Аннотация: Отрывок (глава "Фуникулёр") из романа "Патриоты и негодяи".
Фуникулёр
Грузия, Тбилиси, 1984 год, лето
Предложение собраться и отметить четвертую годовщину окончания политеха, озвучил бывший староста группы, "гражданин Гигиенишвили", - как его частенько между собой называли друзья. Он и правда был Гигиенишивили, тут никуда не денешься, вот только употребление слова "гражданин" перед своей фамилией ему сильно не нравилось. Оно немедленно вызывало в памяти некие аналогии с персонажем одного известного литературного произведения и портило Резо настроение, в то же время здорово развлекало всех его друзей и знакомых. Всех, кроме Сергея. Он относился к Резо сочувственно, так как и сам имел привлекающую повышенное внимание фамилию. Нет, чтобы какую-нибудь попроще, типа Иванов, Петров, Сидоров... Но фамилию дети сами себе не выбирают, как и имя, а менять их, став взрослыми, настолько хлопотно, что поневоле задумаешься - "А оно тебе надо?".
С другой стороны, попадались граждане с ещё более известными, экзотическими или совсем неприличными фамилиями. Фамилия у Сергея была Есенин и можно себе представить, сколько плоских шуток и подколок ему приходилось выслушивать в день на этот счет. За глаза его звали поэтом, хотя он был заядлым радиолюбителем и поэзией никогда особенно не увлекался. Вначале, когда Серёга был еще маленьким, приклеенное с детства прозвище очень его обижало, но когда, став постарше, он познакомился со стихами великого однофамильца, успокоился и даже немного загордился.
Резо Гигиенишвили позвонил очень поздно в пятницу, когда Сергей уже было задремал и без долгого вступления объявил
- Серож, завтра с утра надэвай штаны и едь к Тамрико! Она тэбэ скажет, чэго купыть на рынке. Сабыраэмся у неё к адынадцати. Гасагебиа? (Понятно?)
- А без штанов нельзя? - спросонья пробубнил Есенин, - и, может, прямо щас приехать? Что ещё случилось?
- Без штанов нельзя, - уже серьёзно ответил бывший староста, - тебя её папа с лестницы спустит! А что случилось, разве не знаешь? Ты что, не хочешь с нами посидеть как в старые добрые времена? Гагик обещал из деревни домашнее вино привезти, поросёнка. Отметить надо, э-э, как это по-русски? На всю катушку! Только четвёртый год пошел, что мы стали жить как люди и получили корочки. Почти все придут, кто сейчас в городе.
- А-а, ясно... А чего это вы каждый год в разное время собираетесь? Хоть за несколько дней бы предупреждали! Я б тогда, может, выспаться бы успел.
- Нэ капризничай, дарагой!
- Ладно, не буду, - Сергей понял, что, как обычно, все решено спонтанно и шути, не шути, ничего уже не изменить, - где хоть отмечаем-то событие?
- Девчонки хотят на Фуникулёр.
В Тбилиси давно смешалось название крупнейшего городского парка на горе Мтацминда с названием рельсовой дороги с вагончиками и канатной тягой - фуникулёром. Так что, когда говорили Фуникулёр - подразумевали не транспорт, а парк. Тем более что туда можно было попасть ещё и автобусом, на такси и в вагончике подвесной канатной дороги. Там находилось множество аттракционов, крутилось самое высокое в городе "Чёртово колесо", работали кафе, рестораны и забегаловки. Кроме этого, иногда функционировал планетарий, и имелась масса укромных местечек, где можно было отлично посидеть на травке или в просторной деревянной беседке большой компанией, поболтать, и даже потанцевать под принесенный с собой магнитофон.
- Приду. По сколько хоть скидываемся? И когда - с утра?
- По красненькой. И будь у Тамрико к девяти.
Сергей с тоской подумал о последнем червонце. Придется опять у кого-то одалживаться, но не пойти - нельзя. Скоро и так все разлетятся, растеряются, утонут в семейных проблемах. Пока есть возможность, надо встречаться, будет потом в старости о чем вспомнить. Он мысленно смирился с незапланированной потерей денег, перевел стрелку будильника с десяти на восемь часов, отметил, что пошел второй час ночи и, уже отключаясь, промычал в трубку, не слушая ответ
- Резо, ты знаешь кто? Изверг! Понял, да? А сейчас дай мне поспать! Всё, нахвамдис, генацвале! (Пока, дорогой!).
С утра ему пришлось мчаться, не успев позавтракать, к Тамрико в Авчала, оттуда с сумками и деньгами на Дезертирский рынок за помидорами, огурцами, фруктами, сыром-сулгуни и далее по списку. На обратном пути, купив несколько штук пури (грузинский хлеб), он к одиннадцати часам, вспотевший и уставший, ввалился с полными сумками продуктов опять в квартиру Тамрико на четвертом этаже (лифт, конечно, не работал), где уже собрались все участники предстоящего сабантуя. Пятеро мужчин: Арсен, Толик, Макс, Резо, Гагик и, кроме маленькой хозяйки, худенькой крашеной шатенки с карими глазами и короткой стрижкой, в свободном сиреневом платьице, ещё шесть дам, из которых в девицах оставались пока только Кэтино и Марина. На сегодняшний день все замужние и незамужние были освобождены от домашних обязанностей и отпущены на мероприятие.
Арсен Лобжанидзе и Толик Пукман уже вовсю развлекали компанию новыми анекдотами про армянское радио и Вовочку. Макс, как обычно, щерил зубы в круговой улыбке всем дамам сразу, независимо от их семейного положения и двигал усами так, как умеет только артист Армен Джигарханян. Высокий и худющий Резо, в салатовой рубашке, расписанной иностранными газетными текстами и фирменных джинсах Wrangler, с важным видом руководил процессом подготовки к мероприятию. На столе в большой гостиной были уже сложены все принесённые продукты; банки с салатиками, маринованными грибами, лобио, огромный арбуз, два десятилитровых бочонка с вином (Гагик не подвёл), гора пластмассовой посуды, вилки, ножи, салфетки, стаканы. Содержимое больших и маленьких кастрюль и кастрюлек источало потрясающие ароматы сациви, чахохбили, чанахи.
- И когда только девчонки успели всё это приготовить? - подумал Сергей, - тут провианта хватит на взвод голодных десантников.
Сам Гагик Аветисян, настолько смуглый, что больше походил на эфиопа, чем на чистокровного армянина, пухленький, лысенький, весёленький и с огромными навыкате глазами, в полурасстёгнутой желтой рубахе навыпуск и светло-серых брюках, дрых в кресле. От Гагика исходил слабый запах винных паров, видимо, он уже добросовестно продегустировал содержимое бочонков ...
Солнце чуть приподнялось над крышами домов, через открытое окно гостиной било в глаза, а безоблачное небо укрепляло в предположении, что день будет жарким.
Не успел Сергей передохнуть после "марш-броска" на базар, как снизу, со двора послышались разноголосые гудки автомобилей. Выглянув в окно, Резо обрадовано сообщил
- Эта труба нас зовёт! Все на выход!
Быстро раскидав всё, лежащее на столе, по сумкам, и распределив их соответственно весу по присутствующим лицам женского и мужского пола, подхватив за ручки пластмассовые бочонки с вином и растолкав дремлющего Гагика, бывший староста продемонстрировал всем свои неувядающие способности организатора и первым рванул вниз по лестнице.
Во дворе компанию ждали две машины. Одна жёлтая Волга, ГАЗ 2410 с шахматными кубиками на боках, которую привел по просьбе Макса, его брат Костя, работающий шофёром такси и вторая, новенький зеленый УАЗИК. Её прислал отец Резо, директор крупного предприятия.
Все быстро устроились в удобных салонах и, меньше, чем через час, высадились с горой провизии на Фуникулёре. Оба водителя сразу уехали, пообещав вернуться к семи вечера, и компания отправилась выискивать среди лабиринтов аллеек, посыпанных битым красным кирпичом и с плотно росшим по краям высоким, аккуратно подстриженным кустарником, укромное местечко для пикника. Вскоре, недалеко от телевышки, на самом краю парка была найдена никем ещё не занятая просторная деревянная беседка с облезлым столом и относительно целыми скамейками вокруг него. Женщины принялись собирать на стол, Резо, как обычно, взялся руководить процессом, кто-то пошёл закурить, а Сергей, предупредив Кэтино, отправился по узенькой тропинке к смотровой площадке, находящейся метрах в трёхстах, посмотреть на город и немного побыть одному с воспоминаниями о годах пролетевшей части жизни.
Он много раз бывал здесь, наверное, ещё с четырех или пяти лет, и всегда его тянуло именно сюда, к краю пропасти...
Недалеко располагался двухэтажный, очень дорогой ресторан, в котором посидеть простому советскому инженеру было не по средствам, а за ним, в конце площадки, летом всегда открывалось небольшое кафе-мороженое. Сергей помнил случай, когда они всей семьей, отец, мать, он и маленький брат, очень давно, лет двадцать назад сели в этом кафе поесть мороженого, а когда хотели расплатиться и уйти, выяснилось, что родители забыли деньги дома. Отец поехал за ними и вернулся только через несколько часов. Жили тогда они очень далеко от Фуникулёра, а метро ещё не было. Пока ждали отца с деньгами, сидя за столиком под тентом, заказывали несколько раз мороженое и лимонад, а официантка всё время косилась на них с подозрением, опасаясь, что странные посетители сбегут, не заплатив по счёту...
Как это было давно...
Вверх смотреть было больно. Ослепительное голубое небо и нестерпимо яркое августовское солнце, стоящее почти в зените, резали глаза, заставляли прикрывать их ладонью и опускать взгляд. Огромный город, растянутый по узкой долине и разрезанный вдоль извилистой зеленовато-жёлтой лентой реки, зажатой по сторонам каменным корсетом высокой набережной, раскинулся глубоко внизу, под ногами.
Стоя на асфальтовой площадке, нависающей над глубоким обрывом, Сергей облокотился о перила бетонного парапета и наслаждался изумительным видом летнего Тбилиси. Было волнующее с детства, пьянящее и восхитительное ощущение парения на огромной высоте над знакомым вдоль и поперёк городом. Глаз то и дело выхватывал из еле различимых контуров узнаваемые очертания улиц, площадей, дворцов, парков, мостов.
Далеко справа, почти прямо над Курой, видны были маленькие, словно игрушечные церковь и памятник Давиду Горгасали, сидящему на коне. Казалось, совсем близко от него высится памятник Ленину на одноимённой площади в центре города, там же находятся сквер и улица Пушкина, а повыше, на территории Ботанического сада, возвышается гигантская и хорошо различимая статуя женщины, держащей в одной руке меч, а в другой чашу с ядом. Статую в народе называли "мать-Грузия". По ночам её освещали прожектора, и величественная фигура была видна почти из любого района города.
По формам построек и улочек, расположенных недалеко от площади Ленина, глаз узнавал Сололаки, старинный район прошлого века, насыщенный каменными и деревянными домами с большими балконами и террасами на вторых и третьих этажах. Везде, где только это было возможно, присутствовали маленькие садики с обязательными виноградными лозами.
В направлении Авлабара виднелись серая прямоугольная коробка с колоннами - кинотеатр Исани и, далее, только что построенный Центр торжеств, гигантское суперсовременное сооружение - дворец Метехи. Ближе к набережной, район Пески был легко узнаваем из-за высокой, выложенной камнем, стены, у которой ежегодно, в сентябре, проводился праздник винограда - Ртвели. У тротуара и на небольшой площади выстраивались грузовики, привозившие со всех районов республики разные сорта винограда. Им, и неперебродившим молодым вином мачари, торговали как прямо с машин, так и в декоративных, плетёных из виноградной лозы, хижинах и беседках, стоявших параллельно вдоль стены. С одной стороны она бывала украшена красочными плакатами с лозунгами и виноградными кистями, а другой, сдерживала земляную насыпь под асфальтированным шоссе сверху, идущим над рекой к метро Исани.
Виноград продавали очень дёшево, и во время Ртвели на Песках творилось настоящее столпотворение.
В центре города выделялся большим куполом старый цирк, окруженный со всех сторон зелёным пятном высоких сосен, елей и кипарисов, возвышающийся на холме, над площадью Героев, с другой стороны к которой примыкал городской зоопарк. Через него протекала малюсенькая, но непредсказуемая во время дождей речушка Вера, впадающая в Куру.
Чуть выше и левее привлекали внимание современные, с застекленными фасадами здания райкома и Радиотелецентра, в котором Сергей работал до армии.
Ещё дальше, чуть левее центра города, были видны разнокалиберные и построенные в разное время здания Политехнического Института, огромные современные корпуса Дворца Спорта с необъятной сферической крышей и многоэтажной, устремленной ввысь, гостиницы "Аджария". Среди россыпей домов и улиц выделялся гигантский овал стадиона Динамо, рядом высилось монументальное, построенное в новомодном этажерочном стиле, здание железнодорожного вокзала.
С каждым годом Тбилиси становился все красивее и красивее. Финансовые потоки текли ручьями, ЦК КПСС и правительство денег на республику не жалели...
Как всегда, привычно обежав взглядом знакомую панораму города, Сергей, вздохнув, посмотрел на свой старый дом, в котором прожил ровно десять лет, стоящий между отчетливо видимыми Верхним и Нижним Кукийскими кладбищами, в одном из самых бандитских районов, который назывался "Кукия".
Серегин дом был крайним слева из трех трехэтажных одинаковых строений, стоящих в одну линию. Фасадами они смотрели на город. Это были не хрущёвки и не бараки. Дома строились по какому-то странному усечённому проекту в ускоренном темпе и с множеством недоделок. Видимо, с задачей как можно быстрее что-то слепить на живую нитку, вселить туда самых нуждающихся и не элитных очередников на жильё, вычеркнуть их из списков и забыть навсегда. Забыть навсегда не получилось, так как через несколько лет во всех этих домах появились трещины и проседания фундамента, в силу чего они были признаны аварийными, и жильцам пришлось давать новые квартиры в другом районе города.
Грустно было смотреть на сиротливо стоящий домик, со столько лет бывшими родными стенами. Людей уже отселили, а дома всё ждали своей участи и медленно разрушались...
Справа от бывшего Серёгиного дома был Первый курдский поселок, целиком состоящий из маленьких домишек частного сектора, построенных без всяких разрешений. А слева - Второй курдский поселок, с точно такими же домами и садиками, закрытыми хилыми деревянными заборчиками или осыпающимися саманными стенами.
Курды жили бедно, но нескучно. В каждой семье у них было по 5-10 детей, которых надо было кормить и хоть как-то одевать. Почти все женщины постарше и старики работали дворниками на улицах или присматривали за могилами на кладбище за небольшое вознаграждение.
Мужчины помоложе перебивались, в основном, случайными заработками: рыли могилы, делали гробы, заливали бетоном цоколи на ограждениях могил, либо занимались воровством, фарцовкой и иными незаконными делами. Редко кто работал на постоянном месте.
Район "Кукия", населён был представителями практически всей большой семьи народов СССР и представлял собой дикую смесь самых разных социальных слоёв общества с очень разными моральными ценностями и менталитетами. Многие пытались поменять квартиру и переехать отсюда в другую, более спокойную часть города, но это был дохлый номер. Желающих переехать на Кукия не было, и быть не могло, по крайней мере, при жизни...
Удивительным было то, что все проживающие в районе этнические группы прекрасно ладили между собой, и тут никогда не было никаких межнациональных конфликтов. А что касается всяких криминальных происшествий и разборок, то они обычно улаживались по неписаным правилам уголовного мира, правда, далеко не всегда тихо и бескровно...
Частенько в одном подъезде по субботам играли сразу две, а то и три свадьбы, например, по грузинским обычаям, русским, армянским или курдским и всё проходило гладко и без обид. На русских свадьбах, бывало, танцевали лезгинку, распоряжался грузинский тамада, а среди приглашенных всегда были соседи, друзья и знакомые, независимо от веры или национальной принадлежности. На столах грузинские вина, армянские коньяки и русская водка прекрасно соседствовали с пельменями, голубцами, питэ, хинкали, чахохбили, кебаби, чихиртмой, хачапури и другими блюдами разных национальных кухонь. Люди относились к обычаям других народов терпимо, тем более, что всем было известно - обратное властью не поощряется!
Жили, как в одной большой и дружной коммуналке, где, конечно же, возникали иногда свары и ссоры, но быстро рассасывались либо сами собой, либо при участии остальных заинтересованных жильцов. "Военные действия" между соседями на ограниченном пространстве кухни, двора, района или страны никому не были нужны. Все понимали, что худой мир всегда лучше доброй ссоры!
Напротив обратной стороны Серегиного дома, на небольшой площади, располагалось городское похоронное бюро с цехами по изготовлению гробов, могильных оградок и памятников. От площади, вдоль дороги в город, параллельно трехэтажкам, высилась очень тонкая оштукатуренная кирпичная стена, отделяющая кладбище от дороги, вечное царство мертвых от временного мира живых...
Прямо над верхним Кукийским кладбищем находилась стратегическая высота - гора Махат, подножие которой было обнесено колючей проволокой и широким бетонным желобом оросительного канала, а на вершине располагались радиолокационные станции с непрерывно вращающимися антеннами дальнего обнаружения. Там почти никогда не бывало офицеров, только солдаты, готовые за бутылку вина или водки, спереть из ЗИП-а станций всё, что угодно. Сереге не раз приходилось бывать у них на РЛС. В первый раз с друзьями и с опаской, а потом неоднократно одному и с бутылкой водки, за которую солдаты и сержанты согласны были отдать всё, что ни попросишь. Обычно на обмен выставлялись военные наушники от радиостанций, радиолампы для передатчиков, радиодетали.
За горой, через несколько километров дороги, проходящей сквозь небольшой лес и мимо персиковых садов, находилось большое водохранилище, простодушно именуемое жителями города Тбилисским морем. Туда Серега, будучи школьником, частенько ходил на рыбалку с соседом, "дядей" Сашей с третьего этажа, подполковником медицинской службы, или ездил на древнем, но работающем как часы, ухоженном мотоцикле вместе с авиамехаником "дядей" Мишей, соседом со второго этажа. Иногда к ним присоединялся и "дядя" Курбан из соседнего дома. Ловили, в основном, мелочевку - бычков, плотву, голавликов, изредка попадались шемая и сазан. Главной была не рыбная ловля, а сопутствующая ей романтика, хотя и рыбу ловили с увлечением и выдумкой!
Левее горы, за кладбищем, на холмах, начинался невысокий Худадовский лес, в который любили ходить "на природу" компаниями и семьями соседи, собранные на долгие десять лет судьбой под крышей одного дома.
- Рогор ламазиа! (Как красиво!) - услышал вдруг за спиной Сергей детские голоса.
Вырванный из воспоминаний в реальность он невольно обернулся и увидел семейную пару с двумя детьми, мальчиком и девочкой десяти-двенадцати лет. Дети подбежали к ограждению площадки и, наполовину перевалившись через него, восхищенно смотрели вниз, на неторопливо плывущие по склону горы навстречу друг другу, яркие трамвайчики, один из которых вёз новых посетителей в главный парк города, а другой увозил домой нагулявшихся.
- Гамарджобат, (Здравствуйте!) - поздоровались, подойдя поближе, мужчина и женщина. По возрасту, они были моложе тридцатилетнего Сергея и как-то совсем не выглядели родителями для таких взрослых детей.
- Гагимарджот! (Здравствуйте!) - ответил он.
По акценту и виду, угадав в нём русского, мужчина произнес по-русски
- Мы часто сюда ходим. Как только я премию получу, и погода хорошая выпадает, так выходной тут проводим.
- Да, здесь здорово, - поддержал разговор Сергей, - я тоже люблю тут бывать. Такой вид потрясающий! - И он кивнул в сторону раскинувшегося перед ними, утопающего в солнечном свете и зелени, города.
Завязался непринужденный разговор, в ходе которого, выяснилось, что мужчину зовут Тенгизом, его подругу Ольгой, а детей, - девочку Машей, Марико, а мальчика Сосо.
Дети были соседские. Родители уговорили взять их с собой на прогулку в выходной, а Тенгиз с Ольгой не смогли отказать.
Тенгиз работал на заводе "МИОН" наладчиком микроЭВМ, а Ольга там же инженером-программистом. Оказалось, оба коллеги, родственные души! Через несколько минут общения они нашли общих знакомых и интересные темы для беседы по электронике и компьютерам.
За дружеским разговором незаметно пролетело время и, когда появилась Кэтино и позвала Сергея к накрытому столу, пришлось расставаться с новыми знакомыми. На обрывках бумажки, найденной в сумочке у Ольги, мужчины записали телефоны друг друга и попрощались.
- Счастливо! - помахали руками Ольга и дети.
- Момавал шехведрамде! (До следующей встречи!), - крикнул в ответ Сергей.
В беседке, за накрытым газетами столом, гудёж только начался, но, несмотря на это, опоздавшего тут же заставили пить штрафную из невесть откуда взявшегося рога с серебряной цепочкой. Поскольку вино было замечательным, отказываться от такого "наказания" было глупо, Есенин, тут же подстроившись по общее настроение, поднял рог с вином к крыше беседки и сказал, улыбаясь, и вглядываясь в знакомые лица, первый тост
- Ребята и девчата! Калбатонебо да батонебо! Поздравляю всех с четвёртой годовщиной той свободы, о которой мы мечтали целую вечность - шесть долгих и тяжелых лет! Вечерники - это особые студенты, двужильные. Не каждый выдержит - весь день работать, вечером сидеть в аудитории, в субботу ездить на лабораторные занятия, в воскресенье делать курсовые. У многих - семьи... А отдыхать только тогда, когда свалишься больной, с температурой и понимаешь, что уже всё, приехал! Ничего не можешь! Только тогда хоть высыпаешься. А потом рвёшь жилы, пытаясь догнать! Не все смогли пройти это, но мы выдержали! Дошли до конца! Давайте выпьем за то, чтобы мы никогда не забыли эти годы, куда бы нас судьба не забросила! Чтобы мы всегда помнили нашу дружную группу и тот трудный кусочек жизни, который прожили вместе! Чтобы мы всегда встречались и помогали друг другу как самые близкие родственники, потому что даже не все родственники так близки, как мы. Гаумарджос, халхо! (Да здравствуем мы!)
- Молодец, Серёжа! Хорошо сказал! Правильно! Чинебулиа! (Великолепно!), - компания оживилась, зашумела, загалдела. Зачокались стаканами, выпили, посыпались шутки, кто-то запел "Тбилисо...", кто-то загремел ложками и тарелками, выкладывая на них из кастрюль ещё теплые кушанья грузинской кухни. На свежем воздухе все успели проголодаться. Многие, как и Сергей с утра ещё ничего не ели, а потрясающие запахи будоражили, и носы вертелись, как флюгеры, определяя источники ароматов.
В беседке звучало
- Так, кому чего класть из горячего, говорите!
- Кому сациви? Кто будет чанахи?
- Арсен, сыр порежь пожалуйста! Резо, а помидоры кто будет резать?
- А на фига помидоры резать? И так съедим!
- Лентяй ты, Резошка, понял - Тамрико сама взяла большую миску и нарезала салат из помидоров, огурцов, зелёного лучка и болгарского перца.
- Вот теперь по-человечески! Ешьте!
Беседка была окружена высокими кипарисами и каштанами, которые давали какую-то тень и спасали от палящего солнца. С этим укрытием бывшим студентам сильно повезло. Хотя студентами их всегда можно было назвать лишь с большой натяжкой, потому что мужчины поступали на вечерние отделения ВУЗов, обычно после армии или ещё позже, с производства, когда вдруг оказывалось, что для дальнейшего роста по службе без диплома не обойтись. Девушкам армия не грозила, и они попадали на вечернее отделение чаще всего только после нескольких неудачных попыток сдать экзамены на дневной стационар.
К началу учёбы у многих уже были семьи.
Время летело незаметно. Тосты следовали один за другим, бочонки с вином, кастрюльки и баночки с едой постепенно пустели. Общий разговор, как это часто бывает в подобных случаях, разбился на маленькие ручейки по темам и группкам за частями стола.
Макс включил портативную магнитолу и в беседке зазвучал неповторимый, завораживающий голос Джо Дассена.
Бывших великовозрастных студентов и студенток, растроганных и захваченных общими воспоминаниями непреодолимо потянуло друг к другу. Захотелось задержать ускользающее время, ещё немного побыть вместе на транзитной остановке жизни до того, как она неумолимо и жестоко разбросает всех по разным уголкам страны.
Перед беседкой, на небольшом пятачке, закружились пары в медленном танце под ритм неторопливой и навевающей грусть, чудесной музыки. Какая разница сейчас, кто тут женатый или замужем, а кто нет!
День постепенно заканчивался, и солнечный диск медленно опускался к вершинам гор на западе. Где-то там, далеко, сейчас плескались отдыхающие в теплых волнах Чёрного моря.
Пора было собираться, но никому не хотелось первому об этом сказать. Даже Резо, несмотря на его лидерские установки.
Вдруг, Сергей, медленно кружащийся в танце с прильнувшей к его плечу Кэтино, услышал недалеко крики и детский плач. Голоса ему показались знакомыми. Он извинился и, выскочив из скрытой деревьями беседки, бросился на шум. За танцами и музыкой этого никто сразу не заметил.
Метрах в пятидесяти, на перекрёстке четырех аллеек, глазам открылась страшная картина.
На большой клумбе с цветами, скрючившись, и зажав голову руками, лежал утренний знакомец - Тенгиз, его били ногами несколько парней, стараясь попасть в голову. Один из них отталкивал Ольгу, которая пыталась, хватая озверевших юнцов за рукава, оттащить их от лежащего, и всё время кричала "Люди! Помогите кто-нибудь! Халхи, мишвеле!". Но никого видно не было, а от кидающейся на них с отчаяния подруги Тенгиза, парни просто отмахивались, как от назойливой мухи. Марико и Сосо стояли сзади Ольги и, взявшись за руки, навзрыд плакали.
У Сергея, как ему говорили друзья, был один очень серьёзный недостаток - обострённое чувство справедливости. Иногда надо дипломатические способности проявить, иногда вообще не лезть не в своё дело, всё равно, бывает, ничего не можешь изменить. Есенин всегда соглашался с друзьями, но в критических ситуациях не мог себя сдержать. Вот и сейчас, он прекрасно понимал, что надо бы попробовать подойти к парням, поговорить, успокоить и избежать прямого конфликта. Уговорить оставить этого человека и уйти. Понимал, но не смог так поступить. При виде избитого Тенгиза и плачущих детей в голове сработало какое-то устройство, снимающее все предохранители, кроме одного, последнего, с надписью "Не убий!".
В голове ударила волна ненависти, тело напряглось, налилось яростью и мощью, Сергея будто пружиной швырнула вперёд какая-то страшная первобытная сила, прячущаяся в глубинах подсознания.
Дальше он действовал на автомате. Думать было некогда и незачем.
Когда до ближайшего противника оставалось несколько метров, тот успел его заметить, повернуться и быстрым движением выхватить из заднего кармана брюк кнопочный нож. С лязгом выскочило длинное тонкое лезвие.
Дистанция три метра, два, один, отвлекающий ложный выпад сверху и одновременный удар ногой "фумикоми" снизу, по ближайшей щиколотке врага. Вопль, мат. Парень выронил нож и согнулся от дикой боли, обхватив руками ударенное место.
Жёсткий, проносящий "коши маваши" правой ногой в кроссовке сбоку в челюсть. Чавкающий звук удара, как по свиной туше. Брызги кровавых слюней по сторонам. Нокаут.
Тишина.
Остальные, наконец, обратив внимание на изменения в обстановке, перестали бить Тенгиза и, в некоторой растерянности, двинулись на разъярённого, спортивного вида мужчину, возникшего вдруг неизвестно откуда, как чёртик из шкатулки.
- Щен винахар? (Ты ещё кто такой?) - выдвигаясь вперед, настороженно спросил самый здоровый из банды парень, толстяк лет двадцати пяти, с блинообразным, перекошенным угрожающей гримасой лицом, приплюснутым носом и весом килограммов за сто двадцать.
- Если прохожий, то проходи мимо! Что ты вмешиваешься? Тут наши дела!
- Теперь мои тоже!
- Гмири? (Герой, да?) Аба, бичебо! (Ну-ка, парни!) - и выставив вперёд кулаки, огромные как пивные кружки, вожак, пригнув голову, первым кинулся на наглеца.
У Сергея был включён режим форсажа, время распалось на миллисекунды, и в приближающейся туше глаз мгновенно распознал незащищённые места. Два скользящих шага, нырок под правый локоть несущейся фигуры, короткий удар "тейшо" с выплеском энергии основанием правой ладони по открытому брюху в область печени. Туша хрюкнула, споткнулась и грохнулась на землю. Хватается за бок, шипит от боли, не встает. Не нокаут, но, вроде, больше пока не полезет. Следующий!
В двух шагах ещё один "бичо". Пытается достать заточкой!
Уклоны вправо-влево, шаг назад, скользящий перелив тела в атакующую стойку и быстрый боковой удар ребром ступни снизу вверх достал запястье. Заточка улетела в кусты. Рёв, мат, - мальчику больно!
Нельзя давать время противнику опомниться, - быстрый удар ногой "кингери" в промежность. Визг, стон, тишина... Нокаут! Этот тоже на время обездвижен и, вполне возможно, будет больше неспособен производить ублюдков, похожих на себя. Сам виноват! Где четвёртый?
Один из оставшихся двоих вышел из ступора и позорно убежал, другой медленно пятился назад, пряча руку за спину.
Сергей оглянулся вовремя. Главарь всё-таки встал и нёсся на обидчика, до столкновения оставался всего метр-полтора. Огромная, неповоротливая туша не успела ничего предпринять, когда Есенин чуть пригнувшись, выбросил свой коронный удар ногой назад - "уширо", попав пяткой в кроссовке точно в солнечное сплетение громилы. Тот, охнув сел, закашлялся и стал как рыба, хватать ртом воздух. Обычно, после такого удара начинается понос...
- Теперь нокаут, - без эмоций подумал Сергей. Боковым зрением заметил, что к нему из беседки бежали ребята, а оставшийся ненаказанным последний участник банды, видя такой поворот событий, пытается тихо смыться.
- Сад мидихар щен? Аба, модиак! (Куда пошел, а ну, иди сюда!)
В другой ситуации Сергей бы его отпустил, но не сейчас. Разъяренной пантерой, в несколько прыжков Есенин оказался рядом с парнем. Из того уже окончательно испарилась куда-то вся наглость, и он испуганно прятал руку с ножом за спиной.
- Что, впятером одного легко было ногами пинать?
Ответа не было.
- Покажи, что там у тебя?
Мучаясь от стыда и не имея мужества что-нибудь сделать против этого страшного и неизвестно откуда взявшегося мужчины, парень опустил голову и медленно показал руки. Оказалось, в одной руке у него был зажат кастет, а в другой раскрытый складной нож.
- Выброси!
Обе железки сразу же упали на посыпанную кирпичной крошкой аллею.
- Если ещё раз увижу тебя где-нибудь с "железками" или с этими набичварами (ублюдками), уши оторву! - сверкнул бешеным взглядом "прохожий".
Сергей, гася в себе напряжение боевой злости и отказавшись от намерения врезать, как следует парню, видя, что тот и так перепуган, повернулся к нему спиной и подошел к Тенгизу. Вокруг него уже хлопотала Ольга и прибежавшие вслед за ребятами девчонки из беседки. Дети уже немного успокоились и с нескрываемым восхищением смотрели на Сергея. Побитые "джигиты" со стонами отползали подальше от места происшествия, ругаясь сквозь зубы и вытирая царапины, слезы и сопли рукавами грязных рубашек, и широкими листьями лопухов, росших под кустами, у краев аллеи.
Нового знакомого из МИОНа сильно избили и, вероятно, сломали ребро, потому что любое движение вызывало у него сильную боль в боку. Под руки его довели до беседки, вытерли лицо и усадили на скамейку. Детей и Ольгу девчонки тоже привели, посадили рядом и пытались их успокоить, накормить, угощали арбузом.
Ольгу била нервная дрожь, и она говорила, не в силах остановиться
- Тенгизик, давай скорую вызовем, а? Тебе же совсем плохо! Посмотри, что эти сволочи с тобой сделали! Что я твоей маме скажу? Зачем только мы сегодня сюда приехали?
- Да не беспокойся ты, всё нормально! - еле шевеля окровавленными и распухшими губами, выговорил Тенгиз, - вот Сергею надо сказать спасибо, если б не он могли бы и совсем забить ногами! Спасибо, Сергей!
- Не за что! А чего это они к вам привязались?
- Как обычно, сначала - дай закурить, а когда я сказал, что не курю, - дай денег на сигареты! Ну, я не хотел с ними связываться, и дал им, что было, семь рублей. Только мелочь себе оставил. Так им мало показалось, они начали у Оли сумку отбирать. Тут уж я не выдержал...
- Ясно, - сказал Сергей, - давайте товарищи дорогие собираться и двигать домой. Там, к остановке, за нами уже машины должны приехать. Тенгиза надо по дороге в больницу отвезти, чтоб врач посмотрел. Резо, давай, командуй сборами!
Резо удивленно посмотрел на Сергея
- Слушай, а где ты так драться научился? Прямо как в кино!
- А ты чего, забыл? Я ж ещё на шестом курсе начал карате заниматься. Нашу группу из Москвы приезжал тренировать спец с чёрным поясом. Успел год походить, пока все секции в городе не разогнали. А потом пришлось уйти в подполье. Занимались всё это время втихаря, в зале у одного знакомого. Уже пять лет почти.
- Ну, ты даёшь, - уважительно пробурчал Резо, я и не думал, что ты там чему-то научился, раз никогда не выпендривался!
- По-твоему, надо было выпендриваться? - с улыбкой сказал Есенин.
Резо немного смешался и, глядя в сторону, спросил
- Слушай, а меня ты можешь научить?
- Могу, конечно! Но это очень больно и долго, так что хорошенько подумай сначала! Помню, когда я начинал, у нас на секцию заниматься пришло тридцать человек, а к концу года осталось трое!
- Ладно, подумаю...
Машины пришли вовремя, и все бывшие студенты, кроме Сергея, потеснившись, поместились в Уазике. Сергей посадил Тенгиза в Волгу, рядом с водителем, а сам с Ольгой и детьми сел сзади. Распрощались, и таксист Костя, быстро и аккуратно довез пассажиров до приёмного отделения Арамянц-больницы.
У Тенгиза действительно оказалось сломано ребро, его пришлось оставить под надзором врача, которому на всякий случай "позеленили" руку и ехать за родителями пациента в Дигоми.
Домой Есенин попал очень поздно и сразу завалился спать. Праздничный день оказался с большими сюрпризами...