Он сразу все понял, и, тем не менее, зачем-то спросил:
- Где ты его нашла?
- Здесь, - сказала Вероника, - под учебником.
Она уселась на место Бутиковой и положила руки на коленки.
- Зачем?
Девочка пожала плечами:
- Просто... хотела помочь. Я знала, что этим кончится. У нас в школе все точно так же: сначала выгоняют с урока, потом читают нотации, потом запись в дневник и родителей в школу. Учителя все такие предсказуемые.
- Что? - не поверил Женька. - И тебя?
- И меня, - спокойно ответила Вероника.
- Выгоняли с урока?!
Она усмехнулась:
- А чем я лучше других?
"Всем!" - чуть не вырвалось у Тараторкина, но он вовремя спохватился.
- Я просто подумал, - сказал он. - Знаешь, вашу сестру вообще-то редко выгоняют.
- Конечно, - согласилась Вероника. - А все потому, что вы - грубые и неотесанные мужланы, только и ждете, какую бы гадость сотворить, а мы, девочки, белые и пушистые.
Тут она сложила ладони у лица и так похоже изобразила жеманную Бутикову, что Женька расхохотался.
- В точку! - восхищенно произнес он.
- Тебя часто... вот так? - Вероника кивнула в сторону дверей, и мальчику вдруг ужасно захотелось произвести на нее впечатление и сказать, что его чуть ли не каждую неделю выставляют с уроков. Сидящий в нем пират захорохорился, желая выглядеть в глазах девочки гордым бунтарем-одиночкой, однако Женька благоразумно его осадил. Он чувствовал, что с Вероникой можно или по-честному, или никак, поэтому вздохнул и признался:
- Впервые. А ты?
Она в ответ показала два пальца, раздвинутые латинской буквой V, что могло означать, и "victory" - победу, и римскую пятерку, но Женя понял правильно:
- Дважды?
Вероника кивнула.
- А за что? Если не секрет.
- Не секрет. Первый раз за то, что поспорила с учительницей. А той не понравилось. Знаешь, как это бывает?
Тараторкин усмехнулся. Еще бы!
- Ясно, - сказал он. - А во второй раз?
- А во второй, ну... почти как у тебя. Врезала соседу по парте.
- Линейкой?
- Учебником.
- Ну, ты даешь! - восхитился Женька. - И что он сделал?
- Ничего! - неожиданно зло ответила Вероника. - Ничего он не сделал, понятно?
- Понятно. Только из ничего ничего не бывает, - философски заметил Тараторкин. - Чем-то он провинился, раз ты его?..
Он щелкнул языком и слегка стукнул себя учебником по голове.
- Что сделал, то сделал, - рассердилась девочка. - За это и получил!
- Мне-то что? - сказал Женька. - Не хочешь - не говори.
Он сунул учебник в сумку и застегнул молнию.
Вероника поджала губы. Ей уже давно хотелось поближе познакомиться с этим нескладным, но таким живым и, как ей казалось, искренним мальчишкой. И вот теперь, когда представилась такая замечательная возможность, она сама все портила.
Но не могла же она рассказать ему, как ее сосед по парте, всегда тихий и вежливый Рябинкин Коля вдруг неожиданно на уроке сошел с ума. Конечно, он сошел с ума, иначе бы никогда не осмелился сделать то, что сделал.
Даже сейчас, вспоминая об этом, Вероника вся закипала от возмущения. А тогда...
Тогда, во время урока, все, низко склонившись над тетрадями, корпели над самостоятельной работой. Вероника по старой привычке нервно покусывала кончик карандаша и настолько ушла в решение сложной задачи, что не сразу ощутила чужое прикосновение. А когда ощутила - поначалу просто не поверила. Но сомнений быть не могло: тихоня Рябинкин трогал ее. Трогал бесцеремонно, по-взрослому, при этом даже не глядя в ее сторону. Возможно, в классе и нашлись бы девочки, которым подобное могло понравиться, и которые лишь глупо захихикали бы в ответ, но уж если ты дерзнул прикоснуться к недотроге, готовься к неприятностям.
А Вероника была недотрогой.
И на глазах у изумленных одноклассников над Колей Рябинкиным взвился и пронесся разрушительный ураган, именуемый Вероникой. Пылая от гнева, она схватила учебник и прошлась по соседу сокрушительными ударами. Коля от неожиданности завопил и попытался прикрыться, а Вероника безжалостно лупила его по рукам, по плечам, по голове и приговаривала сквозь зубы:
- Вот тебе! Вот!
Все повскакивали, многие были напуганы, и, кажется, больше всех - классный руководитель, молодая и симпатичная Лариса Ивановна. Она бросилась к разгневанной Веронике и буквально оттащила ее от взъерошенного и помятого Рябинкина. Но Вероника с яростью рванулась из рук учительницы, тщетно пытаясь дотянуться учебником до перепуганного соседа, и тогда обычно спокойная Лариса Ивановна закричала:
- ПРЕКРАТИ НЕМЕДЛЕННО! ВЕРОНИКА!
Прекратить? Да она была готова растерзать наглеца! Только руки учительницы, державшие ее на удивление крепко, спасли Рябинкина от возмездия. И, когда ураган немного стих, Лариса Ивановна взволнованно спросила:
- Что случилось, Вероника? Что произошло?
Лучше бы она этого не говорила! Подлое прикосновение все еще жгло Веронику, а теперь ей показалось, что все в классе знают о причине ее вспышки. От обиды и стыда на глаза навернулись слезы, лицо учительницы исказилось и поплыло, словно в кривом зеркале. Откуда-то издалека донесся голос:
- Хорошо, ты мне после расскажешь. А сейчас выйди и успокойся.
Девочка всхлипнула и стремглав бросилась из класса. Она пролетела по пустому школьному коридору и спряталась в туалете. К счастью, туалет оказался пустым. Там Вероника опустилась на низкий подоконник, уткнулась лицом в ладони и горько заплакала.
Она просидела так до самого звонка, затем встала и подошла к раковине. Косметикой Вероника не пользовалась, поэтому безбоязненно умылась и вытерла лицо чистым носовым платком. Посмотрела в зеркало. Из зазеркалья на нее взглянуло бледное расстроенное лицо с припухшими от слез веками.
В туалет впорхнула стайка любопытных одноклассниц. Они тут же окружили Веронику и засыпали ее бестолковыми вопросами:
- Что случилось? Это Рябинкин, да? Он к тебе приставал? Он тебе что-то сказал? Ну же, Вероника! Что произошло?
Ах, как нужна была девочке в этот момент настоящая подруга! Такая, что не задавала бы вопросов, не заглядывала жадно в глаза, желая утолить ненасытное любопытство, но просто села бы рядом, обняла за плечи и помолчала вместе с ней, безмолвно разделяя чужое горе.
Увы! Такой подруги у Вероники не было.
- Я пойду, - устало произнесла она и, уже закрывая за собой дверь, услышала, как кто-то из одноклассниц негромко бросил вслед:
- Так ей и надо! А то корчит из себя...
В коридоре на подоконнике сидела Верка Салина из параллельного. Увидав Веронику, она крикнула:
- Эй, Ника!
И махнула рукой.
Вероника подошла. Несмотря на то, что Верка училась кое-как, курила почти в открытую и обладала задиристым нравом, она Веронике нравилась. Наверное, потому, что никогда не лукавила и любому в глаза резала правду-матку с жестокостью мясника, разделывающего туши на бойне.
- Привет, Богиня, - сказала Верка и посмотрела так, что Вероника сразу поняла - знает.
Как же быстро разносятся слухи! Все эти перешептывания, перемывание костей - испорченный телефон, от которого дурно пахнет. Вероника сама никогда не сплетничала и всей душой ненавидела сплетниц.
- Привет, Веер, - сказала она и уселась рядом.
Некоторое время они молча смотрели, как в коридоре пестрой муравьиной толпой копошатся разновозрастные школьники. Из кабинета истории вышел учитель. Свернутые карты он держал перед собой пулеметом - наперевес. Заметив сидящих на подоконнике учениц, учитель нахмурился и неодобрительно покачал головой. Девочки нехотя слезли, но, едва историк скрылся из вида, тут же забрались на подоконник снова.
- Повеселилась? - спросила Верка.
Вероника покачала головой.
- Противно, - сказала она.
- Не целуйся без любви, - философски заметила Верка, и Вероника посмотрела на нее с удивлением:
- Я не целовалась.
- Знаю, Богиня. Хочешь курнуть?
- Веер, я не курю, - сказала Вероника, и собеседница усмехнулась:
- Знаю. Но надо же когда-то начинать?
- Да иди ты, - рассердилась Вероника. - Все про меня все знают. Одна я в дурах.
- Во-первых, не все, - сказала Верка. - Во-вторых, не всё. А в-третьих, не рычи, Богиня, все равно не подеремся.
- Ладно. Зачем звала?
Верка посмотрела на Веронику, и та в который раз поразилась холодному стальному цвету глаз Салиной.
- Хочешь, скажу, зачем Рябина это сделал?
Вероника помедлила с ответом. Она до боли стиснула кулаки. Затем медленно разжала.
- Интересно, - сказала она. - Ты даже это знаешь.
- Знаю, - сказала Верка. - Случайно узнала. Могу сказать, если тебе надо.
- Говори.
- Все просто, Богиня. Банально и неинтересно. Кольку на тебя науськал Коробок.
- Вот сволочь! - вырвалось у Вероники.
Верка кивнула:
- Согласна.
- Но как? Зачем?!
Верка усмехнулась и пропела:
- Мани, мани, мани...
- За деньги? - ахнула Вероника и спрыгнула с подоконника.
Все в ней клокотало от возмущения. Продал!
- Рябина был должен Коробку, - пояснила Салина, - а ему зачем-то понадобилось тебя... Ну, ты понимаешь.
Коробков! Вот же гад!
Он к ней подкатывал. Предлагал дружбу, но Веронике Коробков не нравился. Было в нем что-то холодное, змеиное. Чересчур расчетливый, он во всем искал выгоду, преимущественно денежную. Почти все одноклассники побывали у Коробкова в должниках. В общем, Вероника от дружбы отказалась, не скрывая презрения к ростовщической натуре одноклассника. Тот принял отказ спокойно, но, получается, обиду затаил. И вот как отомстил!
Ладно, пусть бы один Коробков. От него, в принципе, можно было ожидать всего. Но Коля Рябинкин? Как он мог?
Вероника прикусила губу. Лицо ее пылало.
Верка без улыбки наблюдала за ней.
- А он тебе нравился, Богиня, - вдруг сказала она. - Правда?
- Кто? Коробок? - возмутилась Вероника.
- Нет, Рябина.
- Что? Этот павиан?
Верка молчала.
- Может, и нравился, - тихо призналась Вероника, - но теперь все.
- Убьешь? - усмехнулась Салина.
- Уже убила.
- Насмерть?
- Мертвее не бывает.
- А если извиняться придет, простишь?
Вероника решительно тряхнула головой:
- Придет извиняться - врежу!
Верка неожиданно вздохнула - печально, по-взрослому:
- Моя мама так же говорила, когда ее отчим побил. А потом все равно простила. Заявление из милиции забрала. Я бы не простила! - жестко добавила она.
Прозвенел звонок.
- Я пойду, - сказала Вероника.
Верка соскочила с подоконника, положила Веронике руку на плечо и улыбнулась. Улыбка у нее была хорошая, искренняя.
- Не переживай, Богиня, - сказала она.
- Плевать! - ответила девочка.
Верка понимающе кивнула и ушла. Вероника посмотрела ей вслед. Странно, они с Салиной могли бы стать хорошими подругами, но отчего-то не складывалась их дружба. Может, потому, что ни одна до сих пор не сделала решающего шага. А, может, им мешало то, что называют семейным положением. Мать Салиной пила, отчим дрался. Верке приходилось защищать и себя, и мать, и младшего братишку. А у Вероники мама была детским врачом, отец - морским офицером. Словом, обычная, вполне благополучная семья. Но странное дело: Вероника при Салиной стеснялась этого благополучия больше, чем Верка - собственной семейной неустроенности.
Веронике очень не хотелось возвращаться в класс, но она заставила себя. Учителя еще не было, урок не начался, хотя звонок уже отзвенел. Взявшись за ручку двери, девочка на секунду задержала дыхание, потом решительно выдохнула и вошла в класс.
Взгляды одноклассников сразу же впились в нее, словно стрелы лилипутов в Гулливера. Разные: сочувственные, любопытные, ехидные - все они жалили одинаково больно. Веронике тут же захотелось сжаться, опустить голову, спрятаться, скрыться, но она чувствовала, что делать этого нельзя. Добровольно согласиться на роль жертвы - значило дать повод для будущих унижений и постепенно стать ковриком, о который при случае все будут вытирать ноги. Еще чего!
Но и нарочитая бодрость не годилась. Нельзя было приклеивать на лицо глупую улыбку, изображая радость, и напевая "Тра-ля-ля", потому что за подобной фальшивой радостью очень явно видны слезы. А девочке хотелось, чтобы одноклассники поняли: она не обижена, она - оскорблена.
Поэтому Вероника, изо всех сил стараясь казаться спокойной, прошла к парте, села и стала готовиться к уроку. Место соседа пустовало - Лариса Ивановна пересадила Рябинкина за другую парту, и теперь он сидел на "камчатке", уткнувшись взглядом в учебник и всячески избегая смотреть в сторону Вероники.
Зато Коробков выглядел победителем. Перегнувшись через стол, он противно хихикнул и сказал:
- Эй, буйная! Тебе уколы от бешенства сделали?
Вероника быстро обернулась и схватила его за руку.
- Хочешь, укушу? - предложила она. - Вместе на уколы пойдем.
Коробок испуганно дернулся и побледнел.
- Пусти, - прошипел он и вырвал руку. Впрочем, Вероника ее и не удерживала.
- Дура, - произнес Коробков со злостью. - Тебе лечиться надо. В психушке.
- Трус! - парировала девчонка. - Трус и жлоб!
Коробков хотел сказать что-то обидное, но сразу не нашелся. А затем в класс вошел учитель, и начался урок.
Потом был долгий и бесплодный разговор с Ларисой Ивановной. Напрасно учительница пыталась узнать у Вероники причину. На все вопросы девочка коротко и зло отвечала:
- Он знает, за что!
Промучившись с полчаса, Лариса Ивановна, наконец, отпустила ее. А на прощание сказала:
- Ну, ладно. Я верю, что Рябинкин виноват. И это хорошо, что ты можешь постоять за себя. Но так ли необходимо было драться? Это способ мальчишек выяснять отношения. Я думаю, девочки драться не должны. Пообещай мне, что больше этого не повторится, и можешь идти домой.
Вероника хотела возразить, но сил у нее уже не было. Она просто слабо улыбнулась, кивнула и вышла из класса.
И всю дорогу в голове крутилась строка из песни, которую папа когда-то пел под гитару:
"...Что честь должна быть спасена мгновенно..."
Честь должна быть спасена мгновенно. Жаль, что она не родилась мальчишкой.
Она брела по улице, ничего не замечая вокруг, и губы шевелились в такт звучащему в памяти хрипловатому папиному баритону:
"Я вас люблю. Я в это тоже верю,
Хоть это, говорят, несовременно..."
Веронике было горько еще и потому, что тихий Коля Рябинкин до этого ей по-настоящему нравился, она даже всерьез ожидала от него предложения о дружбе. И вот - какое разочарование! Принц оказался хамом, под маской благородства и скромности скрывался подлец и предатель.
Но разве могла она рассказать все это Жене?
Конечно, Женька не мог знать, о чем думает эта славная черноволосая девчонка, но по ее лицу видел, что мысли у нее невеселые. Ему вдруг захотелось сказать Веронике что-нибудь хорошее - такое, чтобы она улыбнулась ему, как недавно на уроке.
И сказал - холодея от ужаса, не веря собственным ушам - будто слыша со стороны, как говорит кто-то другой, а не он, Женька Тараторкин:
- Зря ты влезла. Не надо было.
Вероника приподняла брови. Потом нахмурилась.
- Зря так зря, - сказала она и встала. - Тебе виднее. Пока.
Взяла сумку и вышла из класса.
Женька растерянно посмотрел ей вслед.
Он же совсем не то хотел сказать! Ну почему, почему он такой осел?
В отчаянии Женька ударил себя кулаком в лоб, охнул и зашипел от боли.
- Так тебе и надо, - сердито сказал Тараторкин самому себе, потирая голову. - Дурак!
Под пальмой зашуршал просыпающийся Томас. Глухо звякнула бутылка.
- Рому - ни капли, - заворчал он по обыкновению. - Ну что за жизнь?
- Томас, уйди! - в сердцах сказал Женя. - Не до тебя сейчас.
- А я что? - ухмыльнулся старый пират. - Я молчу.
И тут же:
- Конечно, это не мое дело, капитан, но зря ты так. Девица хороша. И ты ей нравишься.
- Прекрати, - поморщился мальчик. - Откуда тебе знать?
- Поживи с мое, еще и не то узнаешь. Говорю - она точно на тебя запала.
- Выбирай выражения, боцман! - строго произнес Тараторкин. - Что значит - "запала"? Будь добр, прояви к ней уважение.
- А сам? - не сдавался Томас. - Она же твой дневник спрятала, не мой.
- Конечно, не твой. Откуда у тебя дневник?
- Да не это главное. Спрашивается - зачем?
- А кто их знает, зачем? Девчонок никогда не поймешь: сначала сделают, потом думают!
- Не тупи, капитан! - рассердился Томас. - Говорю же: верное дело - нравишься ты ей! А то с чего бы она стала твой дневник прятать?
Женька пожал плечами:
- Подумаешь, подвиг!
- Молод ты еще, - вздохнул моряк. - Зелен. Да за хорошей девчонкой на край света поплывешь, в любую бурю! А ты? "Зря влезла... Не надо было...", - передразнил он Тараторкина. - Ты бы ей хоть спасибо сказал! Послушай моего совета, капитан. Беги за ней, догони, пока не поздно.
- Ладно! - Женька быстрым движением перебросил сумку через плечо. - Не учи ученого! Знаем без...
Он запнулся. Старый боцман на грубости не обижался, но назвать его сопливым язык как-то не поворачивался. Поэтому Женька закончил:
- ...без небритых.
Послышалось приглушенное хрюканье - Томас смеялся.
- Давай, беги, - прохрипел он и с хрустом почесал заросший щетиной подбородок. - А я в таверну загляну. Глотка горит.
И Тараторкин рванул из класса, слыша на бегу, как где-то вдали затихает знакомое бормотание: