-Дорогая, я вернулся...-слова извинений застряли в горле.
Тишина. Слышится только медленный стук-хлюп тягучих капель. Вода? Нет, он хорошо помнил ,что сегодня воду в их доме отключили , объявление, которое висело на двери подъезда ,застыло перед глазами.
Захотелось громко закричать, позвать её по имени, сказать о том, что он любит её такой, какая она есть: безалаберной, наивной, задумчивой, немного сумасшедшей- такой, какой и должна быть настоящая художница. Но мысль о том, чтобы нарушить это священную тишину, показалась ему кощунственной.
Медленно, осторожно ступая, он пошел по направлению к кухне. Под подошвами ботинок глухо похрустывал песок. Песок? Какой к черту песок?! Они живут слишком высоко, да, и она не переносит никакой грязи и непорядка, кроме следов краски, которых, надо признать, было очень много в их квартире.
Так как вернулся домой он уже глубокой ночью из-за этой страшной ссоры, а свет почему-то не включался, он шел в полупрозрачной сизоватой тьме.
Когда он проходил через гостиную, его взгляд наткнулся на огромную, во всю стену, картину, нарисованную его любимой три года назад. Картина всегда восхищала его, она была наполнена светом, радостью, счастьем, божественной улыбкой. Но в ночной дымке она совершенно преобразилась.
На картине плясали демоны. Плясали свои злые, страшные танцы. В кругу стенали души, на крестах были распяты ангелы, с окровавленными, опущенными крыльями. Красноватый туман стелился по земле. Что было под ним- тайна, вселяющая ужас. Бесы разрисовывали людей ножами, оставляя рубиновые узоры. Алые капли бесследно растворялись в облаках трупно-серого дыма. Пугающие тени сновали туда-сюда, то появляясь, то пропадая в гигантских кострах, дотягивающихся до грязно-черного неба без звезд. В пламени извивались, закованные в раскаленные цепи, люди, беззвучно и широко разевая обезображенные рты. Вдали виднелись старые пепелища, с остовами толи домов, толи кузниц, с выглядывающими из под гор пепла белыми ухмыляющимися черепами.
Картина поражала воображение.
Он быстро отвернулся, уговаривая себя, что это ему просто привиделось, что он устал, что разыгралась его фантазия. Но посмотреть вновь на картину он так и не решился. Пот крупными каплями пополз под воротник. Он поежился.
Постарался пойти побыстрее, придерживаясь рукой о стены. Со стен что-то посыпалось. Он в недоумении остановился. Достал телефон, включил подсветку, но чтобы хоть что-то разглядеть, ему пришлось поднести мобильный очень близко к стене.
-Боже...- тихо прошептал он, но звук его голоса потонул в вязкой тишине.
Вся стена была в разводах грязи, из которых образовывались страшные, искривленные, уродливые лица.
Он поспешно спрятал в карман телефон и судорожно сглотнул. Стук капель давил на мозг, сминая мысли, убивая надежды.
Ему вдруг показалось, что на кухне горит слабый свет. Он обрадовался, подумал, что ему все только показалось, улыбнулся, свернул к двери, открыл ее и застыл.
Вся кухня была в свечах. Бордовых. Они стояли, лежали, свисали, валялись...Но горели все, заполняя помещение жутковатым светом.
Он вдруг подумал, что по законам физики, они не могли гореть в таких положениях. Мысль вызвала нервный смешок.
Он понял, что это стук капель темного тягучего воска об пол не давал ему покоя с того момента, как он открыл входную дверь.
Он подошел ближе, окунул пальцы в лужу натекшего воска. Он был вязким, липким, но жидким, не смотря на то, что был чуть теплым. Невозможно. Он поднес мокрые пальцы к язычку пламени на кончике одной из свечей. На пальцах набухали капли только-только начинающей сворачиваться крови.
-Я схожу с ума...-обреченно пробормотал он, наблюдая, как первая капля "воска" сорвалась и упала в лужу на полу.
Он медленно, заторможено вытер пальцы о брюки и столь же медленно двинулся к столу.
Откуда-то он знал, даже был уверен, что искать её, кричать, звать- ничто не поможет, не принесет никаких результатов.
Он сел на стул, положил руки на окровавленный стол и немигающе уставился в пустоту.
Отверженные. Глава 2.
Шли дни, убегали в никуда недели. Никчемность и бессмысленность бытия.
Квартира выглядела так, как будто кто-то много лет назад решил сделать в ней ремонт и не закончил, просто оставил комнаты, стены, осыпанную побелкой мебель и сломанную технику стареть и гнить в одиночестве.
Но, если приглядеться, можно было заметить на усыпанном песком полу, на стенах и столах свежие следы.
Квартира в многоэтажке не пустовала.
***
Он жил, нет, существовал уже которые сутки. Он не помнил, была ли та ночь, была ли у него любимая, были ли свечи, с которых вместо растаявшего воска капала горячая кровь.
Он давно не ходил на работу, да, и не знал (или не хотел знать), где он работал до того дня.
Он разучился мечтать и надеяться. Он разучился жить. Иногда он думал ,когда же хоть кто-нибудь вспомнит о нем, и ждал, когда его заберут в больницу для душевнобольных. Он и считал себя душевнобольным. Его душа была больна неизлечимо. На ней разрасталась ядовитая пульсирующая опухоль, отравляющая каждый прожитый миг.
Где-то раз в неделю он выходил на улицу, чтобы купить себе еды. И выпить. Он очень много пил. И, как это обычно бывает, алкоголь не спасал его от боли и отчаяния.
Он даже думал о самоубийстве, но не смог спустить курок пистолета, старого и красивого, много лет провисевшего в качестве украшения на стене гостиной.
Выходя на улицу, он надеялся, что его собьет машина или в банке напротив произойдет ограбление и его заденет шальной пулей.
Он давно сломал все телефоны, он не включал телевизор, он старался не смотреть в окно, чтобы не видеть других людей.
И те, другие, не видели его.
Мир раскололся. Он остался один. Раньше он не знал, что такое возможно.
Он не был "против", он был "отдельно". Это не пугало его. Он разучился чувствовать. Но он не стал другим и поэтому тихо умирал, высыхал в глубоком, темном, заброшенном и глухом "нигде".
Отверженные. Глава 3. (28.07.08)
Механизм часов не сломался. Стрелки все так же тикали , отмеривая прошедшее и оставшееся время.
Она очень любила эти часы. Старинные, передававшиеся в ее семье из поколения в поколение. Странные это были часы.
Узор на их крышке навевал тоску, хотя и не изображал ничего конкретного или более-менее знакомого.
Как будто сама Вечность когда-то задела их подолом своего темного платья и его шелест слышался, нет, угадывался, до сих пор.
***
Он начал привыкать к такой жизни и своему неопределенному состоянию. Люди ко всему привыкают.
Он, качаясь, шел в комнату. Задел косяк, наполовину пустая бутылка виски упала на пол , звонко разбилась, во все стороны брызнули капли вперемешку со стеклом.
"Не впервой"- меланхолично подумал он.
Его рука судорожно старалась найти опору. Ноги уже не держали. Той опорой оказались часы.
Единственный гвоздь, на котором они висели, не выдержал вес пьяного тела. Он с треском рухнул на пол, на острые стеклянные осколки.
Он не почувствовал боли. Из-под распластавшегося тела, смешиваясь с полупрозрачной лужей алкоголя, стало расползаться яркое пятно, похожее на алый, только начавший распускаться, цветок.
Он смотрел на упавшие рядом часы. Стрелки начали немного заедать , с неким томным хрустом, он это слышал.
Время шло, часы тикали, он смотрел. Смотрел и не мог оторвать взор от журчащего, стремящегося в никуда узора.
Он вспомнил их разговор, произошедший несколько месяцев назад:
"- Часы... сколько им лет. Мне даже страшно это предположить- мягко улыбнулась она,- Красивые, правда? Пока они идут, все будет хорошо.
-Почему?- усмехнулся он.
- Знаешь...- она задумчиво подняла глаза, немного растерянно искривила губы- Жизнь и Смерть всегда соревнуются. А Время... время оно отдельно, понимаешь? Его даже не существует. Жизнь всегда проигрывает Смерти. Но Жизнь...она хитрая. Она находит способы прорасти сквозь Смерть. Но в конце концов она проиграет. А знаешь, знаешь, что самое смешное? Смерть в своем стремлении остаться без Жизни роет могилу самой себе.
- И что? Это же всем понятно. А часы-то при чем?- с иронией спросил он.
-Глупый!- вспылила она, будто очнувшись,- Ты считаешь себя самым умным, но ты так ничего и не понял!"
"Ничего и не понял, ничего и не понял, ничего и не понял..."-слова стучали в его голове, набирали силу и скорость, её голос будто отражался в мыслях, становясь скрежещущим, грубым, громким, каким-то механическим, начиная сливаться с движением стрелок, подыгрывая пульсации крови в висках и толчкам крови, делающих цветок все больше и прекраснее.
Ему начало казаться, что еще чуть-чуть и разгадка будет найдена, еще чуть-чуть и все станет совсем просто, но тут часы стали медленно кружится, преображаться, плавиться и расплываться перед глазами , он уже не мог сосредоточится. Клочками разума он еще пытался ухватиться за действительность, но в какой-то момент мир для него померк в густой, вязкой, беспробудной пелене.
Отверженные.Глава 4 (17.11.08)
Ему будто приснился сон. Или это был обморочный полубред- он так и не понял, много раз впоследствии проигрывая в своем сознании эту картину.
***
-Помнишь, когда-то я рассказывала тебе про часы?
-Да, глупая история. Прости, я постараюсь тебя понять.
Она грустно улыбнулась.
-Ты же знаешь, я не люблю детей. Потому у нас их до сих пор и нет.
-Ты мне никогда этого не говорила,- он досадливо поморщился. -мне всегда казалось, что ты к ним хорошо относишься.
-Нет. А знаешь почему?
-Ну, конечно, не знаю. Зачем переспрашивать?
-Не отвечай вопросом на вопрос. Ты хочешь это знать? Не все знания необходимы, некоторые мешают жить.
Он вдохнул сквозь зубы, медленно, терпеливо спросил:
-Почему? Почему ты не любишь детей?
"Да, что же с ней такое?!"- подумал он про себя.
-Взрослые -это целостные существа, только с ними можно нормально общаться, они способны отвечать за свои поступки. Далеко не всегда могут ,но способны. Это главное. Только их можно в чем-то обвинить, за что-то проклясть, только за них можно порадоваться и быть не только рядом, но и вместе. А дети, дети -это начало сборки механизма. Сырой материал, отдельные детали...
Он даже не смог ей ничего ответить. Просто смотрел в ее глаза, такие родные, такие любимые и такие далекие в этот момент.