...Утром к нам в палату привели нового больного. Он был весь взъерошенный, среднего роста, рот его был каким-то скривившимся не то в улыбку, не то в нечто, изображающее боль и отвращение. Медсестра указала ему на свободную кровать, сказала, чтобы он располагался, и ушла. Больной прошел, сел на кровать и долго сидел, минут двадцать, ни на кого не смотря и ни с кем не разговаривая. Мы тоже не разговаривали с ним. Мы - это давний коллектив палаты, живший здесь уже давно. Мы и не помнили, когда и как сюда попали, хотя очень маловероятно, чтобы мы родились здесь, во всяком случае нам казалось, что детство наше прошло где-то в другом месте, где было более просторно и где была совсем иная обстановка. Хотя ничего конкретного мы не припоминали, какие-то смутные воспоминания до нас доходили. И вот теперь уже долго-долго мы жили здесь. Время от времени к нам приходила врач - пожилая женщина лет шестидесяти со строгим выражением лица, в резиновых перчатках и с марлевой повязкой на лице. Иногда ее сопровождала медсестра, у которой выражение лица было не столь строгое, скорее даже подобострастное, когда она смотрела на женщину-врача. Врач отдавала распоряжения, которые заключались всегда в одном - сколько раз в день делать уколы каждому из нас. Обычно их делали утром и вечером, но иногда, когда заболевание обострялось, увеличивали дозу и назначали дополнительный укол после обеда. Мы никогда не спрашивали, чем мы больны, потому что болезнь была частью нашего существования и уже казалась как бы неотделимой от него.
Итак, к нам привели нового больного. Это было для нас столь неожиданным, что мы сразу как-то даже не смогли это все осознать и даже не спросили больного, откуда он и как сюда попал. Действительно, мы многие годы жили здесь и вот здесь, у окна, стояла пустая кровать, но мы никогда и не подозревали, что сюда можно подселить человека. И вот, наконец, подселили. Больной, как уже было сказано, сидел минут двадцать без движения, потом лег и застонал. Нам это стало очень противно, но что было делать? Больной стонал все громче, наконец пришла медсестра, сделала ему укол, и он успокоился, заснул и захрапел. Храпел он так громко, что, казалось, дрожат стены и дергается лампочка, висящая в центре палаты на забеленном известкой шнуре. Мы подумали, что теперь наше существование целиком определяется присутствием в палате вот этого больного. Когда он переставал храпеть, он начинал издавать нечленораздельные звуки, в основном, очень высокие, и все это было похоже на какую-то бессмысленную песню, у которой нет ни начала, ни конца. Вернее, начало песни было концом храпа, а конец песни был началом храпа.
На следующее утро пришла медсестра, сделала все уколы и нашему новому больному тоже. После укола он встал с кровати, походил из стороны в сторону по палате, потом снова лег. Никто с ним не заговаривал, и он ничего не произносил, только изредка странно урчал. И мы, наконец, поняли, что появление этого больного не случайно. Он оказался следствием того, что наше заболевание перешло в новую фазу. Когда мы это поняли, мы поначалу страшно перепугались: вроде жили и жили, а теперь вот какое-то новое развитие болезни. Мы и раньше подозревали, что наша болезнь не будет оставаться в одном состоянии, но что это случится именно сейчас, мы не предполагали.
И все же наша жизнь в новом состоянии длилась недолго. На третью ночь наш новый больной поначалу храпел, пел нечленораздельную песню, а потом неожиданно замолчал. Нам хотя это показалось странным, но мы не придали этому особого значения. Утром пришла медсестра, сделала всем уколы. Наш новый больной на укол даже не отреагировал, не пошевельнулся. В обед пришла врач вместе с медсестрой. Врач строгим взглядом осмотрела палату, заставила всех нас встать. Наш новый больной никак на это не отреагировал. Тогда подошла к нему медсестра, и он опять никак не отреагировал. Подошла врач и сказала медсестре, чтобы больного срочно унесли из палаты вместе с кроватью. Медсестра побежала в коридор, привела двух здоровенных парней, и они вынесли больного вместе с кроватью. "Продезинфицировать помещение",- сказала врач, и после этого палату в нашем присутствии долго опрыскивали какой-то дурно пахнущей жидкостью.
Болезнь наша вернулась на прежнюю стадию. Все стало снова спокойно, только не стало пустой кровати у окна. Наверно, то, о чем мы рассказывали, был просто случайный эпизод, и наша спокойная жизнь будет продолжаться еще долго-долго.