Хелерманн Валерия : другие произведения.

Пирог с розмарином

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жизнь с ведьмой не лишена трудностей: нужно поливать болтливые цветы, терпеть язвительные комментарии птиц с кладбища и мириться с беспорядком вокруг. Хая не понаслышке знакома со всем этим, ведь её сестра - колдунья. Не сказать, что девочка изначально была в восторге от этого, но после появляения в их жизни Абеля все стало еще хуже.
   Как только Абеля не стало, сестра плакала постоянно. Она всхлипывала, стоя у крышки гроба, не смогла сказать речь, потому что сорвалась в рыдания. Еще целый месяц с её лица не сходила болезненная краснота, что бывает, когда вода льется из глаз всю ночь и все утро. Впервые за долгое время дома запахло сыростью.
  Влажность полезна для растений, я прочитала об этом в книжке.
  
  
***
   Ривка не сильно поддавалась моим расспросам, но, кажется, колдовством она занялась лет с 13. А это ведь столько же, сколько и мне сейчас. Иногда я размышляю над этим, и подобные мысли приносят как легкое волнение, так и беспричинную тревогу. Это противоречиво, как и все, что связано с моей сестрой в моей собственной голове.
  
   В углу пылилась волшебная метла, ей мы по осени подметаем террасу. На заднем дворе сестра разводила кострище, сыпала в него какую-то пыль и кричала на непонятном языке, пока не начинали сыпаться искры и доноситься походящие на хлопки звуки. Временами она рот в рот кормила птиц с кладбища, делала это в форме французского поцелуя. Взамен вороны и грачи рассказывали ей о тех, кто нас ненавидит. О тех, кто боится и кто скоро умрет - птицы с кладбища не знают хороших новостей:
  
  
"Твоя душа украдена, Ревекка! Мы знаем, как выглядят украденные души!"
  
   Тихо и ненавязчиво сестра подавляла дом, под её руками он все больше терял рассудок и привычные формы. В последнее время даже моя комната узнается с большим трудом.
  
   Я боюсь открывать дверцы шкафа, чтобы сотни пустых склянок не обрушились на меня с глухим позвякиванием. Кухонный стол запачкан воском, временами я сдираю эти красные наросты вместе с лаком. Под тусклым светом старых лампочек накаливания выцветшие обои кажутся совсем желтыми. Я не помню, какого цвета они на самом деле.
   Растения выращивались прямо в комнатах: почти все стены до самого потолка покрыты густым и душистым зеленым ковром. Слишком мягким, невольно клонит в сон, если к нему прислониться. Иногда дом беспричинно наполняется зеленым шепотом, и от сильного ветра двери нервничают. Мне с трудом удается разобрать, о чем он. Только отдельные фразы отчетливо звучат человеческими голосами:
  
"Такие одинокие девочки... Волшебный лес! Волшебный сад"
  
   - Это духи ищут, где бы им спрятаться и отдохнуть, - разъясняла мне Ривка, если ночами этот шум становится слишком громким. - Засыпай скорее, скоро на кухне будут ходить и греметь посудой.
   - Тогда останься со мной, пока не засну совсем сильно. Я боюсь твоих духов!
  Она всегда улыбалась, заслышав подобное. Нежно сжимала мои запястья своими прохладными и влажными руками.
   - Правильно, Хая. Духов нужно очень сильно бояться.
  
   Однако у Ривки и зарослей была взаимная нежность, приходилось мириться с этим. Пожалуй, к сплетням с тимьяном и мятой вполне можно привыкнуть, да и к другим тонкостям тоже. Просто перед тем, как сорвать свисающую с потолка сливу, нужно спрашивать разрешения. А вот кричать по ночам "Потише!" бесполезно - травы все равно не умолкнут.
  
  
Волшебная соль для ванны всегда желает мне доброго утра. Ревекка тяготится тем одиночеством, на которое сама когда-то решилась.
  
   Наш дом наполнен голосами, только поговорить не с кем. Травы глупы, духи - непонятны. Мы почти всю жизнь праздновали все памятные даты вдвоем, сестра из года в год открывала одну из волшебных настоек, которую с трудом удавалось выпить за раз. Телефон сестры всегда лежит на кухне. Раз в несколько дней она проверяет, не пришли ли новые сообщения, но ей никто никогда не пишет.
  
  
В карманах своих курток нахожу волшебные камушки и амулеты от сглаза. Даже когда выкладываю их, они появляются снова вместе со сладким драже и карманными деньгами.
  
   Как только в жизни Ривки появился Абель, она еще долго отмалчивалась и ничего не рассказывала. Однако перемены было заметить несложно: сестра стала носить серьги, проводила гораздо меньше времени в душе, а на её веках появились блестящие желтые тени. Петуньи беззлобно посмеивались из спальни, когда, уложив каштановые волосы, Ревекка шла на учебу. Разумеется, я тоже кое-что заметила.
  
   И это было очевидно - моя сестра ведь очень красивая! Хрупкая и низкорослая, а такие должны нравится мальчикам. Вся смуглая кожа исписана рисунками, как у индийских женщин, и только под коленкой есть уродливое темное пятно - след неудачного падения. Люди говорят, что её глаза порочные, но на самом деле они просто цвета горького шоколада, а еще в них видно колдовство.
   Ревекка любит короткие платья. Настолько короткие, что видно черное кружево белья, стоит ей нагнуться. Она носит их с такими же черными бархатными накидками, ничуть не более длинными. Я люблю эти накидки - иногда сестра разрешает подложить их под голову, если мне хочется подремать в автобусе.
  
   Теперь небольшой телефончик постоянно вибрировал на кухне, хотя и в руках сестры он появлялся гораздо чаще. Иногда, увидев что-то в нем, сестра рывком бросала сотовый обратно на стол. Прикрывая лицо по комнате, она бесцельно бегала по дому, присаживаясь на каждый стул и каждое кресло.
  
   До того события (того самого события) я видела этого парня лишь однажды: в какой-то момент Ревекка осмелилась позвать его на ужин.
  
   Мы впервые за долгое время достали парадную кружевную скатерть. Как только открыли шкаф, сотни желтовато-белых бабочек вылетели оттуда, они бились своими пушистыми пыльными тельцами прямо о наши лица. Я завизжала, а Ревекка рассмеялась. Я успела позабыть её смех.
   Она собиралась приготовить свой фирменный пирог с розмарином, но для розмарина по её словам еще не подошло время. Так что на ужин был лимонный тарт. Под страхом остаться без водички растения во всем доме притихли в тот вечер. Накормленное воронье еще с полудня заглядывало в окна, ожидая чужака в доме.
  
  
Помню, с какой тяжестью захлопнулась дверь - так закрывают крышки на гробах.
  
   - Хай, Хая! - донеслось прямо с порога. Когда я не ответила, голос пояснил, - Это я чисто по-американски с тобой поздоровался, сечешь?
   - Эрев тов, Хавель.
  Парень замялся и застыл в дверном проеме.
   - Эмм, что ты сейчас сказала? И меня зовут Абель. Тебе Бэкки (видимо, он так называл сестру) разве не рассказывала обо мне? - увидев его реакцию, я прыснула.
   - Не слишком много, но рассказывала. Это я с тобой чисто по-еврейски поздоровалась, сечёшь? Шалом.
  
   Абель даже на лицо выглядел очень простодушным: у него были словно помятые волнистые волосы, подбородок с ямкой и ровные, не под стать моему выпирающему клыку, большие зубы. На плечах ярко-красная кофта с рукавами под кожу. Потертые джинсы и повидавшая многое обувь. Его внешность как у всех, да и одевался он как все, кого я встречала на улице.
  
   Парень начал рассказывать какую-то шутку, но Ривка, стоявшая поодаль, толкнула его локтем. Не думаю, что она пыталась его пресечь - слишком уж веселым было лицо. Находясь рядом, сестра выглядела странно.
  
  
До непривычного счастливая. До неприличия.
  
   Весь вечер Абель рассказывал смешные истории из своего детства, а потом, прикусив губу, наблюдал за Ревеккой. Её смех был очень громким, почти визгливым, но с приятными переливами. Она часто вытирала выступавшие слезы, прерывисто дышала и жаловалась на то, что уже не может. Но потом заходилась смехом снова, а значит могла.
   Он даже ущипнул сестру за ногу в какой-то момент, отчего кустики шалфея, не сдержавшись, возмущенно прокашлялись, а один из воронов за окном скорее довольно крякнул, чем каркнул.
  
   В свете кухонных ламп лица казались мертвенно-желтыми, легкие круги под глазами словно вдавлены чьими-то пальцами в головы. Еще сильнее чувствуется запах трав, намокших гнилых кореньев и земли с потолков и стен.
  
  
Тянущая боль в желудке, даже сидеть неудобно. Мне одновременно уютно и очень одиноко.
  
   Тот вечер мне словно приснился: я помнила отдельные события оттуда, помнила, что он был. Только в это почему-то с трудом верилось. Наверное, я не была готова к каким-то переменам.
  
   Следующие несколько дней Ребекка была подвижной, активной и почти жизнерадостной: поторапливала травы, чтобы те росли быстрее; лежа на диване, листала кулинарные книги в поисках новых рецептов. В её настольном блокноте заклинаний выписано несколько новых заговоров на счастливую жизнь молодой пары и что-то про постель. Я не совсем поняла, зачем ей счастье, если она просто лежит в кровати, но ведь сестра вообще очень странная.
  
   Это произошло в октябре. Деревья уже осыпались. Небо цвета сепии, как на старой фотографии. В его пелену улетали птицы. Те птицы, которые улетают, делают это молча. Только голодное воронье, приблудившись с кладбища, шумит и разрывает лапами землю:
  
  
"Ты уже знаешь, Ревекка? Мы принесли вести, Ревекка! Ревекка! Возьми телефон и жди!"
  
   Сестра в это время подметала порог своей волшебной метлой, я собирала грецкие орехи, что нападали с дерева. Помню, как сестру резко качнуло в сторону, она забежала в дом прямо, не снимая мокрой обуви.
  
  
Кажется, она начала рыдать, даже не узнав, что случилось. Говорю же, еще ни разу птицы с кладбища не сообщили ничего радостного.
  
   Абель погиб во время пьяной потасовки у клуба: из разговора я поняла, что ему сильно повредили челюсть, а потом проломали череп об стену. Глупая смерть, грязная.
  
  
Когда стану старше, буду вспоминать об этом, как персонажи в красивых книжках: "Он умер бесславно"
  
   Говорящего Ривка не дослушала. Кинула телефон в стенку, отчего внутри него все хрустнуло. Она кричала. Все вокруг стихло, птицы молчали, словно говорить не умели вовсе. Были только долгие, надрывные крики. Спустя минут десять её голос начал заметно хрипеть, крики сменились жалостливым воем и всхлипами.
   Я увидела сестру сквозь дверной проем: лежала на полу, завернувшись той самой кружевной скатертью. От размазанных слезами теней её лицо блестело.
  
  
Впервые я посчитала Ривку жалкой. Не со зла, она просто опустилась на дно.
  
   Раньше, когда я возвращалась со школы, сестра встречала меня у входа со словами: "Приветствую тебя дома" В подобных словах ведь не было ничего необычного, но я действительно чувствовала, что вернулась туда, где меня ждут.
   Сейчас она никак меня не встречала. Ревекка даже из комнаты выходила редко: лишь иногда появлялась на кухне, чтобы выпить стакан воды. Затем вновь запиралась в чулане. Том самом, с волшебными настоями.
  
   Заботы о всей её волшебной живности легли на меня: поливать растения она перестала, те в конце концов сами попросили меня помочь им. Ветки с ягодами угощали меня, попутно вздыхая о том, что стало с Ревеккой. С воронами и грачами я тоже постепенно сближалась, многие соглашались садиться мне на руки и плечи.
  
Кто здесь вообще ведьма, я или она?
  
   Её волосы больше не струились блестящими кофейными нитями, они походили на войлок или шерсть, у корней появился жирный маслянистый блеск. Сестра продолжала красить глаза, но делала это в темноте погреба, так что золотистые блестки проплешинами лежали на всем лице. Разве что алкоголем от нее не пахло, только потом взмокшего тела, слезами и немного сыростью.
  
   В день похорон, куда нас пригласили, Ривку с самого утра трясло крупной дрожью. Стоило ей замереть, как коленки начинали подкашиваться, она совсем потеряла свой прежний облик. Пришлось сначала силком тащить её в ванную (к счастью, волшебные щетки и лосьоны там справились без меня), а потом русалочьим гребнем вычесывать волосы. Как только она была полностью собрана, я вновь отвела её в ванную, чтобы стереть эти дурацкие (уже дурацкие) блестки.
  Она походила на полоумную или несмышленого ребенка. Пришлось почувствовать себя взрослой.
  
   Ревекка стояла у самого гроба на церемонии. Ногтями, кривыми и неподпиленными, она цеплялась за его крышку. Худые плечи в уродливом тонком свитере до сих пор дрожали. Уголки губ были поджаты, словно
  
ну не могла же она улыбаться в такой момент!
  
   Смутно помню, что потом было. Взрослые сидели и что-то ели, но у меня от комка в горле есть не получалось. Только почти залпом выпила две кружки горячего шоколада, которые мне предложили родители Абеля. Просто потому, что у нас с Ривкой не было родителей, которые сделали бы горячий шоколад и угостили им.
  Напиток мне не понравился. Помню, хотелось прочистить желудок в ванной, а потом лечь спать на диванчике.
  
   Спустя несколько дней после нашей поездки в доме стало неспокойно: всюду был встревоженный шепот, цветы своими листьями цеплялись мне за пальцы, будто не желая отпускать. Несколько раз я прогоняла из сестринской спальни птиц, которые успели за это время засыпать её кровать мелкими веточками. Я не видела Ревекку неделями, но не это больше всего меня смущало: в нашем доме никогда не водилось мяса, но
  
я учуяла трупный запах
  
   Прошло еще недели две, теперь о существовании Ривки напоминали лишь разговоры растений и пропадавшие из холодильника продукты. Не смеха, но даже её голоса я уже не помнила. Как в свое время свыклась с тем, чтобы жить вдали от детского дома, так и сейчас приняла на себя все хлопоты. Я теперь взрослая. И хозяйка этого дома.
  
   - Привет, розмарин. Не скажу, что ты вовремя.
   - Здравствуй, девочка. Выглядишь так себе, хочу заметить.
   - Ну спасибо. Рискуешь остаться без поливки за такую наблюдательность.
  
   При виде молодых зеленых веточек появилось чувство тяжелой и режущей опустошенности. Цикл от одного несостоявшегося пирога с розмарином до другого несостоявшегося пирога с розмарином - так можно было бы и всю жизнь измерить. И эти два пирога в моей - не лучшие.
   Перед уходом в тот день я вылила стакан воды в поддон с этой травой. Хотя розмарин и не заслужил, мне было его жалко.
  Просто я тоже не заслужила всех тех проблем из моей жизни. И мне тоже хочется, чтобы меня жалели.
   Когда зашла домой, сквозняк с силой захлопнул за моей спиной дверь. Значения я этому не придала вовсе: здесь все равно не было бы человека, которого это могло напугать.
   - Приветствую тебя дома, Хая!
  
   Вздрагиваю: в прихожей никого не было. Цветы молча шелестели. Птицы и вовсе молча не присутствовали. Я постояла еще немного, прислушиваясь. Постепенно от тишины в ушах стал звучать тонкий звон. С уверенностью, что показалось, я пошла разбирать содержимое пакетов из супермаркета.
  
   Сестра была на кухне: сидела за столом, я увидела ее спину. Голову она положила прямо на столешницу, чистые блестящие волосы рассыпались по застиранной желтой скатерти. Только потом я поняла, что она была не одна. Присмотревшись, поняла, что
  черт, даже ноги подкосились
   - Абель! Это ты?
  
   Сидевший в той же позе, что и Ривка вздрогнул. Он отодвинулся, стул протяжно проскрипел по кафелю. Слегка качнувшись, гость поднялся.
  
И правда он.
  
   Наверное, увидь я его теперь на улице, не узнала бы: нелепая красная кофта сменилась тяжелой кожаной курткой. Волосы уложены, но кудри тусклые, потемневшие и безжизненные. Кожа, когда-то светлая и с румянцем на щеках, сейчас была цвета имбирного корня. Глаза мутноватые и словно выцветшие.
  Уголок губы, протянувшийся теперь до самого уха, был аккуратно зашит грубыми нитками.
  
   - Хай, Хая!
  
   У меня запершило в горле. Я смотрела на что-то, схожее тому простодушному пареньку, а в голову сразу ввалилось слишком много странных и даже пугающих мыслей:
  
   Звук ногтей по плотной черной крышке. Легкое постукивание, пальцы так и норовятся ее приподнять. Гроб какой-то слишком черный, слишком большой и слишком закрытый.
  В тот день Абель все еще лежал там?
  
   Сестра подбежала ко мне и обняла парня со спины. Заговорила, поглаживая желтоватые пальцы, кожу куртки, кожу чужой шеи:
  
   - Мы теперь снова можем быть счастливы! Смотри, Абель вернулся, сейчас все наладится. Мы будем жить как счастливая маленькая семья! Хая! Это так замечательно, Хая!
   - Что с ним?
   - Как? Разве не видишь? Хая, милая Хая, духи любят нас с тобой, и поэтому
  
Я его воскресила
  
   Мне словно ударили железной трубой под коленями, ноги сразу же занемели. Смотрю на безумно радостное лицо сестры, на щеки, ключицы и плечи: она полностью измазалась в золоте, мерцание тела было странным и отталкивающим. Абель, улыбаясь уцелевшим куском его рта, молча смотрел на меня.
  Мне страшно. И душно. Кажется, здесь все равно пахнет гнилым мясом.
  
   Я забежала в свою комнату, открыла окно настежь, чтобы подышать свежим воздухом. Было безветренно и по-осеннему пасмурно. Небо уныло белое, но оттого яркое, пахнет влагой. Меня трясло до сих пор, пальцами вцепилась в подоконник.
  Через все то же окно я вылезла во двор и прижалась спиной к сырой каменной стене.
  
   От холода по ногам пробежала волна мурашек. Обхватываю руками свои коленки, чтобы хоть как-нибудь согреться. Не помню, сколько просидела здесь вот так, обнимая руками сама себя и глазами обращенная в небо. Здесь, среди мягко рассеивающегося света, мне казалось, что вся та духота, весь трупный смрад можно оставить в доме. Впервые за долгое время я чувствовала, что мне не хочется идти обратно.
  
   Сестра вернулась к жизни. Откуда-то появлялись деньги на карусели и кафешки, они с Абелем проводили вместе круглые сутки. Этот парень уже не шутил так часто, как раньше. Говорил что-то странное и не к месту, путался во фразах. Как только замирал, его лицо принимало то безжизненно равнодушное лицо, что было присуще покойникам.
   Ривка взяла сохранившуюся часть его души и словно пришила к ней лоскут ткани или кусочек мяса живой птицы. Я не знаю, что нужно пришить к душе, чтобы она смогла существовать дальше. Но, наверное, так Ривка и сделала.
  
   Сегодня мы были в супермаркете, впервые пошли туда сразу втроем. Абель с счастливым выражением лица, облокотившись на тележку руками, смотрел, как Ревекка кружилась между торговых рядов и брала все, что ей нравилось. Они были похожи на новоиспеченное семейство. Из двух человек.
  
   Вышли оттуда очень поздно: небо уже потемнело, на подземной парковке здания зажглись лампы. Вокруг было совсем безлюдно, лишь пара машин стояла у самого входа. Хотелось бы услышать сверчков, но здесь лишь издалека доносились звуки трассы.
  
   Я наблюдала за тем, как дурачились Ривка с Абелем: усадив сестру в тележку, он раскручивал их, а затем отпускал с силой. Железки с лязгом и грохотом сталкивались со столбами, Ревекка заливалась смехом и визжала. Я стояла далеко от них, чтобы не задело. Звук удара, затем смех - оно разносилось эхом по парковке.
  
   При взгляде на них было грустно. Сестра счастлива, но в её счастье не верилось. Она словно попыталась однажды выбраться из того болота, в котором оказалась, но теперь зашла еще глубже, ей вязкая колдовская жижа залилась ей в глаза и горло. Ривка ведь пыталась приблизиться к простым живым людям, но сейчас она стала гораздо-гораздо дальше.
  
  
Это не тот смех, что был у нее раньше. Новой сестре я не верю, не верю, не верю.
  
  У меня в уголках глаз покалывает.
  
   Она была другой раньше. Неуклюжая, когда-то наивная и обидчивая, несколько лет назад Ривка стала почти полной противоположностью прежней себя.
  Помню, как она внезапно исчезла из детского дома, сбежала глубоко за полночь. Поискали пару дней, но недолго - в детских домах слишком много детей, чтобы считать их и пересчитывать. Я одна, казалось, ждала сестричку, даже хранила её любимое (и единственное) розовое платье до коленок.
  
   Когда спустя где-то месяц сестра вернулась, я с трудом узнала то, что увидела: взгляд, раньше открытый и ясный, сейчас словно затаился под густо подведенными веками. Тусклый, но пронизывающий. Морщинки от улыбки пропали, кружевное платье сменилось чем-то пошловатым и похожим на сорочку. На пальцах были десятки колец, а на ногах - те самые странные надписи.
  
"Я пришла за Хаей. Сейчас мы уйдем, а вы не будете нас удерживать"
   В ответ на это меня быстро и оттого почти силой вывели к ней. Нас действительно отпустили, и я впервые увидела тот взгляд, тот самый взгляд, направленный в нашу сторону.
  Они боялись.
  
   Её ладони стали холодными и безжизненными. Пальцы словно закоченели, ногти царапались. Ревекка улыбнулась мне, но улыбка эта не радовала. Густо накрашенные губы слегка изогнулись, лицо при этом все так же было стянутым.
   - Я кое-что сделала, пока меня не было. Теперь мы сможем стать счастливыми.
  Лишь спустя годы я поняла, что сестра продала душу.
  
   И Ривка умерла именно тогда, действительно умерла. Звук удара, затем смех. Передо мной сейчас были два мертвеца, я не верю в то, что они живы.
  
   Так я и стояла, слушала чужие смех и веселье, а сама давилась слезами. Мне хотелось убежать, я знала, что они не заметят первое время.
  Я смогу жить сама, буду следовать за птицами по миру, смогу выбраться из-под этой могильной плиты, скрыться от этого колдовства. Смогу наконец стать свободной и счастливой.
   Нужно просто сделать несколько шагов в сторону, а потом побежать. Все мы должны что-то делать для своего счастья. И сейчас мне нужно просто уйти, я ведь уже взрослая, я выдержу...
  
но ведь сестра расплачется
  
   Я убегу. Действительно убегу, обязательно. Вылезу в окно, попрошу цветов, чтобы они молчали. Буду жить сама, варить отвары и заведу сову. Просто не сегодня.
  
   Я стояла и с каким-то принятием происходящего наблюдала за тем, как дурачились Ривка с Абелем.
  
И когда мы вернемся домой, сестра испечет пирог с розмарином. Хотя, по правде говоря, его главный ингредиент - это сливы.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"