Гусаров Андрей : другие произведения.

Рождение дракона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Духи и люди охотятся за сердцем дракона. Какая судьба ожидает еще невылупившегося птенца? Планы на его рождение вынашивают и древний волшебный зверь, и маги.

Сердце дракона.

  
   Содержание:
   Пролог.
   Глава 1. Обрыв.
   Глава 2. Маг и подмастерье.
   Глава 3. Встреча.
   Глава 4. Путь к переправе.
   Глава 5. Сон.
   Глава 6. Дорога на Кверт.
   Глава 7. Предложение.
   Глава 8. Северный тракт.
   Глава 9. Вестник.
   Глава 10. Воры в ночи.
   Глава 11. Распутье.
   Глава 12. Совет у мэра.
   Глава 13. Ступени плана.
   Глава 14. Замок Найдак.
   Глава 15. Возвращение старых сказок.
   Глава 16. Беженцы.
   Глава 17. Гадание.
   Глава 18. Вызов дара.
   Глава 19. Тёмные братья.
   Глава 20. Предвестия бури.
   Глава 21. Ожидания и неожиданности.
   Глава 22. Дурные предчувствия.
   Глава 23. Перед битвой.
   Глава 24. Битва при Найдаке
   Глава 25. Смерть дракона
  
   Пролог
  
   - Граш! - вопль капитана лучников перекрыло порывом ветра. Удар воздушного кулака выбил россыпь осколков из зубца, за которым прятался Тоэгун. Инстинктивно сжавшись и прикрыв рукой голову, он за мгновение до взрыва успел заметить, как Одноглазый пошатнулся и рухнул за парапет во внутренний двор предвратной цитадели.
   Лухракцы второй час обрабатывали укрепления магией. Зачарованные стены с каждой атакой всё хуже противостояли разрушительным силам стихий, в защите образовались бреши. Ответный обстрел удручал бесполезностью. Он вывел из строя лишь нескольких магов, которых прикрывали щитоносцы. Сама армия князя Парцикуда стояла в отдалении, стрелами не достать. На границе досягаемости дежурил отряд латной кавалерии в ожидании контратаки.
   Из-за падения магической защиты Тоэгун увёл людей на внутренние стены цитадели. При отходе старался подбодрить, но получалось плохо, ведь наёмники понимали, что маги скоро сосредоточат усилия на защищаемых ими Южных воротах.
   В городе никто не ожидал настолько скорого развития событий. За пять дней, едва появились вести о вражеском войске, начали приготовления к осаде - собирали ополчение, размещали беженцев с окрестных сёл, разослали караваны телег, чтобы вывезти собранный с полей урожай...
   Теперь же Тоэгун нутром чувствовал - Эсху остались считанные часы до момента, когда в него ворвутся лухи. Надрываясь в грохоте разрывов, он крикнул двоих ближних лучников, Гормана и Фэкхэма.
   - Бросайте всё! Возьмите ещё пятерых! Уведите наши семьи! Через Северные ворота!
   До очумелых под вражеским огнём воинов не сразу дошёл приказ капитана. Наконец, Горман кивнул и потащил за руку товарища.
   Магистрат можно не извещать - Тоэгун видел, как чёрные фигурки чужих вестников устремились прочь, едва лучники покинули стены. В укрытиях, под непрекращающимся обстрелом остались только городские стражники при заготовленных валунах и чанах со смолой, да и те потянулись вслед за наёмниками, поскольку не спешили лухракцы на штурм. Один воздушный кулак смахнул адскую жидкость во внутренний двор, и насмерть обварило с десяток воинов, так что по приказу сотника костры под чанами затушили. Людей отвели глубже во двор, поскольку быстро смола не остынет.
   Сотник стражи, местный нобиль, которому магистрат доверил защиту Южных врат, разорался за "бегство" со стен.
   Тоэгуновская "мать-перемать" вправила мозги паникёру. Наёмники подчинялись напрямую магистрату и бессмысленно умывать стены собственной кровью не нанимались. Первый из прицельных ударов по воротам покончил с раздраем.
   Дубовые створки, обитые стальными полосами, зачарованные так же, как стены, продержались десяток биений сердца. Оглушающие до потери слуха взрывы вмяли толстые доски внутрь двора и выдавили, словно гигантским пальцем, решётку. Металлическая громада в обрамлении облака щепы грохнулась на землю. Воинов хоть и отвели вовремя назад, но стоявшие в первых рядах, кто не успел прикрыться щитом, получили болезненные царапины, а нескольких неудачников опрокинуло прилетевшими кусками.
   Сама цитадель и её стены ещё держались. Зачарованные камни упорно сопротивлялись сдавливающему жару и выворачивающему холоду атакующих заклятий. Это значило, что враг расчистил только узкий проход, который поспешит расширить клином штурмовиков-смертников.
   Маги лухов вновь принялись обрабатывать кромку внешних стен, не давая высунуться защитникам, кто мог сверху помешать предстоящей атаке. Сама мысль вернуться туда не пришла бы в голову и безумцу. Капитан вихрем пронёсся по стенам цитадели, распределяя людей. Из двухсотенного отряда наёмников за эти часы выжила едва ли половина! Размен сотни воинов на пару подстреленных магов подавлял.
    
   Защитники отразили пять или шесть попыток лухов прорваться во внутренний двор. Городская стража держалась только на упрямстве и осознании того, что отступление - это погибель для их семей. Какой бы ни была выгодной обороняемая позиция - в ворота проходили только по трое в ряд - стражники несли невосполнимые потери. К Южным воротам спешили отряды ополчения, но вооружённые на скорую руку горожане и крестьяне мало чем могли помочь, кроме как дать передышку профессиональным воинам. В каждую такую смену гибло до половины подоспевших, что вынуждало поредевший отряд стражников на выдохе вновь подниматься, чтобы остановить вражеский прорыв.
   После каждой атаки трупы нападавших заваливали проход, но лухрацкие маги расчищали его, сжигая гору тел огненными шарами. Тогда двор забрызгивало ошмётками мяса и осколками костей. Спустя короткое время на жирную землю под закопчённой аркой накатывала следующая волна врагов. В этом безумном месиве на долю лучников выпало не так много работы, как хотелось бы сотнику. Те залпом встречали первых прорывающихся, затем выцеливали из боя уже отдельных врагов. Последний штурм почти выкосил стражу, и его остановили только героической жертвой последнего отряда горожан.
   Город пылал. Несколько огненных шаров перелетели стены и подожгли дома и склады на Торговой улице. Пожар мешал защитникам получать подмогу и тревожил. Мысли невольно обращались к покинутым родным. Благодаря храбрецам у Южных ворот жители получили время, чтобы оставить Эсх. Наёмники надеялись, что Горман со товарищи успели собрать и вывести из города их семьи. Остро, как заноза, сидела в сердце Тоэгуна боязнь, что посланцы могли не добраться до Мариши с дочкой. Дёрнуло же его снять отдельный дом в квартале нобилей!
    
   Светлые сумерки едва не вдохнули в защитников надежду. Магические атаки прекратились, в ворота больше никто не лез. Кто рискнул вернуться на внешние стены, спустившись, рассказали, что лухракцы устраивают лагерь - поднимают шатры и ставят палатки, разжигают костры. Осадных орудий не увидели - то ли не поспели их подвезти, то ли князь, понадеялся на могущество магов. В былые времена лухи также грабили приграничные поселения наскоком, избегая осад.
   Сотник собрал выживших десятников городской стражи, уцелевших предводителей ополчения и пригласил капитана наёмных лучников на совет.
   Почерневшие осунувшиеся лица. Усталые тяжёлые взгляды. Щербатое оружие на изготовке. Торчащие кожаные и свисающие кольчужные лоскуты доспехов. Кровавые повязки. Тоэгун на фоне рубак казался опрятным и подтянутым. Только дергалось от постоянного прищура веко, да подрагивание пальцев и кровавые мозоли под лохмотьями-перчатками свидетельствовали, что лучник тоже трудился не покладая рук. Пара фляг пошла по кругу, и капитан даже успел приложиться, глотнуть кислого вина, как началось...
   Задул северный ветер и погнал дым пожара в сторону цитадели. Густой чёрный смог закрыл ясное вечернее небо, и словно ночь стремглав пала на двор. Люди, посланные завалить ворота, замерли прислушиваясь. В тишине под ногами защитников вдруг зашелестели неразборчивые приближающиеся голоса. Воины с оружием наготове заоборачивались. Но даже знай они, откуда последует удар, могли ли успеть? Разом, с глухим "бомом" опрокинулись канализационные решётки, и из смрадных сливных туннелей полезли... люди, бродяги и нищие - городское отребье. Защитников впали в ступор от внезапности нападения и нелепости противников, и те сполна воспользовались преимуществом. Первые напавшие выбрались из узких дыр и сразу бросились на сотника. Эти безумцы уже не были людьми!
   Крики, вопли, вой! Твари прижали командиров к арке Южных ворот. Маленький отряд, сражаясь спиной к спине, с ужасом ждал удара со стороны лухракского войска. Растерянные воины Эсха опомнились и даже потеснили отребье к центру двора. Лучники били со стен, но никто не догадался перекрыть сливы, откуда прибывали и прибывали твари. Раны не могли тех остановить - с глухим утробным рычанием они бросались на людей исходя слюной и кровью, потрясая обрубками, проткнутые насквозь и нашпигованные стрелами.
   Дрогнули ополченцы, те, кто находился ближе к выходу цитадели. Один за другим они бросали оружие, пока товарищи бились в первых рядах, и бежали прочь. Конец приблизился, но отсрочку дали спустившиеся со стен наёмники - лучники впервые за бой взяли в руки мечи. В начавшейся мясорубке, Тоэгуну удалось прорваться к своим людям, но тогда же к оставленным без внимания воротам поспели лухи, и всё смешалось. Каждый бился теперь сам за себя.
   Собрав с десяток наёмников, капитан лучников, бросился вместе с ними на прорыв в город. Они шли буквально по головам павших врагов и соратников, в безумном порыве смели под аркой мятущийся людской затор. Гудящее пламя улицы встретило их, но смрад пожара казался желаннее и свежее стылого ужаса, которым дышали только что!
   Они бежали сквозь толпу, мимо тянущих на себе пожитки горожан, между брошенных телег. Вслед "защитникам" матерились мужчины, голосили женщины и пищали дети. Наёмники бежали, размахивая короткими клинками, с которых никак не желала стечь кроваво-розовая слизь, и, может, поэтому никто не заступил дорогу... бежали, задыхаясь гарью и надрывая лёгкие, за капитаном, а тот бежал к белому домику, жене и дочке... бежали и не успели...
   Глава 1. Обрыв
   Ночь проникала сквозь лиственную крышу взглядом остроглазых звёзд и с безразличием смотрела на уставших, побитых людей. Шестеро мужчин сидели вокруг ямки костра, в слабом свете с трудом различая лица друг друга. Угли тлели, дымок тонкой струйкой стелился по земле. Тёмный лес за спинами тяжело молчал, и только ветер в забытье качался на ветвях да перебирал листву.
   Шестеро. Вчера их было двести - две сотни лучников Эсха, города-жемчужины в короне Ролейма Сотасского. Лучшие, но, как показала война, не бессмертные. Эсх пал перед армией старого врага королевства - княжества Лухрак. Белые башни горели, словно свечи, в тот день, когда десятитысячное войско ворвалось в город. Белые башни. Отчего этот образ отложился в памяти Скама, а не пылающие дома, не забитые толпой беженцев улицы, не грязь, замешанная на крови? Почему, когда последние защитники Эсха бежали через город от Южных врат к спасительным Северным, запомнились именно белые башни?
   - Время решать, - тихим голосом прервал молчание Тоэгун.
   Скам поднял голову.
   Сорокалетний капитан, чьи волосы в день падения Эсха убелила седина, старший среди них. Тоэгун-щёголь любил красиво одеться, широко погулять. На него, женатого, засматривались девушки, а изрытое оспинами лицо Скама внушало тем разве что сочувствие.
   - Время решать, - жёстко повторил капитан.
   Люди, очнувшись, зашевелились. Грэм протянул руки к костру, словно искал в скудном тепле уверенность.
   - А чё решать? - буркнул в бороду Лешак. - Тикать надо отсюдова. Дойдём до Иссы. Не сунутся лухи за реку.
   Никто не ответил.
   - Другие предложения? - Тоэгун выдержал паузу и повернулся к Скаму.
   Тот кашлянул. Взгляды товарищей сошлись на нём, но Скам лишь отрицательно покачал головой.
   - Если так, скажу я, - капитан сжал кулаки. - Кому есть что терять, могут идти к Иссе.
   Лешак хмыкнул в тишине. Тоэгун добавил:
   - А мне, кроме смерти, ничего не осталось. Только месть.
   Семья капитана сгинула в огне пожарищ. Тоэгун не питал надежды на спасение, и вера покинула сердце, отдавшееся тёмной жажде. Остальные... Эсх стал для них, чужаков, новым домом. Скам в семнадцать лет убежал из родной деревни, чтобы повидать мир. В странствиях пересёкся на браконьерской тропке с Лешаком, и несколько лет они вместе бродили по Срединному лесу до тех пор, пока бароны не вынудили охотников перебраться гораздо южнее. Грэм пришёл с Полуночных гор и о прошлом рассказывал с неохотой. Горман и Фэкхэм до вступления в отряд служили охранниками ветского купца. Последние двое чувствовали вину, что не спасли родных командира. В начале битвы тот отправил их увести семьи наёмников, но когда они вернулись за последней, нашли на месте дома только пепелище и обезумевшего от горя капитана.
   Отряду не было смысла оставаться у разорённого города, только у Тоэгуна имелась причина задержаться, и хотя прежние клятвы пожрал огонь, лучникам казалось, что за ними остался последний долг - ведь это капитан вывел их из погибшего Эсха.
   Выжившие товарищи позаботятся о семьях отряда, а здесь у костра собрались только одиночки, вольные сами выбирать дальнейший путь, а, значит... Вот только отвернуться и покинуть капитана в такой момент казалось неправильным.
   Общее мнение выразил Лешак. Бывший браконьер сплюнул в костёр и заявил:
   - Хорошо за Иссой. Самое время бить куниц и белок. Да и народ там добрый, непуганый, - он мечтательно вздохнул. - Но задолжали мне лухи. Из-за их дурацкой войны я не получу денег за месяц службы, - так сказал Лешак и осклабился. - Потому, кап, если хочешь утыкать лухов стрелами, то оставь и для меня парочку.
   Горман что-то одобрительно проворчал, а Фэкхэм дружески хлопнул Тоэгуна по спине. Скам хрипло согласился. Теперь все смотрели только на Грэма.
   - Я с вами, - нерешительно сказал парнишка.
   - Ого, придётся поостеречься лухам! - хохотнул Лешак.
   Капитан вскинул руку, призывая к молчанию и обвёл взглядом товарищей, прежде чем сказать:
   - Спасибо. Теперь у моего плана есть шанс...
    
   Одинокий ворон парил в сизом небе, отбившись от крикливой стаи родичей-падальщиков, и с высоты смотрел на руины Эсха. Огоньками в утреннем сумраке тлели костры армейских кашеваров. Белокаменный город чернел внизу, словно гигантское разворошённое кострище. Тёмная лесная зелень окружала пятно выжженной земли, и лишь витая ленточка реки-серебрянки казалась неуместной среди горестных тонов.
   Солнце окатило горизонт бледно-розовым восходом. Начался новый день.
    
   "К озеру, так к озеру, - пожал плечами Лешак. - Тебе, кап, решать. Ты умный".
   Тоэгун мрачно посмотрел на него, но бывший браконьер отвернулся к другим лучникам.
   "Я пойду вперёд, - сказал он. - В двадцати шагах ты, Грэм. За тобой кап, Горман, Фэкхэм. Ты, Скам, нас прикроешь. Не теряйте друг друга и смотрите куда ступаете. - Лешак осклабился в щербатой улыбке. - Лухи хоть и придурки, но придурки с ушами".
   Никто не возразил. Охотник чувствовал себя в лесу как дома, недаром прозывался Лешаком, а в чужом доме лучше слушать хозяина - целее будешь.
   Скам замыкал растянутую по лесу змейку лучников, прислушиваясь к лесным шорохам. Умел он вычленять единственный звук из шума и многоголосицы, мог не просто услышать пение далёкой птицы за трескотнёй белок, но и различить бег волчьей стаи по хрусткому хвойному ковру, и шаг крадущейся в ветвях рыси. Вот и сейчас Скам размышлял о плане капитана, а сам подмечал, как споткнулся топающий в середине отряда Горман, а Грэм сбил росу с листьев лещины.
   Тоэгун замыслил рискованную, почти невыполнимую авантюру. Он осознавал, что шестеро лучников нанесут небольшой урон десятитысячному войску и наметил удар по самой сильной и в то же время самой хрупкой его части - по магам.
   Даже последний деревенский дурачок знает о болезненной страсти магов к необычным вещам, вроде вырванного в полночь клыка оборотня или пера из хвоста грифона, а превыше всего теми ценятся сердца драконов, за которые маги всегда готовы платить баснословные деньги.
   Среди лучников Эсха был один, который в молодости промышлял подобной охотой, не на драконов, но всё-таки. Одноглазый Граш - так его звали. Вот кто любил потрепаться о былых деньках. По излюбленной байке огромный комар во сне выпил его глаз, а Граш, не просыпаясь, прихлопнул комара, как муху, и только поутру обнаружил собственное увечье.
   От Одноглазого капитан и узнал, что маги низших кругов посвящения платят за сердце дракона раза в два больше, чем их высокие собратья. Что с ним делают - то тайна, а непосвящённому, пожелавшему узнать её, грозила мучительная смерть. Граш поделился слухом, что когда кто-то из низовиков покупал сердце дракона, то уже обрекал себя на гнев богов. Невольным свидетелям казалось, что с этого момента на мага ополчалась одна из стихий - либо на месте его башни неожиданно просыпался вулкан, либо над головой образовывалась туча с хлёсткими молниями, от чего умирал тот надёжнее утопленника с камнем на шее. Только последняя смерть не сопровождалась появлением озера расплавленной лавы на месте башни или урагана, вырывавшего мага даже из подземного схрона.
   Граш погиб в битве за Эсх, но знание пригодилось. Тоэгун собрался продать лухракскому магу сердце дракона, чтобы обрушить силы ненастья на вражеское войско. Сильное извержение удовлетворило бы его месть. Вот только сердце надо ещё добыть.
   В окрестностях Эсха не водились драконы огня или земли, обитавшие в горах Полуночи. В чаще леса по слухам видели древесных, но имелась более близкая цель - озёрный дракон. Лешак предложил охотиться на водяного почти как на рыбу. "Большую рыбу", - добавил он. Приманка на берегу тоже нужна большая, пояснил охотник, иначе дракон может не клюнуть, не выбраться из воды, а это значит, что требуется набить крупной дичи.
   Лешак остановил отряд шагов за триста до озера на приметной поляне с дубом-великаном.
   "Тута будем собирать добычу, - сказал он. - Скоро полдень. Управиться надо до вечера - дракон вряд ли поведётся на тухлятинку".
   Капитан остался на поляне. Прочие лучники разошлись веером, по одному исчезая за древесной стеной, пока Тоэгун не остался один. Чёрная тоска валуном накатила на душу, так что перехватило дыхание. Щит отрешённости разлетелся в щепы, и калёными угольками защипали воспоминания.
   "Белый домик. Зелёный забор. Яблони, роняющие в траву первый цвет. Влажный ветер с реки. Солнце вплетает золотые лучи в косу Мариши. На ней платье. Синее? Зелёное? Помню улыбку. Но глаза... лицо..." - Тоэгун схватился руками за голову. Сырой запах земли, дубовой коры перешиб волну памяти. Скрип ветвей слился в воспоминаниях с людскими криками, галопом помчались бессвязные видения позапрошлой ночи - огонь и смрад, гарь и дым, ужас на лицах и грязь на крови. Капитан со всей силы врезал кулаком по дереву, званная боль пришла, и сердце чуть-чуть отпустило. Как горняк, прорывающийся из завала к дневному свету, Тоэгун молча заколотил по неповинному дубу.
   Вдруг на капитана что-то упало с дерева. От толчка Тоэгун повалился на землю, но с переката вскочил и неуклюже выхватил меч. Противник не дал времени разглядеть себя, сразу с шипением набросился на капитана. Тот взмахнул клинком, но удар пришёлся плашмя, сталь скользнула по тугому боку зверя, и Тоэгун не удержал меч в покалеченной руке, только левой успел перехватить тварь за тонкое горло. Клыкастая пасть цапнула воздух рядом с виском, и сразу по ногам бухнуло, словно бревном. Тоэгун упал на спину и потащил хищника за собой. Морда твари оказалась напротив лица человека. Тоэгуну оставалось жить считанные мгновенья, если бы не помощь. Подоспел Фэкхэм, с криком разрубив змеиное тело пополам. Потерявшая опору тварь судорожно завихляла в руках капитана. Отбросив её, тот неуклюже прыгнул и перекатился. Только затем поднял взгляд, чтобы увидеть, как Фэкхэм добивает змеечудище.
   - Я тут тетерева подстрелил неподалёку, - обернулся лучник к поднявшемуся Тоэгуну.
   - Спасибо, - на выдохе сказал капитан. Сердце бешено стучало, позабыв тоску.
   - Да, что там, - отвёл тот взгляд. В душе поднялась злость. Тоэгун догадался о причине смущения - Фэкхэм видел его горестную драку с дубом, а капитан не любил показывать слабость.
   Вместе перенесли останки чудища под дерево. Огромная змея оказалась, локтей восемь в длину и стала хорошим заделом драконьей приманки. Фэкхэм вернулся за вторым тетеревом. "Поймал на току", - пояснил он. У других лучников охота также удалась. Верхушки деревьев едва облизали край солнечного диска, как добыча отряда возросла. Горман вернулся с шестью жирными куропатками за спиной и связкой заячьих тушек у пояса. Скам, отдуваясь на каждом шагу, принёс на горбу тушу рыси. Лешак убил матерого секача. Всех удивил Грэм. Парнишка возвратился последним. Лешак хотел, было, посмеяться над пустыми руками горе-охотника, но, когда тот скромно попросил помочь притащить подстреленного лося, бывший браконьер едва не подавился неуместным смехом.
   Фэкхэм и капитан к тому времени соорудили волокушу. Отряд перевалил на неё добычу, но понадобились усилия Гормана, Скама и Тоэгуна, чтобы сдвинуть её. Несколько раз менялись - даже втроём было тяжело тянуть. Один Лешак отговорился от работы - указывал путь.
   К озеру вышли выдохшимися, встали на обрыве. Тогда-то Лешак и засуетился. Он, пока другие переводили дух, с натужным покрякиванием побросал добычу вниз. Капитан, несмотря на ноющую руку и сбитое дыхание, первым поднялся с травы - пришло его время.
   Местность благоприятствовала нападению на дракона. Лучники могли бы и вовсе не таиться, будь обрыв повыше, однако деревья вплотную подступали к берегу, и капитану оставалось только расставить людей. Те и сами знали, что делать, но мрачность Тоэгуна не располагала к спорам и шуткам, ведь это была его месть.
   Грэм взобрался на липу, зажал тул между двух сучьев и с усилием натянул на лук тетиву. Раскидистые ветви давали хороший обзор, и парень мог сверху наблюдать, как у кромки сталецветной воды суетится Лешак.
   Браконьер делил добычу по размерам. Тушу лося оставил дальше от берега, ближе бросил кабана и рысь, тетеревов и куропаток выложил цепочкой до конца берега. Заячьи тушки он начал свежевать по пояс в воде, чтобы дракон повёлся на вкус крови, и тот не замедлил откликнуться.
   Не успел Грэм моргнуть, как из воды выстрелила драконья голова на длинной шее. На мгновение тварь замерла, словно привыкая к переходу от глубинной тьмы к свету дня, и также стремительно кинулась к замершему Лешаку. Тот успел только замахнуться на дракона тушками, как челюсти зверя сомкнулись на нём. Тварь ухватила охотника поперёк тела, изогнулась и ударила им о поверхность озера, словно рыбак, глуша добычу.
   Лучники дали залп. Одна стрела попала в шею твари и застряла в толстой шкуре. Другая, грэмова, случайно или нет, чиркнула зверя по носу. Дракон на миг ослабил хватку и выпустил добычу из пасти. Лешак, из которого тварь выбила весь дух, пошёл ко дну. Фэкхэм с криком соскочил с обрыва в попытке отвлечь зверя, а Горман бросился на помощь тонущему товарищу. Снова выстрелили луки. На этот раз все попали в цель, и основание головы твари украсилось оперённым ошейником.
   С рёвом чудовище бросилось к берегу, где к Фэкхэму уже присоединились Скам и Тоэгун, обнажившие короткие мечи. Только Грэм остался сидеть на дереве и пускал стрелу за стрелой. Целился он по глазам зверя, но тварь так стремительно двигалась, что было чудом попасть в неё.
   Фэкхэм, размахивая неуставной секирой, первым встал на пути стремительного чудища, и его врыла в прибрежный песок драконья туша. Скам и капитан одновременно с двух сторон наскочили на дракона в попытке единым махом перерубить тому шею, но мечи лишь с жалким звоном царапнули шкуру чудища. Дракон по-змеиному напал на отважную пару. Ни Скам, ни Тоэгун не имели возможности даже нанести удар - все усилия уходили на то, чтобы увернуться от мечущейся пасти. Первым оплошал капитан, когда подвернул при очередном прыжке ногу. Тварь, схватила его повыше груди и шмякнула об землю с такой силой, что только голова осталась в драконьей пасти, и чудище выплюнуло её, как вишнёвую косточку. Шансы Скама таяли на глазах - несколько раз ему ещё удалось увернуться, но рассвирепевший дракон всё-таки достал и разорвал лучника пополам. В этот момент перед чудищем остался только выбравшийся из воды Горман.
   Грэм предостерегающе закричал, и тот вовремя уклонился от шипастой головы. Тогда Грэм крикнул: "Открой глаза!". Горман понял с полуслова - он стал отступать к обрыву так, чтобы морда дракона повернулась в сторону засевшего на дереве товарища. Грэм медлил из боязни спугнуть тварь неточным выстрелом, но дракон всё-таки замер, когда готовился к последнему броску. Со звоном тренькнула тетива, стрела со свистом вспорола воздух и вошла в левый глаз чудища по оперение. Тварь впервые за время учинённой бойни закричала... тихо, едва слышно, и в то же время от этого крика Грэм мешком свалился с дерева и потерял сознание.
   Парень пришёл в себя оттого, что его окатили водой.
   - Очнулся?
   Грэм разлепил веки и, с трудом сосредоточив взгляд, узнал в склонившемся над ним Гормана.
   - Как? - прошептал он.
   - Все мертвы, - сказал тот и отвернулся. - Все. Капитан, Фэк, Скам... Лешака я так и не вытянул, зато вот посмотри, - он выкатил перед собой какой-то валун в тине и синей слизи.
   - Что это?
   - Яйцо из драконьей кладки. Любой барон душу заложит за водяного дракона в замковом рву. Мы с тобой теперь богачи.
   "К чему мне это", - преневозмогая ломоту избитого тела, подумал Грэм.
   Последний осколок заката догорал в облаках.
   Ночью при свете костра они в меру оставшихся сил вырыли могилы - четыре неглубоких ямы на берегу под обрывом - никто бы не дал большего лучникам Эсха, ни мёртвым, ни живым. Капитана похоронили вместе с вырезанным из драконьей туши сердцем, словно зарыли чужую месть. Фэкхама положили вместе с секирой, Лешака - с его последней добычей в ногах - заправский скакун будет у охотника в посмертии. Когда забрасывали песком Скама, Грэму на миг показалось, что мертвец жёстко усмехается, словно довольный известной только ему шуткой.

   Глава 2. Маг и подмастерье
   Стылое утро кутало армейский лагерь в паутину тумана. Между островерхих палаток звучали редкие голоса, что только дополняли сонную тишину. Лениво бряцали амуницией проснувшиеся воины, глухо гремели у котлов кашевары. Зловоние гари и мертвечины, принесённое ночным ветром от разорённого города, смешалось с лагерным смрадом оружейного масла, конского навоза, мочи и солдатского пота, приправленных запахами походных кухонь. В морозном воздухе висел тяжёлый, дурманный дух.
   Подмастерье Февер вторые сутки напролёт хранил покой своего учителя. Вход в шатёр Пельса-мага стерегли княжеские гвардейцы, но за внутреннюю тишину отвечал Февер. Он сидел, скрестив ноги, на линялом меховом одеяле и держал мысленным усилием "квадрат молчания" - незримые нити воли питали четыре хрустальных шарика расположенных в ногах и изголовье ложа, на котором отдыхал Пельс.
   Мастер обладал необычным даром чуждым магическим стихиям. Духи огня игнорировали пассы учителя, духи земли и металла избегали рун напитанных маной Пельса, духи воды брезговали жизненными токами, а духи ветра, повиновавшиеся слову подмастерья, оставались глухи к его заклинаниям. Только кто вчера принёс победу княжескому войску? Разве повелители стихий?
   Белокаменные стены Эсха с крепостью скалы принимали на себя магическую ярость огня и ветра, городские башни вздрагивали под земные судороги, но стояли намертво. В момент, когда истекали силы лухракских магов, Сломленные, рабы воли Пельса вышли из городских подземелий и атаковали защитников Южных ворот. О жестокости той схватки опасливо перешёптывались даже бывалые воины - отряд, прорвавшийся в предвратную цитадель, шёл по трупам тех, кого растерзали не стальные клинки, а человеческие зубы.
   Пельс повелевал звериной составляющей человеческого духа. За походными кострами воины шептались, что на такое способны шаманы далёкого севера, но Февер сомневался в слухах, ведь если бы те владели таким могуществом, до Лухрака дошли бы не сплетни, а северные армии, ведомые шаманами. Слишком много звериного в человеке, чтобы устоять перед волей мастера-духовника. Как бы ни желал Февер завладеть хотя бы крохотной частицей этого дара, но, увы, воздушнику оставалось только внимать мудрости учителя, но не знаниям.
   Статус подмастерья духовника был дутым, как бычий пузырь. Пельс не спешил делиться тайной властью, и Феверу ещё не довелось помогать мастеру в ритуалах управления духом. Тем не менее, он кое-чему научился в наблюдениях за Пельсом. Применение чужого знания имело поразительные и неоднозначно толкуемые последствия, если сочетать его с собственной магией. Каждый воздушник умеет банально хлестать молниями, но однозначно мастерством признают придуманную Февером "камеру ужаса", где каждый звук нагнетает страхом помещённого в неё человека. Безусловно заклинание ещё требовало проработки и обоснования теоретических выкладок, но будущий мастер считал делом времени завершить кандидатскую работу, за которую его примут в круг избранных. Подобное заклинание невозможно создать без знания магии человеческого духа. Вот почему ученик держался Пельса. Пускай тот подчиняет людей собственной воле, скоро Февер сподобится ничуть не хуже.
   Маг спал без движения, без звука, словно труп застыл на ложе. Подмастерье, сосредоточенный на "квадрате", заподозрил даже, что учитель не дышит. Ночная волшба отняла у того много душевных сил. К тому моменту как всадник принёс известие о взятии городских ворот, управление куклами довело Пельса до истощения...
   "Собирайся". - Февер едва не вздрогнул и открыл глаза. Мастер сидел на краю ложа вполоборота. - "Мы уходим", - добавил маг, отрешённо уставившись на полог шатра.
   Февер успел привыкнуть к странностям Пельса и молча приступил к сборам.
   Первым делом он размял затёкшие члены, вышел из шатра под свинцовое небо. Ночью дождило. Истоптанная грязь блестела тусклыми пятнами-лужицами. Мокроусые стражники встретили его появление хмурыми уставшими взглядами.
   Февер попросил привести личных лошадей мастера. Слухи, порождённые вчерашней победой, взошли страхом в сердцах воинов. Гвардеец, который обязан подчиняться только княжеским приказам, нехотя, но без прекословия отправился выполнять просьбу мага. Не отвернись он так быстро, Февер заметил бы черточки злобы, исказившие лицо воина. Пускай себе кривится - даже презрительный взгляд порадовал бы подмастерье каплей потаённого ужаса.
   Второе дело - собрать вещи мага - вышло недолгим. Аскетичный Пельс пренебрегал удобствами и атрибутами высокого положения. Пара чистых повседневных роб привычно устлала дно кожаной сумы, праздничное платье, завёрнутое в шерстяной плащ, накрыло их. Мешочки с дурманными травами легли в берестяной короб. Инструменты духовника, кусок воска, связка ароматических свеч поместились в резной ларчик. Ещё меньше места заняли вещи Февера: пара чернильных бутыльков, связка гусиных перьев, хрустальные шарики и самое дорогое - потрёпанная рабочая тетрадь. Истинное богатство мага - в знаниях. Пельс хранил секреты в голове. Подмастерье, не обладавший столь ёмкой памятью, довольствовался записями.
   Февер выпросил у раздражительного спросонья квартирмейстера запас провианта на два дня. На обратном пути задержался у одного из костров, чтобы наскоро перекусить ячменной кашей, после чего сразу поспешил уведомить мастера о готовности, но тот сам встретил его у шатра. Рядом княжеский гвардеец приторачивал к седлам подведённых коней нехитрый скарб двух магов.
   Мастер пронзительно взглянул на ученика, словно попенял на задержку, и жестом приказал садиться на коней.
   На выезде из лагеря их встретил дозор во главе с Треем бароном Клет.
   Командир копья с потаённым страхом узнал Пельса, хотя и встречался с ним только дважды - в княжеском шатре на последнем совете и в переломный момент битвы. Тогда озарённый мертвенным светом маг взошёл на холм и, воздев руки, забормотал призывы к демонам ночи. Вслед за колдовством воевода приказал вновь штурмовать неприступные Южные ворота, и в тот раз войска прорвались в город, но цена за победу бросала в дрожь даже всякое повидавших ветеранов.
   - Доброго утра, уважаемый Пельс, - барон поприветствовал мага нарочито резким тоном.
   - Утра... - повторила эта сухощавая образина. Показалось, что сначала сорвались слова и лишь вслед за ними дернулся острый подбородок и шевельнулись тонкие губы Пельса.
   Трей едва не вздрогнул от отвращения. Захотелось схватить этого сушёного червяка и одним усилием выжать последние соки, однако ему хватило выдержки сдержаться.
   - Могу узнать, куда держите путь?
   Командир при этом заметил внимание подмастерья. Малому тоже интересно?
   - К озеру, - расщедрился на пояснение маг и так посмотрел на Трея, что дерзкий язык онемел и запершило в горле. Маг дал наглецу прочувствовать слабость... страх... злость. Пельс не опускал взгляда, но за миг давление пропало и морок развеялся. Да никак на него, Трея, колдуют?!
   Командир едва не разразился бранью, но только с чувством сплюнул - полегчало. "Зря встал на пути мага, зря, - промелькнула в голове мысль, - выказал слабость". Воины дозора тоже неуверенно замолкли. Растеклась тягучая тишина.
   Вдруг всхрапнул командирский конь, отступив на полшага. Грязь хлюпнула из-под копыт. Ожили звуки лагерной суеты, и сердцу того хватило, чтобы ударить на раз-два-три и вновь зайтись частым перестуком.
   - Возьмите проводника, - хрипота исчезла из голоса. - Ради вашего спокойствия, - добавил барон Клет.
   - Я сам хотел просить, - ответил маг, словно уступил в малом.
   - Рэвил! - рявкнул Трей.
   Февер увидел, как вздрогнул названый всадник. Рэвил нехотя выехал из-за спин товарищей.
   "Проводишь уважаемого Пельса до озера", - скомандовал дерзкий барон.
   Подмастерье мысленно усмехнулся. Ему был приятен страх командира копья. Вот так, как сейчас пугаются Пельса, забоятся и его, Февера.
   Всадник что-то обречено пробормотал в бороду и исподлобья посмотрел на сопровождаемых. На маге взгляд не задержался, выплеснул безмолвную злобу на подмастерье. Рэвил обречённо махнул рукой, предложив следовать за ним.
  
   Кони шли ровным шагом. Проводник не спешил, а мастер не торопил. К полудню рыхлое солнце взобралось по деревьям на небо и теперь устало отсвечивало в облаках. Всадникам по дороге повстречались только дозорные разъезды лухракской армии. Вражеского присутствия не ощущалось. Уцелевшие горожане и защитники Эсха бежали на север к Иссе, а маги направлялись другую сторону.
   Любопытство весь путь испытывало терпение Февера, и последнее подходило к концу, когда проводник свернул с дороги на тропу, скрывающуюся под лесным пологом. Недолго та петляла, прежде чем вывела к озеру, которое встретило всадников чаячьим криком.
   Что здесь понадобилось мастеру? Февер, игнорируя птичий гам, оглядел поросший осокой берег. Тёмная вода стояла мертвенно спокойна. Тропа уходила влево вверх по крутому холму, половину которого словно откусило огромное чудище. Древесные корни, сплетаясь, выпирали из этого песчаного обрыва.
   "Туда", - указал маг на узкую полосу пляжа, белую из-за птичьих тел.
   Сладко-тошнотный запах туманил восприятие. Подмастерье заклял лёгкий ветерок отгонять смрад, и дыхание чуть прояснилось, заодно вспугнул чаячью стаю. Птицы с гневными криками взмыли в воздух, и взглядам открылась туша невообразимого зверя. Вот она - цель поездки.
   Февер слабо разбирался в бестиарии, но драконы относились к сакральным существам, и подмастерье узнал олицетворение водной магической стихии. Зверя убили - обломки стрел в шкуре указывали на это однозначно. Кто? Если охотники, то мастер напрасно надеется взять источник драконьей магии - его сердце.
   "Он погиб вчера, - пробормотал Пельс и торопливо спешился. Вонь разложения нисколько того не побеспокоила. Мастер отогнул край шкуры у расклёванного бока. - Посмотри на состояние плоти".
   Февер кивнул.
   "Грудина вскрыта", - продолжил анатомическое исследование учитель, зайдя за тушу. Ого! Тень эмоции промелькнула в голосе? Значит, охотники... И тут Пельс пробормотал: "Но сердце рядом и не разрядилось, я чувствую".
   Подмастерье спрыгнул с коня на прибрежный песок, едва не подвернув ступню, кивнул воину, и тот принял поводья. Рэвил не хотел мешать магам и пробормотал, что позаботится о лошадях, выпасет, пока "уважаемые" заняты.
   Февер осмотрелся. Ночной дождь сгладил следы вчерашней битвы, кроме самых яростных. Несколько длинных рытвин - видимо, удары хвоста, а ямы с оплывшими краями - следы драконовых лап. А что там дальше?
   Три... нет, четыре продолговатые впадины. Могилы? Если мастер прав, и уцелевшие победители дракона не унесли сердце... "Будь благословенно их невежество! - возликовал Февер. - Мастер! - Пельс прервал копошение и ответил немигающим взглядом. - Кажется, я знаю, где находится то, что мы ищем".
   Дружинник, собирающий лошадей, заинтересовался.
   "Неужели клад? - засомневался Рэвил. Мокрый лошадиный нос ткнулся в раскрытую ладонь. Воин бездумно вынул из подсумка ещё одну морковку, и хитрая Клюковка, воспользовалась оплошностью хозяина. - Нет. Кто же так прячет? Место уж больно приметное".
   И всё-таки сомнения не оставили воина, ведь не зря ужасный Пельс ищет нечто ценное для себя. Знать бы ещё что.
   Тем временем тот прекратил копаться во внутренностях мёртвого зверя. Маг стряхнул с рук липкую слизь, поднялся и подошёл к подмастерью. Упав на колени перед могилами, Пельс приложился лицом к земле и, Рэвил мог бы поклясться, стал есть песок. Нет, показалось.
   "Быстро, - обратился маг к ученику. - Копай. Пока не поздно".
   Дружинник со смесью удивления и страха посмотрел на сумасшедших. - "Прокляни тебя боги, Трей!" - мысленно выругался воин, невольно отступая. Клюковка заржала, когда он излишне сильно потянул удила. Маги, как по команде, повернули головы, и Рэвил испугался этих пронзительных взглядов, спина покрылась потной испариной.
   Шум сбил подмастерья с мысли. Пришлось Феверу снова задуматься, как выполнить приказ и разрыть сырой песок. Даже вдвоём с проводником придётся трудиться полдня или дольше. "Быстро" - значит, с помощью магии. Мастер никогда не требовал невозможного. То, что Февер не видит "быстрого" решения, говорило - Пельс устраивает очередную проверку. Мысленно перебирая доступные объекты воздействия, подмастерье остановился на ветре, точнее вихревом потоке.
   Маг ничего не сказал в ответ на решение Февера, и тот воспринял молчание учителя как одобрение.
   Сначала он поторопил проводника отвести лошадей подальше в лес, что тот с радостью исполнил, явно не желая становится свидетелем предстоящего. Учитель остался на берегу, испытывая мастерство Февера. Маг не мог сам оградиться от стихии, чем вынуждал поддерживать ещё и его защиту.
   "Малый вихрь". Легче пробудить ураган, чем создать смерч на пятачке в десять шагов и удержать в этих границах. Справится Февер, значит, подтвердит весомость притязаний на звание мастера. Кто бы подумал, что амбиции молодого воздушника подвергнутся испытанию в этот момент и в этом месте. Накатила паника, захотелось крикнуть "я ещё не готов!" Но, наткнувшись на пристальный взгляд Пельса, подмастерье взял себя в руки. Сделав несколько глубоких вдохов, Февер выбросил из головы посторонние мысли, подавил сердечную скачку до ровной, уверенной пульсации. Сейчас или никогда!
  
   Рэвил теперь нипочём не желал знать, что творят маги на озерном берегу. О Пельсе и его учениках шла дурная слава. Никто не решался хулить в открытую ужасного и могущественного чародея, особенно после падения Эсха. Только недомолвки страшили пуще правды. Хотя Рэвил среди первых ворвался в городские ворота, сам бы не поверил, опиши кто другой увиденный ужас.
   Дружинник вывел лошадей на поляну с приметным дубом. Конные разъезды за время короткой осады Эсха в меру необходимости исследовали городские окрестности. Дозорные заставы стояли дорогах. Но маги сломили сопротивление быстрее, чем на помощь Эсху собрались дружины ближайших трёх замков.
   Арон. Дурон. Горон. Грозные и звучные чужеземные названия. Магам бы проявить осторожность и не путешествовать без охраны по враждебной местности. Где-то здесь в лесах скрываются последние защитники Эсха. Пусть их мало, но Рэвил-то один. Помогут ли магам чары против летящей стрелы?
   Осторожность не помешала бы и самому Рэвилу. Ведь не задумываясь, даже с радостью исполнил приказание подмастерья, так хотелось оказаться подальше. Только лошадей надо было не просто поводить, но дать попастись. Свою кобылу воин с утра накормил, когда собирался в дозор. А вот лентяи-конюшие, если судить по виду чужих коней, их в лучшем случае напоили. Невольно вспомнилось памятное место в трёхстах шагах от озера с прекрасной травой. Правда воин побывал там только раз, пару дней назад, но память быстро подсказала нужные приметы.
   И вот на месте Рэвил спохватился, что ведёт себя беспечно, ведь маленькую полянку окружал высокий кустарник - враги могли незаметно подкрасться. В то же время риск уступал страху перед магами. "Всего-то надо держать ухо востро, - успокаивал себя Рэвил, с довольством наблюдая, как кони принялись щипать траву. - К тому же вороной подмастерья учует чужаков и подаст голос".
   Однако любопытство беспокоило воина. Удалённость полянки от озера, вселила уверенность, ослабила хватку страха. Клюковка, видимо, почувствовала настроение хозяина и подставила голову, выпрашивая ласку. Погладив каурую по шее, Рэвил окончательно успокоился. "Я только посмотрю", - шепнул он на ухо лошади. Та фыркнула.
   Стреножив коней, дружинник крадучись направился к обрыву.
   Ушёл недалеко. Тревожное предчувствие остановило, заставило прислушаться. Едва уловимый послышался свист. Поведя головой, Рэвил подумал, что показалось, но когда обратил взгляд в сторону озера, звук вернулся. Обычно воин доверял предчувствиям, поверил и сейчас. Да, он не хотел знать, какую чёрную волшбу творят маги на озерном берегу, вот только неясный намёк на схороненный клад не давал сердцу сжаться от страха, а уголёк алчности подогревал любопытство. С озера дул лёгкий ветер, но, кроме того, нечто неправильное и тревожное ощущалось в воздухе. С опаской Рэвил пошёл дальше.
   По мере продвижения свист усиливался. Вдруг предостерегающе зашелестела листва, и воин увидел, как медленно, раздвигая ветви и пригибая траву, к нему ползёт пыльная стена. Рэвил только успел прикрыть глаза, как сильный порыв ветра покачнул его. Пыль набилась в нос и воин, трубно чихнув, наклонился вперёд, чтобы удержать равновесие. Ветер чуть ослабил натиск, зато вокруг засвистело, задребезжало, и тогда Рэвил всё-таки бросился на землю, прикрывшись руками. Воин, уткнувшись в траву носом, пережил неприятные мгновения. Голову словно сдавило железным обручем так, что от макушки по телу прошла волна онемения. Резко, будто затянуло в омут, похолодало, и только уши пылали от возникшего ниоткуда напора. Щёлк... щёлк... щёлк... - притупило слух, обратило его внутрь - щёлк... щёлк... щёлк....
   Чёрная тень накрыла лес. В небе громыхало. Рэвил, как черепаха, сжался внутри воображаемого панциря, ничего не видя и не слыша. А ветер завывал волком. Его голос то спадал, то набирал силу. Неслышимые трещали ветви и, словно саранча, некая сила стачивала древесную кору и превращала в тёмно-зелёное мочало траву и листья.
  
   Разбушевавшаяся стихия вышла из-под контроля. "Кокон молчания" - единственный щит, который Февер выставил на пути смерча. Заклинание простое, но забирает много душевных сил, большая часть которых ушла на лепку вихря. Маревые стенки "кокона" прогибались под напором ветра, и только беспрерывная волшба подмастерья крепила возведённую защиту.
   Уплотнённый воздух окружал магов. Он почти не пропускал звук и ухудшал видимость, словно смотришь через мутное стекло.
   Лицо Февера покраснело от напряжения, По скулам стекали капли пота. Волосы, собранные сзади в хвост, вздыбились вокруг головы наподобие солнечной короны. У левого виска билась синяя жилка. Февер, тем не менее, ни на миг не прекращал монотонный речитатив и продолжал выталкивать-выщёлкивать слоги заклинания.
   Пельс бесстрастно игнорировал обережные потуги подмастерья, поскольку верил, что тот справится с защитой. Маг чувствовал, запаса душевных сил Феверу хватит до того момента, как смерч удалится на безопасное расстояние. Да, ученик переоценил силы, но важно другое - понимал ли Февер совершённую ошибку? Да, понимал.
   Смерч вызвался легко, но придать тому нужную форму оказалось труднее. Заклинание тепловидения рисовало сложнейшую картину в цветовой гамме от ярко-красного к бледно-голубому. Подмастерье менял воздушные слои, прогревая один и охлаждая другой, и ощущал себя гончаром и художником одновременно. Впервые в жизни Февер взялся за столь ювелирную работу, и поначалу успех сопутствовал молодому магу. Вихревой поток принял задуманную форму, а край воронки, словно лезвие лопаты, счищал песчинки, медленно и верно углубляя могильный раскоп. Вот только в завершении Февер отпустил вихрь, когда убрался достаточный слой песка, просто вплетя в окончание первого заклинания начальные слоги "кокона молчания". Маг надеялся, что творение пойдёт гулять по земле и, утратив энергетическую подпитку, развеется само собой. Как бы ни так. Февер не учёл, что создавал вихрь рядом с озером, поверхность которого находится в постоянном теплообмене с нижними слоями воздуха. Так что смерч не утих, а наоборот, набрал новую, воистину демоническую силу.
   Подмастерье сосредоточился на заклинании защиты и не видел сквозь маревые стены "кокона", как разбушевавшаяся стихия убегает через озеро, поднимая пенно-гребневые пласты волн. Огромная высокая туча - порождение вихря - выросла на глазах и принялась стремительно пожирать светлое пространство. Смерч глухо грохотал, пока Февер управлял вихрем, теперь же вырвавшаяся на волю силища оглушительно гремела и хлестала зигзагами молний. От бешеной какофонии звука и света не спасал даже "кокон", и подмастерье, с трудом удерживая концентрацию заклятия, вынужденно сократил объём защиты, сильно ужав границы.
  
   Сколько длилась свистопляска? Очумевший от пережитого воин не считал мгновений. Долго или коротко. Но только когда пропали щелчки в ушах и ветер по ощущениям прекратился, Рэвил позволил себе перевернуться. Неизвестно откуда взявшийся песок забился за шиворот, неприятно покалывая спину. В лесу воцарилась дивная тишина, словно ветер вымел все звуки. "Или я оглох?!", - ужаснулся воин. Словно в ответ над тёмной листвой приглушенно громыхнуло. Пошёл дождь.
   Разразившийся ливень до нитки промочил обессиленного подмастерья и его учителя. Смерч, побушевав далеко в лесу за озером, рассосался, и небо щедро, но кратко оплакало земную юдоль.
   Февер держался на подрагивающих ногах только благодаря упрямству. Единожды уронив достоинство перед мастером, можно было до конца жизни заслужить молчаливое презрение, а он пока дорожил отношениями с магом и радовался, что сейчас тот озабочен иным.
   Пельс, склонившись, стоял над вихревым раскопом. Стихия, освобождённая подмастерьем, сняла большую часть песка, так что дальше можно расчищать вручную. Тем не менее, маг мысленно скривился, когда заметил ободранную песком кисть мертвеца. Трудно, ох, трудно добиться от дровосека искусной резьбы - подытожил Пельс работу Февера. Пришло время позвать проводника, негоже магам руки пачкать, ронять достоинство.
  
   Необъяснимое спокойствие вкупе с последождевой свежестью вызвали душевный подъём. Рэвил присел, потряс ещё гудящей головой. Сочный воздух с каждым вдохом вливал в тело целебную силу. Звон утих. Рывком воин встал и, ох! сразу закачался на ногах - голова пошла кругом. Он едва удержался, прислонившись к дереву. Так что произошло? Хотелось ломать, что под руку попадётся, но дружинник лишь бессильно выругался. Маги! Будь проклято их племя. Убраться, убраться поскорей! Рэвил оттолкнулся и, пошатываясь, двинулся в сторону поляны.

   Глава 3. Встреча
   Открытый горизонт. Сжатые поля. Дорога. Недавние дожди размягчили землю. Городские беженцы за два дня измесили землю в грязь. Далеко в поле с криком дерутся галки. Впереди река. Сзади подгоняет гром.
   Горман тяжело переставлял измученные ноги, шагал осторожно. Грэм шёл за ним след в след. За плечами Горман нёс завёрнутое в плащ драконье яйцо. Плащи да ещё луки напоминали, что недавно двое беглецов принадлежали к лучникам белостенного Эсха.
   Вечер потери. Бессонная ночь. Утром перед лесной опушкой беглецы услышали крики, затаились и, только когда шум затих, с опаской вышли на дорогу.
   Четыре трупа. По одежде, горожане среднего достатка. Горман осмотрел тела. Неизвестные убийцы стянули с мертвецов сапоги, сняли плащи, но почему-то побрезговали нарядной коттой с одного трупа, правда, тот лежал лицом в луже. Рублёные раны от топора, как определил Горман, а это значит, что разбойничали вчерашние крестьяне. Грабители торопились или забыли осторожность, поскольку в мирное время мертвецов раздели бы до нитки и оттащили в лес, где закидали ветками, чтобы человеческий взгляд не наткнулся, а потом звери подмели следы.
   Горман посмотрел на кислое лицо товарища, бросил: "Пошли. Мы ничего не можем для них сделать. Живые сами за себя, а мёртвым всё равно".
   Лучники вновь побрели по дороге.
   Беглецам было два пути. Один - к мосту через Иссу, другой - к Трихолмью. За рекой, по слухам, что бродили в Эсхе, король собирал баронские дружины и ополчение. В Трихолмье стояли грозные крепости, чьи бароны выводили в поле только до сотни рыцарей, если не считать ещё наёмных и крестьянских отрядов. Урожай с полей убран, а за крепкими стенами раньше бы переждали не один месяц осады до подхода королевского войска. На такой расклад рассчитывал и магистрат Эсха, только вражеские чародеи за день смяли городскую оборону, как ореховую скорлупу. Горман справедливо предположил, что Трихолмье продержится не дольше, и выбрал путь к реке.
   В дороге остановились только раз - быстро перекусили куропаткой, что ночью запекли в глине. Мясо не пропеклось, и съеденное холодным, тяжело переваривалось. После перекуса товарищи продолжили путь, даже не помышляя об отдыхе. Грэм признал старшинство товарища и тупо брёл за ним. Горман упорно вёл к Иссе. Река представлялась ему той границей, что отсечёт полосу неудач. Уже вечерело, когда вышли к берегу, и там их ждало разочарование.
   Судьба нанесла подлый удар. Моста не было. Чёрные обугленные сваи - вот и всё, что осталось. Словно не веря глазам, Горман вошёл в воду и рукой провёл по столбу. Маслянистая сажа очернила ладонь. Дождь, что прошёл три дня назад, вымочил сваи. Мост сожгли, когда Эсх ещё даже не осадили лухракцы. Город предали! Лучник врезал по горелому дереву. Злость, опустошение - два чёрных камня на весах выбора. Горман развернулся к безразличному товарищу и оставил при себе догадку.
   Новая развилка: идти в Трихолмье или как-то переправиться за реку. Горман пожалел, что нет с ними больше Лешака и Скама, но пожалел мысленно, не вслух, побоялся, что при упоминании погибших товарищей безразличие Грэма обернётся взрывом или апатией. Вот и на очевидный вопрос, куда податься, тот лишь пожал плечами.
   Горман осмотрелся вокруг. Не так широка Исса, чтобы опытный пловец растерялся при взгляде на другой берег. В бытность охранником купца ему доводилось переправляться через реки и шире, и быстрее, но горец Грэм плавать не умел. Скам грозился обучить новичка, да не успел.
   Пока ещё не сгустились сумерки, Горман повёл вдоль берега вниз по течению, прочь от Трихолмья, на которое непременно нападут. Они не первые выбрали этот путь, если судить по следам, поэтому шли с надеждой догнать впереди идущих - толпой не так страшно пропадать. Если повезёт, то найдут на рыбацкий посёлок или, может, кто из встречных крестьян укажет брод.
  
   Надежды не сбылись, на дороге было безлюдно. Красное солнце мелькало в верхушках заречного леса, однако всё также тянулась широкая лента реки и длились поля с редкими островками рощ. В одной, когда совсем стемнело, расположились на ночлег. Грэм, едва сложил лук и тул, сразу упал на траву и с головой накрылся плащом. У Гомана сил осталось не больше, и он пристроился рядом с товарищем. Так, согреваясь животным теплом, провели ночь.
   Подлая ночь принесла вместо снов кошмары последних дней и никак не желала кончаться. Гормана разбудил то ли храп, то ли пробирающий морозец. Толком и не проснулся. Голова тяжела со сна, желудок урчит голодным зверем, ноги и руки затекли, пальцы свело от холода. Беглец развёл костёр, плевав на осторожность. Сырые ветки дымили больше, чем грели. Может, лухракские разъезды не добрались досюда или спали в такую рань, но на дым, который выдавал стоянку с головой, никто не пожаловал. Горману было безразлично. Он со слезящимися глазами жадно тянул руки к огню и потирал ладони. Только чуть отогрелся, сразу растолкал Грэма.
   Парень проснулся злой. Угрюмо и односложно отвечал на нехитрые вопросы, кашлял, но жался к дымящему костру. Товарищи грелись молча, голод не располагал к разговору. Можно было бы наловить рыбы, но для этого нужна снасть. На мысли вслух Грэм вдруг ответил, что в горах рыбачил с острогой, но здесь в низинах речная вода слишком мутная для такой ловли. Ожил!
   Так за бестолковым разговором продолжили путь. Короткий сон пошёл на пользу. Душевное напряжение последних дней ослабло, и Гормана радовало, что безразличие покинуло взгляд товарища. Обсудили и сошлись во мнении, что другого пути, кроме как за реку, для них не осталось. Оба они чужаки в Сотасе, ни один не ходил севернее города, а дороги на юг перекрыли вражеские разъезды. Оба владели только воинским ремеслом, а, это значит, что подаваться им или в наёмники, или в разбойники. В любом случае в одиночку путешествовать опасно и лучше держаться друг друга, ведь вместе и дойти, и наняться легче.
   Вскоре увидели деревеньку в четыре дома. Зашли со стороны огородов. У плетня залаяли псины. На шум выскочили пятеро парней и дедок. Увидели крестьяне, что перед ними всего двое чужаков, осмелели. Горман крикнул, предложил сменять кое-что из одежды на еду. Одежда была добротной, поскольку капитан роты Тоэгун следил за экипировкой членов отряда. В ответ парни нагло предложили проваливать по-доброму. Из других дворов появились мужики, кто с топором, кто с оглоблей, видимо приняли за разбойников. В конце концов, столковались, и дедок, старейшина общины, не упустил выгоды. При торге хитро щурил глаза, растягивал слова. Молодёжь обступила, держа на виду дубины для "честности". Долго ругались, торговались. Горман не зря ходил в охране ветского купца, но даже он против крестьянской хитрости не сдюжил. Старик по голодным лицам пришельцев видел, что те на грани, и не торопился давать настоящую цену. В итоге сменяли два шерстяных плаща на каравай и мешочек крупы, взяли луку, кусок домашнего сала и бурдюк ягодного вина. Последний дар павших товарищей отдали с сожалением, в том же Эсхе за вещь из бернийской шерсти давали два золотых, на которые десяток наёмников гулял бы по кабакам неделю. Беглецы хотели завернуть еду в последний, грэмов, плащ, но тут не стерпел старейшина, подарил полотняную суму. Торговля состоялась. Как ударили по рукам, старик повеселел, а молодцы опустили "честные" дубины.
   Горман спросил напоследок, как переправиться за реку, на что старейшина посоветовал найти ниже по течению неких "рыбарей". При этом упоминании дубинки вновь приподнялись в крестьянских руках.
   "Наверно, за тех "рыбарей" нас приняли", - подумал беглец.
   Грэм принял суму с припасами. Горман поправил за спиной драгоценный узел, и скорым шагом товарищи покинули селение. Шли быстро к ближайшей роще, чтобы поесть без посторонних глаз.
   Частил мелкий противный дождь.
   * * *
   Толпа беженцев растянулась узкой змейкой. Многие шли пешими, но встречались и конные повозки. Отчаянные прямо на дороге сбивались в шайки и грабили недавних сограждан при свете дня. Отряды лухракцев из трёх-пяти всадников сновали по дороге, правом сильного загоняя на обочину телеги. Одиночки наезжали на богато одетых беженцев. Если лухракцу хватало терпения и горожанину было чем откупиться, то всадник искал следующую жертву, а если нет, то неудачника могли и зарубить, чтобы проверить карманы.
   Никто не сопротивлялся. Испуганная толпа лишь обтекала места, где лежали убитые и умирающие.
   За несколько часов большинство беженцев ушло далеко вперёд. Отстали старики, женщины, дети. Их было мало, и страх разделял их. Мара видела, как люди падали на землю и не вставали - не хватало сил. Довлело тягостное отчаяние.
   Нет, не везением было спастись, а растянутой пыткой. Вчера Мара набрала в поле горсточку зерна - это оказалась их первая с Каей пища за время бегства. Девочка плакала, упрямилась. Накричала на дочку, но такая боль вышла, что сама не сдержалась и зарыдала.
   Последних беженцев из города Мара видела вчера - старика с двумя мальчиками. Те тоже заходили в деревню, но их, как её с Каей, прогнали. Поддерживая деда за руки, ребята дошли до березнячка. Мара с девочкой не стали прятаться - что с них взять - так и познакомились. Старый Лиэтей работал в городе горшечником.
    "Старуха моя, год как умерла. Сын служил в страже, а она, сказали, вся у ворот полегла. Сноха вышла в город и пропала", - перечислял дед свои потери, пряча воспалённые от слёз глаза цвета хмурого неба. Лухракские солдаты ради потехи заперли его с внуками в доме и подожгли. Счастливцы спаслись через окошко в подвале. Мальчишки легко пролезли в узенькое отверстие. Старик застрял. "Как выбрался, словно чудо помогло, вытянули меня мальчики", - от волнения Лиэтею к концу рассказа не хватило воздуха, и старый горшечник судорожно вздохнул.
   Старику и Маре ничего не удалось спасти, кроме своих жизней, ещё повезло, что вывели из горящего города детей. Мара поплакала бы о выпавших на её долю скитаниях, но ведь дед с мальчиками видели и испытали тоже самое.
   Утром Лиэтей с внуками ушёл. Когда Мара с трудом проснулась, попутчиков уже не было, исчезло тепло прижавшихся тел. Они с Каей остались в одиночестве. Кисти и ступни сводило от холода. Бегство потеряло цель. Дальше идти некуда.
   И вдруг Мара задрожала не от холода, а с испуга - пришла мысль, что Лиэтей посчитал их мёртвыми. Она схватила Каю за плечи, стала трясти, но девочка не просыпалась. Шлёпнула её по щеке, и только тогда дочка открыла глаза и заплакала. Слава Рие! Мара прижала хныкающую Каю к груди. Слова утешения застыли на языке. Они живы, всё ещё живы!
   "Мама... Мама... - всхлипнула дочка. - Я есть хочу"
   Что ответить? Мара подумала, что, может, удастся в темноте украсть что-нибудь с огородов, если псы не всполошатся. Ещё можно снова выйти на дорогу, вдруг там попадутся более удачливые, чем она, и не столь жестокосердные, как крестьяне, беженцы. Дурацкая надежда. Вот только с ней была Кая, и ради дочери Мара заложила бы и тело, и душу.
   В это время отчаянных раздумий она увидела двоих чужаков, которые вышли из негостеприимной деревни. Издалека различила на мужчинах плащи темно-зелёного цвета. Такие носили наёмники под началом её мужа. Но, по словам старика Лиэтея, никто не спасся у южных ворот, а значит, погиб и Тоэгун, как и две сотни его людей. Раз так, то выходит, что встречные - это или мародёры, или просто беглецы из Эсха, кто подобрал ненужные мертвецам вещи. Она, вынесшая на руках только Каю, понимала мотивы последних
   Мужчины быстро шли к березняку, но заметили Мару и сбавили шаг. Теперь она видела их лица. Не сотасцы и не лухракцы. Смуглая кожа выдавала в них южан. Первый - крепкий мужчина лет сорока. В чёрной как смоль бороде седина. Второй - корявый парень - такой же чёрный, но волосы кудряшками. И тот, и другой придерживают футляр с луком. Вдруг промелькнуло сомнение, что ошиблась молва, и кто-то из лучников спасся.
   С тяжким сердцем встала, не потупила глаза. Непроизвольно оправила изношенное платье. Кая спряталась за матерью. "Риа, защити нас..."
   Горман застыл в нерешительности. Странная женщина с вызовом смотрела на него. Правильный овал лица. Плотно сжатые губы. Пепельно-серые глаза под изогнутыми бровями полны отчаяния. Пряди русых с позолотой волос видны из-под платка. Даже на южный вкус чересчур тонка. В осанке чувствуются напряжение и усталость. Заметно по одежде, что горожанка, но в дороге при ужасной погоде ей удалось не замараться. Руки держит так, словно что-то скрывает за спиной.
   Женщина молчит, знает, не смотря на показную гордость, что ей не положено первое слово.
   А дождь идёт. Морось настолько легка, что ветер бросает в лицо горсти капелек.
   Не зная, как начать разговор, сказал просто:
   - Здравствуй, госпожа.
   - Здравствуйте, - ответила та, словно хозяйка.
   Из-за платья женщины выглянул ребёнок, стрельнул испуганными глазками и снова спрятался.
   Неуверенность пришельцев говорила - не лухракцы, не разбойники они, и всё равно мужчины суть - опасность. Но шаг навстречу:
   - Меня зовут Мариша.
   - Горман, - представился старший. - Грэм, - указал на товарища.
   - Вы из города? - осторожно спросила женщина.
   - Да...
   - Нет.
   Мужчины переглянулись. Мариша увидел смущение младшего.
   Тот, что назвался Горманом, поспешил пояснить:
   - Мы прибыли в город за неделю до осады вместе с торговцем Мет'цит'царом, - с трудом выговорил ветское имя. - Дела вынудили нашего хозяина задержаться, а вскоре дороги оказались перекрыты и лухракцы окружили Эсх.
   Женщина не поверила. Да какое её дело? Что заставило Гормана солгать, Грэм не знал, но доверился опыту товарища. Не эсхские лучники они. Для всего мира Горман похоронил последних. Так тому и быть.

   Глава 4. Путь к переправе
   Они солгали. По речи, возможно, и охранники, но лица выдали ложь, скрытую в словах. Боятся. Берегутся от слабой женщины. Риа, что за тайна у них? У малого за плечами внушительный узел. Вежливые разбойники? Но ты, Мара, не в балладе.
   Её сомнение не ускользнуло от внимания чужаков. Но какое им дело? Не то время и не то место, чтобы вести разговоры.
   - Я хочу идти с вами.
   - Куда?
   - В Кверт.
   Город. День конного пути от Иссы. Горман решил, что будет разумно согласиться со вторым предложением. Но с первым? Нет, не выдержит она дороги. Была бы одна - оракул надвое сказал, но её девчонка - обуза. Впрочем, если отстанут, то не их с Грэмом проблема. Ответил коротко:
   - Хорошо. Идём.
   Вот и кончилась обходительность. Слетела, как старая позолота. Старший прошёл мимо. Малой поправил узел, бросил оценивающий взгляд на её грудь. Всё. Каждый выживает за себя. Мужчины! Гонористые в силе и трусливые в слабости. Обернулась к Кае. Испуг в глазах дочери. "Пойдём, малышка. Дяди нас проводят, - ложь во спокойствие. - Поиграем в лошадки? Давай, держись крепче", - посадила девочку на закорки.
   Медленно переставляя ноги, согбенная драгоценной ношей женщина поплелась вслед мужчинам. Девочка, обхватив руками шею матери, печально смотрела никуда.
   Шли, не удаляясь от берега. Справа, шагах в ста, тянулся высокий склон старого оврага, скрывая от взглядов возможных недоброжелателей. Но с самого края речная пойма открывалась, наверное, как на ладони, и время от времени один из беглецов поднимал голову, тревожно высматривая наверху преследователей.
   Высокая трава была не примята, что внушало и надежду, и сомнения. Они проходили здесь первыми. Никто, кроме них, не увидел шанс на спасение в той стороне. Увидят ли его враги?
   К удивлению Грэма, старший товарищ не торопился. Берёг силы или всё-таки запал на женщину? Да, грудь у неё ничего, хотя сама худа, как дикая кошка. С неприязнью вспомнилась холодная мокрая ночь. Возможно, сегодняшняя будет теплее.
   Склон плавно понижался или берег незаметно шёл вверх. Тонкоствольные деревца, растеряно стоявшие между рекой и оврагом, сошли на нет. Сосновый бор, выглядывавший из-за обрыва верхушками, неожиданно поднялся в рост, подступая к реке. Впереди открывался черными скалами грозный еловый лес. Лес и бор смыкались по неровной дуге. Между ними и берегом оставалось небольшое открытое пространство, на котором вжались в землю три рыбацких дома. Растянутые сети, словно паутина укрывали их от взгляда.
   Грэм нагнал Гормана, показал вперёд. На берегу кверху дном лежала лодка. Боги ответили их молитвам. Товарищ оглянулся. Где-то позади брела с дитём на спине ненужная попутчица. Вон показалась из-за дальнего дерева её сгорбленная фигура. Эх, ну и отстала!
   Горман откликнулся его мыслям:
   - Уморит её девчонка. Впрочем, что с бабы взять?
   - Известно что, - ответил Грэм.
   Товарищ нахмурился. Отвернулся.
   - Посмотрим, - бросил он.
   Долго ждали, пока женщина добредёт до них. Усталая составила ребёнка на траву. Где её несгибаемая гордость? Измождение отражается в каждом движении. Но не упала, стоит гордячка. Смотрит с вызовом.
   Ломило поясницу, болели колени и ступни, отяжелели руки. Не призналась бы, но спины мужчин, удалявшихся на протяжении всего пути, вели её, не давая сломаться, упасть. Боялась, что, потеряв из виду ненавистных попутчиков, потеряет всё. Страх подхлёстывал - давай, Мара, иди, Мара!
   Голос старшего: "Мы пойдём, посмотрим, что да как".
   Что? Что он говорит? Только теперь Мара отвела взгляд от мужчин. Не сразу поняла, что видит впереди дома. Тяжелый свет, как мутное стекло. Кивнула.
   Младший, назвавшийся Грэмом, поставил на траву свой объёмистый узел. Его товарищ добавил суму и сложил поверх лук и тул, проверил меч. Грэм выбрал из кармана куртки тряпицу. Развернул. Мара увидела какие-то верёвочки и, лишь когда малый, придирчиво скривив губы, выбрал одну, поняла, что то - тетивы.
   Грэм размотал лук. Ловко прицепил снизу тетиву, поднапрягся, сгибая плечи, и натянул ушко на желобок. Тренькнул - звонко. Открыл тул. Взял стрелу. Также как тетиву, придирчиво осмотрел её, прежде чем наложил на рукоять.
   - Я готов, - сказал он Горману.
   - Мы скоро вернёмся.
   Дырявые сухие сети, рыбьи кости под ногами, серые щелистые бревна стен, старые запахи - мелочи - говорили: мы покинуты.
   - Эй, есть кто?! - крикнул Горман у первого дома. - Нам нужна лодка. - Без ответа.
   Шорох за домом. Грэм повернулся, натягивая лук. Мелькнуло рыжее пятно в траве. Лисица?
   Горман открыл жердяную дверцу - скрипнула и повисла на верхней петле. В полутьме дома безжизненные очертания нехитрого убранства. Две лавки у стены. Низкий стол. Печи нет, только углубление на её месте, засыпанное мусором. Переступил порог. Пошатнулся. Пол оказался земляным. Если в доме и был настил, то его сняли. Сделал пару шагов. Хрустнул под ногами черепок. Глаза чуть попривыкли ко тьме - в дальнем углу опрокинутые фигурки божков. Всё брошено, возможно, не менее седмицы назад. Дух человеческого присутствия выветрился. Может, и какой лесной зверь в поисках еды осмелился пробраться в покинутое жильё и покуролесил.
   Горман вышел наружу.
   - Нет никого, - сказал поджидавшему товарищу.
   Грэм с видимым на лице облегчением расслабился.
   Проверили второй дом - также пусто. Взять и то нечего. Беднее бедного жили рыбаки. И за что их так невзлюбили деревенские?
   Последний дом Горман проверял на всякий случай. Сомнений в заброшенности деревни у него не осталось. Он и удивиться не успел, когда переступил порог, а ему на голову обрушился удар.
   Глухой звук. Грэм увидел, как Горман заваливается на пол. Миг. Натянут лук. Взгляд зорко вперен в тёмный проём двери.
   - Эй, парниша, на шали! - голос из дома. Хриплый, как у выпивохи-горлодрая. - Дёрнись - порежем товарища твоего.
   - Поговорим? - не растерялся Грэм.
   - Бросай лук! - другой голос, - и поговорим.
   Бросил. Тут же из проёма, опираясь на двузубые вилы, показался ухмыляющийся разбойник.
   - Вот теперь и поговорим, - гнусно ухмыльнулся тот.
   Вслед за ним вышел второй с топором в руке. Обух в крови.
   Грэм выхватил меч из ножен.
   Мужики выглядели неважно. Как жизнь их валяла, била, шпыняла, всё отразилось на лицах - злобных крысячьих, в глазах - мелких свинячьих, осанке - кривлённой собачьей. Трудно было различить их одинаковых, как близнецы, в обоюдной лохматости и грязи. Разве что вышедший первым был сед и краснолиц, а второй черноволос.
   - Ого-го, какие мы храбрые, - притворно испугался седой.
   Мара издалека наблюдала за событиями. Отупение усталости мешалось с обыкновенным любопытством. Вдруг Кая:
   - Я есть хочу.
   - Тише, дочка, тише, - шепнула Мара, с тревогой наблюдая, как из дома, в котором пропал старший из попутчиков, вышли двое. Со своего места она не могла разобрать, о чём говорят малой и рыбаки, но Грэм обнажил меч, и стало ясно, что драки не миновать.
   Кая дёрнула её за платье: "Мам". - Мара обхватила девочку руками, посадила на колени. Дочка размазывала грязными кулачками слёзы. - "Тише", - утёрла слёзы относительно чистым краем рукава. - "Тише. Сейчас дяди вернутся, найдут нам поесть. Хорошо?". - Кая всхлипнула, кивнула.
   А тем временем рыбаки напали на Грэма и, когда Мара вновь обратила взгляд к домам, они осторожно обходили его с двух сторон.
   Первым не выдержал рыбак с вилами. Решив, воспользоваться преимуществом оружия, бесхитростно ткнул им в Грэма. Тот легко увернулся, и тогда второй нападавший рубанул его сверху вниз топором.
   В руках чернявого, отметил Грэм, была не военная секира, а обычный колун с тяжёлым деревянным обухом, неудобным для рубки одной рукой. Удар у такого оружия страшный, но велика и инерция. Приняв лезвие у самого обуха на рукоять, Грэм не смог удержать меча, резкая боль пронзила кисть; но и топор от соударения вылетел из рук разбойника. Лучника развёрнуло, и в открывшуюся спину он получил тычок древком от седого. Падая, Грэм ухватился за пояс чернявого, и они вместе повалились на землю. Боль придала ярости, и в тоже время такая драка была привычнее для горца. Вместе с чернявым они покатились по земле, пытаясь оглушить друг друга, лучник при этом старался вновь не подставить спину под удар седого. Но такая тактика была неудобна - чернявый оказывался всегда сверху, получая преимущество, и уже несколько раз больно приложил Грэма затылком о землю.
   Борьба начала утомлять обоих драчунов, всё сбивчивее становилось их дыхание. Только седой ходил вокруг сцепившихся, выбирая момент для тычка, приговаривая: "Врежь ему! Врежь!"
   Наконец, удача улыбнулась Грэму. Двинув чернявому под дых и воспользовавшись мгновенным замешательством, он выхватил свой засапожный нож, резанув противника по глазам. Тот взвыл, схватившись за окровавившееся лицо. Горец, освободившись, столкнул с себя разбойника и тут же, перекатившись, увернулся от древка. "Говно!" - выдохнул седой, готовя новый удар на этот раз уже зубьями вил.
   Грэм понял, что все шансы на победу у седого. Лежачий против стоячего. Какому богу надо успеть помолиться? Богу смерти о быстром конце? или возмездия, прокляв убийцу напоследок?
   Между ног разбойника проскочил рыжий кот.
   Так. Шутят. Боги.
   Седой невольно отшатнулся, а Грэму хватило подаренных мгновений, чтобы вскочить на четвереньки и по-звериному броситься на разбойника. Попав головой в бок, он свалил его. Нож вошёл седому под рёбра. Всхлипнув, разбойник, хватил ртом воздух и получил сильный удар в скулу - Грэм приложил кулаком со всей накопившейся злобой. Растерявшийся противник упустил момент, и горец, несколько раз с остервенением ударив его головой о землю, оглушил врага.
   "Фуххх", - выдохнул Грэм, откатываясь от побеждённого. Грудь лучника вздымалась и опадала, но тот всё не мог отдышаться. Сердце стучало, как избиваемое безумным барабанщиком. Лежа на спине Грэм заново постигал мир с размытой серостью неба, холодной землёй, сыростью травы и людским плачем - чернявый разбойник перешел с воя на рыдания-всхлипы. Но всё. Отдышался. Есть другие долги. Надо подниматься.
   Мара не поняла как, но только что обречённый Грэм смог обернуть положение в свою пользу. Короткая схватка, и второй разбойник повержен. Поднявшись с земли и отряхнув голову, малой без видимых колебаний перерезал поверженному врагу горло и также спокойно прекратил мучения другого, раненого в лицо.
   Грэм очистил нож о землю, сунул за голенище. Поднял с травы меч. Как ещё потянуть время? Никак. Не без внутренней дрожи подошёл к дому. Горман лежал, распростёршись за порогом. И хотя у головы натекла лужица крови, он был жив - часто и тяжело дышал. Грэм переступил через ноги товарища, присел рядом на корточки. Помедлив, стал переворачивать Гормана кверху лицом, как того начало рвать. Грэм подержал товарища, так чтобы тот не захлебнулся, и лишь, когда рвота прекратилась, положил на спину. Лицо того было бледно и довольно грязно от земли и желчи. Глаза прикрыты веками.
   - Ты как? - спросил без надежды Грэм.
   Веки дрогнули.
   - Не... о... ч... - выдавил Горман.
   - Крепись, - с долей неожиданной для себя радости откликнулся парень. - Ты да я. Мы последние.
   Лицо Гормана исказилось в гримасе дикой боли.
   - Ты...
   Шум из дальнего угла отвлёк Грэма. - "Ннн... ннн..." - раздалось оттуда. Что за напасть?
   То, что в темноте лучник принял, не вглядываясь, за груду тряпья, при внимательном рассмотрении оказалось связанным стариком. Грэм не поторопился его освобождать.
   - Ты как сюда попал, старче?
   - Ннн...
   - Немой? Драться не будешь?
   - Ннн...
   Грэм перерезал верёвки. Старик торопливо сбросил узы, замысловатым жестом выразил благодарность за спасение и затем показал на лежащего у двери Гормана.
   Лучник возвратился к порогу. Его товарищ пребывал в прежнем состоянии. Сзади подковылял старик. На свету Грэм увидел, как сильно тот был покалечен. Немного горбатый от скрюченного сидения он потирал затёкшие запястья. На одной из рук не хватало трёх пальцев, видно, что недавно отрубленных. На лице, скрытом большей частью взлохмаченными волосами, отчётливо проступал расплывшийся до черноты синяк под опухшим глазом. Разбитая нижняя губа покрыта засохшей кровью, которая оставила след и на седой бороде. Худая, прожжённая местами одежда висела на старике, как на пугале.
   Посмотрев на Гормана, спасённый промычал необнадёживающе, попытался что-то объяснить Грэму знаками, но, видя, что его не понимают, изобразил, как что-то переносит.
   "Сам знаю", - чуть не буркнул горец.
   Да, Гормана нужно убрать с земли, постелить хотя бы травы под раненую голову. Не стоит забывать и о том, что необходимо как можно скорее переправиться за реку. Грэм рассудил, что женщина и старик не станут ему полезными помощниками, и промелькнула подлая мысль бросить всех и уходить одному. Он вышел из дому. - "Присмотри за ним", - сказал старику, а сам пошёл в сторону оставленных за пределами деревни поклажи и попутчицы.
   Только недалеко отошёл, как за спиной раздался шум. Из кустов, росших за ближним домом выскочили двое малолетних ребят и бросились к вышедшему за порог старику с радостными криками: "Деда! Деда!" - Даже дыхание спёрло от неожиданности. Вот тебе и покинутая деревня! Впору клясть притуплённое городом чувство опасности. Как же глупо всё, что затевали они со времени оставления Эсха. Чего только стоит охота на дракона! Грэм с досады сплюнул. Ладно, пусть мальчишки милуются со своим дедком.
   Малой подошёл злой и усталый. Видимых ран на нём не было, только куртка на груди отмечена кровяной россыпью. Как-то раздражённо Грэм посмотрел на Каю, Маре даже боязливо стало. - "Горман ранен, - сказал он, подбирая оружие товарища и забрасывая со странной лёгкостью на спину внушительный узел. - Помоги мне донести".
   Не дожидаясь её согласия, Грэм направился обратно в деревню.
   Мара подхватила тяжёлую суму, сказала дочери: "Пойдём, Кая".
   У последнего дома её поджидала неожиданная встреча. Старик Лиэтей, которого она повстречала вчера, всклоченный и обезображенный, промычал ей что-то. Слава, Риа, что его мальчики в порядке!
   Ребята, увидев её, обрадовались.
   - Тётя, Мара, что с нашим дедушкой? Он больше не разговаривает, - потрясённо спросил её старший, кажется Эндер.
   О, боже! Только сейчас Мара сопоставила и потрёпанный вид старого горшечника, и окровавленный рот, и немое мычание. Разбойники отрезали несчастному язык! Но как сказать об этом ребёнку? Мара растерялась.
   - Мама, смотри - котик, - пискнула Кая, на некоторое время избавив мать от необходимости отвечать на неудобный вопрос.
   - Это Мститель, - гордо сказал младший из братьев, державший на руках рыжего котяру внушительных размеров. - Он тоже дедушку спасал вместе с дядей.
   Грэм при этих словах громко фыркнул.
   - Тот дядечка, - младший восторженно показал на труп седого разбойника, совсем не смущаясь мертвеца, - как замахнулся на этого дядечку, - пальцем в Грэма, - а тут Мститель как метнётся ему под ноги! Как укусит! Вон, видите, штаны ему все порвал!
   Выслушивать детскую сказку о подвиге "мстителя" у Грэма не было сил. Пусть глупая женщина возится с детьми - хоть какая-то помощь с её стороны. Горец со стариком в то время, как дети взахлёб рассказывали о своём приключении, сорвали дверь одного из домов. Отломав несколько жердей, чтобы та прошла в проём, они устроили на самодельных носилках тяжелораненого лучника и вынесли его из злополучного дома наружу.
   А Горману было совсем худо. Дыхание стало заметно реже и тише, и он больше не откликался на слова. Ясно, что не жилец.
   - Так! - Грэм громко хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание. Дети прервали свою трескотню и вместе с женщиной воззрились на него. - Будем переправляться за реку.
   Чтобы сказать дельное дальше?
   - Мы пойдём, посмотрим на лодку, а вы ухаживайте за раненым.
   Как же глупо звучат собственные распоряжения!
   Тем не менее, его послушались. Попутчица что-то тихонько втолковывала детям. Рыжий кот точил когти о бревно. Все вроде при деле. Кивнул старику - пора и нам заняться.
   В лодках Грэм разбирался, как овчар в рунах. В горах, где он родился, в быстрых и гремящих на камнях ледяных речках особо не поплаваешь, тем более на лодке. На пути в Эсх самую крупную реку, не чета Иссе, Грэм перешёл по известному броду. Даже мысленно, он с трудом представлял, как будет проходить переправа. Старик, судя по неуверенности во взгляде, знал столько же, сколько и Грэм.
   Мара никогда не сталкивалась с такой раной, которую получил Горман. Кровотечение было легко остановить, но она боялась, что удар обуха повредил старшему из попутчиков череп, а с последствиями сотрясения ей было не справиться.
   Вернулся малой. Посмотрел с умным видом на травяной компресс, наложенный Марой на затылок Гормана, удовлетворённо кивнул. Присел перед ней.
   - В общем, дело худо, - сказал он, состроив кислую мину и отведя взгляд в сторону. Затем, словно устыдившись собственной слабости, заставил себя посмотреть Маре в глаза. - В лодках я, конечно, ничего не понимаю, но когда мы спустили её на воду, то внутрь начала сочиться вода. Боюсь, далеко мы не уплывём.
   Что же, Маре, наконец, было, что ответить зазнавшемуся юнцу. Только стоит подобрать слова помягче.
   - Когда-то мой муж, - не думай о нём! - водил меня, кататься на лодках. Наш перевозчик Ором любил рассказывать о своей жизни, как служил моряком на торговом судне, - вспоминая, ответила Мара. - В одной из своих историй он поведал, как спасся в страшный шторм на лодке. Её постоянно заливала вода, и Ором сказал, что ни за что бы ему сейчас не говорить с нами, если бы он тогда одной рукой не грёб, а второй не вычерпывал воду. Не стоит, конечно, во всём верить этой байке, но...
   - Да, - улыбнулся Грэм лишь уголками губ, - если мы будем работать в четыре руки, то у нас-то получится в два раза лучше. Я понял.
   Он встал. Поглядел на солнце.
   - Между полднем и закатом. Почти на полпути, - пробормотал он и вновь обратился к Маре: - До вечера мы должны переправиться.
   - Но... - она показала на Гормана.
   - Всё, - сухо отрезал Грэм. - Правда, кто не хочет, может остаться.
   Мара вспыхнула, но малой этого не заметил.
   - Ему нельзя...
   - Быстро поедим, - проигнорировав её возражение, сказал Грэм, - и начнём. Давай, созывай всех.
   На что? Разве была хоть крошка? И вот тут малой нанёс удар по её доверию. Открыв суму, которую они таскали весь день, он выложил лук, сало и каравай, достал бурдюк, наверное, с вином (и тогда, когда Маре нечем было даже промыть рану его товарища!). Каким страшным бездушием должен обладать человек, чтобы ходить сытым среди голодных! Как ножом по сердцу пришлось Маре действия Грэма, а он, нисколько не подождав остальных, уже положил отрезанный ломоть сала на кус хлеба.
   - Ну, что ты ждёшь? - промямлил он с набитым ртом.
   Что же, сходила за детьми, привела Лиэтея. Еда быстро закончилась. Дети и старик уплетали каждый за обе щеки, а Грэм быстро насытился.
   - Есть ещё немного крупы, но её побережём. Хочешь вина? - спросил, отхлебнув преизрядный глоток из бурдюка.
   Воды-то нет. Конечно, да. Все приложились к бурдюку. Мальчишкам по маленькому глотку, Кае ещё меньше. По сравнению с дождевой водой вкус кислого вина показался гораздо приятней.
   - Всё, - убирая полупустой бурдюк в суму, сказал повеселевший Грэм. - Пора и за работу.
   Решили переправляться в несколько очередей. В лодке помещалось только трое взрослых человек, при этом один из них должен будет грести, а второй отчерпывать воду. В первую очередь поплывут Грэм, Лиэтей и Горман. Оставив последнего, они во второй заплыв перевезут Мару с Каей, чтобы те присмотрели за раненым, затем переправят поклажу Грэма и Гормана и только потом мальчишек.
   - До вечера, глядишь, управимся, - обнадёжил всех малой.

   Глава 5. Сон
   До вечера не управились. Много сил ушло на переправу.
   Лучник грёб самодельным веслом. Старик вырубил две штуки из расколотого вдоль бревна. Чтобы не занозить руки, намотали на рукояти тряпьё, но парень мог управиться только с одной самоделкой, к тому же побаливало повреждённое в драке запястье.
   На первой переправе лодка никак не желала слушаться Грэма и упорно воротила нос по течению, поэтому некоторой мороки, потраченного времени и сил стоило ему определиться с тем, что необходимо грести то с одного борта, то другого. К тому же весло оказалось тяжеловато для парня - быстро заныли плечи и спина. И у старика Лиэтэя возникли проблемы. По замыслу он должен был вычерпывать из лодки просочившуюся воду. Для этого приспособили глиняный горшок, найденный в разбойничьем доме. В мыслях работа представлялась несложной - черпай себе и черпай, - но как тут почерпаешь, когда на дне лежит раненый? Лодка была маленькой, и Горман занимал её почти всю, оставляя очень мало места на носу и корме. Как они не перевернулись в то плавание, не сказали бы честно ни Грэм, ни старик. Их судёнышко неуклюже, будто плавающий пень, вертело носом и качало бортами, норовя то и дело хлебнуть речной воды. В конце концов, они пристали берегу в шагах двухстах от намеченного места.
   Одежда на Гормане значительно промокла, и надвигающийся вечер, а за ним и холодная предосенняя ночь не оставляли тяжелораненому шансов. Его товарищ уже относился к нему всё с большим равнодушием, как к обузе, и неудивительно, что, бросив Гормана, лишь недалеко оттащив от берега на траву, Грэм поспешил начать обратное плавание. Старик Лиэтей только огорчённо покачал головой. Но, даже если он и мог, что сказать, то какие слова остановили бы юнца, попробовавшего на вкус убийство и власть над людьми?
   Когда Мару переправили на другую сторону реки, она душевно пришла в ужас от положения Гормана. Но, не смотря на все перипетии, тот отчаянно цеплялся за жизнь, словно подсознательно верил в чудо. С помощью Каи женщина на скорую руку сделала подстилку из ветвей и травы. Пока занималась этим, раненого опять начало рвать. На этот раз вышло совсем немного желчи, но каждая судорога измученного тела пугала, словно вот-вот она окажется последней. Но нет, смерть не торопилась.
   Из лапника и сухих наломанных веток сложила рядом с ложем раненого костерок с тем, чтобы мужчины, возвратившись с поклажей, разожгли его, и они с Каей и Горманом могли обсохнуть и согреться. Вот только уставший после пятой ходки по реке Грэм, которого уже язык не поворачивался назвать малым, со злости распинал ногами костёр да ещё накричал на Мару. Та обиженно попыталась разъяснить буяну, что преследователи, если такие и были, не станут, на ночь глядя, соваться за реку, которую ещё и переплыть надо, а по Грэму выходило, что за несчастными обездоленными беженцами гнались кровожадные лухракцы, едва ли не людоеды. Истерика быстро опустошила его, и он вновь стал напоминать встреченного всего лишь этим утром парня, но слушать разумные доводы, тем не менее, отказался. И, поскольку Грэм остался единственным защитником их маленькой группы, с его решением смирились.
   Вечер тем временем стремительно летел навстречу ночи. Стыдливое солнце скрылось незаметно, и тьма обосновалась, прежде всего, в тени деревьев, лишь над рекой ещё можно было застать сумеречный свет, отражённый с небес. Но мальчишек перевозили уже во мраке ночи, когда лишь месяц блестит над головой. Впрочем, водоплавателей выручила способность Грэма немного видеть в темноте, а так бы они промахнулись значительно дальше, чем вышло.
   А восторгу ребят не было предела. Они участвовали в опасном приключении, в котором царапина - рана, палка - адамантовый меч, а убитый враг протестует, что его подло закололи. Жизнь ещё не разуверила их в иллюзиях детства, и Грэм, сам рано утративший подобную веру, с завистью злился на чужое счастье. Злость его подпитывал и рыжий Мститель, с которым не пожелали расставаться ребята и благосклонно - не поверишь! - отнёсшийся к переправе через реку. Руку младшему тот всё-таки глубоко расцарапал, но, в общем, и котоносец, и его подопечный мужественно перенесли тяготы захватывающего дух путешествия.
   Грэм и Лиэтей с трудом вытащили лодку на берег, сильно замочив одежду, что не прибавило терпимости горцу. Он ещё раз уже устало вспылил, когда Мара спросила, как им теперь ночевать, ведь с приходом тьмы ощутимо похолодало, а Грэм запретил разводить огонь. "Чего ты ещё хочешь от меня, женщина, - сварливо ответил горец. - Я так устал, что готов упасть там, где стою". Грэма не хватило даже на грубость, хотя в голове крутилась мысль сделать женщине непристойное предложение, но так и не облеклась в слова.
   Он и в самом деле был настолько изнурён, что только лёг, положив под голову суму с припасами, как сразу провалился в сон. Мара укрыла Гормана его плащом. Из-за последнего, кстати, Грэм пошумел напоследок. Мара, разочаровавшись в попутчике, не побрезговала осмотреть их вещи. Тогда-то она и нашла среди них тёплый плащ эсхских лучников, и, отобрав ещё и грэмовский, расстелила плащи под деревом. Этого было мало, чтобы сохранять тепло, и вся компания улеглась на скромное ложе в обнимку, словно кутята, прижимаясь друг к другу. Мара благоразумно постаралась оказаться с противоположного от Грэма края, чего горец не заметил.
   Дети быстро заснули, дневных впечатлений им перепало по полной. В силу возраста не спал Лиэтей, боявшийся повернуться, чтобы не разбудить кого-нибудь. Не шёл сон и к Маре, хотя эта ночь выдалась спокойнее, чем предыдущие - наконец-то женщина была не одна, и не так сильно теперь довлел над ней груз ответственности за их с дочерью жизни - появился хоть какой-то защитник. Если бы ещё Грэма не пробило на храп! Но усталость исподволь подточила маришины силы и впустила сон так, что женщина и не заметила перехода.
   Мрак. Деревья. Вокруг. Над тобой. Зрак луны. Видишь вдруг свет. Огонь, как звезда. Долгий звук. Дальний вой? Враг, а может быть друг? Тени. Конь? Единорог...
   Образы смешались в мыслях Мариши, а прекрасное и ужасное видение приближалось. Нет, это был не единорог, но белая лошадь, окаймлённая тёплым золотым сиянием и с гривой, заплетённой в толстые стоячие косички. Чем ближе она подходила к женщине, тем ярче становилось сияние, пока не обратилось в золотистый кокон, из которого вышла девушка.
   Лицо её, словно переливалось от одного лика к другому, то старея, и тогда перед Маришей представала старуха, то молодея, и тогда снова перед ней была девушка. Только тело, закутанное в белую сияющую ткань, оставалось неименным - гибким и стройным на марин взгляд.
   Светлое создание заговорило, словно ветер зашептал, но слов Мариша не разобрала. Девушка протянула руку, и Мара коснулась её ладони кончиками пальцев.
   - Ты слышишь меня, - утвердительно прозвучал голос, и что-то неуловимо животное почудилось в его тональности. Ладонь сжала ладонь, и женщина легонько потянула Мару на себя, та поднялась с ложа.
   - Я сплю, - прошептала Мариша.
   - Всё может быть, - лукаво ответила женщина.
   Она подвела её к Горману, повела над ним правой рукой.
   - Ты хочешь, чтобы он остался, жил? - спросила Маришу старуха. - Это в моей власти.
   - Да.
   Та отпустила её руку, присела подле Гормана, совершая странные пассы. Снова зашептал ветер, и в его шуме можно было услышать позвон листвы под весенним дождём и пение птиц летним днём, скрип первого снега и вой снежной бури - разыгралось марино воображение.
   - Что? - Горман открыл глаза. Женщина взяла его за руку. Мариша не слышала слов, но казалось, что эти двое о чём-то безмолвно говорят.
   - Он согласен, - сказала, коснувшись её, девушка и поднялась. Горман встал рядом с ней. Последствия ранения не ощущались в ясности его взгляда и уверенности движений. - Ты отпускаешь его?
   - Да.
   Почему она спрашивает?
   - Спасибо тебе, - сказала женщина и взмахнула. - Смотри.
   И Мариша увидела путь, что прошла странная гостья по лесу, далеко-далеко до самой белой ольхи в глубине его чащи.
   - В трудный час, где бы ты ни была, всегда найдёшь ко мне дорогу и убежище в моём доме. Но никогда не зови меня.
   Старуха повернулась спиной и увлекла Гормана по светящейся тропе. Золотистый кокон окутал их обоих, и Маре показалось, что могучий лось идёт, возвышаясь, рядом с белой лошадью... или единорогом? А затем всё пропало. Снова мрак...
   Утро дало о себе знать неприятным тычком. Кто-то, спросонья не разобрать, будил Мару. Кто же этот кто-то? Сон уходил, и тело вспоминало все болячки, что получило накануне. Женщина открыла слипающиеся глаза. О, Риа, Грэм! Моментально припомнилась и его вчерашняя злость, и нечаянная истерика. Но сейчас лицо парня выражало растерянность, напрашиваясь на невольную жалость. Но желание пропало с первых слов:
   - Горман исчез.
   Она осторожно приподнялась, расставаясь с теплом спящих детей. Кая, обнимавшая во сне марину руку, слепо попыталась найти её, но тут же успокоилась. Сразу почувствовала холод. Утро ещё только начиналось. Сумерки. От реки тянется туман.
   Так что сказал Грэм? Горман исчез?
   - Как исчез? - переспросила она удивлёно.
   Вопрос остался без ответа. Только слабое "если бы знал, то не спрашивал", словно защищаясь, пробормотал парень.
   Не сразу, но Мариша вспомнила ночной сон. Было это или нет? Рассказать, не поверят. Всё же поделилась с Грэмом своим видением. На удивление тот отнёсся к её словам серьёзно.
   - Ты молишься Рие, - потирая запястье, заметил Грэм, - Матери Земле. Но там, откуда я родом, её знают как Ригею. Это женское божество, но трижды в жизни является оно и к мужчинам в час рождения, в час скрепления семейных уз и в час смерти. Так говорил нам старейшина. И хотя она не наше божество и никогда не откроются нам её тайны, но известно, что у Матери Земли от Богов Четырёх Стихий, Кара, Друма, Знера и Вира было множество детей, даров. В силу божественности они всемогущи, но как все дети слабее своих родителей, и поэтому их сила велика более всего в месте рождения. Дар Белой Ольхи приходил этой ночью. Она выбрала Гормана в час его смерти и забрала с собой, чтобы вечно служил он защитником её дому.
   Но вдруг тень нашла на его лицо.
   - Впрочем, - зло бросил он, - может, его волки утащили или тварь из реки? Дракон, например.
   Он встал, отвернувшись. Мара поразилась резкой перемене. Скрытая боль чувствовалась в нём, находя выход не иначе как в злом слове.
   - Пора в дорогу. Давай, буди всех. Если поторопимся, то дня через два дойдём до Кверта.
   Ничего себе обнадёжил! Но делать нечего, разбудила детей. Лиэтей проснулся сам, в его годы сон некрепок.
   - Поедим пополудни, - сказал, обращаясь ко всем, Грэм, - когда подальше отойдём от реки. Пока вы спали, я нашёл ручей, так что вода у нас будет, - это уже Марише.
   Не ручей он искал, а товарища. Риа, как могут в нём уживаться и равнодушие, и переживание в отношении всего лишь к одному человеку? Молодость ли источник этих противоречий или тщательно скрываемое лицемерие?
   Сборы неожиданно затянулись.
   Не только Грэм и Мара заметили исчезновение Гормана.
   - Он умер? - трогательно спросил Эндер за себя и за вопросительно смотревшего Лиэтея.
   - Нет, его забрала к себе Риа, - попыталась утешить мальчика Мара.
   - Нашу маму и папу тоже забрала к себе Риа. Она злая, да? Зачем она всех забирает?
   - Я к маме хочу, - заныл, было, Орер, младший из братьев, но, обнаружив, что кот, согревавший ему ночью бок, исчез, заголосил по новой: - Она и Мстителя забрала!
   Мара: Ох, уж эти дети!
   Грэм: Придушу!
   Хорошо, что котяра быстро нашёлся. Деловито облизываясь, Мститель величаво вышел из-за деревьев, и был тут же бесцеремонно схвачен в охапку обрадованным мальчишкой.
   На этом, не считая, обычной ребяческой возни, пререкания закончились.
   Нести свои узел и оружие Грэм никому не доверил. Суму с припасом взяла Мара. Меч Гормана парень отдал Лиэтею, скорее для сохранности, чем ожидая, что тот пустит его в дело, и также гормановский лук отдали старшему из мальчишек. Его брат, котоносец, надулся от обиды, найдя утешение только в воинственном нашёптывании Мстителю.
   Начинался новый день, не суля ни радости, ни особой надежды.

   Глава 6. Дорога на Кверт
   Как бы глупо ни выглядело, но беглецам пришлось возвращаться к сожженному мосту. Идти напролом через незнакомый ни южанину Грэму, ни его спутникам, горожанам, лес не захотел никто, и поэтому единственно здравым решением с целью выйти на дорогу было возвращение.
   Шли подлеском, особо не таясь, поскольку уже третий день не видели ни одного лухракца, но время от времени Грэм отставал от компании, чтобы осмотреть противоположный берег. На смену апатии, возникшей после смерти товарищей в горниле горящего Эсха и потом на драконьем озере, пришёл страх, одержимость преследования. Умом лучник понимал, что замки Трихолмья стянут на себя вражеское войско, но с каждым новым приступом страха находил причину опасаться погони.
   Расстояние от сожженного моста до роковой деревни рыбаков Грэм и Горман одолели за полтора дня. Теперь, когда с горцем шли женщина, старик и трое детей, рассчитывать на два дня обратного пути было верхом благодушия. Если Мариша и Лиэтей стойко сносили тяготы перехода, то дети вели себя... по-детски. Ладно, можно было ещё простить нытьё маленькой Кае, но внуки горшечника становились всё невыносимей. Почувствовав себя в безопасности, ребята начали потихоньку пререкаться. Поводом послужило то, что старшему из братьев, Эндеру, Грэм доверил нести лук. Младший, имени которого горец так и не узнал, сначала дулся, пробовал искать утешение у Мстителя, котяры подобранного ими неизвестно где, но утешение получалось по-кошачьи обычным - чеши меня за ухом и будет тебе счастье - всем своим видом убеждал мальчика Мститель. Счастья надолго не хватило, и младший начал канючить у Эндера, хотя бы ненадолго понести лук, на что получил гордый и категоричный отказ. Слово за слово мальчишки перешли на обзывания, смешные для взрослого, но смертельно обидные для каждого из ребят. Остановил перепалку только грозный окрик Грэма. Горца мальчишки после боя в деревне и освобождения их деда безгранично уважали и естественно побаивались. Незамиренные, но окороченные разошлись - старший постарался идти рядом с Грэмом, подражая его шагу и угрюмому виду, младший - рядом с Лиэтеем, надеясь на понимание и утешение, но от немого он дождался их не больше, чем от кота. Старик сочувственно взъерошил волосы внука, но тот не понял и не принял оказанного знака, и поэтому шёл далее мрачный и насупленный.
   Недолго длилась молчаливая идиллия. У Эндера развалился правый башмак, да так неудачно, что, не ожидавший пакости, мальчик наступил босой ступней на крупную шишку. Вдруг почувствовав боль, он свалился, не удержав всхлипа. Лук упал на землю, и на него едва не наступил Лиэтей, что дало повод младшему с ехидцей обозвать брата "пеньком корявым". И началось по новой, со слезами на глазах и соплями, размазанными по лицу.
   Грэму опять пришлось выступать миротворцем. Раздав мальчишкам вкупе с крепкими словами не менее крепкие подзатыльники, он пригрозил, что заведёт ребят в лес волкам на съедение, и никакой "деда" их уже не спасёт. Угроза подействовала, и страсти поутихли.
   С починкой башмака также легко не вышло. Дешёвая обувка сносилась основательно, можно только выбросить. Пришлось Грэму пожертвовать рубахой, оставшись только в кожаной куртке и плаще. Рубаха была настолько пропитана потом, что её некогда выбеленная ткань пожелтела. Стойкий мужской запах, кабана бы не свалил, но здорово вредил обонянию. Рубашку обвязали вокруг ступни, соорудив как бы полотняный башмак. Идти в таком было сносно, хотя все неровности лесной земли ощущались Эндером куда более чем в прежней обуви. Но раз тебе доверили лук, значит, сочли мужчиной, а раз ты мужчина, то терпи - так решил мальчик и терпел.
   На этом несчастия компании закончились, а пополудни Грэм, как и обещал, объявил привал на отдых и еду.
   Впервые за два дня развели костёр и по-настоящему согрелись. В горшке сварили из крупы кашу, которая без жиру и соли всё равно показалась самой вкусной пищей, что доводилось пробовать. Ложка была одна, поэтому пускали её по кругу. Каша обжигала, и торопливые мальчишки давились, но ели с заразительной охоткой. Запили водой, разбавленной вином. С сытного обеда ни идти, ни заниматься чем-либо не хотелось, но Грэм залил костёр речной водой и поднял всех, не смотря на стоны и жалобы. Но собрались и пошли дальше.
   До вечера, к удивлению Грэма, безо всяких проблем компания дошла до того места, где на противоположном берегу, казалось бы, совсем недавно им с Горманом повстречались Мариша с дочерью. Это значило, что уже завтра они должны были выйти на дорогу. Не в пример прошлой ночи, на ночлег устроились тихо и организованно. Даже ссорившиеся всё утро мальчишки, позабыв обиды, с похвальным усердием собирали сучья для костра и общего ложа. Костерок, правда, Грэм, развёл по-охотничьи, пустив дым по земле и особого жара от такого огня не было, но огонь всё же согревал да и радовал взгляд и душу, за таким приятно расслабиться и послушать всякие истории. И вот тогда горец показал себя с новой, неожиданной стороны.
   Начал он с известных сказок о Лотаре-ратоборце, как тот спустился с Синей Горы, бился с конебыком-людоедом, осушил Великую Реку и достал звезду с неба для любимой Саниары. Потом пошли более страшные истории о девочке, воспитанной львами, о подземных жителях-колдунах и обрядах, творимых ими на полнолуние. Запас сказок подошёл к концу, а мальчишки - главные слушатели - крепились, но всем видом показывали, что уж ещё-то одну историю они выслушают и только после этого пойдут спать.
   - Что же расскажу я вам одну ни быль и ни небыль, - устало согласился Грэм. - Был у Лотара-ратоборца брат-близнец, которого ещё в детстве похитили злые альвы. На нём также как и на Лотаре висело проклятье их отца, дара Синей Горы, но если первого брата защищал амулет Авельки, лиса-мага, то второго в свой срок оно поразило. Пришли на землю альвов огры, а надо сказать, что альвы жили далеко на севере, где земля бела зимой и летом от снега и даже горы покрыты толстым слоем льда. Так вот напали на них снежные огры. Альвы сильны в хитрости и скрытности, но против тупых и сильных огров этого оказалось мало, потому что привёл тех Гогри, волк-шаман, жестокий противник Авельки. Он указал ограм место в древесной чаще, где находился город альвов, и последние, чтобы не погибнуть, бежали. Тогда-то и проявилось проклятье дара Синей Горы. Спасаясь от огров, Толар, брал Лотара, бежал так быстро, как не летит ни одна стрела, и лишь когда остановился, оказалось, что он далеко оторвался от прочих беглецов. Очутился Толар не в знакомом лесу, а на равнине, открытой ветрам и ливням. Долго блуждал он без огня и еды, пока не набрёл случайно на одиноко стоящую хижину. А жил в ней старый престарый солдат. Принял он нежданного гостя, накормил и обогрел. Рассказал ему Толар о приключившемся с ним несчастии. "Но какое тебе, человеку, дело до беды альвов", - удивился солдат. Вот тогда-то и узнал Толар, тайну, что скрывали от него злые похитители. Он-то думал, что тоже альв, только искалеченный в детстве страшной болезнью, как убедили приёмыша, а оказалось, что человек. Если бы он ещё посмотрел на себя со стороны, то мог увидеть воздействие проклятья, но только рыжая прядь в чёрных волосах отмечала его. Остался Толар у солдата жить, но на второй день увидели они, как по равнине идёт огромное войско огров, и понял старый солдат, что мало оказалось Гогри разорения альвийского города. Решил, видимо, злой шаман попытаться разрушить и людское королевство. Сказал солдат Толару: "Ты парень жилистый, бери лошадь, скачи в пограничную крепость Рок. Нужно оповестить их о вторжении". "А как же ты?", - спросил его Толар. "Моё время ушло, но ты ещё, может, успеешь спасти себя и других людей". Простились они. Сел Толар на лошадь и поскакал в сторону крепости. Долго он скакал, день или два. Но вот пала под ним лошадь, а до крепости было ещё очень далеко, и огрское войско никак не хотело отставать - всё также разносился по равнине громовой рокот их боевых барабанов. Что оставалось Толару? Только бежать. И он побежал, не чуя земли под ногами, от страха. И снова бежал он так, что мог бы обогнать летящую стрелу. Долго ли коротко, но показалась перед ним человеческая крепость, и только тогда остановился Толар. Привели его к командиру самому наиглавнейшему. Тот его и спросил, с какой он вестью прибыл. Ответил Толар, что движется на людское королевство огрское войско. "Знаю я того солдата, о котором ты говоришь, - ответил ему командир, - но вот тебе не верю. Живёт тот солдат - семь дней на лошади скакать, не проскачешь, семь ночей бежать, не пробежишь, а ты говоришь, что за три дня управился". Посадили Толара в темницу, и если бы увидел он себя тогда со стороны, то не узнал. Только густая рыжина в волосах выдавала действие проклятья. А на следующий день на крепость напали огры. Бум! бум! били их барабаны. Бум! бум! били огрские лапы в ворота. Бум! бум! падали камни разрушаемой крепости. Испугался Толар, что погребёт его под развалинами...
   Глаза ребят уже слипались. К счастью, история подходила к концу, и оставалось совсем немного, чтобы усыпить их.
   - Третий раз в жизни испугался Толар, - продолжил Грэм. - Снова его движения опережали полёт стрелы. Как вихрь вырвался он из темницы и разметал своих тюремщиков. Только выскочил во двор, как перед ним предстали трое большущих огров. Бился с ним Толар, как его брат Лотар-ратоборец, так, что не успевали огры уследить откуда наносится им каждый удар. Но когда Толар победил их, то не остался, чтобы помочь другим людям, страх погнал его дальше от места сражения, и бежал он дальше, пока вновь не очутился в лесу. Тогда и явился к нему Гогри-шаман, и показал Толару его отражение, и увидел тот, что за седмицу дней состарился как за семьдесят лет, а в некогда чёрных, а теперь седых волосах у него осталась только одна рыжая прядка. Вот такая вот сказка. Проще говоря: глаза боятся, руки делают, но без головы ногам покоя не будет.
   Лиэтей, Мара с Каей уже давно спали, и наконец-то засопели и братья. Грэм осторожно, чтобы не разбудить, перенёс их по одному к другим спящим, а сам вернулся к костру.
   Вспомнившаяся по случаю, давно забытая сказка, как нельзя лучше характеризовала историю горца. Братья-близнецы и пророчество. Изгнание брата и ученичество у шамана. Предательство учителя и спасение из рук дара. Скитание по горам и случайная встреча с купцом. Эсх и год службы. Однодневный штурм и охота на дракона. Бегство. Каждый значительный эпизод - отражение суматошности и бесцельности собственных скитаний. Надо бы браться за ум, да где его взять? Грэм загнал в самый тёмный угол разума заунывные мысли. Вспомнит о них завтра.
   Где-то далеко за рекой горели костры огромного войска. Словно ночная заря вспыхнувших звёзд багровели они под стенами Арона.
   Утром пошёл мелкий холодный дождь. Длился он недолго, но успел замочить спящих беглецов. Неприятно им было просыпаться в промокших одеяниях. Дети так усердно почесывались, что Мара заподозрила, не подхватили ли они клещей, но проверила и ничего не нашла. Просто ребятам, как и взрослым, нужно было смыть с себя грязь последних дней. Женщина посоветовалась с Грэмом. "Олень в воду пёрнул, - ответил тот, но, видя непонимание, пояснил, что вода в реке остыла. - Пусть уж лучше чешутся, чем чихают и кашляют". Тем не менее, снова развели угасший за ночь костёр, чтобы обсушиться. Мокрые ветки никак не желали загораться, но, видимо, Грэм знал какой секрет, потому что, недолго почиркав кремнем, ему удалось зажечь небольшой огонь. Костерок сильно чадил, и даже отвод не справлялся с густым дымом, который, наверное, был заметен издалека, но Грэм не заставил компанию долго рассиживаться. Едва беглецы пригрелись, как неумолимый предводитель объявил сборы. Вот только продолжить путь оказалось невозможным.
   Оказалось, что старшему из братьев полотняной башмак натёр ногу, а сейчас перед самым выходом мозоль лопнула, и мальчишка не мог ступить без боли. Вдобавок раскапризничалась Кая. Вчера девчонку, когда она уставала идти, а происходило это часто, несли попеременно то Мара, то Лиэтей, но сегодня маленькая стерва устроила показательный плач и рёв. Грэму снова захотелось плюнуть на всех и вся, но он почему-то не смог. Возникла мысль, что положение можно было бы спасти, будь у них лошадь. Мечты, мечты. И всё же чем боги не шутят? Можно выйти на дорогу, глядишь, улыбнётся удача. Да, он, Грэм, мог бы найти выход, но и его спутникам нельзя оставаться, местоположение их стоянки без сомнения раскрыл дым костра. Горец решился. Они все вместе дойдут до дороги, Эндеру придумают костыль, а уж девчонку как-нибудь утащат - смогли же вчера. Кто будет спорить? Никто.
   Кряхтящая компания отправилась в путь. Вчерашний марш быстро дал о себе знать, у беглецов заболели мышцы, причём иногда в самых неожиданных местах. Так младший из братьев пожаловался, что у него шея болит. А как ей не болеть-то? - "Крути головой поменьше", - со вздохом посоветовал Грэм. Однако труднее всех пришлось старику, хотя он и не мог рассказать о терзавших его болячках. Лиэтей всё чаще останавливался, глубоко дышал, словно рыба, хватая ртом воздух и понемногу отставая. Грэм, хоть и замечал происходящее, но для себя решил, что начнёт беспокоиться не раньше, чем доведёт компанию до дороги.
   Ближе к полудню его изрядно растянувшийся отряд всё-таки вышел к обгорелому остову моста через Иссу. Открывшееся пространство - лес вдоль дороги был вырублен на десять шагов - позволяло видеть, как на дальнем берегу суетятся пока невозбранно лухракские солдаты, пытаясь восстановить мост на своей стороне. Удивительно, что сотасский король не выслал хотя бы парочку отрядов, чтобы стрелами попугать противника. Впрочем, Грэм судил по себе, зная, что сам способен послать стрелу так, что она и реку перелетит, и во врага попадёт. Вот только вряд ли у короля есть лучники, подобные тем, что совсем недавно состояли на службе белостенного Эсха. Однако у монарха, по-видимому, было иное мнение, поскольку, повернувшись, Грэм увидел, как по дороге к реке неторопливо подъезжает отряд конных. Зоркий взгляд горца определил королевские цвета в одежде тяжеловооружённых всадников. Гвардия! Они сопровождали, судя по оказанной почести, очень важную персону. Гадать не приходилось. Кафтаны кричаще красной расцветки предпочитали носить маги стихий Разрушения.
   Подъезжающие в свою очередь также заметили грэмов отряд. От кавалькады отделился один всадник и, пришпорив коня, поехал к беглецам, осадив буквально в шаге от горца. Сразу видно, молодой ещё, горячий да не перегоревший.
   - Кто такие? Что здесь делаете? - насупив до смешного брови, спросил гвардеец. Грэм прикинул, что королевский холуй был едва ли старше его самого, но сколько развязанности и показной силы в каждом движении молодца. - "Если бы не эти брови", - улыбнулся лучник, не торопясь с ответом. Встречают-то по одёжке, а провожают по первому слову. Вот и думай, что сказать. Представиться лучником Эсха или простым погорельцем? Второе не выйдет, приметный плащ выдаёт, а заявляться мародёром Грэму никак не хотелось, поэтому он решил, что скажет правду и почти ничего, кроме правды.
   А гвардеец по-своему расценил недолгое молчание Грэма и записал всех скопом в...
   - Бродяги, - вынес вердикт с высоты своего коня молодец. То, что бродяги были вооружены, он явно не принял во внимание... - а то и разбойники, - нет, всё-таки приметил гвардеец и лук у Грэма, и меч у Лиэтея.
   - Что там, Слассел? - грозно вопросил командир подъехавших рыцарей. На стоящих перед ним людей он не бросил даже косого взгляда, словно их и не было.
   - Разбойники, мойрэ, - доложил гвардеец.
   - Разбойники? - слегка удивился командир и, наконец, удостоил стоящую перед ним компанию оценивающего взгляда.
   - Так точно, мойрэ.
   Грэм не отвёл взгляда, встретившись глазами с рыцарем. Тушеваться перед знатными рэ - это не про него - сколько таких, взяв на кончик стрелы, он отправил к праотцам во время осады Эсха.
   - Ты прав, Слассел, вот этот первейший разбойник, - показав на Грэма, сказал командир гвардейцу, - поэтому согласно королевскому закону повесьте его, а имущество конфискуйте в пользу казны, раз уж я в этой поездке представляю Его Королевское Величество.
   Грэма сразу взяли в кольцо всадники.
   Вот ведь тварь!
   - Остальные, - ещё раз окинув взглядом беглецов, молвил рыцарь, - суть бродяги, а значит, - значит, взять с них нечего, - могут идти на все четыре стороны.
   - Ну, что встали! Пошли! - наехал на растерявшихся беглецов Слассел. Молодой гвардеец не рассчитал, и конь его опрокинул грудью младшего из внуков Лиэтея. Мститель порскнул в сторону, котоносец упал, копыто опустилось на руку мальчишки, отчётливо хрустнула кость. Крик боли. Застывшие лица.
   - Погань какая, - выругался гвардеец. - Забирайте его, ведьмино отродье, а то...
   Старик Лиэтей с обезумевшим взглядом начал вытаскивать меч, но запутался в перевязи. Быстрый удар наискось по лицу опрокинул его на землю.
   - Давайте отъедем, рэ Валлент, - забеспокоился маг. - Эти страсти нарушают мой покой.
   - Как скажете, глубокоуважаемый ниль-Рортер, - ответил командир гвардейцев. - Заканчивай, Слассел. Ты, ты и ты, - указал он на гвардейцев, - поможете ему. Остальные за мной.
   Под детский плач и крик отряд направился к мосту.
   Четверо гвардейцев быстро разоружили Грэма, а затем разделились. Двое отправились с ним исполнять приказание рэ Валлента. Третий вместе со Сласселом погнал по дороге женщину с детьми. Эндер ковыляя, вёл ревущую Каю, а Мариша тащила на себе его скулящего от боли брата. Старый Лиэтей остался лежать в дорожной пыли.
   Те гвардецы, что взялись за Грэма, спешились и, подгоняя его остриями мечей, завели недалеко в лес.
   - Вот что, вешать тебя у нас верёвки нет, - остановившись, сказал лучнику один из них, - поэтому сделаем проще. - Он тычком в плечо развернул Грэма и всадил в меч ему в живот. Согнувшись от боли, горец рухнул на землю, загребя хвою ногами. Мордастый гвардеец вытер меч о грэмов плащ, и убийцы, развернувшись, оставили его умирать.
   Тем временем, Валлент и маг придержали коней перед обгоревшими сваями моста. Рортер лениво смотрел, как на противоположном берегу копошатся лухракцы.
   - Приступайте, глубокоуважаемый, - махнул в их сторону рыцарь.
   - Да, я готов, - напыщенно ответил маг, важно развёл руки и забормотал, глотая окончания слов, заклинание. - "Хия!" - выдохнул он, с его рук сорвался и, как мыльный пузырь, торжественно поплыл над рекой огромный огненный шар. Лухракцы заметили его и засуетились ещё больше, кто-то побежал, но ленивый шар выбросил, не долетая, огненные щупальца, и те хлестнули бегущих. Тот, кого коснулись эти отростки, вспыхивал столбом яркого пламени и тут же падал обугленным трупом в траву. Огонь привередливо предпочитал человеческую плоть другой пище, и поэтому, кроме лухракцев, не пострадала ни травинка, ни былинка.
   - Скажите, глубокоуважаемый ниль-Рортер, - поинтересовался рыцарь, - что было труднее сжечь мост или этих несчастных лухракцев?
   Маг надул щёки:
   - Магия искусство, а не труд, его можно оценить только по слож... - начал он, но заметив глупое выражение, нашедшее на лицо собеседника, закончил: - Мост было сложнее.
   Они развернули коней. Заметив это, к ним подъехали гвардейцы во главе со Сласселом.
   - Ваши приказания исполнены, мойрэ, - почтительно, почти заискивающе, молвил гвардеец. - Вот конфискованное имущество, - протянул он легко объёмистый узел.
   - Интересно, что это? - поинтересовался маг.
   - Разверни, - приказал Валлент.
   Слассел спешился и, недолго провозившись, развязал узел.
   - Ооо! - благоговейно прошептал Рортер. - Рэ Валлент, уступите мне это сокровище.
   - Ну, - засомневался рыцарь.
   - Вот, - маг торопливо вытащил кошель, - здесь сто золотых. Возьмите. Доставьте это, - произнёс он с придыханием, - в мой дом, и я дам Вам и вашим людям ещё пять тысяч.
   - Хорошо, - согласился рыцарь без торговли. - Как представитель Его Королевского Величества я могу предоставить любому желающему право выкупить конфискованное имущество, - скороговоркой выпалил он, делая замысловатое движение рукой, в ходе которого кошель перекочевал к нему под полу. - Это, - затруднился он с определением, - яйцо... ваше.
   Живот горел, словно внутрь него положили горшок горячих углей. Презирая боль, Грэм понимал, что жить ему осталось совсем недолго. Вдруг рядом с лицом умирающего горца оказалась рыжая морда Мстителя. Пришёл, напоследок попить кровушки! Кот лизнул лучника в нос. Ещё и ещё, в щеку, в лоб, в глаза. Грэм зажмурился. С сомкнутыми веками боль, кажется, стала привычнее, даже тише, а на её место пришло какое-то онемение. - "Вот и всё", - мелькнула последняя мысль.

   Глава 7. Предложение
   Кукла. Кукла в жестяном платье. Орущая кукла в жестяном платье. Борода трясётся. Брызжут слюни. Кукла негодует. А вот дёрну тебя за ниточку. Поперхнулась? Бедненькая. Помолчи. Послушай, что скажу.
   - Воевода, - суховеем прошлось по шатру. Стыл влажный воздух, но голос Пельса, как дыхание пустыни. Скрежещут невидимые песчинки о щёку? Скрежещут. Но суховей ещё не стал кожедёром. Терпи, воевода. - Князь отвёл трое суток на захват крепости. Время истечёт завтра утром. - Ты хочешь огненных шаров, сжигающих ворота и внутренний двор, землетрясений, разрушающих стены и башни, молний, бьющих, словно стрелы, в защитников Горона. - У тебя есть день. У меня есть ночь. Завтра крепость падёт. - Не первый раз говорю, воевода. Пора прислушаться. - Делай своё дело и не вмешивайся в моё.
   Дёрну за ниточку, пасть-то и захлопнется. Раз-два. Поворот! Пинок под зад? Тяжко. Свободен, воевода.
   Замечательный ответ. Февер мысленно похлопал учителю. Закусил щёки, чтобы сдержать улыбку. Глаза в землю. Невольный свидетель хуже шпиона. В тесном шатре не скроешься от взгляда. Как бы ни был туп, барон Сквакан, воевода трёхтысячного полка, осаждающего сотасский замок, но вспомнит и сделает Февера частью нанесённой обиды. А обиду имеют обыкновение смывать кровью или стирать в порошок. Что мытым быть, что стиранным - шкура треснет.
   Пельс отвернулся от захлопнувшегося полога. Аскетичное лицо за две ночи почти превратилось в череп, обтянутый кожей. Запавшие немигающие глаза буравят тебя. Взгляд учителя. Февер поднял голову, благо смех пропал. Маг не переносил отражения даже своего бездвижного лица, проявление чужих чувств считал слабостью, их яркость - оскорблением.
   Щенок. Щенок с преданными глазами. Щенок с преданными глазами предателя. Полезен. Предсказуем. Скучен.
   - Готовься.
   Февер покорно склонил голову. Мастер отвёл взгляд. Утихли буравчики. Радость и торжество хлынули, как вода в пустой кувшин. Сегодня последний экзамен. Испытание заклинания. Его заклинания. Этой ночью он, Февер, может стать мастером, тем, кто сам имеет право учить. Удача! Успех! Буравчики. Счастье пропало. Пельс:
   - Не подведи меня.
   - Да, мастер.
   - Устал. На закате будь здесь, начнём. Свободен.
   - Да, мастер.
   Взгляд выталкивает. Не показывать спины. Не встречаться глазами. Шаг за шагом за порог.
   Февер по-гусиному разлаписто выпятился на воздух. Унизительно? Да, но пусть только улыбнутся сивоусые стражи, что охраняют шатёр мага.
   Зырк-зырк по сторонам. Утренний лагерь в движении. Кричат, надрываясь, десятники, сгоняя солдат под сотничьи вымпелы. Люди суетятся, гасят костры, звенят оружием, подбадривают по ходу друг друга. Беспорядочные потоки вливаются в неровные шеренги построений. Блистают яблоки щитов, словно чешуйки дракона. Звучит труба. Торопишь, воевода? Многочешуйчатое тело войска ещё не развернулось для броска, так что терпи.
   Из-за леса до сих пор поднимаются столбы чёрного дыма - это горят сотасские крепости. Имя первого столба Дурон. Имя второго - Горон. Два дня ходили воины Сквакана под тряс земли и громы молний, что вдалеке воротили каменную кладку крепостей. Князь разделил десятитысячное войско на три полка и два со всеми магами увёл под стены Дурона и Горона. Там цвет того волшебства, что можно купить, отрабатывал выплаченное золото, и по прекратившимся ночью стонам неба и земли было ясно - потрудились маги на славу.
   Трихолмье, трёхглавый змей. Две головы лишние, важна одна, она и должна пострадать меньше всего, а, значит, Горон должен сохранить стены и башни. Князю нужен страж, пёс на пороге новых земель, а псу нужна будка у дороги и плетень, откуда можно смело облаивать прохожих, а тем не пройти мимо дерзкого.
   Снова звучит труба. Не терпится воеводе. Правильно трясётся. Князь свои планы выполнил, придёт завтра, спросит: "что с крепостью, Скваканушка". - "Стоит, мойрекс, - протупит барон, - плохо лобиком в ворота стучал, не открыли". - "Ай, ай. Такому орлу и не открыли. Слетай, орёлик, передай защитничкам, недоволен твой князь. Катапульту!" - Разыграл Февер мысленную сценку, посмеялся. Пусть трясётся воевода, умывает кровью стены, трали-вали, тили-тили. Какая там рифма на "воевода"? "Подвода", "погода", "урода"? Туповатому уроду всяк былинка по колено. На душе злорадно и зловесело. Почему бы ему, Феверу, не подурачиться?
   Пельс постоял недолго, выпроводив ученика. Болели суставы. Лишний раз двинуться - вызвать ломоту в костях. Скрипнули камушки в траве - маг повернулся. На его постели сидело существо.
   Рыжий. Рыжий-рыжий приживала. Чей-то рыжий-рыжий приживала. Маг сощурил глаза - не колдовской взгляд, человеческий, но тоже позволяет видеть скрытое. Существо показалось, словно из вежливости, и мгновенье, снова перед Пельсом сидит кот.
   - Маг, здоровья желать не буду, - сказало существо, - хочу сделать тебе предложение.
   Наглый рыжий-рыжий. Вот дёрну тебя за ниточку! Не ниточка, канат! Что ж, рыжий-рыжий...
   - Я слушаю.
   - Ты ищешь сердце. Ты создал инструмент. Ты не найдёшь, - существо значительно замолчало.
   - Я ищу сердце...
   ... дракона. Мечта безумца, что хочет сравняться с богами. Оно было близко, но стало недоступно. Дракон убит. Тление коснулось сердца раньше, чем волшебство сохранения. Но есть птенец. Птенец в яйце. Яйцо не знаю где.
   - Я создал инструмент...
   На пляже около мёртвого дракона. Три годных тела. Семь годных духов. Вычитаем ученика. Два и шесть. Четыре помнят жизнь. Хотят жить. Тонкие ниточки. Верные ниточки. Разыграл танец кукол. Два духа мёртвых вместо духа живого. Два духа мёртвых вместо духа животного. Хороший инструмент. Все ниточки в моей руке. Верный инструмент.
   - Я найду.
   - Твои годы сосчитаны. Дождёшься, маг? Птенец вылупится, вырастет. Дракон - не кукла, маг.
   - Я найду.
   - Найдёшь, если помогу. Посчитай, маг, свои годы и годы поиска. Посчитал? Согласился? Слушаешь?
   Троекратное "да", как стук в запертую дверь. Открыто!
   - Ты отдашь мне инструмент...
   А ты удержишь ниточки?
   - Я сделаю своё дело...
   Ты удержишь ниточки.
   - Я сделаю твоё дело...
   Удержишь. Кто ты, рыжий-рыжий приживала?
   - Согласен?
   Да. Кто ты, рыжий-рыжий?
   - Согласен?
   Да. Кто ты?
   - Согласен?
   - ДА.
   - Покажи мне нити. Хорошая работа, маг. Сердце пойдёт тебе на пользу. Давай их сюда.
   Существо махнуло кошачьей лапкой, выпустив когти, на которых повисли невидимые нити духов.
   - Жди меня здесь семь дней, маг, - сказал рыжий-рыжий, - и будет тебе счастье.
   Коты не умеют улыбаться, но существо не кот. Рыжий-рыжий медленно, издевательски начал исчезать.
   - Кто ты?
   - Ты забыл, маг.
  
   "Маг? - Пельс прикрыл глаза, давая существу скрыться. - Нет".
   Нет, он ничего не забыл. События тысячелетней давности казались чужими воспоминаниями, поблекшими, но живыми.
  
   Седой волк стоял над обезглавленным телом и безутешно взвывал к луне. Мясо и кости, с которых победитель содрал шкуру, чернели на тёмно-синем снегу, опалённом брызгами крови. Зверь рассказывал ночной гостье о волчонке, впервые вставшем на лапы и, смешно покачиваясь, сделавшем первый шаг на глазах любящих родителей. Он пел про то, как играл его сын со своими братьями, как впервые тот вкусил тёплой крови и мяса свежеубитого зайца. В плачущем вое холодная луна внимала гордости отца и учителя за наследника, обещавшего вырасти и превзойти того в силе и тайном могуществе. Ледяной ветер разносил по равнине отголоски рассказа о первых победах молодого волка сначала над слабыми лесными духами, а затем и над существами более сильными и опасными, такими как альвы и огры. Снег падал на седую шкуру плакальщика и таял, стекая слезами под сказание о вражде последнего волка-шамана Гогри и лиса Авельки, как не могли они поделить долы и горы, реки и озёра, землю и небо, а рядом гибли союзники, друзья, родные, дети. Гогри пел поминальную и клялся отомстить. Не человеку, убившего и освежевавшего его сына. Не извечному врагу в лисьем обличии, подарившему убийце силы сразиться с могущественным духом-оборотнем. Волк жаждал мести Элькэвиру, отказавшемуся принять душу в круговорот возрождений, обрекая род на вымирание.
   Луна закрылась облаками, чтобы не слышать страшные звуки приносимой клятвы. По мере звучания той облик волка начало корёжить. Вой перешёл в протяжный хрип, резко оборвавшийся стоном. Когда луна вновь в ужасе и любопытстве посмотрела на землю в щёлку между тучами, на тёмно-синем снегу рядом с окровавленной тушей волка, раскинув руки, лежал косматый костлявый старик. Жар обнажённого тела был столь велик, что вокруг него образовалась проталина.
   Оборотень поднялся и взглядом пустым от выкипевших чувств обратился в сторону южных гор. За ними жили племена людей, молившихся и дававших силу Элькэвиру. Он уничтожит их, сотрёт из памяти живущих имя бога и, когда тот взвоет, скорбя о содеянном, придёт время вернуть дух сына на круг жизни.

* * *

   Холодна речная вода. Как приятно холодна. Чувства говорят о жизни, бесчувственность о смерти. Я чувствую, значит, я живу.
   Человек вышел из воды на берег, ведя под уздцы лошадь. Тонкие струйки стекали с одежды, с волос на землю. Лошадь встряхнула гривой, и тысячи брызг прошили воздух.
   - Чтоб тебя, - выругался, обданный каплепадом, человек.
   - Прости, - откликнулась лошадь.
   - Чтоб тебя... Никак не привыкну, что ты разговариваешь.
   - Я сама... сам не привык ещё.
   Двое потерянных. Память тает, что облако. Новым утром помнишь меньше, чем старым вечером. Нельзя забыть самое главное, поэтому, как заповеди, повторяешь: "ищи яйцо дракона, не пей крови, помни, от этого зависит твоя жизнь".
   Человек и лошадь впервые увидели друг друга на берегу, нет, не реки, озера. Возможно, именно с тех пор каждый из них может слышать мысли другого. От того момента у них остались смутные воспоминания. Вроде бы тогда рядом стоял кто-то ещё, тот, кто дал заповеди.
   - Что-то я начинаю мёрзнуть, - сообщил человек.
   - Должно быть приятно.
   - Угу, но не сейчас.
   - Забирайся мне на спину, обсохнешь по дороге.
   - Нет, сначала я выжму одежду.
   Приятно, когда рядом находится тот, кто может разделить с тобой радость каждого движения, ощущения, чувства, хорошо знать, что зачешись пятка, заперши в горле, заурчи в желудке, и твой приятель по-доброму сможет позавидовать тебе.
   Человек, не торопясь, смакуя ощущения, разделся, выжал одежду и вновь натянул её на себя.
   - Как ты помнишь, что и куда одевать? - удивилась лошадь.
   - Не знаю. Поехали?
   - Забирайся.
   Человек уверенным движением запрыгнул в седло и взял поводья.
   - Видишь, у воды, где торчат какие-то брёвна, вырубку?
   - Вижу. Может, дорога? - предположила лошадь.
   - Давай, сходим до туда, проверим. Чувствую, там прошло то, что мы ищем, как бы оно ни выглядело.
   Человек и лошадь не далеко ушли от воды, как заметили на пути зверька. Маленького, рыжего.
   - Приветствую вас, путники, - сказал зверёк, приветливо подняв лапку и пошевелив в воздухе когтями.
   - И тебе привет, - ответили, не удивившись, человек и лошадь.
   - Что ищете в наших краях?
   - А почему мы должны говорить тебе об этом? - удивилась лошадь.
   - Возможно, я знаю, где найти то, что вы ищете.
   Они переглянулись.
   - Ладно, - сдался человек, - мы ищем яйцо дракона. Ты слышал о таком?
   - Не слышал, но видел.
   - Где бы? - с сомнением спросила лошадь.
   - А почему я должен рассказывать? - улыбнулся зверёк.
   - Не знаю, - расстроился человек. - Но почему бы и нет?
   - Ты прав. - Маленький и рыжий задумался. - Пошли.
   Лошадь неуверенно переступила ногами.
   - Зачем?
   - За яйцом дракона. Я провожу.
   - А-а-а!
  
   Грэм пришёл в себя как-то сразу, будто сознание выскочило из омута небытия к свету и ослепло от его сияния. Лучник перевернулся на спину и часто-часто заморгал. Кровь прилила правой стороне, которую он отлежал. Солнечные лучи падали в широкие дыры в сомкнутых древесных кронах. Тёмные листья складывались в приятную взгляду, но прореженную временем, мозаику золотого и малахитового цветов. Красиво.
   Грэм приподнялся на локтях. Странно. Разум помнил о боли, а тело нет. Рука прошла в узкую прореху куртки, пошарила по животу и не нашла ни раны, ни рубца. Чудно. Кто же спас его? Последнее воспоминание было о чём-то рыжем, пушистом и шершавом одновременно.
   Лучник присел. Покачнулся, но мокрый от росы плащ тянул к земле. Грэм прислушался к ощущениям. Вроде ничего. Встал. Потянулся. Заныло запястье. Горец помнил, как повредил его в драке с разбойником два дня назад. Два ли? Потирая больное место, прошёлся. Сквозь подлесок виднелась дорога. Внезапно налетел, шумевший поодаль ветер, и тряхнул ветви деревьев, опростав на Грэма запасенный листьями и лапами дождик. Ухты! Бодряще.
   Постоял. Спаситель, как было бы в сказке, не спешил объявиться, и ладно. Дорога на слух казалась безлюдной. Сбросив на землю отяжелевший плащ, Грэм прокрался через подлесок, осторожно осмотрелся. Вроде никого. Никого живого. Вышел на дорогу к месту, где лежал убитый горшечник. Вялые до этого мухи взмыли жужжащим роем. От трупа пахло. Сладко. Тошно. Терпимо. Рубленая рана на лице. Тёмная запёкшаяся кровь. Птицы успели выклевать мертвецу глаза. Грэм взглянул на солнце - то клонилось к закату. Прикинул - пробыл без сознания не больше дня.
   Вот так. Остался один. Ни попутчиков, ни оружия, ни припасов. Посмотрел вдаль дороги. Тракт, изгибаясь и виляя, но скорее прямо, чем криво уходил под горизонт. За спиной послышалась конская поступь. Грэм обернулся и увидел, как со стороны реки подъезжает всадник. На его синем сюрко издалека выделялся жёлтый геральдический зверь Парцикуда, лухракского князя. Что здесь делал лух, было для Грэма непонятно, но всадник не казался вооружённым и опасным, однако перед его лошадью потешно трусил, задрав хвост, Мститель.
   Лух подъехал к лучнику, остановился и в растерянности, словно был ушиблен головой, посмотрел на кота. Помолчали.
   - Ну, что знакомиться будем? - прозвучал в голове Грэма насмешливый голос. Горец смутился. Эта мысль явно принадлежала не ему. Неужели всаднику?
   - Э-э... - выдавил лучник, - что ты только что сказал?
   - Прошу прощения? - удивился лух.
   - Посмотри под ноги, - посоветовал голос.
   Грэм скосил взгляд на Мстителя. Котяра пялился на него во все глаза.
   - Ты?
   - Дурацкий вопрос, но отвечу - я.
   - А...? - горец вопросительно кивнул на всадника.
   - Это человек и лошадь. Они сами не знают, как их зовут.
   - А...? - лучник повёл рукой у живота.
   - Волшебные коты умеют не только говорить, если ты об этом.
   Грэм нахмурился:
   - И что же делать?
   - У меня есть предложение. Не хочешь найти того, кто чуть не убил тебя?
   Горец подумал, вспомнил мордастого холуя из княжеской гвардии, меч, входящий в живот, вздрогнул и ответил:
   - Нет.
   - А спасти детей и женщину, которая тебе нравится.
   Маришу? Да ещё с её ревущей девчонкой и двумя надоедливыми мальчишками. Брр.
   - Нет.
   - Ладно, а вернуть своё оружие и яйцо дракона, за которое сложили головы твои товарищи?
   - Хмм... Пожалуй, да.
   Кот и всадник поиграли в гляделки, после чего последний протянул руку, предложив горцу:
   - Садись передо мной.
   - Я только за плащом и вернусь, - метнулся к лесу Грэм. Ему не хотелось оставлять столь памятную и полезную вещь. Вернувшись, подстелил плащ, чтобы не стереть зад на лошадином хребте. Кот прыгнул горцу на руки, и странная компания отправилась в путь.
   Где-то впереди по дороге лежал город, но только кот и лучник знали об этом, и только один рыжий-рыжий догадывался, с чем им придётся столкнуться.

   Глава 8. Северный тракт
   Дорога, по которой ехали на лошади безымянный лух, Грэм и Мститель в сущности представляла собой широкую колею - след от сотен крестьянских телег и купеческих повозок. Дорога официально именовалась Северным торговым трактом и была значительно младше Южного, древнего пути, который изначально также служил для торговой связи Эсха и Кверта, хотя начинался гораздо южнее этих городов, проходя мимо Гор Полуночи и через территории соседних Лухрака и Вета. Путь от Эсха до Кверта по Южному тракту занимал день конной рыси и был единственной нитью, связующей две части сотасского королевства, разделённых Иссой. Неудивительно, что вдоль Южного тракта было выгодно селиться. У дороги строились деревни с харчевнями и гостиницами, сами собой завелись крестьянские банды, затем несколько предприимчивых баронов возвели на близлежащих холмах замки, обещая защиту от разбойников и мимоезжим купцам, и окрестным селянам. Силами баронов грунтовая дорога была выпрямлена, вымощена камнем, деревья вдоль неё вырублены, а паром на Иссе сменил прочный деревянный мост, на котором могли разминуться две встречных повозки. Дорогу патрулировали баронские отряды. Сотасская часть стала самой удобной и защищённой на всём тракте, но за это приходилось платить сверх обычных поборов в три раза больше - по числу замков, встречаемых на пути. Естественно, не всех крестьян и купцов устраивало подобное положение дел. Северный тракт прокладывался в течение десяти лет усилиями купеческих общин и магистратов двух городов - много золота ушло на работу лесорубов, землекопов и строителей. Дорога вышла неширокой, но вполне приемлемой для проезда. Начало она брала из новых Северных ворот Эсха, шла прямо до Иссы, через которую строители навели мост, затем резко поворачивала на восток и дальше тянулась вверх по течению реки до Кверта. За пользование Северным трактом также надо было платить, но всего лишь трижды - при выезде и въезде в город и за пользование мостом. Выходило гораздо дешевле, чем на Южном, но выгода иногда того не стоила - северная дорога занимала в два раза больше времени, никем не охранялась, ломались на ней телеги и повозки подозрительно чаще, ну и грабили здесь не в пример нагло и жестоко. Редкие карательные походы гарнизонов Эсха или Кверта не приносили ощутимых результатов - разбойники, притихши на несколько дней, вновь возвращались на Северный тракт.
   Лес обступал путников, нависая ветвями и хвойными лапами. Деверья тянулись друг другу с разных сторон дороги, словно хотели, соприкоснувшись верхушками, сплести зловещую арку и скрыть от взглядов ход солнца и времени. Безымянный вслушивался в звуки леса, но тот зловеще молчал, лишь иногда в его глубине стреляла сломанная сухая ветвь, упавшая под весом моховой муфты, или лопался гриб-споровик, разбрасывая вокруг ядовитые семена. Ни звери, ни птицы, словно сгинув в лесной утробе, не подавали вести шорохом лап или хлопаньем крыл. А ведь до того, как безымянный переплыл с лошадью реку, лесные звуки преследовали его невозможностью отгородиться от них, и лишь на вторые сутки он смог привыкнуть, так что стали казаться они не более чем надоедливым шумом.
   Вдруг тишину разбил фальшивый крик сойки. Безымянный попридержал лошадь. - "Что?" - спросила она. Грэм обернулся, но безымянный приложил палец к губам, призывая к молчанию.
   Прислушался. Странно. Крикнув, птица больше не пошевелилась, а ведь что-то вспугнуло её, да и сам крик прозвучал как-то неестественно.
   - Сбавь шаг, - попросил безымянный лошадь, - чувствую, у нас могут быть неприятности.
   - Понял, - ответила та.
   Грэм, не слышавший их мысленного диалога, заёрзал, когда лошадь вновь возобновила движение. Мститель, разбуженный его дёрганьем, потянулся и навострил уши.
   - Впереди кто-то есть, - сообщил он всем.
   Безымянный лишь спустя мгновение расслышал то же, что и кот - шагах в пятидесяти от путников, кто-то осторожно переступал с ноги на ногу.
   - Засада. Не менее двух. Проскочим? - спросил он лошадь.
   - Тяжело. Если из лука, нас всё равно снимут.
   - Будем драться, - подытожил, слушавший их Мститель, выпустив когти.
   Встали.
   - Чем драться, - шёпотом поинтересовался Грэм у безымянного.
   Тот пожал плечами.
   - Чаво стали!? - раздалось вдруг из-за деревьев. - Ежжайте! Нечаво дорогу городить!
   Путники из осторожности и не подумали слушаться. Поняв это, из-за деревьев вышел мужик, ступая настолько мягко, что, пожалуй, только Мститель да безымянный различили шорох его шагов.
   - Ты куды слазишь, балбес! - рявкнул мужик, замахав руками кому-то за спиной путников.
   Грэм и безымянный одновременно повернулись. Позади них спускался с дерева паренёк.
   - Влазь обратно! Вот ыть, волчья сыть, - выругался разбойник. Был он броваст и ушаст. Стрижка под горшок невыгодно выделяла эти "достоинства" на округлом, как незрелая тыква, лице.
   - Ну, чаво стали? - с укоризной обратился он к компании. - Грабть вас терь чо ли?
   - Ты чо ли грабить буш? - в тон ему переспросил Грэм. Лучник перекинул Мстителя безымянному и спрыгнул с лошади. - Мы сами счас грабить бум! - сказал он, сжав кулаки и грозно надвигаясь на мужика.
   Тот присвистнул. Звякнула тетива и рядом с его ногой в землю вонзилась стрела. Скосив глаза на дрожащее оперенье, словно он увидел гадюку, разбойник кисло процедил: "Нда...".
   - А мож миром? - пошёл напопятую мужик. - Мы вас не трогам, и вы нас не троньте.
   - Можно и миром, - согласился, почуявший слабину, Грэм, - только лук отдайте, пока не перестреляли друг друга.
   - Нее, лук низзя, - замахал разбойник. - Вот сменять, хучь на кота, а?
   - Зачем вам кот? - удивился горец.
   - Дать, прожжали тут наднь, всю дичь попужали, силочки по сих пор пусты, а кушть хочеца!
   - Меняй, - мысленно согласился Мститель.
   - По рукам!
   - Слышь, Пырло, слазь и лук тащи! - обрадовано крикнул тыквоголовый разбойник. От радости брови на его лице взлетели, спрятавшись под чёлку.
   Кусты затрещали, выпустив третьего разбойника.
   Такой же тыквоголовый, как первый, этот прижимал к себе лук и, хлопая деревянным колчаном по коленям, боязливо подошёл, встав в стороне от бровасто-ушастого.
   - Давай, - рявкнул тот и силой вырвал оружие из его рук. - Сеструхин брат, - пояснил разбойник. - У них семья вся на башку того, - и выразительно повертел пальцем у виска, - с приветом. Ну, давай баш на баш.
   - Я бы ещё колчан взял, - сказал Грэм и уточнил: - со стрелами.
   - О том разговору не было, - насупился разбойник.
   - Да ты посмотри, какой котяра, - горец схватил Мстителя, кот мяукнул от неожиданности. Грэм растянул его за задние и передние лапы, так что у того провисло толстое брюхо. - Кролик, а не кот!
   - Ну, - с сомнением потянул разбойник и махнул рукой. - Лады, новых настружаем. Пырло, давай колчан!
   Обменялись.
   - Кыска, кыска, не шали, - приговаривая, тыквоголовый прижимал к груди ворчащего для порядка Мстителя. На счастливом лице разбойника расползлась голодная улыбка. Он оторвал взгляд от котяры и довольно махнул путникам:
   - Ежжайте! Встретите наших, давайте привет от Ушача.
   Голодные разбойники бегом скрылись в лесу, оставив на дороге "ограбленных".
   - Как-то нехорошо получилось, - сказала, наконец, лошадь.
   Безымянный вслух согласился.
   - Ничего, всё утрясётся, - ответил Грэм невпопад.
   Лук был самодельный - дерево не просушено, тетива из плетеной верви распушена - из такого дальше двадцати шагов стрелу не пошлёшь. Сами стрелы ещё ничего, хоть не кривые. Проржавленные наконечники из дрянного железа. Сойдут.
   - Поехали.
   Грэм забрался на лошадь. Тронулись. Прошло сколько-то времени, как безымянный услышал далеко позади ругань и приближающийся бег кота. Тот вскоре нагнал их и, вскарабкавшись по грэмову плащу, вцепился в куртку горца мёртвой хваткой.
   Сердце зверька билось мощными толчками "Чтоб... я... ещё... раз... так... рис... кнул", - сообщил Мститель попутчикам.
   Лошадь прибавила шагу, а безымянный решил в утешение приласкать котяру по шерсти. - "Ненавижу, когда меня гладят, - заметил отдышавшийся кот, замурчав. - Впрочем, вот ещё тут, да, за ухом".
   - Останови, - вдруг приказал Грэм.
   Горец спрыгнул с лошади, встал, наклонился, положив лук с колчаном на дорогу, с выдохом распрямился, потёр ягодицы.
   - Что-то я неудачно сел, - сообщил он. - Всю задницу стёр. Думаю, дальше нам стоит пробираться порознь.
   - Не понял, - возмутился Мститель.
   - Я согласен, - ответил безымянный.
   - Теперь, у нас есть оружие, дрянное, конечно, - пояснил горец. - Смотри, как разбойник - с первого взгляда взять с нас нечего, со второго - тоже, а с третьего - если есть оружие, возможно, есть и то, что с ним охраняют. Ясно?
   - Смутно.
   - В общем, без меня меньше шансы, что на вас опять нападут. Теперь ясно?
   - Ну, раз ты так говоришь...
   - Я согласен, - повторил безымянный.
   - Ну... - Мститель всё ещё сомневался.
   - Да, - резко подытожил Грэм. Горец схватил свой плащ, встряхнул, прежде чем надеть. Также быстро привязал к поясу колчан, взял в руки лук и выпрямился, обводя спутников решительным взглядом. - Я пойду лесом. Встретимся перед городскими воротами.
   - Удачи, - кивнул безымянный.
   Грэму показалось, что даже лошадь мотнула ему головой.
   - Я прослежу за тобой, - пообещал Мститель. - Вдруг что?
   - Не стоит.
   Горец не стал прощаться. Повернулся спиной и шагнул в придорожные кусты. Его спутники продолжили движение, но ещё долго безымянный слышал, как южанин ломится в глубине леса.
   Грэм не спешил, выбирая между деревьев путь посветлее. Оружие, какое-никакое, вернуло горцу уверенность. Теперь нет необходимости прикрываться могуществом блохастого зверька. Волшебный ли он, ещё оракул надвое сказал, а вот терпеть приказы от котяры - это ниже человеческого достоинства. Пусть на голову ушибленным распоряжается. Да и вообще рисковать своей жизнью он, Грэм, не собирался. За яйцо, которое ему не нужно? За людей, которых он знал всего три дня? За память товарищей, которые мертвы, которым он ничего не обещал и ни в чём не клялся? Да им теперь всё равно! "Не дождётесь", - горячился горец, успокаивая угрызения совести. Но не так уж ему было всё безразлично, как он себя убеждал.
   - Он не вернётся, - после долгого молчания сказал безымянный.
   - Посмотрим, - прошипел кот. - Такие легко ломаются.
   Грэм за год так и не полюбил северного леса. Еловые стражи заступали ему путь, их густые мохнатые лапы как бы впитывали солнечный свет, оставляя лишь капли золотиться в кронах редких лиственных дерев. Палая хвоя предательски скрипела под ногами горца, норовя воткнуться в подошвы, игольчатые ветви царапали кисти и лицо, а кусты цеплялись колючими ветвями за плащ. Нет, куда лучше северных чащ светлые леса родного юга, где взгляд не упирается в стену диких зарослей уже в двух шагах от тебя. Как можно охотиться в таких условиях? Как на хвое найти звериный след? Как увидеть расшумевшуюся птицу, если сотни ветвей скрывают её от глаз? А есть хотелось. Жаль, что не выспросил в своё время северные охотничьи хитрости у Скама и Лешака. Остаётся теперь надеяться на удачу.
   Горец ломился через лес уже довольно долго, но не вспугнул ни птахи, не нарвался на медведя, продираясь сквозь сухой малинник, не привлёк внимание волчьей стаи. Лес вымер, будто кто распугал всю живность.
   Стало темнеть. Толи тучка набежала на солнце, толи время к вечеру. Грэм не мог сказать, сколько он уже плутает по лесу. Ноги начали заплетаться от усталости, да и темнеть стало всё быстрее. Пока совсем не смерклось, горец решил остановиться на ночь. Высмотрев относительно свободный пятачок травы между тремя деревьями, наломал сухих веток. Хворост, что лежал под ногами для костра не годился, отсырев от дождя или росы, а солнце за день не смогло в должной мере пробраться сквозь лесной полог, чтобы высушить падаль и землю. Разведя небольшой огонь, лучник на этом не остановился и продолжил поиск и ломку сухостоя. Треск далеко разносился вокруг.
   Свалив около костерка кучу веток, Грэм присел под деревом и расслабился, вслушиваясь в звуки вечернего леса. Где-то над головой ветер качался на скрипучих верхушках елей, сыпля на землю сухую хвою и шишки, шуршал пожелтевшими листьями, отрывая их по одному, словно хулиган крылья бабочке. В глубине леса заухало - или птица, или зверь, а, может, одичавший лар. Не так-то и безжизненно в вымершем лесу. - "Эх, если бы на костерок выбежал жирный кролик", - размечтался Грэм. Бурр, бурр - согласился желудок. Но, увы, звери не спешили заглянуть к голодному горцу на огонёк. - "А я и стрелку приготовил", - сетовал тот, зевая. Как-то сами собой смежились веки, и Грэм незаметно для себя заснул.
   Пробуждение было из неприятных. Чужие руки бесцеремонно перевернули спящего. Горец. ткнувшись лицом о корень, моментально проснулся. Он попытался вскочить, но его крепко держали, вдобавок неизвестный придавил горца весом тела к земле. - "Не рыпайся, паря", - угрожающе прошептали ему в ухо. Жесткая борода поскребла о шею. Завязки плаща ослабли. Рывок! Грэм извернулся, выскочив из цепких рук и, наконец, увидел напавшего. Двоих. Нет, троих. В угасающем свете костерка горец разглядел троих мужчин. Крепкие, крестьянского сложения мужики со злыми заросшими лицами. Один опирается на рогатину. Другой сидит в нескольких шагах, пробует пальцем острие стрелы. Третий, что содрал с Грэма плащ, уже сматывает добычу.
   - Вы кто? - Когда ничего не понимаешь, атакуй. Не может атаковать, вступай в переговоры.
   - Лесные духи, - пошутил мужик с рогатиной. - Мы тебе, паря, снимся.
   - Ага. А плащ вам тогда зачем?
   - Не умничай паря, а то кошмар увидишь, - сказал второй разбойник. Хрястнула под пальцами стрела. Бросил обломки в костёр. Вспыхнуло и завоняло оперение. Мужик повернулся к Грэму лицом, и что-то звериное почудилось в нём горцу.
   - Можешь дрыхнуть дальше, а мы тут до утра пересидим. Не нравится, можешь проваливать, мы сегодня добрые.
   Да, эти разбойники не чета тыквоголовым. И речь понятнее и угрозы поосновательней.
   - Плащик у тебя добрый, - подал голос третий мужик, - и сапожки ничего. Сменяемся? А то у моих совсем подметки слетели.
   Он уже потянулся было, как Грэм выхватил засапожный нож.
   - Руки!
   Тот окрысился:
   - Ах, ты щен утробный!
   - Увянь, Хват, - осадил второй разбойник, что был в этой тройке, по-видимому, за главного. - Поносишь ещё свои до следующего раза.
   Хват обиделся, но от Грэма отодвинулся.
   - Обижаешь, Рос, когда ещё следующий раз будет, а сапоги уже сейчас худые.
   - Перетерпишь, - отрезал вожак. - Ну, теперь, когда ты слышал, как нас зовут, - Рос с безразличием обратился к Грэму, - завершим знакомство. Садись, Лешак, - горец вздрогнул, услышав прозвище, - в ногах правды нет, вытряхивай, что в мешке пожрать осталось.
   - И как тебя зовут, паря?
   Вопрос прозвучал, но как представиться?
   - Горец.
   - Ухватка, - Рос кивнул на худосапожного, - Лешак, - на мужика с рогатиной. - Я Рос-росомаха.
   - Куда путь держишь, Горец?
   - Да вот, в город, - Грэм сглотнул, увидев, как Лешак достаёт из мешка снедь. Разбойник этого в темноте не заметил, а, может, просто сделал вид.
   - Что ты там забыл? - спросил Рос, ломая каравай. - Держи, - ткнул он куском в Грэма.
   Горец схватил хлеб, откусил сколько в рот влезло.
   - Ну, - едва прожевав, он повёл в неопределенности рукой, - работу или службу какую.
   Разбойники размеренно чавкали, бороды в свете костра ходили вверх-вниз, вверх-вниз.
   - С этим что ли? - Лешак пренебрежительно пнул самодельный лук. - Не смеши, горёныш.
   - Да хоть бы и с этим, - вспыхнул Грэм. - Да я... - горло вдруг пересохло, и он сглотнул. Стоит ли говорить?
   - Ну, да. Великий охотник в лесу помирает с голоду, - подал голос Ухватка. Он приложился к меху, глотнул с удовольствием и глупо икнул.
   - Я лучник, - поправил его Грэм.
   - Так и я о том ж... - зевнул мужик.
   - Лучник, говоришь, - прошипел Лешак. - Тото у тебя и одёжка ладная и ряшка жратая!
   - Охолонь, - осадил товарища Рос. - На, выпей, - предложил он ему свой мех.
   - Эх, Горец, сколько с тобой мороки, - повернулся он лицом к Грэму, и вновь парню показалось в его движении звериное. - Закопать бы тебя с твоими тайнами и жить по-прежнему.
   - Попробуй, - набычился парень.
   - Но чую, живой ты пригодишься нам больше, - как будто его не перебивали, закончил разбойник. - Вот что, оставайся-ка ты с нами.
   - С нами не пропадёшь, - встрял с зевком Ухватка.
   - Ну, как?
   "Почему бы и нет?", - подумал Грэм, - "мужики нормальные. Ухватка болтун, но Рос и Лешак - люди серьёзные. Мне бы осень, зиму пережить, а там ещё посмотрим куда податься". Горец не понаслышке знал, что с шайками Северного тракта городские власти воюют много лет, но пока особых успехов в этой войне не достигли. А трудное время лучше переживать вместе. Может, удастся ещё нажиться на разбойничьей стезе.
   - Согласен.
   - Только лук мы тебе сыщем получше, - принял его ответ Рос. - После посвящения.
   - Что за...
   - Так, - пробормотал засыпающий Ухватка.
   - Ладно, спи, давай, - Рос толкнул Грэма в бок.
   - Мне выпить, горло сухое, - попросил горец.
   - Пей, горёныш, - Лешак протянул мех.
   Грэм приложился к сосуду. Питьё было похоже на молоко, только какое-то солоновато-кислое.
   - Всё не вылакай, - отобрав мех, осклабился разбойник. - Рано ещё столько пить.
   Парень почувствовал странное головокружение. Земля под ним крутанулась. Раз! Усидел. Два! Бух! Горец повалился на землю и засопел.
   - Щенок, - буркнул Лешак.
   - Щенок, - согласился Рос, оглаживая бороду. - Туши костёр.

   Глава 9. Вестник
   Стражники скучали. Старый откровенно позёвывал, младший ещё бодрился, но холодный вечер сосал из тела тепло, и, кутаясь в плащ, стражник всё чаще отвлекался на мысли о горячем ужине, запропавших сменщиках и грудастой молодке-жене. Пост у Восточных ворот Кверта за несколько дней из выгодного местечка превратился в обитель тоски. Писари и сборщик пошлин с утра играли в своей будке в кости. Крики радости или горя играющих - вот и всё, что скрашивало службу стражников. За дорогой как таковой почти не следили - подойди вражье войско, так их заметит дозорный на башне, если он ещё не уснул. Разговором тоже много времени не скоротаешь - не первый год друг друга знают, все косточки друзей, знакомых и незнакомых перемыты. Скука, одним словом. Вчера утренней смене повезло больше. Рассказывали, что через ворота проехал отряд сержанта королевских гвардейцев. Он с городским магом выезжал за город, толи лухов смотреть, толи по бабам. По крайней мере, одну-то они точно подцепили. Женщину везли, словно куль, перекинутой через коня. Альмо описывал шикарный бабий зад, что заметил, когда отряд проезжал в ворота. Правда, он врал ещё про каких-то мальчишек, но молодой стражник ему не верил. Встречаются среди господ и такие, что зарятся на парней, но прилюдно ещё никого не уличили - такие дела крутятся за семью дверями, десятью стенами. Ну, да господа они ж на половину головы-то все тронуты. Бабий зад во сто крат круче, и дураки те, кто этого не понимают.
   Стражник зевнул, посмотрел на небо, на напарника, на дорогу, зевнул ещё раз и встрепенулся. Из-за поворота на тракте показался всадник. Хоть какое-то развлечение за целый день. Правда, всадник может оказаться каким-нибудь беженцем из поотставших. У Южных ворот, где раньше был овощной рынок, скопилась целая толпа погорельцев из Эсха, и все рвутся в город. Вот там стража не скучает. "Так что у нас не всё плохо", - подытожил он.
   - Как думаешь, Каверк, кто это? - лениво поинтересовался у старого.
   Напарник с хрустом распрямил плечи.
   - Лух.
   Молодой натянуто рассмеялся:
   - Шутишь. Он что, в одиночку решил город взять? Да и с чего ты взял, что это лух?
   - Молодо ваше зелено. Ты лухракской конницы не видел, а то бы тоже заметил, что посадка у них в седле особенная.
   "Посадка-насадка", - пробурчал задетый стражник.
   Безымянный с интересом разглядывал стены приближающегося города. По совету Мстителя он прикопал у дороги цветное сюрко со вздыбленным зверем, носимое поверх кожаной куртки. - "Не стоит выделяться", - сказал котяра. - "Жаль с лицом того же не сделаешь". - "А что с моим лицом?" - удивился безымянный. - "Ничего. Слушай меня и ничего с ним не будет".
   Город приближался. Укрепления не вызывали достойного уважения. Грубая кладка и нерадивость строителей издалека бросались в глаза. Стены - словно гончар накрутил на своём круге заготовку и необжегши бросил. Башни - пузатые грибки - едва возвышались над стенами города, что уж говорить о воротах - жалкое зрелище - решётки на них нет - не городской въезд, а какой-то дворовый. Порадовал ров - ещё не осыпался с краев и несильно зарос травой, был к тому же достаточно широк для маленького городка. А вот перекидной мост - дедушкино слово в обороне. И на всё это хозяйство два стража. Безымянный прикинул, что захватить такие укрепления хватит и полусотни воинов, и мысль его взволновала - никогда он с момента начала жизни не задумывался над подобными вопросами, а теперь они вкупе с ответами сами всплыли в его голове.
   Всадник проехал по мосту и остановился перед стражей. Для молодого он ничем не отличался от жителя королевства. Рожа крестьянская. Одет как наёмник. Правда, где его оружие? Может, гонец? Загнал лошадь и потому не торопится. У старого стражника в голове крутились другие вопросы. Какого хрена лух припёрся? Дезертир? Разбойник? Но почему без оружия? Может вестник, посланный для переговоров?
   Мститель из ближайших кустов удовлетворённо замурчал. - "Говори, что у тебя новости для магистрата", - напомнил он безымянному.
   - Новости? - переспросил старший из стражников; побитые сединой волосы спадали из-под шлема на плечи. - Ну-ка, Рах, кликни писарей.
   На крик неспешно подошёл опрятный хлыщ, одетый, правда, безо всякого вкуса. Завидев безымянного, он не переменил кислого выражения лица.
   - Чего тут у вас? - соизволил поинтересоваться.
   - Лух с новостями для магистрата, - с нескрываемой толикой презрения ответил стражник.
   Хлыщ окинул безымянного пренебрежительным взглядом.
   - И что?
   - Сбегай за начальником караула, Тиили.
   - Господин младший писарь Тиили.
   - Беги, Тиили, - усмехнулся младший стражник и шутливо сымитировал укол копьём.
   Ворча, писарь уковылял.
   Оставшиеся помолчали.
   - Что, лух, рад, небось? - обратился Каверк к всаднику.
   - Чему?
   - Поимели вы наших за рекой.
   Лухракец пожал плечами, словно ему было безразлично.
   - Баронов давно хотели прищучить, - продолжил стражник, - да руки у наших коротки. Думаешь, так вам просто за Иссой уступили? Наш мэр голова. - Не дождавшись согласия, стражник пояснил: - Вот замки вы спалили, Эсх разорили, а нам выгода. Торговать теперь только через наш город возможно, понимаешь?
   Всадник отмолчался, а седой, встретив в его лице неблагодарного собеседника, сказал молодому:
   - Помню лет десять назад гуляла на нашем берегу банда лухов, наши, сотцы, там, правда, тоже были. Так послали нас, стражников, ту банду прищучить...
   Безымянный вполуха слушал, как старый разглагольствует о своих былых подвигах, сам же вёл мысленную беседу со Мстителем. Рассказ они заготовили ещё по дороге, сейчас кот давал советы, как реагировать на непонятные человеку намёки насчёт его происхождения.
   "Получается, есть такое княжество Лухрак, а я там родился?" - удивлялся безымянный. - "Слышал, лошадь? Что же ты раньше молчал, кот?" - "Ох, то, что ты похож на лухракца, ещё не делает тебя им", - ответил тот. - "Но раз за него приняли, то нужно хоть что-то знать об этой стране. Недопонимание всегда подозрительно". - "Так ты не знаешь, кто мы?" - расстроилась лошадь. - "Нет".
   Стражник, вдруг заслышав начальственную поступь, умолк, что послужило знаком и для безымянного.
   Начальник караула выделялся мелкоячеистой кольчугой, мечом в посеребрённых ножнах и широкогребневым южным шлемом, а лицом был непримечателен. Сними с него доспехи, подумал безымянный, и второй раз встретишь где, не узнаешь.
   - Ты вестник? - спросил он очевидное у всадника. - Я Киэнот Парсу, лейтенант гарнизона.
   Безымянный соскочил на землю.
   - Курт. У меня есть новость для вашего короля.
   - Хм, так уж и для короля?
   - Вам решать.
   - Ладно. Пойдешь со мной, Курт. Рах, бери его лошадь, пристрой на нашей конюшне.
   - Но пост, мойлэ...
   - Крогг! Альмо! А ну выходите, щучьи дети.
   Из писаревской будки выскочили пристыженные стражники.
   - Принимайте пост, - бросил им Парсу. - Каверк за мной! Приглядишь за нашим гостем.
   - Так точно, мойлэ! - обрадовался седой. - Я этих лухов знаю, за ними глаз да глаз...
   Начальник караула повёл их узкими витиеватыми улочками. Над головой солнце красило небо малиновыми мазками. Смотреть на эту красоту, что рождалась поверх убогих крыш низеньких домов, нестерпимо. Жалко и противно возвращать взгляд с небес в городскую грязь, засохшую многоследную глину, присыпанную опилками, гнилой соломой, сдобренную конскими яблоками, а по запаху из темных проёмов меж домами и человеческим говном. Безымянный задыхался. Не от усталости. От мерзкого воздуха. После чистоты леса оказаться здесь - до тошноты неприятно.
   Наконец, вынырнули на широкую улицу с дощатым настилом. Безымянный перевёл дух. Впереди виднелась площадь, на ней возвышались над своим убогим окружением два каменных строения-близнеца, представлявшие каждое что-то среднее между донжоном-недоростком и амбаром-переростком. На противоположном от строений краю площади боязливо теснились торговые лавки. Почему-то безымянный ожидал с их стороны оживлённого гомона, но торговцы и покупатели были на удивление тихи. Тонкий слух позволял различить говор жителей, и мрачное напряжённое ожидание превалировало в тонах голосов. Впрочем, оно не встревожило его.
   "КАЗАРМЫ" - с удивлением разобрал безымянный надпись на дощечке, когда они подошли левому зданию. Удивительно! Читать - всё равно, что слышать чужие мысли! И он это умеет.
   - Наши казармы, - сказал Парсу, пропуская посланца в распахнутую дверь. - Посидим у меня в кабинете, пока Каверк сбегает до мэра. Слышал Каверк? Мчи со всех ног!
   - Так точно, мойлэ!
   В прихожей они застали четверых стражей при свете свечного огарка усердно делающих вид, что ничем не занимаются. Но опытный глаз безымянного заметил и прикрытый тряпкой стаканчик, и закатившуюся в тень игральную кость. Заметил ли то же самое лейтенант неизвестно, но своих людей он поприветствовал:
   - Не спите, лодыри?
   - Никак нет! - в разнобой крикнули подскочившие стражники.
   - Ну не спите, не спите.
   Безымянный вслед за Парсу поднялся на третий этаж. Коридор освещали масляные лампы, и одну из них взял лейтенант. Прошли немного дальше, прежде чем начальник караула снял со стены связку ключей. Погремев ими, он отыскал нужный и открыл первую справа комнату. Повесив лампу на стену рядом с распахнутой дверью, пригласил:
   - Заходи, посидишь тут.
   Безымянный вошёл, но не успел даже осмотреться внутри, как дверь за ним захлопнулась, а в замке со скрипом провернулся ключ.
   - Не буянь, - крикнул через дверь лейтенант, и безымянный услышал, как тот удаляется по коридору.
   Он остался в полной темноте. В комнате не было окна, так что не проступали даже очертания предметов. Ощупью, набив пару синяков об углы, нашёл табурет и сел, ожидая, что будет дальше. Но почти ничего не происходило, только спустя некоторое время по коридору прогрохотали и встали за его дверью двое стражей. Что сказал им об узнике лейтенант? Но они не прельстились ни обыкновенной болтовней, ни простой игрой.
   "Во что меня впутал кот?" - подумал безымянный.
   - В дело, - прозвучала в голове чужая мысль.
   - Ты где? - спросил человек.
   - Рядом.
   Мститель посоветовал ждать. - "Ты выполнил первую часть плана - проник в город. Сейчас расскажешь нашу сказку, и тебя оставят в покое", - сказал кот.
   - Ну да. В запертом покое, - грустно пошутил безымянный.
   - Это решаемо, - промурлыкал Мститель. - Будь готов. Если, в чём собьёшься, сделай вид, что вспоминаешь, а я подскажу. Всё. Вижу, ведут твоего мэра.
   Человек хотел, было, сказать, что мэр вовсе не его, но кот уже умолк.
   Снова шаги. Тяжелая поступь ног, трудовое дыхание. Повернулся ключ. Слабый свет вяло уколол в глаза.
   В открытую дверь вступил лейтенант и двое стражников. Один прошёл в комнату и зажёг от своей лампы светильники за спиной безымянного. Лейтенант бросил взгляд на тихо сидевшего вестника.
   - Можно входить, - громко сказал он кому-то в коридоре.
   В дверь бочком, стараясь не зацепиться за косяк шапом-дождевиком, протиснулся очень толстый человек. Глубоко вдохнув, он повернулся к "Курту" лицом. Сколько там подбородков безымянный не стал считать, но в тенях выбритое лицо производило впечатление обросшего древесными грибами. Мешки под глазами колыхались в такт тяжёлому дыханию, шапки массивных век оставляли лишь щёлки для самих глаз. Так как вестник занял ближний край стола, то толстяк пропыхтел мимо него, и, поворачиваясь на стуле вслед за мэром, тот лишь боковым зрением заметил, что в комнату входит ещё один человек, по звону кольчуги - знатный. Дверь захлопнулась. Последний из вошедших остановился за спиной.
   Толстяк осторожно, словно птица, высиживающая яйца, опустился на табурет. Лейтенант протиснулся мимо, а на его место рядом с мэром встал знатный.
   Шапки век на лице толстяка приподнялись.
   - Я мэр, - представился он - в усталом голосе прозвучали нотки раздражения и повеления, - этого города. Говори, что там у тебя.
   - Надеюсь, моя весть будет вознаграждена, - сказал: "Курт". Бескорыстную новость могут принять за бесполезную - научил Мститель.
   - Будет, - тяжело вздохнул мэр, - если она того стоит.
   - Поверьте, стоит, - сказал мнимый вестник и, чтобы не затягивать, поведал сочинённую на пару с котом сказку:
   - Князь лухракский Парцикуд скоро перейдёт Иссу.
   Толстяк наклонился, заколыхались подбородки.
   - Ты лжёшь. Оба моста уничтожены.
   - Он мог бы восстановить один из них, но...
   - Ниль-Рортер сжёг его людей, - перебил молчавший до этого знатный воин.
   - Как скажете, капитан, - сыграл в угадайку вестник, - но есть то, о чём все кажется забыли. - Он довольно улыбнулся. Новое ощущение, удовольствие от игры не по правилам начинало ему нравиться.
   - Маги, - махнул, почти не поднимая руки, мэр. - За эту новость ты не получишь и медяка. Рушить - не строить.
   - А им и не надо ничего строить.
   Ну как, заинтересовал? Да, толстяку не возразить.
   - Достаточно взнуздать реку. Лухракы разрушили Дурон и вышли к Гнилому болоту. Мне стало известно, что князь намеревается с помощью магов запрудить реку. Русло повернёт, и вода хлынет в болотную низину, река ниже по течению обмелеет. Свои полки князь предварительно отведёт на безопасное расстояние к Горону, который собирается сделать форпостом в текущей войне и оттуда уже поведёт войска по Северному тракту на Кверт.
   "Кажется мне удалось напугать его", - подумал безымянный, увидев реакцию слушателей.
   - Это возможно, - жестко сказал знатный воин.
   - Я знаю, капитан, знаю, - со злостью в голосе ответил мэр.
   - Почему ты решил предать своего князя, лухракец?
   - Деньги.
   Толстяк беззвучно засмеялся. Его лицо, словно студень, откликалось на каждое вздрагивание плеч.
   - Твоя новость ничего не стоит, предатель, - сказал капитан стражи. - Парсу, уведи его.
   - Я ещё не закончил, - невозмутимо поднял руку вестник. - Это была присказка, теперь я хотел бы увидеть деньги за настоящую новость. Сто золотых.
   Мэр поперхнулся так, что безымянному показалось, будто лицо толстяка сейчас выплеснется на стол.
   - А если... - мэр угрожающе надвинулся на наглеца.
   - Вам нужен свидетель для короля.
   - Ему всё равно, каким ты предстанешь в тот момент, - озлобился капитан, - целым или ущербным.
   - Да, но ущербный я могу и промолчать в нужный момент. Не боитесь оказаться лгунами и трусами в его глазах?
   Лицо толстяка почернело. Как отреагировали воины, безымянного в этот момент не интересовало, ибо не их слова должны были решить его судьбу.
   - Пройдоха, - выдохнул мэр. Непослушными пальцами отстегнул от пояса связку трёх ключей. - Лейтенант, - обратился он к Парсу, - возьмите. Откроете мой кабинет в магистрате. В столе справа найдёте ящик. Этим ключом отопретё его и возьмёте золото. Надеюсь, на вашу порядочность, Киэнот. Возьмите с собой солдата. Ночью опасно ходить в одиночку даже по площади.
   Лейтенант без церемоний принял ключи и вышел за дверь. Частой дробью прозвучал торопливый шаг по коридору.
   До возвращения Парсу в комнате не было проронено ни слова. Мститель не подавал голоса, и поэтому для безымянного времени тянулось, наверно, также как для мэра с капитаном - долго и нудно.
   Но вот послышались шаги, и в комнату вошел запыхавшийся лейтенант. Он протянул объёмистый кошель мэру. Тот брякнул его на стол, толстыми пальцами помучил шнуровку, прежде чем смог развязать. Справившись с трудом, толстяк толкнул награду к вестнику. Кошель тяжеловесно подвинулся на пару пальцев, утробно звякнул, отрыгнув на стол несколько монет.
   Безымянный, как учил кот, попробовал золото на зуб, отчего во рту остался неприятный вкус металла, а затем, побросав выпавшие деньги обратно в кошель, ловко завязал его и взвесил в руке.
   - Ну, так что? - нетерпеливо пронаблюдав все эти манипуляции, выпалил мэр.
   - Когда я оставил войско, князь уже отводил полки к Горону. Утром ждите землетрясения.
   Мэр побледнел. Наконец-то его по-настоящему проняло. Толстяк бросил умоляющий взгляд на капитана, промямлив:
   - Мы должны немедленно сообщить эту новость Его Величеству. Король не оставит нас!
   Ну да, как не оставил Эсх и замки Трихолмья. Блажишь, толстяк.
   - Я согласен, - утвердительно брякнул капитан, добавив: - с вами. Лейтенант!
   Загнанный Парсу жалобно звякнул кольчугой.
   - Лейтенант седлайте лошадей и вместе с вестником срочно скачите в замок Найдак в ставку короля. Ты, - капитан наставил на "Курта" безымянный палец, но был прерван подскочившим мэром:
   - Срочно в магистрат! Я должен написать об этом королю.
   - Да, боюсь, слова одного лэ Парсу будет недостаточно, - с сожалением согласился капитан. - Готовьтесь! - бросил он в лица поднимающемуся вестнику и обернувшемуся Киэноту. - Ждём вас у дверей магистрата.
   - Пошли, - схватив "Курта" за руку, лейтенант вытащил его в коридор.
   - Я бы не отказался перекусить на дорожку, - чувствуя пьянящую весёлость, бесшабашно заметил безымянный.
   - Пошли! Всё успеем.
   - Тогда уж побежали, - предложил мнимый вестник, и они пронеслись по лестнице, как две гончих, догоняемые двумя стражами.
   "А всё идёт по плану", - словно припев забытой песни мурлыкал Мститель у стены гарнизонной конюшни.
   Безымянный с лейтенантом выскочили из казарм на ночную площадь, задержавшись только для того, чтобы Парсу зажёг факел. Увлекаемый начальником караула, мнимый вестник ни на мгновенье не забывал об истинной своей цели.
   - Так что насчёт пожрать, - осведомился он у лейтенанта, когда факелы сопровождавших воинов высветили очертания конюшни.
   - Сначала выведем коней. Казармы напротив магистрата. Нам вынесут, - отрывисто ответил Парсу.
   Что же опять ходить голодным. Съестное, обнаруженное в седельных сумках лошади, безымянный подъел прошлым утром, вот почему сейчас он был совсем не против перекуса на халяву. Но нет, так нет.
   Испуганное ржание раздалось со стороны, где должно быть располагались стойла. Парсу в нетерпении накричал на охранника за то, что тот медленно открывал им калитку. - "Распахни ворота!" - скомандовал он стушевавшемуся деду. - "У нас срочное дело. Не заставляй ждать".
   Проскочив в калитку, Парсу потащил "Курта" дальше. Ноги в освещенной тьме, словно снег, разбрасывали солому, настеленную на землю. Шагов через двадцать они оказались около стойл. Лошадиное ржание и шум при их появлении усилились.
   - Давай, ищи, где твой конь? - приказал он.
   - Мог бы и запомнить, что я кобыла, - пожаловалась лошадь безымянному.
   - Ты где?
   - Где-то здесь. Сейчас, как подам голос, ищи.
   Слева от безымянного раздалось призывное ржание.
   - Туда, - рванул тот в свою очередь лейтенанта.
   Лошадь они нашли быстро.
   - Давай, выводи её, - скомандовал Парсу.
   Безымянный откинул щеколду и открыл дверцу стойла.
   - Наконец-то, - обрадовалась лошадь.
   Вестник легко вскочил в седло.
   - Тебе же сказали, выводи, - ещё не разобравшись в происходящем, крикнул лейтенант.
   Лошадь резко выбежала из стойла и - Парсу в последний миг своей жизни мог бы поклясться, - встав на дыбы, нанесла ему копытом прицельный удар в голову.
   Лейтенант упал, факел покатился по соломе, вспыхнувшей в тот же миг.
   - Бежим! - рявкнул безымянный, хотя никакой необходимости кричать не было, ведь напарник слышал все его мысли.
   Лошадь рывком разметала парочку ошеломлённых стражников, а безымянный в два огромных прыжка догнал ее и вскочил в седло.
   Они стрелой вылетели во двор конюшни и, распугав высыпавших им навстречу людей, проскочили в открытые ворота. Сверху на спину безымянному что-то упало, пробив острыми когтями кожу. Хотел стряхнуть, но вместе с отчаянным мявом в голове раздался крик Мстителя: "Это я!". - Кот, переползя с загривка на плечо, раскачиваясь, словно юнга в вороньем гнезде при шторме, мявкнул: "Влево! Поворачивай!" - Лошадь послушно свернула, и они вылетели на другую улицу. За углом разгоралось пламя пожара, но им сейчас было не до него.
   "Править буду я!" - истерично заявил Мститель, что было справедливо, ни человек, ни лошадь не могли бы сориентироваться в лабиринте ночных улиц. Встреться им кто-либо в ту ночь, он, прежде чем осознать надвигающуюся опасность, услышал бы конский топот и увидел отсвечивающие зелёным пламенем огромные глаза летящего на него всадника.
   Проплутав сколько-то, компания выехала на широкую, и, видимо, центральную улицу. "Вперёд!" - скомандовал кот, чтобы буквально тут же сказать: "Стой! Вот этот дом".

   Глава 10. Воры в ночи
   Лошадь резко встала, так что кот не удержался на плече всадника и кувыркнулся вперёд ей под ноги.
   "Пшш", - прошипел Мститель с земли, - "подходите осторожно, ограда заклята, аж шерсть дыбом".
   Безымянный спрыгнул с лошади. Покачнулся - ступил на выбоину. В глухой темноте ничего не разглядеть. Ни на небе, ни из окон ни огонька.
   - Так что будем делать?
   - Дыру, - раздраженно ответил кот. - Ждите.
   В тишине безымянный легко различил, как Мститель крадётся. Но вот он замер. Кроме тихого пофыркивания ничего не разобрать.
   - Всё, - уведомил кот. - Ты, - лошади, - дождёшься нас, ты, - человеку, - подойди ко мне. Три шага вправо. Стой. Перелазь.
   Безымянный на ощупь нашёл прутья ограды. Шли они часто, между ними не протиснуться, а кованы знатно, попробовал, не разогнуть. Так о какой дыре шла речь?
   - Перелазь, - по слогам повторил кот.
   Поднял руки, дотянулся до верха ограды. Ухватился за них поверх крепления, подпрыгнул, закидывая ногу. Соскользнула. Из-за частоты прутьев держаться было неудобно.
   "Может я помогу?" - ткнулась мордой в плечо безымянного лошадь.
   Перемахнув с седла через ограду, тот не удержал равновесия и шумно бухнулся в какие-то кусты. - "Хорошо, что на спину", - подумал он, застыв - не услышали ли в доме его падение?
   - Полежи пока, послушай, - в приказном тоне помыслил кот. - В особняк мага ведут два входа. В главный мы естественно соваться не будем, пойдём через чёрный, хотя он и заклят не в пример сложнее, но, следуя им, минуем множество щитов, которые преграждают путь от главного входа в покои мага.
   - А стоит ли нам идти в покои? - присел, потирая ушибы безымянный.
   - Стоит. Во-первых, дверь в лабораторию, где маг хранит яйцо дракона, находится в его спальне. Во-вторых, мне нужен один из мальчиков, что удерживаются в этом доме. Я помогу тебе вынести яйцо, ты мне поможешь вывести мальчика. Таковы мои условия. Ты согласен?
   - Выбора нет. Согласен.
   - Вставай. Тихо ты ходить умеешь, жаль, в темноте не видишь. Крадись по наводке. Готов? Повернись направо. Стой. Двигайся вперёд.
   Не то чтобы безымянный совсем не различал в темноте предметов. Какой бы глухой ни была ночь, непросветной её не назвать. Закатная луна, хоть и скрыта облаками, но не сплошными, и она то краешком выплывает над ними, то заглядывает сквозь редкую прореху любопытным глазком. Этих случайных посветов хватает, чтобы отделить пустую тьму от материальной, что, скорее, заслуга не столько зрения, сколько внутреннего ощущения пространства или иллюзии такового. От корня или ямки под ногами не спасёт. Лучше закрыть глаза, чтобы вовсе не мерещилось.
   Мыслеводимый человек сделал пару кругов вокруг дерева, прежде чем кот, уверившись в послушности игрушки, направил её к двери чёрного входа.
   - Стой! - скомандовал он. - Мой ход.
   Снова безымянный услышал тихое пофыркивание. Мститель несколько раз царапнул дерево, что-то тихо щёлкнуло.
   - Открывай.
   Человек осторожно ткнул дверь. Заперто.
   - На себя!
   Нашарил дверную ручку, потянул, отворил. Что дальше? Дальше Мститель устроил ему упражнения с закрытыми глазами. Шагни. Пригнись. Вперёд. Вытяни руку. Встань на карачки. Прыгни вправо. Стой. Налево. Бессвязные команды перемежались кошачьим пофыркиванием и осторожным царапаньем стен, дверей, мебели и ещё какой-то домашней утвари, о которых наводчик предупредительно сообщал человеку, так что никаких шишек тот за весь путь до маговой спальни не набил. Но вот он стоит у заветной двери и чувство доселе неведомое беспокоит его.
   - Это страх, - подсказал кот. - Запомни. Ищи яйцо дракона, не пей крови и прислушивайся к страху, если хочешь жить.
   - Откуда?
   Ох, не к месту и не ко времени этот разговор.
   - Ответы после дела. Помоги мне, я помогу тебе, - ответил кот, и человеку померещилось, будто еще одна связывающая их невидимая нить возникла с этими словами.
   Безымянный прислушался к страху. Чувство необъяснимое - словно воздух иного свойства изнутри сжимает грудь. Чем вызвано оно? Близостью цели или новым препятствием? Нет не ими, но их неопределённостью. Яйцо дракона? Нет ответа. Маг? Смутное ощущение давно забытого. Но страх, откликаясь на мысли о них, густеет, - значит, не думать! не слушаться страха!
   Невидимая нить натянулась, и человек вдруг воспринял довольное одобрение кота.
   - Встань и старайся не шуметь, - сказал Мститель, - и пока не скажу, лучше вообще не двигайся.
   Можно ли по одним звукам, шороху подушечек лап, трению шерсти о дерево, дрожанию кошачьих усов, постукиванию коготков, судить о танце в темноте? Если бы безымянный знал, что тихие движения Мстителя другому человеку покажутся шумом, не громче дыхания, то мог удивиться, ведь в танце слышалась животная музыка, что изящней природной и также волшебна.
   - Входи, - скомандовал кот. Сколько усталости в его мыслеголосе!
   Безымянный приотворил дверь. Мерный храп спящего придал уверенности.
   - Куда?
   - Развернись вправо. Два шага. Налево. Пять. Справа будет дверь.
   Выполнил.
   - Открывай. Не заперто. Осторожно! - воскликнул Мститель, - там ступеньки.
   Да, чуть не свалился. Занесённая нога замерла над порогом.
   Мститель порскнул вниз. Дверь прикрыта, безымянный спускается, держась стены. "Скрип-по-скрип" - тихо маются под ногами исхоженные ступени. Стена заворачивает, а с ней и лестница. Взгляду человека является престранное зрелище - кот ждёт на выложенном камнем полу, шерсть его вспушена, сияет медным светом чуть ярче, чем от свечного огарка. - "Только не падай", - ворчит Мститель.
   Пускай безымянный до этого в жизни не видел драконьего яйца, но узнал сразу - отличия от птичьего разве что в размере, расцветке, идеальной сферической форме и... прикоснулся рукой, - оболочка не скорлупа, а кожа. Едва освещаемое котовьим светом это буро-малиново-зелёное чудо стояло на широком столе, обложенное, чтобы не скатилось, тяжёлыми складками шерстяного плаща, возможно, такого же, что был на сбежавшем от них с котом попутчике.
   "Заворачивай, и уходим", - скомандовал Мститель, раздражённо дёрнув ухом. Человек послушно и быстро упаковал яйцо, но только взглянул мельком на товарища и застыл. Прислушался. Наверху, в спальне кто-то ходит. Маг проснулся?! Сердце учащённо забилось, и заметалась мысль: что делать? что делать? Бежать некуда. - "Замри", - цепенящий приказ. Естество протестует, но дух и тело слушаются. - "Успокойся", - вторая команда, и звучит третья, противоречащая ей: "Будь готов". - К чему? Но уже открыта дверь и тяжело скрипят ступени.
   Свет, исходивший от кота, потух, только сверху в такт шагам вытягивал тени на полу свечной огонь. Крадущимся движением безымянный спрятался, скорчившись, под лестницей. Задел ногой что-то. Скрежетнуло стекло. Спускавшийся остановился. - "Проклятые мыши", - проворчал он.
   Безымянный нащупал горлышко попавшей под руку бутыли. Приподнял, проверяя вес. Тяжелая. Стекло на ощупь толстое. Сгодится как дубинка. Маг тем временем продолжил спуск. Мститель подал голос: "Не промахнись". - Над головой тяжко проскрипели ступени. Свет, падая в щели между досок, отмечал путь жертвы.
   Маг спустился с лестницы на пол лаборатории. Не было сомнения, что пришёл он проверить приобретённое сокровище, поскольку, ничем иным не могло быть вызвано его крепкое ругательство. Заметил, значит. Сейчас он обернётся, увидит безымянного, а тому не извернуться в скрюченном положении, чтобы ловко ударить.
   Вдруг перед магом выскочил кот - вспыхнула шерсть медным отливом, словно зажглось волосатое солнышко. Тот в замешательстве отпрянул. Подсвечник выпал из рук. Огонь погас, остался лишь слабый котовий свет. Воспользовавшись моментом, из-под лестницы выскользнул безымянный и с широкого замаха врезал бутылью по мажьему затылку. Череп оказался прочнее стекла. В руке безымянного осталось чуть больше горлышка. Бутыль, словно ледышка, покрылась густой сетью трещин, прежде чем осыпалась тысячью осколочками и пролила на голову несчастного мага свою ядовитую жидкость. Душераздирающий вопль ударил в уши. Маг бухнулся на колени, потрясая у дымящейся головы руками. Тошнотворный запах вывернул нутро безымянного наизнанку, вырвало.
   "Бежим!" - пронзительно крикнул Мститель.
   Схватив со стола узел, человек на ослабших ногах обошёл вопящего мага и, запинаясь о ступени, вслед за светящимся котом взбежал по лестнице. Прочь от кошмарного подвала!
   Крики несчастного были хорошо слышны наверху, а безымянный растерялся - куда бежать?! - "За мной!" - почуяв его панику, скомандовал Мститель и рванул по коридору. За ним!
   Тем ли путём они шли сюда, было не ясно бегущему человеку, но кот не останавливался, чтобы повторить прежние трюки. Вопли мага и топот безымянного должны были поднять на ноги весь дом. За каждым поворотом, а их, казалось, множество, безымянный со страхом предожидал встречи со слугой или, не подведи удача, охранником. Но особняк мага словно вымер. А сколько людей должно следить за таким большим домом? Только нет никого живого или смелого. И вдруг вбегая из коридора в холл, когда уже маячат впереди двери выхода, кот остановился, и человек, едва не растоптав его, затормозил, врезавшись в косяк проёма.
   Один смелый всё же нашёлся. Мститель шмыгнул за безымянного. - "Разбирайся сам, я за мальчиком", - бросил он, удирая.
   Один на один. Масляные лампы горят на стенах. Противник подготовился. Маленький. Бритой головой по грудь будет, но широкоплеч. Таких людей он ещё не встречал, а, может, встречал, но не помнит - память-то, как не своя.
   В отличие от безымянного плечистый коротышка был вооружён дубинкой, концом которой и постукивал себя по ладони.
   "Так, так", - проговорил он неожиданно низким голосом, - "клади, что украл на пол..." - предложение сорвал приглушённый расстоянием вопль мага.
   "Как можно так орать?" - удивился безымянный, оставляя узел. Сдаваться без драки коротышке он не собирался, но тот, видимо, иначе расценил его послушание и напал. Может, торопился за счёт неожиданности быстрее разобраться с вором, быстрее отправиться на помощь хозяину?
   Неудобство противостояния низкорослому открылось с первого же удара коротышки. Ловко. В правое колено. Отпрыгнул. Ещё пара взмахов дубиной, нацеленных в уязвимые места - все ниже пояса - удобно коротышке бить по ним. А каково безымянному? Кулаком, как следует, не приложишься. Можно пинаться, да ноги заняты - приходится кружить, увёртываться от размахавшегося, словно косарь, человечка. Увлёкся тот, раскрылся, и бросился на него безымянный, перехватывая рукой дубину. Свалились на пол. Думал прижать коротышку к полу своим весом. Прогадал. Человечек не по росту оказался тяжёл и силён - рывком, на "ух!" оторвал от себя и бросил на бок, вскочил, потянувшись за оброненной дубинкой. Зря повернулся он к безымянному задом, получил смачный удар в седалище - кувыркнулся вперёд, упал с охом на спину. Перевернулся, встав на четвереньки, и лоб в лоб столкнулся со спешащим подобрать дубину человеком. Раздумывать некогда. Безымянный боднул его в висок, сильно аж до искр в глазах. Помотал головой, очухиваясь, не видя и не слыша последствий. А человечек покачнулся и с грохотом завалился на спину.
   Победа в короткой схватке осталась за безымянным. Не дожидаясь, пока очнётся противник, он подхватил узел, подбежал к выходу, рывком отбросил запор, ударом плеча открыл выходную дверь. Свободен! Воздух улицы казался слаще домашнего. Голова легонько кружилась. Плечо саднило. Но что это? За спиной, из дома гневные крики. Гоняют кота?! Идиотская улыбка - так его!
   Шаг за порог, но натянулась невидимая нить, связующая с Мстителем, нет сил, преодолеть её. Понятно, что без волшебного товарища не выбраться. Магия-шмагия. Вернулся в холл. Пришла мысль - связать бы коротышку, а то очнётся не ко времени. Рывком сорвал занавесь с окна. Хрясь! Чего уж таиться? Хрясь! Сорвал вторую. Скрутил жгутами тонкую материю, связал беспамятному руки за спиной, ноги. Хитрые узлы вышли. Не скоро человечек выкрутится. Напоследок сунул тому в рот обрывок занавеси - одним крикуном в доме меньше будет.
   За то время, что безымянный управлялся с коротышкой, его никто не побеспокоил. Охранников маг в доме, видимо, не держал - давно бы откликнулись на шум и беспорядок. Переоценил заклинатель свои возможности. Одной магии оказалось недостаточно, чтобы сдержать бравую компанию человека и кота. Безымянный усмехнулся.
   Крики в доме никак не смолкали. За женским визгом и причитаниями было не слышно воплей хозяина. Может, успокоился? Навсегда. Смешок. Надо бы проверить, что вытворяет котяра. В облике волосатого солнышка. Ха!
   Беспричинная смешливость напала на безымянного, в этом чудном настроении он отправился искать Мстителя.
   Едва зашёл за угол, как вновь пришлось идти в темноте на ощупь. Несколько раз пребольно ударился о какую-то мебель в коридоре. Крики стали громче, и теперь можно было разобрать в них ругань и угрозы. - "Приближаюсь", - рассудил безымянный. Поплутал немного, пока не увидел медносияющего кота. Мститель в тот момент находился в непростом положении. Шкуре, а то и жизни зверька угрожала веником дородная тётка в ночной сорочке, взлохмаченная, с чепцом набекрень. Ха-ха! Но, как бы смешно это не выглядело, надо спасать "солнышко".
   Тётка оказалась понятливой, даже уговаривать не пришлось. Обернувшись на звук шагов и увидев безымянного, она с пронзительным визгом бросила в него веник и метнулась из коридора в комнату. Хлопнули дверь и засов. На истеричный крик о насильниках, мужчина удивился: "Да на кой ты мне?"
   - Ты мой должник, кот.
   - Вот ещё, - фыркнул Мститель, - эта женщина твоя должница, ты, можно сказать, спас её от моих когтей. Видел, как я почти зажал её в угол, а?
   Тут безымянный не выдержал и расхохотался. Удивительно неуместно звучал его смех. Звонко натянулась нить между ним и котом, смех оборвался, - кажется, Мститель обиделся.
   - Ну, как, - в раздражении поинтересовался человек, - нашёл мальчика?
   - Да. А где ты оставил яйцо?
   - У выхода забыл.
   - ?
   - Так поторопимся! Где твой мальчишка?
   - Успокойся, - прошипел кот. Триединая личность куклы проявила первые признаки распада - несдержанность эмоций и повышенную раздражительность. Действительно следовало поторопиться, пока помощник ещё в каком-то уме.
   - За мной, - скомандовал Мститель, и безымянный явственно ощутил связывающие узы. Ненавидимые, он понял, узы. Но пока не в его воле их разорвать.
   - Веди!
   Следуя за рванувшим по коридору котом, человек быстро оказался перед ещё одной лестницей, ведущей вниз. - "Сколько же подвалов в этом доме?", - злобно подумал он, а "солнышко" уже шуровал перед дверью. На этот раз безымянному воочию довелось увидеть волшебство Мстителя. Впечатление оно произвело гораздо меньшее, чем рисовало воображение до этого момента. Ничего необычного - кот пофыркал да поскрёбся о косяк. Может, он и сам смог бы открыть дверь, но та против него была тяжеловесней, пришлось опять прибегнуть к помощи куклы, которой всё больше и ощущал себя безымянный.
   Они спустились, как оказалось, в погреб, заставленный ящиками, корзинами, бочками. На дощатых стенах в пять рядов были прибиты полки, уставленные горшочками всех форм и размеров, на протянутых верёвках висели окорока, колбасы, сосиски, отдельно от них - полные пучки различных трав, связки лука, чеснока и ещё каких-то кореньев. Всё это обилие снеди моментально разбудило в человеке нешуточный аппетит, рот наполнился слюной, что неудивительно - безымянный не ел целых два дня.
   Никакие приказания не остановили бы его! Человек стащил связку сосисок, закинув её длинный хвост себе за спину, а головную пихнув в рот. Умм! Вкуснотища! Мститель обернулся. С укоризной или нет, разве разберёшь? - "Не подавись", - посоветовал он, стремительным движением оттяпав от связки нижнюю сосиску. Надо же, схрумкал её в три приёма! Облизнулся на оторопевшего человека. - "Дожёвывай" - милостиво разрешил безымянному, - "и подвинь вон тот ящик", - кивнул в сторону.
   Человек послушался. Поднапрягся и сдвинул. Нечего удивляться, обнаружился люк. Впрочем, кот не обратил на него никакого внимания. Он запрыгнул на крышку ящика и, встав на задние лапы, с видимым усилием откинул щеколду неприметной до того дверцы.
   В каморке размером с чулан на полу в обнимку спали двое мальчишек. Странным казался тот сон. - "Мы с котом изрядно нашумели в доме и тем более в кладовой, сдвигая тот же ящик, однако не смогли разбудить их, - рассудил человек. - Может "солнышко" наколдовал"? - Его медно-рыжий спутник проигнорировал вопрос. Мститель спрыгнул на пол и подошёл к спящим. По-хозяйски положив лапу, на ногу одного из них, сказал: "Этого бери". - Бережно, боясь нарушить сон, безымянный расплёл объятия мальчишек. Поправил связку сосисок, обмотав вокруг шеи, чтобы не свалились, и только тогда взял избранного на руки.
   Обратный путь никто им не заступил. Дом притих, словно утомлённый свалившимся несчастьем. Не кричала из-за двери женщина с чепчиком набекрень, не выл в подвале ошпаренный маг, ну а связанный коротышка и подавно не мог подать голоса - невнятным мычанием проводил он выходивших.
   "Спасибо, что посторожил", - вслух съязвил безымянный, подбирая узел с яйцом, лежащий рядом с обездвиженным противником. Волшебный сон мальчишки, позволил человеку нести избранного в одной руке под подмышкой, не боясь разбудить его, а второй закинуть узел за спину. - "Поосторожней", - предупредил Мститель, - "не камень тащишь. Разобьёшь яйцо, что хозяину скажешь?" - Неосторожная мысль прозвучала, не вернёшь.
   - Что ты знаешь? - встав, как вкопанный, спросил человек. Резко. Угрожающе.
   - Что ты хочешь знать? - с недовольством парировал кот.
   - Всё.
   - Точнее.
   - Хмм... - безымянный задумался. Какой из тысячи вопросов, мучавших его, задать первым? Он уложил мальчишку на траву.
   - У нас нет времени болтать! - осадил его Мститель. Нить между ними натянулась... - Ладно, - уступил, - три вопроса. Остальные, когда окажемся в безопасности.
   - Кто я? Что за хозяин? Почему я...
   - Кто ты? - перебил хитрый рыжий. - Ты человек, хотя человеческого в тебе хватает на троих. Ты спросишь, как тебя зовут, я отвечу, не знаю. А хозяин? Я не могу сказать о нём много, лишь то, что он могущественный маг, гораздо сильнее того, чей дом мы обставили. Быть может, при встрече он скажет тебе больше, а я не вправе. Я ответил на три твоих вопроса. Доволен?
   - Ты ничего не сказал!
   - Потому что бежать надо! Бежать! Понял?!
   - Ладно, - уступил в свою очередь человек. - Но выберемся из города, расскажешь всё!
   - Как пожелаешь, - прошипел кот. - А теперь, хватай мальчика, и к воротам!
   Ослушаться тот не посмел, так как, в самом деле, не к месту и не ко времени случилось выяснение отношений, а кот, разговорившись раз, скажет и два - мальчишка-то в руках безымянного. В откровения неведомого хозяина, от которого в памяти остались только две короткие заповеди, верилось много меньше.
   Закрытые ворота не остановили Мстителя. Пока ковылявший вразвалочку с двумя драгоценными ношами безымянный ещё только подходил, кот станцевал какой-то охотничий танец, раза три подпрыгнув, но, не достав до замка. На встревоженную мысль человека, Мститель фыркнул и проскользнул между прутьев. - "Открывай сам", - самодовольно бросил он. Безымянный толкнул ворота, и замок слетел с дужки, как спелый плод слетает с ветви, под ноги. - "Так то!" - обрадовался человек.
   - Вы так шумите, - сказала незаметно подошедшая лошадь, - что только удивительное безразличие соседей, оправдывает подобную наглость.
   - Так что на улице? Ничего не происходило? - в один голос задали ей спутники два вопроса.
   Лошадь склонила голову, и безымянный неловко переложил ей на хребет повыше седла мальчишку.
   - Задохнётся же! - возмутился кот.
   Человек неспешно, словно испытывая его терпение, приторочил узел, затем легко запрыгнул в седло и, перевернув мальчику с живота, посадив его, обнимая левой рукой, правой взялся за поводья. - "Прыгай уж", - разрешил он коту. - "Прыгну", - проворчал кот, взбираясь по ноге всадника и устраиваясь на коленях у мальчика, явно вцепившись в добычу когтями, чтобы не потерять равновесия. Мальчишка стерпел, старательно сопя, в навеянном волшебством сне, а безымянный с трудом сдержался, чтобы не почесать ссадины, оставленные на ноге Мстителем.
   Ну, всё.
   Готовы!?
   К городским воротам!

   Глава 11. Распутье
   Как звучит тишина, та, что рождена неподвижностью?
   Ветер вязнет в лапах еловой стражи, нанизанный на игольчатые пальчики, не в силах шевельнуться. Не порхают птицы в густолапой стене. Где развернуться их крыльям? А подняться мелкой пичуге над огороженным местом, значит принести себя в жертву ястребу. Не долетит до земли её писк, только пёрышки. Хищные звери и вовсе обходят стороной тёмногрозный ельник, чуя и незримую угрозу в его безмолвии, и отсутствие добычи - не рванёт трусливый заяц между чёрных стволов по серобурой хвое, не защёлкает зерновой шишкой белка, ну а про птицу какую и так понятно.
   Но что там? Что там, в сердце неприступного ельника? Берегут ли стражи покой своих собратьев или хранят тайну? В таких тайниках не рождаются дары, не селятся дикие лары, не гнездятся древесные драконы. Так отчего же дух неведомой магии витает в запахах перегноя, крепкой коры и душистой хвои?
   Грэм не любил северного леса из-за вот таких тайн. Не любил, оттого что не понимал, понимал, что не может его любить, и боялся.
   Вчера на дороге, где он с обретёнными товарищами устроил засаду, вот тогда страх миновал его сердце. Пускай в руках был почти непригодный лук, почти беззубые стрелы, пускай его умениям противостояли расстояние, резвость скакунов под всадниками и кольчуги поджидаемых жертв, он не испугался, а выпустил одну за другой четыре стрелы. После успел заметить и запоздалый страх на лице Ухватки, и злую готовность Лешака пристукнуть глупца. Удар Роса свалил Грэма на землю, но вожак опоздал. Теперь надо было поспешать.
   Разбойники выскочили на дорогу. Добить сражённых, поймать коней, оставшихся без седоков. Но добивать было некого, каждый выстрел лучника нашёл прореху в защите всадников, открыв их душам небеса. Только один из поверженных, кому стрела попала в горло, а не глаз, как его погибшим спутникам, хрипел кровью, но и то недолго. Разбойники кинулись ловить коней. Испуганные животные не давались, да и чувствовалось, что ни Ухватка, ни Лешак, ни Рос не обладают сноровкой в обращении с лошадьми. Поймали только одну, подманив, оставшиеся три отбежали на приличное расстояние. Ну и пёс с ними! И без того, хорошая добыча.
   Пока Ухватка обирал мертвецов, Рос решил разобраться с Грэмом.
   - Ты самонадеян.
   Лучник, потирая ушибленное плечо, решил не обижаться и ответил просто:
   - Нет, я знаю свои возможности.
   - Что они без удачи?
   - И с ней я дружен.
   - Ты самонадеян, - замкнул их спор Росомаха. - Не спорь.
   Меч разбойника был обнажён. Грэм промолчал.
   - Надо бы уйти с дороги, - сказал Лешак, подводя лошадь. - Они, - он кивнул в сторону мертвецов, - за кем-то гнались.
   Мысли разбойника были понятны. Всадники могли оказаться частью отряда, вырвавшиеся вперёд.
   Подошёл Ухватка щеголяя новыми сапогами. Мешок полупорожней кишкой свисал в его руках.
   - Ну, чего? - поинтересовался у него Лешак.
   Разбойник скривился:
   - Барахло. Сапоги, перчатки, пояса, плащи, кинжалы.
   - Деньги?
   - Серебришка с ноготь, медяшек с кулачок.
   - И какого пса, - дал выход раздражению Лешак, - ты, Горец, решил поохотиться? За каплю добычи ворох проблем.
   - Да, - подвякнул Ухватка, - какого пса?
   Грэм растерялся. Какие проблемы? Всадников он снял чисто, разбойникам оставалось только, поплёвывая, собрать добычу. Так чем они недовольны?
   - А кольчуги? А мечи? - высказал он вслух недоумение.
   На него посмотрели как на дурачка. Рос положил пареньку на плечо тяжёлую руку.
   - Видишь ли, Горец, - обратился он к нему проникновенно, - ни один торговец не рискнёт взять клеймёный короной товар, да и кому продашь в нашем захолустье меч или кольчугу? Крестьянину? Прачке? Пекарю? Кузнецу? Ну, последний тебя, как пить дать, сдаст страже.
   Закончив внушение, вожак, скомандовал: "Уходим", - а Грэм задумался о том, как хитра разбойничья наука.
   А вечером Рос и Лешак о чём-то долго шептались, отойдя от костра на разбойничьей стоянке. Вожаку, видимо, не удалось убедить товарища, но тот, судя по лицу, недовольный смирился. Хмурый разбойник примостился с другой от Грэма стороны огня, а Рос наоборот подсел рядом. Он явно был в хорошем расположении духа, не то что в ночь их первого знакомства. Тон, взятый вожаком, в разговоре выдавал, что ему нравится покровительствовать новому члену отряда. Глазки на выкате под тяжёлыми веками блестели дико - взгляд не соответствовал голосу, зато вполне - вкладываемому в слова смыслу, а предложил Рос Грэму, ни много, ни мало, принести разбойникам клятву общего дела. Лучник легко согласился, зная, что ничем себя не связывает - только дары и лары крепко держат своё слово, и даже упоминание вожаком некоего ритуала, предварявшего дачу клятвы, не смутило горца.
   Гнетуще было на сердце сейчас, когда они с Росом вышли к тёмному ельнику, чёрно-зелёному пятну, окружённому светло-золотистой порослью берёз и осин. После утреннего дождя от травы и древесной коры несло приятной сыростью. Мрачные ели, отбивая охоту соваться в их царственны уголок, шибали в нос тяжёлым запахом. Однако вожак разбойников решительно поднырнул под одну из мохнатых лап, и лучнику не оставалось ничего иного, как последовать за ним. Еловый страж погладил спину мокрыми ветвями, оморосив голову, и нехотя выпустил добычу.
   Шли, пригибаясь, часто отдвигая захапущие лапы. Мало удовольствия было продираться открытой грудью, выставив под иголки лицо, а так разве что за несколько шагов вымокли, словно окатило отложенным дождём. Земля чуть поднималась в горку, идти было неутомительно. Подсыревшая хвоя мягко пружинила под ногами. Мелкие, но плотные, как камни, шишки, попадя под носок сапога, не желали сковыриваться, сбивая с шага. Рос повёл вниз по крутому склону. - "Осторожно", - предупредил он необорачиваясь, и, присевши, спрыгнул, как увидел подошедший Грэм, с обрыва в человеческий рост. Горец последовал за ним. Камешки врезались в подошвы, едва он приземлился.
   Холм, на котором рос ельник, оказался полым. Скалу в своё время расколол ручей, а потом кто-то расширил трещину, и теперь вода текла по искусственному руслу. Проход в пещеру был узок. Грубые сколы на стенах свидетельствовали в пользу того, что здесь потрудились не альвийские, а человеческие руки, менее долготерпимые в работе с камнем.
   - Вот мы и пришли, - сказал Рос. Сон не пошёл разбойнику впрок, и выглядел он уставшим. - Ступай внутрь пещеры. На старые кости внимания не обращай. Там сложен горкой лапник. Кремень и кресало у тебя есть? - получив подтверждение, невыразительно кивнул. - Зажжёшь костерок.
   - Э...
   Рос поднял руку, упредив вопрос:
   - Лапник достаточно сух. Сядь в дальнем от входа углу и слушай, - продолжил он. - Голоса подскажут тебе, что делать дальше. Иди.
   "Чудные разбойники, - решил Грэм, - может, поклонники какого дара"? - У местных свои боги, как у горца были свои.
   Дары Полуночных Гор злопамятны и требовательны. Могучий дух Слепого Перевала принимал подношения лишь человеческой кровью, а богиня Небесного Озера, покровительница горных ручьёв - золотыми украшениями. Жертвы им были необходимы, но приносились не часто. В обычной жизни привычнее были вечерние возжигания горного мха домашним ларам, кормление требухой перед рыбалкой речника, а перед охотой - лесовика, гончары умасливали глинявика, кузнецы опаивали огневика, у каждого дела был свой покровитель, и каждого из них надо задобрить. Во время скитаний, выпавших на его долю после изгнания из племени, Грэм, отлучённый от благоволения домашних ларов, сделал много подношений лесовику. За это был одарён, как охотник, метким глазом и верной в обращении с луком рукой, и поэтому более других ларов выделял лешего и людей, отмеченных его покровительством. Внимание, которое оказывал тот горцу, можно было отметить хотя бы потому, что уже дважды за последние годы, лучнику повстречались его избранные, а ведь немногих люди с уважением именуют "лешаками" - знатоками леса светлого и чащи тёмной.
   Горец протиснулся в проход, за которым пещера расширялась до размеров малого трактирного зала. Лучник почти полностью заслонил свет, и на несколько мгновений тьма окутала углы и стены. Два-три шага. Низкое утреннее солнце вычертило на полу тень человека. Восток, получалось, аккурат за спиной. Отойдя от входа, Грэм осмотрелся.
   В скудном свете можно было различить круг, выложенный костьми, в центре пещеры. Словно камни, серели в нём шесть звериных черепов, облагая горку лапника. Лучник обошёл круг, так чтобы оказаться лицом к выходу, присел перед хрупкими от времени костьми. Опыт охотника позволил ему различить черепа кабана, рыси, лисицы, волка, выдры и росомахи. Последние три оказались надтреснуты во лбу. Лапник был старым, высохшим, хвоя почти вся осыпалась с когда-то пышных веток. Поворошив, горец обнаружил под ним старую золу. - "Странный какой-то ритуал", - подумал он, - "нечасто его проводят". - Достал из поясного мешочка кремень с кресалом. С первых искр задымила сухая хвоя, а немного погодя выскользнул робкий язычок пламени. Грэм сел подле костра, не зная, чего ожидать.
   Лапник должен был уже прогореть - огню его, что комариный кус, - но всё дымило и дымило потихоньку. От нечего делать горец обратил внимание, что вопреки обыкновению, прозрачный дым тянулся не к выходу из пещеры, а медленно поднимался к своду, скапливаясь над головой, а спустя какое-то время, невидимое, но ощущаемое облако начало расти вниз. От воздуха запершило в горле. Прокашлявшись, Грэм, хотел было встать, чтоб выйти из пещеры - сидеть, тупо задыхаясь дымом, противоречило здравому смыслу, - как вдруг уловил тихий шум и прислушался. Звучало вроде бы вокруг и толи рядом, толи издалека. - "И это обещанные голоса?" - усмехнулся по себя горец.
   В пещеру залетел ошалелый ветер, освежив воздух и бросив у входа россыпь пожухших листьев. - "Почудилось, значит", - подумал Грэм, но шум не стихал, звучал ровно в отличие от переливов ветра за пределами пещеры. Слух обострился, и горец различил шёпот, словно несколько голосов бормотали не в лад, и проскальзывало в них то тихое пение, то робкое подвывание. Взгляд помутился. Парень, сопротивляясь наваждению, попытался подняться, но ноги словно приросли к земле. - "Слышишь- лышишь-ышишь?" - умирающим эхом воспрянули голоса. Черепа повернулись к Грэму - пламя дрожало в пустых глазницах, из носовых провалов шёл дым. Человек не мог им уже ответить, только внимать уплывающим сознанием.
   - Ты пришёл, добровольно принеся всего себя мясом, костьми, кровью, мозгом, сердцем и печенью, - сказал лисий череп.
   Горец тупо моргнул. Кости исчезли, и животные предстали во плоти. Кабан. Рысь. Лисица. Волк. Выдра. Росомаха.
   - Я сыта мясом, - сказала Росомаха и растаяла.
   - Я сыт печенью, - сказал Волк и исчез.
   - Я сыта костьми, - сказала Выдра и пропала.
   - Что ты предложишь нам? - спросила Лисица. - Я хочу сердца.
   - Я хочу мозгов, - заявила Рысь.
   - Я хочу крови, - буркнул Кабан.
   Грэм глупо улыбнулся и попытался погладить Лисицу. Рысь и Кабан сгинули, оставив их наедине. Лиса подошла, понюхала руку и вдруг прыгнула на человека. Он не ощутил никакого соприкосновения - зверь словно растворился в нём, - и только слева в груди зашевелилось беспокойное чувство.
   Росомаха вытащил из пещеры под руки едва стоящего на ногах парня, положил его землю. В глазах того клубилась колдовская муть. Грудь едва вздымалась при дыхании. Вожак разбойников присел подле горца, бездеятельно выжидая. Прошло сколько-то времени. Ветер шумел, одновременно шурша листьями в кронах деревьев и поскрипывая на горке еловыми ветвями. Солнышко накрыли тучи, и в лесу потемнело. Мимо неподвижных людей проскочил заяц. Неожиданно тот встал, вытянувшись на задних лапках, встревожено принюхался, прыгнул в сторону и запетлял меж стволов. Туда, где только что стоял зверёк, был обращен взгляд Грэма. Горец облокотился о землю, высматривая убежавшего зверька, глаза его блестели в охотничьем азарте.
   - Очнулся?
   Парень обернулся на голос. Рядом сидел Росомаха.
   - С возвращением, Лис, - сказал разбойник. - Как тебе жизнь на вкус?
   - Пресновата, - улыбнулся Грэм, и они с Росом вдруг рассмеялись. Гулко вдалеке вздрогнула земля, словно вторя человеческому хохоту.
  
   Лошадь бежала на последнем дыхании. Утренний дождь, смешавший в грязь дорожные пыль и землю, отнимал у неё всё больше сил. Всадник, придерживающий перед собой бесчувственного мальчишку, слышал мысленное эхо биения перетруженного сердца, но, опасаясь погони, медлил - остановить бы ему, безымянному лошадь. Чувствуя его намерения, та, в подобные моменты прибавляла ходу, пытаясь преодолеть изнеможение, но старание съедало ещё немного сил, и она, тяжело дыша, сбивалась с шага. Так не могло долго продолжаться, и первым не выдержал безымянный, натянув поводья. - "Стой!" - крикнул он. Лошадь послушалась, замерев. Разгорячённая. Дрожь мощных мускулов выдавала тяжёлую усталость. Всадник, придерживая мальчишку, сполз из седла, встав на землю, и осторожно взял спящего на руки. Кот сидевший до того на мальчишеских коленях, спрыгнул в мокрую траву. Недовольно прозвучал его мыслеголос:
   - Что ты надумал?
   - Спрячемся в лесу, - ответил безымянный, - лошадь выбилась из сил. Та устало понурила голову. - Уйдём подальше, пересидим какое-то время, не станут нас искать вне дороги.
   Мститель, который обнаружил и предупредил спутников о погоне, проворчав, согласился. Окатившись росой, его шелковистая шкура потеряла завидный вид, шерсть слиплась - неудивительно, что он был в плохом настроении.
   - Сколько им до нас? - поинтересовался человек.
   Кот навострил уши.
   - Я их не чувствую, - впервые на своей памяти безымянный услышал в его голосе удивление.
   - Они отстали? Повернули?
   - Нет. Их вообще нет.
   Вздох облегчения сорвался с уст человека.
   - Значит, мы можем остановиться.
   - Да.
   Они подошли к опушке. Безымянный положил мальчишку на траву. Открыл один из подсумков, притороченных к седлу, достал ветошь и принялся обтирать потную шкуру лошади. Почти закончив, он вдруг замер, словно какая-то мысль неожиданно пришла ему в голову.
   - Не пришла ли пора объясниться? - повернулся к Мстителю.
   Кот, вылизывавший лапу, поднял голову. Посмотрел на мальчишку, затем на безымянного, промолвил:
   - Пора. Наши пути здесь и сейчас расходятся. Спрашивай.
   - Кто я?
   - Мы, - уточнила лошадь.
   - Как я говорил, ты человек, а ты - лошадь. Силой мага в ваши тела были подселены души мёртвых людей. Смешение духов позволило ему управлять вами, но начисто стёрло память прежних жизней, хотя и дало их умения. Вы были созданы, чтобы исполнить его волю - найти и принести магу яйцо дракона. Что будет с вами, когда выполните это задание, я не знаю. Вернёт ли он покой умершим и тела живущим - это теперь может быть и не в его власти - слияние духов, возможно, стало необратимым, а, значит, вы останетесь такими как есть.
   - Кто этот маг и как его найти? - хмуро спросил безымянный.
   - Вы должны чувствовать связь с ним.
   - Нет. Ничего такого.
   Мститель поднял лапу, пошевелив когтями
   - А теперь?
   - Да, что-то такое есть. - Лошадь и человек одновременно повернули головы на юг.
   - Что за слова насчёт "не пей крови"? - обернулся вновь к коту человек.
   Мститель засомневался, стоит ли говорить.
   - Память мёртвого духа можно пробудить ненадолго, - наконец, сдался он, - если дать ему напиться крови. Ваш хозяин, предупреждая об этом, боялся распада объединённой личности и, как следствие, утраты разума её носителем. Я бы тоже не советовал вам пытаться вспомнить прошлое, лучше такая жизнь, чем сумасшествие или небытиё. Смиритесь.
   - Это уж нам решать, - грубо ответил безымянный. Противоречивые чувства боролись в его душе, сердце ломило от безысходности и разочарования. Каково узнать, что ты кукла в чужих руках, что душа не совсем твоя и память о прежней жизни уже никогда не будет принадлежать тебе целиком?
   - Что же, - переборов возмущение, человек вновь обратился к коту. - Ответь в последний раз, и будем считать, что мы квиты. Кто ты и почему нам помогал?
   - На второй вопрос ответить проще. Мне нужен был вот этот мальчик. Сам я его вывести из города не мог. Даже у волшебных существ, есть свои ограничения. Я воспользовался вашей помощью также, как и вы моей, к обоюдной выгоде. - Безымянный и лошадь мысленно с этим согласились. - На вопрос, кто я, честно отвечу одно - кот не без способностей. О большем не спрашивайте, не отвечу. Вы довольны?
   Человек грустно усмехнулся:
   - Нет. Но ты ответил на наши вопросы, и мы квиты. Прощай.
   Безымянный взял под уздцы лошадь они побрели по дороге. Путь их лежал на юг. Мститель провожал их взглядом, пока бывшие спутники не скрылись из виду. Они сделали своё дело, теперь придётся попотеть одному - дело привычное за столько веков ожидания. Дух Авельки довольно замурлыкал, и земной гул ответил ему издалека.

* * *

   Комната с низким потолком. Две грубосколоченных кровати. Такой же стол со стулом подле. Вместо окна узкая бойница. Его пыжайшество, великий маг Пельс, изволит почивать уже который час. Февер злился. Сидя за столом при свете, проникающем в комнату через бойницу, подмастерье перелистывал тетрадь, в который раз силясь найти ошибку в собственных выкладках. А ошибка была. Хотя, положа руку на сердце, это была не ошибка, так - недочёт, Февер всего-то не смог до конца развеять "крик башни", и эхо заклинания, холодящее кровь, который день пугает воинов в захваченном лухракцами замке. Но какое славное было начало!
   Ночь накатила на стены крепости Арон чёрным грозовым валом. Факелы в руках защитников горели в темноте, словно янтарные звёзды. Сотасцы не были уверены, что их противники не рискнут повторить дневной штурм, хотя предыдущие пять были уверенно отражены и враги королевства, умываясь кровью, каждый раз отступали. Подтверждая опасения осаждённых, в лагере противника послышались командные окрики и замелькали факелы, обозначая движения отрядов.
   Маг, его подмастерье и воевода Сквакан стояли на холмистом возвышении, откуда открывался вид на замок и большую часть войска.
   - Так вы уверены, что заклинание сработает, как надо? - в который раз спрашивал воевода.
   - При любом исходе, - сухо пообещал Пельс, - ворота будут открыты. А теперь попрошу оставить нас, мальчику надо подготовиться.
   Сквакан, ворча, ушёл к своей палатке, на ходу подзывая посыльного, а тридцатилетний "мальчик", то есть Февер, подмастерье Пельса, повернулся к хозяину. В свете одиноко факела учитель выглядел просто демонически. Огонь ожелтил волосы мага, придавая его лицу в то же время восковую бледность. Тёмно-синий долгополый кафтан, кажется чёрным. Опоясан Пельс тускло блестящей серебряной цепью. - "Итак", - молвил хозяин подмастерью, - "приступай".
   Февер почтительно склонил голову. Наступал момент его торжества. Заклинание, гордо поименованное "криком башни", первым слогом окунулось в промозглый холод ночи, неторопливой змейкой под гортанный говор подмастерья поползло в сторону крепости, растягиваясь по пути. Прошло много времени, пока первые, почти затихшие, слоги достигли замковой стены. Февер замолчал, и хвост "змеи" устремился к её "голове". Заклинание начало набирать подходящую издалека силу. Невидимая "голова" разбухла, разрастаясь, накрывая вроде пузыря крепость и её защитников. Когда "хвост" уткнулся в стену, пузырь лопнул, и крик, неощутимый ухом, обрушился на сотасцев. Люди валились, где кто стоял. Одни сразу падали без сознания, другие пытались, закрыть уши ладонями, но леденящий звук было не остановить. В войске лухракцев, заметили, что с замковых стен пропали огни, и радостный рёв поддержал магов. Сквакан, ободрённый началом штурма, скомандовал наступление. Заиграли трубы, и полк неторопливо выступил из лагеря. Этот шум и сбил, завершавшего рассеивание "крика башни" Февера. Годы тренировок сосредоточения не выдержали неистового натиска звуков, идущего на штурм полка, дали одну махонькую трещину, и в какой-то момент подмастерье ошибся на тон. Нет, полутон! Четверть тона!
   Что говорить, с того времени начинались совсем невесёлые воспоминания. Заклинание всего лишь оглушило сотасцев. Очнувшиеся от его воздействия потеряли слух, что тоже, в конце концов, сыграло свою роль в успешном штурме замка, но снова решающий вклад в атаку внёс Пельс. Маг подчинил своей воле растерянное охранение ворот, и их створки оказались распахнуты в тот момент, когда ударный отряд лухракцев ворвался в пределы замкового двора. Оглушённые защитники дрались хоть и неистово, но обречённо. Отнятый слух подводил, как и зрение в темноте, а когда не видишь и не слышишь противника - ты заведомо труп. Крепость неприступная в течение трёх дней пала на третью ночь за четверть часовой свечи.
   Магов поблагодарили. Однако героем из них двоих в солдатских сердцах стал почему-то Пельс, а о том, сколько жизней им сберег феверский "крик башни", никто не вспомнил. Наоборот, имя подмастерья перемежалось с проклятьями, стоило зазвучать из какой-нибудь каменной щели эху "крика".
   Четверть тона! - нет, надо быть справедливым, полутона - и заклинание стало необратимым. Оно, казалось, питается собственным отражением от стен, набирая силу от малейшего дуновения ветра, и так может продолжаться вечность. Почти великое заклинание! Февер зло усмехнулся. Нет, известно, что энергией, питающей каждое великое заклинание, является сердце дракона, но и его наличие не гарантирует нужного эффекта, если формула неидеальна, даже в мириадах условий можно упустить одно. Также как он, Февер допустил влияние ошибки всего в полтона. Ах, если бы те куклы Пельса, что он создал на озёрном берегу, добыли сердце дракона!.. Подмастерье резко одёрнул себя. Не стоит рядом с магом-духовников предаваться таким мечтам. - "Надо найти ошибку", - Февер заставил себя сосредоточиться на записях в тетради, но мысли никак не хотели цепляться за крючки символов.
   Терзания молодого мага прервал шёпот Пельса. - "Они идут", - разобрал тот.
   Хозяин вскочил с кровати. Как всегда, в своей манере. Казалось бы, только что он спал, и вдруг стоит с ясным взглядом, готовый действовать. - "Пошли", - бросил он ученику.
   Мастер и подмастерье поднялись на северную башенку донжона. С неё вдалеке можно было даже разглядеть Иссу - новую границу княжества и королевства. Впрочем, скоро объединённые после захвата Трихолмья полки под предводительством князя Парцикуда и благодаря мощи его магов сотрут эту нить не только с карт, но и с лица земли.
   Старый маг стоял у самых зубцов, и ветер, милостиво не бередя "крика башни", трепал его волосы. Пельс жадно всматривался вдаль. Февер почтительно стоял в стороне. Зачем хозяин забрался так высоко и что он высматривает? Пельс отошёл от края. - "Собирайся", - сказал он подмастерью. - "Пойдёшь к разрушенному мосту. Будешь ждать всадника. Ты узнаешь его. Встретишь, приведёшь ко мне".
   "Они идут", - вспомнилось Феверу. Мурашки пробежали по стене. Неужели куклы? Но почему так скоро? Он отвернулся, спеша выполнить приказ мастера. И вдруг предательский ветер извлёк из какой-то щели "крик башни", усилив его звучание. Подмастерье, зажав уши, упал на колени. Крик стих также неожиданно, как и возник. Февер посмотрел на учителя. Маг лежал, распластавшись на камнях, явно, потеряв сознание. Ещё бы! Он-то не выходил из комнаты ни разу, не бродил по коридорам замка и, в отличие от ученика, не изведал ещё подлости "крика". Подмастерье, шатаясь, подошёл к хозяину. В ушах ещё звенело, и, быть может, от того возникла в голове крамольная картина. Да! Февер неожиданно преисполнился решимости. Сердце дракона станет его! Он подхватил бесчувственного мага под руки и потащил его к краю башенки, пыхтя, поднял тело на парапет и спихнул вниз. Раз... Два... Три... Четыре... Удар!
   Вздрогнула земля. Далёкий гул пришёл с востока. Маги Парцикуда приступили к развороту Иссы.

   Глава 12. Совет у мэра
   Ох, какая неохота подниматься из тягучего болота сна, но тормошат! Мойрэ! Мойрэ! Капитан городских стражников с трудом разлепил веки. Отдохнуть не получилось, усталость довлеет в теле, и голова тяжела ровно спьяну. Да отстаньте, заразы, проснулся я!
   Проморгавшись, Тэйэнир Парс никак не мог понять, где он находится, пока не сообразил, что каморка в четыре каменных стены - караульное помещение у ворот. Давно не доводилось ему просыпаться в таких местах на трезвую голову. Капитан присел на лавке, на которой сон сморил его, недобро посмотрел на разбудившего стражника, а тот, видно, и сам не рад, что потревожил покой Тэйэнира, но спешит доложить: "Вставайте, мойрэ! Беда!"
   "Беда-лебеда", - мысленно проворчал капитан, широко зевнул, прежде чем спросить: "Чего такого?".
   К бедам нынче не привыкать. Полгорода выгорело от пожара, учинённого вражеским лазутчиком, и только широкая мостовая уберегла от огня вторую половину. Вчера? Нет, позавчера это случилось. Хоть и прошло время, а всё равно в воздухе чудится запах гари. Сколько черни погибло, никто не считал, но стража лишилась пяти-семи рядовых точно и лейтенанта - старый дурак! Пожар задел казармы - сгорели все деревянные перекрытия и, что самое главное, арсенал. Стража временно разместилась в здании мэрии, а вот пропавшего оружия было жаль, да ещё городской глава упросил помочь разгрести завалы на улицах и устроить погорельцев.
   "И какой пёс меня тяпнул, поддаться на уговоры Хонкуса", - раздражённо подумал Тэйэнир.
   Глупый стражник по-прежнему ждал.
   "Чего там?" - грубо спросил капитан.
   Тот, запинаясь через слово-второе, доложил, что вперёдсмотрящий заметил за рекой лухрацкие отряды.
   Пришлось подниматься на дозорную башню.
   Эх, Киэнот, Киэнот. Всё раньше было схвачено у лейтенанта, Тэйэнир даже не вникал в течение повседневных дел. Вассал и сослуживец брал черную работу на себя и тащил воз проблем, щадя покой сюзерена.
   Тяжело давался капитану подъём. Одолевали усталость и грустные мысли. Позади топал разбудивший его стражник.
   На смотровой площадке было ветрено, холодно, и Тэйэнир пожалел, что где-то потерял перчатки. Дозорный, конопатый малый, неуверенно поприветствовал командира.
   - Ну, где ваши лухи? - недовольно поинтересовался тот.
   - Прошу, мойрэ, - завидев, смятение дозорного, осмелевший стражник поспешил указать на юг.
   Опершись о парапет, капитан, подался вперёд, всматриваясь вдаль. Да, за рекой определенно были лухракцы. Кто ещё может появиться там спустя седмицу дней от падения замка Арон? Вражеские солдаты малым числом работали чуть в стороне от дороги и берега, но до капитана дойти не могло, в чём заключалась суть их труда. Очевидным было предположение о наведении моста вместо сожженного. Защитники не могли помешать им, потому что лазутчик, от которого пострадал Кверт, добрался и до городского мага, невероятно изувечив ниль-Рортера. Оба моста через Иссу маг сжёг основательно, а в последней вылазке вместе с гвардейцами короля уничтожил и отряд лухракцев, наводивших речную переправу на Северном тракте, но в настоящий момент ниль-Рортер был недееспособен. Страшные раны превратили его лицо в маску обнажившейся кости и почерневших лоскутов мяса. Лекарь мог только поить мага усыпляющим отваром, иначе боль свела бы того с ума, но сон к ниль-Рортеру редко был милостив. Зная, какой ущерб нанёс обороне Кверта их лазутчик, лухи могли относительно безопасно начать переправу, чего и боялся капитан, однако враги измыслили какую-то иную каверзу. За этими размышлениями Тэйэнира вдруг посетила мысль о магах в стане лухракского князя. По паническим слухам, распространяемым беженцами Эсха, они сыграли значительную роль в падении соседа и торгового противника Кверта.
   Утренний морозец, наконец, пробрал капитана, тот вздрогнул. Ясной догадкой пришёл безотчётный страх. Что если лазутчик не зря пугал поворотом Иссы? Проклятье на мажье семя, коли так!
   Восточный ветер трепал городской стяг на башне. В хлопанье полотнища слышалось тревожное, словно вороньи крылья бьют над головой. На восходе кучились грозовые тучи.
   "Найди мне сержанта!" - бросил незадачливому будиле Тэйэнир. Молодой служака резво, как с удовлетворением отметил Парс, побежал исполнять приказ.
   Сержант, судя по сбитому дыханию, не замедлил явиться, хотя и произошло это спустя довольно продолжительное по морозцу время. Широкий в кости, тяжёлый телом, скорее матёрый, а не заплывший жиром от безделья, тот полностью отвечал обликом представлению капитана о суровых вояках.
   "Сарус! Батим! Прибыл!" - выдохнул запыхавшийся здоровяк. Красноносое одуловатое лицо выразило крайнюю степень старания.
   Сарус? - негвэй, а "батим" - "дуб" по южносотски, что значило - сержант из негвэев ати. Их земли королевство завоевало лет пятьдесят назад в правление Кэнэвайра Второго, Травителя. Город ати - Гарук-ати-вен, Сад-Первого-Человека, располагался к востоку от Кверта у подножья Искартских холмов. Вызубренные в детстве знания мелькнули, а отношение капитана к здоровяку уже изменилось, поскольку ати славились дурным характером.
   - Сержант! - резко обратился к Сарусу Тэйэнир. - Отправь отряд в пять-шесть наблюдателей к причалам, пусть следят за действиями лухракцев и, в случае... - капитан запнулся, - в случае агрессии, приказываю, воспрепятствовать по первому врагам и известить меня. Да, известить, - повторился он, глядя на тупую рожу служивого. - "Ох, как есть дуб", - подумал Парс. - Повтори!
   - Воспрепятствовать и известить!
   - На время выполнения приказа обязанности начальника дневной стражи передашь второму сержанту. Пусть свободные от дежурства будут готовы, если придётся. Я иду к мэру. Найдёшь меня там.
   Взяв в сопровождение молодого ретивого стражника, капитан отправился в город.
   Склады и большинство домов около Южных ворот уцелели в случившемся пожаре. Огонь, шедший от центра города, сильнее всего бушевал в западной и северной частях, может быть, поэтому лица встречных горожан выражали разве что обычную в военную пору для обывателей тревогу. А праздных людей на улице стало больше! Да, скрипел ещё забором гончарный круг, а из столярной мастерской слышался глухой бой молотков, но отзвуки работы были только эхом прежних дней. Не носились по грязи за поросёнком дети, исчез с перекрёстка ворчливый нищий старец, окна домов прикрыты ставнями. А сколько ещё таких мелочей упустил рассеянный взгляд? Впрочем, не услышать оживленные голоса из харчевни, обыкновенно тихой в утренние часы, мог только глухой. Однако настроение горожан менее всего волновало капитана в настоящий момент.
   Когда Тэйэнир вошёл в кабинет Хонкуса, мэр принимал делегацию городского совета. Ругэ - представитель торгового сословия, толстяк с хохолком волос, зачесанных на плешь, - прервал нудную речь, обернувшись на вошедшего и состроив на лице недовольную мину. К капитану стражи у него также имелась немалая доля жалоб, а свою часть, судя по застывшему взгляду, Хонкус уже выслушал. Кад Войт, кожевенник, и Стиэли Рыбак - верные тени Ругэ, - стоя по стене, готовы поддержать каждую его претензию.
   В кабинете был жарко, видимо, камин топили с раннего утра. Пришедший с улицы Тэйэнир едва не задохнулся, переступив порог. И как это пекло переносили собравшиеся?
   - Вот, капитан, - без приветствия и предисловий обратился мэр к Парсу, - высокочтимые граждане пришли ко мне с нареканиями относительно выполнения стражей своих обязанностей. Будь добр, Ругэ, повтори Тэйэниру то, что изложил мне.
   - Моё почтёние, капитан, - толстяк ювелир склонил голову и только набрал в грудь воздуха, как тот властным жестом остановил его и заявил:
   - Нет времени. Лухракцы готовятся к переправе, и не сегодня, так завтра следует ожидать их нападения.
   Хонкус сдержался, а вот ювелир не совладал с чувствами.
   - Нужно немедленно оставить город, - сорвавшись на крик, выпалил он. От волнения его лицо побагровело, но насколько комично не выглядел сейчас Ругэ, мысль была верна. Кверт не продержится и четверти того времени, что выстоял Эсх или замки-тройняшки - это стало ясно с того момента, как у городских ворот появились первые беженцы. Вот только никто не хотел верить в худшее, и совету, и простым горожанам казалось - не дойдёт лухракская армия до Иссы, остановят её либо баронские дружины, либо королевское войско, либо на худой конец - полноводная река. Не остановили и не остановят.
   После слов Ругэ собравшиеся ждали, чем ответит капитан стражи, заявит ли он с пафосом о долге перед королём или проявит благоразумие и осторожность. Тэйэнир задумался, сложив на груди руки, в самом деле выбирая между долгом перед сюзереном и городом, но только мэр догадывался о том, что предпочтёт капитан, прочие, не знавшие Парса, так как знал его их глава, с замиранием сердца предполагали худшее.
   - Я согласен с вами, - ответ капитана вызвал невольный вздох городского главы, словно тот готовился перебить его.
   - Что ж, - выдохнул мэр. Замялся, подбирая слова. - Правильней было бы собрать городской совет.
   Его снова прервали.
   - Капитан верно подметил, - заявил Ругэ. Поднял для важности палец. - Времени нет. Нужно решать. Здесь. Сейчас. Нам. Пусть пошлют за остальными членами совета, но пока они соберутся, мы должны уже будем составить хоть какой-то план.
   - Верно, - подал голос Рыбак, притаившийся за спиной ювелира. - Пойдём вверх по течению до Гарухави.
   - Чего? - удивился мэр.
   - На лодках, говорю, пойдём до Гарухави.
   - Помолчи, Стиэли! - прикрикнул на Рыбака Кад Войт. - Не о рыбе следует думать, а как наши товары вывезти. Два склада отличных кож...
   - Нужно собрать как можно больше подвод, - откликнулся Ругэ. - Возьмём с купцовских подворий...
   - Вы что с ума посходили!? - рявкнул приподнявшийся из-за стола Хонкус. - Что скажут люди?!
   - А что люди? - утирая рукавом вспотевший лоб, проворчал Ругэ. - Им в отличие от нас терять нечего.
   Мэр онемел.
   - Кстати, капитан, - ничуть не смутившись, обратился ювелир к Парсу, - поспешите с нарочным, я бы хотел передать распоряжения своему управляющему.
   "А не пошёл бы ты псу под хвост лизать", - едва не ляпнул раздражённый Тэйэнир. Сдержался в речи, только дёрнул за себя за кончик уса. Определённо жара и ювелир начали доставать его.
   Если для членов совета почти незаметный жест остался непонятым, то Хонкуса он обеспокоил. Не одну батарею бутылок распили они с капитаном за время знакомства, и мэр знал, как Тэйэнир злится. С того станется сейчас развернуться и послать службу псу под хвост. В конце концов, ряд капитана с городом предусматривал организацию охраны складов, пристани, тюрьмы и других общественных зданий, поддержание силами стражи порядка на улицах, патрулирование пригородных окрестностей и дорог - эти обязанности были прописаны в договоре, а вот о ведении боевых действий с лухракцами в нём не было ни слова. Догадается ли капитан вспомнить положения ряда, а если догадается, то поступится ли честью? Опережая возможный резкий ответ, мэр с силой хлопнул по столу.
   - Мы не будем сеять слухи раньше, чем выработаем приемлемый план, - громко и чётко произнёс он. - Я разошлю людей к остальным членам совета, но ни одного слова о том, что город будет оставлен не должно просочиться за эти двери до того. Ясно? - голос от непривычного напряжения дрогнул, но Хонкус нашёл в себе силы наградить тяжёлым взглядом делегацию. Однако, чувствуя, что словам не хватает убеждения, торопливо позвал: "Татрат!" - и упал обратно в кресло.
   Вошёл секретарь, и кабинет мэра оказался неожиданно тесен. Капитану пришлось отойти в сторону толстяка и его компании. Тэйэнир, сдерживая негодование, был вынужден терпеть запах потных торгашей.
   "Какого пса я ещё стою здесь? - злился он. - Ублюдок Ругэ! Возомнил, что может распоряжаться..." - Служба не сталкивала капитана нос к носу с городским главой торговой гильдии, поскольку дела с купцами он всегда вёл через своего лейтенанта. Редкие случайные встречи сводились к обмену дежурными здравицами, и поэтому Тэйэнир имел поверхностное представление о характере толстяка ювелира, а, как дошло до дела, торгаш показал свой норов. Кулаки чешутся поставить зазнайку на место.
   Красномордый Ругэ без промедления воспользовался моментом, пока мэр отдавал секретарю распоряжения, и обратился к капитану:
   - Я знаю, рэ, что пожар причинил большой вред страже. В состоянии ли она обеспечить охрану в дороге, когда мы покинем город?
   Трудно было выдержать цепкий взгляд чёрных глазок торговца. Словно проверяя на слабину, Ругэ не опускал взора, ждал ответа. Душа требовала выпустить пар грубо и мощно. Непроизвольно сжались кулаки.
   - Верррно, - позволил себе прорычать капитан.
   - Тэйэнир! - почуяв недоброе, окликнул Хонкус, резким жестом отослав секретаря.
   Капитан обернулся. Бледное скуластое лицо на миг показалось демонической маской. Широкий лоб рассечён вертикальной морщиной. Густые брови сошлись на переносице. Глаза сужены. Усы распрямились над сжатым ртом. Острый подбородок, словно оружие, выпячен на собеседника.
   - Псу под хвост! - выругался Тэйэнир. Перевёл дух. - Всё верно, - обращаясь сразу ко всем, подтвердил он. - Стража обессилена и почти безоружна. Арсенал потерян полностью. Из вооружения осталось только то, что было выдано патрульным в ночь пожара. - Капитан опустил взгляд себе на кулаки. Убрал руки за спину, словно стыдясь слабости. Продолжил: - Из сгоревшей конюшни спасли две лошади. Остальные либо погибли, либо разбежались и пока не найдены. Потери среди стражников невелики, но у многих в огне пострадали семьи, и я разрешил им временно оставить службу.
   Ему начало казаться, что слова душат его, или это так влияет воздух в кабинете? Сдаётся, остальные легче переносят проклятую жару. Быстрее бы закончить затяжной разговор...
   - Предлагаю идти к Гарук-ати-вен, - выпалил он.
   - И я... - оживился Стиэли.
   Капитан, чувствуя, что на препирательства у него не хватит терпения, резко пресёк Рыбака:
   - Стражников пять дюжин. Необходимо вооружить. Две дюжины лошадей - для разъездов. Людей мало. Выйдем, соберём горожан покрепче. Их также вооружить. Глашатаев на перекрёстки. Срок - до полудня. Сбор за северными воротами. Выходим завтра. Утром. Отставших не ждём.
   В горле пересохло. Обсуждения он не выдержит.
   - Возражения? - голос сорвался.
   - Но кто обеспечит это? - недоумённый вопрос ювелира привёл Тэйэнира в ярость, но словно что-то щёлкнуло в ушах, и собственные слова послышались глухими и чересчур спокойными:
   - Вы - собственной охраны не хватит, - иначе, клянусь, стража будет защищать горожан, свои семьи, а не телеги с купеческим добром.
   Кожевенник не выдержал.
   - Да что... - Кад угрожающе поднял пудовые кулаки... - ты... - сделал шаг...
   "Ну, давай, пёсья кровь!" - озлился Парс.
   - Уважаемые! - Хонкус неуклюже попытался выскочить из-за стола, чтобы вмешаться, но ювелир опередил его.
   - Стой, Кад! - прикрикнул он, шлёпнув кожевенника по руке. Обернулся к мэру, зажатому креслом и столешницей, и едко бросил:
   - А нужен ли нам капитан?
   - Да! - гаркнул мэр. Небрежение Ругэ к простым людям задело его. - Да, - выбираясь, наконец, из-за стола повторил он. - Мы не караван поведём, - убеждая, Хонкус понизил голос. - Нужно вывести, организовать горожан. Паника нам не нужна! Кто из вас, кроме Тэйэнира, водил такую армию людей?
   - Так уж и армию, - буркнул Рыбак.
   - Дружбу он водил. С бутылками, - не скрывая сарказма, усмехнулся кожевенник.
   - Хватит, я сказал! - встрял Ругэ. - Мы дадим потребное страже. Пусть только капитан объяснит, почему мы должны переться к ати на кулички, вместо того, чтобы двинуться под защиту королевского войска.
   - Как раз, потому что там войско, - терпеливо, преневозмогая раздражение, взялся объяснять Тэйэнир. - Большая часть урожая в окрестностях Найдака, наверняка, пойдёт на содержание воинов, и мы не сможем закупить достаточно, чтобы кормить людей до весны. К тому же, - добавил он нарочно для торгашей, - ваши товары могут забрать для нужд армии и, гадайте сами, заплатят ли за них.
   Ругэ нахмурился, но, соглашаясь, кивнул:
   - Продолжай, рэ.
   - Есть ещё одно соображение, почему мы должны идти на восток. Пройдёт несколько седмиц и польют осенние дожди, предвестники зимнего холода. Сами понимаете, что встречать их в чистом поле - самоубийство. Искарсткие же холмы известны своими пещерами, и с ати, уверен, мы договоримся и о зерне, и о жилище. В конце концов, если гильдии дадут оружие, на стороне наших воинов будет преимущество в силе.
   Капитан замолчал, ожидая согласия или порицания.
   - План недурён, - одобрил толстяк ювелир. - Что скажете, Хонкус?
   - Сыроват, - с облегчением в голосе заметил мэр, - но другого у нас пока нет. Его и обсудим на совете.
   - Как насчёт оружия, лошадей? Чем раньше мы начнём, тем лучше подготовимся.
   - Я не могу решать за другие гильдии, - признался Ругэ, - но скоро прибудут остальные члены совета, и этот вопрос мы обсудим первым.
   - Я в свою очередь, - капитан торопился закончить разговор и покинуть душный кабинет, - отдам приказ о сборе стражников, находящихся в увольнении, и присоединюсь к совету, как только начнут прибывать его члены.
   - Не смею задерживать, рэ, - откликнулся Хонкус.
   - Уважаемые, - Тэйэнир отрывисто кивнул, прощаясь.
   Едва за капитаном закрылась дверь, Ругэ обратился к мэру:
   - Мне не нравится Парс. С его лейтенантом дела вести было куда проще. Ты, Хонкус, знаешь его лучше нашего. По мне, он слишком горяч и несдержан.
   - Бражник и бездельник, - с презрением добавил Кад Войт.
   - Уважаемые, совет, заключая ряд, был удовлетворён предъявленными рекомендациями - попытался защитить капитана мэр. - Не скрою, что Тэйэнир не проявил рвения на службе городу, но обязанности договора соблюдал без нареканий...
   - До недавних событий, - вставил ювелир.
   До недавних событий. Кто бы ещё мог внятно объяснить, что произошло в ночь, когда странный человек прибыл в Кверт с якобы ценными сведениями для короля. Сказавшись лухракским дезертиром, он поведал выдумку о готовящемся магами повороте Иссы. В суматохе, вызванной новостью и спешной отправкой вестника, загорелась конюшня, от которой пожар перекинулся на соседние дома. В результате выгорела полгорода, а перебежчик пропал. В ту же ночь на другом конце Кверта страшные и странные ожоги получил огненный маг. Тэйэнир подозревал в поджоге лухракца, но более опытный Хонкус придерживался мнения, что пожар явился следствием какого-то тёмного эксперимента ниль-Рортера. Как бы то ни было, ни с перебежчика, ни с мага спросить в настоящий момент невозможно. Но если бы беда пришла одна! Вчера он ещё решал, как расчистить улицы, похоронить погибших, изыскать средства на вспоможение пострадавшим, нынче перед ним встала другая проблема - объединить городские фракции для того, чтобы всего за сутки горожане могли оставить Кверт. Предстоящий переход обещал стать тяжким испытанием воли, выносливости и человечности, в которой менее всего кто-то мог заподозрить Хонкуса, посмотрев лишь раз на его отталкивающее лицо. Увы, красота молодости преходяща под влиянием пороков зрелости, и из-за следов последних взгляд со стороны видит в чуткости мягкотелость, в добродушии - бесхребетность, а в открытости характера - простоту, что, впрочем, сыграло Хонкусу на руку, когда городской магистрат выбирал мэра - бывший судья казался удобной фигурой, которой легко можно управлять. Что же до их отношений с капитаном стражи, то, кроме склонности обоих проводить время за бутылкой красного ветского вина и беседой, Тэйэнир нравился мэру и просто как человек за разумность, взвешенность суждений и отсутствие аристократической чванливости. То, что капитан переложил служебные обязанности на своего лейтенанта, говорило не в его пользу, но Киэнот столь добросовестно работал за себя и сюзерена, что члены совета закрыли на это глаза, и как следствие не имели того представления о капитане, какое имел мэр. А в рэ Парсе уживалось стремление главенствовать и презрение к рутинной работе, вспыльчивость и умение её сдерживать (отчего ярость его, прорываясь, казалась взрывной), поэтому, делая ставку на Тэйэнира в затевающемся походе, Хонкус понимал, что следует доверять решениям капитана, но в то же время быть готовым самому браться за их выполнение. Это своё суждение он и высказал Ругэ.
   - Надеюсь, Хонкус, ты окажешься прав, - заявил ювелир. - Однако не думаю, что стоит в предстоящем предприятии отдавать капитану главенство. Я хочу сказать следующее: выберем из проверенных и уважаемых людей тех, которым довелось водить торговые караваны, - двоих, троих - этого будет достаточно, - и доверим им руководство. Пусть рэ Парс будет первый среди равных советников при них. Мнение его, как военного, ценно, но доверять ему больше чем просто охрану, считаю, глупо... Да, также не помешает приставить к капитану своего человека вместо погибшего Киэнота. Он не даст Тэйэниру ни сесть себе на шею, ни совершить что-либо из ряда вон выходящее. Всё-таки капитан слишком горяч и не сдержан.
   - Обсудим это на совете.
   - Согласен. Ещё столько дел впереди и неизвестно, что готовим нам завтра.
   Завтра готовило Кверту сюрпризы с востока. Вслед за восходом с той стороны придёт гром, и содрогнётся земля, и рухнут стены несчастного города.

   Глава 13. Ступени плана
   Февер спускался по крутой лестнице, придерживаясь рукой холодной шершавой стены. Совершённое убийство отошло на второй план перед расчётами, как вести себя после него. Мастера ещё долго не хватятся. Воины, разогнанные "криком" по комнатам башни, не скоро наткнутся на тело под стенами замка. Можно даже подгадать обратную дорогу так, что отряд случайно выйдет на место падения. "Да, так и сделаю", - решил Февер, разыскивая коменданта.
   Человек, поставленный воеводой Скваканом командовать замковым гарнизоном, с прохладцей отнёсся к просьбе подмастерья выделить воинов для сопровождения к истьинскому мосту. Только авторитет учителя, на приказ которого сослался Февер, пробил стену равнодушия, и комендант вызвал сержанта. - "Возьмёшь полдесятка своих, - приказал он. - Сопроводишь господина мага до нужного ему места".
   - Как к тебе обращаться? - спросил Февер, когда они покинули приёмную коменданта.
   - Десятник Тигон, господин маг.
   - Вот что, Тигон, - в повелительном тоне продолжил бывший подмастерье, - пусть люди, которых ты отберёшь, прихватят с собой арбалеты. Не для нападения, а, скажем так, как крайнее средство убеждения одного человека.
   Они вместе спустились во двор, и, пока десятник разыскивал подчинённых, Февер мысленно представил цепочку своих последующих действий. Во-первых, кукол Пельса следовало устранить, во-вторых, необходимо будет навести десятника на тело учителя, в-третьих, нужно скрыть от вояк истинную ценность приза - яйца дракона, и, в-четвёртых, так поставить себя в отношениях с гарнизоном, чтобы подчинить людей своим интересам.
   Десятник вызвал пятерых воинов. Люди были собраны, ждали только Февера. Вскоре маг, самостоятельно седлавший своего коня, присоединился к всадникам. Отряд выехал за ворота и под любопытными взглядами стражей направился в сторону северного торгового тракта.

* * *

   Безымянный и лошадь, отвлекшись на далёкое землетрясение, по его прошествии не сразу осознали, что нити, связывающие их с хозяином, пропали. Исчезло ощущение подчинённости и направления. Возможно, из-за того, что ранее связи были ослаблены расстоянием, их потеря не произвела сильного впечатления на пару марионеток Пельса, но они всё-таки оказались в растерянности. У них не было, да они сами и не осознавали, иного предназначения, кроме того, что им навязал маг. Пускай, сам факт подчинения казался неприятным, но, лишившись последнего, они вдруг почувствовали себя... брошенными.
   "Что же нам теперь делать?" - спросила лошадь. Человек не нашёлся с ответом. До настоящего момента их вели сначала вложенные в подсознание приказы хозяина, а затем кот, и сейчас они не могли принять самостоятельное решение. Лучшее до чего смогли они додуматься - это вновь задать вопрос "что делать", но не себе самим, а тому, кто довёл их досюда, то есть коту. Товарищи развернулись.
   Спешно взобравшись в седло, безымянный послал лошадь в галоп. Кот и мальчишка не могли уйти далеко, но проскакав в обратном направлении до места, где они расстались товарищи уже не нашли там бывших спутников.
   - Ты можешь их учуять? - поинтересовался человек.
   - Я чувствую их следы, ведущие сюда, ощущаю их недавнее присутствие в этом месте, но вот куда они ушли - для меня неясно. Они, словно растворились в воздухе, пропали.
   Помолчали.
   - Что будем делать? - вновь спросила лошадь.
   - Пойдём по дороге. Нас ждали там, куда она ведёт, значит, могут встретить, но торопиться не будем.
   Товарищ в согласии мотнул головой.
   По прошествии несколько часов река преградила странникам путь. Некогда широкий ленивый поток измельчал до нескольких ручьёв, обнажив крутые берега и вязкое илистое дно. Чёрными свечами высились обгорелые сваи моста. С первого взгляда было ясно - здесь не переправится на другой берег.
   - Что делать? - поинтересовалась лошадь.
   - Подождём. Пусть о переправе думает наш... создатель. Мы свою часть работы сделали, и раз нет другого приказа, то он сам выйдет на нас.

* * *

   Обмелевшая река расстроила планы Февера. Он знал, что после магической атаки княжеских волшебников по развороту Иссы, та ниже по течению обезводится, и рассчитывал этим воспользоваться, но не учёл того, что дно реки будет представлять собой непроходимую грязь. Задержка была тем более обидной, что маг отчётливо видел на другом берегу человека и пасущуюся лошадь - кукол учителя.
   - Десятник, - позвал Февер солдата. - Скажи, имеется ли поблизости брод или хотя бы узкое место, где мы могли бы переправиться через реку?
   - Ближайший, господин маг, находится у Кверта.
   - Это четыре дня пути, десятник.
   - Почему, господин? Два.
   - Это потеря четырёх дней, - недовольно поправил Февер, - потому что мне нужно встретиться с теми... - он запнулся, не зная, как поименовать кукол, - теми, кто, как ты заметил, находятся напротив нас через реку, и я не уверен, что найду их на том же месте спустя четыре дня.
   - Но они явно кого-то ждут...
   - Не нас, - прервал его Февер и отвернулся.
   Тигон не стал проявлять инициативу, хотя мог предложить, по крайней мере, один способ переправиться на другую сторону. Самоуверенный ученик Пельса мог нагнать страху, но это не то чувство, которое способствует инициативности подчинённых. Нет, пусть маг выпутывается сам из сложившейся ситуации, а десятник на это посмотрит.
   Бывший подмастерье задумался. Если переправы не существовало, то следовало её создать. Препятствие заключалось в неспособности пройти по жидкой грязи, а, значит, необходимо либо настелить что-то на неё, что выдержит вес человека, либо уплотнить. Как соорудить настил Февер представлял смутно. В его воображении рисовалась картина насыпи из вязанок хвороста, но он понимал, что быстрее будет пройти в обход через Квертский брод, чем соорудить подобную переправу. А вот второй способ - уплотнение - нашёл больший отклик в его душе. Изучая технику создания смерчей, маг научился изменять температуру объектов заклинания, что и продемонстрировал учителю в день, когда они обнаружили мёртвого дракона, и Пельс создал из сопровождавшего их воина и его лошади своих марионеток. Февер рассмотрел оба варианта - нагреть или охладить грязь. В первом случае испарение воды должно было сделать поверхность более твёрдой после того, как последняя остынет, во втором случае - вода кристаллизуется в лёд, по которому можно пройти, пока тот не растает. Второй вариант представлялся менее затратным по времени, поскольку состоял всего из одного этапа вместо двух - нагревания и охлаждения, - как в первом. Но так и так выходило, что переправить на другой берег, взятых с собой воинов Февер не сможет - ему недостало бы сил заморозить большую площадь да ещё так основательно, чтобы она выдержала вес семи человек. Значит, придётся идти самому, а на том берегу разбираться с марионетками либо силой магии, либо силой убеждения, если он значительно ослабнет после перехода.
   Маг, как и предполагал Тигон, из всех возможных вариантов выбрал самый неочевидный, до которого простому человеку и не додуматься. Сам десятник решил с переправой так - выстрелом из арбалета послать через жижу болт с привязанной к нему верёвкой. Человек с того берега её подобрал бы и переполз сюда. Отсутствовавшую верёвку можно было прихватить из замка. Дальность полёта болта мог подправить маг. Но раз уж тот решил действовать по-своему, то отговаривать десятник его не собирался, тем более что "господин" Февер приказал дожидаться своего возвращения и обустроить к этому времени стоянку, приготовить обед.

* * *

   Безымянный и лошадь обратили внимание на появившихся на другом берегу людей с малой долей любопытства. Кем бы те ни были - просто путниками или теми, кто должен был встретить двух товарищей, но препятствие в виде непроходимого речного русла остановило их. В стане пришельцев произошла заминка, но после краткого совещания между собой от их группы отделился один, в то время как другие занялись каким-то делом на берегу.
   Человек, словно статуя, застыл над пологим обрывом. С такого расстояния не заметишь, смотрит ли он просто за реку, размышляя, или занят чем-то иным. Но вот он пошевелился и, повернувшись к невольным зрителям спиной, сделал попытку спуститься. Получилось смешно и неуклюже - человек буквально съехал вниз, но вместо того, чтобы погрузиться в прибрежную донную грязь встал и отряхнулся. Наверное, повезло - решили товарищи - либо на камень приземлился, либо поверхность в том месте была твёрже. Между тем человек вновь застыл, постоял так несколько минут и сделал несколько шагов вперёд - прямо в грязь - в этом не оставалось никаких сомнений. Когда он замер, то безымянный утвердился во мнении, что тот увяз, однако человек, постояв немного, продвинулся вперёд ещё ненамного. Спустя три-четыре повторения стало очевидным, что тот нашёл какой-то способ переправиться на другой берег, правда, из-за расстояния понять, как ему это удаётся, пока не представлялось возможным.
   Согласно внутреннему ощущению безымянного прошло около часа, прежде чем человек приблизился настолько, чтобы стало возможным разобраться в его действиях. До берега ему оставалось пройти по прикидке безымянного шагов двести. Товарищи ещё раньше поняли, что способ переправы, выбранный пришельцем, более чем странен и, заслышав его бормотание с середины реки, согласились между собой, что видят мага.
   Теперь с двухсот шагов можно было разглядеть, как ему удаётся удерживаться на поверхности. Он с помощью магии замораживал перед собой жидкую грязь так, что перед ним появлялся небольшой островок бурого льда размером немногим больше болотной кочки, на который маг и ступал. За его спиной цепочка подтаявших островков образовывала изломанный след, словно по грязи проползла огромная гусеница. Лицо человека выражало напряжённую сосредоточенность, по обильным струйкам пота, стекавшим со лба на прикрытые веками глаза, было видно, какой самоотдачи требовала от мага его волшба. Оставшееся до берега расстояние он преодолел быстрее той скорости, с которой продвигался в начале. Маг торопился, и создаваемые кочки-островки от раза к разу казались всё меньше и ненадёжней. Сил или выдержки, в конце концов, ему не хватило, и последние шаги он сделал, не озаботившись сотворить опору. Пробежав немного вперёд, он всё-таки увяз у самого берега и упал плашмя в грязь лицом, но поднялся и кое-как выполз к обрыву берега. Маг тяжело дышал, но, едва переведя дух, крикнул, обращаясь к товарищам: "Помогите!"
   Безымянный и лошадь переглянулись, и человек, пожав плечами, начал спуск. К счастью этот берег реки оказался положе, чем другой, иначе затащить мага наверх по смеси рыхлой земли и влажной глины стоило бы гораздо большего труда и времени. Всё равно к концу подъёма оба перепачкались по-свински.
   Отдышавшись, безымянный спросил:
   - Кто ты?
   - Я послан, чтобы встретить вас, - прохрипел маг. После длительной волшбы язык едва ворочался и в горле при каждом слове, словно камни тёрлись друг о друга. Ему бы сейчас не помешал глоток вина или на худой случай воды. Но человеческая кукла в отличие от своего товарища, судя по измождённому виду, сама давно не ела и ничего не могла предложить и магу. Но силы надо было как-то восстанавливать, ведь предстоял ещё и обратный переход.
   - Есть ли у вас поесть? - выговорил он.
   Безымянный отрицательно покачал головой. Он бы и сам с удовольствием съел чего-нибудь, ведь, сколько себя помнил, ему так и не удалось подкрепиться как следует. Найденный в одном из подсумков припас давно закончился, а в отличие от лошади пережевывать траву совсем не тянуло.

* * *

   Февер попытался объяснить марионеткам, что без восстановления сил, он не сможет переправиться с ними на другой берег, но слова застряли в горле, едва не повергнув мага в отчаяние, если бы он не вспомнил, что Пельс наделил своих кукол мысленной речью. Применительно к состоянию его бывшего ученика это являлось более лёгким средством общения, чем ворочать непослушным языком. Беседа пошла быстрее.
   - Мой учитель послал меня встретить вас и забрать ваш груз.
   - Не торопись, - ответила лошадь. - У нас есть вопросы, и без ответов мы ничего не отдадим.
   - Хорошо, - мысленно вздохнул маг, - спрашивайте.
   - Нас интересует кто мы, почему не помним ничего ранее нескольких дней, зачем твой учитель сотворил такое с нами и сможет ли он вернуть нам память? - выпалил безымянный.
   Врать, так врать - решил Февер.
   - Сейчас идёт война между королевством Сотас и княжеством Лухрак, - начал он. Безымянный согласно кивнул. - Вы солдаты лухракского войска, вызвавшиеся добровольно помочь моему учителю в очень важном деле. В ходе одной из стычек отряд сотасцев отбил невероятно важный для нашей победы артефакт - яйцо дракона, - и князь поручил нам с учителем вернуть его. Для этого мы сотворили поисковое заклятие и наложили его на вас, одну из душ подселив в тело лошади, потому что одиночка имеет больше шансов пройти незамеченным по вражеской территории, но, если возникнут осложнения, помощь спутника, наделённого разумом, может оказаться для врагов неожиданной и спасительной для его напарника. Я не знаю, почему вас оставила память, но, когда вы покидали лухракское войско, с ней всё было в порядке, - солгал маг. Говорить марионеткам, о том, что вместе с их изначальными душами в тела подселены и души мёртвых сотассцев, из-за чего и пришлось заглушить память, не стоило. От мёртвых душ требовалось оставить в сознании только приобретённые ими при жизни инстинкты, реакции, чтобы лухракец, не знавший быта и тонкостей отношений в чужом королевстве, мог скрыть свою чужеродность.
   - Но память можно вернуть?
   - Конечно, - ответил Февер. - Но сейчас я не могу провести ритуал. Мне нужно поесть и отдохнуть. - Рэвил, - обратился он к человеку. Забыв настоящее имя, он решил звать его, как десятника.
   - Меня зовут, Рэвил? - вздрогнув, переспросил до того безымянный.
   - Да, - растерялся от сильной эмоциональной реакции маг.
   - А меня? - требовательно-умолящее вопросила лошадь.
   - Тебя... э-э-э... - не сразу нашёлся Февер. - Тебя зовут Фиол.
   - Фиол... - протянула та.
   - Э-э-э... Рэвил, Фиол, вы не могли накормить меня, ну, поохотиться там или ещё как чего добыть? - маг начал испытывать беспокойство от проявляемой марионетками эйфории.
   - Ну, не знаю, - задумалась лошадь.
   - Внизу я видел дохлую рыбу, - отозвался названный Рэвилом. - Думаю, за полдня она не слишком испортилась.
   Февер согласился, что вряд ли.
   Человек вновь спустился с обрыва и, провозившись толику часа, вернулся с несколькими грязными рыбинами, от которых ощутимо разило илом и землёй. Затем он насобирал хворост, сложил костёр, а маг разжёг его коротким заклинанием.
   Рыбу, выпотрошив и кое-как очистив от вонючей грязи, запекли на углях. Поучалось ужасно, но голод в какой-то мере утолило. Затем Февер пристроил голову на снятое с лошади седло и попросил его не беспокоить и дать выспаться часок-другой перед проведением ритуала.
   Проснулся маг, когда наступили сумерки. Шею и спину ломило с отвычки - он давно забыл, что такое спать на земле. Грязь на одежде подсохла, отчего ткань огрубела, натирая кожу. Почёсываясь, Февер присел и огляделся. Названный Тигоном пёк на костре рыбу, лошадь прилегла неподалёку. Выглядели они уставшими. Наверное, дали выход эмоциями и заговорили друг друга до отупения - подумал маг. Со смаком зевнул.
   На звук марионетки повернули к нему головы.
   "Давайте, поужинаем, - предложил Февер, - и я приступлю к ритуалу возвращения памяти. А завтра, когда мы переправимся обратно, я в замке верну твою душу, Фиол, в твоё тело".
   Подкрепившись, маг распорядился.
   - Рэвил, Фиол, ложитесь на землю, мне так будет проще читать над вами заклинание.
   Марионетки послушно выполнили его волю. Февер незаметно усмехнулся. Сначала он хотел просто усыпить кукол, но испугался, что они почувствуют неладное раньше, чем заклинание полностью подействует на них, и поэтому решил не доводить его до конца, а, затуманив сонливостью разум товарищей, убить их касанием разряда молнии - классическим заклинанием воздушных магов.
   Маг вытянул из кучи хвороста ветку, сломал надвое и, выстукивая одной из половинок по другой, задал ритм заклинания. Знакомые слоги забытых слов мёртвого языка слетали с его языка, заставляя воздух упруго вибрировать. Куклы расслабилось, тёплое одеяло сна накрывало их. Нет, Февер зря боялся, что они как-то воспротивятся его чарам - марионетки доверились ему полностью, но он поспешил, не решившись довести заклинание сна до конца. Вплетая в него слоги "касания молнии", он ослабил действие первого заклятья. Маг склонился над человеком, разводя руки в стороны. На открытых друг к другу ладонях голубоватым светом возникли два шаровидных сгустка энергии. Склонившись над жертвой, Февер схватил названного Рэвилом под подмышками.
   Тело несчастного выгнулось дугой, глаза лопнули с противным звуком, а из открытого рта вырвался резкий короткий вскрик. Тело упав, обмякло. Маг едва успел отпрыгнуть от вскочившей с земли лошади. Сон, видимо, слабо подействовал на животное, и всполошенное криком оно мигом оказалось на ногах.
   Февер попятился, справедливо опасаясь конских копыт. Противник, всхрапнув, бросился на него, и маг побежал к обрыву, буквально свалившись с него. Быстро поднялся и задрал голову. Лошадь, гневно раздувая ноздри, смотрела на него сверху. Маг использовал заминку, чтобы начать читать заклинание "крика". Заслышав волшбу, лошадь, рискуя сломать ноги, стала искать удобный спуск, но её промедление позволило магу закончить раньше. "Крик башни" получился не таким эффективным, каким мог он стать в замкнутом пространстве стен, но даже на открытом месте его звук поверг в ужас животное, и оно с диким ржанием, едва не соскользнув с края вниз, унеслось прочь.
   Маг присел на холодную землю, прислонившись спиной к обрыву. В небе тусклыми блёстками-прорехами светили первые звёзды. На другом берегу горел костёр, и солдаты, попивая в кругу вино, вряд ли заботились судьбой Февера. По высохшему руслу гулял мерзкий, пробирающий до нутра ветер, подбадривая воздушного мага злобными укусами.

* * *

   Десятник Тигон сотоварищи действительно не переживали за сухого и высокомерного подмастерья. Вино приятно грело, а до второй стражи, которую определил себе десятник, он успеет немного вздремнуть. Что там творилось на другом берегу, его волновало мало. Судя по всему, магу удалось договориться со всадником, и он только ждёт утра, чтобы переправиться обратно. Тигон фыркнул и поделился с ребятами мыслью: "А слабоват оказался мажина. Хотел до обеда вернуться, да пупок надорвал". Парни его поддержали дружным смехом, и вновь свернули разговор на более приятную тему о бабах. Вот и всё что досталось Феверу из их участия.
   Утром часовой разбудил десятника, показав на дно реки. По нему снова по грязи "аки по суху" шёл маг с узлом на спине.
   Солдаты помогли подмастерью подняться, приняв из его рук узел. Февер переоделся в чистое, бросив испачканную, негодную одежду.
   "Возвращаемся", - сухо приказал он, и солдаты, затушив костёр, начали собираться.
   Следующей ступенью его плана было навести отряд на тело учителя, но как назло на ум не шло ничего, что заставило бы десятника свернуть с дороги и объехать замок кругом, поэтому эту часть плана бывший подмастерье решил отложить на потом.
   Лухракцы без происшествий достигли замка во второй половине дня. Отнеся драгоценную ношу в уже свои покои, Февер прилёг на лавку. Промаявшись без сна час, он ополоснул лицо, и направился в кабинет коменданта.
   Тот встретил его, всем видом показывая, что общение с учеником Пельса не доставляет ему никакого удовольствия.
   "Что же, - подумал тот, - недолго тебе осталось рожу кривить. Твоё бесстрашие сживёт тебя со свету. Мне нужен послушный и запуганный человек на твоём месте, а, значит, жди "крика" из-за угла".
   - Мой учитель пропал, - сохраняя маску невозмутимости обратился Февер к коменданту. - Я вернулся час назад и не нашёл его в наших покоях, солдаты говорят, что не видели его со дня моего отъезда.
   - Чем я могу помочь? - недобро буркнул комендант.
   - Мне нужны люди, чтобы обыскать замок и окрестности. Иногда на учителя, когда он работает над заклинанием, находит такое состояние, что он может забрести в раздумьях куда-нибудь, забыв о пище и сне. Если его не найти и не вывести из транса, он может потеряться, ослабнуть и даже погибнуть.
   Во взгляде коменданта читалось равнодушное "ну и что?"
   - Если вы не забыли штурма Эсха, то должны понимать, какой невосполнимой потерей может обернуться смерть моего учителя. - Февер хищно улыбнулся. - Князь высоко оценил действия мастера и возможно воспользуется его услугами при взятии столицы королевства, когда вся прорва волшебников снова не сможет пробить защитные заклятия.
   Вот теперь собеседник задумался.
   - Хорошо, - сказал комендант, - обратись снова к десятнику Тигону. Скажешь, что я передаю его десяток в твоё распоряжение на время поисков твоего учителя. Если до заката вы не найдёте его, заходи, подумаем, как организовать поиски на завтра.
   Февер без труда отыскал знакомого десятника, который вовсе не пришёл в восторг от того, что сразу после возвращения ему вместо заслуженного отдыха придётся вновь выполнять работу для надоедливого мага.
   Но приказ есть приказ, подняв свой десяток Тигон, приступил к поискам. В течение нескольких часов они обшаривали самые потаённые уголки крепости, но, понятное дело, не нашли и следа пребывания Пельса. Десятник порывался ворчать и свернуть работу до утра, но Февер уговорил его обыскать хотя бы ближайшие окрестности замка до наступления темноты. Нет, он не выказывал душевных переживаний, лишь сдержанную обеспокоенность судьбой учителя. Никто бы и не поверил, выдави Февер хоть каплю эмоциональности из-под маски сухого высокомерия. Но его напускное беспокойство за этой маской выглядело для неискушённых солдат естественным, поэтому, когда люди наткнулись на тело Пельса под одной из замковых башен, маг не изменил себе. Соскочив с коня на землю, он подошёл к учителю. Приложил пальцы к шее мертвеца, делая вид, что щупает пульс. Воины сгрудились за ним, затаив дыхание.
   "Мёртв, - вынес свой вердикт Февер. - Заберите тело".

* * *

   - Так значит, Пельс умер? - спросил комендант у доложившего ему о результатах поиска бывшего подмастерья.
   - Разбился, упав с башни, - подтвердил тот.
   - Скверно.
   - Согласен, - кивнул Февер.
   - Надо бы послать гонца к князю.
   - Он огорчится.
   Комендант пожал плечами.
   - Что же, я тогда пойду, - маг сделал вид, что спешит попрощаться.
   - Не спеши, - остановил его комендант. - Теперь, когда твой учитель мёртв, я хочу попросить тебя взять на себя его обязанности по магической защите крепости. Вижу, ты в некотором сомнении, но, извини, других магов сейчас при мне нет. Я думаю, ты справишься, ведь, в конце концов, благодаря твоим заклятьям нам удалось захватить этот замок. Жалование положим тебе поменьше, чем получал Пельс, но в обиде не останешься. Грамоту князю на утверждение я отправлю с тем же гонцом. Ну, как?
   - Я согласен, - решительно ответил молодой маг, в душе ликуя. Источник могущества был в его руках, а скоро в них окажется и собственный замок - два ключа к будущему могуществу Февера.

   Глава 14. Замок Найдак
   Замок Найдак с высоты птичьего полёта смотрелся скособоченным ящиком без крышки, из которого просыпалась гречневая крупа. Строители попытались вписать укрепления в кривые природного ландшафта и это им вполне удалось, в результате чего южная стена и её башни, поставленные на гребне холма, возвышались над западными, а северная часть с восхода на закат волнообразно понижалась. Проще говоря, со стороны, это архитектурное сооружение выглядело перекошенным. Свою лепту в современный вид замка внесли последующие достройки в попытках придать укреплениям больше солидности и которые сводились, прежде всего, к наращению толщины укреплений. В итоге южные башни стали схожи с раздутыми тубусами для свитков, парапет приобрел вид позвоночного хребта, а надстроенный барбакан, казалось, придавил сами ворота. Ходили слухи, что строительство сопровождалось человеческими жертвоприношениями для усиления магической защиты замка и то, что его владелец в случае крайней нужды мог вызвать с нижних подвальных ярусов сотни неупокоенных мертвецов.
   В настоящее время в окрестностях Найдака стояли лагерем баронские войска и "отряды" согнанных местных крестьян, так называемого ополчения. Бурое хаотичное множество солдатских палаток, словно рассыпанная каша, устилало поле перед замком. Три гвардейские сотни квартировали в замковой казарме наравне с гарнизоном, в который кроме воинов найдакского барона теперь входили два полутысячных отряда панцирников, снаряжённых северными городами Микл и Рафрен.
   Беженцы из-за Иссы ещё не успели дойти до Найдака. Большинство их осело под стенами Кверта, лишь наиболее проницательные не стали задерживаться у этого города, а поспешили дальше на север.
   Мариша оказалась одной из первых жителей Эсха, которые нашли приют в стенах замка. Прочие были в основном либо купцами, либо аристократами, успевшими покинуть город ещё до осады. Что же касается жены капитана эсхских лучников, то в Найдак её привёз сержант королевских гвардейцев рэ Валлент, словно разбойник, захвативший женщину на дороге. Сначала она думала, что он надругается над ней и бросит. Однако Мариша не просто приглянулась королевскому сержанту, хотя по его грубому и немного жёсткому обращению об этом было трудно догадаться. Рэ Валлент доставил её вместе с дочкой в Кверт, где его отряд остановился на постоялом дворе. Ночью рыцарь пришёл к Марише с ожидаемым намерением потешить мужское естество, и отказать его домоганию женщина была не в силе. Могло показаться, что этим всё и закончится, но утром сержант при отправлении приказал двум рыцарям усадить женщину и девочку на коней и таким образом они вместе с отрядом продолжили путешествие, закончившееся в Найдаке. В дороге рэ Валлент не выказывал невольной спутнице внимания, но по прибытию в замок озаботился пристроить Маришу в кухарки и той же ночью пришёл за ней. Грубый в ласках он, натешившись, выставил её всю в слезах за дверь своей комнатки, скупыми словами и видом выразив недовольство неблагодарной. Несмотря на это, сержант теперь почти каждую ночь приводил Маришу к себе, и приходилось терпеть ради дочери затянувшееся унижение, потому что пускай рэ Валлент на деле и не проявлял покровительства по отношению к женщине, но у прочих людей могло сложиться такое представление. Видимость защиты высокородного повышала статус новенькой в среде замковой обслуги, выделяя, но и одновременно оберегая от открытых нападок.
   В связи с тем, что гарнизон Найдака увеличился за счёт гвардейцев и северных рыцарей, работы у поваров было невпроворот. Приходилось готовить на более чем три тысячи человек, для чего во дворе замка поставили десять больших котлов, которые кашевары постоянно держали на огне с утра до позднего вечера. На самой кухне готовили только для свиты короля, семьи барона, его дружины и королевских гвардейцев, и у кухарок не было ни минуты на отдых. После ночных визитов в покои рэ Валлента Мариша возвращалась в свой закуток и падала на соломенный тюфяк, мгновенно проваливаясь в сон без сновидений. Каю, как и других девочек тоже пристроили к работе на кухне - они просеивали крупы, мыли овощи, прибирали за поварами, чистили посуду и выполняли множество прочих необходимых дел. Естественно, что времени для общения с дочкой Мариша находила за целый день, лишь выкрадывая несколько минут в царившей суете. Но текущее состояние было лучше того положения, на которое могла рассчитывать простолюдинка без мужа и с ребёнком на руках.
   Та же мысль несколько раз посещала и рэ Валлента, когда он выпроваживал Маришу из своей комнатки. Его тяготила неспособность объяснить себе влечение к подобранной бродяжке одной лишь похотью. Солдату от мозга до костей было легче заплатить трактирной шлюхе за ночь, чем опуститься до ухаживаний за понравившейся женщиной.
   Он с десятком других сержантов гвардии целые дни находился при ополчении, пытаясь организовать из согнанных баронами крестьян нечто более упорядоченное, чем тупое человеческое стадо. Снаряжение землепашцев было аховым - из защиты - плетённый щит, из оружия - то, что они прихватили с собой из дома: косы, цепы, колуны, охотничьи копья и луки. Серьёзной силы этот сброд не представлял и годился только на то, чтобы на поле боя своей массой замедлить продвижение вражеского отряда или заткнуть дыру в обороне. Людям этого, конечно, говорить не стоило, наоборот, следовало укреплять их веру в непобедимость сотасского войска. "Ваша задача - отсиживаться за спинами наших воинов и время от времени выдвигаться вперёд, чтобы дать им перевести дух между атаками", - голословно убеждал рэ Валлент мужичьё. Получалось плохо - крестьяне не хотели ни воевать, ни учиться этому ремеслу. Сержанты сорвали глотки и перевели не один кнут, пытаясь заставить толпу образовать хоть какое-то подобие защитного строя и держать его. Сводный отряд лёгкой кавалерии отрабатывал на нём атаки и разрушал строй обычно за сотню-полторы шагов до него. Люди рассыпались перед надвигающейся лавой, не находя в себе сил выстоять перед ужасающим зрелищем летящей на них конницы. Рыцари, занимающиеся ополчением, давно плюнули бы на бесполезное занятие, если бы именно им не нужно было командовать этими отрядами. Так что и жёсткость, и жестокость по отношению к крестьянскому быдлу казались оправданными потребностью выжить в предстоящем бое. Единственный способ сделать это заключался для гвардейца в том, чтобы поставить между собой и врагами как можно больше ополченцев и не дать им побежать на тебя при первой же вражеской атаке. Сейчас отряд под началом рыцаря насчитывал две сотни голов, в которые пока никак не удавалось вбить твёрдость духа ни угрозами, ни плёткой.
   Погибать никак не входило в планы рэ Валлента, особенно после того, как его состояние недавно увеличилось на пять тысяч золотых. Конечно, маг надул рыцаря, изрядно занизив стоимость драконьего яйца, но деньги всё равно отдал за него немалые. Не имея времени и возможности положить их на сохранение или отдать какому-нибудь купцу в рост, сержанту пришлось прикопать сундучок с золотыми на одной из ночёвок по дороге в Найдак. Держать при себе такую сумму было бы опрометчиво, тем более что получившие отступные гвардейцы его десятка уже растрепали о свалившемся на их командира богатстве. Рыцарь задумал после войны выйти в отставку и вложиться в какую-нибудь прибыльную торговлю, но до этого следовало выжить, вот почему рэ Валлент среди десятка других королевских сержантов был наиболее беспощаден к отданным под его начало двум сотням ополченцев. Из отряда рыцаря, не снеся жесткого обращения, дезертировали чаще, чем из других - это в меньшей степени волновало сержанта. "Я сделаю из вас воинов, - орал он перед неровным строем крестьян каждое утро, - даже если для этого мне придётся вырвать вам руки и ноги и поставить их обратно!" Страх, нагнанный сержантом, на некоторое время делал человеческое стадо управляемым, и рэ Валленту оставалось добиться только того, чтобы этот страх не исчезал и не ослабевал ни на минуту.

* * *

   На третий день после ужасного землетрясения, эхо которого, как докладывали, докатилось до Хмурых гор, король собрал баронов на совет. На него были приглашены самые крупные феодалы севера и юга, приведшие свои отряды под королевское знамя. Север был представлен Лартом из Бижуля, Браном Хорсасским и Дентро из Нимтара, со стороны юга присутствовали Хлим Тигедро, Дабдт Востфесхский, барон Найдака Здрац ниль-Госсен и Борэли Парс из Нирлуга; всего - семь из четырнадцати баронов королевства. Основное войско собирал в столице принц Мафс, возможно, к нему присоединятся отряды последних четырёх баронов Чёрна из Укля, Шунэтига Вультского, Коска из Застха и Лиэро из Каргнамлота.
   Все присутствующие на собрании бароны знали друг друга не понаслышке, пересекались их пути и при королевском дворе, и в гостях у соседей, бились они друг против друга и на турнирах, и вместе в набегах на чужие границы. Также на совете присутствовали командиры двух полутысяч тяжелой пехоты, присланных независимыми городами.
   Барон Бран в свои пятьдесят лет был среди них самым старшим. В своё время довелось ему повоевать с Лартом за спорные земли и сражаться с тем "спина к спине" в общей схватке на турнире в год восшествия на престол короля Ролейма. Ларт из Бижуля - сухой и высокий отличался прекрасным владением мечом и скоростью движений, но вот уже как десять лет оставил турнирные забавы сыновьям. По слухам он готовил разведывательный рейд за Хмурые горы, но война помешала его планам, и собранное войско пришлось вести на юг. Ларт привёл с собой пять сотен легкодоспешных копейщиков, три сотни мечников и двадцать рыцарей с эсквайрами.
   О Дентро по прозвищу Гном барон знал меньше. Область Нимтар находилась гораздо восточнее его владений. Гористый край рудокопов, где залегали серебряные и медные руды. Семья Дентро скопила немалое богатство, торгуя металлами. Присутствовало в этом и обратная сторона - на Нимтар часто совершали набеги из граничащих с ним баронств разбойничьи шайки, и поэтому воины Дентро никогда не простаивали без дела, справедливо считаясь лучшими из отрядов Севера. На войну он собрал сорок рыцарей и пять сотен пеших латников.
   С Браном прибыло пять рыцарей, десять эсквайров, полторы сотни тяжёлой пехоты и сотня лучников.
   Южане на пятерых собрали едва ли половину от численности северных отрядов, в совокупности приведя к Найдаку сотню рыцарей, три сотни лучников, около десяти сотен копейщиков и мечников в лёгких доспехах, зато пригнанное ими ополчение насчитывало более двух тысяч крестьян.
   Таким образом, войско лухраксого князя превосходило сотассцев в два-три раза, если исключить двадцать сотен ополчения, от которого не ждали особого толка.
   А ведь в стане врага были ещё и маги.
   Сколько их и какой силой они обладали? Ответ на эти вопросы лежал в области слухов и домыслов. По осаде Эсха, стало известно, что большая часть магов состояла из управляющих стихиями. Однако не их вклад обеспечил взятие города. Лухрацкому князю удалось привлечь на свою сторону одного из самых одиозных волшебников - Пельса из Черногорья, мастера-духовника. Именно его куклы открыли ворота и удержали их до прорыва тяжёлой княжеской конницы. А на Севере с магами да ещё сравнимыми по силе с Пельсом было негусто. Пока что королю Ролейму удалось договориться только с орденом Тёмных монахов, и они уже прислали пятерых некромантов.
   Расклад сил был известен каждому из участников совета, и поэтому король перешёл непосредственно к изложению текущей обстановки.
   - Сэры, к нашему прискорбию враг переправился через Иссу раньше, чем можно было ожидать. То землетрясение, свидетелями которому мы стали три дня назад - было следствием богопротивной волшбы вражеских магов. Им чудовищным образом удалось осушить русло реки и перевести на нашу сторону большую часть войска. Торговый город Кверт пал и, скорее всего, разрушен. Если Парцикуд не станет ждать подхода последнего из отрядов, осаждавших заисские замки, то следует ждать его войска в течение двух-трёх дней, в противном случае можно ещё накинуть сутки-двое, но будем исходить из худших предположений.
   Бароны встретили новость хмурым молчанием. Ролейм продолжил:
   - В открытом поле нам нечего противопоставить силе, но и сидеть за стенами замка мы всем войском не сможем, так он вместит не более половины оного. Я считаю, что мы должны дать бой и как можно сильнее потрепать противника, после чего отойти в Найдак и принять осаду до того момента, как принц Мафс соберёт и приведёт к замку соразмерную лухракской армию.
   Отпив из кубка, король причмокнул губами.
   - К сожалению, вы знаете, что поле перед Найдаком слишком ровное, а мы испытываем недостаток в тяжёлой коннице, поэтому мы разделим её на два фланговых крыла. Правым, в который войдут рыцари Севера и полутысяча микленцев, будет командовать барон Ларт, левым - барон Парс. Под его командование отдаю также отряд из Рафрена. В центре мы выставим ополчение - оно примет первый удар вражеской кавалерии и свяжет его боем. Копейщики встанут позади крестьян и не дадут им обратиться в бегство. Как только конница лухракцев достаточно увязнет, мы накроем её залпом лучников и ударим с флангов сдвоенной кавалерийской атакой. После чего отступим, предоставив инициативу противнику, отводя под прикрытием рыцарей основные силы в замок. Ваше мнение, сэры?
   Первым по старшинству высказался барон Бран:
   - Предоставляя сделать врагу первый шаг, откуда нам знать, как ему заблагорассудится поступить? А если вместо конницы он двинет вперёд пехоту?
   - Надо исходить из того, что Парцикуд знает о собственном численном преимуществе и эту военную компанию ведёт нахраписто и нагло, - ответил, явно довольный сделанным умозаключением, король. - Я почти уверен, ему не захочется вести ещё одну осаду, и он постарается разделаться с нами одним махом.
   - Возможно, но делать ставку только на это - рискованно, - взял слово Борэли Парс. - Мы забываем о магах, а ведь первый удар могут нанести именно они - посеять панику среди ополченцев - смешать тем самым наш центр, а только затем расколоть его рыцарским клином.
   Следующим высказался Дентро:
   - Лучшим вариантом было бы вообще не дать их коннице атаковать, - и пояснил свою мысль, - выкопаем траншеи, и тогда они не смогут набрать ход.
   - Но тогда, они действительно двинут вперёд пехоту, а в лобовом столкновении нам не устоять, - возразил король.
   - Ну, пускай, а если мы выроем так, что вперёд всё-таки пойдёт кавалерия, но ход набрать не сможет? - вдохновенно махнул рукой Дентро. - Давайте выкопаем траншеи не поперёк, а вдоль.
   - А смысл? - усомнился Бран.
   - Мы их сузим, так что удар придётся на небольшой участок нашей обороны, а задние ряды их конницы сами продавят передние.
   - Но это в том случае, если пехотинцы сдержат эти первые ряды, - пробурчал барон Бран.
   - Значит, поставим лучших! - воскликнул Дентро.
   - А если сначала выступят маги? - возразил Парс.
   - Подставим ополчение! Будет магическая атака первой или кавалерийская, мы пропустим крестьян назад, а встречный удар конницы примет уже крепкий и надёжный отряд. Я бы хотел поставить туда моих латников. Настоящие тролли! Коня на скаку останавливают.
   Так с некоторыми доработками приняли первоначальный план сражения.
   - У меня остаётся только один вопрос, - поднял руку ниль-Госсен. - Почему рыцари должны прикрывать отход пехоты? Пускай простые воины послужат делу спасения благородных - это будет справедливым.
   - Потому что рыцари смогут отступить на соединение с войсками принца, - пояснил король, - а пехота сослужит свою службу на крепостных укреплениях.
   - И как же они отступят, если будут прижаты к стенам замка? - поинтересовался ниль-Госсен. - Их просто опрокинут в ров.
   - Значит, кто-то другой должен остановить лухркцев перед стенами, дав рыцарям место и время обогнуть замковые стены и уйти на север, - высказался Дентро.
   - Но кем мы можем пожертвовать?
   - Ополчение, - ответил Здрац. - Ведь оно по нашему плану не примет основного участия в сражении, а просто перегруппируется в тыл. Нужно поставить крестьян так, чтобы был открыт проход к воротам, по которому мы отведём наши отряды.
   - Вряд ли у них хватит духу стоять и смотреть, как другие уходят под защиту стен, а они остаются умирать, - проворчал Бран.
   С этим согласилось большинство.
   - Нужно им показать обратное, - хитро усмехнулся барон Найдака, - например, что воины не входят в крепость, а выходят из её ворот.
   - Это, я полагаю, - с сомнением сказал Ролейм, - очень сложная иллюзия.
   - Мой маг справится с этим, - убеждённо ответил ниль-Госсен. - К тому же, подумайте, как выгодно нам будет оставить под стенами столько трупов, ведь у нас есть пятеро Тёмных монахов.
  
   Если бы рэ Валлент узнал о плане хитроумного барона, то без сомнений мысль о дезертирстве показалась бы ему привлекательной. Ещё меньше понравился бы ниль-Госсену и другим баронам разговор, узнай они его содержание, который состоялся между настоятелем монастыря Тёмных монахов и пятерыми братьями ордена, отправляемыми им к королю Ролейму в замок Найдак. А настоятель сказал некромантам следующее: "Князь привечает магов, и при нём наш орден может возвыситься. Если мы окажем ему существенную помощь в войне, то его благодарность будет велика. Отправляйтесь в Найдак. В подземельях замка ждёт своего часа войско неупокоенных. В час, когда королевская армия станет наиболее уязвимой, поднимите мёртвых на битву на стороне князя, ударьте королю в спину". Тёмные братья склонились перед настоятелем и отбыли в путь.
   В то время как Ролейм проводил совет, двое из них искали вход в подземелья. Известные подвальные помещения отводились под кладовые, казну, арсенал, небольшую тюрьму, сейчас пустовавшую, поэтому никем не охраняемую, и фамильный склеп. Тем не менее, двери помещений были заперты, что недавно ещё мало заботило некромантов, поскольку они занимались поиском древних эманаций смерти родственных годам основания замка. Но, исследуя коридоры крепости, монахи до сих пор не напали на их след, что подвело некромантов к выводу о существовании более чем одного уровня подземелий, и тогда они озаботились поиском спуска. Тайну расположения захоронения неупокоенных передавали в семье ниль-Госсенов от отца к сыну, но что знаешь живым, то не забудешь и после смерти, особенно, если вопрос тебе задаст сильный некромант. Склеп баронов Найдак находился под башней донжона. Чугунная решётка с массивным встроенным замком преграждала вход в него. Монахи не стали применять магию для взлома, а просто запугали едва ли не до смерти одного из баронских слуг, и тот выкрал ключ от склепа из баронских покоев.

   Глава 15. Возвращение старых сказок
   - В чём суть моего посвящения? - спросил Грэм вожака разбойников вечером того дня, как Рос приобщил горца к тайне их братства.
   - То, что я сейчас расскажу, ты прими пока на веру, - усмехнулся мужик, потирая большим пальцем подбородок. - История эта давняя, даже древняя, не быль, но и не небыль.
   - Ты что мне сказку на ночь рассказывать собрался? - обиделся парень.
   - Не ершись. Слушай сюда, - ответил разбойник.
   "Когда-то за Хмурыми горами жили семь племён, которые поклонялись духам животных. Каждое племя считало, что ведёт свой род от определенного Великого Зверя. Этими зверьми были росомаха, волк, выдра, рысь, кабан и лис. Седьмой род стоял особняком, почитая змея или дракона своим Отцом. Жили они себе, не тужили, пока в племени Рыси не родилась девочка с глазами кошки, и люди решили, что дух прародительницы обитает в том ребёнке. Но, ты знаешь - кошачьи зрачки сужаются на ярком свету, становясь похожи на змеиные. Так было и глазами девочки, о чём прознал шаман Змей. Ребёнка выкрали. Рыси пошли на них войной, и, поскольку племя Змей, за долгое время успело насолить многим, к обиженным присоединилось ещё несколько родов. Обидчиков наказали, но увлеклись истреблением, и шаман змеиного племени ушёл в горы, где воззвал к Дракону, и тот обрушил на преследователей скалы. Но дух перестарался, и вскоре с севера подули злые ветры, солнце скрылось за облаками, в общем, похолодало, и жить в тех местах стало невозможно. Оставшиеся роды двинули на юг, перекочевав за Хмурые горы в долину Сотасса. В то время в долине уже правило несколько корольков, но противостоять нашествию они не смогли, и, в конце концов, их королевства завоевали. Новые земли поделили между родами. Племена со временем обратились в землепашцев, их вожди стали баронами, мне известно, что Парсы, Браны из Хорсасса и нимтарские Дентро до сих пор возводят свои родословные к тем временам, их предки были вождями племён Рыси, Волка и Кабана. Остальные роды ушли дальше за Иссу, и никому не известно, что с ними случилось, но ты слушай дальше..."
   - Ну, ты, прям, как сказитель, языком чешешь. Заслушаешься, - подал голос Ухватка.
   - Ты главное портянки свои не суши на воздухе, а то медведь, почуяв падаль, припрётся, - попрекнул его Лешак и сплюнул в костёр. - Перематывай свои копыта, всё одно ничего нового не услышим.
   "В общем, после всех невзгод, вера в племенных духов ослабла, и пришельцы стали чтить богов побеждённых ими королевств. Последние шаманы ничего не могли с этим поделать, потому что на новых, неродных землях духи-праотцы были слабее, чем у себя дома. Чтобы вернуть духам силу, нужно было перенести их кости из священных мест за Хмурыми горами в долину Сотасса, но власти шаманов не хватило убедить правителей сделать это, потому что всё, что связано с духами было связано с колдовством, а тогдашние священнослужители сотасских богов объявили его противным их воле. На шаманов началась охота, и, не видя другого выхода, они собрались вместе и сотворили своё последнее колдовство, поселив собственные души в тела зверей, а потом ушли в глухой лес, и спрятались в той пещере, куда я водил тебя. Звери, конечно, со временем издохли, но души шаманов, связанные с костями, продолжали ждать, пока их не найдёт и не возродит к жизни человек. Так случилось, что первым на них набрёл я, а затем привёл туда Лешака, Ухватку и тебя. Каждому из нас достался дух одного из шести последних шаманов, вот только память о прошлом проснулась пока лишь у меня..."
   - Эт верно, - буркнул Лешак. - Рос утверждает, что в нас сильна кровь рода. Моя, значится, Волка, а Ухватки - Выдры. А ты, значится, у нас из Лис будешь, и все мы скоро начнём колдовать, что его шаманы.
   - Мне понадобился год, чтобы проснулась память, - пожал плечами вожак разбойников. - И уже сейчас я кое-что могу. Смотри.
   Рос развёл руки в стороны и сосредоточенно уставился взглядом на огонь, потом резко свёл их и по хлопку ладоней пламя разрослось вдвое, пыхнув жаром.
   - Ёрш-карась! - подпрыгнул, сидевший рядом с костром, Ухватка. - Опять твои шуточки, Росомаха! Ты мне чуть бороду не спалил!
   - Заглохни, Выдра! - прикрикнул вожак, - Ты и так не красавец, хуже не станешь.
   - Сам ты выдра, - огрызнулся Ухватка. Но нарываться не стал, лишь отсел от огня подальше.
   Рос махнул на него рукой.
   - Ладно, - обратился он к Грэму, - теперь, когда ты стал нашим братом по духу, не расскажешь ли свою историю, как ты попал сюда, ведь племя Лис, также, как и Выдры, - вожак кивнул на Ухватку, - ушло за Иссу.
   - Я родом из Черногорья... - нехотя начал Грэм.
   Парень поведал, что ушёл из племени и долго скитался, пока не попал с город Эсх, где на праздничном турнире показал своё мастерство владения луком и получил приглашение вступить в ряды городских лучников. Но пробыл он среди них недолго, так как вскоре началась нынешняя война с княжеством.
   - Вот те на! - воскликнул Ухватка. - Это что же, наши тут который день воюют, а мы и не знаем?
   - Счас те по рёбрам надаю, лух недобитый, - пригрозил Лешак. - Давно ли бежал из княжества, а всё туда же - свои. Тьфу! - разбойник сплюнул.
   - Война - это возможность... - задумчиво протянул Росомаха, но кивнул Грэму. - Продолжай.
   Затем бывший эсхский лучник поведал о падении города, безумном плане капитана Тоэгуна и охоте на дракона, закончившейся гибелью большинства последних лучников и добычей драконьего яйца.
   - Нда, - встрял Лешак. - Сразу видно, что ни черта вы в драконах не понимаете. Все эти лесные и водяные змеи - никакие не драконы, а так - одно название, да и между собой родства меж ними нет. Водяные - вообще яиц не откладывают, а родят как все нормальные звери, так что какое вы там яйцо нашли - эт ещё поглядеть надо. Может, булыжник какой? - и он хрипло рассмеялся на свою шутку.
   - Оно было покрыто кожей, тёплое и пульсировало, словно сердце, - возразил Грэм.
   - Ну, может, и так, как ты говоришь, значится, - кивнул Лешак. - Может, и в сам деле какой дракон, пролетая над водой, уронил яйцо-другое в озеро.
   - И остался вообще без яиц, - схохмил Ухватка.
   - Заглохни, - посоветовал вожак. - Ну, что дальше-то было, Лис?
   - Э-э... - Грэм замешкался, не сразу сообразил, что обращаются к нему. - Дальше...
   Затем последовал рассказ о разрушенном мосте, скитаниям вверх по реке и прибившихся попутчиках, о драке в заброшенной деревне, ранении Гормана, переправе через Иссу и таинственном исчезновении последнего из соратников горца. Затем он поведал, как на дороге на них наехали рыцари, убили старика Лиэтея и ранили Грэма. О чудесном исцелении он упоминать не стал - кто поверит в такой бред? - также как не стал рассказывать и о том, что волшебный кот нашёл его потом вместе с лухракским всадником. Опустил он и их недолгое совместное путешествие, сказав, что после ранения двинулся по Северному тракту, забрёл в лес поохотиться, а там уже и нашли на него нынешние товарищи.
   - Вот как, - подытожил его повествование Рос. - Расскажи-ка мне ещё раз о падении Эсха, - попросил он горца, особенно о том, как враги прорвались в ворота.
   Грэм вернулся воспоминаниями к тому дню.
  
   Шли четвёртые сутки осады. Нападавшие чередовали штурмы с магическими атаками, но с первыми справлялись защитники города, а со вторыми - его заговорённые стены. Когда приходило время и на головы осаждённых падали огненные шары и небо разило их молниями, когда камни укреплений дрожали от подземных толчков, воины Эсха укрывались внутри бастионов, получая передышку на пару часов, которую могли потратить на недолгий сон или еду. Конечно, никто из них не был привычен к тому смертельному разгулу стихий, что бушевал за стенами, и мало, кто отважился бы выйти против него, но заговорённые камни дарили укрытие, и поэтому, хотя настроение у воинов было мрачным, но духом они не падали, веря, что укрепления устоят против магии, а штурмом взять город для лухракцев будет, ох, как не просто.
   Уже вечерело, когда стихла магическая атака, и Лешак повёл свой десяток на стену. Их пост находился в шагах ста от надвратной башни, где лично командовал лучниками капитан Тоэгун. Их отряд нёс потери. От первоначальных двух сотен осталась половина, остальные выбыли из строя - кто погиб, а кто был ранен. До сих пор удавалось сдержать все попытки лухов взять стены штурмом, и поэтому те сейчас сосредоточили свои основные усилия на разрушении городских ворот.
   Нападавшие под прикрытием отшумевшей магической атаки подтащили к ним очередной заговорённый от огня таран, и вот уже минут десять раздавался глухой стук его обитого металлом наконечника о створки врат. Грэм знал, что не позже, чем через полчаса это биение прекратится - наверх поднимут котёл смолы и выльют кипящую жидкость на головы смертников при осадном орудии. Потом пара зажигательных стрел подожжёт смолу, и таран вспыхнет, объятый пламенем, несмотря на защищающее его колдовство. Так происходило впредь и будет происходить до тех пор, пока лухи не откажутся от своей глупой затеи или в городе не кончится запас смолы. Горец был спокоен за ворота и поэтому полностью сосредоточился на врагах, приближающихся к стене со штурмовыми лестницами в руках.
   Когда со стороны двора послышались крики, он поначалу не обратил на них внимания, естественно отнеся вопли на счёт обвариваемых смолой лухракцев, но Лешак отвлёкся на происходящее и метнулся посмотреть, что происходит. Вернулся он быстро, командуя лучникам подтягиваться к барбакану. - "Бейте этих тварей, - рычал он, - указывая на внутренний двор перед воротами". Грэм бросил взгляд в указываемую десятником сторону и ужаснулся. Толпа озверевших людей - человек сто - ломилась с городской улицы, тесня попавшихся ей на пути воинов. Потерявшие разум, они рвали защитников зубами и руками и, словно не чувствуя боли, падали от нанесённых солдатами увечий, но продолжали цепляться за ноги защитников, пока тело удерживало их дух.
   Стрелы ударили по взбесившимся, повалив в толпе нескольких неудачников. Остальные, получившие несмертельные раны, продолжали переть на нескольких прижатых к воротам воинов. В считанные мгновения, несмотря на помощь лучников, солдат на земле просто разорвали на куски и вдруг действия безумцев приобрели осмысленность - они споро подняли решётку и открыли ворота, после чего вновь стали алчущей крови стаей. Из бастионов уже спешили солдаты, чтобы истребить её и закрыть створки, но тут Лешак издал крик ярости, указывая лучникам за спину. Грэм обернулся и припал к бойнице, рискуя поймать в лицо вражескую стрелу. Он увидел, как в поле, вздымая пыль, растёт, приближаясь, чёрный клин лухракских всадников.
   Защитники не успели. Конница влетела через ворота в город, и завязался жестокий бой, в котором верх одержали лухракцы. Подошедшая вражеская пехота закрепилась на предвратном дворе, и Лешак поспешил увести свой десяток со стены, чтобы не оказаться на ней отрезанным от основных сил оборонявшихся в городе эсхцев. Вместе с ними бежали и другие солдаты.
   Затем последовали стычки с отрядами противника на городских улицах, но оказать захватчикам серьёзное сопротивление разрозненные воины Эсха уже не могли. Грэму и Лешаку повезло, что в том хаосе они наткнулись на прорывающихся к южным воротам лучников под командованием капитана Тоэгуна. Благодаря его решительности им удалось вырваться сквозь горящие улицы из города и добежать до спасительного леса.
   Последовавшая за этим беспокойная ночь и план очерствевшего от горя капитана - про то уже было говорено Грэмом, и он не стал повторяться.
   - Вот как, - пригорюнился Рос. - Говоришь, сумасшедшая толпа открыла лухам ворота. Знаешь, - он покачал головой, - это мне очень напоминает работу шамана, ведь только в их возможностях есть способность управлять человеческим духом. Скорее всего, лухракском князю удалось привлечь на свою сторону одного из тех, кто ещё помнит, как это делается.
   - Выходит, его магия - та, которой владели колдуны, о которых ты недавно рассказывал, - усомнился Грэм.
   - Выходит, так.
   - Значит, не все передохли, как ты нам сказывал, - подколол вожака Ухватка.
   - Захлопнись! - неожиданно рявкнул на него Рос и добавил тише. - Всё. Давайте спать...

* * *

   Ночь выдалась для горца бессонной. Впечатлений от прошедшего дня была уйма, да ещё вожак странных разбойников разбередил не самые приятные воспоминания, от которых хотелось убежать куда подальше. Спалось как собаке, урывками, и поэтому, когда Рос начал будить их, Грэм поднялся злой, с тяжёлой головой.
   Пока Ухватка кошеварил у костра, вожак молчал, явно тяготимой какой-то неприятной думой, но не стал сразу высказывать свои мысли, а дал товарищам закончить с завтраком, после чего обратился к ним:
   - То, что поведал нам вчера Лис, заставило меня задуматься. Появление в Сотассе шамана, использующего во зло свою силу, опасно. Рано или поздно память вернётся ко всем нам, а с ней придут и способности творить магию, схожую с той, что использует он. Вряд ли маг потерпит рядом с собой соперников, а, скрываясь, нам не достичь равного с ним могущества. Я предлагаю начать наш поход на север раньше, чем соберутся все братья. Мы пойдём за Хмурые горы и попытаемся найти и принести в Сотасс кости хотя бы одного из Великих Зверей прошлого, что позволит кому-то из нас сравняться с тем шаманом по силе.
   - Тебе, ты хочешь сказать, - проворчал Лешак.
   - Да, скорее всего мне, так как я ближе всех подошёл к перерождению, но если мы раньше найдём кости другого Зверя, то этого будет на тот момент достаточно, чтобы выступить против пришлого шамана, так что у каждого из нас есть шанс возвыситься и принять на себя этот бой.
   - А, может, ну его этот бой, - предложил Ухватка. - Нам и так ничего живётся.
   - Нет, Рос прав, - угрюмо ответил Лешак. - Я, конечно, пока ещё далёк от перерождения, но стою к нему ближе тебя, Выдра. И мои волчьи сны предвещают всё большие беды, если я останусь в стороне от схватки.
   - Я чего, - пошёл напопятую Ухватка. - Я как все.
   - Что скажешь, Лис? - Рос посмотрел на Грэма.
   "Опять куда-то тащиться", - так думал тот. В последнее время не проходило ощущение, что его жизнь превратилась в водоворот событий, которые помимо воли влекут его куда-то, куда совсем идти не хочется. Все эти драконьи яйца, кости Великих Зверей были чужды парню и совсем не по душе, но стоило трезво оценивать сложившееся положение дел. В стране шла война. Скоро придут настоящие осенние холода. Выжить в одиночку будет довольно трудно. А тут предлагают какое-никакое товарищество, пускай, и основанное не довольно странных представлениях Росомахи.
   - Я с вами, - ответил он Росу, точь-в-точь повторив ответ, данный капитану Тоэгуну в ночь перед охотой на водяного дракона, и уже другой Лешак ободряюще хлопнул парня по спине.

* * *

   В это время во многих днях пути от лагеря разбойников вели разговор двое недавних спутников Грэма. Кот и мальчик находились в одной из комнат старой заброшенной башни, куда волшебное существо перенесло их после расставания с безымянным лухракцем и его лошадью.
   Орер проснулся на холодном полу и спросонья не сразу понял, где оказался. Засыпал мальчик в кладовке, куда его с братом запихнул безбородый слуга страшного мага. А сейчас? Приподнявшись, он присмотрелся. В комнатке царило запустение, пыль и тлен. Каменное ложе, трухлявые останки стола и стула. Свет струится из узкого, расположенного под самым потолком, окошка. В дверном проёме сидел, уставившись на Орера жёлтыми глазами, Мститель.
   - Проснулся? - прозвучало в голове мальчика. - Не дёргайся, это я с тобой говорю.
   - Мститель, - тот от удивления открыл рот.
   - Верное прозвище, - мысленно усмехнулся котяра, - но зовут меня Авелька.
   - Авелька - как того лиса-мага? - переспросил мальчишка.
   - Я есть Авелька, - поправил его собеседник. - Только пришлось шкурку поменять, старая сносилась.
   - Ух-ты!
   - Бух-ты, - поддразнил кот. - Я, в конце концов, маг. Посмотри на свою руку - ведь как новенькая, да?
   Орер повертел кистью, покалеченной копытом лошади. Боли не было, тёмно-малиновая опухоль пропала без следа, пальцы вновь слушались.
   - А где Эндер? - спохватился мальчик.
   - Я не мог унести вас двоих, но мы за ним вернёмся.
   - Правда?
   - Конечно. Вот только перед этим ты мне должен помочь.
   - Чем?
   - Ты станешь моим учеником, а затем магом. Вот потом мы найдём и спасём твоего брата.
   - Но это долго, - насупился Орер.
   - А вот и нет. Ты же помнишь из сказки, что я умею управлять временем? В башне пройдёт десять лет, а за её стенами всего лишь десять дней. Ты вырастешь, станешь магом и спасёшь брата.
   - То есть я стану старше его? - сообразил мальчуган.
   - Ага.
   - Ух-ты!
   - Бух-ты.
   - Ух-ты! С чего начнём?
   - О, сначала тебе следует прибраться в комнате. Ты здесь будешь жить. Затем я тебя повожу по башне и покажу другие помещения. Сам я, как видишь, в уборке не помощник, так что придётся тебе выгребать скопившуюся за столетия пыль и грязь самому. Зато я помогу дельным советом и научу одному полезному заклинанию.
   - Заклинанию? Ух-ты!
   - Бух-ты, - рассмеялся кот. - Пойдём, выйдем на улицу.
   Они спустились по каменной винтовой лестнице к выходу из башни.
   - Тряпок, сам понимаешь, у меня в хозяйстве не сохранилось, - сказал Авелька, - так что поломай-ка ветки с того куста - будет тебе веник на первое время.
   Орер последовал его совету, а заодно и огляделся.
   Башня стояла в чаще одичавшего сада. Деревья подступали вплотную к её стенам. Яблоневая падаль густо усеивала землю. Мальчишка подобрал приличного вида яблоко и с хрустом вгрызся в него. Плод был сладкий, лишь чуточку с кислинкой. И ничего, что паданец попался мелкий, зато на земле их было много!
   - Давай, поторопись, - заворчал Мститель. - Смотри, дождик собирается, польёт скоро, костями чую.
   Орер послушно наломал длинных веток и, прихватив за пазуху пару яблок, последовал за котом обратно в башню.
   - Скидывай мусор пока вниз с лестницы, потом его уберёшь, - посоветовал Авелька. - Чем раньше закончишь с комнатой, тем раньше пойдём гулять и учить заклинание.
   Когда Орер справился с уборкой и догрыз последнее яблоко, Мститель-Авелька повёл мальчика по другим комнатам. Всюду пол и стены покрывал толстый слой пыли, которая сбиваемая ногами мальчика, клубилась и пушилась, словно вылинявшая кошачья шерсть. Она постоянно лезла в нос и мальчик до красноты исчихался. А вот к коту пыль не липла. "Ну, он же маг", - понял Орер.
   - Тут наверху сейчас интересного мало, - извинялся кот, - а раньше было на что посмотреть. Но ковры и гобелены сгнили, мебель из драгоценного дерева стала трухой. Зато и вся моль передохла! Вот, когда спустимся в подвалы, тогда я тебе покажу настоящие сокровища! - посулил он мальчику. - Правда, там темно, но я тебе научу вызывать свет.
   - Это как?
   - Ну, смотри, - начал Авелька, взобравшись на каменную кровать в одной из комнатушек. - В этой башне живёт лар. Его зовут Кофкс.
   - Домовой, - перебил его Орер.
   - Ну, что-то вроде домового, - согласился кот. - И если его правильно попросить, то он может выполнить почти любое желание.
   Авелька привстал на задние лапы и мяукнул. Над его головой зажёгся маленький огонёк.
   - Я не умею мяукать, - разочарованно протянул мальчик.
   - Это я так с ним разговариваю, - махнул лапой Авелька, и огонёк пропал. - А ты его попроси по-своему, скажи, "Кофкс дай йокс".
   - А что такое "йокс"?
   - Так зовут огонёк. У всего на свете есть имена, и кто знает их больше - тот лучший маг. Я тебе расскажу обо всех, потому что я лучший из лучших, а многие слова сам придумал - кот, гордясь, приосанился.
   - Кок дай ойк, - попытался выговорить Орер.
   - Ты чего! - шерсть на коте встала дыбом. - Не надо ойка! Так называют большой шар огня! Если бы ты правильно назвал Кофкса, то мы могли изжариться с тобой в один миг! Научись-ка ты сначала правильно называть дух, а потом другое имя - по отдельности друг от друга.
   - Мог бы предупредить, - укорил Орер.
   - Извини, но ты первый ученик, которого я взял за все пять тысяч лет своей жизни. Так что я тоже учусь - учусь учить, - повинился Авелька. - Давай, повторяй за мной: "Кофкс, Кофкс, Кофкс..."
   На то, чтобы правильно выговорить два имени, у Орера ушло полчаса, зато появившемуся, в конце концов, огоньку он был рад почти также как подарку на день рождения.
   - Вот теперь можно идти в сокровищницу, - удовлетворительно кивнув, предложил Мститель.
   Они спустились на первый этаж башни. Кот помяукал над одной из каменных плит, покрывавших пол, и та исчезла, открыв ступеньки лестницы, уходившей вниз в отдающую холодом темноту. Авелька мяукнул ещё раз и холод немного отступил. "Пойдём", - сказал мальчику кот и первым шагнул на лестницу.
   Огонёк, который вызвал Орер, светил неярко, но вполне достаточно, чтобы видеть на несколько ступенек вперёд. Впрочем, лестница закончилась быстро, уткнувшись в ржавую металлическую решётку.
   Авелька заклинанием отворил её, и они вошли в небольшое, вроде кладовки, помещение.
   - Вот мои сокровища! - похвастался кот.
   Орер разочарованно осмотрел его богатства - вся комнатка была щедро усыпана костями, пожелтевшими, а то и почерневшими от времени. Ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней на этом кладбище не обнаруживалось.
   - И где они? - спросил Авельку мальчик.
   - Да вот же! - воскликнул тот. - А... ты не понимаешь. Богатство мага - это подчинённые ему духи. Здесь я собрал останки всех могущественных даров, ларов и волшебников моего времени. Они теперь подчиняются мне, и когда ты достаточно выучишься, то сможешь повелевать теми, что послабее, такими как Кофкс. Вон он, кстати, лежит, - и кот указал на волчий череп. - Последний волк-волшебник, если только кто-то чудом не уцелел из его помёта. Я нашёл Кофкса и подчинил своей воле... - Авелька сделал паузу, - как и других врагов, - зловеще добавил он.

   Глава 16. Беженцы
   Второй день с неба падал ливневый дождь. Повозки в голове колонны вязли в разжижившейся земле, и приходилось людям наравне с тягловым скотом толкать телеги, матерясь до хрипоты и одурения, взбивая ногами грязь, как масло. Растянувшаяся змея беженцев стала подтягивать свой хвост - пешие догоняли оторвавшиеся в первый день запряжённые повозки с наспех собранным при утреннем бегстве товаром. О, сколько слов накопилось у Тэйэнира о том утре, и как мало было среди них приличных!
   Катастрофу ждали, но, видимо, до конца в её пришествие так и не поверили. В городском совете обсудили и одобрили план вывода населения и вывоза товара с купеческих складов. Тэйэнир сделал попытку тем же вечером сделать хоть что-то согласно данным главами города указаниям, но натолкнулся на стену непонимания среди имущих горожан. Никто не хотел покидать, как им казалось, укреплённый город в спешке. Вражеское войско стояло за рекой, и невооружённым глазом было видно, что лухракцы к переправе не готовятся. Напротив, дымы от многочисленных костров, вздымавшихся к небу на значительном удалении от города, внушали надежду, что есть ещё день-два на сборы. Ждали и подхода королевского войска, что являлось последней доводом в определении гражданской дурости, по мнению капитана стражи. Помешать переправе в этой части реки было невозможно, оборонять город - неудобно, а для того чтобы дать генеральное сражение - для этого лесистая местность не располагала даже более-менее ровной полянкой. Наплевав на бесполезные уговоры торгового и мастеровых сословий, Тэйнир занялся делами стражи. Очень ценным оказалось содействие Ругэ. Несмотря на стойкую неприязнь капитана к кабановидному ювелиру, тот личным авторитетом надавил на представителей кузнечной гильдии, так что сразу после совета капитан получил с Оружейного подворья телегу гружённую мечами. Алебардам и копьям Тэйэнир обрадовался бы больше, но заказа на них кузнецы не получали, отчего пришлось довольствоваться тем, что нашлось на складе. Одно радовало - мечей хватало на вооружение лишившейся арсенала стражи и оставалось достаточно на обеспечение отрядов ополчения. С последними вышла проблема, так как никто в народе, на ночь глядя, не хотел ни собираться, ни вооружаться, ни организовывать в темноте подводы и охранять от разграбления распечатанные склады. Да и подвод никто не поставил, и купцы предпочли свои склады держать до утра под замком. Деятельный капитан стражи носился по городу и плевался от бессилья на непроходимую людскую тупость. Его волнение никто не принимал всерьёз. Нет, конечно, члены городского совета готовились покинуть город, но, чтобы не поднимать, как они договорились, паники делали это скрытно - в сумерках, - таясь, словно воры.
   Перед рассветом согласно утверждённому плану, капитан вывел стражу за стены города. Вслед ей из ворот стали подтягиваться гружёные повозки в сопровождении купеческой охраны.
   Солнце поднялось над верхушками деревьев. Среди выходивших из города появились первые горожане, не отягощённые скарбом. Подвод для вывоза их имущества не нашлось, точнее никто не озаботился собрать, и эти люди предпочли спасти свои жизни, вынося из домов самое ценное на согбенных спинах. Капитан очень надеялся, что их пример (а в особенности пример городских советников) поможет сомневающимся определиться с правильным выбором.
   Землетрясение оказалось неожиданным. Вот только что земля была под ногами, а вот уже под спиной. Все, как есть в пределах видения капитана, попадали. Говорят, что животные чувствуют приближение природных катастроф, но толи тяговый скот попался тупой, толи магическую подоплёку землетрясения животные не учуяли, однако лошади и быки до первого толчка не показывали беспокойства, пока не свалились на вздрогнувшую землю, ломая ноги, оглобли и путая упряжь. Крики, вопли и хай поднялись в округе. Толчки продолжались. Неровный, но достаточно частый ритм биения подземной силы, то нарастал по мощи, то затухал, словно неумелый молотобоец никак не мог рассчитать усилий, долбя земную твердь. Стоящему на четвереньках капитану довелось увидеть редкое зрелище. Магическая защита стен города не выдержала встряски, и раствор каменной кладки перестал удерживать тёсаные блоки. Стены осыпались медленно, словно опадала пенная шапка выкипевшего молока, а в противном направлении от земли поднималась эфемерным отражением стена пыли. Её появление как будто предварило прекращение земных судорог. Надолго воцарилась людская тишина. Ещё грохотали, разваливаясь, здания, ржали в истерике лошади и мычали во все глотки быки, но ошарашенные люди молчали, не в силах охватить скудным разумом масштаб случившегося. Когда до сознания дошёл факт происшедшего, быстрее звона порванной струны, заголосила в душах паника. Всякий поддался её безумию - бросались перегружать товар со сломанных телег, добивали покалеченных животных, дрались за уцелевшие подводы - и, не смотря на истеричность, эти действия были ещё самыми разумными в сравнении с тем, что творили некоторые. Кто-то рванул за пылевую завесу в сторону города, другие катались, воя, по земле, третьи бежали, побросав пожитки, в лес, тоже изрядно перетряхнутый землетрясением - опрокинутые да вывернутые с корнями деревья на опушке отбили бы у всякого здравомыслящего человека желание соваться в образовавшееся повальное нагромождение стволов и веток.
   Криком и ором капитан поднял стражников. Как и всех землетрясение выбило его из колеи здравомыслия, но самообладание быстро вернулось к потомственному воину, правда, и оно не могло помочь Тэйэниру сориентироваться в ситуации. Что следовало сделать в первую очередь? Броситься на помощь к подводам или собрать разбежавшихся? Капитан не стал разделять отряд, повёл стражей к повозкам.
   О последовавших разборках вспоминать не хотелось, однако нервная истощённость с того утра не оставляла капитана до сей поры, да и погодка, будь она неладна, не способствовала улучшению настроения. На Тэйэнира было страшно смотреть со стороны - красные с недосыпа глаза, чёрные тени под ними, отяжелевшие от воды упавшие усы, сжатые с силой челюсти. Только в злости на окружающий мир капитан стражи ещё мог черпать энергию на то, чтобы двигаться, отдавать отрывисто-лающие команды и ругать возницу ли, стражника, оступившегося коня - всё, что отвлекало его от желанного покоя.
   "Где вас носило?!" - вот и сейчас он накинулся на вернувшийся разъезд. Впрочем, бушевал Тэйэнир, сам понимая, что делает это зря, тем более сейчас, когда разведчики принесли хорошую новость - они наехали на передовые посты королевской армии. Опасаясь преследования со стороны лухракцев, последние жители Кверта всё-таки выбрали дорогу к замку Найдак, надеясь обрести временное убежище за его стенами, а потом решить, стоит ли уходить на восток, как хотели в начале, в сторону Гарук-ати-вена.
   Капитан лично оповестил бывших городских советников о приближении цели их путешествия.
   - Я думаю, - высказался он, - что некоторым из нас нужно встретиться с командиром дозора, чтобы, во-первых, предупредить о беженцах, а, во-вторых, узнать о том, в каком состоянии армия. Какого пса, ждать от неё защиты или идти дальше?
   - Это дельное предложение, - согласился Хонкус, который ради убеждения советников покинул свой крытый фургон. Дождь, основательно промочивший мэра за несколько минут, прибавил унылости его тоскливому выражению лица.
   - Хорошо, - одобрил Ругэ, - возьмите с собой Када. - Я пригляжу за твоим товаром, - обнадёжил он кожевенника.
   Десятник охранного поста показался мэру птицей недостаточно высокого полёта, чтобы вести какие-либо беседы. Оставив с ним Тэйэнира следить за продвижением колонны беженцев, Хонкус и Кад Войт взяли провожатого и отправились искать рыцаря, командовавшего дозорами.
   А вот капитан разговорился с десятником. Гарэмонд, так звали воина, оказался не простым, а королевским гвардейцем и много интересного поведал.
   - Раздёргали нашу сотню, кого куда, - пожаловался он Тэйэниру. - Часть отправили спешно обучать собранное южными баронами ополчение, часть, конечно, разместили в замке, но зато всю разведку и передовые посты оставили на нас.
   - Какого пса, тогда делают баронские отряды? - удивился капитан.
   - Да никакого, - с обидой сообщил Гарэмонд. - Такое ощущение, что бароны держат при себе людей, дабы не ослабить собственные силы, а то и, ожидая, что кто-то из них поспешит разделаться с любимым соседом.
   - Как же они при таких раскладах собираются бить лухракского князя?
   - Да никак. Ходит слух, что ему подставят весь этот крестьянский сброд, а сами укроются за стенами, ожидая подмоги с севера. Якобы принц дособерёт оставшихся баронов, придёт и вдарит князю в зубы до самой жопы.
   - Ясно, - откликнулся капитан, понимая, что задерживаться у Найдака квертским беженцам не стоит, наоборот, им следует поспешать прочь от него, чтобы не стать заложниками длительной осады. Впрочем, рассчитывать, что кто-то встретит её внутри замковых стен, также не стоило. Раз король решил удерживать Найдак, то всех, кто не сможет ему в этом помочь, выставят за ворота.
   - Скажи, - а как у короля обстоит дело с магами в войске? - решил он всё-таки поинтересоваться у Гарэмонда.
   - Пока только Тёмные монахи прислали пятерых братьев. Оттого-то мысль с закланием ополчения и кажется правдивой, что у Парцикуда нет некромантов, и покойники послужат только нашим.
   - Не скажи, - возразил Тэйэнир, - до нас дошли слухи, что эсхские ворота открыли какие-то толи одержимые, толи поднятые из могил. Так что, по крайней мере, один некромант у лухракцев есть. Да и других магов предостаточно. Мы, понимаешь, какого пса, оставили город? Готовились, конечно, иначе вообще никто бы не спасся, но, когда магия рушит стены, как великан муравейник, в этом, я тебе скажу, приятного мало.
   - А что у вас некому было ответить?
   - Да как назло, заслали лухракцы к нам лазутчика. Он накануне и покалечил нашего мага так, что ни встать, ни рукой не пошевелить. От лица одни ошмётки остались. Вот так вот.
   - Да, - протянул десятник. - Тяжко нам всем будет.
   - Мы-то здесь не задержимся, а вам воевать.
   - Эт-то точно.
  
   Через пару часов начало темнеть. Первые повозки беженцев к этому времени стали выезжать из леса на равнину перед замком. Местность наполовину была заполнена различными отрядами - воины, приведённые баронами, не смешивали свои ряды, а ополчение размещалось отдельно от остальных войск почти под самыми стенами. Окружённые полукольцом военных палаток, крестьяне кучились у больших костров прямо под открытым дождящим небом. Разрозненные стоянки создавали иллюзию многочисленного войска, и беженцы после долгого изнурительного пути легко поддались самообману, уверенные, что за такой силой они, наконец-то, смогут почувствовать безопасность.
   Капитан нерадостно осмотрел равнину, не находя взглядом нормального места, где он мог бы разместить людей. Часть равнины - свободная от войск - прилегала к самому лесу, но её уродовали две широкие траншеи, вырытые как раз поперёк движения. Понятно, что фортификаторы старались не ради того, чтобы помешать квертцам, но провести толком колонну через эти перекопы представлялось Тэйэниру затруднительным, и, значит, всё-таки придётся разбивать лагерь почти на самой опушке. Людям это не понравится, потому что подсознательно они уже спрятались за спины воинов королевской армии, а теперь им придётся послужить живым щитом, если лухракцы подоспеют к Найдаку раньше, чем беженцы покинут равнину.
   Такое же опасение высказал капитану Ругэ.
   - Я согласен, - устало высказался Тэйэнир, - но через час совсем стемнеет, и ночью нам не пройти по полю, сам видишь, - он указал ювелиру на траншеи. - Придётся встать здесь. Можем, поставить повозки, их стеной отгородиться от леса и дороги. Защита никакая, но людям будем поспокойней.
   - Не думаю, - возразил тот, - что разумно жертвовать для этой стены своим добром. Тем более, капитан, ты сам сказал, препятствием она не послужит. Я поговорю с горожанами, быть может, нам удастся до полной темноты подогнать телеги к тем ямам, а переправить их сможем и утром.
   Какого пса?! Ювелир как всегда отнёс к горожанам наиболее имущих, которым и принадлежали повозки. Все прочие беженцы в расчёт не принимались, и даже мысль позаботиться о них у толстяка не возникла. Для этого найдутся другие - тот же капитан хотя бы. Тэйэнир мысленно выругался.
   Вскоре вернулись мэр и кожевенник. Оказалось, что пронырливый Хонкус едва не добился встречи с королём, но тот отложил за занятостью разговор с горожанами Кверта на утро, передав лишь свой приказ - разместить беженцев так, чтобы они не помешали манёврам армии при подходе неприятеля.
   - Это, значит, нас будут гнать отовсюду, кроме того места, что мы уже заняли, - пояснил огорчённый мэр.
   - Как насчёт того, чтобы отправить повозки к ямам? - спросил Ругэ, повторив своё предложение, высказанное ранее капитану.
   - Боюсь, нам не позволят, - со скорбным видом ответил Хонкус.
   Ювелир в запале выругался.
   - Ладно, - зло бросил он. - Отгородимся от дороги повозками. Капитан, распорядись возницам. Если кто из горожан воспротивится, ссылайся на решение совета. Никто ведь не возражает?
   - Это разумно, - кивнул мэр. Кожевенник согласно поддакнул.
   Тэйэнир промолчал. Запасы злости исчерпались, и теперь ничто не отгораживало капитана от груза накопившейся усталости. Только приверженность долгу не давала ему упасть под ближайшим деревом и забыться чёрным сном. "Нужно отдать последние приказы", - убеждал себя Тэйэнир, пересиливая сонливость. На гневные окрики его не хватило. С отрешённым выражением лица он приказал возницам ставить телеги бортами к дороге и даже не удосужился проследить за ними. Впрочем, вовремя подоспел Ругэ, взявшийся энергично распоряжаться, чем избавил капитана от хлопот. Масса людей начала разворачиваться на месте. Сумерки настолько сгустились, что суета обернулась толкотнёй, отдавленными ногами, перебранками под скрип колёс и ор впряжённых животных. Но даже эта шумливая разноголосица не помешала Тэйэниру заснуть, забравшись в одну из повозок.
   Капитана потеряли из виду, и поэтому следующим утром никак не могли найти. Так что он проспал момент, когда старейшины Кверта собрались в замок на аудиенцию к королю.
  
   Встреча советников и короля Ролейма не задалась. Первые просили укрытия и защиты, второй лишь отрицательно качал головой, и, выслушав представителей Кверта, сказал им так:
   - Сейчас я ничем помочь не могу. Со дня на день ожидается подход армии Парцикуда, и предоставить вам убежище в стенах замка притом, что неизвестно как пойдёт сражение, было бы глупостью, - жестом он пресёк зародившийся, было, ропот просителей. - Моему войску и так не хватит запасов на длительную осаду. Может, у вас достанет на это продовольствия? Мне говорили, что ваши люди кое-что успели спасти из города.
   - Нет, - высказался за всех Хонкус. - В основном мы вывезли только собственные товары, и сами терпим нужду в пропитании, ведь многие ушли из разрушенного города, не имея ничего, кроме одежды на себе.
   Один из баронов, присутствовавших на встрече, приземистый с обильной сединой в бороде обратился к королю:
   - Мы могли бы взять часть их воинов.
   Тот кивнул.
   - Сколько их у вас? - обратился Ролейм к просителям.
   Никто толком не знал, поэтому после небольшой заминки, ответил мэр:
   - С полсотни будет. Но они в основном простые граждане - добровольная стража. А настоящих воинов у нас на контракте всего несколько человек - капитан Парс и его сержанты.
   - Парс? - переспросил Ролейм, бросая недоумённый взгляд на другого барона - сурового вида мужчину с залысинами в волосах. Герб, вышитый на его сюрко, изображал удивительного зверя - человекообразную кошку, стоящую на задних лапах и держащую в передних - руках? - копьё.
   - Тэйэнир Парс, - решил уточнить Хонкус.
   - Да, это мой младший брат, - ответил королю барон с кошкой на гербе.
   - Тот, которого проклял и изгнал ваш отец? Но его вроде звали Тэйэли?
   Барон замялся, но ответил:
   - Наверное, он изменил имя, взяв часть имени своего настоящего отца. Ваше Величество мне не совсем удобно говорить об этом.
   - Хм. Но почему его не лишили фамилии? - продолжил король, проигнорировав смущение Парса.
   Тот растерялся, явно не зная как ответить без того, чтобы бросить ещё большую тень на свой род.
   - Видите ли, Ваше Величество, его отцом оказался Нирэнор, тогда барон Парс. Моему отцу не оставалось ничего иного, как поднять мятеж против брата, чтобы отстоять собственную честь.
   - Так вот, что стояло за войной братьев э'Нор, - король с удовольствием прищурился. - Занятно получается - ведь он, выходит, стоит выше вас по линии наследования.
   Барон промолчал.
   - Вернётесь назад, - обратился Ролейм уже к советникам Кверта, - попросите капитана прибыть в замок. Я бы хотел его видеть. Барон Бран, - король повернулся к седобородому, - не могли бы вы сопроводить Тэйэнира Парса ко мне?
   - Я пошлю за ним пару человек, - склонил тот голову.
   - Что же касается вас и ваших людей, - Ролейм демонстративно развёл перед квертцами руки, а затем опустил, опёршись ладонями о колени, - то советую, как можно быстрее покинуть окрестности Найдака, если только вы не хотите первыми попасть под удар армии Парцикуда. Я готов выкупить у вас часть необходимого мне товара - кожи, оружие, железо.
   - По какой цене? - угрюмо спросил Ругэ.
   - Четверть стоимости. Золотом. Сами понимаете, что завтра вы не получите и этого, если до ваших повозок доберутся лухракцы.
   - Мы подумаем, - склонился в поклоне ювелир.
   - Думайте быстрее, - уже с раздражением бросил ему король.
   На этом аудиенция фактически закончилась.
  
   Тэйэнир проснулся от очередного грубого толчка. Кто-то без церемоний будил его, пихая в плечо. Капитан приоткрыл глаза и бездумно уставился в небо, которое тут же заслонило лицо сержанта Батима.
   - Вставайте, мойрэ, - взволнованно и почему-то шёпотом сказал он, увидев, что Тэйэнир проснулся. Вас ищут люди короля.
   Голова не хотела соображать. Казалось, что пустота в ней материальна и растёт, давя на череп изнутри. Смысл слов доходил неспешно, и сержант для уверенности повторил новость ещё несколько раз.
   - Какого пса им надо? - наконец недовольно процедил капитан.
   - Э... вас им надо.
   Тэйэнир приподнялся на локти и посмотрел на Батима. Ничего не сказал. С кряхтением присел, свесив ноги с борта телеги. Огляделся.
   Время, судя по солнцу, бледно отсвечивающему в прореху затянутого тучами неба, близилось к полудню. Глинистая каша перепаханной колёсами и утоптанной ногами земли поблескивала застывшей влагой многочисленных луж. Стылый воздух неприятно обжигал лёгкие. Пальцы онемели от холода, и капитан, стянув задубевшие перчатки, стал растирать руки, чтобы хоть немного согреться. Всюду ходили люди. Беженцы. Кое-кто из них бросал в сторону капитана и сержанта отнюдь не дружественные взгляды, будто последним сейчас было легче.
   Сон не избавил Тэйэнира от усталости, тело казалось слабым, и, напоминая об этом, недовольно заурчало на желудке.
   - Сержант, - распорядился капитан, - достань чего-нибудь на завтрак.
   В голосе пробилась хрипотца. Тэйэнир сглотнул. Сержант отправился исполнять приказ. Когда он скрылся за повозками, капитан откинулся на спину. Глаза закрылись сами собой. Хотелось ещё немножко полежать, подремать... но не дали!
   - Тэйэнир! - раздалось рядом.
   Откликаться не хотелось.
   - Тэйэнир! - почти в самое ухо крикнул Хонкус. Пришлось снова подниматься.
   - Твой сержант сказал, что ты здесь, - выдохнул бывший мэр.
   - И что? - недовольно буркнул капитан.
   - Тэйэнир, тебя ищут люди короля!
   - Знаю. Не кричи, - поморщился тот. - Какого пса им надо?
   - Тебя.
   Капитан хмуро посмотрел на старого приятеля с таким свирепым выражением лица, что мэр испуганно примолк.
   Всё! Остатки сна смела волна злости. Соскочил с повозки на землю. Едва не упал. Удержался рукой за борт.
   - Чего им надо? - грубо бросил капитан.
   - Король хочет тебя видеть.
   - Рассказывай.
   Хонкус пересказал ход аудиенции с королём.
   - Вот только братца мне для счастья не хватало, - желчно усмехнулся Тэйэнир. - А это кто там? - спросил он у мэра, указывая на приближающихся воинов. На их синих сюрко он распознал белого жеребца баронов Хорсасских, поэтому вопрос вышел риторическим. - Что от меня нужно людям Брана? - спросил он тех.
   - Я рэ Брандт, - представился рыцарь, предводительствовавший их небольшим отрядом. - Барон приказал нам доставить вас, Тэйэнир Парс, в замок Найдак для встречи королём.
   - Какого пса, - подняв взгляд к небу, пробормотал капитан. Небо смолчало.

   Глава 17. Гадание
   На следующий день после возвращения Февер, как только проснулся, занялся разбором имущества убитого им учителя. Собственно, бывший ученик и так знал его наперечёт, поскольку и переездами, и обустройством их быта на новом месте занимался самостоятельно, но теперь, когда мага не стало, эти вещи безраздельно принадлежали ему, из чего следовало совсем другое к ним отношение.
   Наибольшую ценность представляли инструменты, меньшую - ароматические и дурманные травы. Работе с первыми Пельс обучил подмастерье, а вот с различными дурманами был осторожен в употреблении сам и не торопился полностью посвящать ученика в их науку, так что, отложив мешочки, Февер сосредоточился на осмотре магических инструментов.
   Самыми важными и наиболее употребляемыми магом-духовником были серебряный пентакль, магический кинжал и кристаллическая сфера на бронзовом треножнике. Именно с помощью них он творил обряд подчинения человека своей воле. Опоенного сонным напитком укладывали в центр вычерченной пентаграммы, на вершинах которой в плошках сжигалось пять особо подобранных трав, соответствующих природе подчиняемого в областях духа, тела, сердца, его прошлого и ожидаемого будущего. Трава, олицетворяющая будущее человека выбиралась в соответствии с целью, которой тот должен быть подчинён. Затем Пельс ставил на пентакль кристаллическую сферу и входил в транс, воздействуя через неё на дух спящего. В этом состоянии он кинжалом касался определённых символов, выгравированных на пентакле, призывая скрытую в них энергию и подчиняя своей воле все пять человеческих сфер. В результате маг получал почти полностью управляемую марионетку. Но это был всего лишь один из нескольких способов создания живых кукол.
   Во втором случае, применённом Пельсом к созданию триедушных марионеток, посланных им на поиски драконьего яйца, маг использовал дурманные травы. Тогда духовник опоил воина Рэвила и его лошадь. Он дал спящим надышаться дыма кровавки, отбивающем память, и с помощью манокристалла подчинил своей воле духи недавно погибших сотассцев, связав их с телами лухракца и животного. Этот ритуал основывался на превосходстве собственного духа мага над силами подчиняемых ему. Получившиеся марионетки были почти неуправляемы, и к цели их вёл приказ, заложенный духовником. Воздействие приказа также зависело от душевной мощи мага. Скажем, Февер, который научился проводить ритуал с помощью магических инструментов, не смог бы воспользоваться вторым способом без долгих лет следования путями аскезы и практики медитаций.
   Ещё более грубым и, казалось, простым был третий вариант. Его Пельс использовал при взятии Эсха. Для этого он собственноручно - Февер лишь наблюдал со стороны - принёс в жертву двести приманенных и пойманных учеником крыс. Извлекши из тушек все косточки, он смешал последние в мешке. Затем, выйдя из шатра при очередном штурме города, Пельс встал на возвышении и принялся разбрасывать перед собой крысиные кости, читая заклинание на неизвестном Феверу наречии. Зелёное свечение объяло мага. Наблюдавший за учителем подмастерье мог поклясться, что кости, упавшие в землю обрели эфемерную плоть каких-то неподдающихся точному описанию существ. Теневым потоком те поплыли в сторону города и исчезли вдалеке туманным облачком. Но учитель не прекратил чтения. Февер понял, что сейчас духовник сосредоточен на управлении призванными духами и закончит заклинание не раньше, чем призраки выполнят поставленную задачу. Интерес боролся в ученике с разочарованием от невозможности увидеть результат. Впоследствии подмастерье радовался, что в ту ночь не довелось ему смотреть на творимое духами. Рассказы очевидцев предвратной битвы леденили кровь описанием кровавых ужасов. Словно стая обезумевших крыс напала на защищавшихся, так говорили многие, и только ученик мага знал, что в этих словах присутствовала доля истины.
   Естественно, Пельс и не подумал обучать подмастерье ни заклинанию, ни его языку, хотя именно в заклинаниях кроется суть воздействия магов воздуха на магические энергии. Сам Февер работал над подобным, которое назвал "крик башни", однако оно строилось по другому принципу, без непосредственного воздействия на дух объекта.
   Маг-воздушник неспроста изучал сейчас заново магические предметы. Для того чтобы приступить к настоящему овладению могуществом ему необходима была собственная башня и люди на службе для охраны жилища и выполнения всякого рода поручений. Захваченная крепость Арон, как нельзя лучше, вписывалась в планы Февера. Следовало только подчинить её коменданта и гарнизон своей воле, для чего он думал использовать обряд создания живой марионетки с помощью ритуальных инструментов и трав.
   Серебряный пентакль повидал немало на долгом веку. Сколько мучительных часов провёл Февер, только что поступивший в обучение, оттирая до блеска с помощью мела потемневшую пластину, на которой были выгравированы символические изображения животных и стихий.
   Основную часть пентакля занимала давшая ей название пятиконечная звезда. На лучах традиционно располагались символы Духа, Тела и Сердца, образующих в триединстве Разум или Личность человека, а также - три значка времени: прошлого, будущего и настоящего. Последний был заключён в центр пентаграммы. Между лучей звезды располагались символы стихий: Огня, Воды, Воздуха, Земли и Астрала. По краям круга, опоясывающем пентаграмму, шли тринадцать зодиакальных созвездий: Кошка, Лошадь, Овен, Бык, Крыса или Корг, как называл его Пельс, Волк, Кабан, Медведь или Росомаха, Вайра, Единорог, Химера, Апис, Дракон или Змей. Каждый из зверей олицетворял соответствие одной из трёх сфер личности. Кошку связывали с Независимостью в сфере духа, Одиночеством в сфере сердца и Ловкостью в сфере тела. Лошади приписывали Служение, Дружбу и Скорость. Овна толковали как Скопидомство, Зависимость, Напористость. Быку отводились Работоспособность, Собственничество и Сила. Крыса олицетворяла Толпу или Стаю, Враждебность, Живучесть; Волк - Лидерство, Верность, Выносливость; Кабан - Семейственность, Опеку, Ярость; Медведь - Затворничество, Добродушие, Смекалку. Магические звери (соотносимые с личностью человека) символизировали обыкновенные и магические таланты: Вайра - владение музыкой и ясновидение, Единорог - стихосложение и способность к магии, Химера - склонность к торговым делам и алхимию, Апис - воинское умение и травничество, Дракон - призвание повелевать и управление астралом.
   Февер уже определился с некоторыми символами, соответствующими сущности коменданта замка. В настоящем времени его сфере духа соответствовала Лошадь, сфере сердца - Волк, тела - Бык, а объединял их в личность Апис. В будущем бывший ученик Пельса ничего менять не стал бы, его устраивали эти качества, разве что верность при помощи одной из трав следовало перенацелить с князя на себя. Но для полноты влияния на коменданта магу не хватало знаний о прошлом этого человека, без которых он не смог бы определить под воздействием каких энергий сформировалась личность. Из чего следовал однозначный вывод - необходимо сойтись с комендантом, как можно ближе, возможно, даже завязать с ним дружеские отношения, что при характерах обоих представлялось отнюдь непростой задачей. В крайнем случае, можно было бы заглянуть в его прошлое с помощью кристаллической сферы, но Февер не надеялся, что собственного малого опыта достанет ему на выполнение столь сложного действа, так что магический шар, не смотря на свою потенциальную ценность, являлся сейчас для него в решении этой проблемы малопригодным инструментом.
   Отложив пентакль, маг поднялся с кровати и окинул взглядом комнату. Наведённый в ходе осмотра учительского наследства беспорядок навёл на мысль, что теперь ему следовало бы обзавестись собственным слугой для выполнения бытовых работ. Вот только где найти такого человека, которому можно доверять? Выпросить у коменданта одного из солдат? Надо зайти к нему, посоветоваться, заодно и решить насчёт погребения учителя. Пока же Февер потратил час личного времени на уборку комнаты.
   Когда он нашёл время спуститься до кабинета коменданта, то не нашёл его там. По словам караульного, начальник отправился в казармы с проверкой и вернётся не раньше чем через час-два. Маг решил зайти позже, поскольку не видел в разговоре особой срочности. Время ожидания он мог потратить хотя бы на осмотр тела учителя, так как с покойника ещё не сняли носимые им при жизни амулеты - два серебряных кольца и нашейный медальон. Вряд ли, кто из солдат отважился бы покуситься на магические вещи, однако это стоило проверить. Забрать артефакты нужно было ещё вчера, но Февер так увлёкся изучением добытого яйца дракона, что вспомнил о кольцах только утром. Осведомившись у караульного, кто может сопроводить его до тела учителя, маг узнал - ему опять придётся иметь дело с десятником Тигоном, который со своими людьми дежурит с утра на восточной стене.
   Пришлось выйти во двор. Погода не радовала. Сыро. Морозно. Кутаясь, в меховой плащ, полы которого трепал порывистый ветер, Февер дошёл до восточного бастиона, хотя хотелось пробежаться для согрева. Поднявшись по внутренней лестнице, маг вышел из башни на куртину. Солдаты на стене, завидев его, сторонились, но он остановил одного и спросил, где можно найти Тигона. Оказалось, тот дежурил у надвратной башни, и сейчас вместе со своим десятком помогал поднимать на барбакан корзины со смолой.
   Тигон вначале не заметил подошедшего мага, и только по напавшей на товарищей необъяснимой скованности, понял - случилось неладное. Десятник обернулся и встретился взглядом с учеником Пельса. Опустил глаза. Неприятно смотреть в белесо-кровавые очи колдуна.
   - Мне нужно осмотреть тело учителя, - тоном, не терпящим возражений, заявил маг. - Караульный коменданта сказал, что ты мне можешь помочь.
   - Я не могу оставить службу, - недовольно отозвался Тигон.
   - Так выдели в провожатые кого-либо из своих людей, - раздражённо приказал Февер. - Не в одиночку же ты вчера прятал труп?
   - Конечно, - согласился десятник, - не в одиночку. Он оторвал взгляд от каменной кладки и обратился к одному из воинов, - Дарус! Сопроводи господина мага.
  
   Ведомый воином Февер спустился в подвалы донжона. Тело Пельса положили в одной из тюремных камер - подземный холод должен был предотвратить скорое разложение трупа. Следуя за Дарусом, маг мысленно изругался. При его росте свод давил на Февера, приходилось постоянно следить за собой - пригибать голову и заклинать ветерок, отводящий от лица факельный чад, что для человека, закоченевшего ещё во дворе было неприятно. Наконец, пришли. Гремя связкой ключей, воин открыл дверь камеры и отошёл, пропуская мага. Февер шагнул за порог.
   - Ну-ка, посвети получше, - приказал он.
   Тот переместился за спиной.
   - Здесь нет тела, - обернулся к нему маг. - Ты ошибся?
   - Не может... - осёкся под его взглядом Дарус. - Я проверю соседние.
   Когда в ближайших камерах трупа Пельса также не обнаружилось, в душе Февера начал закипать гнев.
   - Ищи, - понукал он с каждым разом всё раздражённее незадачливого воина, но тот в итоге всё равно ничего не нашёл.
   - Его могли перенести?! - рявкнул маг.
   - Не могу... знать, - стушевался провожатый.
   Громко выругавшись Февер, выхватил у него факел и повернул прочь. Теперь разговор с комендантом нельзя было откладывать.
   Маг буквально ворвался в двери казармы, на ходу оттолкнув какого-то зазевавшегося воина.
   - Господин комендант! - выкрикнул он, едва завидев того. "Как же его имя?" - попытался вспомнить Февер. - Господин комендант!
   Воевода поприветствовал расшумевшегося кислым выражением лица.
   - Что случилось, господин маг?
   - Пропало тело моего учителя! Вы не приказывали перенести его?
   - Нет. Трупом занимался десятник Тигон. Я велел ему спрятать его до погребения в одной из тюремных камер.
   - Они все пусты! Мы с воином его десятка просмотрели каждую!
   От взятого магом тона комендант не на шутку разозлился:
   - Ищите! Сам он уйти не мог!
   От этих слов тот побелел, словно мел. Такое предположение, могло показать глупостью обычному человеку, но магу, знавшему возможности Пельса, оно не показалось совсем невозможным. Февер скривился.
   Увидев скорченную им мину, комендант побледнел:
   - Или мог?!
   Мог. Это страшило ученика Пельса больше смерти. Мог.
  
   Начали сгущаться сумерки третьего дня, когда лошадь отважилась возвратиться на берег, где вероломный маг убил её товарища. Проскитавшись в лесной чащобе, она надрожалась от страха, не раз слыша отдалённый волчий вой. Почти день понадобился ей, чтобы вновь выйти к обмелевшей реке. Бездумно простояв над обрывом, лошадь повернула на запад, зарысив вниз по несуществующему ныне течению.
   Её появление вспугнуло с тела нескольких ворон. С недовольным карканьем птицы взлетели, покружились над останками и расселись на ветвях ближних деревьев.
   Запах гниения переворачивал нутро, повергая разум в безотчётный ужас, но животное, преодолевая себя, подошло к безымянному. Лица, склёванного птицами, не узнать. Лошадь не понимала, отчего её потянуло сюда. Возможно, она пыталась вернуть ускользнувшую связь со своим прошлым, пускай, не тем, которое обещал возвратить обманщик, но хотя бы с осевшим в памяти. Теперь она осталась совсем одна. Это пугало, ведь лошадь была не безмозглым животным. Сотворивший её, дал зверю человеческие разум и чувства, а человек тяготится своей никчёмностью или ненужностью.
   Лошадь опустилась на землю. Что же за таинственный создатель обрёк её на такое существование? Тоска придавила голову к траве. Наблюдавшие с деревьев вороны подождали какое-то время, и одна из них слетела к останкам безымянного. Бочком, косясь на залёгшее в отдалении животное, подошла к трупу. Клюнула несмело. Снова скосила глаз. Никакой реакции. Ворона осмелела, продолжив трапезу. Вскоре к ней присоединились её товарки. Лошадь, погружённая в своё горе, не замечала возобновившееся копошение.
   Её разбудил испуганный грай. Подняв от земли голову, животное попыталось разглядеть хоть что-то в кромешной темноте. Не смогла. Прислушалась. В ветвях шумел ветер. Больше ничего. Хотя нет. Краем уха она различила со стороны русла какие-то звуки, будто кто-то втыкал и вытыкал пробку из бутылки. Запах мертвечины мешал обаянию. Лошадь поднялась, встревожено вслушиваясь в приближающийся шум. Отбежала от обрыва. Вдруг застыла в неподвижности, словно статуя, без шевеления. Сердце колотится бешено, а мышцы, как судорогой свело, ноги приросли к земле. В голове - липкий туман, словно паучья сеть, опутавший мухи-мысли. Слышно, под обрывом возится кто-то. Взбирается наверх. Источник ужаса. Вот он!
   Чернее ночи поднялся над обрывом скрюченный силуэт. Встал на мгновение. Двинулся к лошади. Медленно. Подволакивая ногу. Почти касаясь руками земли. Шаг. Ближе! Шаг. Рядом! Ледяное касание. Сердце! Встало! Тьма! Упала! Конец...
   Месяц, промелькнувший на мгновение между чернильных туч, бросил на землю луч, осветивший сцену. Бездыханная лошадь беззвучно бредёт прочь от реки, унося на спине кулем развалившуюся ношу.
  
   Февер проснулся посреди ночи в поту. Кошмар не отпустил, словно перенёсся вслед за сознанием мага в явь. Приснился учитель. Мёртвый. Стоял, смотрел на ученика. Бледное, как луна лицо. Пустой, рыбий взгляд. Пельс не обвинял. Ему теперь было всё равно. Вот только отпустить Февера он не мог. Его тянуло выпить душу того, и бывший ученик чувствовал это, ужасаясь неизбежности и собственному бессилию.
   Отбросив шкуру, маг, дрожа, поднялся с ложа и подошёл к камину. Разворошил кочергой тлеющие угли. Подбросил полено. Снял с крюка у двери плащ на меху. Закутавшись, присел перед огнём на табурет, глядя, как танцует, облизывая чурку, занимающееся пламя.
   Вера в то, что учитель восстал из мёртвых, боролась с осознанием невозможности этого и побеждала, изливая в душу эманации беспросветного мрака. Днём было легче. Солнечный свет прибавлял уверенности. Комендант проникся опасением Февера. Тело Пельса мёртвого или восставшего из оных искали по всему замку. Не нашли. Ни под землёй, ни на земле, ни в коридорах, ни в комнатах, ни в казематах. Труп растворился, расселся, словно утренний туман. Но, как туман, он мог и вернуться. Пельс и при жизни внушал окружающим страх своим чародейством, после смерти страх перерос в ужас. Не только простые воины, суеверные в своём невежестве поддались ему. Караулы были удвоены, особенно у казарм и возле жилых комнат. Если бы псарня не сгорела при штурме, выпустили бы во двор собак - животные всяко более чувствительны к потустороннему, - однако не судьба - придётся караульным надеяться на остроту собственных чувств.
   Февер подошёл к двери, отодвинул засов, приоткрыв чуть-чуть. Повеяло холодом. Стражник целил копьём в щель. Листовидный наконечник дрожал почти перед самыми глазами мага.
   - Всё в порядке? - спросил, стараясь не выдать дрожи в голосе.
   - Да... - воин ответил, не опуская оружия.
   Февер спешно прикрыл дверь и вернул засов на место. Постоял немного. Подошёл к камину. Запалил от огня лучину, а от неё свечу на полке. Отнёс канделябр на стол. Достал из дорожного ящика завёрнутые в мягкую ветошь пенталь и магический кинжал.
   Размотав ткань, маг положил инструменты на стол. Февер решился прибегнуть к простейшему из известных ему способов гадания на своё будущее. Использовать сферу он опасался, поскольку та, была проёмом без двери, открытым и со стороны входящего в астрал, и со стороны самого обиталища энергетических сущностей. Размытые тени грядущих дней представляли меньшую опасность в сравнении с теми, но обретшими очертания и могущими повлиять на спрашивающего. А в том, что он сумеет оградить себя достаточно прочными духовными щитами, Февер сомневался.
   Маг сделал небольшой надрез на запястье. Чёрно-гранатовая капля набухла и упала с перевёрнутой руки на серебро. Февер зашептал заклинание, погружая разум в транс. Он водил ладонью над пентаклем, сначала по сужающейся спирали, затем - в обратном направлении. Кровь капала на символы, затопляя тонкие канавки гравировки. Закончив чтение, маг открыл глаза, впившись взглядом в испятнанное серебро. На пентакле чернели символы: Будущее, Астрал, Дракон. Частично кровь задела значки Вайры, Кошки и Огня.
   Февер омыл вином из кувшина ранку и перемотал тканью руку.
   Будущее в связке с Астралом и Драконом однозначно указывало на свою зависимость от управляющего царством духа. Первой мыслью гадающего было отождествить эту личность с Пельсом, как единственным известным ему магом, владеющим даром духовника, но отогнав страх и немного поразмыслив, Феверь пришёл к выводу, что не только учитель может олицетворять Владыку Астрала, но и, скажем, какой-нибудь легендарных северных шаманов, о которых столь мало известно на юге.
   Однако если основные символы трактовались ясно, то второстепенные нагоняли туману. Огонь в первую очередь соотносился со сферой сердца, затем - духа и в наименьшей степени - тела. Значит, Кошку можно было связать с некой одинокой либо сердечно, либо духовно личностью, тяготеющей к ясновидению или музыцированию. На эту роль напрашивался либо безответно влюблённый, либо изгнанник, либо странствующий бард. Таким образом, на будущее мага должна была повлиять пара людей: шаман и некий одиночка, и с личностью последнего у Февера не возникало совсем никаких ассоциаций.
   Ищущий скрытые смыслы, маг забыл, что символы можно трактовать и буквально, ведь дракон сам является истинным владыкой астрала.

   Глава 18. Вызов дара
   Приняв решение, Рос не стал медлить со сборами.
   - Мы пойдём к Бижулю, - изложил он Грэму свой план. - Этот замок ближе всего к Северному проходу.
   - На дороге сейчас небезопасно, - напомнил ему парень. - К Найдаку движется лухракская армия. Тяжело будет пройти мимо незамеченными. Может, стоит напрямую через лес?
   - Забудь об этом, Горец, - отозвался Лешак. - Я в этих лесах не первый год охочусь, и никто на моей памяти не проходил чащу. - Не зря на Северный тракт угробили десять лет работы - не видел ты, как деревья сплавляли по Иссе, - от берега до берега брёвна шли.
   - Так что придётся рискнуть, - подытожил Рос.
   - Я остаюсь, - угрюмо бросил Лешак, опустив взгляд.
   Вожак промолчал, ожидая продолжения.
   - Парцикуд не пойдёт дальше Найдака, - пояснил товарищ. - Ещё несколько месяцев, и зима - значится, никому не до войны будет. Я считаю, нам надо переждать это время, подготовиться, сделать запас.
   - По снегу мы вообще никуда не доберёмся, - возразил Рос.
   Лешак пожал плечами и ответил:
   - Пойдём по весне, как дорога немного просохнёт.
   - Нам нельзя ждать. Ты сам согласился, что княжеский шаман представляет угрозу.
   - Хорошая стрела разит не хуже смертоносного заклинания. Горец у нас лучник и неплохой. Значится, так.
   - Да у него и шанса не будет! - вожак раздражённо сплюнул. - Шаман и носу из крепости не высунет.
   - Высунет, не высунет. Но по мне, лучше остаться здесь, дождаться прихода последних двух братьев и ударить исподтишка. Не хочу я идти и тебе не советую.
   - Мы уже год только и делаем, что выжидаем. Пора действовать.
   - Подождём и ещё. Как раз остальные в силу войдут, завершат перерождение. Вон Выдра до сих пор, значится, кроме имени, ничего не приобрёл.
   - Я знаю, как пройти через лес, - вклинился в их спор Грэм.
   - И как же, Лис? - обернулся вожак.
   Лешак недоверчиво хмыкнул. Ухватка промолчал, только скривился, что его опять "выдрой" назвали.
   - Мы можем попросить дара леса открыть дорогу.
   Ухватка фыркнул, отчего схлопотал от Лешака затрещину.
   - Я, значится, за свою жизнь ни одного дара ещё не видел, - сказал тот серьёзно, - хотя живу рядом с лесом почти всю жизнь. Ларов - было дело, но Хозяина леса - никогда.
   - Хозяйку, - поправил его Грэм. - Её зовут дар Белой Ольхи. Мне рассказал о ней один из моих товарищей, - это он вспомнил о другом Лешаке, эсхском лучнике, погибшем от зубов водяного дракона. - А некоторое время назад она точно явилась женщине, с которой мы вместе шли в Кверт.
   - О ком ты? - нахмурился Лешак.
   Пришлось рассказать про встреченных во время бегства попутчиках, исчезновение тяжелораненого Гормана и привидевшегося женщине единорога.
   - И где ты найдёшь эту Хозяйку? - высказал сомнение Ухватка.
   - Отыщем подходящее место в лесу, сделаем подношение и обратимся к ней, - пожал плечами Грэм. - Так всегда делают.
   - Да ты мастер по вызову даров, - усмехнулся Рос.
   - Я видел, как это делает шаман моей деревни. До изгнания, я был его учеником.
   - Вот как, - протянул вожак. - Тогда парень тебе и дело в руки.
   - И всё равно я не пойду с вами, - упрямо мотнул головой Лешак. - Поможет дар или нет, но я за то, чтобы остаться. Значится, так.
   - Хорошо, - нахмурился Рос. - Ты тоже дело говоришь. Негоже оставлять святилище до прихода братьев. - Да и меньшему отряду легче будет пробираться по дорогам. Выдра ты с нами?
   - Не-а, я тож останусь. Помогу Лешаку к зиме готовиться.
   - Хорошо, - нотка недовольства прозвучала в тоне согласия. - Но ты-то, Лис, меня не оставишь?
  
   Этот разговор произошёл два дня назад. Грэм согласился отправиться с вожаком разбойников, чтобы провести ритуал вызова лесного дара, и вместе с Росом собрался в дорогу в тот же день.
   "Я отведу к тому месту, где Марише явился единорог. Думаю, что оттуда нам будет легче начать поиски", - сказал парень товарищу.
   Путники не стали петлять по тракту, а пошли напрямую через лес, отделявший дорогу от Иссы, более редколесный и проходимый в отличие от северной чащобы.
   - Вот здесь мы переправились, - указал Грэм на берег спустя сутки. - А там расположились на ночлег.
   - Ты уверен? Погляди, как река обмелела.
   - Да нет, всё верно. Вон в тех кустах мы припрятали лодку.
   - Хорошо. Как думаешь искать место для обряда? - осведомился Рос.
   - Можно использовать и эту полянку, но лучше бы найти что-то похожее в самом лесу.
   - Хорошо, давай оглядимся.
   Остаток дня они потратили, бродя по окрестностям. Ближе к вечеру зарядил дождь, и напарник предложил Грэму вернуться к реке.
   Они возвратились на поляну в сумерках. Разожгли костёр под деревом. Перекусили перед сном.
   "Сторожить не будем, - утвердительно предложил Рос. - Я сейчас поставлю предупредительные защиты. Они разбудят меня, если зверь или человек потревожат их".
   Он отошёл от костра, судя на слух, шагов на пятьдесят, скрывшись за деревьями. С полчаса ходил вокруг поляны. Грэму казалось, что он слышит, как тот бормочет заклинание. Наконец, Рос вернулся. Кивнул на вопрос "всё ли в порядке?" Посидели молча у костра, пока горец не заметил, что его напарник начал храпеть, привалившись к дереву. Счастливец. К Грэму сон не шёл.
   Мыслями он унёсся в прошлое к тому моменту, когда вместе с шаманом, который обучал его, ему довелось участвовать в обряде призыва дара.
   Его племя обитало Полуночных Горах, в самом их сердце - в краю чаще именуемом пришельцами Черногорьем. Деревня Грэма расположилась в небольшой долине, окружённой скалами. Благодаря горячим ключам земля не промерзала даже зимой, хотя снега в это время года полностью отделяли людей от окружающего мира. Единственной дорогой, открывавшейся по весне, была та, что шла через Слепой Перевал, хозяином которого являлся могущественный дар. От его воли или прихоти зависело - сойдут ли снега с перевала или над ним так и будут стоять свинцовые тучи и задувать ледяные ветры. Чтобы умилостивить духа, племя Грэма приносило ему человеческую жертву. Обыкновенно это был чужак, похищенный из проходящего через горы каравана. Его захватывали заранее, и зиму он проводил в племени, как почётный гость. На весеннее равноденствие шаман отводил того к скале, где дар принимал кровавое подношение, разгоняя тучи и ветра, давая возможность солнцу растопить лёд и снег, открывая дорогу.
   Всё так и должно было произойти в тот раз. Они втроём: шаман, ученик и пленник отправились к жертвенной скале. Пленника опоили дурманящим зельем, так что он шёл на заклание без сопротивления. Но когда они приближались к месту обряда, дар, видимо решил сыграть злую шутку, и на путников в ущелье сошла лавина, погребя под собой. Шаман и Грэм смогли выбраться, а вот их невольный спутник погиб, задохнувшись под снегом. До равноденствия оставались сутки, и вернуться в селение за новой жертвой времени не оставалось. Осознав это, шаман решил, что ученик послужит заменой.
  
   Грэм едва выбрался на свет из снега, подгребая тот под себя. Морозный воздух такой живительный обжигал лёгкие. Немилосердно слепило. Парень прикрыл глаза. Кровь стучала в висках, сердечная дробь становилась реже. Гул в ушах начал стихать, и Грэм услышал поскрипывание шагов. Тень закрыла солнце, позволив приоткрыть глаза. Над ним склонился учитель.
   - Как ты? - спросил старик.
   - Руки замёрли, - ответил Грэм, прислушиваясь к ощущениям тела, - и, вроде плечо потянул.
   - Значит, идти можешь, - облегчённо выдохнул шаман.
   - А что с пленником?
   - Давай, вставай. Поищем.
   Приподнявшись, парень оглядел себя. Кроме шерстяных варежек, он потерял снегоступ с правой ноги.
   - Сейчас, учитель.
   Грэм погрел дыханием непослушные пальцы, оглядываясь по сторонам. Шаман ждал рядом. Им повезло, что лавина была небольшой, а ущелье в этом месте достаточно широким, чтобы сошедший снег отнёс попавших под него путников к другому краю, а не погреб глубоко и не разбил о скалы.
   Парень не спешил вставать на ноги. Без потерянного снегоступа пройти по рыхлому снегу представлялось сложным, о чём он сказал учителю.
   - Хорошо, возьми мой, - согласился тот. - Пока ищешь пленника, я подожду тебя здесь.
   Грэм принял предложение и, приладив снегоступ, отправился на поиски, оставив старика на утоптанном месте.
   Кричать пропавшего Грэм остерегался, боясь вызвать новый сход. Пленника вряд ли отнесло далеко, так что парень начал отходить по расширяющейся спирали от учителя и прощупывать снег, одолженным у старика посохом. Прошло немного времени, и палка наткнулась на что-то твёрдое. Грэм с трудом разгрёб снег левой рукой. Часто приходилось останавливаться и греть дыханием пальцы, но всё равно к концу работы они почти закоченели, а вот телу под шкурой стало жарко.
   Найденный человек был мёртв. Преневозмогая вспышки боли в плече, парню удалось перевернуть его синюшным лицом вверх. В рот мертвеца забился снег, оцарапанные глаза покрылись кровяной коркой льда. Грэм непослушными руками кое-как снял с пленника снегоступы и варежки и возвратился к шаману с неутешительной новостью.
   - Что же нам теперь делать, учитель?
   Старик вздохнул.
   - Обратной дороги у нас нет, - сказал он. - Мы просто не успеем найти новую жертву. Придётся идти к дару и молить его отсрочить приношение. К сожалению, нам придётся идти вместе, потому что я бы мог отослать тебя домой, но боюсь, твоего влияния, ученик, не хватит убедить наших соплеменников выбрать кого-то из наших для жертвоприношения. Не могу я и послать тебя одного к дару, ты и сам понимаешь это. Будем надеяться, что он будет милостив к нам.
   Они продолжили путь. Старику удалось сохранить свой мешок с припасами, и вечером они скудно поужинали сыром и лепёшками. В снегу вырыли лежанку - устроились ночевать, прижавшись друг к другу.
   Утром шаман вывел ученика к скале. Одинокий зубец возносился из снега к обиженно подвывающим небесам. Ветер бил в лица путников, бросая в глаза ледяную крошку. Грэм здесь бывал уже два раза. Старик не доверял ему резать пленников, только подготавливать место к ритуалу. Раньше они поднимались на небольшой выступ в скале, подвешивали на верёвках оголённую жертву к вбитым в камень кольцам, затем шаман надрезал вены на её руках и ногах. Кровь медленно стекала и капала на разведённый под одурманенной жертвой костёр, шипя и испаряясь в его пламени. На запах из скалы приходил дар в облике косматого, как медведь, человека и дышал испарениями, жадно раздувая ноздри. Действие длилось, пока пленник не умирал, и остывшая кровь не застывала в его жилах, после чего дар уходил. В следующую седмицу солнце начинало светить жарче, с гор текли ручьи, обнажая камень гор, и через месяц снег сходил со Слепого Перевала в достаточном количестве, чтобы можно было пройти по нему.
   Но в тот раз у шамана с учеником не оказалось ни пленника, ни дерева, чтобы развести костёр - всё потерялось под лавиной. Старик объяснил парню, что они проведут малый ритуал вызова - он возьмёт у Грэма немного крови и, вызвав волшебный огонёк, нагреет её в своих ладонях. На вопрос сколько, придётся ему пожертвовать, шаман с сожалением пояснил, что столько, сколько будет необходимо для поддержания интереса дара к разговору.
   Они взобрались на уступ. Старик присел перед стоящим учеником и Грэм ножом надрезал вену на правой руке. Кровь заструилась к земле в подставленные шаманом обнажённые ладони, на которых вспыхнул магический огонь. Ладони заполнялись закипавшей густой жидкостью, исходящей паром. Из скалы на уровне груди парня показалась принюхивающаяся косматая морда дара. Тот не вышел из скалы весь, потому что на выступе из-за присутствия людей стало тесно. Грэм впервые увидел Хозяина Перевала так близко. Голова волшебного существа была размером с камень жернова. Лицо покрывали длинные и густые белые волосы, сходясь внизу расчёсанной волосок к волоску бородой, касающейся земли. Глаза дара скрывались почти полностью под кустистыми бровями, и только вблизи можно было разглядеть их щёлочки. Черные толстые губы и мокрый треугольник медвежьего носа ярко выделялись на его лице.
   Шаман заговорил с существом на языке древних напевов, из которого Грэм понимал пока едва ли каждое третье слово, но основной смысл был ему понятен - шаман уговаривал дара подождать большей крови и принять пока приношение малой. Но Хозяин не уходил, вдыхая кровяные пары, и так продолжалось довольно долго. Грэм всё явственней чувствовал, что слабеет, в глазах начало темнеть и закружилась голова. Однако прервать учителя во время разговора он не решался. Увидев, что ученик ослабел, шаман затараторил быстрее, и дар, наконец, соизволил прервать насыщение и, угрюмо проворчав, скрылся в скале.
   "Ну вот, - довольно и устало улыбнулся учитель, разводя руки и стряхивая с ладоней остатки крови и язычки пламени. - Он согласился подождать. Давай я перевяжу твою руку".
   Грэм покорно протянул её, и шаман ловко наложил заранее приготовленный жгут.
   "Приляг здесь, - предложил учитель. - Я сейчас схожу за припасом - тебе необходимо восстановить силы. Не бойся, трапеза не осквернит это место".
   Ноги едва держали, и ученик прилёг на выступе.
   Наверное, он ненадолго потерял сознание, так как, открыв глаза, Грэм увидел, что сам он связан, а над ним склонился учитель.
   "Прости меня, мой мальчик, - сказал старик. - Так нужно".
   Он отворил ему рану на руке, свисавшей с выступа. Кровь заструилась вниз на разведённый под скалой костерок, который неведомо из чего развёл шаман. Сознание Грэма вновь помутилось, и он позже не мог припомнить, привиделась или нет ему спина уходящего учителя.
   Очнулся парень от холода уже в сумерках. Костёр догорел. На неожиданно безоблачное ночное небо взобрался месяц, словно прищуренный глаз в окружении звёзд-конопушек. Слабость, холод и боль терзали тело Грэма. Он с тоской подумал, что умирает, но в этот момент почувствовал, как его поднимают чьи-то горячие сильные руки. От тряски он снова провалился в беспамятство полусна-полуяви. Ему казалось, что он находится каменном чреве великана. Здесь было темно и отчего-то сухо. Сверху накрытый с головой огромной шкурой и придавленный её тяжестью, он словно варился в собственном поту, задыхаясь спёртым воздухом. Иногда пещеру посещало с порывом ободряюще свежего ветра серое ухающее облако, от вида которого глаза закрывались и Грэм отключался вновь.
  
   Дар Слепого Перевала выходил тогда парня. Они не общались друг с другом. Хозяин посещал пещеру только для того чтобы накормить подопечного, а потом, когда тот окреп, приносил во время его сна еду - в основном сухие коренья, странные мясистые грибы, иногда зайца-беляка - и больше на глаза не показывался.
   Почувствовав, что силы восстановились, Грэм решил вернуться в деревню. Дара он перед уходом так и не увидел, поэтому, путаясь в словах древнего языка, парень поблагодарил Хозяина за спасение жизни и предоставленные кров и еду, обращаясь к жертвенной скале. Он отправился в обратный путь в родную деревню.
   Когда Грэм добрался до селения, его соплеменники встретили пропавшего отнюдь не дружественно, приняв парня за злобного духа, вернувшегося из мёртвых или накинувшего человеческую личину. Естественно, возглавлял толпу бывший учитель, и Грэму с большим трудом удалось унести тогда ноги. Так он стал изгнанником не по собственной воле и направился искать счастье на север через Слепой Перевал.
  
   Этот переломный момент в его судьбе произошёл два года назад, и сейчас происшедшее казалось полузабытым сном. Но Грэм ещё помнил науку, преподанную ему старым шаманом. Принципы вызова дара едины - дать им подышать жертвенного дыма, хотя у каждого из Хозяев были свои предпочтения в подношениях. Для единорога, как предположил, горец может подойти сожжение каких-нибудь трав. Он перед выходом переговорил с Лешаком и тот набрал ему цветов прострела, росшего рядом со священной пещерой, и дубравки. "Не знаю, насколько ароматным покажется дару дым, но внимание его он должен привлечь", - решил тогда бывший ученик шамана, но сейчас сомнения по-прежнему не оставляли Грэма, и, хотя ему всё-таки удалось забыться сном, тот был поверхностным, и парень просыпался в течение ночи раз десять.
   Когда лес осветило утреннее солнце, лежать бездельным стало невыносимо, да и спина заныла. Парень поднялся размяться, сходил, набрал хворосту для почти погасшего костра. Вернувшись, застал Роса на ногах.
   - А, это ты. Я уж думал, кто-то другой потревожил защиты, - упрекнул товарищ. - Чего не спится?
   - Да так.
   - Волнуешься?
   Грэм неопределённо пожал плечами.
   Позавтракали сушёным мясом. Запили водой из родника, найденного накануне во время поисков поляны для ритуала.
   - Ты вчера какие-нибудь цветы видел? - поинтересовался парень у Роса.
   - Нет.
   - Тогда, может, тебе поохотиться? Неизвестно где выйдем, лишний запас не помешает. А я здесь недалеко набрёл на кусты шиповника. Удивительно, но они ещё не отцвели. Пойду, соберу - сгодится для обряда.
   Так они разделились. Грэм управился быстро, а Рос возвратился к полудню, принёс двух зашибленных из пращи зайцев. Освежевав тушки, пожарили кусками. Пообедали. Остатки сложили в вещевые мешки. В томительном ожидании провели время до сумерек. Наконец, горец решил, что пора готовиться. Расчистив с помощью напарника землю возле опушки так, чтобы не осталось на ней травы и всякого лесного мусора, он попросил Роса найти большой и желательно плоский камень. Это не составило труда - на дне высохшей реки такие камни были видны издалека. Вытащить их - вот в чём заключалась проблема. Теперь Грэм пожалел, что затянул с подготовкой. Подходящий камень кое-как подняли на берег, измазавшись не хуже свиней. Пока счистили грязь и обсушили одежду, настала ночь.
   Вытерев насухо верхнюю часть камня, горец опустил на него завёрнутый в ткань цветосбор. Затем он обложил его сухими веточками и берёзовой корой. Когда время приблизилось к полуночи, Грэм поджёг костерок, предварительно затушив большой, отчего на поляне стало темно. Ткань горела неохотно, огонь никак не занимался, скорее, тлел, испуская в ночную темь серовато-жёлтый дым. Товарищи отошли подальше, застыв в тревожном ожидании. Прошло время, дымок стал жиже, почти растворился в воздухе. Никто не вышел к товарищам.
   Вдруг, когда надежда почти оставила горца, в лесу послышался шум шагов, словно шёл человек. Вскоре на опушку вышел, опираясь на посох, незнакомец в длиннополом плаще. Глубоко опущенный капюшон скрывал его лицо. Хотя, что могли такого увидеть два человека в ночной темноте?
   - Кто вы такие? Что хотите от Хозяйки леса? - повелительно спросил пришелец.
   Грэм подавил радость, вспыхнувшую от осознания, что вызов получился. Конечно, сама дар Белой Ольхи не пришла, но зато явился её слуга, с которым тоже можно попытаться договориться.
   Рос сделал шаг за спину горцу, уступая ему слово.
   - Мы ищем проход через чащу леса и хотели бы просить твою госпожу провести нас им.
   - С чего бы моей госпоже беспокоиться этим? - насмешливо осведомился незнакомец.
   - На этих землях поселился шаман, использующий свой дар во зло. Он поднимает мертвецов, одерживает нечестивыми духами людей и неизвестно ещё, сколько горя может принести краю, если дать ему закрепиться и увеличить силы.
   - Хозяйке известно это. К чему вы ведёте?
   - Мы хотели бы встретиться с ней. Пускай, она взглянет на нас и поймёт всё сама.
   - Хм. Оставьте здесь всё оружие. Вам вернут его.
   Подождав пока товарищи разоружаться, не разрешив им оставить и ножа на двоих, слуга единорога зажёг на кончике посоха волшебный огонёк, озаривший пространство в несколько шагов зеленоватым светом.
   - Идите за мной, - приказал он Грэму и Росу и, повернувшись, скрылся за деревьями.
   Те, преодолев первоначальную нерешительность, двинулись вслед.
   Незнакомец вёл их через лес по прямой, никуда не сворачивая и не огибая кусты и деревья. Создавалось впечатление, что они расступаются сами перед путниками, но поклясться, что это не обман зрения горец не мог. Шли молча. Больше получаса - точно. Наконец, слуга Хозяйки вывел их на поляну, на которой людей ожидала дар Белой Ольхи.
   Её облик постоянно менялся от прекрасной девушки до мерзкой старухи и обратно, но это происходило плавно, едва заметно для глаз и оттого казалось естественным и не резало взгляда. От Хозяйки исходило голубовато-стальное свечение, которого хватало ровно настолько, чтобы отгонять темноту к краям полянки.
   - Я слышала ваш разговор, - прервала она попытавшегося приветствовать её Грэма, - но мне непонятно, как связаны ваше требование пропустить через лес и пришествие злого шамана. Объяснитесь.
   - Загляни в наши души, прекраснейшая, и ты увидишь ответ, - поклонился горец.
   - Я вижу, что вы сами одержимы духами прошлого. Это ничем не лучше того, что творит нечестивый колдун. Я вижу, в одном из вас укоренилась жажда власти, а в другом склонность предательства, и если вы найдёте искомый источник силы, то один убьёт другого. Но мне открыта в ваших душах и светлая надежда, и желание помочь земле, которую вы считаете родной, и её людям. Они могут помочь в минуту выбора не пасть вам глубины зла, а воспарить душами к горним высям. Впрочем, не бывает героев, творящих только добро или только зло. Хорошо, я рискну и открою вам проход. Горман, будь добр вернись за их вещами, а вы следуйте за мной. Путь будет долгим.
   Грэм оторопело посмотрел на слугу единорога. Тот откинул капюшон, и при зеленоватом свете посоха горец увидел в его лице знакомые черты.
   - Ты жив? - выдохнул он.
   - Я больше чем жив, - невесело усмехнулся пропавший товарищ. - Следуйте за моей Хозяйкой и не вздумайте причинить ей недоброе, - пригрозил он.
   Грэм поклонился ему, и Рос неуклюже последовал его примеру.
   - Идёмте, - напомнила о себе дар Белой Ольхи.

   Глава 19. Тёмные братья
   Кая шла из кладовой с корзиной свёклы. Спина и руки ужасно ныли, но девочка спешила, потому что её обещали покормить после работы. Этим коридором она ходила уже много раз. В его сырой серой унылости ничто не цепляло глаз, кроме старинной решётки. Чёрный мрак, казалось, клубившийся за ней, который не мог разогнать свет настенных факелов, привлекал Каю обещанием страшной до дрожи тайны. Всякий раз, минуя вход в склеп, она ускоряла шаг, опасаясь, что из мрака выскользнут призрачные тени и схватят её сзади за подол платья. Когда девочка шла в кладовую, то решётка как всегда была заперта, но сейчас на обратном пути Кая с ужасом заметила, что та приоткрыта, а из склепа раздаются какие-то шорохи. Девочка поставила на пол корзину. Сердце билось от страха и предвкушения. Она подкралась ко входу и заглянула вниз. Там, где кончался спуск, последние ступеньки были освещены, словно кто-то зажёг в склепе огонь. Девочка в жутком волнении, прижимаясь к холодной стене, спустилась до середины лестницы. Теперь возня внутри слышалась отчётливей. Судя по звукам, там двигали что-то тяжёлое. Прошло сколько-то времени, и неизвестные прекратили шуметь, зато теперь Кая услышала, как они начали шептать непонятные слова, от которых мурашки пробегали по коже. В конце заклинания кто-то отчётливо сказал: "Встань!" Девочка вздрогнула, словно этот приказ относился к ней. "Как твоё имя?" - продолжил невидимый голос. Ответа Кая не услышала, но человек в склепе, видимо, получил его и задал новый вопрос: "Как попасть в захоронение неупокоенных?" После малой паузы голос приказал: "Уходи". То, что приказ относился не к ней, девочка поняла, но страх, наконец, пересилил любопытство, и она отступила от входа, опрокинув корзину, уже не слыша, как двое Тёмных братьев задвигают крышку саркофага предыдущего барона Найдак.
  
   Кая, замирая от страха при каждом шорохе, медленно пятилась от спуска в склеп, придерживаясь стены, чтобы не упасть. Вдруг в отдалении послышались шаги, и девочка, вздрогнув, метнулась прочь - к лестнице наверх. Пробежав едва ли треть ступеней, не чуя ног, не смотря перед собой, она неожиданно врезалась в кого-то.
   Подняв взгляд полных ужаса глаз, Кая увидела, что столкнулась со старым священником, проживавшем в замке.
   - Так вот, кто шумит тут! - пожурил ее старик. - А мне уж показалось, что некроманты в склеп проникли. Все успокоиться не могут, - добавил он уже без веселости в голосе.
   - Там... там... - только и смогла выговорить девочка и махнула рукой.
   - Значит, не показалось.
   Священник резко отстранил Каю.
   - Беги отсюда, - бросил он зло, и для понятливости подтолкнул в спину.
   Не глядя, послушались ли его, старик продолжил спуск.
  
   Темные братья и не думали скрываться. Они спокойно и даже равнодушно стояли у решётки склепа. Один задумчиво катал носком свёклу, выпавшую из корзины.
   -Так-так-так, всё же хватило наглости? - полуутвердительно спросил священник.
   Катавший свёклу насмешливо фыркнул и пнул один из плодов к нему.
   - Тебе нечего здесь делать, старик, - процедил второй и поднял на уровень груди руки с растопыренными пальцами, словно хотел схватить за шею.
   - Ну нет, давно у меня вопросы к вам, братцы. Что это вы всё по подвалам шатаетесь да в склеп вот залезли.
   Кисти главного из пары некромантов окутало зелёное свечение. Руки начали круговое движение, а из горла выхаркнулись первые слоги заклинания. Второй отступил ему за спину, готовя чары. Мерзкое облако тягучей соплёй вытянулось к священнику, объяло его с головы до пят, парализуя. Так думали "братья".
   - Фу, какая гадость, - с такими словами, старик отряхнулся, как это делают собаки. Зеленые капли, разлетевшись, забрызгали стены и пол. - Но ничего, бодрит!
   Ошарашенные враги лихорадочно замахали руками, творя магические пассы, а их противник со злой усмешкой пошёл на них, высоко держа факел.
   За тридцать шагов, что он сделал, в него несколько раз врезался рой кислотных мух, что проедали даже камень, стекая с одежды священника. Воздушные хлысты без толку секли его грудь и пыталась оплести ноги. Огненная стена на пятнадцатом шаге не опалила ни волоса и не задержала ни на миг. Дуговая молния ударила в лицо за пять шагов и упёрлась, как будто поглощаемая взглядом безумца, бросившего вызов магам, и устоявшего.
   Не верящие тому, что происходит, некроманты подпустили священника вплотную и даже не сообразили защититься, когда факел в его руке в два слитных движения крест-накрест разметал Тёмных братьев в разные стороны. Чудовищная сила ударов отбросила магов на стены. С хрустом впечатался в камни первый и сполз, оставляя на них широкий кровавый потек. Смачно почти под потолок влетел в другую стену второй и кулем рухнул на пол. Этот еще поживёт немного и на вопросы ответит.
  
   Кая замолотила ручками в запертую дверь их с матерью комнатёнки. Глотая слезы от боли, она не заметила, как преграда подалась, и девочка ввалилась в помещение, второй раз за последние минуты налетая на человека. Ее подхватили сильные руки и грубо прижали к стене. Дверь громко хлопнула. Крик замер в горле, едва глаза увидели направленное в них острие кинжала.
   - Отвечай! Что случилось? - резкая команда в некоторой степени вернула ей способность соображать.
   Полумрак, разгоняемый огнём опавшего свечного огарка. Мужчина с обнажённым торсом, лоснящимся от пота. На кровати мама испуганно закрывается простынёй.
   - Ну! - встряхнули Каю.
   - Там... там... склеп... некроманты... мертвец говорил... и... и... священник, - выдавила из себя сквозь всхлипы девчонка и заскулила, как придавленный щенок, на одной ноте.
   - Уйми! - рэ Валлент толкнул дурёху на кровать к любовнице, и принялся поспешно собираться.
   Мариша прижала дочку к груди так сильно, словно хотела задушить рвущиеся рыдания.
  
   Выскочив из комнатёнки, растрёпанный рыцарь кликнул маячившего в коридоре стражника, и держа обнажёнными мечи, они вместе припустили по ступеням лестницы, ведущей во тьму подвалов.
   Мерзкая вонь неделю тухнущей рыбы, едва не вывернула желудки, как только они спустились к склепу. Издалека завидев в неясном свете брошенного и чадящего факела, согбенную фигуру в священнической рясе, мужчины, с трудом сдерживая тошноту, прошли тридцать шагов. Рыцарь убрал оружие в ножны. Чтобы здесь не произошло, видно, что драка уже закончилась.
   Старик с видимым превозмоганием поднял голову. Узнавание мелькнуло в его вялом взгляде.
   - Рэ Валлент, - священник с трудом поднял руку, - помоги. Мне нужно срочно увидеть короля. И выставь стражу у склепа... ох!
   Старик выдохнул, когда рыцарь без церемоний поднял его с пола.
   - Помогай, - прикрикнул он на стражника, и вдвоём воины, поддерживая старика, двинулись прочь с места ужасного побоища.
   С трудом преодолев все три лестничных пролета, мужчины поднялись на этаж, где расположился король со свитой. Здесь рыцарь приказал стражнику взять в помощь ещё двоих воинов и вернуться в склеп - выставить там пост. Сам же, приобняв, подволакивающего ноги священника, отправился в сторону королевских покоев.
  
   Король ужинал. Вечерний совет с баронами завершился час назад, и по приходу в покои его уже ждал накрытый стол. Аппетита не было.
   Уверенность, недавно выказанная вассалам, сменилась безразличием. Себя Ролейм не обманывал. При численном превосходстве врага и в простых вояках, и в ударной мощи магов, его армии не победить. И как бы не сказать, что политика Сотасских королей на протяжении последних поколений, сама завела королевство в текущий тупик.
   В своё время его предки рьяно боролись со всеми проявлениями волшебства неподконтрольного их власти. Сначала проредили шаманов, приведших племя сотаса в эти земли. На место тех пришли маги, и ещё при деде Ролейма - Кэнэвайре Втором - последние вошли в силу, достаточную, чтобы с ними стали считаться бароны и даже король. Только в союзе со жрецами Гарук-ати-вена - города завоеванных ати - удалось устранить и этих серьезных противников.
   Жрецы незримым ветром смерти прошлись по всем неугодным. Маги мёрли как мухи от неизвестных никому причин, где бы не находились - в чистом поле или в окружении зачарованных стен. В народе Кэнэвйара прозвали Травителем, но тот и сам не знал, какими средствами последователи Крестоса упокаивали врагов.
   В настоящее время его внук имел, то что имел - несколько магов средней руки в крупных городах и немногочисленных одарённых защитой Крестоса жрецов. Сама-то религия распространилась по королевству повсеместно, вытесняя верования предков, а защита бога, как и пятьдесят лет назад, всё так же снисходила только на избранных. Это если не считать жутко дорогих артефактов с тем же эффектом. Дорогих, скажем, не по деньгам, а по необходимости обращаться к жрецам для восстановления их работоспособности, ибо, увы, силы молитвы Крестосу хватало всего на седьмицу.
   Но жреца не пошлёшь в битву - защита от магии не спасёт от стрелы или удара мечом, да что там - удара кулаком! И в лагерь Парцикуда им не пробиться - слишком много магов в одном месте. Это один на один жрец победит любого мага, обратив его мощь в свою, но боя два на одного одарённому Крестосом уже не пережить.
   В таких думах пребывал король, отрешённо пережёвывавший остывшее мясо. Его размышления прервал стук распахнувшихся дверей, из которых в комнату вошёл капитан охраны, поддерживая обессиленного жреца Крестоса.
  
   Рэ Валлент усадил священника на ближайшую лавку у стены.
   - Что с ним? - с вопросом поднялся из-за стола Ролейм.
   - Некроманты.
   - Кх-кх... Срочно... убейте некромантов в замке... кх-кх... - зашелся в сухом кашле старик.
   Сержант схватил с края стола кувшин и поднес ему напиться. Тот сделал два судорожных глотка, отстранил рукой питьё и жестом показал, что будет говорить.
   - Тёмное братство хочет сдать замок Парцикуду. - промолвил старик, утерев рукавом бороду. - Они ищут могильник, замурованный в основании стен, чтобы выпустить мертвецов и захватить замок во время битвы.
   Решение Ролейм принял сразу. Он доверял старому жрецу, служившему ещё его отцу. Гвардия защищала королей от оружных металлом врагов, жрецы - от оружных магией.
   - Сержант, - приказал король, неосознанно взявшийся за артефактный нательный крест, выпростанный поверх одежды.
   - Но как?! - едва поперхнулся гвардеец.
   Ролейм подошел к ним вплотную. Забрал рывком из рук рыцаря кувшин с брагой, приложился и в три глубоких глотка прикончил его содержимое.
   - Не знаю.
   Король отвернулся и запустил кувшином в дальнюю стену.
   "Лучше и не сказать", - подумал сержант.
   В замке осталось трое "братьев". Хоть и прошло совсем немного времени, их уже мог насторожить шум у королевских покоев, да и на этаже слуг его поспешный уход вкупе с рыдающей о некромантах девчонкой мог запустить слух. А слухи летят быстрее ветра. Врасплох тогда не застать... и живыми не взять. Значит, правильно сказал жрец - только бить насмерть. Вот только как? Нет у простых воинов защиты от магии, а у магов от них есть. Встанут стеной и просто перемелют в фарш нападающих. И выхода-то другого нет, как завалить врагов трупами. Да и трупами их заваливать нельзя!
   Король стоял отвернувшись, теребя на груди крест.
   "Крест!" - осенило Валлента.
   - Мой король, - воскликнул капитан, - нам нужна защита Крестоса!
   Ролейм резко развернулся, посмотрел на священника и только тогда понял - сжал крест в ладони.
   Да, артефакты помогут справиться. Но не каждый барон обладает волшебным крестом, хотя обычный носят многие.
   - Кто? - обратился он к жрецу.
   Старик наморщил лоб, вспоминая.
   - Днём я молил Крестоса о защите баронов Брана и Борэли. Их символы полны веры.
   - Двое, - подытожил рэ Валлент.
   - Трое! - отчеканил король.
   - Сержант, не будем терять время! Поспешите за бароном Парсом, а я вытащу барона Брана. Встретимся у лестницы. Грядёт славная битва!
  
   Они не успевали. Некроманты не стали отсиживаться, а пошли на прорыв из замка. Когда король с соратниками спустился во двор, Тёмные братья уже добили привратную охрану.
   Ночь освещалась пламенем горящих в стороне телег. Чадящий дым заволок двор, на котором лежали обугленные тела. За дымовой завесой слышался скрип поднимаемой решётки.
   - Вперёд! За Крестоса! - проревел Ролейм, активируя защиту, и бросился к воротам.
   - За Крестоса! - поддержали в два голоса его напарники и поспешили за ним.
   Молодой Парс опередил короля, подставившись под первый удар некроманта, прикрывавшего подельников, которые натужно крутили ворот с цепью. Огненный шар врезался в выставленный щит и отбросил воина на спину.
   Ролейм едва успел увернуться от павшего под ноги. Вместе с Браном они разбежались, чтобы с двух сторон напасть на противника. А Борэли уже поднимался, отбрасывая опалённый почти до "яблока" щит. Сам он, если не считать, ошеломлённости от падения, никак не пострадал под огнём.
   С лязгом встала заклиненная в верхней точке подъёма решётка. Метнулись прочь от ворота две чёрных тени.
   Король с некромантом одномоментно нанесли удары. Воздушный кулак, сминая латы, крутанул Ролейма, а рука того, едва занесённая для удара, сама рубанула мечом, отсекая голову мага.
   Бран потерял мгновение, отвлёкшись на столкновение короля с некромантом, и поспешил вслед беглым Тёмным братьям. За ним позади пыхтел молодой Парс. К королю бросились на помощь воины, прятавшиеся за каменными постройками.
   Едва оба барона проскочили в ворота, как над их головами раздался громовой удар. На головы посыпалась каменное крошево, а одна из цепей, удерживающих решётку, лопнула и с лязгом её конец врезал по неудачливому Борэли. Защита Крестоса, спасшаяся того от вражеской магии, не уберегла сейчас. С хрустом треснули кости. Как из горлышка сдавленного бурдюка хлестнула изо рта струя крови. Тело бесформенным кулем, отброшенное в сторону, прокатилось по земле и замерло. Но Бран этого не видел.
   Некроманты чёрными кляксами в сумраке поджидали его, и старый барон перешёл на шаг, удобнее перехватывая двуручный молот. Вот левый из противников завёл гортанную похабщину, а правый махнул и отправил в сторону ворот ещё один воющий воздушный кулак - снова лопнула цепь, и следом остальные порвались под тянущим весом ограды. Решётка рухнула со звоном и скрежетом, отрезая Брана от подмоги.
   Он не успевал. В ладонях мага возник искрящийся шарик, осветивший пятачок земли в пять шагов. Ещё мгновение и молния пронзит воздух. В отчаянии, предупреждая столкновение, барон выставил перед собой молот железным бойком вперед. Ни на что уже не надеясь, лишь моля Крестоса защитить его. Стоит только упасть, только дать время магам попеременно начать избиение, как никакая защита не поможет - враги тупо вколотят в землю, не давая подняться. И некому отвлечь их - хотя бы со стены осыпать стрелами - все попрятались.
   Шаровая молния вырвалась из рук некроманта и быстро и неумолимо устремилась к барону. Но тот лихо поймал её на обух и едва успел зажмуриться. Вспышка света резанула, нестерпимо опалило горячим воздухом лицо. Запахло палёным деревом, жжёным волосом и чем-то ещё - резким. Щипало в глазах. Не глядя, Бран, как дубиной, махнул молотом от себя, чтобы достать противника. Древко врезалось в кого-то, треснуло, и в руках вдруг полегчало. Тело повело, и барон упал на одно колено. Только и успел поднять голову, чтобы пусть и со слезами на глазах, гордо принять смерть.
   Но та сбежала.
   Последний некромант не стал добивать его, а предпочёл скрыться в ночи, видимо, справедливо полагая, что в созданной ночной суматохе, преследовать не станут. Да кто бы и посмел? В армейском лагере под стенами только всполошились происходящим у ворот. А в замке больше некому было бросить ему вызов. С толпой он воевать не собирался - любой размен своей жизни маги считают неравноценным. Да и стоило оповестить настоятеля о неудаче "братьев" в Найдаке.
  
   Когда за воротами раздался победный рёв во дворе замка зашевелись люди. Скоротечный бой закончился. Валлент поспешил к месту падения короля. В свете пожара Ролейм, кряхтя пытался приподняться. Рыцарь подскочил к нему и осторожно подхватил под руки, помогая.
   - Я в порядке! - рявкнул тот, отталкиваясь и снова заваливаясь на землю. - Помоги... кому - там! - махнул он в сторону.
   Кликнув людей на помощь королю, гвардеец поспешил к калитке рядом с воротами, но её свод был обрушен - кто-то из охраны, уничтоженной некромантами, успел перекрыть этот проход. Вот почему тем пришлось поднимать решётку.
   Нужно либо разбирать завал, либо приподнимать решётку.
   Снова пришлось звать. Попрятавшиеся во дворе воины, осознавая вину, спешили помочь. Во взглядах страх мешался с растерянностью.
   Подсунув бревна под решётку, десяток человек налегли на эти рычаги, приподняв ограду, а затем подсунули несколько колод, чтобы удержать. В образовавшуюся щель - высотой до колена - капитан послал пару на разведку.
   Воины прошли едва десяток шагов, сразу наткнувшись на труп Борэли Парса. А невдалеке каменным валуном виднелась согбенная могучая фигура барона Брана, опиравшегося одной рукой на обломанное древко молота, другую он держал на горле поверженного некроманта. Тот, выпучив испуганные глаза, боялся вздохнуть, прибитый к земле не только обещанием вырванного кадыка, но и видом опалённого лица победителя с незрячим взором. На грудной пластине в латы барона вплавилась цепь с золотым крестом.
  
   Король Ролейм сидел на ступенях донжона в окружении баронов. Дентро пытался снять с него покорёженные воздушным кулаком доспехи.
   Связанного некроманта с кляпом во рту бросили перед ними на колени.
   - Как же с тебя спрашивать? - задумался Ролейм. - Ты же рот откроешь - не проклянешь, так дрянью какой плюнешь.
   Из-за спин, хромая, вышел священник, опираясь на посох. Он без объяснений наложил на лоб пленника ладонь и вжал её с силой и неслышимой молитвой на едва шевелящихся губах.
   - Крестос запечатал его магию, - оттолкнув вздрогнувшего некроманта, сказал старик. - Спрашивайте.
  
   Допрос провели быстро и жёстко. Пленник не запирался, сломленный болью и утратой былого могущества.
   Когда выпотрошенного мага, наконец, упокоили, тишина опустилась на собравшихся. Нет, трещал огонь на догоравших телегах, суетились воины и слуги, пытаясь спасти деревянные постройки, на которые перекинулся пожар, ржали в стойлах кони и лаяли, молчавшие до того в свои закутках, дворовые собаки... Но тишина среди собравшихся властителей пугала их больше, чем недавно случившаяся озверелая битва стали против магии.
   Некромант подтвердил то, что жрец узнал ранее от его подельника, поверженного у склепа. Сотас остался без магической поддержки совсем. Наёмные маги предали. Своих всего пяток на королевство. Ясно, что были бы шансы, сойдись армии лицом к лицу, в схватке, где доблесть спорит с доблестью. Но выходить на битву под шквалом огнешаров на вздрагивающую твердь - это уже не героизм, а самоубийство. А стены не спасут - известен печальный пример Эсха.
   - Жрец, - не выдержал тишины ниль-Госсен, - сможет ли сила Крестоса помочь нам?
   - Бог помогает избранным. Немногие из нас, как я, способны, распространить его защиту на других, и никто не может поделиться полным даром нашего Создателя - обращать богомерзкую магию против её адептов.
   - Если мы проиграем войну, и лухракцы пройдут огнём и мечом по Сотасу, то избранных может не останется вовсе, - высказался О Дентро.
   - Я третий день шлю птиц с посланием в Гарук, - сообщил священник. - Ответа ещё не было, но, надеюсь, хотя бы одно доставлено. Если ко мне прислушаются, то отряд избранных Крестоса прибудет в Найдак для участия в битве.
   - Тут важно не "если", - скривился король, - а "когда" и "сколько".
   Старик развёл руками.
   - А что с нашим магом, ниль-Рортером? - обратился Ролейм к капитану своих гвардейцев.
   - Всё ещё плох, боюсь, толку от него никакого. За ним ухаживают замковый лекарь да его слуга-мальчишка. Толку чуть.
  
   В эту ночь, казалось, не спал никто. Весть о некромантах пронеслась по коридорам замка, залетев в комнату ниль-Рортера со знакомой девчонкой по имени Кая. Эндер мало что понял из сбивчивого рассказа, но маг подозвал её к кровати и задал несколько вопросов.
   Обезображенные губы плохо слушались его. Тканевая маска скрывала изуродованное лицо. Отмучавшись с разговором, он позвал:
   - Малчых!
   Эндер подошёл.
   - Малчых, мнэ нушно... пэрэдат... хоролу... пуст ыдот суда. Ха спасу нас... Хахсо драхона... Спасу... Пэрэдах.
   Эндер сделал вид, что послушался. Вышел из комнаты. Постоял и присел, прислонившись к двери. Зевнул. Ничего он не должен он тому, кто был среди убийц его деда и разлучил с братом. Пока кормят, он присмотрит за магом, а чуть что сбежит. Ему ещё Орера как-то искать. Не пропал бы только мелкий без него.

   Глава 20. Предвестия бури
   Дар, принявшая облик единорога, вела Грэма и Роса через свой лес всю ночь, а может и не одну. По крайней мере, когда она вывела их на опушку леса и поля, с восходной стороны заалело солнце.
   - Здесь я оставляю вас, - сказала Хозяйка.
   - Благодарим тебя, - Грэм поклонился ей в пояс, и товарищ последовал его примеру.
   Она кивнула спутникам. Рог сверкнул отсветом зари. Дар Белой Ольхи развернулась и без прощаний покинула опушку, скрывшись в лесу.
   - Куда двинем дальше? - спросил горец напарника.
   - Пойдём пока, как шли, на восход. Доберёмся до дороги, свернём на север к Бижулю.
   Вышли в поле. Идти было трудно. Местность изобиловала мелкими ручейками, а прошедшие дожди сделали почву топкой. В первый же десяток шагов роса на высоком сухостое промочила путников до пояса. Несколько часов потратили они, пока не набрели на оплывшую колею дороги. Осмотрев следы, оставленные колёсами, Рос подтвердил, что идут они верно и пояснил - на север телеги ехали более гружёными, а, значит, в ту сторону везли урожай на продажу, возвращаясь уже с городскими товарами.
   - Может, нас кто подбросит, - вслух подумал Грэм.
   Товарищ окинул взглядом их одежду и протянул:
   - Сомневаюсь.
   До полудня небо продолжало хмуриться и грозить путникам дождём из крутобоких туч, а после, начав с невинной мороси, всё же обрушило на них ливневые потоки. Спрятались переждать в молодой рощице, но изрядно облетевшие с приходом осени кроны не особо укрывали товарищей. За пару часов промокли до нитки и промёрзли до костей. Плащи отяжелели. Дождь от ливня снова перешёл к мороси, что утешало мало.
   - Надо бы какую крышу найти, - проворчал горец. - Сдохнем мы по такой погоде.
   - Ты со стороны себя видел? - Напарник с раздражением хмыкнул. - Нет? Так хотя бы на меня взгляни. Кто такого в овин пустит?
   Выглядели они действительно неважно. Видно, что одежда на них добротная, но заметно это не на первый и даже не на второй взгляд. Прежде всего, в глаза бросаются грязевые разводы, оставшиеся после вчерашней мороки с установкой алтарного камня, да изгвазданная налипшей глиной и землёй обувь. Бродяги. На таких крестьяне смотрят свысока и презрением, почти как сеньоры на тех же крестьян.
   - Так сдохнем же, - тупо повторил Грэм.
   - Эт мы ещё посмотрим, - зло улыбнулся Рос. - Мы избранные, - напомнил он товарищу, - а, значит, кое-что можем. Не забыл?
   Горец буркнул нечто неразборчивое.
   - А если и забыл, - совсем развеселился напарник, - то сейчас повторю на долгую память. Давай-ка помоги мне наломать веток для костра. - Рос повесил на обломанный сук свой мешок. - Ну же, не стой - замёрзнешь, - подбодрил он товарища.
   Однако костра при всех шаманских потугах предводителя развести не удалось. Огонь исправно возникал в руках Роса, но валежника в рощице было мало, и ломаные сырые ветви не желали гореть, только шипели и дымили.
   - Тебе п-п-ридётся их в-высушить, - пошутил, сквозь кашель, дрожащий Грэм.
   - Тогда уж лучше сушить самого себя, - разозлился товарищ, сам надышавшийся дыма. - Давай, на тебе попробуем?
   - Н-не, т-ты с-с-с-начал-ла т-так н-наловчись.
   В конце концов, развели костёр и поставили шалаш, настелив крышу из плаща Грэма.
   Одолевали сомнения. Странно, что на дороге нет движения. Путь на Бижуль мог быть оживлённее - дождь или не дождь тому помехой. Но вот уже завечерело, а тракт оставался подозрительно безлюдным. И всё же, когда с устатку начали клевать носами, на их огонёк набрели.
   Необычайно крупный кот незаметно проник в шалаш и обнаружился только тогда, когда замурчал и стал точить когти.
   Рос попытался пристукнуть зверя, но промахнувшись, запутался в подстеленном плаще.
   "Уйми своего приятеля", - обратился к Грэму Мститель.
   Горец придержал руку напарника со словами: "Стой. Это мой знакомый..."
   - Кот? - удивился Рос.
   - Лар? - уточнил у кота Грэм.
   - Дары-лары - это всё условности, - отмахнулся Мститель. - Я не представляться пришёл, а по делу.
   Шутить в ответ люди не стали. Говорящий в мыслях зверь волшебен без доказательств, а, значит, хоть самую малость, стоит оказать уважение разумному.
   - Олешка поделилась вашими печалями. Конечно, вы хотели выйти ближе к Бижулю, но уверяю, сейчас искомое гораздо ближе, чем если бы занесла вас нелёгкая в Хмурые горы.
   - Ближе к делу, - буркнул Рос.
   - Скажем так, у меня завалялось несколько костей Великих зверей, и я мог бы обменять их на что-нибудь полезное. Нет... не вещь, - фыркнул кот. - Что с вас взять? Мне нужна услуга.
   - С чего нам верить?
   - Ну, можешь обратиться к памяти Росомахи. Он вроде застал ещё Кофкса, сына Гогри и родителя вашего Волка. Я отдам тебе его дух в услужение, а в ответ попрошу лишь малость.
   Упомянутые имена ничего не говорили Грэму. Но Рос, видимо, знал о ком ведёт сладкие речи Мститель, и поэтому эти двое, проспорив до одурения в мыслях, в конце концов, договорились.
   - Утром мой ученик присоединится к нам, передаст узы Кофкса, а я провожу вас троих до Найдака. Ведь, как не в решающей битве заявить о себе наследникам Великих шаманов прошлого?
   Авелька улизнул из шалаша ближе к полуночи, когда Росомаха и Лис забылись глубоким сном. По его просьбе почти двое суток Ольха водила их лесными путями. Устали бедняги. С котом заговариваться начали, как с разумным. Любому обученному шаману известно, что чем меньше облик, тем никчёмнее по силе дух. За тысячелетия, конечно, и мышь замудреет, да кто ж ей даст. Но для невежества Роса с чужой памятью и Лиса-недоученика размер не имел значения. Вряд ли они знали, что самые сильные духи способны принимать более одного обличия, хотя та же Ольха любила показываться короткоживущим сразу в нескольких ипостасях. Могли и сопоставить рог с единорогом. В общем, ворча про невежество, Авелька скорее сетовал на туповатость доставшегося инструмента. Но без него даже успехи мальчишки Орера могли не выровнять баланс в игре против Гогри.
   Авелька плотоядно облизнулся, вспомнив, как стоял лицом к лицу с древнейшим врагом, и тот не узнал его. Даже жалко будет, если на этом витке истории, их противостояние закончится. Волк был чудовищно силён, но схватку за схваткой проигрывал шустрому и смышленому магу.
   В который раз шаман стравливает короткоживущих друг с другом, чтобы вырастить крысиного короля, загнать под его власть побольше людей и этой силой грозить миру духов. Толпа человечков, конечно, и дракона порвёт на чешуйки, и древнего дара вернёт в его стихию. Но это должна быть очень большая толпа, причём кусачая. Потому-то Гогри и привечает потомство от изначальных духов и этих пришлых обезьян, что детишки могут обращаться к родительскому истоку. И сам вторым обликом выбрал человека. Авелька презирал его ещё и за это.
   Вот ему бы хотелось, например, дорасти до дракона, но, увы, он как та поминаемая мышь, начинал с низов - от воплощения камышового кота. Если бы не редкость источника Силы, сожрали бы его выкормыши Гогри. Однако не они Авельку, а он всё его потомство до последнего колена извёл.
   На текущем шаге игры магический зверь пользовался изначальным обликом. Оказалось, большинство пришлых души не чаяло в котиках, и Авелька, как хвостом, крутил их эмоциями. Очаровашке открывали запертые покои, впускали в святая святых, и тот милостиво платил своим рабам последней в их жизни улыбкой, точнее оскалом, ведь коты не умеют улыбаться. Разве что в воображении. Как сейчас. Шутка ли натравить дух сына на отца-духа. Кофкса на Гогри.
   Душеводителя кот подготовил, причём влил в обучение почти до донышка всю Силу, так что даже в лиса ещё долго не перекинуться. Зато двадцать лет в две седмицы ужал. А мальчишка и не заметил, как вырос, ведь время летит незаметно, если его нечем измерить - сменой дня и ночи или отметками роста, или счётом трапез, или такой полезной штукой как песочные часы, которые постоянно забываешь переворачивать. К тому же если и жизнь ты проводишь, как принцесса, в стенах башни, то из мальчика не вырастешь мужчиной. Так и Орер остался в душе шестилетним ребёнком, которого подобрал и включил в свою игру Авелька.
   Мальчишку он заранее привёл к месту встречи с недошаманами. К сожалению, приходилось таиться от противника, скрывать характерные отголоски своего присутствия в Силе, поэтому древний дух и выбрал удалённый перекрёсток путей у Бижуля. До Найдака, куда так стремится его враг, Орер поведёт спутников сам.
   Кот прошмыгнул под обветшалым плетнём, огораживающим заброшенную охотничью заимку, в которой оставил ученика в Кармане времени. До знакомства с людьми зверь называл эту свою способность Кладовочкой. В создаваемом им пространстве время почти останавливалось, что позволяло бесконечно долго хранить там тушки мелких зверьков и разную дичь про запас... или мальчишку как в этот раз. И главное - никто ничего не видит, а даже если местный лар что-то почувствует, то открыть кладовую не сможет - Авелька не знал ни одного из духов, кто, как он, работал со Временем.
   Вывернув Карман наружу и полюбовавшись на ошеломлённого темнотой Орера (прятал-то его днём), кот напитал светом шкуру, чтобы ученик не начал в панике шарахаться. А то на хвост наступит или лапу отдавит!
   - Готово? - тот сходу продолжил их прерванный разговор. Для него в Кармане не прошло и мгновения.
   - Да, они на месте. Мы договорились. Росомаха такой росомаха... В общем он будет биться за свой ареал, которым считает людское королевство, и оружие, которое мы передаём, впечатлило его. Ты всё помнишь? Хотя о чём это я...
   Действительно, буквально только что по времени Орера кот уже задавал этот вопрос. Конечно, тот всё помнил. Довести через лес Белой ольхи до Найдака. Научить вызову тени Кофкса, которую Росомаха должен наслать на магов в лагере лухракского войска. Если там будет Гогри в личине Пельса - тем лучше. Сами Авелька и Орер останутся незримы для взора могущественного противника. А кот за это позволит забрать брата из Найдака. Замок всё равно обречён.
   Для Авельки ход с Кофксом был всего лишь мелкой пакостью, способной испортить разве что настроение врага, но не помешать его планам. Действительно подлый удар будет нанесён совсем с неожиданной стороны. Но знать об этом ученику не обязательно. Мальчишка воспринимает грядущий набег как подвиг. Для него напасть на врага, лишившего его семьи и дома, - месть, которая не перегорела за двадцать лет обучения. Тем более что он спасёт брата от участи беспризорника, которая ждала бы их обоих, не приди на помощь Авелька. Вместе они смогут многое. Кот обещал.

* * *

   Армия княжества Лухрак застряла под Квертом. Казалось бы, разжиться в нём особо нечем. Городок-то поменьше Эсха. Но последний сильно пострадал от штурма и вызванного им пожара, а вот Кверт оставили впопыхах. Бежавшие горожане бросили большую часть нажитого, которое присвоили сначала местные разбойники, а теперь добирали доблестные лухракские солдаты.
   Князя раздражала задержка. Поход и так не выдерживал планируемого срока, да еще погода испортилась раньше положенного, и ливневые дожди скоро размоют все дороги. А он хотел захватить замок Найдак, чтобы из этого форпоста начать весеннюю кампанию по захвату Сотаса.
   Да, в этот раз они пришли не просто пограбить богатого северного соседа. Почти всю казну и немалые заёмные деньги князь вложил в приращение земель Лухрака. Уже сейчас захвачен юг - житница королевства. Весной армия дойдет до самых Хмурых гор с их серебряными рудниками. Уже торгуется за преференции город мастеров ати - Гарук, уже засланы послы в города Рафрен и Микл предложить почётную сдачу. К лету, оставшаяся без поддержки столица, падёт ему в руки сама, как переспелое яблоко.
   Надо только взять Найдак - замок-ключ к северу королевства.
   Князь задумчиво мял в руке кубок с вином далёкой южной страны, стоившее за малый бочонок столько же, сколько сам золотой сосуд, в котором оно сейчас бестолково выдыхалось. Парцикуд, унимая гнев, лишь мочил драгоценным питьём губы, то и дело, утирая потные ладони о края шитого золотом кафтана.
   Беспокоит, ой как, беспокоит отсутствие Пельса. Может, зря он отправил того на захват трёх замков? С одной стороны, поддержка такого мага позволила атаковать сразу по двум направлениям, и в результате захвачены и замки, и Кверт. С другой стороны, духовник не торопился возвращаться, пришлось даже послать в Арон вестника, а ведь сам Пельс предупреждал о том, как опасно управлять порабощёнными магами без его поддержки. Опасно и неудобно, ведь узами владел только сам князь, а, значит, приходилось лично возглавлять ту же вылазку к Исским болотам. Хорошо, что маг подробно записал последовательность действий для князя. Всё прошло удачно, и русло реки с помощью ходячего "магического инструмента" он перекрыл.
   Паршивое утро - паршивое продолжений трёх паршивых дней! Терпение лопнуло. Парцикуд недавно выгнал из шатра чуть ли не взашей воеводу Сквакана, и, тот не умолкая с тех пор, орал на весь лагерь, созывая и браня тысяцких. Те дадут нагоняй сотникам, сотники проорутся на десятников, и армия, наконец, соберётся. Завтра, кровь из носу, нужно выступать. Всех лухракских солдат, кого отловит оставленный в городе гарнизон, повесят. Но сначала проверят чьего десятка, чьей сотни дезертир. Его доблестные товарищи и получат почётное место в первых рядах предстоящей битвы. Или штурма. Смотря, что предпочтёт король Сотаса.
   Князь, поостыв, в который раз с гордостью взглянул на карту - треть королевства уже принадлежала ему - в замках и городах оставлены сильные гарнизоны. Судя по донесениям, горожане восстанавливают быт и торговлю, землепашцы свозят на продажу урожай и не зломышляют о бунте. Где-то, конечно, не обошлось без стычек - там хутор дал отпор хлебозаготовщикам, сям девок хотели ссильничать да не успели - получили по сусалам от их мужей. Бывает. Бунтовщики понесли справедливое и суровое наказание. Всё же лухракцы пришли надолго, и князь не собирался портить задорого приобретённое имущество.
   Но, недолго полюбовавшись картой, Парцикуд вновь пришёл в раздражение. Ему необходим был Найдак! Где же носит Пельса?!

* * *

   В это время король Сотаса вновь собрал баронов, чтобы обсудить последствия предательства Тёмных братьев.
   Бессонная ночь не обошла никого из присутствующих в тронном зале. Пусть даже большинство оказалось зрителями схватки героев с некромантами, но пролетевшие ночные часы словно сняли годы с каждого из них. Один из них - барон Парс погиб. Второй барон - Бран - выглядел как заглянувший за грань смерти - почти ослеплённый, с покрасневшей кожей, будто кипятком ошпаренный. Измождённый священник Петрус, разоблачивший гнусный замысел некромантов и первым вступивший с ними в бой, едва держался на ногах, наваливаясь на посох, поддерживаемый под руку слугой. Король Ролейм пострадал меньше всех, хотя и его меч отправил в небытие одного из злодеев. Под одеждой повязка, наложенная лекарем, стягивала сломанные рёбра.
   - Сэры, - обратился король к баронам, - вы все понимаете, что наше положение ухудшилось. Мы сейчас уступаем врагу не только в воинах, но и не можем на деле ничего противопоставить магам Парцикуда. Если мы не уничтожим их, то ни в поле, ни за стенами нам не выстоять.
   Глухим молчанием ответили на его слова. Но если нельзя победить, то, может...
   - Может, стоит откупиться? - Здрац ниль-Госсен высказался первым по праву хозяина, облачив в слова лелеемую большинством мысль. Кроме Брана, оставшиеся четверо, были с ним согласны. Молча.
   - Не в этот раз, - скривился от боли в боку Ролейм. - Парцикуд пришёл не за золотом, как раньше, а за правом владеть нашей землёй, нашими домами, нашим народом. Его гарнизоны стоят в захваченных замках и городах. Но если мы удержим Найдак до зимы, то он отступит. К весне содержание армии разорит лухракскую казну, а мы наоборот соберём все силы в один кулак и выбьем его из Сотаса, а, может, и в Лухраке наведём свои порядки. Но! Для этого мы должны выстоять здесь и сейчас.
   "Как это сделать?" читалось в обращённых на него взглядах.
   - Петрус, - попросил помощи король.
   - Да... - словно выныривая из дрёмы, откликнулся, служитель Крестоса. - Ваше Величество, сэры... - Старик затянул с ответом, собираясь с мыслями. - Шанс избавиться от лухрацких магов есть. Мы о нём с вами говорили ещё этой ночью. Но... сегодня я уже могу сказать более определённо - храм Крестоса выслал нам в помощь отряд Истребителей...
   При этих словах тень обречённости, наконец, сошла с лиц баронов. Но король оставался хмур, да и сам Петрус понимал, что выдаёт за надежду лишь желаемое, поэтому продолжил:
   - Но... сила Истребителей в противодействии магии, а чтобы напасть на богомерзких магов им нужно проникнуть в самое сердце лухракской армии, где обретаются злодеи.
   Старик пожевал губами.
   - Чтобы они достигли цели нужно собрать наших лучших воинов им в поддержку. Каждый из них получит намоленый символ Крестоса.
   - Их задачей, - перенял ведение разговора король, - станет прорыв к шатрам магов. Любой ценой они должны вывести к ним Истребителей. Если задуманное свершится, подвиг их войдёт в легенды...
   Но не вернётся никто - это было понятно всем.
   - Я пойду, - прохрипел барон Бран. - Не зря смерть отсрочила нашу встречу, - он рассмеялся каркающим смехом и добавил:
   - Пока глаза мои ещё что-то видят, а немощь не одолела меня.
   - Я подберу самых лучших воинов, - поспешил добавить ниль-Госсен.
   Тут же, словно очнувшись, и остальные подтвердили свою решимость послать на подвиг самых самых.
   - Истребители прибудут послезавтра. Я к этому времени подготовлю символы веры, - пообещал Петрус.
   - До полудня выделите людей. Барон Бран, на тебе командование и подготовка отряда, - подытожил король.
   - Я не подведу, Ваше Величество. Давно по мне легенда плачет, - усмехнулся он в седую бороду. - Не каждому дано умереть героем при любом раскладе.

* * *

   Весть о гибели старшего брата застала Тэйэнира врасплох. Лет двадцать не вспоминал он того, кто отказал ему в родстве. Война баронов э'Нор обескровила Парсов, а плоды победы собрал братец Бор. Как умудрились поубивать друг друга их отцы - мрачная тайна, известная разве что свидетелю поединка. Но хоть Тэйэнир и считал Борэли жадной сволочью, с утра людская молва разнесла сказочку, будто этой ночью он погиб, как герой, сражаясь вместе с королем плечом к плечу против некромантов.
   К сожалению, других хороших новостей не было. Толпа беженцев из Кверта окончательно осела рядом с Найдаком. Даже угроза скорого сражения двух армий не могла сдвинуть большинство горожан с места. С упорством обречённых наивные люди твердили, что король разобьёт войско захватчиков, а, если те и победят...
   "Видимо только тогда дураки задумаются", - бесился капитан городской стражи.
   Да, люди устали. Упали духом. Начавшиеся ливневые дожди окончательно лишили воли покорившихся судьбе. Семейные стали обустраивать шалаши и землянки, холостые уходили в ополчение - там хотя бы кормили задарма. Только купцы ещё рвались продолжить путь. Им-то потери грозили поболе, чем неимущим.
   Первым ушёл отряд ювелира. Ругэ перекупил с десяток городских стражей. Инструмент, материалы и товар умещались у него в нескольких кожаных сумах да вьючных коробах, поэтому бывший советник Кверта не был стеснён дорогой так же, как прочие торговцы. Этот имел шансы дойти до Гарука, если охрана не прирежет.
   Другие купцы и мастеровые сбились в товарищество, распределили грузы по подводам и уже было хотели отправляться, справедливо рассудив, что штурм или, того лучше, осада Найдака позволит им достаточно далёко уйти от лухов. Незадача вышла только с охраной - наёмники, кто разбежался по лесам, кто ушёл в ополчение. Капитан да сержанты разве что ещё медлили. Звания их уже давно не стоили и медяшки - ни советники, ни мэр не спешили оплачивать работу оставшихся верными договору профессионалов. Хотя Тэйэнир знал, что Хонкус в первую очередь озаботился вывозом городской казны. Часть её мэр вложил в "товарищество", часть, наверняка, припрятал, а остаток в двух сундуках оплакивал как потерянное в суматохе бегства из города. Ага. Потерянное. В его же обозе.
   Тэйэнир разрывался между своим понятием долга, который ему никто не оплачивал, и желанием бросить всё и податься в отряд к одному из баронов, пребывающих в замке.
   Семьи у него не сложилось, имущества нажил - ворох повседневного платья, доспехи, меч да кошель с остатками последнего жалования. Сержанты Сарус и Дакэдок раз за разом заводили разговоры о том, чтобы встать под баронские знамёна. Идти в ополчение простым "мясом" им не хотелось, а с Тэйниром имелись хорошие шансы устроиться.
   И вот, этим утром бывший капитан городской стражи узнал, что брат его погиб, а, значит, он - Тэй - теперь старший в роду, и, если заручиться поддержкой одного-двух баронов, то можно заявить и о правах на главенство, земли и имущество рода Парсов. Но для начала следует встретиться с рыцарями, которых привёл в Найдак братец.
   Однако судьба сама шагнула ему навстречу.
   Псу под хвост! Посланец Брана из Хорсасса нашёл Тэйэнира в момент наибольшего раздражения. Предаваясь мысленно планам на будущее, он обнаружил пропажу кошеля. И тут братец подгадил! Видимо, когда Тэй слушал враки о героизме Бора, кто-то влез в его палатку и, разрыв ворох грязного белья в корзине, нашёл на дне тощее кожаное недоразумение. Теперь кроме как сталью платить капитану было нечем.
   Тут как раз и подвернулся под руку баронский сержант в сюрко с геральдическим единорогом на гербе. Бран даже не рыцаря озадачил поисками Парса. Псу под хвост такое "уважение"! И всё же, скрипя зубами, надо выслушать. Если Бран сам ищет встречи, значит, есть ещё Тэйэниру за что торговаться со стариком. Чего же тот хочет?
   Необщительный посланец дождался пока Парс оседлает лошадь и последует за ним. Осторожно покинув взбитую грязь беженской стоянки, уже за её пределами он без словесных понуканий послал коня рысью, приглашая поспешать. К удивлению Тэйэнира сержант выбрал путь к стенам замка, а не к воротам. Выходит, Бран сейчас за пределами Найдака. А его человек довольно нагл, не проявляет никакого почтения. Не то, чтобы, пёсий потрох, это волновало, но терпеть пренебрежение - себя не уважать. Выругавшись сквозь зубы, он пришпорил лошадь, чтобы догнать невежу. Злость требовала выхода, и досталось животному.
   Барон со своими воинами расположился у северных стен, в противоположной от армейского лагеря стороне. Впрочем, там были не только люди Хорасасса. По двое, по трое держались особняком и дружинники с гербами прочих шести баронств, в том числе и под знаком геральдической Вайры Парсов. К чему собралась столь разношёрстная компания?
   Старик выглядел уставшим и полулежал на широкой лавке, опираясь на тугую скатку палатки. Не встал навстречу прибывшим, только поднял свободную руку со словами:
   - Приветствую, Тэйэли.
   Голос его был не так могуч, как запомнилось с последней встречи лет десять назад. Сдал старик за эти годы. Может, болезнь какая подкосила? Кожа неестественно красна и блестит жирным, словно чем-то намазана.
   Десятки взглядов, настороженно встретившие их с сержантом, пересеклись на бывшем капитане Кверта.
   - Приветствую Брана Хорсасского, - не стал поправлять барона Тэйэнир. Если старый упрямец не желает признавать ублюдочности Тэя вопреки фактам, то не драться же с ним, доказывая обратное.
   Он спешился, передавая поводья слуге, принявшего и коня сержанта, и подошёл, остановившись в семи-восьми шагах от ложа.
   - Не стану извиняться, что встречаю тебя в таком положении, - словно читая раздражение, предупредил барон. - Ночью была славная драка с некромантами, и пёсьи выкидыши чуть меня не подпалили.
   Раздражение уступило уважению. Значит, сказочка не совсем выдумка. Так братца и в самом деле могли героически упокоить. Как же они победили магов без собственной магии? Известно, что только безумной толпой или исподтишка можно их одолеть, выходя со сталью против волшебства. И один из выживших и покалеченных безумцев призвал его. Зачем?
   - Секрета нет, что некроманты предали нас, и, к сожалению, они были и единственными магами, на которых мы могли рассчитывать в предстоящей битве с лухами, - ответил Бран на невысказанный вопрос. - Твой брат погиб, как герой... - на эти слова Тэйнир до скрежета сжал зубы, - ... и его дружина осталась без предводителя.
   Это да. Вряд ли братец взял на войну восьмилетнего Дуэбора, оставил в Микле. Но дружина не пойдёт за ублюдком.
   - Король временно подчинил её гвардии, - барон подтвердил его мысль. - Но ему сообщили, что ты прибыл к Найдаку с беженцами из Кверта. Какие бы ни были разногласия среди братьев э'Нор, никто не может отрицать, что ты сын Парса... - ... "не того, так другого - мог бы добавить"... - ... и старший мужчина... - ... "если не считать троюродных дядей-маразматиков" ... - ... в роду. Король готов подтвердить твои права на главенство... - тут мысли Тэйэнира замерли... - за службу.
   - Какую... - из-за внезапно пересохшего горла предательски дрогнул голос, - службу предлагает Его Величество?
   Барон Бран подергал опалённый конец уса.
   - Если ты согласен на клятву, которую дали все мы, участвовать в нашем деле, то скажу про что речь.
   Это даже не пса в мешке, а чёрный ящик с пёсьим чем-то предлагают на выбор. Согласиться - как в омут с головой. И с чего королевскими предложениями торгует не сам Ролейм?
   - Сомневаешься? Король тебя не примет - ты сейчас никто и за тобой никого нет. А с другой стороны ты всё же сын своего отца, - барон вновь прошёлся по оттоптанной мозоли, - поэтому вот, - Бран Хорсасский выбрал из-под складки плаща пергаментный свиток со свисающей на шнуре печатью, - читай.
   Дружинник, стоявший рядом с бароном, принял от него свиток и передал Тэю. Развернув, Парс первым делом осмотрел печать. Похожую он видел в руках "отца", Лиэнора... давно, ещё до войны братьев. Сколько же ему было тогда? Лет пятнадцать? Тогда он не всматривался, лишь взгляд зацепился за оттиск геральдического Бера в круге солнечной короны. Эта похожа. Да и вряд ли Бран на старости займётся подделкой. За такое не сносить ему и его родичам голов. Так что же в свитке?
   Пропустим начальные титулования Ролейма... Вот... здесь можно вчитываться: "... признаёт Тэя сына Нирэнора из семьи Парс рода Вайр законным главой рода, бароном и владетелем города Микл и его окрестностей при условии принятия вышеназванным Тэйэниром службы на благо короны сроком, ограниченным временем жизни Парцикуда, князя Лухракского. До момента истечения вышеупомянутого условия вышеназванный Тэйэнир подчиняется с правами королевского рыцаря барону Брану сыну Харса из семьи Хорсас рода Хорс либо непосредственно королю Ролейму сыну Эймэкэна из семьи Сотас рода Бер..."
   Далее... всяческие оговорки, словно в договоре найма. Хотя так и есть - пусть и в экстравагантном виде, но король нанимает его, Тэйнира, грохнуть князя лухов. Ага... даже про дубликаты оговорено - один у короля, второй у барона Брана и третий - непосредственно ему - исполнителю. Вопрос в том, что если король почти открыто говорит о найме на убийство, то зачем приносить какую-то непонятную клятву?

* * *

   На третий день после смерти Пельса в Арон приехал княжеский вестник, сопровождаемый охраной из пяти воинов. Парцикуд призывал магов возвратиться к войску накануне решающего сражения у замка Найдак. Новость о гибели мастера-духовника прибывших, не сказать, что огорчила - того до дрожи боялись. Февер, даже будучи учеником, не унаследовал от Пельса и сотой грана людского страха перед ним.
   Планы о собственной башне пришлось отложить. На тщательно подготавливаемое подчинение коменданта и устрашение гарнизона не оставалось времени. Возможно, после завершения найма Февер вернётся сюда. Пока же он не был готов к противостоянию. Бессмысленно показывать гонор и разменивать в лобовой атаке свою жизнь на убийство десятка-другого простаков. Но сборы требовали времени, и выезд назначили на следующее утро.
   Так и не обзаведясь личным слугой, Февер привычно упаковал орудия магического ремесла по мешкам. Оставалось только решить вопрос с перевозкой драконьего яйца. Как его таскали до того с риском повредить - не укладывалось в голове. Лучшее, что пришло на ум магу - это вытребовать сундук или, на худой конец, плотносколоченный ящик, положить туда завёрнутое в толстую ткань яйцо и засыпать песком. "Гм, - задумался он, - но тогда нужна телега. Сам-то груз нетяжёл, а вот ящик с песком лошади не увезти". Пришлось отказаться от песка, тем более, основательно подумав, Февер испугался, что тот может сдавить кожистую скорлупу. Пошёл за советом к коменданту. В итоге ему подобрали плетёный короб, в котором ранее хранились овощи на кухне. Сам по себе тот был лёгок, так что, когда драгоценность поместили в него, уплотнив пространство тряпьём, даже слабак Февер смог приподнять короб одной рукой.
   Последний вечер мага в замке отмечали общей трапезой. Комендант собрал за столом сержантов и десятников, пригласили вестника и самого Февера. Немного перебрали с вином на проводах, ну, так давно не было повода выпить. Остающиеся радовались, что битва пройдёт без них. Убывающие досадовали, что им возвращаться на войну. Февер пребывал в расстроенных чувствах, не зная радоваться или печалиться. С одной стороны, в армейском лагере призрак учителя, скорее всего, не побеспокоит. С другой - как никогда маг нуждался в уединении и времени для развития собственного могущества. В общем, начальство было пьяно, и неудивительно, что, пребывая в благодушном настроении, комендант поделился радостью с солдатами - разрешил выкатить бочку вина из подвалов. Северной кислятиной не побрезговал никто.
   Как маг очутился в своей комнате и заснул на кровати, он не помнил. Да и не было дано ему на воспоминания ни мгновения. Разбуженный посреди ночи с раскалывающейся от боли головой, он на каком-то зверином инстинкте успел перевалиться на пол. В тот же миг камень из потолка бухнул на ложе в то место, где только что пребывала голова Февера. Следом, как зачинающийся дождь, по одному и парами посыпались другие камни. Резкая боль в локте, которым больно приложился о пол, словно вернула в мир звуки. О, лучше бы не проходила глухота!
   Громогласный рёв над головой повергал в ужас. В промежутках между яростными воплями слышались панические крики. Пока маг полз от кровати до двери, разобрал только одно слово, стылым страхом сжавшее душу - "дракон"!
   Чудовище ли разбирало башню по камню или нет - не до гаданий! Февер стрелой метнулся из комнаты по лестнице вниз, ибо спиной почувствовал, как рушится крыша. Не видел он только того, как сквозь "разрытый" потолок протискивается могучая лапа с клиновидными когтями на пальцах.
   Февер промчался через двор и метнулся в сторону открытых ворот, в которых скрылись последние из солдат. Но тут дорогу ему заступили. Маг резко остановился, упал задом на землю и, отчаянно брыкаясь ногами, попытался отползти от ужасного видения. Над замком же раздался рёв останавливающий ход сердца. Рёв разочарования, сказал бы, понимающий драконий язык. И этот редкий знаток вымирающего наречия сейчас с бесстрастием в рыбьем взгляде смотрел на своего бывшего ученика.
  
   Дракон, прижимая крылья, спустился головою вниз по башне. Обезумевшие лошади рвали путы, но не всем им повезло вырваться. Дракон дохнул огнём в сторону коновязи, и вспыхнувшая солома озарила площадку перед воротами. Несколько животных возопили истошным ржанием, взбрыкивая в предсмертной агонии. Но два человека у колодца встретили приход зверя без дрожи. Старик со взглядом мертвеца и пускающий слюни идиот.
   - Где он? - пророкотало чудище, словно эти букашки могли его понимать.
   - Там, где тебе не найти, - сквозь пелену ярости проник в разум громкий шёпот. Старик, не мигая, затеял меряться взглядами.
   - Я раздавлю тебя!
   - И род твой прервётся.
   Дракон в бешенстве махнул хвостом, в щебень размолотив камни колодца.
   - Чего ты хочешь, человечек? - не сдерживая гнева, пророкотал зверь, занося над стариком лапу.
   - На поле у замка Найдак. В час, когда сгинут обе армии. Лухрака и Сотаса. Ты добьёшь победителей. Тогда я верну его.
   Чудовище в раздражении схватило с земли второго человека и сжало его в лапе. Как переспевший фрукт тот лопнул, разбрызгивая в стороны кровь и ошмётки мяса.
   - Где это? - пыхнул дымом дракон.
   - Я призову тебя. Ты услышишь.
   - Поклянись истинным именем!
   - Клянусь именем Гогри, - прошелестел в мыслях дракона голос душелова, известного нынеживущим как Пельс.
  

* * *

   Бессмертные меряют время не годами, а вехами, то жизнь оставит на их душе или теле метку, то они сделают зарубку на дереве истории. Дух, когда-то бегавший в облике волка, не следил за сменами дня и ночи, хороводом лет и зим, хаосом людских и порядком звёздных дорог. Только давний враг давал ему ощущение жизни, и победами над ним, и поражениями от него мерил дух своё время.
   Кто мог бы проследить за этим противостоянием? Разве что сам Элькэвир, бог бесконечной реки, чьи воды несут и бросают за край мира мириад капелек-мгновений. Но этот бессмертный и не ведал о противнике, который, как мог, старался запрудить поток его силы.
   В начале пути богоборец был могуч и привёл людские племена на земли древних рас. Верящие в иных богов, пришельцы практически истребили альвов светлых и тёмных, но захватывая и разрушая города, пали жертвами собственной алчности. Искусность трофеев, образ жизни поверженных очаровали победителей. Незаметно для вдохновителя вторжения, всё также измерявшего время вехами, альвийские боги вытеснили людских. Так река Элькэвира смела первую запруду. Затрепетал огонь могущества, когда-то раздутый ненавистью в пожар.
   Богоборец не сдался. Словно ветер жухлые листья, сорвал он с мест кочевые племена орков и ополчил их на людей. Города-государства, отстроенные поверх альвийских руин, смело новой волной разрушения, но и она обессилела под конец своего бега. Немногие серокожие кочевники вернулись в родные степи, но и мало людей спаслось на пепелищах. Ведомые уцелевшими жрецами ушли они север за великую горную цепь. Дух, бывший волком, обрушил берег реки времени, но та не заметила его потуг, промыв новое русло. Опять вызов Элькэвиру остался без ответа, но не без воздаяния. Опал пожар, сжался огонь могущества, питаемый выгорающей ненавистью.
   Отсидевшись за Хмурыми горами, преумножившиеся племена людей, возжелали вернуться на покинутые земли. Когда отчаявшийся богоборец вынырнул из пучин своей ненависти и обратил помутневший взор на окружающий мир, новые государства уже отсчитали более десяти поколений правителей. Могущества он не утратил, но веха ненависти почти заросла на сердце, и только память вновь подняла в бой.
   К реке времени опять вышел косматый старик, который в иные эпохи двигал горы и народы, а сейчас мог только злобно швырять в её воды гальку.
  
  
   Глава 21. Ожидания и неожиданности
   К утру ощутимо похолодало. Всю ночь нагонял стужу северный ветер, обессилевший к рассвету, а моросящие тучи не слезали с неба. Солдаты княжества ночевали прямо на дороге. Людскую массу обжимал с обеих сторон душный смешанный лес, чью опушку вырубили на десятки шагов. Лухракцы кутались от холода в утащенное из Кверта тряпьё и сбивались в кучи подле костров. На каждый вдох-выдох эхом разносился по стоянке кашель простуженных. К столь ранним холодам не готовились ни военачальники, ни простые воины. Ещё день-два и сопливое войско начнёт платить жизнями осенним морозам.
   Глухие звуки рожков-побудок увязли во влажном тумане, поднявшемся ранее людей. Видно было лишь до соседских затухающих костров, а дальше - как в молоко смотреть. Мрачные десятники где руганью, где кулаками поднимали народ. С ропотом просыпались озлобленные и простывшие воины. Озираясь в тумане, хмуро принимались завтракать подгоревшей кашей, разогретой дежурными десятков. Многие из тех не выстояли рассветную смену, за что костерились теперь своими товарищами, колупающими по котелкам закаменевшее холодное варево.
   Поднявшийся с рассветом Трей э'Клет к тому времени уже принимал доклад ночной разведки. Его копьё легкой конницы прикрывало тылы растянувшейся по дороге армии. Обычная предосторожность была излишней - никто в здравом уме не посмел бы приблизиться к огромному для этих мест войску. Хотя в таком собачьем тумане могли разминуться и два дракона. Тем внезапнее проявился из непроглядной завесы силуэт всадника на коне.
   Медленно и неуверенно ступала загнанная животина, и, казалось, она вот-вот падёт. Мрачный образ седока, чьё лицо скрывал низко опущенный край капюшона, выплывал из пелены, нагоняя ужас и дрожь. Кровь застыла в жилах, отчего холод утра показался Трею и его товарищам всего лишь дыханием-предвестником жуткого посланца зимы и смерти.
   Но вот всадник откинул капюшон, и оказалось, что под ним скрывается лицо не духа смерти, а человека. Впрочем, человека ли? Никто из людей не нагонял столько страха, как Пельс-душелов, маг на службе лухракского князя.
   Неловко перевалившись через седло, Пельс грузно сполз с лошади на землю. Онемевшими пальцами долго ковырял узел притороченного большого мешка. Наконец, освободил поклажу и впервые обратил бесстрастный взгляд на свидетелей. А те боялись шелохнуться, словно мыши, зачарованные змеиным взором.
   Маг-духовник, подволакивая ногу, направился к Трею. Мешок он прижимал обеими руками к себе, как поддерживает живот роженица.
   - Пойдём, - приказал он барону, - проведёшь к князю.
   Сухой старческий голос развеял только что обволакивающую разум жуть, и с Пельса словно сорвало личину посланца тёмных сил, явив случайным зрителям измождённого дорогой путника.
   От столь резкого перехода Трей ляпнул первое пришедшее на ум:
   - Где твой ученик, маг?
   Тот недобро взглянул в ответ, впервые проявив чуток чувства.
   - Здесь всё, что от него осталось, - приподнял мешок Пельс и, отвернувшись, вновь придал лицу выражение бесстрастности.
   Больше барон не проронил ни слова, хотя путь по стоянке в хаотичном движении массы людей, занял продолжительное время. Армия собиралась, воины сворачивали редкие палатки, тушили костры, скатывали шкуры-одеяла, гремели оружием и бранились, зло шутили, роптали поодиночке и вместе, превращая многоголосый говор в рокот морской прибрежной волны. Находить путь в толпе и тумане нелегко. Ориентируясь на ему одному ведомые приметы, иногда останавливаясь и уточняя направление, барон всё же вывел хромоногого старика к шатрам князя.
   Маг, пока они шли, хранил молчание, не выказывая интереса ни к последним новостям, ни к судьбе других волшебников, воевавших за Парцикуда. Не бросив и мимолётного взгляда на их обиталище, чьи натянутые стены грозили чудными символами и чужеземными письменами, Пельс целеустремлённо попёр к королевскому шатру. Ни благодарности. Ни упрёка. Обогнал со спины остановившегося проводника, минул беспрепятственно дежурную пару охраны и скрылся в сумрачном зёве приподнятого полога.
   Трей резко тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и поскучнел. Теперь ему предстоял обратный путь почти через весь лагерь.
   Долгожданный приезд главного мага порадовал и напряг Парцикуда. Нетерпеливым жестом отослав вон из шатра суетящихся со сборами слуг, он приподнялся из-за стола. Ни пожелания здоровья, ни приветствия. Не было между ними любезности и не будет. Признавая, что главным в их союзе был маг, князь боялся умалить достоинство и выказать зависимость даже тому, кто её и навязал. Духовник же вовсе пренебрегал ритуалами короткоживущих.
   - Ты задержался... Наши планы не нарушены?
   Маг молча подошёл к столу, поставил на край свою ношу и резким взмахом руки смахнул на пол часть княжеского завтрака. Глухо звякнула о ковёр посуда. А старик подвинул мешок к князю.
   - Что там? - оторопело выходя из растерянности, спросил повелитель Лухрака.
   - Залог, - наконец соизволил ответить духовник. - Залог безусловной победы.
   Ослабив завязь горловины, он припустил края мешка, открывая взгляду Парцикуда обложенную тряпьём кожистую продолговатую сферу малинового оттенка.

* * *

   Грэм проснулся от холода, чувствуя, что может не успеть. На карачках выполз из шалаша, приподнялся и порысил на одеревенелых ногах в кусты.
   - С облегчением, - ехидно поприветствовал Рос возвратившегося к шалашу напарника. Сам он опять безуспешно шаманил у потухшего ночью костра.
   - Эх, - сплюнул на мокрые ветки, не желавшие заниматься, - шарахнуть бы со всей силы... - посмотрел на Грэма, - да только тогда спалю же все к пёсьей матери, - и натяжно рассмеялся одному ему понятной шутке.
   Горец равнодушно пропустил смех мимо ушей, выбрал из шалаша плащ, на котором спали, и закутался в него. Тело пробрало до дрожи от голода и холода. Горло саднило, пробивая на кашель.
   - Если дух скоро не объявится, - Рос резко разломал в руках ветку, - пойдём дальше.
   Он встал от кострища и шагнул к шалашу. Снял с него настеленный плащ горца. Мокрый и отяжелевший тот с трудом дался, едва не порушив укрытие. Бросив его подле дрожащего товарища, наклонился ко входу до самой земли и вытащил из шалаша их заплечные сумы.
   - Держи, - передал он Грэму одну. - Подкрепимся холодным и пойдём, попробуем найти хоть какое-то жильё на постой, а то тебя, смотрю, совсем на воздухе развезло.
   Его самого, казалось, холод не волнует.
   Непослушными руками горец вытащил из сумы вяленые полоски мяса и положил одну в рот. В сухомятку жевать не задалось, и, заметив его потуги, Рос подал ему кувшинчик в лыковой обёртке.
   - Хлебни настойки.
   С первым глотком лечебное тепло просочилось на желудок и от него волной разошлось по телу и стылым конечностям. Даже передёрнуло от резкого перепада!
   Хорошо, что предводитель припас выпить. По такой погоде воды не вскипятить, а набрать пригодной негде.
   Рос дал ему сделать три глотка и потянул сосуд обратно со словами:
   - Много пить вредно, угоришь с непривычки.
   Вдруг он замер, прислушиваясь. Повернул голову к дороге и принюхался. Осторожно поставил кувшинчик на землю, привстал и стелящимся шагом, ступая по мокрому от росы валежнику осторожно, двинулся к краю рощи.
   Горец, яростно разжёвывая мясо, отложил суму и было двинулся за напарником, но тот жестом остановил его.
   Росомаха, прячась за деревьями, выглянул на дорогу. С южной стороны из рассветной туманной дымки показался одиноко бредущий путник, опирающийся на посох. Хотя нет, не одинокий! Не сразу обратил он внимание на кота, смешно вышагивавшего по грязи позади человека. Всё же дух привёл ученика, а, значит, жить становится интереснее с каждым шагом приближающегося незнакомца.
   Что говорить, как ни бравировал Рос тайными знаниями доставшимися ему на халяву непрошенными, нежданными, как ни выпячивал перед товарищами куцые способности к магии, с самим собой он оставался честен - никакой он не маг, не шаман. Бледная немочь чужой памяти не давала самого главного - понимания того, как и что делать. Знания, какими бы могучими ни были, без понимания лежали неподъёмным грузом на притязаниях вожака разбойников. И в авантюру с костьми одного из Великих зверей прошлого, он ринулся с головой лишь потому, что те могли дать ему реальную силу и уверенность, как оружие в руке делает из мальчика мужчину, если хотя бы знать, как им пользоваться. Со знанием-то как раз проблем не было.
   Поначалу оно приходило во снах смутными образами, обрывками фраз. Эти первые подсказки навели его на пещеру инициации и, после проведенного ритуала, он получил тотемного зверя и клочья памяти последнего из шаманов Росомах. Собирая в течение последнего года из этих кусочков целостную картину, он научился мелким с точки зрения предшественника магическим навыкам, и от него же проникся одержимостью восстановить могущество Великих зверей. Во главе с собой, самым первым наследником древних шаманов.
   Момент столкновения мечты и реальности приближался.
   - Вот и мы, - бесцеремонно вторгся в мысли голос кота, выбежавшего вперёд своего ученика.
   Рос, очнувшись от наваждения воспоминаний, подобрался и оглядел того, кого Мститель прочил им в попутчики.
   Первое, что сразу бросалось в глаза, молодой парень слабо представлял, что значит путешествовать пешком. Новые полусапоги годились для конной прогулки, но никак не для покорения дорожного грязевого месива. Заткнутые в их низкие голенища плотные полотняные штаны набрали росы и тяжело свисая, грозили свалиться с хозяина. Единственное, что вызывало изумление - верх платья был более-менее сух, словно ученик кота переоделся в сменное или пересидел где-то последнюю седмицу дождей, изгваздавшись по колено только этим утром. Да и пухлявое лицо с робко пробивающейся на подбородке светлой порослью не внушало, завершая в голове Росомахи образ домашнего мальчика выросшего до вывода в люди.
   К тому же парень тяжело переводил дыхание, в упор разглядывал Роса, как диковинку, будто впервые увидел другого человека.
   - Не будь к нему строг, - прошипел Мститель. - Он двадцать лет не видел людей, всё время посвящая лишь учёбе. Не от меня же ему набраться умениям обычным для тебя, бывалого бродяги.
   - Пойдём, - согласился повременить с суждениями Рос. - Познакомлю тебя с товарищем.
   - Это Рос - Росомаха, - представил Ореру невежливого человека Авелька. - Такой росомаха, - пояснил непонятно.
  
   Ученик Мстителя, странно смотрел, можно даже сказать, пялился на Грэма. Туповатый отрок раздражал того с первого момента встречи. Если бы не нужда в мелком рыжем духе, горец не стал бы сдерживаться. В отличие от напарника Рос смотрел на Орера, как на топор без топорища - орудие нужное, но бесполезное. Их компания расселась вокруг, наконец, разожжённого костра и обсуждала дальнейшие планы.
   - Как нам подобраться к тому шаману и победить его? - обозначил Мститель главные вопросы. - Отвечу по порядку. Во-первых, со дня на день на поле у Найдака встретятся обе армии, сражение неминуемо, а, значит, Пельс по любому примет в нём участие.
   - У лухов другие маги, - уточнил Грэм. - Как обойдём?
   - Нет у них больше никого, - кот махнул лапкой. - Те маги - бывшие ученики Пельса, заложившие ему свои души за древние знания. Перед походом он стребовал долг и привёл их в княжеское войско. Фактически маги - рабы его воли. Пельс управлял ими как куклами и не уследил. Помните недавнее землетрясение? Вот на нём все и перегорели - слишком много силы выложили, чтобы развернуть реку.
   - Во-вторых, - продолжил дух, - мы не первые, кто нападёт на шамана.
   - Кого-то ещё подрядил? - нахмурился Рос.
   - Скажем, перехватил нам на пользу. Не трясись над будущей славой. Пельс - волк старый, жизнью битый. Чем сильнее его ослабим, тем скорее кончим.
   - Так ты конкретно говори, по делу. Пользы от нас я не вижу - ни умений, ни силы. Ты да ученик твой - вот сила, а ты речь ведёшь, как будто, сами в кустах схоронитесь, а нам на шамана с пустыми руками переть.
   - Дам я вам оружие, - хлестнул хвостом по лапам Мститель. - Как и обещал - кость зверя великого и через неё власть над духом его.
   - А сам что никак?
   - Не дружен я с мёртвыми и Орера тому не учил. Приказов простых дух слушается, а вот, чтобы в полную силу помог, то надо с ним договариваться. Каково это - только шаманам дано и ведомо. А из них на всё королевство, ты, Росомаха сильнейший, а друг твой - учёнейший. Жаль, только других и нет, чтобы сравнить.
   - С чего это он учёнейший? В нём память Лиса даже не пробудилась.
   - Не обижайся, Росомаха, но друг твой хотя бы ученик шамана. Так ведь, горец?
   - Был, - буркнул Грэм и понурился, скрывая взгляд.
   - Вот и научишь Росомаху, и сам под это, может, что вспомнит.
   - А сами-то как пятое телеги колесо будете что ли?
   - Пятое, пятое - запасное, - кивнул кот. Вот если ни до вас, ни вы сами не сдюжите, то уже наш черёд придёт.
   - Так скажи, наконец, в чём твоя корысть?
   Кот, как показалось смотрящему на него в упор Росу, усмехнулся.
   - Вы зовёте меня Мстителем. Почему?
   - Детская кличка, дети дали, - нехотя ответил Грэм.
   - Да, так меня звали дети, которых ты, горец, оставил их судьбе на перекрёстке. Я спас тебя тогда.
   - Было, - выдохнул тот.
   - Есть у меня и другое людское имя. Много лет у вашей расы я известен как единственный сын Элькэвира. Не по крови, конечно, не по духу, а по сродству стихии.
   - Ты Авелька? - вытаращился на кота Рос. - Но, он же как бы... оборотень... человек-лис.
   - Сказки, - отмахнулся хвостом, назвавшийся Авелькой. - Никогда я не был человеком.
   - А чем докажешь?
   - Вон горца спроси, не помнит ли он, как звался и как выглядел один из тех мальчишек.
   - Не помню, - покачал тот головой.
   - А вот посмотри на Орера, может, вспомнишь.
   Грэм поднял голову, окинул того раздражённым взглядом и пожал плечами.
   - Дядя Грэм, - смущённо обратился отрок, впервые вступив в беседу. - Это действительно я, Орер. Вы нас - меня, Эндера и дедушку Лиэтэя - спасли от разбойников в рыбацкой деревне. Дедушку убили, а, затем, я видел, вас в лес увели, а нас маг увёз и в подвале держал. Дядя Авелька меня оттуда забрал и в ученики взял. Мы как шамана победим, моего брата найдём и вместе жить будем.
   - Мальчишки мелкие были! - огрызнулся горец. - Врёшь ты правдиво! Но за два месяца в летах меня догнать?!
   - Так магия же... - растерянно протянул отрок.
   - Время - моя стихия! - вмешался Авелька. - В два месяца ужал я двадцать лет.
   - Не тянет он на двадцать с лихом, - с сомнением отозвался Рос.
   - Мне подвластно как время внешнее, так и время внутренне, - теряя терпение, пояснил древний дух.
   - Ладно, - согласился Рос. - Пусть ты - Авелька...
   - Что же могущественный маг не сладит с каким-то шаманом? - в пику товарищу встрял Грэм.
   - Этот "какой-то шаман", - прошипел Авелька, выгибая спину и вздыбив шерсть, - Гогри!
   - Залюби себя терновником! - выругался Рос.
   Самые страшные легенды человеческой расы рассказывали о противостоянии этой пары древних духов. Грэм, будучи учеником шамана, заучил множество историй, и цикл, посвящённый Авельке-лису и Гогри-волку, был его самым любимым. Каждый раз, когда злобный Гогри приводил на людские земли нелюдей, лис-оборотень находил героя, и вместе они побеждали Волка и его прихвостней. Героические победы - что ещё нужно в сказках для мальчишки? Лишь позднее, пересказывая легенды, горец осмыслил, что на каждую победу над Гогри жизнью расплачивался герой, а не его наставник. Предлагаемый сейчас Авелькой план лишь подтверждал вывод - дух загребает жар чужими руками. Однако его герои всегда побеждали, если сказки не врут.
   - Тем более не понимаю, как мы, два недошамана, одолеем древнего, - высказал их общее мнение Рос. - Что за чудо-оружие может повергнуть злодея?
   - Вряд ли вам, короткоживущим, известно, что был у Гогри сын, любяще выпестованный им в своё подобие. Звали того волка Кофкс.
   Кот помолчал и продолжил:
   - Я не стану витийствовать в духе сказителя, поэтому расскажу по-простому. Вдвоём Гогри с сыном много бед и смертей принесли бы роду человеческому. Мне удалось выманить Кофкса на снежные пустоши за Хмурыми горами. Там известный вам Лотар-ратоборец встретился с ним и победил в бою. Гогри надеялся вернуть сына в тварный мир, но я опередил и привязал дух Кофкса к его же черепу, который хранил с той поры. Собственно об этой кости и об этом духе я и говорил, обещая вам оружие.
   - Сын слабее отца.
   - Но отец должен убить его, чтобы победить. Можете поверить, но последние пятьдесят веков он жил только этой целью. На пути к ней он уничтожил альвов, стёр с лика земного людские королевства. Даже сейчас, стравливая Сотас и Лухрак, Гогри идёт к тому, чтобы возвратить дух сына. Если он убьёт Кофкса, то потеряет цель и смысл жизни. Если не убьёт, то меньше промучается. Так что я доверяю вам оружие, от которого у Гогри нет защиты. Убить сына и умереть или просто умереть - не будет у него другого выбора!

* * *

   Эндер следил за этим гвардейцем который день. Мальчик настолько примелькался в замке, исполняя мелкие поручения раненого ниль-Рортера, что даже не боялся уже попасться на глаза своему врагу. Сделай лицо поглупее да рот открой, и молодой охранник короля снисходительно улыбнётся, глядя на мальчишку, восхищённого бравым королевским гвардейцем. Знал бы Слассел, что должен ему две жизни... но он давно забыл о происшествии, случившемся почти месяц назад на дороге из Кверта. Убийца деда. Соучастник пропажи брата.
   Один из виновных, ниль-Рортер, получил своё, хотя и не рука Эндера наказала мага, да и вся вина того заключалась в недеянии - не остановил, не заступился. До рыцаря Валлента ему не добраться, тот не смотря на звание сержанта гвардии, то есть самого главного здесь, в замке, по охране короля, большую часть времени пропадал за стенами Найдака. А вот Слассел - убийца - находился рядом, и руки чесались тупым ножом нарисовать ему кровавую улыбку под ухмыляющимся лицом.
   Однако Эндер понимал, что не справится со здоровым мужчиной. Просто напасть, надеясь на внезапность и удачный удар, ему не позволял долг - враг должен умереть наверняка, так чтобы можно было плюнуть на его могилу. И нельзя попадаться, ведь долг - это не только убийство, долг состоит и в поиске младшего брата.
   Мальчишеский ум, не отвлекаемый непосильной работой, скукой и детскими забавами, в свободное время корпел над задачей, как заманить Слассела в безлюдное место, лишить его силы и прирезать. К сожалению, единственной доступной комнатой в замке была та, в которой он жил и ухаживал за раненым магом, ведь последний всё ещё лежал пластом. Если свести его с гвардейцем и опоить чем-то, то затея может выгореть. А убийство свалить на некроманта - один как раз сбежал из Найдака, чтобы, наверное, поквитаться с последним магом в замке. Вчерашняя просьба ниль-Рортера рассказать королю о яйце дракона давала шанс завлечь Слассела. Такой повод не вызовет ничьего подозрения.
   Поэтому с утра Эндер отправился к замковому лекарю. Боль от ожога во всё лицо не давала ниль-Рортеру спать, вот только успокаивал он её своими способами, а простым - сонным зельем - не желал пользоваться. Единственный раз, когда ему предложили выпить снадобья, наорал так, что оставалось догадываться - то ли магичит, то ли действительно не может выругаться искореженным ртом. Но в этот день самозваный слуга выпросил ту самую настойку, повинившись за "хозяина", будто бы тот уже не может противиться боли. Взволнованный лекарь пообещал навестить пациента, и пришлось уговаривать его придти вечером после сна.
   Затем мальчик зашёл на кухню и попросил приготовить магу его любимый травяной отвар и принести вместе с обедом вина.
   Теперь на всё про всё оставалось порядка двух-трёх часов - с обеда до вечернего посещения лекаря.
   За то, что Слассел может отлучиться, Эндер не переживал - до обеда тот всегда стоял на страже королевских покоев, так что если перехватить его перед самой сменой, стражник не откажется откликнуться на срочный вызов единственного мага в замке. Так и вышло.
   После того, как доставили обед, мальчик подмешал в вино сонное зелье, и побежал на пост.
   "Дяденька Слассел! - закричал он ещё издалека. - Господин маг зовёт короля..."
   Гвардеец поймал Эндера перед тем, как бедовый едва не врезался в него.
   "Докладывай чётко!" - приказал.
   "Там господин маг, - переводя сбитое дыхание, взахлёб затараторил мальчик, - говорит, что знает, как всех победить, то есть вообще всех-всех врагов. Говорит, яйцо... если ему дать яйцо или яйца, то он точно покажет королю что-то такое..."
   "Ну, ты и дурень, даже запомнить толком не смог. Короля сейчас нет...", - скривился гвардеец и обратился к напарнику. - "...но что-то к его скорому возвращению доложить надо. Вдруг маг не бредит... про победить. Я схожу до ниль-Рортера. Всё равно сейчас смена придёт. А ты беги, свободен", - приказал он Эндеру. Тот сразу улепетал обратно, поэтому не мог слышать, что добавил Слассел второму стражу:
   "Пошли, как освободишься, кого с вестью к королю и Валленту, пусть поспешат в замок. Бред или не бред о яйцах, но лучше перебдить".
   Маг обрадовался посетителю, хотя и попытался поворчать, что шли так долго, ведь он отправил слугу ещё с утра, но слишком неразборчиво ругался, поэтому Слассел понял едва ли половину слов и кроме раздражения хозяина комнаты не уловил в его речи другого смысла. Эндера выставили сразу, как только он помог ниль-Рортеру устроиться удобнее на ложе, сервировал обед и разлил вино по кубкам. Мальчик вышел и сел у двери, подперев её собой, как часто делал, выгоняемый в коридор. Он только надеялся, что, когда гвардеец почувствует неладное, то не успеет побороть сонное зелье и ему не хватит сил выбраться из комнаты. Лекарь обнадёживающе предупредил давать зелье по ложечке за раз, а Эндер вылил всю небольшую чашку поровну в отвар и в вино.
   Он не знал, как скоро подействует лекарство, поэтому определил в качестве засечки момент прохода замкового священника. Тот три раза на дню миновал по коридору покои ниль-Рортера, чтобы вознести молитвы своему глупому Крестосу. Эндер, не будучи крестьянином, молился древним богам сотасцев, и Элькэвир ответил ему, подсказав верный план мести.
   Жалко, что толстая дверь не пропускала звуков, и, как мальчик не прислушивался, не мог знать происходящего за ней.
   Но вот проковылял, опираясь на посох Петрус, скрылся за углом, и Эндер с бешено колотящимся сердцем осмелился приоткрыть дверь. К облегчению услышал могучий храп. Враг почти мёртв.
   Мальчик поторопился, не опустив засов. На внезапно ослабевших ногах подошёл к столу, на который завалился Слассел. Быстрый взгляд на мага отметил наконец-то спокойное выражение лица. Брысь, страх, не отвлекай! Эндер взял во вспотевшую руку нож для фруктов и решительно приподнял голову гвардейца за волосы. Резко провёл по горлу, но лишь немного содрал кожу тупым орудием. Кровь проступила тонкой нитью. Враг открыл глаза, но в бессмысленном взоре не нашлось и тени понимания приближающейся смерти. Эндер возбуждённо резанул ещё, ещё, ещё!..
   Вдруг дверь распахнулась.

* * *

   - Говорят, в лесах завелись змеи длиной больше человека, а на дороге днём видели призраков, появлявшихся из ниоткуда и через несколько шагов исчезавших в никуда, - травил байки Сарус соседу в конном строю.
   Сержантов, служивших под его началом в Кверте, Тэй взял с собой в отряд, возглавляемый бароном Хорсасса. Вояки не ахти, что Сарус, что Дакэдок, туповаты, зато верны, как псы за кормёжку и редкое ласковое слово. Вот и ввязал их в безнадёжное приключение. Простые воины, собранные для нападения на лухракский лагерь, знали только - напасть внезапно там, где укажут, и лишь Бран да посвящённый в план короля Тэйнир, знали - выживут только счастливчики.
   Собственно барон высказался ему наедине более откровенно - магов, сколько бы ни порубили, им не простят и травить отряд станут до смерти последнего из напавших.
   К слову сказать, о продавшихся лухрацкому князю волшебниках знали очень мало. Определённо Парцикуд собрал несколько стихийников, редкие просочившиеся на север беженцы из Эсха поминали атаки огнём, воздухом и землёй. Сам капитан квертской стражи мог рассказать о предупреждении странного перебежчика про разворот Исы и о землетрясении, видимом им самим, которое разломало стены Кверта, как глиняный горшок. Единицы из спасшихся при потере замков-тройняшек, бледнея лицами при одном лишь воспоминании, поведали о калечащем крике ужаса. И, конечно, у всех трепалось на языках имя самого страшного из вражеских магов - Пельса-душелова, с помощью то ли нежити, то ли нелюди открывшего ворота Эсха.
   - А ещё повадился по домам ходить рыжий лис. И ворует он не курей, а по ночам, если не перекрестить печку, лазит в дымоходы и таскает младенцев из люлек. Помяните моё слово, не зря зима такая ранняя. Скоро грядёт последняя битва и настанет конец света.
   - Цыть, пустомеля, - прервал ати один из госсеновских дружинников. - Смешал выдумки про своего Крестоса с нашими добрыми богами. Вот размажем здесь лухов, и придёт им последняя битва и конец света.
   - Мой или не мой, в бой-то ты с крестом пойдёшь, - поддел ответчика Сарус, на что тот помрачнел лицом.
   Всем привлечённым к набегу выдали символы единого бога ати. Крещёных среди них было меньшинство - в основном воины барона Брана. Прочие почитали старых сотасских богов, к новому да ещё иноплеменному божеству относились кто с недоверием, кто с презрением, как к покровителю землепашцев и пастухов. Но силу его намоленых символов отрицать никто не посмел. Свою защиту Крестос воочию явил всем сомневающимся, поддержав в бою троих героев, простых людей, вступивших в схватку с некромантами и выигравших её. И хотя ворчали воины, но от незримого божественного щита не отказался никто.
   Честно говоря, Тэйэнир не понимал, почему их сборный отряд отправился на восток от замка, словно навстречу кому-то. Бран умалчивал о цели такого большого крюка, лишь приказал Парсу и его людям следить за другими воинами. Опасался барон предательства. Пообещали-то ему в отряд лучших из лучших. Но кто же ослабит свою дружину добровольно? За своих людей он мог ручаться. Парса материально заинтересовали в успехе. Верность делу и клятве прочих были под вопросом. Малодушие могло сгубить на корню отчаянный план.
   Всего в подчинении Брана находилось тридцать человек воинов из баронских дружин и Тэйэнир с сослуживцами. Парса старый барон назначил своей правой рукой, чему мало кто удивился, так как тот был благородных, хоть и ублюдочных кровей.
   Двигался их отряд неспешно, немного растянувшись, без дозора и прикрытия. Пока лухи не пройдут Найдак, в этой части страны никого страшнее разбойников не попадётся. Да и коли попадутся, сами дураки будут, тридцати трём воинам сиволапые на один зубок.
   В морозном воздухе стынул пар от дыхания людей и лошадей. Хрустели под копытами тонкие корочки разбиваемого на лужах льда. Лес в безветрии прикрывался рваными дерюгами пожухших, но ещё цеплявшихся за ветви листьев. Только еловые лапы пристойно загораживали прорехи. Лесная дорога в ширину едва вмещала троих всадников - в этом году из-за войны крестьяне не вырубили подлесок, который им разрешали брать сеньоры - бароны Найдака и Тигедро. Легкая туманная дымка просматривалась на двадцать шагов вперёд, не мешая взгляду. Всё же Тэйэнир подъехал к барону с просьбой отправить двоих-троих вперёд.
   Старый Бран за ночь прибавил здоровья, словно хлебнул зелья молодости. О вчерашнем болезненном виде напоминала разве что красная кожа, да и та заметно побледнела. Голос окреп, в движениях чувствовались уверенность и мощь. Глаза по-молодецки блестели. Хорошо, что ум со сброшенными летами не потерял, разрешил Парсу с Сарусом и Дакэдоком разведать путь. Единственно предупредил не геройствовать, в бой не вступать, сразу спешить обратно к отряду. Видно было по лицу, что не верит барон в нападение, только умолчал о чём-то, замешкался, словно предупредить хотел, но передумал.
   Втроём бывшие сослуживцы выехали вперёд, держась друг от друга на расстоянии видимости. Ехали так почти весь световой день, лишь однажды отряд становился на привал. Дорога была пустынна.
   Под вечер, когда солнце стало клониться к земле, и в лесу стремительно темнело, Сарус, первый в цепи головного дозора резко остановился и, всматриваясь в сумерки, подал предупреждающий знак. Рассмотрев что-то, завернул всхрапнувшего коня и подскакал к Тэйэниру.
   "Я слышал, впереди едут несколько человек. Без спешки", - доложил он.
   "Предупреди барона, - приказал Тэй. - Дак, останешься со мной. Посмотрим, представимся. При малейшей опасности, скачи к отряду за подмогой".
   Сарус ускакал, а они вдвоём положив руки на эфесы мечей, ждали, не скрываясь, встречных. Однако те, видимо, заслышав конский храп и топот, сбавили шаг, справедливо опасаясь неведомого в сумерках. Только спустя продолжительное время в тумане показалась верховая группа из четырёх человек. К тому моменту на место встречи уже подъехали бойцы Брана, освещая сгустившуюся тьму светом факелов. Два отряда замерли друг против друга.
   - Я барон Хорсасский, - прокричал Бран. - Кто вы такие?
   Перед ним выехал воин без герба и отличительных знаков. Щурясь в мятущемся свете огней, он разглядел личный штандарт барона и гербы на одежде и щитах сопровождавших. Без почтения и преклонения представился:
   - Я Ионус, служитель единого Крестоса. Мы идём в Найдак, и, я полагаю, король направил встретить нас.
   - Пёсья кровь тебе в глотку, - побагровел и без того красный Бран. - Ати, ты слишком дерзок! Да, мой король, попросил присмотреть, чтобы вас осенние мухи не засидели, можете пристроиться в хвосте и следовать за нами.
   - Вообще-то мы думали встать на ночлег, - бесстрастно возразил предводитель крестосцев.
   Так же внезапно, как разгневался, барон успокоился и приказал:
   - Тэйэнир, располагаемся на ночёвку. Распредели дежурство, моих людей поставь в первую стражу. Как устроитесь, - бросил он уже Ионусу, - подойдёшь ко мне. Есть разговор.
   Крестосец не проявил и тени чувства, только коротким "да" подтвердил своё согласие.
   Быстро выполнив распоряжение и проследив, как отряды начали располагаться на дороге, Тэй заметил Ионуса. Тот как раз шёл к большому костру, возле которого сидел нахохлившийся барон. Рядом кутались в тяжёлые меховые плащи двое стражей. Завидев внимание Парса, Бран приглашающее махнул ему рукой. Тэйэнир почти поспел к началу разговора. Начало того, правда, не задалось.
   - Жрец...
   - Служитель, - перебил, поправляя барона, Ионус.
   Барон на мгновение онемел от такой наглости, но сдержал прорывающуюся ярость.
   - Хоть псом назовись. Король подчинил твой отряд мне. Вместо Найдака...
   - Я не подчиняюсь королю или другим земным владыкам, - во второй раз перебил крестосец.
   Бран вперился в противника свирепым взглядом. Тот и не вздрогнул.
   - Ладно, - расслабился вдруг барон и устало махнул рукой.
   Стражи словно ждали этого знака и набросились на крестосца, повалив на землю. Его братья заметили нападение на предводителя, но ничего не успели сделать, как их окружили дружинники Хорсасса. Всё произошло столь стремительно, что ати даже не обнажили оружия и были сразу повязаны.
   - Я так и знал, что уговоры не помогут, - пробурчал барон. - Эй, Тэйэнир, очнись! - прикрикнул он на ошарашенного Парса. - Дрянь эти крестосцы, даром, что Истребители.
   Бран посмотрел на валяющегося на земле Ионуса и с удовлетворением в голосе спросил:
   - Ну, что, продолжим переговоры?
   Чего добивался Бран своей выходкой? Загадка из загадок. Тэйэниру позволил остаться на допросе, словно хотел призвать в свидетели упрямого молчания пленника. Интересовался странным и опасным - защитой от магии, оружием против магов. Бран не пытался скрыть перед Тэем нарочитой игры, и ожидаемо передал молчавшего предводителя Истребителей в руки своей охраны. Два дружинника, оставив их наедине, поволокли крестосца к костру, возле которого лежали связанными его люди. Оттуда вскоре потянуло палёным мясом. Стоны истязаемых долетали даже с отдаления, пробиваясь через глухие кляпы.
   Сгорбившийся барон неподвижно смотрел на огонь, лишь руки его едва заметно подрагивали, а, может, только чудилось это в пересветах костра. Наконец, Бран приподнял голову и осторожно рукавом помакнул лоб. Знаком приказал возвращающимся охранникам остановиться поодаль.
   - Ты, вижу, гадаешь, что происходит? - спросил он, отворачиваясь. - В устный приказ короля, понятно, не веришь. Думаешь, я сошёл с ума? - старик резко вскочил, опершись о древко своего боевого молота. Искры безумия или блики огня заплясали в его тёмных глазах. Рука невольно потянулась к мечу.
   - Брось, - махнул раздражённо барон, снова присаживаясь на чурбан. - Я не сошёл с ума. Я заварил эту кашу, но расхлёбывать её придется тебе.
   Тэйэнир благоразумно молчал. Пусть старик выговорится.
   - Проклятый некромант убил меня. Не удивляйся. Яд последней надежды отстрочил смерть и вернул мне былую силу, но я чувствую - время утекает, как вода из ладоней. Ты! - Бран ткнул в него пальцем, - теперь в ответе за то, как мы победим. Умрём воинами... или рабами чужого бога.
   Барон резким движением сорвал с шеи цепочку и бросил её в костёр. Влажно заблестел в огне и начал плавиться нательный крестик.
   - Видит Элькэвир, я чту старых богов. На пороге смерти мне незачем лгать. Эти! - он махнул в сторону ати, - сладкими речами склонили правителей поработить наш народ. Их Истребители извели наших магов, как ранее наши предки устранили родовых шаманов. И сегодня королю некого призвать на защиту Сотаса. Остались только слабосилки, вроде ниль-Рортера, некромантская погань да крестосцы неуязвимые к магии. Пельс - шаман в войске Парцикуда - разгонит это стадо, как волк отару на выпасе.
   - Не перебивай! - вскинулся барон на молчащего Тэйэнира, но, видя, покладистость слушателя, чуть успокоился.
   - Король не понимает, что главная опасность для нас - шаман. Истребители никому не подчинены, кроме верховного отца-настоятеля. Им не указ, ни король, ни я, ни ты. В чью сторону повернут ати своё оружие, ты думал?! Может, они уже сговорились с Парцикудом? Им без разницы под кем ходят крестьяне, если вместо сотасской десятины выторговать лухракскую пятину...
   Бран перевёл дыхание.
   - Их защитные артефакты действуют независимо от веры владельца, думаю, с оружием так же. Пусть этот пёс врал, что жезлы подчиняются только тем, на кого настроены, мои люди сумеют извлечь правду.
   Тэйэнир непроизвольно оглянулся в сторону пытаемых крестосцев. Одного из строптивцев уже заканчивали обрабатывать. Несчастному, отмахивающемуся кровоточащими обрубками руг и ног, дружинник Брана давил на горло ногой. Убивали на устрашение оставшимся. Тэй перевёл взгляд на других воинов их отряда. Человек пять с интересом смотрели на происходящее, прочие, видно, спали.
   Барон дал ему время присмотреться и подумать. Когда он обернулся, мрачный старик выжидающее молчал, приглашая невольного слушателя, наконец, задать вопросы.
   - Без Истребителей... что мы можем? - осипшим голосом спросил тот.
   - С их оружием нападём на магов, без него - на князя. Мы смертники, Тэйэли, - Бран с видимым удовольствием вновь назвал его прежним именем. - Каждый из нас, кроме тебя и твоих людей, получил артефакт Крестоса, и мы поклялись исполнить волю короля. Если через седмицу не вернёмся, эти кресты тупо взорвутся. А снять их без сноса головы может только Сергус. В благородство избранных героями Ролейм не поверил, - усмехнулся барон.
   - А как же?..
   - То был обычный крестильный.
   - Я о том, что... оказался без...
   - А! Возьмёшь со своими у этих, - вяло отмахнулся барон. - Мои сразу проверили - без подвоха и снимаются, и надеваются. А если ты надумаешь оставить нас, знай, - он резко подался вперёд, и вновь искры-безуминки заплясали в его глазах, - герои не любят малодушных. Спроси крестосцев!
   Последние слова Бран вытолкнул с хрипом и вдруг повалился на Тэйэнира, упав прямо под ноги. Тот попытался его поднять, но его опередили ждавшие поодаль стражи.
   Барона перевернули на спину. В стекленеющих глазах всё ещё дрожали искры.
   - Мёртв, - сообщил очевидное первый.
   Второй положил руку на плечо склонившемуся Тэю.
   - Вам нужно поспать, - с нажимом в голосе почти приказал он. - Барон сказал, что вы, сэр, единственная наша надежда.
   И Тэйэнир понял, что его как надежду будут беречь сильнее жизни, и если погибнут, последним заберут с собой.
  
   Глава 22. Дурные предчувствия
   Король пребывал в скверном расположении духа. С утра ему доложили о столкновениях передовых дозоров с лухракскими отрядами. Согласно приказу десятники отводили воинов лесными тропами к Найдаку, избегая боя. По сообщениям разведчиков вражеское войско двигалось без осадного парка, что неудивительно при наличии магов. Последнего своего сотасцы едва не потеряли, когда обезумевший мальчишка-слуга ниль-Рортера убил гвардейца в покоях хозяина. Валентус, как последний дурак, не дал прикончить злодея, напрасно вспомнив о правосудии. Не до того сейчас! Тревожно ещё без вестей от Брана. Отряд барона ушёл навстречу Истребителям, но ни вечером, ни этим утром голубя так и не прислал. Что могло случиться? Если отчаянный план не сработает, собранное королём ополчение вражеские маги прожарят, как мясо на сковороде, до хрустящей корочки.
   Морось и туман скрывали от выехавшего к войску Ролейма размеры лагеря, но он и без того представлял всю слабость собранной по окрестным селениям толпы крестьян. Предки сотасцев были свирепыми воинами, завоевавшими этот суровый, но благодатный край. Их вели легендарные великие вожди, могущественные шаманы и древние боги. Но у победы оказалось слишком много родителей. Боги вроде ещё принимали молитвы, но снисходили к ним всё реже, шаманы сгинули в усобице за власть, вожди отстроили замки, могучие рода выродились в семьи, а воины стали землепашцами. Последний воинственный дух сотасцев испила война с ати. А затем бог побеждённых пришёлся по сердцу победителям, окончательно смирив дух простых людей крестом и безыскусной сказкой о рае после смерти. Но скоро им придётся пройти через ад!
   Король подозвал рэ Валлента, отвечающего за подготовку ополчения. Будто крестьяне стали искуснее за ночь! В отличие от баронов, справедливо предложивших подставить тех под удар магов, Ролейм переживал, что грядущее жертвоприношение бесполезно. Жаль, древние боги спят, и нет уже шаманов, говоривших с ними напрямую. Вся надежда на Крестоса и его Истребителей магов.
   Бароны с присными нехотя осадили коней, давая подъехать рыцарю.
   - Мой король, - по-простому обратился гвардеец, отчего скривились знатные северяне, - люди ропщут.
   Вполне ожидаемо! Ранние холода, открытый всем ветрам необустроенный лагерь, скудное питание и ясное понимание, что их погонят на убой. Никаким смирением перед богом и сеньором не вытравить из человека желания жить. Даже первоначальный порыв защитить свои земли и семьи угас, ведь, если подумать, земли-то давно баронские, а женщины и дети без кормильцев эту зиму не протянут, живыми ли их мужчины останутся при войске или полягут в землю. Управлять человеческим стадом оставалось лишь с помощью страха и жестокости, чего вовсе не хотел Ролейм. Но пройдёт ещё пара дней, и самые отчаянные назовутся вожаками и поведут людей на прорыв. Прочь от вражеских войск - чужого лухракского и "своего" королевского. Значит, другого выбора нет! Скрепив сердце и плюнув себе в душу, надо!.. надо направить эту толпу на врага во благо Сотаса! В топку, так в топку!
   Король, слушая размеренный доклад, свирепел на глазах. Выхода только ярости не давал. Бароны, подметив это, отступили дальше.
   - У нас нет выбора, - словно подводя итог душевной борьбе, король с резким скрежетом сжал кулак в латной рукавице. Он повернулся к сопровождающим. - Сэры, мы не обсуждали, но нам придётся навязать бой врагу.
   - Валентус, - бросил король за спину, - подготовь мой походный шатёр. В замок мы вернёмся не раньше, чем победим.
   Многозначительная, отдающая горечью, недоговорённость в его словах была очевидна.
   Продолжая объезд, король подмечал, как его появление, словно призрак надежд, вызывает оживление в рядах ополчения. Поначалу хмурые согнанные в войско мужчины обретали на глазах решимость. Некоторые вставали в немом приветствии, пока другие с настороженностью провожали взглядом его свиту. Удаляясь, за спиной Ролейм слышал осторожные голоса, затягивающие в разговор всё больше народу. Подобно струям разгоняющегося ручья, обнадёживающие слова разносились среди вчерашних хлебопашцев, опережая поступь кавалькады баронов и рыцарей.
   Валлент прислал гвардейца посредине пути и король со свитой, подхлестнув коней, устремились за вожатым.
   Бароны спешивались и давали распоряжения своим людям выставить шатры рядом королевским. Ролейм воспользовался моментом свободы от навязчивой свиты, чтобы оценить приготовления к совещанию. Что же... Гвардейский сержант проявил себя неважным распорядителем, ну, да не с дворцовым управляющим ему тягаться. Главное - карта на столе, вино и закуска наготове, походный трон, лавки для знати выставлены. Охрана на входе и двое стражей внутри - вместо слуг, назначены обслужить едой и питьём - о безопасности Валентус правильно беспокоится.
   Жаровня только разогревалась, однако, игнорируя холод, Ролейм сбросил на лавку тяжёлый меховой плащ. Внимание короля занимала карта. Позиции противников не поменялись - упущение! за которое вошедший следом сержант охраны едва не получил разнос.
   - Вести от Брана Хорсасского!
   Сменив гнев на любопытство, король взял в руки протянутую трубочку пергамента и сорвал сургучовую печать... пустую печать - не клеймённую символом единорога.

* * *

   О чём писать королю? Такой мыслью по утру мучился Тэйэнир, ставший волею почившего барона Брана главой отряда. Отряда, посланного на смерть и за смертью.
   Долгая бессонная ночь. Смятение в умах. Предательство.
   Да, пытками дружинники из Хорсаса вынудили одного из Истребителей открыть тайну орденского чудо-оружия. Диковинные жезлы, бьющие молнией на сто шагов - о таких разве что в сказках слышали. Весь секрет использования заключался в привязке к руке владельца. А связать их мог только жрец Крестоса. Однако хорсассцы проявили выдумку не только в пытке, но и в решении головоломки. Зря крестосец надеялся спасти свою жизнь предательством, заявив, что только он справится с жезлами. Думал, последнего пощадят? Зря. Морэмор, дружинник Брана, аккуратно снял кожу с кисти мертвого Истребителя. Получилась "перчатка", одев которую, перебором выбрали и включили жезл. Сломленный духом предатель недолго запирался, рассказав, как пользоваться жреческим оружием - всего-то направить в сторону цели да вдавить выпуклость на рукояти. Так у отряда появилось пять молниеметателей. Последний Истребитель признал, что защиты от них у магов нет. Об этом стоило написать?
   Не сразу и не все приняли нового главу отряда. При живом бароне Тэйэнир считался правой рукой Брана. Вот только Парс и его люди оказались единственными среди воинов не принёсшими клятвы королю и без проклятого креста на шее. Через семь дней защитные артефакты убьют своих владельцев, если жрец не снимет их. Два дня из тех семи прошло. Даже если случится невероятное и отряд выполнит предназначение, помогут ли крестосцы тем, кто убил Истребителей? Ответ очевиден.
   Трупы орденцев отволокли подальше в лес и прикопали. Их кресты, свободные от "проклятия", перешли к Парсу. А затем начался разброд. С отчаяния кто-то призвал идти в Гарук и там или покаяться, или захватить и принудить крестосского жреца снять с них кресты. Другой начал кричать про "взять от последних дней всё возможное" - выпивку, баб и пожрать. Третий додумался до предательства Тэйэнира, будто он надоумил старого барона напасть на Истребителей и тем лишил смертников возможности покаяния. Снимавший "перчатки" с крестосцев и его люди отреагировали быстро и жестко, вступившись за нового предводителя. Крикунов побили. За дураков никто не вступился. Из благоразумия или страха? Под нажимом хорсассцев Парса признали в праве возглавить отряд. Писать ли королю об этом?
   После утихомиривания буйных, Морэмор, подошёл к Тэйэниру, и вот какой разговор состоялся меж ними.
   - Сэр...
   - Да, Морэмор?
   - Простите сэр, что взял на себя смелость распоряжаться, но барон Бран оставил нам чёткие указания, как действовать после его смерти.
   - Мне он ничего не говорил.
   - Барон не успел. Дар последней надежды может дать и десять дней жизни, и ни одного.
   - И что же он задумал? Как теперь расхлёбывать его пёсью кашу?! Союзные жрецы перебиты. Срок выполнения клятвы - меньше пяти дней. Только возвращение к Найдаку займёт ещё двое суток. На что мы разменяли четыре дня? На пять волшебных палочек?!
   Усталость, раздражение, непонимание - дурная мешанина в голове.
   Морэмор накрыл ладонями гарду меча и спокойным голосом, каким успокаивают детей, ответил:
   - Барон предполагал зайти в тыл лухам.
   - Как? Тут только одна дорога. Через лес ломиться?
   - Барон сговорился с проводником.
   - Пёсья чушь, - высказался Парс. - По дороге на конях мы быстрее доберёмся!
   - Проводник обещал встретить на восходе и привести на место до заката того же дня.
   - Пёсья чушь, - Тэйэнир, склонившись, обхватил раскалывающуюся от нудящей боли голову.
   - Вам надо отдохнуть, сэр.
   - Псу под хвост твой отдых, - раздражённо буркнул тот, не поднимая взгляда.
   Он и не заметил, как мешочек с песком приласкал его легонько по темени и отправил в забытьё.
  
   Очнулся Тэй к рассвету. Едва ли выспался. Зато больная шишка отлично отвлекала от хандры. Хорсассцы самостоятельно организовали сбор отряда. Если кто и ворчал за их спинами, то очень тихо. Морэмор явился к Тэйэниру непонятно зачем - отчитаться или выдать предписания командиру. Буднично дружинник Брана доложил, что барона успели схоронить в укромном месте, и вернутся за телом после победы. Также без эмоций поведал о попытке бегства Саруса. Ати ранил двух часовых, и в скоротечной схватке его убили. По словам хорсассца проводник уже объявился, но прежде чем отряду выдвигаться, командиру надо подкрепиться и написать королю отчёт. В связи с недавними событиями отряд пропустил две последние отправки.
   Вот и сидел Тэйэнир за раскладным походным столом, завтракал и раздумывал над текстом послания. Челюсти натужно дробили укреплённые морозцем хлебный ломоть и кусок твёрдого сыра, а мозги пытались раскусить орешек сочинительства. А ещё Морэмор стоит сзади и заглядывает через плечо в пустой пергамент! Раздражает и пугает, и точно не способствует остроте мысли.
   Так о чём писать королю?

* * *

   "Значит, вот как..." - Ролейм не мог выразить однозначно свои чувства к посланию. Лучше всего подходило безысходное "всё плохо, всё пропало". То, о чём писал Парс - это приговор сотасцам в грядущей битве. Отряд не встретил Истребителей. Бран мёртв. С отчаяния, не иначе, Тэйэнир поведёт дружинников через лес в тыл лухракцам. Даже если им удастся подойти к войску незамеченными... - "Не лесники ведь!" - ...шансы воинов против магов ничтожны.
   Рэ Валлент почтительно ожидал приказаний.
   - Валлентус, - обратился к нему король по имени. - Отряд Брана не встретил твоих сородичей, сам он мёртв. Пригласи баронов... Да, и пошли гонца за Сергусом.
   Рыцарь поклонился и вышел из шатра. Пока соберутся бароны, есть сколько-то времени на обдумывание. Что сотасцы могут противопоставить магам?
   Во-первых, лучники. Падение Эсха подробно описал один из спасшихся наёмников. Со стен убойная дальность стрел перекрывала расстояние действия заклинаний. Двух-трёх магов, с его слов, удалось, по меньшей мере, ранить. После чего лухракцы использовали для защиты сколоченные на месте щиты. Выводы? Если на поле появятся эти укрытия, значит, скорее всего, за ними встанут маги. Надо беречь лучников и озаботиться зажигательными стрелами. Также можно предположить, что часть пехоты встанет перед щитами. В этом случае магам придётся бить поверх голов своих защитников? Или их как-то приподнимут? Эти варианты стоит обсудить. Король черканул пером пару строк на обратной стороне послания от Парса.
   Во-вторых, замок. С одной стороны, стены замка лишат манёвра оба войска. Парцикуд за отсутствием осадных машин выдвинет на огневой рубеж магов. Вывод из штурма Эсха князь наверняка сделал и теперь точно не разместит их скопом и без прикрытия. А кто победит в дуэли лучников и волшебников - последние недавно убедительно доказали. Но! Можно подготовить засадные отряды по примеру брановского, дать им обережные кресты, и если хотя бы два-три прорвутся к магам... Возможно? Обсудим. Ещё строка и клякса. Король поморщился - промакнуть нечем.
   В-третьих, отряд покойного барона Брана Хорасского. Меньше всего надежд теперь Ролейм возлагал на успех Парса, принявшего командование. Слишком много условностей надо принять за данность, чтобы поверить в успех. Если пройдут лес. Если успеют. Если их засаду не обнаружат. Если незамеченными нападут на магов. Если победят. Легче поверить, что вовремя помогут заплутавшие Истребители. Кстати, надо спросить Сергуса, не было ли каких вестей голубиной почтой от жрецов Крестоса по поводу "потеряшек".
   В-четвёртых, может, придёт в себя ниль-Рортер - единственный их маг, пострадавший в разрушенном землетрясением Кверте. Надо его поставить на ноги перед битвой. Пусть хоть бочонок дара последней надежды в него зальют!
   Дальнейшие размышления прервали пришедшие бароны. Король пригласил рассаживаться по лавкам, а сам занял трон.
   Ролейм кратко поведал о послании Парса. Слушали молча. Мрачнее всех прочих выглядел ниль-Госсен. Мало того, что лухракцы разоряют его вотчину, так теперь и замок придётся оставить.
   - Что скажете, сэры?
   На вопрос короля все наперво промолчали. Наконец, помявшись, слово взял воинственный О Дентро.
   - Нет смысла менять план, - рубанул "Гном". - Что изменилось? Нет. Как и уговорились ранее, сделаем. Попробуем задавить "мясом", не получится - отступим в замок. Без лишних ртов отсидимся. Зима ранняя. Лухи поперемёрзнут да попередохнут с голодухи.
   - Маги, О, - напомнил тому Хлим из Тигедро. - Вот запрут ими нас в замке, а сами двинутся основными силами к городам. В городах запасы велики.
   - Не сдадутся города без боя! - завёлся О Дентро.
   - Там некому воевать. Их нобили прислали в наше войско всех, кого смогли нанять, - встрял Ларт Бижульский, отвечавший за снабжение.
   Зачинавшийся спор прервал хлопок по столу.
   - Если ничего дельного предложить не можете, помолчите! - раздражённо попенял им король. - Вот что я надумал... - и Ролейм изложил свои соображения насчёт противостояния с магами.
   - Мага напоить и крест на шею повесить! С обетом! - воодушевился О Дентро.
   - С лучниками не выйдет, - высказался Ларт. - Не запасено столько ни луков, ни стрел под них. Да и лучников не наберём. Какие с крестьян стрелки? Тьфу!
   - Может, латников Микла и Рафрена крестами защитить, и бросить всю тысячу на прорыв к магам? - ляпнул молчавший до того молодой Дабдт.
   - Это ты не подумал, - осадил "полководца" Дентро.
   Чудесные свойства артефактов Крестоса оценили в недавней стычке с некромантами, но только вечно мнущийся Дабдт не понял очевидного.
   - Нет столько крестов, - подсказал Ларт. - Тысячу Сергус намаливать будет полгода.
   Вяло поспорили и сошлись на том, что поддержат любое решение короля. С учётом того, что последние пятьдесят лет королевство ни с кем не воевало, спорное решение. У тех же постоянно конфликтующих баронов Нимтара и Бижуля опыта хватило бы на десяток Ролеймов. Правда опыта не войн, а взаимных набегов и пограничных стычек.
   "Вот кому можно поручить размещение засадных отрядов", - подумал король.
   - Рэ Валлент, пригласи к нам капитанов наёмников из Микла и Рафрена и тех, кто командует отрядами Хорсасса и Нирлуга после смерти Брана и Борэли, - приказал он сержанту. - А также писца. Писца в первую очередь. Командиров после. Мы пока потрапезничаем.

* * *

   Дурные предчувствия одолевали Парса. Тэйэнир менее всего считал себя оратором. В Кверте служебную лямку тянул за двоих его троюродный брат Киэнот - единственный принёсший вассальную клятву беглому ублюдку. А сыну Нирэнора общение с людьми и подчинёнными давалось тяжело. Но сейчас настал тот момент, когда воины, согласившиеся пойти на смерть ради победы королевства, ждали от новоявленного командира каких-то слов. А каких, кто знает?
   "Псу под хвост! - раздражение не должно выйти наружу, иначе "псу под хвост" пойдёт его недолгое командирство. - Но что же всё-таки говорить? В конце концов, у отряда есть цель, есть чудесное оружие и защита от магии. Магов нам бояться нечего!"
   Парс обвёл взглядом столпившихся дружинников. Морэмор стоял от него по правую руку. Хорсассцы, бижульцы и прочие старались держаться кучно с земляками. На лицах читалось напряжённое ожидание. Чего? Не надежды. Веры.
   - Слушайте меня, воины Сотаса! Мы повязаны одной клятвой, одной целью.
   Пафосно, но они действительно люди общего корня и общей судьбы.
   - Подлые ати замышляли предательство. Только мудрость Брана Хорсасского уберегла нас от гибели. Все вы видели волшебные жезлы. Молнии их - не магия, и от них у нас нет защиты. Но! Мы победили! Оружие ати стало нашим оружием, как их защита от магии стала нашей защитой... и проклятием. Нам всего нужно - подойти к магам на сто шагов, уничтожить их и уйти. Верьте мне! Мы и дойдём, и уйдём! Бран сторговал за свою жизнь у лесного духа проход через чащу до войска лухов и обратно. Нам есть за что умирать! Но сегодня время не нашей смерти! Хорра!
   - Хорра! - поддержали воинственный клич хорсасцы и ударили мечами о щиты. - Хорра!
   - Хорра! - присоединились к ним земляки Парса.
   - Хорра! - воодушевились нимтарцы.
   - Хорра! - грянули, наконец, остальные.
   Тэйэнир им подарил веру. Веру в надежду.
   "Чушь, конечно", - тем временем переживал командир, громче всех вопя "Хорра!"
   Про размен он вставил для красного словца, поймав удивлённый взгляд тех хорсассцев, кто знал более других о проводнике.
   Таинственный южанин в плаще эсхского лучника встретился с Тэйэниром и Морэмором на опушке. Назвавшийся Горманом, говорил от имени лесного духа.
   - Дара Белой Ольхи попросили за вас, - заявил этот тип после взаимного представления.
   - Кто?
   - Вы его знаете как Ава сына Элька, - по-инородному наименовал Горман.
   - Авелька? - не сразу сообразил, а после не поверил ушам Тэйнир. - Волшебник из сказок?
   - Для вас не важно, кто он. Важно, что моя госпожа откликнулась на его просьбу и готова провести твоих людей через свой лес. Туда и обратно.
   - Она знает куда? - нахмурился Парс.
   - От моей госпожи у смертных нет секретов. Трижды встречает она мужей и многих из вас скоро встретит в последний раз. Но тех, кто минует этой встречи, всех выведет с поля вашей битвы, - туманно пообещал проводник.
   - Ты странный человек, южанин, - попытался завязать разговор Морэмор. - Плащ у тебя приметный. Случаем не из наёмников Эсха будешь?
   - Тот человек умер, - огладил Горман чёрную с сединой бороду. - Госпожа дала мне новую жизнь. От прошлой остались имя и этот плащ. Если встанешь на краю гибели, позови мою госпожу, воин, и она, может быть, призовёт тебя в свою свиту.
   - Я верен только одной клятве, южанин, - усмехнулся хорсассец. - Но когда я исполню её, твоё предложение пригодится.
   Такой разговор состоялся незадолго до полудня.
   Сейчас после вдохновляющей речи Парс приказал сворачивать стоянку.
   Морэмор распоряжался сборами. В переход взяли только самое необходимое, а лошадей и лишнее снаряжение оставили на попечение сержанта Дакэдока. Не обременённый смертельной клятвой он обязался дождаться возвращения отряда.
   Проводник выстроил воинов колонной попарно и попросил не сходить с тропы, которой поведёт их.
   - Как гусят мамка гулять вывела, - буркнул кто-то.
   Прошли скоро опушку, ступили в светлый подлесок. Топали с шумом, давя хрусткий валежник, покряхтывая и тихо переговариваясь. Никто не заметил, как отряд ступил на пружинящую мхом тропу. Вокруг начало темнеть. Старые деревья с узловатыми корнями нависали над воинами, смыкая голые ветви в плетёную арку.
   Один из дружинников запнулся, содрав пласт мха, и обнаружил под ним каменные плитки. Любопытства ради он задержался, разметав мох рядом с находкой. Взгляду открылась нетронутая временем древняя мостовая. Воин обернулся к уходящим товарищам и никого не обнаружил. Бросившись вдогонку, бедняга вскоре уткнулся в тупик бурелома. Побежал назад, запнулся о корень и свалился с тропы в овраг. Упал на спину и не увидел в ветвях ни просвета. По ветвям пробежал шумный ветер, но они даже не шелохнулись. Мелькнула бурая шкурка. Белка! Ещё одна высунулась из дупла, поглядела на человека и метнулась к товарке. Из ниоткуда выскочила ещё парочка и с любопытством посмотрела на павшего. Словно заворожённый тот застыл, считая прибывающих зверьков. Десяток, ещё группка, четыре. Белки уже буквально роились над ним, и сердце колотилось в предчувствии. Вдруг шумная масса застыла и с резким писком бросилась вниз по стволам. Меховое одеяло накрыло дно оврага, раздался дикий человеческий крик, и тут же белки кинулись прочь врассыпную. Палая листва, разорванная маленькими лапками в труху, смешалась с кровавыми ошмётками и погрызенными косточками.
   - Что это?! - заслышав вопль ужаса, Тэйэнир остановил отряд.
   Проводник обернулся и без тревоги пояснил:
   - Лес взял свою плату.
   Воины зароптали, достали оружие, начали осматриваться и тут-то обнаружили пропажу одного из них.
   - Тихо! - прикрикнул Морэмор, и его послушались.
   - Что, значит, плату? - переспросил он.
   Быстро наступающие сумерки сыграли шутку со зрением хорсассца, посмотревшего на проводника. На миг ему почудились звериные черты в его лице.
   Горман не ответил, лишь отвернулся и сбросил с плеч на землю с лёгкий дорожный мешок. Неспешно развязав тесёмки, он достал масляный фонарь. Неуловимое движение пальцев, звонкий "чирк", и пламя затрепыхалось под стеклом. Проводник поднял фонарь над собой и указал им наверх. Воины подняли головы и увидели в темноте бурую шевелящуюся массу мелких зверьков. Разгоревшийся свет остановил её движение, и люди почувствовали, что с ветвей на них смотрит мириад маленьких голодных глаз.
   - Плата взята! - крикнул Горман этой ужасающей туче, и зверьки отмерли. С пронзительным писком масса распалась на тёмно-бурые метеоры, растворившиеся во тьме без следа всего за пару ударов сердца.
   - Плата взята! - повторил проводник, вновь поворачиваясь к людям. - Лес больше никого не тронет... Только если кто сойдёт с тропы.
  
   Глава 23. Перед битвой
   Хмурое небо. Зябкий ветер. Мерзкая морось.
   Два войска выстроены друг против друга на поле. Земля с одной стороны вытоптана до глины, с другой ещё покрыта пожухшей травой. За спиной лухракцев - тёмный лес. За спиной сотасцев - замковые стены.
   Передовые отряды пребывали в боевой готовности. Основные части разворачивали порядки, согласно утверждённым планам сражения. В тылах спешно и суетно готовились к скорой битве.
   Король и князь обменялись пополудни посланиями. Первый грозился уничтожить супостатов. Второй, ожидаемо, призывал сдаваться. Предводители исполнили ритуал бессмысленных переговоров.
   Воины с обеих сторон в напряжении ожидали начала боя. Сотасцы уступали числом и умением врагу. Разнородность их отрядов - баронских дружин, наёмных рот и крестьянского ополчения - противостояла победной сплочённости лухракцев. Но последние медлили.
   Прошло обеденное время. День стремительно приближался к вечерним часам, когда в стане армии вторжения зажглись лагерные костры. Стало ясно, что битва откладывается до утра. Отсрочка - как глоток воздуха утопающему. Но обороняющиеся, особенно ополченцы, радовались ей, пускай даже горчила она пуще прежней неизбежности. Однако король Ролейм припас для врага пару сюрпризов.
   Сотасцы разместили в чаще рядом с дорогой, выходившей к замку, полторы дюжины отрядов по четыре руки воинов в каждом. Замысел уповал на самонадеянность лухракцев, которые не станут далеко углубляться в лес перед битвой. Командирам засад поставили задачу потрепать вражеский тыл. Если враги встанут лагерем на ночь, то предполагали напасть в утреннюю стражу. Если же лухракцы с марша вступят в битву, следовало атаковать обоз в момент выхода на поле боя основных сил противника.
   По второй задумке главная роль отводилась лёгкой коннице. Сотасцы успели выкопать рядом со своими позициями две длинных полосы неглубоких рвов. Один со стороны левого крыла шёл поперёк - от замка к лесу, второй отходил от первого наискосок направо - к центру поля. Оставалось только заманить лавину рыцарской конницы на этот сужающийся участок.
   То, что враги встали на отдых, откладывая наступление на завтра, позволило сотасцам подтасовать себе один из козырей. Взревели трубы - горнисты сыграли условный сигнал. Внимание многих тысяч обратилось в густые сумерки к источнику звука. Другие тысячи искали в едва проглядываемой темноте движение в порядках противника.
   Но вот передовые дозоры лухракцев заметили, что по левую руку сдвинулась с места чёрная конская масса. Спешно отступая к своим, дозорные криками оповестили о приближающейся опасности. Воевода полка успел организовать заслон из копейщиков. Но сотасцы и не думали прорываться. Голова атакующей колонны приблизилась к пехотному построению на сотню шагов, выпустила стрелы и, повернув, устремилась вдоль строя. Воевода Сквакан узнал в действиях северян неуклюжее подражание тактике степных орков. Неожиданно, конечно. Копейщики понесли какие-то потери только в самом начале обстрела, сразу выставив щиты. Но не пехотой следовало отвечать на такую атаку. Лёгкой коннице можно противопоставить только такую же. Чтобы рассеять отряд дерзких сотасцев, Сквакан отправил им навстречу три десятка копий всадников. Единственно приказал не увлекаться преследованием. Трей барон Клет, как самый знатный возглавил атаку.
   В это время в шатре князь собрал воевод. Дрожащий свет от настольных свечей придавал собравшимся людям потусторонний вид. Рядом с троном Парцикуда на табурете восседал маг. Сгорбившись под тяжестью медвежьей шубы, Пельс опирался на посох. Прозрачные чуть на выкате глаза смотрели мимо знатных полководцев. Их суета не трогала старика.
   - Ролейм нанёс первый удар, - с очевидного начал разговор князь. - Стоит ли нам ожидать от него других неприятных сюрпризов? - Знаком он разрешил отвечать воеводе головного полка.
   - Определённо, - согласился тот. - Я бы на его месте воспользовался слабой защищённостью нашего тыла и оставил в лесу с десяток, а то и более засад - беспокоить границы лагеря. Поэтому я утроил дозоры и поставил в них ответственных десятников.
   - Почему бы не прочесать окрестности и не выловить этих сотасцев? - задал напрашивающийся вопрос Парцикуд.
   - На ночь глядя в чёрном лесу ловить чёрных лис? - пожал плечами тот. - Проще выманить их на свет. Ручаюсь головой, кроме шума, этой ночью они ни на что большее не сподобятся.
   - Хорошо. Твои действия я одобряю, - благосклонно кивнул князь. - По завтрашнему бою. Вылазка сотасцев влияет ли как-то на план битвы?
   Двое младших воевод выжидали, что скажет главный. Тот осторожно ответил:
   - Нет, не должно.
   Заметив, как поморщился воевода полка левой руки, князь разрешил ему высказаться.
   - Землю конями изрядно потоптали. Тяжело завтра там атаковать станет. Ежели только маги подсобят, просушат землю-то.
   Никто не посмотрел на мага. Боятся до дрожи. Однако предложение повисло в воздухе. Пельс его проигнорировал. Пришлось отвечать князю.
   - Повторю снова. В этой битве маги нам не помогут. Они до сих пор не восстановили свои силы. Уважаемый Пельс обещал оказать поддержку, если станет совсем худо. Но у нас, - Парцикуд повысил голос, - более чем двукратное преимущество в силе. У сотасцев треть войска - ополченцы, вчерашние крестьяне. Может, хватит уповать на магов?! - проорал он в раздражении.
   Воевода сжался. Никто не заметил, как губы Пельса мимолётно тронула ухмылка.
   - Перенесём основную атаку на их левый флаг, - постановил князь и разражено махнул воеводам: - Идите!
   Кланяясь и пятясь, те покинули шатёр.
   - Пельс, - обратился Парцикуд к магу, - всё же будет хорошо?
   - Иди спать, светлейший, - отозвался тот, не поворачивая головы. - Этой ночью никто не потревожит твой сон.

* * *

   Сотаские конные стрелки развернулись и дали дёру к своим позициям, не дожидаясь, когда копья под знаменем барона Клет обрушатся на них. Трей согласно приказу и собственному разумению не стал тех преследовать. Тяжелая от дождей земля существенно замедляла его отряд. Несколько всадников остались без охромевших коней. Факелы в руках оруженосцев не столько освещали пространство, сколько превращали лухракцев в удобные мишени для вражеских лучников. Поэтому, отогнав сотасцев, барон скомандовал отход. Завтра они накажут трусливых врагов! В этом у него не осталось сомнений.
   На передовой его встретил сам воевода Сквакан.
   - Докладывай, - грубо потребовал он.
   По знатности они были условно равны. Но манеры полководца недалёко ушли от поведения предводителя наёмной банды, которую тот и возглавлял всего пять лет назад.
   Спешившись, барон передал оруженосцу поводья. Восторг от погони пришлось придержать, чтобы не ответить грубостью в тон воеводе.
   - Земля тяжёлая. Плохой разгон завтра будет для сшибки.
   - Мы учли это. Князь перенёс направление удара.
   - Но...
   Сквакан поднял ладонь, пресекая возражение. Испытывающий взгляд подавлял возможный спор. Молчание затягивалось. Ветер трепал пламя факелов, неистово хлопал тканью шатров.
   Воевода шагнул к Трею почти вплотную, чтобы не перекрикивать разбушевавшуюся стихию.
   - Ты доверяешь Пельсу? - неожиданно спросил он.
   Барон замешкался.
   Воевода, сощурив по-совиному глаза, ждал ответа. Не дождавшись, разочарованно сплюнул за спину по ветру.
   - Завтра атака пойдёт со стороны полка правой руки. Переподчиняетесь его воеводе. С утра чтоб там были.
   Оставив Трея в недоумении, Сквакан резво потопал со своими оруженосцами в сторону головной ставки. Ветер задирал их плащи, норовя накинуть на головы. Смешно, вроде, не будь столь тревожно.

* * *

   Успокоив князя, Пельс прошёл в отведенный магам шатёр. Мрачно зыркнул на слуг, приставленных ухаживать за его учениками, и отмашкой выслал прочь. Взяв в руки масляную лампу, он подошёл широкому ложу, на котором в ряд лежали под толстыми меховыми одеялами трое мужчин и одна женщина. Тусклый свет выхватил из темноты восковые лица с впалыми щеками и острыми скулами. Если бы не облачка пара, что быстро рассеиваются в морозном воздухе, сложно было бы сказать, дышат ли люди, живы ли они.
   Отбросив край одеяла, Пельс проверил тёплые жаровни в ногах у спящих. Нет, это не жест заботы, сказал он себе. Просто жалость к испорченному и непригодному инструменту.
   Сколько лет, столетий, эпох прошагал он в одиночку, двигая народы, вдохновляя одних правителей на войны и ужасая непокорных. Только сравнительно недавно ему вдруг захотелось перемен. Перемен не в казавшейся уже вечной войне с богами, не судьбоносных перемен в мире, а хотя бы маленьких перемен в себе. Так он впустил в свою жизнь дюжину мальчишек и девчонок, не ведавших родства с дарами. Отмеченная силой духов-прародителей, малышня стала его учениками. Из них он выковал своё новое оружие и его предложил князьку захудалой страны в обмен на войну с северным королевством. Там, в долине Иссы, у подножия Хмурых гор, нашли приют последние верующие в старых альвийских богов.
   За две сотни лет, пока Пельс гонялся за рассеянными остатками некогда единого племени сотасцев, натравливая банды на новые поселения, подкупая иерархов иных церквей и религий на искоренение альвийской ереси, королевство окрепло. Когда древний дух обратил внимание на север, сотасцы уже освоились в этих краях и подмяли под себя странное племя ати. По слухам те верили, в какого-то единого бога, который, по тем же слухам, ненавидел магов и даровал своим последователям мощь противостоять им. Но пока он, Пельс, не проверит эти слухи на собственной шкуре, цена им - медяшка.
   Пельс отвернулся от истощённых учеников и подошёл к столу. Оставив лампу, маг вынул из пространственного кармана драгоценную добычу - драконье яйцо.
   Глупцы толкут драконью скорлупу, смешивают с растёртым жемчугом и настаивают на браге из мухоморов. Смертные так ищут бессмертной жизни - та ещё шутка. Другие глупцы охотятся за драконьими сердцами, чтобы влить в себя силу самых могущественных после богов обитателей этого мира. Заёмная сила и разрывает их хрупкие вместилища с громом, молниями и прочими стихийными выплесками. Пить энергии надо умеючи, по глоточку, а не в одно горло целую бочку.
   Не знают смертные секрета могущества, которое может дать обладание драконьим яйцом. Самый простой и опасный путь - просить выкуп за рождённого или ещё невылупившегося детёныша. По этому пути идёт сейчас Пельс. Поступи иначе, можно приручить дракончика, связав его узами определённого ритуала, после которого тот привяжется к ритуалисту как к родному. Потому и прячут драконы свои кладки, приставляют могучих стражей. Отцу этого птенца не повезло. Отряд эсхских наёмников нашёл озеро, убил стража и разорил тайник. Главная его драгоценность проделала нелёгкий и извилистый путь, прежде чем попала в руки (или правильнее сказать лапы?) древнего духа. Сделка состоится завтра.

* * *

   А в стане сотаского войска под прикрытием наступившей ночи и разошедшейся бури стучали топоры. Загодя заготовленные толстые длинные колья выставлялись на смычке искусственных рвов. Каждый кол, обмотанный для отвода глаз рыбацкой сетью, клали плашмя одним концом рядом с выкопанной для упора ямкой. На втором крепилась верёвка. По задумке при конной атаке колья надлежало воткнуть в упоры, приподняв над землёй. Эта ощетинившаяся стена остановит бег конницы, а смешавшуюся массу накроют залпом лучники и стиснет в смертельных тисках копейный строй. Врага тщательно вели в ловушку. Вечерняя вылазка, наверняка, заставила задуматься лухракских воевод. Правую часть и центр будущего поля битвы несколько дней колдобили, приводя в негодное для лошадиного бега состояние. Так что единственным направлением рассекающей атаки оставалось именно это.
   Хуже всего в войске приходилось ополченцам. Даже разведённые огромные костры не могли обогреть всех. Уже несколько дней, как холода начали забирать жизни самых слабых. Про то, что творилось среди беженцев, вообще старались не вспоминать. Многие мужчины из разрушенного Кверта вступили в войско фактически за скудный паёк, которым делились с родными. Каждый день к границе лагеря приходили измождённые женщины с детьми, чтобы принять от мужей передачу хоть какой-то еды. Удручающее зрелище. Отринув доводы разума и баронов, король приказал раздавать запас зерна, собранного в замке на случай осады. Но даже такая помощь лишь растягивала мучения неимущих. Без толковых укрытий и недостатка воды многие болели. За несколько последних дней умерло почти пятьдесят человек. Их стаскивали в неглубокий овраг за опушкой и просто обрушивали земляной склон, чтобы прикрыть тела, поскольку Крестос завещал хоронить умерших в земле.
   Среди насильно загнанных в войско окрестных крестьян и примкнувших к войску жителей Кверта зарождался бунт. Только близость врага не давала ему полыхнуть. В головах ополченцев царили уныние и страх. Мало какие дураки верили в победу, но даже они задавались вопросом, что будет после битвы, когда король распустит ополчение - куда деваться тогда людям? Без еды. Без работы. С детьми.
   Однако терпели. Терпели, голодая. Терпели, страдая от холода. Терпели, мучаясь отчаянием. Но всё чаще у ночных костров, прижимаясь плечом к плечу товарища, люди пели вполголоса старую крестьянскую песню:
   Придёт век золотой,
   И вновь все станут равны -
   И пахарь, и король,
   И маг, и мастеровой.
   ...
   Забудут люди смерть,
   Нужду, болезни и глад,
   О счастье будут петь,
   И ни о чём не жалеть.
   ...

* * *

   Ночь неожиданно обошлась без дальнейших столкновений. Утром, едва осеннее солнце лениво полезло в небо, со всех сторон зазвучали трубы, поднимая воинов. Быстрый холодный завтрак под окрики сержантов и десятников. Построение под их же ругань и тычки.
   Дозорные на замковой башне заметили перемещение лёгкой конницы лухракцев, о чём сразу же к королю отправили гонца. Выслушав вести, Ролейм сжал в волнении кулаки - его план с ночной вылазкой сработал как надо. Малый камешек на чашу весов. Бухнет ли князь свои тяжёлые доводы в противовес? Маги. Их участие однозначно решало исход битвы. Но враг почему-то всеми приготовлениями показывал, что предстоит честная драка сталью против стали.
   В волнении пребывал и рыцарь Валлент. Именно ему король доверил самый важный участок битвы. Именно сюда, на левое крыло обороны, заманивали конницу лухракцев. Сводный отряд Валентуса состоял большей частью из ополченцев, а также полуроты тяжёлых пехотинцев Рафрена и приданной сотни лучников.
   Он с командиром наёмников и сотником расположились на пологом возвышении за спинами своих людей. Рыцарь с коня обозревал поле предстоящей битвы. Рядом наготове ожидали приказов трое гонцов. Знаменосец держал стяг с личным гербом Валлента. Маялись в нетерпении оруженосцы, переговариваясь вполголоса. Напряжение нарастало.
   Тысячи сотасцев шевелящимся морем тел формировали стройные порядки. Вычленить в этой стихии определённые части можно было только по цветам знамён да той скорости и слаженности, с которыми отряды занимали позиции.
   В центре на передовой толпились ополченцы, вооружённые длинными копьями, за ними встают наёмные пехотные роты Микла и Рафрена. Следующий слой - спешенные дружинники Тигердо, Нимтара и Бижуля. Замыкают построение головного полка две сотни королевских гвардейцев. Командует полком барон Ларт Бижульский. Ставка короля и баронов позади строя. На чёрном поле она выделяется большим белым шатром в окружении хлопающих на ветру баронских знамён-полотнищ.
   Правый фланг принял под командование барон Найдака ниль-Госсен. На его стороне сосредоточили основные конные силы сотасцев. Перед Здрацем стояла сложная задача. Отряды из Нирлуга и Хорсасса, оказались в силу обстоятельств без предводителей. Барон Борэли погиб в стычке с некромантами, а барон Бран отправился по секретному поручению короля и, вроде как, тоже сгинул. Формально командующие их знамёнами подчинялись полководцу, но действенность приказов по понятным причинам была невысока.
   Лухракцы в качестве противника давно знакомы. До того, как Парцикуд связался с магами, их тактика основывалась на молниеносных набегах летучей конницы. Налететь, пограбить и отступить - вернее не опишешь. В этот нетипичный для себя поход старые враги пришли, озаботившись наёмными пехотными ротами и поддержкой магов. Каким только банкирам заложил князь свои земли за такой баснословно дорогой найм? При том, что за короткую кампанию лухракцы захватили почти весь юг королевства, о боеспособности их войска пока складывалось весьма смутное представление. Захват Эсха прошёл в присущем им молниеносном стиле, только ударной силой выступили маги. Падение Кверта тоже вменяли опосредовано им в заслугу - якобы те вызвали землетрясение, обрушившее городские стены. Ни конница, ни пехота себя не проявили в должной мере. Если бы не тёмное колдовство, позволившее захватить, южные ворота Эсха, враги кровью бы умылись, костьми легли, но не взяли на меч Южную жемчужину Сотаса.
   Загудели вражеские горны. Двинулись в лобовую атаку передние ряды лухракского центра. Слились в бешеном рёве крики из тысяч глоток. Битва началась.
  
   Глава 24. Битва при Найдаке
   Для наблюдателей с замковых стен Найдака поле просматривалось, как на ладони. В это стылое морозное утро и воины крепости, и дворовый люд, кто не был занят работой, взглядами прикипели к месту битвы. Между зубцами, из узких бойниц и оконных проёмов выглядывали с трепетным беспокойством. Рёв лухракцев, пошедших в атаку, словно ветер сдул, прогнал от окон впечатлительных женщин. Да и мужчины, чего обманывать, дрогнули.
   С высоты казалось, что ковёр чёрно-серых мурашей медленно накатывает от леса к замку. Когда он преодолел половину пути, ему навстречу, как волна, поднялся и опустился рой выпущенных стрел. Нестройный залп... второй, третий вносили смятение в отдельные части надвигающейся массы, но не замедляли её приближения. Вот она соприкоснулась с загородившей путь точно такой же, ничем не отличимой. С грохотом и металлическим звоном вскипела граница столкновения. Слитный ор атакующих дрогнул и распался на отдельные многоголосия. Им ответно вторили нестройные крики защитников. Под натиском просели передние ряды головного полка. Заварилась каша боя.
   Петрус, кутаясь в шубу, наблюдал за разворачивающейся битвой с дозорной площадки донжона. Ветер трепал пряди седых волос, выбивающиеся из-под меховой шапки, и заигрывал с заплетённой в косу бородой жреца. Старик потирал подборок, хмурился от недобрых предчувствий. Где-то в центре лухракского лагеря находились извечные враги его бога - маги. И ему, верному последователю Езуса Крестоса, не добраться до них.
   Пять десятилетий Храм завоёвывал сердца варваров, пришедших на его земли. Истребители, заручившись поддержкой нобилей, без огласки очищали мир от богопротивных колдунов. Когда соседнее княжество вторглось в Сотас, иерархи сочли обстоятельства благоприятными для укрепления крестосовой веры в народе и сотасской знати. Истребители должны были лишить князя магической поддержки, но...
   С правого крыла сотасского войска неспешно двинулась конная бесформенная лавина, целясь во фланг сражающейся вражеской пехоты. С некоторым запозданием лухракский воевода зеркально ответил выдвижением ей навстречу стройных копейных рядов. Вслед за ними выступили лучники. Всадники же без особого успеха обстреляли противника и сошлись в короткой рукопашной сече.
   Удушающее ощущение - смотреть, сложа руки, как рядом вершится судьба. Петрус гнал прочь мысли, лезущие в голову фразами "если бы...", "да как же...". Отряд Ионуса пропал, и связанные с ним надежды пошли прахом. Да, маги притаились, не вмешиваются в течение битвы, но оружие первых католик-ати могло бы склонить чашу весов в пользу сотасцев. Против скученных, как сейчас, немагов оно было ещё более эффективно. Но... что есть, то есть. Остаётся лишь наблюдать да молиться Крестосу.
   Едва намяв бок вражескому отряду, конница прошмыгнула в ещё несомкнутый проход между вражескими мечниками и копейщиками. Обошла, стесняясь схватки, первых с тыла, но тем самым подставилась под залп лухраских лучников. В спешке, неся потери, всадники устремились к своим на левый фланг. И этой оплошностью практически без задержки воспользовался противник. Воевода полка правой руки послал вслед улепётывающим кавалеристам копья тяжёлой рыцарской конницы. Ряды защитников расстроились, пропуская своих. В эту уязвимую точку и устремился массивный клин бронированных всадников.

* * *

   Тусклое солнце уже поднялось над лесом, когда Горман вывел отряд к опушке у дороги.
   - Туда вам, - указал он на север. - Скоро выйдете к тыловому охранению лухракцев. За ним войсковой обоз и княжеская ставка.
   - Морэмор, - подозвал Парс брановского дружинника. - Распорядись об отдыхе.
   Отряд шёл всю ночь. Выносливости воинам не занимать, но они всё же всадники, а не пехота. Только самые стойкие не повалились в конце перехода на землю. Сбитые в кровь ноги практически у каждого. Найди на них враги и мало, кто из вояк окажет достойное сопротивление.
   Горман покачал головой.
   - У вас не времени. Битва уже идёт.
   - Да что ты говоришь, - раздался голос одного из сидящих на земле. - Ты же с нами шёл.
   - Я слуга дара Белой Ольхи, ей ведомо многое. Она говорит со мной звоном листвы, шелестом травы, пеньем птиц...
   - Ага, белки тебе настрекотали, - ухмыльнулся воин.
   - И белки тоже, - серьёзно согласился проводник.
   - Хватит! - одёрнул обоих Парс. - Ты же видишь, - обратился он к посланцу дара, - нам нужен отдых.
   - Ваше время уходит. Я могу помочь.
   - Чем? И что попросишь взамен? - вмешался подошедший Морэмор.
   Проводник сложил руки на груди.
   - Ваши артефакты могут лечить.
   - Да ладно, - опять подал голос ехидный воин.
   Морэмор обернулся к нему, и крикун примолк.
   - Ты не жрец Крестоса, чтобы знать такое, - высказал вслух общее сомнение Парс.
   - Я слуга дара Белой Ольхи, ей ведомо многое, - повторился Горман.
   - И что же ей ведомо... - сдержал ругательство вырывающееся раздражение Тэйэнир. - Скажи, наконец. Или тебе плата какая нужна?
   - Платой возьму вот это, - посланец дара указал на сигнальный рожок на поясе Морэмора.
   - Это... - хорсассец отцепил рожок и с недоумением повертел его.
   - Кроме вашего, вокруг лагеря ждут условного сигнала для атаки ещё несколько отрядов. Но король бережёт их как последний шанс. Только он далеко и не знает, что творится в тылу лухракцев...
   - Ты мог бы известить его? - прервал Тэйэнир.
   - У вас нет времени. Я подниму вам в помощь другие отряды. Вместе ваши шансы выше.
   - Всё-то ты знаешь, - с подозрением протянул Морэмор.
   - Я слуга дара...
   - Да-да, мы поняли, - согласился Парс.
   - Нас явно используют, - предостерёг мрачно хорсассец.
   - Мы все смертники, - напомнил о неприятном Тэйэнир. - Если это поможет победить, я воспользуюсь предложением.
   Морэмор хотя и покачал неодобрительно головой, но протянул рожок Горману.
   - Так что ты говорил об исцелении?..
  
   Спустя некоторое время, когда посланец дара ушёл обратно в лес, Тэйэнир и Морэмор собрали усталых людей.
   - Воины, - обратился к ним командир. - Вы клялись королю истребить вражеских магов. Вам дали защиту, а оружие против них добыли мы сами. Мы смертники, и кресты на наших шеях... - Парс прервался, принял из рук Морэмора крест (Брана) и одел его... - залог верности клятве. Через два... да! - повысил он голос. - Два, а не четыре дня... не спрашивайте, как, это всё пёсья магия! кресты снесут нам головы, если мы не вернёмся в Найдак и не исполним клятвы. Битва уже идёт, и надо поспешать, пускай мы шли без роздыха и сбили ноги. В общем... мы можем попросить о восстановлении сил и исцелении... Крестоса.
   Воины зароптали, даже крещёные хорсассцы высказались нелицеприятно о боге. Видимо, такие же крестосцы напоказ, как и их барон.
   - Да, это не наш бог, - перекрикнул шум командир, - но мы пользуемся его артефактами. Не важно, кто ковал меч, если это оружие разит магов. Не важно, кто даст нам силы исполнить клятву! Одна молитва, и мы войдём в посмерьте как герои, а не побитые псы! Повторяй за мной... Ореймус! Гратиам туам квайсумус, Домине...

* * *

   Барон Клет вёл в бой знамя из тридцати копий. Его всадники располагались внутри строя полнодоспешных рыцарей. Бронированный наконечник их отряда продавит и по возможности рассечёт левое крыло сотасского войска. Следом ударят и смешают вражий строй лихие рубаки Клета и других знаменосцев Лухрака. Гудит земля от боя тысяч копыт, вгоняет в дрожь сердца. Радость, азарт и страх горячат кровь, тянут жилы в предвкушении драки. Ветер в лицо пригибает взгляды. Грохот сшибки впереди! Поднять голову!
   Вместо стены сотасских вояк, резко осадивший коня, Трей барон Клет увидел перед собой растущую свалку - люди, лошади смешались в невообразимый клубок тел. Истошное ржание, крики ужаса и боли уместились бы в три такта замершего сердца. Удар сзади сбросил барона на землю. Чудом минули его конские копыта. Трей вскочил, голося "Стойте!" Да кто бы его услышал в творившемся бедламе.
   Замятня конной атаки не укрылась от наблюдающих за битвой правителей. Но если Ролейм с нескрываемым торжеством воспринял успех устроенной западни, то Парцикуд разошёлся. Вне себя от гнева он перевернул походный столик и за удалённостью воеводы-виновника зачем-то стал сыпать безадресными проклятиями и грозить кулаком небу. Излив ярость, князь утёр ладонью потное лицо и безоговорочно потребовал привести Пельса.
   Посыльный метнулся к шатру магов. Парцикуд сжимая кулаки, поискал и не нашёл взглядом на земле кубок. Услужливый слуга подал вина, и князь жадно схватил чашу, крупными глотками быстро опустошив её до дна.
   Пельс подошёл со спины незамеченным. Если бы человек не доложил о прибытии, мог бы так и стоять.
   Князь обернулся и опустил глаза. Страх одолел его несдержанность. Буркнув, нечто приветственное, Парцикуд замолчал. Сам старик почти никогда не начинал разговор первым, а отвечал, словно делал одолжение. Князь, не обманывал себя, что сейчас вновь будет просить, хотя и коробит его от такой необходимости.
   - Вот посмотри! - наконец нашёлся он и махнул в раздражении в сторону битвы. - Ничего сами не могут! Полководцы... - процедил он сквозь зубы. - Мы их, конечно, дожмём, - продолжил, вроде, как ни к кому не обращаясь, - но что от войска останется - слёзы. - Парцикуд несмело глянул на Пельса, но встретившись с отрешённым взглядом, отвернулся.
   - Люди слабы, - вдруг вымолвил старик. От низкого, пробирающего до нутра голоса мага вздрогнули все, кто услышал. В таком повелительно-презрительном ключе он ещё не выражался. - Я призову союзника. Раньше, чем надо.
   Произнеся эти слова, Пельс удалился, оставив всех в остолбенении.
   Первым очнулся князь. Тряхнув головой, он забормотал: "Время, время... Надо придержать..."
   - Эй, человек, - позвал он ближайшего слугу. Тот стоял с новой винной чашей наготове. Отобрав и опорожнив её, князь послал его: - Давай-ка, сбегай до моих пол...ик!...оводцев. Или нет, этих... - махнул он неопределённо... - гонцов сгоняй. Пусть прекратят атаки. Соз...ик! Да что такое?! Союзник подойдёт... подлетит, короче. До него пусть... его ждут! Чего стоишь? Ик! Исполняй!
   Слуга оторопело заметался под злобным приглядом разыкавшегося правителя, но глава княжеских гонцов пришёл ему на помощь, отрядив своих людей со скорым посланием к воеводам "держаться и не сдаваться до подхода союзника".
   Тем временем сотасцы, воодушевлённые успехом левого фланга, отвели с передовой сильно поредевшие ряды ополчения, которые так и не смогли продавить до конца лухракцы по самому центру. На смену мужичью пришли наёмники из Микла и Рафрена. Опытные вояки, свежие бойцы дали отпор зарвавшимся лухракцам, приноровившимся рубить "мясо" с разменом один к пяти. Встретив сопротивление, враги не смогли перестроиться, и впервые за битву начали пятиться под защиту копейщиков полка левой руки. Тот отряд, вынудивший к бегству лёгкую конницу сотасцев, так и топтался, медленным шагом продвигаясь вперёд, больше прикрывая лучников позади своего построения, чем реально угрожая противнику. В этой части битвы сошлись двое одинаково мыслящих и осторожных воевод. В их распоряжении не осталось конных отрядов и оба пытались измотать противника перестрелкой перед лобовым столкновением пехот.
   Однако ниль-Госсен получил с гонцами королевский нагоняй за нерешительность. Ролейм, поспешил развить успех левого фланга. Кавалерия, заманив в засаду рыцарскую конницу лухракцев, уже прошла тылом под стенами замка, и её командующий был готов поддержать наступление барона Найдака.
   С воодушевлением и радостью встретили в замке видимые изменения на поле битвы. Воины со стен и башен кричали "наши их сделали!", "гоним прочь!", "сейчас наддадим!" И люди верили таким простым словам, не понимая толком происходящего.
   Для Петруса тоже неясно было, в чём суета бурлящей каши из людских тел сейчас отличается от той, что он наблюдал до этого. Слева смешались люди, кони. В центре толпа атакующих, вроде бы, поредела и стала отходить. Справа вдруг перестали сыпать стрелами (кончились они что ли?) и с ором сшиблись ещё два больших отряда. Ничего не понятно!
   В раздражении жрец Крестоса помотал головой. Вдруг взгляд его зацепился за крохотную чёрную точку в небе. Не птица - те не зависают в воздухе. Что же это? Прикрыв ладонью глаза от солнечного света, Петрус не смог ничего толком разглядеть и позвал на помощь одного из дозорных.
   "Не могу понять, ваша милость", - сказал тот после напряжённого вглядывания вдаль. - "Вроде, как глиста крылатая".

* * *

   Чужаки - мужчина и двое юношей шли через лагерь беженцев. За месяц стояния тут все знали друг друга практически в лицо, и мужчин, кроме стариков, почти не осталось - кто сбежал, кто записался в ополчение. Рос и его спутники с радостью обошли бы лагерь стороной, но короткий путь, открытый Авелькой, довёл их почти до северных ворот Найдака, и странники оказались перед выбором обогнуть замок с запада по болотистой местности или с востока, где всё доступное пространство заняли беженцы.
   От чужаков не прятались, только детей загоняли под шаткие навесы, в шалаши и землянки. Большинству и прятаться было негде. Кругом грязь, стоялая вода в колдобинах и лужах, затопший мусор. Единственная тропа - размётанный настил из срубленных ветвей.
- Смотри, за кого мы идём сражаться, - склонившись к уху Орера, прошептал Рос.
   - Да я только за братом, - неуверенно ответил юноша, впервые за долгое время оказавшийся без присмотра наставника. Ему было тяжело возвращаться памятью к тому времени, когда он сам, как эти люди, бежал от войны. Минуй его внимание Авельки, он сейчас мог оказаться среди них.
   Много женщин, старых почти нет. Осунувшиеся, побитые, с пустыми взглядами. Жмутся кучками к дымящим кострам. По лагерю гуляет беспрестанный кашель.
   Грэм остановился около тощей молодухи, закутанной в несколько слоёв одежды. Лежащий на её руках младенец, подвывая, мял дёснами сосок плоской, в синих прожилках, груди. Горец снял с плеча мешок и достал из него остатки дорожной снеди. Положил скромный свёрток рядом женщиной: "Поешь, за себя и за него". Блеклые глаза прояснились. "Спаси тебя бог", - прошелестели в ответ сухие губы.
   - Ты чего? - удивился на товарища Рос.
   - Если победим сегодня, я не пропаду. А сгинем, воронам всё достанется.
   - Одной коркой всех не накормишь. Я уверен, в замке еды навалом. Завалим шамана, и попросим короля поделиться. Героям не откажут! Верно,Орер?
   - Я только брата забрать, - помялся тот, оглядываясь на женщину с ребёнком.
   - Пойдём, пойдём, - поторопил Рос. - Сейчас набегут.

* * *

   В битве к тому времени настал переломный момент - под визгливые завывания сигнальных труб лухракцы начали организованно отступать. В азарте боя сотасская пехота двинулась за ними, а ниль-Госсен спешно отправлял подошедшую конницу ударить вслед отступающим. Но король решил проявить осторожность, поскольку атаковать ему, по большому счёту, было некем. Ролейм отдал приказ, и уже королевские горнисты сыграли условное "стоять", которое эхом разнесли их товарищи при полках. Едва слышимым эхом вдалеке раздались отзвуки охотничьего рожка. Может так совпало, а, может, и нет, но в тот момент в лагере противника вспыхнул пожар.
  
   Трей, отступая со спасшимися из сотасской ловушки всадниками, думал только о том, как добраться, наконец, до своих. Чудом развернув от замятни хвост атаковавшего отряда, он вывел из под обстрела поредевшие остатки конницы. Слава богам, их не преследовали! Однако! В лагере дым!
   Спасшихся встретили недобрыми взглядами. Сами-то с места даже не сдвинулись за всю битву! Но что творится в тылу? Трей спросил у первого попавшегося сотника.
   "На обоз, вроде как, напали", - ответил тот и сплюнул. - "Без нас разберутся".
   Но вот наёмные роты были другого мнения, это сразу стало очевидно. Части отрядов вышли из строя. Их командиры решили озаботиться сохранностью награбленного вопреки даже здравому смыслу. Битва ведь в самом разгаре! Самоволка наёмников внесла брожение и в ряды баронских дружин.
   Вдруг по войску раздались отдельные крики, которые как эхо покатились от воина к воину. Люди, задрав головы, тыкали пальцами в небо и твердили в ужасе и восхищении: "Дракон! Дракон!"

* * *

   В это время тыловое охранение практически без боя отступило от обоза. Но напавшие сотасцы миновали телеги гружёные добром, подпалив только парочку для умножения суматохи. Цель у них была в другом. С разных направлений они стремились центру лагеря, туда, где стояли шатры князя, магов, лухракской знати. При другом раскладе их неожиданная, отчаянная вылазка могла иметь успех. Немногочисленная охрана разбежалась, личная гвардия Парцикуда уступала нападавшим числом, подмога с передовой запаздывала... Вот только Пельс возражал против столь грубого вмешательства в свои планы. Именно он вышел навстречу сотасцам. Разрозненность отрядов сыграла против них. Одни завязли в схватке с княжеской охраной. Вторые вырезали всех, кто попадётся, на пути. Третьим... заступил дорогу седой матёрый волчище.
   Казалось бы, что мог противостоять одинокий зверь почти пяти десяткам опытных воинов? Его и приняли поначалу за взбесившегося, диковинно крупного пса. Ощерившись в грозном рыке, он приветствовал смертельную схватку. Несколько пущенных стрел отскочили от густого меха, как от камня. Волк стремительным рывком бросился вперёд. Неловкие от неожиданности удары клинков соскользнули со шкуры, и двое сотасцев отлетели в стороны с разорванными боками. Челюсти раскроили с одинаковой лёгкостью и кольчуги, и плоть.
   От него отмахивались мечами - он игнорировал урон и задирал обидчиков каждым укусом, оглушал каждым ударом лап. Остервенелая схватка, в ходе которой зверь ломал людей, как сухостой, быстро закончилась. Посреди наваленных, стонущих от боли, воющих от ужаса, обкусков только что сильных мужчин, стоял красный волк в редкую белую крапинку.
   В таком виде на него и нашёл отряд Парса.
   Встреча оказалось неожиданной для обеих сторон. Оборотень увлёкся резнёй. Сотасцы, вынырнувшие из-за палаток на шум битвы, ожидали чего угодно, кроме сцены кровавой жатвы. Однако опомнились они первыми. Вновь без успеха полетели в зверя стрелы, вновь волк ринулся на очередных жертв... Вжихнул световой луч рядом с мордой, и зверь от неожиданности присел на задние лапы и подался назад.
   "Беречь заряды!" - рыкнул Морэмор, сам выцеливая оборотня непривычным оружием. Тот, почуяв неладное, резко развернулся и бросился прочь. Вдогонку ему пальнули ещё раз, но преследовать не стали.
   Бегло осмотрев побоище, добили самых безнадёжных. Таковых оставалось немного, ибо большинство умерло от ужасающих ран. Несколько оглушённых счастливчиков начали приходить в себя. Парс приказал оставить с ними одного бойца, и отряд двинулся дальше - в направлении, в котором скрылся волк, туда, где маячили высокие княжеские шатры.

* * *

   Опускающийся с неба дракон впечатлял невиданной доселе мощью. Трей за всю жизнь видел только одного дракона - мелкую лесную тварюшку размером чуть больше собаки. Этот же прилетел, как из самых страшных сказок, в которых боги и духи во плоти сражались друг против друга.
   В панике бежали из боя люди, побросав оружие, а кто и доспехи. Земля в центре поля быстро освободилась. Два войска замерли по его краям, ожидая пришествия легендарного чудовища. И вот огромная чёрная туша, топорща полотнища крыл, с грохотом упала, оставляя в земле за собой след - почти, что глубокий ров. Исполин впечатлял. В холке едва ниже замковой стены, от морды до кончика хвоста - шагов триста - расстояние полёта стрелы. Дракон задрал голову и издал ужасающий рёв.
   Петрус, покачнувшись, схватился за стену, наблюдая презабавное в другое время зрелище, как две армии одновременно подались назад. Только одна бурая точка понеслась к исполину с лухракской стороны.
   Окровавленный волк и дракон повстречались посредине поля боя, и никто не мог помешать их разговору.
   - Ты принёс его? - мысленно обратился дракон, сотрясая воздух утробным ворчанием.
   - Да, оно со мной, - унимая бешено колотящееся сердце, ответил волк.
   - А ты изменился, с нашей встречи, - усмехнулся чёрный исполин. - Помолодел чувствами. Страх вытряхнул тебя из старой шкуры.
   Оборотень лапой выкатил буквально из воздуха яйцо.
   - Забирай и выполни свою часть уговора.
   Дракон осторожно опустил голову рядом с малиново-зелёной драгоценностью. Яйцо оказалось размером с драконий глаз. Одно неловкое движение или чих со стороны исполина сомнут его. Бардовый длинный язык змеёй выскочил из огромной пасти, обхватил бережно яйцо и уволок его внутрь. Дракон сглотнул и поднялся, опираясь на все четыре когтистые лапы.
   - Здесь больше смертных, чем ты говорил. В возмещение я ещё поиграю с замком.

* * *

   Неимоверное облегчение нахлынуло на Трея, когда дракон, повернувшись спиной к лухракцам, нелепо переваливаясь с бока на бок, побрёл в сторону сотасцев.
   "Вот о какой подмоге была весть", - выдохнул рядом стоящий сотник.
   Люди в княжеском войске начали отходить от оцепенения. Опустились невольно поднятые копья и щиты, словно, их поднимая, могли воины оборониться от чудища. По рядам пронеслись нервные смешки.
   Когда страшный союзник отправился на их врагов, вспомнили о безобразии, творящемся в тылу. То, что наёмники недавно резво рванули на защиту обоза, заронило семена подозрения в сердца многих - как бы те заодно не покидали в свои телеги чужую добычу. Ушедшие вдогон отряды прислали гонцов - действительно наёмники втихую занялись переделом трофеев. И забурлило в лухракском войске. Уверенные в скорой победе, потеряв всякий порядок, воины устремились с поля боя. Естественно в создавшейся сумятице кому-то захотелось проверить и богатые шатры знати. На пути этого водоворота оказался отряд Парса.
   Так вышло на тот момент, что прочие засадные отряды сотасцев, напавшие на лагерь, оказались истреблены. Ввязавшись в стычки, без поддержи извне, они просто не успели отступить, когда из боя начали прибывать сначала наёмники, а вслед за ними и прочие воины княжеского войска.
   "Смертники" Парса перед этим легко выкосили из крестосского оружия немногочисленных выживших гвардейцев. Те только разобрались с последними нападавшими и не ожидали удара от зашедших со спины. Лучи, прорезавшие насквозь людей, подпалили и рядом стоящие шатры. Занялись полотняные стены. Какие маги, какой князь?! В дыму не разглядеть соседа, не то что, врага.
   - Надо уходить, - Морэмор дёрнул командира за руку.
   - А как же маги? - процедил тот, хотя интересовал его в первую очередь князь. Для восстановления в баронском праве требовалось предоставить хоть какое-то доказательство смерти Парцикуда.
   - Нет их здесь, сам видишь.
   Прикрывая глаза от едкого дыма, Парс оглянулся. Хмурые, понурые воины. Все понимают, что их миссия провалена, а, значит, клятвы с них не снимут. Тэйэнир понимал и другое - плату надо ещё стребовать, а это смогут только живые.
   - Надо уходить, - согласился он.
   Как бы не поздно.
   Привлечённые пожаром лухракцы спешили затушить огонь, чтобы спасти ценности. Вначале попадались разрозненные группы в пять-десять человек. Их уничтожили без потерь. Но как только покинули пелену дыма, открылась их взглядам картина - большая часть лухракского войска вернулась в лагерь. При этом одни отряды схватились с другими. В этой каше мелькали незнакомые флажки и знамёна. Люди сошли с ума и дрались с теми, с кем недавно стояли плечом к плечу. В таком бедламе шансы нарваться на бой и уйти без боя были равны.
   Морэмор рванул на груди котту и отбросил щит с гербом Хорсасса.
   "Делай как я!" - приказал он. - "Снимай гербы!"
   В этом был смысл. Если избавиться от отличительных знаков, они вполне могли сойти за один из наёмничьих отрядов. В другой ситуации, его вряд ли бы послушали. Отречься от герба сеньора считалось клятвопреступлением и навсегда покрывало дружинника позором. Но, чтобы жить с этим позором, надо ещё выбраться из лагеря лухракцев. Его послушались. Полетели на землю щиты, шлемы, плащи и котты - всё, что могло рассказать о принадлежности воинов к сотасской стороне.
   Странное разоблачение заметили. В их сторону направились какие-то всадники, но четыре световых луча отогнали любопытных. С магами связываться не захотели. В творящемся хаосе больше никто не обратил внимания на это происшествие. Отряд двинулся против течения людских потоков - Морэмор справедливо предположил, что в том направлении, скорее всего, находится оставленное лухами поле боя.

* * *

   Ополченцы, приданные силам рэ Валлента, при виде приближающегося чудища обратились в бегство. Никто не пытался их остановить. Воины едва отошли от учинённой ими резни лухракской тяжёлой конницы. Много дорогих трофеев - доспехами, оружием и звонкой монетой - ещё предстояло собрать и поделить, чем и занимались перед пришествием дракона. Простой же люд, дал дёру, едва тот приземлился. При попустительстве командиров, казалось, оцепеневших от перевернувшейся картины мира, ополченцы устремились в сторону лагеря беженцев, благо находился он недалеко от оставленных ими позиций левого фланга. Дураков, заступить дорогу этой вооруженной толпе, не нашлось. Тем более, происходящее всё ещё оставалось неясным. Но, когда дракон, повернул в сторону Найдака, проняло даже профессиональных воинов.
   Петрус с высоты донжона отстранённо наблюдал за надвигающимся огромным зверем. Тот шёл прямо на башню, не обращая внимания на людей, раздающихся в стороны, словно волны под форштевнем корабля. Дракон! Ещё одно проявление проклятой Крестосом магии этого мира. Считающиеся мифическими существами, истинные драконы обитали за Хмурыми горами. Храм, занятый истреблением магов, не охотился специально на даров, ларов и других выкидышей магии, только собирал информацию, в том числе и образцы местной фауны. Древесные, речные, огненные драконы относились к магически изменённым зверям, не обладающим сознанием, как некоторые духи силы или места. Но это чудовище, несомненно, было разумно.
   Дракон шёл к замку, игнорируя суету мурашей под своими лапами. Король с присными, расценив за лучшее держаться от махины подальше, приказал освободить путь. Пока исполин не проявлял агрессии, в здравом или помутневшем рассудке никому и на ум не могло придти атаковать его. Так что и безо всякого приказа сотасцы старались оказаться как можно дальше от чудища. Что там ему понадобилось в замке, пусть забирает, только пройдёт мимо! Так думал каждый.
   А дракон беспрепятственно дошёл до стены, приподнялся на задних лапах, опершись передними на её край. Конечно, стену давно покинули. Самоубийцы и сумасшедшие герои, если и были среди замковых, затаились.
   Чудище подняло голову. Его взгляд упёрся в башню, и Петрусу, показалось, что дракон, смотрит прямо ему в глаза. Пробирающий до самых потаённых глубин памяти взор окатил священника. "Не вам, пасынкам, рассуждать о выкидышах", - насмешливо прозвучало в его голове на древнем языке латинян. Дракон открыл пасть, и жидкий огонь пролился из неё во двор крепости.

* * *

   Рос и компания на выходе из лагеря беженцев увидели, как в их сторону бегут врассыпную люди. Даже издалека Грэм, разобрался, что это сброд, а не воины. Без щитов, большая часть без оружия, а некоторые, кто вооружён, прижимали его к груди. Явные дезертиры, тем более что многие разоружались прямо на ходу, отбрасывая тяжёлые копья и отстёгивая хлопающие ножны, срывая мешающие при беге плащи. На странников пробегающие мимо не обращали внимания. Поймав за руку одного из ошалелых, который выглядел безобиднее прочих, едва скрутили. Мужичок, как бешенный извивался, вопил и пытался кусаться. Орер наложил ладонь на лоб бесноватого и зашептал успокаивающе. Только так и привели дезертира в сознание. Но из бессвязной речи всего-то узнали, что на поле боя появился дракон. Оставив несчастного, поднялись на низкий холм. С вершины открывался вид на южные ворота Найдака.
   Из замка поднимался густой чёрный дым. Одетый в его клочья дракон, стоя на задних лапах, передними терзал камни стен. Словно пригоршни гальки, собирал он в кулак валуны и швырял в разбегающееся под их градом войско. Не все, надо отдать должное, бежали. В спину чудовища стреляли, но видимого вреда от редких залпов не наблюдалось.
   Рос с трудом отвёл взгляд от замка и посмотрел на поле. Армия лухов тоже воевала. С кем? Отсюда не понять. Но кто бы ни напал на них, с драконом ему точно не сравниться.
   - Рос, - обратился к нему младший товарищ. - Мы должны вмешаться.
   - Что? - непонимающе переспросил он.
   - Нужно спустить Кофкса на дракона, - как само собой разумеющееся подсказал Грэм.
   - Это же не Пельс?
   - Там и без Пельса наших в землю зарывают. Орер, давай кость.
   - Нет! - резко возразил товарищ. - То есть... - он стушевался... - это же дракон! С ними даже боги в легендах не связывались.
   - Там мой брат, - наконец подал голос ученик Авельки. - Я сам призову духа!
   - Ты? - опешил от удивления Грэм. Паренёк не произвёл на него впечатления твёрдостью духа.
   - Я, - ответил тот. - Только помогите мне кто-то один.
   Рос посмотрел ещё раз на мечущего камни дракона, обернулся за спину, в сторону лагеря беженцев. Наконец, что-то решив для себя, он резанул:
   - Грэм тебе поможет.
   - А ты?
   Рос бросил на парней задумчивый взгляд и припечатал:
   - А я помогу, кому смогу, - и, развернувшись, легкой трусцой направился обратно к лагерю.
   Грэм за время совместного пути присматривался к Ореру, и у него сложилось нелестное мнение о юноше. Не нравилось в нём сочетание нерешительности и мечтательности. Вкупе с невежеством в обыденных мелочах оно мешало общению попутчиков. Но, стоило признать, как ученик шамана Орер знал гораздо больше недоучки Грэма. Горец догадывался, зачем Авелька навязал того товарищам. Управление духом Великого зверя требовало от призывателя особых умений. Дай слабину или замешкайся, и дух освободится. Возможно, на это рыжий и рассчитывал - подставить под гнев Кофкса "героев", а дальше обезумевший Зверь пойдёт рвать всех, кто попадётся.
   Рос додумался до тех же мыслей, только опередил Грэма и сбежал. Ещё бы! Орер столько понарассказал в дороге о Кофксе, что пропало всякое желание связываться. Если горец до встречи с Орером ещё испытывал иллюзии о своей способности поладить с духом, как некогда он договорился со Стражем Слепого Перевала, то к настоящему моменту полностью разочаровался в самой мысли "героически" поднять Зверя на врагов.

* * *

   Если бы кто попытался записать все чувства владевшие королём Сотаса, свиток вышел предлинный и без единого приличного слова. Гнев, ярость, ощущение беспомощности, бешенство... многое переполняло Ролейма, не было места только трусости и оторопи. Замок и большая часть войска потеряны. Управляемыми остались разве что гвардейцы. Наёмники, ополчение, дружинники будто потеряли головы. Кто-то стрелял в спину дракона. Какие-то рыцари в сумасшедшей атаке были размазаны по земле хвостом чудища. Основная часть подалась к лесу. И неизвестно, что происходит в другой части рассеченного надвое войска. Разумным казалось решение отступить. Но случайный взгляд на оставленное поле боя выхватил на нём одинокую человеческую фигуру, и доводы разума сгинули под накатившей волной ярости. Пельс! В голове отчётливо проступило воспоминание - маг или шаман, кто разберёт, не владел стихийной магией и предпочитал действовать посредством марионеток. Значит?! Ему не устоять перед праведным гневом рыцарей. Беда, что лошади разбежались, придётся добираться по-простому на своих двоих. Ролейм криками собрал вокруг себя верных людей и его малый - человек в двадцать - отряд побежал против любой вопиющей логики в атаку.
   Маг заметил их. Ссутулившийся старик в подобранном плаще на голое тело выглядел жалким. Со стороны толпа запыхавшихся воинов, окружающая его, смотрелась грозно и нелепо одновременно. Пельс недовольно скривился. Смертные отвлекли его от поддержания резни в лухракском стане. В ипостаси волка он бы порвал их, не напрягаясь. Однако пришлось вернуться к человечьему облику, чтобы дёргать за ниточки в умах лухракских командиров. Недооценил он решимость врагов, за что сейчас может поплатиться.
   Король вышел из круга к Пельсу. Дурачок хочет поединка?
   - Презренный маг, - сплюнул ему под ноги Ролейм. - Сейчас ты сдохнешь от моей руки.
   Старик усмехнулся. Неожиданно проворно он нагнулся и вырвал палаш из рук какого-то мёртвого всадника. Страх уступил место расчётливости. Время поединка даст ему протянуть новые ниточки к слабым умам. И пускай никогда он не шёл путём меча, но за долгую жизнь какой только опыт не накопится, а помнить древний дух умел превосходно.
   С лязгом сошлись мечи - королевский полуторник с узким лезвием и широкий, тяжёлый кавалерийский клинок. Сила у Пельса явно была нечеловечьей, и с первого удара он едва не переломил оружие врага о землю. Ролейм, однако, успел увести меч в сторону. Ещё несколько ударов сказали королю, что он зря затеял поединок. Техникой маг уступал ему, но сила и ловкость соперника компенсировали этот недостаток. Не полностью, нет. Пара хитрых приёмов позволила королю, не смотря на скорость реакции мага, пустить тому кровь. Даже доспех не спас бы Пельса, а тот вообще сражался голым. Закровянил порез на бедре, кончик меча расчертил тёмными брызгами грудь.
   Они кружили друг вокруг друга. Не будь Ролейм сильно сосредоточен на противнике, он мог бы заметить, как перекосилось лицо сначала одного гвардейца, потом второго. Их товарищи точно не ожидали предательства, когда двое воинов, взятых под контроль магом, напали на них. Шум схватки за спиной отвлёк короля, рука дрогнула, и Пельсу удался приём, не прошедший в самом начале. Тяжёлый палаш перерубил уткнувшийся в землю клинок короля, оставляя последнего без оружия.
   Ролейм отступил, наконец, осознав, что с глупым поединком надо заканчивать.
   - Убейте его! - махнул он, не глядя, гвардейцам.
   Вот только подаренное магу время тот использовал со всем усердием. Ещё трое воинов словили поводки, и если двоих он натравил на бьющихся с первыми марионетками, то третий шагнул к Ролейму со спины. Клинок остановила бармица. Срубить голову не удалось, но удар повалил короля наземь. Одержимый раньше, чем опомнились нетронутые магией гвардейцы, вонзил в спину павшего владыки меч. Руку "предателя" рассекло... поздно. Пельс протянул нити к ещё двоим, взяв следующим плетением под контроль троих. В скором времени о схватке не напоминало ничего. Последние двое одержимых в слитном ударе пронзили друг друга и повалились бездыханными перед магом.
   Поскольку других жаждущих его крови поблизости не наблюдалось, Пельс мог перевести дух. Вот только управляя одними марионетками, он упустил других.
  
   Глава 25. Смерть дракона
   Беззвучно лопнули натянутые нити. В стане лухракской армии, превращённом во второе поле боя, затрясли головами, приходя в себя, выжившие командиры.
   Один из них взглядом наткнулся на странную группу воинов, пробирающихся, против здравого смысла, к замку. Ещё не отойдя от наваждения, понукавшего наказать наёмников-предателей, Трей, барон Клет, заторможено смотрел им вслед. Вдруг он понял, что показалось странным. Ни у одного не было герба или значка наёмной роты! Они выглядели бы как разбойники, без сюрко, плащей и щитов, но отличные доспехи и слаженность действий выдавали в них опытных вояк. Сотасцы!
   Трею повезло, что неожиданно выпавшего из боя командира, прикрыли соратники. Осознал он это в момент, когда один из них, обернувшись, проорал ему что-то прямо в лицо.
   "Отходим! - скомандовал барон. - За мной!"
   На его приказ отреагировали, но круговерть битвы не сразу отпустила. И всё же отряд барона выехал на свободное от схваток пространство. Сотасцы, избегавшие драки, к тому времени удалились достаточно далеко. Но они шли пешими. Всадники догонят их без труда!
  
   "Смертники" Парса, почти без потерь, выбрались из вражеского лагеря. Встали в отдалении у вырубленной рощи. Воинам требовался отдых. Что творилось впереди, можно было только догадываться. Часть лухракцев не поддалась охватившему их войско безумию, преграждая путь к Найдаку. Замок горел, а над ним в воздухе парил... дракон!
   "Я думал, лухи спятили", - высказал за всех удивление Тэйэнир. Ещё бы! Когда одни враги начинают рубить друг друга, а другие бегут, не разбирая дороги с криками "дракон! дракон!", поневоле признаешь их сумасшедшими.
   "Жрец в замке, - устало откликнулся Морэмор. - Придётся валить дракона".
   Пара человек хмыкнула, у остальных, видимо, не осталось сил на эмоции.
   "Смотрите! - вдруг воскликнул один из дружинников. - Всадники!"
   Все повернули головы в сторону, куда он указывал. Лухи явно нацелились на них. Тэйэнир оглянулся, подсчитывая, сколько воинов осталось в отряде. Полтора десятка. Лухов, на глазок, почти столько же, вот только преимущество на стороне врагов. Было бы. Морэмор, подумал также и, осклабившись, приподнял второй рукой крестосское чудо-оружие.
   "Не забудь, ещё дракон", - напомнил Парс.
   Тот, кивнул, и замер в ожидании, когда враги подъедут ближе. Воины встали цепью.
  
   До сотасцев оставалось всего ничего, шагов с полсотни. Можно разглядеть лица врагов. Неожиданно во всадников ударили стрелы света. Рядом с Треем на полном скаку свалился рыцарь, под другим пала лошадь. "Маги!" - на миг испугался и тут же разозлился барон. По мгновенной команде "к бою!" опустили копья.
  
   Два залпа по четыре выстрела вычли пятерых противников. Преимущество сотасцев продержалось до момента, когда в них врезался десяток рыцарей. Кому-то удалось уклониться, кого-то подвела усталость и раны. Счёт сразу сравнялся. Лухи проскакали мимо и стали заворачивать коней для рубки. Дружинник рядом с Тэйэниром подобрал, выпавшее из рук Морэмора, оружие и попытался выстрелить. Безуспешно. На ногах осталось всего двое стрелков. Они и пальнули в спины лухам. Минус два!
   Трей прикрикнул на своих: "Дави!"
   Два соразмерных отряда сошлись врукопашную.
   Не было у сотасцев шанса на победу, не было. Но они загородили своих стрелков и встретили лухракцев лицом к лицу. Одного из храбрецов опрокинул конь, другого срубили, но два выстрела вновь сравняли численность.
   Тэйэнир, увернувшись от палаша, прыгнул на противника и повис, свалив того наземь. Грохнулись оба. Меч не удержался в руках. Лух придавил ему в падении ногу, поэтому Тэйэнир чуть замешкался, прежде чем лихорадочно зашарил по поясу, нащупывая кинжал.
  
   Трей перекатился со спины. Он безоружен, но и сотасец тоже! Приподнявшись на колено, барон замахнулся кулаком в кольчужной перчатке. Удар смазался, задев противника по нащёчнику шлема, и Трей повалился на лежачего. На миг они взглянули друг другу в глаза... Резкая боль пронзила бок. Трей дёрнулся. На последних крохах воли он лбом ударил в лицо сотасца, но тот одновременно провернул кинжал в ране, и дикая боль лишила сил и сознания обоих противников...

* * *

   Пока они шли к Найдаку коротким путём, Орер честно пытался донести до Роса и Грэма, что Кофкс не признаёт договор и подчинение. И как с ним тогда справиться? Подружиться? Смешно.
   Горцу не было никакого дела до спасения сотасцев и мести Пельсу. Послушный его воле Великий зверь - вот привлекательный куш. И то, что Орер решился сам вызвать Кофкса, устраивало Грэма. Во-первых, он узнает на практике, как призывают и ведут на поводке могучего духа, во-вторых, если победят дракона, часть славы достанется и ему, а, в-третьих, стоит подсуетиться и "герой" останется только один.
   Грэм огляделся вокруг. Лагерь беженцев бурлил от наплыва дезертиров. Войско и дракон были заняты друг другом. Холм, на котором они с Орером встали, никого не интересовал.
   Между тем юноша снял и расстелил на траве плащ, достал из-за пазухи свёрток с костью Кофкса, сел, скрестив ноги, вынул кость... Грэм с любопытством наблюдал за действиями ученика Авельки, лишь время от времени посматривая по сторонам. В транс Орер вошёл легко и быстро. Горец прислушался к тихому говору. "О-ма-коф... О-ма-фре..." повторял тот. В двух шагах от юноши в воздухе проявился сияющий по краям бесформенный сгусток теней. Был он вначале с кулак величиной, но под монотонный речитатив рос, принимая всё более узнаваемые черты, пока не воплотился в громадного волка с телёнка величиной. Грэм опасливо отходил назад, чтобы не соприкоснуться с растущим духом, под конец, едва не покатившись по склону. Было от чего испугаться! Окончательно проявившийся в тварном мире Зверь ожил, со звоном стряхнув свечение и втянув носом морозный воздух. Из пасти вырвалось облачко пара. Можно выдохнуть! Всё получилось! Орер открыл глаза.
   - Коф, - ласково позвал он огромного волка и, привстав, протянул к нему руки. Великий зверь шагнул навстречу, и ученик Авельки обнял Кофкса за шею, зарывшись в густой мех по локти.
   Грэм с перепугу присел. Юноша в его глазах вырос до недосягаемой высоты. Подружиться с Великим зверем! Не смешно.
   - Коф, - закончив, наконец, с объятиями, Орер повернул голову волка в сторону и показал на замок, - мне нужна твоя помощь.
   Зверь переступил задними лапами, довернувшись. Вслед за ним и Грэм обратил внимание на происходящее вдалеке. Волк мгновенно оценил обстановку, гулко зарычав и напрягшись.
   Дракону надоело разрывать стены и он теперь лез вверх по донжону, словно крылатый кот по дереву. Выжившие под обстрелом беспорядочно отходили в сторону холма. Встреча с "гостями" сулила неприятности!
  
   Старик как раз подвязал шоссы, стянутые с трупа, когда сердце его вздрогнуло. Пельс по-звериному втянул носом воздух. Ветер донёс едва узнаваемый запах. Слабо различимый в человеческом обличии, тот приоткрыл пыльную кладовую памяти, вытащив на свет образ сына. Возможно ли?! Сверкая голыми пятками из-под плаща, старик резко рванул к замку.

* * *

   Дракон лез вверх по донжону. Священник на вершине башни, знал, что не за ним. Вдоволь наигравшись с людишками, чёрный исполин преследовал какую-то другую цель. Что с того, что при этом смахнёт, не глядя, со своего пути ещё мошку? Никто не заметит. Будь Петрус магом, мог бы огрызнуться перед смертью. Но он старик, пускай, и бывший Истребителем. Поймать чужую магию и направить её против призвавшего - вот в чём его сила! Увы, жрецу Крестоса нечего противопоставить мускульным мощи и массе. Тут и лучебой Истребителей вряд ли бы справился.
   Чудовище, наконец, взгромоздилось на донжон, уместив на растоптанной площадке только передние лапы. Расправив крылья, оно замахало им столь сильно, что даже затухающее пламя, выжегшее внутренности замкового двора, вновь с гулом поднялось над стенами. Дракон поймал воздушный поток и оттолкнулся от башни. Громадное тело, извиваясь и мощно хлопая крылами, казалось обречено упасть на землю, но неожиданный порыв горячего воздуха, пришедший снизу, поднял его вверх, как рукой. В несколько взмахов дракон набрал удобную высоту, удаляясь при этом от развороченного замка.
   Глупцы разразились радостными криками, те, кто поумнее, ожидали возвращения чудовища, самые сообразительные догадались воспользоваться передышкой и бежать вслед за трусами.
   До обстрела, устроенного драконом, дисциплина ещё держалась в сотасском войске. На поле перед замком оставались многочисленные группы дружинников и наёмников. Ополчение понесло самые страшные потери в первой части битвы, и с вмешательством в неё дракона, его остатки разбежались. Профессиональные воины, увы, за стойкость напрасно поплатились жизнями, разменяв многие сотни на несколько царапин драконьей чешуи.
   Командиры, воспользовавшись передышкой, когда дракон полез штурмовать донжон замка, попытались отвести свои отряды. Но, как только чудовище взмыло в воздух и, заложив длинную дугу, начало возвращаться, отход превратился в беспорядочное бегство. И вот сейчас через эту бегущую бесформенную массу людей мчался громадный волк, спеша навстречу заходящему на вираж дракону.
  
   "Порви, его, Коф", - просьба друга взметнула оборотня на высоту.
   "Ты что творишь!" - взревел дракон.
   "Союзник", как он думал, прыгнул ему с замковой стены на загривок. Волк, протиснув когти под чешую, намертво вцепился в исполина и принялся рвать зубами костяные пластины на его шее. Боль! о которой, давным-давно забыло бронированное чудище. Боль!
   Дракон взъярился. Плавный полёт сменился судорожными попытками стряхнуть наглеца. Огромная туша извивалась в вечернем небе над Найдаком. Гулко хлопали крылья, пуская по земле вихри.
   Дикая пляска продолжалась недолго. Животной силой крылатое чудище многократно превосходило бескрылого. Удачный кульбит с провертом, и волк, не удержавшись, кувыркается вниз. Успел, правда, сгруппироваться в падении. С глухим ударом Кофкс приземлился на все четыре лапы, по щиколотки впечатавшись в грязь. С усилием вырвавшись из чавкнувшей ловушки, он присел и вновь прыгнул. Но в этот раз дракон оказался готов и ловким движением хвоста отбросил противника. Страшный удар швырнул волка на крепостную стену. Брызнуло в стороны каменное крошево, и туша Кофкса шмякнулась наземь. Волк медленно приподнял голову. Будь на его месте смертная сущность, кровавым пятном размазало бы его по камням. Этот же, ошёломлённый, но даже не раненный вновь поднялся на лапы.
   Дракон чаще замахал крыльями, набирая высоту. Потоки воздуха от их движения были столь сильны, что пригнули Кофкса к земле, мешая повторить прыжок. Зверь зарычал от бессилия.
   Чёрный исполин завис над ним. Огромная пасть открылась, со свистом втягивая воздух, под шеей раздулся пузырь. Мгновение, и дракон выдохнет жидким огнём...
   Огонь! Горящая струя ушла в сторону. Будто кто толкнул дракона под дых. Затуманенным от ярости взором тот нашёл на земле дерзнувшую букашку, пришедшую на помощь "щенку". Старый оборотень! Пельс!
   "Ты напал на меня!" - возопил дракон. Столь мощен был мысленный посыл, что часть улепётывающих людишек попадала от ужаса. Но волк и маг устояли.
   - Уходи! - ответил последний.
   - Я не закончил!
   - Я освобождаю тебя от обязательств! Уходи!
   - Нет! Ты напал на меня! - взревело чудище и, сложив крылья, стремительным нырком бросилось вниз.
  
   Грэм и Орер заворожено наблюдали за схваткой. Казалось, что дракон сейчас размажет своей тушей две маленькие фигурки, но опять, словно кто дёрнул его. Крылья дракона чуть приподнялись, и его мгновенно закрутило вокруг себя. Полёт прервался жутким падением чудовища. Земля ощутимо вздрогнула...
   "Эй, голытьба! - окрикнул кто-то. - Вали отсюда".
   Горец оторвался от зрелища эпической битвы и обнаружил, что на холм поднимается отряд сотассцев. Где-то он уже видел этот герб на сюрко.
   Рэ Валлент удостоил двух бродяг уставшим взглядом и повелительно махнул гвардейцу, чтобы побыстрее освободил место для их отряда. Верно понявший капитана, воин повторил: "Вали, кому сказано!"
   Схватив Орера за руку, Грэм потащил его прочь. Тот попытался подобрать с земли мешок, но его опередили. Гвардеец успел первым.
   "Но это моё", - удивился юноша. Воин врезал ему кулаком в живот и пнул согнувшегося пополам, повалив его.
   "Кость!" - мелькнуло в голове Грэма. Кость Великого зверя выпала из руки Орера, и пока тот валялся, скрючившись от боли, выпал шанс для горца завладеть ею. Он с поспешной жадностью нагнулся, чтобы подобрать её, не помышляя ни о чём другом... Воин саданул ему по шее так, что аж хрустнуло. Второе тело повалилось ничком на первое. Схватив оба за ноги, ретивый гвардеец подтащил их до склона и покатил с пинка вниз.
   "Чего ты их?" - спросил подошедший товарищ.
   "Кланяться рыцарю не хотели. Голытьба. Кровь свою за них ещё проливаем", - ответил тот и сплюнул.
  
   Кофкс почуял, что с его другом случилось неладное. Сразу стало не до дракона. Тем более что помощь неожиданно оказал человеческий маг. Волк рванул прочь, оставляя тех двоих разбираться между собой. Даже почудившийся голос из прошлого забылся мгновенно.
  
   Пельс только и успел прокричать: "Кофкс", как времени совсем не осталось. Дракон пришёл в себя от падения. Чёрный исполин поднялся на лапы, выблевав с кровью набившуюся в пасть землю и осколки зубов. Древний оборотень не обольщался. Одно дело - успешно дёрнуть дракона за доступные нити, когда он отвлечён полётом, другое - скрестить волю с готовым к бою противником. Противником, не знавшим поражений и черпающим силу в бешеной ярости. Взгляды их встретились. Старик-оборванец и возвышающийся над ним громадный дракон застыли друг против друга. Чудище, словно превозмогая слабость, медленно подняло лапу для шага вперёд.

* * *

   Тэйэнир пришёл в себя, вынырнув из мутного вязкого тумана. Какой пёс лижет его щёки?! С трудом разлепив веки, ничего не увидел. "Очнулся", - глухо сказал кто-то голосом Морэмора.
   Солоноватые капли стекли по усам на сухие губы. Непослушный язык попытался облизнуть их. Голову приподняли и в рот плеснули немного воды.
   "Помолись Крестосу, помогает", - предложил Морэмор (а кто это ещё мог быть?) и вложил в затёкшую ладонь прохладный металл креста.
   "Ореймус..." - послушно выдавил из себя Тэйэнир...
  
   После молитвы и, правда, полегчало. Ушёл туман из головы, и притупилась боль на лице и в ноге. Морэмор (всё же он) помог присесть. Левая рука воина свисала плетью. На плече кольчуга была рассечена. Кровавая корка покрывала весь бок - от плеча до пояса. С такими ранами долго не живут.
   "Ты сам не красавец, - буркнул Морэмор и, прочистив горло, харкнул в сторону. - Повезло, что сверху вниз били".
   Не поспорить, повезло. Ломая нос правильным ударом, можно осколки кости в мозг вогнать. Тэйэнир отмахнулся. Чего тут скажешь? Живы, и хорошо.
   - Как? - всеобъемлюще поинтересовался он.
   - Да собственно никак... Двое нас осталось. Других и молитвой не поднять.
   Морэмор отхлебнул и протянул командиру флягу.
   - Я пока отлёживался, успел по сторонам глянуть. Войско наше разбежалось. Замок в руинах. А вон там, - хорсассец ткнул пальцем себе за спину, - эээ... памятник что ли. Дракон и маг, кха-кха-ха! - зашёлся он в натужном каркающем смехе.
   - Значит, всё напрасно? - понурился Тэйэнир.
   - Ну как... Нас послали за магами. Голова Пельса стоит всех прочих.
   - Жрец был в замке...
   Морэмор кисло улыбнулся и неловко достал из кошеля порванную верёвочку с крестиком:
   - Я, когда свалился с удара, от боли не соображал уже. Дёрнул, и... вот. Что лечит факт, а что головы рвёт - сам видишь. Выходит, никому мы ничего не должны. Но та застывшая парочка... Как думаешь, какая награда больше? За голову Пельса или дракона?
   - Было бы кому давать... - буркнул Тэйэнир, со старческим кряхтеньем приподнимаясь в полный рост. Мышцы заныли, будто весь день в полном доспехе бегал. Собственно, так ведь и было.
   - С этим, - Морэмор похлопал по крестосскому оружию, - найдем, кому товар предложить.
   Тэйэнир подумал, что не такую глупость, как могло показаться с первого взгляда, предлагает хорсассец. Своей цели Парс также не достиг. Сгинул Парцикуд вместе с головою. По крайней мере, предъявить королю или его преемнику нечего. Однако, вот вопрос - сунуться между магом и драконом - это всё же самоубийство.
   - Да я и сам так думаю, - ответил на высказанное сомнение соратник. - Надо мага издалека подстрелить. Дракона, не уверен, что возьмёт эта штука. Да и вряд ли ему станет дело до нас. Конкретно до нас. После такой драки жрать захочет. Наши разбежались, а там - лухи ещё большой кучкой стоят. На ужин.
   Тэйэнир согласился.
  
   Хорошо, что стычка с рыцарями произошла на краю леса и поля, в отдалении и от вражеского лагеря, и от оставшихся на поле лухракских отрядов. Два крестосских орудия Тэйэнир прикопал на месте стычки. Если доживёт, вернётся, выкопает. Место приметное. Два других взяли с собой. Морэмору соорудили перевязь - одним концом набросили через голову, на другой - он положил стреляющим концом чудо-оружие, придерживая здоровой рукой рукоять.
   Пробирались по краю леса. Близко к замку подходить побоялись - на холме, что закрывал лагерь беженцев, кто-то с кем-то продолжал биться. Может, чего свои с наёмниками не поделили. Лезть туда - не с руки. Около замка живых людей не наблюдалось, поэтому, почти не таясь, вышли в поле. С трудом преодолели рвы. Вроде, и неглубоко их копали, а широки - не перепрыгнуть. Но в одном месте высилась почти гора из трупов коней и лухракских рыцарей. Часть попала во рвы, по ним и перебрались.
   Подобрались на расстояние выстрела уже в сумерках. Отдельные очаги утренней битвы, дотлели. В лухракском лагере ещё дымило, но что в нём происходит - из-за леса не увидеть. Лухи, стоявшие западнее, не спешили возвращаться туда. Позади, на холме, тоже успокоилось. Завыл одинокий волк. Скоро набегут другие серые падальщики. Надо торопиться.
   - Тебе не кажется, что они движутся, - спросил Тэйэнир хорсассца, имея в виду мага и дракона.
   - Да. Дальше стояли, - подтвердил тот. - И лапу дракон заднюю задирал, будто шагал. Сейчас же, передней схватить пытается. Вон когти растопырил.
   - А может, без нас справится?
   - Сожрёт его, в какой куче голову искать? Да и останется там чего?
   Вдруг Морэмор выругался:
   - Смотри! На нас уста...
  
   Пельс давно вёл двоих странных воинов. Почти сразу, как почувствовал их нацеленный на него интерес, и не обнаружил страха. Противостоять воле дракона и одновременно крепить ниточки к новым марионеткам стоило огромных усилий. Этой бой древний дух проигрывал, понемногу, но уступая мощи чёрного исполина. Дракон пядь за пядью медленно преодолевал, разделявшее их расстояние, и Пельс признавал - скоро его сил недостанет остановить карающую когтистую длань. Воины обладали неким оружием, которым на полном серьёзе надеялись поразить мага. Что же, такое оружие ему пригодится самому. Оборотень в человечьем обличии всего лишь приглушал в своих марионетках страх и сомнения, свои жадность и тщеславие они подогревали сами.
   Всё поставив на один ход, Пельс резко прекратил волевую битву с драконом, метнулся в сторону, прочь от хлопнувшей по земле лапы, и мгновенно переместил сознание в обе марионетки. Задуманное требовало жёсткой точности исполнения... Ему удалось! Два световых луча ударили по глазам дракона столь быстро, что тот не спел моргнуть. Словно разваренные яйца, те лопнули и выкипели. Дикий рёв поднялся над тихими окрестностями, и гигантская туша рухнула, корчась, размазывая в жидкую кашу мясо и глину.
   Беззвучно лопнули натянутые нити. Тэйэнир и Морэмор, как деревянные куклы, бухнулись на землю.
  
   Глава 26.
   Воевода Сквакан коротал время эпической битвы в злобной нерешительности. Битва, которой полагалось сломить хребет сотасского сопротивления, превратилась в бедлам. Пельс, не иначе, источник происходящего! Каким-то чудом поветрие безумства минуло воеводу и воинов полка. Верные лично ему сотники удержали солдатское стадо, колыхнувшееся было вслед рванувшим в сторону лагеря войскам. Вовремя! Даже раздираемые драконом вражеские отряды могли перегруппироваться и ударить в спину отступающим. Бежать-то от чудовища они могли только в сторону лухракцев. Слава богам, этого не произошло!
   Но удержав полк на позиции, воевода не мог решить, что делать далее, и с этого злобился. Идти назад - означает ввязаться в драку всех со всеми. Лучше обождать. Либо безумие уляжется, либо определится обескровленный победитель. Рано идти вперёд, туда, где бушует дракон. Лучше обождать. Либо тот уберётся, либо его... Нет, бред... без шансов. Сотасцам не одолеть чудище.
   Однако боги любят шутить. Враги напустили на дракона своего волшебного зверя. Пусть и малого в сравнении с огромной тушей змеи-переростка. Противостояние вызвало бурный интерес в полку. Но даже шансы волка не успели посчитать, как представление прервалось ожидаемым итогом - сотасский "щенок" бежал, поджав хвост, под радостное улюлюканье лухракцев. Недолгое, ибо дракон вдруг застыл соляным столбом.
   Что произошло? Не иначе проклятый Пельс опять вмешался!
   Гигантская туша скрывала собой происходящее. Оставалось только догадываться о причине, что обездвижила её... не до конца. Ящер преодолел оцепенение, однако всех его сил достало только на то, чтобы с трудом приподнять лапу.
   Вот теперь воевода принял решение. Кто бы ни стал, победителем в чудовищном противостоянии, для людей Сквакана первый ни разу ни друг, второй - точно враг.
   "Отступаем к лагерю!" - приказал он. Слова его пропали втуне. И простых воинов, и его ближников заворожило зрелище. Воевода развернул коня и криком да кулаками сбил с подчинённых наваждение. Живительная сила продолжила движение к сотникам, от них пятидесятникам, десятникам и добралась в итоге до каждого в полку. Построение дрогнуло и пришло в движение, отворачиваясь от замка и эпической битвы.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"