[90-е, Миша работал в одном из ларьков сразу после окончания истфака МГУ. Он посоветовал хозяину ларька продавать только водку. Продажи удвоились. Затем Миша предложил повесить над всеми ларьками яркую надпись на желтом "Водка". Продажи выросли в 12 раз. Хозяин купил старый мерседес. Миша попросил увеличить себе зарплату, но тут же был уволен. Тогда он понял, что деньги надо просить вперед, потому что никто не верит в маркетинг]
...
Миша [открыл на деньги инвестора рекламное агентство "Михаил Галкин. Глобальный маркетинг"]: Юрий Николаевич, у меня к вам просьба. Я хотел бы просить об отсрочке... ну... у меня пока не поучается... агентство пока раскрутится, как следует... а денег нет.
Юрий: Ну, бывает, денег нет, зато квартира вон какая есть. Папа-то твой думал о семье.
Миша: Нет, квартиру я не продам.
Юрий: Ну, не хочешь, не продавай.
Миша: Но у меня нет сейчас денег! Подождите немного, а?
Юрий: Ну хорошо, подожду. Неделю подожду.
Миша: Нет, недели не хватит... три месяца.
Юрий: Ну-у, Мишань, нет. Три месяца я ждать не буду. Знаешь, почему? Через три месяца и квартиры не хватит. Проценты набегут. Так что через неделю - или деньги или квартира.
Миша: Или...
Юрия: Или используй свое воображение.
...
[Боб Гиббонс, американец, предложил выкупить все долги Мишиной фирмы и организовать новое российско-американское рекламное агентство]
Миша: Извините, я не до конца понял. Вы что? Вы шпион?! Вы, что, хотите, чтобы и я стал шпионом? Какой я шпион... Я историк!
Боб: Пожалуйста сделай одолжение, успокойся, расслабься и выслушай! Миша, я на Мэдисон-авеню уже 30 лет рекламный агент, да. Но я еще работаю на гуманитарный фонд, а он, в свою очередь, на другие организации, которые... называть не будем. В твоей стране начинается демократия, но ведь демократия - это не только смена правительства, это еще и бизнес, это реклама... это кола... против пепси! Мы с тобой сделаем серьезное рекламное агентство! Нашими клиентами будут транснациональные корпорации, крупные бизнесмены и даже политики. Мы будем очень богаты!
...
После недолгих уговоров Татарский закрыл палатку на ключ и, боязливо косясь на вагончик Гусейна, пошел вслед за Морковиным к его машине. Они поехали в дорогой китайский ресторан "Храм Луны", поужинали, сильно выпили, и Морковин рассказал, чем он в последнее время занимался. А занимался он рекламой.
- Вова, - говорил он, хватая Татарского за руку и сверкая глазами, - сейчас особое время. Такого никогда раньше не было и никогда потом не будет. Лихорадка, как на Клондайке. Через два года все уже будет схвачено. А сейчас есть реальная возможность вписаться в эту систему, придя прямо с улицы. Ты чего, в Нью-Йорке полжизни кладут, чтобы только с правильными людьми встретиться за обедом, а у нас...
Многого из того, что говорил Морковин, Татарский просто не понимал. Единственное, что он четко уяснил из разговора, - это схему функционирования бизнеса эпохи первоначального накопления и его взаимоотношения с рекламой.
- В целом, - говорил Морковин, - происходит это примерно так. Человек берет кредит. На этот кредит он снимает офис, покупает джип "Чероки" и восемь ящиков "Смирновской". Когда "Смирновская" кончается, выясняется, что джип разбит, офис заблеван, а кредит надо отдавать. Тогда берется второй кредит - в три раза больше первого. Из него гасится первый кредит, покупается джип "Гранд Чероки" и шестнадцать ящиков "Абсолюта". Когда "Абсолют"...
...
- Ага, - задумчиво сказал Татарский. - Но я не понял, какое отношение все это имеет к рекламе.
- Вот здесь и начинается самое главное. Когда примерно половина "Смирновской" или "Абсолюта" еще не выпита, джип еще ездит, а смерть кажется далекой и абстрактной, в голове у человека, который все это заварил, происходит своеобразная химическая реакция. В нем просыпается чувство безграничного величия, и он заказывает себе рекламный клип. Причем он требует, чтобы этот клип был круче, чем у других идиотов. По деньгам на это уходит примерно треть каждого кредита. Психологически все понятно. Открыл человек какое-нибудь малое предприятие "Эверест", и так ему хочется увидеть свой логотипчик по первому каналу, где-нибудь между "БМВ" и "Кока-колой", что хоть в петлю. Так вот, в момент, когда в голове у клиента происходит эта реакция, из кустов появляемся мы.
Татарскому было очень приятно услышать это "мы".
...
На примете у "Драфт Подиума" был один очень перспективный клиент.
- Объекту примерно пятьдесят лет, - затягиваясь ментоловой сигаретой, говорил Сергей. - Раньше работал учителем физики. Когда бардак только начинался, организовал кооператив по выпечке тортиков "Птичье молоко" и за два года сделал такие деньги, что сейчас снял в аренду целый кондитерский комбинат в Лефортове. Недавно взял большой кредит. Позавчера у него начался запой, а запои у него примерно по две недели.
- Откуда такие сведения? - поинтересовался Татарский.
- Секретарша, - сказал Сергей. - Так вот, брать его надо сейчас и нести сценарий, пока он не успел отойти. Когда он трезвый, его всегда жаба душит. У нас встреча завтра в час в его конторе.
...
Клиент тем временем задумчиво и насупленно глядел на свою пыжиковую шапку в застекленном шкафу. Татарский посмотрел на его руки. Они были сцеплены замком, а большие пальцы быстро вращались друг вокруг друга, словно наматывая на себя невидимую нить. Это и был момент истины.
- А вы не боитесь, что все может кончиться? - спросил Татарский. - Ведь время сами знаете какое. Вдруг все рухнет?
Клиент поморщился и с недоумением поглядел сначала на Татарского, а потом на его спутников. Его пальцы перестали крутиться.
- Боюсь, - ответил он, поднимая глаза. - А кто не боится-то. Странные какие-то у вас вопросы.
- Извините, - сказал Татарский. - Это я так.
...
- У тебя что, крыша поехала? - спросил Сергей Татарского, когда они вышли на улицу. - Кто ж такие вопросы задает?
- Ничего, - сказал Татарский. - Зато теперь я знаю, чего он хочет.
"Мерседес" довез всех троих до ближайшего метро.
Вернувшись домой, Татарский за несколько часов написал сценарий. Уже давно он не чувствовал такого вдохновения. В сценарии не было конкретного сюжета - он состоял из чередования исторических реминисценций и метафор. Росла и рушилась Вавилонская башня, разливался Нил, горел Рим, скакали куда-то по степи бешеные гунны - а на заднем плане вращалась стрелка огромных прозрачных часов.
"Род приходит, и род уходит, - говорил глухой и демонический (Татарский так и написал в сценарии) голос за кадром, - а земля пребывает вовеки".
Но даже земля с развалинами империй и цивилизаций погружалась в конце концов в свинцовый океан; над его ревущей поверхностью оставалась одинокая скала, как бы рифмующаяся своей формой с Вавилонской башней, с которой начинался сценарий. Камера наезжала на скалу, и становился виден выбитый в камне пирожок с буквами "ЛКК", под которым был девиз, найденный Татарским в сборнике "Крылатые латинизмы":