Опять эта мелодия, эти слова... Давно уже не поют эту песню...
Её голос... Грег съехал на обочину. Каждый раз... каждый раз...
Он не может спокойно слышать её голос... А прошло столько лет... Вспоминать о ней... Вспоминать? Да Грег никогда и не забывал...
Можно забыть дышать, забыть жить? Забыть солнце, ветер...
Забыть Алоетту??? Невозможно!!! Его подружка - она была - почему "была"? - осталась для него всем. Они оба росли в простых семьях "низких" районов. Родители - из разряда Уборщиков. И все люди вокруг - все взрослые были Уборщиками. Для детей же, независимо от разряда родителей, всё - ну, почти всё, было достижимо. Только прилежно учись, только пройди тесты. И можно, можно! не только мечтать о другом разряде, но и очутиться там, получить другую профессию, жить в другом районе.
Это так, теоретически, для всех, без исключения, детей в любом разряде, в любом районе. Но Алоетта - подружка Грега и соседка - Алоетта была не совсем обычной девочкой. И не поверишь, что она родилась здесь, в этом убогом районе у совершенно обычных, ничем не отличающихся от своих коллег родителей. У Алоетты был голос. Она пела, наверное, с первой секунды своей жизни, с первым вздохом. " Представляете? Она не заплакала, как плачут все новорожденные - она запела!" - Так, делая большие глаза и разводя свои, так не вяжущиеся с хрупкой фигуркой, сильные руки, рассказывала ещё много лет спустя, мисс Мо - акушерка, принявшая каждого четвёртого жителя их района.
Ей, этой женщине, приезжавшей из своего района в любую погоду, днём ли, ночью ли по первому зову нуждающейся в её помощи роженице, можно было верить. Да... Мисс Мо... Это она... Это из-за неё произошло то, что произошло с Алоеттой.
Алоетта росла и пела. Петь для неё было так же естественно, как для других детей говорить. С раннего утра звенел, струился лёгкий её голосок. Все соседи любили Алоетту, называя "нашей дивой".
Дива! Как можно стать дивой - стать певицей, когда ты родилась в квартале Уборщиков! Но это, ведь, была шутка. Незлая шутка простых людей. Да и почему не помечтать! Что тут такого, если девочка хочет стать Дивой, хочет быть похожей на одну из тех красавиц, которых показывают по Сети. Но для Грега Алоетта была подружкой. Как может мальчишка думать о том кем будет его маленькая соседка, когда вырастет. Ничего такого - необыкновенного Грег в ней не видел. Но, если бы кто-то спросил его, что значит для него Алоетта - очень растерялся бы, даже и не понял, о чём это - ведь мама, папа, дом, Алоетта всегда, сколько Грег себя помнил, были вместе, неразрывны в его душе.
Грег выключил радио - кто же знал, что на этой станции станут передавать "Любимые мелодии". Он, вообще старался не слушать и не смотреть записи Алоетты. Хорошо, что он уже не живёт в своём районе. Ведь у них там, у Уборщиков, культ Алоетты. А чем ещё гордиться этим несчастным. Грег подумал о своих сёстрах, братьях, дядьках, племянницах и племянниках... Тех из них, а таких подавляющее большинство, кто не смог преодолеть барьеры отборов и тестов.
Конечно, Алоетта для них - Дива, родившаяся и выросшая здесь, рядом с ними - пример, сказка. Ожившая сказка.
Грег всё ещё медлил - боялся выехать на оживлённую, полную мощных дальнобойных фур, трассу. Обычно, он позволял себе вспоминать Алоетту лишь в свои выходные дни. Когда мог позволить себе... позволить себе вот так ... плакать, как сейчас...
Она была отличной подружкой - весёлая и добрая девочка. Пела.
"Ну что с этим поделаешь - у одних волосы тёмные, у других - светлые. А она, она - поёт" - судачили на общей огромной кухне женщины. Так все и относились к Алоетте, к её редкому дару. И никому даже в голову не могло прийти, что когда-нибудь... Когда-нибудь...
Ты погляди, ты погляди
Ты погляди, не осталось ли
Что ни будь после меня *
Это случилось, когда им исполнилось по семь лет. Первый тест - отбор. Обычно - простая формальность. Проверяли насколько дети подготовлены к дальнейшей учёбе: как пишут, читают. Но в этот раз всё было не так. Не так для Алоетты. Мисс Мо не забыла о ней - младенце, начавшем петь, лишь успев родиться. Мать и отца девочки вызвали к Старосте Дома. Бедные люди - как они испугались... Испугались и переживали за них и все соседи - " Для чего? Почему? А вдруг... Вдруг отнимут "лицензию"? Так и с остальными это может случиться?"
Когда привыкаешь к мысли, что будешь жить долго, очень долго... конечно, не так долго, как эти "тупые" из разряда Могильщиков. К ним, единственным, стоящим ниже их в Разрядной Сетке, Уборщики относились с полным и абсолютным презрением - но, всё- таки, долго. Становится как-то не по себе, когда возникает угроза твоему долголетию. "И как это понимать,... и как это будет..., и что им делать...", - женщины не успели вдоволь наплакаться, мужчины - как следует напиться, дети - по-настоящему испугаться, наблюдая издали - они боялись попасть под горячую руку - за старшими. А все вместе не успели надумать чего-то совершенно, невозможно страшного, как вернулись родители Алоетты.
Вернулись они какие-то необычно притихшие... Странные. С выражением застывшего недоверия и удивления, как будто прилипшего к их лицам. Женщины тут же окружили мать Алоетты, отец шагнул за стол к собутыльникам. - "Так значит, - повертел он головой, опрокинув поднесённую стопку, - девчонку у нас забирают". Все сразу поняли, что он говорит об Алоетте, хотя у дядюшки Пека и тётушки Вуд были ещё две - старше и младше Алоетты - дочери.
Уже потом, на следующий день, сбивчиво и не совсем понятно (да они и сами, это чувствовалось, не всё как следует, понимали) родители Алоетты начали рассказывать и объяснять, что же случилось. И, потихонечку приходящие в себя, соседи узнали, что Алоетту забирают в школу. И не простую - специальную. Школу, где учат девочек "на Див". И все, конечно, завидовали. Ещё как завидовали! А о том, что маленькую, семилетнюю девочку - ребёнка, вырывают из дома, отрывают от семьи - никто и не подумал. О том, что ей может быть плохо, страшно и одиноко, о том, что она может никогда не вернуться домой, о том, наконец, что она будет в 3-4 раза жить меньше, чем все они...
Нет, если родителям не пришло в голову отказаться, если они и не думали ни о чём этаком, поглощённые идиотской гордостью от того, что их дочь станет Дивой, что её будут показывать по Сети, то другим - и подавно, было всё равно. Посудачили и забыли. Даже сёстрам Алоетты надоело через какое-то время разговаривать с Грегом о ней...
Грег вытер сухие воспалённые глаза. Он давно уже не умеет плакать. Плакать слезами. Грег, обжигаясь, глотнул кофе. Он должен ехать.
"Обязательность и пунктуальность" - основные качества, помимо способности к обучению, которые помогли Грегу подняться в престижный разряд "Водителей". Конечно, он в самом "нижнем" подразряде. Для того, чтобы быть водителем самолёта, корабля, общественного транспорта ему не хватало знаний и навыков. Необходимо было брать дополнительные курсы, сдавать ещё и ещё экзамены, проходить ещё и ещё тесты. Но, даже находясь в самой нижней части разряда уже можно позволить отправить отпрыска в престижную школу, колледж. В общем - позаботиться о будущем своих детей.
Итак, то, что Грег смог "выпрыгнуть" - так они это называли, из своего разряда - большая удача. И не только удача - тяжелейшая, повседневная работа. Но Грегу так хотелось хоть немного, хоть чуть-чуть приблизиться к Алоетте. Ведь только ради неё, ради своих смутных, нечётких планов и мечтаний начал он учиться. И учиться так, что вскоре знания и возможности, которые могла дать Грегу их районная школа, оказались для него недостаточными.
И родителям, скрепя сердце, (кто же радуется, когда сына забирают в интернат, но, с другой стороны - им это ничего не стоит, а перед соседями похвастаться можно) пришлось согласиться отпустить его в городскую школу. Из неё Грег может попасть и в колледж! - Вот она, мечта! И тогда, тогда он сможет быть на равных с Алоеттой! Сможет ей помочь!
Грегу надо было спешить. Наверстать упущенное время. Он не мог нарушить график, не мог поставить под угрозу всю цепочку поставок. Он "закрыл" - не научись делать это, как бы он жил! - плотной "шторой" воспоминания и прибавил газ. Тяжёлый трейлер занял своё место в гужевом ряду и Грег, уловив и попав в мерный ритм, выверенный однообразными годами, потока, вновь включил радио.
Погода, обстановка на трассах - вот что интересовало его, среднестатистического дальнобойщика. Приближался вечер. Но останавливаться в придорожной харчевне-общежитии Грег не стал. Хотелось по быстрее добраться домой. Не то, чтобы он никогда не пользовался услугами дорожных подружек - нет, как у любого, у него на этой, да и на других, часто посещаемых трассах, были свои подружки.
Эти умницы-красавицы даже предупреждали друг друга о появлении Грега - пока он доедет, подружка могла освободиться для встречи с ним. Но сегодня Грегу нужно, необходимо только добраться домой. Просто тупо побыстрее оказаться дома. Ему даже думать, анализировать, почему это так - не было нужды. С ним такое случалось довольно часто - очень часто в последнее время. А уж в этот день! В эту ночь...всё темнее и темнее... всё меньше транспорта на шоссе, а в гужевом ряду - всего несколько фур, водители которых, как и Грег, выжимают максимальную скорость.
В своём небольшом, но построенном не по серийному проекту доме Грег мог ориентироваться, практически, и без света, но, всё-таки, нижняя четверть стен холла мягким кремовым свечением "побежала" вперед, освещая путь в ванную комнату. Сбрасывая по дороге рабочую одежду, Грег вошёл в, распахнувшиеся ему навстречу створки, поставленной вертикально, перламутровой "раковины".
Разрешение на строительство подобного дома и, что не менее важно, средства - Грег получил в обмен на согласие не требовать повышения по "сетке разрядов". Он тогда, много лет назад, блестяще прошёл квалификационный тест и мог претендовать... Мало ли на что мог он претендовать...
То нежные, то требовательные, похожие на удары хлыста, струи воды смыли - Грег почувствовал себя совсем, ну, почти совсем, как тогда, в юности - напряжение и усталость. В эту комнату, вернее, это - эркер, выходящий в садик - да, у него есть клочок земли с тремя кустами сирени, которые служат оградой для двух розовых кустов - и отгороженный от спальни ширмой, он заходит раз в году. Именно в такую - в эту ночь. Лёгкую ширму - подобную изящную вещичку Грег видел только в Сети - в разных, посвящённых "блестящим", передачах - он отставил к стене, зажёг две, цвета чайной розы, свечи, налил вино в обыкновенные - это для него они стали чем-то "необыкновенным" - чашки... Всё, как тогда - той ночью. Только нет Алоетты... Но есть её письма... Из сундучка-коробочки из какого-то, ещё сохранившего свой тонко-терпкий аромат, нездешнего дерева (его, как и ширму, и свечи, привезла тогда Алоетта), Грег достал пачку писем.
Они плакали, обнявшись в тот вечер, накануне её отъезда, на прощанье пообещали писать друг другу... И, первой написала Алоетта. Он-то не знал её адреса... а так хотелось рассказать о том, как стало плохо и грустно без неё, о том, как он... скучает...
Вот оно - её первое письмо. Лист плохонькой бумаги... весь в пятнах от пролитых - теперь уж и не вспомнить её или его - слёз, исписанный крупными, по-детски неуверенными буквами. Алоетта писала, что скучает и очень старается. Спрашивала о том, продолжает ли он играть в их общие игры. И снова на листе - больше ни на что не хватило места - о том, что любит его. Конечно, Грег ответил.
Мать долго не хотела давать денег на марку. Но он пообещал, что не будет просить, ни новых игрушек - можно было подумать, что в семье уборщиков были лишние деньги на игрушки, ни вообще ничего не будет просить, и мать купила ему марку! Что же Грег написал тогда Алоетте? Толком и не вспомнить. Ну, наверное, о том, что помнит и скучает, и чем занимается. И, конечно, пожалел ей успехов, и спросил, когда она вернётся.
Вот оно - её второе, уже ответное письмо. Всё такая же плохая бумага, те же следы слёз... и как ей - Алоетте, грустно и страшно, и, как, иногда бывает, хочется кушать, и как издеваются над ней другие ученицы - девочки из высших разрядов, прошедшие генную корректировку. Да, были, конечно, есть и сейчас такие - Грег горько усмехнулся своей тогдашней наивности. Да что и о чём они тогда, вообще, знали!
Видимо, он написал Алоетте, что очень скоро - пусть она совсем немного подождёт, пока он старается хорошо учиться и быстро растёт - он приедет и расправится со всеми её обидчиками! Потому, что она, ну конечно! поверила, заволновалась, написала, что не всё так уж и плохо, и ехать далеко и страшно одному, и она не хочет что бы его - Грега самого побили - "здесь такие здоровые дядьки работают".
И ещё письма, и ещё... Их письма... В них, единственных, черпали они, "он, по крайней мере" - поправил себя Грег, черпали силу и уверенность, терпение и веру. Только ей, своей дорогой подружке можно написать о том, как к тебе относятся парни из "высших" разрядов. Сколько сил, именно сил, необходимо чтобы вынести все насмешки и издевательства, сколько мужества - да, именно! мужества требуется, чтобы сдержаться, не ответить обидчику, не "подставить себя" - ведь только этого и ждут так и не признавшие тебя соученики.
Потому что ты - совершенно чужой и навсегда останешься чужим среди них. И некому не то, что позаботиться о тебе ... да что там ... только Алоетта могла по- настоящему понять его. Понять то, что это не жалобы и не желание выставить себя в каком-то необыкновенном, может быть, даже, героическом свете. Она - Алоетта была в очень схожей, в почти такой же, ситуации. и, как никто, Грег был уверен, любила и понимала его. Так же, как он - любил и понимал Алоетту.
К сожалению, очень часто писать друг другу не получалось. У Алоетты не всегда была возможность отвечать вовремя... Но - вот они... Её письма. Грег перебирает конверты... Становится всё лучше и лучше бумага, всё более уверенным и изящным почерк. Они росли и взрослели, ничего не скрывая, зная, как им казалось, всё друг о друге. Вот Алоетта пишет о своих первых успехах, о том, что ей разрешили, наконец, выйти на сцену...
И дальше письма о том, как много и тяжело приходится работать - учиться, репетировать. И о том, где и когда можно увидеть её в Сети. В каких передачах мелькнёт её милое личико...о том, как она сумела помириться со своей главной обидчицей. В этих письмах, в отличие от предыдущих, нет вопросов, их, практически, нет - о семье, о делах дома, о его планах и успехах.
Если раньше Алоетту интересовали его дела, если она писала о том, где, как и когда они встретятся, то в этих письмах... Нет. Ничего такого... А ведь Грег уже писал ей, что окончил школу и прошёл тест, и окончил колледж, и выскочил в другой - выше! разряд, и, главное! - построил дом! И новый адрес... Именно туда и пришло письмо - коротенькая записочка, о том, когда по главному каналу Сети будут показывать её сольное! выступление!!!
С тех пор, как Грег ушёл из дома и жил, сначала в интернате при школе, а затем, в общежитии колледжа, он почти совсем не общался ни со своей семьёй, ни с родными Алоетты. Все они, да ещё многочисленные соседи, если честно - весь квартал, не понимали, осуждали Грега: " Как можно уйти из семьи? Куда и зачем надо стремиться..." - искренне не понимали, даже и не пытаясь вслушиваться в слова, аргументы Грега. Но он знал, что сообщение о том, что Алоетта должна выступать, что её покажут по главному! каналу Сети обрадует родных и близких, и поэтому, заехал сообщить эту прекрасную, потрясающую новость!
Зачастую наша память оказывает медвежью услугу, подменяя действительный ход событий на желаемые воспоминания об этих событиях. Понять бы Грегу тогда эту простую истину... Но он лишь с сожалением, к которому, как он корил себя за это!, примешивалось презрение, смотрел ( почти рассматривал, будто видел впервые) и на свой родной район, свой родной дом, этаж, комнату родителей, самих родителей, их ближайших соседей - родителей Алоетты, так сдавших за это время.
То, о чём так не любят говорить. То, о чём, вообще, не принято говорить - их "лицензия" подходит к концу - с ужасом, смешанным с состраданием, вдруг понял Грег. Приняли его, в общем, не смотря на некую зависть и к его машине, и новой одежде, и к тому, что он не спешит жениться: "А мог бы взять и медсестру, и секретаршу" - хвалилась перед соседями мать, по-родственному. Ведь сёстры Алоетты так и остались в квартале, выйдя замуж за "хороших", никуда и ни к чему не стремящихся парней.
Сообщение о том, что Алоетту покажут по Сети, не только обрадовало, но и примирило соседей. Они помнили и любили Алоетту маленькой доброй девочкой во времена, когда и сами были молоды, полны сил. И возвращался Грег домой даже довольный. Искренняя радость близких, то, что каким-то образом он помог ничего, кроме работы не видевшим людям, почувствовать свою причастность к чему-то очень, и очень важному, хорошему на какое то время сделали и его счастливым. Грег, если честно, даже немного гордился собой. Хотя, нет, конечно - гордился он Алоеттой, её успехам. Да не всё ли равно! Главное, на какое-то, пусть и не долгое время, люди будут счастливы.
Грег вёл машину, ловя себя на том, что невольно улыбается. Мысль о том, что Алоетту покажут по Сети, переполняла его сердце неизъяснимой радостью и, одновременно Грег, вот странно, вспоминал слова матери о том, что она сказала об его женитьбе. Он и сам уже не раз задумывался, нет - не о женитьбе на секретарше или медсестре... В его положении, в его "разряде" самое распространённое явление - младшая медсестра, или помощник секретаря с радостью пошли бы замуж за такого, как он.
Достаток позволил бы отправить детей, в достаточно престижную школу, потом - колледж, подняться по сетке разрядов. Именно этого от него и ждали... Нет, как он мог просто помыслить об этом! Помыслить о ком-то, кто НЕ Алоетта! Только о ней мог мечтать Грег, только её - свою маленькую подружку видел он рядом с собой.
У дома Грега кто-то ждал. Кто бы это мог быть? Ждали именно его - дом был единственный на этой только начавшей застраиваться улице. Грег оставил машину прямо на дороге, тогда здесь и парковок-то никаких не было, и быстро зашагал, чем ближе - тем быстрее... сильнее колотилось в груди сердце... к, поднявшейся ему навстречу с груды коробок, высокой девушке.
Ты!!!??? Они не виделись пятнадцать лет!!!! Грег не мог поверить! И верил своим глазам. Да! Это была Алоетта!!! Эта стройная - прекрасная девушка! Грег смотрел на неё во все глаза - это... это она - его милая, маленькая Алоетта!!! Но девушка такой красоты, в такой одежде??? Только в Сети, только на обложках глянца существовали такие красавицы!!! А Эта - тут, рядом - это Алоетта!!! Просто кружится голова... Как привыкнуть... Нет... как с начала принять это... И упали в объятья друг другу... И словно не было этих пятнадцати лет...
- Шофёр (она говорила "шофэр", как говорят в сериалах) не хотел оставлять меня одну. Но я настояла - Грег любовался милыми ямочками у неё на щеках и бесконечными колечками на тонких изящных пальчиках, пока она говорила, помогая ему развязывать свёртки.
- Ты написал, что построил дом. Мне так захотелось увидеть. И вот - она чуть замялась
- подарки, - я подумала, а вдруг... вдруг тебе понравится и подойдёт твоему дому. Вот здесь, например, - она подошла к эркеру.
- Как это мило - сирени. Ещё бы несколько совсем простых розовых кустов...- на мгновение, как будто увидев что-то в будущем, сказала Алоетта.
- И вот эта коробочка, и свечи... Ты думаешь, это слишком скромно для твоего дома? -
Вдруг забеспокоилась она.
- Что ты! Я молчу от растерянности, от счастья, что вижу тебя, что ты, таким удивительным, неожиданным образом здесь, что ты ходишь по этому дому, что... ну не знаю, как и сказать ... это - такой подарок, такая радость.
- А я уже подумала - не предупредила, дурацкий сюрприз. Ведь тебя и дома могло не оказаться...
Все эти годы, весь этот долгий путь их борьбы за жизнь, годы их взросления Грег думал, мечтал об Алоетте. Мечтал о том, что они, в конце концов, будут вместе. Зачем, иначе, всё это - и учёба, и тесты, и работа, и дом... Но никогда Грег не задумался, не подумал о том, что Алоетта может вырасти, что Алоетта может измениться. А эта красавица, которая смотрит на него с такой любовью и нежностью - он не знает... он не знаком с ней... но так хочет, мечтает вспомнить её, познакомиться, вновь узнать... Грег и не представлял, что она такая...
- Какая "такая"?
- Ну, такая...- Грег пытался подобрать слова ...
- Ты - изменилась.
- Стала лучше? Хуже? Что значит...
- Нет... не это... ты стала другая... выросла. - не прежняя Алоетта. Я... не знаю какая ты... но хочу, очень хочу заново познакомиться с тобой. Ой! - как же Грег потом пожалел, что вспомнил об этом.
- Как это? Ведь сегодня ты будешь в Сети! Или... нет? отменили?
- Ах, Грег, какой же ты... нет, это я виновата - не объяснила. Дивы не выступают "в живую". Несколько раз записывают номер, прежде чем показать в Сети. Ну, что бы всё было гладко - без ошибок, помарок.
- Значит?
- Конечно! Я специально приехала сегодня, что бы мы посмотрели вместе.
К ощущению - очень странному, неоднозначному - полнейшего счастья и полнейшей растерянности, неподготовленности, добавилась гордость - Алоетта хочет посмотреть своё первое выступление с ним - Грегом!
Разговаривая, смеясь и вспоминая, они приготовили скромный ужин. Алоетта не дала Грегу уехать за продуктами.
- Того, что у тебя есть, и я кое-что привезла, - она достала из сумки бутылку вина и сыр - нам вполне хватит.
Невозможно было отвести взгляд от Алоетты ... её глаза, волосы, зубы, руки... Грег растворялся в её улыбке, трепетал от каждого случайного прикосновения.
"Большим идиотом, чем в тот вечер - на всю жизнь запомнил он это непередаваемое чувство - я себя никогда не чувствовал".
Алоетта первая, потому, что Грег совершенно лишился способности соображать, напомнила о своём дебюте.
- У тебя есть экран?
- Да вот же он.
В облюбованной Алоеттой комнате - теперь это спальня Грега - во всю стену (Грег его впоследствии выбросил) был вмонтирован экран.
- Ну.. же..
И повинуясь голосу Алоетты, а ведь настраивал его Грег под - себя, ожил экран.
Грег так и остался сидеть с нетронутой чашкой вина ...
Алоетта стояла перед экраном... Дива с экрана говорила с Грегом, говорила с ним!!! Он допил вино, вышел из комнаты... вернулся.
Алоетта стояла, безвольно опустив руки, не зная, что ей делать, неожиданно превратившись в маленькую, растерянную девочку на фоне ярко мерцающего пустого экрана. Грег подошёл.
- Неужели так плохо? - она смотрела на него сквозь, вот-вот не удержать в глазах, слёзы.
- Нет! Это было прекрасно!!! Я ничего подобного не видел и не слышал!!! Ты - великолепна!!! И голос! Я знал, что у тебя изумительный голос...но ты ещё и танцуешь!!! О! Алоетта!!! Я...- Грегу так хотелось сказать, как он любит её, как... да-да, хочет...
Алоетта с радостной надеждой, плохо скрытым ожиданием слушала, смотрела на Грега.
- Я восхищаюсь тобой! Ты великолепна! Ты - настоящая Дива!
Её глаза - Алоетта могла ничего не говорить - всё - всё говорили они - на мгновение будто погасли, но потом, вновь засверкали навстречу Грегу.
- Так тебе понравилось! Ты думаешь, у меня получилось?
- У тебя?!!! Ты - больше, чем Дива! Да таких, как ты, больше нет! Неужели никто тебе этого не говорил?!!!
- Почему же... говорили. Знаешь, принято в день первого эфира быть в студии. Но меня отпустили. Я сказала... я сказала, что для меня очень важно посмотреть с тобой, услышать твоё мнение...
- Моё мнение!!!
Остановись он, идиот, тогда, вслушайся, вдумайся в её слова, пойми её молящие, они, как будто говорили с ним, руки, пойми какого суждения, поддержки в чём она просит... Но нет! Его "восторгу" не было границ... То, чему Алоетта научилась - было прекрасно!
(В течении последующих лет Грег смог в этом не раз убедиться) Но... тогда... Было слишком поздно... Они слишком устали.... Завтра рано вставать...И тогда - тогда ...они легли спать... У Грега ещё совсем не было мебели - одна, да и то скромно-спартанская, постель...
Утром, совершенно обессиленный и от бессонной ночи, и от той боли, борьбы с самим собой, которые он преодолел, боясь даже притронутся к спящей рядом с ним Алоетте - это она настояла, что бы они, "как в детстве", спали вместе, Грег отвёз свою гостью - мечту на железнодорожную станцию. Алоетта молчала всю дорогу, тихо склонив голову на его плечо. Уже на перроне, у дверей своего роскошного вагона - Грег даже присвистнул от изумления - Алоетта вновь посмотрела, вернее, заглянула глубоко- глубоко ему в глаза.
Что? Ответ на какой вопрос она искала? Но Грегу было уже не до размышлений. Заставив себя дождаться пока её вагон скроется из глаз, он бросился в железнодорожную гостиницу (так между собой дальнобойщики называли свои общежития). Это была его первая встреча с подружкой-попутчицей - так их называли здесь.
Больше Алоетта ему не писала. Все оставшиеся пять лет своей жизни она восхищала и поражала зрителей - поклонников. Её любили и боготворили миллионы. Он был прав тогда - такой, как она - не было и не будет!
До сих пор, а прошло уже столько лет с того дня, как закончилась её лицензия, Алоетту не забыли - помнят, любят. Она была Дивой. Но Дивой совсем, совсем ... не такой... Не той яркой, покрытой слоем косметики, прикрывающей минимумом одежды вульгарные прелести, в достаточно откровенных танцах, поющие свои, не всегда приличные песенки, по общедоступной сети, красоткой - она была другой.
Совершенно другой была Алоетта! Никакой косметики - всё естественно и просто. Эта простота и естественность ни сколько не уменьшали её красоту и обаяние. Напротив, Алоетта была такой "настоящей", такой понятной и близкой... А её песни - музыка, которую она пела - простая и понятная, находила отклик и в самом грубом, суровом сердце. И вершина всего - восторг и восхищение - её голос! Поднимающий до небес, зовущий, обещающий, всепрощающий, сулящий блаженство - Голос.
Грег стремился не пропускать ни одного её концерта. То, что не мог увидеть в день трансляции - всё-таки работа - записывал и смотрел потом, не пропуская ни одного, самого малейшего, движения, впитывая, вбирая в себя её голос, вспоминая, и чем дальше, тем всё более ярко, жизненно свои ощущения от прикосновения к ней, к её коже, волосам, её запах... В такие минуты казалось Грегу, что она видит только его, думает только о нём, поёт только для него...
Когда исчезал её голос, кончалось наваждение, он понимал, что так же, как и он, чувствуют и понимают песни Алоетты и многие, многие другие люди. Что единственным для неё он мог бы стать тогда - в ту их единственную ночь. А сейчас... Грег совсем не знал, не был знаком с этой восхитительной женщиной, знаменитой Дивой, которая, в своё время, уделила ему часть своего внимания - подарила необыкновенные чувства, переживания. Своим отношением выделила, подняла над другими - такими же, как он - "никакими", серыми работниками. Если бы тогда, в ту ночь - она была так близко, так тепло и так явно манило её тело, запах её волос, её руки, обвившиеся вокруг его шеи - он не сдерживал бы себя, если бы сделал то, что ему так, так смертельно хотелось, чего, возможно - он теперь стал гораздо опытнее - ждала Алоетта... Возможно... О, возможно она ответила бы ему тогда.
И он смог бы, как муж, внести Алоетту в свою лицензию и они прожили бы все эти годы вместе. Не возможно! Не возможно - больно! Он столько раз запрещал себе думать об этом.
Грег посмотрел на догоревшие свечи. На то, что осталось от них - два оплывших холмика.
Да, его личная лицензия уменьшилась бы. Но, зато! увеличилось бы количество разрешённых лет её жизни!
Грег методично раскладывал и расставлял вещи по их привычным местам. В коробке - в той самой коробке, в которой Алоетта и привезла их , осталось совсем мало свечей... Всего три... Но... это неправильно... Неправильно? Почему? По лицензии у него осталось ещё минимум десять лет жизни. И Грег думал, даже и не думал - был уверен, что свечей ему хватит на всё это время. Но лицензию могут и забрать... Какой же ты наивный - это то слово, которое не договорила тогда Алоетта, - ведь тебе не раз намекали, почти открыто говорили о том, что ты не выполняешь обязанности добропорядочного гражданина разряда водителей - до сих пор не женился, не воспроизвёл работника. При здоровье Грега и прочих показателях - это преступление. Всё это лирика, давно и навсегда исчезнувшие чувства, прошедшая жизнь... Ему необходимо задуматься о том, что осталось, что ждёт его сегодня, завтра...
А в ушах, в каждой клеточке тела звучал голос Алоетты
Вспыхнет ли
Примет ли облик безвестного образа
Будто случайного*
Первое воспоминание Алоетты - её голос и Грег. Или наоборот - Грег и её голосок, выводящий какую-то простенькую мелодию. Сколько она себя помнила - она пела, и всегда рядом был Грег. Если отнять, вычесть их из жизни Алоетты, это будет не её жизнь, это будет не Алоетта. Грег был чуть старше девочки и их мамаши всегда устраивали детей рядом на тесной, заставленной всякой рухлядью - считалось, что это самое подходящее место для отжившей свой век мебели - кухне.
Так они и выросли - под кухонными столами... Особого внимания на них не обращали... Впрочем, так относились ко всем детям на их этаже, в их доме, в их квартале. Только по праздникам, да, иногда, вечерами выходных дней отношение к ним, детям немного менялось. Это воспоминание - её песня - будет сопровождать Алоетту всю жизнь. И, как это ни странно звучит, она начала петь прежде, чем научилась говорить. Вернее - она пела с самого рождения. Даже её младенческий плач был больше похож на пение, чем на плач...
Именно этот Дар? Способность? - трудно подобрать точное слово, и определил её судьбу. Сделал жизнь Алоетты особенной. У девочки, родившейся в квартале уборщиков, не могло быть такой жизни. Мисс Мо - такая добрая и мудрая - она была единственной акушеркой, много лет безотказно в любое время дня ли, ночи по любой погоде приезжала в их район. Не будь её, скорее всего, так и прожила бы Алоета обычную жизнь женщины разряда Уборщиков - занималась обычной домашней работой ... вышла бы замуж... конечно, за Грега... Не смотря на то, что у неё были ещё две сестрички, да и у Грега были сестра и брат, они всегда и везде были вместе, всюду искали друг друга ... да что там - ни Алоетта, ни Грег не могли съесть ничего "вкусненького", не поделившись друг с другом. Как горько плакала Алоетта, размазав в кармане платья кусочек невообразимо красивого праздничного торта - его подарили за песню в доме Старосты квартала, куда Грега, конечно, не пустили. Или, как расстроился Грег, когда старший брат отобрал у него дольку апельсина - понятно, зачем она малышу, если тот её сразу не съел! Неизвестно, что бы было дальше, выдержала бы их нежная привязанность, их чистая детская любовь испытание насмешками сверстников, обстоятельствами, временем наконец, не вмешайся судьба, избрав для этой цели мисс Мо.
Кому и как она сообщила об Алоетте - о "маленьком чуде" никто так и не узнал. Маленькое чудо - так мисс Мо называла девочку, обратив особое внимание с первых минут её появления на свет и, что ещё более удивительно! Не забывая о ней!!!. В каждый свой приезд, а в районе Уборщиков рожали достаточно часто, мисс Мо находила возможность зайти, поинтересоваться Алоеттой, расспросить, как она растёт, что и как умеет делать.
В тот раз, в тот день никто не вызывал мисс Мо, но она приехала. И приехала не одна. С ней был мужчина. Алоетта не смогла бы его описать. И не только потому, что от волнения и страха - было-то ей всего около семи лет, но не рассмотрела она его как следует потому, что запрещено детям смотреть взрослым в лицо. А уж "глазеть" на людей из более высоких разрядов - подавно! Всё время их визита, даже, когда пела по просьбе этого "шикарного" - потом обсуждали его женщины на кухне - незнакомца, Алоетта простояла, потупив глаза. Так же молча, не проронив ни единого слова, как и появился, незнакомец уехал.
"Что это было? Для чего он приезжал? Что будет дальше?"
Обсуждали родители, судачили на кухне, волновались Алоетта с Грегом. Не совсем, вернее - совсем, не понимая, они чувствовали опасность, предчувствовали, что должно случиться что-то ... что-то такое ... неожиданное... непредвиденное... что-то, чему они не смогут сопротивляться, что-то... В общем, они даже первый раз в жизни, вроде как поссорились. Но потом, быстро помирились. Алоетта помнит, как раскинув руки они неслись навстречу друг другу по длиннющему - от торца до торца здания - коридору их этажа. Как столкнулись, не удержав равновесия, упали и долго валялись на затоптанном десятками ног полу, хохоча и обнимая друг друга.
Прошло время и странный незнакомец забылся. Тем более, что мисс Мо, продолжала, как обычно, приезжать к роженицам, как обычно, навещала семью Алоетты и ни словом не напоминая о том, что было. Да и всезнающие кумушки при всём желании выведать - "Что это тогда было?", " Что за красавчик это был?" - не решались задавать вопросы человеку из высшего разряда, и, постепенно, событие забылось за чередой повседневных, рутинных дел и интересов.
Где-то через полгода - как раз в дату первого теста Грега и Алоетты, мисс Мо вновь привезла красавчика. Да не одного! С ним приехало ещё несколько человек - мужчина и две женщины. Если появление мужчин ещё можно было как-то пережить... то женщины... Из писем Грега - к тому времени Алоетта уже не жила дома - она узнала, что этих женщин, вернее, их наряды обсуждали в квартале Уборщиков ещё очень и очень долго. Все эти приезжие вышли из машины только у дверей Общей комнаты, которую дрожащими руками открыл для них комендант Дома.
Вскоре Алоетте велели идти туда. О! Она столько слышала об этой чудесной комнате! - в ней полагалось отмечать праздники и разные другие важные события, но никогда там не была. Но, как говорили родители Алоетты: "Каждому выпадет счастье хоть раз в жизни побывать в Общей комнате". И вот она! Тоже! Наконец! Здесь! Но рассмотреть ей так ничего и не удалось - сидящие за большим столом приезжие люди начали расспрашивать, задавать всякие вопросы - задания. После того, как Алоетта им спела - это было самым лёгким, пришлось танцевать, потом - "показать свой язычок, горлышко". Они покрутили, очень больно хватая при этом, её руки и ноги, и только после этого велели идти и сказать родителям, что бы те пришли к ним.
Родители вернулись на удивление и к облегчению быстро. Мать дольше одевалась и прихорашивалась перед зеркалом, прежде чем пойти в Общую комнату. Они были напряжены, суматошно напряжены, расстроены и обрадованы одновременно. Пока отец на кухне о чём-то рассуждал с соседями, не забывая время от времени "промочить горло", мать лихорадочно собирала вещи Алоетты. Их, и так, было немного, а она, приговаривая, что девчонку "там оденут во всё новое", оставляла для младшей дочери - сестрёнки Алоетты всё, что получше.
В конце концов, набрался небольшой, видавший виды мешок. Ничего из того, что девочка любила, не позволили ей взять с собой. "Там всё будет" - как заклинание повторяла мать. Хорошо, Грег успел сунуть Алоетте маленького резинового щеночка - он всегда носил его с собой. Никто - ни отец, ни мать - не собирались ничего рассказывать, объяснять. Они, просто напросто, выставили девочку за дверь - если называть вещи своими именами, продав Алоетту за прибавку нескольких дополнительных лет жизни в лицензии каждого. Но об этом она узнала гораздо позже. И восприняла это почти без боли, почти без обиды, почти с пониманием. А пока девочку погрузили в шикарную машину - в этот раз мисс Мо приехала не на своей красной маленькой машинке, и они поехали...
Сидя на откидной скамеечке просторного салона, Алоетта не знала то ли смотреть на своих попутчиков - они были заняты - сразу же открыли свои, непонятные ей книги, и уставились в них, то ли попытаться рассмотреть, что там - за большим (оно было больше окна в их комнате!) окном машины. Но пейзажи за окном мелькали со стремительной - особенно для маленькой девочки, первый раз едущей в машине - быстротой. В общем, кроме ощущения совершеннейшего " несуществования" - никто не обращал на Алоетту внимания, а она ничего, ну ничего не понимала - о дороге никаких воспоминаний и не сохранилось.
А вот о том, куда Алоетту привезли и что с ней начали делать, ей так хотелось рассказать. Грегу, конечно! Но он был так далеко. А писать, как следует, Алоетта ещё не умела. Знала почти все буквы и, даже умела их складывать - читала, а вот писать... И, хотя она пообещала Грегу написать, прошло ещё много времени и утекло много слёз пока сумела Алоетта всю свою боль и страдания, всё одиночество, вырванной из семьи маленькой девочки, уместить в несколько слов о том, как ей плохо и скучно.
На самом же деле - "плохо", "скучно" - это не те слова, которые могли хоть в какой-то мере передать то, что с ней происходило. Алоетта оказалась в специальной школе-интернате для девочек. В ней из одарённых девочек всех без исключения разрядов готовили тех, кого потом обожали и боготворили все - из дверей их школы выходили Дивы! Это была очень престижная школа. И многие родители из "высоких" разрядов - в более низких разрядах, как, например, разряд Уборщиков, в котором нашли Алоетту, родители даже и не понимали, что можно о таком мечтать - делали генетическую корректировку своим дочерям, лишь бы они стали Дивами.
Девочки же из "низких" разрядов, попадали сюда по счастливой случайности и не все - лишь единицы из них - доходили, точнее сказать, доживали до заветной Двери. Двери на большую сцену, Двери во всемирную Сеть, Двери в жизнь. Всё это - понемногу, по крупинкам, по намёкам и недомолвкам - Алоетта как-то так (никто и не собирался ей что-то объяснять) узнала и поняла постепенно...А пока...
Пока .... Встретили её... И в классах, где обучали чтению, письму начальному счёту - что ещё нужно Диве, и в Зале - там их учили правильной осанке, сценическому движению, танцам - в огромных зеркалах отражалась она - тщедушная, несчастная неумеха, и в дортуаре... О! По ночам мучительницы Алоетты давали волю своей фантазии. Она была из самого "низкого" разряда, самая беззащитная. Она была самая последняя! Во всём! Во всём, кроме ... Да! Кроме вокала! Здесь, при всём желании, принизить, раздавить Алоетту - ничего они поделать не могли. Как же тут не возненавидеть её!
Девочки, подвергшиеся корректировке, обладали прекрасными голосами, их тела были совершенны, они прекрасно двигались... Но - они, да и все вокруг знали, что всё это - приобретённое - за счёт уменьшения длительности лицензии их самих или их родителей, и, конечно, во всём этом были и определённые ограничения. Они, например, были совершенно лишены способности импровизировать. Самое, пусть малейшее, отступление от того, что они выучили, являлось для них неприступным препятствием, вызывало ступор, с последующей истерикой, слезами...И, конечно, не добавляло любви к ним - девочкам "низших" разрядов.
Самое же печальное, нет - даже трагическое, заключалось в том - это Алоетта узнала гораздо - гораздо позже, что сама операция была сопряжена с огромным риском. Процент девочек, становившихся калеками, или, вообще умиравших после корректировки, был пугающе высок. Да и счастливый финал никто не гарантировал - не всем, даже из "высоких" разрядов удавалось становиться Дивами. Они же, "низкие" рисковали, разве что жизнями: почти никто из несчастных, истощенных, плохо развитых, с трудом понимающих, что от них хотят девочек - да сколько их и было-то! - не выдерживал школьных порядков...
Но кого интересовали жизни этих несчастных... Понимание всего этого пришло через боль и слёзы, слёзы и боль... А пока - занятия, занятия, занятия... Без сна. Иногда и без еды - и без того небольшие порции еды, соученицы умудрялись со злорадным любопытством, как будто бы проводили эксперимент (хотя и слова такого не знали) испортить. Но Алоетта знала, даже и не знала - была уверена в своей душе, в своём сердце, что преодолеет, должна преодолеть всё. Не стоит обращать внимание. Всё это - не так важно.
Ведь он, Грег - может. У него те же проблемы, те же, похожие испытания. Но какой же он - молодец! Где находит силы и терпение! Каждое его письмо - это такое счастье и такая поддержка. Писать друг другу часто - так, как хотелось бы, у них не получалось. И по очень разным причинам. Вплоть до того, что однажды письмо от Грега перехватили соученицы - из "высших". Им было интересно, что такое прячет Алоетта в ящике прикроватной тумбочки - больше никакой мебели, кроме кроватей, в дортуаре не было. Как же долго издевались и мучили девочку, зачитывая наиболее, на их взгляд, интересные моменты из полного любви и сочувствия письма, её соученицы. С тех пор, она стала уничтожать письма Грега сразу, как только получала и прочитывала их, запоминая каждое слово, каждую букву, каждую запятую. Как было больно это делать Алоетте! Но лучше уж так, чем подвергать осмеянию и унижению их чувства.
Она и сейчас, кажется, помнит эти письма все наизусть. Но, не смотря ни на что, они смогли сохранить, уберечь эту тонкую ниточку, этот сердечный привет близкого человека - их переписку. Алоетта знала обо всём, что происходило в жизни Грега. Обо всех своих планах, успехах и неудачах он писал ей. А самое главное, его письма, наполненные теплом и заботой, где за каждым словом она читала "люблю", для неё, лишённой семьи, поддержки, тепла и ласки, были не только единственной связью с давно утраченными близкими. Они были её связью с самой собой, не позволяли ей забыть, потерять себя, не позволяли обстоятельствам затянуть её в сиропный омут окружавшей Алоетту жизни. А жить, выживать ей, лишённой какого-то опыта и поддержки, было совсем непросто.
Шло время. Развивался, креп её, и без того, чарующе прекрасный голос. Она научилась правильно двигаться и правильно говорить, и, самое, как она полагала, главное - научилась не выказывать свои чувства, не высказывать свои мысли. Алоетта вложила столько сил, желания в то, чтобы не только выжить, но и добиться, появившейся у неё цели, для того, чтобы подойти к, готовой для неё распахнуться Двери, не потеряв себя. Ей уже доверяли участие в массовках, доверяли небольшие роли. Она начала оправдывать надежды тех, кто взял на себя риск - вкладывал в её образование и преобразование, достаточно большие суммы. Алоетта начала приносить доход. Вот-вот и покажут по Сети её сольное выступление. Подготовка - репетиции, записи - в полном разгаре.
Алоетта сообщила дату Грегу. Она знала, как и в предыдущие разы, он сообщит её родителям. Пусть они предали - продали её, пусть не пишут и не вспоминают, но она, как это странно, их всё равно любит и помнит. И понимает, какая это будет для них радость - даже и не радость, вернее, не то, что она понимает под этим словом - как они будут красоваться перед соседями, когда все! увидят их девчушку по Сети. Пусть. Она готова делиться своим триумфом, своей радостью со всем миром!
А пока - пока... У неё, давно уже, как только Грег сообщил, что строит свой дом (она была уверена, он подразумевает их дом), начал возникать этот план. Мечта. Она должна уговорить своего Опекуна, что бы ей разрешили уехать в день премьеры. Первую трансляцию бесчисленное количество раз выверенную, перепроверенную запись выступления было принято смотреть вместе. Все занятые в производстве - операторы, художники, осветители, костюмеры, стилисты, повар, шофёр, не говоря уже о продюсере, композиторе, авторе слов, музыкантах, администраторах и, конечно, самих исполнителях собирались вместе у огромного экрана. Напитки, фрукты, сладости - от них ломились столы - всё для хорошо поработавших, создавших отличный "продукт", людей.
Опекун не верил тому, что слышит:
- ...манкировать этим может кто угодно...Но дебютантка! Невероятно!
- Я знаю, - оправдывалась Алоетта, - конечно, знаю, что должна быть здесь. Но мне нужно, очень нужно! Необходимо!
- Но и тем людям, которые соберутся, необходимо твоё присутствие. Хочешь ты это признать, или нет - они работали на тебя! Они создавали тебя.
- Да, конечно, я понимаю. И очень благодарна, но...
- Ничего ты не понимаешь. Именно от тебя я не ожидал ничего подобного.
Но Опекун, в конце - концов, согласился отпустить Алоетту. Он, действительно, слишком хорошо её знал.
Прошло пятнадцать лет с того дня, как Алоетта вошла в этот дом. Несколько раз - всего несколько раз! их можно пересчитать по пальцам одной руки - она покидала его. Тех из них, кто по какой-то счастливой случайности дожил до восемнадцати лет - начали "вывозить". Алоетта побывала на морском берегу, в нескольких - это были картинные галереи - музеях, слушала оперу. Опекун Алоетты полагал, что знакомство, хоть и поверхностное, с классикой девушке необходимо. И она, как никто другой, была благодарна за возможность узнать, увидеть, понять и впитать... Новые впечатления, новые, прекрасные, неведомые, невозможные ранее звуки, краски, мысли, впечатления наполняли и исподволь, незаметно, изменяли её.
Что-то ещё, то, о чём Алоетта никогда и не догадывалась, и не могла бы догадаться, распахнулось, раскрылось в её душе. Но в этот раз она покидала дом одна. И по своей воле. И это было совсем - совсем по-другому, совсем - совсем не так. Алоетта была одна. Совершенно одна. С непреодолимым желанием ехать и с тремя неудобными свёртками. Девушка глубоко вздохнула - она небоится! и, шагнув вперёд, подняла руку...
Я уплываю и время несёт меня
С края на край
С берега к берегу,
С отмели к отмели,
Друг мой прощай.
Знаю когда - ни будь,
С дальнего берега давнего прошлого
Ветер вечерний ночной
Принесёт тебе вздох от меня.*
Таксист довёз Алоетту до вокзала, помог перегрузить свёртки в элегантное купе. Хорошо, что она совсем не тратила - не приучена была к этому - те небольшие деньги, которые платили звёздочкам за участие в представлениях. Теперь она могла себе позволить и подарки Грегу - ведь именно к нему, в его новый дом спешила Алоетта накануне своего бенефиса, с подарками. Девушка с непосредственным интересом смотрела на всё, что её окружало, пытаясь вспомнить (а что она могла, собственно, вспомнить), скорее понять, почувствовать как можно больше из той непонятной, даже немного странной, пугающей жизни за стенами Дома, о которой она не имела ни малейшего представления.
К вечеру, несколько раз пересаживаясь с поезда на такси и снова на пригородный поезд, и снова - на такси, Алоетта добралась до дома Грега. Она не предупредила о своём приезде - хотелось сделать сюрприз. И вот теперь пришлось ждать. Во время этого бесконечного безделья - вот уж к чему Алоетта точно не привыкла - ничем не заниматься несколько часов - она с ужасом вдруг поняла, что Грег может, вообще, сегодня не появиться. Ведь у него посменная работа ... или... ещё что... Об этом - ещё что - Алоетта, уже совсем не наивная девочка - не хотела даже и думать.
Пожалуйста, пожалуйста! Пусть он придёт! Пусть будет так, как я мечтала! Умоляла она высокое тёмное небо, молчаливый печальный дом, становящийся всё сильнее, всё злее, ветер.
Они не виделись пятнадцать лет! Но Аллоета всё равно узнала бы Грега! И не потому, что ждала, не потому, что из остановившейся машины около единственного на улице дома мог выйти только он. Узнала! Она узнала бы его из тысячной толпы! Узнала бы! Потому, что это был Грег! Этот высокий, красивый мужчина - Грег! И не потому, что он высокий и красивый - как следует, Аллоета смогла рассмотреть его только спустя какое-то время - у него в доме. А потому, что она чувствовала его. От Грега исходило то, не утраченное с годами, одной ей предназначенное тепло, те, обволакивающие её любовь и нежность, которые струились из каждой буквы его писем к ней.
Да, они оба очень изменились - стали взрослыми, выросли, стали другими внешне. Но они узнали друг друга. Они признали друг в друге тех наивных детей, тех любящих -Алоетту и Грега. Какое счастье! Она, планируя, мечтая о том, как это будет, как они встретятся - очень боялась именно этого - первого, решающего мгновения. Письма - письмами, воспоминания - воспоминаниями, но жизнь... о, жизнь! - это совсем, совсем другое. Но они вспомнили и приняли друг друга в первое же мгновение, окрашенное спонтанной радостью встречи, которая переросла в ликующую радость, наконец-то сбывшейся мечты.
Они не могли насмотреться друг на друга, не могли наговориться. Они переходили из комнаты в комнату - Грег с гордостью спешил показать ей всё - пустого гулкого дома. Они выбирали место для подарков, привезённых Алоеттой, и обсуждали, что бы такое приготовить на ужин. Они обнаруживали друг у друга столько новых, удивительных, необыкновенных качеств! Оказывается, Грег замечательно готовит, а у Алоетты - малышки Алоетты - прекрасный вкус - она нашла своим изумительным подаркам точно, как будто специально подготовленные для них, места. И вот вдруг - она не хотела об этом напоминать - Грег спохватился:
- Твоё выступление!!! Как я забыл!!! Но... как же так? Ты здесь...
Он был так мил и наивен, её милый дружок - Алоетта объяснила, как, вообще "это делается", и они начали смотреть на огромном настенном экране её выступление. Алоетта была поражена - она с трудом узнавала себя в этой праздничной, эффектной, вызывающе красивой девушке. А голос, голос звучал просто великолепно! Алоетта чувствовала, что Грег был поражён, потрясён... Не удивительно - она и сама, хоть и участвовала в создании всего этого прекрасного зрелища, была застигнута врасплох - не ожидала, что получится так хорошо...
Теперь-то, Алоетта по-настоящему поняла почему вся рабочая группа собирается вместе на первый просмотр... Но... у неё была своя мечта, свои планы, свои надежды. Она ожидала от этого вечера... О! Вся её дальнейшая жизнь зависела от того, что и как произойдёт в этот вечер, этой ночью...
Закрыв на ключ дверь своего роскошного купе, и дождавшись пока фигура Грега на краю платформы скроется из виду, Алоетта разрыдалась. Сначала одна за другой холодные, отстранённые, как будто и не её слёзы покатились по мёртвенно-бледным щекам девушки, а потом ... потом, не могла уже сдержаться. Она плакала. Плакала, не пытаясь утереть слёзы или приглушить свой, почти звериный, вой боли и разочарования. Ну почему, почему она не могла - не смогла хоть немного поплакать вчера... Почему была так холодна и неприступна... Почему... Почему... За что ей это...
Если не остановится вовремя - она разобьёт себе голову о довольно мягкую спинку купейного дивана. Столько лет "дрессировки" не могли пройти бесследно - Алоетта непроизвольно анализировала своё состояние и поведение...
Вчера... почему, ну почему она так ждала этого вчера!!!!
Жизнь девочек - звёздочек, и без того непростая, осложнялась ещё одним достаточно тяжёлым обстоятельством. У каждой из них был Опекун. Иногда у одного Опекуна было несколько воспитанниц - звёздочек, иногда, крайне редко, Опекуном была женщина. Каждая звёздочка, ничто не могло освободить - спасти от этого - принуждена была выполнять "обязанности воспитанницы". Они, эти "обязанности", хоть и негласные, были такими же непреложными и неоспоримыми, как занятия, вокалом, танцами.
Алоетте просто повезло - мисс Мо, по простой случайности обратилась именно к нему - её Опекуну, интересовавшемуся только мальчиками. И первое время - пять первых лет, целых пять лет! в школе никто не посягал на девочку. А уж потом, через пять лет, когда Алоетта перешла к более сильному в профессиональном смысле Опекуну, никто уже и не помышлял использовать девушку без её согласия. Слишком ценной, перспективной становилась Алоетта.
Её голос, манера исполнения, внешность - что-то было в ней неуловимо, неизъяснимо притягательно, завораживающе (не приторно!!!) сладостно. И всё это сулило огромные дивиденды. Никто не хотел, случись с ней, сделай она с собой что-либо, а такие случаи бывали, лишиться реальной прибыли. Для Алоетты "отношения" давно уже не были какой-то тайной. В дортуаре спокойно, не стесняясь, ни в выражениях, ни в подробностях обсуждали воспитанницы свои отношения с Опекунами.
Всё это было настолько естественно и привычно, и ни у кого не вызывало никаких негативных реакций. Никто не протестовал, и не думал протестовать - так было, есть и будет - так должно быть. Напротив, все - кто злее, а кто добродушнее, подшучивали над Алоеттой - единственной, сохранившей девственность до окончания школы! "Не поверишь!" - Но ведь Алоетта не была бесчувственной куклой, холодной деревяшкой!
В той обстановке, в той пропитанной чувственностью и неприкрытым, лишённым, каких-либо возвышенных чувств, сексом атмосфере - какие чувства, какая буря скрывались за её всегда милой улыбкой, приветливыми глазами!!! Чего стоило ей сохранять спокойствие, сохранить разум, не поддаться на, становившиеся всё чаще, всё настойчивее, всё сильнее, искушения...Её всё чаще приглашали то в массовку, то на небольшие роли... И там - в популярных ревю, балетах, мюзиклах было столько прекрасных, талантливых юношей, столько красавцев. Как они выглядели, как двигались, как смотрели, как дотрагивались до неё эти молодые люди! Замирало сердце, темнело в глазах, куда-то стремительно "падала" душа, отказывались повиноваться ноги, будто судорогой сводило пальцы, ногти до крови впивались в потные ладони, жгучее пламя, вспыхивая, поднималось из самых низов - глубин живота, страшная боль - подобная ломке наркомана, не давала дышать. И Алоетта знала - небольшой намёк, трепет ресниц, чуть заметное движение - и любой пойдёт, уйдёт с ней... А дальше... Но ей не нужен был любой. Нужен был ей, она знала только одного такого - Грег. Только с ним, думала она, до крови кусая губы и корчась на своей узенькой коечке, сможет она сделать это. И "картинки" того, как они это делают - почти до осязаемости живые и до мельчайших подробностей откровенные - совершенно лишали её последних сил. Появись именно в эти мгновения кто-то, хоть мало-мальски, способный понять её, ... её состояние и она, хоть и жалела бы об этом всю оставшуюся жизнь, могла стать лёгкой добычей. Даже и не добычей - "плодом", упавшим в своевременно подставленные случайные руки. Но такого, к счастью или нет - не случилось. И Алоетта ехала, торопилась к Грегу... Не отдавая себе отчёта в истинной причине всего происходящего...
Алоетта задохнулась, захлебнулась в слезах - надо остановиться, успокоиться. Трясущимися руками попыталась налить в широкий хрустальный стакан воду из стоящего в мини баре хрустального же графина. Но лишь облилась, расплескав искрящуюся холодную жидкость. Когда она ехала к Грегу, когда терпеливо ждала его - даже намёка на мысль о том, что у них может ничего не получиться, не возникло у неё. Она, просто напросто, не отдавала себе отчёта в своих истинных, потаённых побуждениях. Подумай она об этом, пойми сама себя, как знать, возможно, то, что произошло ... так... так не подействовало бы на неё...
Но... Но ведь она чувствовала - как ни неопытна в этом была Алоетта , но женщину не обмануть - она чувствовала, знала, что Грег любит её ... Даже так - ещё правдивее - его тянет к ней. Она видела его взгляды, чувствовала его редкие прикосновения, она вдыхала тот запах страсти, который излучал он... Чем дольше они были вместе, тем... тем откровеннее становились их взгляды, тем "опаснее" прикосновения. Но потом... В какой момент, как? почему что-то случилось... Что-то пошло не так...
Время было очень позднее... Для себя - она ведь всё уже и давно решила... что... что не вернётся назад, останется с Грегом...
(Вот только сказать об этом ему, ей всё никак не удавалось и не удавалось.) А Грег...Он, видимо, так не думал. Алоетта буквально заставила его - он-то хотел устроиться на полу - лечь в постель вместе с ней. На его узкую спартанскую кровать... И... И всю оставшуюся ночь она пролежала, притворяясь, что спит, ожидая, прислушиваясь к его дыханию, к каждому его движению.
Она ждала, так хотела, что бы он коснулся её, что бы, наконец, случилось,случилось это с ними - с тем, кого она так любила, о ком мечтала эти долгие-долгие годы. Алоетта с трудом удержалась, что бы не закричать от той боли - физической боли, которая пронизывала, ломала её тело, стараясь ни одним движением, ни одним звуком не выдать себя. Эта ночь - она раздавила Алоетту-женщину, лишила того, чего, видимо, у неё никогда и не было - уверенности в себе... Утром, боясь поднять на Грега глаза, она была уверена, что он тоже не спал и, сгорая от стыда, от одного предположения, что он мог услышать её ночные страхи, понять, что с ней происходило, Алоетта быстро собралась...
Почему, почему я ему ничего не сказала!!! Почему мы не поговорили утром! Почему?
Обессиленная от слёз и переживаний, Алоетта тихонько всхлипывала, забившись в угол вагонного дивана.
Тогда, маленькой девочкой, очутившись в далёком городе, в холодном огромном здании, среди чужих, неприветливых людей, она испугалась, подумав, что она одна...
Молодая красивая женщина вглядывалась в своё отражение в зеркале - в глазах, всё таких же огромно-бездонных, но так странно поменявших цвет - боль и решимость... Она попыталась улыбнуться - изогнулись прекрасные зовущие губы, а вот взгляд... взгляд - он не стал теплее... Теперь-то она знает, что такое - одиночество. Настоящее одиночество. Через пять лет кончится её лицензия. Теперь Алоетта, не в пример своим родителям и бывшим соседям, знала, как устроено их общество и, к сожалению, точно знала, на сколько лет жизни выдаётся лицензия каждому разряду.
Дольше всех жили люди неквалифицированного труда - низшие разряды. Чем сложнее была профессия, чем больший интеллектуальный потенциал требовался от работника - тем на меньший срок (сюда не входило время обучения) он получал лицензию. Да, конечно, уровень жизни на высших разрядах был выше, но и лицензии их кончались гораздо раньше. Меньше всех жили "звёзды" - им не полагалось стареть. Никогда! "Чемпионками" среди них были Дивы!
Эти девушки, словно бабочки - однодневки - ярко вспыхнув, взлетев на вершину славы, они совсем недолго сверкали. Но, как и во всех жёстких правилах, и в Основном Законе допускались исключения и различные трактования параграфов. Вот, например, никто, вернее никто в окружении Алоетты не знал, сколько живут люди из по- настоящему высших разрядов - те, в чьих руках сосредоточены власть, деньги, возможности.
Довольно невнятно в Законе прописана и ситуация с Дивами. Для Див - девушек из высших разрядов, прошедших корректировку, существовала своя лицензия - они жили на много дольше, чем девушки из низших разрядов, сумевших добраться до этого звания - Дива. Вот кому, по-настоящему можно было посочувствовать - взлетев метеором вверх, получив известность, славу - они так же стремительно, зачастую, не оставив следа исчезали, уступив место более молодым (куда уж моложе) Дивам. Можно было, конечно, успеть выйти замуж за кого-то, желательно из высших разрядов, и тогда супруг или поделится с девушкой своей лицензией, или, за огромную сумму, конечно, купит ей новую.
Так вот - Алоетта точно знала, на сколько лет рассчитана её лицензия. Об этом, как о главнейшем аргументе, ей, к сожалению, часто напоминали мужчины, сгоравшие от желания обладать ею. Но, нет - единственный мужчина, за которого она могла бы выйти замуж - не захотел её. А другие - других не хотела она. Может было бы лучше, не узнай они с Грегом друг друга вообще... Может быть, не намечтай она себе всякого, не поторопись она ... кто знает, останься она, будь у них больше времени....наберись она смелости обо всём сказать Грегу.... Но, нет, что не сказано, не сделано, что не свершилось...
Алоетта отсутствовала сутки. Но за эти сутки, как когда-то обещала ей мисс Мо - и почему та маленькая девочка решила, что эта жирная глупая тётка - добрая фея?, вся её жизнь, всё вокруг изменилось. Изменилась и она. Не было, не осталось у неё никаких иллюзий, она перестала мечтать, перестала ждать чего-то необыкновенного. Алоетта просто жила. Честно выполняя свой долг - отдавая людям всю любовь и нежность, на которую была способна. Просто жила, не думая о том, когда и как окончится её лицензия, не страшась, совершенно не страшась этого. И однажды, в день, который никто и никогда не знает и не сумеет узнать, она уйдёт ...