Аннотация: поминки. мужчина из прошлого. подмена покойницы.
У СаДжёри умерла одна из дочерей.
В главном зале накрыт стол, длинный, как железная дорога. Людей много, они чинно сидят и молча жуют простые поминальные угощения, которых в избытке. Посреди стола, как главное блюдо, открытый гроб с покойницей. Близость мертвого тела никого не смущает и не удивляет, тарелки с едой расставлены вокруг гроба и то один, то другой гость нарушает тишину просьбой передать ему кушанье. Ближе всех к умершей сидят мать и сестры, потом более дальние родственники, а по краям стола - совершенно чужие, едва знаювшие ее люди. Я прохожу к краю стола, но все места заняты и никто не хочет подвинуться. Я нерешительно оглядываюсь, боясь спросить кого-нибудь и еще больше - уйти. Все по-прежнему сосредоточенно едят, не замечая меня, и только один мужчина, сидевший рядом с СаДжёри, встает и идет ко мне. Он кажется мне мучительно знакомым, но я не могу знать, откуда - память потеряна, и вместе с ней потеряны лица. Пока я мучаюсь вопросом, может ли он быть кем-то из прошлой моей жизни, он берет меня за локоть и ведет к СаДжёри. Оказывается, что место для меня приготовлено там. Он садится рядом.
Я сажусь на широкую, жесткую скамью, не понимая, почему затесалась в родственники усопшей. Возможно, это какая-то ошибка? Кто-то что-то перепутал, или меня не узнали? Однако никто не выражает удивления, на лицах - равнодушие и скука, все заняты едой. Кажется, никто из них не смотрит дальше собственной тарелки и не знает даже, кто сидит рядом. Я поворачиваюсь к мужчине, что посадил меня на это место, и вижу, что по другую от него сторону сидит СаДжёри и смотрит на меня. Не успеваю я открыть рот, чтобы выразить свое недоумение, как она благосклонно кивает, словно подтверждая, что все правильно, и отворачивается. Мой заботливый сосед, не говоря ни слова, накладывает в мою тарелку какую-то еду, улыбаясь мне одними глазами. Щемящее чувство бессилия охватывает меня все больше, потому что я точно уверена, что хорошо знала это человека, и он хорошо знал и знает меня. Он может мне рассказать что-то обо мне, что-то важное, поможет вспомнить что-то. Я подаюсь к нему, чтобы спросить, кто он и знакомы ли мы, но он предупреждает меня одним кивком головы. Его глаза снова улыбаются мне легко, едва заметно - и он указывает на гроб с покойницей.
Я смотрю на нее и больше не могу отвести взгляда. Острый, резкий профиль, кожа неестественно бледная, будто светится холодной синевой, руки строго уложены на груди. Темные волосы обрамляют юное, не лишенное красоты лицо. Я не знаю, что произошло с девушкой, но мне очень жаль, что она умерла такой молодой. И еще мне очень страшно, потому что кажется, будто покойница дышит. Я замираю, прислушиваясь изо всех сил, но из-за жевания и стука тарелок не могу различить ее дыхания. Мне мерещится, что ее грудь под кружевом похоронного платья тихо вздымается, что незаметно вздрагивают ресницы и она прислушивается ко мне так же, как я к ней. Но она мертва - это несомненно, не может живой человек быть так прозрачно-бледен, так холоден и недвижим.
Повинуясь внезапному порыву, я встаю и накрываю ее ладонь своей. Даже сквозь ее белые перчатки я чувствую, что рука ледяная и плотная, словно из парафина. Я стою, не прерывая этого странного рукопожатия, и вглядываюсь ей в лицо, смутно осознавая, что стук тарелок и жующие звуки вокруг стихли.
И тут она открывает глаза.
Легко порхнули ресницы, взгляд водянистых, бесцветных глаз скользит по потолку и остановливается на мне. Я по-прежнему держу ее за руку, не в силах двинуться с места, и убираю ладонь лишь тогда, когда она медленно садится в гробу, ухватившись за бортики. Страх накатывает медленными волнами по мере того, как я осознаю, что вижу себя. Умершая дочь СаДжёри похожа на меня как две капли воды, но почему? Как такое возможно?
Она легко и неспешно перебрасывает ноги через борт гроба, не заботясь о подоле платья, пачкающемся в соусе на столе, и не обращая внимания на грохот скользнувших на пол и разбившихся тарелок. Отталкивается руками и оказывается стоящей напротив меня. Мы по-прежнему смотрим друг на друга, и лишь краем глаз я вижу, как все вокруг замерли, уставившись на нас. Почему никто не кричит? Или восстающие из гроба покойники здесь норма?
Теперь она сама берет меня за руку и я физически чувствую, как синева моих глаз утекает, растворяясь в воздухе, а ее глаза - синеют и наполняются жизнью. Мертвая по-прежнему бледна, и ее рука обдает холодом, касаясь меня. Я теряю осколки цвета из своих глаз, а она забирает их себе и, насмешливо улыбнувшись напоследок, неспешно идет к выходу. Мужчина, нашедший мне место и сидевший рядом со мной, встает и идет вслед за ней, не оглянувшись ни разу. Она берет его под руку и они вместе выходят из зала, а я тяну холодеющие руки им вслед, пытаясь крикнуть, чтобы они остановились.
Кто-то подхватывает меня настойчиво и уверенно, я оглядываюсь и вижу всех, с кем только что сидела за одним столом. Их лица по-прежнему выражают лишь равнодушие, словно все шло по намеченному плану. Они поднимают меня и укладывают в гроб, не обращая внимания на мои слабые попытки вырваться. Тело перестает слушаться, я пытаюсь кричать, но ни звука не выходит из пересохшего рта. СаДжёри наклоняется над гробом, вглядываясь в мое лицо все с тем же выражением одобрения, затем заботливо укладывает мои руки на груди, целует меня в лоб и отходит. Остальные подтаскивают к столу тяжеленную крышку и, с трудом подняв ее, опускают на гроб, навсегда запечатывая меня в ледяной пустоте.
Проходит вечность, я по-прежнему взвешена посреди холода и мрака. Вглядываясь широко открытыми глазами в темноту перед собой, я вдруг осознаю, что лежу возле остывшего камина, и в окна брезжит едва зародившийся рассвет.