Ничто так не пугало его, как этот безумный цвет обоев в номере. Череда беспокойных переживаний желтой змеей обвивало чрево, превращая его в похожее на червивое яблоко. Пытаясь унять вихри в ушах, он глотал чашка за чашкой ароматизированный чай. Его запах, едва сочившийся, напоминал о чулане, где он прятал от глаз трофейную двустволку "Amphoros.

Засыпая под монотонное шуршание коньяка в крови, Гастелло замирал от удушающего испуга. Серый влажный газ сочился из розетки, обтекал все, что напоминало букву “Q”. Ему уже шестую ночь подряд снилось пластиковое сердце, возникающее из квёлой пелены небес. Как всегда пружина, удерживающая мироздание, упиралась под рёбра, как будто сотня крохотных лилипутских шпажек терзали его стареющее тело. Огромные сумрачные ящерицы ерзали под толстым полосатым стеклом, прижимались к нему желтыми глазами, оставляя маслянистые разводы. Рыбаки собирали глазную жидкость со стекла в баночки. Потом её будут давать детям от желтухи. Сети без узлов, червяки без гумуса.

Проснулся от намокшей простыни. Вскочив, обнаружил, что комната стала частью моря, повсюду кружилась в водоворотах мокрая мишура, серпантин обвивал мебель, которая уже покачивалась в такт прибывающей влаге. Музыка прилива увлекла его, крик радости вырывался из черных легких. Сбывающиеся мечты о море слизнул кот, удобно пристроившийся позади головы на подушке. Осколки маскарада цеплялись за внутреннюю полусферу черепной коробки, недалеко от центральной извилины сбились в кучу тигрята Локка. Очередное пробуждение, оскал лампы, бездна клозета и снова безудержное путешествие, и снова тигрята Локка терзают гипоталамус... Море, в сущности, не было идеей фикс. Неокортикальные структуры не были задеты аналитическими предрассудками старой коры. Море он переживал почти безболезненно, в отличие от основной массы туристов. Его прародители построили из пробки и пальмовых листьев батискаф, и полжизни глазели сквозь обтянутые кожей моллюсков пальцы на водяных ежей и звезд.

Надо сказать, что море он не любил. Он не любил и водопроводной жижи, и родниковой кристаллицы, и осмосообразующей жидкости. Элементарную воду он пил исключительно в моменты падения небесных тел. Кофе и чай он сосал сухими. Тархун жевал, мятой натирался, чабрецом дышал.

Алкоголь он высушивал на металлической плите до синих кристаллов и кокаином вдыхал его.

Впрочем, это было цепь годов назад. Сейчас его сжирали мощные басы нового винила Green Smokers in Fight. Коньяк был на подходе к мочевому пузырю, навсегда покинув почечные закоулки, лоханки и протоки. Стена над кроватью уже не казалась бородатым ламером в набедренной повязке. Все в номере было достаточно прозаично - старый стул с пропотевшим бархатом, дальтоничная копия Модильяни над дверью, закрытый покой которой изредка прерывался сквозняками. Из-за них Г. который год страдал игольчатой пневмонией. Старые кальсоны без гульфика на гвозде у окна, ферропластиковые запонки - давний подарок девушки-маори. Оранжевые носки. Да-да оранжевые носки, эти неподражаемые оранжевые носки фасона Элефант, в них он неизменно шокировал свет. На этих геронтологических сборищах, где уживаются лишь мозговые паталогии, он любил бывать в ординаторскую будущность. Двадцать три года - возраст, когда еще можно не замечать уродства старческого конформизма и притворства. Он наблюдал за их сухими телами - за их пространственными отношениями и пристрастию игнорировать, что время давно за полночь, и пора заканчивать бесконечный бридж и вермут с апельсиновым соком. Им нравилось находится в струе, обсуждать перемены в составе парламента и новый голландский галстук сэра Рога. Гастелло выучился у них бесполезному подергиванию подбородком в знак удивления или когда смеяться неприлично, но отношение нужно выказать непременно. Гастелло выучился у них абсурду. В той занятной форме, какой народы Азии объясняются со своими богами. Бог Додж Тибетской общины Лао был покровителем церемонии бритья ног перед праздничной молитвой. Слова говорились примерно такие - бритва ом нама райя, додж великий - прими мою асану как знак почтения основателям гор и солнца, ом мани падмэ хум, лама ганьи сахша. Абсурд Гастелло достигал более значимых масштабов. Он пробовал обойти себя самого сзади, чтобы понаблюдать за взаимодействием широчайшей мышцы спины и ключичной растяжкой. Он пил вино из пипетки, ел ядовитых змей и сырые грибы-омутники. Впрочем сейчас лежа на гостиничной кровати, он наблюдая за обстановкой, тоже непременно находил ее до коликов в печёнках абсурдной - одни оранжевые носки стоили того.

В следующий момент он заполз под кровать и долго искал там сверчка. Но сверчок был уже третий месяц в запое - и лежал под полом на бетоне. Изредка, когда он вспоминал о своем предназначении и биологической роли, выжимал из себя жалкие скрипы.

Снова кровать, мокрая от пота и мочи, но больше от недавнего моря. Горничная, похожая на кровяную гончую, въехала в номер на больничной кровати - того требовала хозяйка отеля. Кофе, сэр, или сразу принести жертвенного гуся? Гуся. Мозг свернулся в рулончик папируса. Благородный монах развернул его и прочел важное государственное сообщение - к нам едет триглавый конь в сопровождении всей своей свиты и почетных галстучно-запоночных гостей. Пес-туберкулез, бык-отрыг, овца-трияйца и кот-всёпроглот. Все в отдельных экипажах образца Пурпурной эпохи, при седловом и караульном. Готовьте свои селезенки. Пить будут все под страхом повешения.

В носу и на языке - прогорклая пыль. За окном громыхнул сковородочный завод - рабочие в ужасе побросали ножи и чесала. Гастелло не стал ждать конца суеты. Сначала он отрезал себе правую руку, долго и внимательно смотрел, как вытекают кровь и лимфа, выбросил ее в пекло пожара за окном. После спустился к врачам, целующимся с трупами сковородчников, надеясь вдунуть в них новую душу. Гиппократовы бегемоты прижгли ему место отреза раскаленным куском не доклеенной сковороды, прилетевшей из эпицентра взрыва.

Понеслись слухи, что у всех будут отбирать будильники и мухобойки - именно такие орудия посоветовало Министерство обороны использовать в борьбе с инопланетными гекконами. Всё уйдет на фронт - там где человеческие жидкости смешиваются с желе, наполнявшем тела иногекконов.

Гастелло ехал в теплушке, одетый в пестрое цирковое трико и русскую ушанку. Рядом ехали сотни подобных ему. Такую одежду посоветовало министерство обороны для более успешной борьбы с иногекконами.

На войне Гастелло отъелся. Он с отвращением вспоминал о скучных временах его жития в номере отеля. Куда он приводил шлюх из метро. Он их подбирал обычно на ступеньках самодвижущейся лестницы, на венах обычно висели сутенерские иглы. Так они придумали бороться со шлюшьей свободой. Дома он их раздевал, подолгу рассматривал содержимое их промежностей, часто находя его привлекательным. В таких случаях Гастелло громко включал The Square & Hole. Это был сигнал для горничной, она готовила натирание из экскрементов сомалиийских ягуаров вперемешку со слезами вдовы авиатора. Последний компонент наиболее важен, поскольку содержит заряд самосожжения. Гастелло тем временем отпаивал проституток пустой текилой. Позже торговки плотью выходили из номера и плача, показывали мозоли по всему телу.

Сейчас Гастелло сидит и рассматривает свои одиннадцать орденов - пять за отвагу в борьбе с иногекконами, три - за рациональное использование будильников, и еще три - с изображением ночного горшка - за пополнение королевской казны. Ведь он был еще и профессиональным мародером - умело обшаривал подбитые летательные аппараты иноземлянцев и всякий раз приходил с полным мешком какой-то рухляди, которую, впрочем расценивали как ценное неземное сырье - в те времена даже лунная пыль ценилась выше крови.

Через три дня Гастелло отказался убивать иногекконов, поскольку только что вступил в ряды розеточников - борцов за целостность межклеточного пространства, которое, как известно разрушается после смерти. За что военный суд приговорил Гастелло к насильственному огеккониванию посредством молекулярной реконструкции. Таким образом он автоматически стал врагом народа и подвергся гонениям и лишениям. Свою жизнь он подвел к исходу в безгекконном горном массиве, балуясь местной травой.

Курт Воннегут: " ...Такие дела..."