Тому, кто придумает работу более нудную и бессмысленную, чем у меня, я дам пряничек. Лично. В руки. Потому что работаю я сортировщиком твердых отходов на мусоросжигательном заводе. Я ж говорю - нудно и бессмысленно. Ладно бы завод был мусороперерабатывающим, чтобы из тех самых "твердых отходов" получалось что-то полезное, а так... Стою целый день у ленты транспортера, вылавливаю из вяло текущей мусорной реки пластиковые бутылки и полиэтиленовые пакеты и перекладываю их на другой транспортер, который идет к той же печи, что и первый.
А что? Работа как работа - не лучше и не хуже любой другой. Только нудная и бессмысленная. И вонючая.
Я, в общем, уже давно принюхался, привык к постоянно сопровождающему меня запаху горелой резины, паленого пластика, канифоли и гниющих пищевых отходов. Зато мои соседи по общежитию никак к нему не привыкнут - только я появляюсь на пороге комнаты, как они тут же испаряются.
Есть в этом, конечно, некоторая прелесть - никто спать не мешает. Но недостатков однозначно больше.
Поэтому домой я обычно не тороплюсь. Впрочем, в любых общественных местах, будь то метро или магазины, мне не рады - женщины недовольно морщат носики, мужчины бросают неодобрительные и откровенно враждебные взгляды, а дети плачут...
Именно поэтому я так удивился, когда эта маленькая хрупкая незнакомка, испуганно оглядываясь, схватила мой локоть, и пролепетала что-то типа: "Пойдем, дорогой".
В первую секунду я даже не понял, к чему это она, но, заметив в шагах двадцати позади нас группу малолеток с явно недружелюбными намерениями, просто накрыл ее ладошку своей лапищей, подмигнул и ответил: "Конечно, любимая". И уверенным шагом повел ее в подъезд.
Когда дверь за нашими спинами хлопнула, и мы оказались в почти полной темноте, она отпустила мой локоть и легко сжала ладонь:
- Спасибо вам.
И тут же ее каблучки звонко застучали по ступенькам подъезда.
Я вздохнул.
Это, конечно, очень мило, но как я теперь домой пойду? Просто выйти из подъезда не получится - я все еще слышал голоса и шаги за дверью и, судя по всему, расходиться в ближайшее время они не планировали. Разумеется, встреться они мне по одному, я бы раскидал их как сопливых котят. Но драться в одиночку с толпой - нет уж, увольте. Это мы не проходили, это нам не задавали, тарам-пам-пам...
Где-то наверху хлопнула дверь, ноги в тапочках прошлепали к лестнице, остановились в нерешительности, а потом уже увереннее начали спускаться.
Я прижался к стене, где тень была гуще - мало ли, какие люди тут живут.
У нас вон в общежитии вроде тоже нормальные, а как-то один уснул возле стекляшки дежурного (устал человек, ну и прикорнул на стульчиках), и его так "разукрасили", что наутро даже с паспортом сличить не смогли - пришлось ему трое суток в райотделе ночевать, пока опухоль не спала...
- Эй, вы еще здесь? - она остановилась на верхней ступеньке последнего пролета и, перевесившись через перила, пыталась разглядеть меня в темноте.
- Да, - я шагнул к тускло освещенному квадрату между пролетами лестницы.
- Поднимайтесь, - она улыбнулась и откинулась от перил.
Я уже занес ногу над ступенькой:
- Почему?
- Потому что с моей стороны было бы крайне невежливым оставлять в незнакомом подъезде человека, который только что спас мне жизнь, пусть даже не осознавая этого, - она куталась в большую шаль.
Маленькая, худенькая, с тоненькими, но стройными ножками, в коротком платьице, со светлыми волосами под каре, завитыми в крупные кудряшки. Щечки округлые, носик чуть вздернутый, губки бантиком - да, даже тусклой подъездной лампочки было достаточно для того, чтобы рассмотреть ее.
- И вас ничего не смущает? - я прищурился.
- Ай, бросьте, - она зябко поежилась, - я же вижу, что вы нормальный человек и не станете бросаться на девушку, которая вас пригласила к себе выпить кофе... Пойдемте скорее, здесь холодно.
Она развернулась и побежала по ступенькам.
Я пожал плечами. И двинулся за ней. Нет, бросаться я ни на кого не собирался, но женщины у меня не было уже... хм... никогда.
Да, такое тоже случается - в свои тридцать я все еще был девственником.
В школе как-то не до того было - учеба, олимпиады, поступление. А потом эта авария... А потом та некрасивая история с родственниками папы, после чего я остался, по сути, на улице - без образования, без денег... Пошел по первому попавшемуся объявлению о наборе рабочих, где предлагали общежитие - и оказался на этом заводе. Зарплата копеечная, вариантов уйти нет, перспектив ноль...
- Вот мы и пришли, - она посторонилась, пропуская меня в маленькую уютную прихожую.
Здесь было тепло, приятно пахло свежей выпечкой, натуральным кофе и лавандой. Приглушенный свет лился из небольшой настольной лампы, уютно расположившейся на низкой тумбочке у двери. Несколько пар обуви - все одного миниатюрного размера - были аккуратно расставлены на деревянной подставке. Я остановился посреди прихожей, не зная, что мне делать.
- Вы проходите, не разувайтесь, - виновато улыбнулась хозяйка, воюя с замком, - у меня тут полы холодные, а тапочек для вас нет.
Я отодвинул ее от двери и не без труда провернул замок. Мда, надо смазать...
- Проходите, пожалуйста, вот сюда, - она завела меня в комнату, включила такую же уютную неяркую люстру и скрылась где-то в глубине квартиры.
Комната была обставлена просто, даже стандартно, в духе семидесятых годов прошлого века, но множество забавных мелочей, то тут, то там расставленных по шкафам и полкам, придавали ей какой-то совершенно удивительный, ни на что не похожий характер. Я подошел к шкафу, точнее к группе шкафов, соединенных друг с другом, которые когда-то называли "стенками". Под штапиком на стеклянной дверце была закреплена черно-белая фотография красивой белокурой женщины. Хозяйка квартиры была на нее похожа, но лет ей было явно меньше, чем женщине на фотографии, и даже чем самой фотографии.
За дверцей среди покрытых толстым слоем пыли чашек и блюдец стояли маленькие фигурки из цветного стекла - кошечки, собачки, яблочки и вишенки - поставленные сюда совсем недавно.
Я открыл высокую сплошную дверцу. Как я и думал - книги. Полное собрание Всемирной библиотеки, Большая Советская Энциклопедия, Стивенсон, Конан Дойл, Научная фантастика - не выставленные рядами, а сваленные как попало...
- Заинтересовала наша библиотека? - она поставила на квадратный журнальный столик возле громоздкого дивана поднос с кофейником и блюдом с ватрушками.
- Я смотрю, вы ждали гостей, - я осторожно вернул на место книгу с комедиями Шекспира и закрыл шкаф... и петли подправить. - Я, наверное, мешаю... Извините, я пойду...
- Да никого я не жду, - грустно улыбнулась она. - Я уже давно никого не жду. С тех пор, как умерла бабушка... - она машинально подняла глаза на фотографию на стекленной дверце.
Я кивнул и сел в кресло - подальше от нее.
Она разлила кофе по чашечкам. Над диваном мерно тикали настенные часы.
Когда-то у нас тоже такие были - они достались нам от бабушки, и мама всегда ворчала, что они похожи на гроб с музыкой... и обои подклеить, вон в том углу под самым потолком.
- О чем задумались? - она нарушила молчание первой.
- О том, что вам здесь явно не хватает мужской руки, - ухмыльнулся я.
Она вздохнула:
- Вы правы. Здесь все медленно, но верно приходит в упадок...
- Я могу вам помочь, - неожиданно даже для самого себя выпалил я.
Она улыбнулась и покачала головой:
- Не стоит... я должна буду съехать отсюда уже довольно скоро...
- Куда?
Она снова печально вздохнула и на ее ресницах блеснула слеза.
- Вам некуда идти, да?
Она молча кивнула и вдруг закрыла свое кукольное личико ладошками.
А у меня сжалось сердце. Ну, разве можно этого ангела выбрасывать на улицу? Ладно я - на тот момент я уже окончил школу и был вполне самостоятельным, хотя и не очень опытным молодым человеком. А она? Она же такая маленькая, такая хрупкая, такая беззащитная...
- Извините, - сквозь всхлипы сказала она. - Это же совсем не ваши проблемы. Я и так свалилась вам как снег на голову.
- Перестаньте, - я улыбнулся через силу. - Всегда приятно помочь хорошему человеку.
- Спасибо, - она отняла руки от лица. - А мы ведь с вами так и не познакомились, - и улыбнулась. - Я Нина.
- Славик, - я слегка сжал ее пальчики.
- Очень приятно, берите ватрушки, - Нина пододвинула блюдо ко мне поближе и шмыгнула носом.
Я взял одну и посмотрел на часы - времени было половина десятого. Через полтора часа в общагу будет уже не пройти - у нас комендант бой-баба, сказано, вход до одиннадцати, значит, уже в одну минуту двенадцатого как слезно не проси, а все равно будешь ночевать на улице. А еще добираться. Пойду-ка я, пожалуй...
- Останьтесь, - ее ладошка вдруг легла на мое запястье. - Я вас очень прошу, не уходите. Я понимаю, у вас, наверное, семья, жена, дети, свои заботы, но, пожалуйста, не оставляйте меня здесь одну... сегодня... - и она громко всхлипнула.
- Да нет у меня никого, - усмехнулся я и накрыл свободной рукой ее пальчики. - Просто я в общежитии живу, а там вход до одиннадцати...
- Вот и хорошо, - оживилась она, - значит, сам бог велел вам сегодня ночевать у меня.
- А вас ничего не смущает? - ватрушка была просто волшебной, кофе идеальным, обстановка расслабляющей, а непринужденная беседа с красивой женщиной приятной, и мне совсем не хотелось уходить. Но еще меньше мне хотелось быть вытолканным взашей через пару часов, когда "запах", который я уже и не ощущал, заполнил бы все пространство этой уютной квартиры и довел бы ее хозяйку до исступления.
- О, вы опять о морали? Бросьте, мы же с вами взрослые люди. А между взрослыми людьми иногда такое случается, и не всегда заканчивается свадьбой...
- Я не о том, - это еще кто на кого бросаться будет, усмехнулся я про себя. - Я о запахе.
- О запахе? Что вы имеете в виду? - она чуть нахмурилась.
- Вы не чувствуете? Я... - я встал с кресла, развернулся к ней спиной и отошел к окну. - Видите ли, я работаю на мусоросжигательном заводе, - продолжил я после долгой паузы. - Завод наш находится непосредственно на городской свалке. Отсюда и запах - очень специфический... Мои соседи по комнате стараются не задерживаться в ней, когда я дома, а люди на улицах морщатся и закрывают носы, когда я прохожу мимо...
Я умолк, сложил руки на груди и опустил голову. Теперь будь, что будет...
- И ничем от вас не воняет, - я ощутил ее руки на своей спине. - А те, кто морщатся и избегают вас, просто ничего не понимают в парфюмах. Вы, кстати, тоже неправильно сочетаете запахи.
Я посмотрел на нее через плечо с недоверием.
- У вас гель для душа с миндальным молочком и пачули - женский, а шампунь вы используете мужской с мятой, сандалом и мускусом. А туалетную воду с очень резким лимонным запахом. Слишком много ароматов. Они накладываются один на другой, и получается не совсем приятная смесь. А еще у вас куртка из плохо выделанной кожи - она, когда намокает, начинает пахнуть как дохлая собака. И обувь дешевая и не очень качественная - клей, несмотря на то, что вашим ботинкам уже не один год, имеет слишком интенсивный химический запах. И брюки тоже - видимо, вы пользуетесь стиральным порошком, который плохо выстирывается. Вот и получается...
- Откуда вы все это знаете? - я сглотнул комок - все, что она сказала, было чистейшей правдой, даже про шампунь и гель для душа.
- Я чувствую, - она улыбнулась. - Я работаю в лаборатории, составляю ароматические композиции для косметических средств, и по запаху могу определить, соблюдается ли технология их производства...
- Нихрена себе, - сказал я, развернувшись к ней лицом.
Ее руки остались на моей талии.
И что мне теперь делать?
- А хотите, я вас научу сочетать запахи? Хотите, подберу ваш запах? Поверьте, ваши соседи по комнате сдохнут от зависти.
Уж не знаю, что меня больше воодушевило - перспектива превратиться из "вонючки" в прекрасного принца или ее взгляд, такой взволнованный и нежный, - но я кивнул. И опомнился, уже когда она затащила меня в ванную и начала стягивать с меня свитер.
Я пытался сопротивляться чисто из соображений приличия. Она это поняла:
- Не переживайте. В данный момент вы для меня не мужчина, а опытный образец. На самом деле, я давно мечтала о том, чтобы подобрать индивидуальный запах, а не штамповать унифицированные безликие ароматы в банках. Так что считайте, что я врач, а вы - мой пациент. Стесняться меня совсем не нужно...
Боже, как же ее слова расходились с выражением ее лица и глаз! Ее щечки были пунцовыми, глаза горели лихорадочным огнем. Она периодически проводила языком по губам, а ее мягкие пальчики легко касались все новых и новых оголявшихся участков моей кожи. Я вздрагивал. Она тоже дрожала, но упорно продолжала меня раздевать.
- Одежду... - сказала она и запнулась, когда я стоял перед ней совершенно голый. - Одежду... я постираю... до утра она должна... высохнуть... а сейчас полезайте в ванну...
Вдруг пересохшее горло не позволило мне ответить. Поэтому я просто кивнул и покорно уселся в эмалированное корыто, крепко обхватив колени руками, чтобы хоть немного скрыть то, насколько поразило меня происходящее.
Она молча взяла в руки шланг душа и включила воду. Приятное тепло облизало мои ступни, потом ягодицы и стало подниматься выше. Когда вода доходила мне уже до груди, она закрыла краны, повесила шланг на место и потянулась через мою голову к полочке со всякими баночками, скляночками, тюбиками и флакончиками у меня за спиной. И только сейчас я почувствовал - от нее пахло чем-то нежным, легким, чуть острым, цветочно-фруктовым и свежим одновременно.
Не помня себя, я протянул руки, обнял ее и усадил в ванную.
Она вскрикнула, попыталась вырваться. В воздух полетели брызги. Но ее лицо было так близко, что я закрыл глаза и припал к ее губам.
Мир растаял, исчез, испарился, растворился. Остались только запахи. Что-то нежное, легкое, чуть острое, цветочно-фруктовое и свежее. Что-то пряное, обволакивающее, как облако, как масло, потом почти горькое, мыльное. Потом невыносимо сладкое, приторное. Потом кислое. Медовое. Снова нежное. Похожее на чай с бергамотом. Потом на чай, который подают в кафе в квартале от нашей общаги. Потом кофе. Пироги с яблоками. Сладкие вафли. Газировка из глубокого детства. Мамины руки...
"Слава!" - мамин голос откуда-то издалека. Я, как часто бывало, загулялся допоздна, и она теперь зовет меня.
"Слава..." - мамин голос меняется почти до неузнаваемости и теперь похож на голос Нины.
Я раскрыл глаза и отстранился от нее.
Она улыбнулась:
- А говорили, что не будете бросаться...
- Это вы говорили, - ответил я, тяжело дыша.
- Я уронила полочку...
- Я повешу... утром...
- Все мои масла вылились в воду...
- И получился самый лучший из запахов - ваш...
- А еще я теперь вся мокрая...
- Значит, теперь я буду доктором... раздевайтесь...
И без тени смущения она сбросила с себя платье...
Наверное, мы затопили соседей, но, кажется, они были совсем не против.
Разумеется, мою одежду она так и не постирала, поэтому мне пришлось звонить на работу, хрипеть и кашлять в трубку, чтобы убедить бригадира в том, что я заболел тяжело и надолго. И все время разговора, Нина обнимала мою талию, целовала бока и спину и нюхала, нюхала, нюхала...
- Все опять плохо? - спросил я, положив трубку на рычаг.
- Отнюдь, - она улыбалась, - получился именно тот запах, который я и хотела... Нужно будет сходить в магазин, купить еще масел и составить тебе композицию...
- Это потерпит, - я резко развернулся, подхватил ее на руки и отнес в гостиную.
Она заливисто смеялась, а, когда я вошел, судорожно вдохнула и вцепилась в мои плечи.
- У меня... еще никогда... - шептала она между стонами.
Я закрыл ее рот поцелуем.
И вот, когда тон ее воя повысился до меццо-сопрано, раздался звонок в дверь.
Мы замерли и прислушались, как два преступника, застуканных на горячем. Звонили настойчиво, видимо, попросту зажав кнопку.
- Я посмотрю... - Нина выскользнула из-под меня, на ходу завернулась в лежавший на стуле халат, и, прикрыв за собой дверь в комнату, направилась в прихожую.
Замок щелкнул несколько раз в холостую, потом скрипнула входная дверь. И почти сразу раздался хлопок и вскрик.
Я распахнул дверь, и моим глазам открылась жуткая картина. Здоровенный дядька в черной кожаной куртке и черной меховой шапке стоял, склонившись над сидевшей у стены Ниной, и держал ее за волосы.
- Ты поняла меня, сучка? Завтра чтобы тебя и твоих пожитков тут не было, - и он ударил ее головой об стенку. Не сильно, но на обоях осталось небольшое красное пятнышко.
- Не смей трогать ее, - проговорил я с угрозой и сжал кулаки.
- О, она себе защитничка завела, шлюха подзаборная, - мужик встал в полный рост. Он оказался немного ниже меня и уже в плечах - и это даже несмотря на довольно объемную кожанку.
- Убирайся отсюда, - процедил я сквозь зубы и опустил голову, готовясь к броску.
Незнакомец зло сплюнул себе под ноги, развернулся и хлопнул дверью, выходя.
Я присел рядом с Ниной:
- Как ты?
- Нормально, - всхлипнула она. - Зря ты вышел.
- И совсем не зря...
- Извини, я, кажется, не смогу, выстирать твои вещи... Мне надо собираться... А тебе лучше уйти... - по ее щекам потекли слезы.
- Значит так, - я пошел в ванную, собрал в охапку свою одежду, бросил комом прямо на пол в коридоре и начал одеваться. - Ты собирай свои вещи. А я пока съезжу в общагу, поговорю с комендантшей. Она у нас, конечно, грозная, но добрая. Попрошу у нее отдельную комнату в семейном блоке. Когда все улажу, вернусь за тобой. Дверь никому, кроме меня, не открывай...
- Тогда лучше возьми ключи, - она взглядом указала на связку на тумбочке у двери.
Через полчаса я уже уговаривал нашу "любимую" Аграфену Артемовну переселить меня в семейный блок, рассказывал ей слезоточивую историю о бедной девочке из провинции, с которой мне довелось познакомиться. Комендантша украдкой утирала слезы платочком, но стояла на своем: "В семейном блоке свободных комнат нет. Могу только в женском выделить две койки в четверке". Правда, смотрела она при этом на меня совсем не так, как раньше - мягче, что ли? Когда я понял, что большего мне не добиться, а Аграфена клятвенно пообещала поставить меня в очередь в семейное, я помчался обратно к Нине.
Замок долго отказывался открываться и не отдавал ключ. Мне пришлось поднажать на дверь плечом, чтобы она, наконец, поддалась.
- Нина! - позвал я в полутемную прихожую. Второй зов застыл у меня в горле.
Квартира была та, я помнил очень хорошо ее расположение и номер. Но в воздухе больше не витали запахи кофе, ватрушек, эфирных масел, которые мы разлили накануне, секса и одеколона незнакомца. Оно и понятно - запахи не вечны. Зато здесь сейчас пахло пылью, сыростью и мышами.
Шагнул в коридор. На что я надеялся? Толкнул дверь в гостиную.
Шкаф во всю стену встретил меня пустыми полками и еще сильнее, чем вчера, перекошенными дверцами. Диван был застелен белой простыней, а не цветастым покрывалом. Вместо уютной люстры под потолком одиноко висел патрон без лампочки.
Прошел в ванную.
Из ржавого крана над разбитой раковиной капала вода. Кафель над ванной потрещал, некоторые плитки вывалились полностью, некоторые по частям. Лейка душа отсутствовала, как отсутствовали и полотенца, которыми вчера так заботливо промакивала меня Нина.
Это какой-то страшный сон.
Я вышел в подъезд.
- Здравствуйте, - на меня удивленно смотрела пожилая женщина с короткими седыми волосами.
- Здравствуйте, - со вздохом ответил я.
- А как вы проникли в эту квартиру?
- Ее хозяйка дала мне ключи...
- Хозяйка? - женщина вскинула брови. - Извините, но Аннушка-покойница вряд ли могла передать вам ключ.
- Вот так... - старушка вздохнула и жестом пригласила меня в соседнюю квартиру.
- Понимаете, - сказала она, когда я уселся на стул и взял в руки чашечку с чаем, - когда Аннушка, царствие ей небесное, преставилась, Ниночка осталась совсем одна. А у Аннушки был брат родной. Они и не общались толком, но едва он прознал, что Аннушка померла да еще и квартира от нее осталась... Ниночка ведь Аннушкина внучка, от ее дочки-покойницы... В общем, объявился этот братец, стал Ниночку запугивать, мол, квартира моя по закону, а ты тут вообще приживалка. Ниночка и в милицию обращалась, и соседи мужчины у нее по очереди ночевали - охраняли ее, значит. А братец-то этот стал слухи распускать, мол, она мужиков соблазняет. Ну, и все молодухи, как водится, на нее обозлились... Потом он к Ниночке еще каких-то хулиганов подсылал... А однажды утром слышу дверь у нее скрипнула. В глазок гляжу - а там он. Вышел, значит, дверь прикрыл и, крадучись, по лестнице спускаться стал. Только он скрылся за поворотом, я к Ниночке. А она, бедняжка, уж и остыть успела... Милиции я так и сказала, что, мол, это он ее в петлю-то всунул. Да он выкрутился, говорил, мол, неправда все, я ее уже такой нашел... Как Ниночку похоронили, через неделю он в квартиру-то и въехал. Да только пожил недолго. Уже через три месяца угорел...
- Погодите, погодите, вы хотите сказать, что эта квартира стоит закрытая уже... девять месяцев?
Это просто какое-то безумие! Такого просто не может быть! Я же был там вчера. Я же ел ее ватрушки, пил ее кофе, купался в ее ванне!
- Да, уж как девять месяцев...
- А куда делить книги, посуда, стеклянные фигурки? - чуть не плача переспросил я. - И настенные часы с маятником?
Старушка погладила меня по запястью:
- В подвале... мы с соседями, когда братца-то увезли, все ценное, что в квартире было, в подвал снесли... У нас там сухо, ты не переживай...
- А фотография? У них на дверце на серванте висела...
- Аннушкина-то? Я ее себе взяла. Хорошая она была женщина. И Ниночка хорошая была... так на Аннушку похожа, прямо одно лицо...
Как же так? Это же не могло мне присниться! Я бы не знал таких подробностей. И ключи - вот же они. И это точно ключи от той квартиры...
Простившись с соседкой, так и не допив свой чай, я вышел в подъезд. Еще раз грустно взглянул на зиявшую черной дырой прихожую за приоткрытой дверью, аккуратно закрыл ее на ключ и спустился по лестнице.
Начинал накрапывать дождь. Я повыше поднял воротник, ниже опустил голову и побежал к остановке.
Аграфена на удивление ничего не спросила. Я поднялся в свою старую комнату. На тумбочке у моей кровати лежал конверт А4 из плотной коричневой бумаги. Я не стал его вскрывать, бухнулся на кровать, едва успев разуться, и уснул.
Утро принесло некоторое облегчение и ясность мыслей. Вероятнее всего, произошедшее накануне было обыкновенным розыгрышем. Кому понадобилось так зло меня разыгрывать? Да мало ли - шутников полно. Как они все это провернули? Способов уйма. В конце концов, кто сказал, что соседка мне правду рассказала или что и она не участвовала в том розыгрыше?
В любом случае, не успев одеться и выпить кофе, я ринулся по уже знакомому адресу. Соседка встретила меня добродушной улыбкой и пригласила на чай. Я вежливо отказался, дождался, пока она закроет свою дверь и прошаркает вглубь квартиры. И вставил ключ в замок.
Сердце стукнуло еще раз и замерло.
Дверь открылась в темноту. Опять пахло пылью, сыростью и мышами.
Я горько вздохнул (и на что я надеялся?) и уже развернулся, чтобы уходить, как вдруг заметил на тумбочке у двери большой коричневый конверт из плотной бумаги. Я машинально взял его и вышел в подъезд.
На конверте красивым почерком было написано мое имя.
Я постучался к соседке.
- Да? - опять шпионила бабка.
- Извините, а вы не знаете, заходил ли кто-то туда, - я кивнул в сторону заветной двери, - после меня?
- Нет, - она передернула плечами. - Входи.
Я вошел, сел на край трюмо, повертел конверт в руках и вскрыл его.
Там лежал один единственный лист, похожий на бланк, с отпечатанным на компьютере текстом. Я вынул его и быстро пробежал глазами. Где-то в середине второго абзаца споткнулся о свое имя. Бред какой-то...
Поднял взгляд к началу документа... Прочитал заголовок, потом еще раз, потом еще и еще...
Завещание - повторил про себя по слогам. Затем вслух.
Перечитал его медленно от первой и до последней строки. Нина с согласия своей бабушки завещала мне свою квартиру... Мне!
Я поднял глаза на соседку, которая как раз подошла, видимо, желая пригласить на кухню. Она мельком глянула на документ и улыбнулась: