Жизнь в деревне, несмотря на людское опустошение, шла своим чередом. Вспахивали землю, засевали ее пшеницей, овсом и рожью, сажали и обрабатывали картошку, свеклу, арбузы и дыни. И даже пары пахали. Правда, давалось это неимоверным напряжением сил. Не было ни выходных, ни праздников, ни банных дней. Молодежь думала, что это и есть нормальная жизнь, так как другой не знала. Поэтому и смеялась, и шутила, и влюблялась. И даже кое-кто родился в это время.
Вот на паровую вспашку поля Вовку, ученика четвертого класса, и направили. А вернее сказать - мобилизовали. Тогда не принято было отказываться от любой работы. Школьники гордились тем, что нужны, что могут хоть как-то участвовать во всеобщем труде.
В конные плуги впрягали по три лошади. Таких упряжек было две. За плугами ходили юноши-допризывники Николай и Сергей. А правили лошадьми верховые - Вовка и Петька Евсюков.
День за днем, день за днем пахали они землю. К вечеру валились с ног. И научились жить на казарменном положении - на полевом стане. Спали на нарах, порытых свежей запашистой соломой, вповалку, не раздеваясь. Сон их был крепок и здоров.
Кормили их из общего котла жиденькими супами. Давали по куску хлеба. Вовке навсегда запомнился гороховый суп. В миске в желтоватой прозрачной юшке плавало несколько горошинок, два-три кусочка картофеля. Когда он вылавливал их, то долго держал во рту. Вкус у них был необыкновенно приятный. Видимо, потому, что в том же бульоне варилось мясо. Его давали взрослым мужчинам, которые выполняли тяжелую физическую работу. Малыши это правильно воспринимали нормально и никогда не просили мяса.
Вовка управлял молодым рослым жеребчиком, который очень добросовестно тянул плуг. Мать его, пожилая кобылица, еле натягивала постромки, шагая рядом. Мальчику даже казалось, что жеребчик сознательно так налегал на работу, чтобы пожалеть свою мать. Он постоянно поглядывал в ее сторону и после этого еще более старательно тянул плуг. Вовка полюбил их обоих за такую привязанность и взаимовыручку.
Находясь по пол суток верхом на лошади без седла, "в охлюпку", мальчики так набивали себе задницы, что на них образовывались раны. Очень трудно было примоститься на хребте лошади, чтобы не было больно. Но они упрямо преодолевали боль. И лошадям сбивали хребты до крови. Но ничего другого придумать не могли. Надо было работать, пахать землю.
Время от времени назначались исследования лошадей, которые в селе называли "малеин". Слово запомнилось навечно. Значение его понимали все: будут отбирать лошадей для фронта. Позднее Вовка узнал, что малеин - это препарат, который используется при исследовании.
Происходило это так. Всех колхозных лошадей привязывали к коновязи и держали сутки. И внимательно изучали воздействие препарата. По известным им признакам ветеринары отбирали здоровых лошадей. А на остальных, естественно, нагрузка в колхозе возрастала.
Вот работу в поле и прервала такая команда - отправить всех лошадей "на малеин". Все несказанно обрадовались этой вести: побывают дома! Быстро распрягли лошадей, сели на них верхом и под руководством шальных допризывников Николая и Сергея помчались в село, до которого было километров восемь.
Скакать верхом на дальнее расстояние без седла, со сбитой попой - это испытание не из легких. Жеребчик на скаку оказался очень тряским. Подстеленная на его спину маленькая фуфаечка - вовкина единственная и первая теплая одежда - постоянно сползала и грозила свалиться в любое время. Придерживая жеребчика, он несколько раз поправлял подстилку, но она съезжала снова и снова. И, наконец, оказалась на земле.
Боясь потерять драгоценную одежку, мальчик остановил коня и подобрал фуфаечку. Жеребчик, отставший от других лошадей, танцевал на месте, косил на него глаза. Обычно дети, когда садились на лошадь, подсаживали друг друга. Или им помогали взрослые. На смирных лошадей взбирались самостоятельно, опершись о лошадиное колено передней ноги.
Танцующий жеребчик не давал наезднику шансов сесть на него верхом. Мальчик понимал, что нетерпеливый конь вот-вот взовьется на дыбы и ударит его копытом или укусит. И он решил отпустить его. Преодолевая страх попасть под копыта, закрепил поводья уздечки на шее жеребчика и отошел в сторону. Задрав голову, распустив по ветру гриву и хвост, его подопечный ринулся догонять лошадей. Вовка переживал, как бы он не попал под поезд на железнодорожном переезде.
Прихватив свою стеганую фуфаечку, юный пахарь пустился бегом сначала по полевой дороге, а потом по прямой тропинке через лесопосадку. Бежать ему предстояло километра три. Слезы душили его, но он не давал им воли. А потом на бегу и совсем успокоился. Ему было обидно, что спутники даже не оглянулись, не проявили никакого интереса к тому, что с ним произошло. А ведь он был еще совсем ребенком. И больше всего он боялся, что над ним начнут смеяться из-за того, что он не справился с лошадью и оказался пешим.
Когда Вовка явился в село, жеребчик был уже привязан и смирно стоял около своей матери. У коновязи было около тридцати лошадей. Пахари уже разошлись по домам. Дед Тит и дед Иван, следившие за порядком, сделали вид, что и не заметили его появления. Никто ничего не сказал ему ни в упрек, ни в похвалу. Как будто ничего не произошло! Будто не его бросили в чистом поле наедине с горячим конем! Будто и не он поступил осмотрительно, закрепив поводья.
Вовке ничего не оставалось, как пойти домой, что он и сделал. К лошадям пришел на следующий день. Кроме деда Тита и деда Ивана здесь были еще два ветеринара в гражданской одежде и четверо военных, а также весь состав пахарей. Все с волнением наблюдали, как некоторых лошадей отводили в сторону и передавали военным.
Было отобрано восемь лошадей, среди них особо выделялся своей статью молодой жеребчик. Он вел себя беспокойно, вертелся, постоянно натягивал поводья и отрывисто ржал. Во взгляде его можно было прочесть и недоумение, и ярость. Мать, опустив голову, отвечала ему глухим коротким звуком, как бы говоря: терпи, сынок, такова наша лошадиная доля.
Улучив момент, мальчик подошел к жеребчику. Он присмирел, наклонил к нему голову. Вовка нежно погладил его горячую морду. И вдруг из глаз коня покатились слезы. Он как бы жаловался на свое безысходное положение, на то, что предстоит разлука с матерью. И будто понимал, что впереди его ждут нелегкие испытания.
На спину молодому коню положили седло и затянули подпругу. В седло лихо вскочил один из солдат, и жеребчик рванул с места в галоп. Он был грациозен. Люди провожали его восхищенными взглядами.
Сделав несколько кругов, военный остановил горячего скакуна. Ему подали поводья от другой лошади. Так, сидя верхом на одной и ведя другую лошадь в поводу, все четверо отправились в путь на железнодорожную станцию. Вовка долго смотрел им вслед, пока они не скрылись из вида.
Зябь в колхозе больше не пахали, не хватало лошадей. К тому времени поспели травы, и людей перекинули на сенокос. Вовке и там нашлась работа.