Рисположенский [Сысой Псоич Рисположенский, стряпчий]: Так вот, матушка Аграфена Кондратьевна, была история: не то чтобы притча али сказка какая, а истинное происшествие. Я, Аграфена Кондратьевна, рюмочку выпью. [Пьет]
Рисположенский [садится]: Жил старец, маститый старец... Вот уж я, матушка, забыл где, а только в стороне такой... необитаемой. Было у него, сударыня ты моя, двенадцать дочерей - мал мала меньше. Сам работать не в силах, жена тоже старуха старая, дети еще малые, а пить-есть надобно. Что было добра, под старость все прожили, поить, кормить некому! Куда деться с малыми ребятами? Вот он так думать, эдак думать - нет, сударыня ты моя, ничего уж тут не придумаешь. "Пойду, говорит, я на распутие: не будет ли чего от доброхотных дателей". День сидит - Бог подаст, другой сидит - Бог подаст, вот он, матушка, и возроптал.
Аграфена Кондратьевна: Ах, батюшки!
Рисположенский: Господи, говорит, не мздоимец я, не лихоимец я... лучше, говорит, на себя руки наложить.
Аграфена Кондратьевна: Ах, батюшка мой!
Рисположенский: И бысть ему, сударыня ты моя, сон в нощи...
Большов [входит к ним]: А! и ты, барин, здесь! Что это ты тут проповедуешь?
Рисположенский [кланяется]: Всё ли здоровы, Самсон Силыч?
Устинья Наумовна [сваха]: Что это ты, яхонтовый, похудел словно? Аль увечье какое напало?
Большов [садясь]: Простудился, должно быть, либо геморой, что ли, расходился...
Аграфена Кондратьевна: Ну, так, Сысой Псович, что ж ему дальше-то было?
Рисположенский: После, Аграфена Кондратьевна, после доскажу, на свободе как-нибудь забегу в сумеречки и расскажу.
Большов: Что это ты, али за святость взялся! Ха, ха, ха! Пора очувствоваться.