По утрам Кыскина всегда принимала контрастный душ: чередование холодных и жгучих струй бодрило, настраивало на рабочий лад. Уютно шипела вода, клубился ароматный пар, сверкающий кафель туманился, плакал. Начинался новый день.
Освободившись от сладких объятий сна, Лера завернула кран и взяла полотенце. Вытирая шею, она вдруг замерла, потом оглядела слив ванны, сунулась в раковину, обшарила пол и, накинув халат, ринулась в спальню. Тонкая червленого золота цепочка нашлась в складках одеяла. 'Порвалась, - увидев застегнутый замочек, поняла Лера. - Вот невезуха! Сначала кольцо, теперь это...'.
Редкая женщина довольна своей внешностью. Лера Кыскина считала себя полноватой. От мамы украинки ей достались не огромные, как говорится, волоокие глаза под изящными дугами бровей, а широкие бедра и выпуклые, словно мячики ягодицы. Лера жутко стеснялась этого, перепробовала кучу диет и в последний раз неделю сидела на вареных овощах. В результате - круги под глазами, опавшие щеки и потеря кольца. Как ни странно, похудела только верхняя половина тела. Проклятая попа не сдавалась.
Муж Леры диетические марафоны не одобрял. 'Женщина должна быть мягкой и круглой, а не ходячим суповым набором', - говорил он. При этом сам Женька был высок и мосласт.
Лера покрутилась перед зеркалом, показала себе язык и пошла одеваться. 'Сегодня же отдам цепку в ремонт. Сразу не сделаешь, так и будет валяться', - подумала она, натягивая свитер.
Завтракала в одиночестве - мужа откомандировали на курсы повышения квалификации, Тима с классом укатил в Питер - рассеяно косилась в окно. Весна капризничала: после чудных, ясных, солнечных дней повалил снег. Проглотив без аппетита кашу и чай, Лера потянулась за телефоном. 'Абонент находится вне доступа сети', - 'обрадовал' тот. Сыну звонить не стала: в Питере еще спали.
До работы Лера добралась не в самом лучшем настроении. Снежное пушистое утро незаметно перетекло в сырой пасмурный полдень. Небо просело, на талых дорогах выступили лужи. Тусклый свет убаюкивал, время тянулось резиной. Кыскина едва дождалась обеда.
- Где можно починить цепочку? - спросила она девчат из отдела.
- Сходи в 'Дамское счастье' на Кирова. Там у них и мастерская есть. Они без перерыва работают,- любуясь маникюром, подсказала розовощекая Вика.
По офису разнеслось оживление: люди потянулись в соседнее кафе. Кормили в нем вкусно и относительно дешево, поэтому в обед там было не протолкнуться.
Поболтав с сыном, Лера решила не откладывать дело в долгий ящик, есть не стала и отправилась в мастерскую. Желудок негодующе заныл. Пришлось купить пару бананов. Женька их терпеть не мог, а Лера любила, особенно перезревшие, в песочной, тронутой коричневыми пятнышками шкурке. Такими она впервые попробовала их в пионерском лагере. Заморский фрукт часто давали на ужин. Всякий раз, откусывая ароматную мякоть, Лера вспоминала то яркое беззаботное лето. А Женька в лагере не был ни разу, да и в садик не ходил, пригретый обожающими бабушками. Так и вырос под их присмотром, не узнав всей прелести коллективного бытия.
Лера съела бананы, выбросила шкурки в урну и вытерла руки платочком.
Узкая, стиснутая панельными близнецами улица свернула к проспекту. По дороге уныло полз железный поток. Забрызганные грязью машины смахивали на стадо разноцветных бегемотов. В воздухе стоял тяжелый бензиновый угар. Горожане привычно бурчали и морщились. Кыскина ускорила шаг.
Магазин встретил душным влажным теплом.
- Прямо и направо, - услужливо подсказал охранник.
Витрины сверкали. Камни, золото, платина, серебро... Сказочное великолепие, райский уголок, образчик женской мечты! Но Лера принадлежала к редкому типу женщин, равнодушных к украшениям. Она даже уши не проколола, считая серьги такой же вещью, как блюдца в губах африканских туземок. На порвавшейся цепочке она носила крестик. Сдав её в ремонт, она довольно вздохнула и заторопилась к выходу.
Поспешишь - людей насмешишь. У одного из павильончиков, Кыскина поскользнулась на зеркально гладком полу, нелепо взмахнула руками и еле удержалась на ногах. Сконфужено улыбаясь, она одернула пальто, поправила сбившийся шарф и с запоздалым ужасом сообразила, что только чудом не задела сумкой витрину. Век бы не рассчитаться!
В глубине павильончика раздался игривый удивительно мелодичный смех. Лера сердито глянула в остекленную пещерку. Смеялась девица за прилавком. Темная, тщательно подогнанная униформа выгодно подчеркивала ладную, что называется, точеную фигурку. Модная стрижка, нежный овал лица, чувственный ротик, огромные глаза...Кокетливо поправляя отливающие платиной волосы, куколка беседовала с мужчиной. Лера перевела на него взгляд и остолбенела - это был Женька! Муж, которого она проводила в командировку.
Сдавленно пискнув, Лера отпрянула назад и, разом обмякнув, привалилась спиной к злополучной витрине. На дне тихого обморочного изумления клокотали обида и злость.
- Девушка, не прислоняйтесь к стеклу! - окликнул Леру охранник - Вам плохо?
- Что там, Виктор? - прозвенела нежным голоском платиновая фея из павильончика.
Посетители стали оборачиваться. Лера испугалась, что Женька увидит её, в доли секунды вообразила гадкую сцену ревности у сверкающего прилавка, надменную торжествующую физиономию соперницы, наглые оправдания мужа...
- Нет, все нормально! - крикнула она охраннику и пулей вылетела из магазина. Безотчетно стараясь отойти от него подальше, она быстро шагала по улице. Перед глазами неотступно маячила хрупкая фигурка ювелирной обольстительницы: ни жиринки, ни складочки. Тот самый суповой набор, который любил высмеивать муж...
'Позвоню, выскажу паршивцу все!' - Лера лихорадочно стала рыться в сумке и обнаружила, что телефон разрядился. Она чуть не шмякнула его об асфальт, в сердцах обозвала себя склеротичкой и тут сообразила, что идет в противоположную от офиса сторону! Перерыв подходил к концу, с опозданиями у них было строго. 'Останусь без мужа и без работы', - Кыскина припустила на службу.
- Ты чего такая? Случилось что? - спросила Люська.
- Ничего. Голова что-то разболелась, наверно давление упало. Погода - дрянь.
- Это точно....
Лера проскользнула за свой стол и бессильно рухнула на стул. 'Господи, как я была глупа и слепа!' - бедняга едва не взвыла, в отчаянии до хруста сжала пальцы и прикрыла глаза. 'Все мужики - козлы! Ни один не упустит возможность сходить налево!' - постоянно слышала она от коллег (коллектив был в основном женский) и подруг. Кыскина или отмалчивалась, или скупо поддакивала, стараясь перевести разговор на другую тему. 'Все мужики - козлы, только не мой Женька', - свято верила она, но вслух об этом не говорила, держала это при себе, как что-то крайне личное, сокровенное.
С детства Лера страдала чрезвычайной влюбчивостью. Выражалась она не в количестве симпатий, а в накале вспыхивающих чувств. Альтруизм в сочетании с неописуемой ревностью давал жуткую смесь. Дети способны любить не менее страстно, чем взрослые. Для Леры это было очевидным.
Интимная сторона отношений между полами перестала быть для неё тайной довольно рано. В любом дворе найдутся ребята, авторитетно рассказывающие про это. Впрочем, еще понятней об этом гласили похабные рисунки на заборах и стенах общественных туалетов.
В том самом пионерском лагере, где кормили бананами, Лера впервые увидела порнографические карты. Анатомические подробности раскоряченных тел, бесстыдство поз и действий на замусоленных картонках ошеломили мыслью, что этим занимаются все и когда-нибудь придет её, Лерин черед. Мысль была настолько дикой, невообразимой, что девочку передернуло, но где-то в животе у неё вдруг сладко заныло и, ввергнув в крайнее замешательство, непривычное ощущение врезалась в память навсегда.
Со временем медицинская энциклопедия, подкидываемые матерью брошюрки о половом созревании, книги Стендаля и Ги де Мопассана выработали у девочки довольно трезвый, без розовых соплей, взгляд на эту часть жизни. Понятие честь, по Лериному убеждению, чуть устарело, однако необходимость беречь её сомнений не вызывала. 'Отдамся только по любви', - годам к четырнадцати определилась она, уверенная, что секс без любви ничем не отличается от спаривания собак. (Кобель и похотливая сучка - были самыми мягкими ругательствами ссорящихся соседей).
В придачу сказывалось советское воспитание. Школьниц, изведавших плотские наслаждения, были единицы, и чуть не каждая из них вкусила и горечь запретного плода, неожиданно превратившись из учениц в мамаш-одиночек. Так что до определенного этапа вопрос секса для Леры был чисто теоретический.
Аттестат зрелости и студенческий билет открыли дивную перспективу взрослого мира. То, о чем читалось и вздыхалось, потребовало скорейшей реализации.
И вот тут Лера столкнулась с парадоксальным явлением: предмет любви мнился ей идеальным лишь в 'конфетно-буфетный' период. Чем ближе роман подходил к 'постельной' фазе, чем смелее действовал поклонник, тем скорее у неё исчезали всякие чувства к нему.
Неизвестно, чем бы это обернулось, если бы не одна встреча. Ах эти встречи! Нечаянные и запланированные, мимолетные и долгие, приятные и раздражающие, поучительные и пустые. Из встреч, как из мазков краски или штрихов карандаша рождается картина бытия. Порой, маленький штришок оживляет картину, придает ей звонкую прелесть, или наоборот, изображение меркнет, глохнет...
Лера и предположить не могла, насколько важную роль в её судьбе сыграет бабушкина соседка, тетя Нина. Бабушка называла Нину бедовой, частенько приглядывала за её сыном. Лера гостила у бабушки последний день, когда тетя Нина заскочила одолжить аспирин. Расспросив Леру о студенческом житье, она с каким-то пытливым вниманием оглядела её, удовлетворенно вздернула брови и ушла, что бы вновь вернуться с кипкой отпечатанных на машинке листов.
- Почитай, тебе будет полезно. Оставишь, я потом заберу. Удачи тебе, и счастливо выйти замуж.
- Спасибо, да я пока не собираюсь, - засмущалась Лера.
- Уж поверь мне, об этом мечтают все женщины, но не каждой везет. Что ж, прощай.
- До свидания!
Девушка проводила соседку, взяла принесенные ею бумаги и зажмурилась от прилившего к щекам жара: текст был посвящен технике секса. Позы, интенсивность и длительность воздействия, виды поцелуев и фрикций - сухие, но подробные описания чем-то смахивали на добросовестно составленную инструкцию. Скорее всего, так оно и было: тетя Нина работала психологом в семейной консультации и, вероятно, беседы на сексуальную тему входили в её обязанности.
Чем руководствовалась соседка, знакомя юную девчонку со столь откровенной для того времени вещью? Собственным неудачным браком, искренним желанием расставить верные ориентиры в дебрях эротических чувств, или просто из озорства - этого Лера никогда не узнала. А тетрадку в клеточку - тонкую в желтой обложке, куда старательным бисерным почерком переписала все, что было на тех листах - сохранила.
Единственным человеком, которому она показала эту тетрадь, был Женька. Знакомство их началось с недоразумения: в кинотеатре Лера с подружкой перепутали ряды и заняли чужие места. Одного из законных владельцев звали Женей... Рыжий синеглазый долговязый, он совсем не вписывался в Лерины идеалы красоты и на первое свидание с ним она пошла едва ли не со скуки. А следующего свидания еле дождалась - таким славным оказался парень. Это не была любовь с первого взгляда, но кто сказал, что право на существование имеет только она? Через несколько месяцев Лера не представляла своей жизни без этого парня с забавной фамилией.
Премудрости интимных радостей они постигали вместе; именно тогда Лера поняла, что любовь безгрешна и не знает стыда. С Женькой она испытала всю полноту близости, какая возможна между мужчиной и женщиной. Он был первым и единственным, она никого более не желала, ни о чем не жалела и справедливо полагала, что муж разделяет её чувства.
Ощутив себя полноправной хозяйкой его сердца, она безоглядно верила Женьке и поэтому не ревновала. А в награду познала восхитительную, свободную от разъедающей ревности страсть. Муж был ей и другом, и любовником, и отцом; умным, сильным, надежным, как автомат Калашникова. 'Я могу за тебя убить', - как-то признался он ей. И она не сомневалась - может.
Будучи крайне непрактичной в житейских делах, не по возрасту наивная, Лера постоянно попадала в какие-то глупые истории за что Женька ласково звал её кулёмкой. Она не обижалась, потому что, устав от собственной неприспособленности, давно присвоила себе звание глупой коровы.
Совершенно разные по характеру, привычкам и вкусам, они прекрасно уживались, как бы дополняя друг друга. Ссорились редко, но темпераментно и кто бы ни был виноват, первым приходил мириться Женька. Обиды топили в бурных объятиях... А уж какой из Женьки получился отец! С ребенком у Кыскиных сложилось не сразу. И это мягко сказано. Сына они ждали больше десяти лет. Не каждый мужчина способен вынести годы бесплодных ожиданий и Лера ни капли не сомневалась, что Женька - её счастливый билет.
Был счастливым - стал фальшивым...
- Ты что-то бледная, как стена. Может таблетку от головы дать? - тронула Кыскину за плечо Люся.
- Не надо. Это на меня так погода действует.
Кыскина через силу улыбнулась. 'Только б не зареветь! - взмолилась она. - Начнут расспрашивать, сочувствовать, а в душе потешаться над обманутой наивностью'. Уж кто-кто, а Лера не питала иллюзий насчет цены подобных утешений. По части сплетен их отдел переплюнул бы любую 'желтую' газетенку. Перспектива стать 'героиней дня' помогла Лере взять себя в руки.
Воображая сцены ярых объяснений с неверным мужем, она кое-как досидела до конца рабочего дня и с озабоченным видом кинулась из офиса. На улице ноги её вмиг отяжелели, плечи поникли. Решимость разобраться с Кыскиным испарилась, вместо неё к сердцу прильнул мерзкий, шальной страх. Она представила, как муж будет изворачиваться и лгать, и вдруг обожгло: честный, прямой ответ - еще хуже. Ложь всегда дает выбор. Её можно принять, сделать вид, что веришь ей, вступить с ней в негласный сговор... Правда бескомпромиссна, как удар гильотины. Правда - удел мужественных и крепких. Лера чувствовала себя жалкой, растоптанной. Выброшенной на песок рыбой. И как рыба трепыхалась в бессилии, оглушенная, выкинутая из привычного мира.
- Нельзя быть такой доверчивой! - зачастую укоряли её.
Она только смеялась в ответ, и теперь жизнь преподнесла ей суровый урок.
Не выбирая дороги, горемыка уныло брела по мокрому тротуару. Стылый ветер рвал тучи на грязные клочки, озябшие прохожие кутались в шарфы, поднимали воротники. Леру же вдруг обдало липким жаром, на глазах выступили едкие слезы. 'Так мне и надо, - беспрерывно стучало у неё в голове, - так и надо...'
Охваченная тупой одурью, несчастная не помнила, как дотащилась домой. Включила в прихожей свет, машинально брякнула ключи на полочку, села на банкетку, разулась, и, безвольно уронив руки, долго сидела, глядя в одну точку.
В гостиной мяукнула кошка. Лера очнулась, сбросила, наконец, пальто и уже шагнув в комнату, сообразила, что кошки у них никогда не было. Она зажгла люстру и вздрогнула: на журнальном столике красовался пышный букет роз, рядом лежала бархатная коробочка. Дрожащими руками Лера открыла крышечку. Внутри было кольцо!
- С годовщиной, родная моя растеряшка! - как во сне услышала Лера Женькин голос и, почувствовав на плечах его руки, разрыдалась.
- Ты...Ты... - сквозь слезы повторяла она.
- Что с тобой, Леруська? - растерялся Женька.
Лера горестно всхлипнула. Она совсем забыла про годовщину свадьбы, не приготовила подарка, насочиняла себе всяких гадостей, обвинила мужа во всех грехах...Дура...Дура!
- Да что случилось?
Утирая глаза и глубоко вздыхая, Лера рассказала мужу о цепочке, ювелирном магазине, отчаяние и обиде...
- Я хотел сделать тебе сюрприз, ты ведь потеряла свою обручалку. И как ты могла про меня такое подумать! Да эта фифа тебе в подметки не годится - доска стиральная! Иди ко мне!
Как маленькую девочку, он посадил Леру к себе на колени и нежно обнял. Лера с благодарностью приникла к нему и затихла.
Женька ласково поцеловал её в макушку:
- Кулемка моя.