовая туча. Я апатичен, слюна стекает по подбородку. Стена и эта пляшущая тень, доза не отпускает, доза лишь набирает обороты, будут искры и хмель, качели взахлеб, детская боязнь темноты и измены. Я забыл о вызове, о дикаре свирепом в себе, тотальном мочилове кровососущих гадов. Тень покидает плоскость стены и превращается в фигуру, которая нависает над мной плавно покачиваясь. Непроницаемо черное в этом искрятся глаза, мне кажется, что комнату заполнил запах свежей рыбы. Глаза слипаются, от рыбы тошнит и пробивает озноб, эта тень разрастается, поглощая всю комнату вместе со мной. Слышен пульс, после слух режет эта оглушительная дробь сердца и меня словно выталкивает на поверхность, я тяжело дышу, человеческий страх доделывает все остальное. Свет меркнет или догораю я.
Отче наш - я запнулся, остальные слова просто отсутствовали в памяти. Страх поглотил все, кайф, мысли, действие вернее готовность. Оставалось искать задом угол. Незримая волна с качелями замирающего сердца, окончательно тушит свет и праздник жизни. Теперь путешествие продолжится в мирах иных и параллельных словно линия, босыми ногами по льду бреду я, не обмочиться бы от страха. Слышен вой ветра и где-то скулит животина, больно жалостливо, тоскливо и обреченно. Мокрый нос тычется в щеку, и влажный язык облизывает подбородок, я открываю глаза. Огромная белая собака, одноглазая, трехлапая в сумраке подземелья, она походила на статуэтку из фосфора, тусклое, призрачное свечение исходило от нее. Как тебя приятель щедро вознаградила жизнь - животное определенно знало и травлю, и бой - Хотя и ты, наверное, тоже был хорош приятель - я потрепал его за ухо. Пес издал некий звук, который я расценил как дружелюбный, попытавшись подняться на ноги, я понял, что все шатко и зыбко.
Игра продолжается, ведь я жив и пишу эти строки. Предстоящая трапеза мною, однозначно скрыта в этой темени, которая определенно ничего хорошего не сулит, но пес фосфорный, как-то живет. Я усмехнулся развернувшейся бредовой картине в голове, бледный, бородатый, бредущий в полумраке подземелий странник, коптящий факел, собака семенящая поодаль. Впереди возникла массивная дверь за которой темный коридор, снова пес издал непонятный звук, совсем не собачий, абсолютно не поддающийся классификации. Я замер в нерешительности, по сути, я глупо надеюсь выбраться из западни, в которую меня приволокли неизвестные, знающие об этом месте больше, нежели я. Вся интрига состоит в том, как я умру. Сценарий с моей рожей припудренной кокаином, окровавленным мачете в руках и прочей грозной атрибутикой очень привлекателен, чем просто жалко по-сучьи подохнуть в темном углу. Но есть вот такая херня, черная непроглядная кишка коридора и моя нерешительность, как свыкнуться с печальным фактом собственной смерти сегодня. Раз, два, три затем шаг.
Пес заковылял следом и вполне так своим присутствием снял напряжение, которое всегда возникает в темноте, я просто устал признаваться, что мне страшно. Вскоре стало очевидно, что мы спускаемся в глубокую нору, самое паршивое, что при мне не было сигарет и в темноте теряется чувство времени, ощущение пространства. Как тут стать героем, совершить подвиг, накрошить злодеев и победить зло?
Придерживаясь рукою стены, я медленно продолжал спускаться, самое удивительное, что этот пиратский пес неотступно следовал за мною, может, как и я поймал свой кураж, вот мы оказались в чем-то не малом по объему. Шаги обрели свое эхо, после темнота всколыхнулась потоками воздуха, под сводами вспыхнули множественные огоньки, я замер словно зачарованный. Сколько их тут было? Это облако мерцающих огоньков заполнило все, пролилось бурным, хаотичным, потоком пульсирующих частиц поглотивших и нас. Бессмысленно было пытаться отмахнуться от этих бесчисленных насекомых, или бежать сквозь эту мерцающую пелену. Я вертел головой, в глазах буйствовал невероятный калейдоскоп, слух заполонил треск-шелест крыльев, вот тебе и волшебная пещера с чудесами отважный искатель приключений. Сколько продолжалась вся эта световая пляска, трудно сказать, но гипнотический эффект был очевиден и ощутим, это напоминало подобие транса. В конечном итоге неизвестно какое течение или вихрь захватят тебя, на каком берегу улетающего сознания ты окажешься после. Может, финал скрыт за мерцающей пеленою, или так приходит смерть, или пошло это все...
Запах сырой золы, унылая капель или тоскливый реквием по мне, глаза еще во власти мерцающих гипнотических огоньков, а в голове капли и бессмысленность. Я четко понимал, что никаких разговоров не предвидится и экскурса в историю далеких времен тоже не запланировано, и тайн мне не узнать, тем паче не раскрыть, как сказал бы поэт. Все же, как тут лишают жертвы крови? Есть же некий механизм, какая-то четкая последовательность действий, даже господь, оставаясь не видимым, вершит правосудие реально ощутимыми делами. Собственно, то что окружает меня, не может отображать всю целостность данной картины, смогу ли я сложить все элементы воедино, или же опять отправная точка или обрыв? Очевидным остается тот факт, что мне не причинили боль, и судя по всему дурь в голове окончательно не улеглась. Я не паниковал, не метался безумцем производя душераздирающие вопли. Я размышлял, словно впереди ожидала не торопливая партия в шахматы и противник с запасом в тысячу лет, ему никто не позвонит, тем самым внеся элемент неожиданности. Да что-то должно быть за всей этой фантастичной мутью, некая последовательность, только вот под каким углом смотреть? Вопросы, если б они сами собой рождали ответы без моего участия, просто три секунды и готово.
Умереть от собственной глупости или же повинуясь чужой воле, чем удивить Петра? Будет ли эта эйфория со мной до конца, как музыка, которая сейчас звучит в голове и сладко обескровливает храм моего тела. Сон, о котором мечтал всю жизнь и вот его сюжет воплощается в явь полную благоуханий, свежести, истомы и безразличия. Я действительно ухожу без сожаления, оставляя за плечами своими только одну пустоту, которую я столько лет наполнял собою и светляками фантазии, сплёвывал на пол галлюцинации и боль поражений, утрат. Я не хочу повторять, прости, меня ждет дорога и тучи, сползающие в зеркальную гладь океана незыблемой скорби, а может просто печали или снова накатила грусть, кто знает, когда начинается призовая игра. Пустая бесконечность, всего лишь расстояние пока не измеримое, потому что там некому торопиться и пытаться открыть дверцу золотым ключом. Уснуть сладко и навсегда погрузиться в вязкую, медовую негу, раствориться в ней и после мной насытятся все небесные духи, я стану частью бесконечности, у которой нет имени, просто нет. Стоп! Что есть наша жизнь, как не желание протянуть еще один день и заполнить его если не смыслом, то хотя бы собою.
Последняя моя картина, лаконичная и довольно простая, без налета одержимости и бредовых художественных идей. Холодный каменный пол, овальное углубление в нем, зрение околдовано пляской светляков, они гипнотично мерцают, уловка стара как мир. Шел ли ты за белой собакой, или же пес приходил за тобой, вопрос риторический. Все мы чего-то ищем и подумайте, как легко обманываемся завидя мерцающий огонек в темноте, в спину толкает страх, в глазах надежда, сердце глушит разум, и вот ты подобен зародышу, в овальном углублении сладко дремлешь в неге своей. Наркоз или транс, каждому свое. Белый пес, присосавшись к шее твоей, выкачивает кровь это пища его, да и вообще это не собака, а очень древний кровососущий паразит с невероятно развитой способностью к мимикрии, плюс гипнотичное мерцание, вот круг и замкнулся. Я понимаю, что хочется Голливуда, пестрых красок и кокаина в носу, чтоб мир карусели уподобился, и тебе всегда было хорошо, но после придет тошнота и тоска. Это дневник человека убившего тень, легко и непринужденно где-то подземелье. Там белая собака лежала в луже крови и что-то неприятное, и омерзительное шевелилось в ее пасти, это была агония паразита, о котором наука никогда не узнает. Я же продолжаю другую свою историю, о темном подвальном помещении, о запахе мочи, о смерти и прорве дураков на карусели, о любви и красоте, которые есть и будут всегда, мир вам.