Он родился в середине декабря в подвале многоквартирного дома. Его мать Мурка, серая миниатюрная домашняя кошка, пришла сюда рожать, сбежав от хозяев, которые безжалостно топили ее котят сразу после их появления на свет. Отчаявшаяся кошка нашла себе место в куче старых и рваных, но теплых тряпок, лежавших в углу. Здесь и родились ее котята - мальчик и девочка. Мальчик был полосатенький как его отец, а девочка похожа на свою мать такая же маленькая и серенькая.
Две недели Мурка без устали их вылизывали, кормила, ласково называя по именам -- мой Мурысик и моя Мурыська. Две недели котята не знали ничего кроме родного запаха маминой теплой шерсти, вкусного молока, которое лилось в рот, если найти такую маленькую пипочку в этой густой и теплой шерсти. А еще был ласковый мамин язычок, который нежно гладил между ушками и под хвостом. Последнее было особенно приятно, потому что в животе сразу становилось спокойно и легко. И не было на свете ничего лучше запаха маминой шерсти и прикосновения ее влажного языка.
А когда, наконец, открылись глазки и ушки, то оказалось, что мама еще и очень красивая и у нее такие нежные и любящие глаза и ласковый низкий голос.
Вскоре ударили декабрьские морозы. В подвале стало холодно. Все чаще в него заходили бродячие собаки, которым тоже хотелось тепла. Они пока не нашли котят, но могли сделать это в любую минуту. А если бы не нашли собаки, то котята могли замерзнуть, потому что становилось все холоднее и холоднее. И мать решила перенести своих детей домой. Наверное, она думала, что они уже большие, и у хозяев просто не хватит духу утопить этих бутузов. Квартира, в которой она жила, была на первом этаже и Мурка по одному перетащила своих детей через форточку. Хозяева, вернувшись с работы, увидели на кровати в спальне свою кошку с двумя котятами.
Хозяйка сразу же брезгливо закричала:
- Опять эта шалава притащила котят. Где она только пряталась с ними, стерва такая?
Хозяин же молча взял за шкирку малышей и унес их.
Мурка рванулась за ним, но получила пинком под зад, влетела в ванную, а дверь за ней захлопнулась. Она скреблась, рвалась из этой тюрьмы за своими детьми, но не смогла вырваться. Тогда кошка затихла в углу, а сердце ее сжалось от предчувствия беды. Вечером, когда хозяйка выпустила ее, Мурка обошла всю квартиру, она осмотрела каждый уголок в надежде, что ее котята здесь. Но котят не было нигде, и только на кровати остался такой родной, но уже еле уловимый запах их шерстки.
Она заплакала и плакала долго и горько:
- Мурысик мой, Мурыська моя. Где же вы? Что же с вами?
Хозяйке надоели ее ночные вопли, и она выбросила ее в подъезд. Мурка до утра обшаривала все кусты, все закуточки во дворе, несколько раз сбегала в подвал в тайной надежде все же найти своих детей, но не нашла. Домой она больше не вернулась.
Несчастная мать не знала, что хозяин отнес двух малюсеньких беспомощных малышей на соседнюю улицу и бросил в сугроб, чтобы они там замерзли.
Ничего не понявшие котята сначала просто лежали и не двигались, как их учила мать. Но потом стало холодно и как-то сыро. И чем дольше они лежали без движения, тем им было холоднее. Тогда они вдвоем поползли по снегу в поисках тепла. Мурыська быстро устала и затихла.
А Мурысик все полз и полз, все искал и искал теплый бочок матери. Маму он не нашел, а вылез из сугроба прямо на ледяную дорогу. Лапки его совсем замерзли, подушечки болели от долгого пути по холодному снегу. Он так устал, что больше не мог двигаться. Тогда он собрал все свои силы и замяукал громко и призывно, зовя мать. На холоде он скоро охрип, но мама так и не появилась.
На улице становилось все холоднее и холоднее, все темнее и темнее. Маленький кошачий желудок совсем опустел. Мурысик вспомнил о маминой шерстке, теплом бочке и крошечном пупырышке с таким вкусным и теплым молоком.
- Где та, мама? -- заплакал он с новыми силами. - У меня и пузо замерзло. У меня ушкам холодно. У меня лапки уже ничего не чувствуют.
Но мама и тогда не появилась, не приласкала своим язычком и не согрела своим теплом. Мурысик отчаялся и перестал плакать, он лежал на холоде, и ему стало совсем все равно, что будет дальше.
И тут над ним склонилась девушка в красном пуховике и высокой шапке похожей на ананас.
- Ой, кто это тут? - спросила она.
- Это я, Мурысик. - слабо пискнул котенок.
Девушка взяла малыша на руку и посмотрела в его грустные голодные глаза, а потом сунула его под куртку. Она совсем не была похожа на маму- кошку, у нее не было теплой шерстки и вкусного молока, но за ее пазухой было так тепло и уютно, что Мурысик сразу же пригрелся и уснул.
Девушка принесла котенка домой. Она налила молока в миску и подсунула его к ней. Мурысик еще никогда не пил из миски и даже не знал как это делается. Но молоко пахло так вкусно, и этого запаха было так много, а желудок был такой пустой, что котенок полез прямо на запах и тут же рухнул в чашку. Он сразу же начал захлебываться, но захлебываться такой вкусной вещью было не страшно. Мама девушки, увидев пузыри около его мордочки, выхватила котенка из этой лужи молока:
- Он же погибнет. Он же еще маленький.
Она достала пипетку и капельки теплого и вкусного молочка попали-таки в рот малышу. В животе стало сразу так хорошо, тепло и полно, что глазки стали сами собой слипаться.
Девушка взяла его на руки и погладила между ушками. Она делала это не так как мама-кошка, но было тоже неплохо. В горлышке у Мурысика что-то завибрировало и он услышал свой голос " -ур-ры-ры", что наверное означало "мне хорошо".
Девушка с мамой засмеялись:
- Что, малыш, наелся? А давай мы тебя будем звать Кешкой.
- Кешка так Кешка - подумал Мурысик, засыпая в теплых руках девушки.
ЛЮСИНДА
Она была шикарной белой кошкой, кажется, сибирских кровей (или не без участия таковых), и имя ее было таким же шикарным как она сама: Люсинда. Ее хозяйка - красивая и умная женщина - очень гордилась своей кошкой, главным образом ее родословной и при каждом удобном и неудобном случае демонстрировала всем документы, подтверждающие высокое происхождение Люсинды. Сама кошка не понимала ничего ни в родословных, ни в документах, ни в престижности, она просто любила своих хозяйку и хозяина. Люсинда ждала их по вечерам, радовалась их приходу и любила помурлыкать, удобно устроившись на хозяйских коленях. Она быстро поняла, что хозяйке нравится, когда гости восторгаются ее кошкой и ахают, видя документы, в которых прописаны все кошачьи родственники до седьмого колена. И Люсинда старалась изо всех сил, грациозно выступая своими красивыми лапками, покачивая шикарным белым хвостом и щуря свои изумительные изумрудные глаза. Особенный восторг у гостей вызывало ее умение отвечать на вопросы, нежно помурлыкивая своим мягким негромким голосом. Они умилялись ее деликатности и неназойливости: она никогда не выпрашивала ласки и не надоедала своим присутствием. После таких приемов хозяйка радостно носилась с Люсиндой по комнатам и напевала что-то себе под нос. Кошке же обычно перепадало что-нибудь вкусненькое.
Потом хозяева стали приходить домой раньше, и совсем перестали устраивать большие приемы. Хозяйка все чаще сидела в кресле, поглаживая урчащую Люсинду или дремала на диване. А вскоре хозяйка вообще пропала на несколько дней, и кошка чуть не сошла с ума от тоски и страха за нее. И она была так рада, когда женщина появилась снова с каким-то пищащим комочком, завернутым в тряпки. Люсинда радостно бросилась к ней, но хозяйка ее даже не заметила. Она весь день сюсюкала с малышом. Кошка сначала обиделась такому невниманию к себе и подошла посмотреть на этот комочек с голубыми глазками. От него пахло молоком, она наклонилась, чтобы хорошо его обнюхать. Запах был такой приятный, такой вкусный, что она не удержалась и лизнула его в мягкую щечку. Малыш заулыбался (хотя говорят, что дети в этом возрасте не умеют улыбаться), и Люсинда полюбила его навсегда. Малыш рос, учился ползать, и кошке все чаще доставалось от него. Конечно, не очень приятно, когда тебя хватают за хвост или таскают за уши, но Люсинда все терпела. Своим кошачьим умом она понимала, что он маленький и не стоит на него сердиться. Малыш тоже полюбил эту белую красавицу-кошку - ведь у нее была такая мягкая и теплая шерстка. А самое главное, когда на улице начинался дождь или снегопад и невыносимо болело в голове и что-то переливалось в ней, только Люсинда могла успокоить эту боль. Она приходила и ложилась чепчиком около его головы. Становилось сразу тепло и уютно, внутри переставало пульсировать, и малыш засыпал.
Малыш рос, учился ходить и начал разговаривать. Хозяева снова стали устраивать приемы. Только хвастались они на этих приемах уже не Люсиндой, а Малышом. Взахлеб они рассказывали о том, какой он умный, как все схватывает на лету, как слушает музыку, и какие умные слова он говорит.
- Представьте себе, он уже говорит: киса и Люсина. Это он так называет нашу кошку.
Гости умилялись, ахали от восторга, хвалили малыша так же, как они раньше хвалили Люсинду. Но кошка была не в обиде. Малыша рано укладывали, и она ложилась вместе с ним, укрывая собой его голову. Так они и спали, пока гости веселились. После таких приемов хозяйка гладила Люсинду за ушками и давала ей что-нибудь вкусненькое.
А потом Малыш заболел - он чихал и кашлял. Хозяйка сходила с ним куда-то и вернулась грустная. Они долго говорили с хозяином. Люсинда не поняла ни слова из сказанного ими, но точно знала, что разговор шел о ней, потому что они часто смотрели в ее сторону.
- Врач сказала, что это аллергия и нужно немедленно убрать кошку из дома.
- Чушь какая-то. Она столько лет живет с нами.
- Но ведь врач сказала. Ей же виднее.
Утром хозяин взял Люсинду, посадил ее в переноску и унес из дома. Хозяйка даже не вышла из комнаты.
Принес он кошку в ветклинику. Люсинда хорошо знала эту клинику и врача, который всегда ее осматривал - от него так приятно пахло молоком и сливками.
Врач долго спорил о чем-то с хозяином, а потом тяжело вздохнул и отнес Люсинду в свой кабинет.
Люсинда прождала целый день, когда ее заберут, но ни хозяин, ни хозяйка так и не появились. Врач, уходя вечером, выпустил ее из переноски и закрыл в своем кабинете. Люсинда загрустила и прилегла на мягком стуле, стоявшем у окна. На этом стуле обычно сидели хозяева, пока врач осматривал их кошку. Люсинда крутилась и крутилась. Ей не хватало ласковых слов и поглаживаний за ушком. А больше всего она скучала по Малышу. Ей так хотелось свернуться клубочком вокруг его головы, уткнутся носом в ухо и мурлыкать в него свои песенки. Она подняла голову. За окном было уже совсем темно. Люсинда знала, что там дома сейчас ее ждет Малыш и, наверняка, он еще не спит. А главное: ее ждет хозяйка. Не без удовольствия Люсинда подумала, что хозяину уже досталось за то, что он забыл ее здесь у ветеринара. И утром он обязательно за ней прибежит. Кошка зевнула, потянулась и легла. Она уже начала засыпать, когда вновь вспомнила о Малыше. Как же он там без нее? Она встала. Походила по кабинету и тут увидела приоткрытую форточку.
Она прыгнула в нее, выбралась наружу и направилась домой. Деловито перебежав двор, кошка огляделась по сторонам, вспоминая дорогу, для верности понюхала воздух. Она уловила знакомые запахи и пошла на них. И оказалась перед дорогой, по которой неслись машины. Их было много, и они так ужасно пахли и сильно шумели. Люсинда испугалась и отступила. Но мысль, что там дома ее ждут, придала ей решимости и она вышла на дорогу. Первая же машина с визгом затормозила прямо перед ней, у Люсинды сердце чуть не выскочило от страха, но она мужественно побежала через дорогу прямо перед машинами. Визжали тормоза. Водители ругали бестолковую кошку. Что они понимали - там дома ее ждала хозяйка и Малыш.
Люсинда пробежала два квартала, сверяясь со своей памятью и запахами. Наконец, кошка увидела свой двор. И тут навстречу ей выскочил большой бездомный пес. Люсинде он показался просто огромным. К тому же пес был голоден и, конечно же, сразу попытался схватить кошку за шею. Но ей удалось увернуться и запрыгнуть на дерево. Спустилась она только утром. Голодная и замерзшая кошка добралась наконец-то до своего подъезда и села около дверей. От страха, что вновь появится бездомный пес, она пушила свой хвост и часто оглядывалась по сторонам. На ее счастье из магазина шла хорошо знавшая ее женщина. Она и запустила ее в подъезд и даже позвонила в дверь квартиры.
Хозяйка сама открыла дверь. Люсинда бросилась ей под ноги. Она думала, что ее сейчас накормят вкусненьким, погладят за ушком, и она уляжется вокруг головы Малыша. Кошка после своего ночного путешествия была голодная и грязная. И хозяйка брезгливо отпихнула ее ногой и захлопнула дверь. Люсинда еще полдня просидела в подъезде. Сначала она пыталась мяукать, но затем силы ее совсем оставили и она сидела просто молча, глядя на закрытую дверь.
Потом хозяйка вышла из квартиры, взяла с брезгливым выражением Люсинду и посадила ее в сумку. Она снова унесла ее в клинику. Хозяйка не стала стоять в очереди, она прошла прямо в кабинет и поставила сумку на стол врачу.
- Сергей Викторович, Вас же просили избавить нас от этой кошки.
- Но нужно же время, чтобы ее пристроить.
- Не надо ее пристраивать. Просто усыпите и все.
Женщина бросила на стол деньги и ушла. Врач вздохнул, достал из сумки ничего не понимающую Люсинду и отнес ее в другую комнату. В этой комнате было много клеток, в которых сидели и лежали животные. Здесь находились кошки, собаки, были даже голуби и один кролик. У многих перебинтованы ноги, головы, у некоторых были швы на животе и они могли только лежать. Люсинду посадили в свободную клетку. Она спросила у кошки, сидевшей в клетке напротив и выглядевшей здоровой, что это значит усыпить.
И та грустно ответила ей:
- Это значит, что тебя убивают.
- Как убивают? Это же больно.
- Нет. Не больно. Больно - это когда бьют, особенно ногами, а тут просто поставят укол и все. И не будет больше ни боли, ни холода, ни голода.
- Откуда ты знаешь?
- Я не знаю. Я просто видела.
Люсинда была потрясена: любимые хозяева просто хотели ее убить. Что она такого сделала? В чем провинилась? Она всегда с самого детства ходила в лоток, никогда не точила свои когти ни о шикарную мебель, ни о шерстяной ковер, лежавший в гостиной. Она всегда с готовностью мурлыкала, когда ее гладили, никогда не надоедала своей лаской. Она любила Малыша и никогда не шипела на него, она даже ни разу не поцарапала его, хотя он таскал ее за хвост. Всю ночь Люсинда вспоминала свою жизнь и не могла понять, чем же она провинилась. И утром она решила, что они просто разлюбили ее. Любили столько лет, а теперь вдруг разлюбили. А она их нет. И потому ей теперь совершенно все равно, что будет дальше.
Утром Сергей Викторович зашел в комнату, обошел каждую клетку, осмотрел всех животных. Для каждого у него нашлось ласковое слово. Дольше всех он стоял у клетки с Люсиндой. Она лежала, свернувшись клубочком, и даже не взглянула на врача. Люсинда была совсем не похожа на прежнюю шикарную кошку. Она потеряла свой лоск и белизну. К Сергею Викторовичу подошла медсестра:
- Какой раствор мне готовить для инъекции?
- Я не могу усыпить такую кошку.
Девушка вздохнула и выразилась в том духе, что всех все равно не пожалеешь и клетки не резиновые. А сама приоткрыла дверцу и погладила Люсинду:
- Бедная ты.
- Ее предали, и она знает это.
Прошло несколько дней. Все это время Люсинда не ела, ни пила, она просто лежала в клетке. Сергей Викторович все никак не мог решиться усыпить кошку. А она угасала на глазах.
Медсестра грустно заметила, что от предательства тоже можно умереть.
Примерно через неделю в клинику пришла жена Сергея Викторовича. Она случайно оказалась в комнате, где находились больные животные - обычно посторонних туда не пускали. Женщина остановилась возле клетки с Люсиндой. Кошка была сильно истощена, и ей совсем не хотелось жить. Но от жены врача пахло так знакомо и вкусно, что Люсинда подняла голову и посмотрела на нее. Возможно, она ожидала увидеть Малыша, но это был не он, и кошка снова положила голову на лапы. Женщина прошла в кабинет к мужу.
А еще через день Люсинду достали из клетки и посадили в переноску. Она решила, что пришел ее час, и приготовилась умереть. Внутри ее все сжалось, она очень боялась уколов. Но она знала, что потом у нее уже не будет так ныть где-то внутри, не будет так болеть то, что люди называют сердцем и душой.
Ее принесли в большую и светлую квартиру. Там было чисто и тепло. Потом ее помыли, расчесали и поставили миску с кормом. Люсинда решила, что так кормят всех перед уколом и впервые за несколько дней сытно поела. Она так устала, что уснула прямо около миски.
Ей не поставили укол ни на следующий день, ни потом. Люсинда поняла, что ее не усыпят, и жить она останется здесь. Но любить она больше никого не будет. Она будет просто пользоваться ими, и терпеть их детей.
Но сердце не камень, и Люсинда полюбила и врача, и его жену, и их двоих детей. Но она никогда не показывала им своей любви. Она не мурлыкала, даже когда спала. Если ее начинали гладить, она вставала и уходила. Люсинда не бежала за едой на кухню, а всегда приходила неспешно, всем своим видом показывая, что она делает им всем одолжение. Она волновалась, если хозяев не было дома, и ждала их, сидя около двери. Она узнавала их шаги еще, когда они выходили из лифта. Но она сразу же убегала в комнату, чтобы они не подумали, будто бы она их ждала и беспокоилась о них.
Жена врача спрашивала: станет ли она когда-нибудь ласковой.
Сергей Викторович отвечал:
- Надо время. Ведь ее предали. Ей снова нужно научиться доверять.
Дни проходили за днями. Прошла и серая унылая осень. За окном уже лежал снег. А в большой комнате поставили зеленую палку. Люсинда затосковала. Ей вспомнилось, как в прежнем доме в это самое время всегда приходили люди, приносили с собой много вкусных вещей. Ей вспомнился Малыш. И она совсем перестала выходить к новым хозяевам.
У Сергея Викторовича как обычно в декабре было много работы. Он оперировал, лечил, ухаживал за больными животными. Но в этом году в канун праздника клиника оказалась пустой - хозяева разобрали всех своих питомцев, а бездомыши нашли себе дом. И врач освободился пораньше и, придя домой, предложил всем поехать кататься по праздничным елкам города.
Вся семья радостно укатила на своей машине. Люсинда осталась дома одна. Сначала она грустила о прошлой жизни, а потом уснула спокойно на диване. Было тихо, тепло, только огоньки мелькали за окном. И вдруг в ее голове что-то щелкнуло, внутри похолодело и лапы заледенели. Она проснулась и поняла, что случилась беда. И она стала метаться по квартире от окна к окну, от окна к двери.
Сергей Викторович, его жена и дети ехали по улице. Они побывали уже на трех елках, оставалось только заехать в магазин за хлебом. Дети смеялись всю дорогу, когда в их машину на полной скорости врезалась другая. Водитель был пьян настолько, что плохо видел и светофоры, и саму дорогу. Машину Сергея Викторовича сплющило. Но врач с женой и дети каким-то чудом остались живы. Пока приехала полиция, скорая, потом они еще долго сидели в отделении полиции и освободились уже поздно вечером. Полицейский, узнав врача, который лечил их собаку, поймал им такси, чтобы они успели доехать домой до наступления Нового года.
Без пятнадцати двенадцать они открыли дверь, и из дальней комнаты к ним навстречу понесся огромный пушистый белый орущий ком с зелеными горящими глазами. Этот ком добежал до жены врача и с разбегу запрыгнул на руки и прижался так крепко, как только можно было прижаться к самому родному человеку.