Истории, истории... Где сейчас можно услышать историю? Вот только не надо про аудиокниги, телевизор, ютуб и тому подобное! Живую историю. От человека. Который сам это пережил и поделится не только словами, но и эмоциями, впечатлениями, ощущениями. Мы встречается с друзьями и родителями редко, в спешке, когда вокруг бегают дети, работает телевизор, играет музыка, а на телефон приходят бесконечные извещения и смс. Мы всегда куда-то спешим и послушать своих близких у нас обычно нет времени. А порой и желания тоже нет. О чем можно услышать от знакомых и родственников? О болезнях? О работе? О повышении тарифов ЖКХ? А оно Вам надо? Хочется отвлечься, забыться, услышать что-нибудь такое... Интересное. Из ряда вон. Можно, конечно, поговорить с коллегами на работе. Но что там можно услышать? Опять продажникам зарплату подняли, а нам нет? Когда уже выплатят годовую премию? И так далее и тому подобное. Но есть на работе одно волшебное место, где обсуждается много чего. Интересного.
На вашей работе сохранилась курилка? Не такая как сейчас на многих предприятиях - маленькая пластиковая кабинка, где не помещается больше двух человек, да и те чувствуют себя чебурашками в мультяшной телефонной будке. В смысле, что у него там уши плохо помещались. А вытяжка там как гудит! Тут уж не до разговоров. Кстати, гудеть она-то гудит, а воняет потом от тебя после такой кабинки хуже, чем от пепельницы, не мытой минимум неделю. То ли дело классический вариант - большая комната с вентиляцией, с кучей пепельниц, диванами и столиками. Красота! У нас она сохранилась. Конечно, диваны и столики убрали. Скамейку поставили. Зато даже окно есть. Заходишь, подносишь зажигалку к тонкой ароматной сигарете, вдыхаешь горьковатый запах и на пару минут забываешь о проблемах и печалях. Нет, я, конечно, знаю, что курить вредно. Я не хочу никого заставлять или даже побуждать к курению! Упаси Господи! Вот только я не понимаю, почему человек, который постоянно жует на рабочем месте и заливает кофе или колой документы, не вызывает ни у кого отвращения, а курильщики вызывают. А мне, например, неприятно, когда за соседним столом жуют бутерброд или сморкаются. И не нужно мне говорить, что после курилки от меня еще долго пахнет сигаретами. После нормально оборудованной курилки не пахнет! А когда под носом воняет копченой колбасой или мятными конфетками - это, думаете, очень приятно? Я колбасу копченую уже лет пятнадцать не ем, а от мятных конфет меня просто тошнит! А курилка у нас прекрасно проветривается! Только почему-то нам запрещено заносить туда напитки - чай и кофе. Вроде, для того, чтобы меньше времени в ней проводили. Хотя все, конечно же, заносят. Да и ерунда все это! У кого есть срочная работа - тот забежит только на минутку, а у кого работы нет... Ну, тут уж вопросы к руководителю работника.
Зато общество в курилке - это особое общество, вернее, объединение близких людей. Более демократичное, открытое и человечное, чем любое другое общество людей в мире! В курилке и познакомиться легче и подружиться. И помириться. Что же здесь только не обсуждается, и какие только вопросы не решаются: производственные - это когда заходят люди с производства (начальники цехов, мастера) и встречаются с руководителем экономической службы или технологами; кадровые перемещения - важно вовремя зайти и покурить с нужным начальником; вопросы премирования и вопросы реорганизации. Обсуждаются проблемы личной жизни: своей собственной (мат, слезы) или чужой (понимающие ухмылки и многозначительные паузы). Короче, всё обсуждается, все друг друга поддерживают, успокаивают, утешают, находят друг друга и расстаются.
И, конечно, как всегда это бывает, одна женщина все же держалась особняком. Звали ее Аней. Работала она тогда в бухгалтерии. Нет, ну не то чтобы она совсем не разговаривала с нами, но особенно громко не смеялась, никого никогда не обсуждала и про своего мужа ничего не рассказывала - ни хорошего, ни плохого. Просто все знали, что у нее есть муж и есть дочка тринадцати лет. Ходили слухи, что у нее какой-то любовник, но видеть мы этого не видели. А знали и видели по звонкам только типичную среднестатистическую картину сорокалетней женщины - муж, ребенок-подросток и пожилые родители. Выглядела Анна хорошо и если бы не моя должность, которая предполагает знания личных дел сотрудников, я бы ни за что не поверила, что она уже отметила сороковой день рождения. Фигура у нее была не худощавой, но изящной, а талия тонкой. Черты лица правильные, но особенно у нее выделялись глаза - большие, немного раскосые с длинными пушистыми ресницами. Когда она улыбалась, глаза начинали искриться, а на щеках играли "ямочки". Короче, если бы не усталое выражение лица и немного отстраненный вид, была бы настоящей красоткой.
Как-то в конце года, уже после окончания рабочего дня, мы оказались в курилке вдвоем. Вернее, сначала пришла я в растрепанных чувствах - бюджет по персоналу нужно было урезать на пару миллионов и сколько времени это займет - совершенно непонятно, а дома ужина нет, значит муж опять будет ворчать, жуя бутерброды, сына из детсада уже забрали, но я снова скажу ему лишь "спокойной ночи", как уже не в первый раз на этой неделе. Мда, не радостно. В ноябре темнеет рано, и окно, похожее на картину Малевича отнюдь не поднимало настроения, предвещая поход по темным, промозглым осенним улицам. Муж мой встречал меня очень редко, да и жалко его было выдергивать в холод после горячего чая (и эти бутерброды, блин). Размышляя таким образом, настроения общаться у меня не было никакого. Я увидела входящую Аню, но лишь приветственно кивнула и отвернулась к стене с рекламными плакатами нашей продукции. Я не смотрела в ее сторону, погруженная в свои мысли, как вдруг услышала возглас:
- Вот зараза!
Возглас был очень эмоциональный. Я невольно обернулась. Видимо, Аня засмотрелась в окно и прикоснулась кончиком горящей сигареты к подбородку - образовалась ранка. Я тоже посмотрела в окно и увидела, что на улице крупными хлопьями повалил снег.
- Да, красиво, - согласилась я, - хотя не повод членовредительством заниматься.
-Да нет, - протянула Анна нехотя, - я не от восхищения. Просто... этот снег... напомнил мне кое-что.
- Снег всегда что-нибудь приятное напоминает, - выдавила я вежливый ответ.
- В том то и дело. Не то что бы приятное... В общем...историю одну напомнил. Скорее грустную.
- Аааа. Интересную?
- Как сказать?! Просто историю. Вернее... Я бы даже сказала сказку.
Сказала она это таким голосом, что внезапно вылетели из головы и бюджет и бутерброды и нехватка времени на общение с сыном. Мне стало интересно.
- Сказки в нашем несовершенном мире редкость. Особенно для взрослых. Расскажешь?
Аня улыбнулась.
- А тебе правда интересно?
Я активно закивала. Она замялась на минуту.
- Только она личная и я бы не хотела...
Я приняла позу пионера, дающего клятву.
- Обещаю, что не буду выкладывать ее сегодня на своей странице в Контакте!
Аня рассмеялась.
- Можешь выложить, только имя измени, пожалуйста. Что ж, сама напросилась. Слушай!
Жила-была одна женщина. Скажем так - средней молодости. И мечтала побывать во Франции. Конечно, лучше всего в Париже, конечно лучше на Монмартре. Хотя, наверное, и какой-нибудь Леон сгодился бы или Тулуза. И познакомилась эта женщина с другой женщиной. Конечно в интернете. Где ж сейчас люди то знакомятся?! И звали эту женщину Жюли. Жила Жюли на Монмартре и работала простым бухгалтером в одной туристической фирме. И так эти две женщины подружились, что Жюли позвала нашу героиню к себе в гости! Вот такая вот сказка.
А теперь про быль. Вообще-то у меня никогда в жизни не было подруг. Ну, в школе, как обычно, была пара-тройка девочек, с которыми я общалась, гуляла во дворе, делала уроки. Это были просто знакомые девочки, которые очень сильно отличались от меня, не понимали меня и, как мне кажется, считали меня странноватой. Это и понятно - я тогда ходила в мешковатых брюках, галстуках, мужских рубашках, слушала классическую музыку и все свободное время проводила в филармонии - я мечтала стать великой пианисткой. Потом я поняла, что для великой мне чего-то не хватает, скорее всего, таланта. А может и просто классическая музыка надоела, но я перекрасилась в жгучую брюнетку, коротко постриглась, проколола ноздрю, стала слушать готическую музыку, носить узкие черные джинсы и поступила в строительный институт. На институте настояла мама, она же и факультет экономический мне выбрала. В институте с подругами как-то тоже не сложилось, зато сложилось с мужем. Муж, кстати, у меня всегда был таким обыкновенно-степенно-надежным. Отличник, спортсмен, красавец, без вредных привычек. Короче, понятия не имею, что он во мне нашел. Потом родилась дочка, и даже на редкие встречи с подругами, вернее просто знакомыми девушками времени у меня не осталось - работа, детский сад, готовка, уборка - всё как у всех. Дочка подрастала, волосы я уже красила в цвет, который был когда-то моим, прокол в носу давно зарос, узкие черные джинсы стали малы. И вдруг - Жюли с Монмартра. Мы как-то сразу же поняли друг друга и стали много общаться. У меня никогда не было потребности делиться с кем-то своими проблемами, а сейчас появилась. Можно было просто отослать фразу "Всё, жизнь не удалась" и она отвечала "Спрячь весы подальше и сходи в кино на комедию!" И мне помогало! На тот момент я совершенно не знала французский, а она русский. Переписывались с помощью переводчика. Для меня эта переписка стала струей свежего воздуха. Мы выросли практически в одинаковых семьях: обе - единственные дети в семье бухгалтера и инженера-строителя, обе собирались стать пианистками и обе стали экономистами. Конечно, есть огромная разница в образе жизни, доходах семьи, отношении к жизни, но количество общих тем для бесед, очень похожие взгляды на жизнь, ценности, одинаковые мнения по многим вопросам сгладили разницу в воспитании и менталитете.
Она старше меня всего на три дня. У нас почти полностью совпадают вкусы в кино и литературе. В музыке нас раздражает одно и то же. В детских вопросах Жюли тоже была докой и именно она прислала мне бандеролью чудодейственный сухой шампунь от вшей, которых моя дочура притащила из детского лагеря. Дело в том, что Жюли воспитывала свою племянницу (дочку старшей сестры) с трех до пятнадцати лет, пока ее родители устраивали личную жизнь. Сестра ее - танцовщица, а зять - сценарист и они двенадцать лет искали себя в разных странных театральных проектах и тому подобное. Потом всё решила вторая беременность сестры - она родила второго ребенка и стала домохозяйкой. А Жюли теперь воспитывает своего малыша. Но, это я немного вперед забегаю. На тот момент ни малыша, ни даже постоянного спутника жизни у Жюли не было.
Это было самым большим отличием между нами. На момент нашего знакомства у меня личная жизнь уже закончилась (как я считала), а Жюли была в интенсивном поиске, который, к сожалению, чаще приносил разочарования, чем удовольствия. Она любила так называемых "красавчиков" (ну, они себя точно такими считали), которые по жизни привыкли только брать, а отдавать, даже собственное время, не говоря уже о чувствах, им не хотелось. И Жюли страдала, хотя рассказывала о своих неудачах с юмором и большой долей самоиронии. Её мама говорила, что Жюли "в любом обществе найдёт не того человека". Короче, мы обе мечтали поменяться местами друг с другом - Жюли хотелось домашнего очага, мужа, ребенка, а мне хотелось приключений и романов. Но завидовали мы друг другу по-доброму. Возможно, потому что показывали друг другу обратную сторону наших мечтаний.
Вот так мы переписывались с полгода. Потом мне надоели глупости переводчика и я пошла учить французский язык. И вдруг Жюли меня пригласила к себе. Я предложила своей Катюше (дочке, конечно) поехать со мной, а она отказалась! Обнаружилось, что ребенок у меня болеет Японией, а Европейскую культуру на дух не переносит. Я пошумела, повозмущалась, что в ее возрасте все должно быть интересно, но вспомнила свои галстуки и проколы в носу, и отправила их с папой в Киото. Мне Япония вообще никогда не нравилась, их культуру я не понимаю. А они как на крыльях полетели. Тем временем Жюли взялась меня обрабатывать - вот, опять ты для других жертвуешь своей мечтой. Я, конечно, оправдывалась, типа, почему опять. В первый раз только. Надо же исполнять мечты ребенка. Но она вцепилась в меня как клещ - бери деньги на билеты и приезжай - я буду осуществлять твою мечту! Жить будешь у меня, есть не будем - будем худеть, деньги нужны только на проезд и музеи. Короче не поездка, а сплошная экономия. Конечно, когда муж с дочкой вернулись, они не смогли мне отказать. И через три месяца я улетела в Париж. Срок моей шенгенской визы был классические 90 дней в полугодии, а вернулась я почти через два года.
- Ого! - вырвалось у меня.
- Да уж, поездка затянулась, - Аня улыбнулась и вытащила еще одну сигарету.
- Офигеть! И как же тебе разрешили? Ведь должны же быть проблемы с этой самой шенгенской визой или что там?
- Вот не поверишь, но я даже по сей день не знаю, как мне эти самые документы оформляли, но проблем с полицией у меня никогда не было. Всем занимался Пьер.
Аня помолчала.
- Может, тебе это не интересно? Я рассказывать особо не умею и...
- Да ты что?! Конечно, интересно! Да по такой истории только фильмы снимать!
- Ага. Сказочные. Аленький цветочек называется. Поехала, нашла чудовище, заскучала по родственникам, уехала, но обещала вернуться, а обещание свое не исполнила...
-Ага? Теперь будет самое интересное? Всё-таки без чудовища не обошлось?
- Не обошлось-не обошлось, - на этот раз Аня улыбнулась так радостно, что лицо у нее словно расцвело. Я даже позавидовала - везет же некоторым с внешностью. Но Аня продолжала - чудовище как положено чудовищу. Большое, страшное, с мягким характером и нежным сердцем. Но обо всем по порядку. Вначале, конечно, нужно рассказать как дошла я до жизни такой. Или, вернее, ступила на скользкий путь беззаботности. Короче, воздух там такой... Франция, особенно Париж, настолько сильно отличается от нашей жизни, нашей реальности, вообще всего нашего, что ни в каком фильме этого не почувствуешь. Нужно только оказаться там. Причем, оказаться так, как я - с настоящей француженкой и парижанкой, не ограниченной по времени ни расписанием туристической поездки, ни временем въезда-выезда отеля. Человеком, который вырос там и теперь хочет поделиться своими детскими воспоминаниями, юношеским восторгом и практическим опытом. Я же была ограничена только своим отпуском - мне на работе дали три недели.
- А потом?
- Потом я, конечно, уволилась.
- Через два года?
- Нет, через три недели по факсу.
Прилетела я в Руасси (аэропорт Шарля де Голля), как все русские туристы. Жюли меня встретила, хотя день был рабочий, но она отпуск тоже взяла на недельку. Я прилетела в пятницу 16 августа в 9 утра по французскому времени. Кстати, слава Богу, что она меня встретила! Аэропорт там очень большой и сложный - куча зданий, огромные стеклянные коридоры. Без Жюли я бы в нем до вечера плутала. Мы поехали к ней домой на ее машине. Поначалу я была как в тумане и даже не понимала куда прилетела - вроде все как у нас: длинная широкая трасса, потом просто пыльный город, местами даже погрязнее нашего, пробка такая же в три ряда, машины такие же как у нас. А потом вдруг начался Париж! Настоящий Париж - словно я сама оказалась в телевизоре. Красивейшие здания, площади, фонтаны, парки, статуи. Да всего и не перечислишь. Конечно, Эйфелева башня, которую видно почти из любой точки города, неповторимые набережные! Ехали мы, к сожалению, не очень долго - аэропорт всего в двадцати километрах от города, или около того. Потом, благодаря маневренности Жюли, мы объехали по маленьким узким улочкам утренние пробки и как-то лихо выскочили к холму. И вот перед нами Мулен де ла Галет! Представляешь, та самая мельница! Такое состояние странное - вот ты столько раз видела все это на картинках, фотографиях, открытках, даже на картинах и вдруг... Это все перед тобой! Настоящее, живое, можно руку протянуть и потрогать. Кстати у меня в Москве, когда я туда в первый раз приехала было почти то же ощущение. Как у Алисы в Зазеркалье. Но здесь это было ещё острее, ещё волнительней. Париж! Я и не надеялась, что попаду туда. Я была в восторге! Мне хотелось тут же выскочить из машины, потрогать руками хоть одно здание, зайти в музей, просто походить по улицам, послушать французскую речь, посидеть в кафе, съесть круассан. Жюли меня постоянно успокаивала - всё еще успеешь! Но я буквально подпрыгивала всю поездку от избытка адреналина в крови. Когда путешествуешь сам или по туристической поездке все совсем по другому. Или у тебя все так организованно, что и головы лишний раз повернуть некогда или столько мелких проблем сваливается на бедную голову, что место восторгам остается гораздо меньше. Вот ты пытаешься справиться с новым городом - выгружаешься, сам забираешь багаж, выпутываешься из лабиринтов аэропорта, разбираешься, как добраться до метро, как заплатить за проезд, на какой станции или остановке выходить, в каком автобусе нужно ехать и так далее. Все эти мелкие житейские неурядицы и "проблемки" тебя утихомиривают и успокаивают этот внутренний подъем и возбуждение. И ты приезжаешь в отель, заселяешься в комнату, возможно, тебе уже что-то не нравится, что-то раздражает. Развешиваешь мятые платья, пытаешься купить поесть, попить. И уже не такой уж потрясающий Париж, не такие уж милые французы и так далее. А тут мне не нужно было ни в чем разбираться. Встретили, привезли, устроили и даже покормили. Конечно, мне улыбались продавцы в булочной и овощной лавке, куда мы заходили. Но не потому, что я такая потрясающая, а потому, что Жюли говорила "О, это моя русская подруга! Я ее очень люблю, она будет жать у меня!" И они согласно кивали и восхищенно щелкали языком. Поэтому мне постоянно хотелось не то что петь, а подпрыгивать от радости при хотьбе. Жюли надо мной смеялась. "Вот увидишь, тебе еще надоест эта пыльная деревня!" - говорила она. Но я чувствовала в ее голосе скрытую гордость и удовольствие от моих восторгов. Квартирка у Жюли меня убила. Она мне писала "только не падай в обморок, но квартирка у меня крошечная". Мы поднимаемся по старой лестнице с витыми коваными балясинами и лакированными деревянными перилами. Как в кино! И входим... в огромную квартиру с высокими потолками - две комнаты метров по двадцать и еще комната метров двадцати пяти с печкой. У меня язык не поворачивается сказать про нее "кухня". Это просто еще одна здоровая комната, в которой вдоль одной стены стоят электрическая печка, мойка, посудомоечная машина, в остальных углах - диван, стол, стулья, журнальный столик и два здоровенных шкафа. Ну и какая ж это кухня? Знаешь, я понимаю, что это все мелочи, не заслуживающие внимания. Но я никогда и ни у кого не видела в квартире кухню в двадцать пять квадратных метров! Жюли такая квартирка кажется крошечной, а мы с мужем и дочкой до сих пор живем с моими родителями в трешке общей площадью шестьдесят метров! С учетом всех комнат, кухни, коридоров и кладовок!
Кстати, Жюли внешне не совсем напоминает француженок, как мы их себе представляем. В смысле не Бордо и не Эммануэль Биар. То есть, глядя на нее видишь не сексуальность, а такое ровное спокойствие и по-детски радостную беззаботность. Самая обычная женщина, такая невысокая темноволосая - каштановые волосы и карие глаза, тонкий нос, небольшой рот с полноватыми губами. Телосложения среднего, не тощая. Скорее упитанная. Но она такая живая, энергичная, веселая, заводная. Французы, конечно, гораздо веселее наших сограждан. Это даже на улицах ощущается - больше улыбающихся людей, более непринужденная атмосфера. Они столь явно наслаждаются жизнью, что просто завидно становится. Я отдыхала и жила в Париже два года, но быть такой расслабленной и беззаботной как у местных "очень занятых" людей так и не научилась. Они вообще гораздо меньше обсуждают проблемы даже с очень близкими людьми. Иногда мне кажется, что они и себе не часто признаются, что у них есть проблемы. Когда как-то вечером Пьер сильно перебрал вина и рассказал мне о его ссорах с родителями, то потом целый день очень сильно и долго извинялся, просто места себе не находил. А я-то наоборот - только после этого и стала считать его близким человеком! Вернее, вообще человеком, а не героем какого-то романтического фильма. Но ему объяснить это не смогла. У них так не принято. Они искренне считают, что не должны свои проблемы, неудачи и комплексы вешать на других людей. Кроме психоаналитиков, конечно. Когда Жюли мне жаловалась на своих любовников (конечно, это я ее научила, что лучше мне, чем тете психологу), я у нее спросила, почему она не поговорит об этом с мамой, она в ужасе сказала - ты что, ей же шестьдесят лет, зачем я буду её лишний раз расстраивать?
Так вот, теперь о Пьере. В первый же вечер моего приезда мы вечером пошли гулять. Да, я знаю, что там опасно ходить. И правда опасно, и правда, полно не очень дружелюбно настроенных людей непонятных национальностей и вероисповеданий. Но, во-первых, мы дальше Монмартра уходить и не собирались, а во-вторых, Жюли меня заверила, что там будет полно знакомых и обратно нас кто-нибудь точно проводит. К тому же, у меня ведь впереди было всего три недели знакомства с Парижем, а это не так уж много. Конечно, мы пошли в "Проворного кролика", ну не идти же, как все, в Мулен-Руж! Мы посмотрели номера три-четыре, выпили обязательное шампанское и решили просто побродить по Монмартру. Кажется, я в тот же вечер пошла по этой дикой длиннющей лестнице к Секре-Кер - собору на вершине холма. В общем, мы довольно быстро вымотались, и Жюли повела меня ужинать - мы свернули куда-то пару раз, и оказались в маленьком, плохо освещенном, но на удивление очень чистом кабачке. Там живой пианист играл на рояле! Мне подали огромную порцию вареного картофеля, какого-то овощного салата и горячую запеченую курицу. Было вкусно, но поесть толком я так и не успела. Почти сразу же к нам подсели двое знакомых Жюли мужчин со своими бокалами, со своим французским шармом и хорошим настроением. И до конца вечера мы хохотали как сумасшедшие, так что было совсем не до еды! Как позже рассказала мне Жюли, она сама с ними познакомилась совсем недавно, на выставке своей подруги - Валери.
Валери - это тоже своего рода, достопримечательность. Это очень тощая длинноволосая женщина хорошо за пятьдесят. А может и старше. Лет тридцать назад, где-то в семидесятые она снималась в кино у самого Франсуа Трюффо. Потом поменяла четырех мужей - каждый последующий был моложе предыдущего. В последнее время занималась декоративно-прикладным искусством - делала разные украшения из стекла и дерева и предметы интерьера с собственными изображениями двадцатилетней давности. У нее постоянно устраивались выставки работ, а так как мы частенько вместе ходили по кабачкам и тусовкам, я каждый раз удивлялась - откуда у нее берутся время и силы на своих бесконечных мальчиков (за эти два года их поменялось штук пять), бесконечные тусовки, да еще и на какое-то творчество? Но с Валери я познакомилась попозже. Ох, как тяжело рассказывать связно и не забегать вперед. Но вернемся в первый день.
Подошедшие к нам были модными на тот момент художниками. Вот один из них и был Пьер. Мое чудовище. То есть, он, конечно, не был столь ужасным. Такой типичный француз - худощавый, высокий, черноволосый и кучерявый, нос с горбинкой, крупный рот с полными губами. В смысле ни капли не Ален Делон. Второй мужчина был еще дальше от красавца - среднего роста, полноватый, в очках. Короче, больше похож на учителя математики, чем на художника. Мне всегда казалось, что художники, если они не известны в мировом масштабе, должны быть бедными, угрюмыми и замкнутыми. Эти же были веселы, хорошо одеты и даже угостили нас шампанским. Кстати, про то, что там не принято платить за женщин - это правда. Поэтому Жюли очень удивилась. А когда мы вернулись к ней домой, рассказала, что ее шампанским не угощал даже ее сожитель, с которым они вместе прожили два года! Дикие люди!
Художники проводили нас домой, потом на другой день поехали с нами в музей, по-моему, первым я смотрела д'Орсэ, потом в Лувр. Конечно, больше всего мы просто гуляли вчетвером по улицам Парижа или пили вино в различных маленьких кафе и кабачках. Честно говоря, сейчас у меня уже немного перепуталось, где я была в эти три недели, а где позже. Но точно могу сказать, что никаких ухаживаний со стороны Пьера или поощрений с моей стороны не было. Это у Жюли с Мишелем бурно развивался роман. Даже сама Жюли удивлялась - Мишеля никак нельзя было причислить к так называемым "красавчикам", но он был умным, интересным, галантным, с потрясающим чувством юмора, а главное так искренне восхищался ею, так преданно исполнял все капризы и пожелания, что невозможно было устоять. Мы же с Пьером только посмеивались. К тому же, пару раз в кабачках Пьеру на шею бросались с поцелуями девушки с длинными волосами и ногами длиной с Эйфелеву башню. Конечно, нас он не знакомил, но у меня сложилось представление, что личная жизнь у него весьма насыщенная. А потом отпуск Жюли закончился, и ей нужно было выходить на работу. Теперь днем меня галантно сопровождал Пьер, если у меня было такое желание, а у него свободное время. Желание у меня, конечно было. Возможно, он мне сразу понравился, а, может, просто было любопытно. Мужчина из другой страны, который явно привлекает внимание окружающих, но сопровождает меня. Это интересно, это волнует, тяжело от этого отказаться. Это как шоколад - коричневый (довольно непривлекательный цвет), горьковатый (тоже, казалось бы, чего хорошего), а отказаться от него не можешь.
Жизнь у меня там была замечательная! Обычно по утрам я высыпалась часов до девяти. Потом завтракала чем-то легким и звонила Пьеру, чтобы рассказать ему, куда собираюсь идти, а он мне советовал, как туда лучше и дешевле доехать, насколько это небезопасный район и разные мелочи, типа - куда потом свернуть, чтобы выпить кофе по деньгам не таким грабительским, как предлагают обычным туристам. Или, если там было множество вариантов экскурсий, он советовал какую лучше выбрать. Потом предлагал своё общество, а я вежливо отказывалась. Тогда он начинал настаивать и я, конечно, соглашалась. Я, наверное, вдаюсь в ненужные подробности?
- Нет, что ты, мне очень интересно! Я, кстати всегда хотела побывать в Париже! А ты так рассказываешь, что я словно сама все это вижу!
- Знаешь, я сейчас поняла, что мне самой хочется рассказать, поделиться. Словно заново пережить. Я никому этого до сих пор не рассказывала. Слушай, а тебе идти не нужно? А то время...
Я посмотрела на часы и с ужасом увидела, что пробыла в курилке почти час!
- О, Господи! Уже почти восемь! Мне, и правда, бежать нужно. Но я хочу дослушать. А ты еще здесь будешь? Или уходишь уже?
- Буду, конечно, зарплату закрывать надо.
- Тогда... давай через час сюда придем?
- Давай! Через час! Не забудь!
Я так оперативно работала, что почти не задумывалась над цифрами. На удивление, сколько потом не было обнаружено ошибок в бюджете, ни одна из них не была сделана в этот вечер.
Через час я выключила компьютер, взяла пластиковый стаканчик с кофе в кофеавтомате и ровно через 60 минут была в курилке. Аня подошла с опозданием на пять минут и закурила. Я решила подтолкнуть ее рассказ.
- Аня, еще немножко и я скончаюсь от любопытства как та кошка!
Аня улыбнулась и продолжала.
А дальше все скучно, как в женских романах. До моего отъезда оставались какие-то жалкие пара дней. Я завтракала одна и отчаянно вздыхала "как больная корова", как говорит моя мама. Жюли уехала на работу, а Пьер последние дни был занят. Я его не видела и не говорила с ним, а звонить самой почему-то постеснялась. Я уже собиралась выходить в очередной набег на музеи, когда он позвонил сам. Рассказал, что у него новая работа и попросил меня попозировать ему. Модель, с которой он хотел работать, заболела и я была наиболее подходящим вариантом на ее замену, по его словам. А работа была срочная. Я, конечно, долго отказывалась. Я и фотографироваться-то не люблю, а тут позировать! Это ж часами сидеть в одной позе! Еще и непонятно в каком виде! Но он не сдавался. Мы встретились на площади. Он стоял, опираясь на тумбу с афишами. Я посмотрела на него со стороны и даже удивилась, что до этого не находила его привлекательным. Да, он не был красавцем. Но фигура у него мужественная, при этом гибкая, изящная. Широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги. Локоны лениво трепал летний ветер. И потом, этот французский шарм, эта беззаботность. Он часто говорил, что люди созданы для счастья, но почти всегда начинают заблуждаться. Конечно, я романтизировала и его и все что с ним связано, но он мне казался одновременно и знающим и опытным как взрослый мужчина, и в то же время, беззаботным, озорным и "легким" как мальчишка! Совершенно убийственное сочетание. Причем, пока я наблюдала за ним, какая-то девушка уже помахал ему рукой, а проходящая мимо подмигнула. А когда я подошла, он так искренне обрадовался, взгляд его так засветился радостью! Я почувствовала себя звездой!
Но эйфория быстро закончилась. Пьер был настроен решительно и потащил меня работать буквально сразу после приветствия. Его квартира показалась мне огромной, захламленной и жутковатой. Как закулисье в театре. Оказалось, что мне не придется часами просиживать у него, а необходимо именно сейчас утром, пока из этого окна падает этот свет сделать несколько нужных фотографий. Я страшно нервничала. Даже бокал бренди не помог. Во-первых, я на фотографиях плохо получаюсь, во-вторых, как я и боялась пришлось раздеться. Ничего такого видно не было, я была почти целиком закутана в какую-то бинтообразную ткань, но мне, естественно, было неуютно.
- Анет, фотограф почти как врач, его не нужно стесняться, - говорил он, пока обматывал меня этой штукой. Я фыркала, но терпела. Раз уж согласилась, глупо было теперь отматывать назад. Да и чего выделываться? Вон какие у него знакомые девушки! Вряд ли он во мне разглядит женщину. Короче, перетерпела. Фотографировал он меня долго - часа два или три. То поправлял что-то, то свет переставлял (кроме окна потом была еще подсветка), то его выключал, то просил передвинуться, то позу немного поменять. Короче, я устала, как будто смену на заводе за станком отработала. Честно говоря, я за станком никогда в жизни не работала, но думаю, ощущения именно такие. Мышцы все болят, радости от выполненного долга никакой, хочется только упасть и лежать. Но, вот, наконец, ему все понравилось, он подозвал меня посмотреть. Я глянула и вздохнула, ну все как всегда - и лицо широкое, и руки толстые, в общем - все плохо. Конечно, вслух я этого не сказала, но он, видимо, понял и очень удивился.
- Анет, ты чем-то недовольна? По-моему, отличные фото!
- Да, Пьер, фото отличные, только я себе не нравлюсь! Ты тут не причем.
- Боже, как это может быть! Ты смеешься надо мной!
Он посмотрел мне в глаза и перестал смеяться. Осторожно взял меня за руку и притянул к себе. Я к тому времени уже одела его огромный халат, но все равно чувствовала себя как голая на площади. Пьер осторожно усадил меня к себе на колени и снова стал показывать фотографии.
- Посмотри! Посмотри, какая ты красивая! Только смотри не как на себя, а как будто эту женщину ты видишь впервые...
И знаешь, он так это говорил, так показывал... Я увидела себя совсем по-другому. Я действительно словно увидела себя со стороны и, наконец, восприняла себя такой, какая я есть. И нашла себя привлекательной! Принять себя в тридцать пять лет! Конечно, это было откровением. Это было странно. Это было прекрасно. Я не знаю, что у меня до этого было с головой, но я, наконец, поняла, что могу быть счастливой с самой собой. Не знаю, замечала ты или нет, но самыми счастливыми обычно бывают люди не те, которые живут в мире и согласии с окружающими, а те, которые прекрасно ладят с собой. То есть, не так. Когда человек живет в согласии с собой, то другие с ним сами соглашаются. Еще и тянутся к таким людям. Потому что они чаще всего самоуверенны и успешны. А я вечно была закомплексованной дурой. Честно говоря, у меня куча знакомых такие же.
- Э, да и я, наверное, такая, - нехотя призналась я.
- Вот, ты можешь меня понять! Муж у меня не такой. Он-то самоуверенный, спокойный, но мне это спокойствие он дать не смог. Конечно, он мне говорил, как меня любит, какая я красивая. Но, я вечно чувствовала какой-то подвох. Какую-то неискренность, что ли. А вот Пьер... Смешно, да? Казалось бы, ну сказали тебе комплимент. Ну что такого? Мне и муж это говорил, и просто другие мужчины, но то, как это сказал Пьер...Он сказал мне не просто комплимент - он вернул меня мне самой! Вернул мою самоуверенность, которую я растеряла еще в детстве! Вернул мою свободу, мою легкость. Для меня это был самый потрясающий подарок, и я пропала. И, естественно, благодарность переросла в привязанность. Короче, я стала любовницей Пьера. Конечно, я виновата. Конечно, я ужасная женщина. Я это прекрасно понимаю, этого не отрицаю и не пытаюсь оправдаться. Но почему, почему никто и никогда до этого не мог в моей жизни так мне сказать? Так дать почувствовать себя красивой, желанной, необходимой, любимой! Почему я этого никогда не чувствовала до того момента? Почему мы так самоуверенны, радостны и спокойны в детстве? Зачем так часто в жизни нас ломают, принижают и морально уродуют под видом "для твоего же блага", а потом мы от этого "блага" всю жизнь избавиться не можем? Хотя, это родители для "блага", а остальные типа учителей и воспитателей кажется вообще из вредности. Но мне повезло излечиться и отказываться от этого я не собиралась.
С Пьером мы ничего не обсуждали, никаких конкретных планов не строили, но как то само собой в разговорах было то, что я переезжаю к нему и остаюсь. Навсегда. Через пару дней я рассказала мужу, что нашла другого мужчину и остаюсь во Франции. Он вообще ничего не сказал, только попрощался и повесил трубку. Я потом целый вечер прорыдала. Но я уже не могла отказаться от этой новой жизни. И от Пьера. Тогда не могла.
Ты не представляешь, насколько изменилась у меня жизнь! Мне казалось, что я была лошадью - скакала, скакала по жизни, работала, ела, спала, но даже головы поднять, чтобы посмотреть на небо не было ни времени, ни желания. Я тянула лямку - тянула на себе кучу каких-то дел, обещаний, обязанностей. В общем, была самой обыкновенной женщиной. У меня был абсолютно нормальный муж, даже хороший - не пил, не гулял, очень любил меня и нашего ребенка. Любил так, как он это понимал, как его научили. Но я при этом была просто лошадью - лошадью, которая тянет повозку с того момента как открывает глаза и закрывает глаза только потому что силы закончились. И вся сила его любви не могла помочь мне перестать быть этой лошадью. Даже не скаковой, а просто рабочей скотиной. И вдруг я стала человеком. Упряжка свалилась с меня, даже мысли стали свободными. Вот, например, о чем думает нормальная женщина, когда перестает думать о работе - так, на ужин вчера были макароны, а суп закончился, а что быстрее сварится - картошка или рис; а дочка уроки уже сделала или опять над ней полночи сидеть придется; надо мужу сказать, чтобы больше не одевал голубую рубашку, у нее воротник совсем затрепался и тому подобное. А я теперь думала о том, какую я книгу прочитала, как мы будем ее обсуждать, как этот концерт Брамса исполнил пианист на концерте. Ну, и, конечно, отсутствие финансовых проблем. Какое платье одеть вечером, куда мы пойдем после ресторана - в театр или на выставку, а может, просто погуляем? Даже о таких мелочах как: что приготовить на ужин, когда погладить белье, как собраться с силами и сделать уборку в пятницу, чтобы освободить выходные, мне теперь не нужно было думать! Пьер говорил, что быт убивает красоту и квартиру у нас убирала приходящая уборщица, а ели мы всегда вне дома. Больше мне не нужно было думать о том, как выкроить из зарплаты деньги на новое пальто дочке, на какие деньги сделать ремонт в квартире, как найти время на поклейку обоев. Я раздумывала о том, в каком платье Кате больше понравится, какие заколки больше ей подойдут, какого цвета будут новые обои, какие портьеры мы повесим, какой фильм мы будем смотреть, какие песни слушать, какие духи я хочу сегодня! А Пьер давал деньги на подарки, договаривался с рабочими, приглашал женщину, которая шьет шторы, потом сам отправлял подарки моей дочке и покупал мне духи по моему выбору! Пьер заботился обо мне так, словно я была маленькой девочкой, хотя разница между нами была всего пять лет. Купал меня, одевал, любил расчесывать мне волосы. Он старался предвосхищать мои желания, покупал мне вещи, не давал мне скучать. Он рисовал меня на своих картинах, знакомил со своими друзьями, представил меня своим родителям. Как-то я напевала песенку в душе, он сразу восхитился моим голосом, познакомил с одним певцом и предложил записать нам вместе несколько песен. Тот, на удивление, согласился. А меня в музыкальной школе даже в хор не взяли! И все это только для того, чтобы "мне было чем себя занять!" - как он говорил. Мы с Бенджамином записывали песни, а Пьер сидел в студии и делал зарисовки в большом блокноте. Он постоянно занимался только мною. Когда он писал картины - я должна была просто валяться рядом, смотреть журналы, читать, есть, пить и спать. Из дома без него я могла пойти только в парикмахерскую. Но даже туда он предпочитал ходить со мной - сидел в кресле, пока мне делали маникюр или укладку. Но меня такое пристальное внимание совершенно не напрягало. Напротив, мне было лестно, что ему тяжело отпустить меня даже на минуту, а по вечерам, в компании друзей я вообще была в восторге. Женщины так яростно пытались обратить на себя его внимание, так откровенно мне завидовали! Он постоянно знакомил меня с кем-то, хвастался мною перед своими друзьями. Много времени мы по-прежнему проводили с Жюли и Мишелем. У них все было замечательно. Жюли с Мишелем поженились через шесть месяцев после нашего знакомства, и я была подружкой невесты на их свадьбе.
Конечно, я сразу поняла, что живет Пьер явно не на доходы от своих картин. Его образ жизни был просто роскошным. В отличие от Мишеля он позволял себе длительные перерывы в работе, брался только либо за интересующие его проекты, либо предпочитал разрабатывать собственные идеи, а потом уже искать на них покупателей. Ненавязчиво я стала выпытывать у него у него кто он и откуда. Я думала, что его родители бизнесмены или что-то в этом роде. Оказалось все еще хуже. Хуже для меня. Он, видите ли, был представителем древнейшего рода французской аристократии. И только я такая дура (в смысле была совершенно не в курсе по его фамилии) кто это такой. Меня просветила одна очередная длинноногая француженка в женском туалете после того как высказала мне что-то типа "вы русские своего не упустите". А я то дура, думала, что всех так вдохновляет его талант. В нем же совсем не было никакой заносчивости, никакого эгоизма, никакой снисходительности так присущих нашим, даже слегка состоятельным, русским знакомым. Когда я возмущенно высказала ему дома, кто он такой, раз до сих пор не счел нужным просветить меня по поводу своих замечательных родственных связей, он долго хохотал. А на другой день потащил меня знакомить с мамой. Мамочка его жила в шикарном особняке в пригороде Парижа и ее я так и не увидела. Оказалось, что она летала в Италию то ли за платьем, то ли за шляпкой. Я не очень поняла. Но Пьер отказался еще раз ее посещать. А вот к его папе в его поместье в Марселе мы летали. Папа оказался очень милым, но внешне больше похожим на Мишеля, чем на Пьера. Такой тоже пухленький, в очках. А Марсель! Боже, что это за город! Я решила, что все туристы совершают великую ошибку - нужно стремиться не в Париж, а в Марсель! Какой там Музей изящных искусств, какое аббатство! А какие там сады! Про бухты и пляжи лучше просто не упоминать! Вот это действительно сказка!
Вот собственно и вся история.
Аня замолчала и посмотрела в окно. На улице продолжал падать снег.
- Как вся история? Но почему ты сейчас здесь, а не в Париже? А снег тут при чем?
- Ах, да! Такое длинное предисловие. Что забыла, почему начала это рассказывать, - Аня тяжело вздохнула, - мне почему-то запомнился один эпизод. Накануне того дня вечером мы вшестером - я, Пьер, Жюли с Мишелем, Валери и её на тот момент, кажется Николя, почти до утра праздновали продажу картины Пьера. Уже под утро Валери внезапно сказала нам, что в одиннадцать утра у нее выставка каких-то брелоков и украшений в антикварном магазине. Когда мы пришли домой, Пьер возмутился, что выспаться не удастся, да и глупая затея устраивать выставку фенечек за пару дней до Рождества. Но делать нечего, мы должны были поддержать Валери и утром пришли на выставку. Вернее, приползли ближе к полудню. Причем, самой бодрой среди нас была Валери. Конечно, кроме нас никого не было, а главным магнитом выставки для нас шестерых стала большая бутылка виски, открытая для посетителей. День уже посерел, бутылка опустела, мы собирались уходить, как вдруг на улице повалил вот такой вот снег. В магазин набились замерзшие прохожие и выставка, на удивление, оказалась очень успешной. Почти все экспонаты были проданы. А мне запомнилось, что мы с Пьером стояли возле большого окна магазина, смотрели на снег, и мне было так хорошо и спокойно. Я была почти совершенно счастлива в этот момент. Голова моя лежала на широкой груди Пьера, свитер мягко щекотал щеку, я слышала как глухо и уверенно бьется его сердце, а за окном огромными хлопьями падал снег! Точно так же как сегодня.
Мы одновременно посмотрели в окно - снег действительно падал хлопьями. Машины на стоянке оделись в белые шапочки, а деревья кутались в белые рваные шали. Из-за низкой температуры снег лишь скользил по веткам, укладываясь на асфальте пушистыми сугробами.
- Но ты все-таки вернулась, - напомнила я тихо.
- Да, - Аня помолчала, словно пытаясь сглотнуть комок в горле.
Все это время я пыталась задавить в себе то, что помимо женщины я еще и мать. Но верь мне, ни одного дня не проходило, чтобы я не думала о дочери и слезы бы не наворачивались мне на глаза при этом. После того разговора с мужем я позвонила Кате, но она отказалась со мной разговаривать. Я писала ей смс, просила приехать, но примерно пару месяцев она меня игнорировала. Потом брала трубку, выслушивала, обзывала предательницей и выключала телефон. Но спустя месяцев пять стала просто нехотя разговаривать. Не знаю - то ли муж мой как-то повлиял, то ли мама. Я была в отчаянии, но ехать ко мне она отказывалась. Я, конечно, понимала, что так нельзя жить, что невозможно бросить вот так своего ребенка, мужа и остаться в другой стране. Нужно было принимать решения, ехать домой, заниматься кучей мелких дел. А самое главное - нужно было разводиться и забирать Катю в Париж. Пьер постоянно настаивал на этом, уже подыскал ей школу и хотел искать нам дом - чтобы всем хватало места. Можно подумать, что у меня пять дочерей, а не одна! Но ему это было приятно, а я снова пустила все на самотек. На день рождения я послала Кате подарок - шмотки какие-то и серебряный кулон от Пьера и впервые мне показалось, что лед начал немного таять. Она согласилась приехать пока ненадолго, только чтобы осмотреться и познакомиться с Пьером. Но приехать у нее никак не получалось. Все время что-то случалось, какие-то мелкие неурядицы ей мешали. Уже и паспорт она оформила, и вещи вроде как собрала, но дата отлета все откладывалась. Муж мой, на удивление продолжал жить с моими родителями и нашей дочкой и ни разу за все это время не устроил мне истерик, не упрекнул ни в чем. Когда я им звонила - казалось, что все еще тянутся те 20 дней моего отпуска, на которые я должна была уехать, и каждый раз, после общения с ними меня мучили дикие угрызения совести. Я буквально сходила с ума как какая-то Анна Каренина. Смешно, я ведь тоже Анна. Только сейчас это заметила! Мама моя, конечно, не стеснялась в выражениях, и орала на меня, и обзывала, но видя, что это на меня не действует, приняла ситуацию и подыгрывала остальным. Папа был мягким и понимающим. Как всегда. Вот теперь, спустя годы, я понимаю, что этот заговор придумал мой муж. Не могу точно сказать, по каким признакам я это поняла, но это точно он. И винить его в этом я не могу.
Года через полтора я начала физически мучиться от разлуки с дочерью. Я очень люблю ее и безумно скучала по ней. Мне хотелось ее увидеть, обнять, услышать ее голос, не искаженный телефонной трубкой. Конечно, она выросла, изменилась за это время и мысли о ней стали наваждением. Тем более, что до их поездки в Японию мы с ней никогда не расставались. По ночам меня преследовали кошмары. Я не выдержала, собрала вещи и купила билет домой. Конечно, Пьер был безутешен, очень много пил и мало смеялся в эти дни перед моим отъездом, но я успокаивала себя, что это вызвано хлопотами с его персональной выставкой в Музее Монмартра. Да и уезжать я не собиралась надолго. После выставки мы полночи бродили, пили вино, виски, разговаривали, я пообещала ему вернуться через месяц и привезти Катю с собой. Он мечтал с ней познакомиться.
Аня замолчала. Курить больше не хотелось - уже голова начала кружиться от дыма, но Аня, казалось, ничего этого не замечала и снова вытаскивала очередную сигарету из пачки.
- Ты развелась с мужем?
- Нет. Он меня дождался. Я приехала, муж с Катюшей меня встречали. Катька так выросла. Совсем взрослая стала. Даже взгляд другой. Конечно, и моя вина в этом взрослении была. Муж меня ни разу не попрекнул. Да и вообще мы эту тему в семье больше не поднимали. Все вели себя так, словно моя поездка длилась три недели - и всё. Через месяц после моего приезда заболела моя мама - серьезно болела. Но все обошлось. Потом нужно было отправлять ее в санаторий, и я поехала с ней, так как одна она отказывалась ехать. Потом постоянно случались еще какие-то мелкие неприятности. Так я никуда и не поехала. Но с тех пор я не могу спокойно смотреть на сильный снегопад. Так тяжело становится.
- Ничего себе история. Я даже дышать, по-моему, перестала. Я думала, что такое только в сказках случается! Неужели это все правда?
- Да уж, - Аня горько усмехнулась и потушила пятую уже, кажется, сигарету, - только когда в жизни случается сказка, потом очень тяжело жить в реальности.
Мы попрощались и разбежались по своим остановкам автобусов, а снег все падал и падал.
История Анны взволновала меня просто донельзя. Я даже не заметила, как добралась домой. Вроде бы она с меня не брала слово хранить ее историю в секрете, но мне неудобно было рассказывать это коллегам. Рассказала мужу.
- Шлюха твоя Аня, - категорично заявил мой муж, - кошка и та котят своих не бросает, а эта - поманили пряником французским с кудрями, так она и ребенка бросила! Отвратительно! И ради этого ты торчала на работе до десяти и меня по-человечески не покормила?! Саньке ты даже "спокойной ночи" не сказала! Нашла с кем общаться...
Я еле спаслась от него в ванной комнате. Но после такой отповеди я поостереглась рассказывать эту романтичную историю своей очень добродетельной маме, чтобы не наслушаться еще более жестких эпитетов.
А еще мне очень хотелось знать - правда ли все то, что Аня мне рассказала и почему она осталась с мужем, а не поехала к Пьеру. Ну, подумаешь, задержалась! Могла и через полгода поехать! С проверкой оказалось все очень легко - да здравствует интернет! Фамилия у Ани была Цветкова. Я поискала в интернете альбомы французского шансона тех лет и на удивление быстро нашла альбом Бенджамина Бьоле, на котором с ним пела Аннэт Флёр. На обложке была фотография женщины со спины - видны только светлые волосы и часть лица. Похоже на Аню, но мало ли, кто на кого похож! Кстати, хороший альбом. Я нашла некоего художника Пьера Моруа, который вроде подходил под описание, нашла его картины и на нескольких картинах была изображена женщина, очень похожая на Анну. Данных о жизни самого Пьера практически не было, даже даты рождения, либо я не там искала. Я не удержалась и рассказала историю Анны своей сестре Ирине.
- Да ладно. Чо, прям вот так поехала и нашла аристократа? В первый же день? Да не, ерунда какая-то! - Ирина долго не могла поверить, но когда я ей показала данные из интернета - долго не могла прийти в себя, - не, ну вот везет же людям, а? Вот бывает же у людей такая сказка! А тут, блин, все проза жизни, да проза жизни. И вся коричневого цвета! Хотя... Тяжело, конечно, дальше жить. После такой сказки. А это точно всё правда, может, привирает?
- Да откуда ж я знаю. Но я вроде и про Пьера этого нашла. И альбом она записывала с очень известным у них шансонье. У него даже роман с Ванессой Паради был!
- Да ты что! Ну, ни фига себе! Вот это я понимаю, вот это она съездила отдохнуть! Как говорится - теперь и помирать не страшно - есть что вспомнить! А чего она к французу своему не вернулась? Ребенка бы в Европе пристроила!
- Да вот не знаю я! Мы вдвоем как-то больше не оставались, а при коллегах спрашивать неудобно.
- Да, наверное, и не надо. Ой, знаю! Не, ну точно! Он, небось, про нее и думать забыл. Она же говорила тебе, что они легче к жизни относятся.
- Кто - они?
- Ну, европейцы! Французы эти. Да еще и аристократ, блин! Она пока свои дела тут утрясла - он уже пучок других нашел, - Ирина вздохнула, - или его нашли. Да и не только европейцы. Все они мужики такие! Только отвернешься - бац, уже с другой сидит! Иди потом, доказывай, что ты была любовью всей его жизни. Точно тебе говорю. Потому она тебе и не рассказала, чем дело кончилось. Ну, вот представь себя на ее месте...
- Да я бы с удовольствием!
- Да я не о том! Это любому ежу понятно. В смысле, ежихе. Я про развязку! Ну, конец истории. Рассказывает такую потрясающую басню, все ей завидуют и ей можно было бы любую концовку рассказать тебе, кроме такой унизительной. Да еще и интернет. Знает же, наверное, что там что-то болтается. Поэтому врать напролом не выйдет. А такая концовка портит всё впечатление. Сразу из сказки такую... прозу жизни делает. Такое даже рассказывать неудобно.
- Блин, ну да, точно. Наверное, так. Как-то вообще не романтично получается, вот умеешь ты, Ирка, впечатление испортить. А я уже такое напридумывала! Думаю, вдруг они переписываются или она еще собирается, а муж развода не дает...
- Это жизнь, а не сказка. Хотя... Нет, даже с такой концовкой это сказка. И куда бы так съездить? Все, точно в этом году в Абхазию рвану с Витьком.
Витек - это семилетний сын Ирины.
- Ирка, ну какая Абхазия?! Ну, сама подумай, с кем ты там познакомиться можешь?
- Много ты понимаешь! Абхазцы тоже люди. Хотя, я, конечно, больше отдыхающих имею в виду. Да просто, послушав такое, хочется ну хоть куда-то, блин.
- Хочется. Только как из этой упряжки выскочить?!
- О, это она очень правильно про женщин сказала. Про русских, по крайней мере, точно. Да нас, наверное, уже и нельзя вытаскивать из упряжки. Мы ж привыкли пахать. Вот потому она и поехала сама домой, а не дождалась, пока дочка к ней приедет. Ей драйва не хватало. Нашего российского женского драйва - тянуть на себе кучу родственников, работу, заботы, преодоления препятствий разных, чувства этого дурацкого, что всё зависит только от тебя. Короче, избы, коня, ну и тому подобного. Невозможно вырваться из этого, если ты так жила всю жизнь.
После этого разговора я как-то поуспокоилась и уже не стремилась всеми силами заловить и расспросить Аню. История для меня поблекла, потеряла романтический ореол. Как красивые, но безумно дорогие туфли - красиво, хочется, но купить я их себе не смогу и ходить мне в них некуда. А Аня - то ли совсем курить бросила, то ли курила теперь в другом месте. Так что я ее почти не видела. Потом я узнала, что ее перевели в другое подразделение с повышением - она теперь работала заместителем начальника склада и редко пробегала мимо кабинетов финансистов.
Прошло несколько месяцев. 23 февраля и Восьмое марта у нас на работе решили объединить и отметить масштабно, тем более что Новый год из экономии не отмечали в связи с очередным скачком цен и народ соскучился по тусовкам. Почти сразу за соседним столом я увидела Аню. Она была как всегда хороша и немного холодновата - с высокой прической и в платье с открытыми плечами. Мужчины наши облизывались, но делали это молча и незаметно, сдерживаемые её отстраненностью. Тем более что внезапный перевод и новая должность породили еще больше слухов вокруг нее и, как следствие, еще больше зависти. Через какое-то время Аня пошла в сторону входа в ресторан, где было оборудовано место для курения, и я сразу же направилась туда. Мы поговорили о празднике, о подарках, об угощении. Я мучительно пыталась придумать, как перевести беседу на ее французскую жизнь. Заводить разговор сразу о развязке, причем возможно неприятной, не хотелось, но любопытство, а, скорее, выпитое шампанское, победили застенчивость и хорошее воспитание.
- Все хотела тебя спросить, а там, правда, так опасно ходить и много эмигрантов? - задала я наводящий вопрос.
- Где там?
- Ну, в Европе, во Франции!
- А. Очень много! Есть, конечно, нормальные, адекватные люди и среди эмигрантов. У нас возле дома был магазинчик - так там все продавцы - алжирцы, очень милые люди, приятные и улыбчивые. Но есть среди мигрантов и очень страшные. Была и со мной одна такая неприятная история. Мы пришли домой к нашим мужчинам - были с Жюли в очередной раз в Лувре. Пьер и Мишель работали дома. Мишель не курит, поэтому Жюли осталась докурить на улице.
- Но Жюли, - говорила я ей, - ведь Мишель никогда тебе не запрещал курить у него дома?
- Да, но у него всегда такое лицо, что всякое удовольствие от сигареты пропадает. Не беспокойся, еще светло, со мной ничего не случится.
Я посмеялась и зашла в подъезд, то тут же выскочила из него, так как услышала крик Жюли. Я открыла тяжелую дверь, выскочила на улицу и обалдела. Ее держал какой-то здоровенный мужик непонятной национальности, но похожий на сирийца. Впрочем, он мог быть и алжирцем, и албанцем. Я совершенно в них не разбираюсь. Меня поразило, что он такой здоровый (чаще они невысокие) и просто убил вид ножа возле горла Жюли. Обычно все эти эмигранты были мирными. Увидев меня, он сам начал кричать в мою сторону - Донэ муа мани! Жэ бёзан мани! Короче, деньги ему нужны были. Я растерялась, стою в дверях, не знаю что делать. И подойти боюсь, и телефон достать не могу - вдруг он Жюли сделает что-нибудь, и уйти не могу, вдруг, как только я отойду - он ее убьет или изнасилует?! И тут мне что-то в голову стукнуло и я начала раздеваться. Я стояла в дверном проеме и не давала двери закрыться, рассчитывая сразу же сбежать в подъезд или хотя бы потянуть время. Медленно я начала раздеваться и стала ему по-русски говорить "Я знаю, что ты хочешь!". Я по-русски, потому что я в этот момент и французский забыла! Была осень, одежды на мне было много - белье, юбка с кофтой, блузка, шарфик, пальто и я молилась, чтобы кто-нибудь спас нас от этого кошмара или хоть бы он отпустил Жюли. Я ведь даже не знала, как полицию вызвать! Жюли продолжала кричать, а я старалась снимать каждую вещь как можно медленнее. После блузки он отшвырнул Жюли и нож и кинулся на меня. Тут уже я заорала и кинулась в дом. Но дверь захлопнуться не успела. Он, конечно, меня догнал и повалил, но его тут же оттащил Пьер, который выскочил на мой крик. Так что всё закончилось хорошо. Через минуту уже и полицейские прибежали и Пьеру еще пришлось давать какие-то объяснения в полиции, так как он успел неплохо врезать этому придурку. А меня, конечно, считали героиней! А Жюли так расчувствовалась, что подарила этот перстень. Он ей от бабушки достался и я не хотела его брать, но она говорила, что бабушка будет счастлива отдать его той, кто спас жизнь ее внучке.
Аня показала мне красивый крупный серебряный перстень в виде цветка с каким-то кроваво-красным камнем в сердцевине.
- Вот и мой аленький цветочек! - Аня улыбнулась.
- Кстати, а почему ты не вернулась к своему чудовищу Пьеру? Я даже картины его нашла в инете.
- Да? Так там должно быть написано.
- Что написано? Там картины его есть, а о его жизни совершенно никаких данных.
- Надо же, Жюли всё же исполнила обещание и убрала все данные о нем. Раньше, как только наберешь в поисковике его имя - сразу выпадала куча наших общих фотографий и статей о нашей любви. Смешно. Но, найти, наверное, можно. Всё удалить сейчас нереально, по-моему.
Аня помолчала и я уже решила, что она так ничего и не расскажет. Но она резко затушила сигарету так, что красные искры фейерверком рассыпалась вокруг урны и повернулась ко мне. Глаза у нее блестели, а голос немного срывался, когда она говорила.
- Я не вернулась, потому что через два месяца после моего отъезда Пьер написал мне в фейсбуке "Я, оказывается, совершенно не могу жить без тебя".
Она опять замолчала и мне почему-то стало страшно.
- Ну и что? - почти прошептала я.
- И повесился у себя в мастерской. Ты извини, я пойду.
Мы ушли с празднования минут через пятнадцать. Сначала Аня, потом я. Где-то через месяц ее перевели в Московское подразделение и я ее больше никогда не видела. А пока я ехала в такси домой, словно в догонку ушедшей зиме, крупными хлопьями начал падать снег.