Этот день он помнил, помнил не смотря ни на что, и как не старалась юная Мауи скрасить томящийся порок в его сердце, все же он помнил его, этот день лишивши его детства и словно тропический циклон открыл двери зрелости.
Ему не было и четырнадцати, когда тёмные полные злобой пучистые глаза с красными дымящимися жилами, впились в его молодое тело. Их было пятеро. Пятеро мальчишек, которым завтра должно исполниться четырнадцать, за этим возрастом скрывалась зрелость, та , которая должна прийти к ним не просто прийти, они должны ее принести, точнее доказать своё право жить в этом суровом обществе, быть равными и быть достойными, называться "сыновьями моря". Племя было многочисленное и потеря пятерых собственно ничего не решала и жрец с дряхлой кожей и морщинистым лицом уставившись на них, выпуклыми белыми глазами лишь подыгрывал вождю, который оперившись яркую бахрому из перьев тропических птиц, заняв самое уважаемой место среди соплеменников, ждал начала церемонии. Женщины с детьми стояли со обеих сторон, а самая молодая жена грелась у самых ног вождя. Вождь был молчалив и его безразличность к судьбе ребят только нагоняла на него скуку, скорей бы отправить этих по ту сторону горизонта и пусть море само решить их участь. Солнце взмахнуло в самую высь засверкав на голубом небе, и свойственная тропическая жара для здешних островов пробежалась по смуглой коже островного народа, чьи дети сегодня должны стать юношами. Несколько каноэ с лёгкостью преодолев риф, засверкали над голубой гладью моря, удаляясь от острова. Верхушки вечно зелёных деревьев скрылись из виду, жрец поднял руку верх ,и три деревянные Каноэ грубо выструганные, приспустили пальмовые паруса.
Каждому дали нож из кости животного и каждого уже ни кто не ждал, слишком много всего в племенном сообществе а главное, что земля уже вся или почти вся поделена. Вождь был оседлым и о занятии соседних островов не было и речи, это означало война. Народ рифов хоть и выглядел воинственно но воевать неумел. Все на что их хватало это на охоту.
Эта не была церемония, это была жертва, жертва которую "Народ Рифов" приносил морю. Вождь знал о суровом выборе, но такое было положение в этом сообществе, и оно обязывало его быть жестоким. Может жрец и прав, что отдав на повеление моря, этих пятерых он обеспечит процветание своего племени, женщины ещё нарожают а делить рыбу или добычу с каждым годом становилось все труднее.
Море было тихим, зависшие пухнастые облака отражались в зеркальной глади над которой возвышались крепкие, обугленные тропическим солнцем тела рифового народа. Жрец поднял руку и несколько барабанов забили по стёртой акульей коже, его глаза, впились в небо жадно бросив взгляд в безукоризненную даль, сделав жест рукой, жрец дал понять, что ребят пора отдать морю. Каноэ скрылись быстро, словно гонимые тропическим пассатом они превратились в тёмные миражи которые растаяли среди моря.
Нож, был единственным оружием к которому они приловчились с детства, без ножа ни куда ни в джунгли, ни в море за рыбой и кораллами, поэтому каждый из пятерых с ловкостью владел этим каменным орудием. Каждый плавал словно рыба, ведь с рождения риф становился им матерью и отцом. Старики доглядывавшие своих отроков с суровостью учили этой науке о море в котором слабому навряд ли найдётся место. Рыбу нужно уметь поймать а чтобы поймать нужно быть ловким, чтобы быть ловким, нужно быть целеустремлённым а чтобы быть целеустремлённым нужно родиться и тогда бог моря может и примет в свои родичи. Ловкие и шустрые тела засверкав тенями в море заскользили среди палящего солнца и соленного моря.
-Если ты будешь плавать как та маленькая пёстрая рыбка, то тебе не страшен ни один хищник живущий на рифе. Ты можешь быть как змея, или грозной муреной но твоё сердце слишком мягкое, ты будешь одной из этих маленьких рыбок .-Дедушка! -Ну почему я не могу стать акулой? -Акулы существа древние, с тех пор как великий "Ахун "излил свои слезы и наполнил землю морем, мы лишь рыбки маленькие. Мой отец был рыбаком, отец моего отца был рыбаком, я рыбак, твой отец рыбак, и ты мой дорогой Ванедуламу дитя лагуны тоже будешь рыбаком. -Все мы дети великого "Ахуна", мы дети солнца и сыновья моря.-Но, что плохого, в том чтобы стать акулой? -Не тревожь моё старческое сердце лучше взгляни на этих замечательных крабов, которые уже испеклись. Дай ка мне старику вон того по больше, мои старые десна любят нежное мясо, а вам молодым по твёрже.
Ванедуламу открыл глаза и сквозь сияющую под собой бездну, словно сон пронеслись перед ним слова предков. Он чувствовал каждое воспоминание прожитое им на острове, каждое слово отца, наставление старшего, каждый ген в нем играл, играл словно он только что родился в этом синем бескрайнем мире, в котором нет ни острова нет вождя и жреца а всегда оно, единственное и незабываемое море, и он Ванедуламу маленькая пёстрая рыбка решившая сбежать с тесного рифа и отправиться в далёкое путешествие.
Ни кто не чувствовал себя чужаком в пучине моря, каждый знал своё море и каждый плавал словно рыба. Солнце скрывалось за голубым горизонтом и вечер сменил день. Пёстрые звезды рассыпались огненными цветами и бегущие кометы вспыхнули в дали. Трое плыли впереди двое сзади, и хоть бледнолицая луна и скрывалась в утробе моря каждый был уверен в себе. Утро проснулось, и первые лучи солнца пронеслись над безутешностью моря за лучом вспыхнуло солнце, словно яркий факел зажегся где-то над горизонтом. Верхушки острова показались в видимости. Если морской бог будет к ним благосклонен, то этим вечером молодая грудь, задыхаясь в судорожных конвульсиях будет прижиматься к горячему песку. Зелёные остроконечные пики увенчанные тропической растительностью вздымались к солнцу и вид острова только заставлял ребят встряхнуть окаменевшие руки грести в перед.
-За рифом всегда голубое море, словно зияющая пасть "морского бога". Не дай, ей себя обмануть! Иначе она проглотить тебя. Если когда ни будь Ванедуламу ты пересечёшь эту черту! Ты станешь его сыном! Не бойся моря не стоит тревожиться об акулах, помни, что ты пёстрая пронырливая рыбка. Я знаю, что когда-то тебя Ванедуламу благословит "морской бог", и ты ступишь на этот остров сильным человеком и твоя воля будет здесь законом. Если бы я мог свергнуть власть жреца, но мои дряхлые руки еле слушаются меня, а ноги еле носят моё сухое тело, я старый человек и скоро великий Ахуна призовёт меня к себе. Но ты должен вернуться! Обещай мне! Ванедуламу засверкал юными глазами, не понимая слов старика.- Завтра вас отдадут морю, но я знаю, что ты вернёшься. Я был у народа, что живёт у мыса черепахи и просил за своего внука, жрец сказал мне: "что Ахуна возьмёт мою жизнь взамен твоей, и ты будешь вождём этого острова"!
Жгучее солнце легло на бронзовые плечи ребят, мышцы превратились в камень, и тяжёлые руки тянули в низ. С каждым разом голова Ванедуламы проваливалась в море и тяжёлый выдох следовал за большими гребками. Следовало бы остановиться и дать телу вздремнуть, остыть от чудовищной гонки, в спокойных но тёплых водах моря. Растущие вершины острова с которых ветер срывал голоса райских птиц звал, и впереди плывущий, нарастил скорость, подобно дельфину, который только что учуял косяк рыбы. Отставать нельзя, море все видит и за неумолимым спокойствием, всегда таиться опасность, двое отставших плелись словно старая черепаха и Ванедулама бросая юркий и острый взгляд поглядывал за ними. Впереди плыл Зуб, это прозвище ему дали за любовь к акульим зубам, которые он с гордостью носил на шее. Из всех пятерых Зуб был сильнее и проворнее, да и рыбу он ловил лучше, этот дельфин уже мчался к приближающемуся рифу, и рокот прибоя который крутой лавиной лазурных вод врывались в лагуну, был уже слышен. Ванедулама не отставал и стиснув зубы напрягал вибрирующие мышцы, ища в них остаток сил. Звук рокочущих волн становился ближе и белый золотистый песок над которым молчаливыми тенями зелёных листьев стояли пальмы был уже хорошо виден. Но голубая тень мелькнувшая под ним заставило сердце вздрогнуть. Ванедулама остановился в отражение солнечного света перед самым рифом виднелись тени. -Зуб! Громко крикнул Ванедулама. Зуб остановился. -Смотри там! -Акулы, выкрикнул захлёбываясь солёной водой Ванедулама. Зуб посмотрел в игристые синие воды. Две большие тигровые акулы кружились вдоль рифа. -Их две, сказал Зуб.- А нас пятеро, на падём на них, а потом когда мы их убьём съедим этих рыб. -Их не две а три, сказал Ванедулама. Они повернули головы в сторону отставших ребят на поверхности моря показался большой остроконечный плавник, двум придётся первыми вступить в смертельный поединок за жизнь с опасным хищником. Зуб посмотрел на Ванедуламу а Ванедулама твёрдо смотрел на Зуба , внезапно они обернулись и перед ними держа в зубах нож плыл третий Скала. Все трое ещё раз переглянулись, тени приближались и теперь всем им, троим, было хорошо видно громадный размер хищных властелинов моря.
Море окрасилось в багряный цвет, сгустки крови перемешавшись с бурной пеной растеклись в лагуне. Его прочесало спиной о риф и глубокие борозды кровоточили, суровый прибой бросил его о риф и безжизненное тело Ванедуламы всплыло в тихой заводи лагуны. Кто-то вытянул его на песок. Он почувствовал как горячее солнце обжигает влажное и уставшее тело, сердце ускоренно забилось и он задыхаясь делал жадные глотки воздуха. Когда он открыл глаза, то высокая тень человека закрыла ему солнце. -Тебе повезло, ее челюсти прошлись совсем рядом с тобой, ещё немного и она перекусила тебя пополам, но ты молодец, вовремя увернулся и всадил ей нож как следует. -Твой дедушка хорошо тебя научил, сказал Зуб поглядывая на оживающее тело Ванедуламы. -Но убил ее я! Твёрдо и с гордостью в голосе сказал Зуб. -Теперь я, по праву могу называться "сыном моря" и могу взять себе жену, и есть у костра со всем племенем. Его голос звучал так, чтобы двое видели и слышали превосходство Зуба над ними, это он, Зуб сын моря, а они? Что они ? -Где Скала, спросил Ванедулама. -Скала умирает, акула прокусила ему ногу, он потерял много крови, его рана смертельная, он не доживёт до заката, сказал Зуб. Ванедулама посмотрел в сторону, где под раскидистой пальмой лежал умирающий Скала. Его бледное тело осушённое солнцем, не подавало признаков к жизни, и только слабо вздымающаяся грудь все же давала надежду. Ветер за свистел обрывками слов, многоголосие человеческой толпы шагающей из чащи леса к ребятам до неслось к ним.
Среди разбросанных словно жемчуг рифов, живёт один народ его называют "Бао" - те что ходят за людьми. Их лица всегда покрыты серым как гроза пеплом, они суровы и безжалостны, и если когда-то ты встретишь одного из них ! Знай, что не пройдёт и одного дня, как все племя безжалостных и кровожадных "Бао" нападёт на вас. Вас всех перебьют а ваши тела распотрошат как рыбу и сварят в чанах а затем съедят. Черепа подарят вождю в знак уважения и он украсит ими своё каноэ. Бао кочуют среди моря, от рифа к рифу не имея земли они словно изгнанники моря, бродят эти тёмные коварные существа охотясь на людей.
Не прошло и дня как их двоих бросили к ногам вождя "Бао". День сверкал в лучах солнца и спускающийся зной порхал среди широких листьев пальм жалобным стоном умирающих и обречённых, чьи глаза умоляющи бросались из стороны в сторону но крепкие и жгучие верёвки впишись в руки подобно ветру уносили мысли о спасении прочь.
Повелитель теней, тёмный как густая ночь, вождь сидел возле тлеющих углей рассматривая белый как день череп, который он только что оскоблил. Пухлые губы молчали а свирепые глаза пристально вглядывались в линии костей. Рядом сидели воины за ними женщины с многочисленными детьми. Жрец плясал танец "костей и смерти" звеня белыми костяшками над затухшим огнём, воспевая силу и храбрость вождя и племени которое разорило очередной народ и чьи кости они весело обгладывают. Жрец словно скелет сухой как зной, но прыткий, вздымался как огонь в своём танце, его голову украшал череп символ "тёмного народа". Добыча была славной и голод им не грозил, десяток пленников томившихся возле деревьев, говорил что вечер будет таким же сытным как и день. Победа опьянила их рассудок, и казалось, что в "тёмном народе" нет ни капли страха, сотканные некой силой, о которой многие народы предпочитали говорить вслух дабы духи смерти не послушали их слова. Вырвавшись из жерл вулкана эта чудовищная лавина поглощала остров за островом, племя за племенем оставляя только золу. Многочисленные каноэ сохли под лучами солнца и тяжёлые крокодильи головы вырезанные из стволов дерева украшали длинные но проворные лодки.
Вождь опустил череп и положил его к остальным десяти, и прыткие огненные глаза колюче ужалили ребят. Они его не удивили, его живот равно как и животы его воинов были полны и он с пренебрежением взмахнул рукой давая знать, пусть их уведут к остальным пленникам.
Бледное тело Скалы, было ещё живым, но сил в нем не было, когда его бросили к танцующим ногам жреца. Жрец обошёл тело Скалы несколько раз, затягивая длинный слог неразборчивой речи, вздымая верх палку на которой сохла человеческая голова. Он провёл ею по телу Скалы а затем склонился над телом. Жрец достал острую кость которая служила ему ножом и пронзил грудь, кости хрустнули и тонкая струйка крови потекла по ещё дышащему телу. Жрец сделал движение цепкими руками и грудная клетка распахнулась, он вынул красное ещё горячее от жизни сердце Скалы и поднёс его вождю. Вождь жадно схватил сердце, вены вздулись на его убегавшей к крепким плечам шее, и по его жилистой руке капала липкая тёмная кровь, каплями падая на песок. Глаза горели вулканическим огнём а жёлтые зубы рвали мягкую и нежную ткань юного сердца, словно ненасытная тварь. Вождь съел алое сердце Скалы. Жрец протягивал сухие и корявые руки к небу умиротворяя духов смерти. Воины громко кричали и звук с опаской убегал далеко в лес, где в ужасе замерли высокие холмы всматриваясь в дикие нравы "тёмного народа".
Скатывающаяся ночь накрыла зелёные холмы и густые тучи укрыли небо предвещая бурю.Весь вечер били барабаны и громкие возгласы срывали молчаливую паутину с лиц пленников, дикий огонь хлестал языками, упираясь к подножию неба и дикий возглас умирающей женщины разрывался среди огня и диких лиц которые жадно разрывали ее плоть. Пленники молчали и лики страха набрасывались на них судорожно словно волна на риф.
Стоило им схлестнутся с морскими хищниками потеряв двоих, чтобы теперь связанными ждать того, когда их поджарят на костре, вырвут сердце а головы будут сушится на кольях устрашая другие народы. Эта картина собственной засушенной головы не сильно понравился Ванедуламе и его глаза налились злобой и отчаянием, которое только могло зародиться в нем и слова дедушки о тёмном народе, вновь заискрились огненными мыслями в его голове. Высокие тени воинов показались над Зубом и Ванедуламой их крепко схватили и повели в сторону бешеного танца, где жизнь должна была схлестнутся со смертью в очередной раз.
Звуки не утихали и барабаны били смертельный танец в котором воины плясали вокруг огня вздымая отрубленные головы в ночь. Серые неприглядные лица покрытые пеплом сверкали густой ненавистью. Их сильно толкнули в спину и они упали на раскалённый от огня песок. "Вождь Теней" стоял возвышаясь над ними, его рост словно безжизненная гора затмевал огонь, барабаны затихли и все остановилось в один миг, и весь тёмный хоровод уставился туда, где вождь должен был в очередной раз доказать своёъ право быть первым и самым кровожадным, вновь вырвать и съесть сердце. Эта тишина заливала лихорадочным огнём его уши, и он, сын "рифового народа" ничего не слышал, перед его глазами все плыло как в солнечный день над морем. Худые но крепкие руки которые с каждым днём набирали силу, судорожно шарили в песке, зов инстинкта толкал Ванедуламу к борьбе за свою жизнь, и пальцами он нащупал острие кости. Вождю поднесли длинную кость украшенную многочисленными перьями служившую для ритуальных целей. Ванедуламу подняли и его подбородок уперся в широкую грудь вождя. Вождь смотрел так, как привык, в этих звериных глазах плясала смерть и белые глаза налились яростью, он сжимал кость крепко намереваясь пронзить грудь Ванедуламы, но резкий порыв ветра всколыхнул пламя и дым набросился на вождя. Небо разорвал гром и надвигающаяся буря была близка. Жизнь "рифового народа" всегда была быстрой как ветер и с первых дней эти маленькие рыбки, учились выживать в этом суровом мире. В его порыве слышались звуки прибоя который набрасывался на риф, тень и сила тигровых акул которых он встретил на пути к острову, силы Ванедуламы наполнилось, и, из его сердца вырвался огонь бури. Кость вошла в каменную грудь вождя и Ванедуламу словно змея обхватив кость и всем телом навалился на неё , загоняя ее острие в мрачное сердце вождя. Он упал на заливавшегося кровью тёмного исполина и дрожащие руки вдавливали кость. Гроза пронзила ночь и молнии засверкали сотнями огненными линиями на небе, пальмы раскачивались от ветра и море хлестало каноэ. Редкие и крупные капли дождя, подобно гроздям падали среди людей, тишина на миг заставила оцепенеть тех кто никогда не знал страха. Вождь "тёмного народа" лежал мёртвый и на его мощном атлетическом теле застыла кровь. Глаза юноши бегали словно загнанный сурок ищущий выход. Зуб был проворней он схватил липкую от крови руку Ванедуламы и потянул его в сторону, выход был один, и там среди качающихся от ветра листьев дремучего леса он видел их спасение. Лес проснулся судорожно и внезапно, его разбудила громкие пронзительные крики людей, которые неслись среди сонных листьев высоких стволов и гибких лиан, факелы редели среди листвы, каждый был полон ярости и каждый желал убить двоих прытких "сыновей моря". Они бежали в самой темной гуще леса и цепкие листья царапались об юркие тела, ноги цеплялись за корни деревьев, ночь пыталась их скрыть и сам лес служил им укрытием. Утро пробудилось под шум дождя и остывший лес медленно просыпался, клубистый пар от остывшей земли вздымался в небо. Птицы звонко переговаривались, утомлёнными они вышли к опушке леса с него открывался восхитительный вид на зелёные холмы, высокие и острые зубья гор терялись среди облаков. Зуб повернулся к Ванедуламе и взглянул в его взрослые глаза в которых читалось мужество, он снял с себя зуб акулы и одел его на шею Ванедуламы. -Теперь, ты "сын моря" и можешь первым взять себе жену, ты храбрее меня закончил Зуб. За эту ночь они оба повзрослели, детство испарилось как влага на солнце в этих юношеских телах билось теперь по настоящему крепкие мужские сердца.
Рядом хрустнула ветвь, и сквозь влажные листья показалась чья-то фигура. Птицы вспорхнули и они сжавшись как пружина бросились за ней, их тела ещё не остыли от ночного бега и они быстро настигли того кто следил за ними. Они были удивлены, сквозь кудрявые черные смолистые волосы на них смотрело юное и красивое лицо девушки. Ее испуганные глаза хлопали словно взметнувшиеся бабочки и она попыталась вырваться из цепких рук Зуба, который сдвинув брови метнул в неё грозовой взгляд темных глаз. Мауи вырвалось из уст девушки. Мауи несколько раз ей пришлось произнести, прежде чем двое чужеземцем смогли догадаться, что это ее имя.
Возле упавшего дерева которое зарастало пышными тропическими растениями, сидело несколько мальчишек и девчонок такого же возраста как Зуб и Ванедуламу их родители погибли от рук "тёмного народа" и теперь скрываясь в глубине леса эти перепуганные косматые лица недоверчиво поглядывали на двоих чужестранцев которых привела Мауи. Было трудно объяснить Мауи кто они, и Ванедуламе сперва пришлось положить руку себе на сердце а затем на сердце девушки, чтобы выразить ей своё дружелюбие.
Не было ни единого сомнения в том, что остров нужно покинуть. Рано или поздно "тёмный народ" выберет себе нового вождя и они прочешут весь лес чтобы отыскать их. Выход был только один, взять каноэ и уплыть прочь от сюда, но сейчас море штормило и высокие волны врывались в лагуну. Ветер свирепо проносился над островом и дождь по прежнему лил. К утру шторм стих и появившаяся надежда кралась вместе с ними вдоль спящих воинов и затухших огней. Каноэ было тяжёлым таким, что всем им пришлось напрячь силы чтобы сырой корпус каноэ прорыл борозду в мокром песке. Наконец каноэ заплескалось в лагуне и запрыгну в неё они дружно взяв весла направились к рифу, чтобы выйти в море. Утро молчало и птицы были на их стороне молчаливо встрёпывая перьями, грубые облака ждали и ветер делал передышку скрываясь в тумане который парил на склонами гор. Первый воин заметив уходящую каноэ поднял вой, сиплым голосом и забив барабан закружился возле каноэ ожидая подмогу. Две каноэ полные черными воинами зловеще догоняли. Рой стрел поднялся в небо, осыпая деревянный борт лодки. Стрелы пронзительно встревали в мягкое дерево и костяные наконечники были весьма острыми и каждая стрела могла запросто пронзить тело любого. Жажда жизни была в них сильнее, чем ненависть горящая в глазах "тёмного народа" и весла все сильней и сильней толкали каноэ к рифу за которым виднелось море. Они также натянули тетиву луков и неуклюже выпустили стрелы, но только две достигли цели, они встряли в борт. "Тёмный народ" приближался и злобные лица было хорошо видно, все догадывались что с первой каноэ придётся сразиться. Топор засвистел над головой Зуба он пригнулся и острый край каменного орудия впился в дерево рядом с девушкой, она не вскрикнула и с такой же злобой дала Зубу копье он метнул не умело, со всего размаху так что рука занемела, и оно пронзило чьё-то тело. Каноэ сравнялись и на против ребят показались дикие лица с пляшущими тенями злобы. Они набросились друг на друга и молодые неокрепшие ребята в миг становились сильными и суровыми, острые копья скользили вдоль проворных тел, те в свою очередь взяв ножи стремительно набрасывались на крупных и жилистых, которые ревели от многочисленных ран. Кровь залила обе лодки и растеклась в лагуне большим пятном и многочисленные трупы лежали в обеих каноэ.
Их осталось трое Зуб, Ванидуламу и Мауи. Риф вновь закипел шумящим морем и ветер закачал парус который поднялся над каноэ, остров скрывался из виду его остроконечные линии уходили прочь как утро гонит ночь.
За суровым ветром который полоскал море несколько дней, пришла тишина и все тоже яркое солнце показалось среди убегающих облаков, тихая гладь синего моря нежно покачивало каноэ, в дали показались первые сонные верхушки пальм которые сияли в утреннем солнце. Это был родной остров, родной риф, его очертания защемили сердца и отважные дети "Рифового народа" возвращались к себе домой, чтобы смело заявить:теперь они "сыновья моря".