Я шучу, а Дашка не смеется. Окидывает меня быстрым взглядом и снова утыкается в телефон.
Мы сидим в беседке у Андрея на даче. За забором дремучий лес. Вокруг июньский вечер. Андрей жарит мясо в печке для барбекю. Карат вертится вокруг него юлой и нетерпеливо поскуливает.
- Чего ты смущаешь девочку? - смеется Женька.
- Как же! Её смутишь! - откликается Андрей.
Его дочку я не видел пару лет. Ростом Дашка уже со взрослую девушку, но тело еще не обросло формами. Она тоненькая и угловатая, у нее глаза эльфийской принцессы и прическа взъерошенного воробья.
Дашка уходит, а мы пируем допоздна. Жжем дымные спирали от комаров, пьем вино и болтаем о всякой ерунде.
Потом мы с Женькой поднимаемся в маленькую гостевую спальню на втором этаже. В ней пахнет нагретым деревом. Женька быстро засыпает, а я ворочаюсь. Мне душно, сон никак не приходит. Я на ощупь спускаюсь по лестнице и выхожу на террасу. На деревянном крыльце в лунном свете угадывается маленькая фигурка.
- Даша! Ты?
- Тише!
Я сажусь рядом.
Круглая луна висит над треугольниками елочных верхушек.
"Тьо", - раздается из кустов. Сначала осторожно, потом по нарастающей: "Пиу, пиу, фью-фью-фью, ти-и, ти-и, тьок, тьок, тьок...." Я сижу, и мне кажется, что крошечный певец залетел ко мне в грудь, трепещет там крыльями и бьется о ребра изнутри.
Хлопает дверь. На крыльцо выходит Андрей. Сверкает зажигалкой. Соловей замолкает. Из кустов слышно шелест. Кажется, упорхнул.
- Вы чего не спите? Первый час уже.
- Ну, папа! Все испортил.
Дашка вскакивает и убегает в дом.
- Хорошо здесь у вас! - вздыхаю я.
- Да, - говорит Андрей, выпуская дым и показывая огоньком сигареты куда-то в темноту сада, - хорошо. Теплицу в этом году поставил. Давно собирался. Мы же тут не живем постоянно, теплицу открывать-закрывать некому. А у этой такое приспособление, сама открывает щели на проветривание, когда жарко становится. Посмотрим, как в этом году помидоры, будут или нет.
С Андреем мы знакомы много лет. Вместе работали в "Юникроне". Потом Андрей ушел в "Титэкс". Там быстро дорос до начальника отдела и сманил меня к себе в качестве подчиненного. Я не злоупотребляю дружбой. Свою работу знаю хорошо и делаю честно, привилегий не ищу, прихожу вовремя. Редкое неформальное общение работе не мешает.
Как же кайфово просыпаться летним утром на даче и с подушки смотреть, как солнце подсвечивает густой частокол темных елок. Снизу тянется вкусный запах жареного. Подушка рядом со мной уже пуста. Я не нахожу тапочек и спускаюсь босиком по теплой деревянной лестнице.
Дашка сидит на террасе и рисует в блокноте. Она покусывает карандаш, почесывает им возле уха, бросает быстрые взгляды на Карата, что-то шепчет и улыбается сама себе. Я осторожно любуюсь издали. Карат бросается ко мне. Дашка поднимает глаза.
- Можно посмотреть?
- Да, конечно.
На странице десяток динамичных набросков лохматой собаки.
- Ты классно рисуешь.
- Спасибо!
- Карат! Сидеть!
- Не надо. Пусть бегает. Я тренируюсь передавать движение.
После завтрака мы в Андреем и Дашкой идем купаться на речку. Карат носится кругами. Его лохматые уши взлетают и хлопают, как крылья.
Дашка сбрасывает сарафан и первой бежит в воду. Она очень худа. Цыплячьи косточки выпирают на плечах и на спине. Линялый купальник еле прикрывает обозначившуюся грудь. Речка прохладная и неглубокая. На середине едва по локти. Дашка хочет прыгать в воду. Ставит нас с Андреем друг напротив друга и сцепляет наши руки, чтобы получился трамплин. Мы мокрые и скользкие. Дашка срывается и валится на меня всем холодным, как у лягушки, телом. Мы хохочем. Карат мечется у кромки воды. Я тащу его купаться. Он молотит лапами по воде, вытаращив от ужаса глаза. Потом вырывается и летит на берег, туда, где сложены наши вещи.
- Стой, гад! - ору я.
Карат смачно отряхивается, обрушивая водопад брызг на одежду. Дашка хохочет. Мы возвращаемся мокрые и пугаем Женьку рассказом, как чуть не утонули. Но довольные физиономии выдают нас с головой.
Нам пора уезжать. Я завожу машину и пытаюсь загнать в нее ошалевшего от свободы Карата. Собака несется по цветниками, вылетает через открытые ворота на улицу и мчится, куда глаза глядят.
- Вовремя Марина в командировку уехала. Она бы вам показала, как цветы ломать. Она за свои пионы порвет любого, - улыбается Андрей.
- Это не мы. Это Карат. Он не хочет уезжать. Ему здесь понравилось, - смеется Дашка.
- Пусть остается, - злюсь я.
- Ага! А я его еще порисую, - в шутку подхватывает Дашка.
- Не успела дорисовать? Так хотел посмотреть, что у тебя получилось!
- Я по памяти дорисую и вам на почту пришлю. Адрес мне на телефон скиньте.
Так, в шутку, мы обмениваемся телефонами.
Через пару дней Дашка присылает несколько карандашных рисунков. Карат на них немного мультяшный, но живой и динамичный.
- Ты талант, - пишу я ей, - А где еще можно посмотреть что ты рисовала?
- Я в инсте выкладываю кое-что. И в фейсбуке иногда.
По Дашкиной подсказке я нахожу ее аккаунты и зависаю. Она действительно талант. На ее рисунках скачут смешные зайцы, выгибают спинку котята, резвятся обезьянки. Я отмечаю всю эту живность лайками и стучусь к ней в мессенджер.
- Ну, ты прямо художник-мультипликатор.
- С детства обожаю рисовать мультики.
- Училась где-то?
- Учусь. В художественной школе. Я там отличница.
- Просто молодец! И в обычной школе тоже отличница?
- В обычной так себе Я бы ее вообще бросила, чтобы целыми днями мультики рисовать.
- Наверное, это твое призвание. Счастливые люди, кто с детства находит свое призвание и делает его своей профессией.
- Я вообще такой человек. Если я занимаюсь тем, что мне не нравится, у меня ерунда какая-то получается.
- Это у всех так. Только другие боятся признаться.
Короткие диалоги приводят меня в волнение. Мои мысли все время бродят вокруг Дашки. Окружающая действительность как-то сама по себе начинает подсовывать варианты встречи с ней. В ленте в соцсетях появляется реклама то художественной выставки, то мастер-классов по живописи. Мой разум понимает, что этого делать нельзя, учитывая мое семейное положение и возраст Дашки. Кстати, сколько ей лет? Я ищу подсказку в ее аккаунтах. Хотя бы в каком она классе? Шестнадцать есть или нет? Через несколько дней ответ находится в фейсбуке. Подруги поздравляют Дашку с пятнадцатилетием. До шестнадцати еще целый год, и это приводит меня в отчаяние.
Суббота начинается с фотографии поезда в Дашкиной ленте. Следом фото седой женщины на фоне советского серванта с хрусталем. Геолокация указывает на город Николаев, Украина. "Здравствуй, город моего детства! Здравствуй, милая бабушка!" - комментирует фото Дашка. Я вспоминаю, что Марина, жена Андрея, родом из Николаева. Дашку отправили к бабушке на каникулы. Мне становится даже как-то легче. Николаев далеко. Украина теперь закрыта для меня, как для мужчины призывного возраста. До осени все пройдет.
Но ничего не проходит. По вечерам я листаю Дашкину ленту. Нахожу небольшое видео, как Дашка учится кататься на коньках. Она ковыляет и хохочет, хватаясь за бортик. Я пересматриваю снова и снова. Я зависаю. Комната плывет. Я чувствую, как меня приподнимает нед креслом и слегка покачивает в воздухе. Какая-то сила подхватывает меня и несет в неизвестном направлении. Я боюсь, что не справлюсь.
Дашка теперь появляется в соцсетях намного реже.
- Как ты там? Отдыхаешь?
- Отдыхаю. Мы больше на даче. Немного рисую, немного бабушке помогаю.
- Скучаешь по дому?
Совсем не скучаю. Мне кажется, когда я еду сюда, меня по пути где-то подменяют. Я в Москве один человек, а здесь совсем другой. Даже говорю по-другому. И привычки все меняются. Дома терпеть не могу рано вставать, а здесь сама встаю в семь утра и иду во двор рисовать.
- У меня тоже так бывает. Приезжаешь в другое место, и как будто другой я.
Почему-то мне легко с Дашкой. Я даже не помню, чтобы мне было так легко с другими женщинами. За тринадцать лет брака я так и не научился их понимать. Женька у меня хорошая. Мы давно знаем и любим друг друга. Но я в любой момент могу нарваться на упрек. Я привык жить с постоянно включенной защитой. С Дашкой мне кажется, что мы говорим на одном языке. Я как будто вернулся домой после долгой жизни в другой стране. Нам не нужно ничего объяснять друг другу. С ней я снимаю защиту. Она какая-то настоящая, Искренняя, увлеченная. Мне кажется, что и я раньше был таким же. Может, это ложные воспоминания? Не важно Пусть будет так.
Внутри меня разгорается свет. Я ношу его в себе, как драгоценный подарок, может быть, последний в моей жизни. Мне трудно удержать его. Он проступает на лице, и я прикрываю глаза, чтобы не видели окружающие. Я перестаю слушать радио в машине. Оно мешает мне думать о Дашке. Я не могу смотреть кино. Фильмы кажутся мне пустыми и фальшивыми. Я жду вечера, чтобы включить ноут и увидеть в нем Дашку. Придумываю, что написать ей, чем порадовать.
На меня нападает вдохновение, и я сочиняю для Дашки дурацкие стихи.
Дашка-пташка,
Хитрая мордашка.
Дашка-пташка,
Синяя рубашка.
У меня от Дашки
по спине мурашки.
Какие-то я отправляю, Дашке, какие-то стесняюсь. Дашка благодарит. Мне нравится представлять, как она читает мои глупые творения и улыбается.
Дашка заполняет меня всего. Ничто другое во мне не помещается. После работы я спешу домой к ноуту. В квартире полумрак. Я злюсь, что сейчас придется терять время, менять лампочку. В гостиной на столе горят свечи и стоят две тарелки. Выходит Женька в каких-то черных кружевах, сквозь которые просвечивает красный лифчик. Я жую что-то резиновое с тарелки. Женька наливает мне вино. Это что? Жена устроила мне романтический ужин? По идее я должен воспылать страстью и заключить Женьку в объятия прямо сейчас. Мне стыдно, но я не чувствую ничего, кроме раздражения. Это им, наверное, кто то советует: "Если мужчина к вам охладел, создайте романтическую обстановку, наденьте эротическое белье.."
Я доедаю резиновое и перебираюсь к ноуту. Сижу допоздна. Жду, когда жена уйдет спать. Я не хочу идти в спальню, пока она не уснет. Листаю Дашкину ленту: рисунки, фотографии подруг, репосты найденных котят и потерявшихся собак.
- Скажи честно, ты с кем-то трахаешься? - Женька в розовой пижаме стоит в дверном проеме.
- С чего ты взяла? Ни с кем я не трахаюсь, - я говорю абсолютную правду, мой голос тверд и убедителен.
Женька опускает плечи и уходит на кухню. Я должен вскочить, догнать ее, обнять... Но продолжаю сидеть с ноутом на коленях.
Моя жизнь зависает в неопределенности. Я хочу планов, но у меня получаются одни миражи. Когда Дашке исполнится шестнадцать, я сниму для нас квартиру. Буду работать, а Дашка будет учиться. Да, работу мне придется искать новую. Я справлюсь, я сильный. Ничего, что между нами целых двадцать пять лет.
Я жалею о времени, прожитом без Дашки, и прикидываю, сколько мы могли бы пробыть вместе. Конечность и краткость жизни терзают меня. Мы думаем, что живем, а на самом деле просто летим в пропасть. Пташечка моя! Мне страшно.
- Как там в Николаеве? Погода хорошая?
- Жарко. Вчера купаться с подругой ездили. А у вас как?
- У нас уже осень чувствуется. Вчера дождь был.
- А я собиралась в сарафане ехать. Придется свитер доставать.
- Ты уже возвращаешься?
- Да. Завтра выезжаю. Бабушкиного варенья привезти?
...
Андрей стоит у моего стола. В руках у него блокнот с котятами на обложке.
- Пойдем выйдем на минутку.
Я чувствую какое-то напряжение. Иду за ним по коридору. В закутке у запасного выхода Андрей останавливается и открывает блокнот. На первой странице карандашный рисунок. Мужчина с обнаженным торсом на носу лодки. На заднем плане остров с обозначенными быстрым штрихом пальмами. Я узнаю Дашкину руку. Потом в мужчине узнаю себя. Дашка немного польстила мне в плечах и в талии. Узнаю и само изображение. Оно срисовано с фотографии, которую я выкладывал после отпуска в Таиланде в прошлом году. У меня перехватывает дыхание. Дашка думала обо мне, рисовала меня там, в Николаеве. Кстати, никакой причины Андрею беспокоиться я не вижу. Фото висит в свободном доступе в фейсбуке.
Андрей переворачивает страницу. Меня обдает жаром. Обнаженный мужчина, похожий на меня, на пляжном песке ласкает обнаженную девушку, похожую на Дашку. Внутри у меня все мечется. Я цепляюсь за мысли, ловлю, какую можно сказать, но не успеваю поймать ничего подходящего. Андрей снова переворачивает страницу. У меня темнеет в глазах. Дашка откровенно нарисовала то, о чем я боялся даже подумать. Очень откровенно. У нее отлично получилось передать движения. Те самые движения. Господи! Откуда ребенок все это знает?!!... Ну, да. Интернет.
- Ты понимаешь, что ты творишь? Дашка еще ребенок. Мой ребенок.
- Андрей! Ничего же не было. Я видел ее один раз. Тогда, на даче. Ее не было в Москве все лето.
- Я не хочу слушать. Или ты забудешь про Дашку сейчас и навсегда. Или я тебя посажу. А с Дащкой я поговорю. Художница...
Да, я все понимаю. Этих рисунков вполне достаточно, чтобы посадить меня за решетку. И я ничего не смогу доказать. Сердце мое взлетает в рай и тут же проваливается в ад. Я обретаю Дашку и стразу ее теряю.
Не помню, как доезжаю до дома. В прихожей натыкаюсь на дорожную сумку. Женька с Соней уезжают на выходные в Питер. Соня ее дочь от первого брака. Она живет не с нами, а у бабушки на Алексеевской. Женька считает, что так лучше. Там девочка под присмотром, там во дворе хорошая школа. Без этой школы Соня не поступила бы в университет, в котором она сейчас учится. Но я думаю, что с Соне нравится жить с бабушкой, потому что бабушка балует ее и не особо мучает воспитанием. Женька переживает, что мало общается с дочерью, и иногда устраивает совместные выезды в разные города.
- Закрой за нами! - просит Женька.
- Пока! - машет Соня.
Я остаюсь один в тишине. Меня пугают пустота и одиночество надвигающихся выходных.
Я запрещаю себе думать о Дашке и клянусь не подходить к ноуту. Впервые не помню за какое время включаю телевизор. Смотрю не смешных комиков и глупый, пустой фильм. Не могу уснуть. Выпиваю рюмку коньяка в качестве снотворного. Все равно ворочаюсь всю ночь на раскаленной подушке.
Держу обещание и маюсь тревожной пустотой весь день. Долго гуляю с Каратом. Еду мыть машину. Нахожу себе кучу ненужных дел. Заранее боюсь еще одной бессонной ночи и получаю ее.
Утром руки сами включают ноут. Я только загляну в фейсбук. Мало ли что могло в мире произойти.
Первое, что я вижу, - черный квадрат и на нем свечу в ладошке. Что это? Почему это ведет на Дашкину страницу? Сердце ухается в ледяную пустоту. Жму на ссылку и тут же вываливаются черные ленты и свечи. "Тебе навеки пятнадцать".. "Ангел, улетевший в небеса"... Не понимаю... Не верю... Господи!
Хватаю телефон, набираю Дашкин номер. Длинные гудки. Еще раз. Снова длинные гудки. Набираю Андрея. Те же гудки. Повторяю вызов. Не считаю, на какой раз, слышу приглушенный , как будто придавленный голос.
- Чего тебе? Не могу говорить. Я в морге.
- Что..? - выдыхаю я и не могу произнести имя.
- Выпрыгнула из окна.
- Я сейчас приеду...
- Не смей! Увижу тебя - убью.
Я мечусь по квартире. Бедная моя глупая пташечка! Что она наделала! Как же ей там сейчас страшно и холодно! Я должен ехать. Может быть, я еще смогу ее как-то отогреть.
Я плохо соображаю. Мое тело производит какие-то действия, но мозг не понимает их смысла. Стою в трусах и шапке, пытаюсь надеть куртку наизнанку, все понимаю и не вижу в этом ничего странного.
Щелкает ключ в замке.
- Что у тебя тут происходит?
Женька врывается в квартиру и швыряет на пол сумку.
- Женя? Ты? Приехала?
- Да, приехала. Билет поменяла.
- Постой! Мне нужно.... , - что-то мямлю я, но Женька перебивает.
- Мне Марина вчера позвонила! Я все знаю! Ты путаешься с их дочкой! Сволочь!
Женька чеканит заготовленную речь и сама заводится от своих слов,
- Педофил! Урод! Я все поняла теперь! Почему Соня не хотела с нами жить! Ты приставал к ней! Приставал к моей дочери! Я не могу тебя видеть! Не могу жить с педофилом! Уе..вай! Собирай свои манатки!
Она распаляется все сильнее и переходит на крик. Бранные слова бьют по мне, как по открытой ране.
Она приносит с балкона рюкзак. Я машинально запихиваю в него первое, что попадается под руку. Лыжную куртку, какие-то тряпки. Почему-то мне не приходит в голову спуститься на лифте. Я иду по бесконечным пролетам, то вскидывая рюкзак на плечо, то волоча его за лямку. Рюкзак цепляется за ступеньки и бьет меня по ногам. Возле машины я понимаю, что не взял ключи и права. Кладу рюкзак в грязь у колеса и так же пешком поднимаюсь на десятый этаж. Я запыхался. Стою перед дверью, чтобы отдышаться. Дверь открыта. Я нахожу в прихожей ключи и иду на кухню попить. Женьки не видно. Про столу и по полу разбросаны упаковки таблеток. Я поднимаю одну. Она пустая. Другая тоже.
- Женя! Женя!
Тишина. Я иду в гостиную. Потом в спальню. Женьки нет. Я дергаю дверь ванной. Она заперта изнутри. Слышно, как Женьку выворачивает наизнанку. Я выхожу на площадку и, спускаясь по лестнице, ищу в телефоне номер.
- Скорая? Отравление таблетками... Не знаю, какими, много разных... Женщина . Сорок лет... Тошнит... Заперлась в ванной...
Диктую адрес. Уже внизу пытаюсь вспомнить, дверь заперта или нет. Подняться и проверить нет сил. Набираю еще один номер.
- Соня! Можешь сейчас подъехать к нам? Мама плохо себя чувствует... Нет, я не дома...
У меня на руке кровь. Где-то поранился, но боли не чувствую. Мое тело сейчас не имеет никакого значения. Рюкзак все еще стоит у колеса. Я хлопаю дверью багажника. Стая голубей выпархивает из мусорного контейнера и перебирается на крышу бойлерной. Ветер рвет тучи, и в разрывах проглядывает синее небо. У меня больше нет никого и ничего. Я свободен.
Я завожу машину, несколько минут сижу и слушаю урчание мотора. Потом выезжаю из двора, смотрю по сторонам и поворачиваю налево. В сторону Братеевского моста.