Аннотация: Романтика в альтернативном мире, где пытаются сосуществовать магия и технический прогресс.
Круг первый.
Я вышла из храма, когда солнце уже заметно клонилось к закату. Небо приобрело оттенок темной лазури, облака погружались в мрак Туманных низин и постепенно наливались багрянцем. Дневная жара ощутимо спала, и проснувшийся к вечеру ветерок лениво поигрывал красными листьями кленов. Деревья в изобилии были посажены на территории храма еще в стародавние времена, и теперь радовали глаз яркими резными контурами листьев и хранили посетителей от дневной жары, прикрывая раскидистыми ветвями центральную аллею.
Я сбежала с лестницы, обернулась, привычно отбила поклон золотой ступе с высоким посеребренным шпилем и поспешила к конюшне. Машинально кланяясь идущим навстречу служителям и подозревая, что здорово опаздываю, на полпути я сорвалась на бег и торопливо распахнула дверь денника, уже предчувствуя, что увижу знакомую до боли картину - моя кобыла сладко дрыхла, предварительно извалявшись в свежих опилках так, что они практически покрывали ее немаленькую тушку толстым пыльным слоем
- Подъем! - рыкнула я. - Шан, просыпайся!
Кобыла приоткрыла глаз, тяжело вздохнула золотым боком и, поняв, что раз уж хозяйка заявилась, то явно теперь не отстанет, медленно и степенно поднялась. Тут же, впрочем, встряхнувшись и обдав меня мелким градом пыли и опилок. К тому времени, когда я проморгалась и закончила ругаться, наглая скотина уже унюхала яблоко у меня в кармане и по-хозяйски попыталась засунуть туда морду. Спасая костюм от слюней, я торопливо извлекла угощение на свет божий и впихнула в раззявленную пасть. Лошадь смачно захрустела фруктом. Чистить зверюгу было лениво, да и время поджимало. Я подхватила щетки, смахнула опилки с боков и спины и накинула уздечку. И повела Шан к выходу. Кобыла горячо дышала мне в макушку и тяжело ступала огромными копытами, ощутимо прогибая доски коридора.
Во дворе я подтащила к лошадиному боку приступку и влезла на широченную спину. Шан снова встряхнулась, щедро разбрасывая остатки опилок - меня при этом лишь чуть приподняло: сидеть на рыжей было не сложнее, чем на футоне, за это я ее и ценила - и неторопливо зашагала к воротам храма.
Вечером на улицах столицы, как обычно, народу было не протолкнуться. Пешие и конные, в сопровождении спутников и в одиночку, горожане спешили дотемна закончить дела. Прикинув высоту солнца и с прискорбием убедившись, что вовремя мне не поспеть, я от души пнула кобылу в бока, и Шан недовольно всхрапнула, но все же величественно перешла на рысь. Требовать от нее большего было бессмысленно. Галопом Шан бегать категорически не умела, начиная хромать уже минут через пять ускоренного темпа. Но вот рысь у нее была отменная - ровная, размеренная, широкая. Ступала кобыла твердо, никогда не спотыкаясь, аккуратно выбирала дорогу в толпе, и для передвижения по городским улицам лучшего транспорта было не сыскать. А в Туманные низины, где от скорости лошади и ее реакции частенько зависела жизнь всадника, мне спускаться никогда не приходилось.
Место, куда я спешила, располагалось чуть ниже границы серебряных ступ, и я машинально запрокинула голову, глядя на извивы дороги, которая спиралью поднималась все выше и выше по пологому склону, заканчиваясь, наверное, где-то там, где среди снежных высот слепил глаза блеск серебряного шпиля Главной Ступы столицы - места, доступного лишь Справедливым и приближенным к ним жрецам и телохранителям.
Шан величественно рысила по выложенной камнями дороге, а я отмечала, как с каждым витком спирали все красивее и дороже становились дома. По сравнению с простыми каменными или деревянными постройками в нижней части горы, здесь каждый владелец украшал жилище как мог - навешивая на окна изящные кованые решетки, расписывая ставни и створки изображениями ступ и копиями кругов - на счастье, выставляя на широкие подоконники и ступени крылец горшки с пышными цветами. Дабы порадовать взор Справедливых, доведись тем спуститься с вершины.
В очередной раз подгоняя кобылу, понадеявшуюся перейти на шаг, я вдруг услышала свое имя и обернулась. Сквозь толпу на невысоком белом жеребце спешил вслед за мной Тоши - друг детства и потенциальный супруг, что уже много лет служило поводом для шуток у всей нашей компании. Тоши, похоже, тоже сорвался на встречу прямо со службы, поскольку не успел переодеться: военную форму - темно-синие косодэ и хакама и полупрозрачную черную катагину со знаками рода - он тихо ненавидел и обычно спешил избавиться от нее, лишь только вырывался из казарм. К вящему негодованию его отца, всю жизнь посвятившего безопасности столицы и имевшего все основания рассчитывать, что сын продолжит семейную династию и, возможно, даже дослужится до личного отряда Справедливых, обеспечив себе - а то и членам своей семьи - запас чернил на долгую и здоровую жизнь. Тоши с отцом спорить не стал, но презрение к делам армейским выказывал по любому поводу.
- Джун! - Я придержала кобылу, и та с демонстративным вздохом облегчения перешла на шаг. Тоши живо пристроился рядом - на земле он не уступал мне ростом, но с учетом разницы в размерах лошадей, сейчас его макушка оказалась где-то на уровне моего локтя. Что, впрочем, Тоши совсем не смущало. Оптимистичный красавчик всегда считал себя центром вселенной - в любой обстановке и в любом окружении. - Уж думал, я один опаздываю!
- У меня была такая же мысль, - я снова кинула взгляд наверх, на спираль дороги. - Рейден наверняка уже на месте, злобствует и скрипит зубами.
- Вот такие мы с тобой - несовершенные, - философски пожал плечами Тоши, расплываясь в улыбке при виде проезжавших нам навстречу двух красоток в повозке, которую тащил запыхавшийся рикша. Девицы залились румянцем, прикрылись веерами и демонстративно отвернулись, втихаря, впрочем, продолжая любоваться красавцем-военным. Тоши, по привычке разом забыв обо мне, нарочито зрелищно взъерошил не по уставу длинные светлые волосы, картинно прищурился на заходящее солнце, и красотки едва шеи себе не свернули, когда рикша пробежал мимо. Я фыркнула в ладошку, Тоши мигом опомнился и выразительно развел руками, небрежно бросив повод.
- Прости, родная. Но, как будущей супруге, тебе лучше привыкать к моим слабостям, - с ноткой скорби в голосе сообщил он.
- Так уже с детства привыкла, - я пожала плечами и хотела было развить тему, но отвлеклась, поскольку именно в этот момент мы оказались рядом с обрывом, с которого хорошо видны были Туманные низины - солнце уже почти село, и там, внизу, в полумраке, начали появляться странные огоньки - предмет моего детского восторга и ужаса. Холодный огонь, убивающий все живое. Я не сводила с них глаз, пока дорога не заложила очередной крутой виток, и только тогда спохватилась: - Поэтому наслаждайся жизнью, любимый, тем проще будет мне при необходимости получить развод.
- Нет в тебе женской терпимости и понимания, - печально констатировал Тоши.
- Ни на йену, - охотно согласилась я, и мы оба рассмеялись.
Чем выше мы поднимались, тем меньше людей становилось на улицах, тем быстрее мы продвигались, а за два квартала до места назначения прямо из узкого переулка на нас вывернули Мика и Рейден - Тоши выразительно закатил глаза от облегчения: не мы одни опаздывали.
Как обычно при виде Рейдена я застыла, пытаясь отследить появление черной тени. Спутник Рейдена, огромный поджарый пес по кличке Арс, с момента нашего знакомства испытывал ко мне нежнейшие чувства и никак не мог отказать себе в удовольствии при каждой встрече провести горячим и слюнявым языком по всей моей физиономии. Пару раз, пытаясь увернуться, я едва не лишилась зубов, когда мне в челюсть со всей силы влетала собачья башка, и с тех пор предпочитала замереть и сидеть неподвижно, дожидаясь приветствия. Рейден сначала пытался осаживать обычно послушного пса, но потом, видя, что я особо не возражаю, махнул рукой. Как и следовало ожидать, слева что-то мелькнуло, и огромное, мощное тело, возникшее словно из неоткуда, взвилось на высоту моей кобылы, которая, впрочем, к любым неожиданностям относилась совершенно индифферентно. Шершавый язык скользнул по лицу.
- И тебе привет! - вздохнула я, стирая ладонью слюни. Пес, игриво припав к земле на передние лапы, махнул хвостом и наподдал со всех сил вверх по дороге. Рейден неодобрительно покачал головой, но в уголках его рта прятались улыбка - собаку он любил. Иногда мне даже казалось, что больше, чем Мику.
- Опаздываем, значит... - громогласно и язвительно протянул Тоши, краем глаза косясь на разом потемневшего лицом Рейдена. Пунктуальность и ответственность последнего вызывала у раздолбая Тоши особо острое отвращение.
- Так что лучше нам всем поторопиться - некрасиво будет входить после начала, - не давая разразиться конфликту, мигом вмешалась в разговор Мика. В отличие от меня, ей не приходилось утаивать свою связь со Ступами, и она приехала в храмовом одеянии - бардовых хакама и кимоно. Мика сидела на передней луке седла Рейдена, нежась в объятиях приятеля - его гнедой, мне кажется, легко мог везти и троих, и даже галопом, и даже вверх по горе. Из всех знакомых мне лошадей лишь жеребец Рейдена мог соперничать размерами с моей золотой кобылой. Характер у него, правда, был совсем иным - мрачным, злобным и кусачим, что, впрочем, делало его лишь более опасным на поле боя.
Рейден вместо приветствия нахмурился, с неодобрением осмотрев мою нечищенную кобылу и растрепанные волосы Тоши, и раздраженно поджал губы, одной рукой крепче прижимая к себе жрицу, а ладонь другой машинально положив на рукоять катаны, что делал всегда, когда злился или нервничал - за полгода встреч Мики и Рейдена уже даже я успела изучить его привычки.
Поймав встревоженный взгляд подруги, я впихнула кобылу между двумя жеребцами, которые тут же подобрались и зафырчали, заставляя мужчин отвлечься от потенциальной перепалки.
- Мог бы почистить лошадь своей женщине, - все же не сдержавшись, мрачно бросил Рейден, хмуря брови на мою кобылу.
- Да ей и так хорошо. В смысле и Джун, и лошади. Правда, Джун? - искренне удивился Тоши, привыкшей к моему пофигизму, что я охотно подтвердила кивком и на всякий случай свесилась с лошадиного плеча, демонстративно заглядывая в морду кобыле. Кобыла тоже не возражала. Рейден снова поморщился и хотел сказать что-то еще, но Мика потерлась щекой о его плечо, привлекая внимание, и умоляюще посмотрела в темные глаза. Военный угрюмо кивнул и поджал губы. Мы с Тоши переглянулись и решительно подтолкнули лошадей, спеша к театру.
Как оказалось, опаздывали не мы одни. У ворот даже образовалась очередь. Мальчишки-помощники носились по двору, принимая лошадей и провожая гостей в помещение, к столикам. Я проследила, как Шан завели в стойло, где она тут же рухнула в опилки и с наслаждением и фырканьем перекатилась на спину. Я вздохнула, заглянувший в денник Рейден снова скривился - я уже начинала задумываться, на сколько еще ему хватит терпения, прежде чем он начнет убеждать Мику, что Тоши, я и моя кобыла ей не компания - а Тоши откровенно заржал.
Мы поспешили внутрь. Черный пес Рейдена привычно занял место справа от хозяина, а в театре тут же залез под стол и плюхнул тяжелую морду мне на ногу. Я призадумалась, что бы такое заказать, чтобы втихаря от хозяина перепало и ему, но быстро стало понятно, что поесть мы уже не успевали, и оставалось только получить по чаше вина - легкого, белого - и перевести дыхание.
За окном почти стемнело, зал освещался свечами, стоящими на столах и по краю сцены, и вышедший на подмостки высокий худой юноша в белом одеянии, чьи волосы отливали красным золотом, сразу привлек к себе внимание. Следуя веяниям высокой моды, музыкант одевался как дуал - с правой стороны короткая стрижка, чуть подведенная у переносицы для большей мрачности бровь, синеватая от легкой щетины щека; слева - длинные волосы, выщипанная бровь, тонкая обводка вокруг глаза, идеально выбритая кожа. Он мог изображать и мужчину, и женщину - стоило повернуться нужной стороной. Публика поаплодировала из уважения, но звезда вечера лишь жестом попросила тишины. Поставив на край сцены небольшую тонкую арфу, рыжий на миг замер, потом быстро осмотрел зал, задержался взглядом на Тоши и чуть заметно, одними уголками губ, улыбнулся. Тоши демонстративно подпер подбородок ладонью и уставился в потолок, и я уже хотела поинтересоваться, в чем дело, потому что на концерт нас притащил именно мой потенциальный супруг, но музыкант вдруг начал играть, и публика застыла, опасаясь спугнуть волшебство, возникшее с первых же нот.
Пальцы у исполнителя были длинные, он легко захватывал необыкновенно большой диапазон, мелодия срывались от угрюмых басов до отчаянного тонкого крика, то теплая, светлая, убаюкивающая, то ритмичная и жесткая, от которой щемило сердце и слезы наворачивались на глаза в предчувствии неизвестной пока потери. А уж когда музыкант начал петь, я осторожно поставила чашу на стол и умерла для всего мира. Необыкновенный голос пробирал до глубины души. Он пел о смерти и вечности, о любви и ненависти, о славе и забвении. Меня то знобило, то бросало в жар. Музыкант терзал себе и нам души, словно вырывая из себя живущее в нем одном все то, что чувствуют и мужчины, и женщины, и пытаясь подарить нам понимание того, что понять не дано - ощущение мира существом противоположным, осознание высшей истины, доступной лишь Справедливым. В какие-то моменты мне даже казалось, что я уже стою на границе, что стоит сделать шаг - и я приму в себя это тайное знание, привычное лишь тем, кто может заходить туда, в Серебряную Ступу, сверкающую на вершине горы. Но потом мелодия замирала, и я снова теряла надежду познать непознаваемое.
Свечи потрескивали и таяли, воск растекался по дереву причудливыми узорами. Музыкант прерывался лишь несколько раз - размять пальцы и глотнуть воды, но и тогда зрители не в силах были нарушить возникшую тишину, словно боясь спугнуть чудо. И когда рыжий наконец-то поднялся и поклонился, прощаясь с публикой, зал взорвался аплодисментами. С высоты сцены парень снова посмотрел в нашу сторону, словно бы даже сделал движение приблизиться, но Тоши вдруг решительно подхватил меня под локоть и потащил к выходу. Краем глаза я заметила, что Мика и Рейден поспешили за нами. Арс вылез из-под стола и, позевывая и встряхиваясь, побрел следом.
Лошадь моя, в очередной раз за день извлеченная из опилок, окончательно утратила свой природный цвет. Мальчишка-конюх тяжело вздохнул и ссутулил плечи, явно намекая на непосильный труд и щедрые чаевые, но мой бюджет трехразовую чистку золотой кобылы не вытягивал, даже с учетом периодических подработок. Оставалось лишь демонстративно сложить руки на груди и прислониться к стенке денника. Мальчишка со скорбной миной пару раз нарочито медленно проскреб щеткой по боку лошади, но тут в дело вмешался Рейден, видимо сообразивший, что мы рискуем проторчать на конюшне всю ночь. Живо отобрав у парня щетки, не обращая внимания, что пыль и опилки летят на темную военную форму и застревают в катагину, он в три минуты вычистил кобылу до такого блеска, какого я не замечала за ней с момента приобретения. Шан, не привыкшая к подобному массажу, только переводила растерянный взгляд с Рейдена на меня и а потом вдруг аккуратно постучала передним копытом по полу, сбивая особенно большую блямбу опилок, подвисшую на пушистой бабке - похоже, со стыда, в помощь военному. В ответ на мое изумленное лицо Рейден брезгливо осмотрел свою запыленную форму, накинул на кобылу уздечку и с явной мрачностью на лице забросил меня на золотистую спину. Я опешила настолько, что даже не сообразила поблагодарить. Гаденыш Тоши тихо давился хохотом в коридоре, и я не отказала себе в удовольствии пнуть Шан в бока, заставляя будущего супруга отпрыгнуть из-под копыт неожиданно ускорившейся кобылы.
Во дворе Рейден уже отряхивал одежду, потом с земли легко вскочил в седло, втянул к себе Мику, и мы отправились к воротам как раз в тот момент, когда публика активно повалила из дверей театра.
Опустевшая в ночи широкая дорога позволяла всем ехать в ряд. Путь освещали лишь редкие светящиеся окна и ставни да поленья, горевшие в железных корзинах на перекрестках. Под копытами лошадей похрустывала каменная крошка, в кустах трещали цикады, ветер подвывал хмуро и холодно, наводя на мысли о скором дожде. Арс сонно трусил рядом с гнедым хозяина. После концерта разговаривать не хотелось. Хотелось побыстрее добраться до дома, залечь в горячую воду и еще раз пережить те ощущения, что терзали меня весь вечер. Ту секунды на границе понимания непонимаемого. Мика по-кошачьи грелась в объятиях Рейдена, а когда до перекрестка, где стоял ее дом, оставалось минут десять, вдруг нарушила тишину.
- Сегодня со мной разговаривал учитель, - тихо сказала она.
- И? - я насторожилась, зная, как важно для подруги остаться в столице, но уже предчувствуя, каким будет ответ.
Мика покачала головой и печально вздохнула.
- Нет. Не видать мне кругов. И даже столицы. Оренко. Другой конец мира.
Я, не сдержавшись, присвистнула. Рейден ободряюще чуть крепче прижал к себе подругу.
- Что-нибудь придумаем, - пообещал он. - Или мы найдем способ вернуть тебя в столицу, или я переведусь к тебе... Или... - он наклонился, заглядывая в глаза Мики. Та лишь упрямо покачала головой.
- Нет, я не брошу храм. И, прости, не стану обычной домохозяйкой...
Рейден резко набрал воздуха, собираясь, видимо, высказать что-то накипевшее, но в последний момент сдержался и даже сумел выдавить улыбку.
- Не вижу в этом ничего зазорного. Моя мать вышла замуж в девятнадцать и всю жизнь занималась домом и семьей...
- Как и тысячи других нормальных женщин, - с театральным пафосом в голосе встрял в беседу Тоши и, закатив глаза к лунному серпу, скорбно закончил: - Но нам с тобой попались две помешанные на кругах и ступах, которые и слышать ничего не хотят о семье и доме...
Мы с Микой улыбнулись друг другу и, не сговариваясь, вскинули головы в сторону ступы, мимо которой как раз проезжали. Мы уже спустились в нижнюю часть горы, и ступа стояла в последнем кольце: даже в ночи было заметно, что ее полностью покрывала позолота - благородные серебряные шпили остались гораздо выше. В этом храме лишь набирались сил, молились богам и приносили дары ради процветания Справедливых, но его пол никогда не знал чернил, купол не видел, как в воздух поднимались круги, даря здоровье, а то и возвращая жизнь. Сюда, к основанию горы, отправляли обычно пожилых монахов, продлевая тем годы силой куполов, но не требуя от них уже никакой отдачи. И лучше бы Мику отправили в один из таких храмов, здесь, внизу, чем в Оренко - немаленький, но очень далекий от Столицы город, выбраться из которого будет ой как непросто...
Я так задумалась, что даже придержала повод, не сводя глаз со ступы, и не сразу поняла, что так насторожило Тоши и Рейдена и заставило спутников замереть. Звук приближался. Он шел издалека, от основания горы. Копыта стучали по камням, что-то кричал человек. Рейден среагировал первым: его жеребец в один прыжок оказался рядом с моей кобылой и военный коротким движением пересадил ко мне Мику. Тоши, сообразивший, что происходит что-то неладное, поставил коня так, чтобы тот прикрывал нас, и положил руку на рукоять катаны. Рейден уже давно готов был выхватить оружие.
- Помогите! - донеслось из-за поворота, и именно в этот момент на освещенный перекресток из темноты вылетел всадник. Он резко остановил лошадь - животное болезненно всхрапнуло, когда человек безжалостно рванул повод - прямо перед вратами, ведущими к ступе, в один миг спрыгнул на землю и, пролетев короткую аллею, торопливо забарабанил в запертые двери. Замерший в стойке перед гнедым Рейдена Арс глухо зарычал, но хозяин сделал короткое движение рукой, и пес замер, так и не опустив губу.
Мы переглянулись... Выходить из ступы никто не спешил. Звенела ночная тишина, и только раздавались глухие и торопливые удары по двери.
- Да открывайте же! - заорал незнакомец. - Мне нужен жрец!
Дверь наконец-то отодвинулась. На пороге стоял заспанный подросток - судя по темному одеянию, совсем еще начинающий монашек.
- Он говорил, что каждую ночь дежурит в ступе! И может нарисовать круг! - рыкнул незнакомец, плечом оттирая парнишку и заглядывая в темноту зала, словно желая лично убедиться, что жреца действительно нет. - Мне срочно нужен круг. Иначе господин умрет. Твой жрец говорил, что умеет и каждую ночь здесь!
- Умеет... И здесь... - растерянно кивнул монашек, пытаясь пятерней пригладить взъерошенные со сна волосы. - Но вот сегодня ушел... Нет его...
- Он бы вам все равно не помог! - вдруг крикнула сидящая у меня за спиной Мика. - В этой ступе нет чернил. Вам нужно наверх.
- Чернила у нас есть - наше имение в пяти минутах отсюда. Нужен только круг! А наверх я уже не успею!
Я едва не присвистнула. На кого же он работает? Семейство, которое может позволить себе держать личную чернильницу, уж точно вхоже в мир Справедливых.
Незнакомец, которого вдруг разом словно покинули силы, упал на колени перед входом в ступу и ударил кулаком по порогу так, что, судя по звуку, треснуло дерево.
- Господин умирает! - простонал он в темноту и, сжал ладонями виски, скрючившись, будто умирал сам, отчего монашек испуганно вжался спиной в стену ступы, не зная, чего ожидать от странного ночного гостя.
- Да что же я-то сделаю... - прошептал он прыгающими губами. И тут на землю спрыгнула Мика.
- Даже не думай! - крикнула я вслед, уже сообразив, что подруга тоже оценила знатность семейства и хочет поймать последний, слабый шанс, то ли не понимая, чем рискует, то ли отчаявшись настолько, что ей уже все равно. С высоты кобылы я попыталась схватить ее за ворот кимоно, но не успела. Мика уже стояла рядом с незнакомцем, положив ладонь ему на плечо.
Мужчина поднял голову и замер, уставившись на одежду Мики - церемониальные костюмы жриц на горе знали все.
- Я помогу, - объявила она. - Я могу нарисовать круг, если у вас есть чернила.
- Вот дура... - простонала я. Рейден и Тоши подарили мне по недоброму взгляду, соскочили с лошадей и медленно пошли к ступе, кажется, плохо понимая, что делать дальше.
- Поехали! - приказал незнакомец, решительно хватая Мику за руку и бросаясь к лошади. - Это совсем рядом, я довезу...
Рейден заступил дорогу.
- Без меня она никуда не поедет...
Незнакомец быстро окинул взглядом Рейдена и Тоши, отметил форму, заметно расслабился и отогнул край кимоно, показывая скрытую нашивку. Мужчины, похоже машинально, шагнули назад и опустили головы в официальном поклоне.
- И все равно без меня... - снова начал Рейден, но Мика уже сама забиралась на лошадь незнакомца и придержала мужчину, готового вскочить в седло за ней.
- Подождите... - попросила она. - Пусть Джун поедет с нами. Она мне может понадобиться...
- Я? - Я поперхнулась дыханием. - Ну, знаешь... Я в это не полезу.
- Она поедет, - вдруг решительно объявил Рейден и вмиг стащил меня с лошади.
- Эй! - Руки у Рейдена оказались как стальные - все мои попытки сопротивления он, кажется, даже не заметил, подтаскивая меня к своему гнедому, чтобы поспешить за незнакомцем и Микой, уже исчезавшими во тьме на дороге, ведущей вниз. - Тоши, да сделай ты что-нибудь! - возмутилась я, все еще отчаянно пытаясь отбрыкаться.
- Кобылу ее до дома доведи, - приказал Рейден, закидывая меня на своего гнедого, и Тоши, уже сделавший было шаг ко мне и открывший рот, надеюсь, чтобы высказаться в мою поддержку, вдруг замер, растерянно уставившись на сослуживца, потом коротко кивнул, отвернулся, не желая встречаться со мной взглядом, и медленно взял за повод мою кобылу. Рейден стиснул меня едва не до боли, похоже, боясь, что я все-таки вырвусь и спрыгну, гнедой сорвал с места и уже через несколько секунд легко настиг мчавшегося по дороге незнакомца.
- Я ничего не буду делать... - мрачно прошипела я, пытаясь поудобнее устроиться в стальной хватке и отплевываясь, когда в рот попадала ткань военного кимоно. - Можешь меня туда тащить, но я ничего не буду делать...
Рейден лишь молча придерживал гнедого, чтобы тот не обогнал чужую лошадь. Скачка закончилась так же внезапно, как и началась. Мы влетели в широкие ворота, незнакомец и Мика спрыгнули на землю, Рейден стащил недовольную меня, и я уставилась на ярко освещенный вход с раздвинутыми створками дверей, в которых толпилось человек десять перепуганной прислуги.
- Туда! - приказал незнакомец, раздвигая толпу, и Мика поспешила было следом, но обернулась, быстро подошла к нам, как обычно ласково улыбнулась Рейдену и легко, чуть надавив ладошкой, заставила его сделать шаг в сторону. И посмотрела на меня. В ее глазах было такое светлое безумие, что у меня на миг остановилось сердце, и я поняла: она уже приняла решение. Отговаривать бесполезно.
- Мне нужна твоя помощь, - тихо, так что и Рейден едва мог слышать, прошептала она. - Если я вдруг не соображу, как построить круг, или сделаю ошибку, только ты сможешь мне помочь...
- А если мы не справимся? - тихо рыкнула я, уже ощущая обреченность, от которой холодели руки и ноги, и уже не сомневаясь, что просто тяну время, что через миг я все-таки сделаю шаг в проклятый дом, чтобы совершить то, что гарантированно отправит Мику в изгнание в Туманные низины, а меня вполне может лишить будущего жрицы. - Что будет, если он умрет?
- Он не умрет, - решительно объявила Мика и снова заглянула мне в глаза. - Мы его вытащим - ты и я. Потому что мы с тобой знаем больше, чем многие жрецы, имеющие право рисовать круги... Особенно ты... - вдруг совсем тихо добавила она.
- Скорее! Он умирает! - донеслось из дома. Служанки дружно запричитали. Я едва не подвыла им от избытка чувств.
- Ладно. Пошли.
И мы, скинув гэта, побежали в дом. По пути я хотела было спросить, к какому же клану принадлежит семейство, но потом решила, что лучше не расстраиваться - потом узнаю, чей наследник отправился в мир иной по нашей с Микой милости. Если дело окажется сложнее, чем обычное восстановление здоровья.
Дело оказалось сложнее. Мы вбежали в круглый зал с ровным каменным полом и куполом - по сути, домашнюю ступу, большую редкость даже в столице - и сразу увидели молодого еще парня, уже раздетым лежащего на холодном полу в центре зала. Он видимо задыхался, пытаясь втянуть в легкие кислород, но уже синея лицом и едва подергиваясь в каждой попытке. Рядом с ним прикрывала кривящийся рот полная пожилая женщина с опухшим от слез лицом.
- Бумагу и карандаш! - приказала я, склоняясь над умирающим и быстро начиная осмотр как привыкла с учителем: пульс, слизистые, запах, дыхание.
- Кисти, вы хотели сказать? - растерянно переспросил давешний незнакомец, уже стоящий рядом с двумя чашами, из которых торчали кинжал и кисти.
- Это само собой, - отрезала я и для пущей убедительности ткнула пальцем куда-то в стороны выхода из ступы. - Лист бумаги и карандаш, я сказала! А это оставьте.
Мика торопливо осматривала парня.
- Вы поможете? - робко шепнула женщина, разглядывая нас со смесью удивления и недоверия. Ее можно было понять - вместо взрослого опытного жреца две довольно молодые девицы.
- Уходите отсюда, - приказала я, радуясь, что есть повод избавиться от свидетеля: круги не терпели присутствия посторонних. Женщина отползла от нас на четвереньках, то ли не в силах подняться, то ли даже не сообразив встать на ноги.
Рядом со мной уже появились лист бумаги и карандаш, и я быстро начала делать набросок. Мика привычно подняла кинжал и одну чашу.
- Где чернила? - прозвенел ее легкий голос, и наш спутник показал вглубь зала - там у стены, на возвышении, лежала упаковка чернил, с ног до головы завернутая в плотную бурую ткань - лишь в том месте, где нужно было делать надрез, оставалось круглое отверстие.
Обследование много времени не заняло. Я подумала, что опытный жрец, наверное, потратил бы на раздумья больше времени, но я могла сделать только то, что знала. И начала рисовать круг карандашом на бумаге.
- Посмотри, - позвала я, практически закончив, но подумывая, не добавить ли еще пару элементов - мне не нравился запах, шедший изо рта больного. Подцепить еще почки? Я сваяла что-то настолько сложное, что и всей упаковки чернил должно было хватить только-только.
Но, пожалуй, добавить. Учитель всегда говорил, что недостаточно просто спасти человека - нужно еще гарантировать ему долгую и здоровую жизнь. Сейчас все эти поучения казались насмешкой.
Я закончила круг и вскинула взгляд на Мику - она цедила чернила в чашу и осматривала набор кисточек - в общем-то стандартный, если я правильно их оценила. Незнакомец, видимо, уже знающий, как работают жрецы, вышел из зала и даже слегка задвинул двери.
- Готово? - поинтересовалась Мика.
- Проверь...
Мика молча забрала у меня круг и пожала плечами.
- Я лучше все равно не нарисую, - с какой-то убивающей искренностью сообщила она и слабо улыбнулась. - Все. Отойди. Я начинаю.
- Может... - непонятно зачем, но все же начала я, но на том и замолчала. Время "может" для Микки осталось там, на перекрестке перед золотой ступой.
Я обернулась на упаковку чернил - та лежала неподвижно, кровь из открытой вены медленно вытекала во вторую чашу. Судя по рисунку, больше эта чернильница не пригодится уже никому - круг подобной сложности требовал всего запаса чернил, едва ли ни до последней капли.
Мика подвязала широкие штанины хакама, чтобы не мешались, выбрала самую широкую кисть, обмакнула в алую густую жидкость и начала рисовать периметр. Я остановилась на пороге и прислонилась к косяку, придирчиво отслеживая, как подруга выбирает кисти - то толстые, то тонкие - заполняя круг сложными рисунками, создавая вокруг умирающего узоры, полные сил и жизни. Чернила в первой чашке закончились, Мика вернулась за второй, на всякий случай снова вскрыв вену и вновь подставив первую чашку. Чернила уже едва капали.
Мика еще раз поднесла к глазам мой рисунок, проверяя сочетание символов на бумаге и в круге, потом продолжила. Я следила неотрывно, подавляя желание вмешаться и поправить - кое-где мне не нравилась ширина линий, но круг не терпел постороннего вмешательства. Чем больше чужой энергии жило в круге, тем слабее действовали чернила - и я лишь молча кусала губы, наблюдая, как Мика опустошает уже третью - и явно последнюю - чашу. Чернила ушли все. До капли. Последние узоры подруга уже с трудом вымазывала почти пустой кистью. Готово. Круг был окончен. Он блестел влажными алыми чернилами, точно такой, каким я его нарисовала грифелем.
Человек в центре чернильного круга уже почти не дышал, лишь изредка коротко вздрагивал - то ли еще борясь за жизнь, то ли уже просто в агонии. Мика выпрямилась, осторожно, чтобы не смазать узор, вышла из круга и остановилась на границе. Мы снова встретились глазами, я кивнула и сделал шаг за порог, задвинув створку двери. Дальнейшее всегда происходило без свидетелей - оживить чернила мог только жрец. И только без свидетелей.
В шаге от меня, все также на полу сидела пожилая женщина; рядом с ней, молитвенно сложив ладони и замерев в неуклюжем поклоне, стоял приведший нас сюда мужчина. Я прислонилась спиной к двери и закрыла глаза, представляя, что сейчас происходит в зале.
Как Мика сосредотачивается, собирается, как опускается на колени и касается пальцами бардового, уже начинающего подсыхать периметра, даруя кругу свою силу. Ступа почти ощутимо содрогнулась, и я даже за створкой двери почувствовала, как ожившая энергия метнулась вверх, к куполу, там сконцентрировалась и отзеркалилась вниз, в круг, отчего чернила задрожали, потемнели и тонкими ленточками начали отделяться от пола, концентрируя в себе силу и жизнь, поднимаясь в воздух, стягиваясь в тонкую сетку, которая медленно собиралась над умирающим, а потом начала опускаться, окутывая его своей вязью, вливаясь в него, затекая под кожу. И наступила тишина.
Я заставила себя три раза глубоко вдохнуть и выдохнуть, по опыту зная, что этого времени должно быть достаточно, чтобы результат стал ясен, потом медленно отодвинула створку двери и шагнула в зал.
И мгновенно прикрыла рот ладонями, чтобы не заорать от облегчения и восторга, потому что светящаяся от счастья Мика стояла на коленях рядом с молодым человеком, а тот, запрокинув голову и приподнявшись на локтях, дышал полной грудью и улыбался широко, с детской искренностью, еще, похоже, до конца не поверив в свое излечение и счастье жить.
Меня оттолкнули, в зал вбежала женщина, затем наш спутник, потом целая толпа слуг, которая разом заголосила, помогая молодому человеку подняться, спеша натянуть на него хоть какую-то одежду, Мика села на пол и заплакала. Рядом с ней вдруг откуда-то возник Рейден, обнял, прижал ее к груди, и она разрыдалась уже по полной. Молодого человека вывели из зала, толпа слуг заметно поредела. Крепкого вида парень волоком вытащил опустевшую и уже явно бесполезную чернильницу - как я подозревала, круг явно вычерпал ее до дна. Кто-то поднял с пола у стены лист бумаги с моим наброском. Я подняла голову и... похолодела.
Передо мной переминался с ноги на ногу маленький монашек из золотой ступы, а рядом с ним, внимательно глядя то на меня, то на рисунок, стоял жрец, которого я точно знала. Потому что он неоднократно бывал у нас дома. Старый друг моего отца.
И в этот момент я поняла, что вот эта, детская и беспроблемная, часть моей жизни закончилась, потому что завтра случится катастрофа. Завтра мой отец наконец-то узнает, чем я занимаюсь.