Чудесным июньским вечером мы сидели на веранде, пили чай под писк комаров и любовались огромной луной. По лунной дорожке на веранду пришла кошка. Она была белая с пятнами, похожими на лунные кратеры и невероятными глазами. В ее глазах читалась мудрость инопланетянки, и они были как бы запорошены звездной пылью дальних дорог. Она прошла по дорожке и села прямо напротив дедушки. Он взглянул на нее с удивлением, но не смог устоять перед неземными глазами и дал кусок колбасы со своего бутерброда. Она с инопланетным достоинством съела колбасу, умыла лапкой мордочку и расположилась как у себя дома на перилах веранды.
Дедушка изрек:
- Ну, живи раз пришла.
И внимательно, посмотрев на ее шкурку в лунных пятнах, сказал:
- Настоящая лунная кошка. То есть Лу Синь.
- Это на каком языке? - ехидно спросила бабушка.
- На лунном - нашелся дедушка.
Кошка взглянула на нас своими неземными глазами, и мы поняли, что это и есть ее настоящее имя. Ну, или, по крайней мере, она не возражает, чтобы мы ее так звали.
Утром она исчезла. И мы уже начали думать, что нам привиделась инопланетная кошка. Но вечером она опять пришла по лунной дорожке и деловито попросила колбасы. Стало ясно, что это не мираж, а просто кошка, которая ходит по лунным дорожкам.
Три вечера она была Лу Синь - загадочной и нереально красивой. На четвертый она решила остаться у нас навсегда. Бабушка героически два дня звала ее полным именем. Потом плюнула в прямом и переносном смысле слова и переименовала Лу Синь в банальную Люську. И Люська, потеряв свою лунность, стала обычной кошкой. Она осмелела и уже заходила в дом и даже имела наглость мяукать, если о ней забыли и не положили корм в тарелку.
Чудесным воскресным утром я проснулась от воплей дедушки:
- Светка, немедленно вставай. Люська рожает.
Было 6 часов утра, и я не сразу сообразила какая Люська рожает. Если тетьКатина, то той еще шесть месяцев до родов. А если какая-то другая, то мне-то какое дело. Я перевернулась на другой бок и продолжила спать. Дедушка протопал к моей кровати, стащил одеяло и возмущенно потребовал немедленно пойти и принять роды " у этой засранки, которая вовсе не лунная кошка, а обычная паршивка, желающая навешать на нас свое потомство". Пришлось вставать и идти на веранду. Люська обрадовалась моему приходу, словно я акушерка, и не отходила от меня ни на шаг. К 10 утра родились все четверо кошачьих детей. Они были похожи на мокрых мышей, но Лу Синь героически их облизала, прижала лапами к себе и всем своим видом выражала высшее материнское счастье.
Дедушка, осмотрев все семейство, выдал:
- Надо бы и царицу, и приплод в пучину вод.
Бабушка возмутилась:
- Воскресенье же. И потом посмотри, какие они уже хорошенькие.
Хорошенькие лежали под пузом матери и начмокивали. Дедушка принес старую коробку, выложил ее теплым пуховым платком и какими-то тряпками и сказал, обращаясь к Люське:
- Ладно уж. Живи.
Лу Синь деловито перетащила всех детей в новый домик.
А через час Люська громко потребовала накормить ее не колбасой, а нормальным кормом для кормящей матери. Под нормальным кормом она понимала не тушенку с гречкой, ни даже кошачий корм в пакетах, а чистое тушеное мясо. Дедушка возмутился, но терпеливо отковырял мясо от гречки и даже промыл его тщательно. В благодарность Лу Синь муркнула что-то вроде: "Мерси".
После чего дедушка глубокомысленно заметил, что у детей должен быть отец и он должен содержать своих чад, а также принимать участие в их воспитании. Отец скоро появился - голубой британец редкой красоты. То, что это отец котят стало ясно как белый день, один из новорожденных был как две капли воды похож на него. Видимо, он пришел посмотреть на своих детей. Но Люська вспомнила, что она Лу Синь и с боевым кличем шаолиньских монахов выгнала его прочь.
Поскольку стало совершенно ясно, что лунная кошка со своими детьми поселилась у нас надолго, если не навсегда, то было решено их как-то назвать. Тем более, что они росли буквально не по дням, а по часам. И уже, несмотря на закрытые глаза, проявляли свой характер.
Первым свое имя получил самый красивый - точная копия своего отца - такой же голубой и замшевый. Было ясно, что такая красота может быть только женского пола. Осмотр подтвердил предположения, и красотку назвали Анастасией Волочковой. У нее были такие ровные, такие красивые лапки, такая стильная шкурка и идеальная головка - настоящий "голубой лебедь русского балета".
Полосатенький был назван Адмиралом Федором Ивановичем Крузенштерном. Так его назвала бабушка, услышав в очередной раз его пароходные вопли. А дедушка отметил полосатость матросских бескозырок на его шкурке. Я хотела назвать Матроскиным, но Адмирал звучало лучше и больше подходило для этого солидного кошачьего ребенка.
Два других котенка были похожи как близнецы. Но один выглядел более мужественным, брутальным даже я бы сказала. Да и держался он, несмотря на разъезжающиеся лапы как кинозвезда на красной дорожке. А потому получил заслуженное имя Джордж Клуни или просто Клунька.
А его брат был такой нежный с таким тихим музыкальным голоском, что мы подумали сначала, что это девочка. Но он оказался мальчиком с ранимой душой. И был назван Шубертом. Как по-другому можно было назвать этого романтичного малыша, который замирал от счастья, когда до него дотрагивались?
Люська как истинная Лу Синь покоилась в коробке на пуховом платке, "делала лапки" и каждые 2 часа напоминала о том, что пора бы и поесть. Потом она, видимо, решила, что на людей надейся, а сам не плошай. И пошла на охоту в наш погреб.
Бабушка расчувствовалась и прониклась симпатией к такой трудолюбивой и весьма полезной кошке и начала кормить ее специальным кормом для кормящих матерей-кошек. Теперь наше утро начиналось стандартно: на полу веранды в линеечку лежали выловленные в саду-огороде за ночь мышь, стрекоза, птичка, лягушка и еще какая-нибудь живность.
При виде бабушки Лу Синь гордо садилась рядом с добычей и всем своим видом давала понять, что за работу надо платить. И получала порцию корма, хрустела им минут пять до той минуты, когда просыпались дети.
После их подъема в доме уже никто не мог спать. Потому что они сначала громко пищали, потом толкались в борьбе за лучшее место и самое вкусное молоко. Братья и сестра при этом отталкивала Шуберта, и он жалобно плакал: "Опять обделили меня бедного и несчастного". Дедушка не мог выносить его жалостливые песни и деловито растаскивал котят, пристраивая под теплое материнское пузо Шуберта.
Примерно за неделю котята значительно подросли и у них уже начали открываться глаза. И все четверо пошли осваивать мир. Невозможно было без смеха смотреть, как они на расползающихся лапах пытаются вылезать из коробки и делают первые шаги. Шаги эти обычно заканчивались страхом перед огромным миром и воплями:
- Ой, мамочка. Куда это я попал? Ой, мамочка, забери меня.
Мамочка прилетала сразу же и начинала возвращать свое потомство в дом. Правда в зубах она могла перенести только Шуберта и Настену. Адмирал, как и положено адмиралу, был крупным и тяжелым, а Клуни как брутальный мужчина просто не хотел висеть в зубах дамы и все время из них выпадал. Люська вынуждена была перекатывать их носом до коробки. Дедушка даже убрал бортики, чтобы ей было удобнее их туда закатывать.
Для семьи настали тяжелые времена. На веранде можно было ходить только днем и, глядя себе под ноги, чтобы не дай бог не раздавить очередного путешественника.
Котята росли. Люська ела, что называется, от пуза. Поэтому котята становились похожими на медвежат. И все чаще и дальше уползали от родного гнезда. Первой отличилась Настена.
День был солнечный, и котят вместе с коробкой поставили на травку возле веранды, чтобы кошачьи дети приняли солнечные ванны, безусловно, полезные для шерсти, зубов и костей.
Мужики как истинные мужики мирно спали на солнышке, а Настене не спалось. Видимо, хотелось оваций и новых впечатлений. И она вылезла из коробки и отправилась их искать в траве. Мы красили забор, и никто не обратил внимания на мелкую путешественницу. Лу Синь вообще ничего не заметила. Трое котят в коробке ее вполне устроили, и она мирно спала с ними в родовом гнезде, пока ее дочь гуляла неизвестно где. Хватились Настену часа через два.
Сначала мы не могли понять, кто и где отчаянно пищит:
- Помогите! Помогите! Спасите! Погибаю!
Наконец дедушка сообразил заглянуть под крыльцо и там увидел уже охрипшую Настю Волочкову. Она отчаянно взывала о помощи. Под это крыльцо могла пролезть только Настена.
Бабушка схватилась за сердце, а потом после стаканчика валерьянки мужественно на коленях у щели взывала "Кыс-кыс", но Настена только с интересом наблюдала за ней и не понимала, что от нее требуется.
Дедушка прилетел с колбасой и размахивал ею перед щелью в надежде выманить на запах - без толку. Потом всем в голову пришла мысль попытаться извлечь ее с помощью лопаты. Мысль была интересная и вполне здравая. Но девочке не смогли объяснить, что на лопату надо сесть.
В общем, бабушка, заливаясь слезами, пошла за гвоздодером. Надо было вскрывать пол.
Лу Синь сидела все это время на перилах веранды и наблюдала за происходящим как в театре. Дедушка возмутился безалаберностью матери и, взяв Люську за шкирку, строго наказал идти и доставать ребенка. Он посадил ее к щели и протолкнул внутрь. Люська облизала Настену, но никуда нести ее не собиралась. Бабушка просунула внутрь доску. Лу Синь посадила дочь на эту доску и ждала, что мы будем делать дальше. Доску с Настеной извлекли. Люська зевнула и вышла сама. После всех приключений Настя спала как убитая и мы думали, что теперь она уж точно никуда не выйдет из гнезда.
Какое там! Отоспавшись, она продолжила исследование окружающего мира.
А тем временем Клуни как истинный и крупный мужчина начал осваивать новую пищу. В его маленькой голове родилась мысль, что в миске матери явно лежит что-то повкуснее молока. И он влез в эту миску прямо с лапами, да так там и остался. Его вид говорил: "Я тут буду жить среди всех этих вкусняшек". Лу Синь попыталась его оттуда извлечь, но он упорно лез обратно в миску.
Котята росли и хорошели. Адмирал Федор Иванович Крузенштерн, как и положено адмиралу, был безупречен как честь мундира, красив как крейсер и равномерно полосат. Джордж Клуни, как настоящая звезда красных дорожек, красив, элегантен как будто только что вышел от Кристиан Диора. Анастасия Волочкова по-прежнему была красива как лебедь балета. А Шуберт нежен и романтичен как музыка композитора в чью честь он был назван.
Шуберт стал любимчиком бабушки, потому что радостно шел к ней на руки при любой возможности, громко "тарахтел" и обязательно принимал участие во всех домашних делах. А еще он любил засыпать на руках, умилительно утыкаясь мордочкой куда-нибудь в районе подмышки.
Котята росли, Люська наслаждалась материнством и безопасностью, сытой жизнью и собственным домом в виде коробки. Дети шалили как все дети. Клуни любил затаиться где-нибудь под столом и, дождавшись когда кто-нибудь пройдет по веранде, выскочить и ухватить за ноги. Атакованный обычно взвизгивал, а Клуни в полном восторге, задрав хвост трубой, уносился куда-нибудь. Крузенштерн пароходными воплями извещал о времени обеда. Настена грациозно выступала стройными лапками-ножками. Шуберт был нежен и ласков. Не дом получался, а кошачья идиллия.
И тут бабушке приспичило пожарить рыбу. Люська просто обомлела от счастья, видимо, решив, что данный волшебный продукт предназначен целиком ей, а потому она села напротив рыбы и как завороженная не сводила глаз с нее. С целью сохранности продукта кошку выпроводили из кухни. Но она упорно просачивалась через щели, взбиралась по гладким стенам и падала на рыбу с потолка. Тогда рыбу закрыли от кошки в холодильнике. Но Люська буквально снесла все на своем пути и села напротив волшебного шкафа. Она долго изучала его, а потом попыталась открыть - сначала одной лапой, потом двумя, а потом, видимо от отчаяния, всеми тремя лапами, балансируя как цирковой эквилибрист на четвертой. В конце концов, она рухнула на пол и пожаловалась на тяжелую жизнь и голодное детство. Бабушка не выдержала и наковыряла ей мороженой рыбы. Люська проглотила ее за секунды, даже Клуни не успел долететь до миски. Но рыба-то еще была, а потому кошка села напротив бабушки и продолжала ждать. Она получила порцию вареной рыбы. И снова замерла в ожидании. И уже, обглодав рыбий хвост, она еще долго медитировала над ароматами кастрюли. Когда ей стало ясно, что ждать больше нечего и ароматы уже начали выветриваться, Люська пошла грустно хрустеть кормом для кормящих матерей.
Потом еще дня два Лу Синь заходила на кухню и заглядывала в холодильник в надежде на кусочек заветной рыбы. На третий день она поняла, что рыбы больше не будет. И целый день хрустела кормом с выражением вселенской печали на ее морде.
Между тем Настена нашла себе новую семью. Молодая пара, увидев ее у нас, влюбилась с первого взгляда и решила, что их жизнь совершенно немыслима без этого голубого замшевого чуда. И Анастасия Волочкова переехала в новый дом. Она даже получила новое имя - Бетти. Правда Бетти она пробыла недолго. Потому что голубой лебедь русского балета не мог носить иного имени кроме Анастасии Волочковой. Она требовала оваций и категорически отказывалась откликаться на Бетти. Впрочем, это уже совсем другая история.
Лу Синь после ухода дочери решила, что дети уже вполне взрослые и могут обойтись без нее. И она ушла так же, как и пришла по лунной дорожке и больше не вернулась. Бабушка винила себя за то, что мало дала рыбы, а дедушка изрек, что просто кукушки-матери есть не только среди людей, но и в племени кошачьих.
Дети, однако, не заметили ухода матери, потому что перекочевали под мое теплое одеяло. Да и миски с кормом были в полном их распоряжении.
Нынешнее лето было больше похоже на осень. Как говорится - в этом году лето было аж целых три дня. Холодало, сырело, и не было никакого настроения сидеть в деревне. Дачники потянулись в город. И перед нами встал насущный вопрос - а куда котят? В городе под наблюдением моей матери оставались полноправные члены семьи - такса и кот. И было неизвестно, как они воспримут новых членов семьи, да еще в таком количестве.
И тут нам повезло - семья дачников зашла к нам перед отъездом и пленилась Адмиралом Федором Ивановичем Крузенштерном. Он вышел им навстречу солидной походкой морского волка, повернулся боком для демонстрации абсолютной симметричности своей морской раскраски, красиво зевнул и потянулся как будто он только что вернулся из морского похода. Хозяйка сразу поняла, что в их свежеотремонтированной квартире не хватает именно его. И договорились, что через неделю Крузенштерн переедет к ним. Что и случилось. В новом доме он так и остался Адмиралом Федором Ивановичем Крузенштерном. Для краткости Крузей. Но это тоже другая история полная приключений. К нашей она уже не имеет никакого отношения.
Повезло и Клуни. Его решила забрать наша учительница по сольфеджио, соседка по даче. Она давно к нему присматривалась. Поскольку она была поклонницей актера Клуни, то решила, что котенок как раз для нее. Клунька быстро освоился в новом доме. И выбрал для себя место - пианино. Он так и лежал на крышке инструмента, когда к хозяйке приходили ученики. И внимательно слушал. Если ноты были фальшивые, он издавал вопль одуревшего от фальши профессора музыки. В некоторых случаях он даже бил лапой по рукам учеников. И они очень старались не фальшивить и вообще выполнять домашние задания потому, что Клуни четко знал, кто врет, и не было сил выносить его укоризненный взгляд. Со временем он даже научился сам играть на пианино и стал звездой Ю-туба. Но это тоже другая история. Как же был прав дедушка, назвав его именем звезды.
И остался у нас один Шуберт. Почему-то никто в него не влюбился. А отдавать просто так мы не могли. Мы-то сами его полюбили и нам хотелось, чтобы в новом доме его тоже любили. Так и поехал он с нами в город.
Шуберт спал всю дорогу - как будто знал, что ничего нового-интересного не будет. А новое-интересное, между тем, случилось. При виде Шуберта домашние кот с собакой с порога заявили, что у нас тут не коммунальная квартира, не общежитие и даже не проходной двор. Кот нервно метнулся к миске, где спокойно себе пылился сухой корм, который он привык не доедать никогда. А тут он его не просто доел, а буквально всосал его в себя за секунду. Потом кот еще раз взглянул на Шуберта и кота затошнило. Зажав рот лапами, он метнулся в туалет. Тем временем собака, сочтя обстановку накалившейся, но недовыясненной, решила получить разъяснения у Шуберта. Тот в свою очередь пояснения давать отказался, а напротив обшипел и оплевал собаку, чем, безусловно, нанес ей оскорбление. Такого собака стерпеть не могла. Неизвестно чем бы закончились выяснения отношений, тем более, что из туалета для поддержки примчался кот, если бы меня с корзинкой и котенком не заперли в дальней комнате.
Правда, спокойнее в доме не стало. Из-под двери постоянно раздавались собачий свист и кошачье урчанье. И только Шуберту было хоть бы что. Он потянулся, вылез из корзины и отправился обозревать апартаменты, а потом потребовал еды. Глухая оборона с той стороны двери его не встревожила. Напротив, поев вдосталь в отсутствии братьев, Шуберт решил поиграть: стал высовывать свою мелкую лапку из-под двери. Наглость не осталась незамеченной. Противная сторона заволновалась.
Тем не менее, ночь прошла в относительном перемирии. Шуберт спокойно спал на диване, а кот с собакой караулили дверь, вскакивая при каждом шорохе. Утром, потянувшись, Шуберт снова потребовал кормежки, а также знакомства со всеми обитателями дома, о чем и сообщил, подойдя к двери и заявив: "Мяу!". Собака пошла на дверь тараном, подпираемая сзади котом.
Дед, измученный собачье-кошачьими разборками, потребовал что-нибудь сделать. На счастье Шуберта нашлась пустующая квартира. Наша тетушка отдыхала в Крыму. Понятное дело, один он там жить не мог. Поэтому было решено, что кому-то из членов семьи придется переехать в эту квартиру вместе с котенком. Мы начали тянуть бумажки из шапки. И, естественно, бумажка, помеченная крестиком, выпала мне. И я переехала. Шуберт при этом был само спокойствие. Правда, на всякий случай, перед уходом, сидя на моем плече, он обфыркал свое отражение в зеркале входной двери.
В квартире временно отсутствующей тетушки Шуберт освоился тоже быстро. Местоположение миски определил без компаса. А вот с туалетом начались сложности. Мальчик-то деревенский. Пришлось работать над искоренением деревенских привычек и садовых замашек. Шуберт оказался умным малышом и уже дня через два четко знал, где столовая, а где туалет. А вот спальное место себе он нашел сразу. Это была широкая и мягкая тетушкина кровать. Заодно он и мне и себе установил режим дня. Около полуночи отбой. А подъем четко в 5.50. На сборы, как в армии, 40 секунд. А потом по армейскому распорядку завтрак. Впрочем, Шуберту не столько хотелось поесть, сколько поговорить. Хотя можно одновременно делать и два дела сразу. Можно перекусить и за папу и за маму, и за братьев с сестрой поесть, а заодно и за безвестного кота и за себя любимого и при этом поговорить. На таком рационе он изрядно разъелся. И его бочка стали аккуратно и плавно переходить в окорочка. Как натура изысканная и романтичная он полюбил доисторическую игрушку "Бантик на веревочке". Выражение его морды при этом говорило: "а я и не подозревал, что кайф бывает бесконечным". Но я-то знала, что у всего есть начало и у всего есть конец, включая кайф. А кайф Шуберта должен был закончиться с приездом тетушки, большой нелюбительницы домашних животных по причине их шерстистости и голосистости. И приезд этот надвигался с неотвратимостью тайфуна в августе на Камчатке. Поэтому вся семья старательно искала хозяина для котенка. Но никто не соблазнился маленьким прелестным созданием, а тут пришел тайфун, в смысле тетушка вернулась с юга. И как соответствующее природное явление она явилась неожиданно, хотя ее и ждали. С порога она увидела котенка и замерла в негодовании. Но Шуберт и не думал пугаться ее грозного вида. Наоборот, он обрадовался новому человеку и радостно подлетел к ней. На ходу он поинтересовался как дела, как доехали, не устали ли в дороге.
И тетушка, как ни странно, его поняла. А потом взяла на руки и внимательно посмотрела в его глаза. А Шуберт внимательно посмотрел в глаза тетушке. И, как говорится, они нашли друг друга. Так тетушка обрела домашнее животное, а Шуберт дом и хозяйку. И началась другая история к лунной кошке уже не имеющая никакого отношения.