Двери чайханы были распахнуты навстречу полуденному солнцу. Базарная площадь шумела, как обычно в это время суток. Продавцы и покупатели, бездельники и мошенники всех мастей были заняты привычным и приятным занятием. Несколько людей сидели у самых дверей чайханы и вели неторопливую беседу. Среди них выделялся один, еще не старый, но вполне уважаемый, судя по тому, как ему внимали слушатели, человек. Покойные и уверенные движения рук, неторопливая речь выдавали в нем одного из тех умудренных жизнью и посвятивших себя поиску Истины странников, что время от времени появлялись на базаре. За скромное подношение они готовы были приоткрыть завесу тайны, окутывающую мир вещей и указать алчущим знаний на суть происходящих вокруг них событий, а попросту - перевернуть с ног на голову представления обывателей о видимом мире. Вот и теперь, растерянные лица слушателей подтверждали - то, о чем говорил им странник, попросту не укладывалось в их сознание.
- Но, уважаемый, - говорил один из них, по виду - лавочник, с вытянутым лицом и маслянистыми, бегающими глазками, - я утверждаю, что когда я сижу с утра на базаре и продаю финики, инжир или, скажем, урюк, то я делаю лишь то, что делаю - то есть продаю фрукты и не более того.
- Истинно так, верно говорит, - раздались голоса.
- Отнюдь, почтеннейший, - с улыбкой возразил странник, - Я с неменьшей силой, чем ты, убежден в обратном - ты делаешь не более, но менее того. На самом деле не ты продаешь фрукты и не люди покупают их, но фруктами обогащаются и деньгами беднеют люди, получая, что причитается им от Аллаха и отдавая Аллаху, что угодно ему. А ты, милейший, при этом, в сущности, отсутствуешь, не имеешь значения, как не имеет главенствующего значения рука, берущая хлеб, по воле сознания, приказывающего ей этот хлеб взять. Вот оно как и никак иначе, уверяю тебя.
- Но позволь, почтенный странник, - не сдавался лавочник, - выходит, что рука, берущая хлеб не имеет своей воли, делает лишь то, что голова прикажет? Так ли?
- Так почтеннейший, так, - улыбнулся странник.
- А как же обвес?
- Какой обвес? Обвес? - заволновались в толпе.
- Ну, возможный обвес, - поправился лавочник и чуть нервно добавил, - Обман, ведь я могу, я подчеркиваю, только могу...
- Конечно, только можешь, - тут же заступился за него странник и даже всплеснул руками, как бы отрицая любую другую трактовку слов собеседника - По всему видно, что ты честный человек.
- Так, так! - раздалось в толпе.
- Так вот, - продолжил свою мысль заметно приободрившийся лавочник, - Я могу обмануть покупателя. Что ты скажешь на это?
- Все обернули головы в сторону странника.
- Уверяю тебя, уважаемый, - ответил немедля тот, - что ты обманешь лишь того покупателя, на которого укажет тебе перст Аллаха, ибо на все его Воля.
- То есть ты хочешь сказать, - вступил в спор преклонных лет мужчина, по виду - книжник, - что человек ничем не отличается от животного, от свиньи или от собаки? Ведь если он сам, по своей воле не может ступить ни шагу, то он не может ступить ни шагу и по пути к Аллаху. А?
- Отнюдь, милейший, - невозмутимо заметил странник, - я ни в коей мере не хотел сказать это. Я лишь хотел напомнить о Высшей воле, неизбежно определяющей судьбу человека, не более того. Человек человеком, а судьба судьбой.
- Как так? - вмешался опять в разговор лавочник, - Я не могу обвесить любого, кто зайдет в мою лавку?
- Это так, - смущенно, даже как-то виновато пожал плечами странник, - Впрочем, мы легко можем это проверить. Пойдем в твою лавку и узнаем правду.
Идея проверить слова странника пришлась по вкусу всем присутствующим. Распихивая локтями толпу, они стали пробираться в сторону лавки с фруктами, что находилась в южной части базара. Лавочник отпустил домой мальчишку, который все утро продавал вместо него фрукты и сам встал за прилавок. Остальные участники спора заняли место поодаль, делая вид, что присматриваются к товару.
Вскоре появился первый покупатель. Им оказался Мустафа, известный всему базару бездельник, охотник до гашиша и падших девок. Последние, впрочем, не слишком жаловали Мустафу: он был беден, некрасив и слыл чем-то вроде местного дурачка. Не смотря на это, на гашиш у Мустафы деньги откуда-то находились.
- Ну этот сам себя обманет, он и считать-то не умеет, - шепнул довольный лавочник в сторону зевак.
- Мир дому твоему, почтенный э-э-э...- заплетающимся голосом с трудом выговорил Мустафа.
- Неважно, - успокоил покупателя лавочник, - И тебе мир, почтенный Мустафа. Что привело тебя в мою лавку в столь ранний час? Да и подабает ли мудрецу, отрешенному от земной суеты и наблюдающему в видениях райских дев, заботиться о хлебе насущем? А? Почтенный Мустафа?
Рядом с незадачливым курителем трав раздался дружный смех. Мустафа растеренно посмотрел вокруг:
- Я э-э-э... хотел...- он запнулся и замолчал, наморщив лоб.
- Купить немного фруктов, я полагаю, - подсказал лавочник.
- Да, ф-фруктов, - облегченно выдохнул Мустафа.
- И какие же фрукты ты хотел бы купить, уважаемый, может быть финики? - лавочник нарочно назвал свой самый дорогой товар, очевидно желая выжать из покупателя побольше денег.
- Финики... - повторил за лавочником Мустафа.
- И конечно же ты решил купить не меньше двух кульков, ведь они такие сочные, свежие, так и тают во рту, да и день сегодня выдался на редкость жаркий...
Многие из тех, кто слышал слова лавочника, достали платки и стали отирать лбы - день и впрямь был жарким, впрочем, не жарче, чем другие дни в это время года. Между тем, на лице Мустафы показалась мысль:
- А много ли стоит один кулек...э-э-э...фиников, - озабоченно спросил он.
- Два динара, достойнейший Мустафа, всего два динара и это совсем не дорого для такого товара, уверяю тебя.
В толпе кто-то крякнул
- Э-э-э... два динара кулек... Будет два да два... э-э-э... вот, - Мустафа дрожащими руками выложил на прилавок четыре динара.
Лавочник внимательно посмотрел на деньги, незаметно для покупателя подмигнул остальным и нарочито громко хмыкнул:
- Гм... Сдается мне, Мустафа, ты мошенник. Я вижу здесь только четыре динара... Ай!
Мустафа испуганно вжал голову в плечи.
- Тогда как за мой товар, - продолжал обличать его лавочник, - тебе полагалось отдать шесть динаров, не меньше, да... А ведь я знавал твоего отца, мир праху его. Что же ты, Мустафа? А? Позоришь досточтимого предка? - и он страшно посмотрел на Мустафу, вытаращив глаза.
- Я... никогда...клянусь небом, - бормотал тем временем ?мошенник?, - Я лишь неученый... Прости меня святейший э-э-э... почтеннейший э-э-э...
- Ну что ж, - лавочник сделал вид, что напряженно думает, - Я полагаю, что из уважения к твоему почтенному предку и снисходя к твоему невежеству, мы, - лавочник подчеркнул это мы, широким жестом указывая на присутствующих, - не будем добиваться твоего наказания. Аллах велел прощать и мы прощаем тебя, если...
- Если ты уплатишь полную цену за финики, то есть шесть динаров. Кстати, положи-ка кульки на прилавок пока что...
Мустафа бросил кульки на прилавок, как если бы они жгли ему руки и начал рыться в карманах потрепанного халата. Достав горсть монет, он протянул две из них лавочнику, но в последний момент сжал ладонь и с недоверием посмотрел на него. Лавочник удивленно поднял бровь:
- Мустафа?
Мустафа сгреб четыре монеты с прилавка и, показывая их лавочнику произнес тихим голосом:
- Я лишь хочу, чтобы ты объяснил мне, как так выходит, что два кулька по два динара стоят, - он внимательно вгляделся в свою ладонь, - шесть динаров. Объясни мне, ученый человек, ибо до сего дня я, боюсь, что обманывал других продавцов. Я так невнимателен, эти цифры путаются у меня в голове, помоги мне почтеннейший, и я буду молиться за тебя Аллаху.
Толпа смущенно слушала речь Мустафы, стараясь не встретиться с ним взглядом.
- Что ж, - усмехнулся лавочник, - считай сам. Кулек фиников стоит два динара, это, так сказать точка отчета, единица измерения. Чтобы узнать сколько стоят два кулька, мы должны взять эти два динара два раза. Итак, у нас два динара. Мы берем их один раз, сколько уже? - четыре. И еще раз. Всего - шесть. Ничего сложного...
По рядам слушателей прокатился изумленный вздох.
Мустафа выложил деньги на прилавок. Лавочник, приторно улыбаясь протянул ему кульки с финиками. Тот взял кульки в руки и задумчиво стал их разглядывать.
- Что-то еще? - недовольно заметил лавочник.
- Мно-о-ого фиников, - покачал головой Мустафа.
- Очень много, - подтвердил торговец, - я один на всем базаре кладу в каждый кулек по двадцать отборных сочных фиников.
- Мустафа не съест столько фиников, - озабоченно произнес юноша, - он лопнет...
- И сколько же фиников съест Мустафа? - ехидно поинтересовался лавочник.
- Половину съем, да...
- Хорошо, Мустафа, тогда с тебя четыре динара. И не забудь вернуть мне назад двадцать фиников.
Мустафа взял с прилавка свои два динара, повертел в руках кульки, а затем высыпал все фрукты из кульков на прилавок.
- Что ты сделал?!! - вскричал разгневанный лавочник.
- Я хочу вернуть двадцать фиников. Я буду считать...
- А ты не мог просто взять один кулек, а остальное оставить?!
Мустафа озадаченно почесал затылок:
- Я не подумал...
Видя гнев на лице лавочника, Мустафа начал торопливо делить финики, лежащие на прилавке и складывать свою долю в карман:
- Вот двадцать, так... берем один раз... туда же. А остальное - вам!
Зрители изумленно взирали на пустой прилавок с двумя одинокими пустыми кульками. Лавочник, побагровевший от гнева, хватал ртом воздух и силился сказать что-то, но не мог. Тем временем, Мустафа, кланяясь и смущенно улыбаясь бочком выскользнул за дверь.
В наступившей тишине серебряным колокольчиком звучал тихий смех Странника...