Глава 3
Придурь
- Женька, тарелки глубокие где у нас? - мать, наспех принаряженная, от волнения вспотела и совсем раскраснелась. По кухне металась: то чайник схватит, то поварёшку. Стопку тарелок, тех, что чудом уцелели у них в хозяйстве, Женька давно унёс в зал. Брат с сестрой весело перемигнулись и помчались дальше накрывать на стол. Не мог пока привыкнуть Женька к новому ритму жизни. Но, раз пошла такая тема, он согласен - пускай продолжается. Совсем недавно Женькина душа висела в желтом режиме ожидания, а вот теперь светофор судьбы внезапно переключился на зелёный свет. События понеслись быстро, и сюрпризам, казалось, конца не предвидится. Примерно, думает себе пацан, как весной на Реке треснет ледяной панцирь - льдины не остановишь. Значит - скоро лето. Так и сейчас - в доме веяло светлое весеннее ожидание перемен. Женька со Светкой его чувствовали, родители - вряд ли. Откуда знать мог Женька, что высокий, седой, немного прихрамывающий на левую ногу, странно знакомый мужик за рулём белой "Волги" - это их со Светкой дядя. Правда, он Женькиному отцу не родной брат, а двоюродный, но раньше про него Женька вообще не знал, о родственниках отец с матерью никогда не говорили. У Женьки была Светка, у Светки - Женька, на этом вся родня и заканчивалась. Сейчас они смотрели то на дядю Колю, то на отца и удивлялись: действительно, похожи! И высоким ростом, и серыми глазами, даже прикуривают одинаковым жестом, прищуриваясь. Только у дяди Коли морщин больше, да и голова вся седая. Зато глаза ясные, молодые, без белёсой пьяной мути - не то, что у отца. Нет, Женька запрещал себе думать, что отец чем-то хуже своего брата, просто дядя Коля действительно совсем другой. Лишь пьяное безразличие да злобу необъяснимую наблюдал в последнее время Женька в отцовском взгляде. А вот новоявленный дядя, которого они видели впервые, смотрел на них со Светкой с весёлой нежностью. Может, потому, что не было у дяди Коли с тетей Машей своих детей....Жили они за триста километров, в краю, богатом лесами, горами и озёрами - как раз тем, чего в В-ске не было совершенно. Деревня Речное.... У Женьки сладко заныло в груди, когда он услышал название. Ради такого случая Женьку со Светкой тоже за стол усадили. Отец даже свою заначку потратил (а у него, значит, и заначка была! - с досадой подумал Женька, вспомнив вечно пустой холодильник. Женька, конечно, заценил деревенские гостинцы, что привёз дядя Коля: и крошечные солёные рыжики, и тушеночку домашнюю - нежно - розовые кусочки мяса в янтарном желе, и малиновое варенье - густое, хоть ножом режь. Только придумать не мог - вот как бы заныкать ту вкуснотищу, а то к завтрашнему утру одна память останется, а воспоминаньями они со Светкой сыты не будут. - Ох, пирогов-то Машиных не захватили! - рокотал басом дядя Коля. Вид делал сокрушенный, а глаза - то смеялись, - Ох, какие пироги у Маши! Голос дяди Коли Женьке сразу очень понравился - добрый был голос, прямой и без подвоха. И пахло от дяди Коли здорово, самым сладким запахом на свете: бензином, машинным маслом и дальней дорогой. - Вы уж простите нас - говорит смущенная тетя Маша - нестарая ещё, миловидная женщина маленького роста, и вся такая свежая и чистая, что родная квартира вдруг разом посерела, - Свалились посреди недели, как снег на голову. Столько лет собирались, а то одно, то другое... Родня, называется! - Да чё! - неопределённым жестом отмахнулся отец и закашлялся. При гостях приходилось ему сдерживаться, а две рюмки тети Машиной вишневой настойки после водки только растравили внутри пожар, что в связи с завтрашним выходом на работу составляло противоречие тяжелое, практически непереносимое. Женька сурово свёл брови и двинул Светку под столом пяткой. Та зааалела, опустила голову, медленно и чинно облизала ложку от душистой сладости. "Живот с непривычки заболит, дура!" - с тревогой подумал Женька. Сам он старался ложку ко рту пореже подносить. - Сколько ж лет не виделись, Димка! - вздыхает дядя Коля после очередной стопки, выпитой братьями "за встречу", - У вас тогда Женька только что родился. Что смеёшься, Свет, он не помнит! А я его сразу узнал бы - наша порода, вахрушинская. Ох, и время летит! Мы ж тогда с Машей домишко старый купили. Потом потихоньку-потихоньку новый поставили; машину вот взяли, не новая, правда, но хорошо бегает. - С работой как? - спросил отец. Рука дрогнула и всё-таки потянулась к наливке. Ладно - где вторая, там и третья. Дядя Коля перехватил Женькин взгляд и помрачнел: проблема серьёзная вырисовывается. Помнится, совсем иной был Дмитрий мужик: серьёзный, работящий. А сейчас - будто подменили. И пацан глядит волчонком затравленным. Бьёт он его, что ли? - С работой в последний год у нас не очень. Маше вот дома сидеть приходится - ставки в садике сократили. Я - с тракторами - грузовиками вожусь. Совхоз-то развалился. Старьё одно осталось, а не техника! - и Женьке подмигнул. - На фермера пашем теперь. Каждый день за полсотни километров туда - обратно. - И чё, платит? - Ну, как сказать.... Когда как. Да чего нам с Машей вдвоём - много ли надо. Говорю ей - куда столько варенья - соленья делаешь, а она всё закатывает! Как конвейер. - Что ж! - засмеялась тётя Маша, крепкой круглой ладошкой поправляя светло - русые кудряшки, - сколько рука берёт, столько и делаю! Кому съесть - всегда найдётся! Женька смотрел на дядю с тетей и думал: как будто ниточки невидимые между этими двумя людьми протянуты. Один повернётся - и другой туда же. А у отца с матерью всю жизнь - грызня да драки. Как надоело! Гоняет Женька вилкой по тарелке грибочек с ноготь величиной, который никак не желает подцепляться, а в груди ком какой-то растёт и растёт. Что, неужели трудно людям жить нормально?! - Так вы приезжайте к нам в отпуск! - говорит дядя Коля,- Дом новый, места много. Недавно газом стали отапливать, но мы и печку оставили, не стали ломать: Маша пироги печёт, сало, опять же, хорошо коптить. У нас корова, свиньи, куры, огород большой. А леса кругом какие красивые, да. Маш? Димка, ты чего, не рассказывал им никогда, что ли, про леса наши? А помнишь, мы с тобой в шестом классе за грибами ходили, заплутали на трое суток? С вертолётами искали! Ну ты чего, забыл? Женька на отца косится втихаря: тот брови сдвинул, видно, что злится, а сказать ничего не может - момент неподходящий. И недомолвка, недосказанность так и висит между взрослыми. И про деревню родную отцовскую первый раз слышит пацан, и каждое слово дядино с жадностью ловит: интересно же, блин! Правда, почему отец всегда молчал? Не отличался Дмитрий Вахрушин многословностью. Матом сквозь зубы - и то редко. - Конечно - приезжайте! - улыбается тётя Маша, - За ягодами - грибами сходим с молодёжью, а то Коля на своей ноге пока допрыгает! - Какие отпуска-а-а! - затянула мать, порядком уж разомлевшая от наливки, - Не-е-е! Нам не до того! Вон ишачим - ишачим.... " Много вы с Димкой наишачили!" - подумал себе дядя Коля, обводя взглядом комнату, никогда, видно, не знавшую ремонта. Краска на полу до дерева стёрлась, гвозди торчат, заметил он опытным хозяйским глазом. А тетя Маша - на Светку смотрит: надо ж так туго девочке косу заплести, наверно, даже моргнуть больно. И платьице линялое, сейчас уж такого фасона не продают. - Николай, давай ещё по одной! - Нет, Димка! - решительно отмахивается дядя Коля, - Я завтра друга навестить собираюсь, поедем на кладбище с нашими ребятами - Серёгу помянуть. Ну, помнишь, который в Афгане погиб? Воевали мы вместе - поворачивается дядя Коля к остальным Вахрушиным. Только у меня - нога подстреленная, а Серёга - в цинковом гробу вернулся... Лишь головой качал дядя Коля назавтра, обнаружив, что Женька представление имеет весьма смутное о той войне: "Да что ж вы, молодёжь? Чему вас в школе-то учат?". И взял его с собой. С утра, когда родители разошлись по своим работам, оставили они тётю Машу со Светкой в торговом центре, и вдвоём с дядей Колей поехали к его другу - Андрею. И навсегда осталась в Женькиной памяти тесная однокомнатная "хрущёвка" на четвёртом этаже, и как дяди Колины друзья, осторожно подняв Андрея с инвалидного кресла, несли его вниз по узкому лестничному пролёту и усаживали в машину. Как молча стояли у могильной плиты, а овальной чёрно-белой фотографии застенчиво улыбался круглолицый парень, которому никогда уже не исполнится двадцать один год.... - Какие Серёга песни писал! - вздохнул дядя Коля, как свободная минута - так присядет за палаткой и сочиняет. Жаль, тетрадка его не сохранилась - кровью всё залило... - Ещё бы сколько сочинил! - отозвался Андрей, машинально поправляя на могиле букет алых гвоздик. В то жаркое июльское утро на кладбище, кроме них, казалось, никого больше и не было. Лишь в безоблачном небе заливались птицы, шумели листвой тонкие берёзки, да позвякивали друг о друга медали на груди Андрея, - Не успел вот.... Ни дожить, ни дописать... - Второго числа всё не получается приехать, - жалуется дядя Коля, - начальство не отпускает. Про второе число Женька немного знал. В основном то, что в этот день закрыт рынок, и на площади перед городской администрацией в фонтане пьяные купаются. - Да не будет настоящий десантник, как свинья, нажираться! - возмущается Андрей, - Это так, какие - то.... просто форму надели. Дядя Коля только вздыхал да щурился, да глядел на дорогу. Потом уже, когда сидели опять в квартире Андрея, Женька нарезал хлеб, закуску, а потом примостился в уголке и жадно впитывал взрослый мужской разговор По комнате плавал сигаретный дым, в речь то и дело вплетались чужие колючие слова: Кандагар, Кабул, Баграм...Они походили на те названия, что Женька недавно слышал от Сашки. Вот какой, оказывается, была та война. Заснеженные вершины гор, караваны верблюдов, раскалённая пустыня, обгоревшие остовы машин, колонны грузовиков, идущих по узкой горной дороге над пропастью; молодые парни в голубых беретах, с автоматами возле палаток, а потом они же - на кроватях госпиталей: в бинтах, с костылями - всё это навеки застыло на фотографиях, помеченных восьмидесятыми годами. Разные песни бывают на свете. Но ту, какую он слышал сегодня - это как молитва, что ли, думал пацан. Не всем их петь можно. Кто сам пережит - тот может. А другим... не, не надо. - Вернулся - долго привыкнуть не мог, - вспоминает дядя Коля, - Дети на улице шарик хлопнут, а я вздрагиваю. Всё казалось - стреляют.... Не любят наши рассказывать, чего там было. Не было там ничего хорошего - точно тебе говорю. Ну, вот только выпьют когда - так, может, и разговорятся, а так... Тяжело вспоминать, Женька, тяжело... Всего лишь одну историю поведал ему дядя Коля на обратном пути, да и то не совсем охотно: как зажали душманы их взвод в узком ущелье, удалось им Андрея тяжело ранить, но друзья его не бросили, конечно, вытащили из-под огня. А потом вертолёты на помощь пришли. - Запомни, Жень, - сказал дядя Коля на обратном пути, - Человека проверять надо не по тому, что он говорит. А по тому, что он делает. Натрепать ведь можно что угодно, а как до дела дойдёт.... У нас все ребята друг за друга - иначе не выжить. Мы даже часто вместо имени говорили: "братишка". Думаешь, самое страшное на войне что? Самое страшное, Женька, для меня было - живым к "духам" попасть. Сломаться боялся, себя потерять. Женьке вдруг стало зябко. Да, себя потерять - хуже смерти. Наверно. Хуже - лучше... Главное - не дошло бы до сравнения. - А друзья - то у тебя есть, Женька? Теперь уже может Женька сказать, что - да. - Гм...- качает головой дядя Коля, услышав историю про собаку. Тогда Женька рассказывает еще и про змею. - Ого! - сказал Николай Вахрушин, - Этот парень, похоже, не трепло! Береги дружбу, Женька! Дружба - это вообще - самое святое! Разве что материнская любовь выше. А женщины - они тоже разные. Андрея-то невеста сразу бросила, как узнала, каким он вернулся. И даже не зашла ни разу, не поговорила - вот что самое обидное. Сразу замуж выскочила за какого-то хмыря, он сейчас, говорят, начальником таможни стал... Женька вздрогнул: - Дядя Коля, а зачем эта война была? - Ну, ты спросил, парень! Зачем вообще все войны начинаются? Какие - нибудь сволочи наверху власть не поделили, а простой народ, как всегда, крайний. Народ там в такой нищете живёт - жуть просто! Наше правительство сказало - должны помочь, мол, дружественному афганскому народу. Помогли, конечно... Пацаны наши жизни положили, а те, как жили сотни лет назад, так и живут. Короче, Женька, политика это всё, политика! А нас никто не спрашивал, послали - и всё! А вернулись - на хрен государству не нужны. Виноваты как будто, что в живых остались... "По-ли-ти-ка" - думает себе Женька. Он привык, что про политику только бабки на лавочках рассуждают да деды в трамваях. Наверно, везде так случается - как только хотят люди жить нормально, как появляются какие-нибудь "дУхи", только они у нас другим словом называются. - Вот-вот! - соглашается дядя Коля, - Нечисть - она и в Африке нечисть! Вспоминает Николай, о чём они вчера с Машей украдкой ночью пошептались. Сходились у них с женой мысли частенько, как в старой поговорке про дурачков. Наконец, он Женьке говорит: - Слушай, Женька, хочешь у нас в деревне погостить? До сентября. А потом я тебя обратно привезу. Да разве бы Женька не хотел?! Но он - не может... "Правильно вчера меня Маша предупредила" - думает дядя Коля. - Свету тоже с собой возьмём! А ты как думал!? Вы с ней, гляжу, дружные ребята, везде, как нитка за иголкой. Если со Светкой - тогда без вопросов! Только бы родители отпустили! Переговоры дядя Коля взял на себя, а Женька только глубоко вздохнул, как перед погружением, и скрестил пальцы - на удачу... Сашка с трудом поднял руку, но всё-таки нашёл в себе силы помахать на прощанье отъезжающей от подъезда белой "Волге", пока она не скрылась из вида, увозя Женьку со Светкой в их первое в жизни путешествие. После похода с тетей Машей в торговый центр Светка, в новой яркой футболке и джинсовых шортиках, с волосами, искусно заплетёнными и уложенными на голове "корзиночкой", уже не походила на запущенного ангелочка. Модная, современная барышня. Женька аж присвистнул: - Ну, ты, Светка - коза! - Не коза, а стрекоза! - гордо заявила Светка, покрутив головой и блеснув заколочками - стрекозками. Тётя Маша пыталась оправдаться перед Женькиной матерью: - Мы же, получается, все Дни рождения Светочкины пропустили, так что вот, Нина - пытаемся исправиться! - Разбалуется.... Ни к чему это... - проворчала мать, потом добавила, - И ехать -то нечего бы! Куда этим оглоедам отдыхать! И так не обработались! Женька вон по улице шляется, а эта дылда - не помочь, ничё не хочет! Намучаешься, Машка, с ними! Придурки недоделанные! - Да что ты, Нин, что ты! - испугалась тетя Маша и покрепче прижала к себе Светку. - Женька, у тебя в августе День рождения? - Двадцать шестого, - уточнил Женька. - Говори, какой подарок хочешь? - А научите машину водить? - с замиранием сердца спросил пацан. Больше ему, честно говоря, не хотелось ничего. - Да не вопрос! - отозвался дядя Коля, - Научу, конечно! - Спасибо! - расцвёл Женька. Остались позади последние городские дома, автомойка, лесополоса, сады, и началась степь - коричнево-рыжая, как спины дворовых кошек. В приоткрытое окно автомобиля тянуло горькой полынью. Внутри у Женьки всё пело, и лишь одно обстоятельство мешало ему полностью окунуться в своё безоблачное счастье: Сашки рядом нет. Бывает же такое: только познакомишься с человеком, не успеешь толком поговорить, а уже, как будто всю жизнь его знал. Светка сначала было взгрустнула. Но потом улыбнулась чему-то в своих мыслях и стала прежней стрекозой... Марина рассчиталась с бригадой грузчиков, закрыла за ними дверь и облегчённо вздохнула: "Всё!" Позади ремонт, сплошная суматоха, оформление документов. Хорошо, что приехал Игорь и избавил её от большей части проблем. Дела он всегда решал очень быстро, даже те, что касались сложных человеческих отношений. Родительских ожиданий её бывший муж совершенно не оправдал: на юридический, как принято было в семье, поступать категорически отказался, а вместо того, как ни странно, выбрал химию. Не понять что! А самое странное - взял и уехал в Узбекистан, в маленький, затерянный посреди пустыни город М..., построенный специалистами со всего огромного Союза. "Сам знаю, зачем. Так надо!" - единственное объяснение, которое дал он матери перед отъездом. Тогда разница в двенадцать лет казалась Марине препятствием непреодолимым. Только посмеялась она в ответ на предложение Игоря выйти за него, которое он сделал буквально через два часа после знакомства. Решила - шутка. Потом были годы учёбы, жизнь закрутилась-завертелась, поклонники у хорошенькой девушки не переводились, но периодически появлялся мрачный, как Отелло, Игорь Соколовский, и они поспешно исчезали. С вечной презрительной усмешкой на весь белый свет, всегда при деньгах, он производил впечатление человека, четко знающего, чего хочет от жизни. И терпеливо ждал. Подруги не верили, смеялись сперва над ней в глаза и за глаза, потом - крутили у виска пальцем: зачем ты ему сдалась? Марина росла с матерью, и отца почти не помнила: несчастный случай, авария на производстве. Родни нет. Рассчитывать не на кого. Если бы не поддержка Игоря, институт ей вряд ли удалось бы закончить... Они стали двумя одинокими обломками в море жизни. Мать Игоря, с которой он не успел познакомить будущую жену, внезапно умерла, и причиной тому его отец, человек жесткий и, по словам Игоря, даже жестокий, посчитал именно это, как он его назвал, "безумное решение" сына. Марина, судя по всему, не устраивала его по всем статьям. Ещё бы - совершенно обычная, без связей, без денег, особой красотой и умом не блещет, а главное - не москвичка. Игорь в ответ лишь коротко и мрачно высказал - отца больше знать не желает. Соколовский - старший не замедлил добавить - взаимно. Игорь пообещал - жить в Узбекистане придётся только год. Закончу кое - какие-дела, загадочно говорил он, и переедем в Москву. Марина поглупела от собственного счастья, и ей в голову даже не пришло задать вопрос: чём именно состоят "дела". Родился Сашка. Уехать сразу не получилось. А там - начались перемены, русскоязычный народ активно потянулся прочь. "На следующее лето" - постоянно обещал муж. Да, Игорь обладал настойчивостью, как в делах, так и в личной жизни. Женщин он буквально очаровывал с первого взгляда, так что Марина долго не понимала, почему он выбрал именно её - обыкновенную, ничем не примечательную. "Ты - настоящая" - сказал ей однажды муж - "Ты не изменишь, не бросишь в трудный момент" Да, она знала сама, что это так. Между ними было уважение, понимание, но любви не было. Марина поняла это, когда в один прекрасный день увидела Игоря совершенно иным: растерянного, с сияющими глазами, лишенного привычного спокойствия и бесконечной самоуверенности. В тот вечер Игорь признался, что встретил другую женщину и предложил развестись. Они стали друзьями - ради Сашки. Раньше Марине казалось невозможным, абсурдным - дружить с бывшим мужем. Но вышло, что так лучше для всех. Игорь постоянно присылал крупные суммы денег, столичную квартиру своих умерших родителей оформил на Сашку, полностью оплатил переезд в В-ск, ремонт. Им с Сашкой не пришлось, как тысячам других, выстаивать очереди и маяться с документами. В общем, устроил всё так, чтобы они ни в чём не нуждались. Перед отъездом в Америку Игорь приехал повидаться с сыном, и они долго беседовали о чём-то вдвоём. О чём - Сашка так матери и не рассказал. Он вообще со времени переезда в Россию замкнулся в себе. Сашка, как считала Марина, был ребёнком интересным и необычным. Учёба в школе интереса для него не представляла никакого, на уроках он откровенно скучал, вынужденный слушать давным-давно уже самостоятельно изученную информацию. По-английски свободно говорил и читал, освоил школьный курс химии и математики, но этими знаниями старался не выделяться. Гораздо больше его интересовало поведение людей, причины их поступков и тонкости отношений. После встречи со стариком-узбеком в больнице что-то изменилось в Сашке: стал он остро чувствовать всё живое вокруг - человеческие эмоции, болезни, взаимоотношения.... Прощаясь, старик взял Сашку за руку, долго смотрел в глаза. Потом улыбнулся в седую бороду и сказал по-арабски: "Слава Аллаху, теперь я могу умереть спокойно!" Сашка тогда сильно расстроился и с детской непосредственностью возмутился: "Как - умереть?! Ты же мне ещё не всё рассказал!" Засмеялся дед: "Все ответы теперь - в тебе самом, Искандер! Да пребудет с тобой милость Аллаха!". Сильно волновало Марину, что её сын легко находит общий язык со взрослыми, а среди ровесников друзей у него нет. Поэтому просто камень с души у неё упал, когда увидела счастливые Сашкины глаза после знакомства с соседскими ребятами. В последнюю неделю Сашка буквально кидался к окну при звуках подъезжающего автомобиля, а остальное время проводил за компьютером - единственной вещью, которую попросил у отца. Обрадованный донельзя Игорь, проконсультировавшись со знакомыми московскими программистами, привёз самую лучшую модель, какую только можно было найти в продаже. В В-ске компьютеры только-только начали появляться, и позволить себе иметь дома такую "машинку" мог далеко не каждый. Марина осторожно посмотрела в приоткрытую дверь Сашкиной комнаты: да, опять сидит. В экран уставился... и плевать, что зрение уже упало до минус семи. Уезжая, Игорь пообещал: "Здесь не помогут - повезу в Америку". - Саша, сынок! - тихонько позвала Марина, - может, сходим, прогуляемся? А то завтра - уже в школу... Сашка обернулся, не спеша, снял очки, потёр переносицу: - Я ещё не все функции освоил... - Саш, как ты в этой штуке разбираешься? Сашка снисходительно улыбнулся: - Это же техника, Марина Сергеевна! Тупая железка! - Знаю-знаю! - нахмурилась Марина, - Сейчас ты скажешь опять, что живой человек - самое сложное создание на свете! И хватит меня называть Мариной Сергеевной! Пойди лучше поешь чего-нибудь, сложное ты моё создание, а то целый день голодный сидишь! Там твой плов любимый! С шафраном! - А просто Мариной можно называть? - схитрил Сашка, шутливо отбиваясь от матери, которая упорно тащила его на кухню. - Можно, если будешь сейчас спокойно есть и в окно не выглядывать каждые две минуты! Приедут твои Вахрушины, успеешь ещё наговориться! А на скамейке у подъезда велись разговоры совсем иные. Ох, эта старинная скамейка! Сколько повидала она на своём веку! Её разлапистые чугунные ноги были вбиты в землю ещё первыми строителями, и, видно, простоят здесь до конца времён. Время от времени деревянные перекладины менялись на новые и красились то в синий, то в зеленый цвет, а затем активно полировались понятно какими местами. Пенсионерки со всего дома, как обычно, перемывали кости соседям. Вот только Матвевны сегодня не было среди них: отлёживалась после инсульта, приключившегося с ней в июле. Теперь предводителем среди бабок считалась Рыжая Соня, по паспорту - Сания Абдрашитовна. Если в далёком будущем генетики скрестят лису с сорокой - это будет вторая Соня. Комсомольский запал соединялся в этой изящной, как антикварная кукла, старушке с последними модными тенденциями. - Не поверите, девочки, сегодня была на рынке с утра: купила отличную говядину. Я прямо такая довольная осталась! И недорого! "Девочки" активно подхватили: - Тебе, Соня, хорошо: сын тебя привёз-увёз, а нам - с сумками по жаре таскаться! - "Привёз-увёз" - передразнила их Соня, - Маринке из пятьдесят третьей второй месяц привозят и привозят....Судя по всему, девочки, импортную бытовую технику! - Да, холодильник там точно был! - А это кто приезжал к ней - муж или любовник? - Вроде муж - мальчишка на него похож... - Импозантный мужчина! - изрекла Рыжая Соня, - Видно - обеспеченный. - Да уж! Такой ремонт отгрохать! - загалдели бабки. - Так он в Америке, что ли, живёт? Не с ними?! - Погодите, девочки, надо будет узнать! Соня узнает - не сомневайтесь! Она всегда узнавала. Бывшей секретарше по долгу службы всё про всех знать полагается. - Смотрите-ка, ребят вахрушинских из деревни привезли! - Банок сколько вытаскивают! Чуть не свернули бабки морщинистые шеи, наблюдая, как заносят Женька с дядей Колей в квартиру соленья-варенья. Тетя Маша осталась в Речном, с трудом расставшись со Светкой и взяла клятвенное обещание, что на следующее лето, как только закончатся занятия, они снова приедут. - Мамочка! - звонко крикнула Светка, едва открылась дверь их квартиры, и на пороге появилась зевающая спросонья мать, одной рукой придерживая засаленный синий халат, а другой - прикрывая рот. - Мамочка, я теперь варенье умею варить! Меня тётя Маша научила! - Светка с разбегу обхватила мать ручонками, - А ещё я теленочка травой кормила, а ещё у дяди Коли собака есть, такая лохматая, я её совсем не боялась... - Не стрекочи - отца разбудишь! - проворчала мать, рывком отцепляя от себя Светку, и напускаясь на идущего по подъезду Женьку: - Где вас черти носили?! Дотянули до последнего - в школу завтра! - Погоди, погоди, Нина! - примирительно прогудел дядя Коля, хромая вверх по лестнице, - Не ругай ребятишек, это я виноват! Машину ремонтировал, да и затянул немножко. Ты уж прости! Вот Маша гостинца передала: пироги там ещё есть, с капустой, с грибами... Не стал, конечно, говорить дядя Коля, что это жена его упросила подольше не увозить детей: всё не могла налюбоваться на них. Впервые за много лет наполнился дом детскими голосами, и не было для Маши большего счастья, чем смотреть, как Светка утирает ладошкой молочные усы, и как Женька с виноватым видом демонстрирует очередную дыру на рубашке: "Извини, тёть Маш, опять гвоздь в заборе торчал!" "А через калитку, что - нельзя ходить?!" - смеётся тётя. "Так быстрей просто!" "Ну, давай, зашью, акробат!" Первую неделю не мог Женька привыкнуть к тишине, к яркой зелени, к окутанным сизой дымкой высоким горам на горизонте, к запахам дерева, сосновой смолы, навоза и свежескошенной травы. Для него стало открытием бесконечное число ярких звёзд в ночном небе, ведь в В-ске из-за вечного смога звёзды почти не видны. В лес влюбился с первого похода - никакого сравнения с ним не выдерживали прибрежные заросли Реки, которые раньше считали они со Светкой лесом лишь по великому недоразумению. Деревенская речка под названием Ижовка, поначалу немного разочаровала: мелковата, узковата. В В-ске Река в отдельных местах на километр разливалась. Но зато в Ижовке водились раки, голавли, а ещё много серебристой плотвы и жирных пескарей, которых они со Светкой вёдрами скармливали курам. И ещё она была ласковая, теплая, прозрачная. Родная. Но самым необычным для Женьки оказалось ощущение свободы. Раньше он не представлял себе, каково это - целый день в одиночестве. Сколько себя помнил, рядом всегда кто-нибудь находился, как минимум - Светка, с того самого момента, как принесли её из роддома: лысенькую, похожую на большую куклу; с синими-пресиними глазёнками ... "Потом будут серые!" - авторитетно изрекла участковая медсестра. А Женька так не хотел, чтоб они менялись! Глаза у Светки остались синими... Просыпается Женька на рассвете, выпил по-быстрому молока парного со сдобными лепёшками, что только-только достала тётя Маша из печки, удочку схватил - и на речку. Женька со Светкой на первых порах жутко стеснялись. Но у тёти Маши разве откажешься?! Она так умела готовить и угощать, что отказаться казалось великим преступлением. Светку Женька почти не видел - она от тёти Маши ни на шаг не отходила, будто приклеенная. Ещё больше Женька выходные дни полюбил, потому что до позднего вечера - дела автомобильные у них с дядей Колей. Правда, тётя Маша при этом сильно ругалась: что, мол, за безобразие, мужики, - про обед забываете.... Перед ужином - в баню....Э-эх... Одним словом, на другой планете побывал Женька. Вот только всё вертелось в голове - сейчас бы Сашку сюда. Женька уверен - ему бы тоже понравилось. Потому старался пацан всё-всё запомнить, до последней мелочи, чтобы Сашке после рассказать. Сашка стоял на площадке четвёртого этажа, не решаясь спуститься. Внизу, у машины, Светка и Женька прощались с дядей Колей.
![[]](/img/i/ilorina_elena/03/gory.jpg)