Он слушал гавканье вождя торанашей, потирая замерзающие ладони и нос. Даже меха племени его не спасали - закостенелый южанин.
- Нок`Тур, анандэ урсуба, бэк, - громыхал великан, а смуглый человек с черной колючей бородой мучительно подбирал ключи в своей голове, делая вид, что внимательно слушает. Рассказ вождя заключался в описании невероятных ритуалов и битв с демонами и низшими божествами, благодаря которым племя торанашей, сынов Владыки Льдов, и обрело серебряную воду, не замерзающую даже при здешних морозах.
Только вот это была вовсе не вода, и человек с юга это сразу понял. Он постоянно мерз, отчего запахиваться плотнее и прятать лицо в сшитые обрезки шкур у него уже вошло в привычку. Поэтому то, что он прикрыл нос, увидев серебряную жидкость, от глаз вождя ускользнуло. Пришелец наклонил деревянный поднос, и густые капли покатились вниз. Затем он слил остатки в тонкостенный каменный кувшин - здесь ему все равно ничего исследовать не удастся. В хранилище было много шкур и вяленого мяса. Ценный мех северных хищников торанаши продавали, уходя далеко к горам.
Но рассказ вождя подходил к концу, и близилось время решительных действий со стороны южанина.
- Так, стало быть... - недоговорил на языке великанов чужак, подводя собеседника к ответу.
- То... Тэк то, - рыкнул гигант.
Прилично, очень прилично он просит. А судя по всем этим басням вещество достать легко. Вполне может быть, что и где-то еще уже нашли похожую жидкость и вдоволь ею пользуются. Южанин заметил отчужденность в глазах вожака, когда они шли мимо лачуг поселения. А еще гигант поначалу не унимался, предлагая все новый и новый товар. Значит, почти наверняка. Скорее всего вождь торанашей жаждал денег, чтобы покинуть Север, может быть, вдохновился рассказами заезжих торговцев... Решено.
Пришелец оглянулся, прекрасно понимая, что в доме главаря они одни и слышать их никто не может:
- "У вас есть преемник?", - дрожащим голосом и с отвратительным акцентом выдавил он.
- "У торанашей нет преемников. Вожди выбираются состязанием".
- "Дело в том, что с собой у меня столько нет, но на родине, если вы отправитесь со мной...".
- "Нет", - грубее и громче обычного гаркнул великан, - "вам придется вернуться ни с чем".
Его глаза выражали тихую печаль. Может быть, знай он гостя получше, то без промедления двинулся бы в далекий путь к золотым пескам, густой зеленой траве и шумящим рощам. Но ведь этого южанина он видел впервые, и пусть их будет небольшой отряд - там, где кончался снег, уже была его территория.
А вот сам пришелец так не думал. Сказав, что отбудет в полдень следующего дня, он покинул покои вождя и захрустел снегом по направлению к морю. Через сеть протоптанных дорожек, мимо курящихся домиков из плотно сбитых бревен, карлик среди нормальных. Торанаши - не единственное племя на Севере. Помимо этих существ, смотрящих на тебя сверху вниз холодными синими глазами, обитали здесь и другие. Не менее большие, но черноволосые и с лунным лицом дьярки и вечно прищуренные мунгалосы вели набеговую войну друг с другом. Именно поэтому границы деревни охранялись, а в доме каждого великана было какое-нибудь копье или топор. Но южанина мог убить и ребенок.
Здесь было теплое течение, вдали чернели рыбаки на вытянутых лодках, а берег затянулся коркой льда. Кое-где выступали из-под снега почерневшие обломки захудалых суден. Ужасные условия для ловли рыбы, но в короткое северное лето здесь было особенно чудесно. Чужак знать этого никак не мог, он беспокойно всматривался в стальное небо, щурясь от падающих льдинок. Побродив по берегу и зацепив большую корягу, он потащил ее в деревню. Тяжелый сук оставлял глубокий след в белой коже этой земли.. Приволочив его в свое одинокое пристанище и глухо бросив на землю, неизвестный бросил оставшиеся дрова в печь, укутался в шкуры и забылся в хлипком сне, прислонившись к теплому камню. Погода обещала метель.
Ярко светили звезды, обдавая землю своим холодным светом. Быть может, какая-то из них давно уже взорвалась, но свет ее будет виден людям еще многие тысячи лет. Свирепая вьюга кричала прямо за деревянной стеной, баюкая и пугая редкого зверя. Гудело в давно остывшей печи, южанин проснулся.
Тяжелый удар повалил одного из гигантов. Его напарник с ревом резанул копьем темноту, и тут же получил мощный удар откуда-то снизу прямо в подбородок. В глазах его потемнело, руки ослабли и чуть было не выронили спасительное оружие, но страж вовремя пришел в себя. Упало что-то тяжелое. Наконец торанаш поборол панику и смог рассмотреть маленький силуэт, скорчившийся над Дэгэймом. Силуэт крякнул - и нечто острое вонзилось в живот великана. Под шорох быстрых шагов, растворяющихся в подземелье хранилища, торанаш держался за древко копья, влажного и горячего от его собственной крови.
Сердце разрывало грудь. Натыкаясь на деревянные столы, южанин наощупь брел в темноте. По памяти выставил вперед руку и, о чудо, почувствовал грубое горлышко. Быстро перелил вещество в медную колбу. А теперь бежать, бежать, не оглядываясь. Домой, туда, где солнце высоко в зените. У входа раненый страж все еще корчился в огромной луже крови, второго он решил не убивать.
Вдалеке брезжил слабый свет, предрассветная ночь утопала в волчьем вое. Ноги с трудом вспарывали сугробы, тело пронзали ледяные иглы ветра. Торанаши уже были впереди, были они и сзади и везде вокруг. Они передвигались на огромных волкоподобных существах, подстать им самим. Тварям был нипочем метровый слой вездесущей белой преграды и низкие температуры. Человек свернул с земляного вала и съехал вниз, утопая в голосах крепчающей вьюги. Еще немного, и он покинет эту проклятую местность: дальше, через редкий лес, к леднику. А, впрочем, лучше не думать. Просто идти. Идти... Треск. На какое-то мгновение, долю секунды - окружающий мир потерял голос, а сердце пришельца больно ударилось в грудь, болезненно отдавая по всему телу. Если бездну и можно было измерить, то для человека с юга она равнялась двум метрам. Именно столько он летел, дергаясь, в штык-яму. Ровно через столько понял, что останется цел. Глухо ударился о мерзлую землю. Где-то там, наверху, взвизгнула торанашская тварь. "Глупец... Наивность... Гидраргирум... " - мелькало в голове чужака, когда он мучительно переворачивался на спину меж торчащих вверх кольев. Тяжелая поступь вдали становилась все ближе. Лишь пару секунд он наблюдал беснующийся наверху ураган льда, а затем все покрыла огромная тень. Ломая ветки и рыча, псина вместе с наездником провалилась вниз, и вот уже не рычанье, а жалобный скулеж издает ее пасть, клокоча заполняющей глотку кровью. Торанаш тоже был обречен - скользя внутренностями по гладкому дереву, гигант придавил южанина своим телом.
- " ..ою же ловушку", - долетали сверху обрывки хриплого баса - " Позор ". Короткий свист - и ватага дикарей умчалась прочь, в бурлящую мглу тусклого северного утра.
Скрежеща зубами и вбуравливая пальцы в каменную почву, человек все больше и больше начинал волноваться. Еще живой наргал мотал головой и пытался рычать на ползающую совсем рядом добычу. Эхо отчаяния прозвучало внутри южанина, когда он в очередной раз сорвался вниз, но мысли тонули в действиях.. Волк был добит ножом своего же хозяина.. Острое лезвие отлично справлялось и с окровавленными кольями. На тупые стволы теперь можно было ставить ноги, прыжок - и человек погрузился в глубокий снег, разворошенный лапами торанашских ездовых. Затем он прошел насквозь небольшой лес низкорослых деревьев и к вечеру оказался у ледника. Из-за опасности штык-ям он передвигался очень медленно, но здесь их быть не могло, да и преследователи вряд ли зайдут так далеко. Можно было перевести дух и обдумать дальнейший план. Впрочем, все было решено еще той ночью, когда он брел в темноте к двум стражам, сжимая в руках тяжеленный сук. Но мысленно ему необходимо было проходить задуманный путь снова и снова, чтобы поверить, что это возможно. Он сократит путь через ледник, да, там водились белошерстные исполины, охота на которых у торанашей считалась опасной,, но он готов рискнуть своей жизнью ради этого - ради мечты, веры сотен таких же, как он, веры в бессмертие. Ночевать пришлось, зарывшись в снег.
Страшно гудел ветер, сбивая человека с ног. Идти было трудно. Иногда ему казалось, что сзади гонится кто-то ужасный, но, оглядываясь, южанин видел лишь бесконечную белую пустыню, однообразную и безразличную к мольбам блуждающих в ней. Так он шел несколько дней, ночуя посреди ледяного мрака, наедине с вечностью, питаясь украденным куском вяленой оленины, которая хрустела на зубах. Каждый день - по маленькому кусочку, чтобы сохранять пищеварение, но, увы, не силы. Нужно было брести дальше, несмотря на стужу, одиночество и тонкий призрак безумия, сопровождавший его уже которые сутки. Постепенно двигаться становилось все тяжелее, свинцовая дрема медленно и тягуче заполняла каждый его мускул, каждый нерв, фибру души, пока наконец очередным утром он не осознал, что дальше идти не сможет. Это было обычное начало самого пресловутого дня на севере, где-то совсем далеко выл вожак стаи диких наргалов, разве что ветер слегка поутих. "Глотай ее, когда совсем ослабнешь, и твердо держи в голове цель своего путешествия" - вспоминал человек наставления беглого раба, продавшего ему "сушеную жизнь" - тугой перекрут смеси каких-то трав, нарезанный на кусочки и запеченный в хлебе. Одну из таких пилюль южанин и проглотил. Буквально через пару минут чувство тоски растворилось в концентрате этой дряни, а потом исчезло и вовсе. С этого момента он потерял способность трезво оценивать действительность, его сознание помутилось и сузилось до той цели, которую человек ставил перед собой все эти дни: пересечь ледник.
Так весь оставшийся путь превратился в кашу, сплошное месиво из дней и ночей, темных силуэтов далеко на горизонте и звериного воя. Ему хватало воли принимать все новые и новые пилюли, набивать рот снегом и только тогда вновь забываться в тотальной нирване. Уже много раз ледяная пурга вдали желтела и превращалась в струи золотого песка из родных мест, а мрачное небо голубело и наполнялось облачками-парусниками. Все это длилось дня три, пока наконец южанин вновь не протрезвел.
Словно по мановению чьей-то руки, пейзаж перед ним стал черным. Здесь, ближе к лесу, пусть и не глазами, но душой, неким внутренним человеческим компасом чувствовалось приближение весны. Суровое солнце стало закатываться чуть выше на небосвод, тихо падал снег. Некая сила наконец-то нашла путь к его сущности, покой и безразличие стали закрадываться в душу... Должно быть, это пустыня не хотела его отпускать, или же космос возжелал получить обратно частичку себя.
Человек пробил дыру в замерзшем ручье и принялся жадно пить ледяную воду, погружая губы прямо в поток. Мяса при нем больше не было. Затем он устало отполз к ближайшему дереву и, прислонившись спиной, тут же был скован сном без сновидений. Было большой ошибкой вот так лежать посреди леса, полного хищников. К счастью, вышедший из чащи гигантский лось возмущенно всхрапнул, завидев пришельца, и разбудил его. Поднимаясь, мужчина всмотрелся в белую пустошь, что была за спиной... Да, ведь он вошел в лес всего лишь на пару метров. Нужно двигаться дальше.
Его тело за ту неделю ужасно преобразилось: некогда пухлые щёки впали, брюхо исчезло, ноги, похожие когда-то на колонны, теперь казались немного кривыми, на руках выступал каждый мускул. Глаза стали подводить, мир вокруг будто загустел, пропал нюх вместе с чувствительностью, и голод, когда-то жуткий его голод стих, слипся, как слиплись, должно быть, стенки его кишок. И те огрызки, которые генерировал мозг вместо мыслей, все были о скорой смерти.
Ночью выпала большая удача - он наткнулся на груду пышущего жаром мяса, убитое животное определить не удалось, да и ни к чему. Горячая кровь обжигала нутро, из-за воспаленных десен было больно пережевывать мясо и мужчина просто проглатывал целые куски, мучаясь от боли. С первым треском ветвей где-то вдали он исчез - проковылял до низины и скатился вниз, а после слушал басистые вздохи зверя, пожирающего неизвестно почему оставленный труп.
Вечером следующего дня южанин уже стоял на краю леса и всматривался в долину. У скалы он заметил движение - люди. Безжизненные глаза его пытались оценить хотя бы примерное расстояние - сколько еще идти ему до тех движущихся точек? А вдруг они его обыщут и заберут то, ради чего он все это сделал? После стольких случайностей рисковать снова - дразнить судьбу. Поэтому глубокой ночью, подобравшись к лагерю чуть ли не ползком и баюкая занервничавших ослов, привязанных к наскоро вбитому в мерзлую землю колу, он осторожно обшарил сумки и скрылся. Через пару минут один ишак все-таки развопился, но разве можно было что-либо разглядеть в этой тьме. На ходу он сосал твердые ржаные хлебцы, поскольку не мог их кусать, и со слезами на глазах вгрызался в кусок копченой ослятины с кулак. К утру он достигнет перевала, а за ним и воздух мягче, и птицы гнездились.
***
Это было похоже на сон. Чистое голубое небо, легкий ветерок, играющий ветвями. Приятно и ненавязчиво греющее солнце, шелестящая роща недавно озеленившихся деревьев.
Услышав детский смех, он тут же поспешил к его источнику. Прячась за густым кустарником, южанин наблюдал за мальчиком и девочкой лет семи, беззаботно играющих в салки на укромной поляне. Звонко лился смех, будто вода шажками стекала меж горных камней. Процесс забирал их полностью, игра поглощала - и не было им дела до войн, до родной деревни, до человека, притаившегося рядом и жадно всматривающегося в их юные лица. То, к чему стремились все тайные искусства, далекое, внеземное мастерство самозабвения - было вот тут, в небольшой роще, в кругу густых зарослей и древесных стволов.
Первой его приближение заметила голубоглазая девочка - она вдруг остановилась и тут же шепнула своему другу, чтобы тот обернулся. Завидев тощее, неровно шагающее существо в грязной одежде, с заросшим лицо и сверкающими глазами, пытающееся что-то промычать, мальчик схватил девочку за рукав платьица и поволок прочь. Через мгновение мужчина остался один, слыша, как дети в страхе продирались сквозь ветви. Связки, что он не использовал который месяц, отказывались работать.
Между деревьями виднелся дом и небольшая пашня, обнесенная плетеным забором. И тучный землепашец, что неспешно шел за плугом, заприметил черноту, затаившуюся меж тополей. Высоко вверху пылала радуга.
- Что это за место, старик? - спросил южанин.
- Земли Маар - ответил тот, не сбавляя хода.
- Проходит ли тут поблизости торговый путь?
- Там - старик указал мясистым пальцем на юг, - дети от тебя убегали?
- Только я высунулся - пустились наутек, - улыбнулся мужчина.
Старик захохотал.
- Разве в такую погоду бывает радуга? - Недоумевающе протянул пришелец.
Пахарь, не глядя, будто это в порядке вещей, сощурил глаз и лукаво спросил:
- Сколько радуг ты видишь?
Подивившись вопросу, южанин все же вновь задрал голову - солнце слепило, а небо пылало бриллиантовым маревом, и можно было услышать далекий вой горящих небес.
- Им... Нет числа. Все вокруг...Ты это слышишь? Трубы?
Все исчезло так же внезапно, как и появилось. Тучный старик безмятежно скалился, протягивая краюху черного хлеба. Путник повращал глазами, легонько двинул ладонью по затылку - ничего. Извечная усталость, головная боль - все исчезло. Будто и не было этого путешествия, забравшего львиную долю его здоровья, и на поясе не болталась медная колба с серебряной водой.
Подул легкий ветерок, шевеля траву и сорняки, пахарь продолжил свой неспешный ход за волом.
Юг ждал.
***
Последние верблюды каравана скрылись за оббитыми железом вратами. Лучник, укутанный в серые тряпки с ног до головы, сквозь тонкую щель для глаз в своем наморднике видел, как старший стражник о чем-то переговорил с безобразным и кривым торговцем.
- Этот торгаш - твой друг? Я его раньше не видел, - спросил стрелок у своего старшего товарища, когда тот поднялся на стену утолить жажду. Командир в его сторону даже не посмотрел.
- Имеет редкий товар, - всматриваясь в переулок, за которым исчез торговец, сказал мужчина. Лучник ухмыльнулся, посильнее запахнувшись от норовящего всюду забиться песка:
- В этом году отвратительное лето. Похоже, быть буре...
Следом за молниями послышался тамтам грома. Вся подноготная заковыристых столичных улиц то и дело освещалась яркими всполохами белого света. Бездомные вместе с собаками прятались от дождя в подвалах, кто-то даже залез под брошенную телегу с выломанным колесом. Вода потоками бежала вниз по камню мощеных улиц, унося всю пыль и сор к люкам.
Лишь единицы сохранили сон в эту ночь, даже краем блуждающего сознания не подозревая о беснующейся погоде. Большинство же людей с никак не иссякающей тревогой ворочались в своих постелях, смотрели в окно и тщетно пытались заснуть. Даже император, в этот раз избравший для сна нижние покои, уже прояснившимся взглядом метался по потолку, чьи великолепные узоры перекосил мрачный сумрак.
И сквозь все это, невзирая на промозглый ветер, пробиравший до самого нутра, шел человек. Проходил он улицу за улицей, хлюпая сандалиями и вздрагивая при особо сильном громе, потрясающем перепонки, пока наконец не остановился перед старым покосившимся домиком, что близ пристани. Щербатые стены его поросли диким виноградом, крыша провалилась. Утопая в грязи и едва не падая, человек отворил то, что осталось от входной двери, и вошел в глухую темноту дома, то и дело ворошимую выкриками грозы. В кладовой, где шума дождя почти не было слышно, он раздвинул доски в полу и спустился вниз по шаткой лестнице. Где-то вдали отчаянно боролся с тьмой маленький огонек.
Полуденный торговец, который еще сегодня плелся в самом хвосте каравана, теперь сидел, опустив плечи, на мешке соломы. У его ног горела лампа, освещая полусонное лицо, обрамленное густыми вьющимися волосами. Человек наслаждался подземной прохладой и свежестью бури, которая проникала сюда через ходы, выводящие к морю. По здешним туннелям гулял ветер.
-... я слышал от него нелестные высказывания в адрес герметистов, и откровенные язвы среди приближенных. Эрик лицемерен, труслив и тщеславен, он куда дальше от своего бога, чем те, за кем он охотится, - говорил гость, положив на камень снятый с пояса кинжал и сбросив насквозь промокший плащ.
- Мы не имеем ничего общего с последователями Гермеса и Тота, - отвечала ему коротко стриженная рыжеволосая девушка с немного охрипшим от простуды голосом, - хотя, конечно, Эрику..
- Конечно, ему плевать. И почему только столь великая власть достается таким идиотам. Гнилая собака этот Эрик. Помяните мое слово, сегодня зловредные шуточки в адрес представителей остальных учений, а завтра мечи и смерть врагам, внимание, нашей страны."Искусителям, лжепророкам". Стоит только чуть-чуть им усилить свое влияние, как в нем начинает бурлить злоба, - гость замолчал, увидев, что человек, которого он сегодня пропустил вместе с караваном, желает говорить.
- Все это неважно, - начал торговец, - пока о нас никто не знает. Да, те слова, что мы употребляем для обозначения тех или иных субстанций, порой имеют религиозные корни, и это сработает на стороннем наблюдателе, но ни в коем случае нельзя допускать того, чтобы с нашим искусством кто-то познакомился ближе дозволенного. Особенно если этот кто-то - из дарниссийцев.
- Несомненно, учитель. Наша сила - в незаметности. Но и это не так важно, как ваши исследования. Если потребуется, вы знаете, я пойду на все. И простите, что отсутствовал, когда вы отправлялись в путешествие. Уж я бы точно не позволил вам идти одному, - говоря это, командир стражи попеременно смотрел на двух мужчин, также находящихся в этой небольшой, освещенной огнями пещере.
- И ты, Юриэл, не смог бы меня остановить. Гидраргирум - далеко не единственное, что я нашел в своем походе. Но об этом после. Скоро гроза утихнет, и дождь перестанет, улученные нами часы уже подходят к концу. Нас всех ждет работа. Как видите, я вернулся, и думается мне, что искания наши подходят к концу. Мэрилен, все по-прежнему?
Ответила одна из сидевших на устланных тряпками скамьях худая женщина: - Все так, как было до вашего ухода. Даже не прибирали. Слуги прежние.
- Превосходно, - заключил тот, кого называли учителем, - Симон, Эвристиан, покажите мне завтра, чего вы достигли.
В этот момент из-за спин людей раздался голос следящего, что скоро, похоже, буря ослабнет. И главные члены ордена стали постепенно расходиться.
***
Он вышел на террасу, вдыхая прохладный ночной воздух. За широкими листьями пальм чернела река, всюду, куда хватало глаз, была сочная растительность, позади спал город, и лишь вдалеке, не глазами, а скорее умом он видел пустыню песков. Со времени возвращения он вместе с учениками открыл множество различных соединений. Они изучили их свойства, чему-то даже нашли применение, но знал ли кто из них, каким видел их искусство он. Орден процветал, они были на передовой развития науки о превращениях...
Ему не хватало воздуха, он стоял голый на каменном полу крыши особняка, позади валялись осколки колб и реторт, продрогшее тело била судорога. В порыве невыносимой боли, ведь порождать что-то живое всегда больно, он схватил нож, поставил одну из немногих уцелевших колб на пол и порезал тыл своей кисти над ее длинным горлышком. Тонкой прерывающейся струйкой закапало его существо в сосуд с лишь ему известным содержимым. Затем он намертво закрыл колбу пробкой и потерял сознание.
Еще было темно, когда в голове зазвучал голос, что неустанно призывал его к пробуждению. Перевернувшись на спину, он все еще ощущал наслаждение от того блаженного сна, который постепенно растворялся в предрассветном воздухе. Голос назвал его имя.
- Да? - Тихо ответил он, глядя в небо.
- Я - гомункул, - прогремел голос внутри, если только мысли могли греметь.
Посмотрев на рядом стоящую колбу, в которой находилось нечто вроде постоянно кружащегося дыма, алхимик сел и коснулся ее рукой.
- Со мной что-то случилось, я себя не контролировал. Я плохо помню. Разве может из человеческой крови и алхимической смеси родиться нечто живое, а тем более разумное! В склянке!
- Но ты же сейчас разговариваешь со мной.
- Разговариваю... Но ведь я молчу. Ты в моей голове.
- Я пришел в этот мир через твою кровь, и слышать меня можешь только ты. Очнись, я - газ, разумеется, я могу с тобой разговаривать только непосредственно через мысли. Ведь я - часть тебя.
- Но ЧТО ты?
- Можешь считать меня алхимическим богом. Не богом алхимии, а именно алхимическим богом. Метафизическим воплощением ее на этой земле.
- Но ведь алхимия, по сути, лишь свод наших знаний о природе веществ, как у нее может быть воплощение?
- И это говоришь мне ты, лидер Учения? В этом мире все не так просто, а с моим появлением все еще более усложнится. Материя вокруг - лишь скопление мельчайших, идентичных частиц, от великого множества комбинаций которых и произошло все. Золото, железо, вода и воздух - суть одна и та же.
- Я догадывался об этом. Чувствовал.
- Знай же теперь, что это истинно.
- Получается, мы можем, как и мечтали, делать золото из других металлов?
- Вы можете делать золото из воздуха. Горный хребет превратить в водопад из драгоценных камней. Это очень просто.
- Но как?!
- Начерти это здесь.
Алхимик макнул палец в краситель, что был разлит позади, и начертал на каменных плитах под ногами круг с различными символами внутри, образ которого он отчетливо видел перед собой.
- А теперь представь форму, что ты хотел бы придать этому камню. Размеры и очертания. Затем, когда будешь уверен, положи руку на круг.
После недолгой паузы раздался легкий шлепок кожи о камень, круг засверкал мягким белоснежным светом, обдающим теплом, и камень начал принимать форму символа их Ордена. И хотя человек был не в силах точно схватить в своем сознании все его детали, получилось точь-в-точь.
- Магия...
- Всего лишь управление законами вселенной. Позже я покажу тебе круг, позволяющий менять природу веществ.
- Позже? Покажи сейчас.
- Когда сможешь создавать большие вещи, тогда покажу.
- Такое могущество... Никто не сможет нам противостоять более. Мы начнем менять мир к лучшему.
- Осторожней, человек. Благими намерениями вымощена дорога в ... чертоги тьмы.
***
С помощью алхимии он превратил колбу в стеклянный шар размером с ягоду винограда, и с тех пор всегда носил его при себе в виде кулона. Спустя какое-то время, когда он уже овладел многими аспектами алхимии, мог менять природу веществ и даже воздействовать на человеческое тело, а также узнал много нового о материальной вселенной, он начал давать знания своим ученикам. Благодаря возможности делать золото они построили множество лабораторий, число адептов росло, вместе с ними увеличивалось и их влияние. Они больше не прятались, а начали обучать простых людей элементарным законам науки о природе веществ. Взаимодействовать с материй на самом тончайшем уровне, посредством алхимического круга, оказались способны далеко не все, а потому данное умение держалось в строжайшей тайне.
Неизвестно, когда именно Эрик стал активно интересоваться алхимиками, но его ищейки все равно не могли проникнуть туда, где практиковали свои умения и изучали трактаты учителя высшие члены Ордена. То, что было написано в этих свитках, приводило людей в недоумение, восторг, это звучало настолько же нелепо, насколько величественно. Он так никому и не сказал про гомункула, но и никогда не подчеркивал своей значимости и одаренности. Как тогда, он вновь начинал входить в состояние потенции, натянутой тетивы перед тем, как изрыгнуть из себя очередное нечто. Как оказалось, предчувствие было ложным. В этот раз его пожелал видеть император.
- Как думаешь, чего он хочет? - Спрашивал он, щурясь от белого мрамора ступеней, отражающих полуденное солнце.
- Чего могут желать властители? Больше власти...
Они вошли во дворец.
Через сеть просторных и богатых залов, вдоль бассейнов с искусной мозаикой на дне и желанными наложницами на краю, под арки, возле которых всегда стояли такие вечные стражники, напоминавшие ему о той ночи. Когда взгляду открылись покои императора, ничто в нем не пошевелилось, и всегда торжественный вид правителя мира был встречен спокойным взглядом карих глаз.
- Приветствую, алхимик, - голос императора был низким, звучным, в отличие от голоса его гостя - тихого, почти юношеского.
- Приветствую, император.
- Ты догадываешься, зачем я тебя позвал?
- Нет, мой повелитель.
- Назревает война.
- Я всего лишь ученый, не воин...
- Мне докладывали, что вы, алхимики, можете превращать одни вещества в другие.
- Это так.
- Вы можете превратить, скажем, кучу черепков, на которые разбила кувшин с вином моя служанка, в золото?
- Можем.
- Вы знаете какие-нибудь вещества, которыми можно массово истреблять врагов?
- Знаем.
- Тогда с этой минуты ты и все твои способные ученики приняты ко мне на службу, и будете учить моих людей алхимии, ведь я слышал, что вы обучаете ей даже ремесленников.
- Мой повелитель, - тихо начал ученый, - мы создали немного золота, чтобы построить себе здания для исследований, с тех пор у нас на подобное запрет. И создавать оружие с помощью алхимии тоже претит нашему мировоззрению.
На лицах советников, что тенями стояли рядом с императором, появилось возмущение. Слуги боязливо смотрели то на алхимика, то на своего господина, то друг на друга.
- Пусть так... - властитель сделал паузу, - тогда просто научите моих людей этому. И никто из вас не нарушит табу.
Алхимик улыбнулся:
- Какая разница, кто нарушает закон?
Император встал.
- Алхимик! Только вдумайся - с вашими знаниями мы станем сильнейшей державой в мире. Мы наконец-то подчиним себе весь материк, а потом двинемся и за его пределы. Я исполню любое твое желание... все твои желания, ты будешь сидеть подле меня, второй человек после императора во всем мире!
- Так вы хотите развязать войну с прибрежными государствами? Зачем? Для чего захватывать новые земли, когда на тех, что уже принадлежат вам, творится хаос. Сколько в каждом городе рабов? А воинов? А богачей? А сколько тех, кто знает, как правильно выращивать еду? А ученых мужей сколько? Да, благодаря алхимии, может быть, столица сейчас - наиболее развитый город во всем мире. Но я много где бывал, и поверьте, ваши города сильно уступают городам других империй.
- Жизнь на завоеванных землях меня волнует, но она не на первом месте. Есть куда более серьезные проблемы, вроде мятежей, например. Ты будешь учить меня, как править?
- Верно. Вы не обязаны меня слушать. А я не обязан потакать вашим амбициям, мой повелитель.
- Алхимик... На твое счастье, я мудр и великодушен, мне известно, что ты ощущаешь, осознавая, какая власть плещется у твоих ног. Когда-то я был таким же. Не спеши. Даю тебе неделю на ответ, - император медленно садился, опираясь загорелыми руками о золотые подлокотники трона. - Сейчас нападаем мы, а потом и наши земли могут оказаться в осаде. И безопаснее места, чем рядом со мной, в эти жестокие времена тебе не найти. Подумай. И, конечно, о моих планах ты будешь молчать.
- Об этом не беспокойтесь, император. - Алхимик поклонился и вышел прочь из покоев.
На улицах города стояла все та же жара, снующие всюду люди порой заставляли его останавливаться или и вовсе ждать, пока проедет очередная телега, или пройдут строители.
А ведь он так спешил. Кое-где переходя на легкий бег, он все же сумел добраться до той лаборатории, где с большой вероятностью мог находиться Юриэл. Высокий и сильный начальник стражи больше не занимал своего ответственного поста, и был полностью сосредоточен на опеке своего горячо любимого и почитаемого наставника. Он хотел бы тенью ходить за ним днем и спать под его дверью ночью, как пес. Алхимик, в свою очередь, любил общество старого друга, но иногда все же нуждался в одиночестве. А потому сейчас он мчался к ничего не подозревающему Юриэлу рассказать о предстоящих трудностях.
Бывший стражник мирно спал в гамаке, укрыв лицо от проникающих сквозь заслонки солнечных лучей увесистой книгой. Несмотря на то, что о случившемся учитель рассказывал весьма спокойно, Юриэл очень встревожился, послал несколько человек доложить обо всем людям, которым следовало это знать, запряг лошадей и повез наставника в наиболее удаленное от города место, в котором они могли расположиться - виллу Мэрилен.
В просторной зале на втором этаже, в огне светильников отбрасывало тени множество разношерстных фигур. До глубокой ночи они обсуждали, что будет дальше - когда через семь дней они дадут императору отрицательный ответ, когда Эрику почудится, что их сближение с правителем - угроза его положению. В итоге было решено как можно раньше покинуть город, а затем и империю. У входа, на крышу поставили часовых, кто-то отправился назад в город, кто-то остался ночевать здесь. А он вновь стоял на террасе, где все началось, и вдыхал свежий ночной воздух.
- Если бы всех, кого ты знаешь, вдруг не стало, потеря каких именно людей далась бы тебе особенно тяжело? - Вдруг начал гомункул.
- Лорэйны, Юриэла...
- Тебя бы опечалила весть о кончине той девушки? Она ведь очень юна.
- И оттого еще прекрасней, - улыбнулся тот, кто уже разменял пятый десяток лет своей жизни.
- Значит, юная красавица и преданный друг. Это все? Многие относятся к тебе, как к отцу, а ты называешь всего два имени?
- Не знаю... Они все мне дороги, но...
- Все дело во мне, - перебил гомункул.
- В каком смысле?
- Чтобы создать живое разумное существо, вроде меня, просто исходных материалов, и даже алхимической и творческой энергии недостаточно. Нужна душа. И ты дал ее мне. У тебя большая, светлая, искрящаяся душа, и ты дал мне ее сполна. Когда алхимик создает гомункула, то раскалывает свой дух, в этот момент мы забираем небольшую отколовшуюся частичку и получаем пропуск в ваш мир. Неизвестно, что алхимик потеряет после этого, вот ты - глубину эмоций. Странно, что сам не заметил.
Алхимик задумался, присев на скамью под тентом.
- И правда. Не могу вспомнить, чтобы меня что-то беспокоило, как раньше. И воспоминания как в тумане. Нет, я все помню, но так, словно это было давным-давно.
- Там кто-то есть! - Громким шепотом сообщили ему пробегающие к лестнице часовые. Их шаги вскоре затихли, а затем послышался звон металла и женские крики. Алхимик бросился к ступенькам, в тревожный сумрак виллы.
На первом этаже его взору предстала следующая картина: несколько учеников лежали на полу в крови, среди них был и Юриэл. Прижавшись к стенам, едва не роняя стойки с подсвечниками, скулили слуги. Перед ним стояло четверо мечников, один из них крепко держал Мэрилен, приставив кинжал к ее горлу. Лица их были скрыты повязками. Тот, что держал хозяйку дома, видимо, являлся их главарем, и уже начал что-то говорить, когда алхимик быстро присел и положил руки на пол. Под убийцами сверкнул ярко-белый свет, они истошно закричали, а затем потеряли сознание. Кроме главаря, отпустившего женщину и безумно дергающегося в муках. Его стопы были проткнуты насквозь толстыми мраморными шипами, загнутыми и удерживающими его на месте. Его товарищей постигла более ужасная участь - шипы, толщиной с хороший посох, в одно мгновение прошли через их сандалии, кожу и мясо, пройдя в плоти ног до самого таза, молнией нестерпимой боли пронзив их сознание. Он бросился к бывшему начальнику стражи, лужа крови под которым оказалась по большей части не его. Учитель изменил ее и направил в рану друга. Еще двое из пораженных были тяжело ранены, но он смог их спасти. Трое уже не дышали. На крики своего главаря с улицы примчались еще мечники, опешившие от вида своих товарищей, чьи ноги определенно твердо стояли на земле, но тела безвольно болтались. Все же, завидев алхимика, они стремглав бросились к нему. Он выбросил вперед руку с пылающим на ладони круглым символом, и воздух перед ним подернулся дымкой. Когда нападающие вбежали в него, то закашлялись и замедлились. Тогда он поднял меч павшего Рулла и заколол обоих, после чего направился к чертыхающемуся главарю.
- Хорошо, - алхимик еще раз присел, чтобы тронуть пол. Ноги всех четырех бандитов издали неприятный чавкающий звук, после чего они повалились наземь. Те, что были без сознания, ненадолго пришли в себя, после чего стремительно скончались. Главарь же все еще продолжал ругаться.
- Ты умрешь, если я не помогу тебе. А чтобы я тебе помог, ты должен рассказать мне о том, что происходит.
- Это не так-то просто с проколотыми ногами! Как же больно!
- Как только все мне расскажешь, уберу боль.
- Нас прислал Эрик, чтобы мы припугнули тебя и заставили свалить из города тебя и весь твой орден! Прекрати это, прошу!
- По-твоему "припугнуть" - значит убить?
- Так уж вышло. Слишком крепко твои оборонялись. Там у входа еще двое лежат, живые.
- Скажи Эрику, - с этими словами алхимик взял в руки стопы убийцы, - что мы все поняли и вскоре уберемся.
Ошеломленный, главарь сидел и ощупывал свои ноги, не веря тому, что они были совсем как раньше, пока слуги не выволокли его за порог. Тем временем учитель позаботился о всех раненых и теперь лежал, утомленный, в гамаке. Рядом с ним, трясясь от лихорадки, покачивался Юриел.
- Он совсем плох, - мысленно подумал алхимик, обращаясь к гомункулу.
- Значит, пришло время.
- Для чего? - С тревогой спросил учитель.
- Для того, чтобы стать бессмертным.
Когда все приготовления были закончены, а круги, показанные гомункулом, нанесены в указанных местах города, солнце уже почти зашло. Для создания философского камня нужно было много энергии, даже той, что была у людей, неспособных к алхимии, а потому стены, что окольцовывали город, служили основой, а небольшие каменные выступы соответствующей формы, что они создали по направлению четырех сторон света в разных концах города - продолжением необходимой печати. Он и его орден собрались в центре города, в здании, которое они выкупили под свои нужды. С улицы проникал нежный розовый свет.
- Знай же, что, когда обретешь бессмертие, тут же заполнишь прореху в своей душе, и эмоции вернутся. - сказал гомункул.
- Судя по той ненависти, которую я испытываю к Эрику, не все чувства утрачены. - ответил алхимик.
- Очень скоро он перестанет тебя волновать. После создания философского камня твоя жизнь поделится на "до" и "после", ты, быть может, сможешь увидеть закат человечества, но будешь вечно один, вечно живой, ибо ни за что больше не пожелаешь повторить с кем-то то, что произойдет с тобой сегодня.
- Юриэл умирает. Я пройду через все.
Мужчины и женщины, обступившие его, нервно ждали, пока их наставник закончит, как им казалось, какую-то свою внутреннюю молитву и начнет процесс. Он достал кулон из-за пазухи, положил его в ладонь, испещренную символами, значение которых знали лишь некоторые из них. Широко развел руки. Хлопок. Реальность разорвалась, всем показалось, что сама земля затряслась в неистовой пляске, и в то же время они твердо стояли на ногах, не обрушилось ни одной стены, не упало ни одного сосуда. Поскольку в этот раз алхимическим кругом был сам город - то все пространство заискрилось багровым светом, ярким и пугающим. Их всех охватил страх, они начали глядеть друг на друга в поисках поддержки, и только учитель в центре не реагировал, являясь проводником той мощи, что сотрясала мир. Когда свет стал ярким настолько, что им пришлось крепко закрыть глаза, все потухло.
Он был человеком. И кем-то еще. Кто же такое допустил, чтобы можно было менять, извращать свою собственную природу. Ты всегда тот, кто ты есть. Твоя сущность - самое дорогое на свете. Конечно, после того, что сейчас наполняло каждый уголок его расколотого Я. Он снова стоял, израненный, на том поле, где тучный землепашец неспешно шел за плугом. Когда они поравнялись, пахарь остановил вола. От него веяло тоской, хотя он и улыбался.
- Что же ты наделал? - Спросил старик.
- Я... Я всех спас.
- Ты всех погубил. Пойми, нельзя утолить жажду, пожирая огонь. Ты мог стать тем, кого считали бы богом, при этом оставаясь обычным человеком. Теперь ты бог, но что в тебе людского? Ты даже не представляешь, сколько придется расхлебывать эту кашу. Когда даже подлейший из подлецов, которого ты знал, будет готов расстаться со своими иллюзиями и страданиями, ты еще даже не приступишь к отработке своей колоссальной кармы.
Алхимик улыбнулся. Скромно, лишь уголками губ.
- Тысячелетием раньше, тысячелетием позже. Теперь - все одно.
Землепашец покачал головой, затем оглянулся на небо и спросил:
- Сколько радуг ты видишь?
- Ни одной, - ответил алхимик.
Он проснулся от всхрапа лошади, привязанной под окнами. Вокруг безвольно валялись ученики. Протянув руку к ближайшему, он в страхе ее отдернул. Тело было окоченевшим. Тогда он бросился проверять каждого, поднося ухо ко рту, щупая пульс, но одного взгляда было достаточно, чтобы все понять. Живым оказался только Юриэл, который просто мирно спал среди мертвых товарищей.
- Гомункул! Гомункул! - Мысленно призывал учитель, но ответа не было. Разбудив друга и высунувшись из окна, алхимик заплакал. Весь город был мертв. Они выбежали на улицу и, обходя распластанные тела, двинулись к дому той, которая сейчас должна была быть жива. Должна!
Она лежала на полу, вокруг были разбросаны еще не увядшие цветы, что она несла куда-то. Юная грудь едва заметно вздымалась. В столовой, в окружении битой посуды, лежала ее мать.
- Так что же произошло? - В очередной раз спросил Юриэл, когда он укладывал Лорэйн на кровать.
- Меня обманули.
- Кто? Как? Ты же...
- Побудь с ней. Я скоро вернусь.
Он выбежал на воздух и двинулся ко дворцу, через пустые улицы, полные мертвецов.
В голове был хаос, мысль о том, что гомункул все это время им просто манипулировал, была отвратительна. Он не хотел ее признавать. Но идею, что это просто роковая случайность разбивали воспоминания о том их разговоре накануне, когда он сам выбрал тех, кто останется жить. Быстрее, быстрее. Твердая уверенность в том, что его враг будет именно в обители человеческой власти, увлекала его к центральной площади. И вот уже он пересекает стрелы аллей, усыпанных телами девушек и юношей, гулявших здесь вчерашним вечером. Пощипывали траву животные, лишившиеся хозяев. Тяжелые узорчатые ворота поддались ему на удивление легко, и уже спустя несколько мгновений он взбегал по тем самым ступенькам. Во дворце было тихо, несколько больших кошек, что держал при себе император, трапезничали своими недавними тюремщиками. Он прошел мимо. Наконец, добравшись до тронного зала, учитель обнаружил его пустым.
- ГОМУНКУЛ! - Взревел алхимик.
Тишина.
Он начал метаться, проверять комнаты, пока не наткнулся на одну из спален, в которой окончил свой золотой век один из повелителей человечества. Он лежал на спине, обнимая руками обнаженных наложниц. В его ногах, переплетясь, лежали еще две девушки. А в кресле, обитом шелком, на которое падал утренний свет с внутреннего двора, сидел человек. Живой.
- Вот что значит правитель. Он один из немногих, кто, несмотря на невиданное доселе природное явление, не прекратил своих любовных игр. Впрочем, может он просто ничего не заметил? - Сказал человек, и в голосе его алхимик услышал что-то до боли знакомое.
- Что ты сделал?
- Нас. Бессмертными.
- Гомункул...
- Я тебе лгал, это правда, но далеко не всегда. Видишь ли, чтобы сделать философский камень, который позволяет презреть смерть и законы природы, нужны человеческие души. Сам камень - это концентрат человеческих душ. Смотри, - с этими словами человек протянул руку с открытой вверх ладонью, и в ней, как цветок из земли, из кожи вырос кроваво-красный камень размером с большое куриное яйцо, в глубине которого мелькали тени, - разумеется, использовав жителей целого города, мы сделали намного больше. Пока существует камень, существует и тот, кто его создал. Дабы отгородить тебя от соблазнов, твою часть я распылил и поместил внутрь твоего тела. Прости меня. По-другому я не мог. Мы не можем.
- Вы?
- Это естественный путь развития гомункулов, как для юноши стать мужчиной. Гомункулы превращают человеческие души в философский камень, обретая бессмертие. Ты великий человек, а потому половину я отдал тебе. Твоя и без того сильная душа теперь стала подобна океану...