ichik : другие произведения.

Время Велосипедистов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Время велосипедистов
  ichik (ichik@yandex.ru)
  http://ichik.vov.ru/
  
  Предисловие
  
  Если в тихий безветренный зимний день, когда солнце слегка золотит высокие синие сугробы, выйти на улицу и пойти на странный едва различимый отзвук чуда, то рано или поздно выйдешь к обрыву. Неважно, что он может выглядеть совершенно по-другому, важен сам символ - окончание и одновременно начало чего-то нового, что-то похожее испытываешь при пробуждении - ощущение чистого белого листа. Если не струсить, если в этот момент суметь сказать себе: "Надо решиться!", то можно начать жизнь заново, но тогда придется от начала и до конца предоставить выбор себе, отстроить судьбу самому, стать демиургом в миниатюре.
  Многих пугают такие перемены, поэтому они лишь доходят до ущелья и с опаской бросают туда монетку, а потом уходят, не дождавшись металлического звона из глубины. А некоторые просто предпочитают в зимние дни сидеть дома и никуда не ходить.
  Страх перед неизвестностью - почти и не страх, в привычном понимании этого слова. Это страх перед собственным воображением, рисующим жуткие картины, в то время как неизвестность может всего этого и не содержать. Самые страшные истории - это истории, которые рассказываешь себе сам, которые заполняют тебя, когда никого нет рядом, когда ты один на один с самим собой.
  И все же некоторые, не то самые смелые, не то самые безрассудные, не то те, у кого совсем нет воображения находят в себе силы взглянуть вниз.
  Какое отношение все это имеет к нижеследующему роману? Ровно никакого, и именно в этом тот, кто взглянет вниз углядит смысл.
  
  Глава I, в которой в воздухе веет грозой, Неизвестно кто молчит, а Марат садится на автобус
  День начинался, в этом не было никаких сомнений, равно как и в том, что начинался он крайне неудачно. Марат перешагивал через неровные, рваные ручьи. Можно было и обойти, но дорога в обход парка была длиннее на две минуты тридцать семь секунд, а уж такой расход времени был абсолютно недопустим.
  В воздухе веяло грозой, Марат послюнявил палец и, не останавливаясь, поднял его в воздух - веяло с востока на запад. "Это хорошо, - подумалось ему. - Хотя, вообще-то, непонятно с чего бы это веять должно, когда сейчас всего 8 утра..." Конечно, на самом-то деле было уже одиннадцать, но по той причине, что на работу надо было прийти к девяти, ради собственной безопасности Марат предпочитал думать, что еще только утро.
  Тем временем ручьи начали, наконец, подходить к концу. Конец, заподозрив неладное, поспешил убраться куда подальше. "Куда подальше?" - спросил Марат неизвестно кого, но неизвестно кто предпочел промолчать, потому как молчание - золото, а золото всем нужно. "Ну и молчи, тогда," - разозлился Марат, нервно сплевывая и крестясь. Неизвестно кто презрительно крутанул пальцем у виска.
  Корявые черные стволы деревьев постепенно раздвинулись и обнажили сероватое полотно дороги. На мерно тикающих часах было 8:12. "Успел," - перевел дыхание Марат, занимая место в очереди, выстроившейся перед автобусной остановкой. Очередь недовольно загудела и напряглась. На то, что будет занято еще одно место она явно не рассчитывала. Да она, собственно, вообще считать не умела. "Ша!" - гаркнул Марат на очередь - та отшатнулась, но позиций сдавать не собиралась. "Ша!" - повторил Марат уже без особой надежды. Очередь лишь презрительно поморщилась и свернулась клубочком. Стало как-то холодно и неуютно. Небо заполнилось непонятными черными квадратами. "А нас и не надо понимать!" - презрительно шептали они, закручивая кривые спирали в воздухе.
  Марат покачал головой и посмотрел в сторону, оттуда, скрипя и раскачиваясь, показался автобус. Очередь напряженно замерла, готовясь к борьбе за места. Прошло минут пятнадцать и скрипящая колымага наконец поравнялась с остановкой. Черные от копоти двери сложились и Марат, воспользовавшись секундным замешательством вскочил в салон. В ту же секунду водитель, громко расхохотавшись, нажал кнопку закрытия дверей. Стальная коробка поехала. Взбешенная очередь вскочила на ноги и помчалась по дороге, громко отстукивая на окнах ритм популярной в этом сезоне мелодии "We can be there, or here, but, anyway, feel my heart - it`s beating very fast".
  "Ну да, все же все не так уж плохо..." - задумчиво пробормотал Марат себе под нос.
  
  Глава II, в которой пассажиры падают в канаву, операторы аэродрома шокированы, а телефон обреченно звонит
  В салоне было густовато-душно, пахло бразильским мате и дешевым итальянским трубочным табаком. Многочисленные пассажиры все как один размахивали кошелками и в полный голос обсуждали новости рыбного рынка. Марат пошуровал в кармане и вытянул изрядно помятый носовой платок розового цвета, украшенный зеленоватыми кашалотами, поправил им прическу и стремительно-отточенным движением выкинул платок в окно. Платок приземлился прямо на лицо очереди, которая с диким воем рухнула в ближайший мусорный бак. Марат удовлетворенно хмыкнул и начал насвистывать какой-то старомодный мотивчик. Пассажиры недовольно покосились, а затем и вовсе согнулись пополам, пытаясь таким образом обозначить недовольство, но их попытки остались без внимания.
  Тем временем автобус, жутко поскрипывая новенькими рессорами, начал заворачивать за угол. Все в салоне наклонились вперед, пытаясь преодолеть возникшую силу инерции, но водитель, нагло ухмыльнувшись, вдавил в пол педаль тормоза, одновременно с этим раскрывая двери. Пассажиры высыпались наружу, точно фруктовые драже, из-за чего у сторонних наблюдателей, примостившихся на остановке началось обильное слюновыделение. Склизская горьковатая слюна залила весь тротуар, затекая в водосточные решетки, откуда донеслись несколько возмущенных криков, на которые впрочем никто не обратил внимания.
  Марат тем временем выполз из канавы, куда был отброшен со всеми пассажирами и, отвесив затрещину пробегающему мимо энтузиасту, продолжил свой путь уже пешком. Его новенькие кожаные туфли отбивали четкий ритм по мостовой. Привлеченные этим шумом, со всех сторон сбегались дворовые коты, порывавшиеся начать подпевать. Выходило плохо: общая несогласованность действий превращала все в дурно пахнущую оперетту. Прошло около пяти минут и дурной запах наконец распугал всю округу, так что Марат получил наконец возможность прибавить скорость, чем он незамедлительно воспользовался.
  В двери "Управления по борьбе с согласованностью" он влетел со скоростью около восьмидесяти семи метров в секунду, что даже несколько насторожило операторов расположенного неподалеку аэродрома, поскольку подобная скорость для летающих объектов была явно ненормальной.
  В холле Управления было пустынно и холодно. "Кто-то включил климаКтизатор на ночную Сахару," - машинально отметил Марат, проходя в свой кабинет. В комнате уже расположилась секретарша. Она сосредоточенно продолжала перепечатывать недавно изданный приказ "О прекращении ведения предыдущей политики действий в отношении несовершения каких-либо действий". Марат пересек кабинет, машинально погладил секретаршу по груди и уселся на свое законное место. Кожаное кресло стоически скрипнуло, но устояло. Около двух часов в кабинете было тихо, только мерная дробь печатной машинки разрушала хрупкое спокойствие. Затем черно-противный телефон назойливо звякнул. Марат презрительно скосил левый глаз и, чтобы показать свое превосходство, закинул ноги на стол и достал свежий выпуск газеты "Новости пасодобля". Аппарат, слегка шокированный подобным проявлением презрения, поперхнулся и выдал особенно злобную трель. В воздухе зависла неловкая пауза - секретарша выудила из стола старомодный револьвер и прикончила паузу метким попаданием в левое ухо. Марат одобрительно кивнул и продолжил скользить глазами по аккуратным строчкам букв в газете. Телефон уже обреченно динькнул еще раз. Выждав для солидности еще пару секунд, Марат пригладил волосы и поднял трубку.
  - Да? - невежливо буркнул он.
  - Марат? - раздался слегка смущенный голос Шефа.
  - Да, Шеф. - как можно более нагло заявил Марат.
  - Зайдите ко мне, если вас не затруднит.
  
  Глава III, в которой действие переносится в Лиссабон, а Гервасио видит банку сгущенки китайского производства
  В это время в Лиссабоне, который находился довольно далеко от Марата, который, строго почесывая левое ухо, поднимался на лифте в кабинет Шефа, было раннее утро. Слегка помятое после вчерашнего солнце, постанывая на ходу, поднималось над крышами домов.
  В городском зоопарке Jardim Zoologico обесчещенный накануне нетрезвым сторожем молодой пятилетний самец азиатского орангутана Пабло уныло раскачивал прутья своей клетки в тщетной попытке обрести наконец свободу. Через частые прутья он видел уныло-сероватую стену ограды, местами заляпанную мерзкими красными пятнами, происхождение которых для Пабло оставалось неясным.
  Сторож Гервасио в это время продолжал мирно насвистывать веселенький мотивчик, натягивая рабочие штаны пижонского фиолетового цвета. После вчерашнего происшествия он ощущал легкое беспокойство, поскольку предчувствовал косые взгляды коллег.
  "Тем не менее теперь у меня есть Пабло," - здраво рассудил он, застегивая молния на штанах и нашаривая ботинки под кроватью.
  Нахальная обувь тем не менее не спешила показываться, поэтому Гервасио, вздохнув, опустился на колени и взглянул в подкроватную тьму. Некоторое время он изучал смутные очертания разнообразного хлама, среди которого были несколько детских сосок, крышки из-под польского пива, книги по прикладному рукоприкладству, пара птичьих клеток, носки Уинтстона Черчиля, полная дискография никогда не существовавшей группы "The Mammals", сборник конкурсных задач по литературе, использованный велосипедный насос, бумажные носовые платки с пропиткой, а также банка сгущенки китайского производства.
  Ботинок не было.
  "Позавчера же были," - задумчиво пробурчал Гервасио, поднимаясь с пола и отряхиваясь. Ему оставалось еще посмотреть в шкафу, где впрочем он наверняка бы ничего не нашел.
  Тем временем сверкающий латунными боками новенький будильник, взглянув на стрелки собственного циферблата несколько раз звякнул, давая понять, что Гервасио пора уже приступать к исполнению своих обязанностей. "Заткнись," - беззлобно кинул Гервасио будильнику. Удар был точен и "заткнись", пробив металлический бок, скинуло будильник на пол. В утренней тишине зоопарка раздалось печальное завывание времени, которое, впрочем, довольно быстро стихло, как только будильник поднялся на ноги.
  "Ну что? Кто следующий?" - рявкнул Гервасио, красноватыми похмельными глазами обводя комнату. Ботинки, наконец поняв, что сейчас не время для шуток, выползли из какого-то дальнего угла. Несколько секунд потоптавшись на месте, они смущенно улыбнулись рваными краями и тихонько замерли в центре комнаты.
  В воздухе ощутим о запахло жженым сахаром, запах ровным тонким слоем растекался по всей комнате. "Замечательно," - пробормотал Гервасио, натянул ботинки и вышел.
  
  Глава IV, в которой Марат прыгает в окно, аэропорт раздавлен вечером, а Гервасио моет клетки
  В комнате Шефа было тепло, даже почти жарко, так что с пола поднимался пар, который, по счастью, костей не ломит. - Собирайтесь, Марат. - сказал Шеф. - Вы вылетаете в Лиссабон сегодня вечером. Марат, мгновенно сориентировавшись, отдал честь (пробегавшему мимо уборщику) и выпрыгнул в окно (дабы сэкономить время на спуске), после чего потрусил в сторону аэропорта.
  По дороге все время что-то шмыгало туда-сюда... Это слегка раздражало. Поэтому через пару минут раздраженное слегка, негромко всхлипывая, ушло в неизвестном направлении. "Ну и черт с тобой," - раздраженно пробормотал Марат ему вслед. Слегка не обернулось, тщательно демонстрируя свою непоколебимую гордость. "Ах вот как?!" - возмутился Марат и припустил вслед за слегка. Догнал он его через пару кварталов, после чего повалил на асфальт и начал тщательно уминать ногами. Через пару минут, когда стихли истошные вопли, Марат с довольным видом продолжил свой путь.
  Все последующие четырнадцать минут он прошагал в гордом одиночестве, после чего наконец достиг аэропорта. В аэропорте было людно. А еще багажно и самолетно. Наступал вечер, так как вылетать нужно было вечером. Еще через пару минут, он наступил окончательно, в каменную крошку раздавив здание аэропорта.
  Быстренько пройдя паспортный контроль (необходимо было проконтролировать свой паспорт в течение двух минут на потеху публике), Марат прошел в салон самолета и, утомленный насыщенным днем, заснул прямо в кресле...
  ***
  Именно в тот момент, когда Марат закрыл глаза, уже слегка набравшийся сторож Гервасио продолжал мыть клетки. Отмывались клетки плохо, по той причине, что вода была холодной, а мыться холодной водой довольно противно.
  По этой причине Гервасио был зол... Не так, чтобы очень сильно, но порядочно. Он вообще был порядочным человеком.
  Ему оставалось еще помыть клетку с пингвинами Гумбольдта. Кто такой этот Гумбольдт, и почему ему принадлежало целое стадо пингвинов, да еще и почему его пингвины живут стадами было неясно. Тем не менее клетку эту пингвины загаживали не хуже обычных, а потому помыть ее следовало, а поэтому Гервасио тяжко вздыхая распахнул решетчатую дверцу и шагнул внутрь.
  Неожиданно в сторожке раздался телефонный звонок, назойливый как муха. Гервасио слегка покачал головой и рысцой побежал внутрь.
  Дверца осталась открытой.
  
  Метаморфоз А
  Госс-пади... Марат, Гервасио... пингвины... тьфу ты... приснится же такое... (а ты чего хотел?)...
  Так-так-так... спокойно... холод... ноет желудок (да хватит на жизнь жаловаться, уже!)... Уа, уа! Крики, суета, маетень... Ни хрена не ясно, обида в глазах (да твою мать, что ж тебе так глаза то ее сдались?!)...
  Непокоренная слабость... взлетные... (твои многоточия уже достали!)
  Ох, что это я, неверно, в корне все неверно. Изначальное допущение неверно, последующий вывод неверен. (а ну стоп, какой там вывод?) Так и видится жутко-многостаночный исправитель ошибок... А начнут-то естественно с меня, с кого еще. Чик-чик и все, брысь и полный пиз... абзац... (а че это ты заткнулся?)
  Приведенные в порядок мысли натыкаются на стенку в виде не приведенных в порядок чувств. Ать-два! Бабах! Разломанный голос в голове. (нет, ну хватит ныть!)
  И вот я все... вокзал... иду, иду, иду и непонятно... вокзал... когда же это все кончится... вокзал... потому что... вокзал... хрень... вокзал... кака... вокзал... выхо... вокзал...
  
  Глава V, в которой Гервасио видит кошмар и пьет некачественную польскую водку
  Вокзал был выстроен в каком-то полукругло-механическом стиле, крыша перетянута напряженно-изящными арками, из-за чего он напоминает гигантский ангар, если только бывают ангары таких гигантских размеров. Боковые стенки увиты какими-то не то лианами, не то еще чем... Прямо напротив стоит длинный черный поезд, вытянутый как гигантский карандаш.
  Легкий кивок головой, подо мной жесткая решетчатая деревянная скамья. Похоже я задремал. Что-то мне снилось, какой-то Марат, Лиссабон... Непонятно почему, но очень болит голова, как-будто по ней треснули чем-то очень тяжелым. У меня холодные руки, очень холодные, это я замечаю когда начинаю ощупывать голову. Никаких ссадин, шишек. Только лицо кажется странно-незнакомым. Замираю. Я не помню, как выглядит мое лицо. Несколько секунд просто стою на месте. Потом начинаю перебирать в памяти... Что перебирать? Ничего нет.
  Вообще ничего, ноль, пустота. Имя? Возраст? Что я здесь делаю? Откуда взялся?
  Только смутное раздражение. Начинаю рыться по карманам, ничего, только в нагрудном увесистая пачка бумажек зеленого цвета. Деньги. Скдя по всему, большое количество, смутное ощущение будто они не мои.
  Теперь отдышаться, медленно встать, оглядеться. При рассмотрении сходство вокзала с ангаром только усиливается. Я оглядываю платформу - на ней никого, пустота, никаких табличек, указателей, касс, скамейка тоже одна - та, что была подо мной.
  Это слишком напоминает дурной сон, проносится в голове. Не моя мысль, автоматически отмечаю я, я никогда не придавал значение снам, по той причине, они вторичны по отношению ко мне. Ну да, ты недостаточно последователен, такое ощущение будто эта мысль... Покачивание головы...
  ***
  Гервасио проснулся в холодном поту. Что за бред, подумал он, у меня амнезия, вокзал какой-то... Он приподнялся и спустил ноги с кровати. В комнате было темно, поэтому приходилось напрягать глаза, чтобы хоть что-то разглядеть. Глаза не любили, когда их напрягают - они ленились. "Лень - враг ваш!" - наставительно заметил Гервасио и поплелся на кухню.
  Кухня была трегольной формы, для наилучшей устойчивости в случае появления торнадо. Вообще торнадо в Лиссабоне никогда не было, но, как любил говаривать Гервасио, "Это не значит, что его никогда не будет". Исключительно по этой причине дом стоил столь баснословных денег - при постройке все комнаты были сделаны треугольной формы.
  На пороге кухни разлегся телефон. Он сладко посапывал, нежно подинькивая на вдохах. Гервасио осторожно обошел его. На столе стоял графин с некачественной польской водкой - Гервасио предпочитал этот напиток в любое время суток. Жидкость нежно-бензинового цвета плескалась в кувшине синего цвета. Гервасио пропустил пару стаканчиков и, совершенно умиротворенный, заснул прямо на мяком кафеле кухни (кафель был сделан мягким на случай землятресения, которого, впрочеи, в Лиссабоне тоже никогда не было).
  
  Глава VI, в которой кошмар видят и Гервасио, и Марат, а дети играют в исподнизу-исползи
  В салоне самолета было накурено - плотные клубы дыма резковато щекотали ноздри, отчего последние постоянно заходились приступах смеха. Грубый, немелодичный раздражал стюардесс, поэтому они подавали ужин с грубостью недопустимой даже для междугороднего рейса. Пластиковые судочки шлепались на откидные столики со звуком лопающейся от со сознания собственной значимости лягушки - одна из тарелок даже умудрилась пробить пол самолета, после чего пассажир с дикими криками провалился в образовавшуюся дыру. Края обшивки опасно заскрежетали, однако стюардессы были на месте и вовремя сумели заделать пробоину парочкой пассажиров поупитанней, после чего продолжили раздачу ужина.
  Марат же, спрятавшись от столь назойливого сервиса в багажном отделении мирно продолжал досматривать прошлогодний сон, который постоянно не успевал досмотреть. По необъяснимой и явно злоумышленной причине этот же сон снился и Гервасио.
  Сон был неприятно-квадратным и пугающим. Он плотно-плотно обхватывал мозг и вымывал все эмоции, ты оставался в темноте. Вернее даже темнота оставалась в тебе. Что-то где-то еще существовало, но без тебя, и не для тебя. Постепенно происходило растворение в этой темноте, мысли исчезали, замещаясь каким-то суррогатом...
  ***
  Гервасио напряженно смотрел в темноту комнаты, пытаясь понять, кончился уже сон или нет. Наконец из серости проглянули знакомые прямоугольные очертания потолка, и он, облегченно пошевелив вспотевшими ушами, откинулся на спину.
  Вот же черт, подумал он, я явно подцепил какую-то заразу от Пабло. Осознание этого было столь же неприятно, сколь и сам сон. Значит у него кто-то был до меня, пронеслось в голове. Ну ладно, пообещал Гервасио сам себе, завтра я с ним разберусь, а пока пожалуй стоит пойти прогуляться - на дворе стоит отличная погода.
  Погода действительно была просто замечательной - по причине плотного смога было довольно тепло. Гервасио вышел на порог дома и пошарил по карманам, пытаясь найти ключи от дома. Наконец брелок в виде ацтекской пирамиды сам пролез между пальцами. Мгновенно захватив его борцовским приемом, чтобы не вырвался, Гервасио вставил его в замок. Замок с радостью набросился на ключ, но, пожевав его несколько секунд и осознав, что ничего интересного тот из себя не представляет тут же выпустил его изо рта, огорченно закрывшись. Гервасио удовлетворенно кивнул и спустился на мостовую.
  Несмотря на поздний час, по тротуарам сновали дети, играя в разнообразные игры, как то: писклявость, обсохни-а-не-то-покачешь, исподнизу-исползи, чешись-в-чертополохе. Обычный лиссабонский вечер, отчего-то подумалось Гервасио. Он помотал головой и зашагал дальше.
  
  Глава VII, в которой Марат размышляет, а пингвины Гумбольдта переходят дорогу
  Если смотреть на все здраво - рассуждал Гервасио, то Пабло ни в чем не виноват; он наверняка был молод и неопытен, его совратила какая-нибудь самка - он передернул плечами - самка... Тошно даже думать...
  Пробегавшие мимо стайками мальчишки уже начинали раздражать, и Гервасио покатал в голове гаденькую мыслишку о том, как бы незаметно для окружающих прикончить парочку детишек поназойливей. Однако подобные размышления были чересчур сложны, поэтому через некоторое время мысль вывалилась через уши и лопнула, ударившись о мостовую. На свежепоспевшую мысль тут же набросились детишки, они ели ее руками, разрывая на кусочки и запихивая в рот. Зрелище было отвратительным. Попахивало аммонием.
  Гервасио заткнул нос и побежал опрометью оттуда. Через полчаса бега, когда он уже достаточно напоминал опрометь, он остановился - ноги привели его в бедняцкий квартал. Место, где он жил.
  Помучившись с входной дверью, Гервасио вошел в дом. Вещи лежали все на своих местах, это уже радовало. Еще с минуту он постоял на пороге, а затем, окончательно успокоившись, рухнул прямо на пол и тут же заснул.
  ***
  Тем временем, пингвины Гумбольдта, сообразив-таки что к чему, начали потихоньку выползать из клетки в дверцу, которую открыл Гервасио. Неспешно переваливаясь с лапы на лапу, они дружными и стройными рядами выходили в ворота Jardim Zoologico и направлялись к ближайшей станции метро.
  Путь до нее пролегал через оживленную (а потом снова убитую) улицу. Чтобы перейти ее в относительной безопасности необходимо было пустить перед собой десяток страховочных старушек, которые будут непременно сбиты бешеными от мяса автомобилистами. Тем не менее при таком количестве особей пингвины могли двинуться безбоязненно, как они, собственно и сделали, потеряв по ходу движения трех худших представителей стада.
  Впереди показалось метро, в котором они попытаются захватить властью Но это будет нескоро, поскольку впереди еще около 400 метров.
  
  Глава VIII, в которой в повествование вводится новая сюжетная линия
  Дофтор Нидайбох задумчиво поскреб жидкую бороденку. Ему жутко хотелось имбирного пива. С другой стороны уходить с работы, раньше времени было против всяких правил - любого кто нарушал запрет порол на заднем дворе лично Господин-Директор. Кто такой Господин-Директор не знал никто, потому как спрашивать что-либо, когда тебя хлещут розгами, не совсем сподручно. По этой (хотя может и не совсем по этой) причине пробквессор Нидайбох продолжал скорбно смотреть на экран всеопределевизороларингохрензнаетчтоещефона и оценивал на глазок вероятность половодья в Занзибаре.
  Половодья в Занзибаре - страшная вещь. Их боятся все, даже те, кто вообще ничего не боится (что создает тем самым довольно любопытный логический парадокс, дающий великолепные темы для дофторских дистиртаций, которые защищались в Массачусетсе различными пробквессорами чуть ли не ежедневно). Вообще, не смотря на то, что половодья в Занзибаре не видел никто (поговаривали что Господин-Директор вроде бы присутствовал при одном, но Нидайбох не придавал значения слухам), следить за всеопределевизороларингохрензнаетчтоещефоном было довольно нервным занятием, поскольку налагало большую обязанность, настолько большую, что она закрывала глаза и мешала тем самым видеть.
  Дофтор Нидайбох скосил глаз на часы. Была половина шестого - оставалось около 3-х минут. Часы, решившие, что пробквессор строит им глазки довольно хихикнули и покраснели. Заметив произведенный эффект, Нидайбох еще сильнее скосил глаз, так что тот принял форму геоида от чрезмерного напряжения. Часы зарделись и начали тихонько покашливать. Это вызывало легкое и приятное беспокойство, сравнимое с посещением умирающего (на самом деле с посещением умирающего можно сравнить все что угодно). Воспользовавшись секундным замешательством Нидайбох перевел минутную стрелку дальше на три минуты и, довольно пошевелив правым ухом, опрометью вылетел из кабинета, бросив папку с замерами половодьевероятности на стол.
  Сидевший прямо в вестибюле и читавший свежие "Похабные гадости" мгновенно спрятался по стол - ему показалось, что это настоящая опрометь. Как известно, опромети очень опасны и причиняют большое беспокойство охранникам учебных заведений. Не обращая на него внимания, Нидайбох вылетел из дверей и скорым шагом направился в ближайшую дешевую пивнушку - дешевые пивнушки были его слабостью. Таковая нашлась довольно быстро, поэтому страдать от недостатка имбирного пива пробквессору долго не пришлось. Насосавшись ровно двумястами тридцатью семью граммами этого напитка (он всегда пил именно столько) Нидайбох удовлетворенно откинулся на барного стула.
  - Простите? - бармен был похож на жабу, это сходство усиливал здоровый зеленый цвет лица (накануне бармен сильно перепил польской водки).
  - Да?
  - Вас к телефону.
  - Кто?
  - Говорят, из Центрально Рычательного Управления.
  
  Глава IX, в которой Нидайбох проводит занимательную беседу, а Голан спит перед кабинками туалетов
  Именно поэтому борьба за повышение косинуса "фи" имеет важное народнохозяйственное значение
  Алексей Малинин "Физические основы электротехники"
  Пробквессор Нидайбох?
  - Да?
  - С вами говорят из Центрального Рычательного Управления, говорят вы специалист по половодьям в Занзибаре?
  - Да.
  - Отлично, в таком случае разберетесь и с волной похищений тостеров в Лиссабоне.
  - В Лиссабоне похищают покидают тостеры?
  - Именно, и вы немедленно отправляетесь туда.
  - Но это же может быть опасно!
  - Именно поэтому к вам будет приставлен спецагент Антонио Хулинадо.
  - И где он меня встретит?
  - Он сидит прямо рядом с вами. - злобно буркнула трубка и загудела.
  Нидайбох крутанулся на стуле, рядом с ним сидел мрачный долговязый субъект в латексном пальто и прорезиненной шапочке американских игроков в водное поло - эти вещи были надеты явно для маскировки. Субъект мрачно ухмыльнулся и поинтересовался:
  - Хулинадо?
  Судя по мягким гармониям в голосе собеседника, тот был выходцем из нижегородских цыган.
  С ним лучше не шутить, подумал Нидайбох и, расплатившись, резко встал.
  - Ну что? Когда вылетаем?
  - Чем раньше тем лучше. - довольно осклабился Хулинадо и потащил пробквессора к выходу, распихивая по дороге вражеских агентов внедрения.
  ***
  Самолет Марата вошел в зону турбулентности. Трясло так, что некоторые стюардессы вылетали в отверстия в обшивке, проверченные любопытными детьми.
  В салоне отчетливо запахло аммиаком - пассажиры первого класса явно были напуганы столь резкой сменой режима полета. Пилоты же, занимавшиеся в это время оральным сексом в узкой кабинке бортового туалета, ни о чем таком не подозревали и продолжали увлеченно предаваться любимом занятию.
  Непристойные звуки, доносившиеся из кабинки мешали спать пассажиру первого класса, который по непонятным причинам спал на полу перед туалетами (хотя мы с вами знаем, что это был спецагент брюссельского капустного агентства - гениальный сыщик и бездарный графоман Вадим Голан).
  Самолет тем временем начал слегка крениться на левый борт - в сторону Испании, но этого пока никто не замечал.
  
  Глава X, в которой Акварель пьет бяка-колу и опасается за свою целомудренность
  Акварель смотрела за медленно кружащуюся спиральку пузырьков в стакане. В крошечном помещении кофейни было накурено настолько плотно, что редкие мысли посетителей богемного вида временами застревали в густом дыму. Мысли по большей части были непристойного характера, что заставляло Акварель недовольно щуриться.
  Время от времени она, делая вид, что поправляет волосы, украдкой стряхивала мысли на пол и давила их каблуком. По счастью девушки богемную публику исключительно в качестве модного аксессуара и Акварель, несмотря на то, что пила бяка-колу в одиночестве, могла не опасаться за свою целомудренность. От этого наступало какое-то самоуверенное спокойствие - наступало спокойствие, в основном, на ноги, по счастью посетители этого не замечали, так как были увлечены обсуждением последней публикации гениального писателя-гиперидеалиста Хлебчика.
  Хотя, конечно, в центре Брюсселя, может случиться всякое, рассуждала Акварель про себя.
  Вообще, Брюссель издревле слыл нехорошим местом, тут вечно проходили разные литературные конференции, сводившиеся в основном к похвалам в сторону Хлебчика и рассуждениям на тему "А где в Брюсселе найти мальчиков?" Заканчивались подобные конференция обычно тем, что мнения литераторов разделялись, образовывались две группы - первую интересовал в основном Хлебчик, а вторую - мальчики, причем на определенной стадии обсуждении, когда выпивалось большое количество разнообразных напитков, вторая группа неизменно принимала первую за мальчиков, так что кончалась конференция всегда скандалом.
  Акварель поглядела на экран своего модного шестиугольного дилифона - было около двух часов дня. Самолет в Лиссабон вылетал через несколько минут, так что следовало поторопиться. Акварель подхватила свой чемоданчик агента по продаже пинг-понговых шариков и поймав за фалды проезжавшего мимо таксиста отправилась в аэропорт.
  Аэропорт был низким и угловатым зданием, для симметрии построенным в форме неправильного двенадцатиугольника. Это должно было символизировать нерушимость границ Бельгии, однако, на деле, демонстрировало лишь хороший вкус строителей, что позволяло Бельгии уже вторую сотню лет оставаться в лидерах строительной промышленностей, несмотря на то, что в стране производились лишь детские совочки да железобетонные трубы.
  Быстренько пройдя пироженный контроль (проверялась совместимость пассажира с пирожными, подаваемыми на завтрак в данной авиалинии) Акварель заняла свое место в салоне самолета и принялась проверять образцы, аккуратно разложенные в чемодане - лететь до Лиссабона было около часа, и за это время она должна была тщательно подготовиться к довольно крупной сделке по продаже шариков.
  
  Соло
  Итак, первая часть истории позади. Медленно, но верно герои собираются в Лиссабоне. Сущность назревающего конфликта пока не очень ясна, но то, что он назревает столь же очевидно, как и то, что он будет неразрешимым.
  Многообразие героев, пожалуй, уже начало наводить тоску на читателя. Тем не менее новые герои судя по всему будут появляться и дальше, хотя и не столь часто, как раньше.
  Те же, что уже появились явно заняли свои места. Хотя среди них и затесалась троечка отвратительных типов - спецагент Антонио Хулинадо, имеющий мерзкую привычку у всех интересоваться "Хулинадо?", извращенец-зоофил Гервасио и непонятно почему неприглядный мне Марат; эту троечку пожалуй к концу придется убить. Есть еще непонятный deus ex machina - загадочный пассажир поезда, выплывший из закоулков метаморфоза, с помощью которого будет разрешен неразрешимый конфликт. На сцену так и не вышел, хотя его пихали в спину и предводитель банды похитителей тостеров, равно как и писатель Хлебчик.
  Несомненно, что кроме Акварели будут еще девушки, поскольку такое количество мужских персонажей явно сами во всех проблемах не разберутся. Их буду звать Карамель и Настя.
  Несомненно и то, что будут погони, преследования, перестрелки и, возможно даже, несколько раз повеет мировым заговором, но это все позже.
  
  Глава XI, в которой Марат наконец прибывает в Лиссабон
  Марат что-то ударило по голове. От этого мысли в ней перемешались и начали кружиться на месте, пытаясь найти свое место. От этого в голове поднимался невообразимый гвалт. Когда, через несколько минут мысли наконец успокоились, выяснилось, что одного места не хватает. Обиженная таким поворотом дел, мысль выскользнула у Марата изо рта, и тот увидел, что это мысль о уменьшении заработной платы. Мысль была так себе - с перламутровым отливом и серебристым брюшком, ничего особенного.
  Марат покрутил головой и сообразил, что он находится в багажном отделении. Рядом валялся чемодан, который ударил его по голове, свалившись с полки. Марат подхватил чемодан, повертел его вправо-влево, чтобы убедиться, что это именно его багаж. Чемодан от тряски слегка замутило и он позеленел, придя в полное с соответствие с нежным тоном рубашки Марата. От такого приятного соответствия рубашка просияла.
  Удовлетворенный такой переменой Марат подхватил чемодан за черные ручки и поднялся в салон.
  - Уважаемы пассажиры. - раздавался в динамиках голос какого-то пухлого добряка (это было заметно по мягким интонациям). - Ваше путешествие окончено, в данный момент самолет лежит на проселочной дороге близ Лиссабона, так как никто вовремя не заметил, что мы кренимся на левый бок! - последние слова были произнесены с явной укоризной в голосе. Впрочем Марат не придал этому какого-либо значения и поспешил выйти из самолета, проталкиваясь мимо тяжело груженных пассажиров-профессионалов.
  Проселочная дорога оказалась действительно проселочной, поэтому для того чтобы поймать такси пришлось потратить целых пятнадцать минут - таксисты были напуганые, и Марату пришлось использовать запасенную ранее особую приманку - билеты на церемонию вручения премии "Греми". Желающий погреметь таксист нашелся быстро. Это оказался дядька в большой ондатровой шапке и новозеландских шароварах с польскими национальными узорами. Его мужественное и простоватое лицо украшали усы, густые, как сметана.
  - Что, действительно дадут погреметь? - спросил он.
  - Конечно-конечно. - уверил его Марат.
  - Ну тогда садись. Куда едем-то?
  - В Лиссабон. - важно ответствовал Марат, пробуя на вкус это необычное название, и, громко хлопнув дверью, забрался в салон.
  Слово было прилипчивым и сладким как советские ириски, поэтому всю дорогу до Лиссабона Марат продолжал повторять:
  - В Лиссабон!
  - В Лис-Са-Бон!
  - В Лис-сааа- бонн!
  - Лиса-бооон!..
  Так что даже таксист, человек привычный ко всякому морщился и недовольно кривил уши, но, помня о билетах на церемонию, продолжал терпеть.
  
  Глава XII, в которой старушки загоняют солнечных зайчиков туристам
  Дорога была пыльной и колдобистой.
  Юлия Латынина, "Инсайдер"
  Писатель Хлебчик шел по набережной, весело помахивая сумкой, набитой булками.
  Вообще, он не очень любил хлеб, но для того, чтобы никто не сомневался, будто он - великий писатель, ему вечно приходилось таскать с собой эту сумку. Как известно, любой предусмотрительный писатель таскает с собой булки, на случай если наткнется на тех, кто требует хлеба, а вовсе не зрелищ.
  День был крайне солнечным, так что солнечные зайчики, принимавшие солнечные ванны, в большинстве своем получали солнечные удары; тротуары были завалены солнечными трупиками, которых, впрочем, довольно быстро подбирали шустрые бабки, норовившие впоследствие продать солнечных зайцев заезжим туристам как диванные ножки высокой прочности.
  Туристы тоже были не в сухарях панированы и стремились всячески сбить цену на столь дефицитные мебельные аксессуары; временами они промахивались и попадали вместо цен в грузопассажирские самолеты американской гражданской авиации, которые с диким воем падали в Черное море. В море самолет уже окружали находчивые корейцы, приехавшие на Украину на заработки, и, дружно ухнув, принимались разбирать его на запчасти, которые затем сбывали на тайваньской бирже, как исторические реликвии.
  От всей круговерти голова шла не то что кругом, а почти даже треугольником. Равнобедренным.
  Писатель Хлебчик остановился и мелкими движениями потряс головой, чтобы вновь вернуть ей привычную форму. Это заняло ровно 8 секунд. В запасе оставалось еще 7. Хлебчик спешил на самолет в Лиссабон.
  Будучи большим поклонником коллекционных тостеров, он заранее прознал о волне похищений и теперь надеялся прихватить под шумок парочку каких-нибудь редких экземпляров.
  Аэропорт серым бетонным кирпичом вынырнул из-за угла. Облезлая краска его стен затряслась на стенах, видя новую жертву паспортного контроля. Хлебчик усмехнулся - аэропорт еще не знал, что у именитого писателя грамотическая неприкосновенность (диплом Хлебчик так и не получил, потому и довольствовался простой грамотой).
  Внутри было пустынно - аэропорт давно находился в запустении. Наскоро отряхнувшись, Хлебчик состроил смешную морду зеркалу, висевшему прямо на входе, и направился в сторону самолета. Зеркало же, заходясь ртутным смехом (на дорогое серебряное администрация аэропорта так и не накопила денег), рухнуло на пол, после чего еще немного подергалось в беззвучной истерике.
  Самолет, как ни странно, оказался довольно новым. Довольно оглядев салон, Хлебчик плюхнулся на сиденье, отстегнул все свои брючные ремни (которые он носил на шее, полагая, что это придает ему некий шарм) и закурил. Лететь до Лиссабона предстояло долго, так как необходимо было облетать Украину; бравые украинские парни, принимавшие любой самолет за корейских гастарбайтеров тут же сбивали его российскими баллистическими комплексами, опасаясь за свои не-рабочие места.
  
  Глава XIII, весьма зловещая
  "Вдвойне дает тот, кто дает быстро."
  Публилий Сир
  "Кто дает вдвойне, пусть дает быстро."
  Янина Ипохорская
  "Вдвойне берет тот, кто берет быстро."
  "Пшекруй"
  Ровно в восемь вечера персональный самолет агента Хулинадо пролетал сквозь облака, плотным слоем окружавшие Лиссабон. Из-за этих облаков, напоминавших заварной крем Антонио уже полчаса не удавалось посадить самолет. Поэтому Хулинадо нервничал и начинал скрести пол ногой, к счастью пол был стальной, а потому проскрести его было не так уж просто.
  Пробквессор Нидайбох же в это время продолжал читать исследовательскую литературу по проблемам тостеров, поскольку посчитал, что просто необходимо подойти к этой проблеме основательно. Тем не менее все эти научные выкладки по скорости поджаривания хлебцев проносились мимо ничего не соображавшего в таких глубоко научных вопросах дофтора Нидайбоха, так что деятельность его была скорее симулянтской, чем полезной. Впрочем, нельзя не признать, что все же пробквессор умудрялся не впасть в панику, несмотря на то, что самолет так долго не садился на твердую и надежную землю (а она была именно твердой и надежной, поскольку как все знаю землятрясений в Лиссабоне не бывает). Хотя, как замечали потом библиографы, возможно Нидайбох просто ничего не замечал, поскольку накануне умудрился сломать свои часы, которые достались ему в наследство от дедушки, который в свою очередь получил их как памятный знак от Джорджа Вашингтона, с которым они были старые друзья. Никакие другие часы, Нидайбох, естественно, не пожелал носить, так что он мог и не заметить, что полет продолжается на пятнадцать минут дольше.
  - Пробквессор! - закричал в салон Хулинадо через полчаса, справедливо полагая, что раз топливо скоро кончится, то неплохо бы спросить совета ученого человека.
  - Что такое? - отозвался Нидайбох, плохо скрывая раздражение, поскольку только-только начинал что-то понимать во всей этой тостерной литературе.
  - Вы случаем не знаете, как разогнать облака?
  Нидайбох подергал себя за жидкую бороденку и, притворно вздохнув, посоветовал Хулинадо сбросить с самолета парочку энтузиастов - облака испугаются чрезмерное активного поведения энтузиастов и разбегутся.
  - Но пробквессор, - возразил Антонио. - У нас ведь нет энтузиастов на борту!
  - Что ж... - задумался пробквессор.
  - Тогда издавайте громкие звуки, возможно тучи и испугаются. - отрезал Нидайбох и вновь погрузился в чтение.
  Немного подумав, Хулинадо принялся распевать гимны дореволюционной России, из-за чего даже на мгновение он стал в профиль напоминать аса.
  Тучи, которых громкое пение, в общем, совсем и не пугало, тем не менее поспешили расползтись в стороны, поскольку по природе своей были чрезвычайно деликатными созданиями.
  Всего за пятнадцать секунд небо вновь стало чистым и Антонио с блеском зашел на посадку под углом в 38 градусов к поверхности аэродрома. Колеса самолета слегка скрипнули и отвалились, поскольку не были рассчитаны на такую нагрузку. Впрочем, это не особенно волновало Хулинадо, поскольку расходы на ремонт самолета оплачивал не он, а Центральное Рычательное Управление.
  ***
  Над городом же в это время сгущались тучу и наиболее проницательные граждане подозревали в этом таинственный мировой заговор, направленный, естественно, на мировое господство и дешевые пиццерии.
  
  Глава XIV, в которой Акварель прибывает в Лиссабон и селится в лучший отель
  Около девяти часов вечера старенький российский самолет Фу-173/1 (добавочный 05), на борту которого находилась Акварель, начал заползать на посадку лиссабонского аэропорта Aeroporto De Lisboa. Проходил процесс непросто, видимо потому что в этот день на луне появились непонятные пятна (об этом писали все новостные агентства), и поэтому самолет очень волновался. Впрочем, откуда бы ему об этом знать - телевизора-то у него не было.
  Как бы то ни было, несколько раз воздушный лайнер ударился головой о посадочный воздушный коридор, громко выматерился, после чего наконец приземлился - пассажиры облегченно вздохнули, дружно утерли лбы батистовыми платочками, после чего поспешили к выходу, распихивая конкурентов за право выхода из салона самолета первым. От такой толкотни у Акварели даже чуть было не заболела голова. Головные боли же, как известно, очень дурно влияют на деловые способности, что для Акварели перед важной встречей по продаже партии шариков для пинг-понга. Поэтому она недолго порывшись в сумочке и начала распылять вокруг спиртовой раствор солей хрома.
  Как известно спиртовые растворы солей хрома достаточно редки (по той причине, что соли хрома вообще обычно нерастворимы и приходится долго их уговаривать раствориться, на что уходит куча времени), а поэтому пассажиры мгновенно сбежались посмотреть, какой болван разбазаривает такое бесценное богатство.
  Акварель же, воспользовавшись образовавшейся среди дубов-пассажиров тропинкой выскользнула на трап и поспешила в здание аэропорта. Там ей пришлось пройти на положенный контроль. Положив десяток шариков на стол к положеннику Акварель внимательно на него взглянула - тот даже не пошевелился, поэтому Акварели пришлось, скрепя левый желудочек сердечной мышцы, расстаться с еще одним шариком, после чего положенник счел все формальности выполненными и пропустил Акварель на вольный простор улетно-прилетной зоны аэропорта, густо заполненной таксистами явно малазийского происхождения.
  Впрочем Акварели это было даже удобно и уже через пару минут она довольно уютно устроилась на заднем сиденье желтоватого драндулета, на левом борту которого было размашисто написано Taxi De Lisboa.
  - Куда изволите? - осведомился шофер, одноногий рыжий малаец с повадками потомственного пирата.
  - В лучший отель города. - мгновенно отреагировали Акварель и машина, для порядка чихнув пару раз (и еще три раза кашлянув), совершила разворот на месте.
  - Туда. - взметнулась рука таксиста. Палец указывал на неказистое здание, выполненное в форме наклонного параллелограмма, на котором весела вывеска "Лучший отель в Лиссабоне".
  "С таким заявлением не поспоришь," - подумала Акварель.
  - Отлично. - ответила она и, расплатившись, направилась прямо в холл отеля, где в этот момент проходили процедуру регистрации спецагент Антонио Хулинадо и дофтор Нидайбох.
  
  Глава XV, в которой старушек с прицепами перерабатывают на кибернетических монстров-убийц
  Гервасио мерял тротуар аккуратными шагами ровно по 61 сантиметру (природная точность досталась ему от деда по материнской линии). Тротуар был неровный и поэтому очень плохо мерялся. Это слегка раздражало. От раздражения становилась сухой кожа.
  С сухой кожей жить было не очень приятно, поэтому Гервасио время от времени доставал из кармана лубрикант на основе ланолина и обильно смазывал лицо, после чего продолжал свой размеренный шаг. От частого повторения этой операции лицо его блестела так, будто он только что утерся блином вместо салфетки.
  Где-то к восьми вечера, когда он окончательно понял, что померять тротуар вряд ли удастся, Гервасио остановился и огляделся по сторонам - прямо напротив был небольшой порнокинотеатр, за спиной располагалась станция метро.
  Это наводило на интересные мысли. Конечно порнокинотеатр привлекал Гервасио больше (он притворялся знатоком искусства и при этом ошибочно считал порнографию последним нововведением кинематографа), однако сеансы там были ночные, о чем гласила афиша (между прочим во весь голос, так что даже слегка болели барабанные перепонки). Ввиду этой причины Гервасио резко крутанулся на каблуках, разворачиваясь в сторону метро. Асфальт слегка задымился и расплавился, отчего Гервасио ушел вглубь на пару сантиметров. Подергав ногами, он выбрался и зашел внутрь станции метро Palhava.
  Платформа была почти пустой, лишь по углам за колоннами прятались вражеские агенты влияния, которым, впрочем, не было никакого дела до Гервасио - они караулили спецагента Антонио Хулинадо.
  Гервасио пересек платформу, сел в поезд и отправился в сторону центра города - к станции Sete-Rios.
  ***
  В это время группа пингвинов Гумбольдта наконец вразвалочку промаршировала мимо служителя станции Jardim Zoologico и начала спускаться по гранитным ступенькам на платформу станции, распугивая свои видом старушек с прицепами, которые из осторожности предпочитали отпрыгивать в сторону, запуская в пингвинов тележкой-прицепом. В результате этого пируэта и тележка и старушка неизменно падали не рельсы. Обугленные и посиневшие трупы старушек тут же оттаскивались в сторону расторопными служителями, после чего посиневшие и скрюченные тела вместе с неизменными тележками отправляли на перерабатывающий завод, где из них делали кибернетических монстров-убийц, благо изменения требовались совсем небольшие.
  Когда старушки наконец кончились пингвины спустились на платформу и, недолго думая, сели на первый подъехавший поезд, который и повез и в сторону станции метро Sete-Rios.
  
  Метаморфоз B
  Ужас. Спокойно. Мысли, мысли, мыслишки мои. Вы где? Ужас, привести себя в порядок... (оно тебе надо?)...
  Ничего уже толком невозможно воспринять. Все закручивается, перекручивается, бьется, дергается, у моей реальности началась истерика... (а потом она заболеет и сдохнет)...Я пытаюсь держать себя в руках... хвать... а в руках уже ничего и нет... растаяло... испарилось... остался разнообразный бред... (ты умеешь что-нибудь делать, кроме как ныть?!)...
  Все-все-все... я почти... я уже... я совсем... осмотреться по сторонам... (началось, или у тебя временное?)...
  Вокруг... пусто... холодно... внутри... растворение ускоряется... (нет, это уже действительно давит на нервы)...
  Падение в пустоту... поезд... или из пустоты?... поезд... тут ведь не поймешь... поезд... возможность осознания... поезд... данн... поезд... невозм... поезд... в... поезд...
  
  Глава XVI, в которой Марат решает сэкономить
  Мягкий плюш тычется в спину. Приятно. Услужливо. Покачивание головой.
  За окном улетают вдаль одинокие столбы и еще более редкие деревья. Поезд. Я сижу против движения. Значит я все-таки на него сел там, на вокзале. Как?
  Мысли неохотно-холодно проскальзывают мимо этого участка памяти. Хорошо. Все же куда-то я движусь. Значит есть цель. Вроде бы предполагается, что у человека в первую очередь должна быть цель...
  Стоп! Человека? Еще раз ощупываю лицо. Да. Человека. Если определять лишь по одному внешнему виду... С другой стороны - какие еще виды живых существ я знаю?..
  Свист, холод, пустота... ничего... Значит, может быть и нет... Ладно, это на потом, когда я смогу понять куда еду.
  Стаскиваю теплый плед. Толстый ворсистый ковер пружинит под ногами. Небольшая комната... Комната? В поездах должны быть купе...
  Отлично, значит что-то я помню... Хотя и не то, что хотелось бы...
  Стены купе обиты красным деревом. Никакой другой мебели кроме кресла в комнате нет. Подхожу к двери, дергая за массивную латунную ручку, дверь не открывается.
  Значит, кто-то хочет, чтобы я оставался тут. Что ж, остается ждать. Сажусь в кресло и накрываюсь пледом. Пушистая темнота подхватывает меня на ладони...
  ***
  Небольшие дома странно раздражавшего цвета наваливались на некрупное такси в котором ехал Марат. Судя по всему, мы уже въехали в город, отметил он про себя. Таксист явно был того же мнения:
  - Ну что? Завезти вас в какой-нибудь отель или предпочитаете прогуляться по городу?
  Марат мгновенно прикинул, что за проезд к отелю таксист непременно возьмет еще денег и как можно более невинным тоном:
  - Всегда любил свежий воздух...
  - Да вы батенька аристократ, мы-то люди простые и консервированный за роскошь считаем... - недовольно буркнул таксист и протянул руку за полагавшимися билетами. Марат, слегка помявшись, сунул две бумажки таксисту в руку и вылез на тротуар.
  - Да...
  - Ну что еще? - недовольно высунулся в окно таксист.
  - А в какую сторону мне бы лучше поискать отель?
  - А вам какой: лучший в городе или самый дешевый?
  Марат пожевал губами, чувствуя внезапный приступ скаредности:
  - Ну... допустим, лучший?
  - Тогда вам на юго-запад. - посоветовал таксист, махнув рукой на север в подтверждение своих слов.
  - А дешевый? - как можно более невинно поинтересовался Марат.
  - Тоже на юго-запад. - ответил таксист, махнув в этот раз рукой на восток и, пока Марат не задал еще какой-нибудь вопрос, выдавил педаль газа. Автомобиль чихнул и довольно резво поехал по улице.
  Марат пожал плечами и перехватил чемодан поудобнее (тот довольно замурчал, так как любил, чтобы его носили с удобством) и направился к отелю.
  
  Глава XVII, в которой Марат теряет и находит чемодан, а также замечает Акварель
  Идти по городу было приятно. Марат, в общем, и сам не понимал, с чего бы это было так приятно, может потому, что он, сам того не замечая, потерял где-то чемодан и теперь наслаждался отсутствием тяжелой ноши в своей руке. А может в том, что он наконец сообразил, что шеф не только не сказал ему, что, собственно, делать в Лиссабоне, но также не напомнил, когда выходить на связь; а это значило, что у Марата неожиданно появлялась просто куча свободного времени.
  Куча неприятно пахла, поэтому Марат счел за благо засунуть ее в первый попавшийся мусорный контейнер. Контейнер недовольно поперхнулся, поскольку все же хоть ты и мусорный контейнер, но неприятно, когда в тебя всякую гадость засовывают. Звук вышел неприятно-неприличным и, даже несколько неожиданным, так что Марат даже подскочил на месте, впрочем удивление от того факта, что он, довольно солидный человек с хорошо отутюженными носками, скачет на месте словно ошпаренный зубр во время зимнего солнцестояния, было еще сильнее, так что он тут же подпрыгнул еще выше. Впрочем, довольно быстро, он осознал также тот факт, что еще выше подпрыгнуть, в сущности, было нельзя, а потому предпочел упасть на гостеприимную и мягкую спину пробегавшего мимо прохожего.
  Прохожий распластался по асфальту под немаленьким весом Марата, издав недоуменно-матерный возглас. Что именно произнес этот простой лиссабонец, Марат решил не узнавать, а потому вскочил и помчался вниз по улице со всех ног. Даже тех, которых у него не было.
  Минут через пятнадцать он обнаружил, что "низа" как такового у улицы нет, равно как и "верха": есть только гипотетические "зад" и "перед", впрочем, определить что из них где тоже было невозможно, поскольку при малейшей попытке Марата развернуться "зад" и "перед" менялись местами.
  Такие вещи просто так не происходят, отметил про себя Марат, чувствуя свежее ментоловое дыхание мирового заговора (как известно, совершенно недавно ООН (Организация Ополоумевших Наций) своим постановлением предписала всем тайным обществам, имеющим своей целью мировое господство, пользоваться освежителями дыхания).
  Покрутившись некоторое время Марат ввернул на место голову, которая за время вращений на месте слегка разболталась. Приведя себя, таки образом, в полный порядок он продолжил свой путь к отелю.
  Не прошло и пяти минут, как он наконец обнаружил пропажу столь ценного чемодана, в котором были: набор коллекционных носков, детский совочек, палка-копалка и красный держатель клюшек для гольфа.
  Чемодан нашелся прямо посреди улицы. Вокруг были живописно раскиданы тела с явными следами тяжелой и упорной борьбы за какой-то ценный предмет. Асфальт был заляпан густой южной кровью. Немного в стороне от остальных лежал абсолютно лысый старикан с перерезанным горлом и пистолетом в руке, судя по всему, он умер последним от кровотечения, пристрелив до этого остальных конкурентов.
  Марат впрочем не придал всей этой композиции никакого значения. "Надо же! Какой честный народ эти лиссабонцы! Никто даже и не позарился на чемодан," - пробормотал он и потрусил по улице в сторону отеля.
  Довольно резвым шагом он добрался до гостиницы всего за пять с небольшим минут.
  Отель представлял собой довольно убогонькое серое здание, на котором крепилась вывеска "лучший отель в городе".
  - Простите, - обратился Марат к сидевшему на тротуаре старичку.
  - Да?
  - Это действительно лучший отель в городе?
  - Да...
  - Представляю себе тогда самый дешевый...
  - Даааа... - поддакнул старик.
  - А где он, самый дешевый? - все-таки поинтересовался Марат, чувствуя, как в нем вновь появляется скаредность.
  - Даааа... - неопределенно протянул старик.
  - Где?
  - Даааа...
  Марат мрачно сплюнул, поняв, что от старика ничего не добьешься, и направился в холл "лучшего" отеля регистрироваться.
  А постоялицы у них ничего, отметил он входящую в двери Акварель. "Может и впрямь лучший," - пробормотал он, прикидывая шансы увлекательно провести будущую ночь.
  
  Глава XVIII, в которой, в основном, ничего не происходит
  В городском парке шумел ветер. С друзьями. Вчера была получка - вот и шумели.
  Сидели хорошо - шугали расплодившихся зайцев, а также гонявшихся за зайцами зайцепоклонников.
  Секта зайцепоклонников появилась в Европе совсем недавно, после того как писатель Хлебчик опубликовал свой философский труд "О зайцах и времени". Книга постулировала теорию рекурсивного строения пространства-времени. Согласно данной теории конгломерат пространства-времени (то-есть Вселенная) представляет собой непрерывную рекурсию по оси времени. Таким образом получается, что в любой один и тот же момент времени вы можете совершить бесконечное множество действий.
  Далее Хлебчик пускается в философские разглагольствования о времени. Что, горестно вопрошает он, может сравнится с бесконечностью. Да ничто, отвечает он сам себе. Все, что вы ни будете делать ничто по сравнению с бесконечностью, однако же при этом вы совершаете бесконечность действий, таким образом вполне своим действием с бесконечностью можете сравниться. Таким вот образом мы приходим к двум взаимоисключающим, но абсолютно противоположным заявлениям, при этом оба утверждения абсолютно строго выводятся из начального допущения, заключает Хлебчик. А раз во вселенной существуют даже взаимоисключающие вещи, какая разница - будете вы мирно трудиться, или, скажем, совокупляться с зайцами, горько иронизирует писатель под конец, заставляя читателя усомниться в том, действительно ли оба конечных заявления верны.
  К сожалению, некоторое количестве не очень хорошо образованных баварцев (питавших давнюю страсть к нетрадиционным взаимоотношениям с животными) восприняли данное заявление великого писателя достаточно буквально для того, чтобы организовать секту зайцепоклонников. Законодательно же зайцепоклонники жестокое обращение с зайцами объясняли сложными философскими терминами (по большей частью надерганными из разных работ Хлебчика), ссылаясь еще и на религиозную структуру своей организации и священность обряда совокупления с зайцем.
  Вообще эти зайцепоклонники были ребята не промах, так что, несмотря на все усилия ветра с друзьями, шугануть их не удавалось и сектанты продолжали предаваться любимой забаве.
  Впрочем вскоре стемнело, ветер с друзьями допили все, что у них было и в парке стало пусто. Только утомленные, но, в общем, довольные зайцы оставались лежать на траве. Ничего не происходило. То-есть совсем. Было тихо и темно. Впрочем тихо и темно тоже вскоре ушли. Они вообще ушлые были.
  И ничего не происходило... Все не происходило и не происходило... Сторонний наблюдатель (вообще наличие стороннего наблюдателя говорит, о том, что что-то интересное все же происходило, однако это не так, по крайней мере смотреть надо не в сторону парка, а в сторону дешевого мотеля, с другой стороны улицы) уже даже устал ждать, когда ничего произойдет, но его ожидания были тщетны. Ничего так и не происходило. По дальнему концу парка скользнуло несколько теней - это были похитители тостеров и их загадочный предводитель. Они спешили в дешевый мотель напротив парка, где в баре стоял коллекционный тостер, расписанный картинками крайне непристойного содержания.
  Впрочем от времени и частого использования картинки на тостере стерлись и уже не ясно было, были ли они действительно непристойного содержания, или это им приписывала народная молва. Из-за спешки похитители даже иногда забывали переставлять ноги, отчего постоянно падали. Поэтому и движение, несмотря на всю спешку, было медленным...
  А ничего так и не происходило...
  
  Глава XIX, в которой Вадим Голан все еще спит, а Хулинадо общается с высшим разумом
  - Вы что, считаете меня идиотом?
  - Нет, но я ведь могу ошибаться.
  Тристан Бернар
  Гениальный сыщик и бездарный графоман Вадим Голан спал. Спал на полу перед кабинками туалетов. Его просто забыли при падении самолета в салоне. Эвакуировать самолет с проселочной дороги никто не посчитал нужным - решили просто построить новую. Сон у Голана был крепкий, даже слишком, так что о падении самолета он до сих пор ничего не знал.
  В салоне тем временем становилось все жарче, так как кондиционеры в целях экономии были свинчены с борта и распроданы на клопином рынке (специальном заведении куда допускают только клопов).
  Из-за жары в воздухе крутились какие-то черные пятна, непонятного происхождения. Пятна нагло хихикали и совершали непристойные действия, от которых сами же и смущались, от чего краснели и вылетали в трубу. Труба была хорошая, стальная, как и положено на любом уважающем себя самолете. В эту трубу вылетать было приятно и даже не особенно больно, так что черные пятна не были в обиде.
  Вадим Голан же продолжал спать.
  ***
  В это время в гостинице "Лучшего отеля в городе" образовалась небольшая очередь. Очередь состояла из Антонио Хулинадо, Пробквессора Нидайбоха, Акварели и Марата.
  - Арзгандо до вишенто де Лисбоа? - уже в третий раз переспрашивала девушка клерк Хулинадо.
  Хулинадо же, не знавший португальского в который раз повторял:
  - Хулинадо?
  Девушка, думавшая что это специфический португальский акцент снова безуспешно поинтересовалась целью прибытия Антонио в Лиссабона. Не добившись ничего толком, она решила, пойти другим путем:
  - Do you speak english? - поинтересовалась она.
  - Йес ай ду. Ай эм фром Раша. Май нейм из Алекс. Ай эм сикстин. Ай лайк ту плей баскетбол. Ай вил би полисмен сун. - выпалил Хулинадо.Возникла пауза. Антонио и сам толком не знал, откуда взялась эта фраза. Видно связь с высшим разумом, подумал он и решил продолжить тираду.
  - Лонг, лонг, лонг... Ви волк. Ви вонт ту слип ин йо хотэл. Вери мач. Слип. Хау мач? - поинтересовался он.
  Девушка, вконец запутанная спецагентом просто выхватило у Хулинадо из-за уха торчавшую там с незапамятных времен кредитку "Америкэн Депресс" и вставила ее в кассовый аппарат.
  - Надо же. А я думал, что потерял ее. - задумчиво произнес Хулинадо, получая карточку назад вместе с ключами от номера.
  - Пойдемте, дофтор. - обратился он уже к Нидайбоху, направляясь к лифту.
  Хулинадо и Нидайбох отправились в номер, а к стойке подошла Акварель, за которой таращась во все глаза на... сумку висевшую за спиной девушки плелся Марат.
  
  Глава XX, в которой пора уже вызывать полицию
  На станции Sete-Rios было шумно, пожалуй даже слишком. Назойливые старушки никак не могли взять в толк, откуда на перроне взялось такое большое количество пингвиньего неконсервированного мяса. Пингвины же никак не могли понять, почему их принимают за мясо.
  Вообще, дело было в том, что старушки в большинстве своем были подслеповаты, а посему отличали вещи только по запаху, а так как представить себе живого пингвина не может ни одна старушка (данный факт подтверждается неоднократными экспериментами, которые так любят производить студенты в возрасте до 30 лет), то естественно, что живых пингвинов принимали просто за пингвинятину.
  Естественно, пройти мимо дармового кусочка мяса не может ни одна уважающая себя старушка. Они и не проходили мимо. Они всеми силами тянулись туда, откуда явственнее всего слышали манящий запах пингвина Гумбольдта (как известно, молодой пингвин пахнет совершенно неповторимо и изумительно).
  Пингвины яростно отклевывались и спихивали старушек на рельсы. На рельсах старушки мгновенно успокаивались (вполне возможно, что на них оказывало успокоительное воздействие приближение поезда метро).
  Катавасия продолжалась недолго, вскоре подъехал поезд. Видя это пингвины прекратили спихивать старушек и начали просто клеваться с особым остервенением. Поезд двинуться дальше не смог - чересчур уж много старух скопилось на рельсах, поэтому машинист просто распахнул двери вагонов и обратился к пассажирам:
  - Гждне псжры. Пыпршу сыхрнять спыкйствие. На стнции обнружно бльшое колчство пингвнв. Пнгвны аткъют стршек. Пыпршу не вылнваться. - как известно проводка в вагонах лиссабонского метро наполовину разворована, а поэтому до пассажиров доходят максимум половина звуков, произнесенных машинистами.
  Толпа повалила из вагонов наружу, вместе с ней на перрон вывалился и Гервасио. Пингвины, предчувствуя неладное заняли круговую оборону.
  Пора было вызывать полицию.
  ***
  В то время как в лиссабонском метро происходили такие захватывающие события, Акварель подошла к стойке лучшего отеля города.
  - Желаете снять номер? - поинтересовалась девушка-клерк.
  - Да.
  - Хорошо, вам глюкс или обычный?
  - А у вас хорошие номера-глюкс?
  - Первоклассные глюки.
  - Хорошо, пожалуй я сниму глюкс. - придавая себе важность протянула Акварель слегка придвигаясь к стойке - Марат, упал на пол и забился в припадке восхищения.
  - Ну, судя по всему клиентов больше нет. - задумчиво произнесла клерк, глядя на затихшего Марата. - Я вас провожу в номер.
  
  Соло
  Ну вот, вторая часть завершена. Как теперь уже совершенно очевидно - я все-таки завяз. Нагородил невесть чего. Приплел кучу совершенно мерзких типов из-за которых до сих пор на сцену не вышла третья девушка - Настя. Карамель успела проскользнуть в последний момент, очутившись за стойкой лучшего отеля в Лиссабоне.
  Вялый метаморфоз, особой динамики не придает, впрочем он еще и не доехал до Лиссабона. Как бы то ни было, по крайней мере большинство героев собрались все же в одном месте. Теперь осталось немного подрасчистить место для действия.
  Начинать избавляться от разных мерзких типов уже пора. Первым, скорее всего, будет Марат, имевший неосторожность положить глаз на Акварель, уж больно неприглядные мыслишки носятся в его голове. Как-никак я даже слегка начинаю его ревновать.
  Мировым заговором пахнет очень уж неубедительно - пора закрывать окна и выключать вентилятор.
  Тем не менее некоторая ясность уже появляется. Надо начинать разбираться. Пока не стало поздно: не кончились в Лиссабоне тостеры, не проспал все на свете Голан и не дал себе волю гнусный Марат.
  
  Глава XXI, в которой штурм станции метро несколько задерживается
  Последний инструктаж бойцов полицейского спецназа перед штурмом станции метро, захваченной пингвинами был крайне прост: "Берегите глаза." Несмотря на внешнюю простоту этой инструкции выполнить ее было не так то просто. Коварные представители животного мира так и норовили клюнуть именно в глаза. В этом явно проглядывались следы тайного сговора и утечки информации на самом высшем уровне полицейского руководства. И проницательный наблюдатель без сомнения уловил бы тут тяжелое свежее дыхание мирового заговора чувствовалось как никогда более отчетлив. Хотя, конечно, скорее всего дело было в звукооуловителях, которыми пользовался полицейский спецназ.
  Штурм станции, в общем, проходил довольно вяло. Дело было в том, что прямо перед спуском на станции бойцы обнаружили торговый автомат. Автомат дружелюбно мигал разнообразными лампочками и после пары ударов не менее дружелюбно абсолютно бесплатно выдавал бутылочку пива. Спецназовцы, пораженные такой добротой неизвестного конструктора стремились непременно воспользоваться подвернувшейся возможностью получить немного пенного напитка совершенно даром.
  Примерно через полчаса, когда спецназовцы все еще продолжали постукивать по автомату, неизменно получая бутылочку в ответ на каждый удар, снизу, со станции раздались:
  - Эээй!
  - Да? - недовольно отозвался спецназ.
  - Это Гервасио! Вы вообще собираетесь меня спасать?
  - Да-да, непременно... Секундочку... - отозвались спецназовцы и продолжили стучать по автомату с большей частотой, дабы как можно разобраться с важнейшим делом затоваривания пивом.
  - Тогда поторопитесь! Пингвины ведут себя крайне агрессивно!
  Еще через пятнадцать минут, когда автомат совершенно неожиданно почему-то развалился на части, спецназовцы изготовились, наконец к штурму станции. Они натянули защитные носки маскировочного цвета, взяли наизготовку оружие и крайне неорганизованной толпой повалили вниз, на станции.
  Картина, которая предстала перед ними поражала - все пространство платформы было завалено трупами старушек. Лишь в ближайшем к входу правом углу сиротливо лежало, непринужденно закинув ногу за голову, тело машиниста.
  Пингвинов и Гервасио нигде видно не было...
  
  Глава XXII, в которой Антонио щупает торшер
  Ну что же, вполне прилично... - заявил Хулинадо, осматривая номер.
  - А вы как считаете, пробквессор?
  - Да-да... Я тоже так думаю, только не включайте свет, а то будет видно, насколько тут ужасно. Давайте лучше в темноте.
  - Что ж, в темноте, так в темноте... - буркнул Хулинадо, спотыкаясь на чем-то черном и падая на что-то мягкое.
  - Дофтор?
  - Да?
  - Как вы думаете, на что я упал?
  - Думаю на кресло.
  - Отлично, падайте на свое. - посоветовал Антонио, разливая что-то из чего-то во что-то.
  - Уже. - подал голос Нидайбох спустя некоторое время.
  - Мммм... Вкусно, а что мы пьем? - поинтересовался он.
  - На свету это был бы виски из моих личных запасов. Но это на свету, а в темноте не поручусь, что кто-нибудь прокравшись заменил его на что-либо другое.
  Некоторое время они пили молча, затем в номере раздался телефонный звонок. Звонок был именно телефонный, а не какой-нибудь там велосипедный, поэтому Антонио, напустив на себя важную мину подлетел к аппарату и прижал его к уху.
  - Кто у телефона? - послышался голос шефа ЦРУ.
  - Эээ... не уверен.
  - Не уверены, кто у телефона? - шеф даже слегка растерялся. Хотя, надо отдать должное его опыту, потерявшиеся части он нашел очень быстро.
  - Да нет, понимаете, тут темно и я не уверен, что я у телефона, а не скажем у торшера.
  - Гм... так проверьте.
  Хулинадо осторожно ощупал прибор, который прижимал к уху.
  - Да, действительно телефон.
  Сержант Хулинадо докладывает. - рявкнул он по всей форме (и даже немного по форменной фуражке).
  - Послушайте, Антонио, как нам стало известно буквально в ближайшие несколько минут эти похитители тостеров собираются похитить коллекционную модель из отеля напротив городского парка. Вы с пробквессором немедленно отправляетесь туда.
  - Есть. - с энтузиазмом рявкнул Антонио. Впрочем, у энтузиазма это вышло не так лихо.
  - Вам все ясно?
  - Да.
  - Приступайте.
  
  Глава XXIII, в которой беседа не клеится
  Снаружи мотель напоминал обыкновенное здание. Впрочем он им, по сути, и был (хотя современные ученые и сомневаются в справедливости этого утверждения). Хулинадо и Нидайбох вылезли из такси и начали осторожно приближаться к мотелю. Первый этаж был освещен довольно тускло. Если вообще был освещен. О степени освещенности судить было трудно, так как было темно.
  - Главное держитесь уверенно, дофтор. - посоветовал Хулинадо и уткнулся со что-то мягкое.
  - Кто здесь? - нервно вскрикнул он.
  - Ну-ну, не умничай, чай на подводной лодке. - ответил предводитель банды и в подтверждение своих слов огрел Хулинадо по спине.
  - Что вы делаете? Немедленно... - попытавшийся возражать Нидайбох тоже получил ощутимый удар в челюсть.
  - Но послушайте... - прохрипел он, уже лежа на полу, после чего ему пришлось схватиться за бок, куда незадолго до этого уткнулась чья-то нога.
  - Ну так жe... - выдавил он из себя, перед тем как откатиться к стене, после взаимодействия с еще одной ногой.
  - Но все же... - успел сказать он перед тем, как получил еще один пинок.
  - Я вас прошу - не стоит... - вновь подал он голос и вновь сморщился от боли.
  Разговор явно не клеился.
  - И все же... - сделал последнюю попытку Нидайбох, но завязать беседу так и не удалось. Ни узлом, ни бантиком.
  - Ребятки. - крикнул предводитель банды вглубь здания. - Вы уже нашли этот тостер?
  - Нет. - раздался ответный крик.
  - Тогда возвращайтесь - его нашел я.
  Услышав это решение своего обожаемого лидера вся банда немедленно появилась в холле мотеля.
  - Ну что ж, этих. - палец предводителя метнулся в сторону Нидайбоха и Хулинадо. - Мы возьмем с собой.
  - Знаете, Антонио, по-моему самое время запросить помощи из центра.
  
  Метаморфоз C
  Такое ощущение будто меня бьют по голове... тупо... бессмысленно... даже как бы и не со злобы... а так... уже по привычке... (а тебя еще мало бить, если честно)...
  Да, я не слепой... я вижу и хорошо понимаю... а что делать? что делать, если нет уверенности, что признание проблемы даст ее решение... нет такой уверенности... только... (что, заткнулся, ну давай - скажи жалость, гений чистоты ты наш!)...
  Есть только желание уже выдрать... выгрызть эти долбаные несколько грамм мышц, чтобы уже не болели... выгрызать зубами... чтобы навсегда... (молодца какая! нет, уродец, ты уже достал)...
  А вокруг? Вокруг все еще пусто... и этот холод... мерзну... ну да это черт с ним... там еще холодней и это сводит с ума... (ага... ты, братец, у нас просто псих)...
  Такое ощущение будто я... станция... и смотрю на закат... станция... красное, значит завтра.... станция... ветрено... станция... холо... станция... то... станция... и... станция...
  
  Глава XXIV, в которой Марат маскируется под садовника и падает в обморок
  Приторно-желтая дуга солнечного света сквозь прикрытые веки. Тихо. Я проснулся. Чем-то непонятным, назойливы раздражает меня мир. Что-то... Какое-то отсутствие.
  Взгляд из стороны в сторону. Еще раз. Снова не ясно. Взгляд за окно. Точно. Поезд остановился.
  За окном станция. Странная. Очень маленькая. Совершенно непохожая на тот, первый вокзал. Станция больше всего напоминает просто кирпич, только очень большого размера. Сходство только усиливается от того, что бетонная платформа окрашена в красный цвет. Краска, судя по всему, когда-то был довольно яркой, но теперь выцвела и местами облезла. Никаких сооружений на платформе не видно, да и вообще на ней никого нет. Поезд стоит, с тех пор как я проснулся прошло уже около пяти минут. Может конечная? Я встаю, подхожу в двери, несколько раз дергая за ручку - дверь вновь не поддается. Сажусь на место.
  Снова ожидание. Бесконечность. Любое ожидание бесконечно... сколько бы оно не длилось. Потому что только из бесконечно может появиться то загадочное существо, которое, вообразив, что это оно провело время в ожидании, искренне радуется окончанию этой парализующей игры на нервах.
  Проходит около получаса. Вновь подергать ручку - все еще заперто. Неожиданное ощущение дикой усталости. Я ложусь, накрываюсь пледом. Тихо, поразительно тихо. Словно кто-то не хочет, чтобы мне вообще что-либо помешало. Может, цель в том, чтобы я что-то понял? Но что?
  Позже... спать...
  ***
  - Ну что? Вас устраивает такой глюкс? - поинтересовалась Карамель (именно так звали девушку-клерка, я мимолетом об это проговорился, так что теперь уж поздно отнекиваться).
  - Ну да, довольно... просторный... - ошарашенно проговорила Акварель, осматривая комнату. Это действительно был лучший глюкс. Если не считать того, что ремонт в нем был еще не закончен, а потому в нем не было никакой мебели и постоянно сновали подозрительные личности, утверждавшие будто они строители.
  - Но знаете, я бы предпочла нечто с мебелью... знаете... чтобы спать можно было. - почти жалобно попросила она.
  - О, конечно-конечно. Пойдемте. - и Карамель направилась в другую сторону коридора.
  Акварель, поспешив подхватить чемодан поспешила за ней, сзади, капая слюной на ковер, плелся Марат, для маскировки делавший вид, будто он садовник, для чего он надел широкополую шляпу, завалявшуюся у него в чемодане, и время-время от времени издавал глуповатое хихиканье. - Это будет получше? - поинтересовалась Акварель, распахивая дверь в новый номер. Внутри оказалось довольно прилично - мебель викторианской эпохи, совершенно новый телевизор и почти неиспользованный набор алкогольных напитков.
  - Да, пожалуй... - согласилась Акварель.
  - А вы в первый раз в Лиссабоне?
  - В первый...
  - Тогда это необходимо отметить, заявила Карамель и ловким жестом разлила красное вино по бокалам и по полу. Вино оказалось превосходным. Девушки вынесли на балкон столик и, любуясь закатным солнцем и мило хихикая, принялись допивать бутылку.
  Марат упал в обморок....
  
  Глава XXV, в которой Хулинадо разговаривает с шефом
  По причине изрядной ленности связывать Нидайбоха и Антонио банда похитителей не стала, да и вообще, решив сэкономить на проезде (а ведь он нынче не дешев) просто оставила записанный на бумажке адрес, чтобы дофтор с Хулинадо добрались до места сами.
  Воспользовавшись полученной таким образом некоторой свободой действий Хулинадо немедленно позвонил шефу.
  - Алло, это шеф?
  - Да, Антонио, в чем дело?
  - Гм... мы обнаружили эту банду похитителей тостеров...
  - И?
  - Гм... они похитили тостер и скрылись. Нам, вообще, не помешала бы помощь...
  - Да, действительно. Было бы странно если бы она вам помешала. В общем, в вашем секторе находится еще один наш агент, я как можно скорее с ним свяжусь. Да, постойте вы видели банду?
  - Да.
  - А они вас?..
  - В общем да. Даже больше - они взяли нас в заложники, но решили сэкономить на трансфере и дали нам бумажку с адресом их убежища, чтобы мы сами добрались до места.
  - Что ж в таком случае получается, что вы сжульничали, позвонив мне? Вы же в данный момент являетесь заложниками и уж никак не можете мне звонить?
  Хулинадо уже осознал, что запахло жареным, а возможно даже и вареным, поэтому предпочел промолчать.
  - В таком случае немедленно отправляйтесь по полученному адресу, с агентом я свяжусь сам.
  - Хорошо, шеф. - подтвердил свою понятливость Хулинадо.
  - Пойдемте, пробквессор. - позвал он ожидавшего результатов беседы Нидайбоха и они вышли на улицу - ловить такси.
  ***
  Самолет писателя Хлебчика приземлился лишь поздней ночью, в основном это, как уже говорилось, было вызвано волнениями на Украине, хотя были и дополнительные задержки - дело в том, что два раза пилоты останавливались по дороге, чтобы купить пивка.Как бы то ни было, наскоро пройдя положенный контроль, Хлебчик вышел из здания аэропорта (довольно грязного и неприметного) и поймал первое попавшееся такси. Впрочем первое пришлось отпустить, равно как и второе - не подошли расцветкой. А вот на третьем автомобильчике грязно-зеленого цвета Хлебчик с удовольствием доехал до лучшего отеля в городе, где и решил поселиться на время пребывания в Лиссабоне. Заселили его в связи с поздним временем на удивление быстро... Впрочем, он этого даже и не заметил, поскольку разница по сравнению с обычным временем заселения была всего 25 секунд (удивительно именно это странное совпадение).
  
  Глава XXVI, в которой Вадим Голан наконец просыпается
  Шеф откинулся на спинку серого крепдешинового кресла и с удовлетворением вздохнул, затем потянулся за запотевшим стаканом, в котором в густом виски плавали неровные кусочки колотого льда. Льдинки приятно глухо чмокнули, ударяясь о передние зубы. Шеф заурчал.
  Когда через две минуты в стакане осталось только виски (льдинки шеф аккуратно вытащил, помогая себе языком и блаженно сгрыз) шеф сорвал с аппарата телефонную трубку и набрал многозначный номер.
  Номер был настолько многозначным, что телефон даже покраснел, приняв многозначность за многозначительность. Все же, несмотря на перемены в цвете, позвонить удалось. Раздались длинные гудки. Шеф подождал. Гудки продолжались, среди них отчетливо слышался храп.
  Выждав для приличия еще десяток гудков, шеф заорал в трубку изо всей силы:
  - Голан, негодник такой! Поднимайтесь, чтоб вам через центр земли провалиться и при этом о земную ось головой удариться!
  В ответ раздалось невнятное почмокивание губами.
  - Голан, бросьте шутки, у нас чрезвычайное положение.
  - Какое, шеф? - немедленно раздалось в ответ (в конце-концов Вадим был крупным специалистом и понимал, когда уже пора и честь знать... впрочем узнать эту самую честь ему так ни разу и не удалось, хотя он многократно пытался).
  - Как какое чрезвычайное, повторяю по буквам. Чайник. Резиновый. Едет. Зарывать. Ваши. Ынтересные. Чубуки. А. Йолки. Не. Орут. Если.
  - Какие-какие чубуки?
  - Ынтыресные, конечно же...
  - Ааа... А что "если"?
  - Если вы немедленно не отправитесь на поиски банды похитителей тостеров.
  - Хорошо, понял вас. А где их искать?
  - Там где их можно найти... Еще вопросы есть? - уже раздраженно буркнул шеф.
  - Никак нет. Да и как в общем тоже нет.
  - Отлично. Приступайте. - сказал шеф и повесил трубку.
  Трубка, впрочем, провисела недолго и вскоре упала на пол, издав громкий звук (довольно, кстати, неприличный, впрочем, шефа, повидавшего на своем веку всякое этим было не смутить). Шеф довольный удачным инструктажем, насыпал в стакан еще льда. Льдинки вновь глухо ударились о передние зубы. Шеф заурчал.
  
  Глава XXVII, в которой Мирумир уходит в астрал
  Вадим Голан огляделся. Годами тренированный взор и природная сообразительность позволили ему сообразить, что он находится в самолете, этому в немалой степени способствовало и то, что в проломе, образовавшемся при неудачном приземлении довольно четко виднелось правое крыло. Голан пожал плечами и, закинув за плечи весь свой немудреный скарб, побрел в сторону Лиссабона. Метров через 28 он остановился, он вспомнил, что никакого багажа у него, собственно говоря, не было. Не собственно, а общественно, конечно, багажа не было тоже.
  Поэтому Вадим быстренько побросал в канаву, то, что случайно закинул за спину, и пошел дальше уже значительно веселее. Идти до Лиссабона было минут пятнадцать. То-есть достаточно долго. Так что по дороге Голан развлекал себя распеванием народных песен. Впрочем довольно скоро он сообразил, что ни одной народной песни он не знает. В голову почему-то вместо этого лезли матерные лиммерики великого писателя Хлебчика. Лезли лиммерики с большим упорством и умением опытных спецназовцев, так что довольно быстро крепость была сдана и Голан во всю мочь молодой глотки заголосил нечто под названием "албьбатросы нетрадиционной сексуальной ориентации". Хотя через пару минут ему и это наскучило. Впрочем, Лиссабон был уже рядом - в двухстах метрах, которые Голан преодолел в полной тишине.
  Это заняло около двух минут. Затем показались окраины города. Ну что ж, пора приступать к поискам, подумал Голан. Впрочем, с чего начинать было совершенно неясно. Простояв, на улице с труднопроизносимым португальским названием, Голан обратился наконец к сухонькому старичку, сидевшему на краю тротуара:
  - Простите, можно к вам обратиться?
  - Обращайся тогда уж по имени-отчеству. - важно ответил старик. - Старик Мирумир, меня зовут.
  - Гм... Извините, Мирумир, а вы не подскажете, это Лиссабон?
  Старик вместо ответа достал из кармана подозрительного вида сигаретку. Закурил. В воздухе поплыл пряный запах. Какой приличный человек, подумал Голан, глядя на костюм старика, состоявший из лохмотьев, подобранных в тон полусгнившим голубым китайским пляжным шлепанцам.
  - Так все же, я попал в Лиссабон?
  - Все мы здесь актеры, дружок. К чему этот треп? Декорация похожа? Чего же боле?
  - Еще быть может... - подхватил было Голан, но осекся под строгим взглядом старика.
  - А вы случаем не знаете, где искать банду похитителей тостеров? - сделал он вторую попытку.
  - Ну... Нельзя отказаться от Пути, не осознавая его целиком...
  - Ээээ... - недоуменно протянул Вадим.
  - Именно это понятие "йук" в смысле "ярмо" и становится... - старик кашлянул, видя белесую муть в глазах Голана.
  - В общем, иди себе в здание 26 по улице Rua Da Boavista. - ответил старик, еще раз откашлялся, просветлел ликом и ушел в астрал.
  Голан, пожав плечами, сел на такси и отправился по предложенному адресу.
  
  Метаморфоз D
  Спутанные волосы... ускорение ритма... спутанность... примешивается еще кто-то... господи, я же не могу так, господи (спокойно, уродец, ты ж у нас атеист, забыл?)
  Окопы... стреляют... уже ничего не можется, не хочется... кошмар... стать бы бесчувственным куском отвратительности... (still pissed off? ты уже что-то как-то...)
  Невозможность... отсутствие... порванность дуализмом... нервы... расшатанные до невозможности, как ножки старой табуретки... крепкий кофе non-stop... (хорошо, лучше так, чем нытье...)
  Прожженные сигаретой глаза... пеплом забитые уши... один и тот же аккорд... снова и снова... (репликация... повторяй, повторяй...)
  И вот куда-то уже снова я... прибытие... и вовсе мне и не... прибытие... там быть чтобы... прибытие... заниматься разной... прибытие... смысл... прибытие... его... прибытие... же... прибытие...
  
  Глава XXVIII, в которой Хлебчик начинает писать повесть
  Поезд стучит, гремит. Такое ощущение будто он вот-вот развалится на кусочки. Неудивительно, что я проснулся. Взгляд за окно, медленно, временами неловко подергиваясь, словно плохая видеозапись. Устало стучат колеса, замирают, затихают, молчаливая смерть.
  Выползает откуда-то и занимает все окно вокзал, гигантский, пустой, впрочем к этому я уже привык. Никаких особенных сооружений. Вокзал крытый, как и самый первый. Местами видны скамейки. И еще выходы. Несколько выходов. С аккуратными лестницами, перилами и указующими зелеными знаками EXIT. Может все? Может прибытие.
  Пружинит под ногами ковер. Дерганье ручки. Глухо.
  Нет. Нет. Не может быть. Это же должно быть прибытие. Не может же поездка продолжаться вечно... Хотя...
  Что я знаю, вообще, о поездках?
  Холод... Вакуум... Ничего... Тогда, наверно, может...
  Нет... Нет... Стоп... Вот же выходы! Не может быть, чтобы они были просто так... Это же конечная... Еще раз дергаю ручку...
  И еще раз... И еще...
  Нет... Холод... Нет... Дверь остается неподвижной... Я возвращаюсь в кресло... Плед мягкой теплотой укутывает... Превращает меня в сон... В сладкую серость...
  ***
  
  Номер Хлебчику не то чтобы уж очень понравился. Впрочем требовать чего-либо лучшего в час ночи было бессмысленно. Уж кто-кто, а великий знаток душ и философ это понимал лучше многих. Поэтому Хлебчик распаковал вещи, достал из сумки блокнот и плюхнулся на кровать - та жалобно пискнула. Хлебчик помусолил кончик ручки. У него было несколько идей для рассказов. Но, вообще говоря, он давно не работал над крупной прозой...
  Поэтому, продолжая жевать ручку, он размашисто вывел первую фразу новой повести: "День начинался..."
  
  Глава XXIX, в которой становится ясно что произошло с Гервасио
  Гервасио очнулся. По крайней мере ему так показалось. Или почудилось. Хотя весьма сомнительно, чтобы злобные пингвиньи морды можно было назвать чудом. "Мама," - сдавленно просипел Гервасио (звук вышел таким из-за того, что чересчур сильно давила темнота сводов тоннеля). Пингвины нехорошо переглянулись (у пингвинов вообще редко получается сделать что-либо хорошо).
  Гервасио жалобно пискнул и, плотно прикрыв глаза, снова упал в обморок.
  Пингвины, недоуменно переглянувшись зашагали вглубь тоннеля.
  ***
  Спецназ продвигался по тоннелю метро крайне осторожно, ведь впереди, в темноте их ждала целая свора злобных пингвинов Гумбольдта. Или не ждала, это уже было не слишком важно для не очень-то отважных полицейских. Из излишней осторожности спецназовцы даже временами останавливались, а то принимались идти назад (впрочем довольно скоро они замечали, что сзади тоже темно, а значит там тоже может притаиться опасность). Именно поэтому преодоление короткого отрезка в несколько сотен метров ушло около получаса.
  Наконец жиденький свет фонарика выхватил из темноты скрюченное тело Гервасио (впрочем, почти сразу темнота выхватила это тело обратно). Спецназовцы переглянулись, они явно нервничали, чуя в этом коварный подвох пингвинов.
  - Спокойно. - неуверенно пробормотал капитан. Неуверенность нарастала. Довольно скоро она вымахала до приличных размеров. Но, так как кормить ее было нечем, она вскоре умерла от голода и спецназовцы успокоились. Дюжие парни быстренько огляделись и, не найдя никаких ловушек, подхватили Гервасио на руки.
  - Ну как? - поинтересовался капитан, заглядывая Гервасио в глаза. Глаза были неестественно расширены и было в них что-то еще странное, но капитан пока не мог понять что.
  - Капитан, а движение поездов отключили? - спросил вдруг Гервасио и спецназовцы наконец заметили устойчивую вибрацию пола.
  Глаза слишком ярко освещены, подумал капитан, прежде чем поезд метро проехался прямо по рельсам и отряду спецназа. Все это, впрочем, мало кого заинтересовало, так как ответственные операторы, находившиеся на связи со спецназом, неожиданно подумали, что они безответственные и только считали себя всегда ответственными. Эта странность повергла их в глубокую задумчивость, отчего они долгое время не замечали молчания в эфире.
  
  Глава XXX, естественно, непристойная
  На месте разорванной связи образуется положительно заряженное "место", именуемое дыркой.
  Л. А. Логинов "Физика"
   - Там кажется что-то упало? - задумчиво указывая на дверь в коридоре пальцем, спросила Карамель.
  - Да, кажется, действительно что-то упало... - так же задумчиво ответила Акварель, глядя на белокурый локон, накрученный на длинный изящный пальчик. - Я пожалуй посмотрю.
  Акварель безупречно-изящно пересекла комнату и наклонилась к замочной скважине. Марат застонал и окончательно закатил глаза, неестественно вываливая язык (вообще говоря, непонятно как это можно делать естественно, хотя некоторым, говорят, удается).
  - Знаете, судя по всему это была кошка... или сквозняк.
  - Да, конечно это кошка. - согласилась Карамель.
  Акварель снова присела за столик. "О, эта детская наивность," - прохрипел Марат и снова затих.
  - А, может, уже перейдем на ты? - поинтересовалась Карамель.
  - А "ты" не будет больно?
  - Думаю, нет. - девушки засмеялись.
  В бокалы удалось выдавить еще чуть-чуть вина (бутылка при этом страдальчески пискнула).
  - А знаешь... - произнесла Карамель, перемещая руку с бокала на колено Акварели (Марат ударился головой о колено).
  - Да? - спросила Акварель, тщательно демонстрируя наивность (Марат кашлянул и слегка приподнялся, заглядывая в замочную скважину).
  - Давай сходим на концерт. Сегодня играют The Dead-Coats. - предложила Карамель (Марат разочарованно сполз по стене, застегивая ширинку).
  - А кто это?
  - Ну у них еще поет этот исландец. Он просто чудо - играет на трубе, как на саксофоне, на пианино, как на виброфоне, а на бас-гитаре, как сумасшедший.
  - Да... пожалуй стоит сходить. - согласилась Акварель (огорченный Марат в бешенстве укусил себя за левую пятку). Девушки, взяв необходимые вещи, вышли за дверь. Под дверью валялся Марат.
  - Какой ужас! - возмутилась Акварель. - Он же слышал наш разговор!
  - Да нехорошо вышло... - согласилась Карамель, задумчиво вынимая из сумочки пистолет (миниатюрный Браунинг 1929 года, покрытый розовым лаком и инкрустированный золотом). Она наклонилась и приставила ствол к виску Марата, секундой позже на полу лучшего отеля в Лиссабоне появился свеженький, с иголочки, труп.
  - Миленький вышел... - пробормотала Акварель и вызвала лифт.
  - Ну. Его потом уберут. - решили Карамель и, нажав кнопку первого этажа, поцеловала Акварель в нежные розовые губы (старый извращенец-лифт натужно затрясся и пошел вниз гораздо медленнее, впрочем, этого никто и не заметил).
  
  Соло
  Ну вот, еще одна часть пролетела мимо со свистом (причем таким оглушительным, что у особо впечатлительных, наверняка, уже заложило уши). События слегка начали ускоряться, их первые жертвы уже погружены в скромные цинковые гробы и отправлены родственникам. Впрочем, для оживления действия, можно убить еще кого-нибудь.
  Еще бы, неплохо, чтобы банда похитителей тостеров наконец была арестована. Хотя, нынче, ситуация такова, что, пожалуй, может статься и совсем наоборот. Тем не менее, тостеров В Лиссабоне осталось уже совсем немного, так что конец близок.
  Ситуация с метаморфозом еще менее ясна, судя по всему, его поезд вообще проезжает мимо Португалии. Хотя, может статься, что и просто ехать приходится издалека. Мировой заговор тоже обречен на провал, ведь большинство его агентов были внедрены в полицейский спецназ, а потому погибли под колесами поезда Лиссабонского метро.
  События идут, остается лишь восхищенно наблюдать.
  
  Глава XXXI, в которой Хулинадо и Нидайбох пьют чай
  - Антонио, - спросил Нидайбох. - Вы уверены, что это то самое место?
  - Какое "то самое"? - не понял Хулинадо.
  - Ну то, где располагается штаб банды? Уж чересчур тут непрезентабельно.
  И действительно: домишко был довольно сереньким и неказистым, если вообще не сказать "ничем не примечательным" (впрочем уж настолько резко вряд ли бы кто-нибудь высказался).
  - Ну, пробквессор. Значит наша банда оказалась из не слишком респектабельных.
  - Да, пожалуй так. - согласился Нидайбох. - Стоит ли в таком случае заходить внутрь? Смотрите - у них даже таблички над входом нет! Может мы все же ошиблись адресом?
  - Да нет. Адрес верный. - ответил Хулинадо, сверяя бумажку с адресом с номером дома.
  - И как мы собираемся поступить?
  - Думаю, что нам все же стоит поступить, как следует порядочным людям. - с этими словами Антонио поднялся по небольшому крыльцу и постучал. Почти мгновенно дверь распахнулась и на пороге оказался предводитель банды собственной персоной. Впрочем, возможно персона была и не собственной, а чьей-нибудь еще - кто знает?
  Антонио и Нидайбох были приглашены внутрь и усажены в мягкие, уютные кресла. Комната была довольно скудно меблирована, в основном, новомодными стеллажами и креслами, хотя стоило признать, что вкус у декоратора все же был - и стеллажей, и кресел было ровно 12 - весьма приятная цифра.
  - Чай, кофе? - поинтересовался предводитель, появляясь из соседней комнаты. Гулять, так гулять, решил Хулинадо и попросил:
  - И то, и другое, если вас не затруднит.
  - Ну что вы, что вы... Нисколько. - так же вежливо ответил предводитель. Кофе и чай смешались в чашке, образовывая странный напиток непонятного цвета.
  - Вы, вероятно, спрашиваете себя "С чего это он так любезен?" Не так ли? - поинтересовался предводитель - Нидайбох и Хулинадо переглянулись.
  - Знаете, дело в том, что нам стало известно о вашей нечестной игре - сюда направляется Вадим Голан, а против него у нас нет никаких шансов. Так что, раз уж все так вышло. Давайте просто попьем чайку. - и предводитель взял со столика свою чашку.
  
  Глава XXXII, в которой Хлебчик смотрит отправляется на концерт
  Хлебчик взглянул в готовые записи. Как ни странно, на белой страничке ничего кроме "День начинался" не было.
  - Как же он начинался-то? - спросил Хлебчик сам у себя. - Прекрасно что ли?
  - Да нет, думаю, не прекрасно. - ответил великий писатель, справедливо по полагая, что раз спросили, то надо отвечать.
  Больше мыслей не было. Пауза попыталась повиснуть в воздухе, но выяснилось, что ухватиться совершенно не за что, и пауза упала на пол больно-преболько ударившись головой о прикроватную тумбочку.
  Хлебчик сочувственно взглянул на паузу и отложил записи в сторону. Взгляд писателя пробежался по комнате и остановился на единственном интересном предмете - треллевизоре.
  Писатель щелкнул пультом - треллевизор включился и тут же начал издавать рекламные трели:
  - Только сегодня, покупая у нас детский совочек по цене экскаватора, вы получите в подарок позолоченный вантуз. - Писатель щелкнул кнопкой, и треллевизор переключился на канал новостных трелей:
  - Как стало известно нашим проверенным источникам премьер-министр Китая выкрасил заборчик на своем приусадебном участке в белый цвет. Столь неординарный шаг отказываются комментировать даже ведущие психиатры страны. Да и вообще, все это осложняется тем, что, как известно, в Китае нет премьер-министра... - Хлебчик вновь прикоснулся к кнопке и треллевизор выдал порцию моющих трелей:
  - Антонио, мне известно, что Хуанита беременна от Педро, главное, чтобы об этом не узнала злобная тетушка Марионетта, и не сказало это Хуану... - Хлебчик вновь щелкнул пультом - треллевизор, решивший не сдаваться выдал порцию местных новостей:
  - Только сегодня! В здании консерватории: основоположники стиля "неортодоксальное нанайское регги", группа The Dead-Coats. Спешите! Вы еще можете успеть!
  А, пожалуй, стоит пойти, подумал Хлебчик, только не одному, хотя этот вопрос я, пожалуй, решу на месте.
  Сборы заняли у писателя около пяти минут, поскольку было совершенно необходимо надеть парадную рубашку лимонного цвета. Когда этот предмет гардероба был найден и надет, Хлебчик, осмотрев себя во всех стороны и решив, что, конечно, не очень, вышел из номера с твердым намерением попасть на концерт.
  
  Глава XXXIII, в которой Голан упускает замечательную возможность
  Голан шел дворами, чтобы никто ничего не заподозрил. Именно поэтому до указанного места было еще очень далеко. Голан остановился отдышаться. Это действие он всегда производил с большим трудом (хотя вообще пару раз удалось отделаться мелким, но вышло это скорее случайно).
  Вокруг было пустынно. К чему бы это, подумал Вадим. Естественно никаких объективных причин для подобной пустынности не было. Надо бы разобраться, подумалось Голану и он наклонился завязать шнурок. Оказалось, что сделать это не так-то просто, как казалось вначале, даже более того Голану пришлось совершить почти титанический подвиг, отнимая кончик своего шнурка у уже накинувшейся на него бродячей собаки.
  Судя по всему я попал в не очень хороший район, догадался Голан. И действительно окружающая обстановка свидетельствовала о явном упадке. Голан пожал плечами и направился дальше.
  - Постой, сынок? - раздалось из-за спины.
  - Да? - Голан развернулся и увидел перед собой совершенно седого мальчика лет десяти.
  - Твое сознание случаем не образует триаду с Шакьямуни Буддой и Бодхисаттвой Самантабхадрой?
  - Да как-то не задумывался?
  - А не кажется тебе, что ты всего-лишь персонаж какой-нибудь книги?
  - Да, в общем нет, ответил Голан.
  - Ну тогда иди своей дорогой. - и мальчик таинственно исчез, прячась в ближайший мусорный бак.
  Вадим, из осторожности не пожимая плечами, вновь отправился в дорогу. Дальнейший пусть был недолгим, что, конечно, противоречило тому факту, что расстояние было крайне велико, но вполне устраивало Голана. Дом похитителей тостеров Вадим нашел сразу и, в отличие от Хулинадо и Нидайбоха нисколько не сомневаясь в его подлинности постучал в дверь.
  Дверь распахнулась тут же и на пороге появился предводитель банды.
  - Знаете, а мы тут на концерт собрались... - произнес он.
  - Да? - живо заинтересовался Голан, известный ценитель музыки. - А кто играет?
  - The Dead-Coats.
  - Тогда я, пожалуй отправлюсь с вами. - напросился Голан.
  - О конечно-конечно. - согласился предводитель и они, вместе с Хулинадо и Нидайбохом направились к зданию консерватории.
  По-моему, как-то все не так, подумал Голан.
  - Послушайте, - обратился он к Ниайбоху. - Вам не кажется, что что-то не так?
  - Ну конечно, - ответил тот. - Вы ведь должны арестовать предводителя банды.
  - Да-да, теперь я понял. - ответил Голан. - Пожалуй, сделаю это после концерта.
  - Весьма разумно. - согласился дофтор.
  
  Глава XXXIV, в которой Хлебчик знакомится с Настей
  Хлебчик приближался к зданию консерватории с изрядной долей осторожности - он всегда немного нервничал в культурных местах. Что-то было не так со входом. Пожалуй то, что перед входом толпилась очередь (впрочем, возможно, это толпа собралась в очередь - но кто теперь разберет).
  - Не скажете - в чем дело? - обратился Хлебчик к ближайшему мужчине с усами, замыкавшему очередь.
  - Да не пускают внутрь... - раздраженно буркнул мужчина-с-усами.
  Какой суровый, подумал Хлебчик и сделал новую попытку:
  - А почему не знаете?
  - Да, говорят, вокалист до сих пор не приехал, и потому задерживают.
  - Как? Разве вокалист не приехал вместе со всей группой?
  - Да нет... Говорят он добирается отдельно - любит путешествовать с комфортом. И что-то задерживается.
  - А на сколько задерживают - не говорят?
  - Часа на три минимум.
  - Спасибо. - вполне искренне поблагодарил Хлебчик и направился к соблазнительному летнему кафе. Вдруг остановился:
  - Постойте... - хотел он завязать продолжение беседы.
  - Я и так стою! - раздраженно ответил мужчина-с-усами.
  - Да нет... Это я так начинаю. - начал оправдываться Хлебчик.
  - Аааа, - протянул мужчина-с-усами. - ну тогда ладно, что вы хотели?
  - А откуда вам все это известно?
  - Да я менеджер этого проклятого заведения.
  - А почему вы тогда не внутри?
  - Да никак не могу пробиться сквозь эту проклятую толпу. - ответил мужчина-с-усами. После этого он вспомнил о своих служебных обязанностях и, отвешивая затрещины, пошел на штурм входа. Впрочем довольно быстро толпа оттеснила его обратно с криками "Ишь какой! Без очереди захотел!"
  Хлебчик еще немного посмотрел на эту картину и вновь направился к кафе. Недолгие мотание головой навели Хлебчика на мысль, что все свободные столики заняты. Еще несколько движений, и он заметил девушку, одиноко сидящую за угловым столиком.
  - А вы никогда на знакомились со знаменитым писателем? - начал свою речь Хлебчик, садясь за свободны стул. - Официант, - позвал он. - Кофе и девушке, что она закажет. Кстати: как вас зовут?
  - Настя... - ошеломленно выдохнула новая знакомая Хлебчика.
  
  Глава XXXV, в которой Карамель и Акварель приезжают на концерт
  Девушки решили добраться до консерватории на такси. Данный шаг был продиктован скорее соображениями комфорта, чем необходимости. Впрочем, ни с комфортом, ни с необходимостью девушки знакомы не были, не говоря уже о том, чтобы те что-то им диктовали.
  Несмотря на это противоречие, выбор оказался удачным - такси доехало до места всего за несколько минут. Хотя довольно быстро стало ясно, что торопиться, в общем-то, было совершенно необязательно.
  Гигантская очередь на входе заявляла об этом совершенно ясно и открыто. Можно сказать даже больше: орала об этом во все горло, правда непонятно в чье, скорее всего в ничейное или отобранное у кого-то, потому как свое личное горло вряд ли кто-нибудь бы отдал добровольно для таких сомнительных целей.
  Всего за пару минут Акварель выяснила, что концерт задерживается. В это время Карамель занималась тем, что объясняла таксисту недопустимость оплаты проезда в условиях наличия такой огромной очереди на входе. Решающим аргументом стал удар женской сумочкой по голове. После такого убедительного довода таксист моментально потерял охоту спорить и мирно заснул, упав головой на руль и капая кровью на белую рубашку.
  Довольно скоро девушки уже заняли непостижимым образом появившийся столик в летнем кафе и, попивая детские алкогольные коктейли, ждали начала концерта. Время от времени они, чтобы ни у кого не возникло желания подсесть, целовались, из скромности краснея и прикрываясь набором брошюр по политологии в странах ближнего востока (брошюры из вредности были напечатаны на санскрите).
  
  Глава XXXVI, в которой Голан теряется и находится
  -Знаете, по-моему мы заблудились...-после получаса блужданий по Лиссабону сказал Голан своим спутникам.
  -Ну...- задумчиво протянул Нидайбох. - это по-вашему мы заблудились. А по-моему мы не заблудились.
  Голан недоуменно уставился на пробквессора.
  -Весьма, кстати, любопытный факт, молодой человек. - продолжал свою импровизированную лекцию дофтор. -Вот, например, мы можем дойти до консерватории. Но, так как я не заблудился, то окажусь на месте, вы же так и будете блуждать неизвестно где, при том, что мы будем физически находиться в одном и том же месте. Данный эффект носит в науке название "Частный случай общей теории заблуждений". Весьма занимательная, доложу вам, штука, молодой человек, весьма занимательная. - и Нидайбох расплылся в довольной улыбке, вспоминая свои студенческие годы, симпатичных соседок по общежитию и старенького преподавателя занудятики (мысли о последнем вообще заставили дофтора зажмуриться).
  - И что же в таком случае вы посоветуете мне делать пробквессор? - обеспокоенно спросил Голан.
  Предводитель банды и Хулинадо тоже внимательно слушали, правильно считая, что подобные знания лишними не будут - мало ли где можно потеряться.
  - О, это достаточно просто, главное найти какой-нибудь подходящий ориентир.
  - Какой, например?
  - Да вот... Ну хотя бы... Да вот это здание консерватории! - и действительно: за всеми этими разговорами Голан не заметил, как дошел до места (впрочем это не заметили и все остальные, в чем, впрочем, нет ничего странного: как известно, разговоры зачастую бывают туманны, а уж разговоры о науке - непременно).
  - Господа, обратите внимание, - начал пробквессор новую лекцию. - Перед вами очередь. Очередь недвусмысленно свидетельствует о том, что попасть внутрь здания не так просто, как казалось нам, когда мы выходили на концерт. В таком случае нам стоит направиться в кафе, расположенное неподалеку. - закончив таким образом речь, Нидайбох первым последовал своей рекомендации. Внутри компанию ждал сюрприз в виде отсутствия свободных мест. Впрочем, тут же Вадим Голан заметил Хлебчика, с которым они были давние знакомые - начинали писать вместе, и даже некогда Хлебчик был грешен тем, что заимствовал из произведений Голана целые эпизоды. Впрочем, на самом-то деле Хлебчик до сих пор продолжал публиковать произведения Голана под своим именем (давно было замечено, что критика, принимая в штыки все, что пишет Голан, благосклонно воспринимает Хлебчика. Именно поэтому Голан до сих пор считался жалким графоманом, а Хлебчик великим писателем).
  
  Глава XXXVII, в которой разговор снова не клеится
  -Ну, какими судьбами здесь, в Лиссабоне? - поинтересовался Хлебчик.
  - В основном по служебным обязанностям. - резко прервал завязавшийся было разговор двух друзей спецагент Хулинадо, предпочитавший соблюдать конспирацию. Хлебчик хлопнул себя по лбу.
  - Ах, да мы же не представлены! Как я мог! Давайте представимся. - предложил он, и все, закрыв глаза, начали старательно представлять своих новых знакомых. Через пару минут, когда все, удовлетворенные результатом,открыли глаза, Хлебчик предложил:
  - Ну... давайте выпьем за знакомство?
  Восприняв всеобщее мычание как согласие, он щелкнул пальцами и заказал подбежавшему официанту мартини с соком, на всех. Когда вся компания заполучила свои бокалы и начала удовлетворенно прихлебывать коктейли, Хлебчик решил, что пора, пожалуй, уже завязывать разговор:
  - Вы когда-нибудь бывали в Швейцарии? - запустил он пробный шар (шар попал в проходившего мимо официанта - то споткнулся и пролил целый бокал вина на пол. Пол тут же закатил скандал и, требуя возмещения морального ущерба, ушел, не заплатив за обед).
  - Нет. - ответил Нидайбох.
  - Нет. - сказала Настя.
  - Нет. - спокойно заявил Хулинадо.
  - Не помню... - почему-то стыдливо пробормотал Вадим.
  Мда, беседа не клеится, подумал Хлебчик и попробовал еще раз:
  - А в Австрии?
  Все вновь заверили, что никогда там не бывали (а действительно - что там делать, в Австрии).
  - Тогда давайте поговорим об искусстве. - произнес Хлебчик и для поддержания разговора убил пробегавшую мимо бродячую собаку. Впрочем и меткий выстрел писателя, и красивая смерть благородного пса - все осталось без внимания.
  Стоит тогда, пожалуй поискать девушек, подумал Хлебчик, но где?
  И тут его взгляд упал на столик Акварели и Карамели (взгляд был тяжелый и столик слегка пошатнулся)...
  
  Глава XXXVIII, в которой Хлебчик смертельно надоедает
  Хлебчик поправил прическу (прическа, на самом, деле была права, но это не важно) и направился знакомиться.
  - Девушки, вы не позволите с вами познакомиться?
  - Нет. - холодно ответила Карамель. Акварель же вообще не удостоила Хлебчика взглядом.
  - Ну тогда придется знакомиться без разрешения. - Хлебчик на раскладной стульчик, который он всегда носил с собой, чтобы никто не мог отвертеться отсутствием свободного стула.
  Некоторое время девушки помолчали. Надо брать инициативу в свои руки, подумал Хлебчик. Инициативы однако под рукой не было, поэтому Хлебчик решил просто развлекать девушек умными речами:
  - Знаете, это все напоминает мне Грецию в 84-м год, когда я только начинал писать. Я в то время был фантастически беден (меня даже называли писателем-фантастом из-за этого), поэтому позволить себе поездку в Грецию в то время я не мог. Так что она до сих пор остается для меня чем-то таким... непонятным... - Хлебчик заткнулся, видя скуку на лицах девушек.
  Умные речи не проходят, задумался Хлебчик, как же так? (на самом деле просто следовало открывать рот пошире, чтобы мысли могли протиснуться... Хлебчик же, как на зло, растянул накануне челюсть).
  - А вам, случайно, тут не жарко? - поинтересовался писатель с тайной надеждой, что наконец-то найдется применение его новенькому китайскому вееру.
  - К нашему величайшему сожалению, нам жарко намеренно. - Акварель сделала ударение на последнем слове (слово скорчилось - удар был довольно сильный).
  Какие-то они не слишком дружелюбные, закралась в голову Хлебчика мысль. Мысль была довольно вороватой и, закравшись, тут же вынесла все, что было ценного.
  Совершенно ожидаемо, Хлебчик услышал звук распахнувшейся двери на кухню. Из дверного проема появился официант (а он именно появился, никто ведь не знает - был ли он действительно на кухне или просто материализовался прямо в дверях), он нес новые порции коктейлей для Акварели и Карамели. Хлебчик, решивший попробовать себя в роли галантного джентльмена, вскочил, намереваясь выхватить коктейли из рук официанта и подать девушкам. Некстати подвернувшаяся ножка прервала его полет - писатель споткнулся и упал, ударившись головой о стол. Три раза.
  - Ой, он кажется умер? - спросила Карамель. - Как вовремя. Признаюсь, он мне несколько надоел.
  - Да, тем более в зал, кажется, наконец начали пускать. - и действительно: в очереди у входа началось некоторое продвижение.
  
  Метаморфоз E
  Крючьями по застывшим на висках шарикам... все... все... финишная прямая, и до сих пор ничего не ясно... непонятно... все... (а зачем же бежал?)
  Отдает болью в левом предплечии... реальности... Бегу... Какого черта? Все равно ведь... ничего... ничего... (и, что самое смешное, ты знаешь, что ничего не будет, раз нет уверенности, но уверенности взяться неоткуда, раз ничего не будет...)
  Расставляю вопросительные знаки, остается только опрокидывать подвернувшиеся под руку барные табуреты... благо их понаставлено до чертиков... равно как и столиков, книжных стеллажей, горящих экранов... слишком много разной чуши расставлено по углам комнаты... (но расставил ее ты, так что поздно уже... поздно...)
  Остается бежать... бежать... бежать... потому, что есть шанс, что если бежать достаточно быстро... (то что? споткнешься?)
  И дальше снова ничего не ясно, хотя теперь уже... концерт... что так и должно... концерт... никто ничего... концерт... изменит... концерт... бы... концерт...
  
  Глава XXXIX, в которой играет музыка
  Дверь открывалась в другую сторону. Просто. Да. Как всегда. Я помню. Помню. Помню, помню, помню...
  Наконец, зачем, куда. Безумный вояж длиной в пластиковую зажигалку и 80000 сигарет. Концертный тур. Маленькие залы и толпы наивных, считающих себя истинными ценителями музыки. Гомон. Накурено. Когда-то давным-давно мы решили, что это невообразимое, завораживающее смешение звуков станет музыкой нового поколения, а оно стало музыкой для тех, кто постарше и поумнее.
  Я готов. Я вышел из этого чертового поезда и прошел за кулисы. Можно начать, но для порядка надо выждать еще минут десять. Хотя уже без разницы. Все чересчур плоское и плохо раскрашенное.
  Всего через десять минут я выйду на сцену и подойду к микрофону так близко, чтобы каждый в зале мог почувствовать - я волнуюсь, в общем, как и всегда. Просто потому, что неясно - смогу ли донести это до каждого, прошептать ему на ухо...
  Я проведу пальцами по струнам баса, мягко натянутым, ласковым. На секунду замрет все. Хотя никто так и не поймет, что это было - секунда или вечность. И как всегда я скажу: "Welcome aboard. We`re taking off."; и гитарист заиграет тот безумный, полуночный рифф; тан-тан-та-т-тан-та-та, а через два такта вступят все остальные.
  ***
  - Ну... Пожалуй и нам пора в зал. - сказал Голан, глядя на исчезающую в дверном проеме очередь (последними входили Акварель и Карамель).
  - Полностью с вами согласен. - ответил Хулинадо, и они, вместе в пробквессором и предводителем заспешили в зал.
  Успели они как раз вовремя - ровно в тот момент, когда компания вошла, по залу разлились мелодичные звуки (некоторые недовольные зрители тут же принялись вытирать эти капли бумажными салфетками).
  
  Соло
  Итак, настало время отдышаться. Остался последний, самый короткий, самый стремительный рывок к финалу. Последний звук, резкий, финальный.
  Часть актеров уже сошла со сцены. Что ж, тем проще: тем быстрее и эффектнее можно оборвать повествование, которое и без того почти само подошло к концу, ведь наконец-таки мировой заговор начал осуществляться.
  
  Глава XL, естественно, слегка длинноватая
  Щелчок. И музыка прекратилась. Как будто не было ничего, словно, когда ты на секунду закрыл глаза тебе пригрезилась эта музыка, но вот ты размыкаешь веки и яркий свет режет глаза, и все сразу стихает. И одновременно глушит какой-то уж совершенно невозможной фаянсовой белизной. И тут же скрипучий, дурацкий голос:
  - Как сказал Бонапарт: "Успех - вот что создает великих людей". Конечно о секретах успеха вернее всего рассуждают неудачники. Они все вам скажут, что удача - дело случая. Хотя дело не в том, да? И сейчас мы это проверим.
  ***
  Зрители были ошарашены. Конечно: не каждый день концерты прекращаются таким экстравагантным образом.
  - Да, эффектно... - пробормотал Голан.
  Тем временем голос из колонок продолжал вещать:
  - Сохраняйте спокойствие. В зале находятся наши люди. Суммарный заряд взрывчатки который находится у них позволит с легкостью взорвать здание. Сидите на своих местах, и учтите вас захватили люди самого Che!
  - Неужто того самого Che? - раздался выкрик из зала.
  - Да.
  - Так вы именно тот самый Che? - снова поинтересовался из зала тот же любопытный (он явно туго соображал, иначе не спрашивал бы два раза).
  - Да. Тот самый! Тот самый Che! Che Boorashka!
  - Господи, мы все погибнем. - произнес бледный, как раковина в ванной Голан.
  - Вы его знаете? - спросил Нидайбох.
  - Этот сумасшедший провел серию терактов в прошлом году.
  - Мдя... - протянул Нидайбох. - А чего вы хотите заорал он во всеуслышание? Вы хотите денег?
  - Побойся Боба! No woman, no cry, no money, грешник!
  - А что же вам надо?
  - Как что? Взорвать это чертово здание. - ответил Che Boorashka.
  И грянул взрыв.
  ***
  Обломки консерватории лежали в беспорядке - укладывать их было некому. Толстый слой бетона лежал на тонком слое зрителей. Было тихо. Очень, только изредка слышался шорох, когда падал камешек.
  - Ну, я думаю нам пора? - поинтересовалась Карамель.
  - Да, думаю пора. - сказала Акварель.
  Настя молча кивнула. Девушки поправили прически и мерно зашагали по обломкам туда, где кипела настоящая жизнь.
  
  Послесловие
  Лаская языком собственно небо, можно обнаружить, что оно достаточно шероховатое на ощупь. Данный загадочный факт будет мучить вас долго, пока вы не вспомните про школьный курс биологии и клеточное строение организма. Правда это все равно ничего не объяснит, но вы ненадолго отвлечетесь от странных мыслей.
  И если в этот момент вы переведет взгляд на потолок и присмотритесь, то увидите, что он тоже неровный. Тогда есть ли разница между вашим небом и потолком, или между крокодилом и книгой, если они сделаны из тех же элементарных частиц вещества. Является ли крокодил упорядоченным набором протонов, электронов и нейтронов или же это просто случайность, следствие детской игры демиурга?
  И вы будете думать об этом. Даже зная, что в этом нет смысла. А девушки буду идти туда, где кипит жизнь. И они будут идти. И идти. И идти. И если они будут шагать достаточно быстро, то вскоре скроются за горизонтом.
  И наступит время велосипедистов.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"