Аннотация: ЧЕРНОВИК! Оборотни, альтернативная история и верная любовь. Все начинается как обычная повесть о девушке, живущей в непростые 90 годы. Но и девушка непростой оказалась.
"Самая темная ночь - перед рассветом". Елена Грозовская.
После смерти отца шесть лет назад Эвке пришлось совсем плохо. Друзья и верные сослуживцы бесследно растворились, как соль в воде на следующий день после похорон. Его счет во 'Внешэкономбанке' заморозили. Никогда не работавшая вдова и дочь-студентка остались без средств к существованию.
Инфляция сожрала оставшиеся деньги, как оголодавшая саранча.
От 'распределителя' вдове и дочери замминистра отказали, и Эвка испуганно и растерянно смотрела на голые полки 'перестроечных' магазинов.
Нужно было как-то жить, закончить университет. Продали отцовскую черную 'Волгу', ели-пили на эти деньги год.
Мама по привычке ни в чем себе не отказывала, деньги кончились быстро, и в девяносто первом пришла очередь огромной квартиры в 'сталинской высотке'.
Разменяли на две, в домах попроще. Мать поехала на Октябрьское поле, в послевоенный дом, выстроенный пленными немцами, а Эвка перебралась на набережную в кирпичную пятиэтажку без лифта.
И вот с того зимнего дня переселения в девяносто первом году Эвка из королевы школы, по советским меркам, богатой невесты и дочери замминистра - избалованной, ничего не умеющей, превратилась в обычную, одинокую, трудящуюся девушку.
Эвка окончила журфак. Начала учебу в одной великой стране, а вышла на работу совсем в другой, в той, что осталась от великой. В бывших советских газетах и журналах тиражи стремительно падали, а с ними падали и зарплаты.
Но делать было нечего - пришлось спрятать гордость глубоко-глубоко, а 'красный' диплом в последний ящик письменного стола, и идти в многотиражку на оклад в 'сто пятьдесят рэ' под руководство главреда, Муравьева Леонида Олеговича, в народе сокращенно - Мурло.
Из окон новой квартиры, как напоминание о чем-то давно ушедшем и неосуществимом, был виден флигель высотки, в которой Эвка жила с детства, и широкая излучина Москвы-реки, омывавшая набережную перед похоронно-свинцовым зданием Совинцентра. Здание выглядело ультрасовременным и одновременно дипрессивно-неприступным, даже в яркий, солнечный день. При взгляде на Совинцентр, Эвка неизменно вспоминала слова доктора Чехова: 'Замечательный день сегодня. То ли чай пойти попить, то ли повеситься'.
Оставшиеся от доплаты в высотке доллары достались матери. Бронислава Миладовна рассудила, что так будет справедливо: или квартира в центе города, но без денег, или квартира в рядовом районе, но с деньгами. Сказала, что жить в центре рядом со старыми знакомыми, 'бросившими ее на произвол судьбы с ребенком', ей невыносимо, и она собирается начать новую жизнь на новом месте, где никто ее не знает.
Предложила 'ребенку' поселиться в центре, а сама укатила в старый довоенный дом при Генштабе Москвы.
* * *
Свое решение начать новую жизнь Бронислава Миладовна, никогда не бросавшая слов на ветер, принялась осуществлять сразу после переезда.
Её квартира была на последнем этаже, где 'глазк;ми' в высоких дермантиновых дверях, перетянутых ромбами лески, смотрели друг на друга всего три квартиры на площадке. Вдова незамедлительно навела справки у консьержки о соседях по лестничной клетке. Соседями, вернее соседом, оказался старый генерал, герой 'чешских событий'.
Бронислава Миладовна раздобыла сведения в 'паспортном столе' и ЖЕКе, разузнав, что сосед - вдовец, хоть и был женат трижды и, что семидесятиоднолетие одинокого генерала к счастью приходится на будущую неделю.
Она заявилась к забытому старику с внезапным визитом, с тортом 'Наполеон', собственноручно испеченным накануне, во всеоружии своей еще не совсем увядшей красоты и блеске оставшихся после смерти мужа бриллиантов.
Стоит ли говорить, что генерал, встретивший гостью по утру в полосатом халате, с газетой 'Известия' в руке и шлепанцах на босу ногу, был сражен наповал и тортом 'Наполеон', и красотой новой соседки, годящейся в свои сорок семь, ему в дочки.
Бронислава Миладовна, поигрывая сережками в ушах и загадочно улыбаясь, прозрачно намекнула генералу на добрые соседские отношения и нежную дружбу, и предложила зайти к одинокой вдове выпить чашечку чаю.
Генерал, провел молодость достойно славы русского офицера и, почувствовав вновь запах пороха, как старый боевой конь, стал рыть копытом землю и решил взять даму, по привычке, на абардаж. Но Бронислава Миладовна, используя известную женскую тактику защиты, как нападения, мягко, но решительно выставила кавалера за дверь.
К вечеру генерал заявился вновь в голубом мундире и при орденах, с букетом белых гвоздик, умоляя простить его и пойти с ним на праздник в Дворянское собрание.
Бронислава Миладовна цветы приняла и нежно, но в то же время твердо сказала, что на свидание пойдет только в том случае, если генерал заедет за ней на голубой 'Чайке'. Ибо платье у нее из голубого шелка и драгоценное колье из аквамаринов - тоже.
Это был шах и мат. Генерал, сказав лишь одно неприличное слово, ретировался в собственные аппартаменты и поначалу возмутился взбалмошности дамы, но потом вдруг подумал, что настоящая генеральша должна быть именно такой. В конце концов, Бронислава Миладовна - настоящая дама, достойная рыцаркого поступка.
И имя у нее под стать характеру - Бронислава... от слова 'броня', наверное, и так созвучно с его военной фамилией Пушкин.
На следующий день генерал вывел из гаража черную правительственную 'чайку' и погнал ее собственноручно в Серебряный Бор к местному умельцу по кличке Два-стакана.
Два-стакана, привыкший не задавать лишних вопросов богатым клиентам, обещал к утру следующей субботы (торжество вечером) перекрасить 'чайку' в нежно-голубой цвет и перетянуть салон и диваны серебристым велюром. Генерал, сверкнув карими глазами под черными и косматыми бровями, мягко намекнул умельцу, что если тот обманет старого вояку и не сделает машину голубой к утру следующей субботы, то 'голубым' станет он сам.
Субботним утром генерал вновь наведался к соседке. Она удивленно подняла бровь и строго произнесла:
- Анатолий Николаевич, я же сказала, что пойду с вами только при моем условии.
Старый вояка подкрутил седой ус:
- Я все понял, дорогая Бронислава Миладовна, и выполнил ваше условие. Машина будет ждать вас у подъезда ровно в пять.
И вот, весенним, апрельским вечером жители окрестных домов, еще не расселенных бедных коммуналок наблюдали событие, навсегда запавшее в их городские, истосковавшиеся по романтике души.
Бронислава Миладовна вся в голубом, словно королева из другого мира, сверкая небесными драгоценностями на высокой шее, в норковом, серо-голубом манто шла под руку с генералом в голубом мундире к голубой 'чайке', другой которой не было больше ни в столице Москве, ни в России, ни в бывшем уже тогда СССР.
После этого события роман с генералом принял бурный характер, завершился свадьбой спустя три месяца, и у Эвки появился 'новый папа'.
Анатолий Николаевич отцовских чувств, слава богу, не проявлял, но Эвке все равно, не нравился. Каждый раз при встрече смотрел ласково, доверительно, как психиатр. Эвка старалась убедить себя, что 'новый папа' человек правильный, умный - не каждому доверят командовать целой армией, но под его рентгеновским взглядом ей всякий раз становилось не по себе.
- Ты блондинка, - константировал генерал при первой встрече, и Эвка даже растерялась. Лицо отчима скривилось, как от зубной боли. С таким лицом хорошо милостню собирать на паперти - неприменно дадут, мимо никто не пройдет.
- Это противозаконно? - улыбнулась Эва, но отчим шутки не понял.
Смысл вопроса Эвка поняла, посетив впервые генеральскую дачу. Генерал к приезду 'дочки' подготовился - сделал в её комнате ремонт и поменял мебель.
Комната была сплошь розовой. Розовые обои, розовое покрывало на кровати, шторы, ковер, полог, кресла и даже конвертики на письменном столе розовые.
- Нравится? - спросил 'новый папа' обалдевшую Эвку, - я знаю, вам девчонкам всё розовое подавай, особенно блондинкам.
- Нет слов! - выдавила из себя Эвка, подобрав челюсть.
'Твою ж мать!'
Влюбленные решили венчаться, и хотя Эвка не одобряла маминой позиции - превратить собственную жизнь в сказку любым способом, в церкви радовалась, когда священник пробубнил молитву и связал таки 'молодых' узами брака.
На свадебном банкете не было ни одного знакомого лица. Эвка ловко увернулась от летящего в неё из рук матери букета невесты и вскоре незаметно покинула торжество.
Теперь Бронислава Миладовна щеголяла новым, неприлично-большим булыжником-бриллиантом на безымянном пальце и новой фамилией.
Генерал сразу же, естественно, под нежным и решительным нажимом Брониславы Миладовны, переписал свое имущество и завещание на новую жену, чем несказанно разочаровал сына и наследника, не видевшего батюшку год и проведшего его в Индии. Это послужило поводом для обострения и без того непростых отношений между отцом-генералом и сыном, укатившим на этот раз во Францию.
С тех пор Бронислава Миладовна вот уже четыре года была счастлива в новом браке. Все три квартиры на площадке, в том числе, генеральскую и квартиру Брониславы Миладовны объединили в одну, сделав роскошный ремонт.
Приватизировали чердак и, новые аппартаменты приняли такой же обширный вид, сложенных вместе полдюжины теннисных кортов, как и в высотке, которую Бронислава Миладовна старалась никогда более не вспоминать.
В аппартаментах было всё, даже баня. Бронислава Миладовна завела себе здоровенного кота и прислугу: горничную, повара, шофера, банника и секретаря лет пятидесяти со странным именем Минж, которого Эва боялась, как огня.
У Минжа были огромные волосатые руки и глаза прожженного уголовника. Кажется, он скучал по тюряге и в связи с этим твердо решил лишить жизни того, кто случайно останется с ним наедине в квартире и, кажется, жертву уже выбрал.
Нынешним летом супруги, кот и весь персонал, включая банника, укатили в Болгарию на месяц, и Эвка наведывалась в квартиру матери два раза в неделю, поливать сортовые фиалки.
Слава богу, ездить осталось всего два раза - Эвка обвела эти числа красным фломастером, нарисовав черепушки со скрещенными костями и приписав: 'Возвращение Минжа. Эпизод IV'. Через неделю супруги Пушкины и персонал должны вернуться с гостеприимного Сланчева Бряга.