Лето медленно проскальзывало сквозь пальцы. Таяли на подоконниках горшки с гортензией, матовые стекла книжных шкафов и вовсе казались нереально-потусторонними. Даже июльская привычная жара казалась прозрачной, будто в самом сердце Москвы вдруг поселились Замковые горы. Создавалось впечатление, что некий гигантский малыш накрыл ведерком песочный город, желая предотвратить его разрушение. Но на это никто не обращал внимания; каждый занимался привычными ему делами и лишь восьмилетняя Рона удивлялась, частенько вскидывая головку:
- Неужели вы не видите, лето растворяется!! А что если то же самое произойдет с зимой, весной и осенью?- но прохожие лишь смеялись, провожая девчушку сочувственными взглядами.
- Какое чуднОе дитя!- восклицали вечно куда-то бегущие, жутко деловитые и гордящиеся своей занятостью, домохозяйки. Они обычно садились на свои безразмерные хозяйственные сумки и летели на них на рынок, управляя ручками вместо руля. Разумеется, будучи в прямой зависимости от своего "транспорта" каждая домохозяйка обязательно читала специализированный журнал "Ваша транспортная сумка", выходящий в свет каждый месяц. Иногда на прилавки выбрасывались новые, еще не испытанные товары, о чем предупреждали этикетки. При этом, никто еще никогда не жаловался.
Лето продолжало ускальзывать ото всех, кроме Роны. Она целыми днями просиживала у окна в гостиной, тщетно пытаясь запечатлеть в памяти краски и очертания неумолимо уходящего в небытие. Почему, что разладилось в мировом порядке- у девочки не было ответа на эти вопросы. Старый отцовский фотоаппарат давно сломался, рисовать Рона не умела, а рассказы ее не нравились даже ей самой, но в голове у нее складывались в пейзажи, достойные кистей Куинджи и Левитана. Каждому гостю, появлявшемуся в их доме и заводившему с ней беседу, Рона пыталась объяснить насколько дело серьезно. Тщетно; никому из самых философски настроенных старых знакомых родителей не приходило в голову, что восьмилетний ребенок способен узреть что-либо, недоступное им. Как истинные спорщики, они спешили не согласиться с Роной и дело частенько заканчивалось слезами с ее стороны и сердитыми шлепками пониже спины со стороны матери. Отец же пытался убедить ее, что вмешиваться в разговоры старших, тем более за столом, вовсе неприлично юной барышне. Неужели ей, Роне, непонятно, что о ней теперь будут плохо думать?
Но девочке было абсолютно все равно что о ней подумают эти непонимающие дяди и тети, сидевшие за столом со скучающим видом павлина, не могущего распустить свой роскошный хвост.
Лишь один старый-престарый долговязый, нескладный старик Антон Алексеевич, бывавший у них достаточно часто, сам заговорил с Роной на волновавшую ее тему да и этот разговор был прерван поданной на стол запеченной в духовке курицей с приправами. К сожалению, после того памятного для девочки дня, старик больше так и не появился. А пару месяцев спустя она услышала разговор отца с матерью, скорбевших о его трагической и внезапной гибели. Рона толком не поняла что такого случилось, ей было ясно лишь одно: больше ее не будут слушать с таким добрым вниманием, как Антон Алексеевич.
Лето окончательно растаяло. А вместе с ним и надежды Роны, что все как-нибудь обойдется. В душе ее поселился безотчетный страх касаемо их будущего- как же они теперь станут обходиться без летних сарафанов, поездок к бабушке, а главное без мороженого?!
Разумеется, ни один здравомыслящий ребенок не мог допустить такого ужаса. Рона хотела было рассказать все маме с папой. Хоть они и забыли каково быть восьмилетним, рассудка у них было хоть отбавляй.Однако Рону ничто не могло переубедить: лето все-таки исчезало!!!
Однажды, не выдержав горестной картины прозрачных полузеленых листьев и умирающей красоты цветов, девочка решила сходить на опушку близлежащего реденького лесочка. Никто, однако, не подозревал, что Рона там побывает в последний раз...