Аннотация: О Петровых начистоту... Рассказ о закономерностях и случайностях, которые ткут полотно судьбы.
ТЕЛЕФОН
- У меня украли телефон, - громко объявил сын, когда следователь Петров, встав утром с большого похмелья, весь в растрёпанных чувствах, доковылял до кухни.
Петров не сразу понял.
- Что-о? - прохрипел он, потом насупился; брови взметнулись вверх и столкнулись, бледно-землистый лоб пополз длинными морщинами; смысл сказанного тихо залез в его ухо, поскрёбся и, наконец, проникнув в гудящую черепную коробку, забренчал там отвлекающим шумом бессмысленной информации.
Петров молча налил полный стакан воды, с жадностью осушил его, налил второй и залпом выпил. Стало легче, сухая горечь отступила от горла, вчерашняя алкогольная муть чуть осела. Шестерёнки сознания, скрепя и подёргиваясь, медленно начали движение. Петров стоял на кухне в одних трусах и майке, тёр пальцами нывшую от избытка молочной кислоты спину и смотрел на сидящего за столом сына. Сын пил чай и медленно жевал бутерброд с колбасой.
- Так что с телефоном?.. - похлопав осоловевшими глазами, отрывисто спросил Петров, снова налил и выпил стакан воды.
- Его украли.
- Да?.. - Удивление было не совсем искренним. - Жаль. - Сожаление тоже трудно было назвать вполне искренним.
Помолчали.
- Ты найдёшь его?
- Кого? - не понял Петров, нечаянно потеряв нить разговора с сыном.
- Не кого, а что. Телефон.
- Новый купим... Симку заблокировал?
- Да, но мне нужен мой телефон.
- Брось... У тебя был старый телефон. Я куплю тебе новый... Какие сейчас из смартфонов новые и модные?
- Я знаю тех, кто его украл, - упрямствовал отпрыск.
Петров хмурым стеклянным взглядом уставился на сына.
- И кто же это?
- Кавказцы из соседнего двора.
Петров поскрёб гудящий чугунный лоб. Он устал, ему не хотелось ни о чём думать, и ни о чём говорить. Но всё-таки он решил выслушать сына и сел на стул напротив.
- Итак, что же произошло?
Сын покраснел и шумно выдохнул.
- Их было трое. Они обступили меня и потребовали отдать телефон... Я испугался и отдал.
- И отдал, - кивнув, задумчиво повторил Петров и прошёлся ладонью по небритому подбородку. - И ты теперь хочешь, чтобы я их арестовал за плохенький, почти неработающий старый телефон, который ты так просто, испугавшись, взял и отдал?.. Ты этого хочешь? - голос Петрова потяжелел, в пустых глазах мелькнуло раздражение.
- Я хочу, чтобы ты помог мне вернуть мой телефон, - настаивал сын.
- Я не вижу смысла... - начал Петров.
- Этот телефон мне подарила мама! - вдруг громко вскрикнул сын.
Петров постучал пальцами по столу, посмотрел в сторону.
Пять лет уже прошло... Нет, тогда был апрель, сейчас октябрь. Получается, четыре года и восемь месяцев... Именно столько времени прошло после гибели жены Петрова. Случайная незначительная авария, никто не пострадал, лишь она была не пристёгнута и ударилась головой о лобовое стекло. Врачи сказали: сотрясение мозга, скоро пройдёт... Но не прошло, стало хуже, а потом лопнул какой-то сосудик, и она умерла. Всё было так быстро и так непонятно, так ужасно и так просто одновременно... Жизнь семьи сломалась, её Вселенная погасла. Сын очень любил мать, он переживал её потерю сильнее и глубже Петрова. Впрочем, что значит "переживал"? Она так и осталась для него самым дорогим и родным человеком, он и сейчас переживает её гибель, может даже сильнее, чем раньше. И, вспоминая, винит отца, всякий раз больно и беспощадно коля его своим холодным и злым взглядом. Ведь именно тот тогда был за рулём... Но прошло время - четыре года и восемь месяцев. Надо жить дальше, прошлое не должно тянуть тебя назад, не должно мешать... По крайней мере, так думал следователь Петров.
И он принял решение.
- Я куплю тебе новый телефон, - твёрдо заявил Петров.
- Но мне нужен мой телефон, - упорствовал сын.
- Я куплю тебе новый телефон, - повторил Петров, и стало понятно, что это его последнее слово.
Бросив недоеденный бутерброд, сын быстро встал из-за стола и выбежал из кухни - он торопился в институт.
Полное, водянистое после вчерашней пьянки лицо Хохлова с маленькими острыми хихикающими глазками и широкой плотоядной улыбкой было похоже на большой, рыхлый круг сыра. Его голос шелестел по-барски - со смешливым довольством и снисходительностью.
- Ну, как ты вчера?.. - И ещё тише: - Как девчонки? Ничего? Как эта твоя пегая?.. Как её звали-то? Забыл. - Улыбка доползла до ушей, пухленькие пальчики поболтались в воздухе, пощёлкали друг о друга, потом соединились в ладошку и по-приятельски снисходительно потрепали Петрова по плечу.
Петров что-то прошипел неопределённое в ответ, поморщился и уселся за свой стол в кабинете.
- А я пришёл домой из сауны в четыре утра, с женой поругался, кричала жуть как. Истеричка... Детей разбудила, едва мне рожу не расцарапала, - вещал устало, на удивление равнодушно и монотонно Хохлов, потом вздохнул и сказал глубокомысленно: - Вот тебе хорошо, ты холостой...
- Заткнись, идиот! - не сдержавшись, с глухой яростью швырнул в ответ Петров.
Хитренькие глазки Хохлова округлились, в них мелькнуло нечто вроде изумления, он сразу замолк, но как человек не только недалёкий, но и незлобивый, минут через десять он уже забыл об этой обидной вспышке гнева у товарища, так и не поняв её причин.
Петров вытащил из своего сейфа несколько папок с уголовными делами и водрузил их стопочкой на столе. Некоторое время он сидел неподвижно, бесцельно созерцая пухлые картонные папки, которые даже не открыл, затем стал смотреть в окно, где порывистый осенний ветер крутил и дёргал уже почти голые ветки тополя. Конец октября, ещё чуть-чуть и должна прийти зима со спасительным первым белым снегом... Но пока всё тускло, мутно, уныло. Холодный, продуваемый северными ветрами город плавал в грязи и серости.
Вдруг Петров вспомнил вчерашнюю проститутку, с которой был в сауне. Пегая?.. Хм. Почему Хохлов назвал её Пегой?.. Ах, да. Необычные, крашеные в седую белизну волосы, чёрные густые брови и длинные ресницы. Странное сочетание, и сама она была странная. Как же её звали? Ведь говорила же... Петров покопался в своей памяти, но нет, он совершенно не помнил, как её звали. Что ж, пусть навсегда останется Пегой.
Сонная усталость растекалась по телу, где-то справа сопел и бубнил по телефону Хохлов, а Петров не мог оторваться от скучной и пасмурной, но отчего-то такой завораживающей уличной картинки. Полдня Петров сидел и смотрел в окно, опустив свои худые кулаки на столешницу. Он ни чём особо не думал и ничего особо не делал, сидел неподвижно, молчал и смотрел в окно. Ни говорить, ни даже глядеть в сторону коллег ему не хотелось. Лишь в голове, чередуясь в навязчивой бестолковости, всплывали образы Пегой и сына: бесхитростная глуповатая улыбка первой и жгучий, ненавидящий взгляд второго. Почему-то именно перед ними сегодня Петров чувствовал себя виноватым.
Вечером пришлось выехать по срочному делу - во дворе соседнего с петровским дома случилось убийство.
Молодой кавказец лежал в тёмном переходе под аркой, запрокинув голову и подняв вверх острый подбородок.
- Ловко его тут положили, - сказал Хохлов.
- Всего один выстрел, - утвердительно кивая головой, добавил эксперт. - В грудь.
Петров наклонился, внимательно рассмотрел мертвеца, борясь с непонятным желанием подвинуть поближе к корпусу тела широко раскинутые в сторону руки убитого.
- Из чего стреляли? - спросил Петров.
- Девяточка, точно... Девять миллиметров, - ответил эксперт. - Похоже, из макарова, может, настоящего, а может, и переделанного.
- И кто такой?
- Студент. - Хохлов помахал студенческим билетом, осклабился. - Султан зовут... То есть звали.
- Все они студенты... - недовольно проворчал эксперт, сидя на корточках и с фонарём сантиметр за сантиметром подробно исследуя тротуар. - А вот и гильза! - радостно объявил он. - Один выстрел, одна гильза... Хороший стрелок, но не аккуратный. Не позаботился даже подобрать за собой.
- Стрелок? - спросил Петров. - Один?
- Один, - заявил эксперт.
- Уверен?
- Абсолютно.
- Оружие нашли?
- Нет пока.
Петров отошёл в сторону. Было зябко, он застегнул поплотнее куртку, поправил шарф и запихал холодные руки в карманы.
- Свидетели есть?
- Не-ет, - протянул Хохлов, борясь с зевотой. - Выстрелы слышала одна бабка, но никто никого не видел.
Следователи поспешили быстрее всё оформить - усилившийся промозглый ветер со свистом продувал арку, пробирая насквозь.
Вернувшись в отделение, Петров первым делом заглянул в сейф и не нашёл там того, что надеялся найти.
- Я вчера с пистолетом был? - спросил он у Хохлова.
Тот нахмурился.
- Нет, кажется.
- Так "нет" или "кажется"?
Хохлов нахмурился ещё больше, видимо, пытаясь вспомнить.
- Нет, нет, не было... А вообще что-то я не помню... Потерял что ль? - с искренним сочувствием поинтересовался Хохлов.
- Дома, вероятно, оставил, - махнул рукой Петров.
Его надежда ещё не была окончательно разрушена.
Домой Петров вернулся уже далеко за полночь. Сын спал в своей комнате. Для начала Петров тщательно осмотрел прихожую, потом кинулся в свою комнату. Стол, комод, второй комод, шкаф, диван, тумбочки... Петров обыскал комнату один раз, второй, третий, потом вытащил припрятанную давно и далеко пачку сигарет, сел в кресло и закурил. Он не курил уже больше года, но сейчас ему обязательно надо было выкурить сигарету.
В коридоре прошлёпали тапки. В комнату заглянул заспанный, щурящийся на свет сын.
- Не видел мой пистолет? - спросил Петров, нервно пустив из носа клубы дыма.
- Нет, - сказал сын и исчез в темноте коридора.
Бледный лицом, с серыми мешками под глазами, подполковник Буянов, часто оправдывавший свою фамилию резкими взрывами эмоций, не матерился и не кричал, как обычно бывало, когда он вызывал Петрова на ковёр и распекал его. Он выглядел уставшим, был молчалив и сосредоточен. И это было хуже всего. Петров наверняка знал теперь, что случилось что-то серьёзное. Он видел, что Буянов был зол, и в не меньшей степени озадачен и огорчён чем-то. Буянов, казалось, обдумывал, решал для себя что-то важное, прекрасно осознавая, что должен сделать сейчас нелёгкий выбор.
- Ты это... - Буянов шумно попыхтел и повелительно махнул рукой в сторону стула, - присядь.
Петров сел.
- Потерял, значит, пистолет-то, - сказал Буянов и укоризненно покачал головой.
И это был не вопрос, а, скорее, констатация некого непреложного и печального факта, произнесённого с начальственным упрёком: мол, что ж ты, подставляешь-то меня, дрянь такая!
- Уже и до вас слухи дошли, Семён Сергеич. Но...
- Слухи, говоришь?
Подполковник повернул голову, кольнув Петрова злым прищуренным взглядом, потом вытащил из ящика стола пистолет в полиэтиленовом пакете и с громким стуком швырнул его на стол.
- Вот он, твой пистолет! - сказал Буянов. - И знаешь, где его нашли?
Петров молчал. Какая ж теперь разница, где нашли... Валялся в мусорном баке, лежал на тротуаре, был спрятан в водосточной трубе. Это не имело никакого значения. Теперь имело значение совершенно иное...
- В мусорном баке его нашли, - сказал Буянов. - Совсем недалеко от твоего дома... А знаешь, что ещё интересно?
Петров, конечно же, знал, но продолжал молчать. Он думал сейчас о главном.
- Вот из этого пистолета... Из твоего пистолета, - уточнил Буянов и ткнул в оружие пальцем, - вчера убили молодого парня, студента.
Буянов встал, тяжело сопя, прошёлся вокруг стола. Он подошёл к Петрову совсем близко.
- Может, объяснишь, Володя?
Надо было объяснить! И чем ближе это объяснение будет к правде, тем лучше, понимал Петров.
- Я потерял свой пистолет, - сказал он.
- Когда?
- Вчера обнаружил, что потерял... То есть позавчера он был, я помню, а вчера...
- Так-так, - пробормотал Буянов, поглаживая затылок, - так-так... - Отошёл, вернулся, наклонился над сидящим Петровым и прошептал в ухо: - А это не ты часом его шлёпнул? А, Володя?
В вопросе было сомнение, но какое-то совсем слабое, формальное, словно, для порядку.
- Нет, это не я, - ответил Петров поспешно и категорично.
- Ну, да, ты ж здесь, на месте, был. Алиби, однако...
Буянов вдруг громко хмыкнул, потом выпалил с жаром, словно подсказывая правильное решение:
- Шлюхи, небось, стащили?!.. А, Володь? Стащили и шлёпнули того хача... А?
Петров опустил голову.
- Ну, точно, шлюхи! - окончательно решил Буянов, найдя по собственному мнению, красивую, удобную и, главное, очень правдоподобную версию; озабоченность ситуацией сменилась нравоучительным пафосом. - Говорил я тебе, дураку, завязывай с этими саунами, с путанами, с этим всем, понимаешь... Видишь, что получилось-то? Ты слышишь меня?!
- Да, да, - виновато откликнулся Петров, не поднимая головы, но активно ею качая.
Буянов прошёлся ещё по кабинету, посгибал пальцы, пощёлкал ими, схватив одной рукой другую за запястье.
- Ну, вот что, - постановил он. - Сейчас же отправляйся к Василичу... Знаешь Василича, начальника Н-ского отдела?.. Прекрасно. Напишешь заявление о пропаже оружия задним числом. Там у них в журнальчике регистрации всегда найдётся для своих пропущенное местечко. Дуй прямо сейчас! - Буянов ободряюще хлопнул по плечу. - Василичу я позвоню, - и на прощание добавил тихо, почти шепнув в ухо: - Аккуратнее с Хохловым, у него завязки какие-то с кавказцами, может с лёгкостью тебя слить.
С Пегой Петров снова встретился спустя пару дней - на очной ставке. Те же короткие белые волосы и чёрные брови, терпкий запах духов, сразу ожививший воспоминания пьяной ночи, и большие испуганные глаза, с нескрываемым опасением и изумлением оглядывавшие всё вокруг. Она сидела на стуле, вся сжавшись, кусала ногти и совсем не понимала, что от неё хотят обступившие её полицейские. Когда в комнату вошёл Петров, в глазах Пегой мелькнуло нечто вроде надежды, но скоро надежда потухла.
- Её зовут... Её зовут... - Петров ожидаемо запнулся, следователь сурово посмотрел на него. - Я не помню, как её зовут, возможно, она и не назвала своё имя во время нашей встречи... Для себя я назвал её Пегой.
Больше всех своему прозвищу удивилась сама Пегая.
- При каких обстоятельствах вы познакомились с этой гражданкой? - спросил следователь.
- У нас были интимные отношения.
- За деньги?
- Ну, не даром, в общем.
- Свидетели вашего знакомства имеются?
- Да.
- И они могут это подтвердить?
- Да.
- Скажите, пожалуйста, а на свидание с гражданкой вы пришли со своим служебным пистолетом?
- Да, он был при мне.
- Вы это хорошо помните?
- Я уверен в этом абсолютно.
- Расскажите, что случилось потом.
- Потом, уже наутро, спустя некоторое время после расставания с этой девушкой я обнаружил, что пистолет пропал.
- Много времени прошло?
- Часа два.
- Вы пытались найти пистолет?
- Да. Но я его не нашёл.
- А саму гражданку вы нашли?
- Нет.
- Вы могли просто потерять пистолет?
- Нет, это исключено.
- То есть вы утверждаете, что именно сидящая здесь гражданка украла у вас пистолет?
Петров пожал плечами.
- Выходит, что так.
Потом следователь опрашивал Пегую. Она признавала, что встречалась с Петровым, но категорически отрицала даже саму возможность кражи у него пистолета. "Не крала я пистолета. Не было у него пистолета, не могла я его украсть", - твердила она, опустив голову.
Петров видел её глаза.
Пегой овладело нечто вроде упрямства отчаяния. Она сопротивлялась, как могла, она поняла, что её решили сделать крайней в каком-то подлом деле. Когда Пегая это окончательно осознала, она внутренне собралась, превратившись в ощетинившегося ежа, готового к борьбе с несправедливостью. Но Петров уже не увидел этой борьбы одинокой женщины, волею злой судьбы обречённой на поражение - он вышел из кабинета. Стоя уже спиной в дверях, он услышал угрожающий вопрос следователя:
- Ну, что, гражданка Петрова, будем мы сознаваться в краже оружия или будем усугублять свою вину?
"Петрова?" - успел удивиться следователь Петров.
Дверь кабинета, резко щёлкнув замком, закрылась.
Октябрьская ночь наступает рано. Город, на несколько часов вырвавшись в серый облачный день, вновь опускается в темноту. И эту грязную мокрую темноту разряжают лишь разноцветные электрические огни фонарей и рекламы.
Сын был дома. Он сидел в своей комнате перед компьютером и играл в нечто стреляющее и ревущеее, сидя неподвижно, каменным изваянием. Петров, не скинув куртки, зашёл в комнату, сел на стул в углу, сын не повернулся, но Петров чувствовал напряжение в его спине. Некоторое время Петров сидел молча, наблюдая за мелькающей, дёргающейся картинкой монитора, в которой он совершенно ничего не видел и не понимал, потом спросил:
- Ты ел?
- Да. - Сын не обернулся, инстинктивно наклонил голову, не отрываясь от экрана.
- Там котлеты были...
- Да, я ел, - повторил сын и вдруг прибавил со странной и совершенно непривычной для себя заботой об отце: - Я тебе тоже оставил... И салат сделал. В холодильнике. - Голос его сделался мягким, виноватым.
- Спасибо, - откликнулся Петров. - Что в институте?
- Всё нормально.
- Может, съездим куда-нибудь на ноябрьские?
Картинка монитора застыла, момент вырвал какой-то большой и злой красный глаз. Поставив игру на паузу, сын повернул голову, изумленно уставившись на отца.
- Куда?
- Ну, не знаю, куда хочешь, - пожал плечами Петров. - Нам, думаю, надо отдохнуть от всего... В Таиланде сейчас тепло?
- Там всегда тепло.
- А сезон дождей?.. Там же бывают сезоны дождей?
- Не знаю, наверное.
Петров улыбнулся.
- Ну, если будут идти дожди, будем сидеть под навесом, смотреть на серое небо и дышать соленым морским воздухом. Как тебе? - он стукнул ладонью по колену, не услышав ответа, и встал. - Решено. Завтра же куплю путевки в Таиланд... - На минуту замялся, - Слушай, я хотел тебя спросить... - посмотрел на сына, их взгляды встретились, и всё, в общем-то, стало понятно. - Впрочем, нет, теперь вопросов нет, - сказал Петров и вышел.
Утром выпал снег. Белым лёгким покрывалом он постарался прикрыть грязь поздней московской осени, но грязь не сдавалась, медленно, но верно, всасывая в себя белый цвет наступающей зимы.
Петров стоял у окна и пил кофе. В одной руке он держал кружку, в другой - старенький потрёпанный смартфон сына. Тот самый - мамин подарок... Сегодня утром Петров обнаружил его в комнате спящего сына, на полке. Петров внимательно осмотрел его заношенный, поцарапанный во многих местах корпус и погладил большим пальцем, как старую и драгоценную вещь, потом аккуратно положил на кухонный стол.
Глоток обжигающего крепкого кофе, потом ещё один. Пора на работу... Отставляя в сторону чашку, Петров заметил во дворе старенькую ауди, которую он видел около своего дома впервые. Он не знал, почему обратил внимание на эту машину. В ауди, разрезавшей утренние сумерки светом фар, явно сидел водитель. Петров не мог его видеть, но был почему-то уверен, что тот кого-то ждет, готовый в любой момент резко рвануться с места. Петрову казалось, что, скрытый лобовым стеклом, водитель волновался, и какое-то непонятное напряжение, так сильно контрастировавшее с легким спокойствием утра, читалось в этой странной машине, на крыше и капоте которой не было белого снега... Или это просто казалось? Петров накинул куртку, замотал вокруг шеи шарф, взял ключи и портфель, и вышел.
Площадка перед квартирой была пуста. Он всё ещё думал о машине, топчась на месте и ожидая вызванного лифта. Тот, шумя, медленно подъехал. Петров спустился вниз и сделал два шага из распахнувшейся двери лифта.
Дальше всё произошло очень быстро и в тоже время разложилось в памяти чёткой и ясной последовательностью действий. Хлопок выстрела сзади, совсем негромкий. Пуля чиркнула стену где-то впереди, свинцом вырвав штукатурку. Петров автоматически пригнулся и бросился в сторону, успев разглядеть движущуюся в углу тень. Еще хлопок. Вторая пуля с громким звоном пробила стекло двери подъезда. Третьего выстрела допустить было нельзя. Петров ринулся в угол, где прятался стрелявший. Схватив за руку, он смог резким ударом повалить того на пол. Пистолет с металлическим лязгом отлетел в сторону, а на ступеньки спиной упал молодой парень, кавказец. Схватившись за грудь, он сипел и судорожно хватал ртом воздух. Он задыхался. Его правая рука, трясясь, скользнула в карман куртки и вытащила маленький баллончик. Дрожащими руками кавказец не смог удержать баллончик, тот вырвался и неторопливо скатился вниз по ступеням. "Астматик?" - удивился Петров. Парень попытался встать, поднимая вверх руку и словно прося пощады и помощи, но сильный свистящий всхлип остановил его и опрокинул на бок. Он страшно захрипел, мучаясь удушьем.
Петров хотел было поднять упавший на пол баллончик, но вдруг вспомнил старый смартфон, лежащий на столе в кухни, и остался стоять недвижимым. Он ждал и смотрел, как умирает человек. И только когда парень окончательно затих, достал свой мобильный и набрал нужный номер...
А через пару недель Петров с сыном уже отдыхали в Таиланде, оставив на время укутавшуюся в белоснежные одежды зимнюю холодную Москву.
И больше никогда в жизни они не обсуждали судьбу того злосчастного телефона.
Персонажи и события, о которых рассказано в данном произведении, являются вымышленными. Любое сходство с реальными людьми и событиями случайно.