Когда разбитый кулак окончательно перестал ощущаться как единое целое, Майк понял, что пора заканчивать.
Отпущенный на свободу громила, не воспользовался свободой перемещения, а тихо сполз под стол, пуская пузыри.
Дверь в туалет оказалась поблизости, и Майк направился туда, пытаясь оттереть потеки крови на стильном кожаном пальто. Конечно пальто следовало снять перед тем, как начать бить морды, но сожалеть об этом было уже поздно.
Стайка наркоманов испуганно сорвалась с места и забилась в дальний угол обширного помещения. Презрительно скорченная гримаса Майка показала, что они ему в данный момент совсем неинтересны.
Из крана полилась мутная жижа вместо воды, но Майк к этому уже привык. Зачерпнув пригоршню воды, он выплеснул её на окровавленное лицо. Все ссадины и порезы тут же взвыли зубной болью, но это было даже приятно, так как помогало собраться с мыслями.
Естественно ни салфеток, ни прочих атрибутов цивилизации в этом туалете не было, да и быть не должно было.
Стайка нариков в углу снова запищала. Майк уже хотел попросить их заткнуться, но тут в спину впечатался какой-то тупой тяжелый предмет.
Ударяясь с размаху челюстью о раковину, Майк ещё подумал, что чересчур зазнался. Не следовало в этом месте забывать о личной безопасности ни на секунду.
Уже на полу Майк почувствовал, словно издалека два удара окованным железом ботинком, явно обитым железной пластиной, а потом наступила долгожданная свобода сознания...
Такую свободу мог дать только сон, или то, что сейчас его заменяло...
Над безбрежным океаном ярко и маняще светило мягкое солнце. Волны медленно и неохотно накатывались, одна за другой на берег, покрытый триллионами крупинок мельчайшего белого песка. Одинокая птица реяла в восходящих потоках теплого воздуха, и поглядывала одним глазом, похожим на маленькую пуговицу, на человека, который без чувств лежал на песке.
Его лицо, покрытое шрамами, было спокойным и умиротворенным, глаза закрыты. Он спал.
Спал, но видел всё происходящее вокруг, даже силуэт птицы различался яркой точкой среди белесых облаков.
Это наверняка был рай. Реальность не могла быть так хороша. Майк убеждался в этом каждый день, когда по новостям показывали сцены жестоких убийств и загрязнения окружающей среды, монархи ухмылялись в камеры улыбками новых Иуд, а дети пухли и умирали от голода.
В раю подсознания это было бы кощунством, но в реальной жизни все к этому привыкли, да и сам Майк спокойно проходил мимо трупов на улице, относясь к ним как к неизбежному злу - плате за жизнь остальных людей, да и сам он периодически увеличивал количество этих трупов. Но совесть его не мучила. Он вообще не знал, что такое совесть. Никто этого не знал. И изредка попадающиеся на помойках старые книжки уже никто не понимал.
Жизнь приближалась к своему апогею. Когда-то скоро, очень скоро, она радостно исчезнет в яркой вспышке, и останутся от неё только жалкие обрывки воспоминаний. Но они не будут никому нужны, потому что никого не останется.
И тогда вся вселенная вздохнет с облегчением, освободившись от тяжкого гнета, и расцветет как увядший цветок после дождя.
На небо набежали жирные тучи, прорываясь гнилыми лоскутами, и сворачиваясь в жгуты смерчей. Море пошло волнами, на которых неслись к берегу нефтяные пятна и химические реактивы. Где-то недалеко от берега печально простонал дельфин в предсмертной агонии.
В воздухе одиноко метались обугленные птичьи перья.
Песок почернел и стал жестким, обжигающим, райский берег превратился в пустыню.
Глаза Майка открылись. В них больше не было радости.
Рай. Его рай. Он превратился в ничто, в реальность, во вселенский ужас. И никогда...
- Нет. - Прошептал Майк... и прекратил быть.
Через час его тело выловил патруль береговой службы спасения. Четыре сквозных дыры в груди говорили о том, что этот человек отнюдь не утонул, но все было на это плевать.
Трупом больше - трупом меньше.
Все мы когда-то умрём...