- Ты, девонька, не смейся, а послушай, что нянька старая говорит. Любовь повстречать - дело нехитрое, а вот сохранить её, пронести по жизни, не растеряв - куда сложнее. Обиды большие и малые точат любовь, как черви, и просыпается она песком сквозь червоточины...
- Так как же быть, няня? Вот вы с Филиппом, мама говорила, прожили в любви до самой старости, и ни разу никто не слышал, чтоб ругались или ссорились. Тут, небось, без чуда не обошлось?
- А ты, шутница, в самую точку-то и попала. Чудесами весь мир вокруг нас наполнен, только вы, молодые, их не замечаете. Возьми, например, вязание. Ниточка - в петельку, петелька - в рядок, рядок - в куклу... Обида - в любовь, любовь - в счастье...
- Няня, а меня научишь кукол вязать? Авось, пригодится скоро.
- Научу, детка, как не научить. А сейчас беги, вон уже, Анри твой, под окнами всю дорожку истоптал...
***
Осень наконец-то вступила в свои права, и погода окончательно испортилась. Ветер срывал с деревьев редкие оставшиеся листья, швырял их в лицо вместе с первыми крупными каплями. Анри Милард медленно брёл по дорожке к дому, приволакивая так некстати разболевшуюся от долгого стояния ногу. К лацкану чёрного пальто прилип мокрый оранжевый лист, но старик не замечал его, как не замечал и начинающегося дождя.
Пустота обрушилась на Анри, как только последняя горсть земли упала на могилу Софи. Он стойко держался все эти дни: организовывал, оформлял, приглашал, принимал соболезнования. Казалось, стоит остановиться - и мир вокруг исчезнет, пустота проглотит его. Но вот всё кончено, и что делать теперь?
Ещё шаг, и ещё. Дом заслонил старика от осеннего ветра. Подняться на ступеньку, повернуть непослушный ключ в замке. Дверь открылась, будто нехотя, впустив его в прихожую. Навстречу дохнуло теплом и уже ставшим таким привычным запахом лекарств. Анри никогда не принимал лекарств. Еще пару дней, и этот запах тоже исчезнет...
"Нет, так нельзя," - подумал старик. Софи ушла, но с ним навсегда осталась память - пятьдесят лет ведь прожили душа в душу. Ему вдруг захотелось разобрать старые фото, письма, открытки. Заново прокрутить их жизнь день за днём, наслаждаясь воспоминаниями. Но как старик ни старался, вглядываясь в молодое лицо жены на слегка пожелтевшей чёрно-белой фотографии, вернуться в те счастливые дни не получалось. Память как будто зациклилась на последней неделе, проведённой им с Софи.
Была суббота, двадцатое октября. Предпоследний день ежегодной осенней ярмарки, куда они неизменно ходили вместе. Софи только что оправилась от гриппа, и Анри волновался: не утомит ли её прогулка и многолюдье рыночной площади? Они даже немного поспорили, но, в конце концов, Анри пришлось согласиться: провести такой день, сидя в четырёх стенах, просто невозможно.
Как будто бабье лето, с которым все уже распрощались, в последний момент решило вернуться на ярмарку за покупками. Супруги прогуливались между рядами ярморочных лотков, обнявшись, как влюблённая парочка, вызывая добродушные улыбки знакомых. Анри купил у Жака Пулена нарезку своей любимой ветчины. Софи не устояла перед баночкой свежего ("Всю ночь варил, пенку снимал, вот попробуйте, мадам, ещё тёплое!") ежевичного варенья. У мадам Реньи она купила несколько мотков пряжи для вязания, а от аптекаря Лесара получила в подарок связку сушёной лаванды.
Но через пару часов Софи призналась мужу, что устала. Закружилась голова, и пришлось усадить её за столик кафе. Софи мгновенно заметила, что Анри огорчён, и истолковала это по-своему: она слышала, что он только что договорился с приятелями о встрече в баре на площади. Отправить усталую жену домой одну - об этом и речи быть не могло. К счастью, всё решилось само собой: соседка, проходившая мимо их столика, вызвалась проводить Софи до дома, а Анри отправился на посиделки с друзьями, обещав не задерживаться.
Когда за барной стойкой старого уютного кафе зазвонил телефон, Анри не почувствовал никакого подвоха. И только слегка удивился, когда бармен призывно махнул рукой и протянул ему трубку. Звонили из окружной больницы. Деловитый голос регистратора сообщил, что к ним только что поступила мадам Софи Милард. Её привезла соседка, остановив на улице первую попавшуюся машину, когда Софи стало плохо. Диагноз был поставлен практически сразу: инсульт.
Вечер и ночь, проведённые им в больнице, Анри почти не помнил. К жене его пустили только утром, когда Софи перевели из реанимации в обычную палату.
- Мадам Милард тяжело перенесла инсульт, но теперь её состояние стабильно, - объяснил доктор, моложавый высокий мужчина. - Сейчас ей, прежде всего, нужен покой и хороший уход. Через пару дней можно начать реабилитационные процедуры - физиотерапию, занятия по восстановлению речи...
- Доктор, - перебил его Анри, который после бессонной ночи с трудом улавливал смысл медицинских терминов, - скажите, сколько времени должно пройти, чтобы моя жена снова...
Доктор поправил очки на переносице и посмотрел прямо на старика:
- Чтобы ваша жена снова стала прежней? - Было видно, что ему несчётное количество раз задавали этот вопрос.
- Способность к восстановлению - одно из замечательных свойств человеческого мозга... Но на это нужны время и силы. Поймите, месье Милард, мы готовы сделать всё возможное, но возраст вашей супруги... Я бы не хотел обманывать вас напрасными надеждами. Наши специалисты постараются помочь восстановить речь. С моторикой же могут возникнуть серьёзные проблемы. Вероятность того, что мадам Милард снова сможет ходить, практически равна нулю.
- Спасибо доктор. Я могу забрать Софи домой? - Анри делал невероятные усилия, пытаясь сохранить твёрдость голоса.
- Да, месье, я думаю, что домашняя обстановка пойдёт мадам на пользу. Вы можете забрать её сегодня после обеда. Пройдите с сестрой к стойке регистрации, она поможет вам заполнить необходимые документы. Сиделка приедет к вам на дом не позже пяти вечера.
- Сиделка?.. Но зачем? Я сам буду ухаживать за своей женой!
- Не волнуйтесь, всё оплатит страховка, - с улыбкой объяснил доктор.
Но Анри волновался совсем не об этом. Он просто не мог себе представить, что в доме будет постоянно находиться незнакомый человек, что чужие, равнодушные руки будут прикасаться к его Софи.
В итоге сошлись на том, что медсестра будет навещать мадам Милард два раза в день, а через несколько дней, когда больная немного окрепнет, за дело возьмутся логопед и физиотерапевт.
В следующие пару дней Милард крутился, как белка в колесе. К концу четвёртого дня он неимоверно устал. За окном сгущались ранние октябрьские сумерки, и старик сидел в кресле, не зажигая света, наслаждаясь редкими минутами отдыха. Ему даже удалось слегка задремать, когда тишину вдруг нарушил слабый, похожий на шелест листьев, голос Софи:
- Анри? Ты здесь? Я должна тебе рассказать...
Анри встрепенулся, пытаясь понять, не померещилось ли ему. Затем чуть передвинул кресло, так, чтобы быть в поле зрения жены. Нет, не померещилось. Софи смотрела прямо на него, и взгляд её был на удивление ясен. И хотя говорила очень тихо и медленно, но можно было отчётливо разобрать каждое слово:
- У меня никогда не было тайн от тебя... кроме одной. Ты помнишь мою старую няньку Полину?
Ещё бы Анри не помнил! Он ухаживал за Софи уже больше месяца, когда она, наконец, решила познакомить его с семьёй. И сразу предупредила: получить одобрение от старой Полины будет сложнее, да и важнее, чем понравиться родителям.
Нянька Полина занимала в семье Стрельцофф - родителей Софи - особое положение. В 1917 году, когда дед Софи, богатый российский коммерсант Григорий Стрельцов, бежал из революционной России во Францию, вместе с женой и детьми уехали двое самых близких к семье людей: приказчик Филипп - правая рука Григория, и Полина - молодая гувернантка его девятилетней дочери. Младшему Стрельцову - отцу Софи - было тогда четыре года. После переезда Полина взяла на себя и воспитание мальчика. Жена Григория так и не смогла смириться с жизнью в эмиграции, постоянно хандрила, болела, и умерла в двадцать втором году. После её смерти Полина практически заменила детям мать. Они с Филиппом обвенчались, но так и остались работать и жить у Стрельцовых, заняв апартаменты цокольного этажа в просторном доме. Полине было доверено и воспитание Софи: она учила девочку русскому языку, литературе и музыке, и рассказывала ей бесконечные истории о далёкой России, в которых быль и сказка смешивались самым невероятным образом. Когда Анри познакомился с Софи, Филиппа уже не было в живых, а Полина так и жила в доме. Она была рада предстоящей свадьбе и полна решимости воспитывать третье поколение отпрысков семьи Стрельцофф. К сожалению, этим мечтам не суждено было сбыться: Полина умерла вскоре после свадьбы...
- ... ты помнишь?
Анри не хотелось перебивать жену, он только кивнул и легко сжал её руку.
- Перед нашей свадьбой она рассказала мне секрет, как сохранить любовь на долгие годы... никогда не ссориться... она научила меня вязать кукол. Как обидишься или рассердишься - возьми пряжу поярче, свяжи куколку... Вязание - это волшебство, с каждой петелькой светлеет душа, обида станет шуткой, гнев - нежностью...
- Ох уж эта Полина, - Анри не мог сдержать счастливой улыбки: его любимая снова была с ним. - Старые няньки все, как одна, суеверны, а уж старые русские няньки...
Но Софи перебила его, хотя разговор явно давался ей с трудом:
- Подожди, это не всё... Как довяжешь куклу - не оставляй у себя. Её надо обязательно отдать... кому-то, кому она может принести счастье. Вон там, на шкафу...
У неё не было сил поднять руку, только взгляд указал на самую верхнюю полку, где стоял средних размеров деревянный ларец. Анри знал, что жена хранила там свое рукоделье, но никогда не интересовался содержимым. Он тут же поднялся:
- Ты хочешь своё вязание? Сейчас, сию минуту, я достану!
Усталый голос остановил его:
- Не надо, не сейчас. Позже...
Софи закрыла глаза. Анри снова опустился в кресло, придвинув его настолько близко к кровати, чтобы не выпускать руку жены. Впервые за три дня ему удалось не просто задремать, а погрузиться в глубокий, спокойный сон. Когда через несколько часов он проснулся, в окно с ночного ясного неба светила луна. Ладонь Софи в его руке была холодной и твёрдой.
***
В суете похорон Анри Милард ни разу не вспомнил про ларец. Сейчас же его вдруг осенило: Софи ведь пыталась донести до него что-то очень важное, свое последнее желание. Как же он мог забыть! Может это и было то самое недостающее звено, блокировавшее воспоминания? Устало поднявшись из кресла и разогнув ноющую спину, старик направился в спальню. Он осторожно снял ларец с полки и водрузил на кровать, стараясь воссоздать в памяти свой последний разговор с женой, а вот поднимать расписную крышку не торопился. Стоял, как школьник, не решающийся открыть тетрадь с контрольной, волнуясь за оценку.
Сказать, что супруги Милард любили друг друга - это ничего не сказать. Про такие пары говорят "душа в душу", лучшего определения и не придумаешь. Конечно, бывали разногласия, даже споры, но за все пятьдесят лет они ни разу по-настоящему не поссорились. Казалось, стоило зародиться ссоре, как она сама собой тут же превращалась в шутку, весёлую игру или даже романтическое приключение. Сам Анри считал, что именно он всегда уступал жене, но делал это охотно, в убеждении, что без её счастья и ему счастливым не быть. Софи же, с её лёгким и веселым характером, была мужу надёжной опорой и поддерживала его во всех начинаниях. И вот надо же, колдовство какое-то, вязание, куклы...
Сделав глубокий вдох, старик решился всё-таки откинуть крышку. Первым в глаза ему бросился старенький молитвенник, исписанный потускневшей от времени золотой кириллицей - наверняка свадебный подарок Полины. Кроме потрёпанной книжки, в ларце лежали спицы, пёстрые лоскуты и мотки пряжи. Пытаясь справиться с волнением, Анри не сразу заметил куклу. Она была всего одна - вернее, один - взъерошенный рыжий мальчишка с курносым носиком-пуговкой, веснушками и ярко-зелёными глазами. Поразительно, как простая вязаная игрушка могла выглядеть настолько живой. Когда Анри бережно приподнял куклу, она, казалось, улыбнулась ему, и даже подмигнула.
"Одна, всего одна кукла,- думал Милард с невольным облегчением,- за пятьдесят лет жизни". Но что ему нужно сделать? Чего хотела от него Софи? Ответ нашёлся сам, и очень скоро. Беря куклу в руки, Анри наткнулся на записку, приколотую английской булавкой к синим штанам мальчонки. "Арнье, 4, 28 октября". Но ведь это же... завтра! Ниже стоял номер телефона, похоже, местного.
Старик машинально потянулся к трубке, лежащей тут же, у кровати. Бодрый женский голос ответил почти сразу, после второго гудка:
- Дом в Вишнёвом Саду, здравствуйте, чем я могу вам помочь?
Всё сразу же встало на свои места. "Дом в Вишнёвом Саду" - так назывался приют для сирот, расположившийся в одноимённом поместье на окраине их городка.
У супругов Милард никогда не было детей. То, что Софи не могла забеременеть, выяснилось уже в первые годы замужества. Но молодая пара не особо переживала из-за этого: Анри, по профессии фотограф-натуралист, постоянно путешествовал, и Софи с удовольствием сопровождала его в поездках. Только когда любимой жене уже было хорошо за тридцать, Анри стал замечать, как она с тоской смотрит на играющих малышей. Единственным возможным решением было усыновить ребёнка, и вот тогда-то судьба и привела Милардов в Дом в Вишнёвом Саду. Однако осуществить решение оказалось куда сложнее, чем принять его. Супруги приходили в приют раз за разом, наблюдали за играющими в саду детьми, но так и не смогли остановить свой выбор на одном из них. Софи была готова забрать их всех. После долгих споров и разногласий они решили оставить эту затею. Софи же продолжала навещать приют, играла с детьми, даже одно время давала уроки музыки и рисования. Она стала реже сопровождать мужа в поездках, посвящая освободившееся время сиротам, и скоро снова обрела душевное равновесие. Анри был рад новому занятию жены и, со своей стороны, не скупился на регулярные пожертвования в пользу приюта.
***
Дом в Вишнёвом Саду стоял на холме, окружённый витой кованой оградой, а прямо за ним раскинулся огромный сад, которому приют и был обязан своим названием.
Высокая дверь старого особняка открылась быстро и почти бесшумно. На пороге показалась молодая, невысокого роста женщина с пышной копной ярко-рыжих волос, цветущим лицом и озорными искорками в серых глазах. Женщина глянула на Миларда снизу вверх, улыбнулась легко и открыто, потом вдруг опустила глаза...
- Здравствуйте, я Анри Милард, мы договаривались по телефону...
- Ах, месье Милард, - затараторила женщина. - Доброе утро, месье Милард, да, конечно, проходите. Я Мари Люпен, старший воспитатель нашего Дома. Примите мои искренние соболезнования, месье Милард. Директриса Габор хотела лично встретиться с вами, но сейчас она ведёт урок...
- Да я на минутку, - Милард слегка смешался под этим нескончаемым потоком слов, - я вот только хотел отдать, Софи просила... - Он начал вытаскивать из кармана плаща завёрнутую в целлофановый пакет куклу.
- Да проходите, проходите же в кабинет, месье, - воспитатель Люпен уже тянула старика за руку, и ему ничего больше не оставалось, как следовать за ней по длинному коридору с вереницей высоких дверей.
Внутри Дома в Вишнёвом Саду сильно пахло ванильной сдобой. "Наверное, кухня где-то совсем близко",- думал Анри, тщетно пытаясь сдержать урчание в животе. Он вдруг вспомнил, что ничего не ел с самого вчерашнего утра. Где-то за приоткрытой дверью слышались звуки фортепиано, пение, детский смех. В противоположность его собственному дому, в этом бурлило столько жизни, что Анри не мог постичь, как такое вообще возможно. "Дети, - думал он, - юные, стремительные, бесшабашные. Наверное, всё дело в них". Из-за поворота в конце коридора высунулась любопытная курносая мордашка. Где-то Анри уже видел эти зелёные глаза и веснушки... "Кукла!" - всплыла мысль.
- Арнье! - позвала воспитательница. - Арнье, ну иди же сюда, проказник, тут месье Милард принёс тебе подарок от мадам Софи!
Детское личико вспыхнуло румянцем в одно мгновение и тут же скрылось за углом. Маленькие ножки затопали по коридору, удаляясь.
- Вот, нам сюда, - уже снова щебетала мадемуазель Люпен. - Присаживайтесь, я сейчас попрошу принести кофе. Вам со сливками? Ах, как же так, какое горе! Представляете, мы же ничего не знали до вашего звонка! Надо же... Нам всем будет очень не хватать мадам Софи. Здесь все были без ума от неё: и персонал, и, конечно же, дети! Она ведь просто завораживала их своими сказками! Но главное, конечно, - это её куклы...
Последнее слово вывело Анри из философских раздумий.
- Простите? Что вы сейчас сказали? Куклы?
- Ах, ну конечно! - Мари Люпен наклонилась к нему и продолжила на тон ниже, - Мадам Габор строго запретила говорить об этом. Но все у нас в Доме знают о мистическом свойстве кукол мадам Милард. И воспитатели, и дети. Каждый из наших воспитанников мечтает получить такой подарок. Малыш Арнье будет последним счастливчиком, а жаль...
- Да что же в них такого, в этих куклах? - воскликнул Анри. Он ничего не понимал, и это начинало раздражать.
- Ой, да вы не знали... - Мари придвинулась еще ближе и говорила уже почти шёпотом. - Каждый из наших подопечных, получивший в подарок от мадам Милард куклу, был усыновлён в считанные недели! Они обрели новых родителей, собственную семью, все без исключения! Это же просто чудо!
- Ээээ... и сколько было таких ку..., ну, я имею в виду, усыновлений?
Мадемуазель гордо выпрямилась и произнесла уже в полный голос:
- По статистике усыновлений наш Дом в Вишнёвом Саду уже много лет входит в десятку лучших в стране!
***
Анри Милард шёл по аллее, спускавшейся от Дома в Вишнёвом Саду к центру города. Он чувствовал себя опустошённым, но пустота уже не давила - она была лёгкой, в ней он мог жить, дышать, вспоминать. Перед глазами стояла чудесная картина - его Софи, молодая, счастливая, идет к нему навстречу с крыльца родительского дома.
А из цокольного окна глядит на них, улыбаясь одними глазами, старая нянька Полина.
