Всякий человек испытывает потребность рассказать свою историю -- в купе поезда, на кушетке психоаналитика... Да все равно где! Большинство преувеличивает свои достоинства и заслуги, а вину, наоборот, приуменьшает, другие, редкие, склонны к самоуничижению, но даже в нем бывают не вполне искренни -- все ждут, когда их начнут переубеждать, и расстраиваются, если этого не происходит. Но даже если не ждут, все равно в их самоуничижении есть изрядная доля самолюбования. И в этом я ничуть не отличаюсь от других людей.
Моя история -- это история поражений. Но проигрывала я не людям и обстоятельствам, а исключительно самой себе, раз за разом отступая, сдаваясь перед собственной слабостью и никчемностью.
За примером далеко ходить не надо: вот она я, сижу и остервенело сосу сигарету. В последний раз я бросала курить на прошлой неделе. Промучилась день, ночью увидела сон: много людей и все курят, разумеется. И мне предлагают, но я гордо отказываюсь, заявляя, что больше не курю. Появляется подруга, тоже курящая. И мы идем куда-то вдвоем -- через большой зал, может быть, фойе вокзала, -- а я внезапно обнаруживаю зажженную сигарету у себя в руках. Курю. "Эй, -- спрашиваю я, -- откуда это у меня?" -- "Я тебе дала". -- "Но я же говорила, что бросила!" -- восклицаю с надрывом. -- "А я не слышала", -- подруга пожимает плечами.
Проснулась с чувством горькой обиды -- не на подругу, на себя. Зато курить совсем не хотелось. Надо же, как легко! -- думалось. А на следующий день пошла и купила себе пачку сигарет. Хотя по-прежнему не хотелось.
Я всегда с энтузиазмом хватаюсь за новое дело, готова вкалывать без перерывов на еду и сон... покуда не угаснет интерес. А угасает он, как правило, быстро.
Поэтому и на приличных работах я никогда подолгу не задерживалась. А неприличные меня не интересуют. Впрочем, если уж быть совсем честной, то работа меня не интересовала никакая и никогда. Просто я долгое время пыталась убедить себя, что к любому делу можно подойти творчески. Недавно я окончательно рассталась с этой иллюзией и полностью перешла на фриланс. Правда, заказчики порой бывают куда невыносимее начальства, и даже самые захватывающие тексты теряют свое очарование, когда из досуга становятся работой.
... Идея открыть гадальный салон принадлежала не мне, от меня вообще ничего не требовалось, даже энтузиазма. Только согласие.
Но согласилась я все равно не сразу, как-то не удавалось примерить на себя придуманную Ленкой роль.
-- Ну ты что! -- убеждала она. -- Это ж в самый раз для тебя. Внешность самая что ни на есть подходящая, яркая, говорить загадочно умеешь. -- и добавляла заискивающе: -- И делать тебе почти ничего не придется, антураж на мне, помещение опять же...
Насчет яркой внешности -- это она загнула. Ярких черт у меня -- только нос с горбинкой, да волосы темные... если вовремя закрашивать раннюю седину. А кожа -- бледная, и глаза блеклые, водянистые.
Но с тем, что Ленка подходит на эту роль куда хуже меня, трудно было не согласиться.
"Помещение опять же" -- вовсе не Ленкина заслуга. Это мой отец когда-то купил однушку у соседа, отъезжавшего "за бугор". С расчетом на то, что повзрослевшая дочка со временем переберется туда жить. Перебраться я так и не успела -- сначала вроде причин не было, а потом я осталась одна в родительской квартире.
Но Ленка -- мастерица морочить голову: пара взмахов руками, фыр-фыр, и ты веришь во все и даже немного больше. Вот бы кому гадалкой-то!
Так я и стала потомственной ясновидящей мадам Моритой. Не скажу, чтобы предполагаемое занятие было для меня вовсе новым, гадала я и прежде -- и картишки раскидывала, и по руке, это у нас в семье от прабабки еще, только руны эти новомодные мне никак не давались. Но -- только для своих, по желанию, под настроение, а чтобы для клиентов, да за деньги...
Но когда Ленка заявила, что ей уже позвонил первый желающий и ему назначено на завтра, сходить на берег было поздно.
Над антуражем подружка поработала в меру своей фантазии, вкуса и той скромной суммы, которую мы были в состоянии выделить на этот сумасшедший проект. Ничего особенного: драпировки, свечи, ширмы в псевдокитайском стиле, отделяющие основную часть комнаты, где мне предстояло принимать посетителей, от закутка, в котором собиралась пристроиться сама Ленка в качестве моего секретаря и бухгалтера. Попросту говоря, там она планировала обирать доверчивых клиентов, прежде чем они поймут, во что вляпались.
Платье она мне подобрала -- зашибись! Не иначе как театральную реквизитную ограбила -- где еще такое найдешь? -- глубокого фиолетового цвета балахон с оборками и блестками.
-- Внушает! -- заявила Ленка, когда я облачилась в обновку.
Не знаю, мне оно не внушало ничего, кроме раздражения. Свободный крой, который, предположительно, должен был скрадывать лишние килограммы, наоборот, зрительно добавлял еще десяток. Причем не только килограммов, но и лет. А дивный цвет делал мое и без того бледное лицо каким-то землистым.
-- Вот об этом я и говорю, -- загадочно ответила подружка, выслушав мои претензии.
Спорить было бессмысленно. С Ленкой вообще бессмысленно спорить -- она выслушает все аргументы, а потом сделает настолько неожиданные выводы, что чувствуешь себя абсолютной идиоткой, причем не только из-за впустую потраченных слов, но и вообще.
-- А курить тебе лучше трубку, -- добавила она.
Я возмущенно фыркнула, даже комментировать не стала.
Накануне этого сеанса мне впервые приснился сон с дверями и лестницами. Обычно я не запоминаю сны -- по пробуждении от них остается лишь смутное ощущение чего-то страшного или, наоборот, радостного. Но чаще страшного. В этом сне я не испытывала ничего, кроме любопытства и азарта.
Дверь вела из задней стены кладовки... собственно, в стену, внутри которой находилась узкая лестница. Наяву я боюсь таких тесных пространств, у меня клаустрофобия, но в этом сне, повторюсь, страха не было -- только любопытство и азарт первооткрывателя. Лестница вела вниз, и покинуть ее можно было на любом этаже дома, но предсказать заранее, где откроется выход, у меня не получалось.
"То же мне, ясновидящая!" -- хмыкала я, в очередной раз оказываясь перед знакомой уже до малейшей щелочки между досками двери. И начинала очередную попытку. Пару раз мне удалось попасть в свою вторую квартиру, но этот маршрут меня скорее смутил, чем обрадовал: все же в реальности эта квартира располагалась как раз за стеной кладовки, и топать невесть сколько по крутым ступенькам, чтобы никуда толком не уйти, показалось мне обидным.
Ну да, чтобы попасть в другое место, нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее. Впрочем, скорость на результат тоже никак не влияла, равно как и мои желания.
Проснувшись, я подумала, что в реальности ни за что не полезла бы на эту лестницу. Да что там -- даже дверь не открыла бы! Но сон всё не отпускал, и я заставила себя подняться с кровати, прошлепала в кладовку и самым тщательным образом ощупала заднюю стену -- как будто там и в самом деле что-то могло быть. Ничего, конечно, не было. Я плюнула и пошла готовиться к спектаклю.
Было страшно. Я даже не представляла прежде, что мне может быть так страшно. Причем я не могла себе объяснить, чего именно боюсь, но руки тряслись вполне натурально, так что не верить собственному страху не было никаких оснований.
-- Не переживай, -- шепнула Ленка, подталкивая меня в сторону сцены, -- я буду рядом.
Гость оказался мужчиной лет сорока на вид. Замкнутое высокомерное лицо -- даже непонятно, как такого типа могло на прием к ясновидящей занести. Взгляд, которым он окинул обстановку -- включая меня, фиолетовой медузой расплывшуюся в кресле, -- был полон скепсиса.
-- Карты? Или по руке? -- хрипло спросила я.
-- Второе, -- ответил он и протянул мне конечность, но не испещренной линиями ладонью вверх, а тыльной стороной, как для поцелуя.
Но я уже приняла решение ничему не удивляться, а потому качнулась ему навстречу через стол и коснулась твердой кисти. В этот момент все и началось. Все, что я творила дальше, от моей воли ни в коей мере не зависело.
Знаете, как это дико и странно -- обнаружить вдруг, что ты абсолютно все знаешь про незнакомого человека? Не в подробностях, конечно, но вот самое основное, о потерях и приобретениях, о несбывшихся мечтах, о тоске, о предательствах, о выборе... Да, о выборе.
-- Хотите знать, на каком из двух путей обретете, а не потеряете? -- в моем голосе отчего-то звучала усмешка.
Человек медленно кивнул.
-- Что ж, тогда я буду спрашивать за вас, -- объявила я и легко поднялась с места.
Отчего-то я была босиком, хотя изначально ничего подобного не планировалось. Оказалось, так и надо было, потому что танцевать в обуви -- это совершенно неправильно. Я выделывала какие-то причудливые па, топотала босыми пятками, поднималась на цыпочки, взмахивала руками, словно крыльями... Но самое ужасное -- я при этом говорила. Вернее, что-то декламировала певучим речитативом на непонятном языке. Глоссолалия -- наше все, -- пробормотал скептик в глубине моего разума. Я предпочла его не услышать. Та я, которая была уверена, будто знает, что делает. А другую меня никто и не спрашивал.
Наконец я остановилась, что удивительно, нисколько не запыхавшись, и снова обратилась к посетителю:
-- Вы услышаны. Понимаете, да?
Мужчина опять кивнул, и тогда я решительно схватила его за руку и повлекла за собой.
-- Вы откроете дверь, -- кивок, -- а глаза -- закроете, -- снова кивок, -- и шагнете за порог.
И он вышел.
Я рвано выдохнула, медленно возвращаясь к действительности. Почти тут же метнулась ко мне из-за ширмы Ленка.
-- Ну ты даешь! -- восхищенно пропела она. -- Театр одного актера!
-- Дура!
-- Кто? -- опешила подруга.
-- Я! -- прошипела в ответ и тут же мстительно добавила: -- И ты тоже.
Ленка реагирует на прямые оскорбления только тогда, когда ей это выгодно. В остальных случаях предпочитает сделать вид, что не слышала.
-- Слу-у-ушай, я только не поняла, не заметила -- куда же он все-таки делся?
-- Кто? -- опять моя очередь удивляться.
-- Да мужик этот.
-- Так ушел... -- начала было я и осеклась.
Я вдруг вспомнила, как открывала ему дверь. Дверь, которой не было. Ту самую.
Оттолкнув Ленку, я бросилась вон из квартиры. Сознание мое не могло вместить ухода через несуществующую дверь, а если эта дверь есть, то вести она может только в одно место -- в то, что за стенкой. Но в родительской квартире было тихо и пусто. И никаких лишних дверей, разумеется.
-- Вик, ты чего? -- последовавшая за мной Ленка недоумевала.
-- Да так, -- вздохнула, -- ничего.
И ведь не объяснишь же!
Оставалось только признать: либо я сошла с ума, либо и в самом деле произошло нечто весьма необычное.
Но это не история о женщине, у которой внезапно открылся чудесный дар. Возможно, чудо действительно случилось, но не со мной. Это ведь моя история, а я в моей жизни нет места чудесам. Я вообще до сих пор сомневаюсь, что таинственные лестницы и двери существовали за пределами моих снов. А может, и мужчины того не было.
Впрочем, мужчина все-таки был -- может, не в моем доме, но в реальности он существовал, несомненно. Я столкнулась с ним нос к носу на улице примерно неделю спустя после того сумасшедшего сеанса. Он меня не узнал.
Ленка, когда я попыталась задавать ей вопросы, улыбалась и делала вид, что не понимает, о чем я. А стоило мне отвернуться, я увидела в зеркале ее губы, старательно артикулирующие беззвучное: "Ду-ра!"
Уж не знаю, было ли это просто маленькой местью или намеком на то, что ей известно больше, чем она готова рассказать, но скорее первое -- приятельница моя, конечно, находчива и неглупа, но весьма незатейлива. Тайны и интриги -- это не для нее, она и гадальный салон затеяла исключительно ради денег.
Меж тем, шарлатанская деятельность ясновидящей мадам Мориты продолжалась ни шатко, ни валко. Клиентов у нас почти не было, доходов, соответственно, тоже, и если бы не мои переводы и Ленкин муж, который ее содержал, впору было бы зубы на полку положить.
Но иногда -- очень редко -- на сеансы приходили особые клиенты. Об их появлении меня предупреждали сны с дверью и лестницей, и я знала, что мне предстоит -- это всегда происходило одинаково: одно легкое прикосновение... и всё. Дальнейшее от меня не зависело.
Такие люди навсегда покидали салон через открытую мною дверь. Дверь, которой не было.
Больше я никого из них не видела, за исключением того мужчины -- моего самого первого клиента. С ним я встретилась еще раз, и он опять не узнал меня, а я почему-то почувствовала жгучую обиду, словно это неузнавание случилось, к примеру, после пяти лет совместной жизни.
И только позже, справившись с непрошеными эмоциями, я сообразила внезапно: он и не мог меня узнать, потому что... наши пути прежде не пересекались. Этот мужчина никогда не переступал порога гадального салона. По крайней мере, не в этой жизни.
Это озарение было как выстрел. Нет, как взрыв.
Да, в той, другой жизни я просто открыла мужчине дверь и позволила ему вернуться на какую-то важную развилку, чтобы он смог сделать правильный выбор -- тот, который считал правильным. Возможно, эта точка отстояла всего в нескольких минутах от того мгновения, когда ему предстояло взять в руки рекламный буклет гадального салона, но в этой жизни он никогда не набирал нашего номера.
А еще я заметила, что в своей новой жизни он чувствует себя вполне счастливым, его нынешняя спокойная уверенность не имеет ничего общего с той растерянностью, которую он тщательно прятал под маской высокомерия и скепсиса при нашей первой встрече. Той, которой никогда не было.
Стоило порадоваться за него, а я испытывала мучительную зависть. Ведь мне никто никогда не откроет заветную дверь. А если даже и... Куда она меня приведет? В то благословенное время, когда я делала свои первые неуверенные шаги? Моя жизнь, увы, состояла сплошь из неверных выборов...
... Я сижу и смолю эту проклятую сигарету. Из той самой пачки, купленной не по желанию, а себе назло, в наказание -- за то, что отступила, поддавшись страху, не воспользовалась шансом, который мне все-таки дали.
Потому что мне снова снилась дверь и лестница за ней. Во сне я ее открыла, твердо зная, что это моя дверь. Что было дальше, в памяти не отложилось. Наяву я тоже не сомневалась в том, что дверь предназначена именно мне, потому что клиенты на тот день не записывались. Я сидела в родительской квартире и верила, что надо всего лишь сделать над собой усилие и перейти в салон, больше от меня ничего не потребуется. Но оставалась сидеть. А когда осознала, что время вышло, отправилась к ближайшему киоску за сигаретами. Этим унижением я расквиталась сама с собой за слабость и трусость.
Тогда я думала, что второго шанса уже не будет. Просто потому, что я самадуравиновата. Но мироздание оказалось куда щедрее и милосерднее меня. Ибо пришел новый сон. А за ним -- новый день.
И вот я сижу и держусь за эту несчастную сигарету, как за последнюю опору, привязывающую меня к постылой реальности. Я ищу в себе решимость встать, затушить окурок и шагнуть за порог.
На этом моя история закончится. Возможно, начнется какая-нибудь другая. Но не моя.