Было это не давным-давно и далеко-далеко, и не однажды, может быть. Да только вот было, мой хороший маленький дружок. И было это совсем по соседству - на Кронштадтских фортах Финского залива. Да, да, на тех, которые ты видел, когда поехал смотреть Кронштадт с мамой по дамбе на автобусе. А может, ты видел их из окошка парома, идущего из Ломоносова или "Метеора", идущего с Васильевского острова в Кронштадт. Так вот.
Пара чаек - Галла и Планер - прилетели на один из фортов весной и стали выбирать место для гнездования. Не вдвоем прилетели, конечно, еще пара десятков чаек прилетели вместе с ними. Когда говорят "пара десятков" - это не точно двадцать птиц, а может быть, больше или меньше, просто никто их точно не считал, но все равно, это довольно большая стая для такого небольшого искусственного островка, как форт.
Когда-то давно по приказу Петра Первого люди построили здесь кирпичные домики, поставили пушки, и устроили в домиках военные склады и небольшие жилища для тех, кто эти склады охранял и за исправностью пушек следил. Прошли столетия - а от основания Петербурга да и Кронштадта, как ты знаешь, уже триста лет прошло - и форты потеряли свое военное значение и были заброшены людьми. А домики с их уже присыпанными землей крышами и заросшими уже трубами на этих домиках никуда не делись. Стоят себе, разрушаются медленно, и чайки уже много лет назад облюбовали эти форты и домики для своих гнездовий. Прилетают весной, вьют гнезда, выращивают птенцов. Вот и счастье из года в год и мир на фортах.
Да только сегодня у нас с тобой грустная сказка о том, какая жизнь здесь была у чаек, и что с ними случилось в тот год.
Галла снесла несколько яичек, птицы ведь не считают, а было яичек в кладке целых четыре, такое бывает редко. Снесла и бережно и терпеливо сидела на них день и ночь, чтобы не остыли птенчики внутри, и никто бы не потревожил не родившихся малышей. Яичко хрупкое, а чайка не такая уж и маленькая птичка, но она очень осторожно обращается с будущими птенцами и никогда не раздавит скорлупу. Она сидит и прикрывает собой кладку, как пуховое одеяльце, а папа Планер летает неподалеку - ловит мелкую рыбу в Финском Заливе и приносит Галле: как известно, голодная птица - холодная птица. Но мама Галла не бывает голодна, папа не забывает ее, прилетает часто и кормит вкусно и сытно.
И вот, наконец, одно из яичек стало покачиваться под чайкой-мамой, мама приподнялась и посмотрела на яичко, которое станет ее первым птенчиком. Малыш внутри яичка сначала слабенький, маленький, сидит внутри тихонько, питается белком, а потом становится покрупнее и посильнее, и ему уже тесно в яйце. Потому он начинает бить изнутри в скорлупку еще неокрепшим клювиком и пытаться его разбить. А крылышки, которые еще не крылышки почти, а коротенькие заготовки крылышек, старается растопырить так, чтобы побольше места в яйце занять, и чтобы ими тоже скорлупку постараться сломать. Вот и наш малыш топчется внутри яичка, крылышки растопыривает, клювиком в яйцо бьет, а разбить пока не может. И мама ему пока не помогает, потому что если сам не может выйти, значит, рано ему еще выходить. Смотрит мамочка, волнуется за малыша, и ждет его. Прошло уже несколько часов, наверное, малыш снова и снова стукает клювиком изнутри и вот - на яичке появляется трещинка, потом уже целая трещина, потом мама уже видит в темном нутре яичка розовенькую кожицу малыша, и начинает помогать ему клювом, склевывает кусочки скорлупы. А малыш трудится изнутри, делает самое первое важное дело своей жизни - рождается! Наконец, показалась его маленькая головка и мамочка в умилении громко вскрикивает, так что на ее голос прилетает папа, чтобы тоже увидеть рождение своего первого малыша в этом году. Понемногу маленький птенец-чайка освобождается от скорлупы полностью и падает в гнезде в изнеможении. Он отдыхает, а мама уже приняла от папы кусочек рыбы, освобождает его от косточки, разжевывает его, смешивает со слюной, согревая и делая первый завтрак малыша мягким и вкусным. Потом малыш поднимает на маму глазки и открывает клювик, издает первый писк, и мама ловко всовывает ему в клюв приготовленный кусочек рыбы. Малыш замирает на мгновение, пробует на вкус, глотает и - пии - снова открывает клюв. Понравилось! Мама снова кормит малыша, и он, уставший и счастливый, тихонько засыпает. Папа Планер отдает оставшуюся рыбу маме Галле и улетает за следующей добычей. А мама прибирает в гнезде, съедает скорлупу, потом тихонько садится на кладку снова да так, чтобы и согреть будущих малышей, и дать высунуть клювик новорожденному первенцу. Она чистит ему перышки и тихонько напевает ему песенку. Это уже не громкий чаячий крик, это тихое "пиу-пиу", то есть "спи-спи-спи".
Яички чайки сносят одно за другим через день, а потом греют по очереди почти целый месяц - двадцать семь или даже двадцать девять дней! Сначала мама сидит на гнезде, а папа приносит рыбу, потом папа сидит, а мама улетает размять крылья и тоже приносит рыбу. И малыши рождаются через день, строго по порядку, как будто смотрят в календарик.
И вот через день у нашего знакомого Чая родился братик, еще через день - сестричка, и, наконец, снова братишка. Если бы ты видел их тогда, ты никогда бы не разобрался, кто мальчик, а кто девочка, или, как говорят про зверей и птиц - кто самец, а кто самка. Но мама с папой быстро разобрались со своими детками, и мы просто поверим им, что так и было: два братика Гай и Май, и сестричка Далли. Это была довольно большая семья - целых четыре птенца - потому что обычно у морских чаек в кладке бывает всего два или три яйца, и у многих соседей наших чаек так и было: два или три птенчика. А здесь - посчитай сам: первый Чай, второй Гай, третья Далли и четвертый Май! Да, много рыбы нужно добыть родителям, чтобы накормить столько малышей! Много труда и терпения понадобится им, прежде чем из беспомощных малышей они станут настоящими чайками!
Ведь сначала они все рождались почти голенькие, с легким мокрым пушком на тельце, но довольно быстро, буквально через день-два, они покрылись пушком погуще, и вскоре стали покрываться и перышками. Поверишь ли ты, если я скажу тебе, что малыши-чайки становятся на вид совсем как взрослые чайки всего лишь через семь или восемь недель? Представляешь, в марте-апреле на заливе еще лед, а на фортах еще лежит снег, а Галла и Планер в апреле уже стали вить гнездо и отложили яйца! В мае у них уже родился первый малыш, в июне малыши уже должны покрыться перышками и подрасти почти как взрослые птицы, а в июле они уже должны были научиться летать и подняться в небо со стаей молодых чаек из разных гнезд!
Должны были. И в прошлом году здесь все так и было! Но все случилось иначе.
В одно майское утро на Финском заливе появилась небольшая деревянная лодка, которая приближалась к форту. В ней сидели взрослые дяди и тети, которые смеялись и громко кричали, а один из них греб веслами по направлению к чаячьему острову.
Взрослые чайки тоже стали громко кричать и взвились в воздух. Но им было, конечно, не до смеха! Шутка ли, в самый ответственный и беспомощный момент жизни их малышей на острове появились чужие, сильные, непонятные звери, которых за свои четыре-пять или больше лет взрослые чайки повидали немало! Конечно, некоторые из этих существ не причиняли вреда птицам, они плыли себе спокойно на больших кораблях и маленьких лодках по заливу, бросали пролетающим чайкам хлеб и даже иногда рыбу, улыбались чайкам, как добрым знакомым и вовсе не кричали громко. Но был у некоторых чаек и другой опыт. И громкие гости очень, очень-очень обеспокоили наших Галлу и Планера, а с ними и других чаек, а за ними испугались и притихли крошечные и не очень птенцы. Шум поднялся совершенно невообразимый, и чайки кричали в испуге непрошенным гостям: "Пожалуйста, улетайте, уходите, уплывайте отсюда! Приезжайте позже, когда наши дети встанут на крыло, когда мы все поднимемся красивой белой стаей в небо над заливом и полетим сказать Кронштадту: "Здравствуй, любимый!" Пожалуйста, улетайте, уходите, уплывайте, люди!"
Но люди не понимали языка чаек. Они не собирались его ни понимать, не слышать. Они вынимали из лодки разные предметы, стучали металлическими и стеклянными предметами, стали рубить привезенные с собой дрова и разводить костер. Легкий дымок, а потом и густой едкий дым поднялся над маленьким островком-фортом, малыши в гнездах стали чихать, как самые настоящие дети, только тихо-тихо. Но шумные гости не слышали и этого. Они включили музыку и стали купаться, ходить по острову и собирать мелкие палочки и сухую траву. А чайки кричали, метались и били воздух крыльями!
И вот один из людей поднялся на крышу полуразрушенного строения, увидел там большое гнездо, а в нем яйца, из которых еще не вылупились птенцы! Старший малыш успел вывалиться из гнезда и затаиться в траве, а его горемычные родители летали над гнездом и кричали, кричали!
- А давайте сделаем яичницу! - закричал он.
Снизу раздался смех, и женщина, его спутница, вскарабкалась на крышу тоже. Неужели ничто не шевельнется в их душах? Неужели майское солнышко не согреет их сердца? Неужели крик родителей не отзовется в них криком их собственных детей или родителей?
Нет, они не слышат чаек, не видят до полусмерти испуганного птенца в траве. Они увидели два яйца, и эти яйца даже крупнее, чем куриные, которые продаются в магазине! Пестрые крупные яички для них не были нерожденными малышами! Они были для взрослых, сильных и вовсе не голодных мужчины и женщины просто будущей яичницей! Потехой в весенний выходной день на пикнике. Романтиков среди Финского залива.
И они взяли эти яйца и пошли по крыше, чтобы найти еще яиц. Женщина подогнула подол своей юбки и складывала туда яйца, пока не набрала их больше десятка! Мужчина галантно подавал ей руку, чтобы она не запнулась об очередное гнездо и не уронила яйца!
Родители, бывшие хозяева только что разоренных гнезд в ужасе улетали от форта оплакивать своих малышей, а чайки, гнезда которых остались не разоренными, с тем же ужасом наблюдали за людьми. Некоторые их них улетели в страхе с форта навсегда, даже не узнав и не увидев, что сталось с их малышами. Где-то улетел только папа, а где-то - не выдержала страха и горя и мама тоже.
А люди спустились с крыши и подошли к костру. Там уже приготовили найденный здесь же кусок жестяной крыши, соорудили сковородку. Но яичница не удалась: разбитые яйца содержали в себе еще не развившихся, но уже почти сформировавшихся малышей. Вместо желтка и белка - таких же, как ты видишь обычно, когда мама жарит яичницу из простых куриных яиц - они находили малышей, которые уже никогда не смогут вылупиться, никогда не попробуют рыбы из маминого клюва, никогда не станут взрослыми чайками и не полетят прекрасной стаей над паромом, идущим из Кронштадта в Санкт-Петербург.
Только вот когда мама покупает в магазине куриные яйца, в них нет малышей-цыплят. И чаек нет, и утят, и вообще никого в них нет. Куриные яйца в магазине привозят с птицефабрик, где курочки несут яйца без петушков, они не вьют гнезда и не сидят на них, ни в одном из яиц в магазине нет и не было птенцов, понимаешь? Там есть только белок и желток, и еще тонкая пленочка вокруг них, а над ней белая скорлупа. И ты кушаешь просто яйца, а не маленьких цыпляток, которые не смогли родиться. А эти взрослые гости чаячьего острова в любой день могут пойти и купить такие яйца в магазине, и сделать яичницу, или сварить их, или добавить в тесто, и в этих яйцах не будет птенцов. И они не попали в кораблекрушение и не умирали с голоду, у них была с собой еда и сколько угодно времени, чтобы вернуться домой и съесть там еще столько же еды. Они просто не читали эту сказку, когда были детьми. Ты уж прости, малыш, что ее никто не написал много лет назад. И вы простите, маленькие Чай, Гай, Май и Далли, если сможете.
И вот сначала эти двое - я не могу написать здесь "люди", малыш - били яйца одно за другим и брезгливо выбрасывали. Но потом переставшие смеяться взрослые остановили их, и все оставшиеся яйца было решено отправить обратно в гнезда. Потом один из приехавших пошел с ними и положил какие попало яйца в какие попало гнезда. Но поздно! В разоренные гнезда уже некому было возвращаться. Чайки улетали, а большинство уже улетели навсегда. Больше некому было сесть на гнезда и довысиживать те яйца, которые им достались. На островке наступила тишина, мертвая тишина, и даже птенцы тихо сидели в траве и за камнями и молчали.
Пикник стал стихать и как-то расстроился, люди выключили музыку, потушили огонь, сели в лодку и уехали по домам, к своим семьям и детям. Возможно, они даже не стали рассказывать об этом сегодняшнем пикнике никому из знакомых. А может быть, им даже будет стыдно посмотреть друг другу в глаза когда-нибудь. Но, может быть, и не будет стыдно. Потому что они не читали эту сказку в детстве.
А Чай, Гай и Май сидели в траве и пищали. Они звали маму и папу, звали маленькую Далли, но она куда-то пропала, и не отзывалась. И мамы с папой не было слышно и не было видно нигде! Они хотели кушать, им было холодно, страшно и одиноко! Неподалеку слышались писки других малышей, а в некоторых гнездах даже были мамы и папы - самые отчаянные и смелые родители, которые не улетели или которые улетели, но все же вернулись, когда пришельцы покинули остров. Но взрослых было мало, а малышей много.
И наступал вечер, и садилось солнце, и обманчивое тепло сменялось пронизывающим холодом Финского залива. А до лета было так далеко, и до маминого теплого крыла было тоже - так далеко! И даже до теплого утра следующего дня было так далеко! И отважные малыши жались друг к другу, голодными голосами пищали, а темнота становилась все гуще...
Ночью они просыпались и снова звали маму и папу, а ветер пел им свою суровую одинокую песню. Утром, когда Чай проснулся, он увидел, что в гнезде остался совсем один. Вернее, Гай и Май своими теплыми еще тельцами были рядышком, но их светлые птичьи души были уже далеко-далеко в светлеющих небесах. Чай еще немного покричал, а потом стих и безмолвно заплакал. Он видел вокруг много гнезд, и там было много неживых птенцов, и даже немного живых, которых торопливо кормили мамы, а некоторых даже мама и папа вместе. Но Галла и Планер были хорошими заботливыми родителями, но всего лишь пугливыми чайками, молодыми чайками, впервые высидевшими в этом году птенцов. Не вини их, дружочек, может быть, не так уж они и были виноваты. Или не только они были виноваты.
И наш мужественный Чай встал, перебрался через братьев и пошел искать маленькую Далли. Он верил, что вместе с ней он найдет и папу с мамой чуть позже, когда они вернутся за ними, когда их страх пройдет, как сейчас прошел его страх, страх маленького храброго Чая. Он шел, спотыкаясь, и в его желудке было холодно, а слабые ножки не хотели слушаться. Он шел вперед, а потом упал с крыши, неумело размахивая крыльями без рулевых перьев. Он больно ушибся, немного полежал, но снова пошел дальше и дальше.
Потом он увидел сестричку Далли, которая плавала в воде, еще трепыхая крылышками и тихо попискивая. Он упрямо пошел к ней, он хотел помочь ей, согреть своим тельцем младшую сестричку! А вода была такая мокрая и такая холодная, и совсем не такая красивая и сине-зеленая, какой казалась с крыши. И он кричал: "Мама! Папа!"
И Галла и Планер услышали его! Они летели издалека к форту и громко кричали, они торопились вернуться к своим малышам, найти их, согреть, накормить. И впопыхах папа даже нырнул на миг в воду и поймал маленькую рыбку для потерянных вечером малышей.
А потом в клюв маленького Чая попала вода, он стал чихать и захлебываться, и он так и не смог вытащить из воды свою маленькую сестричку Далли. Последним, что увидел храбрый Чай, были мама и папа, летящие к ним. Он видел, как Галла и Планер подлетели к маленькой Далли, стали клювом и крыльями выталкивать ее из воды, как папа подлетел к нему и тоже стал выталкивать его к берегу.