Аннотация: Критический отзыв на пиратский роман Михаила Попова "Белая рабыня"
Виктор Губарев
"Белые пятна" в пиратском романе М. Попова "Белая рабыня"
- На мой взгляд, в этой истории есть темные места, милорд.
Или белые пятна, как вам будет угодно.
-Что вы подразумеваете под словами "белые пятна"? -
напрягся лорд Бредли.
М.М.Попов "Белая рабыня".
В 2007 г. издательство "Вече" выпустило новый роман Михаила Попова "Белая рабыня", повествующий о пиратских приключениях в бассейне Карибского моря. Если бы действие этого романа протекало в вымышленной стране и "в неизвестно какую эпоху", критик оценивал бы лишь его художественные достоинства и недостатки. Увы, роман попал в серию "Исторические приключения", анонс заманивает читателей "блестяще выписанным колоритом эпохи", а значит, мы вправе ожидать от автора сравнительно правдивых ситуаций в достаточно правдивых исторических обстоятельствах. Во всяком случае, таких нехитрых правил придерживались в свое время и Р.Л.Стивенсон (когда придумывал свой "Остров Сокровищ"), и Р.Сабатини (когда сочинял свои истории о капитане Бладе). Поскольку роман М. Попова явно навеян впечатлениями от прочитанных когда-то книг Сабатини, хотелось бы отметить, что последний был уверен: исторический романист должен изучить избранный им период с такой тщательностью, чтобы чувствовать себя в нем как дома. По мнению Сабатини, художник вправе строить свой сюжет не только на подлинных фактах, но и на вымысле, может изображать исторические лица или создавать свои персонажи, однако непременным условием остается "реальный исторический фон, с которым сюжет и персонажи находятся в реальном и правдивом соотношении".
Что же преподнес нам М.Попов?
Датировав начало событий в романе 1672 г., автор в первом же предложении вводит в гавань Порт-Ройяла "трехмачтовый бриг "Девоншир"". Позвольте, да ведь любой юнга знает, что бриг - это двухмачтовое судно с прямыми парусами! Дальше - больше. "Девоншир" стоит на якоре в гавани Порт-Ройяла, которая, оказывается, именуется Карлайлской бухтой! (с. 5). Автор подзабыл, что Питер Блад в свое время высадился в Карлайлской бухте, но не на Ямайке, а на острове Барбадос - там, на Барбадосе, она и находится по сей день.
Не будем ставить автору в вину то, что губернатора Ямайки он называет полковником Фаренгейтом (хотя в 1672 г. реальным губернатором этого острова был полковник Томас Линч). Но почему М.Попов называет ямайского плантатора Биверстока "самым богатым человеком к востоку от Наветренного пролива" (с. 6), если Порт-Ройял (да и вся Ямайка) находятся к юго-западу от указанного пролива? Если запамятовал, так можно было свериться с картой Вест-Индии.
Совершенная чехарда начинается там, где персонажи романа по воле автора начинают обращаться друг к другу. Капитан Гринуэй здоровается с дочкой плантатора и обращается к ней "мисс" (с. 7), хотя должен был бы сказать "мисс Биверсток" (обращения мистер, миссис, мисс в английском языке употребляются только с фамилией). Зато сама дочка плантатора (Лавиния) обращается к Гринуэю "господин капитан" (с. 8) (тоже странное сочетание; надо было сказать либо господин Гринуэй, либо капитан Гринуэй, либо просто капитан). На с. 16 папаша Биверсток называет свою дочь "мисс Лавиния". На с. 12 (и далее) "дворецкий Бенджамен" (очевидно, следовало бы написать Бенджамин), а позже и мистер Биверсток и другие персонажи (с. 15, 18 и далее) обращаются к полковнику Фаренгейту "милорд", хотя указанный полковник не является лордом и ни в коем случае не может титуловаться таким образом.
Трудно поверить в то, что плантатор Биверсток никогда ранее не покупал белых рабов (с. 10); в хозяйствах богатых землевладельцев на островах Вест-Индии постоянно работали сервенты - кабальные слуги, которых покупали на 7 лет и которых в литературе обычно именуют "белыми рабами".
На с. 11 автор определяет цену здорового африканского невольника в 8 ф.ст., тогда как в действительности еще в начале 1660-х годов в Британской Вест-Индии негра-раба продавали за 16 ф.ст., а в 1670-е годы (которые описывает М.Попов) стоимость одного раба на Антиллах подскочила до 30 ф.ст.
Мы уже отмечали, что автор романа не дружит с географией. Вот и на с. 13 он уверяет читателя, что "Порт-Ройял располагался уступами на склонах невысоких гор, поросших мангровыми зарослями". На самом деле Порт-Ройял находился в западной части Палисадоса - девятимильной песчаной косы, которая служит волноломом для современной Кингстонской гавани. Из вышеприведенной цитаты (а также из текста на с. 100) видно, что М.Попов не дружит также и с ботаникой. Мангровые заросли не растут по склонам гор. Мангры (или мангровы) -- это деревья или кустарники, произрастающие в прибрежных ареалах или в мангровых зарослях, к которым также применяется термин мангровое болото. Растения-мангры всегда обитают в осадочной прибрежной среде, где в местах, защищенных от энергии волн, скапливаются мелкодисперсные осадочные отложения.
На той же странице читаем, что губернатор отправился "к собору святого Патрика". В каких архивах и в каких путеводителях М.Попов отыскал такое величественное архитектурное сооружение, якобы располагавшееся в Порт-Ройяле, - секрет за семью печатями. Читателю остается верить писателю на слово, хотя с каждой страницей делать это становится все труднее...
На с. 21 сын губернатора, Энтони, обращается к "мисс Элен" то на "ты", то на "вы" ("ты не хочешь", "у вас, мисс"). Там же он называет своего отца "сэром Фаренгейтом", хотя слово "сэр" следует употреблять перед именем, а не фамилией. На следующей странице Энтони "рванулся через какие-то цепкие заросли, раздирая мундир...". Автору не ведомо, что в английском флоте мундир появился в конце XVII - начале XVIII в., а в 1670-е годы на Ямайке (и не только там) офицеры одевались так, как одевались все дворяне. Позже, на с. 134, М.Попов будет одевать Энтони то в "форму (!) английского моряка", то в "живописное платье карибского корсара", то в "кожаные доспехи лесоруба". Театр мод, однако...
На с. 23 Энтони прохаживается "по коридору перед запертыми дверьми, щелкая каблуками". Выходит, он не стучал каблуками по полу, а "щелкал" ими. Забавно. На с. 28 Энтони удивляет нас еще одним сотрясением эфира, когда "еще раз с хрустом сложил подзорную трубу". Так он ее сложил или переломил? И зачем вообще нести с собой подзорную трубу, отправляясь в кабинет к отцу? М.Попов полагает, что подзорная труба - обязательный атрибут морского офицера, с которым он никогда не расстается?
На с. 29 Энтони собирается отплыть на Тортугу на трехпалубном 60-пушечном линейном корабле "Саутгемптон"... Зачем? Да просто развеяться. Автор называет сие мероприятие "ничем не примечательным рядовым рейдом". Ничего себе! Линейный корабль Его Величества отправляется в колонию другой державы (Тортуга принадлежала Франции) без особой цели, причем это плавание характеризуется как "рядовой рейд". Английское слово "raid" означает "набег". Но ведь Энтони идет на Тортугу не с военной целью. Где же логика? Далее выясняется, что маршрут выбран не самый прямой. Вместо того чтобы идти к Наветренному проливу, то есть на северо-восток от Ямайки, корабль зачем-то идет на запад, к островам Кайман. Там он попадает в штиль, а затем все видят надвигающееся грозовое облако, обещающее ураган. Капитан Брайтон в этой ситуации ведет себя как форменный кретин. "Нам бы только успеть убрать паруса", - говорит он. А через абзац, взглянув на приближающееся зловещее облако, обращается к Энтони со словами: "Пойдемте, лейтенант, пропустим по стаканчику хереса". И такому человеку Британское адмиралтейство доверило командование трехпалубным линейным кораблем?!
Когда налетел ураган (глава 3), на "Саутгемптоне" начались новые приколы. "Сорвавшаяся-таки с креплений кулеврина [таки-так!] носилась по нижней пушечной палубе, сметая все на своем пути, калеча орущих от ужаса канониров". Можно себе представить! Легкая пушка (а кулеврина, к сведению М.Попова, не была тяжелым орудием) носится по нижней орудийной палубе, как сумасшедшая, - есть от чего прийти в ужас бедным канонирам... Но еще безумнее выглядит то, что происходит в это время в кают-компании, где Энтони преспокойно сидит "со стаканом в руке". Ураганный ветер выбил все стекла и сорвал с петель дверь. "Орошаемый хлопьями холодной пены, лейтенант старался, может быть, из чувства самоутверждения (!) держать стакан с хересом в вертикальном положении. Когда вдруг начала вздыматься (!) противоположная стена кают-компании и на него из распахнувшихся стенных шкафов роскошными белыми стаями полетели обеденные сервизы..." (с. 34). К счастью, Энтони не увидел, что случилось потом - потерял сознание.
Очнулся... - нет, не гипс, а песчаная отмель, на которую его невесть как вынесло в целости и сохранности. И какие-то пираты насмехаются над ним. А у одного "из-под треуголки торчала черная просмоленная косица" (с. 35). Автор спутал XVII век с XVIII-м (видимо, наплыли воспоминания из "Острова Сокровищ"). Чтобы избежать неприятностей, Энтони следовало бы прикинуться каким-нибудь рядовым офицеришкой с утонувшего корабля. Но молодой человек делает все наоборот, заявляя пиратам, что он - сын губернатора Ямайки. Теперь и дураку понятно, что с него потребуют выкуп... Но Бог с ним, с сюжетом. На с. 38 (а позже на с. 276), описывая внешний вид пиратов и корсаров, М.Попов напяливает на них косынки "из красной бумажной материи" (!). То есть даже не банданы, а женские косынки. Автор полагает, что именно такие головные уборы носили пираты Карибского моря в 70-е годы XVII века. Между тем, любому специалисту по истории пиратства известно, что банданы на головах пиратов были придуманы беллетристами в XIX веке, а реальные флибустьеры Вест-Индии никогда подобных платков на головах не носили (о них нет упоминаний в документах той эпохи и они не изображены на гравюрах и картинах указанного времени).
На с. 39 сообщается, что пираты вывели из лагуны свой 24-пушечный капер. Так они были пиратами или корсарами? Неужели уважаемый М.Попов не улавливает разницы между пиратом и капером (корсаром, приватиром)? А что же наш славный герой? Он сидел связанный в каюте, и "мимо обшарпанного иллюминатора (!) скользила (!) зеленоватая вода Карибского моря". Супер-пупер... Оказывается, в XVII веке появились первые иллюминаторы, мимо которых вода, естественно, "скользила".
На с. 42 читатель может насладиться описанием неудачного нападения пиратов на испанский галеон. "Когда корабли сблизились и деморализованные испанские батареи (!) уже не были способны к залповому огню", какое-то шальное испанское ядро попадает в пороховой отсек пиратского судна, и оно взлетает на воздух! Почти все пираты убиты, помощник капитана "вообще выброшен взрывом за борт". "Изувеченный остов (выделено мной, - В.Г.) пиратского корабля, двигаясь по инерции (!), медленно прислонился (!) к красному борту галеона". Галеон, конечно, не пострадал, и паруса его не вспыхнули от взрыва соседнего с ним парусника. Так было нужно автору. Испанцы смело пошли на абордаж (чего, остова?) и обнаружили живого и невредимого Энтони, который "стоял, прислонившись спиной к мачте, заворожено наблюдая за тем, как, размахивая обнаженными (!) шпагами и дымящимися (!) мушкетами, на палубу пиратского корабля градом сыплются люди в желтых кирасах и касках". После этого следует милая беседа Энтони с доном Мануэлем де Амонтильядо. Началась она на палубе, но в разгар беседы слуга вдруг "вносит горячий шоколад в серебряном кувшинчике". Куда вносит? И тут же наивный Энтони сообщает, что он - сын губернатора Ямайки, за которого пираты хотели получить выкуп в 100 тыс. песо! Испанец в этой главе пока что слишком благороден, чтобы довести начатое пиратами дело до логического конца; он решает доставить Энтони на Ямайку, к папочке...
В главе 4 автор рассказывает нам байку о том, как комендант "внешнего форта Карлайлской бухты" обещает Энтони отвернуться (!) в момент прохода испанского корабля во внутреннюю гавань Порт-Ройяла (с. 45). Войдя в гавань, испанец "пришвартовался неподалеку от настороженных (!) кораблей ямайской эскадры".
На с. 48 автор уверяет доверчивых читателей, что в функциональные обязанности губернатора Ямайки входила организация балов и прочих "шумных массовых праздников", причем "эта статья цивильного листа (?) никогда не вызывала нареканий в Министерстве финансов (!)".
Поражает полная неосведомленность М.Попова относительно вопросов навигации вообще и в Карибском море - в частности. Так, когда ему вдруг захотелось отправить в море всю ямайскую эскадру, он не думает о том, что плавание парусных кораблей зависит от погоды и ветра, что надо заранее подготовить суда и команды к походу, снабдить их провиантом, военным снаряжением и т.д. "Пошлите кого-нибудь (!) в гавань к Хантеру с сообщением, что завтра (!) ямайская эскадра выходит в полном составе на патрулирование", - говорит губернатор своему дворецкому. Для чего выходит? Оказывается, "нашим морским волкам пора встряхнуться, а то они опухли от рома" (с. 65). Оригинально, не правда ли? Далее выясняется, что губернатор решил провести в море учения вверенного ему флота...
Глава 5 начинается бесподобным экскурсом в географию и историю Ямайки. Описывая вымышленный городок Бриджфорд на северном побережье острова, М.Попов замечает, что он находится всего в 10 милях от Порт-Ройяла. Позвольте, сэр, но ведь Порт-Ройял находится на южном побережье Ямайки! Каких же куцых размеров должен быть весь остров, ежели дистанция от Порт-Ройяла до северного побережья не превышает 10 миль? Далее автор пишет, что в Бриджфорде находился один из домов семейства Биверстоков. "Дом Биверстоков, родовое их гнездо, возведенное около сотни лет назад Джоном Агасфером Биверстоком, было первым каменным строением в здешних местах. Городок вырос позднее...". Данная информация подтверждается и на с. 189. Возьмем, однако, калькулятор и посчитаем. От 1672 года отнимем сотню лет и получим примерно 1572 год. Выходит, английский богатей построил свое родовое гнездо на занятом испанцами острове Ямайка в эпоху, когда в Америке не было еще ни одной английской колонии! Неужели автор не знает, что Ямайка была захвачена англичанами в 1655 году, и только после этой даты там начали селиться подданные Британии?
На с. 67 М.Попов снова демонстрирует читателям, что английские колониальные власти на Ямайке были совершенными олухами. Мало того, что вся ямайская эскадра во главе с губернатором "внезапно" покидает Порт-Ройял, оставив его без защиты, так еще и испанский корабль под командованием дона Мануэля без всяких затруднений и формальностей покидает английскую гавань, и "на это отплытие особого внимания не обратили". Ничего себе! Выходит, любой желающий (испанец, пират, контрабандист) мог спокойно войти и выйти из Порт-Ройяла, а местные власти, таможня, гарнизон смотрели на подобные "мелочи" сквозь пальцы.
На с. 80 упоминается "порт-ройялская полиция", на с. 185 - "взвод морской полиции", а на с. 189 - "губернаторская полиция". Автору следовало бы знать, что в ту эпоху в Порт-Ройяле вообще не было полиции; ее функции возлагались на милицию, сформированную из местных ополченцев.
На с. 83 и далее автор неоднократно рассказывает нам об острове Санта-Каталана. Такого острова нет не только в Карибском море, но и в других частях света. В Карибском море есть остров Провиденсия, который в XVII веке испанцы называли Санта-Каталина (т.е. остров Святой Екатерины). "Каталана" в переводе с испанского означает "каталонская", "каталонка", но при чем здесь "святая"? На той же с. 83 находим еще ряд перлов - испанский военный министр говорит королю, что дон Франсиско де Амонтильядо "является алькальдом острова Санта-Каталана", а дон Диего де Амонтильядо "является командором королевской службы". Автор забыл, что алькальд - это городской голова (мэр), а не управляющий островом, а командор - одна из высших должностей в духовно-рыцарских орденах, а не на королевской службе.
На следующей странице появляются новые загадочные термины - "строевой адмирал", "рескрипт", "королевский капер"... Король говорит министру: "...заготовьте копию того нашего рескрипта об отлучении дона Диего от должности" (!). Не странно ли? Рескриптом называлось личное письмо монарха какому-либо лицу с объявлением благодарности, с сообщением о награждении, о новом назначении и т. п., но ведь дона Диего не награждают - его отстраняют от должности! "Капер", как известно, - слово голландского (и немецкого) происхождения; испанский король в отношении своего подданного скорее употребил бы термин "корсар", но отнюдь не "королевский" (понятия "королевский пират", "королевский корсар" - книжного происхождения, придуманы беллетристами в более близкие к нам времена). Кстати, на с. 143 дон Мануэль в разговоре с доном Диего опять пользуется непривычным для испанцев термином "капер", упоминая о своем сражении с английским судном ("мне пришлось потопить один английский капер").
На с. 85, 182, 259 и пр. М.Попов упоминает остров Гаити, который в XVII веке так никто не называл. Остров был известен как Эспаньола (так назвал его Колумб), или Сан-Доминго (по главному городу Санто-Доминго), и под этими названиями он фигурирует на всех картах той эпохи.
Совершенно фантастически выглядит рассказ о том, как дон Диего без разрешения губернатора Гаити и на свои собственные средства выстроил "в одной из малолюдных бухт" на юге острова "пару фортов и прекрасный каменный дом", который именуется также "мавританским замком" (с. 85, 100, 101). М.Попов, очевидно, думает, что построить в диком месте, при отсутствии нормальных дорог, достаточного количества строительных материалов, транспортных средств, специалистов и рабочей силы "пару фортов" было делом совершенно пустяковым, доступным любому корсару. Если бы автор почитал документы колониальной эпохи, рассказывающие, с какими трудностями и как долго велось строительство крепостей в ключевых центрах европейских колоний на Антиллах, он наверняка ограничился бы постройкой какого-нибудь небольшого деревянного укрепления. Следовало бы также помнить, что английские и французские флибустьеры постоянно собирали разведывательную информацию о владениях противника и сразу же передавали ее своим патронам. Если бы они узнали о строительстве испанских фортов в какой-то укромной бухте на юге Гаити, испанцам не позволили бы заложить там даже фундамент. На с. 160, описывая логово дона Диего более детально, М.Попов упоминает, что там имелись не только форты и замок, но и пристань, и "припортовые таверны", и рынок... Как говорится, легким движением руки поселок превращается в приличный город.
На с. 98-99 автор в очередной раз демонстрирует полное незнание "навигацкого ремесла". Судите сами: Энтони решил отправиться на поиски похищенной Элен, не зная, где ее искать. Менее чем через три часа (!), погрузив на борт 72-пушечного линейного корабля бочки с водой, он выходит в море. Получается, что к тому моменту на борту корабля уже собрали всю команду (предварительно, видимо, обшарив все таверны Порт-Ройяла), закупили и погрузили на борт достаточный запас свежего провианта, пороха, дров и пр. и упросили Царя Небесного послать им хорошую погоду и попутный ветер (иначе как бы они вышли из гавани - все же не на пароходе приходится плавать?!). "Куда нам плыть?" - рассеянно спрашивает Энтони, и сам же себе отвечает: "Куда угодно. Можно на север, к Кубе, на северо-восток, к Наветренному проливу, ничем не хуже и запад с его Юкатаном". В этой сентенции радует уже то, что автор, наконец-то, разобрался, на каких румбах что находится. Однако дальше следует совершенно убийственная фраза: "В поисках сведений об Элен, вероятнее всего, предстояло обследовать большинство островов Антильского архипелага, а возможно, и Багамского". Иными словами, наш герой собирался за один рейс обследовать тысячи островов и островков Вест-Индии, где могли знать (а могли и не знать) о судьбе пропавшей девушки. Но чего не сделаешь ради любви! И он сделал практически невозможное: за три недели плавания корабль, "как игла, нанизал на себя гирлянду Больших, а затем и Малых Антильских островов", дойдя до Барбадоса. С какой же скоростью он летел? И успевал ли заходить во все встречные гавани (французские, испанские, датские, голландские, английские), чтобы раздобыть там сведения о пропавшей девушке? Вопросы риторические. Главные поиски Энтони развернул на Барбадосе, посещая "под разными обличьями" портовые забегаловки и "проникая в самые разные компании" (с. 134). И, конечно, узнал все, что было нужно.
На с. 137 автор упоминает о "Веселом Роджере", искренне веря в то, что сей черный пиратский флаг с черепом и перекрещенными костями существовал уже в те времена. На самом деле впервые черный флаг с изображением черепа был документально зафиксирован в Карибском море в 1700 году, а распространение получил в первой четверти XVIII века.
Бросается в глаза неумеренный национализм М.Попова, когда он дает характеристики представителям различных наций. Если среди англичан он находит как положительных, так и отрицательных героев, то почти все испанцы изображаются жестокими мерзавцами и лицемерами; Фабрицио назван "прирожденным интриганом, как все итальянцы" (выделено мною, - В.Г.). Откуда у писателя-романтика такая нелюбовь к инородцам?
На с. 182 засидевшийся на Ямайке лондонский инспектор лорд Ленгли самолично назначает мистера Фортескью "на пустовавшее уже больше года место вице-губернатора". Не слишком ли много прав инспектор Ленгли берет на себя? Губернаторов и вице-губернаторов колоний назначал король Англии; если вдруг возникала вакансия, которую в силу больших расстояний между метрополией и колониями не мог быстро заполнить назначенный в Лондоне чиновник, Совет Ямайки выбирал на вакантное место одного из членов Совета. Например, после отъезда с Ямайки губернатора лорда Виндзора в 1662 году ямайский Совет избрал вице-губернатора Чарлза Литтлтона временным управляющим острова; последний управлял Ямайкой до 1664 года - до того момента, пока в Порт-Ройял не прибыл с Барбадоса полковник Томас Модифорд, которого король официально назначил новым губернатором Ямайки.
На с. 194 М.Попов называет сестру дона Мануэля "сеньорой", не догадываясь, что к незамужней испанской девушке следует применять обращение "сеньорита".
На с. 202 сообщается, что дон Мануэль поселил Элен на третьем этаже своего дворца на острове Санта-Каталана. Не слишком ли тяжкое испытание для господ - сначала подниматься на третий этаж, потом спускаться?
На следующей странице, описывая "город", расположенный на том же острове, автор в очередной раз путается в терминах. Элен выходит на прогулку "под охраной двух альгвасилов" (альгвасил мог быть городским головой или выборным судьей, но не охранником, а здесь их даже двое); местных военных возглавляет "командор Бакеро" (опять командор!); в тюрьму "посадили взяточника из магистратуры" (в Испанской Америке муниципальный совет назывался не магистратурой, а кабильдо). Кстати, на с. 279 некий дон Отранто назван "главой магистратуры Санта-Каталаны". Кем же тогда был алькальд дон Мануэль (а еще ранее - его отец дон Франсиско)? На с. 219 дон Мануэль появляется в "мундире алькальда" (опять мундир!). На с. 222 - еще одна нелепость. "Сэр Фаренгейт" представляет себя - "его высокопревосходительство губернатор Ямайки", и автор уточняет, что сие - его "полный титул" (!). Напомню автору: "Титул -- это почётное звание (например, граф, герцог), наследственное или присваиваемое отдельным лицам (обычно дворянам) для подчёркивания их особого, привилегированного положения и требующее соответствующего титулования (например, сиятельство, высочество). А кто у нас "сэр Фаренгейт", из каких таких графьев?
Новые чудеса ждут читателя на с. 233 и 234, где описывается, как Лавиния тайно снаряжает в гавани Бриджфорда 40-пушечный корабль "Агасфер", купленный ее агентами на французской Тортуге. При этом, конечно, ни губернатор Ямайки, ни таможенная служба ничего об этом красавце-корабле не знали (лопухи, одним словом). Куда же собралась прелестная Лавиния? Оказывается, на остров Тринидад, где "у Биверстоков тоже была собственность, и немалая". Как сказал бы комик Гальцев - а-бал-деть! Мало того, что предок Лавинии построил Бриджфорд на испанской Ямайке, так они, Биверстоки, ухитрились также приобрести недвижимость на испанском же острове Тринидад! Ну, всякое бывает в этом мире. Однако из дальнейшего рассказа мы узнаем, что в описываемую эпоху Тринидад уже не принадлежит Испании! По воле М.Попова там прочно, как на Барбадосе и Ямайке, обосновались англичане и даже открыли там банк, работающий строго по часам (с. 247-250). Кстати, в эпилоге Элен и Энтони поженятся и тоже поселятся на Тринидаде "в небольшом имении" (с. 345). Чушь все это, ибо на самом деле Испания владела Тринидадом до 1797 года, когда британская флотилия из 18 кораблей под командованием сэра Ральфа Эберкромби осадила и захватила указанный остров. Официально же он станет английской колонией только в 1802 г.
В главе 18 описывается, как "сэр Фаренгейт" возвращается на пиратскую стезю, и Порт-Ройял снова превращается в логово морских разбойников. Исторически это неправдоподобно, но роман - он и в Африке роман, можно пофантазировать. Смущает лишь то, что слетевшиеся на зов Фаренгейта флибустьеры во всю проматывают в городе свои деньги. "Все трактиры и таверны гремели от их пьянок", - замечает М.Попов. Закономерен вопрос - на какие шиши они гуляли? Исторические источники свидетельствуют (а здравый смысл подсказывает), что пираты проматывали награбленную добычу после возвращения из набега, а не перед выходом в море.
- Это, надеюсь, всё? - спросил губернатор, понявший (!), что убивать его не собираются, и от этого несколько пришедший в себя.
- Нет, - сказал капитан Фаренгейт.
И он был прав, потому что писательские глупости на этом не закончились. На с. 245 дон Мануэль, узнав о намерениях Фаренгейта пожаловать на Санта-Каталану, "немедленно направил письмо в метрополию с требованием (!) подкреплений, а сам занялся ремонтом крепостных стен. Набрал две роты ополченцев из местных лавочников...". Письмо, видимо, было отправлено электронной почтой, потому что дело-то было срочное - от Ямайки до Санта-Каталаны англичане могли добраться за пару недель (что они и сделают), а простое письмо шло бы в Мадрид пару-тройку месяцев (да пока его там передадут королю, да пока король, испугавшись грозного послания дона Мануэля, отреагирует на его требование указом завершить все войны в Европе и быстренько снарядит еще одну Непобедимую Армаду), а потом испанские подкрепления еще пару месяцев спешили бы на выручку неизвестно где находящемуся острову Санта-Каталана... Да, да, много воды утекло бы с тех пор, и едва ли подкрепления успели бы прибыть вовремя. А раз так, то зачем было бумагу марать и письма слать? Лучше бы дон Мануэль помог своим капралам обучить две роты ополченцев из местных лавочников (хотя тут же возникает новый вопрос: откуда на небольшом острове взялись две сотнилавочников?).
Глава 19 посвящена началу осады Санта-Каталаны. То, как ведут себя английские корсары в ходе этой операции, пересказывать нет смысла, потому что нет смысла во всех их действиях. Не раздобыв информацию об объекте нападения, они тупо лезут на рожон: заходят в неизвестный им залив и садят один из шлюпов на камни, затем высаживают на незнакомом им берегу "больше тысячи человек", выгружают около 60 пушек и прутся через джунгли к стенам города и крепости. Потом, вне досягаемости испанских пушек, они целый день строят батареи для установки своих пушек, хотя сразу было ясно, что с этой позиции их ядра не долетят до стен крепости. "Корсарские батареи были установлены скорее для очистки совести, чем для результативной работы" (с. 253), - пытается оправдаться автор, видимо, понимаю всю нелепость того, что наваял. На той же странице описан совершенно бессмысленный бой корабля "Бретань" с батареями внешнего форта. Форт не пострадал, зато испанцы сбили на судне фок-мачту. "Вторым ядром был расколот бушприт, а осколками сильно поврежден румпель", - пишет М.Попов, и снова попадает пальцем в небо. Бушприт, как известно, находится в носовой части судна, а румпель - на корме. Каким же образом осколки (то ли ядра, то ли бушприта) могли повредить то, что находится на другой стороне корабля?
На с. 259 появляется некий "дон Леонардо, алькальд Гаити". Еще раз напомню, что алькальд - это городской голова, глава муниципального совета, а не управляющий островом. На той же странице М.Попов называет дона Диего "престарелым идальго", хотя ранее, на с. 99, он представил его читателям испанским грандом. Общеизвестно, что идальго -- испанское название низших дворян без особого титула. Если дон Диего был грандом, то он относился к высшему дворянству, и, следовательно, его нельзя называть идальго. Но, пожалуй, самое интересное на указанной странице - это пришедшее из Испании (таки успело прийти!) письмо от короля Филиппа, в котором тот предлагает дону Диего "возглавить эскадру из шести галеонов (!) с целым полком на борту (!) для уничтожения пиратской нечисти, осадившей богоспасаемый город Санта-Каталану". Ну, что тут скажешь... Почтовую службу испанской короны можно только поблагодарить за оперативность. Однако при чем здесь Филипп? Во второй половине XVII века королем Испании был Карлос II Околдованный (с 1665 по 1700 г.). Король Филипп IV умер в 1665 году, а Филипп V взойдет на престол лишь в 1700 году.
На с. 260 выясняется, что эскадра из шести галеонов уже в пути. Дон Диего спрашивает у дона Леонардо, когда же ожидается прибытие эскадры, на что тот, словно древнегреческий оракул, отвечает: "Думаю, дня через два-три". Понятное дело, эскадры в те времена ходили точно по расписанию... "Значит, через неделю мы выступаем", - рубит с плеча дон Диего. Он уверен, что корабли придут точно в срок, и им не нужен будет ремонт после долгого трансатлантического перехода, и все моряки и солдаты на борту будут в добром здравии, а в трюмах будет солидный запас свежего провианта, воды, дров, медикаментов и пр. "Вряд ли люди успеют отдохнуть от такого перехода", - все же высказывает свои сомнения дон Леонардо. "Отдохнут на поле боя", - парирует дон Диего. Шутник, однако...
На с. 273 испанский наблюдатель увидел землю, находясь на крюйс-марсе. Странно, почему он занял наблюдательный пост не на фок-мачте, откуда лучше виден горизонт впереди корабля, а на задней? (к сведению сухопутных граждан - крюйс-марс расположен на бизань-мачте). Галеоны легли в дрейф, а ночью дон Диего выслал в направлении острова несколько шлюпок с разведкой. В ночной темноте бравые испанские разведчики незаметно подобрались к английским судам, пересчитали их, "по количеству огней на палубе" определили, что большинство корсаров ночует на берегу, определили, что их лагерь находится "в милях полутора от корабельной стоянки, на лесистом перешейке", и с этими исчерпывающими сведениями успели до рассвета вернуться в открытое море к своей эскадре! Просто ниндзя какие-то или российский спецназ... Хотя у дона Диего не было ни лоцмана, ни лоций, он смело ввел свою эскадру в бухту (ветер и течения, естественно, благоприятствовали испанцам, а рифов и мелей они не боялись), где по всем правилам военного искусства атаковал безмозглых и охваченных паникой англичан. Два испанских галеона все же сели на мель, "но зато от флота капитана Фаренгейта остались одни дымящиеся обломки". Потом дон Диего высадил своих людей на берег. "Зная, какого рода ему предстоит война, он захватил с Гаити не гигантские кулеврины (!) - хоть и мощные (?) орудия, но неповоротливые и неудобные для войны в сельве, а маленькие переносные мортиры, очень удобные во встречном бою (?), хотя и не слишком модные (?) среди испанских крепостных (?) генералов". У-ффф! Данная цитата - мой подарок специалистам по истории огнестрельного оружия. Комментировать сие я уже не в силах.
На с. 279 один из слуг дона Мануэля должен найти "зимнюю виллу сеньора Франсиско". Оказывается, и в тропических широтах можно было построить "зимнюю виллу"! Ай да сеньор Франсиско (правильно было бы сказать - дон Франсиско), ай да... (далее - как у классика).
На с. 287 и 297 пираты упоминают о каких-то "законах берегового братства". М.Попову следовало бы знать, что понятие "береговое братство" было выдумано беллетристами; в XVII веке флибустьеры не называли себя "береговыми братьями", и в исторических документах нигде не говорится о существовании "берегового братства".
На с. 289 корсары хватаются "за эфесы своих шпаг". Реальные пираты Карибского моря обычно были вооружены абордажными саблями (англ. cutlass). Шпага - оружие дворян; она хороша на дуэлях, но гораздо менее практична в условиях абордажного боя или при захвате населенных пунктов. На с. 332 на свет божий появляется еще один нетипичный для флибустьеров вид оружия - аркебуза. Известно, что аркебу?за -- это фитильное дульнозарядное ружье, один из первоначальных образцов ручного огнестрельного оружия, появившийся в первой трети XV века. Заряжалась она с дула каменными, а затем свинцовыми пулями. Пороховой заряд поджигался от руки через затравочное отверстие в стволе. Аркебузы получили широкое применение в XVI веке, но уже к концу указанного столетия им на смену пришли более совершенные мушкеты и фузеи. Флибустьеры во второй половине XVII века обычно пользовались длинноствольными буканьерскими ружьями, изготавливавшимися во Франции, а затем доставлявшимися французскими торговцами на Антильские острова.
Не буду оценивать художественные достоинства произведения М.Попова - о них профессионально могли бы написать литературоведы. В целом можно констатировать, что предложенный читателям "исторический роман" о пиратах Карибского моря представляет собой весьма жалкое творение, рассчитанное на людей необразованных и далее продуцирующее указанную необразованность.
В заключении - скромное пожелание М. Жванецкого всем халтурщикам, включая авторов исторических романов о пиратах: "Тщательней надо, ребята. Общим видом овладели, теперь подробности не надо пропускать...".