Записки провинциального коллекционера
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Записки провинциального коллекционера...и "отчёт" о первых за 75 лет зарубежных поездках.
Небольшое предупреждение: данные "Записки" являются продолжением и добавлением предыдущих. Опять же, они не претендуют на какие-либо определения и откровения. Они - для "внутреннего" употребления. Они - итог только моей жизни, моей памяти, моего мышления. Если что-то в них кому-то не понравится (а кто-то решится прочесть!?) - пусть обратится в Высший суд, а там разбирутся...Ха-ха...син...
Конец 2011 года "ознаменовался" моими поездками сначала на Солнечный берег в Болгарию, а затем - в Израиль, куда я собирался слетать более десяти лет - с момента ещё до дефолтной России.
Роман с Болгарией.
Середина сентября встретила нас с женой, Зинаидой Михайловной, на Солнечном бреге хорошей, по нашим меркам, погодой и тёплым морем. Поселившись в достаточно цивилизованном отеле "Феникс", мы регулярно ходили на водные процедуры в море, подставляя наши белые тела благодатному солнышку и ласковым волнушкам. Мелкий песочек благодатно поскрипывал под нашими ногами и лежать было очень приятно. Местные мужчины развязно прохаживались вдоль берега, явно присматриваясь к одиноким молодым женщинам с целью персонального обслуживания. Нескромно ведя разговор о величине своего "банана", который и так был почти выставлен на обозрение.
По вечерам, и в ненастную погоду (что было очень редко) - мы купались в бассейне, расположенном прямо под нашими окнами номера на 5-м этаже.
Единственным недостатком нашего отдыха было посещение столовой, осуществлявшей питание отдыхающих по методу так называемого "шведского стола". Не знаю, как у других, но у меня появилось гадкое чувство жадности и ненасытности: хотелось положить себе в тарелки всё, что там стояло и лежало на столах и мармитах. Чревоугодие обуяло меня... Правда, я был не один такой и это успокаивало. Теперь, когда кто-нибудь предложит мне отдых со "шведским столом", я точно откажусь. Не могу же я за этот стол садиться на "электрическом стуле", чтобы удержаться от великого соблазна нажраться вкуснятины от пуза, а потом ругать самого себя за уступку искусу.
Конечно, побывали мы на самостоятельной экскурсии вдоль побережья, увидели развалины древних храмов, современные долгострои отелей. На самом побережье более 300 отелей и каждый имеет свою архитектурную изюминку и притягательность. На каждом шагу магазинчики, ателье по "производству" татуировок, прогулки в колясках, запряжённых парой чистоплотных лошадок с фонариком на передке. Продаётся много обуви, кожгалантереи, одежды, парфима, детских и спортивных товаров.
К русским отношение благожелательное: разговаривают много и охотно, жалеют политическому расхождению, продаются квартиры по очень сходной цене нашим соотечественникам, которые уже много закупили квартир и живут целыми подъездами и домами.
Короче, всё нам понравилось, кроме "шведского стола", который оказался хуже любой физической пытки.
Роман с Израилем.
7 ноября 2011года Юля с Андреем высадили меня в Домодедове, откуда я на "Боинге" стартовал в Израиль. Приземлившись в тот же день в аэропорту "Бен-Гурион", я немного проплутав по его залам и переходам, минуя всякие контроли и проверки, вышел навстречу Боре, который, перекурив, повёз меня по отменной дороге в Холон, к себе домой. Встретили меня нормально, если не считать, что Леон вначале меня избегал, увидев какого-то старичка.
На время моего пребывания в Израиле Боря взял отпуск, хотя ещё недавно тоже брал для встречи матери, которая гостила у них около месяца.
На следующий день Боря повёз меня к Средиземному морю, в котором я помочил ноги и собрал для Стаса несколько десятков ракушек. Море было тёплым, но купающихся почти не было. Вечером я решил слегка побродить по городу - приобщиться к ритму, запахам и шумам Израиля. Идя вдоль звукопоглощающей стены вниз по улице Хатасима, я спустился вниз до современной большой школы, оборудованной многими спортивными площадками, на которых играли ребята. Неподалеку, в скверике стояли несколько столиков для игры в шахматы. Играющих старичков я не заметил. Решив положиться на свою интуицию, я пошёл обратно, как казалось мне, в нужном направлении, но заблудился. И только с помощью русскоговорящих прохожих удалось вернуться домой.
Не удивило, но поразило то, что все обочины тротуаров и дворы заставлены машинами так что въехать машинам скорой помощи или пожарным почти невозможно. А что будет дальше!? Правда, и у нас, в России такая же проблема.
Обедал уже назавтра я у Комаровских старших, которых перед моим приходом посетили двое полицейских, которые искали некую молдаванку, прикреплённую к Изе по уходу за его "старчеством", и, как оказалось, сбежавшую неизвестно куда. Боря не стал заходить и уехал домой, а мы, после отменного обеда, ударились в воспоминания о прошлом.
Изя, молодец, оказывается, хорошо потрудился над составлением таблицы родословной своей семьи. Это "генеалогическое древо" я попросил перебросить на мой комп Майю. Она же сотворила замечательный коллаж из множества фотографий всех наших семей на планшете размером примерно метр на 70 см. Смотрели мы на этот коллаж и многое вспомнилось из нашей прошедшей жизни...
9 ноября мы с Борей поехали в Иерусалим. На "быстрой" дороге слева и справа промелькнули небоскрёбы Тель-Авива; незаметно она стала "взбираться" в гору, прорезаться между скалами, на которых росли ели и сосны. Стало закладывать уши. Потом по обеим сторонам появилась бетонная стена безопасности, а за ней промелькнули несколько арабских и бедуинских поселений примитивного типа.
Как рассказывал Боря, бедуины, служащие в израильской армии - лучшие разведчики. Они могут быть очень богатыми, владеть заводами и т.п., а жить в своих бедуинских "трущобах".
Наконец, перед нами на уступах горы возникло еврейское кладбище с множеством могильных плит. Через некоторое время мы въехали в Иерусалим и стали искать стоянку у Храмовой горы, где расположена Стана Плача и Храм Гроба Господня. Стоянка нашлась только со стороны арабского района города и, конечно, платная.
По плутав по закоулкам старого города мы вышли к Стене, где я, надев, одну из припасённых здесь кип, подошёл к много раз виденной на фотографиях и кинокадрах Стене, прижался к ней, а затем в щёлочки еле-еле засунул несколько записочек от себя, от Ольги Деребяиной. Как оказалось впоследствии, записочка Ольге помогла в решении квартирного вопроса! Ещё однажды, ранее, ей же такая же записочка, переданная с кем-то, помогла кому-то из родных справиться с болезненным недугом!
Часть времени, проведённого у Стены, меня на фотоаппарат мобильника снимал Боря. Потом мы купили сувениры для православных знакомых: маленькие крестики, прикрепленные в пакетиках со святой землёй и терновым листиком, которые отнесли в Храм Гроба Господня на освящение.
Вспоминаю, как Боря надо мной хохотал, когда я взял с собой книгу И.Губермана, надеясь встретить его в Иерусалиме и попросить автограф. "Вот тогда я поверю, что бывают чудеса" - изрёк сын. Увы, Губерман не был информирован о моём приезде...
Обратная дорога также не была быстрой: пришлось немного поколесить по арабским улочкам и серпантину Иерусалима. Если израильские автомобили имели номера жёлтого цвета, то палестинские - зелёные.
Следующие два дня я гостевал у Джанны Мазиной в Хадере. Накормила сразу нас с Борей вкусным обедом, после чего он отбыл домой, а я остался ночевать в сдаваемой Джанной молодой арабке комнате. Она, как раз в этот день уехала к себе домой, а я возлежал на широкой и мягкой кровати.
Переговорили с Джанной на многие интересующие нас обоих темы: вспомнили Мишу, её доброго и порядочного мужа, в куртке которого я до сих пор часто хожу дома. Вечером прогулялись с ней по их окрестностям: видели места застройки, где раньше были великолепные фруктовые сады, синагогу, в которую ходят в основном бухарские евреи. А на следующий день за нами заехала Элла, дочь Мазиных со своим приятелем Андреем, подвёзсшие нас к морю.
Одарила Джанна нас подарками безмерно, а отказаться было невозможно...Только Мишкиных новых рубах 8 штук... И вообще, дарение и принятие подарков отдельная и большая тема - для меня она оказалась внутренне болезненной. Угодить с подарком очень трудно, тем более, когда куда-то летишь или едешь и надо посетить около 20 человек. Принимать подарки тоже проблема, хотя, может быть, более приятная, чем дарить. Впрочем, тут никогда не попадёшь в "цель".
После обеда за мной заехал Боря и мы успели посетить городской парк, на озере которого гнездятся утки, гуси, лебеди и много других птиц. На газонах вокруг озера свободно расположились отдыхающие большие семьи арабов. К каждому дереву: эвкалипту, кипарису и прочим подведена отдельная трубочка с постоянно циркулирующей водой.
Как раз, в первые дни моего пребывания в Израиле стояла хорошая тёплая погода, но затем пошли сильные дожди. По ночам гремели грозы и их какофонии мешали спать, так как сильно барабанил в пластмассовые жалюзи.
Однажды я пошёл встретить из школы Леона и попал под сильный ливень. Несколько минут я укрывался под металлическим настилом игровой площадки, а по бетонной лестнице, идущей из территории школы на улицу, стремительно нёсся водопад, сметая на своём пути довольно крупные ветки деревьев и камни. Хорошо, что за нами приехал Боря на машине, и мы не успели здорово промокнуть.
Обед следующего дня ждал нас с Борей в Петах-Тикве у дочери Анны Израилевны Клоковой - Тани. Семья Клоковых во главе с Владимиром Дмитриевичем и Анной Изралевной были близкими нашими друзьями в Вильнюсе, наряду с Мазиными.
Анна Израилевна, которой около 85 лет, узнала меня с помощью Тани. Но говорить с ней много я не решился - ограничился передачей привета от Зины и Юли.
Интересные карточные фокусы нам показал муж Лины, дочки Тани, Женя. Но особенно ему удался фокус с зависанием в воздухе сантиметров на 20 над полом. Сделано всё было профессионально чисто и корректно.
На обратном пути Боря заехал в сосновый лесок, где они с семьями проводили выходные дни: собирали грибы, жарили шашлыки, играли с детьми...
Наступил день посещения Мёртвого моря, куда мы благополучно прибыли при хорошей погоде в отличие от Холонской, где всю ночь хлестал ливень. Некоторое время мы ехали вдоль моря, а по берегу были разбросаны каменные одноэтажные строения то ли бывших казарм, то ли кибуца, так как вдалеке виднелась банановая роща, которая, возможно, принадлежала этому кибуцу.
Боря выбрал удобное место для парковки, и мы спустились по лестнице на прибрежную галерею, где я разделся, а затем полез в МЁРТВОЕ МОРЕ. Правда, купаться я не стал, а вот водой обмылся и попробовал на вкус. Заметно было, что море постепенно отходит от старого берега, на котором остаются разнообразные постройки.
Где-то в стороне остались Содом и Гоморра, но зато вдоль шоссе видны были арабские и бедуинские селения, около которых паслись при полной туристической амуниции, верблюды. Вернувшись, домой, в Холон, застали всё тот же дождь, от которого уехали утром.
Кажется, что в этот же день мы заехали в большой торговый центр, где работает в должности похожей на "шеф-повара" Боря Иссерзон. У него в подчинении 57 человек, которые в день обслуживают более 500 человек, приобретающих у них мясной продукции не менее, чем на 100 шекелей. (Если я что-то не перепутал...)
Это вдоль длинной стены метров на 30 тянется цепь всевозможных мармитов, в которых варится, парится, жарится, охлаждается, отрубается, режется что-то вкусное мясное.
Встаёт он часа в 4 утра и вкалывает до 16 часов дня. Вроде бы, где-то ещё и прирабатывает в охране. Теперь он молодой папаша, отец дочки по имени Мария Борисовна. Потрафил он Лазарю, назвав так дочь в память матери отца - тоже Марии Борисовны.
Самое хорошее то, что Боря стал работящим отцом, забросив в прошлое свои блатные привычки.
Наступил день посещения семьи Саши и Натащи Комаровских, живущих совсем недалеко от Хасиных. С ними живёт Фаина Павловна, Наташина мама, которой около 85 лет. Поговорили с ней немного о Шуе, откуда она родом. Наташа приготовила отменный стол с водкой и закусью. К сожалению, Саша быстро захмелел и стал с Борей выяснять отношения. Уйти нам удалось в самый настоящий ливень без зонтов, но добрались быстро и благополучно.
Насколько я понял, у младшего Комаровского большая денежная проблема, которую "навесил" сын - Максим, взявший кредиты и их истративший неизвестно на что.
Утром следующего дня за мной заехала Лена Маргулян, моя любимая племянница, и повезла она меня сначала в картинную галерею в Тель-Авиве, где видели подлинники: Рембрандта, Рубенса, Ван Дейка, Пикассо, Моне, Рейсдаля, Писарро, Вламинка и др., а затем в Яффу. Бродили мы с ней по старым улочкам города, имеющие названия знаков зодиака, осмотрели дерево, растущее в железной сфере на тросах, а в конце прогулки она завела меня в прибрежный ресторанчик, где заказала жареную рыбу "мутч", подаваемую в огромных тарелках с картофелем и разными салатами. Цена такой порции была 80 шекелей или 20 долларов!
Вообще, Лена - умница, красавица, но жизнь её сложилась драматично: дочка родилась с обнаруженным позднее заболеванием, которое неизлечимо. Сама Ленка лечится от ракового заболевания, но держится бодро и не собирается сдаваться. Вот и сына, Сашу они с Сеней, как говорится, удачно женили. Они оба работают в адвокатской конторе.
19 ноября мы с Борей очутились в Ашдоде в гостях у Двоскиных, Иды и Володи. Ида, средняя дочь Анны Израилевны, выглядит превосходно, при хорошей фигурке. Вова располнел, но всё такой же говорун-анекдотчик. Живут они в благоустроенном районе, куда иногда падают ракеты, направленные с палестинской стороны сектора Газы. На обеде присутствовала и старшая сестра Ира с мужем Геной Евсеевым, с которым мы вместе работали в Вильнюсе у Давида Лернера в "Дафре".
Много было воспоминаний, юмора и даже Анна Израилевна со мной уже больше разговаривала. Надарили ещё подарков, но уже израильских кремов для Юли и Зины.
20 ноября я обедал снова у старших Комаровских, куда после приехала Майя со своими красивыми и очень высокими сыновьями Яшей и Мишей. Оба служат в армии и тренируются на байдарке-двойке, на которой были лучшими в Израиле, но, как и везде, оказались отодвинутыми от крупных состязаний людьми, имеющими более солидную финансовую поддержку.
Майя сделала замечательный коллаж из фотографий семейства Комаровских на планшете, который висит на стене в гостиной. Эти фотографии являются, как бы приложением к исследованию Изи своей родословной, и очень интересно смотреть и сопоставлять.
Накануне отлёта из Израиля, снова Ленка, то есть Елена Георгиевна, приобрела две экскурсионных путёвки по Иерусалиму и. снова, но уже другим маршрутом я очутился у Стены Плача. В этот день там отмечалось совершеннолетие мальчишек "Бар-мицва": гремели барабаны, трубил рог-шафар, много было весёлого и необычного, по крайней мере, для меня.
Кого только там не увидишь - лица всех, наверное, стран света. В Храме Гроба Господня такая же толчея, как и в прошлый раз. Около входа стоят два креста выше человеческого роста. Говорят, их несут на себе, пытающиеся пройти путь Иешуа на Голгофу. Не видел, но верю...Хотя, вряд ли, кто оказался безгрешным после такого поступка - всё больше показуха.
Зашёл я в тутошний туалет: большой зал, довольно чистый, с умывальниками, к которым прикреплены на тросиках двухручковые кружки. Туалетной бумаги - навалом. Специфических запахов - не обнаружено!
Попетляв по иерусалимским улицам, нашу группу завезли в какой-то ресторанчик, в котором Лена попотчевала меня и себя парой шашлыков на шампурах.
В перерывах между ливнями доехали до музея Яд-Вашем. Осмотреть весь не удалось, так как целый час сидели и заполняли анкеты на погибших и эвакуированных родственников во время ВОВ.
Борис-Зейдель Мошкович Берзун. Дедушка, похороненный в Уфе 7.11.1942 года.
Слува Мордковна Берзун. Бабушка, похоронена в Иванове в 1963 году.
Борис Абрамович Хасин. Отец, похоронен в Воронеже 7.06.1950 года.
Сарра Борисовна Хасина. Мама, похоронена в Иванове 20.02.1980 года.
Бэлла Борисовна Хасина. Сестра, похоронена в Иванове 6.12.1994 года.
Яков Абрамович Хасин. Папин брат, неизвестно когда и где погиб.
Виктор Яковлевич Хасин. Сын Якова, лётчик, Герой Советского Союза. Погиб 14.01.1944 года, похоронен на Ново-Девичьем кладбище в Москве.
Илья Яковлевич Хасин. Сын Якова, погиб в 1942 году, был солдатом.
Рива Яковлевна Хасина. Дочь Якова, расстреляна в 1942 году в Винницком гетто. Амен.
Записал я и себя, как беженца, эвакуированного из Воронежа...
Лена тоже заполнит анкеты на своих родственников. Комаровские уже заполняли ранее.
По телевизору очень много программ, в том числе и на русском языке и российских. Из местных понравилось интервью с Диной Рубиной, а также развлекательная программа с ведущим бывшим одесситом и кавэнщиком Левензоном.
В последние перед отъездом вечера, Леон стал ко мне относиться более дружелюбно, стал играть в разные игры: прятки, отгадывать загадки, делать простейшие фокусы. Однажды, между дождями, мы втроём с Борей и Леоном играли в футбол в их скверике - счёт 11:11. Проигрывать он не любит, так же, как и в шахматы, ходы которых он уже знает.
В 4 часа утра по местному времени Боря отвёз меня в аэропорт, откуда я, после нудных проверок (передо мной у мужчины из чемодана выбросили пакеты с продуктами и протыкали остальные вещи, а я переживал около него, думая о том, что у меня в чемодане лежит коробка хумуса и две банки с фаршированной рыбой), вылетел снова на "Боинге" в Москву, где меня встретила Юля с Андреем и благополучно довезли домой. Подарков ждал не только Стас!
Спасибо всем родным за доставленную радость познания жизни!
Как потом рассказала Лена: "Ты привёз с собой дожди и забрал, когда улетел".
Роман с хобби.
Многое о том, о чём я сейчас попробую записать - есть в моих предыдущих "Записках", и я не буду о некоторых из персон особо распространяться.
Теперь о моём многолетнем хобби - коллекционировании открыток-репродукций с картин советских, русских и зарубежных художников.
Однако, истоком было неудачное начало коллекционирования марок, которое вылилось в похищение 300 рублей маминых денег, когда мы жили в Уфе и мне было чуть больше 10 лет.
С войны вернулся отец моего одноклассника, имя которого я уже не помню. В качестве "трофея" он привёз целый чемодан немецких марок. Когда мой одноклассник часть марок принёс в класс, естественно, у многих ребят загорелись глаза и в том числе и у меня. А я как-то увидел, что мама клала в ящик, стоявший под кроватью деньги купюрами красного цвета в 30 рублей с Лениным в овале. И выкрал 10 штук. Не помню теперь, сколько и каких марок мне досталось, но то, что мама быстро раскрыла страшное преступление, ещё и теперь помню.
Мама взяла меня за руку и повела меня в школу, и вместе с нашей учительницей Верой Игнатьевной Заболотской учинила форменный допрос. Конечно, я признался. Тут же мы проследовали домой к однокласснику и марки были возвращены хозяину "трофеев". Деньги были так же благополучно возвращены маме.
Но я уже понял "вкус" собирательства. Термин - коллекционирование мной уже стал употреблялся позже.
Моя двоюродная сестра Лина увлекалась приобретением фотографий любимых артистов кино, а заодно собирала открытки - репродукции с картин известных художников. Мне это тоже понравилось. И так, помаленьку, помаленьку росло моё "собрание" таких открыток, и уже через несколько десятков лет, пока ещё наши издательства "Искусство", "Советский художник", "Изобразительное искусство" и другие не прекратили их выпуск, число открыток составило более 50 000 экземпляров. Одновременно накапливались репродукции, отпечатанные в разных журналах и мною подобранных по школам, переплетённых в большие альбомы, которых у меня накопилось около сотни.
В эти же годы я обходил все книжные магазины и выставки в Иванове, Вильнюсе, Владимире, где мне пришлось проживать, и приобретал монографии, исследовательские работы по искусству, справочники, энциклопедии, буклеты, альбомы и, конечно, открытки. Собралась вполне приличная библиотека по разным жанрам и видам искусства, которую я старался изучить или, хотя бы, прочитать.
Поскольку хождение по книжным магазинам и выставкам проходило многократно, то удалось там же познакомиться с такими же любителями-коллекционерами (филокартистами). В Иванове: Евгений Александрович Разин, Орион Петрович Петрухин, в Вильнюсе: Иосиф Борисович Уссер и известный киноартист Юозас Будрайтис, во Владимире: Юрий Иванович Маслов, который начал заниматься коллекционированием в возрасте около 70 лет и кому я подарил более 1 000 открыток.
Эта склонность к изобразительному искусству привела меня к знакомству с известными палехскими художниками Александром Ивановичем Ковалёвым, Владимиром Александровичем Влезько и его детьми Анатолием и Татьяной, Ириной Ливановой, Володей Лебедевым, супругами Кукулиевыми.
Во Владимире я имел удовольствие общаться с Ильёй Моисеевичем Савельевым и Владимиром Ефимовичем Улитиным, с которым мы служили срочную службу в Опочке ещё в 1956 году. Спорили мы неоднократно о большом недостатке всемирно известной владимирской школы живописи, которая исключила из своих достоинств жанровую живопись, ограничиваясь только на пейзаже среднерусской равнины с мотивами русских храмов. Конечно, я оставался не поддержанным...
Пришло время уезжать из Владимира в Подмосковье. Поразмыслив, мы с женой пришли к выводу, что всю коллекцию открыток и альбомов не сможем разместить на меньшей площади новой квартиры и поэтому надо большую часть "собрания" оставить во Владимире. В последние годы я много общался с художницей Татьяной Дмитриевной Вороновой, преподавателем детской художественной школы, которая заинтересованно отнеслась к судьбе моей коллекции. В течение нескольких недель я передал ей в школу три четверти коллекции открыток и почти все альбомы. Ей были переданы и много другой научно-исследовательской литературы, монографии, справочники и др. От лица руководства школы Татьяна Дмитриевна не забывала нас благодарить.
Уже, живя во Власихе, я регулярно обновляю выставки репродукций с картин разных художников, которые собираю на листе ватмана в количестве 22 штук. Не часто, но мой внук Стас иногда обращает на них внимание и задаёт простые вопросы... Однажды такую выставку я выносил во двор, где показывал и рассказывал местным ребятишкам. Некоторые из них слушали и разглядывали открытки очень внимательно.
Конечно, можно было бы такие "вернисажи" устраивать в школе для учеников, но это должна быть инициатива оттуда. Мне же не хочется навязываться, так как я уже имел "удовольствие" предложить бывшему директору школы имени Попова оборудовать начальные классы (для проверки известного эксперимента) подставками на парты с тем, чтобы ученики занимались стоя на резиновых шипованых ковриках. Исследования, проведённые ранее, показали, что улучшается усвояемость изучаемых предметов, не нарушается осанка и т.п.
Роман с автографами.
Теперь постараюсь изложить свои взаимоотношения с некоторыми авторитетными для меня людьми и восприятие их воздействия (кратко). Я не обольщаюсь уделённым мне ими вниманием, понимая, что использовал их время для мелких своих коллизий, из которых никаких меркантильных выгод, и при желании, не извлечёшь. Просто - всё занятие с автографами - лишний повод вспомнить встречи с этими неординарными людьми, о которых, может быть, кто-то заинтересуется кроме меня.
Я знаю, что у некоторых собирателей автографов, которые всю жизнь занимаются серьёзно этим делом, есть они гораздо в большем количестве, и гораздо шире круг персон, но я никогда не задавался самоцелью коллекционирования. Всё было спонтанно и сиюминутно, а даруемые книги подписывались авторами, как бы, в обязательном порядке.
1.Писатели и поэты:
А.Солженицын приезжал во Владимир после возвращения из США и выступал на встрече в областном Дворце культуры. Речь шла о многих болевых проблемах России и его видении настоящего и будущего. После выступления, прямо на сцене. Он, сидя за небольшим столиком, раздавал желающим автографы. С давних пор у меня сохранилась книжка "Роман-газеты" N1(277) за 1963 год "Один день из жизни Ивана Денисовича". Это было второе издание романа, а первое было в "Новом мире" чуть ранее.
Когда подошла моя очередь за автографом (тогда мало кто знал о его яром антисемитизме), Солженицын, увидев у меня в руках обложку книжки, спросил: "Как вам удалось сохранить книжку?", на что я ответил просто: "Случайно". Как мне показалось, он улыбнулся и спросил: "Кому подписать?". Я назвался. Так появилась надпись на книжке: "Абраму Борисовичу Хасину. 31.08.94г." и подпись.
Г.Канович, бывший гражданин Литвы, известный там писатель, откликнулся на моё к нему обращение по поводу возможности отъезда в Израиль статьёй под названием "Еврейская ромашка", имевшей большой резонанс среди местных евреев, для которых мнение Кановича было весьма авторитетным.
Затем последовала наша встреча с ним в Доме профсоюзов Литвы, где он и написал на своей книге "Козлёнок за два гроша": "Дорогому Абраму Борисовичу Хасину с любовью" 28.09.89г. Я очень рад, что Г.Канович продолжает и в Израиле плодотворно трудиться на писательской стезе.
В "Записках провинциального еврея" я подробно описал моё знакомство и приятельские взаимоотношения с Зиновием Давидовичем Галинкиным, человеком исключительной судьбы, энциклопедических знаний, талантливым писателем, острым публицистом и...любвеобильным мужчиной.
На полках моего книжного шкафа достойное место занимают его 8 автобиографических книг с дарственными надписями. Одна из них - "Студенты", 2009г. надписана: "Абраму Борисовичу Хасину - самому прилежному читателю моих сочинений. С уважением и признательностью. Автор. 29.09.10г. Владимир".
В тех же "Записках" я подробно описал тему моей переписки с Евгением Ароновичем Долматовским после публикации его книги "Зелёная брама", которая послужила для меня началом поиска материалов о моём двоюродном брате - Викторе Яковлевиче Хасине, Герое Советского Союза, лётчике, похороненном на Ново-Девичьем кладбище в Москве.
Как-то во Владимир приехал сын Константина Михайловича Симонова - Алексей и встретился в кинотеатре "Художественный" с членами молодёжного движения антифашистов. Я ничего не мог придумать лучше, как попросить его оставить автограф на книге его отца "Из трёх тетрадей! Алексей Константинович (Кириллович) написал: "Отец простит!".
В этой книжке есть стихотворение "Сыновьям":
В разлуке были. Смерть видали. Привыкли к скрипу костылей.
Свой дом своей рукой сжигали. В последний путь несли друзей.
Того, кем путь наш честно прожит, Согнуть труднее, чем сломать.
Чем, в самом деле, жизнь нас может, нас, всё видавших, испугать?
И если нет других путей, Мы сами вновь пойдём в сраженья,
Но наших судеб повторенья Не будет в судьбах сыновей! (1946г.)
В мае 1996 года Элла Михайловна Рогожанская, которая обещала, но не выполнила его - издать мой уникальный в то время "Справочник по отгадыванию кроссвордов", в N1 хорошем журнале "Старый Владимирец", наряду с моей заметкой "Деревья умирают стоя", опубликовала рассказ Владимира Краковского "Четыре очень быстрых выстрела" о талантливом мальчике, на глазах которого немецкий офицер расстреливал советских граждан. Автор сумел глубоко проникнуть в психологию подростка и немецкого офицера, сопоставляя их противостоящие чувства и поступки.
Прочитав этот рассказ, я взял себе на заметку автора, но познакомился с ним гораздо позже - на каком-то еврейском празднике в общине Льва Шамаева, куда В.Краковский пришёл вместе с поэтом Дмитрием Кантовым.
Так что, мне слегка импонирует, что я со своей заметкой попал под одну обложку с таким литературным мастером, произведения которого печатались центральными издательствами.
О встрече в А.А.Вознесенским я упоминал в предыдущих "Записках" по поводу оказания помощи сгоревшему в Иванове молодёжному театру имени В.С.Высоцкого, поставившему ранее инсценировку "Мозаики" Вознесенского. К сожалению. Андрей Андреевич только развёл руками в знак своего полнейшего бессилия что-либо сделать.
Вот какое четверостишье сочинил А.А. в 1972 году: -
"Память - это волки в поле,
убегают, бросив взгляд, -
как пловцы в безумном кроле,
озираются назад!"
Зато мне посчастливилось познакомиться с первым редактором многих теперь известных поэтов - Капитолиной Леонидовной Афанасьевой, которая была таковой и для А.Вознесенского. На его книжке "Стихотворения и поэмы" (1991г.) она написала: "Удач во всём! К.Афанасьева". 18.02.98г.
Владимирская журналистка Т.Филиппова ("КП" от 28.08.97г.) спросила Капитолину Леонидовну: "Вы были влюблены в Вознесенского? - Да нет, - с некоторым опозданием отвечает она и рассказывает, как однажды он выходил из ресторана с кем-то из местных пиитов, увидел Капу, выхватил из-под мышки своего спутника зелёную папку, кинул её в грязь и опустился на папку коленом..."
К.Л.Афанасьева вывела "в свет" и Алексея Фатьянова. Журналистка задаёт ей вопрос: "Почему "закрыли" в своё время его?" - "Бог весть. Он много пил, даже гуляла рифма: "Вы встретили Фатьянова? Фатьянова - не пьяного? Ну, значит, не Фатьянова!".
Есть у меня письмо Ильи Альтмана, редактора "Чёрной книги" и некоторых других изданий по теме "Холокост", писателя, общественного деятеля, приятеля владельца владимирского издательского дома "Калейдоскоп" Евгения Зарецкого, который помогал мне и Р.И.Кульчицкому напечатать его книжку "1943 год".
Илья Александрович в этом письме от 01.09.1990г. сообщил мне, что "...и переводом на работу в Историко-архивный институт, где создаётся специализация по еврейской истории и культуре, я с опозданием отвечаю на Ваше письмо.
Во-первых, я и мои коллеги очень заинтересованы в собрании и сохранении всех документов по теме "Чёрной книги". Сейчас обсуждаем формы и возможности по созданию специального центра такой документации. Вот почему Ваше предложение мне чрезвычайно интересно. Как архивист и историк я хотел бы иметь подлинник (с гарантией его возврата или - с заменой ксерокопией). Был бы очень признателен Вам за сообщение, где хранится подлинник письма Х.Боярского и за содействие в его получения..."
О Марке Айзиковиче Фурмане и его жене Марии Иосифовне я упоминал в предыдущих "Записках" довольно полно. Свою книгу "Последний рейс стюардессы" он подписал: "Глубокоуважаемому (ни больше, ни меньше!) Абраму Борисовичу на добрую память, с уважением от Марка (не добавил только, что "Евангелие"). 18.04.98г.".
Подробно писал я ранее и о Р.И.Кульчицком, ушедшем куда-то на следующий день после читаемых мне по телефону последних своих стихов.
Вот одно такое, датируемое 31.05.09г.
Прости меня, что я ладонь и грудь
Горя, соединил в сердцепожатье,
Что кровь ручьистая, подвижная, как ртуть,
Давно за первой из семи печатей.
Апрельским половодьям не разлить
По Часу и Пространству мирозданья
Всё то, чему у нас извечно быть
Так неизбежно от свиданья к "до свиданью".
А сердце словно благовест, гудит.
Так взламывай и покоряй дороги -
Вновь сотворённому быть впереди
Предчувствием Победы и тревоги...
6 июня 2009г. в 17 ч 30 минут. В присутствии врача скорой помощи, Р. И. умер. Амен.
Добавлю, что в один и тот же день, но 12.04.98г., когда мы ещё не были знакомы, он написал в книжке "Откровение":
"Не пойму, метель или туман -
Тускло, тихо. Тягостно и горько.
Ветер словно бы сошёл с ума -
Так нетерпелив по-стариковски...
В самый раз тогда сойти с ума,
Спазмы перехватывают горло:
Не пойму, метель или туман, -
Тускло, тихо, тягостно и горько"
Это был день великого снегопада, обрушившегося на владимирскую землю, когда замело все улицы и дворы, невозможно было куда-то выйти и проехать. У меня до сих пор хранится щепка сосны, на внутренней стороне которой мною указана дата её нахождения в лесу - 15.04.98г., т.е. тогда, когда представилась первая возможность пробраться в загородный лес. Эта щепка долго сохраняла янтарно-смоляной запах соснового леса. Я не мог выразить то ощущение стихами, а Рэм это сделал.
В этой же книжице его "Катрены о дураках и умных, о добрых и злых" среди которых:
"О жизнь разбито столько лбов! И плачешь, мучаясь бессонницей:
Давно уж нет во рту зубов, А боль зубная помнится".
"И левый труд благослови оплата: Потому что на крестах дорог
Хоть распнись, а на одну зарплату И Христос кормить семью не мог".
"Не потакаю рыночным капризам. И кто б подобный рынок вынес:
Шампанское в моче - алкоголизм, Моча в шампанском - современный бизнес".
"Из богатых - в нищие: Лес изводим на бумагу, несусветные.
И добро б на писчую, А то ведь - туалетную".
"Я не скрываю горечи и стона, И отмечаю с жалостью и грустью,
Что со штыка неправого ОМОНа Двуглавый бройлер воспарил над Русью".
Во Владимирском литературно-художественном журнале "Годова гора" за 2003 год опубликовано щемящее от боли стихотворение "Только помни меня":
"Ссылка на неведенье - пустое. Я знаю, почему мне хочется
Налить и выпить рюмочку настоя, Густого, как печаль и одиночество.
Настоя из всех бед и всех кручин, Когда-то мне легко ломавших рёбра.
И боль, как тень последствий и причин, Искала врачевания у добрых.
Придавленный всей тяжестью годов, В молчании не опускаю руки.
Что ж, это -жизнь. И я готов Виновницу-судьбу взять на поруки.
Тогда вдвоём на колченогий стол Поставим четверть терпкого настоя.
И выпьем и споём. Ведь самое простое - Глушить печальной песней тихий стон".
Стихотворение датировано 13-19.02.02г. видимо, после смерти жены Р.И.
Ещё о Владимире Михайловиче Кормане:
Нашёл у себя в архивчике своё же письмо от 7.10.97г., то есть написанное сразу после моей выписки из кардиологии по поводу обширного инфаркта, адресованное Е.Евтушенко, Б.Ахмадулиной, О.Попцову, занимавшему тогда высокий пост о творчестве В.М., но ответа, естественно, никакого не было. Не до таких...
В первой книжке "11 колючих венков", изданной за наш с ним счёт в примитивной типографии профессионального училища N30, где я проводил проверку, В.М. в вступительном слове написал:
"Я каждый год сжигал до тла заветную тетрадь.
чтоб как-нибудь не подвела накопленная кладь.
Судьба, должно быть, не со зла, даря мне ширь да гладь,
смотреть и слушать обрекла, а рта не раскрывать.
А всё нудит какой-то бес
прорвать лавиною словес
молчания печать.
Аукнуть, что ли, выйдя в лес?
Ведь объяснили мне опять,
что ТАК нельзя писать".
В "Годовой горе" - владимирском альманахе за 2003 год напечатано его стихотворение из венка сонетов "Дождь", посвящённое Венечке Ерофееву, с которым он учился на филологическом факультете:
"Лучатся в гранях наших кружек
меда - изысканный реликт.
На том запинка и конфликт
и уйма с нас же снятых стружек.
За это нас шпыняют вчуже,
но Ерофеев - Венедикт -
резонно высказал вердикт,
что те - сверхтрезвые - недужат.
Хоть перебарщивал чуток,
земляк был подлинный знаток.
Представь, ты холодом разбужен
и сразу от напастей взмок.
Тут биорегулятор нужен.
Россия - жар, Россия - стужа".
Листаю авторские экземпляры, отпечатанные ещё на пишущей машинке, венков сонетов: "Наш современник", "Поэзия", "Новейшая история", "Заповеди", "Джудитта", "Мания", "Мерехлюндия" и вижу вырезку из газеты "Призыв" от 26.02.98г., в которой я сообщаю читателям: "...появились удивительно свежие и прекрасные стихи разных авторов. Особенно меня и моих близких потряс опубликованный в газете от 14 февраля т.г. венок сонетов "Парадиз" В.Рябинина (Кормана), так же, как неделей ранее подборка стихов В.Волкова.
И если В.Волков как личность и как поэт довольно широко известен в литературных владимирских кругах, то напечатанные сонеты, объединённые в венок В.Рябинина, просто явились откровением для читающей публики..."
Не только сонетами увлекается В.М. - его перу принадлежат и занимательные рассказы, и многочисленные рецензии на коллег-поэтов, и парадоксальные палиндромы, и резкие статьи против шовинизма и национализма, и оригинальные переводы иностранных поэтов...
Откройте его сайт и вы увидите эти переводы, которые можно считать его оригинальными произведениями: англичан: Эдуарда Томаса, Артура О*Шонесси, Роберта Геррика, француза Мориса Роллина и др.
Трогателен и поэтичен венок сонетов в честь дня рождения внучки Сонечки, написанный акростихом - лакомый кусочек для гурманов этого вида поэзии...
Кстати, известный Петербургский собиратель венков сонетов Владимир Тюкин очень высоко оценил творчество В.М.Кормана и сообщил, что Корман достоин стать членом Музея сонетов имени Франца Прешерна, знаменитого французского поэта.
В одном из писем Корману Тюкин пишет: "...По числу венков Вы один из самых плодовитых авторов. У Вас корона и полтора десятка одиночных венков, а это очень и очень много (письмо датировано 2.08.99г., т.е. ещё до 52 известных ныне венков!). У большинства: один-два венка...У Юрия Гинника из Петрозаводска сегодня 152 венка изданных и десятка три неизданных. Но это сами понимаете уникальный случай... Всего поэтов авторов свыше 500. Точно не знаю....".
А вот стишок сына В.М. - Миши из далёкого уже 1997 года:
"Привела меня к богу и тотчас же ославила.
Свой кумир-идеал, так что, Ваше Величество,
Унитарным ты мыслишь себе равноправие
И в твоём православии слишком много язычества".
Была у В.М. в Муроме девушка, которая называла себя его ученицей. Она тоже сочинила неплохой венок сонетов и назвала его "Музыка" и даже копию подарила мне с надписью: "Абраму Борисовичу Хасину, другу моего самого близкого друга, с уважением и на память от автора. Трепетова Елена. 22.09.2005г.".
В общем, о творчестве В.М.Кормана можно и нужно много и хорошо говорить, писать, издавать...
Свои же автографы мне В.М. надписал в: - "11 колючих венков": "Главному виновнику издания этой книги, с благодарностью от автора, пребывающего в неоплатном долгу. 6.04.98г.", "Холокосте":- "Инициатору, вдохновителю, устроителю, надежде и опоре всего этого в надежде на будущие совместные успехи и подвиги. 22.09.98г.", "Гирлянде":- "Первому адресату и самому строгому читателю этих стихов. 4.08.2000г.", в "90 заковык":- "Постоянному, верному и надёжному вдохновителю всех моих публикаций и вдохновения. 27.07.05г.".
Сохранились у меня около десятка его обширных и детальных писем, в некоторых из которых приведены его переводы других поэтов, а также венок сонетов, посвящённый внучке Сонечке.
На первой полосе владимирской газеты "Голос писателя" от 29.05.10г. оставили свои автографы литераторы: Вячеслав Улитин, Юрий Шиканов, Ю.Александрова и Светлана Баранова.
Ю.Шиканов, на книжном базаре, проводимом в день рождения А.Пушкина 6.06.1999г., надписал свою книжку "Эксперименты у Золотых ворот": "Хасину Абраму Борисовичу с добрыми пожеланиями".
Его советы - родителям: "дети не галстуки. Нечего их всю жизнь носить на шее". Бизнесменам: "взятка - двигатель успеха", юноше, обдумывающему житие: "лучше большой живот от еды, чем маленький гроб от работы" и др.
В этот же день и Юлия Васильевна Александрова (подруга семьи Кормана В.М.) надписала мне свою книжку "На качелях". Ещё раньше (1995г.) она подарила мне сборник стихотворений "Свет и тень" и надписала "На всё светлое и хорошее".
"На качелях между тьмой и светом,
вверх и вниз - качели не скрепят,
и следит, улыбкой не согретый,
чей-то молчаливый, зоркий взгляд.
Под высокой радугой-дугою,
прямо в небо, в синеву, в зарю,
раскачаюсь и глаза открою:
Господи, за всё благодарю!". Вот такие, значится, качели.
Большая проблема вероисповедания полукровок...Правда, кто-то считает, что Бог один на всех, но, увы, каждая конфессия считает только своего Богом. Звучит, конечно, интересно: "Сдал партбилет и пошёл замаливать грехи в храм"...
Подарила два сборника своих стихов "Тупики или страсти по Гретхен", а также "Сумерки" Наталья Толчёнова 30.07.02г., естественно, с автографами.
Вот её короткое стихотворение из сборника "Сумерки":
Я ощущаю полноту
Греха и жизни в стонах марта.
Его дыханием, азартом
Питаю нервов наготу.
Заболеваю и бужу
Свою чахоточность порывов
И по бульварам - в снах игривых
Иль в полубдении брожу.
Меж встречных встречного ищу.
Гляжусь я в будничные лица,
И умираю. И люблю,
И не умею возвратиться..."