Конец декабря 2008 года. Я живу в Иерусалиме, недавно ушла на пенсию. Через месяц мне исполнится шестьдесят два года. Этот Новый год я буду встречать в компании с мужчиной, которого так упорно искала два последних года...
ЗИМНИЕ КАНИКУЛЫ
Сколько помню себя, рядом был Паша. Мы вместе ходили в детский садик, в школе сидели за одной партой и уже не обращали внимания, когда нам кричали:
- Жених и невеста, тили, тили тесто...
Мы "тили это тесто" после девятого класса. Мною двигало чистое любопытство, что же такое необыкновенное происходит между мужчиной и женщиной. Мои одноклассницы были столь же неопытны, как и я, литературы на эту тему никакой не было, в кинофильмах даже поцелуи показывали со спины. С кем-то поделилась на ушко старшая сестра, тётя или более опытная подружка. Мужская пиписечка, похожая на жирненького червячка, неожиданно превращается в грозное оружие, рвущее нежную женскую плоть в первую брачную ночь. Жуткие подробности о лужах крови и адской боли.
Одним прекрасным летним деньком, когда мама и папа отправились на работу, мы с Пашой решили дойти до конца. Всё оказалось не так страшно: и не очень болело и кровища не текла, но и ничего особенно приятного я тоже не почувствовала. Всё же я постонала, поойкала, чтобы Пашка проникся важностью момента и надолго запомнил, зараза, что он со мною сотворил. Паша потом целовал мои щёки и заплаканные глазки, и твердил, что большего удовольствия в жизни не испытывал.
Родители пронюхали о наших проказах и не могли дождаться, пока мы окончим школу, чтобы нас поженить. Я привыкла к нему, как к школе, как к парте, как к портфелю с учебниками, только книги я любила больше. А ещё больше я любила Альберта Романовича, нашего математика. Мужчину лет тридцати пяти сутулого, с огромным носом, плешью, просвечивающейся в растрёпанных волосах, и грустными глазами. На рубашке у него вечно не хватало пуговиц, в брюках он, похоже, спал. Он был такой худой, что у меня возникло подозрение, будто кроме стакана полу тёплого какао и медового пряника из школьного буфета, он больше ничего не ел.
Но во время урока он преображался совершенно . Глаза сияли, мел был похож на дирижёрскую палочку. И, слушая как он диктует: "Из пункта А в пункт Б отправился...", я прикрывала глаза и представляла, что он - пункт А, а я - пункт Б и чётко видела, что и куда направилось... Звучал его голос:
- Марчук, не спи на уроке, - и, вздрогнув, я приходила в себя.
Я мечтала о нём ночами и пресный секс с Пашой становился ярче и содержательней, когда я представляла Альбертика на месте своего партнёра.
Окончив школу, мы поехали поступать в Киев. Он - в политех, я - в Киевский государственный институт культуры им. Корнейчука на библиотечный факультет. После второго курса летом поженились.
Каждой зимой во время каникул у нас в школе устраивался вечер встречи студентов с выпускниками. Я решила на сей раз свой шанс не упустить и за три дня до встречи, отправившись утром в школу, дождалась начала уроков и выкрала из учительской ключ от медпункта. Сделав оттиск на кусок пластилина, вернула его на место и заказала запасной ключ.
Вечер протекал по давно намеченному сценарию. Выступала директриса, потом наша бывшая классная руководительница. Каждый из студентов тоже что-то рассказывал о своих успехах в учёбе. Наконец, торжественная часть окончилась, заиграла музыка, народ повеселел. Альберт Романович вышел из актового зала и направился в сторону учительской за своим пальто. Я догнала его уже почти у самого выхода.
- Альберт Романович, вы уже домой?
- А, это ты Марчук, или ты уже теперь Стеценко? Да, пора.
- Подождите, я откопала в библиотеке старый учебник по математике, хочу Вам показать.
- Слушай, Наташа, я устал, давай завтра. Или дай мне его с собой, я дома посмотрю и тебе верну.
- Нет, ну пожалуйста, пять минут. Только здесь темно, пойдёмте, я знаю местечко.
Учитель тяжело вздохнул:
- Хорошо, только давай быстро.
Я отправилась в сторону медпунка, он шёл следом, тяжёлой походкой уставшего человека, опустив голову и не глядя по сторонам .
"Ничего, - подумала я, - сейчас я тебя взбодрю." Открыла дверь своим ключом, мы вошли и я закрыла нас изнутри. Альберт Романович потянулся к включателю:
- Давай, показывай скорей.
- Подождите, не включайте свет.
Медпункт освещался слабым светом луны и отблеском искрящегося от мороза снега. Он стоял и оторопело смотрел, как я стягиваю платье, лифчик, расстёгиваю сапоги, снимаю чулки и пояс вместе с трусиками. Стоя перед ним босыми ногами на холодном линолеуме, обнажённая, ждала от него решительных действий.
- Наташа, ты что делаешь? - голос у него сел. - Быстренько оденься.
Подойдя к нему вплотную, взяв его ладони в свои, положила на мою упругую, прохладную, с маленькими розовыми сосками грудь.
- Наташа, - он шептал, но руки не снимал, - Наташа, я не могу, я твой учитель... Да и ты замужем.
- Ты мне уже не учитель, я своего мужа не люблю и жить с ним не буду... - и сжала его ладони своими.
И он дрогнул. Сбросив пальто, рванул на себе рубашку. Последние пуговицы с обиженным всхлипом оторвались и разлетелись в стороны. Мы повалились на клеёнчатую кушетку, которая нужно сказать, с честью выдержала обрушившееся на неё испытание.
Когда наши пункты А и Б наконец слились в одно целое, я взвизгнула от восторга - сбылись мечты - Альбертик был моим. Мы подходили друг другу, как пробка к бутылке, как сосиска - к булочке, как патрон - к нагану.
Не знаю сколько времени прошло, но бушевавшее во мне пламя потихоньку утихло, мы оделись и, крадучись, выбрались со школы.
Дома нервничал Паша:
- Ты где была, я всю школу перевернул.
- Я была с другим мужчиной, а что? Паша, давай разведёмся.
- С кем ты была, с Бугаём?
Миша Бугаенко, по кличке Бугай, наш одноклассник, к которому Паша меня ревновал с первого класса. Мишка толкал штангу, весил сто тридцать килограмм и состоял из сплошных железных мускулов. Навряд ли Паша пойдёт выяснять с ним отношения.
- Да, с ним, - Альбертика не выдам я ни за что, даже если меня будут пытать, как "Молодую гвардию". Он женат и не в моих планах разрушать его семью и выходить за него замуж.
Развели нас без всяких проблем, у нас не было ни детей, ни совместно нажитого имущества. Родители поворчали, поворчали и смирились.
Оставшиеся десять дней каникул мы встречались с Альбертиком всё в том же медпункте, куда пробирались потихоньку по вечерам. Связь со мной разбудила в нём первобытные страсти, напомнила моему учителю, что он ещё и мужчина совсем не старый. Я с радостью откликалась на все его сексуальные фантазии и мы улетали в блаженстве в страну Эроса. Проснувшись поздним утром, машинально завтракая, думала лишь о том, что вечером опять буду трепетать в его объятиях. Ходила я вся в засосах: на шее, груди, попке и внутренней стороне бёдер, лелеяла и гордилась ими, как медалями за боевые победы и очень переживала, когда они прошли.
Альберт и внешне изменился. Перестал сутулиться, стал причёсываться, носить белые рубашки и отглаженные брюки. Никто не понимал причины столь разительных перемен.
Я уехала на учёбу. У Альберта и его жены через девять месяцев родилась первая долгожданная дочь.
ЗАРЕЖУ.
Близился срок окончания института и передо мной возникла проблема: получить распределение в какую-нибудь глушь библиотекаршей на три соседних села или срочно искать себе мужа-киевлянина.
Нужно только поставить перед собой цель и очень к ней стремиться. Как-то днём отправились мы с девочками в кафе на Крещатике отмечать Машкин день рождения. Заказав кофе, пирожные и мороженое, сидели, обсуждая свои девичьи делишки. Неожиданно я почувствовала чей-то упорный взгляд. Оглянулась. Рядом расположились трое мужчин. На столе стояли бутылка вина, тарелки с мясным и рыбным ассорти. Они курили и о чём-то оживлённо спорили. Самый молодой, кудрявый брюнет, похожий на грузина, впился в меня своими чёрными глазами. Заметив, что я оглянулась, улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и приветливо кивнул. Я тут же отвернулась. Интересно, за кого это он меня принял? В это время подошёл официант и водрузил на стол шампанское и большую коробку конфет "Птичье молоко".
- Это вам, девушки, от соседнего стола.
- Маша, - шепнула я имениннице, - повернись и поблагодари. Машка так и сделала. Грузин подошёл и, продолжая улыбаться, спросил:
- Что дамы празднуют?
Маша ответила. Я сидела молча, не поворачивая головы.
- Так мы вас приглашаем в ресторан. Разве можно таким красивым девушкам отмечать день рождение одними сладостями? Они только портят ваши юные фигурки. Кстати, разрешите представиться : Олег Кириллович, можно просто Олег, а это мои друзья - Артур и Александр.
Так я познакомилась с Олегом. Его обманчивая внешность объяснялась тем, что грузинкой была его бабушка со стороны мамы. Олег работал главным инженером на Киевской кондитерской фабрике им. К. Маркса. Он ухаживал очень красиво. Театры и рестораны, букеты и подарки. Плюс, к тому же, не посягал на мою честь, сказав, что у нас будет праздник после свадьбы. Через два месяца я сдалась и согласилась стать его женой. Свадьбу сыграли скромно, заказав стол в ресторане на двадцать человек, на этом настояла я. Одна пышная свадьба у меня уже была, больше не хотелось. В красивом розовом платье, без фаты я мало походила на невесту.
Поздно ночью отправились к Олегу в его собственную кооперативную квартиру в Дарнице. Уже в лифте, подымаясь на седьмой этаж, Олег стал страстно целоваться, кусая за губы. Открыв дверь, двумя рывками разорвал платье и бельё и, повалив на диван, без всяких прелюдий овладел мною. Это у него называлось "праздником после свадьбы". Было больно, я не готова была к близости, пыталась его остановить, но тщетно, он входил в меня вновь и вновь. Он был султан, а я заменяла ему гарем из пятнадцати жён. Чуть позже перебрались на кровать и всё продолжилось до самого рассвета. Проснувшись и не обнаружив своего новоиспечённого мужа рядом, отправилась в ванную, заперла дверь на задвижку и подставила липкое истерзанное тело под тёплые струи воды. "Вот так, девушка, - думала я, - ничему тебя жизнь не учит. Нельзя выходить замуж за нелюбимого. Получила киевскую прописку, рассчитывайся теперь. Не может же это длиться вечно, в конце концов он насытится и оставит меня в покое." - успокаивала себя. Выйдя из ванны, завёрнутая в полотенце, обнаружила Олега у двери темнее тучи.
- Никогда, слышишь, никогда не смей закрываться в ванной...
Сорвав полотенце и развернув лицом к стене, резким толчком продолжил процесс.
И тут тело мне изменило. Не видя его лица, я вдруг представила себя в объятиях Альберта и стала двигаться навстречу мужчине, продвигая его всё глубже и глубже в мою ракушку. В глазах помутилось от желания и, услышав женский крик, поняла, что это я кричу:
- Ещё, ещё, вот так... не останавливайся...
Следующие три дня превратились в сплошную цепь плотских утех. Я не помню или мы ели, спали. Ночь и день слились воедино, простыни сбились на пол, а мы не выпускали друг друга из горячих объятий. Казалось, тела наши сплелись навеки.
Олег сдался первый. Проснувшись утром, я увидела его у зеркала, уже одетого в костюм и повязывающего галстук.
Заметив, что я открыла глаза, наклонился и поцеловал мои вспухшие губы:
- Я ухожу на работу, Наташенька, отдыхай, ты заслужила. - И добавил после паузы: - Если ты мне изменишь, я тебя зарежу.
И я поверила. Мой первый пыл прошёл. На работу он меня не пустил. Я уныло слонялась по квартире, убирала, готовила, мыла хрустальную посуду в буфете, пылесосила, стирала и, при этом, была готова по первому его требованию расставить ножки. В хорошую погоду выходила на лавочку и сидела на солнышке со старушками- соседками, слушая как они перемывают друг другу косточки. Они косились на мой живот и тактично намекали, что любая будет рада помочь мне нянчить наследника.
А Олег был неутомим ни днём, ни ночью. Я устала и уже была готова положить свою грешную голову на плаху. Пусть режет!
Через полгода я уговорила его отпустить меня на работу хоть на полставки, в соседнюю школу библиотекаршей. Через что мне пришлось пройти, я описывать не стану. Ключи я два раза в неделю оставляла своей соседке, Валентине Антоновне, полной женщине климактерического возраста. В моём отсутствии она помогала с уборкой за определённую плату.
Я отдыхала полдня от его поползновений и подыскивала себе подходящую кандидатуру, чтобы Олег меня с ним застукал. В самом деле, не станет же он меня резать, просто выгонит к чёртовой матери. Но и это меня не устраивало. Почему я не ушла от него сама? А куда уходить? Вернуться с позором домой и слышать от мамы, что вот, мол, до чего я докатилась, муж выгнал из дома, и чем это мне Паша был плох, женился уже и детки у него. Я пока терпела и вынашивала планы, как заставить Олега со мной развестись и при том содрать с него себе хотя бы на кооператив.
Всё решилось само собой. В один прекрасный день у меня разболелся зуб и я, сходив к стоматологу, вернулась раньше времени домой. Вставила ключ, но он не поворачивался. Я толкнула дверь рукой, она открылась. Воры что-ли забрались? Я на цыпочках вошла в гостиную. Первое, что я увидела прямо на ковре голую волосатую задницу моего мужа, зажатую белыми дряблыми ляжками моей, страдающей от климакса, соседки. "Господи, какое счастье!" Мне хотелось обнять Валентину Антоновну и расцеловать в пухлые розовые щечки. Вместо этого я испустила истошный крик, на который выскочили бабульки из соседних квартир. Открыв буфет, я с наслаждением принялась колотить ненавистный хрусталь и столовый сервиз, голося при этом, что сейчас выпрыгну с седьмого этажа. Олег, едва подтянув трусы, первым делом выпроводил свою престарелую любовницу, и, захлопнув дверь, принялся успокаивать меня, падать на колени и просить прощения. Я ответила, что не прощу его ни за что, и сообщу в партком о его аморальном поведении. Этого Олег испугался больше всего, можно было лишиться такого "сладкого" во всех отношениях места, где он очень даже неплохо наживался. Масло и коньяк, сахар и сливки, шоколад и орехи обеспечивали ему очень доходную жизнь.
Потом, сев на диван, я рыдала, приговаривая, что я такого не заслужила и что ноги моей в его доме не будет...
Мы пришли к джентльменскому соглашению. Тихонечко разводимся, а Олег снабжает меня суммой денег достаточной на покупку квартиры, обстановки и других мелочей, согревающих разбитое женское сердце.
Вернувшись в родной город, я устроилась на работу в областную библиотеку.
БАРХАТНЫЙ СЕЗОН
Перебравшись в свой родной город, обустроившись в новой квартире на, доставшиеся мне с таким трудом, Олежкины деньги, я зажила в полной гармонии души и тела. Пресыщенная бурной сексуальной жизнью в своём втором замужестве, я долгое время смотреть не хотела в сторону мужчин. Даже, мелькнувший как-то в окне трамвая, Альбертик, ведущий за ручку свою маленькую девочку, впервые не вызвал во мне ни малейшего трепета.
Но время шло, природа и молодое здоровое тело требовали своего. Только заводить случайные связи в нашем крохотном городке мне совсем не хотелось. Будут потом языки чесать и, конечно, во всём меня винить, дескать такая вот и растакая... Я научилась успокаивать насущные призывы сама, лаская себя и доводя до оргазма.
Осенью мы с моей одноклассницей, разведёнкой, как и я, Иришкой поехали в Сочи на бархатный сезон. Она было моя приятельница, так как "подружкой" все годы моей учёбы в школе был Паша.
Спасибо Олегу, денежки у меня были, Иришка тоже не бедствовала, мы сняли на Ривьере двухкомнатную квартирку с душем и маленькой кухонькой. Все платили тогда рубль за ночь и ютились друг на дружке далеко от моря, мы заплатили три и были полными хозяйками.
Быстренько нашлись кавалеры. Требования у нас были весьма скромные: во-первых, парни должны были приехать примерно в то же время, что и мы. Нам вовсе не хотелось менять партнёров, как перчатки. Их семейное положение нас мало интересовало, но конечно, желательно холостяки, без проблем, ищущие постоянных партнёрш на время отпуска. Во-вторых, естественно, не земляков, а лучше так вообще из России.
Утром мы уже красовались на пляже во всей своей красе, как фотография и негатив. Иришка, голубоглазая блондинка в чёрном купальнике, я - кареглазая шатенка, в белом. Тощие манекенщицы дохли от зависти обозревая наши, в меру откормленные на добротных украинских харчах, тела. Две тонкие полоски ткани с трудом прикрывали роскошество наших аппетитных форм.
Мужского внимания было хоть отбавляй, но мы не спешили. Наконец, появились двое парней. Высокие, красивые, похожие, как братья, с ослепительно белой, не тронутой загаром кожей. Они и оказались братьями-погодками. Когда ребята подсели к нам под тент и поздоровались, я им ответила:
- Привет, ленинградцы.
- Не питерские мы, а москвичи...
Ну и порядок, то что и требовалось доказать, как говорил мой обожаемый Альбертик.
Братья перебрались к нам и были в полном нашем распоряжении все три недели отпуска. Мы с утра отправлялись на пляж, плавали и загорали, обнимались и целовались на виду у публики. Ездили в Пицунду и на озеро Рица, вечерами посещали рестораны, а тёплыми южными ночами отправлялись купаться на море. Нам удалось найти укромное местечко, где можно было плавать нагишом и резвиться в полное наше удовольствие и, постелив на гальке покрывало, сливаться в объятиях под шум прибрежных волн. Благословенные были времени, никто не боялся ни загара, ни СПИДА, а уж за свою репутацию мы могли точно не волноваться. Иногда, заигравшись, мы менялись партнёрами и это лишь вносило разнообразие в наши сексуальные игры. Там же мы впервые с Иришкой устроили нашим кавалерам сеанс "девочка с девочкой", что лишь ещё больше подогрело их и, вернувшись домой, мы не заснули до утра, упиваясь взаимной близостью. Есть в этих, ни к чему не обязывающих, отношениях и своя прелесть. Море, нега, вино, вкусная еда настраивают на желание оторваться от обыденности, вкусить все прелести телесных совокуплений, доставить удовольствие партнёру и насладиться сполна самой. Женщине не нужно думать, что она опять не выспится, что утром бежать на работу, а потом по магазинам, забирать детей, кормить, проверять тетрадки, купать, стирать и, добравшись до брачного ложа, мечтать о том, чтобы муж её сегодня не тронул. А когда он всё же взбирается на неё, ждать покорно, не участвуя в процессе, пока он скорее кончит.
Думаю, наши братики не скоро забудут этот отпуск. Никакими телефонами и адресами мы не собирались обмениваться, но, прощаясь, мой кавалер вручил мне бумажку:
- Это мой телефон на работе. Будешь в Москве, позвони, продолжим знакомство.
Хм, на работу... И чего же это он домашний не даёт?
Ах, шалунишка. Да мне-то что, "продолжать знакомство" я не планировала.
РЫЖИЙ ЖЕНЬКА
Вернулись домой в уже наступившие осеннюю слякоть, первые дожди и предчувствие скорых холодов. Я углубилась в пыльный мир книг и журналов, терпеливо ожидая перемен в своей судьбе. Прошли зима и весна. Был конец мая. Работая на второй смене, я стала замечать в конце дня в читальном зале одиноко сидящее рыжее длинноволосое юное существо в очках. Я даже не сообразила сразу мальчик это или девочка. Подойдя ближе и увидев на щеках золотистую щетину, поняла, что это мальчишка лет шестнадцати - семнадцати. Он читал, не глядя по сторонам и не замечая, что все уже давно ушли.
Обычно я ограничивалась строгим окриком:
- Закрываемся, - но сегодня, заинтересованная, чем же это он так увлечён, подошла и склонилась над ним.
- Что читаем, молодой человек?
Мальчик вздрогнул, захлопнул обложку и покосился поверх очков на глубокий узкий вырез в моей блузке. Молча стал складывать лежащие на столе книги и тетради.
- Не торопись, у тебя ещё полчаса, пока я закрою архив и подсобники. Так что же ты читаешь? - хотя уже определила по обложке, что это был томик Фолкнера. Умненький молодой человек, редко увидишь мальчика в его возрасте, читающего подобную литературу.
Рыжий молчал. Глухонемой, что-ли? Или стесняется...
Я сказала ему:
- Подожди меня у входа.
Закрыв все двери, выключив свет, накинув лёгкую курточку, я вышла на улицу. Рыжий ждал, сидя на ступеньках и прижимая к себе рюкзачок с тетрадками. Увидев меня, он встал и, не подходя, топтался на месте.
- Пойдём, - я потянула его за рукав. - Ты где живёшь? -
Он показал пальцем вниз.
- А я в новом микрорайоне, проводи меня к троллейбусу.
Уже стемнело, мы медленно шли по центральной улице, засаженной высокими клёнами.
- Я... я... я... г... го... гото... влюсь к эк.. за... менам,- неожиданно произнёс мой попутчик густым крепеньким баском. Так вот оно что! Мальчик заикался и стеснялся своего недостатка! Да, дела. Что же это родители его так запустили? Я читала когда-то, что дети начинают заикаться после перенесённого потрясения и можно их излечить, поставив вновь в критическую ситуацию.
- Поехали ко мне? - спросила я его. Даже в темноте было видно, как он покраснел и молча кивнул. Зайдя в квартиру, я усадила его на кухне, вручила последний номер "Нового мира" и отправилась в ванную смыть грязь после рабочего дня. Сначала я хотела применить свой излюбленный приём - выйти к нему обнажённой, но потом решила, что это слишком и может напугать мальчика так, что он и вправду онемеет. Облачившись в шёлковый халатик на голое тело, вышла из ванной и стала заваривать чай, готовить бутерброды, рассказывая о своей школе, первом муже и всякой ерунде. Пусть мальчик успокоится и помолчит. Халат распахивался то сверху, то снизу, являя его взору мои прелести и настраивая юношу на неизбежность того, что должно произойти.
Я будто и не обращала на это внимание, небрежно поправляя пояс. В голове мелькала рассудительная мыслишка, мол, зачем ты, Наташка, это делаешь, оставь мальчика в покое, успеет он насладиться запретными играми, но новая мысль отталкивала первую. Уже растревоженная ожиданием близости с мужчиной, я доказывала сама себе, что всё равно у него кто-то будет первым, так почему же не я... Рассудительная Наташа обозвала меня самыми последними словами и, похоже, победила. Мы допили чай, доели бутерброды.
Я убрала посуду в раковину.
- Уже поздно, тебе пора, и, повернувшись к нему спиной стала мыть посуду. Под тонкой тканью явственно обрисовался изгиб спины и всё, что ниже. Он поднялся, подошёл сзади и, обхватив меня двумя руками, прошептал:
- Пожалуйста, не прогоняй меня...
Рассудительная Наташа ахнула и испарилась. Осталась женщина, соскучившаяся по мужской ласке.
Я повернулась к нему лицом, он опустился на колени, развязал пояс, халат упал на пол. Уткнувшись головой в мой живот, рыжий мальчик покрывал моё тело горячими поцелуями. Я подняла его, сняла очки и стала медленно раздевать, целуя шею, губы, плечи. Он был по-мальчишки худ, но очень хорошо сложён - широк в плечах, тонок в талии. Не выпуская друг друга из объятий, мы отправились в спальню, и, поощряемый мною, он вполне прилично справился с первым боевым крещением. За первым разом последовал второй, мальчик был готов продолжать ещё, но я шепнула ему:
- Пора, уже поздно, дома будут волноваться. Я тебе вызову такси.
Он смотрел на меня сияющими счастливыми глазами:
- Меня зовут Женя. Я уже три месяца люблю тебя больше всех на свете, а ты не обращала на меня никакого внимания. - Он совсем не заикался.
Так в моей жизни появился рыжий Женя, мой новый любовник. Он заканчивал школу, готовился к выпускным экзаменам, но каждый вечер приезжал ко мне совершенствовать своё мастерство. Учился всему Женя легко и быстро, тестостерон перехлёстывал у него через край, да к тому он был щедро награждён от природы великолепной пиписечкой.
Я вспомнила, как на горячей сочинской гальке, прошептала своему москвичу: "Я хочу поцеловать твою пиписечку..." Он обиделся: "Это у тебя пиписька..." Я ему объяснила, как глубоко он ошибается: вот у меня-то, как раз, всё расставлено по своим местам: пиписечка отдельно - влагалище - отдельно. А мужчин пиписечка она и есть пиписечка, только многофункциональная, и нечего обижаться. Или он предпочитает, чтобы я ему шептала: "Можно поцеловать твой мужской половой орган?" или "... твой член". Только "член" у меня ассоциируется с комсомолом, партией или сборной, скажем, по футболу. Если отбросить в сторону все матерные слова, которым называется эта самая штуковина, отличающая мужчину от женщины, то чего только не напридумывали. Мои однокурсницы на перемене делились впечатлениями, захлёбываясь от восторга: "Он пять раз вбил в меня ночью свой гвоздик...", "он три раза бросил палку", а третья сокрушалась, что "его шарик оказался сдутым". Значит, я должна ласкать и целовать его "гвоздик", "палку" или "шарик"?
Женечка благополучно сдал экзамены, отпраздновал свой выпускной бал и явился ко мне через два дня поздним вечером. Я его не ждала, понимая, что мальчику нужно со своими ровесниками отгулять окончание средней школы, и он поднял нагую меня с постели, длинным настырным звонком в дверь. Взяв на руки, отнёс в спальню, нежно целовал, а потом проник в меня и долго-долго не мог оторваться. Я уже взлетала несколько раз в небеса, а он не мог никак успокоиться... Наконец, откинувшись на подушку, он произнёс:
- Наташа, мне нужно с тобой поговорить серьёзно...
Мама дорогая, уж не жениться ли он задумал?
- Я тебя слушаю, солнышко моё, что стряслось?
- Наташа, я тебе изменил...
Вот это да! Радости моей не было предела, но всё-таки где-то какой-то червячок шептал: "И чего же ему со мной не хватало? Стара, видать, для него уже...".
Я уткнулась лицом в подушку.
- Наташа, Наташа, ты не плачь... - мальчик целовал мои плечи, - это моя одноклассница, она давно за мной бегала, а на выпускном выпили и... ну, сама понимаешь...
Я всё прекрасно понимала. Мой рыженький Женечка решил проверить свою мужскую силу ещё на ком-то:
- Надеюсь, ты был на высоте? - я повернула к нему своё смеющееся лицо.
- Я... я... (ой, только бы не начал опять заикаться)... - он не удержался и похвастался - она сказала, что я лучше всех...
БОРИС
Прошли две недели. Женечка испарился бесследно, похоже наслаждался новыми отношениями. Позвонила мама и стала вычитывать, вот, я совсем пропала, а родители не молодеют, и совести у меня нет... Я сослалась на занятость и пообещала завтра приехать. Не успела я положить трубку, как телефон зазвонил вновь, видно мама ещё не всё высказала. Я как раз собралась на перерыв и бросила раздражённо:
- Мама, завтра обо всём поговорим...
- Извините, - из трубки донёсся приятный баритон, - можно поговорить с Натальей Андреевной?
- Да, я Вас слушаю. - И кому это я понадобилась?
- Наталья Андреевна, с Вами говорит Терещенко Борис Евгеньевич. Мы могли бы поговорить?
- А что Вам собственно нужно? - Терещенко? Что-то знакомое...- Он тут же ответил:
- Я Женин папа.
- Господи, что с ним случилось?
- Ничего такого особенно, так мы могли бы поговорить?
- Хорошо, подождите меня после работы. Вы ведь знаете, где я работаю. - Конечно знает, раз позвонил.
- Софа, подмени меня, пойду перекушу, - попросила я свою коллегу и отправившись в подсобку, поставила чайник. "Чего ему от меня понадобилось? О чём это он собирается со мной поговорить? Уговаривать, чтобы я отцепилась от его малолетнего сыночка? Так он меня сам бросил..." - размышляла я, поедая свой бутерброд и запивая чаем.
К концу дня я и думать забыла о звонке и вспомнила лишь увидев у входа, прогуливавшегося взад вперёд, мужчину.
Когда он подошёл ко мне, я была поражена его сходством с сыном. Передо мною был Женя, повзрослевший на двадцать лет, высокий широкоплечий, только рыжие волосы коротко подстрижены. Я не могла отвести от него взгляд и что-то ёкнуло в районе диафрагмы и подогнулись ноги. Вот те раз! Похоже, я влюбилась с первого взгляда. Влюбилась! Я! Которая никогда в жизни не верила в эту муру про любовь с первого взгляда. Из всех мужчин в этом мире влюбилась в папу моего бывшего любовника, да к тому же женатого мужчину! Альбертик не в счёт, это была дурь малолетней школьницы. Что же с этим всем делать? Хорошо, что вечер и на улице темно, потому что всё это было на моей физиономии написано крупным почерком.
Вот когда я поняла слова Мастера, рассказывающего сошедшему с ума Ивану: " Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!"*, только, похоже сейчас она поразила одну меня.
- ... и уже две недели, практически, не показывается дома, - только сейчас до меня дошло, что рыжий папа мне что-то говорит. - Наталья Андреевна, Вы меня слышите?
- Да, да, только давай на ты, а то я себя чувствую Жениной училкой. Я не знаю, где он, я его уже две недели не видела. А как Вы... ты узнал, что я ... что мы... Надеюсь, особых претензий ко мне нет? Скажите спасибо, что мальчик перестал заикаться.
- Мы живём здесь рядом, знаешь где кафе? Так там во дворе. Я, возвращаясь с работы, видел несколько раз вас с Женькой. Вот маленький гадёныш, ему нужно готовиться к вступительным в институт, а он где-то шляется. Ладно, извини Наташа, я пошёл.
"Как пошёл, куда пошёл, - кричало всё внутри меня, - я не хочу, чтобы ты уходил", - но я лишь кивнула в ответ головой.
Теперь закончив смену и выйдя на улицу, я крутила во все стороны головой в ожидании случайной встречи с Борисом. Спустившись к кафе, заходила во двор и смотрела на все светящиеся окна, в дурацкой надежде увидеть знакомый силуэт. Однажды чуть не столкнулась с Женей. Он стоял под фонарём в обнимку с девочкой, ставшей на цыпочки, и целовался взасос. Я скользнула в открытую дверь кафе, переждала там полчаса и ушла. Не хватало, чтобы Женя, увидев меня, решил, что я бегаю за ним.
Все мои мысли были заняты рыжим папой Борей. Мысли чистые и романтические: вот мы за ручку гуляем по парку, или сидим рядом в кинотеатре, или просто разговариваем, глядя друг другу в глаза.
Прошло месяца полтора. Выйдя вечером после работы, я даже не увидела, а почувствовала, что он рядом. На другой стороне улицы стоял и курил рыжий широкоплечий мужчина. Он подошёл ко мне:
- Добрый вечер, Наталья, я вот пришёл рассказать Вам... тебе, что Женя сдал все экзамены и, похоже, поступил.
" Да, конечно, ради этого ты меня ждал..." - подумала я , но вслух произнесла:
- Я очень рада.
- А почему бы нам это не отпраздновать? Я чертовски проголодался, а, Наташа? Пошли в ресторан "Украина", у меня там друг администратор, нас вкусненько накормят.
"Тебе, что, не с кем праздновать? Пойдём лучше ко мне, я что-нибудь приготовлю, и мы, наконец, останемся вдвоём и я буду целовать твои тёплые губы", - но вслух сказала:
- Хорошо, пошли.
Народу было мало, нас посадили в уголок, официант принёс гору закусок, Фима ходил между столами и играл на скрипке. Я пила и ела, не чувствуя вкуса, смеялась в ответ на его шутки, а мысленно ощущала под ладонью жёсткую упругость его рыжих коротких волос, небритость щеки и кольцо крепких мужских рук вокруг моего тела.
Вечер закончился. Борис проводил меня до троллейбуса и мы расстались словно добрые старые друзья, кинув на прощанье: "Пока"
* М. М.Булгаков "Мастер и Маргарита"
СОФОЧКА
Через два дня Борис позвонил мне на работу и предложил сходить вместе в кино.
- Наташа, мы должны пойти посмотреть. В Старом кинотеатре за мостами идёт "Зеркало" Тарковского, билеты все проданы, но я достал.
Больше всего в его взволнованной речи мне понравилось местоимение "мы". Я ходила по читальному залу и повторяла про себя: "Мы... мы... мы должны пойти...", пока Софа не остановила меня вопросом:
- Наталья, с тобой всё в порядке, ты здорова? Хочешь сходить попить чаю?
Софа на год старше меня. Мы начали работать практически одновременно. Своё дело она знала в совершенстве. Она окончила местный пединститут факультет иностранных языков, осталась в городе из-за своих пожилых родителей. В библиотеку её устроил старый военный друг её отца, который работал в обкоме на какой-то важной должности. По-моему, разбуди её ночью и спроси, где находится та или другая подшивка старых газет, она ответит без запинки, не раздумывая ни минуту ещё и перескажет содержание передовицы. Если мне нужно было что-то разыскать по-быстренькому, я не рылась в каталоге, а прибегала к помощи Софы.
Родители Софы поженились в 1945 году. Её отец, провоевав всю войну и вернувшись, узнал, что его жену и троих детей расстреляли фашисты. Софина мама чудом уцелела, прикрытая в яме, куда их привели на расстрел, телами своих родителей. Она выползла ночью, вся в крови, доползла до ближайшей деревеньки, где рискуя собственной жизнью, её прятала украинская семья. Этих тётю Лену и дядю Никифора Софа считает своими дедушкой и бабушкой. Полненькая свеженькая, как сдобная булочка, она уродовала себя, как только могла. Большие серые глаза прятались за линзами круглых очков, каштановые с рыжиной волосы Софа стягивала аптечной резинкой и скручивала на затылке в старушечий узел. Туфли Софа носила, похоже, папины, а юбку и блузку той самой деревенской бабушки Лены. Если я попаду когда-нибудь в ад, то лишь за то, как я донимала бедную девушку.
- Софа, - говорила я ей, - ты знаешь, что после двадцати пяти лет вредно оставаться девственницей. Твоя плева становится жёсткой, как выдубленная кожа и тебя придётся вскрывать хирургическим путём.
Софочка краснела и бледнела:
- Наташа, что ты такое говоришь, как же можно. Я ничего про это и слушать не хочу.
Умница, эрудитка, читающая в подлиннике Шекспира и Байрона на английском и Стендаля с Мопассаном на французском, она верила всей этой чепухе, которую я плела.
- Софа, ты должна срочно отдаться первому встречному, вот, например ... э-э-э... О! Дедушке Ленину!
В зал вошёл высокий упитанный мужчина лет пятидесяти. В тёмных густых волосах серебрилась седина, карие, чуть навыкате глаза, крупные черты лица. Это был наш постоянный читатель, Левин Владимир Ильич, врач-гинеколог, обладатель одной из самых больших частных библиотек в городе. С моей лёгкой руки мы его называли не иначе, как "дедушка Ленин". В руках он нёс завернутый в газеты свёрток. Он был одним из немногих, кому мы разрешали уносить журналы домой.
- Вот, Софочка, подходящий кандидат, - я подозревала, что он её нравился, - а если что- нибудь между вами не заладиться, он тебя скальпелем "вжик..." У Софы на глазах появились слезинки и, убрав со стола стопку книг, она молча отправилась в хранилище. Какая же я сволочь! Я отправилась следом за ней и встала перед ней на колени:
- Софа, ну ты прости меня, дура я, а ты так и относись ко мне.
- Наташа встань, встань, я тебе сказала, - она тянула меня за плечи, - сейчас кто-нибудь сюда зайдёт и что подумает, встань...
Я покачала головой: - Не встану, пока ты меня не простишь...
- Всё, всё, простила, только прошу тебя, Владимир Ильич уважаемый женатый человек, а ты о нём такие... пошлости...
У меня язык чесался ляпнуть ей, что "женатому и уважаемому человеку" ничего не может помешать помочь бедной девочке избавиться от проклятой девственности, но вовремя промолчала. А из зала слышен был его голос:
- Софочка, деточка, я к Вам...
ЗЕРКАЛО
Маленький зал Старого кинотеатра не мог вместить всех желающих посмотреть "Зеркало". Многие стояли, некоторые сидели просто на полу. Нам в соседки досталась десяти пудовая женщина, занявшая полтора сидения. Остальные полтора достались нам с Борей на двоих. Мы пристроились в последнем ряду в углу, он обнимал мои плечи правой рукой. Наши щёки соприкасались, мы впервые были в таком тесном физическом контакте. В зале было душно и жарко, я сбросила лёгкий плащ и положила себе на колени. Свет потух, было тихо, публика погрузилась в странный мир то ли фантазий, то ли сновидений маленького мальчика о своей маме. Природа, и тишина, и беззвучие затянули в себя с первых кадров. Восхищённо уставившись на экран, я созерцала первых десять минут. Вдруг Боря взял меня за подбородок свободной рукой, повернул к себе моё лицо и стал целовать в губы, сначала легко, постепенно становясь всё настойчивей и настойчивей, вкус его поцелуев был восхитителен. Руку он опустил, я ощутила её на своём колене, поглаживающую тонкий капроновый чулок. Замерев, слегка раздвинула ноги. Поняв это, как приглашение, он стал смело пробираться наверх к тонкой полоске обнажённой кожи между краем чулка и трусиками, отодвинул резинку и углубился в, ждущую его ласк, заветную складку. Борины пальцы нащупали крохотный бугорок, стали массировать и поглаживать, пробираясь вглубь. Я уже ничего не видела, погружённая в собственные ощущения, ожидая разрядки и боясь вскрикнуть, Судорога пронзила нижнюю часть тела, парализовала на мгновение ноги и наполнила тело острым наслаждением. Он целовал меня, я отвечала. Толстая соседка пару раз недовольно оглянулась, привлечённая странной вознёй сбоку. Больше никто не обращал на нас внимания, любуясь обнажённой Тереховой под душем, сексуальной цепочкой родинок, сбегающих по её шее к плечу. Мы не могли выйти, продолжали целоваться и не заметили, как окончился фильм и зажёгся свет. Взявшись за руки, пробрались к выходу, сели на трамвай и поехали ко мне.
Смутно помню, как мы раздевались, ласкали друг друга, обнимались, но не успев дотронутся до меня, он вздрогнул пару раз и кончил. Отвернувшись, сел на кровати спиной ко мне, опустив лицо в ладоши:
- Я знал, я так и знал, что ничего у меня не получился... - он потянулся за одеждой.
- Боря, Боренька, подожди, ты куда, - сев близко к нему, обняла руками его спину, прижалась, - какая ерунда, бывает, иди ко мне, всё будет хорошо.
Он обнял меня, целовал мои волосы, лоб, щёки:
- Ничего не будет хорошо, мне тридцать семь лет, я законченный импотент...
- С чего ты взял, кто тебе такое сказал? - я удерживала его изо всех сил, чтобы он не встал, не ушёл. Я боялась, что у него вдруг вырастут крылья и он улетит в окно. Чёрт с ним с этим сексом, мне вполне достаточно было обнимать, чувствовать его совсем рядом.
Боря рассказал мне свою историю.
Они познакомились с Ритой на первом курсе и сразу влюбились со всей пылкостью юности. Были они молоды и неопытны, и Боря, желая близости, быстренько на ней женился. То ли по незнанию, как обращаться с девушками, то ли строение у Риты такое, но ей было очень больно, текла кровь, они перепачкали всю постель. "Вот они девичьи страхи, - вспомнила я свой первый сексуальный опыт".
Потом она долго не подпускала его к себе, через пару месяцев забеременела, её тошнило, ей было плохо и она опять держала мужа на расстоянии. Тяжёлые роды - и снова муж спал в другой комнате. Так и тянулась их супружеская жизнь. То у нею была менструация и живот болел неделю до того и неделю после, то болел маленький Женя. Она спала с молодым мужем не чаще раза в месяц, делая ему большое одолжение. Однажды, вернувшись домой после какой-то пьянки на работе, он возжелал свою жену, Рита ему отказала и, распалённый, фактически взял её силой. Она отбивалась молча, потом стала орать и оба не заметили, что в комнату вошёл заспанный Женька, проснувшийся от шума. Ему было лет пять. Он стал реветь, подбежал обнял Риту и кричал:
- Папка, ты плохой, ты зачем маму убиваешь.
Они его успокоили, как могли. С тех пор Женя стал заикаться, а Борис больше никогда не притронулся к своей жене. А когда он попытался завести интрижку на работе с одной симпатичной дамочкой, у него ничего не получилось.
"Женщины! Что же вы делаете со своими мужчинами, - думала я на протяжении этого горестного монолога. - Откуда это непонимание, игнорирование естественных потребностей своих и самого близкого любимого человека?"
- Почему, почему же ты не ушёл от неё, не развёлся? Как можно так жить?
- Куда уходить и зачем? Я очень люблю Женьку, не хочу, чтобы мальчик рос без отца, - он повернулся ко мне. - Вот зачем я тебе нужен, ты такая молодая, горячая, найдёшь себе настоящего мужика.
- Я никого другого не хочу, а ты рано на себе поставил крест. Спи, ложись, я принесу тебе попить.
Я напоила Борю чаем с мёдом, и он вскоре задремал. Мне не спалось. В голове всё перемешалось: вот он здесь рядом со мной, такой родной, такой тёплый. Ему скоро сорок, а он не познал настоящей радости совокупления, чувства взаимного поглощения, наслаждения обладанием любимой и любящей женщиной. Как бы мне хотелось всё это подарить ему!
Почему все только и говорят о красоте женского тела, а как хорош мужчина, лежащий рядом со мной. Широкие плечи, поросль рыжих волос на груди, которые хочется гладить без конца, плоский живот с крепкими мышцами, твёрдые соски мужской груди, полный атавизм, созданные, чтобы лизать их язычком. А как он пахнет! Лёгкий запах сигарет, здорового мужского тела. "Нет, - подумала я, - мужчина-импотент не может так пахнуть", - и с этой мыслью уснула, положив руку ему на пах. Мне приснился сон, что Боря обнимает меня, притягивает к себе, целует в шею, а под моей рукой наливается волшебной силой его, обиженная женщинами, пиписечка. Я сжимаю её рукой, я желаю его так, как никого никогда не желала до сих пор. Открыв глаза, осознаю, что это не сон, а реальность. Увидев, что я проснулась, он потянулся к моим губам. Не отрываясь от его губ, я скользнула под Бориса, приняла его внутрь. Я была счастлива, не каким-то эфемерным, феерическим счастьем, а реальным, осязаемым: в ритмичных движениях тела, лежащего на мне мужчины, в его дыхании на моём лице, в нашем полном растворении друг в друге.
ГОД СЧАСТЬЯ
Боря полностью заполнил мою жизнь, каждую секунду, минуту, неделю, месяц моего существования. Я спешила домой в те дни, когда он приходил и оставался. Приводила себя в порядок, готовила ужин и ждала своего любимого. Душа пела только от одного вида его тапочек в прихожей и зубной щётки в стаканчике на полочке в ванной, которую он и повесил. Женя приезжал на выходные домой и это время Борис проводил с семьёй. Остальные дни недели, практически, все проводил у меня. После ужина я мыла посуду, а он рассказывал о том, что на работе девочки-лаборантки стали обращать на него внимание. Я фыркала и бросала негодующие взгляды через плечо. Он притягивал меня к себе на колени, смеясь:
- Что ревнуешь, а, признавайся, ревнуешь?
Я отбивалась руками в мыльной пене:
- Ещё чего придумал? Ревную... - и, наскоро вытерев руки об передник, обнимала и целовала любимые губы, целовала до остановки дыхания. Он разворачивал меня лицом к себе. Летели на пол трусики, за ними передник и халатик, его руки сжимали мою грудь и нетерпеливая плоть проникала внутрь...
Я устраивала ему эротические сюрпризы. Отыскав у мамы свою старую школьную форму, укоротила её до длины теннисной юбочки, пришила белый воротничок. С трудом, но натянула всё это на голое тело. Заплела волосы в две косички с большими капроновыми бантами. При малейшем движении или наклоне взору моего мужчины открывалась восхитительная картина. В другой раз соорудила себе кружевной передник из старой занавески по примеру Булгаковской Геллы. Только Боря ни в какие игры играть был не готов - его терпения хватало лишь дотащить меня до дивана или опрокинуть в "пятую позицию" на кухонный стол, сметая хлебницу и солянку. Он восполнял всё потерянное за время своей бедовой юности.
Наступило лето. В конце июня мы с Иришкой отправились в школу на десятилетие встречи выпускников. Только одни мы и остались холостые и неженатые. Многие явились с жёнами и мужьями. Паша привёл свою супругу, хорошенькую синеглазую девушку с мягкими русыми волосами. Он бережно вёл её под руку и представил мне:
- Моя вторая половинка, ... У нас подрастает ...
Он назвал её имя, которое тут же выскочило у меня из головы. Мне был глубоко безразличен Паша, его жена и то, что у них подрастало. Я увидела Альбертика и пошла с ним поздороваться. Выглядел он замечательно. Поправился, и это придало ему солидности, полысел, и голова его уже не напоминала наполовину сдутый одуванчик. Мы отошли в сторонку.
- Наталья, - он был рад меня видеть, - ты выглядишь просто замечательно. Какая фигура, какой блеск в глазах! А не навестить ли нам наш родной медпункт?
- Ах, Вы шалунишка, Альберт Романович! Признавайтесь, сколько раз и с кем Вы мне изменили на нашей кушеточке.
Мы оба рассмеялись.
- Но танец за мной, Наташа, ты мне обещаешь?
Я кивнула головой и отправилась поздороваться с вновь прибывшей группой одноклассников. Мы расцеловались и стали оживлённо обмениваться новостями. Вдруг кто-то крепко обнял меня сзади за плечи. Обернувшись, я увидела высокого подтянутого мужчину, в отличном костюме, смутно мне кого-то напомнившего.
- Батюшки, Миша Бугаенко, ты ли это? Да ты просто вылитый Ален Делон, дай-ка я тебя расцелую. - Я потянулась к его щеке, но он быстренько подставил губы и влепил мне неожиданно крепкий поцелуй. - Ой, Мишаня, ты меня смущаешь, где твои полтонны, где железные трицепсы?
- Наташенька, любовь моя, я уже штангу не таскаю, я теперь руковожу там... - он многозначительно поднял палец к потолку. - Андэстенд? То-то. Ты, я слышал, всё порхаешь по жизни красивая и одинокая? Может слетаем вместе в Москву и ты совьёшь кокон в моей квартире так лет на сто? Я тебе предлагаю руку и сердце.
- Миша, ты меня покорил окончательно. Откуда такой высокий стиль? Лишь тебе одному признаюсь по секрету: я красивая, но не свободная. Где же ты был года два назад, когда я продалась в рабство в Киеве, не видя другого выхода?
Миша ухаживал за мной весь вечер, мы сидели рядом за столом, танцевали и кто знает, если бы не Боря... Он отвёз меня домой, мы поцеловались на прощанье, и Миша оставил мне свой номер телефона:
- Наташенька, смотри, если что, обращайся ко мне по любым вопросам, помогу.
В начале июля вернулась из отпуска Софочка. Она ездила к своим бабе-деду в деревню, помогала им по хозяйству. Явилась она прекрасная, как Золушка на балу. Улыбка в пол лица. Конечно, никаких кринолинов и хрустальных туфелек на ней не было. Она похудела, надела открытое светлое платье, которое очень шло к её рыжеватым волосам и загорелому телу. На ногах - босоножки на каблуке, на губах - помада. Мамочки! Софочка влюбилась. До открытия библиотеки оставалось минут десять и я затащила её в подсобку.
- Ну, Софа, колись, вскрыли тебя уже электрической дрелью?
Сияющая девушка утвердительно кивнула головой:
- Ты знаешь и моих деревенских есть своя замужняя внучка, Люба, такая по возрасту, как мы, и младший внук Ваня, он заканчивает в Харькове ХИИТ*. С ним вместе приехал его друг харьковчанин Глеб, - имя юноши Софа пропела. - Они нас и познакомили. В первый же вечер он меня поцеловал. Вiн закохався в мене, як тiльки побачив. "Це любов з першого погляду i на все життя!"*, представляешь, так и сказал. А на следующий день дед с бабой и Ванька уехали в район и мы остались дома одни. И он...
Софа с восторгом рассказала мне обо всём, что произошло между ними такими словами, что известный циник и матерщинник А. С. Пушкин покраснел до багрового цвета.
- ... На следующий год он заканчивает институт и приедет ко мне, мы поженимся. Я сразу предупредила, что не могу уехать и бросить родителей. - завершила она свой рассказ.
- Я полюбопытствовала:
- А сколько ему лет?
- Он на шесть лет моложе, а что, это важно?
- Нет, нет, абсолютно не имеет никакого значения.
Как-то сразу наступила холодная дождливая осень. Боре надоело жить на два дома. Я его не торопила, и ни разу не заводила с ним разговор о нашем будущем. Однажды ночью, когда я отдыхала в его объятиях, он мне сказал:
- Всё, Натулечка, в эти же выходные переговорю с Женей, хотя мне кажется, что он уже давно обо всём догадывается. Разведусь и перееду к тебе. Ты согласна? Ты мне родишь ещё девочку?