Посвящается моему папе

...Однажды он проснулся...

К его стопам припадали в истовой молитве. Это была его первая связная мысль. Но значительно позже он понял, что поклонялись не ему, а кому-то расположенному выше, значительно выше, нежели он. В той стороне он мог разглядеть лишь гигантские стопы, обутые в сандалии и столь же огромные ноги до колен. А спереди его взору открывались массивные колонны, поддерживающие крышу здания... А кто же тогда есть он сам? Он не знал. Он был неподвижным и, по собственным ощущениям, монументальным. Те двуногие, которые приходили просить, были букашками для него. Такие маленькие и назойливые. Ему хотелось тишины и покоя, но они все приходили и приходили нескончаемым потоком сменяя друг друга. Они преклоняли колени и истово произносили одно и тоже переливчатое слово. Имя? Что такое имя, он не помнил. Но понимал, это это нечто важное. Наверное, молельщики обращались к тому, что сидел выше - их головы были запрокинуты, а взгляды направлены куда-то далеко. Но с некоторых пор двуногие букашки стали приходить все реже. Пришедшие почти не воскуряли сладкого тяжелого дыма благовоний, а их обращения звучали все неувереннее. А после, спустя мгновения...или все же века (да какая в общем-то разница?) слабый поток двуногих и вовсе исчез. Наконец-то в святилище настала долгожданная тишина. Теперь пустоту грандиозного помещения не нарушало мерное бормотание и восторженные песнопения, ее скрадывала лишь все прибывающая пыль. Иногда он ловил себя на мысли, что лучше бы все вернулось

...Однажды он проснулся...

Он столь долго лежал в русле бурной реки... Обжигающе-ледяные струи жалили быстрыми укусами-поцелуями его тело. Снова и снова. Многие дни, месяцы, годы, десятилетия и, может быть, даже сотни лет. Его твердое серое тело неохотно поддавалось этой незамысловатой ласке, медленно теряя свои острые грани. Постепенно оно сделалось гладким - такова была сила любви воды. Он ощущал и знойные поцелуи яркого светила, когда мелела река. Тогда его темно-серые бока подергивались патиной забвения без ставших уже привычными объятий реки. Но в сезон дождей все возвращалось на круги своя. Так было до тех пор покуда дрожь земли не выбросила его на берег, расколов почти пополам. Дивное разнообразие после долгого единообразия круга повторений. Здесь, на тверди, он тоже мок, мерз и раскалялся. Его твердые бока обдувал ветер. Цикл за циклом, пока наконец он не рассыпался в пыль...

...Однажды он проснулся...

Его прыжок - это почти мгновенная смерть для добычи... Под палящим солнцем саванны голодный хищник медленно подкрадывался к стаду тонконогих копытных мирно щипающих траву. Пятнистый окрас делал его невидимым на фоне пожухлой высокой травы. Охотник не спеша сокращал дистанцию, то почти замирая на месте, то вновь неотвратимо двигаясь в сторону антилоп. Травоядные периодически поднимая головы и осматривая окрестности, но так и не заметили его, пока не стало поздно. Зверь распластался в стремительном прыжке и молниеносно повалил намеченную жертву на землю, впившись острыми клыками в податливую шею. Он не разжимал зубов, не обращая внимания на судорожно дергающиеся ноги копытного, пока глаза антилопы не остекленели. После кошка деловито потащила тушу к облюбованному ранее дереву. Там она немного поиграла с мертвой добычей, теребя подушками лап неподвижную голову антилопы. Затем хищник стал неспешно насыщаться, периодически облизывая языком свою окровавленную морду. Недоеденные остатки добычи самец легко втащил на дерево, чтобы до мяса не добрались более крупные чем он воришки-гиены. Вытянутое мускулистое серовато-желтое с небольшими черными пятнами гибкое тело распласталось на ветке высокого дерева. Сытый леопард довольно жмурил желтые глаза, задремывая на ярком солнце.

...Зоркий местный охотник едва заметил неподвижно лежащего на толстом суку леопарда: кошку выдал свисающий хвост. Мужчина, облаченный в набедренную повязку, едва заметно усмехнулся: вечером его ждет славная охота на зверя, которого местные называли Неусыпным Стражем.

Приваду, в качестве которой охотники племени использовали павиана, люди привязали к нижней ветке одиноко стоящего дерева, облюбованного дикой кошкой. Пятнистый хищник пришел к "своему месту в сумерках, издавая негромкий вибрирующий рык. Туша свежеубитой обезьяны хорошо просматривалась на фоне закатного неба, и леопард заметил ждущее его угощение. Мужчина в набедренной повязке, что так хотел добыть драгоценную шкуру, быстро вскинул лук и выпустил маленькую смерть в грудь кошке. Раненый леопард попытался достать своего убийцу в последнем стремительном прыжке. Но не преуспел. Желтые глаза затянула смертельная муть. Грациозная легкая фигура хищника осталась лежать на пыльной красной земле. Немногим позднее удачливый охотник красовался перед сородичами в узорчатой пятнистой шкуре Неусыпного Стража. По местному поверью, мужчине перепала часть силы зверя.

...Однажды он проснулся... Некоторые прожитые им жизни мелькали калейдоскопом радужных осколков.

...Тяжеловесный динозавр взирал с высоты нескольких метров на окружающее его пространство. Его голова почти не поворачивалась. Он видел только свое мощное бурое плечо, покрытое чешуйками, тонкие передние конечности, да буйные заросли спереди, в которых все живое убиралось с его пути. Хищного гиганта терзало сильное чувство голода. Он очень хотел есть и искал, кого можно было сожрать...

...Громадный слон вез на своей спине властелина. Перед величественным животным расступались и падали ниц и кшатрии (воины), и брахманы (священнослужители), и вайшьи (торговцы, скотоводы и земледельцы) и шудри (крестьяне). Умное животное понимало, что дань уважения воздают не ему, а магарадже. Правитель этой земли с невозмутимостью статуи продолжал свой путь...

...Караван из верблюдов и лошадей растянулся длинной причудливого плетения цепочкой, медленно идущей через степь от еле видневшегося далеко позади поселения. Главный охранник зорко следил за вверенным ему чужим имуществом. Он вспоминал вчерашний отличный торг с прижимистым купцом, продающим ткани всевозможных расцветок: нежно-бирюзовые, зеленые, голубые, белые, розовые и множество иных цветов на любой вкус. Воин довольно усмехнулся в черную бороду: ему совсем за гроши досталась чудесная полупрозрачная материя цвета нефрита. Точь-в-точь как глаза его невесты. А после купец, следуя законам восточного гостеприимства (да и как не угостить уважавшего его ожесточенным торгом покупателя?!) напоил его ароматичным чаем со сладостями и предложил отведать кусочки засахаренных фруктов, до которых воин к его стыду был очень охоч... Караван же неспешно продолжал свой путь.

...Мужчина горделиво оглядел принадлежащий ему дом с мезонином. Из открытых окон в сад долетала красивая мелодия. Гармоничным звукам давали жизнь тонкие пальчики светловолосой девушки, всегда желанной гостьи дома. Мужчина не видел, как она играет на фортепиано. Но доподлинно знал, что за инструмент села именно она. Это была их давнишняя игра. Он как-то рвано вдохнул нежный аромат цветущей вишни, немного нервно запустил руку в карман сюртука, потрогал пальцами лежащее там кольцо, тряхнул головой. А после решительно зашагал к дому, которому вскоре, как он смел надеяться, предстояло обзавестись новой хозяйкой.

...Однажды он проснулся...

Его нынешняя жизнь была довольна трудна. Ему приходилось много работать даже на склоне лет, чтобы обеспечить себя и свою жену. В такое вот непростое время он жил. Но он знал, что прожил свою жизнь честно, хотя и не обрел особых богатств. Он радовался первому внуку от дочери, ждал скорой женитьбы младшего сына и ... как-то случайно вспомнил вдруг все свои прошлые жизни. И всех существ, кем он был раньше. Это было так странно. Но зачем-то Высший Разум открыл ему эти знания. Осталось только понять, зачем именно.

...Однажды он проснулся...