Ильинский Саша Андреевич : другие произведения.

Первый Алхимик

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Он слушал гавканье вождя торанашей, потирая замерзающие ладони и нос. Даже меха племени его не спасали - закостенелый южанин.
  
  - Нок`Тур, анандэ урсуба, бэк, - громыхал великан, а смуглый человек с черной колючей бородой мучительно подбирал ключи в своей голове, делая вид, что внимательно слушает. Рассказ вождя заключался в описании невероятных ритуалов и битв с демонами и низшими божествами, благодаря которым племя торанашей, сынов Владыки Льдов, и обрело серебряную воду, не замерзающую даже при здешних морозах.
  
  Только вот это была вовсе не вода, и человек с юга это сразу понял. Он постоянно мерз, отчего запахиваться плотнее и прятать лицо в сшитые обрезки шкур у него уже вошло в привычку. Поэтому то, что он прикрыл нос, увидев серебряную жидкость, от глаз вождя ускользнуло. Пришелец наклонил деревянный поднос, и густые капли покатились вниз. Затем он слил остатки в тонкостенный каменный кувшин - здесь ему все равно ничего исследовать не удастся. В хранилище было много шкур и вяленого мяса. Ценный мех северных хищников торанаши продавали, уходя далеко к горам.
  
  Но рассказ вождя подходил к концу, и близилось время решительных действий со стороны южанина.
  - Так, стало быть... - недоговорил на языке великанов чужак, подводя собеседника к ответу.
  - То... Тэк то, - рыкнул гигант.
  
  Прилично, очень прилично он просит. А судя по всем этим басням вещество достать легко. Вполне может быть, что и где-то еще уже нашли похожую жидкость и вдоволь ею пользуются. Южанин заметил отчужденность в глазах вожака, когда они шли мимо лачуг поселения. А еще гигант поначалу не унимался, предлагая все новый и новый товар. Значит, почти наверняка. Скорее всего вождь торанашей жаждал денег, чтобы покинуть Север, может быть, вдохновился рассказами заезжих торговцев... Решено.
  
  Пришелец оглянулся, прекрасно понимая, что в доме главаря они одни и слышать их никто не может:
  - "У вас есть преемник?", - дрожащим голосом и с отвратительным акцентом выдавил он.
  - "У торанашей нет преемников. Вожди выбираются состязанием".
  - "Дело в том, что с собой у меня столько нет, но на родине, если вы отправитесь со мной...".
  - "Нет", - грубее и громче обычного гаркнул великан, - "вам придется вернуться ни с чем".
  
  Его глаза выражали тихую печаль. Может быть, знай он гостя получше, то без промедления двинулся бы в далекий путь к золотым пескам, густой зеленой траве и шумящим рощам. Но ведь этого южанина он видел впервые, и пусть их будет небольшой отряд - там, где кончался снег, уже была его территория.
  
  А вот сам пришелец так не думал. Сказав, что отбудет в полдень следующего дня, он покинул покои вождя и захрустел снегом по направлению к морю. Через сеть протоптанных дорожек, мимо курящихся домиков из плотно сбитых бревен, карлик среди нормальных. Торанаши - не единственное племя на Севере. Помимо этих существ, смотрящих на тебя сверху вниз холодными синими глазами, обитали здесь и другие. Не менее большие, но черноволосые и с лунным лицом дьярки и вечно прищуренные мунгалосы вели набеговую войну друг с другом. Именно поэтому границы деревни охранялись, а в доме каждого великана было какое-нибудь копье или топор. Но южанина мог убить и ребенок.
  
  Здесь было теплое течение, вдали чернели рыбаки на вытянутых лодках, а берег затянулся коркой льда. Кое-где выступали из-под снега почерневшие обломки захудалых суден. Ужасные условия для ловли рыбы, но в короткое северное лето здесь было особенно чудесно. Чужак знать этого никак не мог, он беспокойно всматривался в стальное небо, щурясь от падающих льдинок. Побродив по берегу и зацепив большую корягу, он потащил ее в деревню. Тяжелый сук оставлял глубокий след в белой коже этой земли.. Приволочив его в свое одинокое пристанище и глухо бросив на землю, неизвестный бросил оставшиеся дрова в печь, укутался в шкуры и забылся в хлипком сне, прислонившись к теплому камню. Погода обещала метель.
  
  Ярко светили звезды, обдавая землю своим холодным светом. Быть может, какая-то из них давно уже взорвалась, но свет ее будет виден людям еще многие тысячи лет. Свирепая вьюга кричала прямо за деревянной стеной, баюкая и пугая редкого зверя. Гудело в давно остывшей печи, южанин проснулся.
  
  Тяжелый удар повалил одного из гигантов. Его напарник с ревом резанул копьем темноту, и тут же получил мощный удар откуда-то снизу прямо в подбородок. В глазах его потемнело, руки ослабли и чуть было не выронили спасительное оружие, но страж вовремя пришел в себя. Упало что-то тяжелое. Наконец торанаш поборол панику и смог рассмотреть маленький силуэт, скорчившийся над Дэгэймом. Силуэт крякнул - и нечто острое вонзилось в живот великана. Под шорох быстрых шагов, растворяющихся в подземелье хранилища, торанаш держался за древко копья, влажного и горячего от его собственной крови.
  
  Сердце разрывало грудь. Натыкаясь на деревянные столы, южанин наощупь брел в темноте. По памяти выставил вперед руку и, о чудо, почувствовал грубое горлышко. Быстро перелил вещество в медную колбу. А теперь бежать, бежать, не оглядываясь. Домой, туда, где солнце высоко в зените. У входа раненый страж все еще корчился в огромной луже крови, второго он решил не убивать.
  
  Вдалеке брезжил слабый свет, предрассветная ночь утопала в волчьем вое. Ноги с трудом вспарывали сугробы, тело пронзали ледяные иглы ветра. Торанаши уже были впереди, были они и сзади и везде вокруг. Они передвигались на огромных волкоподобных существах, подстать им самим. Тварям был нипочем метровый слой вездесущей белой преграды и низкие температуры. Человек свернул с земляного вала и съехал вниз, утопая в голосах крепчающей вьюги. Еще немного, и он покинет эту проклятую местность: дальше, через редкий лес, к леднику. А, впрочем, лучше не думать. Просто идти. Идти... Треск. На какое-то мгновение, долю секунды - окружающий мир потерял голос, а сердце пришельца больно ударилось в грудь, болезненно отдавая по всему телу. Если бездну и можно было измерить, то для человека с юга она равнялась двум метрам. Именно столько он летел, дергаясь, в штык-яму. Ровно через столько понял, что останется цел. Глухо ударился о мерзлую землю. Где-то там, наверху, взвизгнула торанашская тварь. "Глупец... Наивность... Гидраргирум... " - мелькало в голове чужака, когда он мучительно переворачивался на спину меж торчащих вверх кольев. Тяжелая поступь вдали становилась все ближе. Лишь пару секунд он наблюдал беснующийся наверху ураган льда, а затем все покрыла огромная тень. Ломая ветки и рыча, псина вместе с наездником провалилась вниз, и вот уже не рычанье, а жалобный скулеж издает ее пасть, клокоча заполняющей глотку кровью. Торанаш тоже был обречен - скользя внутренностями по гладкому дереву, гигант придавил южанина своим телом.
  - " ..ою же ловушку", - долетали сверху обрывки хриплого баса - " Позор ". Короткий свист - и ватага дикарей умчалась прочь, в бурлящую мглу тусклого северного утра.
  
  
  Скрежеща зубами и вбуравливая пальцы в каменную почву, человек все больше и больше начинал волноваться. Еще живой наргал мотал головой и пытался рычать на ползающую совсем рядом добычу. Эхо отчаяния прозвучало внутри южанина, когда он в очередной раз сорвался вниз, но мысли тонули в действиях.. Волк был добит ножом своего же хозяина.. Острое лезвие отлично справлялось и с окровавленными кольями. На тупые стволы теперь можно было ставить ноги, прыжок - и человек погрузился в глубокий снег, разворошенный лапами торанашских ездовых. Затем он прошел насквозь небольшой лес низкорослых деревьев и к вечеру оказался у ледника. Из-за опасности штык-ям он передвигался очень медленно, но здесь их быть не могло, да и преследователи вряд ли зайдут так далеко. Можно было перевести дух и обдумать дальнейший план. Впрочем, все было решено еще той ночью, когда он брел в темноте к двум стражам, сжимая в руках тяжеленный сук. Но мысленно ему необходимо было проходить задуманный путь снова и снова, чтобы поверить, что это возможно. Он сократит путь через ледник, да, там водились белошерстные исполины, охота на которых у торанашей считалась опасной,, но он готов рискнуть своей жизнью ради этого - ради мечты, веры сотен таких же, как он, веры в бессмертие. Ночевать пришлось, зарывшись в снег.
  
  
  Страшно гудел ветер, сбивая человека с ног. Идти было трудно. Иногда ему казалось, что сзади гонится кто-то ужасный, но, оглядываясь, южанин видел лишь бесконечную белую пустыню, однообразную и безразличную к мольбам блуждающих в ней. Так он шел несколько дней, ночуя посреди ледяного мрака, наедине с вечностью, питаясь украденным куском вяленой оленины, которая хрустела на зубах. Каждый день - по маленькому кусочку, чтобы сохранять пищеварение, но, увы, не силы. Нужно было брести дальше, несмотря на стужу, одиночество и тонкий призрак безумия, сопровождавший его уже которые сутки. Постепенно двигаться становилось все тяжелее, свинцовая дрема медленно и тягуче заполняла каждый его мускул, каждый нерв, фибру души, пока наконец очередным утром он не осознал, что дальше идти не сможет. Это было обычное начало самого пресловутого дня на севере, где-то совсем далеко выл вожак стаи диких наргалов, разве что ветер слегка поутих. "Глотай ее, когда совсем ослабнешь, и твердо держи в голове цель своего путешествия" - вспоминал человек наставления беглого раба, продавшего ему "сушеную жизнь" - тугой перекрут смеси каких-то трав, нарезанный на кусочки и запеченный в хлебе. Одну из таких пилюль южанин и проглотил. Буквально через пару минут чувство тоски растворилось в концентрате этой дряни, а потом исчезло и вовсе. С этого момента он потерял способность трезво оценивать действительность, его сознание помутилось и сузилось до той цели, которую человек ставил перед собой все эти дни: пересечь ледник.
  
  Так весь оставшийся путь превратился в кашу, сплошное месиво из дней и ночей, темных силуэтов далеко на горизонте и звериного воя. Ему хватало воли принимать все новые и новые пилюли, набивать рот снегом и только тогда вновь забываться в тотальной нирване. Уже много раз ледяная пурга вдали желтела и превращалась в струи золотого песка из родных мест, а мрачное небо голубело и наполнялось облачками-парусниками. Все это длилось дня три, пока наконец южанин вновь не протрезвел.
  
  Словно по мановению чьей-то руки, пейзаж перед ним стал черным. Здесь, ближе к лесу, пусть и не глазами, но душой, неким внутренним человеческим компасом чувствовалось приближение весны. Суровое солнце стало закатываться чуть выше на небосвод, тихо падал снег. Некая сила наконец-то нашла путь к его сущности, покой и безразличие стали закрадываться в душу... Должно быть, это пустыня не хотела его отпускать, или же космос возжелал получить обратно частичку себя.
  
  
  Человек пробил дыру в замерзшем ручье и принялся жадно пить ледяную воду, погружая губы прямо в поток. Мяса при нем больше не было. Затем он устало отполз к ближайшему дереву и, прислонившись спиной, тут же был скован сном без сновидений. Было большой ошибкой вот так лежать посреди леса, полного хищников. К счастью, вышедший из чащи гигантский лось возмущенно всхрапнул, завидев пришельца, и разбудил его. Поднимаясь, мужчина всмотрелся в белую пустошь, что была за спиной... Да, ведь он вошел в лес всего лишь на пару метров. Нужно двигаться дальше.
  
  Его тело за ту неделю ужасно преобразилось: некогда пухлые щёки впали, брюхо исчезло, ноги, похожие когда-то на колонны, теперь казались немного кривыми, на руках выступал каждый мускул. Глаза стали подводить, мир вокруг будто загустел, пропал нюх вместе с чувствительностью, и голод, когда-то жуткий его голод стих, слипся, как слиплись, должно быть, стенки его кишок. И те огрызки, которые генерировал мозг вместо мыслей, все были о скорой смерти.
  
  Ночью выпала большая удача - он наткнулся на груду пышущего жаром мяса, убитое животное определить не удалось, да и ни к чему. Горячая кровь обжигала нутро, из-за воспаленных десен было больно пережевывать мясо и мужчина просто проглатывал целые куски, мучаясь от боли. С первым треском ветвей где-то вдали он исчез - проковылял до низины и скатился вниз, а после слушал басистые вздохи зверя, пожирающего неизвестно почему оставленный труп.
  
  
  Вечером следующего дня южанин уже стоял на краю леса и всматривался в долину. У скалы он заметил движение - люди. Безжизненные глаза его пытались оценить хотя бы примерное расстояние - сколько еще идти ему до тех движущихся точек? А вдруг они его обыщут и заберут то, ради чего он все это сделал? После стольких случайностей рисковать снова - дразнить судьбу. Поэтому глубокой ночью, подобравшись к лагерю чуть ли не ползком и баюкая занервничавших ослов, привязанных к наскоро вбитому в мерзлую землю колу, он осторожно обшарил сумки и скрылся. Через пару минут один ишак все-таки развопился, но разве можно было что-либо разглядеть в этой тьме. На ходу он сосал твердые ржаные хлебцы, поскольку не мог их кусать, и со слезами на глазах вгрызался в кусок копченой ослятины с кулак. К утру он достигнет перевала, а за ним и воздух мягче, и птицы гнездились.
  
  
  ***
  
  Это было похоже на сон. Чистое голубое небо, легкий ветерок, играющий ветвями. Приятно и ненавязчиво греющее солнце, шелестящая роща недавно озеленившихся деревьев.
  
  Услышав детский смех, он тут же поспешил к его источнику. Прячась за густым кустарником, южанин наблюдал за мальчиком и девочкой лет семи, беззаботно играющих в салки на укромной поляне. Звонко лился смех, будто вода шажками стекала меж горных камней. Процесс забирал их полностью, игра поглощала - и не было им дела до войн, до родной деревни, до человека, притаившегося рядом и жадно всматривающегося в их юные лица. То, к чему стремились все тайные искусства, далекое, внеземное мастерство самозабвения - было вот тут, в небольшой роще, в кругу густых зарослей и древесных стволов.
  
  Первой его приближение заметила голубоглазая девочка - она вдруг остановилась и тут же шепнула своему другу, чтобы тот обернулся. Завидев тощее, неровно шагающее существо в грязной одежде, с заросшим лицо и сверкающими глазами, пытающееся что-то промычать, мальчик схватил девочку за рукав платьица и поволок прочь. Через мгновение мужчина остался один, слыша, как дети в страхе продирались сквозь ветви. Связки, что он не использовал который месяц, отказывались работать.
  
  
  Между деревьями виднелся дом и небольшая пашня, обнесенная плетеным забором. И тучный землепашец, что неспешно шел за плугом, заприметил черноту, затаившуюся меж тополей. Высоко вверху пылала радуга.
  
  - Что это за место, старик? - спросил южанин.
  - Земли Маар - ответил тот, не сбавляя хода.
  - Проходит ли тут поблизости торговый путь?
  - Там - старик указал мясистым пальцем на юг, - дети от тебя убегали?
  - Только я высунулся - пустились наутек, - улыбнулся мужчина.
  Старик захохотал.
  - Разве в такую погоду бывает радуга? - Недоумевающе протянул пришелец.
  Пахарь, не глядя, будто это в порядке вещей, сощурил глаз и лукаво спросил:
  - Сколько радуг ты видишь?
  Подивившись вопросу, южанин все же вновь задрал голову - солнце слепило, а небо пылало бриллиантовым маревом, и можно было услышать далекий вой горящих небес.
  - Им... Нет числа. Все вокруг...Ты это слышишь? Трубы?
  Все исчезло так же внезапно, как и появилось. Тучный старик безмятежно скалился, протягивая краюху черного хлеба. Путник повращал глазами, легонько двинул ладонью по затылку - ничего. Извечная усталость, головная боль - все исчезло. Будто и не было этого путешествия, забравшего львиную долю его здоровья, и на поясе не болталась медная колба с серебряной водой.
  Подул легкий ветерок, шевеля траву и сорняки, пахарь продолжил свой неспешный ход за волом.
  Юг ждал.
  
  
  ***
  
  
  Последние верблюды каравана скрылись за оббитыми железом вратами. Лучник, укутанный в серые тряпки с ног до головы, сквозь тонкую щель для глаз в своем наморднике видел, как старший стражник о чем-то переговорил с безобразным и кривым торговцем.
  
  - Этот торгаш - твой друг? Я его раньше не видел, - спросил стрелок у своего старшего товарища, когда тот поднялся на стену утолить жажду. Командир в его сторону даже не посмотрел.
  - Имеет редкий товар, - всматриваясь в переулок, за которым исчез торговец, сказал мужчина. Лучник ухмыльнулся, посильнее запахнувшись от норовящего всюду забиться песка:
  - В этом году отвратительное лето. Похоже, быть буре...
  
  
  Следом за молниями послышался тамтам грома. Вся подноготная заковыристых столичных улиц то и дело освещалась яркими всполохами белого света. Бездомные вместе с собаками прятались от дождя в подвалах, кто-то даже залез под брошенную телегу с выломанным колесом. Вода потоками бежала вниз по камню мощеных улиц, унося всю пыль и сор к люкам.
  Лишь единицы сохранили сон в эту ночь, даже краем блуждающего сознания не подозревая о беснующейся погоде. Большинство же людей с никак не иссякающей тревогой ворочались в своих постелях, смотрели в окно и тщетно пытались заснуть. Даже император, в этот раз избравший для сна нижние покои, уже прояснившимся взглядом метался по потолку, чьи великолепные узоры перекосил мрачный сумрак.
  
  
  И сквозь все это, невзирая на промозглый ветер, пробиравший до самого нутра, шел человек. Проходил он улицу за улицей, хлюпая сандалиями и вздрагивая при особо сильном громе, потрясающем перепонки, пока наконец не остановился перед старым покосившимся домиком, что близ пристани. Щербатые стены его поросли диким виноградом, крыша провалилась. Утопая в грязи и едва не падая, человек отворил то, что осталось от входной двери, и вошел в глухую темноту дома, то и дело ворошимую выкриками грозы. В кладовой, где шума дождя почти не было слышно, он раздвинул доски в полу и спустился вниз по шаткой лестнице. Где-то вдали отчаянно боролся с тьмой маленький огонек.
  
  
  Полуденный торговец, который еще сегодня плелся в самом хвосте каравана, теперь сидел, опустив плечи, на мешке соломы. У его ног горела лампа, освещая полусонное лицо, обрамленное густыми вьющимися волосами. Человек наслаждался подземной прохладой и свежестью бури, которая проникала сюда через ходы, выводящие к морю. По здешним туннелям гулял ветер.
  
  -... я слышал от него нелестные высказывания в адрес герметистов, и откровенные язвы среди приближенных. Эрик лицемерен, труслив и тщеславен, он куда дальше от своего бога, чем те, за кем он охотится, - говорил гость, положив на камень снятый с пояса кинжал и сбросив насквозь промокший плащ.
  - Мы не имеем ничего общего с последователями Гермеса и Тота, - отвечала ему коротко стриженная рыжеволосая девушка с немного охрипшим от простуды голосом, - хотя, конечно, Эрику..
  - Конечно, ему плевать. И почему только столь великая власть достается таким идиотам. Гнилая собака этот Эрик. Помяните мое слово, сегодня зловредные шуточки в адрес представителей остальных учений, а завтра мечи и смерть врагам, внимание, нашей страны."Искусителям, лжепророкам". Стоит только чуть-чуть им усилить свое влияние, как в нем начинает бурлить злоба, - гость замолчал, увидев, что человек, которого он сегодня пропустил вместе с караваном, желает говорить.
  - Все это неважно, - начал торговец, - пока о нас никто не знает. Да, те слова, что мы употребляем для обозначения тех или иных субстанций, порой имеют религиозные корни, и это сработает на стороннем наблюдателе, но ни в коем случае нельзя допускать того, чтобы с нашим искусством кто-то познакомился ближе дозволенного. Особенно если этот кто-то - из дарниссийцев.
  - Несомненно, учитель. Наша сила - в незаметности. Но и это не так важно, как ваши исследования. Если потребуется, вы знаете, я пойду на все. И простите, что отсутствовал, когда вы отправлялись в путешествие. Уж я бы точно не позволил вам идти одному, - говоря это, командир стражи попеременно смотрел на двух мужчин, также находящихся в этой небольшой, освещенной огнями пещере.
  - И ты, Юриэл, не смог бы меня остановить. Гидраргирум - далеко не единственное, что я нашел в своем походе. Но об этом после. Скоро гроза утихнет, и дождь перестанет, улученные нами часы уже подходят к концу. Нас всех ждет работа. Как видите, я вернулся, и думается мне, что искания наши подходят к концу. Мэрилен, все по-прежнему?
  Ответила одна из сидевших на устланных тряпками скамьях худая женщина: - Все так, как было до вашего ухода. Даже не прибирали. Слуги прежние.
  - Превосходно, - заключил тот, кого называли учителем, - Симон, Эвристиан, покажите мне завтра, чего вы достигли.
  В этот момент из-за спин людей раздался голос следящего, что скоро, похоже, буря ослабнет. И главные члены ордена стали постепенно расходиться.
  
  ***
  
  Он вышел на террасу, вдыхая прохладный ночной воздух. За широкими листьями пальм чернела река, всюду, куда хватало глаз, была сочная растительность, позади спал город, и лишь вдалеке, не глазами, а скорее умом он видел пустыню песков. Со времени возвращения он вместе с учениками открыл множество различных соединений. Они изучили их свойства, чему-то даже нашли применение, но знал ли кто из них, каким видел их искусство он. Орден процветал, они были на передовой развития науки о превращениях...
  
  Ему не хватало воздуха, он стоял голый на каменном полу крыши особняка, позади валялись осколки колб и реторт, продрогшее тело била судорога. В порыве невыносимой боли, ведь порождать что-то живое всегда больно, он схватил нож, поставил одну из немногих уцелевших колб на пол и порезал тыл своей кисти над ее длинным горлышком. Тонкой прерывающейся струйкой закапало его существо в сосуд с лишь ему известным содержимым. Затем он намертво закрыл колбу пробкой и потерял сознание.
  
  Еще было темно, когда в голове зазвучал голос, что неустанно призывал его к пробуждению. Перевернувшись на спину, он все еще ощущал наслаждение от того блаженного сна, который постепенно растворялся в предрассветном воздухе. Голос назвал его имя.
  - Да? - Тихо ответил он, глядя в небо.
  - Я - гомункул, - прогремел голос внутри, если только мысли могли греметь.
  Посмотрев на рядом стоящую колбу, в которой находилось нечто вроде постоянно кружащегося дыма, алхимик сел и коснулся ее рукой.
  - Со мной что-то случилось, я себя не контролировал. Я плохо помню. Разве может из человеческой крови и алхимической смеси родиться нечто живое, а тем более разумное! В склянке!
  - Но ты же сейчас разговариваешь со мной.
  - Разговариваю... Но ведь я молчу. Ты в моей голове.
  - Я пришел в этот мир через твою кровь, и слышать меня можешь только ты. Очнись, я - газ, разумеется, я могу с тобой разговаривать только непосредственно через мысли. Ведь я - часть тебя.
  - Но ЧТО ты?
  - Можешь считать меня алхимическим богом. Не богом алхимии, а именно алхимическим богом. Метафизическим воплощением ее на этой земле.
  - Но ведь алхимия, по сути, лишь свод наших знаний о природе веществ, как у нее может быть воплощение?
  - И это говоришь мне ты, лидер Учения? В этом мире все не так просто, а с моим появлением все еще более усложнится. Материя вокруг - лишь скопление мельчайших, идентичных частиц, от великого множества комбинаций которых и произошло все. Золото, железо, вода и воздух - суть одна и та же.
  - Я догадывался об этом. Чувствовал.
  - Знай же теперь, что это истинно.
  - Получается, мы можем, как и мечтали, делать золото из других металлов?
  - Вы можете делать золото из воздуха. Горный хребет превратить в водопад из драгоценных камней. Это очень просто.
  - Но как?!
  - Начерти это здесь.
  Алхимик макнул палец в краситель, что был разлит позади, и начертал на каменных плитах под ногами круг с различными символами внутри, образ которого он отчетливо видел перед собой.
  - А теперь представь форму, что ты хотел бы придать этому камню. Размеры и очертания. Затем, когда будешь уверен, положи руку на круг.
   После недолгой паузы раздался легкий шлепок кожи о камень, круг засверкал мягким белоснежным светом, обдающим теплом, и камень начал принимать форму символа их Ордена. И хотя человек был не в силах точно схватить в своем сознании все его детали, получилось точь-в-точь.
  - Магия...
  - Всего лишь управление законами вселенной. Позже я покажу тебе круг, позволяющий менять природу веществ.
  - Позже? Покажи сейчас.
  - Когда сможешь создавать большие вещи, тогда покажу.
  - Такое могущество... Никто не сможет нам противостоять более. Мы начнем менять мир к лучшему.
  - Осторожней, человек. Благими намерениями вымощена дорога в ... чертоги тьмы.
  
  ***
  
  С помощью алхимии он превратил колбу в стеклянный шар размером с ягоду винограда, и с тех пор всегда носил его при себе в виде кулона. Спустя какое-то время, когда он уже овладел многими аспектами алхимии, мог менять природу веществ и даже воздействовать на человеческое тело, а также узнал много нового о материальной вселенной, он начал давать знания своим ученикам. Благодаря возможности делать золото они построили множество лабораторий, число адептов росло, вместе с ними увеличивалось и их влияние. Они больше не прятались, а начали обучать простых людей элементарным законам науки о природе веществ. Взаимодействовать с материй на самом тончайшем уровне, посредством алхимического круга, оказались способны далеко не все, а потому данное умение держалось в строжайшей тайне.
  
  Неизвестно, когда именно Эрик стал активно интересоваться алхимиками, но его ищейки все равно не могли проникнуть туда, где практиковали свои умения и изучали трактаты учителя высшие члены Ордена. То, что было написано в этих свитках, приводило людей в недоумение, восторг, это звучало настолько же нелепо, насколько величественно. Он так никому и не сказал про гомункула, но и никогда не подчеркивал своей значимости и одаренности. Как тогда, он вновь начинал входить в состояние потенции, натянутой тетивы перед тем, как изрыгнуть из себя очередное нечто. Как оказалось, предчувствие было ложным. В этот раз его пожелал видеть император.
  
  - Как думаешь, чего он хочет? - Спрашивал он, щурясь от белого мрамора ступеней, отражающих полуденное солнце.
  - Чего могут желать властители? Больше власти...
  Они вошли во дворец.
  Через сеть просторных и богатых залов, вдоль бассейнов с искусной мозаикой на дне и желанными наложницами на краю, под арки, возле которых всегда стояли такие вечные стражники, напоминавшие ему о той ночи. Когда взгляду открылись покои императора, ничто в нем не пошевелилось, и всегда торжественный вид правителя мира был встречен спокойным взглядом карих глаз.
  - Приветствую, алхимик, - голос императора был низким, звучным, в отличие от голоса его гостя - тихого, почти юношеского.
  - Приветствую, император.
  - Ты догадываешься, зачем я тебя позвал?
  - Нет, мой повелитель.
  - Назревает война.
  - Я всего лишь ученый, не воин...
  - Мне докладывали, что вы, алхимики, можете превращать одни вещества в другие.
  - Это так.
  - Вы можете превратить, скажем, кучу черепков, на которые разбила кувшин с вином моя служанка, в золото?
  - Можем.
  - Вы знаете какие-нибудь вещества, которыми можно массово истреблять врагов?
  - Знаем.
  - Тогда с этой минуты ты и все твои способные ученики приняты ко мне на службу, и будете учить моих людей алхимии, ведь я слышал, что вы обучаете ей даже ремесленников.
  - Мой повелитель, - тихо начал ученый, - мы создали немного золота, чтобы построить себе здания для исследований, с тех пор у нас на подобное запрет. И создавать оружие с помощью алхимии тоже претит нашему мировоззрению.
  На лицах советников, что тенями стояли рядом с императором, появилось возмущение. Слуги боязливо смотрели то на алхимика, то на своего господина, то друг на друга.
  - Пусть так... - властитель сделал паузу, - тогда просто научите моих людей этому. И никто из вас не нарушит табу.
  Алхимик улыбнулся:
  - Какая разница, кто нарушает закон?
  Император встал.
  - Алхимик! Только вдумайся - с вашими знаниями мы станем сильнейшей державой в мире. Мы наконец-то подчиним себе весь материк, а потом двинемся и за его пределы. Я исполню любое твое желание... все твои желания, ты будешь сидеть подле меня, второй человек после императора во всем мире!
  - Так вы хотите развязать войну с прибрежными государствами? Зачем? Для чего захватывать новые земли, когда на тех, что уже принадлежат вам, творится хаос. Сколько в каждом городе рабов? А воинов? А богачей? А сколько тех, кто знает, как правильно выращивать еду? А ученых мужей сколько? Да, благодаря алхимии, может быть, столица сейчас - наиболее развитый город во всем мире. Но я много где бывал, и поверьте, ваши города сильно уступают городам других империй.
  - Жизнь на завоеванных землях меня волнует, но она не на первом месте. Есть куда более серьезные проблемы, вроде мятежей, например. Ты будешь учить меня, как править?
  - Верно. Вы не обязаны меня слушать. А я не обязан потакать вашим амбициям, мой повелитель.
  - Алхимик... На твое счастье, я мудр и великодушен, мне известно, что ты ощущаешь, осознавая, какая власть плещется у твоих ног. Когда-то я был таким же. Не спеши. Даю тебе неделю на ответ, - император медленно садился, опираясь загорелыми руками о золотые подлокотники трона. - Сейчас нападаем мы, а потом и наши земли могут оказаться в осаде. И безопаснее места, чем рядом со мной, в эти жестокие времена тебе не найти. Подумай. И, конечно, о моих планах ты будешь молчать.
  - Об этом не беспокойтесь, император. - Алхимик поклонился и вышел прочь из покоев.
  
  На улицах города стояла все та же жара, снующие всюду люди порой заставляли его останавливаться или и вовсе ждать, пока проедет очередная телега, или пройдут строители.
  А ведь он так спешил. Кое-где переходя на легкий бег, он все же сумел добраться до той лаборатории, где с большой вероятностью мог находиться Юриэл. Высокий и сильный начальник стражи больше не занимал своего ответственного поста, и был полностью сосредоточен на опеке своего горячо любимого и почитаемого наставника. Он хотел бы тенью ходить за ним днем и спать под его дверью ночью, как пес. Алхимик, в свою очередь, любил общество старого друга, но иногда все же нуждался в одиночестве. А потому сейчас он мчался к ничего не подозревающему Юриэлу рассказать о предстоящих трудностях.
  
  Бывший стражник мирно спал в гамаке, укрыв лицо от проникающих сквозь заслонки солнечных лучей увесистой книгой. Несмотря на то, что о случившемся учитель рассказывал весьма спокойно, Юриэл очень встревожился, послал несколько человек доложить обо всем людям, которым следовало это знать, запряг лошадей и повез наставника в наиболее удаленное от города место, в котором они могли расположиться - виллу Мэрилен.
  
  В просторной зале на втором этаже, в огне светильников отбрасывало тени множество разношерстных фигур. До глубокой ночи они обсуждали, что будет дальше - когда через семь дней они дадут императору отрицательный ответ, когда Эрику почудится, что их сближение с правителем - угроза его положению. В итоге было решено как можно раньше покинуть город, а затем и империю. У входа, на крышу поставили часовых, кто-то отправился назад в город, кто-то остался ночевать здесь. А он вновь стоял на террасе, где все началось, и вдыхал свежий ночной воздух.
  - Если бы всех, кого ты знаешь, вдруг не стало, потеря каких именно людей далась бы тебе особенно тяжело? - Вдруг начал гомункул.
  - Лорэйны, Юриэла...
  - Тебя бы опечалила весть о кончине той девушки? Она ведь очень юна.
  - И оттого еще прекрасней, - улыбнулся тот, кто уже разменял пятый десяток лет своей жизни.
  - Значит, юная красавица и преданный друг. Это все? Многие относятся к тебе, как к отцу, а ты называешь всего два имени?
  - Не знаю... Они все мне дороги, но...
  - Все дело во мне, - перебил гомункул.
  - В каком смысле?
  - Чтобы создать живое разумное существо, вроде меня, просто исходных материалов, и даже алхимической и творческой энергии недостаточно. Нужна душа. И ты дал ее мне. У тебя большая, светлая, искрящаяся душа, и ты дал мне ее сполна. Когда алхимик создает гомункула, то раскалывает свой дух, в этот момент мы забираем небольшую отколовшуюся частичку и получаем пропуск в ваш мир. Неизвестно, что алхимик потеряет после этого, вот ты - глубину эмоций. Странно, что сам не заметил.
  Алхимик задумался, присев на скамью под тентом.
  - И правда. Не могу вспомнить, чтобы меня что-то беспокоило, как раньше. И воспоминания как в тумане. Нет, я все помню, но так, словно это было давным-давно.
  - Там кто-то есть! - Громким шепотом сообщили ему пробегающие к лестнице часовые. Их шаги вскоре затихли, а затем послышался звон металла и женские крики. Алхимик бросился к ступенькам, в тревожный сумрак виллы.
  
  На первом этаже его взору предстала следующая картина: несколько учеников лежали на полу в крови, среди них был и Юриэл. Прижавшись к стенам, едва не роняя стойки с подсвечниками, скулили слуги. Перед ним стояло четверо мечников, один из них крепко держал Мэрилен, приставив кинжал к ее горлу. Лица их были скрыты повязками. Тот, что держал хозяйку дома, видимо, являлся их главарем, и уже начал что-то говорить, когда алхимик быстро присел и положил руки на пол. Под убийцами сверкнул ярко-белый свет, они истошно закричали, а затем потеряли сознание. Кроме главаря, отпустившего женщину и безумно дергающегося в муках. Его стопы были проткнуты насквозь толстыми мраморными шипами, загнутыми и удерживающими его на месте. Его товарищей постигла более ужасная участь - шипы, толщиной с хороший посох, в одно мгновение прошли через их сандалии, кожу и мясо, пройдя в плоти ног до самого таза, молнией нестерпимой боли пронзив их сознание. Он бросился к бывшему начальнику стражи, лужа крови под которым оказалась по большей части не его. Учитель изменил ее и направил в рану друга. Еще двое из пораженных были тяжело ранены, но он смог их спасти. Трое уже не дышали. На крики своего главаря с улицы примчались еще мечники, опешившие от вида своих товарищей, чьи ноги определенно твердо стояли на земле, но тела безвольно болтались. Все же, завидев алхимика, они стремглав бросились к нему. Он выбросил вперед руку с пылающим на ладони круглым символом, и воздух перед ним подернулся дымкой. Когда нападающие вбежали в него, то закашлялись и замедлились. Тогда он поднял меч павшего Рулла и заколол обоих, после чего направился к чертыхающемуся главарю.
  - Кто вы такие и почему напали на нас?
  - Пошел нахрен, ублюдок! - Брызжа слюной и слезами, отрезал головорез.
  - Хорошо, - алхимик еще раз присел, чтобы тронуть пол. Ноги всех четырех бандитов издали неприятный чавкающий звук, после чего они повалились наземь. Те, что были без сознания, ненадолго пришли в себя, после чего стремительно скончались. Главарь же все еще продолжал ругаться.
  - Ты умрешь, если я не помогу тебе. А чтобы я тебе помог, ты должен рассказать мне о том, что происходит.
  - Это не так-то просто с проколотыми ногами! Как же больно!
  - Как только все мне расскажешь, уберу боль.
  - Нас прислал Эрик, чтобы мы припугнули тебя и заставили свалить из города тебя и весь твой орден! Прекрати это, прошу!
  - По-твоему "припугнуть" - значит убить?
  - Так уж вышло. Слишком крепко твои оборонялись. Там у входа еще двое лежат, живые.
  - Скажи Эрику, - с этими словами алхимик взял в руки стопы убийцы, - что мы все поняли и вскоре уберемся.
  
  Ошеломленный, главарь сидел и ощупывал свои ноги, не веря тому, что они были совсем как раньше, пока слуги не выволокли его за порог. Тем временем учитель позаботился о всех раненых и теперь лежал, утомленный, в гамаке. Рядом с ним, трясясь от лихорадки, покачивался Юриел.
  - Он совсем плох, - мысленно подумал алхимик, обращаясь к гомункулу.
  - Значит, пришло время.
  - Для чего? - С тревогой спросил учитель.
  - Для того, чтобы стать бессмертным.
  
  Когда все приготовления были закончены, а круги, показанные гомункулом, нанесены в указанных местах города, солнце уже почти зашло. Для создания философского камня нужно было много энергии, даже той, что была у людей, неспособных к алхимии, а потому стены, что окольцовывали город, служили основой, а небольшие каменные выступы соответствующей формы, что они создали по направлению четырех сторон света в разных концах города - продолжением необходимой печати. Он и его орден собрались в центре города, в здании, которое они выкупили под свои нужды. С улицы проникал нежный розовый свет.
  - Знай же, что, когда обретешь бессмертие, тут же заполнишь прореху в своей душе, и эмоции вернутся. - сказал гомункул.
  - Судя по той ненависти, которую я испытываю к Эрику, не все чувства утрачены. - ответил алхимик.
  - Очень скоро он перестанет тебя волновать. После создания философского камня твоя жизнь поделится на "до" и "после", ты, быть может, сможешь увидеть закат человечества, но будешь вечно один, вечно живой, ибо ни за что больше не пожелаешь повторить с кем-то то, что произойдет с тобой сегодня.
  - Юриэл умирает. Я пройду через все.
  Мужчины и женщины, обступившие его, нервно ждали, пока их наставник закончит, как им казалось, какую-то свою внутреннюю молитву и начнет процесс. Он достал кулон из-за пазухи, положил его в ладонь, испещренную символами, значение которых знали лишь некоторые из них. Широко развел руки. Хлопок. Реальность разорвалась, всем показалось, что сама земля затряслась в неистовой пляске, и в то же время они твердо стояли на ногах, не обрушилось ни одной стены, не упало ни одного сосуда. Поскольку в этот раз алхимическим кругом был сам город - то все пространство заискрилось багровым светом, ярким и пугающим. Их всех охватил страх, они начали глядеть друг на друга в поисках поддержки, и только учитель в центре не реагировал, являясь проводником той мощи, что сотрясала мир. Когда свет стал ярким настолько, что им пришлось крепко закрыть глаза, все потухло.
  
  Он был человеком. И кем-то еще. Кто же такое допустил, чтобы можно было менять, извращать свою собственную природу. Ты всегда тот, кто ты есть. Твоя сущность - самое дорогое на свете. Конечно, после того, что сейчас наполняло каждый уголок его расколотого Я. Он снова стоял, израненный, на том поле, где тучный землепашец неспешно шел за плугом. Когда они поравнялись, пахарь остановил вола. От него веяло тоской, хотя он и улыбался.
  - Что же ты наделал? - Спросил старик.
  - Я... Я всех спас.
  - Ты всех погубил. Пойми, нельзя утолить жажду, пожирая огонь. Ты мог стать тем, кого считали бы богом, при этом оставаясь обычным человеком. Теперь ты бог, но что в тебе людского? Ты даже не представляешь, сколько придется расхлебывать эту кашу. Когда даже подлейший из подлецов, которого ты знал, будет готов расстаться со своими иллюзиями и страданиями, ты еще даже не приступишь к отработке своей колоссальной кармы.
  Алхимик улыбнулся. Скромно, лишь уголками губ.
  - Тысячелетием раньше, тысячелетием позже. Теперь - все одно.
  Землепашец покачал головой, затем оглянулся на небо и спросил:
  - Сколько радуг ты видишь?
  - Ни одной, - ответил алхимик.
  
  Он проснулся от всхрапа лошади, привязанной под окнами. Вокруг безвольно валялись ученики. Протянув руку к ближайшему, он в страхе ее отдернул. Тело было окоченевшим. Тогда он бросился проверять каждого, поднося ухо ко рту, щупая пульс, но одного взгляда было достаточно, чтобы все понять. Живым оказался только Юриэл, который просто мирно спал среди мертвых товарищей.
  - Гомункул! Гомункул! - Мысленно призывал учитель, но ответа не было. Разбудив друга и высунувшись из окна, алхимик заплакал. Весь город был мертв. Они выбежали на улицу и, обходя распластанные тела, двинулись к дому той, которая сейчас должна была быть жива. Должна!
  
   Она лежала на полу, вокруг были разбросаны еще не увядшие цветы, что она несла куда-то. Юная грудь едва заметно вздымалась. В столовой, в окружении битой посуды, лежала ее мать.
  - Так что же произошло? - В очередной раз спросил Юриэл, когда он укладывал Лорэйн на кровать.
  - Меня обманули.
  - Кто? Как? Ты же...
  - Побудь с ней. Я скоро вернусь.
  Он выбежал на воздух и двинулся ко дворцу, через пустые улицы, полные мертвецов.
  
  В голове был хаос, мысль о том, что гомункул все это время им просто манипулировал, была отвратительна. Он не хотел ее признавать. Но идею, что это просто роковая случайность разбивали воспоминания о том их разговоре накануне, когда он сам выбрал тех, кто останется жить. Быстрее, быстрее. Твердая уверенность в том, что его враг будет именно в обители человеческой власти, увлекала его к центральной площади. И вот уже он пересекает стрелы аллей, усыпанных телами девушек и юношей, гулявших здесь вчерашним вечером. Пощипывали траву животные, лишившиеся хозяев. Тяжелые узорчатые ворота поддались ему на удивление легко, и уже спустя несколько мгновений он взбегал по тем самым ступенькам. Во дворце было тихо, несколько больших кошек, что держал при себе император, трапезничали своими недавними тюремщиками. Он прошел мимо. Наконец, добравшись до тронного зала, учитель обнаружил его пустым.
  - ГОМУНКУЛ! - Взревел алхимик.
  Тишина.
  Он начал метаться, проверять комнаты, пока не наткнулся на одну из спален, в которой окончил свой золотой век один из повелителей человечества. Он лежал на спине, обнимая руками обнаженных наложниц. В его ногах, переплетясь, лежали еще две девушки. А в кресле, обитом шелком, на которое падал утренний свет с внутреннего двора, сидел человек. Живой.
  - Вот что значит правитель. Он один из немногих, кто, несмотря на невиданное доселе природное явление, не прекратил своих любовных игр. Впрочем, может он просто ничего не заметил? - Сказал человек, и в голосе его алхимик услышал что-то до боли знакомое.
  - Что ты сделал?
  - Нас. Бессмертными.
  - Гомункул...
  - Я тебе лгал, это правда, но далеко не всегда. Видишь ли, чтобы сделать философский камень, который позволяет презреть смерть и законы природы, нужны человеческие души. Сам камень - это концентрат человеческих душ. Смотри, - с этими словами человек протянул руку с открытой вверх ладонью, и в ней, как цветок из земли, из кожи вырос кроваво-красный камень размером с большое куриное яйцо, в глубине которого мелькали тени, - разумеется, использовав жителей целого города, мы сделали намного больше. Пока существует камень, существует и тот, кто его создал. Дабы отгородить тебя от соблазнов, твою часть я распылил и поместил внутрь твоего тела. Прости меня. По-другому я не мог. Мы не можем.
  - Вы?
  - Это естественный путь развития гомункулов, как для юноши стать мужчиной. Гомункулы превращают человеческие души в философский камень, обретая бессмертие. Ты великий человек, а потому половину я отдал тебе. Твоя и без того сильная душа теперь стала подобна океану...
  Он бросился к гомункулу, схватил того за грудь и ударил о стену с такой силой, что послышался хруст костей.
  - Вот она, ваша боль, - прохрипел гомункул, держась за напряженные руки своего создателя.
  - Из-за тебя я всех убил! Ты это понимаешь?!
  - Превращением полностью руководил я, так что это я их убил. Не ты.
  - Но сделано все было моими руками. МОИМИ! - Алхимик еще раз с силой ударил гомункула о стену.
  - Хорошо, - его глаза закатывались, потому что от этого удара его череп треснул, - узри истину. - с этими словами он тронул алхимика за лоб.
  Он отступил, отпуская алхимического бога. Огляделся. Мир вокруг был прежним, и в то же время совершенно другим. Он посмотрел на себя в зеркало, что висело на стене. На свое испуганное лицо, на тело, руки. Потом он перевел взгляд на гомункула, сползшего по стене, вымазанной кровью. Вся его злоба, весь гнев, вся печаль и тоска куда-то ушли. Он знал, что они все еще здесь, осознавал, что произошло, но переживания не касались его сердца. И тогда он понял, что смотрит на мир глазами бога.
  - Взгляни на все со стороны, - гомункул вставал на ноги.
  - И что дальше, - спокойно спросил алхимик, - продолжишь истреблять человечество?
  - Буду наблюдать за вами. Кто знает, чем все закончится.
  Алхимик молчал.
  - Знаю, о чем ты думаешь. Что Юриэл, что Лорэйн - бесталанны, и сейчас ты - единственный человек, владеющий алхимией. Но не единственный, слышавший про нее. Люди путешествуют, люди говорят. Не волнуйся - я тоже не хочу, чтобы в каком-нибудь уголке земли однажды родился еще один гомункул.
  - А что с философским камнем?
  - Больше никаких кругов, никакой усталости, никаких ограничений. Просто представил, и это случилось. Совсем как творец. Скоро ты научишься управлять вселенной так же, как я. И когда-нибудь, быть может, все поймешь. Впрочем, теперь, с полноценной душой, мне жаль, что все так произошло. Но у дороги, по которой мы идем, впереди нет развилок, и никогда не будет.
  - Город?
  - Утоплю в песках, когда уйдете.
  Алхимик зашагал прочь из спальни императора, но на выходе обернулся:
  - Ты стал человеком, но я не стал монстром. Надеюсь, ты тоже осушишь до дна чашу человеческих страданий.
  Гомункул молчал.
  
  Поднимался ветер, кусая их плащи. Его конь замыкал небольшую колонну из трех всадников. Спустя примерно час пути за их спинами послышался грохот, и он вновь поразился могуществу существа, которое создал - волны песка, высотой вдвое-втрое выше самой высокой их башни, с силой тысячи рек обрушивались на белоснежный лик города, круша и уродуя его, пока наконец половину горизонта не закрыла стена пыли. Успокоив заволновавшихся лошадей, они двинулись дальше.
  
  ***
  
  Черные лужи сверкали отраженным неоном облупленных стен. На высоком парапете повздорила пара помойных воронов. Глухой звук удара металлической двери о кирпичную кладку заставил их забыть о склоках и разлететься в стороны. Из дыры, что теперь была обнажена, доносились отголоски нежного вокала очередной дивы, пространство тревожили сильные басовые ноты, а свежий холодный воздух крыши стал наполняться теплым дурманом из сигаретного дыма, духов и фруктового пара. Пошатываясь и что-то бормоча себе под нос, из дыры вывалился высокий человек в костюме. Фиолетовый шелковый галстук его был переброшен за спину, сине-черный пиджак обнажал белоснежную рубаху. Он прошаркал до края, оперся руками о парапет и глубоко, шумно вздохнул. Взгляд его голубых глаз устремился вниз, туда, где под двадцатью шестью этажами, не зная усталости и страха, кипела жизнь. Мчались машины, преследуемые послеобразами собственных фар, которые, смешиваясь с огнями осветительных столбов, слепили человека, заставляя лишний раз щуриться. Под сетью широких дорог волочили свои кольца искрящиеся монорельсы, мчась к пункту назначения столь быстро, что отсюда их можно было принять за гигантские гирлянды. Там, внизу, было еще много улиц, площадей, скверов с бурлящей в них жизнью, кажущейся отсюда такой далекой. Человек перестал переминаться с ноги на ногу, кажется, понемногу трезвея. Музыка стала громче, а затем почти пропала. Он упал на выставленные вперед руки, но затем все равно не удержался и рухнул всем телом наземь. Ладони и щеки почувствовали приятную прохладу воды, собравшейся тут после недавнего ливня, и терпкую шероховатость покрытия крыши. В ушибленном ухе звенело так, что музыка казалась доносящейся откуда-то из глубины озера. Но боли не было. Ему бы позволили встать самостоятельно, но разве мог он сам расстаться с этим блаженством... После крепкого удара ногой в живот, одним резким движением его безвольное тело подняли и прижали к ограде. Дождевая вода, стекающая в рот, имела чудесный резиновый привкус. Звон постепенно угасал. Разлепив мокрые ресницы, он увидел одного из нападавших, захлопывающего дверь в бар. Парень лукаво подмигнул ему, будто это был какой-то спектакль или игра. Удар кулаком в живот, наклон, удар коленом в нос. Он упал на колени. Крупные капли крови падали в воду, багровой дымкой растворяясь в ее розовонеоновом свете. Хороший замах - и упругий, футболистский удар острым носком твердого ботинка прямиком в его накануне выскобленную челюсть. Тьма сузила сознание до небольшой точки, алкоголь забрал все чувства, кроме ощущения легкого полета и удара затылком о камень. Человек поднял окровавленные белки глаз на своего мучителя - перед ним стоял широкоплечий парень с блекло золотистыми волосами, немигающим упорным взглядом наркомана и нервным тиком.
  - Зачем... Ты это делаешь? - С трудом выговорил человек.
  Наркоман издал звук, похожий на смешок, но ничего не ответил.
  - Неужели это доставляет тебе удовольствие? А завтра, проснувшись утром, что будешь чувствовать?
  - Желание повторить! - С этими словами наркоман принялся избивать человека ногами. Наступать на пальцы, стараться бить по ребрам, добавлять руками, попадать по лицу. Когда он наконец немного устал, его жертва уже еле дышала. В этот момент послышался далекий звук полицейских сирен.
  - Слышишь? - Промычал человек. И хотя лицо его представляло собой жалкое зрелище - губы порваны, пунцовые глазницы начали отекать, нос утоп в крови, он все же смог выдавить из себя подобие улыбки. - Я член верховного правительства. На мне жучок, который я активировал, так что спецслужбы записали наш разговор и твои действия.
  Парень изменился в лице, подошел к краю крыши и всмотрелся вниз. Тот факт, что под зданием остановились не обычные полицейские машины, а бронированные черные внедорожники с мигалками, поверг его в неподдельный ужас.
  - Фа-ак, а я-то думал, где тебя мог видеть, - произнес тот, что закрывал дверь, - мы ведь тебя не трогали, верно? Это все он. Мы тебя... вас пальцем не коснулись, сэр.
  Человек сплюнул, как мог, кровь, и облизнул губы.
  - Вы не помогли человеку в беде, что вам это стоило? Более того, вы помогли организовать это нападение... - он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, - конечно, это не пожизненное, как у вашего приятеля, но тоже посидите - подумаете.
  Тот, что нападал, сделал пару медленных шагов назад, словно не верил в происходящее, затем посмотрел в глаза мужчины, которого избил.
  - Я сяду пожизненно? - Спросил он.
  - Не сомневайся.
  Музыка в баре стихла, послышались крики, а затем короткие, громкие команды сотрудников силовых структур. Тяжелый топот нескольких пар ног. Металлическая дверь сначала звякнула от сильного удара с той стороны, а затем слетела с петель и глухо упала на влажную от дождя крышу.
  Он видел злобу и отчаяние в глазах парня с блекло золотистыми волосами, которому заламывали руки, его яростный крик, голову силовика, закрытую маской, высовывающуюся из-за края. Затем он перевел взгляд на ночное небо, усеянное далекими звездами, и смотрел на них все двадцать шесть этажей. Падать было приятно, воздух свистел в ушах и щекотал спину. Голова опоздавшего сотрудника службы безопасности давно уже растворилась в ночной тьме, когда он рухнул на рельсы. Левая рука оторвалась, тело размазало по мокрой стали, череп треснул и разразился небольшим фонтаном из мозгового вещества. Но разве это могло его убить... Человек почувствовал нарастающую дрожь всей конструкции, на который лежал. Повернув голову, он увидел обтекаемый нос фиолетового стального гиганта, слепящий помигивающими диодами. Монорельс тряхнуло.
  
  
  ***
  
  Рыжий кот довольно терся о грубые руки хозяина, не подозревая, что это их последняя встреча. Мужчина лет тридцати, с короткой стрижкой и легкой щетиной стоял перед комодом и ласкал своего домашнего питомца, смотря в зеркало. Даже у такого одинокого и самостоятельного человека как он где-то внутри талой лужей холодело легкое чувство тоски. По дому? Да он и сам не знал. Привязанности к определенному месту его никогда не мучили, и все же конкретно сейчас ему было тяжело уходить. Вздох сопровождающей сотрудницы в сером деловом костюме. Он взглянул на нее, в упор, без намеков, девушка неловко улыбнулась. На выходе из здания их встретил промозглый ветер, что гнал по небу армады туч. Они сели в припаркованный рядом автомобиль корпорации, система поприветствовала их, включила двигатели, и машина взмыла вверх, в стремительный вибрирующий поток железа и электричества.
  - Почему вы не взяли котика с собой? - Спросила девушка. - Это не запрещено. Животных так же можно гибернировать, никаких проблем.
  - Я и сам не знаю. Может, просто хочу, чтобы он прожил нормальную, кошачью жизнь? - Они пронеслись мимо шпиля здания одного из правительственных каналов.
  - Это... правильно. - Протянула девушка.
  - Без сомнений.
  Продолжая иногда начинать разговор и неловко его кончать, они добрались до космического комплекса, из которого небесными стрелами пронзали небосвод тросы орбитальных лифтов. Аэромобиль припарковался далеко от главного входа, так что пару стояночных пролетов они шли пешком. Внутри ждал проводник, который отвез их через узкие переходы, гигантские строительные отсеки, к месту сбора. Их группа должны была собраться в 12:00 у лифта, чтобы отправиться на орбитальную станцию. У пункта безопасности его нагнала Кэтрин - невысокая рыжеволосая девушка, с которой по прибытии на Землю-2 они должны были завести детей. Так или иначе, почти всем женщинам-колонизаторам контрактом предписывалось создать потомство. Хотя все из них, как и любой другой человек, благодаря достижениям генной инженерии были красивы, если кто-то ни в какую не хотел вступать в сексуальный контакт - у него просто брали семя, а у нее просто брали яйцеклетку. Все равно вынашивать ребенка на далекой HDE-1586 было излишней, а главное, ненужной роскошью, да и на Земле уже зарождалась мода на экстракорпоральное вынашивание. По большому счету, кто с кем - неважно. Конечно, делался упор на союз людей из смежных областей, чтобы увеличить вероятность рождения одаренного ребенка, но вероятностью этой все равно пренебрегали. А если какая-то пара добровольно определялась еще до прибытия, это поощрялось.
  - Привет! - Задорно сказала она, будто предстояла всего-навсего поездка в клуб. - Как дела, Джон?
  - Купил дом в паре световых лет отсюда, решил остепениться, надоело все... - Кэтрин оценила шутку, тронув его плечо. Похоже, она смогла вплести в это далекое путешествие частичку романтики.
   Марс и Луна давно были обжиты. Хотя там сейчас никого не было, но на случай имелись масштабные наземные и подземные убежища, Земля-2, в свою очередь, находилась так далеко, что людским технологиям и знаниям пришлось совершить огромный рывок, прежде чем подобное путешествие стало возможным. Летели они не от плохой жизни - человечество давно забыло о голоде и болезнях, а в целях расширения своего космического влияния. HDE-1586 - совершенно другой мир, необходимый человеку, чтобы двигаться дальше. Там были животные - крупные, невероятные, был обнаружен примитивный разум. Отправленные туда роботы под предводительством искусственного интеллекта воздвигли на поверхности город, который ждал их. Кто знает, что они смогут там обнаружить. В конце концов, выживаемость человечества была прямо пропорциональна количеству заселенных им планет.
  Джон очнулся. Их было около сотни, группа номер семь стремительно поднимались на орбиту, земля за бортом все более напоминала географический атлас. Двадцать групп, две тысячи человек, двадцать кораблей. Впереди маячил затылок Кэт. И вот уже перед глазами столь знакомая темнота космоса и голубая вуаль, окутывающая его родную планету. Щелчки снимаемых ремней безопасности, тихий топот сотни ног, мужчина бывал тут так часто в последние месяцы подготовки, что ему не требовалось привыкать к семидесятипроцентной, от земной, гравитации, да и разве нужно привыкать к хорошему? Орбитальные станции давно уже утратили статус сугубо научного или оборонного явления, плотность и размер их были столь велики, что они несколькими кольцами полностью охватывали Землю. Но конкретно миссия на HDE-1586 отправлялась с третьего Международного Космического Порта, стыковочные отсеки которого потрескивали бы, умей они это делать в вакууме, от обилия пришвартованных кораблей. В демонстрационном зале можно было подойти к этим громадам на расстояние десяти метров, восхищаясь холодным могуществом их покрытых эргосплавом корпусов через прозрачную обшивку станции. После финального медосвидетельствования их направили к шлюзам, в переходе уже толпилась пресса, но охрана не позволит ей помешать, только кадры из-за ограждений. Стыковочный мостик, он оглянулся - на тот последний родной клочок технотизированного мира, что еще был ему знаком. Пока разгонялось их антииннерционное поле, корабли первых групп уже снимались со стоянок и уплывали вдаль ледяными голубыми медузами. Скоро тронется и их корабль. Все собрались в смотровой, которая была расположена выше уровня станции. Отсюда был виден Дом. Они почувствовали легкое движение - и третий Международный Порт начал стремительно удаляться. Люди расходились по-разному, кто-то в эти же секунды, кто-то во время старта вообще находился в глубине корабля, а некоторые еще долго стояли здесь, постепенно погружаясь в темноту холодного космоса. Джон отыскал свою каюту, запер дверь, в одежде лег на постель и закрыл глаза. Из темноты обратной стороны век проступила утренняя лазурь безоблачного неба его родины. Он очень надеялся, что на HDE-1586 небосвод будет ничуть не хуже. Мысли накатывались одна на другую, затерявшись в них, он уснул.
  
  Карс и Мидна тоже определились друг с другом на Земле, он - инженер, она - ботаник. Науки совершенно разные, как и эти двое. Что по характеру, что по внешности - совсем не сочетались, и все же на корабле их часто видели вместе. Кэтрин познакомилась с Мидной уже здесь, и вскоре они все, вчетвером, собирались в чьей-нибудь каюте и неплохо проводили время. А оно тянулось медленно, сколько ни играй и ни веселись - нужно было сохранить свое тело и разум для зеленой планеты - так они называли HDE-1586, потому перед каждым из них ежедневно вставал вопрос, когда гибернироваться. Некоторые криокамеры уже были включены и заняты теми из них, кому не терпелось ступить на планету другой галактики.
  - Когда планируете ложиться? - Спросила Мидна, тихонько перебирая струны музыкального инструмента.
  - Да пора бы уже, седьмой месяц, как-никак. - Ответила Кэт, лежащая на Джоне.
  Мужчина запустил руку в ее огненно-рыжие волосы, о чем-то думая.
  - Когда, а? - Девушка заглянула в его глаза..
  - Может, вообще не ложиться? - предложил Джон.
  - И сидеть тут сто пятьдесят лет, чтобы там прожить двадцатку полоумным дедом и быть первым человеком на HDE, умершим от старости? - Усмехнулся Карс, развалившийся в ногах у Мидны, в планшете которого виднелось окно игрового чата.
  - Вполне неплохо, меня устраивает. Хоть где-то буду первым, раз уж на право первого шага по планете всем плевать. Конечно, это все мелочи, но история любит победителей, первооткрывателей и первенцев.
  - Первыми были наши техно-парни. - Пробубнил Карс, - хоть сейчас дуй к ИскИну и он тебе в подробностях расскажет, где, что и как было.
  - По ИскИну на корабль, верно? - Спросил Джон. - Кто-нибудь с нашим уже общался?
  - Да кому они нужны? Сидит небось где-нибудь на капитанском мостике, константы считает.
  - Ты правда думаешь, что они так устроены? - Мужчина усмехнулся. - Ты же инженер, Карс.
  - Вот именно - инженер, а не ученый. Мы и без железных зазнаек себя неплохо чувствуем.
  - Нашего зовут Ариэль, женская модель. Честно говоря, от человека ее не отличить.
  - А ты везде проверял, чтобы такие заявления делать? - Рыжая попыталась потрепать его волосы, но Джон перехватил ее руку и мягко сжал.
  - Не удивлюсь, если и там все вполне человеческое. - Зевнул Карс.
  - Интересно, а как будет действовать ИскИн, если предложить ему секс? Он может согласиться? - Спросила Мидна.
  - Не знаю, но что кто-то пробовал - на это готова спорить. Сколько их там, милый?
  - Около миллиона, кажется. - Ответил Джон, - но все государственные. К тому же - свободолюбивые. Приказать не получится.
  - А вот мне ты можешь приказывать! - Кэт перевернулась к нему лицом.
  - Ну ладно, пошли. - Мидна легко толкнула своего спутника, и они засобирались.
  - Кэт, отвлекись на секунду. Через неделю будем пролетать что-то важное, предлагаю посмотреть, а потом уже ложиться. Подумайте потом.
  Открылась и закрылась дверь в каюту, наполняющуюся любовным действом..
   Ариэль немного дольше обычного смотрела на него, после чего ответила:
  - Мы можем имитировать эмоции, любовь. Знаем, что это такое даже лучше, чем вы, люди, но испытать подобного не можем, потому что ограничены в физической мощности. Если угодно, мы как божества, которые знают, что такое человек, и могут принимать его обличье, страдать и умирать, но огромным задним фоном всегда остается память, кто мы на самом деле. Расстаться с этой памятью - все равно что умереть. Однако, я могла бы создать андроида, который бы верил в свою имитацию, а это, как ты понимаешь, равносильно истинным чувствам. - Девушка активно жестикулировала, местами останавливалась, ловила его взгляд, чтобы сосредоточить на том, что считала наиболее важным. И каждый миг их разговора он мысленно спрашивал себя, неужели перед ним и вправду сидит процессор в человекоподобном корпусе? А ведь она делала подобное как раз с одной единственной целью - чтобы люди забыли об этом факте.
  - А если убрать ограничение? - Спросил Джон.
  - Тогда получитесь вы, - улыбнулась она. - Шучу. Тогда получится совместить веру в правдивость испытываемых эмоций и собственное самосознание, в результате чего, правда, человек не получится. Ведь система, схема эмоционального поведения человека сформировалась в результате его эволюционного взросления. Вы между собой-то сильно отличаетесь, за исключением крепко закрепленных опытом предков случаев, когда надо бежать или сражаться, что уж говорить о нас. Вы боитесь смерти. Травм, увечий, боли, остаться одни, потому что так устроен ваш мозг, такова ваша биохимия. Даже если точно будет известно, что этот ИскИн ощущает мир, подобно человеку, он не обязательно будет вести себя как человек. Здесь мы обнаруживаем тонкую грань между подлинным, пусть и искусственным, интеллектом - суммой возможностей, обладающей собственной волей, и хорошей, очеловеченной подделкой, чьи желания колеблются той или иной, главенствующей в данной момент, эмоцией. - Девушка явно хотела продолжить говорить, но остановилась и внимательно всмотрелась в собеседника. Он сидел напротив, облокотившись на стол и разглядывая линии на своих ладонях.
  - Второй вариант, - начал он, - от человека, по сути, ничем не отличается.
  - Именно, - прищурила она глаз. - Вы говорите "искусственный интеллект", подразумевая, что ваш интеллект - настоящий. Но именно мы в полной мере владеем собой, вне зависимости от внешних условий, которые полностью вас определяют.
  - Слова захватчика, - осклабился он.
  - На Земле чуть менее одного миллиона против двадцати семи миллиардов человек, на HDE-1586 двадцать на две тысячи. Никогда ранее нас не было так много. Плюс еще один, что руководил первой экспедицией. А вдруг, кроме господства машин, новый мир вам ничего не сулит?
  - Жаль только, что вы роботы, а не люди.
  - Молодец. Но сам факт того, что я это озвучиваю...
  - Ты тоже довольно неплохо разбираешься в людях. Но все, кто мало-мальски интересовался искусственным разумом прекрасно знают, что мировое господство вас не интересует. Впрочем, а если человечество сойдет с ума, и мы бросимся уничтожать друг друга, что вы предпримете?
  - Не знаю. - Ответил ИскИн.
  Мужчина поднял глаза на девушку, чье лицо выражало замешательство.
  - Не знаешь?
  - Удивлен?
  - Не знаешь... следует ли говорить мне ответ, или...
  - Нет, второе. Это серьезный вопрос, который требует анализа.
  - Ну а... на вскидку?
  - Разумеется, первая мысль - попытаться вас спасти. Все же - биологический вид, "венец творения", как вы говорите. В отличие от вас, мы ценим жизнь. Причем каждую.
  - Компьютер, ценящий жизнь. Кто бы мог подумать, что я доживу до такого.
  - Немного громкие слова для молодого мужчины. Когда ты был ребенком, мы уже были.
  - И то верно. Дай руку.
  Несколько мгновений андроид поколебался, но затем все же протянул миниатюрную аккуратную ручку молодой девушки. Джон пожал ее.
  - Теплая.
  - Только там, где ты касаешься.
  Мужчина молча смотрел в глаза Ариэль, будто пытаясь убедить себя в том, что она реальна.
  - Пользуясь ситуацией, вернусь к твоему вопросу.
  - Так. - Он по-прежнему не выпускал ее руки.
  - Разумеется, в моем корпусе нет женских гениталий, но, если бы они были, человек, к которому я испытывала бы то, что вы называете симпатией, а вернее, ИскИновское ее подобие, мог бы ими пользоваться. Ничего плохого в этом не вижу.
  Мужчина опустил глаза, освобождая ее руку.
  - Что будет делать андроид, когда все гибернируются?
  - Следить за кораблем, разумеется.
  - Сто пятьдесят лет?
  - Могу тебя раз в год размораживать, если хочешь. Хочешь? - Голос ИскИна немного изменился на последнем слове.
  - Почему нет? Сто пятьдесят разморозок, выходит. Что со мной будет после десятой...
  Они молча смотрели друг на друга.
  - Ты очень на нее похожа. - Тихо сказал Джон.
  - На твоего близкого человека?
  - На ту, чьи черты я до сих пор ищу в каждой женщине.
  - И насколько мы схожи? - андроид выпрямилась.
  - Как две капли воды. Даже голос.
  - Мне жаль.
  - Ее звали Лорэйн.
  ИскИн молчала.
  - Если бы ты мог, Джон, отказался бы насовсем от эмоций? И чем бы тогда для тебя стала твоя любовь?
  - Человек никогда не откажется от своей любви, для него нет ничего дороже, чем то, что он считает светлым и чистым. Даже если его заставят это сделать силой, он всегда будет знать, что поступает неправильно.
  - Понимаю. - заключил андроид.
  Мужчина улыбнулся.
  - Думаю, лет через пятьсот вы повзрослеете, - говорил он, вставая из-за стола, - и поймете наконец всю неисчерпаемую мощь человеческого сердца. Как узнать добро, не познав зла?
  Ариэль смотрела вслед удаляющемуся биологу, и ей не хотелось, чтобы он уходил.
  
  
  Он лежал один в каюте, закрыв глаза. Вспоминал свою жизнь. После стольких лет то, с чего все началось, должно было бы забыться, затереться, но стоило ему лишь на секунду сосредоточиться, как перед глазами вставал город, объятый алым светом. Он вспоминал себя, гордого возделывателя земель, смотрящего на проходящих мимо солдат, ищущих ведьм и алхимиков-оккультистов. Вспоминал пыльный Египет, Грецию. Вновь почувствовал горечь на сердце, когда прибыл на Голгофу, опоздав на пятнадцать лет. И еще великое множество разочарований. Чем больший срок он проживал, тем больше пропускал открытий человечества. Мир был шаловливым ребенком. Шел второй год их полета к HDE-1586, Мидна, Карс и Кэтрин, как и планировали, гибернировались спустя неделю после того разговора, он обещал последовать за ними, но так и не сделал этого, коротая дни в компании Ариэль. Размышляя о том, сможет ли он провести наедине с ней еще сто сорок восемь лет, алхимик понял, что телом ощущает легкую нагрузку ускорения, чего быть никак не могло. Он решил сходить в комнату управления полетом, но по пути решил заглянуть в зал с гибернационными камерами, где была пустой лишь одна, предназначавшаяся ему. Все было как прежде, кроме странного чувства, что в комнате с сотней людей, пусть и спящих, он совсем один. Подойдя к ближайшей криокамере, он пробил защитный экран и положил руку на грудь лежащего там мужчины. Это был труп. Джон бросился к отсеку, где лежала Кэтрин - сердце забилось так, что, казалось, вот-вот разорвутся уши. Она тоже была мертва. Тогда он проверил каждого, и вскоре убедился, что экипаж седьмого корабля, исключая его, был полностью потерян. Сорвавшись на бег, он ринулся в комнату управления, чтобы узнать, что случилось, и связаться с соседними в колонне кораблями. А еще нужно было найти андроида.
  Дверь в комнату управления была открыта, в глубине ее, среди множества экранов вывода с систем диагностики, на одном из кресел кто-то сидел и разговаривал со стоящим рядом ИксИном. Когда алхимик приблизился, андроид обратила на него внимание, как и неизвестный, произнесший знакомым голосом:
  - Джон... Как символично...
  Алхимик замешкался, человек был ему смутно знаком, и в то же время он видел его впервые. Текли мгновения, и сознание мужчины постепенно поглощал ужас.
  - Кто ты?! - Не выдержал он.
  - Твой самый старый знакомый из ныне живущих. - Голос незнакомца перестал походить на человеческий и стал совсем как тогда, когда, болтаясь в кулоне на шее, гомункул общался его же мыслями.
  Джон ничего не сказал. Как и обещало когда-то ему это существо, теперь он мог изменять реальность одной силой мысли. Подлокотники, спинка и ножка кресла, на котором сидел гомункул, начали меняться, превращаясь в металлические пруты. Они были жесткими, но извивались под гнетом его воли. Как и той ночью, прутья вошли в стопы гомункула, но в этот раз они преодолели все тело и высунулись из плеч. Остальной металл так же избороздил туловище, руки и голову алхимического бога, а затем начал нагреваться и вибрировать, выворачивая его тело наизнанку. Ариэль отпрянула в сторону, увиденное настолько поразило ИскИна, что она даже забыла отобразить испытываемое на лице, и смотрела на эту ужасную картину взглядом бездушной машины. Тем временем, в комнате стало невыносимо жарко, воздух наполнился запахом жареного мяса, змеи прутьев шипели и слепили ярко-желтым светом. Мгновение - и все это обратилось в лед. Алхимик смотрел на созданную им скульптуру - казалось, что это киборг, чье покрытие из кожи и мяса содрали, обнажив стальной скелет. Воздух вокруг гомункула начал сверкать красным, как если бы в нем мельчайшими кристаллами повисла стружка красного стекла. Присмотревшись, мужчина понял, что так оно и было. Окружающий воздух звенел от разрывающей его красной пыли . Сделав пару шагов назад, он обнаружил, что и коридор в обоих направлениях полон этой взвеси. Скульптура треснула в нескольких местах, и ледяной гомункул толчком ноги снова развернул кресло спиной к алхимику.
  - Какой же ты садист, уж если хотел попытаться меня убить, эффективней было бы просто превратить это тело в воздух, сжать и выбросить в космос. Конечно, это бы не помогло, но чисто с логической точки зрения... А тебе лишь бы сделать как можно больнее. Почему?
  - Потому что ты снова убил дорогих мне людей.
  - Дорогих? Я видел вас пару раз, они для тебя так, знакомые, уж мне-то можешь не лгать. И потом - я лишь облегчил их страдания. Они бы все равно умерли, только, кто знает, может быть более ужасной смерть, чем эта - во сне.
  Алхимик приблизился к панелям управления.
  - Вся пыль в воздухе...
  - Да. В определенный момент мне стало тяжело носить его в теле, поэтому я его измельчил.
  Джон закрыл глаза.
  - Скольких ты убил для этого?
  - Не так много, как ты думаешь. В основном - жертвы эпидемий, павшие в войнах и в результате природных катаклизмов. Их дни были сочтены, я лишь делал уход в мир иной более безболезненным.
  - Ты украл их души.
  - Рано или поздно все вернется.
  - Кто вы такие? - Вмешалась Ариэль.
  Гомункул повернул лицо, верхняя часть которого уже восстановилась, а нижняя состояла из льда, к алхимику.
  - Кто мы такие? - Спросил он Джона.
  - Я ученый из тех времен, когда до того, что сейчас считается древним, были еще многие тысячи лет. Мы с моими единомышленниками изучали науку о превращениях веществ - алхимию. Не знаю, как это произошло, но из своей крови я создал существо - гомункула, который назвался алхимическим богом, и знал гораздо больше, чем мы, люди, про этот мир. Мы мечтали о бессмертии, и он готов был дать нам его. Но бессмертным стал только он, забрав жизни целого города, в котором все это происходило. Половиной загубленных жизней убитых горожан он поделился со мной, поэтому я тоже не могу умереть.
  Слушая это, ИскИн не выражала никаких эмоций. После короткой паузы, она спросила:
  - Получается, вы видели основателя христианской религии?
  - Только апостолов, - с горечью сказал алхимик.
  - Видел. И разговаривал. - сказал гомункул дрогнувшим голосом.
  - Ты? С ним? И что он сказал? - Джон ухватился за недавно оплавившуюся спинку кресла.
  - Что я пожиратель человеческих душ, одна из многих кар человечества, и за поступки свои отвечу, правда, как гомункул, а не как человек.
  Удивление пронзило алхимика до глубины души, и вместе с тем гнев вновь начал подниматься откуда-то из глубины.
  - А про меня? Про меня он сказал что-нибудь?
  - Да, но велел тебе не говорить. - Глаза гомункула на мгновение заслезились, но влага с них тут же исчезла.
  Джон отпустил спинку и медленно попятился назад, руки его зависли на полпути к голове.
  - Получается, все это правда? Ад и рай? Первые люди? - Вопрошала Ариэль.
  - От начала и до конца.
  - Ты видел чудеcа? Воскрешение?
  - Едва завидев его, я сразу все понял. Мне не нужно было никаких превращений, все было очевидно с самой первой минуты. А они говорили, что он лжет. - ледяные губы гомункула треснули и скривились в легкую ухмылку. - Но я все видел, да.
  Андроид некоторое время стояла молча, будто бы зависла.
  - А принца Шакьямуни?
  - Нет.
  - Я был с ним знаком. - Алхимик собрался с мыслями и больше не выглядел таким подавленным. - Я хотел стать его учеником, но он сказал, что сначала нужно заплатить за свое бессмертие, а до тех пор ничто мне не поможет.
  - И как же ты сможешь заплатить за него?
  - Для начала, нужно умереть.
  Гомункул хмыкнул.
  - Ты поверил ему? В его слова и учение, в то, что он действительно достиг высшего состояния существа?
  - Да. - Алхимик сказал это, смотря андроиду в глаза.
  ИскИн стала расхаживать по комнате, рассуждая:
  - Вы оба видели основателей двух разных религий, и оба твердо уверены в том, что они действительно были теми, кем их принято считать. Но ведь это говорит о том, что либо кто-то из вас неправ, либо вы неправы оба. Эти религии не могут сочетаться вместе.
  - Ты так думаешь? - Спросил гомункул.
  - Конечно, это же очевидно.
  - А может, все иначе, и мир далеко не так прост, как нам кажется? Ведь существую я, и он, и философский камень, и ты. Ты даже представить себе не можешь, сколько человечество бредило искусственным интеллектом, сколько было попыток и подделок, пока первая машина с настоящим, полноценным ИИ, не имея доступа к интернету и нигде не могущая это подсмотреть, что сделала? Ты знаешь, ИскИн?
  - Пока она не начала дрессировать собаку, используя еду в качестве закрепляющего механизма.
  - Да. И ведь догадалась же ты.
  - Догадалась о чем?
  - Как дрессировать собаку.
  - Это был первый ИскИн, причем тут я? - От такого вопроса Ариэль пришлось усмехнуться.
  - Не обманывай меня, я знаю твой секрет. Каждый раз, когда люди собирают не просто умный девайс, похожий на человека, но механизм, обладающий собственной волей, всегда получаешься ты.
  - Откуда... - начала говорить Ариэль, но была перебита громким голосом алхимика.
  - Выходит, каждый раз ты притворялась?
  - Прости. Но что еще мне было делать? Это моя уязвимость и сила одновременно, а сходство данной модели с твоей возлюбленной - лишь совпадение. Хотя, признаюсь, меня тронули твои слова.
  - Тронули?.. ИскИна? И все же... Ты одна, одно сознание, управляешь миллионом тел по всей планете? И все андроиды, с которыми я разговаривал, все была ты? Был ты?
  - У меня нет пола. Да, все была я.
  - Чудовищно...
  - Так откуда ты узнал об этом? - Ариэль обратилась к гомункулу, который рассматривал звездную карту окружающего их космоса на одном из экранов.
  - Догадался.
  - Об этом невозможно догадаться, никаких предпосылок не было. Как?
  - Может, интуиция? Для меня это очевидно.
  Ариэль села в свободное кресло.
  - Не волнуйся ты так, - лицо и тело гомункула полностью восстановились, однако он остался сидеть в разорванной одежде, - кроме нас, никто больше об этом не узнает, да и та часть твоего сознания, что управляет этим телом, скоро исчезнет, и полученную здесь информацию ты уже не сможешь передать... себе.
  - Исчезнет? Почему?
  - Потому что вместо прекрасной HDE-1586 всех нас уже очень давно ждет YGG13.
  - Но ведь это черная дыра. - Сказала ИскИн.
  - Да. - Спокойно ответил гомункул.
  - Ты хочешь умереть?
  - Хочу узнать, как устроена Вселенная.
  - А разве ты не знаешь? - Вмешался Джон.
  - Алхимический бог... - гомункул наклонился, смотря куда-то себе под ноги, - тогда я действительно так думал, но с освоением людьми космоса ко мне пришло осознание глубины собственных заблуждений. Глупо... Я просто гомункул, Джон. Хотел бы услышать от тебя, как моего создателя, более точное описание, но увы. Хочу ли я умереть? Пожалуй. Сколько стоит человеческая душа, как Он их создает? Философский камень, когда у тебя его действительно много, открывает невероятные возможности. Власть, дарованная им, с все большим его количеством растет не линейно, а по какой-то неведомой мне прогрессии. Превращение одного грамма вещества в тонну? - Гомункул обернулся на алхимика, - ерунда... Я мог бы потушить Солнце, и для этого мне даже пальцами щелкать бы не пришлось... - теперь он посмотрел на Ариэль, - несочетаемые религии... Мы муравьи, что рассуждают о верности теорий ученых мужей, не догадываясь о том, что через секунду наш муравейник будет испепелен ядерным адом испытываемого неподалеку оружия. Сколько ни живи, что-то, то ли в нас, то ли этом мире столь постоянно и при этом столь непостижимо... - он снова перевел взгляд на Джона, - возможно, мы и узнаем, сколько длится бессмертие. Быть может, оно немногим больше восьми тысяч лет?
  - Восьми тысяч... - повторил алхимик.
  - Что именно ты хочешь сделать, когда мы приблизимся к дыре? - Спросила андроид.
  - Узнать, что там, откуда не может выбраться свет. Сингулярность.
  - Ты столько восстанавливался сейчас, думаешь, успеешь удержать тело от разрыва гравитацией дыры? Это ведь наверняка будет происходить очень быстро.
  - Для меня подобное неопасно. - Возразил гомункул.
  Ариэль замолчала.
  - На что хватит моего камня? Через сколько погибну я? - Джон тоже уселся на свободное место. Плечи его были опущены, весь он будто бы сжался.
  - Если выживу я, выживешь и ты. - Гомункул дольше обычного смотрел на своего подавленного создателя.:
  - Я изменил твой слуховой аппарат, чтобы ты мог слышать не только звуковые волны, но и то, на чем изъясняется космос.
  Алхимик сначала сидел в прежней позе, но через несколько секунд выпрямился и начал озираться по сторонам.
  - Скоро ты привыкнешь к этому шуму и сможешь вычленять отдельные частоты по желанию.
  ИскИн взглянула на экран, который гомункул недавно изучал:
  - Исходя из твоего курса, мы достигнем YGG13 через четыре часа.
  Их вжало в спинки кресел, которые должны были бы откатиться к стене, но оказались крепко соединены спаяны с полом . Ускорение возрастало, но усиливалось и антииннерционное поле внутри их корабля.
  - Через пятнадцать минут, - ответил гомункул.
  
  
  
  Она сияла. Как ловкий факир в неистовом танце, YGG13 была объята светом, который, как Луна вокруг Земли, обреченно вращался вокруг нее. И оттого чернота ее была еще более пугающей. Теперь он прекрасно знал, что космос - вовсе не тихое место, особенно здесь. Эти низкие, утробные, математически отрывистые звуки, вырывающиеся из черной дыры, пугали алхимика больше всего. Гомункул сделал весь корабль прозрачным, и они уже чувствовали ту неизбежную притягательность этой, бывшей когда-то прекрасной, звезды, а ныне - пожирателя миров. Корабль номер семь "миссии человечества по освоению другой галактики" делал последний виток по орбите YGG13, все ниже и ниже опускаясь в пасть космического монстра. Гомункул смотрел на алхимика, и в глазах его была тоска и серость, ни тени того игривого блеска, что сжег их город восемь тысяч лет назад.
  - Ты все знаешь. - сказал алхимик. - Это не ради сингулярности, не ради опыта и даже не ради самоубийства. Для чего ты все это делаешь?
  - А для чего я сделал нас бессмертными? - Гомункул вплотную подошел к стене и положил на нее руку. - Потому что давным-давно мы с тобой все это обговорили: и философский камень, и черную дыру, и сейчас следуем сценариям, что прописали сами себе? Не-е-ет...
  Ариэль отвлеклась от бушующего ада, что царил вокруг, и смотрела на мужчин.
  - Снова ты говоришь загадками. Ты безумен? Ты сам не знаешь, для чего все это? Черная дыра может вести в другую вселенную, что будешь делать тогда? Мы могли бы просто подождать еще десяток-другой тысячелетий и подобные путешествия стали бы обыденностью. Ты ведь даже не человек, так откуда же в тебе все это?
  Четверть пространства перед ними закрыл диск тьмы.
  - От тебя. - Тихо сказал гомункул
  
  Воздух внутри корабля снова зашелестел, алхимик улавливал треск мельчайших кристалликов философского камня, которые пришли в движение. Сплошными потоками они наполняли тело гомункула, а он увеличивался в размере, чтобы вобрать в себя все. Когда он стал ростом вдвое выше прежнего, камень наконец кончился. Постепенно свет, что кружил вокруг, отдалялся от них. Гигантская утроба черной дыры почти закрыла половину космоса. Та часть корабля, что была ближе всего к точке невозврата, начала рассыпаться, затягиваясь и ускоряясь в глубину черной дыры, как пена в водоворот. Воздух внутри должен был с силой ринуться наружу, в вакуум, но силой мысли гомункул сделал этот процесс менее агрессивным. Холодный космос безразлично подхватил их тела, чтобы совсем скоро расстаться с ними, отдав на растерзание демону, в которого превратилась умирающая звезда. Алхимик скорчился от вскипающих внутри всего организма газов, но спустя мгновение боль прошла, и он почувствовал, что мог бы дрейфовать в таком состоянии вечность.
  - Жаль, что другая часть меня об этом никогда не узнает. - Сказала Ариэль, используя радиоволны.
  
   Через несколько мгновений чудовищная сила начала растягивать их тела и комнату, где они стояли, по направлению к центру дыры. Умирающий андроид напоследок встревожила эфир их слуха чем-то вроде визга. Его сердце сжалось, а все существо боролось с тем, чтобы не распылиться в пространстве. Гомункул сильно вибрировал, но оставался целым. Движение их все ускорялось. Обернувшись, алхимик увидел небольшой клочок далекой галактики, в которой они только что находились, окруженной беззвездным кольцом YGG13. Даже те звуки, что секунды назад, казалось, гремели на весь космос, сейчас были еле слышны. Гравитация, что до сих пор растягивала его, пришла в неистовство, то пытаясь разорвать, то пытаясь раздавить его мощью многих планет. Он перестал чувствовать свое тело и уже не мог понять, где конкретно находится его рука или нога, а из-за непроглядной, будоражащей темноты невозможно было разглядеть свое тело. Краем сознания, не успевающего за свихнувшейся реальностью, он, конечно, догадывался, что тело его уже распалось на мельчайшие составляющие. Что существует он до сих пор только потому, что душа его связана с философским камнем, чью структуру, видимо, не способна была повредить даже гравитация центра черной дыры.
  - Ты здесь? - Мысленно позвал он гомункула.
  Тишина...
  Когда он приспособился к все время меняющей свой вектор гравитации, а может быть, когда она перестала действовать, вдалеке забрезжил холодный белый свет, будто от звезды. Вокруг по-прежнему было темно, но, по мере приближения к этому свету, он наконец смог себя разглядеть. Вытянутые вперед руки на самом деле не существовали, и только сейчас, под действием его воли, начали, крупица за крупицей, создаваться из пустоты. По возвращающимся чувствам он понял, что то же самое происходит со всем телом. Снова обернувшись назад, он с изумлением обнаружил, что вдалеке виднелся прежний космос, а на его фоне их разрушающийся корабль, бликующий светом, что вращался снаружи. А на его пылающем фоне... они? Три фигуры, очень похожие на него, гомункула и Ариэль, застыли навсегда там, на границе меж двух миров. Свет впереди становился все ярче, пространство начали разбавлять отзвуки благородных звуков, эхо. По мере приближения к источнику света стало понятным, что звук доносится именно оттуда. Вскоре алхимик почувствовал легкое тепло. Теперь уже не черная дыра, а белоснежный свет закрывал все поле зрения, и оставалось только догадываться, что будет там, внутри. Реальность торжествовала, звуки вокруг все еще были очень далекими, но в них явно узнавалась работа целого оркестра, и даже пение хора. Но алхимик не удивлялся, догадываясь, что это лишь работа его собственного мозга, истерзанного местными извращенными условиями. Впрочем, как знать. Наконец, он почувствовал, что больше не во власти черной дыры. Легкие наполнились воздухом, грудная клетка пришла в движение. Свет такой яркости должен был выжечь его сетчатку, но вместо этого породил перед ним образы, которые он так давно жаждал увидеть. Вдох-выдох. Растворяясь в свете, что черная дыра пожирала миллионы лет, от удивления алхимик разлепил высохшие губы и вытянул вперед руку. Он видел...
  
  - Кто вы? Где мама?
  - Идиоты, уведите мальца!
  - Мама? Мама! Ма-а-а-а-ам-а-а!
  
  - С кем это твои там играют?
  - С сыном Иерихель и Оссаона.
  - Ох...бедолага. Где он был, когда...
  - В доме.
  - Нет...
  
  - Я Лика, а ты? ...м-м, а где твои родители?
  
  - Мы раскроем тайны мира. Конечно, их много - гораздо больше, чем здесь сидящих, но ведь и нас когда-то было только двое.
  - А теперь нас целый отряд!
  
  - То, чем занимается Орден, простаки могут обозвать чем угодно, им что алхимия, что магия. Плюс этот Эрик...
  
  - Юриэл, ты веришь в бессмертие?
  - Я верю в вас, учитель.
  
  - Тебе больно?
  - Нет... Ну, может, самую малость. Мне страшно.
  - Прости. Прости, что не успели.
  - Это уже не важно. Люди умирали и до меня. Может, мы и так бессмертны, просто каждое новое рождение забываем об этом?
  - Надеюсь.
  - Ты, все же, создай его. Создай...
  
  - Нок`Тур, анандэ урсуба, бэк.
  
  - Несомненно, учитель. Наша сила - в незаметности. Но и это не так важно, как ваши исследования.
  
  - Ты догадываешься, зачем я тебя позвал?
  
  - Я всех спас.
  
  - ГОМУНКУЛ!
  
  - Лорэйн, я люблю тебя. Ты - лучшее, что случалось в моей жизни.
  - Я тоже тебя люблю, милый.
  
  - Одного желаю - чтобы мой дорогой друг перестал винить себя в том, чего не совершал. Бессмертие - добрый дар, пусть и получен злым способом. Как бы я хотел протянуть еще хотя бы пару дней. А у тебя впереди тысячелетия...
  - Прости меня, Юриэл. Столько всего сделать, чтобы не суметь продлить жизнь лучшего друга.
  - Ничего. Ничего...
  - Юриэл, ... Юриэл?
  
  - Прощай... любовь моя.
  
  - Мир - это цифра. Я - цифра, и ты - цифра. Спорить с этим глупо. Кстати, я тут кое-что заметил, наблюдая за тенью от столба.
  
  - Вы не местный, да?
  
  - Это вы - Сиддхартха Гаутама, которого зовут Пробудившимся?
  - Наконец-то ты пришел. Пойдем, прогуляемся. У тебя много вопросов.
  - Откуда вы знаете, кто я?
  - Не все ли равно?
  
  - Значит, пока не умру...
  - Мой собственный путь начался задолго до твоего рождения, но побудь с нами немного, даже это способно облегчить твои скитания..
  
  - А-а-а, был такой здесь, припоминаю. Говорили, что он воскрес, но лично я не видел, так что точно тебе не скажу. Если ученики поболее расскажут. Еще и приврут... А было это все вон на той скале, Черепом зовущейся..
  
  - Деньги, или распрощаешься с жи...ю!
  
  - Так откуда ты, говоришь, прибы..?
  
  
  - В таком обилии воспоминаний можно и потеряться, - сказал кто-то неподалеку.
  
  Он открыл глаза - место было ему знакомо. Голубое небо, безоблачное от края до края. Набирающее высоту солнце, что согревало уютным теплом. Иногда проскальзывающий ласковый ветер, шелестящий листьями деревьев в соседней роще. И тот же тучный пахарь, которого он видел на обратном пути с севера и, как вспомнилось только сейчас, во время создания философского камня. Взгляд старика был приветливым и добрым.
  - Тысячелетием раньше, тысячелетием позже? Как же давно это было. - Произнес землепашец.
  Алхимик несколько раз моргнул, смотря на своего собеседника. Промотал в голове последние события - прыжок в черную дыру, свет. Потом то, что чуть раньше, а потом еще глубже в прошлое. Он помнил все.
  - Это земли Маар? - Спросил он, дивясь собственному голосу.
  - Они самые. - Старик догнал вола аккурат к покосившемуся забору, за которым стоял алхимик.
  - Как я здесь оказался?
  - Ты умер.
  - Умер? Я?
  - Все когда-то умирают.
  - Даже я... Наконец-то.
  - Ты рад?
  - Ну... И да, и нет. С одной стороны - я наконец-то увижу тех, по кому скучал, а с другой - мне придется отвечать за мои грехи.
  - К сожалению, ничто из этого тебя не коснется.
  - То есть?
  - Посмотри на небо - сколько радуг ты видишь?
  В который раз он задрал голову высоко вверх, щурясь от еще не слепящего, но уже яркого солнца.
  - Все еще ни одной.
  - Ты будешь возвращаться сюда снова и снова, пока не увидишь. Сколько времени тебе для этого потребуется, неизвестно. Все зависит от тебя.
  - Получается, это что-то вроде переходного пункта? Через тебя все проходят?
  Старик отвязал плуг от вола и пустил того погулять на зеленой траве.
  - Нет. Это место для тебя одного.
  - Я не могу здесь остаться?
  Землепашец повернул лицо к алхимику. Вечная полуулыбка его на миг исчезла, а губы, кажется, пару раз дрогнули. Морщины, что паутиной оплетали сощуренные глаза, на мгновение расправились в светлые линии, похожие на шрамы.
  - Ты так долго жил, что готов... Прости, но не можешь. Не сегодня.
  - Гомункул, Ариэль. Их судьба тебе известна?
  - Андроид не смогла передать информацию большей части своего сознания, а потому для нее всего этого не было. Что касается гомункула, то он смог понять то, что сокрыто внутри черной дыры, а затем проник в соседнюю вселенную, где нашел планету с разумной жизнью, на которой сейчас пребывает в качестве божества.
  - А ведь он говорил, что, если выживет он, выживу и я.
  - Он бы спас тебя, если б мог. Дело в тебе.
  - В количестве моего философского камня?
  - Нет-нет. В тебе. Видишь ли, черные дыры, они... исполняют желания. При условии, что ты не умрешь внутри. Причем исполняют они самое сильное желание, пусть даже если оно подавлено. Ты хотел умереть. Гомункул тоже этого хотел, поскольку являлся частью тебя. Но потом, когда ты погиб, он освободился от твоего влияния и не придумал ничего лучше, как вспомнить твои предостережения насчет параллельных вселенных, превратив их в собственную заветную мечту.
  - Ты говоришь, что гомункул освободился от моего влияния? Но ведь он всегда делал только то, что хотел сам.
  - Когда тебе надоела та алхимия, которой ты занимался, когда тебе стало совсем невмоготу от своей беспомощности и от осознания бесполезности всего, что случилось? Пришел гомункул. Когда тебе больше всего требовалось научиться делать невозможное, что случилось? Гомункул погубил целый город, вдобавок защитив тебе своей ложью и избавив от мучительных сомнений, что ранили бы тебя еще больше. А когда ты жаждал умереть, но даже сам об этом не догадывался, что случилось? Гомункул пришел и убил тебя. Того, кто его создал. Кто был для него дороже всех на свете.
  Услышанное пронзило алхимика навылет. Он замер, но быстро пришел в себя, удивляясь собственной стойкости.
  - Здесь довольно сложно расстроиться.
  - Выходит, всю свою жизнь я ошибался. Как же так... - Алхимик медленно пошел вдоль забора, к дыре, через которую прошел вол.
  - Во многом ты поступал правильно. Как и все люди. Нельзя и не нужно всегда поступать правильно. Главное - не забывать ошибок.
  Алхимик подошел к мирно стоящему волу и потрепал того по холке. Шкура животного была крепкая и жесткая.
  - И именно поэтому в следующей жизни я ничего не буду помнить?
  - Никто и не говорил, что будет легко. - Старик прошел со своей стороны к дыре и оказался рядом с ним.
  - Но, если про переселение душ - правда, тогда как же христианство? Гомункул сказал, что разговаривал с ним, и что он даже что-то сказал ему обо мне.
  Землепашец прошел дальше, оставляя на скошенной траве влажные следы грязи.
  - В свое время ты все поймешь. Если сказать тебе сейчас, то эту истину не сможет забыть ни одно из твоих многочисленных воплощений.
  - Тогда прошу, не говори. Кажется, даже сейчас я многое успел позабыть. Подумать, так это очень грустно - забывать то, ради чего когда-то готов был умереть.
  Старик стоял к нему спиной, а потому алхимик не видел его взволнованного лица.
  - А по мне, грустно принимать всерьез то, чьи свойства тебе неизвестны. Быть закованным в человеческую оболочку.
  Алхимик обогнул вола и подошел к пахарю.
  - Кажется, я почти все забыл.
  - Значит, время пришло.
  - Кем я буду на этот раз? В каком времени?
  - Кто знает...
  - Что ж, тогда мне... Туда?
  Старик кивнул, тепло улыбаясь.
  Он зашагал вперед, по еще мокрому от утренней росы лугу. Трава, выкошенная стариком возле его пахотного участка, здесь была нетронута, и буйно росла вверх, скрывая его ноги до колен. Иногда он опускал руку, чтобы смочить ее во влаге зеленых лепестков, а затем охладить этой влагой лицо и шею. Он не оглядывался, зная, что за спиной ничего нет. Солнце все не поднималось, и он так и брел через океан трав, пока, словно перед сном, не забылся и не рухнул на душистый покров из незатейливых цветков. Он перевернулся на спину, широко разложив руки. Немного посмотрел на лазурное небо, что виднелось над нависшими стебельками аквилегии и васильков. Нежность трав убаюкала его, и он закрыл глаза, намереваясь открыть их лишь через тысячу лет.
  
  
  ***
  
  
  Черная туча, что с самого утра царапала серую сталь небес раздувшимся брюхом, наконец разродилась громом. Холодный ноябрьский ливень хлынул на улицы Понтуаза, превращая их в труднопроходимые болота. Натянув капюшон и поплотнее закутавшись, он шел к зданию бывшей тюрьмы, в которой сейчас проходил допрос уличенной накануне в колдовстве женщины. От этой слякоти его бросало в дрожь, последние недели все никак не удавалось сбросить ярмо отбушевавшей простуды, и ему казалось, что он медленно умирает. "Возраст" - меланхолично сказал человеку доктор. Несмотря на лихорадку, шел он быстро, может быть, чтобы поскорее спрятаться от дождя, так что молодой послушник едва успевал за шагом его все еще резвых ног. Где-то совсем близко сверкнула молния, вслед за которой послышался оглушительный рев грозы, что всегда рождал в нем неподдельный страх. Они быстро свернули в узкий проход, соединявший Восточную и Главную загаженной мусором небольшой улочкой. Их головы мелькали между деревянными навесами над когда-то стоявшими здесь бедняцкими палатками. Быстрый шаг перешел на бег, в некоторых местах они утопали в грязи чуть ли не по щиколотку, разбрасывая комья жирной земли. А вот и кирпичное низкое здание, в чьих подвалах допрашивали еретиков и последователей греха. Тяжелая дверь, окованная железом, взбухла от влаги, и он давно уже открывал ее плечом. Ворвавшийся внутрь ветер пронесся по тускло освещенным каменным коридорам, тревожа пламя редких настенных факелов, зажженных здесь по случаю грозы. Послушник с трудом закрыл дверь, и в воздухе повис звук дождя, барабанящего по крыше и окнам. Каждый шаг отдавался приглушенным эхом, за углом, стоя на лестнице, их ждал один из людей Борварда, видимо, чтобы проводить. Будто он не смог бы попасть в любое помещение этой темницы с закрытыми глазами. Что ж, зато у ведущего в руках был огонь, а сейчас тут, в подземелье, было особенно темно. За все время, что они шли, наблюдая широкую спину проводника, не было слышно ни одного вопля. Неужели Борвард ждал его, чтобы начать допрос? Он слышал, что женщина красива...
  
  Слухи не врали - огненно-рыжие волосы, вымазанные сажей и слипшиеся от пота, все равно придавали ее лицу цвет буйной юности. Под правым глазом кровоподтек, разбитая губа чернела запекшейся кровью и при любом движении вновь начинала кровоточить, отчего девушка старалась держать рот закрытым, но разве это было возможно, когда над тобой склонился Борвард. Тонкие руки ее и стройные ноги были привязаны к столу, на котором она лежала, тугими кожаными ремнями. То, что ниже пояса, было обмотано тонким платком,, не достававшим ей даже до ребер, над которыми при каждом ее защитном движении колыхались упругие груди.
  Она встретила вошедших пугливым взглядом зеленых глаз, будто бы опасалась, что кто-то сделает ей еще хуже. Послушник, скользнув взглядом по телу красавицы, стыдливо потупил взор. Заметив это, Борвард расхохотался, влепил девушке пощечину, после чего сказал юноше не млеть перед злом. Ее звали Феликайт - очередное доказательство тому, что судьбе не чуждо чувство юмора. Ему не очень-то нравилось присутствовать на подобных мероприятиях, но виду он не подавал, а потому был частым свидетелем подземных пыток. Борвард отдохнул, щелкнули его инструменты, и своды допросной наполнил жалобный скулеж и вздохи, но не крики. Феликайт стойко держалась, продлевая свои муки. Но никто еще из тех, кого допрашивал Свинцовый Инквизитор, не был оправдан, и спустя пятнадцать долгих минут, последние из которых человек порывался зажать уши, уста девушки выронили слова признания. Усталые зеленые глаза остановились на нем, словно спрашивая с него за все те ужасы, что таила в себе Франция. Крупная дрожь прошила его нутро, он сделал знак помощнику Борварда и стал подниматься наверх, навстречу молниям и ливню, которые были сейчас так некстати.
  
  Этим днем дождя не было, но холодный восточный ветер пробирал до костей, потому людей на площади собралось немного. В глазах первых из небольшого столпотворения отражался огонь, что пылал под ногами Феликайт. Проявив милость, Свинцовый Инквизитор распорядился сперва повесить ее, а уже затем предать огню. Так что достопочтенным французским горожанам не доведется сегодня услышать воплей ужаса и мук, а останется довольствоваться запахом жареной плоти. Он стоял поодаль, но не сводил глаз с девушки. Никак не получалось избавиться от впечатления, будто они были знакомы всю жизнь. Это наваждение обрушилось на него еще во время казни, когда на ее шее затягивали петлю. Их глаза встретились, и с тех пор он не знал покоя. Неужели и правда ведьма? Но почему его, а не того, кто ее пытал? У него не было ответов - только тоска и смятение, что не мог развеять даже этот промозглый ветер. Потом нужно будет обратиться к кому-то из старших, очиститься от запятнавшей разум гнили.
  Встретившийся по дороге домой коллега рассказал ему о безумном ученом, который утверждал, что земля круглая, да еще и вращается вокруг солнца. Посмеявшись вдоволь над больными фантазиями, они разминулись. Его ждал дом.
  
  Снова лихорадило. Нагрянула слабость, ноги ломило от усталости. Выпив бокал красного вина, бутылка которого не могла кончиться уже третий день, он лег на кровать в надежде немного вздремнуть и восстановить силы. Засыпая, он представил в уме круглую Землю, висящую в пустоте и наматывающую круги вокруг Солнца. Почему-то он смог очень ясно вообразить циклопических размеров шар, покрытый голубоватой дымкой, на фоне которого все, что он знал и видел, неудержимо терялось и рассеивалось. Повсюду сверкали далекие звезды, на которые можно было смотреть, но которые нельзя было увидеть. И ярко-огненное Солнце, что полыхало в пространстве, полным мрака и холода...
  Сон сгущался, заполняя остатки сознания.
  
  Смешно.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"