Гуйда Елена Владимировна : другие произведения.

Северные волки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Они приходят с моря. Вместе с соленым северным ветром. Их корабли, порождение самих древних богов морей. И морские чудовища несут их на своих спинах. Их называют волками. Но и это не так. Они не волки, но и не люди. Не бывает столь жестоких животных. Только человек может быть так беспощаден и жаден. Только человек может хотеть крови, ради самой крови. И в то же время они не люди. Человек труслив по натуре своей и привязан к своей жизни. Они же... они не боятся смерти. Скорее забвения. Начало. Прода будет на ЛИТЭРЕ.закончено. не вычитано.Весь текст книги
[]

Северные волки

  
  Глава 1
  
  - Они приходят с моря. Вместе с соленым северным ветром. Их корабли, порождение самих древних богов морей. И морские чудовища несут их на своих спинах. Их называют волками. Но и это не так. Они не волки, но и не люди. Не бывает столь жестоких животных. Только человек может быть так беспощаден и жаден. Только человек может хотеть крови, ради самой крови. И в то же время они не люди. Человек труслив по натуре своей и привязан к своей жизни. Они же... они не боятся смерти. Скорее забвения. С ними летят два ворона, Хугин и Мунин, и бегут два волка, Гери и Фреки. И когда скрещивается сталь на поле боя, когда первая кровь падает на землю, слышно, как гремит копытами восьминогий Слейпнир. Как поют восседающие на его спине валькирии. И нет для них большей чести, чем поцеловать посланницу Одина и уйти вместе с ней в Вальхаллу... Кхе...Кхе...Кхе...
  - Бабушка, если ты не перестанешь пугать детей, укладывать спать будешь их сама. Твои сказки даже на меня жуть наводят. Что уж говорить о Грэте и Вальде. - заворчала Берта, вытаскивая из печи горшок с похлебкой.
  - Много ты понимаешь. - буркнула старуха Гесса, утирающая губы после очередного приступа кашля, но все же продолжать не стала.
  Весной всегда так. Едва сойдут льды на реках, пойдет трещинами отвердевшее море, Гесса собиралась к праотцам. Вот и сейчас согбенная, сухая, как прошлогодний тростник, и седая, как предрассветный туман, она лежала, кутаясь в свалявшуюся овчину, и рассказывала младшим брату и сестре сказки.
  Жуткие сказки, нужно сказать.
  Берте становилось неуютно, когда бабушка заводила свои древние сказания. Словно мороз по коже пробегал. Да и казались они не сказками, а забытой, подернутой дымкой историей. И порой, наслушавшись россказней старой, и по мнению жителей деревни, полоумной старухи-ведьмы, Берта часами не могла уснуть. Слышалось ей крик ворона, или остервенелый рык волка, терзающего свою добычу. И девушка ворочалась с боку на бок, стараясь прогнать эти жуткие видения.
  Вот и сейчас. Едва вытащив глиняный надколотый горшок, еле удержалась, чтобы не прижать к нему вмиг ставшие холодными и потными ладони. И тряхнула головой, прогоняя этот первобытный, непонятный страх. Сказки это. Просто сказки. И ей, уже взрослой девке семнадцати лет, не пристало бояться таких пустяков.
  Возможно, совсем скоро она станет чьей-то женой... И тут же горько усмехнулась. Можно обманывать кого угодно, но только не себя. Вряд ли ее возьмут в жены. Кому нужна сирота-приживалка с двумя младшими и немощной старухой на шее? Правильно. Никому. И Берта прекрасно это понимала. Хотя кто мешает нам тешить себя надеждами?
  Может быть, все было бы по-другому, если бы Господь не забрал к себе ее родителей. Но есть как есть и с этим нужно жить.
  Со смертью отца и без того не радостное существование стало совсем мрачным. На Берту свалилось все то, что в других семьях поровну разделяли все ее члены. Теперь, помимо привычных женских дел, приходилось колоть дрова, пахать хоть и не большой, но все же, огород, и даже выходить в море на маленькой шлюпке. Детей и бабушку нужно кормить. Хотя с другой стороны, не будь их, Берта уже давно опустила бы руки. Предалась отчаянью. А так, ради них, не смела показывать чего ей стоит каждый кусок замешенного пополам с желудями хлеба. Как ноют вечерами мышцы и скручивает пальцы. Как щипает в носу, от мысли, что завтра будет то же.
  - Уже готово? - цапнула ее за рукав Грэта, заглядывая в еще бурлящий горшок.
  - Да. Садитесь за стол.
  Младшие тут же расселись по местам и наготовили деревянные ложки.
  - Опять то же самое? Берта я хочу мяса. - завел свою обычную песню восьмилетний Вальд, болтыхая ложкой в жидкой похлебке.
  - Ешь что есть. И молись всем святым, чтобы хоть это было. - буркнула Берта, помогая встать Гессе. - Не сегодня-завтра придется грызть коренья и мох, найденные в лесу. Так, что рыбная юшка еще не самое страшное.
  Вальд засопел, но больше ничего говорить не стал.
  Берта терпеть не могла весну.
  Это только в древних легендах весна - это начало новой жизни. На деле же... На деле именно весной, когда заканчивалось припасенное зерно и корм для скота, становилось хуже всего. Дохли коровы и козы. Да и люди, потеряв кормилиц, задерживались на этом свете недолго. И Берта больше всего боялась, что в один день ее сети окажутся пустыми. Как уже много дней пустовали расставленные в лесу силки.
  - Беда идет. - сказала Гесса, наконец спустив ноги на глиняный пол, но так и набравшись сил встать. - Я чую, как вокруг деревни ходит смерть. Она шепчет, что скоро придет за многими. И за мной тоже.
  От этих слов у Берты пересохло во рту, а руки задрожали так, что едва не расплескался ужин, который бабушка так и не взяла.
  - Господь с тобой. От твоих слов я ночь уснуть не могу. - прохрипела она, вмиг осипшим голосом. - Лучше бы молилась на ночь.
  Гесса резко вскинула голову и посмотрела внучке просто в глаза.
  - Будь проклят этот Бог, Берта. И эти вороны в черных рясах тоже. Они забирают из нашего мира самое важное. То, что всегда поддерживало и питало его. И мне больно слышать, как моя родная внучка поминает распятого чуть не каждую минуту.
  С этими словами старуха снова рухнула на жесткую лежанку, так и не притронувшись к ужину. И отделилась от всех, накрывшись с головой облезлой овчиной.
  Вот так всегда. Стоит лишь ей завести этот разговор, как Гесса вспыхивает, как щепка, брошенная на горящие угли. Поначалу Берта обижалась, иногда злилась. Но ко всему привыкают. И сейчас она только устало пожала плечами и достав ложку принялась за ужин.
  К утру старуху отпустит. И все будет, как всегда. А Берте нужно выспаться и по возможности отдохнуть. С утра начнется все с начала. Еще один день. Такой как сегодня, вчера, месяц, год, два тому. И который будет и через неделю, и через две...
  Берта тяжело вздохнула.
  - Поели? Спать. - скомандовала она младшим, догрызающим серый безвкусный хлеб.
  - А сказку? - спросил Вальд.
  - Ты уже почти мужчина. Какие сказки? Ложись, давай.
  Младший недовольно наморщил нос, но послушался и забрался под одеяло рядом с сестрой. В углу за печкой снова надрывно закашлялась бабушка.
  'Завтра будет завтра' - подумала Берта, прогоняя дурное предчувствие или может навеянный Гессой страх, залезая под одеяло и задувая сальную свечу.
  - Завтра будет завтра. - прошептала она повисшей в доме темноте.
  
  Глава 2
  
  
  Берта остервенело тюкала топором по поленьям. Он был слишком тяжел для нее, но другой, поменьше, забрала десятилетняя Грэта, вместе с Вальдом отправляясь в лес за дровами.
  Рядом заблеяла черная, как смоль коза выдирающая с корнями молодую траву. Слава Богу, хоть так. Берта очень переживала, хватит ли тех запасов села, что она заготовила. И не придется ли дорезать тощую кормилицу. Конечно, тогда в доме было бы мясо. Но на сколько бы его хватило? И что дальше? А так хоть кружка молока, но каждый день.
  В будке предупреждающе зарычал Снежок и Берта, не оборачиваясь, шикнула на старого лохматого пса.
  Хоть весна уже поворачивала к лету, на душе легче не становилось. Возможно, причиной тому была затянувшаяся болезнь Гессы, надрывный кашель которой не давал спать всем в доме уже третий месяц. Возможно, что-то другое. Но эта тревога не отпускала. Закручивалась вокруг нее стальными обручами. Сжимала грудь.
  - День добрый, красавица.
  Берта с перепугу грохнула топором мимо полена и ругнулась себе под нос.
  Красавица. Какая из нее красавица? Самая обычная. Не чета той же голубоглазой Мари или светлокудрой Эльзе. Тощая и жилистая, как жердь. Слишком высокая. На нее даже некоторые мужчины смотрели, задирая голову, что говорить о женщинах. Щеки запали, губы потрескались, а обветренная кожа на лице шелушится. Всей красоты то и было, что глаза цвета спелых каштанов, да темные волосы. Но в глаза мужики не смотрят, скорее чуть ниже. А там у Берты ничего отродясь не водилось. Да и волосы, она всегда завязывала узлом на затылке, чтобы не мешались в работе.
  - Добрый. - буркнула она, потирая занемевшую от отдачи руку и, наконец, уделяя внимание окликнувшему ее человеку.
  Мужчина был пришлым. Обычно в их глушь редко кого заносило. Но иногда бывало.
  Он оказался странным. Нет, небыло ничего необычного. Такой же как многие мужики из ее деревни. Высокий, и в то же время сутулый. В простом тканом плаще с капюшоном, что скрывал его голову до самых глаз. Ничего необычного. Разве что глаза серые, как хорошо промерзший лед, и борода светлая. Таким мог бы быть отшельник или паломник, шествующий к монастырю святого Бенедикта. И все же, Берте стало не по себе от взгляда этих серых глаз. Захотелось запахнуть расхриставшуюся безрукавку. Или вообще уйти, от греха подальше.
  - А скажи мне, добрая девица, далеко ли отсюда до ближайшего монастыря? - спросил пришлый.
  И Берта выдохнула с облегчением. Даже улыбнулась. Может и правда паломник какой.
  - Нет. Совсем близко. Пешему два дня пути. Вон по той дороге. Обитель Святого Бенедикта. - махнула она на путь, разрезавший лес. - Если не будешь сворачивать не заплутаешь.
  - Спасибо, тебе. - улыбнулся мужчина, а по спине Берты снова пополз мороз дурного предчувствия и она передернула плечами не удержавшись. - Могу я попросить у тебя воды?
  Хотелось сказать нет. Но разве по божьим и людским законам не принято помогать просящему? Стало стыдно и она с размаху загнала топор в колодку. Что это она в самом деле? Божий человек, как-никак. И Берта махнула рукой, приглашая войти.
  Он спрятал улыбку в лохматой бороде и открыл калитку.
  Берта не стала звать его в дом. Не потому, что боялась, а потому, что ей было стыдно той нищеты и упадка, которые сжирали стены их дома, вопреки всем ее стараниям.
  Уже набрав воды, она бросила взгляд на старуху, уже даже не старающуюся вставать. Гесса была все так же бледна, с залегшими под глазами синяками. Но вот сами глаза... Они непривычно, лихорадочно блестели. Словно на дне разгорался огонь.
  'Совсем плоха. Со дня на день отправится к Божьему престолу'. - подумала Берта и закусила губу. Вот тогда она останется одна. И чем это грозит, гадать не нужно. Ни один мужик не упустит такой возможности...
  Девушка вздохнула и вышла во двор.
  Пришлый ждал, сидя на лавке и жмурясь на яркое весеннее солнце. А он был не так стар, как показалось поначалу. Может тридцать лет, а может и того меньше.
  Берта протянула ему ковш и он принял, так же не открывая глаз. Отпил, взглянув на нее поверх края посудины. И вернул назад все так же разглядывая ее своими непривычно серыми глазами.
  - Спасибо, дитя. У тебя чистое сердце. И я не забуду твоей доброты. Скажи, за кого мне помолится у мощей святого? - спросил паломник.
  Следовало бы назвать имя Гессы, грозившей вот-вот испустить дух. Но старуха этому не обрадуется. И потому:
  - Бертрада, святой человек. Помолись за Бертраду. - ведь ей заступничество святого нужнее, чем полоумной ведьме.
  
  
  Глава 3
  
  Эта ночь стала самым тяжким испытанием за последние несколько лет.
  Гесса уходила и уходила тяжело. Она металась. Бредила. Что-то шептала или выкрикивала. Иногда можно было различить, как она называет чье-то имя, зовет его обладателя, словно он мог прийти сейчас к ней. Или за ней. Она поминала древних богов, имена которых Берта помнила из сказок. Выла и хрипела. Шептала слова на незнакомом языке. То распахивала невидящие глаза, то снова их закрывала.
  Берта радовалась, что младшие остались у тетки. В соседнем селении. Меньше всего хотелось, чтобы они видели старуху такой. Она и сама еще долго будет вздрагивать, вспоминая эту ночь.
  Порой ей казалось, что уставшие глаза видят клубящийся вокруг Гессы туман.
  Это была смерть.
  Та, что ходит в тумане. Так называла ее бабушка. И еще она говорила, что Смерть никогда не уходит одна.
  В это Берта верила. Еще с тех пор, как слегли Грэта и Вальд, ухнув на проталине в весеннюю реку. Тогда еще был жив их отец. А сама Гесса жила отдельно от них в лесу. И придя к ним поздней ночью, когда Берта уже совсем выбилась из сил и чуть не рыдала от отчаянья. Если Грэта еще держалась, горячий, как хорошо протопленная печь, Вальд, вот-вот должен был уйти из жизни. И Берта могла поклясться, что видела такой же туман вокруг него, как сейчас вокруг старухи Гессы.
  - Смерть никогда не уходит одна. Готов ли ты заплатить за то, что я отгоню ее от твоего сына? Готов ли ты к тому, что она заберет другого взамен ему.
  Отец тогда побледнел. Гесса предлагала ему выбрать, кому следует отправиться за грань. И Берта даже малодушно понадеялась, что он откажется. Ведь ценой жизни Вальда без сомнения будет или она, или Грэта. Зря, как оказалось. Отец решительно кивнул и вышел из дома во двор. Ну да. На что надеяться. Между единственным сыном и одной из дочерей выбор всегда очевиден.
  - Выйди, Берта. - приказала старуха Гесса, раскладывая травы на столе и зажигая толстую свечу. - Та, что ходит в тумане, не должна тебя видеть пока.
  И Берта вышла, глотая соленые слезы обиды и желчную горечь разочарования. Вылезла на холодный чердак, пропитанный запахом сена и свернулась калачиком. Тогда она думала, что жизнь ее теперь будет не долгой. Но и в этот раз ошиблась.
  Смерть забрала отца. Это случилось, когда никто не ждал и уже успел понадеяться на то, что слова старой ведьмы, всего лишь очередная страшилка. Он ушел с сетями, как обычно на рассвете. А уже на следующий день его, изуродованное морскими гадами, тело вынесло на берег.
  - Ран беспощадна к тем, кто попадает в ее сети. - сказала тогда Гесса, равнодушно разглядывая то, что осталось от отца.
  Бертрада часто слышала, как старуха поминает древних богов так, будто они и вправду существовали. И порой ей даже нравилось, словно она прикасалась к подернутой дымкой легенде. Но тогда разозлилась. Она кричала и плакала. И не понимала, как бабушка может так равнодушно говорить о том, кто был ее сыном. Но старуха лишь пожала плечами и сказала, что прося жизни для сына он был готов заплатить назначенную цену.
  Гесса снова застонала и распахнула глаза. На удивление в этот раз ясные.
  - Они идут. Северные волки. Два черных ворона их сопровождают. Они скоро будут здесь. - и повернула голову в сторону внучки. - Не будь так глупа и труслива, как была я. Уходи туда, где тебя оценят. Уходи с волками, Берта. Не повторяй моих ошибок.
  На эту короткую речь старая Гесса потратила и без того не многие силы. Глаза ее закрылись и грудь едва поднималась. Тяжело и хрипло. В груди ее клокотало. Как и у Берты, которая старалась сбросить липкие нити страха, обвившиеся вокруг нее. И неожиданно разозлилась.
  А ведь она было подумала, что старухе стало легче. Нет. Снова бредит. Снова поминает богов. Много лет хранит верность тем, кто не властен на этой земле. Тем, кто приходил с варварами, разрушавшими селения и города. Но это было так давно, что многим уже кажется сказкой, поросшей мхом и суевериями. И только старая полоумная Гесса даже готовясь, как она говорит, уйти в холодные туманы великанши Хель, кроме, как о них ни о чем не может думать.
  Когда-то и во Фракии правили жестокие и воинственные боги. Это время уже не вспоминают, как и тех богов. Но, говорят, что память о них хранят свитки, скрытые в библиотеках обители святой церкви. А сами боги умерли, едва пришлые 'вороны в черных рясах' оборачивали все больше людей в веру в светлого и милостивого бога. Что ж, людям, уставшим от рек пролитой крови, свойственно тянуться к покою и доброте.
  Гесса помнила те времена, когда священники и проповедники едва ступили на эту землю. Она уже давно признала тех богов, что пришли на морских драконах. И тогда, видя как один за одним люди становятся на колени, окунаются в воду, чтобы принять крещение, она захлебывалась бессильной яростью. И жалела. Год за годом жалела, что тогда не уплыла на драккаре вслед за зовом собственного сердца в далекую Норег. Вслед за ее Олафом, забравшим покой. Называвшим ее своей вельвой. И не морщился, как сейчас это делают многие, называя ее старой ведьмой. Она хотела уйти. Вслед за черными воронами мудрого Одина, приносящими каждый вечер новости отцу богов. Но путь этот был закрыт. Как бы не вглядывалась она в море, выглядывая полосатый парус. Как бы не молила повелителя морей Эгира, привести хоть один корабль к берегу Фракии, сколько бы баранов не зарезала собственными руками, проливая горячую кровь в соленые воды. Он оставался глух.
  Гесса застонала. Она до конца жизни осталась той вельвой. Что давным-давно на рассвете своей жизни попала в плен к жестоким северным волкам. И старый Гуннар увидел в ней ту, которой при рождении в глаза заглянула сама Фригг, жена Одина. И тогда, она впервые сама пролила жертвенную кровь черной овцы. Тогда впервые...
  Видят боги. Она скучала по тем временам. Тосковала все эти годы, уходя от людей подальше в лесную чащобу или на скалистый берег моря. Но больше всего она злилась на сына, принявшего Христа. Ей невыносима была даже мысль, что тот в жилах кого текла кровь сыновей далекой Норег, ползает на коленях, как последний раб. На невестку, истово молившуюся перед образами по вечерам. На внучку, которая хоть и сомневается в существовании единого Бога, но так и не приняла по-настоящему сильных богов.
  И снова темнота окутала старую вельву. Снова кричали вороны и решительно шли морским путем драконы. Порой казалось, что она слышит как бьются волны о деревянные бока кораблей, как натужно гудит ветер в полосатом парусе. Дождаться бы. Увидеть еще раз, как танцует сталь могучих воинов. Услышать, как поют валькирии. Как когда-то...
   Что до Берты... Она не была примерной христианкой. Так уж повелось, что, как говорила Гесса, Распятый Бог был с ней с самого детства. И она к нему привыкла. Но до неистово верующей ей было так же, как от Фракии до сказочных северных берегов седой Норег. Порой она даже думала, что милостивый и всемогущий давно отвернулся от нее. А если так, то что мешает ей сделать то же. И только память о матери, которая несомненно попала в рай, поддерживала в ней необходимость следовать заповедям Христа. Хотя где Бог, а где она. Защитил ли он ее отца от колдовства Гессы? Нет. Поможет ли он ей когда уйдет единственная ее опора и защита? А потому так ли он всемогущ, как говорит настоятель монастыря, отец Оливер?
  Возможно Бертрада была плохой христианкой. А может это давали всходы зерна, щедро засеянные Гессой еще в детстве. Но порой девушке и правда было легче верить в то, что боги как и люди. Им присущи желания и прихоти. И удачу они даруют только сильным и решительным. Тем, кто не боится посмотреть в глаза самой смерти. Но и тут Берта прекрасно понимала, что не ей улыбнется удача. Кому-то другому. Но не ей. И судьба ей стать чьей-либо любовницей, чтобы иметь хоть какую защиту от мужиков в деревне. В этом сомнения не было. Слышалось это в шепотках за спиной. Виделось в предвкушающем масляном взгляде старосты Мартина. И было только делом времени, когда кто-то да постучит в ее дверь. Едва только уйдет старуха-ведьма, которую все же боялись.
  Это были тяжелые мрачные мысли. Но других в голову не шло.
  Берта вздохнула. Как бы то нибыло, со дня на день старая ведьма отправиться в свою Хель. А ей еще нужно придумать, как объяснить соседям то, что бабушку не положат в землю по христианскому обычаю, а возложат на костер.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"