Гурвич Владимир Моисеевич : другие произведения.

Соавторы Бога

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  
  
   СОАВТОРЫ БОГА
  
  День первый
  
  
  ***
  Радлов сидел на веранде и пил кофе. День обещал быть великолепным, если не считать слишком сильной жары. С утра на изумительно голубом небе ни единой тучки, легкий, летящий с моря поток воздуха, нежно обдувает тело. Вокруг замечательная пышная растительность, насыщающая окружающее пространство своим густым, приторным ароматом.
  Радлов встал, прошелся по тропинке, полюбовался высоким и стройным, как модель, кипарисом. Рожденный в небольшом северном городке, где большую часть года земля покрыта снегом, он всю жизнь мечтал жить на морском берегу, в окружении яркой южной природы, где кружение белых хлопьев воспринимаются как экзотика или аномалия. И вот сейчас ему выпала такая возможность, хотя и не очень надолго. Честно говоря, он бы с удовольствием провел тут этот месяц в полном одиночестве, в этом замечательном, похожим на маленький дворец доме. А он никогда не жил во дворцах, хотя давно хотелось ощутить себе жителем такого вот жилища. Даже пробовал копить на это деньги. Но всякий раз они разлетались из его кармана, словно птицы.
  Хотя с другой стороны так ли это важно, где жить и даже с кем жить. Он всегда жил по большому счету только с самим собой. Женщины, мужчины проносились по его жизни, как люди на карусели. Кто-то выпрыгивал из нее и задерживался рядом на какое-то время, но большинство так катались по бесконечному кругу.
  Радлов снова сел за столик и налил себе кофе. Надо отдать должное этой супружеской чете, стараются они на славу. Вокруг идеальная чистота, все убрано, как в казарме. Вдобавок это женщина отлично готовит, один кофе чего стоит. За те два дня, что он тут находится, сумел убедиться, что с обслуживающим персоналом ему повезло.
  Может, вообще все пройдет отлично, он проведет этот чертов семинар, положит в карман неплохую сумму, которая поможет ему выкрутиться до того момента, когда он напишет и издаст свой новый роман. А на это уйдет не меньше года, в последнее время пишется что-то медленно. Раньше перо скользила по бумаге значительно быстрей, иногда он даже за ним не поспевал. Но после успеха его последних произведений он не может позволить себе выдавать какую-нибудь туфту. Вот приходится подолгу корпеть над очередным творением, ставя непременную цель создать новый шедевр. А когда хочешь обязательно выдать на гора что-то великое, то задача усложняется в разы. Все по-настоящему великое рождается спонтанно, так как это произошло у него в первый и даже во второй раз. А вот в третий не очень получилось. Хотя критики и читающая публика приняли роман вполне благосклонно, кое-кто даже восторженно, сам же он сознавал, что по большому счету это если не неудача, то и подлинный достижением назвать нельзя. Кое-что действительно удалось, но совсем не в том объеме и не на том уровне, как замышлялось. Боязнь поражения висела над ним как дамоклов меч. И не позволял чувствовать себя раскованным, свободным. А ведь это главный залог получения максимального результата.
  Но к его счастью почти никто этого так и не понял. Правда, были пару статеек, где проскальзывала эта мысль. Но серьезного резонанса они не вызвали. Если не считать у него самого. Он тогда подумал: в мире так мало подлинно проницательных людей их можно почти в прямом смысле сосчитать по пальцам. И такие, как он, этим и спасаются. Иначе все было бы для них гораздо трудней. Подлинные критерии понятны и известны единицам, остальная масса довольствуется возникающими смутными впечатлениями. И если действовать на них, то не так уж и трудно обнаружить ключ к вечному успеху. Тот, кто заставляет людей пролить несколько дополнительных слезинок, удостаивается несравненно большей похвалы, чем тот, кто пробуждает мысль. Сентиментальность всегда ценилась больше разума. И ничего не меняется, людям нравиться больше переживать, чем думать.
  Радлов поморщился, этот настигший его поток мыслей был ему в данный момент неинтересен, он хлынул на него словно не своевременный дождь. Все он давно уже многократно передумал, а сейчас надо сосредоточиться совсем на другом.
  Радлов увидел, как к нему направляется супружеская чета Ермаковых. Когда они позавчера познакомились, то он, по их словам, произвел на них неизгладимое впечатление. Оказываются, они оба поклонники его таланта. Правда, как он тактично выяснил, оба довольно смутно представляли, что же он такого написал. Но это никак не остановило поток их горячих заверений, что они читают его произведения от корки до корки. Через пару часиков, словно в доказательство, откуда-то притащили его потрепанный том и попросили дать им автограф. Что он и сделал, подумав при этом, что когда-нибудь они или их потомки выручат за это издание с его закорючкой баснословные деньги. Если, конечно, не выкинут его сразу после того, как он отсюда уедет. Что весьма вероятно.
  Супружеская чета приблизилась к нему, но остановилась на почтительной дистанции.
  - Александр Львович, как вам завтрак? - поинтересовалась Ермакова.
  - Завтрак замечательный, Мария Григорьевна. Вы чудесно готовите. Наши гости будут довольны столом.
  - Пора ехать за ними, - подал голос ее муж. - Самолет приземлится через два часа.
  - Разумеется, поезжайте, Валентин Васильевич. Список прибывающих у вас?
  - У меня.
  - Можно еще раз взглянуть?
  Ермаков поспешно достал из кармана смятый листок и протянул Радлову. Он пробежался по именам.
  - Кажется, одного имени до вчерашнего дня не было? - удивленно посмотрел он на Ермакова.
  - Вы правы, многоуважаемый Александр Львович, факс с этим именем пришел утром. Вы еще спали, и мы с женой решили вас по этой причине не будить.
  - Это вы правильно решили, - одобрил Радлов. - "Шкурба Лада Вадимовна", - прочитал он. - Никогда не слышал этого имени. Откуда она взялась. Надо посмотреть в Интернете, может быть, там что-то о ней есть. А впрочем, не важно, скоро все узнаем. - Он вернул список Ермакову. - Езжайте, Валентин Васильевич. А вы, Мария Григорьевна, приготовьте праздничный обед.
  - Уже готовлю. Мы знаем, как надо людей встречать. - В голосе женщины прозвучала гордость.
  У маленьких людей маленькие амбиции, у больших людей большие. Но если рассудить, разницы никакой, подумал Радлов, наблюдая, как идет к машине Ермаков.
  Он сел в автомобиль и быстро поехал по направлению к шоссе. Ну вот, скоро все и начнется, мысленно произнес Радлов.
   - Александр Львович, - услышал он вдруг голос Ермаковой, - а это правда, что приедет Полина Бельская?
  Радлов посмотрел на женщину.
  - Правда, вы же видели, что она в списке. А вам нравится она?
  - Я просто обожаю ее романы. Прочитал их все.
  - Все? удивился Радлов. - Но ведь у нее их штук тридцать.
  - Я прочитала все тридцать. Не могу оторваться. Я так счастлива, что ее увижу. К тому же она такая красивая женщина.
  - Вы ее раньше видели?
   - Нет, но на каждой книге есть ее портрет. Я прямо не могу глаз отвести, до чего красива.
  На лице женщины проступил такое восторг, что Радлов даже немного усомнился, не обманывают ли его глаза. Он еще раз посмотрел на нее - и убедился, что глаза показывают то, что видят на самом деле. До чего же забавны человеческие существа, подумал он. Эта Бельская, наверное, обрадуется, когда найдет тут свою горячую почитательницуИнтересно, а какого черта она записалась на семинар, хорошо известно, что эта дама вся в шоколаде. Успех, деньги, огромные тиражи - чего еще надо такой особе, как она? Впрочем, какой смысл гадать, скоро он все узнает.
  - В таком случае вам действительно повезло, - сказал Радлов. - Счастье близко познакомиться со своим любимым писателем выпадает совсем немногим.
  - О, я это отлично понимаю, Александр Львович! - даже взмахнула руками от переизбытка чувств Ермакова.
  Радлов вдруг почувствовал, что не испытывает желания продолжать эту тему. Он посмотрел на безупречно голубое небо.
  - Пока еще никто не прибыл, пойду, искупаюсь. - Он встал и, больше не смотря на женщину, с лица которой все еще не сошло восторженное выражение, направился в сторону пляжа.
  Радлов лежал на горячем песке, его сознание было сковано сладкой дремотой. Внезапно оно оказалось потревожено чьими-то быстрыми шагами.
  Александр Львович, - донесся до него встревоженный голос, - они приехали!
  Радлов приподнялся на локтях; к нему быстро приближалась, можно даже сказать почти бежала Ермакова.
  - Что случилось? - спросил он не слишком довольный тем, что его потревожили.
  - Все приехали, ждут вас.
  - Ах, черт! - невольно воскликнул он. - Как быстро пролетело время. Иду.
  Под пристальным взглядом женщины Радлов оделся и направился к дому. Он вдруг пожалел об этой затеи, вряд ли из нее получится что-то путное. В конце концов, деньги можно было заработать и каким-нибудь иным способом. Когда к нему пришла эта идея, он сам ей удивился. Но затем решил, что в этом что-то есть. За свою жизнь он многим занимался, но в качестве ведущего семинара еще ни разу не выступал. А он всегда любил пробовать себя в новых, часто неожиданных ролях. Скучно и неинтересно все время находиться в одном образе, писателю просто необходимо периодически выходить из него. Это дает бесценный опыт. Вот сейчас он и будет его приобретать.
  Радлов подошел к дому. На небольшой полянке стояло человек десять. Рядом с каждым расположился их багаж.
  Да, пестрая собралась компания, мысленно отметил Радлов. Не так-то просто будет с ней управиться.
  При виде его все, как по команде, замолчали и повернули головы в его сторону. Он оказался под прицелом сразу почти десятка пар глаз.
  Внезапно Радлов вздрогнул. Его взгляд уперся в Велехова. Как он тут оказался, он, Радлов, точно помнит, что его не было ни в каких списках. Это сюрприз. Вот только вряд ли из серии приятных.
  - Здравствуйте, господа, - поздоровался Радлов. - Рад, что все вы благополучно добрались до нужного вам места. Это случатся далеко не всегда. Но вам повезло. Будем надеяться, что везение не оставит вас и в дальнейшем. Валентин Васильевич, все ли приехали?
  - Не совсем, - отозвался шофер.
  - Как так, не совсем?
  - Полина Бельская пока не прибыла.
  - Почему?
  - Она позвонила и сообщила, что немного задерживается. И доберется сюда самостоятельно.
  - Когда?
  - Этого она не изволила сообщить.
  - Зато я вижу, у нас один новый, незапланированный прибывший, - повернулся Радлов к Велехову.
  - Господин Велехов известил нас о своем прибытии в самую последнюю минуту. Я не успел вам доложить.
  - А квитанцию об уплате он вам не показал?
  Велехов двинулся к Радлову.
  - Не беспокойся, Саша, я тут на законных основаниях, все уплатил. - Он протянул квитанцию Радлову.
  - Отдай, Марии Григорьевне, здесь она ведет учет всех счетов. Благодаря этой квитанции тебя будут кормить все это время.
  - Это радует, - насмешливо скривил губы Велехов.
  Сколько раз он видел на его губах эту характерную для него улыбку. За эти годы она ничуть не изменилась, словно навечно приклеившаяся к лицу маска.
  - Давайте с вами поступим так, - громко произнес Радлов. - Сейчас уважаемая Мария Григорьевна расселит всех по комнатам. Затем вы немного отдохнете, искупаетесь в море. После чего пообедаете. А зачем я побеседую с каждым по очереди. Во время беседы и познакомимся. Нет возражений?
  Ответом стали дружные кивки головой.
  - Значит, так и поступим. Так что до встречи. А пока я отдаю вас во власть нашей уважаемой Марии Григорьевны.
  Радлов еще раз обвел всех вновь прибывших взглядом и направился в дом, в свою комнату.
  После купания и долгого лежания под раскаленным солнцем он надеялся, что быстро заснет. Жара всегда навивала на него сон. Но прошло не меньше получаса, а он все также лежал с открытыми глазами. У него не было ни малейших сомнений, что причина его бессонницы - Велихов. Зачем он приехал, в последние годы они по молчаливому обоюдному согласию свели контакты друг с другом к минимуму. Не перезванивались, даже когда попадали на одни и те же тусовки, говорили о пустяках и совсем недолго. При первой же возможности расходились в разные стороны. Так какого черта он примчался сюда?
  Меньше всего сейчас Радлову хотелось воскрешать воспоминания давно прошедших лет. Что было, то и было, этого не изменишь. Он знает, что виноват перед ним, И эта вина никуда не исчезла, все это время каждый из них помнит о том, что случилось тогда, в их уже довольно далекой молодости. Но в настоящее время все по-другому. Вот из этого и следует исходить. Каждый пошел своим путем. Причем, все эти годы они мало соприкасались, и никто не испытывал от этого большого огорчения. И так могло продолжаться еще долго. А теперь этот удобный для обоих статус-кво оказывается нарушенным.
  У Радлова вдруг возникло сильное искушение немедленно отправиться к Леониду и попытаться все прознать про его явные и тайные намерения. Но он пересилил себя, вместо этого сунул в рот сигарету и закурил.
  Курение успокоило его, он снова лег. И уже через несколько минут заснул.
  Проснулся он от громкого стука в дверь. Радлов сел на кровать, не совсем еще понимая, что происходит. Сонная вуаль еще была накинута на сознание, хотя она уже прорвалась сразу во многих местах.
  Всю жизнь Радлов приходил в ярость от того, если его будили в самый разгар сна. И сейчас он оказался во власти этих чувств. Он бросился к двери и со злостью распахнул ее. И застыл на месте - нос к носу он оказался рядом с Велеховым.
  - Ты?
  - Я.
  Радлов несколько секунд стоял в нерешительности, не зная, что ему делать. Настроение говорить со старым другом не было никого. Но и выгонять его неудобно; он же полноправный участник семинара, деньги заплатил.
  - Входи.
  Леонид вошел в комнату и с интересом ее осмотрел.
  - Да, я тебя спартанская обстановка. Прямо царь Ликург.
  - Я нисколько не сомневаюсь в твоей эрудиции. Так что можно обойтись без путешествий в историю.
  - Тогда переходим в настоящий день?
  - Вот именно. - Радлов сел на кровать и показал Велехову на стул. - Не буду скрывать, что твое появление оказалось более чем неожиданным.
  - Могу представить, - согласился Велехов. Он втянул носом воздух. - Чую запах табачного дыма. Значит, можно курить?
  - Ты можешь делать тут все, сто угодно. Ты же за все заплатил.
  - Это радует. - Велехов достал сигарету и закурил, не предложив сигарету Радлову.
  Тот достал свою.
  - Зачем ты пришел? - поинтересовался Радлов.
  Велехов сделал удивленное лицо.
  - Ты сам сказал, что хочешь со всеми познакомиться индивидуально. Вот я и заявился.
  - С тобой мы давно знакомы.
  Велехов пыхнул сигаретой.
  - Это как посмотреть.
  - А как смотришь ты?
  - Мне давно кажется, что я тебя по настоящему никогда не знал. Хотя ты прав, было время, когда имел на этот вопрос прямо противоположное мнение.
  - Будем вспоминать прошлое?
  - Можно ли вспоминать то, чего никогда не забывалось. Тут явно логическая ошибка.
  Радлов вздохнул.
  - Мы будем повторять все сначала.
  - Скажу тебе честно, не знаю. Хотя я приехал не для того.
  - А для чего?
  - Меня привела сюда работа. У меня проблемы в издательстве.
  - Что-то случилось?
  - Как тебе сказать, внешне вроде бы ничего. Все идет своим путем. Но продажи падают. Книг покупают все меньше. Еще пара лет - и я прогорю.
  - Чем я могу тебе помочь?
  - Вот за тем и приехал. Хотя чем можешь помочь, пока не очень представляю. Знаю одно: надо что-то срочно делать.
  - Меня издавать, - усмехнулся Радлов.
  Велехов покачал головой.
  - В свое время я поклялся, что издавать тебя не стану. И не намерен изменять своей клятве.
  - Твоя верность клятве вызывает уважение. Так в чем же твое затруднение?
  - Понимаешь, каждый день в издательство присылают целую гору рукописей. Читаешь их, как проклятый, огромное количество,. И чем больше читаешь, тем тоскливей становится. Вроде бы многие из них хорошо написаны, но при этом сплошная серость, повторение одни и тех же тем. Полное ощущение, что чем больше людей пишут, тем делают это все однообразней. Выбирать по большому счету не из чего.
  - Так уж и не из чего?
  Велехов пожал плечами.
  - Разумеется, не без проблесков. Но они такие слабые и редкие. А мне ежемесячно на рынок надо не меньше двадцать новинок выбрасывать. Иначе мои затраты не окупятся. А где взять книги, которые точно купят?
  - Могу лишь тебе посочувствовать.
  - Не сомневаюсь, ты бы совсем не огорчился, если бы я разорился, - сказал Велехов.
  - Не надо преувеличивать, - примирительно произнес Радлов. - Ты хочешь совсем смешать меня с грязью. Стоит ли ставить перед собой такие не благородные цели?
  - Ладно, оставим, - посмотрел Велехов в окно, из которого открывался вид на море.
  - Но что ты хочешь получить от семинара? - спросил Радлов, проследив за его взглядом.
  - Если бы знать. Послушать тебя, ты же у нас мыслитель. А мне нужны, как воздух, свежие мысли. Может, с кем-то завязать контакт из присутствующих. Как видишь, ничего страшного для тебя.
  - Как знать, - пробормотал Радлов.
  - Но зачем ты затеял этот семинар. Что-то не припомню у тебя раньше желание кого-то учить. Наоборот, ты всегда ревниво хранил все секреты.
  - У меня те же, что и у тебя проблемы, - тоскливое финансовое положение.
  - Странно, ты же хорошо заработал на последних книгах.
  - Хорошо, - подтвердил Радлов. - Но деньги имеют такое дурное свойство даже когда их много, они все равно кончаются. И ничего с ними не сделаешь.
  - Понимаю, - задумчиво протянул Велехов. - О твоем романе с кинозвездой трубила вся бульварная и даже не совсем бульварная пресса. Могу представить, сколько он тебе стоил!
  - С тобой приятно иметь дело, тебе даже ничего не надо объяснять. Ты все и так знаешь и понимаешь. Вот я и решил конвертировать свои знания в более зримую валюту.
  - Но о чем ты будешь говорить?
  - Понятие не имею.
  Велехова удивленно посмотрел на своего собеседника.
  - Ты не шутишь?
  - Нисколько, дорогой. - Радлов вдруг повеселел. - Когда я пишу свои романы, то крайне смутно представляю, что там случится дальше. Так и здесь, придет время для семинара - будем разбираться.
  - Выходит, ты совсем не готовился?
  - Не совсем. Кое-что я почитал из того, что накропали мои семинаристы. Думаю, это поможет. В жизни как можно больше должно быть спонтанного. Только тогда можно достичь больших результатов. А ты хочешь все упорядочить. А упорядочение неизбежно приводит к застою. Твое издательство - тому доказательство.
  Велехов посмотрел на Радлова долгим взглядом.
  - Да, ты прав, ты всегда поступал спонтанно. Иногда, даже чересчур спонтанно. Я это ощутил на своей шкуре. Спасибо за беседу, было крайне поучительно.
  Велехов встал и направился к выходу.
  
  ***
  
   Лада уже не меньше получаса стояла перед зеркалом, покрывала лицо краской и недовольная достигнутым результатом, ее стирала. Она уже отчасти сожалела, что приехала сюда; когда она решилась на эту поездку, то надеялась, что контингент тут будет и многочисленней, и разнообразней, и солидней. А тут собрался почти один молодняк. Зачем он ей? Такого окружения ей вполне хватает и в Москве.
  Хотя... Она задумалась. Этот мужчина, что сидел впереди нее, вроде бы то, что надо. И возраст подходящий, лет сорок пять, и внешность вполн6е приятная; смугленький, с густыми черными волосами с серебристыми нитями седины. И одет очень даже пристойно; уж в чем в чем, а толк в этом она понимает. Вроде бы все простенько: брючки, тенниска, но если приглядеться, то все самое фирменное и не дешевое. Пожалуй, с этим человеком ей будет о чем перемолвиться словечком. И еще этот главный здесь Радлов. Он тоже ничего, хотя не совсем в ее вкусе. Одет как-то небрежно; потертые джинсы, полинявшая майка, волосы плохо причесаны. Зато знаменитость, говорят его романы выходят даже в Америки. А там должно быть платят большие гонорары. Не то, что у нас. Да, его тоже не следует упускать из вида.
  Итак, подведем Ладулька некоторые промежуточные итоги, мысленно обратилась она к себе самой. Есть два представителя мужского племени, на которых нужно тебе обратить внимание. Это вовсе не означает, что все остальные вне игры. Надо получше покопаться в этих экземплярах, глядишь, что-нибудь и отыщется путное.
  В комнату заглянула Ермакова. Она бросила внимательный взгляд на девушку. И Ладе показалось, что ее глазах мелькнуло недоброжелательство.
  Лада мысленно состроила ей физиономию. Очень ей важно, что думает о ней какая-то старуха. Но постаралась никак не выдать свои мысли. Вместо этого улыбнулась ей.
  - Вас просит зайти к себе на беседу Александр Львович, - сухо проговорила Ермакова.
  - Иду, иду, я уже почти совсем готова. Скажите, Александру Львовичу, что буду через несколько минуточек.
  Ермакова как-то неопределенно посмотрела на нее и исчезла. Лада в последний раз взглянула на себя в зеркало. Кажется, выглядит неплохо, нужный эффект достигнут. Посмотрим, как отреагирует на нее этот Радлов. Перед тем, как выйти из комнаты, она бросила взгляд в окно и увидела того импозантного черноволосого мужчину, который ее заинтересовал. Радлов чуть-чуть подождет, сейчас у нее есть другой объект для внимания.
  Лада выпорхнула их комнаты и вышла из дома. Велехов неторопливо шел по дорожке, погруженный в свои мысли. Девушка поравнялась с ним.
  - Здравствуйте, какой жаркий день, - проговорила Лада.
  Велехов посмотрел на нее и его взгляд оживился.
  - Да, жаркий, - подтвердил он. - Не желаете пойти искупаться?
  - Желаю, - грустно вздохнула Лады. - Но меня пригласил для беседы Радлов.
  - Надеетесь, что он вам даст бесценные советы. - Голос Велехова прозвучал иронично.
   Да, он, кажется, не слишком его любит, вихрем пронеслась у Лады мысль. Это нужно учесть.
  - Надеюсь, - произнесла Лада.
  - А вы тоже пишите?
  - Пишу, - скромно опустила глаза девушка.
  - И это можно посмотреть?
  Лада сделала вид, что смущается.
  - Мне еще так далеко до конца.
  Велехов задумчиво смотрел на нее, его взгляд уперся в ее вызывающе торчащую грудь.
  - Я тоже могу вам дать полезные советы. Когда-то и я писал.
  - Правда! - сделала вид, что обрадовалась Лада. - В таком случае я непременно обращусь к вам. А пока мне надо идти.
  Велихов направился к морю, а Лада к дому. При этом каждый думал о другом.
  Почему-то Лада была уверенна, что для встречи с ней Радлов приоденется. Но он сидел в кресле качалке в тех же потертых джинсах и вылинявшей майке. При виде ее он даже не привстал. Только кивнул ей на стул.
  - Давайте знакомиться. - Радлов бросил на лежащий рядом с ним на столе список. - Если не ошибаюсь, вы Лада Шкурба?
  - Вы не ошибаетесь, Александр Львович, - лучезарно улыбнулась девушка.
  Радлов вдруг придвинулся совсем близко к ней.
  - И какого черта вы сюда приехали?
  Лада посмотрела на своего собеседника почти в упор, но и не подумала отодвинуться даже на сантиметр.
  - Учиться писать.
  - Мне кажется, это занятие совсем не для вас.
  - Почему вы так думаете? - удивилась его проницательности Лада.
  - Интуиция, - пожал плечами Радлов. - Впрочем, не важно. Можно почитать, что вы пишите?
  - Роман. Но я его только начала. Там еще совсем мало написано. Несколько страниц.
  - По малому можно судить о большом. Иногда трех предложений достаточно, чтобы вынести приговор.
  Лада опустила глаза к долу.
  - Я еще не готова показать вам то, что пишу.
  А не трахнуть ли ее прямо сейчас? прикинул вдруг Радлов. Не похоже, что она станет сильно возражать. Нет, он дал себе слово, что он тут не для того. И вообще, ему хочется отдохнуть от подобных отношений. С него пока хватит того, что было. Правда, надолго ли?
  - Ладно, на первый раз достаточно, - произнес Радлов. - У нас еще будет время пообщаться. До свидания.
  - До свидания, - встала Лада. Почему-то она осталась недовольной только что состоявшимся разговором.
  
  ***
  Черницын вошел в комнату Радлова не то как-то нерешительно, не то как-то смущенно. Радлов пожалел, что заставил его прийти к себе, это он надо должен был идти к нему. Все же мэтр отечественной литературы, можно сказать почти классик. Когда-то он с увлечением читал его книги. Правда, было это очень давно, когда он, Радлов, был совсем юн. Став постарше, он потерял к ним всякий интерес и даже удивлялся, что могло его привлечь в произведениях Черницына. Теперь казались ему плоскими, лишенными подлинной мысли и воображения. Хотя Радлов отдавал себе отчет, что все же обладали определенными достоинствами, автор был наделен умением, как выстраивать сюжеты, так и вылепливать впечатляющие и достоверные характеры. Впрочем, с точки зрения Радлова, эти положительные качества стоили не так уж много. И все же, даже вопреки своему желанию, он чувствовал по отношению к этому человеку некоторое уважение. К тому же Черницын считался одним из самых богатых отечественных литераторов. И не удивительно, были времена, когда тиражи его книг зашкаливали за миллион экземпляров, а в магазинах за ними выстраивались очереди. Правда, все это было уже в прошлом, в последнее время Радлов не помнил, чтобы какой-то его роман вызвал пусть даже небольшой ажиотаж. Впрочем, может быть, он что-то и пропустил, он никогда пристально не следил за литературным процессом.
  Радлов поспешно встал и пошел на встречу Черницыну.
  - Добрый день, Сергей Юрьевич. Рад, что вы заглянули на наш огонек.
  Радлову показалось, что Черницын подозрительно взглянул на него. И он понял, что маститый писатель боится оказаться тут предметом насмешек.
  - Здравствуйте, Александр Львович. Вы, наверное, удивлены моим появлением.
  - Не скрою от вас, удивлен.
  Черницын кивнул головой.
  - Так я и думал.
  - Давайте, присядем, - предложил Радлов.
  Они сели напротив друг друга. Радлов выжидающе посмотрел на своего посетителя, но тот молчал. И это молчание вызывало у обоих ощущение неловкости.
  - Я так думаю, нам надо поговорить, - первым прервал его Черницын.
  - Раз мы тут оказались оба, то полагаю, это было бы не бесполезно.
  - Я должен дать вам объяснение, почему я тут.
  - Сергей Юрьевич, вы ничего не должны. И можете ничего не объяснять. В конце концов, мне или кому-либо еще вовсе не обязательно знать мотивы вашего тут появления.
  - Вы так думаете. - На лице Черницына отразилось колебание. - А знаете, вы правы, в таком случае я не буду ничего говорить.
  Радлов почти кожей почувствовал, какое облегчение испытал его собеседник. Он всегда был равнодушен к таким писателям, как Черницын, но сейчас ему вдруг стало даже любопытно, что происходит с ним.
  Радлов внимательно посмотрел на Черницына. Они встречались всего несколько раз, и Черницын всегда выглядел высокомерно, он смотрел на окружающих людей с высоты своего Олимпа. Но сейчас от этого выражения ничего не осталось, он выглядел растерянным, как человек, не знающий как ему поступить.
  - Тогда о чем мы с вами будем говорить? - спросил Радлов.
  - Да, знаете, давайте пока отложим все наши разговоры. У нас же будет еще время?
  - Разумеется. Впереди у нас много дней. Вы планируете находиться тут все это время?
   Черницын после небольшой паузы кивнул головой.
  - Я отменил все дела. Между прочим, меня приглашали в Америку. А я поехал сюда.
  - Для меня это большая честь, Сергей Юрьевич. - Это была ложь, никакой чести в этом Радлов для себя не видел, но он понимал, что если не скажет что-то подобное, Черницын обидится. Но если он надеется, что такое и дальше будет продолжаться, то лучше ему уехать прямо сейчас. Он не намерен его жалеть, кто кто, а уж этот наполненный спесью человек жалость не заслужил.
  - Вы даже не представляете, как мне это приятно слышать, - произнес Черницын. - Не буду отнимать у вас больше времени. Мы еще непременно поговорим. - Он встал и направился к двери.
  
  ***
  Едва Черницын вышел, как в комнату заглянула Ермакова.
  - Хотите еще кого-нибудь пригласить, Александр Львович?
  Радлов вздохнул. Это занятие стало ему уже надоедать. Но все равно выхода нет. Он взял со стола список и ткнул пальцем в первую же попавшую фамилию.
   - "Константин Сальников", - прочел он. - Тащите, Мария Григорьевна, его сюда.
  Женщина тут же помчалась выполнять поручение, Радлов же с тяжким вздохом достал из тумбочки книгу. Это был роман Константина Сальникова. Он его дочитал до пятидесятой странице, после чего с остервенением бросил. И как только ухитряются люди писать так скучно и неинтересно. Да это тоже по-своему талант, только наоборот. Ну что он ему скажет? Чтобы никогда больше не писал?
   Константин Сальников выслушал женщину и кивнул головой
  - Сейчас иду, - сказал он.
  Ермакова быстро удалилась. Ну вот, кажется, начинается то, зачем он приехал сюда. Он полон решимости взять по максимуму от затраченных им средств. И он заставить Радлову сделать то, что надо ему. Он, Сальников, видел, каким взглядом потчевал всех приехавших этот заносчивый тип. Без слов понятно, что он считает себя на голову, а то и на две выше всех. Пусть считает, его Сальникова, это меньше всего волнует. Но он не допустит, чтобы чванство помешало ему получить то, зачем он тут.
  Он долго думал, прежде чем отправиться сюда, тщательно взвешивал все за и против, прежде чем принять окончательное решение. И дело заключалось не только в деньгах, хотя они были для него не маленькие. Этот Радлов очень дорого оценивает свои, судя по сумме, просто бесценные услуги. Но для него было крайне важно понять, какую пользу он может извлечь из уроков этого признанного всеми таланта. Хотя если говорить по правде, книги Радлову не так уж ему и нравились. Есть немало писателей не хуже его. Но почему-то западают именно на него. Ну и ладно, коли так, то он Сальников, должен выжать из него все. Может быть, другого такого шанса у него не будет. И сейчас он шагал к нему полный решимости выполнить то, что намечал.
  Радлов при виде его сразу понял, что этот высокий, широкоплечий парень далеко не с самой тонкой резкой лица пришел с серьезными намерениями. Вот только пока не совсем понятно, чего же он хочет.
  Взгляд Сальникова упал на лежащий на столе его роман. Радлов понял, что допустил оплошность; надо было его спрятать. А теперь придется о нем говорить.
  - Вы читали? - напрямую спросил Сальников.
  - Читал.
  - До конца?
  - Нет.
  - Плохо?
  - Скучно.
  - Я знаю, - спокойно, как само собой разумеющееся проговорил Сальников. - Наверное, удивлены, как я это издал?
  - Есть немного.
  - Все очень просто, я это издал за свой счет.
  - Понятно. За свой счет можно издать все, что угодно. Поэтому я всегда против такой практики.
  - А что делать, если по-другому не получается?
  - Можно вообще не издавать. Наверное, удовольствие влетело в копеечку.
  - Все гады вытрясли.
  - Зачем?
  - Что зачем? - сделал удивленное лицо Сальников.
  - Зачем вам нужны такие затраты? - пояснил Радлов.
  - Я решил стать писателем.
  - Но почему писателем, а не бухгалтером?
  Сальников подозрительно взглянул на Радлова, пытаясь понять, не издевается ли тот над ним?
  - Вы смеетесь? - Его глаза недобро сверкнули.
  Радлов подумал, что с этим парнем надо быть поосторожней, кто знает, что у него на уме.
  - Я пытаюсь понять ваши мотивы.
  - А чего их особо понимать. Хочу быть писателем, зарабатывать на этом много денег.
  - Но есть много других способов их зарабатывать.
  Сальников резко замотал головой.
  - Э нет, с меня хватит. Я по-разному пытался, чем только не занимался, сколько тяжелой работы перепробовал. Даже на Южный полюс в экспедицию нанимался.
  - И что?
  - Да, ничего хорошего, сплошные льды. Мне там не понравилось.
  - Но что вы хотите от меня?
   Сальников приблизился к Радлову.
  - Научите меня писать. Так, чтобы можно было бы заработать много денег.
  - То есть вам все равно писать хорошо или плохо, главное, чтобы хорошо за вашу писанину платили.
  - Именно так. До всего остального мне нет дела. Вам же много платят, почему я не могу добиться того же.
  - В самом деле, почему бы и нет? - Радлов вдруг стало как-то тоскливо. Впрочем, чувство оказалось мимолетным, и он без большого труда прогнал его.
  - Вот видите, - обрадовался Сальников.
  - Понимаете, литература такая вещь, когда далеко не все зависит от учителя. Ученик может оказаться совершенно не восприимчивым к его урокам. На самом деле, тех, кто способен их усвоить, единицы.
  - Да что вы говорите, я бываю в книжных магазинах, там все полки завалены. Столько авторов.
  - Авторов много. Но только это не имеет значения. Это всего лишь поток, который уносит время. Остаются единицы, им и достаются все сливки.
  - Вам что ли? - сощурил глаза Сальников.
  - Мне, - подтвердил Радлов. - Вы очень рискуете.
  - Я привык рисковать.
  - Нет, - покачал головой Радлов, - к этому виду риску вы не привыкли.
  - Это что особый риск?
  - Вы верно подметили. Там вы рисковали имуществом, деньгами, здоровьем, чем-то локальным. А тут вас поджидает глобальный риск, вас поджидает опасность разочароваться в себе. Совсем не редкость, что когда людей настигает подобное разочарование, они сводят счета с жизнью.
  - Мне это не грозит, - уверенно произнес Сальников.
  - Как знать. Никто себя до конца не понимает. И мы часто бываем неожиданными для самих себя.
  - Хотите запугать? - зловеще посмотрел на Радлова Сальников.
  - Только предупредить. Вы должны знать все возможные последствия.
  - Со мной ничего не случится.
  - Тем лучше. - Радлов вдруг почувствовал, что из всех, кто побывал сегодня в этой комнате, этот гигант утомил его сильнее всех. Даже Велехов меньше. - Думаю, на первый раз можно на этом завершить. Наша беседа оказалась очень содержательной.
  - Я надеялся, что вы дадите мне первый урок.
  "А я тебе его дал, - мысленно ответил Радлов. - Но ты, кажется, его не понял. Боюсь, и других не поймешь".
  - Это была ознакомительная беседа. Я же должен понять, как с вами работать.
  - Поняли? - подозрительно посмотрел на него Сальников.
  - В процессе. Не все сразу.
  - Хорошо, я понял, мне пора идти.
  - Мы скоро увидимся.
  Когда за Сальниковым закрылась дверь, Радлов почувствовал облегчение. Он лег на кровать и закрыл глаза. После этой беседы он должен отдохнуть хотя бы полчаса. А еще лучше час.
  
  
  ***
  Шурчков закончил разбирать вещи и сел на кровать, недовольно смотря перед собой.
  - Ну и теснотища тут, - пробурчал он. - Прямо как в тюремной камере.
  - А что ты хочешь, - пожал плечами Карташев. - Все живут в такой комнате по одному, а мы вдвоем. Конечно, тесно. Как в студенческом общежитии.
  - С тех пор прошло уже семь лет, а мы никуда не продвинулись, - снова пробурчал Шурчков. - Опять оказались в общежитии.
  - Ну почему, у тебя вышло уже две книги. Это у меня пока круглый нуль.
  - А какой результат. Как были нищие и никому неизвестные, так и остались. Как ты думаешь, этот Радлов нам поможет?
  Карташов задумался.
  - Вряд ли
  Шурчков удивленно уставился на него.
  - Тогда, скажи, какого черта мы сюда притащились?
  - Не знаю, у меня возник вдруг импульс, что я должен сюда поехать. А на счет пользы? Мы с тобой пять лет учились в Литинституте. И много от этого пользы?
  - То была обязаловка. А здесь ее нет. Сами приехали, да еще за такие деньги.
  - Да брось ты. Причем, тут деньги.
  - Деньги всегда причем.
  - Ладно, Игорь, не будем об одном и тот же. Вставай, Радлов нас ждет.
  Радлов рассматривал вошедших в его комнату молодых людей. Более непохожую пару трудно было сыскать. Шурчков невысокий и толстый, с расплывшейся фигурой и квадратным лицом и с настороженным взглядом. Карташов довольного высокого роста, с тонкой талией и приятным, совсем еще юношеским лицом. И Радлов вдруг проникся к нему симпатией. Это было чисто бессознательное ощущение, но оно уже начало управлять его поведением. Он даже потом, на досуге, решил обдумать, как ему себя вести в этой ситуации.
  - Я, так понимаю, вы друзья, - сказал Радлов.
  - Мы вместе учились, - сказал Карташев, а Шурчков кивнул своей тяжелой головой.
  - Это еще не повод для дружбы.
  - Вам кажется, что у нас нет ничего общего? - спросил Карташев.
  - У меня действительно появилась такая версия.
  - Но мы уже семь лет снимаем одну квартиру на двоих. У каждого, правда, по комнате, но мы неплохо уживаемся.
  - В таком случае вы всего лишь соседи.
  - Это имеет значение? - спросил Шурчков.
  - Вообще значение имеет все. Понимать это писателю крайне важно.
  - В таком случае вы должны знать - мы друзья, - не слишком любезно посмотрел Шурчков на Радлова.
  - Приму к сведению. А могу я узнать, что вы хотите получить от семинара?
  - Ничего, мы хотим просто послушать, - быстро проговорил Карташев. - Я в восторге от ваших книг.
  - Спасибо. - К своему удивлению Радлов вдруг ощутил волнение. Обычно он не слишком сильно интересовался чужим мнением о своих произведениях, даже если мнению были самыми хорошими. Но сейчас ему вдруг стало приятно.
   Шурчков недовольно посмотрел на друга. И Радлов понял, что по этому вопросу у них совершенно разные позиции. Интересно. а есть ли хоть одна тема, по которому у них есть согласие?
  - Нам нужно практическая польза, - произнес Шурчков.
  - А можно уточнить, какая именно?
  - Мы хотим писать не хуже вас. Вы нас должны научить.
  - Научить - это без проблем. Проблема в другом - чаще всего польза от такого учения никакой. Люди учатся и делают то же самое. Может, иногда чуть лучше. А чаще еще хуже.
  - Но тогда мы не понимаем смысл всего этого? - угрюмо произнес Шурчков.
  - Вы тоже не понимаете? - посмотрел Радлов на Карташева.
  Карташов взглянул на Шурчкова и ответил Радлову странным взглядом. И Радлов снова почувствовал, что они поняли друг друга.
  - Знаете, Игорь, я прочел ваш роман. Он совсем не плохо написан. - Радлов замолчал. - Но ваш роман - это типичный роман потока. Он не выбивается из него ни одной строчкой. Он что есть, что его нет - разницы никакой.
  - Я тебе это же говорил, - вдруг подал голос Карташев.
  Шурчков метнул в него своим взглядом.
  - Если однажды вы сами не выйдете из потока, никто за вас это не сделает, - сказал Радлов.
  - Для чего же тогда нужны вы?
  - Резонное замечание. Я и сам точно не знаю. Не исключаю, что вам я действительно не нужен. Но кому-то может и пригожусь. Владимир, - повернулся Радлов к Карташеву, - я не читал ни одной вашей строчки.
  - У меня ничего не опубликовано, - вдруг покраснел Карташев.
  - Это не важно. Но ведь вы же пишите.
  - Пишу.
  - Где-то я могу это почитать?
  Несколько секунд Карташов молчал.
  - У меня есть на флешке.
  - Она у вас с собой?
  - Да.
  - Давайте, я запишу в свой компьютер.
  Карташов поспешно вынул из кармана флешку и протянул Радлову. Тот переписал ее содержимое.
  - Думаю, пока все, - сказал Радлов.
  
  
  ***
  Радлов упал на кровать и несколько минут лежал с закрытыми глазами. С каждой минутой он все яснее осознает, что с его стороны эта затея была чистым авантюризмом. Ему казалось, что удастся провести семинар чинно, спокойно, не выходя за рамки интеллигентных разговоров. Но теперь он видит, как сильно заблуждался. Да тут намечается настоящий шабаш ведьм. Он как-то не до конца учел, насколько литературная среда взрывоопасна, ведь люди ставят на кон часто свою жизнь, связывают намертво судьбу с успехом на поприще литературе. А она балует только единиц, только избранных. А потому писатели, точнее те, кто себя к ним причисляет, готовы биться за удачу, как за свой последний и единственный шанс. Но теперь уже ничего не поделаешь, придется доводить задуманное до конца. С кем он там еще не беседовал?
  Радлов взял список, пробежался по фамилиям. Неждана Букова, 22 года, прочел он. Его воображение в миг нарисовало ее образ. Какое милое и одухотворенное лицо. Так и кажется, что к его лепке приложили руки самые лучшие потусторонние ваятели.
  Он всегда обожал такие тонкие, немного неземные лица, в них заключалось нечто таинственное, присутствие каких-то неземных сил. Возникало ощущение, что его обладатель явился откуда-то из неведомых космических пределов. Радлову вдруг стало интересно, насколько содержание совпадет с формой?
  Букова вошла в комнату Радлова как-то незаметно, подробно солнечному лучу. Секунду назад ее тут не было - и вдруг она появилась. Девушка сделала несколько шагов и остановилась.
  - Проходите, садитесь, Неждана, - мягко проговорил Радлов. Мельком он бросил на себя взгляд в зеркало - все ли в порядке? Перед ее появлением он переоделся и тщательно причесался. И сейчас остался довольным своим видом.
  Девушка села, он тоже сел в метре от нее. Да, он не ошибся, мысленно суммировал Радлов свои впечатления, она не просто хороша, это что-то другое. Он вдруг поймал себя на том, что не знает, как говорить с этим небожителем.
  - Неждана, я могу вас так называть? - спросил он.
  - Конечно, Александр Львович.
  Удивительно чистый и нежный голос, отметил он.
  - Перед семинаром я искал произведения всех, кто записался на него. Разумеется, кроме известных авторов. Но я не нашел ничего вашего.
  - А я ничего и не написала, - посмотрела она на него.
  - Не написали? - удивился он - Но тогда, какой смысл в вашем тут появлении?
  Ее глаза смотрели на него так, словно бы читали всего его мысли, сканировали все самые тайные помыслы.
  - У меня есть предчувствие, что я должна писать. Вернее, это не предчувствие, я это просто знаю.
  - Знаете, но откуда?
  - Оттуда, - подняла Неждана глаза к верху.
  - Тогда почему не пишете?
  - Я еще не готова. Поэтому я здесь.
  - А вы уверены, что это то место, где вам надо быть?
  - Да. Я читала все ваши произведения.
  Радлов вдруг почувствовал, как заколотилось у него учащенно сердце.
  - И что вы думаете?
  Неждана снова посмотрела на него.
  - Вы тот, кто мне нужен на первом этапе.
  - А на втором я вам не нужен?
  Девушка отрицательно покачала головой.
  - Это должен быть кто-то другой. - Она задумалась. - Или дальше пойду я одна.
  - А могу я узнать, почему я нужен вам на первом этапе и не нужен на втором?
  - Вы очень хороший писатель, но когда вас читаешь не чувствуешь божественной искры. Вы весь в земном. Хотя вам, может быть, кажется, что это не так.
  - Вообще вы правы, иногда, кажется. Но может быть, мы по-разному понимаем смысл божественной искры.
  - Наверное, по-разному, - согласилась Неждана.
  - В таком случае, как понимаете вы?
  Неждана молчала, ее лучезарный взгляд, который был до того устремлен на него, вдруг исчез, как будто бы ушел в саму себя.
  - Мне затруднительно это объяснить. Да и надо ли?
  - Иными словами вы сомневаетесь, пойму ли я?
  Букова опустила голову и кивнула.
  - В общем, да.
  - Но почему вы так уверены?
  - Я вовсе не уверена.
  - Тогда почему так предполагаете?
  - Я же сказала, что читала все, что вы опубликовали, по несколько раз.
  - И сделали вывод?
  - Сделала. Только не обижайтесь.
  - Вообще-то обычно обижаю я. Может потому, что сам жутко обидчивый. Но я попробую.
  - Хорошо, тогда скажу. Вам кажется, что все можно объяснить и все понять, во всех ситуациях выстроить логические схемы. Даже тогда, кода вы пытаетесь выйти из этого круга, все равно вы начинаете возводить другой, может более больший, но по сути такой же. Вы где-то останавливаетесь и начинаете повторять все сначала. А мне кажется, нужно идти всегда дальше. Никогда и нигде не останавливаться. - Неждана вдруг замолчала и посмотрела на Радлова. - Я сморозила глупость?
  - Вовсе нет. Это крайне интересно. Только не совсем представляю такую литературу. Хотим мы того или нет, но написать - это всегда остановиться. Такова уж специфика этого процесса.
  - Наверное, вы правы, вы гораздо опытней меня. - Букова замолчала. - Но я так ощущаю. И только так собираюсь писать.
  - В таком случае вы уверенны, что я вас смогу чему-нибудь научить?
  - Уверенна. Только вы во всем мире и сможете. Больше никто.
  - Неужели уж так один во всем мире?
  - Другого я не нашла. Я целый год непрерывно читала книги, изучила десятки авторов. Вы один, кто нужен мне.
  - Это большая ответственность, - с едва заметной иронией произнес Радлов.
   Но девушка не приняла его иронии.
  - Вы ничем мне не обязаны и я ничего не жду. Пусть будет так, как получится, - совершенно серьезно проговорили она. - Можно я теперь пойду.
  Неждана встала и направилась к двери. Радлов смотрел ей вслед, что-то смутное, неясное стало заползать в его душу.
  
  ***
  Радлов решил прийти на банкет последним. Все же он тут главный, и его приход должен стать не просто приходом, а явлением. Все остальные могут его немного подождать, и таким образом проникнуться значением его персоны.
  Стол был накрыт прямо в саду под звездным шатром ночи. Все уже сидели на своих местах. Здесь же находилась и чета Ермаковых. Радлов позабавил их наряд. Ради такого случая они были одеты торжественно, вернее, то, как они это понимали; мужчина был в обычным, довольно мятом костюме, зато ворот украшала бабочка, а его супруга - в длинном, неопределенного фасона платье. По-видимому, она искренне считала этот наряд вечерним.
  При виде Радлова все приветственно зашумели. Валентин Васильевич бросился к нему.
  - Александр Львович, вот ваше место, - с почтением проговорил он.
  Радлов сел во главе стола и обвел присутствующих взглядом. Все напряженно смотрели на него. Он понял: ждут его вступительное слово.
  Ермаков налил в его бокал какого-то вина. Радлов поднялся со своего места.
  - Друзья! Я не буду произносить длинной речи. Зачем мы тут собрались? У каждого своя цель, своя задача. Но есть нечто общее, что нас объединяет, это попытка углубить понимание мирозданья. Посмотрите вверх, на это феерическое зрелище, на этот парад звезд. В такие чудесные ночи нас озаряет понимание, насколько прекрасен мир, как чудесен он в своих проявлениях. Но утром это ощущение мы почему-то часто теряем. Свою задачу я вижу в том, чтобы оно не исчезало у вас ни на мгновение. И всегда бы присутствовала, когда вы садились творить. К сожалению, у большинства авторов, даже весьма талантливых, это проникновение в красоту, стремление к постижению загадочности мира отсутствует. - Радлов на секунду сделал паузу и посмотрел на Букову. Девушка не спускала с него глаз. Понимает ли она, что эту речь он произносит исключительно для нее? - И это обедняет их творчество, делает плоским и незначительным в не зависимости от успеха, размеров гонорара и писем почитателей. Я хочу, чтобы вы поняли, что литература - это в первую очередь способ понять самого себя, свое место в мире. И затем уже все остальное. И за то время, что мы проведем вместе, я постараюсь помочь каждому из вас определиться с теми вопросами, на которые он хочет получить ответ благодаря своему творчеству. Настоящий писатель отличается от его имитатора тем, что всегда ведет поиск неизведанного, а имитатор эксплуатирует то, что давно нашли другие до него. Предлагаю выпить за тех, кто готов отправиться в такой поиск.
  Радлов наблюдал за присутствующими и видел, как постепенно стала пропадать скованность, начали завязываться первые связи. Из колонок вырвалась музыка.
  - Давайте танцевать! - воскликнул Радлов. - Кавалеры приглашают дам.
  Если когда-то Радлов и чувствовал стеснение в отношениях с женским полом, то эти исторические времена остались далеко позади. Но сейчас, направляясь к Буковой, он испытывал какое-то смятение. Ему пришлось преодолевать возникшую нерешительность.
  Промедление оказалось роковым, его опередил Карташев. Он подскочил к девушке и пригласил ее на танец. И к досаде Радлова она мгновенно согласилась.
  Радлов отошел немного в сторону и стал наблюдать за ними. Он не мог не признать, что возникшая только что пара крайне органичная. Оба стройных, с тонкими лицами. Даже по росту они идеально гармонировали; девушка доставала до подбородка своего кавалера.
  Внезапно Радлов почувствовал, как кто-то подошел к нему. Он повернул голову и увидел направленный на себя испытующий взгляд Велехова.
  - Не правда ли красивая пара, - произнес он.
  - Красивая, - односложно подтвердил Радлов. Эта была не та тема, на которую он хотел говорить. Особенно с Велеховым.
  - Я видел, ты хотел ее пригласить.
  Он наблюдал за мной, понял Радлов.
  - Это возбраняется?
  - Смотря как посмотреть.
  - А как смотришь ты.
  - Старый козел нацелился на молодую козочку. Между прочим, я немного знаю ее родителей. Они богатые люди. У них особняк в одной очень хорошей стране.
  - Зачем ты мне это сказал? - Радлов вдруг почувствовал, как стало нарастать в нем какое-то горячее, быстро воспламеняющее чувство. Только этого и не хватало.
  - Да так, чтобы ты знал. Вдруг пригодится.
  Радлов схватил Велехова за руку.
  - Чего ты добиваешься?
  Велехов попытался выдернуть руку. Но с первого раза не получилось: Радлов держал его крепко.
  - Почему ты думаешь, что я должен что-то добиваться. У тебя разыгралось воображение.
  Но Радлов не верил ему. Леонид сознательно его провоцирует.
  - Ты, может быть, отпустишь мою руку. Или будем так ходить все это время, как влюбленная парочка? - насмешливо произнес Велехов.
  Радлов отпустил руку.
  Музыка кончилась, и пары распались.
  - Не упусти свой шанс, - прошептал Велехов и быстро удалился.
  Вновь зазвучала музыка. На это раз Радлов решительно двинулся к Буковой. Он не сомневался, что ему в спину смотрит Велехов. Ну и плевать на него.
  - Неждана, могу я вас пригласить на танец?
  Девушка улыбнулась кавалеру.
  - Конечно. Буду очень рада.
  От нее истекал едва уловимый запах нежных духов, и Радлов вдруг ощутил, что у него кружится голова. Нет, он должен обязательно взять себя в руки.
  - Вы уже освоились здесь? - поинтересовался он.
  - Да, тут замечательно. А вообще, я мгновенно осваиваюсь в любом месте. Я везде чувствую себя комфортно.
  - Это очень полезное свойство.
  - И я так думаю. У меня с детства было ощущение, что мир - это мой дом.
  - Вот как! Вы не чувствуете себя в нем гостем?
  - Нет. А вы чувствуете?
  Вопрос застал Радлова врасплох. В самом деле, что он чувствует на сей счет? Мир всегда был для него полем сражения, на котором он должен одержать победу. Так он и двигался, от одной битве к другой. И даже, когда побеждал, не возникало чувства, что он, наконец, оказался где-то у себя. Скорей наоборот, очередная победа делала мир еще враждебней, так как добавляла врагов.
  - Я победитель, - ответил Радлов. - Я ставлю на кон свою судьбу.
  - Мне кажется, так никогда нельзя выиграть. Все равно однажды потерпите неудачу.
  - Почему вы так думаете? - изумился ее словам Радлов.
  - Не знаю, - не сразу отозвалась Неждана. - Но я в этом уверенна.
  - Понятно, в вас говорит неземная мудрость.
  - Мне всегда так казалось, что я выражаю чьи-то мысли.
  С ней будет нелегко, подумалось Радлову. Он посмотрел по сторонам; в двух шагах от них танцевала другая пара - Велехов и Лада Шкурба. Они о чем-то оживленно ворковали. Интересно о чем? невольно возник у Радлова вопрос.
  - Не боитесь. Люди терпеть не могут, когда в ком-то говорит неземная мудрость. Они и земную-то не переносят.
  - Не знаю, может быть, и боюсь, - задумчиво проговорила девушка. - Но я приговорена.
  Она произнесла это просто и спокойно, но Радлов невольно вздрогнул. Если это приговор, то какой?
  Колонки замолчали. Пары разомкнули объятия. Радлов поймал себя на том, что он делает это одновременно с сожалением и без сожаления. Девушка все больше притягивала его к себе, но и вызвало настороженное опасение.
  - А пойдемте к морю! - вдруг громко провозгласил Велехов.
  Предложение вызвало всеобщее одобрение. Радлов почувствовал недовольство, он тут хозяин - и все инициативы должны поступать от него. Он хорошо знает Велехова, Леонид всегда стремится верховодить. Еще в институте он пытался быть во главе их студенческой кампании. И когда они считались друзьями, он навязывал ему свою роль предводителя. Кажется, и тут он прочь ее сыграть.
  Все устремились к морю, и Радлову ничего не оставалось, как пойти вместе со всеми.
  Вечер был тихий, море казалось разрезанной пополам светлой лунной дорожкой.
  - А давайте купаться! - разрубил тишину вечера громкий возглас.
  Рядом с собой Радлов обнаружил Сальникова. И по его виду понял, что тот изрядно пьян. И когда он успел набраться?
  - У нас нет пляжных костюмов - возразил Шурчков.
  - К черту костюмы, - грубо засмеялся Сальников. - Долой мещанские предрассудки. Купаемся голыми.
  У Радлова вдруг проснулся интерес: а что последует дальше? Но пока никто не откликнулся на инициативу. Однако Сальникова это ничуть не остановило, в одно мгновение он сбросил с себя одежду и, сияя темноте ослепительно белыми ягодицами, направился в воде. Через несколько секунд послышался громкий всплеск, а затем целая череда радостных возгласов.
  Внезапно Сальников выбежал из воды и, вцепившись, в Шурбу, попытался утащить ее в море. Визг девушки, кажется, прокатился по всему побережью. Сразу несколько мужчин бросились ее отбивать. Но разгоряченный винными парами Сальников не сдавался. Видно было, что он решил во что бы то ни стало утянуть свою жертву в морскую пучину. И хотя на другой стороне было несколько человек, он явно их пересиливал.
  - Ну, помогите же, черт возьми! - закричала Лада.
  Из толпы вылетело чье-то стремительное тело и бросилось на Сальникова. Тот отпустил девушку и ударил противника в лицо. Он упал.
  Радлов вместе с другими бросились к нему. Только теперь он увидел, что это был Карташев. Тот держался за глаз.
  Радлов выпрямился.
  - Как вам не стыдно так себя вести. Идите в свою комнату и протрезвейте.
  К его удивлению Сальников послушно направился в сторону дома, даже не вспомнив об одежде. Все почему-то молча смотрели, как он удаляется.
  Радов обернулся и увидел, что возле Карташова сидит Неждана. Его пронзил укол ревности. Как-то нехорошо все начинается, посетила его непрошенная мысль.
  
  День второй
  
  ***
  Утром погода оказалась пасмурной, на небе грозно сгрудились тучи. Поэтому собраться решили в самой большой комнате дома.
  Все уж сидели по местам, когда появился Радлов. Выглядел он веселым и уверенным, но на самом деле он волновался. В своей жизни ему приходилось играть немало ролей, но эта была для него новой и непривычной. Он еще никого и никогда не учил. Да и до самого последнего времени был уверен, что терпеть не может это занятие. Но нужда заставит пойти и не на такое.
  Он подошел к накрытому скатертью столу, на котором предусмотрительно был поставлен графин с каким-то прохладительным напитком. Ясно, как день, постаралась Мария Григорьевна.
   - Предлагаю начать, - сказал он. Его взгляд наткнулся на лицо Карташева, которое украшал довольно приличный синяк. Он перевел взгляд на Сальникова; тот сидел на другом ряду и, судя по его виду, не испытывал ни малейшего ни смущения, ни раскаяния по поводу ночного эпизода.
  - Начинаем, - почему-то за всех произнес Велихов.
  Радлов наткнулся на его взгляд и вдруг окончательно понял: ему предстоит борьба с ним за первенство в этом коллективе. Причем, это сознательный выбор Леонида. Смешно предполагать, что его волнует вопрос главенство на этой даче. Это вызов ему, Радлову, продолжение того противостояния, которое началось у них много лет назад. Вот уж он, Радлов, не думал, что оно вернется через такой большой срок. Да еще здесь, в этом месте.
  - Начинаем, значит, начинаем, - отозвался Радлов и лучезарно улыбнулся Велехову. - Хочу сразу сказать вам, друзья, что я не собираюсь злоупотреблять чтением многочисленных лекций. Преимущественно я буду работать с каждым индивидуально. Хочу оговорить еще один принципиальный момент: я не считаю себя вашим наставником, учителем. И уж тем более каким-то литературным гуру. Возникает вопрос, кем я тогда себя считаю? А так ли это важно. Если я назовусь одним из вышеперечисленных персонажей, то и вольно и невольно начну вживаться в эту роль. И тем самым сам перед собой поставлю некие барьеры. Поверьте, лучше везде и всегда обходится без них. Тот, кто хочет стать великим, должен стать свободным. А любое закабаление ущемляет талант. Поэтому свою задачу вижу в том, чтобы раскрепостить каждого из вас. Вроде бы цель ясная, а значит, и добраться до нее не сложно. Но это не так. У каждого своя дорога, каждому приходится бороться со своими барьерами. Этим мы и займемся.
  - Вы полагаете, именно в этом и заключается литературный талант? - громко спросил Черницын.
  - Талант, - усмехнулся Радлов. - По истине сокровенное слово. Каждый мечтает, чтобы оно когда-либо было бы произнесено в его адрес. Нет, мы сейчас не станем пытаться найти ключи к этому понятию. Это явно преждевременно. Я думаю, мы еще далеки от понимания его сакрального смысла. А нас все то время, что мы тут пробудем, будет интересовать только сакральный смысл. Именно он отрывает двери ко всему остальному. В том числе и к славе, к известности и даже к большим гонорарам. Не все это осознают, но даже те, кто творит литературу ширпотреба, обладает тайным знанием сакрального воздействия. Уж поверьте мне в этом. Другое дело, что сакральный смысл может быть разного уровня. Но даже на самой низкой отметки он все равно присутствует. По моему разумению именно способность проникать в него отличает всех нас, господ литераторов. Одни могут это сделать, другим это не дано, как бы не пыжились.
  - Но что такое, по-вашему, сакральное? - снова подал голос Черницын. Пожалуй, он всех внимательней слушал Радлова.
  - Я ждал этого вопроса. Сакральное, с моей точки зрения, это проникновение в самую основу явления. То, что задевает всех, что не оставляет большинство людей равнодушными. Почему-то многие полагают, что речь непременно должно идти о возвышенном, даже о божественном. Я вам говорю - ерунда! Сакральное есть везде, даже в луже грязи. Надо только его открыть, почувствовать. Это как нерва в зубе. Кто научится его находить, тот и окажется победителем.
  - Но какой смысл в таком низком сакральном? - спросил Карташев.
  Взгляд Радлова снова на мгновение приклеился к синяку молодого человека.
  - Смысл? Хотите совет, не надо искать смысла. Ищите сакральное, и смысл появится сам по себе, даже если вы этого не заметите. Его заметит читатель, он всегда, как рыба, клюет на смысл. Правда, почти всегда он тоже не осознает, что его настиг смысл, но он ощущает некоторое воодушевление, в крайнем случае, интерес. И тогда ваше дело в шляпе, вы поймали удачу за рога.
  - Так просто? - удивился Сальников.
  - Даже проще, чем вы думаете, - усмехнулся Радлов. - Беда лишь в том, что большинство нашего брата проезжают на санях вдохновения мимо смысла, как мимо своей остановки. И несет их в некуда, вернее, в поля вечного забвения. Вы только представьте, сколько писателей навечно забыто. Страшно подумать. Сочинительство - это на самом деле лотерея, в которой выигрывают единицы, а играют тысячи. Каждый в тайне мечтает о бессмертие, но чаще всего умирает раньше своей естественной кончины, исчерпав данное ему свыше. И об этом стоит задуматься. - Радлов сел, он, в самом деле, почувствовал некоторое утомление.
  - И что же тогда нам делать? - довольно грубо спросил Сальников.
  - Что делать? Это уж каждый пусть решаем сам. Литература - это часть жизни. А жизнь так устроена, что каждый из нас ежеминутно, даже ежесекундно принимает необратимые решения. - Радлов снова встал. - Вы должны понимать, что литература - одна из самых ответственных занятий в мире. Никакая другая дисциплина, даже философия не способна к столь глубокому и всестороннему отражению и осмыслению мирозданья и роли человека в нем. Это универсальное средство познания, по крайней мере, на ментальном уровне. Разумеется, человечество опошляет все, к чему прикасается. И оно приспосабливает литературу к своим низменным потребностям. Но ведь и это по-своему замечательно! Мы должны знать и понимать низменное столь же хорошо, как и возвышенное. Тем более, между ними такое небольшое расстояние. Зато какой диапазон! Вот им-то литература и занимается.
  - Да зачем нам все это, - хмуро проговорил Сальников.
  - А что нужно именно вам?
  - Я хочу понять, как написать такую книгу, за которую можно получить хорошие бабки. У вас же это получается. Значит, вы знаете, как это сделать?
  - Законный интерес. Но знаете, в чем тут проблема, Константин, тот, кто хочет написать такую книгу, редко достигает нужного результата. Есть, конечно, приемы для достижения успеха, они хорошо известны, их можно прочесть в любом учебнике. И я не собираюсь обучать вам ими. Настоящий же успех возникает всегда спонтанно, но всегда он результат внутренней работы, внутреннего и внешнего поиска. Правда, надо отметить, что ищут многие, но находят избранные. Такой человек попадает своим произведением в некую зону коллективного подсознательного, которое до сего момента пребывало в неактивированном состоянии. А его книга ее активирует. Вот, собственно, и рецепт успеха.
  Внезапно Сальников вскочил со своего места
  - Вы что смеетесь над нами?
  - С чего вы взяли? - немного встревожено спросил Радлов. Этот парень нравился ему все меньше и меньше.
  - И каким образом мы попадаем в эту зону, чтобы там что-то активировать?
  Радлов развел руками.
  - Сам хотел бы знать. Но прямого пути туда еще дорожные строители не проложили. Могу сказать лишь одно: попадает тот, кто ищет туда тропинки. Думаю, этим мы с вами и займемся в меру наших слабых сил. А сейчас будем считать вводную лекцию завершенной. Спасибо за внимание.
  
  ***
  После лекции Радлов решил, что он вполне заслужил небольшой отдых. Правда, некоторое затруднение вызвал выбор между кроватью в его комнате и морем. После некоторого колебания он отдал предпочтению кровати. На море он еще успеет, сейчас наступает время самого пекла. Когда оно спадет, он и пойдет купаться.
  Но отдохнуть ему оказалось не суждено. Едва Радлов прилег на кровать, как раздался настойчивый стук в дверь. Радлов чертыхнулся; его сознание уже начало дорогу к сладкому сну. А теперь придется возвращаться назад.
  Он открыл дверь и прямо уперся в хмурый взгляд Сальникова. Радлов сразу понял, что общение предстоит не из приятных. Этот человек почти сразу вызвал у него неприязнь. И с каждой минутой это чувство только нарастает. Но выбора у него нет, он полноправный участник семинара.
  - Входите, - пригласил Радлов.
  Сальников вошел и без приглашения сел на стул.
  - Я по поводу того, что вы сказали, - произнес он.
  - Я довольно много всего сказал. Что именно вас заинтересовало?
  - Я хочу с вами говорить прямо.
  - Так говорите, - призвал Радлов.
  - Мне все это до лампочки.
  - Что именно вам до этого осветительного прибора? - Радлов понимал, что сейчас не место для юмора, но сдержать его не сумел.
  - Сакральное, не сакральное. Это все сантименты. Я ж не дурак, вижу, что почти все писатели далеки от этого. А книги их, как пирожки на ярмарке раскупают. Разве не так?
  Радлов молчал, ему до скрежета в зубах не хотелось вступать с этим человеком в эту дискуссию. Его не отпускало предчувствие, что он все равно ничего не поймет. Он зациклен на желании добиться успеха самым что ни на есть простым и прямым путем.
  - Но все обстоит именно так, - вяло проговорил Радлов. - Нет иного пути.
  - Не пудрите мне мозги. Кое-какие вещи мне известно лучше, чем вам.
  - Это интересно, не поделитесь?
  Сальников вдруг заговорчески подмигнул Радлову.
  - Может, вы еще скажите, что Дарья Долгова обладает чем-то там сакральным. - Он вдруг хрипло рассмеялся. - Уж я-то из какого места у нее все выходит, знаю лучше всех. А между тем ее книги чуть ли не миллионными тиражами расходятся.
  - Откуда же вам так хорошо известны источники творчества мадам Долговой?
  - Да я ее трахал чуть ли не каждый день. Мы уже почти как два года спим. Почти ежедневно вижу, как она кропает свои книжонки. Потрахается вдосталь, выпьет рюмашку и за комп. И строчит, не переставая. А когда утомится, снова лезет ко мне в постель или в буфет за рюмашкой. Вот и весь сакрал. А книги ее в каждом вагоне метро с десяток человек читают. А видели бы сколько у нее деньжищ. Она сама точно не помнит. А я пишу, так никто не покупает. Да и издавать не слишком хотят. Последний роман мне она дала денег на издание. Да что толку, дохода он все равно не принес. А она требует их вернуть. Вы должны мне помочь.
  - Но как?
  - Это вам лучше знать. Между прочим, деньги за семинар я отвалил вам немалые. Так что давайте, учите.
  Радлов неторопливо покачал головой
  - Коли деньги уплачены, я, конечно, попробую. Но хочу вам сказать, вы заблуждаетесь, ваша любовница - тоже сакральный писатель. Ну а то, каким образом она создает свои бессмертные творения, это не столь существенно. И похуже бывало. Я бы вам посоветовал внимательно почитать, что она пишет.
  - Да, чушь она пишет! - возмущенно воскликнул Сальников.
  - Одно другому не мешает. Ее сакральность именно в этом. Чушь пишут огромное количество авторов, а успех выпадает на единицы. Она задевает душевные струны большого числа людей. И за это они готовы платить. А вы, извините, тоже пишите чушь. Но струны не задеваете. В этом отличие. Поэтому она богатая, а вы бедный. Послушайте, Константин, если вы так озабочены денежным вопросом, женитесь на ней. И ваши финансовые проблемы решатся сами собой.
   Сальников подозрительно посмотрел на Радлова.
  - Думаете, я не пытался. Сколько раз предлагал. Она ни в какую. Трахать пожалуйста сколько влезет, а деньги врозь. Она на счет этого свою линию четко гнет. Так, по мелочам что-то выцарапать у нее можно. Но по крупному бесполезно. Поэтому другому пути у меня нет. Так что учите.
  - Да, видно придется учить, коль вы не понимаете, что этому научить нельзя. Я подумаю, как нам построить наши занятия. Вопрос очень не простой.
  - Только не откладывайте, я жутко нетерпеливый, не люблю ждать, - встал Сальников. - Пойду, искупаюсь.
  - У меня к вам есть одна просьба, - остановил его Радлов. - Не пейте много.
  Сальников посмотрел на него, ничего не ответил и вышел.
  
  ***
  Карташов и Шурчков лежали на лежаках возле бассейна. Погода немного развеялась, и солнце то дело прорывалось сквозь тучи, направляя на землю снопы горячих лучей.
  - Может, пойдем на море, - предложил Шурчков. - Чего тут лежать.
  - Сейчас не хочу. Иди один.
  Шурчков бросил взгляд на Карташева.
  - Колись, что с тобой. Я тебя знаю.
  - Я думаю над тем, о чем говорил нам Радлов.
  - По-моему, толку от лекции и никакой. Слишком все отвлеченно. Я, кстати, этого и опасался. И даже тебя предупреждал. Он хочет нас завести куда-то далеко, а назад придется тащиться самим.
  - Как ты не понимаешь, это как раз то, что нам так не хватает. Радлов словно бы высказывал мои мысли.
  - Ты любишь уноситься во всякие эмпиреи. Но кому это нужно. Ты уже пять лет тычешься в эти чертовы издательства, а тебя лишь посылают подальше. Ты же сам хотел прервать эту черную полосу. Для того сюда и приехал. А теперь хочешь пойти по этому пути еще дальше. Как ты не понимаешь, ты же там застрянешь навсегда. И всю свою жизнь будешь, как безутешная вдова, бесполезно ходить по издателям. Тебе ли не знать, что это за идиоты. Им нужно предлагать то, что находится в пределах их убогого понимания. А то, что хочешь писать ты, они никогда не поймут. А значит, и не издадут. Будешь до конца жить в нищете. Ты этого хочешь?
  Карташов медленно повернул в его сторону голову
  - Как знать, может это не самый плохой вариант.
  Шурчков аж подскочил на лежаке.
  - Ты спятил! - Он замолчал и несколько мгновений о чем-то сосредоточенно размышлял. - Мне сразу не понравился этот Радлов. Сам он прекрасно умеет улаживать свои делишки. Его книги выходят огромными тиражами, говорят, что он очень богат. А нас хочет убедить, что все это ничто, а главная наша задача - это попасть пальцем в сакральное. Или во что-то похожее.
   - Во всем, что мы делаем, должен присутствовать смысл.
  - Кто бы сомневался. Только какой смысл? - едко проговорил Шурчков. - Поверь мне, совсем не тот, который он тут для нас проповедует. Это все игры, а по большому счету ему глубоко наплевать на каждого из нас. Мы не должны распускать нюни, нам надо думать о своих интересах. Между прочим, здесь гостит Велехов, а у него свое не такое уж и маленькое издательство. Вот к кому надо подкатиться.
  - Я был в его издательстве, тамошний редактор не оставил от моего романа и мокрого места. Вряд ли от этого знакомства будет какой-то толк.
  Из дома вышел Сальников.
  - Константин, можно вас! - замахал Шурчков.
  Тот посмотрел на него и неохотно направился к ним.
  - Отдыхаете - проговорил Сальников, покосившись на Карташева.
  - А вам вроде бы как не до отдыха, - произнес Шурчков. - От него вышли?
  - А как догадались?
  - По выражению лица, - усмехнулся Шурчков. - С другим лицом от него выйти и невозможно.
  Сальников вдруг заинтересованно посмотрел на Шурчкова.
  - Почему так думаешь? - перешел он на ты.
  - А тут и думать нечего, все и так ясно.
  - Полагаешь?.
  - Уверен.
  Сальников присел на стоящий по соседству соседний лежак. Некоторое время он о чем-то раздумывал, Шурчков внимательно наблюдал за ним.
  - Я его заставлю делать то, что мне нужно, - озвучил он плод своих размышлений.
  - Буду с большим интересом наблюдать за тем, как у тебя это получится.
  - Не веришь?
  Шурчков откровенно усмехнулся.
  - Я же сказал: буду наблюдать. Понадобится совет - приходи. Дам бесплатно. Хотя хороший совет всегда дорого стоит.
  - Договорились. А пока пойду на море.
  Сальников помахал рукой и направился в сторону моря. Шурчков проводил его взглядом.
  - Вот увидишь, он непременно скоро придет за советом, - выдал пророчество Шурчков.
  - Не нравится он мне, - проговорил Карташев.
  - В данном случае это не так уж и важно, - немного загадочно отозвался Шурчков.
  
  ***
  Велехов сидел в своей комнате и размышлял, что ему делать дальше. Еще несколько дней назад он и не помышлял, что окажется в этом месте. Его ждала вечно солнечная Испания, где меньше года назад он приобрел небольшой, но уютный коттедж, из которого прямая тропинка вела к морю. Он собирался провести в этом райском уголке не меньше месяца. И не один, его должна была там ждать Наташа - многообещающая модель с фигурой, отвечающей самым взыскательным стандартам. И надо же было ему случайно узнать об этом семинаре. А дальше события целиком вышли из-под его контроля, вопреки своему желанию он оказался тут. Причем, это произошло так стремительно, что ему лишь оставалось наблюдать со стороны за своими действиями. Бросился в банк, чтобы оплатить за счет, затем покидал в чемодан вещи и помчался в аэропорт.
  То, что дремало в нем столько лет, внезапно проснулось и заставило забыть обо всем, кроме старых обид. Они вдруг ожили так ярко и стремительно, что он не узнавал самого себя. Оказалось, что все эти годы он провел под сенью отношений с Радловым. И именно они отодвинули в сторону все другие дела и связи.
  Нет, он не обманывал, когда сказал Радлову, что его волнует ситуация на книжном рынке. Он, как издатель, воочию наблюдает за тем, как она ухудшается. Издавать становилось с каждым годом все трудней. Нет, поток рукописей не иссякает, это настоящая полноводная река. И прибывает их к его берегам все больше. Но то, что он читает, вызывает в нем ощущение беспросветности. И дело заключается вовсе не в том, что пишут плохо, наоборот, многие авторы хорошо владеют и слогом, и искусством интриги, но бесконечность повторений, безграничное число клише и штампов порой вызывали настоящее отчаяние. У него даже возникло желание свернуть все дело и заняться чем-то другим или вообще уйти на покой. Тем более средства позволяют. Но он сразу же почувствовал, что такая перспектива никак не вдохновляет; сейчас он уважаемый член общества, входит в разные организации и комиссии, его мнением интересуются, у него берут интервью. А как только он покинет бизнес, его ждет полное забвение и скука. К тому же в этом случае он не сумеет поквитаться с Радловым. А. как показывают последние события, для него это имеет гораздо большее значение, чем он предполагал.
  Велехов вздохнул. Все, что происходило и происходит с ним в последние дни, ему не нравится. Он изменяет себе; обычно он все тщательно обдумывает, взвешивает, отсекает от решения ненужные эмоции, как отсекает скульптор лишние части от куска мрамора. А сейчас его несет в неизвестном направлении поток. Вот как на него подействовало имя Радлова. Да, Саша, не так ты уж и изменился. Разве стал всемирно знаменитым. Но только это не сделало тебя неуязвимым, как не умел, так и не умеешь управлять своими делами. То, что тебе дается, то и ты разбрасываешь. А разве можно поступать так неосторожно? Теперь ты решил заработать на своем имени. По-своему идея неплохая, но постараюсь внести в нее свои коррективы. Уж тут как получится.
  Велехов почувствовал некоторую уверенность. Он всегда ее терял в присутствие Радлова. Хотя никто больше во всем свете на него так не действовал, но вот рядом с ним он никогда точно не знал, как следует ему поступать. Когда-то много лет назад с отчаяния он принял одно решение, которое кардинально повиляло на всю его дальнейшую жизнь. Но до сих пор он не успокоится, и всякий раз, когда вспоминает о нем, у него закипает кровь.
  Стук в дверь перебил мысли Велехова. На пороге улыбалась молодая красивая женщина. Кажется, ее зовут Лада, вспомнил Велехов. И фамилия у нее странная Шкарба. Вчера он даже пригласил ее на танец. Интересно, что понадобилось от него этой особе?
  - Можно ли мне войти? - спросила девушка.
  Велехов ответил ей заученной улыбкой дамского угодника.
  - Найти бы такого мужчину, кто бы посмел вам отказать.
  Лада одарила его обволакивающим взглядом.
  - Я рада, что вы к таковым не относитесь.
  Они прошли в комнату, Велехов показал гостье на стул. Лада села, закинув ногу на ногу. Короткая юбка открыла обе стройные нижние конечности до оснований бедер.
  Велехов вдруг почувствовал прилив интереса. А эта особа вовсе не простая. И у нее есть своя цель. Надо выяснить, может стоит с ней подружиться?
  - У меня есть хороший коньяк. Не желаете ли выпить? - предложил он.
  - Желаю, - улыбнулась ярко накрашенными губами Лада. - Люблю коньяк.
  Велехов достал из чемодана бутылку, плеснул коньяк в стаканы.
  - Тост самый в этой ситуации простой: за знакомство.
  - Поддерживаю. - Лада взяла стакан и сделала глоток. - У вас, в самом деле, прекрасный коньяк, - оценила она.
  - Еще? - предложил Велехов.
  - Не откажусь.
  - Первый тост был за знакомство, второй тост за продолжение знакомства.
  Лада засмеялась.
  - Вы меня уморили.
  - Чем же? - немного удивился Велехов.
  - У вас такое прекрасное чувство юмора. Обожаю мужчин с чувством юмора.
  Велехов приблизил свой стул к своей гостье.
  - Что ж вас привело ко мне? - поинтересовался он.
  Лада сделала немного удивленное лицо.
  - Ничего. Просто решила познакомиться. Нам же тут вместе жить.
  - Но вроде бы не совсем вместе, - едва заметно усмехнулся Велехов.
  Лада снова засмеялась.
  - Какой же вы все-таки юморной.
  Велехов знал, что особым чувством юмора никогда не отличался. Скорей ему его не хватало. Но то, что эта особа приписала ему его наличие, ему понравилось. Интересно, еще какие качества она ему подарит?
   - Рад, что вам понравился мой ответ.
  - Вы мне вообще нравитесь, - заявила девушка.
  - Вот как! И чем же?
  Но Лада не спешила с ответом, она хитро смотрела на Велехова, и, поигрывая кончиком туфельки, - молчала.
  Велехов вдруг почувствовал, что эта игра начинает его возбуждать. Эта девица явно не простая и знает, как себя вести. По крайней мере, в некоторых ситуациях. У него было достаточно женщин, чтобы научиться разгадывать их маневры. Но в таком случае он тоже не станет спешить. Если она решила устроить ему проверку, то он намерен выдержать ее с честью.
  - Почему бы нам не подружиться, - вдруг предложила Лада.
  - А можно узнать, зачем вам нужна моя дружба? - тут же отреагировал Велихов.
  - Мне нравятся такие мужчины, как вы.
  - А можно узнать, какие?
  - Уверенные в себе, обеспеченные, знающие, что им делать. Я знаю в них толк.
  - Вот как. А вы уверенны, что я таков?
  - Конечно. Я собрала о вас кое-какие сведения.
  - И что удалось разведать?
  - Владелец крупного издательства, полгода назад развелись. Один сын. Ну, еще там многое по мелочи.
  Лада с самого утра позвонила своей подруги и попросила е раздобыть информацию о Велехове. И через пару часов уже знала о нем немало.
  - Разведка у вас работает хорошо. А можно задать вам вопрос?
  Лада посмотрела на него и улыбнулась.
  - Конечно.
  - Вы-то с такими талантами, зачем здесь?
  Лада сделала удивленное выражение лица.
  - Для чего и все.
  - Так вы пишите?
  Девушка снова явно не спешила с ответом.
  - Конечно, пишу, - вдруг произнесла она.
  - И можно узнать, что? Вы же знаете, я все же издатель.
  - Пока это тайна.
  - Как жаль, - притворно вздохнул Велехов. Он прикидывал - не наброситься ли прямо сейчас на эту пронырливую девицу. Вряд ли она будет сильно возражать. Нет, пожалуй, не стоит спешить, с такими, как она, надо действовать предельно осторожно.
  Лада как будто бы прочитала его мысли. Она вдруг встала.
  - Была очень рада с вами познакомиться. С вашего разрешения я пойду.
  - Не смею задерживать.
  Лада направилась к выходу. Внезапно она остановилась.
  - Мне кажется, нам еще будет о чем поговорить, - произнесла она и выскользнула из комнаты.
  
  ***
   После купания Радлову больше всего хотелось сладко подремать. Жара всегда навивала на него сонливость. Не раздеваясь, он упал на кровать и закрыл глаза. Он уже почти совсем погрузился в самое сладостное предсонное состояние, как внезапно соскочил с кровати. Черт, он совсем забыл, он же обещал почитать, что там накропал Карташев. Иначе о чем ему с ним говорить?
  Нежелание читать было таким всеобъемлющим, что он бы предпочел вместо этого посидеть в кресле у стоматолога. С видом обреченного на каторжные работы он сел к компьютеру, вставил флешку и погрузился в чтение. Закончил он часа через три. Достал бутылку виски, чуть-чуть плеснул себе в стакан, выпил, затем разжег сигарету. Черт возьми, вот неприятность, да этот парень настоящий талант. Кто бы мог подумать. Он пишет так, как пишет он, Радлов, вернее, по большому счету о том же. Только лучше. А то, что не хуже, уж точно.
  Одна сигарета сгорела до дотла, и Радлов тут же разжег следующую. Мелькнула мысль, что надо бы поберечь здоровье. Но он тут же ее отбросил, как назойливую кошку. Он уже понял, что столкнулся с серьезной проблемой. Затевая это штуку под названием семинар, он не сомневался, какой контингент тут окажется. Он с самого детства ощущал себя выше других. Если у многих прослеживался комплекс неполноценности, то у него с раннего возраста проявился комплекс сверхполноценности. Он нисколько не сомневался, что умней и талантливей окружающих его людей. И его ждет успех и слава. Так все и случилось, что нисколько его не удивило. Удивило, если бы это не произошло.
  А вот теперь появился человек, который все это может у него отнять. И уж заслонить почти непременно. Если издать роман Карташева, его ждет большой успех. А закон сохранения энергии, перефразированный под их сферу, гласит: чем больше успех у одного автора, тем меньше его у всех остальных. И в первую очередь пострадает он, Радлов, потому что им придется играть на одном поле. И есть все шансы на то, что на этот раз не он окажется победителем.
  Вот незадача, что же ему делать? Сказать все, как есть на самом деле? Он же отлично понимает, что если он, Радлов, публично признает существование нового литературного гения, тут же издательства наперебой будет предлагать ему заключить договоры. Тот же Велехов с огромным удовольствием сделает это первым. Как же, наконец-то впервые за столько лет появился шанс утереть нос своему врагу. То есть ему, Радлову. Легко представить, в каком будет Леонид восторге.
  Радлова охватила такая ярость, что он едва не сбросил монитор с пьедестала, то есть со стола. Лишь в самый последний миг остановился и ограничился тем, что выключил компьютер.
  Радлову вдруг захотелось уехать. Прямо сейчас. Все складывается не так, как он ожидал: он всеми признанный мэтр, а вокруг него внимающие его перлам преданные ученики. Что-то вроде Христос и его апостолы. В реальности картина совсем иная. Идет второй день, а он уже чувствует непонятный напор событий. И это с каждым часом тревожит его все больше.
  Радлов снова вспомнил о Карташеве и его проклятом романе. Что-то ему все же придется с этим делать? Пока же он чувствует, что не состояние принять ясного решения.
  
  
  ***
  Радлов вышел из комнаты только к вечеру, когда не выходить уже было просто неудобно. Обслуживающий персонал накрыл стол, и все ждали только его, чтобы начать ужин.
  Радлов первым делом нашел взглядом Карташева, тот, как обычно, сидел рядом с Шурчковым.
  К Радлову подошла Мария Григорьевна.
  - Вы долго не выходили из комнаты. С вами все в порядке, Александр Львович? - заботливо поинтересовалась она.
  - Спасибо, Мария Григорьевна, но не беспокойтесь. Я немного перегрелся на солнце, меня чуть знобило. Но сейчас все в порядке.
  - Вам нужно быть очень осторожным, у вас светлая кожа. Хотите, я вам дам прекрасный крем? - предложила женщина.
  - Кремами я запасся, давайте начинать трапезу.
  Это предложение явно обрадовало большинство присутствующих. Все придвинулись к столу и схватились за приборы. Затем дружно посмотрели на Радлова. Он понял, что от него ждут вводного слова к ужину.
  Ермаков налил ему в бокал вина. Радлов встал со своего места.
  - Друзья, это наш с вами первый полноценный вечер. Вчера все были с дороги, усталые. К тому же далеко не все знали друг друга. А сегодня и отдохнули и познакомились. Я призываю к взаимной любви. Мы собрались такие разные, скажу сразу, есть среди вас талантливые, а есть, увы, нет. Давайте договоримся сразу, , что не будем обманывать и выдавать черное за белое. Иначе пользы от нашего семинара уж точно не будет. Почему я затронул эту тему? Испокон веков талантливые и бездарные находятся в непримиримом противоборстве. И много раз оно заканчивалось самым трагическим образом, в подавляющем большинстве случаев бездарные побеждали талантливых. И это абсолютно закономерно. Во-первых, бездарных неизмеримо больше талантливых, во-вторых, бездарные агрессивны, а талантливые уязвимы, а подчас и вовсе беззащитны. Почему так? Может быть, это и есть плата за талант? Доподлинно не могу вам сказать. Но уверен в одном, в историческом плане талант всегда торжествует над бездарностью, хотя нередко и ценой жизни. И ничего тут не изменить, и талантливые и бездарные должны покорно принять свою участь и нести свой крест. Между прочим, быть бездарным - это ноша подчас тяжелей, чем груз таланта. Ведь тот, кто осознает свою бесталанность, вынужден смириться с такой долью, найти в себе силы с достоинством прожить свою жизнь, не создав ничего великого. На такой подвиг способны единицы. Но я хочу надеяться, что те из присутствующих, которые лишены подлинного таланта, продемонстрируют свои лучшие человеческие качества. Я знаю не понаслышке о зависти бездарей к талантам, это ужасная по своей разрушительной мощности сила. Причем, она уничтожает тех и других.
  Мы здесь собрались, чтобы есть. Поэтому я завершаю свой маленький спич. Хотя на эту тему говорить можно долго. Выпьем же за то, чтобы в нашем небольшом коллективе не возникло противостояния, и мы бы сумели преодолеть вечный разлад двух категорий людей.
  Радлов видел, что его речь произвела весьма неоднозначное впечатление, он понимал, что каждый сидящий за столом примеряет ее к себе, думает о том, в какую часть человечества он попадает. Они и не подозревают, что эту речь он в первую очередь адресовал сам себе. То был разговор с самим собой - для него жанр весьма редкий. Но как бы то ни было, он предчувствует, что его выступление не пройдет бесследно. Он слишком сильно задел струны тех, кто тут присутствует. Интересно, кто первый отзовется на его слова? Это даже в какой-то степени любопытно.
  Радлов оказался прав, реакция последовала быстро. Поднялся Черницын.
  - Могу ли я у вас узнать, Александр Львович, вы уже составили для себя список, как талантливых, так и бездарных?
  Тон, каким был задан вопрос, не оставлял сомнение, что для его задавшего он имеет важное значение.
  - Скажем так, я в процессе его составления, - осторожно ответил Радлов. Он решил, что еще не время расставлять все точки над и.
  - Что означают ваши слова, можно уточнить?
  - Это означает то, что в целом он составлен. Но я хотел бы внести в него некоторые уточнения. И не исключаю, что некоторые фамилии могут перейти из одного списка в другой.
  - Это, конечно, радует, но не кажется ли вам, уважаемый Александр Львович, что ваши критерии зачисления человека в тот или иной список несколько субъективны.
  - Безусловно, Сергей Юрьевич, это так. Но в этом деле вообще не могут быть объективных критериев. Разве только время. Но в таком количестве мы им не располагаем.
  - Но почему же, - живо возразил Черницын. - А тиражи, а признание критиков и читателей. Между прочим, они голосуют рублем. А это как раз самый объективный критерий.
  - Я бы не путал талант с признанием, - возразил Радлов. - Есть масса посредственных авторов, которые были очень популярны со всеми перечисленными вами атрибутами. Но едва схлынул к ним интерес, они тут же оказались поглощены тьмой забвения. Из успех был основан на умение разворошить самые примитивные и поверхностные эмоции читателей. Да, они самые сильные, многие зачастую только ими и живут. Некоторые литераторы действительно обладают особым даром возбуждать эту сферу. Это можно только приветствовать. Но только боюсь, что к таланту это не имеет никакого отношения.
  - Что же тогда, по-вашему, талант?
  - Хотите, приведу одну притчу. "Мудрец спросил ученика: "В чем состоит самая ужасная трагедия человеческой жизни?" "Наверно в том что человек не находит ответов на свои вопросы?" - спросил ученик. "Нет" - ответил мудрец - "В том что он не находит вопросов на которые следует искать ответы". Если вам, Сергей Юрьевич, или кому-либо еще нужны комментарии, готов их дать.
  - Спасибо, я хочу оставить их на потом, - как-то не внятно пробормотал Черницын и поспешно сел.
  Радлов посмотрел на него; ему стало любопытно, какие мысли зашевелились в голове маститого писателя.
  К некоторому удивлению Радлова больше на эту тему никто не заговаривал. И все же он чувствовал, как она витала над столом, ужин прошел почти в полном молчании. Все сосредоточенно ели, как будто исполняли некий важный долг.
  
   ***
  Почему-то сегодня никто не захотел танцевать. Это несколько нарушило планы Радлова, который предполагал пригласить на танец Неждану. И теперь он не представлял, как к ней подойти. Ему не хотелось, чтобы кто-либо почувствовал его особый интерес к девушки. А танцы идеально позволяют сделать это.
  Он наблюдал за ней с некоторого отдаления, ища предлог для того, чтобы пригласить ее, к примеру, прогуляться по берегу моря. Но так, чтобы никто бы не воспринял, что это нечто большее, чем обычная беседа. И пока он размышлял на эту тему, Неждана, в самом деле, отправилась на прогулку. Но не с ним, а с Карташевым. Молодой человек у всех на глазах подошел к ней, что-то негромко ей сказал, она улыбнулась. И они вместе отправились в сторону моря.
  Мысль Радлова заметалась. Он вдруг понял, что Карташов не только его потенциальный конкурент на литературном поприще, но и соперник за завоевание сердца девушки. И принес же его черт сюда! Такое чувство, что невидимая петля затягивается все плотней на его шее.
  Парочка скрылась в темноте, еще через несколько секунд затихли и их шаги. Подчиняясь мощному импульсу, Радлов встал и направился за ними.
  Они шли впереди его на метров пятьдесят. Вечер был темный, плотный занавес туч поглотил всю небесную иллюминацию. И Радлов лишь смутно угадывал контуры их фигур.
  Они вышлю к морю и пошли по самому краю берега, Радлов было двинулся яза ними, но почти сразу остановился. Когда они его обнаружат неподалеку, как он объяснит, зачем он идет следом?
  Проклиная все, что можно, Радлов сел на еще сохранивший остатки дневного зноя песок. Он чувствовал, что попал в глупое положение. Впрочем, далеко не в первый раз такое происходило с ним из-за женщины. А что тут удивительного при его любви к ним. Но Неждана это какой-то особый случай. Хотя пока ему трудно сказать определенно, в чем его специфика и необычность. Просто таково его ощущение.
  Он посмотрел в направлении, куда ушла пара. И к удивлению обнаружил, что пока он размышлял над превратностями судьбы, они вернулись и теперь расположились всего в каких- то тридцати метров от него.
  Больше Радлов не колебался, он не заслуживает уважения, если не воспользуется столь благоприятной ситуацией. Это даже хорошо, что они вместе. Разговор может оказаться полезным для всех троих.
  Радлов встал и направился в их сторону. В ночной тишине звук его шагов далеко разносился по побережью.
  Он подошел к паре и первым делом обратил внимания на то, что оба стояли на некотором удалении друг от друга. Это обрадовало Радлова; судя по всему, роман у них еще не начался. Хотя совсем не значит, что подобная ситуация продлится долго. По его прикидкам, у него в запасе в лучшем случае не более двух дней.
  Молодые люди явно обрадовались его появлению.
  - Гуляете? - спросил Радлов в качестве отправной точки для разговора.
  - Такой замечательный вечер, - отозвалась Неждана. - Я бы провела на берегу всю ночь.
  - В самом деле, вечер изумительный. Впрочем, у моря всегда особое ощущение какой-то приподнятости.
  - Как вы думаете, Александр Львович, почему возникает такое чувство? - спросил Карташев.
  Радлов не спешил с ответом. Он снова думал, что же ему делать, как говорить с этим парнем?
  - Море - это символ безграничного простора, который позволяет нам выйти за пределы своего обычного состояния. А именно такое стремление на подсознательном уровне существует в каждом из нас. Мы хотим быть больше, чем мы есть. Вернее, все наоборот, мы меньше, чем есть. Тоже самое происходит и с литературой; большая ее часть никак не способствует преодолению человеческой ограниченности. Наоборот, лишь сильней ее консервирует. И лишь совсем небольшое число творений подобно этому морю, делает нас больше, чем мы до того думали о себе. - Радлов вдруг положил руку на плечо Карташева. - Я прочел один из ваших романов, молодой человек.
  - Правда? - встрепенулся всем телом Карташев.
  Радлов ничего не ответил, он снял руку с его плеча и повернулся к морю. Несколько минут все молчали.
  - Вы так ничего мне не скажите? - робко спросил Карташев.
  Радлов снова обернулся к нему.
  - Но почему же, скажу, но не все и сразу. Есть вещи, которые как в море, в них погружаешься постепенно. Ваш роман из таких. Я погружаюсь в него, но пока это сделал не до конца. Мне нужно время, чтобы понять, с чем мы имеем дело на самом деле. Есть произведения, которые претендуют на глубину. И когда их читаешь, создается именно такое впечатление. Но проходит какой-то срок и вдруг приходит совсем иное понимание; то, что казалось глубоким, предстает мелким и даже лживым. Так случалось уже много раз.
  - Вы думаете, что как раз такой случай.
  - Я этого не говорил, - возразил Радлов. - Я говорил, что для постижения истинной глубины вашего романа мне потребуется время. Мелкое произведение понимаешь мгновенно; то, что претендует на глубину, нуждается в определенном процессе. Иначе мнение о нем будет в лучшем случае не полным. Зато у меня нет сомнений в вашем таланте. Пусть это мое заявление будет для вас пока достаточным. Мне кажется, оно кое-что значит.
  Ответ Карташова одновременно удивил и не удивил Радлова. В свое время он сам часто говорил такое о себе, так как был уверен, что все так и есть.
  - Если бы я сомневался в своем таланте, я бы ни за что не стал писать. - Слова Карташова прозвучали негромко, но очень отчетливо. Их даже нисколько не заглушил шум набегающей на берег волны.
  - Мне импонирует то, что в вас существует такая уверенность. Не растеряйте ее. Мы непременно продолжим наш разговор. Он важен не только для вас, но и для меня. А сейчас до свидания, пойду спать.
  Радлов повернулся и направился в сторону дома. Ему не хотелось больше петь дифирамбы Карташову в присутствии Нежданы.
  
  День третий
  
  ***
  Радлов сидел за столом и наблюдал за тем, кто и с кем общается за завтраком. Зачем ему это нужно, он пока точно не знал, но делать это заставляла его поселившаяся в нем тревога. Его не отпускало ощущение, что началось формирование каких-то альянсов. И не все они могут оказаться лояльными к нему. Он все больше убеждался, насколько оказался легкомысленным, организовывая семинар. И чем дальше он разворачивается, тем сильней его участников втягивается в себя зона непредсказуемости.
  Он еще раз осмотрел присутствующих, на всякий случай, запоминая, кто с кем общается. Рядом с Велеховым расположилась Лада, они о чем-то ворковали, что, впрочем, не мешало девушке стрелять глазами и по другим мужчинам. И Радлов то и дело ловил на себе ее взор. К его удивлению не менее оживленно общались между собой Черницын и Сальников. Радлову было интересно, о чем у них разговор. Но они, во-первых, сидели на противоположном конце стола и, во-вторых, говорили тихо. И он не мог различить ни единого слова. Неждана и Карташов расположились рядом друг с другом. Они почти не разговаривали, зато то и дело обменивались взглядами. Радлову жутко хотелось разбить эту парочку, но как это сделать, не представлял.
  
  ***
  Завтрак благополучно завершился. Радлов поспешно встал, почему-то у него возникло трудно преодолимое желание скорей уйти.
  - Друзья, - сказал он, - сегодня я не стану читать вам лекцию. - Посвятим день индивидуальным контактам. Кто хочет со мной поговорить, милости прошу, я доступен целый день. Буду ждать. - Он направился в свою комнату.
  Все вышли изо стола. Черницын нагнал Велехова.
  - Уважаемый, Леонид Юльевич, не могли бы вы мне уделить немного вашего драгоценного времени? - попросил он.
  Велехов посмотрел на стоящую рядом Ладу.
  - Извините меня, дорогая Лада, я поговорю с Сергеем Юрьевичем.
  - Может, мы пройдем в мою комнату, - предложил Черницын.
  - Не возражаю, - согласился Велехов.
  В комнате Черницын первым делом извлек из тумбочки бутылку виски.
  - Не желаете ли принять для затравки? - спросил Черницын.
  Велехов внимательно посмотрел на писателя и к своему удивлению обнаружил, что тот волнуется. Рука, держащая тяжелую бутылку виски, подрагивала. Что это с ним? Вроде бы он абсолютно трезв. Да и на алкоголика не смахивает. О нем все говорят, как о человеке, ведущим здоровый и умеренный образ жизни. Хотя с другой стороны известно, что выпить он тоже любит. Даже случается напивается до беспамятства.
  Велехову стало любопытно. Неужели так важен для него их разговор?
  - Это прекрасное шотландское виски, - между тем сыпал словами Черницын, - я приобрел его в самом Эдинбурге, в специальном магазине. Я вас уверяю, такое найти не просто. Вот сейчас попробуете и сами оцените. -
  Черницын протянул Велехову бокал.
  - Позвольте выпить за ваши успехи. Я давно наблюдаю за вашей замечательной издательской деятельностью. Поверьте, я ваш поклонник.
  - Обычно это издатели являются поклонниками писателей, а не писатели - издателей, - едва заметно усмехнулся Велехов. Это славословие в его адрес только его настораживало.
  - Тут вы не правы, хороший издатель имеет огромное значение для писателя. Можно сказать судьбоносное.
  - Ну, вам жаловаться не приходиться, ваши книги изданы миллионными тиражами.
  - Да, вы правы, - как-то кисло улыбнулся Черницын. - Всем бы такие тиражи.
  - Всем не надо, - засмеялся Велехов. - Иначе мы бы все разорились. Нужно же не только издать, это дело не хитрое, главное продать.
  - Как вам виски? - поинтересовался Черницын, видя, что Велехов сделал глоток.
  - Замечательное! - оценил тот.
  - Вот вы говорите о продажах, - произнес Черницын. - Мне на это грех жаловаться. Но понимаете... - Он замолчал.
  - Пока не понимаю, - решил немного спровоцировать его Велехов.
  Черницын недовольно посмотрел на своего собеседника. Ему хотелось, чтобы он не заставлял бы его говорить все открытым текстом.
  - Мне уже почти шестьдесят лет, пора подводить итоги.
  - Ну что вы, еще рано.
  - Сегодня рано, завтра будет поздно. Поэтому лучше сейчас. Конечно, я очень известный писатель, но я вижу, что моя популярность уже чуть-чуть не та.
  "Намного не та, дорогой" - мысленно усмехнулся Велехов.
  - Думаю, это временное явление, - вслух проговорил Велехов.
  - Я в этом нисколько не сомневаюсь, - немного недоверчиво посмотрел на него Черницын. - И сейчас как раз тот момент, когда надо хорошо напомнить о себе.
  - Вы полагаете?
  - Уверяю вас, - оживился Черницын.
  - И что же вы предлагаете. Вы же за этим меня пригласили?
  На лице писателя промелькнула нерешительность.
  - Я хотел бы с вами обсудить один проект.
  - Слушаю.
  - А почему бы не издать собрание моих сочинений.
  - Вы предлагаете это сделать мне? - спросил Велехов.
  - Разумеется, я же с вами говорю.
  Велехов еще глотнул из бокала. На счет виски тут, пожалуй, можно с ним согласиться, а вот со всем остальным... Интересно, скольким издательствам он предлагал эту идею? Можно дать руку на отсечение, что многим. И везде получил отлуп.
   - Такой проект потребует много сил и денег, - произнес Велехов.
  - Я понимаю.
  - Думаю, все же не до конца, - покачал головой Велехов. - Должна быть твердая уверенность, что затраты окупятся.
  - А вы разве не уверенны?
  - Вы сами сказали, ваша популярность уже не та.
  - Уверяю, уважаемый Леонид Юльевич, собрание сочинений поможет ее восстановить.
  - Мне нужны более веские аргументы, чем просто ваши уверения.
  - И какими могут быть такие аргументы? - аж подался вперед Черницын.
  Велехов сделал вид, что задумался.
  - Например, мнение нашего наставника Александра Львовича. Если бы он высказался за, это стало бы важным аргументом для меня.
  Что-то мгновенно изменилось в лице Черницына, оно вдруг как-то потускнело.
  - Полагаете, что я должен с ним переговорить на эту тему.
  Велехов поднял руки.
  - Это уж вам решать - говорить с ним или нет. Но у него просто звериное чутье на то, что будет востребовано рынком. Своим творчеством он это убедительно доказал.
  Черницын понурил голову.
  - Если вы считаете, я переговорю.
  - Извините, я тут ни причем. Это ваше решение.
  - Я понимаю, - покорно согласился Черницын. - Это все, что вы мне можете сказать?
  - Но почему же, Сергей Юрьевич, у вас действительно прекрасный виски.
  Велехов встал и направился к двери.
  
   ***
  
  Черницын вошел в комнату Радлову решительным шагом и с хмурым лицом.
  - Мне надо с вами поговорить, - произнес он.
  - Разумеется, для того мы тут и собрались. - Радлов удобно сидел в кресле и курил. Он с некоторым беспокойством наблюдал за своим гостем, который явно находился под влиянием сильных эмоций. Они даже не позволили ему усидеть на стуле, он сразу же вскочил с него и зашагал по комнате. - Чем вы так взволнованы? - спросил Радлов.
  Эти слова, как приказ, заставили Черницына замереть. Затем он снова сел на стул.
  - Я знаю, ваша речь о талантах и бездарей, в ней вы говорили обо мне. Разумеется, вы отнесли меня отнюдь не к талантам.
  - Я этого не говорил.
  - Далеко не всегда надо все говорить до конца. Часто все понятно и без этого.
  - Извините, Сергей Юрьевич, но вы сами решили, к какой категории себя отнести. И я тут ни причем.
  - Не ожидал от вас, что вы прибегните к такой дешевой демагогии.
  - Не скрою, я нередко прибегаю к демагогии. Но поверьте, в данном случае моя демагогия ни при чем.
   - А что же причем?
  - Вы сами.
  - Я?
  - Да, вы, - кивнул головой Радлов. - Подсознательно вы сами считаете с некоторых пор себя бездарным писателем. И когда услышали мои слова, то тут же автоматически олицетворили себя с ними. Только не захотели в том себе признаться, а решили стрелки вины передвинуть на меня. Это вам не поможет, только навредит.
  - Да вы просто психолог.
  - Психология важная составная часть нашего с вами ремесла.
  - Спасибо, что вы причисляете меня тоже к представителям этой профессии.
  Радлов достал новую сигарету. В голове мелькнула мысль: не много ли он курит? Но как справляться по-другому с нервными напряжениями.
  - Я говорю правду, я считаю вас неплохим писателем.
  В глазах Черницына промелькнуло недоверие.
  - Это правда?
  - Если помните, я обещал не лгать.
  - Одно дело обещание, другое дело исполнение.
  - Тут вы правы, - попытался улыбнуться Радлов. - Но я действительно придерживаюсь такого мнения. Читать вас легко и интересно. Я прочел несколько романов.
  - Но не все.
  - Не все, - подтвердил Радлов.
  - Вот видите, - с горечью произнес Черницын.
  - Хотите, сделаю признание, Сергей Юрьевич. Я почти не читаю художественных произведений, в подавляющем большинстве случаев с моей точки зрения это бессмысленное занятие. А. как видите, вас я читал. Это кое о чем говорит.
  - Я вам верю, - произнес Черницын. - Он резко встал со стула и снова сел. - Тогда помогите мне.
  - Если смогу, готов это сделать.
  - Вы сможете. Я предложил Велехову издать собрание моих сочинений. Знаете, что он мне ответил? Он согласен, если вы сочтете этот проект перспективным. - Черницын замолчал, он не спускал глаз с Радлова.
  Радлов ясно понял, что от его ответа будут зависеть все их дальнейшие отношения с Черницыным.
  - Я не могу посоветовать это Леониду, - сказал Радлов. - Я не считаю, что этот проект будет прибыльным.
  Черницын в очередной раз вскочил со стула. Его лицо перекосила ярость.
  - Я был уверен, что вы так поступите! Вы считаете себя настолько выше всех и выше меня, что мы все для вас пигмеи. Но вы глубоко заблуждаетесь, я вам докажу, кто бездарь, а кто талант.
   Черницын выскочил из комнаты. Кажется, у него тут появился первый враг, подумал Радлов.
  
  ***
  Черницын вот уже несколько раз обошел по периметру весь небольшой участок, однако до конца успокоиться все никак не мог. Ненависть душила его, как преступник душит подушкой свою жертву. Он не знал, что делать с этим чувством, какое найти ему выражение и применение. Больше всего ему хотелось броситься на Радлова и бить его кулаками и ногами. Но даже в таком остервенение, в каком он сейчас пребывал, он понимал, что не может позволить себе роскошь вести себя так, как требует душу. Он же маститый писатель, лауреат нескольких престижных премий, включая одну международную. Нет, ему ни к лицу действовать, как мальчишка. Но и относиться к себе таким вот образом он никому не позволит. И уж тем более Радлову.
  Первая мысль, которая возникла, немедленно уехать отсюда к чертовой матери. Он даже бросился в комнату, чтобы собрать чемодан. Но вдруг резко остановился. Он ясно осознал: если так поступит, то тем самым признает свое поражение и правоту Радлова. А этого он допустить ни за что не может. И, кроме того...
  Черницын вдруг задумался и даже немного успокоился. Он должен каким-то образом отреагировать на выступление Радлова, дать ему достойный такого человека, как он, ответ. Каким образом это сделать, Черницын пока не представлял, но это желание вдруг стало в нем нарастать как снежный ком. Решено, он останется, вытерпит все те унижения, которым подвергнет его противник. А то, что это случится, сомнений нет никаких. Более того, он, Черницын, почти уверен, что для Радлова его фигура является почти идеальной для проводимых им экспериментов на людях. Он и этот семинар скорей всего затеял для демонстрации своего превосходства. Всем отлично известно, какого высокого мнения он о себе и как сильно презирает других. А все эти разговоры о желании поправить материальное положение не более чем прикрытие. Даже если и так, все равно не это главное. Для него покуражиться, потешить свое тщеславие важнее всего. Без этого Радлов и не Радлов. Не случайно же его почти поголовно не любят в писательской среде, а некоторые только при одном упоминании его имени начинают, как из брандсбойда, чуть ли не брызгать от ярости слюной. Да и как можно любить такого человека, который за всю жизнь, кажется, не сказал ни слова хорошего о ком-то другом, кроме себя. По крайней мере, он Черницын ничего такого не слышал.
  Но если бороться с Радловым на его территории, ему нужны союзники. Надо быть реалистом, одному ему с ним не справиться.
  Черницын вдруг увидел сидящего на лавочке Карташева. Вид у него был настолько отрешенный, что хотя Черницын подошел к нему почти вплотную, тот его не замечал. Черницын невольно поморщился; этот парень не понравился ему с самого начала. Про таких говорят: не от мира сего. А он никогда не жаловал подобных экземпляров. Не случайно, как он слышал, ему не удалось опубликовать ни одного своего романа. И не опубликует. И все же стоит попробовать, вдруг удастся перетащить этого мечтателя на свою сторону. Не стоит бросаться ни одним человеком.
   Черницын присел рядом с Карташевым и, чтобы привлечь к себе его внимание, несколько раз громко кашлянул. Этот помогло, Карташов вернулся из блужданий по далеким мирам в этот мир и даже посмотрел на своего соседа по лавке.
  - Извините, я вас сразу не заметил, Сергей Юрьевич, - равнодушно проговорил Карташев.
  - Не извиняйтесь, вы задумались. А для писателя это самое нормально состояние. Иначе откуда бы возникали темы, сюжеты.
  - Вы правы, я как раз обдумывал новый роман. Мне кажется, должно здорово получиться. Хочется начать писать прямо сейчас.
  - Что же мешает?
  - Мне бы хотелось сначала посоветоваться с Александром Львовичем. Это необычный роман. И я не со всем уверен, надо ли работать над ним.
  Черницын вдруг всем телом почувствовал, как становится горячо. Сейчас самое время привлечь этого парня к себе.
  - А нужно ли, Володя. Могу я вас так называть?
  - Зовите, - пожал плечами Карташев. - Если я вас правильно понял, вы мне не советуете советоваться с Радловым.
  - Я бы так не сказал, - промямлил Черницын.
  - А как бы вы сказали? - в упор посмотрел на него Карташов.
  У Черницына снова возникли сомнения, а стоит ли затевать разговор с этим парнем. Он не ощущает в нем своего единомышленника. Скорей наоборот. Но остановиться он тоже не может, горячий пар от еще не остывших чувств гонит его вперед.
  - Я бы трижды подумал, прежде чем затевать такой разговор. Мне кажется, что Александр Львович в данном случае не может быть объективным.
  - Почему вы так полагаете? - удивился Карташев.
  - Видите ли, молодой человек, я старше вас более чем в два раза. И кое-что повидал на своем длинном веку. Мне кажется, что Александр Львович не случайно затеял этот семинар.
  - Разумеется, не случайно, он и не скрывает причин. Ему понабились деньги.
  Черницын снисходительно улыбнулся.
  - То, что ему понабились деньги при его образе жизни, меня не удивляет. Но вы по молодости чересчур наивны. Если он и хочет заработать, то совсем другим путем.
  - И каким? - подозрительно посмотрел Карташов на своего умудренного собеседника.
  - Вы не догадываетесь, - многозначительно улыбнулся Черницын.
  - Пока нет.
  - В последнее время дела на литературном поприще у Александра Львовича идут не столь замечательно, как раньше. Продажи его книг падают. Есть определенные признаки исчерпания творческого потенциала. Вот ему и понадобились срочно свежие идеи, темы. А где их взять? На дороге они не валяются. Так почему бы их не позаимствовать таким вот способом? Мысль, надо сказать, просто гениальная. Что ни говори, а Радлов человек талантливый.
  - Вы всерьез так считаете? - спросил Карташов, не спуская с Черницына глаз.
  Тот невольно отвернул голову.
  - А вам так не кажется.
  - Нет, не кажется, - сухо, если даже не враждебно произнес Карташов. - Александр Львович человек далеко не идеальный, но порядочный. И по-настоящему любит литературу. Он понимает много того, чего не понимают другие. Когда он говорит, у меня возникает чувство, что это я говорю, или он считывает мои мысли. Хотя о многом еще минуту назад я даже не задумывался.
  - Да, конечно, но все же...
  Карташов вдруг резко встал.
  - Мне неприятен этот разговор. Извините. - Он быстро пошел по тропинке.
   Черницын плюнул ему вслед. Теперь окончательно ясно, что он совершил ошибку, затеяв этот разговор. Соратника не приобрел, а недоброжелателя, а то и врага заимел. Впрочем, какой враг из этого молокососа.
  
  ***
  Шурчков искал Карташева, но тот куда-то подевался. Это злило его. И даже не столько злило, сколько настораживало. В последние дни тот вел себя как-то странно, неохотно с ним разговаривал, даже старался по возможности избегать его общество. Раньше ничего подобного не было, наоборот, Карташев, признавая свою не практичность, всегда следовал его советам. Иногда Шурчков с целью проверить степень своей власти над ним давал ему заведомо неверные рекомендации. И почти всегда тот покорно их выполнял. А когда случался облом, еще ни разу он не обвинял его в том, что это произошло по его вине.
  Шурчков прекрасно сознавал, что власть над своим другом является во многом смыслом его жизни. И без нее он бы лишился чего-то крайне важного. Когда-то это немного его смущало, но те времена давно миновали. Разве не все на этом построено, каждый использует другого в своих целях. Это нормальная повсеместная практика. Карташов ему нужен, а коли так, то он намерен сохранять его у себя ровно столько, сколько это будет возможным. Он и сюда привез его не случайно, несмотря на то, что Карташов по началу упирался и не желал ехать. Но Шурчков надеялся, что этот спесивый Радлов окончательно уничтожит в нем все надежды на то, что Карташов станет писателем. Лучше человека для этой миссии и не найти.
  Прежде чем решиться на этот шаг он, Шурчков, тщательно проштудировал биографию этого гения. Чтение оказалось более чем любопытным. Многочисленные скандалы и оскорбления собратьев по перу, бесконечные обвинения их в бездарности, глупости, серости. И одновременно любовь к сладкой жизни, к красивым женщинам, дорогим домам. При этом Радлов терпеть не может конкурентов, борется с ними с каким-то даже не совсем понятным ожесточением и безжалостностью, как будто бы они его смертельные враги.
   Шурчков был уверен, что хотя и заочно, но хорошо изучил этого человека, особенно его слабости и пороки. И когда он сюда приехал, то с радостью констатировал, что не ошибся - он точно такой, каким он его и представлял. Этакий надутый своей значительностью индюк!
  Но вскоре он вдруг ощутил неясное беспокойство. Все было вроде так и вроде не так. Да, в первые часы Радлов действительно показался ему точно таким, каким он рисовал его в своем воображении. Но в какой-то миг внезапно ощутил, что тот выходит за рамки его представлений о нем. Но, в конце концов, на это ему было бы наплевать - подумаешь немного ошибся. Но Шурчков вдруг обнаружил, что начинает меняться поведение Карташева. Все вроде бы было обычно, но опытный глаз Шурчкова отмечал все больше отличий. Они были вроде бы незначительными, едва заметными, но их вал стремительно нарастал. Карташов стал молчаливым, по крайней мере, с ним, а на расспросы и о Радлове, и о Неждане отвечал неохотно и уклончиво. Ничего подобного с ним раньше не творилось, обычно он рассказывал ему все до мельчайших подробностей.
  Шурчков уже час искал Карташева. Обшарил весь дом, даже постучался в комнату Буковой в надежде, что он там. Но открывшая ему Неждана опровергла его предположение. Шурчков недоброжелательно посмотрел на девушку; она ему не нравилась. В ней заключалось нечто, что выходило за границы его власти, что он никогда и ни при каких обстоятельствах не мог бы контролировать. А Шурчкова это всегда раздражало.
  Далее он обшарил весь участок, потом направился к морю. Но и там не обнаружил Карташева. В метрах триста, у самого берега высилась скала. Вчера вечером Карташов сказал ему, что на нее можно взобраться, хотя и не так просто. Скорей всего этот романтик именно там. Но лезть на этот огромный камень по такой жаре Шурчкову совершенно не хотелось. К тому же Карташов скорей всего пребывает там в гордом одиночестве. Он часто любил оставаться один. Вот и тут нашел местечко для уединения.
  Шурчков почувствовал, что немного успокоился. Но не до конца. С какого-то момента его не оставляло ощущение, что его друг может выкинуть какой-нибудь фокус. Но как помешать ему? Это был вопрос, над которым следовало поломать голову.
  Шурчков медленно шел по пляжу. Несмотря на жару, желание искупаться не испытывал. Море он никогда не любил и не понимал тех, кого оно неудержимо притягивало. Вода и вода. Много воды. Чересчур много воды. Ему больше нравилось ощущать твердую поверхность земли. На ней он чувствовал себя надежней.
  - Эй! - вдруг услышал он
   Шурчков поднял голову и обнаружил, что недалеко от него шагает Сальников.
  - Идешь и никого не замечаешь, - захохотал он.
  - Извините, действительно. Задумался.
  - А чего-то думать и так все понятно.
   Шурчков вдруг почувствовал, что этот разговор может оказаться для него весьма полезным.
  - И что понятно? - с проснувшимся интересом спросил он.
  - Да, туфта все это.
  - А что конкретно?
  Сальников удивленно уставился на него.
  - Я разве не ясно выражаюсь?
  - Ясно, но все же не до конца.
  Сальников достал сигарету и пыхнул дымом прямо в лицо Шурчкову. Но тот не обратил на такую мелочь никакого внимания.
  - Я ему русским языком говорю: мне надо знать, как писать так, чтобы хорошие бабки заколачивать. А он черт знает, что начинает плести. А меня всегда аж трясти начинает от всякой зауми. Все в сто раз проще. Так, покажи, как. Сам-то большие бабки гребешь. Я специально изучал этот вопрос. Не греб бы, я бы ни за что сюда не поехал. Я ведь как подумал: коли он такие деньжищи за свой семинар с нас трясет, значит, и пользы ровно на столько же должен принести. Разве не так?
  - Вряд ли ты получишь то, за чем сюда приехал, - заметил Шурчков.
  - Думаешь, ничего не светит? - посмотрел Сальников на Шурчкова.
  - Уверен.
  - Что же делать? Мотать отсюда?
   Шурчков задумался. Нет, он не хочет, чтобы Сальников уезжал. Он может ему еще здесь пригодится.
  - Ты не торопись. С этим всегда успеешь. Деньги все равно Радлов тебе не отдаст. В договоре об этом ясно сказано.
  - Помню не хуже тебя, - с досадой произнес Сальников. - Это и останавливает. Только чего ждать?
  - А ничего не надо ждать. Ты меня просто
  удивляешь?
  - Это еще чем? - в миг насторожился Сальников.
  - Такой крепкий парень, а перед ним готов лапки кверху поднять. Деньга заплатил, заплатил. Вот и заставь его их отрабатывать. А хочет он или не хочет, то не твоя забота. Дело-то серьезное.
  - Тут ты прав, - согласился Сальников. - А у тебя котелок варит. Я его заставлю отрабатывать. Что я буду делать, если уеду отсюда ни с чем. Опять прозябать.
  - Прозябать - это всегда мерзко.
  - Это я и без тебя знаю. - Сальников вдруг задумался. - А давай держаться вместе. Ты, правда, тут с другом.
  - Одно другому не мешает, - поспешно согласился Шурчков.
  - Вот и заметано. Пойду, искупнусь.
  Сальников реактивно разделся. И через полминуты Шурчков уже наблюдал за мощными его рывками. Этим парнем, кажется, можно неплохо управлять, подумал он.
  
  
  ***
  Лада вышла из дома и почти сразу же наткнулась на Черницына. Тот явно был в самом, что ни на есть хмуром настроении. Он смерил ее злым взглядом, словно она была виновата в его плохом расположении духа, и, отвернувшись, направился по дорожке.
  Но Ладу такое поведение нисколько не смутило. Она на него имела свои виды. Хотя из всего круга претендентов он нравился ей меньше всего. Во-первых, уже в годах, во-вторых, красотой уж точно не блещет, лицо помятое, на голове волосенок совсем чуть-чуть, одевается без всякого вкуса. Лада таких навидалась. У всех был один и тот же диагноз - до такого неприглядного состояния их довело неумеренное потребление алкоголя. А то, что Черницын в своей жизни много пил, Лады безошибочно узнавала по многим приметам. Зато у него были свои преимущества, если точнее, их было два: он был очень даже не бедным и весьма известным писателем.
  - Сергей Юрьевич! - позвала она.
  Черницын резко остановился и недовольно, даже зло, посмотрел на девушку. Она верно оценила его взгляд, но, несмотря на это, подошла к нему и протянула последний его роман. Купила она его в Москве. И не только купила, но даже пробежалась по диагонали. Книга ее не слишком заинтересовала, все это она читала уже не раз. Но если у них завяжется о ней разговор, она должна показать свою осведомленность. Хотя с другой стороны серьезные виды она на него не строила. По большому счету Черницын, несмотря на свои регалии, не привлекал ее ни как человек, ни как мужчина. Но Лада знала, что жизнь не предсказуема и все может измениться. А к изменениям надо заранее готовиться. По крайней мере, если она умная женщина. А она всегда считала себя таковой. Скоропалительный брак, в который она выскочила в восемнадцать лет, и который с треском развалился ровно через год, многому научил ее. И в первую очередь - не поддаваться на провокации чувств и эмоций. Мало ли кого им захочется любить, а что потом. Нищета, порождающая чуть ли не ежедневные скандалы. Нет, с нее вполне достаточно одного такого эксперимента на себе.
   - Сергей Юрьевич, вы не можете надписать мне ваш роман, - произнесла, улыбаясь одновременно смущенно и соблазнительно, молодая женщина.
  - Хотите, чтобы я подписал, - недоверчиво Черницын.
  - Я прочла его на одном дыхании. Мне он так понравился.
  Взгляд писателя подобрел.
  - И что же вам в нем понравилось? - по-прежнему недоверчиво спросил Черницын.
  Лада ощутила всю ответственность момента. Она недооценила этого старичка, она была уверена, что он растает, как мартовский снег, едва она похвалит его произведение. Но ему явно в последнее время сильно достается. В Интернете она прочла несколько разгромных статей. Вот он и не верит в хорошее мнение о своих творениях.
  Лада напрягла память, вспоминая содержание. Напрасно она не дала себе труда прочитать роман от корки до корки. Как бы сейчас это пригодилось. Ну, ничего, выкручивалась и не из таких ситуаций.
  Дальнейшие полчаса они говорили только о романе. Причем, говорил почти один Черницын. Лада лишь начала, а дальше он перехватил у нее инициативу. Но не до конца. Лада удачно разбавляла его монолог своими вставками-замечаниями, что лишь высекала из него новые порции красноречия.
  К концу их разговора о романе взгляд Черницына окончательно утратил недоверие, не говоря уж о злости. Теперь его глаза нежно смотрели на девушку. Лада прекрасно осознавала, что причина этой метаморфозы не ее женское обаяние, а исключительно то, что она притворилась, что является его литературной поклонницей.
  Она смотрела на Черницына и думала о том, а не сделать ли на него главную свою ставку. Ей было известно, что у него есть жена - такая же старая, как и он сам, и трое детей. Но это обстоятельство ее совсем не смущало. Она сумеет все, что ему принадлежит, прибрать к своим рукам. Тем более, кажется, она нащупала тот пульт, с помощью которого можно управлять этим человеком. Самое больное у него место - это писательское самолюбие. И если сыпать на него сахарную пудру, этот старичок, как цирковой медведь, будет плясать под ее дудку.
  Лада вдруг почувствовала, что ей чертовски надоело слушать панегирик Черницына своему роману. И если его не остановить, сам он еще долго не остановиться.
  - Я вас так понимаю, - произнесла она в ответ на очередную порцию словоизвержения Черницына и положила свою ладонь на его руку. - Хотите, я вам скажу по секрету, - наклонила она голову так близко к его лицу, что в его нос заструился тонкий аромат ее духов. - Вам все тут завидуют. Вы единственный тут известный писатель. А все остальные так... - пренебрежительно передернула Лада плечами. - Они не могут вам простить вашей известности.
  Черницын пристально посмотрел на свою собеседницу. Эти слова показались ему совершено справедливыми. Да и вообще, очень разумная девушка. Даже странно, что она ему не понравилась по началу.
  - Но Радлов не менее известен, - все же возразил он, красноречиво смотря на нее в ожидании реакции девушки.
  Лада поняла смысл его взгляда и махнула рукой.
  - Бросьте, Сергей Юрьевич, ему до вас еще далеко. Я вам более скажу, он никогда не достигнет вашего уровня. Я читала его романы, ваши мне нравятся на порядок больше. Он просто много умничает. А вы пишите все так, как есть. Как будто про себя читаю.
  - Но там нет героинь похожих на вас.
  - Так это не важно. Я представляю себя в других образах. - Лада вдруг замолчала и потупила взор. - И, кроме того, вы уверены, что знаете, какая я на самом деле?
  - Нет, конечно. Просто ваш образ...
  - Это внешне, - перебила его Лада. - А внутри я совсем другая. Если вы меня узнаете лучше, то согласитесь со мной.
  Черницын внезапно задумался. И Лада почти не сомневалась, что он размышляет над тем, стоит ли ее узнавать лучше и ближе. Ничего, она сейчас ему поможет с решением. Все же жутко примитивный старичок, все его мысли и чувства, как на ладони.
  - Я понимаю, что кажусь вам назойливой, - сказала она, - но вы поймите и меня. Я так волнуюсь, разговаривая с вами. Вы такой известный писатель. Мои подруги не поверят, а если поверят, то умрут от зависти, когда узнают, что я вот так общалась с вами.
  - Они тоже мои поклонники? - не без опасения получить отрицательный ответ поинтересовался Черницын.
  - Еще какие. Можно сказать, у нас настоящий ваш фан-клуб.
  - Вот не представлял. - Теперь глаза Черницына просто сияли. - А вы, кажется, пишите роман.
  - Да, пишу.
  - Я с удовольствием посмотрю, что вы написали.
  - Что вы, что вы, мне стыдно вам показывать. Это всего лишь наброски. После вашего романа я понимаю, как это слабо.
  - Прошу вас, Лада, не стесняйтесь, я готов вам помогать в меру своих возможностей. Можем пойти прямо сейчас. Все равно делать нечего. Хотел поработать, но что-то желание пропало.
  Лада всегда знала, когда следует ретироваться. И сейчас не сомневалась, что настал как раз такой момент. Кнопку на пульте она нажала, нужный ей канал заработал. Так что пока этого достаточно. Не стоит форсировать события. Если они будут развиваться чересчур быстро, то и завершатся также быстро.
  - Мне надо идти, Сергей Юрьевич. Так приятно было с вами познакомиться. Если вы позволите, я бы как-нибудь поговорила с вами еще.
  - Конечно, дорогая Лада. В любой момент готов с вами общаться. Мне тоже очень приятно.
  - Ловлю вас на слове. - Лада обещающе улыбнулась ему и быстро пошла по тропинке. Все было просто замечательно, если бы не одно но - этот человек ей не нравился. И чем она больше с ним общалась, тем нравился еще меньше. Впрочем, при необходимости это чувство можно и преодолеть. Было бы ради чего.
  
  ***
  Радлов решил во что бы то ни стало провести этот вечер с Нежданой. Если он протянет время, эта девушка окажется окончательно потерянной для него. Даже слепой заметит, как усиливается ее взаимная симпатия с Карташевым. Этот парень при всей своей внешний застенчивости способен стать ему сильным конкурентам. Он, Радлов, чувствует, что ей нравятся именно такие, как он. Они, в самом деле, чем-то очень похоже. Но это вовсе не причина, чтобы остановить его наступление. Как ни странно, эта девушка уже пустила корни в его душу. Он хочет ее обладать.
  Радлов вышел из дома, раздумывая о своих дальнейших шагах. Пойти ли под каким-то благовидным предлогом в комнату Нежданы или дожидаться, когда она выйдет сама. Во время ужина ему удалось подслушать ее переговоры с Карташевым, они договаривались о вечерней прогулке. И Радлов решил ее перехватить.
  Было очень темно, на небе не светилась ни одна звездочка. Радлов сидел на стуле, курил и всматривался сквозь темноту - не выйдет ли Неждана из дома? Чувствовал он себя не совсем в своей тарелке, сам себе он напоминал прыщавого юношу, мечтающего лишиться девственности. Когда-то он переживал и такой этап, но он давно канул в Лету. Он уже давно потерял невинность. И не только телесную, но и душевную. Он вел себя с женщинами, как завоеватель, овладевал любой, кто ему понравится. И даже не помнит, когда в последний раз получал отказ. Разумеется, с его пассиями отношения далеко не всегда складывались удачно, бывало всякое. Но это обычно происходило уже потом, после начала. А тут он испытывает непонятное стеснение. Интуиция подсказывает ему, что с Нежданной много раз апробированные им методы, дадут прямо противоположный результат. К ней требуется иной подход. И может, это даже и совсем неплохо, он слишком разбаловался от легких побед. Пора немного потрудиться.
  Дверь отворилась, и Радлов увидел, как женский силуэт направился к нему. Он обрадовался; Неждана сама идет к нему, что существенно облегчает его задачу.
  - Александр Львович, добрый вечер. Вижу, вы один скучаете.
  Голос принадлежал не Неждане. Женский силуэт сделал еще несколько к нему шагов, и Радлов узнал Ладу. Эта, судя по всему, весьма оборотистая и настырная девица большой симпатии у него не вызывала. Вообще, ему не совсем понятно, что она тут делает. Но, несмотря на сильное желание, уклониться от встречи не было никакой возможности.
  - Отдыхаю, смотрю на звезды. - Радлов постарался, чтобы его голос прозвучал бы вполне любезно.
  - Так звезды же нет ни одной, - засмеялась Лада. - На что же вы смотрите?
  Радлов посмотрел на небо.
  - Для писателя это не проблема. Он видит звезды внутренним зрением, - сказал он первое, что пришло на ум.
  - Как удобно, - весело отозвалась Лада. - Все может представить. Даже то, чего нет. Мне бы так.
  - Будете писать, разовьется и у вас воображение.
  - Вы думаете, - как-то странно протянула она. - А вы мне поможете?
  У Радлова стало нарастать ощущение, что эта особа затягивает его в ловушку. Но как избежать туда попадания он пока не представлял. Формально все козыри в ее в колоде. И он вынужден играть по ее правилам.
  - Разумеется, - без энтузиазма отозвался он. - Для того мы тут и собрались.
  - Вы правы, именно для того мы тут и собрались. - В голосе Лады прозвучала нескрываемая насмешка. - А как вы хотите меня учить? - Внезапно она взяла его под руку. - Может, мы прогуляемся по бережку. И вы мне дадите урок.
  Такое развитие событий не входило в планы Радлова, в любой момент могла появиться Неждана.
  - Вы уверенны, что этим стоит заниматься именно сейчас?
  - Чем этим? - проникновенно спросила Лада.
  - Уроком.
  - Ах, уроком. - Она засмеялась. - Так мы пойдем гулять к морю?
  - Да, конечно, - обреченно согласился он.
  Лада вдруг прижалась к нему своей грудью, и Радлов вполне мог оценить по достоинству эту часть ее тела. Он вдруг почувствовал прилив желания. Не сейчас и не здесь, сказал он сам себе.
  Внезапно дверь дома отворилась, и новый женский силуэт двинулся по направлению к ним. На этот раз Радлов сразу узнал его - это была Неждана. Она быстро приблизилась к ним.
  Радлов увидел ее удивленное лицо; она явно не ожидала застать тут такую картину. Лады при приближении девушки прижалась к нему еще плотней.
  - Извините, - проговорила Неждана, резко повернулась и быстро пошла к морю.
  Радлову хотелось ударить эту настырную девицу, но он лишь молча наблюдал, как растворяется в темноте фигура Нежданы.
  Лада вдруг отпрянула от него.
  - Что-то мне расхотелось идти к морю, - произнесла она. - Давайте перенесем наш урок. Если вы не возражаете?
  - Не возражаю, - выдавил из себя Радлов. - Спокойной ночи!
  - И вам того же, Александр Львович.
  Лада вдруг снова взорвалась смехом и поспешила в дом. Возле двери она обернулась и помахала ему рукой. И в этом момент дверь приоткрылась, и из нее показался мужчина. Он направился в ту же сторону, где исчезла Неждана. Радлов узнал его, это был Карташев.
  
   День четвертый
  
  
  
  ***
  Радлов смотрел на своих слушателей не без настороженности. Его не оставляло ощущение, что чуть ли не каждое произносимое им слово имеет свой отчетливый резонанс. Но и молчать он уже не мог, говорить заставляла неведомая сила, которая разрасталась внутри него, как злокачественная опухоль. Он уже знал, что все, что он сейчас произносит, будет иметь свои последствия. Но в нем крепло странное ощущение, что даже вопреки своему желанию он должен идти до конца. Хотя, что это за конец, он не представлял. Но то, что он непременно наступит, то, что цепь событий уже запущена, он чувствовал всеми клетками своего тела.
  - Современная литература переживает глубокий кризис, - говорил Радлов, расхаживая вдоль стены. - Он имеет много аспектов. Мы не будем останавливаться на всех из них, попытаемся сосредоточиться на самом главном. Хотя с другой стороны, кто знает, какой аспект главный. - Он окинул взглядом аудиторию. Ему показалось, что все как-то чересчур напряженны, как паства, ждущая откровения своего пророка. - А давайте сделаем так, - вдруг неожиданно для себя предложил Радлов, - пусть каждый назовет свою причину кризиса. А потом сравним с моим мнением. Кто первый?
  - Я с вами не согласен, Александр Львович, никакого особого кризиса я не вижу, - возразил Черницын. - Все идет своим путем.
  - Хорошо, тогда пусть скажет нам издатель. Ощущает он кризис или нет? Как ты думаешь, Леонид?
  Несколько мгновений Велехов сосредоточенно молчал.
  - Кризис не только существует, но он стремительно нарастает. Если подходить к издательскому процессу строго, то поток книг, которых стоит издавать, быстро мелеет. Хотя рукописей становится все больше и больше. Я с ужасом открываю электронную почту, каждый день на нее приходит десятки новых творений.
  - Что вы думаете, Лада?
  Лада направила на Радлова два мощных луча из своих глаз. По-видимому, по ее замыслу, они должны были поразить его прямо в сердце.
  - Я думаю, что людям сейчас читать становится все менее интересно. Все, что описывается в книгах, можно пережить в реальной жизни. Поверьте, это гораздо захватывающе.
  - Любопытное суждение. А что скажите вы, Игорь Олегович?
  Шурчков недовольно посмотрел на Радлова. У него явно не было желания участвовать в дискуссии.
  - А почему вы решили, что есть кризис, по мне, так все идет нормально. Идет борьба. Но она всегда существовала. Одни побеждают, другие проигрывают.
  - С этим я согласен, что одни побеждают, другие проигрывают, - кивнул головой Радлов. - Но это скорей относится к людям, чем к литературе.
  - Что вы скажите, Константин?
   Сальников ответил Радлову безучастным взглядом. И Радлов понял, что этот вопрос его волнует меньше всего.
  - Можно я не будут отвечать, - подтвердил Сальников его догадку.
  - Это ваше право. Хотя, согласитесь, немного странно, что писателя не волнует, что происходит в литературе. - Радлов повернулся к Карташову. Он сознательно оставил его и Неждану на последок. - Владимир, ваш черед.
  - Литература утратила смысл, - коротко ответил Карташов.
  - Уточните, что вы имеете в виду? - попросил Радлов.
  - А разве не понятно, - не без удивления и даже с укоризной посмотрел Карташов на Радлова. - Что тут еще можно прибавить.
  - А знаете, вы, Владимир, абсолютно правы, - согласился Радлов. - Тут действительно не убавишь, не прибавишь. А что вы скажите, Неждана?
  Радов с волнением ждал ее ответа. Она смотрела на него своими прекрасными глазами и молчала. Молчали и все остальные, тишина была такая, что слышался любой шорох.
  - Я согласна с Володей. Литература утратила свое предназначение. В ней отсутствует тайна, хотя много таинственности. Но ее единственная цель - заманить читателя. Когда я читаю настоящую книгу, у меня возникает ощущение, что я беседую с богом. Но за последнее время с помощью книги я ни разу с ним не вела беседу. И я не понимаю, зачем тогда это нужно, зачем писать такое произведение? Я так не хочу.
  Радлов сел на стул и попытался сосредоточиться.
  - Полагаю, что опрос был не слишком репрезентативный, но весьма показательный, - произнес он. - Я согласен с Карташовым, литература переживает кризис утраты смысла. Как и все, она пережила этапы развития. Сначала это был долгий этап восхождения, затем начался период нисхождения. Этим двум этапам соответствуют разные фигуры писателей. На первом этапе это был писатель философ или писатель пророк, или бытописатель и критик действительности. Литература старалась осмыслить мир и воззвать к его изменению к лучшему. Вместе с философией она задавала самые сложные вопросы мироустройства, смысла жизни, ставила перед человеком задачу нравственного и интеллектуального совершенствования. По большому счету для человечества она выполняла функцию лаборатории по осмыслению самых фундаментальных процессов и поиска решений на возникающие вызовы. Но, как известно, времена изменяются, и мы меняемся вместе с ними. Наступила эпоха всеобщей грамотности, всеобщего высшего образования. Казалось бы, литература должна воспарит на небывалую высоту. Произошло же все с точностью до наоборот. Ее уровень стал резко пикировать вниз. Она перестала не только отвечать на вопросы, но перестала даже их задавать. Количество талантливых писателей, лауреатов престижных премий, лидеров продаж стало расти по геометрической прогрессии. И одновременно произведения становятся все примитивней.
  - Зачем вы нам все это рассказываете? - раздался громкий возглас Черницына.
  Радлов посмотрел на него.
  - С моей точки зрения это очень важные темы. Я хочу, чтобы мы все поняли, как становились раньше и как становятся писателями сегодня. В этом заключается один из самых важных ключей к пониманию творческого процесса. В прежние времена писатель являлся интеллектуальной элитой общества. Образование, знание жизни, высокий культурный уровень и, конечно, талант, возводили его на этот пьедестал. Не случайно на писателей смотрели как на небожителей. Сегодня, чтобы стать писателем, ничем этим не обязательно обладать, я убежден, что в нынешних условиях потенциально им может стать чуть ли не каждый второй. Умение грамотно писать при разработанных жанровых стандартов позволяет легко создавать литературные произведения. Все отличие заключается лишь в способностях использовать эти стандартные приемы. У одних это получается лучше, у других - хуже. Но принципиальной разницы между теми, у кого это выходит лучше, и у кого хуже, нет. Вот потому многим и кажется, что дорога к писательству открыта и доступна. Надо только немного чему-то подучиться, освоить какие-то приемы - и все будет в порядке.
  - Что же вы предлагаете? - спросил Сальников, слушающий Радлова с большим напряжением.
  - Что я предлагаю? Задуматься каждому из присутствующих о том, чего же он хочет? Свою задачу я вижу не только в том, чтобы помочь каждому из вас продвинуться в творческом плане, но чтобы вы определили для себя - а нужно ли вам заниматься этим делом. Может быть, пока не поздно найти другое занятие. Тем более в современном мире роль и значение писателя все больше стремится к нулю, он уже ничего не выражает, в лучшем случае только развлекает. В каком-то смысле он превратился в шута наподобие шутов при королевских особах. Только теперь он становится шутом у любого, кто купит его книгу. Нравится ли вам такая перспектива?
  - А мне плевать, - отозвался Сальников. - Главное, чтобы деньги платили.
  - Тогда у вас нет проблем. Вам как раз в современные писатели.
  - А вы разве не такой? - желчно посмотрел на Радлова Шурчков.
  - Закономерный вопрос. Но, насколько я могу судить, каждый из вас читал хотя бы одно мое произведение. Поэтому пусть каждый решает сам - такой я или другой. Готов в любой момент выслушать откровенное мнение любого из вас. Можете начинать прямо сейчас.
  Радлов оглядел присутствующих. Несколько мгновений никто не шевелился, все лишь смотрели на него. Внезапно поднялась Неждана.
  - Я сюда приехала именно потому, что Александр Львович один из тех немногих писателей, который пытается найти утерянный смысл и вернуть литературе ее душу. И я считаю, что вопрос поставлен абсолютно верно: все ли те, кто умеют писать, должны становится писателями? Когда-то надо остановить эту вакханалию псевдотворчества. Иначе люди просто превратятся в идиотов. Причем, и те, кто пишет, и те, кто читает. Эта литература разрушает и тех и других. Поэтому я предлагаю каждому подумать о том, стоит ли идти по этой дороге?
  - Тебе надо, ты и думай, - словно выплюнул слова Черницын. - Мне, например, думать нечего. Не тебе решать, кому оставаться в литературе, а кому уходить.
  Неждана повернулась к Черницыну.
  - Не хотела говорить, но что касается вас, то к вам это в первую очередь относится. Ваши книги - это и как раз то, о чем только что говорил Александр Львович. В них нет ничего, чтобы могло бы по настоящему заинтересовать. Мне было очень скучно их читать.
  Черницын внезапно вскочил с явным намерением броситься на девушку. На его пути стал Карташев. Несколько мгновений молодой пожилой мужчина мерили друг друга взглядами. Затем пожилой снова сел на свое место.
  - Ты сперва чего-нибудь напиши, а уж потом рот разевай, - произнес он.
  - Давайте не будем ссориться, - примирительно проговорил Радлов. Эта вспышка враждебности встревожила его не столько сама по себе, сколько оттого, что возникла между Черницыным и Нежданой. Он не ожидал, что именно между ними могут возникнуть такие сильные разногласия. Выпад Нежданы его удивил, она ему казалось мягче и снисходительней.
  - Если я вас обидела, Сергей Юрьевич, то прошу прощения, - в ответ на обращение Радлова извинилась Неждана.
  Черницын посмотрел на нее и что-то пробормотал столь нечленораздельно, что никто не смог разобрать сказанных им слов. Радлов не был уверен, что он извинился перед Нежданой, но решил принять это бормотанье за извинение.
  - Будем считать, что это маленькое недоразумение исчерпано. А сейчас предлагаю всем немного отдохнуть.
  Но Радлов понимал, что ничего не завершено, более того, велика вероятность, что все только начинается.
  
  
  ***
  Радлов лежал в своей комнате. Было жарко и душно, тянуло на море, но он не шел. Ему не хотелось какое-то время ни с кем видеться. Он испытывал определенную растерянность, накал взаимной враждебности усиливался просто стремительными темпами. Затевая семинар, и зная характер писателей, он не исключал возможность конфликтов, столкновений мнений, взаимного недоброжелательства. И не видел в этом ничего страшного; с этим багажом писательская братия существует ни один век. Но то, что происходит сейчас, начинает постепенно зашкаливать за все его прогнозы.
  Радлов пришла мысль: а не свернуть ли прямо сегодня эту затею? Но придется возвращать деньги, а ему только за аренду этого дома нужно заплатить кругленькую сумму. И как на грех в ближайшее время не выйдет ни одной его новой книги, а значит, рассчитывать на гонорары не приходится. Этот роман с кинозвездой отвлек его почти на полгода от творчества, за это время он написал крайне мало. На окончание рукописи самое меньшее потребуется несколько месяцев интенсивной работы. А что делать пока? Сосать лапу. Но он давно отвык от такого занятия. Следовательно, придется продолжать.
  Стук в дверь прервал его мысли. Интересно, кто из семинаристов решил первым навестить его сегодня? Он встал, открыл дверь. На пороге стояла Мария Григорьевна.
  - Что-то случилось? - немного удивленно поинтересовался Радлов.
  - Нет, все в порядке, - ответила женщина. - Могу я с вами поговорить?
  - Конечно, входите.
  Ермакова вошла в комнату. И только сейчас Радлов заметил, что она выглядит очень смущенной, как девушка, собирающая признаться в любви. Женщина как-то неловко топталась посреди комнаты, не решаясь сказать то, зачем пришла.
  Радлов невольно почувствовал раздражение - что это еще за странные игры?
  - Что вы хотели сообщить, Мария Григорьевна?
  Она посмотрела на Радлова.
  - Вы меня извините, Александр Львович, я понимаю, что не мое это дело, но молчать не могу.
  - Тогда говорите.
  - Вы обижаете, Сергея Юрьевича.
  - Обижаю? - изумился Радлов.
  - Я слышала, что вы ему говорили. И я вижу, что он ходит мрачнее тучи. И не может найти себе место.
  - Предположим, но почему это вас волнует?
  На глазах женщины показались слезы.
  - Он замечательный писатель. Когда я читаю его романы, то плачу. У него все так жизненно. Вы не имеете право его обижать. Он очень талантливый.
  Радлов не без замешательства смотрел на Ермакову. Эта неожиданная защита Черницына сильно удивила его. Но главное он представлял, как говорить с этим странным адвокатом.
  - Понимаете, Мария Григорьевна, я могу иметь иную точку зрения на степень его талантливости.
  Что-то вдруг изменилось в ней, смущение сползло с ее лица, а его место заняло выражение решимости.
  - Вы меня еще раз простите, про вас говорят, что вы чуть ли не самый большой писатель, какой только есть. Но когда я вас читаю, мне это не интересно, а вот когда читаю Сергея Юрьевича, все во мне буквально сжимается.
  - И что вы хотите от меня?
  Женщина снова нерешительно посмотрела на него.
  - Прошу вас, не обижайте Сергея Юрьевича.
  Радлов прошелся по комнате.
  - А если я не смогу, как вы говорите, не обижать его. Что тогда?
  - Не знаю, - мрачно проговорила Ермакова. - Я как смогу, буду его защищать.
  - Это ваше право. Мы должны защищать тех, кто нам нравится. Так что не стесняйтесь, вы правильно поступаете.
  Ермакова как-то странно посмотрела на Радлова; у того возникло ощущение, что его ответ привел ее в некоторое замешательство. Она двинулась к выходу. У двери она вдруг остановилась.
  - Я совсем запамятовала вам сказать, мой муж поехал за Бельской. Она звонила из аэропорта, час назад прилетела.
  - Спасибо за ценную информацию, - поблагодарил Радлов.
  Он закрыл за женщиной дверь. Интересно, что привнесет в наш дружный коллектив это дива, подумал он.
  
  
  ****
  Пикап подкатил почти к дому и остановился. Все уже знали, что приезжает Полина Бельская, и выстроились ее встречать. Знаменитая и таинственная автор нескольких десятков любовных романов, которыми зачитывались открыто женщины и тайно мужчины многих стран, ее никто не видел в натуре, так как она нигде не появлялась. Всем была известна лишь ее фотография, которая печаталась на каждой книги: белокурая красавица с пышными формами. Именно такая женщина и должна была писать такие романы. Это был тот случай, когда внешний образ совпадал с внутренним содержанием.
  Автомобиль уже стоял несколько минут, а из него все никто не выходил. И это только усиливало напряжение ожидания.
  Наконец дверца распахнулась и показалась женщина. Радлов увидел изумление буквально на всех лицах. Он не сомневался в том, что и на его лице появилось такое же выражение. К ним шла женщина средних лет, с плоской фигурой, далеко вырвавшимся вперед носом на худой физиономии и редкими рыжеватыми клоками. Ничего общего с фотографией, распространяемой по свету огромными тиражами.
  Бельская остановилась возле Радлова.
  - Добрый день, Александр Львович! Я приехала, - кокетливо произнесла она.
  - Очень рад. - Радлов не сумел скрыть замешательства. И по глазам женщины прочел, что она это заметила.
  Ее лицо засияло улыбкой.
  - Как тут у вас замечательно! И дом отличный и сад. Мне тут решительно нравится, - громко объявила Бельская. - Она оглядела ее встречавших. - Я непременно со всеми вами познакомлюсь - пообещала она, как о большой милости.
  Неожиданно из дома вышла Ермакова с таким гигантским букетом, что были видны только ее ноги. Она подошла к писательнице и протянула ей цветы.
  - Это такое счастье видеть вас, - задыхаясь от восторга, почти прокричала она.
  Бельская с улыбкой взяла цветы.
  - Благодаря вас от всей души. Как вас зовут, дорогая?
  Лицо и шея Ермаковой мгновенно стали пунцовыми.
  - Мария Григорьевна.
  - Какое милое имя. Дайте-ка, милочка, я вас поцелую. -
  Бельская чмокнула Ермакову в щеку. Затем обернулась к Радлову. - Я в вашем распоряжении, дорогой Александр Львович! Если бы знали, как я вами восхищаюсь.
  - Спасибо, Полина Анатольевна. Но это я в вашем распоряжении.
  - Прекрасно, - одобрила Бельская . - Люблю мужчин у своих ног. Мы с вами скоро встретитесь. Я только посмотрю свою комнату и приму душ. И сразу к вам.
  - Буду ждать.
  - Кто-нибудь проводить меня в мои апартаменты? - поинтересовалась Бельская.
  - Пожалуйста, следуйте за мной, - проговорила Ермакова.
  Женщины скрылись в доме. К Радлову подошел Велехов.
  - Как тебе это явление? - спросил Леонид.
  - Теперь понятно, почему она скрывалась от всех.
  - Страшила еще та. Зато жутко богатая. Некоторые ее считают самой богатой писательницей России. Мне точно известно, что у нее есть прелестная вилла где-то под Барселоной.
  - Это правда? - раздался рядом с ними чей-то голос.
  Радлов повернулся, Сальников с таким напряжением слушал их разговор, что у него аж побелели скулы.
  - Очень завидная невеста, - усмехнулся Велехов. - Правда, есть маленький недостаток - кикимора. Хотя как на это посмотреть, претендентов отнять это сокровище будет меньше. Есть о чем поразмыслить на досуге, молодой человек.
  Сальников невольно посмотрел на дом, где скрылась богатая невеста. Слова Велехова явно попали на благодатную почву, Сальников, в самом деле, задумался. Он отошел от них и присел на лавку. Радлов проводил его взглядом. К нему вдруг пришла почти безумная мысль; а если жениться на этом авторе женских романов. Это позволит на многие годы решить все финансовые проблемы. Он представил Бельскую - и его передернуло. Но мысль не исчезла.
  Внезапно Радлов поймал пристальный взгляд Велехова.
  - А почему бы тебе, Саша, за ней не приударить. Ты же у нас любитель экстрима.
  - И как мы с ней будет жить? - усмехнулся Радлов.
  - А зачем тебе с ней жить. Люди не всегда женятся, чтобы жить с женой. Тебе ли этого не знать.
  А ведь это даже очень неплохой вариант. Он, конечно, привык чувствовать себя абсолютно свободным. Но чем-то надо иногда жертвовать. А если у него будет вдосталь денег, это окупит некоторые неудобства, связанные с его семейным статусом. И уж точно не надо будет организовывать такие опасные семинары.
  - Ты меня толкаешь в ее объятия. Тебе-то это зачем? - поинтересовался Радлов.
  - Мы же друзья. Это мой дружеский совет.
  Радлов с большим сомнением посмотрел на Велехова. Во что он уж точно не верил, так это в дружеское расположение Леонида.
  - Ты очень добр ко мне, - проговорил Радлов. - Пойду я на море. Ты как?
  - А я уже искупался. Вода отличная. Желаю приятного купания.
  
  ***
   Бельская явилась к нему примерно через час. Она переоделась. На ней был шикарный костюм, которому могла бы позавидовать любая модница мира. Радлов неплохо разбирался в одежде, сам любил хорошо одеваться. И мог оценить, как качество, так и цену наряда. Но даже он не был способен смягчить всю непривлекательность внешности женщины. Радлов даже старался по возможности реже смотреть ей в лицо. Зародившая Леонидом мысль не выходила из головы и крутилась в ней, словно нескончаемая карусель. С какого-то момента он даже стал испытывать раздражение оттого, что никак не мог прийти к какому-то решению. Более того, чувствовал, что такое состояние неопределенности может продлиться еще долго.
  Бельская вошла в комнату, кокетливо улыбнулась и протянула ему запястье для поцелуя. Радлов аккуратно взял ее руку и притронулся к ней губами.
  - Добро пожаловать к нам, Полина Анатольевна! - произнес он. - Прошу вас, садиться.
  Писательница села на стул и выставила вперед ноги. Радлов невольно посмотрел на них и с каким-то странным облегчением отметил, что они у нее вполне сносные. Хоть есть одна часть тело, на которую можно смотреть без содрогания. Вот только поможет ли это ему?
  Радлов сел напротив нее и даже заставил себя посмотреть ей прямо в лицо.
  - Хотел бы понять, что привело столь прославленную писательницу к нам?
  Бельская в очередной раз улыбнулась.
  - Если я скажу любопытство, вы же, дорогой Александр Львович, не поверите.
  - Почему же поверю.
  - А если я скажу, что вы мой любимый писатель?
  - А вот в это - нет.
  Бельская вдруг погрозила ему пальчиком, на котором было одето кольцо с бриллиантом.
  - И напрасно. Я обожаю ваши романы. Я приехала к вам учиться. Именно так, дорогой и любимый Александр Львович.
  - Но чему я могу вас научить. В своем жанре вы королева. А я никогда не писал ничего подобного.
  Бельская удивленно посмотрела на Радлова.
  - Разве я прошу вас учить меня писать любовные романы. Я хочу вас научить писать меня романы о любви.
  - Как вы сказали? - удивился Радлов.
  - Именно с этой целью я тут, прошу вас научить меня писать романы о любви.
  - Вы - королева жанра...
  Бельская неожиданно приложила все тот же свой пальчик с кольцом к губам Радлова.
  - Прошу вас, не надо. Про этот жанр я все знаю досконально. Я устала от него, от этих романов. Я хочу писать не любовные романы, а романы о любви. Но обещаете хранить тайну.
  - Обещаю.
  Бельская убрала палец.
  - Я написала такой роман. Он оказался ужасным. Я вдруг поняла, что ничего не смыслю в любви.
  - Вы?
  - Да, я. Когда пишешь любовный роман, то используешь готовую схему. А когда пишешь роман о любви, то все схемы не годятся. Нужны чувства, эмоции, личный опыт.
  - Согласен. Но разве у вас нет всего этого.
  Бельская молчала. Молчание длилось уже довольно долго, и Радлов не знал, как себя вести в такой ситуации. А дальше случилось то, чего он совершенно не ожидал. Писательница вдруг вскочила со стула и припала к его груди.
  - Вы же видите, какая я страшная, - пробились до него сквозь рыдания ее слова. - В моей жизни ничего этого не было. Я так несчастна.
  Радлов осторожно обнял женщину. Давно он не попадал в столь одновременно щекотливую и глупую ситуацию.
  - Вы так известна, вас так любят читательницы, вы так богаты, вам ли жаловаться на судьбу.
  Бельская оторвалась от его груди и посмотрела ему в лицо.
  - Разве все это может заменить счастья любви.
  Радлов подумал, что деньги могут заменить не только счастья любви, но и многое другое. Но чтобы понять это, надо в полной мере испытать на себе их отсутствие. Но он сознавал, что сейчас явно не тот случай, чтобы озвучивать эти мысли.
  - У вас еще есть все шансы пережить этот опыт.
  - Вы мне поможете? - с надеждой спросила она.
  Радлов невольно отметил, что ее вопрос прозвучал более чем двусмысленно.
  - Разумеется, чем смогу, непременно помогу.
  Бельская снова села на стул. К ней явно вернулось самообладание. Впрочем, Радлов не до конца был уверен, что все это не было с ее стороны продуманной заранее игрой.
  - Простите меня за мою слабость, - произнесла Бельская. - Я с детства так мечтала о любви. Но никто из-за моей внешности не обращал на меня внимания. Вот я и начала писать любовные романы. Нашла модель для фотографии на свои книги. Заплатила ей за право ею пользоваться большие деньги. А сама никому не показывалась. Даже в издательстве меня ни разу не видели, рукописи посылаю по электронной почте, договоры подписываю с помощью электронной подписи, а гонорары переводят на мой счет. Я устала так жить.
  - Я вам сочувствую, - пробормотал Радлов, все сильнее ощущая неловкость. Вот уж чего он не ожидал, так не ожидал. - Я думаю, вы напрасно превратились в затворницу. Вам давно пора показаться миру. Ну а внешность, для такой женщины, как вы, это не главное. У вас столько других достоинств, что вам будут завидовать писанные красавицы. - Радлов сам не слишком верил в свои слова, но сейчас это не имело никакого значения.
  - Вы и правда так думаете, - обрадовалась Бельская. - Может, я, в самом деле, совершила ошибку. Как приятно с вами иметь дело. Вы меня воскрешаете.
  - Ну, не преувеличивайте, я всего лишь даю вам некоторые советы. Ведь за ними вы и приехали.
  - Это больше, чем советы, это надежда! - воскликнула Бельская.
  - Тем лучше. Будем надеяться, что это только начало. Вы уедете отсюда уверенной в своих силах писательницей и женщиной.
  - Вы обещаете. - На этот раз Бельская схватила Радлова за рукав.
  - Я постараюсь.
  - Как мне приятно с вами иметь дело, дорогой Александр Львович. - Она встала со стула и снова, как и в начале, кокетливо посмотрела на него. - Вы мне обещали, я надеюсь на вас. Скоро снова увидимся. - Она помахала ему рукой и направилась к выходу.
  
   ***
   Бельская вышла из дома и пошла по тропинке, рассматривая окрестности. Внезапно она увидела красивую клумбу, замерев от восхищения. Она даже слегка нагнулась, чтобы вдохнуть в себя аромат растущих на ней цветов.
  - Вы любите цветы? - прозвучал вопрос.
  От неожиданности Бельская вздрогнула и стремительно распрямилась. Но, увидев задавшего вопрос, ее лицо расплылось в улыбке.
  - Как вы меня напугали, молодой человек. Так нельзя поступать с пожилой женщины. - Она погрозила ему пальчиком.
  Сальников протянул ей букет.
  - Какая же вы старая женщина. Вы женщина в самом соку.
  Бельская несколько мгновений внимательно смотрела на мужчину, словно пытаясь оценить, что означают эти слова.
  - Вы обманываете меня, где вы видите у меня сок.
  - Позвольте представиться, меня зовут Константин Сальников.
  - Вы писатель?
  - Да тут все писатели, - пренебрежительно махнул рукой Сальников.
  - Не слышала вашего имени.
  - Мне пока удалось издать совсем немного. Я так восхищаюсь вами. Вы мой кумир.
  На лицо Бельской отразилось сомнение.
  - Вы любитель женских романов? И много вы читали моих романов?
  Сальников немного смутился.
  - Я еще не читал ваших романов, - пробормотал он. - Я восхищаюсь вами, вы достигли таких вершин. Я мечтаю быть похожим на вас. И хотел бы поучиться тому, как следует вести дела. Вы расскажите мне?
  Бельская задумчиво смотрела на молодого мужчину. Высокий, с мускулистой фигурой он производил на нее благоприятное впечатление - настоящий самец.
  - Так вы, Константин, желаете поучиться у меня.
  - Очень хочу! - горячо воскликнул Сальников.
  - А что, может это и неплохая идея. Я подумаю над ней. - Она посмотрела на подаренные Сальниковым цветы, которые держала в руке. - Мне кажется, в вас что-то определено есть. Вы уверены, что будете хорошим учеником?
  - Не сомневайтесь, - заверил Сальников.
  Бельская улыбнулась ему.
  - Вы мне понравились, молодой человек, хотя первоначально и испугали. До скорой встречи. - Как и несколько минут назад Радлову, Бельская помахала Сальникову рукой и пошла дальше по тропинке.
  
  ***
  Неждана и Карташов лежали на пляже, отдыхая после долгого и далекого заплыва.
  - Не думал, что ты так хорошо плаваешь, - сказал Карташев.- Ты всегда так далеко заплываешь?
  - Всегда. Мне плавать возле бережка не интересно, - засмеялась девушка. - Мне нравится заплыть далеко и чувствовать себя одной, чтобы рядом не было никого. Возникает странное ощущение, что ты один на один с этой стихией и все зависит только от тебя. Потому что если что, то никто не придет на помощь.
  Карташов на какое-то мгновение задумался.
   - Мне кажется, я понимаю тебя. У меня тоже возникает такое стремление к одиночеству. Иногда бывают минуты, когда появляется сильное желание, чтобы никто тебе не мешал. Только я тогда не заплываю, а ухожу в какой-нибудь парк, отыскиваю самое отдаленное место и сажусь. Я так могу провести по пять-шесть часов. Даже зимой. Были случаи, когда Игорь начинал меня разыскивать по всему городу.
  Неждана повернула голову и посмотрела на Карташова.
  - Ты говоришь о Шурчкове?
  - О ком же еще.
  - Он какой-то странный. Не могу понять, что вас связывает.
  Какое-то время Карташов молчал.
  - Мы друзья, - коротко произнес он.
  - Мне кажется, вы такие разные.
  - Разные. Но это не означает, что мы не можем быть друзьями.
  - А я всегда искала друзей похожих на меня. Только не находила, почему-то на меня никто не походил. Но меня это никогда не расстраивало. Меня одиночество не тяготило. Может, даже наоборот, я была рада ему. Никто не мешал мне оставаться один на один со своим внутренним миром. Поэтому меня и привлек семинар Александра Львовича, мне кажется, у этого человека богатое внутреннее содержание. Когда я читала его романы, я всегда погружалась в них, как в саму себя. Это так чудесно, ты даже не представляешь.
  - Как раз представляю. У меня схожее ощущение. Поэтому я тоже здесь.
  - А как ты думаешь, что тут делает Бельская? вдруг - спросила Неждана.
  - Сам удивляюсь. Не ожидал, что она такая. Теперь понятно, почему она пишет любовные романы. Эта сублимация за ее внешность.
  - Напрасно ты так. Мне нравится ее романы. Я сама не люблю такую литературу, но у нее они очень искренние. Я даже пару раз завидовала ее героиням. Все мы любим сказки, а она умет их сочинять.
  - Ты меня удивляешь.
  - Чем же?
  - Я представлял тебя другой.
  - Я знаю, - засмеялась Неждана. - Я из тех, о которых говорят: ни от мира сего.
  - Что-то вроде этого, - немного смутился Карташов. - Впрочем, я сам такой. Мы оба живем в каких-то своих мирах.
  - Это плохо?
  Карташов сел на лежаке и стал смотреть на море.
  - По-моему, это самое лучшее, что только может быть. Какой смысл в человеке, у которого нет собственного мира. А если он к тому же и писатель. Я так думаю, если писатель не имеет собственного мира, то не имеет право им быть. А сейчас в эту профессию лезут все, кому не лень. Я согласен с тем, что утверждает Радлов: умение писать ни о чем не говорит. В эпоху всеобщей грамотности скоро этому обучат даже ослов. Нужно иметь что-то свое, глубоко индивидуальное. Только тогда есть хоть какой-то смысл в этом ремесле.
  Неждана тоже приподнялась на лежаке.
  - Я очень рада, что познакомилась с тобой. Я не предполагала, что смогу встретить тут человека, с кем смогу общаться почти также как сама с собой.
  Карташов резко повернулся к девушке.
  - Я тоже очень этому рад. Мне кажется это настоящим чудом. Мне кажется, что я знал тебя всю жизнь. Неждана...
  - Подожди, Володя, - мягко произнесла она. - В некоторых вопросах я не люблю торопиться. У меня уже был горький опыт.
  - Это не может быть ошибкой. Я это чувствую! - горячо воскликнул молодой человек.
  Но ответа он не услышал. Вместо него совсем рядом послышались чьи-то шаги. Карташов поднял голову и увидел приближающегося Шурчкова.
  - Вот вы где, голубки! - проговорил он, садясь рядом с Карташевым. - Поди обсуждаете вновь прибывшую. О ней все у нас говорят. Все думали, что прибудет красавица, а приехала кикимора.
  - Некрасиво так говорить о человеке, - сухо произнесла Неждана.
  - Смотри-ка, а девочка с характером, - засмеялся Шурчков. - Володя, тебе ли не знать, что нет ничего ужаснее, чем женщина с характером. С ними нет никакого житья. Я бы тебе не советовал связываться с такой особой.
   Карташов почти мгновенно побагровел.
  - Игорь, прошу тебя, оставь эту тему. А еще лучше, вообще оставь нас. Нам кое о чем надо поговорить.
  - А я мешаю?
  - Мешаешь, - подтвердил Карташов.
  - Вот как! - сделал изумленное лицо Шурчков. - Твой лучший друг тебе мешает.
  - Прошу тебя, мы обсудим все эти вопросы как-нибудь потом.
  - А почему не сейчас. Мне никто не мешает, - красноречиво посмотрел Шурчков на Неждану.
  - Я пойду, - спокойно сказала она и стала одеваться.
  - Подожди, - попросил Карташев.
  Неждана ничего не ответила и направилась к дому. Мужчины остались одни.
  - Зачем ты затеял этот разговор? - хмуро спросил Карташов.
  Шурчков, прищурившись, смотрел вслед удаляющейся девушки.
  - Опасная особа, тебе не кажется.
  - Не кажется. И что тебе?
  - Мне, собственно, ничего, а вот ты, кажется, уже увяз. Знаешь, эта девица только притворяется такой - воздушной. А на самом деле очень даже земная. И в отличие от тебя отлично знает, чего хочет.
  - И что же Неждана хочет?
  - Спрашиваешь, чего Неждана хочет? - усмехнулся Шурчков. - А ты знаешь, что на нее Радлов глаз положил.
  - С чего ты взял?
  - Я видел, как он на нее смотрел. А тебе известно, я в таких делах спец. Так что тебе тут ничего не светит, ты ему не конкурент. Лучше обрати внимания на вновь прибывшую.
  - Ты с ума сошел!
  - Совсем нет. Она богата, как Крез, и известна не хуже президента страны. У нее отличные связи в издательствах. Для своего мужа она сделает все, что возможно. И даже невозможно.
  - Коли так, вот к ней и подкатись.
  - Я может, и подкатился бы, но я решил оставить ее для себя. Я и сам пробьюсь, а ты без чьей-то помощи - никогда. Так что уступи спокойно эту Неждану нашему худруку, а сам подкатись к Бельской. По ее виду сразу понятно, что она примет любого мужика. Я не удивлюсь, если она девственница.
   Карташов резко встал.
  - Давай-ка, Игорек, закончим этот разговор без права на возобновления. Мы с тобой друзья, но не надо вмешиваться в мою личную жизнь. Я сам разберусь, с кем мне быть и что при этом делать. Договорились?
  Шурчков тоже встал. Карташов был выше его почти на голову, и Шурчков задрал голову, чтобы смотреть ему в лицо.
  - Не глупи, Вовочка. Ты же знаешь, как ты наивен в некоторых вопросах. Неждана не принесет тебе добра.
  - А кто тебе сказал, что я ищу добра.
  - Чего же ты ищешь?
  - А ты так не понял. Но раз не понял, то уже и не поймешь. Если хочешь, чтобы мы остались друзьями, не лезь в мои отношения с Нежданой. И давай навсегда закроем эту тему. Пока.
  Схватив одежду, Карташов вслед за ушедшей Нежданой направился по тому же маршруту.
  
  ***
  Мысль женить Карташова на Бельской, внезапно появившись в голове Шурчкова, словно пуля в стене, так прочно засело в ней, что он решил постараться реализовать свой план на практике. При других обстоятельствах он бы и сам подкатился к ней, но с некоторых пор у него отпала в этом нужда. Он пока не говорил Карташеву, но несколько месяцев назад он официально обручился. Девушка познакомилась с ним сама, она прочитала его роман и написала ему по электронной почте. Сначала у них завязалась переписка, потом начались телефонные разговоры, затем произошла встреча.
  Девушка ему не понравилась, она была маленькой и толстенькой, с некрасивым курносым лицом и огромным задом. Но он не стал делать поспешных выводов; в тот самый момент, когда он хотел уже сказать ей "до свидания" внутренний голос вдруг шепнул ему, чтоб он не торопился. И Шурчков решил подождать. И, как оказалось, не напрасно. Она оказалась дочерью крупного бизнесмена, владельца сети магазинов, а также собственника недвижимости не только у себя в стране, но и за рубежом.
  Самое удивительное, с будущим тестем они быстро нашли общий язык. Бизнесмена не смутило то, что Шурчков гол, как сокол, к тому же является обладателем весьма сомнительной профессии. Наоборот, это даже его обрадовало. Он предложил ему возглавить рекламную службу компании, положив такой оклад, что Шурчкову потребовалось некоторое время, дабы справиться с волнением. Они ударили по рукам. Шурчков отлично понимал подоплеку всей сделки; это плата за то, что он берет в жены это непривлекательное создание. Но его это вполне устраивало; красивых женщин в мире много и вовсе не обязательно, что среди них была бы и его жена. У нее есть другие достоинства - тугой кошелек отца. А с такой зарплатой, какую положили ему, он купит любую красавицу.
   Шурчков понимал, что женитьба положит конец его занятиям литературой. Но это его беспокоило в последнюю очередь. Он и сам до конца не знал, почему решил стать писателем; в школе его сочинения были самыми лучшими. И однажды учитель словесности, придя в восторг от его писанины, посоветовал ему стать литератором. Шурчков это запомнил и после школы решил пойти в Литературный институт. И к некоторому своему удивлению был принят. А дальше все пошло по накатанной плоскости.
  Он знал, что пишет неплохо, но поверхностно, почти не задумываясь над текстом. Пишет так, как пишут десятки и сотни авторов, воспроизводящие одни и те же схемы, чувства, сюжеты, настроения. Само по себе его это не смущало и не беспокоило, но периодически возникало чувство собственной ущербности. Он и с Карташовым сблизился именно потому, что тот был прямой его противоположностью. Ему захотелось понять тайну этого человека, движущие им мотивы. А когда понял, то почувствовал, что для душевного равновесия должен лишить его той внутренней возвышенности, что поднимает его над остальными. И теперь он подумал, что настает такой момент; если удастся его связать с Бельской, она высосет из него все самое ценное. Это баба очень прагматична, она умеет подчинять людей. Это он почувствовал сразу, едва ее увидал.
  Шурчков постучался в дверь Бельской. Она встретила его в легком умопомрачительном халатике - настоящим произведением искусств. Да, одеваться эта дама умеет, отметил он, в отличие от его будущей жены. Но подумал Шурчков об этом без сожаления; он женится вовсе не для того, чтобы любоваться нарядами супруги.
  Шурчков подошел к женщине и поцеловал ее руку.
  - Позвольте выразить вам свое восхищение. Я поклонник вашего творчества.
  Бельская какое-то время внимательно смотрела на гостя. Затем на ее лице появилась улыбка.
  - Как поживает Михаил Игнатьевич? - неожиданно спросила она.
  - Вы знакомы с ним? - пробормотал Шурчков. Михаил Игнатьевич был его будущий тесть.
  - И с его дочерью.
  - Но откуда?
  Бельская усмехнулась, села на стул и достала сигарету. Шурчков поспешно извлек зажигалку из кармана.
  - Спасибо, молодой человек, - пыхнула она дымом ему в лицо. - Напомните, старой женщине, как вас зовут?
  - Игорь.
  - Так вот, Игорь, дочь Михаила Игнатьевича однажды написала мне письмо с просьбой о встрече. Таких писем я получаю сотни, но она предусмотрительно указала, чей дочерью является. Она мне поведала о своем несчастье, что некрасива, не привлекает к себе мужчин. Я ей сказала, что у меня тоже горе. Но любому горю, если пораскинуть мозгами, можно помочь.
  - И что вы ей посоветовали?
  - Использовать единственный в ее арсенале аргумент - кошелек папаши. И купить себе женишка. Ее почему-то неудержимо влекло к писателям. Я сказала ей, что писатели самые продажные люди на свете. И, насколько я знаю, у нее было несколько попыток купить себе мужа, но они почему-то сорвались. Но с вами у нее все получилось.
  - Да, получилось, - признал Шурчков.
  Бельская снова наградили его пристальным взглядом.
  - Мне нравится, что вы не изображаете из себя невинность.
  - Как и вы тоже.
  Бельская вновь закуталась в вуаль из дыма.
  - В таком случае, что же вы хотите, Игорь?
  Шурчков понял, что его собеседница предоставляет ему редкий шанс говорить открытым текстом.
  - Я хочу предложить вам выйти замуж за Карташева.
  На лице Бельской не появилось даже намека на удивление.
  - Это тот высокий худой юноша с тонким лицом.
  - Он, - кивнул Шурчков.
  - Вы уполномочены от его лица сделать мне матримониальное предложение?
  - Не совсем. Я просто делаю вам предложение.
  - То есть он об этом ничего не знает.
  - Именно так, - подтвердил Шурчков.
  - Но тогда, в чем же смысл?
  - Вы единственный человек, способный спустить его с небес на землю.
  - Неужели таки единственный?
  - Другие мне неизвестны.
  - Предположим. А что получу я взамен за этот подвиг?
  - Мужа. Разве этого мало?
  - Вы правы, немало. - Бельская вдруг стала его внимательно разглядывать Шурчкова, словно видела его впервые. - Но ради чего хлопочите вы?
  - Я его друг.
  Бельская неожиданно рассмеялась.
  - Вы меня насмешили. У вас очень своеобразное чувство юмора. Не хотите говорить честно, тогда молчите.
  Шурчков смотрел на женщину и молчал.
  - Вы правильно поступили. Не люблю вралей. Особенно тех, которые камуфлируют свои поступки благородными мотивами. А, пожалуй, мне нравится вас протеже, о таком муже я и мечтала. И то, что он значительно моложе, это плюс. Зачем мне старик.
  - Вам нужен молодой и пылкий, в вас столько скрытой страсти, - заметил Шурчков. Он говорил почти наугад, не зная, попадает ли в точку или его слова летят в молоко. Но по выражению женщины понял: он попал в ее болевой нерв.
  - Вы опасный человек. Я бы не хотела, чтобы вы стали моим мужем, - погрозила ему пальцем Бельская.
  - Но это же не мешает нам быть в чем-то союзниками.
  На какое-то мгновение она задумалась.
  - Думаю, не мешает. Хотя на самом деле, кто знает.
  
  ***
   Влада шли мимо комнаты Черницына, когда услышала, как из нее раздаются какие-то странные звуки. Она не сумела их идентифицировать, поэтому на всякий случай остановилась и прислушались. Раздался новый звук, на этот раз он сильно напоминал звук падающего тела. Она хотела было уже пройти мимо, но в последний миг передумала. Все же на этого человека она имеет виды. И хотя окончательного решения еще не приняла, но все-таки на всякий случай не мешает выяснить, в чем дело, подумала она.
  Влада постучала, ответной реакции не последовало. Тогда толкнула дверь и к ее удивлению она распахнулась. Девушка вошла в комнату и поморщилась. Черницын лежал на полу, громко храпел. Причины же такого состояния наглядно свидетельствовали стоящие на столе две бутылки коньяка; одна была пустой, другая пустой только на половину.
  Какое-то время Влада раздумывала, как ей поступить - оставить этого пьянчугу в том же положении или попробовать водрузить на кровать. К ней пришла неожиданная мысль: если выйдет за этого старого хрыча замуж, то такие сцены будут повторяться регулярно. Он явно большой любитель выпить. А последствия этого пристрастия ей теперь понятны.
  Влада присела на корточки и стала внимательно рассматривать лицо Черницына. В нормальном-то состоянии он, мягко говоря, далеко не красавец, а сейчас выглядит просто отвратительно. Никакие любовники не помогут примириться с таким мужем. Что же ей делать? Плюнуть на него с высоты своего не самого маленького роста?
  Влада выпрямилась, но тут же снова присела. Плюнуть легко, но где она еще найдет такого дядечку столь плотно нашпигованного купюрами. Мужчин с деньгами немало, но никто что-то пока не предложил ей на законных основаниях воспользоваться своим состоянием. А этот, если его соответствующим образом обработать, вполне способен на такой поступок. Нет, крест на нем ставить рановато. Но тогда надо его перетащить на кровать. Но одна она с такой тушей не справится. Да и марать ручки не хочется. Еще испортит свой маникюр. Надо звать на помощь.
  Влада вышла из комнаты, слегка поколебавшись, направилась к комнате Велехова. Она постучала, услышала: "Входите" и отворила дверь.
  Велехов сидел в кресле и читал книгу. При виде гости, он положил ее на стол. И к своему удивлению, Влада заметила, что это книга Черницына.
  Велехов проследил за ее взглядом.
  - Если говорить по честному, то наш общий друг пишет настоящую пишет. А еще хочет, чтобы я это издал. И как такое может нравиться людям. Все-таки человек удивительно глупое животное. Вы согласны, дорогая Влада?
  Влада быстро улыбнулась и тут же, словно свечу, погасила улыбку.
  - Я как раз хотела кое-что сказать вам об этом человеке. Вернее, попросить помочь мне.
  - Помочь? - удивился Велехов. - Для вас все, что угодно.
  - Черницын лежит в соседней комнате на полу.
  - С ним что-то случилось? - спокойно поинтересовался Велехов. - Уж не заболел?
  - Заболел, - кивнула головой Влада. - Я так понимаю, у него это хроническое заболевание - алкоголизм. Он напился и упал на пол.
  - С нашим братом писателем это случается, - усмехнулся Велехов, все также удобно сидя в кресле. - И в чем должна заключаться моя помощь?
  - Надо бы перенести его на кровать.
  Велехов с любопытством посмотрел на девушку.
  - Вы уверенны, что надо?
  Несколько секунд Влада молчала, раздумывая.
  - Желательно.
  - Если желательно, то грех не помочь, - усмехнулся Велехов.
  Они вошли в комнату Черницына. Тот по-прежнему лежал на полу и громко храпел. Влада заметила, как на лицо Велехова выползла гримаса отвращения.
  - Да, вид у нашего великого писателя не очень, - произнес Велехов. - Видели бы его сейчас поклонники. За дело?
  - За дело, - кивнула Влада.
  Велехов взял писателя за ноги, девушка за голову, и они уложили его на постель. Во время этой операции Черницын так и не проснулся, что не помешало ему пару раз выругаться во сне.
  Велехов подошел к столу и взял в руки бутылку.
  - А коньяк-то замечательный, - заметил он. - Такой не стыдно пить и королям. Не желаете?
  - Нет. - Владу аж даже передернуло.
  - А я выпью. Заслужил. - Велехов нашел чистый стакан, плеснул в него изрядную дозу и выпил. - Действительно, хорошее зелье. Зря отказываетесь. - Он сел на стул, посмотрел на спящего Черницына. - А что это вдруг такая девушка, как вы, обеспокоились тем, где спит наш доблестный друг?
  Влада почувствовала, что ее застали врасплох.
  - Полагаете, что я начисто лишена человеколюбия.
  - Мне так показалось. Впрочем, это ваше дело. Должны же быть у такой красивой девушки свои недостатки.
  - А вы действительно считаете, что он безнадежен?
  - Не думаю. У него крепкий организм. Он вполне может позволить себе так пить еще лет десять.
  - Я не об этом.
  - А о чем же? - удивился Велехов.
  - Как писатель. Он будет еще иметь успех?
  - Вот что вас интересует, - усмехнулся Велехов. - В целом его время прошло. Но об этом еще знают далеко не все. И пока они узнают, пройдет кое-какой срок. А до тех пор он еще может срубить довольно много бабок. Вас же это интересует, а не его бессмертное творчество? - пристально посмотрел Велехов на девушку. - Ах да, я забыл, вы же тоже пишите роман.
  - Да, пишу.
  - И вы помогли, как коллега коллеге.
  - Это плохо?
  - Замечательно. Такой альтруизм трогает. С одной стороны. А вот с другой, вызывает недоверие. В своей жизни я еще ни разу не видел проявления альтруизма. А я много чего видел. Уж поверьте.
  - Я верю. - Владе хотелось, как можно побыстрей смыться отсюда, но она не знала, под каким предлогом сделать это. Все же это она притащила сюда Велехова.
  Внезапно Велехов как-то странно посмотрел на нее.
  - А не хотите продолжить нас столь приятный разговор в моих апартаментах?
  Глаза мужчины вдруг засверкали, и Влада очень хорошо знала природу этого блеска. Велехов явно хочет затащить ее в постель. Ею неожиданно овладело вожделение. Секс с таким партнером обещает немало радостей. Но нет, надо бы потерпеть, она не желает давать ему козырей в их игре.
  - Спасибо, но я собралась на пляж.
  - Иногда полезно менять маршрут.
  - Иногда, - согласилась Влада. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
  - Надо попросить Мария Григорьевну тут убраться, - вдруг деловито произнес Велехов. - Тем более она симпатизирует нашему герою. Вы идите на пляж, а я ей скажу.
  - Спасибо. - Влада двинулась к выходу.
  - Но если захочется продолжить наш разговор, милости прошу, - догнал ее голос Велехова.
  
  
  ***
  Радлов решил перейти в наступление. Иначе он потерпит поражение. Он и сам не до конца понимал, почему его так влекло к этой девушке. Она была красивой и талантливой. Но в своей жизни он встречал немало красивых и талантливых. И далеко не к каждой испытывал интерес. А если и испытывал, то он не выходил за рамки обыденного интереса мужчины к женщине. Разумеется, он переживал и сильные увлечения, но все равно в глубине души он не предавал им большого значения. Он понимал, что пройдет время, и от этого костра останутся одни головешки. Так уж устроено в природе, любой, даже сильный огонь, рано или поздно гаснет. А тут его словно бы зациклило, Неждана влекла к себе его с помощью какого-то неведомого притяжения. Его чувства к ней выходили за рамки того, к чему он привык. Он даже начинал думать, не является ли она неким посланником, посланным ему для того, чтобы он начал бы новую жизнь. Нечто вроде Лауры для Петрарки и Беатриче для Данте. Ведь эти женщины возникли в их судьбах не случайно, они являлись вестниками обновления, зримым призывом к постижению иной, несравненно более глубокой реалии. Он, Радлов, всегда верил в то, что на пути многих значительных личностей встречаются такие сигналы свыше, кардинально меняющие жизнь человека. Так почему и он не может получить такой же знак. Разве он не является одним из самых значительных писателей современности. А коли так, то вполне вероятно, что там, на верху к нему особое отношение. И его ангел-хранитель или кто-то еще из их братии послал ему с этой целью это полуземное создание.
  Радлов и сам точно не знал, можно ли относиться до конца серьезно к этим мыслям. Не исключено, что у него просто разыгралось воображение. Может быть, он устал от обыденности, от повторяющихся, как запись передачи, романов с женщинами. Ведь если рассудить, то по большому счету все одно и того же: одни и те же слова, одни и те же чувства, одни и те же поступки. И один и тот же конец. И когда-то должно же наступить обновление этого ряда.
  В любом случае Радлов понимал, что надо действовать. Иначе птичка улетит в другое гнездо. Но действовать осторожно, ее нельзя спугнуть. Он должен предстать перед ней в том образе, в каком она желает его видеть. Другое дело, что пока у него смутное представление об этом, ему только предстоит нащупать его контуры. Но это его Радлова, как раз не слишком смущает, даже делает интересней. Его не оставляет ощущение, что должно что-то произойти, такие встречи не бывают случайными. Он вообще не верит в случайность, наоборот, твердо убежден в жесткой закономерности всего происходящего в мирозданье. И если она тут появилась, то он не может пройти мимо нее.
  Радлов постучался в комнату Нежданы. Дверь отворилась, и на пороге появилась девушка.
  - Александр Львович! - Она была явно удивлена его появлением.
  - Решил, Неждана, продолжить наш с вами семинар, если вы не возражаете. А может, у вас сейчас другие планы?
  - Что вы, никаких планов у меня нет. Я рада, что вы пришли. Просто неожиданно.
  - От этого должно быть вдвойне приятно.
  Неждана посмотрела на Радлова и улыбнулась.
  - Так оно и есть. Проходите.
  Радлов не без волнения вошел в светелку Нежданы. В ней царил идеальный порядок, все вещи строго лежали на своих местах. Они сели напротив друг друга.
  - Вы удивлены моим визитом. Не так ли, Неждана?
  - Немного да, - подтвердила девушка.
  - Я объясню. Меня очень привлекает то, что вы только собираетесь заняться литературой. Очень трудно иметь дело с теми, кто уже активно пишет. Помимо такой мелочи, что каждый второй из них считает себя либо уже гением, либо собирается им вскоре встать, у них уже выработаны манера, приемы, в их головах, как буквы на пластине, оттиснуты разные схемы, стереотипы. И изменить все это крайне сложно. А подчас и невозможно. И часто все усилия оказываются напрасными.
  - Выходит, большинство из тех, что приехали на семинар, сделали это напрасно?
  - Не совсем, - не сразу отозвался Радлов. - Все же некоторые писатели способны к изменениям, к саморазвитию. Другое дело, что не знаешь, кто именно. Поэтому стараться воздействовать надо на всех. Жизнь уж так устроена: приходится прилагать усилия ради многих, чтобы они бы повлияли на единиц. Но зато это золотые единицы. Но в вашем случае мы имеем уникальную возможность. - Радлов замолчал, приглашая тем самым вступить в разговор свою собеседницу.
  - И в чем заключается эта уникальность?
  - В том, что мы можем формировать вас еще до того, как вы сформируетесь, как писательница. Вы можете пойти сразу по наиболее плодотворному пути.
  - И что для этого необходимо?
  - Понять свое предназначение.
  Неждана кивнула головой.
  - Я согласна с вами. Именно поэтому я здесь.
  Радлов чуть приблизился к девушке.
  - Могу ли я узнать чуть подробней, что с вами происходит, почему хотите выбрать именно этот путь? Понимаю, что спрашиваю о весьма интимных вещах, но если вы хотя бы немного мне доверяете, то готов оказать вам всевозможное содействие.
  Неждана задумчиво посмотрела на Радлова.
  - Я вам доверяю, Александр Львович. Иначе меня не было ты здесь.
  - Но откуда возникло доверие?
  - Из ваших книг.
  - Вам нравятся мои романы?
  - Нет.
  - Вот как! - изумился Радлов. - Тогда я не совсем понимаю.
  - Я объясню. Они у вас очень жестокие, мне иногда кажется, что вы не верите ни во что хорошее и светлое. Я вам уже это говорила.
   - Да, я помню, - растеряно произнес он. Радлов чувствовал себя обескураженным. - Но тогда почему я?
  - Вы тот, кто может мне помочь.
  - В чем?
  - Мне трудно сказать. Я это чувствую подсознанием. Между нами очень много общего.
  - Вы так полагаете? - обрадовался Радлов.
  Неждана кивнула головой.
  - Но это общее нас разъединяет.
  - Это как-то странно слышать.
  - Но это так. Мы думаем об одном, но это порождает в нас противоположные чувства и выводы.
  На какое-то время Радлов задумался.
  - Полагаю, я вас понимаю. Но это не должно вырывать между нами пропасть.
  Неждана немного удивленно взглянула на него.
  - Была бы пропасть, я бы не была здесь. Мне очень нужны ваши советы. Я готова к тому, чтобы начать писать. Но не могу избавиться от опасения, что стану делать что-то не то. Мне требуется еще время. И не только время. Мною владеет что-то вроде растерянности. Слишком много внутри меня всего. И я еще не до конца знаю, что с этим делать.
  - Нормальное состояние, - улыбнулся Радлов. - Когда я приступаю к роману, то нахожусь в сходной ситуации. Все совершенно неясно и не четко, не образы, а тени. Меня не отпускает ощущение, что ничего не получится и лучше вообще не начинать. И лишь усилием воли заставляешь себя писать. И только после того, как преодолеешь эту зону неопределенности, как я ее называю, то с какого-то момента все идет как бы само собой. Иногда даже не успеваешь фиксировать то, что к тебе приходит. Поэтому не расстраивайтесь по этой причине, оно вполне обычное. Идет накопление материала. А оно чаще всего происходит не последовательно, а стихийно. Вот и кажется, что из этой мешанины невозможно ничего вылепить. Нельзя поддаваться этой иллюзии. Творчество как раз и является тем инструментом, который отсекает ненужное, а нужное выстраивает в требуемом порядке. И когда вы активно начнете творить, то с удивлением обнаружите, как на самом деле все выстраивается органично. - Радлов о чем-то задумался. - Я скажу вам сейчас одну вещь, к которой я пришел довольно давно. Но до сих пор старался не афишировать, так как далеко не всем моим коллегам это понравится. И все же я убежден, что все обстоит именно так. Дело в том, что писатель ничего не сочиняет, он считывает текст, который где-то уже существует. Он лишь передаточное звено между чем-то высшим и людьми. Невозможно написать произведение, если оно уже не существует в информационных полях. Вопрос лишь в том, кому и к чему разрешен допуск. В этом вся разница межу нами.
  Внезапно Неждана вскочила с места. По ее виду было заметно, что она взволнована.
  - Я чувствовала, что не напрасно сюда приехала. Вы тот, кто поможет мне. Ко мне приходили схожие мысли, но я не решалась их принять. Они казались мне чересчур смелыми. Но если вы тоже так считаете, значит, это правда.
   Радлов покачал головой, в ответ Неждана с недоумением взглянула на него.
  - Что вы этим хотите сказать?
  - Только то, что для нас это ничего не меняет.
  - Теперь я вас не совсем понимаю, Александр Львович.
  - Попробую объяснить. Чтобы считать текст, автор должен пройти немалый путь. Он должен постоянно подниматься вверх, расширять горизонты сознания. Только в таком случае ему будут доставаться самые интересные, самые глубокие произведения. Кто это делать не желает или не способен, кто довольствуется тем, что уже есть, всю жизнь будет получать одно и того же. Разумеется, сюжеты будут разные, но суть от этого не меняется, это не более чем бесконечная модификация. А там, - показал Радлов на потолок, - есть тексты для всех категорий: от гениев до идиотов. От нас зависит, по какому списку нас там будем учитывать. А отсюда каждому присваивается свой код доступа. Поэтому процесс творчества, как был, так и остается. Только приобретает иной смысл.
  - Теперь я многое понимаю. Вы мне так помогли.
  - Но чем? - почти искренне удивился Радлов.
  - Мне стало легче оттого, что я, наконец, поняла, как все происходит. Теперь я чувствую себя уверенней. Хотя сознаю, что это всего лишь самое начало.
  - Вы правы, Неждана, это не более чем предпосылки для подлинного творчества. И я готов помогать вам и дальше.
  - Спасибо, Александр Львович, для меня это ваше желание чрезвычайно важно.
  Радлов понял, что разговор закончен. Но и уходить из комнаты девушки ему жутко не хотелось. А если ее поцеловать, прикинул он. Нет, не время, приструнил он себя. Это может разрушить тот хрупкий мост, который установился между ними. И он поступит разумно, если сейчас ретируется.
  - Надеюсь, мы провели это время не напрасно, - поднялся Радлов.
  - Для меня оно прошло с большой пользой, - заверила Неждана.
  - То, что мы с вами сегодня начали, требует обязательного продолжения, - произнес Радлов, стоя в дверях.
  - Я тоже так думаю.
  Боюсь, мы вкладываем в это слово разное значение, подумал Радлов. И это не слишком радует.
  
  
  ***
  Шурчков застал Карташева, выходящего из комнаты. Тот явно спешил.
  - Ты куда? - поинтересовался Шурчков.
  - По делу. - Карташов не испытывал большого желания раскрывать тайну того, куда он направляется.
  Но Шурчков не сомневался, куда он идет.
  - Подожди, Володя, надо перемолвиться пару слов.
  - Прямо сейчас? - недовольно проговорил Карташов.
  - Да, прямо сейчас, - настойчиво произнес Шурчков, явно находясь под влиянием раздражения. Эта полувоздушная девица с видом человека, пришедшая в их грешный мир из чужих совершенных миров раздражала его все сильней.
  - Не понимаю, какие тут у нас могут быть срочнее дела, - все же остановился Карташев. В нем на подсознательном уровне сказалась укоренившаяся за несколько лет привычка подчиняться Шурчкова.
  - Могут и даже очень срочные, - заверил Шурчков.
  - Ну, хорошо, даю тебе пять минут.
  - Спасибо за щедрость, - усмехнулся Шурчков. По опыту он знал, что пять минут можно легко обратить в целый час. А эта посланница чужих миров пусть подождет.
  - Что хочешь сказать? - спросил Карташев.
  - Я совсем недавно общался с нашей примадонной.
  - А кто у нас примадонна?
  - Как кто? - удивился Шурчков. - Разумеется, Бельская. Или у тебя другое мнение?
  - Может быть. И о чем ты разговаривал с ней?
  - О тебе.
  - Обо мне? - изумился Карташов. - С чего бы это. По сути дела, мы даже с ней не знакомы.
  - Не ты любишь говорить, что все относительно.
  - Это тот случай, когда можно говорить в абсолютных категориях.
  - А вот и ошибаешься, - усмехнулся Шурчков. - Она тебя знает. Можно сказать, что твой образ запал в ее душу.
  - Давай лучше по делу, - нахмурился Карташов. - Совершенно не понятно, как он мог там очутиться, если мы не сказали друг другу ни единого слова.
  - Для опытной женщины это совсем не обязательно. Она увидела тебя - и сразу ощутила удар. Ты тот мужчина, который ей нужен.
  - Это она тебе сама сказала.
  - Ну что ты, Володечка, - снисходительно произнес Шурчков. - Разумеется, нет. Но из контекста нашего разговора это было не трудно понять. Да она особенно это и не скрывала.
  - Не кажется ли тебе странным, что женщина, с которой ты еще утром не был знаком, ведет с тобой столь интимные разговоры.
  - Совсем не кажется. Когда женщина в интенсивном поиске, она становится гораздо откровенней.
  - Ну, так займись ей, коль вы столь откровенны друг с другом.
  - Я бы рад, но она дала понять, что я не в ее вкусе.
  - Хочешь сказать, что в ее вкусе я?
  - Именно так, - кивнул Шурчков головой. - Иначе и не затеял этот разговор.
  Карташов пожал плечами.
  - Даже если это и верно, я тут ни причем. У такой женщины выбор большой. Извини, мне надо идти.
  - Да, подожди ты, еще успеешь. Я главного не сказал.
  - И в чем главное?
  Шурчков несколько мгновений молчал.
  - Она поможет тебе. С ее возможностями это вполне реально. И ты не будешь больше мучиться.
  Теперь паузой ответил Карташов.
  - Так ты предлагаешь мне что-то вроде сделки.
  - Наконец-то до тебя дошло. Каждый из вас получит то, что хочет. К тому же это не на всю же жизнь. Через какое-то время свалишь, но уже в другом качестве.
  - А что будет с ней?
  - Да ничего не будет. Утешится, вот и весь сказ.
  - Знаешь, Игорек, о чем тебя попрошу. Давай ты не будешь никогда разыгрывать из себя роль свата. Я как-нибудь сам решу этот вопрос, в соответствии со своими представлениями. Пока.
  Карташов исчез за дверью. Шурчков недовольно посмотрел ему вслед. Ничего подумал он, будем считать этот разговор только началом. Его мысли сами собой перенеслись к Неждане. Вот кого он ненавидит всеми фибрами души, так это подобных особ, которые считают себя выше всех, потому что вечно витают за облаками. С ней надо что-то делать, иначе в самом скоро времени она установит безраздельную власть над Карташовым. А это никак не входит в его планы.
  
  ***
  Радлов сидел на веранде и потягивал пиво из бутылки. Все вокруг полыхало зноем, и эта жара мешала ему сосредоточиться. Им владели ощущения, что семинар, вернее то, что происходило на нем, формирует какую-то свою реальность, сортирует его участников по каким-то не совсем ясным, но все же угадываемым критериям. Но такая ситуация не может оставлять его безучастным, никто не позволит ему сохранить статус стороннего наблюдателя, его непременно втянут в формирующийся вихрь. Да и как он может остаться в стороне, если все, что происходит, по большому счету, крутится вокруг него. Он тут выступает в роли одновременно и судьи, и подсудимого, прокурора и адвоката. И это его не может не тревожить. Его втягивают в отношения и разборки, к которым он не желает иметь дело. У него своих проблем выше крыше. Он еще никому об этом не говорил, но помимо финансовых, у него возникли и другие трудности. У него начался творческий кризис, ему становится все трудней находить темы для новых произведений. Его не отпускает ощущения движения по бесконечному кругу. Он замышляет новый роман, наполняется ветром энтузиазма и предвкушения от предстоящей работы, как вдруг в какой-то момент его настигает понимание, что это уже было. Под другим соусом, но было. И ничего нового в данном случае не напишет.
  Сначала он не придавал большого значения этим симптомам. Но они стали регулярно повторяться. И в какой-то момент его охватил испуг. А что если это начало конца. Он-то хорошо знает эту писательскую болезнь - истощение творческого дара. Рано или поздно, она настигает практически любого писателя. И почти также неизбежна, как корь в детстве. В отличие от многих он чувствует ее приближение и понимает ее последствия. Это Черницын с упорством маньяка может ничего не замечать и, словно пирожки, продолжать печь свои романы, меняя лишь соотношение компонентов в тесте. А он на это не способен, у него при одной этой мысли возникает стопор. Он, как ледоход, должен плыть вперед, разбивая ледяные поля. А когда вдруг оказывается, что их вокруг нет, что куда ни глянь чистая безмятежная вода - он погружается в пучину растерянности.
  Радлов поставил на стол пустую бутылку. Холодное пиво на время облегчило тяжесть перенесения жары. Он даже прикрыл глаза. И еще через минуту его сморил сон.
  Радлов проснулся от направленного на него взгляда. Он открыл глаза и увидел, что рядом с ним сидит Велехов. Это его не обрадовало; общение с ним особенно приятным не назовешь. Шлейф прошлого навсегда повредил их отношениям.
  - Ты так сладко спал, - произнес Леонид. - Как человек, у которого чистая совесть.
  - Жара навевает сон человеку с любой совестью, - парировал Радлов.
  - Пожалуй, ты тут прав. Случайно ты не поэтому выбрал именно это место для семинара?
  - Ты пришел спросить меня об этом? - недовольно спросил Радлов.
  - Нет, это я попутно. К слову пришлось. Я хотел с тобой поговорить... - Велехов внезапно замолчал.
  - И о чем?
  - Ни о чем, а о ком?
  - Тогда о ком?
  - О Карташове.
  - О Карташове? - переспросил Радлов. Но в душе он не удивился, он предполагал, что такой разговор однажды вполне может возникнуть. Только позже. Велехов явно решил взять быка за рога. - Давай поговорим.
  Велехов бросил на Радлова странный взгляд.
  - Ты уверен, что хочешь?
  Радлов почувствовал раздражение. Излюбленная игра Леонида - в его психоаналитика. Он занимался ею еще в молодости. Ему всегда нравилось читать его, Радлова мысли и проникать на самое дно его чувств. Кажется, и этот разговор он затевает ради своего очередного тренинга.
  - А почему я должен не хотеть, - пожал плечами Радлов. - Что особенного в этом разговоре?
  Взгляд Велехова стал еще более загадочным.
  - Да так, вдруг тебе это не интересно.
  - Раз тебе интересно, то мне уже интересно, - усмехнулся Радлов. - Так в чем твой интерес к Карташову?
  Велехов откинулся на спинку кресла.
  - Мария Григорьевна, - позвал он проходящую мимо женщину, - не будете ли так любезны, принести мне бутылочку пивка. Да и Александр Львович тоже не откажется. Я прав? - посмотрел он на Радлова.
  - Почему бы и нет.
  Мария Григорьевна принесла две бутылки и удалилась. Велехов сделал изрядный глоток и расплылся в довольной улыбке.
  - Лучше холодного пива в жаркий день Господь за столько лет так ничего и не придумал. Даже забыл от удовольствия, о чем мы говорили.
  - О ком. О Карташове.
  - Ах да. Есть у меня одна заветная мечта. - Велехов сделал многозначительную паузу, ожидая, что Радлов поинтересуется об его заветной мечте. Но Радлов молчал. - Надоела издавать всякую посредственность. Хочется вывести на рынок настоящее имя. И не только в отечественном масштабе, но и в международном. Я уже некоторое время ищу такого автора. Несколько раз вроде бы находил, но затем убеждался, что не то. Искорка вроде есть, а пламя из нее не разожжешь.
  - Что же ты хочешь от меня?
  - У меня возникло чувство, что ты заинтересовался этим молодым человеком. Я прав?
  Под внимательным взглядом Велехова Радлов опустил глаза. Он почувствовал себя в ловушке. Надо признать, интуиция у Леонида отменная. В отличие от многих других качеств.
   - Об этом говорить преждевременно, - осторожно произнес Радлов. - Ты очень красочно сказал про искорку. Я бы так не сумел, - вонзил он, походя в Леонида маленькую шпильку. - Я пытаюсь понять, что из него может произрасти.
  - И только? - В голосе Велехова Радлов услышал недоверие.
   -По-моему, и это уже не так уж мало. Но ты можешь сам почитать его творения.
  Велехов неопределенно покачал головой.
  - Я конечно, почитаю, но в этом вопросе, как в никаком другом, я доверяю твоей интуиции. Ты чертовски точно умеешь распознавать, что может принести отдачу. Можно выпустить очень хороший роман, но он не будет иметь успех, потому что не попадает в его зону.
  - Хороший роман рано или поздно будет иметь успех. Это закон хорошего романа, - возразил Радлов.
  - Не смею спорить, особенно с законом. Но когда? Через год, через век. А мне надо сейчас. В отличие от тебя я вовсе не склонен работать на вечность. Меня волнуют только пределы собственной жизни. А на все, что за ней, мне по большому счету наплевать.
  - Я не могу в настоящий момент дать тебе таких гарантий. Я должен разобраться. Ты хочешь от меня слишком много.
  - Ты думаешь? - Велехов поднес горлышко бутылки ко рту. - А мне кажется, ты уже составил мнение.
   Радлов невольно почувствовал тревогу. Проницательность Леонида нравилось ему все меньше и меньше.
  - С чего ты взял?
  - Да так, по разным признаком. Ты все время забываешь, что я тебя хорошо знаю. Столько лет провели вместе. И каких лет!
  - Годы, как годы, по-моему, самые обыкновенные.
  - Это с твоей точки зрения, - усмехнулся Велехов. - А с моей, они выглядят по иному.
  - Пусть каждый смотрит на них так, как смотрит, - примирительно сказал Радлов.
  - То есть так, как ему выгодно, - уточнил Велехов.
  Опять он за свое, раздраженно подумал Радлов. Зачем он все-таки сюда приехал?
  - Каждый делает то, что ему выгодно, - скрывая раздражение, парировал Радлов.
  - Золотые слова. Если тебе когда-нибудь присвоят дворянское звание, напиши их на своем гербе. Они очень точно отражают твою сущность. Ты всегда делаешь лишь то, что нравится или выгодно тебе.
  - Можно подумать, что ты поступаешь иначе, - насмешливо произнес Радлов.
  - Тут ты прав. Правда, результат наших поступков не всегда одинаков.
  - Мы же не близнецы, даже у них далеко не все одинаково
  - И снова ты прав, Саша. Думаю, и по поводу Карташова ты будешь правым. Так как?
  - Вот что, Леонид, я тебя обещаю к концу нашего семинара дать ясный ответ на твой запрос. Устраивает такой расклад?
  - За неимением лучшего.
  - Вот и хорошо. Пойду-ка искупаюсь.
  - Осторожно, ты выдул целых две бутылки пива. Если с тобой что случится, это будет невосполнимая потеря для мира.
  Радлов посмотрел на Велехова. "Интересно, как он себя поведет, если я утону", - подумал он.
  - Ты очень заботлив. - Радлов направился к морю по тропинке. Затем вдруг остановился. - Разумеется, я имею в виду мир, а не себя.
  Велехов смотрел ему вслед. Что-то его старый друг темнит, покачал он головой. Ладно, попробуем выяснить.
  
  ***
  Карташов и Неждана, держась за руки, не спеша шагали по кромке воды.
  - Знаешь, я все время думаю, что наша встреча совсем не случайна, в ней таится большой смысл, - проговорил Карташев.
  Неждана посмотрела на своего спутника.
  - Случайных встреч не бывает.
  - Да, это так, но есть встречи, как ты говоришь, не случайные, а смысла отыскать в них трудно. Просто люди встретились, что-то между ними закрутилось, а на выходе все равно ничего. В моей жизни большинство встреч были именно такие. И я всегда сильно переживал оттого, что никак не могу отыскать тех людей, которые действительно мне нужны.
  - А Щурчков, разве он не твой друг?
  - Друг, но наша дружба... - Карташов замялся, подбирая нужное слово, - противоестественная.
  - Я это сразу поняла, едва вас увидела. И не потому, что вы внешне такие разные. Вы словно два противоположных мира. Не понимаю, что вас соединяет.
  - Так получилось само собой.
  - Ты веришь в то, что что-то способно происходить само собой?
  - И опять ты права. Я почему-то смущался не то что говорить, но даже об этом думать, но всегда знал, что нашу дружбу мне навязал Игорь. Хотя зачем ему она понадобилась, я так до конца не понял.
  - А что тут понимать, - пожала плечами Неждана, - ему захотелось продемонстрировать свою власть над кем-то. Попался ему ты.
  - Наверное, ты снова права, - вдруг засмеялся Карташев. - Ты удивительно умная. Ты сразу же схватываешь суть вещей.
  - А ты не собираешься освободиться от его власти? - спросила девушка.
  Несколько секунд Карташов молчал.
  - Я много раз думал об этом, вернее, о том, что наши отношения нужно изменить. А лучше вообще прекратить. Но это было осуществить не легко, в каком-то смысле я привык к нему. Мы вместе уже семь лет. Немало пережили. Между прочим, он много раз мне сильно помогал. У меня был безработный период, мне даже есть было не на что купить. Он содержал меня почти год.
  - Чувство благодарности иногда превращается в рабскую зависимость.
  - Превращается, - кивнул Карташов. - Но это особая рабская зависимость, ее не всегда легко так просто порвать. Но я не сомневаюсь, что однажды это случится. И иногда мне даже кажется, что совсем скоро. Может, я ее потому и не разрывал, так как рядом со мной не было человека, который был бы мне по-настоящему близок. Я ведь рано ушел от родителей, сразу же после школы. Я не мог жить в доме, где все для меня было чуждо. Я знаю, что это плохо, но за все годы я с ними виделся всего пару раз. Хотя они вполне нормальные люди, ни пьяницы, ни уголовники. Всю жизнь работали. Но они чужие, между нами всегда была пропасть непонимания. И с годами только увеличилась.
  - А мне с родителями больше повезло. Не то, что они меня хорошо понимают, но они не мешают мне делать то, что я считаю нужным. Они уважают мою непохожесть на них. Но я, как и ты, остро ощущаю рядом с собой нехватку своих людей. Их оказалось очень мало, гораздо меньше, чем я предполагала. Я надеялась, что когда вырасту, обрету их. Но, как и у тебя, так ничего и не получилось.
  - Вот видишь, я о том и оговорю, мы должны держаться вместе.
  - Мы и так вместе держимся, - засмеялась Неждана, сильней сжимая его ладонь.
  - Тебе не кажется, что этого слишком мало, - тоже засмеялся он.
  - Может быть, мало, а может быть, и много. Кто может знать заранее.
  - Неужели ты не ощущаешь нашу взаимную близость?
  - Не ощущала бы, не шла бы с тобой сейчас рядом. Но я приехала сюда с очень важной для себя целью, разобраться в самой себе, научиться тому, чем я пока еще не овладела. Когда я случайно прочитала о семинаре Радлова, то у меня вспыхнула какая-то лихорадка. Я вдруг поняла, что для меня это бесценный шанс.
  - Ты так высоко ценишь Радлова?
  - Да, я считаю его великим писателем и непостижимо умным человеком. У него есть то, чего нет у большинства других писателей, даже очень талантливых - он заглядывает в вечность. И меня это завораживает. Хотя мне не нравится, что его талант чересчур злой, иногда его произведения буквально излучают волны гнева и ненависти. Между прочим, я сказала ему об этом.
  - И как он отреагировал?
  - Был сильно недоволен моим замечанием, но постарался не показать это. Но я видела, как ходили желваки на его скулах. Он из тех, кому трудно себя сдерживать, а тут ему все время приходится это делать.
  - Ты думаешь, Радлов это наш человек? - спросил Карташов.
  Неждана даже остановилась. Несколько мгновений она стояла, сосредоточившись.
  - Не уверенна.
  - Почему?
  - Он все еще не определился, где он находится. Я просто вижу, как раздирается он пополам, ему то хочется быть здесь, то хочется быть там. И мне почему-то кажется, что по большому счету он нигде.
  - Несмотря на его талант.
  - Именно по его причине. Талант не позволяет ему примириться с этим миром, он тянет его вверх. Но сам он не слишком желает туда подняться. Мне кажется, ему бывает очень трудно. Особенно с теми людьми, что тут собрались.
  - Да коллектив подобрался своеобразный, - согласился
  Карташев.
  - Включая нас, - улыбнулась Неждана.
  - Да мы тут самые своеобразные, - засмеялся Карташов, обнимая девушку за плечи.
  Внезапно послышался плеск воды. Они обернулись и увидели, как из воды выходит Радлов. Он внимательно смотрел на стоящую у кромки моря пару.
  
  ***
  
   Влада собирались на ужин. Этот обряд включал длительную процедуру нанесения макияжа на лицо и почти столь же длительный подбор туалета. С собой она привезла два больших чемодана. И выбирать одежду ей было из чего.
  Громкий и настойчивый стук в дверь застал ее в середине этого пути. Он уже почти завершила раскрашивать лицо и готова была приступить к выбору наряда. Влада в растерянности взглянула на дверь, не зная, что делать. Но стук повторился. И судя по его громкости, человек был намерен добиться своего.
  Влада быстро набросила на себя халат, завязала на нем пояс и пошла открывать. На пороге стоял Черницын. Вид него был довольно противный, лицо одутловатое, глаза мутные, как бутылочное стекло. При этом выглядел он весьма смущенным.
  - Можно войти? - спросил он.
  Владе очень хотелось сказать: нет, нельзя, но она жестом пригласила его в комнату. Хотя Черницын и помещал ей собираться, но она подумала, что раз он заявился, значит, на то есть важная причина.
  Черницын вошел в комнату и нерешительно замер по середине.
  - А у вас тут красиво, - промолвил он.
  - Точно также как и у всех, - хмыкнула Влада.
  Черницын посмотрел на нее своим мутным взглядом. Что-то странное мелькнуло в нем.
  - Да вы садитесь, - пригласила девушка.
  Черницын так поспешно сел, словно бы только за этим и явился. Влада села напротив и выжидающе посмотрела на нежданного гостя.
  - Вы что-то хотели мне сказать? - подбодрила она его. Влада хотела есть, и опоздание на ужин было для нее нежелательным.
  - Да, - кивнул Черницын. - Мне кажется, вы сегодня были в моей комнате.
  Влада раздумывала недолго.
  - Да, - подтвердила она.
  - И что вы думаете? - со вздохом спросил Черницын.
  - О вашей комнате - весело засмеялась Влада. - В ней легкий беспорядок.
  - Нет, я не о комнате. - Было видно, как трудно давались слова Черницыну.
  - А о чем же? - сделала удивленное лицо Влада.
  - Мне кажется, вы застали меня...- застряли слова в его горле. - Мне кажется, - начал он вторую попытку закончить фразу, - вы застали меня не совсем в надлежащем виде.
  - Ах, вы об этом, - пренебрежительно махнула Влада рукой. - Да это же для мужчины с таким положением, как у вас, совершенно нормально. Захотелось немного расслабиться. Что в этом такое.
  Черницын вперил во Владу, словно не доверял ей, пристальный взгляд.
  - Вы, в самом деле, так думаете, - недоверчиво, но с надеждой произнес он.
  - Разумеется, зачем мне вам лгать. - Влада постаралась, чтобы ее голос прозвучал особенно убедительно. - Вы признанный писатель, у вас очень напряженная жизнь. Я ж понимаю, как тяжело написать стоящий роман. Вам необходима периодически разрядка. В этом нет ничего плохого.
  - А вот моя жена ужасно сердится, когда застает меня в таком виде.
  - Не все женщины способны понимать мужчин. Это особый дар.
  - И я вижу, что вы им наделены!- вдруг горячо воскликнул Черницын.
  - Я уважаю талантливых мужчин. И готова прощать им маленькие слабости.
  - Вы так молоды, и так умны.
   Внезапно Черницын вскочил со стула. Влада не успела даже понять, что происходит, как оказалась в его крепких объятиях. Его рот с далеко не самым свежим дыханием буквально присосался к ее губам. Руки писателя потянулись к ее пояску. Еще секунду и они развяжут е халатик. А под ним только трусики. Нет, такое развитие событий явно преждевременно. Если она ему сейчас уступит, то на этом все может и завершиться. А как любовник он интересует ее в последнюю очередь. Если вообще интересует.
  Эти мысли промелькнули в головке Влады за одно мгновение. И заставили резко рвануться из объятий Черницына.
  - Сергей Юрьевич, успокойтесь. Пора идти на ужин.
  Несколько секунд Черницын оторопело глядел на Владу, затем его взгляд принял более осмысленный вид.
  - Да, конечно, пора идти на ужин, - подавленно пробормотал он. Но внезапно оживился - А может, мы продолжим наш разговор после ужина
  - Почему бы и нет. Мы можем с вами погулять по берегу.
  - По берегу, - упавшим голосом повторил Черницын. - Да, конечно, давайте погуляем по берегу.
  - Вот и договорились. А сейчас, извините, я должна готовиться к ужину.
  - Да, конечно, я ухожу. - Он двинулся к двери. Перед тем, как уйти Черницын остановился. - Значит, мы договорились.
  - Договорились, Сергей Юрьевич.
  Черницын кивнул и исчез за дверью. Влада покачала головой. Однако, а старичок весьма резвый. Это даже ничего, иногда может и сгодится. Вот только изо рта плохо пахнет. Но это дело уж как раз поправимо.
  
  ***
  За ужином Сальников проявил оперативность и сел возле Бельской. Она посмотрела на него понимающим взглядом и таинственно улыбнулась. По другую сторону рядом с ней место занял Шурчков. Он обменялся с Сальниковым далеко не самым любезным взглядом, что не осталось незамеченным женщиной. Она почувствовала, как побежали по ее телу токи возбуждения. Она всегда любила такие ситуации соперничества. И знала, что в немалой степени успех ее романов как раз и зиждется на том, что их герои постоянно соревнуются друг другом за сердце дамы. Жаль только, что Карташов совершенно не обращает на нее внимания, его взгляд словно приклеенный невидимыми нитями не отрывается от совсем молодой девушки. Кажется, ее зовут как-то немного странно - Неждана.
  Бельская внимательно посмотрела на нее. Это имя ей удивительно идет. И вообще, как это ни печально, но она вынуждена признать, что эта Неждана весьма симпатичная особа. И Карташов правильно поступает, что обращает на нее самое пристальное внимание. Вот только ей, Бельской, от этого не легче, из всего здешнего мужского зоопарка он привлекает ее больше всех. В нем присутствует нечто такое, чего лишены все остальные. А она в таких вещах кое-что понимает. Хотя в Радлове тоже есть нечто особенное, но его портит чрезмерная порция зазнайства. В каждом его слове, в каждом жесте прослеживается одна и та же мысль: я тут выше всех на целую голову. Оно может и так, да только дела у него идут не блестяще. Это ей доподлинно известно, знающие люди просветили.
  Поток ее мыслей прервал наклонившейся к ее плечу Сальников.
  - Сейчас наш вождь и учитель скажет тост. Не один ужин у нас без этого не обходится. Хоть в меню вставляй.
  И, словно иллюстрируя его слова, поднялся Радлов. В руках он держал бокал вина.
  - Друзья! Сегодня у нас пополнение, в наши ряды влилась одна из самых успешных наших писательниц, всеми нами уважаемая Полина Бельская. Думаю, ее присутствие будет для всех нас полезным. Она для нас можно сказать учебный пример, с одной стороны она добилась большого коммерческого успеха, с другой - читательского. Вы скажите, что одно вытекает из другого. Разумеется, это так. Но тут важно то, что это не просто единичный успех, что-то вроде вспышки, а устойчивый интерес, который не снижается на протяжении многих лет. Это удается совсем немногим. Полина Бельская - это без всякого преувеличения феномен в нашем литературном процессе, где загораются много новых имен. Но так же они загораются, так же быстро и гаснут. Нашей же соратнице удается продержаться столько лет, несмотря на жесточайшую конкуренцию. У меня нет сомнений, что это происходит благодаря обновлению. Даже в рамках столь узкого жанра, как любовный женский роман, по-настоящему творческой личности это вполне по силам. И то, что Полина среди нас, несмотря на все свои достижения, яркое подтверждение моих слов. Я предлагаю выпить за украшение нашего общества Полину Белкину.
  Бельская встала
  - Благодарю вас, Александр Львович, за теплые слова, сказанные в мой адрес. С моей точки зрения они не совсем справедливы. Александр Львович со свойственным ему великодушием слишком лестно оценил и мой талант, и мои скромные достижения. Но я рада, если смогу быть тут полезной. Я готова как учить тому, чему научилась сама, и учиться тому у того, у кого можно научиться тому, чего я еще не умею. Если я правильно понимаю, мы все тут собрались ради этого. Еще раз всем большое спасибо.
  Бельская села. И тот час же Сальников склонился над ее плечом.
  - Вы просто великолепны! - горячо прошептал он.
  Она скосила на него глаза. С ее точки зрения этот парень был чересчур прост и прямолинеен, все его желания и намерения читались на лице также ясно, как надпись на стене. Но с другой стороны это не так уж и плохо, от таких, как он, всегда знаешь, что ожидать. А при ее положении и возрасте это совсем нелишне. Если она желает добиться поставленных целей, то лучше иметь дело с подобным экземпляром. Почему-то неожиданно для себя она взглянула на Радлова. Странную он произнес речь, она сразу почувствовала, что в ней был спрятан некий тайный смысл, какое-то направленное ей послание. Но стоит ли ей возлагать надежды на этого человека? Он никогда не станет ей потакать, он захочет, что бы это она потакала ему. А с этим она никогда не согласится. Разумеется, она способна его купить, предложить ему ту цену, которую он стоит. Их союз вызовет самую настоящую сенсацию, об этом будут долго судачить. Но рано или поздно разговоры стихнут, а что будет потом?
  То, что не красивые и богатые женщины покупают мужчин - это вполне нормально. Ее героини много раз так поступали. Но принесет ли ей эта покупка удовлетворение? Она так осторожна, так боится приобрести не тот товар. У нее нет иллюзий, сама по себе она никого не интересует. Мужчины органически не способны интересоваться не красивыми женщинами. И в этом их даже нельзя винить - такова их природа. Смазливое личико и упругая грудь привлекает их несравненно больше, чем все остальные достоинства женщины. И с этим ничего не поделаешь - это данность, через которую не переступишь.
  Бельская на секунду коснулась руки своего обожателя.
  - Вы слишком снисходительны ко мне, мой друг, - почти пропела она. - Впрочем, я вам благодарна за ваши слова.
  - Вы удивительная женщина, я вами восхищаюсь, - продолжил в ответ свою песню Сальников.
  Бельская задумчиво посмотрела на него, словно что-то решая.
  - Я бы хотела после ужина прогуляться по бережку, - сказала она.
  - Буду счастлив вас сопровождать.
  Бельская ничего не ответила. Вместо этого попросила:
  - Налейте мне вина.
  Шурчков и Сальников одновременно потянулись к бутылке. Шурчков опередил соперника на несколько мгновений. И вино потекло в бокал Бельской из его рук.
  - Вы совсем забыли о моей просьбе, - укоризненно произнес Шурчков.
  Бельская бросила взгляда на Карташова и почувствовала, как учащенней заколотилось сердечко. Такие мужчины ей всегда нравились: тонкие, нежные, умеющие чувствовать не только себя, но и женщину. Но в своей жизни она лишь раз встречалась с тем, кт подходил под такую характеристику. И вряд ли есть смысл сейчас вспоминать ту давнюю историю. Достаточно сказать, что именно из-за нее она и стала всерьез писать.
  Бельская снова посмотрела на Карташева, который по-прежнему был поглощен своей соседкой и не обращал больше ни на кого внимания. Хочет ли она его купить? прикинула Бельская. Да, хочет. Но это товар особый. И значит, способ покупки тоже должен быть особым. Тут деньги должны играть самую незначительную роль.
  Бельская отпила вино из рюмки. У нее есть еще время, и она посмотрит, как ей поступить. А сейчас...
  Бельская решительно повернулась к Сальникову. Пока она разглядывала Карташева, тот тоже времени не терял; наложив целую гору еды на тарелку, уплетал ее так, как будто бы голодал целый месяц. Устроит-ка она ему небольшое испытание. Посмотрим, чего стоит этот парень.
  - Что-то мне тут надоело сидеть. Пойду, прогуляюсь, - произнесла она. - Вы со мной, Костя?
  Сальников оторопело взглянул на Бельскую, потом перевел взгляд на тарелку.
  - Конечно, с вами. Только может, подождем еще пять минут, - умоляюще посмотрел он на писательницу.
  - Я вас не тороплю. Сидите, ешьте. А я пойду. Погуляю одна. Это так романтично: гулять в полном одиночестве по берегу моря.
  Сальников решительно положил вилку на стол, а сам вскочил с места.
  - Я готов! - протянул он ей руку.
  Бельская улыбнулась ему и подала свою ладонь. Под взглядами всех присутствующих опара быстро растворилась в липкой и густой, словно патока, темноте южной ночи.
  Море тихо накатывалось на берег. Бельская взяла Сальникова под руку.
  - Как красиво! Вы не находите. Константин.
  Сальников взглянул на мерцающую на воде лунную дорожу. Ему было глубоко безразлично красиво сейчас вокруг них или не красиво. Он думал только об одном: как он должен себя вести в этой ситуации? Что ждет от него эта ушлая дамочка? Должен ли он вести беседу или трахнуть ее тут прямо на камнях рядом с набегающими на берег волнами? И то, что он никак не мог понять, что же она желает, бесило его.
  - Да, красиво, - буркнул он, но тут же спохватился, поняв, что взял не ту интонацию. - Замечательно! - уже совсем по-другому произнес он.
  Бельская быстро взглянула на него и отвернулась, дабы ее спутник не заметил бы насмешку на ее лице.
  - Мне, кажется, Костя, вы не очень чутки к красоте, - произнесла она.
  - Что вы, я понимаю красоту. Но когда рядом такая женщина, как вы... - Сальников красноречиво замолчал.
  - И что же такого особенного в женщине рядом с вами?
  - Вы такая знаменитая. О вас знает каждый в стране.
  - Быть знаменитой, еще не означает быть счастливой, - грустно вздохнула Бельская.
  - А мне кажется, знаменитые люди должны быть счастливыми.
  - Это в вас говорит молодость. Когда станете старше, то поймете насколько это не равнозначно.
  - Наверное, вы правы. Но я знаю человека, готового сделать все, чтобы вы были бы счастливы.
  Бельская вдруг остановилась и посмотрела на Сальникова.
  - И кто же этот человек? Дайте скорее его адрес.
  - Он перед вами.
  - Вы? - разыграла удивление она. - Вы хотите сделать меня счастливой?
  - Да! - горячо заверил Сальников.
  - И каким же образом? - Руки Бельской внезапно очутились на плечах Сальникова.
  Сальников быстро сделал шаг вперед и, словно вампир, впился губами в рот Бельской. Поцелуй оказался продолжительным, затем женщина решительно шагнула назад.
  - А вы, я вижу, решительный молодой человек. Но не будем торопиться, мы только сегодня впервые увидели друг друга.
  - Я знаю вас давно, - возразил раздосадованный Сальников.
  - А вы случайно не забыли, что на моих книгах была помещена совсем другая фотография.
  Этот аргумент обескуражил Сальникова, но совсем не надолго.
  - Да разве в этом дело, главное это ваш талант. Вы одна из лучших наших писателей.
  - Вряд ли Радлов согласится с таким мнением.
  - Да что о нем говорить, - пренебрежительно махнул рукой Сальников. - Он думает, что умнее всех и на остальных ему наплевать.
  - Вот вы как о нем, - протянула Бельская. - Впрочем, совсем не исключено, что вы и правы. Иногда ко мне тоже приходят сходные мысли. - Она вдруг протянула Сальникову руку. - Спасибо, за хорошую кампанию. Пора спать.
  - Еще рано.
  - Я привыкла рано ложиться. Запомните, молодой человек, если желаете много добиться, нужно неукоснительно соблюдать режим. Это залог любых успехов. Спокойно ночи!
  Бельская, не оборачиваясь, быстрыми шагами направилась к дому. Она нисколько не сомневалась, что брошенный ею кавалер с досадой смотрит ей вслед.
  
  День пятый
  
  ***
  - Любое художественное произведение начинается с замысла. Каков замысел, такой и результат на выходе. Если конкретизировать это положение, то ни одно произведение не может быть выше и лучше замысла. Замысел эта планка, которая ставит верхнюю границу нашему творению. Оно может быть хуже замысла, но практически не может быть выше.
  - А я читаю, что такое случается, - возразила Бельская. - И не так уж редко.
  - Да, - согласился Радлов, - такое, в самом деле, иногда случается. И все же я полагаю, что все же этого никогда не происходит.
  - Вы противоречите сами себе, - насмешливо воскликнул Шурчков.
  - Между прочим, только тогда, когда человек начинает противоречить сам себе, он вступает на дорогу истины, а значит и таланта. Если же говорить конкретно, то я имею в виду следующее: на самом деле, всегда существуют два замысла, один тот, что мы обрекли в конкретные мысли и в лабиринт сюжета и тот, который существует на сверхсознательном уровне. Обычно он предстает перед нами в виде некого туманного образования. А нередко, писатель вообще о нем не догадывается. Но это вовсе не означает, что его нет. Более того, я утверждаю, что он присутствует всегда.
  - А почему вы думаете, что многие писатели, как вы говорите, о нем даже не догадываются? - хмуро спросил Черницын.
  - Я сужу об этом по их произведениям. Эти два замысла всегда находятся в состоянии войны, кто из них победит. Чаще всего победа достается, назовем его, конкретному замыслу, зачастую он полностью вытесняет замысел, назовем его, духовным. Удивляться тут нечему, так как большая часть современной литературы - это не более чем изложение сюжета. В итоге мы имеем полное засилье плоской одномерной литературы. Нет слов, что изложение сюжета тоже требует большого умения, есть настоящие мастера этого дела. Но это не меняет суть того, что они пишут.
  - Вы имеете в виду кого-то конкретно из нас? - подозрительно посмотрел на Радлова Черницын.
  Радлов едва успевал подавить вздох.
  - Сергей Юрьевич, в данном случае я не имею никого конкретно, я лишь излагаю свое виденье предмета. Ведь все здесь присутствующие именно для этого записались на мой семинар, чтобы послушать мое мнение по поводу творческого процесса. Хотя будет со всем не лишним, если каждый из вас приложит мои слова к своему творчеству. Но продолжим. На самом деле писателю все же не так просто отмахнуться от духовного замысла, он довлеет над ним и тот и дело дает о себе знать. Некоторым авторам он так сильно докучает, что они всячески стараются не обращать на него внимания. Тем более такого поведения требует от них издатели, рынок. Но те, кто все же пытаются вплести в контекст произведения хотя бы некоторые отголоски духовного замысла, начинают восхождение уже к другому уровню. По сути дела с этого момента и возникают элементы творческого процесса. Гениальные произведения появляются тогда, когда складывается гармоничный синтез между двумя замыслами, когда конкретный замысел вытекает из духовного, а духовный находит свое проявление в конкретном. По большому счету таков алгоритм создания выдающихся творений.
  Радлов замолчал, взял со стола бутылку воды, налил ее в стакан и выпил.
  - По-вашему получается все элементарно просто, - произнес Сальников. - Соединил два замысла в один - и получай шедевр. Мы же тут не совсем лопухи, чтобы в это поверить.
  Радлов посмотрел на него, и ему стало немного не по себе. Сальников смотрел на него откровенно враждебно, словно он сделал ему нечто плохое.
  - Верить или не верить, это каждый решает сам, - проговорил Радлов. - Разве я говорил, что это легко. Я лишь объяснил, как все происходит. Но если прыгун в высоту расскажет нам, как прыгнуть на два метра, никто же из нас не прыгнет. Хотя и будет досконально знать, как это сделать. Точно так же и тут. У этого вопроса имеется вторая, не менее важная сторона. Когда я читаю чей-то роман, то стараюсь представить личность автора, уровень его интеллектуального и духовного развития. Художественное произведение очень наглядно его демонстрируют даже в тех случаях, когда пишущий пытается в угоду рынка маскироваться под всех, встать в общий строй. Это возможно для профанов, но опытному взгляду открывается подлинный уровень человека. Его можно уловить по отдельным черточкам, даже по нескольким фразам. Даже по интонациям.
  - Я это тоже всегда чувствую, - тихо, но очень отчетливо проговорила Неждана.
  - Я и не сомневался, - посмотрел на нее Радлов. - Подлинная проблема литературы - это проблема замысла. О чем человек думает, какие чувства им владеют, наконец, какие намерения и цели преследует, начиная создание произведения. Какой замысел, таков и творец. И какой творец, таков и замысел. В замысле проявляется наша человеческая суть, работа души и сознания, тот уровень, на который они способны подняться. Именно в этой точке и кроется суть проблемы. Наша эпоха - это эпоха мастерства, все больше людей обладают умением создать художественное произведение. Писательство стало не более чем одни из ремесел, а писатель - ремесленником. Я все чаще ловлю себя на мысли, что не вижу отличия между ним и, к примеру, сапожником. Чем отличается замысел сапога от замысла многих романов? Боюсь, но принципиальных отличий давно уже нет. Более того, когда я смотрю на хорошую обувь, то не могу отделаться от мысли, что ее замысел превосходит замысел многих так называемых произведений искусств.
  - В своих утверждениях вы заходите за грань разумного! - выкрикнул Черницын.
  - Полагаю, что я захожу за грань привычных представлений. А вот являются ли они разумными - большой вопрос. Я отдаю себе отчет, что для очень многих профессия писателя обладает неким сакральным звучанием, сопряжена с большим престижем. И когда-то это было действительно так. На сегодня давно все не так, сегодня - эта самая обычная профессия. Причем, далеко не самая интеллектуальная, а зачастую анти интеллектуальная. Наш писательский цех в какой момент прекратил поиск, а с ним и подъем на новые высоты. Писательство окончательно стало всего лишь одним из видов бизнеса. Господин Велехов, как никто другой знает об этом не понаслышке. Скажи, Леонид.
  Велехов без большого удовольствия взглянул ан Радлова.
  - К сожалению, в целом я согласен с высказанным мнением, - проговорил он. - Издатели требуют от писателей не хорошие произведения, а продаваемые произведения. А между теми и другими может быть очень большая разница. Но самое главное то, что писатели охотно откликаются на это требование. Они готовы поставлять на рынок такие сочинения, даже если приходится наступать на свой талант. Я много раз становился свидетелем того, как талантливые авторы разменивали свой дар на коммерческий успех. Причем, в большинстве случаев совсем небольшой. И через какое-то время от их дара мало что остается. Наверное, это действительно грустно, но я не вижу способов как-то изменить ситуацию. Я убежден, что все так и будут продолжаться. И ничего иного не предвидится.
  Радлов уловил движение Карташова.
  - Вы хотите возразить? - спросил он у него.
  - Да, - быстро встал он. - Я не согласен.
  - С чем вы не согласны?
  - Что ситуация необратима. Конечно, оболванивание человечества сейчас происходит в невиданных масштабах, в том числе с помощью и литературы. Но кто-то же должен этому противостоять. Иначе в скором времени человечество превратится в стадо баранов. И писатели как раз делают все, чтобы это произошло как можно скорей. Даже среди нас есть такие.
  - И кто же это? - громко прозвучал голос Черницына.
  Карташов обернулся в его сторону.
  - Я не хотел говорить на эту тему. И уж тем более называть имена. Но раз пошел такой разговор, то скажу. Вы правильно поняли мой намек, в первую очередь я имел в виду вас. Правда, не только вас.
  - Ты уж назови все имена, - потребовал Сальников.
  Карташов перевел взгляд на него.
  - Вы правы, вы тоже в этом бесславном ряду.
  Сальников резко вскочил.
  - Не много ли ты себе позволяешь, мальчик. Сам-то ничего пока не написал.
  - Ошибаетесь, я написал. Вы правы, не издал, но, согласитесь, это разные вещи. К тому же издание произведения вовсе не свидетельствует об его качестве. В наше время скорей наоборот.
  - Юноша прав, - неожиданно поддержала его Бельская. - Мы все слишком глубоко погрузились в коммерцию. От творческого процесса остались одни воспоминания. Большинство из нас, найдя свою нишу, начинает без конца его воспроизводить, словно работают на заводском конвейере. Я пятнадцать лет, как робот, писала любовные романы, заработала кучу денег. А что в остатке. У меня такое чувство, что я выпотрошила себя, как на скотобойне, до последнего органа. По всем законам творчество должно человека обогащать, а меня оно выжило, как лимон. - Бельская оглядела присутствующих. - Да, как я вижу, не я одна в такой ситуации.
  - Говори за себя, - буркнул Черницын.
  - Мне кажется, мы на "ты" еще не переходили.
  - Да, пошла ты знаешь, куда. - Черницын неожиданно грубо выругался.
   И тут же вскочил Карташов.
  - Вы должны немедленно извиниться перед Полиной Анатольевной.
  - Не тебе меня учить, молокосос. Ты еще щенок против меня.
  - Может, я и щенок, но вы уж точно хам. Я требую извинений.
  - Ни перед кем извиняться я не собираюсь. А за хама... - Внезапно Черницын, опрокинув стол, за которым сидел, устремился к Карташову. Еще через несколько минут они схватились в рукопашную.
  Все мужчины бросились их разнимать. Кроме Радлова. Он сидел на стуле и курил, наблюдая за происходящим. Красные и взъерошенные Черницын и Карташов после короткой схватки стояли друг против друга и обменивались грозными взглядами.
  Внезапно Радлов встал со стула.
  - Думаю, можно всем сесть. - Подождав, пока все усядутся по своим местам, он продолжил: - То, что сейчас случилось, является прекрасной иллюстрацией моей лекции. Хотя видит бог, ничего подобного я не замышлял. Но столкнулись две позиции, два тех самых замысла, о которых я говорил. Уважаемый Сергей Юрьевич, типичный представитель конкретной его разновидности. И Володя Карташов, который стремится воплотить в своем, как верно заметил Сергей Юрьевич, еще не изданном творчестве, совсем другие идеалы. И вы все могли наблюдать, в какой острой, можно даже сказать, непримиримой форме произошло это столкновение. Надеюсь, этот показательный номер так и останется таковым. И в дальнейшем ничего подобного не случится. - Радлов на мгновение замолчал, он вдруг ясно понял, насколько тщеты эти его надежды. Достаточно было только бросить взгляд на Черницына, его бурое от пережитых волнений лицо было все перекошено от ненависти. Карташов задел его до самой глубины души. - Предлагаю на этом закончить нашу сегодняшнюю лекцию. Начнем индивидуальное общение. - Он посмотрел на Карташова. - Владимир, могу я вас попросить зайти ко мне в комнату минут через двадцать.
  
  ***
  
  Радлов с нетерпением ждал Карташова, И едва тот вошел в комнату, едва не бросился ему на встречу. Он смотрел, как приближается к нему молодой человек со смешанным чувством. Он был близок ему, но в тоже время он воспринимал его почти враждебно. Ощущение исходящей от него опасности лишь с каждым часом усиливалось.
  - Вы хотели со мной поговорить, Александр Львович, - произнес Карташов. В его голосе не было враждебности, но не было и теплоты. И Радлов уловил это.
  - Хотел, - подтвердил Радлов. - Меня сильно обеспокоил ваш конфликт с Черницыным.
  - Поверьте, я не хотел. Вернее, у меня даже и в мыслях не было ничего подобного. Но Черницын сам напросился. Вы все очень точно сказали про замыслы и про борьбу между ними. Вы мне на многое сегодня открыли глаза.
  - Я этому очень рад, но это не снижает моей тревоги. Нам всем еще достаточно долго находиться под одной крышей, а обстановка под ней накаляется. Вы это, Владимир, чувствуете?
  - Чувствую, - кивнул Карташов. - Только боюсь, что это неизбежно.
  - Неизбежно? - не скрыл удивления Радлов. - Поясните.
  - А что же тут пояснять, вы же сами час назад все объяснили.
  - Но не для того, чтобы вы били друг другу морды.
  - А что еще остается делать, - подал плечами Карташов. - Черницын самый бездарный писатель, которого я знаю.
  - Поверьте, не самый бездарный, - возразил Радлов. - Есть гораздо бездарней. У него все же есть какие-то просветы.
  - Они лишь подчеркивают его бездарность. То, что он пишет, даже пошлостью нельзя назвать. Это еще ниже, чем пошлость.
  - Вы очень суровый критик, Владимир.
  - Разве не вы в самом начале нас призывали к этому.
  - Призывал, - признал Радлов. - Только я не предполагал, что начнутся такие серьезные столкновения.
  Карташов на несколько мгновений о чем-то задумался.
  - Александр Львович, неужели вы не понимаете, что без этого нам тут не обойтись.
  Вот уж не предполагал, что этот парень такой воинственный, подумал Радлов. На вид он мягкий и даже застенчивый. Неужели он прав, и мы тут обречены на противостояние?
  - Я понимаю. И даже где-то согласен с вами. Но и вы поймите, противостояние не должно выливаться в непримиримость. Иначе мы все уничтожим друг друга. Поверьте, это не голословное утверждение, я сужу по своему опыту. Те чьи позиции особенно непримиримы, должны быть и особенно терпимы друг к другу. В этом и заключается мудрость.
  У Радлова вдруг возникло ощущение, что его слова натолкнулись на невидимый барьер. Карташов внезапно весь подобрался, как лев перед прыжком.
  - У меня, к сожалению, а может, к счастью нет такого опыта. Я только вижу, что эти люди пожирают все вокруг. Они отравители колодцев людских душ.
  - Не надо преувеличивать, души и без них отравлены.
  - Но они сыпят и сыпят яду. Вы даже не представляете, как я вам благодарен.
  - За что? - искренне удивился Радлов.
  - До этого момента я не был уверен в себе. Мне иногда казалось, что я делал что-то не то, что пишу какую-то ерунду. Хотя чувствовал, что это замечательно. Но ведь я мог и заблуждаться. И потому действовал робко. А когда вас послушал, то окончательно пришел к выводу, что я на верном пути. И с него не сойду. Чего бы мне этого не стоило. Иначе не вижу смысла быть писателем.
  Он должен его отговорить, подумал Радлов, иначе этот парень сломает шею.
  - Вы напрасно полагаете, что писательство - это борьба. Это беспрестанный внутренний поиск, иногда такой тяжелый и изматывающий, что некоторых доводит до самоубийства.
  - А вот этого я как раз и не боюсь.
  - Поиска или самоубийства?
  - И того и другого, - улыбнулся Карташов. - Не думайте, что я какой-то фанатик. Просто я чувствую, что по-другому у меня не получится. Таким уж я явился на свет. Мне кажется, что и вы такой. Разве мы не на одной стороне?
  Радлов посмотрел на молодого человека и отвел глаза. Карташов задал тот вопрос, который он задавал сам себе.
  - В данном случае, как руководитель семинара, я лицо нейтральное.
  - Понятно. А после семинара?
  - После семинара все разъедутся по своим шалашам. И каждый в одиночку продолжить свой путь.
  - Вы так полагаете. - В голосе Карташова отчетливо прозвучало разочарование.
  - Писательство - профессия самых одиноких людей в мире. В этом ее проклятие, но и в этом ее и главное искушение. Быть один со всем мирозданием, пытаться разгадать его загадку - это ли не соблазнительно.
  - Меня всегда это сильно волновало, - сказал Карташев. - Возникает удивительное чувство...
  - Я знаю это чувство, можешь не говорить, - прервал его Радлов.
  - Но тогда вы с нами, - убежденно произнес молодой человек.
  - С кем это с нами?
  - Со мной, с Нежданой.
  Радлов искоса взглянул на него. Вот он, просто классический треугольник.
  - Давай завершим нашу дискуссию, - предложил Радлов - Прошу вас об одном: не встревайте в ненужные споры. Черницын все равно никогда и ничего не поймет. Все, что он мог понять в жизни, он давно понял. Помните, как говорил апостол Павел: " у них имя, как у живых, но они мертвы".
  - Тогда зачем же вы...
  - С мертвыми тоже надо уметь говорить на их языке, иначе они убьют живых.
  - Мертвый язык - это не по мне.
  Будь, что будет, вздохнул про себя Радлов. Его не переспоришь.
  - Я сказал вам, все, что хотел.
  - Не все, - возразил Карташов - Вы так и не сказали, на чьей вы стороне.
  Повернувшись, он быстро зашагал к выходу.
  
  ***
  Черницын поймал Сальникова, когда тот выходил их дома вместе с Бельской . Он бы предпочел поговорит с ним один на одни, но коли эта дамочка вешается на шею этого бугая, то черт с ней, пусть послушает. И может это даже и хорошо, ее мнение тоже немаловажно.
  - Константин, могу я с вами поговорить?
  Сальников вопросительно взглянул на свою спутницу.
  - Конечно, поговорите, о чем речь. Если я вам мешаю, то могу постоять в сторонке, - скромно произнесла Бельская.
  - Вы нам совсем не мешаете, - поспешно возразил Черницын. - Даже наоборот, ваше мнение особенно ценно, - состроил любезное лицо он - Тогда может быть, мы пройдем к морю.
  Троица направилась по тропинке к морю. Черницын едва не кипел от обуревавших его чувств, но он сдерживал себя, так как не хотел, чтобы кто-то со стороны видел, какой характер носит их разговор. Поэтому он молча шел, лишь бросая искоса взгляды по сторонам.
  Наконец они оказались на пляже. Несмотря на жару, тут не было никого. Черницын почувствовал, что, наконец, может свободно отодвинуть затворы на пути лавы своих чувств.
  - Как вам сегодняшний демарш этого молокососа, не издавшего за свою жизнь ни одной даже брошюры! - громко воскликнул он. - Вам не кажется, это неслыханная наглость.
  Сальников, словно спрашивая разрешения, посмотрел на Бельскую. Но та не только молчала, но даже выражение ее лица ни о чем не говорило, оно было абсолютно безучастным.
  - Да, паренек распоясался, - осторожно согласился Сальников.
  - Это не то слово, - взвился Черницын, - он самый настоящий наглец. - Уверен, что он считает себя гением.
  - А вдруг это так и есть, - неожиданно произнесла Бельская.
  От изумления Черницын даже оторопел.
  - Вы это всерьез?
  - Это всего лишь предположение.
  - Вы тоже так думаете? - посмотрел Черницын на Сальникова.
  Тот снова покосился на женщину, но она снова приняла полностью отстраненный вид.
  - Да какой к черту гений, - хмуро проговорил Сальников, - спеси много. Знаю я таких.
  Черницын почувствовал некоторое облегчение; он не ошибся в Сальникове, тот его единомышленник.
  - Я рад, что вы правильно понимаете ситуацию. - Черницын вдруг приблизился к Сальникову. - Но дело-то даже не в нем.
  - А в ком?
  - Вы не понимаете. - Так как Сальников промолчал, Черницын продолжил: - Все, что сегодня происходило, происходило с молчаливого согласия Радлова. А знаете почему? Он был солидарен с ним. Я даже уверен, что не просто солидарен, он был идейным вдохновителем всего этого. Я готов дать на отсечение руку, которой написал столько произведений, что он никого тут не уважает.
  - Да я уж давно про это все понял, - махнул рукой Сальников.
  - Вот видите, ни я один так считаю, - обрадовался Черницын. - А на каком, скажите, основании. Между прочим, я известен ничуть не меньше его. А написал уж точно больше. А уж про Полину Анатольевну и говорить не приходится, ее славе может любой позавидовать.
  - Вы преувеличиваете, - отозвалась Бельская, по-прежнему сохраняя беспристрастность по отношению к происходящему.
  - Нет, уж позвольте, мне ли это не знать, - возразил Черницын. - Нас тут систематически унижают.
  - Унижают, - согласился Сальников и в очередной раз бросил быстрый взгляд на Бельскую.
  - Как хорошо, когда твое мнение совпадает с мнением других! - воскликнул Черницын. - Но мы не должны этого терпеть. Вы согласны, Константин?
  - Я? - Сальников на мгновение задумался. - Я-то согласен, но что из этого вытекает.
  - Как что! - возмутился Черницын. - Мы не должны этого молча терпеть.
  - Но если вам тут не нравится, не лучше ли просто уехать, - предложила Бельская.
  - Уехать! - взвился Черницын. - И тем самым признать, что этот Карташов во всем прав. - Не знаю, как вы, я уезжать до конца семинара не собираюсь.
  - А я только что приехала.
  - А вы? - посмотрел Черницын на Сальникова.
  Сальников снова метнул взгляд на Бельскую. Она впервые за весь разговор ответила ему тем же.
  - Я тоже не собираюсь уезжать. Не для того деньги платил.
  - Вот видите, мы все согласны, что отъезд - это не выход, - довольный констатировал Черницын.
  - И что же вы предлагаете? - поинтересовался Сальников.
  Этот прямой вопрос немного смутил Черницына.
  - Для начала мы должны держаться все вместе, - не очень уверенно произнес Черницын. - И тогда к нам еще кое-кто присоединится.
  - И что дальше?
  Черницын впервые за весь разговор улыбнулся
  - Скажите, Константин, - когда вы пишите роман, вы всегда знаете, как будет развиваться действие в следующей главе?
  - Да нет, иногда совсем не знаю.
  - Вот и тут то же самое. Посмотрим, как будут развиваться события. Главное, что теперь мы не одиноки. Будем советоваться друг с другом. Полина Анатольевна, вы с нами?
  - Позвольте мне, Сергей Юрьевич, уж быть самой по себе. Зато я вам жертвую своего кавалера. Разве этого мало?
  - Спасибо, вы очень добры, - усмехнулся Черницын. - Мы еще с вами, Константин, пообщаемся.
  Черницын направился к дому. Сальников и Бельская остались одни.
  - Вы считаете, его надо было послать куда подальше? - спросил Сальников.
  Бельская загадочно улыбнулась.
  - Действуйте, Константин, действуйте, - произнесла она и потрепала его по щеке.
  
  ***
  Карташов лежал на кровати, когда в комнату вошел Шурчков. И сразу направился к нему.
  - Лежишь? - с какой странной интонацией проговорил Шурчков.
  - Нет, стою, - насмешливо возразил Карташов.
  - Ты еще и остришь.
  Карташов удивленно посмотрел на него.
  - Кто-то у нас тут умер.
  - Причем тут умер, - не сразу понял Шурчков.
  - Объявлен трехдневный траур, все шутки, увеселительные мероприятия отменяются.
  - Понятно, это ты шутишь. Ну да, я совсем запамятовал: ты же у нас шутник. Хотя с другой стороны я раньше это как-то не замечал.
  - Это верно, раньше я не был шутником. Только теперь понимаю, как сильно был зажат. Мне кажется, что я был самым несвободным человеком на земле.
  - А сейчас освободился? - подозрительно посмотрел на него Шурчков.
  - Освободился, - кивнул головой Карташов. - Конечно, еще не до конца, но какая-то часть цепей с меня слетела.
  - Значит, все же не до конца. Даже не представляешь, как я этому рад.
  - Рад? - удивленно поднял бровь Карташев.
  - Именно. Сегодня я воочию лицезрел плоды твоего освобождения.
  - Ах, ты об этом.
  - Об этом, об этом. - Лицо Шурчкова внезапно перекосилось, как от зубной боли. - Ты хоть чуть-чуть отдаешь отчет своим поступкам.
  - Тебе что-то не нравится?
  - Все не нравится. Объясни, что за концерт ты устроил утром?
  Карташов внимательно посмотрел на Шурчкова.
  - Это был не концерт.
  - Да? А тогда что же?
  - Я делал то, что посчитал нужным.
  - А ты понимаешь, что нажил смертельного врага.
  - Смертельного врага? - Карташов задумался. - Пожалуй, ты прав. Бездарные люди обычно крайне мстительные.
  - Мне глубоко наплевать бездарный ли писатель Черницын или самый талантливый в мире. Но я точно знаю одно: он один из самых влиятельных писателей. Он открывает двери в издательства одной ногой.
  - И что с того?
  - Ты делаешь вид, что ничего не понимаешь или, в самом деле, сильно отупел от жары?
  От удивления Карташов даже сел на кровати.
  - Я тебе не понимаю, Игорь. С чего ты вдруг грубишь?
  - Да я просто в бешенстве. Ты сам затягиваешь на своей шее петлю. Этот Черницын теперь уж точно перекроет тебе все пути. Раньше в издательствах не хотели с тобой говорить, а теперь даже на порог не пустят. Можешь считать, что с этой минуты ты изгой.
  - Изгой, так изгой, - спокойно согласился Карташов.- Ты-то чего беспокоишься, к тебе это ни в коей мере не относится. У тебя с изданием все в порядке.
  - Да причем тут я! - почти закричал Шурчков. - Я же для тебя стараюсь. Пытаюсь со всеми договариваться. Вот думал с Черницыным на счет тебя поговорить. Я кое-что знаю о нем; когда он пьян, то дает неосторожные обещания. Одна бутылка выпитого с этим алкашом коньяка - и твое будущее могло быть обеспечено.
  - Прости, что я сделал ненужным вашу совместную выпивку. Но, чтобы исправиться, готов его заменить.
  Какое-то время Шурчков изумленно, словно видя впервые, смотрел на Карташова.
  - Я не понимаю, что с тобой произошло, ты будто с цепи сорвался Я стараюсь для тебя, а тебе на все наплевать.
   Карташов внезапно встал и прошелся по комнате.
  - Я давно хотел с тобой поговорить, да все как-то не решался. Все же мы друзья.
  - Рад, это еще слышать. А то я стал сомневаться.
  Карташов снова сел на кровать.
  - Я хочу тебя попросить - не надо забоится обо мне, устраивать мои дела. Позволь мне это делать самому по своему разумению.
  Шурчков сделал изумленные глаза.
  - Володя, я помогал тебе как друг, как собрат по перу.
  Карташов покачал головой.
  - Мы не собратья по перу. Никогда им не были и никогда не будем.
  Шурчков от изумления даже привстал.
  - Это как понимать.
  - Прости, Игорь, но мне никогда не нравилось, что ты пишешь. Я давно хотел тебе это сказать, но не решался. Ничуть не лучше, чем Черницын. Поверь мне, лучше бы тебе найти другое занятие.
  "Неужели он каким-то образом прознал про то, чем я собираюсь заняться в ближайшее время" - подумал Шурчков. Он пристально посмотрел на Карташева. - Вряд ли, он действительно ни во что не ставит мое творчество". Шурчков вдруг ощутил, как волнами откуда-то из самых глубин его натуры начали поступать волны ненависти к этому человеку. И вдруг пришло к нему ясное понимание: он всегда его ненавидел. Да и как могло быть иначе, когда он с самого начала ощущал полную их противоположность, точнее полную несовместимость.
  С первого дня их знакомства Шурчкова преследовало ощущение, что вместе им на одной планете трудно сосуществовать. И чтобы погасить это чувство, чтобы заставить Карташова стать вровень с ним, он и навязал ему дружбу. Но теперь эта конструкция дала такую трещину, что грозила в любую секунду полностью обрушиться. И все его многолетние усилия окажутся напрасными.
  Шурчковым вдруг овладело странное ощущение, как будто он стоит голым перед зеркалом и не знает, как укрыться от своей наготы. И он знает, что теперь ему долго не избавиться от этого образа, он будет возвращаться к нему снова и снова.
  - Не ожидал от тебя услышать такого. Спасибо за все, что я для тебя сделал, произнес Шурчков.
  - Это правда, а она не зависит от наших благодеяний. И еще я хочу тебя предупредить: когда мы вернемся, то больше не будем жить вместе.
  - Я вижу, ты хочешь разорвать все связи между нами.
  Карташов слегка наклонил голову.
  - Если честно, хочу. Не вижу в них смысл. У нас разные пути.
  - Если ты так решил, то так оно и будет. Но ты об этом пожалеешь.
  - Нет, - твердо сказал Карташов.
  - Не думал, что так все завершится.
  - Для меня это тоже немного неожиданно. Но я рад, что сумел все тебе сказать. Поверь, мне это было нелегко.
  - Ах, нелегко! - вдруг взвизгнул Шурчков. На какие-то мгновения он потерял самообладание. - Какой деликатный выискался. Наплевал человеку в душу - и все нормально. Еще бы, это же во имя высших интересов, служения литературе, человечеству.
  - Ты никогда не понимал про такие вещи.
  - Куда уж нам сирым! Это ты живешь великими идеалами, а мы так, чем попало. А хочешь, скажу, как ты ко всем относишься. Мы для тебя мусор, грязь.
  - Это не так. Я тебя уважаю, но никто из нас не может изменить тот факт, что нам в разные стороны. В конце концов, это нормально. Отнесись к этому спокойно.
  - Спокойно. - Шурчков едва не задохнулся от негодования. - После всех моих стараний. В отличие от тебя для меня дружба не пустой звук.
  - Мы говорим не о том. Я не уверен, что мы уж так дружили. Да это ли сейчас важно. Мы должны спокойно разойтись. Если хочешь, как друзья. Будем считать, что это последний акт нашей дружбы. И давай на этом пока закончим. У нас еще будет возможность поговорить.
  Шурчков почувствовал растерянность перед мягкой непримиримостью Карташова. Он понимал, что это конец, но и мириться с этим не хотел. Это означало признания своего поражения. Но и другого выхода он на данный момент не видел.
  - Думаю, наш разговор еще не окончен, - скорей для себя, чем для Карташова произнес он. - Только не уверен, что его конец будет таким, каким ты представляешь. Не буду докучать тебя своим присутствуем.
  Шурчков стремительно вылетел из комнаты. Ему нужно было срочно найти средство, чтобы успокоиться.
  
  ***
  Велехов сидел на веранде, любовался яркой палитрой клумбы и обдумывал ситуацию. Кажется, Радлов теряет рычаги управления своими семинаром, нити событий все больше выпадают из его рук. Что не удивительно, он был всегда несколько беззаботен и одновременно чересчур самоуверен. Рано поверил в свою гениальность, в то, что для него нет ничего невозможного, нет никаких преград, а все, что затевает, обязательно удается. И ведь так оно и было, все эти годы. Он, Велихов, пристально следил за извилистыми перипетиями его судьбы. И сколько бы она не виляла, как неумелый велосипедист на трассе, все равно всякий раз выруливала на прямую дорогу. Но всему однажды приходит конец. И не наступает ли сейчас именно такой момент?
  Велихов почувствовал волнение. Сколько лет он ждал этого момента, надеялся, что однажды он настанет. И неужели дождался? Чутье не обмануло его, отправив на этот дурацкий семинар. Затея в духе Радлова, в его голову и раньше часто приходили нелепые идеи. Правда, как ни странно, они удавались, принося немалые дивиденды их автору. Но сейчас он, кажется, перегнул палку, и можно его на этом подловить.
  Сколько лет прошло, а он, Велехов, все не может излечиться от нанесенных ему Радловым обид. И разве дело только в том, что он разрушил его семейную жизнь, ради всего лишь мимолетной прихоти. Может быть, это он бы и простил. Но Радлов всегда - и он убежден, что делал это сознательно - подчеркивал над ним свое превосходство. И с его стороны то был сознательный выбор линии поведения, чего он даже особенно и не старался скрывать. В самом деле, а зачем? Он же гений, ему должны не только все поклоняться, но и быть снисходительными к любым пакостям, которые он делает. Однажды Радлов сказал ему об этом прямым текстом. Он помнит его слова почти что дословно, как будто бы они произнесены только вчера. А на самом деле прошло ровно двадцать лет.
  Радлов увел его жену, с которой они прожили всего какой-то год. И Велехов пошел разбираться с ним. По его мнению, то была двойная подлость. Ведь он не просто увел супругу из дома, где он чувствовал себя как дома. Но они были друзьями. И Радлов не раз говорил ему об этом.
  Им владела холодная ярость. Планы мести сменяли друг друга, как картинки в калейдоскопе. И лишь они приносили его истерзанной душе хоть какое-то временное облегчение.
  Велехов сразу понял, что в Радлове нет и тени раскаяния. Он встретил Велихова так, словно между ними ничего не случилось, И это обескуражило его, сбило с того настроя, который сформировался в последний час. К такой наглости, честно говоря, он тогда еще не привык. Это уже затем подобные вещи его нисколько не удивляли, и сам легко мог так поступить. Но если так и поступал, то во многом благодаря Радлову, тому уроку, который тот тогда ему дал. Это был способ, вернее один из способов подняться до его уровня.
  Велехов набросился на Радлова с упреками. Ему в тот момент казалось, что такие понятия как вероломство, предательство дружбы должны воздействовать на друга. Но Радлов слушал его с таким видом, как слушает врач рассказ пациента о своих недугах. И в каком-то смысле это было действительно так, Радлову, как писателю, была интересна его реакция на случившееся. Это Велехов понял потом, когда через много лет он нашел описание этого эпизода в одном из его романов. Велехов прочел его с большим интересом. Но это случится через много лет, а тогда Радлов потряс его своим ответом. Выслушав горячий поток слов Велехова, он вдруг абсолютно по-дружески похлопал его по плечу. "Ты, Ленчик, конечно прав, и я поступил некрасиво. Только извини, это с твоей точки зрения. А с моей все выглядит иначе. Понимаешь, мой вдруг, перед тобой стоит обыкновенный гений, гений от литературы. Таких, как я, можно в мире по пальцем пересчитать. А может, и вообще пальцы не понадобятся за отсутствием таковых. А разве гении не должны отличаться от простых смертных, вроде тебя. Должны же они получать награду за свое необыкновенное дарование. Или ты полагаешь, что они должны довольствоваться тем же, что и остальные. Если гении особые люди, то и мораль для них должна быть особенная. Разве не так?"
  Так как Велехов растерянно молчал, то Радлов продолжил: "Ты должен быт горд, что я отбил у тебя жену. Я бы тебя понял, если бы это сделал обычный человек. Это была бы такая пошлость. Но ведь она ушла ко мне. Да такой эпизод нужно включать в свою автобиографию. Поэтому не расстраивайся, а радуйся, что так случилось".
  Велехов вдруг ощутил, как нахлынувшие воспоминания снова зажгли в нем свечу былой ненависти. И она вдруг начала пылать так ярко, что ему даже стало немного тревожно. Под влиянием сильных чувств можно и глупостей понаделать. А ему следует сохранять трезвую голову. В конце концов, не такое уж у него и обширное поле для маневров.
  Велехов вдруг заметил, как по тропинке идет Ермаков. Он посмотрел на него и поздоровался.
  - Не желаете ли чего-нибудь? - поинтересовался Ермаков.
  - В такую жару хочется только холодного пива, - вальяжно растянулся в кресле Велехов.
  - Подождите одну минуточку, сейчас принесу, - поспешно произнес Ермаков.
  Отсутствовал он, в самом деле, не больше заявленной минуточки и вернулся, неся на подносе запотевшую бутылку пива и хрустальный бокал. Весь этот джентльменский набор он поставил на стол перед Велеховым.
  Велехов думал, что, выполнив свои обязанности. Ермаков его покинет, но тот оставался стоять на месте, смотря на него так, словно бы хотел, но решался что-то спросить.
  Какая-то смутная мысль оставила бороздочку в мозгу Велехова. Он пристально взглянул на Ермакова.
  - А чего вы себе, Валентин Васильевич, бокальчик не поставили? - поинтересовался Велехов.
  На лице Ермакова промелькнуло удивленное, но одновременно и довольное выражение.
  - Так как бы нам не положено. Мы тут обслуживаем.
  - Бросьте, Валентин Васильевич, мы тут, считай, все на отдыхе. Так и давайте вести себя просто. Несите и садитесь, поболтаем.
  Ермаков буквально бросился в дом за бокалом и вернулся с ним уже через полминуты. Он сел на соседнее кресло.
  - Позвольте, я разолью пиво, - произнес он.
  Велехов с наслаждением отхлебнул из бокала. Вот чего ему не хватало с самого утра. Затем перевел взгляд на Ермакова.
  - У меня такое чувство, что хотите мне что-то сказать, Валентин Васильевич.
  Ермаков нерешительно посмотрел на Велехова.
  - Это жена просила вас спросить. Хотя я тоже обеспокоен.
  - И чем же обеспокоена ваша чета? - Велехову даже стало интересно.
  - Мы про Сергея Юрьевича хотели с вами поговорить.
  Тема предстоящей беседы вызвала у Велехова удивление. Но он решил его не демонстрировать.
  - Я вас слушаю.
  - Очень моя жена любит читать Сергея Юрьевича. Да и я в общем тоже почитываю.
  - Думаю ему такое приятно услышать.
  Ермаков кивнул.
  - Он такой замечательный писатель.
  - Не спорю. И что из этого вытекает?
  - Супруга моя говорит, да я и сам это вижу, что не сладко ему тут приходится. В плохом пребывает настроении. К тому же пьет много. Жена утром убиралась в его комнате, так целую батарею бутылок вынесла.
  - Вот как, - покачал головой Велехов. - Но он и в Москве много пьет.
  - Моя жена это понимает. Да и я не дурак выпить, тоже это дело люблю. Но тут другое.
  - И что же тут?
  - Моя жена считает, что все дело в Александре Львовиче.
  - А вы, естественно, разделяете ее точку зрения, - весело проговорил Велехов.
  - Она баба умная, но и я могу понять, что происходит.
  - И что происходит?
  Ермаков явно колебался. Это было заметно не только по его лицу, но и по всей фигуре. От обуревавших его сомнений она, как маятник, раскачивалась из стороны в сторону.
  - Доводит он его, вот в чем дело.
  - Доводит?
  - Именно так. А вот почему? - Ермаков посмотрел на Велехова так, словно призывая задать вытекающий из его слов вопрос.
  - И почему он ему доводит?
  Ермаков наклонился так близко к Велехову, что тот ощутил на себе его смоченное пивом дыхание.
  - Моя жена правильно сказала: завидует.
  - Завидует, - задумчиво переспросил Велехов. - Любопытная версия.
  - Мы с женой не сомневаемся, что это именно так, - заверил Ермаков.
  - Допустим, что из этого следует?
  - Вот мы и хотим вас спросить, как нам поступать в таком случае?
  - А надо как-то поступать?
  Ермаков разлил остатки пива по бокалам.
  - Моя жена считает, что мы должны его защитить. Мы так его любим. Жена плачет над его книгами. Мы не дадим его в обиду, - решительно произнес он.
  - Если вы собрались его защищать, то, значит, знаете от кого-то. Я правильно вас понял?
  - Правильно.
  - А обидчик - Радлов?
   Ермаков горестно вздохнул.
  - Вот мы и не знаем, что нам делать. Жена надеется, может, вы подскажите. Она считает вас очень умным.
  - Поблагодарите ее от меня за столь лестное мнение. Давайте с вами поступим так: когда придет время, я вам скажу, что надо будет сделать. А пока просто смотрите, что происходит. Передайте мои слова вашей много уважаемой супруге. Договорись?
  - Конечно! - радостно воскликнул Ермаков, радуясь тому, что столь удачно завершилась его нелегкая миссия. - Я с вашего разрешения пойду. Надо за продуктами съездить.
  - Разумеется, идите. Без продуктов мы тут долго не протянем.
  Ермаков встал и стал спускаться по лестнице.
  - А скажите, Валентин Васильевич, а чем вам так не нравится Радлов? - догнал его вопрос Велехова.
  Ермаков остановился.
  - Не моего ума это дело, но жена считает Александра Львовича заносчивым и самовлюбленным.
  - И вы, конечно, поддерживаете это суждение, - заключил Велехов.
  
  ***
  Влада лежала на пляже, распластавшись под лучами знойного солнца. Она хорошо знала свойство своего тела, его умение очень быстро покрываться нежным коричневым загаром. Все ее знакомые в один голос говорили, что он ей очень идет, придает дополнительный шарм. А шарм никогда не помешает, особенно в той ситуации, в которой она сейчас находится.
  Влада думала о Черницыне, вернее старалась убедить себя в том, что союз с этим человеком пойдет ей на пользу. Она уже несколько раз принимала окончательное решение, но затем неожиданно для себя начинала весь этот процесс сначала. Вот и сейчас в очередной раз пытались уверить себя в необходимости такого шага.
  Лада лежала с закрытыми глазами, продолжала размышлять о Черницыне и неожиданно поймала себя на том, что некоторое время уже думает о Велихове. Из всех мужчин на семинаре он самый красивый. Правда, Радлов тоже симпатичный, но он уж точно не герой ее романа.
  А вот Велихов как раз герой ее романа. Вот только роман заводить она с ним не собирается. Она навидалась таких мужчин: обеспеченных, неглупых, перспективных. Вот только захомутать их практически невозможно, они все прекрасно знают про эту жизнь. И про таких охотниц за мужьями, как она. И потому всегда на стороже. Она только с ним напрасно потратит время. А она не может себе позволить такую роскошь, ей нужно определяться. После того, как ее выставили из модельного агентства, она должна найти хотя бы на какое-то время надежную пристань, от которой она могла бы отправиться в плавание дальше. И Велихов в качестве нее уж точно не подходит, он лишь воспользуется ею, как красивой игрушкой. А когда она наскучит, просто выбросит да еще без выходного пособия.
  Лада перевернулась на спину. Все это так, но она вот уже второй день хочет Велехова. Причем, все сильней. Что не удивительно, она в секс-партнеры обычно выбирала именно таких респектабельных, знающих себе цену мужчин. Именно они всегда заводили ее сильней всего. А последний раз подобный контакт у нее был...
  Влада сделала мысленные расчеты. Получается, что довольно давно. Желание стало таким мучительным, что больше находиться на пляже не было никаких сил.
  Она медленно тащилась к дому, обдумывая, что же ей предпринять. И вообще, как себя вести в этой ситуации. Больше всего на свете она любила саму себя, вернее, никого другого более не любила. И не собиралась любить. А потому у нее не было иной цели, кроме как удовлетворять свои желания и капризы.
  Влада подошла к дому и замерла от удивления; на веранде в гордом одиночестве восседал Велехов. Рядом с ним стояла полная бутылка пива. Это был шанс, который она не собиралась упускать.
  Влада поднялась по ступенькам. Велехов смотрел, как она приближается, но при этом, словно статуя, оставался неподвижным. Девушка остановилась в нескольких шагах от него.
  - Пивком не угостите? - спросила она.
  - С превеликим удовольствием, - отозвался Велихов. Он протянул ей бокал. - Как ваши успехи?
  Влада уселась напротив него. Она знала, что выглядит привлекательно в легкой майке, из которой, словно узник, рвется на свободу, ее высокая грудь, разжигающая вожделение у мужчин. И сейчас Влада с удовлетворением отметила, как загорелись глаза Велехова.
  - Мне скучно, - сообщила девушка.
  - Вам скучно? - удивился Велехов. - Мне кажется, вы тут одна испытываете это чувство. Не нашли себе здесь достойного дела?
  Влада состроила пренебрежительно выражение.
  - Не все дела приносят радость. Некоторые лишь усиливают скуку.
  Велехов, словно оценивая ее слова, пристально посмотрел на Владу.
  - Вы правы. Скуки тут хоть отбавляй. Хотя жизнь тут проистекает бурная. Но не всем она интересна.
  - Приятно, когда тебя понимают, - призывно улыбнулась Влада.
  - Но в чем же причина вашей скуки?
  - Она проста, тут нет настоящих мужчин
  Велехов кивнул головой
  - Что-то подобное я и предполагал. Но неужели даже я не котируюсь в вашем списке?
  - Вы? - Влада сделала вид, что задумалась. - Пожалуй, для вас я готова сделать исключение. Но только вы мало обращаете на меня внимание. А я не люблю навязываться.
  - В самом деле, вы не любите навязываться. - Велехов неожиданно рассмеялся
  - Чего вы смеетесь? - с некоторой обидой поинтересовалась Влада.
  - А я как раз предполагал, что навязывание и есть ваше основное занятие.
  Теперь засмеялась Влада.
  - Вас не проведешь.
  - И не надо. - Велехов слегка наклонился к ней. - А зачем вам это?
  - На всякий случай.
  Они понимающе рассмеялись.
  - Я напрасно не уделял вам должного внимания, - произнес Велехов. - Вы этого вполне заслуживаете.
  Влада красноречиво посмотрела на мужчину.
  - Еще не поздно исправить.
  - Вы полагаете. - Велехов на мгновение задумался. - Почему бы и нет. - Он встал и направился к двери, ведущей в дом. Около нее он остановился. - Вы со мной?
  Влада вместо ответа быстро встала.
  Едва они оказались в его комнате, Велехов стал срывать с девушки футболку. Ими в одно мгновение овладела безумная страсть.
  Чтобы ее утолить им потребовалось не меньше часа неистовых ласк. Они лежали рядом и смотрели в потолок.
  - Надеюсь, ты понимаешь, что это ничего не означает, - скосил на Владу глаза Велихов.
  - Не беспокойся, тебе ничего не грозит, я охочусь не на тебя.
  - Вот как, - засмеялся Велехов, - не будь я таким закоренелым циником, я бы оскорбился. Так значит ты тут на охоте?
  - Охота мое призвание, - усмехнулась Влада.
  Велехов приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на Владу.
  - А роман? Выходит, ты не пишешь никакого романа.
  - Здесь достаточно людей, которые их пишут. Найти бы столько людей, кто их читает.
  - Ты не любишь литературу.
  - Почему же, - пожала голыми плечами Влада, - в метро романы даже очень помогают скоротать время.
  - Слава богу, все же не зря мы работаем. Слушай, детка, а давай-ка заключим альянс. Я буду помогать тебе, а ты - мне. Кто тебе нужен?
  - Черницын.
  Велехов задумчиво кивнул головой.
  - Твой выбор не так уж плох. Денег и популярности ему, пожалуй, хватит до конца жизни. Если, конечно, кто-то не поможет ему их растратить.
  - А кто нужен тебе? - поинтересовалась Влада.
  Какое-то мгновение Велехов колебался, стоит ли отвечать. И все же решил ответить.
  - Радлов.
  От удивления Влада даже приподнялась, одеяло соскочило с нее, обнажив плечи и грудь.
  - Радлов? - Она посмотрела на него. - Но зачем? Хотя может ты и прав. А впрочем, до твоих мотивов мне нет дела. Я согласна. Чем займемся теперь?
  - Тем же, чем занимались весь этот час.
  - Не возражаю. - Ее рука потянулась к Велехову.
  
  
  ***
  Карташов без стука ворвался в комнату Нежданы. Она сидела за компьютером и быстро писала. Услышав шум, девушка повернулась в сторону двери.
  Карташов подбежал к ней, обнял и поцеловал.
  - Мы, кажется, Володя, мы так не договаривались, - засмеялась девушка.
  - Мне простительно, у меня сегодня большая радость.
  - Ты получил сообщение, что приняли твой роман?
  - Роман, - удивленно посмотрел он на Неждану. - Нет, с этим все по-прежнему глухо. Я освободился от зависимости. Я мечтал об этом несколько лет, а произошло совершенно случайно. Я даже и не готовился, он вошел - и все вдруг произошло само собой.
  - Ты говоришь об Игоре.
  - О ком же еще.
  - Тогда действительно поздравляю. Не понимаю, что вас связывало. От него идет мощный поток отрицательной энергии. Я сразу ее почувствовала. Я ведь очень чувствительна к таким вещам.
  - А какая энергия идет от меня?
  - Только положительная. Я тоже это сразу же ощутила
  Карташов сел на стул и вальяжно вытянул вперед ноги.
  - Так хорошо чувствовать себя свободным. Будто заново родился.
  Неждана повернулась к нему.
  - Так и есть. Когда человек попадает в зависимость, он умирает. Потому что перестает существовать, как личность. Когда он освобождается от нее, то воскрешает, так как снова обретает самого себя. В этом во многом и состоит жизнь; смерть и рождение, зависимость и свобода.
  Карташов удивленно посмотрел на девушку.
  - Какая ты умница, так здорово все объяснила. Ты давно это поняла?
  - У меня такое чувство, что я знала это с рождения. Но странно другое, когда ты вошел, я писала роман. Вернее, только его начала.
  - И о чем твой роман?
  Неждана вдруг слегка покраснела.
  - О тебе.
  - Это интересно. И что обо мне?
  - Именно об этом, о чем мы с тобой говорили. Когда я увидела тебя и Шурчкова, что-то во мне вдруг произошло, словно какой-то удар. Я почувствовала, что должна написать об этом. О двух людях, совершенно не похожих, но живущих вместе. Между ними происходит бесконечная борьба, один мечтает о свободе, другой о рабстве, один бездарный, другой талантливый. Они абсолютно несовместимы, но некая сила удерживает их вместе. Сила притяжения постоянно борется с силой отталкивания. И ни одна из них не может победить.
  - Любопытно. Но почему они так прочно повязаны друг с другом?
  - Потому что каждый нуждается в другом. Бездарному требуется компенсация за то, что он бездарен. И, господствуя над чужим талантом, он переносит на него все то, чего лишен сам. Чтобы избавиться от комплекса неполноценности ему необходимо владеть этим человеком, не позволять ему проявить свой дар. Или в лучшем случае сделать это так, как хочет он, то есть каким-то уродливым способом.
  - Предположим, но что держит талант?
  - Неуверенность в себе, сомнение в своих силах, страх оказаться один на один с враждебным миром, страх, что свобода, о которой он так мечтает, окажется для него гибельной или станет новым рабством.
  - Что ж, вполне приемлемый вариант. Но что его заставляет поднять бунт?
  Неждана какое-то время молчала.
  - Ощущение, что если он не освободится от рабства, его талант завянет. Им овладевает страх, но совсем другой, что если так и дальше все будет продолжаться, как личность он перестанет существовать. И тогда он понимает, что его спасение в свободе, любой ценой. Он должен разрубить цепи рабства, несмотря на то, что он окажется на улице, без средств существования.
  Карташов вдруг вскочил, затем снова сел. И вдруг рассмеялся.
  - Так все и есть. После того, как мы вернемся, мне жить негде. И денег, чтобы что-то снимать, нет. Даже не представляю, что я буду делать. Но я нисколько не жалею о разрыве.
  - Ты не пропадаешь, - уверенно проговорила Неждана.
  - Почему так думаешь?
  - Ты бы пропал, если бы остался с ним. А не бывает, чтобы два разных варианта вели бы к одному итогу.
  - Думаю, ты права, хотя, что делать, не представляю. Слушай, а если нам совместно написать этот роман?
  Нежданно отрицательно покачала головой.
  - Я не стану его писать?
  - Почему? - удивился Карташев. - Ты же уже начала писать. И все так здорово рассказала.
  - Именно по этому. Я все уже знаю заранее. А роман должен рождаться спонтанно, ты садишься за компьютер и понятие не имеешь, что будешь писать. А когда все знаешь заранее, ничего особенного не получится. Ты уже не выйдешь из этой колеи. Так по ней до конца и будешь плестись.
  - Могу я тебя поцеловать? - вдруг спросил Карташев.
  Неждана посмотрела на него и улыбнулась.
  - Нет. Когда я этого захочу, я сделаю это первой.
  
  ***
  Велехов поймал Карташева, когда тот направлялся на пляж. При этом он довольно громко голосил песню, несмотря на почти полное отсутствие слуха. Велехов, обладавший почти абсолютным слухом и в свое время закончивший на отлично музыкальную школу, поморщился. Он всегда придавал большое значение этому обстоятельству; ему казалось, что лишенный его человек едва ли не полностью обделен созидательным началом, потому что именно музыка лежит в основе всего мироздания. Это мысль внедрил в его сознание один мудрый человек. Да так прочно, что нередко он таким образом тестировал приходивших в издательство авторов к огромной неожиданностью для них предлагая им спеть. И если результат оказывался отрицательным, то мог отказать ему, даже не читая его творения. И хотя случались проколы, в целом этот метод себя оправдывал. Радлов, например, великолепно поет и играет. И писатель замечательный. Так что все совпадает.
  То, что Карташов лишен слуха, огорчила Велехова. А он уже почти поверил в него, в то, что в этом парне что-то есть. Но коли так, это верный симптом, что не стоит торопиться. Вот если бы Радлов заверил его, что он настоящий бриллиант - сомнения почти бы отпали. У Радлова на такие дела почти стопроцентное чутье. Но он молчит. То ли тоже сомневается, то ли сознательно не желает ему говорить. Причем, скорей второй вариант. Он делает это сознательно, чтобы навредить ему, Велехову. Вряд ли Радлов обрадуется, если благодаря нему он неплохо заработает.
  Но, несмотря на плохой музыкальный слух, Велехов все-таки решил поговорить с Карташевым. А вдруг он ошибается. Ни одному методу нельзя доверять на все сто процентов.
  - Вы купаться? - спросил Велехов.
  Карташов широко улыбнулся ему.
  - Хочу окунуться. День жаркий, а море теплое.
  - Не возражаете, если я с вами.
  - Только буду рад.
  Вместе они направились к морю.
  - Как-то мы с вами мало общаемся, - осторожно заметил Велехов, поглядывая на Карташева. - Это даже немного неестественно: вы писатель, я издатель. Нам сам бог велел устанавливать отношения.
  Карташов посмотрел на него.
  - Я думал об этом.
  - И что?
  - Вы не станете меня издавать. Вот я к вам и не приставал.
  Они пришлю на пляж, и стали раздеваться.
  - Бежим в море, - предложил Велехов.
  - Бежим.
  Карташов помчался к воде и с размаха нырнул под набежавшую волну. Велехов с удивлением наблюдал за ним. Какой-то он сегодня странный, обычно был сосредоточенный, словно бы решал главную мировую проблему. А сегодня веселый, даже бесшабашный. Что это с ним случилось?
   Они вышли из моря и расположились на лежаках. Некоторое время лежали молча. Велехов продолжал размышлять над загадкой этого парня. Действительно ли он талантлив или один из многих, кто толпится в прихожей литературы. Столько их сейчас развелось, что протиснуться сквозь эту толпу невозможно, особенно тем, кто обладает настоящим даром.
  Впрочем, Велехов никогда не скрывал от себя того, что сам по себе поиск дарований волновал его меньше всего. Если он ими и интересовался, то исключительно ради достижения возможного коммерческого успеха. Хороший писатель, плохой писатель - по большому счету ему было все равно. Сам он, если бы не профессиональная необходимость, ничего бы не читал. В свое время он проглотил столько книг, что с удовольствием бы не открывал до конца жизни больше ни одну. Он давно разуверился в книжной премудрости, кроме вреда человечеству она ничего не принесла. Но это было мнение, с которым он ни с кем не делился.
  - А почему вы полагаете, что я вас не стану издавать? - возвратился Велехов к прерванному разговору.
  Разомлевший на солнце Карташов даже не сразу повернулся к нему.
  - Мне известно, что издают практические все более или менее крупные издательства. В том числе и ваше. Вы не станете меня издавать. Я даже ни разу к вам не обращался. - Он замолчал. - Нет, обращался, давно.
  - И что?
  - Ваш редактор заявил, чтобы я навсегда забыл бы к вам с этой ерундой дорогу.
  - Он так и сказал? - удивился Велехов.
  - У меня хорошая память, так что я процитировал почти дословно.
  - Но все меняется. Сегодня одно, завтра другое. То, что казалось неинтересным, становится событием дня. Литература, как и все в этом мире, подвержена конъюнктуре. Вы должны относиться к этому с пониманием.
  - Я понимаю. Мне другое не понятно.
  - И что же вам не понятно?
  - Почему ваши редактора не могут отличить плохое от хорошего, временного от вечного. Ведь кроме конъюнктуры есть нечто неизменное. Хотите, скажу честно: когда я смотрю на вас и на таких как вы, меня жуть берет.
  - Чем же мы так ужасны?
  - Своей заскорузлостью. Вы ничего не видите дальше своего носа. И не хотите видеть. Деньги заслонили для вас все мирозданье. Мне иногда кажется, что вы все ненормальные. Разве нормально все сводить к одному, ни о чем ни думать, ни мечтать, ни к чему не стремиться. Одна забота, как можно больше заработать и затем каким-либо способом забыться: водкой, роскошной жизнью, женщинами. Чем придется. А знаете почему?
  - И почему?
  - Да потому что панически боитесь реальной действительности. Что однажды она придет и возьмет вас за шкирку. И деньги не помогут.
  - С чего бы ей это приходить? - усмехнулся Велехов.
  - А с того, что она, как охотник, поджидает каждого в засаде. И ждет лишь своего часа. И бывает беспощадный к тем, кто стараются от нее заслониться.
  Велехов приподнялся на лежаке.
  - Какую страшную картину вы нарисовали. Вот только правдивую ли. Что-то я особенно не замечаю, что большинство страдает оттого, что закрываются от реальной действительности. Спокойненько себе живут и спокойненько умирают. Не знаю уж как на том свете, но на этом никакой дисгармонии они не испытывают. И, кроме того, дорогой друг, зачем делать людей несчастными. Если им вполне комфортно в таком состоянии, то не надо их из него выводить. И литература должна помогать им оставаться в нем. Все эти мечты о том, что она должна будить, звать к новой жизни плохо заканчиваются. По мне так нет ничего ужаснее пробужденного человека. Обычно он творит такое, что становится страшно. Вам не кажется, что вы сами не представляете, к чему призываете.
  - Да ни к чему я не призываю. Просто я знаю одно: если все так и будет продолжаться, мы превратимся в скотов. Если еще не превратились.
  - Хорошо, предположим, - согласился Велехов. - Но не слишком ли вы берете на себя большую ответственность.
  Карташов мотнул головой.
  - Вам никогда меня не понять.
  - Что так? - Велехов вдруг ощутил что-то вроде обиды.
  - Мы говорим на разных языках.
  - И все же поясните. А я уж напрягу все свои немногочисленные извилины. Вдруг что-то да пойму.
  - Пожалуйста. Я не беру на себя никакой ответственности. Я лишь хочу делать то, что считаю нужным. Мир мне не переделать, но и способствовать его падению тоже не желаю. Я чувствую, что это мой долг, мое призвание, если хотите. В каком-то смысле мне не оставлен другой выбор.
  - А вы не боитесь, что если будете продолжать в таком духе, ничего хорошего вас не ждет. А о литературной славе уж точно придется забыть.
  - Не знаю, - задумчиво произнес Карташов. - Я вовсе не литературный камикадзе. Мне хочется и славы, и денег, и известности. Но не любой ценой.
  - А какой?
  - Той, которую я согласен уплатить. Знаете, чем отличаюсь я от таких, как вы?
  - Сделайте милость, проясните.
  - Ради получения выгод, вы готовы на все. На любые компромиссы, на предательства, даже на самые ужасные преступления. Вас останавливает только боязнь наказания. А не было бы его, пошли бы и на убийство.
  - Уж так прямо и на убийство. Тут вы малость преувеличиваете.
  - Нисколько, - убежденно произнес Карташев. - Никой прививки от убийства у вас нет, Собственная выгода все перетягивает. Иногда мне кажется, что в вас нет ничего человеческого, все подминает под себя животное начало.
  - Да вы, молодой человек, человеконенавистник.
  - Совсем нет, я вижу в людях то, чего они всячески стараются от себя скрыть. Вам не нужно ни смысла, ни идей, ни цели, ничего. Только комфорт, удобства, состояние душевного покоя, который на самом деле является душевной спячкой. И литературу вы отбираете точно такую же, один в один. Читаешь эти бесконечные тома - и возникает такое чувство, что все вокруг мертвые: и те, кто пишут и те, для кого пишут. И вот эту мертвечину вы согласны гнать в любых количествах. А как увидите что-то хоть чуть живое, то вас охватывает самая настоящая ненависть. Вы хотите одного - любой ценой это уничтожить.
  Велихов молчал. Он обдумывал. Но не то, что сказал его собеседник, - все это его не слишком заинтересовало, а о том, что за этим может скрываться. Этот странный парень либо действительно большой талант и его ждет великое будущее, либо один из озлившихся на мир неудачников. И тогда он кончит свое жизнь либо в психушке, либо в лучшем случае бродягой без дома и семьи. Но вот как угадать, какой вариант более вероятен? Если бы ему помог Радлов. Но тот вряд ли это сделает.
  - Послушаешь вас, прямо апокалипсисом веет. Но, думаю, со временем это пройдет, вы успокоитесь, я даже не побоюсь этого жуткого слова - остепенитесь, обзаведетесь семьей и любовницей - и славненько заживете на гонорары от своей неистовости. Не вы первый, не вы последний проделали этот славный путь.
  Карташов насмешливо посмотрел на Велихова.
  - Я отлично знаю, как сильно вы этого хотите. Но запомните мои слова: не дождетесь. Я сохраню себя в неприкосновенности, чего бы мне этого не стоило. - Карташов встал и стал надевать шорты и майку. - Было очень приятно с вами побеседовать.
  - Взаимно, - отозвался Велехов. - Вот только жаль, что у вас нет музыкального слуха.
  - А причем тут музыкальный слух? - удивился Карташев.
  - Да, это я просто пошутил,
  Карташов пожал плечами. Несколько минут Велихов наблюдал за тем, как удаляется Карташов. И все же главное, для чего он затеял весь этот утомительный разговор, он так и не выяснил, вздохнул издатель.
  
  ***
  
  У Шурчкова не было сомнения в том, что их разрыв с Карташовым произошел под непосредственным влиянием Радлова. Вряд ли, конечно, тот его подзуживал, как-то настраивал против их союза. Но это вовсе не обязательно было делать, речь, разумеется, идет об идейном влиянии. А Карташов всегда был сильно ему подвержен, он не раз говорил, что мечтает найти нечто вроде наставника, литературного гуру. И, судя по всему, его желание, наконец, исполнилось.
  Шурчков вспомнил, c каким энтузиазмом он отзывался о книгах Радлова, по несколько раз перечитывал каждый роман, заставлял читать и его Шурчкова. И потом вместо сна они обсуждали книгу целую ночь. Эти бдения выливались у Шурчкова в настоящую ненависть к автору, а заодно и к Карташову, ему хотелось спать, а не рассуждать на темы о Боге, о человеческом уделе или о другой метафизической ерунде, которую навевали Карташову творения его кумира. У Шурчкова же они не вызывали большого интереса, наоборот, казались ему чрезмерно перегруженными всякими рассуждениями. Он вообще не жаловал метафизику, она ему казалось таким же далеким предметом, как Альфа-Центавра. В реальной жизни она еще никому не помогла. И ни к чему ею забивать мозги, они от этого становятся непригодными для употребления. И Карташов яркий тому пример.
  Несмотря на ссору с Карташовым большее негодование вызывал в Шурчкове Радлов. Это было какое-то подсознательное чувство, но ни анализировать, ни тем более бороться с ним он не собирался. А вот найти канал для его вывода очень хотелось. Так хотелось, что он думал об этом постоянно. Но он знал и другое, что начинать это следует издалека.
  Четкого плана у Шурчкова не было, да он и не пытался его составлять, решив положиться на интуицию. Он поступал так не раз - и обычно оказывался в выигрыше. Правда, сейчас его действиями руководила не только она, он же не слепой и видит, что происходит тут. И было бы просто глупо этим не воспользоваться.
  Первым для разговора он выбрал Сальникова. Разумеется, не случайно, судя по всему его неприязнь к Радлову не намного уступает накалу его чувств. А может, даже и превосходит. А коли так, то они естественные союзники.
   Сальников бесцельно слонялся по саду, не зная, чем себя занять. Шурчков мысленно усмехнулся; в последнее время, если великий автор женских романов не с ним, то он ходит, как потерянный. Вряд ли он влюбился в нее; в эту кикимору влюбиться трудней, чем хромому установить мировой рекорд по бегу. Но надо честно признать, что плод, хотя и зеленый, но крайне ценный. Учитывая деньги и связи этого пугала, можно закрыть глаза на ее уродство.
  Шурчков подкрался к Сальникову со спины.
  - Скучаете, Константин, - проговорил Шурчков.
   Сальников резко и даже испуганно обернулся, но тут же успокоился.
  - А это вы?
  - А кого вы ждете?
  - Никого.
  - Такого не бывает, - засмеялся Шурчков, - человек так устроен, что всегда кого-то ждет.
  Сальников подозрительно посмотрел на своего собеседника.
  - Вам-то что, - отозвался Сальников.
  Шурчков перевел взгляд на яркую клумбу.
  - А вообще вы правы, что-то скучно мы живем.
  - По-моему я о скуке ничего не говорил, - ответил Сальников.
  - Я говорю. Стало мне как-то скучно. Одни разговоры про литературу. Других тем, что ли нет.
  - Для того и приехали. - Сальников по-прежнему смотрел на Шурчкова настороженно-подозрительно.
  - Кто же спорит. Но нельзя же все время заниматься только одним. От этого можно свихнуться.
  - Свихнуться можно, - вдруг подтвердил Сальников. - А чего предлагаешь?
  Шурчков обрадовался, что Сальников перешел на "ты". Значит, пассаж о скуки нашел в отклик в его душе.
  - А почему бы нам не сделать небольшой пикник. Выберемся на природу. А то мы тут, как в тюрьме. А места здесь красивые. Возьмем винца, водочки, коньячку, закуски попросим наготовить, - предложил Шурчков и увидел, как мгновенно оживился Сальников.
  - Хорошая идея. Я согласен. Все пойдут?
  - Ну, зачем же все, - даже поморщился Шурчков. - Конечно, нет.
  Взгляд Сальникова снова приобрел некоторую настороженность.
  - А кто тогда?
  Шурчков огляделся по сторонам.
  - Понимаешь, в чем дело, я так думаю, что на пикнике есть смысл кое-что обсудить.
  - Обсудить?
  - Ну, да, обсудить. Тебе разве нравится то, что тут творится?
  Теперь во взгляде Сальникова появилось понимание.
  - Да тут черт знает, что творится. Я здесь, какой уже день, а пользы никакой. Никуда не продвинулся. А ведь какие деньжища отвалил.
  Положим, деньги ты выложил, голубчик¸ не свои, мысленно возразил Шурчков.
  - Вот об этом я и хочу поговорить. Деньги потратили все. А ради чего? Может, нас просто обманули? Вот я и предлагаю обсудить. В том числе.
  - Я готов. Когда?
  - Если соберемся, то сегодня вечерком и пойдем. Чего откладывать.
  - Верно, каждый день на вес золота. А все же кого позовем?
  - Оставь это мне. Конечно, если не возражаешь.
   Сальников с некоторым сомнением посмотрел на Шурчкова.
  - А чего мне возражать. Только я против твоего Карташова. Не хочу с ним.
  - Его и не будет. К тому же он уже не мой.
  - Как так? - удивился Сальников.
  - Мы разошлись во взглядах на происходящее. Значит, договорились.
  - Договорились.
  Они, словно заговорщики, обменялись рукопожатием. Шурчков видел, как уходил от него Сальников повеселевшим. Впрочем, он тоже остался доволен разговором.
  
  
  ***
  Шурчков постучался к Черницыну. Маститый писатель был явно в комнате, так как оттуда доносился отчетливый шум. Однако дверь почему-то не отворял. Шурчкову пришлось повторить стук, но и новая попытка успеха не принесла. Почему-то его охватило сильное раздражение; и чего этот старый хрыч не открывает, поди надрызгался и ничего не соображает, как медведь в зоопарке.
  Шурчков постучал снова, на этот раз не только кулаком, но и ногой. Дверь распахнулась, и перед ним предстал хозяин комнаты. Достаточно было бросить на него одного взгляда, дабы понять, что он пьян.
  - Вы ко мне, - не без некоторого усилия выговаривая слова, произнес Черницын.
  - Раз стучусь в вашу дверь, значит к вам, - пробурчал Шурчков.
  Черницын какое-то время напряженно смотрел на Шурчкова, словно не понимая, что тот хочет от него.
  - Логично, - вдруг произнес он. - Заходите, гостем будете, - почему-то хмыкнул он.
  Шурчков вошел. На столе стояла почти пустая бутылка коньяка. Черницын направился в глубь, комнаты, Шурчков за ним. Внезапно Черницын сильно покачнулся, но Шурчков успел его удержать от падения.
  - Спасибо, - поблагодарил Черницын, грузно садясь на стул. - У вас ко мне дело?
  - Дело не дело, скорей предложение, - тоже сел Шурчков. Он раздумывал, как бы подкатиться к этому маститому пьянчуге. Он и сам любил выпить, но напиваться терпеть не мог. А этот явно любит и то и другое. Когда-нибудь на этой страсти он и погорит. Впрочем, если это случится, то горевать он, Шурчков, не будет. - Тут затевается одно мероприятие.
  - Что за мероприятие? - Черницын уставился на Шурчкова. - Это вас Радлов прислал?
  - Что вы, Радлов тут совсем не при чем. Я бы даже сказал, что все наоборот. - Шурчков слегка наклонился в сторону Черницына. - Это мероприятие скорей против него, - пошел он ва-банк.
  - Против него? - К некоторому удивлению Шурчкова Черницын не только оживился, но ему показалось, что и частично протрезвел.
  - Некоторая часть собравшихся тут людей недовольна тем, как он ведет свой семинар. Деньги заплачены большие, а вот результата что-то нет.
  Черницын посмотрел на бутылку, потянулся к ней, но затем передумал.
  - Да он издевается над нами, - вдруг с такой злостью проговорил Черницын, что Шурчкову на какое-то мгновение стало не по себе.
  - Вот потому мы и хотим поговорить о том, что тут творится. На пикнике.
  - На пикнике? - удивился Черницын.
  - А почему бы и нет. Выпьем, закусим и заодно поговорим. Так сказать, совместим приятное с полезным.
  - Мне нравится ваша затея. А выпить можем уже прямо сейчас.
  - Не стоит, а то вдруг не доберемся до пикника.
  - Вы правы. Подожду до вечера. - Он о чем-то задумался. - Я хочу, чтобы вы пригласили бы Владу.
  - Владу? - удивился Шурчков. В его планах ее приглашение не стояло. А, впрочем, если Черницын хочет, то почему бы и не позвать. Правда, чем дышит эта девица ему не совсем понятно. Но раз Черницын желает видеть ее, значит, они спелись. А коли так, то эта особа явно не промах.
  - Хорошо, позову. Значит, договорились?
  - Договорились, - кивнул Черницын. Вы, верно, поступаете, собирая всех его противников. Мы не должны покорно сносить его выходки.
  Шурчков предпочел пока никак не комментировать эту реплику, вместо этого он поспешно вышел из комнаты.
  
  
  
  ***
  Велихов смотрел на Шурчкова и молчал. Тот говорил уже минут пять, и за все это время он не произнес ни слова. Наконец, выдохнувшись, Шурчков замолчал и уставился на владельца издательства.
  - Значит, решили организовать пикник, - вдруг проговорил Велехов.
  - Ну да, а чем плохо. Сколько можно тут киснуть. Выпьем, повеселимся.
  - Что-то вы не похожи на человека, который просто так любить петь и веселиться.
  - Почему? - удивился Шурчков.
  - Вы из тех, которые все, что ни делают, обязательно преследуют некую цель. Признайтесь, разве не так?
  Какое-то мгновение Шурчков раздумывал над линией своего поведения в этом разговоре. Велехов ему нравился, он был их той породы людей, которые трезво смотрят на жизнь и потому твердо стоят на ногах. Он сам мечтал быть таким, да вот только до сих пор не очень получалось. Но с другой стороны, подобным Велехову нельзя класть палец в рот, тут же откусят. А потому надо быть с ним настороже. Хотя пригодится он сможет. Пожалуй, стоит немного рискнуть и приоткрыть завесу. Интуиция ему подсказывает, что Велехов тоже не слишком жалует Радлова, несмотря на то, что они знакомы много лет.
  - Хотелось кое о чем поговорить, - сказал Шурчков.
  Велехов пристально посмотрел на него.
  - О чем или о ком?
  - Вы правы, о ком.
  - И о ком?
  - Вы не хуже меня знаете о ком.
  Велехов неторопливо кивнул.
  - Так я и предполагал. Есть люди, которые везде и всегда заставляют других объединяться против себя.
  - А что и раньше такое случалось?
  - Случалось, - подтвердил Велехов. - И какова ваша цель?
  - Не знаю, - честно признался Шурчков. - Пока просто обменяться мнениями.
  - А дальше после обмена?
  - Я же сказал: не знаю, - почувствовал, как закипает в нем раздражение Шурчков.
  - А неплохо бы знать.
  - Не все сразу.
  Велехов одарил Шурчкова задумчивым взглядом.
  - Может, вы и правы, сразу все не поймешь и не сделаешь.
  - Вот и я о том¸- слегка обрадовался Шурчков. - Мне кажется, что мы думаем в одном направлении.
  - А вот это вряд ли. Впрочем, вам это все равно не понять. Я согласен.
  
  ***
  Шурчков постучал в дверь и тут же услышал "Войдите". Он вошел в комнату и остолбенел: Влада лежала на кровати в трусиках и бюстгальтере. Появление Шурчкова, по крайней мере, внешне, не произвело на нее никакого впечатления.
   - Это вы? Я думала, это другой. Впрочем, не важно. Садитесь.
  - Куда? - еще не полностью оправился от смущения он.
  - Куда хотите, - улыбнулась, как гостеприимная хозяйка, девушка. - Хотите, рядом со мной на кровать.
  Шурчков колебался одно мгновение - и сел на кровать. У него слегка закружилась голова, у Влады было великолепное тело, и кровь снизу рванулась вверх по протокам артерий прямо в голову.
  - Вы зашли поболтать? - мило улыбнулась Влада. Однако ее глаза смотрели на Шурчкова совсем по иному - пристально и настороженно.
  - Да, мы с вами еще почти не говорили.
  - А о чем нам говорить, - вдруг совсем другом тоном произнесла Влада. - Вы не в моем вкусе. Терпеть не могу мужчин без шеи.
  Шурчков отлично знал про этот недостаток своего телосложения, у него была такая короткая шея, что казалось, что голова лежит на плечах. По этой причине он не любил смотреться в зеркало. Впрочем, и само лицо не слишком радовало, широкий нос и тяжелый подбородок никак его не украшали.
  - Я к вам пришел по делу, - сухо произнес Шурчков.
  - И по какому же делу? - вдруг там томно протянула Влада, что прерванный было ток крови из нижней части туловища к его вершине, стремительно возобновился.
  - Сегодня мы устраиваем пикник.
  Влада вдруг села на кровати.
  - Это интересно. А кто это мы?
  - Я, Сергей Юрьевич, Велехов, Константин, - перечислил Шурчков.
  - И ты пришел меня пригласить?
  - Да.
  - Я согласна. Что-нибудь еще?
  - Это все.
  - Тогда чао, мальчик. И не смотри на меня так, я не для тебя.
  - Я не смотрю, - буркнул Шурчков. Он встал и направился к двери. И едва не столкнулся лоб в лоб с быстро вошедшим в комнату Велеховым. Оба мужчины на миг изумленно застыли, затем понимающе улыбнулись друг другу.
  Шурчков поспешно вышел. Теперь ему было ясно, кого эта девица ожидала в неглиже. Интересный получается расклад.
  
  ***
  Громкий стук заставил Радлова даже вздрогнуть. Он открыл дверь и увидел Сальникова. Его вид сразу же не понравился ему, он стоял с хмурым лицом и смотрел на него решительным взглядом. Радлову даже стало немного не по себе. Странный тип, с какими-то очень примитивными представлениями об окружающем мире. Такие люди всегда несут потенциальную угрозу окружающим, так как крайне болезненно переносят тот факт, что действительность, в которой они пребывают, не соответствует их представлениям. И романы у него точно такие же, агрессивно-наивные. И при этом до ужаса скучные, нашпигованными невероятно упрощенными схемами. Вот уж кому не следует писать, так это ему.
  - Хотите со мной поговорить? - спросил Радлов, стараясь не выдать своего недовольства появлением Сальникова.
  - И даже очень, - с каким-то не совсем ясным подтекстом произнес Сальников.
  - Входите, поговорим.
  - Поговорим.
   Сальников прошел в комнату, Радлов на некотором расстояние последовал за ним. Им вдруг овладело опасение, что их общение может и не завершиться мирно. А кулаки у этого парня здоровенные, если приведет их в действие, будет не сладко.
  - О чем вы хотите поговорить? - спросил Радлов, садясь на стул и при этом все так же держа дистанцию.
  - Есть о чем. Уже столько дней прошло, а толку нет.
  - Что вы имеете в виду? - Впрочем, вопрос был чисто риторическим, Радлов прекрасно сознавал, что имеет в виду его посетитель.
  - Когда нас созывали, то обещали, что поможете добиться успеха. Я на это и клюнул. Вот и давайте, выполняйте обещание. Мне надоело слушать ваши пустые разглагольствования. Толку от них никакого. Вы должны мне объяснить, как и что следует делать.
  - Такого я не обещал. Почитайте внимательно мое объявление. Так сказано совсем иначе. Тот, кто желает,...
  - Да, помню я не хуже вашего, - резко прервал его Сальников. - Значит, ничем помочь вы не можете?
  - Это не совсем так. Если бы не мог, не затевал семинар. Я сам многому у других научился. И считаю, что и других можно научить.
  - Чего же не учите?
  - Учу, Константин. Но не всем наука бывает впрок.
  - Понимаю, ваша наука не для меня.
  Радлов понял, что ляпнул лишнее. Теперь придется расхлебывать. Как он не умел говорить с такими людьми, так и не научился. А с другой стороны стоит ли церемониться. В конце концов, не убьет же он. А правду ему давно пора послушать.
  - Знаете, полагаю, вы правы. То, что я говорю, для вас не предназначено.
  - Понимаю, - мрачно усмехнулся он, - есть гораздо более достойные.
  - Послушайте, Константин, этот семинар может оказаться для вас крайне полезным. Может быть, даже полезнее, чем всем остальным.
  - Это в чем же? - удивился Сальников.
  - Вам пора принимать решение - заниматься ли дальше литературой? И мой совет может вам помочь в этом. Вы хотите, чтобы она принесла вам известность и деньги. Этого не случится. Подумайте, как можно достичь этих же целей другим способом.
  Сальников недобро взглянул на Радлова, но тут же отвернул лицо.
  - Чем же я, по-вашему, должен заняться?
  - Этого я не знаю, но на литературе мир не сошелся. Есть много других занятий. Почему бы вам не открыть свое дело?
  - А деньги дадите? - неожиданно почти вплотную приблизил свое лицо Сальников.
  - Я не банк, у меня самого денег нет. Так что видите на моем примере, что литература плохо кормит.
  - А все пишут, что вы много зашибаете. Я потому и решил сюда приехать; раз вы сами хорошо зарабатываете, то и других можете этому научить.
  - Слухи о моих заработках несколько преувеличены. Но я вас, наверное, удивлю, я никогда не писал ради заработка.
  - Так я вам и поверю.
  Радлов тихо вздохнул. Ни с кем разговор у него не вызывал такого утомления, как с этим парнем.
  - Конечно, я хотел получить деньги за свой труд. Но когда я замышляю очередной роман, когда работаю над ним, то думаю о том, как максимально удачно воплотить в нем свой замысел, а не то, сколько заработаю. Это уже наступает потом, на стадии продажи рукописи.
  - Думаете, я такой наивный, что вам поверю. Кого волнует какой-то замысел. Вот сколько он принесет бабок - это другое.
  "Кроме мыслей о деньгах, в его голове нет больше ничего, - подумал Радлов. - Это самый бесполезный разговор, который я когда-либо вел".
  - Неужели вы не допускаете, что кроме денег могут быть и другие мотивы для творчества.
  - И что за мотивы?
  - Желание выразить себя, поведать миру свои мысли и чувства. Самому понять многое. Творчество помимо всего - это еще и великая школа самопознания. Когда я пишу, то узнаю о мире и о себе много нового. Иногда абсолютно неожиданное. И это ужасно захватывает. С вами такого не случалось?
  Сальников подозрительно посмотрел на Радлова.
  - Хотите, чтобы я в это поверил?
  - Было бы неплохо. Это вам бы пошло на пользу. Не понимаю, почему вы так упрямо настаиваете на своем. Не каждому дан литературный талант.
  - Я его лишен.
  - Если честно, то да.
  - Но это мы еще посмотрим.
  - Как хотите, - пожал плечами Радлов. - Я сказал то, что считал нужным.
  - А кто, по-вашему, наделен этим самым талантом?
  - Так ли это важно для вас. Лучше не пускать в свое сердце зависть.
  - Да я и без ваших слов знаю. Карташев.
  - Если хотите, то да.
  Сальников встал.
  - Не надейтесь, наш разговор еще не окончен.
  - Пока семинар не завершился, я всегда к вашим услугам.
  - А потом?
   - Я стараюсь иметь дело с людьми, с которыми мне приятно общаться.
  - Я в их число не вхожу.
  - Нам сложно понять друг друга.
  - А, по-моему, даже очень легко.
  - Нам легко понять, что мы не понимаем друг друга.
  - Ничего, мы еще поймем друг друга. - В голосе Сальникова послышалась угроза.
  - Будущее непредсказуемо.
  - Это, как посмотреть.
  - Напрасно вы не хотите прислушиваться к моим советам.
  - Ну почему же, я очень даже прислушиваюсь.
  К облегчению Радлова Сальников встал и направился к двери. Около нее он внезапно остановился.
  - Вот что, запомни на всякий пожарный случай, Полина - моя территория. Не лезь на нее.
  Сальников вышел, не прощаюсь. Радлов невольно опустился на стул. С этим типом ему надо вести максимально осторожно. Он не случайно предупредил его о Бельской. А это способно повлиять на его планы. Конечно, если они у него есть, в чем он пока сомневается, Но в любом случае эту угрозу он без последствий не оставит. Если смиряться перед каждым ничтожеством, то чего в таком случае он стоит?
  
  ***
  Радлов знал за собой одну особенность: давление чувств нередко, а точнее очень часто перевешивали у него доводы разума. Прошло уже полчаса, а он все не мог успокоиться. Этот идиот Сальников сумел таки вывести его из себя. Оказывается он, Радлов, всемирно известный писатель должен делать или точнее не делать то, чего не хочет этот тупой бездарь. Посмотрим, кто кого.
  Радлов вышел из дома и сразу же обнаружил Бельскую. Она сидела в беседке и пила чай. Вид у нее был самый что ни на есть расслабленный.
  - Можно с вами посидеть? - спросил он.
  - Александр Львович, располагайтесь. Вам я всегда рада. Хотите чаю?
  Чая Радлов не хотел.
  - Не откажусь.
  Бельская, словно хозяйка дома, налила ему чай.
  - Как тут хорошо. Вы не находите? - поинтересовалась она.
  - Нахожу, место замечательное. Я потратил немало времени на его поиск.
  - И не напрасно. Я тут замечательно отдыхаю. В этом году даже не поеду на свою виллу в Испанию. К тому же хочется поскорее приступить к работе. Я тут замыслила роман.
  - И что за роман? - без интереса спросил Радлов. Его мысли были заняты совсем другим.
  - О, это будет для меня необычный роман. В нем не будет любви. Представляете.
  - Не очень. Что же в нем тогда будет?
  Бельская интригующе взглянула на Радлова.
  - Это будет философский роман, о смысле жизни, о Боге, о выборе человеком своего пути к нему. Да, да не удивляйтесь, милый Александр Львович, именно о том, о чем пишите вы.
  - Очень интересно, - произнес Радлов. Кажется, эта баба спятила, подумал он.
  - Вот и мне так кажется. Не вам же одному писать на эти вечные темы.
  - Я их никогда не монополизировал.
  - Вот и я думаю, почему бы и нет. Значит, вы одобряете?
  - Я? - Радлов почувствовал нерешительность. - Если вам хочется. Иначе, какая цена свободе творчества.
  - Хочется, хочется. - Бельская вдруг рассмеялась. - Представляете, лица моих читателей. Открывают роман, а там вместо любовной истории совсем другие страсти.
  - Не опасаетесь растерять читателей?
  Бельская пренебрежительно махнула рукой.
  - Я настолько обеспечена, что уже ничего не боюсь. Потеряю, так потеряю. Займусь чем-нибудь другим.
  - Чем?
  - Право не знаю. Да это я просто так. Хотя, если говорить честно, то совсем не случайно решила написать такой роман. Он для вечности. Что останется от моих произведений черед десяток лет. Никто о них и не вспомнит.
  - Вы преувеличиваете.
  - Нисколько, мы оба это отлично знаем.
  - Время вообще очень жестоко к писателям, - пожал плечами Радлов. - Стоит ли на него обращать внимание.
  - Вам легко говорить, вы себе бессмертие обеспечили.
  - Вы сильно преувеличиваете. Разница в том, что если вас забудут через десять лет, то меня через двадцать. А с точки зрения история это не более чем неуловимое мгновение.
  - Я знаю, не забудут, - вдруг серьезно и уверенно произнесла Бельская.
  - Спасибо на добром слове. Но забывали и не таких.
  Бельская задумчиво посмотрела на Радлова.
  - Мне казалось, что вы цените себя очень высоко.
  - Я и ценю высоко, но и объективно тоже. Думаю, лет через двадцать, максимум двадцать пять никто не вспомнит, что был такой писатель.
  - Ладно, не будем спорить, увидим, как оно на самом деле через двадцать пять лет. А пока я хотела бы воспользоваться своим правом и попросить вас помочь мне с романом.
  - Разумеется, но каким образом?
  - Я пока сама не знаю. Но с вашей помощью хочу это выяснить.
  - Разумеется, я в вашем распоряжении.
  - Это очень любезно с вашей стороны, - расплылась в улыбке Бельская.
  - Любезность тут ни при чем, это моя обязанность в рамках семинара.
  - А если бы не было семинара?
  - Я не имею привычки помогать другим писателям создавать их произведения. Творчество - дело сугубо индивидуальное. К тому же все мы конкуренты.
  - Вот вы какой, - покачала головой Бельская.
  - А вы другая?
  - Я еще хуже, - засмеялась она. - Ко мне многие обращались за советом и помощью, но я ни разу никому не помогла.
  - Вот видите.
  - Но на этот раз я выпотрошу вас по полной программе. Такой возможности больше у меня не будет.
  Радлов развел руками.
  - Назвался груздем, полезай в кузов.
  - Вот и договорились, Александр Львович.
  - Договорились, Полина Анатольевна. Хотите приступить прямо сейчас?
  - Нет, я еще не сформулировала точно, чего мне от вас нужно. Но я умею делать это очень быстро. Так что готовьтесь. Еще чаю.
  - Нет, спасибо. - Радлов встал. Но почти сразу же сел. - Да, забыл вам совсем сказать. Тут какой-то странный разговор у меня вышел.
  - С кем?
  - С Сальниковым. Он вдруг заявил нечто вроде того, что имеет права на вас. И потребовал, чтобы я не питал бы никаких надежд. Хотя сами понимаете, что я никаких планов не вынашивал.
  Бельская какое-то время сосредоточенно молчала.
  - А вы действительно не вынашиваете никаких планов? - вдруг спросила она.
  Черт, что ответить, раздраженно подумал Радлов. Вот попал в собственную ловушку.
  - Вы очень достойная женщина, - начал Радлов.
  - Спасибо, что сказали, я решу этот вопрос, - сухо произнесла Бельская.
  - Да это так к слову пришлось, - пробормотал Радлов. Он уже жалел, что подался на уговоры своих чувств и затеял этот разговор. - Жду с нетерпением нашего с вами разговора о романе.
  - Непременно, - ответила Бельская, но уже от недавней любезности не осталось и следа.
  
  
  ***
  Это было странным, но после разговора с Сальниковым и Бельской, Радлову захотелось повидать Карташова. Почему он точно не знал, это было смутное ощущение. Возможно даже что-то вроде защитной реакции. Но пока он сознательно не желал определить для себя более четко своего отношения к нему. Карташов был для него в одном лице и союзник и противник. И выбрать из двух этих ипостасей единственную представлялось совсем не легко. К тому же Неждана явно отдавала тому предпочтение... В общем самый настоящий клубок, распутать который, как предчувствовал Радлов, будет совсем не легко.
  Почему-то он был уверен, что найдет их вместе. Так и оказалось, парочка неторопливо вышагивала по кромке воды и о чем-то оживленно беседовала. И у Радлова возникло ощущение, что он тут лишний, Но это никогда его не останавливало, достаточно вспомнить историю с Леонидом. Впрочем, сейчас у него нет ни малейшего желания копаться в прошлом.
  Оба обрадовались его появлению.
  - Александр Львович, идите к нам, - замахала Неждана. Он подошел. - А мы как раз говорили о вас. Вернее спорили.
  - И в чем спор?
  - О коде доступа, - пояснила девушка. - Эта ваша мысль мне не дает покоя. Вернее, нам.
  Радлов решил, что сейчас не тот случай, когда стоит акцентировать внимание на местоимение "нам". Вполне вероятно, что оно еще не имеет столь большого, судьбоносного значения, а носит локальный характер.
  - И в чем предмет спора? - спросил он.
  - Я считаю, что это и есть подлинное объяснение таланта. А Володя полагает, что талант сам по себе, а код доступа сам по себе. Они могут совмещаться, а могут, нет. А как вы думаете?
  - Я согласен с вами, Неждана. Если писатель не обладает индивидуальным кодом доступа, он будет лишь способен на то, чтобы плодить бесконечные копирайты. Нынешняя литература почти целиком состоит их них. Но я согласен и с Владимиром, что в этой среде есть более способные и менее способные копировальщики, но в целом это ничего не меняет. Верней, меняет, потенциально это крайне агрессивная среда. Она готова отстаивать свои позиции ни на жизнь, а на смерть.
  Радлов поймал пристальный взгляд Карташева.
  - Мне кажется, вы говорите о чем-то конкретно, - произнес он.
  Радлов направился вдоль берега, Карташов и Неждана последовали за ним.
  Как ему с ними вести себя? сам себе задал вопрос Радлов. Ему нужны союзники. Но это означает окончательное оформление раскола. А если есть раскол, значит, есть и борьба между двумя лагерями. А чем она завершится?
  - Вы правы, Владимир, - проговорил Радлов. - Более того, это неизбежно. Писатели всегда отчаянно и ожесточенно сражались друг протии друга. И наша ситуация не исключение.
  - Я это понял сразу, как здесь очутился, - сказал Карташев.
  Радлов немного удивленно взглянул на него, он не ожидал от Карташова такого признания.
  - Тем лучше, - проговорил Радлов. - Люди с кодом доступа должны объединяться против тех, которым он не доступен. Другого выхода нет.
  - Но если мы начнем с ними бороться, мы можем стать такими же, как они, - произнесла Неждана.
  Радлов, соглашаясь, кивнул.
  - Так бывало неоднократно. Те, кто боролись со злом, через некоторое время перенимали у своих врагов их приемы. И сами начинали творить зло. Но иначе не получается. Приходится рисковать. Впрочем, это я так, надеюсь, что у нас до конфронтации дело не дойдет. Но если все же случится, то могут возникнуть ситуации, когда лучше держаться вместе.
  - Неужели вы боитесь?
  Радлов так и не разобрал, заключалось ли в вопросе Карташова насмешка. Он посмотрел на Неждану и перехватил ее внимательный взгляд.
  - Дело не в страхе. По-моему своим творчеством я давно доказал свое бесстрашие.
  - Вы всегда мне казались самым смелым писателем, - проговорила Неждана. - Сколько раз поражалась, как вы умеете разбивать самые устоявшиеся стереотипы.
  - Может, я вас немного разочарую, но когда я это делаю, то мне не приходится ничего преодолевать, Это происходит само собой. - Радлов посмотрел на море. - Извините, что потревожил вас. Приятной вам прогулки, - сказал он и направился к дому.
  Карташов и Неждана проводили его взглядом.
  - Тебе не кажется, что чем-то он сильно обеспокоен? - спросил Карташев.
  - Ты прав. Он хотел о чем-то нас попросить, но так и не попросил. Может, нам самим стоит предложить помощь?
  - А ты знаешь, в чем? Ведь все сюда приехали затем, чтобы он нам помог, научил. Странная получается картина, тебе не кажется?
  - Мне кажется, что он гораздо более уязвим, чем хочет казаться.
  - Может быть, не знаю, как ты, а я сейчас буду купаться, - со а скрытым раздражением произнес Карташев.
  - Что с тобой? - удивилась Неждана.
  Карташов ответил не сразу, с его голосе слышалось едва уловимое сомнение в собственной правоте.
  - Он богатый, известный, его готовы издавать любое издательство. А он вдруг просит помощи у нас. Тебе не кажется это немного не естественным?
  - Не кажется, - не раздумывая возразила девушка. - Именно такие люди часто попадают в трудную ситуацию. Против них объединяются все, кто ниже их. А их легион. Мы должны быть на его стороне.
  - Не знаю, не уверен, - буркнул Карташев. - Каждый, прежде всего, должен быть на своей стороне. - Быстро сбросив одежду, он устремился в морскую купель.
  
  
  ***
  Для организации пикника оставалось решить вопросы его продовольственного обеспечения. Ермакову Шурчков отыскал Ермакову на кухне, она занималась приготовлением ужина. Но неожиданное его появление не вызвало у женщины большого удивления.
  - Вы что-то хотите, Игорь Олегович? - спросила она.
  - Да, Мария Григорьевна, у меня к вам важнейшее дело, - попытался обворожительно улыбнуться он.
  Ермакова прервала свое занятие и села.
  - И что за дело?
  - Мы тут затеяли устроить пикничек.
  - Вам нужны продукты?
  - Если можно. Мы бы были вам очень признательны.
  - Конечно, продуктов у нас предостаточно. Я все вам сделаю. А сколько вас человек?
  - Пятеро.
  - Вот как, - немного удивилась женщина, - выходит, пойдут не все.
  - Не все, - подтвердил Шурчков.
  - А кто?
  Вопрос немного удивил его, он внимательно посмотрел на Ермакову. Та с явной заинтересованностью ждала ответа.
  - Разумеется, я пойду, затем Сергей Юрьевич, Леонид Юльевич, Сальников Константин и Влада. Вот и вся команда.
  - Понимаю, - вдруг проговорила Ермакова.
  - А можно узнать, что вы понимаете? - Шурчков вдруг почувствовал интерес к разговору. Он явно приобретал неожиданную направленность.
  Женщина немного смутилась.
  - Извините, я лезу не в свое дело.
  - Ну, почему же, Мария Григорьевна, мне очень даже интересно ваше мнение. Когда я вас увидел, сразу понял, что вы умная женщина.
  Это было вранье, но Шурчков по этому поводу не испытывал никаких угрызений совести. Зато его слова явно подействовали на Ермакову, ее щеки покрылись румянцем.
  - Да, что вы, этого не может быть.
  Но Шурчков знал, что она страстно желает, чтобы он опроверг бы ее утверждение.
  - Поверьте, так оно и было. Я неплохо разбираюсь в людях, все-таки это мой хлеб, как писателя. Так почему вы так считаете?
  - Если вы настаиваете, я скажу. - Неожиданно она быстро встала со стула, направилась к двери и плотно ее прикрыла. - Я догадываюсь, почему вы собрались вместе, - почти шепотом произнесла она.
  - И почему? - так же шепотом спросил Шурчков.
  - Я внимательно за всем наблюдаю, - сообщила Ермакова. - И вижу, что вы не такие, как он. И некоторые из тех, кто тут есть.
  - Вы говорите о Радлове?
  - О ком же еще. Он думает, что самый умный на свете. А все остальные...- Она выразительно сделала жест рукой. - И эти тоже такие же.
  - А эти кто? - поинтересовался Шурчков, зная, кого она назовет.
  - Этот ваш друг и эта девица, которая на всех глядит так, как будто никого не замечает. А как ей заметить, она же вся где-то там в облаках. Не люблю таких. О себе много воображают, а сами ничего-то и не стоят. - Ермакова взглянула на Шурчкова. - А как обижают Сергея Юрьевича, просто сердце кровью обливается. Как будто он тут хуже всех. А ведь такой писатель, так задушевно пишет.
  - Вы правы, - произнес Шурчков, думая о том, каким образом можно будет воспользоваться Ермаковой. Вот уж не ожидал от нее такого услышать.
  - А на счет пикника вы не беспокойтесь, через час я вам все принесу. Хорошо отдохнете и о чем хотите, поговорите. Вы скажите Сергею Юрьевичу, что для него я сделаю, все что могу.
  - Непременно передам. Он будет вам очень признателен.
  - Да я не ради этого. Больно смотреть, как он мается тут. И вы если что, заходите. Я и Валентин Васильевич, все для вас сделаем.
  - Спасибо, непременно приду. Так значит, я зайду за продуктами через час.
  Шурчков встал. Ему вдруг стало весело. Знал бы Радлов, что о нем думает народ. А ведь известно, что глас народа - это глас божий. Только Радлов в это никогда не верил.
  
  ***
  Для пикника они нашли небольшую полянку примерно в километре от дома. В метрах триста размерено, словно мотор, шумело море, а место, где они расположились, со всех сторон окружали высокие деревья. Сквозь их кроны пробивалась луна и даже некоторые звезды, которые словно светлячки, высвечивались на темном небе. Шурчков с удовлетворением выложил принесенную с собой снедь из двух корзин на скатерть. Ермакова не подвела, постаралась на славу, тут было все, что душе угодно. Щедро снабдила она и выпивкой на любой вкус от сладких вин до дорогих коньяков.
  Все расселись вокруг скатерти. Хотя ужин был совсем недавно, но разложенные яства и свежий морской воздух снова навивали аппетит. У самого Шурчкова от предвкушения вкусной трапезы потекли слюнки. К тому еж он всегда был большой любитель поесть. Но при этом он ни на минуту не забывал, ради чего он организовал это сборище. Впрочем, его успех в немалой степени зависит от того, если они будут все делать по порядку. Сначала трапеза, потом все остальное. Тогда пора приступать
   Шурчков слегка приподнялся.
  - Предлагаю, господа, для начала выпить. Я провозглашаю тост за успех каждого из тут сидящего. - Он сделал небольшую паузу. - И даже если не все его нам желают, пусть недоброжелатели будут посрамлены.
  - Точно, отличный тост, парень, - горячо одобрил Черинцын. - Пусть им колом в горле станет наш успех.
  Шурчков довольно усмехнулся; он немного не ожидал, что Черницын заведется с первого же оборота. Совсем старичок самообладание потерял. Тем лучше, он им поверховодит.
  - Вы не боитесь откровенно выражать свои чувства, Сергей Юрьевич, - заметил Шурчков.
  - А чего бояться, разве тут не все свои, - огляделся вокруг себя Черницын. Он поднес рюмку к губам и через секунду уже пустую поставил ее на скатерть.
  - Конечно, свои, - согласился Шурчков. - Мы же тут таким кругом не случайно собрались.
  - Ты молодец, парень, что нас собрал, - одобрил Черницын. - И стол соорудил хороший, жратва и выпивка - высший класс. Из тебя бы отличный метр отеля вышел. Зачем тебе в писатели.
  Шурчков решил пропустить мимо ушей выпад Черницына. К тому же у него создалось впечатление, что маститый писатель пришел на пикник уже навеселе. К тому же он слишком презирает его, чтобы обращать внимание на его оскорбления.
  - Я так думаю, мы тут можем кое-что обсудить, - раздался нетерпеливый голос Сальникова.
  - Мы можем все, что угодно обсудить, - улыбнулся Шурчков. - У нас здесь за столом полная свобода слова.
  - В отличие оттого, что существует на семинарах, - произнес Сальников.
  - Он считает себя умней всех на свете! - вдруг громко крикнул Черницын и, схватив бутылку, налил из нее в свою рюмку и выпил.
  Шурчков перевел взгляд на Велехова. С начала пикника тот ни промолвил еще ни слова. Он с нами или против нас? Может, напрасно он, Шурчков, его пригласил? Но выхода все равно уже нет, придется все делать в его присутствии. Будет крайне неприятно, если Велихов доложит обо всем Радлову. Но все же интуиция шепчет ему, что это вряд ли случится. Радлов из тех людей, которыми может быть, и восхищаются, но их никто не любит. И маловероятно, что у Велехова есть основания для любви к нему.
  - Господа, - решил перейти к главному Шурчков, - то, что мы тут сидим в этот в таком прекрасном южном вечере, так вкусно едим, это замечательно.
  - Ты молодец, что привел нас сюда, - в очередной раз похвалил его Черницын. - Вернемся в Москву, заходи ко мне в гости. Мы с женой тебя с радостью примем.
  Шурчков заметил, как при упоминании жены нахмурилась Влада.
  - Непременно зайду, Сергей Юрьевич. Но сейчас речь о другом. Согласны ли вы с тем, что нам следует обсудить ситуацию, которая складывается на семинаре? Как вы считаете, Леонид Юльевич?
  - А что вы имеете в виду, Игорь Олегович?
  Он специально издевается, он все понимает не хуже остальных, подумал Шурчков.
  Но вместо него ответил Черницын уже немного заплетающимся языком.
  - Мы должны дать ему бой, пусть знает, кто сильней. - Фразу он завершил громким иканием.
  - Он содрал с нас большие бабки, а каков результат, - снова подал голос Сальников. - Мы для него лишь способ заработать. Он и не думает выполнять свои обязательства.
  - Я знаю Радлова много лет, что у него не отнимешь, так это то, что он всегда выполняет свои обещания, - произнес Велихов.
  - Так вы против? - спросил Шурчков.
  - Я сказал лишь то, что сказал.
   - В таком случае я продолжаю. Никакой талант не дает право на высокомерие, на оскорбление и унижение других. Если он даже кого-то считает не способным к творчеству, это еще не основание для пренебрежительного отношения. Не говоря уж о том, что каждый может ошибаться. А ведь есть и другие мнения. Вы все знаете Марию Григорьевну, она считает Сергея Юрьевича замечательным писателем. А ведь качество писателя, уровень его таланта определяет читатель, а не он сам. Я понимаю, что у нас у всех развито самомнение, но это еще не основание для вознесения себя на недосягаемый пьедестал.
  - Ты красиво говоришь, но давай ближе к делу, - призвал Шурчкова Черницын.
  - Слушаюсь и повинуюсь, - улыбнулся Шурчков. - Думаю, выражу общее мнение, что мы возмущены поведением Радлова. - Он впервые произнес вслух его фамилию.
  - Это понятно, ты предложения давай, - снова проговорил Черницын, в очередной раз, ставя на скатерть пустую рюмку..
   - А что предложение, мы должны ему высказать все, что о нем думаем, - выкрикнул Сальников.
  - Не в нем одном дело, - возразил Шурчков. - Чем лучше его любимец Карташев. Он ведет себя столь же высокомерно. На протяжении всех последних лет я, можно сказать, его содержал, кормил на свои деньги. Но он возомнил себя гением, а гениям чуждо чувство благодарности.
  - Ты вот что, парень, про свои дела брось, сам разбирайся со своим Карташевым, - пробормотал Черницын.
  - Вы уже забыли, Сергей Юрьевич, как он вас оскорблял.
  - Я такие вещи не забываю. Только со всяким сопляком связываться не желаю. Много чести.
  - И напрасно. Сейчас не свяжитесь, как знать, не вылупится ли из него через некоторое время второй Радлов?
  - Сергей Юрьевич прислушайтесь к его словам, он говорит дельные вещи, - неожиданно произнесла Влада.
  Шурчков благодарно взглянул на нее. Появление неожиданного союзника всегда приятно.
  - Ну, хорошо, пусть так. Давай дальше. - Черницын положил руку на плечо девушки, притянул ее к себе и поцеловал. Голова Шурчкова сама собой повернулась в сторону Велехова, но тот даже не изменился в лице.
  - Мы должны быть вместе, и в нужный момент дать отпор. Если надо, то поставить этих людей на место.
  - Не забудьте и про эту Неждану, она тоже одним порошком с ними вымазана, - вдруг громко произнесла Влада.
  И когда она успела проникнуться к ней такой сильной неприязнью? мелькнуло в голове Шурчкова.
  - Согласен, - сказал он. - Эта ягода с той же грядки. Раз у них своя кампания, то и у нас должна быть своя. Мы должны быть вместе. И если потребуется, дать решительный отпор, настоять на своем. Мы не должны отдавать им инициативы. Но должны поддерживать друг друга.
  - Я - за! - воскликнула Влада. - Сергей Юрьевич, соглашайтесь.
  Черницын покосился на девушку.
  - Разве я против, я только за.
  - Я - тоже, - сказал Сальников.
   Шурчков посмотрела на Велехова.
  - А вы что скажите, Леонид Юльевич?
  - Я посмотрю, что из этого получится, - после короткой паузы отозвался издатель.
  - Говорите за или нет, - потребовал Черницын.
  - Мне кажется, пикник у нас удался. Но очень хочется спать. - Велехов встал и неторопливо зашагал в сторону дома.
  
  
  День шестой
  
  
  Идея не пойти на утреннюю лекцию Радлова родилась у них тогда, когда они, напившись и горланя песни, шли по пляжу. Вот тогда ее и предложил Сальников. Пусть он увидит, как мы к нему относимся, обосновал Сальников свое предложение. И все радостно и дружно его поддержали. Им стало еще веселей. Это был реальный акт противоборства. И он стал компенсацией за все унижения.
  Радлов вошел в аудиторию и удивленно остановился. В ней сидели всего трое: Бельская, Карташов и Неждана. Остальные места пустовали.
  Радлов посмотрел на часы. Обычно в это время они уже начинали. Что случилось на этот раз?
  - Подождем немного опаздывающих, - предложил он.
  Почему-то никто не ответил. Радлов сел на стул. Его вдруг пронзила одна догадка. Судя по тому, кто отсутствует, это вряд ли случайно. Уж не спланированная ли это акция? Похоже на то. Он встал.
  - А впрочем, тому, кто опаздывает, мои выступления вряд ли интересны. Будем общаться с теми, кто тут присутствует. Не возражаете.
  - Нет, Александр Львович, - за всех ответила Неждана.
  - Мне бы хотелось сегодня поговорить об одиночестве писателя. В мире мало профессий и ремесел, где бы это имело такое значение, и где бы оно было таким всеобъемлющим. Есть произведения, написанные дуэтом, есть даже примеры, когда авторов было и больше. Но я не знаю ни одного великого произведения, которые было бы созданной в паре. И это не случайно. - Радлов несколько раз пересек комнату от одной стены к другой и обратно. - Я много раз задумывался над тем, что значит одиночество в нашей профессии. Причем, очень часто это одиночество не только за письменным столом, оно преследует писателю повсюду. Это его крест. Нередко оно незаметно для окружающих, он находится посреди толпы, у него много друзей, любовниц, поклонников. Но это лишь внешняя оболочка. А если заглянуть за нее вы там обнаружите глобальное одиночество. Однажды я попытался найти некую формулу, отличающую гениального писателя от талантливого.
  - И нашли? - спросила Неждана, не спуская с Радлова своих больших глаз.
  - Нашел или не нашел, не знаю, - посмотрел он на нее. - Но формулу для себя вывел. Талантливый писатель погружается в океан одиночество с желанием, как можно скорей из него выбраться. А гениальный писатель испытывает от пребывания в нем высшее блаженство.
  - Как здорово! - вдруг захлопала в ладоши Неждана. - Мне всегда так казалось. Только до этой минуты я этого не понимала.
  - Я и сам долго этого не осознавал. И все время рвался из одиночества, как заключенный их тюремной камеры. И, наверное, до сих пор не преодолел это стремление. Как видите, согласно моему определению, я могу претендовать на лавры только талантливого писателя. Впрочем, что тоже не так уж и плохо. Если же говорить серьезно, то одиночество писателя - это на самом деле самый плодотворный способ его общения с миром. Именно из одиночества приходят к нему самые великие мысли и самые яркие образы. Ведь одиночество - это возможность припасть к истокам, почерпнуть из них самое ценное. И лишь тот, кто удостаивается этой чести, затем переносит почерпнутое им уже в наш шумный мир. Но его строки при всей их обыденности несут отсвет вечного мира, той немыслимой глубины, из которой и приходит к нам все, что есть в нас и вокруг нас. Писатель, который не способен туда проникнуть, который не способен или боится оказаться в полном одиночестве, может писать неплохие и даже талантливые произведения. Но никогда он не поднимется на высоту великих обобщений, это будет каботажное плавание вблизи привычных берегов. Тот писатель, что мерит свое творчество лекалом читательского или коммерческого успеха, никогда не создаст ничего великого по одной причин: ему отрезан путь в созидательное одиночество. Я понимаю, что пребывание в одиночестве обыденным сознанием воспринимается в качестве бремени или даже проклятия, а одинокий человек является символом и синонимом несчастного человека. Но подлинный писатель не может находиться в зоне обыденного сознания. По сути дела это не писатель, а шоумен. Подлинный писатель - это глашатай духа мирозданья. А дух нисходит только на того, кто одинок. И кто способен находить в этом состояние и высший смысл, и свое предназначение, и высшее блаженство. Я знаю, лишь избранные допускаются к этому пиршеству. Часто они дорого платят за этот допуск. Но, поверьте, это стоит того. Мы так привыкли быть посредственностями, это обусловлено таким огромным комфортом, что не желаем вырваться из этого состояния, так как даже давно не воспринимаем его как ловушку. Но тот, кто решительно порывает с ним, удостаивается дара небес.
  - А плата за дар, вы полагаете ее адекватной? - спросил Карташев.
  - К сожалению, на эти услуги нет прейскуранта. Каждый из допущенных сам решает, какую цену платить. Жизнь многих больших писателей сложилась трагически. Это и есть результат этой сделки. Высшие силы дают такому человеку доступ к самому сокровенному знанию и пониманию, но за это берут плату - он выпадает из обыденного течения жизни.
  Внезапно дверь распахнулась, и в комнате появился Велехов. Он быстро оценил обстановку и повернулся к Радлову.
  - Извини, Саша, я опоздал.
  Радлов несколько секунд молча смотрел на него; он не мог понять, что означает его поведение.
  - У нас полная свобода, каждый приходит, когда желает, и уходит, когда находит нужным. Или вообще не является. Так что можешь не извиняться.
  Велехов вместо ответа занял свое привычное место.
  - Я немного услышал то, что ты говорил, - произнес он. - Мне кажется, ты все-таки преувеличиваешь роль одиночества в творчестве писателя. Я знал немало очень хороших писателей, которые были общительными людьми, а некоторые - даже душой компании. И это не мешало им отлично писать. Я помню, что ты и в молодости впадал в такой писательский мистицизм.
  - Не спорю, Леонид, я сам знаю такие имена. И весьма уважаю их. Но они не зашли за грань, отделяющую талант от гения. Мы без конца все повторяем, вроде бы вновь все выдумываем, а получается одинаково. Но чтобы совершить скачок в неизвестное, надо многим пожертвовать, надо сосредоточить на этом все усилия. Знаешь, мы слишком привыкли к комфортному творчеству. Творчеству, где ничем не надо жертвовать, творчеству, которое давно свелось к обычному выдумыванию. Такое чувство, что мы все знаем, что нам все давно известно. И осталось только переставлять фишки, раскладывать их в различных комбинациях. Но это же не более чем удобный самообман. Мы стоит перед огромным покрывалом, которое скрывает совершенно неизвестный нам мир. И к чему все творчество, все бесчисленные книги, если их авторы не пытаются проникнуть за этот занавес. Увы, желающих это сделать почти не осталось, все думают лишь о тиражах и гонорарах. Наша профессия стремительно вырождается, мы деградируем со световой скоростью. Нужен новый мощный импульс, который воскресит эту вечную задачу писательства - выход на новые рубежи. И тогда...
  Его прервал громкий смех Велихова. Радлов удивленно посмотрел на него.
  - И это говоришь ты, для которого деньги и слава - два важнейших атрибута профессии. Давно ничего смешнее я не слышал, - произнес, по-прежнему смеясь, Велехов.
  
  ***
  Радлов вышел из дома, раздумывая, куда пойти. В свою комнату возвращаться не хотелось. Хотя он только что прочитал лекцию об одиночестве писателя, но сейчас пребывать в одиночестве желания не испытывал. Это состояние души и тела редко его тяготило, но сейчас наступил именно такой момент. Им владели смутные ощущения, с которыми он не знал, как справиться. В какой уже раз он вынужден был признаться себе, что все идет не так, как задумывалось.
  И когда его нагнал Велехов, он даже обрадовался. Хотя Леонид был не тот человек, которого он бы хотел видеть сейчас рядом с собой. Но тот человек сейчас с другим, так что приходится довольствоваться тем, что есть.
  - Ты куда направился? - поинтересовался Велехов.
  - Хочу прогуляться.
  - Понимаю, хочется побыть в одиночестве, - насмешливо произнес Велехов.
  Радлов посмотрел на него.
  - Ты мне не мешаешь.
  - Приятно это слышать. А мне давно казалось, что я тебе мешаю.
  - Случается. Но в последнее время мы так редко видимся.
  - А так ли это важно, часто ли мы видимся или нет. Разве каждый не присутствует незримо в жизни другого?
  Радлов пожал плечами.
  - Боюсь тебя разочаровать, но что-то не припомню частого твоего незримого присутствия.
  - А вот ты в моей жизни присутствуешь постоянно.
  Они вышли на пляж. Радлов опустился прямо на камни, Велехов последовал его примеру.
  - Будем снова выяснять отношения?: - спросил Радлов.
  - Каждый разговор двух людей - это выяснение отношений.
  - Какая замечательная фраза, - засмеялся Радлов. - С твоего разрешения, я ее отдам какому-нибудь своему герою.
  - Не возражаю. Даже радуюсь, что могу внести посильный вклад в твое великое творчество.
  - Чего ты сейчас хочешь, Леонид?
  - Помочь тебе.
  - Ты, помочь? - удивился Радлов.
  - Думаешь, я не способен никому помогать?
  - Наверное, способен, но не мне.
  - Считаешь себя отличным от других. Много в тебе, Саша, гордыни.
  - Много, - согласился Радлов. - Но так ведь есть на то основание. Разве не так?
  Велехов немного помолчал.
  - А ты не обеспокоен тем, что к тебе сегодня не пришло столько людей?
  - По началу меня это, в самом деле, удивило.
  - А затем?
  - А затем понял, что произошел естественный отбор. Только и всего.
  - Не слишком ли просто, - покачал головой Велехов.
  - По-моему, все абсолютно закономерно. Разве ты сам это не понимаешь.
  - А вот понимаешь ли ты, чем тебе это может грозить?
  Радлов задумался.
  - Но кто-то должен брать риск на себя.
  - Вот уж не предполагал найти в тебе столько самопожертвования. Чем-чем, но никогда ты им не обладал даже в ничтожных количествах. Кроме как о себе, никогда ни о ком не думал.
  - Не спорю, так было. Но я мог измениться.
  - Вот уж во что не поверю никогда.
  - Твое дело, - пожал плечами Радлов.
  - Знаешь, Сашок, это ты можешь перед молоденькими девочками строить из себя героя. Я-то знаю тебя даже слишком хорошо. Зачем тебе так рисковать, вызывать к себе ненависть? Разве не лучше завершить все мирно.
  - Ты парламентарий?
  - Официально нет, но могу взять эту миссию на себя.
  - Любопытное предложение. Ты коммерсант до мозга костей, никогда ничего не делаешь бескорыстно. Что же хочешь взамен?
   - Я хочу понять перспективность Карташева. Смогу ли я на нем заработать? Видишь, я честнее с тобой, не разыгрываю из себя человека, которого интересует чистая литература.
  - И на том спасибо. Могу ответить: я подумаю.
  - И все? - не скрыл разочарования Велехов.
  - Пока все. Хотя кое-что могу добавить: как посредник ты вызываешь у меня некоторые опасения.
  - Неужели ты полагаешь...
  Радлов махнул рукой и встал.
  - Так ли это важно, что я полагаю. Я обещал, что буду думать. Значит, буду думать. Ничего другого сейчас не услышишь. Спасибо за приятную беседу.
  Радлов направился к дому.
  - Ну, ну, - пробормотал Велехов, глядя ему вслед.
  
  ***
  Карташов рывком открыл дверь в комнату. Он увидел то, что и ожидал увидеть. Шурчков лежал на кровати и выпускал изо рта колечки дыма. Он лениво посмотрел на вошедшего и продолжил свое занятие.
  Карташов решительно направился к нему.
  - Это твой работа? - остановился он возле его кровати.
  Шурчков неторопливо затушил сигарету, и только после этого посмотрела на него.
  - О какой именно работе ты говоришь?
  - Сегодня вся ваша кампания не пришла на лекцию Радлова.
  - Не пришла? - сделал удивленное лицо Шурчков - И что эта за кампания, можно узнать?
  - Бездарей. Кампания не способных создать ничего достойного, а лишь воспроизводить без конца один и тот же мотив.
  Шурчков мгновенно поменял лежачее положение на сидячее.
  - Ах да, я и забыл, ты же у нас гений. Правда, никем не признанный. Но это так, мелочи. Главное быть уверенным в этом самому. А то, что другие почему-то придерживаются совсем иного мнения, это такая ерунда.
  - Я не собираюсь сейчас об этом спорить.
  - Кто бы сомневался, мнение других - такая мелочь. Ну а то, что твоя зацикленность на собственной гениальности все больше похожа на психоз и требует вмешательство психиатра - это такая ерунда.
  - Я хочу говорить сейчас не о том, спорить с тобой на эту тему абсолютно бессмысленно.
  - Очень удобная позиция. Она делает тебя непогрешимым почище римского папы.
  - Пусть так. Жизнь рассудит, кто из нас прав. Но вот в одном я не сомневаюсь, что это ты подговорил Черницына, Сальникова и эту Владу не приходить на лекцию. И сам не пришел. Я тебя хорошо знаю: ты это задумал и осуществил.
  - Ты несешь глупости, - презрительно пожал плечами Шурчков. - Все названные тобой господа и одна дама - взрослые и самостоятельные люди. И почему они не пришли, не знаю. Хотя предположить могу.
  - И почему?
  - Потому что все это чертовски надоело, от всего, что он говорит с видом оракула, пользы не больше, чем от рассказа ассенизатора о своем нелегком труде.
  - Ты врешь, я уверен, это сговор. А сговорились вы как раз потому, что то, что он говорит, бьет прямой наводкой по вам. Вы не можете это слушать, так как вы соизмеряете себя с тем, что слышите, и чувствуете свою убогость. И начинаете его ненавидеть. А ты в первую очередь.
  - И почему я в первую очередь?
  - Потому что ты мелкая, завистливая личность. Или думаешь, я не понимал характер наших отношений.
  - И каков был характер наших отношений?
  - Я нужен был тебе, чтобы подогревать твое изъеденное бездарностью тщеславие. Ты компенсировал властью надо мной свою полнейшую бесталанность. А теперь, когда твое влияние исчезло, ты ищешь другую компенсацию. Вот и придумал заставить танцевать этих людишек под свою опеку.
  Шурчков молчал. Слова Карташова явились для него откровением. Он и не предполагал, что Карташов так хорошо понимал мотивы его поведения. А ведь притворялся все эти годы, что ни во что ни врубался. Шурчков вдруг ощутил сильное желание заехать бывшему псевдо другу по морде.
  Шурчков вскочил.
  - Слушай ты! Если хочешь лизать задницу своему Радлову, лижи сколько влезет. И даже больше. Но почему это обязаны делать и остальные?
  - Если бы не ты, ни у кого не возникло бы такой мысли. Но ты ненавидишь все, что имеет хоть самую маленькую печать таланта. Он самый главный твой враг. Ты всегда воевал с ним.
  - Уж не ты ли мой лавный противник? - насмешливо скривился Шурчков.
  - Радлов. По мне тебе трудно бить, я пока никто. А он настоящий, признанный талант. И это тебя бесит. Вот и решил нанести удар по нему. А если мне повезет, и я начну тоже приобретать известность, найдешь способ ударить и по мне.
  - Не беспокойся, не приобретешь. Ты для этого духом не вышел. Ты очень слаб, ты не умеешь подавать себя, пробивать киркой упорства и наглости дорогу. Наивно полагаешь, что талант - это билет в богатство и славу. Фигу тебе, не будет у тебя ни того, ни другого. И у твоей ненормальной фифочке - тоже. Вас обоих надо показывать в цирке. Не случайно вы так спелись. Представляю ваши разговоры. Сдохнуть можно от смеха.
  - Ты можешь говорить обо мне все, что угодно. А Неждану не тронь.
  - И что будет?
  - Увидишь.
  - Хочется посмотреть прямо сейчас. Между прочим, на нее твой Радлов запал. Ты бы видел, как он на нее пялился. Да и она отвечала таким же горячим взглядом. Пока ты ее обрабатываешь своими сладкими речами, он ее втихаря от тебя трахает во все дыры.
  Удар в скулу опрокинул Шурчкова на кровать. Но он вскочил столь быстро, что Карташов даже не успел среагировать на его движение и сам загнулся от уже удара Шурчкова в живот.
  С громкими криками они набросились друг на друга. Каждый пытался поколотить другого, как можно сильней. Взаимная ярость была столь сильной, что они не обращали ни на что вокруг.
  В комнату на шум почти одновременно вбежали Велехов и Неждана. И пришли в изумление, видя с каким неистовством дерутся двое мужчин.
  
  
  ***
  Появление нежданных гостей остановило драку.
  - Что тут происходит? - изумленно спросила Неждана, не сводя глаз с Карташева.
  - Мужчины выясняют отношения самым проверенным мужским способом, - насмешливо пояснил Велехов.
  - Он прав, - подтвердил Карташев. - Очень жаль, что помешали. Мне не хватило всего несколько минут. И наши отношения были бы выяснены окончательно.
  - Извините, что не во время, - все также насмешливо произнес Велехов. Эта сцена его явно забавляла. - Но может быть, вы продолжите, а мы выйдем.
  - Неплохая идея, - посмотрел Карташов на своего противника. - Ты как?
  - Можно, но без меня, - отозвался Шурчков.
  В комнате появился Радлов, который с удивлением смотрел на то, что тут происходит. И почти сразу вслед за ним показался Черницын.
  - У вас кровь, Владимир, - сказал Радлов.
  Карташов подошел к зеркалу. Из разбитой брови к подбородку стекал тоненький ручеек крови. Неожиданно к Карташову подошла Неждана и стерла с лица платком кровавый след драки.
  - Кто-нибудь объяснит, что тут произошло? - спросил Радлов.
  - Что-то ты стал непонятливый, - произнес Велехов.
  - А тебе все понятно?
  Велехов бросил взгляд на драчунов.
  - Полагаю, что да. Я тебя поздравляю, Саша, у нас уже начались драки. То ли еще будет?
  - Я вижу, ты рад этому, - хмуро посмотрел на Велехова Радлов.
  - Как сказать. До сих пор сюжет развивался довольно скучно и вяло. А теперь налицо обострение. Как писатель ты должен быть доволен таким развитием событий.
  - Тебе-то оно зачем?
  - Еще не знаю, но вдруг пригодится.
  Все молча, но внимательно слушали это немного странный разговор двух старых знакомых.
  - Вам не кажется, уважаемый Александр Львович, что это вы своими действиями довели этих молодых людей, которые многие годы дружили, до такого состояния? - вдруг подал голос Черницын.
  Радлов повернул в его сторону голову и поморщился. Вид Черницына выдавал его недавнее занятие; тот явно принимал горячительные напитки.
  - И в чем же моя вина?
  - Вы внушаете некоторым из здесь присутствующих абсолютно ложные надежды.
  - Никаких надежд я вообще не внушаю. Скорей я их разрушаю.
  Черницын неожиданно икнул как раз в тот момент, когда в комнате появилась Влада.
  - Нет, внушаете, - с пьяным упрямством повторил Черницын.
  - А я говорю, нет. - Радлов почувствовал, как начинает его душить ярость. Кажется, Черницын уже вызывает в нем почти автоматический прилив этого чувства.
  - Вы всегда всех стравливаете.
  - Вы говорите глупости, - возмутился Радлов.
  - И вовсе нет. Я знаю, что говорю.
  - Вы просто пьяны. Вот и несете черт знает что.
  - Сергей Юрьевич, совсем не пьян, - неожиданно вступилась за Черницына Влада.
  Радлов с изумлением уставился на девушку; вот уж от кого соло он не ожидал.
  - Посмотрите на него. А лучше понюхайте, от него разит, - насмешливо проговорил Радлов.
  - Это от кого разит? - взбеленился Черницын и сделал шаг к Радлову.
  Все окончательно забыли про виновников этого переполоха и уставились на новую пару противников.
  - От вас и разит. Я это чувствую даже на расстояние.
  - Хотите сказать, что я алкоголик? - нахмурился Черницын.
  - Я хочу сказать лишь то, что сказал: вы недавно пили. И будет лучше, если вы вернетесь в свою комнату.
  - А вы ему не указывайте, что делать, - вновь подала голос Влада.
  - По-моему, я разговариваю с Сергеем Юрьевичем, а не с вами, - парировал Радлов.
  - Я имею тут точно такие же правы, как и все остальные. Или заплаченные мною деньги за ваш семинар, чем-то хуже денег других?
  - Нет, ваши деньги абсолютно идентичны. Вы можете говорить все, что хотите.
  - Вот я и говорю. Я не дам в обиду Сергея Юрьевича. Он прекрасный писатель. На его книгах я сама учусь писать.
  - Тогда зачем приехали на мой семинар?
  - А вот это уже мое дело.
  - Разумеется, ваше.
  - Пойдем, Влада, - взял Черницын под руку девушку.
  - Пойдемте, Сергей Юрьевич.
  Вместе они удалились.
  - Кажется, и мы можем расходиться, - произнес Велехов. - У нас едва не случилась вторая драка. Саша, ты не думал вместо семинара по литературе открыть школы борьбы?
  Радлов посмотрел на него и ничего не ответил.
  - Владимир, вы сможете зайти ко мне, когда приведете себя в порядок, - проговорил Радлов и вышел из комнаты.
  
  ***
  Карташов появился минут через тридцать. Кровь он уже смысл с лица, причесал всколоченные волосы. И лишь небольшая ссадина возле брови напоминала о случившимся.
  Пока Радлов ждал Карташева, то думал о своем отношении к этому молодому человеку. При определенном стечении обстоятельств они могли бы стать друзьями, все предпосылки для этого есть: оба очень талантливы, у обоих схожие представления и о жизни и о литературе. И если покопаться, можно найти еще немало близких черт. Но вряд ли им суждено стать даже хорошими знакомыми, есть несколько препятствий, ставящие барьеры на пути их сближения. С одной стороны кажется, что их не так уж и трудно преодолеть, но на самом деле они становятся все выше и выше. Хотя он понимает, что обманывает себя; при желании эту стену можно пробить. Но вот есть ли у него такое желание? Есть глубокие причины, разъединяющие их. Иногда к нему приходит странная мысль, от которой даже становится немного не по себе: ему легче сблизиться, к примеру, с Сальниковым, чем с Карташевым. И это понятно; для сближения с Сальниковым не надо ничем жертвовать, не надо перестраивать себя, становиться лучше. Мостом для таких отношений может стать презрение к этому человеку. Тот, кто думает, что сближает единомыслие, схожесть позиций, любовь, наконец, ошибается, подчас негативные чувства служат гораздо лучшей соединительной тканью. Они позволяют возвышаться над другим и тем самым придают уверенность себе.
  Все эти размышления Радлову совершенно не нравились, они загоняли его в тупик, из которого он никак не мог отыскать выхода. К тому же еще эта просьба Леонида; она висела над ним тяжелым камнем. Он должен как-то на нее реагировать, причем, может быть даже не ради Велехова, а ради самого себя. Решение, которое он примет, поступок, который совершит, будет значить для него очень много. Гораздо больше, чем бы он хотел.
  Они стояли и смотрели друг на друга. Каждый молчал, словно в ожидании, кто начнет разговор первым. Радлов уже жалел, что попросил Карташова зайти к себе. То, что он может ему сказать, не имеет большого значения. А то, что имеет большое значение, он сказать не готов
  - Что у вас произошло? - после долгой паузы спросил Радлов.
  - То, что должно было однажды случиться. И я этому чертовски рад. Мы всегда были абсолютно несовместимы.
  - Очень много людей несовместимых. Но они почему-то не дерутся.
  - И напрасно. Знаете, что я понял благодаря вам?
  - Хотите сказать, что это я виноват в вашей драке?
  Карташов довольно рассмеялся.
  - В некотором роде. Я понял, какое это непримиримое противоречие между талантом и бездарем, им никогда не ужиться на одной планете.
  - Но ведь как-то уживаются уже столько лет. Я уж не говорю, что одних не было бы без других. Талант появляется только на фоне бездарности.
  - Как-то не думал об этом, но, пожалуй, вы правы. Но это по большому счету ничего не меняет.
  - Как не меняет! - даже хлопнул себя Радлов по бедру. - Что же нам вести бесконечную войну на уничтожение.
  - А почему бы и нет. Вы же ведете.
  - Глупости. Не вел и не веду. Я понимаю ее бессмысленность.
  - Тогда этим мы отличаемся друг от друга, - пожал плечами Карташев. - Вы понимаете, а я нет. Поэтому каждый будет действовать в соответствии со своим пониманием.
  Радлов покачал головой.
  - В вас говорит обида от того, что вы не получили признания. Но подождите, когда получите, все изменится. Станете терпимей.
  - Не стану, это моя борьба.
  Радлов вдруг ощутил сильное раздражение. Упрямство этого парня ставило его в еще более сложное положение. В такой ситуации он рано или поздно будет вынужден занять чью-то сторону. А ему хочется одного: чтобы все это побыстрей завершилось и можно было бы уехать отсюда. И всех, кроме одного из здесь присутствующих, больше не видеть никогда.
  - Борьба мешает творчеству, она отвлекает от него, поглощает много сил. И, в конечном счете, делает человека бесплодным. Их никогда не победить. Их можно только превзойти. И в первую очередь в самом себе.
  - Они нас поглотят.
  - Кого-то - да, а кого-то - нет.
  Кто бы мог подумать, что в этом парне так много упертости. Когда он увидел его впервые, Карташов показался слабым и нерешительным. Даже инфантильным. Хотя, может быть, он таким и остался. Только приобрел некоторые новые черты. Так иногда случается; когда человек долго живет как бы запертым в самом себе, вынужденный подчиняться внешним условиям, в нем исподволь прорастают семена бунта. И в один прекрасный момент он вдруг являет миру совсем другие черты, чем те, которые привыкли видеть у него. И, судя по всему, Карташов переживает именно такой момент. И крайне неудачно, что он выпал на время проведения семинара. Хотя скорей всего не будь его, ему бы еще долго пришлось ждать своего освобождения. Все это замечательно, вот только что в такой ситуации делать ему, Радлову. Он вовсе не жаждет выступить в роли освободителя.
  - Бороться с внешним миром надо. Но не так как вы, - безрадостно произнес Радлов.
  - И как же, по-вашему, с ним бороться? - не скрывая насмешки, спросил Карташев.
  - Не поддаваться его влияния. Я так всегда поступал. Упорно следовать своим путем. Я рано понял, что бунт не имеет смысла. Любой бунт - это бунт обреченных. Он всегда кончается одним: поражением. А поражение - это то, что я всегда ненавидел больше всего. Для меня оно всегда было унизительно.
  - Но разве отказ от бунта - это не есть ваше главное поражение?
  - Эта моя главная победа. Поймите это, Владимир.
  Несколько мгновений Карташов о чем-то размышлял.
  - Никогда не соглашусь, нельзя менять внутренний мир и оставлять внешний без изменений. Это все равно, что лечить заразную болезнь, но при этом продолжать контактировать с теми, кто тебя заразил. Они сделали один раз, сделают это снова.
  Радлов грустно вздохнул. Их разговор все больше напоминал диалог глухих.
  - Поймите, то, что вы сказали, это не более чем аналогия. А все аналогии страдают схематизмом и поверхностью. В реальности все не так, если вы твердо решите, то вам зараза не передастся.
  - А по мне, так вы давно заражены. Но при этом не хотите лечиться.
  - Что-то наш разговор принимает не слишком приятное направление, - заметил Радлов.
  - Какое уж есть, - пожал плечами Карташев. - Зато, я надеюсь, мы говорим искренне.
  - Тут сомнений не возникает, - усмехнулся Радлов.
  - Тогда надо договорить все до конца.
  - И в чем же может быть этот конец? - удивленно посмотрел на своего собеседника Радлов.
  - Нам надо понять, являемся мы союзники или противниками?
  - Даже так! А вам не приходила в голову простая мысль, что наши отношения могут не иметь ничего общего с этими категориями. Разве непременно надо быть противниками или союзниками.
  - Вы не хуже меня знаете, чего бы людям не казалось, на самом деле другой альтернативы не существует. Да разве все, что вы говорили здесь, не подтверждает этот тезис?
  - Совсем не подтверждают! - На мгновение Радлов потерял самообладание, и почти закричал. - Я лишь хотел заставить людей постичь иную реальность, оторваться от привычных схем и догм. Человеку особенно творческому просто необходимо периодически устраивать такую промывку мозгов, удалять из них все устаревшее и окаменевшее. Именно в этом и смысл творчества. Большинство же занимаются бесконечным копированием одних и тех же коллизий. А мы должны уходить все выше и глубже, пытаться достичь самого дна. Я полагал, что вы разделяете эти воззрения.
  Карташов покачал головой.
  - Знаете, в чем наше различие: вы хотите уйти, а я хочу прийти. Я хочу все эти мысли и представления принести в этот мир, а вы хотите увезти их из него.
  - Неправда! - воскликнул Радлов. - В своих произведениях я пропагандирую эти идеи.
  - Все ваши герои отвергают эту жизнь и уходят в никуда. Когда я читал ваши романы, то меня постоянно преследовала мысль, что вы сами желаете уйти туда, где вас никто не достанет.
  - В самом деле, где бы найти такое местечко, - пробормотал Радлов.
  - Не найдете.
  - Оптимистическое утверждение.
  - Что делать, но они вас везде достанут, так как они повсюду. А вас они особенно не любят, вы для них - живой укор. Странно, что вы не поняли, что у вас нет выбора.
  - Я найду выбор, - пообещал Радлов.
  - Где?
  - Найду, значит, найду. А где - это уже второй вопрос.
  - Когда вы начнете искать, он станет первым.
  - Вы упрямо все сводите к одному.
  - Потому что это самое главное.
  - Кто может знать, что главное, а что второстепенное.
  - Мы оба знаем, только по-разному к нему относимся.
  - Вот что я вам скажу, молодой человек. Если вы хотите свернуть себе шею, никто вам помешать не сможет. Но подумайте о том, что вы можете быть ни одни, и вы нанесете рану другому человеку. Если вы выбираете такой путь, позаботьтесь об одиночестве.
  Радлов не без некоторого удовлетворения заметил, что его слова смутили Карташова. По крайней мере, он явно не знал, что ответить.
  - Если кто-то пойдет за мной, то он сделает это добровольно. И уж поверьте, обманывать, давать неисполнимых общений не стану.
  - Уверенность в собственной правоте делает вас жестоким, Владимир.
  - Без нее тоже невозможно. К тому же это не жестокость.
  - Что же тогда?
  - Одержимость, - вдруг улыбнулся Карташев.
  А он нашел для собственной идентификации самое верное слово, отметил Радлов. Только в одержимых, как известно, вселяется бес. А это хорошо не кончается. Он вдруг почувствовал, что устал от разговора. Они так близки друг к другу, что эта близость начинает их отталкивать все сильней друг от друга. И чем большее сближение, тем могучей сила отталкивания. В этом заключается что-то трагическое. Но и изменить ничего нельзя.
  - Одержимые люди - самые опасные, - произнес Радлов.
  - Смотря для кого.
  - Для всех. И в первую очередь для самих себя.
  - Тут вы, пожалуй, правы, Александр Львович, - задумчиво проговорил Карташев. - Но наличие опасности еще не повод для отказа от своих позиций.
  - Кажется, насколько сумели, мы поняли друг друга, - подвел черту под разговор Радлов.
  - Жаль, что только поняли. Если поняли.
  - Все можно усложнять до бесконечности. Нам обоим надо отдохнуть и набраться сил. У меня такое ощущение, что эта драка только начало.
  - И я так думаю, - радостно засмеялся Карташев.
  Радлов взглянул на него, но ничего не ответил.
  
  ***
  Шурчков стоял в тесном окружении Черницына, Сальникова и Влады. На некотором отдалении от этого квартета расположился Велехов. Хотя он находился в комнате, но в разыгрываемым действии не участвовал, занимая роль наблюдателя.
  Влада, достав из сумочки вату и смазав ее духами, осторожно водила по лицу пострадавшего.
  - Как он вас ударил, Игорь Олегович, - с сочувствием произнес Черницын. - Придется несколько дней походить с синяком.
  - Жаль, что меня не было во время драки, я бы ему накостылял, - подал реплику Сальников.
  - Как там, Влада, дела? - заботливо поинтересовался
  Черницын.
  - Ничего страшного, ссадина да кровоподтек, - отозвалась девушка. - Можно сделать компресс.
  - У меня и лед есть, - раздался вдруг голос.
  Все обернулись и увидели только что вошедшую в комнату Ермакову. Женщина подола к Шурчкову внимательно осмотрела его.
  - Как он вас сильно покалечил, - покачала она головой. - Знаете, мне он сразу не понравился этот ваш друг. Вроде бы тихий, а глаза так и горят. У меня жених был такой, на вид спокойный, обходительный, но как что сразу начинает ревновать. Там я ему отказала. Пойдемте, Игорь Олегович, я вам компрессик сделаю.
  Все двинулись из комнаты. На кухне Мария Григорьевна усадила Шурчкова на стул и начала над ним хлопотать. Из холодильника достала лед, обернула его в полотенце и приложила к лицу раненного.
  - Вы очень заботливая, Мария Григорьевна, - поблагодарил Шурчков.
  - Да как же не заботиться, вы же друг Сергея Юрьевича. А мы все его так любим, он так хорошо пишет. Из-за чего вы сцепились?
  - Старые счеты, - уклончиво произнес Шурчков.
  - А я вас даже очень хорошо понимаю. С такими людьми по-другому не получается. Не люблю я таких, которые думают, что умней остальных. От них весь вред.
  - Вы совершенно правильно мыслите, Мария Григорьевна, - одобрил Черницын. - Вреда от них много.
  - А вы не давайте им спуска, - вдруг проговорила Ермакова, покрываясь пунцовой окраской от своей смелости.
  Черницын не без удивления посмотрел на нее, он не ожидал от женщины проявления такой агрессивности.
  - И что же предлагаете делать? - с интересом спросил он.
  - Да как я могу вам советовать, - смутилась женщина.
  - Вы не стесняйтесь, говорите, как думаете, - попросил Сальников.
  - Ну, хорошо, если просите, скажу. Надо бы вам вместе держаться. И не позволять таким, как этот ваш дружок, - красноречиво взглянула она на Шурчкова, - да эта его фифа, верховодить. А если попытаются, то давать отпор. Пусть они не думают, что могут навязывать другим свою волю. Я не права.
  - На сто процентов права, - произнес Черницын. - Мария Григорьевна, вы очень умная женщина. Позвольте поцеловать вам ручку.
  - Да что вы, - снова покрылась пунцом от лба до выреза на груди Ермакова. Но поспешно протянула руку Черницына.
  Тот взял ее в свою ладонь и нарочито почтительно поцеловал.
  - Спасибо вам за все, - поблагодарил он.
  Женщина расцвела, словно бутон.
  - Я никогда не забуду этот день, - сказала она. - Вы ничего не бойтесь, никто вас не осудит. В случае чего все будут на вашей стороне.
  - Мы учтем это, - сказал Шурчков, вставая. - Спасибо за компресс, мне уже лучше, - отдал он полотенце со льдом Ермаковой.
  Вся кампания снова вернулась в комнату. Черницын быстро сбегал к себе и возвратился с бутылкой коньяка.
  - Никто не возражает? - обвел он всех взглядом.
   Никто не возразил. Черницын разлил коньяк по стаканам и посмотрел на Велехова.
  - Леонид Юльевич, вы к нам присоединитесь?
  Велехов подошел к столу и взял в руки стакан.
  - Устами этой женщины глаголет сам народ, - не без пафоса произнес Черницын. - Она все правильно нам сказала, мы должны быть вместе. Теперь это ясно окончательно. Согласны?
  - Полностью согласен, - энергично кивнул Сальников. - Этого хотим не только мы.
  - Вот именно, - поддержал Шурчков. - Только не надо афишировать уж очень сильно наш союз. Будем внешне вести себя обычно.
  - Согласен, - произнес Черницын, прикладывая под надзором пристального взгляда Влады, к губам стакан.
  
  ***
  Бельская лежала в своем номере, пребывая в полудремотном состоянии. Почему-то ночью никак не могла заснуть, и сейчас сон тяжелой дланью припечатывал ее сознание. Но не до конца, мысли, словно брошенные экипажами корабли, бродили по его поверхности. Они заплывали то в гавань ее нового романа, который она только собиралась писать, то в гавань, где ее поджидал мужчина. И тогда она ощущала, как внутри нее начинает зарождаться маленький штормик...
  В какой-то момент она вдруг почувствовала, что такое полубессознательное состояние начинает ее угнетать. Усилием воли она сбросила его с себя, встала с кровати, накинула халат. Затем направилась в ванную комнату.
  В зеркало она даже не посмотрела, ей и без того было прекрасно известно, что выглядит она ужасно. Когда она приведет себя в порядок, накрасится, оденется, то в таком виде далеко не красавица. А что уж сейчас.
  Бельская вообще крайне редко смотрелась в зеркало. Когда она не видела свое отражение, то могла представлять себя, если уж не красивой, то уж, по крайней мере, симпатичной. Но когда на зеркальной поверхности появлялось ее изображение, все иллюзии мигом рассеивались, как дым от сильного ветра.
  Водная процедура вернула ей бодрость и энергию - качества, которые позволили ей пробить дорогу в жизни. Ее успех стал компенсации за ее некрасивость. Это она всегда понимала очень отчетливо. Но понимала и другое - компенсация была не полной. Ни деньги, ни известность не возмещали ей нехватку женского счастья. С какого-то момента она могла его себе купить. И даже пару раз попыталась. Но только усилила в себе ощущение неудовлетворенности. Она всегда остро чувствовала ложь, а в этих отношениях ложь была во всем и повсюду.
  Эти неудачи привели ее в растерянность. Бельская всегда умела находить пути решения трудных проблем. А вот в этом случае никак не получалось. Все было против нее и в первую очередь природа, слепившая ее некрасивой, непривлекательной по самому максимуму. Есть женщины, которые притягивают к себе мужчин, а есть женщины, которые их отталкивают.
  У нее не было сомнений, что она относилась ко второй категории прекрасного пола. Впрочем, к прекрасному полу она относилась только номинально, лишь по некоторым анатомическим признаком. Именно эту накопившееся в ней озеро горечи она намерена выплеснуть в новом своем творении, которое будет абсолютно не похоже на все, что она писала до этого. То будет не очередная сказка для домохозяек, а глубоко трагическая эпопея о запертой в своем несчастье женщине. Но чтобы дойти до подлинного трагизма, чтобы дойти до настоящих философских глубин требуется помощь Радлова. Только он с его обостренном пониманием всех сложных переплетений человеческого существования способен направить ее на нужный путь. Жаль только, что талант этого человека несравненно глубже и тоньше, чем он сам. У нее даже возникло пока еще смутное ощущение, что он готов приударить за ней. Разумеется, не за ней, а за нее деньгами. Она лишь вынужденное к ним приложение. Но тут у него ничего не выйдет; уж с кем, с кем, а с ним она никогда не свяжет свою жизнь даже на недолгий период.
  В дверь постучали. Бельская открыла. На пороге стояла явно взволнованная Ермакова. Бельская удивленно посмотрела на женщину; она не припоминала, чтобы просила ее зайти.
  - Что-то случилось, Мария Григорьевна? - спросила Бельскую Бельская .
  - Вы знаете, что сегодня у нас была драка, - почему-то почти шепотом произнесла Ермакова.
  - Не знаю, я с утра находилась в комнате. А кто подрался?
  - Да бывшие друзья - Карташов с Шурчковым.
  Бельская ощутила тревогу. Но постаралась ее скрыть от Ермаковой.
  - И сильно они пострадали?
  - Попортили себе лица. Я Игорю Олеговичу компресс делала.
  - А Карташову?
  - А он не просил.
  Женщине явно хотелось поболтать. Она красноречиво посмотрела на писательницу. Та поняла ее взгляд.
  - Да вы проходите, садитесь, - пригласила Бельская.
  Ермакова проворно воспользовалась приглашением. Судачить с ней Бельской не слишком хотелось. Но другого выхода все равно не было. К тому же она может почерпнуть полезные сведения.
  Бельская села напротив Ермаковой.
  - Этот Карташов оказался настоящим забиякой, взял и затеял дракой, избил своего товарища. Они, говорят, ни один год прожили вместе. - Женщина вдруг как-то странно посмотрела на Бельскую. - А вдруг они были, как мужчина с женщиной?
  - Не думаю, на них это не похоже, - поспешно проговорила Бельская. Это предположение было ей неприятно.
  - А почему же тогда подрались? Тут что-то есть. Уж, поверьте мне. Мой нюх не подводит.
  - Вряд ли. На этот раз ваш нюх ошибается. Я уверенна, их столкновение вызвано другими причинами.
  - Вы романа пишите, Полина Анатольевна, замечательные. Я так их люблю. А вот настоящей жизни вы не знаете.
  Как ни странно, но Бельская была частично согласна с этим утверждением. Если она и знала жизнь, то с одного бока. И все же на этот раз не сомневалась, что драка между мужчинами возникла не из-за их любовной связи. Эти двое так не похожи друг на друга, что органически не могут быть любовниками. Уж в этом-то она кое-что смыслит. Впрочем, объяснять этой женщине все эти нюансы она не намерена. Больше всего хочется ее спровадить. Но оказалось, что легче придумать сюжет романа, чем предлог, чтоб это сделать.
  - Скажите, а Карташов серьезно не пострадал? - быстро спросила Бельская..
  Ермакова почему-то удивленно посмотрела на нее.
  - А этот второй, - как-то странно произнесла она. - Да вроде бы нет. Что-то с лицом немного. А так ничего.
  - С лицом?
  - С лицом. - Пристальный взгляд Ермаковой уперся в Бельскую. - А знаете, наверное, вы правы.
  - В чем я права?
   - Я о причине драки, произнесла Ермакова. - Скорей всего она случилась из-за этой девки.
  - Какой девки?
  - Нежданы. Этот Карташов от нее не отходит, куда она, туда и он. Я это сразу приметила.
  - Вы очень наблюдательная, Мария Григорьевна, - похвалила ее Бельская.
  - А то, - самодовольно произнесла Ермакова. - Я многое чего вижу. Разные интересные сюжеты вырисовываются. Если пожелаете, вам могу кое-что порассказать, для ваших романов.
  - Спасибо, но сейчас я не в настроении. Хочу отдохнуть от всех сюжетов.
  - Понимаю. Но как вы их лихо закручиваете. Я всегда вами восхищалась.
  - Не стоит, все мои романы ужасны банальны.
  Ермакова, не соглашаясь, покачала головой.
  - Вы на себя наговариваете. Случайно, не заболели?
  - Я совершенно здорова, - успокоила Бельская. - Просто немного утомилась. Я слишком много работала в последнее время.
  - Как это я не сообразила, вам надо отдыхать. А я пристаю со своими глупыми разговорами.
  - Вовсе они не глупые, - возразила Бельская. Она испытала чувство облегчения, что разговор вот-вот завершится. И ее гостья, наконец, уйдет. Боже, до чего же бывает утомительным общение с народом.
  - Если что понадобится, без стеснения, спрашивайте. Для вас я готова сделать все, что угодно.
  - Спасибо.
  Едва Бельская выпроводила Ермакову, как бросилась одеваться. И уже через десять минут вышла из дома. Но что делать дальше, она не представляла. Единственная цель ее выхода было повстречаться с Карташовым. Но как это сделать? Пойти в его комнату она не может, все сразу заподозрят. А она не желает никакой огласки. Все это настолько личное, что о некоторых вещах она стесняется даже думать.
  Такие мысли ей самой казались странным, она давно считала себя порочной женщиной. И если бы мир узнал о некоторых ее выходках и проказах, он был бы шокирован. Но одно из ее главных достоинств, которое она ценила наравне с литературным талантом, - это умение скрывать от других свою личную жизнь.
  Вот и сейчас она решила не отступать от этого священного правила. Бельская села на скамейку, достала из сумочки книжку и сделала вид, что читает. Она не знала, сколько времени предстоит играть этот спектакль, но настроилась это делать долго. Благо и книга толстая. Правда, когда она ее брала с полки, то даже не посмотрела, кто автор. Она взглянула на обложку и удивилась; на ней красовалась фамилия Черницына. Бывает же такое.
  И почти сразу же появился Черницын. Он шел под руку с Владой. Вернее, она его старалась поддерживать, так как его походка выдавала, что он изрядно пьян.
  К облегчению Бельской они уже почти миновали ее, как вдруг Черницын повернул голову в ее сторону. Выражение его лица тут же изменилось; он узнал свою книгу.
  К откровенному недовольству своей спутницы он решительно изменил направление движения.
  - Полина. Анатольевна, да вы я вижу, читаете мой роман! - радостно воскликнул он.
  - Да, вот решила ознакомиться, - ответила Бельская, выжимая, как лимон, из себя улыбку.
  - Позвольте посмотреть. - Он взял из ее рук книгу. - Вы правильно выбрали, это мой один из лучших романов. Критики его хвалили. Я написал его три года назад. - Черницын сел рядом с Бельской, он явно собирался поведать захватывающую историю написания произведения.
  Бельская почувствовала, что если Черницын начнет свое повествование, то не выдержит и взорвется Она и так на пределе.
  - Сергей Юрьевич, мне так хочется начать читать. А что если вы расскажите мне все после того, как я прочту. Тогда смогу с вами поделиться своими впечатлениями.
  - А знаете, какая ко мне пришла идея! - радостно завопил Черницын. - А почему бы нам не устроить публичное обсуждение романа. Как вы на это смотрите, уважаемая Полина. Анатольевна?
  Бельская проклинала себя за язык. Никто ее не тянул за него, могла бы придумать что-нибудь другое.
  - Думаю, это будет любопытно. Но мне понадобится некоторое время, роман довольно большой.
  - Очень вас даже понимаю. Так я и не тороплю. У нас тут еще есть время.
  - Тогда начинаю читать.
  - Не буду вам мешать, - быстро встал Черницын.
  Влада по-хозяйски снова взяла его под руку. Вместе они скрылись в доме. Бельская с тоской посмотрела на книгу; а ведь действительно придется ее читать. Как писатель, Черницын ей никогда не нравился. Да и как человек - тоже.
  Бельская погрузилась в чтение. Вернее, заставила себя сделать это. Роман ей не понравился с первых же страниц. Он был банален и почти также предсказуем, как таблица умножения. Радлов прав на все сто процентов, все это давно уже не имеет никакого отношения к творчеству. Как, впрочем, и ее творчество. Ей иногда даже странно, что ее романы кому-то нравятся, что находятся люди, не жалевшие денег на их покупку. Она бы не затратила на эти цели и рубля. Не случайно, что она крайне редко покупает книги, особенно художественные. Подсознательно она не верит, что кто-то может создать действительно нечто стоящее. В нынешнее время это такая редкость.
  Бельская так глубоко задумалась, что не сразу заметила появление Карташева. Но едва он обозначился в фокусе ее глаз, она тут же встрепенулась. Она обрадовалась тому, что на этот раз он был один.
  Бельская подлетела к Карташову столь стремительно, что он от удивления даже остановился. Она внимательно рассматривала его с облегчением убеждаясь, что больших повреждений потасовка с Шучковым ему не нанесла.
   - Полина. Анатольевна, что с вами? - спросил Карташев.
  - Я слышала, вы подрались.
  Карташов улыбнулся и махнул рукой.
  - Какая это драка, пару раз шлепнули друг друга. Вот в детстве я по настоящему дрался.
  - Вы дрались в детстве? - удивилась Бельская.
  - И очень много. У нас такой был хулиганский район, по-другому было нельзя. Иначе так отмачалят, можно и инвалидам было стать.
  - Никогда бы не подумала, что вы драчун, - задумчиво промолвил Бельская.
  - Я уж почти об этом забыл, да Олег напомнил.
  - А из-за чего вы подрались?
  - Зачем это вам, это наши с ним разборки.
  - Я бы хотела знать, - настаивала Бельскую Бельская .
  - Да все очень просто, мы настолько разные, что вместе не можем находиться.
  - Но вы же дружили на протяжении нескольких лет.
  - Это не было дружбой. - Карташов задумался, словно решая, стоит ли продолжать. - Я боялся.
  - Чего же вы боялись, Володя? Могу я вас так называть?
  - Если называется, называйте. Хотите знать, чего боялся? Жизни. Я был не уверен, что у меня что-то получится.
  - Понимаю. А сейчас не боитесь?
  - Наверное, боюсь. Но я решил... - Он замолчал.
  - Что же вы решили? - Бельская не сводила с молодого человека глаз.
  - Буду делать то, ради чего я появился в этом мире. А там будь что будет.
  - А если вдруг с вами что-то случится?
  - Значит, случится. Не я первый, не я последний. Зато уйду с чувством выполненного долга.
  - Куда вы уйдете? Туда? - посмотрела она на небо.
  - Самая глупая мысль, которая есть у людей, это то, что человек смертен.
  - А разве не так?
  - Нет, конечно. Он бесконечен. Временное и промежуточное мы принимаем за постоянное и неизменное, а вечное - воспринимаем, как небытие. Ничего нелепей придумать нельзя.
  - Да, наверное, вы в чем-то правы. Но мы все так привязаны к этой изменчивой и быстротекучей жизни. Хочется быть счастливой здесь и сейчас. А что будет там, кто может сказать, все это так зыбко.
  - Если мы чего-то не знаем, это еще не повод, чтобы все отвергать. Когда там окажемся, то пожалеем, что так себя здесь вели. А я не хочу жалеть.
  - Не думала, что в вашей голове такие странные мысли. Володя. Мне кажется, они мешают вам жить.
  Карташов кивнул головой.
  - Так и было до недавнего времени. Вернее, мне так казалось. Но теперь я осознал, что все обстоит наоборот, эти мысли приносят мне огромное облегчение. Я обрел смысл жизни. А разве это не главное.
  - Согласна, это важно. Но можно обрести смысл жизни и по-другому.
  - Это как?
  Бельская несколько секунд молчала.
  - Мне известно, что ваша карьера литератора, несмотря на ваш талант, складывается пока неудачно. Мне представляется, что это влияет на ваше умонастроение. Я могу вам помочь, раскрутить вас. У меня есть для этого и возможности и средства. С вашими способностями вы получите от жизни все, что она только может дать.
  - Спасибо. Честно говоря, от вас не ожидал такого предложения. Может быть, еще пару дней назад я его и принял бы. Но сейчас нет.
  - Но почему? - воскликнула Бельскую Бельская .
  - А нужно ли вам это знать?
  - Если я спрашиваю.
  - Да я в принципе объяснил.
  - Объясните для непонимающей.
  - Я решил, что все будет идти так, как должно идти. Суждено мне стать великим писателем, значит стану. Но с не помощью протекции, а с помощью собственных усилий.
  - А если не станете?
  - Ничего ужасного, ни я первый, кто зарыл талант в землю. Тем более это будет не моя вина, я делал и буду делать все от меня зависящее.
  - Вы вступаете на очень трудный путь. Но зачем? Можно пойти по более легкому варианту. Такая возможность, Володя, у вас есть.
  - Наверное, нам не понять друг друга, Полина. Анатольевна.
  - Зовите меня Полина.
  - Это ничего не меняет, - засмеялся Карташев. - Мы все равно также не понимаем друг друга. Извините, я пойду.
  - Да, конечно, идите. - Бельская почувствовала, как что-то оборвалось внутри нее.
  Кажется, Карташов что-то уловил в ее настроении.
  - С вами все в порядке, Полина. Анатольевна?
  - Совершенно все в порядке, Володя, - заставила себя она улыбнуться.
  - Приятно было с вами поговорить. Не думал, что у нас получится такой разговор.
  - Почему?
  - Мне известны ваши произведения.
  - Не нравятся?
  - Нет. Не люблю, когда писатели оглупляют народ. Да еще в таких гигантских размерах. Правда, что ваши книги вышли с десяти миллионным тиражом.
  - Что-то примерно в этом роде.
  - Грустно, что писатели все это пишут, а еще грустней, что читатели это читают. Столько есть по-настоящему нужных и прекрасных книг.
  - Я с вами согласна, все это глупость и пустота.
  Карташов удивлено посмотрел на Бельскую.
  - Тогда зачем вы это пишите?
  - Чтобы жить, хорошо жить.
  - А что такое хорошо жить? Не отвечайте, я знаю, что скажите. Но я решил для себя, что буду тоже хорошо жить, но по-другому. До свидания.
  Карташов стал быстро удаляться. Давно Бельская не ощущала себя такой подавленной и раздавленной
  
  ***
  Черницын и Влада сидели в комнате писателя. Разговор с Бельской неожиданно поднял его настроение, и девушка была этому рада. Когда он был не в духе, то становился настолько непереносимым, что она даже начинала думать, что, может быть, стоит вообще, как мысленно выражалась Влада: "закрыть этот проект". Даже если во время совместной жизни с помощью нехитрых уловок свести их общение к минимуму, то все равно, если он будет часто пребывать в таком состоянии, жить с ним будет невозможно. Несмотря на все его миллионы и разбросанную по стране недвижимость. Впрочем, размер его имущества до конца ею был еще не выяснен, на ее осторожные расспросы следовали уклончивые ответы. И это сильно беспокоило Владу; а если она лопухнется. И на самом деле он окажется не столь богатым или того хуже - бедным. Такие случаи с ее подругами уже бывали; некоторые мужчины умеют ловко пускать пыль в глаза. А когда начинаешь реально разбираться, чем он владеет, то открывается космическая пустота.
  - Ты видишь, мои книги пользовались популярностью, и будут пользоваться и впредь, - довольно вещал Черницын, одновременно наполняя стакан коньяком.
  Влада недовольно смотрела, как он это делает, но молчала. В принципе она вовсе не против, чтобы он пил, даже много пил, но как сделать так, чтобы не в ее присутствие. У нее уже имеется печальный опыт, что происходит, когда он напивается.
  - Разумеется, твои книги будут пользоваться популярностью, дорогой. - Впервые она употребила прилагательное "дорогой"; это был в чистом виде научный эксперимента; ей важно было знать, как он отреагирует.
  Черницын отреагировал правильно, он даже отложил на время принятие порции любимого напитка.
  - Ты сказала: дорогой, - проникновенно произнес он.
  Влада сделала вид, что смущена.
  - Это вырвалось само собой. Тебе не понравилось? - посмотрела она на него в упор.
  - Что ты наоборот, я так тронут. Ты, в самом деле, это чувствуешь?
  Влада после короткой паузы кивнула и опустила голову вниз, изображая смущение. Было бы здорово, если бы она вдобавок и покраснела. Но Влада понимала, что такая игра выше ее сил.
  - А разве ты сомневаешься? - тихо и проникновенно спросила она.
  - Нет, но... - Черницын с некоторым сомнением взглянул на девушку. - Ты такая молодая, а я уже весьма пожилой мужчина.
  Влада аж подскочила от возмущения.
  - Как ты можешь так говорить! Причем, тут возраст. Ты в самом расцвете лет. К тому же ты очень талантлив, а талантливые люди всегда молоды. Талант не дает человеку стареть. - Это фразу она довольно давно прочитала в какой-то книге и решила на всякий случай ее запомнить. И вот она пригодилась, так как попала прямо в яблочко.
  Черницын, услышав ее, расцвел.
  - Как тонко подмечено. Ведь это стопроцентная правда. Да ты не только красивая, но еще и умная.
  - А ты не ожидал?
  По лицу Черницына было понятно и без слов, что это действительно явилось для него полной неожиданностью.
  - Влада, ты мне послана Богом, - взволнованно произнес он, беря ее за руку.
  Влада немного встревожилась, ее обеспокоило то, что кроме руки он может возжелать потрогать еще что-нибудь на ее теле. А подобное развитие событий было нежелательным. Тактильный контакт с ним был ей не приятен. К нему надо еще себя приучить. Но и отнимать ладонь она благоразумно не стала.
  - А ты до сих пор в этом сомневался?
  И снова на лице писателя, как на витрине, отразился ответ.
  - С каждой минутой все меньше и меньше. - Черницын погрузился в задумчивость. Влада терпеливо ждала, когда он выйдет из этого транса. Интуиция подсказывала, что сейчас она может услышать нечто важное. - Мне кажется, что мужчина в моем возрасте может пережить вторую молодость, если рядом с ним окажется молодая, красивая женщина, верящая в его талант. До самого последнего момента я этого не понимал. Но, увидев тебя, я прозрел. И я безмерно за это тебе благодарен.
  - Ну что ты, я тут ни при чем. Вернее, моя роль совсем невелика. Это все ты, твой большой талант.
  - Да, талант - вздохнул Черницын. - Я тебе признаюсь честно, с какого-то момента стал в нем сомневаться. Поэтому сюда и приехал. Но теперь я уверен сильней, чем раньше, в нем. И в основном благодаря тебе. Вот и Бельская читает мою книгу. А я знаю, так просто она не станет читать роман, она все делает избирательно.
  - Между прочим, я тоже без ума от твоих книг. Впрочем, понимаю, мое мнение для тебя значит гораздо меньше, чем ее, - изобразила обиду Влада.
  - Ну что ты, это совсем не так. Чем больше я тебя узнаю, тем больше ценю твое мнение. Но, согласись, еще совсем недавно я тебя вообще не знал.
  - Я не обижаюсь, я все прекрасно понимаю, дорогой.
  Влада заметила, как снова засветился Черницын. На это слово он реагирует, как собака Павлова, не бед труда припомнила она школьный курс биологии. Будем использовать сигнал. Только бы не переусердствовать.
  - Пойми, для меня это не легкий шаг, - сказал Черницын, не спуская глаз с Влады. - Я прожил с женой многие годы. У нас общие дети. Конечно, они уже взрослые, живут отдельно, но все же. Ты понимаешь.
  - Конечно, я понимаю, как тебе сложно, - с жаром подхватила Влада. - Но я в эти нелегкие дни буду рядом с тобой. Разумеется, если ты этого хочешь.
  - Еще бы не хотеть. Только так я смогу решиться пройти через все это, зная, что ты рядом. Как представлю, что придется ей все это сказать...
  Влада осторожно поцеловала Черницына в лоб и ту же на всякий случай отодвинула губы подальше.
  - Я хочу, чтобы ты понял, и я и ты это хотим сделать исключительно ради твоего таланта, чтобы придать ему новый импульс, омолодить его. Я горжусь тем, что могу поспособствовать этой великой цели, - не без пафоса произнесла Влада. - Я нисколько не сомневаюсь, что ты гениальный писатель.
  Черницын не без сомнения взглянул на Владу.
  - Но это ты, того, преувеличиваешь.
  - Самую малость, - с жаром проговорила девушка. - Да и то скорей нет. Просто ты очень скромен. И, кроме того, тебя окружают завистники. Они внушают тебе сознательно сомнение в твоем таланте. Ты им мешаешь, потому что издают и читают тебя, а не их.
  - Ты правду так думаешь?
  - Убеждена на все сто процентов.
  - А ведь ты права. Этот Радлов...
  - То, что он смертельно завидует тебе, видно даже по его ушам! - воскликнула Влада. - Мерзкий тип, я его сразу раскусила.
  - Тип мерзкий, - подтвердил Черницын. - Но надо признать, он много добился. Больше, чем я. Его знают за границей, а меня - только в нашей стране.
  - Вместе мы добьемся признания во всем мире!
  - Ты полагаешь.
  - Вот увидишь, я помогу тебе. Я вдохновлю тебя на новые замечательные произведения.
  - Да ты все время права. Для своего возраста ты удивительно мудра.
  - Если будешь слушать меня, мы много добьемся. Только...
  - Что только? - мгновенно встревожился Черницын.
  - Видишь ли, если мы будем вместе...
  - Я в этом не сомневаюсь!
  - Я - тоже, - одарила она его мимолетной улыбкой. - Нам предстоят нелегкие испытания.
  - Да, я понимаю, - пробормотал Черницын, вопросительно смотря на Владу.
  - Для этого нам понадобятся средства. Ведь предстоит настоящая борьба.
  - Да, да.
  - И если ты все раздашь, что имеешь, справимся ли мы с ней?
  - Но я должен всех обеспечить!
  - Это, конечно, твое право. Я восхищаюсь твоим благородством. Но разве не ты в своей семьей представляешь самую большую ценность. Кто-то может с тобой сравниться?
  - Это так, мои дети получились не слишком талантливыми. Меня всегда это сильно огорчало.
  - Вот видишь, разве справедливо, ты - великий писатель останешься без всего, а те, кто не наделен твоим даром, получат все. Подумай даже не о себе, а о твоих бесчисленных почитателей они ждут от тебя новых, еще более выдающихся произведений.
  - Это верно, - задумчиво протянул Черницын. - Ты, в самом деле, необычайно умна.
  Влада, довольная собой, улыбнулась.
  - Так ты подумаешь над моими словами?
  - Непременно. - Черницын протянул к ней руки, пытаясь обнять. Влада поспешно встала. - Но почему? - разочарованно протянул писатель.
  - Потому что я еще до конца ничего не решила.
  - А я полагал, что все решено.
  - Решено, но не все. Думай, дорогой.
  
  ***
  Ярость клокотала в Бельской, как лава в вулкане. Или даже еще сильней. Она шла по тропинке, словно слепая, почти не видя ничего перед с тобой. Она предложила этому неудачнику свою помощь. И не только помощь, но и саму себя, со всем своим движимым и недвижимым имуществом. А в ответ услышала насмешливый отказ, как будто какой-то сопливой девчонке, а не ей, едва ли не самой удачливой писательнице страны. Таких обид она не прощает, она будет мстить. Как? Пока Бельская этого не знала, зато была уверена, что если возникнет благоприятный случай для этого, его ни за что не упустит. А уж одно сделает непременно; как только вернется в Москву, во всех издательств, где ее ценят, поставит условие своего сотрудничества с ними, что они никогда, ни при каких обстоятельствах не издадут ни одной книги Карташева. Впрочем, его и без ее требования не издадут, у него на лице написано крупными буквами, что удачи ему не видать, как своих ушей. А вот она везунчик, иногда сама удивляется, до чего же фортуна благосклонна к ней. Некоторые, причем талантливые, полжизни тратят на то, чтобы пробиться, а ей все далось без больших усилий. Написала роман, быстро его издала, он приобрел популярность. А дальше все покатилось по накатанной дорожке. Она исправно поставляла продукцию, эту продукцию также исправно превращалась в очередной бестсселер. И каждый новый литературный хит приносил ей все больше денег. И только в одном не везло. Хотя иногда ей кажется, что за везение в этом вопросе она готова отдать всю свою литературную удачу без остатка.
  Ярость не проходила, она двигалась внутри нее по какой-то странной синусоиде, то опускалась вниз, то снова усиливалась, покоряя новые вершины. И она не знала, как избавиться от этого назойливого зуда ненависти к человеку.
  - Полина Анатольевна! - вдруг услышала она.
  Бельская подняла голову и увидела идущего ей на встречу Сальникова. Кажется, он-то ей как раз и нужен, кометой пронеслась мысль.
  - Я как раз тебя искала, - соврала она
  В глазах Сальникова появились уже знакомые ей алчные огоньки. Бельская зло усмехнулась; в отличие от того парня, этот парень готов на все. Может, этим и воспользоваться? Не пропадать же такому сокровищу.
  Помимо литературного таланта Бельская обладала хорошим артистическим даром. И в юности даже подумывала о карьере артистки. Однако зеркало отговорило ее идти по этому пути убедительней любого экзаменатора.
  - Я очень рад, что вы обо мне помните.
  - Я не просто помню о тебе, я о тебе не забываю, - положила она свою унизанную кольцами руку на грудь Сальникова.
  - Я тоже все время думаю о вас, - покосился он на ее унизанные золотыми ободками с дорогими камешками пальцы.
  "Врешь ты все, подумала Бельская. - Если и думаешь, то о моих деньгах. Типичный Альфонс, вот настоящее твое имя".
  - Это прекрасно, когда двое - мужчина и женщина все время думают друг о друге, - проникновенно проговорила она.
  - Это просто замечательно! - с жаром согласился Сальников.
  - Проводи меня, - попросила Бельская.
  - С превеликим удовольствием. А куда вы идете?
  Бельская выдержала эффектную паузу.
  - Я иду к себе в комнату, - голосом, почти не оставляющим места для двойного толкования, сообщила она.
  Бельская заметила, как мгновенно подобрался Сальников. Сейчас он ей напоминал охотника, выслеживающего зверя. Но это мы еще посмотрим, кто тут зверь, а кто охотник, мысленно пообещала она.
  - Буду счастлив вас сопровождать.
  Молча, они направились к дому, поднялись по лестнице и остановились возле комнаты Бельской. Она достала ключи, но открывать дверь не спешила, а смотрела на своего спутника. Сальников под действием ее настойчивого взгляда вдруг почувствовал себя не совсем уверенно. Это и было надо Бельской; не он, а она будет управлять ходом событий. Этот болван должен понимать, кто сдает карты, а кто получает то, что ему сдали.
  Бельская отворила дверь, вошла сама, вслед за ней в комнате оказался и Сальников.
  - Хочешь чего-нибудь выпить? - спросила она. В повседневной жизни Бельская почти не пила, но иногда у нее возникало сильное желание напиться. Обычно оно предшествовало приходу тоски, и алкоголь являлся лучшим лекарством от этой болезни. По крайней мере, другого столь же эффективного средства она так и не нашла.
  - С удовольствием, Полина Анатольевна.
  - Зови меня Полиной.
  - С удовольствием, Полина.
  Бельская усмехнулась. Сейчас этот парень готов на все, прикажи, он бы прогулялся голым по окрестностям. Но вот что будет потом, не знает ни она, ни он. Хотя так ли уж это непостижимо.
  Наливая бренди, она незаметно вздохнула. Бельская подала Сальникову стакан.
  - Выпьем за то, что доставлять друг другу только удовольствия, - произнесла она скорей даже не тост, а программу на будущее.
  - Я целиком присоединяюсь к этому пожеланию, - с энтузиазмом подхватил Сальников.
  - А как ты собираешься доставлять мне удовольствие? Я дама не бедная, а значит, капризная.
  Глаза Сальникова буквально буравили ее, он явно пытался понять, куда же она клонит.
  - Я понимаю, но я готов выполнять все ваши желания, - осторожно произнес он.
  - Неужели все? - Бельская снова положила руку ему на грудь. - Я не люблю исключений, все - это означает все.
  На лице Сальникова проступило колебание.
  - Надеюсь, вы не заставите меня кого-то убивать.
  - Кто знает, Константин. Я же женщина капризная, и я не знаю, какой каприз у меня может возникнуть. Но только при таком условии я готова протянуть человеку руку. А моя рука... - Она поднесла к глазам молодого мужчину всю туже унизанную кольцами руку. - Видишь, как она дорого стоит.
  Бельская заметила, что теперь в глазах Сальникова горели уже не огоньки алчности, в них пылал самый настоящий костер жадности.
  - Я готов на все, - с мрачной решимости произнес он.
  - Таким ты мне нравишься. - Бельская сделала шажок вперед и придвинула свои губы совсем близко к его губам.
  Ее намерения были бы понятны и самому глупому человеку на земле. Сальников крепко обнял ее и впился в ее рот.
  Бельская, закрыв глаза, анализировала свои ощущения. Все последние дни она, как путник в пустыне о воде, мечтала о таком поцелуе. Но сейчас она не испытывала никакого прилива желания. Она не нисколько не сомневалась; если бы ее поцеловал Карташов, она сейчас вся бы потекла от вожделения. Но он не желает этого делать. А поцелуй Сальникова не вызвал в ней никаких эмоций. Как жаль! И это еще один повод для ненависти к этому человеку.
  Руки Сальникова стали расстегивать кофточку на ее плоской груди. Несколько секунд Бельская раздумывала о своих дальнейших действиях, затем решительно отодвинулась.
  - Спасибо, Костя, за инициативу, но не сейчас. Я еще не готова.
  - Как скажите, Полина, - ответил Сальников.
  Бельская вдруг ясно поняла, он нисколько не жалеет о том, что дальше поцелуя дело не пошло. Он тоже не испытывает к ней ни малейшего влечения, только к ее деньгам. А разве она в этом сомневалась? Да, сомневалась, теплилась все же маленькая надежда.
  - Мы непременно продолжим, Константин, - пообещала Бельская.
  - В любой момент, Полина.
  - А сейчас оставь меня. - Сальников послушно, словно кукла-марионетка, двинулся к выходу. - Только не забудь, ты обещал выполнять все мои капризы, - напоследок напомнила она.
  
  ***
  Радлов понял, надо срочно что-то предпринимать. Иначе произойдет что-нибудь такое, о чем он будет жалеть всю жизнь. С этими идиотами невозможно ни о чем говорить нормально, они живут в придуманном ими мире, где они великие, талантливые. И больше всего на свете боятся, что однажды кто-нибудь ткнет им в морду, как собаке палкой, правдой. Они заранее ненавидят такого человека. А когда он действительно появляется, то готовы его растерзать на части. У него и в мыслях не было, что эта роль выпадет на него. Он-то воображал себя умудренным гуру, который передает свой опыт своим благодарным слушателям. Теперь он начинает понимать, что в его подсознание давно сидело это желание - делиться с другими. И дело совсем не в альтруизме - он чересчур хорошо себя знает, чтобы понимать, что этого качества он совершенно лишен, но ему хотелось утвердить свое преимущество и в этой области. Тот, кто учит, априори ощущает свое превосходство над теми, кого он учит. А разве не это стремление являлось одним из главных моторов его жизни. Ему всегда нравилось чувствовать себя всегда выше других, это давало ему стимул для того, чтобы идти вперед. И когда в очень редких случаях он сталкивался с тем, кто сам смотрел на кого-то сверху вниз, то испытывал сильнейший дискомфорт. Слава богу, у него хватало ума не зарываться в песок обиды, не вставать в позу, а расти. И всякий раз убеждался, что такая тактика была единственно верная, приносящая максимальные дивиденды. Но здесь собрались люди, которые расти не могут и не хотят, правду о себе воспринимают, как самое страшное из того, что с ними может случиться. И чтобы заслониться от нее, готовы на все.
  Самое же неприятие в этой ситуации, это то, что он остался абсолютно один. С Карташевым он не в состоянии наладить отношения сразу по нескольким причинам. Остается Неждана, но она для боя не годится. Эта девушка предназначена совсем для другого, несравненно более возвышенного.
  Желание немедленно увидеть ее вспыхнула так ярко, что он едва не бросился на ее поиск. Но все же усилием воли остановил себя. Он ее увидит, но чуть позже. Сейчас же надо гасить другой пожар, не то он вспыхнет с такой силой, что в его пламени сгорит буквально все.
  Радлов стал размышлять, кто же может стать посредником? Самая предпочтительная фигура - Леонид. Но ему ужасно не хочется к нему обращаться. Он воспримет это в качестве пусть небольшого, но реванша. А он, Радлов, прекрасно знает, как сильно мечтает Велехов о нем. Он стал для него едва ли не главным смыслом жизни, хотя он сам вряд ли это до конца сознает. Остается Бельская.
  Радлов представил ее образ. Мысль о том, что он еще совсем недавно всерьез обдумывал намерение жениться на ней, сейчас показалась такой нелепой, что он едва не засмеялся. Да как бы они стали жить, спать с одной постели. Это выглядит как самая настоящая фантасмагория.
  Радлов вышел из комнаты и направился к комнате Бельской. Он постучался. Ему долго не открывали. Он решил, что она где-то гуляет, но вдруг дверь резко отворилась, и на пороке показалась женщина. При виде гостя ее лицо выразило такое откровенное разочарование, что Радлов даже пожалел, что пришел к ней.
  - Извините, я вам не помешал?
  Бельской захотелось сказать: помешал. Когда она услышала стук в дверь, то к ней пришла мысль, что это Карташев. Он пришел, чтобы извиниться перед ней и сказать, что согласен на ее условия. Мысль была почти безумная, но она так завладела ею, что какое-то время она даже не шла открывать из опасения, что иллюзия рассеется
  И чего она боялась, то и случилось.
  - Проходите, - не самым любезным тоном пригласила она.
  Радлов вошел в комнату. На стульях были развешены предметы женского туалета, включая интимные. Но их хозяйка, кажется, не испытывала никакого от этого смущения. Не смущается она, не будет смущаться и он, решил Радлов.
  Радлов сел на стул, на спинке которого висел лифчик. А зачем он ей, с такой микроскопичной грудью, как у нее, это явно излишняя деталь туалета. Даже трудно представить, какое удовольствие можно получить от секса с такой особой.
  - Вы пришли с какой-то целью, Александр Львович? - поинтересовалась Радлова.
  Радлов принудил себя улыбнуться.
  - Можно сказать, что за помощью.
  - Вы, ко мне за помощью? - изумилась Бельскую Бельская .
  - Вас это удивляет?
  - Более чем.
  - Почему?
  - Вы такой успешный, уверенный в своих силах мужчина. Чем может вам помочь слабая женщина?
  - Случаются ситуации, когда и слабая женщина может оказаться полезной. К тому же трудно найти человека, кто бы назвал вас слабой женщиной.
  - Это только видимость.
  - Но люди чаще всего судят о других по их внешнему образу.
  - Но к вам-то это не относится, - усмехнулась Бельская. - Вы из тех, кому жутко не терпится заглянуть в самую суть.
  - Кто знает, как на самом деле все обстоит, - неопределенно протянул Радлов.
  - Вы меня удивляете, Александр Львович. Не ожидала.
  - В последние дни я и сам себя удивляю.
  - Что же такое произошло, что вы стали себя удивлять?
  - За этим я к вам и пришел.
  - Вы меня заинтриговали.
  - Видите ли, этот семинар приобрел несколько неожиданный поворот.
  - Да уж, тут вы правы, - согласилась Бельская, думая о своем.
  - Меня не отпускает чувство, что ситуация накаляется.
  - А вы как думали, - неожиданно усмехнулась Бельская, - с нами¸ сочинителями всегда так. Мы народ с обостренным самолюбием.
  - Даже слишком, - пробормотал Радлов.
  Бельская пристально взглянула на него.
  - А вы разве не такой?
  - Такой, - подтвердил Радлов.
  - Вот видите, что же вас в таком случае удивляет.
  - Удивляет ничего. А вот кое-что пугает. Я не предполагал, что все приобретет столь острую форму. Некоторые просто взвинчены.
  - А как вы хотели, дорогой Александр Львович, если вы сдираете с них шкуру самоуверенности в собственной гениальности. Если бы вы со мною такое сотворили, я бы вам никогда этого не простила. Считала бы своим врагом до конца своих дней.
  - А я с вас эту шкуру не содрал.
  Бельская вдруг расхохоталась.
  - Я не такая дура, чтобы вам это позволить. У вас этот фокус со мной не пройдет. Я с самого начала знала, в чем состоит ваше любимое занятие.
  - И в чем же, по вашей версии?
  - Это не моя версия, это ваша. Вам нравится, чтобы все вокруг вас, были бы ниже вас. Вы должны возвышаться в любом обществе, в любой среде.
  - Да вы психолог, - усмехнулся Радлов.
  - Я столько на страницах своих романов вывела образов самых разных мужчин, что, в конце концов, стала в них немного разбираться. А вот вы в женщинах разбираетесь гораздо хуже.
  Радлов почувствовал удивление.
  - Почему вы так думаете?
  - А я не думаю, я это просто чувствую. А это гораздо вернее. И знаете, что я еще вас скажу: вы находитесь в состоянии шатания и разброда. Как будто вы потеряли путеводную нить. С нашим братом и сестрой писателями такое случается частенько. Можете не отвечать, мне ваш ответ не слишком нужен, а вот для вас он существенен.
  - Вы действительно очень проницательны, Полина Анатольевна.
  - А вы полагали, что я безнадежная дура.
  - Ну что вы...
  - Да уж скажите прямо, а я вам обещаю не обижаться.
  - Где-то близко к этому.
  Бельская довольно рассмеялась.
  - Мне нравится ваша искренность. И что же вы хотите от меня?
  - Повлиять на всю эту кампанию, чтобы она немного бы сбавила обороты. Сегодня произошла драка, а что случится завтра. В конце концов, это всего лишь семинар.
  Бельская покачала головой.
  - Вы не до оцениваете ваши занятия.
  - Может быть, и тем не менее.
  Бельская вздохнула.
  - Я с молодых лет взяла за правило - никогда не вмешиваться в литературные свары. В этих дрязгах, как в топком болоте, увяз ни один писатель. Но из уважения к вам я попробую. Не уверенна, что получится.
  - Спасибо.
  - Вам спасибо, Александр Львович.
  - За что, Полина Анатольевна? - удивился Радлов.
  - Вы меня многому научили. Я, надеюсь, еще кое-чему научите.
  - Был бы этому только рад.
  - Интуиция подсказывает, что это далеко не так. Но, ей богу, это не имеет ни малейшего значения.
  
  
  ***
  Неждана и Карташов брели вдоль берега моря. Неждана смотрела на своего спутника и не узнавала ему; таким возбужденным она его еще не видела. Девушка поймала себя на том, что ее не отпускает ощущение, что тот человек, который сейчас идет рядом с ней, не похож на того человека, которым он был еще недавно. Она не знала, почему, но ясно чувствовала, что эта перемена беспокоит ее.
  - Понимаешь, я, наконец, теперь знаю, что должен делать, - возбужденно говорил Карташев. - Раньше я никак не мог понять, в чем моя миссия на земле. Я пробовал одно, другое и все время ощущал: это не мое, я занимаюсь другим делом. Ты не представляешь, как это меня мучило. Я и в рабство пошел к Шурчкову потому, что никак не мог осознать, чем же я должен заниматься. Мне даже было отчасти все равно; если я не в состоянии определить собственное предназначение, то ничего иного я не заслуживаю. Теперь понимаю, что наложил на себя что-то вроде наказания.
  - А теперь наказание снято?
  Карташов кивнул головой.
  - Теперь оно мне больше не нужно, я освободился. И во многом благодаря Радлову. Не то, что он сильно мне помог, но он дал толчок тому, что уже почти вызрело. Так что спасибо этому господину.
  - Ты его не любишь?
  Карташов на несколько мгновений отвернулся от Неждана.
  - Я бы хотел его любить, иногда я кожей ощущаю, как мы похожи, как много у нас общего. Но у меня не вызревает любовь к нему.
  - Но почему?
  - Он хочет одного - всю жизнь обходить острые углы, ему чужда идея борьбы. Он готов к любым компромиссам, в том числе и к таким, которые напрочь перечеркивает все то, чему он посвятил свое творчество. Для него главное - это сохранить себя в неприкосновенности. А что творится вокруг, наплевать.
  - Ты слишком жесток к нему.
  Карташов пожал плечами.
  - Посмотрим. Знаешь, не могу отделаться от чувства, что ждать осталось недолго.
  - Иногда мне тоже это кажется.
  - Вот видишь.
  Неждана покачала головой.
  - Напрасно ты радуешься. У меня плохие предчувствия. Я ведь очень чувствительна к таким вещам, уже несколько раз происходило то, что мне привиделось.
  - А сейчас, какие у тебя видения?
  - Что-то очень смутное. Я ничего не могу разобрать. Но когда пытаюсь, меня охватывает тревога. Прошу тебя, умерь свой пыл.
  - Не могу, я слишком долго это делал. Бой надо давать везде, где требует обстановка.
  - Но какой бой. Этим людям невозможно ничего доказать. Когда я смотрю на них, то у меня возникает перед глазами какая-то темная пелена. Такое со мной происходило, когда я смотрела на мертвецов. Они тоже мертвы, просто сам акт смерти еще не случился. Но это не более чем формальность.
  - А живые всегда с мертвецами борются. А не будут бороться, сами в мертвых превратятся. Разве ты этого не понимаешь?
  - Понимаю. Но я вижу, как ты воинственно настроен. Ты словно бы ждешь схватки.
  - Ты удивительно проницательна.
  - Меня преследуют ощущения. Володя¸ тебе нужно думать о своем таланте, а не о победе над этими людьми. Эта победа не принесет тебе пользы.
  - Хотя ты не типичная женщина, но в тебе сейчас говорит типичная женщина, - засмеялся Карташев. - Мой талант никуда не исчезнет, он всегда со мной. И я не собираюсь его разменивать. Но и борьба с этими убогими людишками, не менее важна. Литература дает власть над умами и сердцами людей. И если они приберут ее окончательно, даже страшно представить, что с нами со всеми будет.
  Неждана грустно вздохнула.
  - Я уже поняла, что мне не удастся тебя переубедить.
  - В этом вопросе - нет, - подтвердил Карташев. - Но во всех остальных вопросах я готов тебя слушать. Всю жизнь.
  Они, словно повинуясь неслышной команде, замерли на месте и посмотрели друг на друга.
  - Это предложение? - спросила Неждана.
  - Да. Руки и сердца и всего остального.
  - Ты уверен?
  - После того, как я освободился, не хочу больше ждать. Я все хочу прямо сейчас.
  - Пойдем в дом, - тихо сказала Неждана.
  - Это и есть твой ответ?
  - Пока, да.
  
  ***
   Обычно вечером начиналась, как и положено, вечерняя, а затем и ночная жизнь. Семинаристы выходили из дома в сад или направлялись к морю, собиралась в кампании. На этот раз все было по-другому, все сидели по своим комнатам. Было очень душно, воздух казался совершенно неподвижным, он висел тяжелой, плотной массой над землей, затрудняя дыхание. Но это не подвигло никому выйти наружу.
  Радлов стоял возле беседки и внимательно наблюдал за окнами. Вернее, за одним окном. Ему хотелось увидеть силуэт девушки, но хотя свет в комнате горел, ее не было видно. А ему так жаждет хотя бы посмотреть на нее мельком.
  Зачем ему это? Радлов знал: если он как следует покопается в своей душе, то непременно найдет ответ на этот сокровенный вопрос. Но копаться сейчас ему хотелось менее всего. Ему хотелось просто прийти к ней, сесть рядом, взять за руку и начать разговор. В какой-то момент он вдруг ясно осознал, что до сих пор у них так и не наладился настоящий контакт. Все, что было, не более чем его имитация. А кому, как не им, находить общий язык, точки для соприкосновения.
  В какой-то момент Радлов вдруг испытал странное чувство, что пора ему находить родных людей. У него по всему миру разбросано столько знакомых, он любил многих женщин. Но ни один мужчина и ни одна женщина по-настоящему не стали ему близки. Человеческие существа настолько все чужие друг друга на этой планете под названием Земля, что становится страшно. И даже непонятно, как в такой атмосфере удается достигать хоть какого-то взаимопонимания.
  Радлов думал о том, что сегодня впервые он столкнулся в своей жизни с почти глобальным ощущением одиночества. Оно и раньше навещало его, но это были короткие и спорадические всполохи. Они появлялись внезапно и также внезапно исчезали. И не слишком беспокоили; до самого недавнего времени он был уверен, что легко справится с этим наступлением противника.
  Радлов верил тому, что одиночество - это дар божий, который даруется избранным. Но он знал, что таковым не является. При всем свом большом таланте он никогда не уходил в настоящее одиночество, которое является уже даже не одиночеством, а затворничеством. Ему же всегда хотелось совмещать веселую, полную удовольствие жизнь, с отшельничеством подлинного творца. И очень долго он пребывал в уверенности, что такой симбиоз у него более чем успешно получается.
  А вот сейчас он совсем в этом не уверен, ему даже кажется, что он с самого начала обманывал себя. Его выручал большой талант, который он безжалостно эксплуатировал, как рабовладелец раба. Он черпал из него полной пригоршней, но не заботился о том, чтобы пополнять этот резервуар. Он был уверен, что содержимого в нем на его жизнь хватит. И может быть, еще и останется. И когда в один момент почувствовал себя почти опустошенным, то содрогнулся.
  Радлов знал: если он не восполнит того, что растратил за предыдущие годы, впереди его не ждет ничего хорошего. Но где тот источник, из которого он может напиться живой водой?
  Радлов в какой уже раз взглянул на светящийся четырехугольник окна. А почему бы ему не войти в дом, не подойти к ее двери, постучать. Она непременно его впустит; по-другому она не может поступить. И они смогут, наконец, начать долгожданный для обоих разговор.
  Радлов был уверен, этот разговор необходим им обоим. Каждый нуждается в другом. Ей нужен его опыт и мастерство, ему - ее молодость, искренность и непосредственность чувств. Когда-то он сполна обладал всем этим набором, но все приходит к закату. В какой-то момент он понял, что из его восприятия жизни утекла свежесть и новизна. Любая мысль, любое движение души, любой замысел рано или поздно возвращался к какой-то давно изъезженной колее. Как мог он сопротивлялся этому, но сил оставалось все меньше. Он, который так ненавидел любые проявления трафаретного мышления, сам превращался в его образец.
  На его счастье пока эту трансформацию мало, если вообще кто заметил. Год назад один литературный критик выпустил разгромную статью об его только что вышедшем из печати романе. На критика обрушился хор негодующих голосов. Но если бы ему, Радлову предложили к нему присоединится, он бы отказался. Не во всем, но в главном он был согласен с этим автором.
  Разумеется, он никому об этом не сказал, даже себе признался после долгих колебаний. Но если рассудить, что по сути дела означают эти игры с самим собой? Его слабость и трусость перед натиском реальности. А был ли он когда-нибудь до конца смелым?
  Если эта девушка не станет ему принадлежать, его шансы на возрождение окажутся минимальными. Но захочет ли она стать его музой? У писателя наступает момент, когда это становится жизненно необходимым.
  Радлов снова посмотрел в окно. И увидел, как мелькнул в нем ее силуэт. Затем свет потух. Вот и все на сегодня, подумал Радлов. А завтра новый день. Когда-то его это безумно радовало. Но существует большая вероятность, что те времена уже прошли.
  Радлов двинулся к дому, пробивая телом туннель в тяжелом и неподвижном воздухе. Сейчас ему надо побыстрей заснуть, чтобы не запустился бы генератор бесконечных мыслей. Сегодня больше ему не хочется ни о чем думать.
  
   День седьмой
  
  Радлов не без опасения направлялся на свою ежеутреннюю лекцию. Едва проснулся, как его стал преследовать страх, что и сегодня не все появятся в аудитории.
  Этот страх был не только неприятен, но и унизителен. Какое ему дело до того, кто придет его слушать, а кто нет. Всю жизнь он проповедовал идею о том, что человек должен быть максимальное независим от общественного мнения, что только он сам является высшей для себя судьей. А так называемый суд народа - не более чем глас невежественной толы.
  Именно такие мысли были положены им в основу его первого романа, который принес ему громкий успех, позволил однажды утром проснуться знаменитым и обеспеченным. И эту идеологию затем он проповедовал в дальнейшем, ни разу не усомнившись в ней. А вот сейчас он остро ощущал свою зависимость от поведения других людей, причем зависимость столь сильную, что она влияла и на его и мысли, и на его чувства. И пока он не представлял, как разорвать вдруг сковавшие его цепи.
  Радлов вошел в комнату и с облегчением обнаружил, что на этот раз все находились на месте. Ему даже показалось, что на него даже не смотрят уж чересчур враждебно. Может, в самом деле, конфликт исчерпан. Или его вообще не было, а было, скажем, недоразумение. И все обстоит гораздо лучше, чем он предполагал минуту назад.
  Обычно Радлов не готовился к выступлению, только намечал тему, а дальше надеялся на свой талант импровизатора. Но на этот раз он не поленился и набросал тезисы. Ему не хотелось говорить то, что он намеревался говорить, но с его стороны эта была вынужденная жертва ради сохранения мира. Он не был уверен, что его замысел удастся, но попробовать он должен.
  - Очень рад, что сегодня у меня аншлаг, - начал Радлов. - Я бы хотел, если не возражаете, поговорить о литературном процессе. - Он замолчал и взглянул на слушателей. Все смотрели на него и тоже молчали. - Значит, согласны. Замечательно. Мы иногда бываем чересчур бескомпромиссны, нас не интересует порода, нам нужны исключительно золотые слитки. Но ведь они не лежат сами по себе на земле. Их надо обнаружить в толще земной коры. А для этого столько перебрать песка и глины. Может, поэтому она тоже ценна. Не будь ее, не нашли бы мы и крупинки драгоценного металла. Мы не можем смотреть на литературу исключительно как на задачу поиска золота, бриллиантов, платины. Они встречаются так редко; целые исторические периоды могут проистекать без таких находок. И в этот период мы должны ценить тех литераторов, которые способны обеспечивать вполне приемлемый качественный литературный процесс. Если бы он вдруг, подчиняясь нашим бескомпромиссным представлениям, прервался, мы бы лишились навсегда самой литературы. И больше никогда бы не откопали ни одного гения.
  Радлов снова посмотрел на собравшихся, пытаясь определить их реакцию. Но пока все ждали, куда же он клонит.
  - Честно признаюсь, меня и самого нередко заносит, - продолжил Радлов. - Знаете нашего брата: каждый из нас преувеличивает свой талант и преуменьшает чужой. С этим трудно бороться, эта мысль всегда прочно сидит в подсознании и, как возничий, управляет словами и поступками. Думаю, и на этот раз я поддался такому соблазну.
  Радлов взглянул на Черницына и понял, что его слова пробили брешь в панцире враждебности этого человека. По крайней мере, его вид свидетельствовал о том, что он внимательно слушает оратора.
  - Еще неизвестно, чей вклад в литературу окажется значительней. Это совершенно непредсказуемая вещь. История знает тысячу примеров, когда тех, кого прославляли, бесследно исчезали с горизонта, а считавшихся менее талантливыми задерживались на Олимпе на гораздо больший срок. То, что людям и даже самым суровым критикам кажется ничтожным слабым, зачастую оказывается тем, что наиболее полно отразило время, выразило скрытые чаяния общества. Яркость, иллюстративность, эпатажность, иными словами все те атрибуты, которые на первый взгляд делают произведение привлекательным и знаменитым, оказываются лишь поверхностными наслоениями, под которыми пустота. А вот другие произведения, они на первый взгляд не кажутся столь впечатляющими, но проходит время, и оно как раз и выносит окончательный вердикт, что именно эти творения - подлинное отражение сути эпохи.
  Радлов в очередной раз замолчал и посмотрел на Черницына, словно тем самым, призывая его высказаться.
  И он откликнулся на призыв.
  - Думаю, что с некоторыми вашими высказываниями, Александр Львович, можно согласиться.
  Выражение лица Черницына говорило о недоверии к Радлову. Но Радлов и не рассчитывал, что так быстро и легко удастся его переубедить. Да у него и нет такой цели; задача - растопить его враждебность к нему хотя бы на короткое время. А что будет дальше, его, Радлова, совсем не волнует.
  - А я удивлен вашими словами. И согласиться с ними никак не могу!
  Радлов повернул голову в сторону Карташева. Именно от него он ожидал неприятностей, опасался, что этот молодой идеалист разрушит его замысел. Как же не вовремя прорвало плотину у этого парня. А по началу выглядел таким застенчивым, что даже вызывал сочувствие.
  - Что вызывает у вас несогласие, Владимир? - обреченно спросил Радлов.
  - Все, что вы только что сказали?
  - В вас говорит молодость, станете постарше, будете иначе размышлять.
  - Молодость не имеет никакого значения. Никакая казуистика не способна оправдать бесталанность. А она повсюду! В том числе и тут представлена очень широко.
  - Никто не знает, кто талантливый, а кто нет. Рассудит только время
  - В таком случае, о чем мы вообще ведем речь, - презрительно пожал плечами Карташев. - Давайте разойдемся лет этак на пятьдесят, потом снова соберемся тем же составом и посмотрим, чем кого время наградило.
  "Дурак, я веду речь об одном: чтобы завершить семинар спокойно, - мысленно ответил Радлов. - Только об этом и больше ни о чем. А этот парень хочет бросить всем вызов".
  - Мы ведем речь, уважаемый Владимир, - как можно спокойней постарался произнести Радлов, - о том, что жизнь непредсказуема. И все наши попытки выстроить писателей по ранжиру, обречены на провал. Подчас бытописание оказывается ценней, чем желание докопаться до самых глубин. Многие произведения, претендующие на большие открытия, лишь имитируют их, а на самом деле плещутся на поверхности. Я встречал немало таких авторов; их начинаешь читать с восхищением, а заканчиваешь - со скукой и разочарованием.
  - А вы к ним не относитесь? - спросил Карташев.
  - А это пусть каждый решает сам. Могу только сказать, что не вижу причины, почему я должен быть исключением. Но я думаю, нам нет смысла переходить на личности.
  - А вот я с этим я категорически не согласен! Какой смысл тогда в том, что мы тут собрались.
  Радлова захотелось запустить в Карташова чем-нибудь увесистым. Вместо умиротворения, на которое он рассчитывал, из-за него положение только обострится.
  - Смысл большой, - возразил Радлов. - Любой писатель, я считаю, просто обязан постоянно переформатировать свое творчество, пересматривать свои представления о мироздание. И может быть, это самое сложное в писательством ремесле. Гораздо легче сочинить очередной роман, используя накатанную дорожку. А вот войти в новое поле, отринув старые, привычные представления, особенно если они принесли успех, это настоящий подвиг. И. как я понимаю, тут собрались те, кто хотят его совершить, кто почувствовали потребность к преобразованию. Кстати, таких среди нашего брата совсем немного. Я бы сказал: единицы. И потому те, кто приехали на наш семинар, уже только по этой причине заслуживают всяческой похвалы.
  - Александр Львович, и вы всерьез в это верите?
  - Если бы не говорил, не верил.
  Карташов рассмеялся.
  - Да вы посмотрите на них. Какое к черту переформатирование.
  - Я все же предлагаю не переходить на личности.
  - Нет, уж, пусть перейдет, - подал голос Черницын. - Молодой человек считает себя выше других.
  - А я и не скрываю, что считаю. То, что выше вас, нисколько не сомневаюсь. И не собираюсь это отрицать. Меня угнетает власть бездарностей, таких как вы. От ваших романов меня просто воротит.
  - Вы всего лишь щенок, вообразивший себя породистым псом! - воскликнул Черницын, становясь красным, как помидор.
  - Щенок превратится в породистую собаку, а вот тот, кто ею не стал, никогда уже и не будет. Вот увидите, вы еще будете живы, а все, что вы написали, забудется. Вся эта гора бумаги будет никому не нужна.
  - Александр Львович, я настаиваю на удаление этого наглеца. В противном случае уйду я. Решайте, кто для вас имеет большее значение?
  - Я предлагаю закончить на этом нашу утреннюю лекцию, а все спорные вопросы решить вне ее рамок. Нам всем нужно немного остыть, - поспешно приговорил Радлов.
  
  ***
  Радлов вышел вслед за всеми их комнаты. Он следил за Карташевым, чтобы выяснить, куда тот направится. Ему хотелось ударить его, этот парень полагает, раз он большой талант, то ему все дозволено, и он может вести себя как вздумается.
  Внезапно Радлов замер на месте, он вдруг ясно вспомнил, что в возрасте Карташова и даже младше сам был таким. Он тоже был абсолютно убежден в своей непогрешимости, а презрение к миру, к ничтожным бесталанным людишкам была безгранична. Его талант был оправданием далеко не всегда безгрешных, а подчас и отвратительных поступков. Поэтому имеет ли он моральное право осуждать этого парня?
  Морального права он может и не имеет, зато если Карташова не обуздать, он натворит больших бед. Только как это сделать?
  Ярость внезапно погасла, а с ним ослабло желание поговорить с бунтарем. Но все же хоть как-то вразумить его необходимо, иначе они тут все передерутся, как в боях без правил. Кажется, такие поединки уже начались.
  Радлов последовал за Карташовым. Судя по его немного вальяжной походке, он был в хорошем настроении. Они вышли на пляж, Карташов быстро разделся и бултыхнулся в воду.
  Плавал он долго и с удовольствием. И все это время Радлов сидел на песке рядом с его одеждой и наблюдал за тем, как он плавает. Наконец, Карташев, явно довольный купанием, вышел на берег.
  Он сел рядом с Радловым, не выказывая желание начать разговор. Радлову снова захотелось его ударить, в его поведение заключалась и вызов и наглость. Но к Радлову внезапно пришло понимание: если он обратится к нему напрямую, а еще хуже если он проявит свое недовольство его поведением, то эффект будет прямо противоположный. Карташов явно настроен на конфронтацию, эта компенсация за годы, когда он вынужден был подавлять свои чувства.
  - Я прошу у тебя помощи, Володя, - мягко произнес Радлов, не смотря на Карташева.
  - Помощи? - удивленно посмотрел на Радлова Карташев.
  - Именно. Даже если у нас случаются разногласия, мы же за одно. Разве не так?
  - Еще пару дней назад я тоже так думал.
  - А сейчас?
  - Не уверен.
  - Напрасно. Мы люди одной крови. И нам надо держаться вместе.
  - Если вы еще скажите, ради чего, я буду вам безмерно благодарен, - насмешливо произнес Карташев.
  - Хотя бы потому, что нас мало, мы горстка в этом безбрежном море. Разве одной этой причины недостаточно.
  - Когда вы раболепствуете перед Черницыным, Сальниковым...
  - Я никогда ни перед кем не раболепствовал, - резко перебил его Радлов.
  - Да, а что это тогда?
  - Невозможно всегда ходить только в прямую атаку и с открытым забралом. Это безнадежная тактика. Мы должны побеждать этих людей разными способами. Тот, что выбрал ты, никуда не годен. Он изначально обречен на провал. У них жуткий численный перевес. Они сомнут вас, как асфальтовый каток пивную банку.
  - Даже если так...
  - Глупости! - снова перебил Карташова Радлов. - Вы ведете себя, как себялюбивый и капризный ребенок. А я прошу вас - стать моим союзником. Ни больше, ни меньше.
  - Союз во имя лизоблюдства? Извините, это не по адресу.
  Почему они так фатально не понимают друг друга? сам себе задал вопрос Радлов.
  - Во имя сохранения моего, вашего таланта. Таланта Нежданы. Неужели вы этого не понимаете?
  - Так вы считаете, что у меня есть талант?
  - Да, - не без сопротивления произнес Радлов.
  - Тогда вам нечего беспокоится, я сохраню свой талант при любых обстоятельствах. А вот если вы станете их ублажать, то не уверен, что сбережете свой дар. Это только кажется, что он не зависит от того, как вы себя ведете. Знаете, одна из причин, почему я восстал против Шурчкова?
  - И почему?
  - Я испугался, что стану во всем таким, как он. Если я буду думать и вести себя, как он, то рано или поздно и писать стану точно также. Я вам не показывал своего последнего произведения. Я его никому не показывал. Мне стало страшно оттого, что я сочинил. Это ужасно. Я вдруг ясно понял, что если ничего не предприму, мне конец. Я не выберусь. Для меня это стал вопрос жизни и смерти. - Карташов посмотрел на Радлова. - Не думайте, что я вас не понимаю. Но вы сами сильно рискуете. Я учился по вашим книгам. Но нельзя идти на компромиссы. В творчестве это губительно. Вы и сами не заметите, как снизите планку до уровня, за которым уже ничего не будет. Как нет у них ничего.
  Радлов понял, что продолжать разговор бессмысленно. Он даже не хотел сейчас думать над тем, насколько прав Карташов в своем нежелании идти ни на какие уступки. Это один из тех споров, которые способна разрешить только жизнь.
  
  ***
  Едва Радлов вернулся в свою комнату, как в дверь постучали. Он поморщился; после всех этих нервных разборок хотелось немного отдохнуть. Кто на этот раз хочет его видеть?
  На пороге стояла целая делегация: Черницын, Сальников и Шурчков.
  - Мы бы хотели с вами переговорить, Александр Львович, - с каким-то не совсем ясным подтекстом произнес Черницын.
  - Разумеется, проходите.
  Все расположились на стульях.
  - Мы пришли к вам с просьбой. Или с предложением. Как уж вы пожелаете?
  Радлов внимательно осмотрел всю троицу.
  - Между просьбой и предложением существенная разница.
  - Вы правы, - согласился Черницын. - Мы хотим поговорить о Карташеве.
  Сбываются самые худшие его предчувствия, отметил Радлов. Надо как-то им помешать развить эту тему.
  - Вы уверенны, что это предмет для разговора.
  - Уверенны! - воскликнул Сальников. - Этот гавнюк...
  - Подождите, Костя, - остановил его Черницын. - Давайте держаться определенных рамок. Мы должны донести до Александра Львовича нашу позицию.
  - Да чего там доносить, - недовольно проворчал Сальников.
  - И что вы хотите сказать, Сергей Юрьевич? - спросил Радлов.
  - По нашему единодушному мнению, этот молодой человек вносит серьезные раздоры в наш коллектив. Он по сути дела противопоставил себя всем. Ну не всем. Но почти всем, - поправился Черницын. - Я даже не уж не говорю об элементарном уважении к старшим. Кто сейчас его проявляет? Но он перешел к прямым нападкам. Не знаю, по какой такой причине, он считает себя выше, талантливей всех. И, как он полагает, это дает ему право оскорблять всех и каждого.
  - Что же вы хотите?
  - Пусть уедет! - снова выкрикнул Сальников.
  Черницын в знак согласия кивнул головой.
  - Мы уверенны, что такой вариант был бы наилучшим. Мы даже не совсем понимаем, зачем он тут присутствует. Здесь собрались писатели. А что написал этот Карташев? Лично я ничего не слышал об его книгах. Может быть, вы их видели?
  - У него нет изданных книг, - хмуро отозвался Радлов.
  - Вот видите! - торжествуя, произнес Черницын. - Какой он писатель.
  Радлов старался не смотреть на Черницына. Он боялся, что может потерять самообладание.
  - Не уверен, что звание писателя автоматически дают изданные книги. Я бы далеко не всех отнес к таковым, несмотря на то, что их произведения отпечатаны типографским способом.
  - Узнаю вашу позицию. Выходит, вы солидарны с ним.
  - Нет, - поспешил заверить Радлов. - Я сам только что говорил с ним, просил проявлять большую сдержанность.
  - И что же он ответил?
  - Он не дал мне такого заверения, - постарался, как можно сильней смягчить свои слова Радлов.
  - Я же говорил! - в очередной раз воскликнул Сальников. - Горбатого могила исправит.
  - Я понимаю вас, - примирительно произнес Радлов. - Но наша профессия не способствует улучшению характера. Скорей, наоборот, ни у кого не портится так характер, как у нашего брата. Особенно у той ее части, которой не сопутствует успех. Это очень тяжело переносить. Давайте проявим к нему снисходительность.
  - Мы проявим снисходительность, а он будет нас поносить, - взмахнул кулаком Сальников.
  - Он прав, - поддержал его Черницын. - Он как злая собака среди нас. Вы должны его удалить. В противном случае мы потребуем вернуть назад наши деньги. Все целиком.
  Радлов повернулся за поддержкой к Шурчкову. До сих пор бывший друг Карташова не проронил ни слова.
  - Игорь Олегович, насколько я знаю, вы жили вместе ни один год. Значит, с ним все же можно ужиться.
  Шурчков сначала грустно вздохнул, затем для усиления эффекта развел руками.
  - Он сильно изменился в последнее время. Неудачи на выбранном поприще ожесточили его. По-моему это всем заметно. Мне, как бывшему его другу, грустно, но вряд ли он уже изменится. Ему лучше уехать.
  - Не понимаю вас, Александр Львович, что вас удерживает? - спросил Черницын.
  В самом деле, что? мысленно спросил себя Радлов.
  - Я вам объясню, Сергей Юрьевич. Каждому человеку в жизни должен быть предоставлен хотя бы один шанс. К сожалению, многие не получают и его. И я не вижу причины, почему нужно лишать его Карташева. Я читал его произведения, он совсем не лишен дарования. Никто из нас не знает, кто и что, в конце концов, получится из любого человека. Давайте переселим себя и проявим терпимость.
   - Это вы ему скажите! - Клокотавшая внутри Черницына ярость прорвалась наружу. - Мы ставим вам ультиматум, если к завтрашнему утру, он не испарится, то... - замолчал Черницын.
  - То, что?
  Несколько мгновений Черницын молчал.
  - Вы увидите, что произойдет. Но я вам не советую доводить ситуацию до такого состояния.
  - Если вы меня немножечко знаете, Сергей Юрьевич, то вам должно быть известно, насколько я не люблю всяких ультиматумов.
  - Вы отказываетесь?
  Черницын и Радлов несколько мгновений, словно борцы перед схваткой, смотрели друг другу в глаза. Затем Черницын встал.
  - Подумайте, у вас еще есть время, - сказал он.
  Вся троица быстро вышла из комнаты Радлова.
  
  
  
  ***
  Сальников, не стуча, распахнул дверь в комнату Бельской. Писательница сидела на стуле в дезабилье и прихорашивалась. При виде его она рассердилась.
  - Я тебе разве позволяла заходить ко мне без стука?
  Но Сальников почти не обратил внимания на ее недовольство.
  - Мы прищучили его. Пусть теперь попробует его не выгнать!
  Бельская, слегка прищурившись, посмотрела на мужчину.
  - Ты дважды употребил местоимение "его". Но насколько я поняла, оно относится к двум разным персонажам. Будучи писателем, ты не должен так выражаться.
  - Вы правы, я имел в виду Радлова и Карташева. Мы прищучили обоих.
  - И в чем это заключается?
  - Потребовали от него, то бишь от Радлова, чтобы он к завтрашнему утру выгнал этого крысеныша.
  - Как ты его назвал? - удивилась Бельская.
  - Крысеныш. Он готов вцепиться зубами в любого.
  Бельская задумалась. "Это ты готов вцепиться зубами в любого, кто готов оказать тебе хоть какое-то покровительство или помощь. Так что настоящий крысеныш - это ты, дорогой. Вернее, ты большая крыса".
   Сальников с недоумением смотрел на женщину.
  - Вы недовольны? Но разве вы сами не хотели...
  Бельская быстро приставила свой тонкий пальчик к губам Сальникова.
  - Я довольна. Без Карташова атмосфера тут улучшится. А как отнесся к этому требованию Радлов?
  - Ему оно жутко не понравилось. Этого следовало ожидать, ведь Карташов его любимчик. Посмотрим, как он будет его выгонять.
  - Ты уверен, что он станет это делать?
  - А куда деваться, глас народа, глас божий.
  - Всегда сильно сомневалась в этом утверждении. Если уж говорить о том, кого Бог выбирает в качестве своего глашатая, то это таких, как Карташев.
  - Вы это серьезно? - изумился Сальников.
  - Нет, конечно, - усмехнулась Бельская. - Это я так шучу. У меня очень своеобразное чувство юмора. Иноща я сама не понимаю своих шуток. А вы хорошо поработали.
  - А мне показалось, что вы чем-то недовольны.
  - Это тебе, в самом деле, показалось. - Бельская положила свою тонкую руку на широкую грудь Сальникова. Тот тут же придвинулся к ней. Но она напрягла руку. И почему она никак не может решиться и насладиться сполна этим замечательным самцом. Если в чем-то он и может оказаться докой, так это в искусстве доставлять наслаждение женщине. Для этого у него есть все данные. Все, кроме одного, - он никогда не будет мужчиной, он всегда будет мужланом.
  Сальников снова попытался приблизиться к ней вплотную. И вновь Бельская после мгновенного колебания уперлась рукой ему в грудь.
  - Полина! - В голосе мужчина прозвучала страсть.
  Но Бельская нисколько не сомневалась, что все это не более, чем игра. Причем, игра далеко не самого лучшего качества. И она вдруг ощутила, как испарилось внутри нее желание. Ей стало сразу легче. Скорей всего это состояние ненадолго. Но пока она вполне может отказаться от услуг этого мачо.
  - Ты хорошо поработал. И я довольна тобой, мой мальчик, - нежно улыбнулась Бельская. - Но сейчас твоя девочка хочет побыть немного одна, я что-то немного притомилась. Приходи вечерком.
  - Ну вот, - недовольно пробурчал Сальников. - Всегда вы так, в самый последний момент даете задний ход.
  Но Бельская снова не поверила ему, она не сомневалась, что он доволен таким концом этого эпизода.
  - Ничего, если будешь хорошим мальчиком и слушаться меня, мы все наверстаем. А пока иди.
  Сальников быстро, словно опасаясь, что она может передумать, двинулся к двери. Внезапно его остановил голос Бельская.
  - А почему не берешь уроки у Радлова. Тебе они очень бы пригодились. Другого такого учителя трудно найти.
  По лицу Сальникова растеклось недоумение.
  - Вы хотите, чтобы я стал бы консультироваться у него?
  - А для чего ты сюда приехал. Ты же не знал, что встретишь тут меня.
  - Хорошо, я пойду к нему. Завтра.
  - Ты правильно решил. Заходи вечерком.
  
  ***
  Бельская решила, что сейчас самое время отправиться к Радлову. Во-первых, жутко интересно, в каком он состоянии, а во-вторых, пора ему отработать заплаченные ею деньги, пусть даст несколько неоценимых советов.
  Радлов даже не скрывал, что удивлен ее визитом. Она же удобно расположилась в кресле и интересом разглядывала его. Бельская знал про себя, что является хорошим физиономистом, и сейчас считывала с его лица владеющие им чувства. Она видела, что Радлова обеспокоен, обескуражен происходящим. Что ж, ей это даже на руку, по крайней мере, не будет таким заносчивым. Да, он жутко талантлив, но ведь и она не лыком шита.
  - О чем вы хотите со мной побеседовать? - спросил Радлов.
  - Как о чем? - сделала она удивленную мину. - Естественно о литературе.
  - Вот уж не ожидал. У меня такое чувство, что все тут напрочь забыли о литературе, и занимаются другими делами.
  - Все, но не я.
  - Это отрадно. Знаете, какую удивительную вещь я обнаружил: писателей стремительно становится все больше и больше, а разговоров о литературе - все меньше и меньше. Сама по себе писателей литература интересует все слабей.
  - Что же их тогда интересует?
  - Амбиции, деньги, слава. Литература перестала быть способом самовыражения, а превратилась в способ достижения конкретных целей.
  - А самовыражение не есть одна из конкретных целей.
  Радлов покачал головой.
  - Самовыражение всегда спонтанно, часто ты выбрасываешь, как вулкан, из себя сам не знаешь что. И лишь потом начинаешь с этим разбираться. Все великое неожиданно.
  - Вы это ощутили на себе? - Вопреки желанию, Бельская вдруг почувствовала уважение к этому человеку. При всем его фанфаронстве и самомнении, при всей его корысти в нем есть нечто подлинное и очень значительное. И это подлинное и значительное постоянно борется в нем со всем наносным, что так много в этой личности. Впрочем, что ей до этого, у нее свои задачи.
  - Конечно, это происходит постоянно. Все мои хорошие произведения написаны на основе таких спонтанных извержений. А все плохие возникли тогда, когда их не было.
  - У вас есть плохие произведения?
  - Есть. Только никому об этом не говорите.
  - Могила!
  Они оба засмеялись.
  - Так в чем же ваш вопрос, Полина Анатольевна?
  Бельская приняла серьезное выражение.
  - Я вам говорила о своем желании написать серьезный роман. Известна тема, даже основные контуры сюжета. Я не стану рассказывать вам о нем. Но не могу избавиться от ощущения, что от меня ускользает нечто принципиально важное. Боюсь, если начну писать, собьюсь на банальность. Нужна ваша помощь, дорогой Александр Львович. Мне нужно добиться того самого выброса, о котором вы говорили.
  Радлов встал и прошелся по комнате.
  - Не знаю даже, что вам посоветовать.
  - Но это же вы придумали семинар, - напомнила Бельская.
  Он быстро взглянул на женщину.
  - Вы правы, это моя обязанность. - Он снова сел. - И все же, что вы хотите?
  - Мне до безумия надоело описывать банальных дамочек, стремящихся встретить своего принца. Однажды во время сочинения очередной такой сахарной истории меня совершенно неожиданно буквально до костей пронзило ощущение, что жизнь - это страшная трагедия. А все люди делятся на две группы: кто это ощущает, и кто этого не чувствует. Мне стало так не по себе, что я неделю не могла писать. Я находилась под впечатлением этого откровения. Не скрою, я была удивлена им. Теоретически я всегда понимала, что такое возможно, но была уверенна, что меня это не коснется. И я проживу жизнь в довольствии и спокойствии. Тогда я себя переборола. Но это было скорей иллюзией, беспокойство меня уже не оставляло. И однажды я решилась, я напишу не то, что хотят от меня другие, а то, что хочу я. И даже не то хочу, но чтобы избавиться от этого наваждения, я должна создать такое произведение. А затем можно вернуться к прежнему сочинительству. Но я чувствую, что не созрела для такого романа, хотя мысленно его уже пишу. Но мне не нравится, что получается. То и дело сбиваюсь на банальности. И меня это бесит.
  - Трудней всего в искусстве передать чужой опыт. Можно передать какие-то приемы. Но это не более, чем формальность, от этого немного пользы.
  Бельская пристально посмотрела на него.
  - Тогда какая польза от этого семинара? Я понимаю, у вас возникли некоторые материальные трудности. Но мы-то причем. Согласитесь, это как-то не очень красиво с вашей стороны. Даже при вашем безграничном цинизме.
  - Я вас удивлю, но я никогда не ощущал себя циником.
  - Удивлена. Но не уверена, что верю вашим словам.
  - И тем не менее. Цинизм мне всегда казался уделом не слишком умных людей, скрывающих за этой маской собственную пустоту или убогость. Цинизм нередко принимает весьма эффектные формы, но он всегда абсолютно бесплоден. Я же всегда был плодовит. В этом-то вы не сомневаетесь.
  - В этом нет. А знаете, вы меня убедили. Вы заставили посмотреть на себя с другой стороны. Но вот семинар...
  - Да, семинар, это важно. Не скрою, стремление заработать присутствовало во мне. Но... - Радлов задумался. - Меня, в самом деле, беспокоит судьба литературы. Нет, это не верно. Дело даже не в литературе.
  Бельская старалась не пропустить ни одного его слова, она чувствовала, что сейчас перед ней приоткрывается дверь в настоящего Радлова.
  - Так что же вас беспокоит?
  - Всеобщая деградация, культурное одичание, которые я ощущаю в какой-то степени даже в себе. Но меня беспокоят не сами эти процессы, а то, что я чувствую себя в этой среде абсолютно чужим. Она меня выталкивает, как тело из очень плотной воды. Я все меньше понимаю, как жить в таком мире. Он становится чудовищней и чудовищней. Все больше людей получают высшее образование, но оно дает лишь им практические навыки, они уверенны, что это и есть вся мудрость мира. Эти миллиарды людей не видят дальше своего носа. Более того, они даже не подозревают, что за ним что-то есть. Они уверенна, что дальше пустота, небытие. В общем, ничего нет. Они убеждены, там где кончаются границы их сознания, там и пролегают границы мироздания. Но это ужасное заблуждение.
  - Вот уж не подозревала, Александр Львович, что вас действительно беспокоят такие проблемы.
  - Не беспокоят. Мне было бы на них глубоко наплевать, если бы не одно прискорбное обстоятельство: мне не хватает кислорода. А задыхаюсь все сильней. Иногда мне кажется, что я абсолютно один во всей Вселенной.
  - Ну, это вы малость преувеличиваете, дорогой Александр Львович, - усмехнулась Бельская. - Таких, как вы, если постараться, можно еще найти.
  Радлов вдруг придвинулся к ней.
  - Но я давно не встречал таких.
  Бельская несколько мгновений смотрела на него в упор.
  - Ой, ли. А Карташев?
  Она увидела, как Радлов мгновенно сник.
  - Вы думаете... - неуверенно произнес он.
  - Мне казалось, что это вы так думаете.
  - Я не уверен, - пробормотал Радлов.
  - Вам видней, - примирительно произнесла Бельская.
  - Да, он талантлив, - неожиданно сказал Радлов. - Но этого не всегда достаточно.
  - Чего же еще надо?
  - Нужен еще один не менее важный талант - талант использовать свой талант.
  - Интересная мысль, никогда об этом не думала.
  - А я задумался некоторое время назад. Мне кажется, этого таланта у него не хватает.
  - Но что это за такой талант?
  Радлов вдруг погрузился в раздумье.
  - Он хочет идти напрямую, сметая все на своем пути, как танк. Но никто ему это сделать не позволит. Он сам приведет себя к катастрофе. Иногда я даже думаю, нет ли у него подсознательного стремления к принесению себя в жертву.
  - А вот у вас никогда такого стремления не было. Вы всегда хотели быть победителем. Я не ошибаюсь.
  - Мне иногда кажется, что вы никогда не ошибаетесь, Полина Анатольевна, - улыбнулся Радлов.
  - Это я вам никогда не скажу, - в ответ улыбнулась и Бельская.
  - А я и не претендую на ваши тайны.
  - Вот и замечательно. - Бельская вдруг встала. - Спасибо за разговор, пойду-ка к себе.
  - А по поводу вашего романа?
  - А мы о нем и говорили. Кажется, я кое-что поняла. Знаете, Александр Львович, а вы не напрасно организовали свой семинар. Здесь просто бездна материала для осмысления.
  Радлов не слишком доверчиво посмотрела на свою собеседницу.
  - В таком случае рад, что вы не напрасно сюда приехали.
  - А как я рада. - Бельская вдруг игриво помахала ручкой. - До свидания, дорогой Александр Львович.
  
  
  ***
  Когда Щурчков вошел в комнату. Карташов лежал на кровати и читал. Он даже мимолетно не посмотрел на вошедшего, словно это был ветер, а не человек. И внезапно в Шурчкове поднялась такая ярость, что он едва удержался от того, чтобы не броситься на него. Скорей всего так бы и произошло, если бы он не помнил о совсем недавней драке. Глупо копировать события.
  Шурчков подошел вплотную к Карташеву, но и это не заставило того даже поднять голову. Казалось, ничего интересней, чем чтение этой книги, в мире для него существует.
  Шурчков ударом вышиб книгу из рук Карташева. Только после этого он посмотрел на него.
  - А, Игорек, ты пришел. Давно тебя не было. - Как ни в чем не бывало, Карташов поднял с пола книгу и принял прежнее положение.
  - Я пришел тебе сообщить одно приятное известие, - проговорил Шурчков.
  - Ты уж и приятное, что-то не верится, - засмеялся Карташев.
  - Смотря для кого приятное. Завтра твоя особа уберется отсюда. К чертовой матери!
  Карташов подчеркнуто аккуратно положил книгу рядом с собой на кровать, а сам принял сидячее положение.
  - С чего это вдруг?
  - Потому что этого желают все. Ты всем осточертел.
  - Всем, это кому? Назови их поименно.
  - Всем, это значит всем. Даже рыбкам в бассейне.
  - Не надо говорить от имени других. Особенно наших меньших братьев. Они тебя на это не уполномочивали. Между прочим, не знаю, как ты, а я этих робок даже кормил.
  - Ошибаешься, у меня есть такие права! - радостно сообщил Шурчков. - Сегодня целая делегация побывала у Радлова и потребовала выставить тебя отсюда.
  - У Радлова? И что он ответил?
  - Обещал подумать. Так что собирай манатки. И прихвати заодно эту деваху. Она тут нужна не больше, чем пятое колесо в телеге.
  - Обо мне ты можешь говорить все, что угодно. А вот ее не трогай
  - А как же свобода слова?
  - В этом случае она плавно перейдет в свободу мордобития.
  - Ладно, давай поговорим серьезно.
  - О чем?
  - Все о том же. Тебе надо уехать. Ты у всех, как кость в горле. Говорю тебе как друг.
  - Давай не будем о дружбе.
  - Как хочешь, - пожал плечами Шурчков. - Но это ничего не меняет. Что тебя тут держит?
  - Тебе не понять.
  - Где уж нам, - усмехнулся Шурчков. - Ты у нас один гений, а мы даже на посредственностей не тянем. Так, на уровне между идиотами и даунами. Я правильно понимаю?
  - Близко. Я, в самом деле, гений. И ты, между прочим, это прекрасно знаешь. И все эти годы ты пытался убить во мне гения. Хочу тебя разочаровать, твои старания не удались. Я лишь укрепился в своей гениальности. И уже скоро ты в этом убедишься.
  Шурчков вдруг захохотал.
  - Ну, насмешил. Ты - гений! Ты просто самовлюбленный осел. Я хотел сделать из тебя хоть что-то. И не моя вина, что ни черта не получилось.
  - Тогда чего ты бесишься. Спи спокойно, я тебе не мешаю. Буду не против, если мы вообще перестанем общаться. - Карташов снова растянулся на кровати и взял в руки книгу.
  Этот демонстративный жест снова поднял в Шурчкове волну ненависти. Он подскочил к нему.
  - Я тебе русским языком сказал: собирай свои вонючие манатки и убирайся по добру по здоровому, гений. А иначе...
  Карташов с интересом посмотрел на Шурчкова.
  - А что иначе?
  - Не уйдешь отсюда сам, тебе помогут.
  - Ты?
  - Я с удовольствием приму участие в этом богоугодном деле. Но ты не беспокойся, нас будет много.
  - Представляю этот коллектив, - засмеялся Карташев. - Вся идиотская рать. А знаешь, это суперлюбопытно. Мир в миниатюре. Вся эта посредственная мразь против таланта. Прямо классический сюжет. Извини, но не могу его пропустить. Буду не я, если не напишу об этом роман. Обещаю, что ты будешь прототипом одного из главных героев. Знаешь, Игорек, тут собрался такой зверинец, что мне с каждым днем становится только интересней. Если вы только бы представляли, какие вы все колоритные фигуры.
  - Пожалеешь, что не послушался моего совета, - предупредил Шурчков.
  - Хватит, наслушался. Странно, что я мог столько лет провести с тобой рядом. Как будто это был сон.
  - В таком случае напрасно проснулся.
  - Я не жалею. А вот ты не проснешься во век. Будешь спать и спать. Ну, еще жрать и жрать. По большому счету вся твоя жизнь состоит из этих двух функций. А все остальное - это способ их обслуживания.
  - Ладно, - хмуро произнес Шурчков, - тебе меня сегодня не вывести из равновесия. Я свое дело сделал, тебя предупредил. А дальше поступай, как знаешь.
  - Ты великодушен, раз оставляешь мне такую возможность. Передай своим друзьям, что я их не оставлю в покое. Им не место в литературе, она и так задыхается от наплыва бездарей. Таких, как ты и они.
  Какое-то время Шурчков молчал.
  - Ты еще пожалеешь о том, что не уехал, - сказал он и быстро вышел из комнаты.
  
  
  ***
  Шурчков так резко распахнул дверь, что Влада и Черницын едва успели отпрянуть друг от друга. У девушки соблазнительно были расстегнуты верхние пуговки на блузке, под которой виднелась надводная часть айсберга пышной груди. Шурчков позволил себе полюбоваться этим зрелищем не больше пару секунд, затем отвел глаза. Влада ему нравилась, он положил на нее глаз с самого начала. И даже намеревался подкатиться к ней. Но, увидев, что на нее имеет виды Черницын, решил не перебегать ему дорогу; с таким известным и влиятельным человеком лучше дружить, чем быть в ссоре. А он, Шурчков, ради этой цели уж как-нибудь попостится.
  Черницын с таким откровенным недовольством взглянул на непрошенного гостя, что тому показалось, что сейчас он пошлет его к черту. И будет прав, в такие ответственные минуты мужчина сам не свой, ни о чем другом не может думать.
  - А это вы, - упавшим голосом пробормотал Черницын. - Что-то случилось?
  - Я только что разговаривал с Карташевым. Он наотрез отказывается уехать.
  - Вот гад! - вдруг выругалась Влада.
  Шурчков снова посмотрел на ее все так же не застегнутую блузку и перевел взгляд на Черницына.
  - Ну и дружок же у вас, - с укором проговорил Черницын.
  - Он мне не друг, - возразил Шурчков.
  Черницын махнул рукой.
  - Это уже не имеет значение. Лучше скажите, что делать? Он нам не даст покоя.
  - Не даст, - подтвердил Шурчков. - Он так и рвется в бой, как он говорит, против мировой бездарности в нашем с вами лице.
  Лицо Черницына перекосилось, как от зубной боли.
  - Кто он такой, черт возьми! - вдруг закричал Черницын.
  - А может нам самим уехать? - внезапно предложила Влада.
  Она сказала "нам", мысленно отметил Шурчков. Неужели эта девица окончательно захомутала этого болвана?
  - Я тебе уже говорил: ни за что. Это будет напоминать бегство. Ты хочешь, чтобы я дал деру от этого щенка?
  - Ну, зачем тебе это нужно, да плюнь на него. Твое имя у всех на устах, а его не знают даже собаки того двора, где он живет. Нет никого резона с ним связываться, - продолжала уговаривать Влада.
  "А у этой сучки явно есть здравый смысл, - оценил Щурчков. - Не такая уж она и простая".
  - Тебе нет, а мне есть, - возразил Черницын. - Вот что, Игорь Олегович, я объявляю ему войну. Он мне, а я ему. Посмотрим, чья возьмет. Так и передайте вашему другу: я не намерен отступать и принимаю вызов. Не он один может быть бескомпромиссным.
  - Он не мой друг, - повторил свой тезис Шурчков.
  - Не важно. Надеюсь, вы мой союзник?
  - Разумеется. Я его не люблю ничуть не меньше вашего.
  - Он пожалеет, что все это затеял, - пригрозил Черницын. - Внезапно он о чем-то задумался. - Как вы считаете, а Радлов не заставит его убраться восвояси?
  Шурчков отрицательно покачал головой.
  - Он всегда будет на его стороне. Что бы ни говорил публично. Разве вы этого не понимаете?
  Черницын согласно кивнул головой.
  - Да вы правы, они два сапога пара. А знаете, это даже хорошо, - вдруг оживился Черницын.
  - Что же тут хорошего? - удивился Шурчков.
  - Давно пора поставить на место не только вашего друга...
  - Он мне не друг, - поспешно вставил Шурчков.
  - ...но и Радлова. Он свято убежден, что самый умный на свете. Посмотрим, кто умней. Как ты думаешь, кто из нас умней? - обратился Черницын к Владе.
  Влада, уже не стесняясь Шурчкова, прыгнула на колени к маститому писателю и, словно змея, обвила руками его шею.
  - Разве могут быть какие-то сомнения, - прижалась она к Черницыну. - Ты самый умный, самый талантливый, а они все тебе завидуют. - Влада впилась губами в его рот.
  Несколько секунд Шурчков наблюдал за поцелуем, убедившись, что оба забыли или сделали вид, что забыли про него, тихо удалился.
  
   ***
  Некоторое время Радлов, словно разъяренный тигр по клетке, метался по своей комнате. Эти подонки приперли его к стене. Что он должен делать? Они не хотят никаких уступок, почувствовали, что их задели за самое живое, и взбеленились. Нет ничего страшней бездарности, когда ей убедительно доказывают, что она бездарность. Но и Карташов не лучше, не желает идти ни на какие компромиссы, вообразил себя гением и полагает, что поэтому ему все дозволено. Хотя если вспомнить себя самого в его возрасте, то он думал точно также. Зато поступал обдуманней и взвешенней. А этот, словно трактор, лезет напролом. И как его остановить, может быть, неизвестно самого Богу. Но сделать это надо, не отдавать же деньги этим козлам. Вот тогда он окажется на полной мели.
  Радлова от беспокойства аж прошиб холодный пот. Нет, этого никак нельзя допустить. Но как успокоить страсти, усмирить амбиции, тоже непонятно? Если бы Карташов хотя бы обещал больше не выступать, все как-то могло устаканиться. Но он явно закусил удила. Кто же его способен урезонить?
  Радлов знал, к кому следует обратиться. Но медлил, ему жутко не хотелось разговаривать о нем с Нежданой. Для нее у него припасены совсем иные темы. И давно пора начать говорить с ней об этом. А вот теперь придется вести речь о другом. Радлов вдруг поймал на себя, что Карташов бесит его больше, чем даже Черницын или Шурчков. Когда два человека слишком похожи, им трудно ужиться вместе. Если быть честным, будь у него выбор, от кого бы он предпочел избавиться?
  "Нет, так не годится, старина, - сказал сам себе Радлов. - Это уже совсем низко и убого. Ты же знаешь, что Карташов талант, его ждет большое будущее. Может быть, еще большее, чем у тебя. А ты хочешь от него избавиться. Ты должен его защищать от нападок мировой бездарности. Разве это не твое святое дело?".
  Он продолжал уговаривать себя, но его тело пребывало все в той же неподвижности. Он никуда не шел, а продолжал сидеть в кресле с закрытыми глазами. Его не оставляло ощущение, что сейчас он переживает один из самых важных моментов в жизни. И как он поступит, какое решение выберет, от этого будет во многом зависеть, как она потечет дальше.
  Он постучался в дверь с тайной надеждой, что Нежданы не будет в комнате. Но она тут же пригласила войти.
  Девушка обрадовалась его приходу.
  - Как хорошо, что вы пришли, Александр Львович! У меня такое чувство, что мы с вами целую вечность ни о чем не говорили.
  - Могли бы в любой момент зайти. Для вас двери всегда открыты.
  - Я знаю, но... - По лицу Нежданы пробежала тень. - Мне почему-то казалось, что вам не до моих глупостей.
  - Почему вы так думали?
  - Мне казалось, что вы сильно обеспокоены.
  Радлов внимательно посмотрел на нее, уже не первой раз он изумлялся чуткости Нежданы.
  - Это так. Поэтому я и пришел.
  Неждана покачала головой.
  - Хотите просить, чтобы я остановила Володю.
  На этот раз Радлов не изумился. Он стал уже привыкать к ее проницательности.
  - Это необходимо, он не должен дразнить гусей. Он выбрал не правильную тактику, ударами в лоб их не сокрушишь.
  - Я пробовала ему это доказать. Но не вышло, - грустно проговорила она.
  - И все же надо сделать еще попытку. Очень вас прошу, Неждана, об этом. Последствия могут быть неожиданными и неприятными.
  Несколько секунд Неждана молчала.
  - Знаете, я очень верю в судьбу. И в свою, и в чужую. От нее нельзя отступить даже на шаг. И что человеку предопределено, то с ним и случится.
  - Даже если ты видишь, что прямой дорогой идешь к чему-то ужасному?
  Неждана кивнула.
  - Это не имеет значение. Я много думала о Володе в эти дни. Мне даже были видения.
  - И что за видения? - Радлов вдруг ощутил бессознательную сильную тревогу.
  - Они были крайне неясными, расплывчатыми. Но очень тревожными.
  - Они касались Карташева?
  - Да. Но не только.
  - А кого еще?
  Радлов с замиранием ждал ответа. Он никогда не был особенно мистически настроен, но сейчас почему-то безоговорочно верил Неждане.
  - Вас, - после короткого колебания ответила девушка.
  - Я погибну.
  - Нет. Но вам предстоит пережить тяжелые времена.
  - С чем они связаны?
  - Я не совсем разобрала. Все было неясно. Но в какой-то степени они связаны с Володей. Ваша кармическая связь с ним тесней, чем вы думаете.
  - И что же мне в таком случае делать?
  - Не знаю. Там не было такого ответа.
  - Значит, вы не будете с ним говорить.
  - Если вы считаете, что это необходимо, я поговорю еще раз.
  - Еще пару минут считал. А теперь уже не так уверен.
  - Я сделаю, что обещала.
  - Спасибо. Я бы хотел с вами поговорить на другую тему.
  - Я слушаю вас, Александр Львович.
  Радлов несколько секунд сидел молча, затем быстро встал.
  - Не сейчас, В другой раз. До свидания.
  Радлов быстро вышел из комнаты.
  
  ***
  Едва Радлов покинул ее комнату, Неждана резко вскочила с места и тоже выбежала из нее. Но Карташова у себя не было, на ее стук никто не отозвался. Девушка вылетела из дома и помчалась к морю. Но и там его не обнаружила. Она затравленно огляделась, пытаясь понять, где он может находиться. Ее взгляд уперся в скалу, она вдруг вспомнила, как однажды он сказал ей, что как-нибудь попытается взобраться на ее вершину. Может, он как раз и сделал такую попытку?
  Неждана побежала к скале. Запыхавшись, она остановилась возле горы и посмотрела вверх. Подъем предстоял крутой и даже опасный, никакого же альпинистского опыта у нее не было. Но Неждана решила, что все равно взберется на вершину. Чего бы ей этого ни стоило.
  Неждана карабкалась почти час. Она и не представляла, насколько это сложно и страшно. Пару раз ноги начинали скользить по каменистой поверхности, и лишь каким-то чудом удавалось удержаться от падения. Но она не обращала внимания на опасность и рвалась вверх. Шестое чувство, которому она так доверяла, и которое так редко ее подводило, подсказывало, что она невредимой доберется о цели.
  Карташов стоял на небольшой площадке и смотрел в морскую даль. Ее появление нисколько его не удивило, он бросил на нее взгляд и снова перевел его к линии горизонта.
  - Володя¸ зачем ты сюда забрался? - осевшим от усталости голосом, спросила Неждана.
  - А ты зачем забралась? - засмеялся он. - Мы оба любим подниматься вверх.
  - У меня не было ни малейшего желания сюда карабкаться, - возразила Неждана.
  - Но ты же вскарабкалась.
  - Я искала тебя.
  - Ерунда, ты искала себя. Вот и забралась.
  - Сейчас эти нюансы не столь важны.
  - И это говоришь ты? - повернулся Карташов к ней.
  - Кроме меня и тебя тут больше никого нет.
  - Это наша всегдашняя иллюзия, нам кажется, что мы одни и потому можем вытворять всякие гадости. Но это не так, за нами наблюдают и денно и нощно. Мы постоянно под присмотром. Разве не так?
  - Так. Но сейчас это не важно.
  - Как не важно? - удивился Карташев. - Только это и важно, а вот все остальное имеет лишь прикладное значение.
  - Послушай, Володя, все, кто тебе симпатизируют, сильно обеспокоены.
  - И чем же? - внимательно посмотрел Карташов на Неждану.
  - Ты бросаешь вызов людям, которые потенциально крайне опасны. Ты сам мне говорил, что уязвленная посредственность становится очень агрессивной.
  Карташов пожал плечами.
  - И черт с ними.
  - Они сильно настроены против тебя
  - Я этому только рад. Этого я и добивался. Пусть знают свою истинную цену.
  - Но есть люди, которые опасаются плохого развития событий.
  - И кто эти люди?
  - Радлов, например.
  - Радлов - это уже спетая песня. Когда я сюда ехал, то надеялся встретить смелого, честного и ужасно талантливого человека. А увидел нервного труса, который боится даже говорить то, что думает. Еще немного - и его талант тоже испарится. Он исчерпал себя, как писатель. Вот увидишь, больше ничего настоящего он уже не напишет.
  - Ты несправедлив к нему. Нельзя так легко перечеркивать человека. Я просто ощущаю, что он переживает не простой период. Что-то с ним происходит.
  - Все просто. Он хочет быть и вашим и нашим. Но так не бывает.
  - В жизни бывает по-разному.
   - Я тебя не узнаю, - насмешливо произнес Карташев. - Тебя словно подменили.
  - Дело не в этом. Я не вижу смысла идти на рожон. Это бессмысленный риск. Я просто боюсь. Ко мне поступают плохие предзнаменования.
  Карташов подошел к Неждане и обнял ее за плечи.
  - Что ты так волнуешься. Что такого ужасного может случиться. Ну, еще раз с Шурчковым набьем друг другу морды. Ну, может быть, к нам еще этот идиот Сальников присоединится. Так, все заживет. Лучше не думай об этом, пусть будет то, что предписано случится. В жизни вообще нет смысла ничего бояться. Даже если настигает смерть, то и это не конец. Тебе ли мне объяснять, что жизнь вечна. Я даже не испытываю страха. Лучше посмотри, какая красота. Море, горы, солнце - нет ничего прекрасней. Когда смотришь на это великолепие, все эти людишки кажутся еще более мелкими и отвратительными. Они даже по большому счету не способны любоваться такими картинами. Забудем на время о них, давай просто смотреть.
  - Володя, ты же должен понимать...
  - Не продолжай, - прервал он ее. - Я сюда специально забрался, чтобы обо всем подумать.
  - Я тебе помешала.
  - Вовсе нет. Ты мне никогда не мешаешь. Но я понял одну вещь: даже когда я нахожусь с близким человеком, по большому счету я все равно один. И с этим ничего не сделаешь. Это надо принимать, как данность. А кто, чтобы прогнать эту чувство, сбиваются в стаи, мне противны. Поэтому мне ничего не остается, только идти до конца. Хотя бы один из миллиона должен так поступать.
  
  
  ***
  Все это время Велехов с интересом наблюдал, как протекала свара между участниками семинара. Для себя он решил, что активно не станет в нее встревать, так, если иногда помаленьку, чтобы прибавить слегка жару. Больше всего его любопытство вызывало то, как в такой сложной и противоречивой ситуации станет вести себя Радлов. Он ставил себя на его место и понимал, насколько ему не просто проплыть между этими двумя Сциллами и Харибдами. Он хорошо знал Радлова, его не простой характер. Он из тех, кто отстаивает свои взгляды, но только до тех пор, пока не почувствует для себя опасность. А как только она возникает, готов тут же отступиться от нее. Радлов способен даже на сильный риск, но лишь тогда, когда ощущает, что по большому счету ему ничего не грозит. Он слишком умен и талантлив, чтобы прожить всю жизнь в теплой и уютной норке. Он просто не может периодически не высовываться из нее. Иногда он готов почти выпрыгнуть из своего убежища - он, Велихов, знает несколько случаев, когда это едва не происходило. Но в последний момент он все же отступал. Иногда он, Велихов, даже думает, что если бы у Радлова в характере было бы больше железа, он бы добился еще большего. Может, даже и Нобелевскую схлопотал. Таким иногда бездарям ее вручают, что диво даешься. И слова богу, что Радлов такой, иначе он, Велехов, не пережил, если бы тот в самом деле стал лауреатом. Хотя, как минимум, один его роман достоин такой награды.
  Велихов никогда не говорил Радлову об этом, но когда прочитал его роман "Земные боги" целую неделю ходил сам не свой. Ему вдруг стало по-настоящему страшно от самого себя, неужели человек так мерзок, низок, жесток, малодушен, убог, в нем нет и проблеска божественной искры? Эти вопросы Велехов долго задавал самому себе, этот роман был зеркалом, но зеркалом страшным, в которое не хотелось смотреть, но и не смотреть было невозможно.
  Почему-то этот роман прошел не то что незаметно, но как-то смазано. О нем немного поговорили - и забыли. Но Велехов был убежден на все сто процентов, что это произошло не заслужено. По крайней мере, за последние лет двадцать, ничего глубже и значительней не было написано. Когда-то он дал себе слово, что не опубликует ни одного творения своего бывшего друга. Но тогда он почти уже решил сделать исключение; черт с ними с личными счетами, есть вещи более значительные и важные. Но на Радлова тогда внезапно обрушилась большая слава после выхода в свет нового романа, на взгляд Велехова, весьма конъюнктурного произведения. Впрочем, дело было не в конъюнктуре, а именно к славе; его вдруг в самое сердце уколола зависть к ней. И он решил не издавать.
   Сейчас, наблюдая за Радловым, он все сильней укоренялся в мнении, что с ним что-то не ладно. И дело заключалось не в этом дурацком семинаре, в котором он все больше терял нити управления, а в нем самом. Он переживает какой-то кризис, даже надлом. Другой бы это не заметил, но он, Велехов, знает его много лет, с самых юношеских пор. Он и тогда был подвержен внезапным перепадам в настроении, неожиданно погружался в депрессию, вдруг со страхом признавался, что не уверен в своих силах, что сомневается в правильности выбора своей стези. Помнится, пару раз он, Велехов, даже успокаивал его, убеждал, что его сомнения не имеют под собой основания, он талантлив, и его ждет успех. Как ни странно, но те предсказания сбылись сторицей. Хотя лучшего, этого не произошло бы.
  Но какой смысл жалеть о том, что могло бы случиться, но не случилось. Надо думать о том, как действовать сейчас? Вопрос в том, что он на самом деле хочет? Желание растоптать Радлова борется с желанием его использовать в своих интересах. Он понимает, что было бы целесообразно избавиться от личных пристрастий, они только мешают делу. Но с другой стороны он часто думает, что может быть именно они как раз и являются самыми важными, что есть в жизни. Тем дальше раскручивается лента прожитых лет, тем отчетливей приходит понимание, что их судьбы, когда зримо, когда незримо, но как нити в одном канате, тесно переплетены. И никогда от этого не избавиться. Так может и не надо избавляться, пусть это живет в нем и прорастает теми побегами, какие были когда-то посажаны в почву его души семена. И будь, что будет.
  
  ***
  
  Неждана медленно брела по кромки пляжа и думала о Карташеве, Радлове, о себе. У нее вдруг возникло очень сильное и очень отчетливое ощущение, что она неожиданно для себя оказалась между двумя этими мужчинами. Теперь она точно знала то, что до недавнего времени лишь предчувствовала, что между ними идет борьба за нее. И эта борьба становится непримиримым препятствием для их сближения и взаимопонимания. Но она совершенно не хочет ничего подобного, эти два человека, хотя и по-разному, но дороги ей. Она чувствует по отношению к ним духовную близость, по всем канонам они должны быть вместе, взявших за руки, идти на встречу враждебного мира. А то, что мир враждебен, у нее нет ни малейших сомнений. Даже здесь, он полной мере противостоит им. Вернее, именно здесь это противостояние достигает едва ли не максимального накала. Оно сконцентрировано на этом пяточке земли, его тут так много, что становится страшно.
  Когда она ехала сюда, ее мучили неясные сомнения, что эта поездка станет для нее важной вехой, которая кардинально переменит ее жизнь. Может быть, именно по этому она сюда и направилась. Жажда перемен давно владела ею, она задыхалась от постоянства прежней жизни, из которой не видела выхода. И Радлов, и Карташов как раз и были теми людьми, способными удовлетворить эту страстную потребность.
  Но сейчас Неждана думала о том, что она чего-то не до поняла, чего-то не до оценила в этой ситуации. А не до оценила то, что оба мужчины тоже смотрят на нее в том же ключе, она оказалась для них той дорогой, которая способна вывести каждого из них из жизненного тупика. Если с Карташевым для нее все было в целом ясно, то она не до конца понимала, в чем заключается жизненный тупик Радлова. Когда она его впервые увидела, то смотрела на него, как смотрит паж на свою королеву. Но, пообщавшись с ним, ощутила, что в глубинах его души кроется растерянность, незнание, что делать, куда идти. Но чем она может ему помочь, ведь она сама приехала сюда за точно таким же знанием и пониманием. Сколько она себя помнит, в ней всегда существовало стремление к постижению неизведанного, все предельное быстро начинало угнетать, порождая желание выйти в беспредельные просторы. Но при этом ей необходим был кто-то, кто бы помог сделать такой рывок.
  Впервые Неждана вдруг поняла, что это ее желание может представлять немалую опасность, в том числе для того, кого она выберет в качестве провожатого. Ведь это и будет для нее той любовью, к которой она стремилась всеми фибрами своей души. Но одно дело, когда речь идет об обыденном чувстве в рамках привычно-повседневной действительности, и другое дело, когда речь идет о том, чтобы заглянуть за грань обыденности. Ведь никто не знает, что там ждет, потому-то люди, наверное, и не стремятся туда. Более того, всячески стараются оградить эту область непреодолимым забором. А того, кто же все дерзает его преодолеть, подвергают остракизму.
  Внезапно Неждана наткнулась на какое-то препятствие. Она посмотрела прямо перед собой - и ей стало не по себе. Она наткнулась на Бельскую. Как она ее не заметила? Хотя что тут удивительного, подобное уже случалось. Неждана знала эту свою особенность, она так глубоко уходила внутрь себя, что ничего не замечала вокруг. Вот и сейчас с ней произошло нечто подобное.
  - Милочка, смотреть надо, когда идете? - прозвучал недовольный голос Бельской.
  - Очень прошу вас, извините, я задумалась.
  - О чем вам думать, - насмешливо произнесла Бельская. - В вашем возрасте нормальные девицы не думают, а действуют. Хватают мужиков и тащат в постель. Женщинам вообще думать вредно, милочка.
  Бельская чувствовала, что только один взгляд на Букову вызывает в ней раздражение. И откуда только берутся такие особы? Из других что ли миров?
  - Позвольте мне самой решать, что мне делать и нужно ли мне думать или нет, - постаралась ответить предельно вежливо Неждана.
  - Ишь, ты, какая она у нас гордая, - прозвучал за ее спиной насмешливый голос.
  Неждана быстро обернулась и увидела Сальникова. Она его так же не заметила, как и Бельскую.
  - Не скажи, - согласилась Бельская. - Гордости в ней выше края. Только вот на каком основании? Объясни мне, старухе, чем ты так замечательна?
  - Мне кажется, у нас возникает странный разговор, - ответила Неждана. - Лучше будет его прямо сейчас завершить.
  - Что тут удивительного, что разговор странный, - возразила Бельская. - Ты странная, вот и разговор такой. Правда же, Костя?
  - Вы абсолютно правы, Полина. Эта особа думает, что она тут самая возвышенная.
  - Ты и в правду так думаешь? - поинтересовалась Бельская.
  - То, что я думаю, это мое личное дело. - Неждана к большой своей досаде вдруг почувствовала, что теряет спокойствие.
  - Не хочешь с нами разговаривать, - с угрозой проговорил Сальников.
  - Не хочу, - подтвердила Неждана.
  - А кто ты такая есть? - уставилась ей прямо в глаза Бельская. - Что ты такого сотворила? - Ненависть к этой красивой какой-то необычной, возвышенной красотой девушке, буквально захлестывала ее. Букова была обладательница всего того, чего напрочь была лишена она сама. Впрочем, до этой минуты она и не представляла весь накал своих чувств по отношению к ней. Они были столь сильны, что Бельская вдруг даже испугалась, что в какой-то момент потеряет контроль над собой.
  Она взглянула на Сальникова, тот смотрел на нее с видом человека готового на все. Нужна была лишь команда, чтобы запустить этот послушный механизм. И внезапно к Бельской пришла безумная мысль: а если она сейчас повелит ему ее убить? Исполнит ли он приказ?
  Неждана, не отвечая, попыталась уйти. Но наткнулась на широкую грудь Сальникова. Бельская, одобряя его поведение, кивнула головой. Этот парень умеет притворяться послушным, с удовлетворением отметила она.
  - Ты не желаешь поговорить со мной, с известным на всю страну автором? - спросила Бельская.
  Неждана повернулась в ее сторону.
  - Мне кажется, вам нечего мне сказать,
  От негодования Бельская аж побагровела.
  - Какое у тебя самомнение? А ведь ты никто, пустое место. Ничего не создала и ничего не создашь. Я таких много перевидала.
  - Какая вам разница? - пожала плечами Неждана.
  - Предположим, мне не нравится, твое присутствие здесь.
  - Ничем не могу помочь.
  - А, по-моему, можешь, - вмешался в разговор Сальников. - Собери манатки да чеши отсюда. Здесь собрались писатели. А ты ничего не написала. По этому тебе ту не место. - Сальников едва заметно толкнул Неждана в плечо.
   - Это вам тут не место, потому что вы бездарны. Да вы знаменитый автор, - посмотрела Неждана на Бельская, - но все, что вы пишите, это убогие романы для убогих людей. А уж про вас, господин Сальников, вообще говорить не стоит, это просто пародия на литературу.
  Теперь раскраснелся Сальников, он был явно задет ее словами.
  - Да кто ты такая, карташевская подстилка. Сколько раз он тебя трахнул.
  - Вы ничтожество из ничтожеств. Пустите меня. - Неждана снова попыталась миновать Сальникова и снова натолкнулась на его широкий торс.
  - А за оскорбление ты сейчас ответишь. - Сальников схватил девушку за руку. - А ну, на колени.
  Силы были настолько не равны, что Сальникову без больших усилий удалось поставить Неждану на колени. Та отчаянно вырывалась, но сделать ничего не могла.
  Бельская, не вмешиваясь, наблюдала за происходящим, она испытывала сладострастное удовлетворение от унижения этой гордячки. Так ей и надо, пусть не выпендривается. Она должна быть такой, как все.
  Бельская в первую секунда даже не узнала налетевшего на Сальникова Карташева. Карташов ударил в его лицо, Сальников пошатнулся, но на ногах устоял. И тоже ответил ударом в лицо.
  Карташов упал на камни, Сальников нагнулся над ним и снова замахнулся кулаком.
  - Не надо! - поспешно крикнула Бельская.
  Сальников недовольно посмотрел на нее, но бить не стал
  - Пойдем отсюда, - проговорила Бельская. - Этой парочки на сегодня вполне достаточно.
  
  ***
  От удара Карташов упал на спину и ударился затылком о камень. И на пару минут потерял сознание. Неждана, приподняв его голову, с тревогой смотрела ему в лицо.
  - Володя, что с тобой?! - громко воскликнула она. Карташов не отозвался, и она почувствовала сильную тревогу. - Помогите! - во всю силу своего голоса закричала она.
  Ее отчаянный вопль не пропал напрасно, а был услышан. Раздались быстрые шаги по песку. Неждана подняла голову и не без некоторого удивления увидела спешащего к ним Радлова.
  - Это вы? - не удержалась от бессмысленного вопроса она.
  - Я был поблизости. Хотел искупнуться. Что случилось? - с тревогой посмотрел он на Карташева.
  - Его ударил Сальников. Я не знаю, что с ним?
  Радлов нагнулся к Карташеву, и в этот миг тот открыл глаза.
  - С вами все в порядке? - спросил Радлов.
  Карташов как-то странно посмотрел на него, попытался приподняться и вдруг поморщился от боли.
  - Голова болит, - пожаловался он.
  - Ты ударился о камень, - пояснила Неждана. - Дай посмотрю твой затылок.
  Неждана приподняла голову пострадавшего и внимательно обследовала затылок, провела по волосам рукой и поднесла ладонь к глазам.
  - У тебя кровь, голова разбита. Нужно перевязать.
  Карташов пренебрежительно махнул рукой.
  - Ерунда, просто содрана кожа.
  - Как это случилось? - спросил Радлов.
  Карташов и Неждана невольно переглянулись.
  - Я шла по берегу, так сильно ушла в свои мысли, что ничего не замечала вокруг. Со мной такое периодически происходит. И случайно задела Бельская. Я извинилась, но она моих извинений не приняла, а стала оскорблять. К ней присоединился Сальников, он схватил меня за руку и заставил встать на колени. В этом момент как раз появился Карташов и бросился на него. Вот они и подрались.
  - Вы понимаете, что происходит? - насмешливо поинтересовался Карташев.
  Радлов хмуро взглянул на него.
  - И что по вашему происходит?
  - Они перешли в наступление. Мировая бездарность рано или поздно всегда начинает это делать. Талант дразнит ее только одним своим существованием, он для нее, как красная тряпка для быка. Она не может долго выдержать его присутствие рядом с собой. Сколько бы не пыталась, однажды все равно прорывается подлинное отношение. Результат вы видите.
  Радлов сел рядом с Карташевым прямо на песок.
  - Мы должна научиться сосуществовать вместе, - как-то обреченно проговорил он. - Талант, отвечающий на вызов бездарности той же монетой, однажды сравняется с ней. Я давно это понял, как и то, что никакого иного выхода просто нет. В столкновение таланта и бездарности всегда погибает талант. Чтобы его сохранить, надо уклоняться от противостояния. Талант расцветает, когда он независим.
  - И то, что происходит вокруг, вы считаете независимостью. А, по-моему, вы как раз только тем и занимаете, что уничтожаете свой талант. Уже совсем скоро от него останутся одни ошметки.
  - Талант только тогда талант, когда он не обращает ни на кого внимания, кроме себя, - медленно проговорил Радлов. - Любая борьба для него вредна. Она его истощает. Его надо защищать от любого внешнего влияния, а не размахивать им, словно флагом на баррикадах. Вы, в самом деле талантливы, Володя. Но вы рветесь в бой, вы чересчур агрессивны. Вы хотите что-то доказать. Зачем, этих людей доказательствами не проймешь. Будьте снисходительны к ним, как к детям. Если у вас это получится, вы освободитесь от тяжелой ноши.
  Радлов встал.
  - А у вас получилось? - вдруг спросила Неждана.
  Радлов посмотрел на нее и вдруг улыбнулся.
  - Честно говоря, я еще точно не знаю.
  
  
  ***
  Бельская шла таким быстрым шагом, что Сальников, несмотря на свою широкую поступь, едва успевал идти за ней следом. Он с удивлением смотрел ей в спину, не совсем понимая, что с ней только что произошло, почему она так взбеленилась при виде этой Буковой. Минуту до того, как возникла вся эта ссора, они спокойно разговаривали. И ничего не предвещали грозы. Ну, врезалась эта деваха в Бельскую по невнимательности, так ничего же страшного не произошло. Бельской даже и больно не было. Тогда в чем же дело?
  Но спрашивать об этом Сальников благоразумно не стал. Он решил ждать дальнейшего развития событий. Интуиция ему подсказывало, что сегодня что-то произойдет.
  В том же темпе они вошли в дом и оказались перед комнатой Бельской. Только теперь она остановилась и обернулась к своему спутнику.
  - А ты еще здесь? - произнесла она. - Я думала, ты меня покинул.
  Сальников был уверен, что она отлично знала, что все это время он шел за ней. Но если ей угодно поиграть в такую игру, он охотно составит ей партию.
  - Как я мог вас оставить, Полина, вы были так расстроены.
  - Ты считаешь, что я расстроена, - задумчиво проговорила она. - Может, ты и прав. - Бельская вставила ключ в замочную скважину и отворила дверь. - Зайдешь?
  Сальников поспешно вошел в комнату. Бельская села на кровать, он же осторожно опустился на стул. Сальников не совсем ясно представлял, что происходит с Бельской, но не сомневался, что она находится в взвинченном состоянии.
  - Ты молодец, - вдруг произнесла Бельскую Бельская .
   Сальников вопросительно взглянул на нее.
  - Ты хорошо действовал с этой не от мира сего. Терпеть не могу таких особ. Они в душе глубоко презирают таких, как мы. Они полагают, что на порядок выше нас.
  - Это точно, - согласился Сальников. На самом деле, он даже не очень вдумывался в смысл того, что говорила Бельская. Букова ему не нравилась, но ему не было до нее никакого дела. Пускай думает, что угодно. Вот Карташова он действительно на дух не переносит. Жаль, что не удалось всыпать ему сильней.
  - Сядь рядом со мной, - неожиданно попросила Бельская. - Сальников со скоростью стрелы пересел на кровать. - Мне нужен человек, который будет меня защищать.
   Сальников почувствовал волнение. Вот оно приближается, ради чего он все это и затеял.
  - Я готов делать это всегда, - горячо заверил он.
  Бельская, слегка прищурившись, словно оценивая правдивость его слов, посмотрела на Сальникова.
  - Это правда?
  - Я вас не обманываю, - изобразил он небольшую обиду.
  - Знаю, знаю, - успокоила Бельская и положила руку ему на грудь. Затем эта же рука заскользила вниз и через несколько секунд уже лежала на его брюках. Она бросила на него красноречивый взгляд.
  Руки Сальникова крепко обхватили женские плечи и притянули к себе. Их поцелуй длился долго, внезапно Бельская оттолкнула мужчину от себя.
   - Пока хватит, - решительно сказала она.
  - Но почему?
  - Я сказала: хватит. - Она встала, подошла к окну, несколько минут пребывала в неподвижности.
  Сальников молча смотрел ей в спину, от разочарования ему хотелось запустить в нее чем-нибудь не самым легким.
  Внезапно Бельская обернулась.
  - Вот что дорогой, приходи ко мне часа через два.
  - Непременно! - вскочил обрадованный Сальников.
  Сальников вышел из комнаты, Бельская закрыла за ним дверь на ключ. Затем легка на кровать. То, что сегодня произошло на пляже, было и странным и закономерным. Ненависть вырвалась из нее, словно язык пламени из дома. Она и сама не ждала, что это случится. Но сам огонь давно тлел в ее тщедушном теле, он возник задолго до того, как повстречалась с Буковой. Ей даже казалось, что таких, как эта девица, она ненавидела едва ли не с рождения.
  Мысленно она представила ее. До чего же эта Букова привлекательна, в ней заключена красота непостижимой таинственности, что так влечет мужчин. Она, Бельская, написавшая о едва ли не всех сторонах и разновидностях любви, ощущает это лучше многих. Но почему же в ней полностью отсутствует эта непостижимая прелесть.
  Почему-то ощущения вдруг вернули ее к поцелую Сальникова. Надо признаться, целуется он мастерски. Этот самец знает свое дело, он не способен воспламенить женщину, но способен ее удовлетворить. А ей от него ничего больнее и не надо. Пусть мальчик немного поработает.
  Она взглянула в окно, где быстро угасал, как свеча, очередной день. Бельской стало немного грустно. Опять она не нашла то, что искала. Более того, знает, что не найдет. На миг ее мысль метнулась к Карташову, но усилием воли она отогнала ее от него. Думать о нем ей сейчас совершенно ни к чему.
  Бельская посмотрела на часы, до появления Сальникова было еще уйму много времени. Так почему б ей пока не поспать?
  Сальников смотрел на обнаженную женщину. Если обычно женская нагота вызывала в нем бешеный прилив желания, то сейчас все было наоборот; если бы и был прилив, то полного нежелания заниматься с ней любовью. Отвращение вызывало у него все: худые плечи с выпирающими ключицами, малюсенькие грудки с пуговками сосков, тощие ноги больше похожие на палки. Но он знал, что обязан не только переселить себя, но явить ей все свое мужское умение, доставлять партнерши удовольствие.
  Сальников старался, чтобы эти мысли никак не отразились в его поведение, но не сумел до конца справиться с собой. И на секунду выражение отвращения появились на его лице. Цепкий взгляд Бельской его мгновенно зафиксировал. Она нисколько не сомневалось, что означает эта мимолетная гримаса. Ведь она была с самого начала уверена, какие подлинные к ней чувства испытывает этот самец. Ничего, ей не привыкать, сейчас она попользуется его мужскими достоинствами. А они у него очень даже хороши. Но если он надеется что-то от нее получить, то его на выходе ждет огромное разочарование. И однажды он в этом убедится. Но это произойдет позже.
  Бельская зазывающе улыбнулась Сальникову.
  - Да ты настоящий мачо! - произнесла она, жадно заглатывая ладонью его мужские достоинства. Сейчас ею владело лишь одно неукротимое вожделение.
  
  День восьмой
  
  
  ***
  На утреннюю лекцию собрались все. Это немного удивило и отчасти успокоило Радлова, но не слишком сильно. Уж как-то странно все смотрели на него, словно пытаясь определить, как он будет себя вести. Его не покидало ощущение, что он напоминает подопытное животное; всем интересно, каков будет конечный итог эксперимента.
  Радлов вдруг поймал себя на страной мысли, что среди собравшихся нет ни одного человека, который испытывает к нему приязненные чувства. С сомнением он посмотрел на Неждану; но и она, как все, выжидающе глядела на него. Правда, в ее взгляде не было враждебности, но таилась ли в нем теплота, как ни старался определить он не мог. А он так нуждается в ней.
  У Радлова было одно качество, которое он не любил, - периодически им овладевала сильная жалость к себе. С его точки зрения то было абсолютно бесплодное и неразумное свойство его натуры, которое лишь мешало добиваться поставленной цели, ослабляло перед лицом опасности и неприятностей. И сейчас он ощущал приливы этого чувства. А он уже не раз убеждался, что оно никогда не помогало ему ни в чем.
  - Я сегодня хочу поговорить, может быть, немного на необычную тему, - начал он, не смотря ни на кого. - Хотя кому-то она может показаться нелепой, кому избитой. И, тем не менее, я счел необходимым затронуть ее. Давайте порассуждаем, чем литература отличается от жизни?
  - Мне кажется, этот вопрос давно выяснен, - проговорил Черницын.
  - Не спорю. Но как часто выясненные вопросы остаются непонятыми. Но так как они числятся в ведомстве выясненных, над ними перестают задумываться. И мне почему-то кажется, что этот один из таких. Я бы вообще не стал касаться этой темы, но меня обеспокоила одна проблема: наш тесный и по началу дружный коллектив вдруг раскололся на противостоящие друг другу группы.
  - А причем тут отличие литературы от жизни? - громко спросил Черницын.
  - Я попробую подойти к этому вопросу. Но в любом случаев вы уже правы в том, что эта связь не очевидна. Но то, что не очевидно, часто влияет на какое-то явление гораздо сильней, чем очевидные причины. И это первый аспект заявленной мною темы. Теперь перейдем ко второму аспекту. Между литературой и жизнь много общего, я убежден, то и другое произрастает из одного древа. Жизнь не может протекать вне сюжетных рамок, а художественное произведение вообще немыслимо без сюжета. И даже так называемые бессюжетные произведения на самом деле, обладают как и все сюжетом, только он иной, скрытый. Но сейчас речь о другом. Отличие художественного произведения от жизни в том, что в нем показывается жизнь в сконцентрированном виде. Наше обычное существование носит расплывчатой, подчас даже не проявленный характер. Его суть раскрывается медленно, половинчато, иногда вообще остается по сути дела скрытым. Мы так и уходим с этого света в иные пределы, не узнав, не осознав, не испытав того, что было заложено в нашем существовании. Мы, как конькобежцы по льду, скользим по поверхности бытия. И лишь иногда и чаще всего не надолго проваливаемся в полынью.
  - Извините, но я так и не понял, куда вы клоните, - перебил Радлова недовольный возглас Черницына.
  - Совсем скоро поймете, чуть-чуть потерпите, Сергей Юрьевич. Но литература - сами понимаете, я имею в виду хорошую литературу, - едва заметно усмехнулся Радлов, - как раз и должна описывать ситуацию полыньи. Иначе она теряет смысл. Я неоднократно спрашивал себя, в чем же все-таки смысл литературного творчества? Чем же она должна принципиально отличаться от жизни?
  - И чем же, по-вашему? - спросил Карташев.
  - Концентрацией. Литература - это жизнь, подданная в концентрированном виде. Именно это позволяет увидеть ее внутреннюю суть, постичь и пережить бушующие в ней конфликты за короткое время чтения книги. Это нужно человеку для осмысления мира и самопознания. В противном случае лишь избранные способны постичь внутренний смысл бытия. Не будем говорить сейчас о том, что для многих это значение литературы проходит мимо; более того, это не так. Хотя они и не осознают в полной мере того, что встает со страниц книги, их все же охватывает ощущение некой наполненности. И эта наполненность рождает у них непривычные переживания. Иными словами, литература дает человеку то, что отсутствует в его жизни. И без чего она ему кажется неполноценной. Восполняет и заполняет некие пустоты. Но жизнь не случайна такая, какая есть. Творец знает, что делает, хотя мы крайне редко проникаем в глубину его замысла. Он не случайно отделил жизнь от литературы. Он давно понял, что если раствор жизни окажется столь же концентрированным, как литературный раствор, мы с вами не справимся с такой нагрузкой. Это нас просто убьет. Все должно идти своим чередом и по своей колее жизнь - по своей, литература - по своей. Но иногда возникают ситуации - они крайне редки, когда жизнь по уровню концентрации достигает консистенции литературы. Глубинные проблемы, противоречия, которые обычно находятся глубоко в подсознание, где могут пребывать сколько угодно долго, вдруг всплывают на поверхность. И становятся нормой для повседневного поведения. Между литературой и жизнью больше нет перемычки, два потока сливаются в один полноводный. И такому потоку по силе затопить все, что угодно. Вы видите, насколько это опасно, когда такое происходит. Но именно это случилось у нас. Мы неожиданно для себя вдруг оказались в ситуации концентрированного бытия. Вялотекущие противоречия, которыми до предела насыщена жизнь, вдруг резко обострились, вышли из подвалов подсознания наружу. Вы знаете не хуже меня, что в основе литературного произведения всегда лежит конфликт. В жизни, в сущности, тоже самое. Но конфликт разрешается путем столкновения сторон и победы одной из них. К счастью, в реальной жизни часто стороны уживаются, оставаясь надолго в состоянии перманентного, но скрытого конфликта. Но не на страницах книги. Здесь противоречия непримиримы, в противном случае мы не получим художественного эффекта. Я думаю, все поняли мою не хитрую мысль. Поэтому я призываю, друзья мои, не превращать жизнь в литературу. Не надо все доводить до столкновения. Мы все разные, по-разному живем, мыслим, любим и ненавидим. Но в реальной действительности это не мешает нам вести вполне мирное сосуществование, не доводить все до точки кипения. Оставим разрешение мировых конфликтов литературе, а здесь, в этом райском уголке, пусть каждый пребывает в мире и спокойствии. И не навязывает своих взглядом никому. Да они очень разнятся, но если в литературном творении это повод для бескомпромиссной борьбы, то здесь все наоборот, эта причина для того, чтобы ее не было бы. В конце концов, мы должны думать о собственной безопасности. Любая конфликтная ситуация имеет одну особенность, она в любой момент может выйти из под контроля. - Радлов бегло посмотрел на своих слушателей. Выражение лиц некоторых из них ему не понравилось. И он поспешно отвернулся. - Я сказал все, что хотел. И был бы признателен, если бы каждый из вас обдумал мои слова.
  Радлов кивнул головой и вышел из комнаты.
  
  ***
  Некоторое время в комнате царила тишина. Никто ничего не говорил, но и никто не уходил. Все словно ждали чего-то. Все чувствовали, что кто-то должен заговорить первым. Но пока никто не брал на себя такой инициативы.
  Стоит ли ему выступать в такой ситуации? прикинул Велехов. Он плохо выспался, Влада пришла к нему перед рассветом, так как ее долго не отпускал Черницын. И они утомленные неистовыми ласками, заснули незадолго до того, как пора было уже вставать. Он бы с большим удовольствием отправился к себе в комнату и храпнул бы несколько часочков. Но спич Радлова посеял в нем тревогу. Александр, если не во всем, но в чем-то прав. События все сильней выходят из-под контроля. Здесь у всех возник какой-то странный настрой, все горят желанием довести ситуацию до стадии взрыва. Даже Влада в промежутках между ласками вдруг заводила речь о том, как она ненавидит Карташова и терпеть не может Неждану. При этом ее глаза загорались настоящими огоньками ненависти. Ей-то вроде не должно быть никакого дела до этих писательских разборок, а туда же. Выходит это крайне заразная болезнь.
  - Господа, - громко и решительно проговорил Велехов, - думаю, будет не лишним обсудить сложившуюся ситуацию. Наш оратор прав, нам всем стоит успокоиться. Думаю, будем самым мудрым, если каждый останется при своем. Между людьми всегда возникает так много противоречий, что если все их доводить до конца, все наше время уйдет исключительно на конфликты.
  - Позвольте с вами не согласиться, - мгновенно отреагировал Черницын, - согласен, что конфликт не самое лучшее, что может происходить. Но если дело идет о принципах или достоинстве личности, то тут вопрос другой. Я человек, который немало добился в жизни, я признанный в стране писатель. И если меня оскорбляют, ставят под сомнения мои достижения, я не могу оставаться спокойным. Либо мне принесут извинения, либо я намерен отстаивать свою правоту.
  - Если имеете в виду меня, то никаких извинений я приносить не намерен, - проговорил Карташев.
  - Вы видите, Леонид Юльевич, - развел руками Черницын.- Хотя я готов был к миру.
  Велехов пожалел, что затеял эту попытку всеобщего примирения. Ему ли не знать, что люди легко сорятся, но тяжело мирятся. На конфронтацию они настроены несравненно сильней, чем на мир. Ну и пошли они все к черту, Радлов затеял этот нелепый семинар, пусть и расхлебывает его последствия. А он умывает руки.
  - Таких как ты, надо изолировать, как опасных преступников! - вдруг выкрикнула Влада
  - А тебе вообще тут не место. Я так и не понял, какое ты имеешь отношение к литературе.
  - Не твое собачье дело! Я тут на таких же правах, как и все.
  - Чем ты тут занимаешься, известно всем, - насмешливо произнес Карташев.
  Никто не успел и глазам моргнуть, как Влада вскочила со своего места и устремилась на Карташева. Ее длинные накрашенные ногти, представляющие из себя грозное холодное оружие, попытались впиться в лицо молодого человека. Но Неждана, сидящая рядом с ним, в самый последний момент, успела ее оттолкнуть.
  Влада поскользнулась и упала, ей на помощь тут же бросился Черницын.
  - А ты чего сидишь, - едва слышно прошипела Бельская Сальникову.
  Сальников помчался на помощь Черницыну. Сразу с огромным грохотом упали несколько стульев. И почти тут же на шум прибежала чета Ермаковых.
   Сальников, схватив за волосы Карташева, пытался не то его повалить, не то вырвать клок. Ермаков хотел вмешаться в драку, но его жена цепко схватила мужа за руку.
  - Не вмешивайся, - прошипела она, - пусть он его поучит.
  Ермаков покорно остался на месте.
  Следующим на шум вбежал Радлов. Увидев, что Сальников таскает за волосы Карташева, а Неждана тщетно пытается ему помешать, он напал на него сзади и что есть силы толкнул вперед.
  Сальников пролетел несколько метров и довольно больно ударился лбом о стену.
  - Я прошу всех немедленно разойтись! - крикнул Радлов.
  На этот раз никто не стал возражать, за исключением Карташова и Нежданы все ушли за считанные секунды.
  
  ***
  Едва они все ушли, как Радлов подскочил к Карташову и стал его душить. Это случилось настолько неожиданно для всех, что в первые секунды никто из них не понял, что происходит. Включая самого душителя. Никаких подобных намерений секунду назад у него не было. Но внезапно вспышка ярости оказалась столь могучей, что он едва ли не впервые в жизни полностью потерял контроль над собой. И почти не осознавал, что делал.
  Карташов не сопротивлялся, он позволял себя душить, словно бы не понимал возможных последствий. Он стоял неподвижно и не делал ровным счетом никаких движений.
  - Александр Львович! Что вы делаете? - завопила Неждана.
  Ее крик отрезвил Радлова, он буквально отшатнулся от Карташева, у которого уже начало синеть лицо. Он упал на колени и стал жадно глотать воздух ртом.
  Радлов без сил опустился на стул. Его пронзила мысль: еще несколько секунд и он мог бы задушить человека. А он и не подозревал, что способен быть таким агрессивным.
  Радлов и Неждана молча наблюдали, как приходил в себя Карташев. Наконец он сел на стул и выдавил из себя что-то отдаленно напоминающее улыбку.
  - Все в порядке, - прохрипел он. Затем взгляну на Радлова. - Наконец-то вы пробудились от сна.
  - Ты идиот, - пробурчал Радлов, - если по дури думаешь, что это и есть пробуждение. Это сон, причем, абсолютный. Честно говоря, я полагал, ты умней.
  - Извините, коли не оправдал, - иронично развел руками Карташев.
  - Плевать мне, оправдал ты или не оправдал. Я ненавижу тебя, я понял, ты сумасшедший. Ты приехал сюда вывалить наружу все свои комплексы. Но я не для этого организовывал семинар.
  - А для чего?
  - Я хотел поговорить о литературе.
  Карташов громко засмеялся.
  - О чем, о чем? Этим людям нужна литература. Ничего смешней я в своей жизни не слышал.
  Радлов словно за поддержкой повернулся к Неждане.
  - На этот раз он прав, - сказала она. - И вы это знаете.
  Внезапно на Радлова, словно на парашюте, откуда-то сверху спустилось спокойствие.
  - Это не повод, чтобы без конца провоцировать драки. Я тут главный, я отвечаю за всех, в том числе и за вас, Владимир.
  - Я об этом не просил.
  - А мне плевать, просили вы или не просили, - снова разозлился Радлов. - Думаете, что мир можно изменить такими наскоками на него.
  - Тогда скажите, как его можно изменить. Он мне абсолютно не нравится.
  Радлов несколько мгновений молчал.
  - Мне тоже он не нравится. Но в отличие от тебя я твердо убежден, что его изменить невозможно.
  - Вы правы, этим мы как раз и отличаемся.
  - Давайте заключим пакт Вы начнете изменять мир, сразу как только закончится семинар. Потерпите, осталось совсем чуток.
  - Не обещаю, - покачал головой Карташев. - Тут собрались такие монстры этого мира. Придется потерпеть вам. Я не могу упустить такой шанс.
  Ярость снова стала пульсировать в висках Радлова.
  - И черт с тобой! Только в следующий раз, когда тебя будут таскать за волосы или пинать ногами, я и пальцем не пошевелю. Ты мог бы написать великие произведения, но сломаешь шею раньше, чем это сделаешь.
  Радлов стремительно выскочил из комнаты.
  
  ***
  Почему-то они не сговариваясь, собрались в комнате Черницына. Тот был явно возбужден, а потому первым делом полез в шкаф и достал еще не откупоренную бутылку виски.
  - Не желаете ли выпить? - предложил он.
  Так как возражений не последовало, тут же появились стопочки, и через пару мгновений в них матово засветилось виски.
  - Предлагаю выпить вот за этого замечательного, подающего большие надежды молодого писателя, - показал Черницын на Сальникова. - Спасибо вам большое, Константин. В моем возрасте трудно, да и не солидно драться с таким юнцом, хотя, признаюсь, просто чесались руки. А вы совершенно правильно поступили, проучили этого негодяя. Можете быть уверен, я не забуду этого вашего поступка.
  - Всегда рад вам помочь, Сергей Юрьевич, - скромно отозвался Сальников.
  - Он молодец, - по-хозяйски потрепала его по волосам Бельская.
  - Но что нам с ним делать дальше? - подал голос Шурчков.
  - С ними, - поправила Бельская.
  - Вы это о ком? - с интересом посмотрел на нее Шурчков.
  Она ответила ему внимательным взглядом.
  - А вы разве не считаете Неждану опасной? Еще неизвестно, кто потенциально опасней.
  - Вы невероятно мудрая женщина, Полина Анатольевна, - похвалил ее Черницын. - Мне тоже эта особа претит.
  - Я таких всегда терпеть не могла, - фыркнула Влада. Так и хочется провести ногтями по ее лицу.
  Черницын со снисходительной улыбкой взглянул на свою пассию.
  - Тебе ее совсем не жалко? - поинтересовался он.
  - Таких жалеть, себе вредить, - не задумываясь, проговорила девушка. - Поверьте, я это точно знаю.
  - Мы верим, милая, - промурлыкала Бельская. - Только меня сейчас больше занимает другой человек. - Она сделала настоящую театральную паузу.
  - И кто же этот человек, - не дождавшись оглашения имени, спросил Черницын.
  - А вы не догадываетесь?
  - Где уж нам, сирым, - усмехнулся Черницын.
  - Ко ли так, придется уж вам подсказать. Радлов.
  - Радлов? - изумился Черницын. - Я не испытываю к нему никакой симпатии, но почему он?
  - Полина Анатольевна права, - проговорил Шурчков. - Вся зараза идет от него. Могу засвидетельствовать, Карташов свихнулся после того, как начал читать его романы. Когда он прочел первый из них, то три неделю почти не выходил из квартиры, все писал и писал. А потом на моих глазах порвал довольно солидный роман. Когда я спросил: зачем, он ответил, что написал гнусь. Я запомнил это слово.
  - Я вас понимаю, - кивнул Черницын. - Вообще мне всегда казалось, что миф об его огромном таланте сильно раздут.
  - А я-то как раз думаю, что с его талантом все верно, - произнесла Бельская - Талант у него настоящий. В этом-то и все дело.
  - Я бы мог с вами поспорить на сей счет, - живо возразил Черницын.
  - Не стоит, Сергей Юрьевич. Вы проиграете. И вообще, так ли для нас это существенно.
  - А что же тогда существенно?
  - Мне кажется, я понимаю мысль Полины Анатольевны, - проговорил Шурчков. - Пока он будет творить, будут и появляться такие ненормальные, как Карташев.
  Бельская мысленно вздохнула. Все же эти люди удивительно ограничены, они никогда не поймут до конца ни одного явления. В лучшем случае способны схватывать только его видимую часть.
  - Вы, Игорь, правы, - улыбнулась Шурчкову Бельская. - Радлов даже если он этого не хочет, никогда не оставит нас в покое. В каком-то смысле мы всего его заложники. Мы всегда будем лишь его фоном.
  - Но с этим я никогда не соглашусь! - От возмущения Черницын даже вскочил со стула.
  Бельская блеснула на него глазами.
  - Даже если вы не согласитесь, это ничего не изменит. Каждый из нас полон собственными иллюзиями. Вопрос лишь в том, как долго они продержатся.
  - И как с этим у вас? - с нескрываемым сарказмом по интересовался Черницын.
  - Мои иллюзии рассеялись. Поэтому я здесь. Думаю, что и ваши - тоже. Иначе бы вы сюда также не приехали.
  - Я приехал вовсе не поэтому, - резко возразил Черницын.
  - Что же тогда вас привело?
  - Меня привело... - Черницын неожиданно покраснел и вместо того, чтобы докончит ответ, сел на стул. - Не важно.
  - А, по-моему, это даже очень важно. Впрочем, пусть каждый решает сам.
  - Вот именно, - пробурчал Черницын. И как всегда в таких случаях потянулся к бутылке.
  - Но я так и не понял, что вы предлагаете? - спросил Шурчков, напряженно слушавший Бельскую. - Вы не тот человек, который занимается простой констатацией фактов.
  Бельская довольно улыбнулись.
  - Вы правильно уловили во мне это качество. Вот о чем я подумала. Мы же с вами все писатели, люди, наделенные богатым творческим воображением.
  - И что из этого? - вопросительно взглянул на нее Черницын.
  - Каждый по возвращению может написать что-то вроде заметок о семинаре. Между прочим, одна газета ко мне недавно обращалась с просьбой поделиться своими впечатлениями. - Это было не правдой, но Бельская решила, что в данном случае эта ложь во спасения. - Почему бы не написать об этом так, чтобы максимально ославить Радлова. Я реалистка, не думаю, что это его убьет, но репутацию подмочит.
  - Здорово! Так и сделаем! - воскликнул Сальников.
  - Интересное предложение, - задумчиво произнес Черницын. - Пожалуй, это можно устроить. Я даже знаю, где это можно опубликовать, чтобы получился бы неплохой резонанс.
  - Вот видите, если хорошенько подумать, всегда можно отыскать решение.
  - А что делать с Карташевым и его девчонкой? - спросил Сальников.
  Бельская резво повернулась к нему.
  - А мы их отдаем тебе. Постарайся сделать так, дорогой, чтобы эта парочка нам, по крайней мере, не сильно докучала. Никто не возражает? - обвела она глазами присутствующих.
  - Вы, в самом деле, в любой ситуации умеете найти верное решение, - не без зависти проговорил Черницын.
  
  
  
  ***
  Сальников шел за Бельской. Чтобы в этом убедиться, ей даже не надо было поворачиваться назад и даже прислушиваться к шагам за спиной. Она была в этом просто уверенна, ничего другого и быть не могло.
  Она остановилась у двери своей комнаты и только тогда взглянула на Сальникова.
  - Заходи, - посторонилась она.
  Сальников вошел и встал посредине комнаты, не спуская глаз с Бельской. Она знала, что он ждет ее команды, что должен делать.
  Бельская села на стул. Она уже решила все окончательно, так как он оказался хорошим самцом, то он будет ублажать ее столько, сколько ей захочется. А затем она решит, как с ним поступить.
  Не дождавшись от нее команды, Сальников решил, что следует самому проявить инициативу. Он подошел к ней и обнял.
  - Полиночка! - прошептал он, - я так хочу тебя.
  Бельская слегка отодвинула его от себя. Актером Сальников был плохим, игра в страсть получалось у него плохо, фальшь сквозила в каждом слове и в каждом жесте.
  - Не время, сейчас другие дела. Я понимаю твои чувства, но потерпи до вечера.
  Сальников постарался изобразить обиду.
  - Так долго терпеть. Это свыше моих сил.
  Бельская смеялась внутренним голосом. Эта игра забавляла ее. Как долго это будет продолжаться, пока неясно, но сейчас это неплохое лекарство против скуки.
  - Время дело, потехи час, дорогой. Ты помнишь, о чем я вчера тебя просила?
  Сальников недоуменно взглянул на нее.
  - Я выполняю все твои просьбы.
  - Я говорила, что нужно пойти к Радлову.
  - Зачем?
  - Чтобы учиться. Лучшего учителя для писательства я не знаю. Или тебе это занятие больше не интересует?
  - Интересует, - после короткой паузы, вызванной колебанием в выборе ответа, произнес Сальников.
  - Я и сама собираюсь к нему пойти,
  - После того, что ты о нем сказала.
  Интересно, когда-нибудь он сумеет меня хотя бы совсем немного понимать, задалась вопросом Бельская.
  - Именно поэтому. Он опасен, потому что суперталантлив. Но именно потому, что он умен и талантлив, у него и надо учиться. Поверь, дорогой, у Черницына ты никогда ни чему не научишься.
  - Как скажешь, - с явной неохотой проговорил Сальников.
  - Я не настаиваю, если не хочешь, так и не ходи.
  - Что ты, я пойду. Ты как всегда права, - поспешно произнес Сальников.
  - А если вдруг ошибаюсь.
  - Нет, - убежденно произнес Сальников. - Я подумал над твоими словами, именно так и надо делать.
  Вряд ли ты над чем-то думал, мысленно усмехнулась Бельская. Просто испугался, что она лишит его своих милостей.
  - Да, да, иди, - промурлыкала Бельская, - а я немного отдохну. Все эти дела забирают ужасно много сил. А мне они нужны для ночи, чтобы быть достойной такого великого любовника, как ты.
  
  
  ***
  Сальников брел в сторону комнаты Радлова. Он был полон злостью. Причем, на кого он сильнее злился - на эту старую воблу или на Радлова затруднялся с ответом. Обоих он ненавидел, хотя и по-разному, но одинаково сильно. Бельскую за ту унизительную роль, какую он вынужден играть в ее мерзкой игре. Или она полагает, что он совсем туп, чтобы не видеть все ее выкрутасы. Все бы и ничего, он и не такое готов стерпеть от этой богатой селедки, если была бы уверенность в конечном результате своего долготерпения. А ведь продинамит, снимет с него все сливки - и ничего не даст взамен. От этой сучки все можно ожидать. Он все хочет завести разговор о гарантиях, но никак не сыщет подходящего момента. Надо отдать ей должное, она ловко уклоняется от любых определенных обещаний. Вроде бы сулит ему горы, но кто знает, что на них вырастет. А вдруг ничего. А он вовсе не намерен трахать ее за просто так, чтобы возбудить себя ему приходится прилагать гигантские усилия, использовать всю мощь своего воображения. И надо же сотворил Бог создание, которое похоже на женщину только по формальным анатомическим признакам. И такое его творение попало ему.
  От Бельской его мысли плавно перетекли к Радлову. Почему все считают его гением? Он, Сальников, сам читал это определение в одной из статей. Ничего гениального в нем нет, видели бы эти писаки его растерянную рожу, когда он не знал, что делать. Однако даже эта вобла, хотя и терпеть его не может, полагает, что он громадный талант. Если она знала, как его заводит только одно упоминание Радлова. Хочется помчаться к нему и задушить.
  Сальников остановился возле двери, глубоко вздохнул, словно бы выпуская из себя ядовитые пары ненависти. Он и в самом деле почувствовал, что немного успокоился. По крайней мере, до такой степени, что способен с ним нормально разговаривать.
  Появление Сальникова несказанно удивило Радлова.
  - У вас ко мне какое-то дело? - настороженно спросил он.
  Сальников сделал вид, что удивляется.
  - Я пришел продолжить с вами наш семинар. Мы давно не разговаривали отдельно от всех.
  - И о чем хотите поговорить?
  - О литературе. Разве не для этого мы сюда приехали?
  - Не знаю, - буркнул Радлов. Но тут же поправился - Разумеется, для этого. Давайте говорить. Садитесь. Какова тема разговора?
  Сальников сел. Несколько секунд сосредоточенно молчал.
  - Вы.
  - Я? В каком аспекте.
  - Вас считают гением.
  Теперь несколько секунд молчал Радлов.
  - Это субъективные суждения отдельных людей.
  - Но меня вот гением почему-то никто не считает. Ни субъективно, ни объективно. А вот мне интересно, а ваше субъективное мнение на сей счет каково?
  - Честно?
  - А на кой ляд мне не честно.
  - Да, я считаю себя гением.
  - А я так думал, - обрадовано воскликнул Сальников.
  - Вас это радует? - с сомнением спросил Радлов.
  - Нисколечко. Зато интересно.
  - Что же вам интересно?
  - А как оно чувствовать себя гением? Поди жутко приятно?
  - В общем, да.
  - А не в общем.
  - Приятно. В тебе живет ощущение, что ты умнее, талантливей других. Ты чувствуешь себя избранным.
  - И как это чувствовать себя избранным?
  - Это трудно передать словами.
  - Уж, передайте, сделайте одолжения. Вы же гениальный писатель.
  - Хорошо, попробую. На самом деле, все не столь однозначно. Тот, что чувствует себя подлинным избранником, понимает, что это не только способ выделиться из общей массы, но еще и миссия. Не может быть избранник без того, чтобы не стать посредником между людьми и...
  - И кто же второй?
  - Не знаю. Чаще всего его называют Богом. Но я сомневаюсь.
  - Сомневаетесь в существовании Бога.
  - Нет. Я сомневаюсь, что Бог - это и есть Бог.
  Сальников ответил не сразу.
  - Я не гений, наверное, поэтому мне не совсем понятна ваша, безусловно, гениальная мысль.
  - Хорошо, попытаюсь объяснить. Только не уверен, что удастся. Мне кажется, что Бог не имеет ничего общего с нашими привычными представлениями. Скорей всего он чем-то напоминает гигантский компьютер. Причем, он работает, не покладая рук, не останавливаясь ни на секунду. Это неиссякаемый творческий процесс. А нам достаются от него лишь одни брызги.
  Сальников прищурился
  - Это вам достаются. А мы и этого не получаем.
  - Вы же пишите, значит, брызги доходят и до вас, - усмехнулся Радлов.
  - Какая это писанина, - пренебрежительно махнул рукой Сальников, не спуская с Радлова пристального взгляда.
  - Не важно. Источник всякого творчества в нем.
  - Не возражаю. Только одного уразуметь не могу: на одного Он побрызгал - и тот гений. На другого побрызгал, а тот все равно никто. Как это понимать?
  - Это, может быть, самый сложный вопрос. Я не раз задумался над ним.
  - Вот и скажите, что надумали?
  - Нас выбирают по законам, о которых мы не можем судить. Я даже не исключаю, что это может быть выбор на основе закона случайных чисел.
  - Вроде жребия, кому миллион, а кому гальюн.
  - Если хотите.
  - Я-то как раз этого не хочу. Я хочу другого: быть, по вашей терминологией, среди избранных.
  - Не от нас зависит, - пожал плечами Радлов.
  - Предположим. Но что делать тем, кто не попал в список избранных. Как жить-то?
  - Самое разумное смириться. Принять свой жребий.
  - А если я не желаю смиряться?
  - Будет только хуже. Это бунт обреченных, он никогда не приносил бунтовщиком ничего хорошего.
  - Значит, коль выпала доля быть свиньей, так всю жизнь и хрюкай.
  - Хрюкать начинают те, кто как раз пытаются поднять бунт. Нет ничего ужасней попытки посредственности силой утвердить себя в качестве талантов. Самое лучшее, что может сделать человек в такой ситуации, это осознать свою подлинную сущность, отрешиться от иллюзий. И с достоинством нести свой жизненный крест, не требовать того, на что он не имеет право претендовать.
  - Вам легко говорить, себя вы считаете избранным. По вашей мысли вы имеет право требовать все самое лучшее по полной программе: от жратвы до женщин. А другие, кому не так повезло, должны довольствоваться объедками с вашего стола. Разве не так?
  - Не так. У каждого свой стол. В мире нет равенства ни в чем. Достойную жизнь может прожить каждый, если не станет требовать чужих почестей. Сознавать, что понимаешь свой удел и подчиняешься ему, бывает нередко более значительным поступком, чем кичиться своим талантом, пробивать ему любыми путями, в том числе самыми нечестными дорогу.
  Сальников покачал головой.
  - Вас послушать, так просто все замечательно. Ни о чем не надо жалеть, ничего не надо желать. Пойми, что ты дурак, и с живи спокойненько с этим. И будешь молодцом. Я правильно передал ваши слова?
  - Если не считать, что вы их исказили, придали им какой-то клоунский оттенок, то правильно. Если все высмеивать, то ничего путного не получится.
  - А разве вы не все высмеиваете. Как раз этим вы и знамениты.
  - Я высмеиваю то, что стоит того, чтобы быть высмеянным. Все должно иметь границы, наступает момент, когда стоит остановиться. Иначе...
  - И что же будет иначе? - насмешливо поинтересовался Сальников.
  - Иначе происходит потеря ориентиров. Человек и без того блуждает, как неприкаянный в этом мире, не зная и не понимая, кто он и зачем он. А тут еще он становится потерянным для самого себя. Такую трагедию переживают множество людей. А уж для писателей, можно сказать, это профессиональная болезнь. И одна из задач семинара - попытаться ее предотвратить.
  - А вы, оказывается, прямо благодетель нашего брата.
  - Понимаю вашу иронию, но у меня есть опыт. И почему бы его не передать другим.
  - Но не бесплатно.
  - Опыт - это капитал, он должен приносить доход.
  - Как я погляжу, у вас на все есть ответ.
  - Вы преувеличиваете.
  - Нисколько! Только после разговора с вами, мне почему-то стало еще хреновей. Ничего, кроме смирения, вы мне не предлагаете. Если сказать уж совсем по простому, себе - все, а мне - ничего.
  - Я говорил совсем иное, жаль, что вы меня не поняли.
  - Даже очень хорошо понял. А теперь слушай, что я тебе скажу - гений. Не будет так, как ты хочешь. Очень ловко ты все разложил, только я возьму все, что пожелаю. И надо будет, еще и твое прихвачу. И плевать мне на то, что ты великий талант, а я с твоей точки зрения - полное дерьмо. Еще посмотрим, кто им в конечном случае окажется. По мне жизнь - это жестокая борьба. И важно только одно: ни кто, гений или бездарь, а кто в ней победит. А я настроен только на победу.
  - Это уж как вам будет угодно, - пожал плечами Радлов. - Вы попросили, я высказался. Я был с вами очень честным.
  - А мне плевать на вашу честность - Сальников резко встал, вплотную приблизился к Радлову и взял его за отворот рубашки. - Я честным еще меньше верю, чем нечестным. Они гораздо больше врут. - Внезапно он толкнул Радлова, и тот упал прямо на кровать. - Спасибо за очень интересный урок, - помахал Сальников рукой и направился к выходу.
  
  ***
  Радлов был так взбешен, что едва не бросился в погоню за этим хамом, но в самый последний миг себя сдержал. Чего он добьется? Избить его, несмотря на огромное желание, не сможет, их весовые категории слишком различны, а вразумить его не в состоянии никто. Он одержим стремлением к успеху, к деньгам, и пока не сломает на этом пути шею, все равно не успокоится. И пусть ломает, это даже очень замечательно, жизнь сама накажет Сальникова без его, Радлова, участия. И ему не стоит вмешиваться в этот процесс.
  И все же он не мог скрыть от себя, что унижен таким обращением с собой. В какой-то момент это ощущение достигло такого накала, что он было уже бросился объявлять, что завершает семинар. И снова остановился - в этом случае придется раздать деньги, а с чем останется он? Новый роман писать он не начал и, как на грех, старые никто не переиздает. А ведь если бы их переиздать, более того, издать собрание сочинения можно получить солидные средства.
  Мысль об издании собрания сочинений прочно завладело им. И почему он раньше как-то серьезно об этом не думал? Полагал, что рано, еще молодой, успеется. Ведь собрание сочинений - это как бы подведение итогов. А ему казалось, что до этого еще далеко.
  А теперь так не кажется. Во-первых, уже далеко не молодой, хотя, слава богу, еще и не старый. Во-вторых, почему он втешил себе в голову, что собрание сочинений непременно означает подведение едва ли не окончательных итогов. И совсем не означает. Жизнь всегда состоит из этапов, и собрание сочинений как раз и будет знаменовать такой этап. Да и кто если не он заслужил этого; некоторые критики даже присвоили ему почетное звание живого классика. Хотя он никогда не желал походить на классика, в этом присутствует нечто застывшее. А ему хотелось, чтобы и после его смерти написанные им произведения фонтанировали живым огнем, а не лежали мертвым грузом на полках библиотек.
  Впрочем, это все лирика. А он сейчас должен думать совсем о другом: как все же издать и как можно быстрей свое собрание сочинений? К кому обратиться?
  Радлов стал перебирать имена знакомых издателей И понял, что по разным причинам никто из них на это сейчас не пойдет. Леонид. Это имя выплыло, как выплывает корабль из тумана. Так не хочется вести с ним переговоры. Но, во-первых, он тут, а во-вторых, по своему характеру он вполне способен решиться на такой поступок. Хочется или не хочется, а придется к нему идти.
  Радлов подошел к двери в комнату Велехова и прислушался. Ему показались, что там раздаются голоса. Причем, один женский. И судя по интонациям, обладательница голоса весьма возбуждена. А Леня время не теряет, кого-то нашел.
  Внезапно к Радлову пришла мысль, что это может быть Неждана. Нет, это невозможно, эти два человека совершено несовместимы. Но ему ли не знать, что в жизни случается и не такое.
  Радлов ощутил сильные уколы ревности. Он не успокоится, пока не узнает, кто находится сейчас в комнате? Радлов оглянулся. Комната Велехова была крайней, а дальше коридор заворачивал и шел к лестнице. Он за поворотом и сможет спрятаться. Когда же услышит звук открывающей двери, осторожно выглянет из укрытия. И увидит, с кем Леонид занимается любовью.
  Радлов не представлял, как долго придется находиться в засаде, но на всякий случай приготовился к длительному ожиданию. Так оно и получалось, прошло не меньше полчаса, а из комнаты никто не вышел.
   Внезапно Радлов вздрогнул, он услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Бежать было поздно, так как голова человека уже появилась в его обзоре.
  Радлов и Ермакова смотрели друг на друга. Женщина изумлено, Радлов смущенно.
  - Что вы тут делаете, Александр Львович? - спросила она.
  Радлов лихорадочно искал достойный ответ, но не находил, голова отказывалась выдавать хотя бы минимально правдоподобный вариант.
  - Ничего не делаю, стою, - произнес Радлов.
  - Стоите, - изумилась Ермакова. - А почему здесь?
  - Где хочу, там и стою, - рассердился Радлов.
  Ермакова не спускала с него подозрительного взгляда. Затем сделала шаг вперед и внимательно осмотрела коридор.
  - Да, конечно, - сказала она. И вдруг осуждающе покачала головой. - Не красиво поступаете, Александр Львович, - произнесла она свой вердикт.
  - Я никак не поступаю, я просто стою, - раздраженно буркнул Радлов.
  - Я женщина простая, но кое-что понимать могу
  - Я рад за вас. А сейчас, прошу вас, идите по своим делам. - Радлов едва удержался, чтобы не толкнуть ее.
  Ермакова что-то почувствовала и поспешила восвояси. Радлов тяжело вздохнул. Он, конечно, обидел женщину, и теперь она разнесет слух об его странном дежурстве. Велехов же без труда догадается, что он тут делал возле его комнаты. Ну и ладно, ничего уже не изменишь. Скорей бы только вышла из комнаты женщина.
  И почти сразу Радлов услышал скрип двери и быстро удаляющийся цокот каблуков. Он выглянул и к огромному своему облегчению узнал Владу. Ему даже стало смешно; вот кто, оказывается, путается с Леонидом. Вряд ли Черницыну что-то об этом известно. Как бы он к этому отнесся?
  Радлов решил, что даст Леониду минут десять на то, чтобы прийти в себя, замести следы пребывания женщины, а затем пойдет к нему.
  Первым делом, когда Радлов оказался в комнате, он бросил взгляд на кровать. Постель была застелена, но не слишком аккуратно. Зато сам Велехов, как обычно, выглядел идеально, волосы тщательно причесаны, одет аккуратно. И не скажешь, что только что занимался бурным сексом.
  - Какой неожиданный гость, - не без иронии встретил Радлова Велехов. - Каким ветром в наши края?
  - Попутным, Леня. Меня к тебе всегда приносит только попутный ветер.
  - Не скажи. По крайней мере, в течение длительного времени он что-то тебя ко мне не заносил.
  Радлов, соглашаясь, кивнул головой.
  - Все меняется.
  - Все ли?
  - Ну, хорошо, что-то меняется, что-то остается прежним.
  - Это уже ближе к истине. Вопрос, что меняется, а что остается неизменным?
  - Если быть честным, я пришел к тебе не для того, чтобы заниматься софистикой.
  - Помнится, было время, тебя хлебом не корми, дай позаниматься софистикой.
  - Меня действительно увлекало это занятие.
  - Сейчас нет?
  Радлов задумался.
  - Думаю, и сейчас. Но я повзрослел. И моя софистика повзрослела.
  - Это звучит обнадеживающе - повзрослевшая софистика. Ты как всегда в своем репертуаре.
  - Мне кажется, мы оба в своем репертуаре. Поэтому я и хочу с тобой поговорить.
  - Так, говори. Я так понял, все, что было, это не более чем предисловие.
  - Ты прав. Мы всегда хорошо понимали друг друга.
  - Иногда так хорошо, что становилось страшно. Я потом иногда задумывался: а должны ли люди так хорошо понимать друг друга? Правильно ли это? Не лучше ли, чтобы между людьми существовало определенное недопонимание? Это укрепляет отношения.
  - Я знаю, ты считаешь меня виноватым перед тобой.
  - Тут важно, что ты считаешь.
  - Мы были молоды, безрассудны, страсти кипели в крови...
  - Я тебя не узнаю, Саша. Что с тобой? Оттуда ты взял этот банальный текст. Может, ты и замечательный писатель, но с предисловиями у тебя точно проблема. Давай уж прямо к делу.
  - Хорошо. Я подумал, что мне пора издать собрание сочинений. Я достаточно много написал, добился популярности. Мне кажется, сейчас как раз тот момент, когда можно уже приступить и к этому.
  Велехов какое-то время молчал. Он со всех сторон обдумывал предложение. В нем был свой резон. Не исключено, что этот проект мог бы даже иметь неплохой коммерческий результат. И он бы взялся за него, если бы речь шла не об его старом друге Радлове.
  - И ты хочешь, чтобы я издал твое собрание сочинений?
  - А почему, собственно, нет. Ты опытный издатель, тебе такой проект вполне по силам. К тому же я уверен, что он принесет прибыль. Я на пике популярности.
  - Нет, я не буду издавать.
  - Ты не согласен?
  - Да, я не согласен.
  - Но почему?
  - Ты всегда считаешь необходимым объяснять свои поступки? Помнится, раньше ты вообще терпеть не мог это делать. Да и сейчас, мне кажется, не слишком изменился Вот и я не хочу ничего объяснять. Прими мой отказ, как данность.
  - Но я гарантирую прибыль.
  - Я не принимаю твоей гарантии. Я не намерен заниматься твоей популяризацией. - Велехов вдруг быстро взглянул на Радлова. - Хотя скорей всего в этом проекте тебя больше интересует коммерческая сторона. Я прав?
  - Что в этом плохого?
  - Абсолютно ничего, - усмехнулся Велехов. - Но я не тот человек, который станет помогать тебе зарабатывать деньги.
  - Значит, ничего не забыто.
  - А ты думал, все быльем поросло. Память - штука прочная, некоторые события застревают в ней очень надолго.
  - Теперь вижу. - Радлов поднялся. - Извини, что отнял у тебя время.
  - А вот об этом не беспокойся, я хотел немного соснуть. Но наша беседа оказалась интересней этого занятия. Так что даже спасибо тебе.
  Радлов, не прощаясь, направился к двери.
  - Да, Саша, хочу тебя известить. Я решил издать что-нибудь Карташева. Пора выводить в мир нового гения. Он же гений? Ты в этом не сомневаешься?
  Радлов посмотрел на Велехова и ничего не ответил.
  
  
  ***
  После разговора с Радловым Сальников вдруг почувствовал сильное напряжение. Чтобы ослабить его, он совершил длительный заплыв, долго лежал на воде, раскинув руки и смотря на висящий над ним диск солнца. Затем вернулся на берег, лег. Но успокоение так и не пришло.
  Так с ним бывало; чтоб внутри произошла бы разрядка, ему нужно было какое-то активное внешнее действие. Во время беседы с Радловым он постоянно себя сдерживал. И только в самом конце не утерпел и совсем немного проявил силу. Но этого было явно недостаточно, слишком много ненависти скопилось в нем. А она требовала выхода. Может, пойти к Бельской, и вылить весь ее раствор на нее, мелькнула мысль. Но он понимал, что это не серьезно, эта кикимора ему нужна. Без нее он обречен на полное прозябание.
  Сальников вдруг снова вспомнил слова Радлова про гениев и посредственностей. Получается каждому свое. И даже пикнуть не смей. Сиди на своем насесте, как петух, и трахай только тех курочек, что в твоем курятнике. А другим будут доставаться лучшие наседки. Таким, как Радлов, такое распределение ролей очень удобно, сколько сразу конкурентов снимается с дистанции. Вот мразь, а еще обставляет это высокими материями. А сам думает только о своих удовольствиях. Всем известно, какой он распутник.
  И все же не он его главный соперник, если с кем ему и придется по-настоящему сразиться, то с Карташевым. Вот кто способен окончательно переступить ему дорогу. И даже помощь Бельской окажется бесполезной. Да и что она может сделать в этом случае?
  Сальников услышал чьи-то шаги. Он открыл глаза и увидел Карташева. Судя по полотенцу в руке, он собирался искупаться. Вот и замечательно, на ловца и зверь бежит.
  Сальников не представлял, что собирается делать, в голове вместо мыслей был какой-то липкий туман. Но он как раз и руководил его действиями, заставил встать и направиться к своему врагу.
  Сальников остановился в нескольких шагах от него.
  - Ты знаешь, что нам не жить одновременно на этой земле? - спросил он.
  Карташов почти равнодушно посмотрел на него.
  - Знаю. И что?
  - Как что? С этим надо что-то делать?
  Карташов вдруг прищурился.
  - И что предлагаешь?
  Сальников почувствовал замешательство. Никаких предложений на сей счет у него не было.
  - Видишь вон ту скалу, - показал он на выступающую из моря высокую каменную глыбу, о которой с шумом разбивались волны. - Прыгнем с нее. Кто выплавит, тому и дальше брести по этому песочку.
  - А если оба выплывем?
  - Коль оба выплывем, то дальше будем думать, что делать. Найдем еще способ, как кинуть жребий.
  Карташов на несколько секунд задумался.
  - Неплохое предложение. Плывем к скале.
  Сальников плыл быстро и уверенно, намного опередив второго участника заплыва. Он не случайно указал это место; скала словно спутниками, была окружена острыми, как хорошо наточенные карандаши, камнями. Нужно было владеть не малым мастерством, чтобы нырнуть так, чтобы не попасть на них. В своих силах Сальников не сомневался, не напрасно же он столько времени и сил отдал спорту. Если бы он добился настоящего результата, никогда бы ему в голову не пришло заняться этой чертовой писаниной. Но и там ему не повезло. До сих пор звучат слова тренера, что чемпиона из него не получится. На следующий день он бросил навсегда занятия, перечеркнув, таким образом, целый пласт жизни.
  Сальников примостился на скале, ожидая, когда подплывет Карташев. Он даже любезно помог ему выйти из воды, протянув руку.
  - Не передумал?
  - Нет, - ответил Карташев.
  - А ты рисковый. Лезем наверх?
  - Да.
  Взбираться по мокрой скале уже было рискованно. Сальников исподтишка наблюдал за Карташевым; у него было надежда, что он спикирует вниз уже на этом этапе, не удержавшись на скользком склоне. Но вслед за ним Карташов благополучно добрался до вершины.
  Теперь они стояли рядом на узкой площадке и смотрели вниз. Волны одна за другой разбивались о камни и откатывались назад.
  Сальников вдруг ощутил страх, разбиться тут даже опытному ныряльщику пара пустяков. Ошибка в расчете буквально в несколько сантиметрах - и твой мозг может расплескаться на одном из камней. Но отступать уже поздно. Будь что будет.
  - Кто первый? - спросил он.
  - Путь решит жребий.
  - Справедливо, - согласился Сальников. - Кто дальше закинет камень, тот первый. Только по честному.
  - Уж не сомневайся.
  Сальников поднял камень.
  - Кидаю.
  Карташов тоже поднял камень и кинул.
  - Я дальше, - оценил броски Сальников.
  - Ты первый, - кивнул Карташев.
  Сальников подошел к краю обрыва и внимательно осмотрелся. Он наметил место, куда должен лететь. Это был единственный небольшой пяточек свободного пространства. Точно попасть туда было не просто, но вполне по силам.
  Сальников мысленно рассчитал траекторию полета. Затем сосчитал: раз, два, три - и прыгнул.
  Все произошло точно, как он и рассчитывал, он вынырнул на поверхность таким же невредимым, как и вошел в море. На камни взбираться не стал, а махнул Карташову рукой.
   - Теперь ты.
  Сальников видел, как подошел Карташов к краю скалы. Он внимательно наблюдал за ним, пытаясь определить, насколько сильно тот волнуется. Его тело внезапно оторвалось от поверхности и понеслось вниз.
  Сальников внимательно наблюдал за входом Карташова в воду. Прошло полминуты - и его голова показалась над морской гладью.
  Он подплыл к тому месту, где сидел Сальников.
  - У меня все в порядке, - произнес Карташов. - На этот раз не получилось.
  - На этот раз нет, - с сожалением констатировал Сальников. Он бросился в море, и, не обращая внимания на Карташова, поплыл к берегу.
  
  ***
  Решение издать Карташова пришло к Велехову одновременно спонтанно и не спонтанно. До самого конца разговора с Радловым он всерьез об этом и не помышлял. Он все надеялся, что Радлов ему скажет, стоит ли это делать или нет? Велехов хорошо помнил, когда лет десять назад он переживал такие же непростые времена. Они случайно встретились где-то с Радловым. Как положено изрядно выпили. И он, между прочим, тогда обронил фразу про одного писателя и дураков издателей, не понимающих своей выгоды, которые не издают такого замечательного автора.
  Имя для Велехова было совершенно неизвестно, но, несмотря на изрядную долю алкоголя, оросившего в тот вечер его мозг, он все же запомнил фамилию. На следующий день не поленился отправиться в книжный магазин и там в самом углу нашел книгу этого автора.
  На следующий день он уже позвонил ему. Изумление автора не было предела, так как кроме одного романа он в течение многих лет ничего не мог больше пробить. Велехов предложил ему довольно грабительский контракт, которому тот был несказанно рад. Правда, пришлось вложить деньги в его раскрутку, но они окупились сторицей. Новым светочем отечественной литературы этот писатель, правда, не стал, но шума наделал немало. Хотя и не очень надолго; вместо того, чтобы на волне успеха покорять новые высоты, он элементарно запил. И через некоторое время исчез горизонта.
  Велехов об его судьбе нисколько не жалел, все, что мог, он из него, выжил. А если тот не сумел укротить госпожу удачу, так сам виноват. Зато с тех пор он безоговорочно поверил в чутье Радлова. Но сейчас он вдруг понял одну мысль: Александр не хочет указывать на Карташова, так как вполне возможно боится с его стороны конкуренции. И если его догадка верна, он должен раскрутит этого парня по максимальной программе. Такого удара его старый друг может и не пережить.
   Эта мысль наполнила Велехова таким энтузиазмом, что он буквально выскочил из своей комнаты. В доме Карташова не оказалось, и Велехов поспешил на пляж. И увидел несколько удивившую его картину; Карташов и Сальников вполне мирно беседовали друг с другом. Неужели эти два антипода помирились?
  Сальников что-то на прощание сказал Карташеву, тот кивнул головой, затем Сальников направился с пляжа. Поравнявшись с Велеховым, бросил на него непонятный взгляд и молча последовал дальше.
  - Владимир, можно с вами поговорить? - спросил Велехов, приближаясь к Карташову.
  - Говорите, - без особого энтузиазма отозвался Карташов.
  Велехову показалось, что его мысли были заняты чем-то другим.
  - Мне известно, что у вас написано немало произведений.
  - Написано, - подтвердил Карташов. - Только они никому не нужны.
  - Я знаю вашу историю, в том числе и про мое издательство.
  - Тогда о чем разговор?
  - Да все о том же, о чем уже вечно говорят писатели и издатели. Согласитесь, если писателям позволено писать плохие романы, то позвольте издателям не понимать, когда им предлагают хорошие романы. Вы не представляете, насколько трудно бывает с точки зрения издателя верно оценить произведение.
  - Вы имеете в виду коммерческий успех.
  - Не только. Я сейчас говорю о чисто художественной ценности произведения.
  - А мне кажется, что издателям до него вообще нет дела.
  - Вообще, вы во многом правы, таких издателей немало. Но я всегда придерживался мнения, что художественная ценность произведения и его коммерческий успех тесно связаны.
  - Что-то не заметил, - усмехнулся Карташов.
  - Вы чересчур много значения придаете своему негативному опыту, Владимир.
  - Нет оснований для его пересмотра.
  - А если я вам их предоставлю.
  Карташов внимательно посмотрел на Велехова, но ничего не сказал.
  - Я готов издавать ваши книги.
  - Но вы же ничего не читали?
  Велехов улыбнулся
  - Опытному издателю не всегда обязательно читать текст. Иногда можно понять, чего стоит тот или иной автор из общения с ним.
  - Так вы поняли?
  - И даже очень. Вы достойны того, чтобы к вам относились серьезно. Я готов предложить вам контракт на издание романа.
  - Какого? У меня их несколько.
  - Решите сами. Если дело пойдет удачно, продолжим сотрудничество, в чем я почти не сомневаюсь.
  - Почему не сомневаюсь?
  - Считайте, что опыт, интуиция. По рукам?
  Карташов несколько секунд молчал.
  - Я должен обдумать.
  - Не понимаю ваших колебаний.
  - Мне почему-то кажется, что вы хотите мною воспользоваться.
  Велехов почувствовал раздражение. Ему не понравилось, что этот парень так легко разгадал его побуждения.
  - А какое вам, собственно, дело до моих намерений, вам нужно издаваться, утверждать свое имя в литературе. И раз появляется такая возможность, надо ею пользоваться.
  - Любимая ваша теория о том, что любые средства хороши.
  - Даже если вы полагаете, что мои намерения не кристально чисты, ваша чистота в этом деле не подвергается никому испытанию.
  - Я не желаю быть инструментов ни в чьих руках.
  - Значит, вы не согласны?
  - Я этого не говорил. Я всего лишь сказал, что хочу обдумать.
  - Думайте, мое предложение остается в силе. Но поспешите с ответом.
  - Я дам ответ скоро.
  Велехов окинул его долгим взглядом.
  - И все же вы очень странный молодой человек.
  - Уж какой есть. Мне нравится быть самим собой, даже если это производит и странное впечатление.
  - И даже очень. Буду ждать ответа. - Велехов вдруг ощутил, что разговор с Карташовым его также напрягает, как некоторые разговоры с Радловым. Почти один в один. Кажется, Саше действительно есть замена. В таком случае ее нужно непременно раскрутить.
  
  ***
  Супруги Ермаковы на кухне занимались приготовлением обеда. Вернее, занималась в основном Мария Григорьевна, а ее муж был на подхвате.
  - Ну и дела тут творятся, - говорила она, разрезая морковь на мелкие части. - Кто бы мог подумать. А ведь такими культурными из себя изображают.
  - Ты о чем? - удивился супруг.
  Прежде чем ответить, Ермакова внимательно осмотрелась вокруг, словно опасаясь, что ее могут подслушать.
   - Знаешь, где я застукала нашего предводителя?
  - Ты о Радлове?
  - А о ком же еще. На втором этаже, он прятался возле комнаты Велехова.
  - Почему, думаешь, что прятался? Может, просто курил.
  - Я тебе что дура. Никакой сигареты и в помине не было, я специально принюхивалась, кроме как одеколоном ничем не пахло. К тому же он был жутко растерян. Видел бы ты его растерянную физиономию. Он от смущения хотел сквозь землю провалиться.
  Ермаков покачал головой.
  - Он не производит впечатления человека, который сильно смущается.
  - Я тоже так думала. Но когда тебя застукивают за таким занятием...
  - Да за каким занятием?
  - Я ж тебе объясняю, дуралей. Он следил за комнатой этого красавчика Велехова.
  - Но зачем?
  От возмущения непонятливостью мужа Мария Григорьевна даже взмахнула руками.
  - Разве ты не в курсе, у Велехова роман с этой пифочкой.
  - Что за пифочкой?
  - Да, с Владой, которая окучивает Черницына. А сама в промежутках запирается с Велеховым в комнате у него.
  - Ну и что, мало ли у них могут быть какие дела.
  - Ты идиот! Какие у них дела. Трахаются они там. Я однажды мимо проходила и немного послушала. Она так стонет, что никаких сомнений нет.
  Ермаков посмотрел на свою жену.
  - Ну, хорошо, нам-то что за дело?
  - А ты не понимаешь?
  - Как-то не очень.
  - Обидно за Сергея Юрьевича. Такой прекрасный человек и замечательный писатель. А она пифочка обманывает его. Хочет завладеть его богатством.
  - Даже если это и так, это не наше дело. И причем, тут Александр Львович.
  Последнее замечание супруга заставило Ермакову задуматься.
  - А действительно, что ему-то надо? - удивилась она. - Что-то не понятно. Но ведь просто так он стоять не будет под дверью. Да еще так, чтобы никто бы не видел. Подозрительно очень. Тебе не кажется?
  Ермаков пожал плечами.
  - Вроде получается, что так. Но не понимаю.
  - А чего тут понимать, - вдруг решительно проговорила Ермакова. - Этот твой Радлов все вынюхивает.
  - Но зачем?
  Мария Григорьевна на мгновение погрузилась в раздумье и одновременно прекратила готовить обед.
  - Вот это мы и должны выяснить. Я очень опасаюсь, что против Сергея Юрьевича затеян заговор. Все хотят его облапошить. И эта девка, и этот Радлов. А его так жалко.
  - Лучше бы нам не ввязываться в эти дела, - с сомнением проговорил Ермаков.
  - Тебе бы только ни во что не ввязываться, - укорила она мужа. - А с человеком могут поступить плохо. Я себе никогда не прощу, что не спасла Сергея Юрьевича. Это великий писатель.
  - Да я и не спорю, - промямлил Ермаков. - Вот только как бы хуже не было.
  - Хуже, чем есть, уже не будет. Это заговор. Теперь я поняла, они сговорились, чтобы его ограбить. Он же тут самый богатый. Знаешь, что думаю, - глаза женщины увеличились до небывалых еще в ее жизни размеров, - Радлов весь семинар ради этого и затеял.
  - Ради чего?
  - Как ты не понимаешь, чтобы обчистить Сергея Юрьевича. А все остальное - это камуфляж. И как я раньше не догадалась!
  - Но это ты уж слишком.
  - Ничего не слишком. - Ермакова вдруг, как торт кремом, мгновенно пропиталась уверенностью в своей правоте. - Я раскрою Сергею Юрьевичу глаза на все.
  - Готовила бы ты лучше обед, - проворчал Валентин Васильевич. - Есть хочу. Да и все тоже проголодались.
  - Да будет тебе обед, будет. Только о еде и думаешь. А тут такие дела. Но мы тоже не лыком шиты.
  Ермакова стала засыпать в большую кастрюлю картошку.
  
   ***
  Когда Карташов вошел в комнату, Шурчков лежал на кровати и смотрел в потолок. Последние дни они жили, как неладившие друг с другом соседи - не ссорились, но и не разговаривали. Но сейчас Шурчков, посмотрел на Карташева, заметил что-то странное в его лице; глаза блестели, а по губам бродила непонятная улыбка.
  Шурчкову захотелось узнать, чем вызвано это выражение лица Он сел на кровать, посмотрел на соседа, но тот лишь бросил на него мимолетный взгляд. Это не понравилось Шурчкову; неожиданно для него Карташов научился его не замечать. Но это он ему не собирается позволять, рылом еще не вышел.
  - У тебя что-то случилось? - спросил Шурчков. - Вижу по лицу, меня не проведешь.
  Несколько мгновений Карташов колебался - стоит ли затевать разговор.
  - Можно сказать, что и случилось? - подтвердил Карташев.
  - И что же тут может случиться? - насмешливо поинтересовался Шурчков. На самом деле, он был по-настоящему заинтригован.
  - Какая тебе разница.
  - Мне интересно.
  - А мне не интересно, чтобы ты что-то знал. - Карташов умолк. - А впрочем, могу сказать, хуже не будет. Хотя лучше - тоже. Ты мне все то время, что мы были рядом, исподволь пытался внушать, что мне никогда не будет сопутствовать успех, я никогда не выйду из безвестности. Так?
  - Это твои досужие домыслы.
  - Давай не будем разыгрывать друг перед другом идиотов. Мы все друг про друга знаем.
  - Допустим, - усмехнулся Шурчков. - Разве что-то изменилось?
  - Предстать себе. Только что Велехов предложил издать мои произведения.
  - Не может быть, - аж вздрогнул от удивления Шурчков.
  - Я тебе когда-нибудь врал?
   Мысленно Шурчков согласился с Карташевым, он действительно ему никогда не лгал. По крайней мере, такого случая он не припомнит.
  - Я верю, но почему он это сделал?
  - Лучше ты об этом у него спроси. Хотя могу высказать предположение, должен же когда-нибудь появиться человек, который бы, наконец, прозрел. Не всем же в слепых ходить.
  - Слепой - это я.
  - Но почему только ты, ты всего лишь один из многих. Но к чему все эти разговоры. Каждый из нас и без того знает, что хочет сказать другой.
  Шурчков молчал, у него вдруг резко ухудшилось настроение. Он так надеялся, что Карташов никуда не вылезет, так и останется в непризнанных гениях. Но если за него возьмется Велехов, то это большая гарантия того, что его имя станет широко известным. А это он, Шурчков, не переживет. Что же делать, как остановить этот процесс?
  - Это еще ничего не значит, - хмуро произнес он. - Издаются тысячи, а известность обретают единицы.
  - Я буду среди единиц.
  - Ты не можешь этого знать.
  - Знать не могу, а чувствовать могу. А вот ты уже наперед испугался.
  - Какое мне дело.
  - Еще какое! Ты потеряешь покой. У тебя типичный комплекс бездарности: коли я такой, так и все должны быть такими же. А я воплощаю для тебя этих самых всех. Для того ты и держал меня возле себя столько времени. Ну да ладно, я даже на тебя не обижаюсь.
  - Чего так?
  - Я сам виноват во всем. Если я мог уйти, но не уходил, значит, что-то меня удерживало. Но в любом случае это все в прошлом. А в будущем все будет по-другому.
  - Никто не знает, как сложится будущее.
  - Тут ты прав, но когда появляется надежда, многое меняется.
  - Ты уже согласился на предложение Велехова?
  - Нет еще. Я раздумываю.
  - Раздумываешь? - удивился Шурчков. - Над чем?
  - Тебе не понять. - Карташов лег на кровать. - Прости, но сейчас я хочу просто полежать и подумать.
  - Не буду тебе мешать, - произнес Шурчков, направляясь к двери.
  
  
  ***
  Шурчков постучался и, не дожидаясь ответа, резко толкнул дверь. Влада сидела на коленях Черницына, и ее две руки, словно две змеи, крепко обхватывали его шею.
  При виде Шурчкова, Черницын было попытался сбросить девушку с колен, но она еще крепче обняла мужчину, одновременно одаривая гостя надменной улыбкой победительницы. Черницын махнул рукой и оставил все как есть.
  - Вам чего? - не слишком любезно поинтересовался он.
   Но Шурчков не обратил внимания на его тон.
  - У меня новость.
  - И что за новость?
   Шурчков сделал вполне театральную паузу.
  - Велехов предложил Карташову контракт на издание его произведений.
  - Что из этого? - пожал плечами Черницын.
  - Да это просто ужасно. Как он мог! - вдруг закричала Влада.
  Черницын с изумлением уставился на свою подругу.
  - Что с тобой?
  - Она права, - за нее ответил Шурчков. - Новость плохая. Не думал, что он так поступит.
  - Ну, издаст, что из того.
  - Да, как ты не понимаешь, - раздраженно махнула рукой Влада.
  - Не понимаю, - недовольно буркнул Черницын.
  - Хочешь, чтобы появился еще один Радлов, - презрительно проговорила Влада.
   Черницын мгновенно изменился в лице.
  - Но почему ты так в этом уверенна? Ты даже не читала, что он так накропал.
  - Я читал, - отозвался Шурчков. - Влада абсолютно права. Он переплюнет Радлова.
  - Вы уверенны?
  Шурчков усмехнулся.
  - Мы жили бок о бок несколько лет. Так что кое-что об этом парне мне известно доподлинно.
  Черницын задумался.
  - Но тогда мы не можем этого допустить. Хватит нам одного Радлова, - выдал он резюме своих размышлений.
  - Но как это сделать? - возразил Шурчков.
  - Я постараюсь, - вдруг решительно произнесла Влада.
  - Но как? - спросил Черницын.
  - Поговорю с этим Велеховым.
  - Станет он тебя слушать.
  - Я попробую.
  Черницын с сомнением покачал головой.
  - Не лезла бы ты в это дело. Правильно я говорю, Игорь Олегович?
   Шурчков едва заметно усмехнулся и посмотрел на Владу.
  - Пусть попробует, хуже не будет. Не получится, мы с ним поговорим.
  - Ладно, пусть поболтает. Хотя будет он тебя слушать.
  Влада ничего не ответила, встала с колен Черницына и направилась к выходу.
  - Буду через часочек - пообещала она.
  
  
  ***
  Велехова она отыскала в его комнате, которую покинула совсем недавно. Ее появление сильно удивило издателя.
  - Вроде бы на сегодня наша программа успешно выполнена, - произнес Велехов.
  - Я так думала, но неожиданно появились новые моменты.
  - Какие еще моменты?
  Влада села на кровать и положила ногу на ногу, достала из кармана сигарету. Велехов поднес зажигалку.
  - Неприятные, - произнесла она. - Не ожидала от тебя такой подлянки.
  - Да ты о чем, моя ненаглядная, - попытался обнять Владу Велехов.
  Но та решительно отодвинула его руку.
  - Я пришла не за этим.
  - За чем же еще ты можешь прийти? - насмешливо поинтересовался Велехов.
  - Ты предложил Карташову ангажемент.
  - Ангажемент?
  - Ну, договор на издание, какая к черту разница!
  - В самом деле, разницы нет, - согласился Велехов. - Не понимаю, ты тут причем. это мои дела, мой бизнес. Договора, что ты будешь в него вмешиваться, мы вроде бы не заключали.
  Влада неожиданно вскочила.
  - Не делай вид, что ты не понимаешь, что сделал.
  - Не буду. Но я не понимаю твоего беспокойства. Ну, издам пару его книг, тебе от этого ни холодно, ни жарко.
  - Мне нет, а вот другим даже очень и холодно, и жарко.
  - Так ты выступаешь в роли посланца.
  - Наконец-то уразумел.
  Велехов пожал плечами.
  - Я понимаю, что эти господа на дух не выносят Карташева. Но это их проблемы. Хотя он и сам мне не приятен. Но в отличие от твоих друзей, он талантлив. А талант приносит деньги.
  - Черницын не талантлив, а бабки вон какие заработал, - возразила Влада.
  - Ты права, талант ему бог не дал. Зато ему повезло, а это часто предпочтительней таланта. Он влез со своими творениями как раз в тот момент, когда на них был спрос. А дальше все пошло по накатанной. Но сейчас другое время, эпоха везунчиков завершилась. Радлов прав, когда говорит о том, что сейчас пишут все, кому не лень. Они все заполонили. Но чем больше они пишут, тем сильней угасает читательский интерес. Люди уже подсознательно ощущают, что вес этот бесконечный поток не стоит их внимания. И чтобы снова привлечь этот интерес, нужны неординарные авторы. В противно случае через какое-то время все издатели вылетят в трубу. Как видишь, у меня нет выбора. Не твоего же старичка издавать. Совсем скоро и он выйдет в тираж.
  - Значит, так ты решил. Ты же знаешь, какие надежды я связываю с ним.
  - Чего тебе волноваться, на твой век у него добра хватит.
  - А если не хватит, мне очень много надо.
  - Это я знаю.
  - Тогда помоги мне. Вместо Карташова выпусти его собрание сочинений, пока он еще на плаву.
  - Ты просишь невозможного. Еще год, даже полгода назад, я, может быть, и пошел на это. Но сейчас это означает потерять большие деньги. А я, детка, люблю их не меньше чем ты. К тому же это мои монеты, а ты печешься о чужих.
  - И ты не боишься, что этот Карташов превратится в нового Радлова.
  - Пускай превращается. Тут есть одна важная разница. Радлов сделал себя сам, а Карташова сделаю я. Поэтому и относиться я буду к нему по-другому. Напрасно ты думаешь, что нелюбовь к Радлову застилает мне мозги. Это не относится к моему бизнесу. Давай закончим эту тему. Раз уж ты снова тут, почему бы нам не покувыркаться на кровати. - Велехов протянул к ней руки.
  - Не прикасайся ко мне! - закричала Влада. - Если не сделаешь того, о чем я тебя прошу, больше меня ни разу не трахнешь.
  - Ну, вот что, - рассердился Велехов, - ты утратила чувство реальности. Жертвовать своими интересами ради того, чтобы трахать тебя, я не буду. На такое способен пойти только полный идиот.
  - Ты им и являешься, - произнесла Влада, в ярости хлопая дверью.
  
  ***
  Влада вернулась к Черницыну в самом, что ни на есть мрачном настроении. Она даже не стала, как обычно, ластиться к нему, а села на стул на приличном отдалении и закурила. Черницын некоторое время нерешительно поглядывал на нее; такой мрачной и неразговорчивой он ее еще не видел.
  Молчание длилось уже довольно долго и, судя по виду Влады, в ближайшем будущем она явно не намеревалась его нарушать.
  - Что-то случилось? - невольно робея, спросил Черницын.
  Влада перевела на него взгляд.
  - Этот гад не пожелал сделать то, о чем я просила, - процедила она.
  - Стоит ли так расстраиваться, это, конечно, неприятно, но не катастрофа же.
  - Катастрофа! - нежданно закричала Влада. - Поняв, что ее не сдержанность выглядит подозрительно, она сбавила тон. - Мы не должны допустить, чтобы Велехов стал бы издавать Карташева. Понимаешь, не должны.
  Черницын продолжал внимательно смотреть на девушку, он не понимал, почему она так ожесточена. Ей-то по большому счету какое дело, она не писатель и вряд ли им когда-нибудь будет.
  - Но чтобы мы можем сделать, у этого Велехова довольно крупное издательство, он сам себе хозяин, что захочет, то и делает. Никто ему не указ.
  - Это я уже поняла, - насмешливо произнесла Влада. Она все никак не могла успокоиться, отказ любовника неожиданно для нее себя сильно уязвил ее. Она вдруг ясно поняла, что не имеет в его глазах ни малейшей ценности. По крайней мере, ни в какое сравнение она не идет с ценностью Карташева. Велехов без малейших колебаний променял ее на него. А на ее угрозу, даже не обратил внимания.
  Желание мести так сильно овладели ею, что она с трудом сдерживала себя. Она-то надеялась, что этот старикан хоть что-нибудь придумает, как насолить Велехову. Но он явно не желает ничего предпринимать, более того, сразу же лапы к верху. Но надо как-то его заставить это сделать. Хотя и не понятно, что он реально может? И может ли вообще хоть что-то.
  - Бывают обстоятельства, когда есть смысл отступить, - нерешительно произнес Черницын.
  - Ну, уж нет, ты меня плохо знаешь.
  Черницын задумчиво посмотрел на Владу; к нему пришла мысль, а не слишком ли опрометчиво он поступает, связываясь с этой особой? Он, в самом деле, плохо ее знает. Он снова взглянул на нее; с другой стороны она так красива. Он давно мечтал заиметь такую женщину, ведь он еще совсем не стар и сил осталось в достатке. А она даст ему новый импульс и для жизни и для творчества. Значит, как-то надо ее ублажать.
  - Не спеши, надо подумать. А если позвать Бельскую, может, у нее возникнет какая-нибудь мысль.
  - Давай, позовем, - без большого энтузиазма согласилась Влада. Ей не очень хотелось вовлекать в эту историю какого-то еще.
  - Тогда сходи за ней.
  Бельская пришла вместе с Сальниковым. Они выслушали рассказ Влады. И сразу же взорвался Сальников.
  - Вот гад, не ожидал от него. Хотя сразу видно, что скользкий тип. И нашим и вашим. Мы это не должны допустить. Этому Карташову нечего делать в литературе.
  - И как вы не допустите? - с надеждой спросила Влада.
  - Пока не знаю, - вынужден был признать Сальников.
  - То-то и оно, - вздохнула Влада.
  - Он прав, - вдруг решительно произнесла Бельская. - Ему нечего делать в литературе. Мы найдем способы, как его туда не пустить. Даже если Велехов издаст его роман, можно организовать кампанию по его дискредитации. Я знаю людей, которые профессионально этим занимаются. Их услуги стоит недешево, но если вскладчину, то вполне можно потянуть. Я готова выделить на паритетных началах на это дела средства. Вы как, Сергей Юрьевич?
  - Он согласен, - моментально среагировала Влада.
  Черницын недовольно посмотрел на нее.
  - Да, конечно, я заплачу, - не слишком охотно произнес он.
  - Вот и замечательно, - обрадовалась Влада. - Только не надо откладывать.
  - Не будем, - пообещала Бельская. - Мне тоже не нравится, если он будет иметь успех. Это никому из нас не нужно. Хватит с нас одного Радлова. А я женщина деловая, если что-то решаю, то всегда довожу до конца.
  - Я тоже подумаю, как ему помешать, - процедил сквозь зубы Сальников.
  - И как ты это собираешься сделать? - насмешливо поинтересовалась Бельская.
  - У меня свои методы.
   Она задумчиво покачала головой. Впрочем, это не мое дело, решила она, пусть вытворяет, что хочет. Сделает что-то не то, сам же и ответит. Не велика потеря.
  - Вот и договорились, - встала Бельская. - Мы с Константином пойдем.
  - Вот видишь, я был прав, когда предложил посоветоваться с Бельской, - довольно сказал Черницын, когда дверь за гостями закрылась.
  - Ты у меня молодец! - воскликнула Влада и словно кошечка прыгнула ему на колени. - Я тебя за это люблю.
  Любовь это хорошо, но не слишком дорого она ему обойдется, мелькнула у Черницына мысль. Но дальнейшего развития она не получила, так как Влада впилась в его губы, а ее рука легла на его брюки...
  
  ***
  Карташов и Неждана сидели на берегу моря. Неожиданно оно разбушевалось, и хотя они расположились довольно далеко от кромки воды, волны все равно докатывались до них. Девушка подставляла под них руки, и они перекатывались через ее ладони.
  - Какая теплая вода, так приятно. Я бы так сидела дни и ночи.
  Карташов взглянул на нее.
  - А я бы нет. Поскорее бы уехать отсюда. Ты даже не представляешь, как я воодушевлен. Так и хочется броситься в бой. Я давно мечтал об этой минуты. Но в глубине души не очень верил, что она настанет. Но все же есть в мире высшая справедливость, хотя часто приходится в этом сомневаться. Наконец-то я могу начать то, о чем я мечтал столько времени.
  - Но что ты хочешь начать?
  - Как ты не понимаешь - борьбу. Если Велехов сдержит слово и начнет издавать мои романы, я смогу доказать всем, что такое настоящий талант. - Он осмотрелся вокруг себя, словно проверяя, никто ли их не слышит, и наклонился к девушке: - Никто не знает, даже Шурчков, сколько я на самом деле написал романов. - Карташов замолчал.
  - И сколько?
  - Десять, ровно десять, - засмеялся Карташев. - И каждый шедевр. Ведь я же писал каждый день, без выходных и праздников. Когда они появятся, это будет настоящая сенсация. И вот тогда я и начну поход против всех этих Черницыных, Бельских, не говоря уж о Сальниковых. Я подниму такой шум, что будет слышно даже на другом краю Вселенной. Пора положить засилью бездарей, хватит им паразитировать на литературе и вообще на искусстве. Остается дождаться, когда выйдут романы. Велехов, конечно, не лучший издатель, тип еще тот, но в отличие от многих его собратьев у него есть чутье. Я видел, как он принюхивался ко мне с первого же дня, почувствовал подлец, что имеет дело с настоящим талантом, на котором можно хорошо заработать. Черт с ним, пускай зарабатывает, выше денег он ценностей не знает. Знаешь, в этом мире каждому свое.
  - Да ты прав, Володя, в этом мире каждому свое. Но ты уверен, что это именно твое, о чем сейчас говоришь? Что тебе следует поступать так, а не по-другому.
  - Уверен, иначе почему я так к этому стремлюсь. Мне мало заниматься просто одной литературой, как Радлову. Он очень талантлив, но он не желает ввязываться ни в что. Его девиз: заплатите мне деньги и оставьте меня в покое. Он даже не захотел мне помочь. Хочешь, скажу одну важную вещь.
  - Конечно.
  - Я наблюдал за ним. Он все время был в нерешительности, не знал, как со мной поступить. Он сразу усек, чего я стою, но не хотел в этом признаваться.
  - Почему?
  - А ты не понимаешь?
  - Хочу услышать от тебя.
  - Зависть. Он сразу увидел во мне возможного конкурента. А зачем он ему нужен, сейчас он же единственный и неповторимый. А если появлюсь я, что останется от его неповторимости? Он этого боится до сих пор.
  - Мне тоже так показалось.
  - Тебе? - удивился Карташев.
  - А что тут удивительного. Не ты один внимательно наблюдал за ним. Он вообще какой-то растерянный. Иногда такое чувство, что он не представляет, как поступить.
  - Если он в чем-то запутался, то по своей вине. Бог ему дал большой талант, а он, как человек, не может выйти на его уровень. Если бы не его книги, я бы даже не стал с ним разговаривать о погоде.
  - Так нельзя.
  - А, по-моему, только так и можно. И Радлов пример того. Теперь он не знает, что делать, к какому лагерю примкнуть, какому богу молиться. А я так не хочу, я предпочитаю четко понимать с кем я и против кого. А главное ради чего. И почему бы тебе не встать рядом со мной. Вместе мы сделаем в два, нет в четыре раза больше.
  - А ты не думаешь, что у меня может быть свой путь, совсем отличный от твоего? В отличие от тебя я вовсе не жажду борьбы. Такая борьба, которую ты хочешь вести, ничего не принесет. Радлов прав, лобовая атака на этот мир бесполезна, вот увидишь, он ее отобьет. А пострадаешь только ты.
  - Какой же тогда твой путь?
  - Я хочу понять и исследовать себя насколько возможно это сделать человеку, заглянуть в самые глубины своей души. И в отличие от тебя, меня мало волнует то, что мир заполонен бездарями. От них все равно некуда деться. Победишь одних, тут же появятся другие. Это бесконечный процесс.
  - Я не ставлю себе цель полностью одолеть эту нечисть. Но она должна знать, что не всевластна, что есть кто-то, кто готов бросить ей вызов. А ты видишь, как они его боятся, как засуетились, словно тараканы.
  - Это-то мне и не нравится
  Карташов махнул рукой.
  - Ну, их всех к черту. А я надеялся на тебя.
  - Но я тебе и не сказала: нет. Иногда на меня нападают сомнения. И все же я не верю в твой путь.
  - А в путь Радлова веришь
  - Нет, и в его путь - тоже. Мне кажется, что совсем скоро у нас состоится с ним важный разговор. Я чувствую, что он давно к нему готовится.
  Карташов невольно почувствовал укол ревности.
  - И о чем?
  - Я не хочу предвосхищать, о чем мы будем говорить. Даже если я предполагаю, что он мне скажет, я совсем не представляю, что ему отвечу.
  - Он тебе нравится, как мужчина?
  - Пожалуй, - после короткой паузы ответила Неждана. - Но у меня сейчас сплошной период неуверенности буквально во всем. Я надеялась, что поездка сюда поможет мне.
  - Помогла?
  - В какой-то степени, многие вещи я стала видеть ясней.
  - Например.
  - То, что талант, это великое счастье, скрещенное с большой трагедией. И все такие люди отличаются между собой тем, что у одних больше счастья, а другим выпадает больше трагедии.
  - Ты это замечательно сказала.
  - Я кое-чему научилась у Радлова, да и у тебя, - улыбнулась Неждана. - Смотри, пока мы с тобой говорили, море совсем успокоилась. Иду купаться.
  - Я с тобой. - Невольно Карташов посмотрел на скалу, с который они прыгали в море поочередно с Сальниковым. Он тогда уже распрощался с жизнью. И то, что остался жив, это тоже знак того, что он на правильном пути.
  
   ***
  Влада наконец-то вырвалась из потных объятий Черницына и направлялась к пляжу. Ей хотелось смыть с тела следы этих омерзительных прикосновений. Как у него противно пахнет под мышками, когда они будут жить вместе, она ему купит целый чемодан дезодорантов. И другой мужской косметики. Она так устроена, что ее всегда особенно сильно достают неприятные запахи, она чует их на большом расстоянии. Если другие девушки смотрят на внешность своих кавалеров, то она в первую очередь определяет, какой от них исходит запах. А уж потом все остальное. И нужны веские аргументы, чтобы она примирилась с идущим от человека неприятным духом. К сожалению, у Черницына такие аргументы есть. А потому приходится мириться с тем, что он такой противно пахучий.
  Влада заметила недалеко от себя идущую Ермакову. Хотя от этой женщины ничем неприятным не пахло, почему-то она ей не нравилась. Впрочем, что ей до прислуги, делает свое дело - и хорошо. Больше от нее и ничего не надо.
  Но вскоре Влада заметила, что женщина вела себя несколько странно. Вместо того, чтобы отстать от нее, она плелась за ней. Это уже походило то ли на слежку, то ли на преследование. Но если так, кто ей это поручил? Черницын, но зачем? Ей вдруг стало тревожно, а вдруг он что-то прознал про ее шашни с Велеховым? Тогда пиши пропало, он ей этого не простит.
  Она обернулась и увидела, что Ермакова продолжает не просто идти за ней, а бросает на нее какие-то странные взгляды. Что же все-таки ей от нее надо?
  У Влады даже мелькнула мысль напрямую спросить ее об этом, но не стала этого делать. Все равно, если она разоблачена, то скоро узнает об этом. Хотя с другой стороны ничего в поведение Черницына не свидетельствует о том, что он что-то пронюхал. Наоборот, смотрит на нее, как кот на сметану, готов облизывать ее с ног до головы. Владе снова стало неприятно. Ну и жизнь она себе готовит, но другого выхода все равно нет, это шанс, который выпадает не часто.
  Влада решила делать вид, что больше не замечает присутствие рядом Ермаковой. Так они и шествовали несколько минут. Девушка вышла на пляж и быстро скинула сарафан. Она уже хотела бежать к воде, как вдруг на нее упала тень от женщины.
  - Искупаться хочешь? - со страной язвительной интонацией поинтересовалась Ермакова.
  Влада раздраженно посмотрела на нее.
  - А мы разве с вами на "ты"?
  - Скажи спасибо, что на "ты" еще называю. Ты и этого не заслуживаешь.
  - Не вам судить.
  - А вот и мне, мерзавка.
  - Советую поумерить прыть, не забывайте, кто вы и кто я.
  - Не беспокойся, милочка, я хорошо помню и про то и про другое. А вот тебе не мешало кое-что запомнить.
  Влада сморщила носик.
  - Послушайте, как там вас. Впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Мне чертовски надоело вас слушать. Убирайтесь пока по добру по здоровому.
  Ермакова смерила Владу презрительным взглядом.
  - Ничего, сейчас ты у меня по-другому запоешь. - Она вдруг больно схватила девушку за руку. - А шашни крутить, думаешь это можно?
  Влада вдруг почувствовала, как что-то оборвалось у нее в груди.
  - Какие шашни! О чем вы говорите? - вырвала она руку.
  - О чем говорю? - Ермакова приблизила свое лицо вплотную к лицу Влады. - Думаешь, не знаю, к кому ты все время шастаешь.
  Неожиданно Влада потеряла контроль над собой и ударила Ермакову. Но та проявила внезапную прыть и уклонилась от удара. И Влада со всего размаха упала на весьма острые гальки. Мария Григорьевна с явным торжеством смотрела на нее.
  Влада поднялась, по ее икре стекал тоненький ручеек крови. Но это ранение не вызвало в Ермакове ни малейшего сочувствия.
  - Это Бог тебя наказал, - с удовлетворением констатировала она. - За все твои блудливые похождения.
  - А вас он наказал вашим мужем, - парировала Влада.
  - Да я тебе за такие слова бесстыжие зенки по выцарапаю, - вспылила Ермакова, но быстро успокоилась. - Знаю, что ты Сергея Юрьевича обхаживаешь. Хочешь прибрать к своим загребущим рукам его богатства. А он хотя и писатель, каких мало, но человек доверчивый. К тому же в возрасте. А мужики в его летах на таких молодых да наглых и смазливых баб, как пчелы на мед западают, любая окрутит. Но я ему глаза-то открою, расскажу про твои делишки. Он мне до конца жизни будет благодарен, что я глаза ему открыла на такую бессовестную тварь.
  Мысли Влады заметались в поисках решения. Да, она с самого начала понимала, что поступает опрометчиво, но без этого приключения она бы тут умерла со скуки уже на второй день. К тому же Велехов оказался превосходным любовником, который доставил ей массу удовольствия. А сексуальное удовлетворение всегда занимало в ее жизни важное место. Но теперь надо любым способом спасать положение, иначе все ее усилия пойдут прахом. А она и так истратилась, оплачивая этот дурацкий семинар.
  - Послушайте Мария Григорьевна, - начала было Влада, но ее тут же оборвала Ермакова.
  - Что, уже и отчество мое вдруг вспомнила.
  - Я ее никогда и не забывала, - поспешно произнесла Влада. - Послушайте, вы правы, но это было всего лишь небольшое развлечение. Он меня соблазнил, а я не устояла. Но мы уже расстались, когда я поняла, как по-настоящему дорог мне Сергей Юрьевич.
  Ермакова внезапно хихикнула.
  - Сказки мне рассказывать будешь. Нужен тебе Сергей Юрьевич, богатства тебе его нужны. Я тебя насквозь вижу. Думаешь, дурочка. А вот и нет.
  К Владе пришла бредовая мысль: пока их никто не видит, взять камень да ударить ей в висок. А труп бросить в море. Все потом решат, что эта чертовка утонула, а рана от удара, который она получила в воде, ведь дно тут каменистое. Влада даже стала присматривать подходящее орудие для убийства. Но ничего по близости не обнаружила. Придется как-то с этой змеей договариваться. А как с ней договоришься?
  - Может, мы сумеем найти понимание? - спросила Влада.
  Ермакова подозрительно посмотрела на нее.
  - Это какое еще понимание? Мною движет исключительно забота о Сергее Юрьевиче.
  - Нисколько не сомневаюсь. Однако одно другому совсем не обязательно помеха.
  - Это как?
  - Я могу вам хорошо заплатить... за молчание. Не сейчас, сейчас у меня нет денег. Но когда они появятся. Вы понимаете... Я дам вам солидную сумму.
  На лице Ермаковой отразилось сомнение. К такому повороту событий она не готовилась. Но он не вызвал у нее решительного отторжения. А, в самом деле, совсем не плохо на этом заработать. И почему она об это мне подумала сразу. С другой стороны Сергей Юрьевич... Но ведь своя рубашка ближе к телу. А вырваться из этого заколдованного круга бедности так соблазнительно.
  - Значит, ты хочешь мне заплатить.
  - Хочу, - оживилась надежда у Влады.
  - Я много потребую.
  - Я понимаю, но я готова отдать все, что вы скажите.
  - Я подумаю, - произнесла Ермакова. - Но если я увижу еще раз, что ты снова с ним...
  - С этим покончено.
  - Но я еще не решила, как поступить. Поговорю с мужем. Так что не думай, что откупилась.
  - Я не думаю.
  - Думаешь, - убежденно протянула Ермакова. - А теперь можешь идти купаться в своем море.
  Влада смотрела на неторопливо уходящую женщину. Теперь она не может чувствовать себя спокойной ни минуты. И еще неизвестно, как поведет себя эта служанка, дашь ей раз денег, а она начнет их вытягивать постоянно. Вот если бы кто-то ее убил.
  
  
  ***
  Ермакова, запыхаясь, вбежала в свою комнату. Муж, недавно вернувшись из поездки за продуктами, равномерно храпел на кровати. Но его жена не обратила на это ровным счетом никакого внимания, решительно растолкала его. Он посмотрел на нее осоловевшими от сна глазами.
  - Ты чего? - не совсем понимая, что происходит, спросил он.
  - Спишь, а ту такие дела происходят! - восторженно воскликнула Ермакова.
  - Да какие еще к черту дела, дай поспать, - взмолился супруг.
  - Потом поспишь. Послушай, что я тебе расскажу. Я только что общалась с этой фифочкой.
  - Какой фифочкой?
  - Да что ты не знаешь что ли, с Владой. Я ей выложила, что знаю про ее роман с Велеховым.
  - Зачем ты это сделала?
  - Надо было и сделала. Тебя не спросила, - фыркнула женщина. - Лучше слушай дальше. Сам понимаешь, я ее полностью приперла к стенке. Сказала, что обязательно сообщу про ее шашни с Велеховым Черницыну.
  - Ты с ума сошла!
  - Ничего я не сошла, ты дальше, дуралей, слушай. Она, понятное дело, вся перепугалась, сперва все отрицала, а потом призналась, что так оно и было. А затем вдруг предлагает, если буду молчать, хорошо мне заплатить.
  - Ты не брешь, - вдруг разом заинтересовался рассказом жены Ермаков.
  - Это когда я тебе брехала! - возмутилась женщина.
  - Ладно, ладно, давай дальше
  - Честно говоря, я об этом до того момента как-то и не задумывалась. Я и Черницыну-то не собиралась сообщать об этой Владе.
  - Зачем же тогда к ней пристала? - удивился Ермаков.
  - Зачем, зачем, неужто не понимаешь. Захотелось ее попугать. А то больно наглая такая, идет мимо, не смотрит Она нас и за людей не считает. А теперь вот будет считать, - усмехнулась Ермакова.
  Ермаков довольно долго сосредоточенно молчал.
  - И все же ты напрасно так поступила, - вдруг промолвил он.
  - Что тебе не по нраву?
  - Я на счет денег. Как-то нехорошо.
  - А что нехорошего, эта Влада захомутает Черницына, в молоке купаться будет. Пусть и нам отольет, не убудет. Или тебе очень нравится всю жизнь в услужение прожить. - Ермакова замолчала, о чем-то задумавшись. - Вот только одно никак не могу решить, сколько денег из нее тянуть. Как ты думаешь?
  - Не знаю, твоя затея, тебе и решай.
  - Да ты никогда ничегошеньки не знаешь. А ведь мужик. Ладно, подумаю. Но мало брать не стану, нам надо, чтобы надолго хватило бы. Тебе на новую машину сколько надо?
  - Спятила, да это же такие деньжищи!
  - Это для тебя деньжищи, а для них - раз плюнуть. И на домик небольшой тоже бы неплохо наскрести. Ладно, я вечером все сосчитаю. А утром ей скажу, чтобы знала, сколько готовить.
  - Я могу теперь поспать? - поинтересовался Ермаков.
  - Спи, - махнула она рукой. - Что ты еще умеешь?
  
   ***
  Внешне Бельская пыталась сохранять спокойствие, но внутри у нее все кипело, как лава в жерле вулкана. Карташов не должен выбраться из своей зловонной лужи, он должен остаться в ней навсегда. В предложенный ею Черницыну план она сама не очень верила. Он мог сработать, а мог иметь прямо противоположный результат. Ей известны и те и другие случаи. И как все может сложиться на этот раз предсказать не в состоянии никто.
  Она хорошо знала в себе эту черту, она была ужасна мстительна. И никогда не пыталась с ней бороться, наоборот, всегда целиком и полностью отдавалась ей. В мстительности она находила огромное удовольствие и компенсацию за свою некрасивость. Ее не волновал успех писателей, которые не имели к ней никакого отношения. Но если ее судьбы хотя бы по касательной пересекалась с судьбой другого человека, и не дай бог этот человек сознательно или ненароком ее чем-то задел, она становилась настоящей фурией мести. И сейчас это чувство буквально распирало ее.
  Она смотрела на Сальникова и думала о том, что он должен стать инструментом ее мести. Пусть делает, что хочет, если хочет что-то от нее получить. С такими кулачищами, как у него, можно вполне решить эту проблему. Грубо, зато надежно. Хороший удар по голове - и человек, предположим, на всю жизнь становится идиотом. Она знает одного такого, тоже подавал большие надежды, но что-то упало на него - и больше о нем, как о писателе, никто больше не слышал. А что было с одним, можем повториться и с другим. Если, конечно, приложить к этому усилия.
  - Костя, - нежно проворковала Бельская, - что ты обо всем этом думаешь?
  Сальников внимательно посмотрел на женщину, и Бельская догадалась, что он хочет определить, какой она ждет от него ответ.
  - Этого недолжно произойти, - сказал он.
   Бельская сделала удивленное лицо.
  - Почему?
  - Вы разве этого хотите? - напрямик спросил Сальников.
  - А причем тут я? - Бельская мысленно поморщилась. Мог бы вести себя потоньше. Мужлан и есть мужлан.
  - Раз вы этого не хотите, этого не должно случиться.
  - Трудно помешать.
  - А ваш план?
  Теперь Бельская открыто поморщилась.
  - Дерьмо. Нет никаких гарантий. Это я так сказала, чтобы успокоить Черницына да его пассию. Что-то она больно растревожилась. Ты же не любишь его.
  - Не то слово. Полина.
  - Вот видишь. А такой мужчина, как ты, не должен допускать, чтобы человек, которого он не любит, стал бы процветать. Или я не правильно тебя понимаю, - уперлась она в него взглядом.
  - Но что я могу сделать, я уже пытался
  - Это ты о прыжках в воду, - нарочито презрительно произнесла Бельская. - В этом соревновании он тебя обыграл, как мальчишку. И не рассказывай мне больше, противно слушать. Я была о тебе лучшего мнения. - Она сделала вид, что о чем-то размышляет. - Я не исключаю, что изменю о тебе мнение. Я люблю видеть рядом с собой надежных и преданных людей.
  Сальников мрачно посмотрел на нее, но быстро опомнился и изменил выражение лица.
  - Я как раз такой человек.
  - Слова должны подтверждаться делами.
  - Я сделаю все, что надо.
  - Не знаю, не уверенна. Я все больше убеждаюсь, что Карташов как личность тебя сильней. А уж про талант и не говорю, тут даже нечего сравнивать.
  - Вы так думаете, - едва скрывая злость, процедил Сальников.
  - Я в этом уверенна, - нарочито безразличным тоном произнесла Бельская. - Странно, что ты этого еще не понял. Напрасно я тебя посылала к Радлову.
  - Он то тут причем
  - А он при всем. Он мог бы тебе многое объяснить. Но ты, по-видимому, плохо его спрашивал.
  - О чем мне надо, о том и спрашивал.
  - Вопрос в том, дорогой, что тебе надо. Когда человеку мало надо, его вопросы носят чрезмерно прагматичный характер. Если бы ты научился смотреть на все шире, то почерпнул бы от Радлова гораздо больше.
  - Вы почерпнули?
   Теперь Бельская задумалась по настоящему.
  - Наверное, и я могла бы расспросить его о большем. Но я увлеклась, к сожалению, иными делами. Впрочем, у меня еще осталось немного времени. Я им непременно воспользуюсь. И тебе советую.
  - Нет уж, я сыт его беседами.
  - Другого от тебя и не ожидала услышать. Впрочем, это к лучшему.
  - Почему? - удивился Сальников.
  - Не важно. У тебя другая задача. - Бельская строго посмотрела на своего любовника. - Тебе понятно, какая?
  - Чего ж, не понять. Не самый тупой, - усмехнулся Сальников.
  - Будем, надеется, - себе под нос пробормотала Бельская. - Иди-ка, погуляй, а я поработаю. Мне что-то захотелось пописать. Давно этой глупостью не занималась.
  
  
  ***
  Ермакова все никак не могла успокоиться. Муж сладко спал, оглашая комнату раскатистым храпом, она посматривала на него и думала о том, что неплохо бы выудить у этой Влады хотя бы немного денег прямо сейчас. Несколько дней назад она была в магазине в городе, долго смотрела на наряды. Но так ничего и не приобрела. Да и на что приобрести, коли денег хватает только на самые насущные расходы. А там столько красивых вещей, некоторые они примеряла. И так хотелось их купить. И если кое-что выцарапывать у этой проститутки, вполне можно это сделать.
  Эта мысль окончательно добила ее колебания, полная решимости раздобыть денег на шопинг, Ермакова отправилась на поиски Влады. Впрочем, долго искать ее не пришлось, она постучала к ней в комнату и услышала приглашение войти.
  Увидев Ермакову, лицо Влады перекосило от ненависти. Но ее гостья не обратила на это ровным счетом никакого внимания.
  - Что вам надо? - не скрывая враждебности, спросила Влада.
  Ермакова, не спрашивая разрешение, села на стул. Она решила, что в такой ситуации может позволить себе быть хозяйкой положения.
  - Я подумала про наш договор.
  - Какой еще договор? - резко спросила Влада.
  - Про тот, что мы обсуждали два часа назад на пляже.
  - Тогда зачем вы пришли? Я заплачу вам, когда выйду замуж за Черницына. Так что придется подождать. А пока прошу освободить помещение прямо сейчас.
  Но выпад Влады не оказал на Ермакову никакого воздействия. Она была тверда в желании получить свое.
  - Я передумала, - спокойно, даже с достоинством ответила Ермакова. - Я кое-что хочу получить прямо сейчас.
  Влада вдруг резко вскочила и почти ткнула в лицо фигой.
  - А это ты не хочешь получить!
  Но Ермакова оставалась абсолютно спокойной.
  - Я хотела с вами обсудить кое-какие вопросы, Но вижу, что у вас нет желания. Ладно, пойду к Сергею Юрьевичу, кое о чем ему расскажу. Посмотрим, как он на это станет реагировать.
  Влада в очередной раз переменилась в лице.
  - Подождите, Мария Григорьевна, давайте все обсудим.
  - Да, думаю, это ни к чему. До свидания, милочка, - встала Ермакова со стула.
  Но Влада пантерой устремилась к двери и закрыла собой выход из комнаты.
  - Сядьте, пожалуйста. Я думаю, мы сумеем договориться.
  Ермакова с сомнением посмотрела на девушку.
  - Вы думаете...
  - Да, садитесь же, - нетерпеливо произнесла Влада.
  Ермакова снова села. Влада устроилась напротив нее.
  - Что вы хотите?
   Ермакова почувствовал колебание - какую сумму назвать. Хотелось побольше, но она чувствовала, что в таком случае может не получить ничего. Наконец, она назвала и увидела, как мгновенно побледнела Влада.
  - У меня сейчас нет таких денег.
  - Тогда я пошла к Сергею Юрьевичу, - поднялась Ермакова.
  - Да, сидите же вы, - силой снова усадила Влада ее.
  - Я же не говорю, что вам ее не дам. Надо время.
  - Деньги нужны сегодня.
  - Но где я возьму... Ладно, я постараюсь.
  - Ты уж постарайся, милочка. Только побыстрей. Мне еще надо до вечера в магазин успеть.
  - Успеете, - сквозь зубы произнесла Влада.
  Ермакова с прямой спиной и гордо поднятой головой победителя направилась к выходу. Едва она покинула комнату, Влада в ярости с такой силой ударила по костяку двери, что от боли у нее из глаз брызнули слезы. Никого она в жизни ненавидела сильней, чем этой проклятой бабы.
  
  
  
  ***
  Влада прекрасно сознавала: еще не время клянчить у Черницына деньги. Сейчас как раз такой период их отношений, когда о них вообще не следует заводить речь. Как будто они и не существует. Такие, как он, крайне подозрительно относятся к любому покушению на их кошелек. И все может кончиться в один момент. Но и выбора у нее тоже нет, эта сволочь приперла ее к стенке. Влада нисколько не сомневалась, что если она не принесет Ермаковой требуемую сумму, та все доложит Черницыну. И все усилия по завоеванию этого борова окажутся напрасными. Эта мысль приводила девушку в ярость.
  Черницын ее не ожидал, и Владе показалось, что он даже не слишком в восторге ее незапланированному появлению. По крайней мере, его взгляд излучал не радость, а удивление. И поэтому она тут же пошла в самое решительное наступление. Она знала, что если хочет получить то, зачем пришла, придется пойти на самые радикальные шаги.
  - Я соскучилась. Вот и решила заглянуть к тебе. Если ты не доволен, я уйду.
  - Нет, что ты, что ты, - уж слишком поспешно возразил Черницын. - Я очень рад. Как раз о тебе думал.
  - Правда? - сделала вид, что безумно обрадовалась Влада.
  - Зачем же мне обманывать, - даже слегка обиделся Черницын.
  Влада поняла, что допустила оплошность. А в такой ситуации это чревато плохими последствиями.
  - А я тоже все время думала о тебе. Хотела заснуть, но так и не смогла. Вот и решила заглянуть к тебе.
  - И правильно сделала, - одобрил писатель. Его настроение, кажется, стало меняться.
  - А знаешь, о чем я думала? - Влада села на колени к Черницыну. - Я думала о том, почему мы еще не близки. Ты ведь такой привлекательный мужчина. Я вдруг почувствовала, что хочу тебя. Прямо сейчас.
  Влада не стала дожидаться ответной реакции партнера, вместо этого стала быстро, пока он не взбрыкнул, расстегивать и снимать его одежду.
  Они отдыхали после занятия любви. Влада смотрела в потолок и думала, что предчувствие ее не подвело, если они поженятся, то выполнение этой части супружеских обязанностей будет для нее нелегким бременем. Но она справится. И почему не отыскалось женщине, которая бы обучила его этой науке. А то трахается, как настоящий мужик - грубо и совершено не изобретательно. Впрочем, сейчас у нее совсем другие проблемы.
  - Ты такой изумительный любовник, - проворковала Влада.
   Черницын с некоторым недоверием посмотрел на нее.
  - А мне всегда казалось, что я по этой части не очень.
  - Ты просто придирчив к себе. Поверь мне, как женщине, это было прекрасно. Ты лучший любовник, о котором можно было только мечтать. Мы будем этим заниматься по несколько раз в день.
  - Не много ли, - обеспокоено спросил Черницын.
  Влада поняла причины его беспокойства и решила пойти на уступки.
  - Но всякий раз перед сном - обязательно.
  На этот раз Черницын, соглашаясь, кивнул. Такой график представлялся ему вполне допустимым.
  - Хорошо, как скажешь.
  - Как хочется, чтобы все это началось бы поскорей.
  - Мне тоже хочется, но сначала надо развестись с женой. А это не так быстро.
  - Я буду сгорать от нетерпения. Но ты же будешь приезжать ко мне?
  - Разумеется, буду. Но не каждый день.
  - Я и не настаиваю, хотя очень бы хотела. Знаю, как ты занят. Зато когда поженимся, так замечательно заживем.
  - Да, заживем.
  - О таком мужчине я мечтала всю жизнь.
  Влада положила голову на его голую, если не считать густых зарослей волос, грудь.
  - А ты не хочешь сделать мне подарок? - вдруг спросила она, с замиранием сердца дожидаясь ответа.
  - Подарок? - переспросил Черницын без энтузиазма в голосе.
  - Это было бы красивым завершением наших отношений в этом месте. Я бы его хранила всю жизнь, как память о самых счастливых событиях своей жизни.
  - Ты думаешь. И что же ты хочешь?
  Влада сделала вид, что решает.
  - Мне нравятся кольца с бриллиантом. Я была в городе в магазине и видела одно очень милое.
  - Ну, хорошо, давай поедим и купим.
  Влада испугалась, такой вариант ее никак не устраивал.
  - Зачем тебе ехать, дорогой. Я сама со всем справлюсь.
  - И сколько стоит твое колечко?
  Влада назвала сумму.
  - Недешево! - не сдержал идущие от самой души восклицание Черницын.
  - Ты хочешь, чтобы твоя жена носила бы дешевые побрякушки, - осуждающе выговорила ему Влада.
  - Да, тут ты права.
  - Так ты подаришь кольцо?
  - Подарю.
  - А когда? Я бы хотела поехать за кольцом сейчас.
  - Хорошо, - обреченно вздохнул Черницын. Он встал с кровати и, не одеваясь, достал из брюк кошелек , извлек из него пачку денег, тщательно отсчитал купюры и положил их на стол. - Ты довольна?
  - Ты еще и очень щедрый! - воскликнула Влада. - Иди ко мне, я хочу тебя.
  Через час Влада нашла Ермакову и протянула ей деньги. Та, не скрывая радости, взяла их, пересчитала и положила в карман. Девушка с ненавистью смотрела на шантажистку, отныне она ее личный враг.
  
  ***
  Радлов чувствовал, что должен совершить некий поступок, дабы выбраться из той ловушки, в которой оказался. И дело заключалось отнюдь не в семинаре - сомнений в том, что это была далеко не самая лучшая его затея, не было никаких - а в чем-то гораздо глубже. Он завершил один этап жизни, много добился, но для нового жизненного витка этого не достаточно. Он их тех людей, которым регулярно требуется новый мощный импульс. В молодости в качестве него выступил гигантский позыв к творчеству, а также желание добиться славы и денег. Но настал момент, когда он стал иссякать. И требуется не менее сильная ему замена. Кто-то должен оплодотворить его, Радлова, в какой-то момент он ощутил, что собственного источника для очередного рывка уже не достаточно. Нужен внешний стимул, внешний генератор творческой энергии. И, как ни странно, он его нашел здесь. И теперь наступила пора его задействовать. Он долго медлил, колебался, но больше нет ни секунды на это. Развязка стремительно приближается, это он, как писатель, ощущает всеми фибрами своей души. Если бы этот роман писал он, а не сама жить, он бы подвел своих героев к заключительным сценам. А жизнь несравненно лучший романист, чем любой самый талантливый автор. И она не опустит возможность поставить эффектную точку в этом повествовании. Так что надо не просто спешить, а не терять ни секунды.
  Неждана сидела на скамейке с книгой в руках. Он присел рядом с ней. От волнения он забыл спросить разрешение. Но девушка, судя по всему, не обратила на это внимания.
  - Можно узнать, что вы читаете? - поинтересовался он.
  Неждана показала обложку. Это был один из первых его романов. Радлов посчитал это добрым предзнаменованием.
  - Вам нравится?
  Почему-то Радлов был уверен, что Неждана, не задумываясь, даст положительный ответ. Но то, что она сказала, вызвало в нем некоторое замешательство.
  - Я в восторге от романа, но я никак не могу поверить, что это написали вы.
  - Почему?
  - Таким, каким вы предстали передо мной, этот человек не способен написать такое произведение. Извините, если я обидела вас. Но мне хочется говорить с вами исключительно честно и откровенно. Надеюсь, мы можем себе это позволить.
  Радлов, в самом деле, испытал обиду. Но сейчас был не тот момент, когда он мог себе позволить придаваться этому чувству. У него есть задачи куда поважней.
  - Разумеется, можем, иначе какой смысл тогда в разговоре. Вы полагаете, что я не мог написать такой роман?
  Неждана наклонила голову вниз.
  - Я все эти дни очень внимательно за вами наблюдала. Ловила каждое слово, каждый жест. Пыталась понять связь с автором этих замечательных романов и реальным человеком. И не часто ее находила.
  - Кажется, я начинаю понимать вашу мысль. Может, вы в чем-то и правы. Я давно заметил один феномен, нередко произведение по своему уровню бывает выше его автора.
  - Вы полагаете, такое возможно? - слегка удивилась Неждана. - Почему я была уверенна в обратном, нельзя создать произведение по уровню выше его творца.
  - А разве вы только что сами в отношении меня не высказали точно такую мысль, - усмехнулся Радлов.
  - Но как это получается?
  - На этот вопрос не так-то легко ответить. Но я все же попробую. Обычно писатель замышляет произведение в соответствие со своим уровнем сознания и таланта. Это происходит на подсознательном плане и чаще всего он и не осознает, почему делает именно такой выбор. Ему кажется это интересным, значительным. Вот он и начинает процесс воплощения. Но бывает, что автор ставит перед собой задачи создать произведение выше, чем его повседневное сознание, ощущая себе способность подняться над собой.
  - Но почему это происходит? - спросила Неждана,
  - Я думаю, это происходит в силу того, что у каждого из нас есть свой добавочный потенциал. Обычно он задавлен нашим обыденным сознанием, в том числе и творческим, которое с течением времени также превращается в обыденное сознание. Но в силу разных обстоятельств иногда совершается краткосрочный, а подчас всего лишь мгновенный прорыв в более высокие сферы. И оттуда автор и получает замысел, чаще всего не осознавая, что с ним произошло. И когда начинается его реализация, то писатель выходит за рамки привычных представлений. Замысел тянет его вверх, заставляет подниматься на более высокие, чем он привык, вершины.
  - Это трудно?
  - Как сказать. Иногда да, а иногда ощущаешь прилив небывалой творческой энергии, которая поднимает тебя ввысь. То, что называют вдохновением, как раз и есть таким нежданным взлетом, когда покидаешь привычные и обжитые пространства и выходишь куда-то в новое для себя измерение. Поэтому так важен замысел, так важно попытаться оценить его сущность, куда он способен тебя завести. К сожалению, писатели редко проводят подобный анализ, в большинстве своем они даже не догадываются о необходимости проведения такой экспертизы.
  - Но разве это не удивительно, Александр Львович, ведь это так естественно делать такой анализ.
  - Как вам сказать, милая Неждана. То, что вам кажется естественным, для других ненужная морока.
  - Вы называете морокой самое главное в труде писателя, его изначальную идею. Вам не кажется, это странным.
  - И кажется и не кажется. Такой замысел появляется лишь тогда, когда у человека есть хоть какое-то, пусть самое ничтожное стремление к полету. Но оно встречается все реже и реже. Писателей одолевают совсем другие искушения. Даже тем, кому хочется полетать на самолете собственного творчества, сделать это все сложней.
  - Но почему?
  - По разным причинам. Многие просто не знают, куда лететь, у них вообще атрофировано чувство полета. Таких подавляющее большинство. У других оно было, но затем притупилось.
  - А у вас? - неожиданно спросила Неждана.
  Радлов посмотрел на нее.
  - Вот об этом я и хотел с вами говорить. Это очень важный для меня разговор.
  Несколько мгновений Неждана молчала, смотря куда-то в даль.
  - Александр Львович, я ждала его все последние дни.
  - Ждали? - не скрыл удивления Радлов. - Но каким образом?
  - У меня нет ответа на этот вопрос, просто в какой-то момент мне это вдруг открылось.
  - Впрочем, это даже лучше. Вы наделены бесценным даром предвидения. А вот я им обделен.
  - Вы получили в дар другой талант.
  - Да, получил, - согласился Радлов. - Но любой талант имеет свойство исчерпываться. Он не может существовать без подпитки. Я буду говорить прямо. Вы позволите?
  - Конечно, Александр Львович, это будет лучше всего.
  - Вы нужны мне Неждана. Это я понял почти сразу после первого нашего разговора. Вы та женщина, которая способна наполнить оскудевающие источники моего дарования. Я не знаю, как будет это происходить. Но я знаю, что так все случится. Но и я вам могу многое дать. Вы очень одарены, но еще очень неопытны. Вы еще мало что умеете. Мы могли бы соединить наши возможности. Это выгодный взаимообмен.
  - Вы говорите выгодный?
  - Наверное, я употребил не то слово, и оно вас покоробило.
  - Нет, не покоробило, но заставило задуматься над подлинными вашими намерениями.
  Радлов понял, что совершил непростительную ошибку. Бывают разговоры, когда от одного слова зависит слишком многое.
  - Я прошу вас, не относитесь так строго к словам, я волнуюсь и не всегда правильно их выбираю. Речь не идет о выгоде, речь идет о судьбе. О наших судьбах. Вы нужны мне Неждана. И может больше даже не стоит ничего говорить. Вы же все и без того понимаете.
  - Не знаю, может, и понимаю, а может, и не совсем понимаю. Вернее, я не уверенна, что смогу быть той, какой хотите меня видеть. Не выдаете ил вы желаемое за действительное, ища легкие решения для сложных ситуаций. Вам кажется, что если я буду с вами - ваши проблемы исчезнут. А если нет, что делать нам тогда?
  - Вот вы какая, вы еще и так мудро рассуждаете.
  - Такое со мной случается довольно редко, но вы меня вынудили включить затаенную мудрость, - улыбнулась Неждана. - Меня не оставляет предчувствие, что мы оба можем совершить большую ошибку.
  - Но в жизни нельзя не рисковать, Неждана. Если есть шанс, его надо непременно испробовать.
  Неждана повернула голову и посмотрела в глаза Радлова.
  - Я думаю, тут вы правы.
  - Скажите, я вам нравлюсь? - От волнения у Радлова даже охрип голос.
  Неждана опустила голову.
  - Как только я вас увидела, вы мне понравились сразу. Я все решила уже в тот момент.
  - Так вы согласны?
  - Да, - спокойно, как о само собой разумеющимся произнесла Неждана. - Только я не убеждена, что это принесет нам счастье.
  - Но ведь вы не убеждены и в обратном?
  Неждана кивнула головой.
  - У меня ощущение, что вот уже некоторое время я все время нахожусь на развилке дорог.
  - Я постараюсь сделать вас счастливой, - горячо заверил Радлов.
  - Не надо меня делать счастливой, если я стану счастливой, то только благодаря себе.
  - Выходит, я ни причем. - Радлов даже почувствовал что-то вроде легкой обиды.
  - От вас будет многое зависеть. Может быть, даже слишком многое. Но вы должны жить своей жизнью, быть вместе совсем не означает, что каждый должен жить жизнью другого. Это означает, что каждый благодаря другому сможет жить гораздо более полной своей жизнью. Для меня смысл только в этом.
  Радлов с восхищением смотрел на девушку.
  - Вы действительно настоящий клад. Я даже не верю своему счастью.
  Неждана улыбнулась, затем слегка прикоснулась губами к щеке Радлова и пошла к дому.
  
  ***
  Обычно ужин тянулся довольно долго, так как одни приходили раньше, другие позже, и от начала до конца трапезы проходило немало времени. Но на этот раз все пришли почти одновременно. И почему-то все, не сговариваясь, вели себя тихо, мало разговаривали, не повышали голоса, при этом внимательно поглядывали друг на друга.
  Радлов давно не чувствовал в себе такого умиротворения, он посматривал на сидящих рядом людей и не испытывал по отношения ни к кому ни малейшего раздражения, ни искорки недоброжелательства. Да, эти люди крайне далеки от совершенства, многие из них несут на себе тяжелый груз убожества жизни. Но что поделать, это невозможно изменить, это надо принимать, если не с любовью, то, по крайней мере, с понимаем того, что так устроен мир. А если он так устроен, то значит, в этом есть свой резон, свой высший смысл. И даже если бывает трудно проникнуть в замысел того, кто все это сотворил, это не означает, что его следует отвергать, что с ним надо обязательно бороться. Любовью можно преодолеть то, что непримиримость лишь усиливает и ужесточает. И он напрасно пытался что-то изменить в этих людях, сталкивая их напрямую с собственной ограниченностью и бездарностью. Тем самым лишь способствовал тому, что они лишь упорствовали в этом своем состоянии. Его подход был изначально неверен, и его лишь оправдывает то, что в тот момент он не ведал никакого иного пути. Вернее, не верил в их действенности. Но сейчас перед ним вдруг открылась совершенно иная реальность, которая, как сцена, была еще совсем недавно скрыта непроницаемым занавесом. И для этого хватило всего одного разговора, чтобы его сознание очистилось бы от темных пятен наросшей на него плесени и засияло бы солнечным светом.
  Радов невольно взглянул на Неждану, которая как обычно сидела рядом с Карташевым. После их объяснения, они еще не виделись. И к своему удивлению. Радлов чувствовал, что даже не стремится к этому, пока ему было достаточно того, что она согласилась идти рядом с ним, что в его жизни наступает совсем, иной, самый счастливый период. А то, что это будет именно так, он нисколько не сомневался.
  Ему вдруг неудержимо захотелось высказать то, что переполняло его душу. Но он понимал, что не может себе позволить говорить теми словами, которые непроизвольно возникали внутри. Если он станет напрямую произносить то, что думает и чувствуют, никто просто не поверит ему, все будут уверенны, что он занимается демагогией. Что поделать, коли в современном обществе между искренностью и демагогией многие ставят знак равенства. И какое все же счастье, что он нашел человека, который придерживается прямо противоположных воззрений.
  Держа в руках бокал с вином, Радлов поднялся с места.
  - Друзья, я бы хотел произнести тост. - Он произнес эти слова негромко, но все его услышали и одновременно затихли. - Мне кажется, мы проводим тут время не напрасно. Не скрою, что когда я затевал этот семинар, то полагал, что он пройдет без конфликтов. Мы поговорим, как водится, немного поспорим - и спокойно разъедимся. Сейчас мне понятно, насколько я был в тот момент наивен. Ведь литература - это квинтэссенция жизни. И если жизнь так остро насыщена конфликтами, то литература - конфликтна вдвойне. Будь это не так, то встал бы вопрос - а нужна ли она вообще? Попытки сгладить, причесать литературный процесс, лишить его острейший идеологической наполненности делает его серым и безликим. Конечно, всегда остается литература, как развлечение, но она не стоит того, чтобы о ней вести особо речь. Несмотря на существенные разногласия мы все едины в одном - мы хотим творить, а не только развлекать и ублажать читателя. Хотя каждый из нас вкладывает в это слово свое понимание. Но это совершенно естественно, было бы ужасно, если бы в таком важном вопросе царило единомыслие, как в армии. Завтра я прочитаю свою последнюю лекцию о творчестве. А сейчас предлагаю просто выпить за этот неиссякаемый источник.
  Радлов осмотрел сотрапезников и обнаружил, что большинство из них не спешат последовать его призыву. Только Карташов и Неждана осушили свои бокалы, да еще Велехов слегка отпил из своего. Остальные же поставили их нетронутыми на стол.
  Охватившееся Радлова воодушевление слегка угасло. Странный он человек, всю жизнь считал себя реалистом, чем и гордился. И свои успехи связывал с прагматическим подходом жизни. Но при этом никак не может побороть в себе какой-то допотопный, а то и атавистический романтизм. Все ему кажется, что люди на самом деле не такие, какими пребывают в повседневной жизни, за этим, пусть даже очень толстым слоем обыденности в них есть что-то высокое и глубокое. Как вот в нем. Он отлично сознает, что часто ведет себя даже не просто расчетливо, а цинично, но ведь этим далеко не исчерпывается его суть. Было бы это так, то такая девушка, как Неждана, никогда бы не ответила на его призыв. И потому ему кажется, что и другие точно такие же. Хотя он уже ни раз обжигался на этом. Но, по-видимому, существуют вещи, в которые, несмотря ни на что, невозможно перестать верить.
  Радлов сел и стал быстро есть. Ему захотелось, как можно быстрей завершить ужин. Пусть они все катятся к черту, он постарается провести этот чудесный звездный вечер с Нежданой. Это будет их первый вечер после объяснения. И он не сомневается, что он окажется для них незабываемым. Он уверен, что интуиция его не поводит, эта девушка вернет ему то, что он подрастерял в последние годы, ведя чересчур беспорядочную жизнь. Но теперь он готов с ней покончить, он потому-то и вел ее, что рядом с ним не было человека, который бы заменил ему всех этих внешне блестящих, но внутренне пустых женщин. А сейчас у него появилась совсем другая женщина. И это все кардинально меняет.
  Но завершить поскорее ужин захотелось не только Радлову, это вдруг оказалось общим желанием. Прошло всего несколько минут - и стол опустел. Радлов было направился к Неждане, но она неожиданно исчезла в темноте вместе с Карташевым.
  Что-то темное вдруг стало быстро подниматься у него откуда-то из глубины, и ему стало неприятно от собственной реакции на ситуации. Ничего страшного не случилось, просто Неждана отправилась с Карташевым на вечернюю прогулку. Они же подружились, им есть о чем поговорить, что обсудить.
  Но попытка успокоить себя не слишком удалась. Внутри по-прежнему что-то жгло, не давало покоя. Радлов отправился на их поиски.
  Буквально полчаса назад небо было ясным и звездным, но сейчас тучи закрыли все это ночное освещение, и стало очень темно.
  Радлов почти на ощупь брел по берегу. Его шаги заглушал рев внезапно разгулявшихся волн. Некоторые из них даже смачивали его туфли, но он не обращал на это внимания. Его сознанием овладели мрачные мысли. А что если Неждана всего лишь насмеялась над ним, а сама предпочла другого, того же Карташева. Не случайно же она, даже не сказав ему ни слова, отправилась с ним. И где они сейчас, чем занимаются?
  В его воображение стали возникать одна за другой картины. Он пытался их отгонять, заменить на другие сюжеты, но они упрямо возвращались. И это угнетало Радлова.
  Он дошел до боковой кромки пляжа, дальше начинались скалы. Внезапно ему показалось, что он слышит чьи-то голоса. Он пошел на из звук. И вдруг остановился.
  Ветер усилился, и хотя люди были довольно далеко от него, воздушные потоки доносили до Радлова их голоса довольно хорошо. Он узнал их, они принадлежали тем, кого он искал.
  Стараясь не шуметь, он сделал еще несколько десятков шагов вперед. И остановился. Он не видел их, но слышал вполне отчетливо. Скорей всего они укрылись от ветра за каким-нибудь большим валуном совсем недалеко от него.
  
  Карташов: "Я не понимаю тебя, мы ведь так близки, так похожи друг на друга. Что тебя останавливает?"
  Неждана: "Да, мы в чем-то похожи. Но и различий в нас немало. В тебе есть то, что я не приемлю".
  Карташов: "Я могу узнать, что?
  Неждана: "Ты очень талантлив, но ты упоен своим талантом. Ничего не желаешь больше ни видеть, ни слышать"
  Карташов: " А разве таланта недостаточно, чтобы быть им упоенным. Мне ли тебе говорить, какая эта редкость в океане бездарности"
  Неждана: Ну вот, ты опять о своем. Даже если о таланте говорить постоянно, то это начинает утомлять. К тому же от самопоклонения он становится все мельче".
  Карташов: " Даже если это так, столько еще времени пройдет, пока мой талант измельчает".
  Неждана: "Все может случиться гораздо быстрей, чем ты полагаешь".
  Карташов: " Мы в последнее время все время говорим с тобой не о том"
  Неждана: " А о чем нам следует говорить?".
  Карташов: "Не спорю, я как любой другой человек, не идеален. Но мы все равно должны быть вместе".
  Неждана: "Почему?"
  Карташов: " Ты нужна мне, как источник вдохновения".
  Неждана: "Как странно, за сегодня я слышу эти слова второй раз".
  Карташов: "Кто же сказал их в первый раз? Впрочем, я и так догадываюсь. Это он".
  Неждана: "Да, он".
  Карташов: " Я так и предполагал, что он непременно заявит что-нибудь подобное. Он тебя никак не мог пропустить".
  Неждана: "Напрасно ты так говоришь".
  Карташов: "Постой, ты ответила ему: "да?"
  Неждана: "Да, я ответила: "да".
   Карташов: "Вот оно что. То-то он не спускал за ужином с тебя глаз. Ты осуждаешь меня, что я зациклен на своем таланте. Но именно он всю жизнь только и делал, что носился со своим талантом, как с списанной торбой. Да он ничего и знать более не желает. Такого второго самовлюбленного индюка во всем мире не отыщется".
  Неждана "Ты не прав"
  Карташов: " Я не прав! Только слепой может не видеть, что он озабочен исключительно собой".
  Неждана: "Это нормально. К тому же в отличие от многих у него есть чем быть озабоченным".
  Карташов: " Кто бы сомневался. Он самый озабоченный своим талантом человек в мире".
  Неждана: "Это не важно".
  Карташов: " А что же важно, я могу узнать?".
  Неждана: "То, что я буду с ним".
  Карташов: "Ты будешь с ним. Со мной быть не хочешь, а с ним хочешь".
  Неждана: "Я так решила".
  Карташов: "Но почему, я не понимаю. Чем я хуже. Я тебя обещаю, скоро я отниму у него славу. Она перейдет ко мне".
  Неждана: "Слава тут ни причем".
  Карташов: "Что же тогда причем?"
  Неждана: "Я почувствовала, что этот человек мне дорог и близок".
  Карташов: "А я не дорог и не близок".
  Неждана: "Так получилось. Я пыталась понять, сравнивала вас. Когда я сюда приехала и увидела вас, у меня сразу же возникло ощущение, что я должна буду сделать выбор между вами двоими.. Что один человек мой, а другой похож на моего, но не мой".
  Карташов: " И не твоим оказался я".
  Неждана: "Да. И с этим ничего не поделаешь".
  Карташов: "Я не согласен на такой вариант!".
  Неждана: "Ничего нельзя изменить".
  Карташов: "Нет, можно!"
  Неждана: "Володя, ты теряешь самообладание".
  Карташов: "А я уже потерял. Ты будешь прямо сейчас моей".
  Неждана: "Опомнись!"
  Карташов: "Не хочу!"
   Послушался шум, напоминающий шум драки. Несколько мгновений Радлов еще колебался; было неприятно обнаруживать себя. Но внезапно он услышал вскрик девушки и бросился ей на помощь.
  Карташов пытался уложить Неждана на землю, та отчаянно сопротивлялась. Радлов налетел на насильника и толкнул его.
  Несмотря на темноту, Карташов узнал его мгновенно. С криком: "Ненавижу вас!" он бросился бежать.
  - Как вы тут оказались? - удивилась Неждана.
  Я искал вас, внезапно услышал голоса. Ну и примчался. - Ему не хотелось говорить полуправду, но и правду сказать он не решался - Вы не пострадали?
  - К счастью, Володя не успел претворить свои гнусные замыслы в жизнь, - улыбнулась она. - Как вы полагаете, он мог бы это сделать?
  - Потенциально на это способен любой.
  - Вот и я так думаю, - согласилась Неждана. - Александр Львович, как вы думаете, что его ждет?
  - Он, в самом деле, талантлив. Но мне кажется, он не сумеет справиться со своим талантом. Талантом надо уметь управлять, как машиной.
  - Мы можем ему помочь?
  - Только если он этого захочет. А после того, что только что произошло, не захочет.
  - Мне тоже так кажется. Что же нам делать?
  - Ничего, - ответил Радлов. - Иногда высшее проявление уважения к человеку - это предоставить ему своей судьбе. Если он оказывается ниже своего таланта, поверьте, ему никто не поможет.
  - Вы правы, - грустно вздохнула Неждана. - А вы выше своего таланта?
  - Я всю жизнь бился за него, как рыцарь на турнире за свою прекрасную даму. Иногда проигрывал, но это только заставляло меня удваивать усилия в следующем раунде боя.
  - Чем будем заниматься? - вдруг спросила Неждана.
  Радлов почувствовал легкую растерянность, вопрос застал его врасплох.
  - Тем, чем вы хотите, Неждана.
  - Я согласна пойти в вашу в комнату, - сказала она.
  
  День девятый
  
  ***
   Радлов проснулся рано. Рассвет только разгорался, он посмотрел в окно и увидел, как с востока начинает свое победоносное шествие еще совсем бледное, не набравшее сил заспанное солнце. Он перевел взгляд на Неждану; девушка спала на животе обнаженной, даже не прикрытая одеялом, которое сползла к ногам. Стараясь не шуметь, он с каким-то благоговением стал изучать изгибы ее молодого тела. Он понимал, что этой ночью произошло чудо. Да, именно чудо, а ничто другое, так как он никогда не верил, что такое может с ним случиться. Это можно разве сравнить с обретением веры, с тем событием, что однажды произошло с одним человеком по дороге в Дамаск. Он никогда не верил в эту историю, как и во все другие истории, изложенные во всех священных книгах мира. Но теперь он начинает понимать, что такое вполне могло приключиться. Как это происходит - сказать он не берется. Наверное, в каждого человека заложен потенциал для преображения. Другое дело, что у большинства он остается не задействованным. И это лишает его высшего понимания смысла жизни, заставляет искать разного рода суррогаты. Вот и литература наполнена ими, как бочка сельдями.
  Радлов резко оборвал свои мысли. Думать о литературе хотелось меньше всего. Какое ему сейчас дело до нее. Очень нежно, чтобы не разбудить Неждану, он провел кончиком пальцем по ее позвоночному столбу. Но и это едва уловимое прикосновение разорвало вуаль сна девушки. Она повернулась на спину и положила его руку на свою грудь.
  - Как ты спала? - спросил он.
  - Замечательно. Все было замечательно. То, что было перед сном, замечательно и спала я тоже замечательно. Это была лучшая ночь в моей жизни.
  - У нас будет еще много таких ночей.
  Неждана едва заметно покачала головой.
  - Такой уже не будет. Разве в мире не все неповторимо?
  - Ты права, все неповторимо. Каждое мгновение отличается от другого. Изменчивость мира неиссякаема, только мало кто это замечает. Девяносто девять процентов жизни человека проходит им не замеченной, как полет малюсенького насекомого.
  - Я хочу все заметить, все обнаружить и все понять.
  - Да это программа на несколько жизней, - засмеялся Радлов.
  - А мне кажется, что ее хватит и на одну мою.
  - Ты хочешь очень много.
  Неждана села на постели и прикрыла себя одеялом.
  - Немного прохладно, - пояснила она. - Нет, хочу совсем не много, только быть с тобой.
  Радлов задумался.
  - И все же я не до конца понимаю, - произнес он.
  - Чего ты не до конца понимаешь?
  - Почему выбрала меня. Есть же он, молодой и очень талантливый. Кто знает, может, даже гениальный. А я не молодой и наполовину выдохся. Иду под наклон. Ты это понимаешь?
  Неждана кивнула головой. Радлов чтобы внимательней посмотреть на нее, даже слегка отодвинулся.
  - Но тогда, объясни. Это важно.
  - Наверное, это не объяснимо. Хочешь, чтобы я разложила все по полочкам. А ничего этого не было. Я слушала свое сердце. Сначала оно мне ничего не говорило, а однажды все сказала.
  - И что же сказало?
  - Это не был язык слов. Но если настаиваешь. - Неждана задумалась. - Я вдруг поняла, что ты несчастен. Обычно человек бывает несчастен от недостатка чего-то. А ты несчастен от излишества. От того, что так глубок, что сам пугаешься этой глубины. Но при этом то и дело заглядываешь в эту бездну. Вот увидишь, ты никогда не исчерпаешь себя. Это временно. Просто тебе надо сойти на новую глубину.
  Радлов с восхищением посмотрел на Неждану.
  - Откуда ты все это знаешь? Еще неизвестно, если бы не ты, пришли бы в мою неразумную голову когда-нибудь эти мысли.
  - Они появляются у меня словно бы ниоткуда. Еще минуту назад их не было. А потом я словно бы их позвала - и они прилетели. Я буду тебе верной спутницей, пока не прогонишь.
  - Этого не может случиться!
  Неждана загадочно улыбнулась, но ничего не сказала. Вместо ответа протянула руки к нему.
  - Иди ко мне!
  
   ***
  - Сегодня я прочту последнюю свою лекцию. Не потому, что я сказал уже все. Не вам мне говорить, что это невозможно, мы лишь краешком прикоснулись к неисчерпаемой теме. Но мне представляется, что мы дошли на какого-то нашего общего предела понимания друг друга. И все, что дальше бы говорилось, перестало бы восприниматься. И все же на одну тему я бы хотел порассуждать. Однажды один человек рассказал мне одну историю. Я пытался проверить ее по другим источникам, но мне так и не удалось. Вы, разумеется, знаете о подвиге педагога Яноша Корчака, который вместе со своими воспитанниками отправился в газовую камеру. Но он там оказался не единственным взрослым. В том лагере в тот момент находились два французских мима. Они не были заключенными, их привезли развлекать немецких солдат. Но эти два мима, узнав о судьбе детей, чтобы облегчить их участь, пошли вместе с ними на смерть. И говорили, что еще долго из газовой камеры раздавался детский смех. А за некоторое время до этих событий один из мимов написал примерно такие слова. Размышляя о смысле искусства, он говорил о том, что Бог сотворил мир, землю, человека. Но на этом остановился. А вот развить этот замысел дальше, наполнить его содержанием - это есть уже наша задача. Таким образом, мы выступаем соавторами Всевышнего. А искусство важнейший инструмент этого сотворчества.
   Я вовсе не настаиваю, что все так оно и есть на самом деле. Но почему-то мне эта версия кажется очень привлекательной. Она придает смысл нашим усилиям, позволяет понять, к чему вся эта титаническая работа. К тому же появляется еще одни важный момент, мы получаем критерий, дающий возможность отделить одних писателей от других. Это вовсе не случайно, что между нами завязался спор о значимости каждого из нас. И, как быстро выяснилось, эта тема оказалась более чем болезненной. Ведь каждый творческий человек, оправданно или нет, мнит себя творцом. Вот только насколько заслуженно.
  Я вовсе не собираюсь в какого-то тыкать пальцем, я хотел бы только, чтобы наш семинар не стал бы напрасно потраченным временем. Я бы хотел, чтобы каждый из вас спросил самого себя: для чего я творю, каким созидательным целям служат мои произведения? Между прочим, литература, да и все искусство выросло из потребности в сотворении мира. Он был диким и темным, абсолютно непознанным. И когда процесс познания пошел в гору, человек стал не только знакомиться и постигать божественный замысел, но стал активно его дополнять. И я совсем не исключаю, что даже в чем-то поправлять и, да не прозвучат мои слова кощунственно, исправлять. Другое дело в лучшую ли сторону? Но этот вопрос мы оставим сейчас без ответа.
  Важно другое, что с тех самых давних пор ничего не изменилось, запущенный процесс сотворения мира не прекращается ни на миг. Вот только все меньше писателей в нем участвует. Современная литература отказывается от того, чтобы изменять мир, творчество подменено на приспособление к существующей действительности, к извлечению из нее дивидендов. Все соревнуются только в этом. Не случайно мы получили взрывной рост числа писателей; иногда мне даже кажется, что в недалеком будущем их количество превысит количество читателей. Сегодня быть писателем становится все проще, пожалуй, уже даже проще, чем сантехником. А уж про хирурга я и не говорю. Едва ли не каждый более или менее образованный человек способен написать вполне приличный роман. Потому что он не занимается сотворчеством. Произведения пишутся на уже давно освоенных материалах, темах и приемах, идет бесконечное повторение одного и того же. Поиск сюжетов заменил творческий поиск, писатели перестали быть религиозными. Но не в смысле того, чтобы верить в какого-нибудь всеми признанного божества, а в том смысле, чтобы участвовать в бесконечном творческом процессе. О том, в чем значение, миссия человека спорят очень давно. Но я не вижу иного ответа, кроме этого. Мне всегда, даже еще в детстве, казалось бессмысленной вера в Бога. Не потому что Бога нет, а потому, что зачем нужна Богу вера в него людей? Он же не примитивный деспот, нуждающийся во всеобщем поклонении. Эта вера людей не творческих, лишенных божественного отсвета. Для них Бог - это раз и навсегда установленная данность, что-то вроде древней реликвии. Если уж Ему приспичило создать человека, то для решения более сложных задач. Не надо даже доказывать, что мир был Им сдан с большими недоделками. Почему это так случилось, не нам судить. Но факт налицо. И человек должен быть чем-то вроде прорабом, достраивать, усовершенствовать, улучшать первоначальную постройку. Вот те вопросы, которые я стал задавать себе, став старше. И кто знает, может быть, желание найти на них ответ и подвинуло меня встать на писательскую стезю. И все мои книги - прямо или косвенно написаны об этом.
  Мне иногда кажется, что кризис современного мира, о котором много витийствуют, как раз и связан с почти полной атрофией у человека религиозного сознания и замены его на религию. И не важно чему поклоняемся мы, кому возносим молитвы - гонорарам или какому-то божественному имени. Я убежден, что у Бога вообще нет и, не может быть, никакого имени. Зачем оно Ему, что отличать себя от других? Это даже не смешно. Но это так кс лову. Главное же в другом - в отсутствии попыток к сотворчеству с Ним. Литература не только не побуждает к такому процессу, а наоборот, всячески отговаривает от него своего читателя. Она убеждает его, что тот в мир, в котором он пребывает, что тот образ жизни, который ведет, - это вполне нормально. А самое важное - это достижение бытового и психологического комфорта. Мы оказались настолько поглощены лабиринтами нашего существования, что блуждая по бесконечным его ответвлением, забыли обо всем.
  Чувствую по вашим лицам, что начинаю вас утомлять. Поэтому стремительно приближаюсь к концу. Каждый сам решает, в какой лагерь себя записать, какой сделать выбор. Это вопрос не обсуждения и даже не одобрения, это вопрос хотите ли вы принять участие в самом грандиозном во Вселенной проекте, или желаете довольствоваться ролью обычного обывателя, не видящего дальше того, куда направлены его глаза. Но уж если вы выбрали ее, то, по крайней мере, отдавайте себе отчет в том, что вам предстоит сыграть. И не претендуйте на то, на что не можете претендовать.
  Впрочем, отдаю себе отчет, что мой призыв вряд ли кого-то заставит переменить свою позицию, скорей всего я прочел эту лекцию, чтобы обозначить свою. Мне бы не хотелось, чтобы между нами осталась бы что-то недосказанное. В любом деле следует поставить точку над i. Даже если эта точка воспринимается большинством, как враждебная.
  
  
  ***
  Какое-то время царило сосредоточенное молчание. Затем раздались аплодисменты. Но аплодировали не все, а только Карташов и Неждана. Никто больше даже не пошевелился.
  - Спасибо, - сказал Радлов. - Думаю, эта реакция знаменательна. Хотим мы того или не хотим, но мы всегда оказываемся на той или иной баррикаде. И тут уж ничего не поделаешь. Я давно пришел к выводу, что человек как бы внешне не был пассивен и безучастен, внутренне занимает определенную позицию, зачастую даже не отдавая себе в этом отчета. Мы все ужасно разделены, и с этим приходится жить. Но как бы не складывались мои отношения с каждым из вас, хочу выразить всем благодарность за то, что вы посетили мой семинар, слушали мои мысли. Тешу надеждой, что они хотя бы немного будут вам полезными.
  Почему-то все поспешно покинули помещение. Остались только Карташов и Неждана.
  - Вы впервые сказали что-то по-настоящему стоящее, - произнес Карташев.
  Радлову показалось, что еще секунду, и Карташов покровительственно похлопает его по плечу. На всякий случай, чтоб этого не случилось, он отодвинулся. Он все больше убеждается, что у этого парня ничего не выйдет. Даже при его большом таланте нужно обладать чувством меры. А оно если и было у него, за эти дни окончательно испарилось. Кто ему в этом помог? Уж не Велехов ли.
  - Самое удивительное, что эти мысли ко мне пришли только сегодня утром. - Радлов посмотрел на Неждану и поймал ее ответный взгляд; она все прекрасно поняла. Как же хорошо иметь рядом с тобой понимающего человека. Он всю жизнь страдал из-за его отсутствия. Может, и женщин потому часто менял, что не находил ту, что была ему нужна.
  Радлову вдруг сильно захотелось поскорее избавиться от присутствия Карташева. Все, что мог, он для этого парня сделал. Остальное зависит от него. Из всех людей на земле его сейчас интересует только Неждана.
   - Странно, что только сейчас, - не поверил Карташев.
   - Меня это обстоятельство и самого немного удивляет. - Радлов задумался. - Часто человеку, чтобы подняться на более высокий уровень понимания действительности, нужно очистить сознание от наросших на него пластов. Но для этого требуется какой-то толчок, что-то, что побудило бы его начать такую работу. В обычном состоянии наше сознание чрезвычайно пассивно, оно пребывает как бы во сне, все ее реакции обусловлены устоявшими представлениями. И нужен взрыв, чтобы они оказались бы снесены.
  - Вы хотите сказать, что у вас сегодня произошел взрыв? - допытывался Карташев.
  Радлов невольно взглянул на Неждану, и Карташов перехватил этот взгляд.
  - Получается, что так, - сказал Радлов. - Когда-то он должен был случиться.
  - Вам не кажется, это странным.
  - Не кажется, - мрачно ответил Радлов. Этот допрос начинал его выводить из себя. Чего он добивается.
  - А я знаю причины этого взрыва.
  - И что за причины?
  - Эту ночь вы провели вместе.
  - Володя, это тебя не касается, - вступила в разговор Неждана. - Мы с тобой выяснили отношения.
  - Нет, не выяснили.
  Он просто жутко неуравновешенный, мысленно отметил Радлов. Это-то его и погубит.
  - Я предлагаю разойтись, - сказал он. - А так же больше не поднимать эту тему. У вас, Володя, начинается новая жизнь. Я знаю Велехова, если он в вас поверил, он сумеет сделать вас известным и успешным. Не портите себе карьеру излишней горячностью. Это самый лучший совет из всех, который могу вам дать.
  - Больше в ваших советах я не нуждаюсь.
  - Значит, я выполнил свою миссию, - усмехнулся Радлов.
  - И весьма успешно! - красноречиво посмотрел Карташов на него.
  - Рад это слышать, а то у меня были сомнения.
  - Напрасно ты все это говоришь, Володя, - снова произнесла Неждана. - Разве тебе не понятно, что вы оба должны быть вместе.
  - Я привык пребывать в одиночестве и рассчитывать только на себя, - резко ответил Карташев.
  - Я тоже всегда пребываю в одиночестве и рассчитываю только на себя, - в свою очередь произнес Радлов.
  - Но теперь вы не один, - заметил Карташев, саркастически кривя губы.
  - Мне повезло. Может быть, впервые в жизни.
  - Мои поздравления. - Карташов посмотрел на Радлова и быстро вышел.
  
  
  ***
  Бельская быстрыми шагами вернулась в свою комнату. За ней, словно верный паж, едва успевая, шел Сальников. Бельская вошла в комнату и плотно закрыла дверь.
  - Ты понимаешь, что он нам наговорил?
  Сальников не очень уверенно кивнул головой. Бельская с откровенной насмешкой уставилась на него.
  - И что он сказал по твоему мнению?
  - Да зря ты так завелась, ну наплел всякой дури. Стоит ли обращать внимания. К тому же лекция последняя. К счастью больше мы его не услышим.
  - Олух! - От возмущения Бельская даже всплеснула руками. - Ты не понял, он же нас всех с грязью смешал. Мы никто, букашки, а вот он великий человек - соавтор самого Бога. А кто ему аплодировал?
  - Карташев.
  - Потому что он тоже считает себя таковым. Эти двое охвачены демоном гордыни. Я так думаю, Радлов и семинар затеял, чтобы продемонстрировать всем свое превосходство.
  - Ну а причем тогда Карташев?
  - Нет, ты все же ничего не соображаешь. Он идет ему на смену, только еще более заносчивый. Ненавижу таких, - вдруг с такой ненавистью произнесла Бельская, что Сальников удивленно посмотрел на нее. Она поймала его взгляд и улыбнулась. - Сядь рядом, - попросила она.
  Сальников сел рядом с ней на кровати. Она положила ладонь на его член и стала через брюки ласкать. Убедившись, что он стал упругим, убрала руку.
  - Мы уже много с тобой об этом говорили. Мне казалось, что ты все понял и принял мои слова к действию. А теперь выходит, что все мои усилия и посулы напрасны.
  На что его толкает, эта сучка, зло подумал Сальников. Странно, что она так жгуче ненавидит Карташева. Что-то тут не то. К нему вдруг пришла удивившая его мысль. Но чем больше он о ней думал, тем более правдоподобной она казалась Бельская полагает, что он чуть ли не дебил, но кое-что и он понимает. Такая страшная женщина не может не иметь комплекса неполноценности. Вовсе не исключено, что она положила глаз совсем не на него, Сальникова, а как раз на Карташева. А этот придурок ее отшиб, увязавшись за Нежданой. Вот Полина ему и мстит.
  После того, как ему стала ясна вся картина, он понял, что Полина права - что-то надо предпринять. Но не для того, чтобы наказать Карташева, а потому что это опасный соперник. Сейчас он отказал это образине, но кто знает, что будет завтра, не переменится ли ветер и не пригонит его к ней? Но как все это сварганить, вот в чем вопрос.
  Пока Сальников пребывал в размышлениях, Бельская внимательно наблюдала за ним. Она не могла проникнуть в его мысли, но отчетливо видела, как происходит в нем какая-то борьба.
  - Придумаем что-нибудь, - заверил Сальников. - Мы же писатели. А теперь давай займемся чем-нибудь более приятным.
  Он попытался обнять Бельскую, но та неожиданно уклонилась.
  - Как сделаешь что-нибудь, так и приходи, - проговорила она. - Все теперь окончательно все в твоих руках, дорогой.
  
  
  ***
  Влада вслед за Черницыным решительно вошла в его комнату, как к себе домой. Она сел на стул, положила одну голую ногу на другую голую ногу, закурила. По опыту она знала, что созерцание ее нижних конечностей приводит его в экстатическое состояние. Но сейчас к ее удивлению он даже не взглянул на это чудо природы. Черницын явно был погружен в своим мысли. И это ей решительно не понравилось.
  - Знаешь, дорогой, я и половину не поняла из того, что он наплел. Любит же этот Радлов говорить витиевато, - произнесла она. - Но я рада, что все это кончилось. Честно говоря, надоело его слушать.
  - А кто тебя заставлял, сама же приехала на семинар.
  Эта реплика понравилась Владе еще меньше.
  - Думала, что тут чему-то научат.
  - А тебя можно чему-то научить? - насмешливо поинтересовался Черницын.
  Влада вдруг почувствовала, что ситуацию надо спасать. Черт его знает, что творится с этим стариком. То ли климакс, то ли такое пагубное влияние оказывают на него лекции Радлова.
  - А знаешь, дорогой, нам лучше уехать сегодня. Соберем вещи и на вокзал. Прямо там купим билеты. Я помогу уложить твой чемодан.
  - Сегодня я не уеду, - возразил Черницын.
  - Но почему? - сделала она удивленное лицо.
  - Сегодня прощальный ужин.
  - Хочешь попробовать котлеты этой ведьмы.
  - Какой ведьмы? - не понял Черницын.
  Влада поняла, что сболтнула лишнее.
  - Это я так, я про Ермакову.
  - Весьма приятная женщина.
  Как она так промахнулась, стала корить себя Влада. Как могла забыть, что эта тварь является его почитательницей. Вот она ему и нравится.
  - Да, ничего, - пробормотала Влада. - Только одевается ужасно.
  - Не скажи, сегодня утром на ней был премиленький костюмчик.
  Влада это заметила. И отлично знала, на какие деньги он куплен.
  - А котлеты она делает даже очень неплохие, - продолжил панегирик Ермаковой Черницын. - Я ел с удовольствием. Правда, моя жена их готовит все же лучше.
  Владой овладела такая тревога, что она едва не вскочила со стула. За последние дни он ни разу не упоминал о жене. А тут перед отъездом вдруг вспомнил. Уж не намерен ли к ней вернуться этот старый козел?
  Она подошла к нему, села рядом и положила руку на свою грудь. Но не почувствовала никакой ответной реакции.
  - Посмотри на меня, милый.
  Черницын посмотрел и сразу же отвел глаза.
  - Я должен с ним поговорить еще раз, - сказал он.
  - С кем? - спросила девушка, прекрасно понимая, кого он имеет в виду.
  - Как с кем? - удивился Черницын. - Конечно, с Радловым.
  - Не понимаю, что нового ты хочешь услышать? - раздраженно пожала плечами Влада.
  - Нового? Не знаю. Иногда неплохо послушать и старое. Значение слов от частного употребление имеет свойство стираться.
  - Мне кажется, этого не стоит делать, - осторожно произнесла Влада. Она себя поймала на том, что не знает, как следует себя вести. - Сам посуди, что он тебе может сказать?
  - Как ты не понимаешь, - с досадой произнес Черницын. - Он поставил нас всех в положение вне игры. Знаешь, что это означает в футболе?
  - Не думай, что я такая дура, отлично знаю, - почти огрызнулась Влада. - Какая тебе разница, куда он тебя поставил. У тебя есть успех, деньги, разве этого не достаточно.
  - Мне много лет, вот-вот стукнет шестьдесят. Я просил Велехова издать собрание моих сочинений - и получил отказ.
  - Другой издаст.
  - И другой откажет.
  - Третий издаст. Издателей много.
  - Дело не в этом. Он хочет зачеркнуть все, что я делал.
  - Фигу ему! - Влада сотворила из пальцев знакомую миллионам людей комбинацию. - Ему это ни за что не удастся.
  - Если бы дело было в нем, - вздохнул Черницын.
  - Не понимаю, что с тобой случилось. Ну, послушал малость его. И из-за этого комплексовать.
  - С тобой говори, хоть не говори, бесполезно, - с досадой проговорил Черницын.
  - Ну, так и не говори. - Влада решила пойти ва-банк и в полной мере продемонстрировать обиду. - Раз считаешь меня такой глупой, то не стоит мен тут оставаться. Зачем тебе глупая женщина.
  С решительным видом она встала. Сделала паузу, ожидая, что он как-то отреагирует на ее слова. Но Черницын молчал. Громко стуча каблуками, медленно направилась к двери, ожидая каждую секунду, что он остановит ее. Но он не остановил.
  Влада подошла к двери, обернулась. И сердце покатилось куда-то вниз. Он даже не смотрел на нее. Она поняла, что в лучшем случае сейчас ему не до не. А в худшем... Но о худшем варианте не хотелось думать.
  Она открыла дверь и вышла.
  
  ***
  Сальников медленно прохаживался по парку. Он думал о том, а не стоит ему прямо сейчас сложить манатки и тихо, ни с кем не прощаясь, убраться отсюда по добру и по здоровому. Убраться то легко, а вот что дальше-то делать. Эта стерва Бельская полагает, что семинар для него прошел бесследно. А вот и не так, Радлов убедил его окончательно, что с писаниной надо заканчивать. Не его это дело, бабок на нем он не срубит. А на чем? Ничего другого пока не просматривается. Не на завод же идти грузчиком, ничем иным он там делать все равно заниматься не сможет. А с его комплекцией перемещать грузы в самый раз. Но он же не идиот, в конце концов, чтобы так поступать. Нужно искать другие варианты.
  Мысли Сальников снова вернулись к Бельской и ее патологической ненависти к Карташеву. В этой на вид спокойной бабе клокочет вулкан неутоленных страстей; это он стал постепенно понимать все ясней. Если кого-то она возненавидит, то не успокоится, пока его не уничтожит.
  Сальников вдруг подумал о том, что вовсе не исключено, что и он может стать объектом этой ненависти. И тогда неизвестно, на какие шаги она пойдет, чтобы утолить свое чувство. Да, попал он в капкан. С одной стороны у нее целый вагон денег, с другой - целое море ненависти ко всему человечеству. У того, кто постоянно пишет о любви, но сам не является ее объектом, рано или поздно начинает ехать крыша. Даже не верится, что природа так может устроить; женщина, чьими любовными романами зачитывается вся страна, по крайней мере, женская ее часть, сама лишена любви.
  Ладно, это все лирика. Если он хочет залезть в карман к этой стерве и там немного покопаться, он должен сделать то, чего она от него ждет. Легко сказать, а как? Кое какой опыт у него, конечно, имеется, в его богатой биографии много чего было. Но никогда он не преступал грань, за которой... А эта баба упрямо толкает его пойти дальше. Если его загребут, она не только пальцем не ударит, чтобы его вытащить, то даже не поморщится. Был и не был - вот и весь сказ.
  В любом случае ему нужен помощник. На него в крайней случае можно свалить вину. Да и вообще без него в таком деле не обойтись. И единственный человек, кто способен выполнить эту роль... Вот только захочет ли?
   Сальников постучал в дверь в комнату Шурчкова. Он знал, что тот один, так как видел, как Карташев, что-то весело напевая, направился к морю. Он прошел всего в метров десяти от Сальникова, но даже не посмотрел в его сторону, словно того и не существовало на свете. Да в каком-то смысле так и есть, он, Сальников, для него никто. Карташов же мнит себя гением, а что общего у гения и бездаря. Ладно, посмотрим, кто кем, в конце концов, окажется.
  Щурчков собирал чемодан.
  - Уже собираешься драпать отсюда? - спросил Сальников.
  Шурчков покосился на него.
  - Завтра утром. Просто люблю все делать заранее. К тому же улетаю самым ранним самолетом. Я уже договорился, Ермаков повезет меня в аэропорт в пять часов утра. - А ты когда?
  - Только вечером. Предлагал Полине утром, но она, видите ли, не любит рано вставать.
  - Вы теперь вместе, как нитка и иголка, - насмешливо произнес Шурчков. - Хорошую рыбину поймал.
  - Еще далеко не поймал, - признался Сальников. - Только думаю, что моя, а она вдруг срывается с крючка.
  Шурчков внимательно посмотрел на него.
  - Выпить не желаешь?
  - Даже очень желаю.
   Шурчков кивнул головой, словно другого ответа и не ожидал. Из чемодана извлек бутылку водки.
  - Пойдет?
  - Еще как пойдет!
  Они сели за небольшой столик. Шурчков разлил по стаканам водку.
  - За то, чтобы всем нашим врагам было плохо, а нам хорошо, а нам хорошо от того. что им плохо, - провозгласил он тост.
  - Замечательно. Только боюсь, им будет хорошо. Ну, давай.
  Они выпили.
  - Ты это о ком? - спросил Шурчков, не спуская с него взгляда.
  - Сам знаешь.
  - Ты за этим пришел?
  Сальников ничего не ответил, лишь выразительно посмотрел на собутыльника.
  - Тогда выпьем еще, разговор лучше пойдет, - предложил Шурчков.
  - Не возражаю.
  Они снова выпили.
  - Мы не можем все оставить в таком положении, - произнес Сальников.
  - Почему?
  - Нам будет это мешать жить. - Сальников задумчиво повертел в руках стакан. - Если увидим, что у него все прекрасно, мы места себе не найдем. Разве не так?
  - Похоже на то, - не сразу, но согласился Шурчков. - Зависть во сто крат хуже любви, жжет гораздо сильней. Жизнь становится не в радость. А ты не один, ты с ней?
  Сальников понял, что Шурчков говорит про Бельскую и кивнул головой.
  - Она его люто ненавидит. Не понимаю до конца только за что?
  - Какая тебе разница. Я его знаю, он может одним словом так обидеть, что до конца жизни не простишь. Вот и ей что-то сказал.
  - Наверное, ты прав. Но что дальше-то делать, она же требует.
  - Вот как, не предполагал, - усмехнулся Шурчков. - Ну и баба, не только страшна, как смерть, но еще и мстительна, как гарпия. Сочувствую, тебе будет с ней нелегко.
  - Есть за что мучиться, - откровенно проговорил Сальников.
  - И то хорошо, когда знаешь на что идешь. Я вот несколько лет мучался с Карташевым. А что получил.
  - Проблему надо решать.
  - Любую проблему надо решать, на то она и проблема, - вдруг засмеялся Шурчков.
  Сальников показалось, что тот пьян. Но внимательней посмотрев на него, понял, что это обманчивое впечатление. На самом деле, проверяет, как далеко он, Сальников, готов зайти. Сальников вдруг понял, что и сам не знает этого. Он вообще крайне смутно представляет, что делать.
  - И как ее решать? - спросил Сальников.
  - Достаточно кардинально, но не настолько кардинально, чтобы себя подставлять.
  - Легко сказать.
  Шурчков пожал плечами.
  - Всегда можно что-то придумать, мир полон случайностей.
  - Да, случайности случаются.
  Шурчков снова засмеялся.
  - Очень хорошо сказано, сразу видно талантливого писателя.
  Сальников нахмурился, что не укрылось от внимания Шурчкова.
  - Не обижайся, а то еще станешь думать, что я тоже являюсь твоей проблемой, да еще проблемой очаровательной Бельской.
  - Я не настолько глуп.
  "Хочется верить" - едва не произнес Шурчков, но во время остановился.
   - Нам ни к чему ссориться, - вместо этого примирительно произнес он.
  - И не собираюсь, - пожал плечами Сальников.
  - Вот и замечательно. Тогда мы вместе.
  - Вместе-то вместе, но что дальше?
  - Пока не знаю, - задумчиво протянул Шурчков - Но что-то мне подсказывает, что сегодня у нас будет веселый вечер. Будем держаться вместе, там и решим.
  - Хорошо, только не забывай, другого случая может не быть.
  - Я это очень хорошо понимаю. Передай своей нежной возлюбленной, что мы сделаем все, что от нас зависит.
  - Передам, - мрачно пообещал Сальников. - Наливай по последней.
  
  
   ***
  Велеховым владело глухое раздражение. То, что происходило, ему решительно не нравилось. Опять этот Радлов выиграл, покорил эту замечательную девушку. И она даст ему вторую жизнь. А он не хочет, чтобы она у него появилась. Хватит ему скакать на белом коне, пора падать с лошади. Радлов слова богу не знает, что не так давно он пытался устроить ему издательскую блокаду, через своих знакомых пустил слух, что он исписался, без конца повторяется, что от него отворачивается читатель. И к удовлетворению Велехова его усилия оказались не напрасными, ряд издательств отказались выпускать его произведения. Конечно, не все поддались давлению. И все же во многом благодаря его стараниям Радлов понес немалые финансовые потери. И был вынужден организовать этот дурацкий семинар.
  Велехов усмехнулся. Странный все же Александр человек, жесткий прагматик мирно уживается в нем с нежным романтиком, а законченный циник - с неувядаемым идеалистом. Начиная это мероприятие, он ведь действительно верил, что сможет что-то внушить этим остолопом, что в мире самое ценное - это бесконечный творческий самопоиск. Так он сказал однажды на студенческом диспуте. И он, Велехов, запомнил эти слова на всю жизнь. Сколько раз их потом Радлов предавал, но ведь - вот фантастика - не отказался от них. Что-то есть непостижимое в этом человеке, и это непостижимое является одновременно его силой и слабостью.
  Велехов знал, что с какого-то момента Радлов стал слабеть, выдыхаться. За последнее время он написал три романа, и каждый последующий, пусть не намного, но был хуже предыдущего. Не все это замечали, что Велехов, знающий его творчество почти наизусть, видел это отчетливо. И так радовался этому обстоятельству. И вот теперь эта девушка придаст ему второе дыхание, восполнит истощающий его творческий потенциал. Получается, что все его, Велехова, старания напрасны.
  Остается одна надежна - на Карташева. Он, Велехов, всеми своими внутренними органами чувствует, что этот парень способен затмить Радлова. Конечно, если раскурить его по полной программе. Не случайно, у этой пары не очень складываются отношения, каждый из них понимает, что они являются потенциальными соперниками. На этом он и собирается в ближайшее время играть. Причем, вовсе не обязательно это откладывать на потом, можно начинать портить настроение Радлову прямо сейчас.
  Радлова он разыскал на пляже. Несмотря на жару, он лежал на песке в одежде, закрыв глаза. По его лицу волнами прокатывались улыбки. Догадаться о чем он думает, было не трудно. По крайней мере, для него Велехова.
  Заслышав шаги, Радлов поднял голову. При виде Велехова улыбка улетучилась с лица. Он явно был не в восторге от его появления.
  - Это ты. Когда отчаливаешь? - без всякого интереса поинтересовался Радлов.
  - Завтра. Сегодня последний день в этом раю.
  - Изгнание из рая, - засмеялся Радлов.
  - Может быть, из рая, может быть из ада. Ты позволишь присесть рядом?
  - Когда тебе нужно было дозволение, - удивился Радлов.
   - Вдруг мое присутствие тебя обременяет? Может, ты хочешь побыть наедине?
  - Ты прав, мне хотелось побыть наедине. Но раз ты здесь, то садись. Кто может знать, когда случиться наша следующая встреча,
  - Мне почему-то кажется, что довольно скоро.
  Радлов не без удивления взглянул на Велехова.
  - С чего вдруг?
  - По твоим словам видно, что встречаться со мной ты не жаждешь.
  - А ради чего? Я не понимаю, что нас связывает? Только не талдычь про прошлое. За сроком давности даже преступления прощаются.
  - Преступления - да, а вот некоторые поступки - нет.
  - Сам что ли святой?
  - Вот в чем не был пока замечен, - усмехнулся Велехов.
  - А давай расстанемся почти как друзья, - вдруг предложил Радлов.
  - Не получится, - покачал головой Велехов.
  - Что так?
  - Это спор длиною в жизнь.
  Радлов как-то неопределенно махнул рукой.
  - Кто это определил? И главное зачем?
  - Я тоже как-то подумал: а о чем спорим? Не о женщине же.
  - И что ты решил? - с любопытством посмотрел на Велехова Радлов.
  - Каждый отстаивает свою правоту, свое право на то, чтобы быть таким, какой он есть. Правота одного из нас опровергает правоту другого. А потому вопрос не на жизнь, а на смерть.
  - Вот как загнул. А я никогда не был в восторг от себя. То есть был, но не от всего себя. Многое в себе мне не нравилось.
  - Но пользовался этими качествами ты сполна.
  - Я и не отрицаю. Но у меня не было иллюзий по поводу этих моих действий. Жутко хотелось успеха. Даже не представляешь, как хотелось.
  - Немного представляю.
  - Разве немного, - усмехнулся Радлов. - Но знаешь, если бы меня тогда кто-нибудь остановил, я бы остановился. Да, я этим пользовался, но в глубине души мне это никогда не нравилось.
  - Ты очень хорошо устроился, Саша. И грешишь и каешься, все одновременно.
  - Чего ты от меня хочешь, чтобы я вел себя, как святой. Я обыкновенный человек.
  - Вот уж не поверю, никогда обыкновенным человеком ты себя не считал. Мне кажется, что ты и родился с мнением о своей необыкновенности.
  - В чем-то ты прав. Я с раннего детства был убежден в своей исключительности, в своем таланте. Но я всегда отдавал себе отчет в том, что во всем остальном я вполне обыден. Мне хотелось славы, денег, женщин. И ради достижения этих целей я был готов в том чисел и на неблаговидные поступки. Один из них совершил против тебя.
  - Так ты признаешь?
  - А я разве когда-нибудь отрицал.
  - А то нет.
  - Наверное, ты снова прав.
  - Какой уступчивый. Таким я тебя еще не видел.
  - Я переменился.
  - Да ты просто метеор, когда мы сюда приехали ни о каких переменах не было и речи. Что же такое феноменальное случилось?
  - Случилось, - подтвердил Радлов.
  - Неужели на тебя так сильно повлияла эта девочка.
  - Не знаю, поймешь ли ты меня.
  - Напрягу все извилины.
  - Не эта девочка, а то, что скрывается за ней.
  Велехов с недоумением посмотрел на Радлова.
  - Прости, но переоценил себя. Не уразумел.
  - За каждым из нас кроется некая реальность, за одними реальность низшего плана, а за другими - более высшего.
  - Кажется, начинаю постигать все глубокомыслие твоих слов. Например, за мной, разумеется, стоит реальность самого низкого плана.
  - Заметь, Леонид, это ты сказал.
  - Можно подумать, если бы я это не сказал, ты бы так не подумал.
  - Подумал, - признался Радлов.
  - Но я не верю в твое преображение. Даже с помощью высшей реальности, которая располагается прямо за этой девочкой. Я тебе другое скажу: ты сделаешь ее несчастной.
  - Это почему?
  - Потому что обманываешь себя и ее. У тебя ничего не получится. Пройдет немного времени - и потянет на старое.
  Какое-то время Радлов молчал.
  - Хочешь отомстить мне и внушить мысль о тщетности того, что все может быть по-другому.
  - Знаешь, на тебя мне наплевать. А вот ее жалко. Мне она тоже нравится, таких чистых людей я мало встречал.
  - По-моему, ты их вообще не встречал.
  - Это что-то меняет? - усмехнулся Велехов.
  - Меняет. Ты завидуешь чужому счастью. Особенно моему.
  - Ошибаешься, потому что не верю, что оно долго продлится. У вас все кончится плохо. Или я совершенно не знаю тебя. И пока не поздно, сделаю благое дело, предостерегу Неждану от того, чтобы она не связывала бы жизнь с таким типом, как ты.
  Радлов вдруг вскочил.
  - Это подло!
  Велехов громко захохотал.
  - И это говорит человек, который спал с женой лучшего друга. А потом совсем ее увел. Не сомневайся, мой дорогой и старый друг, сделаю это непременно. Она ведь многого о тебе не знает. А я восполню этот пробел. Ведь ты сам сделать это не желаешь.
  - Не лезь в чужие дела.
  - А для меня это совсем не чужое дело. Ты оскверняешь все, к чему прикасаешься.
  - Говорю, не лезь.
  - А то что? - Велехов тоже встал.
  Они смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью.
  - Однажды мы с тобой подрались, - произнес Радлов.
  - Из-за какого пустяка.
  - Как сказать, ты сказал гадость о девушке, с которой я пришел в тот вечер.
  - И с которой ты в следующий вечер расстался
  - Это не имеет значение. В тот вечер же я был с ней.
  - И к чему все эти трогательные воспоминания?
  - Оставь Неждану в покое, мы сами во всем разберемся.
  - Извини, но я ее предостерегу.
  Радлов ударил Велехову в подбородок. Удар был не слишком сильный, но от неожиданности он упал. Но тут же вскочил и набросился на противника. Они дрались в полной тишине, никто не произносил ни слова, но дрались напряженно, пыхтя и сопя. Велехову удалось расквасить Радлову нос, и из него брызнула кровь.
  - Что вы делаете? - раздался громкий крик.
  Мужчины замерил на месте, и одновременно повернули головы на голос. К ним со всех ног бежала Неждана. Поравнявшись с драчунами, она с изумлением посмотрела на них, затем бросилась к Радлову. Достав платок, вытерла его лицо.
  - Неждана, мне нужно с вами поговорить на важную тему, - произнес Велехов.
  Девушка удивленно посмотрела сначала на него, затем на Радлова.
  - Поговори с ним, Неждана, а я пока погуляю, немного остыну - сказал Радлов и медленно направился с пляжа.
  
  ***
  Неждана вопросительно смотрела на Велехова. Но не спешила говорить. Велехов тоже молчал, совершенно неожиданно для него им овладела нерешительность; он вдруг стал сомневаться в том, стоит ли начинать этот разговор. А вдруг он совершает роковую ошибку, вмешивается в дело, в какое не имеет право вмешиваться. Но такое состояние длилось не больше минуты, он вспомнил стычку с Радловым и утвердился в правильности своего намерения. Они как были, так и остались врагами. И вряд ли что-то способно это изменить.
  - Я хотел с вами поговорить, Неждана.
  Она продолжала на него все также странно смотреть, словно бы взвешивая его на невидимых весах.
  - А я хотела бы знать, что тут произошло?
  Велехов в знак согласия опустил голову.
  - Об этом я как раз и хотел с вами поговорить. Хотя не только об этом.
  - Странно, - внезапно произнесла Неждана.
  - Что странного? - посмотрел на нее удивленно Велехов.
  - С самого начала семинара вы не выражали желания общения со мной. А когда пришла пора уезжать, вдруг заговорили.
  - Появилась причина.
  - И поэтому вы подрались с Сашей.
  - С Сашей, - усмехнулся Велехов. - Можно сказать и так. Я вижу, вы очень сильно сблизились.
  - А вам это не дает покоя.
  - Как ни странно, вы угадали.
  - А по-моему, ничего странного, люди так не любят наблюдать за чужим счастьем. Зато чужое несчастье делает их счастливыми.
  - Полностью с вами согласен. Ваше счастье меня не радует.
  - Ничем не могу помочь.
  - А у вас, несмотря на ангельский вид, довольно острый язык.
  - Ангелам тоже приходится защищаться. У них нет иммунитета.
  - Какое верное замечание! В сущности, об этом я и хотел с вами поговорить. Вы так восхитительны, так необычны. Иногда вы даже мне кажитесь пришельцем из другого мира. И когда я думаю, в какой омут вы можете угодить, мне становится вас искренне жаль.
  - Омут - это Радлов.
  Велехов задумчиво посмотрел куда-то вдаль.
  - Я знаю его больше двадцати лет. Есть люди, которые приносят другим счастье, а есть - несчастье. Он как раз из второй категории.
  - И это все, что вы хотели мне сказать. Я это знаю не хуже вас. Только я с этим не согласна.
  - Я не совсем понимаю, вы согласны с тем, что Радлов принадлежит к тем людям, которые приносят несчастье. Но при этом вы не согласны с таким утверждением.
  - Именно так, - насмешливо посмотрела Неждана на Велехова.
  - Тогда поясните.
   - Женщины, которые были с ним, хотели, чтобы он сделал бы их счастливыми.
  - А вы этого не хотите?
  - Быть счастливой - нет.
  - Извините, я вас не совсем понимаю. Чего же вы тогда хотите?
  - Не знаю.
  Велехов развел руками.
  - В таком случае, зачем он вам. Он высосет вас, как паук, и однажды бросит. Он так поступает со всеми.
  - Он высасывал их в надежде наполниться ими. А когда понимал, что это невозможно, то бросал. Я же стану его наполнять все новым содержанием. Зачем ему меня бросать. А если бросит, это будет всего лишь означать, что я выполнила свою миссию. Ужасно, когда люди давно уже не могут друг другу ничего дать, а продолжают жить вместе.
  - Вот вы какая, - несколько озадаченно протянул Велехов.
  - Поэтому я и выбрала Сашу. В нем есть то, чего нет в большинстве других, - он тянется к свету. Он всегда мечтал о другой жизни.
  - Мечтал, но не жил.
  - А вот вы даже и не мечтали.
  - Я старался не предаваться бессмысленным упованиям. Они уводят нас в сторону, ничего не давая взамен.
  - А мне всегда казалось, что только когда человек уходит в сторону, он выходит на главную дорогу. Я знаю, Саша всю жизнь подсознательно стремился именно к этому, но никак не решался этого сделать. Знаете, в чем отличие между вами?
  - С удовольствием послушаю.
  - Вам всегда этот мир казался полностью достаточным для этой жизни. Если бы это было бы вам под силу, вы бы его даже намного сузили. А Саше он был всегда мал, подсознательно он стремился расширить его до беспредельности. Когда я первый раз прочитала его роман, то сразу поняла: это тот человек, который мне нужен. И когда случайно увидела объявление о семинаре, то даже не могу выразить, что я тогда почувствовала. Это был зов судьбы. Вы хотите поссорить меня с Сашей, хотите убедить, что ничего хорошего мне жизнь с ним не сулит. Не старайтесь напрасно, все равно не получится. Мы с ним надолго. А что будет не просто, так я и не сомневалась с самого начала. Хотите, скажу вам одну вещь.
  - Скажите.
  - Вы всегда будете ему проигрывать. А попытки взять реванш, только сделают ваш проигрыш еще грандиозней. Лучше даже не тягайтесь с ним.
   Велехов смотрел на Неждану и чувствовал странную смесь ненависти и восхищения. В нем нарастало ощущение главного проигрыша в жизни. Это была не просто победа Радлова, это был его, Велехова, разгром, полный и окончательный. В этой девушки Радлов нашел то, чего он даже и не искал. Или и не мечтал найти. И теперь Велехов не знал, как поступить. Вряд ли он быстро успокоится, этот союз будет жечь его на протяжении долгого времени. Уж лучше бы он ничего не знал о нем.
  
  ***
  Радлов с тревогой ожидал окончания разговора. Он не мог сидеть и бесцельно ходил кругами вокруг дома. Внезапно из него вышла Бельская направилась к нему. Кажется, ему не удалось удержаться от того, чтобы не поморщиться. И по пристальному взгляду женщины он понял, что она заметила его реакцию. Ну и плевать! Завтра все разъедутся
  - Вы что-то сильно нервничаете, дорогой Александр Львович, - почти пропела Бельская. - Чем-то расстроены?
  Радлов посмотрел на нее, пытаясь понять, потаенный смысл ее слов.
  - В какой-то мере. Надеялся на большее.
  - И напрасно, - снова почти пропела она. - Я всем удовлетворена. Я почерпнула много полезного. За что вам безмерно благодарна.
  Радлов с некоторым недоверием посмотрел на нее.
  - И что же вы почерпнули такого ценного?
  Ответ Бельской удивил Радлова.
  - Это сложно выразить словами. Я поймала себя на том, что стала думать немного иначе. И все благодаря вам.
  - Мне приятно это слышать, в принципе ради этого я все и затевал. Человека можно многому научить, привить ему навыки. Но если не изменить мышление, не поднять уровень сознания, результат будет совсем незначительным. Хороших ремесленников в нашем цеху и без того достаточно. А вот оригинальных авторов становится все меньше.
  - Это вы уже говорили.
  - Вот видите, начинаю повторяться. В самом деле, пора сворачивать.
  - Но я хотела вас спросить о другом. А что приобрели вы за эти дни?
  - В вас говорит профессиональный интерес?
  - Может быть. Но не только. Мне это интересно как человеку и даже как женщине.
  - Мне трудно сформулировать.
  - Прошу вас, попробуйте.
  - Ну, хорошо, - вздохнул Радлов. - Только не обессудьте. Я понял, что ситуация гораздо более тяжелая, чем я предполагал. И битва предстоит в каком-то смысле кровавая.
  - Уж, не со всем ли миром вы собираетесь биться.
  - Как ни странно вам это покается, но я готов к этому как никогда.
  - И что же вас на нее вдохновило?
  - Я почувствовал прилив сил, прилив творческой энергии. Как писатель, вы должны меня хорошо понимать.
  - Как писатель, я знаю, что для этого должна быть веская причина. Я редко испытываю беспричинное вдохновение, если оно появляется, то его вызывают конкретные обстоятельства.
  - А знаете, до самого последнего времени я испытывал творческий экстаз, который рождался сам по себе. Но сейчас вы правы, внешние причины толкают меня вперед. Хотите, признаюсь, я созрел для того, чтобы бросить вызов. И семинар мне сильно помог. Он дал мне для этого силы.
  - Будет любопытно понаблюдать за вами.
  - Понаблюдайте.
  - Что я и делаю, - усмехнулась Бельская и посмотрела в сторону. К ним быстро приближалась Неждана.
  Девушка подошла к ним. Но Бельская не спешила отойти. Она продолжала стоять и даже не пыталась скрывать, что наблюдает за этой парой.
  Неждана поцеловала Радлова в щеку.
  - Все хорошо, ни о чем не беспокойся, - сказала она. - Он слишком слаб и ничтожен, чтобы нарушить наш союз.
  - Вы это о ком, Неждана? - живо заинтересовалась Бельская.
  Радлов недовольно посмотрел на нее, обсуждать свои с Нежданой дела в присутствии этой особы ему совершенно не хотелось. Но девушка думала совсем иначе.
  - Только что Велехов пытался настроить меня против Саши. Вы тоже завидуете нашему счастью?
  - Счастью завидуют всегда и все, - отозвалась Бельская. Ее глаза вдруг ярко засверкали.
  - Это и делает тех, кто завидуют, несчастными, - ответила Неждана.
  - Как знать, - пробормотала Бельская. - Иногда в чужом несчастье можно как раз найти самое большое свое счастье.
  Радлов и Неждана переглянись, затем, как по команде, посмотрели на Бельскую.
  - Вы говорите страшные вещи, - произнес Радлов.
  - Никто до конца не знает, какие вещи страшные, а какие нет. Вы привыкли к одному, а другие к другому. Спасибо, Александр Львович, за семинар. Впрочем, он еще не окончен, - задумчиво произнесла Бельская и направилась к дому.
  
  ***
  Шурчков вошел в комнату, Карташов что-то писал, сидя на кровати. Несколько минут он внимательно наблюдал за ним, но тот даже не поднял головы, словно бы он и не заметил появление своего соседа. Но Шурчков нисколько не сомневался, что тот знает об его присутствии. Только больше он его настолько не интересует, что не хочет уделить ему даже взгляда.
  Шурчков ощутил привычный прилив ненависти. Но на этот раз она его обрадовала; это чувство поможет ему выполнить задуманное. Даже хочется усилить его. А чем сейчас не удобный момент.
  Шурчков сел рядом с Карташевым на его кровати и заглянул в блокнот. То, что в нем писал Карташев, интересовало его меньше всего. Другое дело реакция Карташова на его поведение, это то, ради чего он готов постараться.
  - Пишем, - проговорил Щурчков.
  Карташов с откровенным недовольством взглянул на него.
  - Тебе что за дело. Время твоей заботы обо мне кануло в лету. Займись своими делами.
  - А если это и есть главное мое дело.
  - Это вообще не твое дело.
  - Не слишком ли быстро ты вознесся на недосягаемые высоты? - насмешливо спросил Щурчков.
  - В самый раз. - Карташов с явным недовольством отложил блокнот. - Жалею, что раньше откладывал. Ты долго и довольно успешно внушал мне чувство неполноценности. Могу признаться, иногда я даже начинал верить.
  - Зачем это мне?
  - Все очень просто, моя неполноценность как бы оправдывала твою неполноценность. Жутко древний, но по сей день очень распространенный прием. Борьба бездарности с талантом - самая ожесточенная из всех видов борьбы.
  - Я так понимаю: бездарность - я, талант - ты, следовательно, я борюсь с тобой, хочу низвергнуть тебя с высоты до своего уровня.
  Карташов кивнул головой.
  - Все так и есть, даже ты это стал понимать. Именно об этом я и собираюсь писать новый роман. В его основу будут положены наши взаимоотношения, твоя попытка меня убить. Причем, не только морально, но и физически.
   На лбу Шурчкова выступил холодный пот.
  - Это не правда, я всегда хотел тебе помочь, - пробормотал он
  Карташов засмеялся.
  - Ты сам этому не веришь. Ты не из тех, кто вообще помогают кому-то, кроме злобы и ненависти ничего другого ты не в состоянии испытывать. И я этого всего нахлебался вдоволь. Но знаешь, Игорь, я тебе даже очень благодарен.
  - Ты мне? - удивился Щурчков.
  - Ты мне дал великолепный опыт. Я кончиками пальцем чувствую, какой это будет великолепный роман. Особенно впечатляюще получится твой образ. Во-первых, я тебя знаю, как свои пять пальцев, если не лучше. А во-вторых, ты по-своему колоритная личность. Меня не оставляет ощущение, что ты совершенно темен внутри. Ни одного лучика света. Живи в другую эпоху, мог бы стать палачом или инквизитором. Впрочем, в каком-то смысле ты ими и являешься. Когда ты пытался меня удушить, то как раз и занимался своим исконным делом, для которого предназначен.
  - Вот значит, как ты обо мне думаешь, - скривил губы Шурчков.
  - Какой ты есть, так о тебе и думаю. Был бы другим, думал иначе.
  - Хочешь сказать, что я полное ничтожество?
  - Хочу.
  - А ты не боишься?
  Карташов насмешливо посмотрел на него.
  - Тебя что ли?
  - Сам сказал, что в романе мой прототип тебя убивает.
  - Пытается убить, - поправил Карташев. - Как будет, еще не решил. Но то прототип, а то ты. Ты по большому счету ни на что не способен. Тем более на убийство. Подраться со мной как следует, и то не можешь.
   Шурчков на несколько мгновений даже закрыл глаза. Он все же добился своего, ненависть клокотала, бурлила в нем, как вода в горячем источнике. Посмотрим, кто на что способен, пообещал он.
  - Не буду спорить, жить покажет, кто из нас прав, - со зловещей улыбкой проговорил он.
  Карташов снова взял блокнот.
  - Это, пожалуй, единственное твое утверждение, с которым я хоть как-то согласен. А давай договоримся, что мы чужие люди. Я бы даже сказал: незнакомые. Мне не о чем с тобой говорить. Завтра расстанемся навсегда. Поэтому не мешай мне работать.
  Шурчков встал с кровати Карташева.
  - Ты прав, завтра мы расстанемся. А сегодня потерпи меня еще немного. Все-таки я твой прообраз.
   Он посмотрел на Карташева, тот снова что-то быстро писал в блокноте, больше не обращая ни малейшего внимания на него. Значит, он больше для него не существует. Ладно, посмотрим, чья возьмет. Ему надо срочно переговорить с Сальниковым.
  
  
  ***
  Ермакова постучалась в дверь и, не дожидаясь приглашения войти, резко отворила ее. Радлов и Неждана сидели обнявшись. При виде женщины они даже не подумали отодвинуться друг от друга.
  Ермакова неодобрительно посмотрела на влюбленных и поджала губы.
  - Что вам, Мария Григорьевна? - спросил Радлов.
  - Я по поводу вечернего банкета, - ответила женщина.
  - А что с ним, он у нас был запланирован с самого начала. В чем вопрос?
  Ермакова как-то странно взглянула на Радлова.
  - Я подумала, что в связи со сложившейся обстановкой, вы не захотите устраивать прощальный ужин.
  Теперь пристально посмотрел на нее уже Радлов.
  - А что за обстановка у нас сложилась, что требует отмены прощального ужина?
  - Ну, как что, все же переругались.
  Радлов взглянул на Неждану.
  - Как видите, мы не переругались. Я бы даже сказал наоборот, могу вам объявить радостную весть: только что я сделал предложение руки и сердца госпоже Буковой. И она любезно ответила согласием. Даже ради того, чтобы отметить это событие, стоит устроить банкет. Да и само завершение семинара заслуживает этого события. Поэтому за дело, Мария Григорьевна. Время идет к вечеру, а я так понимаю, что у вас еще и конь не валялся.
  - За меня не беспокойтесь, я сделаю все, как надо.
  - Рад слышать.
  Ермакова двинулась к выходу.
  - Мария Григорьевна, - вдруг догнал ее голос Радлова, - а почему вы считаете, что мы все перессорились?
  Женщина остановилась и повернулась к Радлову.
  - Вы думаете, если я из народа, то значит, глупая и ничего не вижу и не соображаю.
  - А что вы видите и что соображаете?
  - Разве вас интересует мое мнение?
  - Представьте себе.
  - Хорошо. - Ермакова вдруг села на стул. - Тогда я выскажусь. Только не обессудьте.
  - Постараюсь, - заверил Радлов.
  - Очень вы о себе высокого мнения, Александр Львович. Отсюда и все неприятности. Никому это не нравится. Будь я на вашем месте, вела бы себя скромней.
  - Вопрос не в том, какого я о себе мнения, уважаемая Мария Григорьевна, а в том, насколько оно оправдано. Человек должен стараться иметь о себе объективное представление. Быть скромным вовсе не означает себя принижать.
  - Вам оно, конечно, видней. Только теперь под конец могу вам честно сказать: мне ваши книжки совсем не по нраву. То ли Полина Анатольевна или Сергей Юрьевич - это писатели, от их книг не оторвешься. А на ваших я на пятой странице засыпала.
  - Сон - это действительно серьезный критерий. Придется с вами согласиться, я никудышный писатель.
  Ермакова подозрительно посмотрела на Радлова.
  - Смеетесь надо мной. А напрасно. И старик мой того же мнения.
  - Глас народа, глас божий.
  - Думаете, не понимаю, что мнения таких, как я, вы ни во что не ставите. Считаете недоумками.
  Лицо Ермаковой раскраснелось, а глаза заблестели. И Радлов ощутил глухое раздражение. В этой женщине было все то, что он всегда ненавидел: заскорузлость мышления, нетерпимость к чужой неординарности, уверенность в своей правоте, полное отсутствие желания расширить горизонт своего сознания. А, собственно, почему он должен ее щадить, она же говорит ему то, что думает. И он имеет полное право ответить тем же.
  - Вы правы, считаю вас и таких, как вы, недоумками. Ваш ум полностью лишен способности к саморазвитию. Поэтому ваши суждения не представляют для меня ни малейшей ценности. То, о чем я пишу, выше вашего понимания. Так что говорить нам по сути дела не о чем. Идите на кухню и занимайтесь тамошними делами.
  - А я ведь с самого начала знала, что вы так обо мне думаете. Напрасно вы, Александр Львович, нос так высоко задираете. Ни вы, ни ваше фифочка, - посмотрела она на Неждану, - никогда не будете счастливы.
  - Почему вы так думаете, Мария Григорьевна? - спокойно, даже доброжелательно спросила Неждана.
  - Потому что считаете себя всех умней. А это не добра не доводит.
  - Кто-то же должен быть всех умней. Почему не могу им быть я, - насмешливо проговорил Радлов. - Я понимаю, у вас симпатию вызывают те, кто всех глупей. Но уж, извините, каждому свое.
  - Мы еще посмотрим, кто окажется самым умным, а кто самым глупым, - пробормотала Ермакова.
  - По поводу самой глупой, мне тут уже все ясно. Идите и занимайтесь приготовлением банкета. Вы тут для этого, а не для того, чтобы спорить со мной.
  Ермакова встала.
  - Конечно, я пойду на кухню. Вы полагаете, что это мое единственное место, где я должна находиться. Но никто не знает, кто и где окажется в конечном итоге.
  С гордо поднятой спиной Ермакова прошествовала к выходу. Несколько секунд после ее ухода они молчали.
  - Ты осуждаешь, что я так с ней говорил? - спросил Радлов.
  - Мне было это не очень приятно.
  - Мне - тоже. Но я вдруг понял, что если есть смысл говорить, то только то, что думаешь. Люди - ужасный материал, и подыгрывать им значит, на самом деле оказывать плохую услугу. Тогда им кажется, что они на правильном пути, и что мир такой, каким он им представляется. А это крайне опасное заблуждение. И если не бороться с этими представлениями, в конечном итоге они завладеют всем. Знаешь, это может, звучит странно, но в какой-то момент я вдруг понял, что больше всего пользы получил от семинара я сам. Многие вещи предстали для меня в гораздо более ярком свете, на многие стал смотреть иначе. Иногда мне даже кажется, что я проснулся после долгого сна. Это твоя заслуга, ты меня разбудила.
  - Ты сам был готов к этому, чтобы проснуться.
  - Честно говоря, не уверен. Я так сильно поклонялся успеху, что не представлял, что может быть что-то иное. Да я понимал иллюзорность этого божества, но и не думал от него отказываться. Одно дело слова и речи про высокое, другое - реальная жизнь.
  - Что же изменилось?
  - Во мне созрела потребность объединить свои мысли и свою жизнь. Наш союз для того и возник, чтобы осуществить этот план. Я точно знаю, без тебя ничего не получится. Сколько раз я обещал себе, что однажды начну новую жизнь. Но никогда серьезно к этому не относился. А сейчас знаю, что действительно ее начинаю. Хотя перед семинаром даже и не думал про такую возможность. Всего лишь хотел немного подзаработать. Вот ведь парадокс.
  - Так часто бывает, - улыбнулась Неждана, - когда ищем, не находим, а когда не ищем, как раз и находим. Тебе, как писателю, такие неожиданности должны быть особенно близки.
  - В романах, но не в жизни. В ней всегда хотелось определенности и предсказуемости.
  - И сейчас хочется?
  Радлов посмотрел на девушку.
  - Впервые мне хочется в бой не только за себя. Господи, чудны дела твои.
  Они засмеялись, а затем оказались в объятиях друг друга.
  
  
  ***
  Вечер спустился на землю тихо и незаметно. Зажглись первые звезды, а с моря мягко и неназойливо зашелестел ветерок. Радлов вышел из дома и посмотрел на полянку, где обычно проходили трапезы. Все уже собрались. Но никто пока не пил и не ел, участники семинары ходили кругами по периметру лужайки, словно ожидая команду начать банкет.
  Радлов подошел к собравшимся.
  - Добрый вечер, господа, - поздоровался он.
  Ответ прозвучал как-то глухо, как будто никто из находящихся здесь не хотел с ним поздороваться. И сделал это через силу. Но Радлов решил не обращать внимания на подобные, как он сказал себе "мелочи". Его задача достойно завершить это начинание. А дальше все разъедутся по своим делам. Честно говоря¸ ни с кем из участников семинара он не испытывает желания продолжать знакомство. Разумеется, Неждана не в счет. Но им владело и другое желание, насколько это возможно примерить всех и примириться со всеми. Это стало бы достойным началом нового этапа его жизни. Именно по этой причине ему и захотелось устроить банкет. Где еще это можно сделать, как ни на нем. Поэтому он специально попросил Ермакову не делать классического русского застолья, а организовать нечто вроде коктейльного приема, когда напитки и закуски носят официанты, а гости стоя общаются между собой. За границей он неоднократно бывал на подобных мероприятиях и находил их более полезными, чем тогда, когда все сидят за общим столом и напиваются вдрызг. Конечно, с точки зрения набивания желудка разными яствами, это несравненно более удобная форма, зато с точки зрения общения не идет ни в какие сравнения с возможностями таких вот пати.
  В качестве официантов выступали супруги Ермаковы. Радлов поймал далеко не самый любезный взгляд женщины, но вот уж на что он не собирается обращать внимание, так на эту мегеру. От нее нужно лишь одно: чтобы она исправно выполняла свои обязанности.
  Радлов вдруг поймал себя на том, что его желание расстаться со всеми участниками семинара на доброжелательной ноте, не включает эту женщину. Он прекрасно осознает, насколько это неправильно. Но что делать, если его душа к ней не лежит настолько, что ничего хорошего ему даже не хочется сказать ей на прощание. И все же если он сумеет переломить себя, это было бы здорово. Неждана непременно одобрит такой его поступок.
  Он подошел к Ермаковой и взял с подноса бутылку шампанского.
  - Друзья! - громко произнес он. - Предлагаю выпить за успешное завершение нашего семинара.
  - Вы полагаете, что он завершился успешно? - неожиданно спросил стоявший рядом Шурчков.
  Радлов иронично взглянул на него.
  - По крайне мере, все остались живы, никто серьезно не пострадал. Это ли не достижение.
  - Но семинар еще не завершился. Вот когда мы разъедимся, тогда и можно сделать вывод, - возразил Шурчков.
  - Вы как-то странно настроены, Игорь Олегович.
  Шурчков взял бокал.
  - Это всего лишь шутка.
  - По-моему, не самая удачная.
  Шурчков задумчиво отхлебнул из бокала.
  - А чем определяется удачность шутки?
  - Ее конечным результатом.
  - А знаете, Александр Львович, это, пожалуй, единственное, с чем я с вами до конца согласен.
  - Вот видите, все же семинар определено оказался не напрасным.
  - Есть люди, которым уже ничем не поможешь, даже вашими семинарами.
  Радлов оглянулся на голос; Карташов насмешливо смотрел на Шурчкова.
  - Может быть, и так, - посмотрел на него в ответ Шурчков.
  - Никогда не стоит делать окончательных выводов, Владимир, - примирительно произнес Радлов. - Результаты могу оказаться весьма неожиданными.
  - А я не верю в неожиданность, - проговорил Карташев. - Сколько бы над ослом не колдовали, он же никогда не станет лошадью.
  Радлов мысленно махнул рукой; может, когда-нибудь жизнь так ударит его, что полностью снесет этот гонор. Даже непонятно, откуда он у него в таких гипертрофированных размерах. Скорей всего он так разросся за период непризнания. Писателями оно всегда переносится тяжело и часто сильно и не лучшим образом отражается на характере. Ему, Радлову, повезло, он был признан крайне быстро. А потому был избавлен от такого испытания.
  - Ты я вижу, мой дорогой, настроен все также враждебно, - скривил губы Шурчков. - Напрасно так ведешь себя.
  - Вот уж у кого не собираюсь спрашивать.
  - Прошу вас, давайте не будем продолжать эту тему, - вмешался Радлов. - Это последний вечер в этом прекрасном месте, нам так повезло с погодой. Хотя бы на короткий период забудем про все разногласия.
  Радлов посмотрел вокруг себя и внезапно встретился с взглядом Сальникова. Ему не понравилось, как он смотрел на него.
  Радлов решил оставить эту кампанию, пусть сами разбираются в своих отношениях. Он сделал все, что мог для примирения. И не его вина, что его усилия не увенчались успехом. Он подошел к Неждане. К некоторому своему удивлению она довольно оживленно беседовала с Велеховым.
  - Мы обсуждаем тебя, Саша, - пояснил Велехов. - Я даю Неждане советы, как лучше обращаться с тобой.
  Радлов ощутил безотчетную тревогу.
  - Представляю эти советы, учитывая, что всего несколько часов назад ты пытался нас поссорить.
  - Но мне это не удалось, и я решил сменить пластинку. И давать полезные советы.
  - Можно узнать, что за совет ты дал?
  - Я сказал Неждане, что ты их тех людей, которые часто и резко меняют направление движения. Вчера ты шел в одну сторону, а сегодня уже в другую. А куда пойдешь завтра, не знает никто, включая тебя. И я посоветовал быть готовой к таким крутым виражам. Ты непредсказуем, как погода. Может быть, это и есть твое главное достоинство и одновременно твой главный недостаток.
  Радлов подумал, что, как ни странно, но Велихов действительно ухватил его важнейшее качество. Пожалуй, он сам до сего момента не то, что о нем не подозревал, но не сформулировал его для себя так четко, как это сделал Леонид.
  - А меня это как раз привлекает, - произнесла Неждана. - Если человек постоянно меняется, значит, он живет. А что хорошего в том, если он всю жизнь неизменен, идет только в одном направлении .Или того хуже, застыл, как базальт.
  - Тебе все же повезло, Александр, - засмеялся Велехов. - Ты нашел свою женщину. А я вот особенно даже и не искал, с самого начала был уверен, что это не реально.
  - Поэтому и не нашел, что не искал, - отозвался Радлов.
  - Красиво звучит, но причина в другом.
  - И в чем же?
  - В отличие от тебя я не творец. А зачем не творцу своя женщина, ему сподобится едва ли не любая. По крайней мере, я могу быть счастливым со многими женщинами, а ты - только с одной. Вот она и отыскалась. Поздравляю.
  Радлов всматривался в Велехова, ему было интересно, искренне ли он говорит, или по своему обычаю лицедействует. Но темнота стала уже такой плотной, что было нелегко разглядеть выражение его лица. Ну и ладно, какая, в сущности, разница, он, Радлов, постарается по возможности как можно дольше не сталкиваться с ним на тропинках жизни. Свою норму общения с этим человеком он даже перевыполнил.
  - Спасибо, Леонид. Честно говоря, не думал от тебя услышать нечто подобное.
  - Еще бы, ты всегда считал меня примитивом и бездарем. Только скажи, что это не так.
  Радлову жутко не хотелось продолжать эту тему, но он чувствовал, что не может уклониться от честного ответа. И даже не из-за Велехова, а из-за Нежданы.
  - Считал, Леонид, скрывать не стану.
  - Да это и невозможно. Ты же всех считал таковыми. И вряд ли под воздействием последних событий твое мнение сильно переменилось, - насмешливо произнес Велехов.
  - Признаю грех гордыни. Буду работать над его искоренением.
  - Я же говорю, что ты постоянно меняешь направления движения. Была гордыня, теперь смирение. Интересно посмотреть, куда через некоторое время ты придешь.
  - Я тебя непременно уведомлю.
  - Хочу предупредить тебя об одной вещи заранее. Я решил окончательно раскрутить Карташева. А его манера письма сильно похожа на тебя. И вас будут постоянно сравнивать. Только он мне кажется талантливей.
  - Хочешь меня запугать?
  - Что ты, это невозможно. Но любопытно, как ты будешь реагировать на этот вызов?
  - Никак.
  - Зная тебя, ни за что не поверю.
  - Видишь ли, мой друг, я созрел для чего-то нового. Здесь во время семинара я это окончательно понял. Так что твои надежды вытеснить меня с помощью Карташова вряд ли сбудутся. Если я не сумею писать принципиально по иному, то вообще прекращу это занятие.
  - Чем же ты станешь зарабатывать на жизнь?
  - Не знаю, но не беспокойся, с голода не умру. Наймусь, например, к тебе рецензентом. Стану оценить произведения Карташева. Обещаю тебя объективный анализ.
  Велехов засмеялся.
  - Между прочим, это даже очень интересно. Приходи, я тебя возьму.
  - Спасибо, в душе ты очень добрый человек, хотя не всегда догадываешься об этом.
  - Знаешь, о чем я подумал. Мы обречены на противостояние оно будет длиться до тех пор, пока один из нас не уйдет с этого света. Да и то еще не факт, что оно таким образом завершится.
  - И никаких надежд это изменить? - спросил Радлов.
  - Никаких.
  - В таком случае примем это как данность. И пока на этой торжественной ноте можем прервать обмен репликами.
  - Не возражаю, - согласился Велехов.
  Он отошел от Велехова. Странно, что они впервые объяснились столь откровенно именно сейчас, можно сказать на исходе их отношений. Хотя все предыдущее время обоим и так было все предельно ясно. Но одно дело знать, а другое - обменяться этим знанием. Наверное, созрела потребность сказать друг друга все, как оно есть.
  Он огляделся и то, что увидел, ему не очень понравилось. Хотя с начала банкета прошло немного времени, кое-кто уже изрядно набрался. В нескольких метров от него стоял Сальников, который смотрел на все таким мутным взором, что сомнений в том, что он сильно пьян не было никаких. Мимо него с подносом прошествовала Ермакова, он схватил стопку водки и опрокинул ее в себя. Сальников уже едва стоял на ногах, по крайней мере, он как-то странно покачивался. Он сделал несколько шагов и остановился. К Радлову пришла мысль: не попросить ли Ермакова отвести его в комнату, но затем передумал: черт с ним, где-нибудь упадет и проспит до утра. Ночи теплые, так что в любом случае ничего с этим бугаем не случится. И все же ему почему-то стало тревожно, вид нетрезвого Сальникова ему не нравился.
  Внезапно кто-то взял его за локоть, Радлов повернул голову и обнаружил, что это Черницын. При этом у него был непривычно смущенный вид.
  - Какой замечательный вечер. И банкет прекрасный, - проговорил он.
  - Согласен с вами, - осторожно произнес Радлов, не совсем понимая, куда клонит его собеседник.
  - Мне бы хотелось с вами поговорить на деликатную тему, - тихо сказал Черницын и посмотрел на стоящую неподалеку Владу, внимательно наблюдавшую за мужчинами.
  - Давайте поговорим, Сергей Юрьевич.
  Черницын бросил очередной взгляд на Владу, затем отвел Радлова в сторону.
  - Понимаете, уважаемый Александр Львович, я все время думаю над одним вопросом. И никак не могу найти ответ. С вашим опытом, вы можете мне дать полезный совет.
  - Так о чем идет речь? - немного нетерпеливо спросил Радлов.
  - Да о Владе, - вздохнул Черницын. - Никак не приму решение, что мне с ней делать? Связываться с ней или отправить восвояси? Уж извините за такой вопрос, но про ваши похождения много говорят. Я ничего не имею против них. Но с вашим опытом¸ скажите, что мне с ней делать?
  Желания давать ему подобные рекомендации у Радлова не было ни малейшего, только не хватало ему вмешиваться в такие дела. Но, судя по выражению лица Черницына, тот явно ждал от него полезного, если не судьбоносного совета.
  - А зачем она вам? - спросил Радлов.
  - Ну, как же, я уже не молод, мне требуется обновление. Вы сами говорили, что мое творчество остановилось в развитии. Как думаете, женитьба на ней мне может помочь? Вот ваши женщины, с которыми вы были связаны, помогали вашей работе?
  А он ведь никогда всерьез не задумывался над этим вопросом, мысленно отметил Радлов. Может, потому, что он был для него не очень актуальным
  - Не знаю уж, разочарует ли вас мой ответ, но по большому счету связь ни с одной женщиной серьезно не отразилась на моем творчестве. Это шло как бы параллельно. Может, мне попадались такие женщины, но скорей всего для творчества я не нуждался даже в таком допинге. Я бы творил, будучи анахоретом. Просто такова моя природа. А женщины, наверное, в чем-то помогали, но если вы надеетесь, что кто-то внешний даст вам вдохновение, то напрасно. Если у вас нет его источника внутри себя, никто вам его не заменит. Только при его наличии, женщина способна вам помочь.
  - Вы действительно так думаете?
  Радлов с удивлением услышал в голосе Черницына радостные нотки.
  - Я в этом убежден.
  - Вы даже не представляете, как мне помогли, дорогой Александр Львович.
  - Помог? - Радлов не стал скрывать своего недоумения.
  - Именно помогли. Я так мучался. Я ведь с женой прожил можно сказать почти целую жизнь, детей народили. И вот бросать. Знаете, как это не просто.
  - Не знаю, но могу представить.
  - Раз уж пошел у нас такой откровенный разговор, - снизил почти до шепота голос Черницын, - я ведь уже пробовал так себя взбодрить. Была одна молодая... Но с ней уж точно ничего не получилось. После ваших объяснений, я окончательно прозрел, что и с Владой ничего не получится.
  - Для нее это будет ударом.
  - Другого найдет. При ее способностях это не трудно. Спасибо вам, пойду объясняться с ней.
  - Видите, семинар все же пошел на пользу, - сказал Радлов.
  Черницын какое-то время молчал.
  - Я надолго запомню эти дни. Еще раз спасибо.
  Черницын направился к Владе, Радлов проводил его взглядом. Все в этой жизни до конца непостижимо, почему-то пришло ему в голову.
  К Бельской он решил подойти сам. Ему показалось, что она вела себя немного не адекватно. И когда он приблизился к ней, то не без удивления обнаружил, что она изрядно пьяна.
  Она встретила его смехом.
  - Вот и закончилось наше с вами приключение. Все, как видите, довольны. Не желаете со мной выпить?
  - А вам не достаточно, Полина Анатольевна?
  - И это говорите вы. человек, который устраивал пьяные дебоши.
  - Это было так давно, в молодые годы.
  - Не знаю, как у вас, а у меня молодость продолжается.
  - Вам виднее.
  - Лукавый вы человек.
  - Это почему?
  - Да потому что хотите всем внушить мысль, что знаете то, чего другие не знают.
  - Никогда не претендовал ни на что подобное. Я просто излагал свои мысли.
  - Ну не скромничайте, ваша гордыня лезет отовсюду. - Она снова засмеялась.
  - Бывает, но я с ней борюсь.
  - Вот уж никогда не поверю. Да и зачем?
  - Гордыня делает нас заносчивыми и глупыми.
  - И это говорите вы. Что с вами случилось, дорогуша?
  - Ничего пока не случилось. А с вами?
  - Я в полном порядке. Ваш семинар сильно меня обогатил. Я теперь знаю, что мне делать.
  - И что же вы будете делать?
  - А вот этого я вам не скажу, - засмеялась Бельская. - Как и вы, я хотела начать новую жизнь.
  - Вы думаете, я хотел?
  - Хотели, дорогуша. Скажите уж честно.
  - Хотел.
  - Так-то лучше. Неужели не поняли, что я вас понимаю лучше многих?
  - Начинаю понимать.
  Бельская несколько секунд смотрела на Радлова.
  - Уж не знаю, как в остальном, но в одном вы правы: нельзя дудеть всю жизнь в одну дудку. Перестаешь ощущать мир в его полноте, ничего не видишь вокруг. Чаще всего в борьбе между желанием перемен и стремлением оставить все как есть, побеждает второе. А этого нельзя допускать.
  - Я рад, что помог вам это осознать.
  - Помогли, помогли. А хотите, дам вам совет?
  - Сочту за честь.
  Бельская в какой уже раз расхохоталась.
  - Вы сегодня чрезвычайно церемонны. Я чувствую ваше состояние, такое случается с человеком, если вообще случается, только раз в жизни. Так, вот, не переусердствуйте даже в этом. Особенно в этом. Знаете, что я поняла: когда идешь вперед, крайне важно не забывать дорогу назад.
  - Мудро, - оценил Радлов. - Но у меня как раз тот случай, когда сознательно хочется отрезать возможность для отступления. Иначе будет соблазн. А я не хочу его иметь. Хочу идти только вперед.
  - Ну, ну, удачного вам похода. Есть люди, которые всю жизнь что-то доказывают. Вы из них.
  - А вы?
  - А мне доказательства не интересуют. Меня интересует исключительно результат. Я же женщина, а женщина на многие вещи смотрит иначе. Я написала десятки любовных романов и могу со знанием дела утверждать: это женское счастье зависит целиком и полностью от мужчин, а вот счастье мужчины в отличие от того, что он думает, от женщины зависит в гораздо меньшей степени. Мужчина не погружается в любовь, он скользит лишь по ее поверхности. А вот женщина увязает в ней, как муха в сладком, целиком. На всякий случай помните об этом, и не перепутайте роли.
  - Такое чувство, что семинар проводите сейчас вы, - заметил Радлов.
  Бельская несколько мгновений пребывала в молчании.
  - Общение с вами доставило мне немало приятных минут. Но видеться с вами мне больше не хочется. Вы слишком для меня опасны.
  Радлов кивнул головой. Он понимал, что имела в виду Бельская - и был согласен с ней. В самом деле, зачем ей так рисковать. Лучше снова погрузиться в теплые воды озера безмятежного спокойствия.
  - Выпьем и разойдемся, - предложила она.
  - С удовольствием.
  Бельская подозвала Ермакову и взяла с подноса две рюмки коньяка.
  - За удачу! - провозгласила она.
  - За удачу!
  Радлов отошел от женщины и огляделся. Вряд ли есть смысл с кем-то еще говорить. Теперь можно сказать, что он завершил всю программу.
  Он подошел к одиноко стоящий Неждане и мягко обнял ее за плечи.
  - Кажется, теперь уже все действительно закончилось, - сказал он.
  Она посмотрела на него и улыбнулась.
  - Ты рад?
  - Рад. Но мне вдруг стало немного грустно. Когда я затевал семинар, то не придавал ему большого значения. А оказалось, это едва ли не самым важным событием в жизни.
  - Я тоже, когда ехала сюда, была не очень серьезно настроена. Я находилась в поиске и цеплялось за все, что мне казалось могло ему помочь.
  - И у тебя не было никаких предчувствий? - недоверчиво спросил Радлов.
  - Были, но очень неясные. И я не была уверенна, что они реализуются здесь, на семинаре. Мне казалось, что мне предстоит пройти еще длинный путь, прежде чем я окажусь там, где должна быть. А все случилось так быстро. Ты даже не представляешь, какую радость мне это доставляет. От счастья у меня даже немного кружится голова.
  Радлов поцеловал девушку.
  - У нас все будет замечательно.
  Она признательно посмотрела на него.
  - Я знаю. Мне хочется прогуляться по берегу.
  - Я с тобой.
  Неждана покачала головой.
  - Хочу побыть одна. Может, тебя это удивит, то твое присутствие мешает мне сполна насладиться счастьем от того, чтобы ты теперь навсегда со мной. Я ненадолго. Хорошо?
  - Хорошо.
  Неждана поцеловала Радлова и направилась в сторону моря. Затем вдруг остановилась и помахала ему рукой.
  
  
  ***
  Шурчков с беспокойством поглядывал на Сальникова. Тот был сильно пьян. А пьяный человек плохо контролирует свои поступки. И это тогда, когда контроль особенно необходим.
  Сальников неловким движением схватил с подноса очередную рюмку водки, при этом опрокинув несколько рядом стоящих. Но даже не обратил на это внимания. Шурчков подошел к нему.
  - Не хватит ли пить? - спросил он. Но Сальников никак не отреагировал на его слова, словно они не дошли до него. - Ты помнишь, что нам предстоит?
  На этот раз Сальников покосился на Шурчкова.
  - Я все хорошо помню. Пойдем.
  - Куда?
  - К морю. Он туда пошел. Разве не заметил?
  Шурчков это заметил, но его немного удивило, что это заметил и Сальников, учитывая, в каком он пребывает состоянии.
  - Идем.
  Молча, они направились к морю. Ветер немного усилился, разогнав волны, и они с шумом налетали на берег.
  - Где он, черт его возьми? - выругался Сальников. - Он должен быть тут.
  - Может, зашел за скалу, - предположил Шурчков.
  Сальников взглянул на него и пошел по направлению к скале. Он двигался против ветра, слегка наклонив корпус вперед, Шурчков едва успевал за ним. И с каждым шагом его тревога усиливалась. Он хотел предложить Сальникову повернуть назад, но почему-то у него возникла уверенность, что тот его не послушает. Вся его огромная фигура представляла собой одно сплошное упрямство. Будь что будет, с каким-то отчаянным облегчением вдруг подумал Шурчков. Они с Карташевым шли к этой минуты много лет. А любой путь, даже самый длинный, когда-нибудь да завершается. К тому же ничего такого уж страшного не должно произойти. По крайней мере, он на это надеется.
   Они подошли к скале, обошли ее с другой стороны - обнаружили Карташева. Здесь ветер был потише и находиться было приятней. Даже можно было говорить, почти не повышая голоса.
  Сальников подошел почти вплотную к Карташову и задышал ему в лицо перегаром. Но тот даже не отодвинулся, он, казалось, вообще его не замечал. Это мгновенно взбесило Сальникова.
  - Не обращаешь, значит, на нас внимания. Словно мы для тебя не люди. А оно так и есть, ты же у нас гений, а мы - мусор, место которому лишь на свалке.
  Карташов продолжал молчать, его реакция на слова Сальникова заключались лишь в том, что он сделал несколько шагов вперед. Но Сальников последовал за ним.
  - Мы тут все расстаемся. И на последок хочу знать, за кого ты нас всех держишь? Отвечай, гнида. - Он схватил Карташова за рукав. Тот попытался освободиться, но Сальников держал крепко, и послышался треск разрываемой рубашки.
  -А к чему говорить, будто и сам не знаешь, кто ты есть, - ответил Карташев. - Был бы другим, не вел бы себя так. - Карташов взглянул на Шурчкова. - Это он тебя подговорил это затеять?
  - Чего затеять? - хмуро спросил Сальников.
  - Ссору.
  - Меня не надо подговаривать, я сам за себя решаю.
  - Это заметно, - насмешливо произнес Карташев.
  - Думаешь, я его марионетка, - ткнул пальцем Сальников в Шурчкова.
  - Что-то вроде. Более умный вертит более глупым, и пока глупый делает грязную работу, умнй стоит в стороне и наблюдает, чем все это кончится.
  Нарисованная картина была столь правдивой, что это вызвало у Сальникова всплеск ярости. Он схватил Карташова за воротник.
  - Ладно, я глупый, - прошипел он, - только глупый может быть сильней умного. А побеждает как раз самый сильный. Или ты этого не знал?
  - Врешь! Сильный никогда не побеждает, это только ему так кажется. Однажды обязательно наступает момент, когда он оказывается ни с чем. Ты почувствуешь это совсем скоро.
  - Но это мы еще посмотрим, кто и с чем окажется. Иногда все решают всего лишь мгновения. Ты вот тут стоишь гордо передо мной, а через секунду будешь лизать мои ботинки.
  - И не надейся.
  - Увидим. - Внезапно Сальников пнул коленом Карташова в пах. Тот согнулся, но тут же через силу распрямился и в свою очередь ударил противника кулаком по лицу.
  Из носа Сальникова брызнула кровь на его рубашку.
  - Ах ты, паскуда! - во всю мощь своих легких закричал он, и его рык понесся по побережью. - Сейчас ты получишь за все сполна.
  Сальников схватил Карташова за волосы и стал таскать его. Но тот изловчился и ударил его ботинком точно в коленную чашечку. Сальников закричал от боли и, схватив Карташева, как пушинку бросил его на острые камни, которыми был усыпан берег и стал пинать ногами. И чем больше он его избивал, тем сильней наливался яростью.
  Карташов попытался приподняться, ему удалось поймать Сальникова и повалить. Но тот вскочил почти мгновенно, держа в руках тяжелый камень.
  - Стой, что ты делаешь, негодяй, - неожиданно повисла на его руке Неждана. Она появилась совершенно неожиданно, словно материализовалась из темноты. Девушка ударила Сальникова кулачком и так по расквашенному носу.
  - А вот еще одна из той же породы, - взревел Сальников. Боль и ярость смешались в нем в один взрывоопасный клубок. Полностью потеряв над собой контроль, он со всей силой ударил камнем девушке в висок.
  Она мгновенно обвисла и скатилась по его телу вниз. Шурчков, наблюдавший за всем происходящим, внезапно вздрогнул, его пронзило ощущение катастрофы. Он бросился к девушке, склонился над ней.
  От виска по щеке к подбородку Нежданы стекал красный ручеек.
  - Неждана! - позвал Шурчков. Но девушка не то, что не откликнулась, даже не пошевелилась. Страшная догадка вдруг потрясла его, он вдруг упал рядом с Нежданой. Затем вдруг резко поднялся. - Идиот, ты убил ее! - закричал он.
  Карташев, преодолевая боль, подскочил к Неждане. Брошенный на нее взгляд сказал ему все - он понял, что она мертва. Он отбросил в сторону Шурчкова в сторону и поднял безжизненное тело на руки. Прихрамывая, он медленно нес его вдоль берега. А на встречу ему торопился Радлов и все остальные участники семинара.
  Несущего девушку Карташова и спешащего ему навстречу Радлова разделяли несколько десятков метров. И эти метры все еще отделяли одну жизнь от другой.
  
  
  12.06.08-9.02.2009
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"