Харченко Александр Владимирович : другие произведения.

Зеркало Правды

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Историк из далёкого будущего пытается сорвать опасный эксперимент над целой цивилизацией. (Исправленный вариант)


  --

Зеркало Правды

Научно-фантастическая повесть

   Далее вы поплывёте; я путь укажу и благое
   Дам наставленье, чтоб снова какая безумием вашим
   Вас не постигла напасть -- ни на суше, ни на море тёмном.
  

Гомер, "Одиссея", XII -- 25:28

  

245.14.1. Нужно уметь видеть

   Небо здесь было белое, точно матовый алюминий.
   Между куполом неба и степным разнотравьем стояла сухая удушливая жара, и в этой жаре плыл над чужой, таинственной степью одинокий коршун. Чёткий силуэт птицы выделялся на фоне неба, словно фигурная прорезь в алюминии. Словно замочная скважина, сквозь которую можно посмотреть в безбрежный космос -- стоит только напрячь получше усталые от солнечного блеска глаза.
   Имир Торвен не стал напрягать усталые глаза, чтобы пронзить взглядом иллюзию: он знал, что за алюминиевой безоглядностью ему светят чужие звёзды. Взгляд скользнул вдоль западного горизонта, туда, где ночами выгибалось ребро галактической спирали. Несколько месяцев назад туда возвратилась "Диалектика", неся на борту изрядно поредевший экипаж. Что-то ещё случилось там после её возвращения?
   Коршун издал протяжный вскрик -- алюминиевые небеса лопнули. Серый треугольный контур возник в вышине, с мяукающим звуком закрутился над землёй, прогоняя испуганную птицу. То был стандартный экспедиционный "оборотень", одноместный космолёт местной конструкции, хорошо приспособленный для незаметных стартов и финишей. На таких кораблях жители Синиз навещали своих соседей всякий раз, когда хотели остаться незамеченными. А желание это возникало у них нередко...
   Торвен лёг в сухую траву и стал смотреть на приближающийся корабль. Сейчас "оборотень" не скрывался -- то ли из-за спешки, то ли из-за ненадобности, то ли для того, чтобы ожидающий его человек легче нашёл направление. По степной траве от движения могучего корабля побежала лёгкая рябь. Машина скользнула над равниной и опустилась метрах в трёхстах, нацелясь к солнцу острым носом. Тогда Торвен встал и побежал к "оборотню" той особенной тяжёлой побежкой, которая вырабатывается не на беговых дорожках и не в тренажёрных залах, а только лишь в дальних и быстрых переходах с тяжёлыми грузами за спиной. Опоздать он не боялся: на Синиз смотрели сквозь пальцы на небольшие опоздания товарищей по работе. Он вполне мог дойти до корабля неспешным прогулочным шагом. Но работа предстояла неприятная, поэтому Имиру Торвену хотелось закончить её как можно скорее...
  
   "-- Итак, доктор, вы получили факты. Насколько я знаю, из всех видов точных наук только астрономия и теория вероятности противоречат гипотезе о существовании жизни на соседних небесных телах. Но ваши факты убедительны. Как, говорите, называет себя эта цивилизация?
   -- Как и мы, они считают себя людьми. Да, пожалуй, и являются ими не в меньшей степени. Свою родную планету они называют Синиз.
   -- У них что, общий язык на планете?
   -- Видимо, да. Они прошли через фазу социалистических преобразований общества, и теперь на их планете единый строй. Существует, очевидно, и общий язык. Этого не скажешь точно по контактам с тремя пришельцами. Необходимо подробное изучение свидетельств, а может быть, даже разведка.
   -- И как давно они лезут в наши дела?
   -- Примерно четыре десятка лет.
   -- Наших или их лет?
   -- Годы у нас различаются на семнадцать наших суток. Имей это значение, я уточнил бы.
   -- В военной практике имеет значение даже мельчайшая подробность.
   -- А вы рассматриваете случившееся как военную агрессию?
   -- Мне трудно рассматривать ваших инопланетян как дружелюбную силу. Сорок лет они торчат здесь. Своими глазами они видели в нашей стране войну, революцию, разруху и голод. Неужели им было так сложно выступить в открытую на нашей стороне, раз они уже достигли того, к чему мы стремимся? Неужели они не могут сделать это сейчас, когда реакция готовит нам кровавый реванш на юге, а благополучный и сытый север молчит тем временем в тряпочку? Нет уж, доктор, тут одно из двух: либо их строй -- это нечто очень отличное от наших с вами идеалов, либо они с нами просто играют. И в том, и в другом случае я не считаю их добронамеренной силой!
   -- Они говорят, что не вправе лишать нас нашей собственной судьбы. Не хотят переписывать за нас набело нашу историю.
   -- Когда человек спасает утопающего, он грубо лишает его собственной судьбы. А уж историю, доктор, от века творят сообща. Ничья история не остановится оттого, что он ближе познакомится с пришельцами. Ассимиляция? Да, это возможно. Более высокая культура ассимилирует менее развитую, а та, в свою очередь, вливает в неё новые традиции и знания. Их планета, эта Синиз, наверняка прошла через такую стадию: ведь их новый строй тоже ассимилировал остатки старых систем. И ничего, никто не плачет, наверное! Нет, это, конечно, не аргумент...
   -- Быть может, их этика заставляет их действовать по-другому?
   -- Этика формируется в соответствии с требованиями общества. Если требования общества исключают помощь страдающим людям, такому обществу грош цена в базарный день! Мне нет дела до этики таких цивилизаций!
   -- Не кипятитесь, генерал. Ведь они говорят, что пытаются помочь нам -- максимально безболезненно и максимально эффективно. Но сделать это они могут только тайно. Здесь и сейчас они занимают ведущие места в достаточно могущественных организациях, чтобы прямо влиять на весь ход мировой политики.
   -- Это они вам сами сказали?
   -- Да.
   -- Зачем?
   -- Пытались убедить меня, что в случае работы на них я могу не опасаться за свою жизнь и добрую репутацию.
   -- Но вы всё равно пришли ко мне. Почему?
   -- Я -- гражданин своей страны. И я считаю, что негоже одиночке решать, что будет лучше для родины, а что хуже. Поэтому я выбрал ту организацию, которую считаю наиболее свободной от влияния пришельцев, и счёл своим долгом проинформировать её представителей...
   -- То есть армию вы считаете свободной от влияния пришельцев. Можно узнать, почему?
   -- Это косвенные признаки. Мне показалось, что именно об армии они всегда говорили как о непредсказуемой силе, способной сорвать все их планы..."
  
   Выключив "звёздочку" записи, Имир Торвен откинулся в кресле и поглядел пристально на собеседника -- грузного, улыбчивого человека в нелепом ярко-синем костюме.
   -- Я так и не могу взять в толк, чего вы добились, убедив этого генерала в вашем собственном существовании. Сейчас он взовьётся и поставит на дыбы свою службу безопасности, которая вполне способна сцапать ваших людей поодиночке. Как историк, я вам могу сообщить, что у подобных организаций много методов поиска. А генерал этот, судя по его речам, не слишком-то лоялен к политике Синиз в отношении его родной планеты.
   Грузный замахал руками:
   -- Помилуйте, какая там планета! Генерал мыслит в узких терминах страны, это ещё отнюдь не тот эволюционный виток! До всепланетных категорий мышления его сознание ещё не доросло: он прежде всего военный, а значит -- ведёт себя в сложных случаях как автомат с резко ограниченным набором функций.
   -- И всё же, -- улыбнулся Торвен, -- он вас прижал.
   -- Да, он почти вычислил наших людей в штабе армии и мог бы серьёзно испортить стратегию. Сейчас нам нужно крепко повлиять на их политику. Если мы не ослабим их армию, во вспыхнувшей мировой войне силы будут слишком неравны, и тогда войны, собственно, может не случиться вообще. Будет стычка, пограничный конфликт, Доркир разгромят в два счёта -- и события пойдут по полностью непредсказуемому сценарию.
   -- Разве победа над режимом Доркира в этой ситуации не удовлетворяет общечеловеческим интересам? Фашизм, с моей личной точки зрения, надо громить в зародыше, и по возможности -- наиболее эффективно.
   -- Но тогда обыватели не увидят сущности фашизма. Как можно ненавидеть и отрицать то, что не лежит у тебя на памяти грузом исторической трагедии?!
   -- Вы как-то абсолютно неубедительны. Разве нет других способов донести до будущих поколений историческую память? Есть ведь опыт Синиз, опыт других планет... Да и опыт Земли, который мы можем передать кому угодно, безвозмездно и открыто. Следуя вашей логике, мне самому следовало бы побывать в застенках палачей, чтобы научиться ненавидеть историческое зло.
   -- Мера исторического зла не может быть передана. Её можно только взрастить, взлелеять, как и всякую меру. И потом, вы забываете обратную сторону явления. Тот строй, который считают своим соотечественники нашего бравого генерала, отнюдь не относится к высоким гуманистическим завоеваниям. По сути, во многих своих чертах это диктатура. Если ей сейчас дать свободно развиться, как знать, какие исторические уродства она породит на своём пути.
   -- Вы когда-нибудь выращивали деревья? -- спросил Торвен, откидываясь на спинку кресла.
   -- Нет, а что?
   -- Дерево лучше всего растёт, если дать ему свободно развиваться. Любое препятствие в развитии как раз и приводит к уродствам.
   -- Предлагаете бросать деревья на попечение стихий? Продолжая вашу аналогию, коллега, от дикорастущих деревьев очень сложно получить вкусные плоды.
   -- Мастерство садовника -- не в том, чтобы стричь и искривлять деревья, придавая им причудливые или, напротив, слишком правильные формы. Прививайте плодоносные ветви, удобряйте субстрат, обирайте вредителей, вовремя переносите пыльцу, чтобы род дерева продолжился.
   -- Интересная аллегория для нашей работы, Торвен. Рад, что вы наконец-то заинтересовались её сутью, перестав бороться с её формами. Очевидно, на Земле вы поступаете так же -- удобряете деревья вместо того, чтобы стричь их? Но как вы будете действовать, если деревья вокруг вашего дома разрастутся? Если однажды ночью вы обнаружите, что их ветви уже качаются у вас в окне, не позволяя закрыть раму? А?!
   Грузный человек рассмеялся дробным, бисерным смешком.
   -- Доктор Собо, -- улыбнулся в ответ Торвен, -- прежде всего я вспомню в таком случае, что и сам живу на дереве. А там, глядишь, и переберусь на соседнюю ветку, как это делали мои пращуры.
   -- И вы противник стрижки деревьев только потому, что сами когда-то спустились с них? Но ведь форма материи в отсутствие разумной силы не закончена. Мы живём, чтобы изменять мир вокруг нас. Нужно уметь видеть совершенство форм математической симметрии, порождённой разумом гармонии форм, даже там, где природа создала лишь буйный хаос.
   -- Я против такого однобокого понимания гармонии, доктор. Асимметрия тоже может быть гармоничной. И вы не учитываете великой асимметрии природы, кажущееся буйство которой построено на единых процессах разворачивания спиралей и геликоид...
   -- Вы сегодня многословны, Имир.
   -- Придётся сегодня заниматься непривычным делом, снимаю стресс... Так что всё-таки вы будете теперь делать с генералом?
   -- Собственно, уже ничего. Генерал сейчас преисполнится недоверия к службе безопасности собственной страны, она там сейчас свирепствует хуже некуда. Это посеет раздор между СБ и армией, и армия попытается укрыть поглубже все те улики нашего существования, которые к ней попали. Но как раз в армии-то и сидят наши люди, и они смогут сделать так, чтобы улики эти навсегда исчезли. А следом за ними исчезнет и генерал -- СБ не простит ему вмешательства в её интересы. Вот эта запись -- одна из важнейших улик против него.
   -- И против вас, доктор.
   -- Тут всё продумано: я исчезну гораздо раньше. Будет инсценировано разбойное нападение, и моё тело со следами ножевых ран ещё долго будут отыскивать в водах Курметы. А вот кассету с записью разговора следователи найдут у одного из бандитов, и тот с готовностью покажет, что отобрал её у покойного -- толстого доктора с карими глазами... Бедняга думает, что за него вступятся армейские чины! -- Грузный человек снова хихикнул.
   -- Вас что, забавляет эта ситуация? Вы же обрекаете человека на смерть!
   -- Дорогой мой Торвен! Поверьте, этот субъект -- аутло. Избавляясь от него, мы не только достигаем своих целей, но и делаем чище мир.
   -- А если его не казнят? Или он сумеет выпутаться и рассказать, как было дело?
   -- Убийц, пойманных на месте преступления, обычно там казнят довольно быстро. Он не та персона, поверьте, чтобы им самим и его россказнями заинтересовались следователи из службы безопасности. В их руки попадут уже косвенные улики -- нож и кассета, а вот они расскажут о многом, поверьте! Посмотрите-ка сюда...
   Он подал Торвену острый, как бритва, нож в прочном пластиковом чехле. Сквозь прозрачный пластик на лезвии можно было разглядеть бурые пятна.
   -- Эта кровь -- моя собственная, -- сказал грузный. -- Ни одна лаборатория не сможет заподозрить подделку, потому что здесь, собственно говоря, нет никакой подделки. Всё, что нам надо теперь сделать -- передать нож и запись этому бандиту. Запись он должен доставить по фиктивному адресу, а нож выбросить в реку. Но он не успеет его выбросить...
   -- Хорошо продумано, -- одобрил Торвен. -- А зачем вам понадобилась моя помощь?
   -- Понимаете, я по натуре не агрессивен, -- ответил его собеседник. -- Я не хотел бы встречаться без необходимости с представителями тамошнего уголовного мира. Вы -- совсем другое дело, ваша цивилизация, несмотря на кажущееся высокое развитие, ещё полна самой примитивной агрессии, хотя вы и умеете с ней справляться. Вот я и подумал -- не сможете ли вы подменить меня в этой операции? Для начала -- в этой.
   -- Я ждал этого предложения, -- кивнул Имир Торвен. -- Но я как-то не думал, что мою карьеру в деле помощи отсталым цивилизациям придётся начинать с подлога.
   -- Да бросьте вы, какой там подлог! Убить убийцу, остановить зарвавшегося солдафона, а в конечном итоге -- вернуть искривляющуюся дорожку истории в прямое и конструктивное русло! Для развития цивилизации всегда необходим строго определённый опыт, и опыт международной борьбы с фашизмом, кровавой и тягостной, как раз относится к категории неизбежного. И потом -- не надо быть слишком щепетильным! В нашем деле совесть должна молчать, если приказывает разум. Достаточно того, что мы можем позволить себе самим не пачкать в крови руки...
   Имир Торвен помолчал.
   -- Хорошо, -- сказал он, -- я согласен. Негоже мне переучивать вас, доктор. У каждой цивилизации -- своя история и свои методы. Давайте сюда ваш нож, и давайте полетим уже, пока моего отсутствия не хватились.
   Грузный человек пинком захлопнул люк.
   -- Вы как, полёты переносите? Если хотите, могу уступить вам диван, лёжа летать удобнее.
   Торвен покачал головой.
   -- Нет, спасибо. Не в обиду вам будь сказано, доктор, но диваны на Синиз ужасные. Лежать на них просто невозможно.
   -- Вы не единственный, кто так считает. Ну что ж, со всеми богами просветлёнными -- поехали работать. Когда вернёмся, угощу вас хетми-хорэ. Вам понравится, масса протеина, у хороших сортов специфический привкус мёда, рекомендую не оставаться в стороне.
   Пол под сиденьями мягко качнулся -- корабль взмыл в небо.
  
   Нож и в самом деле был очень острый. Торвен убил доктора с одного удара -- в шею, сзади и немного сверху. Грузный человек ничком повалился в болотистую жижу под ногами.
   Тело доктора Торвен сбросил в неприметный бочажок шагах в тридцати от космолёта. Доктор был не только грузен, но и широк в кости. Пожалуй, телосложением он не уступал землянам, а кое в чём и превосходил их. По сравнению с первобытной мощью мускулов земного мужчины в массивном теле доктора угадывалась совершенная, скульптурная пластика. Настоящий античный титан: крепко скроенный из стихийного материала, могучий телом, духом же утончённый и невообразимо жестокий по самой своей нечеловеческой, в сущности, натуре.
   Ни огорчения, ни жалости Имир Торвен не испытывал. Он только что убил врага -- не казнил, не уничтожил, а именно убил в сражении, хотя и застал врасплох. На счету доктора был не один десяток уничтоженных подобным же образом -- тех аборигенов других планет шарового скопления АБС-404, которым прекрасная планета Синиз решила вдруг подарить солнце своей исторической правды.
   Землянин вытер руки пучком мха и направился обратно к кораблю, вдыхая полной грудью здешний воздух. Воздух пах странно, сквозь болотную кислятину доносило временами запахи крови и гари, но Имир Торвен отметил с удивлением, что дышится ему тут гораздо легче, чем дышалось полчаса назад на Синиз.
   И здесь, где небо было не голубым, а носило оттенок бледного ультрамарина, в далёкой высоте плавал коршун, окликая далеко вокруг серебристыми возгласами: "Силь... силь... силь...". Наверное, в каждом из обитаемых миров шарового сгустка плавали в этот миг коршуны -- звали своих сородичей сквозь звёздные бездны, как звала самого Торвена сквозь невообразимое пространство Земля.
   Он закрыл люк, вставил пальцы в дырчатые панели контрольного автомата и положил машину на обратный курс. Когда он вернётся сюда в следующий раз, ему найдётся о чём поговорить с генералом. Но это будет ещё не сейчас, не сейчас...
  

245.14.4. Тема не раскрыта

   В час пополудни с минутами Кафуф вызвал к себе Гиркана. Тот пришёл, встревоженный и нервный: начальник нечасто хотел видеть подчинённых самолично, предпочитая телевизионную связь. Кафуф, не вставая, указал своему сотруднику на кресло.
   -- Садись, -- сказал он.
   Это тоже было нарушением заведённых порядков. Гиркан опустился на сиденье, поправляя короткую радужную куртку. Его тёмные глаза смотрели на шефа настороженно и цепко. Гиркан уже понимал, что случилось нечто из ряда вон выходящее, но из деликатности не хотел торопить события.
   -- Пойдёшь по следу, -- сказал Кафуф. -- Ты должен узнать всё об одном человеке. Всё и полностью.
   -- Где этот человек?
   -- Пока что он здесь, на Синиз. Но я не берусь предсказывать, где он будет завтра. Или даже через полчаса. Это твоё дело -- выяснять, где он будет. Но упаси тебя боги просветлённые попасться ему на глаза за этим занятием! Ему или кому угодно другому...
   Это ошеломило Гиркана. Он даже представить себе не мог, что получит такое задание на родной планете.
   -- Кто он такой? Дьявол во плоти или упырь из романов Кехра?
   -- Не отвлекайся. Это тебе может навредить.
   Кафуф достал из ящика стола небольшую фиолетовую коробочку.
   -- Тут все материалы о нём. О нём и о его друзьях. Все материалы, которые нам удалось раздобыть. И их, честно говоря, не так-то и много.
   -- Да кто он такой, эффенди?!
   -- Имир Торвен, землянин. Историк из той экспедиции, что прилетала к нам пару месяцев назад.
   -- Тот, что остался на стажировке в нашем Институте Исторических Технологий? Эффенди, но это невозможно! Он -- публичная фигура, ещё месяц назад вызывавшая ажиотаж у всей планеты. Поездки, лекции, экскурсии, семинары... Его жизнь вся как на ладони! Какие же тайны мы можем там ещё выследить?!
   -- Не мы, а ты, -- строго сказал ему Кафуф. -- Не отвлекайся.
   Гиркан проглотил застрявший в горле комок вопросов. Он был уже достаточно опытным оперативником, чтобы понять: Кафуф зря не отвлекает по пустякам. У Кафуфа людей и без того сейчас -- раз-два, и обчёлся. А если эффенди Кафуф сочтёт нужным удовлетворить любопытство Гиркана -- он это сделает.
   Так и случилось. Кафуф достал из ящика стола ингалятор. Шумно втянул ноздрями жидкость с едким запахом, поморщился. Потом включил зачем-то стереопроектор, словно тот мог придать его словам больший вес.
   -- Около месяца назад, -- сказал Кафуф, -- один из сотрудников Института Исторических Технологий, занимавшийся очень важным проектом на планете Атмар, вступил в дружеский контакт с этим землянином. Фактически он пробовал втянуть земного гостя в работу ИИТ. Не знаю, что ответил Торвен на его предложение -- данных об этом у нас нет. А вот о чём у нас есть данные -- так это о том, что этот сотрудник ИИТ, некий доктор Собо, найден мёртвым в вонючем болоте на своей планете Атмар.
   -- Издержки работы, -- заметил Гиркан.
   -- Согласен. Но вот что подозрительно: комиссия, занимавшаяся расследованием этого инцидента, по ряду косвенных признаков считает, что в принадлежавшем доктору космическом корабле в день убийства побывал этот землянин. Более того, данные навигационного контроля можно интерпретировать так, будто Торвен как минимум один раз воспользовался этим кораблём.
   -- Всё это слишком неопределённо, эффенди, -- Гиркан почесал затылок. -- Косвенные признаки, можно интерпретировать... У нас нет никаких систем безопасности. Кто хочет -- тот и пользуется кораблями. Или вы подозреваете, что землянин способен на убийство?
   -- Я подозреваю, -- глухо сказал Кафуф, -- что земляне способны на всё. Но мои подозрения -- это моё дело. А тебя я прошу доказать эти подозрения. Или опровергнуть. Это уж как кости лягут.
   Он щелчком переслал фиолетовую коробочку через стол -- Гиркану.
   -- Я хочу знать о нём всё. Чем он увлекается, с кем встречается, чего он хочет, а при возможности даже -- о чём он думает и какие ему снятся сны по ночам.
   -- Так отправьте его на ментопсию.
   -- Ментопсия, если мы принудим к ней нашего гостя, вызовет широкий общественный резонанс, который сейчас испортит нам всё дело. Наше общество и так вошло в нестабильное состояние. Плюс к этому -- неизбежный скандал с Землёй, если эта наглая цивилизация ещё вздумает к нам заглянуть. Поэтому можешь сразу позабыть о ментопсии, отпечатках пальцев и прочих шикарных штучках. Первое подозрение, что мы поставили за землянами беспричинную слежку -- и толпы горлопанов на площадях потребуют от нас нашей же крови! Нас и так не любят, помни это.
   -- Я помню, эффенди, -- сказал Гиркан.
   -- Так вот, запомни: строгая конспирация, никакого насилия или принуждения, никаких тайных встреч с перевербованными агентами и походов по канализации со спецоборудованием. Ты не на Агри, ты не на Ширалоне, и вообще -- ты не там, где можешь в полной мере развернуть блеск своих оперативных талантов. Ты -- на нашей родной Синиз. И это накладывает на тебя строжайшие обязательства, человеческие обязательства по высшему разряду. Иначе, как говорится, тема останется не раскрыта... Ясно?
   -- Ясно.
   -- О результатах доложишь мне, -- сказал Кафуф. -- Мне и только мне. Особенно если эти результаты начнут вызывать у тебя хоть какое-нибудь подозрение. Есть ещё вопросы?
   -- Оружие применять можно? -- спросил Гиркан, лелея тайную надежду, что будет нельзя. Если будет нельзя -- значит, быть может, всё не так серьёзно, как сейчас излагает шеф. Хоть капельку не так серьёзно, хоть малую толику -- но всё же не так...
   -- Можно, -- Кафуф кивнул сотруднику утвердительно. -- Прямо на поражение и без ограничений. Но только в исключительных обстоятельствах. Понятие об исключительных обстоятельствах я оставляю на сей раз на твоё усмотрение.
   -- Слушаюсь, эффенди, -- Гиркан наконец-то взял в руки фиолетовую коробочку. -- Что-нибудь ещё, что я должен знать?
   -- Иди, занимайся делом...
  

245.14.4. "Есть ли во всём этом смысл?"

   Имир Торвен вернулся домой затемно. Поставил под навес маленький планёр, служивший на Синиз популярным транспортным средством, прошёл на веранду, выпил в два глотка пакет подозрительного молока с винторогим козлом на этикетке. Потом вынул из ящика стола малокалиберный пулевой пистолет, зарядил пластмассовую толстую обойму, вышел на задний двор. Ради практики расстрелял всю обойму с двадцати пяти шагов, написав с помощью пуль на деревянном щите своё имя старинными латинскими буквами. Щит и без того был изукрашен последствиями художественной стрельбы: безыскусная фантазия Торвена заставляла руку с пистолетом выводить то надписи, то женские головки, то изображения распустивших паруса древних кораблей. В одном из углов щита пули выгравировали довольно точный портрет великого учителя цивилизации, доктора Иалана Кшеш-Маалу. В день, когда эта художественная работа была закончена, Имир Торвен смог счесть себя достаточно умелым стрелком. Несовершенства в навыках он не принимал органически.
   Перезарядив обойму, Торвен хотел изобразить что-нибудь ещё, но ему помешали. С соседней веранды его окликнула Моери, милая старушка, жившая в пригороде не первый десяток лет. Тётушка Моери преподавала в школе для девушек цветоводство, эстетику и дизайн, а на досуге писала мемуары о тех фантастических и славных событиях, которые ей довелось пережить в молодости.
   -- Ай-ай, молодой человек! Разве можно стрелять в такой чудный вечер?! В вашем возрасте в такой вечер следует сидеть у огня и нянчиться с детишками. А то, если уж вы чувствуете одиночество, вам следовало бы его немного скрасить. Отчего бы вам, эффенди Торвен, не познакомиться поближе с девушками нашей планеты? Среди них точно есть такие, которые вам понравятся.
   -- Мне нравятся многие девушки, Моери-баян, -- Торвен слегка поклонился, пряча пистолет в карман. -- Но у меня, поверьте, просто не хватает времени на романтические чувства.
   -- Молодой и неопытный лжец, -- вздохнула тётушка Моэри. -- У людей в вашем возрасте романтические чувства не зависят от занятости. Они возникают спонтанно и цветут в беспорядке среди полезных мыслей, как дикие полевые цветы. Но коль уж вы этим вечером одиноки -- быть может, заглянете ко мне на кофе со сладостями?
   -- Если только я не слишком отвлеку вас от ваших мемуаров, Моэри-баян...
   -- Ну что вы! В вашем присутствии даже у меня, старой развалины, кровь начинает бежать по жилам вдвое быстрее, а перо бегает потом как заведённое. Подумать только -- вы пришли с другого края Галактики, и там, на том конце её, тоже живут люди!
   Имир Торвен перемахнул через изгородь, служившую опорой вьющимся растениям, и взошёл на веранду. Тётушка Моэри провела его в комнату, усадила с почётом в кресло с подушками. Кресло жалобно пискнуло, принимая в себя тяжесть земного историка.
   -- Над чем вы сейчас работаете, Имир?
   -- Я готовлю к изданию свою монографию по сравнительной истории.
   -- О-о, как интересно! Что-нибудь о древних племенах, о войнах?
   -- Нет. Я посвящаю свои исследования вопросам о модификациях фашизма и тоталитаризма в рамках высокоорганизованных общественных формаций.
   -- Неужели у вас, на Земле, тоже была эта скверна?
   -- Да, и много столетий мы не могли её одолеть. Понимаете, с определённой точки зрения фашизм бывает выгоден. Стоит расстаться хотя бы ненадолго с диалектическим взглядом на природу человека и общества, как мы вдруг оказываемся перед соблазнительной перспективой: подойти ко всем вопросам с точки зрения прямой и сиюминутной выгоды. А для фашистских идей это своего рода детонатор, затравка. И нет-нет, да и в наше время промелькнёт у нас дурно пахнущая идея.
   -- Какая, например?
   -- Например, о необходимости эвтаназии для нетрудоспособных членов общества. О биологическом или социальном преимуществе одного из полов над другим. О применении научных достижений для централизованного контроля общественных умонастроений. По счастью, у нас на Земле прямая демократия, и такие выходки быстро находят отпор. Хотя и сторонники у них всегда есть. И это неудивительно: нельзя ведь создать общество, в котором все были бы довольны существующим порядком. Но даже самые недовольные должны в конце концов понимать, что движение назад невозможно!
   -- А мне казалось по рассказам в прессе, что земляне жуткие регрессисты, -- тётушка Моэри поставила на столик дымный обжигающий кофе, воду со льдом в высоких стаканах, сладкое варенье из орехов на плоских блюдечках. -- Вы очень медленно развиваете прогресс, не так ли? Ведь путь, который мы преодолели за две с небольшим сотни лет, у вас занял более двух тысячелетий. И говорят, что вы до сих пор отстаёте от нас по многим параметрам...
   -- Это так, -- согласился Имир Торвен, -- хотя об отставании я не стал бы пока говорить. Наша экономика стабильна, и развивается она довольно медленно, но нам и не требуется её ускоренный рост. Ведь наша цель -- не завоевание космоса, не скорейшее расселение по другим планетам, а комфортная и полная смысла жизнь для каждого землянина. Кроме того, нас в семь раз меньше, чем вас -- и это если считать новые планеты, освоенные и заселённые потомками землян. И напоследок, не забывайте о разнице стартовых условий: мы пережили мировую ядерную войну, мы пятьсот лет крепили своё единство, восстанавливая родной мир из хаоса разрухи. У вас до этого, к счастью, не дошло. Поэтому и по сей день мы тратим огромные средства на укрепление наших общественных институтов, обеспечивающих нам стабильность и безопасность.
   -- О, как интересно! -- сказала тётушка Моэри. -- А что это за институты?
   Имир Торвен отпил кофе.
   -- Во всяком случае, это вовсе не то, о чём вы сейчас подумали, -- сказал он. -- Во-первых, мы, как и вы, тратим огромные средства на образование. Но структура образования у нас совершенно другая: мы уделяем куда больше внимания гуманитарным дисциплинам, в первую очередь -- истории. История учит нас не повторять ошибок, уже оплаченных ранее человеческими жертвами. Большую роль играет и воспитание личности: человек должен осознать свои порывы и желания, чтобы научиться управлять ими, ставить их себе на службу. Это особенно ярко проявляется в подростковом возрасте: ведь наиболее разрушительные эмоции, многие из которых закрепляются потом на всю жизнь -- агрессия, стремление к лидерству, половой инстинкт. А между тем, подавлять их нельзя ни в коем случае -- ведь это приведёт к тому, что личность вырастет надломленной, ущербной. Вот и приходится учителям балансировать на острие ножа, а обществу остаётся лишь создать все условия и возможности для этой балансировки...
   -- Постойте-ка! Вы сказали, что не подавляете агрессию?
   -- Злобу мы подавляем, а агрессию -- нет, конечно. Агрессия -- важный адаптационный фактор, закономерный ответ на неприязнь внешней среды. Более того, агрессия оказывается сплошь да рядом антитезой злобе. Поместите во враждебное окружение агрессивного человека, и он найдёт время и усилия для того, чтобы привести это окружение в большее соответствие со своими представлениями. При этом он, конечно, и сам изменится, подстроится под окружающий мир... Но попробуйте поместить в такое же окружение человека, всяческой агрессии лишённого. В худшем случае он сломается, подчинившись обстоятельствам, но затаит при этом злобу на тех, кто сохранил в целости свою становую жилу. В лучшем -- такой человек затаит в себе личность, заживёт по двойным стандартам, а это опять-таки откроет дорогу злобе в его душе.
   -- С этой стороны я ещё не смотрела, -- согласилась тётушка Моэри. -- А какие у вас ещё охранные методы, кроме образования?
   -- Мы выделяем много усилий и средств на гласный общественный контроль. На обсуждение понятий о праве и чести, о границах и сферах ответственности. У нас есть не только общественные, но и научные организации, куда можно обратиться за консультацией в подобных вопросах. И не в последнюю очередь мы уделяем внимание экономике, этой первооснове всяческой социальной стабильности. У нас всегда в некотором дефиците специалисты, а потенциальных рабочих мест явно больше в несколько раз, чем живёт всех людей на планете. Некоторые из нас меняют профессию по десять-двенадцать раз за жизнь. Кроме того, наша экономика поддерживает очень солидные резервы: у нас есть запасы пищи, промышленных мощностей и энергии на самый непредвиденный случай. Этих запасов даже без воспроизводства должно хватить сейчас на несколько десятилетий.
   -- Но технический прогресс вы ведь при этом тормозите!
   -- У вас ошибочные сведения. Мы просто не переводим слепо из лабораторий в промышленность всё, что создаётся каждодневными усилиями учёных и изобретателей. Те изобретения, которые несут благополучие и удобство для всех людей в долговременной перспективе, мы внедряем без проволочек. В первую очередь это касается медицины, образования, путешествий, отдыха, спорта. Что до индустриальных программ или бытовых изобретений, способных серьёзно повлиять не только на повседневную жизнь, но и на экосферу, или же просто чересчур затратных, -- они внедряются в жизнь только после тщательной и всесторонней проверки. Мы не настолько богаты, чтобы тратиться на непроверенные технологии, за которыми потом, быть может, нам же придётся подбирать мусор.
   -- Я вижу, -- сказала тётушка Моэри, -- у вас всё продумано наперёд. И у вас, и у всей вашей цивилизации.
   -- Мы считаем это неотъемлемой обязанностью человека -- продумать всё наперёд.
   -- И вам не скучно жить в этом вашем стерильном, распланированном мире? Есть ли во всём этом смысл? Всё планировать, всё предвидеть, всё знать наперёд...
   -- Нет, Моэри-баян. Нам жить не скучно. И смысл жизни от большого знания не теряется: разве что переопределяются отчасти его границы.
  
   Вернувшись от доброй старушки, Имир Торвен спрятал пистолет в ящик стола, вытянулся на жёстком диване и включил стереовизор. Компьютерных сетей в их земном понимании на Синиз не было, для получения информации жители планеты пользовались удивительно примитивными устройствами, печатавшими запросы и ответы на них в виде энциклопедических выдержек на пластиковых карточках. Вещание по стереовизору тоже было централизованным. Имир Торвен с большим трудом нашёл канал, по которому передавали личные поздравления. Он лежал, крутил в пальцах блокнот и размышлял об увиденном за день.
   Словно вторя его мыслям, зазвучала вдруг резкая отрывистая мелодия малых флейт, и вылетела в круг танца, изображавший искусственную льдину, маленькая хрупкая девушка-стебелёк с жёсткой гривой волос, заплетённых в две косички. Вслед за переливами мелодии тело девушки пошло волнообразными движениями; танцовщица, откинувшись назад и мелко перебирая ногами, обошла льдину кругом -- и вдруг понеслась, закрутилась жгучим вихрем, перебрасывая с невероятной скоростью в руках разноцветные флажки. Мелодия танца завораживала необычно резкой гармонией, подчас ставившей на грань диссонанса. Девушка дрожала от напряжения, её гибкая фигура то вытягивалась струной, то неслась невообразимым росчерком, и в любое другое время Имир Торвен, чуткий к женской красоте, следил бы за искусством танцовщицы восхищённым взглядом. Сейчас же его интересовало только одно -- флажки.
   Держа разлинованный блокнот на одном колене, историк кое-как успевал записывать знаки обеими руками. Семь цветов радуги соответствовали семи нотам земной грамоты, ноты-флажки в правой руке и в левой создавали двузначные комбинации, каждая из которых превращалась в букву линейного земного алфавита или в знак препинания. То было шифрованное послание, которого он ждал третий день. Послание от Комитета Сопротивления!
   Молодая танцовщица, исполнявшая номер, должно быть, была опытной связисткой. Иначе Комитет вряд ли доверил бы ей столь ответственное задание.
   Имир Торвен смотрел передачу ещё около часа. Потом прошёл в кабинет, быстро расшифровал "нотную" стенограмму. Машинально напевая, вчитался в текст.
   В шифровке значилось:
   "КУГУАР: ПО ИНФОРМАЦИИ КОМИТЕТА, ИНСТИТУТ ИСТОРИЧЕСКИХ ТЕХНОЛОГИЙ ПОЛУЧИЛ ОТ ВЫСШЕГО СОБРАНИЯ ПЛАНЕТЫ СИНИЗ ЗАДАНИЕ РАЗЫСКАТЬ И УНИЧТОЖИТЬ ВСЕ ДАННЫЕ, СПОСОБНЫЕ ПОМОЧЬ ИССЛЕДОВАТЕЛЯМ С ДРУГИХ ПЛАНЕТ ПОЛУЧИТЬ ИНФОРМАЦИЮ О НЕКОЕМ ОБЪЕКТЕ, ХРАНЯЩЕМСЯ НА СИНИЗ И ИМЕЮЩЕМ ОТНОШЕНИЕ К ПРОИСХОЖДЕНИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ РАСЫ В НАШЕМ ШАРОВОМ СКОПЛЕНИИ. ВАМ ПОРУЧАЕТСЯ ЗАДАЧА ОТЫСКАТЬ ЭТОТ ОБЪЕКТ И ВЫЯСНИТЬ ЕГО ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ НЫНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ УМОЛЧАНИЯ, ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО ПРОВОДИМОЙ РУКОВОДСТВОМ ПЛАНЕТЫ. ВОЗМОЖНО, ВАМ ПОНАДОБИТСЯ ВСТУПИТЬ В КОНТАКТ С УЧЁНЫМИ ИНЫХ МИРОВ ШАРА; КОМИТЕТ СЧИТАЕТ ЭТО ВОЗМОЖНЫМ. В РАМКАХ ВАШЕЙ ЗАДАЧИ НЕОБХОДИМО ТАКЖЕ ПРЕДПРИНЯТЬ И ВПОСЛЕДСТВИИ КООРДИНИРОВАТЬ ДЕЙСТВИЯ, ПРЕПЯТСТВУЮЩИЕ СОКРЫТИЮ НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ И УНИЧТОЖЕНИЮ ПАМЯТНИКОВ ИСТОРИИ, КАК ТОГО ТРЕБУЮТ ЗАКОНЫ ГАЛАКТИЧЕСКОГО СОДРУЖЕСТВА. ПРАЙД ПОДКЛЮЧИТСЯ К ВАШИМ ДЕЙСТВИЯМ ПРИ НЕОБХОДИМОСТИ: ГЕПАРД."
   "Кугуаром" был он, историк Имир Торвен, сорока трёх земных лет от роду, а "Гепардом" -- Анер Костос, бывший техник "Диалектики", оставшийся на Синиз на нелегальном положении. "Прайдом" именовалась специальная группа, созданная вокруг землян Комитетом Сопротивления. Группа должна была использовать в полной мере знания и технические возможности земных добровольцев, чтобы разобраться не только с причинами нестроения на современной Синиз, но и с теми странными амбициями, которые нынешний режим планеты демонстрировал в отношении своих звёздных соседей.
   Но, как бы ни был эффективен "прайд", поставленная задача явно выходила за все границы его возможностей. Поэтому, уничтожив листки из блокнота в утилизаторе, Имир Торвен долго сидел в молчании.
   -- Одно из двух, -- сказал он наконец по-синизски сам себе, -- как тут говорят: они там либо все рехнулись, либо с жиру бесятся. Тут не "прайд", тут Академию Пределов Знания подключать надо -- да только, боюсь, не хватит у них расчётных мощностей. Или мне предлагают, как древнему археологу, скакать теперь по вагонам и залезать в пыльные пещеры в поисках этого треклятого артефакта, который к тому же непонятно как выглядит? Есть ли во всём этом хоть какой-нибудь смысл?
  

245.14.4 -- 226.14.5. Кое-что о землянах

   Вернувшись от шефа, Гиркан перепоручил своих помощников старшему по отделу, а сам заперся в кабинете и методично проштудировал семь видеокристаллов с информацией о земной группе, высадившейся ничтожное время назад здесь, на "Синиз".
   Поначалу всё шло неплохо, даже очень хорошо: гостям из невероятных глубин предоставили лунную базу, где они могли в своё удовольствие наслаждаться общением с интеллектуальными и культурными достижениями Синиз, а равно и с цветом её народа. Видимая общность культур Синиз и Земли -- то же всепланетное общество, давно уже миновавшее смутные фазы всеобщего объединения, то же бережное внимание к образованию и культуре, то же стремление в космос -- заставили политических деятелей планеты всерьёз воспринимать землян как младших товарищей на звёздном пути прогресса. Замкнутость и холодное немногословие земной экспедиции, стремление пришельцев к чёткости фактов и формулировок, полное отсутствие остроумия воспринимались скорее как осторожность, нежели как недостаток цивилизации. Однако постепенно различия выявились во всей глубине. Начать с того, что земляне осваивали космос очень неохотно и медленно, тратя средства на космические исследования лишь по необходимости, в то время как цивилизация Синиз, вырвавшись сто пятьдесят лет назад на звёздные просторы, веселилась и играла теперь среди них, как борзой щенок. Эта немыслимая для Синиз скупость земной политики в ещё большей степени проявлялась в научных экспериментах. Земляне, как правило, выделяли средства и человеческие усилия только на опыты, необходимость и практическая польза от которых была доказана. Даже величайший опыт в их истории, позволивший земному человечеству покорить самые отдалённые космические расстояния, был затеян и проведён горсткой энтузиастов. А потом чудаки-земляне ещё долго обсуждали, не нёс ли этот эксперимент состава преступления!
   Гиркан зажмурился и представил себе, как талантливый молодой учёный... назовём его, к примеру, Х..., влетает в Высшее Собрание с проектом, реализация которого позволит синизским кораблям забираться не на сто и даже не на триста, а вот так же -- на десять, двадцать тысяч световых лет! Вот вам, дескать, расчёты, вот вам идея, а вот то, что мне нужно для эксперимента. Всё сыщется мгновенно -- средства, добровольцы, материалы! Человечество не должно стоять на одном месте, человечество должно проявлять динамику, даже если эта динамика сопряжена с большими затратами и риском. Где это, интересно, вы видели прогресс без риска? Ну нет, дорогие земные сородичи, тысячу раз прав был доктор Иалан Кшеш-Маалу, предположивший за вашим совершенным и развитым обществом психологию влюблённого в свою шкуру жлобствующего обывателя!
   Или взять земное воспитание! Да, у них тоже есть система школ-интернатов, позволяющих передать дело формирования новых поколений знающим толк профессионалам. Но даже поверхностного взгляда достаточно для того, чтобы понять, как стандартны все земляне -- в своих суждениях, в своих реакциях и в своих повседневных действиях. Такое ощущенние, что на Земле напрочь задавлено индивидуальное развитие -- нет школ для будущих Учителей, для космических исследователей, для творческой элиты... Всё нивелируется под одну гребёнку, точно в допотопном обществе всеобщего потребления. Может быть, в этом и цель -- растить из людей производственные машины со стандартным интерфейсом? Тогда откуда на их планете берутся новые Учителя? Вроде бы историки на Земле проходят специальные курсы переподготовки, позволяющие им глубоко почувствовать все особенности психологии предыдущих поколений. Быть может, нечто вроде посвящения существует и для касты Учителей? Надо будет заняться подробнее этим вопросом. В конце концов, скажи мне, кто твой Учитель, и я скажу, на что годен ты сам...
   Но самым сложным для сознания жителей Синиз были отношения землян с великим множеством других цивилизаций, населявших Галактику. Синиз находилась в самом центре шарового скопления, где звёзды приближены друг к другу, и самый первый опыт космических перелётов принёс астролётчикам информацию о множестве миров, населённых такими же, как они сами, людьми -- к сожалению, находившимися на несравнимо более низких стадиях духовного и материального развития. Земляне же, вышедшие из отдалённого уголка Галактики, бедного звёздной массой, в течение столетий исследовали космос, но натыкались в лучшем случае на следы руин, позволявших при некоторой доле воображения предположить существование инопланетного разума. И лишь с изобретением корпускулярных инверторов землянам случайно удалось принять и расшифровать послание, приглашающее их расу вступать в галактическое содружество. Все формы разумной жизни в этом содружестве были гуманоидными, но назвать их "людьми", судя по снимкам и описаниям, не повернулся бы язык даже у самого ярого антропоцентриста. Естественно, контакты с такими "инопланетянами" могли и не способствовать развитию у землян интереса к исследованиям космоса. Для жителя Синиз, знавшего с детства, что его окружает множество миров, населённых точно той же человеческой расой, было бы диким представить своё человечество одиноким в окружении птицеобразных или собакоголовых гуманоидов. Счастье ещё, что первые прибывшие в шаровое скопление извне инопланетяне оказались людьми во всех смыслах слова -- и генетически, и внешне, да и по основным этическим понятиям, пожалуй, тоже. Даже язык Синиз земляне расшифровали и выучили сразу же, сообщив попутно, что он похож на древние языки их собственной планеты -- некую "тюркскую группу". Воистину, в безграничной Вселенной случаются удивительные совпадения! Если только не предполагать, что это и не совпадение вовсе... Стоп! Об этом сейчас лучше не думать. Сейчас лучше думать о деле.
   Главные проблемы со взаимопониманием начались тогда, когда земляне изложили свою позицию в вопросах контакта с другими, менее развитыми культурами. Оказывается, земная этика вообще очень скверно относилась к тайнам, а всякого рода тайная деятельность была законом категорически запрещена. Похожими были и те законы, которыми издревле пользовались другие расы там, в галактике. Эти цивилизации, сколь угодно древние и могучие, даже представить себе не могли, что значит помогать другим мирам выбраться из трясины исторических мерзостей на проторенную дорожку к новому миру. Вернее, их законы разрешали помощь, но помощь эта должна была всякий раз быть открытой и гласной, основанной на полной информации о пришельцах. Полная информация! Гиркан горько усмехнулся, представив себе вождей полудиких племён, дерущихся на ритуальном поединке за право обладания лазерной винтовкой... Впрочем, из всякого правила допускались исключения: земляне признавали право вмешиваться любыми способами в дела других цивилизаций, если этими "делами" оказывались геноцид, экоцид или истребительная война. Имелся в земных законах и пункт, приводивший Гиркана в особенное смущение: вмешательство требовалось в тех случаях, когда правящие круги скрывают от населения критически важную для повседневной жизни информацию или препятствуют свободному информационному обмену. Скрывать от населения что бы то ни было -- гадость, редко оправдываемая необходимостью по-настоящему. Но вот как, скажите на милость, понимать "свободный информационный обмен"?!
   Словом, политика Синиз, невидимой рукой последовательно направлявшей историю соседних цивилизаций в иное русло, казалась землянам дикостью. Представители Земли потребовали контакта с инопланетными гостями других рас, находившихся в этот момент на планете. Результаты контакта землянам чем-то не понравились, и они на полном серьёзе засобирались посетить соседние планеты, особенно те, которые импонировали им своим уровнем технологического и социального развития, -- вроде Вилиминтали или Атмара. Это означало бы крах для всей программы Института Исторических Технологий, шаг за шагом последовательно маскировавшей следы присутствия Синиз на этих мирах. Появление корабля пришельцев в небесах планет, где лишь чудовищными усилиями удавалось кое-как перевести рассказы очевидцев о "летающих веретёнах" и "светящихся треугольниках" в разряд псевдонаучных выдумок, должно было насторожить всех. И в первую очередь -- службы безопасности. Гиркан хорошо знал, на что способны службы безопасности. Экзальтированные мальчики и девочки из ИИТ, с большим трудом обученные минимальным нормам конспирации, и без того частенько оказывались в беде во время своих исторических миссий. Лишь достижения Синиз в области волновой психотехники позволяли хоть как-то сгладить последствия таких инцидентов, сведя потери к минимуму. А теперь наглые пришельцы из-за границы звёздного острова вознамерились сорвать покров с одной из величайших сакральных тайн Синиз!
   И хорошо, если только с одной...
   Собственно, на этом контакт прервался. Доктор Иалан Кшеш-Маалу выразил землянам протест, Высшее Собрание протест поддержало, и гости убрались подобру-поздорову, корректно расставшись с гостеприимными хозяевами. На Синиз остались гостями трое членов земной научной экспедиции: историк Имир Торвен, лингвист Мирта Унсет и вычислитель Тимур Шер. Сообщество Синиз приняло их как уважаемых гостей. Но служба внешнего наблюдения донесла, что земляне не удовлетворились этим: на других планетах высадились ещё несколько членов земной экспедиции, которые немедленно завязали самые тесные контакты с некой экстремистской научной организацией, ядро которой существовало на самой Синиз -- с Комитетом Сопротивления.
   А как же законы о невмешательстве? Ай да земляне!
   В земных законах, впрочем, существовала оговорка: любой житель планеты мог лично заняться деятельностью любого рода, в том числе и тайной. Правила невмешательства распространялись здесь лишь на общественные организации и общество в целом; не рассчитывая на поддержку Земли, любой землянин мог остаться на любой планете и заняться тем, чем считал нужным с точки зрения своей "чести" (земляне, видимо, были более примитивной и воинственной культурой, чем показались сначала, и не считали "честь" субъективным понятием). Это не осуждалось, но и не приветствовалось; это считалось личным делом гражданина. Видимо, земляне понимали на уровне общества всю неэффективность подобных вмешательств. Гиркан представил, сколько бы пользы мог принести ИИТ со всеми своими благонамеренными программами, если бы на поддержку этих программ не работало двенадцать процентов экономики и общественное мнение всей Синиз!
   Как бы то ни было, земляне нашли сторонников -- пресловутый Комитет Сопротивления. Это уже сила, хоть и непонятно, какая по масштабам. И об этой силе никак не скажешь, что она действует открыто и гласно. Никто не может понять даже того, каковы её цели! Ведь нельзя же серьёзно считать, что целью организации такого уровня и такой глубины законспирированности может стать "освобождение" планет шарового скопления из-под "ига" ИИТ! Есть наверняка и другие, более серьёзные задачи. И земляне, должно быть, либо не понимают этих задач, либо же всецело согласны с ними. Что тут правильнее предположить? Эти странные люди -- настоящая коробка с сюрпризом; откроешь -- выскочит чёрт-те-что. Не зря же историк Имир Торвен заинтересовал самого Кафуфа, да ещё как заинтересовал -- навлёк на себя неслыханное на Синиз подозрение в убийстве и тайном сговоре!
  

245.14.5. Взгляд без зеркала

   Имир Торвен хорошо выспался. Браться за серьёзное дело он всегда предпочитал на свежую голову, если только его не осенял неожиданный творческий порыв. Задание же, полученное от Комитета Сопротивления, напротив, вселяло в него странную апатию.
   Текст полученного задания он помнил наизусть. Предстояло найти неизвестный объект, являвшийся, кроме того, высшей общественной тайной чужой планеты. Но об этом объекте, очевидно, должен был знать кто-то из руководства -- члены Высшего Собрания, руководители важных общественных организаций, да и ряд сотрудников Института Исторических Технологий наверняка входил в число "допущенных" к тайне. Следовало понять, с кого начинать поиски. С кого и где.
   Поразмыслив немного, Торвен выписал в блокнот следующий список:
   Учитель цивилизации Синиз, почётный советник Высшего Собрания доктор Иалан Кшеш-Маалу.
   Председатель Высшего Собрания планеты Регель Иншаат.
   Директор Института Исторических Технологий профессор Тарик.
   Руководитель Бюро Космической Стабильности Кафуф.
   Из этого списка предстояло выбрать фигуру, с которой можно было иметь дело в дальнейшем. Собственно, контакт с любым из этих четверых сложности не представлял: общество Синиз обладало достаточной мерой открытости, чтобы можно было просто позвонить одному из этих людей и попросить у него аудиенции, а высокий статус земного гостя придавал просьбе Торвена изрядный вес. Но как и о чём повести диалог, имея за пазухой камень против любого из этой четвёрки лидеров?
   Имиру Торвену следовало найти удобную причину не только для того, чтобы скрыть свой интерес к высшей тайне Синиз, но и суметь привлечь на свою сторону, хотя бы временно, кого-то из четверых названных в списке политиков. Кого и как? Над этим предстояло серьёзно поработать.
   Торвен не доверял никому из руководителей Синиз; это было бы непростительной оплошностью. Но он чётко видел и знал то, что на верхушке здешнего общества не идёт повседневная борьба за власть, с которой он привык сталкиваться в исторических штудиях. Более того, из общения с лидерами планеты Торвен вынес стойкое ощущение, что всякий из них чувствует себя наёмным служащим, вынужденным выполнять тяжёлую и неприятную работу. Хотелось бы знать, кому служат эти "работники"? Уж точно не прогрессу и, во всяком случае, не обществу Синиз! Кому, как не лидерам, знать, насколько их действия сейчас подталкивают здешнюю цивилизацию в пропасть морального отчаяния! Все завоевания общества Синиз, за которые здесь было пролито немало крови, могут в одночасье рухнуть под нагромождением бессмысленной лжи. Не могут же они этого не осознавать, в самом-то деле!
   Вместе с тем, историк отчётливо понимал, что не сможет убедить любого из этих людей сотрудничать с ним. Всё, что творилось здесь во имя прогресса и справедливого общества, очевидно, несло в себе какой-то смысл, ради которого всё новые и новые поколения лидеров планеты клали на алтарь все ценности человечества. Очевидно, раз этим смыслом не была вульгарная борьба за власть, должны были существовать другие причины, не менее серьёзные и увлекательные. Без понимания этих причин Торвену нечего было и надеяться заполучить в высшем руководстве сознательных союзников. Здесь мог действовать только слепой случай -- совпадение личных интересов на коротком отрезке времени. Но этот случай предстояло ещё организовать...
   На мгновение Имир Торвен исполнился гнева: разве ему, чужаку на этой планете, могла бы представиться возможность так ловко оседлать события, как мог бы сделать это кто-то из местных жителей, лучше любого другого представляющий себе реалии Синиз! Но гнев быстро прошёл. Конечно же, ему было легче, не в пример легче. Он не боялся местных секретов, он не боялся посмотреть в лицо здешней правде, он вообще не боялся правды. А жители Синиз иммунитета к правде не имели. Они предпочитали смотреть на правду через зеркало собственных представлений и норм, как Персей смотрел когда-то на мифическую Медузу. И страшным было бы даже не то, что зеркало окажется кривым. Даже самое прямое зеркало отражает предметы перевёрнутыми...
   Историк вспомнил, как он сам в первый месяц здесь, на Синиз, никак не мог взять в толк, что у планеты нет ни по одному из вопросов выраженного общественного мнения. Индивидуальных, частных мнений -- сколько угодно, от самых однозначных и прагматических высказываний до туманных пророчеств, полных буйного хмеля. Свобода прессы, свобода самовыражения, свобода собраний и митингов, если они вдруг оказываются кому-то интересны. А общественного мнения -- не было и нет. Потому что общество -- сложнее, чем индивидуум; не больше, не важнее, а именно сложнее, и как раз этот простой факт совершенно не могли взять в толк социологи Синиз. Имир Торвен, помнится, немало поразился тому, как мало внимания в новостях планеты уделяется прилёту земного корабля: подумаешь, прикатили из неведомой дали близкие сородичи, ну и что? Эка невидаль! Философских откровений не привезли, секретом бессмертия не одарили, вместо классических логических задач показали новые эротические танцы, а напоследок ещё и отказались приобщиться к великой мудрости у ног учителя цивилизации, доктора Иалана Кшеш-Маалу! Словом, обычные варвары, какими кишит и родная сторона -- скопление звёзд АБС-404. Жители Синиз, посмотрев на землян, вернулись к своим повседневным делам уже через два-три дня, полностью утратив к пришельцам всякий интерес, кроме интереса сугубо профессионального. И ещё больше потрясло Торвена то, что отлёт земной экспедиции, сопряжённый со скандалом и попытками обратиться к общественному мнению планеты напрямую, минуя контактную комиссию Высшего Собрания, вообще не был воспринят как удивительная новость. С тех пор историк даже не пытался брать в расчёт средства массовой информации, да и общественное мнение как таковое. Этот инструмент сыграл уже свою политическую роль и был, должно быть, впоследствии развращён отсутствием прямой демократии. Пока на родной планете жилось как живётся, такое положение вполне устраивало жителей Синиз.
   Но должны были быть и те, кого это не устраивало! Иначе не возник бы Комитет Сопротивления -- организация, отнюдь не помышлявшая о восстановлении старых порядков, как то случалось не раз в ранние эпохи объединения Земли. Целью Комитета было именно сопротивление сложившейся системе, стремительно вовлекавшей свою и чужие планеты в рамки каких-то неясных целевых преобразований. И эта цель Комитета была достаточно опасной и грозной для тех неведомых сил, которые стояли у рулей и маховиков общества Синиз: иначе бы здесь, на планете, которая больше ста лет не знала бытовой и экономической преступности, не гибли бы отчаянные учёные, не исчезали бы исследования и рукописи при самых загадочных обстоятельствах. Кстати, почему на Синиз нет преступности? На Земле ведь бытовые преступления время от времени всё равно случаются, хотя опыт общественной эволюции там куда шире и больше. А на Синиз преступности на бытовой почве вообще нет. Гибнут только на службе человечества, в строю науки, при исполнении долга, изредка -- по халатности или в результате нелепого несчастного случая... И вот что ещё интересно: на Синиз больше половины погибших за последние годы -- учёные гуманитарных специальностей. Или активисты Комитета Сопротивления, пытавшиеся бросить вызов звёздной политике Синиз на страницах печати.
   Неужели же Институт Исторических Технологий -- не просто собрание благонамеренных моралистов, убеждённых, что чужую историю можно и нужно исправлять исподтишка? Что если там созрели новые идеи, которые исподволь давно уже превратили ИИТ в тайную полицию шарового скопления, а политиков Синиз заставили мечтать о новых горизонтах власти? Ничем иным нельзя было бы объяснить те мерзости, с которыми так неудачно для себя познакомил Торвена доктор Собо. Но зачем? Жажда наживы осталась в прошлом, жажда власти не может править таким обществом, для удовлетворения личных амбиций и комплексов условия на Синиз просто прекрасные и без этого. Чего же добивается эта чудовищная система? Что за мрачную тайну охраняют её деятельные адепты от своего и других народов?
   Имир Торвен чувствовал, что Комитету удалось ухватиться за край какой-то важной проблемы -- той великой проблемы, которая оправдает или перечеркнёт все жертвы человечества Синиз на его неисследованном до сих пор историческом пути. И Комитет был совершенно прав, поручая ему раскрыть свою часть этой тайны. Кто ещё, кроме земного историка, не обязанного прикрыватся от вида правды искусным зеркалом местной работы, помог бы человечеству разобраться со стороны в том, как устроен его дом, почему этот дом становится вдруг неуютным для жизни, и какое чудовище там на самом деле угнездилось...
   Придвинув к себе тяжёлую коробку информатора, Торвен ввёл в машину четыре имени из блокнота. Спустя несколько минут он удовлетворённо вздохнул и погрузился в сосредоточенное изучение четырёх одинаковых светло-розовых карточек, лежавших перед ним на столе.
  

О чём не сообщает информатор (N1: Сигдар Тарик)

   ИНФ + ЛК 00000063 :: СИГДАР ТАРИК :: РОД. 179 Н/С :: ОБР. ШК. N895 СП/ПРОФ + УНИВЕРСИТЕТ ШЕНАР + КУРСЫ ИСТ. ПРИКЛ. ТЕХ. N7 :: ПРОФЕССОР КАФЕДРЫ СРАВНИТЕЛЬНОЙ КСЕНОАРХЕОГРАФИИ УНИВЕРСИТЕТА ШЕНАР + ВЕДУЩИЙ С/Т/П "НА КРАЮ" :: ЧЛЕН ВЫСШЕГО СОБРАНИЯ СИНИЗ С 22 СОЗЫВА ПО С.Г. :: ЖЕНАТ НИКСУМ ТАРИК (10344987) :: 4 ДЕТЕЙ (СМ. 22097894, 22434214, 22437106, 35002764) :: СПОРТ ПАРАШЮТ + ЛОК-ЛОК + ПЛАВАНИЕ (БРАСС) :: ЧЕМП. ОБЩЕПЛ. СОСТЯЗАНИЙ ПО БРАССУ 218, 223, 231 ГГ :: ОБЩЕСТВ. ВЗЫСКАНИЙ НЕТ :: ЛК ДИСП.КОНЕЦ + ИНФ.КОНЕЦ
  
   Профессор Сигдар Тарик любил вставать рано, чтобы послушать, как птицы встречают рассвет. В окнах его дома вывешены были небольшие кормушки, и сонные птички загодя слетались на вывешенное угощение, чтобы поднять гвалт с первыми лучами солнца.
   Поднявшись с жёсткой, узкой постели, он принял живительный душ из ионов, круговыми движениями втёр в кожу вокруг бороды крем-депилятор. Он не любил носить бороду, но солидность обязывала его. В конце концов, у доктора Иалана Кшеш-Маалу есть седая борода -- знак достоинства и мудрости. Почему же директор Института Исторических Технологий, одно из первых лиц на планете, будет вдруг появляться на публике лишённым точно такой же, убелённой сединами бороды?
   Дел на сегодня было запланировано немало, но запланированные дела могли подождать. Разыгрывалась какая-то скверная комбинация на Атмаре, планете, ставшей для профессора Тарика истинной головной болью в последние сорок лет. На Атмаре всё шло не так, как на других планетах. Вместо того, чтобы спокойно развиваться в рамках базовой теории, социальные движения Атмара откололи неслыханный номер: массы людей в глубине единственного атмарского континента, доведённые нищетой и отчаянием до полного равнодушия к собственной жизни, взялись вдруг самостоятельно и без всяких подсказок со стороны за ликвидацию старого строя. В центральной части Атмара произошла революция, которую смело можно было бы считать социалистической, если бы предпосылками к ней были уже развившиеся отношения мирового противостояния держав. Здесь же откололась и восстала часть великой империи, сохранявшей до того часа номинальное единство. Это противоречило базовой теории, это подрывало сами основы политической науки Синиз, и, таким образом, это превращалось в непредсказуемый эксперимент на людях. Эксперимент, который следовало остановить, пока он не перерос себя или не захлебнулся в крови экспериментаторов. Невозможно ведь, в самом деле, было бы считать происходящее на Атмаре настоящим революционным переходом к социализму! Социализм -- наука точная, социализм создаётся только тогда, когда общество накапливает необходимый потенциал духовного и научного развития. Социализм создают Учителя, вооружённые великой теорией воспитания, а не полуграмотные крестьяне и тем более не военные с магазинными винтовками. Для социализма необходим прежде всего новый Человек!
   И профессор Тарик, испуганный масштабами преобразований на Атмаре, "продавил" на годовом собрании Института план, предусматривавший возвращение заблудшей страны в русло базовой теории. Нашлось, без сомнения, множество экзальтированной научной молодёжи, которым нравился смелый атмарский эксперимент. Но он, Сигдар Тарик, сумел тогда настоять на своём -- и ни разу не пожалел об этом. История не признаёт экспериментов, если их делают некомпетентные люди. Лучше точно известные заранее миллионы жертв, принесённые на алтарь социального развития в соответствии с общим планом, чем непонятное число погибших от безграмотности и социального волюнтаризма! Страшное, кровавое решение. Но разумное. В нашем деле совесть должна молчать. Мы исправляем историю людей, которые ещё не имеют совести. Мы в долгу перед будущим -- их будущим, и своим будущим тоже. Мы выводим их на звёздную дорогу. Так, по крайней мере, считает Иалан Кшеш-Маалу, а это -- серьёзный авторитет...
   -- Вот так-то, мальчики и девочки, -- пробормотал Тарик, потирая озябшие руки. Раз за разом, каждое утро, уже сорок лет он проговаривал сам перед собой эти тезисы. Как будто убеждал в своей правоте внимательного и вдумчивого врага, следившего непреклонными глазами за каждым шагом и словом профессора. -- Так-то.
   В последнее время Атмар и Вилиминтали -- две наиболее развитых технологически планеты -- всё чаще начинали выходить из-под контроля сотрудников Института. Профессор считал, что это может быть связано с земным звездолётом: агентуре института было неплохо известно, что земляне высадили на нескольких планетах по одному-два наблюдателя, несмотря на чётко сформулированный запрет со стороны Высшего Собрания Синиз. У этих землян -- своя этика, чёрт бы их побрал! И чёрт побери меня, если эта этика основана на ненасилии и созерцательности, как этика цивилизации Синиз!
   -- Джок деджер! -- вполголоса чертыхнулся профессор. Отпер сейф с хитроумным замком, вынул папку с докладами сотрудников по Атмару. Интересно, заложили бы душу хитроумные писаки из числа сочувствующих Комитету Сопротивления, чтобы заглянуть хоть одним глазком в эту папку? Хотя, с другой стороны, что сделали бы развязные писаки в наше время, получив эту информацию? Допустим, Высшее Собрание даст разрешение на публикацию. Или они опубликуют это подпольно. Ну и что? Разве у жителя Синиз, выросшего с детства в полном неведении об исторических ужасах и мерзостях прошлого, неагрессивного в стремлениях и помыслах, сверх любой меры весёлого и жизнерадостного -- разве у него может возникнуть сомнение в том, что исторический путь Синиз, полностью подкреплённый базовой теорией, приведёт неизбежно к таким же правильным результатам на любой другой планете в любой части Вселенной? Чтобы сомневаться в этой правильности, нужно быть помешанным или слепцом. Нужно научиться задавать на ровном месте глупейший из вопросов -- зачем? Зачем другим планетам повторять историю Синиз по нотам? Ответ прост: потому что эти ноты уже есть. Потому что они -- нечто невообразимо реальное, как реален весь мир вокруг. Мы же не задаём вопроса -- зачем реальность? Это просто неприлично. Доктора Кшеш-Маалу спросили как-то: зачем Вселенная? Он тогда ответил мудро: а зачем суп? А зачем в супе ложка? Мы не можем ответить в общем случае на вопрос "зачем"? Жизнь ставит перед нами другой, в сотни раз более важный вопрос -- как надо? Как должно быть? Кто мы в этой картине должного бытия? И самый главный вопрос -- как, джок деджер, добиться нужного результата?!
   Тарик бегло проглядывал последние донесения по Атмару. Донесения не утешали: миссия на юге, поддерживавшая курс Доркира на войну с самообъявленными атмарскими социалистами, проваливалась в результате решительной работы повстанческой разведки. "Джок деджер! Такими темпами агенты атмарцев, пожалуй, доберутся до моего сейфа раньше, чем экзальтированные юнцы из Комитета Сопротивления!" Он усмехнулся: вот это была бы катастрофа! Операция со стороны разведки подопечной планеты заставила бы всю Синиз встряхнуться: вовсе незачем инопланетянам хозяйничать у нас в доме, сами же экзальтированные юнцы не потерпят чужого тайного присутствия в родном мире. В принципе, этот вариант следовало обдумать получше. Просто так, на всякий случай...
   Директор ИИТ не исключал и того, что земляне могут выступить на стороне атмарских повстанцев. Во всяком случае, гибель доктора Собо могла быть делом их рук. Да нет, сомнительно: всё-таки люди высокой культуры, две с половиной тысячи лет экстенсивного развития, личная жестокость за это время должна была неизбежно выродиться. С другой стороны, чужая душа потёмки. Давая доктору Собо задание повязать перспективного землянина кровью иномирцев, Тарик понимал, что идёт на риск. Неужели проклятый дьявол понял, что его втягивают в игру Института против пришельцев? Да нет, это вряд ли. Земляне бесхитростны. Может быть, стратегия была неправильно выбрана с самого начала? Нужно было просто обратиться к нему как к равному, попросить помощи от имени Синиз в грандиозных планах преобразований? Профессор покачал головой, отгоняя соблазнительное видение. Нет, так нельзя. Этот чужак ещё не созрел для правды. Люди в массе своей ещё вообще не созрели для правды. Для обычного человека глядеть на неприкрытую правду так же опасно, как заглянуть в глаза мифическому чудовищу, вид которого превращал всё живое в неподвижный камень. На правду лучше всего глядеть сквозь зеркало обшепринятых норм, прикрываясь надёжным щитом личной и общественной морали...
  
   Имир Торвен не стал рассматривать кандидатуру профессора Тарика. Этот человек его не заинтересовал. Если не по склонностям души, то в силу своего положения директор ИИТ наверняка привык уже манипулировать человеческими жизнями, как манипулируют спекулянты удобной разменной монетой. Имей профессор на руках такой сильный козырь, как сомнительного свойства тайна, касающаяся всей Синиз -- он либо приберегает его на чёрный день, либо уже давно открыл бы его и пустил в ход. В любом случае, шансы на то, что через Тарика удастся добраться до цели задания, были смехотворно низкими. Пожалуй, более низкими, чем с любым другим кандидатом из списка.
   И Торвен, не раздумывая, выкинул карточку Тарика в утилизатор.
  

245.14.5. Неудачный визит к соседям Имира Торвена

   Коттеджи располагались в небольшой осиновой роще. Гиркан выпрыгнул на крыло планёра, захлопнул колпак и сразу же услышал вблизи от себя тонкое комариное гудение. Боги просветлённые, ну вот выберут же люди место, чтобы устроить себе жильё! По сырой почве, напрямик, Гиркан припустил трусцой в сторону коттеджей.
   Имир Торвен был дома -- рассматривал в кабинете какие-то розовые карточки. Это было неприятно: возникни у Гиркана лишние вопросы к соседям землянина -- и соседи с полным правом могли бы перенаправить назойливого гостя прямо к объекту его интересов. Оставалось уповать на импровизацию. В самом деле, глупо отступать теперь назад: бегство заметят легче, чем бестактность; так уж устроена человеческая психология.
   Он выбрал коттедж, граничивший с домиком Имира Торвена. Коттедж был окружён цветущими кустами и клумбами самых немыслимых расцветок. Гиркану открыла старушка с красивыми ясными глазами. Гость кивнул, представился.
   -- Я из Управления Звёздного Поиска, баян. Не у вас ли проживает гость с планеты Земля, человек по имени Торвен?
   -- Нет, вам в соседний коттедж. Только вы его сейчас не застанете, -- мило улыбнулась старушка. -- У него насыщенный график. Он всегда уходит по утрам, а возвращается только с наступлением темноты, и сразу же начинает стрелять.
   У Гиркана отлегло от сердца. Врать на ходу он умел, но не любил, а такие вот милые старушки бывают иногда проницательными сверх всякой меры...
   -- Стреляет? А в кого он стреляет?
   -- Он стреляет в щит на заднем дворе. Он тренируется. Вообще-то он очень решительный молодой человек. В его присутствии любая женщина чувствует себя женщиной, если вы понимаете то, что я хочу сказать. Когда-то и у нас было много таких мужчин, -- старушка мечтательно прикрыла глаза, -- но сейчас они, к сожалению, повывелись. Сейчас мужчины -- это просто восторженные кутята! Они катаются по травке кверху лапками и визжат от счастья, осознавая свою упругую силу... Впрочем, что это я раскудахталась? Проходите скорее в дом, я сейчас сварю вам хороший кофе.
   -- Благодарю, -- сказал Гиркан, мысленно поздравив себя с удачей. Поговорить старуха любила.
   -- Как вас зовут, баян? -- спросил он. -- Неудобно входить в дом человека, не зная его имени.
   -- Меня зовут Моэри, -- старушка улыбнулась, -- а вас я, пожалуй, вспомню сама. Вас ведь зовут Гиркан, не так ли?
   -- Откуда вы меня знаете? -- удивился Гиркан.
   -- Из видеопрограммы о прилёте землян. Вы сопровождали эффенди Кафуфа, когда тот был ещё помощником главы Бюро Космической Стабильности. Я хорошо запомнила ваше лицо, когда вы смотрели на женщину, командовавшую земным кораблём. Доктор Иалан Кшеш-Маалу обратился к вам с какой-то шуткой по этому поводу, а Кафуф-бау взял вас, помнится, под локоть и довольно разборчиво сказал: "Лучше не отвечай, Гиркан, всё равно ты не сможешь ответить ничего умного!" -- Тётушка Моэри хихикнула, вспоминая эту сцену. -- Ну вот, я вас умудрилась оконфузить.
   -- Меня в тот раз оконфузили перед всей планетой, -- краснея, согласился Гиркан. Мысленно же он выругал бабусю старой стервой, а шефа и всю группу контакта послал к чертям в ад за непредусмотрительность. Какой смысл использовать оперативного агента высокого класса на родной планете, если за два месяца до этого лицо его примелькалось в видеоновостях? Одна радость -- нормальные жители Синиз не смотрят обычно видеоновости. Но то нормальные жители, а что прикажете делать оперативному (высокого класса) агенту, встретившись в родном своём мире вот с таким вот цепким рамфоринхом? -- Я, Моэри-баян, после этого вынужден был расстаться с престижной службой в БКС и перебраться на более скромное место в Управлении Звёздного Поиска. Ещё бы: куда ни пойдёшь -- всякий знакомый норовит хлопнуть по плечу и спросить меня, что именно я думаю о земных женщинах!
   -- Они быстроглазы, ваши знакомые, -- сказала тётушка Моэри. -- Должно быть, немногие смотрят видеопрограммы так внимательно, чтобы заметить маленький инцидент в углу стереозоны.
   -- Инциденты с участием доктора Кшеш-Маалу не бывают маленькими, Моэри-баян.
   -- Пожалуй, вы правы. Ну, проходите же! Садитесь там, где вам понравится. Кофе почти готов.
   Пожалуй, старушенция была продувной бестией. Вот будет номер, если она работает на Комитет Сопротивления! Хотя -- какая разница? Главная мишень Комитета -- не БКС, а Институт Исторических Технологий. Бюро не имеет никакого отношения к тем планам, которые Институт реализует на отсталых планетах. Дело Бюро -- обеспечивать безопасность и охрану правопорядка перед лицом космических неожиданностей, и уж против этого занятия не станет возражать ни один здравомыслящий человек. Охранять родной дом -- священное право и обязанность хозяина. Пусть Комитет сколько угодно треплется о необходимости реформ и преобразований; Бюро Космической Стабильности всё равно будет стоять на пороге космического дома человечества, на страже его интересов. Иначе, пока мы осваиваем космос, космос неминуемо будет осваивать нас...
   Гиркан деликатно смаковал кофе и слушал милые сплетенки Моэри-баян, тактично направляя разговор по временам в интересовавшее его русло. Он выяснил, например, что дома Имир Торвен ни с кем не встречается и гостей не принимает, сам ходит в гости по первому приглашению, но всегда очень ненадолго, а уж сидящим дома в разгар дня соседка по коттеджу не видела его никогда за эти недели. Это было интересно. Это значило, что сегодня случилось нечто особенное, что-то такое, что смогло заставить непоседливого землянина остаться дома и возиться с розовыми карточками у себя на втором этаже. Интуицией оперативного агента (высокого класса) Гиркан понимал отчётливо, что маленькая странность Имира Торвена как-то очень крепко и хорошо увязывается со вчерашним неожиданным заданием, которое поручил Гиркану эффенди Кафуф.
  

О чём не сообщает информатор (N2: Регель Иншаат)

   ИНФ + ЛК 00000124 :: РЕГЕЛЬ ИНШААТ :: РОД. 192 Н/С :: ОБР. ШК. N221 СП/ПРОФ + УНИВЕРСИТЕТ УРМИКОН + ВЫСШИЕ КУРСЫ АСТРОГАЦИИ + АКАДЕМИЯ АСТРОГАЦИИ СИНИЗ :: ПИЛОТ-АСТРОГАТОР 1 КЛАССА + АСТРОДЕСАНТНИК 1 КЛАССА + КОСМОСТРОИТЕЛЬ ИТР 2 КАТ. :: ЧЛЕН ВЫСШЕГО СОБРАНИЯ СИНИЗ С 22 СОЗЫВА ПО С.Г. + ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЫСШЕГО СОБРАНИЯ СИНИЗ С 27 СОЗЫВА ПО С.Г. :: ЖЕНАТ НИНОЛЬ ИНШААТ (09721622) :: 2 ДЕТЕЙ (СМ. 23996543, 240289402) :: СПОРТ ГОРНЫЕ ЛЫЖИ + ВОДНЫЕ ЛЫЖИ + АЛЬПИНИЗМ + БЕЗМОТОРНЫЕ ПЛАНЁРЫ :: ЧЕМП. ОБЩЕПЛ. СОСТЯЗАНИЙ ПО ВОДНЫМ ЛЫЖАМ 229, 253 ГГ :: ОБЩЕСТВ. ВЗЫСКАНИЙ НЕТ :: ЛК ДИСП.КОНЕЦ + ИНФ.КОНЕЦ
  
   Председатель Высшего Собрания эффенди Регель Иншаат возвращался домой после инспекции нового космического завода. Завод мог производить "оборотней" нового поколения, выпекая их, как горячие пирожки, по шестнадцать штук за сутки. Инженеры, построившие завод, гордились им, и инженеры, котоые пришли работать на завод, гордились им, и даже школьники, приехавшие поглазеть на воздвигшуюся в степи волшебную громадину, испытывали прилив гордости. И только он, председатель Высшего Собрания, да ещё семнадцать-двадцать людей по всей планете, знали, какой огромной ценой был куплен этот завод у экономики Синиз, сколько стоил каждый "оборотень", производимый на нём словно бы сам собой, без видимых затрат и усилий. "Бедные дети! -- подумал председатель. -- Они уже забыли значение этого понятия -- стоимость. Их не интересует, что и сколько стоит; сколько надо -- столько и заплатим. И они не задают вопроса, зачем нам это надо. Они вообще не знают такого вопроса -- зачем? Бедные, бедные дети. Ну ничего: попустят боги просветлённые, и через пяток лет всё это наверняка кончится. Всё кончится! И начнётся совсем другое...".
   Антигравитационный флаер председателя, раскрашенный нелепыми лиловыми и белыми зигзагами по ярко-голубому фону, скользнул со свистом над крышами домов, заходя в режим автоматической посадки. Регель Иншаат смертельно устал, он чувствовал, как колет под ложечкой слева, у него ломило колени, и больше всего на свете он хотел сейчас выспаться. Но он знал чётко, что выспаться ему не удастся. Ни за что не удастся.
   Когда семьдесят лет назад Кшеш-Маалу предлагал бравому астролётчику должность председателя Высшего Собрания, он с самого начала предупредил его: "О спокойном сне придётся забыть, и надолго. Справитесь?". Регель Иншаат был тогда молод и беспечен, он хотел послужить своему народу и делу социального прогресса, поэтому гордо он сказал, что организм опытного астролётчика и астродесантника справляется с недостатком сна легче, чем с недостатком работы. "Ну, в работе у вас уж точно не будет недостатка", -- успокоил Кшеш-Маалу. Через неделю Иншаат был избран, и долгое время в самом деле не чувствовал особенного дискомфорта от бессонницы, хоть нагрузки по временам и становились чрезмерными. Но разве мог он тогда хотя бы думать, что проживёт и проработает так долго, что на высшем общественном посту Синиз будет стоять через семьдесят лет старик с ревматическими коленями и что этим стариком будет он сам? Эх, доктор Кшеш-Маалу, чему-то вы ещё научили нашу несчастную цивилизацию...
   Предчувствия не обманули Регеля Иншаата. Дома его дожидался незваный гость -- шеф Бюро Космической Стабильности эффенди Кафуф.
   -- Я срочно, -- предупредил он, вставая навстречу хозяину дома.
   -- Вы всегда срочно, -- буркнул Иншаат.
   Кафуфу он не верил. Кафуф выскочил на поверхность во время кризиса с землянами, когда предыдущий директор БКС вынужден был пойти на непопулярные меры ради сохранения целостности общественной структуры Синиз и, опасаясь осуждения со стороны либеральных крикунов, покончил с собой. Кафуф без шума и лишних разговоров занял его место -- занял раньше, чем доктор Кшеш-Маалу успел предложить более достойного кандидата. В Собрании Кафуфа считали выскочкой. Никто даже не утруждал себя попытками запомнить его имя. Кафуф и Кафуф. Всё. Но Кафуф, во всяком случае, рационален. Пускай, это хорошо, это полезно. Кто-то должен мыслить в этом бардаке категориями рациональности, и будет очень неплохо, если этим кем-то окажется шеф службы внешней (а при необходимости и внутренней) безопасности Синиз.
   Регель Иншаат пропустил Кафуфа в кабинет. Сесть не предложил, подчёркивая тем самым сомнительный статус директора БКС в глазах политиков планетарного масштаба. Впрочем, Кафуф сел сам. На коленях у Кафуфа лежала тёмно-красная декоративная папка.
   -- Я вас слушаю, Кафуф, -- нетерпеливо сказал председатель Высшего Собрания.
   Тот помолчал не более секунды, как бы собираясь с мыслями.
   -- Председатель, -- сказал он наконец. -- Я считаю своим долгом предупредить вас, что Бюро, проанализировав стратегию нашей деятельности на соседних планетах шарового скопления, усматривает в этой деятельности потенциальную опасность для Синиз.
   Регель Иншаат тонко усмехнулся.
   -- Да неужели? -- спросил он.
   У Кафуфа вспыхнули пятна на скулах: он уловил иронию. Решительный человек, подумал председатель. Наверняка убийца. Они там все убийцы, в БКС, их учат убивать, а любое приобретённое искусство, как говаривал доктор Кшеш-Маалу, обязательно будет хоть раз применено на практике.
   Кафуф встал, протянул Иншаату свою папку.
   -- Вы можете ознакомиться с отчётами самолично. Ваш допуск, допуск председателя Высшего Собрания даёт вам такое право.
   Регель Иншаат задумался на мгновение. В самом деле, что-то шло не так. Прилёт землян, скандал вокруг них только ускорили наглядную демонстрацию тех сложных процессов, которые происходили под внешне благополучным фасадом общества Синиз. Любой конструкционной прочности есть предел. Был этот предел и у нерушимо сверкающего бастиона моральной правоты, который общество Синиз воздвигло вокруг себя на протяжении столетия с небольшим; теперь по нему ползли там и сям всё более заметные трещинки диссидентства, лишая монолитности зеркальную гладь. Надо же было гостям с другого края Галактики завалиться в такой момент! Они говорят, что их позвали сюда специально. Враньё! Никто не звал их сюда, никто. Кроме горстки отщепенцев! Явились спасителями... И ведь выбрали же время, такое неудачное время, джок деджер! Почему они на сей раз оказались так оперативны? Эти земляне обычно тяжелы на подъём, им некуда торопиться, лишний десяток-другой лет ничего не значит для них... Боги просветлённые, ну что бы им стоило подождать этот десяток лет! Почему они пришли именно сейчас -- именно на пороге Великого Преображения?!
   С другой стороны, Иншаат не видел и поводов для паники. Всё шло точно по расписанию, именно так, как планировалось изначально, и небольшие метания разной человеческой накипи по волнам общественных процессов не могли серьёзно повредить делу. Время, конечно, начинало поджимать -- раньше рассчитывали не на пять, а на пятьдесят лет в остатке, но ведь и это ещё не проблемы. Ценой необходимых усилий и жертв человечеству Синиз приходилось решать раньше времени глобальные задачи и в недавнем прошлом, когда у общества не было такого руководства, а у руководства не было такой великой цели. Конечно, при такой спешке какая-то часть провалится в тартарары. Но какая-то часть всё равно провалится в тартарары: нечего и думать, что воспитательная программа произвела на свет достаточное количество людей, готовых воспринять на практике Великое Преображение. Так какая разница -- кто. Сколько и когда? Тут главное -- успеть. А этот Кафуф, по всей видимости, считает, что мы не успеваем. Или что нам могут помешать.
   -- Вы считаете, что нам могут помешать, эффенди Кафуф? -- Председатель прищурил красивые чёрные глаза в морщинках, принимая папку из рук директора БКС.
   -- Боюсь, что да, -- ответил Кафуф.
   -- И кто же? Инопланетные жители? Земляне?
   -- Внутренние ошибки могут принести нам сейчас больше вреда, чем самый отчаянный внешний враг, -- Кафуф сел на место, оставив папку в руках председателя.
   "Внутренние ошибки! -- Иншаат напрягся. -- Нет, Кафуф по психологии не убийца, он политик и опытный игрок. Но он первым произнёс это словосочетание -- внутренние ошибки. Что внутренние ошибки есть, понятно любому ослу, допущенному к конфиденциальной информации, и уж тем более это должно быть понятно директору БКС. Кого же он винит в ошибках? Меня? Вряд ли: неужели он пришёл бы ко мне только затем, чтобы обвинить или, наоборот, предупредить об опасности? Нет, исключено. Не тот тип, не та порода... Значит, ко мне он пришёл за помощью. Сейчас он мне будет объяснять про внутренние ошибки, а я должен буду принять меры. Положение обязывает -- обязывает сделать именно то, чего хочет от меня этот Кафуф. А чего он хочет? Хочет выбраться ещё на ступеньку выше по политической лестнице, проявив бдительность, завалив моими руками какую-нибудь из крупных фигур. Интересно, кого? Директора ИИТ или главу какой-нибудь контрольной комиссии? Сейчас мы это узнаем. Сейчас, Кафуф, ты у меня поизвиваешься. Интересно, голубчик, хватит ли у тебя смелости назвать мне свою намеченную жертву вот так вот, прямо в лоб?"
   -- И кого же вы вините в ошибках нашей внутренней политики? -- спросил Регель Иншаат.
   -- Доктора Иалана Кшеш-Маалу, -- ответил Кафуф, глядя в глаза председателю.
   Боги просветлённые! Иншаат внутренне содрогнулся. Как он мог упустить такую возможность?! Да ведь Кафуф -- наверняка человек доктора Кшеш-Маалу, ставленник, вынутый из бездны забвения, чтобы вернуться в ту же бездну, выполнив самую чёрную и необходимую из работ -- работу по зачистке от ненужных свидетелей! Вот почему Кафуф чувствует себя так уверенно: он знает, что поддержка доктора Кшеш-Маалу и без того обеспечена ему во всех сферах -- до поры до времени. И то, что происходит сейчас, это вовсе не хитрая политическая интрига бедолаги Кафуфа! Доктор Кшеш-Маалу просто проверяет с его помощью своих соратников: готовы они на предательство в трудную минуту или нет? Регель Иншаат не хотел бы показаться доктору готовым на предательство в трудную минуту. Он хорошо знал, что бывает после этого. Поэтому он взял себя в руки и мысленно попенял Кафуфу за грубую провокаторскую работу. Всё-таки Кафуф -- не политик! Политик должен уметь действовать с куда большей тонкостью...
   Поэтому председатель встал и вернул Кафуфу его роскошную красную папку.
   -- Это невозможно, Кафуф, -- сказал он. -- У вас либо неверные сведения, либо неверное понимание ситуации. Доктор Иалан Кшеш-Маалу -- Учитель нашей цивилизации, а Учителя не ошибаются. Они просто не имеют права на ошибку. Ну а если Учитель ошибся, -- прибавил он после точно рассчитанной секундной паузы, -- то ученики всё равно должны верить в него. Ибо даже ошибка Учителя приносит полезный опыт ему и его ученикам.
  
   Карточку Регеля Иншаата Имир Торвен тоже отправил в утилизатор. Председатель Высшего Собрания не мог пригодиться ему для выполнения задачи Комитета: профессиональный политик, слишком много лет сидевший на своём посту, наверняка привык змеиться по любому поводу -- прятать слово правды в изгибах словесных колец. Имир Торвен достаточно хорошо знал историю для того, чтобы понять: никакое плодотворное сотрудничество с профессиональным лжецом органически невозможно; плоды такого сотрудничества всегда несут в себе ядовитое семя зла.
  

245.14.5. В коттедже Имира Торвена

   От коттеджа тётушки Моэри Гиркан направился было к планёру, но в осиновой роще не удержался: влез на дерево, посмотрел, чем там занят земной гость. Торвен продолжал возиться с розовыми карточками, и теперь только Гиркан понял, что это такое: то были стандартные листы с ответами планетарной машины-информатора. Любопытно: что интересного можно найти в памяти планетарного информатора? Хотя, поправил себя Гиркан, обладая допуском в спецхранилища и некоторым умением работы с поисковыми системами, найти там при желании можно было немало интересного. А вот был ли у Имира Торвена допуск к спецхранилищам? Это стоило бы выяснить отдельно. У Кафуфа. Боги просветлённые, ну почему Кафуф разводит такую секретность вокруг слежки за этим гривастым инопланетянином? Этот человек похож, пожалуй, на шпиона, но уж точно не на убийцу. Но даже если он убил агента Института, почему бы не предъявить ему публичное обвинение? Заодно ведь это дискредитирует саму позицию землян, а этот вариант, видимо, рассматривается как желательный в контактной комиссии. Так почему же Кафуф наводит тень секретности на тривиальное, в сущности, дело?
   Стоп, мысленно сказал себе Гиркан. Ты ведь осознаёшь, что не узнаешь от Кафуфа ничего нового. И никто другой, кроме Кафуфа, не скажет тебе ничего нового. И на всём белом свете нет никого, кто знал бы об этом деле хоть что-то новое, кроме, может быть, покойного доктора Собо. И кроме самого Имира Торвена, конечно же.
   Гиркан неудачно спрыгнул -- ноги подкосились, колени ушли в жидкую грязь под осинами. Он ловко поднялся и уставился брезгливо на запачканные брюки. Ну и видок! Теперь и в Бюро не появишься, не приведя себя сперва в порядок: будут сплошные расспросы коллег, где это и как это оперативный агент ухитрился вляпаться коленками в липкую, жирную почву? Поразмыслив минутку, он направился через рощу обратно, к домику тётушки Моэри. Ей он мог легко объяснить свою неосторожность. Подумаешь, экая неурядица: поскользнулся человек! Поскользнулся и зашёл почистить брюки. Только и всего.
   Он уже подходил к домику, как вдруг из своего коттеджа появился Имир Торвен. Землянин выглядел озабоченным и хмурым. Торвен поглядел в облачное небо и скрылся под большим навесом во дворе. Спустя секунду из-под навеса с мяукающим звуком вылетел стандартный прогулочный планёр, качнул над коттеджем крыльями, пошёл по спирали навстречу облакам, набирая высоту. Гиркан, прислонившись к осиновому стволу, смотрел, как машина плавно скользит ввысь и скрывается в облачном разрыве.
   Это был шанс, который следовало использовать.
   Уже не обращая внимания на испачканные коленки, оперативный агент обошёл широким полукругом коттеджи, чтобы не попасться ненароком на глаза тётушке Моэри. Приметив удобное место, разбежался и прыгнул через низкий штакетник -- получилось что-то вроде прыжка в высоту с перекатом. Прыжок был удачным -- Гиркан финишировал на бетонном цоколе коттеджа, не оставив следов на клумбах и газонах. Уцепился за оконный наличник, подтянулся... Джок деджер, нижнее окно закрыто! Гиркан скинул куртку, раскрутил над головой, метя в выступ антенны над приоткрытым окном второго этажа. Рывок, жим на руках -- агент стоял теперь на узком карнизе, распластавшись вдоль стены. Несложный акробатический трюк помог открыть снаружи оконную задвижку. Рама поднялась -- Гиркан был в комнате, пустой и чистой, если не считать нескольких небольших предметов разнообразного предназначения, бережно сложенных на полочке над кушеткой. Очевидно, это были какие-то сувениры.
   Не задерживаясь в этой комнате, очевидно, предназначенной для гостей, Гиркан направился в небольшой коридор, а оттуда -- в кабинет. Дверь кабинета была заперта. Джок деджер! Запирать двери на Синиз считалось варварством, если только по ту сторону двери не происходило какое-либо таинство, обязанное по самой сути своей быть недоступным постороннему взгляду. Таинства с участием Имира Торвена никак не радовали воображение Гиркана. Он достал из сумки магнитную отмычку и принялся возиться с замком.
   Наконец, замок щёлкнул, пропуская агента внутрь. Как и следовало ожидать. Стол был девственно чист: никаких признаков розовых карточек. Возможно, землянин увёз их с собой. Хотя это было бы странным поступком: какой смысл увозить с собой карточки информатора, если в любой момент и почти во всяком месте можно получить точно такие же? Разве что землянин собрался покинуть планету. А это было бы интересным вариантом -- что делать, если землянин соберётся покинуть планету? Управлять "оборотнем" может даже ребёнок... Как там сказал Кафуф? "Не знаю, где он будет через полчаса..." И что прикажете делать в такой ситуации? Так этот тип и доложился диспетчерам -- куда, с кем и на каком корабле он направился!
   Впрочем, оставался ещё интересный вариант. Имир Торвен мог бросить отработавшие своё карточки в бытовой утилизатор. Гиркан пригляделся к горловине лючка в углу кабинета: так и есть, под крышкой что-то тихо урчало. Чем чёрт не шутит! Гиркан распахнул дверцу, заглянул в брызнувшее фиолетовое сияние. Конечно же, ничего! Всё уничтожено. Разочарованный агент закрыл утилизатор и принялся выдвигать один за другим ящики стола. Так и есть: ничего! Не то чтобы ничего необычного -- просто ничего нет. Ну, если не считать пары карандашей.
   Как и следовало ожидать, обыск не дал никаких результатов.
   Для очистки совести Гиркан осмотрел весь коттедж, но это тоже не принесло удовлетворения. Коттедж был пуст. Лишь в чулане висел дождевик со множеством широких пустых карманов, да ещё в спальне висел над кроватью превосходно выполенный стереопортрет какой-то красавицы, видимо, земной. Там же, в спальне, лежал на тумбочке томик "Новых Откровений" Кшеш-Маалу, снабжённый множеством исписанных на незнакомом Гиркану языке закладок. Это было всё. Интересно, подумал Гиркан, а где же пресловутый пистолет, из которого землянин стреляет каждый вечер? Оставалось предположить, что пистолет он носит с собой. Зачем он носит с собой пистолет? В кого он собрался стрелять на Синиз? А если он всё же решил отправиться в другие миры, пистолет для развлекательной стрельбы с крохотными безгильзовыми патрончиками -- не самое надёжное оружие, которому следовало бы вверять свою жизнь.
   Итак, коттедж Имира Торвена не содержал ничего, что могло бы пролить свет на его контакты или хотя бы на его частную жизнь. Разве что дама со стереопортрета могла бы, наверное, рассказать о нём нечто, но Гиркан подозревал не без оснований, что красивая земная женщина находилась сейчас полностью вне его досягаемости. Во всяком случае, в экипаже земного звездолёта с непроизносимым названием её точно не было. Джок деджер! Проклятый землянин даже не заметал за собой следы -- он просто не оставлял их. Как в такой ситуации можно было хватать его за руку? Организовать за историком тотальную спутниковую слежку?!
  
   Раздосадованный Гиркан спустился в холл коттеджа и набрал личный номер Кафуфа. Кафуф был дома, и это само по себе было странной неожиданностью. Лицо у шефа было одутловатым, серым, точно он объелся несвежих кальмаров.
   -- Я был у него дома, эффенди, -- сказал Гиркан. -- Точнее, я и сейчас у него дома. Здесь нет ни единой зацепки. Вообще неясно, живёт он здесь, или только стреляет.
   -- Стреляет?! -- Кафуф поднял брови.
   Гиркан объяснил в двух словах про пистолет.
   -- А, это ерунда, -- отмахнулся Кафуф. -- С таким же успехом он мог бы вырезать фигурки из баклажанов. Соседей ты опросил?
   -- Не соседей, а соседку. Выжившая из ума старая мымра, которая до сих пор смотрит видеоновости. Кстати, эффенди, она опознала меня по видеоновостям.
   -- А почему ты в таком виде? -- поинтересовался Кафуф. -- Он что, спустил тебя с лестницы?
   -- Нет, это так... -- Гиркан только сейчас вспомнил, что по-прежнему не удосужился вытереть колени.
   -- Хорошо, если так. Что ты планируешь делать дальше?
   -- Пока не знаю, -- признался Гиркан. -- Если честно, меня угнетает этот режим секретности. Я его просто не понимаю! Он -- подследственный, мы на своей территории... Что мешает нам применить к нему стандартные процедуры?
   -- Это тебя не касается, -- строго сказал Кафуф. -- Не отвлекайся на то, чего не понимаешь.
   -- Простите, эффенди, но я не понимаю в этой истории ничего. И я считаю, что я должен знать хотя бы то, почему так важно здесь соблюдение секретности.
   Кафуф подумал.
   -- Хорошо, -- сказал он наконец. -- Хорошо, мальчик мой. Слушай внимательно и запоминай надолго: я тебе это повторять не собираюсь. Доктора Собо, убитого, нашли наши люди. А нашли они его потому, что доктор Собо, сам того не зная, был затравочной частью некой специальной операции, о которой наше бюро -- внимание, малыш! -- так вот, операции, о которой наше бюро вообще ничего не знало. Тебе не кажется это странным?
   -- Кажется, -- кивнул Гиркан.
   -- Теперь слушай дальше. Мы не знаем, что за операцию вёл доктор Собо. Мы не знаем, как погиб доктор Собо. Но мы знаем точно только одно: Имир Торвен был последним, кто видел доктора Собо, и Торвен был в том космолёте, который вернулся с Атмара без доктора Собо назад, на Синиз. И пока мы знаем только это, кое-кто прилагает все усилия, чтобы восстановить для себя полную картину происшествия с доктором Собо. И заодно -- чтобы скрыть эту картину от нас.
   -- Кто же этот таинственный конспиратор? -- поинтересовался Гиркан. -- Агенты Комитета Сопротивления?
   -- Нет, -- ответил ему Кафуф. -- Доктор Иалан Кшеш-Маалу.
   Это было похоже на хук слева. Добрую минуту Гиркан ошарашенно молчал.
   -- Невозможно, -- ответил он в конце концов. -- Эффенди, это просто невозможно...
   Кафуф пожал плечами.
   -- Теперь ты знаешь, чем вызван подобный режим секретности, -- сказал он своему сотруднику. -- И чем вызвана такая спешка. Я не очень интересуюсь землянином, но я хочу знать, какого чёрта в наши дела так нагло суётся Кшеш-Маалу. Иди, малыш, займись делом. И уноси оттуда ноги поскорее, а то хозяин коттеджа точно спустит тебя не то что с лестницы, а непосредственно в мусоросборник.
   Экран видеофона погас.
   Гиркан вышел из холла через распахнутую парадную дверь и направился к своему планёру.
  

245.14.5. Другого шанса просто нет

   Из двух оставшихся карточек Имир Торвен без колебаний выбрал Иалана Кшеш-Маалу. Он знал, каким огромным влиянием пользуется на Синиз бородатый доктор. Знал он и то, что Кшеш-Маалу многое скрывает. Ещё во время переговоров с контактной комиссией Торвен узнал случайно, что доктор прекрасно понимает язык Земли. Это было удивительно, потому что Синиз не принимала галактические передачи и не отправляла ещё экспедиций за пределы собственного шарового скопления. Впрочем, собственный язык Синиз сам по себе был явным дериватом древних тюркских языков Земли, да и вообще -- происхождение цивилизаций АБС-404 от земного корня не вызывало и тени сомнения. Земляне уже встречались ранее с таким случаем -- впрочем, гораздо лучше объяснявшимся. Но там речь шла об одной планете, заселённой потомками эмигрантов с Земли, а здесь -- целое скопление поразительно одинаковых и близких звёзд, планеты, похожие на Землю по условиям и жизненным формам, и в довершение ко всему -- многочисленные человеческие цивилизации, корни которых почти однозначно терялись в старинных земных культурах и обычаях... Жаль, что на Синиз так плохо с гуманитарной наукой! Какие бездны открытий сулил бы союз земных учёных и мыслителей с миров загадочного шарового скопления!
   Доктор Кшеш-Маалу наверняка имел доступ к этим тайнам. Как и вся земная экспедиция, Имир Торвен был уверен, что доктор знает и скрывает от жителей своего мира множество тайн. Одно это делало его опасным врагом в глазах наиболее непримиримых землян, таких, как Иитиро Миноки или механик экспедиции Алеф Зог. Историк тоже не питал к Иалану Кшеш-Маалу ни малейших симпатий. Однако только доктор представлялся Торвену достаточно значимой фигурой, чтобы иметь доступ к важнейшим исследованиям и артефактам, связанным с историей Синиз и всего шарового скопления. И историк, попросив у Кшеш-Маалу личной встречи, составил для него следующее письмо.
  
   "Уважаемый коллега!
   В своих научных исследованиях земные историки неоднократно находили косвенные свидетельства существования неких объектов или искусственных образований, по представлениям целых народов, способных обеспечить межзвёздную связь и даже перемещение на сверхдальние расстояния. Сенсационный характер этих исследований, к сожалению, пошёл в ущерб их научной глубине, однако существование цивилизаций со схожей биологией здесь, в шаровом скоплении, открывает перед изучением этой проблемы новые горизонты. Учитывая интерес и важность подобных исследований для целого спектра научных изысканий, я прошу Вас уделить мне несколько минут для личного разговора о возможной роли этих исследований в общественных науках Синиз.
   С уважением к Вашему авторитету и знаниям --
   Имир Торвен, историк."
  
   Это была чистой воды авантюра. Кшеш-Маалу мог высокомерно посмеяться над землянином, сосредоточенно пережёвывающим дешёвенькие сенсации давностью в тысячи лет. Мог потратить время, встретиться с Торвеном лично и с высоты своего научного авторитета разгромить бездоказательные домыслы. Мог начать выстраивать дезинформацию, и вот именно на дезинформацию Имир Торвен рассчитывал больше всего: ведь самая лучшая дезинформация строится на фактах, а как раз факты сейчас были наиболее дефицитным мтаериалом для дальнейшей работы. Но визит к Иалану Кшеш-Маалу мог обернуться и самой неожиданной стороной. Что ж, историк был готов и на это. Он был готов вообще на всё. Другого шанса просто нет: ну не бежать же, в самом деле, за информацией к профессиональному контрразведчику Кафуфу, которого служебный долг как раз и обязывает держать максимум информации под замком!
   На серьёзный успех Торвен не рассчитывал. Он отлично понимал, что вступает в нешуточную схватку с самым крупным, самым опасным и самым знающим человеком на планете. Ему предстояло выиграть эту схватку, и свои силы он оценивал трезво. Поэтому сейчас он гнал планёр на восток, рассчитывая обязательно поставить руководство Комитета Сопротивления в известность о задуманной им операции.
  
   Машина нырнула в разрыв низких туч, навстречу брызнувшей радуге вертикальных колоннад света. Торвен сажал планёр в городке вычислителей, небольшом поселении среди разлапистых сосен к югу от великолепной столицы Синиз. Здесь, в столовой студенческого городка, был оборудован его "ящик" -- простенький тайник для сообщений, доставляемых Комитету Сопротивления. Тайник представлял собой обыкновенную солонку с выщербиной на пластмассовом донышке, стоявшую мирно на столике у самого окна.
   Имир Торвен имел реальный повод для визита в студенческий городок: здесь, под соснами, жил и работал его коллега по земной экспедиции Тимур Шер. Тимур наверняка тоже работал на Комитет, но чем он там занимался, историку было неизвестно. Этого требовали соображения элементарной конспирации. В конце концов, выбрав однажды силу, на стороне которой следовало сражаться дальше, земляне были обязаны следовать не только духу, но и закону этой силы.
   Как и следовало ожидать, Тимура Шера дома не оказалось. Тоже отправился куда-то по делам, с горькой усмешкой подумал Торвен. Вычислитель земной экспедиции вряд ли мог позволить себе быть большим домоседом, чем историк. И это, наверное, правильно: не следует перед началом большой работы смотреть в лица близких друзей. Это расслабляет. Хочется посоветоваться, и очень уж неприятно осознавать, что здесь ты на совет не имеешь права, что эта работа -- твоя и только твоя.
   В столовой было пустынно. Историк заказал холодный суп из ботвы, чесночные гренки и широкий, как лопата, бифштекс из искусственного мяса. Посыпая гренки солью, он между делом незаметно вложил в солонку своё послание для руководства Комитета. Через час послание передадут в центр, максимум через полтора оно ляжет на стол оперативного руководства. Тогда останется лишь одно -- сегодняшним вечером дождаться ответа по каналу поздравлений. Он ещё успевает. Аудиенция у Кшеш-Маалу была назначена на завтра, на десять часов утра.
   Имир Торвен доел суп из бумажной тарелки. По краю тарелки выведена была витиеватая надпись на местном языке: "Что лучше всего услаждает все пять чувств -- зрение, слух, обоняние, вкус и осязание? Доешь и узнай!". Историк и так знал, что должно быть написано на дне тарелки; цитата была из "Новых Откровений" Иалана Кшеш-Маалу. И всё же он очень расстроился, обнаружив на донышке яркую надпись "ТРУД". В студенческом городке местные развесёлые жители могли бы проявить фантазию, а не цитировать живого классика с достойной лучшего применения тщательностью.
   Впрочем, подумал Торвен, разрезая бледный бифштекс, а такие ли уж местные жители развесёлые, как обычно кажется? Ведь юмора-то они не проявляют совершенно! Одна и та же бесконечная игра со словами, основанная на поиске второго смысла в любом высказывании собеседника -- так называемое "остроумие", давно уже исчезнувшее на Земле вместе с увеличением информационной ёмкости и прозрачности языка. Ненужные шутки, нелепые философские споры ни о чём. А в глазах -- тоска, тоска смертная! И музыка на Синиз грустная: если не считать поистине народной классики, все новые произведения пронизаны тёмной, медлительной печалью, относясь к той гамме мелодического спектра, которую на Земле называют "фиолетовой". Бывают, впрочем, и "красные" произведения, но они -- полуподпольные, исполнять их в общественных местах как-то неприлично, и даже упоминания о них производят, по-видимому, шок у культурной публики. Странная какая-то цивилизация! Словно бы и не живут, а доживают; тратят без счёта время и средства, не задумываются о последствиях, общественную жизнь не ведут, считая её делом нескромным и даже чёрным. Словно ждут какого-то всемирного потопа, который, настав на памяти ныне живущих поколений, очистит вдруг мир и сделает оправданными эти годы бесконечного ожидания...
   Торвен вдруг встал из-за стола, вышел на улицу. А что, если это так и есть?! Вдруг и в самом деле сигнал бедствия, пришедший из шарового скопления АБС-404 в земное пространство, был послан не горсткой отчаявшихся в будущем своего мира интеллигентов дореволюционной эпохи? Быть может, на самом деле затевается последний акт всемирной, да что там -- межзвёздной гуманитарной катастрофы? Акт, в котором большинству обитателей шарового скопления отводится роль пассивных наблюдателей. Или жертв...
   Теперь Имир Торвен получил возможность по-новому взглянуть на задание Комитета.
  
   Шифровка, полученная от историка, произвела в Комитете Сопротивления чудовищный эффект, сравнимый со взрывом гранаты.
   -- Если он пойдёт туда, он провалится, -- ответственная за работу "прайда" уронила голову на руки жестом полного бессилия. -- Он неминуемо провалится. А мы не сумеем остановить его. Сейчас ему нельзя передавать связь: Кафуф пустил за ним по пятам своего оперативника Гиркана. Ещё хорошо, что мы успели вовремя изъять солонку...
   -- Если он пойдёт туда, -- сказал руководитель экспертной группы Комитета, -- это не просто провал. Это провал всего движения, да что там -- это может означать гибель для всей цивилизации скопления. И хорошо, если только скопления. Ведь он даже не представляет себе, что такое на самом деле этот доктор Кшеш-Маалу!
   -- Так почему же вы не объяснили этого землянам? -- иронически спросил один из деятелей Комитета, видный социолог, вынужденный полтора месяца назад уйти на нелегальное положение.
   -- Тогда мы ещё ничего не знали о землянах, -- виновато сказал руководитель экспертной группы. -- Ничего, кроме того, что они осторожны в суждениях, но в экстренных обстоятельствах не задумываются применять силу. Я до сих пор не уверен, что от Синиз не останется облачко пара, если только сообщить землянам всю информацию о том, кем доктор Кшеш-Маалу является на самом деле и чем он занимается здесь, в нашем шаровом скоплении.
  

О чём не сообщает информатор (N3: доктор Иалан Кшеш-Маалу)

   ИНФ + ЛК 00000001 :: ИАЛАН КШЕШ-МААЛУ :: ВЕЛИКИЙ УЧИТЕЛЬ ЦИВИЛИЗАЦИИ СИНИЗ :: ДОКТОР КАФЕДРЫ КОНТИНУАЛЬНОЙ ПЕДАГОГИКИ УНИВЕРСИТЕТА ИРМИКОН :: НЕ ЖЕНАТ :: ПОЧЁТНЫЙ СОВЕТНИК ВЫСШЕГО СОБРАНИЯ СИНИЗ С 17 СОЗЫВА ПО С.Г. :: ЛК ДИСП.КОНЕЦ + ИНФ.КОНЕЦ
   Сквозь голубую мглу повседневности, контрастными вихрями расползающуюся по косной темноте, сверкали по временам короткие взрывы звёздной плазмы: то были абстракты нерождённых последовательностей, бессодержательно проваливающихся в пустыню меж скоплениями нелинейных протогрупп. Кшеш-Маалу любовался этой игрой мириад гибнущих вселенных, подбрасывая время от времени хор протогрупп лёгким усилием мысли так, что подмножества нереализованных фактов рассеивались густыми искрами. Эта игра могла продолжаться до бесконечности -- точнее, до тех пор, пока удачно скомбинированные протогруппы не породили бы зерно информационного уплотнения, тот начальный взрыв, который создаёт в итоге зародыш новой Вселенной. В космическом матче это означало бы выигрыш, рождение нового цикла творения, и пусть это творение могло существовать только в сознании Кшеш-Маалу -- с внутренней точки зрения его обитателей, неизбежно зарождавшихся и погибавших в результате эволюционных процессов, только этот мир и был единственно возможным -- кратким и ослепительным, вечным и нерушимым, благим и катастрофическим, бесконечным и холодным, -- словом, таким же, какой должна была быть Вселенная по версии самого доктора Кшеш-Маалу.
   В тусклое синее сияние вкралась розовая струйка тревоги: концепты рассыпались, колоннады фактов-светлячков снесло в сторону, точно ураганом. Кшеш-Маалу покинул внутреннее пространство и с отвращением вернулся в мир-базу, в осточертевшую ему за столетия физическую оболочку. Он бы не слишком возражал против этого состояния, но он устал в нём от людей и от связанных с ними необходимостей. Здесь время текло слишком медленно, а всякий факт был конкретен и неколебим, как кирпич. Это расстраивало доктора. Там, во внутренних пространствах, он слишком привык к зыбким колоннадам из светлячков...
   На часах было три по местному времени: пора заняться делом. Где-то там, над столицей, занимается щедрое утро. Ещё одно утро, приближающее Кшеш-Маалу к конечной цели. Нужно уметь торопить события. Двенадцать криссалид, рассеянных по миру Синиз, не станут ждать; рост и высвобождение криссалиды в человеческом существе не задержишь и не отложишь, это внутренние часы, такой же, по сути, естественный процесс, как и рост биологического существа. С той только разницей, что для создания криссалиды, для её последующего полноценного вскармливания и превращения понадобились пророческие озарения десятков одиночек -- и шесть тысяч лет технического развития примитивной человеческой цивилизации...
   Кшеш-Маалу вспомнил, как давным-давно, ещё на Земле, бурно кипящие споры о транзиентном гуманизме, как о способе преодоления естественных ограничений мысли, приводили подчас к рождению удивительных движений -- от "поствертикалистов" с их не нашедшим понимания тезисом "полного познания через полное уничтожение" до "педистов", стремившихся возвратить социум к состоянию маленьких детей, порученных от рождения и до смерти заботливым няням -- только это, дескать, способно развить творческую фантазию сверх всякого предела. Прародители Кшеш-Маалу, которого тогда, конечно, звали совсем по-другому, были куда выше подобных глупостей; эксперимент, который они подготовили и начали проводить, значительно превосходил по масштабу воображения любой из предыдущих опытов. Скромность и постепенность в таких делах выглядели слишком неуместно. Чтобы создать новое общество, нужно было создать нового человека. Это было ясно многим ещё задолго до Кшеш-Маалу. Но создать общество, способное, в свою очередь, породить и вырастить сверхчеловека, -- это становилось теперь не только целью поистине грандиозного масштаба, но и задачей, пригодной для практической реализации!
   И вот результаты тысячелетней работы: целое скопление миров, населённых людьми; множество различных культур, выращенных в практически стерильной, свободной от влияния биосферы и исторических условий среде; победа логики и абстрактной мысли, не стеснённой рамками объективных условий; а ведь уже не за горами высшая точка этого эксперимента -- рождение и стремительный триумф новой, внебиологической и внеисторической сверхцивилизации. Судя по всему, таких сверхцивилизаций в Галактике ещё нет или, во всяком случае, очень мало. Иначе десятки тысяч миров, населённых разумными существами, неминуемо испытали бы на себе их организующее влияние; ведь что такое жизнь, как не предуготовление материи к разуму, и что такое разум, как не сырьё для рождения высшего творения духа -- сверхсознания? Творение для того и существует, чтобы в итоге породить своего Творца!
   Даже странно, что этот естественный тезис нашёл и продолжает находить столько противников! Иалан Кшеш-Маалу ощутил на секунду прилив неестественной для него, почти человеческой злобы. Проклятое дурачьё! Азарт, с которым Земля боролась против тезиса о сверхпрогрессе, не объяснить одной лишь осторожностью. Здесь играла роль зоология: ну как, скажите на милость, среднему биологическому носителю разума преодолеть тяготение к удовольствиям тела, к сексу, еде, к сонной неге вечера и бодрому утреннему холодку?! Два с половиной миллиарда лет эволюции берут своё, берут верх подчас даже над самым просвещённым сознанием, давно уже понявшим бессмысленность инстинктивного колыхания живой протоплазмы. Что уж тут говорить о человеке обыденном, только-только проснувшимся от тысячелетней спячки мозга, подавленного борьбой и нуждой? Земляне слишком помнят и чтут свою палеонтологическую родословную, вплоть до ихтиостег и гетеростраков; но почему-то, говоря с гордостью о принадлежности к своему биологическому собществу, они забывают, что общими предками всех позвоночных всё-таки были черви.
   Проклятое, проклятое дурачьё! Не стоило Комитету Сопротивления впутывать землян в это дело, не стоило посылать крик о помощи вовне шарового скопления, в Галактику. Теперь всё начнётся сначала, как полторы тысячи лет назад: доказательства, дискуссии, апелляция к общественному мнению... Впрочем, на Синиз сложно апеллировать к общественному мнению. На Синиз стихия общественного движения усмирена самой организацией строя: любое гражданское недовольство разобьётся о тихий и эффективный вопрос -- чего, в сущности, не хватает недовольным? Уж не хотят ли они, недовольные, вернуть общество в предыдущее состояние, к упадку и борьбе за власть? Слава богам просветлённым, у Синиз есть достаточно наглядных примеров, как выглядит такая жизнь на практике. Из полусотни соседних цивилизаций шара только Синиз достаточно далеко прошла по пути социальной эволюции, чтобы избавиться от естественных проблем. Прошла -- в первую очередь благодаря ему, доктору Кшеш-Маалу, великому учителю цивилизации, благодаря пламени его мысли, гордой и вечно-одинокой, как Мельмот-скиталец. Ну ничего, скоро у доктора Иалана Кшеш-Маалу появится целая дюжина равных собеседников... Если только не подведёт Зеркало. Планет, пригодных для выращивания криссалид, ещё пять десятков. А вот Зеркало -- Зеркало всего одно...
   Кшеш-Маалу понимал, что земляне не смогут не догадаться рано или поздно о происхождении цивилизации Синиз. Поэтому весть об отлёте земной экспедиции из шарового скопления он воспринял с облегчением. Земляне экономны, -- кому, как не ему, это знать! -- следующая экспедиция прибудет, пожалуй, где-нибудь через полстолетия. А к тому времени её здесь встретят уже совсем не так. Сверхразуму земляне противостоять не в силах. Пока не в силах. А потом... хотя нет, потом у них уже просто не будет этого "потом"! Теперь нужно только выждать время. Нужно только дотянуть до начала Великого Преображения!
   Но земляне, верные своей привычке, оставили на пажитях Синиз ядовитое семя: нескольких членов экспедиции. Конечно, эти люди -- совсем не то, что сотрудники ИИТ на других планетах. Они не опираются на мощь Земли, считая это бесчестным; вся их деятельность -- личная инициатива и личный риск. Конечно, проще всего в таком случае было бы просто убрать их; ведь они не защищены ровным счётом никак. Но такое действие привело бы к катастрофе -- даже сейчас на Синиз общественное мнение составляло серьёзную силу, и у населения гибель пришельцев наверняка вызвала бы ненужные вопросы. Выдворить их на Землю? Это было невозможно технически: в отличие от земных суперкораблей, "оборотни" использовали другой принцип внепространственного перелёта, неэффективный в бедных звёздной массой областях за пределами шарового скопления. Космолёты Синиз не могли бы нанести землянам ответный визит вежливости... Выгнать землян с Синиз, на другие планеты шара? Но ведь в таком исходе событий и заключается главный риск! Что если зародыши новых Зеркал или другие инструменты Великого Преображения попадут в руки земных исследователей? А там, в условиях примитивных культур, никакой ИИТ не успеет остановить это! Необходимо хотя бы полтора-два месяца, чтобы сотрудники Института Исторических Технологий сами смогли уничтожить всё лишнее, относящееся так или иначе к Великому Преображению. Но ведь и земляне не будут в это время дремать! И Комитет Сопротивления наверняка разнюхал что-то. Нет, единственным надёжным средством вывести сейчас землян из игры и в самом деле была их дискредитация в глазах общества. Это было гнусно, но необходимо. Тогда почему же погиб на Атмаре бедный, исполнительный Собо? И почему Имир Торвен просит теперь доктора Кшеш-Маалу о встрече, напрямую давая понять, что располагает данными о существовании здесь, на Синиз, артефактов космического масштаба?
   Неужели земляне поняли, с чем имеют дело? Без сомнения, это более чем вероятно. Но что они могут знать? Данные гигантских опытов, результатами которых стало появление Кшеш-Маалу, а впоследствии и Синиз с её соседями, давно рассеялись дымкой во вновь рождённой атмосфере Плутона. Архивы, статьи, научные изыскания, опыт следственных комиссий? Тоже весьма сомнительно. Всё-таки прошло почти две тысячи лет. У землян длинная память, но не настолько же, чтобы помнить о безызвестных опытах по трансмутации живой материи, авантюрно поставленных в первые столетия новой эры? Не тот, как говорится, масштаб. А результаты, которые дали эти опыты, на Земле никому неизвестны. Потому что у этих опытов, собственно говоря, был только один результат -- он, тот, кого звали ныне Иаланом Кшеш-Маалу.
   И всё же землян следовало опасаться. Кшеш-Маалу на всякий случай подстроил так, что люди из БКС нашли тело Собо и получили доказательства того, что Имир Торвен был последним, кто видел покойного живым и в добром здравии. Если Кафуф захочет покопаться в этом -- нет сомнения, что он найдёт массу интересного. А что будет, если Кафуф не захочет в этом копаться? Назначение Кафуфа на пост директора БКС произошло как-то само собой, в административном порядке, без обязательного в таких случаях утверждения кандидатуры со стороны великого учителя цивилизации. Неужели же Кафуфа приходится опасаться? Смешно даже думать об этом. Он -- и Кафуф! Впрочем, как говорится в известной земной пословице, жаба хитра...
   Но обезопасить себя от землян было так или иначе необходимо. Кшеш-Маалу решил, что теперь самостоятельно займётся землянами, не перепоручая эту важную работу БКС. Начать хотя бы с Имира Торвена. На ловца и зверь бежит, а историки к тому же -- самые опасные люди на свете. Недаром на Синиз гуманитарная наука предана остроумной анафеме!
   Он посидел в кресле, обдумывая план операции. Мыслить человеческим разумом было медленно и неудобно, но он преодолевал себя. Нечеловеческий уровень мышления создавал нечеловеческую логику, а ему предстояла сейчас логическая игра. Это его развлекало, служа отчасти компенсацией за неудобства. Доктор Иалан Кшеш-Маалу очень любил всякого рода игры.
   В конце концов он решился: встал из кресла, прошёлся по комнате, оглаживая длинную бороду. Губы его улыбались, но глаза горели, как угли, и в этот миг он напоминал не того доброго деда, которого привыкли видеть перед собой обитатели Синиз, а выпущенного из бутылки древнего джинна. Потом вдруг решил, что раз уж он не доверяет Кафуфу, то совершенно незачем давать БКС знать о предстоящей встрече. Привычным усилием воли Кшеш-Маалу подключил себя к автоматике бытового сервиса, приказал опустить на окна жалюзи из тонких пальмовых прожилок. Затем, поколебавшись, вернул себе собственный облик -- не тот, что был ныне для него естественным вместилищем разума, а самый древний, исходный, сопровождавший его в промежутке между первым рождением из чрева матери -- и вторым, из кипящих недр Плутона, принявшего в себя колоссальный удар собственного спутника...
   С сожалением поглядев на воду в большом аквариуме, покрывшуюся корочкой льда, на рыб, мёртвых или умирающих от мгновенного переохлаждения, доктор Кшеш-Маалу вышел из комнаты. Да, прогресс жесток. При соприкосновении с разумом жизнь всегда гибла: достаточно вспомнить колоссальный мартиролог видов, уничтоженных на Земле прямыми или косвенными усилиями людей. Сверхразум -- игрушка ещё более опасная, и ей предстоит свести в могилу немало жизней, в том числе и жизней разумных существ. Но такова цена необходимости. Сделав шаг над пропастью, неразумно останавливаться -- тем более тогда, когда уже чувствуешь крылья за спиной!
   Выходя из своего дома, он погляделся мельком в зеркало. Моложавый человек средних лет, каштановые волосы, тёмные глаза -- сама респектабельность. На Синиз таких миллионы. Попробуй, опознай среди них ещё одного -- просто человека, зачем-то (должно быть, за советом) пришедшего в славный открытостью и гостеприимством дом доброго доктора Иалана Кшеш-Маалу! Кафуфу придётся попотеть, чтобы узнать доктора в посетителе. Кафуф не сможет даже осознать, как и почему такое возможно.
   Он шагнул в двери на веранде своего дома -- и вышел из дверей холла в свою рабочую приёмную, преодолев одним шагом весь неблизкий путь.
   -- Доктора Иалана Кшеш-Маалу нет на месте. -- вежливо предупредил его собственный секретарь. -- У него запланирована важная встреча на сегодня.
   -- Ничего, -- сказал Кшеш-Маалу, размещаясь на неудобном диванчике в углу приёмной. -- Я его подожду.
  

245.14.6. Этого человека он мог бы узнать безошибочно

   У руководителей Комитета Сопротивления были все основания волноваться. Канал поздравительных стереопередач -- основной метод для связи с Имиром Торвеном -- был заблокирован на четыре дня в связи с техническими работами в студии. Это было сделано по просьбе директора ИИТ Тарика. В Комитете знали об этом, но не знали, чем была вызвана такая просьба; элементарные законы конспирации требовали опасаться провала.
   Между тем, Торвен и сам достаточно хорошо представлял, на что он идёт, собираясь встретиться с Иаланом Кшеш-Маалу. Ещё на борту "Диалектики" земляне не раз обсуждали происхождение феномена жизни и цивилизации в шаровом скоплении АБС-404. Земные корни этого явления были очевидны; однако вопрос о том, как такое оказалось возможным, принадлежал к числу самых сложных и волнующих загадок. В самом деле, техника и опыт Земли только в последние две-три сотни лет достигли такого состояния, что сделали возможными звёздные перелёты на галактических дистанциях. А уж об одновременной колонизации пятидесяти планет земная экономика не могла мечтать по сей день. Значит, речь шла о феномене экстраординарного порядка, способном перевернуть в одночасье существование целого скопления звёзд -- и при этом как-то связанного с Землёй в её измеримом, историческом прошлом. Такие случаи бывали, но изучить их толком не представлялось возможным.
   Торвен вспомнил историю трёх гигантских эвакуационных планетолётов, стартовавших с Земли две с половиной тысячи лет назад, в самом конце истребительной мировой войны. Тогда царили голод, разруха и подкреплённая невежеством паника; учёные предсказывали, что биосфере Земли осталось существовать меньше года. Экипажи кораблей, движимые отчаянием, стартовали к Марсу, но затем отчего-то изменили курс, направившись к одной из ближайших звёзд. Связь с ними была потеряна, да мало кого и интересовала на тот момент судьба беглецов. И лишь спустя два тысячелетия потомки их обнаружились в невероятном отдалении от Земли, на планете маленькой красной звезды, до которой световой сигнал с материнской планеты добирался бы многие столетия. Но не так удивительна была участь потомков эмигрантов, сумевших найти планету земного типа, закрепиться на ней и выжить, как сам факт этого сверхдальнего путешествия. Вдобавок и сама планета, попавшаяся колонистам с Земли вроде бы сама собой, обладала удивительным свойством: она, противореча всем законам астрономии, неслась по орбите северным полушарием вперёд, так что ось планеты была отрезком касательной к её собственной орбите. Новые исследования подтвердили несомненность факта, в который ещё сто лет назад не поверил бы ни один серьёзный учёный: планета красного солнца, населённая потомками землян, была искусственно изменена и приспособлена к жизни задолго до появления на ней первого человеческого следа!
   Приходила информация подобного рода и из других обитаемых миров, объединённых в единое содружество галактического разума сложной сетью волновой связи. Некая сила вмешивалась -- редко, но эффективно и уж, без сомнения, эффектно, -- в развитие жизни и разума в Галактике. Отсюда оставался только один шаг до разного рода спекулятивных теорий. Но земляне не любили спекуляций. Они предпочитали реальные факты, пусть даже часть их срывала с таинственных глубин мироздания романтический покров. Доктор Кшеш-Маалу должен был достаточно знать о землянах, чтобы понимать это. И Торвен рассчитывал на то, что доктор Кшеш-Маалу не сможет подавить в себе учителя и духовного лидера, увидев перед собой жаждущего знаний земного учёного. Он может поиграть с Имиром Торвеном, он может дезинформировать его, но он не сможет удержаться и ничего не сказать. А если сможет -- что ж, у Торвена будут все доказательства к тому, что Кшеш-Маалу не только напрямую причастен к тайнам происхождения Синиз, но и принимает все меры к ревнивому сокрытию этих тайн. А уж что делать с этими доказательствми -- нужно будет думать позже, в соответствии с создавшейся обстановкой. Тем более что Комитет никак не прореагировал на его сообщение о начинающейся операции. Должно быть, там были согласны с его инициативой.
   С такими мыслями Имир Торвен вошёл утром следующего дня в приёмную доктора Кшеш-Маалу -- и остолбенел на мгновение, почувствовав, как холодный пот стекает у него по затылку. В приёмной у доктора сидел человек, которого Имир Торвен совершенно не должен был знать -- и тем не менее знал хорошо. Даже слишком хорошо! Этого человека он мог бы узнать безошибочно среди миллионов...
  
   Две тысячи лет назад, когда земное человечество только что оправилось от последствий чудовищной войны, экспериментальная физика осталась практически не у дел. Физики, привыкшие тратить в прошлом колоссальные средства на эксперименты со свойствами элементарных частиц или в области неклассической механики, физики оказались поставлены самой жизнью перед необходимостью жёсткой экономии. Приходилось заменять эксперимент наблюдением, расчётом; пласты неподтверждённых теорий множились и перемешивались, как торфянистые останки растений в болотах каменноугольного периода. Именно в это время начали бурно развиваться те ветви физической науки, которые долго оставались невостребованными в прошлые эпохи: биофизика, электростатика, физика магнитных процессов... Нет худа без добра: ограничение возможностей эксперимента привело не только к стагнации науки, но и к ювелирной отработке экспериментальных методик. В это время сделаны были многие открытия, впоследствии имевшие для человечества фундаментальное значение: корпускулярный луч, силовые защитные покрывала, гравитационные инверторы и десятки других, столь же значимых прорывов, сама возможность которых считалась до того в лучшем случае псевдонаучной фантастикой.
   Одним из таких направлений, вновь развивавшихся в физике, стали опыты со сверхнапряжённым полем. Физики пытались с помощью весьма несовершенных технических средств получить мощный электрический или магнитный заряд. Нечто подобное происходило в природе и технике при образовании шаровой молнии. Поведение таких зарядов было до крайности непредсказуемым; однако и эффекты, которые сулило человечеству их техническое использование, казались заманчивыми до крайности. Достаточно было сказать, что "бублик" из сверхнапряжённого поля диаметром в сорок пять сантиметров хранил в себе семь септиллионов бит информации -- всего в пять раз меньше, чем могли предоставить на тот момент все памятные машины земных сетей. Это было заманчиво. Опыты шли, "шары" и "бублики" становились всё стабильнее, и физики, занимавшиеся этими вопросами, то и дело радовали человечество победными реляциями об очередной победе научного и технического прогресса.
   А потом как-то сразу всё закончилось. Выяснилось, что промышленные затраты на воспроизведение открытий в области сверхнапряжённого поля и в самом деле не так уж велики, но вот само поле при этом очень небезопасно. Шары плазмы взрывались, унося в могилу экспериментаторов и разрушая дорогое оборудование. Мощные магнитные поля искажали биоритмы исследователей, вносили помехи в работу сложных электронных систем на целых континентах. Исследования пробовали вынести в космос, но в космосе поведение рукотворных молний становилось ещё более грозным и непредсказуемым; сверхнапряжённые поля, взаимодействуя с вакуумом, создавали статистически непредсказуемые искажения. У людей, долго работавших со сверхмощными зарядами, открывались порой на краткое время неожиданные экстрасенсорные способности, сменявшиеся впоследствии страшными болями в голове и нервных узлах. Многие неожиданно умирали от инфарктов или кровоизлияний в мозг. И Совет Здравоохранения, обязанный законами Земли к осторожности, потребовал полного запрещения исследований в области сверхнапряжённых полей.
   Но ещё до того, как это произошло, случилась трагедия.
  
   Способность структур сверхнапряжённого поля сохранять огромные массивы информации привела некоторых теоретиков древности к идее попытаться использовать их для точного и подробного сохранения человеческой памяти. Были ли эти опыты удачными -- не представлялось возможным проверить, поскольку обратный перенос информации в человеческое тело был невозможен ни по этическим, ни по техническим соображениям. Тогда возникла идея приспособить сам промежуточный носитель -- стабилизированную сферу или кольцо сверхнапряжённого заряда -- не только для хранения, но для изменения и сознательной передачи информации; словом, сделать из хранилища памяти вместилище сознания разумного существа.
   "У вас ничего не получится, -- предупреждали экспериментаторов биологи и врачи, -- в лучшем случае вы создадите чудовищного, лишённого человеческих свойств квазиразумного урода. Ведь это всё равно что пересадка сознания в машину. Сознание человека -- не сумма его памяти, навыков и личных свойств; оно опирается на титанический пласт подсознания, а то, в свою очередь, связано самым тесным образом с наследием миллиардов лет эволюции -- инстинктивной биологии живого существа. Отнимите у человека его биологию -- и вы отнимете не только его личность, но и все основные, существенные свойства его сознания!"
   "Ничего подобного! -- отвечали на это экспериментаторы, затеявшие опыт. -- Сознание человека есть прежде всего высшие, не зависящие от биологических особенностей функции абстрактного мышления. Разум, дух человека всегда стремился в своих высших проявлениях преодолеть оковы плоти; отсюда требования целибата и поста, отсюда мечта об ангелах, о бестелесных существах, воплощающих собой чистую Мысль. Человек отличается от животного именно этой способностью к чистому мышлению, к абстракциям, не зависящим в своём существовании от конкретных потребностей живого вещества. Даже стремление к смерти, веками изумлявшее учёных в человеке, есть не более чем борение разума, отягощённого животной плотью, за иную, более достойную жизнь."
   Был момент, когда сторонники опыта убедили скептиков, перетянув на свою сторону общественное мнение Земли. Ключевым аргументом послужило то, что переход к небиологическому существованию открывает человечеству новые пути к дальнейшей эволюции, даёт новые ключи к собственному развитию и к пониманию Вселенной. Это казалось заманчивым и логичным -- одновременно. И опыт был разрешён. В специально созданном Институте Биологического Кодирования неторопливые земляне двадцать с лишним лет вели подготовку к трансляции человеческой личности на носитель из сверхнапряжённой плазмы. Были в их промежуточных экспериментах удачи, и неудачи, и новшества... А по прошествии этого срока руководители проекта явились к земному общественному мнению с докладом: земные и солнечные радиационные поля дестабилизируют плазму, поэтому существование вновь рождённого носителя сознания будет слишком недолговечным. Руководство просило у Земли средств на проведение великого опыта у самых границ Солнечной Системы, в атмосфере Плутона, незадолго до этого столкнувшегося с гигантским ледяным астероидом и ставшего на краткое (по космическим масштабам) время полноправной планетой, окружённой собственной атмосферой из аммиачного и водяного пара. Разрешение было получено. Гигантский планетолёт со странным названием "Волонтёр", специально построенный для обеспечения опыта, ушёл к Плутону -- и никогда уже не вернулся назад. Погиб и корабль, отправленный на его розыски. Точнее, погиб только экипаж: спасательный корабль был найден семь лет спустя невредимым и пустым в точке либрации меж Нептуном и Тритоном, но ни одного члена экипажа не было на нём, хотя все системы жизнеобеспечения функционировали так, словно корабль был покинут лишь за несколько минут до этого. Впоследствии в районе Плутона пропали одна за другой ещё три экспедиции, и Совет Звездоплавания закрыл район для исследований ровно на тысячу лет. Лишь по прошествии этого срока группа смельчаков на уникальном корабле рискнула нырнуть в остывающую атмосферу планеты-пария, высадиться на поверхности и собрать наконец-то уникальные материалы, неоспоримо свидетельствовавшие о том, что Плутон некогда принадлежал совершенно иной звёздной системе и лишь в результате необъяснимых аномальных процессов прибился к Солнцу миллионы лет назад. Что было ещё более важным и странным -- так это колоссальные развалины каких-то невообразимо древних сооружений, обнаруженные астролётчиками на плутонианских льдах. Правда, эта экспедиция проходила уже в те времена, когда Земля контактировала со множеством обитаемых миров Галактики, и сам по себе факт открытия инопланетных сооружений уже не был способен поразить землян. И лишь двадцать лет назад очередная экспедиция на Плутон сделала сенсационные выводы. Руины, датированные по всем измерениям и сведениям серединой мезозойской эры, тем не менее, представляли собой сооружения земной постройки. Удалось распознать даже назначение многих из этих руин: генераторы электрической энергии, колоссальные магнитные преобразователи, какие-то батареи сверхмощных конденсаторов... Комиссия, исследовавшая развалины, сделала однозначный вывод: техника и сооружения, уцелевшие на Плутоне, предназначались для создания электростатических и магнитных полей огромной мощности, причём, в отличие от архитектурных решений, все базовые элементы внутренних конструкций созданы по земным представлениям и чертежам. Как и почему это оказалось возможным, откуда взялись колоссальные ошибки в первичной датировке руин -- все эти вопросы требовали отдельного исследования.
   И вот, по стечению обстоятельств, два десятилетия назад молодой историк Имир Торвен, только начинавший практику, был приглашён на работу в комиссию по изучению "плутонианского феномена" с рабочим заданием: найти все данные об эксперименте, поставленном на Плутоне экипажем "Волонтёра". Торвен, заинтригованный и гордый этой просьбой, взялся за работу -- и чуть не провалил её; практически все данные о "Волонтёре" и связанной с его экспедицией работе Института Биологического Кодирования необратимо и бесследно исчезли из архивов Земли. Это не было похоже на халатность: во времена "Волонтёра" земляне уже привыкли очень скрупулёзно обращаться с каждой крупинкой правдивой информации. Всё же Торвен сумел восстановить какие-то ничтожные крохи, заставившие комиссию заниматься этим вопросом с удвоенной энергией. Эта работа принесла Имиру Торвену известность и престиж; впоследствии его несколько раз приглашали специально для расследования небольших исторических загадок, да и в экипаж "Диалектики", отправлявшейся срочно с Земли в ответ на загадочную просьбу о помощи из скопления АБС-404, Торвена включили как "опытного эксперта по историческим тайнам". Но исторических тайн вообще чрезвычайно много, и "опытный эксперт" с таким же успехом мог проявить себя, грамотно исследуя причины падения СССР или развенчивая миф об оккультных тайнах "ордена Белых Звёзд". Историк же, составляя письмо для доктора Кшеш-Маалу об "искусственных образованиях, способных обеспечить межзвёздную связь", рассчитывал прежде всего на свою широкую осведомлённость в вопросах "плутонианского феномена". И надо же было случиться тому, что здесь, в приёмной великого учителя цивилизации, он вдруг с фотографической точностью узнал человека, сидевшего в углу на жёстком диванчике -- человека, которого он когда-то изучил настолько хорошо, что мог бы узнать его из миллионов. В приёмной сидел Кирсти Райн, старший энергетик "Волонтёра", некогда бывший одним из самых молодых и талантливых популяризаторов кодирования искусственной личности. Его портретов сохранилось довольно мало, и узнать его землянину, даже историку, было бы так же тяжело, как опознать в лицо какого-нибудь римского центуриона из легионов Цезаря. Но Имир Торвен провёл много месяцев, изучая уцелевшие крупицы биографии Кирсти Райна. Когда-то он слишком много думал и слишком много знал об этом человеке -- человеке, без вести пропавшим полтора тысячелетия назад в страшной катастрофе. Человеке, сидевшем сейчас в приёмной доктора Кшеш-Маалу и внимательно смотревшем на нового посетителя оливковыми глазами мертвеца!
  

245.14.6. На грани катастрофы

   -- Доктора Кшеш-Маалу нет сейчас, -- сказал Кирсти Райн, с видимым облегчением поднимаясь с дивана. -- Он придёт позже. А вы, кажется, Имир Торвен, тот самый историк с Земли, который пожелал в итоге остаться у нас на Синиз? Очень, очень рад встрече с вами. Не могли бы вы в ожидании доктора уделить мне минут пятнадцать времени?
   Торвен кивнул, чувствуя, как мышцы спины цепенеют в напряжении. Это была катастрофа. Теперь он знал, хотя бы примерно, с каким масштабом явлений ему предстоит столкнуться. Что он скажет Кшеш-Маалу? Пойдёт, как говорили в старину, ва-банк? Даст понять, что ему известно что-то об истории с плутонианским экспериментом? Это означало бы провал задания Комитета. Доктор тотчас понял бы, что земляне имеют хотя бы общее представление о том, что и где им искать. Он достаточно хитёр, доктор Кшеш-Маалу. Он и на встречу-то наверняка согласился только потому, что хотел выяснить, какими сведениями располагают земляне. А ведь, кроме человека с лицом упокоившегося полтора тысячелетия назад Кирсти Райна, Торвену и сказать-то нечего обо всей этой истории! И уж думать нечего, что удастся извлечь что-то о ней из Кшеш-Маалу: один знак, что историк заинтересован плутонианскими событиями -- и "учитель цивилизации" немедленно сопоставит этот интерес с тем, что Торвен видел Кирсти Райна в приёмной. Как поведёт себя доктор, осознав, что землянин уцепил его тайну за хвост? Вряд ли он вздохнёт с облегчением и предоставит Имиру Торвену возможность следовать выбранным путём дальше...
   А если это ловушка? Что, если земному историку специально подсунули Райна? Отличный, проработанный ложный след, хорошо объясняет невероятное совпадение. Кроме того, это объяснило бы странное молчание Комитета вчерашним вечером в ответ на экстренную шифровку Торвена. Но тогда это уже точно провал -- полный, несомненный провал! И масштабы этого провала просто титанические. Здесь, на Синиз, никто и ни при каких обстоятельствах не знал подробностей земной биографии Имира Торвена; чтобы выяснить это, противникам пришлось бы либо создать прибор для дистанционной ментопсии, способный пробить тренированный психический блок землянина, либо же иметь свою мощную сеть информационной резидентуры на самой Земле. И в том, и в другом случае это всё приводило только к одному выводу: противник оказывался совершенно неравным Комитету Сопротивления. А может быть, и всей цивилизации.
   Имир Торвен заставил себя улыбнуться и кивнуть собеседнику в знак согласия. Все планы беседы с Кшеш-Маалу, так тщательно проработанные вчерашним вечером, становились теперь бесполезными. Придётся выдумывать срочную и виртуозную импровизацию. Но для начала -- чего хочет от него Кирсти Райн? Если, конечно, он чего-то хочет. И если это в самом деле Кирсти Райн.
   -- Моё имя вы знаете, -- сказал Имир Торвен, вежливо улыбнувшись. -- Я к вашим услугам. Но с моей стороны было бы невежливо обращаться к собеседнику, не зная его имени.
   -- О, конечно же! -- посетитель слегка поклонился. -- Я -- Кирсти Райн, учёный с планеты Вилиминтали. Я энергетик по образованию. Занимаюсь здесь изучением опыта Синиз...
   -- Вас пустили изучать опыт Синиз? -- Торвен заговорил удивлённым тоном. -- Я считал, что жители этой планеты не слишком-то склонны посвящать соседей в свои дела.
   -- Вы их недооцениваете, -- Райн покачал головой. -- Обитатели Синиз в массе своей чужды спеси. Я видел их в повседневной жизни и за работой. Уверяю вас, почти все они -- честные и скромные люди, главной целью которых является наш и их прогресс.
   -- Вы говорите так, как будто повторяете слова пропаганды, -- ответил Имир Торвен. Он уже взял себя в руки и выстроил примерную линию поведения в беседе с Кирсти Райном. Но какова наглость! Внешность, имя, неприкрытая ложь -- должно быть, Кирсти Райн уверен в несокрушимости своих позиций. На Синиз, где его никто не знает и не может знать, это могло быть естественным; но нельзя же так явно провоцировать землянина? Если, конечно, это всё же провокация. Или Кирсти Райн так уверен, что память о нём на Земле необратимо стёрта, стёрта временем и ещё какой-то неведомой силой, посмевшей перед лицом Земли уничтожить главные сокровища цивилизации -- факты?
   А доктор Кшеш-Маалу, по-прежнему осознававший энергетика Кирсти Райна частью своей сложной нечеловеческой натуры, и в самом деле пошёл на эту демонстрацию для того, чтобы спровоцировать Имира Торвена. Он осознавал, что Кирсти Райн мог быть одной из немногих зацепок, за которые земной историк мог потянуть, распутывая тайну Синиз. Доктор и в самом деле был неосторожен, попадаясь в облике Райна то там, то сям в толпе, когда ему хотелось побродить инкогнито по повседневным дорогам выращенной им цивилизации. С прибытием землян невинное развлечение доктора превращалось в опасное оружие против тайны Кшеш-Маалу. Следовало попытаться прежде всего выбить у них из рук это оружие. Доктор решил, не оттягивая, продемонстрировать земному историку образ Кирсти Райна во всей красе. Современные земляне, насколько он мог судить, отличались ещё большей прямолинейностью в мышлении, чем их далёкие предки. И доктор Кшеш-Маалу, собираясь провести с Имиром Торвеном несколько минут в облике Райна, надеялся, что землянин прижмёт его к стенке и попытается сразу выжать из бывшего энергетика как можно больше информации. Земляне не умеют изворачиваться и хитрить, они слишком сильно верят в честь и право. Особенно когда дело касается их собственных сородичей...
   Но Имир Торвен не торопился прижимать Кирсти Райна к стенке и вытряхивать из него информацию. Он вообще не торопился использовать создавшееся положение. Неужели для него Кирсти Райн и в самом деле был всего лишь одним из инозвёздных гостей Синиз, восторженным идеалистом, пришедшим за какой-то надобностью к славному доктору Кшеш-Маалу? А в конце концов, почему бы и нет? Разве огромные силы и средства не были положены на то, чтобы уничтожить данные эксперимента? Этот историк вполне может ничего не знать о Кирсти Райне. И всё же доктору не нравилась реакция Торвена -- слишком замедленная, слишком скованная для землянина. Какой камень держит за пазухой этот темноволосый субчик с серыми, как скалы фиордов, глазами опытного бойца? Такие, как он, не ходят без камня за пазухой. Такие считают любой булыжник подарком судьбы и своим главным оружием...
   -- Вы говорите так, как будто повторяете слова пропаганды, -- медленно ответил Торвен. -- Это странно. Я не думаю, что вы находитесь здесь, на Синиз, исключительно с добрыми намерениями перенять опыт.
   -- А вы? -- спросил Райн. -- Разве ваша экспедиция не покинула эти места со сдержанным скандалом?
   -- Мы декларировали свои намерения, -- возразил Торвен. -- Я считаю, что цивилизация Синиз теряет своё величие. Её губит язва конспиративной деятельности. Здоровое общество нигде и ни при каких обстоятельствах не должно позволять своим структурам тайную деятельность. Это зародыш социального рака.
   -- Социальный рак? -- Кирсти Райн едва заметно улыбнулся. -- Это как раз типично пропагандистская формулировка. Рак -- весьма конкретное заболевание, имеющее в основе генный дефект. Или вы, так сказать, считаете, что рак общества Синиз вызван генами его прародителей?
   Задав этот вопрос, Райн внутренне напрягся. Если у Имира Торвена земное происхождение цивилизаций шарового скопления не вызывает никаких сомнений, то он сейчас начнёт выгораживать земной социум. С чего бы ему, в самом деле, возлагать на родную Землю ответственность за то, что творится сейчас на Синиз?
   -- Я думаю, -- сказал Торвен, -- что дефекты культуры, которые в обществе заменяют дефекты наследственности, могут передаваться тысячелетиями. Наша собственная культура и философия лишь недавно избавились от родимых пятен наиболее крупной цивилизации, создавшей облик нашего мира. Я имею в виду казавшиеся когда-то важными вопросы о взаимоотношениях между индивидуальным "Я" и "Я" в коллективе, о связях "эроса" и "танатоса", вопрос парадокса, казавшегося людям прошлого неразрешимым -- так называемой дилеммы Буриданова осла, или, в общем случае, "проблемы выбора". Все эти вопросы подразумевают совершенного индивидуума, решающего каждую из этих проблем только отвлечённой логикой. Две других важных силы -- стохастику и системное взаимодействие, -- такая философия исключала. И мне страшно думать, к каим последствиям привело бы наше общество следование этим идеям. А ведь с логической точки зрения они рациональны и корректно доказуемы!
   -- Вы, земляне, не доверяете логике?
   -- Отчего же не доверяем? Мы порой логичны до фригидности. Просто логика для нас -- не более чем способ мышления. Земляне считают логичными себя, но не приписывают свою логику всей Вселенной -- иначе пришлось бы рано или поздно признать её творением антропоморфно мыслящего существа. На Синиз же эта ошибка распространена: логику здесь ищут во всём, и если бы не запрет на телеономию...
   -- На что, простите? -- переспросил Кирсти Райн.
   -- На вопросы о целеполагании. Вы не обратили внимания, что на Синиз вопрос, зачем существует или делается что-нибудь, считается крайне неприличным? Это очень логичный шаг, если принять во внимание общую философию логичности и упорядоченности, господствующую в умах здешних жителей. Стоит кому-нибудь из них задаться по-настоящему вопросом "зачем?" -- и вместо телеономии получится телеология, логическое обоснование внешнего целеполагания для существования всей Синиз.
   -- А если... -- начал Кирсти Райн, но вдруг прервался. -- Хорошо. В философии я не силён. Вы правы насчёт меня: мне здесь несколько неуютно. Если честно, принципы сущестования цивилизации Синиз вызывают во мне боль. Здешние люди просто не понимают, ради чего стоит жить. И никогда не поймут!
   -- И тем не менее, вы сидите здесь и ждёте доктора Кшеш-Маалу, выучившего цивилизацию этим принципам.
   Думая, что ответить Имиру Торвену, Кирсти Райн обругал себя ослом. Даже если землянин никогда не слыхал о Кирсти Райне и принимает теперь всю беседу за чистую монету, выдавать себя не стоило. Вот был бы номер, если бы он сейчас брякнул, что думал: "А если цивилизация Синиз и в самом деле существует только потому, что у этого существования есть внешняя цель?". Было бы даже не забавно. "Интересно, откуда такие представления у Кирсти Райна, энергетика с планеты Вилиминтали? Давайте-ка поговорим об этом поподробнее...". Да, доктор Кшеш-Маалу сейчас на своей территории, и доктор Кшеш-Маалу сейчас практически всемогущ. Но это не повод, чтобы угощать землянина лишней порцией фактов, которые только усугубляют его подозрения. Что, если у кого-нибудь из их группы есть хотя бы самый примитивный нуль-передатчик?! Гости с Земли уведомят материнскую планету об интересных рассказах интересного Кирсти Райна, и уж тогда им и его историей точно заинтересуются. С той только разницей, что интересоваться им будет не историк-авантюрист, отрезанный от родного мира, а целая планета, весьма озабоченно относящаяся к сохранению своего биологического статуса... Быть может, зря он вообще затеял всю эту провокацию? Предыдущая провокация, помнится, сорвалась не просто с треском -- с кровью! И что это на него нашло -- играть в прятки с этим биологическим существом? Разболтался, что ли, окончательно за столетия жизни на безопасной Синиз?!
   Досадуя на свои поспешные решения, Кирсти Райн машинально ответил на реплику Торвена:
   -- Доктор -- первоисточник здешней этики и философии. Но я пришёл к нему не в поисках духовного просветления. Мне нужны артефакты.
   -- Артефакты? -- Имир Торвен приподнял бровь.
   -- Да. Творения рук человеческих. Я ведь инженер, энергетик, и моя задача сейчас -- убедить доктора, что никакое благое пожелание Института Исторических Технологий не будет сейчас так благотворно для общественного прогресса на Вилиминтали, как обыкновенные источники дешёвой энергии. Ведь нам угрожает топливный кризис, а здесь давно уже решена проблема получения энергии из первичных структур вещества. А наш экспериментальный атомный котёл взорвался почему-то, отравив целый район...
   Атомный котёл на Вилиминтали взорвался из-за диверсии сотрудников ИИТ, решивших отвадить жителей соседней планеты от опасных источников энергии. Имир Торвен знал об этом, и Кшеш-Маалу знал, что Торвен об этом знает. Но Торвен не стал говорить об этом своему собеседнику Кирсти Райну. Он сказал только:
   -- Энергия атомного ядра слишком опасна для того, чтобы заменить химическое топливо в повседневной экслуатации. Мы на Земле остановились очень вовремя, хотя и успели создать себе немало крупных проблем. Более того -- нам доводилось видеть планеты, полностью погибшие в результате неконтролируемого использования атомного расщепления, причём не только в военных, но и в энергетических целях. Я бы не хотел подобной судьбы для Вилиминтали.
   -- Так пусть нам укажут на другие источники энергии, безвредные и дешёвые! Почему, по какому праву Синиз делает из них секрет?!
   -- Этого и я не понимаю, -- ответил Кирсти Райну историк, -- но я понимаю другое. Допустим, мы, земляне, можем передать вам наши технологии...
   -- Вы связаны обязательством перед Синиз!
   -- Мы не давали никому такого обязательства: оно было бы, во-первых, преступным, а во-вторых, смехотворным с точки зрения той самой логики, о которой мы сейчас с вами говорили. Вопрос здесь не в обязательствах. Вы просто не сможете понять, в чём именно состоит и как работает наша технология -- если, конечно, мы не передадим вам вместе с ней весь наш многовековой опыт технического и научного развития. Но даже когда это случится, вы не сможете построить такие источники энергии, не развив предварительно у себя колоссальные энергетические и экономические мощности, требуемые для этого шага.
   -- И какой выход предлагаете вы, земляне? Как бы вы сами себя повели -- на нашем месте или на месте Синиз?
   -- Мы никогда не скрывали информацию о себе от соседей по Галактике. Как, впрочем, и они -- от нас. Но многое из этой информации мы научились понимать лишь тогда, когда самостоятельно приблизились к тем же проблемам с практической точки зрения... Тем не менее, мы можем гордиться. Нам никто и ни в чём не помогал на пути нашего прогресса -- во всяком случае, настолько явно, чтобы это оказалось в итоге заметно. Всё, что мы взяли у Вселенной, мы взяли сами.
   -- И много чего испортили, конечно же?
   -- Да, нам потребовалось время, чтобы осознать себя рачительными и заботливыми хозяевами, а не горсткой временщиков. Поэтому на вашем месте, если угодно, мы уже побывали. Нам удалось справиться с нашими кризисами, хотя мы и вышли, по выражению одного древнего народа, держа свою шкуру на собственных зубах. Но мы не отказались бы от того, чтобы в определённые эпохи нашей истории кто-нибудь позаботился оказать нам помощь.
   -- И нам вы бы такую помощь оказали?
   -- Конечно. Вилиминтали -- высокоразвитая планета, в чём-то куда более самостоятельная и честная, чем Синиз. Мы могли бы помочь вам не только технически, но и экономически -- например, разведкой месторождений. Для этого должно быть выполнено только одно условие: полное прекращение национального и экономического соперничества, гонки вооружений. В условиях продолжающейся конкурентной борьбы любой наш дар из помощи обратится во вред, лишь ускорив и усугубив разбазаривание ресурсов вашей планеты. Экономический прогресс -- необходимое условие прогресса социального, но это верно и в строго обратном смысле: старые общественные формации вредят экономике и культуре сильнее, чем помогают новые технологии.
   Райн остановился.
   -- Так, быть может, сотрудники ИИТ правы, подталкивая в спину наш социальный прогресс?!
   -- Здесь кроется коренная разница наших подходов. Они толкают вас в спину, мы -- протягиваем вам руку над грязной канавой, стоя на другом её краю. Мы не считаем вас глупее или слабее себя, хотя полностью сознаём ограниченность ваших возможностей. Мы можем не вмешиваться вообще, можем прийти к вам с открытым лицом, но исправлять и воспитывать вас из-за кулис мы сочли бы ниже своего и вашего достоинства.
   -- Значит, прилети я на Землю вместо Синиз, мне помогли бы?
   -- Конечно. И вам, и Вилиминтали. Во всяком случае, вам не читали бы вместо помощи долгих нотаций о морали и этике...
   -- А сейчас вы разве не нотацию читаете? -- улыбнулся Кирсти Райн. -- Просто нотация ваша обращена не ко мне, а к отсутствующей среди нас позиции Синиз...
   -- Какая же это нотация? -- ответил ему Имир Торвен. -- Это обыкновенный призыв к благоразумию.
  

245.14.6. Неожиданная реакция Кшеш-Маалу

   Разговор с Имиром Торвеном не принёс Кшеш-Маалу ничего, кроме лёгкого беспокойства. Землянин, судя по всему, ничего не подозревает. Он спокоен, обходителен, в меру умён и, кажется, вовсе не собирается тащить энергетика Кирсти Райна в подпольное логово Комитета Сопротивления, вопя при этом громкие разоблачительные слова. На месте Имира Торвена любой житель Синиз, знай он что-нибудь об истории с "плутонианским экспериментом", непременно потащил бы Кирсти Райна куда-нибудь, куда ему бы подсказывало разумение, вопя при этом громкие разоблачительные слова. Впрочем, возможно, землянин просто был хитрее, чем казался. Или ему казалось, что рабочий кабинет Кшеш-Маалу просто неподходящее место, чтобы утащить из него энергетика? Это следовало проверить.
   Доктор организовал под благовидным предлогом перерыв в беседе с Торвеном, прошёл в свой кабинет и принял тот облик, под которым Синиз знала его обычно. После этого он пригласил историка к себе.
   -- Доброе утро, мой дорогой Имир Торвен, -- сказал Кшеш-Маалу. -- Рад видеть вас так близко. Не утомились ли вы ещё на Синиз?
   Это было завуалированным предложением убираться, но толстокожий Торвен намёка не понял.
   -- О, я ещё только приступил к работе, -- сказал он. -- Здесь так интересно! У вас совсем нет исторической науки, а история -- это самое ценное знание для будущих поколений. Для меня на Синиз ещё непочатый фронт работ!
   -- Не сомневаюсь, -- не теряя любезного тона, сказал Кшеш-Маалу. -- Вы хотите каких-то консультаций? Или вам нужна практическая помощь?
   -- Я хочу консультаций, -- ответил Имир Торвен. -- Но прежде всего я хотел бы сообщить вам, что передо мной в приёмной дожидался ещё один посетитель. Это энергетик с планеты Вилиминтали, очень озабоченный судьбой родной планеты. Я уважаю в нём это стремление и поэтому прошу вас принять его передо мной. Или, если это необходимо, вместо меня.
   -- Я его знаю, -- кивнул Кшеш-Маалу, -- его зовут Кирсти Райн. Он будет клянчить у меня секрет наших энергореакторов. Но его просьбу я не могу удовлетворить, да и не хочу. Я приму его позже -- только для того, чтобы сказать это. В нашем шаровом скоплении не принято вместо задачников подсовывать ученикам решебники. А вот что меня интригует сейчас -- это вопрос: что же такое будете клянчить у меня вы? Вам, землянам, решебник явно не нужен.
   -- Секрет "оборотней", -- без обиняков сказал Имир Торвен.
   Кшеш-Маалу всплеснул руками.
   -- Помилуйте! Какой тут может быть секрет?! Принцип Г-преобразования пространственного напряжения давно и хорошо известен. В любом современном учебнике физики вы найдёте ответ на этот вопрос...
   -- Я не физик, я историк, -- Имир Торвен наклонил косматую голову, посмотрел исподлобья на спартанскую обстановку кабинета. -- И как историку, мне неясно: если ваш принцип гипертрансгрессии так уж прост и малозатратен, как он описывается и реализуется в технике, то почему ни одна -- я подчёркиваю, ни одна! -- известная землянам цивилизация Галактики не открыла его и не использовала, хотя бы для ближних сверхсветовых перелётов? Технология, как и история, в абсолютном большинстве миров подчиняется одним и тем же законам, и главный из них -- закон экономии средств. А ваша техника даёт очень существенную экономию. С такими средствами, как Г-космолёты, мы бы исследовали и покорили ближний космос за пять столетий! Но ничего подобного не возникло -- ни у нас, ни у других... только у вас. А между тем, теории, лежащие в основе Г-преобразований, у нас хорошо известны. Стоило только сделать шаг в нужном направлении...
   -- Насколько я успел узнать историю земной науки, -- медленно сказал доктор Кшеш-Маалу, -- вы просто слишком увлеклись гуманитарными дисциплинами. Физика у вас была в загоне, вы её не финансировали, и вот вам закономерный результат. Здесь, в шаре, вообще особые условия -- и для жизни, и для исторических процессов. Что же вас удивляет в том, что мы выпадаем за рамки ваших традиционных представлений о технологии?!
   Историк понимал, что сейчас начнётся самая трудная и важная часть разговора. Так или иначе, за ним наверняка следят, и ему не удастся долго скрывать интерес к артефактам, лежащим в основе развития цивилизаций шарового скопления. Теперь, когда он неожиданно узнал, в каком направлении ему стоило предпринимать поиски, увиливать от прямого боя было бы глупо. Следовало сделать только одно: указать целью своих поисков ложную или второстепенную мишень. Астрофизические странности в скоплении АБС-404 давали ему такую возможность. Пусть доктор Кшеш-Иаалу думает, что Торвен намерен изыскивать аномалию, позволившую предкам здешних народов попасть сюда на постоянное место жительства. Доктор должен понимать, что без космической техники эти поиски могут затянуться надолго... Это должно дать Имиру Торвену несколько лишних дней. Пусть от него спешно защищают астрофизические данные, пусть придумывают, не организовать ли ему космический рейс с последующей катастрофой. А он пока займётся шаровыми молниями. Сейчас это лучший ключ к разгадке.
   В крайнем случае, он выложит всё, что ему известно. Это можно будет подтвердить. Экспедиция "Диалектики" и в самом деле нашла за краем шара аномальное скопление тёмного протовещества, серьёзно затруднявшее астронавигацию и, очевидно, создававшее внутри звёздного кластера совершенно особые астрофизические условия. Было это образование природным или искусственным, пока неизвестно, да это и не так важно, в конце концов. У него, у Имира Торвена, разрешить этот вопрос не получится. Кто угодно на Синиз поймёт это.
   -- Я как раз задумался об этих особых условиях, -- ответил Торвен. -- Наши астрофизики утверждают, что шаровое скопление АБС-404, как мы называем вашу звёздную систему, не подчиняется законам естественной эволюции. А я, как историк, вижу неестественность и в общественных процессах -- по крайней мере, на Синиз. И я пришёл к вам с прямым вопросом -- что вам, доктор, известно о существовании или деятельности здесь, в шаровом скоплении, объектов, влияющих на топологические свойства пространства-времени? Ни для меня, ни для наших астрофизиков нет сомнения, что такие объекты существуют. А я, как историк, обязан к тому же заподозрить искусственное происхождение этих объектов.
   Кшеш-Маалу напрягся так, что окаменело в груди дыхание.
   -- Какие у вас основания для таких подозрений?
   Имир Торвен небрежно махнул рукой:
   -- Да бросьте, доктор, играть в секретность! Земляне всё равно докопаются до ваших тайн, рано или поздно. Ведь мы получаем записи из центра Галактики, где местные жители сворачивают звёздное протовещество в гигантские гравитационные спирали, способные прорвать своим полем репагулярный барьер между нашей Вселенной и антимиром! Это должно серьёзно уменьшать им затраты на путешествия. А ваш звёздный кластер -- просто идеальное место для подобной суперконструкции! Недаром ведь в окрестностях шарового скопления нет ни одной звезды на семьсот световых лет вокруг! Должно быть, ваш топологический макроартефакт за миллионы лет эволюции просто высосал бесхозное вещество из ближайших окрестностей, равномерно распределив его запасы между подозрительно одинаковыми звёздами кластера. Неудивительна тогда и та лёгкость, с которой ваши "оборотни" осуществляют гипертрансгрессию: ведь в районе Земли на это потребовались бы в сотни раз большие энергозатраты!
   -- Если этот артефакт не нанесён на карты нашими астрономами, -- буркнул Кшеш-Маалу, -- то с чего вы решили, что мне, педагогу по образованию, будет об этом известно больше? Я ведь не всеведущ! И, к сожалению, не всемогущ.
   -- Это наивный разговор, -- покачал головой Торвен, -- и у меня от этого возникает ощущение, что вы держите меня за болвана. Так, кажется, у вас называют меру неуважения к способности собеседника вести диалог? Ведь вы отдаёте себе отчёт, что земное происхождение цивилизаций шарового скопления для нас очевидно. Но космическая техника Земли развилась сравнительно недавно до такого состояния, чтобы можно было долететь сюда. А заселить земной жизнью пятьдесят планет нам и до сих пор не под силу. Значит, случилось нечто феноменальное. И память об этом феномене должна жить в истории всех планет вашего кластера, хотя бы в виде легенд. Но ваши историки ничего об этом не знают, и ваши литературоведы ничего об этом не знают, а ваши фольклористы просто не существуют как научная специальность, и вашим лингвистам ответить мне тоже нечего... Вы просто уничтожили память о великом переселении, великом завоевании своей новой среды обитания! И если уж сейчас кто-то на Синиз знает об этом хоть что-то, то это наверняка вы, доктор Кшеш-Маалу.
   -- То есть, вы из научного любопытства пытаетесь раскрыть тайну, которую, как вам кажется, целых полсотни цивилизаций постарались прикрыть как можно тщательнее?
   -- Не полсотни, а только одна. Остальные либо не дозрели до самой сути такого вопроса, либо им искусно помогают от него уйти. Вы думаете, я поверю, что социальный прогресс других миров является конечной целью существования ИИТ? Социального прогресса можно было достичь и другими средствами. Что вы скрываете и зачем?
   -- Вам так необходимо ради вашего интереса пойти вразрез с волей пусть не пятидесяти, но хотя бы одного человечества? Вам не кажется, что это как минимум аморально?
   -- Я действую не только и даже не столько в своих интересах, сколько в интересах миров, жителей которых лишили права знать своё прошлое. Мы на Земле уже давно поняли, что такая политика аморальна и преступна, поэтому спор о моральных приоритетах я предлагаю вам оставить: вы проиграете его. Я в чести и в своём праве вести войну против дезинформации и сокрытия тайн, меня, помимо прочего, обязывают к этому законы Галактики. Но если я буду знать, что за тайну вы скрываете и почему, -- я, возможно, буду судить вас менее строго. Земляне, пославшие сюда меня, прислали вам слово мира и дружбы, но те народы, которые вы унизили, вправе поднять на вас меч. И для меня сейчас важно разобраться: поддержу я их борьбу или постараюсь сыграть роль примирителя. Ведь я-то сейчас уже не землянин, я добровольно остался на Синиз и подчиняюсь её юрисдикции... но не её морали. К подчинению вашей морали ваш закон меня не обязывает. И я хочу разобраться в этих ваших тайнах -- раз и навсегда!
   Он пристально посмотрел на доктора Кшеш-Маалу -- и был поражён. Добрый доктор, учитель цивилизации и друг детей, сейчас походил на яростного ифрита. Глаза его метали молнии, борода выпятилась вперёд, когда он придвинулся через стол к Имиру Торвену, придерживая одной рукой расшитый парадный халат.
   -- Мальчишка! -- прошипел он. -- Сопляк! Ты ещё будешь мне тут рассуждать о моральных нормах! Вы, земляне, такие утилитаристы-практики, вы в жизни не знали, что это вообще такое -- дух! Вы всё время ублажали тело, вы думали о сытости, о безопасности, и прогресс для вас был только средством удовлетворения ваших гедонистических стремлений! А прогресс -- это прежде всего стремление духа, это преодоление смертной ограниченности! Как вам объяснить, что это такое -- взять и сказать целой цивилизации, что у неё нет ни своих корней, ни своей истории, что ей помогли со стороны привиться на чужой почве?! Это удар, удар в самое болезненное место человека -- в осознание им величия своей миссии во Вселенной! И с таких, как ты, вполне станется развеять это величие по ветру! Вам наплевать на дух! Вам нужна только полная тарелка, да ещё подружка с фигурой гимнастки и с грудью номер семь! И ты, щенок, ты ещё смеешь осуждать нашу цивилизацию?! Да вы барахтались тысячу лет в болотине, и до сих пор ещё не обсохли от неё, а вот мы выскреблись из исторической грязи за двести лет! Мы -- выскреблись и позабыли её, а вот ты, дружок мой, никак не наиграешься, видать, в партизан и в шпионов!
   -- Любопытно, -- заметил Торвен, закидывая ногу на ногу. -- Знаете, я впервые вижу, что это такое -- доктор Иалан Кшеш-Маалу в натуре...
   Он осёкся: в воздухе неприятно блеснуло, потянуло запахом азотных окислов. Что-то нехорошее начало происходить вокруг. Серебристое металлическое стило на подставке перед доктором начало вдруг на глазах покрываться разноцветной плёнкой коррозии.
   -- Вон отсюда! -- заорал Кшеш-Маалу, не помня себя от ярости. -- И чтобы никогда больше! Не сметь!!!
   -- Я приду, когда вы успокоитесь, -- с достоинством сказал Имир Торвен и вышел из кабинета.
   Кшеш-Маалу несколько секунд сидел неподвижно, пытаясь совладать с собой. Наконец, не выдержал, сломался -- выскочил вслед за ушедшим землянином, вращая глазами в дикой ярости. Какой-то молодой человек встал ему навстречу, с удивлением разглядывая великого учителя цивилизации. Невидящим от злобы взором Иалан Кшеш-Маалу уставился на неожиданного гостя -- и вдруг узнал его: то был Гиркан, молодой оперативник из Бюро Космической Стабильности, самый доверенный агент нового главы БКС Кафуфа. Доктор мгновенно осознал, как жалко и страшно выглядит он в глазах молодого обитателя Синиз. Понял он и то, что через несколько минут рапорт об этой его выходке ляжет на рабочий стол Кафуфа. Не помня себя, он схватил кресло на металлических ножках, с размаху, наотмашь метнул его в Гиркана. Тот пискнул, точно зашибленная мышь, и отлетел в угол, придавленный чудовищной силой удара.
   Доктор Кшеш-Маалу опустился на жёсткий диванчик и перевёл дух. Теперь он жалел по-настоящему, что согласился на встречу с Имиром Торвеном.
   -- Этого убрать? -- спокойно спросил секретарь, показывая на скорчившегося в углу Гиркана.
   Кшеш-Маалу только покачал отрицательно головой.
   -- Я сам им займусь, -- сказал он. -- Вы свободны!
   И прибавил на неизвестном секретарю языке:
   -- Бардак барда'ы шарап долдурма'ын йок!
   -- Вы что-то сказали? -- переспросил секретарь.
   -- Да, -- кивнул доктор Кшеш-Маалу, впадая в свою обычную задумчивость. -- Я сказал пословицу: "Чашу чаш вином не наполнишь!".
   -- Только кровью, -- выходя из приёмной, согласился секретарь.
  

245.14.6. Удачный день Имира Торвена

   Земной историк поспешно поднял планёр в воздух. Гнал, не разбирая ориентиров, над самыми крышами столицы; блистер кабины был откинут -- Имиру Торвену хотелось охладить окаменевшее, стянутое от напряжения лицо. Самоубийственный поход к Иалану Кшеш-Маалу оказался тем, чем и должен был оказаться -- прыжком без страховки через опасную расселину. Он фактически поставил задание на грань провала. Кшеш-Маалу, не вытерпев, в приступе непонятной и немотивированной ярости раскрыл перед ним свою нечеловеческую природу. Это означало теперь только одно: тотальную слежку за каждым шагом Имира Торвена и неминуемый провал. И всё же Торвен считал это день удачным. Быть может, самым удачным в своей жизни. У него появились сведения, достать которые в разумные сроки, не пойдя на этот риск, не представлялось бы возможным. Следовало лишь суметь воспользоваться этими доказательствами с умом.
   Теперь, как никогда, ему необходим был сильный союзник. И лучше -- не один союзник, потому что было опасно доверять судьбу всей операции только одному слепому случаю. Но где искать таких союзников? Кому, кроме "прайда" и руководства Комитета Сопротивления, он вообще может довериться здесь, на Синиз?
   Решение пришло неожиданно. Торвен несколько раз обдумал его, осознавая все возможные плюсы и минусы этого решения. Для него было несомненным только одно: право на такой шаг он имел.
   Опустившись на первой же незанятой стоянке, землянин бросил планёр и направился пешком в обратную сторону -- к окраине столицы, где можно было легко и почти незаметно раздобыть туристический "оборотень".
  
   Здесь кормили вкусно. Блюда подавались на подогретых тарелках из обожжённой глины, как в старину на Земле. Розовое вино тоже было подогретым, оно стояло на специальной плите из тёплого камня в центре стола. Имир Торвен налил вина генералу, собственный бокал прикрыл рукой, давая понять, что ему пока хватит. Посыпая устрицы хрустящими чешуйками поджаренного лука, историк приглядывался к генералу. Как-то он поведёт себя в такой, новой для него ситуации?
   Генерал кончил прослушивать запись своего разговора с доктором Собо. Молча протянул "звёздочку" Имиру Торвену.
   -- Как я понимаю, -- сказал он, -- это серьёзный аргумент для предложения о вербовке. Но я вынужден отказаться. Не знаю, понимаете ли вы, что это такое, но у меня есть честь.
   -- Я прекрасно знаю, что такое "честь", -- отозвался Торвен, подцепляя устрицу из раковины. -- И я счёл бы бесчестным для себя вербовать офицера революционной армии на компрометирующих его материалах. Бесчестным и бессмысленным вдобавок.
   -- Тогда чего вы добиваетесь, дав мне прослушать эту запись?
   -- Обоюдного доверия.
   -- Вы же должны понимать, что в наших обстоятельствах никакое взаимное доверие невозможно. У вас есть инструменты, которыми вы меня шантажируете, а я даже не знаю, кто вы на самом деле: инозвёздный гость или ловкий шпион с юга, играющий со мной неведомую мне комбинацию?
   -- Где уж мне заниматься шпионажем! -- Торвен горько усмехнулся. -- Я не смогу доказать вам ничего, даже того, что дарю вам эту запись в знак своего расположения. Вы всегда можете мне возразить, что я наверняка сделал массу копий. Но есть одна вещь, которую я могу вам дать прямо сейчас, безо всяких гарантий с вашей стороны. Я могу показать вам иные звёздные миры. Увезти вас отсюда, чтобы вы самолично повидали Синиз.
   Генерал отрезал кусок сырной лепёшки, прожевал, качая головой.
   -- Мы, генералы -- самые занятые люди на свете. Как я объясню потом, где отсутствовал?
   -- Это уж не мне вам объяснять. Можете вывести свою дивизию в поле на манёвры, можете сказаться больным. Откуда мне знать, как у вас делаются такие вещи? В обмен же вы получите в неограниченных количествах то, что вам строго дозированными порциями скармливал доктор Собо: сведения о том, кто и как вмешивается в вашу внешнюю политику, следя за вами с безопасного космического расстояния...
   -- Вам-то это зачем?
   Торвен налил себе вина. Розовое вино не слишком-то гармонировало вкусом с устрицами, но здесь, видимо, так было принято. Он отпил глоток, поставил полный бокал на стол.
   -- Видите ли, -- сказал он собеседнику, -- я сторонник справедливости. И я сочувствую вашей революции, несмотря на весь тот кровавый хаос, который она принесла с собой и который вызывает сейчас на Синиз наибольшее возмущение. Там, знаете ли, привыкли, что преобразования в общественном устройстве совершаются танцующими девушками с гирляндами цветов в руках, при активном содействии творческой интеллигенции и под мудрым руководством великого учителя цивилизации, доктора Кшеш-Маалу.
   -- Кто ещё такой этот доктор Кшеш-Маалу?!
   -- Их фюрер. Любимый, добрый, мудрый фюрер народа Синиз. Человек, изгадивший прекрасную планету с великой культурой своими светлыми, прекрасными, неестественными в своей мудрости поучениями. Вот такой вот это человек. Хотя что я вам говорю? Начать с того, что Иалан Кшеш-Маалу и не человек вовсе...
  
   Два часа спустя "оборотень" опустился на малозаметную полянку недалеко от столичной окраины. Генерала шумно рвало в боксе биозащиты. "Бедный генерал, -- подумал Торвен с состраданием, -- он ведь не привык выдерживать нагрузки космических полётов. Его никто и никогда не предупреждал, что это такое -- нагрузки космических полётов... Ну ничего, генерал, вы привыкнете! У вас ещё будут космические корабли, ваш Атмар обязательно доживёт до космических кораблей, и вы сами наверняка доживёте. Только помогите мне здесь! Найдите верных людей, создайте свою сеть разведки, прищемите хвост подлецу Кшеш-Маалу и его гнусной, противной, слизистой компании. И тогда Синиз сама протянет вам руку помощи! Хотя нет: для начала на Синиз поднимется страшный крик. Ах, это же аморально -- вручать ключи от нашего мира полудиким, перепачканным кровью варварам! А может, это и в самом деле аморально? Но нет, так рассуждать не годится: практика Земли учит, что в общественных отношениях должны соблюдаться обычные законы механики -- мера за меру, действие равно противодействию. И можно ещё поспорить с тем, кто больший дикарь -- этот вот генерал, готовый отдать каждую каплю крови не только за народ свой, не за чьё-то персональное величие -- за великую идею всеобщей свободы и счастья? Или чистенькие, опрятные жители Синиз, которые так привыкли к этике и морали в легко усваивающихся облатках, что теперь смотрят в рот нечеловеческому чудовищу, сдавившему в своих кольцах всю планету?! Нет, атмарские революционеры совершенно вправе ответить Синиз равной мерой на её тайные злодеяния. Воздаяние должно быть адекватным: ударом -- на удар! А межзвёздной войны можно пока не опасаться: не тот настрой у атмарских инсургентов, да и своих домашних проблем им пока хватит по горло. Пока максимум, о чём они смогут мечтать -- это держать руку на пульсе Синиз!"
   Торвен прошёл в бокс, деликатно отвернулся от стоявшего на коленях генерала.
   -- Одежда по местной моде -- в шкафчике у выхода, -- сказал он. -- чтобы вернуться назад в любой момент, вы должны просто вставить пальцы вот в эти три отверстия на контрольном блоке. Автоматика распознает вас и вернёт корабль точно на то же место, с которого я вас увёз. Можете располагать собой, как считаете нужным. Приятного вам пребывания на Синиз!
   -- Где я вас найду потом? -- прохрипел генерал. -- Где и как?
   -- -- Если я буду жив, вам это не потребуется: я сам свяжусь с вами. А если этого не случится в ближайшие трое суток -- значит, со мной случилось несчастье. Это, в свою очередь, чревато большой бедой и для Синиз, и для Атмара, и для других обитаемых планет, которых, кстати, ещё довольно много. На этот прискорбный случай, генерал, я позволю себе дать вам только один совет: как можно быстрее ищите на Синиз то, что связано с шаровыми молниями. Любой объект, связанный с шаровыми молниями. Ищите его и уничтожайте как можно скорее! Иначе вам конец, и всей разумной жизни в этой части Вселенной, скорее всего, конец тоже...
   -- Шаровые молнии? -- Генерал насторожился. -- А почему именно шаровые молнии?
   -- Долго объяснять. Но я очень надеюсь, что вы всё же примете мои слова на веру.
  
   Итак, подумал Торвен, углубляясь в город, союзник найден. Будем надеяться, что он не трус и не провокатор, что он настоящий союзник, который достаточно хорошо понимает -- на его ответственности теперь может оказаться спасение миллионов... Но этого недостаточно. Этого слишком явно недостаточно!
   Историк решил устроить себе выходной -- один свободный час. Сегодня был особенный день: по часам "Диалектики", если пользоваться старым европейским календарём, уже наступило девятое мая -- древний праздник великой победы над одним из самых опасных врагов человечества. Торвен всегда отмечал этот день: для него он был ярко окрашен личными чувствами и переживаниями.
   Издревле повелось на Земле, что молодые историки, чтобы лучше понять устремления и цели своих предков, погружали своё сознание на долгое время в атмосферу прошедших эпох с помощью специальной психической техники; это испытание, получившее среди историков название "кругов ада" или "снов Лаваны", позволяло сознанию за несколько десятков часов прожить полную жизнь в одном из трудных исторических периодов, реконструированных с возможно большей тщательностью. Выдержать подряд девять испытаний считалось большой честью. Обычно вмешательство психологов требовалось уже после второго или третьего опыта "чужой" биографии. Торвен прошёл все девять, потому что третьим испытанием ему досталась эпоха мировых войн -- он прожил в этой эпохе долгую жизнь, от мальчика, сражавшегося в гражданскую войну с бандитами на стороне красных партизан, до подполковника Советской Армии, с новенькими погонами на плечах принявшего в победный год комендатуру в небольшом городке под разгромленным Берлином. В своём долгом сне глазами выходца из семьи забайкальского крестьянина-переселенца он видел разруху, видел голод и холод, глупость и тщеславие, увлечение лозунгами и пренебрежение реальным делом, видел трусость и предательство, безверие и отчаяние -- но он так и не перестал любить людей и верить им. Победу в войне, образ которой внушён был ему искусной техникой имитации, он воспринимал и как свою победу. И когда там, в его сне, он ехал на красивой гнедой лошади, сопровождая сквозь Москву строй пленных немецких солдат -- он поверил окончательно: историческая справедливость восторжествует всегда, в любых, каких угодно условиях. Восторжествует хотя бы потому, что всегда и везде найдутся люди, готовые сражаться за неё вопреки всему -- даже вопреки устоявшемуся сомнению в возможностях и силах человеческих.
   Уже много позже, очнувшись от "сна Лаваны" и осознав себя вновь земным историком далёких от той страшной войны эпох, он выяснил с удивлением, что среди старших коллег, подвергавших его испытаниям, разгорелась невероятная по силе дискуссия: следует ли признать за "подполковником Советской Армии" право жить и побеждать, или нужно ужесточить искусственно условия имитации, заставив его до конца испить чашу страданий -- сперва в лагерях, а затем в забвении послевоенной повседневности? Одни говорили, что без этого неполной будет мера понимания; другие утверждали, что жизнь человеческая содержит достаточно страдания и без того, чтобы усугублять её искусственными мучениями. Дошло до компромисса, забавного с точки зрения стороннего наблюдателя: "подполковник" был убит в 1946 году, во время ночной вылазки "вервольфов". Однако взрывоопасная дискуссия, для которой Имир Торвен был шестьдесят пятым по счёту детонатором, продолжалась и по сей день. В самом деле, с одной стороны целью "кругов ада" и было знакомство историка со всеми видами человеческого страдания в прошлые эпохи жизни, с другой -- представлять эти эпохи только как беспросветный ужас и мрак тоже означало великое искажение истины. Ведь в беспросветном мраке никогда невозможно определить, какой путь ведёт к свету! А свет был всегда, в каждую эру и в каждый час существования человечества...
   Поэтому каждый раз, когда по старому календарю наступало девятое мая, Имир Торвен не забывал отметить этот факт -- тихо, мысленно. Он воздавал в своём сердце почести тем, кто и в самом деле прошёл, выиграл эту войну. Этого требовал от него долг памяти -- одна из высших форм человеческого долга.
   Предавшись воспоминаниям, историк и сам не заметил, как вошёл в столичную консерваторию. Он всегда заходил сюда, когда выдавалась свободная минутка. Здесь, в холле консерватории, он в последний раз виделся мельком с теми членами экспедиции, которые надолго, если не навсегда, покидали Синиз. Те, кто не смог прийти или прилететь, транслировали сюда свои стереоизображения. И Торвену казалось, что сейчас он всё ещё видит фигуры друзей среди мрачноватых гранитных колоннад. Как ему сейчас не хватает совета, дружеской помощи товарищей! Он тосковал по ним, тосковал по Земле, как тоскует, наверное, во все времена всякая оторванная от дома человеческая душа.
   Если, конечно, в ней остаётся человеческое.
  

245.14.6. Кафуф нервничает

   Выслушав доклад Гиркана, Кафуф осторожно, точно боясь ловушек, открыл ящик стола и вынул маленькую трубочку с таблетками. Четыре таблетки он осторожно высыпал под язык, остальные убрал обратно.
   -- Ну и на кой ляд ты пошёл в приёмную к этому Кшеш-Маалу? -- спросил он едва слышно.
   Гиркан, сидевший напротив с понурой головой, перевязанной молочно-белой лентой медицинского пластика, тяжко вздохнул. Видно было, что он и сам сожалеет об этом своём решении.
   -- Я жду ответа, -- поторопил его шеф.
   -- Я выяснил в службе информатора, -- сказал Гиркан, -- что Имир Торвен запрашивал данные на Кшеш-Маалу, прежде чем встретиться с ним. Ну кому и зачем, эффенди, может прийти в голову собирать данные об Иалане Кшеш-Маалу -- через информатор?! А после этого он попросил доктора о личной встрече. Вы сами сказали, что Кшеш-Маалу может работать против нас, а так как землянин наверняка работает против нас -- я решил, что их встречу имеет смысл сорвать под первым же благовидным предлогом. К сожалению, я успел слишком поздно.
   -- Тебе не следовало соваться в дела Кшеш-Маалу, -- пробурчал Кафуф, вставая из своего чудовищного кресла. -- Теперь он знает, что мы ходим вокруг его делишек. И ты, конечно же, совсем не помнишь, что было там, во время этой судьбоносной встречи?!
   -- Не помню, эффенди, -- потрогав голову, признался Гиркан. -- Кажется, землянин напал на меня. Кажется, он вырубил меня креслом.
   -- Почему не наоборот? -- озлившись, спросил Кафуф. -- Почему не ты его?! Тебе стоит как следует потренироваться в спарринге на боевых креслах... Ну, а суть беседы ты помнишь?
   -- Я вообще плохо помню, что там происходило, -- вздохнул Гиркан. -- Я сидел в приёмной, потом землянин вышел... Страшный удар, и я уже ничего не помнил. Хотя нет, кажется, меня ещё потом били. А в себя я пришёл на другом конце города, в кафе-сырной напротив "Новых Каштанов". Мне сказали, что я шёл по улице, упал и разбил себе голову.
   -- Были свидетели? -- вяло поинтересовался Кафуф.
   -- Да, -- сказал Гиркан. -- Были.
   -- А что у тебя на регистраторе? Ты ведь не забыл включить регистратор?
   -- На регистраторе, -- развёл руками Гиркан, -- всё оказалось необратимо стёрто. Но постойте-ка, эффенди... кажется, я кое-что вспоминаю! Кажется, они повздорили там, в кабинете! Доктор Иалан Кшеш-Маалу начал громко кричать.
   -- Кшеш-Маалу начал кричать? -- удивился Кафуф. Медленно обошёл стол, сел на табурет напротив Гиркана, заставив шаткое сиденье заскрипеть под своей гигантской тушей. -- Ты ничего не путаешь, Гиркан? Кричал именно доктор?
   -- Да, да, -- кивнул Гиркан. -- Доктор кричал на Имира Торвена.
   -- Ну, знаете, -- обращаясь в пустоту, проговорил директор БКС, -- это, кажется, уже слишком. -- И, вернувшись взглядом к своему оперативному сотруднику, уже нормальным своим чётким тоном спросил: -- Ты выяснил, по какому поводу у них была встреча?!
   -- Да, эффенди. Торвен сообщил доктору в письме, что хочет срочно поговорить с ним о каких-то артефактах.
   -- Артефактах. -- Голос Кафуфа вновь стал бесцветным. -- И как давно Торвен написал доктору Кшеш-Маалу это письмо?
   -- Вчера вечером, если считать по местному времени.
   -- Получается, что Кшеш-Маалу согласился сразу же его принять?
   -- Да, эффенди. Я сам был удивлён не меньше вашего. А что, собственно...
   -- Помолчи, Гиркан! -- вдруг резко прервал его директор, запустив обе руки в свою шелковистую чёрную бороду.
   Несколько минут прошло в молчании. Гиркан едва позволял себе испускать вздохи, прикасаясь поминутно к повязке на голове. Потом он увидел, что шеф смотрит прямо на него. Глаза Кафуфа были распахнуты и черны, как два бездонных озера. Таких глаз Гиркан давно не помнил у шефа!
   -- Значит, сегодня они срочно встретились, -- тихо сказал Кафуф. -- Встретились и поговорили об артефактах, имеющих отношение к происхождению цивилизации Синиз. Это плохо. Это очень и очень плохо, Гиркан!
   -- Но что случилось, эффенди?!
   -- Молчи! -- прикрикнул Кафуф, вставая. -- Значит, так. Бросай все свои дела: ты можешь понадобится мне в любую минуту. Подними весь наш оперативный резерв, подними четверть столицы, и дай знать как-нибудь без лишней паники, что мне нужен отчёт о каждом шаге, каждом действии Имира Торвена! С планеты никого не выпускать: перекрыть все коридоры для "оборотней", кроме моего личного резервного коридора и коридора Высшего Собрания.
   -- Что это всё означает? -- спросил удивлённый до крайности Гиркан.
   -- Это означает планетарную катастрофу, -- ответил Кафуф. -- Или войну. Выбери с трёх раз, что тебе больше нравится.
   -- Да что же это такое происходит, эффенди! Что за возня вокруг каких-то артефактов? В конце концов, я тоже имею право знать...
   -- Не имеешь, -- ответил Кафуф. -- И помни: отныне и до конца операции я должен немедленно, первым и по возможности единственным знать, что делает, что собирается делать и куда именно направляется сейчас Имир Торвен!
  

245.14.7. Глаза в глаза

   Имир Торвен направлялся в кабинет Кафуфа. Когда оперативный дежурный доложил об этом Гиркану, тот так ошалел от неожиданности, что попытался спрятаться в кабинете за портьерой. Кафуф тоже был удивлён, но виду не подавал: выгнал Гиркана под благовидным предлогом (была уже почти полночь), причесал бороду и шевелюру, привёл в порядок рабочий стол и пистолеты. За этим занятием его и застал земной историк.
   -- Я так понимаю, вы Кафуф? -- спросил он ровным, но исключительно неприятным голосом.
   -- Да, я Кафуф, -- сказал Кафуф, изображая на лице радостную улыбку. -- Прошу вас, Торвен-эффенди. Чему обязан честью вашего посещения?
   Имир Торвен садиться не стал.
   -- Вы не можете не знать, -- сказал он, -- что на вашей планете, среди вас, действует и активно вмешивается в события абсолютно нечеловеческая сила. Её представитель -- доктор Иалан Кшеш-Маалу.
   -- Боги просветлённые, Имир-бау, да что вы такое... -- начал Кафуф. Торвен, сверкнув глазами, оборвал его реплику на полуслове.
   -- Помолчите, Кафуф! Вы -- директор Бюро Космической Стабильности, и вы не можете не знать, что против вашего народа, против всего вашего шарового скопления ведётся грандиозная в своей опасности и омерзительности операция! Я изучил служебный устав вашей организации. Человечество Синиз терпит существование вашей гнусной охранки только потому, что вам вменяется в обязанность охранять ваш мир и все миры шара от подобных колоссальных катастроф. Поэтому я пришёл к вам с требованием выполнить ваш служебный долг.
   -- Вы уверены, что можете от меня что-то требовать?
   -- Если наш приватный разговор кажется вам недостаточно убедительным, я могу завтра вывести на площади пять миллиардов обитателей вашей планеты, которые потребуют от вас точно того же самого. Но пока что я призываю вас к обыкновенному благоразумию и предлагаю вам пунктуально выполнить даже не моё требование -- требование вашего собственного служебного устава.
   -- А почему вы рассчитываете, что можете принудить меня что-нибудь делать? Хотя бы даже выполнять свой служебный долг?
   -- Я просмотрел кое-какие материалы на вас. О вас мало что известно, но вы, по-видимому, достаточно умный и смелый человек. Иначе бы вы не перехватили власть в БКС из-под носа у Кшеш-Маалу. Или хотя бы постарались заручиться его формальным одобрением.
   -- А если я тайно работаю на него? -- с интересом спросил Кафуф.
   -- Тогда я буду вынужден считать вас участником заговора против человечества Синиз, вольным или невольным. И убить вас, естественно. Трус или заговорщик на вашем посту мне сейчас сильно помешает.
   -- Не зарывайтесь! -- прикрикнул Кафуф. -- Не зарывайтесь. У нас, конечно, общество свободомыслия, но следует хотя бы иногда соблюдать такт!
   -- Мне сейчас не до такта, -- ответил Торвен с явным оттенком грусти. -- Я просто не знаю, сколько у нас осталось времени, и я не знаю, что должно случиться, если мы не успеем. Поэтому я надеюсь, что вы поможете мне, эффенди Кафуф.
   Гиркан, всё же ухитрившийся по карнизу окна пробраться за портьеру (он не хотел оставлять шефа наедине с опаснейшим, пожалуй, человеком на Синиз), слушал этот разговор с тяжёлым недоумением. Вообще-то после таких выходок Имира Торвена можно было спокойно хватать и уводить в специзолятор, чтобы впоследствии, не торопясь, в тишине и покое решить его дальнейшую судьбу. Но Кафуф почему-то не торопился хватать Имира Торвена. Кафуф вообще вёл себя странно. Гиркан вспомнил между делом, каким голосом шеф сказал про "артефакты, имеющие отношение к происхождению цивилизации Синиз". В письме земного историка к доктору Кшеш-Маалу так и было написано. Но про то, что было написано в письме, знали только трое: доктор, Имир Торвен и он сам, Гиркан, пошедший на чудеса изворотливости и наглости, чтобы перехватить письмо. Откуда же это известно Кафуфу? Сказал Кшеш-Маалу? Маловероятно. Кажется, они друг с другом на ножах. На аккуратных таких, вежливых ножах. Тогда откуда Кафуф знает, о каких именно артефактах шла речь? Подстраховался, послав работать параллельно рохле Гиркану ещё одного оперативника? Нет, невозможно. Только не Кафуф! Кафуф не выболтал бы между делом информацию даже любимому сотруднику, исходи она из законспирированного параллельного источника. Что-то тут было очень и очень нечисто... Но пока что Гиркану оставалось только наблюдать за странным поведением Кафуфа. Кафуф не торопился ни убивать, ни пленить Имира Торвена. Вместо этого он повалился в кресло своей колоссальной тушей (сто тридцать семь килограммов -- не шутка!) и принялся утробно, раскатисто хохотать.
   Историк смотрел на него с выражением брезгливого негодования.
   -- На вашем месте я бы не смеялся, Кафуф, -- сказал он, когда шеф Гиркана немного успокоился. -- На вашем месте я бы стрелял.
   -- Хорошо, что вы пока не на моём месте, Имир-бау, -- продолжая смеяться, сказал Кафуф. -- Иначе вы мне тут половину планеты перестреляете. Как доктора Собо.
   Гиркан ждал чего-то экстраординарного, но всё обошлось: похоже, землянин просто пропустил доктора Собо мимо ушей. Он резким движением подвинул к себе стул и сел напротив Кафуфа.
   -- Кшеш-Маалу, как я понимаю -- это ваше земное творение? -- спросил у него директор БКС. -- И вы так быстро прилетели в такую даль только для того, чтобы подтереть за собой?
   -- На этот вопрос я вам не могу ответить.
   -- Не можете или не хотите? Или не имеете права?
   -- Пока что -- не могу. Не имею точных данных.
   -- Хорошо, -- сказал Кафуф, успокоившись окончательно. -- Итак, вы предлагаете мне стрелять. Но в кого я должен стрелять? В доктора Кшеш-Маалу? Поверьте, это ещё и бесполезно. В эпоху смуты, когда люди выходили на площади сражаться за свою свободу, а доктор стоял на трибуне и поучал восставших нормам новой великой морали, в него стреляли не раз и не два. Но он живуч, наш доктор! Он очень, очень живуч... Он вставал всякий раз через два или три дня после покушения, вставал и возвращался к активной деятельности. Даже если я захочу в него выстрелить -- не изобретено ещё такое оружие, которое способно лишить его жизни. Я уже даже не пытаюсь касаться того, что здесь, на Синиз, это противозаконно.
   -- Да, -- кивнул Имир Торвен, -- поднять руку на фактического властителя планеты -- это совсем не то же самое, что исподтишка лишать жизни учёных-гуманитариев, слишком близко увидевших правду.
   Кафуф слегка поморщился.
   -- Джок деджер! Вижу, вы так ни черта и не поняли в нашей природе власти. Кшеш-Маалу не властитель, он всего лишь аван... гард социального прогресса. А властители появились у нас много позже, когда всем стало ясно, что ни индивидуальные, ни коллективные усилия людей больше не изменят в жизни этой планеты ничего. Ни-че-го, вы понимаете это, Торвен? Мы достигли в какой-то момент совершенного состояния общества! Мы стали жить логичной и правильной жизнью, повторяя каждое утро логичные и правильные слова, а это значило конец. От нас ничего не зависит. Ничегошеньки -- ни на всей Синиз, ни за её пределами! Ведь если мы будем действовать самостоятельно, не сообразуясь с высшей мудростью -- следовательно, мы наверняка будем действовать неправильно. Мы же не хотим действовать неправильно, а, Торвен?
   -- Это всё неважно, -- сказал земной историк. -- Не вы первые, не вы последние -- напомните мне, и я вам как-нибудь расскажу страшную звёздную легенду о "рыцарях счастья". Но сейчас перед нами другая задача.
   -- Вы готовы считать меня своим союзником?
   -- У меня нет другого выбора, Кафуф. Да и у вас тоже. Вы, конце концов, отвечаете за безопасность Синиз, а не за стабильность её общественной модели.
   -- Это понятия связанные. Рухнет общественное устройство -- и мы, с нашими энергетическими и научными мощностями, мгновенно потеряем стабильность развития.
   -- Нельзя потерять то, чего нет; вы вообще не развиваетесь. Кроме того, я ведь пока не предлагаю вам менять весь ваш общественный строй. Я даже не призываю вас убить доктора Кшеш-Маалу, это вы приписали мне такие намерения. Сейчас наша задача проще -- прекратить сокрытие данных о грандиозном социальном преступлении. А с преступниками бороться будем уже позже. Возможно, значительно позже...
   -- Хорошо, -- сказал Кафуф. -- Предложите мне ваш план действий.
   -- Во-первых, вы обеспечиваете коридор для "оборотня", на котором покинет планету мой агент. Никакой слежки и никакого прикрытия, только коридор. Во-вторых, я передам вам имя и внешность одного человека. Вы должны попытаться собрать как можно больше информации о нём. Это не Кшеш-Маалу, он уязвим и малозаметен, а потому может представлять интерес. Причём, я точно уверен, что он имеет отношение к заговору.
   -- Хорошо, это возможно. -- Кафуф подвинул к себе бумагу и электрическое стило-калам. -- Скажите, кто он такой, и при возможности составим фоторобот...
   -- Я не могу этого сделать, потому что не доверяю лояльности сотрудников вашего Бюро. Эта информация имеет смысл только тогда, когда она совершенно свежая. Если произойдёт утечка, то... -- Имир Торвен беспомощно развёл руками.
   -- И как вы предлагаете обменяться ей?
   -- Я не так хорошо владею психическими способностями мозга, как многие мои сородичи. Но кое-что я всё же могу. Закройте глаза и попытайтесь сосредоточиться: я передам вам все данные. Этот канал, насколько мне известно, можно подслушать только при помощи ваших контактных инструментов для глубокой ментопсии...
   -- Я закрою глаза, а вы меня шандарахнете по голове стулом, как моего Гиркана, -- жалобно сказал Кафуф.
   -- Гиркана? Я не знаю никакого Гиркана.
   -- Вы обрушились на него с побоями, выйдя от доктора.
   -- Я -- с побоями?! Вас дезинформировали. Я обычно не бью людей, разве что в порядке самозащиты. Или на ринге. Возможно, в скором времени мне понадобится кого-нибудь ударить, но сейчас я до этого ещё не дозрел.
   -- Откуда мне знать, что творится у вас в голове? С точки зрения психологии Синиз, вы опасный маньяк. Стеречь строго, наблюдать -- самый гуманный способ социальной защиты в вашем случае. И вы настаиваете на том, чтобы я вам поверил?!
   Историк вздохнул.
   -- Я никогда никого не бил стулом по голове, -- возразил он, -- даже в школе первого цикла. В конце концов, если бы я хотел вас ударить, я бы уже сделал это. Советую вам осознать лишний раз, что наши отношения могут строиться исключительно на взаимном доверии к декларируемым нами целям.
   Кафуф пожевал губами, поглаживая окладистую шёлковую бороду. Наконец, махнул рукой: тяжело встал с кресла, поправил атласные отвороты парадного халата, подошёл к окну и рывком отдёрнул портьеру. Ночной воздух, насыщенный пряными ароматами, туго ударил в комнату.
   -- Залезай уж обратно, Гиркан, -- велел директор БКС. -- Ты сейчас можешь нам крепко понадобиться... Кстати, Торвен, вы точно не знаете этого человека?!
  --

245.14.6. Оперативное мышление

   Торвен просил Кафуфа осторожно выяснить всё о человеке, называющем себя Кирсти Райном, энергетиком с планеты Вилиминтали. Через час после рассвета работа была закончена. Результаты поразили директора БКС: Кирсти Райн всплывал то тут, то там во всех событиях известной истории Синиз, начиная с того момента, как Высшее Собрание объявило об окончании планетарных преобразований и начале эпохи спокойной, стабильной жизни. Возможно, он где-то фигурировал и раньше, но информация о прошлых эрах истории Синиз оказалась и в самом деле крайне скудной. Это удивило Кафуфа, считавшего по сей день, что пресловутые исторические данные никуда не девались -- они лишь изъяты из повседневного употребления, из школьных программ, скопившись мёртвым грузом в архивах и библиотеках. На самом деле этих данных просто не было. Попытка же получить доступ к тому, что осталось, привела к взбесившему Кафуфа ответу информатора: "СВЕДЕНИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ АВТОРИЗОВАННОГО ПЕРСОНАЛА ИИТ :: ПОЖАЛУЙСТА, ВВЕДИТЕ ПАРОЛЬ СОТРУДНИКА СПЕЦИАЛЬНОЙ ГРУППЫ ИИТ :: В СЛУЧАЕ ОТКАЗА ВВЕСТИ ПАРОЛЬ О ВАШЕЙ ПОПЫТКЕ НЕСАНКЦИОНИРОВАННОГО ДОСТУПА БУДЕТ ИЗВЕЩЕНА ГРУППА ИНФОРМАЦИОННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ИИТ". Кафуф пришёл в неконтролируемую ярость, собирался поехать сей же час и арестовать Сигдара Тарика "с его конспиративной бандой, которую, к сожалению, до сих пор так и не перевешали головорезы из Комитета Сопротивления", и Торвен еле отговорил его от этой затеи.
   -- С профессором Тариком я не стал даже разговаривать, он -- марионетка... Займитесь лучше этим субъектом, о котором я вас предупредил, займитесь как можно плотнее. А я пока пойду, воспользуюсь вашим коридором. И не вздумайте посылать за мной слежку, даже вашу персональную: если у вас в Бюро измена, а это наверняка так, вы сами выбьете из-под себя табурет. Поскольку часом раньше вы сказали мне, что чувствуете у себя на горле петлю, -- думайте сами, чем это для вас чревато. Я вернусь часа через три, а пока что -- выжмите всё, что только можно, из человека, на которого я передал вам ориентировку. И не забывайте соблюдать секретность, пока вы им занимаетесь!
   -- Джок деджер, -- ворчал Кафуф, -- если послушать, как вы говорите, то такими темпами вы через полдня будете отдавать распряжения председателю Высшего Собрания Синиз...
   -- Он тоже пешка, и он меня тоже не заинтересовал. Вот Кшеш-Маалу я бы перевербовал с удовольствием, но боюсь, что сама возможность этого -- пустые слова. Удачи вам, Кафуф!
   -- И вам удачи, Имир-бау, -- сказал шеф БКС, возвращаясь к изучению собираемого с предельно кропотливой осторожностью досье на Кирсти Райна. Сейчас на всей планете только он, Торвен и Гиркан знали, что БКС заинтересовалось этим человеком.
  
   Торвен разыскал генерала там, где и ожидал его увидеть: на гигантском мосту, соединяющем левую и правую часть столицы.
   -- Вы уже второй раз так ловко находите меня, -- заметил генерал. -- Это заслуживает внимания.
   -- Благодарите вашего знакомца Собо, -- ответил землянин, -- он заранее настроил специальный аппарат, выделяющий вас из любой толпы.
   -- На этой планете очень хорошая техника, -- сказал генерал со вздохом, -- и очень беспечные люди. Меня они не заметили.
   -- Лучше не расслабляйтесь, -- посоветовал Торвен. -- Опасность может прийти в любой момент. Тем более, что для решения своей задачи я, как у вас говорят, продал душу дьяволу.
   -- Так-таки и продали?
   -- Ну, почти продал. У нас, землян, есть старая сказка: некий священнослужитель послал своего слугу, обыкновенного парня-крестьянина, вытребовать с чертей дань. Инфернальные силы в конце концов согласились на оплату, да ещё рады были, что отделались так дёшево! Только пожив здесь, на Синиз, я начинаю понимать всю суть этой сказки...
   -- У нас она тоже есть.
   -- Лишнее доказательство общности наших культур. Скажите честно, генерал, вы успели украсть здесь что-нибудь полезное?
   Генерал усмехнулся.
   -- Неудобно начинать визит в чужой дом с воровства. Разве что -- здешнюю машинку для перевода. Великолепная вещь: говоришь на своём языке, а тебя воспринимают так, словно ты без акцента пользуешься местным! Она пригодится нам, когда придётся разбираться с Доркиром!
   -- На моей родной планете такие вещи запрещены, -- сказал Имир Торвен, -- это волновая психотехника, метод весьма опасный как для здоровья, так и с точки зрения различных социальных эксцессов. В любом случае, я рекомендую оставить её здесь -- ведь в её системе не заложен доркирский язык, для вас она будет бесполезна... Ну что ж, давайте прощаться! Теперь вы, надеюсь, мне поверили?
   -- Чего вы от меня хотите взамен? -- спросил генерал.
   -- Не взамен, а по факту. Мне в любой момент может понадобиться ваша помощь. Хотя вряд ли я попрошу её у вас лично, вы должны будете полностью поверить тому, кто её попросит. Сделайте именно то, что вам прикажет мой связник. Иначе вся та силища, которую вы тут видели, повернётся против вас!
   -- Это граничит в моём положении с изменой долгу...
   -- Я даю слово, что эта операция не будет направлена против вашей родины.
   -- Хорошо, ведь все ваши предыдущие слова подтвердились. А откуда я узнаю, что это ваш связник? Мне нужны пароли, контакты...
   -- Он покажет вам надпись на неизвестном вам языке. Сейчас я её продемонстрирую: постарайтесь запомнить её написание как можно точнее!
   Имир Торвен вынул блокнот и написал стилом поперёк листа чёткую надпись: "Il faut de l'audace, encore de l'audace, toujours de l'audace -- et la Resistance est sauvИe!".
   -- Запомните это и уничтожите это.
   -- Как-то слишком сложно, -- вздохнул генерал.
   -- Зато практично. Вряд ли они дословно прочитают эту надпись в моих мыслях, даже если подвергнут меня глубокому сканированию сознания. И помните: не останавливайтесь, действуйте, получив это послание. Я не преувеличиваю, когда говорю вам: каждая минута промедления может стоить целой Вселенной!
   -- Это называется "оперативное мышление". Откуда оно у вас? Ведь ваша планета, если верить сказанному вами вскользь, давно не воюет.
   -- Мы, земляне, сумели преодолеть войну ещё и потому, что готовы ежеминутно к войне, а точнее -- к защите своих прав. Защите, адекватной в той степени, в которой эти права ущемляются. Мы миролюбивы, но это не делает нас стадом мирных овечек, и то, что вы называете "оперативным мышлением", для нас -- простая предусмотрительность на случай грядущих неприятностей. Я бы хотел сейчас обладать оперативным мышлением и в том смысле, который вы подразумеваете, но боюсь, что этого дара я лишён. В конце концов, я всего лишь историк.
   -- Не скромничайте, -- сказал генерал, -- из вас получится отличный разведчик. Не знаю, чем вы занимаетесь, но, судя по всему, в короткий срок вы достигли здесь феноменального успеха.
   -- Мне помогла удача, а не правильная стратегия.
   -- В разведке не бывает удачи, в разведке есть лишь умение пользоваться благоприятными обстоятельствами и выпутываться из неблагоприятных. Вся работа с информацией построена на импровизациях и шансах, это игра в кости. А удачливый игрок в кости -- не тот, кто планирует свои мелкие ставки в соответствии с теорией вероятности, а тот, кто умеет дожидаться шанса в нужный момент. Хотя бы ему полжизни пришлось ждать этого мгновения, которое вы так высокомерно назвали случайной удачей...
  
   -- Ну, и что мне делать с этой грудой сведений? -- спросил Кафуф. -- Я систематизировал все появления этого человека. Мы по-прежнему не знаем самых важных вещей: кем он представляется, где он бывает, с кем и когда разговаривал. Это потребует дней работы. Быть может -- недель. А вы хотите, чтобы это было сделано за несколько часов?
   -- Попробуем упростить процесс, -- ответил Имир Торвен, -- ошибаться нам всё равно нельзя. Выберите мне все инциденты с шаровыми молниями за последнее столетие, а заодно и список всех объектов, которые так или иначе связаны с шаровыми молниями. От лабораторий, изучающих их образование, до искрящих изоляторов на проводах в степи... И проведите анализ совпадений.
   -- Шаровые молнии? -- нахмурился Кафуф. -- А почему не бесследно исчезающие корабли или не призрачные видения в тумане?
   -- Реалистичнее, -- ответил землянин. -- Кроме того, это следствие моей интуиции. Не подозревай я, с чем мне тут придётся столкнуться -- вряд ли меня взяли бы в команду "Диалектики". Впрочем, это мой личный ключ: в молодости я занимался криптоисторией околонаучных скандалов. Историк технологий на моём месте посоветовал бы вам искать определённые ресурсы или инструменты, которые вдруг ни с того ни с сего оказались востребованы на вашей планете. Историк права выследил бы противника по тем силлогизмам, которые он использует в своих публичных выступлениях или в правовом процессе. Я же предлагаю вам шаровые молнии: версия, которая не хуже и не лучше других!
   Историк очень коротко рассказал о попытках старинных техников сохранять сознание на плазменных носителях.
   -- Вам крупно повезло, -- фыркнул Кафуф, -- раз уж вы опознали в нашей каше следы этих попыток.
   -- Повезло, но не так уж крупно, -- ответил Торвен. -- Как я уже сказал, любой компетентный специалист-историк сделал бы на моём месте свои выводы. Вопрос лишь в скорости и трудоёмкости, и тут -- да, везение сопутствовало мне. Хотя я склонен думать, что это не было везением. Думаю, что мне специально показали то, чего я не хотел бы и не должен был бы видеть.
   -- Зачем, джок деджер?!
   -- Чтобы проверить, пойму ли я, что вижу. А если бы я понял, что вижу, -- заставить оценить мощь врага. Куда мне практически в одиночку противостоять сверхсознанию, существование которого уже полторы тысячи лет обеспечивается уникальной технологией?!
   -- А если бы за эти полтора тысячелетия земляне создали средство борьбы с этими сверхсозданиями?
   -- Практически исключено: не было необходимости. И кроме того, это бы запутывало меня в правовых казусах: ведь, если верно моё предположение, то существа эти по происхождению -- земляне, и они могли бы потребовать обратиться к земному обществу за решением своей судьбы. Без санкции Земли я не мог бы принимать никаких жёстких мер в их отношении!
   -- А вот Собо вы просто убили. Без санкций. Только потому, что он -- не землянин?
   -- Вы не можете доказать, что я его убил. Думаю, не в ваших интересах поднимать этот вопрос так часто. Как бы то ни было, я не испытываю к нему ни малейшей жалости: останься он в живых -- и был бы сделан ещё один шаг к мировой войне на Атмаре. Смерть Собо, по крайней мере, замедлила работу ИИТ по разжиганию этой войны. А ведь рано или поздно она ляжет бременем на совесть Синиз!
   -- Не Синиз, а Института Исторических Технологий. Всё-таки это совсем не одно и то же!
   -- Ошибаетесь: вы сознательно дали этой опухоли вырасти и изъесть метастазами соглашательства вашу мораль.
   -- Мне смешно разговаривать о морали с субъектом, который идёт на убийство ради удовлетворения собственного инфантильного чувства справедливости! Но пусть будет по-вашему: осудить вас за смерть Собо мы можем разве что судом общественного порицания. А вам на него плевать, потому что наше общество вы абсолютно не уважаете. Вернёмся пока что к нашей основной задаче: молнии так молнии, попробуем найти молнии, раз вы считаете именно их важным ключом к разгадке.
   -- Я в этом совершенно не уверен, -- сказал Торвен, -- но других идей не имею. Быть может, у вас получится лучше -- вы же директор БКС! А если не получится -- посоветуйтесь с вашим помощником Гирканом, быть может, он сумеет лучше нас с вами проявить здесь оперативное мышление.
  

245.14.7. Прояснение ситуации

   После обеда Гиркан доложил Кафуфу о результатах своей проверки:
   -- Изучение инцидентов с шаровыми молниями не дало прямых сведений, эффенди. Но я нашёл кое-что, что может оказаться интересным... -- он выложил перед Кафуфом на стол фиолетовую коробку с записями.
   Прочитав "кое-что интересное", Кафуф похолодел. Шесть лет назад тринадцать воспитанников из различных школ-интернатов Синиз получали на открытом воздухе во время туристических походов или рабочей практики ожоги разной степени тяжести, связанных с шаровыми молниями. Одна из школьниц погибла. Всех остальных пострадавших, подростков от четырнадцати до шестнадцати лет, лечили в одном и том же медицинском учреждении -- в госпитале экспериментальной медицины катастроф и космической медицины. Именно вокруг этого учреждения, судя по найденным скудным свидетельствам, чаще всего ошивался Кирсти Райн. Но не это потрясло Кафуфа по-настоящему: интереснее было то, что все пострадавшие дети направлены были вместе со своими группами на практику, оказавшуюся для них роковой, по личному распоряжению профессора Сигдара Тарика -- директора Института Исторических Технологий! Причём происходило это назначение, как правило, через два-три дня после того, как директор ИИТ самолично приезжал в тот или иной интернат, чтобы рассказать детям о страшной жизни на других планетах и о героической работе сотрудников института, исправлявших и улучшавших мораль остальных обитателей шарового скопления АБС-404.
   -- Боги просветлённые, это ведь уже вообще чёрт-те знает что такое! -- бормотал Кафуф. -- Прошляпили, проглядели вчистую! Сектор аномальных явлений -- гнать в шею сию же минуту! -- (Он и в самом деле хотел тотчас выгнать в шею сектор аномальных явлений, но в целях конспирации отложил расправу на потом.) -- И как, джок деждер, это прошляпили наши аналитики?!
   -- Распоряжения профессора Тарика -- это информация высшей степени конфиденциальности, эффенди. Она открыта полностью только для членов Высшего Собрания Синиз. Причём члены Высшего Собрания должны были сперва понять, что такая информация существует в природе, чтобы суметь востребовать её.
   -- А как ты тогда сумел её получить?!
   -- Очень просто -- украл и подделал допуск. В наших обстоятельствах, эффенди, я считаю чрезвычайные меры оправданными.
   -- Вы с этим землянином доведёте меня своими методами до инфаркта, Гиркан!
   -- Вы рискуете инфарктом, эффенди, а я -- пулей из-за угла, если не чем похуже! И тем не менее, сейчас это наш единственный способ дознаться до правды. Иначе мы снова увидим всё, как в кривом зеркале.
   -- Изыди со своей философией! Что теперь прикажешь делать -- брать Сигдара Тарика?
   -- Я думаю, нам нужно взять под негласный надзор всю деятельность ИИТ. Как минимум, в отношении космоса и аномальных явлений.
   -- Знаешь, Гиркан, это уже слишком...
   -- А это -- не слишком, эффенди?! -- Гиркан указал шефу на папку с материалами, разоблачавшими причастность Сигдара Тарика к инцидентам с шаровыми молниями.
   -- Впрочем, ты прав, -- кивнул директор БКС после минутного раздумья, -- Институт Исторических Технологий становится опасен. Если только это не ложный след, оставленный специально на случай нашей активности. ИИТ -- организация серьёзная, сцепившись с ней, можно увязнуть в борьбе, а в это время настоящие поганцы успеют не только развести бардак, но и как следует прибрать за собой...
   -- Эффенди, я не предлагаю бороться сейчас с профессором Тариком или его конторой. Давайте просто попробуем тихо разнюхать этот след и посмотреть, куда он нас приведёт.
   -- Твоя правда, Гиркан. Но смотри: судя по всему, мы довольно глубоко суём в пасть гиене голову, если не что поважнее... Будь осторожнее и оставь в стороне эти свои шпионские трюки!
   -- Без них сейчас никак, -- виновато улыбнулся Гиркан, трогая перевязанную голову.
  
   Сигдар Тарик в это время беседовал с доктором Кшеш-Маалу. Доктор выглядел по-прежнему рассвирепевшим.
   -- Меня подвела моя логика, -- жаловался он, -- я не умею думать в тех терминах, в которых думают они. Моя стихия -- эффект! Но на тупоголовых сыщиков эффект не действует. Землянина-то я провёл, он слишком бесхитростен, но я боюсь, что нас теперь выследил Кафуф! Кафуф и его банда думают фактами: кто с кем встретился, кто кому что сказал, кто кого видел, где и в каком состоянии... Так вот, оперативник Кафуфа видел меня в таком состоянии, что не испытать подозрений было бы невозможно. Я ведь хотел ликвидировать землянина!
   -- Вам надо было ликвидировать этого оперативника, -- ворчливо сказал Тарик.
   -- Мой секретарь тоже так думает, -- Кшеш-Маалу набил трубку ароматными травами, закурил, -- он тоже так думает, но я -- я думаю совершено иначе! Посудите сами: выгодно ли ему признавать, что его оперативный работник был избит и потерял память? Кто это, скажите на милость, его избил?! Доктор Кшеш-Маалу? Вы с ума сошли: разве Кшеш-Маалу может кого-нибудь избить?! Это нонсенс! И потом, в любом случае, это совершенно другой масштаб: одно дело -- получивший по морде оперативник из БКС, другое дело -- сотрудник БКС, павший при исполнении служебного долга... Разная степень резонанса в обществе. Даже в нашем паршивом обществе, джок деджер! Вы со мной согласны?
   -- Да. Да, учитель.
   -- А как ваши успехи в ИИТ?
   -- Мы почти закончили ликвидацию данных по Великому Преображению. Но на Вилиминтали и на Атмаре нам противодействует мощная агентура Комитета Сопротивления, возможно -- инспирированная землянами.
   -- Возможно? -- Кшеш-Маалу саркастически усмехнулся.
   -- Возможно. Землянин Тимур Шер исчез из поля зрения сотрудников ИИТ. Наверняка болтается где-нибудь на периферии шара, срочно налаживая связи с Комитетом.
   -- Что и откуда Комитет может знать о Великом Преображении?!
   -- Мы установили, что имела место небольшая утечка. Правда, она касалась не Великого Преображения, а нашей деятельности по устранению возможности других цивилизаций пользоваться системами аналогичного рода. Дело в том, что агентам Комитета Сопротивления на Атмаре посчастливилось выйти на организацию, созданную одним из наших людей; эта организация состояла из отборнейших головорезов местного разлива. Наши агенты, предпочитая не рисковать, планировали поручить им самую непрестижную часть работы по ликвидации значимых исторических и технологических феноменов. Но это сброд, а не профессионалы, и шпики из Комитета выследили их.
   -- Кому из ваших умников пришла в голову эта отвратительная трусливая идея, Тарик?
   -- Она не так отвратительна, как вам кажется. Поручать людям Синиз чёрную работу на других планетах опасно для их психики, могут проболтаться или ещё чего похуже. Не забывайте: мы выросли в стерильных условиях совершенного общества, необходимость делать подлости для нас хуже гангрены. Мы даже начинаем задавать преступный вопрос -- зачем тогда всё это? Не ответишь же каждому встречному-поперечному: это ради того, чтобы наша интеллектуальная элита смогла оторваться от своих корней и воспарить вверх! Тем более, ценой жизни всей остальной цивилизации. Так что во избежание каверзных вопросов нам волей-неволей приходится вербовать местные кадры.
   -- Значит, ручки замарать испугались?! -- доктор стукнул кулаком по столу.
   -- Вашей волей, учитель. Наша цивилизация в достаточной степени боится грязи. Разве истребление исторической науки не было необходимо как раз для того, чтобы лишить обитателей Синиз соприкосновения с этой клоакой? Я знаю в своём штате немало сотрудников, которые не справились с этим ощущением грязи -- либо покончили с собой, либо стали сами отпетыми подлецами, которых приходилось тщательно рекондиционировать.
   -- Или истреблять.
   -- Мы ценим свои кадры, доктор.
   -- Бессмысленно: они всё равно обречены на уничтожение! Такова логика исторического прогресса.
   -- Хотите -- объясните это им сами. А моя задача -- поддерживать в сотрудниках ИИТ позитивный настрой и моральный дух.
   -- Лучше займитесь ликвидацией артефактов. Если даже на других планетах Зеркала не вырастут из зародышей -- это будет лишь потеря времени. Главное Зеркало, уже готовое -- здесь, на Синиз! Потом, когда мы сумеем расправиться с Землёй и убедить их галактическое кольцо разумов, что это внутреннее дело нашего вида -- мы продолжим широкомасштабный эксперимент. Но здесь, на Синиз, Зеркало должно сработать! Иначе всё было тщетно...
   -- Я понимаю величие нашей миссии, доктор Кшеш-Маалу. Создать своими руками сверхцивилизацию -- вовсе не шутка.
   -- Тогда идите и займитесь делом... Вы должны заставить Комитет Сопротивления укусить пустое место, даже если он наводнит своими агентами весь ваш проклятый Атмар!
  
   Кафуф аккуратно распорядился взять на спецконтроль молодых людей, проходивших по списку инцидентов с шаровыми молниями. Результаты озадачили Кафуфа. Ровно через час после этой акции он был срочно вызван к председателю Высшего Собрания.
   -- Зачем вы подкапываетесь под Институт Исторических Технологий? -- сурово спросил у Кафуфа Регель Иншаат.
   Директор БКС нашёл способ выкрутиться:
   -- Я получил сообщения о мощной утечке информации на другие планеты шара через группу сотрудников Комитета Сопротивления, внедрившихся в ИИТ.
   Поскольку ситуация делала это утверждение весьма правдоподобным, председатель смягчился.
   -- Вы должны немедленно убрать землянина. Завербовать его невозможно: на слова он не реагирует, компрометировать его бесполезно -- такой агент, даже если склонить его к сотрудничеству, становится неуправляемым. И бросьте играть с огнём, Кафуф! Вы не посвящены в наши дела, вы даже не представляете, какой важности социальный проект мы пытаемся реализовать!
   -- Я бы лучше понимал свои задачи, если бы знал, с чем имею дело и что именно должен охранять!
   -- Уберите землянина, и мы вам скажем.
   -- Я уберу землянина, народ Синиз возмутится и уберёт меня, а вы будете продолжать свою работу, природа которой мне неизвестна? Это невыгодное для меня предложение.
   -- Вы не должны рассуждать о своей выгоде в такой ситуации! Речь идёт о новых горизонтах разума.
   -- Устанавливайте их сами. Или, может быть, мне проверить на практике, на должном ли уровне сейчас находится боеспособность оперативного состава БКС?!
   -- Вы не посмеете! Эта планета -- не место для удовлетворения ваших личных амбиций.
   -- Какие уж тут амбиции! Я просто спасаю свою толстую шкуру. Я не желаю жертвовать ею ради чего попало.
   -- Вы не доверяете учению Кшеш-Маалу? Не доверяете стратегии Высшего Собрания Синиз?
   -- После того, что и как вы мне сейчас сказали, я и косточек от съеденной барабульки не пожертвую во имя этой стратегии. Вы мне не указ. Я подотчётен не вам и не доктору, а пленуму Высшего Собрания, и я найду способ напомнить вам об этом.
   -- Это же мятеж! Мятеж против нашего строя...
   -- Вы считаете, что я буду ценить строй, который обрекает меня на смерть ради неведомо чего?
   -- Это ли не высшая доблесть?
   -- Я не доблестен, эффенди Иншаат, я только хитёр. Я хотел получить власть, и я её имею. А вы дурак, хоть и председатель, и это, к сожалению, говорит не в вашу пользу: доктору Кшеш-Маалу, видать, умные люди у кормила власти не нужны. Вы даже маневрировать не в состоянии -- привыкли, что всё будет так, как вы скажете, да ещё имеете наглость называть это с трибуны "общественной дисциплиной". Вы укрылись за моралью нашей цивилизации, как за щитом. Но на политическом поле вам меня не переиграть. Так что выбирайте: либо вы открываете мне ваши планы на будущее и вводите меня в равную долю -- либо я попробую обезопасить себя собственными силами от реализации этих планов.
   -- Уничтожьте землянина, и я введу вас в долю.
   -- Я уже говорил, что это невозможно.
   -- Тогда хотя бы изолируйте его. И передайте в ИИТ, у них есть несколько камер специально для не слишком респектабельных инопланетных гостей. И куча вопросов к этому Торвену, главным образом о трагической судьбе доктора Собо.
   -- Это можно устроить...
   Вечером седьмого числа Гиркан официально арестовал Имира Торвена за нарушение режима космической безопасности и негласно передал его в специзолятор ИИТ. Под взглядом историка Кафуф только развёл руками.
   -- Вы сами не хуже меня понимаете, какова мера вашей опасности для общества Синиз... Наше общество зиждется исключительно на высокой морали.
   Ещё час спустя Кафуф получил в общих чертах информацию о Великом Преображении. Информация эта имела высочайшую степень конфиденциальности; лишь несколько человек имели к ней доступ; на всей Синиз никто из людей не знал при этом, что сама эта информация зиждется на блефе, созданном и придуманном доктором Иаланом Кшеш-Маалу специально для доверенных членов Высшего Собрания планеты.
  

245.14.8. "Только он знает, как этим можно воспользоваться!"

   Сведения, добытые Кафуфом, стоили многого. Однако директор БКС осознавал вполне отчётливо, что воспользоваться этими сведениями ему не удастся: наверняка Регель Иншаат и доктор установили над ним ревнивый и строгий надзор, чтобы в случае первого же провала избавиться от него. Складывалась парадоксальная ситуация: Кафуф мог доверять только одному человеку -- Гиркану, да и то не слишком. Было похоже, что за те полдня, который Гиркан провёл в пункте медицинской помощи после инцидента со стулом, на его психику воздействовали какими-то техническими методами. Лучший оперативник Кафуфа, во всяком случае, стал куда понятливее и сообразительнее, зато напрочь не мог вспомнить, что же происходило с ним в эти шесть-семь часов.
   Сам Гиркан не знал, что именно известно его начальнику, зато понимал в полном объёме ту затруднительную ситуацию, в которую попал директор БКС. Поэтому он решил подстраховать начальника. Отвязавшись от пущенного за ним "хвоста", он назначил конспиративную встречу одному из хорошо известных ему по досье агентов Комитета Сопротивления.
   Встреча состоялась вдалеке от столицы, в сельском коттедже. Гиркан изложил всё, что ему было известно о судьбе Имира Торвена, и добавил, что Кафуф по наводке Торвена вёл операцию против ИИТ, в которой землянином пришлось пожертвовать.
   -- И чего вы достигли этой жертвой? -- спросил агент Комитета. Подводник по основной профессии, он отличался нехарактерной для Синиз прямотой и резкостью в диалоге.
   -- Я не знаю этого. Но, видимо, для моего руководителя это был единственный способ проникнуть в какие-то высшие тайны планеты. Думаю, он увяз в них. Его надо вытащить.
   -- Вытащить надо земного историка, -- не согласился агент.
   -- Я не возражаю. Я даже готов заняться этим. Но только после того, как информация, добытая Кафуфом, будет передана тем, кто принимает решения.
   -- Информация или дезинформация?! -- Агент прищурился.
   -- Этого я не знаю. Но хорошая дезинформация сама по себе всегда основывается на правде. Чтобы сообщить новую дезинформацию для вас, нужно назвать новые факты, которых вы раньше не знали, причём эти факты должны быть проверяемой истиной. У вас же есть хорошие аналитики? Неужели они не смогут построить истинную модель на основании этих новых фактов?!
   -- Боюсь, что тут нам не обойтись без Имира Торвена. Только он знает, как этим можно воспользоваться! Нашей покалеченной исторической науке добытые вами знания переварить наверняка не под силу...
   -- Я непременно вытащу землянина. Если он сможет помочь вашим аналитикам, мы попробуем накрыть всю шайку!
   -- Вы правы, попробовать стоит. Что требуется лично вам?
   -- Мне нужно, чтобы вы организовали в требуемый момент утечку информации о нашей встрече. Пусть всякий, кто смотрит на нас со стороны, считает, что люди из Комитета Сопротивления перевербовали и использовали глупого Гиркана; я не хочу, чтобы это выглядело операцией, которую от начала до конца спланировал и затеял мой шеф Кафуф!
  
   Профессор Сигдар Тарик пожелал лично говорить с Имиром Торвеном. Тот сидел в камере изолятора, сосредоточенно собирая фигурки-оригами из листов синеватой писчей бумаги.
   -- Откуда у вас эта бумага? -- спросил Тарик, садясь на край дивана.
   -- Я попросил её у ваших тюремщиков, чтобы составить чистосердечное признание.
   -- И где оно, ваше признание?!
   -- Вот, перед вами: я чистосердечно признаюсь, что умею складывать оригами... Что вам от меня угодно, профессор Сигдар Тарик?
   Директор Института Исторических Технологий помолчал. Пожевал губами, словно придавал удобную форму тем мыслям, которые он собирался выпустить наружу, в воздух.
   -- Мы с вами -- коллеги, -- сказал он наконец. -- Мы, сотрудники ИИТ, исправляем историю чужих миров, вы исправляете нашу историю. Вы, как и мы, пользуетесь тайными методами: убийства и шпионаж -- ваше оружие в той же степени, что и наше. Но между нами есть существенная разница: в ваших действиях присутствуют задачи, но в них нет цели. Ваши действия не рассматриваются с точки зрения телеологии.
   -- Мы на Земле предпочитаем телеологии телеономию, -- ответил Торвен, сгибая очередной лист бумаги. -- Телеология сама по себе всегда основывается на понятии об идеальном, о существовании конечной целесообразности. А мы, земляне -- по самой природе своей скучные практики, и мыслить мы привыкли удивительно конкретными категориями.
   Тарик достал из-под полы халата румяное яблоко, протянул Имиру Торвену. Тот покачал головой:
   -- Чем вы накачали это яблоко? Стафилококковый токсин или "сыворотка правды"?
   -- Боги просветлённые, Имир-бау, за кого вы нас принимаете?! Вы -- на Синиз, здесь такие вещи не в ходу. Нашего человека нет необходимости пытать; достаточно доказать ему, что он поступает аморально, и он признается во всех преступных намерениях, точа слезу благородного раскаяния...
   -- Ну, у меня-то совести нет, если судить по вашим меркам. Мы, земляне, вообще специфически относимся к понятию "совесть"; стоит затаскать его -- и оно начинает отдавать лежалым душком религии.
   -- Как же вы судите о мере ответственности индивидуума?
   -- У нас есть две регулирующих функции: право и честь. Первая из них отвечает за соблюдение общественных стандартов, вторая -- задаёт категории личного соответствия ожидаемому. В предыдущие эпохи развития одна из этих систем неизбежно доминировала над другой: военная демократия и феодализм обращались к чести носителей социальной идеи своего строя; право при этом оставалось в загоне, подчиняясь насилию. Рабовладение и капитализм, напротив, довели до совершенства развитие права, но честь в эти эпохи становилась понятием, отжившим своё. Мы же сумели сбалансировать эти две категории.
   -- А жить по совести вы, земляне, не пробовали?
   -- Не пробовали и не хотим -- во всяком случае, в масштабах целой цивилизации. Совесть, при всех её положительных свойствах, всегда содержит в конечном итоге соотнесение поступков не с объективной мерой их пользы или вреда, а с неким моральным катехизисом, внешним и, как правило, искусственным по отношению к конкретным условиям. Иначе говоря, совесть требует существования морального абсолюта, то есть метафизического подхода к проблемам личности, в то время как честь и право обращаются в своей мотивации к диалектике повседневного и проверяемого опытом бытия.
   -- Так ваша мораль нестабильна? У вас вообще нет чётких моральных норм?
   -- Почему же? Они есть, и в общем случае соблюдаются практически рефлекторно. Просто мы не возводим эти нормы в абсолют, данный нам свыше. Человеческая жизнь, к примеру, ценна, и никто из землян в здравом уме не отнимет её без необходимости. Но все мы знаем с детства, что есть ситуации, когда может потребоваться убийство: это либо прекращение бессмысленного и неотвратимого страдания индивидуума, либо социальная защита от экстремальной ситуации, невмешательство в которую приведёт к боли и гибели для множества других людей. В этом случае не вмешаться и не пойти против повседневной моральной нормы означает прямое соучастие в преступлении. Поэтому честь требует от нас того, что противоречит морали, а право в этом случае оказывается на нашей стороне.
   -- За что вы тогда осуждаете ИИТ? Наши методы, не скрою, зачастую ужасны, но наши действия на других планетах подчиняются тому же закону необходимости, который вы изложили сейчас. Мы действуем ради счастья других народов!
   -- Не совсем так. Любой поступок землянина, даже откровенно аморальный, направлен прежде всего на уменьшение суммы страданий. Вы же сами признались только что, что работаете ради чьего бы то ни было счастья. В этом, пожалуй, основная разница: ведь вопрос о сущности и природе счастья философами так и не решён, а вот понятие страдания, увы, знакомо каждому из нас абсолютно эмпирически.
   Профессор Тарик спрятал яблоко обратно в халат.
   -- Я мог бы поймать вас, коллега, на вашей мысли. Эдак легко можно договориться до того, что высшей целью человека является прекращение любого страдания любого живого существа. А так как этого можно достичь только одним способом -- смертью, ваша позиция становится более чем шаткой. Ведь любую жизнь можно рассматривать в конечном итоге как цепочку неотвратимых страданий.
   -- Жизнь -- не страдание, а преодоление его, -- возразил Имир Торвен. -- Я же говорю вам: ваша метафизика заставляет вас делать ошибочные выводы даже из самых простых посылок и фактов.
   Он сложил наконец-то из листа бумаги очень убедительного ёжика, поставил на край маленького стола, привинченного к полу камеры. На столе уже собрался целый зоопарк, но землянин решительно взял следующий лист бумаги и принялся сгибать его.
   -- Ну хорошо, -- вздохнул директор ИИТ. -- Я понимаю, что вас невозможно расколоть, методично обрабатывая душеспасительными беседами. Поставлю вопрос прямо: где ваш генерал и чем он сейчас занимается?
   Торвен отложил бумагу:
   -- С этого и надо было начинать, профессор.
   -- Мне виднее, с чего начинать! -- Сигдар Тарик зашагал по камере из угла в угол. -- Мне виднее! Вы должны понимать: своей операцией с генералом вы подставили под удар мою агентуру на Атмаре! Люди Кафуфа доложили мне, что генерал пользовался "оборотнем" в коридоре, выделенном лично вам, и теперь я хочу знать, что именно вы ему сообщили и что поручили сделать!
   -- Вы же понимаете, профессор Тарик, что я не открою вам этих сведений!
   -- В вашем-то положении? -- ухмыльнулся Тарик.
   -- Тем более -- в моём нынешнем положении.
   При этих словах историк снова взял бумагу и принялся складывать новую фигурку (кажется, ещё одного ёжика), стараясь сохранить полное внешнее спокойствие. Но в груди у него оборвалось. Это был провал! Проклятый Кафуф оказался либо провокатором, либо трусом. Или же его подручный Гиркан, получивший где-то по черепу стулом, всё-таки успел по ходу перевербоваться. Положение выглядело катастрофическим. Но теперь не было никакого другого выхода: оставалось только тянуть до последнего. Ведь генерала-то они пока не нашли! Это очень, очень хорошо, что они пока не нашли генерала...
   -- Вы правы, -- сказал Тарик, -- в своём подходе к утилитарным проблемам морали. Я давно уже занимаюсь прикладной историей, и я давно уже понял, что историю можно создавать своими руками, только как следует вымазавшись в основном строительном растворе для скрепления исторических конструкций -- растворе, состоящем из смеси лжи, крови и дерьма. Меня тоже не испугаешь моральными ограничениями! Вы правы: в яблоке был токсин, а в кармане у меня противоядие. Но я поступлю несколько проще: я обработаю ваш мозг сильными нейтринными колебаниями, придав ему гиперчувствительность к любым внешним раздражениям. А чтобы вам было не слишком скучно во время этой длительной и неприятной процедуры, я достаточно нагружу все ваши органы чувств самыми разнообразными впечатлениями. Думаю, потом ни у кого не будет ко мне претензий, даже если вы случайно сойдёте с ума -- ведь земляне известны своей темпераментностью и нестабильностью психики, а нейтринное излучение не оставляет следов.
   -- Одумайтесь, Тарик! -- спокойно сказал Имир Торвен. -- Если произнесённое вами сейчас ещё оставляет вам шансы обойтись только принудительным психиатрическим лечением, то исполнение ваших намерений непременно означает трибунал и петлю: не сейчас, так через десять лет!
   -- Через десять лет не будет никого, кто мог призвать бы меня к ответу, -- усмехнулся Тарик, тронув конпку охранной системы. -- Ни Синиз, ни людей на ней, ни меня самого -- во всяком случае, в моём нынешнем физическом теле. Да и землян, возможно, уже не будет! А сейчас я достаточно силён, чтобы отразить любые обвинения. Так что -- приятных сенсорных переживаний, эффенди Торвен! И, кстати, не вздумайте остановить себе сердце или выкинуть ещё какую-нибудь земную штучку! Если даже ваше тело лишится жизни, сбежав от неотвратимого страдания, то у меня достаточно возможностей, чтобы вернуть к жизни гланвое -- ваш мозг! Вообразите себе это зрелище: голова земного историка, живущая отдельно от тела, разговаривающая, мыслящая, обменивающаяся впечатлениями о своём идеальном полузагробном существовании... В кунсткамере нашего Института есть артефакты и поинтереснее. Вам представится замечательный шанс их изучить: вас ведь интересуют артефакты?
   Сигдар Тарик открыл дверь камеры и вышел, продолжая смеяться мелким неприятным смешком.
  

245.14.8. Лабиринт недоверия

   Вокруг колыхалась боль. Мягкими, липкими пластами она срывалась со стен и падала, словно раскалённая лава, обжигая сперва плечи и шею, потом уже -- остальное тело. Ударившись кипящим вихрем в пол, волна боли возвращалась, поднималась к голове и входила в мозг. Тогда сознание меркло на мгновение, со зловещей ритмичностью старинного маятника делая чужими тело и мысли. Это можно было бы терпеть. Но, кроме боли, в мире существовало ещё множество ощущений -- рёв какофонии звуков, выбивающий из сознания краткие искры случайных мыслей; невероятные ощущения пламенной жары и пронзительного холода, одновременно охватывающие кожу; безумная череда фосфенов, сверкающих бесконечной круговертью под плотно зажмуренными веками. Наверное, такие страдания должны были испытывать заточённые в аду грешники, если верить изуверским писаниям средневековых монахов. Обрывком сознания Имир Торвен вспомнил попадавшуюся ему в молодости старинную книгу -- "Путешествие на Торманс" англичанина Линдсея. Должно быть, так же чувствовал себя герой этой книги Маскалл, когда демон боли Суртур выбивал из его сердца предсмертный ритм единения с другим живым существом -- единения в бесконечности страданий. Древний миф, рождённый мрачной фантазией осознававшего свою историческую бесперспективность аристократа, раз за разом с удивительным упорством становился на вселенских просторах реальностью: человеку вновь приходилось искупать эзотерическую вину своих предков конкретной болью собственного существования. Даже здесь, на Синиз, миф о Тормансе нашёл благодатную почву для осуществления...
   Снова обрушилась боль, а вслед за ней пришла откуда-то музыка -- невыразимая, всепроникающая в своей безумной сладостности. Музыка была в фиолетовых тонах, яркие синие аккорды прорывались через неё по временам, остро щемя сердце. Это была безумная, запретная для человеческого сознания мелодия. В такт музыке боль развернулась, зажила в теле самостоятельной жизнью: мышцы, словно конечности марионетки, задвигались в бешеной сарабанде, стремясь попасть в такт бичам болевых импульсов. Это следовало прекратить, но прекратить это вместе с жизнью Торвен не мог: он слишком хорошо помнил предупреждение Регеля Иншаата. Видимо, он ещё нужен им зачем-то -- сломленный, готовый на всё, но живой и физически невредимый. И хорошо, если только он, а не каждый из землян, оставшихся в проклятом скоплении АБС-404. Негодяи почувствовали безнаказанность! Кого ещё они попробуют бросить в свои застенки?! Тимур... механик Костос... Идзуми Сора... Неужели же кто-то из его друзей испытывает в эти мгновения такую же боль и страх?!
   "Нет, с ними как раз всё в порядке. А вот что с тобой?! Ты хотя бы осознаёшь, где ты и что происходит вокруг?!"
   "Пока ещё осознаю, и даже вполне отчётливо. Я в застенках какой-то тайной тюрьмы Института Исторических Технологий. Меня пытают, перегрузив мой мозг сенсорными впечатлениями. Изящно, технично и, по всей видимости, эффективно, потому что я долго не выдержу этой пытки. А пытка, по словам директора ИИТ, ожидается достаточно долгая!"
   "И где находится этот зловещий застенок?"
   "Где-то на острове, недалеко от столицы. Меня привезли туда на экранолёте, и за бортом отчётливо слышался шум океана. Впрочем, какая разница!"
   "Разница большая: людям из Комитета Сопротивления проще вытащить тебя, если они будут знать, где ты находишься."
   "У людей из Комитета Сопротивления сейчас у самих забот полон рот: им нужно успеть скрыться, потому что Сигдар Тарик озверел и готов, видимо, перейти все рубежи в погоне за своими странными целями."
   "Постой-ка: а если захватить Тарика и потребовать, чтобы он отпустил тебя?!"
   "Бесполезно: нет доказательств. Это приведёт лишь к тому, что Комитет Сопротивления окажется опорочен перед лицом всей Синиз, превратившись окончательно из правдоборцев в террористическую клику. Вот если бы удалось добыть доказательства преступной деятельности ИИТ!"
   "Круг замыкается: ты и есть такое доказательство."
   "Вряд ли меня выпустят отсюда живым. Им от меня что-то ещё нужно, но уж слова после этого они мне сказать точно не дадут. У них есть все основания бояться землян. Ещё бы: ведь мы не поддаёмся на их излюбленные рассуждения о моральных нормах! Впрочем, помимо меня, в Институте есть ещё какая-то кунсткамера, где они наверняка хранят экспонаты своей преступной активности. Экспонаты -- не люди. Имея их на руках, можно было бы припереть директора ИИТ к стенке."
   "Не припереть, а поставить. Кунсткамера -- это идея, я про неё никогда не слышал. Нужно навести справки, и тогда мы попробуем найти способ вынуть оттуда кое-какие материалы. Тогда у нас будет и повод для торга, чтобы вынуть тебя живым, и улики против ИИТ!"
   "Можно подумать, что я разговариваю сейчас не со своим воспалённым воображением!"
   "А я похож на твоё воспалённое воображение?! Теперь я буду хотя бы знать, как оно выглядит: оно выглядит как я. Бортового психолога нашей "Диалектики" это бы наверняка позабавило..."
   "У меня уже начались галлюцинации? Или я в самом деле непринуждённо обмениваюсь мыслями с кем-то из землян, лёжа в пыточной камере?"
   "Не с кем-то, а конкретно со мной. Стабильность и качество мыслеобмена, кстати, меня тоже поражают. Для меня всё просто: я нахожусь в зоне действия грандиозной нейтринной воронки. Как известно, нейтринные поля активизируют соответствующие структуры мозга. Но тебе, как я понимаю, сейчас вовсе не до нейтрино..."
   "Ошибаешься: меня как раз обрабатывают нейтринными пучками, чтобы усилить чувствительность сверх всякой меры."
   "Вот и разгадка стабильности нашего сверхдальнего приёма. Садисты с Синиз в очередной раз перемудрили сами себя!"
   "Если только ты не галлюцинация, тщательно созданная в моём мозгу здешней волновой психотехникой."
   "Тебя уже подвергали глубокой ментопсии?"
   "Да, конечно. Хотя я и не знаю, что именно они искали. Думаю, если бы они нашли всё, что хотели, они бы сейчас не задавали мне глупых вопросов."
   "Вряд ли их заинтересовало бы зрелище Анера Костоса, которого увозили на медицинской тележке после предложенных Лерой Нуар соревнований по вольной борьбе!"
   "Да, эта информация не относится к категории важных. Но, прости, не заставляет меня поверить полностью в реальность происходящего!"
   "Но я же не прошу у тебя никаких фактов! Я никогда и ни у кого не прошу фактов: хорошая теория может предсказать их появление заранее, что бы там ни говорили по этому поводу ползучие эмпирики."
   "Теперь я тебя даже узнал. Поздравляю, Тимур: если ты галлюцинация, то талантливо исполненная. Хотя, с другой стороны, я думал о тебе мгновение назад."
   "Значит, ты первым начал разговор. Я, прости, думал в последний момент не о тебе. Мы сейчас спускаемся в какой-то гигантский бездонный колодец, из которого вылетает в небо Вилиминтали плотный поток нейтрино..."
   "Любопытное устройство для цивилизации, едва только начавшей разгонять электроны в жестянках из-под печенья."
   "Я тоже так думаю. Это либо мощный термоядерный реактор, либо, что более вероятно, генератор нуль-поля колоссальной силы. А нуль-преобразование, во всяком случае, в его технических аспектах, в скоплении АБС-404 неизвестно даже на Синиз!"
   "Тебе поручил его найти Комитет Сопротивления?"
   "Не мне, а Идзуми. Она только что обнаружила каким-то чудом этот местный артефакт, здешние мудрецы называют его "колодцем слёз". Говорят, его используют, чтобы общаться с голосом инозвёздной мудрости, и мне очень не нравится в сложившихся обстоятельствах сама идея этого голоса."
   "Ну почему? Сейчас ты общаешься со мной. С твоей нынешней астродезической точки зрения меня тоже можно считать голосом инозвёздной мудрости, не так ли?"
   "Это всё не тема для шуток. Идзуми справедливо опасается, что это одно из тех устройств, которые могут глобально влиять на сознание жителей Вилиминтали. Она пыталась рассчитать такую возможность, но не справилась и вызвала меня на подмогу. Здесь ведь нет мощных компьютеров, а идею пойти делать эти расчёты на публичных вычислительных мощностях Синиз мы с нею хором отвергли... Откуда же я знал, что в глубине этого кладезя мудрых наставлений я вдруг услышу твой голос? И почему ты спросил про Комитет?"
   "На этот вопрос, извини, я не могу тебе ответить из самой обычной осторожности."
   "Я и не настаиваю. Конечно, одно дело -- обсуждать стратегию на борту "Диалектики", и совсем другое -- выдавать тайные сведения галлюцинации, пусть даже такой убедительной, как я."
   "Я не уверен в твоей убедительности. Я сейчас уже ничего не соображаю. Я даже потерял счёт времени, а это для меня необычно. Скажи, Тимур, сейчас день или ночь?"
   "У нас сейчас ночь, но я вообще-то на другой планете, у которой, естественно, есть свои часовые пояса. Поэтому вряд ли тебе поможет мой ответ. Разве что это было мелкой проверкой на мою правдивость. На Синиз мало кто удержался бы от искушения немедленно и простодушно ответить тебе на этот мелкий вопрос."
   "Извини, серьёзной проверки для тебя я сейчас не могу придумать. Жаль, что у нас нет более надёжного канала связи."
   "Мы можем до бесконечности блуждать в этом лабиринте недоверия, но это ничего не даст. Но ты прав, если не веришь в подлинность моего существования. Если у тебя есть что-то важное для Комитета, единственный способ донести это до него -- вызволить тебя оттуда."
   "Для Комитета у меня есть только то, что я и так могу сказать: в самом Комитете наверняка гнездится измена, в ИИТ сидят сплошные преступники, а Кафуф -- опытный провокатор. Землянам тоже нечего и надеяться на активное действие: они все под постоянным надзором."
   "Значит, это конец?"
   "Почти наверняка. На Атмаре есть ещё мой человек, но не ищите его: я и сам не смог бы его найти, если бы даже захотел. Но он предупреждён мной: он выйдет на контакт сам с любым землянином, и только с землянином. Не знаю, сумеет ли он вмешаться в эту ситуацию, но он, по крайней мере, наверняка продолжит борьбу..."
   "Я понял. Ему что-то нужно передать?"
   "Ничего существенного. Разве что привет от меня и слова поддержки в их борьбе -- от лица земной истории. Помнится, при нашей последней встрече он просил кого-нибудь из землян написать ему тот лозунг, который был изображён на диораме у Иитиро Миноки. Он сказал, что это вдохновит его на борьбу."
   "Написать на языке оригинала?"
   "Да, и вместо названия страны указать другое слово -- Сопротивление!"
   "Понимаю. Лозунг и в самом деле способен вдохновлять, судя по пламенному настрою самого Иитиро Миноки. А этот человек на Атмаре -- он сможет здесь хоть что-нибудь предпринять?"
   "Нет, он сам наверняка находится под наблюдением ИИТ. Сейчас важнее всего то, чтобы он не дал себя схватить, ушёл в подполье поглубже. А позже -- позже мы ещё посмотрим, кто кого!"
   "Как бы для тебя не оказалось к тому времени слишком поздно."
   "Я знал, оставаясь на Синиз, что я начинаю войну. А на войне без жертв не обходится... поэтому моя судьба сейчас несущественна. Сейчас существенно другое: в любом случае, Сопротивление должно жить!"
  
   Получив данные глубокой ментопсии, профессор Тарик очень расстроился.
   -- Вся эта затея с открытием канала сверхчувственной связи с самого начала казалась мне глупой. Нужно было подсунуть ему нормальную психотехническую галлюцинацию, чтобы он ей всё разболтал, а не организовывать этот совершенно бессмысленный для нас контакт земных разумов! Даже если мы поняли всё при расшифровке обоюдной ментопсии -- как можно верить тому, что землянин не передал этому своему приятелю какие-нибудь более важные сведения?
   -- Не стоит зря беспокоиться, профессор, -- утешал его помощник, отвечавший за непосредственную работу с Имиром Торвеном и за наблюдение над остальными участниками земной экспдиции. -- Зато мы заманили второго землянина в ловушку и просканировали его мозг так, как не смогли бы это сделать ни при каких условиях здесь, на Синиз! Теперь любой свидетель подтвердит, что Тимур Шер сам сунулся в эту дыру, как только заподозрил её связь с нашими ИИТ! Я-то надеялся заодно, что земляне после этого сами уничтожат генератор, но вот оперативная разведка сообщает, что не вышло: земляне сняли кожух и посмотрели, что внутри.
   -- Зато теперь они наверняка догадаются, что мы активно пользуемся мощной психотехникой не только на своей родной планете.
   -- Они об этом и так прознали. На Вилиминтали у нас тоже нечисто, земляне и там сели нам на хвост. А вообще, я думаю, что всё устроилось наилучшим образом: сейчас этот Тимур Шер устремится с Вилиминтали на Атмар, где мы спокойно сможем организовать его нелегальное устранение. Но перед этим он непременно встретится на Атмаре с проклятым генералом, резидентом Имира Торвена, чтобы передать ему их пароль. Вот так мы и найдём последнее недостающее звено в этой головоломке.
   -- Да плевал я, в конце концов, на этот пароль...
   -- Я имею в виду не пароль, а генерала, эффенди. Ведь мы уже на два раза прочесали всю планету: он, похоже, засел где-то в бункере и выжидает своего часа. Нужно выманить его оттуда, и чем быстрей, тем лучше!
   -- Хорошо, действуйте. И мобилизуйте, в самом деле, спецохрану вокруг кунсткамеры Института: мне совершенно неохота иметь дело ни с горсткой разъярённых землян, ни с террористом-одиночкой, ни, упаси боги просветлённые, с бандой башибузуков Кафуфа, если кто-нибудь из них захочет теперь проникнуть туда!
  

245.14.8. Ответный удар

   Никто на Синиз, включая самого Имира Торвена, не знал, где сейчас находится завербованный историком генерал. Однако Торвен, ещё начиная операцию с ним, хорошо понимал, что атмарский военный может оказаться его последним шансом на благополучный исход. Поэтому, поручая агентам Комитета Сопротивления на Атмаре разыскать генерала и организовать срочную встречу, Торвен предложил аналитикам создать такой сценарий действия, при котором риск обнаружения генерала сотрудниками ИИТ сводился бы к минимуму. Тогда же он передал им и тот пароль, который позже показал генералу. Этот ход, продиктованный элементарной предусмотрительностью, сейчас сослужил Торвену и его агенту хорошую службу: пока ИИТ брал под широкомасштабный контроль все перемещания Тимура Шера и прочёсывал в поисках генерала Атмар, сам генерал спокойно продолжал сидеть на Синиз, про себя ругая местную кухню -- на его вкус, однообразную вегетарианскую преснятину. "Оборотень", стартовавший к его родной планете по выделенному Кафуфом коридору, ушёл пустым, если не считать космического инвертора-передатчика и инструкций для нескольких доверенных людей генерала.
   Получив эти инструкции, снабжённые в качестве приложения неплохим запасом разведданных, в штабе 3-й Западной революционной армии медлить не стали. Гвардейский полк парашютного десанта получил шифрованный приказ, и через два часа на территории континента были захвачены семь опорных точек резидентуры ИИТ -- с документами, персоналом, оборудованием и даже с несколькими "оборотнями". Теперь в существование инопланетной угрозы безоговорочно поверило уже и революционное правительство. Несколько агентов ИИТ и подкупленных провокаторов, внедрившихся в высшие эшелоны власти, попробовали противостоять этому положению, но добились лишь того, что бездарно и глупо разоблачили себя.
   Таким образом, благодаря действиям Имира Торвена, баланс сил сместился в сторону, совершенно неожиданную для Кшеш-Маалу и его клики. На этом и строился во многом весь оперативный план Комитета, идею которого Торвен оставил тремя днями раньше на дне солонки в студенческой столовой. Продолжая выполнять этот план, Комитет дал группе "Прайд" наиболее разумные в этой ситуации распоряжения: Тимур Шер вылетел на Атмар искать генерала (он не знал, что эти поиски были бесполезными и служили главным образом для отвлечения внимания уцелевшей агентуры ИИТ на этой планете), а на Синиз прибыл тайком на грузовом "оборотне" инженер "Диалектики" Анер Костос. Он-то и встретился с генералом, крупно выписав фразу-пароль на бумажной салфетке.
   -- Что мне делать дальше? -- спросил генерал.
   -- Я не знаю этого... Кафуфу сейчас нельзя довериться, а Сигдар Тарик и доктор Иалан Кшеш-Маалу наверняка собрали как можно больше своих людей вокруг самых уязвимых точек в их проекте!
   -- А если попробовать вытащить Торвена вооружённой силой?
   -- Исключено. Его успеют уничтожить, а ваше нападение предстанет в глазах общественного мнения Синиз как прямой акт межзвёздной агрессии.
   -- Вы мне подали интересную идею. Но вы правы: тут предпринять ничего невозможно... Ваш Комитет должен предпринять шаги по спасению Имира Торвена совершенно самостоятельно. Или не предпринимать ничего...
  
   Час спустя дежурный инженер революционной армии, работавший на Атмаре с космическим передатчиком, принял по нему шифрованное послание от генерала, содержащее в себе подробные инструкции. Командование дало "добро". Над тихим военным городком в удалённом районе республики завыли сирены тревоги. В небо уставились могучие хоботы зенитной артиллерии. Десантники-гвардейцы, надев каски, со складными магазинными винтовками наперевес выстраивались перед трофейными "оборотнями" -- по два отделения на одну машину.
   Комиссар революционного правительства по иностранным отношениям и военный комиссар составили по всем правилам искусства длинное дипломатическое послание в адрес Регеля Иншаата, председателя Высшего собрания Синиз. То была нота протеста. Революционное правительство извещало Высшее Собрание и народ планеты Синиз, что не намерено больше мириться с безнаказанным вмешательством во внутренние дела республики.
   Письмо в пакете с государственными печатями республики было передано капитану, командовавшему десантным отрядом. Спрятав его за пазуху, капитан произнёс перед своими бойцами короткую, но прочувствованную речь.
   -- Гвардейцы! Сегодня мы бросаем вызов силе, равной которй ещё не было в истории нашей планеты. Над нами объявлена тайная власть, уверенная в своей правоте и благонамеренности. Но нет и быть не может такого правого дела, которое начинало бы своё существование с тайны и лжи! Пусть это послужит уроком для наших потомков, а пока что нам с вами выпала великая честь -- выступить против тайного врага с открытым забралом и добиться того, чтобы нас отныне и в дальнейшем признавали равными по силе, а не детьми, которых нужно воспитывать и оберегать! Да сопутствуют нам честь и удача!
   Протрубили над полем серебряные трубы, возглашая боевую тревогу; оркестр грянул марш-поход -- десантники, закинув за спину винтовки, полезли по одному в лопнувшие люки туманно-серых гибкошеих машин.
  
   Институт Исторических Технологий имел много зданий и корпусов, расположенных едва ли не по всей Синиз; но профессор Сигдар Тарик решил не распылять человеческие ресурсы и собрал оперативных агентов только вокруг ключевых точек -- музея ИИТ, в подвалах которой размещалась пресловутая кунсткамера, и сектора инопланетной психологии, в одном из изоляторов которого корчился сейчас в мучениях земной историк. Остальное мало волновало профессора Тарика, а зря. Десант революционной гвардии пришёлся в самую неожиданную цель: атмарцы арестовали и увезли с собой самого директора ИИТ.
   -- Позвольте, а по какому праву?! -- пытался возмущаться тот.
   -- Вы же удерживаете у себя пленного землянина! Даже пытаете его. Почему вам можно, а нам -- нельзя?!
   -- Мы находимся на значительно более высокой ступени эволюционного развития...
   -- Забавное утверждение! А вот подлецы и фашисты у вас не эволюционировали почему-то ни чуточки, все один-в-один как у нас! Ничего, вы у нас запоёте как миленький...
   -- Вы забываете ещё один факт: оставаясь на Синиз, Имир Торвен стал частью нашего общества, он сознательно разорвал все юридические связи с Землёй! Вы лезете в наши внутренние дела!
   -- Час от часу не легче! Вы готовы признаться в том, что ваша контора удерживает одного из ваших сограждан?! Мы готовы помочь вашему обществу всерьёз пересмотреть те идеалы, которые вы таким способом защищаете...
   -- Народ Синиз не простит вам оскорбления этих идеалов! В конце концов, именно мы помогаем вам развиться -- хотя бы до нашего уровня!
   -- В самом деле? Это не совсем тот уровень, на который мы хотим выйти в итоге. Мы как раз подготовили для ваших вещательных сетей кое-какие фильмы о спецоперациях ваших агентов...
   -- Кто вам поверит у нас, на Синиз?
   -- В отличие от агентов вашего Комитета Сопротивления, мы -- народ, и мы готовы сесть с вашими согражданами за стол переговоров. Или Синиз пала уже до такой подлой низости, что её обитатели не готовы даже разговаривать с другой цивилизацией, прекрасно осведомлённой о вашем существовании? Не забывайте: даже если вы не помните своей истории, то мы её ещё не забыли, несмотря на все усилия ваших соглядатаев! И у нас под рукой есть прекрасный пример -- фашистский Доркир. Как вы думаете -- рядовому жителю Синиз будет небезынтересно сравнить ваши реплики о "высшей ступени эволюционного развития" с фразеологией и с реальной практикой доркирских выкормышей, которых вы, кстати, активно поддерживаете?! Естественная человеческая реакция на это вряд ли будет состоять из сочувствия к добрым историкам...
   -- На Синиз естественная человеческая реакция сейчас мало что значит, -- сказал окончательно выбитый из колеи профессор Тарик. -- Синиз правит иная логика, иной, нечеловеческий разум высшего порядка. Вам никогда не познать его -- и, как следствие, не одолеть никогда...
   -- Ах, вот как! Это интересно. С этого момента -- поподробнее, пожалуйста...
  
   Регель Иншаат был в ярости. Прочитав Кафуфу ноту атмарского революционного правительства таким ужасным голосом, как будто это был смертный приговор, он потребовал от директора БКС принять немедленно все меры "к устранению величайшей в истории Синиз космической угрозы для безопасности цивилизации".
   -- Слушаюсь, эффенди! -- сказал Кафуф с явным удовлетворением. -- Но мне немедленно нужны специальные полномочия.
   -- С исчезновением Сигдара Тарика считайте себя третьим по статусу лицом на планете.
   -- Я немедленно начинаю операцию по устранению инозвёздной угрозы!
   -- Земной угрозы -- так будет правильнее сказать, -- поправил Регель Иншаат.
   -- Да, эффенди. Так правильнее: именно -- земной угрозы. Обещаю вам, что действовать я буду с максимально возможной эффективностью.
   -- Я искренне надеюсь на это. Не скрою -- от вашего успеха, Кафуф, сейчас полностью зависит ваша жизнь
   Кафуф огладил бороду, поклонился и вышел.
  
   Гиркан по своим каналам тоже внимательно следил за происходящим на планете. Он понимал, что сосредоточение агентов ИИТ вокруг двух важных объектов института наверняка означает, что в одном из них держат пленного землянина.
   Поразмыслив и тщательно изучив все данные, Гиркан решил, что Имир Торвен находится сейчас в секторе изучения инопланетной психологии ИИТ, на острове Мунтар близ столицы. Специальные полномочия, в полном объёме полученные ведомством Кафуфа, давали Гиркану возможность подобраться близко к этому, по всем признакам, опаснейшему месту. Но внутри -- там, где в бесконечных лабиринтах коридоров держали земного историка -- Гиркану приходилось бы действовать на свой страх и риск.
   Тем не менее, Гиркан решил не откладывать спасение Имира Торвена. Он чётко осознавал, что историк может понадобиться в любой момент.
  

245.14.9. Конец операции

   Гиркан рывком подтянул под себя ноги, сжался за выступом камня, достал из нагрудного кармана небольшой макробинокль. С этой высоты сектор инопланетной психологии просматривался целиком. Он лежал на изумрудной лужайке круглого островка, словно рахат-лукум на фантастическом зелёном блюде; тёмно-серая салфетка моря расстилалась вокруг во все стороны, между рассветными облаками на востоке и трёхъярусным сиянием далёкой столицы в противоположной стороне. Институт пробуждался. Там и сям деловито бегали молодые люди в лабораторных халатах, опасливо косясь на новое дополнение к пейзажу -- неведомо откуда взявшихся мрачноватых громил в касках, сидевших попарно на вертящихся лафетах тонкоствольных автоматических орудий. Гиркан мысленно похвалил себя за подстраховку: скала, на которой он устроился, была на территории институтского сектора единственным местом, где он мог бы рассчитывать на укрытие. Теперь предстояло самое трудное: спуститься с отвесной скалы на крышу ближайшего корпуса, не привлекая ничьего внимания. Задача казалась сложной: обрыв скалы имел отрицательную крутизну примерно в четыре градуса. Спуститься отсюда без помощи альпинистского снаряжения могла бы только птица...
   Гиркан спрятал макробинокль и подвинул под курткой тяжёлый пистолет-излучатель, стрелявший зарядами раскалённой плазмы. Каждый выстрел из этого оружия, эквивалентный взрыву сотни килограммов взрывчатки, мог бы легко пробить стену корпуса или полностью разрушить одну из артиллерийских установок ИИТ. Но Гиркан не собирался пускать его в ход -- разве что в самых чрезвычайных обстоятельствах. Гиркан искренне надеялся, что до чрезвычайных обстоятельств дело не дойдёт.
   Глубоко вдохнув грудью утренний воздух, оперативник прыгнул. Повис на руках над пропастью, подтянулся -- загнутый носок мягкой туфли нашарил надёжный выступ скалы. Вторая нога чуть не соскользнула, предательски прошуршали камни... Вбить бы страховочный крюк! Но нет: ни крюк, ни гравикомпенсатор использовать нельзя -- наверняка это привлечёт внимание сидящих там, внизу. Нужно работать руками и ногами. И изредка -- даже головой...
   Новый прыжок -- тело соскользнуло вниз, Гиркан боком повис над пропастью -- затрещала куртка. Рвущаяся ткань подала Гиркану идею: он вытащил брючный ремень, вставил пряжку в расселину. Ремень позволил ему спуститься ещё на три метра. За ремнём последовала куртка. Оставался сущий пустяк: метров сорок-сорок пять такого же отвесного спуска.
   Гиркан кое-как преодолел искушение подтянуться и вскарабкаться обратно. Он не любил сворачивать задуманное. Поразмыслив, оперативник достал пистолет и сунул его длинный ствол в очередную расселину. Подтянувшись, повис на рукоятке, нашарил ногой выступ. Ещё раз... и ещё... Получалось вроде бы неплохо, и Гиркан похвалил себя за умение выкручиваться из труднейших ситуаций.
   Когда до плоской крыши оставалось всего пятнадцать-двадцать метров, это умение понадобилось ему вновь. Здесь скала была отшлифована до зеркального блеска -- должно быть, с неё срезали строительный камень. Выхода не было, пришлось рисковать: Гиркан закрепил пистолет в последней расселине, привязал верёвку на казённую часть и быстро начал спускаться. Ему посчастливилось одолеть метров семь, когда пистолет выпал, и оперативник полетел в пропасть. Чудом уцепился за край крыши, уже мягко спрыгнул на карниз дождесборника -- спуск окончился благополучно, если не считать страшной боли в ушибенной при падении ноге. Гиркан посмотрел вверх, на козырёк скалы, где болталась, точно знамя, его куртка. Нужно было убираться отсюда, и побыстрее.
   Он подобрал свой пистолет, выпрямил об колено ствол, сунул оружие в кобуру, болтавшуюся теперь на виду. Отпер окно магнитным ключом и решительно спрыгнул в комнату, опрокидывая в беспорядке составленные на подоконнике цветочные горшки...
  
   -- Джок деджер! -- орал Регель Иншаат. -- Вы бездарная, тупая сволочь, Кафуф! То, что творится на Синиз -- полностью в вашей компетенции, а вы прошляпили опасность для человечества всей Синиз! Пока генерала искали на Атмаре, пока агенты ИИТ только что землю носом не рыли, пытаясь остановить этого мерзавца, он, оказывается, сидел прямо тут, на Синиз, в какой-то кафешке у моря и жрал нашу пищу, нашу еду жрал, жрал, жрал!..
   -- Я думаю, Кафуф просто участник заговора против Синиз, -- спокойно заметил доктор Кшеш-Маалу. -- Я думаю, Кафуф относится к нашей теории трансгуманистического прогресса без всякого специального уважения.
   -- Моё дело -- безопасность планеты, -- ответил Кафуф. -- Теории меня не волнуют.
   -- Синиз в величайшей опасности за всю свою историю! -- воскликнул председатель Высшего Собрания. -- Вы же понимаете, что нам фактически напрямую объявлена межзвёздная война?!
   -- Это вина ИИТ, а не моего ведомства. Они окончательно впали в состояние эйфории от собственной высокоморальной безнаказанности. Даже смерть Собо не послужила для них достаточным предупреждением, и вот вам закономерный результат. Что до моей конторы -- мы делаем всё, что можем. Землянина мы арестовали...
   -- Землянина я забираю себе, -- сказал Кшеш-Маалу. -- Он нужен мне, чтобы закрыть от несанкционированного доступа все подробности нашего проекта.
   -- Как он вам поможет?!
   -- Хотя бы тем, что не сможет помешать. Я его проверял -- знает ли он, с чем имеет дело. И вот так получается, что он вроде бы не знает, а если копнуть поглубже -- то, наоборот, знает, и даже готов сопротивляться. Вы представляете, что это для меня значит, Кафуф -- если кто-то здесь начнёт сопротивляться Великому Преображению?!
   -- А мне плевать, -- сказал Кафуф. -- Откуда я знаю -- годен ли я к этому вашему Преображению? Я ведь так понимаю, что не из всякого разумного существа можно сделать в итоге ваше трансгуманистическое чудо...
   -- Из вас оно уж точно не получится, Кафуф, -- заметил Регель Иншаат.
   -- Почему? -- удивился Иалан Кшеш-Маалу. -- Каждый обитатель Синиз, со всем своим субъективным и объективным опытом, может возродиться вновь после Великого Преображения. Естественно, уже не в прежнем качестве, но зато с массой новых возможностей. Фактически, Великое Преображение превратит каждое сознание в ангела из древних религиозных текстов: бесплотное, но бессмертное существо, которому вручено определённое могущество, способное преобразовывать окружающий мир напрямую, без воздействия посредников технологического и социального порядка...
   -- Звучит заманчиво, -- сказал Кафуф. -- И вы считаете, что на это способен каждый?
   -- Вы неточно понимаете смысл проекта, Кафуф, поэтому и сопротивляетесь ему -- инстинктивно или сознательно, я уж не знаю. Но уверяю вас: всякий, над кем свершится Великое Преображение, прикоснётся к счастью...
   -- Хотелось бы в это верить, -- сказал Кафуф. -- Но зачем вы мне об этом сейчас рассказываете?
   -- Я хочу заполучить вас в качестве сознательного союзника, вы мне нужны. Вы остро нужны мне, Кафуф! Из-за этих проклятых землян мы не успеем закончить подготовку к Великому Преображению в плановом порядке, они тут всех перепугали и всё перетрясли... вашей службы и вас лично это, судя по всему, тоже касается. Но вы энергичны, вы относительно молоды, вы знаете, чего хотите, и вы, Кафуф -- вы понимаете смысл и природу власти! Поэтому мне понадобится сознательная помощь -- ваша и всей вашей конторы. Мы должны удержать общественные стихии от срыва Великого Преображения, удержать любой ценой -- любой, вы это понимаете, Кафуф?! Поэтому я готов дать вам то, чего давно не давал никому другому на этой планете -- я готов показать вам, как свершается Великое Преображение и что оно даст в итоге! Вы заслужили этого, заслужили того, чтобы возвыситься первым. Я -- я, доктор Иалан Кшеш-Маалу, учитель цивилизации, -- я преклоняюсь перед вами, Кафуф! Вы уже возвысили себя, но вы достойны ещё большего... Идёмте же!
   -- Вы говорите как землянин, -- саркастически заметил Регель Иншаат, наблюдавший за этой сценой с брезгливо поджатой губой.
   -- Я и есть землянин, -- бросил ему Кшеш-Маалу, -- но земляне так не говорят. А жаль. Земляне забыли главное чувство, которое ведёт к прогрессу -- они не помнят, что такое власть! Власть над собой, над другими, над природой, над всей Вселенной, в конце концов... И вы тоже не помните этого: для вас власть -- функция вашей жизни, и всё. Вы получили власть когда-то из моих рук. А теперь я вручаю иную, высшую власть -- вручаю её Кафуфу!
   Регель Иншаат тяжело вздохнул.
   -- Идите за мной, Кафуф, -- сурово повторил доктор Кшеш-Маалу, -- я покажу вам суть Великого Преображения. Если вы окажетесь разумным человеком, вы поймёте, что открылось перед вами: я не просто маниакальный учёный, перестраивающий мир по своему разумению, я открываю и реализую на практике высшую суть самых древних книг, созданных человечеством Земли -- это ведь и ваше человечество тоже. И если вы это поймёте, перед вами засияют врата вечности, вы поможете Синиз стать градом небесным и оплотом добра, а ваши обученные басмачи станут в конце концов легионами пресветлого воинства, Кафуф! А если вы не поймёте этого -- ждёт вас озеро огненное... Но вы поймёте. Не родился ещё на Синиз такой человек, который не жаждал бы вечного торжества света!
   -- А как насчёт торжества добра? -- язвительно спросил Кафуф.
   -- Добро -- понятие относительное, мера добра и зла не определяется никем. А вот свет -- явление абсолютное и в прямом, и в переносном смысле, его можно всегда измерить, использовать и преобразовать. Но в общем случае свет и есть добро, а затевать с вами споры на эзотерические темы я сейчас не хочу. Идёмте же! Только снимите все электронные устройства, я вовсе не хочу, чтобы вы сделали из высшей тайны Синиз, тайны грядущих дней всей Вселенной, шоу для прямой трансляции...
   Кафуф вздохнул ещё раз, снял с запястья радиобраслет и шагнул прочь из комнаты -- вслед за доктором Кшеш-Маалу.
  
   Первого охранника Гиркан уложил болевым приёмом. Стянул со стола скатерть, заткнул кляпом рот головореза. Вбежавшего на шум мальчишку в лабораторном халате оперативник оглушил креслом -- он имел уже возможность оценить на себе ужасное действие этого оружия.
   Второй охранник оказался крепким орешком: заняв позицию на лестнице между первым и вторым этажом, он активно маневрировал, всё время держа под контролем большой участок здания. Выхода не было: чтобы создать себе удобное укрытие, приходилось стрелять.
   Гиркан отбежал в противоположный конец коридора -- ближе выстрел мог зацепить его самого. Направил ствол на лестничную арматуру этажом выше, рассчитал в уме, как и куда упадёт перебитая балка, прицелился и нажал на спуск. Яркое лилово-белое солнце вспыхнуло перед глазами, раздался оглушительный треск и... ничего не произошло. Комок плазмы, вылетевший из ствола, отклонился от оси прицеливания градусов на пятнадцать и, пробив окно, с шумом разорвался в высоте над корпусами института.
   Не дожидаясь, когда завоют сирены, Гиркан огляделся в поисках пути для отступления. Обругал себя ослом: прямо перед ним, метрах в пяти, торчала из стены наклонная горловина мусороприёмника. Утилизаторы в таких зданиях обычно ставят внизу мусоропровода; это устройства серьёзные, стационарные, способные переработать за один раз остатки материальной культуры целого симпозиума... Что ж, будем надеяться, подумал Гиркан. Рывок вперёд, лязг крышки и прыжок вниз головой в глубину, противно пахнущую горелым...
   Он застрял в двух метрах от разъёмов утилизатора. Растопырив руки, подался назад и выбрался из тёплого люка в полуподвал здания. Сирены снаружи выли уже вовсю, но Гиркана тревожило не это. Маленький зелёный огонёк на его радиобраслете -- сигнал Кафуфа -- сменился ярко-красным тревожным свечением. Кафуф снял браслет! На языке разработанных ими специальных сигналов это означало -- шеф в самой большой опасности, какую только можно себе представить!
   Гиркан колебался не более секунды. Он отчётливо понимал, что у него наверняка не будет второго шанса спасти Имира Торвена, но ни при каких обстоятельствах он не мог оставить своего начальника в беде. В конце концов, Гиркан владел почти всей оперативной обстановкой на планете. Ему было достаточно ясно, что спасти директора БКС сейчас для планеты куда важнее, чем сохранить хорошие отношения с Комитетом Сопротивления и вытащить из застенков земного историка, который рано или поздно всё равно попадёт туда снова.
   Кроме того, если на планете происходило что-то серьёзное (а Гиркан был твёрдо уверен, что директор Бюро Космической Стабильности по несерьёзному поводу со связи не пропадёт), то у Гиркана появлялись и кое-какие другие способы, чтобы по-свойски поговорить с бандитами из ИИТ.
   Нажатием кнопки на том же браслете Гиркан активировал систему стратегической связи. Быстро ввёл шестизначный код, который Кафуф доверил ему на случай критической ситуации.
   -- Всем сотрудникам БКС, -- сказал он, -- я -- Главный-1. Действуйте по моему приказу. Поднять в воздух все дежурные машины: начинаем операцию "Кебаб"!
  
   Доктор Иалан Кшеш-Маалу стоял над огненным жерлом Зеркала, опираясь на высокий --не спрыгнешь и не свалишься! -- поручень. Глаза его горели торжеством.
   -- Целый мир! Кафуф, вы представляете себе -- целый мир совершенных, духовно чистых существ! Да, мы вынуждены отбирать из их среды подлецов, мы вынуждены своими руками обрекать часть из них на существование во мраке и зле, с тем, чтобы потом лишить их возможности приобщиться к вечному блаженству! Но ведь и они способствуют нашему просветлению, нашей победе! Вселенная биполярна: не будь грехопадения -- не было бы искупления, не будь предательства -- мы не знали бы героизма! Да, такие, как Регель Иншаат, будут уничтожены, но они -- тот навоз, на котором прорастают цветы! Я получил на этой планете главное, к чему стремился многие годы, -- я получил чистое, безгрешное в помыслах поколение детей. Детей, в которых можно было открыть и вырастить личинки-криссалиды, зародыши новых Творцов Бытия! Всё -- и кровь, и мерзость, и грязь, -- всё, всё, чем меня попрекают, было сделано ради чистых душ! Потому что Вселенная отрицает убывание энтропии! Если где-нибудь увеличивается мера порядка -- где-то должна куда сильнее возрасти власть хаоса. Если мы хотим получить локальное торжество добра -- мы неизбежно порождаем вокруг него зло в куда большем количестве. Ведь так, Кафуф?!
   Директор БКС кивнул. Почти голый, если не считать набедренной повязки, он стоял у блестящей стены машинного зала. На сияние из недр Зеркала Кафуф старался не смотреть: разглядывал металлический плинтус под стеной, стеклянный щиток пожарного брандспойта, предупреждающие надписи на тяжёлых мраморных плитах. Помещение, если не считать орущего Кшеш-Маалу, выглядело как самый обычный машинный зал.
   -- Хорошо, -- выдохнул он, когда Кшеш-Маалу прервался. -- Я понимаю: локальное торжество добра, глобальная необходимость зла, равновесие там всякое... Но это, так сказать, философские критерии, не более. Вы уже получили поколение совершенных подростков, вы можете выращивать в них личинки новой морали и этики. Так зачем вся эта техническая бутафория?!
   -- Это не бутафория. Вы так и не поняли самого главного: новой этике необходима новая физиология. Вас держит в цепких когтях ваша человеческая природа! И здесь основная задача стоит как раз в том, чтобы преодолеть её. Её -- и те стремления, которые она диктует!
   -- Пока что всё, изложенное вами, прекрасно вписывается как раз в человеческую природу. Но хорошо: допустим, что вы преодолели её ограничения, создав из человека совершенное сверхсущество. Каковы, в таком случае, цели этого сверхсущества? Его задачи, методы, сам способ существования и мышления?
   -- На этот вопрос имеется несколько ответов. Низший из уровней понимания здесь такой: новый сверхразум является по своей природе творцом, вещью в себе, бесконечной и одновременно способной к полному самопознанию, то есть онтологически всемогущей в рамках собственного бытия.
   -- Ну хорошо. А какое высшее определение?
   -- Высшее подкупает своей кажущейся простотой: высшая цель существования разума -- игра. Не более и не менее.
   -- И целей у этой игры нет, судя по вашей ненависти к тезисам о философском целеполагании.
   -- Точнее будет сказать, что такая игра и есть высшая, конечная цель себя самой. Ведь именно игрой разумное существо отличает себя и от жизни, и от косной материи.
   -- Ну хорошо. А какая роль в этой игре уготована тем, кто не сподобился стать личинками вашей новой расы?
   -- Я же сказал: наиболее удачно эту роль можно описать как существование блаженных ангелов. Это фигуры в игре творца, приводимые в движение его замыслом, но при этом способные на некоторое количество самостоятельных действий.
   -- Технически это достижимо?
   -- Конечно. Тороидальные кольца плазмы, своего рода шаровые молнии, служат надёжным, бесконечно долгим вместилищем такого сознания. Соединяясь или создавая вокруг себя поля нужной конфигурации, они обретают власть над окружающей материей...
   -- И каждое из этих сознаний-колец придано определённому творцу миров, выросшему из вашей криссалиды?
   -- Совершенно точно, -- сказал Кшеш-Маалу. -- Само собой разумеется, владельцы этих колец-сознаний смогут по желанию обмениваться ими. А вы прекрасно ориентируетесь в ситуации, Кафуф! Я рад. Многие жители Синиз, объясни я им такое, по сей день впадали бы в онтологический ступор.
   -- Я не впадаю в ступор потому, что я не смыслю ничего в онтологии. А вот на рабовладение ваш проект похож в достаточно мерзкой степени!
   -- Кафуф, Кафуф, одумайтесь! Рабовладение -- это продукт эпохи аморального насилия! Мы ведь столько времени и средств потратили на педагогику именно для того, чтобы научить носителей будущего сверхсознания элементарным нормам высшей этики! Как может сверхразум осуществлять насилие над своей частью, над тем элементом, который служит ему главным средством взаимодействия с окружающим миром!
   -- А если люди Синиз не поймут этой идеи и не захотят переселяться в ваши оранжевые торы?!
   -- К сожалению, технически было бы невозможно спросить их согласия. Всё произойдёт само по себе и почти моментально: когда криссалиды будут активированы, нейтринный поток Зеркала усилится и считает необходимую информацию из каждого сознания на Синиз. Аннигиляция массы планеты даст достаточно энергии для образования нескольких миллиардов стабильных торов. Но в некотором количестве мы можем осуществлять такой перенос сознания уже сейчас, не прибегая пока что к подобным героическим методам...
   -- Именно это вы и хотите мне предложить, доктор Кшеш-Маалу?
   -- Да. Именно это.
   "Джок деджер, -- подумал Кафуф, -- где же Гиркан?!"
   -- Отказываться глупо, -- сказал он вслух. -- Но поймите меня правильно: я же не представляю, что это значит -- существовать в таком качестве! Моё тело как-то привыкло к своему существованию, и мой разум напоминает мне об этом, когда он думает, что ему придётся навеки переселится в плазменный сгусток...
   -- Вы хотели бы обсудить этот вопрос с теми, кто уже прошёл преображение?
   -- А это возможно?!
   -- Да, конечно. Стены и поручни здесь сделаны из изолирующего материала. Разумеется, для нормального плазменного кольца лучше всего было бы находится в вакууме, но на короткое время они могут без особенных проблем пребывать в атмосфере -- если она, конечно, не слишком влажная.
   -- А им не помешает чудовищный источник энергии под ногами?!
   -- Что вы, Кафуф! Он питает их!
   -- Тогда последний вопрос: эти образования, которые вы вызовете -- они принадлежат вам? Вы -- тот творец миров, который ими распоряжается?
   -- Более того: я был вынужден выделить их из своего тела. С промышленной точки зрения, я очень несовершенный образец сверхразума. Но, с другой стороны, все они обладают достаточной индивидуальностью, чтобы суметь вас убедить.
   -- Тогда я хочу с ними побеседовать. Я должен знать, какая судьба ждёт нашу цивилизацию.
   -- Надеюсь, у вас хватит глупости не сталкивать меня в пропасть реактора с картинным видом?! -- язвительно спросил доктор. -- Смирения в вашем тоне я по-прежнему что-то не чувствую...
   -- Добродететь смирения для директора БКС не очень-то важна, -- ответил Кафуф с ухмылкой. -- Я стану крайне упрямым тороидальным сгустком в вашей личной коллекции. Впрочем, можете отойти от края платформы подальше.
   -- Реактор мне не причинит вреда, -- сказал Кшеш-Маалу. -- А вот глаза вам может сейчас немного обжечь. Лучше закройте их и отвернитесь к стене.
   "Эх, Гиркан, Гиркан!" -- подумал Кафуф мельком.
   Докор Иалан Кшеш-Маалу отошёл от реакторного колодца, посмотрел на Кафуфа и, отвернувшись, скинул халат. По залу распространилось медленно нарастающее, жёсткое, нестерпимое фиолетовое сияние, проникавшее даже под зажмуренные веки.
   Похвалив себя за предусмотрительность в изучении обстановки, а Гиркана отругав в последний раз за недопустимое промедление, Кафуф на ощупь рванул на себя крышку люка, за которой, свернувшись питоном в кольцо, лежал длинный шланг пожарного брандспойта.
  

Эпилог

   Во время визита земной экспедиции Гиркан лично, ещё по приказу предыдущего директора БКС, устанавливал на орбите Синиз сеть маленьких спутников, по прямым или косвенным признавком отслеживавших с высокой точностью биометрические сигналы любого обитателя планеты. С того момента, как сигнал радиобраслета Кафуфа погас и Гиркан, пользуясь правами его помощника, объявил для БКС операцию "Кебаб", первой его задачей стало отследить с помощью этих средств нынешнее местоположение Кафуфа. Однако системы наблюдения то ли были обмануты, то ли дали сбой: следы Кафуфа терялись в резиденции Высшего Собрания, а вновь обнаруживались почти мгновенно уже в совершенно другом месте -- в заброшенном здании экспериментального темпорально-энергетического реактора, в унылой северной тундре далеко от столицы. Когда-то в древности всю эту зону объявили запретной для доступа: попытка свернуть искусственное гравитационное поле в спираль, искажающую пространственно-временные характеристики, вышла из-под контроля и привела к возникновению в окружающем опытную установку пространстве множества разнообразных аномалий, большинство которых до сих пор служило время от времени предметом разбирательств для БКС. В итоге зона несостоявшегося эксперимента была обнесена мощным защитным периметром и заброшена -- до лучших времён.
   Конечно, следовало иметь в виду возможность того, что туда, в эту зону, приманивают тех, кто будет слишком активно искать Кафуфа. Не исключалось также и то, что их приманивает туда сам Кафуф. Тем не менее, Гиркан решил рискнуть и попытаться разыскать шефа.
   До края периметра он добрался на "оборотне", воспользовавшись им для головоломного пространственного прыжка на "коротком плече". Посадил машину у самого поля, в нескольких шагах от проржавевшей старинной узкоколейки, тянувшейся сквозь периметр вдаль. Пошёл, выставив руки -- и упал шагов через двадцать: защитное поле не пустило, держало по-прежнему. Но Гиркан знал из докладов наблюдателей, что в нескольких местах автоматика защиты даёт сбой. Внешних признаков сбоя видно пока не было...
   Гиркан отвинтил от рельсового стыка семигранную гайку-крепёж. Наугад бросил в столбик периметра -- гайка отлетела назад, упала косо в снег. Довольный своей догадливостью, оперативник подобрал гаечку и побежал вдоль периметра мелкой рысцой, время от времени швыряя её в металлические столбики на той стороне. Тринадцатый столбик оказался с дефектом: гайка звонко щёлкнула по нему, скатилась в снег. Гиркан, прикрыв руками голову, побежал к месту её падения; что-то толкнуло, но с ног не сбило -- откатилось упруго за спину, как комок сжатого воздуха.
   Он был внутри периметра, когда в голове что-то щёлкнуло и отчётливо прозвучал встревоженный голос шефа:
   "Джок деджер, где же Гиркан!"
   Не хватало мне только галлюцинаций, тоскливо подумал оперативный агент. Впрочем, здесь, в этом гиблом месте, галлюцинация -- не самое страшное, что может случиться. Здесь случаются с людьми вещи куда похуже... Впрочем, сейчас об этом лучше не думать. Думать надо о Кафуфе. Где он может тут быть, Кафуф? Ах, да, его сигнал был в главном здании реактора! Где же оно тут? Джок деджер! Та громада у горизонта... Судя по карте, похоже на истину. Но как теперь успеть туда?! Транспорта нет -- добираться придётся бегом...
   И он побежал. Другого выхода у него всё равно не было.
   Он бежал среди нагромождений бетона, припорошенных мягким сырым снегом, среди покосившихся столбов и опор энергетических линий, сквозь буреломные нагромождения какого-то технологического мусора, перепрыгивал через щетину арматурных прутьев, огибал неприятно тёплые лужи, курившиеся паром и зеленоватым нездешним свечением. Он брал с разбегу, как тренированная лошадь, невысокие заборы и пакгаузы, скатывался с глинистых круч, пригибая голову, карабкался на бугры, опасно трещавшие почему-то электричеством. И всё это время в голове билась одна и та же неотвязная мысль: ему не успеть. Ни за что не успеть!
   "Эх, Гиркан, Гиркан", -- укоризненно сказал в голове голос Кафуфа.
   "Я не виноват, эффенди Кафуф! Я делал только то, что должен был делать. Вы сами не позвали меня с собой, когда уходили в последний раз, и я решил, что вы ожидаете от меня других дел! Но теперь я иду -- иду к вам, эффенди! И я дойду, чего бы мне это ни стоило! Я успею дойти до вас! Успею, успею, успею..."
   Не успел.
   Дрожь пронизала землю, встало, выметнулось над горизонтом малиновое сияние, заливая нестерпимым жаром растаявший снег. В следующее мгновение страшный удар потряс опытное поле, сбив Гиркана с ног. Земля раскрылась огромным смертоносным цветком, вздыбилась, и над пустынной тундрой раздался ужасающий, резонирующий грохот.
   На месте главного реактора вознёсся в небо колоссальный столб пепла и пара. Верхушка столба, увенчанная бледно-серым грибовидным облаком, упёрлась в стратосферу, расплылась над головой Гиркана маслянистым пятном. Где-то там, в высоком небе, потоки вечного ветра подхватили и унесли на восток жирные хлопья пепла -- результат одномоментного соприкосновения множества высокоэнергетических плазменных структур со струёй холодной воды из шланга. Там, в этом сером облаке, заключалось теперь всё то, что осталось от Кафуфа. То, что осталось от Зеркала. И почти всё то, что осталось от доктора Иалана Кшеш-Маалу.
   Одинокое колесо жёлто-оранжевого пламени, вынырнувшее из разверстой пасти рукотворного ада, проплыло сквозь дым и в задумчивости зависло над северной равниной. Потом накренилось на один бок и, роняя искры, унеслось к югу -- прямо над головой распростертого ничком Гиркана.
   Гиркан, шатаясь, поднялся из лужицы талого снега и погрозил кулаком небесам. По его перепачканным землёй и сажей скулам текли в этот миг крупные, чистые слёзы.
  
   Узнав о трагедии Кшеш-Маалу, председатель Высшего Собрания Синиз сжал кулаки от ярости:
   -- Это не пройдёт им просто так! Банда преступников, явившихся непрошеными со звёзд, поставила нашу планету с ног на голову, нарушила размеренное спокойствие нашей жизни, подвергла сомнениям все главные устои морали Синиз! И в довершение ко всему -- волна террора и военных преступлений! Двести лет мы строили свою цивилизацию! Двести лет мы стремились к великой мечте! И что же: один-единственный авантюрист, девять проклятых дней одного-единственного года -- и всё просто развеялось в стратосфере, как фантом... Ну уж нет: мы этого так не оставим! Мы, а не они -- носители идей будущего! Память о докторе Кшеш-Маалу будет вечно жить в благодарных сердцах наших потомков. А пока что я собираю срочное заседание Высшего Собрания. В чрезвычайных обстоятельствах могут быть действенны только чрезвычайные меры -- на провокации инозвёздной мрази мы должны ответить террором и диктатурой здесь, на Синиз!
  
   Через четыре дня в одиночку Имира Торвена вошли вооружённые сотрудники ИИТ.
   -- Одевайтесь...
   Земного историка впихнули в маленький космолёт. Час спустя люк корабля открылся на лесной опушке у старого бетонного моста, под туманным небом Атмара. На противоположной стороне моста ждала старинная машина, выкрашенная в защитный цвет.
   -- Идите к той машине, -- приказал Имиру Торвену сопровождающий, вооружённый пистолетом.
   Торвен пожал плечами и подчинился.
   На полпути через мост он столкнулся лицом к лицу с другим человеком -- идущим в противоположную сторону, от машины к космическому кораблю. Они на секунду остановились и поглядели друг другу глаза в глаза. Это был обмен: революционные власти в обмен на землянина передавали агентам Института Исторических Технологий их шефа, профессора Сигдара Тарика.
  
   -- Имир Торвен не выполнил задание. -- Руководитель Комитета Сопротивления разжёг кальян, медленно затянулся. -- Ему было поручено спасти от уничтожения артефакты на других планетах нашего звёздного кластера. В итоге же это задание выполнено благодаря усилиям атмарской революционной разведки. Сигдар Тарик вынужден был сам раскрыть атмарцам все свои тайны.
   -- Это не имеет значения, -- ответил Анер Костос, отвечавший в Комитете за работу группы "Прайд". -- Задание выполнено. И вы не можете не отметить тот факт, что без участия Торвена его выполнение было бы невозможным.
   -- Но он -- убийца и террорист! Его методы нам не годятся, мы должны оставаться моральными в своих действиях! Наш Комитет существует с самыми высокими целями, и на нас не должна лежать печать убийства. Ведь ваш Торвен смог выполнить эту работу только потому, что убил этого Собо, да ещё и втянул другую, неразвитую планету в боевые действия против Синиз! Разве наши потомки простят нам такое?!
   -- Думаю, вам они такого не простят, -- сказал Анер Костос.
  
   -- И что вы теперь намерены предпринять? -- спросил генерал, сидя напротив Имира Торвена в том же ресторане, где они когда-то встретились впервые. -- На Синиз вас вовсе не ждут, судя по данным из Комитета Сопротивления. Им не нравится то, как аморально и безвкусно вы провели порученную вам работу.
   -- Я вернусь на Синиз, -- ответил историк. -- У меня там ещё осталось очень много дел.
   -- Но в каком качестве? Легально вам туда сейчас не въехать, а нелегально -- вы будете лишены всякой поддержки, кроме, пожалуй, поддержки своих товарищей...
   -- Вижу, у вас есть конкретное предложение, -- сказал Имир Торвен. -- Не томите.
   -- Дело в том, что специальным распоряжением революционного командования за операцию по предотвращению войны здесь, на Атмаре, вам присвоено внеочередное звание гвардии полковника разведки...
   Торвен улыбнулся.
   -- Для меня оно очередное. Подполковником я уже бывал -- когда-то, в другой жизни... Но я не могу принять ваше предложение, если только я его понял правильно. Я очень уважаю вашу страну и вашу революцию, но моя миссия здесь -- гораздо больше, чем сражение за одну из стран или идей. Мы, земляне, считаем, что всё ваше звёздное скопление без изъятия сведено с рельсов истории чьей-то злой и некомпетентной волей. И мы можем сражаться здесь только за то, чтобы вернуть вам всем истинный взгляд на ваш исторический путь, чтобы показать и доказать вам правду, а не предлагать посмотреть на неё через удобное кривое зеркало. Поэтому я не могу принять предложение вашего правительства: вашим разведчиком я не стану.
   Генерал покачал головой.
   -- Как разведчик, для нас вы сейчас неудобны: вы уже провалены на Синиз и в любой момент агенты ИИТ могут провалить вас на другой планете. Вас не замаскируешь! Но правительство предложило мне другой вариант: вы от лица нашей страны выступите консультантом на переговорах представителей всех народов и цивилизаций, которые готовит сейчас Комитет Сопротивления. Это хороший официальный статус, к тому же гласный -- для всех, кроме зарвавшихся владык Синиз. Подумайте над таким вариантом: он даёт вам большую свободу действий.
   Торвен помолчал.
   -- Я знаю, на что иду, соглашаясь вернуться на Синиз, -- сказал он наконец, -- но я вернусь туда не раздумывая. За эту планету надо драться, за неё кто-то должен драться, а значит -- я буду драться за неё и за всё ваше звёздное скопление. Если только не прилетит "Диалектика". А если она прилетит -- это значит, что драться за ваше будущее согласны все жители Земли!
   -- Значит, вы вернётесь на Синиз?
   -- Я вернусь. У вас что-нибудь ещё, генерал?
   -- Только одно. Моё командование считает нужным за мужество и верность долгу наградить полковника Имира Торвена орденом "Честь и отвага" первой степени.
   -- Хороший орден, -- улыбнулся вновь Торвен, -- я должен потом ознакомиться с его статутом. Ну ладно, посол так посол. Кто введёт меня в курс моих новых обязанностей?
  
   Перед отлётом с Атмара Имир Торвен передал в редакцию одного из местных научно-исторических журналов рукопись своей новой статьи. Работать над ней он начал ещё на Синиз, находясь в заключении. Статья называлась "Распространение религиозных и эсхатологических мотивов в структуре морально-этического самосознания высокоразвитых цивилизаций".
   Ознакомившись с содержанием статьи, комиссар революционного правительства по вопросам науки и образования предложил выдвинуть землянина Имира Торвена в почётные члены Народного Научно-Исторического Общества, а рукопись статьи переместить в спецархив под грифом "Только для внутреннего пользования". Он вовсе не хотел, чтобы новые поколения атмарских историков подвергали сомнению немеркнущий свет революционных идеалов, изучая эту странную и опасную статью.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"