На завтрак герр Дедерикс позволил себе ломтик подрумяненного в тостере белого хлеба и чашку чёрного кофе. Развернув из золотой обёртки холодный брусочек ирландского масла, Дедерикс с наслаждением вдохнул его кисловато-молочный аромат. Понаблюдав, как лунного цвета стружки оплавляются на горячей пористой поверхности хлеба, открыл баночку айвового желе и подцепил кончиком ножа похожий на блестящую янтарную бусину комочек. От приторновато-фруктового духа защекотало во рту, но Дедерикс, как истинный Густатус, никогда не спешил во время еды. Растягивая удовольствие, медленно намазал играющий на солнце желто-коричневый пласт желе на хлеб, полюбовался и только тогда откусил. Закрыв глаза, застыл и, млея, начал медленно жевать.
Дедерикс нарочно не стал плотно завтракать, чтобы благословенное чувство аппетита разгорелось к обеду ещё сильнее. Была суббота, день, когда он мог в полной мере насладиться едой в одиночестве. Ведь разве можно по-настоящему хорошо поесть, когда кто-то отвлекает своей болтовней и ты, вместо того, чтобы сконцентрироваться и прочувствовать вкус, должен с набитым ртом отвечать, проглатывать быстро, не успевая прожевать? Чтобы избежать мучений совместной трапезы, Дедерикс даже сменил работу - он, инженер по образованию, пошёл работать простым почтальоном. По крайней мере в обеденный перерыв он мог уединиться в машине и съесть припасённый сэндвич. Да и ходьба шла на пользу - аппетит он нагуливал великолепный! По началу новые коллеги звали Дедерикса пообедать в Макдональдсе или выпить пива с жаренными колбасками - он отказывался, ссылаясь всякий раз на аллергию. Но потом кто-то прознал о том, что Дедерикс - настоящий Густатус, и от него отстали. Даже стали сторониться, как заразного.
Ещё накануне, поздним вечером, Дедерикс стал придумывать, что именно приготовит на обед в субботу. Долго фантазировать на этот раз не пришлось, ведь начинался сезон спаржи. Наконец-то. В супермаркетах круглый год продавали испанскую или чёрт знает откуда привезённую спаржу - серую, волокнистую и безвкусную, как капроновый канат, но Дедерикс такую никогда не покупал. Разве может она сравниться с местной, северовестфальской, которую продают на городском рынке! Он представил упругие, цвета слоновой кости палочки юной спаржи, с капельками прозрачного, как слеза, сока на свежем срезе и нежными почками на заострённой макушке... Главное - не переварить, чтобы слегка хрустело, но и не было жёстким, а во рту таящим. Вытряхнуть на сито томно изогнувшиеся спаржины, насадить на вилку кусочек сливочного масла и потереть каждый стебель. Винца белого обязательно - лучше всего сухого мозельского рислинга, охлажденного...
И непременно филейчик лосося у голландцев купить! Выбрать свежайший, розово-оранжевый кусочек, посолив-поперчив, поджарить быстро в скворчащем масле, чтобы коричневая корочка заблестела, а потом половинку лимона сдавить, обрызгать мутным соком, не боясь, что слишком кисло будет... Пожалуй, кстати и свежий салат с душистыми весенними огурчиками будет. Ну и картофеля - молодого, жесткого, два-три клубня... Поскрести ножиком тончайшую кожицу, отварить, на половинки порезать и укропчика или петрушки мелко-мелко нарезанных щепотку бросить. Дедерикс вздохнул и расслабленно улыбнулся.
А на десерт - клубники, тоже местной, душистой, и не со сливками, а с шариком ванильного итальянского пломбира, и...
Застрекотал телефон. Ту, которая внезапно вырвала Дедерикса из мира гастрономических грёз, звали Улла.
- Завтракаешь ещё? Перезвонить тебе попозже?
- Нет, уже нет, можешь говорить, - тяжело ворочая языком, как спросонья, ответил Дедерикс.
- Ах, ну тогда - доброе утро!
- Доброе утро. Ты насчет воскресного обеда хотела спросить?
- Да... Мне придти? - почти шепотом спросила Улла.
- Приходи. Знаешь уже, что будем делать?
- О, есть замечательный рецепт, тебе понравится - картофельная запеканка с белыми грибами и бараньи фрикадельки под чесночным соусом!
- И во фрикадельки надо побольше лука положить, - теперь уже с заинтересованностью в голосе ответил Дедерикс.
- А как же, - подхватила Улла. - И салат из авокадо с кусочками омара под...
- Давай сейчас не будем, - раздраженно перебил её Дедерикс. - Ты меня сбиваешь! Я только что на обед настроился.
- Прости, прости, прости! - затараторила Улла. - До завтра!
Облегчённо вздохнув, Дедерикс повесил трубку. Не надо было к телефону подходить, подумал он. Может быть и вообще прекратить отношения с Уллой? Однажды она проболталась, что по шкале Тринсли у неё только шесть пунктов из семи. Это значит, что она ещё способна, в отличие от Дедерикса, иметь детей и испытывать сексуальное влечение. Может быть, она вообще только прикидывается Густатусом? Да скорее всего, так оно и есть - Улла слишком полная, где же это видано, чтобы настоящий Густатус нажирался так, чтобы округлиться, животик отрастить?
Дедерикс прошёлся по комнате, подошёл к зеркалу, повернулся боком, довольно ухмыляясь, подумал - вот, вот какой должен быть настоящий Густатус - поджарый, холёный, моложавый - разве даст ему кто сорок лет?
Бывали минуты, когда Дедерикса распирало от гордости, что он не такой, как все и наделён даром испытывать сильнейшее наслаждение, вкушая пишу... И пусть природа, одарив в одном, забирает другое - ему не суждено продлить свой род, не знакомы радости секса. Но он даже ребёнком никогда не жалел, что родился Густатусом. Да и слова-то раньше такого не было - оно появилось только лет десять назад, после нашумевшей статьи профессора Тринсли: "Homo gustatus как тупиковая ветвь эволюции человечества". Латинское gustatus, что значит "вкушающий с удовольствием, сластолюбивый", укоренилось и началось деление людей на "нормальных" и "густатусов"...
Не нужно было к телефону подходить, в который раз подумал Дедерикс. Надо общаться с себе подобными, а не с такими, как Улла. Чем больше он её узнавал, тем сильнее были сомнения, что она тоже густатус. Впрочем, сама признаётся, что не стопроцентный. Хитра... К тому же артистична, напориста. И, что самое ужасное - иногда льстива, умеет ввернуть похвалу, повосхищаться. Ведь понятно, что врёт, но после брезгливо-презрительных взглядов его коллег так приятно увидеть в карих глазах Уллы восхищение. Как будто даже неподдельное...
Но Дедерикс уже решил - надо разорвать отношения. Он купил прощальный подарок - дорогие французские духи, и написал маленькую записку, которую подсунул под огромный алый бант на коробочке. Прошел почти месяц, но он всё никак не мог решиться отдать ей подарок с запиской, в которой была лишь одна-единственная строка:
"Дорогая Улла, я не тот, кто тебе нужен, не трать на меня время, прости и прощай!".
В прошлое воскресенье, после того нелепого диалога, он сказал себе - сегодня она получит прощальный подарок, но вечером, уходя, она так кротко улыбнулась - и подарок остался на верхней полке кухонного шкафчика.
А диалог был таким.
- Странный какой запах, - произнёс Дедерикс, склонившись над мелконарезанным укропом. - Ты правда купила сорт "Геркулес?"
- Конечно, милый, как всегда, - ответила Улла. Она взбивала венчиком яичные желтки.
- Отчего ж он так неприятно пахнет? Будто бы анисом... Куда только девался изысканный аромат?
Улла перестала стучать венчиком, подошла к Дедериксу - тот спешно отстранился - он терпеть не мог, когда она касалась его своим пышным телом.
- Как обычно пахнет, - пожав плечами, ответила Улла, понюхав укроп, и снова принялась взбивать желтки.
- Нет! - воскликнул Дедерикс, выбрасывая в мусорное ведро укроп.
- Послушай, - вздохнув и виновато улыбаясь, произнесла Улла. - Ты должен смириться, что... Ну, тебе уже за сорок... Начинаются проблемы...
- Какие ещё проблемы? Ты сама не понимаешь, о чём говоришь! - закричал Дедерикс.
Он вспомнил - однажды Улла принесла новую статью профессора Тринсли, и даже зачитала вслух отрывки. Уважаемый профессор утверждал, что у некоторых густатусов, достигших зрелого возраста, начинают угасать их исключительные способности наслаждаться пищей и взамен появляются - с запозданием - сексуальные потребности. Приводились примеры с фотографиями - бывший густатус в окружении нескольких младенцев собственного производства.
Дедерикса статья возмутила.
"Несколько извращенцев - это ещё не закономерность, а исключение!", - в сердцах воскликнул он, бросив журнал со статьей в мусорную корзину. Но, когда Улла ушла, вытащил журнал и спрятал в ящике письменного стола.
- Я хочу от тебя ребёнка, - тихо, но уверенно сказала Улла, перестав стучать венчиком.
- Нет, - сразу же ответил Дедерикс. - Нет! Я настоящий. Настоящий густатус. Семь пунктов из семи по шкале Тринсли. Им и останусь. Мне не нужен ребёнок...
- Тебе сейчас так кажется. Но поверь, пройдёт ещё несколько лет и ты пожалеешь...
Дедерикс деланно рассмеялся:
- Улла, если ты хочешь ребёнка, то заводи его от кого-нибудь другого! Ты красивая, здоровая, молодая. И выбрось из головы эту сумасшедшую идею - рожать от меня! Чушь!
- Никакая не чушь! - Улла замотала головой, затараторила возбужденно и страстно: - Ну и что, что ты густатус, есть таблетки, надо просто принять лекарство, в институте профессора Тринсли разработали, и ты сможешь стать отцом...
- Я не хочу! - рявкнул Дедерикс. - И никогда не захочу!
Улла будто не слышала его; вдруг ахнув, распахнула дверцу духового шкафа - там пёкся абрикосовый пирог, и пирог этот уже начинал становиться каштаново-коричневым. Разговор перешел на обычные гастрономические темы, и Дедериксу почти удалось успокоиться и переключиться на предстоящий обед. Почти удалось - потому что запах аниса, так некстати вмешавшийся в церемонию подготовки к трапезе, и эта абсурдная перепалка с Уллой всё же подпортили удовольствие... Но запах аниса, никак не сочетающийся с баклажанным рагу, расстроил его сильнее. Нет на свете ничего хуже, чем невкусная еда.
Наступило воскресенье. Ожидая Уллу, Дедерикс достал из шкафчика коробочку с духами, поставил на видное место. Чтобы на этот раз подарок и записка под алым бантом не остались в его доме.
Улла явилась улыбающаяся, румяная, наполнив кухню ароматом розового масла, наверняка, только что приняла ванну. Дедерикс поморщился - он не любил цветочные сладкие запахи.
- Сегодня готовим бараньи фрикадельки под чесночным соусом! Вот, смотри, утром на рынке купила! - объявила Улла, доставая из пакетов филе.
- Тогда я займусь картофельной запеканкой. Знаешь, что мы туда добавим? Несколько взбитых перепелиных яиц и доминиканский перец! И шляпки молодых белых грибов, обжаренных на масле из грецких орехов. Сливками сбрызнем... О-о-о!
Дедерикс закатил глаза к потолку. Улла довольно захихикала и прошептала:
- А на сладкое будет лимонно-апельсиновый щербет с шампанским...
Ровно в два часа они уже сидели с гостинной за накрытым столом. В центре, на массивном керамическом блюде отливали золотисто-коричневыми корочками две дюжины бараньих фрикаделек. Улла осторожно поливала их тягучим светлым соусом. В комнате восцарился маслянисто-чесночный дух, возбуждая нестерпимый аппетит.
Дедерикс вонзал нож в глянцевую корочку желтой картофельной запеканки, нарезая её правильными квадратиками. Взгляд его был рассеян и и нежен, губы чуть приоткрылись и вздрогнули, словно целуя кого-то невидимого. Улла украдкой наблюдала за ним.
- Ну как? Не слишком ли много чеснока? - вкрадчиво спросила она. Дедерикс ответил не сразу - некоторое время, словно оцепенев, отрешенно смотрел вдаль. Потом взял дольку лимона и выжал несколько мутных капель в лужицу соуса на тарелке, обмакнул в него маленький кусочек фрикадельки и положил в рот. Слабо улыбнулся, кивнул:
- Да, немного лимонного сока недоставало... теперь идеальный вкус.
Улла облегченно вздохнула и начала есть. Как обычно, во время обеда они почти не разговаривали, трапезничали неспешно, будто бы забыв друг о друге.
После щербета Дедерикс откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Обед удался.
Улла, замерев, неотрывно смотрела на расслабленное, довольное лицо Густатуса. Медленно, словно крадучись, она протянула руку и накрыла ею ладонь Дедерикса. Обычно он сразу же отдёргивал руку, а однажды даже вспылил и накричал на неё.
Он оставался неподвижен. Лишь уголки губ дёрнулись едва заметно. Улла осторожно встала, передвинула стул поближе и, присев рядом, прильнула грудью к Дедериксу, снова взяла его за руку.
- Ты передумал... я знаю... - прошептала Улла, уткнувшись лицом ему в шею.
Он молчал.
- Правда здорово, у нас с тобой когда-нибудь родится ребёнок, - продолжала Улла. - Ты будешь счастлив, глядя на наших детей и скажешь мне: как хорошо, что теперь я больше не одинокий Густатус, которого все сторонятся...
Дедерикс открыл глаза, и не было ни капли злости или раздражения в его тёмных, как безлунная ночь, глазах. Улла расплылась в улыбке.
- Ну, что? Да? - спросила она. - Ты больше не настоящий густатус?
Он лишь рассеянно улыбнулся в ответ. Улла возбуждённо затараторила:
- Ты знаешь, я читала, что дети густатусов, ну, конечно, когда они перестают ими быть, наследуют замечательные способности наслаждаться вкусами... Представляешь, какие замечательные у нас будут дети, они будут похожи на тебя! Боже мой, как я счастлива, что наконец-то дождалась... тебя... ты стал... как все мы...
Дедерикс вдруг поднялся со стула и пошагал на кухню. Улла осталась сидеть за столом. Лицо у неё раскраснелось, глаза блестели. Она собралась было встать и пойти за ним, но Дедерикс сам вернулся в столовую, держа в руках коробку с алым бантом.
- Что это? Мне подарок? - радостно воскликнула Улла.
- Это духи...
- Духи! Вот видишь, а раньше ты их терпеть не мог! Теперь мне можно?
Дедерикс кивнул, и, нахмурив брови, заговорил - неприветливо и сухо:
- Ты насыпала в чесночный соус тринсливский препарат. Который должен был превратить меня в сексуально озабоченного... Я сразу узнал этот запах аниса, так пахнет "лекарство". И в укроп пыталась тогда... Правда?
Улла покраснела, отстранилась от него. Помолчав, с вызовом ответила:
- Я не могла больше ждать... Время уходит, милый. Но я всё сделала правильно, я просто помогла тебе решиться. Ты же знал, что в соусе препарат, и - съел! Значит хотел! Ты хотел перестать быть густатусом, значит, и ребёнка теперь...
- Послушай, Улла... - перебил её Дедерикс. - Я не стал другим. И никогда им не стану. Ты зря постаралась с препаратом - он не действует в кислой среде... Помнишь, я накапал лимонного сока в соус? Не потому, что так вкуснее... Вот, это мой прощальный подарок. Там записка есть...
Он положил коробку с алым бантом на стол и, разведя руки в стороны и пожимая плечами, пошёл на кухню. Чтобы вымыть посуду. Он терпеть не мог запахов несвежей пищ