Гарднер Эрл Стенли : другие произведения.

Мейсон 5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  Дело лошади танцовщицы с веерами
  Глава 1
  В Империал-Вэлли стояло нестерпимо жаркое утро.
  Следом за машиной, которую вел Перри Мейсон, со скоростью восемьдесят миль в час пронесся огромный лимузин, подняв за собой потоки воздуха и заставив автомобиль адвоката покачнуться на рессорах.
  — Интересно, как у него выдерживают тормоза? — спросил Перри Мейсон свою секретаршу Деллу Стрит. — Они сейчас расплавятся.
  Делла Стрит подалась вперед на своем сиденье, чтобы сухой горячий воздух мог овевать ее плечи, высушивая выступавшие на них капельки пота.
  — Возможно, скоро он притормозит… О-о! Кажется, он собирается разбить машину!
  Мейсон инстинктивно нажал на тормоза, увидев, как идущая впереди машина слегка вильнула влево, пытаясь обогнать другой автомобиль, шедший в том же направлении. Встречная машина заставила водителя большого лимузина увернуться прямо перед ее носом. Крылья автомобилей, казалось, только на мгновение мягко соприкоснулись, но водитель встречной машины не смог совладать с управлением. Накренившись, автомобиль вылетел с шоссе на горячий песок и перевернулся.
  Облако пыли, скрывшее то, что происходило, все еще висело в воздухе, когда Мейсон резко затормозил и выскочил из машины.
  Перевернутый автомобиль представлял собой сильно облупившуюся развалюху на старомодных колесах. Она послушно лежала на песке, как будто слишком долго сопротивлялась превратностям судьбы и это последнее несчастье отняло у нее оставшиеся силы.
  Дверца медленно открылась, и Мейсон, приблизившись, увидел, как из машины попыталась выбраться старая мексиканка, выискивая негнущимися от возраста пальцами, за что можно было бы ухватиться.
  Мейсон помог ей выбраться из машины, заметив, что одна рука у нее беспомощно свисала. Она стукнулась об угол дверцы, и женщина резко вскрикнула от боли. Но голос ее был тихим, он свидетельствовал об учтивости представительницы воспитанной нации.
  Она произнесла:
  — Gracias, señor!29
  — Вы повредили еще что-то, кроме руки? — спросил Мейсон.
  Старая мексиканка с видом человека, который научился воспринимать жизнь такой, какая она есть, спокойно смотрела на него.
  — Я не говорить по-английски, — сказала она.
  Водитель другой машины, который остановился из любопытства, предложил:
  — Может быть, я могу чем-нибудь помочь? Я вырос на границе. По-ихнему говорю свободно. Меня зовут Ньюелл. Тот большой лимузин проскочил мимо меня на скорости миль восемьдесят в час. Я так полагаю, вся вина на нем.
  — Да. Давайте попытаемся понять, что с ней.
  Ньюелл начал спрашивать женщину по-испански, почти не получая ответов, затем обратился к Мейсону:
  — Она говорит, что пострадала только рука. Думает, рука сломана.
  — Нам бы следовало доставить ее к доктору, — сказал Мейсон. — Как ее зовут?
  — Мария Гонзалес.
  — Где она живет?
  — Она говорит, с племянницей.
  — Где?
  Женщина взмахнула здоровой рукой, описывая полукруг.
  — Здесь, в Вэлли, — ответил за нее Ньюелл.
  Мейсон улыбнулся:
  — Это все весьма неопределенно. Давайте-ка взглянем на ее водительские права.
  — Боюсь, что так вы мало что узнаете, — сказал Ньюелл. — У них есть манера ставить вас в тупик такими жестами. Очень мило и благородно, но жесты мало что объясняют.
  — Но почему она не хочет сказать, где живет?
  — О, возможно, она просто плохо понимает вопросы или ей кажется, что вы хотите кому-нибудь причинить вред. Минуту, я спрошу у нее о водительских правах.
  Он обратился к женщине по-испански и улыбнулся, переводя ответ:
  — Она говорит: «Я не вожу машину».
  — Но она вела машину, — возразил Мейсон.
  Ньюелл перевел. Старая женщина указала на машину, которая лежала на боку, сказала что-то по-испански.
  Ньюелл перевел:
  — Машина не на шоссе. Она не может ехать. В ней никого нет. Поэтому никаких водительских прав не нужно.
  — У нее должны быть права, — настаивал Мейсон.
  Ньюелл усмехнулся:
  — Она говорит: «Но я не могу вести машину одной рукой, сеньор».
  — Ну хорошо, — сдался Мейсон. — В таком случае должно быть регистрационное удостоверение на машину. Это, в общем, ничего не меняет. Где ближайшая клиника?
  Остановилась еще одна машина, шедшая в противоположном направлении, и к ним приблизился мексиканец с лицом, лишенным всякого выражения, в возрасте около сорока пяти лет.
  — Кому-то плохо? — вежливо поинтересовался он.
  — Этой женщине, — ответил Мейсон. — Она была за рулем. Я думаю, у нее сломана рука.
  Мексиканец взглянул на машину, затем на женщину. Он задал четыре или пять самых лаконичных вопросов, получив на них столь же краткие ответы.
  — Я отвезу ее к доктору, — сказал он.
  — Вы ее знаете?
  — Я знаю ее родственников.
  Мейсон потянулся было за одной из своих визитных карточек, чтобы дать ее мексиканцу, но затем, опасаясь, что слово «адвокат» на карточке может быть воспринято как желание взять на себя дело об аварии, в которую попала старая женщина, вынул записную книжку и, вырвав листок, нацарапал свое имя и домашний адрес.
  — В случае, если ей понадобится свидетель, моя фамилия Мейсон. А это мисс Стрит. Мы были очевидцами. На этом листке мой адрес. А через меня можно связаться и с мисс Стрит.
  Мексиканец поклонился с серьезным видом.
  — Большое спасибо. Меня зовут Хозе Кампо Колима. А теперь, извините меня, я должен помочь этой несчастной женщине.
  С изысканной учтивостью мексиканец помог пострадавшей дойти до своей машины и осторожно усадил ее на сиденье. Хлопнула дверца, и машина умчалась по раскаленному шоссе.
  — Ну, мне пора, — сказал Ньюелл. — Вот моя карточка. Стоило бы убедиться, сможет ли она получить помощь от этого парня.
  — Не мешало бы найти водителя другой машины, — ответил Мейсон.
  — Я заеду в Калексико и позвоню в дорожную полицию.
  — Посмотрим, что из этого выйдет, — проговорил Мейсон.
  После отъезда Ньюелла он направился было к своей машине, но внезапно остановился.
  — Интересно, не оставила ли эта женщина чего-нибудь в своей машине, а, Делла? У нее могли быть личные вещи, о которых она забыла во всей этой суете. Стоит посмотреть на всякий случай. Зачем оставлять ее вещи в машине?
  Солнце к этому времени уже раскалило ничем не затененный металл кузова. До него было почти невозможно дотронуться рукой. Дверца оставалась открытой, и Мейсон заглянул внутрь. Обивка была обтрепанной и оборванной. На всем лежал отпечаток унылой старости. Не было и признаков каких-либо личных вещей.
  Мейсон поискал регистрационное удостоверение в перчаточном отделении. Там ничего не было.
  — В таком случае, — сказал адвокат, — лучше заглянуть в багажник, чтобы уж быть абсолютно уверенным.
  Мейсон поднял крышку багажника и с некоторым удивлением уставился на его содержимое.
  — В чем дело? — спросила Делла.
  — Здесь два прекрасных веера из страусовых перьев с инициалами «Л.Ф.», — ответил он. — И это, кажется, все. Нет, подожди-ка минутку. Еще пара белых балетных туфель. Багажник недавно оклеили свежими газетами. Такое ощущение, что мы заглянули в гардероб танцовщицы с веерами.
  — Но, честное слово, это так и есть! — воскликнула Делла Стрит. — Каким образом все это могло попасть в такую машину?
  — Здесь недалеко, по-видимому, есть ночной клуб. Возможно, ее внучка там выступает. Газеты совсем свежие. Багажник оклеен совсем недавно. За какое они число, Делла?
  — Это лос-анджелесские газеты, — сказала она. — Вчерашние.
  — Пожалуй, стоит захватить веера с собой. Позднее позвоним в полицию и узнаем адрес этой женщины из доклада о дорожных происшествиях. Давай-ка выбираться из этого пекла, Делла. Я настолько обезвожен, что теперь мне только не хватает целлофанового пакета с надписью: «Сушеный суп».
  Глава 2
  На следующий день в конторе Делла Стрит напомнила Перри Мейсону о случае с автомобилем. Подавая ему пачку писем, она сказала:
  — Что касается того происшествия с автомобилем, шеф. Вы звонили в полицию в Эль-Сентро вчера вечером. У них должна быть для вас информация.
  — Соедини меня с ними, Делла, — попросил Мейсон. — Нельзя допустить, чтобы балерины бегали голыми.
  Делла Стрит рассмеялась, набрала номер и кивнула Мейсону, когда абонент был на проводе.
  Мейсон взял трубку:
  — Алло! Говорит Перри Мейсон. Я оставил вчера записку, чтобы мне позвонили в отношении автомобильной аварии. У меня есть кое-какие вещи из машины, которая вылетела с дороги. В ней была женщина со сломанной рукой. Вы обещали найти ее адрес и позвонить.
  — Да, так, — ответил мужской голос. — Я нашел записку на своем столе, но не позвонил, потому что не получил еще доклада о происшествии.
  — Никто ничего не сообщил?
  — Нет.
  — Странно. Это произошло в двух или трех милях от Калексико.
  — У обочины дороги в этом месте обнаружена перевернутая машина. Мы расследовали это дело и выяснили, что машина принадлежит некоему Рамону Кальесу, который живет в Калексико. Он говорит, что машину украли пару дней назад.
  — А он сообщил об этом в полицию?
  — Нет, это нигде не зарегистрировано. Такое ощущение, что он не особенно в этом заинтересован. Мы представим счет за ремонт машины и стоимость буксировки ее в гараж. Кажется, Кальес полагает, что с машиной не стоит возиться. Вы знаете, каковы эти люди, из них практически невозможно ничего выколотить, когда они стремятся от этого увильнуть. Они ходят вокруг вас кругами, и вы не в состоянии приблизиться ни на йоту к тому, что вас интересует. Разумеется, мы ничего не можем здесь поделать. Вы были свидетелем этой аварии?
  — Я видел, как все случилось, — заверил Мейсон. — Большой лимузин зажал эту машину и вытолкнул ее с дороги, она потеряла управление. За рулем этой рухляди сидела старуха. У нее, кстати, совсем плохо с английским. Я бы дал ей лет шестьдесят пять — семьдесят, волосы седые, лицо морщинистое.
  — Об этих людях много не скажешь. Она говорила, как ее зовут?
  — Мария Гонзалес.
  — Вы бы узнали ее, если бы встретили вновь?
  — Непременно.
  — Разумеется, — сказал человек на другом конце провода, — если мы найдем ее и вы сможете ее опознать, тогда Кальес, возможно, уже не будет твердить, что машину украли. Старуха, которая была за рулем, окажется его бабушкой, или его тетей Марией, или кем-то еще, и выяснится, что она взяла машину без спроса и что все это ерунда. Увидите, так все и будет. Но все равно мы займемся этим.
  — Я хотел бы вернуть кое-какие вещи, которые были в багажнике, — сказал Мейсон.
  — О’кей, мы вас проинформируем. А вы можете поместить объявление в местной газете.
  Мейсон повесил трубку и обратился к Делле Стрит:
  — Ты разбираешься в танцах с веерами, Делла?
  — Вы хотите, чтобы я занялась этим?
  — А почему бы и нет! — воскликнул Мейсон. — Судя по всему, нам оставили все необходимое для этого.
  — Полиция ничего не узнала?
  — Абсолютно. Машина, которая перевернулась, судя по всему, была украдена. Не представляю, кому понадобилось красть такую развалину. Позвони в редакцию газеты в Вэлли, Делла, и дай объявление в разделе «Пропажи». Составь его в самых общих выражениях, например: «Если танцовщица с веерами, потерявшая свои вещи, сообщит об этом по такому-то адресу, ей будет возвращено ее имущество». И попроси, чтобы они там в газете передали нам все отклики на объявление. О’кей, давай теперь посмотрим, что там в почте.
  Глава 3
  В понедельник утром Мейсон упругим шагом вошел в контору, кинул шляпу в сторону вешалки, улыбнулся Делле Стрит и начал:
  — Делла, приближается время осенних отпусков, выездов на охоту, походов в горы, привалов под звездами, когда тебя окружают силуэты сосен на фоне звездного неба. Просыпаешься ранним утром, еще только забрезжил рассвет, воздух напоен свежестью, ковбои собирают хворост для костра. Еще минута — и на деревьях появятся отсветы пламени, услышишь потрескивание горящих поленьев, а затем ноздри защекочет запах кофе и…
  — И вскоре после этого, — резко перебила Делла Стрит, — приходится спуститься на землю и заняться кучей писем, на которые надо ответить.
  — Делла, только не говори, что собираешься сейчас взвалить на мои беззащитные плечи все эти дела. Я ненавижу письма.
  — Вы забыли о своей подруге. Танцовщице.
  Лицо Мейсона приняло осознанное выражение.
  — А-а, да, Золушка с веерами. На прошлой неделе все это казалось важным, а теперь весьма напоминает абсурд. Представь себе, Делла, уважаемого члена коллегии адвокатов, который как ненормальный носится по Империал-Вэлли, сжимая в левой руке пару страусовых вееров, а в правой — тапочки, старые балетки. Прямо современный вариант сказки о Золушке. А как ты думаешь, во что она будет одета, когда я ее найду? Ведь у меня в левой руке будет весь ее гардероб. Вообще, мысль интересная, Делла. Тут скрыты возможности.
  — Тут нечто большее, чем возможности, — сказала Делла Стрит. — Мы получили ответ на ваше объявление.
  — А-а! Значит, мы обнаружили эту танцовщицу с веерами, которая их потеряла?
  — Потеряла, но не веера, — ответила Делла.
  — Не веера? — переспросил Мейсон.
  — Нет, лошадь.
  Мейсон вопросительно взглянул на нее.
  — Это что, маленькая шутка?
  Делла Стрит подала ему конверт, адресованный редакции газеты. Мейсон вытряхнул из него сложенный листок бумаги.
  — Понюхайте его, — предложила Делла.
  Мейсон вдохнул тяжелый запах и усмехнулся.
  — Ву-уф! Делла, я волк!
  Он развернул бумагу. Сверху на листке было приклеено объявление из газеты. Внизу, под объявлением, отчетливым женским почерком написано само письмо. Мейсон прочитал его вслух.
  — Обращение, — сообщил он, — выглядит весьма сдержанно: «Уважаемый абонент 9062» — и затем сразу взрыв эмоций: «Сокровище мое! Что за чудо с твоей стороны подвергать себя всем этим беспокойствам из-за газетного объявления. Я так горевала из-за него. У девушки моей профессии маршрут, как правило, один. Например, неделю я выступала в Броули, затем приехала сюда, в Вэлли. Затем я выступаю в четырех или пяти ночных заведениях в центральной части штата. Танцы с веерами сейчас совсем не те, что когда-то. Отовсюду нас повытеснил стриптиз. Но кое-где в маленьких городках, где еще тянутся к утонченности, хорошая танцовщица с веерами еще может найти себе место».
  Мейсон оторвался от письма и сказал:
  — Слово «хорошая» подчеркнуто. Ты заметила, Делла?
  — Да. Мне только интересно, что это может означать, — лукаво заметила Делла.
  Мейсон рассмеялся. Он продолжал читать, а на лице его отразилось удовольствие.
  — «Я очень привязана к своей лошадке. Когда она вырвалась и убежала с того участка, где она у меня паслась, я просто с ума сошла. Я повсюду спрашивала, но нигде не было никаких следов. Человек, который сдал мне участок, где паслась моя лошадь, сказал, что она наверняка найдется, потому что в деревне люди обязательно возвращают заблудившуюся скотину и, кроме того, вокруг очень мало естественных пастбищ.
  Я попрошу своего поверенного, чтобы он с вами поддерживал связь через газету, и проконтролирую, чтобы вас отблагодарили как следует, и, пожалуйста, приведите лошадь к моему поверенному. У него есть мой адрес, он написан моей рукой. Можете сравнить мой почерк здесь и там, чтобы быть уверенным, что вы на правильном пути. И спасибо вам огромное за все. Искренне ваша…» — Мейсон продолжил загадочным голосом: — Послание подписано: «Лоис Фентон», и еще вставлено такое заявление: «Чей артистический псевдоним Шери Чи-Чи».
  Дверь приемной открылась. Вошла Герти, телефонистка и консьержка.
  — Извините, мистер Мейсон. Я не уверена, правильно ли поняла, поэтому хотела бы спросить у вас. Там в конторе мужчина, который хочет поговорить с вами насчет лошади.
  — Как его имя? — спросил Мейсон.
  — Он говорит, что его зовут Джон Каллендер и вы его лично не знаете, но он поверенный Лоис Фентон.
  — Приятель нашей танцорки! Как он выглядит, Герти? Вроде тех, кто сторожит актерок за кулисами?
  — Да вроде нет. У него такое волевое лицо, хорошо сшитый костюм и вообще… вид значительный.
  — Прямо ангел, — сказал Мейсон. — Выглядит самоуверенно или, наоборот, подавленно?
  — Да нет, вид самый обыкновенный.
  Мейсон забарабанил кончиками пальцев по столу.
  — Вот увидишь, что это за птица, Герти. Это человек с достатком, который забежал в контору адвоката, чтобы выполнить поручение танцовщицы. Ну что ж, Герти, взглянем на него. Давай его сюда.
  — Слушаюсь, сэр. Я не поняла. Когда он сказал, что он, ну, вы знаете, насчет лошади…
  Когда Герти вышла из конторы, Делла Стрит спросила, понимающе глядя на Мейсона:
  — Вы собираетесь сказать ему, что это ошибка, шеф?
  — Вовсе нет. Пусть говорит он. Мне это становится интересно. В конце концов, это мы нашли пару вееров и пару балеток и потом…
  Дверь открылась, и Герти объявила:
  — Мистер Джон Каллендер.
  Лицо Каллендера расплылось в самой дружеской улыбке. И в то же время складывалось впечатление, что он заставлял свои неподвижные лицевые мускулы раздвинуться, создавая непривычную для них маску.
  — Мистер Мейсон, рад вас приветствовать.
  Мейсон поздоровался с ним.
  — Садитесь. Это моя секретарша, мисс Стрит. Что вам угодно?
  Каллендер удобно расположился в большом широком кресле для посетителей. Вся его внешность несла отпечаток полной уверенности в себе, он выглядел как человек, привыкший приказывать и чувствующий себя не совсем в своей тарелке оттого, что его о чем-то спрашивают.
  — Я поверенный Лоис Фентон, ее еще называют Шери Чи-Чи, — улыбнулся он с преувеличенной сердечностью.
  — Так, — бросил Мейсон.
  — Я звонил насчет лошади.
  — Да?
  — Я бы хотел получить ее.
  — Как вы узнали, кто я такой? В местной газете был только почтовый индекс.
  — Ну, мистер Мейсон! Неужели вы полагаете, что в столь важном деле мисс Фентон не постаралась бы узнать что-то еще, помимо индекса?
  — Тем не менее мне бы весьма хотелось узнать, каким образом вы смогли установить мое настоящее имя.
  — Очень просто, мистер Мейсон, очень просто.
  — Вы не против объяснить мне свою технику?
  — Вынужден признать, что мне пришлось прибегнуть к кое-какой уловке.
  — Что это за уловка?
  Каллендер сменил позу. Теперь улыбка исчезла с его лица, остались только глаза, холодные как сталь, и тонкий рот — прямой и злобный, похожий на кусок туго натянутой проволоки.
  — Говоря откровенно, мистер Мейсон, мне очень хотелось узнать имя человека, с которым я буду иметь дело. Я заявил в газете, что тот, кто поместил объявление, очень заинтересован в том, чтобы оно было там и на следующей неделе. Я предложил заплатить за то, чтобы объявление появилось в газете на следующей неделе, и попросил счет. Я заплатил наличными, и мне дали счет на имя мистера Перри Мейсона, с адресом вашей конторы и с почтовым индексом, который был на о бъявлении, — он был и на счете.
  — Весьма просто, не так ли? — сказал Мейсон.
  — А вообще, мистер Мейсон, вы для меня оказались сюрпризом. Мы ожидали, что увидим какого-нибудь хозяина ранчо из Империал-Вэлли в бешенстве из-за того, что эта лошадь сломала ему забор или вытоптала урожай. Мы были готовы все это компенсировать. Я надеюсь, что у вас таких претензий нет?
  — Абсолютно.
  — Однако, — продолжил торопливо Каллендер, — поскольку ваше время дорого, мистер Мейсон, и вам позвонили с тем, чтобы вы его потратили на дело моей… э-э… я думаю, мы можем сказать, клиентки… я…
  — Вы адвокат? — задал вопрос Мейсон.
  — Боже упаси! Нет, нет — не воспринимайте это как вызов, — я совсем не это имел в виду. Я просто хотел сказать, что меня вряд ли удовлетворила бы жизнь адвоката. У меня ранчо, мистер Мейсон. Довольно большое поместье в Империал-Вэлли, между Калексико и Эль-Сентро, очень красивое место. У меня не так много лошадей, но я ими очень интересуюсь.
  — У вас есть с собой какие-нибудь документы, подтверждающие вашу личность, мистер Каллендер? — спросил Мейсон.
  На какое-то мгновение лицо Каллендера приняло злобное выражение, но он ответил:
  — Ну разумеется, мистер Мейсон. — Он вынул бумажник и достал оттуда водительские права, членский билет местного клуба и билет, подтверждающий членство его владельца в Автомобильном клубе Южной Калифорнии.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — А теперь можете ли вы описать собственность?
  — Да, конечно, мистер Мейсон. Она каштановой масти, высота в холке — около пяти с половиной футов, правая задняя нога белая. На лбу белая отметина. Возраст — семь лет, в прекрасном состоянии, выращена в Америке.
  — Извините, но ничем не могу помочь вам.
  — То есть вы отказываетесь вернуть мне лошадь?
  — Я сказал, что ничем не могу помочь вам.
  — Послушайте, Мейсон, я думаю, вы не знаете, с кем имеете дело. Я бы советовал вам получше навести справки. Тогда вы поймете, что я не тот, с кем можно так обращаться. Я…
  — Вы не дали описания собственности, — перебил Мейсон.
  — Не дал описания! — воскликнул Каллендер. — Вы не в своем уме! Да я вырастил эту лошадь. Для чего…
  — Тем не менее вы не дали достаточно точного описания собственности, чтобы я мог возвратить ее вам.
  — Силы небесные, чего же вам еще? У лошади едва заметный шрам с внутренней стороны передней левой ноги. У нее очень длинный хвост, длиннее обычного… — Каллендер вновь внезапно улыбнулся. — Ах да, — сказал он, — извините меня. Я забыл о том, что должен был сделать с самого начала.
  Он сунул руку в карман, вынул оттуда листок бумаги и вручил его Мейсону. У листка был такой же тяжелый запах, как и у письма, полученного Мейсоном.
  Оно гласило:
  «Дорогой абонент 9062. Это письмо вручит вам мистер Джон Каллендер, который, таким образом, выступает как мой поверенный, ему вы можете передать лошадь, потерянную мной несколько дней назад. Эта лошадь выращена в Америке, высота в холке — около пяти с половиной футов, на лбу — белая отметина, правая задняя нога — белая. Мистер Каллендер возьмет на себя — от моего имени — доставку лошади, оплатит все счета, предъявленные к оплате, и все возникшие дополнительные расходы.
  — Собственность, которую я обнаружил, — сообщил Мейсон, — несколько отличается от того описания, что вы дали.
  — Ну, в чем тогда отличие? — сказал Каллендер с вызовом.
  Мейсон улыбнулся и покачал головой:
  — Когда имеешь дело с пропавшей собственностью, то описывать ее — забота того, кто на нее претендует.
  — Возможно, есть какие-то детали, какие-то мелкие отметины, которых не было, когда я видел лошадь в последний раз, какая-нибудь царапина от проволоки на ограде или что-то в этом роде, от чего лошадь не делается иной. Если дело в деньгах, я готов…
  — Дело не в деньгах.
  — А в чем?
  — Я хочу, чтобы вы дали описание собственности.
  Каллендер глубоко вздохнул:
  — Послушайте, мистер Мейсон, я принимаю все ваши условия, любые, какие хотите. Только назовите сумму. Я сразу же выписываю чек на пятьсот долларов. Это покроет и ваши расходы, и время, которое вы потратили. Мне, наверное, с самого начала следовало так сделать.
  — Я уже сказал вам, что дело не в деньгах, мистер Каллендер, — повторил Мейсон.
  Каллендер поднялся с кресла.
  — Мне кажется, вы меня уже обвели вокруг пальца. Не думаю, что это вам пройдет даром. Черт возьми, Мейсон, я знаю законы. Я потребую, чтобы вас арестовали за вымогательство.
  — А что я пытался у вас вымогать?
  — Вы пытаетесь обчистить меня.
  — Я уже сказал вам, что речь не о деньгах.
  — Черта с два не о деньгах! Вы просто выжидаете, что я предложу вам больше. А я не предложу. Я остановился в отеле «Ричмелл». Даю вам время до пяти часов, чтобы вернуть лошадь. Если к этому времени вы ее не возвратите, я приму меры. Пятьсот долларов — это мой потолок. Всего наилучшего.
  Каллендер повернулся к двери, через которую вошел, но, увидев заднюю дверь, резко повернулся налево, и только дверной замок не дал ей с шумом захлопнуться.
  Внезапно он взял себя в руки, повернулся и пошел в направлении входной двери. Он вновь стал сплошным добродушием.
  — Разумеется, — сказал он, возвратившись и наклонившись над столом Мейсона, — я понимаю, в чем дело. Я не описал собственность надлежащим образом.
  — Я вас слушаю.
  Каллендер приблизил голову к уху Мейсона и перешел на шепот:
  — Пулевое ранение.
  — У кого? — тоже шепотом спросил Мейсон.
  — У лошади, — сообщил, улыбаясь, Каллендер.
  Мейсон покачал головой.
  Каллендер выпрямился, нахмурил брови, начал говорить что-то еще, затем передумал и с достоинством покинул контору.
  Мейсон устремил на Деллу Стрит вопросительный взгляд.
  — Похоже, задачка для мистера Каллендера, — сказала она.
  — Или для нас, — заметил задумчиво Мейсон. — Боюсь, нам придется заняться этим, Делла. Эта шутка насчет пулевого…
  На столе Деллы Стрит пронзительно зазвонил телефон. Она подняла трубку.
  — Хорошо, Герти, что там? Минуту. — Секретарша обернулась к Перри Мейсону. — Там еще один человек хочет вас видеть насчет лошади, — доложила она.
  — Как его имя?
  — Артур Шелдон.
  — Ну, послушаем, что нам поведает мистер Шелдон, Делла. Скажи Герти, пусть пропустит его. Можно подумать, что мы содержим здесь платную конюшню.
  Артур Шелдон выглядел лет на двадцать семь — двадцать восемь. Карие глаза, светлые волосы. Это был мужчина с порывистыми нервными движениями и телеграфно-быстрой манерой говорить.
  — Доброе утро, мистер Мейсон. Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились принять меня. Меня зовут Шелдон, Артур Шелдон. Я могу в нескольких словах сказать, что мне нужно. Здесь только что был Джон Каллендер. Что ему было надо? Что он сказал?
  Мейсон улыбнулся.
  — Даже если бы я знал, что вас интересует, и это было бы в рамках закона, я бы вряд ли смог разгласить информацию, которая вам нужна.
  — О-о, извините, — выпалил Шелдон, покраснев. — Я не сообразил, как это получше сказать. Послушайте, мистер Мейсон, вы ведь не хотите отдать ему лошадь, правда?
  — Нет, — ответил Мейсон и затем добавил: — Пока нет.
  — Не делайте этого. Пожалуйста, не делайте этого. Это не его лошадь. Он отдал ее Лоис. Послушайте, мистер Мейсон, вы ведь не его адвокат?
  — Нет.
  На лице Шелдона отразилось облегчение.
  — Вот это здорово. Я хотел бы, чтобы вы стали нашим адвокатом.
  — Вашим?
  — Ну, адвокатом Лоис.
  — А в каком деле?
  — Ну, в том деле, которое он так или иначе начнет.
  — Давайте-ка говорить начистоту, — сказал Мейсон. — Если вы пытаетесь всучить мне взятку, чтобы я отдал какие-либо конкретные вещи определенному человеку под видом того, что вы хотите нанять меня в адвокаты…
  — Нет, нет, вовсе нет. Я просто прошу, чтобы вы не отдавали ему лошадь.
  — А что хотите вы?
  — Я хочу, чтобы вы стали адвокатом Лоис.
  — В каком деле?
  — Я уже в общих чертах объяснил вам. Я хочу, чтобы вы поняли… Послушайте, мистер Мейсон, вы не поговорите с Лоис?
  — Ну разумеется. Она может прийти сюда?
  — Только завтра. Она работает в ночном заведении в Паломино. Это небольшой городок в графстве Уокер-Бэйсин, недалеко от Бейкерсфилда. Сегодня ночью она выступает, и у нее не будет времени, чтобы добраться сюда и вернуться обратно, но она могла бы приехать завтра утром, если вы назначите ей встречу.
  — В какое время? — спросил Мейсон.
  — В любое время после… Ну, скажем, после девяти. В любое время между девятью и двумя.
  — Может быть, в девять тридцать? — предложил Мейсон.
  — Она будет здесь, — пообещал Шелдон. — Мистер Мейсон, я не могу передать, как я благодарен вам. Если вам сейчас нужны деньги, я…
  — Нет, — сказал Мейсон, — только после того, как я поговорю с мисс Фентон. Как вам удалось достать мой адрес?
  — Я шел вслед за Каллендером. Я шел за ним с того самого момента, как он обнаружил этот адрес в газете. Мой номер в отеле «Ричмелл» по коридору прямо напротив его. У меня номер 510, а у него 511.
  Мейсон взглянул на него нахмурившись.
  — Я узнаю о вашем деле больше, после того как переговорю с Лоис Фентон. Пожалуйста, проследите, чтобы она не опоздала. Точно в десять тридцать.
  Когда Шелдон вышел, Мейсон обратился к Делле Стрит:
  — Эта лошадь, и все эти претенденты на нее, и пулевая рана, и танцовщица с веерами. Не хочешь проехаться, Делла?
  — Куда?
  — В Паломино.
  — С удовольствием.
  — Тогда поехали, — сказал Мейсон.
  Глава 4
  Первоначально Паломино представлял собой захудалый западный городишко на перекрестке дорог. Затем, буквально на глазах, когда здесь стали разворачиваться широкие строительные работы на огромной дамбе, городишко разросся в настоящий город. Старые здания, ветхие и облупившиеся, отошли на задний план, уступив место спешно возведенным деловым кварталам, состоящим из павильонов, крытых площадок; старые грузовики-рефрижераторы превратились в склады; время от времени вдоль улицы припарковывались трейлеры с фирменными знаками на бортах.
  Компания «Грэнд Миллинери» делала бизнес на контейнерных перевозках. Компания «Элит. Готовое платье» расположилась в переоборудованном грузовике, а отель «Рити» состоял из аккуратного фасада, за которым располагалось четыре или пять крытых павильонов, поставленных рядами, как армейские бараки.
  Вытянутое облупившееся здание, известное как «Мейерс-Холл» в те дни, когда еще в городках на дальних переездах время от времени устраивались танцульки, теперь вмещало в себя шумный ночной клуб под названием «Трилистник».
  Электричество превратилось со временем в самое дешевое из имеющихся удобств, и фонари ярко освещали странное скопление людского жилья. На переоборудованных товарных вагонах светились красные неоновые вывески, а на стенах «Трилистника» художник изобразил трехлистное растение цвета яркой зелени, казавшейся еще ярче в свете зеленых огней. Эти огни придавали всему месту вид таинственный и причудливый. В двери ночного клуба входили и выходили мужчины и женщины, напоминавшие жуткие очертания каких-то оживших призраков.
  В самом клубе все было заполнено столиками, и только в углу этого помещения, похожего на амбар, оставался квадрат свободного места, где оркестр из пяти человек изображал музыку; ее грохот полностью возмещал отсутствие какой-либо мелодии.
  Перри Мейсон и Делла Стрит, которые благодаря своей нездешней наружности смогли добыть столик недалеко от оркестра, обменивались отрывочными фразами в перерывах между номерами программы и ревом музыки.
  — Такое впечатление, что здесь вот-вот рванет динамит, — заметила Делла Стрит, прихлебывая кофе, — все готово, и только… выжидают момент.
  — Здесь все может случиться, — сказал Мейсон.
  К их столику, усмехаясь, приблизился широкоплечий мужчина с огромными ручищами, в неказистом костюме, весьма широком в талии, но плотно облегающем его мощные плечи.
  — Извините, мистер, — обратился он к Перри Мейсону, — у нас здесь слегка не хватает партнерш для танцев. Я к вам послан вон от того столика. Мы подумали, что молодая дама не откажется потанцевать.
  Делла Стрит одарила его улыбкой.
  — Извините, — сказала она, — но сегодня я не танцую.
  — Ну, в чем дело, так не годится! А может, мы сумеем переубедить вас?
  Улыбка Деллы была дружелюбной, но голос твердым:
  — Ничего не выйдет. Извините.
  — И вы меня извините.
  Мужчина еще с минуту неловко потоптался около них, затем отошел к столику, где сидело еще трое мужчин. Его лицо сделалось красным, когда они приветствовали его хриплым смехом.
  — Хорошо бы она вышла наконец, — произнесла Делла Стрит, — и мы могли бы уйти отсюда. Вы послали ей записку, шеф?
  — Послал, с конферансье. И еще пять долларов, которые прилепил, как почтовую марку. Думаю, что это гарантирует ее приход.
  Свет притушили, и конферансье объявил гвоздь программы, миниатюрную Шери Чи-Чи, чудесную, несравненную, легконогую танцовщицу.
  Загремел оркестр. Стало почти совсем темно, и вдруг возникло изображение лунного неба в темно-зеленых тонах. Послышался шорох босых ног. В зале, до отказа заполненном мужчинами, послышался явственный вздох, и, порхая, на середину площадки выскользнула девушка с веерами из перьев, которые казались пронзительно белыми в темно-зеленом свете прожекторов. На какой-то момент Шери Чи-Чи остановилась, балансируя веерами, скрывавшими почти всю ее фигуру, и начала. Ее маленькое белое тело переливалось в вихре танцевальных па. В свете прожектора показались высокие острые груди, тонкая талия, гладкие бедра. Когда публика привыкла к полумраку, создалось ощущение, что свет прожектора стал ярче. Темп музыки становился все быстрее и быстрее. Вдруг девушка обернулась к публике. Веера на момент распахнулись, затем плотно прижались к телу, и все увидели улыбающееся лицо, белозубый рот; колеблющиеся перья вееров отразились в свете прожекторов в тот момент, когда она соскочила с танцевальной площадки и, внезапно повернувшись, исчезла в проходе.
  Тонкие стены, казалось, вот-вот покачнутся и рухнут от шквала аплодисментов. Тут же вспыхнул свет, как бы означая, что выступления на бис не будет.
  Делла Стрит взглянула на Мейсона.
  — В этом танце что-то есть, — сказала она.
  — Чертовски хорошенькая девчонка, — заметил Мейсон. — Совершенно очевидно, что в ней нет ни капли мексиканской крови, кожа очень белая, рыжие волосы… Я думаю, что глаза у нее голубые.
  — Да, я обратила внимание, как вы изучали ее лицо.
  Мейсон усмехнулся.
  Публика продолжала кричать «бис», но конферансье объявил, что сейчас выйдут две одаренные исполнительницы танца «хула», прибывшие прямо с острова Оаху. Зазвучала мелодия укулеле, и огни снова потухли. Смуглые девушки, весьма в теле, в травяных юбочках, быстро выбежали на освещенную прожекторами площадку, чтобы начать демонстрировать свои способности, привлекательные для любой мужской аудитории в любом конце света. После окончания второго танца «хула» обе гавайки настолько завладели вниманием публики, что никто не обратил внимания на Шери Чи-Чи, одетую теперь в костюм из клетчатой ткани, выглядевшей почти как твид, когда она плавно подплыла к столику Мейсона.
  Мейсон поднялся.
  — Садитесь, пожалуйста, — предложил он.
  — Спасибо. Мэтр передал мне вашу записку.
  — Меня зовут Мейсон. А это мисс Стрит, моя секретарша.
  Девушка улыбнулась Делле и обратилась к Мейсону:
  — Вы тот самый человек, который поместил объявление в газете в Эль-Сентро?
  — Да.
  — Вы уже встречались с мистером Каллендером?
  — Мы виделись.
  — О-о, — только и вымолвила она.
  — Хотите чего-нибудь выпить? — спросил Мейсон.
  Она кивнула. Официант, внимательно наблюдавший за ней, быстро подскочил к столику.
  — Как обычно, Гарри, — бросила она.
  Официант вопросительно взглянул на Перри Мейсона и Деллу Стрит.
  — У нас пока есть, — сказал Мейсон.
  Официант беззвучно растворился в голубом мареве табачного дыма, висевшем над столиками.
  — Вы здесь давно работаете? — начал разговор Мейсон.
  — Не очень.
  — Вам здесь нравится?
  — Угу.
  — Такое ощущение, что вы довольно хорошо знаете официанта.
  Она засмеялась:
  — Мы здесь все в одной упряжке. В этой работе есть что-то такое, что заставляет всех очень быстро знакомиться и потом оставаться друзьями. — Ее глаза стали задумчивыми, и она продолжила: — Когда все время путешествуешь, то все, с кем встречаешься на этой работе, становятся твоими друзьями. Настоящими друзьями.
  — На какой высоте расположен этот городишко? — спросил Мейсон.
  — Примерно пять тысяч пятьсот футов. А мы где-то на высоте пяти тысяч двухсот восьмидесяти футов.
  — Климат весьма отличается от Империал-Вэлли.
  — Да, вы уже заметили?
  — Итак, — рассмеявшись, приступил Мейсон, — будете интересоваться своей собственностью?
  — Моей лошадью?
  — Конечно, — заметил Мейсон, — как держатель собственности, я должен занести ее в весьма неопределенную категорию личной собственности, пока вы ее не опознаете.
  — Но она моя.
  — Все, что вы должны сделать, это опознать ее.
  — Гнедая лошадь. Немного выше, чем они обычно бывают. Очень красиво перебирает ногами. Стройный корпус, горячая, но не слишком. Седло сделал Билл Уайатт из Остина, штат Техас.
  — Что-нибудь еще?
  — Ах да, еще при лошади было индейское одеяло и стеганая подушка.
  — У вас эта лошадь давно? — спросил Мейсон.
  — Два или три месяца.
  — На лбу у нее белая отметина?
  — Правильно.
  Мейсон улыбнулся и подытожил:
  — Нет, я не видел этой лошади.
  Она нахмурилась, на лице отразилось раздражение.
  — Не дурите.
  — Говорю вам, я не видел лошади.
  — Да нет же, вы видели. Вы даже знаете все ее приметы. Вы знаете об отметине на лбу и о том, что правая задняя нога белая.
  — Если я описываю лошадь, это совсем не значит, что я видел ее.
  — Чего вы хотите? Вытрясти из меня деньги? Это что, шантаж? — спросила она со злостью.
  Официант вынул из кармана счет и встал около стола.
  — Запишите на мой счет, — сказал Мейсон.
  — Слушаюсь, сэр. — Высокий официант приблизился к столику. — С выпивкой все в порядке, мисс Шери? — обратился он к девушке.
  Она улыбнулась ему:
  — Прекрасно, спасибо.
  Официант продолжал вертеться вокруг столика.
  Шери Чи-Чи взглянула на Перри Мейсона.
  — Вы не нашли лошадь?
  Мейсон изобразил любезную улыбку.
  — У меня нет никакой лошади.
  Указательным пальцем левой руки она стала чертить на скатерти какие-то линии.
  — Вы что-то нашли. Иначе вы не дали бы объявление.
  Мейсон кивнул. Официант смахнул салфеткой воображаемые крошки со стола.
  — Вы что-то обнаружили… — Внезапно она прекратила двигать пальцем. Подняла глаза с густо намазанными ресницами. — Вы нашли два веера, — догадалась она. — Два страусовых веера с инициалами «Л.Ф.». И пару балетных туфель на высоких каблуках.
  Мейсон кивнул.
  Она откинула назад голову и рассмеялась.
  — А я думала, что это была лошадь! Это все, Гарри. Выпивка в порядке. Ты мне больше не нужен.
  Официант мгновенно исчез.
  — Где они? — спросила Шери Чи-Чи.
  — В моей машине.
  — Прекрасно. Я сейчас опишу их. Они изготовлены одной фирмой из Сент-Луиса. Инициалы «Л.Ф.» вышиты на веерах золотом, а туфли тоже сделаны в Сент-Луисе. Я могу назвать вам магазин, если как следует подумаю.
  — Этого не требуется. Без сомнения, это ваши вещи. Когда вы хотите получить их?
  — Сейчас.
  — Где?
  — Здесь.
  — Попридержи пока столик, Делла. Я принесу сверток, — сказал Мейсон.
  Он оставил девушек и стал пробиваться сквозь заполненный зал, вышел на бодрящий холодный горный воздух, открыл машину, вынул маленький чемоданчик и, закрывая машину, почувствовал, что сзади кто-то стоит.
  Мейсон быстро обернулся, сдержав инстинктивное желание отпрыгнуть в сторону.
  Гарри, здоровый официант, объяснил:
  — Она послала меня за вещами, сэр, так что вам не понадобится заносить их внутрь.
  — Не беспокойтесь, — ответил Мейсон. — Я сам принесу их ей.
  — Но я могу прямо сейчас занести их через задний вход, если вы не возражаете.
  — Я бы хотел отдать вещи ей лично. Может быть, вы позволите мне пройти с вами через задний вход?
  — Да, сэр. Очень хорошо, сэр. Сюда, пожалуйста.
  Мейсон последовал за официантом мимо припаркованных автомобилей, они оставили позади ряд канистр с мусором, издававшим кислый запах, и сделали еще три шага в направлении двери, которую официант отпер ключом. Они быстро пошли по коридору, поднялись на несколько ступенек и миновали несколько артистических уборных.
  Двери были открыты. Девушки, занятые в шоу, переодевались без всякого стеснения, меняя изношенные платья, именуемые костюмами. Гарри, двигавшийся с полной уверенностью, прошел вдоль этих раздевалок через маленькую комнату, где электрик манипулировал с освещением, затем через служебный вход, небольшой лестничный пролет и кухню, подвел Мейсона к его столику в зале.
  Мейсон застал Деллу Стрит и танцовщицу, увлеченных негромким разговором.
  Шери Чи-Чи взглянула на него, улыбнувшись.
  — Ну как, вещи у вас?
  — Да.
  — Я попросила Гарри принести их мне, чтобы вам не тащить через толпу. Я думала, что вы уже устали от всего этого.
  — Гарри провел меня сюда через служебный вход. Это не составило никакого труда. Вещи у меня здесь.
  Мейсон водрузил чемодан на колени и открыл крышку.
  Шери Чи-Чи вынула один из вееров, раскрыла его, сделала изящный чувственный взмах, дразняще проведя его по всем изгибам тела.
  — Это мои любимые веера, — сказала она. — Они дают такой чудесный баланс. — Она протянула один веер Делле: — Хочешь попробовать, милая?
  Делла Стрит взяла веер, взглянула на Мейсона и повторила чувственные движения танцовщицы с веерами.
  — О-о! — протянул Мейсон.
  — Вы чудесно это делаете! — воскликнула Шери Чи-Чи. — Вы когда-нибудь пробовали раньше?
  Делла с улыбкой отклонила предположение, что она когда-либо занималась танцами с веерами.
  Гарри снова засуетился вокруг столика:
  — Все в порядке?
  — Все в порядке, Гарри, и не выписывай счет на этот столик. Я плачу.
  Густо накрашенные глаза внимательно взглянули на Мейсона.
  — И будет вознаграждение, — пообещала девушка.
  Свет притушили, когда на сцене, ступая босыми ногами, появилась девушка, которую объявили как «индийскую танцовщицу». Ступни ее ног, двигаясь по дощатому полу, издавали глухой звук, подобно лапам какого-нибудь большого дикого животного.
  Шери Чи-Чи наклонилась к стулу Мейсона, рукой обвив его шею.
  — Благодарю вас, — сказала она, и адвокат почувствовал, как горячие, влажные губы приникли всего на какое-то мгновение к его губам. И она исчезла.
  К удивлению Мейсона, Делла Стрит рассмеялась.
  — Клубничная? — спросила она, пока Мейсон салфеткой стирал губную помаду.
  — Малиновая, — пробурчал адвокат, — и жутко жирная.
  Глава 5
  Был уже второй час ночи, когда машина Мейсона достигла пригородных районов.
  — Устала, Делла?
  — Совсем нет. Мне очень понравилось. Это была чудесная поездка. А луна над горами как серебряная.
  — Я боюсь, что это красивый фон для гораздо более мрачного зрелища, — сказал Мейсон. — Мне надо увидеть Артура Шелдона. Сначала я отвезу тебя домой, чтобы ты могла отдохнуть.
  — Нет, со мной все в порядке. Но зачем навещать Артура Шелдона в такое время, шеф?
  — Я хочу еще кое-что выяснить об этой танцовщице.
  — Очаровательная малышка, не правда ли?
  — Угу.
  — Почему вы считаете, что она никогда не вспоминала о веерах? Это же были ее любимые. Она знала, что потеряла их, и, однако, все время думала о лошади.
  — Это как раз один из вопросов, которые я хочу задать Шелдону.
  — Он остановился в том же отеле, что и Каллендер?
  — Да, у него номер прямо напротив.
  — Вы что-нибудь говорили Шери Чи-Чи о нем?
  — Нет.
  Делла Стрит заметила:
  — Мне кажется, что та малиновая помада повлияла на ваши голосовые связки. Вы не проронили ни слова за всю дорогу.
  — Я размышлял, — ответил Мейсон. — Как называется этот отель?
  — «Ричмелл».
  — Помнишь, какой у него номер?
  — Пятьсот десятый.
  Мейсон молча проехал еще несколько кварталов, затем сказал:
  — Я буду позвякивать ключами в руке, когда мы пойдем по коридору. Попытайся сделать вид, как будто мы возвращаемся к себе в номер после шоу и позднего ужина.
  — Но он уже будет спать.
  — Разбудим.
  — А не следует сначала позвонить ему?
  — Нет. Звонок может привлечь внимание. Вдруг телефонистка подслушает, а потом вспомнит об этом.
  — К чему такая таинственность? — поинтересовалась Делла.
  Мейсон помотал головой и молча улыбнулся.
  — Вы от меня что-то скрываете? — спросила она.
  — Совсем нет, Делла. Я просто не до конца уверен. Мне нужны еще какие-нибудь факты, прежде чем я решусь сформулировать свою теорию… Ну вот, приехали.
  Мейсону не сразу удалось припарковаться около отеля даже в этот поздний час.
  Он выключил зажигание и обернулся к Делле Стрит:
  — Теперь помни только, что мы супруги, которые уже слегка надоели друг другу. Мы провели прекрасный вечер и сейчас опять возвращаемся к своей рутине, думаем уже о завтрашнем утре. Я пойду по коридору немного впереди тебя. А ты попытайся позевывать.
  — Бог ты мой, — Делла иронически изобразила озабоченность, — неужели семейная жизнь выглядит именно так?
  — Это просто комедия, которую мы разыграем для гостиничного сыщика.
  — А вы думаете, он поверит, что супруги должны вести себя подобным образом?
  — Уверен. Попробуй послоняться по гостиничному коридору в половине второго ночи как-нибудь еще, и ты сразу поймешь, что к чему. Ну, с богом.
  Они вошли в отель. Мейсон небрежно отворил дверь для Деллы Стрит, направился к лифту, в то время как она была еще далеко позади него, затем сделал какой-то неопределенный жест и замедлил шаг, поджидая, пока она подойдет.
  Они вошли в лифт. Мейсон с некоторым запозданием снял шляпу.
  — Шестой, — сказал он.
  Делла Стрит кинула на него быстрый взгляд и отвернулась.
  Лифт поднял их на шестой этаж. Мейсон и Делла быстро пошли по коридору.
  — Пятьсот десятый, — напомнила она.
  — Знаю, но я пытаюсь охранять своих клиентов.
  — Каких? Лоис Фентон?
  — Нет, нас самих.
  Мейсон отворил дверь, на которой была табличка «Лестница», быстро сбежал по одному пролету бетонных, ничем не застеленных ступенек, распахнул дверь внизу и внезапно остановился.
  — Что случилось? — шепотом спросила Делла Стрит.
  — Кто-то идет по коридору прямо в нашу сторону, — сказал Мейсон, давая двери тихо затвориться и приостановив ее, только когда оставалась щель дюйма в два.
  — Гостиничный детектив?
  — Нет. Тихо… Делла, это Гарри, тот здоровый официант из Паломино.
  Они напряженно ждали, не двигаясь и сдерживая дыхание. Через узкую щель они могли слышать приближающиеся шаги. Вдруг шаги стихли. Кто-то тихонько постучал в дверь костяшками пальцев. Они услышали, как щелкнул замок. Дверь отворилась.
  Мужской голос произнес:
  — Привет. Быстро ты добрался. Заходи.
  Голос посетителя пробубнил что-то невразумительное. Дверь номера закрылась, и Мейсон, выждав момент, распахнул лестничную дверь и шепнул Делле:
  — Быстро.
  — Это был Гарри? Вы уверены в этом?
  — Да, это был Гарри. Я думаю, он подошел к номеру с другой стороны коридора. Давай-ка посмотрим. Да, с противоположной от нас стороны. Четные номера на этой стороне, а нечетные — на противоположной. Подожди-ка, Делла. Это может быть номер как раз напротив пятьсот одиннадцатого. Это там, где, по идее, должен жить Каллендер.
  — Вы думаете, что он должен выйти? — спросила шепотом Делла.
  — Не знаю. Давай-ка тихонько постучим в дверь Шелдона, — сказал Мейсон, едва слышно постучав в дверь кончиками пальцев. Он подождал несколько секунд и, поскольку никто не отозвался, постучал еще раз, погромче.
  — Кто там? — спросил мужской голос.
  Мейсон не ответил. Зашлепали босые ноги. Теперь мужской голос раздался уже около двери. В нем был страх, который чувствовался через перегородку.
  — Кто там? Я не открою, пока вы не ответите.
  Мейсон вынул из кармана визитную карточку и просунул ее в щель под дверью. В комнате щелкнул выключатель. Показалась полоска света. Руки из-за двери втянули в комнату карточку Мейсона. Затем возникла пауза, Мейсон взглянул через плечо на дверь номера 511. Из-под нее тоже виднелся свет.
  Внезапно послышался звук поворачиваемого замка и лязганье ночной задвижки. Дверь соседнего номера отворилась. Шелдон, босой и в пижаме, появился на пороге, при виде Деллы Стрит он инстинктивно подался назад, за дверь, пытаясь захлопнуть ее. Мейсон резко нажал на дверь, открыв ее до конца, вошел в комнату.
  — Приношу извинения, Шелдон, но для вежливости нет времени.
  — Я не знал. Ваша секретарша… вы извините меня, я…
  — Забудьте это, — перебил Мейсон. — Говорите тихо. Подойдите сюда. Сядьте на кровать. Давайте все выясним. У вас есть халат?
  — Да.
  — Наденьте его.
  — Могу я причесаться или…
  — Нет.
  Шелдон накинул купальный халат и присел на кровать рядом с Мейсоном и Деллой Стрит.
  — Я встречался с танцовщицей, — сообщил Мейсон. — Думаю, что я встречался не с ней.
  — Вы думаете, что девушка, с которой вы встретились в Паломино, была не та?
  — Именно так.
  Несколько секунд Шелдон сидел не двигаясь, затем проговорил:
  — Да, думаю, так и было. Как вы догадались?
  — Сообразил.
  — Но вы не знали настоящей Лоис.
  — Я знаю ту, другую.
  — Я не думал, что вы обнаружите все это так быстро. Чего вы хотите?
  — Я хочу, чтобы вы признались. Чтобы вы стали говорить, и я хочу, чтобы вы начали это делать немедленно.
  — А что вы хотите узнать?
  — Кто такая Шери Чи-Чи? Кто такой Джон Каллендер? Почему столько шума из-за этой чертовой лошади?
  Шелдон помялся:
  — Джон Каллендер — это… ну, он в некотором смысле…
  — Быстрее, — подгонял Мейсон, — договаривайте.
  — Он ее муж, — выпалил Мейсон. — Настоящий. Я имею в виду, муж настоящей Лоис.
  — А что насчет лошади?
  — Каллендер думает, что он может использовать лошадь как улику, в том смысле, если он ее найдет.
  — Если вы начнете с самого начала и расскажете мне всю историю, то мы потратим гораздо меньше времени.
  — Трудно рассказать о Лоис Фентон так, чтобы вы поняли ее, — проговорил Шелдон.
  — Ну не говорите о ней, — смилостивился Мейсон. — Расскажите о фактах.
  — Факты вам ничего не скажут, если вы не знаете, какая Лоис.
  — Но Лоис все равно будет для меня пустым местом, пока я не узнаю фактов.
  Шелдон провел растопыренной пятерней по взъерошенным волосам.
  — Беда в том, что просто слов не хватит, чтобы все это описать. Вы когда-нибудь наблюдали за оленем так, чтобы он не догадывался, что вы следите за ним? Он как-то удивительно движется… Ну как дикое животное — пожалуй, только так и выразишь. Вот это и есть Лоис. В ней есть это самое… дикое. Она дикая в том смысле, что непокорная, и ей нравится быть такой. Вы бы никогда не заставили ее заняться никакой обычной работой.
  — И она вышла замуж за Каллендера?
  — Я как раз приближаюсь к этому. Все эти девушки, работающие в ночных заведениях, они с дурными наклонностями. Жизнь ожесточила их.
  — А Лоис не такая? — спросил Мейсон. — Вы мне это пытаетесь доказать?
  — Точно так. У Лоис никогда не было никаких особых покровителей. Она хотела выразить себя в движении. Послушайте, мистер Мейсон, вы говорите, вы видели танцовщицу с веерами. Если бы вы когда-нибудь видели Лоис Фентон, настоящую Лоис Фентон, вы бы не назвали ее просто танцовщицей с веерами. Забываешь, что это женщина, когда она танцует, у нее все по-другому. Думаешь лишь о красоте.
  Мейсон взглянул на Деллу Стрит. Она промолвила:
  — Вы любите ее, возможно, поэтому вам так кажется.
  — Нет, дело не в этом, — ответил Шелдон. — Я начал не с того конца. Просто я люблю ее, потому что она такая красивая и чудесная, а вовсе не наоборот.
  Мейсон сказал:
  — Хорошо. Давайте теперь перейдем к фактам.
  — Есть две танцовщицы под именем Лоис Фентон, но настоящая Лоис… Я не могу все сейчас объяснить, мистер Мейсон.
  Мейсон предупредил:
  — Я не пошевелю пальцем, пока вы не дадите мне факты и я не узнаю, откуда начинать действовать.
  — У Лоис Фентон есть брат, Джаспер Фентон, — сказал Шелдон. — Он принес Лоис массу неприятностей. Каллендер встретил Лоис. Он свалился на нее, как куча кирпичей. Из-за того, что он богат, он решил, что ему все позволено. Затем он обнаружил, что Лоис нельзя ничем купить. Он дал Джасперу работу — управлять его конторой. Это была хорошая работа. Ему хорошо платили. При Каллендере Джасперу было нетрудно заняться махинациями. Он темный человек, мистер Мейсон, уж будьте в этом уверены. Парень подделал два чека примерно на три тысячи долларов. Для Каллендера это было все, что требовалось. Не пытайтесь доказать мне, что все эти грубые методы больше не действуют. Действуют, еще как. Я сам это наблюдал. Джон Каллендер — большая шишка в своем графстве. Стоит ему свистнуть — и прокурор сделает невозможное. Каллендер притворился, что удивлен и напуган до смерти. Он дал парню возможность продолжать свои махинации. На самом же деле он наблюдал за ним, как коршун, подкидывая приманки и выжидая, пока тот попадется. Он хотел удостовериться, что парень наворовал достаточно, чтобы не быть в состоянии возместить убытки, но не так много, чтобы навредить конторе. Когда он дал Джасперу эту работу…
  — Все остальное неважно, — прервал Мейсон. — Можно было гадать, сработает такой прием или нет, факт остается фактом — он сработал. Она вышла за него. Так?
  — Каллендер заманил ее замуж, и это выглядело, как будто он поймал ее в капкан. Лоис была как дикое животное в клетке. Но вела с Джоном честную игру. Она бы так и оставалась с ним, пока бы это не убило ее, если бы он тоже действовал с ней по-честному. Но он этого не сделал, и Лоис ушла. Она очень привязалась к лошади, которую Джон подарил ей. Ну, в общем, она ушла, а лошадь взяла с собой, и тогда Каллендер озверел. Он вытащил эти старые чеки, поклялся, что засудит Джаспера за подлог. Лоис заявила, что своим замужеством она ликвидировала эту задолженность. Ну, неделю назад или около того кто-то въехал верхом к Каллендеру, проник в контору, вскрыл сейф, но его засекли. Он смог удрать, но охранник выстрелил. Охранник говорит, что попал в лошадь: он заметил, что она подпрыгнула.
  — Но почему грабитель приехал верхом? — удивился Мейсон.
  — Потому что, если бы он не был верхом, его тут же схватили бы собаки. Но верхом, если он достаточно смелый и дерзкий человек и особенно если под ним была лошадь, которую собаки знали, он мог обделать свое дело и легко удрать. Теперь что произошло дальше, в двух словах, мистер Мейсон. Само дело с чеками достаточно расплывчато. Присяжные могли бы и не признать парня виновным, если бы история вылезла наружу. Но если бы Каллендер смог доказать, что либо Лоис Фентон, либо ее брат проникли на лошади в его дом, вскрыли сейф и попытались украсть эти чеки, у него появилось бы совершенно новое средство давления на нее. Каллендер хочет найти лошадь Лоис. Но не может. Лоис говорит, что кто-то увел ее в ночь, когда проникли в дом, или что она заблудилась, ее нашли, оседлали и все такое. Так что вы теперь видите, что произошло к тому моменту, как вы дали объявление… В общем, вот и все, что я знаю.
  Мейсон указал большим пальцем на дверь в коридор:
  — А Каллендер в том номере напротив?
  — Точно.
  — А вы здесь, чтобы шпионить за ним?
  — Я хочу попытаться понять, что он замышляет.
  — Он знает вас в лицо?
  — Нет.
  — А по имени?
  — Надеюсь, что нет, но, может, и знает. Я в этом не уверен.
  — А чего вы надеетесь добиться, наблюдая за ним таким образом?
  — Я не знаю. Знаю только, что, если он найдет эту лошадь и попытается затащить Лоис обратно к себе, я… Хотя я думаю, что я ничего не смогу сделать.
  — Не лгите мне, — нетерпеливо промолвил Мейсон. — Вы не просто шпионите за ним. Вы намереваетесь обыскать его номер, когда он выйдет. Это так?
  Шелдон в смущении заерзал в своем халате.
  — Это так? — переспросил Мейсон.
  — Да.
  — Вы у него там уже были?
  — Да.
  — И не один раз?
  — Да.
  — Нашли что-нибудь?
  — Только не чеки. Я нашел счет от газеты за помещение объявления. С вашей фамилией. И я догадался, что было нужно Каллендеру, когда он заявился к вам в контору.
  — У вас есть ключ от его номера?
  — Да, есть. Я одолжил ненадолго у горничной ключ, снял восковой слепок и сделал новый.
  — И вы хотите, чтобы я помог Лоис? — спросил Мейсон.
  — Господи, ну да! Я заложу душу дьяволу, чтобы расплатиться с вами. Я…
  — Убирайтесь отсюда, — сказал Мейсон. — Упакуйте вещи, оплатите счет и быстро сматывайтесь. Приведите завтра утром Лоис Фентон ко мне в контору — настоящую Лоис. Приведите ее в половине одиннадцатого. А теперь оденьтесь, соберите вещи и выматывайтесь.
  — Но номер в отеле трудно найти и… Придется спать на скамейке в парке или на вокзале.
  — Мне наплевать, где вы собираетесь спать. Если вы хотите, чтобы я занялся вашим делом, то вы должны исчезнуть из комнаты напротив номера мужа этой женщины. Вы без ума от его жены. Вы идете по его следам, сторожите его комнату… Убирайтесь к чертовой матери из этого отеля. Оставьте Каллендера мне. — Мейсон поднялся. — Пошли, Делла.
  Они покинули Артура Шелдона, который все еще сидел в углу кровати, слегка дрожа.
  Из телефонной будки в ночном ресторане за два квартала от отеля Мейсон набрал номер Пола Дрейка, главы «Детективного агентства Дрейка»:
  — Как быстро ты можешь организовать слежку за одним типом, проживающим в отеле «Ричмелл», Пол?
  — Помилосердствуй, Перри. В настоящее время у меня есть знающие люди. Но найти сейчас номер в отеле…
  — Как скоро? — перебил Мейсон.
  — А насколько это срочно?
  — Чертовски срочно.
  — Через полчаса устроит?
  — О’кей, — согласился Мейсон, — лучше через двадцать минут. Мне нужен человек, который расположился бы в коридоре пятого этажа. Надо, чтобы он наблюдал за номером пятьсот одиннадцать.
  В голосе Дрейка, уже наполовину проснувшегося, зазвучал протест:
  — Черт возьми, Перри, это почти невозможно.
  — Поговорим о проблемах утром, — парировал Мейсон.
  — Мы должны будем подключить гостиничного детектива.
  — Для чего?
  — О, Перри, побойся бога! Если ты начнешь выслеживать постояльца в коридоре отеля в такой час, то гостиничный детектив через час или час с чем-нибудь засечет тебя. Это будет стоить десять зеленых, а может, и двадцать пять.
  — Продаю тебе информацию, Пол. Только что освободился номер пятьсот десять. Твой человек может прямо сейчас занять его.
  — О’кей, Перри. Это уже шанс. Отель «Ричмелл», так?
  — Так. И еще кое-что, — сказал Мейсон. — Не засыпай после того, как твой человек приступит к работе в «Ричмелле». У меня для тебя есть еще дело.
  — Я подозревал это, — застонал Дрейк. — Что еще?
  — Я хочу, чтобы ты нашел лошадь.
  — Ну разумеется, — съехидничал Дрейк. — Какую-нибудь спокойную и милую скотину, на которой Делла могла бы прокатиться? Или ты предпочитаешь несколько более темпераментного жеребца для себя, Перри? Я могу достать…
  — Кончай умничать, — перебил Мейсон. — У нас нет времени. Лошадь, которая мне нужна, принадлежит танцовщице с веерами.
  — Кому?
  — Танцовщице с веерами.
  — Послушай, — сказал Дрейк тоном, в котором прозвучало подозрение, — я надеюсь, ты не выступаешь, приняв хорошую дозу, Перри…
  — Да нет, черт возьми, — раздраженно прервал его Мейсон. — Это очень важно. Семилетняя гнедая лошадь, выращена в Америке, высота в холке — пять с половиной футов, на лбу — белая отметина, правая задняя нога — белая. Одно время она принадлежала человеку по имени Каллендер, который большая шишка. У него ранчо в Империал-Вэлли, недалеко от границы с Мексикой. Он подарил лошадь танцовщице с веерами из одного залихватского ночного клуба в Броули. Лошадь похитили, когда она там находилась, или, что тоже может быть, она забрела куда-нибудь. Я хочу, чтобы ты прочесал весь Империал-Вэлли. Начни искать. Когда найдешь, держи в укрытии. Сделай так, чтобы твои люди были на деле, как только забрезжит рассвет.
  — Сколько тебе нужно людей?
  — Ровно столько, сколько хватило бы найти лошадь.
  — Они найдут ее, черт возьми, — заверил мрачно Дрейк. — У меня хорошие детективы, но это не означает, что они смогут точно опознать именно твою лошадь. Они будут так рваться домой, чтобы скрыться от этой дикой жары, что каждый, кого я пошлю для этого, уже к десяти утра будет звонить мне, сообщая, что нашел твою гнедую с белой отметиной на лбу и с белой правой задней ногой. А я должен буду мчаться туда сам, чтобы определить, та ли эта лошадь… Вообще, Перри, каким образом я, черт возьми, смогу определить, та эта лошадь или нет? На какую кличку она отзывается?
  — Я не знаю, как ее кличут.
  — Но, во имя всех святых, Перри, в Империал-Вэлли, быть может, миллион таких лошадей и… Черт возьми, Перри, когда тебе поручают найти собаку, то говорят хотя бы, на какую кличку она отзывается.
  — Как, по-твоему, лошадь должна отзываться? — спросил Мейсон.
  Дрейк обдумал этот вопрос и ответил:
  — Понятия не имею!
  — Значит, ты мало что смыслишь в лошадях?
  — Я смыслю в них достаточно, чтобы ответить тебе, что, если у нас не будет лучшего описания, чем то, которое ты дал, к десяти часам утра ты будешь иметь две дюжины лошадей.
  — Вряд ли, если твои люди будут действительно в полной готовности, — возразил Мейсон. — Лошадь потерялась примерно неделю назад. Это должно быть заблудившееся животное, забредшее на чье-нибудь ранчо. Это должна быть оседланная гнедая американская лошадь пяти с половиной футов…
  — Та-а-ак, — устало перебил Дрейк. — Я все это записал еще в первый раз. И опять скажу тебе, что к десяти утра у нас будет целый табун лошадей, если я не получу от тебя каких-то более определенных примет.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Я дам тебе нечто более определенное. Если я не ошибаюсь, у нее есть пулевое ранение.
  — Пулевое ранение?!
  — Да. Если у самой лошади нет раны, то пуля должна застрять в седле. Седло очень хорошее, ручной работы, сделанное Биллом Уайаттом из Остина, штат Техас. А теперь за работу, и немедленно засылай своего человека в «Ричмелл».
  Глава 6
  Было девять тридцать утра, когда Мейсон открыл дверь своей частной конторы.
  Делла Стрит уже распаковала почту, разложив ее в три аккуратные кучки на столе Мейсона: самые важные письма, на которые Мейсон должен ответить немедленно; менее важная корреспонденция, которая может подождать; и третья, самая объемистая пачка, содержащая почту, на которую ответить могла она сама.
  Взглянув на стол, Мейсон нахмурился:
  — Черт возьми, как я люблю читать письма. Почта — это чудесная вещь, Делла. Каждое утро она приносит нам диаграмму людских мыслей. Люди, у которых есть тайны, хотят, чтобы я взялся за их разгадку безвозмездно; люди, которые хотят с кем-то свести счеты; люди, которые хотят занять денег; люди, которые намекают на дела, которыми я занимался. Они все действуют как бы по одному общему образцу, однако есть что-то такое, что зависит и от индивидуальности каждого. Эти письма помогают мне понять людей — а если ты не понимаешь людей, нет ни малейшего шанса стать преуспевающим судебным адвокатом, — но на них не обязательно отвечать… Есть что-нибудь от Пола Дрейка, Делла?
  — Он хочет, чтобы вы позвонили ему, когда придете. Пишет, что ничего существенного, просто обычная информация. А Артур Шелдон сидит около конторы, как кот перед прыжком.
  Глаза Мейсона сузились.
  — Кажется, он что-то замыслил, а?
  — Герти считает так же. Говорит, что он выводит ее из себя, бродя вокруг и бормоча что-то под нос.
  — Хорошо. Давай-ка взглянем на Шелдона, Делла, и разберемся, что его тревожит.
  Делла Стрит подняла трубку, дала указание Герти пропустить Шелдона и затем встретила его у дверей конторы.
  Шелдон прошел прямо к Мейсону. Его руки были неловко засунуты в карманы пиджака.
  Мейсон сказал:
  — Садитесь.
  Шелдон, как в забытьи, продолжал приближаться к Мейсону и, подойдя к его столу, достал из внутреннего нагрудного кармана своего костюма толстый бумажник.
  — Мистер Мейсон, — произнес он, нервничая так, что слова сливались от спешки и беспокойства, — я хочу, чтобы вы стали моим адвокатом. Хочу, чтобы вы представляли меня. Представляли меня, а заодно — косвенно — и Лоис Фентон. Я хочу, чтобы вы защитили ее интересы.
  — В чем?
  — Во всем.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — когда она придет сюда в половине одиннадцатого…
  — Нет, нет. Придет она или нет, я хочу оплатить все. У меня есть деньги.
  Шелдон открыл бумажник и начал отсчитывать деньги. Там были купюры в пять долларов, в один доллар, несколько двадцатидолларовых и одна бумажка в пятьсот долларов.
  Мейсон мрачно наблюдал за ним.
  — Сколько у вас там денег, Шелдон?
  — Не знаю. Я не считал. Только и хватило времени, чтобы собрать их.
  Мейсон кивнул Делле Стрит.
  Делла Стрит быстро пересчитала пачку купюр.
  — Здесь девятьсот восемьдесят девять долларов, — доложила она.
  Мейсон длинными сильными пальцами забарабанил по крышке стола.
  — Верни ему половину, — распорядился он. — Оформи расписку в получении оставшихся денег, Делла. Оформи это как гонорар от Лоис Фентон — только от нее и ни от кого иного.
  Делла Стрит возвратила Шелдону половину денег и села за пишущую машинку.
  — Пометь расписку шестнадцатым числом, — прибавил Мейсон.
  Делла с удивлением взглянула на него, затем подошла к отрывному календарю на стене, где стояло: «Сегодня семнадцатое».
  — Шестнадцатым, — твердо повторил Мейсон.
  Делла Стрит пометила расписку шестнадцатым числом и вручила ее Мейсону. Он поставил свою подпись, отдал бумагу Шелдону и обратился к секретарше:
  — Спустись по коридору в контору Пола Дрейка, Делла. Скажи ему, что мне нужны люди на все это дело.
  — На все? — переспросила Делла.
  Мейсон кивнул.
  — Я сейчас вернусь. — Делла исчезла в проеме задней двери, ведущей в коридор.
  — Вы сняли с меня тяжесть, мистер Мейсон, — произнес Шелдон. — Вы же понимаете, как я… ну, в общем, может, мне больше ничего и не стоит говорить. Я побежал.
  — Сядьте, — сказал Мейсон.
  — Вы занятой человек, мистер Мейсон, да и у меня куча дел. Я побегу. Теперь вы представляете Лоис Фетон и…
  — Сядьте, — перебил Мейсон.
  Шелдон направился к двери. Затем, как бы под воздействием силы взгляда адвоката и непререкаемости его голоса, медленно вернулся назад к большому и мягкому креслу для клиентов и присел на его край.
  — Вы съехали из отеля «Ричмелл», как я вам сказал?
  — Да.
  — Когда?
  — Ну, прямо после того, как вы ушли.
  — Нашли другую комнату?
  — С трудом, но нашел.
  — Где?
  — На Ист-Лагмор-стрит, 791.
  — Это отель?
  — Дыра.
  — Как вы ее нашли? Вы там когда-нибудь раньше останавливались?
  — Нет. Просто увидел вывеску. Я покружился по дешевым кварталам. Я знал, что в приличном месте мне остановиться не удастся. Во всяком случае, в такое время.
  — А который был час?
  — Я даже не скажу. Я съехал прямо после вашего ухода. Получил этот номер примерно через час.
  — Вы на самом деле съехали сразу после того, как я ушел?
  — Да.
  Мейсон взглянул на часы. Шелдон нетерпеливо заерзал.
  — Почему вы мне вернули половину денег, мистер Мейсон?
  — Вам они понадобятся, — ответил Мейсон. — А теперь идите.
  На лице Шелдона отразилось облегчение. Он направился к двери.
  — Не забудьте, — напомнил он, — что вы представляете Лоис. — Затем добавил: — Что бы ни случилось.
  Через несколько минут Делла Стрит вошла в частную контору Мейсона.
  — Все в порядке? — спросил Мейсон.
  — Все в порядке. Вы хотели, чтобы за Шелдоном установили слежку, не так ли?
  — Именно.
  — Я так и думала, что вы это имеете в виду, — воскликнула Делла с облегчением, — когда сказали, что хотите иметь людей на все дело. У Пола Дрейка в конторе был человек, он уже в лифте последует за Шелдоном. А почему вы захотели датировать расписку вчерашним числом, шеф?
  — Я думаю, это можно назвать предчувствием, Делла, — сказал Мейсон устало, — а может быть, это всего лишь цинизм адвоката, который уже столько насмотрелся на то, как судьба играет человеческими жизнями. Полиция могла бы использовать эту расписку как улику, если бы она была датирована сегодняшним числом.
  Глава 7
  Наступило половина десятого, но Лоис Фентон не было. В десять личный телефон Перри Мейсона резко зазвонил. Номер этого телефона нигде не был зарегистрирован и не был соединен с коммутатором конторы, но имел специальную линию, соединяющую его прямо с кабинетом Мейсона.
  Мейсон поднял трубку:
  — Алло.
  Голос Пола Дрейка на другом конце провода произнес:
  — Мы нашли твою лошадь, Перри.
  — Где?
  — На ранчо около Калексико.
  — А ты уверен, что это та самая лошадь?
  — Да. Лошадь забрела на ранчо, полностью оседланная и взнузданная, с оборванным поводом, как будто, несясь галопом, она оборвала его. Ее приметы сходятся, но главное — седло. Это прекрасное седло ручной работы, изготовленное Уайаттом из Остина, штат Техас. Мой сотрудник позвонил с ранчо и сказал, что в седле имеются какие-то металлические частички, помимо тех украшений, которые сделал изготовитель.
  — Это пуля, Пол?
  — Судя по тому, что он говорил и каким тоном, я могу заключить, что как раз это он и пытался мне сообщить.
  — Мне нужна эта лошадь, вместе с седлом и уздечкой.
  — Она будет у тебя, — заверил Дрейк. — Мой человек предложил пятнадцать долларов, чтобы покрыть все расходы, и теперь лошадь у него. Он нанял трейлер, погрузил лошадь и сейчас уже едет сюда. Он сообразил перед тем, как выехать, позвонить из Империал-Каунти.
  — Добрая работа, Пол. Не забудь, что мне нужна лошадь вместе с уздечкой и седлом.
  — О’кей, ты получишь ее.
  — Что-нибудь еще? — поинтересовался Мейсон.
  — Куча всякой рутины.
  — Не вешай трубку, Пол, — попросил Мейсон.
  Он отвернулся от телефонного аппарата, сощурившись от света, лившегося из окна, нервно побарабанил пальцами по столу. Затем снова обернулся к телефону:
  — На теле лошади есть какие-нибудь отметины, Пол?
  — Метка на левом бедре. Это, возможно, след от пули, которая потом впечаталась в седло.
  — О’кей, — решительно произнес Мейсон, — это та самая лошадь. Заскочи ко мне. Я хочу поговорить с тобой.
  — Сейчас буду, — ответил Дрейк и повесил трубку.
  — Они нашли лошадь, — сказал Мейсон Делле Стрит. — Впусти, пожалуйста, Пола, Делла. Он уже здесь.
  Делла Стрит быстро пересекла помещение конторы, встала около двери и, заслышав шаги Дрейка в коридоре, распахнула ее и впустила детектива.
  Пол Дрейк, долговязый, угловатый мужчина, направился к мягкому кожаному креслу и устроился там, напоминая большой складной нож.
  — Черт возьми, какая удача! — воскликнул он.
  — Что лошадь нашлась? — уточнил Мейсон.
  Дрейк усмехнулся, и эта усмешка оживила его мрачное лицо.
  — Что ее опознали, — сказал он. — Не придется тащиться для этого в Вэлли.
  — Расскажи, как все было, Пол, — попросил Мейсон.
  — Ну, я отправил трех сотрудников на это дело. Сказал им, чтобы наняли в Вэлли людей, если в этом будет нужда. Я уже предчувствовал, что мне придется ехать туда, чтобы разбираться во всей этой ерунде. Боялся, что каждый, кого я послал, может заявиться с лошадью, которую он отловил, а я должен буду стать арбитром. И потом, Перри, что это такое — «американская лошадь, вскормленная для оседлывания»?
  Мейсон ухмыльнулся:
  — Взгляни на нее, когда ее приведут сюда.
  — Для меня, — объявил Дрейк, — лошадь есть лошадь. Черт возьми, это действительно удача, что мы набрели именно на эту. Мой человек сразу опознал ее. Конечно, когда мы занялись ее поисками, Перри, тот факт, что лошадь была оседлана, когда она пропала, дал нам реальную возможность найти ее.
  Дрейк выжидал, что Мейсон выдаст какую-нибудь информацию, но Мейсон промолчал.
  — Как случилось, что лошадь потерялась, когда она была уже оседлана и взнуздана? — полюбопытствовал Дрейк.
  — Я думал, что ты ничего не знаешь о лошадях.
  — Я знаю, как бывает в жизни. Когда лошадь седлают, предполагается, что на ней поедут. Когда лошадь взнуздывают, это означает то же самое. А та пулевая рана — ну, давай надеяться, что мы на все это получим нужные ответы до того, как придется отвечать на вопросы властей.
  — Ты можешь положиться на того парня, который приведет лошадь, Пол?
  — Я ему доверяю всегда и во всем.
  — А он не проявляет интереса к обстоятельствам, при которых потерялась лошадь? — спросил Мейсон.
  — Поставь слово «потерялась» в кавычки, — сказал Дрейк. — Разумеется, проявляет.
  — Как имя владельца ранчо, того, у кого нашли лошадь?
  Дрейк взглянул на свои записи.
  — Парня зовут Нолан. Подожди-ка минуту, я тебе скажу его полное имя… Фрэнк Лоринг Нолан. Конечно, Перри, когда мой человек возвратится, у нас будет намного больше подробной информации. Мне сейчас известно лишь то, что я успел схватить во время телефонного разговора. А от тебя я хотел бы узнать, как лучше отвечать на вопросы, которые мне зададут.
  — Ранчо Нолана обнесено оградой? — спросил Мейсон.
  — Черт возьми, Перри, откуда мне знать? Мой человек раздобыл этого коня, и это, в конце концов, главное. После того как он упомянул о тех кусочках металла в седле и об отметине на крупе, я подумал, что было бы неплохо, если бы ты прояснил мне, что все это значит, до того, как парень приведет сюда лошадь.
  — Пол, где я могу достать план, которым пользуется налоговый инспектор, с обозначением точных размеров различных частных владений в этой части страны?
  Дрейк ухмыльнулся:
  — Можешь верить, а можешь нет, но прямо у меня в конторе.
  — У тебя есть экземпляр такого плана?
  — У меня их две дюжины. Давай поговорим о совпадениях. Несколько недель назад я работал над делом, в котором мне понадобились подробные налоговые планы Вэлли, поэтому, когда ребята приехали, у меня они уже были на руках. Вообще, это хорошо, имея в виду то время, когда ты…
  Мейсон прервал детектива и кивнул Делле Стрит:
  — Принеси, пожалуйста, планы, Делла.
  Делла Стрит выскользнула через заднюю дверь и пошла по коридору.
  Дрейк повернулся боком в большом мягком кресле, приняв свою излюбленную позу, уткнувшись поясницей в один подлокотник и положив ноги на другой. Он выглядел как на похоронах. Лицо приняло беззащитное и обиженное выражение, что в совокупности придавало ему еще более пессимистический вид.
  Делла Стрит возвратилась с планами, и Мейсон разложил их на столе.
  — Ты хочешь найти на этом плане ранчо Нолана? — спросил Дрейк. — Это где-то к юго-западу от Эль-Сентро и к северу от Блэк-Батта. Как раз та местность, где действовал мой человек. Вот здесь. Вдоль этой дороги. Видишь этот участок земли? Примерно акров сорок — Ф.Л. Нолан — вот это самое ранчо и есть.
  Мейсон вгляделся в план.
  — Что там? — спросил Дрейк, подавшись вперед, как только палец Мейсона остановился у какого-то обозначения, выгравированного на плане.
  — Здесь, кажется, написано «Хозе Кампо Колима», — сказал Мейсон.
  — Ну да, — подтвердил Дрейк, — здесь живет много лиц мексиканского происхождения, которые владеют землей и…
  Мейсон взглянул на Деллу:
  — Ты что-нибудь понимаешь?
  — Ну да, конечно. Это тот самый учтивый джентльмен, который увез пострадавшую старую мексиканку к доктору.
  — Хозе Кампо Колима, — повторил Мейсон задумчиво, — и у него ранчо в двадцать акров примерно, давай-ка посмотрим, я бы сказал, примерно полторы мили к северу от ранчо Ф.Л. Нолана.
  — Ты знаешь этого Колиму? — спросил Дрейк.
  — Я встречал его, — ответил Мейсон и добавил со значением: — И это все. Поехали, Пол. Нам надо узнать, как дела у человека в отеле «Ричмелл».
  — На твоей машине или на моей?
  — На моей, если только нам не удастся взять такси здесь.
  Они взяли такси тут же на стоянке, и Мейсон дал адрес отеля «Ричмелл».
  Когда они вошли в отель, Пол Дрейк сообщил:
  — У меня есть полный доклад обо всем, что здесь происходило после двадцати минут третьего этой ночью, Перри. Именно в это время мой человек приступил к работе.
  — Я ознакомлюсь с ним попозже, — сказал Мейсон. — Там нет ничего неожиданного?
  — Ничего, если не считать, что твой человек из номера пятьсот одиннадцать, оказалось, занимался до трех часов утра какими-то земельными махинациями. Ты же весь взмок, выселяя парня из пятьсот десятого номера.
  Мейсон, который направлялся через холл к лифту, резко остановился.
  — Что ты сказал?
  — Номер пятьсот десять. Постоялец выписался только через час, после того как ты позвонил.
  — Ты уверен?
  — Абсолютно.
  — Откуда наблюдал твой человек?
  — В конце коридора есть чулан со швабрами.
  — Ему пришлось подкупить гостиничного детектива?
  — Да, черт возьми. Это стоило ему двадцати долларов и сидения в чулане. Затем ему наконец удалось переместиться в пятьсот десятый номер, после того как постоялец выехал. Портье не хотел его вселять, поскольку в это время горничных для уборки номеров еще нет, нельзя было поменять постельное белье и все такое, но ему все же удалось там расположиться.
  — И он смог наблюдать из номера за коридором?
  — Так точно.
  — До которого часа?
  — Насколько я знаю, они все еще там, — ответил Дрейк. — Я послал им около пяти утра подкрепление.
  — Итак, отправимся в пятьсот одиннадцатый номер, — сказал Мейсон, — а потом остановимся и поговорим с ребятами из пятьсот десятого. Ты установил слежку за тем парнем, что был у меня в конторе?
  — Угу. Этот сыщик позвонил несколько минут назад. Твой парень направился к меблированным комнатам на Ист-Лагмор-стрит, 791, и исчез там.
  Мейсон задумчиво кивнул:
  — Пусть твой человек продолжает, Пол. О’кей, пошли навестим Каллендера.
  Мейсон подал знак лифтеру. Они в молчании поднялись на пятый этаж, прошли по кромке ковровой дорожки, покрывающей коридор, и остановились у номера 511.
  На ручке двери висела табличка с надписью: «Не беспокоить».
  Мейсон взглянул на часы.
  — Десять тридцать, — отметил он.
  — Ему не понравится, если мы разбудим его, — сказал Дрейк приглушенным голосом. — Не забывай, Перри, он не ложился до трех часов утра, пока у него не перебывали все, кого он ждал.
  — Ему это в любом случае не понравится, — ответил Мейсон и постучал.
  Никто не отозвался. Мейсон снова забарабанил по двери костяшками пальцев, на этот раз более решительно. Когда и в этот раз никто не отозвался, адвокат дернул за ручку двери.
  — Спокойно, Перри, — предупредил Дрейк, — а то сюда заявится гостиничный детектив… О-о, о-о!..
  Ручка, за которую дергал Мейсон, поддалась. Дверь приоткрылась дюйма на два.
  — Спокойно, Перри, — повторил Дрейк.
  Мейсон осторожно отворил дверь.
  Комната была окутана таинственным полумраком, как будто часть ушедшего вечера была загнана сюда и не смогла выбраться наружу из-за захлопнутой двери и спущенных портьер. Запах застарелого табачного дыма резанул ноздри.
  Дрейк, выглядывая из-за плеча Мейсона, вдруг обернулся и в панике кинулся к номеру 510. Мейсон, который стоял в дверях номера 511, сказал:
  — Остановись, Пол. Следи за коридором.
  — Надо убираться отсюда, Перри. Прошу тебя! Я не смогу тебя предупредить вовремя, если кто-то…
  Мейсон приложил палец к губам, призывая его замолчать, вошел в комнату, тихо притворил за собой дверь и щелкнул выключателем.
  На полу распласталось тело Джона Каллендера.
  Он лежал на спине, полностью одетый, его правый глаз был почти закрыт, левый, полуоткрытый, пьяно уставился в потолок. Вокруг никаких признаков борьбы.
  В грудь его был воткнут японский нож. Рукоятка и часть клинка около семи дюймов торчали из тела.
  Что делало сцену еще более мрачной, так это зрелище последней попытки вытащить клинок из груди, которую явно предпринял Каллендер, перед тем как окончательно потерял сознание. Правая рука, уже негнущаяся, сжимала острый как бритва клинок, до самой кости вонзившийся в его пальцы.
  Стараясь ни к чему не прикасаться, Мейсон обошел бурое пятно на ковре и огляделся.
  Тело лежало в прихожей. За ней находилась комната, которую Мейсон мог видеть через открытую дверь. Постель была застелена. Видно было, что на ней никто не спал. В конце номера располагалась ванная. Там горел свет. Дверь в ванную была приоткрыта.
  Взяв носовой платок, чтобы не оставить никаких отпечатков, Мейсон распахнул дверь в ванную и увидел, что там никого нет. Затем он тихо притворил дверь так, чтобы она оставалась приоткрытой, как раньше.
  Внимание Мейсона привлек стенной шкаф. Он был заполнен одеждой, самой разной, от ворсистых твидовых пиджаков до смокинга и фрака. На полке для обуви выстроилось не менее дюжины пар самых разных ботинок.
  Опять вынув носовой платок, чтобы не оставлять отпечатков, Мейсон открыл один из ящиков. Он был доверху заполнен рубашками и аккуратно сложенным бельем.
  Мейсон закрыл ящик, вернулся в прихожую, обошел тело и выглянул в щелку наружной двери.
  Пол Дрейк стоял на пороге номера 510.
  Мейсон с немым удивлением приподнял брови. Дрейк кивнул.
  Снова достав платок, чтобы не дотрагиваться до дверной ручки, Мейсон вышел в коридор, закрыл за собой дверь и двинулся к убежищу в номере 510.
  Дрейк плотно затворил дверь.
  Человек, явно до этого спавший, скинул легкое одеяло и теперь сидел на краешке смятой постели. Его пиджак висел на спинке стула, ботинки стояли на полу, на нем самом были брюки и рубашка. Другой стоял около умывальника, держа в правой руке наполовину выкуренную дымящуюся сигарету. Он мрачно взглянул на Пола Дрейка.
  — Ты знаешь этих ребят, Перри? — спросил Дрейк.
  Мейсон не знал.
  Пол Дрейк указал на мужчину, сидевшего на кровати.
  — Фрэнк Фолкнер, — представил он, затем повел головой в сторону стоявшего: — Харви Джулиан.
  Оба мужчины кивнули.
  Дрейк обернулся к Мейсону:
  — Я должен сообщить им о том, что произошло, Перри.
  Мейсон отрицательно покачал головой и сделал запрещающий знак рукой.
  — Но, говорю тебе, я должен сделать это, — стоял на своем Дрейк. — Черт возьми, Перри, я потеряю свой патент. Эти мощные ребята нарушили параграф 7578 Кодекса о бизнесе и профессиях, который гласит, что вдобавок ко всем остальным основаниям для лишения частного детектива его патента Департамент может вынести постановление о лишении патента по «всякому иному поводу, который Департамент сочтет достаточным». Ты знаешь, что это означает. Они прицепятся к тому, к чему действительно можно прицепиться. А они там не любят меня.
  — Подожди минуту, Пол, — сказал Мейсон. — Сначала я хочу кое-что выяснить.
  Дрейк возразил:
  — Перри, говорю тебе, я не могу шутить с этим. Мы не знаем, что здесь может случиться, а если я не знаю…
  Внезапно он оборвал тираду, услышав, как в дверь постучали.
  — Что теперь? — спросил Мейсон.
  — О господи, — застонал Дрейк, — теперь мы попались. Мы…
  — Подожди минуту, — перебил Мейсон, когда стук повторился. — Помолчи теперь, Пол. Это стучат в дверь номера пятьсот одиннадцать, по другую сторону коридора.
  Фолкнер подошел к двери комнаты, приблизился к окуляру переносного перископа, который был установлен так, что его отверстие слегка выступало сверху из-за чуть приоткрытой двери.
  — Обслуживание номеров, — объявил он коротко и вполголоса. — Несут поднос с кофе.
  Снова раздался стук в дверь.
  Фолкнер напряженно прокомментировал:
  — Он пытается повернуть дверную ручку. Опять пробует. О’кей, теперь он уже в комнате, включает свет… Выходит.
  Они услышали, как захлопнулась дверь и кто-то пробежал по коридору.
  — Если когда-нибудь обнаружат, что мы там были, у меня отберут патент за то, что я не сообщил об этом, — простонал Дрейк.
  — Кто-нибудь когда-нибудь сможет это обнаружить?
  Дрейк фыркнул:
  — Не будь дураком, нас застукали.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Тот гостиничный детектив, — сказал Дрейк похоронным голосом. — Он уже обнаружил труп. И в данный момент они уже информируют об этом отдел по расследованию убийств. Всего вероятнее, мы не сможем выбраться отсюда без того, чтобы самим не залезть в петлю. Мы в ловушке — прямо здесь, в этой комнате. Можно было бы оставаться здесь совершенно спокойно, пока все не рассосется, если бы не полиция: они заявятся сюда и будут допрашивать гостиничного детектива, и тогда обнаружится, что я поместил на этом этаже своего человека, что он дал детективу двадцать долларов, чтобы тот спрятал его в чулане в конце коридора, а затем перевел в этот номер. Значит, полиция прибудет к нам. Мы не успеем убраться отсюда до того, как они явятся, а когда они будут здесь, мы окажемся в ловушке.
  Наступила гнетущая тишина. Мейсон подошел к телефону, поднял трубку и набрал номер.
  — Куда ты звонишь? — спросил Дрейк подозрительно.
  — В полицию, — объяснил Мейсон, прикрывая рукой микрофон телефонной трубки. — О’кей. На проводе полиция, Пол. Можешь сообщить об этом убийстве, если хочешь. Только пока не называй моего имени.
  — Они уже получили рапорт, — сказал Дрейк. — Тот коридорный…
  — Черт возьми, — перебил его Мейсон, — в Кодексе о бизнесе и профессиях нет ни строчки, из которой бы явствовало, что ты должен сообщить туда об этом первый.
  Дрейк взял трубку:
  — Алло, полиция? Говорит Пол Дрейк из «Детективного агентства Дрейка». Я хочу сделать заявление об имевшем место убийстве. Номер пятьсот одиннадцать, отель «Ричмелл». Имя убитого — Джон Каллендер. Мой сотрудник осуществлял наблюдение за номером, в котором он находился. Коридорный только что зашел туда, обнаружил преступление и…
  Указательным пальцем Мейсон с силой нажал рычажок телефона, оборвав связь.
  — Какого черта? — вскочил детектив.
  — Закон гласит, что ты обязан заявить об этом. Ты сделал заявление. Ты не обязан болтать с ними по телефону. Клади трубку, Пол.
  Дрейк положил трубку.
  Фолкнер, сотрудник, который сидел на кровати, сказал:
  — Во имя всего святого, может быть, кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
  Отозвался стоявший на страже у двери Джулиан:
  — Нам ничего обо всем этом не известно, Фрэнк. Мы следим за номером — вот и все. Не слушай, о чем они говорят, если тебе неохота.
  — Конечно неохота! — воскликнул Фолкнер.
  — Ну вот и хорошо, — сказал Дрейк. — Я несу за вас ответственность, ребята, и надеюсь, что ты, Перри, ответствен передо мной.
  — Со мной все в порядке, — бодро ответил Мейсон. — Давайте проанализируем, что мы сделали, и как можно быстрей. Фолкнер, вы заступили на дежурство вчера ночью?
  — Так точно.
  — Во сколько?
  — Я прибыл сюда около двух шестнадцати или двух семнадцати и приступил к делу через две или три минуты. Думаю, это было в два семнадцать с половиной, если уж быть досконально точным. На всякий случай я отметил время в своей записной книжке как два двадцать.
  — Вы добрались сюда очень быстро, — заметил Мейсон.
  — Я сидел за покером у себя дома, — объяснил Фолкнер. — Он сказал, что это срочно, я вскочил в машину, и мне удалось быстро приехать.
  — Что вы предприняли?
  — Я поискал гостиничного детектива. В холле его не было, должно быть, шастал по коридорам. У меня в кармане всегда есть ключ от этого отеля, на случай такой работы. Я прошел через холл, побрякивая ключом, сел в лифт и поднялся на пятый этаж.
  — И что потом?
  — Огляделся, — продолжал Фолкнер. — Босс сказал мне, что номер пятьсот десять будет свободен. Я увидел, что через дверную щель оттуда выбивается свет. Еще я увидел, что в пятьсот одиннадцатом номере тоже горит свет. Я сообразил, что из пятьсот десятого еще не выехали и что придется подождать, пока он освободится. Я посмотрел вокруг, нет ли где служебного чулана. Это самое лучшее место, чтобы выждать. К счастью, чулан был почти напротив лифта, оттуда хорошо просматривается коридор. Зашел туда. Там было здорово тесно, но мне удалось все же встать так, чтобы иметь возможность следить за коридором.
  — У вас было это приспособление с перископом? — спросил Мейсон.
  В разговор вступил Харви Джулиан:
  — Нет, его я принес, когда приступил к дежурству.
  — В какое время?
  — В пять утра. Дрейк связался со мной и попросил приехать сюда и сменить Фрэнка Фолкнера, если ему придется пойти следом за кем-то.
  — А где был Фолкнер?
  — Я был уже в номере, — сказал Фолкнер.
  — В какое время вы смогли перебраться в номер?
  — Это довольно долгая история, — ответил Фолкнер. — Я лучше расскажу, как все произошло.
  — О’кей, давайте в таком случае послушаем вашу версию, — согласился Мейсон. — Только не забывайте, что у нас мало времени. Расскажите в двух словах.
  — Ну, как я уже сказал, я приступил к работе в два двадцать. В пятьсот одиннадцатом жизнь кипела. Люди входили и выходили.
  — Какие люди? — спросил Мейсон.
  Фолкнер вынул из кармана записную книжку.
  — Вы хотите знать абсолютно все, в той последовательности, как это происходило?
  — Абсолютно все. Но сначала выясним одну вещь. В котором часу вы разместились в номере пятьсот десять?
  — Мужчина, который был в нем, выехал в три ноль две ночи. Через десять минут я уже был там.
  — Как вы туда попали? — поинтересовался Мейсон.
  — Спустился вниз и зарегистрировался.
  — Под своим настоящим именем?
  — Да.
  — В таком случае вы не наблюдали за коридором с того времени, как выехал Шелдон, и до того, как вы вошли в этот номер?
  — Подождите-ка минутку, — сказал Фолкнер. — Я не наблюдал, но зато это делал гостиничный детектив. Именно поэтому я хотел рассказать вам, как все было.
  — О’кей, давайте послушаем.
  — Гостиничный сыщик столкнулся со мной около половины второго. Я допустил ошибку. Он крался по коридору и…
  — Это не имеет значения, — перебил Мейсон. — Что было дальше?
  — Произошла мелкая неурядица. Я показал ему свои документы, сказал, что я здесь делаю. Он был настроен весьма агрессивно. Я всучил ему десятку, и она сделала свое дело. Он обещал, что не будет заявлять обо мне в полицию, но потребовал, чтобы я убирался. Пришлось дать ему еще десятку, чтобы все урегулировать и я мог остаться. Я сообщил ему, что у меня есть сведения, что номер сейчас освободится, и я только дождусь этого и вселюсь туда. Сказал, что мне надо наблюдать за коридором.
  — Зачем вы ему говорили, что были при исполнении? — спросил Мейсон.
  — Я сказал ему, что точно не уверен, — ответил Фолкнер, — но предполагаю, что мой шеф расследует дело о воре, который промышляет в отеле. Это привело сыщика в хорошее расположение духа. Я сунул ему вторую десятку и пообещал, что он получит еще, если выследит вора, и что мой шеф назначил награду за ворованное имущество, которое мы найдем там, где проживает грабитель. Сыщика это устроило, и мы договорились, что он будет прохаживаться около стола регистрации, а затем, когда пятьсот десятый номер освободится, поднимется туда и понаблюдает за коридором. Я тогда смогу спуститься вниз и оформить номер на себя. Именно так все и сработало. Пятьсот десятый освободился примерно в три ноль две. Гостиничный детектив поднялся сюда примерно в три ноль четыре, а я спустился в холл и был там как раз в то время, когда человек из пятьсот десятого номера входил туда, за ним шел лифтер с его чемоданом. Я притворился, что целую ночь жду в холле, чтобы получить номер, и что мне обещали первый же, который освободится. Портье не хотел мне давать номер под тем предлогом, что в это время номера не убирают. Последняя горничная закончила работу в два часа ночи, а ночью они дежурят только в случае крайней необходимости. В конце концов я убедил его, что для меня это не имеет значения. Тогда он дал мне этот номер с условием, что я сам сменю белье, полотенца и сам застелю кровать.
  — Вы это сделали? — спросил Мейсон.
  Фолкнер ухмыльнулся и указал на смятую постель.
  — Я же не собирался спать, я только прилег. Поэтому я сменил только наволочки, вот и все.
  — Я так понял, что теперь вы со здешним сыщиком настоящие приятели? Как его зовут?
  — Сэм Микер.
  — Это важно, — заметил Мейсон. — Вы знаете, в котором часу он заступает на дежурство?
  — Знаю. Вечером в восемь и до восьми утра.
  — А днем кто-то еще работает с ним?
  — Не знаю. Я не спрашивал. Обычно в таких отелях детективы работают только в ночное время.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — сейчас его нет. Это нам на руку. Теперь давайте выясним, что происходило в номере пятьсот одиннадцать.
  — Вскоре после того, как я устроился в чулане, парень, который был в пятьсот десятом, выскочил как пуля из пятьсот одиннадцатого. Он промчался по коридору, рванул эту дверь и вбежал внутрь.
  — А вы точно помните, из какого номера он выскочил?
  — Я думаю, что из пятьсот одиннадцатого.
  — Значит, вы не уверены?
  — Не совсем. Все произошло так быстро.
  — Хорошо, значит, вы не уверены, что он выскочил из этого номера.
  — Я так думаю, что из пятьсот одиннадцатого.
  — Дело ваше, — сказал Мейсон, — рисковать больше или меньше. На какой стороне коридора ваш чулан?
  — На противоположной от номера пятьсот одиннадцать.
  — На той же, где пятьсот десятый?
  — Да.
  — Тогда, если смотреть по коридору, когда тот парень возвращался в свой номер — как вы говорите, пятьсот десятый, — вы не могли этого хорошо видеть. Иными словами, вы могли видеть только сам ряд дверей на той стороне коридора, где был ваш чулан. Как же вы можете сказать наверняка, в какую дверь вошел этот человек?
  — Он вошел в пятьсот десятый, — твердил Фолкнер. — Сначала мне лишь казалось, что он вошел в дверь пятьсот десятого номера, но затем, когда он ее открыл, луч света упал на дверь пятьсот одиннадцатого номера. Значит, эта дверь находилась напротив. Потом уже, когда я спустился в холл, а человек из пятьсот десятого выезжал, я присмотрелся, как он был одет. На нем была абсолютно та же одежда, что и на человеке, который вышел из пятьсот одиннадцатого номера, — классический костюм в клетку.
  — Так, а что было дальше?
  — Примерно в два двадцать две с половиной, — сказал Фолкнер, — лифт остановился. Я заметил, что было два двадцать три, но если вы хотите знать все совсем точно, то лифт остановился, возможно, еще на несколько секунд раньше. И вы бы видели, какая деваха вышла оттуда.
  — Дайте мне детали.
  — Девица — высший класс. На ней была такая короткая, прекрасно сшитая, плотно облегающая юбка, которая лишь слегка прикрывала колени, и, черт возьми, какие у нее были ноги и все остальное и как она шла! Прямо казалось, что плывет по коридору.
  — Молодая?
  — Самый смак, — ответил Фолкнер, — года двадцать два или, может, двадцать три.
  — Блондинка или брюнетка?
  — Волосы каштановые.
  — У нее что-нибудь было в руках?
  — Футляр от скрипки.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Она направилась к пятьсот одиннадцатому номеру. Постучалась, подождала, потом явно услышала, что кто-то предложил ей войти. Открыла дверь и вошла.
  — Вы не знаете наверняка, что кто-то предложил ей войти?
  — Нет. Я не мог этого расслышать. Я предположил, что ее кто-то попросил войти, просто по тому, как она открыла дверь.
  — Лучше ничего не предполагать, — предупредил Мейсон. — Судя по всему, мы имеем дело об убийстве. Вы можете понадобиться в любой момент. Что случилось потом?
  — Она вышла примерно через десять минут. Я засек время — это было в два тридцать две.
  — У нее в руках по-прежнему был футляр от скрипки?
  — Да, с футляром.
  — А дальше? — спросил Мейсон.
  — Затем в два сорок четыре из лифта вышел какой-то сутулый тип лет двадцати шести или двадцати семи. Он зашагал по коридору, как будто торопился на пожар. Открыл дверь пятьсот одиннадцатого номера, юркнул туда, затем выскочил и пошел назад по коридору. В общем, вел себя так, как будто хотел побежать, но не осмеливался.
  — Как долго он был в этом номере?
  — Десять секунд.
  — Опишите его.
  — Опущенные плечи, худой, рост примерно пять футов семь или восемь дюймов, вес примерно сто тридцать фунтов. На нем было коричневое пальто, застегнутое на все пуговицы.
  — Пальто?
  — Да, из легкого габардина.
  — Он был в шляпе?
  — Нет. Шатен с вьющимися волосами, вид как у разорившегося шейха или голодного волка, хотя и весьма резвый. Похож на сводника или спекулянта. У него было что-то, что он должен был передать кому-то, оставить. Я думаю, он позвонил снизу и ему разрешили войти, поэтому он так шустро влетел в номер, а потом выбежал оттуда. Вы знаете, каковы эти выскочки. Но, разумеется, он мог и увидеть нечто такое, что напугало его до смерти, — что-нибудь на полу.
  — Давайте-ка предоставим полиции делать предположения. Он выскочил сразу же?
  — Все зависит от того, что вы имеете в виду под «сразу же». Прошло десять секунд. Я фиксировал время.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — В таком случае он не был напуган. Пол Дрейк уверяет, что он был там девять и четыре пятых секунды. Что еще вы обнаружили?
  — В три ноль две вышел Шелдон и направился к двери пятьсот одиннадцатого. Я думал, что он постучит, но он не постучал. Он просто постоял там, как бы прислушиваясь, и затем направился по коридору по направлению к лифту. Он смотрел прямо на дверь моего чулана, поэтому, пока он приближался, я притворил дверь. Я подождал, пока не услышал, что он сел в лифт, и чуть-чуть приоткрыл дверь. Через минуту я услышал звук поднимающегося лифта. Я опять спрятался в чулан, но на этот раз это был Сэм Микер, гостиничный детектив. Он сказал мне, что пятьсот десятый выехал, и предложил подежурить и понаблюдать вместо меня, пока я спущусь вниз, зарегистрируюсь и получу номер.
  — Вы спустились вниз?
  — Да.
  — На лифте?
  — Так точно. В лифте приехал Сэм. Лифтер был в холле, занимался чемоданом Шелдона, надеясь на чаевые. Сэм вошел в кабину лифта и поднялся в нем на пятый этаж, кивнул мне, я вошел в лифт и спустился вниз. В это время работает только один лифт. Я не думаю, что кто-нибудь — Шелдон, или лифтер, или портье — заметил, как он поднялся и спустился. Я вышел из лифта, прошел к самому темному месту в холле и, как только Шелдон вышел из отеля, подошел к портье и заявил, что уже давно жду в холле и что мне обещали первый освободившийся номер. Я сказал ему, что его предшественник обещал мне. А все остальное вы уже знаете.
  — Хорошо, вы вошли в этот номер, и что было дальше?
  — Ничего.
  — На двери напротив была табличка «Не беспокоить». Когда ее повесили?
  — Должно быть, в то время, когда гостиничный детектив сменил меня, а я спустился вниз, к столу регистрации, — сказал Фолкнер. — Когда я вернулся и вошел в номер пятьсот десять, то заметил эту табличку на двери. Я спросил Микера, когда ее повесили, и он сказал, что ее повесили, когда он отходил посмотреть, что происходит. Микер крупнее меня, и ему было трудно втиснуться в чулан.
  — Когда вы вернулись на этаж, та табличка «Не беспокоить» уже была на двери?
  — Да.
  — Но таблички не было на двери, когда вы спускались вниз?
  — Ну… по-моему, нет.
  — Вы спросили Микера об этом?
  — Да.
  — Что он ответил?
  — Сказал, что около двери никто не появлялся.
  — Но таблички не было, когда вы спускались на лифте вниз?
  — Я… я думаю, что нет.
  Мейсон обернулся к Джулиану, второму детективу:
  — А что известно вам, Джулиан?
  — Да ничего, — ответил Джулиан. — Дрейк вышел на меня в четыре тридцать. Я был в постели. Он хотел, чтобы я подъехал к нему в Империал-Вэлли, и я сказал, что ничего не выйдет. Тогда он спросил, могу ли я приехать сюда и сменить Фрэнка Фолкнера в отеле. Я согласился. Он поинтересовался, как скоро я могу приступить к работе, и я ответил, что только выпью кофе и побреюсь. Он попросил тогда, чтобы я сунул бритву в карман и немедленно выезжал, а побреюсь здесь. Я остановился у ночного ресторана и ухватил чашку кофе.
  — Взяли что-нибудь еще?
  — Нет, я не был голоден. Просто хотел кофе. Я приехал сюда, и — ну, я не знаю, может, это было в пять с чем-то, но мы договорились считать, что это было пять часов ровно, — так как все равно делать было нечего, я сказал Фрэнку, чтобы он прилег и вздремнул, а я его сменю. Я уже был готов разбудить Фрэнка, когда вошли вы, ребята.
  — А теперь то, чего мы дожидались, — перебил Дрейк. — Вот и представители закона.
  Через чуть приоткрытую дверь можно было расслышать повелительные голоса. Дверь открылась и захлопнулась, затем отворилась снова.
  Мужской голос произнес:
  — Давайте снимем отпечатки пальцев с дверной ручки.
  Мейсон обернулся к Фолкнеру:
  — Та женщина, которая вошла в два двадцать три и вышла в два тридцать две. Дайте мне более точное ее описание.
  — Мне показалось, что ноги у нее росли от шеи.
  — Это чертовски точное описание. А какая юбка?
  — Что-то такое короткое в черную и белую клетку и пальто в тон. Пальто типа накидки серого цвета, и на нем были такие маленькие черные крапинки или что-то в этом роде. Казалось, что все это из одного куска ткани очень хорошего качества, кроме того, чулки со швом цвета загара, и, мне кажется, у нее были коричневые туфли.
  — Какой у нее был вес? Рост?
  — Ну, примерно пять футов два или три дюйма. Просто представьте себе роскошную фигуру, вот это она и будет. Волосы каштановые.
  — Что там происходит в коридоре, Пол? Они что, выставили дежурить своего человека?
  Дрейк, глядя в перископ, сказал:
  — Рядом с дверью никого нет. Они все в номере. Я должен им доложиться, Перри. Ты готов?
  — Дай мне еще полминуты. Открой дверь, Пол, и выгляни.
  Детектив выглянул в коридор.
  — Они выставили человека в коридоре у лифта, — сообщил он.
  Мейсон повернулся к телефону и взял трубку:
  — Коридорного, пожалуйста.
  Секундой позже, когда тот подошел к телефону, Мейсон поинтересовался:
  — Послушайте, что здесь происходит, на пятом этаже?
  Коридорный сказал извиняющимся голосом:
  — Полиция просит постояльцев, живущих на пятом этаже, временно оставаться в своих номерах. Это будет буквально несколько минут. Им нужны имена и адреса свидетелей.
  — Свидетелей чего? — спросил Мейсон.
  — Извините, я не могу ответить вам. Все решает полиция.
  Мейсон повесил трубку. Какой-то предмет в корзине для мусора привлек его внимание. Он наклонился, вытащил оттуда две использованные бумажные салфетки со следами чего-то розового и сунул их в карман.
  Он открыл окно, дождавшись подходящего момента, выкинул на улицу свою шляпу и затворил окно. Затем пересек комнату, распахнул дверь, вышел в коридор и направился к лифту.
  Человек в штатском выступил вперед и преградил ему дорогу.
  — Извини, друг, но тебе придется подождать минуту.
  — Подождать? С какой стати?
  Человек отогнул лацкан своего пиджака и показал Мейсону золотой полицейский значок.
  — Просто небольшая формальность.
  — А что происходит?
  — Я не знаю, но шеф хочет собрать имена тех, кто проживает на этом этаже, и спросить, не слышали ли они чего-нибудь этой ночью. Это займет всего лишь минуту.
  — Черт, они дали мне номер без ванной, и я хочу спуститься вниз, в холл, в туалет. Вы можете спуститься со мной, если желаете, — предложил Мейсон.
  — Я не могу покинуть своего поста. На этом этаже тоже есть туалет, разве нет?
  — Я надеюсь, — сказал Мейсон. — Ну хорошо. А как долго все это продлится?
  — Не больше пяти или десяти минут.
  Мейсон направился назад, но, сделав пару шагов, обернулся к человеку в штатском:
  — Вы не знаете, где здесь может быть туалет?
  — Нет, черт возьми. Я только заступил. Не думаю, что его так уж трудно найти. Смотрите на двери. На одной должна быть табличка «М».
  — Спасибо, — произнес саркастически Мейсон, — вы оказали мне неоценимую услугу.
  — Черт, я же не регулировщик.
  Мейсон пошел по коридору, нарочито поглядывая на каждую дверь, пока не дошел до той, что вела на лестницу. Он осторожно открыл ее, обернулся на человека в штатском. Убедившись, что его действия не кажутся тому подозрительными, он скользнул в эту дверь и побежал наверх, перескакивая через две ступеньки. На шестом этаже никакой слежки не было, но Мейсон поднялся на седьмой, затем на восьмой, чтобы быть абсолютно спокойным. На восьмом этаже он нажал кнопку лифта, вошел в кабину и спустился в нижний холл.
  У газетного киоска Мейсон остановился, постоял у окошка бюро путешествий, переместился к киоску, где было написано: «Театральные билеты», и вышел из отеля на залитый солнцем тротуар.
  — Такси? — спросил швейцар.
  Мейсон кивнул.
  Глава 8
  Мейсон расплатился с таксистом, остановившись на Ист-Лагмор-стрит, 600, и прошел пешком до дома 791. Это были меблированные комнаты, уличный фасад которых состоял из сплошных лестничных пролетов, поверх которых висела весьма поблекшая электрическая вывеска.
  Взбежав по ступенькам, Мейсон обнаружил регистрационный стол, книгу записей, щит для ключей от двадцати четырех номеров, ручной звонок в форме колокола, на котором была надпись: «Звонить хозяйке». Мейсон пролистал книгу записей, нашел там Артура Шелдона, зарегистрированного в комнате номер 5; против его фамилии стояла отметка «Оплачено».
  Адвокат нашел комнату номер 5 и постучал.
  Шелдон открыл дверь. Его лицо выразило удивление.
  — Вы?
  Мейсон вошел, захлопнув за собой дверь. Это была типичная дешевая комната с железной белой кроватью, которая как минимум один раз была перекрашена дешевой эмалью. На ней валялся тонкий матрац. Стены были в каких-то пятнах. Кружевные занавески в нескольких местах заштопаны, эмалевая краска умывальника кое-где облупилась, у стула с прямой спинкой, стоявшего у окна, одна из перекладин спинки была сломана и болталась. Кресло-качалка неописуемого темно-желтого цвета с продавленным сиденьем из искусственной кожи самонадеянно пыталось придать комнате жилой вид.
  Шелдон присел на край матраца, который тут же провис. Он предложил Мейсону сесть в кресло-качалку, но адвокат, помотав головой, отклонил это приглашение и продолжал стоять.
  — Я хочу узнать, что произошло этой ночью.
  Глаза Шелдона расширились от удивления.
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы чертовски хорошо знаете, что я имею в виду, — сказал Мейсон. — Давайте закончим ходить вокруг да около.
  — Я рассказал вам все, что знаю, мистер Мейсон. Я рассказал вам…
  — Кто та женщина, с которой вы были в номере этой ночью?
  — Но…
  — Ну же, — оборвал его Мейсон, — кто это? Это была Лоис Фентон?
  — С чего вы взяли, что там была какая-то женщина…
  Мейсон вынул из кармана бумажные салфетки со следами румян и кинул их на кровать.
  — Да, это была Лоис, — выдохнул Шелдон.
  — Где она была?
  — Когда вы были там?
  — Да.
  — Пряталась в ванной.
  — Она занимала этот номер вместе с вами?
  — Не говорите ерунды. Она зашла ко мне, потому что ей нужен был совет. Заскочила буквально за минуту до того, как вы пришли.
  — Придумайте что-нибудь еще, — сказал Мейсон.
  — Честное слово, мистер Мейсон, это абсолютная правда. Мы обсуждали шепотом ее проблемы, когда пришли вы. Я сказал, что ее муж находится в номере напротив и что он в любой момент может увидеть, как она выходит, или каким-то образом предположить, что она здесь. Сидеть в номере было сплошным кошмаром. Затем я услышал, что вы стучите в дверь, и она пришла в ужас. Она вбежала в ванную, закрыла за собой дверь и заперла ее. Я старался тянуть время как мог, а вы тут просунули под дверь свою карточку и… ну, в общем, вот как все было.
  — Зачем она пришла к вам?
  — Она думала, что ее брат собирался встретиться с Каллендером.
  — А он собирался?
  — Тот назначил ему встречу.
  — Кто передал ему это?
  — Каллендер послал за ним.
  — В котором часу он должен был прийти туда?
  — В два часа ночи.
  — С какой целью Каллендер хотел встретиться с ним?
  — Не знаю. Возможно, он думал оказать на него давление и что-то из него выжать.
  — Ладно, — сказал Мейсон, — даю вам шанс выкрутиться. Расскажите мне всю правду, и быстро.
  — Ну хорошо… — проговорил Шелдон. — Лоис была дико напугана. Она сидела в ванной и почти довела себя до истерики. После вашего ухода она самым тщательным образом вымыла лицо, и я сказал, чтобы она уходила. Я сообщил, что вы приказали мне съехать, и предложил встретиться в холле.
  — Она ушла?
  — Да.
  — Когда?
  — Я не знаю точно когда. Это было через минуту или две после того, как вы ушли.
  — Она пошла прямо в холл?
  — Да, конечно.
  — А сколько вам понадобилось времени после ее ухода, чтобы спуститься в холл?
  — Не знаю, мистер Мейсон. Я не засекал время, но не думаю, что это заняло больше пяти минут.
  — Вы выписались?
  — Не тогда. Я спустился в холл, и… ну, в общем, Лоис Фентон там не было.
  — А где она была?
  — Не знаю. Я предположил, что она куда-то вышла. Я беспокоился за нее. Поискал ее глазами, а потом вернулся к себе в номер. И вот тогда я сообразил, что с ней могло произойти.
  — Что же?
  — Пока она стояла в холле, она, должно быть, увидела своего брата, который явился на встречу с Каллендером. Она с ним вышла, чтобы поговорить. Это единственно возможное объяснение. Поэтому я вернулся к себе в номер и все ждал, и ждал, и ждал, надеясь, что раздастся телефонный звонок. В три десять или три пятнадцать я стал опасаться, что Каллендер перехватил ее в коридоре и она может быть уже в его номере. Каллендер не знает меня, и я решил проверить. Пересек коридор и постучал в его номер…
  — Подождите-ка, — перебил Мейсон, — было ведь уже довольно поздно, чтобы стучать к нему.
  — Знаю, но я был уверен, что он не спал. Я видел свет из-под двери и знал, что к нему должен прийти Джаспер Фентон.
  — Вы ведь рисковали, не так ли?
  — Нисколько. Каллендер ведь меня никогда не видел. Я решил, что назовусь вымышленным именем и скажу, что разыскиваю Джаспера Фентона.
  — Что вы сделали?
  — Я постучался, и Каллендер крикнул: «Не стучи, заходи. Дверь открыта». Я открыл. Казалось, он удивился, увидев меня. Я сказал, что разыскиваю Джаспера Фентона, что мне очень важно увидеть его и что я знал о его встрече с Фентоном. Я спросил Каллендера, у него ли Фентон. Он ответил, что нет. Я полюбопытствовал, ожидает ли он Фентона, но он не ответил мне прямо. Он все задавал мне вопросы, пытался выяснить, зачем мне этот парень, Фентон. Я пудрил ему мозги, а затем сказал, что подожду внизу, в холле, и там с Фентоном и встречусь.
  — Вы вошли в номер или оставались на пороге?
  — Вошел. Когда он крикнул «заходи», он, конечно, имел в виду Джаспера Фентона. А увидев незнакомого человека, он был настолько заинтересован тем, откуда я проведал, что у Фентона с ним назначена встреча, что изо всех сил стремился вытянуть из меня все, что я знал. Он попросил меня закрыть дверь, а то на него тянет сквозняком.
  — Как долго вы были в номере?
  — Минуту или две.
  — Где находился Каллендер?
  — Он сидел в большом мягком кресле. За все время, что я у него был, он не вставал.
  — С Каллендером все было в порядке, когда вы уходили?
  — Да, конечно. А почему вы спрашиваете?
  — Он мертв.
  Шелдон от удивления раскрыл рот.
  — Мертв?! Что его убило?
  — Вы хотели сказать, кто его убил? — спросил Мейсон. — Кто-то ударил его в грудь японским ножом.
  — Бог мой! — воскликнул Шелдон.
  — Полиция начала заниматься постояльцами отеля, — сообщил Мейсон. — Они обнаружат, что вы съехали в три часа утра. Возможно, Каллендер был уже убит к этому времени. Они начнут вас разыскивать. Вы любите жену Каллендера. Вы занимали номер как раз напротив.
  Шелдон подошел к расшатанному бюро, выдвинул один из ящиков, вытащил рубашки, белье, галстуки и начал засовывать их в открытый чемодан, стоявший на полу.
  Мейсон молча наблюдал за тем, как Шелдон беспорядочно запихивал одежду в чемодан. Потом открыл дверь, убедился, что коридор пуст, и вышел из комнаты.
  Глава 9
  Мейсон покинул меблированные комнаты и быстро прошел по улице ярдов двадцать, затем внезапно остановился, как будто вспомнив что-то, и оглядел окрестности.
  Это был типичный район, застроенный сдававшимися задешево в аренду домами с облупившимися вывесками магазинов на нижних этажах. Над ними находились меблированные комнаты, дешевые конторы и квартиры. Половина зданий этого квартала были одноэтажными и только один дом — трехэтажным.
  Человек, который прохаживался около магазина деликатесов, похоже, был одним из детективов Дрейка. Казалось, он не обращал никакого внимания на Мейсона, а стоял, разглядывая газетные объявления из раздела «Требуется помощь». Одет он был ни слишком хорошо, ни чересчур потрепанно. Он обладал даром растворяться в том, что его окружает. Машина, припаркованная рядом у обочины, выглядела грязной, «дворники» отсутствовали, не было ни боковых стекол, ни ветрового стекла.
  Мейсон постоял пять минут, из меблированных комнат вышел Шелдон, неся чемодан, через руку был перекинут плащ. Мейсон выждал, пока Шелдон завернул за угол, и увидел, что человек, читавший объявления, внезапно свернул газету, сел в свою неописуемую машину и уехал.
  Мейсон вернулся к дому, где размещались меблированные комнаты, поднялся по ступенькам, подошел к стойке регистратора, протянул руку к стоявшему там никелированному звонку, порывисто нажал кнопку. Звонок отозвался резкими немузыкальными переливами.
  Через пару минут дверь за стойкой открылась. Показалось неприветливое вопрошающее женское лицо.
  Оценив Мейсона, женщина улыбнулась, поправила волосы, вышла и произнесла:
  — Чем могу быть полезна?
  Ей было за сорок, грузная, телу ее, прятавшемуся под складками поношенного домашнего платья, было явно свободно — чувствовалось, что она не носила пояса. Тем не менее ее нельзя было назвать непривлекательной. Хороший цвет лица, кожа гладкая. Лицо умело накрашено.
  В ее глазах мелькнуло дружеское выражение, когда она облокотилась о стойку своими полными руками, немного подавшись вперед, и улыбнулась Перри Мейсону.
  — Около трех тридцати этой ночью, — начал Мейсон, — вы сдали комнату. Я хочу выяснить, не сдали ли вы другую комнату примерно в это же время.
  Улыбка сошла с лица женщины.
  — В три тридцать этой ночью?
  — Именно.
  Она покачала головой. Ее лицо, лишенное всякого выражения, не наводило ни на какие мысли.
  — Извините, — сказал Мейсон, — я не хочу с вами спорить, но так случилось, что мне известно почти точное время, когда вы сдали комнату.
  — Какую комнату?
  Мейсон указал пальцем на регистрационную книгу:
  — Артур Шелдон. Комната номер пять.
  — Я сдала ее вчера около трех часов дня.
  — Вы ее сами сдали?
  — Да.
  — У этого человека был с собой какой-нибудь багаж?
  — Чемодан и плащ. Послушайте, а зачем это вам? Вы из полиции?
  — Я не из полиции, — ответил Мейсон. — Я адвокат. Я пытаюсь кое-что выяснить для своего клиента.
  — Не впутывайте нас в это дело, — коротко бросила женщина, лицо ее стало деревянным.
  — Я не хочу никого никуда впутывать. Я просто стараюсь кое-кого из кое-чего вытащить.
  — Ну, это, конечно, другое дело, — сказала женщина, изучая лицо Мейсона. — Послушайте, я вас раньше где-то видела.
  — Возможно.
  — Как ваше имя?
  — Ну, скажем, Смит.
  — Я видела вашу… Я видела ваше фото. Вы — Перри Мейсон, адвокат.
  Мейсон кивнул.
  — Вы действительно вытаскиваете людей из беды?
  — Иногда.
  — Когда они совершают убийства?
  — Иногда, когда их обвиняют в совершении убийства, я в состоянии доказать, что они этого не сделали.
  — Ну и помогает это снять с них обвинения?
  — Очень даже помогает, — подчеркнул, улыбаясь, Мейсон. — Тот человек, который зарегистрировался, вписал свое имя в вашем присутствии?
  — Да.
  — Вы его можете описать?
  — Попробую. Он был молодой, то есть это для меня он был молодой. Я думаю, где-то между двадцатью семью и двадцатью восемью. Светлые волосы и карие глаза. Среднего телосложения, и вес где-то около ста сорока пяти фунтов. Это на глаз. Серый двубортный костюм, и я помню, что плащ у него был темно-коричневый. Он положил его сюда на стойку, пока расписывался.
  — А с ним была девушка? — спросил Мейсон.
  — Послушайте, куда вы клоните?
  Мейсон принял совершенно невинное выражение.
  — Пытаюсь разузнать, что за девушка с ним была.
  — Здесь не такое место.
  — Я не намекаю на то, что она была с ним в комнате. Я подумал, что либо она была при нем, когда он регистрировался, либо сняла другую комнату.
  Женщина покачала головой.
  — Возможно, она подошла позже, — сказал Мейсон. — Весьма симпатичная девушка, в довольно короткой юбке, с хорошей фигурой, с каштановыми волосами, в костюме, вроде бы сшитом из клетчатой ткани.
  — А какого возраста?
  — Года двадцать два — двадцать три.
  Она снова медленно покачала головой.
  — Таких мы не обслуживаем.
  — Но она должна быть не из этих.
  — Нет. Если бы она выглядела, как вы сказали, и сняла бы здесь комнату, то с ней все ясно. Такие идут либо в пансион, либо в отель. Здесь меблированные комнаты. Я стараюсь, чтобы ничего такого не было. Я не могу отвечать за все, что происходит, но уж, во всяком случае, таким куклам я не сдаю. Неважно, что они тебе говорят, рано или поздно с ними беды не оберешься. У меня обычно почти все занято, и если бы пришла такая, то я просто сказала бы ей, что мест нет.
  — Значит, вы говорите, что женщина, которую я описал, не была здесь ночью?
  — Точно не была. Я не стою на лестнице и не слежу за коридорами. Я сразу определяю людей, когда они заходят. Стараюсь по мере сил, чтобы у меня было приличное место, но я не собираюсь сидеть на пороге и следить за всеми, кто вселяется. Я не компаньонка для девки. Если где-то какой-то шум, я прекращаю это. Если где-то какая-то неприятность для постояльцев, стараюсь все утрясти, но я не вынюхиваю.
  — В таком случае, возможно, к этому Шелдону приходила женщина?
  — Возможно, и так, а что в этом такого? Это могла быть его сестра или…
  — Я не пытаюсь вас в чем-то обвинить, — перебил Мейсон. — Я просто хочу определить, была ли здесь эта молодая женщина. Мне очень важно ее обнаружить, и, если вас это интересует, я хочу помочь ей.
  — Я не видела ее.
  — И никому не сдавали комнату?
  — Ну, раз уж вы такой обходительный, то могу сказать, что могло произойти.
  — Что именно?
  — Когда ложусь спать, то иногда на стойке оставляю табличку, где обозначены свободные комнаты и их стоимость — три доллара. Желающий может зарегистрироваться, опустить деньги вот в эту щель в стойке, взять ключ со щитка и идти спать.
  — А это не рискованно? — поинтересовался Мейсон.
  — И да и нет. Комнаты, с которыми связаны самые большие хлопоты, обычно сдаются раньше всех — где-то еще до полуночи. После полуночи приходят обычно те, кому не удалось устроиться в отеле и кто находится в почти безвыходном положении. Для таких целей у меня есть обычно комнаты две-три. Они наименее удобные и стоят на доллар дороже, но на них я выставляю табличку только после полуночи.
  — А прошлой ночью кто-то занял одну из этих комнат?
  — Да.
  — Когда?
  — Не знаю точно. Знаю только, что в коробке под щелью утром были три однодолларовые купюры и что ключ взяли.
  — А какая фамилия стоит в регистрационной книге? — спросил Мейсон.
  — В том-то и дело, что там нет никакой фамилии. Поэтому-то я и не подумала об этой комнате, когда вы посмотрели в книгу. Тот, кто взял эту комнату, не расписался в книге.
  — Давайте взглянем на нее, — предложил Мейсон.
  — Понимаете, — предупредила хозяйка, — это может быть ложный ход. Но если вы уверены, что та женщина провела здесь ночь, то именно в этой комнате она и должна сейчас быть.
  — Я не уверен, что это так, — сказал Мейсон.
  — Давайте посмотрим.
  — Вы думаете, она все еще в комнате?
  — Не знаю. Допустим, что она там, тогда что? Вы будете с ней разговаривать?
  — Да.
  — А шума не будет?
  — Никакого шума, никакой суеты и никаких споров. Я просто хочу увидеть ее, и это все.
  — А обрадуется она, когда увидит вас?
  — Должна обрадоваться.
  — О’кей. Пошли.
  Хозяйка двинулась по коридору. Ее широкая фигура колыхалась под тонким домашним платьем. Солнце, проникая через окно в конце холла, освещало ее большие ноги под тонкой юбкой. Она остановилась около одной из дверей и, взглянув на Мейсона, постучала. Никто не ответил. Она постучала еще раз, громче. Когда и на этот раз никто не ответил, хозяйка подергала ручку.
  Дверь оказалась незапертой. С внутренней стороны в замке торчал ключ, и металлическая бирка, прикрепленная к нему, стукнулась о дверь, когда она широко распахнулась.
  — Так, — сказала хозяйка, — она была здесь и ушла. Она спала здесь и, судя по всему, ушла рано утром, наверно, до того, как я встала. В любом случае я не видела, как она выходила.
  Обстановка была точно такая же, как и в комнате, что занимал Артур Шелдон, но здесь было только одно окно, которое было приоткрыто и впускало немного воздуха. Мейсон осмотрел кровать. Тот, кто спал на этой кровати, спал или очень чутко, или совсем короткое время. Простыни были лишь слегка примяты, а на гладкой поверхности наволочки видна только одна вмятина от головы, лежавшей на подушке спокойно, в одном положении.
  — Молодая, — заметила хозяйка. — Когда они постарше, то спят прямо по всей кровати. Только молоденькая может вот так свернуться в клубок, а потом уйти, оставив все как есть.
  — Молоденькая, но с чистой совестью, не так ли? — сказал Мейсон вопросительно.
  — Я не говорила этого. Я только сказала, что она должна быть молодой. Из тех девиц, что останавливаются здесь, чертовски мало таких, которые беспокоятся о том, чиста ли у них совесть. — Она ухватила длинный волос с подушки и опустила его на белую простыню. — Каштановый. Возможно, у нее свои такие. Уж больно хорош.
  Мейсон подошел к умывальнику, осмотрел его. В продолговатом зеркале, висевшем над раковиной, отразилось, несколько искаженно, его лицо. Свет из окна напротив падал в неприбранную комнату.
  На тонком коврике у умывальника виднелось темное пятно от воды, и хозяйка, проследив за взглядом Мейсона, объяснила:
  — Она умывалась, наполнив раковину водой. Все женщины так делают, во всяком случае которые следят за собой. Я считаю, что лучше так умываться, чем вообще никак.
  Хозяйка подошла к кровати, задернула покрывала, постояла, глядя на простыни, и сказала задумчиво:
  — Стоит застелить как полагается, и никому в голову не придет, что на этих простынях вообще кто-то лежал. Она умеет изысканно спать.
  Мейсон исследовал не высохшие еще капли воды, разбрызганные по бокам раковины. Некоторые капельки были бледно-розового цвета.
  — Что вы там высматриваете? — спросила женщина, обернувшись через плечо. Она стелила постель, аккуратно разглаживая простыни и наволочки.
  — Просто осматриваюсь, — сказал Мейсон. Он отошел от умывальника, подошел к корзине для мусора, заглянул в нее и уже стал отходить, но вдруг остановился.
  Что-то приставшее к стене корзины шелохнулось от легкого движения воздуха и привлекло внимание Мейсона.
  Адвокат склонился над корзиной. Несколько невесомых белых перышек из страусиного плюмажа были брошены в корзину, судя по всему, еще мокрыми, и они пристали к стенке. Теперь, когда их концы высохли, они колыхались от каждого легкого дуновения воздуха, как листья дерева.
  Хозяйка тщательно разглаживала верх покрывала.
  Мейсон быстро ухватил большим и указательным пальцами несколько перышек. Сделав это, он заметил, что заставляло их крепиться к стенке корзины. Это были крошечные, однако заметные сгусточки чего-то красного у основания перьев. Кто-то явно предпринимал попытку отмыть их, но, так как сгустки не отходили, белые перышки были оторваны от страусового веера и брошены в мусорную корзину.
  Мейсон раскрыл бумажник, засунул в одно из его отделений эти перышки и обратился к хозяйке:
  — Не думаю, что нам стоит дожидаться ее.
  Женщина выпрямилась и критически осмотрела постель.
  — Если она молодая и нуждается в помощи, то позор, что вы не можете ее найти. — Хозяйка стянула в узел старое постельное белье и бросила на пол рядом с кроватью.
  — Действительно позор, — отозвался Мейсон, и было что-то такое в его голосе, что заставило хозяйку вскинуть голову и пристально вглядеться в лицо Мейсона.
  Глава 10
  Пол Дрейк с усталым видом вошел в контору Мейсона.
  — Ну и как, — спросил Мейсон, — было тяжело?
  — Довольно тяжело, — сказал Дрейк.
  — Что там произошло?
  — Там был сержант Дорсет. Он повел дело жестко.
  — Он вообще жесткий человек.
  — Это Шелдон повесил на дверь номера Каллендера табличку «Не беспокоить».
  — Ты уверен?
  — Так говорит полиция.
  — Как они это выяснили?
  — Осматривая комнату Каллендера, они обнаружили табличку «Не беспокоить», которая висела на своем обычном месте в шкафу. Когда же осматривали номер пятьсот десять, они не могли отыскать такой таблички. А утром она там была: номер осматривала горничная после уборки.
  — Что еще? Они получили какую-то информацию от людей, заходивших к Каллендеру?
  — Женщине, которая приходила в два двадцать три, была назначена встреча.
  — Ты уверен?
  — Да. Гостиничный детектив задержал ее в лифте. Она попыталась изобразить нечто вроде праведного возмущения, но он потребовал, чтобы она сказала, куда направляется, и она ответила, что в номер пятьсот одиннадцать. Детектив заявил, что в этом случае она должна воспользоваться внутренним телефоном и получить из номера подтверждение, что ее ждут. Он подошел вместе с ней к внутреннему телефону и позвонил в номер пятьсот одиннадцать. Когда Каллендер ответил, он передал ей трубку. Она сказала: «Это я. Я внизу. Гостиничный детектив заставил меня позвонить. Я сейчас буду». Каллендер — постоянный клиент этого отеля. Они дают ему всяческие поблажки. Кто-то другой, возможно, и спустился бы в холл, чтобы встретиться с девушкой в такое время. Девушка назвала гостиничному детективу свое имя — Лоис Фентон.
  Каллендер был дико требовательным в отношении своего утреннего кофе. Он не хотел вставать с постели, пока ему не принесут горячий кофе. Он оставлял заказ заранее вечером, если хотел получить утром кофе. Именно поэтому официант и постучал и попытался открыть дверь, несмотря на то что на ней висела табличка «Не беспокоить».
  Теперь другое. Эта девица Фентон уже заходила к Каллендеру раньше. Ее видела горничная, когда та выходила в два часа ночи из номера Каллендера. Он стоял на пороге и говорил что-то вроде «Ну, до свидания». Выглядел он довольно мрачно. Горничная сказала, что девушка пошла к лифту, затем как будто передумала, вернулась и стала спускаться по лестнице. Горничная бы сообщила администрации, если бы это все не касалось Каллендера. Он там лицо привилегированное.
  — Это была та же самая женщина, Пол?
  — Описание подходит к ней один к одному.
  — Значит, полиция делает вывод, что преступница — Лоис Фентон, так?
  — Так. А Шелдон — соучастник. И потом, они еще кое-что обнаружили, Перри. Очень странную отметину на стене, похожую на кровь.
  — Какую отметину?
  Дрейк сказал:
  — Полиция еще не представила конкретного отчета об этом, но из их описания я, кажется, догадываюсь, что это.
  — И что же это?
  — Похоже, что веером из страусовых перьев, запачканным кровью, хлестнули по стене, чтобы очистить его от этой крови. Такое полукруглое пятно со множеством нитеподобных брызг, довольно симметричных.
  Мейсон сжал губы.
  — Сколько у меня есть времени?
  — Не знаю.
  — Фолкнер сказал им, что я там был?
  — При нас — нет, но, когда мы уходили, полиция задержала и его и Джулиана, чтобы допросить.
  — Они скажут?
  — Черт возьми, Перри, они должны рассказать. Я и сам здесь замешан. Я нашел эту лошадь и приволок ее сюда и… ну, в общем, полиция захочет разобраться.
  Мейсон с удивлением взглянул на него.
  — Какое, к дьяволу, отношение имеет к этому делу лошадь? — спросил он.
  — К дьяволу? — воскликнул Дрейк. — Это часть всего этого дела.
  — Почему ты так думаешь?
  — Ну ты ведь попросил у меня людей для поисков этой лошади как раз в то же время, когда… Слушай, ну разве лошадь не связана со всем этим?
  Мейсон взглянул на него нахмурившись.
  — Ты что, собираешься рассказать полиции обо всем, чем ты занимался?
  — Нет, Перри, конечно нет, но… Слушай, черт возьми, я же должен буду ответить на их вопросы.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон. — Когда они спросят тебя о лошади, расскажи им о ней. Но пока они тебя о ней не спросят, ни черта не говори.
  Когда дверь за Полом Дрейком закрылась, Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — У тебя есть под рукой карандаш, Делла?
  В ответ она взяла карандаш, положила на колени блокнот для стенографических записей и подняла брови, ожидая, когда Мейсон начнет диктовать.
  Мейсон объяснил:
  — Я хочу составить расписание и сделать его в хронологическом порядке. Как ты думаешь, в какое примерно время мы подъехали к отелю?
  — К «Ричмеллу»?
  — Да.
  — Я взглянула на часы, — сказала она, — когда мы въехали в город. Было час с чем-то — минут восемь второго, я думаю.
  Мейсон сказал:
  — Если округлить, то мы подъехали к отелю примерно в час двадцать. В это время как раз официант Гарри из ночного клуба звонил Каллендеру. Мы не знаем, в котором часу он вышел. Начинай прямо заносить это в таблицу, Делла. Допустим, час двадцать — приход Гарри. Затем поставь прочерк, где время его ухода.
  Затем время, в которое, как мы теперь знаем, кто-то был в номере, это два часа — когда горничная увидела неизвестную женщину. Это могла быть Лоис Фентон, покидавшая номер. Далее мы имеем Шелдона, он выходил из номера примерно в два двадцать одну. В два двадцать три женщина, которая назвалась Лоис Фентон, возвратилась в номер, а в два тридцать две или два тридцать три опять ушла. В два сорок четыре вошел молодой мужчина, в два часа сорок четыре минуты десять секунд он ушел. В три часа две минуты Шелдон выписался. Напечатай все это по часам, пожалуйста.
  Делла Стрит заправила маленький листок бумаги в пишущую машинку и напечатала расписание:
  1.20 — Гарри, официант, входит в номер.
  — Гарри выходит.
  — Входит женщина.
  2.00 Женщина выходит.
  — Входит Шелдон.
  2.21 — Шелдон выходит.
  2.23 — Девушка, назвавшаяся Лоис Фентон, входит в номер.
  2.33 — Лоис Фентон выходит.
  2.44 — Входит молодой мужчина.
  2.44.10 — Молодой мужчина выходит.
  3.02 — Шелдон выписывается.
  Она протянула Мейсону страницу. Адвокат начал было читать, но раздался стук, и Герти распахнула дверь из приемной. Заглянув в контору, она подождала, пока Мейсон кивнул.
  — Заходи, Герти. Что случилось?
  — Мистер Мейсон, — сказала она, — я не хотела говорить вам это по телефону, потому что боялась, что вы, возможно, не захотите ее видеть. Она ждет там, внизу, и, бог ты мой, она просто роскошная женщина.
  — Я так понимаю, кто-то произвел на тебя впечатление, Герти…
  — Произвел впечатление! — воскликнула Герти и закатила глаза, придав им экстатическое выражение. — Если бы у меня была такая фигура — если бы я думала, что когда-нибудь могла бы иметь такую фигуру, — я бы никогда не взяла в рот ни мороженого, ни масла, никогда бы не взглянула ни на одну конфету, и… Мистер Мейсон, она просто бесподобна, великолепна.
  — А как ее имя? — сухо спросил Мейсон.
  — Ее имя, — сказала Герти, — Шери Чи-Чи. Именно так она назвалась. Я ее никогда здесь не видела, но…
  — Я абсолютно уверен, что нам надо посмотреть на нее. Проводи ее сюда.
  Девушка, которую Герти провела в контору, была та самая танцовщица с веерами, что Мейсон и Делла Стрит видели прошлым вечером в Паломино.
  — Здравствуйте, мистер Мейсон, здравствуйте, мисс Стрит, — сказала она, улыбаясь.
  На Шери Чи-Чи был костюм из традиционного твида цвета соли с перцем. Узкая короткая юбка обтягивала бедра. На ногах были хорошие нейлоновые чулки. Когда она проплыла через контору, короткая узкая юбка никоим образом не уменьшила ее женского обаяния. Она протянула руку Мейсону.
  — Так приятно снова вас видеть, — спокойно произнесла она.
  — Садитесь, — пригласил Мейсон, вопросительно глядя на Деллу Стрит.
  Танцовщица разместилась в мягком кожаном кресле около стола Мейсона. Она сделала инстинктивный жест, одернув юбку, затем непринужденно перекинула ногу на ногу и рассмеялась, глядя Мейсону в лицо.
  — Вы удивлены? — спросила она.
  Мейсон покачал головой.
  — После того как я увидел вас, я больше не стал смотреть представление в Паломино прошлым вечером.
  — Не стали?
  — Нет. Я отправился в город.
  — На машине?
  — Да.
  — Один?
  — Со мной был Гарри. Вы, конечно, помните Гарри. Здорового официанта…
  — Да, я помню Гарри. Понимаете, — сказала она, — я все время думала, что вы нашли мою лошадь, но, когда я обнаружила, что все, что вы нашли, это пара вееров, ну, тогда я решила кое с кем встретиться.
  — Подождите-ка минуту, — остановил ее Мейсон. — Сначала давайте все поставим на свои места. Вы не моя клиентка.
  — Нет, разумеется нет.
  — И вы ведь не Лоис Фентон?
  — Нет.
  — Однако вы воспользовались ее именем.
  — Да.
  — И вы пришли сюда, потому что вам что-то надо.
  — Все правильно.
  — И что же это?
  Она улыбнулась во весь рот.
  — Какой вы быстрый.
  — Может, и быстрый, но вам что-то надо, и я хочу выяснить, что именно.
  — А почему такое рвение?
  — Хочу узнать, какое будет вознаграждение.
  — Никакого не будет.
  Мейсон в молчании откинулся в кресле. Пальцы молодой женщины перебирали кромку юбки, образуя на ней маленькие складочки, затем снова выпускали материю.
  — Вы не чувствуете, — произнесла она, растягивая слова, — что вы должны что-то рассказать об этих двух веерах?
  — Кому?
  — Кому-нибудь.
  — Все относительно. Как звали того, кому вы сообщили о веерах и лошади?
  — Джон Каллендер.
  — Вы знаете, что с ним случилось?
  Левой рукой она провела вдоль всего гладко натянутого чулка на правой ноге, которая покоилась на левом колене.
  — Да.
  — Если вы хотите мне что-то сообщить, то вам следует это сделать.
  — Я зашла к Джону Каллендеру рассказать о случившемся. Он рассчитывал, что мне удастся заполучить лошадь.
  — Когда вы его видели?
  — В начале третьего ночи.
  — Продолжайте.
  — Честное слово, мистер Мейсон, я рассказала Каллендеру абсолютно все о том, что произошло между нами. Показала два веера, которые мне принесли. Я предположила, что вы вообще не нашли лошадь.
  — Что было дальше?
  — Он велел мне не быть дурой и сказал, что вы просто полощете мне мозги, что на самом деле вы нашли лошадь и что эти два веера — просто для отвода глаз. Сказал, чтобы я вновь встретилась с вами.
  — И что потом? — спросил Мейсон.
  — Я попыталась встретиться с мистером Каллендером примерно час назад, и мне сказали, что он мертв, разумеется, его убили. Я подумала, что мне надо прийти к вам и откровенно рассказать, что произошло.
  — Почему?
  — Потому, что не хочу быть замешанной в этом деле. Я испугалась, что, не дай бог, вам придут в голову не те мысли и вы выложите их полиции и прессе.
  — С Каллендером было все в порядке, когда вы уходили от него?
  — Конечно. Горничная в холле видела, как я выходила, а Джон стоял на пороге. Он кого-то ждал. Я решила, что мне, наверное, надо поделиться с вами.
  — С чего это такой внезапный интерес ко мне?
  — Потому что если вы будете знать действительные обстоятельства, то не станете привлекать ко мне внимание. Если бы я не пришла, у вас… в общем, у вас могли бы появиться не те мысли.
  — Поэтому вы решили прийти ко мне?
  — Да.
  — Это была ваша идея?
  — Гарри посоветовал мне пойти.
  — И что Гарри предложил сказать мне?
  — Правду.
  — Вы сказали ее?
  — Не всю.
  — Ну, в таком случае почему бы вам не завершить начатое?
  — Я ждала, когда вы станете задавать вопросы.
  — Расскажите все, что хотите мне рассказать, а потом я буду задавать вопросы.
  Девушка сказала:
  — Я знаю Лоис Фентон около двух лет. Лоис и я, мы обе выступали в одной программе. У нас одинаковые фигуры. Мы вообще очень похожи друг на друга. Когда Лоис вышла замуж, она не собиралась продолжать карьеру. Ее танец имел большой успех, а я была просто девушкой из шоу, но я была честолюбива. Чего только я не пробовала, пытаясь устроиться куда-нибудь в шоу, где требовались девушки. Это была не жизнь! Кинорежиссеры в поисках звезд не рыскают по этим помойкам. Когда несколько месяцев назад Лоис вышла замуж, я спросила, не могла бы я выступать вместо нее. Понимаете, менеджер, который был у Лоис, устроил ее в шоу, лишь представив ее фотографии и рассказав, чем и как она занималась до этого, и, если бы я сразу начала выступать под ее именем, никто никогда бы не догадался, что это не она.
  — Вы спросили Лоис о том, можете ли вы это предпринять?
  — Да.
  — И что она ответила?
  — Она сказала мне: «Действуй». Мы подписали договор.
  — Продолжайте.
  — Это, в общем, все. Я стала выступать под ее именем. Скопировала ее платья, перекрасила волосы в тот же цвет, что и у нее. Но в то же время я использовала сценический псевдоним Шери Чи-Чи. Всюду, где могла. Потому что, вы понимаете, это был мой собственный псевдоним, и я хотела прибегнуть к нему в том случае, если бы что-нибудь случилось и вдруг кто-то сказал бы, что я вовсе не Лоис Фентон. Я хорошо работала, но я не хочу обманывать вас, мистер Мейсон. Не думаю, что все мои выступления были на том же уровне, что и выступления Лоис. Но я выступала. И выступала очень хорошо.
  — Что было дальше?
  Девушка ответила:
  — Затем случилось то, чего я, прямо скажем, не ожидала.
  — Что именно?
  — То, что должно было случиться. Лоис не поладила с мужем. Она ушла от него.
  — И?..
  — Ну, разумеется, она решила снова выступать, и под своим именем. Захотела опять работать вместо меня. Ей надо было на что-то жить.
  — И что сделали вы?
  — Я не собиралась так просто отдать все, чего мне удалось добиться.
  — Что же произошло?
  — У Лоис был собственный номер в Броули. Она там имела огромный успех, и тогда она… в общем, она решила возвратиться и вернуть себе все мои ангажементы. Я думаю, она была не права.
  — Вы пошли к Каллендеру? — спросил Мейсон.
  — Нет, получилось иначе. Каллендер сам пришел ко мне.
  — Когда?
  — Два или три дня назад.
  — Где это было?
  — В маленьком городке, где я выступала перед тем, как приехать в Паломино.
  — Что ему было надо?
  — Он сказал, что у него была очень дорогая лошадь и ее украли или она заблудилась; он предположил, что кто-то нашел ее и что этот кто-то, наверно, перепутал, так как лошадь была у его жены, которая действует под своей девичьей фамилией Фентон. Он опасался, что все это создаст много путаницы. Хотел, чтобы я дала ему одно письмо и подписала другое, причем поставила подпись Лоис Фентон. Но ему не удалось надуть меня. Я знала, что это все махинации, но он обещал, что отвяжется от меня и проследит, чтобы я не влипла в какую-нибудь неприятность. Он объяснил, что ему нужна моя помощь, так как тот, кто нашел лошадь, узнает, что лошадью владела Лоис Фентон, танцовщица с веерами, и что, возможно, он захочет лично переговорить с ней, чтобы вернуть лошадь. Он предложил мне двести пятьдесят долларов. Я попыталась вытянуть у него триста пятьдесят. Но ничего не вышло, так что пришлось взять то, что мне предложили. В общем, вот и все. Я подписала эти письма. Я думала, что лошадь у вас. Действовала я так, как велел Каллендер. Если вы не будете распространяться об этом деле, нам обоим будет лучше.
  — А где была все это время настоящая Лоис?
  — Не знаю. Она пробовала завладеть моими ангажементами, но я сказала ей, что так дела не делаются. Если бы антрепренер сообразил, что дело нечисто, мы бы загремели обе. Мы дали ей понять, что она попадет в крупную передрягу.
  — Кто это мы?
  — Я и Гарри.
  — Это ваш муж?
  — Нет.
  — Он принимает в вас большое участие?
  — Да.
  Мейсон забарабанил пальцами по крышке письменного стола.
  — Ну вот, — продолжала Шери Чи-Чи, — я хотела, чтобы вы узнали о лошади и о письмах, которые я написала, и о том, как получилось, что я действовала под именем Лоис Фентон. У меня был письменный договор с Лоис, где она разрешала использовать ее имя, выступать под этим именем и делать собственную карьеру, пользуясь ее именем.
  — Где этот договор? — спросил Мейсон.
  — Я не знаю. Он был у Джона Каллендера.
  — А у вас нет копии?
  — Нет, адвокат не сделал копии. Это было просто письмо, которое она мне написала своей собственной рукой. Мы обе подписали его, но она не сняла копии. Когда Джон Каллендер захотел, чтобы я написала вам письмо насчет лошади, он сказал, что оставит у себя на несколько дней этот договор, поскольку собирается охранять мои интересы. Я согласилась. Он имеет здесь, в Вэлли, большое влияние. Я дала ему договор, а он мне — двести пятьдесят долларов.
  — У вас с Лоис были проблемы с тем ангажементом в Броули?
  — Да.
  — Вы ее там встречали?
  — Да.
  — Как она была тогда одета?
  Шери Чи-Чи улыбнулась.
  — Была одета не она.
  — Я имею в виду…
  — О-о, я поняла. Да, я скопировала ее костюмы. В конце концов, черт возьми, мне надо было на что-то жить. Я все время стремилась как-то вырасти на сцене, с тех пор как Лоис вышла замуж. Я не собиралась уходить только из-за того, что у нее изменились планы. У нее был богатый муж. Он мог содержать ее. У меня никого не было.
  — Кроме Гарри, — вставил Мейсон.
  — Оставьте намеки, — огрызнулась она. — Не путайте телегу с лошадью.
  — Что вы делали после того, как вышли от Каллендера в два часа этой ночью?
  — Спустилась вниз в холл, а затем встретилась с Гарри.
  — Гарри ждал на улице около отеля?
  — Да.
  — Затем вы вернулись снова, около двадцати минут третьего.
  Она выпрямилась в кресле. Ее глаза расширились.
  — Куда вернулась, мистер Мейсон?
  — Вернулась в номер Каллендера.
  Она медленно отрицательно покачала головой.
  — Гостиничный детектив говорит, что вы возвращались.
  — С какой стати? Нет, мистер Мейсон, я не возвращалась.
  — Он помнит это очень отчетливо, — настаивал Мейсон. — Вы вернулись в отель, пересекли холл и направились к лифту. Одеты вы были примерно так же, как сейчас, и у вас в руках был скрипичный футляр. Естественно, вы привлекли внимание гостиничного детектива. Он остановил вас и захотел узнать, что вы там делали. Вы сказали, что хотели встретиться с одним из постояльцев отеля, и он потребовал, чтобы вы сказали с кем. В результате вы ответили, что с мистером Каллендером. Гостиничный детектив позвонил в номер Каллендера, затем подозвал вас к телефону и прослушал, о чем вы говорили. Вы сказали, что поднимаетесь. Разумеется, Каллендер просил вас поторопиться. Вы сели в лифт и поднялись наверх. Вы вошли в номер Каллендера примерно в два двадцать три и оставались у него девять или десять минут.
  Она отчаянно покачала головой, отрицая это.
  — Это была не я, мистер Мейсон. Я была у него без четверти два. А в два часа ушла. У меня не было никакого повода для возвращения.
  — Вы сказали, что кто-то видел, как вы уходили? — спросил Мейсон.
  — Да. В коридоре была горничная, когда я выходила в два часа.
  — Дальше?
  — Я пошла к лифту, но затем передумала. Мне пришло в голову, что можно с таким же успехом спуститься пешком. В отелях обычно не очень-то любят, когда девушки снуют взад-вперед по ночам, — в общем, вы меня понимаете, мистер Мейсон… Я не такая уж дура. Чтобы сделать артистическую карьеру, приходится всем этим заниматься, причем не один раз. Я и не пытаюсь скрывать своих — можете их назвать деловыми — качеств. Я и одеваюсь таким образом, чтобы привлекать достаточно внимания. Это часть моего бизнеса, мой дополнительный источник дохода. Когда девушка идет по улице такого городка, как Броули или Паломино, она хочет, чтобы на нее смотрели. Мужчины присвистывают, глядя на нее, говорят о ней, а затем приходят и платят деньги, чтобы посмотреть, как она танцует.
  — Итак, вы решили спуститься пешком?
  — Да. Пошла вниз по лестнице в холл.
  — И вы не возвращались в два двадцать две или два двадцать три?
  — Никогда, мистер Мейсон.
  — И вы, конечно, можете это доказать?
  — Разумеется. Я была с Гарри.
  — Как долго?
  Она встретила взгляд Мейсона с полным спокойствием.
  — Так долго, сколько было необходимо, мистер Мейсон.
  — Я в курсе, что Гарри приходил к Каллендеру примерно в час двадцать ночи, — сообщил Мейсон.
  — Гарри? О нет, вы ошибаетесь.
  — Нет. Гарри приходил к нему.
  — Может быть, к кому-то еще на этом этаже, но не к Джону Каллендеру.
  — К Джону Каллендеру, в час двадцать.
  — Хорошо, а что, если и приходил? Джон Каллендер был жив, когда я уходила от него в два часа, и горничная видела, как он стоял в дверях, провожая меня. Она узнала нас обоих.
  — Что-нибудь еще? — спросил Мейсон, решив закончить эту тему.
  — Да. Я знаю, что Артур Шелдон был в номере прямо напротив по коридору от номера Джона Каллендера. Я знаю, что Артур Шелдон, ну, в общем, всегда ухлестывал за Лоис. Вы мне нравитесь, мистер Мейсон. Думаю, что вы со мной вели честную игру. Я считаю, что мне следует рассказать вам это, чтобы вы, ну, в общем, не споткнулись. Теперь вы знаете, что к чему.
  — Вы собираетесь по-прежнему использовать имя Лоис Фентон? — задал очередной вопрос Мейсон.
  — Не знаю. Думаю, что да. Мне оно нравится больше, чем Айрин Килби. Моя сценическая карьера построена на этом имени. Все мои контракты оформлены на это имя. Ангажементы тоже на это имя.
  — Учтите, будет много всяких кривотолков, особенно в прессе.
  Она обхватила руками колени, закинула назад голову и рассмеялась.
  — Вы думали, меня это напугает?
  — Я хотел проверить, какова будет ваша реакция.
  Она взглянула на свои ноги и похвасталась:
  — Я очень фотогенична, мистер Мейсон.
  — Иными словами, вам импонирует любой шум вокруг вашего имени.
  Зазвонил телефон, номер которого знали немногие. Мейсон кивнул Делле Стрит. Она водрузила аппарат на его стол и сняла трубку.
  — Алло… — Затем обратилась к Мейсону: — Будете разговаривать с Полом?
  Мейсон буркнул что-то неопределенное.
  — Пол говорит, это важно.
  — Не обращайте на меня внимания, — сказала Шери Чи-Чи. — Вы можете перейти в другую комнату и говорить там или изъясняться иносказательно. — И она понимающе улыбнулась Мейсону.
  Мейсон взял трубку:
  — Хэлло, Пол. Что там у тебя?
  — Ты один? — спросил Дрейк.
  — Нет.
  — У тебя клиент?
  — Не совсем так.
  — Детектив, который обнаружил лошадь, — сообщил Дрейк, — сейчас везет ее сюда. Он позвонил с дороги. Будет здесь через час. Он ждет инструкций. Что нам с ней делать?
  — В самом деле, что? — спросил Мейсон.
  — Черт возьми, Перри, ты же не можешь припарковать и автомобиль, и прицеп с лошадью прямо здесь, рядом со служебным зданием? На стоянку въехать со всем этим тоже нельзя. Что, черт возьми, может делать человек с лошадью в городе? Где ты собираешься ее пристроить? Не держать же ее в шкафу!
  — Ты можешь перезвонить мне через полчаса?
  — Думаю, что да, но мой парень на телефоне ждет указаний.
  — Есть заведения, которые специально занимаются такими вещами, — сказал Мейсон.
  — Ты имеешь в виду, что надо поместить ее в какую-то платную конюшню за городом? Может, в какую-нибудь школу верховой езды?
  — Именно так.
  — Тогда кому-то надо будет при этом коне находиться.
  — Конечно.
  — О’кей, я понял…
  — Подожди-ка, не вешай трубку, — попросил Мейсон. — Затея, о которой мы говорим, состоит из двух частей.
  — Что ты имеешь в виду, Перри?
  — Именно то, что сказал.
  — Я что, должен догадаться?
  — Вот именно.
  — О’кей, я буду рассуждать, как мне подсказывает чутье. Это оседланная лошадь. То есть мы имеем две вещи — лошадь и седло.
  — Это не то, что я имел в виду.
  — Тогда туловище и ноги.
  — Нет. Это то же, что и на серебряном долларе.
  — Орел и решка, — догадался Дрейк.
  — Правильно.
  — О’кей, Перри, давай рассуждать отсюда.
  — Что касается ног, — продолжал Мейсон. — У тебя кто-нибудь есть, кого можно было бы поставить на дежурство у твоей конторы?
  — В данный момент нет, Перри. Но через четыре или пять минут будет.
  — Это может быть уже поздно, — сказал Мейсон, — но сделай все, что в твоих силах.
  — Мне надо иметь приметы.
  — Я пришлю к тебе с ними Деллу, — пообещал Мейсон, — и подумаю, стоит ли еще раз с тобой биться об заклад. Тебе слишком везет.
  Мейсон повесил трубку, раскрыл бумажник, вынул оттуда двадцатидолларовую бумажку и вручил ее Делле Стрит.
  — Дрейк выиграл, — произнес он.
  — Ну и везет же ему, — ответила как-то поспешно Делла. — Вот уж не думала, что он выиграет!
  — Я сам не думал, — сказал ей Мейсон. — Но он выиграл, будем же честными партнерами и заплатим ему как полагается. Отвези ему двадцать долларов, Делла, и передай мои поздравления.
  Делла взяла деньги и пошла к двери, ведущей в коридор, но вдруг обернулась и кинула на Мейсона быстрый понимающий взгляд. Он ответил ей почти незаметным кивком. Делла Стрит вышла. Ее быстрые шаги слышались, пока не щелкнул автоматический замок и не захлопнулась дверь.
  — Итак? — обратился Мейсон к Шери Чи-Чи.
  — Нет никакой причины, чтобы мы не стали с вами добрыми друзьями.
  — Вы находите, что я недружески к вам настроен?
  — Нет, но я думаю, что вы можете измениться, если…
  — Если что?
  — Если решите, что это будет в ваших интересах. Точнее, в интересах вашего клиента. Я бы очень не хотела, чтобы так случилось. Я умею ценить дружбу, но для врагов я мегера.
  — Мне интересно знать, что случилось после того, как вы покинули отель «Ричмелл» около двух часов этой ночью. Куда вы отправились?
  — Кое-куда.
  — С Гарри?
  — С Гарри.
  — Вы не скажете мне имя вашего антрепренера?
  — Скажу, конечно. Его зовут Сидни Джексон Барлоу из Мэйберри-Билдинг.
  — Он также и антрепренер настоящей Лоис Фентон?
  — Что касается работы, — сказала она холодно, — есть только одна Лоис Фентон. Это я!
  — А он знает, что вас двое?
  Она покачала головой.
  — Вы собираетесь рассказать ему?
  — Если это будет отвечать моим интересам, то да.
  — Разумеется, вы понимаете, что у меня нет никаких причин умалчивать об этом, — предупредил Мейсон.
  — Я сообщила вам его имя.
  — Но я мог бы легко узнать это через множество своих источников.
  Она мило улыбнулась ему.
  — Именно поэтому я и дала вам его имя, мистер Мейсон. Если бы я знала, что вы не сможете этого сделать, я бы не сказала. Не думаю, однако, мистер Мейсон, что у меня возникнут какие-либо сложности в будущем, поскольку сейчас здесь переизбыток танцовщиц с веерами.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я имею в виду, что если детектив из отеля «Ричмелл» сможет подтвердить, что Лоис Фентон заходила к Джону Каллендеру в два двадцать три этой ночью, то полиция позаботится, чтобы она больше не путалась у меня под ногами. И это, в общем, все, что я хочу сказать, мистер Мейсон. Я больше не могу отнимать ваше драгоценное время.
  — Ну что вы. Я очень рад. Вы мне не оставите адрес, по которому я мог бы связаться с вами?
  — Ну разумеется, мистер Мейсон, в любое время.
  — Спасибо. Прекрасно.
  — Просто позвоните Сидни Джексону Барлоу в Мэйберри-Билдинг и спросите у него, где в настоящий момент выступает Шери Чи-Чи. Когда бы вы ни захотели еще со мной пообщаться, я всегда в вашем распоряжении. — Она, улыбаясь, гибко поднялась со стула и протянула через стол руку. Сильные мускулистые пальцы коснулись руки Мейсона. — Большое вам спасибо, мистер Мейсон, и всего хорошего.
  Мейсон поднялся и пошел к двери, через которую можно было пройти в приемную, но танцовщица остановила его:
  — Если вы не возражаете, мистер Мейсон, я бы предпочла выйти через другую дверь, ту, что ведет прямо в коридор. Через нее вышла ваша секретарша, когда понесла выигрыш мистеру Дрейку.
  Она прошла через контору, открыла дверь, одарила Мейсона сердечной улыбкой, и вскоре послышался отрывистый, быстрый звук ее шагов по коридору.
  Мейсон дождался, пока дверь тихо затворится, вернулся на свое вертящееся кресло у стола и стал ждать.
  Через пять минут пришла Делла Стрит.
  — Передала Полу мое послание? — спросил Мейсон.
  — Угу.
  — Пол что-нибудь сказал?
  — Да. Он потребовал описание.
  — Ты объяснила ему ситуацию?
  Делла Стрит рассмеялась.
  — Я сказала ему, что описаний не требуется, все, что необходимо, это поставить детектива в этом квартале и посоветовать ему полагаться на инстинкт: если он вдруг начнет за кем-то слежку, то, значит, именно за этим человеком и нужно следить.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Ну а все-таки, что же произошло?
  — Я думаю, человек Пола дежурил там всю ночь, — ответила она. — Он ожесточенно названивал кому-то, когда я уходила из конторы. Я спустилась на лифте вниз и встала около урны. Таким образом я могла бы предупредить сотрудника, выставленного Полом для опознания человека, за которым надо начать следить. Он должен был войти через парадный вход отеля, встать там, откуда видно урну, и, когда эта женщина прошла бы мимо меня, я бы с ней заговорила.
  — Она ничего не заподозрила, когда увидела тебя около урны?
  — Не думаю. Я стояла, разговаривая с девушкой у конторки. Когда Шери Чи-Чи вышла из лифта, я ей улыбнулась. Она прошла прямо через холл, чтобы сообщить мне, что вы были просто обворожительны. Мы поболтали несколько секунд, затем она попрощалась и вышла на улицу. Вы знаете, что такое холл отеля в это время. Люди входят и выходят, спешат к лифту, но — бог свидетель! — все замерло, когда проходила она!
  — Это прекрасно, Делла, — сказал Мейсон. — Распоряжайся здесь. А я отправляюсь в контору Пола Дрейка, чтобы помочь ему с помещением и кормежкой для лошади.
  Глава 11
  Мейсон находился у Пола Дрейка меньше десяти минут, когда в частное бюро Дрейка ворвалась Делла Стрит.
  — Угадайте, что случилось! — воскликнула она.
  — Еще одна лошадь, — мрачно произнес Дрейк.
  Делла покачала головой и улыбнулась Мейсону.
  — Еще одна танцовщица с веерами. Лоис Фентон. Я думаю, что на этот раз это именно она и есть.
  Мейсон резко отодвинул стул.
  — Увидимся позже, Пол. — Вслед за Деллой Стрит он вышел в коридор. — Как она одета, Делла?
  — Абсолютно идентично. Почти такой же цвет волос, и выглядит почти точно как та, другая девушка.
  — А что с Герти? — спросил, ухмыляясь, Мейсон.
  — Герти — сплошные нервы. Сначала она подумала, что это Шери Чи-Чи вернулась в контору. А теперь она заявляет, что садится на диету и учится прохаживаться с тем же кокетством, что и танцовщицы с веерами.
  — Давай-ка взглянем на эту девицу, — сказал Мейсон, отворяя дверь своей частной конторы.
  Делла Стрит взяла телефонную трубку:
  — Попроси, чтобы она поднялась, Герти. — Повесив трубку, она раскрыла свой блокнот для стенографических записей.
  Молодая женщина, которую Герти ввела в контору, прошла прямо к Перри Мейсону, протянула ему руку почти в той же манере, что и Шери Чи-Чи. Мейсон, поднявшись, поздоровался с ней и представил:
  — Мой секретарь, мисс Стрит. Все, Герти.
  Явно нехотя, со вздохом, который был слышен во всей конторе, Герти медленно затворила дверь и вернулась к коммутатору в приемную.
  — Присядьте, пожалуйста, мисс Фентон. Мисс Стрит — мой личный секретарь, она занимается моими делами. У меня от нее нет секретов. Она фиксирует то, что мне сообщают клиенты, вы можете полностью положиться на ее порядочность.
  Лоис Фентон села. Обнаружив, что, сидя в большом кожаном кресле, невозможно избежать того, чтобы короткая юбка не обнажала колени, она отодвинулась на краешек, быстрым и гибким движением сложила ноги и обратилась к Перри Мейсону:
  — Я поняла, что Артур Шелдон разговаривал с вами обо мне?
  — Да, слушаю вас.
  — Он сказал, что надо прийти к вам и вы мне поможете, если дела пойдут плохо.
  — Ну и как, плохи дела?
  — Вы слышали, что случилось с Джоном Каллендером?
  — Да.
  — Вы знаете, что он был моим мужем?
  — Я слышал об этом.
  — Я готовилась начать дело о разводе. Это каким-то образом меняет обстоятельства?
  — Никакой разницы. Вы его вдова. Если бы он оставил завещание, лишая вас средств к существованию, тогда — одно дело, при этом речь не идет о вашей общей собственности. Но в случае, если он не оставил такого завещания, то по закону вы становитесь обладательницей всего его состояния.
  — Деньги меня не интересуют, единственное, что меня заботит, — это мой брат, Джаспер Фентон.
  — Разумеется, — подчеркнул Мейсон, — то, что между вами и вашим мужем были раздоры, имеет значение для полиции.
  — Они будут думать, что это я его убила?
  — Возможно.
  — Пожалуй, вы лучше задавайте мне вопросы.
  — Если вы расскажете мне, что произошло прошлой ночью, мисс Фентон, я смогу больше узнать об этом деле.
  — Вы знаете, что я была в номере Артура, когда вы заходили?
  — Да.
  — А как вы об этом догадались?
  — Я обнаружил бумажные салфетки, которые вы бросили в мусорную корзину.
  — Я была в ванной. Слышала все, что говорилось. Я все ждала, что Артур скажет вам о том, что я в ванной. Он не сказал. Я жутко нервничала. Когда вы постучали, я решила, что это мой муж. Я кинулась в ванную и заперла дверь. А когда поняла, что это вы, со мной случилась прямо истерика. Я… в общем, я там в ванной разревелась. Вы ушли, а я вернулась в комнату к Артуру и поняла, что лицо меня выдаст, когда я уйду.
  — Что сказал Артур?
  — Что я должна немедленно уходить и мне надо ему позвонить и дать знать, что у меня все в порядке.
  — Что вы сделали?
  — Я постояла около зеркала, привела лицо по возможности в порядок и заявила ему, что не могу идти через нижний холл в таком виде, потому что гостиничный детектив подумает, что я собираюсь свести счеты с опостылевшей жизнью.
  — А потом?
  — Я знала, что Джон Каллендер был в номере прямо напротив по коридору. Знала, что он посылал за моим братом Джаспером, что он пытался шантажировать Джаспера и хотел через него выйти на меня.
  — Продолжайте.
  — Ну, я вышла из номера Артура, посмотрела на дверь номера пятьсот одиннадцать и вдруг сообразила, что если бы я дала понять Джону, что, как бы он ни старался, ему никогда не заполучить меня назад, то он, возможно, прекратит преследовать Джаспера. Это был один из тех внезапных импульсов, которым иногда поддаются женщины и…
  — Можете не отчитываться, — перебил Мейсон. — Дайте мне факты, и побыстрей. У меня мало времени.
  — Я прошла через коридор к номеру пятьсот одиннадцать, — сказала она. — Очень тихо постучала. Джон открыл дверь. Я вошла и все ему выложила. Я заявила, что, если он попытается сделать Джасперу какую-то пакость, я с ним никогда больше не заговорю до конца жизни. Сказала, что прошло то время, когда он мог заставить меня вернуться, шантажируя Джаспера, что я с ним покончила навеки, насовсем, раз и навсегда.
  — Что было дальше?
  — Я вышла из номера. Он, сардонически ухмыляясь, распахнул передо мной дверь. Я думаю, он мог попытаться помешать мне уйти, но именно тогда мимо по коридору проходила горничная, поэтому он сказал: «В таком случае прощай». Я ничего не ответила и направилась к лифту. Он закрыл дверь, и вдруг я поняла, что боюсь его. Мне показалось, что до лифта идти очень долго. Я вспомнила, что недалеко от его номера видела дверь с табличкой «Выход на лестницу». Вернулась назад, рванула на себя эту дверь и помчалась вниз по ступенькам. Я сбежала по лестнице на четвертый этаж, затем на третий и на второй. Дальше лестница вышла на балкон бельэтажа вокруг холла. Там есть комната, где можно писать письма, и я села за один из столов, как будто собиралась тоже что-то написать, взяла лист бумаги, сложила его, положила в конверт, сошла вниз по лестнице, огромной, как жизнь, опустила конверт в почтовый ящик и вышла из отеля.
  — Что вы делали потом?
  — Пыталась найти своего брата.
  — Где вы его искали?
  — В разных местах. Заглянула в некоторые ночные заведения, где, как я думала, он мог быть.
  — А теперь я хочу получить честный ответ на свой вопрос. Я хочу, чтобы вы ответили мне, не виляя. Вы возвращались в отель хоть раз после этого?
  — Вы имеете в виду «Ричмелл»?
  — Да.
  — Нет. Точно нет.
  — Вы не возвращались, чтобы зайти к Каллендеру примерно в два двадцать?
  — Нет.
  Мейсон поднялся, походил взад-вперед по комнате, остановился, резко повернулся и внезапно спросил:
  — Вы не возвращались в холл отеля примерно двадцать минут третьего ночи, не шли к лифту, никто вас не задерживал?
  Она покачала головой.
  — Этот человек — гостиничный детектив. Он спросил вас, куда вы направляетесь, и вы ответили, что идете к одному из постояльцев; он потребовал, чтобы вы ему сказали, к кому именно, и вы в результате сообщили, что к Джону Каллендеру.
  — Нет. Совершенно точно. Ничего подобного.
  — Вы не подходили вместе с гостиничным детективом к телефону, он не звонил в номер Каллендеру, тот ему не ответил, детектив не передал вам трубку, чтобы вы сказали Каллендеру, что находитесь в холле и хотите, чтобы он предложил вам подняться к нему?
  — Ничего подобного.
  — Когда вы заходили к Каллендеру, у вас был в руках скрипичный футляр?
  — Нет.
  — А у вас есть скрипка?
  — Да.
  — Есть от нее футляр?
  — Да.
  — Где он?
  — Среди личных вещей в багажнике моей машины. Понимаете, когда я ушла от Джона, я, в общем, торопилась и решила, что сама буду зарабатывать себе на жизнь. Я взяла то немногое, что у меня было, действительно мои личные вещи, положила их в багажник своей старой машины и попросила, чтобы Джаспер отвез эту машину в город. Сама же взяла лошадь. Я знала, что в Вэлли-клубе в Броули требуются артисты. Я направилась туда и получила там работу.
  — И пока вы там были, вашу лошадь украли?
  — Или украли, или она заблудилась. Я всегда думала, что ее украли. Она была оседлана и взнуздана. Я ездила верхом. Обычно перед заходом солнца. Вы же знаете, там очень жарко и днем невозможно ездить верхом. Я, как правило, выезжала вечером. В тот день я каталась, пока не наступило время идти на работу, и когда я кончила кататься, то уже сомневалась, успею ли к первому акту. Я попросила человека, который ходил за лошадью, подождать пару часов, прежде чем расседлывать и разнуздывать ее.
  — Почему?
  — Потому что, во-первых, лошадь была взмылена и я не хотела, чтобы она входила в воду, пока не остынет, ну и, кроме того, я думала, что захочет покататься и мой брат.
  — А он спрашивал вас, нельзя ли ему будет покататься в тот вечер?
  — Да. Была лунная ночь, и он знал, конечно, что я буду работать у себя в ночном клубе.
  — Ну и что произошло?
  — Больше я не видела лошади. Когда я наутро спросила конюха, расседлал и разнуздал ли он ее, он сказал, что нет. Он предположил, что мой брат взял лошадь и не привел ее назад. Я знала, разумеется, что это ерунда. Нашла Джаспера и спросила его об этом. Оказалось, он приходил, чтобы взять лошадь, но ее не было. Он думал, что конюх расседлал ее, поэтому повернулся и ушел.
  — Вы обычно привязывали лошадь?
  — Нет. Просто закидывала вожжи на раму у яслей. Мне и в голову никогда не приходило, что она может уйти.
  — А вы думаете, она ушла?
  — По правде говоря, мистер Мейсон, я думаю, что лошадь украли. Практически каждый, кто проходил мимо и у кого хватило бы смелости, мог сделать это.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — теперь вернемся к вашей работе в Империал-Вэлли. Что вы делали после того, как уехали из Броули?
  — Это долгая история, — ответила она.
  — Я хочу услышать ее.
  — С первого дня, как стала танцевать с веерами, я имела большой успех. Я стремлюсь быть грациозной и стараюсь, чтобы мое выступление всегда было символом изящества и раскованности. Я не расхаживаю по сцене, сняв с себя все, что можно, как многие другие. Я действительно стараюсь делать то, что имеет какой-то смысл. Можете смеяться, но это так. Я свободна от условностей. Люди не любят всегда быть рабами условностей, и, ну, в общем, это трудно выразить словами… Там была девушка, сложенная почти в точности как я, она хотела стать танцовщицей с веерами. Я познакомилась с ней, пока выступала там. Она была в кордебалете. Это, в общем, невеселая жизнь для девушки. Им все перепадает — и шишки, и тяжелая работа, и развлекаются с ними тоже. Конечно, во многих заведениях такое не допускается, но если ты девушка из кордебалета, то и к этому приходится быть готовой — ну, в общем, это зависит от того, где работаешь. Во всяком случае, эта девушка не стала продаваться за деньги. Она была сама по себе. И естественно, хотела расти. И вот как-то раз, когда я уже выходила замуж, эта девушка, Айрин Килби, зашла ко мне и сказала, что я сделала себе имя и что у меня все выступления расписаны вперед, что не стоит их отменять. Почему бы ей не взять мое имя и не продолжить выступления в тех представлениях, которые уже запланированы? Она бы начала выступать под именем Лоис Фентон, но использовала бы сценический псевдоним Шери Чи-Чи, и постепенно люди привыкли бы именно к этому имени, и тогда она — как только публика привыкнет — постепенно вообще перестала бы использовать мое настоящее имя.
  — И вы согласились?
  — Я из великодушия сказала ей, чтобы она действовала.
  — Вы подписали что-нибудь?
  — Да. Именно здесь я и сваляла дурака. Я дала ей письмо, из которого следовало, что она могла использовать мое имя и мои ангажементы до тех пор, пока я не захотела бы снова вернуться на сцену; что я должна была получить назад свои ангажементы в любое время, когда бы у меня ни возникла потребность в этом. Мы обе подписали это письмо, но я не сделала копии. Письмо осталось у нее. Мой муж был свидетелем. Когда он расписался как свидетель, то сказал, что будет охранять мои интересы, поскольку знает условия, на которых мы заключили соглашение.
  — Что произошло, когда вы уехали из Броули?
  — Я не видела смысла в том, чтобы, вернувшись на сцену, снова, с самого начала создавать себе карьеру. Позвонила мистеру Барлоу и сказала ему, что я где-то потеряла расписание своих выступлений, и попросила его зачитать мне его по телефону. Он зачитал, и я все записала. Потом послала Айрин телеграмму, где сообщала, что она отныне должна действовать самостоятельно, так как на следующий день я уезжаю.
  — И что она?
  — Дала мне ответную телеграмму, что она уже воспользовалась всеми моими ангажементами. Заявила, что всего добилась благодаря своим способностям, что всюду выступала как Шери Чи-Чи и что я теперь должна поискать себе другие возможности. Она знала, что у меня не осталось копии того письма и что мой муж пальцем не пошевельнет, чтобы помочь мне. Он хотел, чтобы я потерпела полный провал. Он даже сказал ей имена всех моих обожателей.
  — Что вы предприняли?
  — Я решила, что надую ее. Говоря по правде, Айрин ничего собой не представляет как танцовщица. Просто раздевается и машет веерами. Она по-настоящему о веерах и не думает, а старается просто разыгрывать сладострастие. С этим все в порядке, когда перед тобой определенная публика, но надо ведь все время помнить, что в подобных ночных клубах практически не бывает приличных людей. А это значит, что они приходят посмотреть именно приличное представление, потому что с ними вместе приходят их жены или девушки и они совсем не хотят видеть что-то слишком откровенное. Поэтому я решила, что просто приду на следующее представление и начну выступление до того, как появится Айрин, и проведу сама все шоу. А потом, когда объявится Айрин и скажет, что она должна была выступать, я бы предложила ей выйти перед публикой, и пусть тогда менеджер выбирает — она или я. Я знала, что в этом случае с ней было бы все кончено.
  — Но вы этого не сделали?
  — Айрин обскакала меня. Она была в Паломино еще до того, как я смогла туда добраться. Ее дружок, Гарри, все устроил для нее. Тогда я решила дать ей закончить представление, а сама собралась поехать в другой клуб, где раньше выступала, рассказать менеджеру, что я закончила свое предыдущее представление раньше, и предложить ему — в качестве дополнительной приманки, — что в течение двух вечеров буду выступать за половину платы или что-нибудь в этом роде.
  — Что вы делали после того, как вышли от Каллендера в отеле «Ричмелл»? — спросил Мейсон. — У вас есть какое-нибудь алиби?
  Она отрицательно покачала головой.
  — Я должен на время изолировать вас, Лоис, — сказал Мейсон.
  — Почему?
  — Потому что у вас сейчас под ногами земля горит. Вас скоро начнет разыскивать полиция. Они станут просматривать регистрационные книги в отелях, будут передавать по радио описание вашей внешности, и каждый водитель в городе, у кого в машине есть радио, будет искать вас.
  — Город большой, — ответила Лоис Фентон.
  — Город-то большой, но вы в нем так же незаметны, как русалка, пытающаяся сесть в трамвай. У вас есть другие платья?
  — Да.
  — Где?
  — В отеле, где я остановилась.
  — Вы зарегистрировались под своим собственным именем?
  — Да. Я могу туда вернуться?
  Мейсон покачал головой:
  — Это исключено. У вас машина. Там есть что-нибудь из одежды?
  — Нет. Всякое барахло в багажнике, но одежды нет.
  Мейсон принялся ходить взад-вперед, затем сказал:
  — Я не могу допустить, чтобы вы вернулись в отель. Но я не могу позволить, чтобы все выглядело так, как будто вы от чего-то убегаете. Полиция может классифицировать ваше бегство как доказательство вашей вины. Бегство было бы самым худшим из всего, что могло бы случиться… Я понял, что надо делать! Я отвезу вас в такое место, где полиция не найдет вас и куда вы по логике вполне могли поехать, чтобы сменить одежду, если бы торопились и не хотели возвращаться с этой целью в отель.
  — Такого места нет, — произнесла она.
  — Нет, есть, — возразил Мейсон. — Вы поедете навестить свою лошадь. Мы поместили ее в Империал-Вэлли. Я сам занимался ее размещением.
  Ее лицо посветлело.
  — О-о, это чудесно! Скажите мне, мистер Мейсон, с ней ничего не случилось?
  — Нет. С ней все в порядке, есть только одна царапина. В задней луке седла застряла пуля.
  — Это все штуки Джона, — проговорила она с горечью. — Так он обделывает дела. Типично для него. Это все часть какого-то его плана. Не думаю, что кто-то вообще пытался обворовать дом, и…
  — Бог со всем этим, — перебил ее Мейсон. — Джона больше нет. Все дело в том, что вы очень привязаны к этой лошади, этой… Как ее кличка?
  — Звездочка.
  — Вы очень привязаны к Звездочке. Вы приходите ко мне в контору. Узнаете, что Звездочку нашли. Что она в какой-то конюшне за городом. Вам становится известно, что она немного пострадала. Что у нее царапина на крестце, где пуля полоснула кожу. И это только естественно, что вы бросаете все и тут же мчитесь взглянуть на лошадь. А увидев ее, начинаете беспокоиться о ней и опасаться, что, возможно, кто-то попытается снова умыкнуть ее. И захотите остаться при ней. Вы же должны быть довольно хорошей актрисой.
  — А какое это в данном случае имеет значение?
  — Черт возьми, — возмутился Мейсон. — Я дал вам сценарий. Что, я должен еще разучивать с вами роль?
  Глава 12
  На высоком дощатом заборе зелеными буквами было написано: «Объединенные конюшни и академия верховой езды Элит-Акме».
  — Это здесь? — спросил Мейсон.
  Дрейк кивнул. Он подрулил к стоянке около небольшого здания, где висела табличка «Контора». Все трое вошли внутрь.
  В помещении находился человек, занятый тем, что с неуклюжестью крупного мужчины выписывал кучу счетов. Отложив ручку, он поднял на них глаза, как бы радуясь тому, что можно сделать перерыв.
  — Чем могу быть вам полезен, друзья? — осведомился он.
  — Моя фамилия Дрейк. Я говорил с кем-то из ваших о том, чтобы поместить у вас лошадь, — представился Дрейк.
  — Ах да. Это вы со мной говорили. Лошадь только что доставили. Она пока еще в трейлере, там, за конюшнями. Человек, который ее привез, не очень-то в курсе ваших распоряжений. Хочу сразу спросить: какой корм вы хотите для этой лошади? У меня есть прекрасное сено и…
  — Сено и немного зерна, — сказала Лоис Фентон, одобряя эту идею. — Но только немного зерна. Я не хочу, чтобы она слишком разгорячилась, — ровно столько, чтобы поддерживать ее норов, чтобы можно было на ней выезжать. Если я буду в состоянии выбираться сюда кататься, вы сможете все это организовать?
  Мужчина посмотрел на нее с уважительным пониманием.
  — А она достаточно спокойна?
  — Абсолютно.
  — О’кей. Тогда я смогу ее подготовить.
  — Но не для езды по дорогам, — уточнила Лоис Фентон, — только для горных верховых троп. Я не хочу устраивать скачки.
  — Конечно, конечно, — успокоил ее мужчина. — У меня тут есть хорошие ребята. Когда я говорю «верховая езда», я имею в виду верховую езду. Хотите сейчас взглянуть на нее?
  — Да, пожалуйста.
  — Сюда, — пригласил мужчина и отворил заднюю дверь, которая вела прямо на круговой трек, опоясывающий забор с внутренней стороны. В самом дальнем конце располагались конюшни, а рядом с ними стоял трейлер, где помещалась лошадь. Два человека выгружали ее. Как только Мейсон, Дрейк и Лоис Фентон приблизились к трейлеру, они услышали гулкий стук конского копыта, бившего по опускаемой задней стенке трейлера. Мелькнула вскинувшаяся голова. Затем мгновенно показалась сама лошадь, натянувшая поводья, которые сдерживал парень, опиравшийся на прочно воткнутый в мягкую землю высокий каблук ковбойского ботинка.
  — Звездочка! — позвала Лоис Фентон. — Эй, Звездочка!
  Лошадь повернула голову и пошевелила ушами.
  — Звездочка! — снова позвала Лоис Фентон.
  Лошадь ответила тихим ржанием.
  — Отпустите ее, — попросила Лоис Фентон того, кто держал лошадь. — Теперь она никуда не уйдет.
  Мужчина взглянул на лошадь и выпустил поводья. Звездочка повернула к ним морду, пошевеливая ушами и поводя головой, поводья свободно болтались. Затем лошадь быстро повернула голову так, что поводья упали к ее ногам, и загарцевала вокруг них.
  — Смотрите, какая она умная, — сказала Лоис Фентон. — Она знает, что надо стоять смирно, когда поводья опущены, но, когда она хочет куда-то пойти, просто поворачивается таким образом, чтобы не наступить на поводья, и — поглядите, как она переступает.
  Лоис Фентон сделала несколько шагов по направлению к животному. Лошадь подошла к ней, снова заржала, гортанно выразив обожание, ткнула Лоис головой, затем подняла мягкий бархатистый нос, потерлась им о щеку девушки и как бы улыбнулась, подняв верхнюю губу.
  Мужчина, который работал на конюшне, засмеялся и сказал:
  — Это ее лошадь, можете не сомневаться.
  — А где седло? — спросил Мейсон, направляясь к сотруднику Дрейка, сидевшему за рулем этой машины.
  — На заднем сиденье, — объяснил он, — я взнуздал ее по новой. Старые поводья остались вместе с седлом. Один повод поврежден. Вот у меня его конец.
  — Вы хотите получить что-то авансом? — обратился Мейсон к владельцу академии верховой езды.
  — Парень, я всегда хочу денег, когда бы их ни предлагали, — горячо сказал тот.
  Мейсон вынул бумажник и вручил ему пятидесятидолларовую бумажку.
  — Хорошенько ухаживайте за лошадью.
  Тот посмотрел на купюру с почтением, затем сунул ее в карман брюк.
  — Конечно, мы позаботимся о ней. С ней будет все в порядке. Вообще, откуда эта лошадь? Из Империал-Вэлли?
  — Оттуда, по соседству, — ответил Мейсон. — В случае если молодая дама захочет побыть с лошадью день или два, здесь есть поблизости какое-нибудь место, где бы она могла остановиться?
  — Примерно в четверти мили отсюда у дороги есть мотель.
  — Приличное место?
  — Вполне.
  — Прекрасно, — сказала Лоис Фентон. — Я там остановлюсь, а когда мне понадобится лошадь, позвоню. Я полагаю, кто-нибудь из ваших парней сможет ее туда привести?
  — Да, мэм. Если вы остановитесь не дальше этого мотеля, то это возможно.
  Лоис Фентон улыбнулась Перри Мейсону.
  — Теперь я не волнуюсь, — сказала она. — Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне.
  Глава 13
  Контора, разыскиваемая Мейсоном, располагалась на верхнем этаже складского помещения, где все было какое-то непривычное — даже коридоры и выходящий в них лифт.
  Лифтер, который управлялся с медлительной громыхающей кабиной, настороженно устремил на Перри Мейсона глаз, пораженный каким-то недугом, как бы стремясь выведать, что адвокату нужно. Мейсон спросил, как пройти к конторе Сидни Джексона Барлоу, антрепренера.
  — Четвертый этаж, — произнес он и громыхнул дверцей лифта. — Как повернете направо, так прямо ее и увидите.
  Это был высокий мужчина, когда-то бывший блондином. Теперь же на его черепе вокруг ушей и на затылке топорщились какие-то драные клочки. Длинные поникшие усы уныло свисали с верхней губы.
  — У Барри целый выводок молодых кобылиц, — внезапно сообщил лифтер.
  — Неужели?
  — Точно. Давно его знаете?
  — Нет.
  — Хороший парень. Вы от него поимеете пользу. Только не просите адресов. Адреса — это его главный капитал.
  — А для холостяцких компаний у него что-нибудь найдется? — спросил Мейсон.
  — Все самое лучшее, — сказал лифтер. — Ну вот мы и приехали — четвертый этаж. Контора Барлоу по коридору направо.
  Мейсон поблагодарил его и направился по коридору. Табличка, висевшая на двери, гласила: «Сидни Джексон Барлоу. Входите».
  Мейсон именно так и поступил.
  Контора состояла из длинного ряда стульев, выстроившихся вдоль стены, для того, видимо, чтобы произвести впечатление на случайного посетителя и доказать, что у этого Барлоу — солидное по своим масштабам дело, что хотя сейчас, быть может, и затишье, не сезон, скучный день, однако в конторе дела идут как обычно и актеры и актрисы терпеливо ждут в длинной очереди, чтобы их принял очень важный мистер Барлоу, скрытый за дверью из красного дерева, на которой выгравировано золотом: «Личный кабинет».
  Когда Мейсон вошел в комнату, его тонкий слух сразу уловил легкий гудящий звук, идущий из-под двери красного дерева. Из-под ковра около двери отчетливо доносился звук электрического звонка, предупреждавшего находящихся в кабинете о посетителях.
  Почти в тот же момент сногсшибательная блондинка с блокнотом, тремя или четырьмя карандашами и как минимум с полудюжиной писем в руке отворила дверь и великолепной походкой торопливо прошествовала к пишущей машинке, стоявшей в углу. Она походила на одну из тех перегруженных работой секретарш, которые пытаются выиграть минуты, чтобы справиться с делами.
  — Здравствуйте, — приветствовала она Мейсона. — Вы хотели бы видеть мистера Барлоу?
  — Именно так.
  — Пожалуйста, назовите свое имя.
  — Мейсон.
  — С какой целью вы хотели бы его увидеть?
  — С творческой.
  — Вы имеете в виду, что хотите заключить ангажемент на какие-то программы?
  — Что-то в этом роде.
  — Подождите минуту, — произнесла секретарша, мило улыбаясь.
  Она промчалась во внутренний кабинет, аккуратно прикрыла за собой дверь, но через десять или пятнадцать секунд появилась снова и опять улыбнулась адвокату:
  — Вы можете войти, мистер Мейсон.
  Сидни Джексон Барлоу сидел за столом, заваленным бумагами и телеграммами. С первого взгляда казалось, что все это громоздилось на столе в полном беспорядке, но более внимательный наблюдатель заметил бы, что письма лежали по диагонали к телеграммам и, таким образом, были видны все даты. Стены кабинета украшали десятки профессионально сделанных и подписанных фотографий, мужчины на которых, считалось, имели представительный профиль, а фотографии женщин в основном запечатлевали округлости, ноги и глаза, женщины были на них в низко вырезанных платьях, с хорошо подчеркнутой грудью или вообще без платьев.
  Барлоу, массивный, лысый, в очках с толстыми стеклами, кинул холодный, оценивающий взгляд на посетителя.
  — Что вы хотели, мистер Мейсон?
  — Я хотел поговорить с вами в отношении кое-чего стоящего.
  — Да-да. Мы располагаем необычайным соцветием талантов. Мы в состоянии предложить вам практически все, что вы пожелаете в развлекательной области.
  — Я хотел поговорить с вами конкретно о танцовщице с веерами.
  — Ах да. Что-нибудь такое… э-э… интимное для вечера в охотничьем домике, мистер Мейсон, или, может быть, у вас у самого ночной клуб где-нибудь?
  — Я хотел поговорить с вами об одной конкретной танцовщице, — уточнил Мейсон. — Некоей Лоис Фентон, сценический псевдоним которой, как я полагаю, Шери Чи-Чи.
  Холодные глаза Барлоу внезапно подернулись пеленой.
  — Да, — сказал он, — что именно вы хотели узнать о мисс Фентон, мистер Мейсон? Разумеется, вы понимаете, что наши адреса — это наш капитал и…
  — Я имею в виду совсем не то, — перебил Мейсон. — Меня интересует, приходило ли вам в голову, что вам может быть предъявлено обвинение в том, что вы совершили акт мошенничества в отношении этой танцовщицы?
  — Боюсь, я не понимаю, о чем вы, мистер Мейсон.
  — Лоис Фентон, с которой вы недавно подписали контракт, — это совсем не та Лоис Фентон, с которой вы имели дело шесть месяцев назад.
  — Это невозможно! — воскликнул Барлоу. — Более того, мистер Мейсон, я хотел бы уразуметь ваши мотивы, ведь вы бросаете мне такое обвинение.
  — Я адвокат…
  — О-о!
  — …Перри Мейсон, — продолжал адвокат, кладя свою визитную карточку на стол Барлоу. — Возможно, вы слышали обо мне.
  — О-о! — снова воскликнул Барлоу, и на этот раз в его голосе отчетливо прозвучала нота беспокойства.
  — Вы организуете просмотры актеров, которых ангажируете, до того, как подписываете ангажемент?
  — Да, конечно.
  — Вы видели, как танцует Лоис Фентон?
  — Да.
  — Когда?
  — Ну, я не знаю, мистер Мейсон. Это было какое-то время назад. Я не могу сейчас назвать точную дату.
  — Она произвела на вас впечатление?
  — Это совершенно замечательная танцовщица с веерами, мистер Мейсон. Из тех, у кого прекрасные характеристики.
  — У вас были фотографии?
  — Профессиональные?
  — Да.
  — Разумеется, они у меня были. Хотите взглянуть?
  Мейсон кивнул.
  Барлоу нажал кнопку звонка.
  Открылась дверь, и на пороге появилась блондинка, эталон секретарши.
  — Слушаю, мистер Барлоу.
  — Принесите мне досье Лоис Фентон, — сказал он.
  Блондинка подошла к стальному стеллажу с папками, отворила его и вручила Барлоу одну из папок. Барлоу раскрыл ее и положил перед Мейсоном фотографию размером восемь на десять на глянцевой бумаге.
  С фотографии смотрела молодая изящная женщина, улыбающаяся перед камерой, части ее обнаженного тела были скрыты двумя веерами из страусовых перьев.
  — Это единственная фотография, которая у вас есть?
  — Нет, у нас есть еще те, что мы рассылаем в рекламных целях. Элси, где эта папка с фотографиями?
  Секретарша пересекла кабинет, открыла шкаф, вынула около двух дюжин глянцевых фотографий и подала несколько Барлоу.
  Барлоу протянул их Мейсону. На них была изображена Айрин в повседневной одежде, в том самом костюме с короткой юбкой, что был на ней, когда она приходила в контору Мейсона. Были фотографии, запечатлевшие ее и без одежды, с двумя умело поднятыми веерами, которые служили ей костюмом.
  Мейсон внимательно всмотрелся в снимки, затем объявил:
  — Так я и думал, Барлоу. Это не одна и та же девушка.
  — Что?! — недоверчиво воскликнул Барлоу.
  — Это другая девушка.
  Барлоу взял две фотографии, подержал их рядом, сравнил.
  — Черт меня побери! — сказал он, сдерживая дыхание.
  Белокурая секретарша подошла к Барлоу и взглянула через его плечо.
  — Как это могло произойти, что ты не распознала всего этого, Элси? — спросил ее Барлоу, не глядя ей в лицо.
  Она промолчала.
  Барлоу отложил фотографии и внимательно посмотрел на Мейсона.
  — Чьи интересы вы представляете?
  Мейсон посмотрел ему прямо в глаза.
  — Лоис Фентон.
  — Которой?
  — Настоящей.
  — Как случилось, что она мне раньше ничего не говорила об этом?
  — Она не знала, что происходит.
  Барлоу облизнул губы кончиком языка.
  — Ах, черт! — тихо и отчетливо произнесла секретарша.
  — Вот что, Элси, — проговорил Барлоу в порыве сопереживания, — не впутывайся в это дело. Это вопрос…
  — Черт, — повторила она, на этот раз громче и ожесточеннее.
  Барлоу вздохнул с выражением человека, находящегося под башмаком у жены, который не в состоянии больше что-нибудь сделать. Он пробормотал извиняющимся тоном:
  — Моей секретарше приходится делать массу канцелярской работы из-за этих ангажементов. — И, закончив таким образом свое заявление, он откинулся на спинку вертящегося кресла, скрестив руки у себя за шеей, как бы завершая тем самым беседу и вроде опуская занавес между собой и своим посетителем.
  — Мне кажется, что ваша секретарша несколько скептически настроена в данный момент, — произнес Мейсон.
  — Вы чертовски правы, — сказала девушка. — Вы только мне не говорите, что Лоис Фентон ничего не знала о том, что кто-то шурует под ее именем. Такого просто быть не может, во всяком случае, сколько я здесь нахожусь — такого не припомню. Эта фотография Шери Чи-Чи была сделана три месяца назад.
  — Мисс Фентон, — пояснил Мейсон, — была очень занята.
  — Это вы так считаете.
  — Ну-ну, не нервничай. Не оскорбляй мистера Мейсона, — пробурчал Барлоу.
  — Она побывала в лоне супружеской жизни, — продолжал Мейсон. — А теперь столкнулась с семейными проблемами и хочет вернуться к своей профессии. Она обнаружила — через вашу халатность, мистер Барлоу, — что кто-то поднажился на ее прошлом успехе, как теперь очевидно, при вашем попустительстве.
  — О’кей, — сказала блондинка спокойно-деловым тоном. — Давайте кончать с этим. Чего вам надо? Выкладывайте.
  — Я хотел бы переговорить с дамой, которую вы ангажировали как Лоис Фентон, то есть с Шери Чи-Чи, — заявил Мейсон. — У вас, без сомнения, есть ее адрес.
  Барлоу принялся поглаживать свой гладкий подбородок. У него был хороший маникюр.
  — Я думаю, мне лучше посоветоваться со своим адвокатом.
  — О’кей, если вы предпочитаете поступить таким образом, — согласился Мейсон. — Думаю, что, возможно, я бы мог сделать так, чтобы вы не фигурировали в этом деле, что вы просто оказались невинной жертвой неправильно истолкованного факта.
  — К чертям собачьим эту затею с адвокатом! — воскликнула блондинка. — Давай-ка я займусь этим делом, Сидни.
  Она обошла вокруг стола и присела на его краешке около Мейсона, одной ногой упершись в ковер и нервно-изящно покачивая другой.
  — Что будет, если вы поговорите с этой женщиной и окажется, что она пришла к нам с согласия самой Лоис?
  — В этом случае моя клиентка вынуждена будет снять с вас ответственность.
  — Предположим, эта женщина не захочет с вами разговаривать?
  Мейсон улыбнулся:
  — Это будет мерилом вашей честности.
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы вовсе не обязаны говорить ей что-либо о цели моей встречи с ней. Вы можете просто сказать, что человек, который интересуется ее артистическими способностями, будет здесь через час и что вы бы хотели, чтобы она нашла время и поговорила с ним.
  — Могут быть неприятности, — пробормотал Барлоу.
  — Не суйся в эти дела, Сидни! — рявкнула через плечо блондинка. — Я этим занимаюсь. А какого рода будет эта встреча, мистер Мейсон?
  — Это будет зависеть от обстоятельств.
  — Скандальная?
  — Вовсе нет. Я просто хочу выяснить факты.
  — Для чего?
  — Чтобы защитить свою клиентку.
  — Послушайте, вы же не настолько глупы, чтобы полагать, что можете отправиться в суд, возбудить дело против танцовщицы с веерами и вытянуть из нее какие-то деньги.
  — Ситуацию можно изменить, — сказал Мейсон.
  Глаза секретарши сузились.
  — За час?
  — Да.
  Она обернулась к Барлоу:
  — В таком случае почему бы и нет?
  Барлоу пожал плечами.
  — О’кей, — согласилась секретарша. — Она придет сюда.
  — Спасибо, — поблагодарил Мейсон и вышел.
  Из аптеки, расположенной за два квартала, Мейсон позвонил в контору, набрав номер своего прямого телефона, который находился в его кабинете.
  Когда Делла Стрит подняла трубку, он предупредил:
  — Будь осторожна, когда станешь отвечать, Делла. В кабинете кто-нибудь есть?
  — Нет.
  — А в конторе?
  — Двое клиентов, которым не была назначена встреча. Я им объяснила, что вы сейчас в деловой командировке и я не знаю, возвратитесь ли вы вообще сегодня. Они оба решили немного подождать на всякий случай — вдруг вы вернетесь.
  — Кто-нибудь еще?
  — Нет.
  — Меня кто-нибудь спрашивал?
  — Нет.
  — За мной следят, Делла, — сказал Мейсон. — Я думаю, полиция. Это подтверждает тот факт, что они не звонили мне в контору.
  — И долго за вами «хвост»?
  — С тех пор, как после возвращения из мотеля я вышел из конторы. Они повисли на мне во время похода к Барлоу.
  — Что вы хотите, чтобы я сделала?
  — Только будь осторожна и не действуй так, будто не знаешь, где я нахожусь. Я не хочу, чтобы полиция думала, что я нарочно избавился от их «хвоста».
  — А вы избавились от него?
  — Еще нет.
  — Но избавитесь?
  — Да.
  — Еще что-нибудь?
  — Лейтенант Трэгг пойдет к Барлоу и будет задавать ему вопросы. Затем он придет задавать вопросы тебе. Ответь, что я сказал тебе, будто должен выехать из города по делам и что, возможно, не вернусь до завтрашнего вечера. Скажи это как-нибудь поестественней.
  — О’кей. Что еще?
  — Закрой контору в пять и иди домой. За тобой может быть «хвост». Делай вид, что не замечаешь его, если он будет. Помни, что все надо делать естественно, не вызывая подозрений.
  — О’кей. Это все?
  — Будь умной девочкой, — сказал Мейсон.
  — Буду.
  Глава 14
  Тишина раннего утра все еще висела над землей, прохладная, как прикосновение кончиков пальцев к горячему лбу больного.
  Мейсон направил машину на шоссе, ведущее к ранчо Фрэнка Лоринга Нолана, развернулся около конюшни и, объехав ранчо, подрулил к задней двери дома.
  Пес с обрубленным хвостом закатился нервным, возбужденным лаем, как будто ждал, что хозяин вот-вот оборвет его, и стремился успеть обрушить на гостей весь диапазон этой звуковой какофонии.
  Задняя дверь отворилась. Крупный мужчина, с животом, распирающим надетый на него комбинезон, дружелюбно ухмыльнулся при виде машины, бросив собаке:
  — Замолчи, Батч.
  Пес повилял своим обрубком в знак того, что услышал приказ хозяина, однако продолжал заливаться.
  Мужчина нагнулся, подобрал небольшой камешек и запустил им в пса, который тут же перестал лаять, покрутился вокруг росших поблизости кустов и уселся в тени, откуда мог обозревать все происходящее, разинув пасть и высунув язык.
  Мужчина приблизился к машине.
  Мейсон открыл дверцу, вышел наружу и приветственно улыбнулся.
  — Вы Нолан?
  — Так точно.
  — А меня зовут Мейсон.
  — Очень приятно, мистер Мейсон.
  — Я полагаю, вы очень заняты, — сказал Мейсон.
  — Всегда есть чем заняться.
  — Не хочу отрывать вас от дел, но меня интересует…
  — Вас интересует лошадь, — прервал его Нолан, и по его лицу расплылась улыбка.
  — Откуда вы знаете? — спросил Мейсон.
  — Эта лошадь, — рассмеялся Нолан, — похоже, становится знаменитой.
  — Как же так вышло?
  — Черт меня побери, если я знаю, но тут уже побывала куча людей, и все интересуются этой лошадью. Сначала заявился один парень и сказал, что он действует от лица владельца. Симпатичный такой молодой человек, предлагал заплатить сколько надо за ее уход и забрать лошадь. Ему все было о ней известно, поэтому я подумал, что он говорит правду.
  — Да, я знаю о нем, — сказал Мейсон. — Он действительно представляет владельца.
  — Ну, я-то вообще доверчивый, — сказал Нолан. — А вот жена, она более подозрительная. Она записала номер его машины.
  Мейсон кивнул с одобрением.
  — Через пару часов после того, как он отъехал, — продолжал Нолан, — я не я буду, если сюда не наведался еще один друг, который так и лез ругаться и все выведывал насчет лошади. Оказалось, что это полицейский детектив из города. Он хотел узнать, как я понял, что тот парень, который приезжал до него, был от владельца лошади. Я объяснил, что тот мне полностью описал ее и при этом сам сказал, что он от владельца, а для меня этого было достаточно. На это он только фыркнул: мол, любой может сказать такое. Ну, в общем, я тут задумался, меня это стало немного беспокоить. Я пошел посоветоваться с женой, а она говорит, что надо бы записать номер машины и этого парня. Мы так и сделали, а он уехал.
  — А потом?
  — Вчера вечером ко мне приехал шериф, — продолжал Нолан, — и все выспрашивал меня о лошади, хотел разузнать, откуда она взялась и все такое, и предупредил, что не следует болтать языком, когда приезжают разные люди и задают всякие вопросы. В общем, такие дела, мистер Мейсон. Я не должен слишком болтать языком кое о чем.
  — Ну, — произнес Мейсон невинным тоном, — если вы расскажете мне, о чем можно говорить и о чем нельзя, почему бы в таком случае нам не поговорить о том, о чем нельзя, и…
  Хозяин ранчо засмеялся, откинув назад голову.
  — Я так смекаю, что вы адвокат.
  — Точно, — подтвердил Мейсон.
  — Послушайте, я уже где-то слышал ваше имя. Вы ведь Перри Мейсон, так ведь?
  — Да.
  — Ну и ну, тогда мне надо заново вас поприветствовать. Я о вас понаслышан. Никогда и не думал, что встречу вас при таких обстоятельствах. Послушайте, а чего это вы интересуетесь лошадью?
  — Ну, если в общем, — ответил Мейсон, — то я пытаюсь кое-что выяснить, что может помочь моему клиенту. Есть вещи, о которых адвокат не может говорить, понимаете?
  — Если вы только расскажете мне, о чем вы не можете говорить, мистер Мейсон, — произнес с ухмылкой Нолан, — мы тогда и сообразим, что нам не следует обсуждать.
  Оба рассмеялись.
  — Скажите мне, — спросил Мейсон, — когда сюда заявилась эта лошадь?
  — Утром одиннадцатого числа. За полчаса до рассвета.
  — А как она пришла?
  — Да так же, как обычно приходят лошади, взяла и пришла на своих четырех ногах.
  Мейсон улыбнулся.
  — А как вы еще ожидали, чтобы она пришла?
  — Не знаю, черт возьми! — воскликнул Мейсон. — По тому, как вы выступаете тут, я подумал, что она могла опуститься на ранчо с парашютом.
  — Да нет же, она заявилась незадолго до рассвета. Загавкала собака. Этот чертов пес никогда на луну не брешет, вообще ни на что не реагирует. А уж когда залает, значит, действительно какой-то непорядок — он все лает и лает, пока не поймешь, в чем дело. Ну, я подумал, может, это койот или дикий кот бродит рядом с курятником, поэтому встал, прихватил свой дробовик и вышел с фонариком на двор. Тут пес выскочил на меня, как я только появился, побежал вперед, вроде чтобы показать мне, на кого он лаял, и дьявол меня порази, если это не была та лошадь. Стояла вся оседланная и взнузданная и слегка так фыркала.
  — И что вы сделали?
  — Отвел ее на конюшню, привязал ненадолго, потом разнуздал, дал ей сена, ну и расседлал.
  — Вы не увидели ничего необычного, когда расседлали ее?
  Нолан поджал губы так, что они превратились в узкую тонкую полоску.
  — Я так понимаю, что это одна из вещей, про которые вы ничего не должны говорить, — сделал вывод Мейсон.
  — А я ничего и не сказал, — вымолвил Нолан. — А если вам заблагорассудилось читать мысли, то этого я не могу вам запретить.
  — Вы выходили поискать следы? — спросил Мейсон.
  — Вот это дельный вопрос, — одобрил Нолан. — Вы так говорите, как будто жили в деревне. Никто еще меня так не расспрашивал.
  — Ну, так вы выходили?
  — Да. Я вышел и стал искать следы. Лошадь пришла по дороге с севера. Она шла по обочине, там в пыли остались ее следы. Затем снова вернулась на шоссе. Как долго она там была, трудно сказать. Я так думаю, что мог бы по следам определить, откуда она пришла, если бы у меня было время, но тогда я не видел в этом никакого смысла. Я прошел назад по дороге, наверное, с полмили или около того, все думал увидеть кого-нибудь, кто упал с лошади. Никого не нашел, а к тому времени уже проезжали какие-то машины, и я подумал, что если кто-то и упал с лошади прошлой ночью и все еще где-то лежит, то уж одна из машин наверняка подберет его.
  — Что-нибудь еще?
  — Еще я знаю, что лошадь была напугана.
  — Откуда вам это известно?
  — Ну, вы знаете, этих лошадей с запада пестуют немного иначе, чем в восточных штатах. Хорошая гуртовая лошадь будет стоять смирно, пока у нее опущены поводья. Именно поэтому скотоводы часто и используют раздельные поводья.
  Мейсон кивнул.
  — Я эту лошадь уже пару раз испытал, — продолжал Нолан. — Я ее выводил и немного на ней поездил, соскакивал с седла, отпускал поводья, чтобы посмотреть, что же она будет делать.
  — Ну и что она делала?
  — Стояла, как будто привязанная. Лошади, они здорово сообразительные, мистер Мейсон, и когда лошадь, которую обучали стоять так, как обучена эта, решает уйти со своего места, значит, там что-то такое, что ей здорово не нравится. У этой был порван повод.
  — Кто-нибудь еще спрашивал вас об этом?
  — Нет, черт возьми, остальные ребята, которые тут побывали, все об этом знали. Вы первый, кто приезжает и спрашивает не так, как будто уже знает ответы на все вопросы, а я просто безмозглый деревенщина… А потом… — Нолан ухмыльнулся и закончил: — Вы и сами, как приехали, не больно умно вели себя.
  Мейсон рассмеялся.
  — Вы не пытались напугать лошадь, чтобы определить, насколько она возбудима?
  — Ну вот, — засомневался Нолан, — я и не знаю, надо ли мне говорить об этом?
  — Кто-то вам сказал не говорить?
  — Нет. Никому такое и в голову не приходило.
  — В таком случае не вижу никакой причины, чтобы вам не рассказать об этом.
  — Видите ли, мистер Мейсон, тут такие дела. Я стараюсь быть в хороших отношениях со здешним шерифом, и я так думаю, что у него самого хорошие отношения с городской полицией, и поэтому, я полагаю, они не хотят, чтобы я болтал кое о чем, что связано с этой лошадью.
  — Ну давайте будем друг с другом откровенны, Нолан, — сказал Мейсон. — Если на задней луке седла есть отметина от пули и полицейские потребовали, чтобы вы не болтали ничего об этой дырке от пули или о том, что в седле сидит пуля, я бы не хотел, чтобы вы об этом говорили.
  Нолан усмехнулся.
  — Если же, с другой стороны, — продолжал Мейсон, — вы думали о том, что же напугало лошадь, вывели ее и провели этот эксперимент, я бы хотел все же узнать, что вы обнаружили.
  — В общем, я действительно размышлял об этом.
  — В таком случае, — сказал Мейсон, — я полагаю, вы оседлали лошадь, взнуздали ее, поездили на ней по полю, затем слезли, отпустили поводья и стали ждать, что она будет делать.
  — Все так.
  — И что же она сделала?
  — Ничего. Стояла как стояла.
  — И тогда вы выстрелили, не правда ли?
  — Я полагаю, что вы сами разбираетесь в животных, так ведь? — спросил Нолан с оттенком уважения в голосе. — А если нет, то, значит, вы ясновидец. Я выстрелил, и она фыркнула и резво так выскочила отсюда. Я думаю, что она так бы и скакала до сих пор, если бы я не закрыл ворота выгона, где она паслась.
  — Полиция вас об этом не спрашивала?
  — Нет.
  — Мне бы хотелось поговорить с вашей женой, — попросил Мейсон.
  — Она вообще не любит незнакомых, — сказал Нолан.
  — Все равно я бы с ней поговорил.
  — Ну тогда пойдемте.
  Нолан повел его через заднюю дверь дома в кухню, наполненную запахами готовки. Худая женщина с лицом цвета пергамента стояла у раковины и мыла посуду.
  — Это моя жена, — представил Нолан. — А это мистер Мейсон.
  Женщина подняла голову, вытерла руки о полотенце, взглянула на Мейсона с некоторым подозрением, потом улыбнулась, подошла к нему и протянула руку.
  — Здравствуйте, — проговорила она.
  — Очень приятно познакомиться, — ответил Мейсон. — Ваш муж сказал мне, что вы самый бдительный член семьи.
  Ее тонкие губы вытянулись в прямую линию. Глаза сверкнули.
  — Он всегда так говорит.
  — А вы действительно такая?
  — Ну кто-то же должен присматривать за тем, что вокруг делается. Фрэнк Нолан для любого последнюю рубашку снимет. Думает, что кругом только честные и ходят.
  Мейсон с серьезным видом вынул бумажник из кармана, вытащил оттуда пятидесятидолларовую бумажку и протянул ее миссис Нолан.
  — Что это? — спросила она.
  — Это чтобы немного вас поддержать за вашу подозрительность, — объяснил Мейсон.
  — Не понимаю.
  — Ваш муж — разговорчивый, общительный человек. Он дружески настроен к людям.
  — Слишком дружески. А за что деньги?
  — В случае если кто-нибудь еще придет и будет задавать вопросы о лошади, то говорить должны вы, а не он.
  Нолан рассмеялся.
  — Боюсь, что так и разговора никакого не получится. Она…
  — Это не твое дело, Фрэнк Нолан, — отрезала жена. — Я этим буду заниматься. Я так думаю, что, если этот человек хочет заплатить мне за то, чтобы ты помалкивал, я уж постараюсь отработать эти деньги. О чем вы хотите чтобы он не говорил?
  — Обо всем.
  — Хорошо, — поняла миссис Нолан, — я думаю, таким образом нетрудно заработать пять долларов. Я уж заставлю его держать язык за зубами.
  — Тут не пять долларов, — сказал Мейсон.
  Она подошла поближе и поднесла бумажку к свету, вгляделась в нее и удивленно воскликнула:
  — Бог мой! Да тут пятьдесят!
  Мейсон улыбнулся на это, пожал руку Фрэнку Нолану и произнес:
  — Огромное спасибо.
  Адвокат направил свою машину в сторону севера, за ней помчался пес с обрубленным хвостом, лая на переднее колесо до тех пор, пока автомобиль не доехал до мощеной дороги.
  Проехав примерно полторы мили к северу, Мейсон свернул к почтовому отделению, носившему имя владельца — Кампо.
  Старая мексиканка, у которой правая рука была на перевязи, медленно пересекла широкую веранду некрашеного здания, вошла в дверь и исчезла.
  Хозе Кампо приблизился к машине.
  — Доброе утро, — поздоровался он. — Чем могу быть полезен?
  — Вы меня не узнаете? — спросил Мейсон.
  — Я… сеньор, я где-то раньше видел ваше лицо, но не могу вспомнить, где это было.
  — Я приехал узнать насчет женщины со сломанной рукой. Я из страховой компании.
  — Пожалуйста, сеньор, не беспокойтесь об этом, — взмахнул рукой Кампо, как бы отказываясь от любых услуг. — Нам ничего не надо. У меня нет никаких претензий. Не надо никакой страховки.
  — Но женщина застрахована.
  — Нет-нет, сеньор. Все в порядке. У нас нет претензий.
  — Рука срастается нормально? — справился Мейсон.
  — Доктор говорит, что все в порядке.
  — К какому доктору вы ее возили?
  — К доктору в Редлендсе.
  — Почему так далеко, в Редлендс?
  — В Редлендсе хорошие доктора.
  — Одни из лучших, — согласился Мейсон. — Но почему все-таки так далеко?
  — Она хотела туда, сеньор.
  — Хорошо. Теперь расскажите мне о лошади.
  — О лошади… О… Ах да, это тот сеньор, который оказался на шоссе в то время, когда произошел несчастный случай. Так-так, точно, его звали сеньор Мейсон. Ах да, я теперь вспоминаю.
  — А я хочу знать о лошади, которую Каллендер отдал вам на хранение, — сказал Мейсон.
  — Нет-нет-нет, это был не Каллендер. Другой человек.
  — Какой другой человек?
  — Такой ба-а-альшой.
  — Вы знаете танцовщицу с веерами по имени Шери Чи-Чи? — спросил Мейсон.
  — Знаю, конечно. Она приехала к нам с этим человеком насчет лошади, и — о-о, столько бед случилось из-за этой лошади.
  — А теперь перейдем к делу, — приступил Мейсон. — Начните с самого начала и расскажите мне все.
  — Это произошло в тот же день, что и несчастный случай.
  — Так что же стряслось?
  — Все началось, когда тот человек и Шери Чи-Чи, танцовщица с веерами, приехали на ранчо вместе с лошадью.
  — Как они доставили лошадь на ранчо?
  — Это было ночью. Ба-а-альшой человек сидел на лошади. Вот и все, что я знаю.
  — А Шери Чи-Чи, танцовщица с веерами?
  — Она приехала на машине, ехала очень медленно позади лошади. Была ночь. Первое, что я услышал, был стук копыт по дороге, так: цок, цок, цок. А потом я услышал, как ехал автомобиль, тихо так. Затем мой дом осветили фары, и эти люди вошли сюда. Это были очень хорошие люди, они хотели, чтобы я взял лошадь на несколько дней. Чтобы она постояла у меня на конюшне, и чтобы никто ее не увидел, и чтобы я позаботился и о седле и об уздечке.
  — Продолжайте.
  — И они мне хорошо заплатили. О-о, они и вправду заплатили мне хорошо, сеньор. Здесь я не могу пожаловаться.
  — А что случилось потом?
  — Затем, в тот же день, в тот самый день, когда произошел несчастный случай…
  — В среду, одиннадцатого числа? — уточнил Мейсон.
  — Я так думаю. Это и вправду было в среду. Да, я думаю, что одиннадцатого. Этот человек позвонил мне. Сказал, чтобы я оседлал и взнуздал лошадь и, в общем, подготовил ее.
  — Подготовил к чему?
  — Этого я не знаю, — ответил Кампо. — Он просто велел мне до ночи надеть седло и уздечку.
  — А что еще?
  — Предупредил, если меня будут спрашивать о лошади, то ответить, что она забрела на ранчо, что она была оседлана и взнуздана так, как я это сделал ночью; что я вроде боюсь, как бы у меня не случилось каких-нибудь неприятностей, и поэтому решил ее оседлать, взнуздать и отвести к шерифу.
  — Хорошо, что потом?
  — Я ее седлаю и взнуздываю, а затем все и происходит. Не той ночью, а утром.
  — Что?
  — Это случилось рано утром. Еще не рассвело, и цыплята что-то расшумелись. Где-то там прохаживался койот, хитрый-хитрый такой. У меня с ним и раньше были неприятности. Он всегда приходит задолго до рассвета.
  Моя тетка, Мария Гонзалес, она чутко спит, меня разбудила. Я услышал шум в курятнике и взял дробовик. Я выбежал из задней двери с фонарем. Держу фонарь и вижу два койотовых глаза, и тут я стреляю.
  — И что же произошло?
  — В койота я не попал, а лошадь ускакала.
  — Куда она ускакала?
  — А это уж я не знаю. Думаю, что уж точно недалеко. Было темно, и я погнался за койотом. Потом я решил: будет утро, поймаю лошадь. Ночью ведь ходи не ходи, все равно не найдешь. А койота я упустил. Это прямо дьявол какой-то. Слишком хитер.
  — Ну а лошадь так и ушла?
  — Нет-нет, сеньор. Я снова пошел спать. Стал ждать утра, чтобы идти искать ее.
  — И что потом?
  — Потом, — стал объяснять Кампо, — этот человек, который распорядился насчет лошади, я думаю, его зовут Гарри. Да, точно, Гарри. Фамилия его, сейчас припомню, да, вспомнил. Фамилия его Когсуэлл. Гарри Когсуэлл. Точно, его так звали. Позвонил Гарри Когсуэлл. Чтобы я привел лошадь на следующий день к шерифу. И просил, чтобы я еще принес два веера, которые эта девушка оставила на ранчо, когда здесь была.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — А что с веерами?
  — Я спросил Гарри насчет вееров, и он говорит, чтобы я привез их к нему в Броули. А лошадь — к шерифу. Но лошадь, ее нет. Настало утро, но я нигде не мог ее найти. Эта лошадь, она может стоять часами с отпущенными поводьями — стоять смирно, как привязанная. Я думал, что найду ее, что она так и будет стоять у въезда на ранчо, может быть, у ворот, но, сеньор, что мне было делать? Уже утро наступило, а лошади-то нигде не было.
  — Хорошо, и как вы поступили?
  — Со мной здесь моя тетка, Мария Гонзалес, я ее попросил, чтобы она взяла эти веера и отнесла их этому мужчине, Гарри, в Броули, а сам пошел искать лошадь.
  — Вы нашли ее?
  — Вот что нет, то нет, сеньор. Я ничего нигде не спрашивал, потому что Гарри сказал мне все о лошади держать в секрете.
  — А вы не нашли ее следов?
  — Я нашел ее следы. Нашел их у дороги. Она паслась там, поводья волочились по земле. Потом она нашла открытые ворота, вышла через них в поле, но в поле-то ее нет. А там на дальнем конце поля есть еще одни открытые ворота, а за ними жнивье, потом опять дорога, но там я уже не мог никаких ее следов отыскать. Исчезла, и все.
  — Ну и что вы сделали?
  — Ну, когда я ее не нашел, я уж и не знал, что делать. Подумал, что, может, обнаружу ее, если поспрашиваю соседей, но можно ли расспрашивать соседей? Вот этого я не знал.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Я знал, что моя тетка Мария Гонзалес должна была пойти к Гарри, и решил, что и мне надо бы быстрей повидать этого самого Гарри и выяснить, можно ли поспрашивать соседей.
  — Что дальше?
  — Ну, я быстро повез свою тетку Марию Гонзалес, и, в общем, все остальное вы знаете. Потом произошел этот несчастный случай. У нее теперь рука сломана.
  — А веера?
  — Клянусь вам, сеньор, я эти веера не воровал, и Мария Гонзалес их не воровала. Мы честные люди. Мы бедные, но мы не воруем. Эти веера кто-то вытащил из теткиной машины. Клянусь вам, сеньор. Они были в багажнике, и моя тетка Мария как раз переложила багажник чистыми газетами, чтобы веера не замарались.
  — А что Гарри?
  — Он очень разозлился, этот Гарри! Он подумал, что я утащил эти веера. Кричал, что я такой ленивый, что даже за лошадью не смог усмотреть. Было много всякого шума. Сказал, что нельзя никого ни о чем спрашивать. В общем, был очень плохой день.
  — А Гарри вы можете найти?
  — Нет, сеньор. Я не могу его найти.
  — Но вы бы узнали его, если бы снова встретили?
  — Это уж точно.
  Мейсон попрощался с ним.
  Глава 15
  Было раннее утро, когда Мейсон остановил машину около мотеля, где он оставил предыдущим днем Лоис Фентон.
  Было что-то сонно-унылое в атмосфере, окружавшей автокемпинг в полдень, когда те, кто отъезжает, уже отъехали, а те, кто остановится здесь, еще только устало пробиваются к месту своего назначения через мили и мили расстояния.
  Мейсон легко взбежал по ступенькам маленького коттеджа, который сняла Лоис Фентон, и постучал в дверь.
  — Кто там?
  — Мейсон. У вас все в порядке?
  Лоис Фентон открыла дверь.
  — Что нового? — спросила она.
  — Вы выглядите получше, — сказал Мейсон. — Как вы спали?
  — Так себе.
  — Вас собираются арестовать, — сообщил Мейсон.
  — Когда?
  — Возможно, очень скоро. Полиция засекла, где ваша лошадь. Они найдут и ее и вас через несколько часов. Для вас будет лучше, если вы начнете двигаться. Действуйте так, как стала бы действовать любая женщина в вашей ситуации, пусть они арестуют вас.
  — Как они узнали о лошади?
  — Они обыскали всю долину. Обнаружили человека, который ухаживал за ней.
  — Это… это Джаспер замешан здесь?
  — Я думаю, это все дело рук Айрин и ее дружка Гарри.
  — Чего вы от меня хотите?
  — Для начала, чтобы вы рассказали мне всю правду.
  — О чем?
  — О меблированных комнатах на Ист-Лагмор-стрит.
  Она прикусила губу.
  — Не плачьте, — нетерпеливо проговорил Мейсон. — Рассказывайте.
  — Я никогда не плачу.
  — Тогда рассказывайте.
  — Артур сказал, чтобы я никому ничего не говорила, даже вам.
  — Когда Шелдон вышел из отеля, — сказал Мейсон, — он отправился в меблированные комнаты в доме 791 по Ист-Лагмор-стрит. Он там зарегистрировался. Но самое странное при этом, что он зарегистрировался там заранее, еще до того, как узнал, что ему придется выехать из отеля. Вы знаете, зачем он это сделал?
  Несколько секунд она молчала. Затем вымолвила:
  — Он сделал это для Джаспера.
  — Вашего брата?
  — Да, Джаспер должен был приехать в город. Я хотела найти для него номер. Отели были заполнены. Артуру пришлось искать ему место в меблированных комнатах. Он зарегистрировался под своим собственным именем и взял ключ. Он хотел, чтобы там остановился Джаспер, но когда тот не появился, то, я думаю, он отправился туда сам и оставил эту комнату за собой после того, как выехал из отеля.
  — Теперь следующее, это очень важно, — предупредил Мейсон. — Вы сами появлялись там?
  — Вы имеете в виду меблированные комнаты?
  — Да.
  — Я была там в четыре часа утра.
  Мейсон присвистнул, затем, немного погодя, произнес:
  — Это и есть то самое, о чем Шелдон приказал вам никому не говорить?
  Она молча грустно кивнула.
  — Я чувствую себя такой подлой, мистер Мейсон, из-за всего этого.
  — Вы остались там у Шелдона?
  — Нет-нет, не у Шелдона! Я сняла отдельную комнату. Были комнаты, которые можно было снять таким образом…
  — Я все уже знаю об этом, — перебил Мейсон. — Но скажите мне, с какой целью вы сняли ее?
  — Я… ну, Артур дал мне слово, что встретится со мной.
  — Вы ему оставили адрес?
  — Да.
  — И что же?
  — Артур сказал мне, что, когда он снял комнату, он там что-то обнаружил.
  — Вы имеете в виду, что там кто-то был?
  — Нет. Кое-что.
  — Тело?
  — Нет-нет. Это было не тело. Нечто ужасное.
  — Что?
  — Один из моих вееров.
  — Ну и что с этим веером?
  — Он был буквально пропитан кровью. Это было… это было ужасно.
  — А Артур сказал о том, что он его обнаружил, когда оказался в этой комнате?
  — Да.
  — И что вы предприняли?
  — Тогда я сняла номер в тех же меблированных комнатах и занялась этим веером, отмывала его в тазу и вырывала самые пострадавшие перья.
  — Что потом?
  — Я его выбросила.
  — Куда?
  — Туда, где его никто не найдет.
  — Таких мест нет, — сказал Мейсон.
  — Есть, есть. Я взяла его с собой за город и там в пригороде закопала.
  — Где?
  — В поле.
  — Которое идет вдоль главного шоссе?
  — Нет. Я свернула на боковую дорогу и ехала, пока не добралась до поля. Вырыла небольшую яму лопатой — она у меня была в машине, такая маленькая садовая лопатка, — и закопала этот веер. Вот, в общем, и все.
  — В котором часу это было?
  — Примерно на рассвете.
  — Артур ездил с вами?
  — Нет.
  — Артур имел какое-либо представление о том, как на веер попала кровь?
  — Нет.
  — А о том, как веер попал в комнату?
  — Нет.
  Мейсон внимательно понаблюдал за ней с полминуты.
  — Вы знаете, что случается с маленькими девочками, которые обманывают своих адвокатов? — спросил он.
  — Что?
  — В деле об убийстве, — пояснил Мейсон, — они заканчивают в камере смертников в тюрьме Сан-Квентин, или, в лучшем случае, если это хорошенькие женщины, их приговаривают к длительному тюремному заключению. Как бы вам понравилось очутиться лет на десять в женской тюрьме Техаса? Десять лет тюрьмы. Это было бы неплохо, не так ли? Десять долгих лет, вырванных из вашей жизни, быть запертой в тюремной камере, никакой косметики, только громыхание железных дверей, тусклая рутина однообразных дней. Вы…
  — Замолчите! — закричала она. — Замолчите. Бог мой, чего вы хотите? Вытянуть все мои нервы?
  — Я хочу заставить вас сказать правду.
  — Я уже сказала вам правду.
  — Вам следует поторопиться и взглянуть в лицо фактам. В настоящий момент вы должны сесть в машину и отправиться в полицию. Вы только что слышали, что они хотели допросить вас.
  — Но, мистер Мейсон, — произнесла она в панике, — я думала, что вы держите меня здесь, скрываете меня, чтобы помочь.
  — Я вас прятал здесь от полиции достаточно долго, чтобы сбить их с толку, — сказал Мейсон.
  — Ну а теперь вы хотите, чтобы я…
  — Именно так, — подтвердил Мейсон. — Полиция напала на след лошади. Они могут быть здесь в любую минуту.
  — Каковы мои шансы в этом деле?
  — Или вы солгали мне, или Шелдон солгал вам, а вы оказались так глупы, что допустили, чтобы он сочинил вам эту байку и вышел сухим из воды. В любом случае ваше положение сейчас настолько безнадежное, что хуже просто быть не может. Вам нельзя больше скрываться. Уехать вам тоже нельзя. Вы должны отправиться в полицию и там все рассказать, но так, чтобы они, упаси господи, не уличили вас во лжи. Рассказать всю вашу историю вплоть до того момента, как вы вышли от Каллендера в два часа, а затем все отрицать и замолчать.
  — И ничего нельзя сделать? Мне больше ничего не остается?
  — Нет.
  — Хорошо, — решилась она. — Подождите здесь. Я возьму пальто и шляпу и приведу в порядок лицо.
  — С вашим лицом все в порядке, — сказал Мейсон.
  — Нет, мне надо… Я вернусь через минуту.
  Она прошла в ванную, закрыла дверь, и оттуда раздался ее голос:
  — Там на столе утренняя газета, мистер Мейсон.
  Мейсон взял газету со стола, расположился в кресле и, быстро проглядев заголовки, пролистал комиксы и перешел к спортивному разделу. Он прочитал бейсбольные новости, взглянул на финансовую страницу, затем на часы и крикнул:
  — Эй, в темпе, Лоис.
  Из ванной никто не ответил.
  Мейсон подошел к двери в ванную, постучал. На стук также никто не ответил.
  Мейсон рванул дверь.
  В ванной никого не было. Окно было открыто, жалюзи подняты. На мягкой земле под окном отпечатались два следа от каблуков.
  Адвокат вернулся в комнату, взял шляпу, осторожно прикрыл за собой дверь и направился к машине.
  Машины не было.
  Мейсону пришлось добрых полмили шагать до бензозаправочной станции, где был телефон. Он позвонил себе в контору.
  — Алло, Делла, — сказал он. — Как бы ты отнеслась, если бы я попросил тебя одолжить машину у Пола Дрейка и приехать за мной?
  — А где вы?
  Мейсон назвал адрес.
  — А что случилось с вашей машиной?
  — Ее угнали.
  — Где ваша клиентка?
  — Насколько я могу судить, в моей машине.
  — Сейчас буду, — бодро ответила Делла. — Ждите.
  Глава 16
  Делла Стрит с любопытством взглянула на Мейсона. Она отворила дверцу машины Пола Дрейка со стороны водителя и отодвинулась на соседнее сиденье, чтобы Мейсон мог сесть за руль.
  — Плохо? — спросила она.
  — Паршиво на душе, — отозвался Мейсон. — Вот что получается, черт возьми, когда начинаешь чувствовать симпатию к женщине.
  — А вообще-то нужно было вам ее прятать?
  — Сначала я думал, что да, — сказал Мейсон. — пытался дать ей какие-то шансы. Решил, что, если сержант Дорсет задержит Айрин Килби, ему понадобятся свидетели, чтобы опознать ее. Я считал, что могла бы появиться неплохая возможность, чтобы кто-то из свидетелей клюнул на это дело, пришел и опознал ее… Да что там, теперь это все пустой разговор.
  — Что вы собираетесь теперь делать?
  — Делать! — произнес негодующе Мейсон. — Я собираюсь сообщить Лоис Фентон, чтобы она подыскала себе адвоката. С меня хватит!
  — А как она сбежала, шеф?
  — Зашла в ванную, вылезла из окна. Я оставил ключи в машине, и она ими воспользовалась.
  — А вам не приходило в голову, что она может выкинуть такой номер?
  — Нет, черт возьми. С чего это мне было так думать? Я из кожи вон лез ради нее, все втолковывал ей, что надо делать. Если ей не по душе были мои советы, она должна была просто сказать об этом. Если она хотела сбежать, то могла бы просто выйти через наружную дверь. А она действовала так, как будто это я пытался ее арестовать.
  — А она виновна, шеф?
  Мейсон хотел что-то сказать, но передумал и промолчал.
  Через несколько минут Делла спросила:
  — А что вы собираетесь предпринять в отношении машины? Заявить о ее краже?
  — Нет. Я не хочу так поступать с ней. Дам ей еще одну возможность. Может быть, она выйдет на меня сегодня в течение дня и даст знать, что машина где-нибудь в Окснарде, или Вентуре, или Санта-Барбаре, или Бейкерсфилде, или где-нибудь еще, а я скажу ей, что на моем депоненте в банке для нее есть немного денег, чтобы нанять другого адвоката.
  — А вы сообщите Полу Дрейку, что она угнала машину?
  — Я никому ничего говорить не буду, — ответил Мейсон. — Просто скажу Полу Дрейку, что я вышел из игры. Попрошу, чтобы он отозвал своих парней. И пусть все движется своим ходом. А я отправляюсь в турецкие бани. Извести Пола, что его машина на месте, и поблагодари его.
  — Сообщить ему, где вы находитесь?
  Мейсон отрицательно покачал головой:
  — Скажи, чтобы отозвал своих людей.
  Он остановил машину около своего клуба, вышел и подождал, пока Делла Стрит пересела за руль. В ее глазах мелькнула усмешка.
  — Знаю, — ухмыльнулся Мейсон. — Это все смешно. Сам вижу, насколько это все смешно, особенно смешно будет, когда вернусь в контору к пяти часам. Но до того момента ты единственная, кто думает, что это шутка. Привет.
  Она послала ему воздушный поцелуй.
  Мейсон направился по тротуару к клубу и обратился к швейцару:
  — Почему, черт возьми, так получается, что, когда одна женщина обводит мужика вокруг пальца, другие сразу становятся к нему благосклоннее?
  — Не имею понятия, сэр, — откликнулся швейцар.
  — И никто не знает, — сказал ему Мейсон. — Я думаю, это потому, что все они в глубине души сразу же записывают его в простаки.
  — У вас голова работает, сэр.
  — Что касается этого, то да, — ответил Мейсон, заходя в лифт.
  Двумя часами позже, когда Мейсон наслаждался живительным покоем, который наступает после хорошей турецкой бани и массажа, вошел служитель и позвал:
  — Мистер Мейсон, вас к телефону. Ваша секретарша, она говорит, что это важно.
  Мейсон вывел себя из полусонного расслабленного состояния, поднялся, подошел к телефону и услышал голос Деллы Стрит, прерывающийся от волнения:
  — Вы видели сегодняшнюю газету, шеф?
  — Нет.
  — Кошмар какой-то! Поскорей достаньте газету и приезжайте в контору.
  — А в чем дело? — осведомился Мейсон.
  — Я прочитаю вам заголовки, — сказала Делла Стрит. — «Подозреваемая в убийстве обнаружена в автомобиле адвоката», «Над защитником — угроза соучастия», «Свидетели опознали подозреваемую как последнюю, кто видел Каллендера живым»…
  — Достаточно, Делла. Можешь сделать паузу. Еду.
  Глава 17
  Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк мрачно обменивались репликами, хотя рабочий день уже давно закончился.
  — У них стопроцентные и неопровержимые улики против нее, — убеждал Дрейк. — Окружной прокурор может выдвинуть обвинение и против тебя, если ты ему не объяснишь суть дела.
  — Как?
  — Они предоставят слово защите.
  — Непредумышленное убийство?
  — Я думаю, да, они подводят ее ко второй статье.
  — Что еще?
  — У них масса улик. Это нужно сделать, Перри.
  — Знать бы наверняка, сколько у них улик, Пол.
  — Куча, Перри. Свидетели опознали в ней женщину, которая вошла в номер отеля около двадцати минут третьего. Гостиничный детектив может поклясться, что в то время Каллендер был жив, поскольку он сам звонил в его номер: Каллендер ему ответил, а затем он передал трубку танцовщице с веерами. У нее в свою очередь куча оправданий. Она пыталась защитить своего брата. Полиция его засекла. Он дурак. Они заставили его подписать заявление. Это тот еще тип. Он выложил им всю свою историю. Одно время он работал на Джона Каллендера. Растратил какие-то его деньги и подделал два чека. Это просто слабак, пытающийся химичить.
  — Я уже все это знаю, — сказал Мейсон.
  — А теперь то, чего ты не знаешь. Когда Каллендер начал цепляться к Лоис во второй раз, Фентон накурился двумя сигаретами с марихуаной и решил залезть к Каллендеру в дом, вскрыть сейф и выкрасть улики. Он знал числовую комбинацию, с помощью которой сейф открывался, так как он до этого там работал. Этот Фентон знал, что ему не миновать собак и охранника, если только не придумает какой-нибудь уловки. Поэтому он решил воспользоваться лошадью сестры и въехал на ней на ранчо. Каллендер и сам довольно много занимался лошадьми, да и гости у него бывали, которые ездили верхом, поэтому если бы на ранчо кто-то въехал верхом, то это не привлекло бы особого внимания. Во всяком случае, так полагал этот парень, Фентон.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — допустим, он попытался вытащить бумаги. Судя по всему, ему это не удалось?
  — Не удалось. Его засек охранник, закричал, чтобы он остановился, и выстрелил. Выстрел был произведен с близкого расстояния. Пуля скользнула по крупу лошади и застряла в седле.
  — Фентон во всем этом признался?
  — Подожди минуту, ты еще не знаешь всего.
  — Ну давай.
  — Тогда Фентона охватила паника. Он побоялся отвести лошадь назад к сестре, потому что сообразил, что пуля в седле была уликой, и отправился верхом в ином направлении, проехал какое-то расстояние, затем спешился, а сам на попутных добрался до Броули.
  — Башковитый парень, да? — сказал Мейсон.
  — Дальше некуда.
  — Ну и чем закончилось?
  — Каллендер послал за Джаспером Фентоном, чтобы тот зашел к нему в «Ричмелл». Парень должен был прийти к нему точно в два. Он опоздал, потому что хотел сначала промочить горло. Появился на сорок пять минут позже. Открыл дверь, увидел тело Каллендера на полу и тут же убрался. Он слишком перетрусил, чтобы оповестить полицию, и сделал это только на следующий день. Он слизняк, трус. Фолкнер опознал в нем того человека, который шмыгнул в номер Каллендера, а затем тут же выскочил обратно.
  — А этот парень не мог убить Каллендера, Пол?
  — Черт возьми, Перри, он там слишком мало находился. Если бы мы не поставили там нашего сотрудника, который наблюдал за коридором, вот тогда уж ему не отвертеться. Полиция живо бы ему пришила убийство, и он бы уже не выкрутился никогда. Но все дело в том, что он находился в номере не более десяти секунд.
  — Да больше и не требуется, чтобы всадить нож в кого-то, — возразил Мейсон.
  — Это так, но нужно время, чтобы найти этот нож, если у тебя с собой его нет. Одно очевидно — у него не было с собой японского кинжала и он не мог бы войти в номер Каллендера, прошмыгнув за его спиной, найти там кинжал, который случайно оказался бы поблизости, и всадить его в грудь Каллендера. Это был кинжал Каллендера. Тот принес его с собой, когда въехал в отель.
  — А как насчет ваших сыщиков, высмотрели они что-нибудь?
  — Ничего полезного, — сказал Дрейк. — Шелдон вышел из меблированных комнат, доехал на автобусе до Сан-Диего, а затем зафрахтовал самолет до Ногалеса. Мой человек не захотел входить в расходы, связанные с перелетом, поэтому позвонил мне, и я подрядил человека из Таскона, чтобы тот продолжил слежку уже на месте, сразу же после того, как самолет приземлится. Но Шелдон принял наркотик. Когда его самолет приземлился для дозаправки, он отправился бродить вокруг аэропорта. И после этого его уже никто не видел. Он оставил свое пальто и чемодан в самолете. Об этом, конечно, сообщили в полицию, и сейчас его разыскивают.
  — А что насчет девушки, этой Шери Чи-Чи?
  — Она на мушке. Мой человек напал на ее след, как только она вышла из отеля. Она направилась в свою квартиру, какое-то время побыла там, затем отправилась в контору Барлоу, сержант Дорсет взял ее там, посадил в машину, набрал газ и включил сирену. Мой человек не мог бы угнаться за ними, поэтому и не стал этого делать. По-видимому, Дорсет доставил ее к окружному прокурору или в полицию. Она так обставила свою историю, что ее отпустили, но в квартире ее пока нет. Я держу квартиру под контролем, чтобы взять девушку, как только она объявится.
  — Порядок, — успокоился Мейсон, — значит, дело еще не начато и никто не привлечен к ответственности.
  — Пока да, Перри. Не забудь только, что, когда Лоис Фентон появилась в отеле в два двадцать три, гостиничный детектив остановил ее. Она ему сказала, что идет к Каллендеру. Он заставил ее позвонить ему, чтобы услышать, что Каллендер действительно ее ожидает. В два сорок четыре он был мертв. Был только один человек, который находился в номере между двумя двадцатью тремя и двумя сорока четырьмя, и это была твоя клиентка, Лоис Фентон, и она пробыла там достаточно долго, чтобы разругаться с ним, схватить нож и всадить его ему в грудь. Так что вот такие дела.
  — Они опознали ее? — спросил Мейсон.
  Дрейк кивнул.
  — А ту, другую танцовщицу они не опознали?
  — Не будь дураком, Перри. Лейтенант Трэгг чертовски пронырлив. Я не знаю, что произошло, когда сержант Дорсет взял эту Шери Чи-Чи. Я не знаю, что она наплела ему, но то, что свидетели опознали Лоис Фентон, это уж я знаю наверняка. И еще я знаю, что именно Лоис Фентон предъявлено сейчас обвинение в умышленном убийстве.
  — На ноже обнаружены какие-либо отпечатки пальцев? — спросил Мейсон.
  — Никаких отпечатков пальцев не обнаружено. Она достаточно владела собой, чтобы не оставить на рукоятке никаких следов. Говорю тебе, Перри, ты должен сделать соответствующее заявление в суде. У тебя нет выбора.
  — А как насчет Шелдона?
  — Каллендер был еще жив, когда Шелдон вышел из его номера.
  — Как же Шелдон узнал, что Каллендер мертв, когда повесил на двери табличку «Не беспокоить»?
  — Это было предумышленное, заранее обдуманное убийство, Перри. Иным путем Шелдон не мог о нем догадаться. Должно быть, он знал, что Лоис замышляла его совершить. После половины второго ночи ни к нему в номер, ни от него никто не звонил. Телефонистки, работавшие в ночную смену, клянутся в этом. А ты хочешь подвести ее ко второй статье, Перри?
  — Да, если только она сама не признается в обратном, — произнес Мейсон мрачно. — В настоящий момент она моя подзащитная. А то, что она сбежала в моей машине, еще крепче связывает меня с ней. Сейчас мне никак от нее не отделаться, и, пока она моя клиентка, я буду защищать ее интересы.
  — А ты не мог бы рассказать Трэггу, что она увела твою машину, Перри?
  Мейсон невесело рассмеялся.
  Через минуту Пол Дрейк сказал:
  — Да, все понял, Перри.
  Мейсон поднялся.
  — Никуда мне от нее не деться. Пошли, Пол.
  Глава 18
  Зал суда казался наэлектризованным от царившей в нем напряженной тишины. Это была та тишина, когда кажется, что даже покашливание как будто раздается через усилитель.
  Судья Донахью объявил:
  — Джентльмены, защитник прибыл в суд. Присяжные избраны и приведены к присяге для слушания дела. Окружной прокурор Бергер сделал заявление присяжным, в котором содержится предварительное изложение дела. Защита желает сейчас сделать свое заявление с предварительным изложением дела?
  — Нет, ваша честь, — отказался Мейсон, — мы оставляем за собой право сделать это заявление, когда приступим к защите.
  — Очень хорошо. Прокурор округа вызывает первого свидетеля.
  — Доктор Джексон Ламберт, — вызвал Бергер.
  Доктор Ламберт занял место свидетеля.
  — Свидетель будет подвергнут перекрестному допросу, — сказал Мейсон, — в котором мы затронем профессиональные обязанности доктора Ламберта.
  — Очень хорошо, — согласился Бергер. — Доктор Ламберт, предприняли ли вы вскрытие тела Джона Каллендера?
  — Да. Я сделал это, сэр.
  — Когда вы впервые увидели тело, в каком положении оно находилось, а также в каком состоянии оно было, проинформируйте нас, пожалуйста. Заметили ли вы что-нибудь заслуживающее внимания?
  — Тело лежало частично на правом боку, — ответил доктор Ламберт. — Нож был воткнут в тело покойного таким образом, что примерно четыре или пять дюймов лезвия торчало из спины. Лезвие пронзило грудь. Я говорю сейчас о том, что я обнаружил, когда впервые увидел тело.
  — Продолжайте, доктор.
  — Я произвел вскрытие трупа. Полагаю, причиной смерти явился удар кинжалом, клинок которого пронзил тело. Я определил время, когда наступила смерть: это произошло примерно между половиной второго и тремя часами утра семнадцатого сентября, если исходить из температуры тела, температуры воздуха в номере и ряда других факторов.
  — Следующий вопрос, доктор. Вы не обнаружили никаких частиц инородных предметов в теле около раны или в самой грудной клетке?
  — Да, обнаружил.
  — Что это было?
  — Я обнаружил клочки перьев. Прошу дать мне возможность все объяснить. Перо состоит из различных частей. Это центральный стержень, его основная полая часть называется стволом пера. На каждой стороне этого перьевого ствола есть такие зазубринки, называемые бородками. Эти бородки, в свою очередь, имеют утолщения, на которых всегда, кроме страусовых перьев, есть свои особые насечки. На этих насечках имеются микроскопические зацепки, они, в свою очередь, соединяются с другими утолщениями и насечками, что в совокупности и делает перо составным целым. Далее. При вскрытии тела я обнаружил клочки двух перьев, которые легко можно было идентифицировать как страусовые, поскольку у них не было обычных насечек и, таким образом, соединительных звеньев между бородками и утолщениями.
  — У вас с собой эти клочки, доктор?
  — Да, они у меня с собой, сэр.
  — Как вы сохранили их, доктор?
  — В лабораторной пробирке, наполненной спиртом.
  Доктор вынул маленькую стеклянную пробирку из кармана и вручил ее окружному прокурору.
  — Это и есть те самые перья, вернее, клочки перьев, изъятые вами из тела потерпевшего?
  — Совершенно верно.
  — Я прошу, чтобы они были представлены как улика в качестве вещественного доказательства общественного обвинения номер один, — сказал Бергер.
  — Есть возражения? — спросил судья Донахью Мейсона.
  — Возражений нет, ваша честь.
  — Вы заметили что-нибудь еще, доктор?
  — Руки потерпевшего, — продолжал доктор, — сжимали острый как лезвие клинок кинжала. Его острие глубоко врезалось в пальцы обеих рук. Один глаз был приоткрыт, другой закрыт. Покойный был полностью одет. На спине покойного довольно обширный кровоподтек, имелось также обширное внутреннее кровоизлияние.
  — Смерть наступила сразу?
  — Практически сразу.
  — Вопросы, пожалуйста, — предложил Бергер.
  Мейсон отрицательно покачал головой с оттенком крайнего безразличия.
  — Вопросов нет, — сказал он. — Я полагаю, что показания доктора, без сомнения, дают полную картину происшедшего, как он увидел ее.
  Гамильтон Бергер явно был удивлен.
  — Перекрестного допроса не будет? — спросил он.
  — Никакого перекрестного допроса, — отказался Мейсон с улыбкой, подчеркивая всем своим видом, что после того, как были предъявлены клочки страусовых перьев, изъятые из тела, любой перекрестный допрос был бы бессмысленным.
  — Ваша честь, — произнес Гамильтон Бергер, — у меня есть некоторые свидетельские показания, которые мне хотелось бы представить именно сейчас, чтобы соединить их с вещественными доказательствами, представленными доктором Ламбертом. Думаю, что, возможно, я отойду от обычного порядка свидетельских показаний, и тем не менее я желал бы, чтобы именно сейчас были предъявлены еще одни улики. Таким образом, я желал бы продолжить эту фазу слушания дела прямо сейчас.
  — Это дело расследуете вы, — сказал судья Донахью. — Продолжайте его так, как вы считаете нужным. Я не знаю, регулирует ли закон порядок свидетельских показаний, разве что в том случае, когда есть возражение, необходимо доказать состав преступления до того, как будут представлены другие аспекты дела, а в случае отсутствия возражений можно выслушать свидетельские показания и связать их с делом позднее.
  — Очень хорошо. Я прошу вызвать Фримэна Гэрли.
  Фримэн Гэрли, в джемпере и комбинезоне, занял место свидетеля, подойдя к нему широкими шагами человека, привыкшего к работе на свежем воздухе.
  Гэрли быстро ответил на обычные предварительные вопросы, касающиеся его имени, рода занятий и места жительства. Он сообщил, что он фермер.
  — Так, а теперь ответьте, — продолжил Бергер с триумфальными нотками в голосе, — вы когда-нибудь прежде видели обвиняемую, эту молодую женщину, которая сидит позади своего адвоката и справа от помощника шерифа?
  — Да, сэр, я видел ее прежде.
  — Когда?
  — Утром семнадцатого сентября.
  — Где она была?
  — Она была на юго-восточном конце моего ранчо.
  — А теперь я бы хотел ознакомиться несколько более подробно с вашим ранчо. У меня здесь есть карта, подлинность которой я определю позже, но в данный момент я хочу ее использовать просто как схему и задать вам по ней несколько вопросов.
  — Да, сэр.
  Бергер развернул карту.
  — Вы узнаéте контуры на этой карте, вернее, вы можете определить, что они означают?
  — Да, сэр.
  — Так что же?
  — Они обозначают основные объекты моего ранчо. Вот здесь отмечен дом, там — дорога и изгородь, а также расположение конюшни, здесь же нанесены деревья и место, где около конюшни находится загон для скота.
  — И все это должно обозначать то ранчо, на котором вы пребывали утром семнадцатого сентября?
  — Совершенно верно.
  — И на этой карте все точно?
  — Все точно. Абсолютно, сэр.
  — Вы говорите, что видели обвиняемую в то время, о котором идет речь?
  — Да, сэр.
  — Чем она занималась?
  — Она ехала на машине по этой дороге.
  — Давайте повесим карту на доску, — сказал Гамильтон Бергер, — таким образом, чтобы вы могли подойти к ней и указать те места на ней, о которых вы говорите. А теперь продолжайте.
  Карту повесили, и Гэрли показал:
  — Она остановила свою машину прямо здесь.
  — Хорошо, пометьте это место на карте.
  — Она вышла из машины, огляделась, затем открыла левую дверцу машины и вынула лопату.
  — А что она сделала потом?
  — Вынула что-то еще из машины. Я не мог рассмотреть, что это было. Какой-то черный предмет, что-то вроде футляра.
  — Что-то, что выглядело как футляр от скрипки? — спросил Бергер.
  — Возражаю, вопрос наводящий и обязывающий. Попрошу суд дать возможность свидетелю высказаться по поводу того, что он действительно видел, а не того, что прокурор округа хотел бы, чтобы он видел, — вмешался Мейсон.
  — Возражение поддержано, — сказал судья Донахью, — и суд обращает внимание защиты на тот факт, что недостаток наводящего вопроса состоит в том, что он вообще был задан. Поддержка возражения в отношении наводящего вопроса на самом деле не способствует рассмотрению дела, поскольку свидетель уже имел мысль подобного рода. Я попрошу и защиту воздерживаться от наводящих вопросов (я не имею в виду перекрестный допрос) или задавать их только тогда, когда по ходу дела не возбраняются наводящие вопросы. А теперь продолжим допрос свидетеля, мистер Бергер.
  — Я прошу прощения, ваша честь, — извинился Бергер. — Вы можете описать черный предмет, мистер Гэрли?
  — Ну, это было что-то вроде какого-то футляра. Что-то вроде футляра от ружья, только другой. Он был черный, и форма его была не такая, как у ружейного футляра.
  — Очень хорошо. Что произошло далее?
  — Эта молодая женщина перебросила вещи через изгородь и затем… и затем, ну, в общем, потом она задрала юбку, так, наверх.
  — И что она сделала?
  — Перемахнула через изгородь, опутанную колючей проволокой.
  — Что вы имеете в виду, говоря, что она перемахнула через изгородь?
  — Она ухватилась одной рукой за верхнюю часть деревянного столба и полезла прямо по рядам колючей проволоки, как будто это была лестница. Затем, когда она взобралась на самый верх, поставила одну ногу на верхний ряд колючей проволоки и спрыгнула на землю.
  — Что она сделала потом?
  — Подобрала свой футляр и лопату, прошла немного вперед и вырыла яму, вынула что-то из футляра, бросила в яму, закопала ее и вернулась к машине.
  — А дальше?
  — Положила футляр и лопату в машину, села и уехала.
  — А что сделали вы?
  — Я подождал, пока она не уехала, затем подошел к тому месту, где она копала, и выкопал то, что она туда зарыла.
  — И что вы обнаружили?
  — Веер из страусовых перьев, весь в крови, и…
  — Минуту, минуту, — прервал его Гамильтон Бергер. — Вы не должны свидетельствовать как эксперт, мистер Гэрли. Вы не знаете, что веер был в крови. Это должны засвидетельствовать медики. Просто скажите нам, что вы обнаружили.
  — Ну, я обнаружил веер.
  — И как вы с ним поступили?
  — Я позвонил в контору шерифа и рассказал им, что нашел. Шериф приехал с одним из своих людей и забрал веер.
  — Этим человеком был лейтенант Трэгг из отдела городской полиции, занимающегося расследованием убийств?
  — Думаю, что да, сэр. Мне его представили как лейтенанта Трэгга.
  — Вы опознали бы этот веер, если бы увидели его снова?
  — Да, сэр.
  — Вы что-нибудь делали с этим веером до того, как передали его лейтенанту Трэггу и шерифу?
  — Сделал ли что-нибудь с ним? Нет.
  — Я имею в виду, вы предприняли что-нибудь, чтобы опознать его?
  — О да, по предложению лейтенанта Трэгга я написал на нем свои инициалы.
  Выразив что-то вроде удовлетворения, Гамильтон Бергер дотянулся до стола защиты, вынул из-под него длинный чемодан, открыл его, вытащил веер и вручил свидетелю.
  — Вы видели раньше этот веер?
  — Да, сэр, это тот самый веер, который я выкопал. На нем мои инициалы.
  — Ваша честь, — сказал Бергер, — я вернусь к этому вееру позднее. В настоящий момент я желал бы, чтобы он был зафиксирован как вещественное доказательство общественного обвинения номер два. — Он повернулся к Перри Мейсону и рявкнул: — Перекрестный допрос.
  Мейсон подошел к карте и начал:
  — Разрешите мне взглянуть на масштаб этой карты. О да, теперь давайте посмотрим… Давайте определим, что здесь есть… Судя по всему, это место, где был зарыт веер, расположено примерно в тысяче футов от вашего дома. Это так?
  — Я бы сказал, ярдах в трехстах.
  — И вы уверяете, что разглядели обвиняемую на расстоянии в триста ярдов?
  Гамильтон Бергер обернулся к присяжным так, чтобы они могли лицезреть широкую торжествующую ухмылку, которая расползалась по его физиономии.
  — Да, сэр, — подтвердил свидетель.
  — У вас глаза лучше, чем у обыкновенного человека? — спросил Мейсон.
  — Вроде бы нет.
  — Тогда каким образом вы рассмотрели обвиняемую на таком расстоянии?
  — С помощью бинокля с семикратным увеличением, — сказал свидетель.
  Гамильтон Бергер откинул голову и внятно, удовлетворенно причмокнул.
  Мейсон не выказал ни малейшего замешательства.
  — Совершенно верно, — произнес он, как будто ожидая такого ответа. — У вас был бинокль. Далее. Это все произошло рано утром?
  — Да, сэр.
  — Солнце уже взошло?
  — Значит, это… В общем, не могу утверждать, что уже наступил рассвет.
  — То есть это могло произойти и до рассвета?
  — Да.
  — А ваш бинокль имеет семикратное увеличение?
  — Совершенно верно. Обе линзы с семикратным увеличением. Я так понимаю, что это дает увеличение в семь раз. Можно сказать, что это, грубо говоря, примерно тысяча футов. Это примерно как если бы я находился на расстоянии в сто сорок футов.
  — Это при том условии, что видимость была идеальной, и принимая во внимание уровень света, который поглощают сами линзы бинокля, — подчеркнул Мейсон.
  — Ну, в любом случае я мог видеть ее достаточно четко, чтобы опознать. Я ее видел так же четко, как вас сейчас.
  — И вы наблюдали, как она закапывала веер?
  — Совершенно верно.
  Теперь уже ухмылку Бергера видели все, кто находился в зале суда, когда он описал круг в своем крутящемся кресле, совершенно откровенно получая удовольствие от перекрестного допроса.
  — Вы уже встали, собираясь приступить к работе на ферме? — спросил Мейсон.
  — Совершенно верно.
  — А где вы находились, на кухне или…
  — На кухне.
  — Вы уже позавтракали к тому времени или еще только завтракали?
  — Только закончил завтракать.
  — Вы женаты?
  — Да, сэр.
  — И ваша жена была также на кухне?
  — Да, сэр.
  — Теперь следующее. Так ли я понимаю, что вы пытаетесь доказать суду присяжных, — заговорил Мейсон обвиняющим тоном, — что в течение всего того времени, пока вы наблюдали за тем, что делается, в бинокль, ваша жена не попросила его у вас или что вы были настолько эгоистичны, что не дали ей взглянуть на то, что происходило?
  — Ну… — Свидетель заколебался. — Да, я на некоторое время дал ей бинокль.
  — На какое время?
  — Она взяла его после того, как девушка перелезла через забор.
  — Ясно, — сказал Мейсон, — а она отдала его вам обратно?
  — Да.
  — Когда?
  — Через несколько секунд.
  — Вы видели, как девушка перебиралась через забор?
  — Совершенно верно.
  — А затем бинокль взяла ваша жена?
  — Да, сэр.
  — А у кого был бинокль, когда девушка копала яму?
  — У жены.
  — У кого был бинокль, когда девушка положила в яму, вырытую ею, тот самый предмет, который она достала из черного футляра?
  — У хозяйки.
  — У кого был бинокль, когда девушка направилась к забору?
  — У меня.
  — У кого был бинокль, когда девушка подвернула юбку, чтобы перебраться через изгородь во второй раз?
  — У жены.
  — У кого был бинокль, когда девушка села в машину и уехала?
  — У меня.
  — Теперь, — продолжал Мейсон, — можете вы сказать мне, что делала девушка? Каким образом вы можете утверждать, куда она положила ту вещь, которую достала из черного футляра?..
  — Все время, пока бинокль был у жены, она говорила мне, что она наблюдала.
  — Из этого я делаю вывод, что все ваши настоящие показания основаны на том, что говорила вам ваша жена?
  — Именно так.
  На лице Гамильтона Бергера больше не было улыбки.
  — Я принужден отвергнуть все те части показаний свидетеля, в которых он сообщает о том, как молодая женщина вынимала предмет из футляра и клала его в яму, вырытую в земле, поскольку эта улика основана на слухах, — заявил Мейсон.
  Судья Донахью прикусил губу.
  — Я сожалею, но суд должен принять во внимание это замечание, мистер Бергер.
  — Одну минуту, — выговорил Бергер с отчаянием. — Могу я задать несколько вопросов по ходу проведенного допроса?
  — С целью попытаться выяснить, какова на данный момент ситуация?
  — Да, ваша честь.
  — Разумеется, мистер Бергер, — разрешил судья Донахью. — Действия защиты в отношении упомянутой улики приняты во внимание. Части показаний, которые защита отвергла, являются просто показаниями, основанными на слухах. Теперь вы имеете право через дополнительный допрос выявить любые дополнительные факты, которые вы в состоянии выявить, задавая вопросы свидетелю.
  — Очень хорошо, ваша честь, — произнес Гамильтон Бергер свирепо, не пытаясь даже скрыть свое неудовлетворение тем, как разворачиваются события. — Мистер Гэрли, все то время, пока бинокль был у вашей жены, что делали вы?
  — Я стоял прямо около нее, слушал, что она рассказывала.
  — Мне безразлично то, что вы слушали свою жену! — рявкнул Бергер. — Скажите, где вы стояли?
  — Прямо за ней.
  — А она стояла у окна?
  — Сидела на стуле у окна.
  — В таком случае вы могли выглянуть в окно и увидеть, что происходило?
  — Да.
  — Тогда вы, вы сами, видели эту молодую женщину…
  — Одну минуту, — вмешался Мейсон. — Это уже опять наводящие вопросы.
  — Совершенно верно, — согласился судья Донахью. — Я думаю, что если бы защита действовала таким же образом, то это пагубно отразилось бы на следствии.
  — Ладно, — прорычал Бергер. — Что вы делали?
  — Я выглянул из окна.
  — Что вы увидели?
  — Я увидел то, что происходило.
  — В таком случае ваши показания вовсе не построены на слухах, — заключил Бергер. — Ваши показания основаны на том, что вы видели сами, это так?
  — Совершенно верно.
  — Значит, вы увидели, как она…
  — Прошу не задавать свидетелю наводящих вопросов, — резко перебил судья Донахью.
  — Хорошо, что вы увидели?
  — Ну, я увидел, как она делала то, о чем я уже говорил.
  — Пожалуйста, снова переходим к перекрестному допросу, — бросил Бергер Мейсону.
  — Вы стояли позади жены? — спросил Мейсон.
  — Совершенно верно.
  — Глядя поверх ее головы?
  — Да.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — В те минуты, когда у вас не было бинокля, вы видели, как эта молодая женщина что-то делала конкретно, находясь на расстоянии более тысячи футов от вас?
  — Ну, я бы сказал, футов девятьсот, около трехсот ярдов.
  — Давайте определим это по карте и узнаем точное расстояние, — предложил Мейсон. Он вынул из кармана рулетку, вымерил расстояние и произнес: — У меня выходит одна тысяча и сорок два фута.
  — Я не думаю, что это так далеко.
  — Однако по карте выходит именно так, — настаивал Мейсон, — и вы уже подтвердили, что это точная карта. Давайте будем исходить из того, что расстояние равняется одной тысяче сорока двум футам, во всяком случае, более чем одной тысяче футов. Далее. Вы наблюдали за тем, что происходило в предрассветный час на расстоянии более чем в одну тысячу футов?
  — Да.
  — Далее, — продолжал Мейсон. — Когда ваша жена смотрела в бинокль, она приподняла оконную раму?
  — Это я ее приподнял, а не она.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон. — Ведь когда смотришь в бинокль через оконное стекло, то изображение получается нечетким, не так ли?
  — Да. А стекла были довольно грязными. Погода у нас была дождливая и ветреная, а хозяйка так и не помыла окна.
  — Поэтому вы приподняли раму вверх?
  — Именно так.
  — И когда вы наблюдали через плечо жены, вы находились в положении значительно выше ее? — спросил Мейсон. — А ваша жена сидела на стуле у открытого окна?
  — Совершенно верно.
  — И держала бинокль в руках, упершись локтями в подоконник?
  — Да.
  — Тогда вы должны были наблюдать через верхнюю часть окна?
  — Да, так и было.
  — Но ведь если вы приподняли оконную раму, — сказал Мейсон, — то тогда нижняя часть оконного стекла поднялась наверх, до уровня, смежного с верхней частью окна, и, таким образом, вы смотрели уже через двойное стекло.
  — Да, я думаю, так и было.
  — Но в таком случае как вы можете утверждать перед судом присяжных, что вы были в состоянии наблюдать за обвиняемой, за каждым ее движением через двойные рамы грязного и пыльного оконного стекла в предрассветный час на расстоянии в одну тысячу сорок два фута?
  Свидетель заерзал.
  — Ну, я же уже видел ее в бинокль.
  — Хорошо, но что касается всего остального, вы же не знали конкретно, кто там находился, не так ли?
  — Ну, это должна была быть она же, я же видел ее уже в бинокль.
  — Но вы не можете присягнуть, что это был один и тот же человек.
  — Ну, в общем, присягнуть я не могу.
  — У меня все, — заключил Мейсон.
  — Но вы же знали, что это должна была быть та же самая женщина! — выкрикнул Бергер.
  — Ну-ну, — запротестовал Мейсон. — Опять эти наводящие вопросы.
  — Это всего лишь вывод из всего сказанного, — произнес с раздражением Бергер. — Свидетель знает, что там больше не мог появиться никто иной… Это чисто математический результат, ваша честь.
  — Давайте в таком случае и оставим это в качестве математического результата, — сказал судья Донахью. — Вы подходите опасно близко к запретной линии.
  — Понимаю, ваша честь, и приношу извинения.
  — Попытайтесь сосредоточиться. Вызывайте следующего свидетеля.
  — Прошу доктора Джексона Ламберта занять снова место свидетеля, чтобы ответить на несколько вопросов, — вызвал Бергер, лицо которого все еще пылало от злости.
  Доктор Ламберт опять занял место свидетеля.
  — Я обращаю ваше внимание на этот веер, опознанный свидетелем Гэрли, показания которого, как я понимаю, вы слышали, доктор?
  — Да, сэр.
  — Мой вопрос — видели ли вы ранее этот веер?
  — Да, я видел его, сэр.
  — И вы провели его исследование?
  — Да, сэр.
  — Какого рода исследование?
  — Я исследовал под микроскопом его перья и все составные части. Провел химический анализ крови, чтобы определить, что это человеческая кровь.
  — Хорошо, доктор, я хочу, чтобы вы частично раскрыли веер перед собой таким образом, чтобы он прикрыл ваши глаза. Теперь, когда вы сделали это, доктор, не видите ли вы у самого основания веера какие-нибудь пометки, которые можно различить?
  — Да-да, вижу, сэр.
  — Что это за пометки?
  — На одном из перьевых стволов что-то нацарапано, как бы клинопись.
  — Не выглядят ли эти царапины таким образом, как будто их можно было сделать лезвием кинжала или какими-то частями того кинжала, который вы обнаружили в теле покойного, как если бы им ткнули веер в том самом месте?
  — Возражаю, — запротестовал Мейсон, — на том основании, что это утверждение является спорным. Оно требует заключения свидетеля по вопросу, который может быть только частью экспертной оценки, или требует, чтобы свидетель сам являлся медицинским экспертом. Это один из вопросов, который будут решать присяжные на основании признанных экспертных оценок или медицинского заключения.
  — Поддержано, — сказал судья Донахью.
  — Очень хорошо, — раздраженно произнес Бергер. — Теперь я хочу обратить ваше внимание, доктор, на эти перьевые выступы на стволе пера и спросить вас, производили ли вы микроскопическое исследование клочков перьев, находящихся в вашей пробирке для анализа, которые ранее были предъявлены здесь как вещественное доказательство общественного обвинения номер один, а также соответствующих перьевых частичек, которые пристали к этому V-образному надрезу на перьевом стволе.
  — Да, я делал это, сэр.
  — Что вы обнаружили?
  — Я обнаружил, что, насколько это можно удостоверить, все эти частицы абсолютно идентичны по цвету, химическому составу и общему виду.
  — Что означают эти красновато-коричневые пятна на веере, доктор?
  — Это пятна крови.
  — Что это за кровь, доктор?
  — Человеческая кровь.
  — Перекрестный допрос! — рявкнул Бергер.
  — Вы говорите, что клочки перьев, которые вы обнаружили на теле покойного, идентичны по всем трем параметрам, доктор? — приступил Мейсон.
  — Совершенно верно.
  — Что это за параметры?
  — Цвет, химический состав и общий вид.
  — Все это звучит очень впечатляюще, доктор, — заметил Мейсон как бы по ходу разговора. — Теперь что касается цвета, то он, я полагаю, белый?
  — Совершенно верно.
  — Вы когда-нибудь видели, чтобы страусовый веер, которым пользуются танцовщицы с веерами, не был белым?
  — Вообще, нет.
  — Хорошо, — продолжал Мейсон, — в таком случае в том, что касается цвета, он абсолютно такой же, как и любой другой веер, с которыми работают танцовщицы с веерами. Я прав?
  — Думаю, что да.
  — Теперь что касается общего вида — что вы под этим подразумеваете?
  — Ну, я имею в виду, что эти перья — те же самые, что и на веере.
  — И, продолжая нашу тему, точно такие же, как и на любом другом страусовом веере. Вы не пытались идентифицировать страусовые перья?
  — Нет.
  — Вы сравнивали эти кусочки перьев, которые сняли с раны, с перьями какого-либо другого страусового веера?
  — Нет, сэр.
  — Только со страусовыми перьями этого веера?
  — Совершенно верно.
  — Хорошо. Тогда коротко, доктор, хотя ваши показания по поводу упомянутых трех параметров звучат достаточно убедительно, когда вы пользуетесь специальной терминологией, тем не менее факт остается фактом — основное, что вы имеете в виду, это то, что упомянутый веер — страусовый; что клочки перьев, которые вы обнаружили на теле покойника, это, как вы полагаете, перья страусового веера, и это все, что вам известно. Я прав?
  — Ну… в общем, если вы хотите подать все таким образом, то тогда это, в общем, примерно соответствует истине.
  — Иными словами, из всего того, что вам известно, можно сделать вывод, что эти клочки перьев могли быть перьями любого страусового веера, из любой точки света?
  — Ну, у нас же есть надрез на перьевом стволе этого веера, который мог быть сделан…
  — Мог быть сделан любым ножом в любое время, не так ли, доктор?
  — В общем, он был сделан острым ножом, и все указывает на то, что это было лезвие, заточенное под определенным углом.
  — Вы не знаете, какого рода лезвием был сделан этот надрез?
  — Ну, разумеется, можно предположить…
  — Абсолютно верно, доктор, а мы, доктор, не хотим заниматься предположениями. Нам нужны факты. Мы имеем пока только надрез на перьевом стволе. Ни одна из его частей не была отрезана, поэтому вы не можете конкретно определить заточку сторон лезвия.
  — Ну, полагаю, что нет.
  — Значит, этот надрез мог быть сделан любым ножом?
  — Ну, в общем, да. Полагаю, что так.
  — Мы не имеем ничего, что указывало бы на время, когда этот надрез мог быть сделан?
  — Нет, сэр.
  — Значит, этот надрез мог быть сделан в любое время любым ножом?
  — Да, сэр.
  — И клочки перьев, обнаруженные на теле покойного, могли быть от любого страусового пера. Это верно?
  — Да, это верно, — подтвердил доктор в полном раздражении.
  — У меня все, — закончил Мейсон, улыбнувшись присяжным.
  И примечательно, что двое или трое членов суда присяжных без всякого смущения ответили на его улыбку.
  Гамильтон Бергер совершенно очевидно намеревался таким образом построить разбор дела, чтобы восстановить членов суда присяжных против адвоката сразу же после начала слушания дела. Теперь, когда эта попытка не удалась, окружной прокурор вернулся к обычному разбирательству. Он представил фотографии тела в том виде, как оно было найдено в номере отеля. Затем в очередной раз обрисовал впечатляющую картину как раз к тому времени, когда подошел час перерыва.
  — Я вызываю Сэмюела Микера, — объявил он.
  Сэмюел Микер занял место свидетеля, представился, назвал свой возраст, место жительства и род занятий, сообщив, что является служащим отеля.
  — Кем вы работаете в отеле? — спросил окружной прокурор.
  — Я гостиничный детектив, сэр.
  — Какой гостиницы?
  — Отель «Ричмелл».
  — Это тот самый отель, где было обнаружено тело Джона Каллендера?
  — Да, сэр.
  — Далее. Вы выполняли свои функции гостиничного детектива шестнадцатого и семнадцатого сентября?
  — Так точно, сэр.
  — Я призываю вас вспомнить предельно точно события, которые имели место рано утром семнадцатого сентября. Вы можете рассказать нам что-нибудь о том, что произошло?
  — Да, сэр.
  — Прошу вас.
  — В общем, в ту ночь двадцать минут третьего эта молодая женщина появилась в холле отеля.
  — Когда вы сказали «эта молодая женщина», кого вы имели в виду?
  — Ту молодую женщину, которая находится здесь.
  — Вы имеете в виду обвиняемую, Лоис Фентон?
  — Совершенно верно, ее, сэр.
  — В таком случае именно ее вы имеете в виду, когда говорите: «Эта молодая женщина появилась в холле отеля»?
  — Да, сэр, совершенно верно.
  — И что она делала?
  — Она направлялась к лифту. Я поговорил с ней, спросил, есть ли у нее номер в отеле, она сказала, что нет, но что она хотела бы встретиться с одним из постояльцев отеля. Принимая во внимание то, что было очень поздно и что это не совсем обычное время для женщины встречаться с кем-либо из постояльцев отеля, я потребовал, чтобы она назвала мне его имя.
  — Она сделала это?
  — Да, сэр.
  — И какое имя она назвала?
  — Джон Каллендер.
  — Что вы предприняли затем?
  — Я спросил, ожидает ли ее Джон Каллендер, и она ответила, что да, тогда я настоял, чтобы мы вместе подошли к одному из внутренних телефонов, я поднял трубку и попросил соединить меня с номером Джона Каллендера. Через минуту Джон Каллендер ответил, и я сразу же передал трубку этой молодой леди.
  — Так, а теперь давайте точно выясним одну вещь, — сказал Бергер. — Каждый раз, когда вы произносите «эта молодая женщина», кого вы имеете в виду?
  — Обвиняемую, Лоис Фентон, которая здесь находится.
  — Хорошо, вы имеете в виду находящуюся здесь обвиняемую, Лоис Фентон.
  — Совершенно верно.
  — Итак, вы передали ей трубку сразу же, как услыхали голос Джона Каллендера?
  — Да, сэр. Ну разумеется, я мог слышать только то, что говорила она.
  — Я понял. Продолжайте.
  — Ну, в общем, эта молодая женщина, то есть Лоис Фентон, обвиняемая, которая находится здесь, сказала, что она в холле, что у нее сложности с гостиничным детективом, который ее остановил и захотел удостовериться, что у нее действительно назначена встреча, что позвонил ему гостиничный детектив и что она через минуту будет у него.
  — Вы не слышали, что ответил на это Каллендер?
  — Нет, я только слышал, как она сказала, что поднимается к нему. Затем она повесила трубку. Все было как полагается. Что касается меня, то я сделал свое дело. Видите ли, мистер Каллендер был на особом положении в отеле, то есть он мог себе позволить то, что обычным постояльцам запрещалось. Понимаете, в отеле нашего класса стараются, чтобы постояльцы имели полный комфорт, но мы также стремимся к тому, чтобы ничто не потревожило других постояльцев, особенно какие-то шумные посетители и все такое. Конечно, мистер Каллендер был всегда прекрасным постояльцем во всем, что касалось подобных вещей. Он был, в общем, ночной птицей и мог заниматься делами до глубокой ночи, к нему приходили люди в любое время. Иногда даже в два или три часа ночи, иногда даже позднее, но он всегда соблюдал правила и никогда не занимался ничем незаконным, и мы не могли предъявить ему никаких претензий.
  — Я делаю вывод, что за мистером Каллендером номер сохранялся постоянно?
  — Да, сэр. Совершенно верно.
  — Итак, обвиняемая повесила трубку. Что она предприняла после этого?
  — Направилась к лифту и поднялась на пятый этаж.
  — Откуда вы знаете, что на пятый?
  — Я наблюдал за счетчиком этажей, чтобы точно определить, на какой этаж она поднялась.
  — Было ли у нее что-нибудь в руках?
  — Да, сэр.
  — Что именно?
  — Черный скрипичный футляр.
  — Он выглядел тяжелым или легким — по тому, как она несла его?
  — Протестую, — сказал Мейсон. — Этот вопрос, если ваша честь не возражает, требует мнения свидетеля и определения характера улики.
  — Протест поддерживается.
  — Вы знаете, когда она спустилась вниз? — продолжал Бергер.
  — Да.
  — Когда?
  — Чуть позже двух тридцати трех. Так получилось, что я взглянул на часы как раз тогда, когда она появилась.
  — Теперь следующее. Столкнулись ли вы с чем-либо необычным на пятом этаже отеля рано утром — или поздно ночью — семнадцатого сентября?
  — Да, сэр. Я заметил кое-что. Около двух тридцати пяти ночи я поднялся на пятый этаж…
  — Значит, вы поднялись через минуту или две после того, как обвиняемая ушла?
  — Да, так и было, сэр.
  — Вы поднялись на пятый этаж. С какой целью?
  — Возражаю, вопрос неправомочный, не относящийся к делу и несущественный, — вновь выразил протест Мейсон.
  — Поддержано.
  — В таком случае вы поднялись на пятый этаж?
  — Да.
  — И когда вы выходили из лифта, — сказал Бергер, всем своим видом демонстрируя раздражение, — вы направились к номеру Джона Каллендера или в другую сторону?
  — Я направился к номеру Джона Каллендера.
  — И?..
  — Я сделал только несколько шагов. Я заметил, что дверь служебного чулана приоткрыта. Я отворил ее и обнаружил там мистера Фолкнера. Мистер Фолкнер сказал мне, что он…
  — Не имеет значения, что сказал вам мистер Фолкнер. Я только хочу, чтобы вы подтвердили, что обнаружили в этом чулане в этот час мистера Фолкнера.
  — Совершенно верно, я его обнаружил.
  — Далее. В течение всего этого времени утром вы менялись с мистером Фолкнером местами, то есть я имею в виду, вы сами входили в этот чулан?
  — Входил. Так точно, сэр.
  — Когда это было?
  — Это было примерно в три минуты четвертого утра.
  — С какой целью вы это сделали?
  — Я это сделал, чтобы наблюдать за коридором.
  — А зачем вам понадобилось наблюдать за коридором?
  — Мистер Фолкнер наблюдал за коридором.
  — Меня не интересует мистер Фолкнер. Я спрашиваю вас о том, что делали вы.
  — Да, сэр. Примерно в три, а может, в четыре минуты четвертого я вышел из лифта. Я пошел по коридору и занял свое место в чулане, стал наблюдать за коридором.
  — За какой частью коридора?
  — За коридором на пятом этаже, который вел к номеру Джона Каллендера.
  — Вы заметили что-нибудь? То есть вы увидели кого-нибудь, входящего в номер Джона Каллендера или выходящего из него?
  — Нет, сэр. Я никого не видел.
  — Можете приступить к перекрестному допросу, — разрешил Бергер.
  — Вы совершенно уверены в том, что женщина, которую вы видели в холле, была обвиняемая? — начал Мейсон.
  — Да, сэр. Я уверен.
  — Вы опознали ее, когда были в полиции?
  — Да, сэр.
  — Где она была?
  — Ее провели в помещение, которое называется теневой комнатой, там находилось еще пять или шесть других женщин, все примерно одного возраста, телосложения и комплекции.
  — И вы опознали ее?
  — Да, сэр, я ее совершенно точно опознал тогда.
  — А после этого вы ее видели?
  — Да, несколько раз, сэр.
  — Вы разговаривали с ней?
  — Да, сэр.
  — До того, как эта молодая женщина появилась глубокой ночью в холле отеля «Ричмелл», вы ее никогда раньше не встречали?
  — Нет, насколько я знаю, сэр.
  — И вы больше не встречали ее до того, как увидели уже в предварительном заключении?
  — Я видел ее, когда она выходила из отеля.
  — Понимаю. Вы видели, как она входила и уходила, но после этого вы больше не видели ее, пока вас не попросили опознать ее в той теневой комнате, это так?
  — Совершенно верно.
  — Когда это было?
  — Восемнадцатого. На следующий день после убийства.
  — И вы опознали обвиняемую?
  — Да, опознал, сэр.
  — Вы совершенно уверены в том, что при опознании вы не могли ошибиться?
  — Совершенно уверен, сэр.
  — Вы носите очки?
  — Да, ношу, сэр.
  — Вы были в очках утром семнадцатого?
  — Да, в очках, сэр.
  — А восемнадцатого, при опознании обвиняемой?
  — Да, сэр.
  — Перекрестный допрос закончен, — сказал Мейсон.
  — Прямой также. Это все, мистер Микер, — отпустил детектива Бергер. — Если суд не возражает, я думаю, у меня есть время для еще одного свидетеля. Во всяком случае, я могу начать его допрос.
  — Очень хорошо, продолжайте. Мы будем работать до пяти часов, — объявил судья Донахью.
  — Вызвать Фрэнка Фолкнера! — рявкнул Бергер.
  Фрэнк Фолкнер занял место свидетеля, принес присягу, назвал свое имя и род занятий, признал факт своего знакомства с Перри Мейсоном, то, что он работал на «Детективное агентство Дрейка» и что в то раннее утро семнадцатого сентября ему было дано указание отправиться в отель «Ричмелл» и найти для себя наблюдательный пункт, откуда он мог бы следить за коридором; что он приехал в отель ранним утром семнадцатого сентября, приблизительно двадцать минут третьего; что он занял наблюдательный пост в служебном чулане, и как только он там расположился, то увидел, как из номера 511, занятого Джоном Каллендером, появился человек, который кинулся через коридор в номер 510, находящийся прямо напротив; что приблизительно в два двадцать две с половиной обвиняемая, Лоис Фентон, вышла из лифта, прошла по коридору и вошла в номер 511; что она находилась там немногим больше девяти минут, вышла из номера в два тридцать три и направилась через несколько секунд к лифту; что в два сорок четыре человек, имени которого к этому времени он еще не знал, но позднее узнал, Джаспер Фентон, вышел из лифта, зашел в номер 511 и покинул его почти тут же, заспешил по коридору назад к лифту и уехал; что в две минуты четвертого Артур Шелдон, постоялец из номера 510, освободил номер и спустился вниз в холл; что, согласно договоренности, которую свидетель имел с гостиничным детективом, как только Артур Шелдон выехал, гостиничный детектив поднялся наверх, чтобы сменить свидетеля, а свидетель спустился вниз к стойке администратора, где ему удалось снять номер 510; что после этого он вернулся наверх, в номер 510, и уже оттуда продолжал наблюдать за номером напротив; что никто не входил в тот номер и никто не выходил оттуда в течение всего того времени, пока его не сменил другой сотрудник агентства, после чего он прилег отдохнуть.
  Фрэнк Фолкнер значительно посматривал на Мейсона в то время, когда делал это свое последнее заявление, явно пытаясь дать понять адвокату, что он умышленно умолчал в полиции относительно посещения Мейсоном номера, где было обнаружено тело. Затем свидетель заявил, что около половины шестого утра Харви Джулиан, другой детектив из «Детективного агентства Дрейка», прибыл, чтобы сменить его.
  — Вы уверены, что лицо, которое вы видели выходящим из лифта приблизительно в два двадцать две с половиной и направляющимся к номеру Джона Каллендера, была обвиняемая, Лоис Фентон? — спросил Гамильтон Бергер.
  — Да, я уверен, сэр.
  — А как насчет того, кто затем вышел из номера и направился по коридору к лифту?
  — Это была она же.
  — Это лицо имело при себе что-нибудь?
  — Да, сэр.
  — Что?
  — Черный скрипичный футляр.
  — В то время, когда она шла по коридору к номеру?
  — Да, сэр.
  — И когда возвращалась назад?
  — Да, сэр.
  — Перекрестный допрос, — сказал Бергер.
  — Припомните насколько можно точнее, вы никогда до этого не видели обвиняемую? — спросил Мейсон.
  — Совершенно верно, я никогда не видел ее.
  — Вы помните, что рассказали мне о том, что произошло?
  — Да, сэр.
  — Это было тогда, когда все факты были еще свежими в вашей голове?
  — Они были свежими в моей голове тогда, и они так же свежи в ней сейчас.
  — Но они были более свежими тогда?
  — Возможно. Я думаю, так должно было быть. Хотя я не понимаю, что от этого меняется.
  — Однако это было так?
  — Ну… да, конечно.
  — Хорошо. В таком случае в то время, когда вы описывали мне особу, которая шла по коридору, разве вы не сказали, что главное, на что вы обратили внимание, глядя на нее, были ее ноги?
  — Нет, сэр. Я не думаю, что я это говорил.
  — Разве вы не сказали, описывая ее наружность, что она на две трети состояла из ног?
  — Ну, возможно, я так сказал.
  — И вы хотите убедить суд присяжных, что при таком раскладе вы не смотрели на ее ноги?
  Фолкнер заерзал, ухмыльнулся и признал:
  — Я оглядел ее всю, с ног до головы.
  — Когда вы увидели обвиняемую в очередной раз?
  — Восемнадцатого, когда ее привели в полицию, в теневую комнату.
  — Кто там находился в то время?
  — Сержант Дорсет, другой детектив и Сэм Микер, гостиничный детектив из отеля «Ричмелл».
  — Кто-нибудь еще?
  — Нет, сэр, больше никого. Там был еще полицейский офицер, сидевший у входа в теневую комнату, он делал записи.
  — Теперь опишите, пожалуйста, эту комнату, если можете.
  — Ну, это своего рода платформа, прекрасно освещенная; на задней стенке прочерчены линии, которые дают возможность определить рост человека. Там прочерчена линия на уровне пяти футов и затем идут линии через каждый дюйм, и так до высоты в шесть футов семь дюймов.
  — И вы говорите, что все это прекрасно освещено?
  — Совершенно верно.
  — Что еще?
  — Еще там висит занавес из белого материала, из чего-то вроде марли, только это не марля, занавес ниспадает вниз, и он освещен. Затем идет сама комната, где сидят полицейские, она темная, поэтому человек, которого требуется опознать, не может определить, кто находится по другую сторону занавеса. Тех лиц, которых требуется опознать, проводят в эту комнату и заставляют походить туда-сюда и разговаривать.
  — О чем?
  — Это не имеет значения. Просто говорить, чтобы те, кто за ними наблюдает, могли бы слышать звук голоса и определить манеру произношения.
  — А вы видели обвиняемую в той комнате?
  — Да, сэр.
  — Восемнадцатого числа?
  — Совершенно верно.
  — И опознали ее?
  — Совершенно точно.
  — И вы говорите, что там был Сэмюел Микер?
  — Да, сэр.
  — Он опознал ее?
  — Опознал, мы оба опознали ее.
  — Без всякого колебания?
  — Без всякого колебания.
  — Вы заметили, как она была одета?
  — Да, сэр.
  — Вы определили, что она была одета в ту же самую одежду, что и особа, которую вы видели в коридоре отеля рано утром семнадцатого сентября?
  — Совершенно верно. Да, сэр.
  — И ноги у нее были те же? — спросил Мейсон.
  Свидетель усмехнулся:
  — Те же самые.
  — Вы слышали ее голос?
  — Сейчас, обождите минуту, — засомневался свидетель. — Я слышал ее голос, но не уверен, что в первый раз, когда увидел ее в теневой комнате, я его услышал отчетливо.
  — А что, были еще другие возможности?
  — Да, сэр.
  — Что это была за возможность? Почему она вернулась в теневую комнату?
  — Я так думаю, что сержант Дорсет все время хотел задать ей какой-то вопрос в отношении ее поведения. Было такое мнение…
  — Возражаю, — вмешался Гамильтон Бергер. — Я бы избежал в допросе обсуждения этого момента, ваша честь, в целях экономии времени. Полагаю, что свидетель не может давать показания относительно того, что было в голове сержанта Дорсета. Относительно этого может дать показания сам сержант Дорсет, если в этом возникнет необходимость.
  — Совершенно верно, — сказал судья Донахью. — Возражение поддержано. Я думаю, можно подвести черту под показаниями свидетеля.
  — Сержант Дорсет сам сказал мне…
  — Это не меняет сути дела, — перебил судья Донахью. — Все это только домыслы.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — А вы сами заметили что-нибудь?
  — Я заметил, что, когда она в первый раз вошла в теневую комнату, ее речь была какая-то бессвязная. Она выглядела как-то угрюмо, была неразговорчива, голова наклонена, и сержанту Дорсету не понравилось, как она выглядела. Он сказал, чтобы полицейский, который в это время был на дежурстве… ну, в общем, я полагаю, я не должен давать показания о том, что они говорили.
  — Был какой-то спор? — спросил Мейсон.
  — Похоже, что был, и в конце концов тот, кто был на дежурстве, сказал сержанту Дорсету: «Ну, если думаешь, что у тебя это выйдет лучше, давай действуй», или что-то в этом роде, и Дорсет ответил, что да, черт возьми, он так и сделает, а затем он привел девушку назад.
  — Все это время вы находились в теневой комнате?
  — Нет-нет, мы были в полицейском участке, разговаривали там, а потом, мы уже собирались идти домой, Дорсет заявил, что ему не понравилось, как девушка вела себя в теневой комнате, извинился перед нами и попросил нас пройти туда опять. Мы сели там и прождали минут пятнадцать или двадцать, а может, немного дольше, а потом Дорсет вернулся и говорит, что чем больше он об этом думает, тем меньше ему все это нравится. Потом он послал за полицейским, который охранял теневую комнату, и у них вышел спор.
  — Все это, конечно, сплошные домыслы, — снова вступил Гамильтон Бергер, — относительно того, что сказал сержант Дорсет. Я возражал против этого и раньше, но, судя по всему, свидетелю не потребуется много времени для того, чтобы вытрясти все это из себя.
  — Вы желаете опротестовать эту часть допроса?
  — Нет, — ответил Бергер, — хотя не стоило бы загромождать протокол лишними записями. Мне бы только хотелось, чтобы присяжные осознали, что все это домыслы и абсолютно не относится к делу.
  — Вы можете опротестовать эту часть допроса, и тогда она не будет фигурировать в протоколе, — предложил судья Донахью.
  — Да нет, оставьте как есть, — произнес Бергер великодушно, махнув рукой, будто он был абсолютно готов согласиться со всеми техническими нюансами, лишь бы скорее свершилось правосудие и был вынесен справедливый приговор.
  Мейсон с интересом задал свидетелю вопрос:
  — Каков был характер перепалки между офицерами? Они ссорились?
  — Можно сказать, что да.
  — Боже правый! — воскликнул Бергер. — Все это настолько далеко от того, что мы расследуем, что нельзя ни по какой линии соотнести даже с предположениями, основанными на слухах и домыслах.
  — Перекрестный допрос действительно проводится не должным образом, — осуждающе произнес судья Донахью. — Защита призвана выявлять обстоятельства, при которых происходило опознание, но не относящиеся к делу переговоры между полицейскими чинами о способе, которым должна осуществляться процедура опознания, никоим образом не должны иметь отношение к делу. Тем не менее, джентльмены, я обращаю ваше внимание на то, что уже пять часов, пора объявить вечерний перерыв, и я обязан отослать обвиняемую обратно под стражу. Члены суда присяжных будут находиться под опекой шерифа. Я полагаю, шериф, что все распоряжения, касающиеся размещения их в отеле, сделаны?
  — Да, ваша честь.
  — Очень хорошо, — объявил судья. — Я приведу вас к присяге, и вы присягнете, что добросовестно выполните свой долг и осуществите надзор за присяжными, которые будут находиться на вашем попечении.
  Приведя шерифа к присяге, судья Донахью обернулся к присяжным:
  — Я обращаюсь к вам, члены суда присяжных, и призываю вас быть особенно осторожными в любых своих высказываниях относительно существа дела, степени вины или невиновности обвиняемой до тех пор, пока вы не будете располагать всеми возможными доказательствами. Предупреждаю вас — не обсуждайте детали дела между собой и не допускайте, чтобы кто-то обсуждал это дело в вашем присутствии. Вас поместят в одной комнате, и никому не будет дозволено общение с вами. Вы будете находиться под опекой шерифа. Сделают все возможное, чтобы вы ни в чем не чувствовали неудобств, однако, пока это дело не закончено, вы должны постоянно находиться на попечении шерифа. В случае, если будет иметь место нарушение любой из моих инструкций, возникнет необходимость провести повторное слушание дела, что вызовет дополнительные расходы для штата и может отрицательно сказаться на правах членов суда присяжных. Поэтому я призываю вас к сотрудничеству с судом в целях недопущения нарушения инструкций. Суд объявляет перерыв до десяти часов утра.
  Мейсон покинул свое место за столом защиты и быстро прошествовал к столу судебного секретаря.
  — Не мог бы я взглянуть на этот веер?
  Он внимательно обследовал веер, который фигурировал как вещественное доказательство, затем вернулся опять туда, где рядом с помощником шерифа стояла Лоис Фентон.
  — Минуту, — обратился Мейсон к помощнику шерифа. — Я бы хотел перемолвиться словом со своей подзащитной, если вы не возражаете.
  Он взял Лоис Фентон за руку, отошел с ней в сторону, чтобы их никто не мог слышать, и полушепотом произнес:
  — Я заметил, что веер сделан фирмой в Сент-Луисе. Что, все веера, которыми пользуются танцовщицы с веерами, выпускаются этой фирмой?
  — Нет, не думаю. Почему вы так решили?
  — Потому что, — объяснил Мейсон, — я обнаружил в машине два веера. Я дал о них объявление в газете, и Шери Чи-Чи признала их своими. Она во всех деталях описала их, и я возвратил их ей. Она…
  Лоис Фентон выглядела взволнованной.
  — Это был один из тех вееров?
  — Я совершенно уверен, что это один из них.
  — Это мой веер. Я его очень люблю. У его основания выгравированы золотом мои инициалы.
  — Я заметил, — сказал Мейсон, — и уверен, что это один из вееров, которые я вернул Шери Чи-Чи всего за несколько часов до убийства. Как получилось, что вы потеряли его?
  — Я не теряла его. Они были на ранчо. Джон взял их, чтобы сохранить. Когда я ушла от него, я все пыталась получить их назад, но он не отдал, поэтому мне пришлось купить другие. Это было не то, что я хотела, у меня всегда было чувство, что те, старые, приносили мне удачу. Поэтому-то Джон и отдал их Айрин.
  — Это уже важно, Лоис, — произнес Мейсон. — Если мы сможем доказать, что это один из вееров, который был отдан Айрин, и что вы больше не видели его до того, как…
  Голос Мейсона повис в тишине.
  — Так что же? — спросила она.
  Мейсон покачал головой.
  — Вся эта история о том, как вы достали веер, выглядит чертовски невероятно. Все это не похоже на правду.
  — Но это правда, мистер Мейсон.
  — Ну хорошо, — не стал спорить Мейсон, — правда или нет, но ясно одно — чрезвычайно важно доказать, что у вас не было этого веера в то время, когда было совершено убийство. Вы не видели его с того момента, как ушли от своего мужа, и до того времени, как… Черт возьми, я хотел бы, чтобы была какая-то логика в том, как вы добыли этот веер… и пытались закопать его. Эта улика убивает вас. А как насчет этой теневой комнаты? — спросил Мейсон. — Вас что, водили туда дважды?
  — Совершенно верно. Я там была дважды.
  — И второй раз через полчаса после первого?
  — Я бы сказала, примерно через полчаса. Но они ошибаются, когда говорят, что я была угрюмой. Совсем нет.
  — В общем, — продолжал Мейсон, — важно понять, почему они привели вас в эту комнату во второй раз. Из-за чего ругались эти полицейские. Разумеется, вы ничего не могли видеть из-за занавеса?
  — Нет. Он так освещен, что слепит глаза. Увидеть что-либо в той комнате за занавесом совершенно невозможно. Только замечаешь какие-то смутные движения в темноте, то есть знаешь, что там есть люди, но увидеть их не можешь. И нельзя определить, сколько там всего людей, или кто они, или что-либо сказать о них.
  — Когда они привели вас в теневую комнату, Лоис?
  — Первый раз почти сразу же после того, как задержали. Они схватили меня прямо в вашей машине.
  Мейсон кивнул.
  — Сразу же поволокли в тюрьму и, не зарегистрировав там, тотчас потащили в эту теневую комнату. Потом вывели оттуда, сняли отпечатки пальцев и все такое. Я думаю, это именно то, что они называют «зарегистрировать заключенного».
  Мейсон снова кивнул.
  — Ну а затем они вновь привели меня в эту комнату, уже во второй раз.
  — Это могла быть чья-нибудь идея завести вас в эту теневую комнату прежде, чем вы были зарегистрированы в тюрьме. Вообще, они не имели такого права, — сказал Мейсон. — Не могу понять, в чем тут дело. Тем не менее это произошло. Я бы очень хотел дознаться, зачем это было сделано.
  — А вы не думаете, что причина та, о которой говорил сержант Дорсет?
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — Я знаю только одно — тот факт, что вы закапывали веер, выносит вам приговор. Вы или должны доказать, что этого не было, или с вами все кончено.
  — В таком случае полагаю, что со мной все кончено, — произнесла она с подобием улыбки. — Я все рассказала вам о веере. Мне его дал Артур.
  — Вы не сможете убедить присяжных, что это правда, Лоис.
  — Почему же?
  — Потому, что даже я не могу вам поверить, а я ваш адвокат.
  Не говоря ни слова, она отвернулась от него и бросила помощнику шерифа:
  — Я готова.
  Глава 19
  Мейсон вместе с Полом Дрейком нервно прохаживался по конторе адвоката, а Делла Стрит молча наблюдала за ними. Мейсон и Дрейк обменивались короткими фразами, перемежавшимися длинными паузами.
  — Мы должны отыскать ту, другую танцовщицу с веерами. Во всем этом деле что-то такое заверчено… Что касается самого веера, то это один из тех, которые я дал Шери Чи-Чи.
  — Не бейся головой о стенку, Перри, — ответил Дрейк. — Все дело в веере. Она на крючке.
  — Я знаю, что она на крючке, особенно судя по тому, как дела обстоят сейчас.
  Наступила пауза, во время которой Мейсон медленно и задумчиво прохаживался по конторе. Затем, растягивая слова, он произнес:
  — Все, хватит тянуть резину, Пол. Мы должны найти Шери Чи-Чи.
  — Мы предпринимаем все возможное. Такое ощущение, что она просто провалилась сквозь землю, — сказал Дрейк. — Мои люди работают до изнеможения, но нам так и не удалось выйти на какой-нибудь след. Эта женщина как будто испарилась.
  — Когда?
  — Через двадцать четыре часа после того, как сержант Голкомб задержал ее и доставил для допроса. Она вернулась в свою квартиру в середине дня восемнадцатого сентября. Мой человек следил за квартирой. Шери Чи-Чи пробыла там около получаса, затем вышла, у нее был чемодан. Взяла такси. Мой человек сел было на хвост ее машине, но, к несчастью, попал в переделку: регулировщик задержал его за то, что он вклинился в автомобильный ряд, не дожидаясь, пока там возникнет прореха. Пока он объяснял, что к чему, такси уже исчезло. Мой человек потратил впустую кучу времени, пытаясь найти ее. Я только что получил от него рапорт.
  Мейсон поежился.
  — Ты уверен, что это была случайная задержка, Пол?
  — Ты думаешь, что полисмен специально дожидался возможности, чтобы дать этой танцовщице удрать?
  Мейсон кивнул.
  — Это мысль! — воскликнул Дрейк. — Я не могу понять, каким образом это могло произойти, но подумать об этом стоит.
  — А что случилось в офисе Барлоу, Пол? Ты взял это под контроль?
  — Твоя уловка сработала прямо магически, Перри. Как только ты вышел из конторы Барлоу, они уничтожили все фотографии Лоис Фентон и уже приготовились поклясться, что у них был подписан ангажемент только с одной танцовщицей с веерами и что это была Айрин. Когда к ним заявился Дорсет, они решили, что он занялся расследованием этой мошеннической сделки. Они ему наговорили, что Шери Чи-Чи и Лоис Фентон — это одно и то же лицо, показали ему фотографии и вызвали Шери Чи-Чи. Дорсет отвез ее в участок и учинил допрос. Однако он, судя по всему, всерьез воспринял ее историю. Он не предъявил ей никаких обвинений, а начал розыск Лоис. А Айрин просто исчезла.
  Мейсон, который на мгновение остановился, возобновил хождение взад-вперед.
  — Мы обязаны отыскать эту женщину.
  — Что ты будешь делать с ней, когда найдешь? — спросил Дрейк. — Она настроена враждебно.
  — Это не имеет никакого значения, — сказал Мейсон. — Я бы привлек ее как свидетеля и задал бы ей несколько вопросов.
  — К тому времени, когда ты найдешь ее и привлечешь как свидетеля, — промолвил Дрейк мрачно, — она будет похожа на Лоис Фентон не больше, чем Делла Стрит. Она наденет неприметную длинную юбку, а сама будет святая невинность.
  — Это бы меня вполне устроило, Пол. Я спрошу ее, где та одежда, в которой она была в день убийства. Я попрошу, чтобы она описала ее. А затем поинтересуюсь, не похожа ли эта одежда на ту, которую носит обвиняемая. Этим самым я ее припру к стенке, а потом потребую, чтобы она надела те вещи, которые были на ней в день убийства.
  — Да, я думаю, ты вполне можешь осуществить такую диверсию, — согласился Дрейк, — но дальше дело не пойдет. Свидетели все опознали Лоис и теперь уж черта с два откажутся от своих слов.
  Послышался стук в дверь частной конторы Мейсона, сначала осторожный, затем, когда никто не ответил, более решительный. Мейсон взглянул на Деллу Стрит и кивнул. Делла открыла дверь.
  Мужской голос произнес:
  — Здравствуйте, мисс Стрит!
  — О… мистер Фолкнер!
  Дрейк одним быстрым движением поднялся со своего кресла.
  — Привет, Фрэнк. Какого черта?
  — Извините за вторжение, — сказал Фолкнер, — но мне надо поговорить с вами.
  — Входите, — дружелюбно пригласил его Мейсон.
  Фолкнер вошел в комнату. Дверь за ним тихо затворилась.
  Фолкнер с какой-то бараньей улыбкой взглянул на Мейсона.
  — Я полагаю, вы знаете, что я выдал вас?
  — Ценю вашу откровенность, Фолкнер.
  — Он соображает, — торопливо проговорил Дрейк. — Никто не мотался в полицию и не болтал там языком. Полиция сама заявилась к нам.
  — Я подумал, что, возможно, я каким-то образом смогу уладить это дело, — пояснил Фолкнер.
  — Каким образом? — спросил Мейсон.
  Фолкнер подошел к одному из кресел, не спеша уселся и скрестил ноги.
  — Ну, вы же понимаете, — сказал он, — вообще-то во всем этом нет ничего безнравственного, я ведь сделал так, что никто не знал, откуда поступила информация. Когда дело идет об убийстве, у полиции есть законное право требовать от детектива информацию. Ведь детектив является свидетелем. Но, с другой стороны, у полиции нет никакого права настаивать на том, чтобы детектив утаивал информацию.
  Мейсон кивнул.
  — Ну и вот, — продолжал Фолкнер, — я просто подумал, что вам захочется узнать, где сейчас находится эта Шери Чи-Чи. Она сидит в полицейском участке.
  — Что?! — воскликнул Мейсон, не веря своим ушам.
  — Точно, ее задержала полиция.
  — На каком основании?
  — Не знаю, но я думаю, что это какой-то сговор.
  — Вы имеете в виду, что она находится сейчас в тюремном заключении, поскольку так было договорено?
  — Ну, это я так думаю.
  — А почему вы так думаете?
  — Да я же видел ее, черт возьми, разговаривал с ней. Два или три раза.
  — А кто еще видел ее и разговаривал с ней, вы знаете?
  — Сэм Микер.
  — С чего вы это взяли? — спросил Дрейк.
  — Да это совершенно ясно, — с горечью произнес Мейсон, — и к тому же все так чертовски просто, что мне следовало об этом поразмыслить. Это один из излюбленных фокусов сержанта Голкомба. Я думаю, что лейтенант Трэгг не способен на такой трюк.
  — Идея этого мероприятия принадлежит Голкомбу, — подтвердил Фолкнер.
  — Я все-таки не пойму, в чем тут дело, — проговорил Дрейк.
  — Да все очень просто, — ответил Мейсон. — Они приходят к выводу, что на каком-то этапе я могу привлечь Шери Чи-Чи к суду. Я могу при этом так нелицеприятно ее охарактеризовать, что свидетели будут в замешательстве. Однако, если свидетелям заранее предоставят возможность выйти на нее, они уже все сделают как надо. А теперь они не только познакомились с Лоис Фентон, но и имели возможность увидеть Шери Чи-Чи. Девушки похожи друг на друга как две капли воды во всем, выглядят как две горошины из одного стручка — у них и фигура, и сложение, и весь общий вид совершенно одинаковы, но черты лица различны, и здесь уж они совсем непохожи.
  — Ну, я думал, что смогу дать вам знать, — сказал Фолкнер. — Мне казалось, что приближается перерыв и я смогу передать вам эту информацию. Полиция не имеет права заставлять кого-нибудь что-то утаивать.
  — Как была одета Шери Чи-Чи, когда вы увидели ее? Так же, как Лоис Фентон?
  — Только не в первые два раза. В последний раз — да.
  — Вы что-нибудь еще можете нам об этом рассказать? — спросил Мейсон.
  — Ну что еще… — стал вспоминать Фолкнер. — Пожалуй, вот что. После того как мы увидели эту девушку и несколько раз поговорили с ней, сержант Голкомб подошел к нам и спросил, смутит ли нас, если вдруг мы увидим ее в точно такой же одежде, как на Лоис Фентон, или приблизительно в такой же?
  — Что вы ему ответили?
  — Мы сказали, что ни за что на свете.
  — Сержант Голкомб подчеркнул, что у девушки была такая же фигура и в целом она выглядела примерно так же и что если бы на ней было такое же платье, то не исключено, что свидетель мог и ошибиться.
  — Ну и что произошло потом?
  — Он провел нас в комнату, где находились задержанные, и эту Шери Чи-Чи провели мимо нас. Сержант попросил, чтобы она прошлась точно так же, как Лоис Фентон, и она это сделала точно, черт возьми, но, конечно, это была не Лоис.
  — Теперь послушайте, — сказал Мейсон, — могло так случиться, что в коридоре вы как раз и видели эту Шери Чи-Чи?
  Фолкнер закурил сигарету.
  — Я как раз думал об этом.
  — Давайте-ка подумаем об этом еще раз, — предложил Мейсон.
  — Сначала я заявил, что это на сто процентов не она, — ответил ему Фолкнер. — Их лица в общем непохожи, но фигуры идентичны, и вся внешность в целом одинакова. Сказать вам правду, Мейсон, я… в общем, я бы сказал, что девушка, которую я видел в коридоре, была Лоис Фентон, но…
  — Я знаю, — перебил Мейсон, — по тому, как все было устроено, вы, естественно, могли так подумать. У вас была возможность поближе рассмотреть Шери Чи-Чи в то время, когда она была одета не так, как Лоис Фентон, поэтому, когда вы увидели ее в таком же костюме, что был на Лоис Фентон, у вас не возникло даже тени сомнения.
  — Это именно то, что думает Сэм Микер, — признал Фолкнер, — но я сейчас заново все обдумываю. Если в суд привели именно Шери Чи-Чи, ну тогда все, я умываю руки, я мог ошибиться. Не думаю, что я допустил ошибку, но это не исключено.
  — Когда вы увидели ее в той же одежде, что была на Лоис?
  — Примерно через полчаса после того, как суд удалился на перерыв. Сержант Голкомб сказал, что у него возникла мысль, что защита устроила нам ловушку; что вы здорово схитрили, когда решили захватить свидетеля врасплох. Не столько самими вопросами, сколько кое-какими приемами, целью которых было посеять в нас сомнение.
  — Поэтому вы отправились, чтобы увидеть Шери Чи-Чи, которая была одета точно так же, как и Лоис Фентон.
  — Совершенно верно.
  — Что вы сказали?
  — Ну, тогда я сказал Голкомбу, что не думаю, будто могу ошибиться, а Микер — что он, хоть убей, уверен, что не ошибся, но, в общем, теперь надо подумать.
  — Кто-нибудь видел, как вы шли сюда? — спросил Мейсон.
  — Черт меня подери, нет! — воскликнул Фолкнер. — Я думал, что, возможно, они сели мне на «хвост», и принял меры, чтобы никто меня не засек.
  — О’кей. Вам лучше уйти, пока на горизонте все спокойно. Мне надо обдумать все, что вы рассказали.
  — Уже иду, — согласился Фолкнер, — но вы обеспечите мне поддержку в этом деле, Мейсон?
  — Можете быть уверены.
  Они попрощались.
  Когда Фолкнер вышел, Мейсон обернулся к Дрейку.
  — Ну вот, наконец! Я запрошу у обвинения, чтобы была вызвана Шери Чи-Чи.
  — Когда? — спросил Дрейк.
  — Суд собирается завтра в десять часов утра, — сказал Мейсон, — и точно в десять часов одну минуту вы станете свидетелем самого невероятного правового фейерверка из всех, которые вам когда-либо приходилось наблюдать.
  Глава 20
  Судебный пристав объявил, что суд возобновляет свою работу. Судья Донахью произнес свою обычную фразу:
  — Джентльмены, присутствуют ли в зале суда присяжные, обвинение и защита?
  — Присутствует, — отозвался Мейсон.
  — Присутствует, — подтвердил Бергер.
  Мейсон поднялся.
  — Ваша честь, прежде чем мы продолжим разбирательство, я хочу привлечь внимание суда к одному обстоятельству. Это касается свидетеля, потенциального свидетеля защиты. Мы были не в состоянии обнаружить этого свидетеля, хотя и прилагали для этого большие усилия, но…
  — Назовите имя свидетеля, — сказал Бергер. — Сообщите мне, что вы намереваетесь доказать с помощью этого свидетеля, и, возможно, я потребую, чтобы он был доставлен в суд.
  — Имя свидетеля Айрин Килби, — сообщил Мейсон. — Однако она больше известна под артистическим псевдонимом Шери Чи-Чи, а позднее какое-то время прикрывалась именем Лоис Фентон. Она одевалась практически точно так же, как Лоис Фентон, она выступала под ее именем, все ее поведение было нацелено на то, чтобы ее принимали за Лоис Фентон. Мы намерены доказать, что она, эта свидетельница, находилась в отеле «Ричмелл» в ночь убийства, примерно в два двадцать утра.
  — А каким образом вы собираетесь доказать это?
  — Это сделает сама свидетельница.
  — Будет любопытно пронаблюдать, как вам это удастся, — сказал Бергер.
  Судья Донахью нахмурил брови.
  — Я не вижу необходимости в таком заявлении в данное время и перед этими присяжными, мистер Мейсон.
  — Причина, по которой я делаю это заявление, ваша честь, заключается в том, что я только что обнаружил, почему мы были не в состоянии найти эту свидетельницу, хотя очень долго искали ее. Полиция держала ее без всякой связи с окружающим миром.
  — Вы имеете в виду, полиция скрывала ее? — с возмущением спросил Бергер.
  — Насколько я понимаю, да.
  — Ваша честь, я протестую. Закон особо предоставляет право обвинению удерживать важных свидетелей, а эта женщина — важный свидетель обвинения.
  — Я оспариваю правомерность этого утверждения, — сказал Мейсон.
  — Я снова его делаю! — выкрикнул Бергер, побагровев. — Эта женщина является важным свидетелем.
  — Вы признаете, что она содержалась таким образом, что я даже не был в состоянии узнать, где она находится? — задал вопрос Мейсон.
  — Мы не обязаны каждый день писать вам, сообщая, что мы намерены предпринять, — ответил Бергер. — Я повторяю, ваша честь, эта женщина — важный свидетель.
  — А свидетелем чего она является? — осведомился Мейсон.
  — Об этом она расскажет, когда займет место свидетеля.
  — Вы не привлечете ее как свидетеля.
  — Привлеку.
  — Тогда сделайте это немедленно, — потребовал Мейсон.
  — Я не собираюсь делать это немедленно, — сказал Бергер.
  — Действуйте, — с вызовом произнес Мейсон, — если она является для вас свидетелем по какому-то вопросу в этом деле, пусть она начнет давать свидетельские показания. Давайте-ка послушаем, что она может рассказать. Когда вы закончите, я поговорю с ней.
  Судья Донахью вопросительно взглянул на Гамильтона Бергера.
  — Я привлеку ее как свидетеля, когда сочту это нужным и буду готов для этого, — заявил Гамильтон Бергер.
  — Вы можете обещать суду, что вы действительно привлечете ее в качестве свидетеля?
  — Я не обязан давать никаких обещаний.
  — В этом-то все и дело, ваша честь. Эта женщина не является свидетелем.
  — В конце концов, — сказал судья Донахью, — поскольку за порядок проведения судебного заседания отвечает окружной прокурор, то мне действительно кажется, что, если эта женщина — важный свидетель обвинения, а защита желает задать ей вопросы, было бы значительно лучше, если бы обвинение привлекло ее в качестве свидетеля, выслушало бы ее показания, а затем передало бы ее защите, чтобы защита смогла воспользоваться ее присутствием и задать ей соответствующие вопросы, в случае если бы она пожелала сделать это.
  — Защита не хочет задавать ей никаких вопросов, ваша честь. Это все показуха.
  — Я хочу задать ей вопросы, — настаивал Мейсон.
  — Что вы собираетесь этим доказать? Возможно, я и привлеку ее в качестве свидетеля.
  — Я собираюсь доказать с помощью этой свидетельницы, — сказал Мейсон, — что она — то самое лицо, которое свидетели опознали как обвиняемую, та женщина, которая находилась в отеле в два часа двадцать минут утра.
  — Вы не можете сделать этого, — возразил Бергер, — потому что через минуту свидетели увидят, что эта женщина не является обвиняемой.
  — Доставьте ее в суд, — предложил Мейсон. — Доставьте ее в суд, и пусть она будет одета точно так же, как в тот момент, когда ее арестовали. Я имею в виду одежду, которая идентична по цвету, покрою и материалу той, что на обвиняемой.
  — Хорошо! — рявкнул Бергер. — Раз вы этого хотите — я доставлю ее в суд. Я дам вам такую возможность. Ваша честь, если мы имеем пятнадцать минут, то, я думаю, мне этого хватит, чтобы выполнить пожелание защиты. Я доставлю Айрин Килби в суд и продемонстрирую ее свидетелям. Ну а пока, чтобы как-то занять время, я вызываю другого свидетеля, Джаспера Фентона. Пройдите сюда и присягните, Джаспер.
  Джаспер Фентон, человек с опущенными плечами и лицом, носящим отпечаток утомленного цинизма, занял место свидетеля. Монотонным голосом он ответил на предварительные вопросы. Затем, когда Бергер начал воспроизводить перед ним картину преступления, голос парня стал слегка подрагивать.
  — Где вы находились утром семнадцатого сентября этого года? — спросил Бергер. — Находились ли вы в отеле «Ричмелл»?
  — Да, сэр.
  — В какое время?
  — Я думаю, это было точно в два сорок четыре.
  — Куда вы пошли?
  — Я пошел к Джону Каллендеру в номер. То есть я вошел к нему в номер примерно в два сорок четыре.
  — Когда вы вышли оттуда?
  — Сразу же.
  — Почему вы вышли?
  — Я открыл дверь и увидел, что он лежит там мертвый на полу. Я быстро вышел оттуда.
  — У вас с ним было назначено свидание?
  — Да, сэр.
  — Когда у вас произошло это свидание?
  — Это было не совсем свидание. Он послал за мной, чтобы сообщить, что хочет встретиться.
  — В какое время вы должны были прийти к нему?
  — В два часа утра.
  — Именно в это время вы должны были встретиться с ним?
  — Да. Он сказал, что я должен быть у него в два часа, секунда в секунду.
  — Но вы опоздали?
  — Да, сэр.
  — Почему вы опоздали?
  — Я задержался, чтобы несколько раз выпить для храбрости. Мне не хотелось встречаться с ним.
  — Почему?
  — Он пытался шантажировать через меня мою сестру.
  — Вы говорите о Лоис Фентон, обвиняемой, присутствующей здесь?
  — Да, сэр.
  — Она ваша сестра?
  — Да, сэр.
  — Давайте-ка будем откровенны, — сказал Гамильтон Бергер. — Джон Каллендер оказывал на вас давление?
  — Да, оказывал.
  — В какой форме он это делал?
  Фентон заерзал в своем свидетельском кресле.
  — Я работал на него. И подделал его имя на нескольких чеках для того, чтобы покрыть недостачу. Он заполучил эти чеки. И угрожал привлечь меня к суду.
  — Что-нибудь еще?
  — Когда он попытался травить через меня мою сестру, меня взяло отчаяние. На лошади сестры я отправился на ранчо Джона Каллендера. Я вошел прямо в дом, и мне удалось попасть в комнату, где хранились все его записи. Я смог вскрыть сейф. Когда мимо окна проходил ночной сторож, он увидел свет от моего фонарика. Он направил луч своего фонаря в окно, засек меня у сейфа и позвал на помощь. Я выбежал из дома со стороны веранды, вскочил в седло, и лошадь пошла галопом. Охранник выстрелил.
  — Куда попала пуля?
  — Она задела лошадь и застряла в седле.
  — Вы почувствовали эту пулю? Почувствовали удар от нее?
  — Да, сэр. Я почувствовал, как она прожужжала и впилась в седло.
  — Вы предприняли какие-либо меры для того, чтобы убедиться, что пуля засела в седле?
  — Да, сэр.
  — Что именно?
  — Меня охватила паника. Я спрыгнул с лошади и хлестнул ее арапником, чтобы она убежала. А сам на перекладных добрался домой.
  — Вот теперь вы сказали все, — произнес Бергер елейным голосом. — Вы не пытаетесь приуменьшить свои собственные грехи. Как это ни неприятно, но вы признаете как свидетель, что вы совершили подлог, что вы явились в дом Джона Каллендера и попытались похитить содержимое его сейфа?
  — Да, сэр.
  — И Каллендер был осведомлен об этом?
  — Да, сэр.
  — И что он собирался предпринять?
  — Он пытался принудить мою сестру возвратиться к нему, угрожая, что в противном случае примет в отношении меня меры.
  — И он хотел обсудить все это с вами?
  — Он не хотел ничего со мной обсуждать, он хотел обо всем этом сказать мне.
  — А когда вы обнаружили, что Джон Каллендер лежит мертвый на полу в своем номере и в груди у него торчит японский кинжал, вы просто решили исчезнуть и выскочили оттуда, чтобы никто вас при этом не заметил. Правильно?
  — Да, сэр. Но это только частично так.
  — А что здесь не так?
  — После того как я стал обо всем этом думать… После… в общем, на следующий день… Я отправился в полицию.
  — По своей воле?
  — Да, сэр.
  — И сделали в полиции письменное заявление?
  — Да, сэр.
  — Но в это время, — вкрадчиво продолжал Бергер, — вы еще не знали, что ваша сестра вообще в чем-то замешана? Вы не знали, что ее обвиняют в совершении преступления, не так ли?
  — Одну минуту, — вступил Мейсон, — этот вопрос откровенно наводящий и непристойный. Он неправомочный, не относящийся к делу и несущественный. Этот вопрос отвечает интересам исключительно обвинения.
  — К сведению суда, этот вопрос задан исключительно в интересах свидетеля, — сказал Бергер.
  — И как таковой это вопрос, который возможно задать только в процессе перекрестного допроса и задан он может быть только защитой, противостоящей обвинению, — заявил Мейсон.
  — Это наводящий вопрос, — сказал судья Донахью, — но я тем не менее отклоняю возражение. Полагаю, что присяжные обязаны быть в курсе всех подробностей дела.
  — Нет, в то время я не знал, что моя сестра была замешана, — ответил свидетель.
  — И вы сделали в полиции письменное заявление, подтверждающее это?
  — Да, сэр.
  — Таким образом, вы действительно вынужденный свидетель и даете показания неохотно?
  — Свидетель не дает никаких показаний, — вновь вмешался Мейсон, — к сведению суда. Эти показания дает вместо него окружной прокурор. Ваша честь, я протестую против того, что окружной прокурор заставляет вносить в протокол всю эту ерунду, а свидетель при этом вынужден поддакивать.
  — Эти вопросы являются откровенно наводящими, — заявил судья Донахью. — В протоколе, я опасаюсь, будет отражено, что окружной прокурор виновен в том, что неоднократно направлял свидетеля. Протест принят. Больше не последует никаких наводящих вопросов.
  — Перекрестный допрос, — выдохнул Бергер.
  В зале суда поднялась суматоха, и Мейсон встал со своего места. Помощник шерифа поймал взгляд Бергера и подал сигнал.
  — К сведению суда, — произнес Бергер, — свидетельница Айрин Килби доставлена в суд. Ее привели сюда по желанию, я бы сказал, требованию Перри Мейсона. А теперь, если мистер Мейсон желает побеседовать со свидетельницей, ему предоставляется полная свобода сделать это. В случае если, как я подозреваю, он только желает использовать ее как средство введения в смятение свидетелей, давших уже показания, то у меня не будет никаких возражений против любых проверок, которые он захочет осуществить. Пройдите сюда, мисс Килби, чтобы присяжные и свидетели могли видеть вас.
  Айрин Килби вышла вперед, она шла теперь не как Лоис Фентон, не покачивала бедрами, подняв голову, подбородком вверх.
  Судья Донахью оглядел ее сначала без особого интереса, но затем, внезапно озадаченный, обернулся и посмотрел на Лоис Фентон.
  Он произнес:
  — Обвиняемая, я прошу вас подняться. Теперь встаньте здесь, вместе со свидетельницей. У вас нет возражений, мистер Мейсон?
  — Никаких, ваша честь.
  — Итак, ситуация действительно странная. Я не нахожу большого сходства в лицах, однако что касается фигур… Совершенно очевидно, что эти две женщины абсолютно идентичны по фигуре, а также весу и телосложению и на них совершенно одинаковые костюмы. Вы желаете сделать заявление, мистер Бергер?
  — Ваша честь, — ответил Гамильтон Бергер, — мне следовало догадаться, что Перри Мейсон устроит здесь это представление…
  — Дело не в этом, — прервал судья Донахью. — Я просто желаю знать, что является основанием для этого маскарада, который здесь устроен одной из этих молодых женщин. Обвиняемая может сесть. Я прошу свидетельницу Айрин Килби остаться здесь на некоторое время. Просто постойте здесь еще немного, если вы не возражаете, мисс Килби. Пожалуйста, мистер Бергер.
  — Ваша честь, — произнес Гамильтон Бергер, — я хочу предложить теперь вашему вниманию факты, которые, как знает мистер Мейсон, не подлежат сомнению. Эта свидетельница пользовалась именем Лоис Фентон и одевалась исключительно таким образом, чтобы выглядеть как Лоис Фентон, по причине, совершенно очевидной в свете того, что теперь нам известна вся ситуация.
  — В таком случае я желаю узнать эту причину.
  — Эта молодая женщина, — продолжал Бергер, — хотела стать танцовщицей с веерами. Лоис Фентон была преуспевающей танцовщицей. Она вышла замуж и, таким образом, завершила свою карьеру. Ко времени вступления в брак у нее было несколько незавершенных контрактов… Могу я продолжить?
  — Я желаю выслушать все, что может заявить окружной прокурор, — сказал судья Донахью, — принимая во внимание, разумеется, тот факт, что за обвиняемой сохраняется право опротестовать все здесь сказанное. У вас есть возражения, мистер Мейсон?
  — У меня нет возражений, чтобы Гамильтон Бергер давал показания, если он принес присягу, — сказал Мейсон. — Далее я желаю подвергнуть его перекрестному допросу таким же образом, как и любого свидетеля. Я не имею возражений против того, чтобы он дал предварительное объяснение вам, ваша честь, но что касается причины, побудившей свидетельницу сделать то, что она сделала, то тут показания должна дать она сама.
  — Но это не относится к делу, — произнес Гамильтон Бергер, голосом и всем своим поведением демонстрируя раздражение. — Я просто объясняю предварительные обстоятельства его чести по просьбе самого суда.
  — Если это не относится к делу, — спросил Мейсон, — тогда зачем вы удерживаете эту женщину как важного свидетеля? Свидетелем чего она является?
  — Я задержал ее для того, чтобы вы не могли…
  — Так-так, продолжайте, — нетерпеливо вставил Мейсон, как только Бергер внезапно остановился. — Вы собирались выболтать настоящую причину ее удержания.
  — Достаточно, джентльмены, — вмешался судья Донахью. — Дело требует, чтобы не было никакой перепалки между обвинением и защитой. Суд просто желает получить информацию, и если защитник обвиняемой протестует против какого-либо заявления, сделанного окружным прокурором в этой связи, то необходимо, разумеется, привлечь эту молодую женщину в качестве свидетеля.
  — Но в таком случае это попытка все свести на нет, — возразил Гамильтон Бергер. — Это имеет значение только в случае, если защита настаивает на том, что весь этот маскарад ввел кого-то в заблуждение, что он поколебал уверенность свидетелей в правильности их предыдущих показаний.
  — Я утверждаю, что так оно и есть, — сказал Мейсон.
  — Продолжайте и представьте нам доказательства своей правоты, — заявил с вызовом Бергер.
  — Прежде еще один вопрос, джентльмены, — вновь заговорил судья Донахью. — Так ли я понимаю, мистер Мейсон, что вы возражаете против этого заявления Гамильтона Бергера?
  — Если это только предварительное заявление, то у меня нет никаких возражений, но в случае если Гамильтон Бергер хочет с его помощью избавиться от необходимости привлечь эту женщину в качестве свидетеля, то тогда я действительно возражаю. Более того, я не соглашусь ни с чем из сказанного им. Свидетельница будет давать показания, и я сделаю все, чтобы это условие было соблюдено.
  — Хорошо, — сказал судья Донахью. — Я думаю, нам следует продолжить заседание по уже заведенному распорядку, однако создалась действительно странная ситуация, и суд полагает, что должны быть представлены соответствующие объяснения.
  — Раз эта молодая женщина находится здесь, — произнес Мейсон, — я хотел бы теперь вызвать Сэмюела Микера для перекрестного допроса.
  — У меня нет ни малейших возражений, — заявил Бергер с саркастическим кивком в сторону Перри Мейсона. — Начинайте.
  — Достаточно, мистер Бергер, — остановил его судья Донахью. — Я надеюсь, мы продолжим работу без этого обмена колкостями между обвинением и защитой. Итак, с чего мы начнем? Ах да, необходимо, чтобы Сэм Микер занял место свидетеля. Мистер Сэмюел Микер, займите вновь место свидетеля. Нет-нет, вы уже присягали. Просто садитесь в это кресло. Вы хотите первым подвергнуть его перекрестному допросу, мистер Мейсон?
  — Да. Мисс Килби, я бы попросил вас пройтись по залу суда, прямо перед столом защиты, причем так, чтобы вас мог видеть свидетель.
  Айрин Килби с готовностью подчинилась.
  — Не так, — сказал Мейсон. — Пройдитесь, как вы обычно ходите.
  Она посмотрела на него, широко раскрыв глаза.
  — Боюсь, я не понимаю, что вы имеете в виду, мистер Мейсон.
  — Покачивая бедрами, этак чувственно-сексапильно. Вы ведь именно так всегда ходили, до того как…
  — Ваша честь, я протестую, — прервал его Гамильтон Бергер. — Защита потребовала, чтобы свидетельница прошлась. Она сделала это. Если Перри Мейсон желает присягнуть, что видел, как свидетельница ходила, покачивая бедрами или с какой-то чувственностью, пусть он сделает это и сам займет место свидетеля, а я подвергну его перекрестному допросу.
  — Защита попросила свидетельницу пройтись соответствующим образом, — сказал судья Донахью. — Но меня не устраивает, что защита получила право требовать это для того, чтобы провести соответствующий тест. Защитник попросил мисс Килби пройтись, и она прошлась. Я полагаю, это максимум, что суд может допустить в качестве эксперимента такого рода. Он может продолжаться до тех пор, пока не будет выявлено свидетельство того, что молодая женщина может при определенных обстоятельствах иметь несколько иную походку.
  — Очень хорошо, — проговорил Мейсон. — А теперь, мистер Микер, скажите, не может ли каким-либо образом оказаться, что эта молодая женщина, которую вы видите в данный момент и которую зовут Айрин Килби, является той самой женщиной, вошедшей в отель «Ричмелл» приблизительно в два двадцать утра и…
  — Никоим образом.
  — Дайте мне закончить мой вопрос. И была остановлена вами в лифте или около него, препровождена к телефону, откуда был сделан звонок в номер Джона Каллендера?
  — Это совершенно невозможно.
  — Вы уверены?
  — Абсолютно.
  — Вы признаете ее определенное сходство с обвиняемой?
  — Сходство есть в одежде, а также в фигурах, но это вот Айрин Килби, и я узнаю ее, где бы ни встретил. А обвиняемая — это женщина, которую я видел в отеле, и ее я тоже распознал бы всюду, где бы ни встретил.
  — Когда вы в последний раз видели Айрин Килби? — спросил Мейсон.
  — Вчера днем.
  — А перед этим?
  — Я не знаю. Кажется, вчера утром.
  — А вы видели ее несколько раз непосредственно перед началом процесса?
  — Да.
  — Что явилось основанием для ваших столь частых встреч с ней?
  — Ну, сержант Дорсет хотел удостовериться, что она не была той женщиной, которую я видел. Он все показывал ее мне и спрашивал, не могло ли быть так, что я ошибался.
  — О, я понимаю, — сказал Мейсон. — Иными словами, полиция использовала все возможные средства для того, чтобы убедиться, что вы полностью ознакомились с внешностью этой Айрин Килби и в случае, если бы вам неожиданно пришлось столкнуться с ней в суде, вы бы не спутали ее ни с кем. Это так?
  — Я протестую, — выпалил Бергер. — Я настаиваю на заключении аргументированном.
  — Поддерживается.
  — А перед тем как сержант Дорсет привел вас к Айрин Килби, он прилагал определенные усилия, чтобы внушить вам, что это была Айрин Килби, а не Лоис Фентон, которую вы уже опознали, так? — спросил Мейсон.
  — Ну, он говорил мне.
  — Это все, — заключил Мейсон.
  — Вопросов нет, — произнес Бергер.
  — Продолжайте рассмотрение дела, — обратился к Бергеру судья Донахью.
  — На месте свидетеля находился Джаспер Фентон. Мистер Мейсон уже собирался начать свой перекрестный допрос, — сказал Бергер.
  — С позволения суда, — вмешался Мейсон, — как я понимаю, как раз окружной прокурор собирается привлечь эту молодую женщину к свидетельским показаниям.
  — Вы уже разобрались со всем, с чем бы я хотел, чтобы вы разобрались, — парировал Бергер.
  — Но вы удерживаете ее как важного свидетеля? — спросил Мейсон.
  — Ну и что из этого?
  — В случае, если вы удерживали ее там, где я не мог ее обнаружить, там, где мои люди не могли с ней встретиться, вы нарушили законные предписания суда.
  — Вы уже говорили об этом, — напомнил Бергер.
  — А я повторяю это снова, — настаивал Мейсон. — Я просто не хочу, чтобы возникло какое-то недопонимание по данному вопросу. Вы или берете показания у этой свидетельницы, или даете объяснения согласительной комиссии, почему вы удерживали ее там, где я не мог найти ее, под предлогом, что она является важным свидетелем.
  Бергер обдумал заявление Мейсона и внезапно подчинился.
  — Айрин Килби, займите место свидетеля, — произнес он злобно, с побагровевшим лицом. — Ваше настоящее имя — Айрин Килби? — начал Бергер, когда свидетельница была приведена к присяге.
  — Да, сэр.
  — Вы когда-нибудь пользовались другим именем?
  — Да, сэр.
  — Каким?
  — Двумя именами. Именем Шери Чи-Чи, которое является сценическим псевдонимом, и именем Лоис Фентон.
  — Как получилось, что вы пользовались именем Лоис Фентон?
  — Она сказала, что я могу это сделать.
  — Вы имеете в виду, что молодая женщина, сидящая там, справа от мистера Мейсона, женщина, которая является обвиняемой в деле «Государство против Лоис Фентон», говорила вам, что вы можете использовать ее имя?
  — Да, сэр.
  — Что именно она сказала? Передайте вашу беседу.
  — Она сказала мне…
  — Одну минуту, — вмешался Мейсон. — Имелось ли на этот счет письменное соглашение?
  — Да, сэр.
  — В таком случае соглашение, сам документ, является лучшим доказательством, — заявил Мейсон.
  Бергер нахмурился.
  — Где этот документ, мисс Килби?
  — Я не знаю.
  — Как так вы не знаете?
  — Я передала его Джону Каллендеру и с тех пор больше его не видела.
  — Когда вы передали ему документ?
  — За несколько дней до его смерти.
  — А вы искали его и не могли найти?
  — Да.
  — Очень хорошо, расскажите нам, что было в этом документе.
  — В общем, я пыталась выступать как танцовщица с веерами, но у меня было мало ангажементов. У Лоис Фентон же все дни были расписаны. Она не очень-то хотела продолжать выступать, когда вышла замуж, поэтому я спросила ее, не могла бы я выступить за нее в ее представлениях, и она ответила, что это возможно. Я сказала ей, что мне придется использовать ее имя, и она разрешила мне это сделать.
  — Очень хорошо. Теперь следующее — вы были утром семнадцатого сентября в отеле «Ричмелл»?
  — Да, сэр. Я была там около двух часов утра. Это был единственный раз, когда я туда заходила.
  — Вы видели тогда Джона Каллендера?
  — Видела.
  — И разговаривали с ним?
  — Да.
  — О чем?
  — Я спросила его относительно этого соглашения. Он сказал, что отдал его Лоис. Я покинула его номер около двух часов утра. Меня видела горничная, когда я выходила из номера. Больше я не возвращалась туда.
  — Вы видели в отеле Сэмюела Микера, гостиничного детектива, и если да, то разговаривали с ним?
  — Нет, сэр.
  — У меня все! — рявкнул Бергер.
  Мейсон поднялся, чтобы начать перекрестный допрос.
  — С целью ввести всех в заблуждение и попытаться сыграть на добрых намерениях Лоис Фентон как танцовщицы с веерами вы скопировали ее одежду, это так? — задал он вопрос.
  — Ну и что из этого?
  — Сделали вы это или нет?
  — Конечно, сделала.
  — Какова была цель этого вашего маневра?
  — Все контракты были заключены через ее агента, мистера Барлоу, а у него были фотографии.
  — Вы имеете в виду Сидни Джексона Барлоу?
  — Да, сэр.
  — И вы не хотели, чтобы мистер Барлоу решил, что произошла какая-то подмена или смена его клиентов?
  — Разумеется, не хотела.
  — Поэтому вы оделись точь-в-точь как Лоис Фентон? Чтобы стать максимально на нее похожей, не так ли?
  — А что бы вы сделали при таких обстоятельствах?
  — Я спрашиваю вас, что сделали вы. Вы сделали это, не так ли?
  — Да, естественно. Я и сейчас одета точно так же.
  — И мистер Барлоу никогда не осведомлялся, настоящая ли вы Лоис Фентон?
  — Он этого не делал до тех пор, пока вы не заявились к нему и не попытались устроить там скандал.
  — Хорошо, а теперь, — продолжил Мейсон, — обращаю ваше внимание на вечер семнадцатого сентября. Вы зашли в контору Сидни Джексона Барлоу, не так ли?
  — Да, я пришла туда.
  — И что с вами там произошло?
  — Неправомочный, не относящийся к делу и несущественный вопрос. Отклонение от перекрестного допроса, — заявил Гамильтон Бергер. — Ваша честь, все это совершенно не относится к делу. Обо всем этом не упоминалось в прямом допросе, и все это абсолютно не связано с обстоятельствами дела.
  Судья Донахью взглянул на Перри Мейсона.
  — Я обращаюсь к защите — все это выглядит неправомочно.
  — Если суд желает знать, — возразил Мейсон, — я пытаюсь доказать, что в то самое время полиция задержала ее как Лоис Фентон; что в тот самый момент ей объяснили, что она задержана по подозрению в убийстве Джона Каллендера.
  — Но какое это все имеет отношение к задержанию? — спросил судья Донахью. — Я под впечатлением весьма странных обстоятельств этого дела. Я намерен предоставить максимальные возможности для вашего перекрестного допроса, чтобы выяснить причину всего этого маскарада, но в то же время я не вполне понимаю, что существенного может быть выявлено с помощью вопросов, которые вы задаете. Предположим, о приметах Лоис Фентон было объявлено по радио и эта молодая женщина, без сомнения, выглядела абсолютно так, как об этом сообщили. Предположим далее, что полиция доставила ее в камеру предварительного заключения, ошибочно решив, что это Лоис Фентон. Но даже при таком раскладе я не вижу, насколько это все относится к делу.
  — Дело вот в чем, — сказал Мейсон. — Я хочу доказать, что свидетельница затем была отправлена в тюрьму, что на следующий день ее поместили в камеру, известную как «теневая комната», где свидетели могут наблюдать заключенных, причем сами при этом остаются для них невидимыми. Я хочу доказать, ваша честь, — продолжал Мейсон, драматически повысив голос, — что в то время, как она находилась в теневой комнате, ее абсолютно безошибочно опознали и свидетель Сэм Микер, и свидетель Фрэнк Фолкнер, признав в ней женщину, которую они видели в отеле «Ричмелл» приблизительно в два часа двадцать минут утра семнадцатого сентября.
  — Это не так! — заорал Гамильтон Бергер. — Вы не можете доказать этого! Вы не можете…
  — Предоставьте мне возможность, и я сделаю это, — заверил его Мейсон, ухмыляясь.
  — Но я ничего не понимаю, — произнес судья Донахью, нахмурившись.
  — Я сам какое-то время ничего не понимал, ваша честь, зато теперь мне все понятно, — сказал Мейсон. — Полиция задержала Айрин Килби как Лоис Фентон. На следующий день свидетели опознали ее как женщину, которую они видели в отеле. Затем, буквально через несколько минут после этого опознания, полиция задержала настоящую Лоис Фентон, именно поэтому сержант Голкомб устроил повторное опознание, сказав свидетелям, что они должны снова взглянуть на девушку, при более благоприятных обстоятельствах, и оба свидетеля подумали, что им демонстрируют ту же самую девушку. А для того, чтобы свидетели ничего не заподозрили, полицейские устроили фиктивную перепалку. Иными словами, свидетели заранее убедили себя, что женщину, которую им собираются показать, они уже видели, и вряд ли задумывались, глядя на нее во второй раз. А затем, для того чтобы я не обнаружил, что произошло, полиция поместила обвиняемую Лоис Фентон в эту теневую комнату во второй раз. Но в этот раз по другую сторону экрана уже никого не было. Это была полицейская уловка, предпринятая совершенно очевидно для того, чтобы я ничего не понял…
  — Это не так! — выкрикнул Гамильтон Бергер.
  — Вам бы следовало сначала определить, так это или не так, перед тем как выкрикивать опровержения в зал суда, — посоветовал Мейсон. — Спросите сержанта, который надзирал за теневой комнатой. Я не думаю, что лейтенант Трэгг принимал в этом какое-либо участие, но спросите сержанта Голкомба, и вы услышите, что он скажет. Кстати, ваша честь, я заметил, что сержант Голкомб находится в суде, и я прошу разрешения привлечь его в качестве свидетеля защиты, пока я смогу оформить на него повестку с вызовом в суд и вручить ее.
  Судья Донахью стукнул своим молотком, но все его попытки восстановить порядок ни к чему не привели. Сержант Голкомб поднялся со своего места, начал что-то говорить, обернулся, направился к двери, но затем остановился.
  — Голкомб, подойдите сюда! — закричал Гамильтон Бергер. — Я хочу поговорить с вами.
  Мейсон опустился в кресло и ободряюще улыбнулся обвиняемой.
  — Но как вы догадались обо всем этом? — прошептала Лоис Фентон.
  — Что заставляет меня краснеть, — сказал Мейсон, — так это то, что я не догадался об этом давно. Все это ясно как дважды два. Они помещали вас в теневую комнату два раза. Но в первый раз вы не поднимали головы и были в дурном расположении духа. Когда свидетели увидели вас в первый раз, они подумали, что видят вас уже во второй раз.
  — А этим можно доказать, что именно Айрин Килби была в отеле?
  — Еще придется здорово поработать, чтобы доказать это, — ответил Мейсон. — Мы докажем, что первым лицом, которое свидетели опознали как женщину, виденную ими в отеле, была Айрин Килби, и, насколько я могу судить, все это вызовет чертовскую сенсацию.
  Судья в последний раз стукнул молотком, призвав присутствующих к порядку.
  — Ваша честь, — произнес Гамильтон Бергер, — защита сделала самое поразительное заявление. Я не могу поверить, что оно имело под собой какие-либо основания. Даже если такие основания и были, оно бросает только слабую тень сомнения на процесс опознания, но не может опровергнуть…
  — Суд хотел бы знать, — перебил судья Донахью, — действительно ли свидетельница Айрин Килби была помещена в теневую комнату в то время, когда свидетель Сэм Микер и свидетель Фрэнк Фолкнер находились там для того, чтобы произвести опознание.
  — Разумеется, ваша честь, она не может сказать этого. Она не знает, кто был по другую сторону экрана.
  — Ну, в таком случае полиция должна знать это! — почти что выкрикнул судья Донахью в раздражении.
  — Да, ваша честь, и я, если мне будет дано время, попытаюсь отыскать реальные факты.
  — Сколько вам требуется времени?
  — Час. Удовлетворит ли это суд?
  — Вы располагаете временем до двух часов дня, — сказал судья Донахью. — Мы сделаем перерыв до двух часов, и к этому времени я хочу знать, что в действительности произошло. В конце концов, полицейские протоколы были недоступны для защиты, а свидетельница Айрин Килби, что совершенно очевидно, находилась в таком месте, где защита не могла иметь с ней контактов.
  — Как важная свидетельница, — заявил Бергер. — И она находилась в этом месте, ваша честь, с ее собственного согласия.
  — Я не имею намерения подвергать что-либо критике, — ответил Донахью, — до тех пор, пока у меня не появятся какие-либо основания для критики, но я хочу добраться до самой сути этого дела. У вас есть какие-либо возражения против того, чтобы объявить перерыв до двух часов, мистер Мейсон?
  — Есть, ваша честь.
  Судья Донахью нахмурился.
  — Разумеется, мистер Мейсон, окружной прокурор должен расследовать то, что произошло. Ему нужно просмотреть какие-то протоколы. Суд желает узнать, что действительно имело место в той теневой комнате во время опознания. Совершенно очевидно, что защита равно заинтересована в том, чтобы все факты были обнародованы. Таким образом, суд полагает, что его предложение о перерыве обоснованно.
  — Ваша честь, в принципе я согласен с вами, — сказал Мейсон, — но у окружного прокурора есть способные помощники, для того чтобы разобраться во всех этих вопросах. Что касается меня, то я должен продолжить перекрестный допрос этой свидетельницы, прежде чем она получит возможность посоветоваться со своими друзьями и придумать какую-нибудь новую историю. Десятиминутный перерыв даст помощникам окружного прокурора широкие возможности просмотреть полицейские протоколы и поговорить с сержантом Голкомбом.
  — Очень хорошо, — согласился судья Донахью, — если защита желает закончить перекрестный допрос этих свидетелей, она может сделать это. Суд объявляет десятиминутный перерыв.
  Пол Дрейк, протолкнувшись через толпу присутствовавших, добрался наконец до Мейсона.
  — Ах, молодец, ловко ты им выдал! — воскликнул он. — Но они задержали Артура Шелдона, Перри, так что будь осторожен. Они могут привлечь его в качестве свидетеля.
  — Где он? — спросил Мейсон.
  — В тюрьме. Они заполучили его без права выдачи и вернули в тюрьму. Проделали это все в полной тайне. Газеты только сейчас обо всем узнали.
  — Я хотел бы, чтобы его привлекли как свидетеля, — сказал Мейсон. — Наконец-то мы выходим из мрака.
  — И как выходим! — произнес возбужденно Дрейк. — Черт возьми, какой удар, Перри! Ты просто нокаутировал их!
  Глава 21
  Когда суд собрался вновь, на свидетельском месте была нервничающая, испуганная Айрин Килби, а раздраженный окружной прокурор явно занял оборонительные позиции. Все его поведение указывало на то, что он находится в состоянии крайнего озлобления из-за выходки полицейских, в которой к этому времени сержант Голкомб уже явно признался.
  — Итак, мисс Килби, вы приняли внешность Лоис Фентон, вы воспользовались всеми ее ангажементами, вы составили себе точно такой же гардероб, это так?
  — Да, сэр.
  — У вас было с ней соглашение, и вы передали это соглашение Джону Каллендеру, это так?
  — Да, сэр.
  — И, насколько вам известно, существует только единственный экземпляр этого соглашения?
  — Да, сэр.
  — Вы хотели завладеть этим документом, это так?
  — Я уже это сказала. Да.
  — И вы занялись его поисками?
  — Да.
  — А не в том ли действительная причина вашего стремления получить это соглашение, что в нем был пункт, гласивший, что в случае, если замужество Лоис Фентон закончится разводом или если она в любое время пожелает возобновить свои выступления в качестве танцовщицы с веерами, вы должны будете освободить для нее место?
  — Нет, сэр.
  — Или это соглашение содержало какие-либо установки на этот счет?
  — Нет, сэр.
  — А теперь подумайте хорошенько, — предупредил Мейсон. — Вы находитесь под присягой. И помните, что если у Джона Каллендера действительно было это соглашение, то рано или поздно оно будет обнаружено среди его имущества. Это письменное соглашение. Оно подписано Лоис Фентон и вами. Итак, прошу вас не забывать, что вы под присягой и что на карту поставлено нечто гораздо большее, чем ваша карьера танцовщицы с веерами.
  Свидетельница закусила губу.
  — Я вас слушаю, — сказал Мейсон. — Ну, давайте попытаемся получить другой ответ на этот вопрос. В этом заключается действительная причина вашего желания завладеть соглашением?
  Свидетельница сменила позу, беспомощно взглянула на окружного прокурора, затем встретилась с суровым взглядом судьи.
  — Ну же, — подбадривал Мейсон, — это так?
  — Да, — ответила она еле слышно.
  — Итак, — произнес Мейсон, — мы начинаем к чему-то приближаться. Для вашей карьеры было жизненно необходимо получить это соглашение, не так ли?
  — Да.
  — И пока оно было у Джона Каллендера, вы были у него в руках и в значительной степени в его власти, верно?
  — Да.
  — А теперь, — продолжал Мейсон, — давайте подвинемся немного дальше. Веер, который я вам покажу, тот самый, который был предъявлен как вещественное доказательство номер два, — хорошенько взгляните на него. Вы рассмотрите на нем инициалы «Л.Ф.» и заметите, что он изготовлен в Сент-Луисе. Вы видели этот веер раньше?
  — Да.
  — Я дал его вам, не так ли?
  — Да.
  — Когда?
  — В ночь, когда было совершено убийство, то есть вы дали его мне вечером шестнадцатого, а Джон Каллендер был убит вскоре после полуночи в ту самую ночь, значит, это произошло уже семнадцатого.
  — Совершенно верно, — сказал Мейсон. — Итак, что вы сделали с этим веером, когда я отдал его вам? Вееров было два, не так ли?
  — Да.
  — И что вы с ними сделали?
  — Я… Я отдала их…
  — Так-так, продолжайте, — торопил Мейсон.
  — Я отдала их Джону Каллендеру.
  — Итак, вы отдали их лично Джону Каллендеру или Гарри Когсуэллу, чтобы он передал их Джону Каллендеру?
  — Гарри должен был передать их ему.
  — И как только вы завладели этими веерами в Паломино, вы и Гарри Когсуэлл вскочили в автомобиль и отправились на полной скорости к Джону Каллендеру сообщить ему, что у меня нет лошади, которую он разыскивал, и что я нашел два веера, и для того, чтобы как-то подкрепить свой рассказ, вы прихватили эти два веера и дали их Когсуэллу, не так ли?
  — Да.
  — И вы отдали эти веера Когсуэллу, чтобы он отнес их Каллендеру?
  — Да.
  — Когсуэлл приехал в отель около часа двадцати, отправился к Каллендеру и оставил у него веера?
  — Он отдал один веер, а другой остался у меня.
  — Для вашего сведения, мисс Килби, — сообщил Мейсон, — а также чтобы не оказывать на вас никакого давления, я заявляю, что я лично видел, как Гарри Когсуэлл входил в номер Каллендера примерно двадцать минут второго утра семнадцатого сентября. Итак, он вошел в его номер примерно в это время или у вас другая информация?
  — Он был там примерно в это время, все так.
  — А где были вы?
  — Я была около машины. Он не мог найти место, чтобы припарковаться около отеля, поэтому я проехала еще квартал, а Гарри отправился говорить с Каллендером. Возможно, мы и нашли бы, где припарковаться, если бы как следует осмотрелись, но тогда нам бы пришлось еще довольно долго идти пешком, а… ну, в общем, Каллендер хотел получить этот веер как можно быстрее. Он сказал, что тот ему нужен до двух часов, и поэтому хотел получить его без промедления.
  — Вы беседовали с Каллендером по телефону?
  — Да.
  — Как только я отдал вам веера?
  — Да.
  — Итак, — продолжал Мейсон, — давайте будем искренни, мисс Килби. Вы пытались защитить свои собственные интересы, но я думаю, что вы были излишне осторожны. Предположим, я скажу вам, что могу доказать, что, когда вы пришли к Джону Каллендеру в два двадцать три утра семнадцатого сентября, он был уже мертв и что, когда вы открыли дверь, вы обнаружили тело, лежащее на полу. Заставит ли это вас изменить свои показания относительно того, что это вы были в отеле в это время?
  Айрин Килби взглянула на него круглыми, широко открытыми глазами, на ее лице отразилось откровенное недоумение.
  Судья Донахью подался вперед и произнес:
  — Что?! Попрошу стенографиста зачитать мне этот вопрос. Я хочу понять его.
  Стенографист монотонным голосом повторил вопрос судье Донахью.
  Судья нахмурился, посмотрел на свидетельницу, затем на Перри Мейсона, потом обратился к свидетельнице:
  — Вы поняли вопрос, мисс Килби?
  — Да, — поколебавшись, ответила она.
  — Вы можете ответить на него?
  — Я… Да.
  — Это можно понимать как ваш ответ? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Итак, давайте дойдем до сути дела. Вы не приходили в отель, чтобы увидеться с Джоном Каллендером около двух часов утра, это так?
  — Нет, не приходила.
  — Но вы каким-то образом узнали в полиции или из какого-то источника, близкого к полиции, что они обнаружили горничную, видевшую, как Лоис Фентон выходила из номера Каллендера в два часа, и вы совершенно ясно осознали, что рано или поздно объявится какой-нибудь свидетель, который знал о том, что вы собирались прийти к Джону Каллендеру, и поэтому решили, что вам лучше поменяться местами с Лоис Фентон и всюду заявлять, что это вы были той женщиной, которую видели выходящей из номера в два часа утра, не правда ли?
  — Да.
  — Если суд не возражает, — заявил Мейсон, — то исключительно в целях упорядочения протоколирования дела, а также в целях соблюдения объективности в отношении свидетельницы я хочу привлечь внимание суда, а также защиты и обвинения к тому факту, что, исходя из показаний свидетеля Фолкнера, Артур Шелдон выскочил из номера пятьсот одиннадцать и вошел в номер пятьсот десять, находящийся напротив по коридору, почти сразу же после того, как Фолкнер занял свой наблюдательный пост в хозяйственном чулане. Это было примерно в два двадцать один утра. В два двадцать три в номер Джона Каллендера вошла свидетельница, но если суд примет во внимание, что свидетельница натолкнулась на гостиничного детектива и что тот принудил ее позвонить в номер Каллендера, то ответ немедленно становится ясным. Артур Шелдон должен был находиться в номере Каллендера в тот момент, когда раздался звонок. Артур Шелдон вышел из номера не как человек, который выходит, повидав кого-нибудь из знакомых. Он вышел так, как будто убегал от кого-то или от чего-то. Вы обратили внимание, что свидетель Фолкнер показал, что Шелдон быстро выскочил в коридор, захлопнул за собой дверь, рванул на себя дверь номера пятьсот десять и скрылся за ней? Таким образом, становится очевидно, что, когда он выходил из номера пятьсот одиннадцать, там было нечто, что вывело его из равновесия; что, по всей вероятности, Каллендер уже был мертв к этому времени. Но совершенно ясно, что Артур Шелдон находился в номере Каллендера в тот момент, когда туда позвонил из холла отеля гостиничный детектив. Я думаю, будет совершенно справедливо сделать вывод, что, исходя из личных соображений, Артур Шелдон взял трубку, когда зазвонил телефон, и это именно голос Шелдона услышал детектив в трубке, и именно Шелдону сказала по телефону свидетельница, что она находится в холле гостиницы и собирается подняться в номер. Но коль скоро свидетельница уже признала, что примерно в два двадцать, то есть в то время, когда зазвонил телефон, Джон Каллендер был еще жив, она тем не менее пока не заявила, что именно она была тем лицом, которое вошло в номер в два двадцать три. Я думаю, что на этом вопрос исчерпан.
  — Означает ли это, что теперь вы утверждаете, что убийца — Артур Шелдон? — спросил Гамильтон Бергер.
  — Я ничего не утверждаю, — нетерпеливо произнес Мейсон. — Я пытаюсь добиться оправдания обвиняемой в этом деле. Что касается дела об убийстве, вы вольны решать его сами. Что касается меня, то я закончил перекрестный допрос свидетельницы.
  — Вы желаете провести повторный допрос? — спросил судья Донахью Бергера.
  — Нет, ваша честь, — несколько ошарашенно проговорил окружной прокурор.
  — Очень хорошо, — сказал судья Донахью, — есть еще кое-какие вопросы, которые я желал бы задать свидетельнице, но в связи с тем, что дело приняло весьма странный оборот, я полагаю, было бы несправедливо в отношении защиты или обвинения, если бы допрос был продолжен. Тем не менее следует признать, что свидетельница дала ложные показания, и поэтому я поручаю шерифу препроводить ее в камеру предварительного заключения, где она будет ожидать последующих решений.
  Мейсон поднялся и начал собирать в портфель бумаги. Он ободряюще улыбнулся своей подзащитной.
  — Я думаю, что все ясно, ваша честь, — произнес Мейсон со спокойным убеждением. — Окружной прокурор может либо немедленно закрыть дело в отношении обвиняемой, либо мы делаем перерыв до двух часов.
  Судья Донахью быстро взглянул на Гамильтона Бергера и сухо произнес:
  — Суд объявляет перерыв до двух часов пополудни.
  Глава 22
  Сидя в конторе Мейсона, Пол Дрейк обратился к адвокату:
  — Право, Перри, я не могу понять.
  — Вся беда в том, Пол, — ответил Мейсон, — что адвокаты становятся слишком большими циниками и скептиками. Лоис Фентон говорила мне абсолютную правду. Я долго не верил ей. Вся ее история звучала слишком неправдоподобно, но она в действительности не была неправдоподобной. Это была самая что ни на есть логически обоснованная история. Она рассказала, что на самом деле случилось с ней, и с того момента, когда я начал смотреть на все, что она говорила, именно с ее позиции, я уже доподлинно знал, кто убил Джона Каллендера. Это мог быть только один человек.
  — Ну, давай, — сказал Дрейк.
  — Я натолкнулся в коридоре на Гарри Когсуэлла, — стал объяснять Мейсон. — Таким образом, я был в курсе, что он заходил к Каллендеру около часа двадцати. Лоис Фентон сказала, что вышла от Каллендера в два часа. Горничная видела ее в коридоре, а Каллендер стоял в это время на пороге. Выйдя из номера Каллендера, Артур Шелдон все время вел себя так, будто пытался от кого-то укрыться. Когда он выписывался из отеля, то повесил на дверь номера Каллендера табличку «Не беспокоить». Значит, он должен был знать к тому времени, что Каллендер мертв, и хотел, чтобы о преступлении никто не узнал как можно дольше. Это было только естественно. Он, конечно, должен был располагать временем и успел сделать все, чтобы на него не пало подозрения.
  — Ты имеешь в виду, что это Шелдон совершил убийство?
  — Я имею в виду, что если Шелдон, когда вешал табличку «Не беспокоить» на дверь, знал, что Каллендер был мертв, то он должен был об этом знать и когда выходил из номера Каллендера, потому что из свидетельских показаний вытекает, что после этого Шелдон ни с кем не общался. Никто не звонил в его номер, никто не заходил к нему.
  Дрейк кивнул.
  — Из этого следует, что Шелдон должен быть одним из тех, кто мог поднять трубку, когда гостиничный детектив позвонил в номер к Каллендеру. Разумеется, Шелдон думал, что это звонит Лоис Фентон, потому что был в курсе, что Каллендер хотел встретиться с ней. Поэтому-то он и решил снять трубку и предупредить ее, чтобы она не приходила. Услышав голос незнакомой женщины, он просто притворился Каллендером. Вспомни, ему ведь практически ничего не нужно было произносить, кроме «хэлло». В основном говорила женщина. Она сказала, что она в холле, и что гостиничный детектив заставил ее позвонить, и что она сейчас поднимется. Шелдон бросил трубку, кинулся по коридору назад в свой номер и сидел там, дожидаясь, пока не забьют тревогу. Возможно, он просто обезумел от страха в этот момент.
  — Давай дальше, — поощрял Дрейк.
  — Но это, в общем, все, — ответил Мейсон. — Поскольку никто не забил тревоги, Шелдон понял, что у него есть шанс. Он подождал, пока путь освободится, и затем выписался. Он, в общем, был удовлетворен тем, что какая-то женщина вошла к Каллендеру и тем не менее не забила тревоги. Поэтому он повесил свою табличку «Не беспокоить» на дверь Каллендера, когда выходил. Это могло отсрочить обнаружение убийства настолько, чтобы дать Шелдону возможность ввести всех в заблуждение. Но Каллендер распорядился, чтобы утром его разбудили и принесли кофе. У него была привычка пить кофе, как только он вставал.
  — Это прекрасная версия, Перри, — одобрил Дрейк. — Однако что же все-таки произошло и когда все это случилось?
  — Я знал, что Когсуэлл пошел к Каллендеру, — продолжил Мейсон. — Он быстро добрался до Паломино, сразу же после того, как я отдал веера ему и Айрин Килби. Поэтому логично предположить, что Когсуэлл и Айрин Килби совершили молниеносное путешествие из Паломино, чтобы отдать Каллендеру веера. Теория доктора была совершенно правильной. Каллендер держал веер перед собой в тот момент, когда нападавший, используя в качестве оружия японский кинжал, всадил его в грудь Каллендера, пронзив при этом и сам веер, причем действовал при этом вслепую, поскольку раскрытый веер закрывал от него всю верхнюю часть тела Каллендера.
  Дрейк кивнул.
  — Итак, зачем же Каллендер раскрыл веер? Без сомнения, чтобы показать его кому-то. Для чего он хотел его кому-то показать? Он хотел продемонстрировать что-то, касающееся или веера, или владельца этого веера.
  Лоис Фентон сказала мне, что до того, как произошли все эти события, Шелдон снял номер в меблированных комнатах на Лагмор-стрит, потому что хотел, чтобы у Джаспера Фентона была комната. Тот должен был ее занять.
  Теперь ты видишь, что произошло. Джаспер Фентон отправился в отель. Он встретился в два часа с Джоном Каллендером, и тот очень хладнокровно заявил ему, что если его сестра не вернется к нему, то он, Джаспер Фентон, отправится в тюрьму. Каллендер только что получил от Когсуэлла один из вееров. Он взял его, чтобы показать Джасперу, что я обнаружил не лошадь, а только веер. Для Джаспера Фентона это был тот самый шанс. Джаспер Фентон знал, что Лоис не вернется к Каллендеру, что бы ни случилось. Это означало, что Каллендер засадит Фентона в тюрьму. Перья веера сразу же скрыли от глаз Каллендера самого Фентона. Японский нож был на столе. Не успел Каллендер что-либо сообразить, как нож вонзился в его грудь. Он уронил веер и схватился за лезвие, до кости порезав пальцы. Он умер почти мгновенно.
  — Но для чего Джаспер Фентон вернулся в номер в два сорок четыре? — спросил Дрейк.
  — Это была единственная достойная вещь, которую сделал Джаспер Фентон, — пояснил Мейсон. — Выйдя из отеля, он вспомнил, что на полу номера в луже крови остался валяться веер. Он знал, что это был веер его сестры. Понял, что веер может стать уликой и на его сестру падет подозрение в убийстве. Он вернулся в отель, поднялся в номер Каллендера, схватил веер, хлестнул им о стену, чтобы стряхнуть кровь, засунул под плащ и вышел.
  Вспомни свидетельские показания, Пол. Мужчина был в плаще, когда явился в отель. Он распахнул дверь номера Каллендера и вошел без стука. Почему? Потому что знал, что можно обойтись без стука. Он также знал, что дверь не была заперта. Если бы ему не было известно, что Каллендер мертв, он бы обязательно постучал.
  Дрейк кивнул.
  — Фентон добыл веер, — сказал Мейсон. — Он отправился в номер в меблированных комнатах — в тот, который снял для него Шелдон. Его охватила паника. У него был этот окровавленный веер, и он не знал, что с ним делать. Он вышел что-нибудь выпить. И все продолжал пить. А в это время Шелдон выписался из отеля «Ричмелл». Идти ему было некуда. Он вспомнил про эту комнату, которую держал для Джаспера Фентона. И решил отправиться туда и разместиться там вместе с Фентоном. На конторке он обнаружил ключ. Вошел в комнату. Увидел там окровавленный веер. Он позвонил Лоис. Лоис подумала, что Шелдон убил Каллендера, а Шелдон, сделав из себя мученика для того, чтобы спасти Лоис, так как он думал, что она виновна, решил удрать, чтобы полиция решила, будто это он совершил преступление. И вот тебе вся ситуация в миниатюре, Пол. Я бы уже давно нашел решение, если бы только поверил, что моя клиентка говорит правду, когда она рассказывала мне всю эту дико неправдоподобную историю с веером.
  — Что они сделают с Фентоном? — спросил Дрейк.
  Мейсон усмехнулся:
  — Это уж пусть у Бергера голова болит. Каллендер шантажировал Фентона. Он преследовал его сестру. Ни один суд присяжных в мире не подведет его под предумышленное убийство. Если ему удастся нанять хорошего адвоката, то тот может представить все как непредумышленное убийство.
  — Но что делала в номере Айрин Килби в течение тех десяти минут?
  — Искала соглашение. Узнав, что Каллендер убит, она восприняла это известие совершенно хладнокровно и была настолько глупа, что отправилась к нему в номер искать это соглашение. Она оглядела там все закоулки, кроме того, где эта бумага действительно находилась.
  — Где же она была?
  — Давай-ка вспомним, Пол, свидетельские показания. За Каллендером сохранялся номер в отеле. Он приехал из Вэлли, пытаясь укрыться от жары, и взял с собой японский кинжал. Причина, по которой он возил с собой этот кинжал, заключалась в том, что в рукоятке он прятал нужные ему документы — соглашение, подписанное Лоис, и подделанные чеки.
  — Бог мой, Перри, это звучит логично.
  — Это действительно логично, — сказал Мейсон. — Именно там находились документы.
  — Как же ты догадался?
  Мейсон улыбнулся.
  — Кинжал демонстрировался в суде как вещественное доказательство. После того как суд удалился на перерыв, когда началась вся эта суета, я ухватил его за острие и отделил лезвие от рукоятки. Документы находились внутри.
  Мейсон открыл бумажник, вынул оттуда соглашение, подписанное Айрин Килби и Лоис Фентон, и произнес с усмешкой:
  — В конце концов, должен же адвокат сделать хоть что-нибудь для клиента. Я оставил поддельные чеки там, где они находились. Пусть их обнаружит Гамильтон Бергер.
  Дело кричащей ласточки
  Глава 1
  Перри Мейсон сидел в своем кабинете за письменным столом, откинувшись на спинку стула орехового дерева. Он настолько погрузился в изучение последнего решения Верховного суда штата, что не заметил, как в комнату вошла его секретарь Делла Стрит. Бесшумно приблизившись, она с невозмутимым видом положила перед ним десять хрустящих стодолларовых бумажек.
  Занятый своими мыслями, Мейсон никак на это не отреагировал. Полностью поглощенный чтением документов, он не обращал на происходящее вокруг никакого внимания.
  — Клиент шлет вам свою визитную карточку, — прервала его занятие Делла.
  Мейсон выпрямился и наконец наткнулся взглядом на деньги, аккуратно разложенные на столе.
  — Он сказал, что зовут его мистер Нал, — пояснила Делла. — Затем протянул вот эти стодолларовые бумажки, добавив, что это его визитные карточки.
  Мейсон усмехнулся:
  — Итак, черный рынок начинает желтеть. Как выглядит этот мистер Нал?
  — Как топтун, — не раздумывая ответила Делла.
  Перри удивленно поднял брови, выразительно глянул на деньги.
  — Как топтун?
  — Нет-нет, — поспешила пояснить Делла, — не дежурный администратор в универсаме! Я хотела сказать только, что он любит ходить по комнате из угла в угол… Совсем как вы, когда вас что-нибудь беспокоит. Как раз сейчас он топает туда-сюда, туда-сюда, исполняя марафонский танец на ковре в прихожей.
  — Уж и не знаю, — пожал плечами Мейсон, — то ли современная цивилизация размягчает характеры наших преступников, то ли акулы черного рынка не успели еще закалиться. Слишком мало они еще потрудились, чтобы внутренне окрепнуть. В этом смысле добрые бутлегеры30 были куда круче. Лично я считаю, что современным дельцам просто не хватило времени свыкнуться с мыслью, что они по другую сторону закона. Дай им еще месяцев восемнадцать-двадцать, и они станут такими же крутыми, какими в свое время были настоящие гангстеры.
  — Он не делец черного рынка, — возразила Делла. — Это уж точно. Прекрасно выглядит, солидный, слегка прихрамывает, загорелый, ну и… Я его где-то уже видела. Ага, вспомнила! Я видела его фотографии.
  — Давай, — бросил Мейсон.
  — Майор Клод И. Уиннет, — продолжала Делла, — игрок в поло, яхтсмен, миллионер-плейбой. Когда началась война, бросил занятия богатого повесы, стал авиатором, сбил кучу немецких самолетов, попал в плен. Освобожден был прошлой осенью, затем уволен из армии по причине ранений и вернулся к своей любящей мамочке…
  Мейсон кивнул.
  — Да-да, помню, читал о нем. Награждение или что-то в этом роде. Кажется, недавно женился, так ведь?
  — Четыре или пять недель назад, — подтвердила Делла. — Именно тогда мне в первый раз попалась на глаза его фотография… в газете. Потом еще раз на прошлой неделе репортер светской хроники нанес визит семье Уиннета. Он побывал в старинном родовом поместье с конюшней для пони, ездовыми дорожками, высокой изгородью, площадкой для гольфа…
  — Пусть войдет, — прервал секретаршу Мейсон. — Но дай ему понять: мы кое-что знаем о нем. Так он займет меньше времени.
  Майор Уиннет, поджарый, загорелый и очень нервный, вошел в кабинет вслед за Деллой. Его нервозность бросалась в глаза гораздо больше, чем его легкая хромота.
  — Мистер Мейсон, — сразу же начал он, — я хотел скрыть свое имя и представился другим человеком, но ваша секретарша узнала меня, и теперь мне приходится выкладывать карты на стол. Исчезла моя жена. Ей нужна ваша помощь. Боюсь, что она попала в беду…
  — Расскажите мне об этом поподробнее, — попросил Мейсон.
  Майор Уиннет достал из внутреннего кармана пиджака сложенный листок бумаги и протянул его Мейсону. Перри Мейсон развернул письмо и прочел:
  «Клод, родной, есть некоторые вещи, в которые я просто не могу тебя втягивать. Я надеялась найти выход, но, увы, боюсь, мне это не удалось. Мы были так счастливы! Однако прекрасное всегда слишком хрупко. Ни о чем не беспокойся. Вся вина и ответственность полностью лежит на мне, и я не допущу, чтобы ты пострадал за то, что сделал для меня. До свидания, мой любимый.
  — Что она имеет в виду под словами: «Вся вина и ответственность полностью лежит на мне, и я не допущу, чтобы ты страдал за то, что сделал для меня»? — спросил Мейсон.
  Майор Уиннет чуть замялся:
  — Видите ли, моя женитьба, строго говоря, не совсем совпадала с желаниями моей матери. Я сделал это вопреки ее возражениям.
  — Возражениям, высказанным вслух? — уточнил Мейсон.
  — Естественно, нет.
  — И тем не менее ваша жена знала о них?
  — Женщины многое чувствуют без слов, мистер Мейсон. Я хочу, чтобы вы нашли ее и решили проблему.
  — А потом сообщил вам? — задал еще один вопрос Мейсон.
  — Безусловно.
  Перри Мейсон задумчиво покачал головой.
  В кабинете воцарилось молчание, прерываемое лишь неопределенными звуками с улицы и учащенным дыханием майора.
  — Поступайте, пожалуйста, как считаете нужным, — наконец выдавил он.
  — Когда ваша жена исчезла? — продолжая раздумывать, спросил Мейсон.
  — Вчера вечером. Я обнаружил эту записку на комоде где-то около полуночи… Думал, она уже легла спать.
  — Нет ли какой-нибудь причины, по которой ваша жена могла бы быть уязвимой со стороны, так сказать, внешнего воздействия?
  — Исключено! Если вы имеете в виду шантаж, — сразу же отверг подобную мысль майор.
  — Тогда объясните мне, почему ваша жена побоялась поделиться с вами своей бедой?
  — Не знаю… разве что это связано с моей матерью… — задумчиво начал посетитель. — Моя мать — личность весьма необычная. Когда лет двенадцать тому назад умер мой отец, она взяла в свои руки бразды правления. Живет прошлым, руководствуется устаревшими понятиями…
  — Ведет правильный образ жизни? — перебил его Мейсон.
  — Не столько правильный, сколько… понимаете, существуют классовые различия, традиции аристократии, богатство, ну и все такое прочее. Полагаю, она была бы куда счастливее, женись я на женщине ее круга, — заключил майор Уиннет.
  — Например, на ком?
  — Ну, я не имел в виду конкретную особу, — торопливо сказал посетитель.
  — Конечно, не имели. Именно поэтому я и спрашиваю вас.
  — Э-э… возможно, Дафна Рексфорд, — неуверенно протянул майор.
  — Думаете, это могло послужить причиной ухода вашей жены? — с сомнением произнес Мейсон.
  — Нет-нет, не прямо. Моя мать приняла Марсию в семью, и, какие бы ни были у нее взгляды на брак, сейчас Марсия одна из нас, одна из Уиннетов.
  — Ну а, скажем, что вы имели в виду под словами «не прямо»? — пожелал уточнить Мейсон.
  — Марсия никогда бы не позволила себе совершить поступок, бросающий тень на меня, ибо знала, как к этому отнесется моя мать. Видите ли, мистер Мейсон, мы живем в большом, довольно старомодном поместье, там, за высоким сетчатым забором с мощными воротами и табличками «Посторонним вход воспрещен», находятся наши личные дорожки для верховой езды, ну и прочее в этом духе, и чем больше окружающий мир приобретает черты, которые вызывают неодобрение мамы, тем больше она старается от него отгородиться.
  — Не случалось ли у вас чего-нибудь необычного в последние несколько дней? — поинтересовался Перри.
  — Во вторник вечером в дом проник грабитель, — вспомнил майор.
  — Что-нибудь взял?
  — Драгоценности жены стоимостью где-то в двадцать пять или тридцать тысяч долларов. Хотя вряд ли за них можно столько выручить. В свое время они были застрахованы на пятнадцать тысяч…
  — В свое время? — удивился Мейсон.
  — Да, жена отменила страховку. И, как ни странно, всего за день до ограбления, — майор Уиннет бросил на адвоката почти умоляющий взгляд.
  — Значит, отменила свою страховку, — повторил Перри. — А через двадцать четыре часа произошло ограбление?
  — Да, — кивнул майор.
  — И вы не усматриваете никакой связи между этими двумя явлениями?
  — Абсолютно уверен, здесь нет ничего такого, — торопливо начал пояснять Уиннет. — У моей жены была для этого очень веская причина. Она застраховала драгоценности, когда жила на квартирах или в отелях и держала их при себе. Когда же вышла за меня замуж, то переехала в наше поместье Виста-дель-Мар. И вряд ли имело смысл продолжать выплачивать за них большие страховые взносы.
  — Расскажите-ка мне об этом ограблении поподробнее, — попросил адвокат. — Кстати, почему вы не заявили о нем в полицию?
  — Откуда вы узнали, что мы не заявили в полицию? — удивился майор.
  — По выражению вашего лица, — сухо бросил Мейсон.
  — Так получилось исключительно из-за того, что моя мать… — замялся майор, — ну понимаете, газетная шумиха и…
  — Расскажите об ограблении, — повторил Мейсон.
  Майор Уиннет говорил медленно, размеренно, тщательно подбирая слова:
  — Я очень крепко сплю, мистер Мейсон. Моя жена — чутко. Во вторник ночью меня разбудили ее крики…
  — Во сколько? — перебил его адвокат.
  — Я взглянул на часы лишь несколько минут спустя. Полагаю, было где-то без четверти час.
  — Сколько времени вы уже спали?
  — Мы легли около одиннадцати…
  — И крепко спали, пока не проснулись от криков вашей жены?
  — Но где-то в моем подсознании остались смутные воспоминания о кричащей ласточке…
  Мейсон высоко поднял брови.
  — Вы, конечно, слышали о знаменитых ласточках миссии Сан-Хуан-Капистрано? — торопливо продолжил майор Уиннет.
  Мейсон молча кивнул.
  — Эти ласточки гнездятся не только в миссии, — продолжал майор. — И прежде всего известны тем, что строго в определенный день улетают и также строго в определенный день возвращаются. Думаю, время их прилета можно предсказать с точностью до часа. Редкое чувство времени. Как им удается возвращаться…
  — И эти ласточки обитают в вашем поместье? — перебил его Мейсон.
  — Поверьте, это большое неудобство, — сказал майор Уиннет. — Они лепят свои гнезда из грязи и прикрепляют их к карнизам. Наш садовник сбивает их в процессе строительства, но если какой-то ласточке удается усыпить его бдительность и доделать гнездо, мы его уже не трогаем. Ведь птицы откладывают яйца тотчас же, как гнездо готово.
  — Дальше, — нетерпеливо бросил адвокат.
  — Так вот. Гнездо той самой ласточки оказалось в очень неудачном месте. Главное здание в Виста-дель-Мар — это большой дом в испанском стиле с черепичной крышей и белыми стенами. Наша спальня расположена на втором этаже, и к ней примыкает выступающий балкон. Там-то птицы и слепили себе гнездо. Поэтому если кто вздумает перелезть через балкон, то неизбежно окажется всего в нескольких сантиметрах от гнезда.
  — И грабитель, вы полагаете, перелез через балкон? — уточнил адвокат.
  — Именно так. Мы нашли лестницу, приставленную к той стене дома. Когда злоумышленник перелезал через балкон, то потревожил ласточек, а они в таком состоянии особенно крикливы.
  — И вы это слышали? — переспросил Мейсон.
  — Либо слышал, либо думал, что слышал. Во всяком случае, моя жена не помнит этого, хотя спит очень чутко. Тем не менее вряд ли я ошибаюсь.
  — Затем вы снова уснули?
  — Очевидно, да. Помню, что слышал протестующие крики ласточек, и, хотя сон был нарушен, полного пробуждения все же не наступило. Я снова куда-то погрузился, и меня вырвали из глубокого сна лишь вопли жены.
  — Она увидела грабителя? — нетерпеливо спросил адвокат.
  — Ее разбудил шум в комнате. Она увидела, что кто-то стоит у платяного шкафа. Сначала подумала, что это я, и заговорила со мной. Но тут Марсия повернула голову и увидела меня рядом…
  — Света было достаточно?
  — Да, луна светила довольно ярко.
  — Что было дальше?
  — Грабитель уловил шум движения… — продолжал рассказ посетитель. — Наверное, скрипнула пружина кровати. Он метнулся к балкону. Жена громко закричала. Я окончательно проснулся, но не сразу понял, что, собственно, происходит. К тому времени он уже скрылся.
  — Значит, вы считаете, ласточки кричали потому, что кто-то их растревожил?
  — Совершенно верно. Перелезая через балкон, он, очевидно, задел гнездо.
  — Когда ваша жена отменила страховку? — спросил Мейсон.
  — В понедельник утром.
  Адвокат задумчиво покрутил в пальцах свой любимый карандаш. Затем неожиданно спросил:
  — Что произошло в понедельник утром?
  — Мы все четверо завтракали вместе, — припомнил майор Уиннет.
  — Кто был четвертым?
  — Хелен Кастер, сиделка моей матери.
  — Ваша мать больна?
  — У нее слабое сердце, и врачи порекомендовали ей иметь в доме сиделку, — пояснил майор.
  — Давно она у вас?
  — Три года. Мы считаем ее почти членом нашей семьи.
  — Вы позавтракали, и что дальше? — продолжал допытываться адвокат.
  — Я писал письма. Мама… Точно не знаю, куда она пошла. Марсия каталась верхом.
  — Где? — перебил майора Мейсон.
  — Понятия не имею. По одной из наших дорожек.
  — По-моему, в воскресенье вечером шел дождь, так? — прищурился Мейсон.
  Майор Уиннет с удивлением поднял на него глаза:
  — Какое отношение это имеет к делу? Почему это так важно, зачем…
  — Забудьте об этом, — перебил его Мейсон. — Что было дальше?
  — Ничего. Жена вернулась около одиннадцати.
  — Когда она вам сказала, что собирается отменить страховку?
  — Перед обедом. Она позвонила в страховую компанию, а затем написала им письмо, подтверждающее ее решение.
  — Вы не заметили чего-либо необычного в поведении вашей жены?
  — Ничего, — майор Уиннет произнес это так быстро, что, казалось, ответ висел у него на кончике языка, дожидаясь, когда Мейсон задаст вопрос.
  — Ладно, — адвокат посмотрел на часы. — Сейчас десять тридцать. Мне надо связаться с владельцем детективного агентства Полом Дрейком. Мы начнем с вашего поместья. Будем танцевать оттуда. Я выеду около одиннадцати. Ваша мать знает об исчезновении вашей жены?
  Майор Уиннет прочистил горло:
  — Я сказал, что она навещает друзей…
  — Как же вы объясните ей наше присутствие? — поинтересовался адвокат.
  — А сколько вас будет?
  — Мой секретарь мисс Делла Стрит, частный детектив Пол Дрейк, я сам и, возможно, один из помощников мистера Дрейка.
  Майор Уиннет немного подумал:
  — Как раз сейчас я занимаюсь одним горнорудным проектом. Полагаю, смогу представить вас маме как моих консультантов по этому вопросу. Ваш детектив не будет возражать, если придется выступить в роли инженера?
  — Нисколько, — уверил майора Мейсон.
  — Вы приедете в поместье и… наверное, захотите побыть там некоторое время.
  Мейсон кивнул:
  — Думаю, да. Нам также потребуются фотографии и приметы вашей жены.
  Из внутреннего кармана майор вынул конверт с почти дюжиной фотоснимков.
  — Я захватил их с собой. Ей двадцать пять, рыжеволосая, с голубовато-серыми глазами, рост — метр шестьдесят два, вес — пятьдесят восемь. Насколько я понял после осмотра ее гардероба, на ней клетчатый костюм — что-то вроде серой шотландки. Она в нем на одном из этих снимков.
  Мейсон внимательно осмотрел фотографии, затем сложил их в конверт:
  — Ладно, пошли. Вы поезжайте в поместье и приготовьте все к нашему приезду.
  Глава 2
  Городок Сильвер-Стрэнд-Бич раскинулся в бухточке на защищенной от ветра стороне полуострова. Его главной достопримечательностью было поместье Уиннетов, занимавшее добрых две с половиной мили и окруженное высоким сетчатым забором со множеством запрещающих знаков и табличек. Дом, выстроенный в испанском стиле, стоял на самой высокой точке полуострова — около двухсот метров над уровнем океана. Из его окон открывался прекрасный вид в любом направлении.
  Машина Мейсона сделала последний поворот на посыпанной гравием дорожке и остановилась.
  — Думаю, отмена страховки, скорее всего, первый показатель ее намерений, — сказал Мейсон частному детективу Полу Дрейку. — Более того, возможно, именно с этим каким-то образом связана ее верховая прогулка в понедельник утром.
  Скептическое выражение лица Пола Дрейка ни на йоту не изменилось.
  — Есть с чего начинать, Перри?
  — В воскресенье ночью прошел дождь. Если найдешь дорожку, по которой она каталась верхом, может, сумеешь проследить, куда она ездила.
  — Ради всего святого, Перри! Ты хочешь, чтобы я сел на лошадь?
  — Конечно. Скажи конюху, что хочешь покататься верхом. Заодно порасспроси о прогулочных дорожках, — невозмутимо продолжал адвокат.
  — С лошади я ничего не увижу, — попытался возразить Дрейк. — Когда лошадь скачет, меня трясет, а когда меня трясет, у меня двоится в глазах.
  — Отъедешь подальше, чтобы тебя не было видно из дома, слезешь и поведешь лошадь в поводу, — успокоил его Мейсон.
  — А как же насчет меня? — поинтересовалась Делла Стрит.
  — Постарайся поближе познакомиться с сиделкой и осмотреть дом изнутри.
  Дверь им открыл сам майор Уиннет. Оперативность, с которой он разместил их по комнатам и представил своей матери и сиделке Хелен Кастер, наглядно свидетельствовала: он заранее все подготовил и объяснил.
  Когда Дрейк, красноречиво и с энтузиазмом выразив свою любовь к лошадям, ушел на конюшню, майор Уиннет изъявил желание показать Мейсону дом. Уже в коридоре он быстро проговорил приглушенным голосом:
  — Что именно вы хотели бы посмотреть?
  — Весь дом, — сказал Мейсон, обводя рукой вокруг. — Но начать лучше бы с ваших апартаментов.
  Комнаты майора Уиннета располагались на южной стороне. Стеклянные двери выходили на обширный балкон, с которого открывался великолепный вид на океан, сверкавший в лучах яркого солнца.
  — Это то самое гнездо? — спросил Мейсон, указав на тыквообразный нарост засохшей грязи, выступавший из-под черепицы прямо под балконом.
  — Оно. То самое ласточкино гнездо, — подтвердил майор. — Как видите, человек, влезающий по лестнице…
  — Лестница уже была здесь? — перебил его Мейсон.
  — Да. Мастер поправлял стеклянные панели. Вечером он оставил лестницу здесь, так как на следующее утро собирался закончить работу.
  — Непростительная оплошность с его стороны, — пробурчал адвокат.
  — Нелепая случайность.
  — В таком случае ваш грабитель самозабвенно верит в счастливый случай, — едко заметил Мейсон. — Он даже не потрудился захватить с собой собственную лестницу.
  — Увы, здесь, боюсь, вы правы, — согласился майор.
  — Более того, это был человек, очень хорошо знакомый с домом, — с уверенностью сказал Мейсон. — Как насчет вашей прислуги?
  — Трудно сказать, — пожал плечами хозяин дома. — Особенно в наше время. Но, думаю, с ними все в порядке. Мама платит им хорошие деньги. Большинство из этих людей здесь уже давно… Хотя порой мама бывает очень строга, поэтому время от времени появляется новая прислуга.
  — Вы фактически владеете всей землей на полуострове?
  — Большей частью, но не всей. Давайте поднимемся в смотровую комнату, — предложил майор, — оттуда вам все хорошо будет видно. В целом, нам принадлежит около трех четвертей полуострова. Видите, там, у самого его окончания, есть полоса, где графство содержит общественный кемпинг.
  — И до него можно добраться, не нарушая ваших владений? — поинтересовался Мейсон.
  — Да, можно. Наша граница проходит вдоль рощи. Там великолепные дубы, под которыми люди любят устраивать пикники. Но после них остается много мусора. Поэтому мы пытаемся уговорить их перебазироваться на территорию кемпинга, где условия ничуть не хуже.
  — Значит, любой, кто заявится сюда ночью, будет считаться правонарушителем? — уточнил адвокат.
  — Безусловно.
  — Значит, чтобы пойти на такой риск, надо иметь вполне конкретную цель. И, соответственно, если, конечно, у преступника с головой все в порядке, предусмотреть определенные способы достижения этой цели?
  — Полагаю, именно так, — кивнул хозяин.
  — Отсюда следует, что либо ваш грабитель точно знал: лестница стоит именно здесь и нигде больше, либо злоумышленник — кто-то из вашей прислуги.
  — Но откуда же ему знать, что лестница именно здесь? — удивился майор.
  — Если отсюда можно видеть кемпинг и место для пикников, то, наверное, оттуда тоже можно видеть ваш дом, — пояснил Перри Мейсон.
  — Конечно. Наш дом виден за много миль…
  — Значит, перед самым закатом кто-то, возможно, посмотрел в вашу сторону, заметил лестницу, прислоненную к стене, и решил, что по ней стоит забраться.
  — Да, возможно. Однако, мистер Мейсон, мне пока не ясно, какая связь между кражей драгоценностей моей жены и ее исчезновением?
  — Может, ее и нет, — закрыл тему адвокат.
  Они закончили «экскурсию», поднявшись в комнату, которую майор Уиннет называл «смотровой».
  Это было застекленное со всех сторон помещение площадью около шести квадратных метров. В центре на специальном штативе стоял мощный бинокль с восемнадцатикратным увеличением, который можно было поворачивать и закреплять в любом положении.
  — В былые времена здесь процветало торговое судоходство, и мы любили разглядывать отсюда корабли, — пояснил майор Уиннет. — Как видите, этот бинокль можно поворачивать в любом направлении. Вот сейчас я направлю его в сторону города и…
  — Стоп, стоп, стоп! — резко прервал его Мейсон. — Кажется, он направлен прямо на рощу. Если не возражаете, я хотел бы взглянуть.
  — Ну конечно, прошу вас.
  Мейсон торопливо прилип к мощным призмам. Правый окуляр показывал лишь мутную рябь. Но через левый просматривалось затемненное местечко под раскидистыми ветвями дубов, дорога там проходила по возвышенности, затем она ныряла в небольшой каньон и снова появлялась, уже поворачивая к кемпингу на самом краю полуострова.
  — Здесь нет центрального регулировочного винта, — начал было объяснять майор Уиннет. — Надо фокусировать каждый окуляр отдельно. Может…
  — Вижу, вижу, — с досадой сказал Мейсон, отрываясь от бинокля.
  — Я хотел показать, надо просто подкрутить вот этот…
  Мейсон вежливо, но решительно перехватил руку Уиннета:
  — Минуточку, майор. Сначала мне хотелось бы взглянуть на правый окуляр.
  — Очевидно, его кто-то трогал. Фокусировка явно нарушена, — с беспокойством заметил майор.
  — Левый установлен на нуле, — рассуждал адвокат. — Полагаю, это означает абсолютно нормальный глаз… А вот правый установлен на минус пять. Вероятно, эти деления нанесены специально для того, чтобы человек знал свою личную отметку и мог сразу устанавливать нужный фокус.
  — Вы правы. Эти деления означают диоптрии, — подтвердил хозяин.
  — И установка окуляра на минус пять затуманивает всю…
  — Это не может быть установка, — перебил его майор. — Просто кто-то бесцельно крутил окуляр.
  — Допустим, вы правы, — рассеянно произнес Мейсон, возвращая окуляр на нулевую отметку. — Вот так. Теперь другое дело.
  Сейчас можно было рассмотреть детали, которые раньше виделись как бы в тумане. Кемпинг — кирпичные шашлычницы, столы, стулья… За ними сквозь деревья сиял бирюзовый океан.
  — Там пляж? — спросил Мейсон.
  — Нет, не пляж. Там место для серфинга.
  Мейсон снова перевел окуляры на дубовую рощу и дорогу:
  — Говорите, там устраиваются пикники?
  — Время от времени…
  — Оттуда через бинокль можно хорошо видеть ваш дом.
  — Но бинокль здесь, наверху, — возразил майор.
  — Вряд ли он единственный в мире, — усмехнулся Мейсон.
  Майор нахмурился. Адвокат направил окуляры на движущийся предмет и увидел фигуру Пола Дрейка, медленно бредущего вдоль дорожки для верховой езды. Мелкие, чуть судорожные шаги свидетельствовали о том, что даже краткое пребывание в английском седле не прошло для него даром. Лошадь шла за детективом в поводу…
  Глава 3
  Мейсон немного подождал и, когда собственными глазами увидел, как майор Уиннет вышел из дома и направился на конюшню, тихо открыл дверь своей комнаты. Адвокат прошел по коридору до спальни Уиннетов, пересек ее и перелез через балкон…
  Отверстие гнезда было очень мало, но он принялся расширять его, аккуратно отламывая кусочки засохшей грязи большим и указательным пальцами правой руки.
  Внутри гнезда послышалось шуршание, затем в палец Мейсона ткнулся неокрепший клювик.
  Ласточки-родители с пронзительными криками кружили вокруг головы адвоката. Иногда они стремительно ныряли вниз, как бы атакуя незваного пришельца. Но Мейсон, не обращая на них внимания, методично расширял отверстие гнезда. Нужно было, чтобы туда прошла его рука. Наконец пальцы ощутили нежные пушистые тельца, а под ними только выгнутое дугой дно…
  Лицо Мейсона досадливо нахмурилось. Однако он продолжал, отодвинув птенцов к стене, осторожно ощупывать гнездо. Ага, выражение досады сменилось довольной улыбкой — кончики пальцев наткнулись на какой-то твердый металлический предмет. Когда Мейсон вытащил его наружу, в ярких лучах солнца засияли изумруды и бриллианты великолепной броши. Перри Мейсон сунул драгоценную находку в карман, спрыгнул на балкон — подальше от яростных нападок разгневанных ласточек — и вернулся в спальню.
  Там, не теряя времени, он тщательно проверил все места, где можно было спрятать мелкие предметы. В стенном шкафу его внимание привлек кожаный чехол с дорогим охотничьим ружьем. Оба ствола его были с двух сторон заткнуты промасленными тряпками.
  Перочинным ножом адвокат вытащил одну из них, опустил ружье дулом вниз, и… на ладонь ему, как из рога изобилия, посыпались кольца, серьги, и выскользнуло даже бриллиантовое ожерелье. Мейсон заложил драгоценности обратно в ствол и снова заткнул его промасленной тряпкой. Затем засунул ружье в чехол и поставил его на прежнее место.
  Прежде чем покинуть апартаменты майора, он, прислонив ухо к двери, постоял так минуту-другую, удостоверившись в том, что все кругом тихо, открыл дверь и уверенной походкой направился к своей комнате.
  Где-то на полпути у поворота в боковой коридор появилась миссис Виктория Уиннет. Горделиво и целеустремленно она направлялась прямо ему навстречу.
  — Вы что-нибудь искали, мистер Мейсон? — ледяным тоном спросила женщина.
  Адвокат обезоруживающе улыбнулся:
  — Нет, просто знакомился с домом.
  Виктория Уиннет являла собой типичную леди минувшей эпохи: мешки под глазами, обвислая кожа, но при этом ухоженные и тщательно уложенные волосы, в меру напудренное и со знанием дела накрашенное лицо. Все это говорило о том, сколь большое значение придавала она своему внешнему виду. И если к этому добавить властные манеры и некую царственность, то, как позже остроумно заметила Делла Стрит, Виктория Уиннет напоминала «океанский лайнер, неторопливо плывущий к своему последнему причалу».
  Даже если бы эта дама часами репетировала, готовясь строго отчитать кого-либо, то ей не понадобилось бы менять свой обычный стиль поведения.
  — Если не ошибаюсь, мой сын хотел показать вам наш дом, — надменно произнесла она и пошла рядом с Мейсоном.
  — Да, он уже показал, — с готовностью согласился Мейсон. — Я тут… просто гулял.
  — Вы мистер Перри Мейсон, тот самый адвокат, не так ли?
  — Совершенно верно.
  — Наслышана о ваших делах и могу сделать вывод, что вы специализируетесь в основном на судебных процессах. Точнее, на делах об убийствах. Не так ли?
  — О, мадам, я вел множество других дел, — запротестовал Мейсон. — Просто дела об убийствах привлекают к себе больше внимания общественности.
  — Ясно, — сказала пожилая дама тоном человека, которому, собственно, ничего не ясно.
  — Неплохое тут у вас местечко, — как ни в чем не бывало заметил Мейсон. — Особенно интересна смотровая комната наверху…
  — Эта причуда моего покойного мужа. Он любил сидеть там часами… Кстати, совсем недавно, по-моему, я слышала, как кричали ласточки.
  — Кажется, я тоже слышал, — охотно подтвердил Мейсон.
  Виктория Уиннет бросила на него пронзительный взгляд.
  — Мы стараемся не давать им сооружать здесь гнезда. Но иногда садовнику не удается уследить за ними. В таких случаях мы не трогаем гнезд, пока птенцы не оперятся. От них чудовищно много шума, — продолжала пожилая дама. — С самого раннего утра. Надеюсь, ласточки не слишком вас беспокоят? Вы крепко спите, мистер Мейсон?
  Они остановились на верхней площадке лестницы. Миссис Уиннет явно не собиралась спускаться, поэтому Мейсон прибег к самому простому способу прервать нежелательные расспросы.
  — Мой друг Дрейк сейчас любуется вашими лошадьми, — сказал он, — и мне, если, конечно, мадам не возражает, хотелось бы присоединиться к нему.
  Изобразив на лице ослепительную улыбку, адвокат стремительно сбежал по лестнице, оставив даму в полном замешательстве по поводу столь неожиданного окончания их беседы.
  Глава 4
  На улице секретарь адвоката Делла Стрит подала ему условный сигнал и небрежной походкой направилась к подъездной дорожке, где стоял автомобиль. Открыв дверцу, она села в него с правой стороны.
  Мейсон тотчас же приблизился.
  — Думаю, Дрейк что-то нашел, — бросил он. — Надо пойти посмотреть. Он уже возвращается. Что у тебя?
  — Могу кое-что рассказать о сиделке, шеф, — быстро проговорила Делла.
  — Что?
  — Во-первых, если моя женская интуиция чего-то стоит, сиделка по уши влюблена в майора… Один из тех безнадежных случаев, когда боготворят на расстоянии. Во-вторых, кажется, она обожает азартные игры.
  — Скачки? — предположил Мейсон.
  — Не знаю. Я тоже побывала в смотровой комнате… после вас, — продолжала Делла Стрит. — И обнаружила в ящике маленького столика блокнот. Сначала он показался мне абсолютно чистым. Однако когда я повернула его под другим углом к свету, то увидела довольно четкие отпечатки букв. Очевидно, кто-то твердым карандашом писал на верхнем листе, а затем вырвал его из блокнота…
  — Хорошая девочка! — воскликнул Мейсон. — Что же там было написано? Надеюсь, что-либо значимое?
  — Цифры. Похоже, это какая-то игра, — предположила секретарь. — Оригинал листочка сейчас не со мной, но я не поленилась сделать копию. Вот смотрите «числа» на первой строчке, затем ниже «калькул», затем пробел и число 5’’5936, под ним 6’’8102 еще ниже 7’’9835, под ним 8’’5280, под этим 9’’2640, под ним 10’’1320.
  — Что-нибудь еще? — нетерпеливо спросил адвокат.
  — Затем черта, под ней число 49’’37817, — спокойно продолжала Делла Стрит. — Что-то вроде лотереи. Мне удалось узнать, что там недавно побывала миссис Уиннет. Поскольку ее вряд ли можно заподозрить в пристрастии к азартным играм — значит, скорее всего, эти числа записала сиделка.
  Мейсон задумался:
  — Делла, обрати внимание на последние три числа: 5280, 2640 и 1320. Тебе их последовательность говорит что-нибудь?
  — Нет, а что? — не поняла девушка.
  — 5280 футов в миле, — пояснил Мейсон.
  — А-а, вот оно что!
  — Следующее число 2640, это полмили, а 1320 — четверть мили.
  — Так, теперь понятно. Значит, двойные черточки сверху означают дюймы?
  — Да, это условное обозначение дюймов, — кивнул головой Мейсон. — На что похожа наша сиделка? Я ведь лишь мельком видел ее…
  — Ну, личность довольно серенькая: прямые волосы, очки. Но глаза, глаза — просто чудо! Видели бы вы, как они загораются при виде майора. Она, безусловно, могла бы быть хорошенькой, но тогда миссис Уиннет ее бы сразу уволила. Поэтому девушка специально старается выглядеть просто и непривлекательно. Чтобы иметь возможность быть рядом с тем, кого преданно любит безнадежной и безответной любовью.
  — Слушай, — прервал ее Мейсон, — если ты смогла заметить все за полтора часа, то как же миссис Виктория Уиннет? Она что, ничего не видит?
  — Полагаю, видит, — уверенно сказала Делла.
  — И до сих пор не уволила?
  — Нет. Думаю, ее вполне устраивает, что сиделка готова целовать землю, по которой ступает нога майора, — высказала свои соображения Делла. — Однако при этом она не осмеливается поднять на него глаза. Вам понятно, что я имею в виду?
  — Понятно, понятно, — задумчиво протянул Мейсон. — И мне это не очень нравится. Гляди-ка, вон идет Пол. — Он подождал, пока Дрейк, медленно передвигая негнущиеся ноги, подошел к машине. — Ну как, Пол, нашел что-нибудь?
  Дрейк мрачно кивнул:
  — Нашел то, не знаю что.
  — Что ты имеешь в виду, Пол?
  — Ну, прежде всего, путь жены майора Уиннета проследить совсем не трудно. Она выбрала самую нижнюю дорожку. После первой четверти мили я заметил только один след туда и один такой же — обратно. Они отчетливо отпечатались на мягкой и влажной земле. Ведут следы к запертым воротам. Отмычки у меня с собой не было. Поэтому я, привязав лошадь, протиснулся сквозь щель в заборе.
  — Заметил следы у тех деревьев, Пол? — нетерпеливо спросил Мейсон.
  — Там был припаркован автомобиль, — продолжал свой рассказ детектив. — Или два автомобиля. Во всяком случае, так мне показалось. Хотя тут что-то непонятное со следами колес.
  — Как это? — поднял брови адвокат.
  Дрейк вытащил из кармана тонкую книжечку:
  — Здесь образцы рисунков всех протекторов. Тот автомобиль имел довольно изношенные покрышки. Одно колесо — совсем лысое. Его практически невозможно определить. Однако я четко идентифицировал сначала след правого переднего, затем левого. И одного заднего… и… Тут я зашел в тупик, Перри.
  — Что значит «зашел в тупик»? — не понял Мейсон.
  — Видишь ли, эти следы путают всю картину. Они…
  — Куда ты клонишь, Пол?
  — Подожди, Перри. Там три колеса.
  — А четвертое — совсем лысое? — предположил адвокат.
  — Да не в этом дело… Я хочу сказать, там вроде бы три колеса на одной стороне! — заключил детектив.
  Мейсон нахмурился:
  — Три колеса на одной стороне, говоришь?
  — Да, три колеса на одной стороне, — упрямо повторил Дрейк.
  — Пол, а ты не заметил там круглого пятна на земле? Дюймов восемь или десять в диаметре?
  На лице Дрейка отразилось крайнее удивление.
  — Откуда, черт побери, ты узнал про пятно?
  — Оно — отпечаток дна ведра, Пол. А с тремя колесами на одной стороне все в порядке. Так и должно быть.
  — Ничего не понимаю, — растерянно заморгал Пол.
  — Трейлер, — объяснил Мейсон. — Под деревьями стояли автомобиль и прицепной трейлер. Из умывальника внутри него вода выводится по трубе в специально подвешенное под дном ведро.
  — Да, очевидно, так оно и было, — признал Дрейк и угрюмо добавил: — Убить себя готов, что не догадался, Перри.
  — Из всего этого может следовать, — заключил адвокат, — что в понедельник Марсия Уиннет с кем-то встречалась именно в этом трейлере. И, похоже, эта встреча — поворотный момент в ее жизни.
  Дрейк согласно кивнул:
  — В понедельник… Но след уже остывший, Перри…
  Мейсон пожал плечами:
  — Другого у нас просто нет, Пол.
  Глава 5
  Внимательно изучая отпечатки колес, Мейсон нашел подтверждение своим предположениям.
  — Да, это был автомобиль с трейлером, Пол. Нет сомнений. А это круглое пятно, след сливного ведра, можно считать приблизительно центром трейлера. Видишь, тут отпечаток дополнительного колеса. На него во время стоянки приходится часть веса трейлера. Этот след дает нам возможность определить длину трейлера.
  — Его, очевидно, подавали задом, загоняя между деревьями, Перри.
  Мейсон крадучись прошелся вдоль загородки.
  — Не так-то просто было загнать его сюда, — заметил он. — А ну-ка поищем какие-либо отбросы вокруг. Если трейлер оставался здесь на ночь, то здесь должны быть консервные банки, картофельные очистки, ну и прочее в этом роде.
  Все трое разбрелись, тщательно осматривая каждый свой участок.
  — Шеф, время от времени надо посматривать в сторону дома на холме, — вдруг сказала Делла. — Не специально, конечно, а вроде как случайно. Кажется, в смотровой комнате кто-то есть…
  — Как я и ожидал, — ответил Мейсон, не поднимая головы. — Впрочем, ничего уж тут не поделаешь…
  — Вот она, Перри! — неожиданно воскликнул Дрейк. — Куча банок и отбросов.
  Мейсон быстро подбежал к месту, где над небольшой впадинкой фута в три шириной стоял Дрейк. Ее образовала вода от зимних дождей, сбегавшая по канаве вдоль дороги и подрывшая корни одного из развесистых дубов. С помощью двух сухих веток Мейсон, присев на корточки, выудил оттуда все предметы. Среди них — три сплющенные консервные банки, очистки лука и картошки, вощеная бумага, в которую заворачивали хлеб или бутерброд, бутылка из-под сиропа и смятый бумажный пакет.
  Перри аккуратно их рассортировал, не прерывая при этом своих рассуждений.
  — Сплющенные банки — дело рук человека, много бывающего на природе.
  — А зачем их сплющивать? — поинтересовалась Делла.
  — Чтобы мелкие животные, пытаясь засунуть в них голову, не застряли, — охотно пояснил Мейсон. — К тому же в таком виде они занимают меньше места, если их зарывать. Эта мусорная яма говорит о многом. Обитателем трейлера, очевидно, был мужчина. Обратите внимание: банка бобов, банка «чили», картошка, хлеб, лук. Ни помидоров, ни салата, ни морковки, никаких овощей вообще. Женщина взяла бы с собой что-нибудь более разнообразное. Это самые маленькие банки из тех, что бывают в продаже… Черт побери, а это еще что такое?! — адвокат разорвал бумажный пакет и подцепил продолговатый кусочек бумаги, где были проставлены какие-то красные цифры.
  — Это же кассовый чек одного из магазинов, где берут наличными! — воскликнула Делла.
  Мейсон взял чек в руки.
  — Очень интересно. Уплачено пятнадцать долларов девяносто четыре цента. На обратной стороне чека есть дата, а вот эта цифра обозначает время. Продукты были куплены в субботу, в пять минут девятого. Похоже, Пол, наступает твоя очередь, — глянул Перри на детектива.
  — И что я теперь должен делать? — спросил Пол.
  — Сними номер в отеле на Сильвер-Стрэнд. Открой там что-то вроде офиса. Найми людей. Много людей. Пусть покупают в том же магазине и приносят тебе чеки. Когда увидишь пробитый тем же кассовым аппаратом, что и этот, разузнай о человеке, купившем продуктов на пятнадцать долларов девяносто четыре цента в субботу утром. Покупка на такую сумму всего через несколько минут после открытия магазина, возможно, привлекла чье-то внимание.
  Дрейк кивнул:
  — Сделаем. Что-нибудь еще?
  — Много чего. Делла, где та бумажка, с которой ты сделала копию?
  Делла Стрит сбегала к машине, нашла квадратный листок бумаги и вернулась.
  Дрейк с недоумением посмотрел на бумажку:
  — Что это, Перри?
  — То, что Делла нашла в смотровой комнате. Тебе это о чем-нибудь говорит?
  — Какие-то размеры, — неуверенно протянул Пол. — 8 дюймов и 5280 футов, 9 дюймов и полмили, 10 дюймов и четверть мили… Что означает такая последовательность дюймов: 5, 6, 7, 8, 9, 10 и…
  — Ну а если предположить, что это не дюймы? — начал Мейсон. — Предположим, это число повторов какой-то суммы.
  — Допустим, — согласился Дрейк.
  — Тогда что?
  — Тогда числа могут иметь отношение к какой-нибудь лотерее.
  — Сложи их, — сухо сказал Мейсон.
  — Сумма уже здесь, — ответил Дрейк. — 49’’37817.
  Мейсон молча передал ему карандаш.
  Делла Стрит, наклонившись через плечо Дрейка, первая заметила ошибку.
  — Шеф, сумма неверна! — воскликнула она.
  — Чего я и ожидал, — ответил Мейсон. — Вот только не знал, насколько. Что ж, давайте разбираться.
  Делла задумчиво нахмурила брови.
  — Сумма… Подожди-ка, Пол, кажется, мне все ясно… 45’’33113, но выделено здесь 49’’37817.
  — Вычти их, — сказал Мейсон. — Ну, и что получается?
  Делла быстро заработала карандашом:
  — 4’’4704.
  Адвокат кивнул:
  — Думаю, когда мы распутаем это дело, то увидим, что самая важная цифра — именно та, которой здесь нет. Запомни это, Пол, она вполне может всплыть где-нибудь позже.
  Глава 6
  Перри Мейсон торопливо взбежал по высоким ступенькам в смотровую комнату. Там не было никого, но бинокль снова смотрел на дубовую рощу, где припарковывали трейлер. Мейсон припал глазами к окулярам. И снова обнаружил ту же картину — левый показывал очень четко, а правый — только мутную рябь.
  Мейсон бросил взгляд на регулятор фокуса: он был, как и тогда, установлен на минус пять. Надо переставить его в нор…
  Вдруг сзади послышалось какое-то движение. Мейсон, резко выпрямившись, обернулся — в дверях стояла миссис Виктория Уиннет! А рядом с ней — элегантная брюнетка в костюме для верховой езды и с выражением крайнего удивления на лице… Миссис Уиннет, наоборот, сохраняла абсолютно бесстрастный вид.
  — Вот уж никак не ожидала увидеть здесь вас, — произнесла она ледяным тоном. Затем, повернувшись к своей молодой спутнице, добавила: — Мисс Рексфорд, позвольте представить вам мистера Перри Мейсона, адвоката.
  Дафна Рексфорд, едва раздвинув губы, одарила его светской улыбкой. Между тем в ее глазах промелькнуло нечто вроде испуга или, скорее, панического страха. Мейсон вежливо кивнул ей в ответ.
  — Какой отсюда прекрасный вид, миссис Уиннет, — обратился он к хозяйке.
  — Мой покойный муж проводил здесь немало времени. Сюда действительно как-то манит. Дафна тоже очень любит бывать здесь.
  — И часто? — спросил Мейсон мисс Рексфорд.
  — Да. Изучаю птиц, — ответила она. — Но поскольку вы здесь, — торопливо продолжила гостья, — мой сеанс можно отложить до другого раза. Мне…
  — Напротив, — прервал ее Мейсон, — я как раз собирался уходить. Просто пытался определить конфигурацию участка.
  — Они вместе с Клодом работают над каким-то горнорудным проектом, — пояснила миссис Уиннет. — С мистером Перри Мейсоном еще инженер и секретарша. Вы познакомитесь со всеми, если останетесь на ужин.
  — О, спасибо, но я… — замялась гостья. — Боюсь, ничего не выйдет. Если Клод собирается купить… А где Марсия?
  — Навещает друзей, — сухо ответила миссис Уиннет. — Пожалуйста, приходите.
  — Да, но мне… мне бы надо… — нерешительно продолжала мисс Дафна Рексфорд.
  — Извините, но мне надо идти, — вмешался в их разговор Мейсон. — Клиент не должен ждать. Надо же отрабатывать гонорар.
  — Уверена, вы отработаете его сполна, мистер Мейсон, — произнесла со значением миссис Уиннет. — Пошли, Дафна, берите себе стул. Так что вы говорили о ласточках?
  — О, среди них есть полевая ласточка, — с увлечением начала гостья. — Думаю, у тех кустов должно быть гнездо. Мне столько раз удавалось увидеть ее точно в том месте…
  Мейсон тихо прикрыл дверь и спустился по лестнице вниз. Майор Уиннет, хозяин дома, встретил его в гостиной.
  — Как идут дела? — сразу же поинтересовался он.
  — Идут, — коротко бросил Мейсон.
  Майор недовольно поджал губы:
  — Только и всего? Вы ничего конкретного не можете сообщить мне? Или просто ходите кругами?
  — Хорошая охотничья собака всегда ходит кругами, чтобы взять след, — Мейсон был невозмутим.
  — Значит, ничего определенного у вас еще нет?
  — Я этого не говорил, — уклончиво сказал адвокат.
  — Это вполне можно заключить из ваших слов, — с досадой возразил майор.
  Мейсон сунул руку в карман брюк и резким движением вытащил оттуда бриллиантово-изумрудную брошь, которую нашел в гнезде ласточки.
  — Знакомо? — коротко бросил он, протягивая ее на ладони.
  Майор застыл на месте.
  — Она… Мистер Мейсон, она, безусловно, очень похожа на брошь моей жены.
  — Которую украли? — уточнил адвокат.
  — Полагаю, да.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон и снова спрятал брошь в карман.
  — Могу я спросить, откуда она у вас? — нерешительно начал майор Уиннет.
  — Пока нет, — сухо ответил Мейсон.
  Раздался резкий телефонный звонок. Майор прошел в кабинет, снял трубку.
  — Это вас, — повернулся он к адвокату.
  — Перри, — прозвучал в трубке голос Дрейка. — Мы тут кое-что откопали. Насчет того чека из кассового аппарата. Мы нашли магазин. Девушка, работавшая в тот день, помнит нашего голубка, описала его. Мы разыскали кемпинг для трейлеров, где он остановился. Зарегистрировался под именем Гарри Драммонд.
  — Он сейчас там?
  — Нет. Выехал вчера рано утром. Сейчас мои люди проверяют все кемпинги в округе. Мы найдем его. Известны номера его машины и все такое прочее. Но вот что забавно, Перри: его также разыскивает какая-то бабенка.
  — Ты хочешь сказать…
  — Нет, не та, что нас интересует. Другая. Брюнетка, молодая, высокая, стройная. Спрашивала о нем у кассира. Детально его описала. Интересовалась, заходил ли такой человек туда.
  — Ты в отеле? — спросил Мейсон.
  — Да. Устроил здесь что-то вроде офиса. А полдюжины моих людей гоняют по всей округе. Если не хватит, вызову еще.
  — Скоро буду у вас.
  — Хорошо. Будем ждать тебя. Пока.
  Мейсон услышал щелчок на другом конце линии, но не сразу положил трубку — продолжал прижимать ее к уху, устремив взгляд на ковер. Вдруг до его слуха донесся еще один щелчок, и телефон в кабинете коротко звякнул. Мейсон положил трубку, медленно повернулся к майору.
  — Насколько я понимаю, у вас несколько параллельных аппаратов?
  — Четыре, — ответил тот. — Нет, пять. В смотровой комнате тоже есть. Я чуть о нем не забыл.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон и после небольшой паузы добавил: — Я тоже.
  Глава 7
  Пол Дрейк говорил по телефону, когда в его импровизированный офис вошел Мейсон. В соседней комнате секретарь адвоката Делла Стрит тоже делала звонок за звонком, то и дело поглядывая на лежавший перед ней листок со множеством номеров.
  — А, Перри, входи, — сказал Дрейк, кладя трубку. — Я тебя искал. У нас появляются результаты.
  — Давай, делись, — сказал адвокат с удовлетворением.
  — Нашему незнакомцу тридцать восемь лет. Коренастый. Бронзовый от загара, с большим твердым ртом. Носит ковбойские сапоги, широченную шляпу, кожаную куртку, штаны как у Пендлстона31. У него автомобиль «Бьюик» номер 4E4705 и трейлер с массой побрякушек, снаружи зеленый, крыша серебристая. До утра субботы находился в кемпинге «Сильвер-Стрэнд». Потом уехал, вернулся поздно вечером в понедельник. Снова уехал в среду утром. Больше его никто не видел.
  Мейсон довольно прищурился:
  — Как ты все это раскопал?
  — Просто пришлось побегать, — скромно сказал детектив.
  — Выкладывай основные моменты, — попросил Мейсон.
  — Значит, мы нашли магазин с тем кассовым аппаратом… единственный во всем городе. Фиксирует дату и время покупки, количество предметов и общую сумму. Покупка была сделана в субботу утром сразу после открытия магазина. Кассирша запомнила внешность клиента. Особенно его ковбойские сапоги. Мы начали проверять трейлерные кемпинги и почти тут же напали на его след.
  — Чем занимаетесь сейчас? — поинтересовался адвокат.
  — Мои люди проверяют все кемпинги, — пояснил Пол, — все места, где можно припарковать большой трейлер. Круг поиска расширяется. Думаю, скоро у нас уже что-нибудь будет.
  Мейсон вынул записную книжку:
  — Говоришь, номер 4E4705?
  — Он самый.
  — Значит, наш таинственный наблюдатель в смотровой комнате просто ошибся. Помнишь, мы искали число 4’’4704? Изначальные цифры, полагаю, были 4E4705, а аналогичные — под буквой «E». Тогда сумма должна была бы составлять…
  Его рассуждения прервал стук в дверь — частый, настойчивый, явно говоривший о крайне возбужденном состоянии посетителя или посетительницы.
  Мейсон и Дрейк обменялись взглядами. Пол, сделав знак рукой, вышел из-за стола и открыл дверь — на пороге стояла женщина.
  На вид ей было лет двадцать семь — двадцать восемь. Высокая брюнетка с горящими темными глазами и чуть выдающимися скулами. Красная шляпка без полей подчеркивала блестящую черноту ее пышных волос и прекрасно гармонировала с умело накрашенными ярко-красными губами.
  Она улыбнулась Дрейку хорошо отработанной улыбкой, показав ровные белоснежные зубы.
  — Вы мистер Дрейк? — спросила она, переводя взгляд на Мейсона.
  Дрейк кивнул.
  — Можно войти?
  Детектив молча сделал шаг в сторону. Женщина вошла в комнату, кивнула Перри Мейсону.
  — Я миссис Драммонд, — сказала она.
  Дрейк было собрался, глянув на Перри, выразить удивление, но вовремя сдержался. Придав своему голосу нейтральное, чисто профессиональное звучание, он представился.
  — А это мистер Мейсон, — сказал он. — Чему обязаны, миссис Драммонд?
  — Вы ищете моего мужа.
  Брови Дрейка поползли вверх.
  — В трейлерном кемпинге «Сильвер-Стрэнд», — нервно продолжала она. — Дело в том, что я тоже ищу его. Может, мы могли бы обменяться информацией?
  Мейсон не выдержал.
  — Гарри Драммонд — ваш муж, и вы его ищете, миссис Драммонд? — воскликнул он, правда, весьма учтивым тоном, хотя подтекст его слов был ясен.
  — Да, — ответила женщина, оценивающе оглядывая его своими темными глазами.
  — И сколько вы его уже не видели? — спросил Мейсон.
  — Два месяца.
  — Ну, раз уж вы хотите обменяться информацией, — произнес адвокат, — может, начнем с того, что вы нам расскажете, откуда вам известно, что мы его ищем?
  — Сегодня я побывала в том самом трейлерном кемпинге. Понимаете, служитель обещал сообщить мне, когда муж вернется. А когда там появились ваши детективы и начали задавать вопросы, он записал номер их машины и выяснил, что она принадлежит Детективному агентству Дрейка, и… — Миссис Драммонд нервно засмеялась. — И тут я сама немножко поработала детективом… Зачем он вам?
  Мейсон мрачно усмехнулся:
  — Меня интересует тот же вопрос: почему вы ищете его?
  Женщина негодующе тряхнула головой:
  — Собственно говоря, мне нечего скрывать! Мы поженились год назад, но, боюсь, не очень удачно. Гарри — человек не домашний. Вечно он гоняется за каким-то призрачным горнорудным проектом или фермой. Такая жизнь мне не подходит, и… Короче говоря, месяца два назад мы разошлись. Я подала на развод.
  — Получили? — спросил Мейсон.
  — Еще нет. Мы договорились о разделе имущества, — продолжала миссис Драммонд, — но когда мой адвокат передал ему необходимые бумаги, муж вернул их мне с оскорбительной припиской: мол, он не собирается платить мне ни цента. Пригрозил, что, если я попробую быть «крутой», он лишит меня вообще всего.
  — И вы хотите узнать, что он под этим подразумевал? — спросил Мейсон.
  — Только это и ничего другого, — заверила женщина. — Теперь скажите мне, зачем он вам понадобился. Что-нибудь натворил?
  — А от него можно этого ожидать? — задал в свою очередь вопрос Мейсон.
  — Когда-то у него были проблемы…
  — Какие проблемы? — насторожился адвокат.
  — Афера с рудниками.
  Дрейк вопросительно глянул на Мейсона.
  — Где вы живете? — продолжал Мейсон.
  — В данный момент в этом же отеле, — охотно ответила миссис Драммонд. — Только не думайте, что про мистера Дрейка мне здесь сказали, — торопливо добавила она. — Я узнала все… другим путем.
  Мейсон сделал неопределенный жест:
  — Кстати, вы говорили об обмене информацией…
  Женщина звонко рассмеялась.
  — Ну, вообще-то я имела в виду, если вы найдете его, то дадите мне знать, — сказала она. — А если я найду его, то дам знать вам. Только и всего. Думаю, с таким-то трейлером его совсем не трудно обнаружить. Для меня главное — найти его до того, как он уедет из штата… У меня есть кое-какие документы…
  — У вас есть машина? — неожиданно спросил Мейсон.
  Она кивнула.
  — Это единственное, что я выгадала от замужества. Заставила его купить мне машину. И в этом одна из причин, почему мне надо с ним увидеться. Машина зарегистрирована на его имя. Сначала он согласился включить ее в список имущества, подлежащего разделу. Но в своей приписке пригрозил отнять у меня машину, если я буду создавать ему проблемы. Кто-нибудь из вас, джентльмены, понимает, что тут имеется в виду?
  Мейсон покачал головой. Дрейк, чуть подумав, пожал плечами.
  — А может, нам попробовать придумать что-нибудь вместе? — вдруг предложил адвокат. — Видите ли, — пояснил он, — тогда мы будем обязаны представлять интересы клиента, то есть ваши. Само собой разумеется, при этом получим законную возможность обсуждать все эти вопросы с вашим мужем.
  Миссис Драммонд заметно встревожилась.
  — Но прежде скажите, он натворил что-нибудь еще? Опять во что-то вляпался? И, значит, как и в прошлый раз, ему придется потратить все деньги на адвокатов?
  — Пока точно сказать не могу, — сдержанно ответил Мейсон.
  — То есть не хотите. Послушайте, я остановилась в номере 613. Может быть, попросите вашего клиента прийти и поговорить со мной?
  — Вы будете в номере весь вечер? — спросил Дрейк.
  — Мм… — Женщина замялась. — И да и нет. Вот что мы сделаем… Я буду сюда звонить. И если будут какие-либо новости, тут же окажусь там, где нужно.
  Миссис Драммонд подарила им на прощанье ослепительную улыбку, грациозно скользнула к выходу, затем, как бы что-то вспомнив, повернулась и протянула руку. Заодно она бросила любопытный взгляд в соседнюю комнату, где Делла Стрит по-прежнему названивала по телефону.
  Мейсон, проводив ее, закрыл дверь и вопросительно глянул на Пола Дрейка.
  — Этот парень совсем не дурак, — заметил детектив. — Это означает, что у нас мало времени, Перри.
  — Думаешь, он заметил «хвост» за собой?
  Дрейк кивнул:
  — Аккуратная киска. Знает, что к чему, — пробормотал он. — Этот Драммонд пытается что-то прикрыть. Он оставил ее следить, нет ли «хвоста». Она обаяла смотрителя кемпинга, а потом, когда там появился мой человек в машине с номерами агентства…
  — Пол, а как же насчет ее расспросов в магазине? — напомнил Мейсон.
  Дрейк щелкнул пальцами:
  — Ерунда. Тут ничего нет. Она просто готовит себе прикрытие. Если ей и надо…
  Телефонный звонок прервал его рассуждения.
  — Да, это Дрейк… Хорошо, давай… Когда? Где?.. Ладно, продолжай… Скоро будем. — Пол повесил трубку. — Ну, вот и все. Засекли его.
  — Где?
  — В небольшом убогом кемпинге для трейлеров в эвкалиптовой рощице милях в трех отсюда. Дешевка. Сначала его построили для автомобилистов. Затем, поскольку места хватало, поставили проволочное ограждение и объявили кемпингом для трейлеров. Удобств самый минимум. Там останавливаются те, кто хочет сэкономить пару монет. Главное преимущество — просторный пустырь: если лень далеко ходить в туалет, паркуйся где хочешь.
  — Какие-нибудь детали? — поинтересовался Мейсон.
  — Мои люди его только что нашли. Трейлер прибыл вчера вечером. Хозяин кемпинга в это время отпускал бензин. Естественно, он был очень занят. Водитель кинул в лоток серебряный доллар, крикнул ему, что зарегистрируется попозже. Хозяин крикнул в ответ, мол, паркуйся где хочешь.
  Мейсон решительно встал:
  — Пошли. Делла, ты останешься здесь на контроле. Мы позвоним тебе где-то через полчаса.
  Они отправились в кемпинг на машине Мейсона. Человек Дрейка, стоявший у двери одной из кабин, подал им незаметный сигнал: указал на соседнюю кабину.
  Зарегистрировавшись просто как «П. Дрейк», они сняли свободную кабину. Когда Пол с Мейсоном сели за столик, к ним присоединился детектив.
  — Перри, ты знаком с Питом Брейди? — спросил Дрейк.
  — Встречал пару раз в твоем офисе, — ответил Мейсон, протягивая руку для пожатия.
  — Рад познакомиться с вами, — сказал Брейди Мейсону и тут же повернулся к Дрейку: — До конца не уверен, но, кажется, хозяин начинает что-то подозревать. Я задал ему слишком много вопросов.
  — Давай короче, — бросил Пол.
  — Трейлер там, прицеплен к машине. Водителя я еще не видел, но номер тот самый — 4E4705.
  — Пойдем посмотрим, — предложил Мейсон.
  — Только поосторожней, — предупредил Брейди. — Вроде как просто гуляете.
  — А как насчет варианта с покупкой трейлера? — предложил Мейсон. — Вы пробовали такое?
  Брейди покачал головой.
  — А что, давай попробуем, — согласился Дрейк. — Брейди, ты здесь подожди. Как его зовут, этого хозяина?
  — Элмо. Сидни Элмо.
  — Он видел, как ты сюда входил?
  — Нет. Я подождал, пока он начал продавать бензин.
  — Отлично. Будь рядом. Пойду порадую его. Скажу, что мы слышали, будто здесь продается трейлер. Это даст нам возможность покрутиться вокруг, не вызывая особых подозрений.
  Минут через пять, когда Дрейк вернулся, они с Мейсоном медленно прогулялись вдоль ряда кабин на краю рощи. Сгущавшиеся сумерки сделали место холодным и неприветливым.
  — Вот он, — тихо произнес Дрейк. — Что дальше? Просто постучим и спросим, не продается ли трейлер?
  — Нет, сначала давай постучим в какой-нибудь другой, рядом. Будем говорить погромче, чтобы слышали вокруг.
  Дрейк согласно кивнул:
  — Хорошая мысль. Начнем вон с того.
  Они подошли к небольшому самодельному фургончику, стоявшему метрах в тридцати от зеленого трейлера, который был им нужен. В окне маячил силуэт крупной женщины лет сорока пяти, возившейся у плиты. Снаружи мужчина чинил бампер машины с оклахомскими номерами.
  — Простите, этот трейлер продается? — громко спросил Мейсон.
  Мужчина поднял голову. На его лице появилась кривая усмешка.
  — Я не говорю «да» и не говорю «нет», — сказал он, растягивая слова, как принято у южан. — Хотите купить?
  — Мы ищем трейлер, который хотят продать, — пояснил Мейсон.
  — Какого типа?
  — По слухам, хороший, — уклончиво сказал адвокат.
  — Отличное описание, ничего не скажешь, — усмехнулся мужчина.
  В разговор вмешался Дрейк:
  — Послушайте, разве не вы говорили хозяину кемпинга, что хотите продать трейлер?
  — Так. Вообще-то я не горю желанием избавиться от своей игрушки. Но если кто-то хочет ее купить, можно и послушать.
  — Мы ищем конкретный трейлер, который хотят продать, — громко повторил Мейсон. — Насчет того, зеленого, например, ничего не слышали?
  — Нет, — покачал головой мужчина. — Он появился здесь только вчера вечером.
  — А с владельцами не удалось перекинуться парой слов?
  — Я никого не видел. Их не было весь день.
  — Ладно. Тогда мы сходим и поговорим сами, — предложил Мейсон и, когда они уже подходили к цели, вдруг неожиданно спросил: — Слушай, Пол, у тебя был когда-нибудь трейлер?
  — Нет, а что? — удивился Дрейк.
  — Его постоянный вес, как правило, ослабляет пружины, — понизив голос, пояснил Мейсон, — поэтому у большинства трейлеров есть специальное приспособление для дополнительного колеса. Его ставят на время стоянки…
  — Да, но у зеленого его нет! — воскликнул Пол.
  — В том-то все и дело. Как видишь, у него нет и сливного ведра. И в довершение всего, он не подключен к электрической сети.
  — Куда ты клонишь, Перри?
  Мейсон пожал плечами и громко постучал в дверь. Не услышав ответа, он осторожно нажал на ручку.
  Серые отблески уходящего дня, проникнув внутрь, высветили фигуру распростертого на полу человека. Темная лужица, натекшая из-под тела, не оставляла сомнений в ее зловещем значении.
  Дрейк присвистнул.
  Мейсон поднялся по ступенькам и вошел в трейлер. Там, старательно обходя лужицу крови, он приблизился к безжизненному телу. Затем нагнулся, дотронулся до ковбойского сапога с высоким каблуком, покачал им из стороны в сторону.
  — Он готов. И уже давно. Труп почти закоченел, — заключил адвокат.
  — Выходи оттуда, Перри, — взмолился Дрейк. — Давай хоть раз сделаем как надо и сообщим в полицию.
  — Секундочку, — сказал Мейсон. — Я только… — Он наклонился, и тут в лицо ему ударил лучик света.
  — Что это? — не понял Пол.
  Мейсон медленно повел головой, пока лучик не осветил его глаз.
  — Это дырка в стенке. Как раз точно на уровне окна того оклахомского фургончика, — объявил он. — Свет из окна, где женщина стряпает у плиты, проходит через эту дырку. Возможно, ее проделала пуля.
  — Ладно, Перри, хватит. Давай сообщим в полицию, — продолжал настаивать Пол.
  Мейсон возразил:
  — Давай сначала разузнаем побольше об оклахомской игрушке…
  — Ради всего святого, Перри! Прояви благоразумие. Зачем тебе лишние неприятности?
  Ступая очень осторожно, Мейсон вышел из трейлера. Секунду поколебался, затем тщательно протер носовым платком ручку двери.
  — Ты уничтожаешь улики, — заметил Дрейк. — Ведь, кроме твоих, там есть и другие отпечатки.
  — Откуда ты знаешь? — улыбнулся Перри.
  — Логическая догадка.
  — Но не юридическое доказательство, — сказал адвокат уже серьезно. — Убийца, скорее всего, тоже стер свои отпечатки.
  Они вернулись к фургончику с оклахомскими номерами. Мужчина по-прежнему возился с бампером, но, похоже, не столько работал, сколько тянул время. Поворот его головы явно указывал на интерес к тому, что происходило у зеленого с серебристой крышей трейлера.
  — Тот самый? — поинтересовался он, когда Мейсон подошел ближе.
  — Трудно сказать. Там вроде нет никого, — сдержанно ответил адвокат.
  — Я не видел, как они уходили, — протянул мужчина. — Хотя без машины тут трудно куда-либо деваться.
  — Случайно не заметили, не приходил к ним кто-нибудь? — как бы между прочим спросил Мейсон.
  — Не сегодня, — подумав, ответил оклахомец. — Вчера вечером приезжала молодая женщина.
  — Во сколько? — спросил Пол.
  — Точно не знаю. Мы уже спать легли. Свет фар ее машины ударил в наше окно и разбудил меня. Я сел в постели и посмотрел на улицу.
  — Удалось ее рассмотреть? — нетерпеливо спросил адвокат.
  — Да… рыжая. Клетчатый костюм… Шикарный вид.
  — Она вошла внутрь трейлера?
  — Думаю, да. Когда фары погасли, я снова лег спать. Утром, когда уезжала, я опять проснулся от выстрелов выхлопной трубы ее машины.
  Мейсон бросил взгляд на Дрейка:
  — Мне бы хотелось найти хозяев трейлера.
  — Там, должно быть, только один… мужчина, — неуверенно предположил оклахомец. — Приехал сюда вчера вечером. Долго не мог загнать свой трейлер на место. Парковать такие громадины не так-то просто. Мы легли спать довольно рано. И вдруг меня разбудил свет фар. Я выглянул и увидел ту женщину…
  — Не припомните, на какой машине она приехала? — спросил Мейсон.
  — На прокатной.
  — Откуда вы знаете?
  — Из-за наклейки на лобовом стекле.
  — Ваша жена тоже проснулась?
  Мужчина отрицательно покачал головой.
  — А сколько вы уже здесь?
  — А вам какое дело?! — с раздражением воскликнул хозяин фургончика.
  — Никакого.
  — Вот и я думаю, никакого. — На его лице вдруг появилось подозрительное выражение. — Не слишком ли много вы задаете вопросов?
  Мейсон поспешно извинился. Мужчина, чуть поколебавшись, демонстративно отвернулся к бамперу своей машины, давая понять, что разговор окончен.
  Мейсон выразительно посмотрел на Пола Дрейка, и они молча направились в сторону от фургончика.
  — Значит, так, Пол, — тихо произнес Мейсон, — позвони Делле и попроси ее разослать твоих людей по всем прокатным пунктам в радиусе пятидесяти миль. Пусть найдут тот, где эта женщина взяла машину. Остальным я займусь сам.
  — Мне все это не нравится, — сказал Дрейк.
  Мейсон пожал плечами:
  — Мне тоже. Но приезжала сюда вчера вечером Марсия Уиннет.
  — И именно ее машина пару раз выстрелила выхлопной трубой, — сухо добавил Дрейк.
  Мейсон многозначительно посмотрел ему прямо в глаза.
  — Выхлопной трубой, Пол. И в случае, если дело дойдет до этого, запомни: единственный человек, который слышал звуки, сказал, что это были выстрелы выхлопной трубы.
  Дрейк мрачно кивнул:
  — Ничего хорошего из этого не выйдет, Перри.
  — Это избавляет нас от массы хлопот, Пол. Никому не придет в голову бежать в полицию, чтобы сообщить о выстреле чьей-то выхлопной трубы.
  — Когда обнаруживаешь чей-то труп, то бежишь, — еще мрачнее сказал Дрейк.
  — А кто знает, что мы его обнаружили?
  — Я, — пробурчал Пол.
  Мейсон рассмеялся:
  — Давай в отель, Пол. Постарайся найти ту машину. И на всякий случай разузнай, где вчера вечером была миссис Драммонд.
  Глава 8
  Последнее задание оказалось совсем простым: миссис Драммонд весь вечер провела в поисках своего мужа в различных автокемпингах. Причем занималась этим в обществе свободного от дежурства офицера полиции, с которым договорилась заранее. Найти арендованную машину, на которой молодая женщина в клетчатой шотландке приезжала на стоянку зеленого трейлера, было гораздо сложнее.
  Несмотря на все усилия Дрейка и его команды, наступил уже вечер, когда в отеле раздался телефонный звонок. Сообщили, что нужный Мейсону след найден. Звонили из прокатного агентства, расположенного в одном из прибрежных городков километрах в тридцати от Сильвер-Стрэнд-Бич. Его владелец сдавал машину молодой женщине в клетчатом костюме, которая соответствовала описанию Марсии Уиннет. Дрейк зажал трубку ладонью:
  — Хочешь, чтобы мой человек пошел по следу, или займешься этим сам, Перри?
  — Займусь сам, Пол. Кстати, пусть твой человек думает, что это не тот след, который нам нужен.
  Дрейк согласно кивнул и снова поднес трубку к уху:
  — Опиши ее, Сэм. М-гу… м-гу… Нет, не она. Продолжай искать. Побывай в остальных агентствах, потом сообщи. — Он повесил трубку. — Мне поехать с тобой, Перри? — вопросительно взглянул он на адвоката.
  — Нет, хватит нас с Деллой, — махнул рукой Мейсон. — Начинай отзывать своих людей. Дай понять, что след оказался ложным. И поинтересуйся миссис Драммонд, Пол. Мне бы не хотелось, чтобы она вдруг объявилась где-нибудь не там…
  — Будь поосторожнее, Перри, — заботливо посоветовал Дрейк.
  — Я всегда осторожен. Пошли, Делла.
  Владелец агентства, сдавший машину Марсии Уиннет, оказался человеком не очень общительным. И пришлось потратить немало усилий и дипломатии, чтобы хоть как-то его разговорить. Но все равно его информация ограничивалась несколькими скупыми фразами.
  Нет, он никогда не видел ее раньше. Она зарегистрировалась как Эдит Баском… Сказала, что мать ее умерла и машина нужна, чтобы побыстрее уладить вопрос о поместье… Остановилась в местном отеле.
  — Вы проверяете рассказы клиентов, — спросил Мейсон, — или просто сдаете машины без лишних разговоров и вопросов?
  — Иногда просто сдаем. Иногда проверяем, — угрюмо ответил владелец агентства.
  — А в этот раз?
  — Машин сейчас мало. Проверили.
  Мейсон поинтересовался, каким образом.
  Владелец взял с полки местную газету за предыдущий день, ткнул пальцем в раздел объявлений. Перри пробежал ее глазами и наткнулся на стандартное извещение о смерти миссис Ширли Баском, где говорилось о том, что похороны состоятся только в присутствии членов семьи.
  — Что ж, полагаю, это все объясняет, — сказал Мейсон.
  — А что конкретно вас интересует? — в свою очередь спросил владелец агентства.
  — Я адвокат, — коротко бросил Мейсон.
  — Ясно. Женщина была очень расстроена смертью матери, но в остальном производит вполне милое впечатление. Вы найдете ее в отеле «Палас» через два квартала отсюда…
  — Вы это тоже проверили?
  — Я же сказал вам, машин не хватает. Приходится проверять.
  Мейсону и его секретарю Делле Стрит не составило особого труда узнать номер, в котором остановилась Эдит Баском. И минуты через две они уже стучали в дверь… Потом еще раз…
  Не дождавшись ответа, Мейсон покрутил ручку. Дверь была заперта. Тогда он, бегло оглядев коридор, слегка нагнулся и, сцепив руки ладонями кверху, скомандовал:
  — Залезай, Делла. Загляни через фрамугу. Попробуем выяснить, что там.
  Опершись на его плечо, Делла Стрит встала одной ногой на импровизированную ступеньку, схватилась за нижнюю кромку фрамуги и заглянула внутрь. Затем спрыгнула.
  — Шеф, — зловещим тоном прошептала она, — там на кровати лежит женщина… причем лежит совершенно неподвижно.
  — Свет горит? — быстро осведомился Мейсон.
  — Нет. Но шторы подняты, и в свете неоновой вывески все видно довольно ясно.
  Мейсон чуть подумал:
  — На двери пружинный замок… Нет. Лучше взгляни-ка еще разок, Делла. Посмотри, дышит ли она… Стоп, подожди. Сюда кто-то идет…
  С утомленным видом к ним приблизилась горничная. Однако она моментально забыла про усталость, почувствовав в ладони банкнот, который ей сунул Мейсон.
  — Кажется, мы с женой забыли ключ внизу, — спокойно сказал адвокат. — Не могли бы вы открыть нам дверь? Тогда не пришлось бы…
  — Правила не разрешают, — ответила горничная, но затем, равнодушно добавив: — Ну да ладно, — достала из кармана фартука универсальный ключ и отперла дверь.
  Мейсон толкнул дверь и, пропуская вперед Деллу, решительно шагнул в комнату, закрыв за собой дверь.
  Они поспешно приблизились к кровати, наклонились над женщиной. Мейсон нащупал пульс.
  — Она жива, — сказала Делла Стрит.
  — Свет! — коротко бросил Мейсон. — Прежде всего опусти шторы.
  Делла выполнила его приказание. Мейсон бросил взгляд на бутылочку со снотворным, стоявшую на столике рядом с кроватью. Подобрал с пола газету, бегло просмотрел ее.
  — Она, очевидно, приняла его вчера, — предположила Делла. — Нам потребуется врач и…
  — Сегодня днем, — прервал ее Мейсон. — Газета датирована сегодняшним днем. — Он бросил газету на пол и встряхнул спящую женщину. — Делла, неси полотенца! И холодной воды.
  Делла Стрит схватила полотенца, открыла в ванной холодную воду, бегом вернулась обратно. Холодными мокрыми полотенцами Мейсон начал похлопывать Марсию Уиннет по лицу. Прошло несколько минут. Наконец ее глаза открылись.
  — Что это? — хрипло прошептала она.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Мчись в аптеку, Делла. Купи рвотное. Попроси внизу принести сюда побольше черного кофе.
  — А врача?! — воскликнула Делла.
  — Нет, попробуем обойтись без него. Будем надеяться. Таблетки у нее внутри еще не так долго. Давай за рвотным, Делла!
  Марсия Уиннет попыталась что-то сказать. Но слова звучали невнятно. Она снова откинулась на плечо Мейсона.
  Адвокат спокойно начал снимать с нее блузку. Делла выскочила из комнаты и побежала в ближайшую аптеку.
  Через тридцать минут они смогли ввести и вывести Марсию Уиннет из ванной комнаты. Глаза молодой женщины были еще тусклыми, но она уже могла говорить. К тому же крепкий черный кофе тоже начал оказывать свое бодрящее действие.
  — Постарайтесь понять, что я вам сейчас скажу, — обратился к ней Мейсон. — Я адвокат. Меня попросили представлять ваши интересы.
  — Кто?
  — Ваш муж.
  — Нет-нет, он не должен… он не может… — пробормотала Марсия.
  — Я ваш адвокат, — настойчиво повторил Мейсон. — Ваш муж нанял меня, чтобы помочь вам. Мне совсем не обязательно что-либо ему сообщать.
  Женщина устало вздохнула:
  — Отпустите меня… Так будет лучше…
  Мейсон снова встряхнул ее, не давая отключиться.
  — В понедельник утром вы поехали кататься верхом. Затем разговаривали с мужчиной в трейлере. Он потребовал от вас денег, причем немедленно. Вы не осмелились попросить их у мужа.
  Никакой реакции на его слова не последовало. Глаза Марсии то прикрывались тяжелыми веками, то вновь с трудом открывались.
  — Итак, вы вернулись домой, — невозмутимо продолжал Мейсон. — Вы аннулировали страховку на свои драгоценности, поскольку боялись официального расследования. Далее вы затеяли мелкий ремонт окна вашей спальни, чтобы был повод оставить где-то рядом лестницу. Ночью вы встали, вышли на балкон и спрятали драгоценности в ласточкином гнезде. Затем громко закричали…
  Ее лицо напоминало деревянную маску. Мейсон был безжалостен:
  — С инсценировкой ограбления вы подождали до вторника; знали, что делать это в тот самый день, когда отменена страховка, слишком рискованно. В среду утром вы тайком достали свои драгоценности из гнезда. Но одну из вещиц упустили… Ну а теперь, может, расскажете, что происходило дальше?
  Она заговорила вяло, отстраненно, как человек, повествующий о каком-то событии, не имеющем к нему ни малейшего отношения.
  — Я хотела его убить, но не помню, убила или нет…
  — Вы стреляли в него?
  — Я ничего не помню с того момента, как вышла из дома.
  Мейсон бросил взгляд на Деллу Стрит.
  — Мне трудно будет помочь вам, не зная, на каком крючке держал вас этот мужчина, — сказал он.
  — Его зовут Гарри Драммонд. Он был моим первым мужем.
  — Вы были разведены?
  — Я думала, что разведена, — устало ответила Марсия. — По некоторым причинам мне нельзя было ездить в Неваду. Он взял у меня деньги и переехал в Неваду… Время от времени от него приходили отчеты о наших делах. Дважды он просил еще денег. Затем написал, что развод уже получен. Это была ложь. Просто-напросто он промотал все мои деньги. А на развод даже не подавал.
  — Когда вам стало об этом известно? — спросил Мейсон.
  — В понедельник утром, — ответила женщина. — Гарри был хитер. Следил за мной. Знал, что обычно я катаюсь верхом на нижней дорожке. Там он и поставил свой трейлер. Миссис Виктория Уиннет не любит, когда рядом с нами устраивают пикники. Поэтому я и поскакала туда попросить их перебраться поближе к кемпингу.
  — Значит, вы не знали, кто находится в трейлере? — уточнил адвокат.
  — Нет. До момента, когда Гарри открыл дверь и сказал: «Привет, Марсия, а я все думаю, когда же ты появишься».
  — Чего он хотел на этот раз? — продолжал расспрашивать Мейсон.
  — Денег.
  — И, конечно, угрожал вам. Чем?
  — Единственным, чего не сможет перенести Клод: скандальной оглаской.
  — Поэтому вы обещали дать ему денег?
  — Я обещала ему свои драгоценности. Гарри нужны были деньги немедленно. Как он сказал, его загнали в угол.
  — Когда вы должны были с ним встретиться?
  — В среду утром.
  — Значит, вы инсценировали ограбление во вторник ночью, — подытожил адвокат. — Затем передали драгоценности Гарри Драммонду. Он интересовался, каким образом вам удалось достать их?
  — Да. Я ему все рассказала. Даже заверила, что можно их спокойно закладывать и продавать. Ведь Уиннеты ни в коем случае не станут заявлять об ограблении в полицию.
  — А что было потом?
  — Не могу вспомнить, — прикрыла глаза Марсия. — Ничего с того времени… после того как Гарри взял драгоценности. Он бросил какую-то оскорбительную реплику, я вышла из себя, затем… затем в голове все смешалось… наступила какая-то чернота…
  — Когда вы отправились к трейлеру в среду утром, у вас был с собой револьвер?
  Женщина кивнула.
  — Где вы его взяли?
  — В ящике бюро.
  — Чей это был револьвер?
  — Не знаю. Наверное… миссис Уиннет. С жемчужной рукояткой. Я подумала, может, придется защищаться. Нелепая мысль.
  — Где этот револьвер сейчас? — строго спросил Мейсон.
  — Не знаю. Говорю же вам, я ничего не помню.
  — Он требовал от вас чего-нибудь еще? К примеру, предлагал встретиться с ним в уединенном кемпинге вчера вечером?
  — Не знаю… Не могу вспомнить, — повторяла Марсия.
  — Вы с ним там встречались? — настаивал адвокат.
  — Не могу вспомнить, — продолжала твердить женщина.
  — Ну ладно. — Перри Мейсон чуть помолчал. — Ну а автомобиль вы брали в прокатном агентстве в двух кварталах отсюда?
  Марсия нахмурила лоб.
  — Да, смутно, очень смутно припоминаю что-то вроде этого, но… — Она тряхнула головой. — Нет, все уходит от меня. Не могу вспомнить.
  — Послушайте, — нетерпеливо перебил ее Мейсон, — может, все-таки лучше рассказать все начистоту? У вас хватило смекалки прочесть похоронные объявления и выдать себя за дочь скончавшейся женщины. Я пытаюсь вам помочь. По крайней мере, сориентируйте хоть меня, скажите, с чем мне предстоит столкнуться.
  — Я не знаю. Не могу вспомнить…
  Мейсон ткнул пальцем в бутылочку со снотворным:
  — Таким образом решили себе помочь?
  — Не знаю. Очевидно, я перенервничала. Последнее время совсем не спала и просто не рассчитала дозу. Не помню…
  Адвокат повернулся к секретарше:
  — Хочешь попробовать, Делла?
  Она кивнула.
  — Как скажете, шеф.
  — Тогда сажай ее в машину и вези в Лос-Анджелес. Проследи, чтобы в ее сумочке было много денег. Доставь ее в частный госпиталь. Ни при каких обстоятельствах не сообщай там ни своего собственного имени, ни адреса. Представь все как простую случайность. Скажи первой попавшейся медсестре, что эта женщина привязалась к тебе на улице. Что она не знает, кто она такая, и просила тебя помочь ей это узнать. Скажи также, что тебе эта история подозрительна и кажется какой-то аферой. Но у женщины, похоже, есть деньги, и если ей действительно нужна помощь, то этот частный госпиталь — самое подходящее для этого место. Затем как можно быстрее исчезай.
  Делла согласно кивнула.
  Мейсон снова повернулся к Марсии Уиннет:
  — Вы слышали, о чем я только что попросил свою помощницу?
  — Да… я… вы не должны рисковать из-за меня. Я знаю, очевидно, я убила его. Не могу вспомнить всех деталей, мистер Мейсон, но я убила его. Думаю, что сделала это, защищаясь. Но точно не помню…
  — Да, да, знаю, — мягко проговорил Мейсон. — Не мучайте себя. Помните, вы теперь вдова. Постарайтесь больше ничего не вспоминать. Когда увидите меня в следующий раз, не забудьте, что мы незнакомы. Я постараюсь помочь вам… Давай, Делла. Поезжай с открытыми окнами. Нужно больше свежего воздуха. Доставь ее в госпиталь.
  — А как вернетесь вы? — спросила Делла.
  — Кто-нибудь из людей Дрейка захватит меня, — успокоил ее Перри.
  Делла бросила на Марсию взгляд, полный холодного презрения.
  — Если хотите знать мое мнение, — с негодованием пробормотала она, — ее поступок…
  Мейсон многозначительно прикрыл правый глаз:
  — Доставь ее в госпиталь, Делла… И уж постарайся любым способом побыстрее исчезнуть оттуда.
  Глава 9
  Когда Мейсон резко затормозил на влажном гравии подъездной дорожки, машину развернуло под углом. И не подумав даже поставить ее как положено, он просто выключил свет и зажигание и взбежал по ступенькам особняка Уиннетов. Широко распахнув дверь, Мейсон вошел в гостиную без приглашения.
  Там, уютно устроившись за столиком, потягивали ликер и тихо беседовали миссис Виктория Уиннет и Дафна Рексфорд. Миссис Уиннет одарила гостя, как показалось бы со стороны, вполне дружелюбной улыбкой.
  — К сожалению, мистер Мейсон, — проговорила она, — вы несколько запоздали… к ужину.
  Бросив беглый взгляд на Дафну Рексфорд, адвокат молча кивнул. Миссис Виктория Уиннет потянулась к электрическому звонку.
  — И все же попробую организовать что-нибудь и для вас. Но потом, если вы не возражаете…
  — Оставим еду, — резко сказал Мейсон. — Мне надо поговорить с вами.
  Палец пожилой миссис замер на кнопке звонка.
  — Неужели? — произнесла она. В ее тоне чувствовалось вежливое осуждение.
  Дафна Рексфорд торопливо встала:
  — Извините, но мне нужно позвонить…
  — Садись, моя дорогая, — удержала Дафну миссис Виктория Уиннет. — Собственно говоря, мне не следовало позволять этому торнадо в облике человека прерывать нашу милую беседу…
  Мейсон поймал взгляд Дафны Рексфорд и решительно мотнул головой. Выдавив слабую улыбку, она чуть ли не бегом вышла из комнаты.
  — Послушайте, мистер Мейсон, — миссис Виктория Уиннет говорила ледяным голосом. — Моя привязанность к сыну столь велика, что я даже готова идти на уступки его друзьям. Но… — Она специально не закончила фразу, считая, что тем самым усилила ее значение.
  Мейсон бесцеремонно развернул стул и сел.
  — Где майор?
  — Его вызвали по делам минут двадцать назад.
  — Вы очень любите Дафну Рексфорд, не правда ли?
  — Естественно.
  — Она была в смотровой комнате в понедельник?
  — Знаете, мистер Мейсон, я здесь не для дачи показаний! — рассердилась миссис Уиннет.
  — Может быть, скоро придется, — мрачно бросил адвокат.
  — Боюсь, вы выпили лишнего и…
  — Если вам все это представляется лишь пьяной шуткой, то давайте, тяните время и дальше, — резко прервал ее Мейсон. — Но время дорого. С минуты на минуту здесь может появиться полиция.
  — Полиция? — растерялась Виктория Уиннет.
  — Полиция. Судебные исполнители. Детективы. Люди в штатском. Газетные репортеры. Будут ходить по всему дому, не снимая шляп, швыряя окурки на ковры. Сделают фотографии с заголовками вроде: «Столпы общества настаивают на своей невиновности!»
  Последние слова сделали свое дело. Мейсон заметил, как женщина непроизвольно заморгала.
  — Вы прекрасный игрок в покер, миссис Уиннет, но время для блефа, увы, закончилось, — сказал адвокат. — Пора выкладывать карты на стол.
  — Чего, собственно, вы добиваетесь?
  — Знать все, что знаете вы.
  Она судорожно вздохнула:
  — Я знаю, что между Марсией и Клодом возникли некоторые проблемы. Предполагаю даже, что Марсия оставила его. Надеюсь, так оно и есть.
  — Почему?
  — Потому что, я думаю, вместе они вряд ли будут счастливы.
  — Нет, я имею в виду, почему она оставила его?
  — Не знаю.
  — Вы в курсе того, что происходило в понедельник?
  — В понедельник? Нет.
  — В понедельник Дафна была в смотровой комнате?
  — Думаю, была.
  — Она говорила вам что-нибудь о том, что видела либо в понедельник, либо в среду?
  — Мистер Мейсон, вы переходите все границы! — воскликнула миссис Уиннет.
  Адвокат красноречивым жестом остановил ее:
  — Вы кое-что узнали о Марсии, сочли, что под угрозу ставится доброе имя вашей семьи, и решили постараться избежать скандальной огласки. Ваша попытка привела к ответному удару.
  — Вы не можете доказать ни одного из ваших утверждений, мистер Мейсон.
  Адвокат иронически усмехнулся:
  — Это только сейчас и потому, что у меня нет тех средств, которыми располагает полиция, мадам. Они смогут доказать это.
  — Не смогут, — холодно ответила женщина. — Я сказала вам абсолютно все, что знаю.
  Мейсон встал со стула и направился к выходу, почему-то на цыпочках подбежал к двери гостиной и распахнул ее…
  Дафна Рексфорд, явно застигнутая врасплох, постаралась сделать вид, будто как раз в этот момент подходила к двери.
  — О господи! — громко воскликнула она, смеясь. — Мне показалось, мы врежемся друг в друга, мистер Мейсон. Похоже, вы очень спешите. — Она попыталась проскользнуть мимо него в комнату.
  Он не дал.
  — Вы подслушивали.
  — Мистер Мейсон, как вы смеете говорить подобное!
  — Входите, — сказал Мейсон. — Давайте выясним. Давайте… впрочем, нет, пожалуй, нам лучше поговорить наедине. Пойдемте.
  Он взял ее за руку. Она отпрянула.
  — Мистер Мейсон переходит все границы, дозволенные гостю, — неожиданно вмешалась миссис Уиннет. — Мне бы не хотелось просить его покинуть наш дом в отсутствие моего сына, но…
  Не обращая внимания на ее слова, Мейсон обратился к Дафне Рексфорд:
  — Не пройдет и нескольких часов, как полиция заполнит этот дом. Вы хотите поговорить со мной или с ними?
  Дафна Рексфорд немного подумала.
  — Боже милостивый, Виктория, — сказала наконец она, — пожалуй, лучше ублажить этого сумасшедшего человека! Я вернусь буквально через несколько минут. — И, не ожидая ответа, она, улыбнувшись Мейсону, отошла от двери гостиной. — Пойдемте, где бы вам хотелось поговорить?
  — Вот здесь вполне подойдет, — Мейсон остановился в углу кабинета.
  Дафна Рексфорд глянула на него в упор:
  — Ну и что полиция собирается здесь расследовать?
  — Убийство, — коротко ответил Мейсон, тоже глядя ей прямо в глаза.
  — Кто… кого убили?
  — Давайте сначала поговорим о том, что знаете вы, — твердо сказал он. — Ведь именно у вас фокус правого глаза не совпадает с левым, именно ваши действия покрывает миссис Уиннет…
  — Боюсь, не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
  — Когда в смотровой комнате вы пользуетесь окулярами, вам ведь приходится существенно менять фокусировку правого, не так ли?
  — И что из этого?
  — А то, что именно вы наблюдали за Марсией в понедельник, — Мейсон чуть помолчал. — И что вы видели?
  — Ничего. Я…
  — Вы были здесь в понедельник? Были в смотровой комнате?
  — Думаю, да.
  — И часто вы бываете здесь?
  — Да. Мы с Викторией большие друзья. Она, конечно, старше меня, но вполне в моем духе. Мне нравятся ее убеждения и…
  — Нравится бывать рядом с майором Уиннетом, — перебил ее Мейсон, — и видеть его как можно больше?
  Дафна Рексфорд с негодованием отвергла подобные утверждения.
  — Ладно, на время оставим это, — сказал Мейсон. — Вернемся к понедельнику. Вы были в смотровой? И что вы видели?
  — Да. Я довольно часто там бываю. Изучаю птиц, пишу стихи. Эта комната дает мне вдохновение.
  — И возможность следить за женой майора Уиннета, когда она выходит из дома?
  — Мистер Мейсон, это несправедливо и нечестно.
  — Хорошо. Вы видели Марсию в понедельник? Что именно вы видели?
  — Я… ничего.
  — Вы видели, как она вошла в оранжевый трейлер, припаркованный между деревьями. Вы наблюдали за…
  — Он был не оранжевый, а зеленый, — вырвалось у Дафны.
  Мейсон довольно усмехнулся. Девушка нахмурила брови.
  — Только не думайте, что подловили меня. Просто я случайно увидела Марсию верхом на лошади. А потом между деревьями — этот трейлер.
  — И видели, как она вошла в него?
  — Я только видела, как она привязала лошадь к дереву и пошла по направлению к трейлеру. Все это меня мало интересовало, и я вернулась к моим стихам.
  — Почему вы за ней следили?
  — Я не следила за ней, а наблюдала за птицами, — повторила Дафна.
  — У вас был с собой карандаш и блокнот?
  — Естественно. Я же говорила, что пишу стихи. Поэтические строки не записывают на стенах, мистер Мейсон. Я всегда держу карандаш и бумагу для этого в ящичке стола.
  — В бинокль вы рассмотрели номер автомобиля и записали его?
  Дафна отрицательно покачала головой.
  — Когда вы в последний раз писали там стихи?
  — Когда? Да буквально сегодня, — не раздумывая ответила молодая женщина.
  — Вы поднимаетесь в смотровую комнату каждый день?
  — Не каждый, но довольно часто.
  — А на этой неделе как часто вы бывали там?
  — Я полагаю… Да, каждый день.
  Внезапно зазвонил телефон — резко, пронзительно, настойчиво. Мейсон сделал Дафне предупредительный знак. Они услышали, как дворецкий снял трубку, затем неторопливо, полный достоинства, прошагал через кабинет в гостиную. Там он сказал что-то миссис Уиннет. Она встала и подошла к телефону. До Мейсона четко донеслись слова: «Да, Клод… Да, дорогой… Он здесь… Боюсь, Клод, произошло какое-то недоразумение. Поведение мистера Мейсона наводит на мысль, что он вряд ли озабочен твоим горнорудным проектом. Он проявляет повышенный интерес к тому, что Марсия…»
  Мейсон неслышно приблизился к миссис Уиннет и, отодвинув ее в сторону, мягко, но решительно отобрал у нее трубку.
  — Майор, мне почти все ясно, — громко сказал он. — Приезжайте сюда немедленно.
  — Что вы хотите этим сказать, мистер Мейсон? — голос майора Уиннета звучал резко и сердито.
  Мейсон не дал ему договорить:
  — Ваша мать пытается что-то скрыть. Дафна Рексфорд участвует в этом. Единственное лицо, для защиты которого они обе не пожалеют сил, — это вы. Если прибудете сюда немедленно, может быть, нам удастся опередить полицию.
  — Что вы имеете в виду?! — воскликнул майор.
  — Черт побери, вы прекрасно знаете, что я имею в виду! — почти крикнул Мейсон и шмякнул трубку на рычаг.
  Глава 10
  Майор Уиннет стремительно шел через гостиную к Перри Мейсону. Он хромал сильнее обычного, и это просто бросалось в глаза.
  — Мне неизвестно, что здесь происходит, — сердито начал он, — не знаю также, какие функции, мистер Мейсон, вы себе присвоили. Что же касается меня, то, уверяю вас, наши отношения на этом закончены.
  — Садитесь, — сдержанно предложил Мейсон.
  — Я готов отвезти вас в город, мистер Мейсон, если вы не имеете машины. Если машина у вас есть, готов проводить вас в вашу комнату и помочь поскорее собрать вещи.
  — Послушайте, — резко прервал его адвокат, не обращая внимания ни на раздраженный тон, ни на слова майора. — Мне представляется, что вы заметили припаркованный между деревьями трейлер. Заподозрив что-то, вы поднялись в смотровую комнату и увидели, как Марсия направляется к трейлеру. Затем, чуть позже, когда машина с трейлером уезжала, вы записали номер машины и нашли ее владельца. Далее вы начали внимательно следить за всем, что происходит… Вы не обмолвились ни словом о том, что Марсия отменила страховку на драгоценности. Не сказали, что ограбление последовало практически сразу же после этого. Вы не сочли необходимым сообщить об этом в полицию. Очевидно, вы понимали: полиция будет искать преступника или его сообщника прежде всего среди обитателей дома. При этом вы внушили жене, что ваша мать не вынесет скандала. Сами же в это время достали каким-то образом драгоценности и спрятали в стволах охотничьего ружья. После этого вы уже не спускали с жены глаз. Откуда вы достали драгоценности?
  — Мейсон, если вы немедленно не покинете мой дом, — сквозь зубы проговорил Уиннет, — я прикажу слугам помочь вам…
  Нетерпеливым жестом Мейсон отмахнулся от этих слов.
  — Вам пришлось бы нанять слишком много слуг, — с вызовом бросил он. — Когда в среду трейлер вновь появился здесь и Марсия отправилась к нему во второй раз, вы решили выяснить, что же происходит. Пошли туда и, столкнувшись с неизбежностью драки, застрелили Гарри Драммонда. Затем закрыли дверь и вернулись в дом. Дождавшись наступления темноты, вы отогнали трейлер, содержавший жуткие свидетельства убийства, в кемпинг…
  — Мейсон, думайте, что говорите! — вскричал майор. — Господи, да я сейчас сам вышвырну вас отсюда!
  — …Припарковали там трейлер, — невозмутимо продолжал адвокат, — хотя это и стоило вам определенного труда, затем отцепили его и поехали домой. Но тут вам пришло в голову несколько запутать картину, сделав два выстрела в воздух. Таким образом вы хотели «помочь» следствию точно установить время убийства. Поэтому вы вернулись, прокрались в кемпинг, встали рядом с трейлером и в темноте два раза выстрелили в воздух… Вы не догадывались, что Марсия следит за вами, — продолжал излагать свою версию адвокат. — Услышав выстрелы, она, естественно, подумала, что вы убили Драммонда из ревности. Но она слишком любит вас и не хотела, чтобы вы попали под подозрение. Поэтому она попросту исчезла. А вы не обратились в детективное агентство по поводу пропажи вашей жены. Вам нужен был адвокат, специализирующийся на делах об убийствах, так как вы знали: это будет именно дело об убийстве!
  Майор Уиннет громко щелкнул пальцами:
  — Все это не более чем куча полусырых догадок! — заявил он.
  Мейсон иронически улыбнулся:
  — Видите ли, вы допустили пару роковых ошибок. Прежде всего, ваш первый выстрел не попал в цель: пуля, пробив двойную стенку трейлера, оставила отверстие, которое ясно показывает ее направление. Когда вы парковали трейлер под эвкалиптами, в автокемпинге было уже темно. И вы не учли, куда при подобных обстоятельствах ударила бы эта пуля. Эта был большой промах, майор. Дело в том, что отверстие в стенке трейлера находится точно на уровне окна соседнего трейлера…
  Вначале полиция, конечно, подумает, что выстрел, возможно, был произведен из того трейлера. Но потом, при более тщательном расследовании, они убедятся, что пуля летела в обратном направлении. Значит, убийство совершено не в этом кемпинге. Есть еще одна маленькая деталь, которую вы не могли предусмотреть, — завершая свою версию, сказал адвокат. — Когда вы перегоняли трейлер, лужица крови у трупа еще не полностью загустела. В самом центре кровь была еще жидкой. Поэтому во время движения трейлера лужица «расплескалась», из нее в разные стороны натекли ручейки неправильной формы.
  Майор Уиннет сидел неподвижно, устремив на адвоката холодный внимательный взор. С его лица полностью исчезло выражение гнева. Он весь напрягся, по нему было видно, как в голове лихорадочно прокручивается все услышанное.
  — Итак, — невозмутимо продолжал Мейсон, — вы знали: проведя небольшое расследование, полиция раскопает, что убитый был первым мужем Марсии. И, конечно, сразу же начнет ее искать. Что будет после того, как они найдут ее, вам прекрасно известно. Поэтому-то вы и пришли именно ко мне.
  Майор Уиннет прочистил горло:
  — Вы сказали, что Марсия следила за мной. У вас есть доказательства?
  — Это логически следует из… — начал Мейсон.
  — Вот тут вы не правы! — воскликнул майор. — Пойдемте в мою комнату. Мне надо с вами поговорить.
  — У вас мало времени, — напомнил Мейсон. — Труп уже обнаружен. Полицейские явятся сюда за Марсией сразу же, как только закончат опознание.
  — Понятно. — Майор повернулся к миссис Уиннет: — Мама, вы с Дафной ничего не слышали. Мы поговорим позже.
  Майор Уиннет первым вошел в свою комнату, открыл небольшой бар, вынул оттуда бутылку шотландского виски.
  Мейсон жестко отказался, когда же майор налил себе, протянул руку, забрал у него бокал и отлил половину обратно в бутылку.
  — Не переусердствуйте, — улыбнулся он. — Только чтобы взбодриться, и ни капли больше. Вам скоро беседовать с полицией. А сейчас поговорите со мной.
  Уиннет торопливо отпил глоток:
  — Я не знал, что Марсия ходила к трейлеру в понедельник. Знал только, что она была там в среду.
  — Откуда вы об этом узнали?
  — Следил за ней.
  — Почему?
  — Мне сообщили, что она была там в понедельник.
  — Кто?
  — Моя мать. Поэтому в среду, когда Марсия покинула трейлер, я отправился туда. Хотел посмотреть, кто там находится, и выяснить, зачем ходила туда моя жена.
  — И что же вы обнаружили?
  — Мертвого мужчину. А рядом с ним на столике — драгоценности Марсии. Я понял, что произошло. Одна пуля попала ему прямо в сердце, другая прошла мимо головы и пробила стенку.
  — Ладно, — не без сарказма сказал Мейсон, — это ваша версия. Продолжайте. Что вы предприняли потом?
  — Забрал драгоценности Марсии, запер трейлер и вернулся домой. Подождал темноты, отогнал трейлер в известный мне автокемпинг. Оттуда пешком добрался до моей машины, которую оставил там еще днем. Уже по дороге домой мне пришла в голову мысль сбить полицию со следа, изобразив дело так, будто убийство произошло в кемпинге. Поэтому я вернулся, подкрался к трейлеру, сделал два выстрела в воздух. Возвращаясь домой, я думал, что Марсия уже в постели. Но когда часа через два поднялся наверх, то обнаружил только эту записку. Вот почему я обратился к вам. Мне нужна была ваша помощь. Это правда. Так помогите же мне!
  — Вы записали номер того автомобиля, — сказал Мейсон. — Затем попытались замаскировать его, добавив некие слова и цифры. Затем сложили сумму…
  — Мистер Мейсон, клянусь, я не делал этого! — воскликнул майор.
  — Тогда кто же? — с подозрением спросил адвокат.
  — Не знаю, — развел руками майор Уиннет.
  — Кто-то записал номер машины — 4E4705, затем попытался запутать его другими цифрами, добавленными словами «Числа… калькул». Но в сложении была допущена ошибка. Я… Постойте-ка… — Мейсон замер, закрыв глаза и пытаясь на чем-то сосредоточиться.
  — Может быть, это было… — предположил было майор Уиннет.
  Мейсон жестом заставил его замолчать. Через несколько секунд он сорвал телефонную трубку и набрал номер отеля, где Дрейк устроил свой офис.
  — Привет, Пол, это Перри. Похоже, я все понял. В сложении не было ошибки.
  — Я что-то не совсем понимаю, — ответил Дрейк. — Сумма должна быть 49’’37818, а на самом деле она 49’’37817.
  — Вот она-то и есть та самая правильная, — сказал Мейсон. — Нам нужен номер 4E4704.
  — Но номер машины 4E4705, — продолжал недоумевать Пол.
  Мейсон нетерпеливо переступил с ноги на ногу:
  — Слушай. Что происходит, когда у тебя две машины? Тебе выдают номера в хронологическом порядке. Поищи номер 4E4704. Можешь начать с комнаты 613 в твоем отеле. И побыстрее. — Он бросил трубку на рычаг и кивнул майору Уиннету: — У нас есть еще один шанс. Правда, слабый. В следующий раз, когда вздумаете обращаться к адвокату, майор, не пытайтесь перехитрить самого себя. Говорите всю правду. Где комната вашей матери?
  — В другом крыле, в самом конце коридора.
  — А комната сиделки? Очевидно, смежная?
  Майор утвердительно кивнул.
  — Пойдемте, — сказал Мейсон, направляясь к выходу.
  Открывшая им дверь Хелен Кастер выглядела крайне растерянной.
  — О… добрый вечер. Я… э-э… что-нибудь случилось?
  Мейсон вошел в комнату. Майор Уиннет, чуть поколебавшись, последовал за ним.
  — Полиция уже на пути сюда, — сказал Мейсон сиделке.
  — Полиция? Зачем? — растерялась женщина.
  — Арестовать вас.
  — За что?
  Мейсон пожал плечами:
  — Вам выбирать.
  — Что вы имеете в виду? — пролепетала сиделка.
  — Выбор у вас бесконечно прост: либо шантаж, либо соучастие в сокрытии убийства. Лично я посоветовал бы вам взять на себя вину за шантаж.
  — Я… я… да, но о чем это вы? — Хелен Кастер продолжала делать вид, что ничего не понимает.
  Мейсон терпеливо начал ей все объяснять:
  — Как подсказывает мне долгий опыт работы с законом, никогда не следует насиловать факты, пытаясь запутать дело. Когда известная сумма цифр оказалась 49E37817, в то время как должна была составить 49E37818, я подумал, что в сложении допущена ошибка. Однако ошибки не было. Вы записали номер «Кал.324E4704» и хотели, чтобы никто не догадался об его истинном значении. Поэтому добавили сверху слово «числа». Затем вставили сокращенно «куль» после слова «Кал». Это для того, чтобы фразу можно было понять как «эти цифры калькул». Далее вы добавили еще несколько цифр и вывели их сумму. Ну а теперь, — заключил свою речь Мейсон, — думаю, у вас осталось менее пяти минут, чтобы пояснить нам, почему вы выбрали номер 4E4704.
  Сиделка перевела взгляд на майора Уиннета. В ее глазах застыл страх.
  — Почему вы думаете, что я…
  Мейсон вынул из кармана жилетки часы:
  — Если полиция доберется сначала до вас, вы станете соучастницей в сокрытии убийства. Если успеете пораскинуть мозгами, то, может быть, вам удастся отделаться обвинением в преднамеренном шантаже.
  — Я… я… о, мистер Мейсон, я не могу… — лепетала Хелен Кастер.
  Мейсон молча следил за стрелкой часов, отсчитывавшей секунды.
  — Хорошо, — наконец не выдержала женщина. — Это случилось вчера утром. Я искала миссис Викторию Уиннет. Думала, что она в смотровой комнате, и поэтому поднялась туда. Там миссис Уиннет не оказалось. Бинокль был направлен прямо на нашу рощу. Просто из любопытства я глянула через окуляры и увидела трейлер. А рядом с большим «Бьюиком», прицепленным к трейлеру, стоял двухместный купе. Между мужчиной и женщиной внутри трейлера что-то происходило. Он пытался ее ударить, тогда она сунула руку под блузку… Я видела вспышку выстрела. Затем еще одну. Мужчина зашатался, упал, а женщина спокойно закрыла дверь, села в машину и уехала… Я записала на листочке номер машины — «Кал. 4E4704». Хотела сообщить его полиции. Но затем… подумала… я…
  — Что вы сделали с этим листком? — спросил Мейсон.
  — Мне пришло в голову, что это можно… — замялась сиделка. — Ну, вы понимаете. Поэтому я привела фокус окуляров в соответствие…
  — Что все-таки вы сделали? — настойчиво повторил Мейсон.
  — Я не хотела, чтобы этот номер машины не был понятен другим, поэтому дописала… Сделала точно, как вы сейчас сказали.
  — Первую цифру вы записали на отдельном листке, который лежал на столе, а не в блокноте. Затем вы переложили его на блокнот.
  — Я… да, наверное, переложила.
  Мейсон указал на телефон:
  — Звоните в полицию. Расскажите, что вы видели. Убедите их, что это вас беспокоило, что вы хотели сообщить в полицию, но миссис Уиннет совершенно не переносит скандальной известности, и вы просто растерялись. Но сегодня вы посоветовались с миссис Уиннет, и она сама велела вам звонить в полицию немедленно. Сообщите по ходу дела, что вы не поставили их раньше в известность еще и потому, что трейлер очень быстро уехал, и вы были уверены, что его владелец не пострадал.
  — Если я сделаю это, — тихо спросила она, — значит, я…
  — Значит, у вас появится один шанс из десяти выпутаться из этой истории, — мрачно заметил Мейсон. — Не сделаете, влипнете по самые уши… Итак, что же вы дальше предприняли? Я имею в виду ваши реальные действия.
  — Проверила номер машины, узнала, что она принадлежит некоей миссис Драммонд. Нашла ее и, хотя я не давила, не угрожала… просто хотела открыть салон красоты… ну, в общем, она согласилась дать мне денег…
  Мейсон снова указал на телефон:
  — Звоните в полицию. Пойдемте, майор.
  — Да, но как быть с моей женой, Мейсон? — спросил уже в коридоре майор Уиннет. — Как с женой, Мейсон? Это беспокоит меня. Вот…
  — Именно это и должно вас по-настоящему беспокоить, — перебил его Мейсон. — Очевидно, она видела, как вы увозили трейлер в среду вечером. И последовала за вами к месту, где вы его припарковали. Затем вошла внутрь, увидела, что Драммонд мертв, и подумала, что вы пытались отомстить за поруганную честь семьи. Что, собственно, произошло, вам уже известно. Марсия дала Драммонду деньги на оформление развода. Он обманул ее, заверив, что развод получен и она свободна. Марсия вышла за вас замуж. Драммонд неосмотрительно женился на другой женщине. Когда все выплыло наружу, его вторая жена пригрозила подать на него в суд за двоеженство. Или он должен был откупиться от нее. Быстро достать нужную сумму он мог лишь одним путем — надавив на Марсию. У нее же не хватило смелости попросить денег у вас или получить через страховую компанию. Поэтому Марсия инсценировала ограбление и спрятала свои драгоценности в ласточкином гнезде. Позднее передала их своему первому мужу. Когда миссис Драммонд пришла за деньгами, он смог предложить ей лишь драгоценности. Женщине показалось, что они ворованные. Разгорелась ссора, и она застрелила его, причем, вполне возможно, в целях самообороны.
  — Да, но как мне теперь объяснять… перевозку трупа? — с недоумением спросил майор Уиннет.
  Мейсон бросил на него полный сожаления взгляд:
  — Вам ничего, абсолютно ничего и никому не надо объяснять. Для чего, по-вашему, существует адвокат? Садитесь в мою машину. Предоставим сиделке направлять полицию по ложному следу.
  Глава 11
  Время близилось к полуночи, когда Перри Мейсон и Пол Дрейк вошли в здание городской полиции. При себе они имели подробное описание Марсии Уиннет и пачку ее фотографий.
  — Понимаете, майор не хочет никакой огласки, — пояснил Мейсон сержанту Дорсету. — Несколько лет назад у нее уже был приступ амнезии, то есть потери памяти, и майор, естественно, боится, что это может повториться.
  Сержант Дорсет, нахмурившись, глянул в лежавший перед ним журнал регистрации.
  — К нам поступили сведения о женщине, которая соответствует вашему описанию. Амнезия. Так здесь и сказано. Но какое отношение можете иметь к этому вы, Мейсон?
  — Я веду дела Уиннетов.
  — Да уж, ведете, черт побери! — раздраженно воскликнул сержант.
  Дорсет еще раз просмотрел журнал:
  — Телекс из графства сообщает об убийстве человека по имени Гарри Драммонд. Сиделка миссис Уиннет это видела. Она и сообщила в полицию номер машины убийцы. Жены Драммонда.
  — Вот как, — произнес Мейсон тоном, отражавшим лишь вежливый интерес и не более. — А теперь можем ли мы взглянуть на дело с амнезией? Майор очень беспокоится.
  — Далее, — невозмутимо продолжал сержант Дорсет, — полиция графства задержала жену Драммонда. Та клялась, что убила, обороняясь, и что сиделка Уиннетов шантажировала ее. Сиделка, в свою очередь, назвала ее лгуньей. Вполне может быть: признавшись в убийстве, миссис Драммонд поставила себя в слишком трудное положение, чтобы обвинять кого-либо в шантаже. Как я понимаю, — заключил сержант — графство настолько удовлетворено раскрытием убийства, что с радостью умывает руки: все остальное их не волнует.
  Мейсон в упор посмотрел на Дорсета:
  — Слушайте, может, поделитесь со мной, какое отношение все это имеет к жене майора Уиннета?
  Дорсет тяжело вздохнул.
  — Хотел бы я, черт побери, это знать, — произнес он. Затем добавил со значением: — Но готов поставить сто к одному, теперь мы уже никогда ничего не узнаем.
  — Спуститесь на нашу грешную землю, Дорсет, — сказал ему Мейсон. — Это убийство — дело графства. И конторе шерифа вряд ли понравится, если люди из города будут совать туда свой нос.
  Дорсет согласно кивнул:
  — Да, точно так же и с делом об амнезии. Вы преподнесли это как дело города. Поэтому люди шерифа не будут совать в него свой нос.
  Сержант Дорсет бросил на адвоката мрачный, но не лишенный уважения взгляд.
  Мейсон пожал плечами:
  — Не вижу никакой связи между делом об убийстве и нашим делом. Тем более что у шерифа есть признание. Сейчас ясно одно: у вас находится жена майора Уиннета, страдающая серьезным нервным заболеванием. И если ей станет хуже из-за глупейших домыслов и догадок, вам придется горько пожалеть об этом, Дорсет. Так выдадите ее нам сейчас или мне применить subpoena?33
  — Сейчас, черт побери, сейчас, — торопливо пробормотал Дорсет. Сержант снял трубку телефона. — Пришлите ко мне дело об амнезии номер восемьдесят четыре в ночном рапорте. Немедленно, — приказал он.
  Дело о ленивом любовнике
  Глава 1
  Утром в понедельник обычно скапливалось много почты. Придя за полчаса до официального открытия конторы, Делла Стрит, личный секретарь Перри Мейсона, ловко просовывала нож для разрезания бумаг под клапаны конвертов, вскрывала их одним быстрым движением руки, бегло прочитывала письма и раскладывала их на три стопки.
  В одной стопке — то, на что Перри Мейсону сразу следует ответить. Вторая стопка не требовала немедленного ответа, но на нее Мейсон должен обратить внимание. В третью стопку ложились письма, на которые после консультации с Мейсоном она ответит.
  Последний конверт, который она вскрыла, представлял собой загадку. Это был тонкий конверт, он мог содержать всего-навсего обычный счет за покупки, которые сделал Мейсон. На самом же деле там лежал сложенный продолговатый листок тоновой бумаги с перфорацией по краю. Текст был напечатан на машинке, подпись поставлена густыми чернилами.
  Делла Стрит увидела, что это чек, выписанный на банк «Фармерз, Мерчантс энд Меканикс», получатель — Перри Мейсон, подпись — Лола Фэксон Оллред. Чек на две с половиной тысячи долларов.
  Делла потрясла конверт, чтобы удостовериться, что в нем больше ничего нет; затем, не доверяя своей памяти, она справилась в картотеке по индексу клиентов Мейсона.
  Там не было никого по фамилии Оллред.
  Это, конечно, могла быть плата за какие-нибудь услуги, так что Делла обратилась к главной, большой картотеке. Там регистрировался каждый, с кем Перри Мейсон имел когда-либо деловой контакт: официальные свидетели, присяжные в делах с участием Мейсона, лица, представлявшие противную сторону, защитники в гражданских процессах, лица, заключавшие соглашения, свидетели со стороны обвинения.
  Она не нашла никаких Оллредов.
  Делла Стрит как раз закрывала ящик, когда Мейсон, словно свежий ветерок, ворвался в контору.
  — Привет, Делла. Что новенького? Сортировка писем, я вижу. Черт, как я люблю получать письма! И как ненавижу на них отвечать!
  Делла Стрит мрачно осведомилась:
  — Кто такая Лола Фэксон Оллред?
  — Ты меня загнала в угол, — сказал Мейсон, с минуту подумав. — Ты в картотеке ее искала?
  — Угу.
  — Что-нибудь нашла?
  — Ничего.
  — Почему такой интерес?
  — Она прислала чек на две с половиной тысячи долларов, — объяснила Делла.
  — Зачем?
  — Не сообщает.
  — Никакого письма?
  — Никакого письма.
  — И в списках ее нет?
  — Нет.
  — Дай взглянуть на чек, — попросил Мейсон.
  С минуту он изучал чек, затем повернул его так, чтобы свет из окна конторы падал на листок не прямо, а по косой, и наконец спросил:
  — Ты уверена, Делла, что в конверте не было письма?
  — Абсолютно. Вот конверт, шеф. Таким уж он пришел.
  Мейсон заметил:
  — Первоначально к этому чеку было приложено письмо.
  — Откуда ты знаешь?
  — Во-первых, по тому, как он сложен, — сказал Мейсон. — Во-вторых, в верхней части чека имеется след от скрепки. Держи его за этот уголок, Делла. Нет, чуть поверни. Вот он. Видишь теперь, как слабый след повторяет силуэт скрепки?
  — Верно, — согласилась Делла. — Скрепка здесь действительно была. Но что заставляет вас думать, будто она скрепляла чек с письмом?
  — То, как чек сложен. Если мы кладем в конверт один лишь чек, то складываем его пополам. Когда же чек посылается с письмом, он прикрепляется к верхней части письма, и письмо складывается вчетверо. Таким образом, на чеке должно быть два сгиба. Заметь теперь, как сложен этот чек. Слева — а потом снизу.
  — Тогда, как вы думаете, что стало с письмом?
  — В том-то и вопрос, Делла, — сказал Мейсон. — Посмотри в телефонной книге.
  Делла Стрит открыла телефонную книгу, провела пальцем по странице на букву О, потом сказала:
  — Не нахожу никакой Лолы Фэксон Оллред. Есть только Бертран С. Оллред.
  — Бертран С.! — воскликнул Мейсон.
  — Ну да. А что? Вы его знаете?
  — Я знаю о нем.
  — Что насчет него, шеф?
  — Он занимается горнорудным делом. И разработчик, и биржевой делец. У него репутация человека умного и хитрого. Год назад или около того он имел дело с одной шахтой. После того как он продал на нее акции, там открыли очень богатое месторождение. Оллред с помощью ловкого, но вполне законного трюка получил акции назад. Он сделал на этом миллион.
  — Меня интересуют такие законные трюки, — сказала Делла. — Как он его проделал?
  — У него был дружественно к нему расположенный акционер, поистине дурак; Оллред обвинил его в мошенничестве, заявил, что акции ничего не стоят, и потребовал назад свои деньги. Тогда этот болван отправил письма всем другим держателям акций, утверждая, что возбуждено судебное дело, что Оллред с этой шахтой смошенничал, что если остальные акционеры будут действовать согласованно, то, возможно, удастся спасти все их капиталы, но что Оллред, несомненно, начнет тянуть время, чтобы успеть растратить имущество компании. Спустя два дня Оллред лично написал каждому акционеру, что, по его мнению, шахта баснословно богата, что вновь сделанные открытия намного повысили ценность акций, что каждая проданная доля акций — это личные акции Оллреда, что он хочет, чтобы акционеры на них колоссально разбогатели, и что его совет — держаться за эти акции и не пытаться вернуть свои деньги, что, по его мнению, шахта теперь много богаче, чем в то время, когда он продавал им эти акции.
  Можешь догадаться, какой эффект произвело это письмо. Оно заставило акционеров понять, что они смогут вернуть свои деньги, если предпримут объединенные действия. Вы продаете людям акции горнорудной компании, а потом пытаетесь эти акции снова скупить — и каждый хочет получить по крайней мере в десять раз больше, чем заплатил. Вы предлагаете ему ровно столько, сколько он заплатил, — и он смеется вам в лицо. Но если вы ему говорите, что есть возможность, предприняв согласованные действия, «вернуть свои деньги», — эти слова звучат в его ушах музыкой. Он хочет вернуть свои деньги.
  Что ж, в результате всего этого Оллред скупил все свои акции точно за ту цену, за какую он их продал. Позже, когда некоторые пожаловались, что их одурачили, Оллред просто-напросто предъявил письмо, которое он им написал, где говорилось, что, по его мнению, шахта баснословно богата, что последние исследования показывают ее несомненное богатство. Другими словами, он писал им чистую правду, прося и умоляя их не требовать возвратить им деньги. Разумеется, моральный эффект этого письма заключался в том, чтобы они с ума посходили, пытаясь вернуть свои деньги, но юридический эффект свелся к тому, что Оллред вышел из воды полностью сухим.
  — Он, должно быть, умен, — заметила Делла.
  — Он хитер, — поправил Мейсон. — Есть еще Оллреды?
  — Больше ни одного.
  Мейсон сказал:
  — Просто чтобы исключить случайность, Делла, позвони-ка на квартиру Оллреда.
  — И кого мне спросить?
  Мейсон поколебался, потом сказал:
  — Я сам буду говорить. Набери только номер, Делла, а потом я возьму трубку.
  Делла Стрит сняла трубку с городского аппарата. Ее натренированные пальцы ловко покрутили диск. Она кивнула Мейсону:
  — Я набрала номер.
  Мейсон взял трубку, подождал. Через минуту ответил женский голос:
  — Квартира миссис Оллред.
  — Миссис Оллред дома? — спросил Мейсон.
  — Скажите, пожалуйста, кто хочет с ней говорить?
  — Мистер Перри Мейсон, адвокат.
  — Она ждет вашего звонка, мистер Мейсон?
  Мейсон рассмеялся и сказал:
  — Сейчас выясним. Скажите мне, ее полное имя — Лола Фэксон Оллред?
  — Так и есть, — подтвердил голос на другом конце линии.
  — Тогда, я думаю, — сказал Мейсон, — можно считать, что она ждет моего звонка.
  — Не вешайте трубку, пожалуйста.
  Мейсон подождал у телефона секунд десять, затем мужской голос произнес:
  — Алло, мистер Мейсон!
  — Да.
  — Это Бертран С. Оллред. Вы хотите говорить с моей женой?
  — Да.
  — В данный момент ее нет.
  — Понятно.
  — Не могли бы вы мне сказать, в чем дело — то есть что вы хотели с ней обсудить? Возможно, я смогу ей все передать немного позже.
  — Ничего важного, — сказал Мейсон. — Просто передайте ей, пожалуйста, что я звонил.
  — Я это сделаю, но, быть может, вы объясните…
  — Просто я кое-что уточняю, — объяснил Мейсон. — Вот и все. Можете передать вашей жене, что я кое-что суммирую — просто суммирую, и я хотел бы, чтобы она позвонила мне в связи с одной суммой. Я достаточно понятно выразился? Заранее благодарю.
  — Что же вы такое суммируете? — поинтересовался Оллред.
  — Так, это просто формальность, — сказал Мейсон. — Весьма вам благодарен, мистер Оллред. До свидания.
  Он повесил трубку и посмотрел на Деллу Стрит:
  — Я, наверно, зря впутался в это дело. К телефону подошел ее муж. Он любопытствует. Хотел бы я знать, что за письмо было прикреплено к этому чеку.
  — Он что, слишком много интереса проявил? — спросила Делла.
  — Да. Теперь придется поиграть в ожидание.
  — А чек?
  — Мы его у себя подержим и посмотрим, что будет.
  — А почта?
  Мейсон вздохнул:
  — Ах да. Думаю, я ее прогляжу. Возьми свой блокнот, Делла, и начнем.
  В девять сорок Герти, секретарша из приемной, положила на стол Деллы срочное письмо. Делла Стрит распечатала его. Тонкий конверт содержал только сложенный продолговатый листок бумаги.
  Этот чек был сложен ровно посередине, как раз так, как, по словам Перри Мейсона, складывают чек, если к нему не приложено никакого письма. Он был выписан на Первый национальный банк в Лас-Олитасе, на имя Перри Мейсона, на сумму две с половиной тысячи долларов за подписью: Лола Фэксон Оллред.
  Письмо отправили в тот же день рано утром.
  Делла Стрит заметила:
  — У твоей приятельницы странная манера разбрасывать конфетти. Интересно, сколько еще это будет продолжаться.
  — Оба чека датированы субботой? — спросил Мейсон.
  — Именно так.
  — А у нас есть счет в «Фармерз, Мерчантс энд Меканикс»? — поинтересовался Мейсон.
  — Конечно.
  Мейсон решительно сказал:
  — Поезжай в банк, депонируй оба чека. Попроси кассира отнестись к ним с особым вниманием, и, когда чек отошлют в Первый национальный банк в Лас-Олитас, пусть попросят там тщательно его проверить.
  — Разве вы не будете чувствовать себя обязанным перед миссис Оллред, если реализуете эти чеки, не зная, за что они?
  — Я всегда могу вернуть ей деньги, если решу не представлять ее интересы, какое бы там у нее ни было дело. Сходи в банк лично, Делла, и депонируй чеки. Что-то в этом есть такое, что мне не нравится.
  — Зато мне это нравится, — улыбнулась Делла. — Как человек, который занимается финансами в этой конторе, я буду только весьма довольна, если миссис Оллред закидает нас чеками, приходящими с каждой почтой. Почему только вам это не нравится, шеф?
  — Не знаю. Назови это излишней подозрительностью, если хочешь, но у меня такое предчувствие, что, как только я эти чеки депонирую, сразу что-то начнет происходить — и по этой-то причине чеки и посылают. Что ж, включимся в игру — а там уж видно будет.
  Глава 2
  В десять двадцать Делла Стрит отчитывалась перед Мейсоном.
  — Чек предъявлен кассиру в банке «Фармерз, Мерчантс энд Меканикс», — сказала она.
  — И как?
  — Он не мог понять, почему мы хотим депонировать чек и в то же время просим тщательно его проверить.
  — Но он его хорошо рассмотрел?
  — Да.
  — И принял его?
  — Сказал, что чек, вне всяких сомнений, настоящий, что он подписан миссис Оллред и что у миссис Оллред достаточно денег на счете, чтобы покрыть его. Он даже не потрудился проверить баланс. Он только сверил подписи. У миссис Оллред, должно быть, там кругленький счет.
  — Интересно, — произнес Мейсон. — Миссис Оллред, несомненно, следовало бы войти в контакт со мной. Если только этот чек не поддельный.
  — Возможно, — сказала Делла Стрит, — она приложила этот первый чек к письму, объясняющему, чего она от тебя хочет, потом вспомнила что-то еще, о чем забыла написать, открепила его, а потом просто забыла снова положить его в конверт. А чек остался в конверте и благополучно дошел.
  — Возможно, что так, — согласился Мейсон, — но эта распроклятая история меня раздражает. Я…
  Телефон на столе Деллы Стрит звякнул — один короткий звонок. Это означало, что у секретарши в приемной возник какой-то вопрос, который она хочет обсудить непосредственно с личным секретарем Мейсона. Делла Стрит сняла трубку:
  — Алло, Герти. В чем… понятно… Да, думаю, что так. Попроси его минутку посидеть.
  Делла Стрит прикрыла микрофон ладонью и сказала:
  — Там мистер Бертран… Оллред. Он хочет видеть тебя, но не говорит зачем.
  Мейсон ухмыльнулся и сказал:
  — Ну вот, уже что-то! Попроси Герти впустить его.
  Бертран С. Оллред оказался низкорослым и коренастым человеком лет пятидесяти, в тщательно скроенном двубортном сером костюме. Волосы его, весьма редкие у макушки, были разделены ровным пробором, по бокам свисали кудри рыжеватого оттенка. Коротко подстриженные рыжие усы топорщились над верхней губой, затеняя ее, но обрывались над уголками рта, виднелись только аккуратно подстриженные волоски. Он выглядел как человек, обладающий достаточной властью, чтобы взорвать все препятствия на своем пути, чтобы идти напролом сквозь все жизненные препоны, подобно тому, как подающий в университетской бейсбольной команде идет напролом в борьбе с противником.
  С сердечной улыбкой на лице Оллред прошел через всю комнату и протянул Мейсону руку, когда был еще за шесть футов от стола адвоката. Он громко сказал:
  — Перри Мейсон! Настоящий Перри Мейсон! Просто чудо! Мистер Мейсон, я столько о вас слышал. Я очень, очень, очень рад вас видеть!
  — Спасибо, — Мейсон пожал ему руку. — Садитесь, пожалуйста.
  Оллред многозначительно взглянул на Деллу Стрит.
  — Мисс Стрит, моя секретарша, — объяснил Мейсон. — Вы можете полностью ей доверять. Она ведет записи во время разговора, держит в порядке все мои бумаги и освежает мои воспоминания, когда память изменяет мне.
  — Не думаю, что это случается часто, — прогудел мистер Оллред.
  — Иной раз я путаюсь в подробностях, — пояснил Мейсон.
  Оллред уселся в кожаное кресло для клиентов, откашлялся и спросил:
  — Не возражаете, если я закурю?
  — Ничуть, — сказал Мейсон. — Хотите одну из этих?
  Он протянул коробку с сигаретами.
  — Нет, благодарю вас. Сигареты меня только раздражают. Предпочитаю сигары. Нет возражений?
  — Нет, никаких.
  Оллред скрестил свои короткие ноги и, вынув из кармана кожаный портсигар, извлек оттуда сигару, сверкая свеженаманикюренными ногтями.
  — Это насчет моей жены, мистер Мейсон.
  — Что же насчет нее? — спросил Мейсон.
  — Едва ли я понимаю, как расценивать ее действия.
  — Давайте проясним ситуацию, мистер Оллред, — сказал Мейсон. — Вы пришли сюда из-за того, что я позвонил по телефону и захотел поговорить с вашей женой?
  — Некоторым образом. Но только некоторым образом.
  — Должен предупредить вас, — продолжил Мейсон, — что, обращаясь к поверенному, вы можете поставить его в неловкое положение: адвокат не всегда свободен в своих действиях.
  — Вы хотите сказать, что представляете интересы моей жены?
  — Я лишь хочу сказать, что, возможно, не смогу быть вам полезен в качестве поверенного. Поэтому вы должны сказать мне в точности то, что хотите, но при этом не посвящайте меня в свои секреты.
  — Понимаю, понимаю, — задумчиво сказал Оллред, чиркая спичкой о подошву своего широкого ботинка и поднося пламя к кончику сигары. Он запыхтел, старательно раскуривая сигару, затем погасил спичку, швырнул ее в пепельницу и спросил Мейсона: — Вы представляете мою жену?
  — В настоящий момент я не готов отвечать на этот вопрос.
  — Что ж, если это так — а сдается, что так и есть, — как случилось, что вы ожидали найти ее у меня в доме?
  — Разве не логично искать жену в доме ее мужа?
  Сквозь голубую дымку сигарного дыма Оллред внимательно изучал черты адвоката.
  — Будь я проклят, да вы хитрец, каких мало, — проворчал он, — если только…
  — Если только — что? — спросил Мейсон, так как его собеседник умолк.
  — Если только по какой-то причине вы не знаете — но, если вы представляете Лолу, вы должны знать.
  Мейсон только улыбался.
  — Ну, что проку препираться таким образом, мистер Мейсон? Давайте перейдем к делу.
  — Так говорите же.
  — Моя жена, — с горечью сказал Оллред, — удрала с моим лучшим другом.
  — Как это скверно, — уклончиво отозвался Мейсон. — Когда же она ушла от вас?
  — Как будто вы не знаете!
  — В конце концов, мистер Оллред, вы сами захотели поговорить со мной.
  — В субботу вечером, — ответил Оллред. — Черт побери, я просто потрясен.
  — Имя этого человека?
  — Роберт Грегг Флитвуд. Один из тех, с кем я связан по работе, мой служащий, бухгалтер, помощник — в общем, очень умелый работник.
  — Вы намерены требовать развода?
  — Не знаю.
  — Я полагаю, газетам об этом ничего не известно?
  — Разумеется, нет. Пока что моими стараниями это не попало в прессу. Больше я не смогу их удерживать. Мы слишком известны: положение в обществе и прочее.
  Только кивок был вкладом Мейсона в разговор.
  — Чего я никак не могу понять, — дернулся Оллред, — так это того, как могла женщина ее возраста сделать такую вещь!
  — Сколько ей лет?
  — Сорок два.
  — Кажется, — сказал Мейсон, — психологи считают, что это самый опасный возраст для женщины.
  — Вы говорите об общем правиле, — отмахнулся Оллред.
  — В вашем случае это не так?
  — Судите сами. У Лолы было огромное состояние, она могла делать все, что хотела. Она зрелая женщина. Если я ей надоел, почему она просто не уехала? Пожила бы отдельно, а потом развелась бы и вышла замуж за Боба Флитвуда. Но нет, ей нравятся театральные эффекты, какие-то детские поступки, нечто такое, что вызовет нежелательную огласку.
  — Можете что-нибудь рассказать мне о Флитвуде?
  — Я все могу рассказать о нем.
  — Итак?
  — Боб Флитвуд на пятнадцать лет моложе моей жены. Я его взял к себе совсем молодым и попытался сделать из него человека. Я проталкивал его вперед с такой быстротой, с какой только мог. Я доверял ему. Большую часть времени он находился у меня в доме. Проклятье, я и не подозревал, что между ним и Лолой что-то есть. Боб Флитвуд определенно ухаживал за Патрицией.
  — А кто такая Патриция?
  — Патриция Фэксон, дочь Лолы от предыдущего брака.
  — Понятно.
  — И вдруг, так неожиданно, он сбежал с моей женой!
  — Что об этом говорит Пат?
  — Она все глаза выплакала, но притворяется, будто все в порядке. Она приходит в столовую, ест ровно столько, чтобы не умереть с голоду, пытается делать хорошую мину при плохой игре, прикидывается счастливой, улыбается — и ест себя поедом.
  — Она его любит?
  — Думаю, что больше всего она унижена. Девушке чертовски тяжело: еще бы, ее мать убегает с ее женихом.
  — А Флитвуд был женихом Патриции?
  — Ну, можно и так смотреть. Он был… Он… Ну, он крутился вокруг Патриции и в то же время никогда не проявлял ни малейшего интереса к Лоле — это точно. Либо они оказались чертовски хитрыми, либо просто сошли с ума. Патриция, разумеется, современная девица. У нее обожатели десятками насчитывались. Многие с ума по ней сходили. В последнее время, правда, предпочтение отдавалось двоим — Флитвуду и парню по имени Джон Бэгли. Я чувствовал, что преимущество на стороне Боба, но Джон Бэгли не сходил с дистанции — тут уж я не ошибаюсь, Мейсон.
  Адвокат кивнул.
  — Предполагаю, — продолжал Оллред, — что Пат играла, восстанавливая одного против другого, как это делают женщины, и зашла слишком далеко. Возможно, она на самом деле поощряла Бэгли, а Бобу дала отставку. Тут никогда не поймешь.
  — Разве вы не можете узнать у нее? — спросил Мейсон.
  — Только не у Пат. Она себе на уме. Она воображает, будто я пытаюсь ее подавлять, и возмущается. Все это чепуха, уверяю вас, Мейсон, но так уж она чувствует. Во всяком случае, если она бросила Боба ради Джона, она меня поставила в затруднительное положение. Полагаю, Боб решил показать Пат, что она не единственная девушка в мире, и он, чтобы ее унизить, сбежал с ее матерью. Да, она меня здорово подвела! Но я не могу вообразить, чтобы Лола проделала нечто подобное.
  Мейсон только кивнул.
  — К чертям все! — раздраженно продолжал Оллред. — Даже если Лоле на меня плевать, если она готова пойти на все, чтобы ранить меня или сделать смешным, все-таки невозможно представить, чтобы она проделала подобный трюк!
  — Так она поступила подобным образом, чтобы ранить вас — или чтобы поставить вас в смешное положение? — спросил Мейсон.
  — Похоже на то, разве нет?
  Мейсон молчал.
  — Могу предложить единственное объяснение: Лола была влюблена в него тайно некоторое время. Она, возможно, чувствовала, что Пат по-настоящему его не любит. Думаю, она боялась мне сказать, что хочет развода, и ждала, чтобы все само собой разрешилось в пределах приличия, потому что, если бы она обратилась ко мне, Боб, вероятно, сорвался бы с ее крючка. В конце концов, неважно, насколько молодо и привлекательно выглядит женщина, когда она связывает себя с мужчиной на пятнадцать лет младше, — о, это только вопрос времени, Мейсон. Только вопрос времени.
  — Что же именно вы хотите от меня? — спросил Мейсон. — Я должен прокомментировать ваши семейные неурядицы или дать вам совет?
  — Вообще-то я хотел получить совет, Мейсон.
  — Я так и понял.
  — Но предварительно кое-что еще.
  — Боюсь, что не понимаю.
  — Я хотел выяснить, представляете ли вы мою жену. Хочу получить определенный ответ.
  — Я не могу вам его дать.
  — Если вы ее представитель, я хочу войти с ней в контакт.
  — Она свяжется с вами, если захочет, я так думаю, — сказал Мейсон.
  — К дьяволу, меня интересует не то, чего хочет она, а то, чего хочу я.
  — Да?
  — Да! Я хочу заполучить Боба Флитвуда.
  — А Флитвуд, — заметил Мейсон, — зная кое-что о риске, которому подвергаешься, встречаясь с разгневанным мужем, постарается держаться от вас подальше.
  — В том-то и дело, — серьезно произнес Оллред. — Он не должен меня бояться.
  — Может, он и не боится. Может, просто благоразумен.
  — Да что бы там ни было, я хочу, чтобы он со мной связался.
  — Вполне понятное желание — однако он может его проигнорировать.
  — Послушайте, — сказал Оллред, — я собираюсь выложить на стол еще некоторые карты.
  — Я весь внимание.
  — Вы что-нибудь знаете о моем бизнесе, Мейсон?
  — Я только знаю, что вы имеете дело с горнорудными шахтами.
  — Горнорудный бизнес, — продолжал Оллред, — увлекательнейшая игра на свете. Вы покупаете рудник. Похоже, что хороший. Вы ухлопываете уйму денег на разработки. Вы считаете, что он вам принесет миллион долларов. Он оказывается негодным. Вы выкинули уйму денег, а все мало. Естественно, есть огромное искушение сбыть его с рук, чтобы спасти хотя бы часть денег.
  Мейсон кивнул.
  — С другой стороны, вы приобретаете маленькую дырочку в земле, чтобы начать разработки, решаете, что вы не станете вкладывать в нее много денег, — и первое, что вам становится известно: вы просчитались, там богатая жила! Вы знаете Джорджа Джерома?
  Мейсон покачал головой.
  — Он мой партнер в нескольких делах по шахтам. Славный малый, обладает массой технических знаний. Одурачить его нелегко, Джорджа Джерома.
  — И как Джордж Джером вписывается в эту картину?
  — Мы владели шахтой «Белая Лошадь». Отдали ее Диксону Кейту в обмен на его шахту и небольшую сумму. Честная была сделка. Я бы назвал ее равноценным обменом.
  Мейсон взглянул на свои наручные часы.
  — Я еще только минуту займу. Всего минуту. Все это связано с проблемой моей жены, — заторопился Оллред. — Кейт с открытыми глазами шел на эту сделку. Он считал, что всучивает нам негодный товар. Я случайно узнал — он считал, что его собственность и гроша ломаного не стоит. Тут-то мы его и надули, благодаря техническим знаниям моего партнера. Шахта, которую мы получили от Диксона Кейта, оказалась ценной. Он думал, что жила иссякла, и поспешил сбыть с рук эту собственность. Джордж решил, что это ошибка, что главная жила осталась в стороне. Ну, короче, Джордж наладил эксплуатацию, и через три недели мы имели богатую шахту — очень богатую.
  Мы пытались держать это в секрете, но каким-то образом все просочилось наружу. Кейт услыхал и, конечно, взбесился. Лучшее, что он мог сделать, это попытаться аннулировать контракт. Так что он объявил, будто мы дали ему ложные сведения о нашей собственности и что он требует расторжения контракта. Естественно, мы предложили ему лучше броситься головой вниз с обрыва.
  — И что же он сделал? — спросил Мейсон.
  — Нанял адвоката и начал процесс, объявив, что мы виновны в мошенничестве, что мы ему не сказали того и этого, что нашей шахты он не видел и положился на наше слово. Но это ложь, мистер Мейсон. Диксон Кейт вступил в свои права. Он шахту осмотрел. Он тщательно изучил ее, и, даже если бы мы дали ему какую-то информацию о ней, чего мы не делали, он мог бы не полагаться на наши слова. Закон о мошенничестве, как я понимаю, гласит, что, если человек полагается на ложную информацию — это одно, но если он провел свои исследования и, полагаясь на них, покупает собственность, руки у него связаны.
  — В общих чертах закон таков, — согласился Мейсон. — Есть, разумеется, исключения…
  — Знаю, знаю, но я сейчас не говорю об исключениях. Я говорю о законе. Потому что это не тот случай. Это случай ясный, человек пытается отступить от контракта.
  — Можете ли вы доказать, что Кейт приезжал инспектировать вашу шахту? — спросил Мейсон.
  — Вот в этом-то все и дело, — сказал Оллред. — Есть только один человек, который может это доказать.
  — Кто?
  — Роберт Грегг Флитвуд, — с горечью сообщил Оллред. — Человек, который сбежал с моей женой.
  — Ситуация, — сказал Мейсон, слегка улыбаясь, — кажется, очень сложная.
  — Она сложная — она неприятная — она непонятная. Я взял к себе Флитвуда и сделал из него человека, хотя он, конечно, лентяй. Он сбежал с моей женой, а ведь судебный процесс на носу. Диксон Кейт, очевидно, в курсе того, что произошло. Он старается ускорить начало суда. Он хочет поймать меня. Мы попали в переделку, Мейсон. Мы не можем утверждать, что он проводил экспертизу и специально приезжал осматривать «Белую Лошадь», если мы этого не можем доказать. Пытаешься что-то доказать суду, но спотыкаешься на доказательствах… да вы же сами законник. Знаете, как это бывает.
  — И что же именно, — спросил Мейсон, — вы хотите от меня? Я не расположен представлять вас в этом суде.
  — Я все это понимаю. Адвокат у нас есть.
  — Тогда для чего я вам нужен?
  — Послушайте, — сказал Оллред, — вы адвокат моей жены. Вы можете сколько угодно увиливать, если хотите. Я знаю, что вы ее адвокат. Я хочу, чтоб вы с ней связались.
  — Что заставляет вас думать, будто я могу с ней связаться?
  — Я чувствую, что можете. Я хочу, чтоб вы сказали ей: пусть она перестанет вести себя как ребенок. Скажите ей, чтобы взяла развод — и все будет в порядке, по крайней мере с моей стороны. И я хочу, чтобы вы через нее связались с Флитвудом и сказали ему, чтобы он вернулся и вел себя как мужчина, со всей ответственностью. Если он нужен Лоле, он ее получит. Я собираюсь обойтись с ним по справедливости. Не думаю, что это целиком его вина. Я хочу выиграть этот процесс! Мне нужен Боб Флитвуд, я хочу, чтобы он выступил свидетелем. Это ясно?
  — Кажется, совершенно ясно.
  Оллред с трудом поднялся с кресла:
  — Тогда это все, что я хотел сказать.
  — А если я вовсе не адвокат вашей жены?
  — Но вы ее адвокат.
  — Но предположим — нет?
  — Ну, не знаю, какая разница, так или иначе. Я вам сказал то, что имел сказать, надеюсь, я смогу связаться с моей женой. Вы понимаете мои чувства и знаете, что нужно делать.
  — Боюсь, — сказал Мейсон, — не так-то много я могу сделать.
  — У вас есть поручение, которое нужно передать вашей клиентке. Для ее же пользы. Уверен, что вы это сделаете. До свидания, мистер Мейсон.
  Оллред направился было к той двери, через которую он вошел, потом заметил выход в коридор, резко повернулся, пинком распахнул дверь и тяжело вышел, ни разу не оглянувшись.
  Мейсон посмотрел на Деллу Стрит.
  — Что ж, — сказала она, — это кое-что объясняет. Миссис Оллред хочет, чтоб вы представляли ее интересы. Очевидно, она написала в письме, что она собирается делать и чего хочет от вас, а потом… — голос Деллы оборвался.
  — А потом? — спросил Мейсон.
  — Может быть, она решила подождать, а позже позвонить по телефону, — неуверенно закончила Делла.
  — Замечательная идея, — саркастически улыбнулся Мейсон.
  Глава 3
  Десять минут спустя, после того как Оллред ушел, Герти на цыпочках вошла в кабинет патрона, чтобы испуганным голосом доложить:
  — Ой, мистер Мейсон, там президент банка.
  — Кто? — переспросил Мейсон.
  — Мистер Мервин Кэнби, президент банка «Фармерз, Мерчантс энд Меканикс». Он хочет вас видеть по делу, которое, как он говорит, конфиденциальное.
  — Так пригласите его, — сказал Мейсон.
  — Прямо сейчас?
  — Прямо сейчас.
  — Да, мистер Мейсон. Я подумала… подумала, что лучше мне сказать вам об этом, а не звонить по телефону.
  — Отлично, Герти. Пригласите его сюда.
  Мейсон обменялся взглядом с Деллой Стрит, пока Герти исчезала в дверях.
  Мервин Кэнби, седой, точно покрытый инеем, человек — с седыми волосами, седыми бровями, седыми усами и серыми глазами, — сердечно улыбнулся Делле Стрит, потом Перри Мейсону. Но теплоты в нем не было, и держался он напряженно, откровенно показывая, что речь пойдет о серьезном деле.
  — Садитесь, — пригласил Мейсон.
  Кэнби устроился в кресле и сказал:
  — Я начну непосредственно с дела, мистер Мейсон. Я человек занятой и знаю, что вы тоже не свободны.
  Мейсон кивнул.
  — Вы предъявили нам два чека, мистер Мейсон. Один из них — на наш банк, там стоит ваше имя, он подписан Лолой Фэксон Оллред. Чек на две с половиной тысячи долларов.
  Мейсон ничего не сказал, ожидая продолжения.
  — Другой чек, — сказал Кэнби, — выписан на Первый национальный банк в Лас-Олитасе. Тоже на ваше имя. И тоже на сумму в две с половиной тысячи долларов. Когда вы предъявляли эти чеки, вы просили кассира тщательно их проверить.
  — Мисс Стрит это сделала, — сказал Мейсон.
  — Могу я спросить, мистер Мейсон, это вы ей так велели?
  — Да.
  — Почему?
  — Потому что я хотел убедиться в подлинности чеков.
  — Но это так необычно для клиентов.
  — Возможно.
  — Имели ли вы какие-то причины считать, что эти чеки не в порядке?
  — Это трудный вопрос. Что, если сначала вы мне расскажете, почему вы здесь?
  — Кассир все обдумал, — сказал Кэнби. — После того как вы ушли, он явился ко мне и попросил совета. Я осмотрел чеки и послал их нашему эксперту по почеркам.
  — Что-то было не так? — спросил Мейсон.
  — Я обнаружил кое-что на одном из чеков, что меня озадачило, — сказал Кэнби. — Я хотел, чтобы мое предположение подтвердил профессионал. Конечно, его заключение нельзя считать окончательным, но он дал положительную оценку одному чеку. С другим ситуация иная.
  — Каким образом?
  — Чек, выписанный на нас, очевидно, подписан Лолой Фэксон Оллред. Но вполне возможно, что чек на Первый национальный банк в Лас-Олитасе — поддельный.
  — Черт возьми! — воскликнул Мейсон.
  — Так и есть. Подделку можно заметить.
  — Как?
  — С помощью микроскопа. Кто-то обводил подпись на чеке через копировальную бумагу. Это один из самых старых, известных способов подделки. Человек берет бумагу с подлинной подписью того, чьим именем он намерен подписаться. Кладет под эту подпись лист копирки, а под нее — документ, который хочет подделать. Потом осторожно обводит зубочисткой или другим острым предметом линии букв подлинной подписи. С легким нажимом, так что на бумаге внизу остается отпечаток копирки.
  — А потом что? — спросил Мейсон.
  — Потом тот, кто подделывает, берет перо — и либо черные, очень густые чернила, либо тушь…
  — Продолжайте.
  — И обводит крючок за крючком, линию за линией те следы, что получились от копирки. Откровенно говоря, мистер Мейсон, в результате получается отличная подделка. Когда она тщательно сделана, отличить могут только эксперты — в зависимости от возраста, умственного состояния и эмоций того, кто подделывал. Перо, конечно, двигается медленнее, чем в случае подлинной подписи. Так что, если человек нервничает, в линиях подписи бывают микроскопические неточности из-за дрожания руки. Но если рука тверда и человек не волнуется, подделка может быть сделана совершенно убедительно.
  Мейсон только кивнул.
  — Подделка чека в данном случае, — продолжал Кэнби, — могла быть сделана или кем-то старше среднего возраста, или лицом, находившимся в состоянии волнения. Невооруженным глазом ничего не заметно, но микроскоп обнаруживает слегка волнистые линии.
  — В самом деле? — заметил Мейсон.
  — Так что, — продолжал Кэнби, — я захотел увидеться с вами и выяснить в точности, что вы знаете об этом чеке.
  — Почему бы не попробовать связаться с миссис Оллред?
  — Мы пытались. Кажется, она в данный момент недоступна.
  — Вам известно, где она?
  — Она, кажется, уехала с друзьями путешествовать на автомобиле. Ее муж вроде бы принимает ее отсутствие легко, утверждает, что не имеет ни малейшего понятия, где ее можно найти, и не будет пытаться ее разыскивать, пока она не даст ему о себе знать откуда-нибудь. Говорит, что она уехала с какими-то друзьями, интересующимися фотографией, и они просто где-то бродят.
  — И вам показалось, что он ничуть не обеспокоен ее отсутствием?
  Кэнби посмотрел на Мейсона с подозрением:
  — У него есть для этого причины?
  Мейсон раздраженно ответил:
  — Не пробуйте на мне свои приемы. Цель моих вопросов — помочь вам. Если вы в этом не заинтересованы, я умываю руки.
  — Но это же вы предъявили чек, — напомнил Кэнби.
  — Разумеется, — признал Мейсон, — и я вам скажу, как я его получил. По почте, в конверте, и это все, что я могу вам сказать.
  — Это ставит банк в странное положение, — сказал Кэнби. — Конечно, мистер Мейсон, всегда есть шанс, что предъявленный нам чек — фальшивка.
  — Мне показалось — вы сказали, что ваш специалист признал подпись на одном чеке подлинной?
  — Он произвел предварительную проверку и утверждает, что есть признаки подлинности подписи. Другими словами, он еще не обнаружил на этом чеке явных признаков подделки.
  — Ну, — спросил Мейсон, — так что вы собираетесь делать? Вы что, пришли сказать мне, что не примете этот чек?
  — Нет-нет, вовсе нет!
  — Тогда что?
  — Однако, — сказал Кэнби, — при данных обстоятельствах я решил, что вы должны знать и, возможно, захотите взять этот чек и держать его у себя, пока по прошествии некоторого времени не удостоверитесь в его подлинности.
  — А я уже удостоверился, — сказал Мейсон. — Кассир говорит, что чек подлинный. Ваш эксперт по почеркам говорит, что он подлинный.
  — Но чек, предъявленный вместе с ним, — явная подделка, очень искусная подделка.
  — Ну и что?
  — Это, несомненно, вынуждает нас подвергнуть чек, предъявленный нашему банку, тщательной проверке.
  — Так сделайте эту проверку! — воскликнул Мейсон. — Это именно то, чего мне хотелось. Это я и просил вас сделать.
  — Я бы хотел знать больше об обстоятельствах, при которых эти чеки получены, мистер Мейсон. И я надеюсь, вы согласитесь со мной, что надежнее всего будет при данных обстоятельствах подождать с оплатой, пока мы не сможем связаться с миссис Оллред.
  — Разве чек не подлинный?
  — Не знаю.
  — Почему не обратиться в полицию?
  — Это может иметь неприятные последствия, — сказал Кэнби, беспокойно ерзая в кресле. — Семья такая значительная, мистер Мейсон.
  — Слушайте, у вас же есть адвокат, — произнес Мейсон. — Я не ваш адвокат. Почему бы не спросить его, что с этим делать? У вас чек, который может быть подделан. Если он подделан, вы хотите поймать того, кто смошенничал.
  — Конечно, — пробормотал Кэнби, — наш эксперт по почеркам пока не смог обнаружить что-то определенное. Ему могут понадобиться несколько дней на то, чтобы что-то установить. Даже тогда может открыться какое-то сложное обстоятельство. Обычно, мистер Мейсон, банк несет ответственность за оплату поддельного чека, поскольку оплата предъявленного чека может быть произведена в результате небрежности.
  Мейсон усмехнулся в ответ и сказал:
  — Извините, мистер Кэнби, это ваша забота.
  — Но это ваш чек — тот, который подделан.
  — Это так, — согласился Мейсон.
  — И мы не можем предъявить его к оплате.
  — Это ваша проблема, мистер Кэнби.
  Секретарша Герти появилась в дверях с телеграммой. Мейсон кивнул Делле Стрит:
  — Посмотри, что там, Делла.
  Делла Стрит открыла телеграмму, посмотрела на Мейсона чуть насмешливо, потом перевела взгляд на Кэнби.
  — Ну же, Делла, в чем дело? — нетерпеливо спросил Мейсон.
  Делла Стрит вручила телеграмму адвокату. Мейсон посмотрел на нее, хмыкнул и прочел вслух:
  «ОТПРАВИЛА ВАМ ПОЧТОЙ ЧЕК НА 2500 ДОЛЛАРОВ ТЧК ЗАЩИТИТЕ МОЮ ДОЧЬ ПАТРИЦИЮ В СЛУЧАЕ ЕСЛИ ОНА НУЖДАЕТСЯ ПОМОЩИ НО НЕ СПРАШИВАЙТЕ ЕЕ НИ О ЧЕМ ТЧК ЛОЛА ФЭКСОН ОЛЛРЕД».
  — Эта телеграмма, — объявил Мейсон, — отправлена из Спрингфилда, — и он вручил ее банкиру.
  Кэнби изучил ее и сказал:
  — Отправлена в девять часов сегодня утром из Спрингфилда. Она ссылается на две с половиной тысячи, но, как я понял, вы получили два чека на две с половиной тысячи каждый.
  — Правильно, — согласился Мейсон. — Один из них явно фальшивый.
  — Да-да, так и есть.
  — Другой чек, очевидно, не подделка. Миссис Оллред хочет, чтобы я что-то сделал для ее дочери. Если вы задержите оплату этого чека, то под свою ответственность.
  — Ну, — сказал Кэнби, — эта телеграмма — все, что нужно нашему банку. Две с половиной тысячи долларов по этому чеку будут положены на ваш счет, мистер Мейсон.
  — Я так понимаю, — небрежно сказал Мейсон, — у миссис Оллред достаточный счет, чтобы покрыть этот чек?
  Банкир улыбнулся:
  — Ее счет очень велик, мистер Мейсон.
  — Достаточно свободных денег?
  — Она привыкла иметь под рукой большие суммы.
  — Знаете ли вы что-нибудь об этом счете в Лас-Олитас?
  — Нет, ничего.
  — Что ж, спасибо, что зашли, — внезапно сказал Мейсон, и Кэнби, поняв, что разговор окончен, пожал ему руку и ушел — тихий мрачный человек, очевидно недовольный результатом встречи.
  Как только дверь закрылась, Мейсон сказал Делле Стрит:
  — Вот тебе типичный банкир, Делла. Его эксперт по почеркам не может найти ничего дурного в первом чеке, и все же банк так осторожен, что не будет платить. Затем приходит телеграмма, на которой стоит подпись, отпечатанная на машинке, зато она на подлинном желтом бланке «Вестерн Юнион», и банк готов сотрудничать. Любой может послать какую угодно телеграмму и подписаться на ней любым именем, каким захочет, — но банкиры готовы скушать все, что, кажется, происходит «должным образом», и давятся насмерть необычным. Идеальный способ подойти к банкиру — держа резиновый штамп наготове. Позвони Полу Дрейку, Делла, пусть он придет сюда. Я хочу знать, кто послал эту телеграмму.
  Глава 4
  Пол Дрейк, глава «Детективного агентства Дрейка», и так и этак прилаживал свою долговязую фигуру к креслу для клиентов, пока не нашел удобную позицию, свесив ноги через подлокотники.
  Пол Дрейк тщательно культивировал у себя незаметную внешность и мрачное выражение лица. Для него отсутствовала всякая романтика в управлении разыскным агентством. Он смотрел на свою профессию с пессимистической отчужденностью, хотя работу свою выполнял весьма компетентно.
  — Ты знаешь что-нибудь о Бертране С. Оллреде? — спросил Мейсон.
  — Очень мало. Он большая шишка в горнорудном деле. Постой, что-то я еще знаю. Слышал всего только третьего дня. Он замешан в каком-то процессе о мошенничестве.
  — У него жена сбежала, — сообщил Мейсон.
  — О’кей, а я при чем?
  Мейсон вручил Полу Дрейку телеграмму, которую он получил.
  — Я хочу побеседовать с миссис Оллред. Вот телеграмма, она отправлена сегодня рано утром из Спрингфилда. Я хочу, чтобы ты эту женщину нашел.
  — Есть описание? — спросил Дрейк.
  Мейсон покачал головой:
  — Это предоставляется тебе, Пол. Принимайся за работу живо. У нее есть дочь, Патриция Фэксон, — о ней упомянуто в телеграмме. Предполагается, что миссис Оллред сбежала с мужчиной, Робертом Флитвудом. Сведения крайне конфиденциальные. Семья не хочет, чтобы они вышли наружу.
  — Когда она уехала?
  — Предположительно — в субботу вечером. Она отправила мне чек на местный банк на две с половиной тысячи. Чек вроде бы подписан ею. Он был отправлен по почте в субботу вечером. Сегодня утром я получил другой чек, на Первый национальный банк в Лас-Олитасе, тоже на две с половиной тысячи долларов, и тоже, предположительно, подписанный ею.
  — В телеграмме, — заметил Дрейк, — она ссылается только на один чек.
  — Верно. На две с половиной тысячи. И только он один, как утверждает банк, настоящий.
  — А что же другой?
  — Эксперты по почеркам утверждают, что он подделан. Подпись скопирована.
  — А как написаны чеки, кроме подписи?
  — Напечатаны на машинке, — сказал Мейсон. — Оба чека одинаковы, и, что интересно, насколько я могу судить в результате изучения конвертов, оба напечатаны на одной машинке.
  — О’кей, — сказал Дрейк. — Давай.
  Мейсон дал ему два конверта, в которых прибыли чеки.
  — Где чеки?
  — Один из них оплачен, — ухмыльнулся Мейсон, — а другой банк задержал. Банк может пожаловаться, обратившись в полицию.
  — Банк не просил предъявить конверты, в которых пришли чеки?
  — Пока нет. Попросит. Сфотографируй эти конверты. Потом сделай увеличение, чтобы мы могли разглядеть шрифт машинки. Пусть эксперты определят марку и модель машинки, на которой они напечатаны.
  — Это все?
  — Все, что я могу тебе сказать. Ты, может быть, еще что-то придумаешь, когда возьмешься за дело.
  Дрейк тяжело поднялся с кресла.
  — А как насчет этой Патриции? Ей можно сказать про телеграмму?
  — Не вижу, почему бы и нет.
  — Сказать ей, что я от тебя?
  Мейсон с минуту подумал, потом сказал:
  — Сначала скажи ей, что ты газетный репортер. Посмотрим, какая история у нее заготовлена для прессы. Потом скажи ей, кто ты такой, и сообщи, что работаешь на меня. Посмотри, не изменит ли это ее историю.
  — Еще что-нибудь? — спросил Дрейк.
  — Не должен же я чертить тебе диаграмму, Пол, — сказал Мейсон. — Полицейские отчеты полны случаев об исчезнувших женах богатых мужей и о мужьях, которые придумывают то одну историю, то другую. Все это по одному образцу.
  — Ты хочешь сказать — муж шандарахнет жену по голове, спрячет тело в погреб, обольет цементом, а потом рассказывает соседям, что его супруга уехала навестить «тетушку Мэри»?
  — В общих чертах так.
  — В этом деле есть второй персонаж. Флитвуд.
  — Погреб может быть большой.
  — Я полагаю, никто не должен знать, что происходит?
  — Правильно.
  — Сказать ли Патриции, почему ты ищешь ее мамочку?
  — Нет. Пусть она говорит — и действует.
  — О’кей, — сказал Дрейк. — Как скоро ты хочешь, чтобы я управился?
  — Чем скорей, тем лучше, — сказал Мейсон.
  — Как всегда у тебя, — заметил Дрейк и ушел.
  Мейсон сказал Делле Стрит:
  — Управляйся тут без меня, Делла. Я собираюсь прокатиться в Лас-Олитас. Если повезет, я увижусь с президентом банка еще до обеденного перерыва.
  Глава 5
  Лас-Олитас в дремлющем довольстве жался к подножиям холмов, поросших фруктовыми садами. Здесь стояли дома хозяев ранчо, которые имели неплохой доход. Были здесь и дома богачей, сменивших спешку и сутолоку большого города на спокойствие богатого маленького пригорода.
  Расположенный на тысячу футов выше равнины, на фоне причудливых гор, Лас-Олитас купался в солнечных лучах. Обитатели его жилых кварталов безмятежно взирали на голубовато-серую дымку вдали — там, где большой город изрыгал в воздух тошнотворные газы.
  Доехать от конторы Мейсона до главной улицы Лас-Олитаса можно было за двадцать минут, и Мейсон на минуту остановился, чтобы полюбоваться чистой голубизной неба и склонами гор на заднем плане. Потом адвокат оставил машину на стоянке и прошел пешком небольшое расстояние до Первого национального банка. Это учреждение, казалось, отражало характер всей местности. Большой, просторный и тщательно спланированный искусными архитекторами банк был пропитан атмосферой безмятежной стабильности.
  Проходя вдоль ряда открытых помещений за мраморным барьером, Мейсон заметил медную дощечку с надписью: «К.Э. Поулинг, президент». Мейсон также отметил, что мистер Поулинг в настоящий момент свободен.
  Адвокат остановился у барьера и стал изучать президента, мужчину около шестидесяти, в дорогом, хорошо сшитом костюме. У мужчины был значительный вид, его глубокие проницательные глаза умудрялись посылать сияющую улыбку всему большому миру — и вместе с тем эти же глаза производили жесткую оценку собеседника, основанную на тонком объективном наблюдении.
  Мейсон поклонился, и человек, сидевший за столом, моментально поднялся и подошел к мраморному барьеру.
  — Моя фамилия Мейсон, — представился адвокат.
  Поулинг протянул ему руку.
  — Я адвокат.
  — Да, мистер… но… Перри Мейсон?
  — Да.
  — Что же, мистер Мейсон… Вот поистине радость! Не войдете ли вы? Я столько о вас читал. Вы собираетесь открыть счет, мистер Мейсон? — Поулинг приглашающе распахнул дверцу из красного дерева.
  — Нет, — ответил Мейсон, проходя за барьер. — Я приехал повидать вас по делу, которое, откровенно говоря, меня озадачило, — это дело касается интересов и состояния одной из ваших вкладчиц.
  — В самом деле, мистер Мейсон? Садитесь. Расскажите мне.
  — Сегодня утром я получил по почте чек, — сказал Мейсон. — На предъявление в ваш банк, на сумму в две с половиной тысячи долларов.
  — Ах так, — сказал Поулинг. Тон его показывал, что две с половиной тысячи долларов легко могли быть оплачены большинством из вкладчиков его банка.
  — Я предъявил этот чек в мой банк в городе, «Фармерз, Мерчантс энд Меканикс».
  Поулинг кивнул.
  — Вы, возможно, слыхали об этом банке? — спросил Мейсон.
  Поулинг уклончиво произнес:
  — Я хотел бы знать больше подробностей, мистер Мейсон.
  — Лицо, которое подписало чек, — сказал Мейсон, — Лола Фэксон Оллред. У нее счет в том же банке, где и мой. Изучая подпись на чеке, администрация банка что-то заподозрила, пригласила эксперта по почеркам, и этот эксперт объявил чек фальшивым.
  — Ах, в самом деле?
  — Полагаю, что вас об этом известили.
  — Что, собственно, вас интересует, мистер Мейсон?
  — Я также получил другой чек от Лолы Фэксон Оллред на сумму в две тысячи пятьсот долларов, — сказал Мейсон.
  Теперь Поулинг сидел абсолютно прямо на своем стуле, он слегка откинул голову, словно желая уловить каждое сказанное адвокатом слово.
  — Тот чек, — продолжал Мейсон, — чист как золото. Он был прислан как плата за то, чтобы представлять интересы миссис Оллред в некоторых касающихся ее делах. Таким образом, я оказался в странном положении: с одной стороны, я владелец двух чеков — фальшивого и подлинного, с другой — я представляю интересы миссис Оллред.
  — Ах так, — пробормотал мистер Поулинг.
  — Моя клиентка в настоящий момент недосягаема, — сказал Мейсон.
  — В самом деле?
  — Мне пришло в голову, что чек на ваш банк, который я получил, может быть не единственной подделкой. Миссис Оллред, как я понял, обычно печатает свои чеки на машинке?
  — Кажется, так. Да.
  — И только подпись ставится от руки?
  Поулинг кивнул.
  — Я хотел бы удостовериться, — произнес Мейсон, — что моя клиентка нечасто прибегает к такого рода оплатам. Разумеется, если банк оплачивает подделанный чек, он несет ответственность. Но я уверен, что узнай моя клиентка о происшедшем, она немедленно приняла бы меры к пресечению подобных фальсификаций.
  Поулинг нажал кнопку на столе. Из соседней комнаты появилась секретарша и застыла в почтительной позе. Поулинг сказал:
  — Принесите мне, пожалуйста, запись текущего счета миссис Лолы Фэксон Оллред и все расходные ордера. Мне нужны все чеки, которые представлялись по этому счету.
  Секретарша удалилась. Мейсон поинтересовался:
  — Я не ошибусь, если предположу, что ее счет не слишком велик?
  — Я полагаю, миссис Оллред любит иметь большие суммы наличными на руках. Она любит, чтобы ее счет легко можно было реализовать. Должен также напомнить вам, что, как адвокат миссис Оллред, вы не должны добиваться информации, которую она может не захотеть вам сообщить.
  — Я уверен, что таких вопросов не задам.
  Поулинг кивнул. Вернулась секретарша с письмом и использованным чеком.
  — Кассир собирался обратить ваше внимание на это на завтрашнем заседании банка. Он решил, что, наверно, вам нужно об этом знать, хотя все сделано по форме. Заметьте, что письмо адресовано лично ему.
  Поулинг взял письмо и чек, тщательно положил их так, чтобы Мейсон не мог видеть. Несколько секунд изучал, затем молча забарабанил кончиками пальцев по краю стола. Наконец он кивнул секретарше:
  — Это все.
  Девушка удалилась. Поулинг повернулся к Мейсону. Его глаза больше не улыбались. Они стали жесткими и твердыми, оценивая случившееся.
  — У вас есть какая-то причина, чтобы представить мне это дело, мистер Мейсон?
  — О да.
  — Могу я спросить — какая?
  — Моя клиентка договаривается со мной, чтобы я позаботился о ее интересах. Затем она становится недосягаемой. Обстоятельства, окружающие ее исчезновение, не совсем обычны. Мне пришло в голову, что, возможно, некто, зная о ее намерении уехать, умышленно воспользовался этим, чтобы начать уменьшать ее счета.
  — Подделка искусная?
  — Думаю, да. Обведение букв через копирку — но мой банк это обнаружил только после того, как я сам попросил администрацию банка как следует проверить чек.
  — Другими словами, у вас была причина подозревать, что чек подделан?
  — Я имел основания считать, что в интересах моей клиентки нужно очень тщательно проверить чек.
  — Но, как я понимаю, мистер Мейсон, этот чек был прислан в качестве оплаты за услуги, оказанные вами миссис Оллред?
  — Для этой цели предназначался другой чек.
  — Но зачем нужно было подделывать чек, выписанный на ваше имя, мистер Мейсон?
  Адвокат улыбнулся:
  — Это именно то, что я хотел бы узнать.
  Поулинг изучал письмо и чек еще несколько минут, потом внезапно принял решение и передал и то и другое Мейсону.
  Адвокат прочел письмо, адресованное кассиру Первого национального банка в Лас-Олитасе. Оно целиком было отпечатано на машинке, кроме подписи, и говорилось в нем следующее:
  «Это письмо представит вам Морин Милфорд, чья подпись стоит непосредственно над моей в левом углу этого письма.
  Сегодня я вручаю Морин Милфорд чек на пять тысяч долларов и хочу, чтобы его оплатили сразу по предъявлении, не требуя у Морин Милфорд каких-либо документов, кроме тех свидетельств, которые содержатся в этом письме.
  Вы увидите, что чек на имя мисс Милфорд, что она расписалась на обороте чека, и что я, в свою очередь, расписалась под ее подписью, гарантируя ее подлинность. Посылаю вам еще это письмо, чтобы не возникло сомнений в личности мисс Милфорд. Пожалуйста, проследите, чтобы этот чек был немедленно оплачен.
  В левом верхнем углу стояла подпись Морин Милфорд и ниже другая подпись — Лолы Фэксон Оллред. Чек на сумму в пять тысяч долларов был подписан «Лола Фэксон Оллред», получатель — «Морин Милфорд», чья подпись подтверждалась письмом.
  — Что вы об этом думаете? — спросил Поулинг.
  Мейсон, нахмурившись, рассматривал письмо.
  — У вас тут есть увеличительное стекло? — спросил он.
  — Очень сильное, — сказал Поулинг, открывая ящик стола.
  Мейсон изучил подписи, потом сказал:
  — Я не эксперт по почеркам, но я бы сказал, что эти подписи сделаны не тем способом, каким подделан чек на две с половиной тысячи долларов.
  Поулинг кивнул. Мейсон продолжал:
  — Тот факт, что миссис Оллред прибегла к такому способу идентификации получателя, указывает на то, что мисс Морин Милфорд трудно удостоверить свою личность как-то по-другому. Иными словами, мисс Милфорд, совершенно очевидно, тут неизвестна.
  Снова банкир ограничился кивком.
  — И совершенно очевидно, была какая-то необходимость спешки в связи с этим делом, — заметил Мейсон. — Я вижу, что письмо и чек датированы субботой. Предъявлены документы сегодня утром.
  Мейсон перевернул письмо, разглядел штамп, обозначающий час получения письма банком, и сказал:
  — Очевидно, его принесли через несколько минут после десяти. Неплохо бы узнать у кассира насчет Морин Милфорд.
  Поулинг начал было нажимать кнопку, потом остановился, взял письмо и чек, сказал:
  — Извините меня, я отлучусь на минутку, мистер Мейсон.
  Потом спокойно отворил дверь красного дерева из кабинета, неспешно пошел по длинному коридору и остановился перед окошком кассира.
  Когда он вернулся, то держал в руке клочок бумаги с описанием, данным ему кассиром.
  — Морин Милфорд, — сказал банкир, — очевидно, весьма заметная молодая женщина, чуть старше двадцати, жгучая брюнетка с темными глазами и длинными ресницами. На ней был дымчато-голубой костюм и темно-синие замшевые перчатки. У нее был синий замшевый кошелек и эксцентричная шляпа с красными полями, надетая набекрень. Она сняла перчатки, когда предъявляла чек. Кассир из предосторожности попросил ее еще раз расписаться — в получении денег. Затем он выдал ей деньги стодолларовыми купюрами. Кассир запомнил, что она хорошо сложена, с тонкой талией и выглядит сильной. Она абсолютно владела собой и ситуацией, не испытывала ни малейшей неловкости. Улыбаясь, она отвела все вопросы о том, что собирается делать с деньгами. Разумеется, какое до этого дело кассиру, так что он вел себя тактично. Он только спросил ее, не собирается ли она здесь поселиться и пожелает ли открыть счет, какие она предпочтет купюры, и тому подобное.
  Единственная подозрительная деталь, которую заметил кассир, это обилие косметики. Помада казалась слишком яркой, и естественная форма рта была сильно искажена и утолщена. Как только ей оплатили чек, она положила деньги в кошелек и вышла. И кажется, мистер Мейсон, это все, что мы знаем о данном деле. Я, разумеется, предложу эксперту по почеркам немедленно изучить письмо и подписи на чеке, но заметьте, что подписей три: одна под письмом, другая на лицевой стороне чека, третья — на его обороте. Каждая из этих подписей кажется совершенно подлинной. — Банкир остановился, ожидая комментария Мейсона.
  Адвокат отодвинул назад свой стул.
  — Не будете ли вы любезны, — попросил он, — сейчас же известить меня по телефону, если последуют какие-то вопросы со стороны вашего эксперта?
  Поулинг кивнул. Мейсон продолжил:
  — По-моему, ему надо сделать предварительный осмотр, а затем, вероятно, более подробную проверку. Я хотел бы, чтобы со мной посоветовались.
  — Уверен, что без вашего участия не обойдутся.
  Мейсон небрежно заметил, переворачивая письмо:
  — Я не уверен, что вы сообщили мне относительно всех выплат со счета миссис Оллред за последнее время.
  — Со счета снимали один-единственный раз за… ну, за некоторое время, мистер Мейсон, — сказал банкир.
  Неожиданно Мейсон повернул письмо так, что свет упал под углом. Потом пощупал пальцами подпись.
  — Что-то неладно? — спросил Поулинг.
  — Я бы сказал, что теперь можно спокойно сложить два и два, — ответил Мейсон. — Можно заметить легкое отступление от линий этой подписи — словно по ней прошлись сухим пером. Совершенно очевидно, это и была та подпись, которую обводили, ставя подпись на фальшивом чеке.
  — Ах ты господи! — произнес Поулинг так, будто его раздражала какая-то мелочь вроде того, что сломался карандаш.
  Мейсон посмотрел на него иронически.
  — Речь о двух с половиной тысячах долларов, — напомнил он.
  Поулинг так и засиял:
  — Которые банк так и не выплатил!
  — Но это не умаляет серьезности преступления, — заметил Мейсон.
  — Нет, полагаю, что нет.
  — И не меняет того факта, что необходимо принять определенные меры.
  — Например, какие?
  — Предпринять определенные шаги и проследить, чтобы другие подделанные чеки не оплачивались.
  — Это, разумеется, будет сделано сразу же — вообразите только, что фальшивый чек использован, чтобы нанять адвоката с целью защитить данный счет от дальнейших подделок! Можно было бы подумать…
  — Да, продолжайте, — предложил Мейсон, когда тот заколебался.
  — Что это сделано намеренно.
  — Нет, это не так! — отрезал Мейсон.
  — Нет-нет, конечно же, нет! Я только сказал, что можно так подумать.
  — Благодарю вас, — сказал адвокат, — за то, что остановились на этом «можно», — и вышел.
  Мейсон вручил продолговатую квитанцию дежурному на стоянке автомобилей рядом с банком и спросил:
  — В десять утра вы дежурили?
  Тот кивнул и с опаской спросил:
  — А что случилось?
  — Ничего не случилось, — успокоил его Мейсон. — Мне нужна некоторая информация о личности, которая оставляла тут на несколько минут свою машину.
  Дежурный засмеялся и ответил:
  — Слушай, парень, чтобы эта стоянка окупалась, мы должны иметь дело с сотнями автомобилистов за день, и…
  — Эта молодая женщина, — перебил Мейсон, — такова, что вы ее, возможно, и заметили. Хорошая фигура, отлично сидящий голубой костюм, синий замшевый кошелек, шляпка с красными полями, надетая набекрень, длинные темные ресницы…
  — Заметил бы я такой персонаж? — с энтузиазмом подхватил дежурный. — Даже когда я слушаю, как вы ее описываете, у меня слюнки текут. Так что с ней?
  — Ничего, если вы ее не заметили.
  — Не думаю, чтобы она здесь парковалась. Говорите, это было утром?
  — Почти ровно в десять сегодня утром.
  — Не думаю. Мы не так заняты в десять утра. Только когда улицы становятся полны машин, они начинают сюда подъезжать.
  Мейсон поблагодарил его, заплатил за машину, проехал квартал и подогнал машину к стоянке через улицу от банка.
  — Вы были здесь сегодня в десять утра? — спросил он дежурного.
  Тот поколебался, прежде чем ответить. Мейсон сказал:
  — Если да, то вам полагается награда в пять долларов.
  — Это другое дело. А за что награда?
  — Я пытаюсь кое-что выяснить о девушке дет двадцати — двадцати двух. Голубой костюм, хорошая фигура, синий замшевый кошелек, синие перчатки, шляпка набекрень, которая…
  — Что вы хотите о ней знать?
  — Все, что можно. Вы ее помните?
  — Кажется, да. А как насчет пяти монет?
  — Небольшая информация о марке и модели машины, на которой она приехала, и все в таком роде.
  Дежурный ухмыльнулся:
  — Давайте пять «зеленых», приятель!
  Мейсон дал ему пятидолларовую бумажку.
  — Это «Крайслер», взятый напрокат в местном агентстве. Названия агентства не знаю. Я ее запомнил, потому что хорошенькая особа, вот я и отнесся к ней внимательно. Иногда так что-то получаешь.
  — На этот раз вы что-то получили? — осведомился Мейсон.
  — Улыбку.
  — И все?
  — Этого достаточно.
  — Сыграйте на скачках на эти пять «зеленых», — предложил Мейсон. — Может, повезет.
  — Может, сыграю. Спасибо.
  Из будки Мейсон позвонил в контору Дрейка. Когда тот ответил ему, он сказал:
  — Пол, я хочу, чтоб ты проверил агентства по прокату автомобилей. Надо, чтоб ты узнал все, что сможешь, о женщине лет двадцати двух или двадцати трех, которая брала машину сегодня утром. — Он быстро описал ее. — Она могла назваться Милфорд или другой фамилией. Она брала открытый «Крайслер», и я хочу, чтоб ты проверил все подобные учреждения в городе, да поживее.
  — О’кей, — сказал Дрейк. — Что-нибудь еще?
  — Все. Что нового у тебя?
  — Я не очень-то продвинулся, Перри, — уныло сказал Дрейк. — Мне еще не удалось достать фотографию миссис Оллред. Патриция Фэксон ушла из дому сегодня в девять утра и еще не вернулась. Никто точно не знает, где она. Я обнаружил место, где останавливалась сбежавшая парочка. Если это действительно сбежавшая парочка, а не двое хитрецов, которые специально пудрят всем мозги.
  — Как это? — спросил Мейсон.
  — Эта парочка, — сообщил Дрейк, — появилась в мотеле в Спрингфилде вскоре после полуночи в субботу. Им нужен был двойной номер. В мотеле оставался только один такой. Они его заняли. Машину вела женщина, и она взяла на себя все переговоры и регистрацию. Мужчина сидел в машине сложа руки, очевидно, слишком разленился, чтобы пошевелиться, и не проявлял ни малейшего интереса к происходящему. Женщина записалась, как «Р.Г. Флитвуд с сестрой», и сказала, что они займут домик на две ночи. Утром в воскресенье женщина пришла в контору мотеля и спросила насчет проката посуды, а также где находится бакалея, которая открыта в воскресенье.
  — В том доме, который они заняли, есть кухня? — спросил Мейсон.
  — Именно. Мотель предоставил ей комплект посуды, и ей объяснили, где она может купить продукты. Она уехала и вернулась с большой корзиной продуктов на сиденье.
  — Мужчина с ней ездил?
  — Нет. Она сказала, что он спит, он любит поспать подольше в воскресное утро. Женщина, очевидно, стряпала в воскресенье и сегодня утром. В девять тридцать она вернула посуду, тщательно вымытую и вытертую, объявила, что они уезжают, — и они исчезли в скором времени после того. Никто не знает, в каком направлении они уехали.
  — Значит, они приехали около полуночи в субботу? — переспросил Мейсон.
  — Верно. Возможно, было полпервого. Я думаю, отсюда в Спрингфилд добрых два часа пути, значит, они могли выехать около, ну, скажем, около десяти в субботу вечером, и, учитывая, что они прибыли в Спрингфилд в полпервого или около того, можно сказать, что они выехали из города самое позднее в десять тридцать.
  — И женщине нужен был двойной номер?
  — Да, и она настаивала, чтобы там было три отдельных кровати.
  — Зачем ей три отдельные кровати для себя и своего брата?
  — Не сказала. Сказала только, что нужен двойной номер, желательно с двуспальной кроватью и двумя односпальными. Естественно, в такое время ночи служащие мотеля не спрашивают у приезжающих, сколько их там. Они исходили из того, что нужно три кровати, и соответственно взяли плату.
  — А как насчет описаний внешности? — поинтересовался Мейсон.
  — Сравню описания, как только их получу, — заверил Дрейк. — Конечно, все это могут быть маневры для отвлечения внимания. Имею также кое-что по телеграмме. Эту телеграмму отправила из Спрингфилда женщина по телефону со станции. Ей сказали, что стоимость телеграммы сорок центов, и она опустила куда нужно сорок центов мелочью. Это все, что в «Вестерн Юнион» об этом знают.
  Мейсон засмеялся и сказал:
  — Банк без колебаний принимает телеграммы как подтверждение чека, а теперь выясняется, что телеграмма свидетельствует о подлинности не больше, чем голос, который диктовал текст по телефону. Кто подтвердит, что он принадлежал Лоле Фэксон Оллред?
  — Верно, — согласился Дрейк. — О мужчине я ничего больше не узнал. Его видели только в машине, когда они прибыли.
  — Подходящее поведение для человека, который сбежал с чужой женой, — заметил Мейсон. — Он не проявлял интереса к обустройству?
  — Нет, пока женщина этим занималась, он просто сидел в машине, откинувшись на сиденье.
  — Ладно, — сказал Мейсон. — Покорпи над этой взятой напрокат машиной. Я хочу выследить эту девицу. Машина была взята сегодня утром, возможно, около девяти, наверно, ее еще не сдали. Займи побольше людей, чтобы, когда она вернет машину, можно было установить за ней слежку.
  — О’кей, Перри, займу этим несколько человек.
  — И начни проверять отели, туристские лагеря, мотели и все прочее, чтобы найти след парочки, — напомнил Мейсон.
  Дрейк сказал раздраженно:
  — А какого черта еще мы делаем, как ты думаешь, Перри?
  — Может быть, продумываете другие способы грабить вкладчиков банков, — сказал Мейсон и повесил трубку.
  Глава 6
  Было три тридцать, когда незарегистрированный телефон Мейсона резко зазвонил. Этот телефон стоял у него на столе. Только Делла Стрит и Пол Дрейк знали этот номер, и адвокат, потянувшись к аппарату, ответил:
  — Да, Пол. Что случилось?
  Голос Дрейка, резкий от нетерпения, произнес:
  — Мы засекли девицу, которая брала сегодня машину в агентстве, Перри!
  — Здорово, — сказал Мейсон. — И что же?
  — Она взяла ее сегодня в девять утра, назвалась Джейн Смит и дала фальшивый адрес в Денвере, — сообщил Дрейк. — Она заплатила задаток и сказала, что вернет машину около двух часов дня. Мы это обнаружили примерно через час после того, как мои люди взялись за работу. Я тебя не известил, потому что ничего особенного в то время еще не было известно. Я только отправил оперативников проследить за ней, когда она вернет машину.
  — Продолжай, — Мейсон внимательно слушал.
  — Она вернулась около часа назад, — сказал Дрейк, — и хотела оформить бумаги, чтобы взять машину на неделю. Сказала, что собирается пожить за городом и что особенно много миль на машине не сделает, но будет ездить туда-сюда. Агентство заключило с ней договор, и, конечно, мои ребята пошли за ней, как только она ушла.
  — У нее появилась мысль, что за ней «хвост»?
  — Не думаю.
  — Куда она направилась?
  — Еще не знаю, Перри. Мои ребята следят за ней. Я занял этой работенкой парочку хороших мужиков, они ее выследят. Я просто хотел убедиться, что ты наготове.
  — Это та самая женщина?
  — Нет вопроса. Описание подходит тютелька в тютельку. Это единственный «Крайслер», который был сдан, а женщина подходит к твоему описанию. Для меня это ясно как день.
  — Для меня тоже, — согласился Мейсон.
  — О’кей. Новости могут быть теперь каждую минуту.
  Адвокат повесил трубку, а Делла Стрит сообщила:
  — Герти сказала, что в конторе ждет Джордж Джером.
  — Джером? — нахмурился Мейсон.
  — Партнер мистера Оллреда по делам рудников. Он хочет вас видеть, но не говорит, по какому поводу. Утверждает, что это весьма конфиденциально.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Будь готова к звонку Пола Дрейка. Как только мы выследим эту женщину с «Крайслером», я хочу ее увидеть. Зови Джерома.
  Делла Стрит вышла в приемную, чтобы пригласить Джерома в личный кабинет Мейсона. Джордж Джером проявлял признаки нетерпения: это был человек, который не привык где бы то ни было и кого бы то ни было ждать. Вошел высокий широкоплечий мужчина, довольно костлявый, скуластый. Из-под мохнатых бровей холодно и оценивающе глядели на мир светло-карие глаза. На вид ему было лет пятьдесят пять — шестьдесят, и, несмотря на возраст, от него исходило ощущение огромной внутренней силы.
  — Садитесь, — пригласил адвокат. — Я и сам хотел вас видеть.
  — По поводу чего?
  Мейсон улыбнулся:
  — По тому же делу, по какому вы хотели видеть меня.
  Джером не ответил на улыбку Мейсона:
  — Если вы телепат, вряд ли мне есть смысл что-то говорить.
  Джером устроился в большом кресле, и размеры этого человека словно уменьшили кресло, лишив его даже видимости комфорта.
  — Что задумал Оллред? — спросил Джером.
  — Боюсь, что не могу вам в этом помочь, — ответил Мейсон.
  — Вы что, адвокат Оллреда?
  — Нет.
  — А чей?
  — На этот раз, — сказал Мейсон, — думаю, нет нужды играть в прятки относительно имени моего клиента. Я адвокат миссис Оллред.
  — Вы лично видели Лолу Оллред?
  — Почему вас это интересует?
  — Просто хотел это знать.
  — А вы говорили с Оллредом? — спросил Мейсон.
  — Я его выслушал.
  — Вы его компаньон?
  — В некотором роде — да. То есть я его компаньон в некоторых вопросах. Мы собираемся расстаться, ликвидируем дело. Предполагалось, что мы закончим с делами к субботе. Он хотел сделать мне одно предложение. Я не желал действовать, пока не переговорю с Флитвудом.
  — Могу я спросить о чем?
  — Он умный мальчик. Он был правой рукой Оллреда, но, если бы я выкупил долю Оллреда, я думаю, что Боб Флитвуд стал бы работать со мной. Думаю, стал бы. Я хотел убедиться.
  — Он такой ценный работник?
  — Он досконально разбирается в этом деле.
  — Значит, ваше намерение — выкупить долю Оллреда?
  — Я этого не сказал.
  — Вы это подразумевали.
  — Подразумевать не значит сказать. Вы говорили лично с Лолой Оллред?
  — Зачем вы возвращаетесь к этому вопросу?
  — Затем что вы его избегаете.
  Мейсон засмеялся. Джером сказал:
  — Вы крепкий орешек, Мейсон.
  Адвокат покачал головой:
  — Лесть вас далеко не уведет, мистер Джером.
  — А что уведет?
  — Откровенность.
  — Хорошо, попробую, — согласился Джером. — Я хочу, чтобы вы поймали Флитвуда. Хочу конфиденциально поговорить с ним и узнать, перейдет ли он на мою сторону и будет ли играть по-моему. Когда я берусь за работу, я хочу иметь самую большую выгоду. И если уж я взялся за дело, я стою на этом до конца. Мне не нравится Оллред. Вечно он виляет. Вы заключаете с ним соглашение, а он это понимает по-своему и никогда ничего не подписывает. Всегда говорит, что это дело его адвоката, а тот ставит палки в колеса как может. Боб Флитвуд хороший парень. Оллред говорит, будто Боб сбежал с его женой. Если вас интересует мое мнение, я скажу, что Бобу это просто навязали. Думаю, что у миссис Оллред могло что-то к нему возникнуть, и, когда парень об этом узнал, она увезла его. Я этого не утверждаю, знаете ли, но это одно из объяснений.
  — Есть другое?
  — Да.
  — Какое?
  — Другое объяснение — что миссис Оллред вообще нет в живых, а Боб ищет подходящую причину ее исчезновения. Вы юрист. Я не собираюсь ставить за вас все точки над «i», Мейсон, я просто подаю вам идею.
  — А где в таком случае Флитвуд?
  — Вот теперь, — заметил Джером, — вы начинаете говорить так, как я от вас и ждал.
  — Да? — поднял брови Мейсон.
  — У меня к вам предложение, Мейсон, — сказал Джером. — Если вы дадите мне шанс поговорить с Бобом Флитвудом прежде, чем его увидит Оллред, я вам плачу тысячу долларов. А если мне удастся убедить его и Флитвуд окажется на моей стороне, вы получите две тысячи. Нанимайте детективов, если нужно. За деньгами я не постою — если это будет в пределах тысячи долларов.
  — Это хорошо, — сказал Мейсон, — но я не могу согласиться на работу, которая может повредить интересам моей клиентки.
  — Знаю, что не можете. Мне известна ваша репутация, Мейсон. Вы чисты, как собачий зуб, и цепки, как стальной капкан. Потому я к вам и пришел. Вы представляете интересы миссис Оллред. Так и делайте, но, если обнаружите, что можете мне помочь, примите мое предложение. Если вы поверенный миссис Оллред, она рано или поздно свяжется с вами. Если Боб Флитвуд сбежал с ней, вы получите шанс передать ему что-то на словах через нее или лично. Передайте, что я должен с ним увидеться. Вот и все. А если Лолы Оллред нет в живых, проведите расследование и найдите Флитвуда. Предложение остается в силе, так или иначе.
  — Что заставляет вас думать, что миссис Оллред нет в живых?
  Джером многозначительно посмотрел на Мейсона и подмигнул.
  — Думаю, я ясно изложил свое предложение, мистер Мейсон. — Он повернулся к Делле Стрит: — Вы все ясно поняли, юная леди?
  Она кивнула.
  — Прекрасно. Как отсюда выйти?
  Мейсон указал ему выход.
  — Вот моя карточка, мистер Мейсон, — сказал Джером. — Здесь номер телефона, по которому вы можете позвонить. Я буду держать кого-то у этого телефона день и ночь, двадцать четыре часа в сутки. В ту же минуту, как вы наберете этот номер, вы вступите в контакт со мной. И можете сообщить об этом Флитвуду — скажите ему, черт возьми, что мне от него нужно. Флитвуд знает меня и знает Оллреда. Спасибо, Мейсон. Всего хорошего.
  И Джером покинул кабинет, не утруждая себя рукопожатием и не оглядываясь.
  Мейсон повернулся было к Делле Стрит, но, прежде чем он заговорил, снова зазвонил его незарегистрированный телефон. Делла сняла трубку, сказала:
  — Алло! Да, минуточку, Пол.
  Мейсон схватил трубку.
  — Только что получил рапорт от моего человека, который выследил эту автомобильную девицу, Перри.
  — Отлично! Что произошло?
  — Она направилась прямо в Лас-Олитас, остановилась у гаража, где есть станция обслуживания, на Восьмой, пробыла там около пяти минут, затем вышла и поехала в «Уэствик». Первоклассные меблированные комнаты.
  — Кого-то навещала? — спросил Мейсон.
  — Она там живет, Перри!
  — Сто тысяч чертей!
  — Вот именно.
  — Под каким именем? Джейн Смит?
  — Нет, Морин Милфорд. Недавно сняла там квартиру восемьсот два и ждет приезда своей тетушки с Востока. Рассказывает вполне правдоподобную историю. Прокатную машину она оставила в гараже в «Уэствике», вручила дежурному по гаражу пять долларов и сказала, что тетка приедет ее навестить, что она собирается сделать много поездок, что взяла напрокат машину, что она хотела бы, чтобы ее содержали в порядке.
  — Как долго она собирается там жить?
  — Сказала управляющему — дней тридцать.
  — Зачем она останавливалась у гаража на Восьмой, Пол?
  — Не знаю. Возможно, мелкая поломка, втулка или что-то такое. Мой человек не пытался войти и выяснить. Он только болтался против двери и ждал, когда она выйдет, а потом поехал за ней в «Уэствик».
  — О’кей, — сказал Мейсон. — Что еще новенького? Есть что?
  — Ничего. Еще работаем над сбежавшей парочкой, — сказал Дрейк. — Забавно, Перри. Еще одно детективное агентство работает.
  — Ты уверен?
  — Да.
  — Кто их нанял?
  — Не знаю, но частные детективы прочесывают местность. У меня такое впечатление, что они скорее охотятся за мужчиной, чем за женщиной.
  — То есть за Флитвудом?
  — Правильно.
  — Есть идея почему?
  — Разве что кто-то им заплатил за доставку сведений. Когда они задают вопросы, они сначала спрашивают о Флитвуде. И описывают мужчину прежде, чем женщину.
  — Каково описание Флитвуда? — спросил Мейсон.
  — Рост — пять футов семь или семь с половиной дюймов. Вес — сто тридцать пять фунтов. Темные глаза, волнистые волосы, внешность несколько романтическая.
  — Неудивительно, что миссис Оллред им увлеклась — если, конечно, увлеклась, — сказал Мейсон.
  — На то похоже, — согласился Дрейк, — но эта миссис Оллред тоже хорошая штучка. Ей года сорок два, но от всякой этой косметики она выглядит на тридцать.
  — Фотографий еще нет?
  — Я достал одну, где она в купальном костюме. Там, правда, не видно лица, но фигуру передает как следует. И поверь мне, фигура у нее есть.
  — А ты не смог еще добраться до Патриции?
  — Нет. Она испарилась после завтрака и с тех пор не появлялась.
  — О’кей, — сказал Мейсон, — продолжай работать. Поеду-ка я навестить эту девчонку Милфорд. Держи там человека, чтобы не сбежала, пока я не прибуду, потом можешь его отпустить.
  Глава 7
  Мейсон объехал вокруг квартала, где возвышался отель меблированных комнат «Уэствик», двадцатиэтажное просторное здание с широкими балконами и террасами в квартирах, выходящих окнами на главный фасад. Плавные архитектурные изгибы заключали в себе неспешную аристократическую атмосферу Лас-Олитаса.
  Мейсон, продолжая вести машину, размышлял, наморщив лоб. Свернув на Восьмую улицу, отыскал гараж со станцией обслуживания и вошел внутрь. Это был большой гараж, и более десятка механиков хлопотали над машинами.
  Какой-то рабочий полировал автомобильное крыло при помощи переносного вращающегося станочка, из-под которого потоком сыпались искры. Рядом в углу человек с пульверизатором наносил краску на боковую дверцу машины. Нескончаемо стучали молотки.
  Мейсон отыскал управляющего.
  — Я ищу свидетеля.
  — Здесь много свидетелей. Я не подойду?
  — Возможно.
  — В чем дело?
  — Имя Джейн Смит вам что-нибудь говорит?
  — Надо в книгах поглядеть. Так я никакой Джейн Смит не помню.
  — А недавно вы ничего не делали для Джейн Смит?
  — Не думаю.
  — Она была здесь сегодня утром.
  — Не припомню.
  — А как насчет Морин Милфорд?
  — Это дело другое.
  — Она была тут с машиной?
  — Она клиентка. Я не могу вам о ней что-либо сказать.
  — И адреса не скажете?
  — И адреса не скажу.
  — Нельзя ли взглянуть на машину? — спросил Мейсон.
  — А мне на что-нибудь посмотреть дадите?
  — Могу вам одну гравюрку показать.
  — Какую же?
  — Изображает нашего последнего президента.
  — Люблю гравюры. Коллекционирую их.
  Мейсон достал из бумажника банкноту. Управляющий посмотрел на нее, спокойно оценивая. Мейсон вытащил из бумажника другую и, поместив ее поверх первой, вручил обе управляющему.
  — Работа-то какая тонкая! — заметил тот. — Ваша?
  — Имею небольшой гравировальный станок, — скромно пояснил Мейсон. — Я большой поклонник искусства и особенно интересуюсь портретами последних президентов.
  — Это прекрасно. Не хотите ли взглянуть вот на это?
  Мейсон последовал за ним через маленькую дверцу в другую часть мастерской. Управляющий подошел к новенькому «Линкольну».
  — Эта?
  — Эта.
  — А что с ней случилось?
  — На этот раз не так уж много. Была сломана передняя фара, смято крыло и несколько царапин.
  — Она попала в аварию?
  — Не-е. Ребенок у нее из молодых да ранний, видно, все свои кольца для зубов изгрыз. Она его оставила сидеть в машине, а сама пошла к доктору посоветоваться насчет перемены диеты для него. Когда она вернулась, оказалось, что малыш выскочил из машины и пожевал переднее крыло, а потом, разыгравшись, согнул его и, пытаясь выпрямить, разбил переднюю фару.
  — Так это машина Морин Милфорд?
  — Я этого не сказал.
  — А мне показалось — сказали.
  — Эта машина, — продолжал владелец гаража, — принадлежит ее подруге. Она брала ее, если случалось что-то непредвиденное. Она хочет привести ее в порядок, но так, чтобы подруга ни о чем не узнала. Вот почему работа срочная. Сегодня к вечеру она будет готова, и владелец не заметит даже царапины.
  — Кто владелец?
  — Я нем, — отрезал тот. — Осмотрите машину. Мне кажется, на ней должна быть лицензия, и есть, насколько я помню, государственный закон, где говорится, что возле рулевого управления должно быть прикреплено регистрационное свидетельство. Я-то лично ничего об этом не знаю. Теперь я иду в мастерскую. Работы масса. Как, вы сказали, вас зовут?
  — Я этого не сказал, — напомнил ему Мейсон. — Я просто гравер.
  — Что ж, всегда приятно поговорить с человеком, который увлекается этим видом искусства. В любое время, когда у вас еще будут такие красивые картинки, приносите их сюда.
  Мейсон проводил его взглядом, затем открыл дверцу машины, залез на сиденье водителя, нашел регистрационное свидетельство возле рулевого управления. Машина была зарегистрирована на имя Патриции Фэксон. Адрес: Уэст-Мейворд-авеню, двести девять.
  Адвокат посидел некоторое время в раздумье. Потом выбрался из машины и вышел из гаража. И поехал прямо в «Уэствик».
  Не предупреждая о своем приходе, Мейсон поднялся в лифте на восьмой этаж, отыскал квартиру 802 и позвонил в дверь.
  Ему открыла молодая оживленная девушка в отлично сшитом голубом костюме и уставилась на него смеющимися темными глазами. Но губы не были кричаще намазаны. Они почти терялись в блеске выразительных глаз.
  — Вы мисс Милфорд, — сказал Мейсон.
  — Это верно.
  — Я хотел бы поговорить с вами.
  Она засмеялась и сказала:
  — У меня имеется вся страховка, какую я захотела, квартира меблирована. У меня масса книг, и мне ничего не нужно. Я не собираюсь тут жить так долго, чтобы обзаводиться радио. Пылесос мне не нужен, потому что здесь есть уборщица, и…
  — Я Джон Смит, — прервал ее Мейсон.
  — Да что вы!
  — Да, — сказал он, — старший брат Джейн Смит.
  — А-а, — сказала она, и тут внезапно оживление покинуло ее лицо. На нем появилось выражение осторожной оценки. — Джейн Смит? Не думаю, что я ее знаю.
  — Она взяла напрокат машину, — напомнил Мейсон. — В последний раз ее видели, когда она направлялась в Лас-Олитас.
  — Войдите, — пригласила девушка.
  Мейсон вошел в гостиную.
  — Я понимаю, — сказал он, — ведь вы ждете свою тетушку.
  — Да.
  — А почему появилась Джейн Смит, когда вы брали машину?
  — По причинам, которые я не могу объяснить, — сказала она, — я не хотела называть в агентстве свое истинное имя или сообщать, где намерена жить. Кажется, я нарушила какое-то правило, и, если вы мне объясните, в чем дело, я заплачу вам деньги, и мы все уладим.
  — Дело не в деньгах, — сказал Мейсон. — Мы идем на некоторый риск, особенно если машина взята на длительный срок.
  — Ладно. Во сколько вы оцениваете свой риск? Вы получите достаточно щедрый чек, который защитит ваши интересы. Если хотите, я эту сумму удвою или даже утрою.
  — Деньги не покрывают морального риска, — сказал Мейсон.
  Она засмеялась ему в лицо:
  — Продолжайте! Деньги всегда выше моральных ценностей. Так что же вы хотите?
  — Я бы хотел выслушать историю.
  — Ну, так начнем сначала. Что именно вы хотите знать?
  — Во-первых, зачем вам понадобился автомобиль?
  — Я говорила вашим служащим. Ко мне приезжает тетушка. Она никогда раньше не была в Калифорнии, и я хочу показать ей окрестности. А потом хочу оставить машину для своих нужд.
  — Вы с Востока?
  — Я этого не сказала.
  — Можете вы мне сказать, где вы жили до того, как переехали сюда?
  — Могу, но не скажу.
  — Раньше вы водили автомобиль?
  — Разумеется.
  — У вас есть права?
  — Конечно.
  — Могу я их видеть?
  — Нет.
  — По требованию страховой компании, — сообщил Мейсон, — мы выдаем машины только лицам, имеющим права вождения.
  — У меня они есть.
  — Я хотел бы на них посмотреть.
  — Понятно, но я не вижу причин предъявлять их вам.
  — А у вас не случалось, — спросил Мейсон, — каких-то трудностей в вождении машины? Не было ли каких-то происшествий за последние шестьдесят дней?
  — Нет.
  — Тогда, — спросил Мейсон, — как же получилось, что вы отдали в ремонт машину Патриции Фэксон, в гараж на Восьмой улице?
  Ее лицо смертельно побледнело. Долгую минуту она смотрела на него.
  — Ну? — поторопил Мейсон.
  — Кто вы? — спросила она.
  — Переадресую вопрос к вам, — сказал Мейсон. — Кто вы?
  — Я вам сказала. Я Морин Милфорд.
  — Очень жаль, — сказал Мейсон, — но я думаю, что вы Патриция Фэксон, а тетушка, которая собирается вас навестить и прожить у вас месяц, — ваша матушка, Лола Фэксон Оллред. Меня зовут Перри Мейсон, и, если вы перестанете водить меня за нос и расскажете, чего вы с вашей матушкой хотите, я смогу вам помочь.
  В ее глазах мелькнула паника.
  — Вы… вы… вы Перри Мейсон?
  — Правильно.
  — Как вы меня нашли?
  — Я просто вас выследил.
  — Но вы не могли. Это невозможно. Я предприняла столько предосторожностей. Я… ну как же, всякий раз, выходя из дому, я старалась абсолютно увериться, что никто за мной не следит. Я так старалась не оставить следов и…
  Мейсон перебил ее:
  — Вы оставили след. Я по нему пошел. Может пойти и полиция.
  — Не надо было вам меня искать, — сказала она. — Это я должна была найти вас.
  — Если бы я с самого начала знал, — сказал Мейсон, — что вы Патриция Фэксон, я мог бы составить другие планы, но, к несчастью, вы не позаботились сообщить мне, зачем вам понадобилось вымышленное имя. Может, вы мне теперь объясните.
  — А может, нет.
  — Дело ваше, — пожал плечами Мейсон.
  — Не вижу причин для объяснения, мистер Мейсон. Могу откровенно вам сказать, что если… ну, если определенные вещи произойдут, я должна была бы связаться с вами, а если нет — то нет, вот и все.
  Мейсон сказал:
  — Я получил чек по почте на две с половиной тысячи долларов, подписанный Лолой Фэксон Оллред.
  — Я знаю.
  — И вы, — продолжал Мейсон, — отправились в банк Лас-Олитаса и взяли пять тысяч долларов тоже по чеку, подписанному Лолой Фэксон Оллред?
  — Ну и что же?
  — Чек, который я получил, был фальшивым, — сказал Мейсон.
  — Фальшивый, мистер Мейсон? — Глаза ее расширились.
  — Именно так.
  — Быть не может. Я знаю об этом чеке. Мама его подписала. Я сама это видела.
  — Чек на Первый национальный банк в Лас-Олитасе?
  — Нет. На «Фармерз, Мерчантс энд Меканикс», в городе.
  — Это другой чек, — сказал Мейсон.
  — Вы хотите сказать, что получили два чека, мистер Мейсон?
  — Именно так.
  — Два чека на две с половиной тысяч каждый?
  — Да.
  — Но это невозможно!
  — Я вам уже сказал, что один из них был подделан.
  — Пожалуйста… пожалуйста, присядьте, мистер Мейсон!
  Мейсон с комфортом расположился в одном из мягких кресел.
  — Славная у вас тут квартирка, — заметил он вежливо.
  — Да, мне очень повезло. Так что насчет этого поддельного чека?
  — Я могу вам только сказать, что подлинная подпись, обведя которую сделали эту, фальшивую, стоит на том письме, которое ваша матушка дала вам для кассира в Первом национальном банке Лас-Олитаса.
  — Письмо, которое было у меня? — спросила она недоверчиво.
  — Вот именно, письмо Морин Милфорд.
  — Но… но я не могу этому поверить!
  — А так как, — продолжал Мейсон, — ваша матушка скрылась с вашим дружком, я думаю, что, возможно…
  — Извините, мистер Мейсон. О чем вы говорите?
  — О том, что ваша матушка сбежала с вашим дружком.
  — Вы что, совсем с ума сошли или ставите мне ловушку?
  — Разве ваша мать не сбежала с Робертом Греггом Флитвудом?
  — Что вы имеете в виду под «сбежала»?
  — Оставила своего мужа и сбежала. Разве они не вместе?
  — Конечно, нет! — взорвалась она. — Вы чего добиваетесь? Хотите вывести меня из себя?
  — Я пытаюсь представлять интересы вашей матери, Патриция, — сказал Мейсон. — И предполагается, что я буду представлять и вас, если у вас случатся неприятности. Если ваша матушка не сбежала с Флитвудом, лучше сообщите-ка мне факты, да поживей.
  — Но этот чек, мистер Мейсон. Не понимаю, каким образом…
  — На минутку оставьте этот чек в покое, — посоветовал Мейсон. — Перейдем к фактам — что произошло с Флитвудом?
  — Что вы хотите этим сказать?
  Мейсон стойко выдержал ее взгляд:
  — Вы что, сбили его машиной, Патриция?
  С минуту ее глаза смотрели на него с вызовом. Потом, под тяжелым взглядом адвоката, она отвела глаза в сторону.
  — Так сбили? — переспросил Мейсон.
  — Да, — призналась она.
  — А потом отдали машину в ремонт и придумали Морин Милфорд — пытались скрыть таким образом, что задели кого-то левым передним крылом вашей машины?
  — Это длинная история, мистер Мейсон, — вздохнула она.
  — Тогда чем скорее вы начнете ее, тем быстрее мы придем к взаимопониманию.
  — Вы когда-нибудь были в нашем доме? — спросила она.
  Мейсон покачал головой.
  — Дом, в сущности, двойной, — объяснила она, — с патио. Фактически это два дома. Южное крыло занимает мистер Оллред со своими конторами. В северном крыле — жилые помещения. Соединяются оба крыла гаражами и комнатами для прислуги. Все устроено так, как будто имеются два отдельных дома, а между ними — пустое пространство, которое используется как патио, а за ним гаражи.
  — Патио, вероятно, примыкает к улице, — предположил Мейсон.
  — В том-то и дело. Когда мистер Оллред купил дом, он насадил живую изгородь вдоль аллеи. Теперь она очень разрослась. Она абсолютно все закрывает, кроме кусочка, где вдоль северного крыла идет подъезд к гаражам.
  — А какое все это имеет отношение к тому, что случилось с Робертом Флитвудом?
  — К этому я и веду. Изгородь близко от подъездной дорожки. За все это время, что изгородь росла, несмотря на то что ее подстригают, она распространилась даже на дорожку, так что едва хватает свободного места, чтобы проехала машина.
  — Это все, что нужно, не так ли?
  — Да, но… вы помните, что в субботу вечером лил дождь?
  Мейсон кивнул.
  — Мы с матерью ездили на коктейль. Я не хочу, чтоб вы подумали, будто мы были хоть в малейшей степени пьяны, потому что это не так. Но мы выпили по три-четыре коктейля каждая.
  — Кто вел машину?
  — Я.
  — И вы сбили Флитвуда?
  — Не совсем так… ну, в сущности, не так.
  — Как же?
  — Домой мы поехали довольно поздно, и я торопилась. Шел сильный дождь, и была плохая видимость. Казалось, что асфальт так и поглощает свет передних фар. Когда мы подъехали к дому, я вывернула из-за угла и стала заворачивать на подъездную дорожку. И тут заметила, что машина мистера Оллреда стоит у обочины таким образом, что задний бампер немного выступает на дорожку. Я, вероятно, могла бы остановить машину, дать задний ход, въехать на дорожку и добраться до гаража. Но я только подрезала изгородь с угла. А изгородь оказалась немного шире и упорнее, чем я ожидала. Последний раз, когда я таким образом срезала угол, изгородь легко расступилась, но теперь случилось иначе — машина на что-то наткнулась.
  — На Флитвуда? — спросил Мейсон.
  — Я-то тогда подумала, что это просто тяжелая ветка.
  — Флитвуд мертв?
  — Нет-нет. Поймите меня правильно. Он получил какое-то повреждение мозга, у него амнезия. Он ничего не помнит.
  — А кроме этого?
  — А так он в порядке.
  — Когда же вы узнали, что наехали на Флитвуда?
  — В том-то и дело, мистер Мейсон. Я этого тогда не поняла. В том-то и несчастье. Отсюда и все неприятности.
  — Продолжайте.
  — Я знала, что наехала на что-то очень твердое, и сказала маме, что изгородь так разрослась и я, кажется, повредила бампер, и мы обе засмеялись. Тогда это казалось забавным. Мы были в прекрасном настроении.
  — Что же потом?
  — Потом мы въехали в один из гаражей, который отведен для моей машины, помчались домой, приняли душ и переоделись к обеду. Мистер Оллред сказал, что он с Бобом Флитвудом заработался допоздна и что он пригласил Боба к обеду, но Боб сказал, что хочет сбегать к себе на квартиру освежиться и переодеться и это отнимет у него минут пятнадцать-двадцать.
  — Квартира Флитвуда рядом с вашим домом?
  — Именно. За два или три квартала. Понимаете, он работает с мистером Оллредом день и ночь, так что ему нужно иметь квартиру поблизости.
  — Он ваш близкий друг? — спросил Мейсон.
  — Ничего подобного.
  — Хочет таковым быть?
  — Думаю, да. Ужасно хочет.
  — Но не продвинулся в этом?
  — Нет.
  — Значит, вы вовсе не проплакали все глаза?
  — Это по поводу чего?
  — По поводу того, что случилось.
  — Я ужасно расстроена — ну, что сбила его.
  — Вы его сбили, когда врезались в изгородь?
  — Да.
  — Когда вы это обнаружили?
  — Только после обеда. Мы ждали Боба почти полчаса, потом мама решила садиться за стол. И во время обеда мы рассказали отчиму, что случилось. Он так извинялся. Сказал, что поставил свою машину у обочины, намереваясь отлучиться всего на несколько минут. Ему не пришло в голову, что машина на дороге. Он сказал, что уберет ее. Было темно и сыро. Мистер Оллред вышел убрать машину с дороги, и тогда — как раз когда он ее разворачивал, чтобы отъехать по дорожке, — он увидел при свете фар…
  — Флитвуда?
  — Да.
  — Вы говорите — он не убит?
  — Нет, он лежал без сознания. Мистер Оллред решил, что он мертв, но я проходила практику по оказанию первой помощи и нащупала у него пульс.
  — Ну а что произошло потом?
  — Мы внесли его в дом. Я начала было вызывать врача по телефону, но мистер Оллред сказал, что мы можем положить его в нашу машину и он доставит его в больницу гораздо быстрее, чем если мы будем ждать доктора или «Скорую помощь». Пока мы разговаривали, Боб пришел в себя. Открыл глаза и пробормотал что-то неразборчивое, потом снова закрыл глаза, а через минуту захотел узнать, где он находится и кто он такой.
  Конечно, мы сразу поняли, что в результате шока он потерял память. Очевидно, он ударился головой о край дорожки, когда… когда я задела его крылом.
  — В патио, за изгородью, есть дорожка? — спросил Мейсон.
  — Верно. Вдоль улицы, с внешней стороны, имеется тротуар для пешеходов, а с внутренней стороны идет дорожка, выложенная плитами, там по краю каменный бортик.
  — Понятно, — сказал Мейсон. — Продолжайте. Что же случилось?
  — Ну, было очевидно, что из-за сотрясения мозга у Боба амнезия. Он не понимал, кто он такой, где все происходит, что происходит.
  — А потом что было?
  — Я не знаю всех подробностей, — сказала она. — Знаю, что мама с мистером Оллредом посовещались шепотом, а потом вышли в другую комнату и еще немного поговорили. Понимаете, Боб Флитвуд — правая рука мистера Оллреда. Он знает массу всего о бизнесе, а тут как раз предстоят очень важные дела.
  — Например, какие? — спросил Мейсон.
  — Ну, во-первых, у мистера Джерома и мистера Оллреда какие-то неприятности. Кажется, они собираются расторгнуть деловые отношения. Вопрос только в том, кому платить и сколько потрачено. Я думаю, Флитвуд тут что-то знает. Потом, процесс с Диксоном Кейтом. Кажется, Флитвуд тут главный свидетель, и если узнают, что Флитвуд потерял память… Даже если она восстановится, вы же знаете, что сделает адвокат. Он вызовет Боба на свидетельское месте, спросит, было ли то-то и то-то, и, когда Боб скажет: «Нет», адвокат спросит, правда ли, что Боб терял на время память, и спросит его, откуда он знает, что совсем поправился. Он Боба поймает.
  — И что же?
  — Мистер Оллред решил, что мама пусть лучше скажет Флитвуду, что она его замужняя сестра, Бертран Оллред его зять, а я — племянница. Вот так они решили, мистер Мейсон. Мама и отчим взяли Боба Флитвуда…
  — Минутку, — перебил Мейсон. — Вы хотите сказать — ваш отчим поехал с ними?
  — Конечно.
  — Куда же они отправились?
  — Они решили поехать в какой-нибудь пригород, где никто не станет искать Боба, в тихое, спокойное местечко. Они же знали, что доктор именно это посоветует: полный покой, чтобы избежать последствий сотрясения.
  — Вы не знаете, куда они поехали?
  — Нет.
  — Вы точно знаете, что Бертран Оллред уехал с ними? — спросил Мейсон.
  — Да.
  Мейсон встал и начал расхаживать по комнате, засунув руки глубоко в карманы, наклонив голову вперед.
  — В чем дело, мистер Мейсон?
  — Значит, у вашей матушки, — сказал Мейсон, — нет никакой романтической привязанности к Флитвуду?
  — Конечно, нет. Определенно нет.
  — Она просто увезла его в какой-то отель или кемпинг, где он мог бы прийти в себя?
  — Да.
  — И Бертран Оллред об этом знал?
  — Он-то это и предложил. И поехал с ними.
  Мейсон покачал головой и сказал:
  — Это же не имеет смысла. Минутку… Хотя да — имеет.
  — Вы о чем?
  Мейсон посмотрел на свои часы и спросил:
  — Где сейчас ваша матушка?
  — Не знаю.
  — Есть какой-то способ узнать?
  — Она собиралась со мной связаться.
  — А зачем вот это? — Мейсон обвел рукой квартиру.
  — Я себя ужасно паршиво здесь чувствую, мистер Мейсон, но это была мамина идея. Она считала, что если… ну, если что-нибудь случится и начнутся какие-нибудь осложнения…
  — Продолжайте.
  — Она думала, что… ну, если что-то случится, то будет лучше, если б я могла сделать вид, будто в субботу вечером одолжила свою машину подруге. Так что мы изобрели Морин Милфорд. Мы заставили ее поселиться здесь, в Лас-Олитасе, взять машину Патриции Фэксон и отдать ее в ремонт, рассказать историю о происшедшей аварии, попытаться держать все в секрете и…
  — И как только кто-то начнет расследовать этот случай, он тотчас обнаружит, что ваше описание подходит к Патриции Фэксон, и без всякого труда раскроет все?
  — Это было бы не так-то просто, мистер Мейсон. Я не думаю, что меня опознают. Никаких шансов, разве что по общему описанию. Всякий раз, когда я выходила в качестве Морин Милфорд, я гримировалась так, чтобы изменить форму рта и кое-что еще. Описание внешности получилось бы то же самое, но не думаю, что можно было бы что-то доказать. В определенных пределах мы, девушки, теперь все похожи, кроме отдельных деталей.
  — В разумных пределах, — поправил Мейсон.
  — Я знаю, что не надо было этого делать.
  — Ужасно дурацкая была выдумка, — сказал Мейсон.
  — Но мы тогда не знали… не знали, чем это обернется. Боб серьезно пострадал. Разумеется, мама собиралась вызвать врача. Но при данных обстоятельствах мистер Оллред решил, что им лучше… ну, исчезнуть в каком-нибудь мотеле, где они могут спокойно отсидеться, притворяясь, будто путешествуют.
  — А где находился Оллред все это время?
  — Там же, с ними, в мотеле.
  — Вы уверены?
  — Разумеется, уверена.
  — Ту ночь Оллред провел с вашей матерью и с Бобом Флитвудом?
  — Так я поняла.
  — И прошлую ночь?
  Она кивнула.
  — А где он сегодня?
  — У себя в конторе, занимается делами. Он не хочет, чтобы кто-нибудь подозревал, что Флитвуд не…
  — Пат, — сказал Мейсон, — я думаю, пора нам с вами разыскать вашу матушку — и как можно скорее.
  — Почему?
  — Потому что это Бертран Оллред мне сказал, будто ваша матушка убежала с Бобом Флитвудом.
  Она обдумывала это на протяжении чуть ли не минуты, затем подошла к шкафу, достала пальто и шляпу и спросила:
  — Вы хотите, чтоб я поехала с вами?
  — Немного погодя, — успокоил ее Мейсон. — Нет нужды мчаться очертя голову прямо сейчас. У меня есть детективы, которые прочесывают все кемпинги и мотели, разыскивая их.
  — Вы считаете — мама в опасности?
  — Я бы так и выразился. Не думаю, что это ваша машина сбила Боба Флитвуда. Наверно, все было подстроено так, чтобы вы зацепили изгородь. Наверно, человек, который на самом деле сшиб Боба Флитвуда, решил, что он мертв, и оставил тело у дороги, за изгородью — там, где поедете вы, — чтобы свалить вину на вас. Теперь добавьте к этому тот факт, что именно мистер Оллред сообщил мне о побеге вашей матушки с Флитвудом. Вот и получается картина.
  Она уставилась на него расширенными глазами:
  — Вы хотите… я вас правильно понимаю?
  Мейсон кивнул.
  Она вдруг вспомнила:
  — Я видела, как он вынимал револьвер из ящика стола, мистер Мейсон, перед тем, как уехать. Мы должны что-то сделать.
  Адвокат снова кивнул и сказал:
  — Сядьте, Патриция. Мы уже делаем.
  — Вы хотите сказать — остается только ждать?
  — Правильно. Мои люди рыщут по всем окрестностям.
  Она села.
  — Не верю, что Бертран Оллред… что он мог сделать такое.
  — Пока это только догадка, — сказал Мейсон.
  — Нет-нет. Это правда. Десятки деталей на это указывают. Теперь я все ясно вижу.
  — Вот номер моего домашнего телефона, — Мейсон протянул ей листок. — Возьмите свою машину. Возвращайтесь домой. Следите за мистером Оллредом. Пусть у входа в дом горит свет. Если он начнет выводить машину из гаража, погасите свет. Это все, что от вас требуется. Мои люди поймут, что это значит.
  Глава 8
  Было семь тридцать вечера, когда незарегистрированный телефон в квартире Мейсона зазвонил. Адвокат изучал сборник судебных приговоров. Он тут же отложил брошюру и взял трубку. В голосе Патриции Фэксон звенело отчаяние:
  — У меня ничего не вышло, мистер Мейсон, — чуть не плача сказала она.
  — В чем дело?
  — Мистер Оллред каким-то образом ухитрился улизнуть.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Он удрал. Его здесь нет. Я в доме одна. Но он не выводил машину из гаража. Она еще там. Не представляю, как он мог уехать.
  — Были в доме посетители? — спросил Мейсон.
  — Да. То есть не совсем в доме. Я, кажется, говорила, что у него контора в южном крыле. Он там сидел первую половину вечера, и у него был по крайней мере один посетитель.
  — Знаете, кто это?
  — Нет. Какой-то мужчина, они разговаривали некоторое время, потом этот мужчина уехал. Свет в конторе все горел, и — ну, просто чтобы убедиться — я выдумала предлог спросить его кое о чем… И вот я в конторе — а его здесь нет.
  — Но свет горит?
  — Да.
  — Тогда, очевидно, он собирается скоро вернуться.
  — Возможно, но…
  — Если бы вы за ним не следили, — спросил Мейсон, — вы бы думали, что он еще там, раз свет горит?
  — Да.
  — Мне это не нравится.
  — И мне. Почему я вам и звоню. Похоже… похоже, что он пытается устроить себе алиби.
  — О’кей, Патриция, — сказал Мейсон. — Не поддавайтесь панике. Если вам что-нибудь будет нужно, позвоните в Детективное агентство Дрейка. Номер есть в справочнике. Там всегда дежурят у телефона. Если что-то случится, звоните туда и скажите им, где вы.
  — Я не хочу здесь оставаться, мистер Мейсон.
  — Почему?
  — Потому что, если он что-то затевает… я свидетель… Понимаете, я поняла, почему мама уехала. Я не хочу тут быть одна с ним. Он на все способен. Я его боюсь.
  — Он не знает ваш адрес в Лас-Олитасе?
  — Нет. Никто не знает, только мама.
  — О’кей, — сказал Мейсон. — Поезжайте туда и сидите там безвылазно. Спокойной ночи.
  Мейсон повесил трубку, позвонил в агентство Дрейку, позвал Пола к телефону и сказал:
  — Пол, что-то происходит. Не знаю, что именно, но мне это не нравится.
  — Что случилось, Перри?
  Он быстро ввел Пола Дрейка в курс дела.
  — Оллред, очевидно, не уехал из города, — сказал Дрейк. — А то он взял бы свою машину.
  — Если у него нет другой, где-нибудь спрятанной. Никаких известий о миссис Оллред?
  — Нет.
  — Ищете в кемпингах?
  — По всей дороге. Они могли уехать куда-нибудь миль за триста сегодня с десяти утра. Пытаемся искать в местах, где они могли бы остановиться на ночь.
  — А как насчет автостоянок? Поблизости?
  — Что значит — поблизости?
  — Где-то здесь в окрестностях.
  — Имей совесть, Перри. Их слишком много. Мы обыскиваем те, которые миль за сто, и…
  — Мы кое-что проглядели, — перебил Мейсон.
  — Ты о чем?
  — Оллред провел ночь на воскресенье в Спрингфилде, — сказал Мейсон. — И вчерашнюю ночь он провел там же. У меня есть подозрение, что миссис Оллред не останется в мотеле с Флитвудом, если там нет ее мужа. Это означает, что они должны быть где-то в двух или трех часах езды от города. Проверь-ка снова мотель в Спрингфилде. Проверь все ближайшие мотели, Пол.
  — Мы этого не можем сделать, Перри. Их слишком много вокруг города, по разным дорогам…
  — Ничего, подключи тех, кто у тебя в Спрингфилде. Проверяйте стоянки в Спрингфилде и в окрестностях. Те, которые на ближайших дорогах.
  — О’кей, — устало согласился Дрейк. — Попробуем. Сделаем, что можем, Перри.
  Мейсон повесил трубку и начал вышагивать по комнате, пока, час спустя, утомленный физическим упражнением, он снова не свалился в большое кресло под торшером. Он беспокоился, нервничал, хмурился, был раздражен. Часа через два он задремал.
  Снова зазвонил телефон. Мейсон охватил трубку:
  — Да, в чем деле?
  — Я краснею, Перри, — сказал Пол Дрейк.
  — Сознавайся.
  — Ты оказался прав. Вообще-то такая возможность мне и в голову не приходила.
  — Насчет ближайших кемпингов? Ты хочешь сказать, что ты их выследил?
  — Да. Они в маленьком местечке всего в тридцати пяти милях от Спрингфилда. Это в горах, на дороге, которая пересекает горный хребет и спускается на другой стороне в пустыню. Это маленький кемпинг, известный под названием «Уютный отдых». Зарегистрировались точно так же: «Роберт Флитвуд с сестрой».
  — Как устроились?
  — Двойной номер с тремя кроватями.
  — Машина миссис Оллред там?
  — Не знаю, Перри, там или нет, но номера ее. Да, это те самые люди, которые нам нужны.
  — Почему ты не знаешь, там ли сейчас машина, Пол?
  — Потому что моего человека теперь там нет. Он в Спрингфилде. Он мог проверить все возможные дороги только по телефону, и он все кемпинги проверил, просил прочесть ему списки тех, кто зарегистрировался в течение дня.
  — За сколько мы сможем туда добраться?
  — Часа за три, Перри.
  — Поехали! — взволнованно предложил Перри. — Я подъеду и захвачу тебя. Положи в карман пистолет.
  — Хочешь взять Деллу?
  — Нет. Вылазка может быть тяжелой.
  — Как скоро ты здесь будешь?
  — Черт, да как только ты спустишься по лестнице! — И Мейсон швырнул трубку, хватая на бегу шляпу и пиджак со стула.
  Его машина стояла перед домом, полностью готовая к выезду. Мейсон подъехал к зданию конторы, где Пол Дрейк, всем своим видом выражая протест, влез к нему в машину. Его худощавая фигура утонула в широком пальто.
  — Ради бога, Перри, имей совесть! Не пугай ты меня насмерть по дороге туда и позаботься, чтобы все четыре колеса касались земли хотя бы на некоторых поворотах. Дорога от Спрингфилда вверх, к горам, — хуже некуда. Ты когда-нибудь там ездил?
  — Раза три-четыре, — ответил Мейсон.
  — Ну и паршивая дорога! Едешь вверх. Двигаешься вдоль реки, потом делаешь зигзаги вдоль каньона, пока не выедешь на плато на вершине. Чертовски поганая дорога!
  — Тогда держись, — предложил Мейсон. — Я собираюсь домчать тебя туда мигом.
  — Что за спешка? — взвыл Дрейк.
  — Сдается мне, что в этом деле гораздо больше под водой, чем на поверхности, Пол, — сказал Мейсон. — Я не совсем уверен, но то, что планирует Оллред, должно быть проделано быстро.
  — Ты имеешь в виду развод?
  — Возможно, его больше устроит стать вдовцом. По-моему, он вложил в шахты достаточно денег своей жены.
  — По-моему, так у Оллреда и у самого монет хватает, — сказал Дрейк.
  — Спорим на любые деньги, — сказал Мейсон, — что это Оллред подделал чек на две с половиной тысячи, который мне прислали.
  — Зачем?
  — А это, — мрачно сказал Мейсон, — одна из тех вещей, о которых я собираюсь у него спросить.
  — Думаешь, он в этом мотеле «Уютный отдых»?
  — Наверняка, — сказал Мейсон и весь отдался вождению машины.
  Глава 9
  — Знаешь номера комнат, Пол?
  — Да. Номера четыре и пять. Там два входа. Мы скоро там будем.
  При свете огней блеснула вывеска, выделяясь светлым пятном на фоне дождевой завесы, опознавательный знак для их усталых глаз: «Кемпинг „Уютный отдых“, одна миля».
  Когда Мейсон снизил скорость машины, «дворники» задвигались в бешеном ритме. Дрейк, вытянувшись на сиденье, испустил вздох облегчения. Он понаблюдал за цифрами на спидометре, потом сказал:
  — Придется еще помедленней, Перри. После того знака ты уже проехал восемь десятых мили. Трудно будет различить въезд… Домики наверняка все сданы, свет везде погашен, а люди, которые тут живут, все легли спать. Вот оно, впереди, Перри.
  Мейсон надавил на тормоза. Машина начала скользить по мокрой дороге, потом выправилась, и Мейсон свернул к непритязательному маленькому туристскому городку.
  — Полегче, — предостерег Дрейк. — Выключи мотор, как только сможешь различать номера. Попробуем проделать все потише. Вот так, Перри. Вот и домик, вон тот, направо. Благодарение небу, он в стороне, так что аудитории у нас не будет.
  Мейсон развернул машину и поставил ее на площадку возле домика, расположенного слегка в стороне от остальных; все они были похожи, несколько обшарпаны и строги. Адвокат погасил фары. Дрейк открыл дверцу машины. Мейсон вышел со своей стороны, и на минутку оба остановились перед машиной.
  Дождь лил по-прежнему, холодный горный дождь, смешанный с туманом. Где-то вдалеке поток, ниспадающий со скал, шумно переговаривался с ночью. Кроме этого звука, ничего не было слышно. Кемпинг спал.
  — Они уже легли, — тихим голосом предположил Дрейк.
  — И очень кстати, Пол, — сказал Мейсон.
  Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Ответа не последовало. Он постучал снова. Пол Дрейк обошел вокруг дома и, вернувшись, встал рядом с Мейсоном.
  — Это для отвода глаз, — сказал он.
  — Как это?
  — Их здесь нет.
  — Думаешь, кто-то другой…
  — Нет. Не думаю, что этот домик вообще кем-то занят. Под навесом нет никакой машины.
  Мейсон попробовал повернуть дверную ручку. Дверь была не заперта. Замок щелкнул, и дверь распахнулась, открывая взору темную внутренность дома. Пол Дрейк насторожился:
  — Осторожней, Перри. Там кто-то есть. Пахнет свежим табачным дымом. Занавески все задернуты.
  — Есть кто-нибудь дома? — окликнул Мейсон.
  Ему ответило молчание, темный проем открытой двери казался таинственным и мрачным.
  — Все-таки кто-то здесь есть, — заключил Мейсон, когда изнутри потянуло теплом. — Какой-то обогреватель использовали, и, конечно, табачный дым свежий.
  — О’кей, — сказал Дрейк шепотом, — пошли отсюда. И сходим в контору. Проверим книгу регистрации.
  — Кто-нибудь дома? — снова спросил Мейсон.
  И снова ответом было только черное зловещее молчание.
  Мейсон на ощупь прошел внутрь и пошарил по стене, ища выключатель.
  — Не надо, Перри, — умолял Дрейк. — Сначала пойдем в контору…
  Мейсон зажег свет.
  Комната была пуста.
  — Заходи, — пригласил Мейсон.
  Дрейк отшатнулся, потом все-таки вошел. Мейсон закрыл дверь. Это был типичный туристский домик в мотеле средней руки. Мейсон быстро осмотрел комнату, обрушив на Пола Дрейка поспешный комментарий:
  — На кроватях сидели, но не спали. Запах табака очень свеж. Сигаретные окурки со следами помады. Вот оно, вот, Пол, это уже что-то!
  — Что?
  Мейсон показал на пару стаканов, нагнулся, чтобы их понюхать.
  — Из этих стаканов что-то пили, — сказал он, — и недавно. Ты можешь видеть, что лед еще не растаял. Вот, на дне этого стакана кусочек льда.
  Дрейк хотел взять один стакан. Мейсон схватил его за запястье и отвел, говоря:
  — Не трогай сейчас ничего, Пол, но запомни, что в одном из стаканов на дне льдинка. Пахнет виски.
  — Там другая комната, — тихо сказал Дрейк. — Я по-прежнему боюсь, что мы во что-то вляпаемся, Перри.
  Мейсон открыл дверь, за которой оказалась довольно унылая кухонька с газовой плитой, маленьким холодильником и буфетом, где стоял минимальный комплект посуды: сковородка, кофейник, кастрюля, четыре тарелки и четыре чашки с блюдцами.
  Адвокат открыл дверь, которая вела в ванную. В противоположной стене ванной тоже была дверь — закрытая.
  — Ведет в другую часть дома, — заключил Дрейк. — Перри, я хочу, чтоб ты отсюда ушел, пока мы не…
  Адвокат деликатно постучал в дверь, ведущую из ванной. Когда никто не ответил, он открыл дверь и нащупал выключатель.
  — Здесь они и не были, — сказал он. — Тут холодно.
  Дрейк осмотрел комнату и сказал:
  — Да, я думаю, что так, Перри.
  Мейсон быстро оглядел комнату, потом закрыл дверь. Они снова пошли в переднюю часть дома, гася свет везде, где проходили.
  — Два человека, — сказал Мейсон. — Они тут посидели, выпили, покурили, включили газовый обогреватель… пробыли тут порядочно, Пол. Посмотри-ка, сколько окурков.
  — Может, они догадались, что мы едем? — спросил Дрейк.
  Мейсон пожал плечами.
  — Конечно, — уточнил Дрейк, — они могли куда-то уйти, с тем чтобы вернуться.
  Мейсон покачал головой:
  — Ни следов багажа. Поглядим-ка в холодильнике.
  Мейсон вернулся в кухню, открыл дверцу холодильника, вытащил форму для льда и обескураженно сказал:
  — Нет ни одного кубика льда, Пол.
  Он прижал палец к поверхности формочки. Тонкая корочка льда треснула от нажатия его пальца.
  — Не понимаю, — сказал Дрейк.
  — Это означает, что выпили больше одного коктейля, — пояснил Мейсон. — Может быть, два или три.
  Дрейк нервно сказал:
  — Не могу я больше тут ошиваться, Перри. Если нас поймают…
  Мейсон поставил поднос в холодильник, захлопнул дверцу, погасил в кухне свет и сказал:
  — Я чувствую то же самое, Пол. Мы уходим.
  — И что потом?
  — Возвращаемся назад. Ты ложишься спать. Я собираюсь отвезти тебя в Лас-Олитас. До города возьмешь такси. Мне нужно поговорить с Патрицией. Думаю, что до сих пор мне здорово морочили голову.
  Глава 10
  Ночной дежурный гаража в «Уэствике» с одобрением разглядывал десятидолларовую бумажку, которую ему дал Мейсон.
  — Кого собрался убить, парень? — спросил он.
  — Вы что-нибудь знаете о Морин Милфорд?
  — А что? — осклабился дежурный.
  — Подумайте.
  — Не так много.
  — Может быть, это как раз поможет освежить память. — Мейсон многозначительно взглянул на купюру.
  — Вот черт, — сказал дежурный, — не нравится мне брать деньги за то, что я знаю, потому что это не стоит десяти «зеленых».
  Тем не менее он сложил бумажку Мейсона и засунул ее глубоко в карман.
  — Все-таки что-то вы сказать можете? — спросил Мейсон. — Что же?
  — Дневной дежурный мне сказал, что она ему сунула пять долларов, чтоб чистил и полировал ее машину. Дневной никакого отношения к этому не имеет. Эту работу я делаю. Дневной предложил разделить деньги со мной, но я отказался. Решил, что вытяну из нее еще пятерку. Мне удалось дать ей понять, что работу-то делает ночной дежурный.
  — И что из этого вышло?
  Дежурный осклабился и сказал:
  — Пятерка. Прибавить еще ваших десять, получается пятнадцать за ночь. Неплохо.
  — А когда она снова пригнала машину?
  — Она ее не пригнала. На всю ночь, видно, уехала.
  Мейсон спросил:
  — Каковы тут ваши обязанности, что вы делаете?
  — Что делаю? Господи, парень, все эти машины нужно от пыли вытереть, ветровые стекла вымыть. Я…
  — А потом вы что делаете, когда до утра осталось немного, как сейчас?
  Дежурный улыбнулся и сказал:
  — В конце концов, десять «зеленых» есть десять «зеленых». Не вижу причины, чтобы мы с вами не поладили. Я выбираю машину с удобными подушками и чтоб радио там хорошее было. Ставлю ее снаружи, так чтобы видеть вход, на случай, если кто-то войдет, и слушаю себе ночную программу. Иные из них просто ужасны, но все лучше, чем стоять на цементном полу да ногти кусать. Ну а если кто-то входит, вы выскакиваете из машины, выключаете радио, начинаете тереть ветровое стекло или полировать крыло. Что я и делал, когда вы явились, дружище.
  — Подвиньтесь, — попросил Мейсон, — будем вместе слушать.
  — В чем ваш интерес? — спросил дежурный.
  — Да в этой девчонке Милфорд, — объяснил Мейсон.
  — Ох ты! Прошу прощения, приятель, я тут сморозил насчет того, что на всю ночь… Я ее вообще не знаю, трепался просто.
  — О’кей, — успокоил его Мейсон. — Что за станция?
  — Записи какие-то, — ответил дежурный. — Неплохие. Будут продолжать еще часа полтора, до завтрака.
  — Диск-жокей?
  — А, так себе. Любитель он, не умеет. Но, наверно, в течение дня практикуется. Приемник-то хороший.
  Мейсон влез в машину и сел рядом с ночным дежурным. Приемник разогрелся, и ковбойская мелодия наполнила машину.
  — Это мне нравится, — сказал дежурный. — Всегда хотел стать ковбоем — а приходится всю ночь стекла мыть. Чертова житуха!
  — Будь я проклят, если не так, — согласился Мейсон. — Закурим?
  — Простите, приятель, но в машине не курю. Всегда возможно, что владелец именно этой подойдет, и…
  — Извините, — сказал Мейсон.
  — Выходите и погуляйте кругом, если покурить охота, — предложил дежурный. — Потом вернетесь… Ой-ой! — Он протянул руку и выключил радио. — Выходи, — скомандовал он сквозь зубы. — Живо!
  Мейсон открыл дверцу справа и вышел на цементный пол. Дежурный с тряпкой в руке старательно полировал крыло машины, когда с улицы показались фары автомобиля. Ночной дежурный положил тряпку на крыло, выступил вперед и произнес:
  — О’кей, вот и я.
  — Хелло, — ответила Патриция Фэксон, ловко выскакивая из машины одним легким движением. — Кажется, я очень поздно, да?
  Ночной дежурный только улыбнулся ей.
  — Сделайте все, что можете, с этой машиной, — попросила она. — Она чуть поцарапана. Когда вы ее вымоете?
  — Уж не раньше утра.
  — Ну, о’кей. Сделайте все, что можно. Я… — Она внезапно онемела при виде Перри Мейсона.
  — Привет, — сказал адвокат.
  — Что вы тут делаете?
  — Хотел с вами поговорить.
  — И долго вы тут были?
  Мейсон только улыбнулся и сказал:
  — Поговорим в вашей квартире, Патриция.
  — В этот час? — спросила она.
  Мейсон кивнул.
  Целую долгую минуту она разглядывала его, колеблясь, потом прошла вперед, к лифту, и нажала кнопку. В этот час лифт работал автоматически, и пришел он быстро. Мейсон пропустил ее в кабину. Она вошла. Мейсон последовал за ней. Дверца захлопнулась, и Патриция нажала кнопку восьмого этажа.
  — А я-то думал, — сказал Мейсон, — застать здесь перепуганную до смерти девушку…
  — Я передумала.
  — Что заставило вас передумать?
  Она притворилась, будто не слышит. Лифт остановился на восьмом этаже. Они вместе прошли по коридору. Патриция вставила ключ в замок и сказала:
  — Полагаю, вы понимаете, что лишаете меня доброго имени?
  Мейсон не ответил.
  Она зажгла в квартире свет. Мейсон закрыл дверь.
  — Я хочу приготовить себе выпить, — сказала она. — Большой коктейль. Что желаете вы?
  — Что у вас есть?
  — Шотландское и содовая.
  — О’кей. Где вы были, Пат?
  — Гуляла.
  — Мы могли бы продвинуться дальше, если бы вы со мной были откровенны.
  Она весело рассмеялась:
  — Где-то я уже это слышала. Поверите вы мне или нет, но я прямо из нашего городского дома.
  Мейсон прошел за ней в кухоньку. Она взяла с полки бутылку шотландского, потом достала два стакана, вынула из холодильника кубики льда.
  — Я до костей промок в горах, — сказал адвокат. — Скверная погода.
  — Разве?
  — И я заметил, — продолжал адвокат, — что ваша машина повидала виды. Вы на ней куда-то ездили, где мокро.
  Она плеснула виски в стаканы, не затрудняя себя тем, чтобы взять мерку, стоявшую на полке рядом с бутылкой.
  — Видели вашу маму? — спросил Мейсон.
  — Содовая в холодильнике, мистер Мейсон, — сказала она.
  — Видели вашу маму? — повторил он, доставая сифон с содовой из холодильника.
  — Я хочу, чтоб этот напиток подействовал до того, как я что-нибудь скажу.
  — В чем дело? — спросил адвокат. — Что вы скрываете?
  Она не ответила, но провела его снова в гостиную и там холодно осведомилась:
  — Вы что, собрались мне устроить допрос с пристрастием?
  — Нет, если вы меня не вынудите. Я хочу знать, виделись ли вы с мамой.
  — Я…
  В дверь мягко постучали костяшками пальцев. Патриция, охваченная паникой, целую минуту притворялась, будто не слышит. Тогда прозвучал звонок, и Мейсон небрежно сказал:
  — Вы откроете дверь, Пат, или мне это сделать?
  Не вымолвив ни слова, она поставила свой стакан и прошла через комнату к двери.
  — Слава богу, ты не спишь, Пат, — произнес женский голос. — Я… — Она осеклась при виде Мейсона.
  С минуту она и Пат смотрели друг на друга. Потом старшая женщина сказала:
  — Извините. Я, кажется, попала не в ту квартиру.
  — Входите, миссис Оллред, — радушно произнес Мейсон. — С трудом можно поверить, что вы мать Пат. Вы выглядите точно сестры.
  Она улыбнулась и сказала:
  — Хорошее начало. Я уже слыхала такое. Не слишком ли вы с Пат засиделись? Уже поздно.
  — Это не начало и не лесть, — откликнулся Мейсон. — Можно назвать это профессиональной оценкой, которую мне, возможно, придется давать на суде.
  Патриция закрыла дверь:
  — Это Перри Мейсон, мама.
  — О-о! — воскликнула та взволнованно.
  — Мы тут выпиваем, — продолжала Патриция. — Ты, наверно, замерзла.
  — Совершенно застыла, — призналась ее мать.
  — Я тебе налью.
  Миссис Оллред застенчиво улыбнулась Мейсону, поколебалась минуту, потом пошла за дочерью на кухню.
  — Были затруднения при входе? — спросила Патриция.
  — Дежурный внизу немного сомневался, — сказала та, — но я ему улыбнулась и прошла прямо к лифту с уверенным видом. Он в конце концов решил, что я тут живу.
  — Лед в холодильнике, мама. Хочешь бурбон с содовой?
  — Хорошо.
  Мейсону было слышно, как льется жидкость, как звякнула льдинка о стекло, потом он услышал поспешный шепот.
  Адвокат откинулся на стуле, зажег сигарету, глубоко затянулся, вежливо поднялся, когда обе женщины снова вошли в комнату.
  — Все приготовили? — спросил Мейсон.
  — Что? Напитки?
  — Нет, историю.
  Патриция так и вытаращилась на него. Обе сели. Мейсон неспешно произнес:
  — Вы можете меня за нос водить, сколько хотите. Я, правда, не знаю, сколько у нас есть времени.
  Патриция взглянула на мать:
  — Я поставила мистера Мейсона в известность насчет Боба Флитвуда, мама. Он в курсе.
  — В конце концов, мистер Мейсон, — произнесла миссис Оллред, — скрывать мне нечего. Я устроилась в маленьком туристском лагере в горах. Предварительно сообщила моему мужу по телефону, где мы будем, и он сказал, что приедет к нам.
  — И приехал?
  Она колебалась.
  — Продолжайте, — предложил Мейсон. — Послушаем историю.
  — Мы с Бобом, — сказала она, — немного выпили в ожидании его приезда. Затем Боб извинился и ушел в ванную. Он был там довольно долго. Через некоторое время я окликнула его, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Ответа не было. Дверь он запер изнутри. Меня охватила паника. Я подумала: а вдруг он что-то принял — знаете, как совершаются самоубийства.
  — Но самоубийство не имело места?
  — У него был ключ от другого входа. Я побежала кругом, чтобы проверить дверь от той половины. Она оказалась не заперта. С той стороны дверь ванной была открыта. Его вообще в ванной не оказалось. Он запер дверь с моей стороны, прошел через ванную, вышел с той стороны, взял мою машину и уехал.
  — Разве вы не слышали, как ваша машина отъезжала? — спросил Мейсон.
  — Я слышала, но подумала, что это какой-то другой постоялец. И в голову не пришло, что это моя машина. Я ее оставила на дорожке.
  — Куда же он поехал?
  — Не знаю.
  — Что вы сделали?
  — Я вышла на дорогу, — сказала она, — и проголосовала. Не хотела бы я повторить такой опыт.
  — А как же ваш багаж?
  — У меня был с собой чемодан. Я его вынула из машины, потому что в нем была бутылка виски. Мы ждали Бертрана.
  — Флитвуд это знал?
  — Да.
  — Память у него восстановилась?
  — Нет. Во всех остальных отношениях он здоров, но память не восстановилась.
  — А как насчет вашего мужа?
  — Не знаю, что с ним случилось, мистер Мейсон. Он так и не показался.
  — И ждать вы не стали?
  — Он очень опаздывал. Я… ну, не знаю я, что случилось.
  — Вы пытались позвонить домой?
  — Да. Конечно.
  — И что же?
  — Никто не ответил.
  — И никакие слуги?
  — Они спят над гаражом. Ночью они не слышат телефона.
  — Так что вы вышли на шоссе и проголосовали?
  — Да.
  — Узнали имя водителя, который вас подвез?
  — Водители, — объяснила она, подчеркивая окончание множественного числа. — Их было трое — и вели они машину по очереди. Последним сел за руль старик.
  — Он привез вас прямо сюда?
  — Нет. Он меня довез до такси.
  — А ваш чемодан? Вы не оставили его в машине?
  — Я его оставила в камере хранения. Я сдала его туда, потому что подумала, что чемодан вызовет подозрения. Я решила, что смогу просто пройти в квартиру Патриции, если у меня не будет чемодана. А с багажом, я знала, меня остановят, и мне придется давать объяснения.
  — Почему же вы не хотели объясняться?
  — Я не подготовилась к этому.
  — Почему же вы не поехали домой?
  — Потому что я… потому что я боялась.
  — Почему?
  — Не знаю. Было какое-то предчувствие. Я хотела быть с Пат.
  — Вы звонили своему мужу раньше, чтобы объяснить, куда ему приехать?
  — Верно.
  — И он должен был сразу прибыть?
  — Как только сможет уехать. Он сказал, что будет около десяти.
  — А Пат?
  — А что Пат?
  — Ей вы звонили?
  С минуту царило молчание. Мейсон напомнил:
  — Полиция, разумеется, проверит звонки.
  — Какое до этого дело полиции?
  — Не знаю, — сказал Мейсон и добавил со значением: — А все-таки?
  — Не знаю, как это касается полиции.
  — Сколько выпил Флитвуд?
  — Стакана два. Мы начали пить только после обеда. Наверно, часов девять уже было.
  — Коктейли были крепкие?
  — Он, кажется, очень пить хотел, — призналась она. — Я ему побольше налила.
  — Сколько?
  — С пинту.
  — И что-нибудь от этой пинты осталось?
  — Нет.
  — Так вы звонили Пат?
  — Да.
  — Просили ее подъехать?
  — Да.
  — Почему?
  — Потому что я… я не была уверена, что поступаю правильно. Я хотела во всем признаться.
  — Сказали об этом вашему мужу по телефону?
  — Нет, я позвонила Пат только в девять, как раз перед тем, как контора в «Уютном отдыхе» закрывалась. Боб угнал мою машину вскоре после того, как я звонила.
  — Что вы сказали Пат по телефону?
  — Только где я нахожусь.
  — Попросили ее подъехать?
  — Не напрямую.
  Мейсон посмотрел на Патрицию.
  — Я пыталась вам звонить, — сказала она. — Вы не отвечали.
  — Что ж вы не позвонили в агентство Дрейка?
  — Я хотела сначала поговорить с мамой.
  — И поговорили?
  — Домик был пуст, когда я туда приехала.
  — Вы входили внутрь?
  — Да.
  Мейсон повернулся к миссис Оллред:
  — Долго вы добирались сюда?
  — Не знаю. Мне казалось — целую вечность. Иногда машина за машиной шли не останавливаясь. А люди, которые останавливались, ехали к окольным дорогам. Не хотела бы я повторить этот опыт! Я всегда немного не в ладах со временем.
  — Да, — сухо сказал Мейсон. — Это так. Вы обе с ним не в ладах.
  Мейсон подошел к телефону и собрался снять трубку, когда кто-то постучал в дверь квартиры.
  — Боже мой! — удивилась миссис Оллред. — Кто это?
  Стук повторился, жестче и настойчивее. Мейсон быстро сказал:
  — Ну вот, дождались. Теперь ничего не говорите. Дайте мне вести переговоры.
  — Но разве не получится хуже, если мы не объясним?
  — Не говорите ничего, — предупредил Мейсон. — Дайте мне вести переговоры.
  Прозвенел звонок, потом опять постучали. Мейсон пошел и открыл дверь.
  При виде Мейсона лейтенант Трэгг из отдела по расследованию убийств и Фрэнк Инмен из службы шерифа, казалось, удивились еще больше, чем сам адвокат.
  — Входите, — пригласил Мейсон.
  — Какого черта! — воскликнул Трэгг.
  Мейсон представил:
  — Миссис Оллред, это Фрэнк Инмен из службы шерифа и лейтенант Трэгг из отдела по расследованию убийств. Джентльмены, это миссис Оллред и ее дочь, Патриция Фэксон. Мисс Фэксон сняла эту квартиру под именем Морин Милфорд потому, что намерена стать писательницей. Она нуждается в таком месте, где могла бы писать, чтобы ей не мешали.
  — Миссис Оллред, вот как? Ну-ну-ну! — саркастически вымолвил лейтенант Трэгг. — И церемониймейстер тут же. А если бы мы немного побеседовали с этими женщинами, Мейсон?
  — У миссис Оллред простуда, — объяснил Мейсон, — а у ее дочери легкое расстройство речи. Что, если вы сначала кое-что объясните?
  — Вы уверены, что это миссис Оллред, Мейсон? — спросил Трэгг.
  — Ее дочь должна быть уверена.
  Трэгг обратился к миссис Оллред:
  — Вы сбежали с Бобом Флитвудом, так, миссис Оллред?
  Она начала было отвечать на вопрос, но Мейсон прервал ее, подняв руку:
  — Тс-с, джентльмены, разве нельзя быть более дипломатичными?
  — А какого черта вы тут делаете? — спросил Инмен.
  — Он рупором работает, — сказал Трэгг. — Тот факт, что он здесь, — лучшее доказательство вины, какое я знаю.
  Мейсон засмеялся и сказал:
  — Вообще-то я здесь по гражданскому делу.
  — Откуда вам известно, что мы не по такому же? — спросил Инмен.
  — Исключительно потому, что я вас хорошо знаю, — объяснил Мейсон. — Может, скажете нам, что случилось?
  — Сначала мы хотели бы задать несколько вопросов.
  — Мы не переносим вопросов, — сказал Мейсон, — если не знаем, в чем дело.
  — Какого дьявола! — взорвался Инмен. — Я вообще могу этих женщин арестовать и бросить в камеру.
  — Конечно, можете, — согласился Мейсон, — а как насчет «хабеас корпус»?34
  — Это нас никуда не приведет, — сказал Трэгг. — Ладно, если вы хотите себе осложнений, мы их вам устроим. Когда вы в последний раз видели Флитвуда, миссис Оллред?
  — Я… я…
  — Найдите причину вопроса, прежде чем на него отвечать, миссис Оллред, — предупредил Мейсон.
  Трэгг вспыхнул:
  — Ладно, я открою вам причину этого вопроса. Машина миссис Оллред была найдена на дне каньона у горной дороги. В ней нашли Боба Флитвуда, мертвого. Теперь вы, может быть, скажете что-нибудь, миссис Оллред?
  — Боб Флитвуд мертв! — воскликнула она.
  — Это именно то, что я сказал.
  — Не волнуйтесь, — предостерег Мейсон.
  — Как же, — воскликнула она, — он, наверно, слишком много выпил! Он…
  — Почему он правил вашей машиной, прежде всего?
  — Не знаю, — сказала она. — Просто взял у меня машину и уехал.
  — Без вашего разрешения?
  Мейсон встал у Трэгга за спиной, нахмурился, глядя на нее, и приложил палец к губам.
  Она сказала:
  — Это должно все объяснить. Он пытался уехать. Я думала, он страдает от амнезии, но подозревала, что он не совсем искренен. Я сказала ему, что я его сестра, и он, кажется, поверил и хотел подождать, пока в голове у него не прояснится.
  — Чертовски сбивчивое объяснение, — сказал Инмен.
  Трэгг жестом призвал его к молчанию и со значением поглядел на Перри Мейсона, проговорив тихим голосом:
  — Мы рады хоть что-то услышать.
  Миссис Оллред произнесла с некоторым вызовом:
  — Мистер Мейсон, при данных обстоятельствах я не вижу, зачем нам подвергаться риску быть непонятыми. Я думаю, что эти люди имеют право на правдивое изложение того, что случилось. Мистер Флитвуд страдал от амнезии. Я пыталась помочь ему восстановить память, играя роль его сестры. Я сказала ему, что мой муж — его зять. Мы думали, что это его успокоит и избавит от волнений и даст его сознанию возможность проясниться. Мы остановились в мотеле, я ждала своего мужа. У меня была фляжка с виски, и Боб Флитвуд выпил. Он малость перебрал, я пыталась его остановить, но он не остановился, пока не опустошил фляжку.
  — Вы что-то пили? — спросил лейтенант Трэгг.
  — Я пила столько, сколько могла выдержать. Я чувствовала, что, раз Боб начал, он опустошит фляжку, а я этого не хотела. То есть я не хотела, чтоб он напился. Я знала, что с каждой выпитой мною каплей ему останется меньше. Я…
  — Сколько вы выпили?
  — Две порции. А он три.
  — Что потом?
  — Потом он взял мою машину и поехал в город.
  — Без вашего разрешения?
  — Да.
  — И вы этого не знали?
  — Нет.
  — И что случилось потом?
  — Это все, что я знаю, но если с ним случилась авария — что ж, это из-за того, что он выпил. Вы же можете это как-то проверить, правда? Разве вы не можете сделать ему анализ крови и убедиться?
  — Конечно, можем, — сказал лейтенант Трэгг, — но сначала мы хотим кое-что выяснить.
  — Что?
  — Ну, во-первых, — признался Трэгг, — сюда мы приехали, так сказать, на ощупь. Полицейские, которые расследовали тот несчастный случай с машиной, нашли в ней ключи от туристского домика. Они поехали туда и обнаружили, что домик пуст. Тогда они вытащили управляющую из постели, и она рассказала, как сняли номер для Флитвуда и его сестры. Она сообщила, что вы пару раз звонили из конторы как раз перед тем, как ее закрыли на ночь. Ребята проверили номера. Один из звонков был сделан в резиденцию Оллреда, а другой — сюда. Они позвонили нам. В резиденции Оллреда никого не оказалось, и мы поехали сюда. Мы не ожидали вас тут найти.
  — Что ж, я могу все объяснить. Точно так все и произошло.
  — Разве отдел по расследованию убийств имеет обыкновение раазбирать автомобильные инциденты? — спросил Мейсон сухо.
  — Заткнитесь вы, умник! — прикрикнул Инмен.
  Трэгг не сводил глаз с миссис Оллред и этим так отвлекал ее внимание, что она не оценила реплики адвоката.
  — И вы думаете, Боб Флитвуд съехал в вашей машине под уклон?
  — Я в этом совершенно уверена.
  — Думаете, он был пьян?
  — Он выпил. Я не думала, что он пьян. Нет. Но если он съехал на машине с дороги, должно быть, он был пьян.
  — Что ж, — сказал Трэгг, — еще две вещи вам бы лучше объяснить. Одна — почему машина была поставлена на первую скорость, когда ехала под уклон?
  — В конце концов, миссис Оллред, — перебил Мейсон, — почему вы не пытаетесь понять, чего хочет Трэгг, прежде чем…
  — Не пытайтесь запереть дверь конюшни после того, как лошадь украли, — посоветовал Трэгг.
  — Я только удивляюсь, что… — начал Мейсон.
  — И, пока вы это объясняете, — перебил Трэгг, обращаясь к миссис Оллред, — можете заодно объяснить, почему в багажнике вашей машины на коврике оказалась кровь.
  — Кровь в багажнике моей машины? — спросила она недоверчиво.
  — Именно.
  — Но я… не имею ни малейшего представления… вы уверены?
  — Разумеется, уверен.
  — Я…
  В дверь постучали.
  Фрэнк Инмен открыл. Вошел с иголочки одетый офицер полиции и обратился к Трэггу:
  — Лейтенант, можно вас на минутку? Есть дополнительная информация — только что поступила по радио из полицейской машины.
  Трэгг вышел в коридор. Инмен сказал Мейсону:
  — Насколько я могу судить, мы обойдемся без вас.
  Мейсон только улыбнулся.
  Не прошло и двух минут, как вернулся Трэгг. Он улыбнулся и сказал:
  — Извините, миссис Оллред. Я ошибся.
  Он наблюдал, как у нее сужаются зрачки.
  — Вы хотите сказать — не было происшествия с машиной? Хотите сказать, что моя машина не съезжала под уклон?
  — Нет, — ответил Трэгг, — я хочу сказать, что происшествие имело место. Я хочу сказать, что ваша машина съехала под уклон. Я хочу сказать, что в машине был заперт мертвец и что машина съехала вниз на первой скорости. А ошибся я в идентификации тела. Когда полиция сделала первое опознание, они ошиблись, потому что нашли бумажник, в котором лежали водительские права, страховое свидетельство и еще кое-что на имя Роберта Грегга Флитвуда, но через некоторое время они обнаружили еще один бумажник, кое-кого другого, и, когда они прочли описание внешности, они поняли, что у того человека был бумажник Флитвуда, но он был вовсе не Флитвудом.
  — Тогда кто же это? — спросила миссис Оллред.
  Трэгг буквально выстрелил в нее информацией.
  — Ваш муж, Бертран С. Оллред, — сообщил он. — Теперь расскажите нам, как он попал в вашу машину и съехал с дороги.
  — Как… я…
  — И как попала кровь на коврик в багажнике вашей машины?
  Она колебалась. Зрачки ее расширились в трагическом призыве, она взглянула на Мейсона. Фрэнк Инмен заметил этот взгляд. Он выступил вперед и взял Мейсона за руку.
  — А что касается вас, — сказал он адвокату, — в эту дверь вы вошли — в эту и выйдете. Остановите допрос, лейтенант.
  — Я бы хотел сейчас получить ответ на этот вопрос, — сказал Трэгг.
  Инмен, держа Мейсона за руку, выталкивал его в коридор. Мейсон сказал:
  — Вы не имеете права мешать мне давать советы моей клиентке.
  — Черта лысого я не имею, — сказал Инмен. — Я могу вас отсюда выставить, если вы будете грубить, — и я буду еще более грубым.
  Мейсон крикнул через плечо:
  — Миссис Оллред, они не считаются с вашими правами! Как ваш адвокат, я советую вам абсолютно ничего не говорить, пока они допрашивают вас подобным образом. Ваше молчание не будет истолковано как признак какой-то вины — оно будет воспринято как протест против грубых и незаконных приемов этих полицейских чиновников.
  Лейтенант Трэгг раздраженно сказал Инмену:
  — Вот вы что натворили. Вы дали ему шанс произнести речь и тем самым подсказать предлог для молчания.
  — Черта лысого я дал, — сказал Инмен. — Или эта женщина объяснит все насчет своего мертвого мужа, или она будет арестована.
  — Вы всегда можете найти меня в моей конторе, миссис Оллред, — сказал Мейсон, — или через агентство Дрейка.
  — Поехали, — объявил Трэгг, — прокатимся. Вы обе поедете в управление.
  Инмен выпихнул Мейсона в коридор и закрыл дверь.
  Мейсон пошел по коридору, спустился на лифте и спросил сонного дежурного:
  — Где телефон?
  Ночной дежурный удивленно посмотрел на него.
  — Вы здесь живете? — спросил он.
  — Нет, — ответил Мейсон. — Я вкладчик. Подумываю о том, чтобы купить этот отель, просто чтобы вложить капитал. Как вы считаете, насколько я должен повысить жалованье служащим, чтобы они разговаривали повежливей?
  Ночной дежурный с сомнением улыбнулся и сказал:
  — Телефон вон там, в углу.
  Мейсон позвонил в контору Пола Дрейка.
  — Где Пол? — спросил он дежурного.
  — Пошел домой и лег спать, велел его не беспокоить ничем таким, что меньше убийства.
  Мейсон усмехнулся:
  — О’кей, звоните ему. Скажите, что выполняете его инструкции с точностью до буковки.
  — Что вы хотите сказать?
  — Хочу сказать, — ответил Мейсон, — что Бертран С. Оллред убит на горной дороге за Спрингфилдом. Потом его заперли в машине миссис Оллред, машину поставили на первую скорость и отправили под уклон. У Дрейка дежурит человек в Спрингфилде. Пусть он позвонит этому человеку и велит ему сейчас же отправляться туда. Мне нужны сведения, мне нужны фотографии, и мне нужен Флитвуд. Вы все поняли?
  — Да, мистер Мейсон. Хотите говорить с мистером Дрейком?
  — Не сейчас, — ответил Мейсон — Я работаю с этим делом под другим углом и не хочу быть привязанным к телефону, когда наступит время действовать.
  Он повесил трубку, направился к двери на улицу и выглянул.
  Светало. Солнце еще не поднялось, и улица казалась холодной и серой в предрассветных сумерках. У тротуара стояла полицейская машина с красной лампочкой и сиреной. Радиоантенна работала на полную мощь. Одетый с иголочки полицейский, который сообщал Трэггу новость, сидел за рулем. Мотор был включен, из выхлопной трубы вылетали маленькие клубы белого дыма, негромко пыхтя: пых-пых-пых.
  Минут пять Мейсон стоял так, поглядывая на улицу. Становилось светлее. Предметы на улице начали приобретать цвет.
  Мейсон взглянул на свои часы, потянулся, зевнул и пошел проверить индикатор лифта. Лифт все еще стоял на восьмом этаже.
  Адвокат нажал кнопку, которая заставила лифт спуститься на первый этаж. Он открыл дверцу — достаточно, чтобы нарушить контакт, и просунул карандаш между дверцей и дверным косяком, чтобы дверца не захлопнулась. Потом присел в вестибюле возле лифта.
  Прошло еще десять минут, и Мейсон услышал слабое жужжание внутри кабины, показывающее, что кто-то хочет вызвать лифт.
  Он подошел, убрал карандаш, открыл дверцу, вошел в лифт и дал дверце захлопнуться. Как только это случилось, механизм лифта издал острый металлический лязг, и кабина начала подниматься. Мейсон стоял в углу, так чтобы его не заметили, открывая дверь.
  Громыхая, кабина добралась до восьмого этажа и остановилась.
  Дверь квартиры была открыта. Инмен втолкнул миссис Оллред и Патрицию в лифт и вошел. За ним последовал Трэгг и захлопнул дверцу. Инмен обратился к дамам:
  — А если ваш адвокат ждет в вестибюле, не пытайтесь с ним заговорить. Вы меня поняли?
  Они повернулись к двери, а миссис Оллред вскрикнула, увидев Мейсона. Инмен услышал этот звук, и его рука потянулась к пистолету. Она остановилась на полпути к кобуре.
  — Первый этаж? — спросил Мейсон и быстро нажал кнопку.
  Кабина загрохотала, двигаясь вниз. Трэгг сухо сказал Инмену:
  — Говорил я тебе, что он хитрец.
  — Что вы им сказали? — спросил Мейсон у миссис Оллред.
  — Абсолютно ничего, — ответила миссис Оллред. — Я следовала инструкциям.
  — Заткнитесь, — приказал Инмен.
  — Продолжайте им следовать, — сказал Мейсон. — Они испробуют все, что в их власти, чтобы заставить вас разговориться. Скажите им только, что ваше молчание — протест против их грубых методов и что вы хотите увидеться с вашим поверенным, прежде чем что-нибудь скажете. Запомните: вы делали полное и откровенное заявление обо всем, что произошло, пока они не начали свой произвол и не вытолкали меня.
  Инмен не выдержал:
  — Большое искушение в самом деле вытолкать вас.
  — Не выходите из себя, — посоветовал ему Мейсон. — А то у вас давление повысится и ваше лицо станет поистине ужасным.
  Трэгг устало сказал:
  — Да не будьте вы идиотом, Инмен! Он же пытается нарочно вывести вас из себя! На суде все это будет выглядеть ужасно.
  Инмен погрузился в угрюмое молчание.
  Кабина с грохотом остановилась на первом этаже.
  Мейсон открыл дверь и объявил:
  — Первый этаж, леди и джентльмены! Перед вами фальшивые свидетельства, вынужденные признания, дочери зачитывают откровения ее матери, мать посвящают в откровения дочери — короче говоря, полный набор полицейских уловок!
  Инмен вытолкал женщин в вестибюль и повернулся к Мейсону, внезапно сжав кулак.
  Лейтенант Трэгг схватил его за руку.
  Полицейские вывели женщин через вестибюль к машине и уехали.
  Мейсон устало вздохнул, перешел улицу к тому месту, где оставил свою машину, забрался туда и завел мотор.
  Глава 11
  Мейсон толкнул дверь своей конторы, вошел, кивнул Делле, сунул шляпу на полку в шкаф для одежды, прошел к своему столу и сел.
  — Вы совсем не спали? — спросила Делла Стрит.
  Мейсон покачал головой и спросил:
  — Слышно что-нибудь от Дрейка?
  — Да. Он посылал своего человека на место происшествия, и тот сделал несколько фотографий. Он знаком с местными полицейскими, которые дежурили, и узнал у них массу сведений.
  — Как они нашли машину?
  — В том месте, где машина съехала с дороги, было заграждение.
  — Паршивое место для того, чтобы пустить машину под откос, — сказал Мейсон. — Машина сильно повреждена?
  — На куски разлетелась, — сказала Делла.
  — Свяжись с Полом Дрейком, — сказал Мейсон.
  — Там тебя ждет Диксон Кейт, — объявила Делла Стрит. — Уже довольно долго. Он уже сидел в коридоре, когда мы открыли контору.
  — Диксон Кейт? — не понял Мейсон.
  — Тот, который затеял процесс против Оллреда.
  — О’кей, — вспомнил Мейсон. — Сначала достань Дрейка. Потом поди утешь Кейта, раз он ждет. Скажи ему, что я звонил и обещал приехать через несколько минут. Пусть он не уходит.
  Мейсон откинулся на стуле, потрогал лоб кончиками пальцев. Делла Стрит дозвонилась до Пола Дрейка и объявила:
  — Он сейчас будет. Вы завтракали, шеф?
  — Завтрак и бритье, — мечтательно сказал Мейсон. — Горячая ванна и чистое белье. Полиция случайно не обнаружила пистолет при Оллреде?
  — Не знаю, — сказала Делла Стрит. — Я… а вот и Пол Дрейк!
  Дрейк постучал в дверь конторы условным кодом.
  Мейсон кивнул Делле Стрит. Она открыла дверь, и Дрейк, изможденный и мрачный, с грубой щетиной на подбородке, вошел в комнату и уныло уставился на Мейсона. Тот улыбнулся.
  — Ты так выглядишь, как будто был занят.
  — Я и был занят.
  — Ты мне вроде говорил, что держишь в конторе электрическую бритву, чтоб можно было бриться между звонками.
  — Я и держу, — сказал Дрейк. — Но, черт возьми, никаких промежутков между телефонными звонками не было. Я был занят.
  — Выкладывай.
  — Место, где машина пошла под уклон, — начал Дрейк, — в пяти милях от кемпинга «Уютный отдых». По всей дороге это самое паршивое место, дорога очень плохая. Там заграждение. Машина его пробила. Немудрено! Она на малую скорость была поставлена, а тормоз выжат до отказа. Полиция это смогла определить по тому немногому, что осталось от машины.
  — Сначала решили, что там был Флитвуд?
  — Правильно.
  — У Оллреда был бумажник Флитвуда?
  — Да, бумажник Флитвуда, портсигар, авторучка. Куча вещей.
  — Какое-нибудь объяснение?
  — Никакого объяснения.
  — И там был ключ от «Уютного отдыха»?
  — Правильно. Ключ от домика Флитвуда.
  — Как же все это оказалось у Оллреда?
  — Никак не объяснить, Перри. Ключ просто валялся в машине.
  — На коврике в багажнике была кровь?
  — Именно так.
  — У Оллреда был пистолет?
  — Не было.
  — Пол, мне нужно найти Флитвуда, — сказал Мейсон.
  — А кому не нужно? — Дрейк саркастически рассмеялся.
  — Мне он нужен немного больше, чем любому другому, кто хочет его найти.
  — Когда ты его найдешь, он будет мертв.
  — Но у нас есть одна зацепка, Пол.
  — Какая?
  — Флитвуд или страдает амнезией, или притворяется, что он от нее страдает. Если это истинный случай амнезии, он все еще бродит в тумане. Если он потерял память частично, я думаю, Флитвуд постарается с этим справиться.
  — Если только он жив, — сказал Дрейк.
  — Кто-то, — сказал Мейсон, — столкнул эту машину с дороги. В какое время это случилось, Пол?
  — Часы в машине показывали одиннадцать десять. На часах на руке Оллреда было одиннадцать десять.
  — Тогда, конечно, это не могло быть подстроено. Не могли же поставить часы вперед.
  — Или назад, — согласился Дрейк.
  Мейсон кивнул. Дрейк спросил:
  — А что тут может быть общего с амнезией Флитвуда?
  — У тебя есть там люди, Пол? — спросил Мейсон.
  — Есть ли у меня там люди! — произнес Дрейк устало. — Есть у меня там люди. Толкутся возле каждого телефона, звонят и сообщают все сведения, которые им удается получить. И инструкции выполняют.
  — Я хочу поискать по боковым дорогам, Пол, — сказал Мейсон. — Те места, куда человек может попасть с главного шоссе. Ты не знаешь, Флитвуд знаком с тамошними окрестностями?
  — Должен бы, — ответил Дрейк. — Где-то там у Оллреда и Флитвуда была та шахта, из-за которой случились неприятности. Та, на которую они продали контрольные акции, а после заставили акционеров поверить, будто все это надувательство, и…
  — Знаю я, — перебил Мейсон. — Значит, это было в тех местах, да? И Флитвуд в то время был правой рукой Оллреда?
  — Да.
  — Тогда он должен быть знаком с местностью. Хорошо. Перекройте все боковые дороги, — велел Мейсон.
  — По версии полиции, — сообщил Дрейк, — Флитвуд начал голосовать и теперь находится миль за пятьсот — если он не мертв. У части детективов есть идея, что тело Флитвуда найдут в трех-четырех сотнях ярдов от «Уютного отдыха».
  — Не может быть, что это просто несчастный случай?
  — Ты про Оллреда? — спросил Дрейк.
  — Да.
  — Нет же. Типичный трюк. Убийца сделал ту же ошибку, что и обычно. Вместо того, чтобы оставить машину на большой скорости, что вызвало бы несчастный случай, убийца поставил малую скорость. Кто бы это ни был, он стоял на подножке машины, направил машину в пропасть, выжал тормоза и слез с подножки. Машина перевалила через ограждение, рухнула в пропасть и великолепно разбилась.
  — В теле нашли отверстия от пуль?
  — Нет. Очевидно, его убили, ударив по голове.
  — Или он стукнулся головой, когда машина летела через заграждение?
  — Возможно, он был мертв до того. Врач так считает.
  — И задолго?
  — Врач, который его вскрывал, не ручается, но, я думаю, он не удивился бы, узнав, что Оллред был мертв уже около часа, когда все это случилось с машиной.
  — Когда машину нашли?
  — Около трех ночи. Дорожные инспекторы отправились в «Уютный отдых» сразу, как только нашли в машине ключ от домика. Благодаря телефонным звонкам не так много времени ушло на то, чтобы добраться до той квартирки в Лас-Олитасе.
  — Если бы миссис Оллред планировала убийство, — сказал Мейсон, — вряд ли она оставила бы такой ключ.
  — Неизвестно, — сказал Дрейк. — У меня есть ощущение, Перри, что полиция права. Или Флитвуд мертв, или он дал тягу. Вернее всего, он в данную минуту сидит в самолете — или же мертв, как деревяшка.
  — Это дело с амнезией очень важно, — напомнил Мейсон. — Я думаю, он продолжает то, что начал, — симулирует потерю памяти. Будь я на его месте, я бы так и поступил. Обыщи всю территорию вокруг Спрингфилда, каждый дом, каждое ранчо, Пол.
  — О’кей, раз ты так говоришь.
  — И в случае, если его найдут, — произнес Мейсон, — скажи им, чтобы они не вмешивались. Пусть позвонят и дадут нам знать. Другое детективное агентство все еще работает, Пол?
  — Мне кажется, да, но ребята, очевидно, не рыщут по всем углам. Они ищут Флитвуда в тех же местах, что и полиция.
  — Тут всегда возможна ошибка, — усмехнулся Мейсон. — О’кей, Пол, начинай.
  Дрейк ушел, а Мейсон кивнул Делле Стрит:
  — Поглядим, что надо Диксону Кейту, Делла.
  У Диксона Кейта, живого малого с квадратными плечами, в возрасте лет под сорок, были темные беспокойные глаза, темные волосы, которые к вискам становились жидкими, и быстрый пружинистый шаг атлета. У него были коротковатые ноги, зато широкие плечи и могучая грудь. Он не тратил времени, сразу перейдя к делу.
  — Мистер Мейсон, — сказал он, — вы, наверно, знаете обо мне.
  Мейсон кивнул.
  — У меня судебный процесс с Бертраном Оллредом и Джорджем Джеромом. Это пара мошенников высокого класса, и они уже начали связываться с убийствами. Я массу всего о них узнал с тех пор, как стал иметь с ними дела.
  — И у вас есть адвокат, который представляет ваши интересы?
  — Да.
  — Вы не думаете, что было бы неплохо взять с собой вашего адвоката, когда вы шли сюда?
  Кейт покачал головой:
  — Я вам скажу в нескольких словах то, чего хочу, мистер Мейсон. Это чисто деловое предложение. Это вообще не юридическое дело. Просто бизнес.
  — Что же это такое?
  — И вам, и мне больше двадцати одного, мистер Мейсон. Мы знаем, что никто ничего задаром не получает. Мне кое-что нужно. Я готов за это отдать кое-что свое.
  — Что же вам нужно и что вы готовы отдать? — спросил Мейсон. — Но помните, что главное для меня — мои клиенты.
  — Правильно. Вы представляете миссис Оллред, и, если я правильно понял, у нее неприятности.
  — В самом деле? — спросил Мейсон, поднимая брови.
  — Слушайте, Мейсон, — сказал Кейт, — не будем дурачить друг друга. У вас есть детективное агентство, которое работает над этим делом. У меня есть свое агентство, которое работает над тем же. У вас чертовски хорошее агентство, и у меня чертовски хорошее агентство. Я не знаю, как много известно вам, а вы не знаете, как много известно мне, но ведь не стали бы мы платить денежки детективам, если бы мы не узнали ничего. Верно?
  — Верно! — улыбнулся Мейсон.
  — Тело Бертрана Оллреда нашли в машине его жены. Машина свалилась в скалистую пропасть, она была поставлена на первую скорость — тяжелый случай. Трудновато выполнить такой трюк, оставив машину на третьей скорости, но это можно сделать.
  — Вы говорите это так, как будто пробовали, — сказал Мейсон.
  — Я проделал маленький эксперимент, — согласился Кейт, — чтобы обнаружить, что должен делать сидящий в машине человек, чтобы спустить машину с такого склона. Можно начать с малой скорости, открыть дверцу, прыгнуть на подножку и довольно легко удрать. Но когда вы держите большую скорость, у вас проблема с руками. Если склон достаточно крутой, чтобы машина могла съехать с высоты сквозь кустарник, она слишком разгонится, прежде чем вы сможете выскочить. Лучше поставить машину на большую скорость, повернуть зажигание, поставить на тормоз, а тогда выйти, выключить тормоз — и пусть себе машина катится. Тогда, если ручной тормоз немного действует, машина действительно помчится вперед.
  — Жаль, что вы не смогли сказать этого убийце, — заметил Мейсон.
  — В самом деле, это так, — согласился Кейт. — То, что машину оставили на первой скорости, — техническая ошибка. Это усложняет вашу задачу.
  — Допуская, что моя клиентка виновна?
  — Допуская, что ваша клиентка будет обвиняться в убийстве, — поправил Кейт. — Вы это знаете, и я это знаю.
  — Вы, кажется, это хорошо продумали, — задумчиво сказал Мейсон.
  — Это коснется и меня, — пояснил Кейт. — Мне нужно найти Роберта Грегга Флитвуда.
  — Вы не единственный, кто ищет его.
  — Не будем крутиться вокруг да около, Мейсон. Вам он нужен, потому что вы считаете, что, если вы его найдете и получите его заявление, вы можете получить кое-что, что поможет вашей клиентке. Мне он нужен, потому что, если я найду его и получу его заявление, я смогу выиграть мой процесс. Кроме того, есть еще целый ряд обстоятельств. Флитвуд какое-то время был правой рукой Оллреда. Оллред строил планы, а Флитвуд помогал их выполнять. Флитвуд здорово восхищался Бертраном Оллредом и сделал бы почти все, чего тот от него ни потребовал.
  Из всего, что я смог выяснить о Флитвуде, главное то, что он хотел продвинуться. Он считал, что, будучи альтруистом, не продвинешься. Если вам что-то нужно в этом мире, вы должны это взять. Оллред укреплял в нем такие мысли. Теперь, если Флитвуд захочет говорить, а я думаю, что он захочет, он многое сможет порассказать. Я хочу услышать то, что он скажет, но хочу услышать это первым.
  Я собираюсь сделать вам предложение. Вы хотите захватить Флитвуда прежде, чем его захватит кто-то другой. Если вы найдете Флитвуда, я уверен, что вы сговоритесь с ним насчет того, что захотите узнать. А потом отдадите его полиции. Так вот, мое предложение таково. Я вам плачу за то, чтобы вы не отдавали его полиции, а отдали его мне.
  — На вас работают детективы, — ухмыльнулся Мейсон. — Вы признаете, что уже многое узнали. Предположим, вы его возьмете раньше, чем я. Вы его мне отдадите? После того, как получите от него заявление?
  Кейт решительно покачал головой.
  — Почему нет?
  — Потому что мне нужно расположение полиции. Я буду здорово в их глазах выглядеть, если выдам им Флитвуда. После того как я получу от него заявление, я хочу быть уверен, что это чертово заявление ни в какую сторону не изменится. Думаю, что полиция сможет тут мне немножко помочь.
  — Значит, вы хотите, чтоб я играл с вами в мяч, но сами играть со мной не хотите?
  Кейт не колебался ни минуты:
  — Именно так.
  Мейсон только улыбнулся.
  — С другой стороны, мистер Мейсон, я могу предложить хорошую компенсацию.
  — Деньги?
  — Деньги.
  — Сколько?
  — Порядком. Определенная сумма за контакт с Флитвудом и еще сумма, если он сможет ответить на мои вопросы.
  — Каковы они?
  — Я оставлю вам список. И оставлю список ответов, которые надеюсь получить от Флитвуда, — ответов в мою пользу.
  Мейсон покачал головой и засмеялся.
  — Что-нибудь не так? — спросил Кейт.
  — Все не так, — отрезал Мейсон. — Вы хотите, чтобы я некоторым образом натаскал Флитвуда?
  — Не понимаю, что вы имеете в виду.
  — Ну да, не понимаете! Вы дадите мне определенную, скорее всего немалую сумму, чтобы связать вас с Флитвудом. Еще больше денег вы дадите в случае, если он ответит на вопросы так, как вам нужно. Вы оставите мне список вопросов и список ответов, которые хотите получить от Флитвуда. Паршивым же адвокатом я буду, если не пойму, что мне выгодно, чтобы Флитвуд ответил на вопросы именно таким образом, — и какое же будет искушение просмотреть ваш список вместе с ним, чтобы он ответил на них именно так.
  — Ну и что тут дурного? Такое ежедневно делается. Когда адвокат берется за процесс, он знает, какие ответы на вопросы должен дать свидетель, чтобы этот процесс выиграть.
  Мейсон медленно произнес:
  — Дискуссия все равно чисто теоретическая, потому что, когда я захвачу Флитвуда, я сам собираюсь отдать его в руки полиции. В случае, конечно, если он полиции нужен.
  — Я вам дам тысячу долларов, если вы его отдадите мне.
  — О’кей, — усмехнулся Мейсон. — Значит, цепочка ведет куда надо.
  У Кейта сузились зрачки. Он пристально изучал Мейсона несколько секунд, затем сказал:
  — Это должно было прийти мне в голову раньше. Мейсон, я хочу быть уверен, что если тут выстраивается какая-то цепочка, то я впереди.
  — Я так и понял.
  — Ладно, как знаете. Я попробую что-нибудь другое, — сказал Кейт и вышел.
  Мейсон встал и начал ходить взад-вперед по кабинету, опустив голову и ритмически покачиваясь, засунув большие пальцы в проймы жилета. Делла Стрит молча смотрела на него, когда зазвонил телефон у нее на столе. Она сняла трубку.
  — Алло… да, Пол… о’кей… Хорошо, не вешай трубку, я ему передам. — Делла взглянула на Мейсона: — Дрейк говорит, что какие-то детективы наблюдают за нашей конторой. Он считает, что их нанял Диксон Кейт. Идея такова: если вы в спешке куда-то отсюда отправитесь, детективы решат, что вы идете брать Флитвуда, и увяжутся за вами.
  Мейсон засмеялся.
  — Я это предвидел. Дай-ка, я поговорю с Полом. — Мейсон подошел к телефону. — Хелло, Пол. Я собираюсь уехать из конторы. Избавлюсь от «хвоста» и отправлюсь туда, где они меня не достанут. А ты сиди у себя и жди моего звонка. Думаю, что этот Флитвуд теперь важнее всего остального.
  — О’кей, — согласился Дрейк. — Но что ты станешь делать, Перри, если его выследишь? Думаешь, заставишь его разговориться?
  — Попробую, — сказал Мейсон. — Но сперва его увезу.
  — А если он не захочет с тобой ехать?
  — Заставлю. Кажется, я знаю, как это сделать.
  — Тут-то ты и погиб, — объявил Дрейк. — За похищение предусмотрено наказание, ты знаешь?
  — Знаю, — ответил Мейсон. — Я когда-то массу книжек прочел.
  Дрейк засмеялся и сказал:
  — Будь осторожен, Перри. Так можно и вляпаться.
  Мейсон повесил трубку и сказал Делле Стрит:
  — Я хочу надуть этих детективов, Делла, и сделать это так, что им и в жизни в голову не придет, что это нарочно. Позови сюда Герти, хорошо? Пусть она запрет входную дверь. Мы закрываем контору.
  Делла Стрит кивнула, выскользнула из кабинета и через несколько минут вернулась вместе с Герти, крупной, приветливой, несколько полноватой секретаршей из приемной.
  — Я хочу, чтоб вы кое-что для меня сделали, — сказал Мейсон.
  — Все, что угодно, — согласилась она.
  — Как бы вам понравилась идея сыграть роль замужней женщины — на некоторое время?
  Герти улыбнулась:
  — Что это, мистер Мейсон, предложение или деловой уговор?
  — Деловой уговор.
  — Всегда так, — сказала Герти. — Скажите, что мне делать.
  — Надеюсь, что мы найдем человека по имени Флитвуд. Он или жертва амнезии, или притворяется. Мне нужно выяснить, что именно.
  Герти кивнула.
  — Флитвуда ищет полиция и по крайней мере одно детективное агентство. Этот человек опасен. Игра состоит в том, чтобы заманить Флитвуда туда, где он будет в нашей власти. Это не так легко. Флитвуд вступать в игру не захочет. Если это в самом деле амнезия, его следует убедить. Если он прикидывается, ему это не понравится. Но человек, который притворяется, будто у него амнезия, крайне уязвим.
  — Каким образом? — спросила Делла.
  — Если вы ему что-нибудь скажете о его прошлой жизни, он не сможет ничего вам возразить.
  Лицо Деллы Стрит прояснилось, когда она поняла идею Мейсона.
  — Так, значит, Герти…
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Что он за птица? — спросила Герти.
  — Я думаю, что он волк, Герти. Длинные ресницы, темные вьющиеся волосы, романтическая внешность…
  — Продано, — перебила Герти. И со смехом добавила: — И я или раскрою его притворство, или докажу, что амнезия настоящая. Одно из двух.
  — Уверен, что так, — сказал Мейсон. — Но сначала — детективы, которые следят за конторой. Я хочу их провести раз и навсегда, но так, чтобы они не подозревали, что я надул их нарочно, иначе они поймут, что у нас есть что-то важное. Вот что мы сделаем. Мы все вместе спустимся по лестнице в вестибюль и там остановимся на минутку поболтать. Потом я оставлю вас двоих, будто поехал в суд. Вы пойдете в магазин на той стороне улицы.
  Я сяду в машину, проеду два квартала и припаркуюсь возле пожарного крана. В это время дня машины останавливаются повсюду. Мой «хвост», если эти люди не дураки, поедет позади. Их будет двое: один останется в машине, другой пойдет за мной в случае, если я выйду из машины. Они не смогут остановиться рядом со мной. Шоферу придется ехать дальше. Второму человеку нужно будет выскочить из машины и идти за мной пешком. Я даже и пытаться не стану избавиться от него. Я пойду к ближайшему телефону, позвоню Полу Дрейку, дам ему инструкции, выйду из будки, пойду по улице, будто после разговора с Дрейком о чем-то задумался.
  Вы обе выходите из магазина, идете по улице — и находите мою машину, стоящую у пожарного крана, по правую сторону, два квартала отсюда. Я выберу первый попавшийся пожарный кран. Делла, у тебя есть ключи от моей машины. Вероятно, на ней уже будет квитанция на штраф. Может быть, вы даже застанете фараона, который будет ее прикреплять, и он начнет на вас орать. Не обращайте на это внимания. Садитесь и поезжайте. Я пойду на междугородную автобусную станцию. Мой преследователь, конечно, не отстанет от меня, но его приятель с машиной останется далеко, и до него нельзя будет добежать. Давайте сверим часы. Я сяду в первый же междугородный автобус, который отходит точно в течение двадцати минут с той секунды, как я прощаюсь с вами, девушки. Я займу заднее сиденье с правой стороны, у окна. Что бы там ни делал мой «хвост», а я уеду на междугородном автобусе.
  Вы, девушки, едете на Седьмую улицу, ставите машину достаточно далеко, чтобы мой «хвост» не мог взять такси. Следите за автобусами. Я буду наблюдать за вами. Когда мой автобус отойдет, я вам просигналю, и вы поедете за ним. Я доеду до достаточно пустынного места и выйду. Мой «хвост», разумеется, от меня не отстанет. Но вы с машиной будете тут как тут. Я сяду в машину — и тогда точно скажу вам, сколько минут я добирался от конечной станции до того места, где вышел. «Хвост» будет думать, что я проделываю эксперимент, проверяя версию свидетеля, и он останется там, крутя пальцами, надеясь поймать такси, а может быть, попытается остановить какую-нибудь машину и предложит водителю пять долларов, чтобы не отставал от меня.
  Все будет зависеть от долей секунды. Уехать оттуда нужно будет быстро, до того, как «хвост» поймает какой-то транспорт.
  — А потом? — спросила Делла Стрит.
  — Потом, — объяснил Мейсон, — вы свернете на первом же повороте с шоссе, и я вам скажу, куда оттуда ехать. Навестим Герти. Герти, вы нас приглашаете провести у себя день и пообедать. Мы закупим какой-нибудь еды в деликатесной лавке и подождем в вашей квартире.
  — Ух ты, как здорово! — обрадовалась Герти. — Я как раз начала соблюдать одну из этих диет и считаю каждую калорию, пока не почувствую, что пряжка от пояса упирается мне в позвоночник. Я как раз искала предлог, чтобы все это прекратить, и вот оно! Вы всегда любили бифштексы, мистер Мейсон, а мясник обещал приберечь несколько для меня. В конце концов, когда девушка из статуса недотроги переходит на положение краснеющей новобрачной, это всяко нужно отпраздновать!
  Глава 12
  Было семь тридцать. В кухне Герти девушки готовили еду. Целый день они отсиживались в квартире, играли в карты, слушали радио, звонили Полу Дрейку, урывками дремали. Перри Мейсон, сидя в одном из мягких кресел, имевшихся в квартире, курил, пуская дым колечками, и мрачно созерцал выцветший ковер. Если верить тому, что сказал Пол Дрейк, целая неделя может пройти, пока они найдут след Боба Флитвуда.
  Открытое окно создавало некоторую вентиляцию, впуская немного свежего воздуха, но этого было недостаточно, чтобы выветрить запахи кухни: аромат бифштексов и кофе.
  В третий раз за десять минут Мейсон нетерпеливо взглянул на свои наручные часы.
  Внезапно зазвонил телефон.
  Мейсон подскочил к аппарату, схватил трубку:
  — Алло!
  Голос Пола Дрейка, звонкий от волнения, ответил:
  — Мы его засекли, Перри!
  — Засекли Флитвуда?
  — Именно!
  — Где?
  — Он окопался на маленькой ферме — небольшое горное ранчо в пяти милях от того места, где машина съехала с дороги.
  — Минутку! Делла, бери блокнот и записывай за мной — я буду повторять. Давай, Пол.
  Дрейк стал объяснять дорогу:
  — Возле заграждения есть указатель направо от дороги, там сказано: «Впереди — пятьдесят миль подъем в гору. Проверьте, чтобы у вас было достаточно бензина, воды и масла». Увидишь указатель — установи спидометр на ноль.
  — У подножия подъема? — уточил Мейсон.
  — Так. Как раз перед тем, как начнешь подниматься, за тридцать ярдов или около того.
  — О’кей, понял. Потом?
  — Проедешь точно тридцать одну и две десятых мили от этого знака, — сказал Дрейк. — Окажешься довольно высоко в горах, за первой грядой попадешь в долину. Через нее протекает ручей, но он узкий и неглубокий. Посмотришь по сторонам, и кажется, что на сотню миль в округе нет никаких ферм. Однако там есть боковая дорога. Свернешь на нее, она приведет к небольшому магазинчику и к почтовому отделению, ровно через одну и четыре десятых мили после поворота. Потом поедешь прямо, мимо почты, сворачиваешь на первую же дорогу налево. Это скверная дорога среди скал, выглядит она так, будто на первых ста ярдах кончится тупиком. Но ничуть не бывало. Она идет дальше, постепенно поднимается и приводит к красивому горному плато с хорошей землей, там десять или пятнадцать акров прекрасного горного луга. Там стоят два ранчо. Тебе нужно первое. Увидишь имя на почтовом ящике — П.Э. Овербрук. Не думаю, что он в курсе происходящего. Электростанции на его земле не видать. Нет и радио.
  — Он что, знакомый Флитвуда? Это убежище?
  — Не могу этого утверждать, — сказал Дрейк. — Все, что мне известно, — это когда один из моих людей остановился возле ранчо, он увидел, что Флитвуд ходит вокруг дома. У него было только описание внешности Флитвуда, но он уверен.
  Мейсон повторил названия, расстояния и направления.
  — Правильно, Пол?
  — Правильно.
  — О’кей, — сказал Мейсон. — Выезжаем. Ты в контакте с тем парнем, который там?
  — В магазинчике есть телефон, но я не знаю, сколько он еще там пробудет. И помни, что в этой местности линия прослушивается. Много людей могут услышать ваш разговор.
  — Знаю, — сказал Мейсон. — Если будут какие-то изменения и ты захочешь меня остановить, пошли туда, в магазин, кого-нибудь, чтобы предупредить. Время будет.
  — О’кей.
  Мейсон повесил трубку и повернулся к Делле Стрит:
  — Записала, Делла? Названия, расстояния?
  — Записала, шеф.
  — Поехали.
  Через пятнадцать секунд после того, как адвокат повесил трубку, они уже выходили из квартиры. Герти втирала себе косметический крем.
  Мейсон заранее позаботился, чтобы заправить машину, и она, способная выжать девяносто миль в час, как только адвокат взялся за руль, помчалась, точно скаковая лошадь, по проспекту, подбираясь к самой высокой скорости, но все-таки удерживаясь перед опасной чертой, за которой могло последовать тюремное заключение. Оставив позади городские окраины, Мейсон нажал газ и оставил Спрингфилд со скоростью девяносто пять, начав карабкаться в горы.
  Через двадцать минут Делла Стрит, которая наблюдала за спидометром, заметила:
  — Что-то вы слишком разогнались, шеф.
  Мейсон снизил скорость, а Делла Стрит следила за поворотами.
  Через несколько минут они свернули, выехали на грязную дорогу, проехали мимо почты, нашли левый поворот и начали взбираться по узкой скалистой дороге, которая петляла и кружила, постепенно ведя вверх, а затем выбралась на ровное плато.
  Сбоку от дороги они увидели ограду из колючей проволоки. Фары осветили богатую зелень пастбища. Еще сотня ярдов — и свет фар отразился от алюминиевой поверхности почтового ящика. На металле было начерчено имя: П.Э.Овербрук, и Мейсон свернул на короткую въездную дорожку.
  Дом был темным, а за ним силуэтом на фоне звезд выделялся сарай. Хрипло залаяла собака, и лучи автомобильных фар отразились в глазах животного.
  Мейсон выключил мотор.
  Не слышалось никакого шума, кроме лая собаки, а через минуту что-то затрещало в радиаторе, когда холодный ночной воздух гор подействовал на разгоряченный автомобильный двигатель.
  Собака подбежала к машине с лаем, забегала кругами, обнюхивая шины, но рычала не угрожающе. Мейсон решительно сказал:
  — Кажется, это друг, — и открыл дверцу машины.
  Собака подбежала на негнущихся ногах, забежала ему за спину, обнюхивая икры. Мейсон окликнул:
  — Хелло, есть дома кто-нибудь?
  Чиркнула спичка, зажглось красноватое пламя керосиновой лампы.
  — Хелло! В чем дело? — спросил мужской голос.
  — Очень важное дело, — заявил Мейсон. — Откройте, пожалуйста.
  — Хорошо. Минутку.
  Они могли видеть, как неуклюжая тень движется по комнате. Через минуту яркий свет газолинового фонаря усилил освещение. Они услышали в доме шаги, и дверь отворилась. Овербрук, заспанный великан в ночной рубашке, заправленной в джинсы, стоял на пороге с фонарем в руке.
  — О’кей, Герти, — тихо произнес Мейсон, — ваш выход.
  Герти пробралась вперед, в круг света от фонаря.
  — Вы мистер Овербрук? — спросила она, задержав дыхание.
  — Правильно, мэм.
  — О, — облегченно произнесла Герти. — Скажите мне, Уильям у вас? Он здоров?
  — Уильям? — непонимающе переспросил Овербрук.
  — Ее муж, — с сочувствием объяснил Мейсон.
  Хозяин ранчо медленно покачал головой.
  — Это мужчина, который потерял память, — подсказал Мейсон.
  — О, — оживился Овербрук. — Конечно. Вы родственники?
  — Он мой муж.
  — Откуда вы узнали, где он?
  — Да мы его уж сколько ищем! — воскликнула Герти. — Скажите мне, он здоров? Можно войти?
  Овербрук замялся:
  — Здесь не роскошно, холостяцкая берлога, но вы все-таки заходите. Немного холодновато, правда.
  Они прошли в маленькую комнату в передней части дома.
  — Где Уильям? — спросила Герти.
  — Да там он. — Овербрук открыл дверь: — Эй, дружище!
  — А? — прозвучал заспанный мужской голос.
  — Кое-кто тебя видеть хочет. Выходи.
  — Не хочу я никого видеть. Я спать хочу.
  — Этих ты захочешь видеть, — уверил его Овербрук. — Давай. Извините меня, друзья. Я его подниму. Он здорово крепко спит. Трудный день у него был.
  Они слышали голоса из маленькой комнаты, которая примыкала к гостиной. Делла Стрит тихонько спросила:
  — А он не может улизнуть через задний ход, шеф?
  — Если он это сделает, — сказал Мейсон, — это будет признанием вины. Если я прав и он валяет дурака, он начнет притворяться, что ничего не помнит.
  Внезапно голоса в спальне позади гостиной прекратились. Босые ноги зашлепали по полу, потом в комнату вернулся Овербрук.
  — Не знаю уж, как вы управитесь, — сказал он. — Вы собираетесь сказать ему обо всем осторожно?
  — Вы ему не сказали, что тут его жена?
  — Нет. Просто сказал, что какие-то люди хотят его видеть.
  — Думаю, что лучше всего, — сказал Мейсон, — обрушить это на него внезапно. Понимаете ли, амнезия обычно бывает результатом нарушения равновесия мозговой деятельности. Это попытка части мозга уйти от чего-то, что сознание либо не хочет вместить, либо не может с этим справиться. Это убежище. Человек затворяет дверь своего сознания перед чем-то, что причиняет беспокойство. А раз дело в этом, лучшее лечение — быстрый мозговой шок. Мы захватим парня врасплох. Не говорите ему, кто здесь, и ничего такого. Просто скажите, что какие-то люди хотят его видеть. Как он сюда попал? Его кто-нибудь привез?
  — Да пришел он к двери вчера вечером, — сказал Овербрук, — так и шатался. Собака начала лаять, я сначала подумал, что там скунс или что-то такое. Потом, по тому, как собака замолчала, я понял, что это человек. Выглянул я посмотреть, светятся ли автомобильные фары, да нет, ничего, — ну, я тут в такой изоляции, что сразу взял ружье и зажег газолиновый фонарь. А человек подошел к двери и постучал. Я его спросил, кто он такой, а он ответил, что не знает. Ну, потолковали мы так и сяк несколько минут, а потом я дал собаке его обнюхать и обыскал — нет ли у него оружия. Не было. В карманах у него ничегошеньки не было. Даже носового платка. Ничего на нем не было такого, что бы подсказало, кто он такой и откуда взялся.
  — Скверно, — посочувствовал Мейсон.
  — Одно только у него оказалось, — продолжал Овербрук, — деньги. Пачка банкнот, от которой и лошадь подавилась бы. Ну, конечно, я что-то заподозрил, и он мне рассказал свою историю. Он сказал, что память у него будто туманом подернута и он не может вспомнить, кто он такой, что он слишком устал, чтобы думать, просто хочет отдохнуть. Не хотел он отвечать ни на какие вопросы и не хотел, чтобы кто-то узнал, что он тут. Сказал, что рад помочь мне со стряпней, что заплатит мне, сделает все, что угодно, но ему нужен отдых.
  Мейсон сочувственно кивал:
  — С беднягой иногда случаются такие приступы. Единственно утешает, что с каждым разом они продолжаются все меньше. Это третий приступ у него за последние восемнадцать месяцев.
  — Шок такой? — спросил Овербрук.
  — Шок такой, — подтвердил Мейсон.
  Отворилась дверь из спальни. Мужчина под тридцать вяло, с рассеянным видом оглядывал комнату. На лице у него было написано полнейшее безразличие. В глазах не светилось узнавание. Это был человек среднего роста, весом не более ста тридцати фунтов, приятной наружности, с темными глазами и массой темных вьющихся волос.
  — Уильям! — воскликнула Герти и побежала к нему.
  Флитвуд отступил на шаг.
  — О, Уильям, бедняга, дорогой мой мальчик! — всхлипнула Герти и обвила его руками, прижимая к себе.
  Мейсон испустил громкий вздох облегчения.
  — Слава богу, это Уильям, — сказал он.
  Овербрук улыбнулся, точно огромный купидон, которому удалось соединить пару влюбленных.
  — Багажа у него, наверно, нет, — предположил Мейсон.
  — В таком виде и пришел, как вы его видите, — подтвердил Овербрук. — Я одолжил ему бритву и купил зубную щетку.
  — Пошли, Уильям, — сказал Мейсон, вставая и похлопывая Флитвуда по плечу. — Мы вас заберем домой.
  — Домой? — с подозрением переспросил Флитвуд.
  — О, Уильям! — воскликнула Герти. — Ты что, меня не узнаешь? Скажи, Уильям, не узнаешь?
  — Никогда в жизни вас не видел, — произнес Флитвуд с некоторой убежденностью.
  Мейсон от всего сердца расхохотался:
  — Да откуда вы знаете, Уильям?
  Флитвуд посмотрел на Мейсона глазами затравленного зверя.
  — Конечно, ничего он не знает, — сказала Герти, — бедный мальчик не может вспомнить. Поедем, Уильям, мы здесь, чтобы забрать тебя домой. Ты меня ужасно напугал в этот раз.
  — Куда — домой?
  — Уильям! — с упреком воскликнула Герти и через минуту добавила: — Не пытайся что-то придумать. Доктор говорит, что надо только забрать тебя домой, чтобы тебя окружало все привычное, и дать тебе отдохнуть. Дома и стены тебе помогут.
  — Сколько мы вам должны? — спросил Мейсон у Овербрука.
  — Ни цента! Ни цента! — от души воскликнул Овербрук. — Он хотел мне заплатить, но я сказал, что и так сделаю для него все, что могу.
  Мейсон достал из бумажника двадцатидолларовую бумажку:
  — Купите себе что-нибудь, чтобы оно вам напоминало об этом случае, что-нибудь, что осязаемо будет выражать нашу благодарность. Пошли, Уильям, вы готовы ехать?
  — Ехать? — Флитвуд вздрогнул. — Куда ехать?
  — Домой, конечно, — сказала Герти. — Пойдем, дорогой. Подожди только, вот привезу тебя домой…
  — Вы мне не жена, — сказал Флитвуд. — Я не женат.
  Мейсон от души расхохотался.
  — Да нет же, — настаивал Флитвуд, — не женат я.
  — Да откуда вы это знаете? — спросил Мейсон тем наигранным тоном, каким взрослый разговаривает с нашкодившим ребенком.
  — Я просто чувствую, что это так, — настаивал Флитвуд.
  — Не можешь ты чувствовать такого, — упорствовала Герти, голос ее звенел от избытка эмоций.
  Мейсон сказал с профессиональной серьезностью:
  — Я бы не настаивал сейчас, миссис Рэймонд. Лучше постепенно. На такое нужно время.
  Флитвуд стоял, колеблясь, пытаясь найти какой-то предлог, чтобы отказаться ехать с этими людьми, но боясь потерять свою логическую защиту.
  Мейсон пожал руку Овербруку.
  — Как неудобно, что мы вас побеспокоили, — сказал он, — но вы знаете, что такое жертва амнезии. Мы не могли ждать до завтрашнего утра. Он мог подняться в любое время ночи, не мог бы вспомнить, где он находится, и ушел бы неизвестно куда.
  — О, я же помню, как здесь очутился, — не выдержал наконец Флитвуд. — Можете оставить меня здесь. Я вернусь завтра.
  Мейсон снисходительно улыбнулся.
  — А как вы сюда попали, Уильям? — спросил он.
  — Я пришел.
  — Откуда?
  — С шоссе.
  — А на шоссе как очутились? Приехали с кем-нибудь?
  — Я голосовал.
  — Где? — не отставал Мейсон.
  Флитвуд метнул на Мейсона холодный, враждебный взгляд.
  — Где? — твердо повторил Мейсон. — Говорите, Уильям, где голосовали?
  — Не знаю.
  — Видите? — сказал Мейсон Овербруку и добавил: — Вообще-то я не должен был этого делать, но я подумал, что, возможно, натолкну его на какую-то идею, с которой он начал бы вспоминать. Пошли, Герти. Пошли, Уильям.
  Мейсон подхватил Флитвуда под правую руку, Герти — под левую. Они повели его к двери. С минуту Флитвуд упирался, потом смирился с неизбежным.
  — Я не чувствую, чтоб вы были моей женой, — буркнул он Герти, остановившись на минуту на крыльце.
  Герти нервно рассмеялась и сказала:
  — Ты и в прошлый раз не чувствовал, а потом некоторое время считал, что живешь во грехе. — Смех ее перешел в истерический: — Это ты-то, после пяти лет брака! Пошли, дорогой!
  Они подошли к машине. Собака, которая теперь приняла их как гостей, заслуживших одобрение хозяина, стояла сбоку и приветливо виляла хвостом. Овербрук с порога сиял им улыбкой.
  Мейсон распахнул дверцу машины.
  Флитвуд колебался.
  Герти нежно подтолкнула его к автомобилю.
  — Садись же, — сказала Герти. — Не думай, что тебе удастся опять улизнуть от меня. Милый ты мой, бедняжка…
  Мейсон обратился к Делле Стрит:
  — Сядь за руль лучше ты, Делла, — и уселся на заднее сиденье с Герти и Флитвудом.
  Делла Стрит развернула машину, трижды просигналила в знак приветствия, помахала Овербруку и выехала на дорогу.
  — Да что вам нужно-то? — нервно спросил Флитвуд.
  — Вы нам нужны, — ответил Мейсон.
  — Да какое право вы имеете тащить меня с собой? Не хочу я с вами ехать. Выпустите меня из машины.
  — Да что вы, Уильям, вы хотите бросить свою жену? — спросил Мейсон.
  — Она мне не жена.
  — Откуда вы знаете?
  Герти наклонилась и с нежностью его поцеловала:
  — Подожди только, дорогой!
  — Да что все это значит? — отодвинулся от нее Флитвуд.
  — Конечно, это могла быть и ошибка, — сказал Мейсон.
  — Вот я и говорю — ошибка!
  — Если только вы не Уильям Рэймонд, — невозмутимо продолжал Мейсон, — тогда ваше имя Роберт Грегг Флитвуд, и есть несколько моментов, относительно которых полиция ждет от вас разъяснений. Так скажите мне, Уильям, вы считаете, что вы Уильям Рэймонд или что вы Роберт Грегг Флитвуд?
  — Говорю же вам — не знаю, кто я!
  — Что ж, мы сделаем все, что можем, чтобы исправить вам память, — заверил Мейсон.
  — Кто такой этот Флитвуд?
  — А, просто еще один человек, который исчез, жертва амнезии. Его полиция разыскивает.
  — Я вам скажу одну вещь. Я не собираюсь с вами оставаться, пока сам не пойму, кто я. Мне не нравится, что эта женщина смотрит на меня как на своего мужа.
  — Так вы думаете, что вы Флитвуд?
  — Нет.
  — Тогда вы должны быть Уильямом Рэймондом.
  — Остановите машину и выпустите меня. Имею же я какие-то права.
  — Подумайте сами, — сказал Мейсон. — Или вы Уильям Рэймонд, или вы Флитвуд. Если вы думаете, что к вам несправедливы, мы вас отвезем в полицию, можете там рассказывать свою историю. У них имеется психиатр, который как следует с вами поработает. Либо вас загипнотизируют, либо вкатят хорошую дозу скополамина. Это заставит вас разговориться — и сказать им всю правду. Наркотик погрузит ваше сознание в сон, это то же самое, что гипноз. Он возбуждает подсознание. Вы ответите на вопросы как бы в сонном состоянии.
  — Не хочу я в полицию, — сказал Флитвуд в панике.
  — Ну, так вы поедете или в полицию, или домой с Герти. Решайте, что вы выбираете.
  Флитвуд обратился к Герти:
  — О’кей. Это игра, в которую могут играть двое. Хотите играть в женатую пару — о’кей. Вы лакомый кусочек.
  Мейсон резко спросил:
  — Вы убили Бертрана Оллреда, Флитвуд?
  — Не понимаю, о чем вы толкуете.
  — Когда вы видели Оллреда в последний раз?
  — Не знаю я никакого Оллреда.
  Мейсон вкрадчиво произнес:
  — Так ведь это было после того, как вы потеряли память, Флитвуд. Страдающие амнезией помнят все, что происходило после первоначальной потери памяти. Другими словами, вы должны помнить, как поехали с женщиной, которая назвалась вашей старшей сестрой, а потом вы оба взяли ее машину и уехали, а после вы встретились с ее мужем. Вы это помните?
  — Ничего я не помню.
  — С какого времени?
  — Не обязан я отвечать на ваши вопросы. Кто вы еще такой?
  — Тогда придется отвечать на вопросы полиции, — напомнил Мейсон.
  — Почему вы все время называете меня Флитвудом?
  — Потому что вы или Флитвуд — и в этом случае вас нужно отправить в полицию, — или вы Уильям Рэймонд, и в этом случае вы едете домой. Кто же вы, как вы считаете?
  — Наверно, я Уильям Рэймонд, если эта девушка так говорит, — сказал Флитвуд.
  — Да уж я-то, конечно, узнаю своего мужа, — сказала Герти с насмешливым негодованием.
  — Послушайте, — Флитвуд внезапно что-то заподозрил. — Я не собираюсь проходить через брачную церемонию ни с какой женщиной и не собираюсь нигде регистрироваться как муж какой-то женщины. Не собираюсь попадаться ни в какую ловушку касательно брака.
  — Только послушайте его! — с упреком сказала Герти. — Он от меня хочет удрать. Как так, дорогой, ведь до того, как мы поженились, ты говорил, что я для тебя единственная женщина, и…
  — Да замолчите же вы, ради бога! — заорал Флитвуд.
  — И потом, разумеется, — вкрадчиво вставил Мейсон, — если вы Флитвуд, есть еще человек по имени Джордж Джером, который жаждет с вами побеседовать, и еще человек по имени Кейт, который спит и видит, как бы с вами связаться. Я бы, пожалуй, разнообразия ради, предоставил вас в распоряжение одного из них. Кейт просто сгорает от нетерпения вступить с вами в контакт. Славный малый Кейт. Вы его знаете?
  — Никого я не знаю!
  — Ну, Уильям, не скандаль! — сказала Герти ему точно ребенку.
  — Черт, да что вы ко мне пристали! — воскликнул Флитвуд.
  — Никак мне отставку дают! — произнесла Герти лукаво. — Собственный мой муженек! А ведь пять лет назад, в ту лунную ночь у озера, ты совсем не так разговаривал, Уильям!
  Делла Стрит выехала на заасфальтированную дорогу, повернула вниз с горы и пустила машину съезжать по инерции.
  — Я найду способ отсюда выбраться, — сказал Флитвуд. — Не вижу тут никого, кто бы мог меня остановить.
  — Подумайте хорошенько, — посоветовал Мейсон.
  — Это похищение. Вы знаете, что за это бывает?
  — Нет, не похищение. Просто я нашел жертву амнезии и везу в полицейское управление.
  — Меня? В полицейское управление?
  — Совершенно верно.
  — Я не хочу в полицейское управление.
  — Если вы хотите сделать все по закону, — напомнил Мейсон, — это для вас самое место.
  — Кто сказал о законе?
  — Вы же не хотите ехать со мной по собственной свободной воле, — сказал Мейсон. — Называете это похищением. Вы душевнобольной. Признаетесь, что не помните, кто вы такой. Возможно, в конце концов, что Герти ошиблась, и полиция для вас лучшее место.
  — А если я вспомню, кто я такой? Тогда вы должны меня отпустить.
  — Тогда, — признал Мейсон, — мне придется вас отпустить. Так кто же вы, Флитвуд?
  Флитвуд поколебался, но всего несколько секунд.
  — Не знаю, — произнес он наконец.
  — Что ж, — вздохнул Мейсон, — если вы Уильям Рэймонд, поедете с Герти. Если Роберт Флитвуд — в полицию.
  Флитвуд откинулся на подушки и сказал:
  — О’кей, я поеду с Герти. Думаю, в конце концов, что это не так уж плохо. Поцелуй меня, родная.
  — Не сейчас, — с внезапным холодком ответила Герти. — Ты при людях меня отверг. Не знаю уж, может быть, я с тобой разведусь.
  Флитвуд начал получать удовольствие от ситуации:
  — Но, милая, я тогда не знал, кто ты такая!
  — А теперь знаешь?
  — Нет, но я готов тебе поверить. Плевать мне, любишь ты меня или нет. Ты же моя жена.
  — Нет уж, — Герти отстранилась от него. — У меня у самой приступ амнезии. Не могу припомнить, кто ты такой, скорее всего чужой.
  — Все это бедлам какой-то, — не выдержал Флитвуд. — Выпустите меня отсюда!
  Делла продолжала ровно вести машину. Мейсон молча закурил. Через некоторое время Флитвуд спросил:
  — Кто этот Оллред, о котором вы говорили?
  — Я думал, вы сразу вспомните это имя.
  — Вроде что-то знакомое. Расскажите мне о нем.
  — Что вы хотите о нем знать?
  — Кто он был?
  — Что заставляет вас думать, что он мертв?
  — Я не говорил, что он мертв.
  — Вы спросили — кто он был?
  — Ну, не знаю я.
  — Но почему вы не спросили: кто он?
  — Не знаю. Может, вы мне намекнули, что он какой-то покойный родственник, или что-то в таком духе.
  — Вы думаете — он мертв?
  — Не знаю же, говорю вам! Ни черта я о нем не знаю. А теперь заткнитесь и перестаньте меня допрашивать.
  Они проехали еще около часа, потом Флитвуд, который, очевидно, принял решение действовать, сказал:
  — Не хочу я с вами ехать.
  — А куда вам угодно ехать?
  — Домой.
  — Где же ваш дом?
  — Говорю вам — не знаю, но с вами я ехать не хочу. Вы хотите выдать меня тому человеку, вы о нем говорили — как его там? — Диксон Кейт? Да, кажется, вы так сказали.
  — Вы знаете Кейта?
  — Вы назвали имя. Откуда вы взяли всю эту чушь, что будто доктор прописал мне полный покой?
  — Это обычное лечение для больных амнезией, — объяснил Мейсон.
  Наступил еще один долгий период молчания. Флитвуд погрузился в сосредоточенное размышление.
  Въехали в город. Делла Стрит обернулась и вопросительно посмотрела на Мейсона. Адвокат кивнул.
  — Что еще интересно насчет амнезии, — продолжал Мейсон как ни в чем не бывало, — так это то, что, если память восстанавливается и вы вспоминаете, кто вы такой, — если у вас действительно была амнезия, — вы не сможете припомнить ни одной детали из того, что происходило в тот период, когда вы страдали от амнезии. Помните это, Флитвуд.
  — Мое имя не Флитвуд.
  — Возможно, — допустил адвокат. — Во всяком случае, запомните одно: если у вас восстановится память и вы вспомните, кто вы такой, то, если у вас действительно была амнезия, вы не сможете припомнить ничего из того периода, когда ваш мозг был в тумане. Во время периода амнезии вы помните все, кроме того, кто вы в вашей прошлой жизни. Как только к вам возвращается память о вашей прошлой жизни, вы не в состоянии припомнить ничего из периода амнезии.
  — Почему вы даете мне этот совет?
  — О, я просто хочу, чтоб у вас это лучше получилось, — сказал Мейсон.
  Делла Стрит снова обернулась и спросила:
  — Как мне действовать, шеф?
  — Проскакивай светофоры, — посоветовал Мейсон.
  Делла Стрит кивнула.
  Время от времени она проскакивала на красный свет, но так, чтобы не попадать в поток идущих машин, который не был многочисленным в ночной час.
  На четвертый раз, когда она это проделала, низко завыла сирена, и офицер полиции подъехал на мотоцикле:
  — Отъезжайте лучше к обочине, мэм! Куда вы так спешите?
  Мейсон опустил стекло со своей стороны.
  — Мы едем в полицейское управление, — объяснил он. — У нас спешное дело. Если вы нас сопроводите, мы отвезем туда человека.
  — Нет, не надо! — взвыл Флитвуд. — Не везите меня никуда. Вы… Выпустите меня!
  Полицейский поставил свой мотоцикл на подпорки, когда Делла Стрит остановила машину. Флитвуд сражался с дверцей, пытаясь проскользнуть мимо Герти.
  — Погодите-ка, дружище, — сказал полицейский. — Дайте мне разобраться.
  — Нет, не надо! — опять взвыл Флитвуд. — Не имеете права арестовывать меня! Я ничего не сделал!
  — В чем же дело? — спросил полицейский.
  — Этого человека ищет полиция, — спокойно объяснил Мейсон. — Чтобы допросить в связи с убийством Бертрана С. Оллреда.
  Флитвуд рывком распахнул дверцу.
  — Эй, вы! — заорал полицейский. — Закройте!
  Флитвуд колебался.
  — А ну, назад! — скомандовал полицейский. — Я еще должен разобраться. В чем дело?
  Мейсон пояснил:
  — Этот человек — Роберт Грегг Флитвуд. Он последний видел Бертрана Оллреда живым.
  — А вы кто? — спросил полицейский.
  — Я Перри Мейсон.
  — Вы Перри Мейсон? — взревел Флитвуд.
  — Именно так.
  — Ах вы, грязный крючкотвор! — закричал Флитвуд. — Одурачили меня. Вы же адвокат Лолы Оллред. Я все про вас знаю!
  — Откуда же вам известно, что я адвокат? — спросил Мейсон. — И откуда вы знаете, что имя миссис Оллред — Лола?
  Флитвуд выдержал паузу, вдохнул побольше воздуха и внезапно хлопнул себя по лбу:
  — Вспомнил!
  — Что вспомнили? — не понял полицейский.
  — Все, — объявил Флитвуд. — Память вернулась! Что-то такое в мозгу кружило, а потом я вдруг вспомнил, кто я. Я Флитвуд, Роберт Грегг Флитвуд!
  — А где вы были? — спросил Мейсон.
  — Не могу вспомнить, — сказал Флитвуд. — Последнее, что я помню, — дождливый вечер. Я разговаривал с Бертраном Оллредом и пошел домой, чтобы переодеться к обеду, но меня что-то ударило. Ничего после этого не помню. Провал в памяти!
  Мейсон широко улыбнулся полицейскому и подмигнул ему, но в голосе его слышалось сочувствие, когда он сказал:
  — Бедняга Флитвуд! У него случаются припадки амнезии. Только что, когда мы нашли его в горах, он не помнил, кто он такой. Совсем не мог своего имени припомнить.
  — Я все вспомнил, — сказал Флитвуд.
  — А где вы были два или три последних дня? — спросил Мейсон.
  — Не помню, — сказал Флитвуд. — Меня тошнит. Я болен. Провал в памяти — не помню, что было в последние дни.
  Мейсон обратился к полицейскому:
  — Не хотите ли использовать сирену и расчистить путь к полицейскому участку? Я думаю, что лейтенант Трэгг из отдела по расследованию убийств захочет потолковать с этим человеком.
  — Какая честь, мистер Мейсон! — полицейский пришел в восторг. — Кажется, я вам этим обязан. Едем! Может эта девушка следовать за сиреной?
  — Пусть ваша сирена воет погромче, — улыбнулся Мейсон, — и не оглядывайтесь. Она будет следовать за вами, радиатор у нее упрется прямо в заднее колесо вашего мотоцикла!
  — Поехали! — сказал полицейский.
  Герти захлопнула дверцу автомобиля. Флитвуд снова погрузился в угрюмое молчание, сидя между Герти и Мейсоном.
  Офицер включил сирену и дал газ. Делла Стрит поставила машину на вторую скорость, а после второго квартала дала третью. Они с воем проезжали сквозь застывший поток автомобилей по ночному городу, пока, спустя несколько минут, полицейский не просигналил им жестом остановиться возле участка. Он подошел к машине и сказал Флитвуду:
  — О’кей, дружище, пошли со мной!
  Флитвуд открыл дверцу машины, протиснулся мимо Мейсона.
  — Вон туда, — скомандовал полицейский Флитвуду.
  Флитвуд кинул на Мейсона злобный взгляд, повернулся и пошел за полицейским.
  Глава 13
  Мейсон подождал, пока полицейский с Флитвудом войдут в участок, потом сам вошел в здание, отыскал телефон и набрал номер конторы Пола Дрейка. Он сказал ночной секретарше:
  — Это Перри Мейсон. Мне нужно связаться с Полом немедленно. Где я могу его найти?
  — Он домой поехал, вздремнуть, — сказала она.
  — О’кей. Позвоню ему туда.
  Мейсон повесил трубку, набрал номер квартиры Дрейка. Через несколько минут он услышал хриплый спросонья голос Дрейка.
  — Проснись, Пол! — нетерпеливо сказал он. — У нас тут все запуталось.
  — О господи! — простонал Дрейк. — Я мог бы догадаться. Целый день ты проспал в квартире у Герти, а потом…
  — Проспал, как бы не так! — перебил Мейсон. — В карты играл, пытался удержаться от сна, подремывая в кресле. Самый паршивый дневной сон, который я когда-либо испытал!
  — Ладно, ладно, — сказал Дрейк. — Что теперь случилось?
  — Взяли мы Флитвуда, — сообщил Мейсон. — Я его доставил в полицию. Он не знал, кто он такой. Потом я внезапно назвал свое имя при нескольких свидетелях. Это загнало его в ловушку. Он начал проклинать меня за то, что я адвокат миссис Оллред, — и тут понял, что сам себя выдал и попался с этой амнезией. Так что он похлопал себя по лбу и сказал, что неожиданно к нему вернулась память.
  — Отлично! — расплылся в улыбке Дрейк.
  — Многое зависит от того, что произойдет в следующие шестьдесят минут, — сказал Мейсон. — Нет ли у тебя кого-нибудь, кого ты сможешь использовать здесь, в управлении, чтобы…
  — Это просто, — проворчал Дрейк. — Один из моих людей аккредитован как специальный корреспондент и имеет привилегию занимать места прессы. Если не будет большой суматохи…
  — Отправь его, живо, — произнес Мейсон. — Мне понадобятся сотрудники. А сам одевайся и поезжай в свою контору, Пол. Нам надо будет кое-что проделать очень быстро.
  — Что же?
  — Думаю, что этот парень, Флитвуд, не шибко умен, — размышлял Мейсон. — Мы или выиграем, или проиграем это дело в отношении моей клиентки — и все в течение следующих шестидесяти минут.
  — О’кей, — сказал Дрейк. — Подключу своего человека. Еще что-нибудь?
  — Пока все, — проговорил Мейсон. — Стой, погоди минутку! Этот владелец ранчо, Овербрук, выглядит этаким добродушным великаном, но я хотел бы узнать что-нибудь о нем.
  — Разве ты с ним не разговаривал, Перри?
  — Конечно, но я с ним не говорил так, как мне хотелось, из-за присутствия Флитвуда и из-за того, что приходилось притворяться, будто Флитвуд — муж Герти.
  — О’кей. Понятно. Попробую что-то узнать, если получится. Начну работать прямо отсюда по телефону, а потом буду в конторе — через пятнадцать минут.
  — Отлично, — согласился Мейсон. — Я зайду к тебе туда.
  Мейсон повесил трубку, добрался до комнаты, где размещался отдел по расследованию убийств, и спросил дежурного у пульта:
  — Лейтенант Трэгг у себя?
  — К счастью, да, — сказал дежурный. — Суматоха по поводу убийства Оллреда застала Трэгга в его кабинете.
  — Скажите ему, что его хочет видеть Перри Мейсон.
  — Он не принимает сейчас. Допрашивает свидетеля и…
  — Вы только скажите, что Перри Мейсон здесь и хочет его видеть минуты на две. Скажите ему, что это изменит весь ход допроса Флитвуда.
  — О’кей, скажу. — Дежурный встал и пошел в личный кабинет Трэгга. Через минуту он вышел и попросил: — Подождите несколько минут, мистер Мейсон, Трэгг к вам выйдет, как только у него будет возможность.
  Мейсон кивнул, вынул сигарету и уселся на один из жестких дубовых стульев. Он выкурил сигарету наполовину, когда дверь рывком распахнулась и оттуда выскочил Трэгг:
  — Хелло, Мейсон! Что вы задумали?
  Мейсон подошел, взял его под руку, отвел в угол комнаты:
  — Вы всегда меня обвиняете, что я не сотрудничаю. Вот случай, когда вы можете внести в свою учетную книгу мой вклад.
  — Будь я проклят, если не могу! — воскликнул Трэгг. — Как вы его нашли?
  — Я знал, что предполагается, будто он страдает от амнезии.
  — О’кей. И что из этого?
  — Память к нему так и не вернулась, — сказал Мейсон, — пока он не подъехал к управлению.
  — Это мне сказал полицейский, который привел его сюда.
  — Как только к нему вернулась память, — напомнил Мейсон, — он забыл все, что с ним происходило за время, пока длилась амнезия. Он помнит, как шел вдоль живой изгороди у дома Оллреда, а потом что-то ударило его, и тут он потерял сознание и не помнит ничего до момента, пока не оказался перед Главным управлением.
  — Вот я и борюсь с этой амнезией, — угрюмо сообщил Трэгг, — и думаю, что вылечу ее.
  — Возможно, тут я смогу вам помочь, — объявил Мейсон. — Видите ли, мы ведь хорошо знаем, что происходило с ним последние два или три дня.
  — О’кей, что же?
  — Это вам будет кое-чего стоить.
  — Чего же, черт возьми?
  — Я должен видеть миссис Оллред — теперь же.
  — Не время для посетителей.
  — Чушь, — отпарировал Мейсон. — Во-первых, я ее адвокат, во-вторых, формально она не арестована и ей не предъявлено обвинение. Вы просто ее поместили туда, где она у вас будет под рукой.
  — Я должен был знать, что тут какая-то ловушка, — вздохнул Трэгг.
  — Какого черта! — воскликнул Мейсон. — Вы хотите дареной лошади в зубы смотреть?
  — Будьте вы прокляты, я так и хочу, — признал Трэгг. — Всякий раз, когда вы дарите мне коня, я желаю залезть к нему в рот.
  — Верно, — сказал Мейсон. — Валяйте, загляните ему в пасть, если можете. Вы не найдете ничего, кроме зубов. Он не заговорит и не скажет, сколько ему лет. Играйте на моей стороне — и конь заговорит.
  — Он может и посмеяться, — подозрительно сказал Трэгг.
  Мейсон пожал плечами.
  — А что будет после того, как вы повидаете миссис Оллред?
  — Тогда, — сказал Мейсон, — она сделает заявление — вам. Расскажет вам в подробностях, что произошло.
  Трэгг извлек из кармана пропуск:
  — О’кей, покажите это надзирательнице.
  — И вы ей можете позвонить, — напомнил Мейсон. — Пусть миссис Оллред оденут и…
  — О’кей, о’кей, — согласился Трэгг и добавил: — Она должна разговориться, помните об этом.
  — Она заговорит, — пообещал Мейсон.
  — Когда?
  — В восемь утра.
  — Не раньше?
  — Не раньше.
  — Почему такая оттяжка?
  — Я хочу, чтоб она сначала позавтракала, — объяснил Мейсон. — На пустой желудок говорить — можно и язву схлопотать.
  — Ладно, а как насчет вашего влияния на Флитвуда?
  — Я вернусь до вашей беседы с миссис Оллред и дам вам взрывчатку, которая еще больше подорвет его амнезию.
  — Вот это обещание.
  — Это, — подтвердил Мейсон, — обещание. Он был у владельца ранчо по имени Овербрук. Вошел и сказал, что представления не имеет, кто он такой. Я дам вам шанс распутать эту историю. Дам взрывчатку. Вы сможете ее применить.
  — О’кей. Звоню надзирательнице. Идите повидать миссис Оллред.
  Мейсон взял подписанный Трэггом пропуск и отправился в караульное помещение перед камерой для задержанных. После того как он несколько минут подождал, его провели к миссис Оллред, которая, совершенно очевидно, только что пробудилась от крепкого сна и не имела возможности применить косметику.
  — Мы нашли Флитвуда, — сообщил Мейсон.
  — Где?
  — Ранчо Овербрука — это имя что-нибудь вам говорит?
  Она покачала головой. Мейсон продолжал:
  — Я хочу дать вам последний шанс подумать над своей версией.
  — А что такое?
  — Она правдива?
  — Да.
  — Мне кажется, — сказал Мейсон, — Флитвуд попытается на вас что-то повесить.
  — Как?
  — Не знаю уж как, — ответил Мейсон. — Я знаю, что история с амнезией — блеф. Я его поймал — и он сам себя выдал, перед тем как я его доставил в полицию.
  — Значит, он им все расскажет?
  Мейсон покачал головой:
  — Он им расскажет все до того момента, как получил удар по голове. Он не может помнить того, что было после. Он не знает.
  — Вы уверены?
  — Конечно, уверен, — сказал Мейсон. — Ему придется пойти на это, потому что страдающий настоящей амнезией не в состоянии вспомнить ничего из происшедшего в период отсутствия памяти.
  — А Флитвуд это знает?
  — Вы абсолютно правы: Флитвуд это знает, — успокоил ее Мейсон и добавил с усмешкой: — Я уж постарался ему это объяснить.
  — А-а, понятно.
  — Так вот, — произнес Мейсон, — в чем суть. До сих пор, пока мы могли сделать так, чтобы вы молчали, Трэгг не осмеливался идти дальше и предъявлять вам обвинение в убийстве и не давал газетам слишком много болтать — даже при тех уликах, которые у него есть. Он боялся, как бы ему не пришлось давать задний ход после того, как он получит Флитвуда. Так вот, этой ситуации пришел конец. Я думаю, что Флитвуд постарается повесить обвинение на вас. Моя же стратегия состоит в том, чтобы повесить его на Флитвуда.
  — Что вы имеете в виду?
  Мейсон усмехнулся:
  — Имею в виду, что постараюсь повесить это на него.
  — Зачем?
  — Чтобы спасти вас.
  — Вы хотите сказать: подстроите ему ложное обвинение?
  Мейсон постарался объяснить:
  — Я буду подстраивать ему ложное обвинение, пока не прижму его так, что ему станет слишком жарко и он начнет крутиться. Поймите, у него есть преимущество — его амнезия. Он прячется за провалом памяти, как за стеной. Это делает его особенно уязвимым, потому что, пока его не могут допрашивать в полиции о событиях, которые случились после того, как его ударили по голове, он, естественно, не сможет ничего отрицать. А потому я могу предъявить ему самые тяжкие обвинения, и он не может их отрицать. Он вынужден будет принять их, опустив голову, бормоча, что ничего не помнит. Я намерен нагружать верблюда соломинками, пока не переломлю ему хребет.
  — Но представьте себе, что его история… что к тому времени он сможет изобрести такую версию, что…
  — Вот именно, — сказал Мейсон. — Я его кое во что втяну, прежде чем он получит шанс выдумать свою версию. Так вот, когда он начнет раскалываться, он станет сваливать все на вас. Он поклянется в чем угодно. Пока что имеются только два человека, которые могли убить вашего мужа и поместить его тело в вашу машину. Одно лицо — это вы, другое — Флитвуд. В делах такого рода великое дело — сочувствие публики. Если вы отказываетесь сделать какое бы то ни было заявление после того, как полиция вас действительно как следует прижмет, этот факт распространится по страницам газет и станет подозрительным обстоятельством, которое отвратит от вас сочувствие читателей газет.
  Завтра утром Трэгг намерен побеседовать с вами. Говорите с ним свободно и откровенно. Вы должны попытаться в этом разговоре избавиться от обвинения в убийстве. Это будет нелегко. Если вы станете говорить правду, вы с этим справитесь. Не будете говорить правду — лучше бы вам пересмотреть…
  — Я говорю правду, мистер Мейсон.
  — Тогда, — заверил ее Мейсон, — это все, что требуется.
  — И я должна говорить с лейтенантом Трэггом?
  — Пойте, как жаворонок, — посоветовал ей Мейсон. — Обнажите перед ним душу. Позируйте для фотографий в газетах. Расскажите всем обо всем. Не скрывайте ничего. Только будьте уверены в том, что это правда, потому что, если вы попытаетесь лгать, вас поймают, а если вас поймают на лжи, это будет означать пожизненное заключение, а может быть, и смертную казнь.
  — То, что я вам говорила, — правда, мистер Мейсон.
  — О’кей. Завтра в восемь утра начинается передача.
  — И вы думаете, вы сможете заставить Флитвуда говорить до завтрашнего утра?
  — Постараюсь быть усердным маленьким мальчиком, — сказал Мейсон, — и так прижму Флитвуда, что вся его маскировка даст трещину.
  — Как вы милы, мистер Мейсон, — сказала она.
  — Вы и половины не знаете, — Мейсон ухмыльнулся. — Между прочим, когда будете рассказывать о том, как Патриция задела угол живой изгороди, и о том, как там нашли Флитвуда без сознания, постарайтесь подчеркнуть тот факт, что Патриция не заметила, что она что-то задела.
  — Но разве от этого не будет хуже? Другими словами, разве Патриция не должна была это заметить?
  — Конечно, должна была бы. Ведь вы ни секунды не думаете, что она сбила его, так?
  — Ой, мистер Мейсон… я… Наверно, сбила!
  — Чушь, — возразил Мейсон. — Ваш муж оставил свою машину в таком положении, чтобы Патриция вынуждена была срезать угол изгороди. Это ваш муж обнаружил, что Флитвуд там лежит.
  Ее зрачки расширились от внезапного осознания того, что должно было произойти.
  — Значит, вы хотите сказать, это было подстроено так, что…
  — Несомненно, это было подстроено, — подтвердил Мейсон. — Ваш муж ударил Флитвуда по голове. Ему показалось, что он его убил. Ему нужно было избавиться от трупа с хорошим повреждением головы. Лучший способ от него избавиться — заставить Патрицию считать, будто она его сшибла своей машиной, и свалить, таким образом, обвинение на нее.
  Миссис Оллред прижала руку к губам.
  — Обдумайте это, — посоветовал Мейсон. — Не подчеркивайте этого. Пусть лейтенант Трэгг сам додумается, пусть это будет его детище.
  И Мейсон вышел. Миссис Оллред проводила его задумчивым взглядом.
  Глава 14
  — Дрейк тут? — спросил Мейсон у ночного дежурного, который поднялся с ним на лифте.
  — Да. Пришел пятнадцать или двадцать минут назад. Видно, у вас, ребята, дело какое-то горячее.
  — О, мы просто из беды хотим выйти невредимыми, — объяснил Мейсон.
  Дрейк держал операторов у пульта двадцать четыре часа в сутки, так что Мейсон, открыв дверь конторы, повернул свой большой палец по направлению к личному кабинету Дрейка и одновременно вопросительно поднял брови. Девушка у пульта, занятая звонком, кивнула и сделала приглашающий жест. Мейсон отодвинул задвижку на узкой внутренней дверце тесноватой приемной и прошел по длинному коридору в кабинет Дрейка.
  Дрейк разговаривал по телефону, когда Мейсон вошел.
  Он жестом указал адвокату на стул, сказал в трубку:
  — О’кей, записал. Повторите мне адрес. Хорошо. Нет, оставайтесь на этом задании. Держите ухо востро и попробуйте еще что-нибудь разузнать. Звоните обо всем, что покажется вам важным.
  Дрейк повесил трубку и сообщил:
  — Ну, есть новости. Не знаю, правда ли…
  — Что такое? — спросил Мейсон.
  — Да мой человек там, в управлении, в комнате прессы.
  — Что же он обнаружил?
  — В последнем рапорте говорит, что Флитвуд все еще придерживается истории с амнезией.
  — Это не ошибка, — сказал Мейсон. — Я как раз хотел с тобой об этом потолковать, Пол. Что еще?
  — Он будто бы только восстановил память и попросил разрешения позвонить своей подружке.
  — Твой человек записал номер?
  — Имя, номер телефона и адрес.
  — Как ее зовут?
  — Бернис Арчер.
  — Ее имя в деле не фигурирует. Что о ней известно?
  — Да ничего. Он ей только сказал, что страдал потерей памяти, что в полиции ему говорят, будто он был найден на ранчо человека по имени Овербрук, что память у него только что восстановилась и что ни при каких обстоятельствах она не должна обращать внимание на какие-либо слухи о нем, пока он не сможет объяснить ей происшедшее.
  — Что это был за разговор? — спросил Мейсон. — Трудный? Известно это тебе?
  — В каком смысле?
  — Девушка не закатила ему истерику?
  — Нет. Очевидно, это был обычный разговор. Он позвонил, поговорил с ней и повесил трубку.
  Мейсон нахмурился, потом сказал:
  — Здесь что-то не так, Пол.
  — Почему?
  Мейсон объяснил:
  — Представь, что ты подружка какого-то парня. Все твои друзья знают, что он твой. И вдруг парень сбегает. Известно, что он сбежал с замужней женщиной. Ты ничего о нем не знаешь. А потом, как гром среди ясного неба, он тебе звонит и говорит: «Слушай, милая, не верь ничему, что ты обо мне слышишь. У меня был провал памяти. Я к тебе заявлюсь, как только смогу». Нет, тут что-то не так.
  — То есть девушка должна была закатить истерику?
  — Да она бы адски скандалила! Тут были бы и слезы, и взаимные обвинения, и она пристала бы к нему с вопросами: «Так ты меня любишь? Ну, скажи, что ты меня любишь! Ну, скажи, что та женщина ничего для тебя не значит!» — понимаешь, такая вот чушь.
  — Да, так могло быть, — согласился Дрейк.
  — Конечно, — продолжал Мейсон, — у меня свои трудности, и я везде ищу ловушки.
  — Что происходит? — поинтересовался Дрейк.
  — Моя клиентка рассказывает мне версию, в которой все сходится. Клянется, что так и есть. Эта история могла бы пройти, если бы она опиралась на истину, но она не выдерживает никакой критики.
  — Так что же?
  — Возьмем этого парня, Флитвуда, — рассуждал Мейсон. — Он отказался от амнезии, и я отдал его в руки полиции прежде, чем он имел возможность все хорошенько обдумать. Теперь он связан с убийством Бертрана Оллреда. Он последний, кто видел Оллреда живым, и не может отрицать, что его убил, потому что не знает ничего из случившегося. Само собой разумеется, такой проницательный человек, как Флитвуд, не станет покорно терпеть подобное положение, он будет бороться. Но единственное, что он сможет предпринять, — это объявить, что амнезия была блефом, что он прекрасно все помнит.
  — Как только он признается, он себя поставит в зверски затруднительное положение, — заметил Дрейк.
  — Знаю, — кивнул Мейсон. — И вот это-то я и считаю той опорой, с помощью которой выручу миссис Оллред; он поддержит ее версию — но многое зависит от того, что он скажет, когда начнет говорить правду.
  Дрейк покачал головой:
  — Если он взял машину миссис Оллред, а потом был последним, кто видел ее мужа живым, если он откроет полиции, а через нее парням из газет правду относительно амнезии, а под конец расслабится и скажет, что знал, что происходило, — то ему просто не поверят. Я думаю, лучшее для него — упорно настаивать на амнезии, а тогда уж он расскажет историю, которая покажется убедительной.
  — Может статься, и так, — согласился Мейсон, — и мы не хотим, чтобы он делал то, что ему на пользу. Мы хотим заставить его делать то, что на пользу моим клиентам. Мы хотим толкнуть его под руку. Я думаю, что он начнет рассказывать правду об амнезии, но только когда хорошо продумает свои показания.
  — Это должны быть очень убедительные показания, Перри!
  — От него этого можно ожидать, он способный мальчик. Я хочу толкнуть его под руку, Пол. Я хочу заставить его рассказать свою историю прежде, чем он будет к этому готов. Я хочу, чтоб ему пришлось так горячо, что он начнет извиваться и корчиться.
  — Как же ты это сделаешь?
  — Думаю, начать можно с этой его девушки-подружки.
  — Хочешь сразу с утра туда отправиться?
  — Почему бы не поехать туда прямо сейчас?
  Дрейк слегка пожал плечами.
  — Что там такое, Пол? Многоквартирный дом?
  — Угу.
  — Ей звонил Флитвуд, — напомнил Мейсон. — Она не спит. Поехали — и поболтаем с ней.
  — По мне, так о’кей, — согласился Дрейк. — Я только что проглотил около галлона кофе и все равно не смогу спать. Я решил, что у тебя хватит всякой всячины, чтобы держать меня без сна всю ночь.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон. — Поедем в твоей машине. Адрес у тебя есть?
  — Есть.
  — Поехали.
  Они вышли из конторы, сели в машину Дрейка, и Мейсон тотчас устроился поудобнее, положил голову на спинку переднего сиденья и закрыл глаза.
  — Устал? — спросил Дрейк.
  — Просто пытаюсь думать, — сказал ему Мейсон. — Это не обычное дело, когда не знаешь, что произошло или как произошло. Здесь уже ясно, что окружной прокурор будет предъявлять обвинение в убийстве одному или двум лицам. По тому, как все обстоит сейчас, один из этих двоих должен быть виновен. Если моя клиентка лжет, она может быть убийцей. Если так, я просто должен защищать ее и добиться для нее приговора помягче, но если виновен Флитвуд и если он попытается свалить все на мою клиентку, я должен перехитрить его.
  Минут через пятнадцать Дрейк снизил скорость и остановил машину перед многоквартирным домом.
  — Здесь, — сказал он. — Может быть, нам лучше отъехать квартала на два отсюда, чтобы найти место, куда встать. Тут довольно много машин.
  Мейсон заметил:
  — Вон там, через улицу, кажется, есть место. Там пожарный кран.
  — И как с ним быть?
  — Конечно, — сказал Мейсон, — ты должен встать так, чтобы оставался доступ к крану — на случай, если вспыхнет пожар.
  — Об этом не волнуйся, — заверил его Дрейк. — Будет пожар — так эти ребята сумеют добраться до крана. Немного тесно, но они здесь проедут. Видел я одну машину, которую, запертую, оставили у пожарного крана. Начался пожар, и пожарная команда просто пробила дырки с обеих сторон этой машины, протянула сквозь нее шланг и принялась за работу. Когда вернулся владелец машины, через нее проходил целый туннель, и она была обклеена штрафами за то, что он просрочил время стоянки, и за то, что встал возле пожарного крана.
  — Может, это его излечило, — предположил Мейсон. — Минутку, Пол. Похоже, что вон тот человек собирается сесть в машину и уехать. Освобождается место… вот, он открывает свой «Додж»! Эй, Пол, заезжай туда быстрее!
  Мейсон пригнулся, чтобы его не было видно.
  — В чем дело? — спросил Дрейк.
  — Этот тип, — объяснил Мейсон, — Джордж Джером, компаньон Оллреда.
  — Хочешь попытаться его выследить? — спросил Дрейк.
  — Нет, — сказал Мейсон, — чертовски важно не то, куда он поедет. Важно, где он был.
  — Думаешь, он…
  — Конечно, — с жаром проговорил Мейсон. — Он навестил подружку Флитвуда. Как, ты говорил, ее звать?
  — Бернис Арчер.
  — Объезжай вокруг дома, — скомандовал Мейсон, — потом вернись. Может, мы успеем захватить место Джерома.
  — Сильный парень, — процедил Дрейк.
  — Угу.
  — Такой тип запросто свернет тебе шею. Я бы не хотел столкнуться с ним в темном переулке.
  — Мы можем получить возможность сделать то же самое еще до того, как с нами будет покончено, — сказал Мейсон. — Он слишком замешан в этом деле.
  — Чего он хочет?
  — Он говорит, что ему нужен Флитвуд и его свидетельство, чтобы сыграть ему на руку в судебном процессе.
  Мейсон откинулся на сиденье. Дрейк объехал вокруг квартала, обнаружил, что место, где стоял автомобиль Джерома, все еще свободно, и умело поставил машину.
  Парадная дверь в этот час уже была заперта, но там имелся домофон с переговорной системой. Дрейк пробежал пальцем по списку жильцов, отыскал имя Бернис Арчер и нажал соответствующую кнопку.
  — А если она использует переговорное устройство? — спросил Дрейк. — Что мы тогда ей скажем?
  — Наверняка она сразу откроет дверь, — сказал Мейсон. — Она подумает, что это Джером вернулся.
  Они подождали, потом Дрейк снова нажал кнопку. Электрический зуммер показал, что сигнал дошел до входной двери. Мейсон, который стоял, положив пальцы на дверную ручку, открыл дверь и сказал:
  — О’кей, Пол, пошли.
  Небольшой вестибюль был слабо освещен, но они увидели коридор и прямоугольник света, который указывал расположение кабины лифта.
  — Джером оставил нам лифт, — обрадовался Мейсон.
  Они прошли по коридору, застеленному ковром, вошли в лифт, и Дрейк нажал кнопку. Лифт запыхтел и стал подниматься.
  — Ты будешь разговаривать или хочешь, чтобы это делал я? — спросил Дрейк.
  — Ты начнешь, — распорядился Мейсон. — Представься как детектив. Не говори, частный или из полиции, если она не спросит, начни спрашивать ее о Флитвуде: когда она с ним в последний раз говорила и все такое. Я тоже войду. Не представляй меня. Пусть думает, что я тоже детектив.
  Лифт остановился. Дверь медленно открылась. Дрейк, разбирая номера на квартирах, сказал:
  — Вот, Перри, это направо, здесь.
  Дрейк постучал.
  Женщине, которая открыла дверь, было лет двадцать пять; блондинка с ясными голубыми глазами, она обладала кожей, мало нуждающейся в косметике. Шелковый халатик не скрывал отличную фигуру. В комнате стояла кровать, которой явно пользовались. Покрывало было смято, а на подушке остались вмятины. Дверца платяного шкафа была открыта, там виднелись платья на плечиках.
  Дрейк попытался произнести твердым голосом:
  — Я Пол Дрейк. Возможно, вы обо мне слышали — детектив.
  — Могу я видеть ваше удостоверение? — спросила она.
  Дрейк с сомнением взглянул на Перри Мейсона, потом быстро предъявил ей удостоверение в бумажнике и уже собирался снова сунуть его в карман, когда вдруг услышал:
  — Минутку, пожалуйста. — Она спокойно разглядела карточку и добавила: — Да, вижу. Лицензия частного детектива.
  — Совершенно верно.
  — А этот джентльмен с вами? — спросила она.
  — Я Мейсон, — улыбнулся тот.
  — Детектив?
  — Нет.
  — Могу я тогда спросить, кто вы?
  — Адвокат.
  — О, — сказала она и добавила: — Перри Мейсон?
  — Совершенно верно.
  — Так вы адвокат миссис Оллред?
  Мейсон начал искренне наслаждаться ситуацией.
  — Совершенно верно, — ответил он.
  — Не присядете ли вы, джентльмены?
  Она указала им на стулья, а сама присела на краешек кровати. Подол халата соскользнул с гладко обтянутой чулком ноги. На ней были уличные туфли.
  — Довольно поздно, правда?
  — У нас особого рода дело, — улыбнулся Мейсон.
  — Полагаю, что да.
  — И мы знали, — сказал Мейсон, — что вас уже побеспокоили.
  — Откуда, могу я спросить?
  — Вам звонил Боб Флитвуд.
  — О да.
  — Вы с ним разговаривали?
  — Да.
  — И что он вам сказал?
  — Только что память к нему вернулась. Я рада была это слышать.
  — Значит, вы знали, что он потерял память?
  — Нет.
  — Но он вам сказал по телефону, что у него была амнезия?
  — Правильно.
  Дрейк спросил:
  — Как давно вы знаете Боба Флитвуда, мисс Арчер?
  — Месяцев шесть.
  — Вы с ним друзья?
  — Он мне нравится.
  — А вы ему нравитесь?
  — Думаю — да.
  — Вы слыхали, что он сбежал с замужней женщиной?
  — Я поняла так, что он исчез.
  — Вы слыхали, что с ним исчезла миссис Оллред?
  — Нет.
  — Вы читаете газеты?
  — Да.
  — Вы читали, что полиция допрашивает миссис Оллред?
  — Да, я это поняла.
  — И вы не знали, что она с Бобом Флитвудом?
  — Нет.
  — Вы поняли, что в газетах был, по крайней мере, намек на это?
  — Да.
  — Но вы не верите, что он был с ней?
  — Нет.
  — А теперь вы этому верите?
  — Не знаю. Надо подождать, пока я не смогу поговорить с Бобом.
  — Когда вы надеетесь его увидеть?
  — Как только смогу. Как только ему разрешат. Я знаю, что его держат в полиции как свидетеля.
  — Вы знали, что Бертран Оллред убит?
  — Слышала по радио.
  — Как много сказал вам Боб, когда звонил?
  — Только то, что он задержан, что его, вероятно, будут держать там весь день, если не больше, и что у него был приступ амнезии. Полицейские ему сообщили, что он провел целый день у человека по имени Овербрук. Он сказал еще, что память восстановилась и теперь он чувствует себя хорошо.
  — Вы были рады его звонку?
  — Естественно.
  — Вас это удивило?
  — Не совсем. У Боба бывали приступы амнезии.
  — Разве?
  — Да.
  — Вы о них знали?
  — Он мне о них говорил.
  — Незадолго до последнего приступа?
  — Да.
  Дрейк переглянулся с Мейсоном и слегка пожал плечами.
  — У вас есть машина? — внезапно спросил ее Мейсон.
  Она настороженно посмотрела на Мейсона. Так опытный борец окидывает взглядом будущего противника.
  — Да, — ответила она наконец.
  — Она у вас давно?
  — Месяцев шесть.
  Мейсон посмотрел на Дрейка. Бернис Арчер холодно произнесла:
  — Я ее приобрела незадолго до того, как познакомилась с Бобом Флитвудом, если вас это интересует, мистер Мейсон.
  — Вовсе нет, — разуверил ее Мейсон. — Я только отметил факт, что вы упомянули шесть месяцев в двух разных случаях.
  — Это верно.
  — Вчера, в понедельник ночью, — внезапно спросил Мейсон, — вы выезжали на вашем автомобиле?
  Она смотрела на него секунд двадцать.
  — Разве это вас касается?
  — Возможно.
  — Не понимаю, что тут общего.
  — Зависит от того, куда вы ездили.
  — Я заезжала к одной знакомой девушке и привезла ее сюда. Она провела ночь у меня.
  — Зачем вы это сделали?
  — Вы о чем?
  — Вы подумали, что будете нуждаться в алиби?
  — Что за чушь! Мне надо было с кем-то поговорить. Так что я съездила за подругой и привезла ее сюда. Мы проболтали до рассвета, а потом уснули.
  — Вам не кажется, что Боб Флитвуд валяет дурака? — заметил Мейсон.
  — Разве?
  — Да.
  — Почему вы так считаете?
  — Думаю, что эта амнезия добра ему не принесет.
  — Боюсь, что я вас не понимаю, мистер Мейсон.
  — Амнезия — удобное жульничество. Она часто случается с теми, кто хочет избежать ответственности за что-либо.
  — Вы говорили с Бобом?
  — Да.
  — Вы не верите, что у него правда была амнезия?
  — Нет.
  — Тогда зачем он притворялся?
  — Это его освобождает от неловкой ситуации.
  — Боюсь, что не понимаю.
  — От рассказа о том, что случилось с Бертраном Оллредом.
  — Он ничего об этом не знает.
  — Откуда это вам известно?
  — Я убеждена, что не знает.
  — Вы прошли курс телепатии? — спросил Мейсон.
  — Мне и не нужно изучать телепатию, — сказала она, — чтобы понять, что произошло. Очевидно, миссис Оллред убила мужа.
  — Что делает вас так в этом уверенной?
  — Я не совсем дура, мистер Мейсон. Вы здесь появляетесь и говорите мне, что Боб должен делать, а я знаю, что вы адвокат миссис Оллред. Следовательно, то, что вы хотите от Боба, — это то самое, что вы считаете нужным в интересах миссис Оллред, а вовсе не в интересах Боба Флитвуда.
  — Не обязательно. Я стараюсь защитить мою клиентку, но все-таки думаю, что Бобу Флитвуду лучше оставить эту амнезию. Все равно придется, рано или поздно.
  — И вы сюда явились, надеясь внушить мне эту идею, чтобы я внушила ее Бобу. Правильно?
  — Только частично.
  — Ай-ай-ай, как вы заботитесь о постороннем человеке, мистер Мейсон. В три часа ночи примчались, высокооплачиваемый адвокат, из постели меня вытащили, чтобы объяснить мне, что должен делать Боб. Трогательно!
  — Делайте, что хотите, — сухо произнес Мейсон.
  — Я и собираюсь. И позвольте мне вам кое-что сказать.
  — Что?
  — Избавьтесь от миссис Оллред как от клиентки. Пусть какой-нибудь другой адвокат ведет ее дело.
  — Почему?
  — Потому что у вас нет шанса выиграть.
  — Думаете — она убила мужа?
  — Я знаю, что она убила мужа.
  — Имеется водитель, который может дать ей отличное алиби. Она голосовала на дороге и ехала с ним.
  — До или после того, как ее муж умер?
  — До того.
  — Откуда вы знаете?
  — Знаю.
  — Потому что она вам так сказала, — девушка засмеялась. — Единственно откуда вы можете знать. А этого мало, мистер Мейсон. Хотела бы я сказать вам, что я знаю, но думаю, что не скажу. Вряд ли это понравится полиции. Скажу только одно. Не защищайте эту женщину. А теперь, извините меня, я бы хотела немного поспать.
  Мейсон посмотрел на кровать и сказал:
  — Вы уже были в постели.
  — Совершенно верно.
  — Вы всегда надеваете чулки и туфли, когда говорите по телефону? — спросил Мейсон.
  Она внимательно посмотрела на Мейсона, но не ответила.
  — У вас был еще посетитель?
  — Посетитель, мистер Мейсон?
  — Да.
  — Прощу прощения, мистер Мейсон, но я не привыкла принимать в такой час.
  — А как насчет Джорджа Джерома? — спросил Мейсон.
  Она посмотрела на него жесткими прищуренными глазами.
  — Вы что, следите за моей квартирой? — спросила она.
  — Прежде чем я отвечу на этот вопрос, — сказал Мейсон, — скажите мне, разговаривали ли вы с Джорджем Джеромом.
  Вместо ответа она подошла к телефону, сняла трубку, набрала номер и сказала:
  — Полицейское управление, пожалуйста. Срочно. — И спустя минуту: — Я хочу говорить с кем-то из тех, кто занимается расследованием убийства Бертрана С. Оллреда.
  — Попросите лейтенанта Трэгга, — вмешался Мейсон. — Это именно тот, кто вам нужен.
  — Спасибо, мистер Мейсон, — поблагодарила она и сказала в трубку: — Кажется, мне нужен лейтенант Трэгг. — Минута молчания. Потом она произнесла: — Алло, это лейтенант Трэгг? Я Бернис Арчер — верно, девушка, которой звонил Боб Флитвуд некоторое время назад. Думаю, что я свидетель в деле. У меня есть кое-какая информация, которая может оказаться важной. Здесь мистер Мейсон, адвокат, и мистер Дрейк, детектив, — да, правильно, Перри Мейсон, да, Пол Дрейк — каково? Да, они здесь, в квартире. Мистер Мейсон очень настаивает, чтоб я ему сообщила, что я знаю, и… большое спасибо, лейтенант, я только хотела убедиться. Я так и думала, что вы мне это посоветуете.
  Она повесила трубку, с улыбкой повернулась к Мейсону и сказала:
  — Лейтенант Трэгг советует никому абсолютно ничего не говорить, пока я не побеседую с ним. Он велел мне сейчас же явиться в Главное управление, и, если вы попытаетесь здесь остаться или помешать, он пришлет сопровождающих. А теперь, если вы, джентльмены, уйдете отсюда, я оденусь.
  — Пошли, Пол.
  — Мистер Мейсон, пожалуйста, сделайте, как я вам посоветовала. Избавьтесь от этой женщины как от клиентки.
  — Почему?
  — Потому что она виновна и даже вы ее не вытащите.
  Мейсон улыбнулся:
  — Вы так издевались по поводу моего отношения к Бобу Флитвуду. Вы настойчиво расспрашивали о моих мотивах. Теперь — наоборот. Вы заботитесь, чтобы я бросил свою клиентку — для моего же блага, конечно, — как это трогательно! Не считаете ли вы, что в результате получите для своего дружка кусок пирога?
  Она прошла через комнату к двери.
  — Не говорите, что я вас не предупреждала.
  — Не буду.
  Она открыла им дверь и любезно попрощалась:
  — Спокойной ночи.
  Они молча прошли по коридору. И только когда они были в лифте, Мейсон мрачно произнес:
  — Вот это голова!
  — Ты мне будешь говорить! Черт возьми, Перри! Подумать только — женщина так выглядит, да еще у нее мозги варят!
  — Смотри не ошибись, она — динамит! — бросил Мейсон. — Она знает, что это или ее дружок, или миссис Оллред, и она играет со своим дружком. У нее был Джером. Джером в этом замешан, хотя это еще надо прояснить. И всем хочется войти в контакт с Флитвудом. Джером, несомненно, осведомил ее обо всем, что известно полиции.
  — При условии, что Джером знает, — вставил Дрейк.
  — Думаю — знает, — сказал Мейсон. — Во всяком случае, Пол, тут работа для тебя. Свяжись с телефонной компанией, объясни им, как это важно. Достань их записи, проверь, вызывали ли номер Бернис Арчер в понедельник из Спрингфилда или с какой-нибудь телефонной станции в горах.
  — Думаешь, Флитвуд с ней говорил, Перри?
  — Должен был. Проверь телефонную компанию, расспроси во всех мотелях, где они останавливались. Поузнавай на бензоколонках по горной дороге. Ставлю десять против одного, что тот телефонный звонок Флитвуда из тюрьмы был не первым после его отъезда. А если он ей звонил, бьюсь об заклад, что она в этом деле замешана по самые свои тонкие дугообразные брови.
  — Так я и знал, — простонал Дрейк, — что ты обрушишь на меня такую срочную работу, что голова от нее распухнет!
  Мейсон улыбнулся:
  — Я стараюсь не разочаровывать людей. Это дает тебе возможность чуть-чуть размяться. Через некоторое время я тебе поручу настоящую работу.
  — Ах так?
  — Ага. Я хочу, чтобы ты проследил, как проводила время Бернис Арчер с полудня субботы и дальше. Хочу знать по минутам, где она была, что делала и с кем она это делала. Ты что-нибудь нашел об Овербруке?
  — Только мнение соседей. Он хороший мужик, неспешно говорит, честный и бедный. Он заложил свою собственность около года назад, когда ему не повезло с вложением денег, но он упорный работник и собирается выплатить по закладным. Говорят, он ни цента не тратит ни на что, кроме своей собаки. Еду для собаки покупает. Ярмо его здорово зажимает. Говорят, он почти не покидает ранчо и экономит даже на покупке хлеба.
  — Есть какая-то вероятность, что он знал Флитвуда?
  — Никакой, Перри.
  — О’кей, Пол, продолжай вынюхивать.
  — Насчет Овербрука?
  — Нет, с ним все ясно. Работай над телефонными звонками к Бернис Арчер. Ставлю десять против одного, что он ей звонил.
  Дрейк разинул рот в глубоком зевке.
  — Чувствую, что мне удалось немного поспать по чистой случайности! — воскликнул он.
  Глава 15
  Около шести утра телефон в квартире Мейсона начал призывать его скрипучими звуками. Адвокат, который дремал в большом уютном кресле, поставив телефон перед собой на стол, схватил трубку и торопливо спросил:
  — Что ты обнаружил?
  — Есть кое-что, Перри, — послышался голос Пола Дрейка.
  — Что такое?
  — Мы узнавали насчет телефона Бернис Арчер, Доннибрук шестьдесят девять восемьдесят один. Ей звонили в понедельник вечером, около семи. Звонок был со станции обслуживания, милях в двух от Спрингфилда. Мои люди поехали туда и расспросили владельца колонки, парня по имени Лейтон, и он все хорошо помнит.
  — Продолжай, — взволнованно сказал Мейсон. — Что произошло?
  — Подъехала машина и остановилась у бензоколонки. Женщина, отвечающая описанию миссис Оллред, сказала, что ей нужно наполнить бак до самого верха. В машине сидел мужчина, отвечающий описанию Флитвуда. Он словно находился в летаргии. Развалился на сиденье и пальцем не пошевельнул, чтобы помочь даме. Лейтон сперва подумал, что парень пьян, а потом пришел к заключению, что тот просто ленив. Потом женщина ушла в дамскую комнату, и в ту же минуту, как она скрылась из виду, Флитвуд ожил. Он выскочил из машины, кинулся на станцию, схватился за телефон, бросил туда монетку, вызвал междугородную и позвонил по этому номеру. Владелец отлично это запомнил, потому что ему пришлось из-за этого изрядно поволноваться. Он решил, что миссис Оллред — жена этого парня и что муж пытается назначить свидание с подружкой — или объяснить, почему он нарушил прошлый уговор. Владелец колонки ничего не сказал, а продолжал себе наполнять бак, проверил масло и воду, протер оба крыла и прочее. Немного раньше прошел дождь, и было все еще темновато. А мужчина все стоял и ждал, когда ему ответят на звонок, и следил за дверью дамской комнаты. Прежде чем ему ответили, женщина вышла, и он бросил трубку, как горячую картофелину, забрался в машину и откинулся на подушки в полной прострации.
  Телефон начал звонить, когда женщина платила за бензин. Заправщик посмотрел на мужчину в автомобиле, но тот только незаметно качнул головой. Когда машина отъехала, Лейтон подошел к телефону. Телефонистка сказала, что Доннибрук шестьдесят девять восемьдесят один на проводе, что мисс Арчер слушает, но заправщик объяснил, что люди, которые вызывали этот номер, не могли дождаться звонка. Вышел небольшой спор, телефонистка напомнила, что междугородные вызовы занимают не менее четырех минут. Но владелец станции сказал, что не имеет значения, пусть всего десять секунд прошло, но тот, кто вызывал, уже уехал, и что теперь с этим поделаешь.
  — Это было в понедельник вечером? — уточнил Мейсон.
  — Понедельник, вечер, сразу после семи.
  Мейсон сказал:
  — О’кей, спасибо! Не ложись еще, Пол, для тебя будет работа!
  — Конечно, будет, — согласился Дрейк. — И своя работа у меня на сегодняшнюю ночь есть. Имей совесть, Перри. Дай отдохнуть.
  — Сможешь отдохнуть между делами, — подбодрил Мейсон. — Будь в конторе, Пол. Наверно, у меня еще что-то назреет.
  Мейсон повесил трубку, потом позвонил в управление полиции и спросил лейтенанта Трэгга. Голос Трэгга звучал хрипло и устало. Он сказал Мейсону:
  — В этот час я всякому не отвечаю. Когда вы дадите мне те сведения, которые обещали?
  — Скоро. Я сейчас подъеду. Ждите меня.
  — К чертям, я уже вас ждал!
  — О’кей. Теперь не придется ждать больше пятнадцати минут. Я живо сниму с Флитвуда всякую амнезию.
  — Но не так, — сказал Трэгг. — Вы мне дадите взрывчатку, и я сам буду взрывать.
  — Так не получится, — возразил Мейсон. — Но я обещал вам, что его расколю, и я это сделаю. Только я хочу сделать это сам. Если вы попытаетесь, не выйдет.
  — Ладно, приезжайте, — сдался Трэгг. — Я в кабинете.
  — О’кей, через пятнадцать минут, — подтвердил Мейсон.
  Мейсон схватил пальто и помчался в Главное управление.
  Кабинет Трэгга был внушительным, стены украшены ножами, пистолетами и кастетами, фигурировавшими в делах: под каждым экспонатом была прикноплена история того дела, в котором он участвовал. Мебель кабинета рассказывала свою собственную драматическую историю. Массивный дубовый стол был прожжен по краям, куда клали горящие сигареты, отвечая на срочные телефонные звонки. То и дело попадались на этом столе царапины и трещины в тех местах, куда бросали конфискованный пистолет или нож, или там, где какой-нибудь арестованный в отчаянии колотил по дереву своими наручниками.
  — Ну, — спросил лейтенант Трэгг, — каков счет?
  — Флитвуд уличен, — ответил Мейсон.
  — Это вы сказали по телефону.
  — Я это докажу.
  — Валяйте.
  — Пусть сюда приведут Флитвуда.
  — Он будет свидетелем обвинения.
  — Это насчет чего?
  — Ну, — замялся Трэгг, — он…
  — Вот именно, — сказал Мейсон. — Память этого человека — белое пятно. Он ничего не помнит. И потому не может быть свидетелем.
  — Он может быть свидетелем в предварительном расследовании.
  — Ну-ну, — саркастически заметил Мейсон.
  — Слушайте, Мейсон, если сюда приведут Флитвуда и вы учините ему допрос с пристрастием, а потом на суде предъявите ему показания, которые он давал, когда вы допрашивали его здесь, — то это будет весьма чревато.
  — Для него?
  — Для меня.
  — Почему?
  — Потому что я дал вам допрашивать свидетеля.
  — Если ваш свидетель не может отвечать на вопросы, — сказал Мейсон, — когда вы здесь и можете видеть, что я его не запугиваю, — мало толку будет от него как от свидетеля, когда его поставят на свидетельское место и у меня будет возможность задавать ему вопросы так, чтобы никто меня не останавливал.
  Трэгг подумал над этим и сказал:
  — О’кей, Мейсон. Я доставлю его сюда. Но я хочу, чтобы вы определенно поняли одну вещь.
  — Какую же?
  — Я контролирую допрос. Всякий раз, когда мне не понравятся ваши вопросы, я даю ему указание не отвечать на них. В любое время, когда мне покажется, что вы превышаете права, я удаляю Флитвуда и предоставляю вам катиться по своим делам.
  Мейсон зевнул, зажег сигарету и спросил:
  — Так чего мы ждем?
  Трэгг снял трубку с телефона на столе и сказал:
  — Пришлите сюда Флитвуда. Я хочу с ним еще побеседовать.
  Через минуту офицер в форме открыл дверь и втолкнул Флитвуда в комнату.
  — Хелло, Флитвуд, — приветствовал его Мейсон.
  Флитвуд затравленно посмотрел на него:
  — Опять вы!
  — Сядьте, — скомандовал Трэгг. — Мы хотим задать вам несколько вопросов.
  — Кто именно?
  — Мы оба.
  — Я спать хочу, — ответил Флитвуд.
  — Мы все хотим, — мрачно заявил Трэгг. — Но не похоже, чтобы в данное время у нас была такая возможность.
  Мейсон обратился к Флитвуду:
  — Боб, у вас были хорошие отношения с Бертраном Оллредом, правда?
  — Ну как же, конечно.
  — Причиной вашей амнезии был удар по голове?
  — Верно.
  — Как это случилось?
  — Откуда я знаю, как оно случилось? Я шел вдоль изгороди, и вдруг — удар. В глазах помутилось. Следующее, что я помню, — я еду в машине, и вы говорите о том, что везете меня в полицию. Смутно припоминаю еще какие-то события, но не знаю, что это было такое. Ни малейшего представления. Эта часть моего существования для меня белое пятно.
  — Вот и продолжайте так говорить, и эта формулировка будет выходить у вас гладко, как у иголки, поставленной на проигрыватель.
  Флитвуд перевел взгляд на Трэгга и спросил:
  — А что это он тут делает? Какое право он имеет тут сидеть и пороть эту чушь?
  Трэгг начал было что-то говорить Мейсону, но Мейсон сказал Флитвуду:
  — Так вы ничего не можете припомнить с того момента, как на вас обрушился удар, и до тех пор, пока память к вам не вернулась здесь, в полиции?
  — Нет.
  — Совершенно ничего?
  — Нет, говорю же я! Сколько я должен это повторять?
  — Ничего не помните о том времени, когда вы не знали, кто вы такой?
  — Нет. Конечно же, нет. У меня амнезия была. Я знаю, что происходило и что я делал, только потому, что мне это рассказали.
  — Может быть, вы не с теми людьми говорили, — посочувствовал Мейсон. — Есть такой человек по фамилии Лейтон, он держит станцию обслуживания миль за пять от Спрингфилда. Так он говорит, что, когда миссис Оллред остановила машину, заказала бензин и ушла в дамскую комнату, вы кинулись к телефону и позвонили по номеру Доннибрук шестьдесят девять восемьдесят один. На случай, если вы этого не помните, Боб, или если с вами снова случится приступ амнезии, это номер Бернис Арчер.
  — Ну и что такого, что я ей позвонил? Она моя девушка.
  — Знаю, — сказал Мейсон. — Но откуда вы знали, что она ваша девушка, в период, когда не могли вспомнить ничего о своем прошлом существовании? Как вы вспомнили ее имя, и как случилось, что вы поняли, что должны сделать этот звонок за ту минуту или две, пока миссис Оллред была в дамской комнате?
  Стул под Трэггом скрипнул, когда он снял ноги с корзины для бумаг, поставил их на пол и выпрямился на стуле:
  — Как фамилия этого парня, Мейсон?
  — Лейтон.
  — Где он?
  — Там, на станции обслуживания. Флитвуд знает, где это место. Боб вам скажет через минуту…
  — Говорю же вам — я не знал, кто я, и…
  — Но помнили вашу девушку и номер ее телефона?
  Флитвуд молчал, помрачнев от вопроса Мейсона.
  — Теперь, — произнес Мейсон, — вы скажете лейтенанту Трэггу или привезти сюда Лейтона?
  — Не говорил я ни по какому вызову, — сказал Флитвуд Трэггу.
  Мейсон ухмыльнулся и сказал:
  — Я-то думал, что эта часть вашей жизни для вас белое пятно, Боб. Вспомните, ведь это произошло в период, когда вы страдали от амнезии. Откуда вы знаете, что не разговаривали по тому вызову?
  — Идите вы куда подальше! — заорал Флитвуд, вскакивая.
  Он размахнулся кулаком для удара. Длинная рука Трэгга протянулась через стол, схватила Флитвуда за воротник рубашки и швырнула на стул. Мейсон спокойно зажег сигарету твердой рукой и сказал, пуская дым к потолку:
  — Так-то, Трэгг. Вот вам ваш убийца.
  — Вы о чем? — заорал Флитвуд. — Не можете вы мне это пришить! Пытаетесь свою клиентку защитить, Лолу Оллред.
  — Конечно, — согласился Мейсон. — Я пытаюсь защитить ее тем, что открою настоящего убийцу. Вот он, лейтенант. Вот человек, который все время лгал. Он был последним, кто видел Оллреда живым. Несмотря на тот факт, что он показывает, будто у него все было в порядке с Бертраном Оллредом, это вовсе не так. Они сильно поссорились перед тем, как Флитвуда сбили с ног. И вовсе не машина сбила Флитвуда. Он это знает, и я это знаю. Вот так-то, вы его поймали на целой системе лжи. Сначала он говорит, будто вовсе не знает, кто он, и лжет. Теперь он утверждает, что ничего об этом не помнит.
  Флитвуд умоляюще посмотрел на лейтенанта Трэгга. То, что он увидел на лице лейтенанта, его не успокоило.
  — Хорошо, — внезапно взорвался Флитвуд. — Я скажу вам правду, всю правду. Тогда вы поймете, в каком положении я оказался. У Оллреда был компаньон в рудничном деле по фамилии Джером. Джером — тип несговорчивый. Работая над некоторыми бухгалтерскими книгами, я обнаружил, что Оллред кое в чем Джерома облапошивал. Джером же не тот человек, которого можно обжулить без неприятных последствий. Я совершил ошибку, дав Оллреду понять, что именно я обнаружил. Сначала он пытался подкупить меня, чтоб я молчал. Потом попробовал мне угрожать. Затем внезапно он сделался со мной очень мил и предупредителен и начал мне объяснять, что все это просто ошибка и что он ее мне растолкует, но с этим можно подождать до завтра, а пока, мол, мы с ним пообедаем.
  Я прикинулся, будто попался на эту приманку, потому что видел, что он в отчаянии, а я не вооружен. Я вдруг испугался того, что может случиться. Я только хотел оттуда выбраться, так что сказал ему, что пойду переодеться и вернусь к обеду. Незадолго до этого мне удалось дозвониться до Джорджа Джерома, но поговорить не удалось, так как Оллред внезапно заподозрил неладное и вернулся в комнату, где телефон, и мне пришлось быстренько положить трубку и притвориться, будто я ищу чей-то номер. Он пришел к заключению, что я не звонил, но что-то подозревал и был зол. Ну, я начал оттуда выбираться, говоря, что иду домой переодеться, и он очень сердечно хлопал меня по спине и называл своим мальчиком. Был отвратительный, темный и дождливый вечер. Мы заработались допоздна. Наверно, было уже половина восьмого или около того. Оллреды обедают в восемь пятнадцать. Я вышел из того крыла дома, где находится контора Оллреда, и пошел вдоль живой изгороди. И поверьте мне, я все время оглядывался. Я очень нервничал. Я дошел до того места, где начинается въездная дорожка, и достиг конца изгороди, и вдруг почувствовал целый фейерверк у себя в голове. Конечно, возможно, что меня сбила машина Патриции Фэксон, но у меня такое чувство, что это Оллред ударил меня дубинкой и повторил удар еще раза два для верности, когда я уже лежал.
  Теперь я понимаю, что произошло. Патриция возвращалась домой. С ней ехала ее мать. Они увидели машину Оллреда, стоящую так, что задний бампер торчал почти на дороге, и сделали естественную вещь. Они повернули машину — и слишком резко. Крыло машины Пат задело край изгороди. А это все, чего хотел Оллред. Он решил, что совершил идеальное преступление. Единственное — он не предусмотрел толщину моего черепа. Позже он прикидывался, будто очень озабочен тем, что Пат сбила меня машиной. Патриция чуть с ума не сошла от угрызений совести. В ту минуту, когда я начал приходить в себя, я понял, что я в опасности. В то время, сказать по правде, я ничего не знал о миссис Оллред. Не знал, чтó ей известно и понимает ли она, что происходит. Я только понял, что я болен и едва ли смогу передвигаться и что я в руках людей, которые хотят меня убить.
  И вот у меня появилась блестящая идея. Я прикинулся, будто только что пришел в себя. Оллред готов был погрузить меня в машину и отвезти в больницу. Я знал, что это означает. Так что я открыл глаза. Затем прикинулся, что у меня амнезия.
  Кажется, этим я надул Оллреда. Он не был полностью одурачен, но ему это было на руку. Если бы у меня на самом деле была амнезия и я не помнил бы, кто я, то я ничего не смог бы рассказать Джерому. Я бы не вспомнил ту двойную бухгалтерию Оллреда, которую обнаружил в книгах. И Оллред имел бы шанс продолжать дело с Джеромом и отлично с ним ладить. Оллред убил бы меня, если бы был вынужден, но без нужды он не стал бы этого делать. Он сказал своей жене, что следует отвезти меня в такое место, где мне будет покойно. Ей нужно притвориться моей старшей сестрой — и все в таком роде.
  Внезапно Флитвуд повернулся к Мейсону и попросил:
  — Дайте мне сигарету.
  Мейсон протянул ему сигарету. Флитвуд зажег ее, рука у него так дрожала, что он вынужден был придержать спичку другой рукой, чтобы поднести ее к концу сигареты.
  — Продолжайте, — велел Трэгг.
  — Оллред хитрил, — продолжал Флитвуд. — Он отправил меня со своей женой, считая, что, если у меня настоящая амнезия, у него будет время, чтобы принять меры. Но, как только мы уехали, он начал распространять слухи, будто мы вдвоем удрали. Можете видеть, какие преимущества это ему давало. Он мог покончить с нами, убить нас обоих и объявить, что это из ревности. Итак, Оллред прикинулся мужем моей сестры, и я искренне думаю, что, если бы я продолжал разыгрывать амнезию, пока он не закончил бы дела с Джеромом, все могло быть в порядке. Но я не хотел терпеть двуличие Оллреда и решил при случае связаться с Джеромом: попросить Джерома взять пистолет, приехать к нам, объясниться с Оллредом и забрать меня с собой. Однако у меня не было шанса попасть к телефону незаметно, но я чувствовал, что у меня есть по крайней мере еще пять или шесть дней. Мы уехали из Спрингфилда и проделали около ста миль к северу. Тогда миссис Оллред получила возможность позвонить мужу. Он, очевидно, велел ей вернуться и ехать в «Уютный отдых». Ну, мы так и сделали. Прибыли в «Уютный отдых» и там ждали. Немного выпили. Потом появился Оллред. Велел нам собирать багаж, потому что, дескать, надо переезжать. Когда мы собрались и погрузили багаж в машину, он вдруг велел Лоле залезть в багажник.
  Вот тут я и понял, что должно произойти. Думаю, он догадался, что я понял. Он приставил мне к ребрам пистолет и, когда его жена попыталась схватить его за руку, он ударил ее прямо в лицо. У нее пошла кровь носом. Затем, угрожая пистолетом, он заставил ее забраться в багажник, захлопнул крышку и велел мне сесть за руль. Я понял, что он заставит меня превысить скорость. Я повел машину, поверьте мне, я собирался воспользоваться первым же случаем, чтобы съехать с дороги и разбить машину. Но Оллред был хитер. Он велел не превышать скорость. Сказал: «Поставь на малую скорость и так и держи».
  — И что вы сделали? — спросил Трэгг.
  — Ну, вы знаете, как бывает, когда вы ведете машину на первой скорости. В машине масса всяких регуляторов, и просто удивительно, что вы можете сделать пассажиру, который этого не ожидает. На повороте я выжал акселератор, и машина рванулась вперед. Оллреда так и отбросило назад на подушки. Он попытался удержать равновесие и ткнуть меня пистолетом, и тогда я резко прижал тормоза. Таким образом, я остановил машину как раз в тот момент, когда Оллред пытался выпрямиться. Он ударился головой о ветровое стекло. Я воспользовался моментом и заехал ему локтем в лицо, выхватил у него пистолет и сильно ударил его по голове. Оллред мгновенно отключился. Он свалился в угол машины, против правой дверцы.
  Я начал было вытаскивать его из машины, но побоялся, что, если сделаю это, дорожная полиция арестует меня за то, что я украл машину, а Оллред мог ведь прийти в себя. Мне захотелось удрать от Оллреда и выпутаться из всего этого. Я решил оставить Оллреда в машине и уйти пешком. Однако мне не хотелось этого делать, пока поблизости не окажется какого-нибудь города или поселка — и тут-то я вспомнил об Овербруке.
  — Что насчет Овербрука? — спросил Трэгг.
  — Я-то с ним знаком не был, но видел какие-то письма от него в конторе. Он с Оллредом был связан в приисковых делах, и, подозреваю, Оллред его одурачил. Но не в этом дело. Я помнил из тех писем, что у Овербрука уединенное ранчо где-то в горах и что дорога к нему поворачивает через несколько миль от того места, где мы ехали. Я решил продолжать притворяться, что у меня амнезия. Я знал, что, если все раскроется и придется просить помощи, Овербрук будет заодно со мной против Оллреда.
  Вот, джентльмены, и все. Я добрался до поворота, свернул на грязную дорогу и, когда до ранчо Овербрука осталось около четверти мили, остановился у обочины.
  — А как же миссис Оллред?
  Флитвуд улыбнулся и сказал:
  — Можете не верить, но миссис Оллред сумела освободиться. Ей удалось отпереть крышку багажника, возможно, при помощи ручки, которой заводят мотор. Как бы то ни было, она умудрилась отпереть крышку. В ту же минуту, как я остановил машину, она подняла крышку багажника, спрыгнула на землю и помчалась, как олень.
  — И что случилось дальше?
  — Я крикнул ей: «Все в порядке, Лола!»
  — А она?
  — Продолжала убегать.
  — Что дальше? — спросил Мейсон. — Оллред был мертв?
  — Нет, но он был еще без сознания. Он дышал, глубоко и тяжко. Когда умолк мотор, только этот звук раздавался в машине.
  — У вас был пистолет Оллреда?
  — Да.
  — Почему вы так боялись Оллреда? Если у вас был пистолет, почему вы просто не оставили машину на обочине и не отправились дальше пешком?
  — А куда бы я дальше пошел? — спросил Флитвуд. — Ночь была холодная и туманная, с дождем. Все было сырым, а в горах страшно холодно. Мне нужно было где-то поспать, не бродить же ночью по дороге. И не хотел я выпихивать Оллреда под дождь. Я намеревался оставить его в машине, чтобы он пришел в себя и поехал домой. Мне только хотелось от него избавиться, потому что я не собирался отказываться от амнезии, а при данных обстоятельствах я не смог бы продолжать игру. Потом я вспомнил о Бернис Арчер, и… ну, я решил, что амнезия — блестящая выдумка.
  — Разве вам не хотелось начать игру с Патрицией Фэксон? — спросил Мейсон.
  — Смотря что под этим понимать. Она лакомый кусочек. Я к ней осторожно подбирался и пытался выяснить, хочет ли она этого.
  — И она не хотела?
  — Нет.
  — Дальше этого не зашло?
  — Я не железный, — ответил Флитвуд. — Может, я бы бросил Бернис Арчер и женился на Патриции, если бы Патриция дала мне зеленый свет. Одно время я думал, что так и будет, — но нет. У Патриции есть собственные деньги, и мать ее не стесняет. Человек, который женится на Пат, может не заботиться о работе, а если он разбирается в приисковом деле, ему будет где отрезать себе кусок пирога. Однако дело не в этом. Я прямо вам скажу, джентльмены: Бернис Арчер — моя девушка. Пока что. Она славная девочка.
  — Вы с ней виделись с тех пор, как вы здесь? — спросил Мейсон.
  — Конечно, — ответил Флитвуд. — Она сразу ко мне примчалась, когда узнала, что я здесь. Почти час у меня пробыла. Славная девочка.
  — И вы ей эту историю рассказали? — спросил Мейсон.
  — Нет, — сказал Флитвуд. — Я продолжал блеф с амнезией. Я решил, что так лучше во многих отношениях.
  — Вы ее одурачили?
  — Не знаю. С Бернис никогда не знаешь. Она прикинулась, что верит.
  — Вы совсем ничего ей не рассказали о том, что произошло там, в горах?
  — Конечно, нет. Я ей сказал, что не могу припомнить ничего с того времени, как получил тот удар по голове в доме Оллреда, — ничего не помнил, пока не пришел в себя по дороге в полицейское управление.
  — Хорошо, — нетерпеливо вмешался Трэгг, — нас не интересуют ваши любовные дела. Расскажите подробности того, что случилось. Миссис Оллред выскочила из багажника. Крышка была еще поднята?
  — Нет. Она захлопнулась, когда миссис Оллред выскочила. Она недостаточно высоко ее подняла, и крышка сама опустилась.
  — А кровь в багажнике?
  — Наверно, у нее из носа, — ответил Флитвуд. — Я только так могу это объяснить.
  — Итак, что вы сделали?
  — Вышел из машины. Оллреда оставил внутри. Оллред был все еще без сознания, но начинал понемногу шевелиться и проявлял признаки того, что скоро придет в себя. Я знал, что я недалеко от дома Овербрука. Я слышал, как лает собака, — и довольно близко. Я обошел вокруг машины и, когда оказался перед ней, взял пистолет за дуло и забросил его как можно дальше в темноту. Бросок получился отличный. Прошло время, пока я услышал, как он стукнулся о землю. Потом я пошел на звук лая. Прошел, наверно, триста-четыреста ярдов, оказался у дома. Постучал в дверь. Вскоре появился Овербрук и спросил, что мне нужно. Я сказал ему, что, возможно, попал в автомобильную катастрофу или что-то в таком роде, потому что очнулся, когда шел по дороге, не имея представления, кто я и как сюда попал. Овербрук что-то заподозрил. Он оглядел меня внимательно. Наконец сообщил, что у него тут холостяцкая берлога, что есть свободная комната с койкой и одеялами, но без простыней. Сказал, что могу переночевать, если хочу. Я сказал ему, что меня это устроит, авось память вернется ко мне утром. Пошел в спальню и подождал, пока он не лег снова. У меня была идея тихонько выбраться и проверить, не пришел ли Оллред в сознание и не уехал ли он. Но я не учел собаку. Очевидно, Овербрук велел собаке стеречь меня, потому что, когда я попытался отворить дверь и та заскрипела, пес уже стоял перед ней с оскаленными зубами и рычал. Тогда я вернулся, сел на краешек кровати — и просидел так с полчаса, пока не услышал, как завелся мотор и машина отъехала.
  — В какое время Оллред появился в «Уютном отдыхе»? — спросил Мейсон.
  — То-то и оно, — сказал Флитвуд. — Оллред предварительно забрал не только мои часы, но все, что у меня было, кроме денег. Когда я прикинулся, будто у меня амнезия, Оллред оказался достаточно хитер, чтобы проверить, нет ли у меня чего-нибудь, что поможет установить мою личность в случае, если бы я обратился к какому-то незнакомому встречному. Даже часов не оставил. Взял даже мой носовой платок, потому что на нем была метка из прачечной. Всего обчистил.
  — Но деньги не взял?
  — Не только мои деньги не взял, но, кажется, подложил еще долларов двести в банкнотах к тем ассигнациям, которые лежали у меня в кармане брюк. Он хотел, чтобы у меня было много денег — и больше ничего.
  Мейсон посмотрел на Трэгга. Трэгг пожал плечами.
  — А чемодан миссис Оллред? — вспомнил Мейсон.
  — Что — чемодан?
  — Когда она упаковала вещи по просьбе мужа, она его положила в машину?
  — Да.
  — А когда она выскочила из багажника, — саркастически заметил адвокат, — и помчалась, спасая жизнь, не хотите ли вы нас уверить, что она тащила чемодан?
  — Нет, мистер Мейсон. Она несла ручку стартера или какой-то металлический прут, вот и все. Я видел ее в свете задних фар.
  Адвокат победоносно улыбнулся:
  — Когда нашли машину, ее чемодана там не было.
  На лице Флитвуда появился испуг.
  — Какого же черта… Конечно, я не мог видеть ее ясно.
  — Странная история, — сказал Мейсон презрительно. — Жизнь ее в опасности, а она возвращается за чемоданом.
  — Постойте, — сообразил Флитвуд. — Я вам скажу, что могло произойти. Миссис Оллред попыталась остановить попутную машину в город. Оллред пришел в себя, понял, что я улизнул. Поехал назад к городу. Встретил на дороге жену. Она даже, возможно, подняла руку, не видя из-за вспышки фар, кто за рулем. Когда он остановил машину и попытался силой заставить ее сесть, она ударила его ручкой стартера. Вот тут-то она и вытащила из машины чемодан, а машину пустила под откос. Он, наверно, ее догнал как раз в том месте, где машина поехала под уклон.
  — Чушь! — фыркнул Мейсон.
  — Поверьте, — горячо сказал Флитвуд, — Оллред получил по заслугам, а миссис Оллред, если и столкнула машину с обрыва, действовала в порядке самозащиты. Спорим, что, если вы спросите миссис Оллред, окажется, что ее муж нашел ее на дороге, пытался избить ее, и она треснула его ручкой по голове. Она…
  Зазвонил телефон на столе у Трэгга.
  Трэгг поколебался, потом снял трубку:
  — Алло… кто? Ах, шериф, да… верно. Я только что получил новые сведения… о’кей, слушаю.
  Секунд двадцать Трэгг держал трубку возле уха, внимательно слушая. Потом он посмотрел на Флитвуда и нахмурился. Помолчав, сказал в микрофон:
  — Я хотел бы, чтоб вы сами на них взглянули… шериф, я хотел бы продолжить. Это может быть важно… могу начать через десять минут… думаю, у нас что-то есть. Картина начала складываться… О’кей, закончу. Задам еще несколько вопросов и свяжусь с вами. Вы будете готовы ехать, да?.. О’кей, до встречи!
  Трэгг повесил трубку и несколько секунд задумчиво смотрел на Флитвуда.
  — Так где вы остановили эту машину? — спросил он.
  — Я вам сказал — за четверть мили от дома Овербрука.
  — Понятно, но что там была за местность?
  — Ну, — сказал Флитвуд, — не очень-то хорошее место. Пока я ехал и смотрел при свете фар, все выглядело нормально. Вроде как ровная дорожка, отворот от главной. Но когда я туда заехал, оказалось, что земля слишком мягкая. Сначала было не так уж плохо, но там, где я оставил машину, была ужасная грязь.
  — Слушайте, Флитвуд, — сказал Трэгг, — вы уже достаточно долго нас разыгрываете. Вот уже второй или третий раз вы рассказываете совсем по-другому. Если вы еще попробуете крутить, я вам обвинение пришью.
  — Я не вру, лейтенант, — сказал Флитвуд. — Так и есть.
  — Надеюсь. Так, говорите, миссис Оллред выпрыгнула из машины и пустилась наутек?
  — Именно так.
  — Она не вернулась?
  — Вернулась! — повторил Флитвуд и рассмеялся. — Да вы бы ее лебедкой обратно в машину не затащили!
  — Вы уверены?
  — Конечно. Она мужа боялась, и причина у нее была.
  — Она знала, что муж без сознания, когда она побежала?
  — Я ее звал, — напомнил Флитвуд, — но она все бежала.
  — Что вы ей кричали?
  — Не помню. Звал ее вернуться. Да, потом я закричал: «У меня его пистолет, а он без сознания в машине».
  — И она что сделала?
  — Кажется, продолжала бежать. Но уже далеко отбежала, и я не мог видеть. Вспомните, что она бежала от задней части машины, а там было темно.
  — Где находились вы?
  — Я стоял возле передних фар.
  — Тогда она могла вас видеть при свете фар?
  Флитвуд подумал и сказал:
  — Да. Разумеется, могла. Я стоял прямо перед фарами. Оттуда, где она находилась, она могла ясно меня видеть.
  — Значит, вы не знаете, продолжала ли она бежать после того, как вы ее окликнули?
  — По правде говоря — не знаю. Ночь выдалась темная. Моросил холодный дождь, можно было видеть разве только свою руку у самого лица. Я довольно долго ковылял, пока не добрался до дома Овербрука. Ничего не мог разглядеть. Оставалось только идти на лай собаки.
  — Что ж, неплохо, — кивнул Трэгг. — Вам же на пользу. Но вы должны еще остаться здесь на два или три часа.
  — Это мне подходит, — сказал Флитвуд. — Я сознался. И поверьте, лейтенант, груз с души свалился.
  — Вы уверены, что выкинули этот пистолет?
  — Вы абсолютно правы, я его выкинул. Можете проверить мою версию, если хотите, лейтенант, можете найти место, где я оставил машину, и, безусловно, сможете разыскать пистолет. Я бросил его, стоя перед машиной, влево, и он должен был упасть за сто — сто пятьдесят ярдов. Земля мягкая, я должен был оставить следы.
  — Следы обнаружены, — сухо объявил Трэгг. — Я собираюсь поехать взглянуть на них. Они подтверждают вашу версию на сто процентов. Теперь подумайте хорошенько. Вы выключили зажигание, когда остановили машину?
  — Да.
  — А когда стали обходить машину кругом, вы начали спереди?
  — Да.
  — Значит, любой, кто стоял на расстоянии позади машины, мог ясно видеть, что вы делали?
  — Да.
  Трэгг вопросительно посмотрел на Мейсона:
  — Ваша клиентка вам об этом рассказала?
  Мейсон минуту колебался, затем покачал головой.
  — Ей бы следовало, — сказал Трэгг.
  — Что вы имеете в виду? — спросил Мейсон.
  — Начинает складываться картина, — пояснил Трэгг. — Ваша клиентка побежала к дороге, Мейсон. Там она остановилась. Она слышала, как Флитвуд сказал, что ее муж в машине и что он без сознания. Она подождала, наблюдая, как Флитвуд обошел машину и встал перед фарами. Она видела, как он выкинул пистолет. Затем увидела, как он направился к дому Овербрука. Она ждала. У нее в руках была ручка стартера. Она знала, что ее муж собирается убить ее. Она стояла в мороси и темноте, выжидая. Когда она поняла, что Флитвуд не собирается возвращаться, она на цыпочках приблизилась к машине, чтобы убедиться, что то, что сказал Флитвуд, — правда. Она увидела, что это правда. Ее муж начинал приходить в сознание. Миссис Оллред открыла дверцу с левой стороны. Влезла в машину и добила своего мужа ударами ручки. Затем развернула машину, вывела ее на шоссе, в то место, где был спуск, вытащила свой чемодан, выбросила ручку, снова села в машину и повела ее к обрыву, выскочила, оставив мужа внутри, остановила проезжавшую машину и доехала до города. Теперь, если она хочет сотрудничать, она должна сделать заявление об убийстве и просить смягчения наказания.
  — Ничего подобного она не сделала, — возразил Мейсон.
  Трэгг с пониманием улыбнулся:
  — Следы говорят, что сделала, а следы не лгут.
  — Флитвуд, — сказал Мейсон, — если ваша версия — правда, как случилось, что вы не…
  Трэгг неожиданно вскочил на ноги:
  — Я думаю — хватит, Мейсон.
  — То есть как? — спросил адвокат.
  Трэгг улыбнулся:
  — Вы сделали мне одолжение, Мейсон, — Трэгг улыбался. — Вы заставили этого свидетеля прекратить валять дурака. Теперь он рассказал нам историю, которая абсолютно сходится с фактами. И теперь я не хочу, чтобы вы опять все испортили. Вы будете иметь возможность допросить этого свидетеля, когда он займет свое место в суде. Пока что мы можем обойтись без ваших дальнейших вопросов. Идите домой и поспите.
  — Всего два вопроса, которые я хочу выяснить, Трэгг, — сказал Мейсон. — Хочу выяснить два пункта.
  Трэгг улыбнулся и покачал головой.
  — Черт возьми, Трэгг, я устроил все это для вас! Я…
  Трэгг повернулся к Флитвуду и сказал:
  — Неважно, что Мейсон болтает, Флитвуд, не говорите больше ни слова, пока он в комнате. Вы понимаете?
  Флитвуд кивнул.
  Мейсон, признавая поражение, погасил сигарету и сказал Трэггу:
  — Что ж, все было очень мило.
  Трэгг ухмыльнулся и сказал:
  — Единственный раз, когда не просто у клиентки Перри Мейсона шея в петле, но сам великий Перри Мейсон ее туда сунул.
  — Все так, — мрачно ответил Мейсон. — Что я хотел, так только правды. Знал я, что Флитвуд лжет насчет амнезии.
  — А кто не знал? — спросил Трэгг. — Я и ждал, что в подходящий момент он расколется. Но раз уж вы тут оказались, я подумал: может, вы его мне подготовите. И думать не думал, что вы настолько сыграете мне на руку.
  — Я этого и не делал, — мрачно сказал Мейсон и вышел.
  Глава 16
  Часы на стене в комнате свиданий местной тюрьмы показывали десять минут десятого утра. Мейсон сидел по одну сторону тяжелой стальной решетки, которая перегораживала комнату пополам. По другую сторону сидела миссис Оллред. В дальнем углу пожилая женщина ждала, когда адвокат закончит свидание с клиенткой.
  — Что вы рассказали Трэггу? — спросил Мейсон.
  — Ничего. Он ко мне и не приходил.
  — Это плохо, — признал адвокат.
  — Почему плохо?
  Мейсон кратко передал версию Флитвуда, миссис Оллред внимательно слушала. Когда он закончил, наступило молчание. Потом миссис Оллред быстро произнесла:
  — Все это ложь, мистер Мейсон.
  Мейсон покачал головой:
  — Кое-что подтверждает историю Флитвуда. Еще не знаю что. Раз Трэгг не спешит получить ваше заявление, это означает, что версия Флитвуда получила подтверждение. Во-первых, имеются следы. Есть только одно объяснение. Вы говорили мне правду. Флитвуд долго крутил — то насчет одного, то другого, но, когда он наконец рассказал всю историю, все у него сошлось. Эта версия ставит вас в скверное положение. И что хуже всего — есть причина. И есть мотивы. Все это так отлично скроено, что присяжные будут вам сочувствовать, но решат, что вы виновны — возможно, в убийстве непредумышленном.
  — Флитвуд его убил, мистер Мейсон, — сказала она.
  — Я не уверен в этом, — адвокат покачал головой.
  — Но он должен был! Это или Боб Флитвуд, или я.
  — Это так кажется.
  — А я знаю, что я его не убивала!
  — Хотел бы я, — сказал Мейсон, — иметь способ убедить суд в том, чтобы он разделял ваше убеждение.
  — Вы чувствуете, что я попалась?
  — Версия Флитвуда, — сказал Мейсон, — звучит убедительно.
  — Даже для вас?
  — Мой принцип, — медленно проговорил Мейсон, — верить моим клиентам.
  — Если бы я не была вашей клиенткой, версия Боба Флитвуда убедила бы вас?
  — Возможно, — допустил Мейсон. — Я бы хотел знать, что вы скажете о своем пребывании в багажнике этой машины.
  — Я там не была.
  — Вы знаете, кто там был?
  — Нет.
  — На коврике кровь. Ее нашли полицейские.
  — Не знаю.
  — И не можете объяснить? У вас не шла кровь носом?
  — Нет.
  — Вы знаете, — задумчиво произнес Мейсон, — если бы вам пришло в голову рассказать ту же историю, что и Флитвуду, но с небольшими вариациями, она бы объяснила все, включая кровь на коврике в багажнике.
  — Но я вам сказала правду, мистер Мейсон.
  — Случается иногда, — сказал Мейсон, — что искусная ложь вытесняет правду со сцены. Интересно, что история Флитвуда так прекрасно логична и выставляет вас перед публикой в таком симпатичном свете — но в то же время навешивает техническую сторону убийства вашего мужа прямехонько на вас. Хотел бы я, чтоб вы нашли способ объяснить, каким образом кровь попала на коврик в багажнике.
  — Но я не могу.
  — В этом преимущество истории Флитвуда, — заметил Мейсон. — Она объясняет все. Дает в руки полиции блестящее дело.
  — Против меня?
  Мейсон кивнул.
  — Я не убивала своего мужа, мистер Мейсон.
  — Что ж, — сказал Мейсон, — тогда рассказывайте все как на духу. Очень важно, как будет выглядеть ваша история рядом с версией Флитвуда. Ваша история не может объяснить некоторых деталей. История Флитвуда объясняет все. Появились какие-то новые улики, которых я не знаю. Трэгг поехал выяснять. Если эти улики подтвердят версию Боба Флитвуда, убийство повиснет на вас. Я могу объявить его непредумышленным или мог бы настаивать на самозащите, но ответственность за роковой удар все равно на вас.
  — Какие же улики дадут очевидное подтверждение?
  — Прежде всего — следы.
  — Что ж, моя история — правда.
  — Надеюсь, — заключил Мейсон и дал знак надзирательнице, что свидание окончено.
  Глава 17
  Оставалось несколько минут до полудня. Дрейк условным кодом постучал в дверь Мейсона. Делла Стрит открыла. Дрейк вошел в сопровождении худощавого мужчины лет под шестьдесят.
  — Ты помнишь Бера Хемфрейза, — сказал Дрейк. — Он работал на тебя, Перри, в деле Мемброза.
  Мейсон кивнул и произнес:
  — Хелло, Хемфрейз.
  Хемфрейз быстро и понимающе кивнул, как человек, который хочет поделиться важными сведениями.
  — Присядьте, — пригласил Дрейк Хемфрейза, — и расскажите вашу историю. — Дрейк повернулся к Мейсону и сообщил, предваряя рассказ: — Как только ты мне утром позвонил и велел послать к Овербруку человека, чтобы поискать автомобильные следы в мягкой почве, я позвонил Хемфрейзу. Хемфрейз работал с этим делом в Спрингфилде. Он сел в машину и помчался туда. Он по крайней мере на час обогнал полицейских. Ему удалось сделать полную зарисовку всего, что он там обнаружил, до приезда полиции. Они ужасно разозлились, что нашли его там, но ничего не могли поделать.
  — Рассказывайте, — обратился Мейсон к Хемфрейзу. — Что там оказалось? Что вы обнаружили?
  Хемфрейз вынул из кармана лист бумаги, развернул его.
  — Я начертил карту. Но прежде, чем я вам ее покажу, мистер Мейсон, я вам расскажу в общих чертах, что произошло. Я подошел к дому Овербрука и сказал ему, что приехал изучить автомобильные следы. Он решил, что я из ведомства шерифа, и все мне выложил.
  — Что же он сказал?
  — Ну, оказалось, что чем больше Овербрук думал о Флитвуде, тем больше это его беспокоило. По тому, как лаяла его собака, он догадывался, что какие-то шумы слышались еще до того, как Флитвуд вышел на дорогу. И Овербрук пришел к заключению, что, наверно, был какой-то шум от подъезжавшей машины и от разговора людей, когда Флитвуд из машины выходил. Так что Овербрук, будучи хорошим охотником, пошел по следу Флитвуда.
  — Он смог найти следы Флитвуда?
  — Да. Не прямо возле дома, но довольно близко. Понимаете, в субботу шел сильный дождь, земля размякла, и потом еще моросило, так что земля не успела затвердеть. Это создало Овербруку отличные условия для того, чтобы идти по следам.
  — Что же он делал?
  — Пошел по следам Флитвуда и попал на то место, где остановили машину. Здесь он увидел четкие отпечатки, которые заставили его призадуматься. Но на этом он не остановился, а пошел себе дальше по следам.
  — Вы в этом уверены?
  — Черт, конечно. Его следы очень четкие. Он подошел прямо к тому месту, где раньше стояла машина, посмотрел, куда ведут следы шин, добрался до грунтовой дороги. Потом вернулся к своему дому, взял трактор с прицепом, нагрузил прицеп древесным хламом, который у него валялся с тех пор, как он курятник строил, поехал на то место возле фермы, где ходил пешком, вытащил доски и обложил ими дорогу вдоль следов — до того места, где раньше стояла машина. Доски он укладывал очень тщательно. Клал одну-две доски, по ним шагал назад, чтобы взять еще досок, подходил, укладывал их, а потом по ним возвращался за следующей партией. Таким способом он сохранил все следы на дороге. По этим следам все, что произошло, ясно как день. Он старательный мужик, и я считаю, что он сделал гораздо больше, чтобы сохранить те следы, чем это смогли бы сделать полицейские. И теперь, несмотря на то что полицейские там шлялись, эти следы четко видны — во всяком случае, когда я оттуда уезжал, они были видны. Полицейские собирались снять гипсовые отпечатки.
  — Что потом?
  — После того как Овербрук уложил доски, он поехал на почту и позвонил шерифу. Рассказал шерифу, что он обнаружил и что сделал, и тогда шериф позвонил Трэггу. Они велели Овербруку поехать туда и охранять то место до приезда полиции.
  Ну, я туда приехал и начал осматривать все кругом. Овербрук решил, что я от шерифа. Он закричал мне, чтобы я объехал его дом и выехал на дорогу к ферме. Я так и сделал, и он показал мне, как он построил дорогу из досок, ведущую туда, где стояла машина, и рассказал мне, что он обнаружил. Я все это зарисовал — и только закончил рисунок, как показались шериф с лейтенантом Трэггом. Они были всем этим несколько раздражены, но благодаря тому, как Овербрук разложил доски, я нисколько не спутал следы, и у них не могло быть ко мне претензий. Конечно, они меня оттуда прогнали и наверняка отобрали бы у меня рисунок, если бы знали, что он есть. Но Овербрук ничего о нем не сказал, а я тем более. К тому времени, мне кажется, у полицейских появились свои сложности. Они сами зарисовывали и делали фотографии.
  — Давайте взглянем на рисунок, — попросил Мейсон.
  Хемфрейз положил рисунок на стол к Мейсону.
  — Вот здесь все, — сказал он. — Вот место, где машина свернула с дороги.
  — Нет сомнений, что это та самая машина? — спросил Мейсон.
  — Очевидно, нет. Там, где стояла машина, почва довольно мягкая, а там, где машина поворачивала с дороги, ясно видны следы четырех шин. На колесах машины миссис Оллред все шины новенькие, там ясно виден рисунок протекторов. Так как машина поворачивала, есть место, где следы каждой покрышки отчетливо видны, как будто их смазали чернилами и промокнули листом бумаги. Каждая деталь следа отчетливо выделяется. Я предварительно срисовал все узоры на покрышках машины миссис Оллред, после того как полиция нашла ее на дне каньона. Это точно машина миссис Оллред, если только не какая-то другая с точно такими же покрышками.
  — Я просто хотел уточнить, — кивнул Мейсон.
  — Вот тут, — Хемфрейз указал на деталь рисунка, — дорога идет вправо, вдоль края пахотной земли. По одну сторону — люцерна за забором. По другую — ничего. Там, где повернула машина, грунт мягкий. Следы видны так же ясно, как на только что выпавшем снегу. Теперь посмотрите на рисунок. Вот здесь машина свернула с дороги. Подъехала сюда и остановилась. Вы можете видеть, где из нее вышел Флитвуд. Вот его следы — он вышел с левой стороны. Видите, он пошел направо, в свет фар. Следы показывают, как он повернулся, когда дошел до этой точки, прямо перед передними фарами. Здесь он секунду постоял. Сначала его следы ведут в этом направлении. Вот здесь он стоял, звал миссис Оллред, когда она выскочила из багажника.
  — А ее следы видно?
  — Вот они, в том направлении. Она выскочила из багажника. Вот здесь он был расположен. Вот следы ее ног, когда она спрыгнула на землю, вот она побежала. Можно видеть, что она помчалась со всех ног, прямо на эту дорогу. Эта дорога имеет гравийное покрытие, так что мы больше не можем видеть ее следов после того, как она выбралась на дорогу. Но очень далеко она убежать не могла. Она, должно быть, остановилась и ждала. Именно в этот момент, если я правильно понял рассказ Флитвуда, из того, что говорили полицейские, прежде чем меня оттуда выставили, — именно тогда он крикнул ей, что ее муж жив и все в порядке.
  Мейсон кивнул.
  — Вы можете видеть четкие следы. Она пошла по дороге, прошла некоторое расстояние — никто не знает сколько, возможно, так и не удалилась от машины настолько, что не могла слышать или видеть, что там происходит. Она все обдумала. Повернулась и пошла обратно. Вот ее следы, когда она возвращалась, и вы можете видеть, что цепочка следов ведет прямо туда, где стояла машина. Она направлялась к левой дверце машины — к сиденью водителя.
  — Что случилось дальше? — спросил Мейсон.
  — Дальше она села в машину и поехала.
  — Откуда вам это известно?
  — Попробуйте сами представить, — предложил Хемфрейз. — Я внимательно изучил следы. Эта схема вам покажет, что произошло. Она вышла из машины, побежала к дороге. Вернулась и села в машину. Флитвуд вышел из машины и отправился к дому Овербрука. Туда ведет единственная цепочка следов. Если бы Флитвуд вернулся к машине, он бы оставил еще одну цепочку.
  — А следы Овербрука? — спросил Мейсон.
  — Они оставлены сегодня утром. Их можно ясно проследить — ровная четкая цепочка. Он шел от своего дома, как я показал, вот тут. Он начал было наступать на следы автомобильных шин, потом подумал и сообразил, какая в них заключена ценность, и свернул на дорогу к ферме. А потом пошел за трактором и настелил доски.
  — Вы не думаете, что кто-то мог выйти из машины или войти в нее осторожно, не оставляя следов?
  — Ни малейшего шанса, — возразил Хемфрейз. — Земля такая мягкая, что вы можете видеть даже следы собаки Овербрука, оставленные, когда тот клал доски. Я поставил точки там, где видны собачьи следы. Каждый отдельный след не срисовывал. Но главное — земля такая мягкая, что даже собака оставляет четкие следы.
  — И не возникает сомнений, что тут следы Флитвуда?
  — Ни малейших. Вы видите их там, где он вышел из машины, пошел кругом. Вот здесь он стоял, когда оглядывался на миссис Оллред. Вот здесь он стоял, когда повернулся и выкидывал пистолет. Вот здесь он пошел дальше, и вы можете видеть его следы, ведущие к дому Овербрука.
  Мейсон задумчиво изучил рисунок.
  — Вы уверены, что у вас тут есть все?
  — Абсолютно все.
  — Если это свидетельство истинно, оно чертовски важно, — сказал Мейсон.
  — Оно истинно. Все написано тут, на земле, никто не мог выйти из машины или войти туда, не оставляя следов.
  — Может, есть какой-то способ, чтобы кто-то подошел к машине и не оставил следов? — настаивал Мейсон.
  Хемфрейз упрямо покачал головой:
  — Может, по твердой земле подобрался бы?
  — Такой там нет.
  — Или… минутку, — сказал Мейсон. — А как насчет веревки? Накинуть на ветку…
  — Да там на сотни футов никаких деревьев нет. Вон там развесистые дубы. Но они так далеко, что на эту картинку не поместились. Нет, мистер Мейсон, можете мне верить. Я ситуацию продумал как следует. Невозможно войти или выйти из этой машины, не оставив следов, все следы зарисованы на этой карте, и они все очень заметные. Когда машина подъехала и остановилась, в ней было по крайней мере два человека. Один из них — женщина в багажнике, другой — мужчина, сидевший за рулем, во всяком случае он вышел с левой стороны, откуда естественно выйти водителю. Мужчина обошел машину вокруг, встал перед передними фарами и при этом ставил ноги в определенной позиции, его поведение легко проследить. Сначала он смотрел назад, потом выбросил пистолет. А потом двинулся к дому Овербрука. Женщина вернулась, села в машину и поехала. Это единственный способ, каким машина могла отсюда уехать. Эта женщина вернулась, села на сиденье шофера и повела машину. Следы рассказывают всю историю. Кто бы ни был еще в этой машине, он оставался там сидеть, пока машина тут стояла. Видно, когда машина давала задний ход. Земля здесь мягкая, заметно, как буксовали колеса, когда машина разворачивалась. А потом ее опять вывели на гравийную дорогу.
  Мейсон изучал рисунок, барабаня кончиками пальцев по краю стола.
  — Ну, — сказал Дрейк, — я думаю, тут все, что надо.
  Мейсон кивнул и через минуту добавил:
  — Конечно, я не думаю, что возможно эти следы точно идентифицировать. Другими словами, какая-то женщина была в багажнике. Эта женщина выбралась, вышла на дорогу, потом вернулась в машину и увела ее. Следы не доказывают, что это была именно миссис Оллред.
  — Версия Флитвуда говорит о миссис Оллред, — напомнил Дрейк.
  — А Флитвуд лгал при каждой возможности, — отрезал Мейсон.
  — Но его история подтверждается, — сказал Хемфрейз.
  — Не доверяю я этой Бернис Арчер, Пол, — вдруг произнес Мейсон. — Это она могла быть заперта в багажнике.
  — Никоим образом, — запротестовал Дрейк. — Вспомни, что Бернис Арчер в понедельник вечером была в городе. Она ответила на тот звонок со станции обслуживания возле Спрингфилда. С ней ночевала ее подруга. Они сидели и болтали до часу или двух ночи, а потом вместе заснули. Кровать там только одна. Я проверял Бернис Арчер. Она была дома всю ночь в понедельник. Вспомни, что миссис Оллред останавливалась на станции обслуживания около семи часов, и заправщик ее помнит, помнит машину и Флитвуда. А под откос машина скатилась около одиннадцати. В этот час должны были остановиться часы в машине и на руке Оллреда.
  — Полиция не считает, что машину пустили с откоса как раз тогда, когда остановились эти часы?
  — Нет, они считают, что миссис Оллред поставила часы Оллреда вперед, чтобы обеспечить себе алиби.
  Мейсон встал со стула и начал расхаживать по комнате.
  — Ты сможешь предъявить это доказательство суду, когда будешь выступать. — Дрейк похлопал по бумаге.
  — Я знаю.
  — Это доказательство, — продолжал Дрейк, — решающее в деле. Какую бы историю ни рассказывала твоя клиентка, она должна совпадать с этим доказательством — следами.
  — Ее история с ними не совпадает, Пол.
  — Ну, когда она встанет на место свидетеля — совпадет.
  — Если она говорит правду, — рассуждал Мейсон, — Флитвуд должен был посадить в машину другую женщину, запереть ее в багажник, выпустить, допустить, чтобы она убежала, вернулась и увела машину. Если она лжет — значит, пытается кого-то защитить. Кого?
  — Патрицию, — догадался Дрейк.
  — Возможно. Но как могла Патриция оказаться в багажнике машины своей матери? Мы знаем, где она была в понедельник вечером, Пол?
  — Очевидно, нет.
  — Разузнай.
  — Попробую.
  — Эти следы, мистер Мейсон… — вмешался Хемфрейз. — Если вы сможете представить, как эта женщина могла выйти из машины после того, как вернулась, — вы тогда умнее меня. Наверно, она была ангелом и имела крылышки. История записана на земле. Она вернулась в машину и уехала.
  — А Флитвуд был в машине только один раз?
  — Верно. Его следы ведут от автомобиля. Он туда не возвращался.
  — Если только Овербрук не лжет насчет времени, когда он уложил эти доски, — сообразил Мейсон, — и…
  — Невозможно, — перебил Хемфрейз. — Я говорил с соседом Овербрука. Он видел, как тот укладывал доски утром. Овербрук ему сказал, что он охраняет какие-то следы, в которых может быть заинтересован шериф. Сосед стоял и наблюдал, как он укладывает доски, а потом поехал на почту. Овербрук присоединился к нему через несколько минут, он ехал звонить в полицию.
  — Все это чертовски подходит к истории Флитвуда, — сказал Дрейк. — Он все же сказал правду.
  Глава 18
  Д.Т. Дэнверс, в интимных кругах известный как «ДеТаль» Дэнверс — из-за своей страстной приверженности к каждой мелкой детали в деле, был назначен обвинителем при предварительном слушании дела «Народ против Лолы Фэксон Оллред».
  Дэнверс, коренастый мужчина с могучей шеей, настроенный агрессивно, однако привыкший держаться дружески с теми людьми, которые ему противостояли, остановился возле стула Мейсона, чтобы обменяться с ним рукопожатием до начала заседания.
  — Ну, — сказал он, — полагаю, все пойдет обычным порядком. Вы, сидя тут, начнете сыпать возражениями, стараясь, чтоб мы как можно больше растерялись и чтоб вам взять верх, когда же наступит ваша очередь, вы развернетесь, как сломанная лагерная палатка, и скажете: «Ваша честь, я полагаю, что публичное свидетельство было достаточно убедительным и суду остается только освободить моего клиента, так что не вижу смысла прибегать к защите».
  Мейсон рассмеялся:
  — В чем дело, Дэнверс? Вы что, были в туристском лагере, где сломалась палатка?
  Судья Колтон занял свое кресло и сказал:
  — Открывается слушание дела «Народ против Лолы Фэксон Оллред». Вы готовы, господа?
  — Ответчица в суде, — доложил Дэнверс, — обвинение готово.
  — Защита готова, — объявил Мейсон.
  — Вызывайте первого свидетеля, — приказал судья Колтон.
  Первым свидетелем Дэнверса был врач, который производил вскрытие тела Бертрана Оллреда. Он описал профессиональными терминами найденные повреждения и высказал мнение, что смерть наступила между девятью и половиной одиннадцатого вечера в понедельник.
  — Задавайте вопросы, — предложил Дэнверс.
  — Эти раны, которые вы описали, — спросил Мейсон, — и которые послужили причиной смерти покойного, — не могли они произойти от падения с откоса, пока покойный был в машине?
  — Да, за исключением одного удара, который был нанесен по голове, очевидно, каким-то округлым инструментом, вроде рукоятки пистолета, или заводной ручки, или куска небольшой, но очень тяжелой трубы.
  — Они не могли произойти от падения и от удара головой о какой-то твердый предмет, вроде края приборной доски или руля?
  — Не думаю.
  — Но вы не уверены, что этого не могло быть?
  — Нет. Естественно, тут могут быть сомнения. Конечное положение тела в автомобиле, разумеется, отлично от первоначального, так как машина переворачивалась, но, когда тело получило первый удар, он был довольно сильным.
  — Это все, — объявил Мейсон.
  Эксперт из полицейской лаборатории дал показания относительно куска коврика, взятого из багажника машины. На нем были пятна крови — как он сказал, человеческой.
  — Задавайте вопросы, — пригласил Дэнверс.
  — К какой группе принадлежит кровь? — спросил Мейсон.
  — К нулевой.
  — Вам известно, какая группа крови у ответчицы?
  — Нулевая.
  — Знаете ли вы группу крови покойного, Бертрана Оллреда?
  — Нет, сэр, не знаю. Я ее не определял.
  — Следовательно, вы только обнаружили, что группа крови на этом кусочке ковра, который, как вы считаете, лежал в багажнике машины ответчицы, была той же группы, что и кровь ответчицы. После этого вы перестали интересоваться дальнейшим расследованием. Это так?
  — Ну, я…
  — Это так или нет?
  — Нет.
  — Хорошо, что же вы сделали?
  — Ну, я… провел тщательное расследование, чтобы доказать, что это кровь и что она человеческая.
  — И потом определили группу?
  — Да.
  — Оказалось, что это нулевая группа?
  — Да, сэр.
  — И обнаружили, что у ответчицы нулевая группа?
  — Ну… да.
  — А вы не знаете, что процентов сорок-пятьдесят людей белой расы имеет нулевую группу крови?
  — Ну… знаю.
  — И вы были уверены, даже до того, как провели исследование, что результат исследования покажет, что это кровь ответчицы?
  — Не совсем.
  — Тогда зачем вы определили группу крови ответчицы и группу крови на коврике, как вы сказали?
  — Ну, я хотел показать, что она могла принадлежать ответчице. Когда я это доказал, я уже больше ничего не хотел устанавливать.
  — И вы не определяли группу крови убитого?
  — Минутку… определял. У меня были записи…
  Свидетель вытащил из кармана блокнот и сказал:
  — Вот оно. Определение группы крови относилось к другому делу, поэтому… Да, покойный тоже имел нулевую группу — это еще ничего не доказывает, потому что, как вы сами сказали, сорок или пятьдесят процентов белого населения мира имеет эту группу. Идея моего исследования была не в том, чтобы доказать, что эта кровь принадлежит ответчице, а что она могла принадлежать ответчице.
  — А могла принадлежать и кому-то из сорока или пятидесяти процентов населения?
  — Да.
  — Это все, — сказал Мейсон.
  Один из офицеров дорожной полиции описал процедуру осмотра машины с телом Оллреда, упомянул, что машина была поставлена на первую скорость, когда опрокинулась с обрыва, и что, очевидно, ее намеренно направили под откос.
  Мейсон не задал вопросов.
  — Роберт Флитвуд, займите свидетельское место, — велел Дэнверс.
  Флитвуд принес присягу, занял место и начал давать показания, повествуя о событиях, приведших к встрече его, Оллреда и миссис Оллред в мотеле «Уютный отдых» около десяти вечера в понедельник.
  — Что произошло потом? — спросил Дэнверс.
  — Он был достаточно добросердечен. Он все еще изображал мужа моей сестры. Поздоровался со мной за руку, спросил, как я себя чувствую, не возвращается ли память. Я сказал, что нет, и тогда Оллред объявил, что мы отсюда уезжаем, потому что он нашел на этой дороге местечко получше. Багажа у меня не было, кроме бритвы и туалетных принадлежностей, которые дал мне Оллред. У миссис Оллред был очень маленький чемодан. Мы могли уехать почти тотчас. Ну, он поднял крышку багажника, чтобы положить туда чемодан миссис Оллред, и вдруг вытащил пистолет и велел ей туда влезть. Она отказалась. Он больно ударил ее по лицу, и она поняла, что он не шутит. Она влезла. Тут я и заметил, что у нее идет носом кровь.
  Он последовательно рассказал всю историю, включая и то, как он взял верх над Оллредом и как пришел на ранчо Овербрука. Рассказ его почти слово в слово совпадал с тем, который он выдал Мейсону и Трэггу накануне.
  — Вы были знакомы с Овербруком?
  — Не лично, но знал о нем кое-что из бухгалтерских книг. Он с нами переписывался насчет рудников. Я знал, что он не выдал бы меня Оллреду.
  — Итак, что вы сделали?
  — Ну, — сказал Флитвуд, — я ведь притворялся, что у меня амнезия. Я решил, что самое лучшее будет продолжать притворяться. Я вывел машину на дорогу к владениям Овербрука, свернул с дороги туда, где, мне показалось, можно оставить машину. Место было мягкое, по обе стороны канавы, которые вместе с дождем размыли землю, но машина там проехала.
  — На первой скорости?
  — Кажется, на второй.
  — Что произошло потом?
  — Я съехал с дороги и остановил машину.
  — Потом что?
  — Миссис Оллред, очевидно, воспользовалась ручкой стартера, чтобы открыть замок багажника…
  — Но вы точно не знаете, использовала ли она ручку?
  — Нет. Все, что мне известно, — когда она туда залезла, крышка захлопнулась, а когда я остановил машину, она открыла багажник.
  — И что произошло?
  — Почти сразу, как я остановил машину, она открыла крышку багажника, выскочила на землю и пустилась бежать.
  — В каком направлении?
  — Назад. К дороге, с которой мы только что съехали.
  — Вы что-нибудь сказали?
  — Я ее позвал и крикнул: «Вам не надо бежать! Он в нокауте! Он абсолютно без сознания!»
  — Она что-нибудь ответила?
  — Нет. Просто продолжала бежать.
  — Но вы достаточно громко кричали, чтоб она вас услышала?
  — Конечно, она меня слышала.
  — Что потом?
  — Я больше о ней не заботился. Я вспомнил об оллредовском пистолете, который все еще держал в руках. Я его бросил как можно дальше.
  — В каком направлении?
  — Наверно, к северу — в северо-восточном направлении от машины.
  — Что произошло потом?
  — В доме Овербрука свет не горел, но я слышал лай собаки, и он меня вел. Я пошел прямо к дому Овербрука.
  — Вы вышли снова на дорогу?
  — Нет. Просто держался того направления, где лаяла собака.
  — Что произошло потом?
  — Я вытащил Овербрука из постели. Попросил его меня приютить. Сказал, что не знаю, кто я, — и ничего о себе не знаю.
  — Он согласился?
  — Да. Уложил меня в постель.
  — И вы легли спать?
  — Да.
  — Вы пытались выйти?
  — Нет. Собака следила за мной. Я не мог.
  — Под собакой вы разумеете собаку Овербрука?
  — Да.
  — Где она была?
  — В гостиной.
  — Откуда вы знаете?
  — Потому что я встал и вроде подумал, что надо бы осмотреться. Я слышал, как зашумела машина, и подумал — уж не Оллред ли пришел в себя. Попробовал открыть дверь и выглянуть, но там оказалась собака, и она зарычала.
  — Разве там не было окна?
  — В том-то и дело. Комната выходила на другую сторону дома, и я не мог видеть то место, куда поставил машину. Я хотел выйти и посмотреть из окон другой комнаты.
  — Дом простой?
  — Да.
  — Из двух комнат?
  — Из четырех. Комната, где спал Овербрук, кухня, комната, где спал я, и гостиная.
  — Овербрук там был один?
  — Да.
  — Что случилось после этого?
  Флитвуд улыбнулся:
  — Я попался в свою собственную ловушку. К дому подъехал мистер Перри Мейсон и узнал меня. С ним была девушка, которая претендовала на меня как на своего пропавшего мужа. Я не мог ничего с этим сделать, не показывая Овербруку, что я ему солгал насчет амнезии, а я был не готов к тому, чтобы разоблачать себя. Я все еще считал, что для меня будет гораздо лучше притворяться, будто я не помню ничего, что случилось после того удара по голове, так что я продолжал в том же духе.
  — И что произошло?
  — Мистер Мейсон отвез меня в полицейское управление.
  — Задавайте вопросы, — предложил Дэнверс Перри Мейсону.
  Мейсон обратился к Дэнверсу:
  — Я полагаю, у вас приготовлена карта той местности, где останавливалась машина, и так далее. Вы собираетесь со временем ее предъявить. Почему бы не приобщить ее к делу прямо сейчас и не дать мне возможность допросить свидетеля в связи с картой?
  — Очень хорошо, — согласился Дэнверс и вручил Мейсону карту, которая была такой же, как рисунок, который Берт Хемфрейз приготовил для Пола Дрейка.
  — Мы сейчас же удостоверим ее правильность, если вы хотите, по показаниям агента, который ее чертил…
  — Думаю, в этом нет необходимости, — перебил Мейсон. — Агента можно выслушать позже, а теперь у нас на свидетельском месте Флитвуд, и надо закончить с ним.
  — Очень хорошо. А вот несколько фотографий следов.
  — Посмотрите на карту, — сказал Мейсон, обращаясь к свидетелю, — и скажите, точно ли эта карта, или схема, изображает окрестности дома Овербрука?
  — Да, сэр. Это так.
  — Где же вы оставили машину?
  — В этой точке.
  — А где находился багажник машины?
  — Вот здесь. Именно там, где вы видите отпечатки ног женщины, точки, отмеченные здесь как «следы бегущей женщины». Вы видите, они начинаются здесь, где был багажник. Они следуют по направлению к дороге.
  — А здесь вы видите точки, обозначенные как «следы женщины, возвращающейся к машине».
  — Да, это так.
  — Чьи они?
  — Ну, я, разумеется, не знаю наверняка чьи. Я полагаю, что здесь была миссис Оллред и…
  — Неважно, что вы думаете, — перебил Дэнверс. — Придерживайтесь того, что вы знаете, а вы, мистер Мейсон, придерживайтесь вопросов по существу дела. Я возражаю, ваша честь, против вопросов защитника, относящихся к такому предмету, что свидетель вынужден делать заключения и…
  — Возражение можно было бы принять, но вопрос уже задан и ответ на него получен.
  — Не полностью получен, ваша честь.
  — Очень хорошо, возражение принято. Ответ свидетеля не будет приниматься во внимание. Продолжайте, мистер Мейсон.
  — Почему, — спросил Мейсон, — вы не обратились в полицию?
  — У меня не было возможности.
  — У вас была возможность добраться до телефона и позвонить по номеру Доннибрук шестьдесят девять восемьдесят один, правда?
  — Да.
  — Это номер кого-то, кто вас интересует?
  — Да.
  — И вы хотели обратиться к этому лицу за помощью?
  — Ну, мне хотелось выйти из затруднительного положения, в которое я попал.
  — А вы говорили с этим лицом?
  — Не говорил. Это номер мисс Бернис Арчер, моего друга.
  — Близкого друга?
  — Да.
  — И вы хотели с ней посоветоваться о том, что происходит.
  — Да. Я не собирался просить ее о помощи или связываться с полицией, но я не хотел, чтобы она думала, будто я связался с замужней женщиной.
  — Вы звонили ей со станции обслуживания автомашин, когда миссис Оллред была в дамской комнате этой станции?
  — Да, сэр.
  — И вы не дождались, чтобы на звонок ответили?
  — Нет, сэр. Мне помешали. Миссис Оллред вышла, а я не хотел, чтобы она меня видела у телефона.
  — Это была первая ваша возможность воспользоваться телефоном?
  — Ну да, первая возможность, да.
  — В воскресенье вы целый день были в мотеле?
  — Да.
  — А в понедельник утром?
  — Да.
  — Там телефона не было?
  — Нет, сэр.
  — Вы пытались найти телефон?
  — Да.
  — Миссис Оллред все время была там?
  — Не все время, нет. Но она была близко. Не думаю, что она оставляла меня больше чем… ну, минут на десять-пятнадцать.
  — Вы могли бы встать и выйти в любое время, если б захотели?
  — Ну, думаю, что да. Да.
  — Вы не хотели?
  — Ну, я хотел посмотреть, как развиваются события.
  — Вы все же понимали, что Оллред может явиться каждую минуту?
  — Сказать по правде, мистер Мейсон, я не хотел делать ничего, что могло бы вызвать сцену, потому что я не хотел быть поставленным перед необходимостью объяснять мои поступки.
  — Почему?
  — Потому что я считал, что, если я всех одурачу и если Оллред подумает, что я верю, будто меня сбила машина Патриции, я смогу как-то повернуть ситуацию в свою пользу.
  — Каким образом?
  — Усыпив подозрения Оллреда, я бы получил шанс связаться с Джеромом и объяснить ему все.
  — Вы делали попытки связаться с Джеромом?
  — Да.
  — Когда?
  — Когда мы были в отеле в Спрингфилде.
  — Что же вы сделали?
  — Позвонил мистеру Джерому по телефону.
  — Ах, позвонили?
  — Да, сэр.
  — И что вы сказали ему?
  — Я с ним не говорил, а просил ему передать. Его не было.
  — Что вы просили передать?
  — Вопрос отводится как неправомерный, не относящийся к делу и основанный на слухах, — перебил Дэнверс.
  — Поддерживаю! — рявкнул судьи Колтон.
  — Нет, минутку, — настаивал Мейсон. — Ваше отношение к ответчице в данном деле, миссис Оллред, основано каким-то образом на ваших деловых связях?
  — Ну, только в некотором роде.
  — Вам известно, что компаньон Оллреда мистер Джером собирался выйти из дела?
  — Ну, вообще-то да.
  — И вы ожидали, что поступите на службу к мистеру Джерому?
  — Отводится как вопрос, не имеющий отношения к делу, неправомерный и основанный на слухах, — вмешался Дэнверс.
  — Прошу прошения, — огрызнулся Мейсон. — Мне хотелось бы выяснить мотивы, которыми руководствовался свидетель. Я хочу это показать на перекрестном допросе.
  — Вы правы, — согласился судья Колтон. — Возражение снимается.
  — Ну, — сказал Флитвуд задумчиво, — наверно, я об этом думал.
  — И истинная причина, скрывавшаяся глубоко внутри, была та, что вы рассчитывали выступить против Бертрана С. Оллреда, при необходимости убить его, полагаясь на поддержку Джерома с его деньгами и связями. Это так?
  — Неправда!
  — Даже в общих чертах?
  — Нет.
  — Тогда почему вы просто не подождали благоприятного момента, не улыбнулись миссис Оллред и не сказали: «Извините, миссис Оллред, но это просто игра с моей стороны. Теперь я вас покину»?
  — Ну… из-за определенных трудностей. Я хотел еще потянуть, пока Джером не получит шанс поймать Оллреда за руку. По телефону я просил ему передать, какие действия он должен предпринять. Я хотел, чтобы Оллред занимался мною, пока Джером не добудет доказательства.
  — Значит, вы были союзником Джерома?
  — Некоторым образом. Я собирался с ним сотрудничать.
  — Это все, — объявил Мейсон.
  — Вопросов больше нет. Вызовите П.Э. Овербрука.
  Овербрук, неуклюжий в рабочей одежде, пробился к свидетельскому месту — добродушный великан, смущенный присутствующей в зале толпой и странным окружением. Он принял присягу, назвал свое имя и адрес чиновнику и беспокойно повернулся лицом к Дэнверсу.
  — Вы П.Э. Овербрук, который имеет участок, называемый ранчо Овербрука? Вы видели чертеж и можете указать месторасположение вашего дома на нем?
  — Да, сэр.
  Мейсон сказал Дэнверсу:
  — Насколько мне известны правила, советник, наводящие вопросы разрешаются при прямом допросе, только когда они предварительные; если вы не хотите, чтобы я возражал, пусть бы лучше свидетель сам давал свои показания.
  — Мой вопрос был только предварительным. Я хотел сэкономить время.
  — Вы бы больше времени сэкономили, если бы предоставили свидетелю возможность самому давать показания, — сказал Мейсон. — Время важно, но есть и другие важные обстоятельства.
  Дэнверс улыбнулся и напомнил:
  — Я спасаю время, а вы спасаете шею ответчицы.
  — Достаточно, джентльмены, — предостерег судья Колтон. — Пожалуйста, продолжайте вести дело, мистер Дэнверс.
  — Вы видели Флитвуда, свидетеля, который сейчас давал показания?
  — Да, сэр.
  — Когда вы увидели его впервые?
  — Ну, так он же явился ко мне вечером в понедельник.
  — В какое время в понедельник?
  — Да уж не могу теперь и сказать. После того, как я спать улегся. А проснулся я оттого, что собака лаяла. На часы я не смотрел.
  — Хорошо. Что разбудило вас?
  — Сначала собака залаяла, а потом мне показалось, что я слышу шум мотора.
  — Значит, вы не спали, когда Флитвуд подошел к дому?
  — Нет, сэр.
  — И что произошло?
  — Собака довольно громко лаяла, и я понял, что кто-то прямо во дворе. Потом я слышал, как кто-то с собакой разговаривает, а потом раздался стук в дверь.
  — Собака не кусалась?
  — Нет. Эта собака не кусается. Она лает, подбегает и нюхает человека — не знаю уж, что бы было, если бы человек сделал что-нибудь плохое. Но если человек прямо проходит к дому и стучит в дверь, собака только продолжает лаять.
  — Значит, вы открыли дверь и впустили Флитвуда?
  — Да, сэр.
  — Что было потом?
  — Ну, человек этот сказал мне, что он пришел в себя, когда бродил поблизости, что он догадался, что попал в автомобильную аварию, что он не знает, кто он такой, ничего не может о себе вспомнить. Так что я, естественно, его впустил.
  — Что было дальше?
  — Ну, сэр, я ведь не знал, кто он такой, но мне казалось, что я слышал шум автомобильного мотора, и это навело меня на подозрения.
  — Вы ничего не сказали этому человеку о том, что слышали, как останавливался автомобиль?
  — Нет, я даже не был уверен, что в самом деле слышал машину. Я подумал, что так могло быть, — и по тому, как собака себя вела, возможно, машина тут останавливалась.
  — Этот человек сказал вам что-нибудь насчет того, что он приехал в автомобиле?
  — Нет. Он сказал, что совершенно ничего не помнит, просто очнулся, когда шел по дороге.
  — Вы знали, что он лжет?
  — Ну, по правде говоря, я подумал, что парня разыскивает полиция.
  — И что же вы сделали?
  — Что ж, ночь была холодная и дождливая, не хотел я выставлять его вон и неприятностей не хотел. У меня есть свободная комната с кроватью, и одеяла на ней постелены. Я предупредил его, что дом у меня холостяцкий, так что придется ему лечь без простыней, только с одеялами.
  — А он что сказал?
  — Он очень обрадовался. Так что я его отвел в комнату.
  — А потом?
  — А потом, — улыбнулся Овербрук, — я взял Принца — собаку то есть, привел в гостиную и велел Принцу стеречь и держать парня на месте, а потом снова лег спать. Я знал, что тот парень ни за что не выйдет из комнаты, если там Принц.
  — Вы абсолютно уверены, что он не выходил из комнаты с тех пор, как там очутился?
  Овербрук улыбнулся и сказал:
  — Когда я велю Принцу не выпускать кого-то и сторожить его, можете пари держать, что Принц это сделает.
  — Принц большая собака?
  — Весит фунтов восемьдесят пять. Собака здоровая.
  — Что произошло потом?
  — О, на другой вечер явился этот Мейсон, а с ним его компания, и женщина, которая сказала, что она жена того человека, и все, казалось, такой высший класс, целая семья вновь объединилась с такой радостью и возгласами, а та женщина все хотела побыстрее увезти парня из моего дома, да и мне это было на руку.
  — Другими словами — вы все приняли за чистую монету?
  — Я все еще считал, что парня полиция ищет. Не хотел я рисковать.
  — Итак, они уехали?
  — Правильно.
  — Что потом случилось?
  — Ничего, — ответил Овербрук. — Ничего не случилось до следующего утра.
  — И тогда?
  — Тогда, — сказал Овербрук, — как рассвело, я задумался. Я вспомнил, что видел следы Флитвуда, и решил: пройду-ка я по ним немного.
  — Значит, это было в среду утром?
  — Так и есть.
  — Итак, что вы сделали?
  — Ну, я пошел по следам Флитвуда, туда, откуда он явился. Я старался не наступать в его следы. Шел рядышком.
  — На чертеже, — перебил его Дэнверс, — цепочка точек, они надписаны: «Следы Овербрука, идущего по следам Флитвуда».
  — Это верно.
  — И это ваши следы?
  — Да, сэр.
  — И эти следы идут параллельно следам, оставленным Флитвудом?
  — Да, сэр. Я выследил его до того места, где останавливалась машина, и начал вокруг ходить и вдруг увидел вот эти следы, где женщина выскочила из автомобиля и помчалась по дороге назад, а потом я посмотрел и увидел, что женские следы вернулись от шоссе и стали приближаться к машине — очевидно, чтобы ее увести. Так что я понял, что лучше вызвать полицию. Выглядело так, как будто женщина была заперта в багажнике.
  — И что вы потом сделали?
  — Ну, старался идти по твердой земле. Вы видите, где эти мои следы поднимаются повыше. У меня тут проходит дорога на ферму от моего поля с зерновыми.
  — Дорога на ферму?
  — Да, сэр.
  — И что вы сделали дальше?
  — Пошел по этой дороге, вернулся к дому и все хорошенько обдумал, а потом взял трактор с прицепом и погрузил древесные отходы, чтоб люди, когда там пойдут, не спутали следы, и уложил там доски.
  — Как вы их уложили?
  — Да так, как делают, когда хотят сохранить следы. Клал доску, шагал дальше по этой доске и клал следующую доску, а потом шел по той доске и клал следующую, пока не разложил доски по всему тому месту, где стояла машина, а потом назад пошел по доскам, сел в трактор и поехал домой. Вывел свою развалюху из гаража да поехал к телефону. Позвонил шерифу да рассказал ему, что принимал у себя человека, который говорил, будто у него амнезия, и я подумал, что он болен, а потом выследил его до того места, где он останавливал свой автомобиль, и обнаружил, что в задней части машины была какая-то женщина и она выскочила оттуда и побежала к шоссе, а потом, очевидно, прокралась обратно, села в машину и уехала.
  — В какое время вы услышали о смерти Оллреда?
  — Нет, сэр, я об этом не слыхал.
  — Перекрестный допрос, — объявил Дэнверс.
  Мейсон успокаивающе улыбнулся свидетелю.
  — Значит, Флитвуд явился к вам в понедельник вечером и оставался еще и вторник?
  — Это так, пока вы не приехали и не забрали его.
  — В течение этого времени он оставался в доме?
  — Не все время.
  — А вы оставались все время в доме?
  — Я? Нет, я по двору ходил, по хозяйству кое-что делал.
  — Вы оставляли Флитвуда одного?
  — Иногда да.
  — Флитвуд мог выйти и пойти, куда хотел?
  — Конечно.
  — Тогда вы не велели собаке его стеречь?
  — Нет, собака со мной была.
  — Вы с вашей собакой друзья?
  — Я к нему привязан — и он ко мне.
  — Он с вами всюду ходит?
  — Повсюду, — сказал Овербрук, — кроме тех случаев, когда у меня для него работа — вроде того, чтобы присмотреть за кем-нибудь или за чем-то. Кроме этих случаев, мой пес всегда со мной.
  — Пес вам верен и предан?
  — Да.
  — И вы могли оставить его наблюдать за Флитвудом?
  — Конечно, но я не мог этого сделать так, чтобы Флитвуд не знал.
  — А вы этого не хотели?
  — Это было бы негостеприимно.
  — Разве вы не боялись, что Флитвуд что-нибудь стянет, или…
  Улыбка Овербрука была неспешной и добродушной.
  — Мистер Мейсон, то, что я держу в своей хижине, не украл бы человек типа Флитвуда. У меня немного бекона и муки, чуть-чуть соли да сахар. Есть одеяла и кровати, куда их можно постелить, но… ну, мистер Мейсон, красть там нечего. Я веду такую простую жизнь.
  — А до утра в среду, — спросил Мейсон, — вам не приходило в голову проследить, откуда явился Флитвуд?
  — Нет, я тогда все это обдумывал. В голове у меня все мешалось, и я никак не мог разобраться. Никак у меня из ума не шло, как вы все явились и забрали этого человека с собой. Вот я и стал присматриваться и нашел следы, оставленные той женщиной, — видать, что она бежала.
  — Даже еще до того, как вы подошли посмотреть?
  — Да, сэр. У нас там все хорошо в следах разбираются, и в ту же минуту, как я увидел их — еще не подходя к ним, я сразу понял, что женщина выскочила из автомобиля и помчалась на шоссе, а потом увидел, как она вернулась и шла медленно и легко. Вот я и решил, что я лучше скажу шерифу.
  — И тогда вы так и сделали?
  — Именно так, как я вам сказал.
  — А была ли возможность выйти из этой машины, не оставив никаких следов?
  — Да уж не на той земле, которая вокруг машины была. Нет, сэр. Там влажно, и земля после дождя всегда мягкая.
  — Вы нашли пистолет?
  — Да, сэр, нашел.
  — Когда?
  — Ну, уж после того, как шериф подъехал, и мы немного осмотрели эти следы, и шериф попросил меня рассказать о них все, что можно, — я заметил следы, оставленные этим Флитвудом, когда он вышел из-за руля автомобиля и обходил машину. Я мог по его следам сказать, что в то время, как он поравнялся с передними фарами, он повернулся и сделал что-то, какое-то движение, и по тому, как его правая нога была отставлена, я понял, что он что-то поднял или бросил, и сказал об этом шерифу. Так что мы с шерифом пошли к твердой земле, начали искать — и нашли. Так уж вышло, что я и нашел пистолет.
  — И что же? Вы его взяли?
  — Не я, — улыбнулся Овербрук. — Я достаточно детективов читал и знаю об отпечатках. Я просто позвал шерифа и сказал, что там пистолет, и шериф его тоже не стал подбирать. Мы взяли колышек и воткнули в землю туда, где лежал пистолет, а шериф взял веревочку, накинул ее на предохранитель пистолета и потянул, так что он до него не дотронулся. Так что не мы оставили там те отпечатки пальцев. Я слышал после, что нашли…
  — Неважно, что вы слышали, — перебил Дэнверс. — Придерживайтесь фактов.
  — Да, сэр.
  — Полагаю, это все, — сказал Мейсон.
  — Мы полагаемся на решение суда, ваша честь, — сказал Дэнверс.
  — Вы хотите вынести обвинение? — спросил Мейсон с некоторым удивлением.
  — Конечно, — ответил Дэнверс.
  — Я ходатайствую о том, чтобы суд отклонил иск и освободил ответчицу из-под стражи, — сказал Мейсон. — Здесь нет достаточного доказательства того, что она связана с преступлением.
  — Напротив, — возразил Дэнверс. — Доказательств достаточно. Мы имеем показания свидетелей, что Оллред был в машине в бессознательном состоянии, что миссис Оллред находилась в багажнике этого автомобиля. Эти следы не могут лгать. Личность, которая находилась в багажнике машины, выбралась оттуда и помчалась к шоссе. Через некоторое время она вернулась, снова подошла к машине, села в нее и уехала. Ее муж в это время находился в машине в бессознательном состоянии. Он не мог выйти из машины и уйти, не оставив следов. На плане видно, где машина стояла, как она развернулась, как выехала на шоссе.
  У меня есть еще масса других улик, которые я в состоянии представить, но защита своим возражением хочет вынудить меня открыть все мои карты, тогда как карты защиты останутся в тайне, а потом, когда дело поступит в суд, защитник сумеет поставить меня в невыгодную ситуацию.
  Единственная цель данного предварительного слушания состоит в том, чтобы доказать, что преступление было совершено, и показать, что есть основания считать, что ответчица совершила это преступление. Я требую придерживаться устава.
  — Принято, — сказал судья Колтон. — Ходатайство отклонено. Защита имеет какие-то доказательства, которые хочет предъявить?
  — Я вижу, что Джордж Джером присутствует в суде, — сказал Мейсон. — Но он не вызывался в качестве свидетеля.
  — Мне он не был нужен.
  — Я его вызову как своего свидетеля, — объявил Мейсон.
  — Ваша честь! — запротестовал Дэнверс. — Это старый трюк, и всего только трюк. Адвокат защиты знает, что его клиентка будет осуждена. Ему неважно, что происходит в суде. Он ничем не связан. А потому он сзывает людей и пытается нечестными путями раздобыть информацию, и…
  — Я знаком с основными правилами судебной тактики, — улыбнулся судья Колтон, — но я не вижу причин, советник, чтобы лишить мистера Мейсона права вызвать любое лицо, которое он выберет, в качестве свидетеля.
  — Да, ваша честь, но я хочу напомнить, что Джордж Джером будет свидетелем обвинения, и в случае, если мистер Мейсон вызовет его на свидетельское место, я прошу советника соблюдать по отношению к этому свидетелю строгие правила. Я не хочу, чтобы он здесь прибегал к перекрестному допросу.
  — Когда это случится — если это случится, — вы можете возражать, — сказал судья Колтон. — Тем временем Джордж Джером вызывается как свидетель защиты.
  Джером принес присягу, посмотрел на Мейсона несколько сердито, располагая свою массивную фигуру на свидетельском месте.
  — Ваше имя Джордж Джером? Вы компаньон или были компаньоном у Бертрана С. Оллреда?
  — Да, сэр.
  — Вы были, разумеется, хорошо знакомы с Оллредом, пока он был жив?
  — Да.
  — Когда вы в последний раз видели его живым?
  — Вопрос отводится как не имеющий отношения к делу, неуместный и несущественный, — возразил Дэнверс.
  — Возражение снимается.
  — Сейчас соображу. Это было в понедельник вечером, около… после половины седьмого.
  — Где?
  — Вы имеете в виду — последний раз?
  — Да.
  — Вне его дома. То есть вне его конторы.
  — Вечер понедельника, вечер убийства? — уточнил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — О чем вы говорили?
  — Вопрос отводится как не имеющий отношения к делу, неправомерный и несущественный.
  — Поддерживаю.
  — Там был кто-то еще в это время?
  — Нет, сэр.
  — Когда вы уезжали, вы взяли мистера Оллреда с собой?
  — Да, сэр.
  — В машине?
  — Да, сэр.
  — Вы отвезли его в мотель «Уютный отдых», правда?
  — Вопрос отводится как наводящий.
  — Поддерживаю.
  — Куда вы отвезли его?
  — На Седьмую улицу, в бюро проката машин.
  — Потом что вы сделали?
  — Остановил машину и выпустил его.
  — Сказал ли вам мистер Оллред, почему он попросил вас отвезти его туда?
  — Он сказал, что хочет взять машину.
  — Он сказал, куда хочет отправиться на этой машине?
  — Нет, сэр.
  Пол Дрейк, прорвавшись сквозь толпу зрителей, открыл дверцу в перегородке красного дерева, отделяющей зрительские места, на цыпочках подошел к Мейсону и шепотом сказал:
  — Я только что выяснил, Перри, что конторе детективного агентства известно, как Оллред попал в «Уютный отдых». Он взял напрокат машину с шофером, чтобы приехать туда. Он добрался туда между половиной десятого и половиной одиннадцатого, шофер насчет времени не уверен. Конечно, тебе это мало поможет, потому что если это подтверждает историю миссис Оллред, то и на версию Флитвуда это играет.
  — Спасибо, — шепотом ответил Мейсон. И повернулся к Джерому: — Мистер Джером, вы знали, куда собирается мистер Оллред, да?
  — Нет, сэр.
  — Но вы это подозревали?
  — Вопрос отклоняется как спорный, как попытка перекрестного допроса по отношению к собственному свидетелю, — перебил Дэнверс.
  — Конечно, — напомнил Мейсон суду, — это свидетель враждебной стороны, и…
  — Суд понял, — прервал судья Колтон. — Если вы хотите уверить суд, что это ваш свидетель и вы его вызвали, чтобы доказать некоторые специфические пункты, которые можете представить суду, ситуация станет иной. Так, как дело обстоит сейчас, это только попытки выудить сведения из одного из свидетелей стороны обвинения, и суд призывает вас строго соблюдать процедурный порядок прямого допроса. Я вижу, мистер Мейсон, что вы не готовы сделать какое-либо заявление суду относительно того, что вы хотели доказать при помощи этого свидетеля?
  — Нет, ваша честь.
  — Я так и понял.
  — Но, — продолжал Мейсон, поворачиваясь к свидетелю, — ведь вы последовали за мистером Оллредом, так?
  — Вопрос отводится как наводящий.
  — Поддерживаю.
  — Не находились ли вы позднее вечером, в понедельник, в окрестностях мотеля «Уютный отдых»?
  — Отводится как вопрос, не имеющий отношения к делу, неправомерный и несущественный. Нет никакого основания это спрашивать.
  — Поддерживаю.
  — Когда в последний раз вы видели Бертрана Оллреда живым?
  — Вопрос отводится как уже заданный и имеющий ответ.
  — Поддерживаю.
  — Когда вы в последний раз разговаривали с Робертом Флитвудом при жизни Оллреда?
  — Не могу припомнить.
  — Вы говорили с Флитвудом в понедельник?
  — Не могу припомнить.
  — Не получили ли вы в понедельник какое-либо послание от Флитвуда, которое он оставил вам по телефону?
  — Вопрос отводится как предположительно не содержащий важных доказательств и как попытка к перекрестному допросу собственного свидетеля.
  Судья Колтон заявил:
  — Мистер Мейсон, прежде чем я вынесу решение относительно этого возражения, я хочу снова повторить: суд категорически против выуживания сведений защитой. Теперь, если у вас есть причина считать…
  — Да, ваша честь. Свидетель Флитвуд упоминал, что он оставил по телефону послание для этого свидетеля.
  — Очень хорошо, возражение снимается. Отвечайте на вопрос.
  Джером сказал, подумав:
  — Я получил послание, оставленное мне по телефону, как мне сказали, Флитвудом. Он просил не принимать никаких решений относительно Оллреда, пока я не переговорю с ним, с Флитвудом.
  — А когда вы поговорили с Флитвудом, что он вам сказал?
  — Вопрос отводится как основанный на слухах, не имеющий отношения к делу, неправомерный и несущественный.
  — Поддерживаю. — Судья Колтон добавил: — Я хочу обратить внимание адвоката на то, что моя позиция во всех этих вопросах одна и та же. Если адвокат хочет заявить суду, что он готов доказать какой-то особый факт при помощи этого свидетеля, тогда суд готов проявить большую снисходительность при его допросе. — И продолжил: — Однако, кажется, мы досидели уже до полудня, и суд сегодня сделает перерыв до двух часов. Ответчица пока что остается под стражей шерифа. Это все, мистер Джером. Вы покидаете свидетельское место и возвращаетесь в два часа для дальнейшего допроса. Объявляется перерыв.
  Миссис Оллред наклонилась и дотронулась до руки Мейсона.
  — Я хочу с вами поговорить, — сказала она напряженно.
  Мейсон обратился к охраннику:
  — Моя клиентка хочет со мной посоветоваться. Могу я уделить ей несколько минут?
  — О’кей, — разрешил тот. — Но не слишком долго.
  Мейсон кивнул, взял миссис Оллред под руку и отвел ее в уголок.
  — В чем дело? — спросил он.
  — Это правда, мистер Мейсон, — сказала она.
  — Что именно?
  — То, что Флитвуд сказал.
  — Вы хотите сказать — вы были в багажнике?
  — Да.
  Мейсон помрачнел:
  — Чертовски удобное время вы выбрали!
  — Я не могла иначе, мистер Мейсон. Надо было думать о Пат.
  — Что такое с Пат? Она-то какое отношение к этому имеет?
  — Никакого, мистер Мейсон. Вообще никакого. Поймите меня правильно. Это последняя соломинка.
  — А я-то принимал за чистую монету все, что вы говорили.
  — Нет, нет. Когда я сказала, что мне надо защищать Пат, я имела в виду, что считала — для нее будет плохо, если я признаюсь, что это я спустила машину с откоса. Я — ну, меня целиком занимало то, как бы не поставить Пат в затруднительное положение.
  — Предположим, вы мне расскажете правду — для разнообразия, — предложил Мейсон. — Что именно случилось?
  — Было почти так, как сказал Боб Флитвуд. Он вел машину по дороге и остановился, я выбралась и побежала. Он позвал меня и крикнул, что мой муж без сознания. Тогда я остановилась и увидела, как он стоит в свете фар. Увидела, как он бросил пистолет как можно дальше в темноту. А потом увидела, как он повернулся и пошел от автомобиля прочь.
  Думаю, я убедилась потому, что он бросил этот пистолет. Знаю, что никогда в жизни он бы этого не сделал, если бы мой муж был еще в состоянии причинить ему зло. И то, как он это сделал, заставило меня думать… понимаете ли, в этом жесте было определенное завершение. Так что я повернула и на цыпочках пошла к машине и села туда, чтобы посмотреть, какова ситуация. Бертран, совершенно недвижимый, лежал в углу машины. Не было слышно ни звука.
  — Флитвуд говорил, что он тяжело дышал, — вспомнил Мейсон.
  — Здесь Флитвуд лжет. Мой муж был мертв.
  — Вы уверены?
  — Приходится быть уверенной. С минуту я стояла возле дверцы машины. Потом поставила ногу на подножку, поднялась и позвала: «Бертран». Он не ответил. Я наклонилась и пощупала ему запястье. Меня охватил такой липкий страх, который сам за себя говорит, но я хотела убедиться. Попробовала пульс. Он был мертв.
  — Тогда почему вы не пошли и не вызвали полицию?
  Она объяснила:
  — Я поняла, в каком положении очутилась, — что земля такая мягкая и каждый след остается. Боб Флитвуд прав в одном. После того как я попала в багажник, я некоторое время лежала скорчившись в темноте. Потом вспомнила: мы всегда держим в багажнике электрический фонарик, на случай если придется менять покрышки. Я отыскала этот фонарик и зажгла. Разглядела защелку. Тогда я поняла, что могла бы ее открыть и поднять крышку багажника, если бы у меня был какой-то рычаг. Так что я вспомнила о заводной ручке, нашла и попыталась. Очень трудно с таким делом справиться, когда машина движется по дороге, особенно такой плохой. Тяжеловато мне пришлось. Однако я наконец отодвинула защелку и стала приподнимать крышку. В это время машина повернула с дороги и остановилась. Я подняла крышку достаточно высоко, чтобы выбраться, и спрыгнула на землю. Услышала, как крышка за мной захлопнулась, и побежала.
  Не думаю, что пробежала больше тридцати-сорока футов, когда услышала, как Боб Флитвуд кричит, что все в порядке и чтоб я не беспокоилась, что Бертран без сознания. Я продолжала бежать, но оглянулась через плечо и увидела, как Боб Флитвуд бросает пистолет. Потом он пошел прочь от машины. Я вернулась и обнаружила, что мой муж мертв.
  И только тогда я поняла, что машина стоит на такой земле, где видны все следы, и если я теперь выйду и вернусь на шоссе, все будет выглядеть так, как будто я мирно села в машину для того, чтобы убить мужа заводной ручкой. Так что я сочла за лучшее поехать на машине к какому-нибудь месту, где почва потверже, где я смогу выйти, не оставив следов. И тут я сообразила: а что, если спустить машину с обрыва? Пусть выглядит, будто мой муж потерял управление машиной. Вот я так и сделала, а потом решила заявить, будто Боб украл мою машину. Подумала, что так можно все свалить на него, а потом, если все откроется, он вынужден будет признаться, чтобы спасти шкуру, что убил Бертрана защищаясь. Я… наверно, придумала не самое лучшее, но, мистер Мейсон, я столько всего передумала той ночью.
  — Это правда? — спросил Мейсон.
  — Правда.
  — Посмотрите мне в глаза.
  Она выдержала его взгляд.
  — Знай я это уже давно, — сказал Мейсон, — я бы, может быть, навесил это убийство на Боба Флитвуда. А так — и вы лгали, и Боб лгал. Присяжные должны будут жребием определять, кто из вас говорит правду. Тот факт, что Флитвуд выбросил пистолет, заставляет меня считать, что ваш муж был мертв, когда Боб вышел из машины, но так как вы лгали с самого начала, вы дали в руки Бобу козыри, чтобы играть против нас.
  — Извините, мистер Мейсон.
  — Смотрите мне в глаза — это правда?
  — Да.
  — Если вы меняете свою версию только из-за того, — сказал Мейсон, — что поняли, что версия Боба Флитвуда дала вам хороший шанс выпутаться, вы просто дура.
  — Нет же, я просто другую версию… Я… мне приходится думать о Пат… и… — Она разрыдалась.
  — Ладно, — сказал Мейсон. — Не меняйте вы никакую историю. Вообще ничего не рассказывайте. Не разговаривайте ни с кем — ни с кем. Вы поняли?
  — Да.
  — И никогда не забывайте: хорошая ложь может иметь изящество подлинного искусства, но только в правде — подлинность.
  И Мейсон поднял руку, делая знак охраннику.
  Глава 19
  Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк сидели за столиком в ресторане городка, где судья Колтон устроил предварительное слушание.
  — Ну, — сказал Мейсон, — теперь моя клиентка рассказывает мне другую историю, Пол.
  — То же самое, что утверждает Флитвуд?
  — Именно. Говорит, что муж ее был мертв, когда она села в машину после ухода Флитвуда. Если это правда — не знаю, как заставить суд поверить ей.
  — Я бы сказал — Оллред должен был быть мертв, когда Флитвуд выбросил пистолет, — заметил Дрейк. — Это действие человека, который хочет избавиться от орудия убийства.
  Он достаточно сильно треснул Оллреда по голове, чтобы его убить, и он это знал. Он воспользовался дулом пистолета, и, когда он этот пистолет выбросил, это была очень естественная, логичная и типичная попытка убийцы избавиться от орудия убийства.
  — Знаю, — кивнул Мейсон, — но не уверен, что суд согласится. По всей вероятности, другой путь лучше. Если это правда.
  — Какой другой путь?
  — Заставить присяжных разобраться в характере Оллреда. Пусть поверят, что Оллред был еще жив, когда его жена вернулась в машину, что она повезла было его домой, а тут Оллред пришел в себя и начал с ней бороться, пытаясь одержать над ней верх, а она ударила и убила его в порядке самозащиты.
  — Так ты создашь громкое дело, — сказал Дрейк.
  — Это дело будет апеллировать к сочувствию присяжных, особенно ввиду показаний Флитвуда. Но что меня беспокоит, так это то, что я не понимаю, правда ли это. Возможно, миссис Оллред просто пытается выехать на версии Флитвуда.
  — А тебе-то какое дело? Флитвуд дает ей возможность выехать — на здоровье!
  — А вдруг это неправда? Поверь мне, Пол, если ты попадаешь в переплет, правда — единственная достаточно надежная и твердая вещь, на которую можно положиться.
  — Разумеется, твоя клиентка еще не побывала на свидетельском месте, — напомнил Дрейк. — Она рассказала свою историю только тебе.
  Мейсон задумчиво сказал:
  — Надо еще раз просмотреть это дело. Порасспрашивать Флитвуда в подробностях о причинах, которые заставили его выбросить пистолет, — что именно он таким образом завершал. И все-таки — что-то такое в этой истории… — Мейсон сдвинул тарелки к центру стола, достал из кармана рисунок Хемфрейза и разложил перед собой. Он внимательно изучал следы.
  — Это же математически доказуемо, — сказал Дрейк. — Версия Флитвуда должна быть правдой. Она подтверждается его следами.
  Изучая рисунок Хемфрейза, Мейсон вдруг сдавленно захихикал.
  — Что такое? — поинтересовался Дрейк.
  — Будь я проклят, если знаю, Пол! — возбужденно ответил адвокат. — Но у меня в голове рождается идея. Очень-очень возможно, что миссис Оллред все еще лжет мне.
  — То есть сейчас?
  — Именно сейчас. Что ее настоящая история — поддельна.
  — Но зачем бы ей это делать?
  — Потому что Флитвуд выдумал такую превосходную ложь, что она считает бесполезным с ней бороться, и потому что, подтверждая версию Флитвуда, она имеет более высокий шанс завоевать сочувствие присяжных, чем говоря правду, которой никто не поверит.
  — А в чем правда? — спросила Делла Стрит.
  — А это, — сообщил Мейсон, — нечто такое, что я намереваюсь обнаружить после обеденного перерыва.
  Глава 20
  Заседание возобновилось в два часа. Судья Колтон объявил:
  — Мистер Джером, вы стояли на свидетельском месте и отвечали на вопросы до перерыва. Пожалуйста, займите это место снова. Джентльмены, ответчица в суде, свидетель Джером на месте. Продолжайте, пожалуйста, перекрестный допрос, мистер Мейсон.
  Мейсон обратился к судье Колтону:
  — Ваша честь, дело получило несколько неожиданное развитие. При данных обстоятельствах мне хотелось бы снова вызвать свидетеля Овербрука для перекрестного допроса.
  — Возражаю, ваша честь, — вмешался Дэнверс. — У адвоката была полная возможность устроить перекрестный допрос Овербрука, и он уже воспользовался этой возможностью. Он задавал Овербруку вопросы с целью получить информацию и…
  — Мне так тоже показалось, да, — согласился судья Колтон.
  Мейсон сказал с отчаянием:
  — Ваша честь, я могу теперь утверждать, что вовсе не вытягиваю из свидетеля сведения. Если мне разрешат снова устроить перекрестный допрос Овербруку, мне кажется, я смогу прояснить пункт, который реабилитирует данную ответчицу и определенно опровергнет показания Флитвуда.
  — Вы считаете, вы сможете это сделать? — спросил судья Колтон.
  — Да, ваша честь.
  — Это существенно меняет ситуацию, — заметил судья.
  — Конечно, ваша честь, но я уже закрыл дело, — напомнил Дэнверс. — Оно закончено.
  — И, — сказал судья Колтон мрачно, — если суд объявит, что он не считает аргументы обвинения достаточно убедительными, вы тут же спохватитесь, что у вас имеются еще дополнительные улики, попросите разрешения снова открыть ваше дело.
  Дэнверс ничего не ответил.
  — Займите место свидетеля, мистер Овербрук, — велел судья Колтон.
  Мейсон обратился к нему:
  — Вы оказались некоторым образом экспертом по следам, мистер Овербрук.
  — Так мы, деревенские, все о следах знаем.
  — Вы много по следам ориентировались?
  — Да.
  — И у вас опыт довольно большой в этих делах?
  — Да, сэр.
  — Тогда, — сказал Мейсон, — поскольку вы имеете опыт в этом вопросе, будьте добры, скажите суду, как вы узнаете, что следы, оставленные этой женщиной, сделаны, когда она выпрыгнула из машины, побежала на шоссе, а потом снова вернулась к машине?
  — Ну, уж это ясно, как божий день. Поглядите на эту схему. Тут они, следы, нарисованы.
  — Да, совершенно верно. Тут следы, идущие от автомобиля и ведущие снова к нему.
  — Да, сэр.
  — И откуда вы знаете, что тут произошло?
  — Как, это же написано на земле! Никто не мог бы выйти из машины, не оставив следов, и никто не мог сесть в нее, не сделав следов. Здесь же видно, что женщина выпрыгнула из багажника, побежала к шоссе; а здесь она возвращается, садится себе в машину. И единственный путь для нее убраться отсюда — выехать на этой машине, если только у нее крылышек нету. А иначе она бы наследила, выходя из машины.
  — Но здесь есть следы, ведущие из машины, — напомнил Мейсон.
  — Что?
  — Вот же следы, ведущие из машины.
  — Нет же. Я все это место осмотрел — схема верная.
  — Но вот следы, ведущие из машины, — Мейсон указал на них.
  — А, да. Это те следы, которые она в первый раз оставила, до того, как воротилась.
  — Откуда вы знаете, что они были оставлены до того, как она вернулась? — спросил Мейсон. — Откуда вам известно, что эти следы не более ранние, чем те, которые идут от шоссе к машине? Откуда вам известно, что эта женщина не пришла с шоссе вот к этой точке? А потом она могла прыгнуть вот к этой точке и побежать назад к шоссе?
  — Ну, так конечно, наверняка ведь нельзя сказать! — Овербрук улыбнулся. — Только, понятно, когда она эти следы делала, она в машину садилась. Ну а когда она села в машину, вы мне, может быть, скажете, как она оттуда попала в багажник?
  В зале захихикали. Судья Колтон стукнул молотком, чтобы зрители успокоились.
  — Но предположим, — сказал Мейсон, — что, когда эти следы отпечатывались в земле, машины тут не было.
  — А? — спросил Овербрук, весь напрягшись от внимания.
  Мейсон улыбнулся и объяснил:
  — Эти следы, мистер Овербрук, вполне могли быть оставлены тут, когда никакой машины вовсе не было. Для любой женщины было бы очень просто выйти с шоссе на то место, где видны следы от машины, оставить следы там, где находилась левая дверца машины, а потом, используя шест, с каким работают прыгуны на прыжки в длину, прыгнуть в эту точку и вернуться к шоссе.
  — Ну, тогда, — Овербрук почесал в затылке, — в этом что-то есть, мистер Мейсон! Ничто ведь не показывает, когда сделаны эти следы.
  — Значит, пользуясь этим утверждением, — сказал Мейсон, — ничто не указывает, когда были сделаны ваши следы?
  — Вы что хотите сказать?
  — Ваши следы, до самой левой дверцы машины, — пояснил Мейсон, — могли быть оставлены и в понедельник ночью. А потом уж вы вышли на дорогу с вашей фермы, в среду утром, выложили доски и по этим доскам шли, пока не оказались на собственных своих следах, которые оставили в понедельник вечером. Когда они кончились, вы отправились обратно на ферму, чтобы ваши следы стали непрерывной цепочкой, показывающей, что вы не останавливались. Ваши следы, оставленные в среду, должны были дополнить ваши следы от понедельника. Вы не можете доказать, когда какие следы были сделаны.
  — Ну уж, конечно, будильник я к своим следам не привязывал, — сказал Овербрук. В публике засмеялись.
  — Нет, — согласился Мейсон, — но тут есть одна интересная вещь — на этой фотографии, которую я держу. На схеме этого нет.
  — Что еще такое?
  — Посмотрите, — сказал Мейсон, — вот эти маленькие отпечатки, должно быть, следы вашей собаки. Так будьте добры, объясните, пожалуйста, суду, как получилось, что собака вас сопровождала, когда были оставлены эти следы, от машины к шоссе, но ее не было с вами, когда вы оставили вот эти следы, от вашего дома к машине?
  Овербрук поежился.
  — Вы не можете ответить на этот вопрос? — спросил Мейсон.
  — Ну, пытаюсь я сообразить, что ответить…
  — Ответ в том, — сказал Мейсон, — что, когда вы оставляли эти следы, от дома к месту, где стояла машина, с вами не было собаки, а единственный раз, когда вы ушли без нее, это когда вы оставили пса в доме охранять свидетеля Флитвуда, а это было в понедельник ночью. Так что, мистер Овербрук, оставили вы эти следы в понедельник, после того как устроили Флитвуда на ночь. Вы приказали псу его сторожить, взяли фонарь и пошли по следам Флитвуда, и увидели, что произошло в машине, шум которой вы раньше слышали. Вы подошли к машине и обнаружили в ней лежащего человека в бессознательном состоянии. Этот человек был Бертран С. Оллред, которого вы ненавидели, потому что он вас надул с акциями. Вы увидели удобный случай свести с ним счеты, просто сели в машину, угнали ее и пустили под обрыв там, где знали, что он будет убит. А через день или около того вы начали беспокоиться насчет следов и решили, что лучше вам с ними что-то сделать. Так что вы пошли и выложили доски, да еще закончили цепочку своих следов от вашего дома до участка с твердой землей. Но, когда вы выкладывали доски, вас удивили еще какие-то следы. Они были оставлены какой-то женщиной и выглядели так, как будто эта женщина выпрыгнула из багажника, а потом вернулась в машину. Ну, разве это не в точности то самое, что произошло?
  — Ваша честь, я возражаю! — выкрикнул Дэнверс. — Этот вопрос не имеет отношения к делу, неправомерен, несущественен. Перекрестный допрос не ведется надлежащим образом, и…
  — А вы посмотрите на лицо свидетеля, молодой человек, — прервал его судья Колтон, — и вы найдете, что вопрос определенно имеет отношение к делу, правомерен и существенен. Возражение снимается. Теперь, если вам нужны факты, господин обвинитель, лучше обратите внимание на вопросы мистера Мейсона и на ответы этого свидетеля. Продолжайте, мистер Овербрук, мы ждем ответа на вопрос.
  Овербрук поежился и вздрогнул, как будто деревянное сиденье внезапно стало горячим.
  — Отвечайте на этот вопрос, — повторил судья Колтон.
  — Что ж, ваша честь, — пробормотал Овербрук, — скажу вам правду. Примерно так и случилось. Это не соответствует истине в некоторых отношениях.
  — В каких отношениях? — спросил Мейсон.
  — Когда я добрался до машины, — сообщил Овербрук, — я просунул фонарик внутрь, увидел этого человека, и он был мертв, и тогда я узнал в нем Оллреда, и я понял, что я в ловушке, потому что люди знали, что я его смертельно ненавижу, и что будет выглядеть, как будто… ну, плохо мне бы пришлось, если бы тело нашли на моей земле, да еще тот парень, который был там, у меня в доме, — он-то, конечно, поклянется, что ничего об этом не знает. Ну, я был в ловушке. Так что сел я в машину и вывел ее на шоссе, а потом спихнул со скалы — и тогда вернулся пешком домой. Наверно, это было часа в три или четыре утра. Конечно, пес не шумел, когда я проскользнул к себе и улегся спать.
  А после, во вторник вечером, я забеспокоился о следах. Я знал, что рано или поздно сюда доберутся и начнут вынюхивать следы из-за этого парня, Флитвуда, найдут его в моих владениях — и особенно после того, как эти люди за ним явились и увезли его, — ну, правильно вы подметили, что произошло. В среду я туда пошел, положил доски и закончил цепочку моих следов, чтоб так выглядело, будто я все так и шел, а тогда уж сказал о следах шерифу, что я их оставил в среду утром, а о собаке никто и не подумал. Шериф не подумал, и, господи, я-то тоже забыл!
  Мейсон с усмешкой повернулся к Дэнверсу и сказал:
  — А теперь, мистер Дэнверс, это ваше дело и ваш свидетель. Что вы собираетесь делать?
  — Продолжать допрос, — ответил Дэнверс.
  — Когда? — поинтересовался судья Колтон.
  — Скажем, сегодня в четыре, ваша честь.
  — Очень хорошо, — согласился судья Колтон, — а суд приказывает взять этого свидетеля под стражу. Зал, к порядку! Прекратите этот шум! Нечему аплодировать. Это судебное заседание. Иначе мы очистим зал от зрителей… да прекратите же аплодировать!
  Глава 21
  Перри Мейсон, положив свои длинные ноги на угол стола, откинулся на вертящемся стуле и с улыбкой посмотрел на Пола Дрейка.
  — Знаешь, Пол, — сказал он, — возможная расшифровка этих следов не приходила мне в голову, пока я не начал изучать их за обедом. Таков уж недостаток косвенных улик. Они тебя подкупают и одурачивают.
  Я говорил, что Бернис Арчер хитрая особа. Трэгг дал ей свидание с Флитвудом там, в тюрьме, и в ту же минуту, когда она узнала, что случилось, она велела Флитвуду настаивать на том, что миссис Оллред сидела в багажнике машины. Она заставила Флитвуда ей рассказать, где стоял автомобиль, вскочила в свою машину, помчалась туда, и утром в среду, при свете дня, она оставила там свои следы так, чтобы они подтвердили версию Флитвуда. Ей понадобилось всего только взять короткий шест, пройти от шоссе туда, где раньше стояла машина, потом поставить шест в землю для опоры, прыгнуть туда, где находился багажник машины, и снова отбежать к дороге. Когда она все это проделывала, она не заметила следов Овербрука, подходящих к автомобилю и оборвавшихся. Если бы она их заметила, она свалила бы убийство прямо на Овербрука.
  — Так кто же, к дьяволу, на самом деле убил его? — спросил Дрейк.
  — Не будем брать на себя работу полиции, Пол, — улыбнулся Мейсон. — Это должна решить полиция. Единственное, что требовалось от нас, — вытащить миссис Оллред.
  — Ну, как ты все-таки думаешь, кто его убил?
  Мейсон стал размышлять вслух:
  — Когда Овербрук выходил на разведку в понедельник вечером, у него должно было быть с собой оружие. Наверно, пистолет. Он крупный, сильный, мощный человек, возможно, у него была дубинка или заводная ручка. Мне кажется, что Оллред пришел в себя к тому времени, как явился Овербрук, возможно, застонал. Овербрук подобрался к машине, сел в нее, развернул в сторону шоссе и повез своего пассажира к врачу, а по дороге узнал его: тут последовали слова, обвинения, возможно, Оллред ударил Овербрука, а Овербрук нанес ему удар по голове.
  — Как ты все это вычислил?
  — Так в багажнике же была кровь, — напомнил Мейсон. — Никакая версия ее наличия не подтверждает. Бернис Арчер достаточно хитра, чтобы догадаться, что тот, кто объяснит эту кровь, получит преимущество, так что она сочинила историю, которую должен был рассказать Флитвуд, а потом отправилась и оставила следы, подтверждающие ее выдумку. Она так жаждала найти козла отпущения, что перестаралась, золотя пилюлю. Флитвуд выпутался бы и без ее участия, но она этого не понимала. Никто из них не понял, что на том месте, где останавливалась машина, идеальные условия для следов. Когда Бернис туда отправилась, она только надеялась, что оставит какие-то заметные следы, чтобы подтвердить историю Флитвуда. Когда же она увидела, с чем имеет дело, она уж потрудилась на славу.
  А я бьюсь об заклад, что если эта кровь попала туда не из носа миссис Оллред, то уж точно из раны на голове Оллреда. Я думаю, что Овербрук запаниковал, когда понял, что натворил, и попытался упрятать тело, засунув его в багажник. Потом он увидел, что ничего не выйдет, — и тут-то придумал посадить покойника за руль и спустить с обрыва.
  — А почему не мог Флитвуд проделать это?
  — Потому что, — объяснил Мейсон, — Оллред весил около ста семидесяти фунтов. Флитвуд худощав и не особенно силен. Овербрук же сильный, крепко скроенный фермер, он мог вытащить тело из машины без особого труда. Но я считаю, что об этом должна беспокоиться полиция. Они снесли яичко, пусть они его и высиживают.
  Дрейк захихикал.
  — А подложный чек? — спросила Делла Стрит.
  — А это, — сказал Мейсон, — интересный случай: Оллред сам себя перехитрил. Можно представить, что задумал Оллред. Он намеревался заманить куда-нибудь Флитвуда со своей женой и там убить их обоих и скатить машину с обрыва. План у него был превосходный. Все, что ему оставалось сделать, — это заманить куда-нибудь свою жену вместе с Флитвудом, пока не начнутся сплетни, а там пусть себе тела преступных любовников найдут на дне глубокого каньона.
  А миссис Оллред хотела, чтобы я защищал Пат. Ее муж не желал вмешивать меня в это дело. Ему надо было иметь руки несвязанными. Он уговорил ее уничтожить письмо, которое она мне написала, но она все же собиралась послать чек. И у Оллреда появилась блестящая идея. Почему бы не помешать мне влезть в это дело, если я получу два чека? Один из них будет фальшивым. Он был уверен, что, если я получу два чека на одну и ту же сумму, я воздержусь от каких-либо действий, пока не смогу связаться с миссис Оллред. А Оллреду нужно было только потянуть один день. К вечеру в понедельник все будет кончено. И если он сможет устроить так, что чек, присланный ею, не будет оплачен в понедельник, тогда его никогда не оплатят, потому что смерть лица, выписавшего чек, автоматически аннулирует этот чек.
  Миссис Оллред в спешке напечатала на машинке письмо в банк Лас-Олитаса. Оно лежало на столе возле машинки и ее чековой книжки. Оллред положил под него листок копирки, обвел острым инструментом подпись на письме — возможно, взял пилочку для ногтей — и выписал чек после того, как уехала миссис Оллред. Вспомните, он не поехал в Спрингфилд вместе с ними, но последовал за ними через несколько минут.
  Он заставил свою жену поверить, будто Патриция Фэксон наехала на Флитвуда своей машиной. Вы можете проследить мотивы Оллреда. Он хотел убить Флитвуда и сделал две попытки. Он думал, что убил Флитвуда в первый раз, когда ударил его дубинкой и оставил лежать возле изгороди.
  Оллред побежал вдоль изгороди туда, где шел Флитвуд, собираясь уйти из его дома. Он ждал за изгородью со стороны улицы, пока Флитвуд подойдет со стороны патио к началу въездной дорожки. Достаточно было одного хорошего удара, чтобы свалить Флитвуда с ног. Оллред подумал, что убил его. Тогда он немного отволок тело, подвел свою машину и поставил ее в таком положении, что, когда подъедет Патриция, ей неизбежно придется срезать угол изгороди. Если бы даже она так не сделала, Оллред позднее вышел бы и помял бы переднее крыло уже в гараже, заставив Патрицию подумать, будто она сбила Флитвуда этим крылом, когда делала поворот.
  Тогда Флитвуд пришел в себя. Это означало, что Оллреду придется придумывать другой план убийства, безотказный. Когда Флитвуд изобразил амнезию, Оллред увидел другую возможность. Он заставил Флитвуда отправиться вместе с миссис Оллред, а миссис Оллред сказать Флитвуду, будто она его сестра, и тут Оллред явился ко мне и заявил, что Флитвуд сбежал с его женой.
  — Оллред определенно мастер планировать, — заметил Дрейк.
  — Вот он и спланировал себе могилу, — сказал Мейсон. — Очевидно, он нанял машину с шофером, чтобы поехать в мотель «Уютный отдых», и как раз в то время, когда он подъехал, Флитвуд пытался оттуда улизнуть. У Оллреда был пистолет, и он силой приказал Флитвуду остановить машину и впустить его. С этой точки зрения версия Флитвуда могла быть правдой. Единственная часть ее, которая не соответствовала действительности, — это история о том, как миссис Оллред сидела в багажнике. И Флитвуд, и Бернис Арчер выдумали эту историю, чтобы объяснить пятна крови на коврике в багажнике.
  — А миссис Оллред в разговоре с вами переменила свою версию потому, что считала это лучшим для себя выходом? — спросила Делла Стрит.
  — Конечно. Флитвуд и его девушка, Бернис Арчер, сочинили такую убедительную историю, что миссис Оллред вдруг поняла: у нее больше шансов освободиться, если она подтвердит эту историю, чем если расскажет правду. Артистичность Бернис при изобретении этой истории заключалась в том, что она давала миссис Оллред почти идеальный выход — прошение о смягчении наказания, так как та якобы совершила убийство в целях самозащиты, — и, конечно, Флитвуда это выручало. Косвенные улики никогда не лгут, но не всегда легко интерпретировать их верно.
  — Все хорошо, что хорошо кончается, — резюмировала Делла Стрит. — Как разрослось это дело — а ведь все началось с подделанного чека. Кажется, чек-то и возбудил с самого начала ваши подозрения, шеф.
  Мейсон улыбнулся:
  — Что действительно возбудило мои подозрения, так это история, которую все рассказывали о ленивом любовнике. Образ Флитвуда, который бежит с миссис Оллред, а потом предоставляет ей всюду метаться, хлопотать, организовывать регистрацию в мотеле, в то время как сам сидит себе в машине, ленясь пошевелиться, — совершенно не сочетался с историей, которую поведал Оллред. Тогда-то я и решил, что у Оллреда на руках крапленые карты.
  — Вот хорошая идея — озаглавить это «Дело о ленивом любовнике», — сказала, улыбаясь, Делла Стрит.
  Дело одинокой наследницы
  Глава 1
  Войдя в кабинет адвоката Перри Мейсона, Делла Стрит протянула ему визитку.
  — Кто там, Делла?
  — Роберт Каддо.
  Перри Мейсон посмотрел на визитку и улыбнулся.
  — «Издательство „Одинокие любовники“», — прочитал он. — А что за проблемы у мистера Каддо, Делла?
  — По его словам, это сложности, которые возникли после публикации одного объявления, — ответила она со смехом.
  Делла передала Мейсону экземпляр дешевого журнала под названием «Зов одиноких сердец».
  — Похоже на периодическое издание, которых сейчас много распространяется по подписке, — заметил Мейсон.
  — Одно из них.
  Мейсон в удивлении поднял брови, а Делла начала объяснять:
  — Рассказы в первой части, в конце — тематические объявления, на внутренней стороне задней обложки — бланк, который отрывается по пунктирной линии, складывается в виде конверта и используется для переписки с абонентами.
  Мейсон кивнул.
  — Как я поняла из того, что рассказал Каддо, — продолжала Делла, — абоненту можно послать письмо на адрес редакции, а она, в свою очередь, переправит его непосредственно адресату.
  — Очень интересно, — задумчиво произнес Мейсон.
  — Вот, например, абонент под номером двести пятьдесят шесть, — Делла наугад раскрыла журнал. — Не хотите ему что-нибудь написать? Тогда вам следует оторвать бланк, заполнить его, сложить, заклеить, а потом любым удобным способом доставить в издательство «Одинокие любовники».
  — Расскажи мне поподробнее об этом абоненте двести пятьдесят шесть, — улыбнулся Мейсон. — Я думаю, нам будет очень интересно пообщаться с мистером Каддо.
  Делла Стрит вслух начала читать объявление:
  — «Порядочная женщина сорока лет, приехавшая из сельской местности, хотела бы познакомиться с мужчиной, любящим животных».
  Мейсон откинул голову и расхохотался. Затем его смех внезапно оборвался.
  — В чем дело, шеф?
  — В конце концов, — сказал Мейсон, — это нелепо и в то же время трагично. Сорокалетняя незамужняя женщина из деревни оказывается в городе, где у нее нет друзей. Возможно, у нее есть пара кошек и она… А как этот Каддо выглядит?
  — На вид лет тридцать восемь, широкоскулый, большие уши, огромные голубые глаза, почти лысый, выпирающий кадык, высокого роста. Очень прямо сидит на стуле — не откидывается назад и не расслабляется. Мне стало как-то не по себе, когда я на него смотрела.
  — А что у него за проблемы?
  — Он сообщил мне только, что из-за одного объявления возникли кое-какие осложнения, о которых он подробно расскажет только вам, шеф.
  — Ну тогда пригласи его ко мне, Делла.
  — Только, пожалуйста, не выбрасывайте журнал, — попросила она. — Наша сердобольная Герти очень взволнована, она хочет написать им всем письма, чтобы подбодрить.
  Мейсон перевернул несколько страниц. На лице адвоката появилось задумчивое выражение.
  — Похоже на аферу, — пробормотал он. — Вот, например, первый рассказ — «Поцелуй во тьме» Артура Анселла Ашланда, потом — «Ждать Купидона никогда не поздно» Джорджа Картрайта Даусона… Пора посмотреть на мистера Каддо, Делла.
  Делла Стрит кивнула, выскользнула из кабинета в приемную и почти сразу же вернулась вместе с долговязым мужчиной. Казалось, что неподвижная глупая улыбка, не сходившая с его лица, была попыткой умиротворить и успокоить окружение, которое почему-то заставляло принимать его оборонительную позицию.
  — Доброе утро, мистер Каддо, — поздоровался Мейсон.
  — Вы — Перри Мейсон, адвокат?
  Мейсон кивнул.
  Толстые пальцы Каддо сжали руку Мейсона.
  — Очень рад познакомиться с вами, мистер Мейсон.
  — Садитесь, — предложил адвокат. — Моя секретарша говорит, что вы издаете вот этот журнал. — Мейсон показал на «Зов одиноких сердец».
  — Да, мистер Мейсон, — кивнул Каддо.
  Свет из окна заблестел на гладкой лысине Каддо. Огромные уши казались больше лица. Можно было ждать, что они тоже захлопают в согласии, как собака машет хвостом, выражая свои эмоции.
  — Какова основная идея журнала? — спросил Мейсон.
  — Средство общения. Благодаря ему соединяются одинокие сердца.
  — Он продается в газетных киосках?
  — Частично. В основном журнал распространяется по подписке. Понимаете, мистер Мейсон, нет ничего более жестокого, чем одиночество в большом городе.
  — Мне кажется, многие поэты разрабатывали эту тему, — сухо заметил Мейсон.
  — Да, думаю, что так. — Каддо поднял большие глаза на адвоката и рассеянно улыбнулся.
  — Мы говорили о журнале, — напомнил Мейсон.
  — Понимаете, мы печатаем рассказы, которые нравятся тем, кто изголодался по общению, тем, кто одинок в городе, одинок в жизни. Журнал в основном предназначается для женщин, которые вошли в тот возраст, когда кажется, что любовь встретить уже невозможно… Возраст одиночества, паники…
  Голова Каддо снова начала ритмично кивать, как будто внутри ее включился некий часовой механизм, заставляющий издателя автоматически соглашаться с самим собой.
  Мейсон открыл журнал.
  — Ваши рассказы кажутся довольно романтичными, по крайней мере, их названия.
  — Они и есть романтичные.
  Мейсон бегло пробежался по строчкам «Поцелуя во тьме».
  — Зачем вы это читаете? — спросил Каддо.
  — Просто хочу посмотреть, что вы печатаете. Кто такой этот Артур Анселл Ашланд? Не думаю, что когда-либо хоть что-то о нем слышал.
  — О, вы не могли слышать ни о ком, кого печатает мой журнал, мистер Мейсон.
  — Почему?
  Каддо неодобрительно хмыкнул.
  — Иногда приходится, фактически это даже необходимо, проделывать огромную работу, чтобы быть уверенным, что рассказов, отражающих идею журнала, окажется достаточно.
  — Вы хотите сказать, что сами их пишете? — спросил Мейсон.
  — Артур Анселл Ашланд — это наше имя, — скромно признался Каддо.
  — Что вы имеете в виду?
  — Имя принадлежит журналу. Мы можем печатать что угодно под именем этого автора, используя его, как этикетку.
  — Кто написал этот рассказ?
  — Я, — широко улыбнулся Каддо, показывая крупные зубы, и снова начал ритмично кивать головой.
  — А как насчет следующего автора, Джорджа Картрайта Даусона?
  Каддо продолжал кивать в том же ритме.
  — Вы хотите сказать, что это тоже написали вы?
  — Да, мистер Мейсон.
  Адвокат смотрел на блестящую лысину мистера Каддо, тот не переставал кивать головой.
  — А следующий?
  Изменений в движениях головы не произошло.
  — Боже мой, — воскликнул Мейсон, — вы что, весь журнал сами пишете?
  — Обычно. Иногда, правда, я нахожу рассказы, которые мне удается купить по четверти цента за слово.
  — Ну ладно, — решительно сказал Мейсон, — какие у вас проблемы?
  — Проблемы?! — воскликнул Каддо. — У меня их тысячи! Я… Ах, вы имеете в виду, зачем я пришел к вам?
  — Да.
  Каддо открыл журнал, который Делла Стрит положила на стол адвоката. Со знанием дела издатель перелистнул страницы и нашел объявление под номером девяносто шесть.
  — Вот они вкратце, — сказал Каддо и протянул объявление Мейсону.
  Адвокат начал читать:
  «Девушка двадцати трех лет, с красивым лицом и фигурой. Я отношусь к тем, о ком говорят, что их место в Голливуде, хотя в самом Голливуде так не думают. Я — наследница, и меня ждет неплохое состояние. Я устала от людей, которые знают, кто я, и явно заинтересованы в моих деньгах, а не во мне самой. Мне бы очень хотелось приобрести новых знакомых. Жду ответа от привлекательного молодого человека в возрасте от двадцати трех до сорока лет, который способен меня понять. Пожалуйста, расскажите немного о себе, если возможно, вложите фотографию. Пишите на адрес журнала, абоненту девяносто шесть».
  Мейсон нахмурился.
  — В чем дело? — спросил Каддо.
  — Это явно подделка, — язвительно заметил адвокат. — Ни одна наследница, у которой есть хоть капля ума, не станет читать ваш журнал. А красивая наследница будет слишком занята, чтобы тратить время на подобную ерунду, тем более давать объявления. Это дешевая уловка.
  — О, мне очень жаль, — вздохнул Каддо.
  — Естественно.
  — Я хочу сказать, что мне очень жаль, что вы не понимаете.
  — Я думаю, что все понимаю. Я предполагаю, что это объявление — результат совместной работы Артура Анселла Ашланда и Джорджа Картрайта Даусона.
  — Нет! Нет! Нет, мистер Мейсон! Подождите… — Каддо поднял руку, повернув ее ладонью к Мейсону, словно полицейский, пытающийся остановить торопящегося пешехода.
  — Вы хотите сказать, что это не ваших рук дело?
  — Нет, уверяю вас, нет.
  — Значит, кто-то его за вас написал, — не отступал Мейсон.
  — Нет, господин адвокат. В этом-то все и дело. Именно поэтому я к вам и пришел.
  — Ладно, рассказывайте.
  Проницательные глаза адвоката впились в глаза Каддо, что заставило последнего неуютно заерзать в кресле.
  — Мне очень жаль, что вы мне не верите, мистер Мейсон.
  — Выкладывайте факты, мистер Каддо.
  — Вы понимаете, в моем деле, как и в любом другом, один человек прокладывает путь, по которому потом идут другие. Иначе говоря, мне подражают, и эти люди — мои жестокие конкуренты.
  — Продолжайте.
  — Один из моих конкурентов пожаловался властям, что я пытаюсь увеличить число подписчиков, помещая поддельные объявления.
  — Как отреагировали власти?
  — Велели мне изъять этот номер из продажи или доказать, что объявление, которое вы только что прочитали, настоящее. Я не могу сделать ни то, ни другое.
  — Почему?
  — Во-первых, это не журнал в традиционном смысле слова, а скорее вид памфлета. Мы печатаем большое количество экземпляров, а потом распродаем их, пока они не закончатся или пока не потеряется свежесть и объявления перестанут приносить желаемый эффект. Изъять все журналы из продажи и напечатать другие — об этом не может быть и речи. В принципе, конечно, такое возможно, но потребует больших затрат, вызовет неудобства, а сколько работы…
  — Если объявление настоящее, почему вы не можете это доказать?
  Каддо потер огромный подбородок длинными пальцами.
  — Вот в этом-то вся загвоздка, — вздохнул издатель.
  Мейсон переглянулся с Деллой Стрит.
  — Я что-нибудь не так сказал? — взволновался посетитель.
  — Все нормально, — успокоил Мейсон. — Продолжайте.
  — Ну вот, — Каддо опять начал тереть подбородок, — возможно, будет лучше, если я немного объясню вам, как мы работаем.
  — Возможно.
  — Единственный способ для читателя связаться с автором объявления в моем журнале — это купить экземпляр за двадцать пять центов, написать на последней странице, что он хочет, и доставить ее в редакцию, проверив, правильно ли он указал номер абонента. Мы отвечаем за то, чтобы конверт попал в нужный абонентский ящик. Это все. Если послание отправляется по почте, то риск берет на себя подписчик. Фактически, мы советуем, чтобы все послания доставлялись лично, но если подписчик живет за городом, то, естественно, приходится посылать конверт по почте.
  — Продолжайте.
  — Человек, желающий найти друзей по переписке, обычно отвечает на несколько объявлений. Другими словами, люди часто пишут десяти, а то и пятнадцати абонентам.
  — И покупают десять или пятнадцать журналов по двадцать пять центов каждый?
  — Да.
  — И что потом?
  — Скорее всего, получают ответы на все письма.
  — И перестают быть одинокими, а вы теряете клиентов.
  — Не совсем так, — улыбнулся Каддо.
  — Нет?
  — Нет. Люди, которые по-настоящему одиноки, — продолжал Каддо, — должны винить в этом какие-то черты своего характера, а не окружение. Другими словами, мистер Мейсон, если, например, взять общительного человека, которого любят в обществе, и поместить его в незнакомый город, где он ни души не знает, то через несколько недель он все равно обрастет кругом знакомых. Женщинам, конечно, в таких случаях несколько труднее, но и они справляются. Большинство моих клиентов — взрослые люди, которых что-то сдерживает в общении, в приобретении друзей. Обычно девушки выходят замуж до тридцати лет. Если же женщина переступает этот барьер, не выйдя замуж, причем не по собственному выбору, очень вероятно, что натура обречет ее на одиночество. Иначе говоря, она воздвигла барьер между собой и своими эмоциями, между собой и миром, но тем не менее она страстно желает, чтобы кто-то этот барьер разрушил. У нее самой нет на это сил.
  — Продолжайте, пожалуйста, — подбодрил Мейсон.
  — Я не стану сейчас пускаться в рассуждения о психологии одиноких сердец, хотя уверяю вас, мистер Мейсон, что я усердно изучал этот предмет, но фактом остается то, что мои клиенты, насколько мне известно, сравнительно постоянны. Возьмем, например, случай с гипотетической мисс Х. Это старая дева лет сорока двух или сорока трех. Она мечтательна, одинока и очень романтична. Однако у нее в голове сидят определенные сдерживающие факторы, которые не позволяют ей расслабиться, так что она дает волю своим накапливающимся романтическим мыслям, только когда остается наедине с собой. Возможно, она жила вместе с замужней сестрой, помогала заботиться о детях, пока дети не выросли, а затем вдруг поняла, что ее присутствие нежелательно или что ее все больше и больше используют как прислугу. Она решает начать новую жизнь сама по себе и полностью теряется. Пока она оставалась у замужней сестры, она все делала на благо других, в том же доме находился мужчина, мисс Х заботилась о детях и знала, что кому-то нужна. Оказавшись одна, она почувствовала себя обломком судна после кораблекрушения в море холодных лиц.
  — Вы говорите точно так же, как пишет Артур Анселл Ашланд, — вставил Мейсон. — Пожалуйста, продолжайте.
  — Кто-то упоминает нашей гипотетической мисс Х о моем журнале. Она помещает объявление — очень робкое, используя те же старые клише о незамужней воспитанной женщине после тридцати, желающей переписываться с неким господином, близким ей по духу. Идеал мужчины, которого она хочет встретить, существует только у нее в голове. Его определенно нет среди типов, отвечающих на объявления в моем журнале.
  — А что это за мужчины?
  — Мужчин не так много, как женщин. На всех точно не хватило бы. Конечно, мы получаем много ответов, но среди них немало шутников. Есть любители поразвлечься, которые покупают журнал, пишут, что одинокие вдовцы, причем богатые и с хорошими автомобилями и тому подобное, и, просто чтобы пошутить, завязывают переписку с некоторыми из этих женщин. Это, конечно, жестоко.
  — Но с каждого письма вы получаете по двадцать пять центов?
  Каддо кивнул головой и ответил без энтузиазма:
  — Тем не менее я хочу продолжать свое дело. Это жестоко и мешает моей работе, но в данном случае я ничего не могу изменить.
  — А теперь расскажите о мужчинах, которые отвечают не ради шутки, — попросил Мейсон.
  — В основном, это сварливые холостяки, продолжающие любить образ своей первой девушки, которая давно умерла или вышла замуж за другого. Есть, конечно, и бойкие на язык авантюристы — этих интересуют сбережения женщин, отложенные на черный день. Короче, мистер Мейсон, мужчины, дающие объявления и отвечающие на них, по большей части неискренни. Однако тут встречается еще один вид. Это зеленые юнцы, только что прибывшие из провинции. Неловкие, робкие и застенчивые. Они хотят познакомиться с женщиной, но не знают, как это сделать.
  — И благодаря им всем расходится ваш журнал?
  — Все помогают.
  — Так что в конце концов ваша гипотетическая мисс Х вернется, чтобы поместить еще одно объявление?
  — Правильно. Она остается постоянной читательницей, потому что ей нравятся публикуемые рассказы — о женщинах, которых не понимали и которые в конце концов встретили человека, способного завоевать сердце кинозвезды, но выбравшего героиню, подобную моим читательницам. В этом случае все кончается свадьбой.
  — Объявления платные?
  — Конечно.
  — А сколько вы берете?
  — Десять центов за слово. Это также включает аренду абонентского ящика.
  — Насколько я вижу, у вас много объявлений.
  — Дело выгодное и приносит неплохой доход, очень неплохой!
  — Номера выходят в свет с разными интервалами?
  — Да. Все зависит от количества поступивших объявлений, ответов на них и материала для чтения.
  — Почему вы не можете узнать, кто эта наследница, если она настоящая?
  — Всем, кто помещает объявления в журнале, присваивается номер. Это номер абонентского ящика, в который кладут поступающие письма, точно так же, как на почте. Каждый ящик открывается ключом. Дающий объявление платит за него. Эта сумма включает и аренду ящика на тридцать дней. За дополнительную плату аренду можно продлить на шестьдесят или девяносто дней. Лицо, у которого на руках ключ, имеет доступ к ящику в течение периода, за который уплачено. Когда срок заканчивается, ящик закрывается, и абонент может или заключить с нами новый договор, или отказаться от ящика. Письма иногородним абонентам, естественно, отправляются по почте. Ситуация с этой таинственной незнакомкой, которая поместила объявление в моем журнале, несколько сложней. Как только я понял, что мне необходимо с ней связаться, я написал ей письмо, объяснив суть дела, и попросил представить какие-либо доказательства искренности объявления, но получил довольно резкий ответ.
  Каддо порылся в кармане и протянул письмо Мейсону.
  Адвокат начал читать:
  «Уважаемый сэр!
  Я честно поместила объявление в вашем журнале, заплатила за него и арендовала на тридцать дней абонентский ящик. Я получаю ответы. Я выбрала именно такой вид знакомства, потому что хотела сохранить анонимность. Не вижу причины, по которой мне стоило бы ею жертвовать ради вашего благополучия. Могу заверить вас, что все, сказанное в объявлении, — правда и вам нечего беспокоиться по этому поводу».
  В конце письма стояла простая подпись: «Мисс а/я девяносто шесть».
  — Но ведь она приходит к ящику за ответами? — спросил Мейсон.
  — Нет. Она посылает некую даму, несомненно знающую свое дело.
  — Вы абсолютно уверены в том, что эта дама не работает под наследницу?
  — Уверен. Я дважды пытался выследить ее. Наверное, я не гожусь в сыщики. Она мне сама сказала об этом. Оба раза она останавливалась, и мне ничего больше не оставалось, как приблизиться к ней. Затем она меня здорово отчитывала, говорила, что я занимаюсь не своим делом. Она упомянула, что ее в свое время пытались выслеживать профессионалы, а я с ними не иду ни в какое сравнение. Она была просто в ярости!
  — А вы сами не писали любовные письма в ответ на объявление наследницы?
  — Писал. Но у этой женщины просто сверхъестественная способность вычислять подделки. Я отправил ей дюжину различных посланий с заверениями, что всегда хотел встретить именно такую девушку и что деньги не играют для меня никакой роли, что меня интересует только ее очаровательная личность.
  — И какой был результат?
  — Никакого. Ответов не последовало.
  — Как я понимаю, эта девушка получает много писем?
  — Много — не то слово! — воскликнул Каддо, взмахнув руками. — Ящик просто забит ими. Ответы приходят пачками.
  — Насколько вам известно, она с ними со всеми поступает одинаково?
  — Да. Если судить по тем, что написал я, она ни на какие не отвечает.
  — Тогда зачем же она помещала объявление?
  — Вот это-то я и не могу понять. Но она определенно не отвечает. Я послал ей больше дюжины.
  — Что вы от меня хотите? — спросил Мейсон.
  — Чтобы вы решили вопрос с властями, которые требуют или изъять журнал из продажи, или представить им эту женщину.
  Мейсон с минуту подумал и сказал:
  — Для вас, возможно, будет дешевле изъять журнал.
  — Мне бы очень не хотелось этого делать — столько затрат и…
  — Однако дешевле, чем мои услуги.
  — Но это будет признанием вины! — воскликнул Каддо. — К тому же есть еще один момент. Предположим, мы имеем дело с настоящей наследницей. Я заключил с ней соглашение и обязан печатать ее объявление. Я изымаю журнал — она подает на меня в суд. Что тогда?
  — Принесите мне с десяток экземпляров вашего журнала и чек на пятьсот долларов, — сказал Мейсон. — Посмотрим, что можно сделать. Потребуются услуги частных детективов.
  — Мне нужна какая-то гарантия, — Каддо сузил глаза.
  — Что вы имеете в виду?
  — Чтобы вы гарантировали мне, что эти пятьсот долларов для меня окупятся.
  — Хорошо, — улыбнулся Мейсон. — Я дам вам расписку в получении чека, а также отчитаюсь, как будут расходоваться ваши деньги. А если вы, как я подозреваю, попытаетесь использовать меня в качестве одного из способов увеличения тиража в соответствии с каким-либо придуманным вами планом, я выставлю вам счет на пять тысяч долларов и заставлю их выплатить. Не получится у вас загрести чужими руками жар, если эти руки — мои.
  — Вы довольно грубо все представили, мистер Мейсон, — Каддо потер подбородок.
  — Я этого и хотел.
  — Пожалуйста, поверьте мне, господин адвокат. Я честно… А зачем вам журналы?
  — Хочу их просмотреть, — ответил Мейсон.
  — Но у вас уже есть один, — улыбнулся Каддо. — А если вы задумали поймать наследницу на удочку, то у меня есть с собой последние страницы, вырванные из старых журналов. Вы ими можете воспользоваться.
  Каддо открыл «дипломат» и вынул пару дюжин чистых бланков для писем.
  — Подпишите чек на пятьсот долларов и передайте его мисс Стрит, а я посмотрю, что можно сделать, — сказал Мейсон.
  Каддо вздохнул и достал чековую книжку.
  — Вы правы, дело оказывается дорогостоящим.
  Когда издатель ушел, Мейсон взял в руки журнал и начал его листать.
  — Вот послушай, — обратился он к Делле Стрит и начал читать рассказ Артура Анселла Ашланда: —
  «Дороти еще раз посмотрела на себя в зеркало, в то же самое зеркало, в котором она столько раз разглядывала себя. Произошло магическое перевоплощение. Лицо, смотревшее на нее, уже не казалось изнуренным, скучным и изрезанным морщинами от забот. Любовь взмахнула волшебной палочкой и преобразила его черты. На Дороти глядела другая женщина — конечно, не такая молодая, но уверенная в себе, сияющая от счастья, женственная и желанная.
  За ее лицом в зеркале появилось другое отражение — это был Джордж Кришлом, который тихо вошел в комнату и встал позади нее.
  — Дорогая, — воскликнул он, — ну зачем ты тратишь время и смотришь в холодное зеркало? Лучше повернись и посмотри на меня.
  Она повернулась, и сильные руки сжали ее в объятиях. Горячие жадные губы искали затаенные уголки ее души, выпуская потоки желания, которое оказывалось таким сильным, потому что так долго сдерживалось».
  Делла Стрит присвистнула.
  — В какой-то мере это преступление, — сказал Мейсон. — С другой стороны, подобное, возможно, приносит какое-то утешение одиноким сердцам. Если наш друг Каддо честен, мы ему поможем. Если нет — он может надеяться только на бога.
  Глава 2
  Перри Мейсон продолжал листать журнал, периодически зачитывая вслух отрывки Делле Стрит, затем он резко закрыл его и бросил на стол.
  — Делла, — обратился он к секретарше, — сейчас мы будем сочинять любовное послание.
  Делла Стрит кивнула и приготовила карандаш и блокнот.
  — Черновик сделаем на машинке, — продолжал адвокат, — потом я его перепишу на последнюю страницу журнала и отправим его в издательство.
  — Я бы сказала, что наша обстановка мало подходит для сочинения признаний в любви, — улыбнулась Делла.
  — Не уверен, что она хочет признаний, — в задумчивости заметил Мейсон.
  — Что же ей тогда надо?
  — Давай подумаем. Это очень важно. Она дала объявление в журнале одиноких сердец. Она утверждает, что наследница, и говорит, что сыта по горло теми, с кем общается. Заметь, Делла, эта женщина явно не одинока. Она просто хочет перемен.
  — А вы не думаете, что они уже произошли в ее жизни?
  — Мы все равно должны попробовать, — твердо заявил Мейсон. — Она ведь женщина и поэтому станет читать поступающие письма. Если нам удастся придумать что-то, что ее заинтересует, то ответ придет.
  — Но Роберт Каддо на свои послания не получил ни одного.
  — Мы будем учиться на его ошибках. Каддо наверняка действовал неправильно.
  — Все, что он сказал, показалось мне вполне приемлемым.
  — Обрати внимание: в каждом ответе он подчеркивал свою незаинтересованность в ее деньгах.
  — Ну и что здесь такого? — спросила Делла. — Какой бы девушке понравилось письмо от мужчины, в котором бы говорилось: «Дорогая мисс а/я девяносто шесть, я вами заинтересовался, так как вы — наследница»?
  — Пожалуй, я не согласен с тобой, — задумчиво произнес Мейсон.
  — Шеф, что вы имеете в виду? Конечно, она…
  — Она ведь специально упомянула, что наследница, — прервал Мейсон. — Если она не хотела, чтобы люди принимали это во внимание, то зачем вообще было об этом говорить?
  Делла Стрит нахмурилась и задумчиво сказала:
  — Да, конечно, она заявила, что наследница, но сделала это, просто чтобы возбудить интерес.
  — Значит, мужчина, который написал, что его не волнуют ее деньги, сразу же поставил на себе клеймо лицемера.
  — Наверное, вы правы.
  — Давай отправим ей два письма, — предложил Мейсон. — Пусть одно будет таким:
  «Уважаемая мисс а/я девяносто шесть!
  Я бедный юноша, а поскольку вы — наследница, то не думаю, что есть надежда, что вы мною заинтересуетесь. Но тем не менее я решил вам написать и сказать, что хотел бы с вами встретиться и сделал бы все от меня зависящее, чтобы стать вашим другом. Мне кажется, у нас есть много общего».
  — И это все? — спросила Делла.
  — Да.
  — Какое туманное письмо!
  — А такое и нужно, — ответил Мейсон. — Я думаю, что Каддо потерпел неудачу, потому что все очень точно выразил. Давай предположим, что наследница — интриганка. Возможно, она совсем не одинока, а просто хочет найти подходящего человека, которого можно было бы использовать для какой-то определенной цели.
  — Какой?
  — Не знаю. Нам придется это выяснить.
  — Тогда почему же она не действует, как принято в подобных случаях?
  — Потому что не заинтересована в тех, кто ответит на объявление типа: «Ищу лицо, умеющее то-то и то-то» или «Нужен человек для того-то и того-то». Вспомни, Каддо говорил, что среди его читателей есть молодые люди, только что приехавшие в город из провинции.
  — Молодые люди из провинции в наше время не такие уж простофили, шеф, — заметила Делла.
  — Большинство из них, — согласился Мейсон. — Но среди них остаются еще впечатлительные неопытные натуры. Предположим, наша наследница ищет какого-нибудь зеленого дурака.
  — Маловероятно, — высказала свое мнение Делла Стрит.
  — Все может быть. Давай писать второе послание:
  «Уважаемая мисс а/я девяносто шесть!
  Наследница, бог мой! Я всегда мечтал о настоящей наследнице. Я недавно в городе и, наверное, не должен был писать вам, но, ей-богу, мне очень хочется познакомиться с настоящей, всамделишной наследницей, хотя бы чтобы просто посмотреть, как она выглядит. Я — нормальный парень, сильный и крепкий, и умею все делать на ферме. Я знаю скот и не боюсь никакой работы. Если вы вдруг захотите встретиться со мной, буду очень рад».
  — Вы ей не сообщаете, как выглядите, сколько вам лет, да и вообще практически ничего о себе не говорите, — заметила Делла.
  — Так и было задумано, — ответил Мейсон.
  — Если женщина ищет друга, то она в первую очередь хочет узнать именно эти вещи, — сказала Делла.
  — Но я основываюсь на предположении, что она ищет себе не любовника, ей нужен кто-то другой.
  — Кто?
  — Черт побери, понятия не имею.
  — Как вы собираетесь подписывать письма?
  — Со вторым проще, — ответил Мейсон. — Предлагаю — Ирвин Б. Зеленый. По-моему, прекрасно подходит.
  — А первое?
  — Давай считать, что его написал Черный. Посмотрим, какой цвет ей больше нравится — черный или зеленый. Знаешь, Делла, нам ведь придется их писать двумя разными почерками. Сходи в контору к Полу Дрейку, пусть он напишет за Черного, а Зеленого я возьму на себя. Пол арендует на почте несколько абонентских ящиков для корреспондентов, которым не хочет давать адрес офиса. Пусть он сообщит тебе пару номеров, которые можно использовать как обратные адреса Черного и Зеленого, а затем проследи, чтобы письма поступили к Каддо.
  — Вы хотите, чтобы Каддо знал, что эти письма от вас?
  — Нет, — покачал головой Мейсон. — Пусть их обрабатывают как обычно. Чем меньше Каддо знает о наших действиях, тем лучше. Мы отчитаемся перед ним по результатам, а методы ему понимать незачем.
  Глава 3
  Послышался один громкий, четыре тихих и вновь два громких удара в дверь кабинета Мейсона.
  — Кодовый стук Дрейка, — сказал адвокат Делле Стрит. — Впусти его, пожалуйста.
  Делла Стрит отперла дверь в коридор, и высокий сыщик по-братски улыбнулся ей:
  — Привет, красотка. Что нового?
  — То, что у тебя в руке, — улыбнулась она, бросив взгляд на письмо, которое принес Пол.
  Дрейк вошел и кивнул адвокату.
  — Ну вот, Перри, нам пришел ответ.
  — Какой ответ? — спросил Мейсон, подняв глаза от дела, которое изучал.
  — Помнишь, ты позавчера попросил меня отправить два письма?
  — А, ты про эти. Кто же счастливчик?
  — Мистер Зеленый. Похоже, мистера Черного прокатили.
  Мейсон задумался, прищурившись.
  — Интересно, — сказал он. — Она ищет кого-то совсем неопытного, впечатлительного и легковерного. Давай посмотрим, что она там написала.
  Мейсон взял письмо, которое протянул ему Дрейк, разрезал конверт и вынул лист бумаги, на котором стоял вензель с изображением двух букв М. Адвокат поднес лист к носу, уловил запах духов, улыбнулся и сообщил:
  — Наследница соизволила ответить.
  — Что она пишет? Я сгораю от любопытства! — воскликнула Делла.
  Мейсон начал читать вслух:
  «Уважаемый мистер Зеленый!
  Я была так рада получить ваше письмо! Если бы вы только знали, что для меня значит весточка от человека, подобного вам.
  Я так устала от плейбоев, с которыми вынуждена проводить большую часть своего времени. Ваше письмо — словно глоток свежего деревенского воздуха в душной комнате.
  Насколько я поняла, вы — сильный, здоровый молодой человек, только что приехавший из провинции, и у вас мало друзей. Я права?
  Если сможете, подойдите на железнодорожный вокзал „Юньон“ и встаньте у стойки „Информация“ между шестью и шестью пятнадцатью сегодня вечером. Я постараюсь встретиться с вами. Пожалуйста, не очень расстраивайтесь, если мне не удастся вырваться, потому что мне придется отменить назначенную ранее встречу, но обещаю, что постараюсь прийти.
  Пожалуйста, вставьте белую гвоздику в правый нагрудный карман, чтобы я могла вас узнать. Я сама подойду к вам.
  Пожалуйста, не удивляйтесь, когда увидите самую обычную девушку. Ведь наследницы ничем не отличаются от простых людей, у них только есть деньги.
  — Что все это значит? — спросил Пол Дрейк.
  — Работа для тебя, Пол, — улыбнулся Мейсон. — У тебя в агентстве есть сотрудник лет двадцати четырех или двадцати пяти, крупный, высокий, ширококостный, который мог бы изображать неловкого и стеснительного верзилу и все тому подобное? Я хочу, чтобы он оделся в какой-нибудь старый костюм, лучше немного тесноватый, с короткими рукавами и брюками. Ему придется представлять уже более не существующий тип — совсем зеленого деревенского парня.
  — А почему, Перри, ты считаешь, что они больше не существуют?
  — По трем причинам, — улыбнулся Мейсон. — Радио, автомобили и кино.
  Дрейк подумал, а затем сказал:
  — Да, наверное, ты прав.
  — Горожане всегда удивляются, — продолжал объяснения Мейсон, — когда им говорят, что провинциалы не такие пресыщенные и циничные, как они, хотя также осведомлены обо всем происходящем и обо всех новшествах. Мне кажется, что таинственная М.М. — убежденная урбанистка, которая слабо представляет себе жизнь в деревне.
  — И ей хочется попробовать провинциала? — спросил Дрейк.
  — Вероятно. Пол, ты можешь найти человека для этой роли?
  Дрейк задумался, перебирая в памяти своих сотрудников, которые бы соответствовали требуемому типу, и наконец сообщил:
  — Да, могу. У меня есть парень подходящей внешности. Он сам из деревни и работал на ферме.
  — Прекрасно! — воскликнул Мейсон. — Она может начать расспрашивать его о ферме, чтобы удостовериться, хотя не думаю, что сама особенно разбирается в подобных вопросах. Но мне от тебя нужны еще человека три, а то и четыре.
  — Зачем?
  — Может статься, она решит не подходить к провинциалу у стойки информации, но, несомненно, станет его рассматривать. Она, конечно, посчитает, что он слишком зелен, чтобы разобраться в ее игре, но я хочу, чтобы поблизости находилось несколько человек, которые в состоянии ее обнаружить, а потом, если она не подойдет к поджидающему парню, проследят, куда она направится.
  — Скажи точно, что ты хочешь?
  — На сегодняшний день мне необходимо узнать, кто такая эта М.М. Ее имя, фамилию, адрес. Неплохо бы познакомиться и с ее прошлым.
  — Хорошо, — ответил Дрейк, — это несложно. Если она и не подойдет знакомиться к моему парню, то определенно станет бродить где-то поблизости, чтобы оценить его, а тут-то мои оперативники ее и засекут.
  — Прекрасно.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит и попросил ее:
  — Позвони, пожалуйста, Роберту Каддо и скажи, что мы надеемся получить ответы на его вопросы к завтрашнему дню. Договорись с ним о встрече часов на десять.
  Делла кивнула, записывая время в ежедневник на столе.
  Пол Дрейк задумчиво крутил письмо в руках.
  — Перри, как ты думаешь, есть шанс, что это все-таки честная игра?
  — Шанс всегда есть, Пол, — снисходительно ответил Мейсон.
  — Какой?
  — Вот так экспромтом я бы сказал, что один из миллиона.
  Глава 4
  Перри Мейсон и Делла Стрит вошли в здание железнодорожного вокзала. Мейсон нес пустой чемодан и небольшую сумку, а Делла — дорожную сумку и пальто, перекинутое через руку. Часы показывали без пяти шесть.
  — Мы не опаздываем? — спросил Мейсон.
  — Нет. Давайте сядем. Вон там слева — два свободных места.
  Мейсон последовал за Деллой Стрит к креслам, поставил чемодан и сумку у ног, демонстративно достал расписание движения поездов и, слегка нахмурившись, стал его внимательно изучать.
  Делла Стрит приняла вид усталой путешественницы и начала информировать Мейсона о развитии событий.
  — Если Пол Дрейк прислал сюда людей, я такая идиотка, что не могу их заметить.
  — Естественно, — ответил Мейсон, не поднимая глаз от расписания, — разве Пол стал бы нанимать сыщиков, по которым сразу же можно понять, кто они?
  — А по-моему, всегда считалось, что умный человек обязательно отличит детектива, — заявила Делла.
  — Распространенное мнение, не всегда верное.
  — А вот и приманка, — выпалила Делла. — Боже, он симпатичный парень!
  Мейсон поднял глаза от расписания.
  Высокий, неуклюжий молодой человек лет двадцати четырех или двадцати пяти, с доверчивым взглядом широко открытых глаз, в костюме, из которого он уже вырос, неуверенно подошел к стойке информации. Из правого нагрудного кармана торчала гвоздика. Лицо казалось смуглым от загара.
  — Он идеально подходит на эту роль, — прошептала Делла.
  — Посмотрим, понравится ли он нашей наследнице, — сказал Мейсон. — Кстати, ты ее еще не обнаружила?
  — Нет, хотя смотрю во все стороны.
  — Не переусердствуй, — предупредил Мейсон.
  — Не волнуйся. Я просто усталая домохозяйка, которая целый день упаковывала вещи, чтобы вырваться из рутины и поехать в Сан-Франциско к тете Матильде. Я очень устала, но меня все равно интересуют снующие вокруг люди, и я возбуждена от предстоящего путешествия.
  — Но, пожалуйста, не будь уж слишком заинтересована в окружающих.
  Мейсон сложил расписание, поднялся с кресла и отнес одну из сумок в камеру хранения, положил ее в запирающийся шкафчик, опустил монету, вынул ключи и отправился назад к Делле. Он сел и раскрыл вечернюю газету.
  — Если что-нибудь заметишь, сообщи мне, — сказал он и углубился в последние новости о скачках.
  Вокзал был полон снующих во все стороны пассажиров. Люди бесцельно направлялись к выходам на перрон, поворачивались и шли обратно, кто-то кого-то провожал или встречал. Другие устало опускались на сиденья, пытаясь скоротать время между поездами. По отдельным лицам можно было заметить, что они с нетерпением ждут друзей или родственников. Спешили деловые люди, проявляли оживление отдыхающие, посылали телеграммы, напоследок звонили кому-то, сдавали вещи в багаж. Полную противоположность этим энергичным, решительным путешественникам составляли усталые и сонные фигуры, рухнувшие на жесткие скамейки.
  — Ой! — внезапно зашептала Делла. — Я ее, кажется, заметила. Брюнетка в клетчатой юбке. Шеф, посмотрите на нее!
  — Не торопись. Переводи взгляд на кого-нибудь другого, а я осторожно выгляну из-за краешка газеты. Она ведь может ожидать подвоха.
  — Она стоит напротив камеры хранения, — сообщила Делла. — Повернитесь немного налево.
  Мейсон опустил газету и начал зевать. Слегка откинув голову назад и не переставая зевать, стал изучать девушку, замеченную Деллой.
  Пока Мейсон наблюдал за ней, она приняла решение, внезапно направилась к мужчине у стойки информации, дотронулась до его руки и мило улыбнулась.
  Оперативник Пола неуклюже коснулся шляпы огромными пальцами, снял ее и смущенно улыбнулся.
  Они с минуту беседовали, затем девушка быстро осмотрелась, что-то сказала мужчине и вместе с ним направилась к дверям, в которые постоянно входили и выходили люди.
  — Шеф, они уходят! — в отчаянии воскликнула наблюдавшая за ними Делла.
  — Ну и что?
  — А за ними никто не идет.
  — Откуда ты знаешь?
  — Никто не обращает на них внимания. Наверное, люди Дрейка не справились с заданием.
  — Не волнуйся, они знают свое дело, — успокоил ее Мейсон.
  — А разве им не говорили, что следует попытаться выяснить…
  — Вероятно, нет. — Мейсон еще раз потянулся, устало зевнул, а затем снова принялся читать газету.
  — Иногда вы становитесь самым несносным человеком в мире! — воскликнула Делла. — Я сгораю от любопытства.
  — Я так и понял.
  — Но мы о ней знаем не больше, чем раньше.
  — Мы посмотрели, как она выглядит, — ответил Мейсон. — Это было моей основной целью.
  — Мы только раз взглянули на нее. Вы же не сможете сделать из этого никаких выводов.
  — Попытаюсь, — улыбнулся Мейсон. — Точность, конечно, не гарантирую, но это все равно хоть что-то.
  — Ну, например?
  — Во-первых, — начал Мейсон, — я не думаю, что она авантюристка. Скорее всего, здесь все по-честному. Во-вторых, она чего-то боится. Эта встреча означала для нее больше, чем я предполагал. На ее лице можно было прочитать облегчение, когда она поняла, что ожидавший ее парень — как раз такой человек, которого она искала.
  Делла Стрит обдумала слова адвоката, а потом заявила:
  — Да, похоже, вы правы… Я могу кое-что добавить о ее одежде. Это дорогие вещи. Интересно, а какая у нее машина?
  — Девять из десяти, что на этот раз она приехала на такси, — уверенно сказал Мейсон. — Она не станет рисковать и показывать свой номер незнакомому человеку, пока у нее не будет возможности поговорить с ним и оценить его. Ладно, Делла, спектакль закончился. Перекусим?
  — Ну наконец-то вы заговорили о деле!
  Сидевшая рядом с ним усталая женщина, которой Делла посочувствовала, слегка оттолкнула четырехлетнего мальчика, вцепившегося ей в колени. Сопровождавший ее мужчина поднялся и сказал:
  — Кажется, поезд опаздывает. Пойду куплю меньшому мороженое.
  Без всякого энтузиазма он направился к стойке мороженщика и вскоре вернулся. Затем внезапно он обратился к Перри Мейсону и Делле Стрит:
  — Я должен отчитаться перед Полом Дрейком, но объект и наш оперативник уехали на такси. Поскольку один человек с ней, мы последовали указаниям и не стали предпринимать попытки оставаться на хвосте. Пожалуй, это все, что вы хотели знать, не так ли?
  Мейсон улыбнулся Делле Стрит.
  — Это как раз то, что хотела узнать мисс Стрит, — ответил он.
  Глава 5
  — Заходите и садитесь, мистер Каддо, — пригласил Мейсон.
  Казалось, что Каддо очень нервничает.
  — У вас есть для меня новости? — спросил издатель.
  — Есть. Могу вас успокоить по поводу того, с чем вы ко мне обратились.
  — Так быстро?
  Мейсон кивнул.
  Каддо сел и почти сразу же начал нервно тереть подбородок длинными, сильными пальцами.
  — Вашу одинокую наследницу под номером девяносто шесть зовут мисс Марлин Марлоу. Она получила около трехсот пятидесяти тысяч долларов от своей матери. Надо сказать, при довольно странных обстоятельствах. Ее мать была медицинской сестрой и ухаживала за покойным Джорджем П. Эндикоттом во время болезни, оказавшейся для него последней. Эндикотт оставил завещание. Огромный старомодный особняк, где он жил, достался двум его братьям и сестре, каждому из них он завещал также по десять тысяч долларов. Все остальное, после выплаты долгов и обязательств, он оставил Элеоноре Марлоу, матери Марлин. В завещании оговаривалось, что если кто-нибудь из наследников станет оспаривать законность подарков, сделанных им при жизни Элеоноре Марлоу, — деньги и собрание семейных драгоценностей, — то этот наследник теряет право на свою долю имущества. Элеонора Марлоу погибла в автокатастрофе вскоре после смерти Эндикотта. Марлин — ее единственная дочь. Она тянет где-то тысяч на триста долларов, может, больше, и, бесспорно, подходит под определение наследницы. Все вопросы с наследством еще окончательно не решены, точно так же, как и с имуществом покойного Эндикотта. В Оклахоме ему принадлежал земельный участок с возможными залежами нефти. Завещание было официально утверждено судом, но братья и сестра собираются его оспаривать. Свидетельницами во время подписания завещания Эндикоттом выступали две медсестры, Роза Килинг и Этель Фурлонг. Чем закончится дело — неизвестно, потому что во время составления завещания Эндикотт был частично парализован и подписывал его левой рукой.
  Каддо вздохнул с огромным облегчением.
  — Мистер Мейсон, не знаю, как и благодарить вас. Вы просто не представляете, какой груз упал с моих плеч.
  Мейсон кивнул.
  — Но почему тогда, — продолжал Каддо, — такая женщина — молодая, красивая и богатая — использует мой журнал для завязывания новых знакомств?
  — Если не ошибаюсь, в объявлении говорится, что она устала от людей, с которыми ей приходится общаться, — сухо пояснил Мейсон. — Устала от охотников за богатыми невестами и других подобных типов.
  — Но, если я вас правильно понял, — сказал Каддо, — у нее должны оставаться и старые друзья — те, кого она знала до получения наследства. Ведь оно ей досталось не так давно, не так ли?
  — Так, — кивнул Мейсон.
  — У нее обязательно должны быть друзья, с кем она познакомилась до… А она давно живет здесь, мистер Мейсон?
  — Где-то около пяти лет.
  — Не понимаю, — заявил Каддо.
  — А вам это обязательно нужно?
  — Что вы имеете в виду?
  — Насколько я знаю, вас обвиняют в том, что вы пытаетесь увеличить тираж своего журнала при помощи ложного объявления.
  — Правильно.
  — В нем есть хоть доля лжи?
  — Нет, — ответил Каддо, потирая подбородок.
  — Вот именно.
  По лицу Каддо медленно расплывалась улыбка.
  — Теперь, мистер Мейсон, благодаря вам я могу спокойно жить.
  Мейсон кивнул.
  — А ответы все поступают и поступают, — продолжал Каддо. — Бог мой! Сколько писем приходит этой девушке! Я изначально напечатал столько журналов, которых при обычном раскладе хватило бы месяца на два, но они уже кончаются!
  — Значит, вам придется делать новый выпуск, — заметил Мейсон.
  — Зачем? — удивился Каддо. — Я просто перепечатаю этот. Объявление наследницы работает на меня. Я буду его продавать, пока есть спрос. Я нашел себе золотую жилу. Она ведь получает ответов по сто в день.
  Каддо поднялся с кресла, затем помедлил.
  — Мы с вами в расчете, мистер Мейсон?
  — Да, — ответил адвокат. — У меня были кое-какие расходы, но я покрою их из ваших пятисот долларов, остальное — мой гонорар.
  — Прекрасно! А вы не расскажете мне, как вытащили этого кролика из шляпы?
  — Пришлось немного поработать головой и немного ногами. Вот и все.
  — Я подозреваю, что вы кого-то нанимали, чтобы поработать ногами?
  — Обычно моя цель — добиться результатов. Мне кажется, мистер Каддо, что я их добился.
  — Все правильно, — согласился издатель, — добились.
  Он пожал руку Мейсону, улыбнулся Делле Стрит, а затем, уже на полпути к двери, спросил:
  — Кстати, где живет эта Марлин Марлоу?
  Мейсон взглянул в папку и ответил:
  — Авеню Нестлер, семьсот девяносто шесть. Если вам потребуется более подробная информация, вы можете получить ее у секретаря отдела утверждения завещаний. Скажите, что вас интересует завещание покойного Джорджа П. Эндикотта.
  Каддо достал из кармана ручку, записал что-то на обратной стороне конверта, еще раз широко улыбнулся и вышел из кабинета.
  — Пора забыть о наследнице, Делла, — обратился Мейсон к секретарше, — и приниматься за работу над следующим делом. Оно кажется теперь таким прозаичным. Но постой-ка, а почему все-таки Марлин Марлоу поместила это объявление? Ладно, давай работать.
  Мейсон сходил пообедать, вернулся в два часа и трудился до трех, пока не позвонил Пол Дрейк.
  — Перри, — начал частный детектив, — ты намерен переговорить с Кеннетом Барстоу?
  — А кто такой этот Барстоу, Пол?
  — Оперативник, который встречался с Марлин Марлоу.
  — Дело закрыто, теперь мне вся эта история безразлична.
  — Я думал, что ты собирался получить отчет от Барстоу. Есть кое-какие странности. Ему показалось, что она ищет человека определенного типа для каких-то своих целей.
  — Ну и что? — спросил Мейсон.
  — Я имел в виду, что она, возможно, хочет, чтобы он выполнил какое-то сомнительное поручение.
  — Где Барстоу?
  — У меня в конторе. Он мне все рассказал, и я решил, что у тебя может быть к нему пара вопросов, чтобы занести информацию в дело на случай нового развития событий.
  Мейсон взглянул на часы и сказал:
  — Хорошо, Пол, веди его сюда. Послушаем его отчет.
  — Будет у тебя через пару минут, — пообещал Дрейк и положил трубку.
  — Открой Полу дверь, Делла, — обратился Мейсон к секретарше. — Он идет вместе с тем оперативником, который вчера работал с Марлин Марлоу.
  — Неотразимый мужчина, — заметила Делла. — А вы не собирались меня с ним познакомить?
  — Не знаю, зачем я еще теряю время на это дело, — засмеялся Мейсон. — Клиент удовлетворен, гонорар получен. Но все равно, давай послушаем Барстоу. Мне любопытно.
  Делла Стрит открыла дверь, и через минуту вошел Дрейк в сопровождении своего сотрудника.
  — Это Кеннет Барстоу, — представил Дрейк молодого парня. — Садись, Кеннет. Перри Мейсона, насколько я знаю, ты видел, а это его секретарь, мисс Стрит. Расскажи им то, что сейчас говорил мне.
  Барстоу уже не казался неуклюжим деревенским парнем. На нем прекрасно сидел двубортный костюм, подогнанный точно по фигуре. Густые, вьющиеся черные волосы были зачесаны со лба назад, голубые глаза на мгновение оценивающе остановились на Делле Стрит, затем он повернулся к Мейсону.
  — Я вступил в контакт с объектом в семь минут седьмого, — начал он. — Мы взяли такси и поехали в ресторан. Она оплатила счет и большую часть вечера говорила. Я притворялся застенчивым и лишившимся дара речи. Она вначале порасспрашивала меня о деревне и жизни на ферме. Оказалось, что сама она о них слабо осведомлена, не в пример мне, так что для меня это было плевое дело. От ресторана мы пешком направились на стоянку, где она оставила машину. Я запомнил номер и тут понял, что первый этап закончен. Мы поездили с ней по городу, остановились в парке, где немного пообнимались и поцеловались.
  — Как далеко вы зашли? — спросил Дрейк.
  Барстоу виновато посмотрел на Деллу Стрит и сказал:
  — Вся предварительная игра.
  — А затем?
  — Я поехал вместе с ней к ее дому. Она предложила мне зайти, угостила виски, и на этом вечер закончился.
  — Больше любовью не занимались? — спросил Дрейк.
  — В ее квартире? Нет. Она стала очень деловой. Заявила, что у нее может быть работа для меня. Она хотела со мной встретиться сегодня во второй половине дня. Я сказал ей, что сейчас временно не работаю, решив, что это лучше, чем врать про какое-то место, которое она может проверить. Понимаете, я не знал, одноразовое это задание или мне придется встречаться с ней еще.
  Мейсон кивнул.
  — Я пришел к ней сегодня в половине второго, как она и приглашала. Мы собирались поиграть в теннис. Я ее предупредил, что играю плохо, но она все равно настаивала, объясняя это тем, что ей надо следить за фигурой.
  — Вы играли?
  — Нет.
  — Почему?
  — Что-то произошло.
  — Что?
  — Вот этого-то я и не могу понять. Я поднялся к ней, она предложила мне выпить, мы немного поговорили, затем она пошла в спальню переодеваться. Несколько раз звонил телефон, и она отвечала.
  — Вы целовались?
  — Да, немного, — признался Барстоу, — и, честно говоря, я начал задумываться, чего же она хочет. После второго телефонного звонка я решил пойти дальше и получил такую оплеуху, что у меня в ушах зазвенело. Не успел я очухаться, как оказался на улице, а как меня перед этим отчитали! Она заявила, что я такой, как все, думаю только о том, чтобы затащить девушку в постель, а она-то считала, что я милый, неиспорченный деревенский мальчик. Я оказался сердцеедом-любителем, но должен понять, что действую неумело.
  — Может, ты опередил события? — предположил Мейсон.
  — А может, наоборот, слишком долго собирался, — добавила Делла.
  Барстоу улыбнулся Делле, а затем нахмурился.
  — После вчерашнего начала я был абсолютно уверен, что не превышаю скорость. Все шло прекрасно, но затем что-то случилось. Я готов поклясться, что она специально подтолкнула меня к шагу, после которого могла дать оплеуху и выставить вон. Может, я где-то не так сработал и она обнаружила, что я — фальшивка. Меня это здорово волнует, потому что техника у меня не так уж плоха.
  — Как только ты позвонил и сообщил номер машины и адрес, мы все перепроверили, — заговорил Дрейк. — Мы получили, что хотели. Наследница знает, как с тобой связаться?
  — Да, я дал ей телефон приятеля. Она может оставить для меня сообщение.
  — Думаешь, позвонит? — спросил Дрейк.
  — Один шанс из ста. Она здорово рассвирепела, когда выгоняла меня.
  — Звучит так, как будто первый раз она дала сама, а во второй ты попытался украсть, — усмехнулся Дрейк.
  — Ничего, все в порядке, — немного нетерпеливо сказал Мейсон. — Все закончено. Забудьте об этом.
  — Мне очень неприятно думать, что я завалил дело, — вздохнул Барстоу.
  — Когда-то это со всеми происходит, — успокоил его Дрейк и с виноватым видом повернулся к Мейсону: — Я решил, что ты захочешь узнать подробности, Перри.
  — Спасибо, Пол, — поблагодарил его адвокат. — Прекрасно, Барстоу. Ты хорошо поработал. Мы получили нужную информацию.
  Барстоу неохотно поднялся, снова взглянул на Деллу Стрит и сказал:
  — Обычно у меня таких проколов не бывает. Хотел бы я знать, что сделал не так.
  Когда сыщики ушли, Делла Стрит повернулась к Мейсону:
  — Что вы обо всем этом думаете, шеф?
  Мейсон поднял голову от документов, в которые снова углубился:
  — О чем?
  — Случай с Барстоу.
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — Парень, возможно, не понял посылаемые сигналы и стал неправильно действовать.
  — Сомневаюсь.
  — Он определенно допустил оплошность, — утверждал Мейсон. — Она внезапно разозлилась, а для этого должна быть причина.
  — Но, по-моему, причина заключается не в его действиях, — заявила Делла. — Я сейчас анализирую свои впечатления от этой Марлин Марлоу с женской точки зрения. Вспомни, она помещает объявление в журнале для одиноких сердец, встречает Кеннета и решает, что он ей подходит. Она оценила его в ресторане, а затем, несомненно, подстрекала к боевым действиям.
  Мейсон отложил папку в сторону.
  — Делла, к чему ты клонишь?
  — Я думаю, — ответила секретарша, — что причина заключается в телефонном звонке.
  Мейсон нахмурился, присвистнул и сказал:
  — Возможно, ты права.
  — Телефонный звонок, — уверенно продолжала Делла, — ее предупредили, что она играет с огнем. А кто мог позвонить?
  Мейсон, задумавшись, прищурился.
  — Подожди, — сказал он. — Давай вначале разберемся с фактором времени. — Он показал на телефон: — Позвони Дрейку и узнай, не ушел ли Барстоу. Спроси, во сколько он оказался на улице.
  Делла набрала номер конторы Дрейка, выяснила, что требовалось, и повернулась к адвокату:
  — Где-то без десяти два.
  Мейсон нахмурился и начал барабанить пальцами по столу.
  — Ты знаешь больше, чем я? — спросила Делла.
  — Просто делаю выводы из известных фактов.
  — Так какой же ответ? — спросила Делла.
  — Думаю, что поступил несколько беспечно, — признался Мейсон.
  — Каким образом?
  — Если бы я знал, что все произойдет именно так, то содрал бы с него на тысячу больше.
  — Ты имеешь в виду Роберта Каддо?
  — Да, — ответил Мейсон.
  — Боже мой! Думаешь, это он? Но зачем?
  — Это был Каддо, — уверенно заявил Мейсон. — А причина в том, что наш друг Роберт Каддо хочет получить кусок пирога и, очевидно, старается удостовериться, чтобы он оказался лучший — с глазурью.
  Глава 6
  В пять часов Герти и две машинистки ушли из приемной домой. В десять минут шестого помощник Мейсона Джексон смущенно просунул голову в дверь кабинета адвоката.
  — Если на сегодня больше ничего нет, мистер Мейсон, то я, наверное, пойду.
  Мейсон улыбнулся, взглянул на часы и сказал:
  — Уже пора — ты и так на десять минут задержался.
  — Для меня рано, — признался Джексон. — Мне кажется, я никак не могу вникнуть в суть дела.
  Он казался таким серьезным, что Мейсон рассмеялся и кивнул.
  В двадцать минут шестого Мейсон отодвинул юридическую литературу и дело, которое изучал, в сторону и обратился к Делле Стрит:
  — Давай заканчивать, Делла. Я отвезу тебя домой, а если у тебя нет сегодня никаких планов, предлагаю вместе выпить коктейль и поужинать.
  — С удовольствием, — согласилась Делла. — Может, заедем в тот маленький бар в Испанском квартале, а потом поужинаем у вашего китайского друга. Хочется кисло— сладких свиных ребрышек, жареных креветок и супа с лапшой.
  — Другими словами, ты умираешь с голоду, — улыбнулся Мейсон.
  — Нужна сила, когда работаешь без передышки, особенно если всякие наследницы то появляются, то исчезают из нашей жизни.
  — Теперь уже исчезают.
  Они закрыли двери офиса и направились на машине Мейсона в Испанский квартал, где выпили «Бакарди», закусывая кукурузным печеньем.
  — Вы на машине, а железнодорожный вокзал всего в нескольких кварталах отсюда. Может, заедем забрать сумку, которую вы вчера оставили в камере хранения? — предложила Делла. — Мы были так заняты наследницей, что совсем о ней забыли.
  — Прекрасная идея, — согласился Мейсон. — Надеюсь, мы закончили с этими представлениями. Терпеть не могу, когда клиент надувает.
  — Но вы же не уверены в том, что это был именно Каддо.
  — Только один человек знал адрес Марлин Марлоу и то, что Барстоу — частный детектив, — объяснил Мейсон. — Наш глубокоуважаемый Роберт Каддо. Он выяснил у меня имя, фамилию и местожительство наследницы, вышел из нашего офиса, час или два потратил на то, чтобы уточнить детали, связанные с завещанием, составил план действий, позвонил ей и сказал, что у нее на хвосте сидит детектив.
  — Но ведь сыщика нанял он сам, хотя и косвенно!
  — Ей он этого, естественно, не сообщал. Он представился как друг, искренне желающий ей добра, проявляющий отеческую заботу, потому что она поместила объявление в его журнале.
  — Да, возможно, звонил Каддо, — согласилась Делла.
  — Поступок как раз в его стиле, — продолжал Мейсон. — Этот «Зов одиноких сердец» — сплошное жульничество. Ругаю себя, что не понял все с самого начала. Каддо вызвал во мне симпатию, рассказав о своих бедах. Всегда проявляю слабость по отношению к клиентам… Который час, Делла?
  — Шесть.
  — Рановато для ужина. Давай съездим и заберем сумку, затем отведаем китайской кухни и, может, сходим куда-нибудь в кино.
  Мейсон оставил на столе два доллара, они вышли из бара и направились на стоянку. Притормозив у вокзала, Мейсон припарковал машину.
  — Люблю наблюдать за людьми на вокзалах, — признался он. — Удивительная картина. Здесь проявляется человеческая натура. Внимание людей усыпляется, и их можно застигнуть врасплох, когда они смертельно устали или находятся в непривычной обстановке. Человек, живущий в городе, чувствует себя не в своей тарелке в единственном месте — на вокзале. За его пределами все прекрасно, а как только он переступает порог вокзала, если можно так выразиться, происходит полная смена обстановки и теряется бдительность. Он… Делла, ты тоже заметила?
  — Что?
  — Вон там, у стойки информации.
  — Ничего не вижу. Я… Ой! У него белая гвоздика.
  — Теперь уже в правом нагрудном кармане, — рассмеялся Мейсон.
  — Еще один кандидат?
  — Очевидно, — ответил Мейсон. — А почему бы и нет? Она выбрала великолепную точку, чтобы иметь возможность предварительно оценить потенциальных поклонников. Какой смысл менять ее? Это в самом деле лучшее место для ее цели, в других такой возможности нет. Давай скорее возьмем сумку и сядем там, где все будет видно.
  На этот раз свободные места оказались на три ряда дальше, чем в предыдущий, но бюро информации отлично просматривалось.
  Делла Стрит внимательно разглядывала молодого человека, смущенно стоявшего у стойки.
  — Он далеко не так привлекателен, как Кеннет Барстоу, — наконец решила она.
  — Кажется крепким мужчиной, — высказал свое мнение Мейсон.
  — Но ему далеко до Барстоу. Шеф, а вы знали Кеннета раньше?
  Мейсон покачал головой.
  — Один из детективов Дрейка. Они то появляются, то исчезают. Возможно, парень вернулся с войны и работает у Пола не больше полугода. У меня просто не было возможности с ним встретиться, так что не могу ответить на твой вопрос.
  — На какой вопрос? — нахмурилась Делла Стрит.
  — Женат ли он.
  — Я его не задавала, — улыбнулась Делла.
  — А я просто сказал, что не знаю ответа.
  Они с минуту помолчали, а затем Мейсон снова заговорил:
  — Интересно, а к этому она подойдет? Возможно, она сейчас рассматривает его из какого-то укромного угла вокзала. Но я не хочу привлекать к нам внимание, курсируя мимо бюро информации. Подожди-ка! Смотри — вон она выходит из телефонной будки. Прекрасно выбрала место: сидишь себе спокойно и оцениваешь кандидата.
  — Она прилагает столько усилий, чтобы выбрать подходящего партнера, — заметила Делла Стрит.
  — Боюсь, что она не партнера ищет, — задумчиво произнес Мейсон.
  — Кого же тогда?
  Мейсон пожал плечами.
  — Может, и будущего убийцу, — сказал он.
  Марлин Марлоу огляделась вокруг, а затем направилась к стойке информации.
  — Фигура, бесспорно, классная, — заметил Мейсон.
  — И она это отлично знает, — язвительно добавила Делла. — Специально одевается так, чтобы ее подчеркнуть и… Ну что, снова смотрим спектакль?
  Марлин Марлоу подошла к молодому человеку с гвоздикой. К этому времени он уже погрузился в свои собственные мысли. Она коснулась его руки, он резко дернулся, повернулся к ней, улыбнулся и одним легким, грациозным движением снял шляпу.
  — Это не деревенский парень, — высказала свое мнение Делла. — Посмотри на его манеры. Интересно, что он написал ей в письме?
  — Что-то, что привлекло ее внимание, а это, насколько мы знаем, не так-то просто сделать. Сто кандидатов в день! Хорошие ставки — один шанс из ста.
  Парочка у стойки информации с минуту побеседовала, мужчина легко и приветливо улыбался.
  Девушка, казалось, сомневалась. Ее большие темные глаза критически осмотрели его с головы до пят, потом, очевидно, она приняла решение, кивнула, и они вместе покинули вокзал.
  — Ну что? — спросила Делла Стрит. — Опять такси и…
  — Проверим, — сказал Мейсон, резко встал и направился к выходу.
  — Хотите, чтобы я составила вам компанию?
  — Конечно, так мы будем привлекать меньше внимания. Когда подойдем к дверям, приостановись и начни со мной спорить, что надо позвонить тете Мертль, а я скажу, что не хочу. Это будет повод встать там и осмотреться.
  Делла кивнула, и они направились к выходу.
  Марлин Марлоу с молодым человеком стояли перед зданием вокзала. Они молчали.
  — Давай вернемся, — громко попросила Делла Мейсона. — Мы просто обязаны позвонить тете Мертль, она ведь нам никогда не простит, если узнает, что мы были в городе и даже ей не позвонили.
  — Выкинь это из головы, — ответил Мейсон. — Тогда нам придется все время между поездами провести в душной гостиной и говорить о семейных делах. Лучше город посмотрим. Мы ведь здесь впервые.
  — Нет, мы должны позвонить тете Мертль, а затем можем погулять.
  Они все еще спорили, когда недалеко орт Марлин Марлоу и нового кандидата остановилась машина.
  — Черт побери! — тихо сказала Делла так, что слышал только Мейсон. — Здесь ведь такси не поймаешь. Чего они ждут? Все автомобили стоят в противоположном конце…
  Внезапно Мейсон резко произнес:
  — Ладно, пошли звонить твоей тете Мертль.
  Он обнял Деллу за плечи и быстро потащил ее обратно в здание вокзала.
  — Что случилось? — быстро спросила Делла.
  — Попробуй оглянуться через плечо, — предложил Мейсон.
  Делла Стрит последовала его совету и заметила, как Марлин Марлоу с высокомерным видом направляется к остановившейся машине. Молодой человек забежал вперед, открыл дверцу и помог ей сесть, а потом сам проследовал за ней. Дверца захлопнулась, и машина отъехала.
  — Кто за рулем — видела? — спросил Мейсон.
  — Боже мой, да! — воскликнула Делла. — Роберт Каддо! Причем одетый в форму шофера: кепка и ливрея!
  Глава 7
  Мейсон посмотрел на почти нетронутую тарелку Деллы.
  — Ты не голодна?
  Она покачала головой.
  — Ты наверняка думаешь о том же, что и я, — высказал предположение адвокат.
  Она кивнула.
  — Терпеть не могу, когда клиент обманывает, — продолжал Мейсон. — Но давай забудем об этом хотя бы на время ужина. Может, потанцуем?
  Делла кивнула, и они встали из-за столика, но танцевали без удовольствия. Девушка оставалась в напряжении, а по лицу Мейсона сразу же становилось ясно, что он полон решимости действовать.
  — Конечно, — снова заговорил Мейсон, — нас не должно интересовать, зачем ей нужен парень, но очевидно, что она задумала найти совсем зеленого идиота, которого ей удастся обвести вокруг пальца. Я сейчас думаю об этом завещании. Может, оно липовое?
  Делла Стрит засмеялась.
  — Вы просто читаете мои мысли, да еще и анализируешь их.
  — Хорошо, давай выбираться отсюда. Вернемся в контору и еще раз изучим отчет Дрейка, — предложил Мейсон.
  Подозвав официанта, адвокат оплатил счет. Они сели в машину, оставленную на стоянке, и отправились в офис.
  Ночной сторож, также выполнявший и функции лифтера, улыбнулся, когда Мейсон расписывался в книге регистрации.
  — Вы не видели Пола Дрейка, мистер Мейсон? — спросил он.
  — Последний раз я разговаривал с ним днем.
  — Он вас разыскивает. Просил, если вы зайдете, чтобы сразу же с ним связались, прежде чем что-либо делать.
  — Спасибо, — поблагодарил Мейсон сторожа. — Я обязательно найду его.
  Лифт пошел вверх.
  — Вы не могли бы повторить еще раз, что передавал Дрейк? — попросила Делла сторожа.
  — Чтобы мистер Мейсон позвонил ему по телефону, прежде чем что-то делать.
  — Значит, он дома?
  — Нет, — ответил сторож, — в офисе.
  Делла и Мейсон переглянулись.
  — Идеальная секретарша, — похвалил Мейсон. — Я сразу не уловил смысла.
  — Какого смысла? — не понял сторож, останавливая лифт.
  — Не берите себе в голову, — сказал Мейсон.
  Адвокат и Делла Стрит проследовали по длинному коридору мимо комнат, занимаемых частным сыскным агентством Дрейка, из-под дверей которого пробивался свет, и завернули за угол. Мейсон отпер дверь своего кабинета и не успел еще зажечь свет, как Делла уже набирала номер Дрейк.
  — Мистер Дрейк на месте? — спросила она. — Говорит секретарь мистера Мейсона.
  Пол Дрейк почти сразу же взял трубку.
  — Привет, Пол, — обратилась к нему Делла. — Шеф хочет с тобой переговорить… Что?.. Да, в нашей конторе… Хорошо, сейчас скажу ему.
  Она повесила трубку и повернулась к Мейсону:
  — Пол направляется к нам.
  — Случилось что-то важное, раз Пол так себя ведет, — высказал предположение Мейсон. — Я не уловил важности его сообщения. Ты молодчина, Делла. В его офисе, должно быть, кто-то есть…
  Шаги Дрейка четко послышались в ночной тишине большого здания. Делла открыла ему дверь личного кабинета Мейсона. Детектив вошел, улыбаясь своим друзьям.
  — Привет, ребята!
  — Привет, Пол.
  — Тебе передали послание, Перри?
  — Да. Почему ты хотел, чтобы я тебе позвонил? У тебя в конторе кто-то есть?
  — Да.
  Дрейк удобно уселся в большое кожаное кресло, предназначенное для клиентов, уперся спиной в одну из закругленных ручек и свесил длинные ноги через другую.
  — Что у тебя был за клиент, по которому работал Кеннет Барстоу?
  — Это как раз то, что меня сейчас беспокоит, — ответил Мейсон. — Мне кажется, он пытается отхватить себе лакомый кусочек.
  — Причем обманным путем, — вставил Дрейк.
  — Как так? — спросил Мейсон.
  — Наследница сидит у меня в конторе.
  Мейсон присвистнул.
  — Что ей надо?
  — Не знаю, чего она хотела изначально, думаю, что Кеннета Барстоу, а теперь ей нужен ты.
  — И она ждет?
  — Да, я сказал ей, что рано или поздно смогу с тобой связаться и оставлю для тебя сообщение на вахте на случай, если ты решишь заскочить в офис, а также буду пытаться дозвониться тебе домой.
  — Это так важно? — спросил Мейсон.
  — Думаю, да. Ее рассказ довольно любопытен. Хочешь ее послушать, Перри?
  Мейсон кивнул.
  — Но дело в том, — продолжал Дрейк, — что может возникнуть конфликт интересов с твоим клиентом.
  — Каким клиентом?
  — Который пытался получить о ней информацию.
  — Отношения адвоката и клиента по тому вопросу закончены. Он хотел, чтобы я выполнил определенное поручение. Я его выполнил. Я выставил ему счет. Он его оплатил. Что касается меня, на этом дело закончено. К тому же я терпеть не могу, когда клиент оказывается обманщиком.
  — Хорошо, — сказал Дрейк. — Сейчас я ее приведу.
  Мейсон кивнул.
  Глаза Деллы Стрит горели от возбуждения.
  — Я знала, что она влюбилась в Кеннета Барстоу. Сегодняшний даже по внешности не идет с ним ни в какое сравнение. И я вам еще кое-что скажу. Он не такой зеленый, как пытался себя представить. Этот парень знает, что почем. Я бы не стала ему доверять.
  Мейсон достал из пачки сигарету, закурил и заметил:
  — Этот Каддо начинает действовать мне на нервы.
  Несколько секунд он курил молча, затем в коридоре снова раздались шаги Дрейка. Они сопровождались постукиванием женских каблучков, владелица которых явно пыталась не отставать от детектива.
  Дрейк открыл дверь и пропустил вперед Марлин Марлоу.
  — Мисс Марлоу, мистер Мейсон, мисс Стрит, его секретарь, — представил он. — Проходите, пожалуйста.
  Дрейк проследовал за девушкой в комнату. Марлин Марлоу кивнула, отвечая на представления. Никакого дружелюбия в ее темных глазах не было видно.
  — Ну, впутали меня в хорошенькое дельце? — обратилась она к Перри Мейсону. — Теперь давайте выпутывайте.
  — Я думаю, вам лучше сесть и расслабиться, когда вы станете мне об этом рассказывать, — улыбнулся Мейсон.
  Она опустилась на стул с прямой спинкой напротив стола адвоката, а Пол Дрейк снова устроился в кресле для клиентов в своей любимой позе.
  — Итак? — спросил Мейсон.
  — Вы сочинили мне письмо, — начала она, — а я ответила, как полная дура, а потом вы подослали ко мне своего сыщика.
  — Вы делаете заявления, — сказал Мейсон.
  — Вы все запутали!
  — А почему вы вдруг захотели со мной встретиться?
  — Чтобы вы все распутали, — улыбнулась она.
  — Вы пришли ко мне как к адвокату и хотите, чтобы я взялся за определенное дело. Думаю, будет честно с моей стороны предупредить вас, что, возможно, я не смогу согласиться представлять вас. Но давайте прекратим ходить вокруг да около и уточним некоторые факты. Ваша мать была медсестрой у покойного Джорджа П. Эндикотта перед его кончиной. Эндикотт долгое время болел, и у вашей матери оказалась нелегкая работа. Очевидно, она хорошо выполняла свои обязанности. Когда Эндикотт умер, он оставил завещание, по которому ваша мать получила большую часть имущества. Его братья Ральф Эндикотт и Палмер Е. Эндикотт и сестра Лоррэн Эндикотт Парсонс унаследовали дом и кое-какие денежные суммы. Завещание уже представлено к утверждению. Имущество оценено на сумму триста семьдесят пять тысяч долларов. Известно, что братья и сестра собираются оспаривать завещание, выставляя в качестве причины мошенничество, злоупотребление влиянием и тому подобное. Ваша мать погибла в автокатастрофе. Вы — ее единственная дочь. Вы…
  — К вам обращался кто-то из Эндикоттов? — прервала его Марлин.
  — Нет.
  — Кто-то от Розы Килинг?
  — Розы Килинг? — переспросил Мейсон. — Не могу вспомнить, где я слышал это имя… Ах да, Роза Килинг — одна из свидетельниц подписания завещания Эндикоттом.
  — Вы ее не знаете? Никогда с ней не встречались?
  — Нет.
  — И вы не знаете Эндикоттов?
  — Нет.
  Казалось, Марлин Марлоу обдумывает свой следующий шаг. Затем она внезапно импульсивно сказала:
  — Вы мне поможете?
  — Давайте какое-то время продолжим разговор на общие темы, — предложил Мейсон. — Вероятно, я нахожусь в таком положении, что не смогу это сделать. Не исключен конфликт интересов. Объясните мне, что бы вы хотели.
  — Я практически уверена, что Эндикотты предлагают Розе Килинг крупную сумму, и думаю, что она готова согласиться. Я использовала все возможности, чтобы выяснить ситуацию, и застряла. Если она продастся Эндикоттам, то я оказываюсь в затруднительном положении.
  — Почему вы поместили объявление в этом журнале?
  — Мне нужен был человек определенного типа.
  — Зачем?
  — Роза Килинг романтична. Она сразу же влюбляется. Я хотела найти мужчину, которого смогу контролировать, о котором все буду знать и который меня не обманет. Я бы уговорила его познакомиться с Розой Килинг, но во все дела посвящать меня.
  — Вы решили подыскать человека, который так приглянется Розе Килинг, что она станет с ним всем делиться и…
  — Да. Я ее хорошо знаю и видела, какие мужчины ей нравятся. Она подозрительно относится ко всем городским, а высокий деревенский парень, скромный, но в котором достаточно непроявившейся сексуальности, мог бы вскружить ей голову. Я бы, конечно, сама занялась организационными моментами, чтобы она встретилась с ним как раз при тех обстоятельствах, что нужно.
  — Вы дружны с ней?
  — О да. Она достаточно общительна, но теперь хочет получить на лапу. Последнее время она намекает, будто моя мать сказала ей, что она может рассчитывать на вознаграждение после утверждения завещания.
  — А вы считаете, что ваша мать ничего подобного не говорила?
  — Знаю, что нет, — вспыхнула Марлин Марлоу. — Мать была честным человеком и хорошим работником. Она пригласила этих двух медсестер с единственной целью — выступить в роли свидетельниц. Она ведь могла выбрать двух любых из полудюжины обслуживающих этаж. Отношение же Розы Килинг наводит на мысль, что с этим делом не все чисто. А ведь все было сделано по закону, никакого мошенничества.
  — Откуда у вас такая уверенность?
  — Я… просто знаю!
  — Необходимы доказательства.
  — Но они есть! Роза Килинг давала свидетельские показания под присягой и рассказала все, как было на самом деле.
  — А теперь она хочет изменить свои показания?
  — Она готова пойти на это, если будет уверена, что ей все сойдет с рук и она к тому же получит кругленькую сумму. Насколько я понимаю, у нее просят заявить, что она на секундочку вышла из палаты перед тем, как Эндикотт подписал документ.
  — Но когда она вернулась, Эндикотт ведь подтвердил ей, что это его подпись?
  — Вы же юрист! — раздраженно воскликнула Марлин Марлоу. — Мне что, надо вам все по полочкам раскладывать? Она изменит свои показания таким образом, чтобы завещание признали недействительным. За это ей заплатят. Эндикотты, естественно, не дадут ей и цента, если завещание не потеряет силу.
  — Вы думаете, они подстрекают ее к лжесвидетельству?
  Марлин Марлоу с минуту помедлила, а потом ответила:
  — Эндикотты считают, что моя мать была авантюристкой и использовала их брата. Они готовы на все, лишь бы завещание признали недействительным, потому что думают, что это окажется торжеством справедливости.
  — Мисс Марлоу, — обратился к ней Мейсон, — может, вы поподробнее расскажете мне о ваших планах и почему вы все-таки поместили это объявление в журнале?
  — Хорошо. Я выложу на стол все свои карты. Я знала, что Роза Килинг хочет погреть руки на этом деле. Какое-то время я думала, что смогу с ней договориться, но затем поняла: в таком случае я буду просто торговаться, пытаясь предложить больше Эндикоттов. Завещание заверяли две свидетельницы. Если бы я начала платить одной, то пришлось бы платить и другой. Мне требуется два свидетеля, чтобы завещание признали действительным, а Эндикоттам один, чтобы оно потеряло силу. Мне также претит делать что-либо подобное. Я уверена, что мать всегда поступала честно, она бы никому не дала для подкупа и пятицентовой монеты, и я не хочу порочить ее память.
  — Продолжайте.
  — Поэтому я попыталась сблизиться с Розой Килинг. Я надеялась, что она поделится со мной своими планами и точно скажет, каковы ставки и что ей предложили Эндикотты. Она оказалась слишком умна: только намекнула, и все.
  — Так что вы решили подобрать подходящего мужчину?
  — Да. Мужчину совершенно определенного типа. Роза Килинг весьма своеобразна. Она с подозрением относится ко всем женщинам, но если влюбляется в мужчину, то уж ему все разбалтывает. Я точно знаю, какой тип ей нравится и что сейчас она страдает от разбитого сердца, так что сразу клюнет на приманку, но, конечно, мне вначале самой надо убедиться в избраннике. Я хотела найти такого, который влюбился бы в меня, но пошел бы на роман с Розой Килинг и заставил бы ее все рассказать ему, рассматривая это как услугу мне. Я не могла допустить, чтобы подосланный мной кандидат сам влюбился в Розу Килинг и подставил меня. Перед тем как представлять его Розе, я должна была… сделать так, чтобы он в меня втрескался. Понимаете?
  Мейсон кивнул.
  — Для этой цели, — продолжала Марлин Марлоу, — мне требовалось найти человека подходящего типа. Мне не нужен был слишком умный или тот, кто думает, что он слишком умный. Я хотела отыскать в первую очередь честного, такого, у которого по-настоящему что-то есть за душой. И, естественно, мне приходилось действовать быстро. За короткий промежуток времени требовалось узнать об этом мужчине как можно больше — как далеко он зайдет и… короче, очень многое.
  Мейсон еще раз с симпатией кивнул, предлагая ей продолжить рассказ.
  — И я решила поместить объявление в журнале. Я сразу же заявила, что наследница… Я понимала, что это привлечет многих и что если кто-то станет утверждать, что не заинтересован в моих деньгах, то он лицемер и лжец. Я хотела найти честного и искреннего парня.
  — Вы получили много ответов?
  — Несколько сотен. Каждый вечер на протяжении последней недели я с кем-нибудь встречалась. Вчера я нашла наконец подходящего, а он оказался частным сыщиком!
  — А почему вы решили, что он сыщик?
  — Издатель журнала позвонил и сообщил мне об этом. Он извинился, что объявление привлекло внимание нежелательных сторон, и сказал, что считает своим долгом предупредить меня о сложившейся ситуации.
  — А как он узнал вашу фамилию и телефон?
  — Понятия не имею. Он признался, что у журнала есть способы получать подобную информацию. Не представляю даже какие, потому что я наняла очень толковую и ловкую женщину, которая забирала письма из абонентского ящика. Она должна была вначале убедиться, что никто не сидит у нее на хвосте, затем шла на почту и отправляла их все одной срочной посылкой с вручением лично адресату. Они приходили ко мне примерно через два часа после ее ухода с почты. Таким образом никто не мог выследить ни ее, ни меня.
  Мейсон опять кивнул.
  — Однако, — продолжала Марлин Марлоу, — позвонил этот издатель и предупредил. Мне понравился тот парень. Он подписался как Ирвин Б. Зеленый, но издатель сообщил, что на самом деле он частный сыщик и что вы его наняли.
  Мейсон многозначительно переглянулся с Деллой Стрит.
  — А что сделал издатель после этого?
  — Предложил свою помощь. Он хотел, чтобы я доверилась ему. Я была к этому не готова, да и вначале хотела на него посмотреть. Он сказал, что предоставит машину в мое распоряжение, если я не использую свою из-за того, что по номерам можно многое узнать. Он был готов переодеться шофером и даже взять напрокат ливрею для убедительности.
  — А как насчет парня, с которым вы встречались сегодня? — спросил Мейсон.
  Она скривилась от отвращения.
  — Он ужасен! Он мне с самого начала не понравился, хотя написал очень милое письмо. Как только я его увидела, то поняла, что мне подобный тип не нужен. Я раздумывала, подходить к нему или нет, но наконец решилась, и мы отправились ужинать. Я практически сразу же дала ему от ворот поворот. Он оказался двуличным и определенно продал бы меня Розе Килинг. В нем было что-то отталкивающее. Его интересовало лишь то, что он может с меня получить.
  — А вчерашний вам понравился?
  — Да.
  — И именно поэтому вы здесь?
  Она посмотрела адвокату прямо в глаза.
  — Если честно, мистер Мейсон, то да. Роза Килинг может влюбиться как раз в такого парня. К тому же у меня возникло чувство, что Зеленый — вернее, тот, кого я знаю как Зеленого, — останется мне верным. Я думала, что смогу его контролировать, и мне показалось, что я ему очень понравилась.
  — А вам он понравился?
  — Да.
  — А что произошло потом?
  — Когда позвонил издатель и сообщил, что Зеленый — частный детектив, специально подосланный ко мне для получения какой-то информации, я просто пришла в ярость. Я попыталась так обыграть сцену, чтобы порвать с ним всякие отношения, не вызывая подозрений, и быстро выставила его вон.
  — А затем?
  — Я начала все обдумывать. Ведь нельзя судить о человеке по тому, что он работает частным сыщиком. Наоборот, это может оказаться плюсом. Чем больше я размышляла, тем лучше понимала, что поступила как идиотка, пытаясь все сделать сама. Я решила, что будет лучше передать дело в руки профессионалов, которые точно знают, что и как предпринимается в подобных случаях.
  — Вы подумали, что человек, которого вы знаете как Зеленого, подчиняется мне и, чтобы заполучить его, вам придется мне все честно рассказать?
  — Примерно так.
  — А что вы сделали потом?
  — Избавилась от издателя Каддо и пришла к вам. Я спросила у ночного сторожа, на месте ли вы и бываете ли вы вообще в такое время в офисе. Он ответил, что мистер Пол Дрейк часто в курсе ваших дел и что у него на том же этаже частное сыскное агентство. Я смекнула, что к чему, и поняла, что Зеленый — человек Дрейка. Я поднялась в агентство и переговорила с мистером Дрейком, который сказал, что ничего не сможет предпринять, пока не свяжется с вами.
  — У вас есть адвокат? — спросил Мейсон.
  — Нет. Конечно, один адвокат решает вопросы завещания матери, но он, в общем-то, не представляет меня, только занимается ее имуществом.
  — А что вы хотите от меня?
  — Если честно, я хочу передать это дело в ваши руки, чтобы вы разобрались со всеми проблемами. Я чувствую, что тот сыщик, с которым я вчера познакомилась, — как раз то, что нужно. Мне кажется, я могла бы ему все честно рассказать и он остался бы мне верен. Он должен понравиться Розе Килинг.
  — А как вы себе представляете все задуманное?
  — Роза любит играть в теннис. Я бы предложила сыграть вчетвером и уговорила ее принять участие. Она — хищница и часто уводит мужчин… Нет, я не так выразилась. Если бы она увидела, что кто-то мне предан, то ее самолюбию польстило бы, если б она смогла его у меня отбить.
  — Любовная пиратка?
  — Не совсем так, хотя я вначале и пыталась это сказать. У нее комплекс. Она любит заигрывать с моими мужчинами. Если у нее ничего не получается, она приходит в ярость, но если ей удается их заинтересовать, то она сразу же начинает лучше себя чувствовать, потому что думает… в общем, у нее начинается подъем.
  — А Каддо знает, что вы решили пойти ко мне?
  — Конечно, нет. Я просто использовала его, чтобы выпутаться из неприятной ситуации. Естественно, я не открыла ему ничего лишнего.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Послушайтесь моего совета. Лучше ему вообще ничего не говорите и порвите с ним всякие отношения.
  — Но он старается помочь мне, говорит, что готов предоставить себя в мое распоряжение, потому что считает, что я заслужила это. Он чувствует… о, я не знаю, думаю, что он… вы понимаете?
  — Положил на вас глаз? — подсказал Мейсон.
  — Он из таких, кто любит облапать. Все время пытается положить руку тебе на плечо, потом она соскальзывает ниже, ну и так далее. Тип мужчин, которые просто не могут не трогать женщину.
  Мейсон кивнул, показывая, что понимает, что она имеет в виду.
  — Вы можете взяться за это дело? — спросила Марлин Марлоу.
  — Я дам вам ответ завтра, — пообещал Мейсон. — Оставьте телефон, по которому я могу вам позвонить. Я должен подумать. Я не считаю, что у меня есть обязательства перед другими клиентами, которые не дают мне права представлять вас. Если честно, то от вас мне было нужно лишь одно — кое-что узнать о данном вами объявлении.
  — Кто вас нанимал, мистер Мейсон? Кто ваш клиент?
  — Я не могу вам этого сказать, — покачал головой Мейсон и улыбнулся.
  — Не представляю, кто мной так заинтересовался.
  — Я не уполномочен открыть вам эту тайну.
  — Я не хочу иметь никаких дел мистером с Каддо, — внезапно резко сказала Марлин.
  — Но он-то, напротив, не отстает от вас?
  — Он хочет… я не знаю, чего он хочет. У него чешутся руки меня облапать, но он определенно что-то задумал, что никак не связано с сексом.
  — Он знает о наследстве?
  — Да, я рассказала ему о нем, когда мы впервые встретились.
  — Он предлагал вам помочь его получить?
  — Ну, он не выражал это в такой форме.
  — Если я все-таки соглашусь представлять вас, — сказал Мейсон, — и если мистер Каддо обратится к вам за чем-либо, отсылайте его ко мне.
  Марлин кивнула.
  — Однако, — продолжал Мейсон, — мистер Каддо — это на сегодняшний день наименьшая из наших проблем. Вы уверены, что Роза Килинг на грани того, чтобы принять предложение Эндикоттов?
  — Да.
  — Есть два способа решить эту проблему, — заявил Мейсон. — Первый — не дать ей продать вас, второй — найти доказательства совершенной сделки и представить их ей в подходящий момент.
  — Вы правы. Я об этом как-то не подумала.
  — Возможно, вам стоит поговорить с ней, — предложил Мейсон. — Ведь она уже присягала и давала свидетельские показания, когда завещание впервые представили к утверждению.
  — То же самое мне посоветовал мистер Каддо, — призналась Марлин. — Он объяснил, что ей будет очень сложно изменить показания, потому что она уже сделала заявление под присягой. Он предложил уговорить ее покинуть страну на время или что-то в этом роде. Тогда, в случае оспаривания завещания, ее показания прямо перенесут в новое дело — именно те показания, которые она дала при первоначальном утверждении завещания.
  — Это вам сказал Каддо?
  — Да. Поскольку вопрос решается между теми же лицами, я просто могу зачитать ее тогдашнее заявление и представить доказательства, что ее нет в стране, а следовательно, она не может присутствовать на суде. Он считает, что мне следует попробовать выпроводить ее из Штатов.
  — Понятно, — медленно произнес Мейсон.
  — Мистер Каддо все время расспрашивал меня о Розе Килинг, — призналась Марлин. — Не понимаю, какое ему до нее дело?
  — Возможно, он хочет что-то получить, — высказал предположение Мейсон. — Мне требуется время, чтобы обо всем подумать. Я позвоню вам завтра утром.
  — А Зеленый сможет работать на меня?
  — Это один из вопросов, над которыми мне надо поразмыслить, — улыбнулся Мейсон. — Возможно, будет лучше, если вы прямо обратитесь в частное сыскное агентство Дрейка и наймете Зеленого как оперативника, без моих юридических консультаций.
  — Нет, мистер Мейсон, я хочу, чтобы на меня работали вы. Я столько о вас слышала, да и вы уже достаточно знаете о моих проблемах, и, если вы честно признаетесь мне, что не представляете никого…
  — Я не представляю никого, связанного с завещанием мистера Эндикотта, — прервал ее Мейсон. — Я не представляю никого, у кого был бы хоть какой-то интерес в оставленном имуществе или его части. Моего клиента интересовало только ваше объявление.
  — Но зачем нанимать адвоката, чтобы… О боже!
  — В чем дело? — спросил Мейсон, когда она внезапно запнулась.
  — Это мог быть только один человек, — догадалась она. — Именно так он и узнал, что мужчина, с которым я провожу свое время, — частный сыщик. Мистер Мейсон, вы имеете в виду, что Каддо нанял вас, а потом решил предупредить меня?
  — Я не только не имею в виду мистера Каддо, — сухо ответил Мейсон, — я вообще ничего не говорю о мистере Каддо.
  В темных глазах Марлин вначале появилось удивление, затем понимание.
  — Нет причин, которые могли бы препятствовать твоему оперативнику работать на мисс Марлоу, — повернулся Мейсон к Дрейку. — Кстати, его зовут Кеннет Барстоу, а не Ирвин Б. Зеленый.
  — О, мне нравится это имя! — воскликнула Марлин Марлоу.
  — Я так и думал. — Мейсон улыбнулся Дрейку.
  Марлин Марлоу написала на визитке свой номер телефона и протянула Мейсону.
  — Вы позвоните утром? — спросила она.
  — Да. Утром я дам вам ответ.
  Глава 8
  На следующее утро Мейсон появился в конторе сразу же после десяти и обнаружил, что Делла Стрит ждет его в кабинете. Она приложила палец к губам.
  — Привет, Делла. Что случилось? — прошептал Мейсон.
  — В приемной сидит человек, которого вы не очень-то хотели бы видеть.
  — Мужчина или женщина? — весело спросил Мейсон.
  — Женщина.
  — И кто же это может быть?
  — Миссис Роберт Каддо.
  Мейсон откинул голову назад и захохотал.
  — Но почему ты решила, что я не хочу ее видеть?
  — Она вышла на тропу войны.
  — А причина?
  — Мне она об этом говорить отказалась.
  — Семейка Каддо начинает мне надоедать.
  — Я ей объяснила, что вас может не быть целый день, что вы встречаетесь с клиентами только по предварительной записи и отказываетесь разговаривать с кем-либо, кто в общих чертах не обрисовал мне суть дела.
  — И что?
  — Она села на стул, поджала губы и сказала: «Я готова ждать его хоть неделю».
  — Она давно здесь?
  — Больше часа. Она уже была в коридоре, когда Герти открывала офис, а когда я пришла, то сразу же переговорила с ней.
  Мейсон добродушно рассмеялся.
  — Что она собой представляет, Делла?
  — Моложе его, неплохо выглядит, но на данный момент очарование потеряно и она не собирается никого завлекать. Сейчас ей не хватает только скалки — тогда были бы соблюдены все детали.
  Мейсон присел на край своего огромного письменного стола, зажег сигарету и вопросительно посмотрел на Деллу:
  — Как ты думаешь, какого черта ей здесь надо?
  — Наверное, Каддо пытается использовать вас как алиби.
  — Ты абсолютно права, — согласился Мейсон. — Ему надо оправдаться за свои отношения с Марлин Марлоу. Ладно, Делла, зови ее.
  — Я вас предупредила: она на тропе войны.
  — Разгневанные женщины — часть каждодневной рутины в адвокатской конторе. Давай посмотрим на нее.
  — Сядьте в кресло, — посоветовала Делла. — Взъерошьте волосы, разложите вокруг справочники, покажите, что очень заняты. Вы должны выглядеть достойно и очень официально, потому что в противном случае мне придется вызывать врача, чтобы вытаскивать обломки скалки из вашей головы.
  Мейсон расхохотался, сел за стол, раскрыл несколько книг и застыл с ручкой над листом бумаги.
  — Ну как, Делла?
  Она критически осмотрела его и заявила:
  — Не пойдет. У вас чистый лист бумаги.
  — Ты права, — согласился Мейсон и сразу же стал писать: «Пришло время всем порядочным людям помочь своим клиентам».
  Делла Стрит обошла вокруг стола и перегнулась через плечо адвоката, чтобы посмотреть, что он написал.
  — Пойдет?
  — Прекрасно. Скажу миссис Каддо, что вы очень заняты и работаете над важным документом, но сможете уделить ей пять-десять минут.
  — Вперед, Делла.
  Она вышла из кабинета и вернулась через несколько секунд вместе с миссис Каддо.
  — Он сейчас роется в справочниках, чтобы выяснить один вопрос. Пожалуйста, не прерывайте его.
  Подыгрывая Делле, обложившийся книгами Мейсон начал писать бессмысленные слова на лежащем перед ним листе бумаги.
  Миссис Каддо оттолкнула Деллу Стрит в сторону и закричала высоким пронзительным голосом:
  — И у меня есть проблема, на которой он может сконцентрироваться! Как он посмел послать моего мужа охотиться за какой-то мелкой шлюхой? Была бы моя воля, я бы таких юристов заставила платить неустойку. Разрушать нашу семью!
  Мейсон оторвал взгляд от листа и рассеянно переспросил:
  — Каддо… Каддо? Вы — миссис Каддо? Где я раньше слышал это имя, Делла?
  — Вы отлично помните, где его слышали! — заорала миссис Каддо. — Вы консультировали моего мужа. Вы посоветовали ему связаться с этой шлюхой. «Мой адвокат обо всем знает!» — заявил мне Роберт. Деловой вопрос, как он говорит. Он не думал, что я узнаю, к кому он обращался, но я оказалась умнее. Я заглянула в его чековую книжку и там — о боже! — ясно, ясно как день. Корешок чека на имя Перри Мейсона, который нагрел семью на пятьсот баксов. За что? За то, что послал моего мужа распускать хвост перед виляющей бедрами брюнеткой?!
  — Ах да, Роберт Каддо, издатель, — Мейсон сделал вид, что только что его вспомнил. — Садитесь, миссис Каддо, и расскажите, что вас беспокоит.
  — Вы прекрасно знаете, что меня беспокоит. Издатель Роберт Каддо — аферист и жулик.
  — В самом деле? — Мейсон поднял брови.
  — И я вам к этому еще кое-что добавлю, — продолжала она, воинственно надвигаясь на Мейсона. — Какой бы он ни был — он мой! Я надела на него кольцо и не собираюсь его отпускать. Я уже достаточно натерпелась, чтобы поседеть, но я в него много вложила и поэтому не позволю никому его у меня отобрать. Ясно?
  — Ясно, — ответил Мейсон.
  — Если бы все можно было начать сначала, я бы за него и за миллион не вышла, но мне казалось, что он на правильном пути, да и он меня уговорил, и я все продолжала за него держаться, думая, что в конце концов все у нас наладится.
  — Вы давно женаты?
  — Семь лет. Совсем недолго, если оглянуться, не сто пятьдесят и не двести.
  Мейсон откинул голову назад и расхохотался.
  — Давайте, смейтесь, — гневно сказала она. — Вам это кажется смешным. Я в те годы неплохо выглядела, а у Роберта водились кое-какие деньги. Я его не любила, но не думала, что он окажется таким подлецом. Мы связали судьбы на радость и на горе, и я по-настоящему старалась, чтобы из нашего союза что-то вышло. Я так натерпелась! Несколько раз казалось, что пора все бросить, но я продолжала держаться, и постепенно, маленькими частями, Боб начал приобретать какое-то имущество. Теперь он приближается к возрасту, когда временами мужчины срываются с пути истинного, и мне это не нравится.
  — Вы еще молоды, миссис Каддо, и, бесспорно, привлекательны, — сделал комплимент Мейсон. — Если вы считаете, что ваша жизнь разбита…
  — Я не сказала, что моя жизнь разбита. Я не из тех женщин, что ходят и плачутся, что отдали мужчине лучшие годы своей жизни. Лучшие годы моей жизни никогда не принадлежали Бобу Каддо, хотя не исключено, что он так думает. Но почему мой козел волочится за этой брюнеткой и поет мне, что просто следует совету своего адвоката?
  — Меня бы это тоже беспокоило, — признался Мейсон. — Лучше сядьте и расскажите мне все подробно.
  — Я слишком рассержена, чтобы садиться.
  — Хорошо, тогда рассказывайте стоя.
  — Кто такая Марлин Марлоу? — спросила миссис Каддо.
  — Почему она вас интересует?
  — Боб в нее по уши влюбился. К тому же у нее есть какие-то деньги. Боб думает, что сможет завладеть ими, а меня выбросить за борт.
  — Вы уверены?
  — Естественно. Он в последнее время стал бегать за бабами, а я не вчера родилась. Я не такая дура. Я проследила за ним и узнала, куда он направился, а когда он вернулся домой с обычной песней о том, что задержался на работе, я ему выдала все, что о нем думаю. Он постарался выкрутиться, объясняя, что это деловая встреча и что эта самая Марлоу воспользовалась услугами его журнала, но возникли какие-то правовые сложности, и ему пришлось обратиться к «известному адвокату» за консультацией, и этот самый адвокат посоветовал ему самому наладить с ней контакт и обо всем договориться.
  — Это сказал ваш муж?
  — Да.
  — Вы уверены, что все поняли правильно?
  — Абсолютно.
  Мейсон вздохнул.
  — Миссис Каддо, никто не идеален. У нас у всех свои недостатки, которые могут оказаться как незначительными, так и серьезными, но они есть у всех. В дополнение к мелким недостаткам, которые, несомненно, имеются у вашего мужа, он еще и лжец, и я буду вам очень благодарен, если вы передадите ему то, что я сказал.
  — Да? — хмыкнула посетительница. Она была явно удивлена искренностью Мейсона.
  — Вы можете меня цитировать, — продолжал адвокат. — Если ваш муж решит, что я его оскорбил, пусть приходит, и мы с ним поговорим на эту тему лично.
  Она вопросительно посмотрела на Мейсона.
  — Вы нетипичны. Я влетаю к вам в кабинет, готовая бросать в вас чернильницы, а вы честно мне отвечаете. Кто такая Роза Килинг?
  — У него что две женщины?
  — Не могу разобраться, — призналась миссис Каддо. — С первой я его видела. Из потайного кармана я вытащила у него красную записную книжку. Когда он узнает, что она пропала, его может хватить удар. Там две женщины — Марлин Марлоу и какая-то Роза Килинг. Это не первый и не последний раз. Мне приходится мириться с подобным, но поверьте, мистер Мейсон, когда я его разоблачаю, он у меня прыгает как ужаленный и этих баб ему долго видеть не хочется. Если меня вывести из себя, я — тигрица!
  — Сядьте вы, наконец, — сказал Мейсон, — и давайте все спокойно обсудим. Вы считаете, что своими «тигриными» методами добиваетесь результатов?
  Миссис Каддо опустилась в большое кресло, предназначенное для клиентов, и улыбнулась Мейсону.
  — Я прекрасно знаю, что да. Именно так и можно держать Боба в руках.
  — Конечно, — продолжал Мейсон, — все эти тирады и вспышки гнева оставляют неизгладимую черту на вашем характере?
  — Наверное, — устало согласилась она. — Но, между нами говоря, мистер Мейсон, я все это устраиваю, чтобы защитить свои интересы. Это не вспышки гнева, а игра. Понимаете, Боб вбухал приличную сумму в это свое предприятие. Он достаточно умен и организовал все таким образом, чтобы я не могла добраться до этих денег. Меня мало волнуют его шатанья, если он, конечно, не очень дает себе волю, но я не хочу, чтобы какая-нибудь юная сирена заполучила мою часть денег, так что каждый раз, когда я думаю, что дело зашло слишком далеко, я закатываю Бобу страшную сцену, узнаю, кто эта баба, а потом уж общаюсь с ней самой. Если бы вы меня только слышали с его красавицами! Поверьте, я умею с ними разбираться.
  — Не сомневаюсь, — убежденно ответил Мейсон.
  — Я больше не стану тратить ваше время, мистер Мейсон, — продолжала она. — Было очень мило с вашей стороны меня принять. Вы прекрасно со мной обошлись. Я ввалилась в вашу контору, чтобы закатить сцену, поставить всех на голову, но на вас, как я теперь понимаю, это не произвело бы никакого впечатления. Но это единственный способ держать Боба в руках. Он знает, что стоит ему рассентиментальничаться, как тут же, словно смерч, прилечу я — и всем захочется спрятаться по погребам. Я сразу же поняла, что Марлин Марлоу — совсем не бизнес, но также и не просто очередная юбка. За этим что-то стоит, что мне совсем не нравится. Я думаю, Боб хочет сорвать здесь куш. Но тем не менее я собираюсь нанести визит этой самой Марлин Марлоу, а после нее и Розе Килинг, а когда я с ними обеими закончу, они поймут, что им и разговаривать с моим мужем не стоило.
  — Мне кажется, миссис Каддо, — попытался удержать ее Мейсон, — что, возможно, на этот раз стоило бы поработать только над вашим мужем….
  — Нет, — уверенно ответила она. — У меня проверенная система, и я никогда не изменяю план действий. У последней подружки Боба я буквально разгромила квартиру, разорвала одежду, поставила ей синяк под глазом, разбила зеркало, чтобы ее семь лет преследовали несчастья, и побила посуду. Когда пришла домохозяйка и пригрозила позвонить в полицию, я ей сказала, что буду рада, если в газеты просочится информация о том, что у нее тут делается. Я быстренько поставила ее на место. После этого поле боя осталось в моем полном распоряжении, а когда я ушла, хозяйка попросила эту шлюху съехать, и, насколько мне известно, она сейчас снимает какую-то дыру и платит в пять раз больше, чем та стоит. Боб — странный парень. Он любит изображать из себя сердцееда, но терпеть не может сцен, и каждое мое представление — это словно порка для ребенка… Вы были прекрасны, мистер Мейсон. Теперь я рада, что не кидалась чернильницами. Я собиралась посидеть в приемной, пока не буду абсолютно уверена, что вы в кабинете, потом я бы пробилась сквозь вашу секретаршу, залетела бы сюда и навела здесь порядок. Я решила, что о моем представлении вы расскажете Бобу и заставите его заплатить. Спасибо, что приняли меня, мистер Мейсон. Вы — отличный мужик.
  — Все равно я бы предложил на этот раз немного смирить ваш праведный гнев и воздержаться от визитов к этим двум женщинам…
  — Простите, мистер Мейсон. Боюсь, что вам понравился Боб и вы не любите сцен.
  — Напротив, — ответил Мейсон. — Просто мне очень нравятся эти женщины.
  — Жаль, что вас не будет на моем представлении, — вздохнула миссис Каддо. — Я все устрою по высшему разряду. Ну ладно, до свидания. Не надо меня провожать. Да не вставайте вы. И, пожалуйста, сделайте мне одолжение, мистер Мейсон, если Боб спросит, заходила ли я сюда, скажите, что я устроила страшный скандал, и заставьте оплатить ущерб. Вы сделаете это для меня? Боюсь, что нет. Вы — честный. Но все равно вы мне понравились, и я знаю, что вы оправдаете мое доверие. Прощайте.
  Дверь за ней захлопнулась.
  Мейсон взглянул на Деллу и сказал:
  — Прекрасная вещь — брак!
  — Я ее совсем не виню, — призналась Делла. — Стоит только посмотреть на Боба Каддо — и сразу же понимаешь, что он собой представляет. Один из старых сердцеедов, что рыскают по округе, пытаясь кого-нибудь облапать. Она абсолютно права. Это единственный способ удержать его и…
  — Набери номер Марлин Марлоу, — устало попросил Мейсон. — Я думаю, надо также попросить ее предупредить и Розу Килинг, что идет циклон и для их же блага будет лучше, если они куда-нибудь укроются. Мы обязаны сделать это для клиента.
  — Она становится нашим клиентом? Ты обещал ей дать ответ сегодня утром.
  — Да. Убьем двух зайцев одним телефонным звонком. Я скажу ей, что попробую решить все вопросы с Розой Килинг и что разгневанная жена Каддо вышла на тропу войны. Я…
  Дверь в кабинет открылась. На пороге стояла побелевшая Герти.
  — Ой, мистер Мейсон, я слышала, как она уходит. Теперь ее муж пришел. Он очень волнуется. Нам всем просто повезло, что он не объявился, пока она была здесь. Не хотелось бы оказаться в центре семейной сцены.
  Мейсон широко улыбнулся.
  — Герти, а он знает, что его чуть не поймали? — спросил адвокат.
  — Очевидно, нет. Он хотел выяснить, не появлялась ли здесь миссис Каддо. Я ответила, что этот вопрос следует задать вам. Он ходит там из угла в угол, словно лев в клетке.
  — Насколько я понимаю, он обеспокоен тем, что его жена уже могла переговорить со мной, — предположил Мейсон.
  — Обеспокоен! — воскликнула Герти. — Вы используете слишком слабые определения, мистер Мейсон! Да он просто беснуется!
  Мейсон подмигнул Делле Стрит и заявил:
  — Пойду переговорю с ним. Дай-ка мне вот ту чернильницу, Делла.
  Герти с любопытством наблюдала, как Мейсон обмакнул палец в чернила, размазал их по щеке, а затем снова обратился к Делле:
  — Теперь, будь добра, помаду. Совсем чуть-чуть, чтобы походило на царапину. Вот так — по лбу, вдоль носа… Прекрасно! Ну как, Герти? Похоже, сейчас мы еще добавим беспокойств мистеру Каддо. Терпеть не могу клиентов, которые обманывают своего адвоката.
  Мейсон последовал за Герти в приемную.
  — Доброе утро, мистер Каддо, — суровым голосом поздоровался он.
  — О господи! — воскликнул издатель. — Долорес уже успела здесь побывать!
  — Да, мистер Каддо, уже успела.
  — Послушайте, мистер Мейсон, я не отвечаю за действия своей жены. Понимаете, она такая ревнивая, ну просто до помешательства. Мне очень жаль, что так получилось, но ведь вы же не можете меня в этом винить?
  — Почему бы и нет? — спросил Мейсон. — У вас что, нет общей собственности?
  — Боже, мистер Мейсон, вы же не станете предъявлять иск из-за того, что женщина слегка вспылила?
  — Слегка вспылила? — переспросил Мейсон, приподнимая брови.
  — Послушайте, мистер Мейсон, я хочу все решить по-хорошему. Я тут подумал, что, возможно, вы получили слишком маленький гонорар за мое дело. Почему бы нам не договориться? Я готов все уладить.
  — Именно поэтому вы позвонили Марлин Марлоу и сообщили, что человек, с которым она собирается играть в теннис, — частный детектив, нанятый мной?
  — Мистер Мейсон, мистер Мейсон, пожалуйста!
  — Пожалуйста что?
  — Я все объясню.
  — Ну так чего же вы ждете?
  — Я бы предпочел давать эти объяснения не здесь и не сейчас, а когда вы будете настроены немного по-другому. Я… я бы хотел с вами встретиться через какое-то время, когда вы уже полностью придете в себя и у вас в офисе снова будет порядок. Мне очень жаль, что все произошло именно так, но Долорес обычно кидается чернильницами, когда возбуждена. Мистер Мейсон, вы ничего не сказали ей о Марлин Марлоу? Нет, конечно, нет. Вы ведь адвокат. Вы сохраняете конфиденциальность клиента.
  — Конечно, — подтвердил Мейсон.
  На лице Каддо появилось облегчение.
  — Я знал, что могу положиться на вас, мистер Мейсон. Я вернусь через пару дней. Вы здесь все вычистите, поставите на место, оцените ущерб и…
  — Я ничего не сказал вашей жене о Марлин Марлоу, — прервал его Мейсон, — и ничего не сказал о Розе Килинг, потому что необходимости в этом не было.
  — Что вы имеете в виду?
  — То, что вы предусмотрительно записали их имена и адреса в маленькую красную записную книжку, которую обычно носите во внутреннем кармане, а ваша жена достала ее и, следовательно, уже знала…
  Каддо хлопнул себя по внутреннему карману, а затем запустил в него руку. Паника исказила его лицо.
  — Записная книжка у нее?
  — Да, — подтвердил Мейсон.
  — О боже! — воскликнул Каддо, повернулся и выбежал из офиса.
  Склонная к полноте, добрая и с развитым чувством юмора, Герти закрыла рот платком не в состоянии остановить смех.
  Мейсон вернулся в кабинет, смыл с лица чернила и помаду, улыбнулся Делле Стрит и сказал:
  — Мы начинаем сводить счеты с мистером Робертом Каддо. У нас есть адрес Розы Килинг, Делла?
  Она покачала головой.
  — Попробуй дозвониться до Марлин Марлоу и предупреди ее о готовящемся вторжении.
  Делла Стрит отыскала номер Марлин, пять раз набрала его, не получая ответа, а затем наконец дозвонилась:
  — Она на проводе, шеф.
  — Доброе утро, мисс Марлоу. Боюсь, у меня для вас плохие новости.
  — Что случилось?
  — Оказалось, что ваш друг, ответственный бизнесмен, который бескорыстно давал вам отеческие советы, женат. Жену зовут Долорес, и у нее страсть бросаться чернильницами. Муж — любитель приударить на стороне, а у жены — неприятная привычка устраивать скандалы и поливать чернилами объекты привязанности мужа…
  — Вы шутите, мистер Мейсон?
  — К сожалению, нет. Миссис Каддо ушла от меня полчаса или минут сорок пять назад, и она в очень воинственном настроении. Как оказалось, ваш друг, издатель журнала, имеет обыкновение делать кое-какие заметки в обтянутой красной кожей записной книжке, которую обычно носит с собой, — фамилии и адреса, причем не в алфавитном, а в хронологическом порядке. Так что, когда миссис Каддо делала свой очередной неофициальный обыск, в книжке последними значились имена Марлин Марлоу и Роза Килинг, в таком вот порядке. И, насколько я понял, ваш глубокоуважаемый друг напротив имен указал адреса.
  — Бог мой! — воскликнула Марлин. — Она не должна появляться у Розы! Это будет последней каплей!
  — Когда я видел миссис Каддо, — сказал Мейсон, — она была готова завоевывать новые миры.
  — И имя Розы Килинг — последнее в списке! — в голосе Марлин послышалось отчаяние. — Значит, она сперва пойдет к ней!
  — У меня нет ни адреса, ни телефона Розы Килинг, — признался Мейсон. — Мне кажется, вам лучше предупредить ее.
  — Я не могу. Я не могу сказать ей ничего подобного.
  — Тогда стоит на какое-то время увести ее из дома, — предложил Мейсон.
  — Придется. Я сейчас же пойду к ней и придумаю какой-нибудь повод, чтобы вытащить ее из квартиры. Наверное, пойду приглашу ее поиграть в теннис.
  — Кстати, вы так и не дали мне ее адрес, — заметил Мейсон. — Лучше, если он у меня будет, поскольку я уже втянут в это дело и прямо и косвенно. Я решил представлять вас, потому что вам удается вносить разнообразие в рутину юридической практики.
  — Значит, вы мне поможете?
  — Да.
  — Прекрасно. Я очень рада.
  — Когда на семейном фронте четы Каддо все успокоится и станет относительно стабильным, я планирую нанести визит Розе Килинг и поговорить с ней по душам, — сообщил Мейсон. — Если она собирается продавать свои показания тому, кто больше даст, я остужу ее энтузиазм. Какой у нее адрес?
  — Проезд Нантукет, двадцать два сорок. Телефон: Вестланд, шесть тридцать девять двадцать восемь.
  — Вы ее предупредите насчет миссис Каддо?
  — Я думаю, мне следует немедленно бежать к ней, мистер Мейсон. Приглашу ее поиграть в теннис.
  — Заходить за ней уже некогда. Лучше позвоните и договоритесь где-нибудь встретиться.
  — Я… хорошо, я что-нибудь придумаю. Спасибо, что позвонили, мистер Мейсон.
  — Помните, — предупредил адвокат, — что у миссис Каддо разработан определенный план действий. Это не просто негодование разъяренной жены. У нее свой метод, целая система. Она устраивает ужасную сцену каждый раз, когда узнает, что муж ухватился за очередную юбку.
  — Но здесь ни о каком любовном интересе не шло и речи!
  — Я думаю, миссис Каддо применяет подобные дисциплинарные меры с единственной целью — держать мужа в руках, — объяснил Мейсон. — Это даже не столько наказание за проступок, сколько способ удержать его на правильном пути в будущем.
  — Хорошо, я свяжусь с Розой. Спасибо, что предупредили. Ну и чокнутая баба! Зачем я только связалась с этим Каддо?
  — Я тоже пытаюсь это понять, — признался Мейсон. — А вам, несомненно, представится возможность задать себе такой вопрос еще неоднократно. До свидания, мисс Марлоу.
  — До свидания, — ответила она и повесила трубку.
  Мейсон взглянул на часы и нахмурился.
  — Мне нравятся эти развлечения, — сказал он Делле. — Но они так захватывают, что я не уделяю достаточно внимания серьезным проблемам. Где папка по делу Миллера, Делла?
  — Я подготовила все повестки о явке в суд, а также вчерне набросала вопросы, в которых надо разобраться.
  — Прекрасно. Давай все сюда.
  Следующие полчаса он изучал дело Миллера, затем резко отодвинул стул от стола и раздраженно заявил:
  — Она не выходят у меня из головы.
  — Марлин Марлоу? — спросил Делла.
  — Нет, не Марлин Марлоу, — покачал головой Мейсон. — Долорес Каддо. Вот тебе пример сильной, решительной женщины. Она связала свою судьбу с подкаблучником, но не позволяет никому снизить стоимость своего вклада в него. У нее свои уникальные методы, и в ней есть что-то, что произведет впечатление на кого угодно.
  — Она, бесспорно, оставляет след, где бы ни появилась, — заметила Делла.
  — Да, при помощи чернильницы, — сухо прокомментировал Мейсон. — Давай позвоним Розе Килинг и познакомимся с ней для начала по телефону. Набери ее номер, Делла, и спроси, там ли Марлин Марлоу. Никак не представляйся — просто скажи, что ты подруга Марлин.
  Делла Стрит заглянула в запись, сделанную Мейсоном. Затем подняла трубку и попросила Герти:
  — Дай мне, пожалуйста, городскую линию.
  Делла Стрит сидела за своим столом, приложив трубку к уху, и ждала.
  — Никто не отвечает? — спросил Мейсон.
  — Нет. Длинные гудки и… подожди минутку.
  Делла помолчала какое-то время, а затем закричала в трубку:
  — Алло! Алло!
  Закрыв рукой микрофон, она повернулась к Мейсону и объяснила:
  — Странно. Длинные гудки вдруг резко прекратились. Сняли трубку, мне показалось, что кто-то в нее дышит, а когда я сказала «алло», никто не ответил.
  — Возможно, прервалась связь, — предположил Мейсон, — а ты посчитала, что слышишь дыхание.
  — Готова поклясться, что кто-то поднял трубку, — возразила Делла.
  — Возможно, Роза Килинг. Ее предупредили, и она решила, что звонит воинственная Долорес Каддо, чтобы проверить, на месте ли она.
  — Будь я Долорес Каддо, то уже подходила бы к дому Розы Килинг, — сказала Делла. — Потому что удостоверилась: хозяйка в квартире, раз кто-то снял трубку.
  — Сейчас без двадцати двенадцать, — посмотрел на часы Мейсон, — обедать рановато. Наверняка придется опять заниматься этим проклятым делом.
  Мейсон взял в руки список судебных решений, отпечатанных на машинке, и заметил:
  — Пожалуй, я готов диктовать записку по делу Миллера для представления в апелляционный суд. Как ты думаешь, Делла, что нашла Долорес Каддо в этом мошеннике и аферисте?
  — Возможно, определенную финансовую обеспеченность, — высказала свое мнение Делла Стрит. — Каддо не информирует ее о всех своих действиях, но у нее есть права по закону об общей собственности, и рано или поздно она получит свои деньги. К тому же не исключено, что здесь присутствует и элемент привязанности. Она по-своему любит его, но знает о его слабостях и делает все, чтобы держать мужа под контролем.
  Мейсон кивнул, соглашаясь, и добавил:
  — Кроме всего прочего, Делла, она по-настоящему наслаждается насилием. Она обожает врываться в чью-нибудь спальню, разбрасывать вещи, кидаться чем попало и вообще ставить все с ног на голову. У средней женщины, которая вступила в связь с женатым мужчиной, мало шансов оказать сопротивление разгневанной жене, если это Долорес Каддо. Думаю, миссис Каддо ни за что добровольно не расстанется со свои супругом, хотя не исключено, что и у нее на стороне есть романтический интерес, о котором был бы не прочь узнать сам Каддо. Однако рассуждения не помогут нам составить записку в суд. Боже, Делла, как я ненавижу их писать!
  — Это похоже на гаммы, — рассмеялась Делла. — Пытаешься найти любую отговорку, лишь бы избежать монотонности.
  — Так, посмотрим, что тут у нас. Думаю, вот это заявление можно скопировать. Дай мне подумать… Хорошо, Делла, записывай: «Во время процесса суд разрешил принять следующие доказательства, несмотря на возражения апеллянта». После этого будешь печатать с копии материалов судопроизводства, страница двести семьдесят шесть, я отметил нужные места карандашом.
  Делла Стрит кивнула, а Мейсон на несколько минут углубился в документы. Потом он поднял голову и сказал:
  — Проверь, чтобы перепечатали эти свидетельские показания, а после каждой выписки делай ссылку. Теперь мне нужен сборник судебных решений штата Калифорния, сто шестьдесят пятое дело. Необходимо кое-что оттуда скопировать, но вначале придется написать вступление, чтобы показать, как в нашем случае можно применить прецедент.
  Делла протянула Мейсону сборник, и он погрузился в чтение. Прошло минут десять, прежде чем он снова обратился к секретарше:
  — Ладно, Делла, можно приступать к записке. Ты готова? «В штате Калифорния имело место большое количество судебных процессов, на которых было установлено, что подобные свидетельские показания допускаются только в том случае, когда требуется доказать намерение, и если они все-таки допускаются, то суд должен ограничить их доказательством присутствия намерения. В данном же случае никаких ограничений сделано не было. Присяжные рассматривали представленные доказательства без каких-либо ограничений, также путем этих показаний не делалось никакой попытки доказать намерение. Настоящий адвокат апеллянта не выступал в данной роли во время судебного процесса, но защитник заявил протест суду, однако никаких решений по ограничению показаний лишь рассмотрением намерения принято не было, так же как и судьей не было сделано никакого напутствия присяжным в этом отношении. Мы хотели бы сослаться на один из случаев из судебной практики штата Калифорния…» Здесь, Делла, ты вставишь куски из сто шестьдесят пятого дела, которые я отмечу на полях.
  Делла Стрит кивнула, а Мейсон потратил еще десять минут, отмечая нужные абзацы.
  Внезапно на столе у Деллы Стрит зазвонил телефон. Она подняла трубку и сказала:
  — Герти, мистер Мейсон ведь просил тебя не беспокоить… Что?.. Хорошо, подожди минутку.
  Секретарша повернулась к Мейсону:
  — На проводе Марлин Марлоу. У нее истерика. Она хочет немедленно поговорить с вами, утверждает, что это очень важно.
  — Черт побери! — раздраженно воскликнул Мейсон. — Я только что наконец выкинул из головы Долорес Каддо. Марлин Марлоу сейчас наверняка вся залита чернилами, искренне раскаивается и… Ладно, уже четверть первого, и пора идти обедать. Я поговорю с ней.
  Делла Стрит перенесла аппарат на стол Мейсона.
  — Алло! — сказал адвокат. — Перри Мейсон у телефона.
  Голос Марлин Марлоу прерывался:
  — Мистер Мейсон, случилось… случилось нечто ужасное. Все… все кошмарно!
  — Вы видели Долорес Каддо? — спросил Мейсон.
  — Нет, не видела. Все гораздо хуже. Вы даже не можете себе представить.
  — Так что же произошло? — попытался выяснить адвокат.
  — Это Роза Килинг.
  — И что с Розой Килинг?
  — Она… она мертва!
  — Где она?
  — В своей квартире. Ее убили.
  — Где вы?
  — Там же. В ее доме четыре квартиры, она жила на втором этаже и…
  — Вы одна?
  — Да.
  — Когда вы там оказались?
  — Только что вошла.
  — То есть вы находитесь в ее доме?
  — Да.
  — Ее убили?
  — Да.
  — Ни к чему не прикасайтесь. Вы в перчатках?
  — Нет. Я…
  — А с собой есть перчатки?
  — Да.
  — Немедленно надевайте их, — приказал Мейсон. — Ни до чего не дотрагивайтесь. Сядьте на стул и положите руки на колени. Оставайтесь на месте, пока я не приеду. Адрес — проезд Нантукет, двадцать два сорок?
  — Да.
  — Ждите. Я выезжаю.
  Мейсон кинул трубку на место, бросился к шкафу, достал шляпу и плащ.
  — Что случилось? — спросила Делла Стрит.
  — Розу Килинг убили. Оставайся здесь и отвечай на звонки. Нет, поехали со мной. Возьми блокнот. Мне потребуется свидетель и алиби.
  Глава 9
  Перри Мейсон остановил машину у края тротуара перед двухэтажным четырехквартирным домом в Нантукете. Адвокат быстро нашел вход, ведущий в квартиру Розы Килинг на втором этаже. Она находилась в южной части.
  Мейсон попытался толкнуть дверь. Она была заперта. Он позвонил, и секунду спустя автоматическое электронное устройство открыло ее.
  Марлин Марлоу, бледная и дрожащая от полученного шока, ждала в гостиной.
  — Здравствуйте, — сказал Мейсон. — Быстро рассказывайте, что случилось?
  — Я пошла к Розе Килинг. Она… она вон там, на полу у ванной.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Тебе лучше остаться здесь.
  Он пошел по коридору, заглянул в открытую дверь ванной и наскоро осмотрел распростертое белое тело, неподвижно лежавшее на зловещем красном фоне.
  Какое-то мгновение адвокат разглядывал составляющие трагедии: упакованные чемоданы, обнаженное тело, одежду на кровати, открытую дверь в ванную комнату. Затем он повернулся и отправился по коридору обратно в гостиную.
  — Где телефон? — спросил он.
  Марлин Марлоу показала на него рукой.
  — Вы поднимали трубку, чтобы набрать мой номер. Вы еще кому-нибудь звонили?
  — Нет.
  — Этот телефонный звонок ставит нас в невыгодное положение.
  — Каким образом?
  — Я звонил сюда без двадцати двенадцать, — объяснил Мейсон. — Кто-то здесь был. Кто-то, кто не хотел, чтобы телефон продолжал звонить. Трубку осторожно сняли и…
  — Правильно, — прервала его Марлин Марлоу. — Когда я вошла, она лежала рядом с аппаратом. Я положила ее на место, а потом мне пришлось подождать какое-то время, пока линия снова не заработает.
  Мейсон кивнул и сказал:
  — Возможно, тот, кто снял трубку, — убийца. Мы застали его врасплох, а непрекращающиеся звонки или действовали ему на нервы, или он боялся, что они привлекут внимание, так что решил снять трубку. На ней должны были остаться его отпечатки пальцев. Черт побери, и ваши тоже!
  — Ну и что такого? Я расскажу полиции все как было и…
  — Вот к этому-то мы и идем. Возможно, нам не стоит говорить полиции обо всем, что произошло.
  — Почему?
  — Вы, наверное, никогда об этом не задумывались, — попытался объяснить Мейсон, — но в ваших интересах было убить Розу Килинг.
  — О чем вы говорите?
  — Роза Килинг — одна из свидетельниц, заверивших подпись под завещанием. Она угрожала изменить свои показания. Пока она оставалась жива, она могла это сделать. Мертвый человек не меняет ничего. Вы теперь можете использовать те показания, которые она дала при первом слушании дела по завещанию. Вы понимаете меня?
  — Да.
  — Вы давно это поняли?
  — Первым на это мое внимание обратил мистер Каддо.
  — То есть он говорил, что в ваших интересах убрать Розу Килинг с пути?
  — Господи, нет! Он только упомянул, что, если бы Роза исчезла, мне бы это здорово помогло.
  Глаза Мейсона впились в глаза Марлин Марлоу.
  — Вы знали, что у вас будут сложности с Розой Килинг?
  — Да, знала, я же рассказывала вам об этом.
  — А Каддо вы тоже рассказывали?
  — Да.
  — Другими словами, Каддо втерся к вам в доверие.
  Девушка нервно теребила платье.
  — Да, я понимаю, что сболтнула лишнее.
  — Как так случилось?
  — Да не виновата я! Просто он очень часто говорит намеками. Он многое узнал сам, еще о большем догадался, да и потом, у него такая манера вести себя — он утверждает все со знанием дела, а подобному трудно противостоять. Он делал предположения, и иногда было просто невозможно провести границу между тем, что сказала я, и тем, до чего он дошел сам.
  — Но, однако, вы ему немало разболтали.
  — Тем или иными способами, он многое узнал об этом деле.
  — Я позвонил вам и сообщил, что миссис Каддо вышла на тропу войны, — сказал Мейсон.
  Марлин кивнула.
  — Я велел вам предупредить Розу Килинг.
  — Да.
  — Вы сделали это?
  — Не сразу.
  — Почему?
  — Произошли изменения — ситуация осложнилась.
  — Ради бога, прекратите со мной играть! — раздраженно воскликнул Мейсон. — Вы разболтали все, что можно, совершенно незнакомому человеку, который втерся к вам в доверие, а сейчас пытаетесь что-то скрыть от своего адвоката. Выкладывайте карты на стол.
  — Ситуация сразу же изменилась.
  — Как?
  — Я получила письмо.
  — От кого?
  — От Розы.
  — Где оно?
  Марлин открыла сумочку, достала конверт и протянула Мейсону. Адвокат посмотрел на погашенную марку, написанный от руки адрес и почтовый штемпель, на котором значилось 19.30 вчерашнего вечера.
  — Когда оно пришло?
  — Сегодня утром.
  Мейсон достал из конверта лист бумаги. Письмо было написано от руки и подписано Розой Килинг. Пробежав его глазами, еще раз прочитал его вслух для Деллы:
  «Дорогая Марлин!
  Мне очень не хотелось отправлять это письмо. Мы были близкими друзьями с твоей матерью. Я готова была все для нее сделать, но пойти на лжесвидетельство не могу. Когда я первый раз давала свидетельские показания, я наврала. Я хотела помочь твоей матери. Меня на самом деле не было в палате, когда Эндикотт подписывал завещание, если он вообще его подписывал. Я пыталась тебе это объяснить, но ты думала, что я хочу денег или чего-то еще. Ничего подобного. Я дружила с твоей матерью, и это заставило меня исказить правду, когда я выступала в суде, и с тех пор меня мучает совесть. Мне хотелось как-то облегчить для тебя эту новость, но я не смогла этого сделать, так что сейчас я сообщаю тебе горькую правду.
  — Вы получили письмо сегодня утром? — спросил Мейсон.
  Марлин кивнула.
  — Оно было при вас, когда я позвонил?
  — Да.
  — Но мне вы ничего не сказали о нем?
  — Нет.
  — Почему?
  — Я была уверена, — начала объяснять Марлин, — что… Вы понимаете, Роза и раньше делала намеки, но я так ничего и не предложила ей, так что я решила, что теперь она пытается вызвать меня на конкретные действия. Я предполагала, что вы, руководствуясь нравственными принципами, скажете, чтобы я не давала ей ни цента.
  — Но вы собирались пообещать ей заплатить?
  — Я сама точно не знала, что буду делать. Поймите, мистер Мейсон, это письмо — ложь. Она находилась в палате во время подписания завещания. Свидетельские показания, данные ею в суде, — чистая правда. Мне об этом говорили и мать, и Этель Фурлонг. Этель — честная женщина. У нее прекрасная память, и она может восстановить все так же точно, как если бы события произошли вчера. Мистер Эндикотт лежал на кровати и…
  — Поговорим об этом, когда у нас будет больше времени, — прервал ее Мейсон. — Сейчас я хочу узнать с максимальной точностью, что вы делали сегодня утром.
  — Я получила это письмо и не представляла, как поступить. Все было бы по-другому, если бы я думала, что в нем есть хоть доля правды, но я абсолютно точно знала, что ее там нет. Потом позвонили вы с известием о миссис Каддо, и я попыталась дать вам уклончивый ответ. На какое-то мгновение я подумала, что было бы неплохо, если бы Долорес Каддо заглянула к Розе и устроила сцену. Тогда бы Розе было, о чем подумать.
  — Но письмо уже пришло к вам, когда я позвонил?
  — Да.
  — И что вы сделали после разговора со мной?
  — Какое-то время я обдумывала ситуацию, затем решила позвонить Розе. Она была дома, и я сказала, что хотела бы с ни встретиться. Я собиралась предупредить ее по телефону о миссис Каддо. Поведение Розы полностью отличалось от манеры, в которой написано письмо, — она плакала и попросила: «Марлин, дорогая, не могла бы ты сейчас зайти ко мне? Пожалуйста».
  — Что вы сделали?
  — Прыгнула в машину и помчалась сюда.
  — А потом?
  — Когда я приехала, Роза сказала: «Марлин, я хочу поговорить с тобой, но мне вначале нужно успокоиться. Не могли бы мы поехать на корты и сыграть несколько сетов, а уже потом все обсудить?» Я согласилась, но объяснила, что мне придется вернуться домой за спортивной формой и ракеткой. Я решила переодеться у нее.
  — Как она отреагировала?
  — Дала мне ключ, сказав, чтобы я сама открывала дверь, когда вернусь. Она добавила, что нечестно поступила со мной, но теперь все будет по-другому. Я отправилась назад, по пути остановилась в бакалейной лавке, чтобы купить продуктов, взяла ракетку и форму и вернулась сюда. Я увидела, что входная дверь приоткрыта на дюйм или два, так что ключ мне не потребовался. Я поднялась на второй этаж — и обнаружила ее. Я сразу же позвонила вам.
  — Вы приехали сюда прямо из вашей квартиры?
  — Нет, я вначале заглянула в банк.
  — Зачем?
  — Я точно не знала, как сложится разговор с Розой. Наверное, я поступила глупо, но я подумала, что она хочет денег и что я, может, и дам ей сколько-то. Мистер Эндикотт подарил моей матери кое-какие драгоценности еще до смерти. Некоторые из них представляли собой семейные реликвии, но среди них были и современные. Мать продала кое-что, и эти деньги после ее смерти перешли ко мне. У нас был общий счет, но на нем осталось мало денег. Я понимала, что если мне удастся договориться с Розой, то потребуются еще деньги. Я отправилась в банк, чтобы выяснить, не смогу ли я их как-либо получить в случае необходимости.
  — И что вам сказали?
  — Они были очень милы.
  — Вы не стали объяснять, зачем вам деньги?
  — Без подробностей. Просто заявила, что в связи с оспариванием завещания у меня предвидятся расходы, и я пытаюсь защитить свое наследство. В банке объяснили, что, будучи неуверенными в исходе моего дела, они, в разумных пределах, предоставят мне деньги при условии, что на случай отрицательного решения суда я оставлю им в залог драгоценности.
  — В банке вас прямо сейчас не просили представить драгоценности?
  — Нет.
  — На какую сумму они оцениваются?
  — Около семидесяти пяти тысяч долларов — то, что осталось.
  — Ваша мать многое продала?
  — Нет, на пять или шесть тысяч.
  — В котором часу вы говорили с Розой Килинг по телефону?
  — Примерно в десять минут двенадцатого.
  — А затем вы приехали сюда?
  — Да.
  — Когда?
  — В одиннадцать двадцать пять или около того.
  — А когда вы вернулись?
  — За четыре или пять минут до звонка вам.
  — Что вы здесь обнаружили?
  — Как я уже сказала, дверь была приоткрыта. Я вошла и закрыла ее за собой. Сейчас все остается так, как тогда.
  — В какие комнаты вы заходили?
  — Не дальше спальни. Я закричала: «Эй, Роза!», заглянула в спальню и… вы сами знаете, что я там увидела. Меня чуть не вырвало. Я попятилась, добралась до телефона и позвонила вам.
  — Сидите здесь, — приказал Мейсон. — Не шевелитесь. Ни к чему не прикасайтесь. Не снимайте перчаток. Я собираюсь все осмотреть.
  — Мне пойти с вами? — спросила Делла.
  — Нет, — покачал головой Мейсон. — Зрелище очень неприятное. Очевидно, работали ножом. Оставайся здесь, Делла. Также ни до чего не дотрагивайся и следи за Марлин, а то она может совсем расклеиться.
  — Со мной все будет в порядке, мистер Мейсон, — сказала Марлин.
  Мейсон снова направился по коридору в спальню, стараясь ни к чему не прикасаться и обходя стороной красную лужу, которая все продолжала увеличиваться, потому что из обнаженного белого тела на полу еще не прекратила течь кровь. Труп лежал на боку, руки были выброшены вперед, словно, падая в последний раз, Роза Килинг пыталась смягчить удар.
  На полу рядом с комодом стояли два очень тщательно упакованных открытых чемодана. Несколько сложенных предметов одежды еще оставались на комоде. На кровати аккуратной стопкой лежало белье и чулки. На полу под кроватью виднелось скомканное платье, нижняя часть которого к этому времени уже успела пропитаться кровью. Между трупом на полу и ванной валялось большое полотенце с пятнами крови на нем. Его бросили на пол прямо перед дверью в ванную комнату.
  Мейсон осторожно обогнул красную лужу, чтобы заглянуть в ванную комнату. Воздух все еще оставался горячим и влажным. На запотевшем зеркале виднелись следы, оставленные струйками стекающей влаги.
  В самой ванной комнате имелись аптечка, вешалка, зеркало, полочка для щеток и мыла, традиционная сантехника и ни единой капли крови.
  Мейсон еще раз осмотрел спальню. Пара теннисных туфель, зачехленная ракетка и три теннисных мяча находились рядом с дверцей шкафа. Ракетка была прислонена к стене. Мячи лежали на теннисных туфлях.
  Внимание Мейсона привлекли крупинки чего-то белого. Он нагнулся, чтобы получше их рассмотреть. Казалось, что это пепел сигары.
  При входе в спальню кто-то обронил сигарету, выкуренную на одну треть. Она постепенно сгорела, оставив длинную полосу пепла, и прожгла дырку в полу.
  Мейсон на цыпочках вышел из спальни, заглянул в кухню и столовую, открытая дверь из которой вела еще в одну спальню, где также имелась ванная комната. Этой спальней явно не пользовались. У нее был нежилой вид, а на белом покрывале на кровати лежал толстый слой пыли.
  Мейсон вернулся в гостиную.
  Делла Стрит бросила на него быстрый взгляд, затем многозначительно показала глазами на Марлин Марлоу.
  Наследница сидела, сложив на коленях руки в перчатках. На фоне белизны ее щек ярко выделялись следы оранжевых румян.
  — Марлин, вы сказали мне правду? — тихо спросил Мейсон.
  — Да.
  — Всю правду?
  — Да.
  — Роза Килинг хотела пойти поиграть в теннис?
  — Да.
  — Она любила играть в теннис?
  — Да.
  — Это слишком большая квартира для одной женщины.
  — С ней долгое время жила подруга и съехала только недели две назад. Они делили между собой квартирную плату.
  — Но квартира все равно большая.
  — У Розы был заключен договор аренды, причем уже давно. Это долгосрочная аренда. Она платила совсем немного и могла приглашать любую женщину жить у себя, причем обычно брала с нее всю сумму оплаты. Я знала об этом.
  — Она снимала квартиру меблированной?
  — Да.
  — Она дала вам ключ от входной двери?
  — Да.
  — Вы воспользовались им?
  — Нет, я нашла дверь открытой.
  — Где ключ?
  — Боже, не знаю! — воскликнула Марлин. — Я… я думаю, что положила его здесь на какой-то столик.
  Делла Стрит показала пальцем на небольшой столик, на котором было разбросано несколько журналов и пластинок, а также стояло радио.
  Ключ поблескивал рядом с радио.
  Мейсон осторожно взял его, затем подул на столик, чтобы на нем невзначай не осталось никакого, практически не заметного для глаза слоя пыли с отпечатками ключа, и опустил ключ в карман жилетки.
  Наследница с восхищением следила за ним.
  — Марлин, если я подставлю свою шею, чтобы помочь вам, вы станете играть вместе со мной? — спросил Мейсон.
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы выступите в защиту меня и Деллы, если мы вам поможем?
  — Конечно. Я сделаю все, что нужно. Но почему?
  — Для вас здесь очень многое поставлено на карту, — тихим добрым голосом заговорил Мейсон. — Полученное вами утром письмо для вас убийственно. Никто не поверит, что после того, как Роза Килинг написала вам подобное, она вела себя так, как вы описали.
  — Но что я могу поделать, мистер Мейсон? Я сказала вам всю правду.
  — Я тоже так думаю, но дело в том, что больше никто вам не поверит. Никакой суд присяжных. Полиция решит, что вы получили это письмо, отправились к Розе Килинг и обнаружили, что она собирает вещи. Она оказалась непреклонной и не собиралась отказываться от своих планов. Вы прекрасно понимали, что, если Роза не сделает никаких новых заявлений, вы сможете использовать ее показания во время первоначального слушания дела о завещании, а если она изменит их, вы лишитесь наследства. Вы оказались в сложной ситуации, а тут Роза заканчивает упаковывать вещи. Она намеревается уехать. Вы не могли позволить ей это сделать. Вы убили ее, а потом достали теннисные принадлежности. Вы знали, где она их хранит.
  — Мистер Мейсон, это полный абсурд! Я никогда бы не сделала ничего подобного!
  — Я не говорю о том, что бы вы сделали или не сделали. Я просто объясняю вам, к каким выводам придет полиция. Более того, как только содержание письма станет достоянием общественности, ваши шансы на наследство, полученное от Эндикотта, сведутся к нулю.
  — Я понимаю.
  — Даже если теперь Роза Килинг не может изменить свои показания, письмо восстановит всех против вас.
  — Я знаю.
  — Отпечатки ваших пальцев остались на телефонной трубке. Там явно есть и отпечатки убийцы, потому что наверняка именно он снял ее, когда звонил я, и положил рядом с аппаратом, чтобы звонки прекратились.
  Марлин кивнула.
  — Бывают случаи, — продолжал Мейсон, — когда адвокат перестает действовать в рамках дозволенного правовыми нормами, а руководствуется своей интуицией. Здесь есть свидетельства, которые показывают, что за час между вашим первым и повторным появлением здесь, в этой квартире, побывал кто-то еще, но я не смогу это доказать в суде.
  — А мне можете сказать, какие у вас аргументы?
  — Лучше вам этого не знать.
  Потом Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Ты не упадешь в обморок, Делла?
  Она покачала головой.
  — Хочу, чтобы ты кое на что взглянула.
  Делла последовала за Мейсоном по коридору и отшатнулась от двери в спальню.
  — Ни к чему не прикасайся, — предупредил Мейсон. — Встань здесь. Осмотрись. Ничего не упускай. Мне кажется, что белые крупинки у кровати — пепел от сигары. А вон там уже сигарета прожгла два дюйма в твердом деревянном полу. Обрати внимание на почти упакованные чемоданы и сложенные вещи на комоде.
  — Она собиралась уезжать, — заметила Делла Стрит.
  — И принимала ванну, — добавил адвокат. — Видишь — на кровати приготовлено нижнее белье?
  Делла Стрит кивнула.
  — Она бы никогда не стала принимать ванну перед тем, как играть в теннис, — сказал Мейсон. — Очевидно, ее убили, когда она выходила из ванной комнаты.
  Делла Стрит очень внимательно осмотрела спальню и сделала вывод:
  — На кровати приготовлена одежда, в которой она явно собиралась уезжать, а не играть в теннис. Куда-то она направлялась. Или она наврала Марлин о теннисе, или Марлин врет нам.
  — Мне кажется, Марлин говорит правду, но я не могу понять, зачем Розе Килинг было принимать горячую ванну перед тем, как идти играть в теннис?
  — Мы можем здесь все проверить? Открыть ящики, например? — спросила Делла.
  Адвокат покачал головой.
  — Мы и так далеко зашли. Мы не имеем права ни до чего дотрагиваться, даже до ручек ящиков. Пора возвращаться к Марлин. Посмотрим, что она там делает.
  Мейсон приложил палец к губам, призывая Деллу соблюдать тишину, и на цыпочках пошел по коридору. Удивленная Делла Стрит последовала за ним.
  Марлин Марлоу с сосредоточенным видом сидела за маленьким столиком, на котором стоял телефон. Ее губы вытянулись в узкую полоску, и она усердно вытирала телефонную трубку носовым платком.
  — Чем вы занимаетесь, Марлин? — спросил Мейсон.
  Девушка резко дернулась, потому что ее застали врасплох, бросила трубку на место, затем поняла, что ее все равно поймали, демонстративно подняла трубку и снова начала вытирать.
  — Удаляю свои отпечатки, — ответила она на вопрос адвоката.
  — Не исключено, что вы удаляете и отпечатки пальцев убийцы, — заметил Мейсон.
  — Возможно.
  — А что с письмом? — спросил Мейсон.
  — Оно все еще в моей сумочке.
  — Вам не следовало вытирать трубку, — сказал Мейсон.
  — Я не собираюсь быть связанной с убийством. Я не могу себе такого позволить!
  — Хорошо, Марлин, — устало сказал Мейсон. — Это один из тех случаев, когда я подставляю свою шею ради клиента. Наверное, мне не стоило бы так поступать. Я прекрасно знаю, что пожалею об этом еще до завершения дела, но, когда случается подобное, ничего не могу с собой поделать. Обстоятельства сложились таким образом, что вас подставили и вам не позавидуешь.
  — Что вы планируете?
  — Мы все уходим. Оставим дверь незапертой. Вы сядете в машину и отправитесь домой. Мы с Деллой Стрит вернемся, как только вы уедете. Мы найдем дверь слегка приоткрытой, решим зайти и обнаружим все так, как вы видите сейчас. Затем мы позвоним в полицию.
  — В полицию! — в отчаянии воскликнула Марлин.
  Мейсон кивнул.
  — Но тогда они приедут сюда и вы окажетесь ввязанным…
  — Все равно придется их вызывать, Марлин. Я иногда иду в обход правил, но не могу не сообщить в полицию, если наталкиваюсь на что-либо подобное. В противном случае я стал бы, что называется, соучастником после события преступления. Однако, когда я буду говорить с полицией, я упомяну только о своем втором визите сюда. Я скажу, что мы вместе с Деллой пришли, чтобы встретиться с Розой Килинг. Я позвонил, нам показалось, что мы услышали ответный сигнал, приглашающий нас войти, толкнули дверь, она открылась, словно сработало электронное устройство, отпускающее пружину. Видимо, хотя дверь и пытались закрыть, замок не защелкнулся. Мы прошли в квартиру и, к своему удивлению, не обнаружили никого в гостиной. Мы решили заглянуть в коридор, ведущий в спальню, увидели труп и позвонили в полицию.
  — Вы ничего не станете говорить обо мне?
  — Если меня специально не спросят. Естественно, полицейским не придет в голову интересоваться, первый ли раз я здесь за сегодняшний день или нет. Я расскажу, что случилось, и это будет правдой, я просто не дам им лишней информации.
  — Что делать с письмом?
  — Оно смертельно для вас, это одна из улик. Улик против вас. Как адвокат, я должен бы посоветовать вам передать его полиции. Однако, если вы решите не следовать моему совету и уничтожите письмо, уничтожайте его полностью. Сожгите и растолките пепел, а потом развейте его по ветру. Вы поняли?
  — Да… Думаю, поняла.
  — Пойдемте. Нам нужно еще спуститься по лестнице и выбраться из дома. Дверь не закрываем, чтобы потом нам было несложно ее открыть.
  — Вы все это сделаете ради меня? — спросила Марлин Марлоу.
  — После того как вы посмотрите мне в глаза и поклянетесь, что не имели совершенно никакого отношения к смерти Розы Килинг.
  Она подошла к нему совсем близко, положила руки на плечи и посмотрела в глаза.
  — Мистер Мейсон, клянусь всем святым, что не имею никакого отношения к ее смерти. Я говорю правду. Я рассказала вам все как было.
  Мейсон кивнул.
  — Хорошо, — сказал он. — Поверю вам на слово. Пойдемте.
  Марлин с сомнением посмотрела на Деллу Стрит.
  — Не беспокойтесь насчет Деллы, — засмеялся Мейсон. — Она и раньше входила в огонь.
  — А что будет, — спросила Марлин Марлоу, — если они все-таки сообразят, что к чему? Если они узнают, что случилось?
  — Ну, если они такие умные, — ответил Мейсон, — то найдут и настоящего убийцу Розы Килинг.
  — Да, наверное, вы правы, — тихо сказала она.
  — Вопрос в том, — продолжал Мейсон, — станете ли вы играть вместе со мной? Я многим рискую ради вас. Вы готовы?
  — Мистер Мейсон, я никогда никому ничего не расскажу. Можете рассчитывать на мое молчание на все сто. На тысячу процентов!
  — Ста достаточно. Идем.
  Глава 10
  Лейтенант Трэгг вышел из спальни и обратился к Мейсону:
  — Вы ни к чему не притрагивались?
  — Только к телефонной трубке.
  — А как вы здесь оказались?
  — Роза Килинг — одна из свидетельниц подписания завещания.
  — Кто бенефициар по нему?
  — Женщина по фамилии Марлоу. Она умерла.
  — Когда?
  — Несколько месяцев тому назад.
  — А вы кого представляете?
  — Ее дочь.
  — Как зовут эту дочь? Где она живет?
  Мейсон продиктовал Трэггу полное имя и адрес Марлин.
  — Знаете номер ее телефона?
  — Конечно. Я ей позвонил.
  — Что вы хотите сказать?
  — Я позвонил ей тогда же, что и вам.
  — Отсюда?
  — Да.
  — У вас хватило нахальства?!
  — Я поставил в известность своего клиента о непредвиденном развитии событий. Не будьте идиотом, господин лейтенант.
  — Еще кому-нибудь звонили?
  — Нет.
  — Только эти два звонка?
  — Да.
  — Кто здесь был? Как вы попали в квартиру?
  — Дверь, видимо, оставили незапертой. Мы позвонили и ждали ответного сигнала, который бы означал, что замок открыт. Мне показалось, что он прозвучал, я толкнул дверь, она отворилась. Наверное, я ошибся насчет сигнала. Видимо, защелка не сработала, когда уходили.
  — И вы вошли?
  — Да.
  — И стали рыскать по квартире незнакомой женщины?
  — Со мной была Делла Стрит.
  — Кто обнаружил труп?
  — Я.
  — Мисс Стрит заходила в спальню?
  — Нет. Она оставалась в этой комнате.
  — Что вы сделали?
  — Попятился назад.
  — И сразу же позвонили мне?
  — Как вы думаете, Трэгг, — саркастически заметил Мейсон, — мы здесь минут пятнадцать сидели, наслаждаясь атмосферой, а только потом решили вам позвонить?
  Трэгг в задумчивости жевал сигару.
  — У вас есть какие-нибудь теории?
  — Конечно, — ответил Мейсон. — Она собиралась уезжать. Принимала ванну. То, что она хотела надеть, разложено на кровати.
  — Это очевидно.
  — Она полностью приготовилась к отъезду, все упаковала. Ванна — последнее из запланированных ею мероприятий перед тем, как одеться и выйти из квартиры.
  — Это понятно даже полицейскому! — улыбнулся Трэгг.
  — Следовательно, — продолжал Мейсон, — она намеревалась отправиться в путь вскоре после того, как примет ванну. Если вы позвоните в аэропорт, то наверняка узнаете, на какой рейс у нее было забронировано место, а может, у нее в сумочке окажется билет на поезд, или его держат для нее в одной из касс вокзала.
  — Вы думаете, она уезжала надолго?
  — Судя по чемоданам, она брала с собой кучу разнообразных вещей.
  — Еще есть какие-нибудь идеи?
  — Нет.
  — Что сказала Марлин Марлоу, когда вы позвонили ей, чтобы сообщить, что Розу Килинг убили?
  — Хотела задать массу вопросов. У меня не было времени ей отвечать, так что я повесил трубку.
  — Почему?
  — Потому что хотел позвонить вам.
  — Вы вначале позвонили ей?
  — Да.
  — Вы знаете, что в подобных случаях должны немедленно ставить полицию в известность?
  — Именно поэтому я только сообщил своему клиенту, что Розу Килинг убили, и повесил трубку.
  — Вам здорово повезло, что Делла Стрит вместе с вами, — заметил Трэгг.
  — Правда?
  — Зачем вам была нужна Роза Килинг?
  — Я хотел переговорить с ней о завещании и получить от нее заявление.
  — О чем?
  — О ее свидетельских показаниях во время утверждения завещания.
  — В них что-то не так?
  — Просто надо было уточнить с ней некоторые детали.
  — Вы когда-нибудь встречались с ней при жизни?
  — Нет.
  — Тогда почему возникла такая спешка?
  — Никакой внезапной спешки. Я, наоборот, все откладывал это дело.
  — А вы знали, что она должна была заявить?
  — Конечно. Она уже давала показания, когда завещание впервые представили к утверждению. Теперь намечается второе дело: одна из сторон намеревается оспаривать завещание. Я собирался провести рутинную проверку, узнать, не выявились ли какие-нибудь новые аспекты, которые не фигурировали в ее первом заявлении. Хотел поговорить на эту тему в общем и целом.
  Трэгг почесал щеку кончиком пальцев.
  — Чем больше я думаю обо всем этом, мистер Мейсон, тем больше убеждаюсь, что вас с Деллой Стрит надо на какое-то время вывести из игры. — Трэгг повернулся к одному из своих сотрудников в штатском: — Проводи господина адвоката и его секретаршу к нашей машине внизу. Пусть посидят в ней до моих дальнейших распоряжений. Проследи, чтобы они никому не звонили, ни с кем не разговаривали и не шептались друг с другом. Если захотят что-то обсудить, слушай все, что они говорят.
  — Вы превышаете свои полномочия, господин лейтенант! — воскликнул Мейсон. — Я занятой человек, меня ждет работа.
  — Знаю, — успокоил его Трэгг, — но я хочу быть уверен, что ваша работа никак не помешает моей.
  — А как долго мне находиться под стражей? — спросил Мейсон.
  — Пока мы не закончим в квартире.
  — И сколько времени вам на это потребуется?
  — Пока не почувствую, что узнал все, что можно здесь узнать.
  Глава 11
  Мейсон и Делла Стрит разместились на заднем сиденье полицейского седана. Полный офицер в форме занимал место за рулем. У него были широченные плечи, толстая шея, высокий лоб, маленькие, глубоко посаженные глаза, огромный подбородок и сплющенный нос, по которому в свое время кто-то хорошо врезал и его оставили заживать, как получится.
  Мейсон нагнулся к Делле Стрит и попытался тихо сказать:
  — Есть один момент, Делла…
  — Никакого шептания! — закричал полицейский.
  — Я просто хочу проинструктировать своего секретаря.
  — Делайте это громче! Мне велено слушать, о чем вы болтаете.
  — Не думаю, что хоть кто-нибудь имеет право указывать мне, каким тоном разговаривать.
  Полицейский вылез из машины, открыл заднюю дверцу и стал забираться внутрь.
  — Подвинься, дружище, — обратился он к Мейсону. — Я сяду между вами. Лейтенант дал задание проследить, чтобы вы тут не совещались, а если Трэгг сказал, то мое дело выполнять. Никаких шептаний не будет.
  — Трэгг не имеет права приказывать ничего подобного, — заметил Мейсон.
  — Хорошо. Пусть будет по-вашему. Я не собираюсь лишать вас прав. Давайте шепчитесь, но делайте это через меня. Сколько угодно.
  Какое-то время они сидели молча, затем Мейсон заговорил:
  — Коэффициент умственного развития нашего уважаемого современника, представителя правительственной службы правопорядка, кажется ограниченным местным диалектом.
  — И? — подбодрила его Делла Стрит.
  Мейсон взглянул на ничего не выражающее лицо полицейского и продолжал:
  — Можем попробовать многосложные парафразы. Уничтожение одного из подписавшихся усиливает важность оставшегося члена троицы, присутствовавшей во время составления завещания для его официального утверждения.
  — Эй, что за чертовщина? — запротестовал полицейский.
  — Требуются какие-либо лечебные меры с нашей стороны? — поинтересовалась Делла Стрит.
  — Не обязательно лечебные, — ответил Мейсон. — Достаточно профилактических.
  — Каких?
  — Принимая во внимание каллиграфию, поступившую вчера, может быть неплохо удостоверить определенные детали у оставшегося в живых из присутствовавших на церемониях, чтобы легализовать причину спорных моментов в свидетельских показаниях, а в случае, если мне придется задержаться и с этим ничего нельзя будет поделать, на твои плечи ляжет необходимость ускорить продвижение в том направлении перед допросами…
  — Прекратите немедленно! — закричал полицейский. — Чего вы добиваетесь? Хотите, чтобы я применил власть?
  — Но вы же не станете вставлять кляпы нам в рот только потому, что Трэгг хочет задержать нас на какое-то время как важных свидетелей и наши показания могут иметь существенное значение?
  — Ну откуда, черт побери, мне знать, зачем вы ему нужны? — спросил полицейский. — Но я могу надеть на вас наручники, мистер Мейсон, и пристегнуть к столбу на крыльце. А если вы намереваетесь попробовать смотаться отсюда раньше, чем разрешит лейтенант, то облегчите мою задачу. Я просто скажу шефу, что был вынужден принять меры предосторожности. Я ему, естественно, доложу, что вы тут все время пытались сбить меня с толку своей непонятной болтовней, и вам наверняка придется задержаться подольше.
  — В произнесенных словах есть смысл, — заметила Делла. — По крайней мере, это единственный вопрос, по которому не требуется никаких пояснений.
  — Вы с кем разговариваете? Со мной? — спросил полицейский.
  Делла Стрит кивнула.
  — Когда вы захотите мне что-нибудь спеть, пусть это будет чистое соло. Никаких трелей, просто песня.
  — Извините, забыла, — засмеялась Делла.
  — Забыли что?
  — Ничего.
  Делла Стрит повернулась к Мейсону:
  — Возможно возникновение неотложного дела в результате оформления сделки и вам придется передать часть…
  — Хватит! — закричал полицейский. — Вы сами напросились. Еще одно слово — и я рассажу вас по разным машинам, чтобы у вас не было возможности разговаривать.
  Он опять пересел вперед, нажал на кнопку, включил рацию и сказал:
  — Говорит машина девяносто один, говорит машина девяносто один. Позвоните лейтенанту Трэггу. Сообщите, что две птички, которых я держу по его приказу, поют странные песни. Что мне с ними делать?
  — Машина девяносто один, — ответил голос, — передать вашу информацию лейтенанту Трэггу?
  — Да. Вы знаете, где он. Там есть телефон. Позвоните ему.
  — Вообще-то наш разговор был только… — начал Мейсон.
  — Заткнись!
  Мейсон пожал плечами и заметил:
  — Ну, если вы так…
  — Я сказал — заткнись!
  Мейсон подмигнул Делле Стрит и замолчал.
  Полицейский повернулся к адвокату и его секретарю и посмотрел на них своими маленькими, глубоко посаженными глазами угрюмым оценивающим взглядом.
  Через несколько минут открылась дверь дома, где убили Розу Килинг, по ступенькам сбежал лейтенант Трэгг и направился к машине.
  — В чем дело? — спросил он.
  Полицейский большим пальцем показал на сидевших сзади.
  — Эти птички не перестают петь, — сказал он. — Я заставил их прекратить шептаться, и они начали трепаться на каком-то непонятном языке через мою голову, когда я сел между ними.
  — Ясно. Мейсон, — обратился к нему Трэгг, — я думал, вы понимаете намеки. Теперь вижу, что нет. Вылезайте!
  — Но, господин лейтенант, я просто…
  — Вылезайте!
  Полицейский открыл дверцу, схватил Мейсона за отвороты плаща и заявил:
  — Когда лейтенант говорит «Вылезай!», это означает — вылезай. Ты слышал?
  — Слышал, — ответил Мейсон.
  — Пойдемте со мной, — приказал Трэгг.
  Мейсон последовал за ним на крыльцо. Внезапно Трэгг остановился и сказал:
  — Подождите, мне надо дать задание моему человеку.
  Мейсон присел на перила, а Трэгг с полицейским отошли в сторону по цементной дорожке, которая вела к тротуару. Они посовещались шепотом пару минут, потом полицейский направился обратно к машине, а Трэгг вернулся к Мейсону.
  — Чего вы добивались, мистер Мейсон? — спросил лейтенант.
  — Я считаю, что мне доставили уже массу неудобств, — ответил адвокат. — Я ведь рассказал вам все, что знаю, и меня ждет работа.
  Трэгг кивнул.
  — Более того, — продолжал Мейсон, — у мисс Стрит в офисе много неотложных дел.
  Трэгг поджал губы, уже собирался что-то сказать, но сдержался.
  — Или ей, или мне надо вернуться в контору, — настаивал Мейсон.
  Трэгг, очевидно, изменил первоначальное решение и внезапно крикнул полицейскому, сидевшему в машине:
  — Отвези мисс Стрит к ним в офис, оставь ее там и следуй указаниям.
  — Есть, — ответил тот и сразу же завел машину.
  — А вы возвращайтесь со мной наверх, — обратился Трэгг к Мейсону. — Мне надо с вами еще кое-что обсудить.
  — Рад быть вам полезен.
  Большая полицейская машина с шумом отъехала.
  — Я бы хотел, чтобы моя секретарша добралась до офиса в целости и сохранности.
  — О, не беспокойтесь, не беспокойтесь, — заверил Трэгг адвоката. — Мой человек будет обращаться с ней, как с коробкой яиц. Он у нас один из лучших водителей.
  — Но неоправданно подозрительный.
  — Это зависит от того, что понимать под словом «неоправданно». Он сказал, что вы шептались.
  — Я хотел дать Делле указания по поводу одного дела.
  — Вы можете доверять нашей благонадежности.
  — Мне не надо доверять ничьей благонадежности. У меня есть право ведения дел, и, естественно, я не обязан передавать задания своей секретарше по полицейской сети…
  — Ладно, ладно, — прервал его Трэгг, — не обижайтесь, Мейсон. Я просто хочу получить от вас честный рассказ обо всем случившемся. Вернемся назад на несколько минут, а потом не вижу причин вас задерживать. Покажите мне, как была приоткрыта дверь, когда вы пришли.
  — Я не могу с уверенностью ответить на ваш вопрос, господин лейтенант. Мне показалось, что я услышал сигнал, — вы же знаете эти электросигналы, открывающие замок.
  Трэгг, внимательно следивший за Мейсоном, кивнул и отрывисто-грубо сказал:
  — Продолжайте.
  — Ну вот. Мне показалось, что я услышал сигнал после того, как позвонил. Я не уверен в этом. Я надавил на дверь, она открылась, и я, естественно, предположил, что на мой звонок ответили.
  — Так была щель между косяком и дверью или нет?
  — Я действовал механически. Я услышал сигнал, или мне показалось, что я услышал сигнал, и я толкнул дверь.
  — А сейчас вы не думаете, что это был сигнал?
  — Навряд ли мертвая женщина могла нажать на кнопку.
  — Правильно, — согласился полицейский, а потом спросил: — Делла Стрит была с вами?
  — Да.
  — Вы, господин адвокат, конечно, не пытаетесь скрыть никаких улик?
  — Что вы имеете в виду — улик?
  — То, что говорю.
  — Насколько я понял, вы имеете в виду улики, касающиеся убийства. А что до всего остального, то у меня есть не только право, но и обязанность не сообщать кому бы то ни было то, что мне известно.
  — Ну-ка объясните, что вы тут напридумывали.
  — Я должен защищать интересы своих клиентов и не разглашать полученную от них конфиденциальную информацию.
  — Сохранять конфиденциальность вы, бесспорно, должны, но это не означает, что вы имеете право скрывать какие-либо улики.
  — Я могу скрывать любые улики, — заявил Мейсон, — если только это не улики, указывающие на преступление.
  — Может быть расхождение во мнении касательно того, какие улики указывают на преступление, а какие нет, — заметил Трэгг.
  — Возможно.
  — Я не хочу, чтобы вы считали, что за вами последнее слово в этом вопросе.
  — Вы думаете, что я что-то скрываю?
  — Меня просто интересует, как вы вошли, и все, — ответил Трэгг.
  — Я вам рассказал.
  — Очевидно, вы ошиблись, когда, как вы утверждаете, услышали сигнал.
  — Это естественный логический вывод.
  — Вы знаете о каком-нибудь мотиве убийства? — спросил Трэгг.
  — Я даже никогда не видел эту женщину при жизни.
  — Она была медсестрой?
  — Насколько мне известно.
  — Сядьте, мистер Мейсон. Я с вами закончу через пару минут. Мне надо кое-что проверить, и я сразу же вернусь.
  Мейсон опустился в кресло в гостиной, а Трэгг опять направился в спальню. В коридоре периодически мелькала вспышка: работал фотограф. Адвокат нетерпеливо поглядывал на часы, потом нервно вынул портсигар из кармана, открыл, зажег сигарету и начал курить.
  Полицейский, стоявший в дверях, обратился к Мейсону:
  — Будьте добры, мистер Мейсон, положите использованную спичку себе в карман. Она может помешать делу, если вы оставите ее здесь в пепельнице.
  Мейсон кивнул и выполнил просьбу.
  Вскоре открылась дверь и показался лейтенант Трэгг.
  — Ладно, Мейсон, — сказал он. — Я думаю, нет необходимости больше вас задерживать. Ваша машина здесь?
  — Да, — ответил Мейсон.
  — На этот час у нас к вам нет вопросов. Вы больше ничего не вспомните?
  — Я рассказал вам все, что мог.
  — Хорошо. Идите.
  Трэгг повернулся к полицейскому, стоявшему у двери:
  — Выпустите мистера Мейсона.
  Адвокат попрощался с Трэггом, прошел мимо полицейского, спустился по лестнице, преодолел полквартала до того места, где оставил машину, сел в нее и доехал до ближайшего телефона-автомата.
  Мейсон опустил монету, набрал номер своего офиса и через секунду уже слышал голос Герти на проводе.
  — Быстро, Герти, — сразу же начал адвокат, — мне нужен адрес Этель Фурлонг, второй свидетельницы, заверявшей подпись под завещанием, и…
  Герти была очень взволнована.
  — Делла Стрит уже нашла его. Она помчалась туда на такси. Авеню Саут-Монтет, шестьдесят девять двадцать.
  — Спасибо, — поблагодарил Мейсон. — Никто не должен знать, где я. Если появится полиция, скажи им, что я еще не заходил в контору, но что ты ожидаешь меня в скором времени. Делла уехала на такси?
  — Да.
  — Давно?
  — Минуты три-четыре назад. Ее сюда привез полицейский. Она сказала, что примчали ее на дикой скорости. Огромный детина гнал как сумасшедший, да к тому же с сиреной…
  — Я все понял. Думаю, что смогу добраться до этой Этель Фурлонг почти в одно время с Деллой.
  — Мистер Мейсон, что случилось? Делла Стрит так торопилась, что не успела ничего объяснить…
  — Я тоже очень тороплюсь, Герти. Придется повременить с рассказами. Закрывай контору в пять и иди домой.
  — Мистер Мейсон, я останусь, если могу чем-то вам помочь.
  — Не думаю, что твоя помощь потребуется, но, если что, я позвоню.
  Мейсон вскочил в машину и помчался в ту часть города, где проживала Этель Фурлонг. Он решил ехать по пересекающему весь город бульвару. Дорога до авеню Саут— Монтет заняла двадцать минут. Добравшись до места ее пересечения с бульваром, Мейсон повернул направо и не успел проехать и двух кварталов, как догнал машину, в которой сидела Делла Стрит.
  Мейсон занял соседний с такси ряд и нажал на гудок. Делла выглянула из окна, вначале с опаской, потом с удивлением и радостью. Она постучала по стеклу, отделявшему ее от водителя, и попросила его остановить машину.
  Когда таксист притормозил, Делла расплатилась с ним и пересела в машину Мейсона.
  — Как дела? — спросил адвокат.
  — Если бы ты знал, как мы неслись до конторы!
  — Этот полицейский пытался у тебя что-нибудь узнать?
  — Нет.
  — Вообще ничего?
  — Нет.
  — И даже не приставал?
  — Нет.
  — Странный парень, — заметил Мейсон. — Но я не могу точно определить, в чем его странность. Теперь надо послушать, что скажет Этель Фурлонг.
  Они нашли нужный им дом на западной стороне улицы. Делла Стрит прочитала список жильцов и узнала, что Этель Фурлонг живет в квартире номер девятьсот двадцать шесть. Она несколько раз нажала на звонок.
  Ответа не последовало.
  — Какая неудача! Ее нет дома, Делла. Попробуй еще какую-нибудь квартиру. Может, нам все-таки удастся войти.
  Делла Стрит наугад нажала на два или три звонка, и через какое-то время послышался ответный сигнал: кто-то у себя в квартире нажал на кнопку, открывающую входную дверь.
  Делла Стрит и Мейсон вошли в здание и на лифте поднялись на девятый этаж.
  Когда они приблизились к квартире девятьсот двадцать шесть, Делла заметила:
  — К двери прикреплен конверт. На нем твое имя.
  — Он адресован мне? — в голосе Мейсона прозвучало удивление.
  — Да.
  Делла Стрит передала ему конверт, на котором ровным четким почерком образованного человека были выведены слова «Мистеру Перри Мейсону».
  Мейсон разорвал конверт.
  — Еще влажный, — заметил адвокат. — Его заклеили не более чем пару минут назад.
  Он развернул записку, прочитал и внезапно расхохотался.
  — В чем дело? — спросила Делла Стрит.
  — Вот послушай:
  «Уважаемый мистер Мейсон!
  Большое спасибо за подсказку, которая помогла нам добраться до Этель Фурлонг до того, как вы все успели запутать. Лейтенант Трэгг позвонил в отдел утверждения завещаний и получил у секретаря ее имя и адрес. Благодаря вашей эрудированной беседе с глубокоуважаемой мисс Стрит я смог предвидеть ваши планы. Возможно, вам будет небезынтересно узнать, что я получал высшие баллы по судебному красноречию и был членом команды, которая в двадцать девятом году выиграла соревнования по дебатам между колледжами. Мою физиономию сильно исказили, потому что в свое время я ошибочно считал, что смогу сделать карьеру боксера. Не беспокойтесь насчет Этель Фурлонг. Она в надежных руках, а к тому времени, когда мы с нею закончим, у нас уже будет на бумаге весь ее рассказ с подписью в конце. А уж после этого вам его изменить не удастся.
  С наилучшими пожеланиями
  — Бесстыжий… — начала Делла.
  — Нам наглядно показали, что нельзя судить о людях по их внешности, — широко улыбаясь, перебил ее Мейсон. — Он сидел с видом полного идиота и узнал все наши планы.
  — Так что же нам теперь делать? — спросила Делла Стрит.
  — На какое-то время мы оказываемся в затруднительном положении, — вздохнул Мейсон.
  — Каковы ближайшие планы?
  — Возвращаемся в офис и снова вызываем Пола Дрейка. Ему придется много поработать ногами. А в следующий раз, когда встретим полицейского, который на первый взгляд кажется полным идиотом, мы забудем о сломанном носе, изуродованной ушной раковине и внимательно посмотрим, нет ли у него на ремешке для часов брелка, свидетельствующего о принадлежности к «Фи Бета Каппа»35. Поехали.
  Глава 12
  Оба брата и сестра покойного Эндикотта поселились в огромном особняке, который достался им по завещанию Джорджа Эндикотта.
  Много лет назад дом был одной из достопримечательностей города. Теперь он стал анахронизмом: массивная деревянная остроконечная структура, два крыльца по бокам, обширная территория, деревья, создающие тень, лужайки, садовые беседки, террасы, извивающиеся аллеи и глубокие пруды. Дом больше напоминал музей, чем жилище.
  Мейсон завернул машину на подъезд к дому, который вместе с большим гаражом был пристроен в последние годы. Дорога с твердым покрытием представляла прямую линию, нигде не пересекавшуюся с извилистыми тропинками между газонами.
  Адвокат остановил машину под портиком, где раньше держали экипажи: он защищал их в непогоду. Мейсон поднялся по трем ступенькам и позвонил. Звонок гулко разнесся в темных недрах древнего дома.
  Мейсону пришлось позвонить еще раз, прежде чем он услышал неторопливые шаги. Дверь открыл почти лысый мужчина с остатками седых волос. Наблюдательные и проницательные глаза, нос, словно клюв, и тонкие губы делали его похожим на хищника.
  — Мне бы хотелось встретиться с кем-либо из Эндикоттов, — сказал Мейсон.
  — Я — Ральф Эндикотт.
  Мейсон вручил ему свою визитку.
  — Перри Мейсон, адвокат, — представился он.
  — Я слышал о вас. Проходите, пожалуйста.
  — Спасибо.
  Мейсон проследовал за Эндикоттом через мрачный, обшитый панелями коридор, напоминающий о великолепии ушедших времен.
  Хозяин открыл двери и пригласил:
  — Пожалуйста, заходите сюда, мистер Мейсон.
  Комната по стилю полностью соответствовала остальной части дома: огромная, просторная библиотека, в середине которой стоял массивный стол из красного дерева с тремя громадными настольными лампами. Абажуры, около четырех футов в диаметре в нижней части, были сделаны из кожи, лампы освещали широченный стол и бросали лучи света в темные углы.
  У стола стояли стулья, два из которых оказались заняты, а третий, на котором, очевидно, сидел Ральф Эндикотт перед тем, как пойти открывать дверь, был слегка отодвинут.
  Мужчина и женщина, имевшие заметное семейное сходство, сразу же повернулись к Мейсону.
  Падающий из огромных настольных ламп свет бросал отблески на их лица. Казалось, что от них исходит какое-то белое свечение на фоне мрачных книжных стеллажей.
  — Мистер Мейсон, — заговорил Ральф Эндикотт, — разрешите мне представить вам моих брата и сестру. Миссис Парсонс — мистер Мейсон, адвокат. Мой брат, Палмер Эндикотт.
  — Добрый вечер, — Мейсон постарался изобразить теплую улыбку. — Очень рад познакомиться с вами.
  Хозяева холодно поклонились.
  — Садитесь, пожалуйста, мистер Мейсон.
  — Спасибо.
  Ральф Эндикотт указал Мейсону на стул прямо напротив сидевших за столом, а затем сам опустился на свободный стул между своими родственниками.
  У Мейсона была возможность оценить брата и сестру, пока Ральф усаживался.
  Палмер Эндикотт оказался семидесятилетним стариком с узким лицом и густыми волосами. Видимо, он ко всему относился с постоянным скептицизмом. Лоррэн Эндикотт Парсонс явно уделяла много внимания своей внешности, однако ее лицо покрывали морщины и волосы уже полностью поседели, подбородок был высоко поднят, в ее осанке читались холодная безжалостность и уверенность в своей правоте. Она сидела очень прямо с надменным, свирепым, бескомпромиссным видом. Они выглядели потрепанными аристократами, что еще более усиливало семейное сходство. Все трое были одеты в темную, сильно поношенную одежду старомодного покроя.
  — Чем мы можем быть вам полезны, мистер Мейсон? — спросил Ральф Эндикотт.
  — Я — адвокат, — начал Мейсон, — и представляю интересы противной стороны. У вас также есть адвокат, Паддингтон К. Найлс. Я пытался созвониться с ним. Его секретарша сказала, что он отправился сюда. Я бы предпочел беседовать с вами, когда он появится здесь.
  — А что вы собираетесь обсуждать? — спросил Ральф Эндикотт.
  — Роза Килинг мертва. Я бы хотел спросить вас о некоторых обстоятельствах, которые могли привести к ее смерти, или…
  — Роза Килинг мертва! — прервала его миссис Парсонс в холодном неверии. — Не может быть! Это ставит нас в затруднительное положение. Вы уверены в том, что говорите, мистер Мейсон?
  Она смотрела на него, словно ожидала, что он сейчас скорчится и поползет под стол под воздействием ее неодобрительного взгляда.
  — Да, она мертва, — подтвердил Мейсон. — Кто-то воткнул в нее нож, когда она выходила из ванной. Я расследую это убийство, и время не ждет. Мне бы хотелось узнать, не общался ли кто из вас с ней в последнее время. Единственное, что мне нужно от вас, — это выяснить, не виделись ли вы с ней сегодня, не звонили ли ей, а если да, то когда.
  — Этого-то мы и боялись, — сказал Ральф Эндикотт.
  — Существо, которое опустилось так низко, что воспользовалось недееспособностью человека и лишило его родственников того, что по справедливости принадлежит им, не остановится ни перед чем, — заметила миссис Парсонс.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я не делаю никаких специфических завлений.
  — Ваши слова прозвучали как обвинение.
  — Вы имеете право интерпретировать мои замечания, как вам заблагорассудится.
  — Могу я узнать, кого вы представляете? — поинтересовался Палмер Эндикотт.
  Мейсон покачал головой.
  — Мой клиент не желает, чтобы заявление было сделано в настоящее время.
  — Насколько я понимаю, вы не связаны с официальными властями. Ваше расследование ведется неофициально.
  — Ни в коей мере, — ответил Мейсон. — Я настаиваю, чтобы при нашем разговоре присутствовал ваш адвокат, и мне только хотелось бы узнать, имел ли кто-либо из вас сегодня контакт с Розой Килинг…
  — А зачем вам это?
  — Совершено убийство. Я пытаюсь разобраться с временным фактором и точно определить время смерти. Я должен выяснить, когда она еще была жива. Думаю, что она могла звонить кому-либо из вас сегодня. Меня совершенно не интересует суть разговора, поэтому я настаиваю, чтобы ваш адвокат присутствовал. Он уже должен был подъехать. Где же он?
  — Мы тоже его ждем, — ответил Ральф Эндикотт. — Когда вы позвонили в дверь, мы решили, что это мистер Найлс. У нас запланировано совещание, именно поэтому мы собрались здесь, в библиотеке.
  — Я хочу встретиться с ним, — заявил Мейсон. — Я…
  Его слова заглушил электрический звонок, громко прозвучавший в тишине дома.
  — А вот и Найлс, — уверенно сообщила миссис Парсонс.
  Ральф Эндикотт отодвинул стул, извинился, вышел из библиотеки и почти сразу же вернулся в сопровождении краснощекого мужчины лет пятидесяти, полного оптимизма и дружелюбия.
  — Мистер Найлс — мистер Мейсон, — Ральф Эндикотт говорил так, словно представлял двух бойцов на ринге.
  — Рад познакомиться с вами, мистер Найлс, — сказал Мейсон, пожимая руку другому адвокату.
  — Я много слышал о вас, — ответил Найлс, — несколько раз видел в суде, но не имел удовольствия познакомиться лично. Я могу спросить, зачем вы здесь?
  — Я пытаюсь получить кое-какую информацию, выходящую за пределы вопросов, связанных с завещанием. Я предупредил этих людей, что хочу, чтобы присутствовал их адвокат. Мне сообщили, что вы направляетесь сюда.
  — А какая информация вам нужна? — в голос Найлса сразу же закралось подозрение.
  — Я расследую убийство Розы Килинг, — ответил Мейсон.
  — Убийство Розы Килинг?! — в неверии повторил Найлс.
  — Да.
  — Но она жива. Она…
  — Она мертва. Ее убили сегодня где-то около полудня.
  — Боже мой! — воскликнул Найлс. — Это все осложняет.
  — Я стараюсь выяснить, что она делала в первой половине дня, — продолжал Мейсон. — У меня есть основания предполагать, что она разговаривала с кем-то из Эндикоттов.
  — А почему вы так считаете?
  — Нанятые мною частные сыщики утверждают, что имеются доказательства передачи сегодня Розой Килинг чека одному из ваших клиентов. Мне надо узнать, когда это произошло и с какой целью.
  — Вы приехали сюда, чтобы встретиться со мной? — Найлс задумчиво поджал губы.
  — Чтобы задать кое-какие вопросы вашим клиентам. Я звонил вам в офис. Ваша секретарша сказала, что вы выехали сюда. Естественно, я хотел бы получить ваше согласие, хотя мог бы раздобыть нужную мне информацию через официальные каналы.
  — Каким образом?
  — Например, намекнуть моему другу лейтенанту Трэггу из отдела по расследованию убийств, что было бы неплохо проверить Эндикоттов. После этого их имена попали бы в газеты, что в конце концов отрицательно повлияло бы на оспаривание завещания, не то, что неофициальная беседа, которую я предлагаю.
  — Хорошо, давайте сядем и все обсудим, — предложил Найлс.
  — Что касается меня, — заявил Ральф Эндикотт, — то я готов влезть на крышу и во всеуслышание кричать все, что знаю. Думаю, было бы прекрасно, если бы газеты сообщили всю правду.
  — Никаких газет! — холодно возразила Лоррэн Парсонс. — Они лживы. Они любят сенсации и ориентируются на низменные вкусы, представляя новости с шумной вульгарностью, которая нравится читателям.
  — Я должен извиниться перед вами, мистер Мейсон, — обратился к нему Найлс, — но мне необходимо вначале конфиденциально обсудить все вопросы с моими клиентами. Если мы захотим сделать какие-либо заявления, то сделаем это официально.
  — Время не ждет, — напомнил ему Мейсон.
  — А почему вы так торопитесь получить эту информацию?
  — У меня есть свои причины.
  — Какие?
  Мейсон улыбнулся и покачал головой.
  — Вы хотите, чтобы мы выложили карты на стол, когда сами держите козыри в запасе, — заметил Найлс.
  — Пусть будет по-вашему, — в голосе Мейсона послышалась злость. — Я сейчас позвоню лейтенанту Трэггу и тогда прочитаю все ответы в утренних газетах.
  — Мне кажется, мистер Мейсон, — ледяным тоном сказала миссис Парсонс, — что просьба мистера Найлса вполне обоснованна. Вы можете подождать…
  — В гостиной, — уверенным тоном вставил Палмер Эндикотт.
  Мейсон улыбнулся и ответил:
  — Я подожду у себя в машине. Причем не более пяти минут. Этого времени достаточно, чтобы вы решили, говорить вам со мной или с полицией.
  — Не понимаю, какое отношение имеет полиция…
  — Пожалуйста! — воскликнул Найлс, останавливая своих клиентов от излишних высказываний, а затем повернулся к Мейсону: — Подождите в машине, мистер Мейсон.
  Перри Мейсон поклонился присутствующим и напомнил, выходя из комнаты:
  — Пять минут.
  По прошествии пяти минут с точностью до секунды адвокат завел мотор, обогнул машину Паддингтона Найлса, проехал мимо гаража, повернул и уже выезжал на дорогу, когда открылась боковая дверь и из дома выбежал Ральф Эндикотт, судорожно махая руками.
  Мейсон притормозил.
  — Вернитесь, мистер Мейсон! Зайдите к нам! — закричал Эндикотт дрожащим от волнения голосом. — Мы ждем вас. Мы готовы переговорить с вами.
  Мейсон поставил машину поперек дороги, вылез из нее и сказал:
  — Я уже решил, что вы хотите, чтобы я позвонил в полицию.
  — Нет-нет-нет. Пока нет. Заходите. Возможно, мы немного задержались, но всего на несколько секунд. Всего несколько секунд, мистер Мейсон!
  Адвокат проследовал за Ральфом обратно в библиотеку.
  Присутствующие взглянули на него, когда он вошел.
  Паддингтон К. Найлс хмурился. На его лице было написано недоумение. Палмер Эндикотт попытался изобразить радушие, несвойственное его натуре:
  — Скорее садитесь, мистер Мейсон. Скорее садитесь и устраивайтесь поудобнее.
  На лице Лоррэн Эндикотт Палмер появилась холодная улыбка.
  — Садитесь, мистер Мейсон.
  Адвокат сел в дальнем конце стола.
  На какое-то мгновение все замолчали, пока Ральф Эндикотт усаживался на свое место и откашливался.
  — Начинайте, — сказал Мейсон.
  — Вы будете говорить, мистер Найлс? — спросил Ральф Эндикотт.
  Найлс покачал головой:
  — Для меня это так неожиданно. Перескажите мистеру Мейсону факты, а я послушаю. Но думайте о том, что говорите.
  — Естественно, — раздраженно ответил Ральф Эндикотт.
  — Хватит тянуть. — Мейсон закурил сигарету.
  — С самого начала, мистер Мейсон, — заговорил Ральф Эндикотт, — я пришел к выводу, что содержание завещания нашего брата — результат обмана и незаконного на него воздействия. Ухаживавшая за ним медсестра создавала условия, при которых он не мог четко мыслить, а в подходящий момент предложила подписать это завещание.
  Палмер Эндикотт, сделавший попытку проявить радушие, теперь сидел, тяжело опустившись на стул, и с холодным цинизмом слушал заявление брата. Лоррэн Парсонс медленно кивала головой, показывая свое согласие.
  — Я не хочу говорить с вами об оспаривании завещания, — нетерпеливо сказал Мейсон.
  — А мы хотим.
  — Единственное, что мне требуется, — узнать время, когда вы в последний раз разговаривали с Розой Килинг. Причем как можно точнее.
  — Я как раз веду к этому, — ответил Ральф Эндикотт, — но я все скажу вам в свое время. Раз уж вы здесь, то мы можем обсудить это дело полностью и прийти к какому-нибудь соглашению.
  — Я готов говорить только об убийстве, — заявил Мейсон.
  — Ну тогда послушайте, что хочу сказать я, — безапелляционно поставил точку Эндикотт.
  Остальные кивнули.
  — Я предположил, — продолжал Ральф, — что свидетели, заверившие подпись, окажутся в равной степени виновными с бенефициаром и что в результате сделки они должны получить какое-то вознаграждение. Я был уверен, что какие бы инъекции ни делали моему брату, как бы ни был затуманен его мозг болезнью и порочным влиянием, он добровольно никогда бы не составил подобного завещания. Его написала та, которая получила по нему большую долю имущества Джорджа. Она подсунула его ему под нос и велела подписать.
  — Ваши слова расходятся с показаниями двух свидетельниц, заверявших подпись вашего брата, — заметил Мейсон.
  — Секундочку, секундочку, — быстро заговорил Ральф. — Я еще дойду до этого.
  — Хорошо. Что дальше?
  — Я решил выяснить все у Розы Килинг. Я ей подробно объяснил, что думаю по поводу всего этого дела. Вначале мисс Килинг отказывалась сотрудничать с нами и вообще предоставлять какую-либо информацию, отличную от попугайского заявления, за которое ей заплатили.
  Мейсон молча втянул в себя порцию табачного дыма.
  — Затем, — продолжал Ральф Эндикотт, — ее начала мучить совесть. В конце концов она поведала мне об очень интересных фактах.
  — И в чем заключается ее рассказ? — спросил Мейсон. — Давайте переходить к делу.
  — Он был просто удивительным. Она утверждала, что миссис Марлоу обсуждала с ней проблему завещания в день его составления. Миссис Марлоу сообщила Розе Килинг, что ее пациент, очень богатый человек, хочет оформить завещание в ее пользу и что он уже продиктовал ей условия завещания. Она объяснила, что правая рука пациента парализована и он будет подписывать левой.
  — Во время их разговора завещание было уже составлено?
  — Оно было написано почерком миссис Марлоу. Она сказала, что мой брат продиктовал условия завещания. Она также обещала Розе Килинг, что если та выступит в роли свидетельницы и заверит подпись моего брата, а в дальнейшем завещание будет утверждено судом, Роза Килинг получит за свои услуги кругленькую сумму. Роза Килинг понятия не имела, что пообещала миссис Марлоу другой свидетельнице, Этель Фурлонг, но предполагала, что примерно то же самое. Три медсестры вошли в палату, где лежал мой брат. Миссис Марлоу обратилась к нему: «Ну вот, мистер Эндикотт, я составила завещание, как вы хотели. Вам нужно подписать вот здесь». Мой брат ответил: «Я не могу подписывать правой рукой». Тогда миссис Марлоу заявила: «Ничего страшного. Подписывайте левой». После этого мой брат предложил ей прочитать завещание вслух в присутствии свидетельниц, но она ответила: «В этом нет необходимости. Эти две медсестры находятся на дежурстве, и их могут позвать в любую минуту. Они должны как можно скорее вернуться к своим больным, им некогда сидеть здесь и слушать, как я читаю. Оно составлено именно так, как вы хотели. Подписывайтесь вот здесь».
  Мейсон не перебивал рассказ.
  — Мой брат Джордж, — продолжал Ральф Эндикотт, — казался несколько неуверенным относительно того, подписывать ему или нет без предварительного прослушивания, но как раз в этот момент в палату заглянула старшая сестра и спросила: «Что здесь происходит? По всему этажу больные вас вызывают». Миссис Марлоу быстро спрятала завещание, а Роза Килинг сказала: «Я пойду к пациентам». Она выбежала в коридор и обнаружила, что вызывают из трех палат. Она недолго задержалась у двух больных, а на третьего пришлось потратить минут пять. Закончив с больными, Роза Килинг вернулась в палату Джорджа. Миссис Марлоу держала в руках документ, который якобы подписал мой брат, и сообщила: «Все в порядке, Роза, он уже подписал завещание. Теперь ты подпиши как свидетельница. Вы хотите, чтобы она это сделала, мистер Эндикотт?».
  — И что дальше?
  — И мой брат ничего не ответил, — триумфально сказал Ральф Эндикотт. — Он лежал с закрытыми глазами и ровно дышал. Роза Килинг подумала, что он или заснул, или ему вкололи сильную дозу морфия, пока ее не было в палате. Однако миссис Марлоу любили, и Розе очень хотелось, чтобы она получила хоть что-нибудь за уход и заботу о моем брате, так что она подписала как свидетельница. Позднее, уже после смерти моего брата, миссис Марлоу пришла к Розе Килинг и сообщила, что адвокаты требуют соблюдения определенных формальностей, и объяснила, что нужно говорить. Она призналась Розе, что еще до смерти мой брат подарил ей кое-какие драгоценности и что она собирается некоторые из них оставить, а остальные продать, потому что ей прямо сейчас нужны деньги. Она продала бриллианты и получила за них где-то тысяч десять долларов. У моего брата была прекрасная коллекция драгоценностей, включая фамильные вещи. Она оценивалась по меньшей мере в сто тысяч долларов. А теперь я узнаю, что за две недели до смерти он подарил драгоценности миссис Марлоу в присутствии Этель Фурлонг, сказав, что хочет, чтобы они были у миссис Марлоу, ему они не нужны, у него нет потомков, которые могли бы носить их, и чтобы она приняла этот подарок и делала с ним все, что заблагорассудится. Миссис Марлоу дала Розе Килинг тысячу долларов наличными и пообещала, что после окончательного решения всех вопросов с имуществом Роза получит еще девять тысяч.
  — Подобную сказку придумать несложно, — заявил Мейсон, — особенно когда Розы Килинг уже нет в живых, чтобы ее опровергнуть. Я предполагал, что вы прибегнете к чему-то подобному, поэтому согласился ждать всего пять минут. Однако вы успели составить прекрасный сценарий. Никогда не видел такой быстрой работы. Вам бы надо податься в Голливуд.
  — Именно это они рассказали мне, когда вы покинули комнату, — быстро вставил Найлс.
  Мейсон лишь улыбнулся.
  — Однако, — раздраженно продолжал Найлс, — у нас есть доказательства всего сказанного.
  — Доказательства? — переспросил Мейсон.
  — Да, — подтвердил Ральф Эндикотт. — Розу Килинг начала мучить совесть. Она мне позвонила и заявила, что хочет срочно со мной встретиться по очень важному делу. Это случилось примерно в семь тридцать сегодня утром. После завтрака я отправился к ней на квартиру. Я там появился где-то часов в восемь и нашел Розу очень возбужденной. Она заявила, что согласилась на нечестный поступок и это ее здорово беспокоит. Она призналась, что миссис Марлоу дала ей тысячу долларов, которые получила от продажи драгоценностей, фактически украденных из имущества моего брата. А поскольку я — один из наследников и представитель остальных, она решила вернуть мне эти деньги, чтобы не испытывать угрызений совести. Она вручила мне чек, выписанный на Центральный сберегательный банк, и сделанную под копирку копию письма, которое она отправила Марлин Марлоу.
  — Копию, сделанную под копирку? — переспросил Мейсон, его глаза сузились.
  — Да.
  — А как было написано письмо? На пишущей машинке?
  — Нет. От руки, но осталась очень четкая копия.
  — Не мог бы я ее посмотреть? — спросил Мейсон.
  Ральф Эндикотт повернулся к Найлсу:
  — Как насчет этого, мистер Найлс? Показывать ему копию или нет?
  — Не вижу причин отказа, — ответил адвокат. — Если уж вы столько ему рассказали, почему бы не сообщить все? Выкладывайте все карты на стол.
  Эндикотт открыл бумажник, который достал из кармана, пока говорил Найлс, и вручил Мейсону листок бумаги.
  — Вот, посмотрите.
  Мейсон пробежал письмо глазами. Это была точная, сделанная под копирку копия письма, которое получила Марлин Марлоу и наверняка уже уничтожила к этому времени.
  — Очень интересно, — заметил Мейсон, возвращая копию. Его голос и лицо не выражали никаких эмоций. — А когда все это имело место?
  — Примерно в восемь утра.
  — В квартире Розы Килинг?
  — Да.
  — А вы долго там находились?
  — Где-то с полчаса.
  — А куда вы пошли потом?
  — Не вижу необходимости докладывать вам это. Я занимался чисто личными делами. Насколько я понял, вас только интересует…
  — Ответьте ему, — проворчал Найлс. — Вы признались, что виделись с Розой Килинг, а если ее убили, лучше уж все рассказать.
  — Это были тривиальные личные дела, — запротестовал Эндикотт.
  — Не упрямься, Ральф, — приказала миссис Парсонс, — иначе мистер Мейсон подумает, что ты что-то скрываешь.
  Ральф Эндикотт нахмурился, но тем не менее начал говорить:
  — Ладно. Но это самые обычные вещи. Я ушел из квартиры мисс Килинг примерно в восемь сорок и отправился в фирму по продаже автомобилей, где какое-то время назад заказал себе новую машину. Я считал, что они меня обманывают и продают машины на сторону. Несколько месяцев назад я был в списке двадцать четвертым, а тут они мне заявили, что я только пятнадцатый. Я устроил сцену. Я ушел оттуда примерно часов в девять. На девять пятнадцать мне был назначен прием у зубного врача, там я был до без пяти десять. Я точно помню время, потому что думал о чеке, сидя в кресле дантиста. Я знал, что это важное свидетельство. Если бы я получил по нему наличные, то банк вернул бы его Розе Килинг вместе с другими погашенными чеками. Если бы я оставил его как доказательство, то она могла изменить свое намерение и не заплатить. Как раз перед уходом от дантиста я решил, что оставлю чек у себя, но удостоверю его — пусть в банке сделают отметку о принятии его к платежу. Я посмотрел на часы: было без нескольких минут десять. Я поспешил в банк и подошел к окошку кассира где-то в пять минут одиннадцатого. Когда кассир удостоверял чек, я попросил его указать время. Вы можете посмотреть: на чеке написано: «10:10». Из банка я направился в шахматный клуб, где оказался примерно в десять двадцать. Я провел сеанс одновременной игры, причем играл довольно долго — где-то до половины четвертого, затем съел бутерброд с пивом и поехал домой на своем «Форде». С тех пор я здесь. Вот чек, если вы хотите на него посмотреть.
  — Как я понимаю, вы можете удостоверить все, что сказали относительно времени? — уточнил Мейсон, принимая чек, который ему протягивал Ральф Эндикотт.
  — Очень легко. Я играл в шахматы с ограничением во времени. Я считаюсь одним из лучших игроков в клубе, и они регистрировали игры и сколько я на них затратил минут. Однако я считаю, что все это совершенно не относится к делу.
  Разглядывая чек, Мейсон спросил:
  — Она его при вас подписывала?
  — Да.
  — Насколько я вижу, с обратной стороны несколько размазанный, но все равно различимый отпечаток пальца.
  — Возможно, мой, — небрежно заметил Ральф Эндикотт.
  — Чернильный?
  — Да. Сейчас я вспомнил, что хотел индоссировать чек, а кассир сказал мне, что никаких подписей на обороте делать не надо. Удостоверения достаточно, чтобы подтвердить истинность. Кассир объяснил, что его следует индоссировать, когда я приду получать по нему наличные.
  — Давайте проверим этот отпечаток, — предложил Мейсон. — Ваш ли он.
  — Это наглость! — взорвался Ральф Эндикотт.
  — Я полностью согласен, — вставил Найлс.
  — А я так не думаю, — спокойно заявил Палмер Эндикотт. — Если уж мы решились выложить наши карты на стол, то надо идти до конца. Розу Килинг сегодня убили. Ральф с ней встречался, получил от нее чек и сходил в банк, чтобы его удостоверить. При сложившихся обстоятельствах ему придется отчитываться за каждую минуту, а если он не может предъявить доказательства своих передвижений прямо сейчас, то я хочу это знать.
  Ральф Эндикотт в раздражении повернулся к брату:
  — На что ты намекаешь?
  — Ни на что, — спокойно ответил Палмер, уставившись на свои сложенные руки. Весь его облик выражал полную безмятежность. — Просто проверяю. Я также заинтересовался, как и мистер Мейсон.
  — Мой родной брат! — фыркнул Ральф.
  — И оказывающий тебе большую услугу, — заметил Палмер.
  — Да, — в голосе Ральфа прозвучал сарказм, — знаю я, какую услугу ты хочешь мне оказать. — Ральф провел пальцем по горлу.
  — Успокойтесь, господа, успокойтесь, — быстро заговорил Найлс. — Не забывайте, что с нами мистер Мейсон и что он представляет противную сторону. Если честно, не вижу повода позволять ему не верить вашему слову или пускаться в перекрестный допрос.
  — Вы, мои дорогие, — сказал Палмер Эндикотт, вставая, — можете делать все, что угодно, но лично я собираюсь выяснить насчет этого отпечатка пальца и сделаю это немедленно.
  — Ральф ничего не пытается скрыть от тебя, Палмер, — ледяным тоном заметила Лоррэн Парсонс. — Мы просто не хотим обсуждать наши семейные дела перед этим… адвокатом.
  — Проблема Ральфа в том, — продолжал Палмер, — что он считает себя очень умным. Он все время старается улучшить что-либо и без того достаточно хорошее и попусту тратит время. Если бы он ограничился доказательствами и просто рассказал правду, мы бы все от этого только выиграли. Если бы десять лет назад он, как обычно, не пытался бы все приукрасить, то сейчас получение наследства нашего брата не представляло бы для нас такую важность. Мы были бы независимы, богаты и…
  — Палмер! — огрызнулась Лоррэн. — Мы не станем этого вспоминать.
  — Я просто хотел…
  — Не надо.
  Палмер отправился в соседнюю комнату со словами:
  — Здесь на письменном столе должна быть штемпельная подушечка. Мистер Мейсон, можно сделать отпечаток пальца при помощи штемпельной подушечки для обычного резинового штампа?
  — Думаю, да, — ответил Мейсон.
  — Это все глупости, — заметил Ральф Эндикотт.
  Найлс неуютно поерзал на стуле.
  — Я не одобряю…
  Палмер Эндикотт вернулся в комнату со штемпельной подушечкой и листком бумаги.
  — Возьми, — обратился он к Ральфу, протягивая ему бумагу и штемпельную подушечку. — Изучим твои отпечатки пальцев.
  — Ты сошел с ума, Палмер! — злобно воскликнул Ральф Эндикотт.
  — Да, совсем спятил, — ответил Палмер. — Давай делай отпечатки.
  Палмер отнес лист и подушечку на маленький столик в дальнем конце комнаты и сказал:
  — Пока ты тут этим занимаешься, пойду приготовлю выпить.
  — Я должен? — обратился Ральф Эндикотт к своему адвокату.
  — Думаю, что нет, — ответил Найлс.
  Стоя у открытой двери, Палмер Эндикотт тихо, но убедительно приказал:
  — Отправляйся к тому столику и делай отпечатки. Все будут виски с содовой?
  — Виски с содовой устроит всех, Палмер, — ответила миссис Парсонс. — Но мне кажется, что мистеру Мейсону будет неуютно пить с нами.
  Ральф Эндикотт встал и направился к маленькому столику, угрюмо намазал пальцы чернилами и приложил их к листу бумаги.
  Стоя в дверях, Палмер Эндикотт заявил:
  — Я не хочу, чтобы кто-либо когда-либо упрекнул Эндикоттов в том, что они негостеприимны. Виски с содовой, мистер Мейсон?
  — С удовольствием, — сказал Мейсон.
  Палмер Эндикотт вышел из комнаты.
  Сделав отпечатки пальцев правой руки, Ральф Эндикотт стал мазать чернилами пальцы левой и повторил процедуру. Он помахал бумагой в воздухе, чтобы отпечатки высохли, а затем принес лист к столу и положил его перед Мейсоном. У Эндикотта был угрюмый вид.
  — Лично я, — заявила миссис Палмер, — глубоко возмущена клеветой в отношении нашей семьи. Временами Эндикотты находились в бедственном положении, но они всегда оставались честными.
  Последовало неловкое молчание, во время которого Мейсон изучал отпечатки пальцев.
  Палмер Эндикотт вернулся с бутылкой виски и стаканами, в которых лежали кубики льда.
  — Ну, как дела? — обернулся он к Мейсону.
  Рассмотрев отпечатки пальцев, Мейсон высказал свое мнение:
  — Похоже на отпечаток большого пальца. Да, все правильно. Отпечаток большого пальца. Они полностью совпадают.
  — Дайте мне посмотреть. — Найлс встал, подошел к Мейсону и стал изучать отпечатки через его плечо. — Да, похоже, что совпадают, — согласился он.
  Палмер Эндикотт разлил виски по стаканам. Он не пользовался мерным стаканчиком для разливания спиртных напитков, и было заметно, что он пытается экономить виски. Когда он добавил содовой, получившаяся смесь по цвету почти не напоминала виски.
  — Я надеюсь, что теперь ты удовлетворен, — сказал Ральф.
  Палмер Эндикотт дал сестре стакан и ответил:
  — Нет, я не удовлетворен, а просто убежден. Конечно, Ральф, — продолжал он задумчиво, — у тебя не было поводов ее убивать. Я не вижу мотива. Но, несомненно, возможность у тебя была.
  — Я не убивал ее! — с негодованием воскликнул Ральф. — Она оставалась жива и здорова, когда я с ней попрощался, и готов поспорить, что вскрытие покажет, что ее убили значительно позднее моего ухода.
  — А какое точное время смерти, мистер Мейсон? — спросил Найлс.
  — Я думаю, где-то одиннадцать сорок, — ответил Мейсон.
  — Узнаем в полиции, — сказал Найлс.
  Палмер Эндикотт медленно кивнул, потягивая виски.
  — Если можно судить по этому чеку, — заметил Мейсон, — когда Роза Килинг расписывалась, она сильно нажимала на ручку, буквы прямые, и много всяких дополнительных закорючек.
  — Я тоже обратил на это внимание, — сказал Найлс.
  — Но на этой копии, сделанной под копирку, нет ничего подобного.
  — Естественно, нет, — заявила Лоррэн Парсонс. — Она писала письмо совсем другой ручкой. Пожалуйста, не пытайтесь нас запутать, мистер Мейсон.
  Мейсон любезно улыбнулся.
  — Я стараюсь разобраться с этим делом, миссис Парсонс. Очевидно, что письмо написано шариковой ручкой. В противном случае такой четкой копии не получилось бы.
  — Это тот же почерк, — ледяным тоном заметила миссис Парсонс. — Те же прямые буквы, что и в подписи на чеке, удостоверенном банком.
  — Вы, наверное, меня неправильно поняли, — сказал Мейсон. — Я просто поднял вопрос.
  Ральф Эндикотт повернулся к Найлсу.
  — Что вы об этом думаете? — спросил он своего адвоката.
  — Вы были очень откровенны с мистером Мейсоном. Вы превзошли себя, рассказывая ему о том, о чем совершенно не должны были ставить его в известность.
  — Я хочу, чтобы он полностью представлял ситуацию, — сказал Ральф Эндикотт.
  — Теперь он ее представляет.
  Мейсон отодвинул стул.
  — Я получил ответы на все интересующие меня вопросы. Спасибо.
  Найлс пожал ему руку. Палмер Эндикотт специально обошел вокруг стола, чтобы тоже пожать руку Мейсону. Лоррэн Парсонс холодно кивнула головой, а Ральф Эндикотт только поклонился, не предлагая руки.
  Мейсон вышел из дома, сел в машину, доехал до первого телефона-автомата и позвонил в управление полиции.
  Лейтенанта Трэгга на месте не оказалось.
  — Я хочу оставить для него сообщение, — сказал Мейсон.
  — Хорошо, записываю, — ответил голос на другом конце провода.
  — Вы сможете до него дозвониться?
  — Думаю, да. Поищем его по рации. Что ему передать?
  — Скажите, что Ральф Эндикотт сегодня в начале одиннадцатого представил для удостоверения чек в Центральный сберегательный банк. Чек датирован сегодняшним днем, подлежит к оплате ему лично и подписан Розой Килинг. Это важно?
  — Если это правда, — ответил голос, — то чрезвычайно важно.
  — Да, правда, — подтвердил Мейсон.
  Он повесил трубку и набрал телефон Марлин Марлоу.
  Через секунду она ответила.
  — Вы одна? — спросил Мейсон.
  — Нет.
  — Молодой человек?
  — Нет.
  — Подруга?
  — Нет.
  — Полиция?
  — Да.
  — Теперь неизвестно, куда подует ветер. В течение следующего часа у полиции будет копия, сделанная под копирку, уничтоженного вами письма. Не отрицайте, что его получали, скажите, что так разозлились, прочитав его, что…
  Мейсон услышал странный звук на другом конце провода, потом сдавленный возглас.
  Адвокат секунду помедлил, затем продолжил спокойно говорить:
  — Я думаю, дело об убийстве практически решено. Я узнал, что сегодня в начале одиннадцатого Ральф Эндикотт представил для удостоверения в банке чек, датированный сегодняшним числом и подписанный Розой Килинг. Поэтому он последний, кто видел Розу живой. Советую вам по возможности помогать полиции и все им рассказать, потому что, уверен, убийство будет раскрыто в несколько ближайших часов.
  На другом конце провода молчали.
  — Вы меня слушаете? — спросил Мейсон.
  В ответ прозвучал голос лейтенанта Трэгга:
  — Большое спасибо, адвокат. Ваш совет очень кстати. Я решил взять трубку, когда мисс Марлоу начала отвечать односложно. Мне почему-то пришло в голову, что это вы задаете вопросы.
  — А что вы там делаете? — спросил Мейсон.
  — Исполняю профессиональные обязанности, — ответил Трэгг.
  — Как и я, — заметил Мейсон.
  — Похоже на то.
  — Вы кажетесь разочарованным, Трэгг.
  — Не разочарованным. Просто удивленным. Так странно слышать, как вы советуете клиенту во всем помогать полиции.
  — Я всегда это советую, — весело ответил Мейсон. — Только вам редко удается меня подслушать. Вы не связывались с полицейским управлением?
  — А в чем дело?
  — Я туда звонил и оставил для вас сообщение.
  — Черт побери!
  — О чеке.
  — Это все правда?
  — Конечно. Повесьте трубку, и вам сразу позвонят из управления.
  — Я сам позвоню туда, как только повешу трубку, потому что не исключено, что вы в очередной раз работаете на публику, Мейсон. Откуда я знаю, может, вы еще не звонили в управление, а только сейчас решили это сделать. Еще неизвестно, получили они эту информацию или нет.
  — Она уже там, — заверил его Мейсон. — А все-таки, что вам нужно от мисс Марлоу?
  — Я ее допрашиваю.
  — Она ответит на все ваши вопросы.
  — М-да, — сухо заметил Трэгг. — Сейчас я прихожу к выводу, что она знает ответы на все вопросы. И не пытайтесь звонить в управление, потому что я вас опережу.
  Трэгг повесил трубку.
  Мейсон набрал номер своей конторы. К телефону подошла Герти.
  — Что ты там делаешь? — спросил адвокат. — Решила остаться на ночную смену?
  — Мисс Стрит сказала, что сегодня ночью события могут развиваться очень быстро, и мы обе решили подождать. Она принесла булочки с горячими сосисками и кофе. Мы поели, теперь сидим и разговариваем.
  — Делла там?
  — Да.
  — Дай мне ее, пожалуйста.
  Делла Стрит взяла трубку:
  — Да, шеф?
  — Слава богу, ты на месте! — воскликнул Мейсон. — Надо действовать быстро. Достань бланки. Приготовь «хабэас корпус»36 в отношении Марлин Марлоу. Укажи, что полиция задержала ее без предъявления каких-либо обвинений, а следовательно, задержание является незаконным и неправомерным. Пусть судья подпишет его, и проверь, чтобы в него было включено положение о том, что она может быть выпущена под залог в ожидании слушания по приказу. Ты поняла?
  — Да, шеф. Мы с Герти сейчас все подготовим.
  — Прекрасно. Нельзя терять ни секунды.
  — Полиция арестовала Марлин Марлоу?
  — Собирается, — ответил Мейсон.
  — А что потом?
  — Мы сталкиваемся с весьма щекотливой, деликатной личной проблемой: у Ральфа Эндикотта есть сделанная под копирку копия письма, которое, как он утверждает, Роза Килинг вчера послала Марлин Марлоу.
  — О нет! — в отчаянии воскликнула Делла Стрит.
  — К сожалению, да, — ответил Мейсон и повесил трубку.
  Глава 13
  На Марлин Марлоу направили яркую лампу, которая давала возможность видеть любое изменение в выражении ее лица.
  Следователи и полицейские, сидевшие вокруг нее, казались нечеткими, расплывчатыми, туманными фигурами.
  — Вы можете сделать так, чтобы меня не слепило? — спросила она.
  — В чем дело? — послышался насмешливый голос сержанта Голкомба. — Вы боитесь, что мы посмотрим вам в глаза?
  — Я не боюсь, даже если вы заглянете ко мне в душу, — с негодованием ответила Марлин, — но у меня разболелась голова. Я устала. Это похоже на то, когда ночью ведешь машину после тяжелого дня: ты устал, а тебя бесконечно слепят встречные фары.
  — Ладно, хватит рассуждать о свете, — прервал ее Голкомб. — Лучше поговорим о деле. Чем быстрее вы нам все расскажете, тем скорее мы выключим свет.
  — Вы носите бриллианты, — послышался другой голос. — Откуда они у вас?
  — Я уже сказала вам. Моя мать работала медсестрой. Она ухаживала за Джорджем П. Эндикоттом в течение нескольких месяцев перед его смертью. Он знал, что умрет, и подарил ей семейные драгоценности. Он говорил, что у него нет наследников, которые могли бы носить их после его кончины.
  — Кроме двух братьев и сестры.
  — До них ему не было дела. Они даже ни разу не пришли к нему в больницу. Они стали нежными и любящими только после его смерти. Тогда они переселились в его дом и прибрали к рукам все, что только могли.
  — А вы мстительны, — заметил сержант Голкомб.
  — Я просто пытаюсь сказать вам правду.
  — Ладно, — послышался голос из темной части комнаты, — вернемся к бриллиантам.
  — Они были среди драгоценностей, подаренных Эндикоттом моей матери. Я получила их в наследство, когда она… умерла.
  Из самого конца затемненного пространства послышался режущий ухо, насмешливый голос, который только делал неприятные замечания и бросал обвинения в адрес Марлин Марлоу:
  — Ваша мать работала медсестрой. Она ухаживала за Эндикоттом. Она получила кругленькую сумму, когда он отправился на тот свет. А вы уверены, что она не помогла ему сыграть в ящик?
  Марлин Марлоу привстала со стула.
  — Вы обвиняете мою мать в убийстве? — вспыхнула она. — Как вы…
  Огромная рука опустилась ей на плечо и усадила обратно.
  — Не кипятись, сестричка. Просто отвечай на вопросы. Не надо ругаться. Когда вы последний раз виделись с Розой Килинг?
  — Я… я точно не помню.
  — Сегодня?
  — Я… точно не могу вспомнить… Я виделась с ней…
  — Хватит мямлить. Джо, приведи сюда другую дамочку.
  Открылась дверь. Вошла женщина, которая остановилась в тени, за границей слепящего света. Она представилась Марлин расплывчатым, неясным объектом.
  — Посмотрите на нее, — сказал голос. — Видели ее когда-нибудь?
  — Я не могу разобрать, кто это, — ответила Марлин Марлоу.
  — Мы обращаемся не к вам, — заметил ехидный голос, — мы разговариваем со свидетельницей. Вы раньше когда-нибудь встречали вот эту женщину, сидящую на стуле? В лучах света?
  — Да, — послышался хорошо поставленный женский голос.
  — Так, хорошо. А где?
  — Это та женщина, о которой я вам рассказывала, я описала ее вам. Я видела, как она выходила из квартиры Розы Килинг, она…
  — Достаточно! — предупредил голос. — Не надо все сообщать подозреваемой. Вы уверены, что это та женщина, которую вы видели и о которой нам до этого рассказывали?
  — Да. Абсолютно уверена.
  — Хорошо. Это все. Джо, уведи ее.
  Женщина исчезла за дверью.
  — Ну что, малышка, — сказал голос, — давай все начистоту. Пора заканчивать с этим делом.
  — Я пыталась встретиться с Розой Килинг, — пролепетала в замешательстве Марлин Марлоу.
  — Конечно. Вы были у нее сегодня на квартире. Расскажите нам, что там произошло. А если попытаетесь наврать, то ваша красивая шейка окажется в веревочной петле.
  — Я… я просто ходила туда.
  — Хватит играть с нами. Вы вошли внутрь. Эта свидетельница видела, как вы спускались по лестнице и выходили из дома. Она вас описала. Ей показалось, что что-то не так, и она следила за всеми, кто входил и выходил. У нас есть весь график. Если вы попытаетесь что-то утаить, то окажетесь за решеткой. Если же вы все честно нам расскажете, мы постараемся вам помочь. Почему бы вам не признаться, что вы заходили в квартиру Розы Килинг?
  — Я… я с ней не виделась.
  — Что вы имеете в виду?
  — Она…
  — Продолжайте.
  — Мы ничего не добьемся от этой дамочки, — раздраженно сказал сержант Голкомб. — Она ходит вокруг да около. У нас есть вся информация. Благодаря нашей свидетельнице мы знаем, кто там был, и время, в которое они приходили и уходили.
  — Она была уже мертва, когда я зашла! — в отчаянии воскликнула Марлин Марлоу.
  В комнате наступила тишина. В воздухе чувствовалось напряжение. Никто не двигался. Все молчали. Казалось, что какое-то мгновение никто даже не дышал.
  Марлин Марлоу в отчаянии продолжала:
  — Я пришла туда, чтобы с ней встретиться, поднялась в квартиру — и она была уже мертва.
  — Как вы вошли?
  — У меня был ключ, но мне не пришлось им воспользоваться: дверь оказалась открыта.
  — Кто дал вам ключ?
  — Роза. Она хотела поиграть в теннис и дала мне ключ, чтобы я прямо заходила и поднималась к ней.
  — А что вы с ним сделали?
  — Оставила на столе.
  — А где он теперь?
  — Не знаю. Думаю… кто-то мог его взять. Кто угодно мог его взять.
  — Конечно!
  — Я говорю вам, кто угодно!
  — Ладно, давайте на какое-то время забудем о ключе. Как развивались события, когда вы вошли?
  — Она была мертва.
  — Почему вы нам раньше этого не сказали?
  — Я… не хотела быть замешанной в это дело.
  — Теперь замешаны. Выкладывайте все начистоту. Что произошло дальше?
  — Она лежала на полу так же, как… как вы нашли ее.
  — Продолжайте, продолжайте, — сказал ехидный голос. — Не забывайте, что у нас есть сведения обо всех, кто входил и выходил. Мы хотим знать правду без всяких увиливаний. Объясняйте, пока мы еще слушаем ваши объяснения.
  Марлин призналась в отчаянии:
  — По моей просьбе пришел мистер Мейсон.
  Еще раз последовало напряженное молчание.
  — Продолжайте, — опять сказал ехидный голос.
  Когда все внезапно замолчали, Марлин Марлоу поняла, что дала им информацию, которой раньше у них не было, что все специально подстроено.
  — Я не собираюсь вам больше ничего рассказывать, — заявила она.
  — Интересно, — опять послышался ехидный голос. — Она сама себя сажает в ловушку, признается, что оказалась в комнате с убитой и находилась там, когда совершалось преступление, а затем заявляет, что не хочет это с нами обсуждать. Наши желания расходятся.
  — Меня не было там в это время!
  — Нет, была, дорогуша. Не пытайтесь теперь врать. Уже слишком поздно.
  — Я говорю вам, что нет!
  — Да, вы утверждаете, что пришли позднее. А куда вы спрятали нож?
  — Я ничего не знаю ни о каких ножах. Я не имею никакого отношению к убийству. Я…
  — Итак, вы позвонили Перри Мейсону, — прервал сержант Голкомб. — А что сделал он?
  — Я уже сказала вам, что больше ничего говорить не собираюсь. Если вы хотите получить от меня заявление, то я настаиваю, чтобы присутствовал мой адвокат.
  — Нет смысла запирать конюшню, когда лошадь уже украдена, — снова послышался голос Голкомба. — Вы признались, что были там, позвонили Перри Мейсону и уговорили его прийти. Ну и что вы вдвоем напридумывали? Как Мейсону удалось вас оттуда вывести?
  — Я не собираюсь ничего больше говорить.
  — Вы утверждаете, что позвонили Мейсону. А почему же тогда на телефонной трубке не осталось ваших отпечатков?
  Марлин Марлоу плотно сжала губы.
  Со всех сторон сыпались вопросы. Ее глаза устали от безжалостного яркого света. Уши болели от слов, раздражающих барабанные перепонки. Нервы были напряжены до предела после полученной встряски. Ей хотелось сжаться в комок, словно на нее обрушился град ударов.
  — А что вы скажете насчет письма от Розы Килинг? Что вы с ним сделали? Почему вы его уничтожили? Кто вам посоветовал его уничтожить?
  Она пыталась сохранять внешнее спокойствие.
  — Хватит молчать, — снова обратился к ней Голкомб. — Давайте выкладывайте все остальное. Вы же знали, что, если она изменит свои показания, вам не видать наследства. Чтобы она не смогла этого сделать, вам оставалось только одно — убить ее.
  — Да, — подтвердил ехидный голос. — В этом случае вы смогли бы воспользоваться ее показаниями во время первого слушания дела по утверждению завещания.
  Марлин Марлоу продолжала молчать.
  — Обратите внимание, что она этого не отрицает, — издевался голос. — Мы обвинили ее в убийстве, и она этого не отрицает. Запомните это.
  — Я отрицаю! — закричала Марлин.
  — Да? Мы думали, вы прекратили говорить.
  — Я отрицаю, что убила ее.
  — Но признаете, что находились в квартире, когда Роза Килинг уже была мертва, и не поставили об этом в известность полицию?
  — Я…
  Она внезапно поняла, что ее опять хотят загнать в ловушку и заставить сделать еще какое-либо признание, и снова сжала губы.
  — Продолжайте, — подбадривал сержант Голкомб. — Выкладывайте все до конца.
  Она молчала, содрогаясь внутри, но стараясь внешне сохранять спокойствие.
  — Хорошо, — сказал сержант Голкомб. — Впустите фотографов из газет.
  Открыли дверь. В комнате появилась масса людей. Кто-то обратился к Марлин Марлоу:
  — Подними чуть-чуть голову, Марлин.
  Замелькали вспышки, но ее глаза уже привыкли к яркому свету, так что она практически не обращала на них внимания.
  Вспышки следовали одна за другой. Фотографы пытались сделать снимки с разных ракурсов, затем к ней обратился один из репортеров:
  — Не хотите ли сделать заявление, мисс Марлоу? Это возможность донести до читателей ваши слова.
  — Никаких заявлений, — сказала Марлин.
  — Не упрямьтесь, мисс Марлоу. Вы ведете себя глупо. Такое поведение вам только навредит. От общественного мнения много зависит, а оно, в свою очередь, здорово полагается на первое впечатление. Пусть читатели узнают вашу версию в самом начале. Посмотрите, сколько убийств совершается женщинами, которым потом удается выкрутиться. Они с самого начала доверяли читателям газет.
  — Никаких заявлений, — повторила Марлин.
  Они осаждали ее еще минут пять, используя всякие уловки, чтобы заставить говорить.
  Они сделали несколько снимков и ушли.
  За нее снова взялась полиция, но к этому времени Марлин Марлоу уже настолько устала, что только повторяла, как автомат:
  — Никаких заявлений… Никаких заявлений… Я не стану ничего говорить без своего адвоката… Я требую, чтобы вы позвали моего адвоката.
  Они напоминали свору лающих собак. Ей хотелось бежать, если бы только кто-то указал куда…
  Открылась дверь. Марлин увидела, что в проходе стоит высокая фигура.
  — Что все это значит? — спросил тихий мужской голос.
  — Пытаемся получить заявление у мисс Марлоу, — ответил сержант Голкомб.
  — Каким образом?
  — Задаем ей вопросы. Мы…
  — Выключите этот свет! — приказал лейтенант Трэгг. — Причем немедленно!
  Щелкнул выключатель, и усталые, до боли перенапрягшиеся глаза Марлин Марлоу наконец смогли расслабиться, когда яркий свет перестал бить ей прямо в мозг.
  — Я послал сюда мисс Марлоу для допроса, — рассерженно сказал лейтенант Трэгг. — Но я не имел в виду, что вы должны ее запугивать и угрожать ей. Она просто свидетельница.
  — Свидетельница, черт побери! — воскликнул сержант Голкомб. — Я не хочу показывать вам неуважение, господин лейтенант, но она призналась, что находилась в квартире примерно в то время, когда было совершено убийство. Она утверждает, что Роза Килинг уже была мертва, но не может доказать свои слова. Затем она позвонила Перри Мейсону, уговорила его прийти, а он, очевидно, все подстроил таким образом, чтобы она смогла исчезнуть со сцены. Она призналась, что звонила из квартиры Розы Килинг. Вспомните, на телефонной трубке ее отпечатков не оказалось, только отпечатки Мейсона. Трубку явно как следует протерли.
  — Тем не менее, — злобно заявил Трэгг, — я не позволю унижать мисс Марлоу. Мы не инквизиторы. Пожалуйста, господа, возвращайтесь на свои рабочие места. Я подготовил для вас всех задания. Выполняйте. Попытайтесь собрать доказательства при помощи головы или ног, а не глотки.
  Теперь, когда яркий свет потух, Марлин Марлоу могла ясно разглядеть лейтенанта Трэгга — высокого, стройного, хорошо сложенного мужчину с правильными чертами лица. На него было приятно смотреть после грубых лиц полицейских, кровожадно наблюдавших за ней.
  Послышался треск отодвигаемых стульев, шарканье ног. Мужчины угрюмо выходили из комнаты, пока наконец лейтенант Трэгг и Марлин не остались вдвоем.
  — Я должен извиниться перед вами, мисс Марлоу. Все было ужасно?
  — Кошмарно, — в ее голосе послышались истерические нотки. — Этот свет просто сводил меня с ума — и никуда от него было не деться. Я…
  — Я знаю, — с симпатией в голосе сказал Трэгг.
  — У меня ужасно разболелась голова и… я просто не соображаю, что говорю.
  — Я все понимаю. Не могли бы вы пройти в мой кабинет?
  Они направились по коридору в глубь здания. Он усадил ее в удобное кресло, повернул лампу таким образом, что девушка оказалась в тени, а свет падал лишь на письменный стол и на самого Трэгга.
  Лейтенант достал сигару из кармана и уже собирался зажечь ее, но остановился и спросил:
  — Вы не возражаете?
  — Нет.
  Он зажег сигару, удобно устроился в кресле и сказал спокойным, ровным голосом:
  — Жизнь полицейского далека от идеальной.
  — Да, наверное, вы правы.
  — Я мотаюсь весь день, причем все вопросы приходится решать оперативно. Естественно, для вас случившееся — трагедия. Для меня — это еще одно дело, которое необходимо расследовать.
  Он вынул сигару изо рта, потянулся, зевнул, с минуту посмотрел на кончик сигары, а затем выпустил изо рта клубы голубого дыма.
  — Насколько я понял, Роза Килинг была несколько странноватой, — заметил Трэгг.
  — Согласна с вами.
  — Почему она написала вам это письмо?
  — Какое письмо?
  — То, что послала вам. Кажется, вчера. У Эндикоттов — его копия, сделанная под копирку.
  — Понятия не имею, зачем Роза это сделала.
  — В нем есть хоть доля правды?
  — Нет. Не думаю, что было хоть какое-то мошенничество с составлением завещания. Я говорила с Розой еще до смерти матери и несколько раз слышала ее рассказ о том, что произошло, так что просто не могу объяснить это письмо.
  — Кстати, — как бы вскользь заметил Трэгг, — копия под копирку — не лучшее доказательство. Конечно, мы можем ее использовать, если возникнет такая необходимость, потому что нет сомнений в ее подлинности и в том, что это почерк Розы Килинг. Но все равно мне бы хотелось иметь оригинал. Он у вас с собой?
  Он протянул руку так небрежно, словно за спичкой.
  — Я… нет, его у меня с собой нет.
  — Значит, оно у вас в квартире?
  — Я… я не знаю, где оно.
  Трэгг в удивлении поднял брови.
  — Вы ведь получили его вчера — или это было сегодня утром?
  — Сегодня утром.
  — О, понятно. Именно поэтому вы пошли к Розе Килинг?
  — Нет. Если честно, господин лейтенант, не поэтому.
  — Нет?
  На лице лейтенанта Трэгга появилось удивление.
  В дверь тихо постучали. Трэгг нахмурился и сказал:
  — Пожалуйста, не мешайте, я занят.
  Дверь приоткрылась.
  — Подождите, — бросил Трэгг через плечо. — Я занят. Не отвлекайте меня.
  — Простите, господин лейтенант, — прозвучал мужской голос. — Я — помощник шерифа и должен немедленно вручить вам эти документы.
  — Послушайте… хорошо, давайте их сюда.
  Помощник шерифа вошел в кабинет, держа в руках какие-то бумаги.
  — Простите, господин лейтенант, — снова извинился он. — Но вы понимаете, что я выполняю свои обязанности. Мне приходится это делать, а то этот адвокат уже достал меня.
  — Вы о чем говорите?
  — «Хабэас корпус» в отношении Марлин Марлоу, — объяснил помощник шерифа, — приказ о том, чтобы она предстала перед судом в два часа послезавтра, и, если ей в настоящее время не предъявлено никаких обвинений, ее должны отпустить под залог в сумме две с половиной тысячи долларов. Мистер Мейсон сейчас находится внизу у секретаря и уже внес эти деньги. Через несколько секунд он будет здесь с распиской об оплате.
  — Спасибо, что поставили меня в известность, — поблагодарил Трэгг. — А теперь уходите.
  Помощник шерифа вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь.
  — Это вам никак не поможет, — раздраженно заметил Трэгг. — Адвокаты обычно используют такую тактику, если их клиенты виновны.
  Марлин Марлоу сидела молча.
  — Расскажите мне поподробнее, — продолжал Трэгг, — почему вы пошли к Розе Килинг и…
  В дверь постучали, она открылась, и появился Перри Мейсон.
  — Простите, господин лейтенант. Сеанс закончен.
  — Убирайтесь отсюда ко всем чертям! — заорал Трэгг. — Это мой личный кабинет. Я…
  — Ну и оставайтесь здесь, пока не сгниете. Пойдемте, мисс Марлоу. Вы уходите.
  — Черта с два, — сказал Трэгг.
  — Она уходит, — заявил Мейсон. — Она освобождается под залог в соответствии с «хабэас корпус». Вот квитанция об уплате залога, а вам уже вручили необходимые документы, поэтому вы должны быть в курсе дела. Она выпускается на свободу.
  — Если только ей не предъявлено обвинение, — заметил Трэгг.
  — Давайте предъявляйте. А я добьюсь ее освобождения под залог.
  — А если я предъявлю ей обвинение в убийстве?
  — Ну, тогда залога не будет — в этом случае подобного разрешения не получишь.
  — Хорошо, вы вынуждаете меня. Я предъявлю ей обвинение в убийстве.
  — Ой-ой-ой! — воскликнул Мейсон. — Тогда вы снесете яйцо, из которого никогда не вылупится цыпленок.
  — Если и дальше станете давить на меня, я так и сделаю, — пригрозил Трэгг.
  — Давайте. Я давлю. Я представляю мисс Марлоу. Она освобождена в соответствии с «хабэас корпус». Она уходит со мной. Вот должностное лицо, в обязанности которого входит проследить за исполнением судебного постановления. В нем особо указано, что она выходит на свободу после уплаты залога в сумме две с половиной тысячи долларов. Деньги уплачены — вот квитанция. Пойдемте, мисс Марлоу.
  Марлин встала со стула. На какое-то мгновение ей показалось, что у нее подогнутся ноги и она упадет лицом на пол. Она глубоко вздохнула и пошла, ожидая, что в любой момент ее остановит лейтенант Трэгг.
  Однако враждебно настроенный Трэгг оставался молча сидеть на месте. Мейсон взял мисс Марлоу под руку, помощник шерифа поддерживал ее с другой стороны.
  — Вы еще об этом пожалеете, Мейсон, — пригрозил Трэгг.
  — Не думаю.
  — Кстати, у меня есть вопросы к вам.
  — Пожалуйста, в любое время приходите ко мне в контору, — пригласил адвокат.
  — Не исключено, что вам придется пожаловать сюда.
  — Только по ордеру, господин лейтенант.
  — Я могу получить ордер.
  — Это ваша привилегия.
  Дверь закрылась.
  — Мои услуги, кажется, больше не требуются, мистер Мейсон? — спросил помощник шерифа.
  — Пожалуйста, проводите нас до выхода из здания, — попросил Мейсон.
  Адвокат помог Марлин Марлоу спуститься по ступенькам.
  — Вы дрожите, — заметил он.
  — Я разваливаюсь на части, — призналась она. — Я хочу сейчас где-нибудь сесть и поплакать. У меня будет истерика.
  — Так плохо?
  — Все было кошмарно.
  Мейсон пожал руку помощнику шерифа и поблагодарил его.
  — Я просто выполнял свои обязанности, мистер Мейсон, — сказал тот. — Вы подготовили все документы, а мне лишь приказали их вручить, что я и сделал.
  — Еще раз спасибо.
  Марлин услышала хруст денег и заметила, как промелькнула зеленая купюра, которую Мейсон дал помощнику шерифа. Потом адвокат помог ей сесть в машину, и они сразу же отъехали от полицейского управления.
  — Что случилось? — спросил Мейсон.
  — Это было ужасно, ужасно, ужасно, ужасно…
  Ее голос становился все громче и громче. Казалось, слово «ужасно» засело у нее в мозгу. Язык продолжал повторять его, без сознательных усилий с ее стороны.
  Внезапно Мейсон затормозил.
  — Прекратите! — приказал он. — Нам нельзя терять время. Они могут предъявить вам обвинение в убийстве. Быстро рассказывайте мне, что случилось. Плакать будете потом. А истерику закатите, когда выпутаемся.
  В суровых, серых, как гранит, глазах Мейсона было что-то, что заставило ее взять себя в руки.
  — Лейтенант Трэгг пригласил меня проехать с ним в управление, — начала она. — Потом он попросил показать ему драгоценности, подаренные матери Джорджем Эндикоттом, и очень тактично предложил мне надеть некоторые из них, причем как можно больше, потому что, уезжая из квартиры, я оставляю ее без присмотра, и не исключено, что воры…
  — Они вас фотографировали? — прервал Мейсон.
  — Полиция? Нет.
  — А кто-то еще?
  — Да. Газетные репортеры.
  Мейсон тихо выругался.
  — В чем дело?
  — Именно так полиция сотрудничает с прессой, — зло сказал Мейсон.
  — Что вы имеете в виду?
  — Прекрасная реклама для полиции. Вы вся обвешана драгоценностями, полученными вашей матерью от Эндикотта. Репортерам разрешают вас фотографировать. Завтра снимки появятся в утренних газетах под заголовками: «Лейтенант Трэгг допрашивает наследницу» или «На ней целое состояние, полученное матерью от покойного благодетеля».
  — О боже! — в отчаянии воскликнула Марлин.
  — Продолжайте. Что было потом? — спросил Мейсон.
  — Лейтенант Трэгг, видимо, задержался где-то, а меня отправили к сержанту Голкомбу и трем или четырем другим полицейским.
  — Насколько я понимаю, сержант Голкомб начал вас допрашивать?
  — Да.
  — Они посадили вас на стул в центре комнаты и направили вам в лицо яркий свет, — сказал Мейсон. — Они сели кругом, в комнату вошли еще какие-то люди, стали кричать на вас, вопросы сыпались со всех сторон с такой скоростью, что у вас не было времени на них отвечать, они делали всевозможные неприятные намеки, бросали вам в лицо обвинения и…
  — Все происходило именно так.
  — А затем внезапно появился лейтенант Трэгг. Он вел себя по-отечески и как истинный джентльмен. Он извинился, пригласил вас к себе в кабинет, вы вздохнули с облегчением и подумали, что он самый приятный человек на свете.
  — Все так и было. А откуда вы знаете?
  — Обычная полицейская тактика, — объяснил Мейсон. — Психологическая атака — так называемая «третья степень»37. Один доводит свидетеля чуть ли не до помешательства, выпытывает у него все, что тот только знает, а когда он уже отказывается говорить, дается сигнал, входит новое лицо, которое ведет себя как истинный джентльмен, и…
  — Вы хотите сказать, что все это было подстроено?
  — Конечно.
  — Но я не могу поверить, что лейтенант Трэгг такой подлый.
  — Лейтенант Трэгг, — пояснил Мейсон, — выполняет свою работу. Ему приказывают использовать определенные методы. Он не решает, что ему делать, а что не делать. Он — один из винтиков в машине. Полиции надо получить результаты, они должны заставить людей говорить и используют все методы, которые помогут добиться цели. Там работают изобретательные люди, не думайте, что все полицейские — идиоты.
  — Те, кто допрашивал меня вначале, бесспорно, были кретинами. Они…
  — Готов поспорить, что тем не менее они выудили у вас немало информации.
  — Им ничего не удавалось, пока меня не опознала свидетельница.
  — Какая еще свидетельница?
  — Женщина, которая видела, как мы все входили и выходили из квартиры Розы Килинг.
  — Девять из десяти, — уверенно заявил Мейсон, — что это еще одна полицейская ловушка. Свидетельница — подставное лицо. Вы ее хорошо рассмотрели?
  — Нет, она оставалась в тени.
  — Она точно указала время, когда вы пришли и когда ушли?
  Марлин Марлоу с минуту подумала, а затем ответила:
  — Нет. Она просто заявила, что я — та женщина, которую она видела выходящей из квартиры и о которой раньше рассказывала полиции.
  Мейсон вздохнул.
  — Старые уловки. Она никого не видела. Наверняка это стенографистка, работающая в вечернюю смену, или секретарь отдела залогов и поручительств. Скорее всего, она даже не знает, где живет Роза Килинг, и ни разу в жизни вас не видела.
  У Марлин Марлоу перехватило дыхание.
  — В чем вы им признались? — спросил Мейсон.
  — На меня очень повлияла эта свидетельница. Я думала, что она всех нас видела — как мы входили и выходили. Я… я пыталась спасти вас и сказала, что это я позвонила вам, попросила прийти и…
  — И что были там и ушли?
  — Да.
  — Это окончательно решает дело, — устало сказал Мейсон. — Они предъявят вам обвинение в убийстве.
  — А что будет с вами?
  — Мне тоже достанется, — мрачно ответил адвокат.
  Глава 14
  Когда Мейсон открыл дверь своего кабинета, он увидел ожидавшую его Деллу Стрит.
  Она соскочила с кресла и подбежала к нему.
  — Делла, что ты здесь делаешь? — спросил Мейсон. — Уже полночь.
  — Знаю, но я все равно не заснула бы, если бы отправилась домой. Как дела?
  — Они заставили ее говорить.
  — Насколько все плохо?
  Мейсон повесил шляпу на крючок в шкафу для одежды и ответил:
  — Положение очень неприятное.
  — «Хабэас корпус» хоть как-то помог?
  — Чуть-чуть. Она не успела еще все разболтать, но многое уже рассказала.
  — Так как все происходило?
  — Они применили старую уловку, — объяснил Мейсон. — Вначале сержант Голкомб наседал на нее, а потом вошел Трэгг и вел себя как истинный джентльмен. Ему прекрасно удается эта роль. Людям кажется, что он искренне им сочувствует, и они во всем ему признаются.
  — И что она ему разболтала?
  — О письме, о телефонном звонке мне и намекнула, что я или сам стер отпечатки ее пальцев с телефонной трубки, или предоставил такую возможность ей. Трэгг, несомненно, воспользуется вытянутыми сведениями.
  — Но она четко не заявила, что стерла отпечатки пальцев или что ты велел ей это сделать?
  Мейсон покачал головой.
  — Четко не заявляла, но это ясный вывод из того, что она им сказала.
  — Где она сейчас?
  Мейсон улыбнулся и ответил:
  — Сейчас она на свободе в соответствии с «хабэас корпус». Она не скрывается от правосудия, но находится там, где полиции навряд ли удастся ее найти. Черт побери, Делла, не знаю, зачем я все это делаю? Но я всегда стараюсь помочь клиентам.
  — Делаешь что?
  — Подставляю собственную шею ради них. Мне бы следовало работать как все остальные адвокаты: анализировать имеющиеся факты — и будь что будет. Но я не так устроен. Всегда проявляю слабость, если обстоятельства складываются против клиента.
  — Но мы не можем быть абсолютно уверены, что Марлин Марлоу так невинна, как пытается показать, — высказала свое мнение Делла Стрит.
  — Я не представляю ее в роли убийцы, — ответил Мейсон.
  — Нет, она не убийца, но что-то она скрывает. Я до сих пор не удовлетворена ее объяснениями насчет того, почему она поместила объявление в журнале для одиноких сердец. Я думаю, что мы не знаем истинной причины, зачем ей понадобился Кеннет Барстоу.
  Мейсон сел за письменный стол, зажег сигарету, устало вздохнул и обратился к Делле Стрит:
  — Я просил Пола Дрейка дождаться меня. Я дал ему несколько поручений. Позвони ему, пожалуйста, Делла. Послушаем, что он скажет, а затем отпустим его спать.
  — А сами-то вы спать собираетесь?
  — Пока не могу сказать. Я в незавидном положении. Я должен был предугадать, что Марлин Марлоу расколется, как только на нее станут давить. Она не из тех, кто не ломается под напором.
  — О том, что произошло в квартире Розы Килинг до нашего появления, мы знаем только из ее слов. Больше у нас нет никакой информации, — заметила Делла.
  Мейсон кивнул и снова попросил:
  — Позвони Дрейку.
  Делла Стрит набрала номер частного сыскного агентства, и через мгновение его глава уже был на проводе.
  — Это Делла, Пол. Шеф здесь. Хочешь зайти?.. Хорошо. Я сейчас открою тебе дверь.
  Делла Стрит повесила трубку и встала. Почти сразу же они услышали шаги Дрейка в коридоре, и высокий сыщик, слегка сутулясь, вошел. Он устало опустился в огромное мягкое кресло.
  Делла Стрит закрыла дверь.
  Пол Дрейк принял свое излюбленное положение, развалившись поперек кресла.
  — Какие новости, Пол?
  — Полно всего, — ответил детектив. — Я проверил алиби Ральфа Эндикотта, как ты и хотел. Тем же самым занималась и полиция, так что здесь все верно. У него бесспорное алиби, ни к чему не придерешься.
  — То есть он может отчитаться за каждую минуту?
  — Да. Все, как он рассказал. Кроме десяти или пятнадцати минут между уходом от дантиста и появлением в банке, каждая секунда подтверждена. И он не покидал свой шахматный клуб в течение трех часов после того, как было совершено убийство.
  Перри Мейсон начал ходить из угла в угол, пиджак его был расстегнут, большие пальцы засунуты в проймы жилетки, голова слегка наклонена вперед. Он сосредоточенно размышлял.
  Внезапно он снова повернулся к Дрейку:
  — Я звонил тебе насчет другой свидетельницы, Этель Фурлонг. Тебе удалось с ней связаться?
  Дрейк кивнул.
  — И что?
  Сыщик полистал свою записную книжку, а потом начал отчет:
  — Ее забрали в полицию, там дали хорошую встряску, но отпустили. Мой оперативник поговорил с ней. Полицию интересовало завещание и что там происходило в связи с ним. У нее абсолютно четкий рассказ. Никто никогда не предлагал ей денег — ни до, ни после. Она — одна из свидетельниц, заверявших подпись. Элеонора Марлоу, мать Марлин, пригласила двух медсестер, дежуривших на этаже — Этель Фурлонг и Розу Килинг, — и объяснила, что мистер Эндикотт хочет оформить завещание и требуются два свидетеля. Мисс Фурлонг утверждает, что, когда Эндикотту читали завещание вслух, Розу Килинг позвали к кому-то из больных, но она вернулась перед тем, как Эндикотт поставил свою подпись. Во время подписания обе свидетельницы и Элеонора Марлоу находились в палате вместе с Эндикоттом. Ему пришлось подписывать левой рукой, но он прекрасно понимал, что делает, и четко и уверенно заявил им, что это его завещание, он подписал его и хочет, чтобы они выступили в роли свидетельниц.
  — Этель Фурлонг в этом абсолютно уверена?
  — Да.
  — Роза Килинг делала ей какие-нибудь предложения?
  — Никаких.
  Мейсон снова начал ходить из угла в угол.
  — Марлин Марлоу была права, когда утверждала, что ей требуются два свидетеля, чтобы завещание утвердили, — заговорил Мейсон через несколько минут, — а другой стороне, чтобы выиграть дело, — только один. Естественно, начинаешь выходить из себя, когда узнаешь, что эти родственники даже не вспоминали о Джордже Эндикотте, пока он был жив, а после смерти начали строить планы, как лишить Марлин Марлоу ее наследства. Очевидно, Розе Килинг кто-то дал взятку, и я склонен думать, что это не Марлин Марлоу. Однако Эндикотт утверждает, что это сделала именно она, а полиция готова ему поверить.
  — Не исключено, конечно, — вставил Дрейк, — что и Этель Фурлонг, и Роза Килинг получили по тысяче баксов за вполне определенные свидетельские показания. Этель Фурлонг держит слово, а Роза Килинг занервничала.
  — Возможно, но мне не нравится эта версия, — заявил Мейсон. — А как там наш друг Каддо? Ты о нем что-нибудь узнал, Пол?
  — Между ним и его женой разразился страшный скандал, и, насколько я понимаю, она кидалась чернильницами. Он сдал в химчистку костюм с чернильными пятнами. Ты ведь знаешь, что полиция нашла теннисную спортивную форму с разорванным верхом, залитым чернилами?
  — Нет. Где?
  — В корзине с грязным бельем в квартире Розы Килинг.
  Мейсон казался очень возбужденным.
  — Это была форма Розы Килинг?
  — Очевидно.
  — У полиции есть версии по этому поводу?
  — Нет. Они считают, что она набирала чернила в перьевую ручку и…
  Мейсон жестом попросил Пола Дрейка замолчать и снова стал ходить из угла в угол. Затем резко повернулся к детективу:
  — Розу Килинг убили, когда она выходила из ванной?
  — Да. Ее вначале ударили по голове каким-то тупым предметом, — сообщил Дрейк. — Нож воткнули только после того, как она упала на пол.
  — Как так? — Мейсон резко остановился.
  — Кто-то незаметно подкрался к ней перед тем, как нанести удар ножом.
  — Интересно!
  — А зачем потребовалось бить сперва по голове, шеф? — спросила Делла Стрит.
  — Возможно, кто-то прятался за дверью, ожидая, пока она выйдет из ванной. Как только она переступила порог, этот человек стукнул ее по голове. Он сделал это, потому что должен был быть уверен, что она не станет кричать, и не знал, сможет ли убить ее первым ударом ножа. А как насчет времени смерти, Пол?
  — Где-то около двенадцати.
  — Как я понимаю, Делла набрала номер квартиры Розы Килинг как раз в то время, когда совершалось убийство, — сделал вывод Мейсон. — Убийца ждал, пока Роза Килинг выйдет из ванной. Зазвонил телефон. Это совсем не устраивало преступника. Он боялся, что Роза может накинуть полотенце и броситься отвечать на звонок. В этом случае ему не удалось бы подкрасться сзади и стукнуть ее по голове.
  — Так ты считаешь, что это убийца поднял трубку, чтобы телефон прекратил звонить? — спросил Дрейк.
  — Не могу найти другого объяснения. Ты случайно не знаешь, Пол, полиция обнаружила пепел сигары на полу в спальне Розы Килинг?
  Дрейк покачал головой.
  — Если и да, то они молчат об этом. Репортерам они ничего не сказали — значит, навряд ли.
  — А твои люди побывали на месте?
  — Естественно, мы не могли попасть в квартиру. С южной стороны перед домом — небольшой пустырь. Полиция осмотрела его, думая, что, возможно, убийца выбросил нож из окна после совершения преступления. Они ничего не нашли. Мои люди тоже все осмотрели после того, как полиция уехала. Я был вместе с ними. Мы обыскали каждый уголок.
  — Ничего? — спросил Мейсон.
  — Ничего.
  Мейсон опять начал ходить из угла в угол, а затем спросил:
  — А вы случайно не обнаружили там наполовину выкуренной сигары, когда искали нож?
  Дрейк вначале покачал головой, а потом вспомнил:
  — Подожди минутку. Кеннет Барстоу поддел сапогом какую-то тонкую и дешевую. Барстоу — большой любитель сигар и знает в них толк. Он перевернул ее ногой и заметил: «Ну вот, даже полицейские не могут докурить пятицентовые сигары, которые теперь выпускают».
  Глаза Мейсона сузились.
  — Она была выкурена наполовину, Пол?
  — Примерно наполовину.
  — Тонкая дешевая сигара?
  — Самая обычная, черного цвета. Их частенько жуют полицейские. Нужен крепкий желудок, чтобы выкурить больше половины.
  — А Барстоу любит хорошие сигары?
  — Самые лучшие, — ответил Дрейк.
  Мейсон снова стал ходить из угла в угол.
  — Конечно, что касается наследства, то общее мнение будет на стороне братьев с сестрой, — заметил Дрейк.
  — Почему? — бросил Мейсон через плечо.
  — Они — законные наследники.
  — Что ты хочешь этим сказать, Пол?
  — Они — кровные родственники.
  — Но им было наплевать на Джорджа Эндикотта при жизни. Что за сантименты о наследовании кровными родственниками? В этом мире у старого или больного человека есть одна защита — он имеет полное право распорядиться своим имуществом по собственному желанию. Так он вознаграждает за особое внимание или особые услуги, реально оказанные ему, и ставит на место своих родственников. Если бы у человека не было права составить завещание и передать свое имущество кому он захочет, то родственники бы делали все возможное, чтобы как можно скорее отправить его в могилу. По крайней мере, большинство из них.
  — Конечно, твоя теория верна, Перри, — опять вернулся к делу Дрейк. — В части о том, что трубку поднял убийца. В таком случае отпечатки пальцев на ней стали бы самой главной уликой в этом деле.
  Мейсон промолчал.
  — Как все-таки Марлин Марлоу попала в квартиру? — спросил Дрейк.
  — Говорит, что Роза Килинг дала ей ключ.
  — Когда?
  — Марлин пришла к Розе. Мисс Килинг хотела поиграть в теннис. Марлин поехала обратно к себе на квартиру за формой и ракеткой. Роза дала ей ключ, чтобы, вернувшись, она сразу же поднималась к ней. Марлин съездила домой, а войдя снова в квартиру, обнаружила, что Розу убили. Однако Марлин утверждает, что ей не пришлось воспользоваться ключом, потому что дверь на улицу оказалась приоткрыта на дюйм или два, когда она вернулась. Так что Марлин просто толкнула дверь и вошла.
  — Это заявляет Марлин?
  — Да.
  — Когда она уехала от Розы?
  — Где-то в одиннадцать тридцать пять, может, чуть раньше.
  — А вернулась?
  — Она не торопилась. У нее были кое-какие дела. Она заехала в бакалейную лавку, потом в банк. У Розы она оказалась где-то в пять минут первого.
  — И за это время было совершено убийство?
  — Да. Примерно в двенадцать пятнадцать Марлин позвонила мне.
  — Так что ты считаешь, что Розу убили где-то в одиннадцать сорок?
  Мейсон кивнул.
  — Когда Марлин заезжала в банк?
  — Здесь алиби не получишь, а в бакалейной лавке ее никто не помнит.
  — Роза вручила ей ключ?
  — Да.
  — Тебе не понравится мой следующий отчет, Перри. Мы разрешили Марлин Марлоу нанять Кеннета Барстоу. Она сказала ему, что организует теннисный матч с Розой Килинг, и хотела, чтобы Кеннет заполучил ключ от квартиры Розы, причем каким угодно способом. Она заявила, что Роза продалась, так что Марлин необходимо обыскать ее квартиру, да так, как это может сделать только женщина. Для этого требовалось время, и Марлин должна была точно знать, что Роза, например, занята игрой в теннис или еще чем-либо с Кеннетом и не нагрянет случайно. Больше она ничего не сказала. Кеннет Барстоу не знает, что она ожидала найти.
  — Пусть Кеннет на какое-то время исчезнет, Пол.
  — Он не болтлив, Перри.
  — Пока его не станут допрашивать. К тому же о его существовании знает Каддо.
  — Ты прав.
  — Конечно, нельзя винить Марлин.
  — Это ты не можешь ее винить, — улыбнулся Дрейк.
  — Черт побери, Пол, Роза Килинг продала ее. Ей просто требовались доказательства.
  Какое-то время они молчали, потом снова заговорил Мейсон:
  — Эта запятнанная чернилами теннисная форма — ключ к разгадке.
  — Как так?
  — У меня есть теория на этот счет.
  — Миссис Каддо?
  — Очень может быть.
  — Я как-то могу тебе помочь, Перри?
  — Нет, по крайней мере, пока нет. Я сам собираюсь поговорить с Долорес Каддо, просто ради удовольствия.
  — Если от общения с ней вообще можно получить удовольствие, — вставил Дрейк.
  — У нас есть домашний адрес Каддо, Делла? — внезапно спросил Мейсон.
  Она кивнула.
  — Ты полностью проверил передвижения Ральфа Эндикотта? — обратился Мейсон к Дрейку.
  — Все, что он рассказал, подтверждается, — ответил детектив.
  — Очень не хочется вычеркивать его из списка подозреваемых, но, думаю, придется. Мне лично кажется, что убийство было совершено ровно в одиннадцать сорок. Мы звонили в это время, и кто-то поднял трубку.
  — На сегодняшний день они не могут доказать, что кто-то стер отпечатки с телефонной трубки, Перри.
  — На ней только мои отпечатки, — мрачным тоном заявил Мейсон. — Все выглядит так, словно, пытаясь спасти клиента, я удалил ее отпечатки, а заодно с ними и отпечатки убийцы.
  — Да, кое-кто именно так и посмотрит на эту ситуацию, — без всякого выражения сказал Дрейк.
  — Я не делал этого, Пол.
  Дрейк удивленно поднял брови.
  — Это была Марлин, — вставила Делла.
  На лице Дрейка появилось облегчение.
  — Тогда с тебя снимается ответственность, Перри. А я уже начал беспокоиться. Если бы Трэгг доказал, что убийца снимал трубку в одиннадцать сорок, Марлин позвонила тебе в двенадцать пятнадцать, а потом ты звонил в полицию и на трубке только твои отпечатки пальцев — то он мог бы возбудить против тебя дело. То, что ты послал Марлин домой и пытался спасти ее, уничтожив отпечатки пальцев, — достаточно сильные косвенные улики, но если и ты, и Делла поклянетесь, что это сделала Марлин, ты оказываешься чистым.
  — Мы не можем в этом поклясться, Пол.
  — Насколько я понял, ты сказал, что можете.
  — Нет. Это будет нечестно по отношению к нашему клиенту.
  — А в какое положение ты ставишь себя?
  — Мы должны защищать нашего клиента, а не поворачивать дело против него.
  — Но не в такой же степени, чтобы принимать вину на себя, Перри! Не стоит заходить слишком далеко.
  — Черт побери, Пол, я иду на все ради клиента и сейчас собираюсь устроить семейную сцену в доме четы Каддо. Это должно быть интересно.
  Глава 15
  Примерно через пять минут после того, как Мейсон первый раз позвонил, в коридоре послышались шаркающие шаги Роберта Каддо, и дверь открылась.
  Из-под тяжелого шерстяного халата Каддо виднелась полосатая пижама, на ногах были мягкие шлепанцы. Волосы, которые он специально отращивал, чтобы по возможности прикрывать лысину, сейчас свешивались на одно ухо, что придавало ему нелепый вид. Он слегка опух ото сна и выглядел удивленным.
  — Привет, — сказал Мейсон. — Я бы хотел зайти.
  — Вы?.. Что случилось?
  — Очень многое, — ответил Мейсон и, отодвинув Каддо в сторону, зашел.
  В доме было нежарко: из-за открытых окон комнаты остыли. Каддо включил свет и стал закрывать окна и опускать жалюзи. Мейсон нашел кнопку включения отопления и нажал на нее.
  — Здесь холодно, — заметил Каддо. — Я дрожу.
  — Возможно, вам следует выпить чего-нибудь горячительного, — посоветовал Мейсон.
  Из спальни наверху послышался голос миссис Каддо:
  — Кто там, Боб?
  — Мистер Мейсон, адвокат, — ответил Каддо. — Ты была у него в конторе сегодня утром.
  По верхнему этажу прошлепали босые ноги, через какое-то время послышался звук легких, быстрых шагов в шлепанцах, и в комнате появилась Долорес Каддо в подпоясанном халате.
  — Привет, — поздоровалась она с Мейсоном, улыбнулась ему и быстро, незаметно для мужа подмигнула. — Я должна извиниться перед вами за то, что сегодня наделала.
  — А что вы наделали? — спросил Мейсон.
  — Вы прекрасно знаете, что я имею в виду: я пришла к вам в контору и устроила сцену. — Она снова подмигнула ему и быстро добавила: — Боб говорит, что заглянул к вам почти сразу же после меня. Он собирается все с вами уладить. Я велела ему не тратить зря свои деньги — наши деньги, — потому что я в основном ущемила ваше достоинство. Надеюсь, что вы воспримете мой визит по-джентльменски.
  — А куда вы еще сегодня заходили?
  — Послушайте, мистер Мейсон, это очень неприятная тема, — ответил вместо жены Каддо. — Не могли бы мы…
  — Нет, — твердо сказал Мейсон. — Я хочу знать, где она еще была.
  — Я ходила к Марлин Марлоу, — ликующим тоном сообщила Долорес. — К сожалению, не смогла ее найти, пришлось перенести визит на завтра. Зато я виделась с Розой Килинг.
  — А в какое время?
  — Примерно в половине двенадцатого дня.
  — Полили ее чернилами?
  — Поверьте, — неумолимо заявила миссис Каддо, — этой маленькой шлюшке не захочется в будущем подцеплять женатых мужчин. Я поучила ее уму-разуму.
  — Когда?
  — Я же сказала — примерно в одиннадцать тридцать. Я не сразу ее нашла, да к тому же потратила время на поиски Марлин Марлоу, но дорогая подруга Боба, мисс Марлоу, где-то пряталась.
  — Я говорю тебе, любовь моя, мы с ней были связаны только по делу. Только по делу! — в отчаянии залепетал Каддо. — А если бы ты дала мистеру Мейсону шанс объяснить, он бы тебе это тоже подтвердил. Кстати, я Розу Килинг даже ни разу в жизни не видел.
  — А я на нее посмотрела и, поверь мне, нагнала на нее страху.
  — А чем она занималась, когда вы у нее появились? — спросил Мейсон.
  — Прихорашивалась. Готовилась идти играть в теннис. На ней был симпатичный тонкий костюмчик, из-под которого так хорошо видны ножки. Я его привела в порядок! Я разорвала его по спине и сказала: «Почему бы тебе, дорогуша, уж всю себя не показать? Зачем только дразнить?» Затем я достала свою ручку и полила ее всю чернилами.
  — Любовь моя, неужели ты сделала это? — в отчаянии воскликнул Каддо.
  — Еще как сделала! — заверила его жена. — А если тебе когда-нибудь снова захочется пошалить, не забывай одну вещь: я все равно об этом рано или поздно узнаю и преподам хороший урок, чтобы твои шлюхи навсегда запомнили, что нельзя связываться с женатым человеком.
  — Но, любовь моя! Это было деловое сотрудничество. Я мог бы с него поиметь много денег!
  — Каким образом? — спросил Мейсон.
  — Ну, я… — Каддо внезапно запнулся, не окончив предложения.
  — Ты хочешь вместо себя подставить своего адвоката? Мне снова принять меры?
  — Меня интересует, что произошло с Розой Килинг, — сказал Мейсон.
  — Почему бы вам не спросить у самой Розы Килинг? У нее должны были остаться очень яркие воспоминания о случившемся.
  — К сожалению, это невозможно.
  — Она что, смоталась?
  — Розы Килинг больше нет в живых, — сообщил Мейсон. — Ее убили сегодня примерно в одиннадцать сорок.
  В последовавшей тишине были отчетливо слышны слабые звуки работающей электрической батареи. Щелчки напоминали пистолетные выстрелы.
  Роберт Каддо сказал резким тоном:
  — Черт побери, Долорес, я ведь предупреждал тебя, что когда-нибудь этот твой характер впутает тебя в историю! Ну что, добилась своего?
  — Заткнись! — рявкнула жена.
  — Возможно, если вы поподробнее расскажете мне о встрече с Розой Килинг… — начал Мейсон.
  — Ишь чего захотел, — прервала его Долорес. — Вы что, собираетесь на меня убийство повесить?
  — У меня есть причины предполагать, что убийца вошел в квартиру практически сразу же после того, как ушли вы.
  — Минуточку, — сказала миссис Каддо. — А вы как впутались в эту историю?
  — Я пытаюсь расследовать…
  — Вы хотите узнать об убийстве?
  — Да.
  — Почему?
  — Я — адвокат. Я стараюсь раскрыть преступление.
  — Вы — адвокат и кого-то представляете, — сделала вывод Долорес. — Когда вы только начинали заниматься этим делом, вы представляли моего мужа. Боб, ты просил мистера Мейсона расследовать убийство?
  Каддо покачал головой.
  — Послушай, любовь моя, это серьезно. Мистер Мейсон — один из лучших адвокатов и…
  — И представляет сейчас уже кого-то другого, — закончила Долорес. — Он пытается навесить на меня убийство, чтобы защитить своего клиента.
  — Но, любовь моя, ты же признала, что была там, — заметил Каддо.
  — Он так все запутал, что кажется, словно ее убили как раз в то время, когда я была там… Что за чертовщина такая?
  — Я просто пытаюсь выяснить факты, и все, — ответил Мейсон. — Вы же ее не убивали, не так ли?
  — Я полила ее чернилами, порвала одежду, а когда захотела ее хорошенько отшлепать, она вырвалась и закрылась в ванной… Пожалуй, Боб, мы не станем больше ничего говорить.
  — Вам здорово поможет, если вы расскажете…
  — Я не расскажу! — заявила Долорес Каддо.
  — Если мне удастся найти настоящего убийцу, это спасет невинных людей от ложных обвинений.
  — Да, знаю, — опять открыла рот миссис Каддо. — Но, предположим, вы проявите великодушие к этому другому лицу и попытаетесь навесить все на меня?
  — Но ты уже призналась, что была там, любовь моя, — в панике залепетал Каддо. — Лучше, если ты все объяснишь сейчас. В противном случае мистер Мейсон отправится в полицию.
  — Пусть отправляется, — заявила Долорес.
  — Я именно так и сделаю, — подтвердил Мейсон.
  — Черта с два.
  — Я не шучу.
  — Вот телефон. Звоните.
  Мейсон подошел к аппарату и сказал:
  — Мне, в общем-то, все равно.
  Он поднял трубку, набрал номер полицейского управления, попросил дать ему отдел по расследованию убийств и попытался выяснить, кто на дежурстве.
  — Кто это говорит? — спросили на другом конце провода.
  — Перри Мейсон.
  — Подождите минутку. Только что вернулся лейтенант Трэгг. Я сейчас позову его.
  — Да, Мейсон, — послышался голос Трэгга, — в чем дело?
  — Вы работаете сверхурочно.
  — Благодаря вам.
  — Возможно, я вам здорово помогу, — сказал Мейсон.
  — Мы ждем не такой помощи, какую обычно получаем от вас.
  — На этот раз останетесь довольны, — заверил его Мейсон. — Я звоню из дома Роберта Каддо, он возглавляет издательство «Одинокие любовники» и выпускает журнал «Зов одиноких сердец». Он…
  — Я все о нем знаю, — прервал его Трэгг. — Наши ребята, занимающиеся аферистами, уже вызывали его пару раз.
  — Роберт Каддо интересовался Розой Килинг, — продолжал Мейсон. — Об этом узнала Долорес Каддо. Она пришла в квартиру Розы Килинг в одиннадцать тридцать, в соответствии с ее собственным признанием, побила ее и полила чернилами. Роза Килинг заперлась в ванной. Долорес заявила, что больше ничего не желает говорить. Вы заинтересованы?
  В голосе Трэгга послышалась готовность действовать:
  — Вы сейчас где находитесь?
  — В доме Каддо.
  — Это случайно не инсценировка, чтобы отмазать вашу клиентку?
  — Я говорю правду.
  — Сейчас приеду. Пусть все остаются на местах. — Трэгг бросил трубку. Мейсон тоже положил трубку на место.
  — Ну? — спросила Долорес Каддо.
  — Лейтенант Трэгг несколько скептически воспринял известия, — сообщил Мейсон.
  — Возможно, думает, что вы пытаетесь обелить кого-то из своих клиентов.
  — Возможно.
  — А что мы будем делать? — спросил Каддо.
  — Пусть это определят дальнейшие события, — спокойным тоном заявила Долорес. — И, кстати, Боб, принеси чего-нибудь выпить. Не стоит забывать о вежливости, когда в доме гости. Даже если этот адвокат пытается навесить на меня убийство.
  — Как бы мне хотелось, чтобы ты все честно нам рассказала, любовь моя, — голос у Каддо был полон беспокойства. — Ты же знаешь, дорогая, какой у тебя неуправляемый характер, и…
  — Ты с ним заодно?! — заорала Долорес. — Не думай, что сможешь от меня избавиться, а потом схлестнуться с этой шлюхой Марлоу. Тоже решил меня в убийцы записать? Обманщик! Старый хрен! Тащи сюда хорошее виски, хватит пить эту разбавленную гадость.
  — Но, любовь моя, если ты там была и…
  — Быстро за выпивкой!
  — Любовь моя, не могла бы ты…
  — Хорошо, я сама схожу, — заявила Долорес и отправилась на кухню.
  Тихим голосом Каддо обратился к Мейсону:
  — Послушайте, мистер Мейсон, мы не можем как-нибудь договориться?
  — Я хочу, чтобы ваша жена честно рассказала все, как было. Я думаю, это лучший способ…
  — Боб! — злобно закричала Долорес. — Куда ты дел виски?
  — Секундочку, любовь моя. Секундочку! — Забавно подпрыгивая, Каддо побежал на кухню, полы его халата развевались в стороны.
  Через несколько минут он вернулся и спросил:
  — Зачем вы пришли сюда, мистер Мейсон?
  — За фактами.
  — Но вы же откуда-то узнали, что Долорес там была. Наверное, там остались…
  — Остались, — подтвердил Мейсон.
  — А что?
  Мейсон пожал плечами.
  — Ну какое это имеет значение? Она призналась, что была там. У меня есть доказательства. И полиция тоже найдет эти доказательства.
  Каддо остановился у заслонки, сквозь которую просачивался теплый воздух, поток раздувал халат, и полы даже начали хлопать.
  — А что вы теперь собираетесь делать? — наконец спросил Мейсон.
  — Не знаю, — ответил Каддо.
  Появилась миссис Каддо с подносом, на котором стояли стаканы с виски, и направилась к Мейсону.
  — Выбирайте сами, чтобы потом не говорили, что вас тут пытались отравить.
  Мейсон взял средний стакан.
  Долорес подошла к мужу, сама взяла оставшийся стакан, поставила поднос на стол и села.
  Несколько минут они молча потягивали виски.
  Каддо попытался что-то сказать. Жена нахмурилась, и он решил лучше помолчать.
  Тишину прорезал звук полицейской сирены. Вой прекратился, и машина затормозила у входа.
  — Впусти полицию, дорогой, — обратилась Долорес к мужу.
  — Да, любовь моя, — смиренно сказал он и пошел по коридору открывать входную дверь.
  В комнату ввалились лейтенант Трэгг и еще один человек в штатском.
  — Привет, Мейсон, — поздоровался Трэгг. — Что здесь происходит?
  — Лейтенант Трэгг, Долорес Каддо, ее муж Роберт Каддо, — представил Мейсон.
  Трэгг сдвинул шляпу на затылок и спросил:
  — Ну что там насчет того, что Долорес Каддо ходила к Розе Килинг?
  Потягивая виски, Долорес заявила:
  — Понятия не имею. Это идея мистера Мейсона. Он думал, что она сработает.
  — Долорес Каддо склонна к вспышкам гнева, после того как узнает, что ее муж прихлестнул за очередной юбкой, — начал объяснять Мейсон. — Она решила, что на этот раз он положил глаз на Розу Килинг. Миссис Каддо заглядывала ко мне в контору сегодня утром, а после меня собиралась нанести визиты Марлин Марлоу и Розе Килинг и устроить там сцены. Естественно, что я пришел узнать, что там произошло.
  — Продолжайте, — сказал Трэгг.
  — Она только что призналась нам обоим, что была в квартире Розы Килинг примерно в одиннадцать тридцать, полила ее чернилами, порвала одежду Розы Килинг и попыталась отшлепать хозяйку, но тут мисс Килинг вырвалась от нее, убежала в ванную и заперлась там. После этого миссис Каддо пришлось удалиться.
  — В какое время? — у Трэгга горели глаза.
  — Одиннадцать тридцать, — ответил Мейсон.
  Трэгг повернулся к миссис Каддо:
  — Что вы на это скажете?
  Долорес Каддо посмотрела на своего мужа удивленными, широко раскрытыми глазами.
  — Не понимаю, чего он несет, — заявила она.
  — Что вы на это скажете? — повторил Трэгг.
  — Самая нелепая сказка, которую я когда-либо слышала, — ответила Долорес Каддо.
  — Вы встречались с Розой Килинг?
  — Никогда в жизни ее не видела, — покачала головой Долорес.
  Трэгг посмотрел на Мейсона.
  Долорес Каддо повернулась к мужу:
  — А кто такая Роза Килинг, дорогой? Ты ее знаешь?
  — Никогда в жизни ее не видел, — Каддо в точности повторил слова жены, облизывая языком губы.
  — Миссис Каддо любит бросаться чернильницами в приступе гнева, — сухо заметил Мейсон. — Не так ли, миссис Каддо?
  — Не знаю, что здесь происходит, — обратилась Долорес к лейтенанту Трэггу, — но вы — представитель закона. Вы должны проследить, чтобы нас ни в чем не ущемили.
  — Точно расскажите мне, как все было, — сказал Трэгг. — А тогда я уже решу, что делать.
  — Сегодня утром я заглянула к мистеру Мейсону. Мы с ним поговорили. Вскоре после того, как я ушла, там появился мой муж. Он мне сказал, что Мейсон заявил ему, что я разлила чернила по всему его кабинету. На самом деле Мейсон сам размазал чернила у себя по лицу и, очевидно, попытался изобразить царапины при помощи помады. Я до него ни разу не дотронулась. Я вела себя как истинная леди. Сегодня вечером Мейсон пришел сюда и обвинил меня в том, что я заходила к Розе Килинг. Я ему ответила, что ни разу в жизни ее не видела. Он позвонил в полицейское управление и рассказал вам эту сказку. Ничего не могу понять.
  — Вы не упоминали ему, что видели Розу Килинг?
  Она покачала головой.
  — Вы уверены?
  Она кивнула.
  Роберт Каддо откашлялся.
  — Я все время находился здесь же, господин лейтенант. Она не говорила ничего подобного.
  — Значит, вы оба все время были здесь?
  — Да. Когда мистер Мейсон позвонил в дверь, мы уже спали. Он сказал, что ему есть что с нами обсудить. Мы предложили ему выпить, а он обвинил мою жену в том, что она ходила к Розе Килинг. Она заявила ему, что даже не знает, кто это такая. Затем Мейсон позвонил вам.
  Трэгг посмотрел на Мейсона.
  Адвокат поставил стакан на стол.
  — Простите, господин лейтенант, — извинился он.
  — Вам что, нечего больше сказать?
  Мейсон покачал головой.
  — Боже мой! — воскликнул Трэгг. — Когда-нибудь, Мейсон, вы допрыгаетесь. Вы заставили меня примчаться сюда посреди ночи, и зачем, спрашивается? Вы по горло увязли в этом деле и используете любую уловку, чтобы выкрутиться. И вообще, что она такое говорит о том, что вы размазали чернила у себя по лицу?
  — Я виноват в том, что недооценил интеллект миссис Каддо, лейтенант, — признался Мейсон.
  — Вы также недооценили и мой, — заявил Трэгг. — И, для вашего сведения, мы обнаружили улики, которые прямо связывают вашу клиентку с убийством. К десяти утра у меня будет ордер на ее арест. Если вы попытаетесь ее спрятать, то я заберу и вас как соучастника.
  — А кто его клиентка? — поинтересовалась миссис Каддо.
  — Марлин Марлоу, — ответил Трэгг.
  — Эта женщина! — воскликнула Долорес, а затем добавила: — Значит, это она убила девушку… как там ее зовут?
  — Роза Килинг. Да, это она убила.
  — А откуда вы знаете? — спросила Долорес.
  Трэгг улыбнулся.
  — Ко всему прочему мы нашли у нее орудие убийства.
  — Ну так вам, наверное, больше ничего и не требуется, — заметила Долорес Каддо.
  — Я все-таки хочу рассказать вам, лейтенант, что произошло, — заговорил Мейсон. — Каддо требовалась информация о Марлин Марлоу, которая дала объявление в его журнале как одинокая наследница. В то время, я думаю, он говорил мне правду. Он хотел защитить себя от обвинений в публикации ложных объявлений, но, узнав, кто она, и посмотрев на нее, решил попробовать поменять свою жену на новую.
  — Это ложь! — закричал Каддо.
  — Естественно, — продолжал Мейсон, — он не сразу разработал план кампании. Он убедился в том, что Марлин Марлоу играет в какую-то игру, и думал, что тоже сможет в ней поучаствовать и погреть руки, причем он бы не постеснялся прибегнуть и к шантажу. Он решил, что от Долорес он уже получил все, что она может дать, и было бы неплохо заполучить теперь Марлин Марлоу и сорвать куш.
  — Какой куш? — спросил Трэгг.
  — Поменять Долорес на более стройную и элегантную модель с большими деньгами.
  — Это ложь, любовь моя, — заявил Каддо. — Не слушай его. Он просто хочет доставить нам неприятности.
  Долорес откинула голову назад и расхохоталась.
  — Я это прекрасно понимаю. Он думает, что я ревную. Роберт, дорогой, я же знаю, что ты бы ничего подобного не сделал. Ты любишь меня, и я уверена в твоей преданности.
  — Спасибо, дорогая.
  — Во-первых, — продолжала Долорес, — с наследницей бы у тебя ничего не получилось, а во-вторых, если бы и получилось, я выбила бы у тебя все мозги прежде, чем ты даже смог подумать о разводе со мной.
  — Да, любовь моя.
  — Ты знаешь, что лучше меня не обманывать. Ты можешь иногда сойти с правильного пути, но никогда не попытаешься оставить меня.
  — Нет, любовь моя.
  — Ты знаешь, что будет, если ты только попробуешь.
  — Да, любовь моя.
  Долорес улыбнулась лейтенанту Трэггу и сказала:
  — Не могли бы вы что-нибудь сделать, чтобы этот адвокат не пытался нарушить нашу счастливую семью?
  Мейсон взял шляпу.
  — Мои поздравления, миссис Каддо. Надеюсь, вы еще не использовали все свои козыри?
  — Нет, — мило ответила она. — Останьтесь, лейтенант, и выпейте с нами. У моего мужа припасено отличное виски. Этой дрянью мы угощали только адвоката.
  — Я вас выпущу, — обратился Каддо к Мейсону.
  — Не беспокойтесь, — ответил адвокат. — Я находил выходы и из худших мест, чем это, мистер Каддо. Спокойной ночи!
  Глава 16
  Мейсон остановился у ночного ресторана и позвонил Делле Стрит.
  — Привет, Делла. Еще не спишь?
  — Нет. Я вернулась всего несколько минут назад. Что случилось?
  — Нарвался на неприятности, — ответил Мейсон.
  — Дома у Каддо?
  — Да.
  — Хотите рассказать об этом мне?
  — Думаю, да. Ты очень устала?
  — Нет. Я вас жду.
  — Сейчас еду, — сказал Мейсон.
  Он сел в машину и помчался по ночным улицам к дому Деллы Стрит. Она оставила дверь слегка приоткрытой, чтобы он мог сразу же войти.
  — Привет, — поздоровалась она. — Что вы будете — виски с содовой или кофе? Могу предложить и то и другое.
  — Кофе. Виски я только что пил.
  Она налила ему большую чашку кофе, добавила сливки и сахар, достала крекеры и разнообразные бисквиты.
  Мейсон уселся за стол и с благодарностью начал пить кофе с бисквитами. Он молчал.
  Она тихо сидела напротив него, долила ему кофе, когда он выпил половину чашки, и ждала, пока он не обдумает возникшие проблемы.
  В конце концов Мейсон отодвинул тарелку с бисквитами, достал портсигар, зажег сигареты себе и Делле, откинулся в кресле и начал рассказ:
  — Я пошел в дом к чете Каддо. Роберт Каддо оказался очень покорным и мягким существом. Его жена призналась, что наводила порядок у Розы Килинг. Говорит, что появилась у нее примерно в одиннадцать тридцать. Это, конечно, только приблизительная оценка времени. Она устроила сцену, порвала спортивную форму Розы Килинг, вылила чернила из ручки, а Роза Килинг бросилась в ванную, захлопнула дверь и заперлась там. Миссис Каддо отчалила.
  — Шеф! — воскликнула Делла Стрит, у которой округлились глаза. — Это решает дело и спускает Марлин Марлоу с крючка.
  — Подожди минутку, — охладил ее энтузиазм Мейсон. — Послушай до конца. Я позвонил лейтенанту Трэггу. Он моментально примчался. Я все ему рассказал. Миссис Каддо сделала поворот на сто восемьдесят градусов и полностью отказалась от своих слов. Каддо поддержал ее, заявив, что присутствовал во время всего нашего разговора, ничего подобного не было сказано, а я пытаюсь психологически воздействовать на его жену.
  — Как отреагировал Трэгг?
  — Когда я уходил, они угощали его виски с содовой. Все были дружелюбны и в отличном настроении.
  — Трэгг что, такой идиот?
  — Нет, он, конечно, не идиот, но он зациклился на идее, что убийство совершила Марлин Марлоу. Он просто не хочет слышать никаких доводов в ее оправдание. Он нашел новую улику — орудие убийства — у Марлин.
  На лице Деллы Стрит отразились удивление и отчаяние.
  — Так что, насколько я могу судить, — продолжал Мейсон, — наш «хабэас корпус» мало помог. Теперь они предъявят ей обвинения.
  — Шеф, — воскликнула Делла, — как они могли обнаружить? О господи!
  Мейсон кивнул с мрачным видом.
  Через пару минут Делла спросила:
  — Но почему миссис Каддо призналась тебе, что была там, если собиралась врать в дальнейшем?
  — Она совсем не глупа. Возможно, она не знала, что Роза Килинг мертва, пока я ей об этом не сообщил. Я думал, что она в курсе. Я собирался представить, что это ее рук дело. Может, она решила, что избранная ею тактика — лучший способ убедить меня, что, хотя она и устроила там безобразную сцену, она не имела никакого отношения к убийству. Эту миссис Каддо не проведешь.
  — А что нас ждет теперь? — спросила Делла.
  — Если дадим событиям идти своим чередом, то часов в десять или одиннадцать утра у нас в конторе появится Трэгг и скажет что-нибудь типа: «Мистер Мейсон, вы где-то спрятали Марлин Марлоу. Вы знаете, где она. Она обвиняется в тяжком убийстве первой степени. У меня есть ордер на ее арест. Я пришел за ней и требую, чтобы вы ее представили. Если вы будете продолжать скрывать ее, я посчитаю вас соучастником и тоже привлеку к ответственности».
  — А что мы можем сделать, чтобы предотвратить все это?
  — Ничего — после того, как все произойдет. Ордер на арест в связи с обвинением в убийстве ставит меня в затруднительное положение.
  — Так что до утра вам надо придумать что-то, что направит Трэгга в другом направлении.
  Он кивнул.
  Она улыбнулась и погладила его руку, пытаясь успокоить.
  — Насколько я поняла, вы собираетесь что-нибудь состряпать.
  — Надо отвлечь внимание полиции и ввести их в заблуждение.
  — Каким образом? — спросила Делла Стрит.
  Мейсон улыбнулся и ответил:
  — А вот это, моя дорогая юная леди, и является предметом настоящего совещания.
  Делла тихо встала со стула, пошла на кухню, вернулась с кофейником и снова наполнила чашки. Она отнесла кофейник на плиту и приподняла свою чашку, как бы для тоста:
  — Прощай, сон!
  — Прощай, сон, — ответил Мейсон и коснулся ее чашки своей.
  Они выпили кофе и выкурили по сигарете.
  Будильник, тикавший где-то в кухне и отсчитывающий секунды, казалось, звучал значительно громче в ночной тишине, в которую погрузился дом.
  — Нам надо найти улики, указывающие на кого-то другого, — задумчиво сказал Мейсон.
  — А как насчет новой интерпретации некоторых доказательств, которые есть у Трэгга? — предложила Делла.
  — Я сейчас обдумываю это. У нас получился бы отличный фокус, если бы мы только смогли что-нибудь придумать.
  Большим и указательным пальцами Мейсон достал из правого кармана жилетки ключ и начал стучать им по столу.
  — А это что такое? — спросила Делла Стрит.
  — Ключ, который Роза Килинг дала Марлин Марлоу. Он позволил ей открыть дверь и войти в квартиру Розы, затем Марлин оставила его на столе, а я подобрал и положил себе в карман.
  — О! — только и смогла сказать Делла.
  — Ты читаешь мои мысли?
  — Я опережаю их.
  — Самая большая проблема для нас заключается в том, что ни у кого не было мотива убивать Розу Килинг, кроме Марлин Марлоу. Эндикотты чисты, как только что выпавший снег. Несомненно, в их интересах было, чтобы Роза осталась жива. То же самое, что является мотивом для Марлин Марлоу, снимает подозрения с Ральфа Эндикотта.
  — Плюс еще и алиби, — сухо заметила Делла.
  Мейсон задумчиво кивнул.
  — Странная ситуация складывается с Долорес Каддо, — продолжал Мейсон. — Разгневанная жена отправляется, чтобы устроить сцену женщине, за которой, как она считает, ухлестывает ее муж. Он на всех парах летит за ней, пытаясь объяснить, что это было деловое сотрудничество, что он старался отхватить себе неплохой куш, ввязываясь в оспаривание завещания. Наверное, это единственное алиби, которое Роберт Каддо мог представить своей жене. Во всех других случаях она просто не стала бы его слушать. Он решился попытаться догнать ее и убедить на этот раз не вмешиваться. По тому, как развивались события, можно судить, что он встретился с ней после ее визита к Розе Килинг, но до встречи с Марлин Марлоу, потому что в противном случае к проблемам Марлин Марлоу добавились бы чернильные пятна и несколько царапин на лице.
  — Продолжайте, — улыбнулась Делла. — У вас все идет прекрасно.
  — А затем мы наталкиваемся на стену: ни у кого не было мотива убивать Розу Килинг, кроме как у Марлин Марлоу.
  — И, по редкому стечению обстоятельств, у нас ключ от квартиры Розы Килинг, — вставила секретарша.
  — Это искушение, Делла.
  — А почему бы и нет? — спросила она.
  — Несколько причин, — ответил Мейсон. — Полиция, несомненно, сфотографировала все в квартире. Во-вторых, возможно, на месте преступления оставили охранника.
  — Но если они закончили фотографирование и обыск, то почему бы им просто не опечатать квартиру и не уйти?
  — В полиции не хватает людей, поэтому есть шанс, что все именно так и есть.
  — Ну и? — улыбнулась Делла.
  — Сгинь, Сатана, — также заулыбался Мейсон.
  Он продолжал постукивать ключом по столу. Делла снова наполнила чашки.
  — Так здорово иногда поддаться искушению, Делла, — с тоской в голосе заметил Мейсон.
  — Да, здорово! — согласилась она.
  — После того как эта проклятая идея засела у меня в голове, я не в состоянии больше ни о чем думать.
  — Что мы можем сделать?
  — Мы не можем. Этим я займусь один, рисковать буду только я…
  Делла Стрит уверенно покачала головой.
  — Не стоит нам обоим впутываться неизвестно во что, — попытался убедить ее Мейсон. — Вдруг попадемся? Мне нужно, чтобы ты вела в дела в конторе.
  — Если нас поймают, мы можем просто заявить, что искали доказательства, — предложила Делла.
  — Заявить, конечно, можем.
  — И выйти сухими из воды.
  — Есть шанс.
  — Какая самая худшая улика против Марлин Марлоу, шеф?
  — Трудно сказать, какая худшая. Если у Марлин нашли нож, то Трэгг скажет, что он — орудие убийства, и это становится худшей уликой. Я думаю, что наш друг лейтенант нашел какой-то нож, который только может быть орудием убийства, но еще надо представить доказательства, а я не уверен, что Трэгг в состоянии это сделать. Однако весь рассказ Марлин Марлоу очень неправдоподобен. Роза Килинг паковала чемоданы, готовясь уехать из города. Она написала Марлин Марлоу письмо и сообщила, что завещание поддельное, вручила Ральфу Эндикотту чек, потому что ее мучила совесть, — первую полученную взятку. Конечно, я не верю всему этому до конца, Делла. Не думаю, что здесь была только совесть. Я считаю, что Ральф Эндикотт ей что-то пообещал, но не знаю, как нам это выяснить. Факт остается фактом: девушка паковала чемоданы, готовясь к отъезду. А Марлин утверждает, что Роза хотела поиграть в теннис. Долорес Каддо могла бы подтвердить этот рассказ, если бы она только сказала правду, чего не собирается делать, и Марлин остается в очень неприятном положении.
  Мейсон замолчал, уставившись в кофе.
  Внезапно Делла воскликнула:
  — Ой, шеф, у меня появилась идея! Она так проста, что должна обеспечить успех, и так смела, что пугает меня.
  Мейсон в удивлении приподнял брови и посмотрел на нее.
  — Стреляй! — сказал он.
  — Послушайте, — она говорила очень быстро, глотая слова от возбуждения, — откуда мы знаем, что она упаковывала чемоданы? Каждый принимает как должное, что она куда-то собиралась, потому что вещи оказались аккуратно сложены и были или в чемоданах, или на комоде. Но, предположим, что, когда дело дойдет до раскрытия карт, мы сможем доказать, что она распаковывала вещи?
  Мейсон нахмурился, а потом расплылся в улыбке:
  — Ты — прелесть!
  — И еще несколько маленьких деталей, — продолжала Делла, — которые, естественно, не заметили неопытные мужские глаза неловких полицейских, а ты представишь присяжным. А если среди присяжных будут женщины, то эти детали могут сыграть важную роль.
  — Я добьюсь, чтобы среди них оказались женщины, — заверил ее Мейсон. — Но как мы найдем эти маленькие детали, которые докажут, что она распаковывала, а не упаковывала вещи?
  — Этим займусь я, — сказала Делла и побежала к себе в спальню. Почти сразу же она вернулась обратно в пальто и модной шляпе, слегка сдвинутой набок.
  — Что нас задерживает? — спросила Делла Стрит.
  — Мой проклятый консервативный характер, — ответил Мейсон.
  — Я боялась этого.
  Мейсон поднялся на ноги, обнял Деллу и поцеловал. Она засмеялась в ответ.
  — Послушай, почему твои женские чары становятся самыми завлекающими, когда ты придумываешь какое-нибудь надувательство?
  — Эти вопросы мы обсудим позднее. Сейчас нас ждет работа. Предположим, Трэгг оставил охрану?
  — Нам придется выяснить это уже на месте.
  — А вдруг нас поймают?
  — Мы просто ищем улики — а если Трэгг не поверит, тебе вновь придется применить свои женские чары.
  — На Трэгге? Давай постараемся, чтобы нас не поймали.
  Глава 17
  Мейсон медленно проехал мимо двухэтажного дома.
  — Делла, смотри хорошенько.
  — Я именно это и делаю. Все темно.
  — Я объеду квартал и поищу полицейскую машину. Не исключено, что охранник спит внутри квартиры. В таком случае где-то поблизости стоит автомобиль.
  Они медленно покружили по кварталу, разглядывая номера припаркованных машин.
  — Есть какие-нибудь не частные? — спросила Делла.
  — Похоже, путь открыт. Давай проедем еще пару кварталов, чтобы удостовериться.
  — Как далеко ты думаешь зайти, проникнув в квартиру? — спросила Делла.
  — Нам необходимо собрать достаточное количество материала, чтобы немного потрепать этих птичек на перекрестном допросе и кое-что вдолбить в головы присяжных. Ведь никто не знает, упаковывала ли Роза Килинг чемоданы, чтобы уехать из города, или, наоборот, она только что приехала и распаковывала их, когда ее убили. На судебном процессе окружной прокурор пригласит Трэгга для дачи свидетельских показаний и спросит, что он обнаружил. Трэгг заявит, что труп был в обнаженном виде, лежал на полу перед дверью в ванную комнату, ногами к ванной, воздух был наполнен паром, температура самой ванны оказалась выше температуры окружающего воздуха, что означает, что Роза Килинг только что приняла ванну, на кровати и на комоде лежали вещи, а перед вещами находились два чемодана и она их упаковывала. Можешь не сомневаться, Трэгг пропустит это очень умело, и никто не успеет возразить. Тут встану я и потребую вычеркнуть из протокола заявление, что она их упаковывала, основываясь на том, что свидетель сам сделал вывод, а не представил факт. Окружной прокурор устало скажет: «О да, это можно вычеркнуть, если вы, мистер Мейсон, настаиваете», а затем повернется к Трэггу с надменной улыбкой: «Так что вы обнаружили, лейтенант? Если уж мистер Мейсон возражает против ваших заявлений о том, что девушка упаковывала чемоданы, опишите, пожалуйста, в точности ваши находки». Трэгг снова начнет давать свидетельские показания: «Перед комодом находились два чемодана. На комоде стопкой лежали вещи, причем их сложили таким образом, чтобы они по размеру подходили под чемоданы и могли быть упакованы поверх других вещей, которые она уложила раньше. В чемоданах находилась женская одежда, которая была опознана как принадлежавшая Розе Килинг».
  — И что потом? — спросила Делла.
  — Потом окружной прокурор повернется к присяжным с самодовольной улыбкой: «Вы видите, что делает мистер Мейсон: он пытается свести все дело к техническим подробностям, чтобы только спасти свою подзащитную от приговора». Это тактика ведения борьбы в зале суда, надо знать все уловки, чтобы выиграть. Прокурор всегда делает все возможное, чтобы поставить в невыгодное положение защитника.
  — А после того, как мы побываем в квартире? Что тогда?
  — Мы будем знать больше, чем знаем сейчас. Пусть Трэгг заявляет, что она упаковывала чемоданы, когда ее убили. Мы не станем возражать, а при перекрестном допросе обратимся к Трэггу: «Лейтенант, вы пришли к выводу, что эта женщина упаковывала вещи. А откуда вы знаете, что именно упаковывала? Может, она их распаковывала?» Трэгг даст саркастический ответ: «Но она ведь до этого никуда не уезжала, не так ли? Или вы утверждаете, что она обычно держала свои вещи в чемоданах, а раз в неделю раскладывала по ящикам себе в удовольствие?» Судья нахмурится, присяжные улыбнутся, а люди в зале суда засмеются. А затем я начну задавать ему конкретные вопросы о том, что находилось в чемоданах, и это докажет, что она именно их распаковывала. Все поймут, что я с самого начала знал, о чем говорю. Окружной прокурор проиграет раунд. Но самое главное — это придаст правдоподобие рассказу Марлин Марлоу. Другими словами, если бы Роза Килинг упаковывала чемоданы, она никогда бы не пригласила Марлин вернуться, чтобы пойти поиграть в теннис. Если же она их распаковывала, то это становится вполне вероятным. Подобная маленькая деталь может привести к оправданию вместо обвинения в деле об убийстве. То есть рассказ Марлин Марлоу окажется правдивым. Ну, как насчет этого квартала, Делла? Есть машины, похожие на полицейские?
  — Пока нет.
  — Целый город мы, конечно, прочесать не можем. Ключ у нас. Давай рискнем.
  — Я согласна, — сказала Делла. — Где ты собираешься остановить машину?
  — Прямо перед ее домом.
  — Это не опасно?
  — Конечно, опасно. Все это дело опасно. Как только мы зайдем туда, мы начинаем играть на руку Трэггу. Если он нас обнаружит, то арестует за проникновение в чужое жилище.
  — Но мы же ничего не станем брать оттуда.
  — Проникновение в чужое жилище, — объяснил Мейсон, — подразумевает намерение.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Если лицо проникает в мошеннических целях, то его спокойно можно привлекать к ответственности.
  — Ты хочешь сказать, что если нас поймают внутри здания, то нам никак не отвертеться?
  — Нам придется убеждать присяжных, что целью нашего проникновения в квартиру не являлась кража. Это может оказаться очень сложно. Полиция станет доказывать, что мы намеревались что-то взять с собой.
  — Что, например?
  — Им не требуется особо указывать на какую-то вещь. Они просто могут заявить, что это была улика, которую мы хотели скрыть от полиции. Нет смысла все это обсуждать, Делла. Мы не можем себе позволить быть пойманными.
  — Так я выучу азы юриспруденции, — засмеялась Делла.
  — Ты хочешь подождать в машине и…
  — Не будьте идиотом.
  — Я могу вначале зайти один и предварительно осмотреться…
  — Вы не в состоянии разобраться, упаковывала она чемоданы или распаковывала. Вы все испортите, как любой мужчина. Не дурите, идем вместе.
  Мейсон остановил машину у дома Розы Килинг.
  — С разведкой закончили? — спросила Делла.
  — Да. Теперь быстро подходим к двери, словно полицейские следователи, которые пришли искать улики, а то, если кто-то выглянет из соседних домов, сразу же решит, что у нас виноватый вид.
  Мейсон пересек тротуар и вставил ключ.
  — Прямо идем наверх? — спросила Делла Стрит.
  — Да, — ответил Мейсон. — Соседи могут подумать, что в связи с нехваткой жилого фонда какой-то приятель начальника полиции уже заключил новый договор аренды, пока тело еще не успели вывезти. Не включай освещение, Делла. Я взял фонарики, и не забудь прикрывать свет рукой.
  Мейсон достал два маленьких фонарика, которые вынул из «бардачка» своей автомашины, и они стали осторожно подниматься по ступенькам.
  — Иди с краю, — предупредил Мейсон. — По бокам половицы не так скрипят. Не хочется, чтобы жильцы нижней квартиры услышали, что кто-то поднимается по лестнице.
  — Вообще-то дом крепкий, — заметила Делла.
  — Знаю, но все равно не надо рисковать.
  Придерживаясь одной стороны лестницы, они осторожно добрались до второго этажа. Прикрывая рукой луч фонарика, Мейсон тихо проследовал через гостиную и короткий участок коридора в спальню.
  Тело увезли, но там, где оно лежало, осталось зловещее пятно. Меловые линии показывали месторасположение трупа.
  — Они отовсюду сняли отпечатки пальцев, — прошептал Мейсон, — а так все оставили нетронутым.
  — Значит, они не делали опись содержимого чемоданов?
  — Не думаю. Наверное, просто заглянули внутрь и подняли одежду по краям. Возможно, они собираются еще фотографировать или привести новых свидетелей. Не исключено, что в дальнейшем они закроют эти чемоданы и отнесут их в офис окружного прокурора. Ладно, мы на месте. Принимайся за дело, Делла.
  Делла Стрит склонилась над чемоданами. Мейсон держал фонарик таким образом, чтобы осветить их содержимое.
  Ловкие пальцы Деллы пробежали по вещам.
  — Ну? — спросил Мейсон.
  — Она собиралась или замуж, или в какое-то важное путешествие. Здесь определенно вся ее лучшая одежда. Похоже, что все приданое. Много нижнего белья и ночных сорочек… причем из дорогих магазинов.
  — И что ты думаешь сделать, чтобы доказать, что она это все распаковывала, а не упаковывала?
  — Не торопитесь, шеф, мне надо поразмыслить.
  Ее умелые пальцы приподнимали складки каждой вещи, не нарушая порядка.
  — Могу сказать тебе только одно, — прошептала Делла, — девушка знала, как укладывать вещи, и она не торопилась. Все сложено очень тщательно.
  — Продолжай, — подбодрил ее Мейсон. — Интересно, что ты сможешь обнаружить.
  Делла Стрит просмотрела второй чемодан и заявила:
  — Одна сторона здесь не уложена. Что там на комоде?
  Мейсон поднял луч фонарика, чтобы Делла могла разглядеть стопку на комоде. Внезапно она присвистнула.
  — В чем дело? — спросил Мейсон.
  — Полиция разработала теорию, что эти вещи сложили и оставили здесь, чтобы потом положить в чемодан?
  — Да.
  Делла покачала головой.
  — Она не могла сложить их так безукоризненно, — объяснила девушка. — Видишь — все края идут по одной линии и подходят под размеры чемодана.
  Делла Стрит взяла стопку в руки и с легкостью опустила в чемодан.
  — Посмотри — все точно!
  — Ну так и что же? — спросил Мейсон.
  — Ты не понял? — Делла казалась очень возбужденной.
  — Что я должен был понять?
  — Шеф, мы оказались правы! Мы до всего дошли сами!
  — Ты хочешь сказать, что она на самом деле распаковывала чемоданы?
  — Да! Я вам объясню, как все происходило. Когда она упаковывала вещи, она складывала их по одной. Именно поэтому они точно подходят под размеры чемодана. А тут она начала их распаковывать и сразу вынула всю стопку из одной части чемодана и положила ее на комод… Возможно, она хотела достать что-то снизу. Здесь недостаточно вещей, чтобы заполнить…
  В возбуждении Делла открыла ящик комода.
  — Посмотрите, — задыхаясь, воскликнула она, — посмотрите на одежду, которая лежит здесь! Она ведь сложена так же, как и стопка. Давайте прикинем.
  Делла Стрит осторожно достала верхнюю блузку и приложила ее к стопке на комоде.
  — Вы понимаете, что я имела в виду? Она распаковывала чемоданы. В самом деле, шеф! Она вынула эти вещи из чемодана, положила их на комод и уже собиралась разложить по ящикам. Размеры чемоданов почти совпадают с размерами ящика, поэтому она не стала складывать вещи заново и оставила те же стопки, что и в чемоданах.
  — А это не совпадение? — с сомнением в голосе спросил Мейсон.
  — Если вы так думаете, то попробуйте так же сложить их, — предложила Делла. — Возьмите что-нибудь и попытайтесь сделать так, чтобы эта вещь совпала в сложенном виде с размерами стопки. Подобное невозможно, только если вещи что-нибудь не удерживает по бокам, например стенки чемодана, или коробка, или…
  — Давай сматываться отсюда, — резко прервал ее Мейсон. — Мы потребуем у суда приказ о том, чтобы в квартире ничего не меняли местами, и пригласим фотографов. Теперь необходимо получить официальное разрешение на доступ сюда, пока полиция не перевернула здесь все вверх тормашками.
  — Но если и перевернут, я могу дать свидетельские показания… — начала Делла.
  Мейсон усмехнулся.
  — Ты думаешь, что говоришь? Ты заявляешь о том, что видела, а окружной прокурор начинает перекрестный допрос и спрашивает: «У вас было хорошее поле зрения?», «При каком освещении вы рассматривали вещи, мисс Стрит?». А ты отвечаешь: «При свете фонарика». Тогда окружной прокурор поинтересуется, в какое время ночи ты все разглядывала, а ты ответишь: «В половине второго ночи», и…
  — Ну какая разница, в какое время я это делала? Факты есть факты.
  — Конечно, это факты, — ответил Мейсон. — Но окружной прокурор постарается представить все таким образом, что мы проникли в здание с целью заново сложить вещи, чтобы они точно входили в чемоданы и…
  — Но мы же этого не делали!
  — Это ты, Делла, скажешь, что не делали, но давай будем откровенны. Зачем мы сюда пришли? Предположим, нам пришлось бы это сделать?
  Делла Стрит с минуту обдумывала слова адвоката, а затем согласилась с ним:
  — Хорошо, давайте сматываться.
  — Самое смешное то, что доказательства фактически все время были здесь, — заметил Мейсон. — Если бы я только смотрел куда нужно и тогда обратил внимание Трэгга… Ну что сейчас об этом спорить? Уходим.
  Они на цыпочках прошли по коридору, пересекли гостиную и оказались на лестничной площадке, затем осторожно спустились вниз, снова придерживаясь одной стороны лестницы, чтобы не наступать на скрипящие половицы.
  Наконец они остановились перед входной дверью.
  — Готова? — спросил Мейсон.
  — Готова, — ответила Делла Стрит.
  Мейсон открыл дверь.
  После душной квартиры с наглухо закрытыми окнами им внезапно стало холодно от свежего воздуха.
  В этот момент появившиеся из-за угла фары озарили крыльцо кроваво-красным светом.
  — Боже мой, это!.. — воскликнула Делла Стрит.
  — Полицейская машина, — подтвердил Мейсон.
  — Бежим обратно или…
  — Наружу! — приказал Мейсон и вытолкнул ее на крыльцо. Он последовал за ней, захлопнув за собой дверь, вынул платок из кармана и стал что-то быстро протирать.
  — Что ты делаешь? — спросила Делла.
  — Удаляю отпечатки пальцев с ключа. Носком подними коврик, Делла. Быстро.
  Она выполнила просьбу, а Мейсон бросил ключ на цементное крыльцо. Он упал с металлическим звоном.
  — Придерживай коврик, — приказал Мейсон.
  Нога Деллы Стрит не давала коврику опуститься, пока Мейсон заталкивал под него ключ.
  Стоя у двери, Мейсон начал звонить в звонок. Кроваво-красный свет фар полицейской машины безжалостно озарял их. Она остановилась. Дверца открылась и закрылась.
  Мейсон повернулся и беззаботно сказал:
  — Мы хотим войти. Где полицейский, охраняющий квартиру? Напился? Мы звоним уже десять минут.
  К ним подошел офицер патрульной службы, еще один человек остался в тени.
  — Что здесь происходит? — спросил полицейский.
  — Мы хотим войти, — ответил Мейсон.
  — Вы уже заходили.
  — Уже? Конечно, я уже заходил. Именно поэтому я хочу это сделать вновь.
  — А каким образом вам это удалось?
  — Я был здесь с лейтенантом Трэггом, — ответил Мейсон.
  — Я не имел в виду днем. Вы только что заходили внутрь.
  — Я пытаюсь войти. Я звоню. Там наверху должен быть охранник.
  — Вы уже заходили, — повторил полицейский. — Вы открыли дверь и проникли внутрь.
  — Вы о чем говорите?
  — Вас видел свидетель, — заявил офицер.
  Роберт Каддо сделал шаг вперед и виновато сказал:
  — Привет, мистер Мейсон.
  — О, привет, Каддо, — поздоровался Мейсон. — А вы-то что здесь делаете?
  Каддо неловко молчал.
  Мейсон обратился к офицеру патрульной службы:
  — Я надеюсь, вы не обращаете внимания на слова этого человека?
  — А что здесь не так?
  — Он — один из подозреваемых в этом деле и уже достаточно наврал полиции.
  — Вы не имеете права заявлять подобное! — завопил Каддо.
  — Черта с два, — воинственно ответил Мейсон, делая шаг в сторону Каддо. — Вы слышали, как ваша жена призналась мне, что виделась с Розой Килинг, и вы пытались…
  — Она ничего подобного не говорила. Она…
  Полицейский оттолкнул Мейсона от Каддо, положив большую руку на грудь адвоката.
  — Не кипятись, парень. Давай умерим пыл. Лучше расскажите, что сейчас делали в доме.
  — Я хочу, чтобы все доказательства остались нетронутыми, — ответил Мейсон. — А этот человек, — он показал на Каддо, — прилагает все усилия, чтобы праведными или неправедными путями проникнуть в квартиру и изъять улики, компрометирующие его жену.
  — Это неправда! — закричал Каддо.
  — Да вы готовы отрубить себе правую руку, лишь бы попасть туда, Каддо. Вы сейчас состряпали какой-то рассказ, чтобы только убедить этого офицера впустить вас в квартиру.
  — Это неправда, — снова запротестовал издатель. — Я, наоборот, следил за домом, потому что боялся, что кто-то попытается подбросить доказательства, уличающие Долорес.
  — Так что вы, — насмешливо продолжал Мейсон, — специально приехали сюда, поставили машину и всю ночь оставались здесь, чтобы…
  — Наблюдать за домом, — прервал Каддо. — Я видел, как вы кружили по кварталу, а затем припарковали машину и вместе с вашей секретаршей поднялись на крыльцо.
  — А вы бросились искать полицейского? Я правильно вас понял?
  — Я побежал к ближайшему телефону-автомату и позвонил в полицейское управление, а они по рации связались с патрульной машиной.
  — Понятно, — саркастически ответил Мейсон. — И как долго вы собирались вызывать полицию после того, как мы, как вы утверждаете, проникли в дом? Почему вы сидели здесь и ждали?
  — Я не ждал. Как только я увидел вас у входной двери, я сразу же все понял и побежал к телефону.
  — Я так и думал, — сказал Мейсон.
  — Что здесь такого?
  — Как только вы увидели, что мы подошли к двери, — Мейсон незаметно дотронулся ногой до Деллы, — вы сразу же бросились звонить в полицию.
  — Я вам это уже сказал, — заявил Каддо.
  — Конечно. — Мейсон повернулся к полицейскому: — Я хочу, чтобы вы осознали важность этих слов, офицер. Как только он увидел, что мы поднялись на крыльцо, он сразу же бросился звонить.
  — Потому что я понял, что вы собираетесь делать. Я не сомневался, что вы проникнете внутрь, чтобы подложить какие-нибудь доказательства, уличающие мою жену. Я с самого начала подозревал, что вы попытаетесь сделать что-нибудь подобное. Вы… Эй, офицер, эта женщина стенографирует все, что мы говорим.
  — Естественно, — ответил Мейсон.
  Полицейский повернулся. Стоявшая в углу Делла Стрит достала из кармана блокнот и ручку. Ее рука летала над листом, оставляя черточки и крючочки.
  — В чем дело? — спросил офицер.
  — Человек, который вызвал вас, — пояснил Мейсон, — прирожденный лжец. Он сразу же откажется от всего, что говорил, как только поймет важность сказанного.
  — Если вы еще раз назовете меня лжецом, я дам вам по зубам.
  — Замолчите, — приказал офицер и повернулся к адвокату. — К чему вы клоните?
  — Вы знаете, кто я? — спросил Мейсон.
  — Нет.
  — Перри Мейсон, адвокат.
  — Дайте мне на вас посмотреть. — Полицейский подтолкнул Мейсона прямо в луч света от фар. — Черт побери, правда.
  — А это мисс Стрит, моя секретарша.
  — Хорошо, мистер Мейсон. Что вы здесь делаете?
  — Пытаюсь войти. Очевидно, ваш охранник наверху спит мертвым сном. Я звоню, наверное, уже минут десять.
  — Там нет охраны.
  — Что?
  — Охраны там нет. Этот дом находится на моем участке. У нас и так не хватает людей. Я наблюдаю за домом, периодически курсируя по кварталу.
  — Неудивительно, что нам никто не ответил, — заметил Мейсон.
  — Он не звонил, — злобно вставил Каддо. — Он сразу же зашел внутрь. Они вместе с секретаршей открыли дверь и проникли в дом.
  — Открыли дверь? — переспросил Мейсон.
  — Вы слышали, что я сказал.
  Мейсон засмеялся.
  — А почему вы решили, что мы ее открыли?
  — Я видел вас. Я видел, как вы входили!
  — Вы видели, как мы входили?
  — Да. Вы что, глухой?
  Мейсон опять засмеялся.
  — Вы видели, как мы поднялись на крыльцо и позвонили. Вы видели нас в том же положении, что и сейчас.
  — Нет. Я видел, как вы открыли дверь и проникли внутрь.
  — Нет, не видели, — возразил Мейсон и повернулся к полицейскому: — Я говорил вам, что он попытается изменить свой рассказ, как только разберется, в чем дело.
  — Я ничего не меняю. Я именно это говорил с самого начала.
  — Он мне сообщил, что вы вдвоем проникли внутрь, — заявил офицер. — Он сказал мне это сразу же, как только я подобрал его в ресторане, откуда он звонил в полицию. Он сообщил, что два человека зашли…
  — Он предположил, что зашли, — прервал Мейсон.
  — Я видел, как вы зашли, — поправил Каддо.
  Мейсон снисходительно начал объяснять ситуацию офицеру:
  — Вы понимаете, что произошло? Он увидел, как мы поднимаемся на крыльцо, и предположил, что мы войдем внутрь, поэтому сразу же бросился звонить. А теперь он наконец осознал, что мы не заходили внутрь и он не видел, как мы заходили.
  — Я ничего не придумываю! — закричал Каддо.
  — Я тоже так считаю, — вставил офицер. — Он сразу же сказал мне, что вы вошли внутрь.
  — Вы что, не поняли? Он уже три раза признался, что КАК ТОЛЬКО ОН УВИДЕЛ, ЧТО МЫ ПОДНИМАЕМСЯ НА КРЫЛЬЦО, он бросился звонить.
  — Да, правда, — с сомнением в голосе произнес офицер.
  — Я не это имел в виду, — Каддо повысил голос. — Я хотел сказать, что, как только вы поднялись на крыльцо, я понял, что вы собираетесь делать, и приготовился бежать к телефону. Вы открыли дверь, и, как только вы это сделали, я…
  — Вот видите, — заметил Мейсон. — Он врет дальше, пытаясь выкрутиться, как я и предупреждал.
  — Я никогда не говорил ничего подобного, — упрямо заявил Каддо.
  — А я думаю, что говорили, — ответил Мейсон.
  — Пусть это решит офицер. Я…
  — Делла, прочитай, пожалуйста, что на самом деле говорил мистер Каддо, — попросил Мейсон.
  Делла Стрит наклонила блокнот, чтобы на него падал луч света, и медленно начала разбирать стенографическую запись:
  «КАДДО: Я не ждал. Как только я увидел вас у входной двери, я сразу же все понял и побежал к телефону.
  МЕЙСОН: Я так и думал.
  КАДДО: Что здесь такого?
  МЕЙСОН: Как только вы увидели, что мы подошли к двери, вы сразу же бросились звонить в полицию.
  КАДДО: Я вам это уже сказал.
  МЕЙСОН: Конечно. Я хочу, чтобы вы осознали важность этих слов, офицер. Как только он увидел, что мы поднялись на крыльцо, он сразу же бросился звонить.
  КАДДО: Потому что я понял, что вы собираетесь делать. Я не сомневался, что вы проникнете внутрь, чтобы подложить какие-нибудь доказательства, уличающие мою жену. Я с самого начала подозревал, что вы попытаетесь сделать что-нибудь подобное. Вы… Эй, офицер, эта женщина стенографирует все, что мы говорим».
  — Ну вот, офицер, — сказал Мейсон. — Моя секретарша все застенографировала. Это то, что он говорил.
  — Полностью с вами согласен, — подтвердил полицейский. — Она все правильно записала.
  — Я имел в виду совсем другое! — закричал Каддо. — Я знаю, что они туда вошли. Я видел, как они открыли дверь.
  Мейсон опять засмеялся.
  — Как мы открыли дверь?
  — Возможно, она была не закрыта на замок или у вас есть ключ.
  — Хотите обыскать меня? — повернулся Мейсон к офицеру.
  — Раз вы сами предложили, то посмотрю, — сказал офицер патрульной службы.
  Вначале он ощупал Мейсона на наличие оружия, затем потрогал карманы.
  — У вас с собой только всякая мелочь, — заметил офицер.
  Выворачивая каждый карман наизнанку, Мейсон начал выкладывать содержимое на крыльцо. В том месте, куда падал свет, образовалась небольшая кучка вещей.
  Внезапно из нижней квартиры послышался пронзительный, испуганный женский голос:
  — Я позвонила в полицию. Не знаю, что вы здесь делаете, но…
  — А мы и есть полиция, — заявил офицер, предъявляя жетон полицейского.
  — Я позвонила в участок и…
  — Вы все правильно сделали. Там знают, что я здесь, — сказал офицер, наблюдая за увеличивающейся кучкой содержимого карманов Мейсона.
  — Ну вот, — Мейсон показал вывернутые карманы. — Инструменты взломщика здесь есть?
  — Может, у вас был ключ? — предположил Каддо.
  — Не вижу ни одного.
  — Он у его секретарши!
  — Если у вас есть какие-то сомнения, — обратился Мейсон к офицеру, — то вы можете отвезти мою секретаршу в полицейское управление, чтобы ее обыскала женщина, но…
  — Дайте мне посмотреть вашу сумочку, — повернулся полицейский к Делле.
  Он открыл сумочку Деллы Стрит, просмотрел содержимое и достал связку ключей.
  — Это от чего?
  — От моей квартиры.
  — А этот?
  — От моего гаража.
  — Она может вас обманывать, — предупредил Каддо. — Вы же не знаете, от чего они. Ключ, который, как она утверждает, от конторы Мейсона, может открывать совсем другой замок. Вы…
  — Меня совершенно не интересует, от чего они, — заявил офицер, — если они не от этой двери. А это мы проверим прямо сейчас.
  Он по очереди попытался вставить их в замок. Ни один не подошел.
  — Даже канавки другие, — заметил офицер. Он положил связку обратно в сумочку Деллы, закрыл ее и вернул хозяйке.
  — Он у нее в чулке! — заявил Каддо. — Как вы можете знать…
  — Замолчите! — повернулся к нему полицейский. — До сих пор вы еще ничего верного не сказали. Чего вы добиваетесь?
  — Я стараюсь проследить, чтобы…
  — Вы находились здесь и наблюдали за квартирой?
  — Да.
  — Всю ночь?
  — Всю ночь.
  — Мне это кажется подозрительным, — заметил офицер.
  Мейсон просто улыбнулся.
  Каддо нетерпеливо заговорил:
  — Я вас предупреждал, что он очень хитер. Я предполагал, что он…
  — Значит, мистер Каддо, — обратился к нему Мейсон, — вы по собственной инициативе взялись охранять этот дом? Вы это пытаетесь сказать?
  — Да.
  — А почему вы не пригласили с собой кого-нибудь из полиции?
  — Сами знаете почему. У меня были лишь подозрения. Я…
  — Вы же сегодня ночью разговаривали с лейтенантом Трэггом, не так ли?
  — Да.
  — Во время того разговора я заявил Трэггу, что вы слышали, как ваша жена призналась, что была здесь и встречалась с Розой Килинг.
  — Я не слышал ничего подобного. Моя жена ничего подобного не говорила.
  — Но, несмотря на то что ваша жена не говорила ничего подобного, вы, вместо того чтобы лечь спать, прыгнули в машину и примчались сюда, чтобы наблюдать за этим домом, не так ли?
  — Так.
  Мейсон улыбнулся.
  — Если вы никогда в жизни не встречались с Розой Килинг, откуда вам знать, где она жила?
  — Я… у меня был адрес.
  Мейсон захохотал и повернулся к офицеру патрульной службы:
  — Если хотите облегчить себе работу, посадите его в камеру.
  Офицер чуть заметно кивнул.
  Внезапно Каддо в панике закричал:
  — Это у вас не пройдет! Офицер, я позвонил вам, когда увидел, что они входят в дом, а вы позволили им отвертеться.
  — Никто не отвертелся, — ответил офицер. — Но я не могу понять, чего добиваетесь вы. Зачем вы лично находились здесь всю ночь, вместо того чтобы спать в теплой постели? Я не думаю, что вы видели, как они входили в эту дверь, и считаю, что они стояли на крыльце и звонили. Ладно, хватит. Уходите все. Я знаю, кто этот человек, и всегда могу найти его. Я составлю отчет и в точности опишу, что случилось.
  — Я тоже напишу отчет, — пригрозил Каддо. — Когда лейтенант Трэгг… Черт побери, я сам позвоню лейтенанту Трэггу.
  — Хорошо, — сказал офицер патрульной службы, — позвоните ему, но все может подождать до утра. Я представлю отчет, а лейтенант Трэгг пусть поступает, как сочтет нужным.
  — В целях защиты моего клиента и меня лично я требую, чтобы представитель правопорядка охранял эту квартиру, — заявил Мейсон. — Я хочу, чтобы все доказательства оставались на месте.
  — У нас не хватает людей, — виновато сказал офицер. — Последнее время было совершено много преступлений и…
  — Это не просьба, — прервал его Мейсон. — Это официальное требование к полиции. В связи с тем, что стало очевидным намерение мистера Каддо проникнуть в эту квартиру, я настаиваю, чтобы вы выставили охрану.
  — Сейчас я свяжусь с полицейским управлением. Пусть сами разбираются.
  — Правильно, — сказал Мейсон. — У вас ведь в машине есть рация.
  — Ты слышал, Джек? — обратился офицер к своему напарнику, сидевшему в машине.
  — Не все, но большую часть.
  — Позвони в управление и скажи им, что Мейсон требует установить здесь охрану.
  — На основании того, что одна из заинтересованных сторон была задержана, рыская вокруг дома, — добавил Мейсон.
  — Вы меня имеете в виду? — закричал Каддо.
  — Вас.
  — Я не был задержан и не рыскал по округе.
  — Хорошо, — саркастически засмеялся Мейсон. — Сообщите в управление, что одно из лиц, на которое в первую очередь падает подозрение в этом деле, решило само назначить себя охранником и вести наблюдение за домом. Когда в отделе по расследованию убийств услышат об этом, то сразу же пришлют своих людей.
  — Подождите минуту, — попросил полицейский.
  Он поднял окно машины, чтобы остальные не могли слышать, что он говорит, и связался с управлением.
  Через несколько минут он опустил окно и обратился к присутствующим:
  — Они сейчас пришлют охрану.
  Глава 18
  Судья Осборн оторвал глаза от документов, которые читал, и объявил:
  — Слушается дело по обвинению Марлин Марлоу.
  — Обвинение готово, — заявил Джеймс Гановер.
  Мейсон встал.
  — Ваша честь, обвиняемая находится в зале суда. Она поставлена в известность о своих правах, и мы готовы к предварительному слушанию. Ей предъявляется обвинение в тяжком убийстве первой степени. Я являюсь адвокатом мисс Марлоу.
  Заместитель окружного прокурора Гановер сказал:
  — Я могу приступить к представлению доказательств. Позовите доктора Томаса К. Хиллера.
  Доктор Хиллер принял присягу, монотонно рассказал о своей квалификации, которая позволяет ему выступать в качестве свидетеля-эксперта по медицинским вопросам. Он заявил, что его вызвали в квартиру Розы Килинг и там он приблизительно определил время смерти — полдень того дня, когда он прибыл на место преступления, может, на полчаса раньше. В дальнейшем он произвел вскрытие трупа. По голове был нанесен удар достаточной силы, чтобы покойная потеряла сознание. Очевидно, что пока она находилась без сознания, ей в спину воткнули нож с шириной лезвия дюйм и две десятых и толщиной в две десятых дюйма. О длине ножа он, конечно, с уверенностью судить не может, но оно вошло в тело примерно на семь дюймов.
  Доктор Хиллер считал, что смерть наступила практически мгновенно от ножевого ранения, но обратил внимание суда на то, что, по его мнению, ножевое ранение было нанесено после того, как покойная упала на пол и лежала неподвижно в том положении, в котором нашли труп.
  Имело место обильное кровотечение. Нож воткнули в спину, ближе к одному из боков. Осмотр ногтей при помощи микроскопа, а также другие тесты показали, что покойная принимала ванну незадолго перед тем, как было нанесено смертельное ранение.
  — Вы можете начинать перекрестный допрос! — свирепо рявкнул Гановер.
  — У меня нет вопросов, — заявил Мейсон.
  Для дачи свидетельских показаний пригласили лейтенанта Трэгга.
  Он назвал свою официальную должность и рассказал о том, как его вызвали в квартиру Розы Килинг в день убийства.
  Трэгга попросили прокомментировать состояние комнат, в каком он нашел их по прибытии. Трэгг заявил, что, когда он появился в квартире, в ней находились Перри Мейсон, его секретарша Делла Стрит и тело убитой.
  Далее Трэгг дал описание комнат, время от времени ссылаясь на фотографии, которые ему показывали. Эти снимки, сделанные полицейским фотографом, были приобщены к делу в качестве доказательств.
  Затем Гановер перешел к орудию убийства.
  — Пожалуйста, опишите, как вы его искали.
  — Я осмотрел всю квартиру в поисках орудия убийства, но не смог его там найти.
  — Теперь мне хотелось бы спросить вас, — продолжал Гановер, — обнаружили ли вы автомобиль, принадлежащий обвиняемой?
  — Да.
  — Где он находился?
  — В коммунальном гараже.
  — И вы знаете, кто там оставил машину?
  — Только то, что мне сообщили.
  — Конечно, вы не можете свидетельствовать об этом. А хозяин гаража в суде? Тот, кто предоставил вам информацию?
  — Да, сэр.
  Гановер триумфально ухмыльнулся.
  — Нет необходимости вызывать его, — сказал Мейсон. — Я заявляю, что отогнал машину своего клиента в коммунальный гараж и оставил ее там, когда мисс Марлоу отправилась в частную лечебницу после освобождения в соответствии с «хабэас корпус».
  — Прекрасно. Так мы сэкономим время. Спасибо, — поблагодарил Гановер.
  Заместитель окружного прокурора подошел к месту для дачи свидетельских показаний, открыл небольшую сумку и достал оттуда коробочку. Из нее он вынул нож, покрытый пятнами сухой крови.
  — Лейтенант Трэгг, я хотел бы спросить вас, не видели ли вы когда-нибудь раньше этот нож?
  — Да, видел. Я могу идентифицировать его, потому что на ручке нацарапаны мои инициалы. Я нашел этот нож под ковриком в багажнике автомобиля обвиняемой. Когда я его обнаружил, он был в точно таком же состоянии, что и сейчас, только к настоящему времени пятна засохшей крови подвергли химическому анализу в полицейской лаборатории, поэтому их вид несколько изменен. Нож в целом выглядит немного по-другому, потому что и ручку, и лезвие покрывали специальным составом, чтобы снять отпечатки пальцев.
  — Были ли обнаружены чьи-либо отпечатки пальцев?
  — Нет, сэр. Ручку очень тщательно вытерли, так что она оказалась абсолютно чистой.
  — Это вывод свидетеля, — выразил протест Мейсон.
  Лейтенант Трэгг улыбнулся и сказал:
  — Я изменю свою фразу. На ручке не было никаких отпечатков пальцев, вообще никаких, даже самых слабых пятен. А как человек с большим опытом работы по уголовным делам, — с видом победителя добавил Трэгг, — и давно занимающийся дактилоскопированием, я с уверенностью могу заявить, что подобное могло произойти только в том случае, если ручку тщательно вытерли.
  — Собираетесь ли вы приобщить этот нож к делу, как одно из доказательств? — обратился Мейсон к Гановеру.
  — Да, — ответил заместитель окружного прокурора.
  — При сложившихся обстоятельствах, — заявил Мейсон, — у меня нет никаких возражений. Пусть он будет приобщен как доказательство.
  Судья Осборн был искренне удивлен.
  — Конечно, — заметил он, — еще не сделана попытка доказать, что это и есть орудие убийства. Хотя очевидно, что покойная погибла от ножевого ранения и что размеры этого ножа примерно совпадают с размерами раны, других доказательств не представлено.
  — Ваша честь, — снова заговорил Гановер, — у меня есть и другие доказательства.
  — Заместитель окружного прокурора желает, чтобы этот нож был признан одним из доказательств, — сказал Мейсон. — Его идентифицировали как нож, обнаруженный в автомобиле обвиняемой, и у меня нет возражений, чтобы он был приобщен к делу в качестве доказательства.
  — Как орудие убийства? — спросил Гановер.
  Мейсон холодно улыбнулся.
  — У меня нет возражений, чтобы он был приобщен к делу в качестве доказательства, как нож, найденный в багажнике автомобиля обвиняемой.
  — Прекрасно, — резким тоном ответил Гановер. — Пусть он будет приобщен на этих основаниях, а мы покажем связь в дальнейшем.
  Судья Осборн поджал губы, словно размышляя, высказывать свое мнение или нет, и наконец заявил:
  — Хорошо, нож приобщается к делу в качестве доказательства. Секретарь зарегистрирует его под соответствующим номером. Продолжайте, господа.
  — Ваша честь, — обратился Гановер к судье, — мне бы хотелось на какое-то время попросить лейтенанта Трэгга освободить место для дачи показаний и пригласить другого свидетеля, а потом вновь позвать лейтенанта.
  — Не возражаю, — сказал Мейсон.
  Трэгг встал.
  — Сержант Голкомб, — пригласил Гановер.
  Сержант Голкомб принял присягу, назвал полное имя, возраст, адрес, род занятий, а затем удобно устроился в свидетельском кресле.
  — Вы знакомы с обвиняемой Марлин Марлоу? — спросил Гановер.
  — Да.
  — Вы говорили с ней о ее взаимоотношениях с Розой Килинг? Это предварительной вопрос, сержант. Просто ответьте «да» или «нет».
  — Да.
  — Когда?
  — Семнадцатого числа этого месяца.
  — В тот день, когда труп Розы Килинг был обнаружен в ее квартире?
  — Да.
  — Где происходил ваш разговор с обвиняемой?
  — В отделе по расследованию убийств полицейского управления.
  — Сделала ли в то время обвиняемая Марлин Марлоу какие-либо заявления касательно своего пребывания в квартире Розы Килинг?
  — Да.
  — Что она сказала?
  — Секундочку, — прервал Мейсон. — Не сделано должного предварительного обоснования. Свидетель не указал, было ли заявление обвиняемой добровольным или оно получено под давлением.
  — Ваша честь, в таком обосновании нет необходимости, — возразил Гановер. — Нам требуется только факт признания. А признание в чем-либо противоречащем интересам не обязательно должно даваться добровольно. Это установленное правило.
  — Тем не менее, — продолжал Мейсон, — я считаю, что то, что мой уважаемый коллега называет признанием, затрагивает права подзащитной, так что я требую вначале выяснить, было ли признание добровольным. Ваша честь, могу ли я задать несколько вопросов сержанту Голкомбу на этой стадии?
  — Да, — разрешил судья Осборн.
  — Когда обвиняемая сделала это заявление, присутствовало несколько полицейских? — спросил Мейсон сержанта Голкомба.
  — Да.
  — Они сидели вокруг обвиняемой?
  — Они сидели таким образом, чтобы все было слышно.
  — Как освещалась комната?
  — Электрическим светом. Мы уже перестали пользоваться керосином, когда я начал работать.
  В зале суда послышался смех.
  — Но в комнате горела одна очень яркая лампа?
  — Да.
  — И она была направлена точно в лицо мисс Марлоу?
  — Невозможно осветить комнату таким образом, чтобы часть света не падала на лицо допрашиваемого, — попытался объяснить сержант Голкомб. — Мы пытаемся обеспечить комфорт, но не можем это делать в такой степени.
  В зале опять послышался смех.
  — Лампа была установлена так, чтобы лучи света концентрировались именно на лице обвиняемой?
  — Она просто сидела в лучах, — заявил сержант Голкомб.
  — И смотрела на свет?
  — Да.
  — Кто задавал вопросы?
  — Я.
  — А другие задавали вопросы?
  — Некоторые из них.
  — А все не задавали?
  — Ну, может, и все задавали.
  — Во время нахождения обвиняемой в комнате заходил ли в нее кто-либо еще?
  — Откуда мне знать? Я не следил за всеми входящими и выходящими. Возможно, кто-то заходил. А может, и не заходил.
  — Кто-нибудь заходил по вашему приглашению?
  — Возможно.
  — А вы случайно не просили зайти молодую женщину?
  — Думаю, что, может, и просил.
  — Вы просили эту женщину опознать обвиняемую?
  Сержант Голкомб заерзал на стуле.
  — Ну да.
  — А на самом деле эта женщина когда-нибудь раньше видела обвиняемую?
  — Не знаю. Понятия не имею, каких людей эта женщина видела, а каких не видела.
  — Вы просили ее перед тем, как пригласить в комнату, чтобы она указала на обвиняемую и сказала: «Это та женщина» — или что-то подобное?
  — Я велел ей войти и идентифицировать обвиняемую.
  — Кто эта женщина, которой вы велели войти и идентифицировать обвиняемую?
  — Стенографистка транспортного отдела, работающая в вечернюю смену.
  — А через какое-то время вы дали сигнал лейтенанту Трэггу, чтобы он вошел, не так ли?
  — Возможно, и дал.
  — А он по предварительной договоренности отпустил всех полицейских, находившихся в комнате, и пригласил обвиняемую к себе в кабинет?
  — Ну и что, если он это сделал?
  — Вот видите, ваша честь, обычный случай применения полицией «третьей степени».
  — Не считаю возможным допустить признание вины, но я принимаю доказательства признания, — заявил судья Осборн. — Продолжайте, господин обвинитель.
  — А теперь скажите, — обратился Гановер к сержанту Голкомбу, — делала ли обвиняемая в то время какие-либо заявления касательно своего пребывания в квартире Розы Килинг?
  — Да, она заявила, что пришла к Розе Килинг, чтобы встретиться с ней, и обнаружила, что Роза Килинг мертва. Обвиняемая позвонила Перри Мейсону и взяла на себя ответственность за появление Перри Мейсона на месте преступления. Она призналась, что находилась в квартире Розы Килинг примерно в то время, когда было совершено преступление, и что вошла при помощи ключа, который ей дала Роза Килинг.
  — Вы можете приступать к перекрестному допросу, господин защитник, — торжествующе сказал Гановер.
  — Обвиняемая призналась вам, что находилась в квартире примерно в то время, когда было совершено убийство? — спросил Мейсон.
  — Она сказала, что находилась там. А это было примерно в то время, когда произошло убийство.
  — Но она не говорила вам, что находилась в квартире в то время, когда совершалось преступление?
  — Не в таких выражениях.
  — Или примерно в то время, когда совершалось преступление?
  — Не в таких выражениях.
  — Или что-что знала об убийстве?
  — Не в таких выражениях.
  — Она сказала вам, что вошла при помощи ключа?
  — Она сказала, что у нее был ключ от квартиры.
  — Но она говорила, что воспользовалась им?
  — Не в таких выражениях.
  — А разве она не говорила, что обнаружила дверь открытой или слегка приоткрытой?
  — Ну, она могла представить эту идею, но у нее был ключ и…
  — Так что она вам сказала?
  — Я думаю, что она сказала, что нашла дверь открытой, но у нее был ключ.
  — Спасибо, — поблагодарил Мейсон, саркастически утрируя слова благодарности. — Это все, сержант Голкомб. Спасибо, что вы выступили как справедливый и бесстрастный свидетель.
  Сержант Голкомб встал со стула, ухмыльнулся в сторону Мейсона и тяжелой походкой направился к своему месту в зале суда.
  — Я хотел бы снова пригласить лейтенанта Трэгга, — сказал Гановер. — Пожалуйста, займите место для дачи показаний, господин лейтенант.
  Трэгг выполнил просьбу заместителя окружного прокурора.
  В голосе Гановера слышался триумф.
  — Когда вы прибыли на квартиру Розы Килинг, что вы конкретно там нашли, господин лейтенант?
  — Она проживала в типовом двухэтажном доме, состоящем из четырех квартир, и занимала одну из них на втором этаже, в южной части, — начал давать показания Трэгг.
  — Я сейчас покажу вам план и несколько фотографий. Вы можете их идентифицировать?
  — Вот это — фотография дома, — сказал Трэгг. — А это — план квартиры, где был найден труп. На плане четко представлены различные комнаты, а также отмечено положение тела. На этой — ванная комната изнутри. На этой фотографии запечатлены спальня и труп. Это гостиная. Это спальня с другого ракурса. Это снимок тела с близкого расстояния. Я могу идентифицировать план и фотографии как иллюстрирующие то, что я упомянул. Другими словами, они дают истинную картину.
  — Я прошу приобщить план и фотографии к делу в качестве доказательств и присвоить им соответствующие номера, — обратился Гановер к судье.
  — Никаких возражений, — заявил Мейсон. — Пусть все это заносится в протокол.
  Секретарь суда проштамповал различные вещественные доказательства и пронумеровал их.
  — Теперь, лейтенант, я хотел бы обратить ваше внимание на одну из фотографий, вещественное доказательство номер четыре, представленное обвинением, — снова обратился Гановер к Трэггу. — На ней изображены два чемодана.
  — Да, сэр?
  — Вы обратили внимание на эти два чемодана, когда впервые вошли в квартиру?
  — Да.
  — Что в них лежало, если вообще что-либо лежало?
  — Одежда, — ответил Трэгг и как бы невзначай добавил: — Роза Килинг упаковывала вещи во время убийства.
  — О да? Собиралась уезжать? — спросил Гановер.
  — Она отправлялась в дальнюю поездку, — объяснил Трэгг, — и еще не закончила упаковывать вещи, когда ее убили.
  — Понятно. А вот здесь на фотографии гостиной виден телефон.
  — Да.
  — Вы с ним что-нибудь сделали?
  — Мы покрыли его составом для снятия отпечатков пальцев.
  — Вы обнаружили чьи-нибудь отпечатки пальцев на нем?
  — Только одного человека, — ответил Трэгг. — Перри Мейсона, адвоката обвиняемой.
  Судья Осборн наклонился вперед.
  — Что? — спросил он.
  — Отпечатки пальцев только одного человека, — повторил Трэгг. — Перри Мейсона.
  — И никаких других?
  — Никаких.
  — А вы попросили объяснить?.. Продолжайте, господин обвинитель.
  Улыбающийся Гановер ответил:
  — Ваша честь, я еще дойду до этого. Теперь, лейтенант Трэгг, расскажите нам, что произошло, когда вы прибыли на квартиру.
  — Мы оказались там по вызову мистера Перри Мейсона, — начал Трэгг, — и обнаружили самого Перри Мейсона и его секретаршу мисс Стрит.
  — Вы разговаривали с ними?
  — С мистером Мейсоном. Он сказал, что нашел дверь открытой, поднялся в квартиру, обнаружил труп, позвонил в полицию, а также своей клиентке, Марлин Марлоу.
  — Он сообщил вам что-нибудь о пребывании в квартире мисс Марлоу?
  — Нет. Определенно нет.
  Судья Осборн зловеще нахмурился.
  — А в дальнейшем обвиняемая делала вам какие-нибудь заявления относительно своего пребывания в квартире?
  — Да. Она говорила, что собиралась поиграть в теннис с Розой Килинг.
  — На этой фотографии спальни я вижу теннисные туфли, ракетку и мячи.
  — Вы правы. Я обратил на них особое внимание.
  — У вас был разговор с обвиняемой относительно этих вещей?
  — Да.
  — В чем заключалась суть разговора?
  — Я обвинил ее в том, что она специально достала эти вещи после убийства Розы Килинг, чтобы придать правдоподобие своему рассказу об игре в теннис.
  — Что она ответила?
  — Она не призналась в этом.
  — Обвиняемая пыталась вам как-то объяснить то, что Роза Килинг пригласила ее поиграть в теннис, когда она совершенно очевидно упаковывала вещи, собираясь уехать из города?
  — Она не дала никаких объяснений, — улыбнулся Трэгг.
  — Вы говорили с ней о письме, полученном ею от Розы Килинг?
  — Да.
  — Что она сказала?
  — Она уничтожила его.
  — Сейчас я вручаю вам сделанную под копирку копию письма, написанного обычным почерком, адресованного Марлин Марлоу, под которым стоит подпись «Роза Килинг». Видели ли вы эту копию когда-либо раньше?
  — Ваша честь, — обратился к судье Мейсон, — я возражаю против такого способа идентификации.
  — Марлин Марлоу уничтожила письмо, — напомнил Гановер. — Мы имеем право использовать копию, сделанную под копирку.
  — Конечно, имеете, если докажете две вещи, — повернулся к нему Мейсон. — Во-первых, что оригинал уничтожен или найти его невозможно, и, во-вторых, что это копия именно того оригинала.
  — В связи с этими техническими возражениями, ваша честь, — заявил Гановер, — мне придется пригласить других свидетелей, которых я не планировал вызывать. Я не думаю, что возможны сомнения по поводу того, истинная это копия или нет. Мы бы ускорили дело, если бы мне не пришлось приглашать дополнительных свидетелей.
  — Вы утверждаете, что это копия того письма, — возразил Мейсон. — Если вы хотите, чтобы она была приобщена к делу в качестве доказательства, вам необходимо показать, что это почерк лица, подписавшего письмо, и, далее, что письмо, копией которого является представляемая вами, было получено обвиняемой.
  — Хорошо, если вы пытаетесь заострять внимание на технических аспектах, — раздраженно ответил Гановер. — Ваша честь, приближается время обеденного перерыва, и я бы попросил отложить слушание дела до двух часов. К тому времени я приглашу свидетелей, которые необходимы для длинного, утомительного процесса идентификации того, что, насколько известно обвиняемой, является подлинным.
  — Это ваше дело, — заметил Мейсон. — Если хотите, представляйте доказательства.
  — Не сомневайтесь, я их представлю! — рявкнул Гановер.
  — Прекрасно, — сказал судья. — Объявляется перерыв до двух часов. Обвиняемая остается под стражей. В два часа мы возобновим слушание дела.
  Глава 19
  Перри Мейсон и Делла Стрит сидели в уединенной кабинке в своем любимом ресторанчике рядом с Дворцом правосудия.
  Потягивая томатный сок, адвокат заметил:
  — Гановер пытается пролететь через дело, представляя, что я уделяю слишком много внимания техническим аспектам.
  Делла кивнула.
  — Он производит большое впечатление на судью Осборна, — высказала она свое мнение.
  — Осборн — прекрасный, честный, прямой, справедливый человек, но у него мало опыта практической работы в суде. Его календарь перегружен, и он торопится решить все вопросы. Его легко поймать на такую удочку, в то время как более опытный и более привычный к происходящему во время слушания дел судья сразу бы понял, что пытается сделать Гановер. Только в том случае мой уважаемый оппонент действовал бы совсем по-другому. Он очень неглуп и имеет информацию обо всех судьях и их реакции.
  Официант принес им салат и крекеры.
  — Ладно, Делла, — сказал Мейсон, — теперь мы уже увидели их атомную бомбу. Нам придется объяснить происхождение этого ножа, или Марлин посчитают виновной.
  — Какое здесь может быть объяснение? Его нашли спрятанным у нее в машине. Боже, шеф, похоже, для Марлин сгустилась тьма. Нож решает дело против нее.
  — Не обязательно, Делла. Здесь два варианта: или Марлин Марлоу убила Розу Килинг этим ножом, или кто-то специально подставляет ее.
  — Роберт Каддо? — в надежде спросила Делла.
  Мейсон крутил в руках вилку.
  — Черт побери, Делла, не знаю. Еще одним важным фактором является то, что Долорес Каддо так и не устроила сцену Марлин Марлоу. Она призналась мне, что была у Розы Килинг. Думаю, она говорила правду. Несомненно, порванная форма и чернильные пятна — результат визита Долорес.
  — Но что-то помешало миссис Каддо зайти к Марлин Марлоу.
  — Давай предположим, что Долорес Каддо появилась у Розы Килинг в одиннадцать тридцать. Она может указать время только примерно, но мы должны предполагать, что это случилось вскоре после того, как ушла Марлин. Миссис Каддо позвонила, а Роза Килинг нажала на кнопку, отпускающую замок на входной двери.
  Делла кивнула и сказала:
  — Продолжайте, шеф.
  — Долорес поднялась в квартиру, устроила сцену и полила Розу Килинг чернилами. Роза побежала в ванную комнату. Долорес попыталась ее схватить и порвала теннисную форму. Роза заперлась в ванной.
  — И что?
  — Если все произошло именно так, то это подтверждает рассказ Марлин Марлоу о том, что Роза Килинг хотела поиграть в теннис. А если эта часть правдива, то и все остальное может оказаться правдой. Роза не упаковывала чемоданы, она их распаковывала. Она предложила Марлин поиграть в теннис и, как только Марлин поехала домой за формой, сняла платье и переоделась в то, в чем собиралась идти на корт. К тому времени, как зазвонил звонок, она уже достала теннисные принадлежности. Она нажала на кнопку, отпускающую замок на входной двери. Вошла Долорес Каддо, поднялась по лестнице, возможно, мило улыбаясь, пока не добралась до верха, а затем без каких-либо вступлений заявила: «Так, значит, ты — та самая женщина, которая попыталась завлечь моего мужа!» Долорес уже держала ручку наготове, а тут брызнула из нее чернилами на Розу. Роза Килинг попыталась объяснить Долорес, что она не завлекала ничьих мужей, но миссис Каддо вцепилась в нее и уже собиралась нашлепать. Роза вырвалась и разорвала запятнанный чернилами верх теннисной формы. Она кинулась в ванную комнату и заперлась там. Долорес решила, что сделала уже достаточно. Не думаю, что миссис Каддо выходит из себя. Она притворяется и просто играет роль, пытаясь произвести впечатление на своего мужа, чтобы он в дальнейшем дважды подумал, прежде чем связываться еще с какой-нибудь женщиной. Более того, Долорес искренне рассказывала мне о своем визите к Розе Килинг, но, когда я сообщил ей, что Розу Килинг убили, она быстренько переварила новость и решила, что лучше ей не иметь никакого отношения ко всему этому делу. Тогда она начала врать Трэггу. Если она изменила свои заявления, узнав об убийстве Розы Килинг, то она впервые услышала о ее смерти только от меня. Значит, естественно, убила не она.
  — А как насчет ее мужа?
  — Здесь, — продолжал Мейсон, — ситуация совсем иная. Во-первых, в спальне мы видели крупинки пепла сигары. Во-вторых, я бы хотел знать, чья сигарета прожгла пол: та, которую уронила Роза, отбиваясь от Долорес Каддо? Навряд ли сигарета могла выпасть у Розы после того, как девушка приняла ванну, и, кроме визита Долорес Каддо, причины ронять ее до ванны у Розы Килинг не было. Роза определенно не курила сигары. Пепел сигары совершенно точно указывает на присутствие мужчины. Наличие и сигары, и сигареты во время совершения преступления сильно усложняет дело. Я почти уверен, что сигарету обронила Роза Килинг, когда ее схватила Долорес, но не представляю, как мы сможем это доказать.
  — У меня есть чувство, — призналась Делла, — что если бы мы побольше знали о передвижениях Роберта Каддо в районе полудня семнадцатого числа, то без проблем решили бы это дело.
  — Он практически не курит, — сказал Мейсон. — Может, конечно, он и курит сигары, но я никогда этого не видел и не замечал их у него в карманах.
  — Вы правы, — неохотно согласилась Делла.
  — Ладно, давай обедать, а потом вернемся в зал суда и посмотрим, что будет дальше.
  Они доели салат, Мейсон оплатил счет, и они направились обратно во Дворец правосудия.
  Внезапно Делла схватила его за руку.
  — Шеф, смотрите! Вы заметили?
  Мейсон остановился и повернулся туда, куда направляла взгляд Делла.
  Роберт Каддо в сопровождении Палмера и Ральфа Эндикоттов и Лоррэн Эндикотт Парсонс подходили к Дворцу правосудия, и в тот момент, когда Делла обратила внимание Мейсона на них, Палмер Эндикотт протягивал Каддо свой портсигар. Издатель взял предложенную сигару и умелым движением опытного курильщика откусил кончик, зажег спичку, повернул сигару, зажигая ее, чтобы она ровно горела, а затем направился дальше. Он небрежно держал сигару в зубах, слегка под углом. Выражение лица Каддо показывало, что он прекрасно пообедал, готов насладиться хорошей сигарой и в его жизни нет никаких проблем.
  Глава 20
  Когда слушание возобновилось, судья Осборн спросил:
  — Вы готовы продолжать дело по обвинению Марлин Марлоу, господа?
  — Защита готова, — сказал Мейсон.
  — Обвинение готово, — объявил Гановер. — Я с радостью сообщаю суду, что дополнительные свидетели находятся в зале, так что я могу доказать подлинность копии. Перед обеденным перерывом показания давал лейтенант Трэгг, но мне бы хотелось на время отложить допрос Трэгга и пригласить мистера Ральфа Эндикотта.
  — Возражений нет, — заявил Мейсон. — Но я хочу уточнить, что лейтенант Трэгг должен будет вернуться на место для дачи свидетельских показаний, потому что я собираюсь провести перекрестный допрос касательно ряда моментов, по которым он уже дал показания.
  — Вам будут предоставлены все возможности для перекрестного допроса, — заверил его судья Осборн.
  — Теперь я хотел бы пригласить Ральфа Эндикотта, — объявил Гановер.
  Ральф Эндикотт холодно кивнул Мейсону и занял свидетельское место, ответил на предварительные вопросы, заявил, что он брат покойного Джорджа П. Эндикотта и что он был знаком с Розой Килинг при жизни.
  — Получали ли вы семнадцатого числа этого месяца копию письма, сделанную под копирку, от Розы Килинг, которое она послала по почте обвиняемой?
  — Да.
  — Что это была за копия?
  — Я получил от мисс Килинг сделанную под копирку копию письма, написанного ее почерком.
  — Кому было адресовано письмо?
  — Марлин Марлоу.
  — Обвиняемой по этому делу?
  — Да.
  — Я покажу вам копию письма, адресованного Марлин Марлоу. Видели ли вы это письмо когда-нибудь раньше?
  — Да, сэр, видел. Мне ее передала Роза Килинг.
  — Письмо написано почерком усопшей Розы Килинг?
  — Да. Я видел ее почерк. Я очень внимательно изучал ее подпись. Она стоит на завещании моего покойного брата. Мисс Килинг тогда выступала свидетельницей.
  — И только поэтому вы знаете, что письмо написано почерком Розы Килинг?
  — Нет, не только. Я обсуждал вопрос с самой Розой Килинг. Она мне сказала, что написала это письмо.
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, — обратился Гановер к Перри Мейсону.
  — Когда она вам сообщила, что написала это письмо? — спросил адвокат.
  — Семнадцатого.
  — В тот день, когда ее убили?
  — Да, сэр.
  — А где происходил разговор?
  — В ее квартире, в гостиной.
  — В какое время?
  — Около восьми утра.
  — А как вы оказались там в этот час?
  — Она позвонила мне и попросила зайти.
  — И, когда вы пришли к ней, вы разговаривали?
  — Да.
  — Что она сообщила вам во время этого разговора?
  — Ваша честь, — Гановер не дал Эндикотту ответить на вопрос. — Защита уходит в сторону. Я задавал свидетелю только вопросы, касающиеся письма. А адвокат защиты теперь пытается выяснить все темы, которые они обсуждали. Ваша честь, я протестую на основании того, что перекрестный допрос ведется не должным образом.
  — Я считаю, ваша честь, — заявил в ответ Мейсон, — что основным правилом представления доказательств является следующее: если при первоначальном допросе свидетеля выставившей стороной задаются вопросы по имевшему место разговору, то при перекрестном допросе противная сторона имеет право выявить суть всего разговора.
  — Я не спрашивал об этом разговоре, — возразил Гановер.
  Мейсон улыбнулся и ответил:
  — Вы спросили мистера Эндикотта, откуда он знает, что это ее почерк, и свидетель сказал, что знаком с ее почерком, и, более того, она подтвердила, что это ее почерк. Затем я спросил его о разговоре, и выяснилось, что подтверждение было сделано у нее на квартире. Теперь я спрашиваю обо всем разговоре.
  — Протест отклоняется, — объявил судья Осборн.
  — Она позвонила мне и попросила зайти к ней, — сообщил Эндикотт. — Она хотела передать мне сделанную под копирку копию письма, которое она послала Марлин Марлоу.
  — Она сказала это по телефону?
  — Да.
  — Так что вы пошли к ней на квартиру и разговаривали там с ней?
  — Да, сэр.
  — Что она сказала?
  — Она призналась, что Элеонора Марлоу пообещала ей деньги за заверение подписи под завещанием и в дальнейшем вручила ей за это тысячу долларов. Завещание было составлено с нарушением правил, и мой брат не знал его содержания. Роза Килинг сомневалась, подписывал ли он его вообще: ее не было в палате, когда оформлялся документ. В такой ситуации она считала, что тысяча долларов от Элеоноры Марлоу, полученная в результате продажи драгоценностей, которыми миссис Марлоу также завладела мошенническим путем, должна быть возвращена мне. Поэтому она дала мне чек на тысячу долларов, чтобы ее не мучила совесть.
  — Об этом вы говорили у нее на квартире?
  — Да.
  — Утром семнадцатого?
  — Да.
  — И в то время она передала вам чек, на котором стоит ее подпись?
  — Да.
  — А когда вы сказали, что подпись Розы Килинг под этим письмом является истинной, я предполагаю, что вы частично руководствовались сравнением с подписью на чеке?
  — Да.
  — А откуда вы знаете, что подпись на чеке является истинной?
  — Во-первых, потому, что я видел, как она его подписывала, а во-вторых, банк акцептовал его.
  — Чек у вас с собой?
  — Да.
  — Я хочу на него посмотреть и хочу, чтобы он был приобщен к делу в качестве доказательства, — заявил Мейсон.
  — Это незаконно, не относится к делу и несущественно, — выразил протест Гановер.
  — Это один из документов, на который ссылается свидетель, заявляя, что письмо подписано усопшей, — ответил Мейсон.
  — Но она сама сообщила ему, что написала письмо, — возразил Гановер.
  — Так утверждает свидетель, но, к сожалению, Розы Килинг нет в живых, чтобы подтвердить или опровергнуть его показания. Заявляя, что подпись является истинной, свидетель основывается на сравнении с подписью под другим документом, находящимся в его собственности. Естественно, при таких обстоятельствах я имею право на изучение этого документа.
  — Хорошо, — неохотно согласился Гановер. — Если вы хотите, чтобы это дело продолжалось бесконечно, я думаю, вы имеете право растягивать его то под одним, то под другим предлогом. Покажите ему чек, мистер Эндикотт.
  Ральф Эндикотт достал бумажник, вынул оттуда удостоверенный чек, который ранее показывал Мейсону, и сказал:
  — Пожалуйста, будьте очень осторожны с этим чеком. Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. Это доказательство.
  — Естественно! — ответил Мейсон. — Секретарь проштампует его прямо сейчас.
  Секретарь сразу же поставил штамп на чеке.
  — Когда вы ушли из квартиры Розы Килинг?
  — Я уже обсуждал это с вами и лейтенантом Трэггом. Я ушел примерно в восемь тридцать. Я могу отчитаться за каждую минуту этого дня.
  — Пока это все. Может, мне придется задать вам пару вопросов позднее. Ваша честь, я хотел бы, чтобы этот чек сфотографировали.
  — Хорошо, — согласился судья Осборн.
  — Я останусь здесь, пока не получу чек обратно, — со свирепым видом заявил Эндикотт. — Я не возражаю, чтобы вы его фотографировали, но требую вернуть его мне.
  — Мы сделаем фотостат в первый же перерыв, — успокоил его секретарь. — Это займет не более десяти минут.
  — Прекрасно. Я думаю, мистер Эндикотт все равно хочет остаться на слушании дела, — заметил судья Осборн, улыбаясь Эндикотту.
  — Меня это вполне устраивает. Я задержусь, — сказал Ральф Эндикотт и проследовал в дальние ряды зала, где сидели его брат и сестра.
  — Лейтенант Трэгг, пожалуйста, вернитесь для дачи показаний, — пригласил Гановер, и Трэгг снова уселся в свидетельское кресло.
  — Господин лейтенант, я показываю вам сделанную под копирку копию письма, адресованного Марлин Марлоу, и спрашиваю: где вы ее взяли?
  — Мне передал ее мистер Ральф Эндикотт.
  — Что вы с ней сделали?
  — Показал обвиняемой.
  — А что она сообщила вам относительно письма?
  — Призналась, что получила оригинал по почте и уничтожила его.
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, — обратился Гановер к Мейсону.
  — Лейтенант Трэгг, вы заявили, что несколько раз спрашивали обвиняемую, выкладывала ли она теннисные принадлежности таким образом, как показывает фотография, рядом с дверцей шкафа, с целью подтверждения своего рассказа, и что она отказалась в этом признаться?
  — Да.
  — Вам не кажется, господин лейтенант, что подобная интерпретация является пристрастной и предвзятой?
  — Что вы имеете в виду?
  — Другими словами, у вас полностью отсутствовали доказательства, которые бы указывали на то, что обвиняемая поместила теннисные принадлежности рядом с дверцей?
  — Я был абсолютно уверен, что она это сделала. Если Роза Килинг в предыдущий день написала ей это письмо, и собирала вещи, чтобы уехать из города семнадцатого, и принимала ванну перед отъездом, то она, естественно, не планировала играть в теннис.
  — Но, господин лейтенант, откуда вы знаете, что она собирала вещи?
  — Она упаковывала два чемодана. Один из них был уже полностью готов, а второй — наполовину.
  — Вы имеете в виду, что второй был наполовину распакован, не так ли?
  — Я имею в виду, что он был упакован! Она упаковывала вещи.
  — А откуда вы знаете, что она их не распаковывала?
  — А откуда я все знаю? — разозлился лейтенант Трэгг. — Доказательства на месте. Их можно увидеть. Женщина упаковывала вещи.
  — Господин лейтенант, посмотрите вот на эту фотографию спальни. Я хочу обратить ваше внимание на стопку вещей, которые сложены на комоде.
  — Да?
  — Вы видели эти вещи?
  — Да.
  — Что это за вещи?
  — Это вещи, которые она уже сложила и готовилась упаковать в чемодан.
  — Вы внимательно рассматривали эту стопку? — спросил Мейсон.
  — Да, господин адвокат.
  — Вы не нарушали порядок, а только просмотрели?
  — Я заглянул с одной стороны, с другой, просто чтобы знать, что в ней.
  — И что в ней оказалось?
  — Нижнее белье, ночная сорочка, носовые платки, чулки и другие вещи.
  — И они сложены по-разному, но внешние размеры всей стопки именно такие, как на фотографии, господин лейтенант?
  — Да. Там есть маленькие вещи, как, например, носовые платки и нижнее белье, но внешние размеры всей стопки как раз подходят под размеры чемодана.
  — И поэтому вы решили, что она собиралась класть эту стопку в чемодан?
  — Да. Она сложила их таким образом, чтобы они точно вошли в чемодан.
  — Вы считаете, что подобное возможно сделать?
  — Конечно. Доказательства перед вами.
  — Но разве нельзя интерпретировать эти доказательства таким образом, что эти вещи уже лежали в чемодане и она вынула их и оставила на комоде?
  — Нет.
  — Этот вопрос требует выводов со стороны свидетеля, — обратился Гановер к судье.
  — Свидетель квалифицировал себя как эксперт, — заметил Мейсон. — Он заявил под присягой, что усопшая упаковывала вещи, когда ее убили. Я хочу доказать, что он был не прав.
  — Попытайтесь, — бросил вызов Гановер.
  Улыбаясь, Мейсон встал со стула и обратился к своей секретарше:
  — Делла, дай мне, пожалуйста, вон тот сверток.
  Делла Стрит передала ему то, что он просил.
  Мейсон достал из-под стола, за которым сидел, чемодан и подошел к лейтенанту Трэггу.
  — Господин лейтенант, вы утверждаете, что можно сложить вещи так, что они точно подойдут под размеры чемодана без фактической примерки под его размеры. Вот здесь — предметы женского нательного белья и другая одежда. Пожалуйста, сложите их таким образом, чтобы они точно подошли под размеры этого чемодана. Сделайте это, не кладя их в чемодан.
  — Очень просто, — сказал лейтенант Трэгг и запустил руку в сверток. К своему смущению и смеху в зале, он достал оттуда шелковые трусики.
  — Это несправедливый тест! — запротестовал Гановер.
  — Почему несправедливый? — спросил Мейсон. — Лейтенант утверждает, что это можно сделать. Давайте посмотрим, как он справится.
  — Все и так ясно, — вставил Трэгг. — Только мне нужен стол или что-то в этом роде, чтобы складывать на него вещи, и я удовлетворю просьбу мистера Мейсона.
  Он заглянул в чемодан, положил на стол трусики, затем достал из свертка блузку.
  — Конечно, — заметил Трэгг, — у меня нет большого опыта складывания подобных вещей, так что они могут помяться.
  — Я понимаю, — ответил Мейсон. — От вас не требуется профессиональная упаковка, которую может произвести женщина. Вы просто показываете суду, как можно уложить вещи стопкой, внешние размеры которой точно подходят под размеры чемодана.
  Лейтенант Трэгг начал складывать блузку, затем с определенной долей беспокойства посмотрел на края. Однако он опять смело запустил руку в сверток, достал еще какие-то вещи и начал складывать их неровными квадратами.
  — Думаю, это все, — наконец сказал он.
  Мейсон посмотрел на стопку вещей, а потом опустил ее в чемодан.
  — У вас здесь пробел дюйма на полтора, господин лейтенант, — заметил адвокат.
  — Хорошо, я сложу еще раз, — нетерпеливо сказал Трэгг.
  Он повторил процедуру.
  Мейсон еще раз опустил стопку в чемодан и заметил:
  — Она на три четверти дюйма превышает размеры. Мне приходится загибать края, чтобы она влезла в чемодан.
  — Послушайте, — обратился к нему лейтенант Трэгг, — дайте я приложу одну вещь, чтобы узнать габариты чемодана, а тогда…
  — Вы забыли условия теста? — спросил Мейсон. — В стопке должно быть несколько вещей, и к тому же не все предметы являются достаточно крупными, чтобы показать вам точный размер.
  — Ну тогда дайте мне положить пару или тройку из них, и тогда я…
  — Тогда вы будете распаковывать чемодан, господин лейтенант.
  Трэггу стало очень неловко, когда он внезапно осознал вставшую перед ним дилемму.
  — Таким образом, — продолжал Мейсон, — теперь становится ясно, что те вещи, которые оказались на комоде, были вынуты из чемодана стопкой, которой они лежали в нем, а затем оставлены на комоде. Не так ли, господин лейтенант?
  — Я не знаю, точно ли они подходили под размеры чемодана.
  — Но вы же сами это утверждали.
  — Мне так показалось.
  — Края были ровными и одинаковыми? Стопка прямоугольной?
  — С трех сторон.
  — Попытайтесь сложить стопку таким образом, чтобы края составляли точный прямоугольник, когда вам как образец не помогает чемодан или какая-нибудь коробка.
  — Хорошо, вы выиграли, — устало признал Трэгг. — Она распаковывала вещи. Она взяла одну стопку из чемодана и положила на комод.
  — Вот именно, — подтвердил Мейсон. — Вы ошиблись, когда утверждали, что она упаковывала вещи в то время, когда ее убили. Вы имели в виду, что она их распаковывала, не так ли?
  — Я все равно не думаю, что она их распаковывала, — ответил Трэгг.
  — Вы можете объяснить доказательства как-нибудь по-другому?
  — Хорошо. Я снимаю свои показания насчет того, что она упаковывала вещи в момент смерти.
  — Спасибо, господин лейтенант, — поблагодарил Мейсон. — Теперь рассказ обвиняемой не кажется таким уж неправдоподобным. Мисс Килинг могла предложить поиграть в теннис.
  — Она бы не стала принимать ванну перед тем, как идти на корт.
  — А разве вы не находили в корзине для грязного белья порванный верх спортивной формы с чернильными пятнами?
  — Находили.
  — Предположим, что в квартиру кто-то зашел уже после того, как мисс Килинг надела на себя спортивную форму, и этот человек полил ее чернилами и порвал форму, а мисс Килинг заперлась в ванной и ждала, пока не уйдет нападавший. Тогда разумно предположить, что она сняла с себя разорванный костюм и приняла ванну, чтобы смыть следы чернил, оставшиеся на коже. Я прав?
  — О, конечно, — саркастически заметил Трэгг, — продолжайте. Вы можете придумать объяснение любой ситуации, конечно, при условии признания таких невероятных вещей. Попробуйте докажите, что кто-то заходил к ней и поливал ее чернилами.
  — Я думаю, что сделаю это. Спасибо, господин лейтенант.
  — Это все, мистер Трэгг, — подтвердит Гановер.
  — Я считаю, что в связи с тем, что мистер Эндикотт хочет получить свой чек назад, — заявил судья Осборн, — суду следует взять двадцатиминутный перерыв, пока секретарь делает фотостат. После этого он будет приобщен к делу в качестве вещественного доказательства, как пример почерка усопшей.
  Судья Осборн ушел в свой кабинет. Газетные репортеры, почувствовавшие, что еще одна фотография привлечет внимание их читателей, окружили смущенного лейтенанта Трэгга и защелкали аппаратами, уговаривая его снова взять в руки предметы женского туалета и попытаться уложить их в форме прямоугольника.
  Когда Пол Дрейк встал со своего места в зале суда, откуда следил за развитием событий, Мейсон встретился с ним глазами.
  Улыбаясь, Пол подошел к адвокату.
  — Ты заставил моих ребят побегать, Перри.
  На лице Мейсона было заметно большое нервное напряжение.
  — Быстро, Пол, — тихо сказал Мейсон, — мне нужно, чтобы ты провернул одно дельце.
  — Что требуется?
  — Нам приходится анализировать самые простые факты. Роза Килинг упаковывала вещи, чтобы куда-то уехать, и вдруг она стала их распаковывать по какой-то неизвестной причине. Она дала Ральфу Эндикотту чек на тысячу долларов. Написав Марлин Марлоу, что ее мать — мошенница и что завещание недействительно, она внезапно стала дружелюбной и захотела поиграть в теннис с Марлин. Какие-нибудь идеи у тебя появляются?
  — Что ты имеешь в виду? — спросил Дрейк.
  — Никаких сомнений в том, что у Ральфа Эндикотта — непробиваемое алиби?
  — Никаких. Я проверял и перепроверял.
  — Хорошо. Есть только одно логическое объяснение. Пожалуйста, встань у выхода из зала суда и не уходи оттуда.
  — Зачем? — поинтересовался Дрейк.
  — Просто встань там, — попросил Мейсон, — и все. Тебе не нужно этого делать, пока заседание не откроется вновь, но, как только судья Осборн появится из своего кабинета, займи место прямо у выхода, там, где ты сможешь все слышать. И, пожалуйста, оставайся там.
  — И все?
  — Нет. Здесь есть еще твои люди?
  — Пара самых лучших парней.
  — Прекрасно. Я хочу, чтобы один из них вручил повестку о явке в суд кассиру того банка, где у Розы Килинг был счет и на который был выписан чек, тому кассиру, что удостоверял чек и акцептовал подпись Розы Килинг. Необходимо, чтобы твой парень доставил сюда кассира и данные по движению денег со счета и на счет Розы Килинг за последние шестьдесят дней. Посади своего оперативника в такси, и пусть несется в банк, хватает кассира и сразу же везет сюда. Вот повестка о немедленном вызове в суд.
  — Будет сделано. Что-нибудь еще?
  — Все. Но ты должен стоять у выхода, когда заседание суда начнется вновь, — напомнил Мейсон.
  Глава 21
  Прошло тридцать минут, прежде чем секретарь вернулся с фотостатом чека. Судья Осборн, которого информировали о задержке, дожидался в своем кабинете, автоматически продлив перерыв.
  По окончании тридцати минут он заново открыл заседание и заявил:
  — К сожалению, секретарь вынужден был задержаться. Однако теперь у нас есть фотостат удостоверенного чека, который, насколько я понял, вы, мистер Мейсон, хотите видеть в качестве доказательства?
  — Да, ваша честь.
  — Хорошо. Фотостат принимается в качестве доказательства номер один от защиты. Суд постановляет, господа, что в отношении этого дела фотостат будет рассматриваться как оригинал, а сам оригинал теперь можно вернуть мистеру Ральфу Эндикотту.
  — Возражений нет, — заявил Гановер.
  — Согласен, ваша честь, — сказал Мейсон.
  — Я прошу секретаря вернуть оригинал удостоверенного чека мистеру Ральфу Эндикотту. Пройдите вперед, мистер Эндикотт, и получите чек.
  В этот момент Мейсон, который наблюдал за входом в зал, увидел, как появился оперативник Дрейка вместе с кассиром Центрального сберегательного банка.
  Пока секретарь передавал удостоверенный чек Эндикотту, Мейсон вышел из огражденного места адвоката и направился поздороваться с кассиром.
  — Мистер Стюарт Элвин? — спросил он шепотом.
  — Да.
  — Я хочу, чтобы вы выступили в качестве свидетеля. Учетные документы у вас с собой?
  — Да, господин адвокат.
  — Подождите, пожалуйста, здесь.
  Мейсон вернулся на место и склонился к Марлин Марлоу:
  — Марлин, я собираюсь рискнуть. Я думаю, что знаю, что случилось. Нет времени пытаться проверять это.
  Она с надеждой посмотрела на своего адвоката. Он выпрямился и обратился к судье Осборну:
  — Ваша честь, у меня есть свидетель, которого я хотел бы попросить выступить вне очереди. Мне кажется, что у заместителя окружного прокурора не будет возражений, потому что он тоже захочет его допросить.
  — Кто этот свидетель? — подозрительно спросил Гановер.
  — Мистер Стюарт Элвин, кассир Центрального сберегательного банка. Именно его подпись стоит на чеке, переданном Розой Килинг мистеру Эндикотту. Я хотел бы узнать у него об удостоверении чека и думаю, что господин обвинитель воспользуется возможностью идентифицировать подпись Розы Килинг.
  — Хорошо, — согласился Гановер. — Пусть выступает свидетелем, — а затем добавил с ухмылкой: — Потому что если вы его не пригласите, то это сделаю я.
  — Займите место для дачи свидетельских показаний, мистер Элвин, — пригласил Мейсон.
  Элвин принял присягу, ответил на предварительные вопросы, а затем в ожидании повернулся к Мейсону.
  — Ваша честь, — обратился Мейсон к судье, — я считаю, что в данном случае будет лучше показать свидетелю оригинал удостоверенного чека, а не фотостат. Не мог бы мистер Ральф Эндикотт встать рядом со свидетелем и передать ему чек?
  Ральф Эндикотт поднялся со своего места и подошел к свидетелю.
  — Вы удостоверили чек, датированный семнадцатым числом этого месяца, который был выписан Розой Килинг на имя Ральфа Эндикотта на сумму одна тысяча долларов? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Пожалуйста, покажите ему чек, мистер Эндикотт.
  Ральф Эндикотт вручил чек кассиру.
  — Все правильно. Да. Это тот чек и моя подпись. Он был удостоверен в десять минут одиннадцатого семнадцатого числа.
  — Когда же вы, наконец, дойдете до подписи Розы Килинг? — язвительно спросил Гановер.
  Мейсон сделал легкий поклон в сторону заместителя окружного прокурора.
  — Это подпись Розы Килинг?
  — Да.
  — Вы были лично знакомы с ней?
  — Да, узнавал, когда видел.
  — Вам было известно, что она работала медсестрой?
  — Да.
  — Не могли бы вы нам подробно рассказать, что произошло, когда в банк пришел мистер Эндикотт и попросил вас удостоверить этот чек?
  — Я принял от него чек и был абсолютно уверен, что это истинная подпись Розы Килинг, но мне требовалось проверить остаток на счете, и я заодно решил перепроверить и подпись.
  — Почему?
  — Обычно она не держала большие суммы на счете, и я помню, что в тот момент подумал, что чек на тысячу долларов — слишком много для нее. Мне требовалось проверить, имеется ли на ее счете такая сумма, и я на всякий случай решил перепроверить и подпись.
  — Так что вы сравнили подпись на этом чеке с образцом подписи у вас в банке?
  — Да, сэр.
  — И обнаружили, что у нее на счете имеется тысяча долларов?
  — Да.
  — Вы случайно не помните точную сумму остатка?
  — Это несложно проверить.
  — Проверьте, пожалуйста.
  Кассир заглянул в принесенные им с собой документы и сказал:
  — Одна тысяча сто шестьдесят два доллара и сорок восемь центов.
  — Если бы этот чек был выписан неделю назад, его можно было бы оплатить? — спросил Мейсон.
  Кассир улыбнулся и покачал головой.
  — А как так получилось, что такая возможность появилась семнадцатого?
  — Она положила на счет тысячу долларов наличными во второй половине дня шестнадцатого, как раз перед закрытием.
  — Спасибо, мистер Элвин. Это все.
  — Никаких вопросов, — заявил Гановер.
  Кассир взял свой портфель и покинул зал суда.
  — Я бы хотел задать мистеру Ральфу Эндикотту еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Он уже принимал присягу. Просто займите место для дачи показаний, мистер Эндикотт.
  — Это продолжение перекрестного допроса? — спросил судья Осборн.
  — Да, — ответил Мейсон, — еще пара вопросов.
  Эндикотт сел на свидетельское место.
  — Вы уже принимали присягу, — начал Мейсон. — Вы слышали заявление кассира Центрального сберегательного банка?
  — Да.
  — Вы представляли ему этот чек для удостоверения?
  — Да.
  — Вам известно что-нибудь о чернильном пятне на обороте чека? Размазанный отпечаток большого пальца?
  — Да. Я все объяснял вам несколько дней назад, когда вы меня впервые об этом спросили.
  — Не могли бы вы повторить объяснения?
  — Когда я представил чек в банк, я начал его индоссировать. Из авторучки на мой палец вылились чернила, и я случайно приложил его к оборотной стороне чека.
  — Насколько я вижу, это другой тип чернил, не те, что на лицевой стороне чека?
  — Правильно.
  — Вы используете шариковую ручку, в которую вставляется стержень, следовательно, это другой тип чернил — не тот, что в авторучке, которой обычно подписывалась Роза Килинг?
  — Я не знаю, какой ручкой она обычно подписывалась, — подозрительно ответил Эндикотт.
  — Обратите, пожалуйста, внимание на нажим в подписи на вашем чеке, мистер Эндикотт. Это подпись Розы Килинг.
  — Да, сэр?
  — Вы замечаете нажим?
  — Да, теперь, когда вы обратили на него мое внимание.
  — При помощи шариковой ручки нажим сделать невозможно. Независимо от силы надавливания ширина линий остается той же, не так ли?
  — Наверное. Да.
  — Вы пользуетесь шариковой ручкой, а Роза Килинг обычно пользовалась традиционной авторучкой?
  — Очевидно, да.
  — Но то письмо, которое она послала Марлин Марлоу, а копию передала вам, написано шариковой ручкой?
  — Очевидно, да. Да.
  — Вашей ручкой? — поинтересовался Мейсон.
  — Почему вы это спрашиваете?
  Мейсон улыбнулся и ответил:
  — Потому что, мистер Эндикотт, доказательства, имеющиеся теперь, показывают, что вы заходили к Розе Килинг шестнадцатого, дали ей взятку в размере одной тысячи долларов наличными, заставили ее написать это письмо под вашу диктовку и послать его Марлин Марлоу. А для собственной защиты вы взяли себе копию, сделанную под копирку.
  — Это неправда! — диким голосом закричал Эндикотт.
  — А на следующий день, — ровным голосом продолжал Мейсон, — Розу Килинг начала мучить совесть. Она позвонила вам и сказала, что отказывается подыгрывать, собирается все рассказать Марлин Марлоу и вернет тысячу долларов. Вы зашли к ней и попытались разубедить, но она вручила вам чек. Я прав?
  Эндикотт провел языком по сухим губам.
  — Нет, господин адвокат, вы не правы!
  Мейсон улыбнулся и сказал:
  — Да, мистер Эндикотт, я не прав.
  — Я рад, что вы это признаете, потому что вы выдвинули необоснованное обвинение.
  — Высказанное мной предположение неправильно, потому что это не вы заходили к ней на следующий день.
  — Что вы имеете в виду?
  — Дайте мне посмотреть на ручку, которую вы обычно носите в кармане, — попросил Мейсон.
  Эндикотт передал ему ручку, а потом, внезапно поняв происходящее, попытался выхватить обратно. Мейсону удалось увернуться, он снял колпачок и заметил:
  — Но это не шариковая ручка! И на ней выгравировано ваше имя. Это самая обычная перьевая ручка.
  — Она старая, — заявил Эндикотт. — Шариковая — это моя новая ручка. Я ее кому-то отдал, и мне ее не вернули, а если и вернули, то я ее потерял. Я ее уже несколько дней не могу найти.
  — Вы утверждаете, что на обратной стороне чека — отпечаток вашего большого пальца. Сделайте сейчас отпечаток, чтобы мы могли их сравнить.
  — Ваша честь, — выразил протест Гановер, — это незаконно, не относится к делу и несущественно. Защитник неправильно проводит перекрестный допрос. Это не имеет никакого отношения к убийству.
  — Теперь имеет, — возразил Мейсон. — Этот человек поклялся, что на чеке — отпечаток его большого пальца. Я утверждаю, ваша честь, что он лжет, его можно преследовать в судебном порядке за лжесвидетельство. Сделайте отпечаток вашего большого пальца, мистер Эндикотт!
  — Вы знаете, что это отпечаток моего большого пальца! — закричал Ральф Эндикотт.
  Мейсон улыбнулся и сказал:
  — Это отпечаток не вашего большого пальца, мистер Эндикотт, а вашего брата, мистера Палмера Е. Эндикотта. Я хотел бы попросить мистера Палмера Эндикотта пройти вперед. Пожалуйста, подойдите к месту для дачи свидетельских показаний и примите присягу, мистер Эндикотт. Вы… Остановите его!
  Палмер Эндикотт, который уже начал пробираться к выходу, внезапно бросился бежать.
  Стоявший у выхода Пол Дрейк сделал шаг вперед и попытался удержать его. Они свалились на пол. Дрейк крепко держал Эндикотта, который лягался и вертелся, стараясь ударить Дрейка по лицу.
  В зале суда поднялся страшный шум.
  Глава 22
  Мейсон сидел в своем кабинете, улыбаясь Делле Стрит.
  — Я думаю, есть повод, чтобы отпраздновать, Делла. На этой неделе у нас гастролирует цирк на льду. Достань четыре билета на лучшие места, а потом закажи столик в нашем любимом ночном клубе.
  Делла Стрит протянула руку к телефону.
  Как только она закончила говорить, раздался условный стук Пола Дрейка.
  Делла Стрит открыла дверь.
  Дрейк вошел в кабинет, занял свое любимое положение в большом кожаном кресле, почесал голову и сказал:
  — Просто не представляю, как тебе это удается!
  Мейсон улыбнулся:
  — Дело об убийстве напоминает детскую игру, в которой, чтобы увидеть картинку, нужно сложить вместе маленькие кусочки. Если ты нашел правильное решение — все части подходят, а если какие-то из них не укладываются — значит, найдено неверное решение.
  — Сегодня вечером у нас выход в свет, Пол, — сообщила Делла. — Вы с Марлин Марлоу и мы с шефом идем в цирк на льду, а затем в ночной клуб.
  — Согласен! А эта девушка ничего, симпатичная.
  — К сожалению, Делла, — заметил Мейсон, — ты приходишь к неправильным выводам.
  — Ты же сам мне сказал: столик на четверых, — в удивлении ответила Делла.
  — Мы берем с собой не Пола Дрейка, а Кеннета Барстоу.
  — Мне это нравится! — воскликнул Дрейк.
  — А мне в самом деле это нравится, — сказала Делла. — Меня уже начало волновать развитие событий. Пол, тебе надо было бы видеть лицо шефа, когда судья Осборн объявил, что дело против Марлин Марлоу закрыто.
  — И что случилось с его лицом? — спросил Дрейк. — Выражение облегчения?
  — Облегчения? Черта с два! — воскликнула Делла. — Все в помаде. Прекрасный принц, о котором всегда мечтала Марлин Марлоу!
  — Решил отбить ее у Кеннета Барстоу? — спросил Дрейк.
  — Похоже, — улыбнулась Делла. — Конечно, бедняжка билась в истерике. А затем, если уж прямо смотреть на вещи, симпатия между Марлин Марлоу и Кеннетом Барстоу пока была только односторонней.
  — Не обманывай себя, — заметил Дрейк. — Барстоу сразу же в нее влюбился. Он себе ногти пооткусывал, когда стало похоже, что у нее билет в один конец в Сан-Квентин38.
  — Тем не менее ты должен быть готов отказаться от цирка на льду, чтобы помочь одному из своих сотрудников устроить личную жизнь.
  — Я успокоюсь, если Перри объяснит мне, как он догадался, что произошло на самом деле.
  — Мне помог отпечаток большого пальца.
  — А откуда ты узнал, что он принадлежит Палмеру Эндикотту? Мне казалось, что Ральф фактически доказал, что это его отпечаток.
  — Палмер Эндикотт очень умен, — начал Мейсон, — можете не сомневаться. Очевидно, это он все придумал. Давайте рассмотрим доказательства: Роза Килинг пользовалась перьевой авторучкой. Она делала нажим, когда подписывалась, и он виден лишь в линиях на чеке. Ральф Эндикотт показал мне четкую копию, сделанную под копирку, письма, отправленного Марлин Марлоу. Перьевой ручкой такую копию не сделать. Это письмо определенно было написано шариковой. Вы, конечно, понимаете, что в шариковых ручках используется паста, а не чернила, как в перьевых. Отпечаток пальца на оборотной стороне чека сделан пастой из шариковой ручки. Ральф Эндикотт заявил, что это его отпечаток. Ральф один раз встречался с Розой Килинг. Предполагалось, что Палмер ее не знает. У Ральфа было неоспоримое алиби. У Палмера, очевидно, его не было вообще. Поэтому, как только стало ясно, что на чеке отпечаток пальца Палмера, раскрыть дело не представляло труда. Значение этого отпечатка не доходило ни до одного из них, пока я не появился в доме Эндикоттов и Ральф не рассказал мне, что случилось. Это было соединение фактов и придуманного ими, как Эндикотты и договорились заранее. Затем я обратил их внимание на отпечаток пальца на чеке, и, конечно, Ральф стал настаивать, что он принадлежит ему. Я попросил его подтвердить это. Ральф Эндикотт — тугодум. Он не мог найти выхода из сложившейся ситуации. Возможно, он стал бы изображать возмущение по поводу того, что я не верю ему на слово, и попросил бы меня покинуть дом. Это, однако, могло вызвать подозрения. Палмер Эндикотт, наоборот, соображает очень быстро. Он сразу же понял, что на чеке — отпечаток его правого большого пальца, и подсказал Ральфу, что делать, прямо у меня под носом, причем так хитро, что на какое-то время обдурил меня. Палмер настоял, чтобы Ральф поставил свои отпечатки на листе бумаги и дал мне для сравнения. Палмер ушел в другую комнату за бумагой и штемпельной подушечкой. Вернувшись, он махнул листом у меня перед глазами, чтобы показать, что бумага чистая, но, естественно, он держал лист большим и указательным пальцами, предварительно намазав чернилами большой палец. Так что, когда он положил бумагу на стол, на ней остался отпечаток его правого большого пальца. Не думаю, что Ральф понимал, как выкрутиться, но все равно пошел к маленькому столику, на котором Палмер оставил лист и штемпельную подушечку, надеясь, что, пока он ставит отпечатки, ему или кому-то еще в голову явится какая-нибудь идея, так что не придется отдать мне лист для сравнения. Когда Ральф подошел к столу, он увидел не чистую бумагу, а лист с отпечатком правого большого пальца Палмера и сразу же все понял. Он с облегчением вздохнул и сделал отпечатки четырех пальцев правой руки и пяти левой, а затем принес лист мне. Я сравнил их с отпечатком на чеке и пришел к выводу, что на чеке остался отпечаток правого большого пальца, и, естественно, предположил, что он принадлежит Ральфу. В это время Палмер под предлогом приготовления нам выпить отправился на кухню и смыл следы чернил.
  — Да, хитро придумано, — заметил Дрейк.
  — Еще как хитро, — согласился Мейсон. — Палмер Эндикотт очень умен. Ему пришлось импровизировать это представление, и он соображал быстро и точно.
  Мейсон закурил и продолжал:
  — После того как я решил загадку с этим отпечатком пальца, все остальное было просто. Роза Килинг работала медсестрой. Вряд ли у нее на счете могла оказаться сумма, превышающая тысячу долларов, но если ее заявления в письме Марлин Марлоу и слова Эндикоттов были правдивыми, то на ее счету должна была находиться значительная сумма перед его написанием.
  — Ты хочешь сказать, что письмо — подделка? — спросил Дрейк.
  — Нет. Эндикотты дали ей взятку, чтобы она его отправила, — тысячу наличными — и она сама написала его. Эндикотты, естественно, предполагали, что Марлин Марлоу не станет делать письмо достоянием общественности, поэтому дали Розе Килинг шариковую ручку, чтобы под копирку получилась четкая копия, и взяли эту копию себе для защиты. Роза Килинг взяла тысячу долларов, написала и подписала письмо, отправила его по почте и отдала Эндикоттам копию, а затем пошла в банк и положила на свой счет эту тысячу. Утром она раскаялась в содеянном. Она позвонила Эндикоттам и заявила, что отказывается от сделки и они могут прийти забрать свои деньги. Сказав это, она подписала себе смертный приговор. Ральф Эндикотт занялся обеспечением алиби. Палмер Эндикотт пошел встречаться с Розой Килинг. Он бы, конечно, предпочел, чтобы она вернула ему эту тысячу наличными, но Роза сообщила, что уже положила их в банк, и выписала ему чек.
  — Но почему Палмер Эндикотт не уничтожил чек? — спросил Дрейк.
  — Потому что Эндикотты не настолько богаты. Они не могли позволить себе выбросить на ветер тысячу долларов. Палмер придумал рассказ, объясняющий все детали. Чек вместо доказательства, уличающего Эндикоттов, превращался в доказательство, уличающее Марлин Марлоу. Но чек становится недействительным после смерти выписавшего его лица, поэтому Палмеру Эндикотту требовалось гарантировать возврат этой тысячи. Он ушел от Розы Килинг, встретился с Ральфом и велел ему получить по чеку наличные. После получения денег Палмер собирался вернуться и убить Розу Килинг, прежде чем у нее появится возможность поговорить с Марлин и признаться, что написанное письмо — результат взятки. Палмеру было необходимо связаться с Ральфом, а Ральфу обеспечить себе алиби, потому что они все собирались клясться, что именно Ральф ходил к Розе Килинг. Палмер попросил Розу выписать чек на имя Ральфа. Ральфу требовалось лично индоссировать чек и представить его в банк. Когда Палмер встречался с братом, он, возможно, даже протянул ему свою ручку, чтобы Ральф должным образом индоссировал чек, и именно тогда он оставил отпечаток. Ральф предложил удостоверить чек, обосновывая это тем, что тогда они смогут использовать его как доказательство, а удостоверение до смерти Розы Килинг будет означать, что по чеку можно получить наличные. Ральф пришел в банк, удостоверил чек, а после этого Палмер Эндикотт отправился к Розе Килинг. Здесь Палмеру повезло: ему не пришлось звонить и убеждать Розу впустить его — дверь оказалась открыта.
  — После визита Долорес Каддо? — спросил Дрейк.
  — Да. Долорес была там. Она устроила сцену и полила Розу Килинг чернилами из ручки. Роза бросилась в ванную комнату и заперлась там, а перед этим Долорес успела запачкать ее спортивную форму и разорвать верх. Долорес решила, что провела достаточную воспитательную работу, и ушла, оставив дверь открытой. Услышав, что нежеланная гостья наконец оставила ее в покое, закрывшаяся в ванной Роза сняла разорванную, запачканную форму, бросила ее в корзину для грязного белья и забралась в ванну, чтобы отмыть чернила. Палмер Эндикотт нашел дверь открытой, закрыл ее, поднялся по лестнице и обнаружил, что Роза моется в ванной. Он расположился таким образом, чтобы ударить ее, как только она выйдет. В это время зазвонил телефон — по моей просьбе звонила Делла. Палмера совсем не устраивали продолжающиеся звонки, потому что в этом случае Роза Килинг могла броситься к аппарату. Она бы заметила Палмера у себя в квартире и начала кричать. И если бы она быстро выскочила из ванной, то Палмер не смог бы ударить ее по голове до того, как она его увидит. Палмер снял трубку, положил ее рядом с аппаратом и вернулся ждать Розу. Когда девушка вышла из ванной, завернувшись в полотенце, Палмер сделал шаг вперед. Возможно, она уронила полотенце и попыталась отпрыгнуть, но Палмер ударил ее по голове каким-то тупым предметом, затем он вонзил в нее нож, вынул его и ушел из квартиры, оставив дверь открытой.
  — А чья сигарета прожгла пол? — поинтересовался Дрейк.
  — Когда появилась Долорес Каддо, Роза курила. Возможно, она только что зажгла сигарету, которая выпала у нее изо рта, когда Долорес ухватилась за ее футболку и порвала ткань. Никто не заметил упавшую сигарету, и она прожгла дырку в полу. Позднее, когда пришел Палмер Эндикотт, он курил сигару. Закоренелому курильщику нужно для успокоения нервов выкурить хорошую сигару перед тем, как взяться за особо важное дело. Однако, когда Палмер Эндикотт обнаружил, что Роза принимает ванну и у него есть возможность незаметно к ней подкрасться, он подумал, что запах сигары в квартире может его выдать, так что затушил ее о подошву ботинка и выбросил окурок в окно.
  Внимательно слушавший Дрейк задумчиво кивнул.
  — Вот видите — как только вы находите правильное решение, все доказательства встают на свои места. Или, наоборот, как только все доказательства встают на свои места, вы находите правильное решение.
  — А что с объявлением Марлин Марлоу? — спросил Дрейк.
  Мейсон засмеялся и сказал:
  — Здесь тоже все ясно. Марлин прекрасно понимала, что Эндикотты пытаются дать Розе взятку. Она хотела получить доказательства и решила, что для этого необходимо, чтобы Роза влюбилась в какого-нибудь мужчину, который будет, однако, оставаться верным Марлин. Так поступают только любители. Ей бы следовало нанять профессионального частного детектива, чтобы совать нос в чужие дела.
  — Правильно, — заметил Дрейк.
  — Она, возможно, арендует его на один вечер, — улыбнулся Мейсон. — Скажи Кеннету, что он сегодня работает, но не уточняй, что за задание.
  — Ну ты и Купидон, — засмеялся Дрейк. — Соединяешь двух молодых людей, а затем снабжаешь их провожатыми.
  — Ты ничего не понимаешь, Пол. Сегодня вечером мы с Деллой забываем о делах и деловых отношениях и просто расслабляемся. Мы будем очень романтичны.
  Дрейк поднялся с большого кресла.
  — Ладно, молодежь, идите веселиться, — сказал он. — Но пока вы там развлекаетесь, я буду сидеть у себя в кабинете и стирать пальцы до кости.
  — А что ты собираешься делать? — поинтересовался Мейсон.
  — Выписывать кругленький счет Марлин Марлоу, — ответил Дрейк. — У меня в распоряжении целый вечер, и я придумаю, что бы в него еще такое включить. Она ведь наследница, не так ли?
  — Теперь уж точно наследница, — сказал Мейсон.
  Дело об алом поцелуе
  Глава 1
  Это через край бившее счастье помешало Фэй Эллисон заметить, как глаза Аниты темнеют от ненависти.
  Поэтому и еще из-за коктейля, приготовленного Анитой перед обедом и развязавшего ей язык, окутанная романтическими мечтами Фэй без умолку болтала с подругой, с которой они вместе нанимали квартиру.
  — Я давно поняла, как сильно люблю его, — тараторила она, — но скажу тебе честно, Анита, мне и в голову не приходило, что Дэйн женится на мне. Он ведь убежденный холостяк. Та неудачная связь, она так подействовала на него, он всегда какой-то замкнутый и сдержанный. Ну, конечно, за его внешней сдержанностью кроется совсем другое — он очень романтичный и нежный. О, Анита, я не заслуживаю такого счастья…
  Анита Бонсел, отодвинув пустую тарелку, крутила в пальцах ножку пустого бокала. Она отвела взгляд, боясь, что Фэй заметит ее сузившиеся от жгучей ненависти зрачки.
  — Вы уже договорились о дате? — спросила она, не сводя глаз с бокала.
  — Как только приедет тетушка Луиза. Я хочу, чтобы она была рядом в такой день. Я… ну и… я хотела бы, чтобы и ты была со мной, дорогая.
  — А когда приедет твоя тетя Луиза?
  — Я думаю, завтра или послезавтра. Она точно не сообщила.
  — Ты написала ей?
  — Да. Она прилетит ночным рейсом. Я послала ей свой запасной ключ по почте, чтобы она могла приехать прямо сюда и попасть в квартиру, на тот случай, если нас не будет дома.
  Молчание Аниты не смущало Фэй, и она продолжала болтать без умолку:
  — Ты же знаешь, какой Дэйн. Он всегда казался таким холодным и беспристрастным. Он ведь сначала приглашал тебя так же часто, как и меня, и только позднее полностью переключился на меня. Но ты, конечно же, не против? У тебя столько поклонников! А вот у меня не так уж… Анита, я долго даже самой себе боялась признаться в своих чувствах, боялась, что это причинит мне страдания…
  — Я от всего сердца поздравляю тебя, дорогая, — церемонно произнесла Анита.
  — Анита, ты, наверное, думаешь, что не выйдет ничего хорошего? Мне кажется, ты совсем не рада?
  — Все будет прекрасно. Просто я не умею изливать душу, потому что я — страшная эгоистка. И потом — все это сильно затрагивает мою жизнь. Я имею в виду квартиру и тому подобное. Давай-ка лучше вымоем посуду. Я сегодня вечером ухожу, и тебе кое-кто, вероятно, составит компанию.
  — Нет, Дэйн сегодня не придет. Там у них какая-то церемония в клубе холостяков, ну, одна из тех глупостей, которыми увлекаются мужчины. Он должен заплатить какой-то штраф, и еще будут всякие грубые розыгрыши и шутки. Знаешь, я так взволнована, что мне кажется, будто я не хожу, а летаю над землей…
  — Что ж, — сказала Анита, — я уезжаю на уик-энд на три дня, а здесь, по всей видимости, многое произойдет. Мне придется заняться поисками новой компаньонки, чтобы нанимать вдвоем квартиру. Одной — слишком дорого.
  — Думаю, это не так уж и трудно. Выбери ту, которая тебе понравится. Как насчет девочек из офиса?
  Анита, сжав губы, покачала головой.
  — Ну и, конечно, я внесу свою долю до пятнадцатого, а потом…
  — Не беспокойся, — весело прервала ее Анита. — По натуре я — одинокая волчица. Я плохо лажу с женщинами, но думаю, мне все же удастся найти кого-нибудь. Торопиться не буду. А девочки в офисе слишком глупы.
  Они вымыли посуду и навели порядок в квартире. Все это время Фэй Эллисон взволнованно тараторила и смеялась от переполнявшего ее беззаботного веселья. Анита молчаливо и быстро двигалась по квартире, ловко управляясь со всем.
  После того как посуда была вымыта, Анита надела вечернее черное платье, накинула на плечи шубку и, улыбнувшись, посоветовала Фэй Эллисон:
  — Тебе лучше принять сегодня снотворное, дорогая. Ты очень взвинчена.
  Фэй виноватым голосом ответила:
  — Наверное, я заговорила тебя до полусмерти, Анита. Но мне так хотелось, чтобы кто-то послушал, как я строю воздушные замки… Я… я почитаю книгу и подожду твоего возвращения.
  — Не стоит, — сказала Анита. — Я вернусь поздно.
  Фэй задумчиво промолвила:
  — Ты никогда ни о чем не рассказываешь, Анита. Я почти ничего не знаю о твоих друзьях. Неужели ты не хочешь выйти замуж и жить в собственном доме?
  — Только не я. Я слишком своенравна, и меня устраивает мой образ жизни, — живо откликнулась Анита и выскользнула за дверь, тихо прикрыв ее за собой.
  Она прошла по коридору к лифту и нажала кнопку. Когда кабина поднялась на шестой этаж, она вошла в лифт и нажала кнопку первого этажа. Но едва лифт проехал половину пути, как она нажала кнопку «стоп», а потом кнопку седьмого этажа. Лифт медленно пополз вверх и вскоре остановился.
  Анита спокойно раскрыла сумочку, вынула ключ, прошла по длинному коридору, бросила быстрый взгляд через плечо в сторону лифта, а затем вставила ключ в дверь квартиры 702 и открыла ее.
  Карвер Л. Клементс поднял глаза от газеты, вынул изо рта сигару и окинул Аниту Бонсел взглядом, в котором выражалось скрытое одобрение. Но вслух он только сказал:
  — Тебе понадобилось много времени, чтобы добраться сюда.
  — Мне пришлось довольно долго выслушивать счастливую болтовню своей соседки. Она выходит замуж за Дэйна Гроувера.
  Карвер Клементс опустил газету:
  — Не может быть!
  — Кажется, его бурные романтические чувства переросли в серьезные намерения, — с горечью в голосе произнесла Анита. — Фэй написала своей тетке, Луизе Марлоу, и, как только та приедет сюда, они с Дэном поженятся.
  Карвер Клементс чуть передвинулся в кресле, как будто хотел увидеть высокую стройную брюнетку в другом ракурсе.
  — Мне казалось, это ты была влюблена в Дэйна Гроувера?
  — Так вот чем ты был обеспокоен в последнее время!
  — И это не так?
  — Бог мой, конечно, нет!
  — Знаешь, любовь моя, — продолжал Клементс, — сейчас мне было бы очень трудно потерять тебя.
  Ее глаза полыхнули гневом.
  — Не думай, что я — твоя собственность! — резко выкрикнула она. — Я лишь даю тебе возможность пользоваться мной.
  — Будем считать, что я взял тебя внаем.
  — Скорее это добровольная сдача в аренду, — вспыхнула она. — И изволь подниматься с кресла, когда я вхожу в гостиную. В конце концов, ты привык хвастаться своими хорошими манерами.
  Клементс встал. Он был чем-то похож на паука: очень длинные ноги и руки, как бы извиваясь, срослись с коротким полноватым туловищем. Однако недостаток его фигуры умело скрадывали портные, которые шили ему костюмы и на которых он тратил целое состояние. Он улыбнулся и сказал:
  — Моя маленькая злючка! За это я тебя и люблю. Запомни, Анита, как только я закончу с разводом…
  — Ты и твой развод! — резко перебила она его. — Ты вечно поешь мне старую надоевшую песенку…
  — Никакая это не песенка. У меня несколько чрезвычайно сложных проблем с собственностью. Я не могу торопить события, и такие вещи быстро не делаются. Ты и сама знаешь. Прекрасно знаешь.
  — Я знаю одно: я устала от твоего притворства и я устала работать. Если ты не собираешься расставаться со мной, лучше вместо жалких подачек обеспечь меня ценными бумагами.
  — Чтобы потом адвокаты моей жены внезапно потащили меня в суд и стали бы проверять мои активы и отслеживать все чеки…
  — Тогда это можно сделать наличными.
  — Чтобы они принялись проверять суммы, снятые со счета в банке? Не будь идиоткой!
  — Не буду. Я собираюсь стать практичной женщиной. А что, если меня в любом случае втянут в твою семейную неразбериху? Ты соображаешь, как я рискую?
  Он окинул ее мрачным оценивающим взглядом:
  — Я люблю тебя, Анита. Я многое могу для тебя сделать. Я люблю огонь твоей страсти, но хочу, чтобы он горел у тебя в сердце, а не на языке… Мой автомобиль на стоянке. Спускайся, садись в автомобиль и жди меня. Я буду через пять минут.
  Она обиженно сказала:
  — Почему бы нам не выйти когда-нибудь вдвоем, как если бы ты не стыдился меня? Как если бы…
  — И предоставить моей жене возможность, за которую она с радостью ухватится? Плеснуть масла в огонь? Ни за что. Договор о разделе имущества будет подписан недель через пять-шесть, и тогда, благодарение богу, я смогу наконец жить так, как мне хочется. А до тех пор… а до тех пор, моя дорогая, нам следует быть скромнее в нашей нескромности.
  Она хотела было что-то ответить, но передумала и тихо вышла из квартиры.
  Автомобиль Карвера Клементса на самом деле был роскошным огромным лимузином, оборудованным всевозможными приспособлениями и новинками, но долго сидеть и ждать в нем было холодно. Анита подождала несколько минут, но вскоре почувствовала, что холод пробирается к ее ногам, на которых были лишь тонкие нейлоновые чулки. Она повернула ключ зажигания и включила обогреватель. Через минуту ласковая струя теплого воздуха окутала ее замерзшие ноги.
  Через десять минут, которые показались ей получасом, ее терпение иссякло. Она распахнула дверцу автомобиля, подошла к парадному подъезду своего дома и сердито нажала на кнопку с номером 702.
  Не услышав ответа, она решила, что Клементс, должно быть, как раз спускается в лифте, и поэтому отошла в сторону от подъезда и укрылась в тени, ожидая его появления и одновременно борясь со странным желанием разбить что-нибудь вдребезги. Однако Клементса все не было.
  Анита открыла дверь подъезда своим ключом. Лифт стоял внизу. Ни от кого на этот раз не таясь, она нажала кнопку седьмого этажа, поднялась вверх, прошла по коридору, сердито воткнула ключ в замок квартиры Клементса и распахнула дверь.
  Карвер Л. Клементс в отлично сшитом выходном костюме лежал ничком на полу.
  В двух футах от его руки валялся бокал для коктейля, который выпал у него из пальцев и покатился по ковру, оставив след пролившегося напитка. Цвет лица Клементса уже приобрел какой-то странный оттенок, а в гостиной стоял сильный горьковатый запах, который, казалось, стал еще сильнее, когда Анита наклонилась к покрытым пеной губам мужчины. Было совершенно очевидно, что с тех пор, как Анита видела его в последний раз, у него был посетитель. На лбу Карвера Л. Клементса горел отпечаток полураскрытых губ, намазанных кричаще яркой алой помадой.
  С ловкостью, приобретенной на курсах по оказанию первой помощи, Анита прощупала пальцами запястье Клементса в поисках пульса. Пульса не было.
  Она открыла сумочку, достала полированный серебряный портсигар и поднесла его к губам лежащего на полу мужчины. Поверхность портсигара осталась сухой и блестящей.
  Карвер Л. Клементс, богатый плейбой, яхтсмен и биржевой игрок, был мертв.
  Паника на мгновение охватила Аниту, когда она окинула взглядом гостиную.
  Квартира изобиловала явными признаками частых, хотя и недолгих визитов Аниты — ночные сорочки, белье, туфли, чулки, шляпки. И даже зубная щетка и ее любимая зубная паста на полочке в ванной комнате — все указывало на то, что Анита бывала здесь постоянной гостьей.
  Анита Бонсел повернулась к двери и тихо вышла из квартиры. На пороге она на мгновение задержалась, чтобы убедиться, что в коридоре никого нет. Она не стала вызывать лифт, а просто спустилась пешком по лестнице, как делала это не раз, на шестой этаж и вошла в свою квартиру.
  Фэй Эллисон слушала музыкальную программу по радио. Она радостно подпрыгнула от удивления, когда Анита появилась в прихожей.
  — О, Анита! Как я рада! Я думала… думала, ты придешь очень поздно. Что случилось? Ведь ты ушла совсем недавно.
  — У меня чертовски разболелась голова, — объяснила Анита, — а мой спутник оказался слегка нетрезв, так что мне пришлось дать ему пощечину и вернуться домой. Я бы с удовольствием посидела и послушала твои рассказы о ваших с Дэйном планах, но у меня ужасно ломит в висках, а тебе следует выспаться сегодня ночью. Ведь завтра ты должна будешь выглядеть как можно лучше.
  Фэй рассмеялась:
  — Мне не хочется тратить время на сон, потому что во сне я не могу наслаждаться счастьем…
  — Все равно, — твердо сказала Анита, — мы ляжем сегодня спать пораньше. Давай-ка наденем пижамы, выпьем горячего шоколада, а потом — ровно двадцать минут, не более! — посидим у камина и поболтаем.
  — О, как я рада, что ты вернулась так скоро! — повторила Фэй.
  — Я сама приготовлю шоколад. Тебе сегодня можно выпить сладкий. Ты сможешь начать беспокоиться о своей фигуре завтра. В конце концов, прежде чем сахар обернется лишним весом, ты уже будешь замужней женщиной.
  Анита прошла на кухню, открыла свою сумочку, вынула бутылочку со снотворным и высыпала полбутылочки таблеток в пустую чашку. Затем она тщательно измельчила их, налила в чашку немного горячей воды и размешивала до тех пор, пока большая часть порошка не растворилась.
  Она поставила на плиту кастрюльку с шоколадом, добавила молока и алтейной настойки и крикнула Фэй:
  — Надевай-ка пижаму, дорогая. Я переоденусь потом, после того как мы поболтаем.
  Когда Анита вошла в гостиную, держа в руках две дымящиеся чашки с шоколадом, Фэй уже сидела в пижаме у камина. Подав ей чашку, Анита приподняла свою и сказала:
  — За твое счастье, дорогая.
  — За мое большое счастье, — мечтательно произнесла Фэй.
  Они с наслаждением потягивали горячий шоколад, и, унося пустые чашки, Анита уговорила Фэй выпить еще чашечку, Фэй делилась с подругой своими планами, пока сонливость не одолела ее и слова стали невнятными, а предложения — неразборчивыми.
  — Анита, мне вдруг ужасно захотелось спать… наверное, это реакция… я весь день была такая взвинченная. Я… дорогая, ты не обидишься, если… если я…
  — Ни в коем случае, милая, — ответила Анита.
  Она уложила Фэй, заботливо подоткнула одеяло и серьезно задумалась над сложившейся ситуацией.
  То, что Карвер Клементс тайно снимал квартиру в одном доме с ней, было известно лишь нескольким его близким друзьям, которые были в курсе его домашних проблем и знали, зачем ему понадобилась тут квартира. Однако, к счастью, они никогда не видели Аниты, и в данной ситуации это было для нее огромной удачей. Анита была совершенно уверена, что Клементс умер не от сердечного приступа, а был отравлен каким-то быстродействующим ядом. Не было никакого смысла размышлять сейчас о том, почему или каким образом он был отравлен. У Карвера Клементса было множество влиятельных друзей и множество столь же влиятельных врагов.
  Но полиция будет разыскивать женщину.
  Забрать свои вещи из той квартиры для Аниты было просто, но недостаточно — ведь она была натурой артистичной.
  Анита была влюблена в Дэйна Гроувера. Если бы не эта гнетущая связь с Карвером Клементсом… О, теперь все было в прошлом. Фэй Эллисон своими большими голубыми глазами и мягким доверчивым нравом покорила Дэйна Гроувера, превратив его из разочарованного в женщинах одинокого волка в преданного поклонника. Что ж, в мире выживает сильнейший.
  Она, Анита, мыла тарелки, а вытирала их Фэй Эллисон. Значит, на всех тарелках и бокалах будут отпечатки ее пальцев. Дирекция дома весьма предусмотрительно предоставила всем жильцам одинаковые наборы посуды с одинаковым рисунком — и сейчас ей нужно лишь немного потрудиться. Конечно, придется надеть перчатки. Полиция обнаружит в тайной квартире для свиданий у Карвера Клементса ночные сорочки Фэй Эллисон и бокалы с отпечатками пальцев Фэй. А когда они явятся, чтобы допросить Фэй Эллисон, то узнают, что она нашла легкий выход из тупиковой ситуации — передозировку снотворного.
  А она, Анита, предоставит свидетельства, каждое из которых будет укладываться в четкую и неопровержимую версию. Девушка, которая была любовницей богатого плейбоя, встретила молодого и привлекательного человека, и он предложил ей выйти за него замуж. Она отправилась к Карверу Клементсу, чтобы расстаться с ним, но расстаться с Карвером Клементсом было не так просто. Поэтому Фэй отравила его коктейль. Но потом, когда Анита неожиданно вернулась домой, Фэй поняла, что оказалась в ловушке — у нее не было теперь возможности незаметно вынести все свои вещи из квартиры наверху.
  Полиция сама сделает выводы, а Анита не будет ей мешать. Она, Анита, будет в ужасе! Она будет просто потрясена! Но, конечно же, ответит на все вопросы, которые ей зададут в полиции.
  Анита Бонсел просидела в квартире еще три часа, пока жильцы дома не улеглись спать, взяла чемоданчик, тихо поднялась наверх и принялась за работу, двигаясь с ловкостью женщины, которая привыкла обдумывать каждый свой шаг.
  Когда все было закончено, она тщательно протерла ключ от квартиры 702, чтобы на нем не осталось отпечатков ее пальцев, и бросила его в сумочку Фэй Эллисон. Затем она высыпала из бутылочки оставшееся снотворное, шесть таблеток отложила в сторону, а остальные таблетки растерла в порошок и смешала его с сухим шоколадом в банке.
  После этого она надела пижаму, приняла шесть отложенных ею таблеток, смыла горячей водой этикетку с бутылочки и выбросила ее из окна кухни. Наконец она проскользнула в свою постель и выключила свет.
  На второй кровати неподвижно лежала Фэй Эллисон; одеяло слегка приподнималось от ее неглубокого дыхания.
  Завтра утром, в восемь часов, должна появиться женщина, которая убирает в квартире. Она найдет два неподвижных тела — одно мертвое, другое в бессознательном состоянии.
  Максимальной дозой этого снотворного были две таблетки. Действие шести принятых Анитой таблеток уже начинало сказываться. На мгновение она почувствовала легкую панику. «Может быть, она приняла слишком большую дозу? Возможно ли, что… что… вероятно…»
  Слишком поздно. Под успокаивающим влиянием снотворного ее сознание затуманилось. Она успела еще подумать: «А не позвонить ли ей в аптеку и не выяснить ли…» И через мгновение уснула.
  Глава 2
  Луиза Марлоу расплатилась с таксистом перед подъездом большого многоквартирного дома. Она устала от долгого перелета на самолете, в ушах до сих пор стоял глухой рев двигателей.
  Водитель сочувственно посмотрел на нее.
  — Хотите, я подожду, пока вы узнаете, есть ли кто-нибудь дома, — предложил он.
  — У меня есть ключ, — ответила Луиза Марлоу.
  — А что вы будете делать с сумками?
  — Не беспокойтесь. Я прекрасно подниму их наверх.
  Он помог ей донести сумки до парадного подъезда.
  Луиза Марлоу открыла дверь ключом, который прислала ей Фэй Эллисон, с улыбкой поблагодарила таксиста и внесла сумки в холл.
  Эта шестидесятипятилетняя седая широкоплечая женщина с серо-стальными глазами и доброй улыбкой испытала немало превратностей судьбы, в результате чего у нее выработалась собственная жизненная философия, а ее любовь стала настолько велика, что, подобно укрывающему от непогоды зонту, защищала всех, кто был ей дорог; ненависть же была столь яростна, что заставляла ее врагов в страхе трепетать.
  Не обращая внимания на то, что уже был час ночи, Луиза Марлоу решительно пересекла холл, вошла в лифт и нажала кнопку шестого этажа.
  Лифт медленно поднялся наверх и, вздрогнув, остановился. Дверь мягко скользнула в сторону, и тетушка Луиза, подхватив сумки, двинулась по тускло освещенному коридору, всматриваясь поверх очков в номера квартир, прибитые над дверями.
  Наконец она нашла нужную квартиру, открыла ее своим ключом и стала искать выключатель на стене прихожей. Найдя его, она зажгла свет и крикнула:
  — Это я, Фэй!
  Ответа не было.
  Тетушка Луиза втащила сумки в квартиру, захлопнула за собой дверь и весело воскликнула:
  — Свои! Не стрелять! — после чего, как бы извиняясь, добавила: — Кто-то отказался от брони, и мне удалось взять билет на более ранний рейс, Фэй.
  Гробовая тишина в квартире уже начинала беспокоить ее. Она направилась в спальню.
  — Проснись же, Фэй! Это я, твоя тетушка Луиза!
  Она включила свет в спальне, улыбнулась и, глядя на двух спящих девушек, сказала:
  — Ну если ты собираешься проспать все на свете, то я постелю себе на диване в гостиной, а утром уеду от тебя.
  И в этот момент она вдруг заметила, что у Фэй какой-то странный цвет лица. Искорки веселья в глазах Луизы Марлоу погасли, уступив место стальному блеску; взгляд стал сосредоточенным.
  — Фэй! — резко и громко выкрикнула она.
  Спящие девушки даже не пошевелились. Тетушка Луиза подошла к кровати Фэй и принялась трясти ее, но спустя миг оставила племянницу, подошла ко второй кровати и начала будить Аниту Бонсел.
  Через некоторое время Анита слегка очнулась от дурманящего сна.
  — Кто тут? — заплетающимся языком спросила она.
  — Тетя Фэй Эллисон — Луиза. Я приехала раньше, чем планировала. Что случилось?
  Даже одурманенная сном Анита Бонсел поняла, что это — осложняющее обстоятельство, которое она не смогла предусмотреть. И несмотря на то, что язык не повиновался ей, она собралась с силами и пробормотала то, что впоследствии должно было стать ее алиби.
  — Что-то случилось… — неразборчиво произнесла она. — Шоколад… мы пили горячий шоколад, и он показался мне каким-то… я не помню… не помню… я очень хочу спать.
  И Анита расслабилась, повиснув тяжелым грузом на руках Луизы Марлоу.
  Тетушка Луиза опустила ее обратно на кровать, схватила с тумбочки телефонный справочник и принялась лихорадочно листать страницы, пока не отыскала то, что ей было нужно: «Перри Мейсон, адвокат».
  В справочнике был указан специальный ночной номер — Вестфилд 6-59443.
  Луиза Марлоу набрала номер.
  Дежурная телефонистка Детективного агентства Дрейка поняла по особому звонку, что вызывают ночной номер Мейсона, сняла трубку и ответила:
  — Ночной номер мистера Перри Мейсона. Будьте любезны, представьтесь.
  Луиза Марлоу сказала твердым решительным голосом:
  — Это Луиза Марлоу. Я незнакома с мистером Мейсоном, но я знаю его секретаря, Деллу Стрит. Я хочу, чтобы вы связались с ней и сообщили ей, что я нахожусь по номеру: Кистоун 9-7600. У меня неприятности, и я хочу, чтобы она позвонила мне как можно скорее. Да, именно так! Я лично знаю ее. Скажите ей, что звонила Луиза Марлоу, и она тут же примется за дело. Думаю, мне может понадобиться также и мистер Мейсон, хотя в данный момент я хочу поговорить именно с Деллой Стрит.
  Луиза Марлоу повесила трубку и приготовилась ждать. Однако меньше чем через минуту телефон зазвонил. Подняв трубку, Луиза Марлоу услышала голос Деллы Стрит:
  — Луиза Марлоу? Что вы здесь делаете?
  — Я приехала на свадьбу к своей племяннице, Фэй Эллисон, — начала объяснять тетушка Луиза. — Слушай внимательно, Делла. Я сейчас в квартире Фэй. Ее опоили снотворным, и я не могу разбудить ее. Девушка, с которой она делит квартиру, Анита Бонсел, также опоена снотворным, мне удалось ее растормошить, но она снова уснула. Кто-то пытался отравить их! Мне нужен хороший врач, который к тому же не был бы болтлив. Не знаю, что за всем этим кроется, но Фэй завтра должна была выйти замуж. Кто-то попытался избавиться от нее, и я хочу узнать, что все это значит. Если в газеты просочится хоть одно слово о происшедшем, я сверну шею этому болтуну. Все очень подозрительно. Квартира находится в «Мэндрейк-Армс», номер 604. Пришли сюда срочно врача, а потом свяжись с Перри Мейсоном и…
  Делла Стрит перебила ее:
  — Я пришлю вам врача немедленно, миссис Марлоу. Я только что вернулась домой. Мы с Перри Мейсоном и Полом Дрейком, который занимается расследованиями, были с одним клиентом в ночном клубе. Мистер Мейсон привез меня на машине, и он уже наверняка добрался к себе, так что я смогу легко с ним связаться. Сидите и ждите. Я все устрою.
  Глава 3
  Когда Луиза открыла дверь на звонок, Делла Стрит представила их друг другу:
  — Миссис Марлоу, это Перри Мейсон. Шеф, а это тетушка Луиза, моя старинная подруга еще по родному городу.
  Луиза Марлоу с улыбкой протянула руку знаменитому адвокату. Затем она поцеловала Деллу и сказала:
  — Ты ни капельки не изменилась, Делла. Проходите. Здесь ужасный беспорядок. Проблема в том, чтобы в газеты не попало ни слова о происшедшем. Как можно убедить нашего костоправа не болтать?
  — А что говорит врач? — поинтересовался Мейсон.
  — О, он трудится в поте лица. Анита уже пришла в сознание. С Фэй тоже будет все в порядке. Еще час, и ее было бы невозможно спасти.
  — А что произошло? — спросил Мейсон.
  — Кто-то подсыпал снотворное в сухой шоколад или в сахар.
  — Есть какие-либо подозрения? — уточнил Мейсон.
  — Фэй выходит замуж за Дэйна Гроувера. Из ее писем я поняла, что это богатый и очень робкий молодой человек, у которого был неудачный роман несколько лет назад и который после всего разочаровался в женщинах и стал холодным циником. Циник в двадцать шесть лет! Чепуха!
  Мейсон улыбнулся.
  — Я приехала сюда где-то около часа ночи. Хорошо, что Фэй послала мне по почте ключи. Все двери были заперты, и мне пришлось самой их открывать. Как только я включила свет в спальне и взглянула на Фэй, я тут же поняла: что-то неладно. Мне не понравился странный цвет ее лица, и дышала она как-то странно. Я попыталась разбудить Фэй, но мне это не удалось. Я бросилась к Аните и сумела растормошить ее. Она сказала, что виной всему горячий шоколад. Я сразу же позвонила Делле. Вот и все, что я могу сообщить.
  — А где чашки, из которых они пили шоколад? — спросил Мейсон.
  — На кухне, в раковине. Они не вымыты.
  — Они могут понадобиться нам в качестве улик, — заметил Мейсон.
  — А как же! Улики! — фыркнула Луиза. — Мне тут не нужна полиция. Представляете, что случится, если какая-нибудь сентиментальная журналистка из дамской газетенки начнет, не жалея чернил, расписывать, как бедная невеста пыталась покончить с собой накануне свадьбы.
  — Давайте-ка сначала осмотрим квартиру, — предложил Мейсон.
  Адвокат принялся расхаживать по квартире, пытаясь восстановить ход случившегося. Луиза Марлоу сопровождала его, как заправский гид, а Делла Стрит время от времени помогала им, подсказывая, как могла бы поступить в том или ином случае молодая женщина.
  Мейсон остановился перед стулом, на спинку которого были наброшены плащи, а на сиденье лежали две сумочки.
  — Которая из них принадлежит Фэй Эллисон?
  — Кто его знает? Можно самим попытаться выяснить, — предложила тетушка Луиза.
  — Займитесь этим вместе с Деллой, — распорядился Мейсон. — Тщательно обследуйте содержимое обеих сумочек. Проверьте, нет ли там чего-нибудь указывающего на то, что незадолго до того, как девушки пили горячий шоколад, в квартире кто-то побывал. Возможно, вы найдете письмо, в котором будет какой-нибудь намек на встречу, визитная карточка или записка.
  Из спальни вышел врач и сказал, что ему нужно еще кипятку.
  — Как они там? — спросил Мейсон.
  А миссис Марлоу отправилась за кипятком на кухню.
  — Брюнетка в порядке, — ответил доктор, — и с блондинкой, я думаю, тоже все будет нормально.
  — Могу ли я подробно допросить кого-нибудь из них?
  Врач покачал головой:
  — Я вам не советую. Не потому, что это могло бы им повредить, а просто потому, что вы можете оказаться на ложном пути. Они — все еще в одурманенном состоянии. Брюнетка бормочет что-то невразумительное, путается, противоречит сама себе. Может быть, через час-полтора. Тогда вы, вероятно, получите от нее какие-нибудь более или менее достоверные сведения. Сейчас же она просто повторяет одну и ту же бессмыслицу.
  Врач взял принесенный тетушкой Луизой кипяток и снова вернулся в спальню. Делла Стрит подошла к Мейсону и тихо заговорила:
  — Послушайте, шеф, я не понимаю одну вещь.
  — Какую?
  — Обратите внимание, ключи пронумерованы соответственно номерам квартир. У обеих девушек в сумочках лежат ключи от этой квартиры. Но у Фэй Эллисон я нашла еще и ключ с номером 702. Зачем ей ключ от другой квартиры?
  Мейсон задумчиво прищурился:
  — А что говорит тетушка Луиза?
  — Она не знает про этот ключ. Она обыскивала сумочку Аниты, а я — Фэй Эллисон.
  — Еще что-нибудь интересное есть?
  — Абсолютно ничего.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Я собираюсь подняться в квартиру 702. Пойдем-ка со мной, Делла. — Мейсон извинился перед миссис Марлоу: — Мы покинем вас, хотим немного осмотреться в доме. Вернемся через несколько минут.
  Они с Деллой поднялись на лифте на седьмой этаж, подошли к квартире номер 702, и Мейсон нажал на кнопку звонка.
  Они услышали, как в квартире звонит звонок, но оттуда не донеслось ни звука, ничто не указывало на то, что обитатели квартиры проснулись и скоро откроют дверь.
  Мейсон решился:
  — Знаю, нам не следует этого делать, но я намерен заглянуть внутрь. Вдруг повезет.
  Он вставил ключ в замочную скважину, язычок замка тихо щелкнул, и дверь мягко открылась. В ярких лучах света, льющегося из дверей гостиной, они увидели перед собой лежащее на полу тело и выпавший из мертвых пальцев и откатившийся в сторону бокал.
  Неожиданно дверь квартиры напротив распахнулась. Молодая взлохмаченная женщина, одетая в халат, сердито заворчала:
  — Вы так долго трезвонили в домофон в позднее ночное время, у вас должна быть совесть…
  — Да-да, конечно. — Мейсон не стал дожидаться окончания ее тирады, втащил Деллу Стрит в квартиру и ногой захлопнул дверь.
  Делла Стрит, прижавшись к Мейсону, смотрела на распростертое на полу тело и на алый след губной помады на лбу. Потом она увидела перевернутое кресло у кофейного столика, бокал, упавший на ковер, след от пролившегося напитка и еще один пустой бокал, стоящий на столике напротив перевернутого кресла.
  Она молчала, но ее дыхание было таким учащенным, словно она долго бежала.
  — Осторожно, Делла, мы не должны ни к чему прикасаться.
  — Кто это?
  — Вещественное доказательство номер один со стороны прокурора. Как ты думаешь, любопытная дамочка из квартиры напротив уже убралась к себе? В любом случае надо попытаться выйти отсюда.
  Он обернул ручку двери носовым платком, повернул ее и тихо приоткрыл дверь.
  Дверь квартиры напротив была закрыта.
  Мейсон жестом призвал Деллу соблюдать тишину. Они на цыпочках вышли в коридор и осторожно закрыли за собой дверь квартиры 702. В тот же самый момент, когда прозвучал щелчок замка, на седьмом этаже остановился лифт. Из него вышли и двинулись по коридору прямо им навстречу трое мужчин и одна женщина.
  — Спокойно, Делла, — тихим, мягким голосом сказал Мейсон. — Мы — просто друзья одного из жильцов, которые засиделись допоздна за карточным столом.
  Они почувствовали, как идущие навстречу люди с любопытством оглядывают их, посторонились, чтобы дать им пройти, и, после того, как вся четверка оказалась у них за спиной, Мейсон сжал локоть Деллы и шепнул:
  — Спокойно, Делла, не торопись.
  — Шеф, — заговорила Делла, — они обязательно узнают нас, если еще раз увидят. Эта женщина так меня разглядывала…
  — Я заметил, — успокоил ее Мейсон. — Но будем надеяться… Ого!
  — Что случилось?
  — Они идут в квартиру 702!
  Четверка остановилась перед закрытой дверью. Один из мужчин нажал на кнопку звонка.
  Практически в ту же секунду дверь квартиры напротив распахнулась настежь. Женщина в халате визгливо закричала:
  — У меня бессонница! Я лежу, пытаюсь заснуть, а вы… — Увидев незнакомцев, она замолчала.
  Мужчина, нажимавший на кнопку, улыбнулся и сказал гулким басом, эхо от которого прокатилось по всему коридору:
  — Извините нас, мэм. Я только на секундочку нажал на кнопку.
  — Ну, те люди, что вошли сюда прямо перед вами, наделали достаточно шума.
  — Там кто-то есть? — спросил мужчина и, поколебавшись, добавил: — Что ж, не будем беспокоить, если у него гости.
  Мейсон втащил Деллу в лифт, захлопнул дверь и нажал на кнопку первого этажа.
  — Что же нам делать? — спросила Делла.
  — Сейчас, — как-то разочарованно начал Мейсон, — мы сообщим в полицию об убийстве. Это единственное, что нам остается. Женщина из квартиры напротив видела всего-навсего, как двое незнакомых людей вошли в квартиру 702, а вот четверка в конце концов опознает нас как людей, которые вышли оттуда.
  В холле был телефон-автомат. Мейсон опустил монету, набрал номер телефона полиции и сообщил, что в квартире номер 702 им был обнаружен труп человека, который, возможно, был убит. Он сказал также, что ни до чего в квартире не дотрагивался, а сразу же отправился звонить в полицию.
  В то время как Мейсон еще говорил по телефону, знакомая четверка вышла из спустившегося в холл лифта. Распространяя запах алкоголя, они направились к выходу. Женщина, увидев стоящую у телефонной кабины Деллу Стрит, окинула ее пристальным оценивающим взглядом, от которого явно не ускользнула ни малейшая деталь костюма Деллы и ее внешности.
  Мейсон тем временем позвонил в квартиру 604 и сказал Луизе Марлоу:
  — Я думаю, вам лучше убедить врача забрать его пациенток в клинику, где им будет обеспечен полный покой.
  — Он считает, что им и здесь будет хорошо.
  — Я не доверяю врачам, которые так считают, — рассердился Мейсон. — Я посоветовал бы отправить их немедленно в клинику, где им будет обеспечен полный покой, — с нажимом на последние слова повторил он.
  В течение трех секунд Луиза Марлоу молчала.
  — Вы меня слушаете? — спросил Мейсон.
  — Слушаю, — ответила она. — Я просто пытаюсь понять, что вы имеете в виду.
  — Полагаю, его пациенткам необходим полный покой. — Мейсон снова подчеркнул два последних слова.
  — Черт! — воскликнула Луиза Марлоу. — Я сначала не поняла. Теперь мне все ясно. Вы могли бы и не повторять одно и то же, как пластинка, которую заело. Я просто пыталась осмыслить, что происходит.
  И Мейсон услышал, как она швырнула трубку на рычаг. Он улыбнулся и в свою очередь повесил трубку. Потом вынул из кармана ключ от квартиры 702, положил его в конверт, написал на нем адрес своего офиса, приклеил марку и опустил в почтовый ящик, висевший рядом с лифтом.
  Их знакомые — трое мужчин и женщина — сидели в автомобиле, припаркованном у парадного подъезда, и яростно спорили о чем-то. Они явно разошлись во мнении, что им следует предпринять дальше, но когда услышали сирену приближающейся полицейской машины, тут же со всем примирились, и их автомобиль рванул с места в тот самый момент, когда полицейская машина остановилась у бровки тротуара. Полицейские направили на автомобиль красный луч фонаря, а сирена предупредительно взвизгнула, призывая водителя остановиться.
  Водитель оглянулся назад и нажал на газ. Полицейская машина сердито помчалась за ними, и уже через несколько минут посрамленная четверка ехала обратно в сопровождении полицейского эскорта. Когда оба автомобиля остановились, из полицейской машины вышел инспектор, направился к преследуемым, забрал у них ключи зажигания и сопроводил всю четверку к парадному подъезду.
  Мейсон быстро пересек холл и открыл запертую входную дверь.
  Полицейский сказал:
  — Мне нужен человек, который сообщил о трупе.
  — Это я. Моя фамилия Мейсон. Труп в квартире 702.
  — Труп! — взвизгнула женщина.
  — Замолчите, — обратился к ней полицейский.
  — Но мы знаем… зачем он сказал вам, что мы были в гостях в квартире 702… мы…
  — Да, вы мне сказали, что приходили в гости в квартиру 702 к человеку по имени Карвер Клементс. Как он себя чувствовал, когда вы уходили от него?
  В холле повисла тягостная тишина. Через несколько секунд первой заговорила женщина:
  — На самом деле мы не заходили в квартиру. Мы просто подошли к двери. Соседка из квартиры напротив сказала нам, что у него гости, и поэтому мы не стали беспокоить его.
  — Сказала, что у него гости?
  — Да. Но я думаю, мы пришли, а гости ушли. Это вон те двое.
  — Посмотрим, — отчеканил полицейский. — Пойдемте наверх.
  Глава 4
  Лейтенант Трэгг, шеф отдела по расследованию убийств, закончил осматривать квартиру и устало сказал Мейсону:
  — Полагаю, к этому времени вы уже придумали правдоподобную историю, отлично объясняющую, как все произошло?
  — По правде говоря, мне совершенно незнаком этот человек. Во всяком случае, живым я его никогда не видел, — ответил Мейсон.
  — Понимаю, — саркастически произнес Трэгг. — Он понадобился вам в качестве свидетеля по поводу дорожно-транспортного происшествия или чего-нибудь подобного, и вы совершенно случайно решили заглянуть к нему домой в три часа ночи.
  Мейсон промолчал.
  — Но, — продолжал Трэгг, — каким бы странным это ни казалось, Мейсон, мне очень интересно узнать, как вы сюда вошли? Женщина из квартиры напротив сообщила мне, что вы стояли у двери и жали на звонок, как минимум, в течение двух минут. Потом, именно в тот момент, когда она открыла дверь своей квартиры, чтобы сказать вам все, что она думает по поводу вашего поведения, она услышала щелчок замка.
  Мейсон важно кивнул.
  Трэгг подытожил:
  — Либо кто-то открыл вам дверь, либо она уже была открыта. Если бы она была не заперта, то я не думаю, чтобы вы трезвонили в звонок целых две минуты, даже не попытавшись толкнуть дверь. Если внутри кто-то был, то я хочу знать кто. Итак, кто вас впустил?
  — У меня был ключ.
  — Ключ? Черта с два!
  Мейсон кивнул.
  — Ну тогда давайте взглянем на него.
  — Извините, но его сейчас у меня нет.
  — Вот это уже интересно! — воскликнул Трэгг. — А где вы взяли ключ, Мейсон?
  — К сожалению, — ответил Мейсон, — этого я вам сказать не могу.
  — Не говорите глупостей. Мы расследуем убийство.
  — Ключ оказался в моем распоряжении весьма странным образом, — объяснил Мейсон. — Я его нашел.
  — Чепуха! Вам дал его клиент!
  — Что заставляет вас так думать?
  — Просто вполне разумное предположение.
  Мейсон улыбнулся:
  — Но, лейтенант, если вы собираетесь нырнуть в море фантазии, почему бы, например, не предположить, что мой клиент мог арендовать эту квартиру и хотел, чтобы я проследил за тем, чтобы джентльмен, который сейчас лежит на полу и который незаконно удерживал за собой квартиру, был бы выдворен отсюда соответствующим образом?
  — Значит, вы пришли выдворять его в такую рань!
  — Возможно, срок аренды начался только с полуночи.
  Трэгг прищурился:
  — Хорошая уловка, Мейсон, но она ни к чему не привела. Ключ, который был у вас, — это ключ хозяина квартиры. Когда мы обыскали тело, то обнаружили в карманах кучу всякой всячины, которая сейчас лежит вон на том столике. Но среди его вещей нет ключа от квартиры.
  Мейсон, стараясь выиграть время, перевел разговор на другую тему:
  — А вы заметили, что, несмотря на то, что на столе стоит термос со льдом, бутылка виски и сифон с содовой, в бокале с роковым напитком не было льда?
  — Откуда вы знаете? — заинтересованно спросил Трэгг.
  — Потому что когда бокал выпал из его руки и напиток пролился на ковер, образовалось одно небольшое пятно. А если бы в бокале были кубики льда, они бы рассыпались, а затем растаяли, оставив несколько мокрых пятнышек.
  — Понятно, — саркастически произнес Трэгг. — А потом, решив покончить жизнь самоубийством, парень поцеловал сам себя в лоб и…
  Он внезапно замолчал, увидев, что к ним по коридору спешит один из детективов. Тот подошел к лейтенанту и доложил:
  — Мы выяснили, чья это метка, лейтенант.
  Трэгг многозначительно посмотрел на Мейсона и сказал:
  — Я поговорю с вами через пару минут, после того как…
  Детектив вручил Трэггу свернутый листок бумаги. Трэгг развернул его и воскликнул:
  — Черт побери!
  Мейсон спокойно встретил испытующий взгляд Трэгга.
  — Я думаю, — сообщил Трэгг, — вы будете удивлены этим известием. Человеком, сдавшим в чистку плащ, висевший в шкафу, была мисс Эллисон, живущая в этом же доме в квартире номер 604. Думаю, мистер Мейсон, нам надо немного поговорить с мисс Фэй Эллисон, и, для того чтобы вы не совершили каких-нибудь опрометчивых поступков в наше отсутствие, мы заберем вас с собой. Может быть, вы даже знаете, куда нужно идти?
  Когда лифт остановился, из него навстречу Трэггу вышла красиво одетая женщина в возрасте от тридцати до сорока лет и направилась по коридору, разглядывая номера квартир.
  Трэгг вернулся и встал прямо перед ней:
  — Вы что-то ищете?
  Она сделала шаг в сторону, чтобы обойти его. Трэгг распахнул пальто и показал ей свой полицейский жетон.
  — Я ищу квартиру 702, — ответила она.
  — Кого вы разыскиваете?
  — Мистера Карвера Клементса, если вас это интересует.
  — Думаю, что да, — сказал Трэгг. — Кто вы такая и как вы здесь оказались?
  — Я — миссис Карвер Клементс и приехала сюда потому, что мне позвонили по телефону и сообщили, что мой муж тайно нанимает в этом доме квартиру.
  — Значит, вы впервые узнали про эту квартиру из телефонного звонка?
  — Да.
  — И что, — продолжал Трэгг, — вы намеревались делать?
  — Я намеревалась доказать, что ему это с рук не сойдет, — отрывисто сказала она. — Если вы — офицер полиции, можете пройти вместе со мной. Я уверена, что…
  Трэгг прервал ее:
  — Квартира 702 в конце коридора справа. Я только что оттуда. Вы найдете там детектива. Ваш муж был убит между семью и девятью часами вечера.
  Карие глаза женщины расширились от изумления.
  — Вы… вы уверены?
  — Он мертв, — подтвердил Трэгг. — Кто-то подсыпал цианида в его виски с содовой. Полагаю, вам ничего не известно?
  Она медленно произнесла:
  — Если мой муж мертв… но я не могу в это поверить. Он слишком ненавидел меня, чтобы умереть. Он пытался заставить меня принять его условия развода, а чтобы я была посговорчивее, он некоторое время почти совсем не давал мне денег, так что я даже не могла прилично одеваться. Он думал, что после всего его предложение покажется мне необычайно щедрым.
  — Короче говоря, — заключил Трэгг, — вы его ненавидели до глубины души.
  Она сжала губы, а затем резко выпалила:
  — Я этого не говорила!
  Трэгг улыбнулся и сказал:
  — Пройдемте с нами. Мы направляемся сейчас в одну квартиру на шестом этаже. После этого я собираюсь взять отпечатки ваших пальцев, чтобы сравнить их с теми, что были оставлены на бокале, в котором не было яда.
  Глава 5
  Дверь на звонок открыла Луиза Марлоу.
  Она бросила быстрый взгляд на Трэгга, а потом на миссис Клементс.
  Мейсон, приподняв шляпу, вежливо сказал, изображая совершенно незнакомого человека:
  — Просим извинить, что мы беспокоим вас в столь ранний час, но…
  — Говорить буду я, — перебил его лейтенант Трэгг.
  Тетушка Луиза поняла намек Мейсона. Она вела себя так, будто бы никогда не видела его раньше.
  — Что ж, время действительно…
  Трэгг вошел в квартиру.
  — Здесь живет Фэй Эллисон? — спросил он.
  — Да, — улыбнулась ему тетушка Луиза. — Она и еще одна девушка, Анита Бонсел, живут здесь вдвоем. Но сейчас их здесь нет.
  — Где они?
  Она покачала головой:
  — Думаю, что не смогу вам этого сказать.
  — А вы кто такая? — продолжал задавать вопросы Трэгг.
  — Меня зовут Луиза Марлоу. Я — тетя Фэй Эллисон.
  — Вы тоже живете с ними?
  — Конечно, нет. Я только что приехала, чтобы… чтобы навестить Фэй.
  — А как вы сюда попали, если их здесь не было?
  — У меня был ключ, но я не говорила вам, что тогда их здесь не было.
  — Насколько я понял, вы сказали, что их здесь нет сейчас?
  — Именно так.
  — Когда вы приехали?
  — Около часа ночи.
  — Давайте перестанем ходить вокруг да около, — резко оборвал ее Трэгг. — Мне нужно увидеть обеих девушек.
  — Извините, но обе девушки больны. Они находятся в клинике.
  — Кто их туда отвез?
  — Врач.
  — Как его зовут?
  Луиза Марлоу на мгновение заколебалась, а потом ответила:
  — Это просто пищевое отравление. Только…
  — Как фамилия врача? — продолжал настаивать Трэгг.
  — Послушайте, — сказала Луиза Марлоу, — девушки слишком плохо себя чувствуют, их нельзя беспокоить…
  Лейтенант Трэгг разъярился:
  — Карвер Л. Клементс, который жил в квартире этажом выше, мертв. Похоже, его убили. Совершенно очевидно, что Фэй Эллисон жила вместе с ним в той квартире и…
  — О чем это вы? — с негодованием воскликнула Луиза Марлоу. — Да как вы смеете?..
  — Спокойно! — утихомирил ее Трэгг. — Там наверху есть ее одежда с метками из прачечной и химчистки, по ним мы и узнали, что одежда принадлежит ей.
  — Одежда! — фыркнула Луиза Марлоу. — Скорее всего, какое-нибудь барахло, которое она кому-нибудь отдала или…
  — Я как раз и хотел поговорить об этом, — терпеливо продолжил лейтенант. — Я не хочу ни к кому относиться предвзято. Значит, так: в той квартире полно отпечатков пальцев женщины. Есть отпечатки на бокале, на ручке зубной щетки, на тюбике с зубной пастой. Мне бы не хотелось показаться жестоким, но мне нужна Фэй Эллисон, чтобы снять отпечатки ее пальцев. Если вы и дальше будете скрывать от меня, где она находится, сами увидите, что напишут газеты завтра утром.
  Луиза Марлоу тут же приняла решение.
  — Вы сможете найти ее в клинике «Крествью», — сообщила она, — и если вы хотите немного подзаработать, то ставлю сто против одного, что…
  — Я не заключаю пари, — сухо прервал ее Трэгг. — Я уже слишком долго играю в эту игру. — Он повернулся к детективам и распорядился: — Следите за Перри Мейсоном и его очаровательной секретаршей. Не давайте им пользоваться телефоном, пока я не приеду с отпечатками пальцев. Ну что, ребята, поехали?
  Глава 6
  Пол Дрейк, глава Детективного агентства Дрейка, вытащил кипу бумаг из кармана и уселся в кресле для клиентов в офисе Перри Мейсона. Он, как обычно, устроился в своей любимой позе: его длинные ноги были перекинуты через одну ручку кресла, а поясницей он упирался в другую. Часы показывали десять тридцать утра, а лицо Дрейка выражало крайнюю степень озабоченности.
  — Дело плохо, Перри, — сказал он.
  — Посмотрим, — ответил Мейсон.
  — Фэй Эллисон и Дэйн Гроувер должны были сегодня пожениться. А накануне, вчера, Фэй и Анита Бонсел, которая делит с ней квартиру, устроили себе перед камином маленькую вечеринку. Они приготовили горячий шоколад. Обе девушки следят за фигурой, это был особый случай. Фэй почувствовала, что хочет расслабиться, и выпила две чашки шоколада. Анита угостилась одной. Так и получилось, что Фэй приняла дозу барбитуратов вдвое большую, чем Анита. Девушки вскоре уснули. Анита очнулась и увидела Луизу Марлоу, тетю Фэй Эллисон, которая трясла ее, чтобы разбудить. К Фэй Эллисон сознание вернулось лишь в клинике.
  Остальное тебе прекрасно известно, но все равно продолжу. Трэгг взял у Фэй Эллисон отпечатки пальцев. Они абсолютно идентичны с отпечатками на пустом бокале. Бокал же, который полиция называет «бокалом с орудием убийства» и который выпал из пальцев Клементса и откатился в сторону, был так тщательно вытерт, что полиция не обнаружила на нем даже отпечатков пальцев самого Клементса. Второй бокал, тот, который пустой стоял на столике, и именно на нем были обнаружены отпечатки пальцев Фэй. В ванной комнате нашли ее зубную щетку. Шкаф забит ее одеждой. Она жила с ним в той квартире. От этого дела дурно пахнет, Перри.
  Дэйн Гроувер, конечно, защищает ее. Но я не думаю, что он долго продержится. Когда мужчина обручен с девушкой, а в газетах на первых полосах красочно расписывается, что она тайком от него живет с богатым плейбоем, то трудно ожидать от этого мужчины полного понимания. Луиза Марлоу, тетя Фэй Эллисон, рассказала мне, что на него оказывается колоссальное давление, чтобы он отказался от опозоренной девушки, публично расторгнул помолвку и отправился в длительное путешествие.
  Сами же девушки настаивают, что это какой-то сговор, кем-то подстроенный, чтобы переложить на них вину за убийство, которого они не совершали, и что поэтому их опоили снотворным и прочее, и прочее. Но кто мог такое вообще спланировать? И откуда мог кто-нибудь узнать, что они будут пить горячий шоколад как раз в то время, чтобы…
  — Барбитураты были подсыпаны в шоколад? — не дослушав, переспросил Мейсон.
  Дрейк кивнул:
  — Они использовали почти весь порошок шоколада, но в банке осталось еще немного, и там достаточно много истолченного снотворного.
  Мейсон принялся вертеть в пальцах карандаш.
  — Версия полиции следующая, — продолжал Дрейк. — Фэй Эллисон была любовницей Карвера Клементса. Она хотела выйти замуж за другого. Клементс не отпускал ее. Она подсыпала ему цианида. Она намеревалась вернуться в квартиру поздно ночью, когда все стихнет и ей не будет грозить риск столкнуться с кем-нибудь в коридоре, когда она выйдет из квартиры 702 с ворохом собственной одежды в руках. Однако Анита, которая обещала уйти на весь вечер, неожиданно вернулась домой, и Фэй Эллисон оказалась в западне. Она не могла выйти из квартиры и подняться этажом выше, чтобы Анита этого не заметила. Поэтому она решила опоить Аниту снотворным, но что-то случилось, и они обе приняли барбитураты.
  — Вот это версия! — воскликнул Мейсон.
  — Придумай другую, и чтобы она соответствовала фактам, — парировал Пол Дрейк. — Ясно одно — Фэй Эллисон жила в той квартире с Карвером Клементсом. И для Дэйна Гроувера в этом — ее главная вина. Парень — приличный и чувствительный. Он из хорошей семьи. Ему не нравится, что его фотографии напечатаны во всех газетах. И его семье это тоже не нравится.
  — А что насчет Клементса?
  — Преуспевающий бизнесмен, брокер, играл на бирже, куча денег, домашние проблемы, жена, которая хотела выжать из него при разводе больше, чем Клементс намеревался дать. У него — большая квартира, которую он нанимает около года и в которой живет официально. А квартира 702 — для свиданий. Очень немногие близкие знали, что он ее тоже занимал. Его жена не пожалела бы никаких денег, чтобы разузнать правду.
  — А чем сейчас занимается его жена?
  — Выжидает. Еще неизвестно, оставил ли Клементс завещание или нет. Но по закону она имеет право на определенную долю его имущества, и теперь все финансовые документы Клементса подлежат проверке. Он был весьма ловким дельцом, ему очень многое удавалось скрыть, избегая налогов. Однако сейчас все всплывет на поверхность — сейфовые ячейки в банках и тому подобное.
  — А что ты разузнал о той четверке, которая встретилась нам в коридоре?
  — Все, что касается ее, — тут, в отчете. Мужчины: Ричард П. Нолин — партнер Клементса в делах, но не во всех, Мэнли Л. Огден — специалист по подоходному налогу, Дон Б. Рэлстон — подставное лицо Клементса в ряде сделок. Женщина: Вера Пейсон — подружка кого-то из четверых, но убей меня бог, если я понял кого. Как бы то ни было, все четверо знали о тайной квартире для свиданий Клементса и изредка даже приезжали к нему поиграть в покер. Вчера ночью, когда женщина из квартиры напротив сказала им, что у Клементса гости, они сразу поняли, что это означает, и тут же удалились. Вот тебе и вся история. Газеты подняли вокруг этого дела страшную шумиху. Дэйн Гроувер не выдержит долго, и его нельзя винить. Слишком большое на него оказывается давление. Он может опереться лишь на то, что плачущая Фэй Эллисон все отрицает. Луиза Марлоу настаивает, что мы должны что-то предпринять, и как можно скорее.
  — Трэгг считает, что у меня ключ Карвера Клементса, — сообщил Мейсон.
  — А на самом деле это не так?
  — Нет.
  — Так откуда же у тебя тот ключ?
  Мейсон молча покачал головой.
  — Ну, — сказал Дрейк, — выходит, у Карвера Клементса вообще не было ключа.
  Мейсон кивнул.
  — Это наш единственный шанс в данном деле, Пол. Мы знаем, что ключ Карвера Клементса исчез. Больше никто не знает. Трэгг не поверит мне теперь, если я пойду и скажу ему, что Клементс не давал мне свой ключ.
  — Трэггу не понадобится много времени, чтобы решить эту задачку. Если Клементс не давал тебе ключ, то существует только один человек, который мог тебе его дать.
  — Не будем углубляться в это, Пол, — одернул его Мейсон.
  — Я уже понял, что не будем, — сухо согласился Пол Дрейк. — Но помни, Перри, ты представляешь в данном деле девушку, которой будет предъявлено обвинение в убийстве. Ты, возможно, сумеешь отбиться от этого обвинения. Ведь полиция располагает в основном косвенными уликами. Однако в процессе зашиты тебе придется придумать какое-нибудь мало-мальски правдоподобное объяснение для смущенного любовника, которого жалеют друзья, над которым смеются враги и которого разглядывает праздношатающаяся публика.
  Мейсон кивнул.
  — Как бы ты ни намеревался это сделать, делай побыстрее, — продолжил Дрейк. — Повторяю, этот Гроувер долго не продержится.
  — Постараемся протолкнуть дело в суд поскорее, — высказался Мейсон. — А тем временем, Пол, постарайся узнать все, что можно, о прошлом Карвера Клементса. Особое внимание обрати на жену Клементса. Узнай, нет ли у нее мужчины. Если она знала про квартиру мужа и раньше…
  Дрейк с сомнением покачал головой:
  — Я все сделаю, Перри. Но если бы она знала раньше про квартиру мужа, это было бы все, что ей нужно. Если бы ей удалось проникнуть в квартиру с фотографом и сделать соответствующие снимки Карвера Клементса, она бы тем самым увеличила свою долю при разводе на добрую сотню тысяч и с улыбкой вышла бы из его квартиры для свиданий. И ей вовсе не нужно было бы использовать яд.
  Сильные гибкие пальцы Мейсона выбивали дробь по столешнице.
  — Должно же существовать какое-то объяснение, Пол.
  Дрейк устало поднялся на ноги.
  — Да, должно, — сказал он без всякого энтузиазма в голосе. — И Трэгг считает, что он его нашел.
  Глава 7
  Глаза Деллы Стрит сияли, когда она вошла в кабинет Мейсона из приемной и доложила:
  — Он здесь, шеф.
  — Кто он? — спросил, нахмурившись, Мейсон.
  — Ну же, шеф! — рассмеялась Делла. — В этом офисе может быть только один «он».
  — Дэйн Гроувер?
  — Именно так.
  — Что он собой представляет?
  — Высокий, хрупкий на вид. Вьющиеся каштановые волосы, романтические глаза. Во всем облике есть что-то поэтическое. Он, конечно же, глубоко потрясен. Вы сами увидите, какую скорбь он изображает, как только встречает кого-либо из своих друзей. Герти за своим коммутатором просто не может отвести от него глаз.
  Мейсон улыбнулся и сказал:
  — Тогда пусть поскорее войдет, пока наша Герти не завела с ним роман или не умерла от безответной любви.
  Делла Стрит вышла из кабинета и через мгновение вернулась с Дэйном Гроувером.
  Мейсон пожал ему руку и предложил сесть. Гроувер с сомнением посмотрел в сторону Деллы. Мейсон улыбнулся и отрекомендовал ее:
  — Она — моя правая рука, мистер Гроувер, делает для меня все необходимые записи.
  — Наверное, я излишне восприимчив, — сказал Гроувер, — но я просто не выношу, когда люди относятся ко мне покровительственно или пренебрежительно или — еще того хуже — начинают жалеть меня.
  Мейсон кивнул, и Гроувер продолжал:
  — А с того момента, как вышли утренние газеты, все, кто меня окружают, относятся ко мне именно так.
  Мейсон снова молча кивнул.
  — Но я хочу, — добавил Гроувер, — чтобы вы знали, я не брошу Фэй.
  Мейсон несколько секунд обдумывал услышанное, а затем, посмотрев на Гроувера в упор, спросил:
  — Как долго?
  — Никогда.
  — Независимо от того, что выявится после представления улик?
  — Улики свидетельствуют, что женщина, которую я люблю, жила с Карвером Клементсом и была его любовницей. Такие улики просто не могут быть истинными. Я люблю ее, и я ее не брошу. Я хочу, чтобы вы передали ей это. И я хочу, чтобы вы тоже знали. Вы собираетесь защищать ее, и вам потребуются деньги. Я хочу, чтобы у вас было много денег. Я рассчитываю, что вы раскопаете все, что можно. Я пришел сюда убедиться, есть ли у вас необходимая сумма денег.
  — Отлично, — заверил его Мейсон. — Но главное — мне сейчас нужна моральная поддержка. Я хотел бы знать, могу ли я сказать Фэй Эллисон, что вы не собираетесь бросить ее, и, помимо прочего, мне нужны некоторые факты.
  — Какие факты?
  — Как долго вы встречаетесь с Фэй Эллисон?
  — Около трех или четырех месяцев. До этого я… ну в общем, можно сказать, что я встречался с обеими девушками.
  — Вы имеете в виду Аниту Бонсел?
  — Да. Сначала я познакомился с Анитой. Какое-то время встречался с ней. Затем мы стали везде бывать втроем. А позднее меня стало неудержимо тянуть к Фэй Эллисон. Я думал, что у меня обычные свидания с ней, а оказалось, я постепенно влюблялся в Фэй.
  — А что Анита?
  — Она нам обоим — как сестра. И повела себя более чем великодушно. Она пообещала мне сделать все, что в ее силах, чтобы не мешать нашему счастью.
  — Могла ли Фэй Эллисон жить с Карвером Клементсом?
  — Физическая возможность была. Если вы это имеете в виду.
  — Вы встречались не каждый вечер?
  — Нет.
  — А что говорит по этому поводу Анита?
  — Анита говорит, что обвинение смешно и абсурдно.
  — Известно ли вам, где могла бы Фэй добыть цианид?
  — Как раз про это я хотел бы рассказать подробнее, мистер Мейсон.
  — Прошу вас.
  — Цианидом пользуется наш садовник. Я, честно говоря, не знаю для чего… Но несколько дней назад, когда он показывал Фэй наш сад…
  — Да-да, — нетерпеливо кивнул Мейсон, когда Гроувер нерешительно остановился, — продолжайте.
  — Ну, я помню, садовник объяснял ей что-то насчет цианида. Он говорил ей, чтобы она очень осторожно прикасалась к пакету с хранящимся в нем цианидом. А она что-то спросила у него, вроде как он его использует, но тогда я не придал их беседе особого значения. Порошок растворяется в воде и, насколько я помню, используется для опрыскивания растений…
  — Кто еще присутствовал при том разговоре?
  — Больше никто.
  — Ваш садовник читает газеты?
  Гроувер кивнул.
  — Вы можете ему доверять?
  — Всецело. Он очень предан мне. Он работает у нас уже двадцать лет.
  — Как его зовут?
  — Барни Шефф. Моя мама обратила на него внимание и… помогла ему реабилитироваться… неким образом.
  — У него были проблемы?
  — Да.
  — Он сидел в тюрьме?
  — Да.
  — А дальше что?
  — А дальше его освободили. Вернее, у него появился шанс отбыть остаток срока условно, если он сумеет найти работу. Мама устроила его к нам садовником, и с тех пор он был исключительно ей предан.
  — У вас есть оранжерея?
  — Да.
  — Интересно, изучили ли вы все возможности выращивания орхидей?
  — Нас не интересует выращивание орхидей. Мы можем позволить себе купить их и…
  — Интересно, — произнес Мейсон тем же самым тоном и точно с такими же паузами, как и в первый раз, — изучили ли вы все возможности выращивания орхидей?
  — Я же говорю вам, что мы…
  — Полностью ли вы изучили все возможности выращивания орхидей? — настойчиво повторил Мейсон.
  — Вы хотите сказать… о, вы хотите сказать, что нам нужно отослать Барни Шеффа…
  — Полностью изучить все возможности выращивания в оранжерее орхидей.
  Дэйн Гроувер молча смотрел на Мейсона в течение нескольких секунд. Затем он резко поднялся на ноги, протянул адвокату руку и снова заговорил:
  — Я принес вам немного денег. Подумал, они могут вам понадобиться. — Он небрежно бросил на стол конверт.
  — А как относится ко всему ваша матушка? — спросил Мейсон.
  Гроувер облизал пересохшие губы, судорожно сжал их и наконец ответил:
  — Моя матушка, естественно, очень огорчена. Но я не думаю, что мы должны обсуждать сейчас ее чувства. — И с этими словами он вышел из кабинета.
  Мейсон придвинул к себе конверт, который Гроувер бросил на стол. Он был набит стодолларовыми банкнотами.
  Делла Стрит подошла, чтобы взять деньги.
  — Когда я так увлекаюсь мужчиной, — сказала она, — что даже забываю считать деньги, я становлюсь очень романтичной. Сколько там, шеф?
  — Много, — откликнулся Мейсон.
  Делла Стрит как раз пересчитывала содержимое конверта, когда на ее столе резко зазвонил телефон, номер которого не был указан в справочнике. Она подняла трубку и услышала голос Пола Дрейка.
  — Привет, Пол! — сказала она.
  — Привет, Делла! Перри там?
  — Да.
  — Хорошо. — Голос Дрейка прозвучал озабоченно. — Дела разворачиваются следующим образом. Лейтенант Трэгг только что взял садовника Гроувера, парня по имени Барни Шефф. Они задержали его как важного свидетеля. И, кажется, были очень обрадованы тем, что им удалось обнаружить. Я не могу пока разузнать, что же это было.
  Делла Стрит замерла за столом с трубкой в руках.
  — Алло, алло! — закричал Дрейк. — Ты меня слышишь?
  — Слышу, — ответила Делла. — Я все передам. — И она повесила трубку.
  Глава 8
  В этот же вечер, в начале десятого, Делла Стрит расписалась в журнале дежурного и поднялась на лифте на этаж, где располагался офис Перри Мейсона.
  Офис Детективного агентства Дрейка, который находился на том же этаже, но ближе к лифту, был открыт круглосуточно. За невинной на вид дверью с прямоугольником матового стекла был виден свет, значит, офис открыт, но вся лихорадочная, не прекращающаяся ни на мгновение деятельность сотрудников Детективного агентства Дрейка была скрыта от глаз посторонних, сновавших по коридору.
  Делла Стрит сначала хотела поискать Пола Дрейка, но передумала и направилась дальше, к офису Перри Мейсона, и эхо ее каблучков возвращалось к ней из тишины длинного сумрачного коридора.
  Она свернула за угол и увидела, что в офисе Перри Мейсона горит свет. Открыв своим ключом дверь приемной, она пересекла ее и распахнула дверь кабинета Мейсона.
  Адвокат мерил шагами комнату, заложив большие пальцы в проймы жилета. Он был настолько сосредоточен, что даже не заметил, как дверь открылась. Его стол был усыпан фотографиями и тонкими листами бумаги, на которых Дрейк обычно представлял отчеты своим клиентам.
  Делла тихо стояла в дверях, наблюдая за высоким, стройным, широкоплечим мужчиной, который ходил из угла в угол. Бурная деятельность его мозга требовала выхода физической энергии, чтобы сохранить какое-то внутреннее равновесие, и это бесконечное хождение по кабинету стало просто бессознательным рефлексом.
  Почти через минуту Делла сказала:
  — Привет, шеф! Я могу чем-нибудь помочь?
  Мейсон, вздрогнув, посмотрел на нее:
  — Что ты здесь делаешь?
  — Специально поднялась наверх, чтобы посмотреть, работаете ли вы, и если да, то не могу ли я вам чем-нибудь помочь.
  Он улыбнулся:
  — Я не работаю. Я, как животное, бегаю кругами по клетке в поисках выхода.
  — Вы ужинали? — спросила она.
  Он бросил взгляд на часы и ответил:
  — Еще нет.
  — Который час? — поинтересовалась Делла Стрит.
  Ему пришлось еще раз посмотреть на часы, чтобы ответить:
  — Без двадцати десять.
  Она рассмеялась:
  — Я знала, что вы даже не посмотрели на часы в первый раз. Ну же, шеф! Вам нужно что-нибудь съесть. Дело преспокойно подождет — займетесь им после вашего возвращения.
  — Откуда нам это известно? — задал вопрос Мейсон. — Я говорил по телефону с Луизой Марлоу, а она — с Дэйном Гроувером. И она знакома с его матерью. Дэйн Гроувер заявил, что он не отступится. Откуда ему знать, как он поступит? Он — человек импульсивный и, может быть, именно сейчас открывает неведомые ему ранее стороны собственного характера и души. И сам не подозревает, что он еще обнаружит. А его друзья и родственники их сочувственными и обвиняющими взглядами невольно поворачивают нож в его ране. Откуда, черт побери, он может догадаться, как поступит? И как может утверждать, отступится он или нет?
  — Все равно, — настойчиво повторила Делла, — я думаю, он не отступится. В таких ситуациях и выковывается характер человека.
  — Ты так говоришь, просто чтобы подбодрить себя, — возразил Мейсон. — Я и сам не раз рассуждал на эту тему перед присяжными. Жестокие жизненные обстоятельства нанесли ему глубокую душевную травму… огонь судьбы, в котором закаляется характер… с жиру бесятся… самодовольство тает, когда человек соприкасается с правдой жизни. Чепуха!
  Делла слабо улыбнулась.
  — Парень испытывает все муки ада, — продолжал Мейсон. — А улики против нее и циничное всезнайство его знакомых не могут не повлиять на него. Женщина, которую он любит, в ночь перед свадьбой пытается избавиться от мерзких объятий мужчины, который содержал ее, платил деньги за любовь и обеспечивал некоторую безопасность, пока она не заполучила все это от молодого и порядочного человека.
  — Шеф, вам просто необходимо перекусить.
  Мейсон подошел к столу.
  — Взгляни, — сказал он, — взгляни на фотографии из полиции. Дрейк вывернулся наизнанку, чтобы добыть их. Смотри — тело на полу, бокал на столе, перевернутое кресло, раскрытая для чтения газета в кресле под лампой — обычная, средненькая квартира и такая же неприглядная, как и то, для чего она нанималась. И на этих фотографиях я должен обнаружить доказательство невиновности женщины — невиновности не только в убийстве, но и в измене человеку, которого она любила.
  Мейсон обошел стол с другой стороны, взял лупу, лежащую на пачке листов промокательной бумаги, и снова принялся разглядывать фотографии.
  — Черт побери, Делла! — воскликнул я. — Я уверен, что доказательство здесь есть. Вот этот бокал на столике весь покрыт отпечатками пальцев Фэй Эллисон. В нем осталось немного виски с содовой. И еще — вызывающий след алых губ от поцелуя на лбу убитого.
  — След губ указывает, что непосредственно перед тем, как он умер, с ним была женщина?
  — Не обязательно. Зато след представляет собой отличный отпечаток губ женщины. На губах Клементса губной помады нет, только на лбу. Умный убийца — мужчина мог бы намазать себе губы помадой, поцеловать мертвого Клементса в лоб и таким образом отвести от себя подозрение. Такое вполне могло случиться, если бы мужчина знал, что Клементса в той квартире регулярно навещает женщина. Эта улика слишком очевидно указывает на женщину, так что мне она кажется все более и более подозрительной. Если бы у меня была отправная точка и чуть-чуть побольше времени…
  Делла Стрит подошла к столу и кончиками своих прохладных пальцев прикрыла Мейсону глаза:
  — Прекратите. Идемте перекусим. Там все и обсудим…
  — Ты что, не ужинала?
  Она улыбнулась и покачала головой:
  — Я знала, что вы будете допоздна работать. А если кто-нибудь не спасет вас, вы будете упорно мерить шагами кабинет до двух или трех часов ночи. Кстати, что удалось выяснить Полу Дрейку?
  Она собрала в пачку листы с отчетами, аккуратно перетасовала фотографии, положила отчеты на фотографии и придавила пресс-папье.
  — Идемте, шеф, я умираю от голода.
  Мейсон направился к платяному шкафу. Делле пришлось встать на цыпочки, чтобы помочь ему надеть пальто. Мейсон взял шляпу, выключил свет и вместе с Деллой пошел по коридору.
  Однако на вопрос Деллы он ответил, лишь когда слегка расслабился в нише одного из своих любимых ресторанов. Он отодвинул тарелку с остатками стейка, жареного картофеля, тостов и салата из помидоров. Затем он налил себе немного кофе и сказал:
  — Дрейку не удалось выяснить ничего особенного. Обычные сведения о прошлом.
  — Что, например? — спросила Делла.
  — Все, как обычно, — устало ответил Мейсон. — Жена, Марлин Остин Клементс, в свое время явно поддалась настойчивому желанию Карвера Клементса заполучить ее, уступила грандиозной силе воли этого человека. Но она не приняла во внимание тот факт, что, как только она оказалась в списке его законных владений, он переключил всю свою энергию завоевателя на удовлетворение новых потребностей. Марлин оказалась в одиночестве. Это цена, которую чаще всего приходится платить женщинам, выходящим замуж за таких людей, как Карвер Клементс.
  — И поэтому? — спросила Делла.
  — И поэтому, — продолжал Мейсон, — с течением времени Карвер Клементс стал интересоваться другими женщинами. Черт с ним, Делла! Мы должны вести расследование, опираясь только на один факт, — на тот факт, что у Клементса не было ключа. Ты не забыла тех четверых, которые встретились нам в коридоре? Они должны были каким-то образом попасть в дом. Вспомни — парадный подъезд был заперт. Любой из жильцов может открыть замок, нажав у себя в квартире на кнопку домофона. Однако, если жилец соответствующей квартиры не нажал на кнопку, то посетителю необходимо иметь ключ, чтобы войти в дом. А эти четверо вошли в дом. Как? У них должен был быть ключ. Независимо от того, что они говорят сейчас, у одного из них должен был быть ключ.
  — Ключ, которого нет у Клементса? — спросила Делла.
  — Это необходимо выяснить.
  — Что они рассказали полиции?
  — Не знаю. Полиция хорошо их потрясла. Мне нужно вызвать одного из них на свидетельское место и подвергнуть его перекрестному допросу. Тогда, по крайней мере, у нас будет хоть что-то, на что мы сможем опереться.
  — Значит, мы попытаемся ускорить слушание дела и пойдем на него вслепую?
  — Именно так.
  — А может быть, ключ из сумочки Фэй Эллисон и есть ключ Карвера Клементса?
  — Возможно. Если это так, то либо Фэй жила с Клементсом, либо ключ был ей подброшен. Если он был подброшен, то как и кем? Я все же склонен думать, что ключ Клементса был у него в момент убийства. Но когда прибыла полиция, его уже не было. Это единственное существенное обстоятельство, на которое мы можем сейчас опереться.
  Делла Стрит покачала головой:
  — Слишком сложно для меня. Полагаю, вы намерены разобраться с этим? Я хочу сказать вам только одно. Луиза Марлоу — кремень. Я знаю ее с детства. Если она может вам чем-нибудь помочь, она без колебаний сделает это.
  Мейсон закурил и сказал:
  — Обычно я стараюсь выиграть время, но в данном случае, Делла, боюсь, что время — наш враг. Нам придется предстать перед судом и с самым самоуверенным в мире видом вытащить огромного кролика из маленькой шляпы.
  — А где мы возьмем кролика? — улыбнулась Делла.
  — У нас в офисе, — ответил он. — Мы изучим фотографии и попытаемся отыскать на них улику… — Внезапно Мейсон напрягся.
  — Что случилось, шеф?
  — Мне просто пришла в голову одна мысль. Тот бокал, что стоял на столике в квартире 702. В нем осталось немного виски с содовой, ну, ложка или две.
  — И что? — спросила Делла.
  — Что происходит, когда пьешь виски с содовой, Делла?
  — Ну… всегда чуточку остается. Напиток сначала остается на стенках бокала, а потом стекает вниз, на донышко.
  Мейсон покачал головой. Его глаза сияли от возбуждения.
  — В бокале остаются кубики льда. А затем, когда они растают, скапливается около дюйма воды.
  — Тогда получается, что в бокале той женщины не было льда? — взволнованно спросила Делла.
  — И в бокале Карвера Клементса — тоже. А ведь на столике стоял термос с кубиками льда. Вперед, Делла! Мы возвращаемся в офис и как следует возьмемся за фотографии!
  Глава 9
  Судья Рэндольф Джордан поднялся на свое место и стуком молоточка призвал присутствующих в зале к порядку.
  — Народ штата Калифорния против Фэй Эллисон.
  — Ответчик готов, — сказал Мейсон.
  — Обвинение готово, — объявил Стюарт Линн.
  Линн, один из лучших помощников окружного прокурора, был осторожным худым человеком с холодными глазами. Он обладал мышлением бухгалтера, энциклопедическим знанием законов и безжалостностью стальной мышеловки. Линн ни в коей мере не заблуждался насчет ловкости и изобретательности своего визави, и поэтому его поведение отличалось осмотрительностью боксера, который собирается сразиться с чемпионом в тяжелом весе.
  — Обвинение вызывает доктора Чарльза Кина, — возвестил он.
  Доктор Кин прошел на свидетельское место и сообщил суду, что он является судебно-медицинским экспертом и что у него большой опыт по части обследования трупов, особенно в случаях насильственной смерти.
  — Вы обследовали десятого числа сего месяца труп, обнаруженный в квартире 702 в «Мэндрейк-Армс»?
  — Да.
  — В котором часу?
  — Около двух часов ночи.
  — Что вы обнаружили?
  — Это был труп мужчины приблизительно пятидесяти двух лет, без признаков истощения, почти облысевшего, но в остальном превосходно сохранившегося для своего возраста. Тело лежало на полу головой по направлению к двери, ногами — к центру гостиной. Левая рука была согнута и находилась под туловищем, правая рука была отброшена в сторону; левая сторона лица была прижата к ковру. К тому времени мужчина был мертв в течение нескольких часов. Время смерти установлено мною в отрезке от семи часов вечера до девяти часов вечера. Более точно установить время смерти не представляется возможным, но я могу утверждать под присягой, что смерть наступила в пределах указанных мною временных рамок.
  — Вы определили причину смерти?
  — Не тогда, когда я осматривал труп впервые. Я сделал это позднее.
  — Какова же была причина смерти?
  — Отравление, вызванное пероральным попаданием в организм цианистого калия.
  — Вы заметили что-либо необычное при внешнем осмотре тела?
  — Вы имеете в виду губную помаду?
  — Да.
  — На верхней части лба трупа было обнаружено алое пятно. Причиной появления этого пятна было то, что густо намазанные губной помадой губы были прижаты к коже потерпевшего в слегка выпяченном состоянии.
  — Вы хотите сказать, что кожа была выпячена?
  — Нет, — опроверг, улыбнувшись, доктор Кин. — Я хочу сказать, что губы были слегка выпячены. Это выглядело так, словно какая-то женщина попрощалась с потерпевшим последним поцелуем. След губной помады остался на верхней части лба, там, где кожа очень гладко натянута на черепе. Если бы потерпевший не был лысым, поцелуй пришелся бы выше линии роста волос.
  — Перекрестный допрос, — объявил Линн.
  — У меня нет вопросов, — ответил Мейсон.
  — Обвинение вызывает Бенджамина Харлана, — сказал Линн.
  Бенджамин Харлан, огромный, широкоплечий гигант, быстро подошел к месту дачи свидетельских показаний и сообщил, что является экспертом по идентификации отпечатков пальцев и что у него двадцатилетний стаж работы.
  Направляя его умелыми вопросами, Стюарт Линн предоставил возможность свидетелю дать показания о его действиях в интересующий суд день: как было обнаружено тело, как посыпали специальным порошком все предметы в квартире и что на бокале, который обвинение посчитало «бокалом, содержащим орудие убийства», отпечатков пальцев не было обнаружено, поскольку этот бокал был тщательно протерт. Харлан показал также, что на бокале, который обвинение квалифицировало как «бокал-уловку», на зубной щетке, на тюбике с зубной пастой и других вещах, находящихся в квартире потерпевшего, были обнаружены отпечатки пальцев, совпадающие с отпечатками, взятыми позднее у обвиняемой Фэй Эллисон, проходящей по данному делу.
  Харлан продемонстрировал серию фотографий, сделанных полицией, на которых было запечатлено положение тела при его обнаружении, обстановка в квартире, столик, перевернутое кресло, «бокал, содержащий орудие убийства», выкатившийся из руки потерпевшего, «бокал-уловка», с четкими отпечатками пальцев Эллисон, бутылка виски, сифон с содовой и термос со льдом, которые стояли на журнальном столике.
  — Перекрестный допрос, — торжествующе объявил Линн.
  — Вы занимаетесь идентификацией отпечатков пальцев в течение двадцати лет, мистер Харлан? — спросил Перри Мейсон.
  — Да, сэр.
  — Вы слышали показания доктора Кина о следе губной помады на лбу потерпевшего?
  — Да, сэр.
  — Насколько я вижу, след ясно виден на фотографии, которую я вам сейчас передаю?
  — Да, сэр. И не только на этой. У меня есть крупный план данного отпечатка губной помады, который я сделал с помощью специальной камеры. Я использую ее для съемки объектов крупным планом. Я увеличил негатив, если вас это интересует.
  — Очень интересует, — ответил Мейсон. — Будьте любезны, продемонстрируйте нам увеличенный снимок.
  Харлан вынул из портфеля фотографию, на которой была крупно запечатлена часть лба со следом губной помады, очень четким, видным в мельчайших подробностях.
  — Каков масштаб этой фотографии? — спросил Мейсон.
  — Фото сделано в натуральную величину, — пояснил Харлан. — У меня есть специальное оборудование, которое помогает мне точно определять расстояние, при съемке с которого будут получены фотографии в натуральную величину.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Я бы хотел, чтобы эта фотография была внесена в протокол в качестве вещественного доказательства.
  — Не возражаю, — поддержал его Линн.
  — Разумеется, все линии, которые видны на отпечатке губ на этой фотографии, являются столь же индивидуальными, как и линии и завитки на пальцах, не так ли?
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Разве для экспертов по идентификации личности не является установленным фактом, что морщинки, формирующиеся на губах человека, являются такой же индивидуальной особенностью человека, как и его пальцевый узор?
  — Ну, это нельзя назвать установленным фактом.
  — Но это является фактом?
  — Да, сэр, является.
  — Таким образом, измерив расстояние между линиями, оставшимися на данном отпечатке слегка выпяченных губ, можно будет с такой же точностью определить губы, оставившие этот след, с какой по отпечатку пальца удается определить человека, если бы тот оставил на лбу покойного соответствующий отпечаток.
  — Да, сэр.
  — Ранее вы свидетельствовали, что взяли у моей подзащитной отпечатки пальцев и сравнили их с отпечатками, обнаруженными на бокале?
  — Да, сэр.
  — Вы пытались получить отпечаток губ моей подзащитной и сравнить его с отпечатком губ, оставшимся на лбу потерпевшего?
  — Нет, сэр, — после секундного замешательства ответил Харлан.
  — Почему?
  — Ну, прежде всего, мистер Мейсон, факт, что морщинки на губах являются такими же индивидуальными признаками личности, как и пальцевые линии, не является общеизвестным…
  — Но вам он известен?
  — Да, сэр.
  — И он известен всем наиболее компетентным экспертам по идентификации личности?
  — Да, сэр.
  — Тогда почему же вы этого не сделали?
  Харлан замялся, переступая с ноги на ногу, и бросил беспомощный взгляд на помощника прокурора Линна.
  — Прошу суд извинить меня, — быстро вмешался Линн, поймав его взгляд, — но то, что сейчас происходит, не имеет ничего общего с перекрестным допросом. Уважаемый адвокат, задавая вопросы свидетелю, слишком далеко уклонился от темы. Я возражаю: данный вопрос является некомпетентным, несущественным и не относящимся к рассматриваемому делу, а также на основании того, что происходящее не является перекрестным допросом.
  — Возражение отклоняется, — решительно заявил судья Джордан. — Отвечайте на вопрос!
  Харлан прокашлялся.
  — Ну… — начал он, — я просто не подумал об этом.
  — Так подумайте об этом сейчас, — сказал Мейсон, небрежно взмахнув рукой. — Подойдите к моей подзащитной и возьмите у нее отпечаток губ прямо здесь и сейчас. Накрасьте губы погуще, мисс Эллисон. Посмотрим, совпадает ли отпечаток ваших губ с отпечатком, оставшимся на лбу потерпевшего.
  — С позволения суда, — торопливо вмешался Линн, — это никак не может считаться перекрестным допросом. Если мистер Мейсон хочет сделать Харлана свидетелем защиты и произвести данный эксперимент в рамках доказательств защиты, это, конечно, другое дело. Но это, определенно, не перекрестный допрос.
  — Это может быть перекрестным допросом по определению компетентности мистера Харлана в идентификации личности, — объявил судья Джордан.
  — А не будет ли это расширительным толкованием столь мелкой технической детали? — с едва заметным сарказмом в голосе спросил Линн.
  — Ваше возражение как раз и основывалось на мелкой технической детали, — резко парировал судья Джордан. — Возражение отклоняется, и мое решение окончательно. Возьмите отпечаток губ, мистер Харлан.
  Фэй Эллисон дрожащими руками наложила на губы толстый слой губной помады и размазала ее мизинцем, смотрясь в маленькое зеркальце.
  — Прошу вас, — обратился Мейсон к Харлану, — взять отпечаток губ у подзащитной.
  Харлан вынул из портфеля лист белой бумаги, подошел к столу, за которым адвокат сидел рядом с подзащитной, и прижал лист бумаги к ее губам. Затем он принялся внимательно разглядывать полученный отпечаток.
  — Прошу вас, — обратился к нему Мейсон, — сравнить оба отпечатка и объявить результат суду.
  — Конечно, — подчеркнул Харлан, — у меня здесь нет оборудования, необходимого для сравнения микроскопических деталей, но даже по результатам поверхностного сравнения можно судить, что отпечаток губ на лбу потерпевшего был оставлен не этими губами.
  — Благодарю, — сказал Мейсон. — Это все.
  — Эти морщинки, — заинтересованно спросил судья Джордан, — прорезываются на губах только в том случае, если губы выпячены как при поцелуе?
  — Нет, ваша честь, они являются постоянным признаком губ, но если губы слегка выпятить, то линии становятся более отчетливыми.
  — И эти линии на губах имеют строго индивидуальный узор у каждого человека?
  — Да, ваша честь.
  — Таким образом, вы сейчас готовы показать под присягой, что, несмотря на то, что на бокале и на других предметах, находившихся в квартире, имеются отпечатки пальцев обвиняемой, отпечаток губной помады на лбу потерпевшего оставлен не ею?
  — Да, ваша честь.
  — У меня все, — сказал судья Джордан. — Можете продолжать.
  — Разумеется, — вновь поднялся помощник прокурора, — тот факт, что обвиняемая не оставила отпечатка губ на лбу потерпевшего, еще ничего не значит, ваша честь. По правде говоря, он мог быть убит, потому что обвиняемая обнаружила этот отпечаток губ на его лбу. Наличие ее отпечатков пальцев ясно свидетельствует, что обвиняемая находилась в квартире потерпевшего.
  — Суд понимает смысл представленных доказательств. Сторона обвинения, продолжайте, — решил судья Джордан.
  — Помимо всего, — сердито продолжал Линн, — я намерен продемонстрировать суду возможность того, что данный отпечаток губной помады на лбу потерпевшего мог быть намеренно оставлен не кем иным, как очаровательной секретаршей адвоката обвиняемой. С этой целью я вызываю Дона Б. Рэлстона.
  Рэлстон прошел на место для дачи свидетельских показаний с видом человека, который хотел бы в данный момент оказаться как можно дальше от этого места.
  — Вас зовут Дон Б. Рэлстон? Вы проживаете в доме 2035 на Крилмор-авеню в этом городе?
  — Да, сэр.
  — И вы были знакомы с Карвером Л. Клементсом при его жизни?
  — Да.
  — Вы были довольно тесно связаны с ним?
  — Да, сэр.
  — У вас были совместные деловые интересы?
  — Да, сэр.
  — В ночь на десятое число сего месяца подходили ли вы к квартире Карвера Л. Клементса, то есть к квартире 702 в «Мэндрейк-Армс Апартментс» в этом городе?
  — Да, сэр.
  — В каком часу?
  — Около… ну, между часом и двумя ночи… я бы сказал, около половины второго.
  — Вы были один?
  — Нет, сэр.
  — Кто был с вами?
  — Ричард П. Нолин, деловой партнер мистера Клементса, то есть уже бывший, Мэнли Л. Огден, который занимался подоходными налогами мистера Клементса, и мисс Вера Пейсон, его подруга… э-э-э… наша общая подруга.
  — Что произошло, когда вы подошли к его квартире? Вы вошли в нее?
  — Нет, сэр.
  — Расскажите нам, что последовало дальше.
  — Ну, мы поднялись на лифте на седьмой этаж, и, когда мы шли от лифта по коридору, я увидел, что навстречу нам к лифту направляются два человека.
  — Когда вы сказали «от лифта по коридору», имели ли вы в виду, что вы шли от лифта в направлении квартиры 702?
  — Именно так, сэр.
  — И кто были те люди, которые шли вам навстречу?
  — Мистер Перри Мейсон и его секретарь, мисс Стрит.
  — Вы входили в квартиру Карвера Клементса?
  — Я — нет.
  — Почему?
  — Когда я подошел к квартире 702, я нажал на кнопку звонка и услышал, как в квартире звонит звонок. Почти в то же самое мгновение открылась дверь квартиры напротив, и женщина, которая, как мне показалось, была в весьма раздраженном состоянии, сказала, что не может уснуть из-за людей, которые постоянно звонят в соседнюю квартиру, а также сказала, что в квартире у Клементса уже есть гости. Поэтому мы сразу же ушли.
  — Теперь, ваша честь, — заявил Линн, — я предполагаю доказать, что двое людей, о которых говорила женщина из квартиры напротив, были не кто иные, как мистер Мейсон и мисс Стрит, которые проникли в квартиру потерпевшего и находились там одни в течение неопределенного периода времени, получив доступ к вещественным доказательствам.
  — Пожалуйста, докажите, — высказался судья Джордан.
  — Минуточку, — вмешался Мейсон. — Прежде чем вы приступите к этому, я хотел бы подвергнуть свидетеля перекрестному допросу.
  — В таком случае начинайте перекрестный допрос.
  — Когда вы прибыли в «Мэндрейк-Армс», парадный подъезд в доме был закрыт, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Что вы сделали?
  — Мы поднялись на лифте на седьмой этаж и…
  — Я понял. Но как вы попали в дом? Как вы проникли в закрытый подъезд? У вас был ключ, не так ли?
  — Нет, сэр.
  — Тогда как вы попали в дом?
  — Это вы нас впустили!
  — Я?
  — Да.
  — Поясню, — сказал Мейсон, — я сейчас говорю не о том моменте, когда вы вошли с улицы вместе с полицейским. Я имею в виду тот момент, когда вы в первый раз вошли в дом в ночь на десятое число сего месяца. В первый раз!
  — Да, сэр, я понял. Вы нас и впустили.
  — Что заставляет вас так думать?
  — Ну, вы и ваш секретарь находились в квартире Карвера Клементса и…
  — Вам лично неизвестно, находились мы там или нет, не так ли?
  — Ну, я предполагаю это. Мы встретили вас как раз после того, как вы вышли из квартиры. Вы спешили по коридору к лифту.
  — Мы не нуждаемся в ваших предположениях, — отчеканил Мейсон. — Вам неизвестно, был ли я в той квартире или нет. Я хочу, чтобы вы рассказали нам, как вы проникли в закрытый парадный подъезд? Но никаких предположений. Просто ответьте на вопрос. Как вы вошли в дом? Скажите в точности, что вы делали?
  — Мы нажали на кнопку домофона в квартире Карвера Клементса, и вы… ну, во всяком случае, кто-то… открыл нам, нажав на клавишу в его квартире, то есть открыв таким образом парадный подъезд. Как только мы услышали жужжание домофона, свидетельствующее о том, что парадное открыто, мы распахнули дверь и вошли в дом.
  — Давайте уточним все детали, — предложил Мейсон. — Кто нажал на кнопку квартиры Карвера Клементса?
  — Я.
  — Я говорю сейчас о кнопке у парадного подъезда дома.
  — Да, сэр.
  — Нажав на кнопку, вы ждали у двери до тех пор, пока не услышали жужжание домофона, свидетельствующее о том, что дверь открыта?
  — Да, сэр.
  — Как долго вы ждали?
  — Секунду-другую.
  — Еще один вопрос, — продолжал Мейсон, — вы поднялись на седьмой этаж сразу после того, как вошли в дом?
  — Мы… нет, сэр, не сразу. Мы остановились на какое-то время в холле и стали обсуждать, в какой покер мы будем играть, потому что мисс Пейсон потеряла довольно большую сумму денег, играя в покер, в котором сдающий может выбирать любой тип покера.
  — Как долго вы обсуждали тип покера?
  — Где-то пару минут.
  — Вы пришли к согласию относительно типа покера, в который собирались играть?
  — Да.
  — И сразу после этого поднялись наверх?
  — Да.
  — Где находился лифт, когда вы нажали на кнопку вызова?
  — Лифт находился… Знаете ли, я точно не помню. Он был на каком-то из верхних этажей. Я помню, что мы нажали на кнопку, а потом нам пришлось немного подождать, пока он спустится вниз.
  — У меня больше нет вопросов, — заявил Мейсон.
  — Разве вы не собираетесь задать ему вопрос о ключе? — обеспокоенно спросила вполголоса Делла, дернув его за рукав.
  — Пока нет, — ответил Мейсон, в глазах которого светился триумф. — Теперь я знаю, что случилось, Делла. Мы выиграли. Но для начала пусть он докажет, что мы были в той квартире.
  — Вызываю для дачи свидетельских показаний мисс Ширли Тэннер.
  Молодая женщина, которая подошла к месту для свидетелей, вовсе не походила на то растрепанное истеричное создание, раздраженно отчитывавшее Мейсона и Деллу Стрит, когда они нажимали на кнопку звонка квартиры 702.
  — Вас зовут Ширли Тэннер и вы проживаете в квартире 701 в «Мэндрейк-Армс Апартментс» в этом городе?
  — Да, сэр.
  — И как долго вы там проживаете?
  — Совсем недолго, — улыбнулась женщина. — Я потратила три недели на поиски подходящей квартиры и в конце концов смогла договориться насчет субаренды квартиры 701 вечером восьмого числа. А въехала я девятого, и этим как раз и объясняется моя усталость, которая довела меня почти до истерики.
  — Вы страдаете бессонницей?
  — Да.
  — Случилось ли что-либо в ночь на десятое число, что мешало вам заснуть? Я имею в виду что-либо, связанное со звонком в соседнюю квартиру?
  — Да, сэр.
  — Расскажите нам в точности, что произошло.
  — Иногда я принимаю снотворное, но в ту ночь оно почему-то на меня не подействовало. Я весь день распаковывала вещи и наводила в квартире порядок, поэтому к вечеру была совершенно разбита, взвинчена и устала до крайности и физически, и от переживаний. Я попыталась уснуть, но я слишком устала. Вы наверняка знаете, ваша честь, как это бывает, — сказала она, обернувшись к судье с обворожительной улыбкой.
  Судья взглянул на привлекательную молодую женщину, улыбнулся по-отечески и, кивнув, подтвердил:
  — Нам всем случается бывать слишком усталыми, и тогда мы испытываем затруднения со сном. Что дальше, мисс Тэннер?
  — Думаю, что я только начала засыпать, когда меня разбудил звук звонка в соседней квартире. Кто-то очень долго и настойчиво жал на кнопку звонка, и для человека в моем состоянии, который долго и безуспешно пытался уснуть, звук был просто невыносимым.
  — Продолжайте. Что вы сделали?
  — Я в конце концов встала, надела халат, подошла к двери и распахнула ее. Меня ужасно рассердило, что люди могут так шуметь в ночное время. Понимаете, звукоизоляция в доме не из лучших, да и над входными дверями в квартирах еще устроены вентиляционные отверстия. Наверное, вентиляционная труба в квартире 702 была открыта, и свою я тоже оставила для проветривания на ночь. Я потом рассердилась даже на себя за то, что обычный ночной шум может так выбить меня из колеи. Я ведь знала, что, если разнервничаюсь, до утра не засну. Я еще какое-то время лежала в постели, прежде чем распахнуть дверь. Мне даже тогда показалось, что я лежала очень долго, надеясь, что они уйдут.
  — Значит, — сказал с улыбкой Линн, — вы сначала рассердились на людей в коридоре, а потом рассердились на себя, что рассердились на них?
  Женщина рассмеялась приятным мелодичным смехом:
  — Что-то в этом роде, сэр.
  — И вы говорите, что вы распахнули дверь?
  — Да, сэр.
  — И что вы увидели?
  — В холле стояли два человека.
  — Вы узнали их?
  — Тогда я не была с ними знакома, но сейчас я знаю, кто они.
  — И кто же они?
  Женщина драматически указала рукой на Перри Мейсона:
  — Мистер Перри Мейсон, адвокат обвиняемой, и молодая женщина, думаю, его секретарша, она сидит рядом с ним… не обвиняемая, а та — с другой стороны.
  — Мисс Делла Стрит, секретарь, — представил ее Мейсон с поклоном.
  — Рада познакомиться, — ответила свидетельница.
  — И что же там делали эти люди? — спросил Линн.
  — Я увидела, как они вошли в квартиру, — ответила мисс Тэннер.
  — Вы видели, как они вошли в квартиру? Я имею в виду, что они открыли дверь?
  — Должно быть, они воспользовались ключом. Мистер Мейсон просто толкнул дверь, и она отворилась. Я…
  — Прошу, не надо делать никаких предположений, — прервал ее Линн. — Вы видели, как мистер Мейсон воспользовался ключом?
  — Ну, я слышала.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Когда я приоткрывала дверь своей квартиры, я услышала металлический скрежет, ну, такой, когда ключ поворачивают в замке. А когда я совсем распахнула ее, я увидела, что мистер Мейсон толкает дверь квартиры напротив.
  — Вы считаете, что он воспользовался ключом, именно на основании того, что слышали характерный металлический звук?
  — Ну это же естественно…
  — Вы слышали только один характерный металлический звук?
  — Да, и щелчок замка.
  — Вы сказали что-либо мистеру Мейсону и мисс Стрит?
  — Да, конечно, а потом захлопнула дверь и снова легла спать. И к тому времени я уже была так взвинчена, что не могла сомкнуть глаз. Я никак не могла понять, зачем, если есть ключ, так долго звонить в звонок? Из-за их звонка невозможно было уснуть. Почему они не могли просто войти в квартиру и…
  — Оставим это. Благодарю. — Линн нетерпеливо прервал ее тираду и вытянул руку ладонью вперед, словно намеревался затолкнуть обратно в рот свидетельницы произнесенные ею слова. — Воздержитесь от ваших выводов и причин ваших поступков. Расскажите суду только то, что вы видели.
  — Да, сэр.
  — Что произошло дальше?
  — Я снова попыталась уснуть… и опять, буквально через несколько секунд после происшедшего, услышала, как в соседней квартире звонит звонок. Я была просто вне себя от ярости.
  — И что же вы сделали?
  — Я открыла дверь и высказала тем людям все, что я о них думаю.
  — Каким людям? — переспросил Линн.
  — Возле квартиры напротив было четыре человека. Мистер Рэлстон, он только что давал показания, еще двое мужчин и одна женщина. Они стояли у двери и нажимали на кнопку звонка, и я возмутилась, мол, прекрасное время они выбрали для хождения в гости, да и шум такой подняли, что всех перебудят, а у джентльмена в квартире напротив уже есть гости, и, если он не открывает дверь, значит, у него есть на то причины.
  — Вы видели в тот момент, как мистер Мейсон и мисс Стрит удалялись по коридору?
  — Нет. Знаете ли, я приоткрыла дверь настолько, чтобы лишь увидеть квартиру напротив. Дело в том, что моя дверь открывается наружу, в сторону лифта. Моя квартира и квартира 702 расположены напротив — в конце коридора. Когда я открываю дверь своей квартиры, то вижу только тупик коридора, если, конечно, не распахиваю ее настежь.
  — Благодарю, — сказал Линн. — Итак, вы отчетливо видели, как мистер Мейсон и мисс Стрит входили в квартиру 702?
  — Да.
  — И закрыли за собой дверь?
  — Да.
  — Перекрестный допрос! — с явным торжеством в голосе провозгласил Стюарт Линн.
  Мейсон достал из кармана записную книжку и подошел к свидетельскому месту, где находилась Ширли Тэннер.
  — Мисс Тэннер, — доброжелательно начал он, — уверены ли вы, что слышали, как я повернул ключ в замочной скважине, который издал металлический звук?
  — Конечно, — ответила она.
  — Я стоял к вам спиной?
  — Когда я только открыла дверь, то да. Но я видела ваше лицо, когда вы вошли в соседнюю квартиру и закрывали за собой дверь. Вы обернулись и посмотрели на меня через плечо.
  — О, мы допускаем, — с нарочитой обеспокоенностью в голосе заговорил Линн, — что свидетельница не могла видеть сквозь спину мистера Мейсона. — И добавил с сарказмом: — Возможно, уважаемый советник держал ключ в зубах?
  — Благодарю, — сказал Мейсон, обернувшись к Линну.
  В следующее мгновение он неожиданно шагнул вперед и прижал раскрытую записную книжку к лицу Ширли Тэннер.
  Свидетельница вскрикнула и отпрянула назад. Линн вскочил со своего места.
  — Что вы делаете? — закричал он. — Вы хотите запугать свидетеля?
  Судья Джордан несколько раз стукнул молоточком:
  — Я делаю вам замечание, мистер Мейсон! Это неуважение к суду!
  — Позвольте мне все объяснить, ваша честь, — откликнулся Мейсон. — Сторона обвинения взяла отпечаток губ моей клиентки. Я чувствую себя вправе также взять отпечаток губ этой свидетельницы. Я охотно признаю себя виновным в неуважении к суду, если я ошибаюсь. А пока мне хотелось бы передать отпечаток ее губ мистеру Харлану, инспектору по идентификации личности, чтобы он провел обследование — не совпадает ли данный отпечаток губ с отпечатком губ, который был на лбу потерпевшего Карвера Л. Клементса.
  В зале суда повисла напряженная тишина.
  Мейсон подошел к Бенджамину Харлану и протянул ему свою записную книжку.
  На свидетельском месте раздался крик. Ширли Тэннер пыталась встать. Взгляд ее расширившихся от ужаса глаз был прикован к Мейсону, а лицо под слоем косметики побледнело так резко, что румяна казались грубыми пятнами оранжевой краски.
  Она уже почти поднялась со стула, но тут ее колени подогнулись. Стараясь удержаться, она ухватилась за край стола и рухнула на пол.
  Глава 10
  В зале суда только-только был снова восстановлен порядок, как Мейсон «взорвал» свою вторую бомбу.
  — Ваша честь, — обратился он к судье Джордану, — Фэй Эллисон либо невиновна, либо виновна. Если она невиновна, то кто-то сфабриковал улики, чтобы они указывали на нее. А если улики действительно сфабрикованы, сделать это мог только один человек — человек, который имел доступ в квартиру моей подзащитной, человек, который мог взять оттуда бокалы, зубную щетку и зубную пасту, на которых были отпечатки пальцев Фэй Эллисон, и перенести на место преступления все это вместе с одеждой моей подзащитной, которые было легко идентифицировать. Ваша честь, я прошу вас вызвать для дачи показаний Аниту Бонсел.
  На мгновение в зале суда снова воцарилась тревожная тишина.
  Анита Бонсел, которая присутствовала в зале суда, внезапно почувствовала себя так, будто кто-то одним ловким движением сдернул с нее всю одежду.
  Всего несколько секунд назад она неприметно сидела в зале и, пристально следя за происходящим, старалась ничего не упустить из быстро чередующихся событий. И вдруг все присутствующие в зале стали беспокойно озираться, отыскивая ее любопытными взглядами.
  Она чувствовала себя так, словно она спокойно принимала ванну и внезапно стены дома рухнули, выставив ее наготу на всеобщее обозрение тысяч зевак на улице.
  Неожиданно ее охватила паника, и она сделала худшее, что можно было сделать в ее положении. Она побежала.
  Вдогонку за ней бросилась целая толпа людей, подстегиваемая извечным охотничьим инстинктом — преследовать всякого, кто скрывается в поисках убежища.
  Лифты ползли, как сонные мухи. В ушах Аниты звучал гул голосов ее преследователей, быстро перераставший в рокот.
  Анита бросилась к лестнице, с отчаянной быстротой преодолела несколько пролетов и оказалась в другом холле Дворца правосудия. Она побежала по коридору, пытаясь отыскать еще одну лестницу, но ей это не удалось. Лестницы в этом конце коридора не было.
  Вдруг она очутилась прямо перед распахнутой дверью лифта. Над дверью горела красная лампочка.
  — Вниз! — предупредил лифтер. Анита заскочила в кабину.
  — Что за спешка? — поинтересовался лифтер. Постепенно к охваченной паникой Аните стало возвращаться ее природное самообладание.
  — Сейчас объявят слушание моего дела… — затараторила она. — Высадите меня, пожалуйста, на…
  — Я знаю, — сказал лифтер, улыбаясь. — Третий этаж. Семейные разбирательства.
  Кабина лифта мягко остановилась на третьем этаже.
  — Налево, — пояснил он. — Двенадцатый зал.
  Анита окончательно пришла в себя, действуя здравомысляще и решительно.
  Она с улыбкой поблагодарила лифтера, быстро свернула налево, открыла дверь двенадцатого зала и вошла в полупустое помещение суда с уверенным видом свидетеля, вызванного для дачи показаний.
  Она прошла по центральному проходу, извиняюще улыбнулась женщине, которая сидела с краю, миновала ее и тихо уселась в середине ряда кресел. И почувствовала себя в безопасности — никто ее здесь не знал. Только слегка прерывистое дыхание и гулкий стук сердца могли выдать, что она — тот самый человек, которого сейчас искали по всему зданию Дворца правосудия.
  Прошло несколько секунд, и торжествующая улыбка сползла с ее лица. Она лишь сейчас осознала непоправимые последствия ее бегства. Этим она как бы признала свою вину. Теперь она может бежать хоть на край света, но ее вина всегда будет преследовать ее. Она всегда будет объектом презрения и насмешек.
  Перри Мейсон доказал, что она не убивала Карвера Клементса, но он представил доказательства того, что в понимании мужчины гораздо хуже убийства. Она предала дружбу. Она попыталась запятнать репутацию Фэй Эллисон. Она хотела убить подругу, подсыпав ей в горячий шоколад смертельную дозу снотворного.
  Многое ли сумеет доказать Мейсон? Она не знала. Этот человек был слишком умен и слишком проницателен. Однако теперь ему и не придется ничего доказывать. Ее бегство стало тем самым доказательством, которое было столь необходимо Мейсону.
  Она должна исчезнуть. И это будет нелегко. К вечеру ее фотографии поместят на первых полосах все городские газеты.
  Глава 11
  В опустевшем (если не считать полицейских, окруживших Ширли Тэннер) зале суда Мейсон негромко задавал вопросы.
  Ширли Тэннер не оказала никакого сопротивления, да она и не в силах была его оказывать. Она как бы со стороны слышала, как ее голос безразлично отвечает на настойчивые вопросы Мейсона.
  — Вы знали, что Клементс занимает квартиру 702? Вы намеренно предложили арендатору квартиры 701 такую большую сумму денег, чтобы взять ее в субаренду? Вы подозревали Клементса в измене и хотели проследить за ним?
  — Да, — говорила Ширли слабым и, как ей казалось, едва слышным голосом, хотя она видела, что судебный стенографист, стоящий рядом с ней, исправно заносит в протокол все ее ответы.
  — Вы были в ярости, когда узнали, что у Карвера Клементса есть еще одна любовница и что все его обещания жениться на вас и просьбы немного подождать, пока он разведется с женой, были лишь приманкой, на которую вы неосмотрительно клюнули?
  — Да, — подтвердила она.
  Это было легче всего и единственное, что она могла подтвердить. У нее больше не было сил лгать.
  — Ваша ошибка была в том, что вы полюбили его, — сказал Мейсон. — Вам были не нужны его деньги. Он вас обманул, и вы дали ему яд. Как вы сделали это, Ширли?
  — Я подсыпала яд в бокал с виски, который держала в руке, — объяснила она. — Я знала, что Карвер всегда сердится, когда я выпиваю, от виски я теряю контроль над собой, и он никогда не знал, чего от меня ожидать, если я выпью. Я позвонила в его дверь, держа бокал в руке. Когда он открыл, я изобразила полупьяную улыбку и вошла. Потом я сказала: «Привет, Карвер, дорогой. Познакомься с твоей новой соседкой. Теперь я живу рядом» — и поднесла бокал к губам. Он отреагировал именно так, как я и рассчитывала. Он разъярился и воскликнул: «Ты, маленькая чертовка! Что ты здесь делаешь? Я говорил тебе, что всегда буду пить за нас двоих». И он тут же выхватил у меня бокал и выпил его почти до дна.
  — Что произошло дальше? — спросил Мейсон.
  — Сначала ничего, — ответила она. — Он сел в кресло. Я склонилась над ним и поцеловала его в лоб. Это был прощальный поцелуй. Он взглянул на меня, нахмурился и внезапно вскочил и кинулся бежать к двери, но, не сделав и нескольких шагов, рухнул на пол лицом вниз…
  — А что сделали вы?
  — Я вынула у него из кармана ключ от квартиры, чтобы иметь возможность позже вернуться, прибрать все так, как я хотела, и забрать бокал. Мне было страшно оставаться наедине с ним, пока он… он корчился в судорогах и… и умирал.
  — Вы отправились в свою квартиру, — кивнул Мейсон, — а когда через несколько минут вы решили, что все уже кончено, и хотели вернуться в квартиру 702, вы не смогли этого сделать. У двери стояла Анита Бонсел.
  Ширли Тэннер кивнула и подтвердила:
  — У нее был ключ. Она вошла в его квартиру. Я, конечно, подумала, что она вызовет полицию и что они могут приехать в любую минуту. После нее я сразу не осмеливалась войти туда. Я попробовала уснуть, но не смогла. Мне показалось, что полиция, скорее всего, той ночью не приедет. Было начало первого… и я…
  — Вы вернулись в его квартиру? Вы были там, когда Дон Рэлстон нажал на кнопку домофона. Вы…
  — Да, — ответила она. — Я вернулась в его квартиру. Я надела пижаму, накинула сверху халат и слегка растрепала волосы. Если бы меня кто-нибудь застал в той квартире, я бы сказала, что я услышала стук соседней двери, потом кто-то пробежал по коридору, и я открыла свою дверь и увидела, что дверь квартиры напротив распахнута настежь, и я просто заглянула к соседу, чтобы узнать, не случилось ли чего.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — ваша история ясна. Что было дальше?
  — Я вошла в квартиру и вытерла отпечатки моих пальцев на бокале, который валялся на полу. В этот момент загудел домофон.
  — Что вы сделали?
  — Я успела заметить, что кто-то подтасовал улики именно так, как я задумала сама. На столе появились бутылка виски, сифон с содовой и термос со льдом.
  — И как вы поступили?
  — Я нажала на кнопку домофона, чтобы открыть парадный подъезд, и тут же бросилась обратно к себе в квартиру. Я едва успела закрыть за собой дверь, как услышала, что на нашем этаже остановился лифт. Это было совершенно мне непонятно, потому что те люди, которых я только что впустила, никак не могли подняться так быстро. Я стояла у двери, прислушиваясь, и ясно различила, как вы вдвоем идете по коридору. Потом я услышала тихий звонок в соседнюю квартиру. Я открыла дверь, чтобы прогнать пришедших, и в тот момент увидела, что вы входите в квартиру. Мне пришлось наспех придумать оправдание, мол, меня разбудил дверной звонок. Ворча, я захлопнула дверь, а когда явились те четверо, я решила, что вы все еще в его квартире, и я умирала от желания увидеть, что же там происходит.
  — Как долго вы были знакомы с потерпевшим? — спросил Мейсон.
  — Я любила его, — грустно заговорила женщина. — Он хотел жениться на мне после развода с женой. Я не знаю, сколько длился его второй роман. Подозрения начали мучить меня давно, и, когда однажды мне представился случай порыться в его карманах, я нашла у него ключ со штампом «Мэндрейк-Армс Апартментс, № 702». Я сразу все поняла, но хотела удостовериться. Я разузнала, кто занимает квартиру 701, и предложила квартиранту такие большие деньги за субаренду, что он просто не мог отказаться. Я стала ждать и следить. Однажды брюнетка прошла по коридору и открыла дверь его квартиры своим ключом. Я тут же выскользнула в холл и стала подслушивать под его дверью. Господи, да он ей говорил те же слова, что не раз повторял и мне. И в тот миг я поняла, что ненавижу его. Поэтому я убила его… но сама оказалась в западне.
  Мейсон повернулся к Стюарту Линну и сказал:
  — Пожалуйста, молодой человек! Вот вам ваша убийца. Возможно, вы смелый обвинитель, однако полагаю, вам вряд ли удастся убедить жюри присяжных в совершении предумышленного убийства.
  — Не могли бы вы поделиться, мистер Мейсон, как вы догадались? — спросил пристыженный Линн.
  — У Клементса не было ключа, — ответил Мейсон. — Но он должен был быть у него, когда он входил в квартиру. Вероятнее всего, ключ забрал убийца. Для чего? Для того чтобы он или она могли вернуться в квартиру. А если Дон Рэлстон говорил правду, значит, в квартире действительно был кто-то, кто нажал на клавишу домофона изнутри и открыл парадный подъезд ему, Рэлстону, и его друзьям. Куда исчез открывший дверь? Я шел по коридору спустя считаные секунды после того, как Рэлстон нажал внизу на кнопку домофона, но из квартиры 702 никто не выходил. В коридоре тоже никого не было. Становится очевидным, что человек, который открыл дверь ночным гостям, скрылся в ближайшей квартире. А когда я выяснил, что в день убийства молодая красивая женщина наняла квартиру напротив, происшедшее перестало быть для меня загадкой.
  Стюарт Линн задумчиво кивнул:
  — Все столь очевидно, когда вы растолковали.
  Мейсон взял свой портфель и улыбнулся Делле Стрит.
  — Пойдем, Делла, — сказал он. — Заберем с собой Фэй Эллисон и… — Он замолчал, увидев лицо Фэй Эллисон. — Боже мой, что случилось с вашей губной помадой?
  Но тут его взгляд невольно переместился на стоящего рядом с девушкой Дэйна Гроувера, на губах которого запечатлелось яркое алое пятно.
  Фэй Эллисон забыла стереть толстый слой губной помады, который она наложила по просьбе Мейсона, чтобы Бенджамин Харлан, эксперт по дактилоскопии, мог взять у нее отпечаток губ. И теперь вызывающий алый след, оставленный девичьими губами на губах Дэйна Гроувена, странным образом диссонировал с происходящим вокруг этой пары событиями.
  На нижних этажах Дворца правосудия возбужденная толпа разыскивала Аниту Бонсел.
  В полупустом зале твердая рука закона уже схватила Ширли Тэннер. И здесь же, при трагических обстоятельствах, любовь вихрем подхватила разлученных следствием Дэйна и Фэй и бросила их в объятия друг другу.
  Стук молоточка судьи Джордана вернул всех к мрачной реальности правосудия и превратил зал суда из места драматических признаний в большую комнату, заполненную стульями, столами и скамьями и населенную марионетками, которые механически выполняют волю закона.
  — Суд, — торжественно провозгласил судья Джордан, — прекращает дело в отношении Фэй Эллисон. Суд постановляет взять под стражу Ширли Тэннер. Суд предлагает стороне обвинения возбудить дело против Аниты Бонсел, если окружной прокурор сочтет его соответствующим ситуации. Суд приносит искренние извинения освобожденной из-под стражи в зале суда Фэй Эллисон. Суд поздравляет адвоката Перри Мейсона с превосходным ведением дела его подзащитной.
  В этот миг суровый взгляд судьи Джордана случайно задержался на лице Дэйна Гроувера, испачканного губной помадой.
  На губах его чести мелькнула мимолетная улыбка.
  Молоточек в последний раз с грохотом опустился на стол.
  — Заседание суда закрыто, — объявил судья Джордан.
  Дело бродяжки-девственницы
  Действующие лица
  Делла Стрит — незаменимый секретарь Перри Мейсона, скептически настроенная по отношению к «бродяжке-девственнице».
  Перри Мейсон — адвокат, «играет» с законом, защищая своего клиента от «бродяжки-девственницы» и от обвинения в убийстве.
  Джон Райсер Эддисон — владелец универмага, заступающийся за попавшую в беду молодую девушку.
  Вероника Дэйл — прелестное молодое невинное создание.
  Гарри Бенд — офицер полиции, арестовывающий это создание за бродяжничество.
  Миссис Лаура Мэй Дэйл — неизвестная женщина, выдающая себя за мать Вероники, являющаяся к Мейсону с чековой книжкой, чтобы отблагодарить его за спасение дочери; в конце романа — это имя настоящей матери Вероники.
  Джордж Виттли Дундас — редактор «отдела сплетен» в одной из газет.
  Эрик Хенсел — достаточно темная личность, иногда поставляющая Дундасу материал для его газеты; порой занимается шантажом.
  Эдгар Э. Феррел — малосимпатичный компаньон Эддисона; убит при загадочных обстоятельствах.
  Пол Дрейк — владелец частного сыскного агентства, приятель Мейсона, нередко помогающий ему; умеет проникать сквозь любые двери.
  Лоррейн Феррел — жена, затем вдова Феррела, не проливающая по нему слез.
  Сержант Голкомб — заклятый враг Мейсона, отличающийся бычьим упрямством.
  Лейтенант Трэгг — далеко не глупый офицер полиции.
  Миртл К. Нортрап — начальница отдела кадров в универмаге Эддисона, симпатизирующая своему шефу.
  Судья Пол М. Китли — образец совершенного юриста.
  Гамильтон Бергер — окружной прокурор, в зале суда яростный противник Мейсона.
  Глава 1
  Секретарь Перри Мейсона Делла Стрит, посвященная во все дела своего шефа, обратилась к нему:
  — Вам звонит Джон Эддисон. Он так взволнован, что ничего не может толком объяснить.
  — Джон Райсер Эддисон?
  — Да. Владелец универмага. Судя по его голосу, он готов вдребезги разбить аппарат.
  Мейсон поднял трубку телефона на своем столе.
  — Скажи Герти, чтобы Эддисона переключили на этот аппарат.
  После щелчка в трубке послышалась пулеметная очередь слов Эддисона:
  — Алло! Алло! Алло! Мейсон? Ради бога, соедините меня с Мейсоном! Позовите его. Тут дело величайшей важности. Соедините меня с ним. Мейсон! Мейсон! Черт побери, где Мейсон?
  Голос Мейсона оборвал эту тираду:
  — Доброе утро, мистер Эддисон.
  — Мейсон?
  — Да.
  — Слава богу! Наконец! Я думал, что никогда не дозвонюсь. Вечная история. Столько секретарей, телефонисток и черт знает кого там еще! Столько этих «подождите минутку, сейчас я вас соединяю». У меня слишком важное дело, и я не хочу, чтобы вы над ним смеялись.
  — Если вы не хотите, я не стану смеяться. Ну а теперь к делу!
  — Прекрасно! Речь идет о женщине. Но не думайте, что это какая-нибудь девица легкого поведения. Нет, это молоденькая девушка, прелестное юное создание. И ее арестовала полиция за бродяжничество. Я спрашиваю вас: имеет ли полиция на это право? Вы, как адвокат, конечно, знаете, что понимается под бродяжничеством?
  — В нашем штате, — ответил Мейсон, — термин «бродяжничество» применим ко всему, что законодатели не могут занести в другие графы. Скажем, человек слоняется по улицам без какой-либо определенной цели, да еще ночью, — для наших полицейских он уже бродяга. Также все те, кто ютится на складах, в иных нежилых помещениях без разрешения их владельцев. Их тоже относят к разделу бродяг. Или те…
  — Но это невероятно! — в ярости крикнул Эддисон. — Мне делается плохо при мысли, что такая прелестная девушка сидит в тюрьме за бродяжничество. Вы, Мейсон, знаете, как улаживать такие дела. Пусть ее освободят под залог. Счет я тотчас же оплачу.
  — Имя девушки?
  — Вероника Дэйл.
  — Где она сейчас?
  — В городской тюрьме.
  — Что вы о ней знаете?
  — Я знаю, что она не бродяга, а порядочная девушка.
  — Как она выглядит?
  — Она молода, привлекательна, у нее светлые волосы, изящная, хрупкая, стройная фигурка. Что еще? Одета довольно просто, но выглядит респектабельно. Вполне респектабельно. Остановилась в отеле «Рокевэй». И вот, вообразите, полиция арестовывает ее как бродягу. Это насилие! Ее надо выручить.
  — И я должен от вашего имени…
  — О господи, нет! Я должен остаться в стороне. Вы будете действовать как юрист. Просто придете и скажете ей… Скажете, что вы будете ее адвокатом. И все, и вы уладите дело.
  — Каким образом?
  — Любым. Главное, она не должна считать себя в чем-то виновной. Повторяю, внесите залог, если нужно. Потребуйте не начинать судебное разбирательство. Придумайте что-нибудь, Мейсон. Я знаю, что вы не любите возиться со всякой мелочью, но это не мелочь. Сделайте все, на что вы способны. Все расходы за мой счет, и прошу вас, не медлите! Подумайте только, каждое утро газеты пишут о совершенных за ночь преступлениях — число их доходит уже до четырех дюжин. А в сутки? И полиция, вместо того чтобы ловить бандитов, выискивает молодых девушек и объявляет их бродягами. Ну ладно, Мейсон, хватит болтать. Отправляйтесь в тюрьму и выручайте девушку.
  — Чтобы приступить к делу, мне придется прервать поток вашего красноречия. Я дам вам о себе знать. Всего хорошего, мистер Эддисон, — сухо заключил адвокат, вешая трубку, хотя Эддисон все еще продолжал говорить.
  Делла вопросительно посмотрела на своего шефа.
  — Намеченные на сегодня планы отменяются, — сказал он. — Нам нужно хватать такси и мчаться в тюрьму, а там изучить списки арестованных по обвинению в бродяжничестве… Точнее — искать среди них некую девственницу, которую тоже обвиняют в бродяжничестве.
  — Вы говорите так загадочно, — рассмеялась Делла Стрит, — что можно предположить всякое…
  — Да, можно предположить всякое, — согласился Мейсон.
  Глава 2
  Надзирательница ввела Веронику Дэйл в комнату для посетителей.
  Мейсон с интересом разглядывал арестованную.
  Находившаяся перед ним молодая женщина была поистине воплощением невинности: светлые волосы, кукольное личико, лишенное какого-либо выражения, большие голубые глаза, тонкая нежная кожа, точеная фигурка. На подобного рода ангельскую внешность клюют многие солидные мужчины, однако опытный глаз полисмена мог заподозрить, что эта кукольная красота лишь приманка. Ясно одно: такая девушка никогда не окажется незамеченной. Ей можно дать и семнадцать, и двадцать пять лет.
  — Салют, — приветствовала она Мейсона с безмятежным дружелюбием.
  — Доброе утро, — отозвался Мейсон. — Меня зовут Перри Мейсон. Я адвокат и прибыл сюда для того, чтобы защищать ваши интересы.
  — Очень приятно. А как вы узнали, что я здесь?
  — Мне сообщил об этом мой друг.
  — Ваш друг?
  — Точнее сказать, ваш друг.
  Она мотнула головой.
  — У меня нет друзей. По крайней мере, в этом городе. — Затем добавила: — Я ведь здесь недавно.
  — Ну ладно, главное то, что я пришел, чтобы вызволить вас отсюда. Можете рассказать, что с вами произошло?
  — Я остановилась в отеле «Рокевэй». Вышла прогуляться. Прошлась немного по улице, потом повернула назад. Просто гуляла от нечего делать. Но когда этот тип подошел ко мне и потребовал сказать, что я делаю, я ответила ему, что это его не касается. Тогда он отвернул лацкан пальто, показав мне полицейский значок. Так я очутилась в машине, и они обвинили меня в бродяжничестве.
  — Должно быть, вы все же вели себя подозрительно? — спросил Мейсон.
  — Ничего подобного.
  — В протоколе записано, что вы находились на улице без всякого сопровождения. Согласитесь, это могло насторожить: а вдруг вы приставали к мужчинам? Патрульный офицер заявил с ваших слов, что вы просто гуляли. Но, видно, этот ответ его не убедил.
  — Он хотел знать, где я остановилась, я сказала, что нигде, он спросил, сколько у меня денег, я ответила, что его это не касается. А затем он сказал, что я… занимаюсь тем, чем я вовсе не занималась.
  — Ну ладно, — отозвался Мейсон. — Я внес за вас залог в две сотни долларов и опротестовал обвинение. Не думаю, что для вашего освобождения отсюда теперь возникнут какие-нибудь препятствия. Если вы действительно остановились в отеле «Рокевэй» и в номере остались ваши вещи, какие, собственно, могут быть к вам претензии?
  — Да, я действительно остановилась там. Могу доказать это.
  — Хорошо. Вас выпускают под залог. Я буду ждать вас у дверей тюрьмы. — Мейсон позвонил надзирательнице, давая знать, что свидание закончено.
  Гарри Бенд, офицер, арестовавший девушку во время своего ночного дежурства и теперь, вместо того чтобы завалиться в кровать, вынужденный объясняться по поводу четырех или пяти арестов, произведенных им прошлой ночью, встретил Мейсона довольно неприветливо.
  — Что мне вам сказать, — заявил он недовольным тоном. — Эта дама ходила взад и вперед по улице, и хотя она не выглядела профессионалкой, но… мне показалось, что она может быть ею. Она и мне строила глазки, хотя, может быть, это не совсем точное выражение… Когда я спросил ее, где она остановилась, она ответила, что нигде. Денег у нее при себе не оказалось, знакомых в городе — тоже. Она «просто гуляла». Я ничего не имел против нее, но что еще мне оставалось делать?
  — А что, она приставала к мужчинам? — спросил Мейсон.
  — Да, я бы сказал, поглядывала на них. Хотя я не видел, чтобы кто-нибудь подходил к ней. Я стал ее расспрашивать только потому, что она как-то не вписывалась в обстановку. Из ее ответов я заключил, что она просто хорошенькое создание, попавшее в затруднительное положение и ищущее из него самый легкий выход.
  — Она сказала мне, — сказал Мейсон, — что остановилась в отеле «Рокевэй» и вышла оттуда просто прогуляться.
  — Но почему она не сказала этого мне? Я бы просто посоветовал ей возвратиться в отель, и этим все бы кончилось.
  — Ей показалось, что вы оскорбляете ее, обращаетесь с ней не как положено.
  — И из-за этого она предпочла провести ночь в тюрьме? Что-то не верится. Ставлю пять долларов за то, что она и близко не подходила к отелю «Рокевэй». Ну а если и проходила мимо, то только случайно. Конечно, «Рокевэй» — классный отель.
  — Я думаю, — сказал Мейсон, — что вам придется съездить туда с нами.
  — Что мне там делать? У меня работа. Пусть она все расскажет судье.
  — Если это действительно вполне достойная юная дама, остановившаяся в отеле, а вы напрасно обвинили ее в бродяжничестве, то дело, возможно, и не дойдет до суда. Кроме того, она и впрямь привлекательна, и у нее здесь есть друзья.
  — Друзья?
  — Да.
  — Сомнительно.
  — Итак? — спросил Мейсон.
  Вдруг Бенд подозрительно взглянул на него:
  — Может, и вы ее друг? Ведь неспроста известный и высокооплачиваемый юрист станет вмешиваться в подобное дело.
  Мейсон пожал плечами.
  Бенд тихонько присвистнул и сказал:
  — Итак, вы хотите, чтобы я поехал с вами?
  — Я забираю ее из тюрьмы, — ответил Мейсон. — Она сейчас придет. Я думаю, будет лучше, если вы сами во всем убедитесь.
  — Конечно, мы все проверим, — недовольно буркнул Бенд. — Разберемся со всеми остальными мелочами. Все другие, задержанные мною, признались. Ну что же, мистер Перри Мейсон, займемся вашим делом. Оно начинает казаться мне все более любопытным.
  — Поехали, — сказал Мейсон.
  Они встретили Веронику Дэйл в тюремной проходной. Она расписывалась в получении вещей, которые были при ней во время ареста. Девушка оторвала взгляд от бумаги, приветливо улыбнулась Мейсону, а увидев офицера, кивнула и ему.
  — Привет, — отозвался Бенд и добавил: — Как дела?
  — Хорошо.
  — Мистер Мейсон сказал мне, что вы остановились в отеле «Рокевэй»? — спросил Бенд.
  — Да. У меня там номер.
  — Почему вы об этом мне не сказали?
  — Потому что это не ваше дело. Мне не понравилось, как вы со мной обращались.
  — Ну что же, вы избрали весьма неудачный для себя способ продемонстрировать свое недовольство. Причинили себе массу неприятностей.
  — Здесь дело принципа, — возразила девушка, — я стараюсь с симпатией относиться к людям. Но к вам не могу — в вас нет уважения к женщине.
  Бенд не нашелся что ответить. Вмешался Мейсон:
  — Идемте, Вероника. Мы сейчас совершим поездку вместе с мистером Бендом. Попытайтесь не задевать его и не искать с ним ссоры. Как-никак он только пытался выполнить свои служебные обязанности.
  — Мне не нравятся его обязанности.
  — Они и мне не очень нравятся, — усмехнулся Бенд и вдруг добавил: — Уважение к женщине! Если бы ты, сестренка, повидала то, что довелось мне!
  — Прошу вас, — позвал девушку Мейсон. — Машина ждет. Мы отвезем вас в отель.
  — Зачем?
  — Я хочу, чтобы мистер Бенд убедился, что вы действительно зарегистрированы в отеле и снимаете там номер.
  — Хорошо.
  Они покинули здание тюрьмы.
  — Вы приехали сюда на машине? — спросил Мейсона Бенд.
  — Нет, на такси.
  — Тогда поедем на полицейской машине. Как самочувствие, сестренка?
  — Отлично.
  — Ты спала?
  — Конечно.
  — Значит, все в порядке?
  — Да.
  — Ничего лично против меня не имеешь?
  — Вы мне не нравитесь, вот и все.
  Бенд с любопытством взглянул на нее:
  — Не могу тебя толком понять. Сколько тебе лет?
  — Восемнадцать.
  — Надо же!
  Вероника промолчала.
  — Ладно, Бенд, хватит, поехали, — поторопил Мейсон.
  Гарри Бенд остановился возле отеля, развернулся, первым вылез из машины и первым же прошел через вращающиеся двери входа в гостиницу. Мейсон, не выказав никакого почтения своей клиентке, последовал сразу же за Бендом, Вероника Дэйл шла последней. Бенд подошел к стойке клерка:
  — Вероника Дэйл зарегистрирована у вас?
  Служащий опасливо посмотрел на него:
  — А что случилось?
  — Я спрашиваю, Вероника Дэйл зарегистрирована у вас?
  Служащий, взглянув на свои записи, ответил:
  — Да.
  — Какой номер?
  — Триста девятый.
  Бенд большим пальцем указал на Веронику, стоявшую у него за спиной:
  — Это она?
  — Не знаю, — ответил клерк. — Я дежурю с семи утра, а комната была сдана вчера после шести вечера. К тому времени я уже ушел.
  — Значит, вы не знаете, ее ли это номер?
  — Нет.
  Бенд взял один из регистрационных бланков и протянул его девушке:
  — Напишите ваше имя.
  Четким почерком она вывела: «Вероника Дэйл». Бенд протянул клерку только что подписанный бланк:
  — Сравните-ка его с регистрационной карточкой.
  Служащий порылся в картотеке и протянул требуемый документ. Трое мужчин тщательно сверили подписи.
  — Все сходится, — заключил Мейсон.
  — Эй, приятель, — обратился к клерку Бенд, выискивая, к чему бы придраться, — здесь не указан адрес клиентки. Одно только слово — «проездом». Неужели вы позволяете людям регистрироваться таким образом и сдаете им номера?
  — Минутку, — остановил полицейского служащий, — здесь есть пометка карандашом. — Он заглянул в книгу для особых распоряжений и сказал: — Видимо, номер был заказан самим управляющим гостиницы мистером Путнемом. Он позвонил по телефону и приказал зарегистрировать комнату для Вероники Дэйл, сказав, что если у нее не окажется багажа, то это неважно, комната в любом случае должна быть ей сдана.
  — Когда поступило это распоряжение? — спросил Бенд.
  — Примерно в девять тридцать вечера, за пятнадцать минут до приезда мисс Дэйл.
  — У вас так много свободных помещений, что вы можете легко ими распоряжаться? — удивился Бенд.
  — Это же распоряжение управляющего. У нас всегда есть в запасе пара номеров. Триста девятый один из них.
  Бенд обратился к Веронике:
  — Вы знаете этого Путнема?
  Вероника отрицательно качнула головой. Наконец Бенд попросил клерка выдать ключ от триста девятого номера.
  Девушка шла к лифту с таким независимым видом, будто двое сопровождавших ее мужчин — ее старые друзья. Гарри Бенд назвал лифтеру этаж, и кабина тронулась вверх.
  Выйдя из лифта, Бенд спросил Веронику:
  — Куда идти?
  — Налево, — ответила она без колебаний.
  Они прошли налево по коридору, в самом конце которого находился номер триста девять. Бенд вставил ключ в скважину и открыл дверь.
  Комната была чистой, кровать стояла нетронутой. Небольшая дорожная сумка стояла на полке для багажа, судя по всему, в том же самом виде, в каком ее оставил коридорный.
  Бенд спокойно подошел к полке, взял сумку, открыл ее и заглянул внутрь. Там были обычные дамские принадлежности.
  — Это ваши вещи?
  — Да.
  — У вас есть водительское удостоверение?
  — Нет, я не умею водить машину.
  — Удостоверение личности?
  — Нет.
  — Какие-нибудь другие документы?
  — Нет. Только заполненные бланки.
  — Что за допрос? Что вы собираетесь делать? — сердито остановил его Мейсон. — Арестовать ее снова?
  — Я бы не прочь, — отозвался Бенд, — что-то мне во всем этом не нравится.
  — Не могу понять, что именно, — негодующе заявил Мейсон. — Молодая женщина сняла комнату в отеле. Вот ее багаж, она вышла на улицу пройтись и, возможно, перекусить, а когда она искала подходящее место, вы набросились на нее, запихнули в машину, обвинили в том, что она пристает к мужчинам. Естественно, она относится к вам далеко не дружески.
  — Приберегите ваши рассуждения для суда, — оборвал его Бенд.
  — Вы подпишете бумагу об освобождении Вероники Дэйл?
  — Вы собираетесь обвинить меня в незаконном аресте?
  — Я — нет. Может быть, Вероника захочет подать на вас в суд?
  — Вовсе нет, — вставила Вероника. — Я уже сказала, что все это для меня было делом принципа.
  Бенд немного подумал и согласился:
  — Я подпишу бумагу.
  — Вот и отлично, — отозвался Мейсон. — Верю вам на слово. Думаю, об этом мне больше нечего беспокоиться. После того как обвинение в бродяжничестве будет снято, две сотни долларов, которые внесены как залог, можно выслать мне по почте.
  Бенд с минуту изучающе всматривался в Мейсона. Затем сказал:
  — Я полагаю, кто-то заплатит вам за это заступничество пятьсот долларов.
  Мейсон улыбнулся, но ничего не ответил. Бенд хмыкнул и вышел в коридор. Девушка подошла к своей раскрытой дорожной сумке и, закрывая ее, пожаловалась:
  — С этой полицией невозможна никакая личная жизнь. Вы не желаете закрыть дверь?
  — Я — нет, — сказал Мейсон, — и вам нечего желать, чтобы я это сделал. Отныне вы должны следить за каждым своим шагом. Когда у вас в комнате окажется какой-либо мужчина, дверь должна быть открыта.
  — Почему?
  — Таковы правила в этом отеле.
  — Ну и черт с ними.
  — Это еще что за разговор?
  — Я проголодалась.
  — Вы не завтракали?
  — Только кофе и немного пюре. Я не переношу пюре. Едва сумела проглотить одну или две ложки.
  — Деньги у вас есть?
  — Немного.
  — Сколько?
  — Что-то около доллара и двадцати центов.
  — Вы знаете человека по имени…
  — Какого человека?
  Но Мейсон уже оборвал себя на полуслове.
  — Впрочем, это неважно. — Мейсон открыл бумажник, вынул две двадцатидолларовые и одну десятидолларовую купюры и протянул ей.
  — Зачем это?
  — Не беспокойтесь, — ответил Мейсон, — все мои расходы будут оплачены.
  — Эти деньги мне?
  — Да.
  Ее благодарность в своей непосредственности была трогательной. Она подошла к Мейсону, положила ему на плечи ладони и уставилась на него большими невинными глазами. Ее соблазнительные губки дрогнули.
  — Но почему? Откуда такая забота? — с нежностью спросила она.
  — Я и сам хотел бы это знать, — осторожно снимая с плеч ее ладони, ответил Мейсон.
  Мейсон вышел из номера. В телефонной будке в вестибюле отеля он набрал номер большого универмага на Бродвее и попросил Джона Райсера Эддисона.
  — Соединяю вас с кабинетом мистера Эддисона, — отозвался женский голос. Послышался щелчок.
  — Приемная мистера Эддисона, — послышался уже другой женский голос.
  — Говорит Перри Мейсон, адвокат. Мне нужно поговорить с мистером Эддисоном.
  — Минуточку, пожалуйста. Я соединяю вас с секретарем мистера Эддисона.
  Спустя несколько мгновений послышался третий женский голос:
  — Что вам угодно?
  — Мне нужно поговорить с мистером Эддисоном. Мое имя Перри Мейсон.
  — Мистер Мейсон?
  — Да.
  — Мистер Перри Мейсон?
  — Да.
  — Это вы?
  — Ну да, я.
  — Подождите минуточку, соединяю с мистером Эддисоном.
  Через несколько секунд раздался голос Эддисона:
  — Алло! Мейсон! Откуда вы?
  — Из отеля «Рокевэй», и думаю о ваших вполне справедливых жалобах на телефонную службу.
  — Хорошо, хорошо. Где девушка? Что с ней?
  — В номере триста девять.
  — Да, да, знаю.
  — Считается, что ее пока выпустили под залог. Но арестовавший ее офицер заверил меня, что предъявленные ей обвинения будут аннулированы. И дело на этом закончится. Вам еще что-нибудь нужно от меня?
  — Нет, нет. Все отлично! Чертовски здорово, Мейсон. Хорошо сработано. Пришлите мне счет. Я знал, что на вас можно положиться!
  — Учитывая обстоятельства, возможно, что счет покажется вам несколько завышенным.
  — Ничего, не покажется, скорее пришлите его мне. Я выпишу вам чек. Я так рад, что вы ее освободили.
  — Простите меня за любопытство! Как давно вы знакомы с Вероникой Дэйл?
  — Практически я с ней незнаком. Видел ее только один раз. И не хочу, чтобы мое имя фигурировало в этом деле. Я уже просил вас не говорить Веронике, кто вас нанял.
  — Этого я ей и не сказал. Ваше имя не упоминалось.
  — Отлично! Отлично! Просто отлично, Мейсон! Присылайте мне счет.
  — Обязательно. Но мне хочется посоветовать вам кое о чем задуматься. Эта девушка или слишком глупа, или она намеренно напрашивалась на арест.
  — Что вы хотите этим сказать, Мейсон?
  — Я и сам пока толком не разберусь, но уверен, что она или слишком глупа, или очень хотела попасть в тюрьму.
  — Какая ерунда, — фыркнул Эддисон. — Она совсем не глупа, она просто наивна.
  — Скорее наивны вы, — возразил Мейсон, вешая трубку.
  Глава 3
  Делла Стрит вошла в кабинет Мейсона.
  Адвокат оторвался от бумаг и взглянул на нее.
  — Вас желает видеть миссис Лаура Мэй Дэйл, говорит, по очень личному и конфиденциальному делу.
  — Скажи, чтобы она передала все тебе, а если будет настаивать, назначь ей время приема.
  — Миссис Лаура Мэй Дэйл — мать Вероники Дэйл, — с деланым безразличием заметила Делла Стрит.
  — Вероники? Этой бродяжки, которую я вызволял из тюрьмы?
  — Точно.
  На лице Мейсона появилась усмешка.
  — Знаешь, Делла, я догадывался, что у этого дела еще будут последствия. Мы уже отослали счет Эддисону?
  — Да, на пятьсот долларов. Сегодня утром… Позвонил секретарь Эддисона и попросил сделать это поскорее.
  — Как выглядит миссис Дэйл? — осведомился Мейсон.
  — Весьма солидно. На вид ей около сорока пяти, но она отлично держится. Одета просто, но элегантно.
  — Хорошо. Пусть войдет. Возможно, она сообщит нам что-нибудь интересное.
  В сопровождении Деллы Стрит миссис Лаура Мэй Дэйл вошла в кабинет Мейсона достаточно уверенно. Вероятно, она привыкла общаться с людьми в официальной обстановке и умела держаться с ними.
  — Добрый день, мистер Мейсон. Я много о вас слышала. Вы так помогли моей дочери.
  Она подошла к адвокату и протянула ему руку. Мейсон прикинул: эта дама весила около ста тридцати фунтов, была одета просто и при этом держалась со спокойным достоинством. Возможно, внутри у нее все кипело, но владела она собой отлично, зная, по-видимому, чего она хочет и как этого добиться.
  — Садитесь, пожалуйста, — пригласил Мейсон.
  — Благодарю. Я хочу выразить вам свою признательность за то, что вы сделали для Вероники.
  — Не стоит благодарности.
  — Весьма стоит. Вы все так блестяще уладили. Подумать только, знаменитый адвокат бросает свои дела и занимается совсем незнакомой девушкой. Как ей удалось обратиться именно к вам, мистер Мейсон?
  — Не будем об этом. И ни одну из догадок, которую вы выскажете по этому поводу, я не стану комментировать.
  — Вам совсем не стоит быть со мной столь осторожным, мистер Мейсон.
  Мейсон промолчал, усмехнувшись. Женщина тоже ответила ему легкой улыбкой.
  — Вероника — прекрасная девушка, мистер Мейсон, но чрезвычайно импульсивная.
  Адвокат молча кивнул.
  — Она хотела начать жить по-своему и отправилась путешествовать на попутных машинах. Я никогда не ожидала, что она решится на такое. Она оставила мне записку, что мы увидимся лишь тогда, когда она сумеет встать на ноги.
  — И вы специально приехали за ней сюда? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Как вы узнали, что она здесь?
  — Дети ведь так неопытны. Даже когда они играют в тайну, то остаются для матери открытой книгой. Я знала, что Вероника не раз говорила о своем намерении приятельнице, называя ваш город. Поэтому для меня не составило проблемы отправиться именно сюда.
  — Когда вы прибыли к нам, миссис Дэйл?
  — На следующее утро после Вероники. Она добиралась на попутных, и я тоже. Но ей повезло, она приехала быстрее.
  — Как вы узнали о том, что случилось? Проще говоря, зачем вы пришли ко мне?
  Женщина улыбнулась:
  — Я звонила в разные отели, чтобы выяснить, где остановилась Вероника. Наконец напала на «Рокевэй». Вы понимаете, мистер Мэйсон, я слежу за ней тайком. Она бы просто взбесилась, если бы узнала об этом. Но ведь она мой единственный цыпленок, и я должна знать, что у нее все в порядке.
  Мейсон кивнул.
  Миссис Дэйл продолжала:
  — Я позвонила ей в номер. Просто хотела услышать ее голос и сразу же повесить трубку. Но она не подходила к телефону. Тогда мне пришлось обратиться к горничной. Та сказала, что, видимо, с девушкой что-то случилось, что она возвратилась в отель в сопровождении полицейского и видного адвоката, мистера Мейсона. А ведь вы действительно знамениты. Так я все и узнала. Мне ужасно неловко, но, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается.
  — Сколько ей лет? — спросил Мейсон.
  — Всего восемнадцать.
  — Да, она еще очень молода.
  — Конечно, но она прекрасная девушка и к тому же вполне разумная, на нее можно положиться.
  — Мне показалось, что ей больше, чем восемнадцать, — заметил Мейсон.
  — Неужели? Но ей на самом деле всего лишь восемнадцать.
  — Вы собираетесь встретиться с ней? — спросил Мейсон.
  — О боже, нет! Я не хочу, чтобы она вообще знала, что я была здесь. Я просто слежу за ней, чтобы она не попала в какую-нибудь новую беду. Я думаю, что она еще слишком молода, чтобы продержаться самостоятельно. Но пока у нее все более или менее в порядке, я не хочу как-либо вмешиваться в ее дела, как-то ущемлять ее независимость.
  Мейсон кивнул, а миссис Дэйл продолжала:
  — Видите ли, мистер Мейсон, я думаю, что выбранный ею путь может многому научить. Я сама прошла его, и сейчас мне кажется, единственное, чего мне не хватало тогда, так это материнского глаза, чтобы вовремя прийти на помощь. Но все проходит, и не следует оплакивать несовершившееся. Не так ли, мистер Мейсон?
  Адвокат еще раз кивнул.
  — Ну а теперь, похоже, Вероника нашла пока свое место. Она устроилась на работу в универмаге за тридцать один доллар в неделю.
  — Вы на редкость хорошо информированы, мадам, — заметил Мейсон.
  — О да. Мать должна знать все. Понимаете, Вероника странная девушка. Доверчивая, как щенок, ласковая, открытая к людям, которые дружески к ней относятся. Возьмите, к примеру, горничную — ей она все рассказала, но тому полицейскому, что так нехорошо обошелся с ней… Понимаете, мистер Мейсон, она бы ему и под пыткой ничего не сказала.
  — Вы пока еще остаетесь в Нью-Йорке? — спросил Мейсон.
  — Нет, дома у меня свое дело. Я живу в маленьком городке в Индиане, думаю, многие, и вы тоже, о нем никогда не слыхали. Там у меня ресторан. Теперь, когда я знаю, что с Вероникой все в порядке, я отправлюсь домой. Но сначала, мистер Мейсон, мне хотелось бы оплатить ваши издержки. Не знаю, как вас и благодарить.
  Мейсон слегка нахмурился, потом сказал:
  — Что ж, можете оставить пятьдесят долларов, этого будет достаточно.
  — Ну нет, мистер Мейсон. Вы внесли залог. Вы высокооплачиваемый адвокат, вы…
  — Все это так. Но залог мне вернут, так как дело прекращено…
  — Но, мистер Мейсон, просто нелепо думать, что вы будете что-то делать за пятьдесят долларов. Пятьсот долларов — вот более подходящая сумма.
  — Нет, — ответил Мейсон. — При данных обстоятельствах именно пятьдесят долларов.
  Миссис Дэйл открыла бумажник и извлекла чек и авторучку.
  — Вы разрешите, я заполню здесь?
  — Пожалуйста, — отозвалась Делла Стрит, предложив ей свое место секретаря.
  Миссис Дэйл заполнила бланк чека Второго банка в Индианаполисе, указав сумму сто пятьдесят долларов, твердой рукой поставила подпись, а на оборотной стороне написала: «За услуги, связанные с делом моей дочери Вероники Дэйл».
  — Вот, — помахала она чеком, — думаю, что теперь все в порядке. Так, пожалуй, будет лучше. Мне совестно согласиться на пятьдесят долларов. Пятьдесят долларов для Перри Мейсона? Нет!
  Она еще раз проверила заполненный чек, затем утвердительно кивнула и передала его Делле Стрит.
  Делла, ни слова не говоря, вручила чек Перри Мейсону.
  — Могу я получить расписку? — спросила миссис Дэйл.
  — Какую расписку? Зачем? — переспросил Мейсон.
  — Я полагаю, что, по существующим правилам, я должна получить расписку, квитанцию, как мне кажется…
  — Выдайте квитанцию, Делла, — обратился Мейсон к секретарю, — укажите, что мы получили чек Второго банка на сумму в сто пятьдесят долларов и что, когда этот чек будет предъявлен к оплате, деньги будут считаться платой за услуги, связанные с делом Вероники Дэйл.
  Делла кивнула, заложила в машинку два экземпляра и только лишь начала печатать, как на ее столе зазвонил телефон. Она сняла трубку и молча, нахмурившись и недовольно глядя на Мейсона, несколько секунд слушала. Затем перевела взгляд на миссис Дэйл и проговорила:
  — Он занят, позвоните через минутку… Да, именно через минутку… Сейчас мистер Мейсон освободится.
  Повесив трубку, она черкнула несколько слов на листке бумаги и с непроницаемым видом застучала на машинке.
  Когда она передала расписку для миссис Дэйл Мейсону, к ней был приколот листок бумаги:
  «Звонил Эддисон, говорит, что срочно должен вас видеть. Чем-то ужасно расстроен».
  Мейсон, кивнув, смял записку и выбросил ее в корзину, затем подписал квитанцию и вернул ее миссис Дэйл.
  — Пожалуйста. Мне очень жаль, но я должен извиниться — меня ждет клиент.
  — Понимаю, — отвечала миссис Дэйл, вставая. — Повторяю, я так признательна вам, мистер Мейсон.
  — Будет хорошо, если вы оставите нам свой адрес.
  — Это я уже сделала. Я оставила его там, в приемной.
  — Отлично, благодарю, — ответил Мейсон, поднимаясь.
  — Вы никому не скажете о моем визите?
  — Вы имеете в виду Веронику?
  — Ее особенно. Не хочу, чтобы девочка вообще знала, что я в городе. Еще подумает, что я шпионю за ней. Она такая гордая.
  — А если сама Вероника придет ко мне и захочет заплатить за услуги?
  Миссис Дэйл, на минуту задумавшись, ответила:
  — Скажите, что счет уже оплачен одним ее другом, больше ничего не объясняйте. А теперь, мистер Мейсон, прощайте, я не вправе больше отнимать у вас время.
  Она с улыбкой поклонилась ему, кивнула Делле Стрит и выплыла из комнаты.
  — Эта дама сумела за короткое время многое узнать, Делла. Ей бы работать у Пола Дрейка, — заметил Мейсон.
  — Мне кажется, вся ее информация получена от гостиничной горничной, — отозвалась Делла. — Соединить вас с Эддисоном?
  Мейсон кивнул.
  Делла набрала номер.
  — Он на проводе, мистер Мейсон.
  — Вы звонили мне, мистер Эддисон? — спросил Мейсон.
  — Да. Мне немедленно надо вас видеть. Сейчас же.
  — Вы не можете объяснить, что случилось?
  — Не по телефону. Я должен лично видеть вас. Но это срочно, а мне не хочется дожидаться очереди у вас в приемной.
  — Что ж, раз так, проходите прямо ко мне, — согласился Мейсон. — Кстати, дело, связанное с вашей приятельницей Вероникой Дэйл, получило интересное развитие.
  — Проклятье, Мейсон, — заорал в трубку Эддисон, — не называйте ее моей приятельницей!
  — Ах, это уже не так?
  — Нет! — выкрикнул Эддисон. — Я сейчас приеду и требую, чтобы вы были на месте. — Он с силой шмякнул трубкой, даже не попрощавшись.
  Глава 4
  Еще одна сотрудница Мейсона, Герти, молодая девушка, обслуживавшая телефонную линию в приемной и встречавшая там посетителей, вошла в его кабинет.
  — Понимаете, мистер Мейсон, — голос ее понизился почти до шепота, — там, в приемной, мистер Эддисон, он буквально рвет и мечет.
  Мэйсон улыбнулся:
  — В девяноста девяти случаях из ста он привык, что ждать себя заставляет он. Но сейчас пусть немного посидит, успокоится.
  — Он не хочет сидеть, мистер Мейсон. Шагает по приемной туда-сюда, как тигр. Требует немедленно принять его.
  — Продержите его еще пару минут. Просто из принципа. Потом пусть войдет.
  Когда Джон Эддисон вошел в кабинет, он был не похож на себя. Куда девались его осанка и важность, ранее с первого взгляда позволявшие судить о его значительном и прочном положении в обществе. Сейчас он торопливо, ссутулившись, просеменил в кабинет Мейсона.
  Эддисон был коренастым, широкогрудым человеком, всегда тщательно следившим за своей внешностью и одеждой, умевшим вести себя в любом обществе; теперь владелец большого универмага явно чувствовал себя не в своей тарелке, оказавшись в роли посетителя.
  — Добрый день, Эддисон, — приветствовал его Мейсон, выйдя из-за стола и протягивая ему руку.
  Энергично пожав ее, Эддисон не стал тратить время на обмен любезностями.
  — Присаживайтесь, — пригласил Мейсон, — и рассказывайте.
  Эддисон взглянул на Деллу.
  — Это мой секретарь, Делла Стрит. Она присутствует при всех моих разговорах с посетителями, делает записи и ведет все дела. Ей можно полностью доверять.
  — Теперь я никому не хочу доверять, — заявил Эддисон, — я уже поплатился за свою доверчивость.
  Мейсон лишь улыбнулся и сел за стол, ожидая продолжения разговора.
  Эддисон все еще молчал. Наконец он решил уступить и согласиться с присутствием Деллы.
  — Ну хорошо, пусть будет по-вашему. Каждый ведет дела, как считает нужным.
  Делла Стрит сидела, положив карандаш на открытую страницу блокнота.
  — Ну, так в чем же дело? — осведомился адвокат.
  — Меня шантажируют, Мейсон.
  — Кто? Каким образом? С какой целью?
  — Человек, о котором я раньше ничего не слышал, некто Дундас. Джордж Виттли Дундас.
  — Джордж Дундас, вы говорите? Полагаю, что мать назвала его Джорджем в честь Джорджа Вашингтона, надеясь, что это имя поможет ему стать еще одним выдающимся вождем нации. Но он предпочел заняться шантажом.
  — Нет, — возразил Эддисон, не приняв его шутки, — насколько мне известно, его зовут Джордж Виттли Дундас. Таким именем он подписался под заметкой в газете. Эту заметку я принес специально для вас.
  Наманикюренные пальцы Эддисона дрожали, когда он доставал бумажник и извлекал из него эту вырезку.
  — Ясно, — заметил Мейсон, пробегая глазами заметку. — Здесь полно плохо замаскированных намеков. Вот хотя бы: «Кто та молодая женщина, что бродила ночью с другом семьи? Знает ли ее муженек о той консультации, которую она получила у адвоката?» — Мейсон оторвал взгляд от заметки и продолжал: — Обычная бульварная стряпня. Нельзя понять, правда это или нет. А молодая женщина может быть лишь плодом воображения Джорджа Дундаса. Имени-то ее он не называет. Так что, собственно, этот Дундас хочет от вас?
  — С самим Дундасом я не говорил. Я говорил с человеком, который представился как Эрик Хенсел. Он сказал, что он репортер и поставляет Дундасу факты для его газеты. Так вот теперь он раскопал какие-то факты против меня.
  — Они все хорошо продумали, — заметил Мейсон. — Против Дундаса нельзя выдвинуть никакого обвинения, а свое сотрудничество с Хенселом он может просто отрицать.
  — Да, да, возможно, и так, — нервно заметил Эддисон, — но мне наплевать на всю эту механику, главное, что это чистейший шантаж, связанный с той историей с Вероникой.
  — Расскажите подробнее, — попросил Мейсон.
  Эддисон положил ногу на ногу и поерзал на стуле, принимая удобную позу.
  — Проклятье! Просто не знаю, с чего начать.
  — С вашего знакомства с Вероникой, — посоветовал Мейсон.
  Эддисон выглядел удивленным.
  — Откуда вы взяли, что именно ее имеет в виду газетная заметка?
  Мейсон лишь молча улыбнулся.
  — Ну хорошо, — согласился Эддисон, — можно начать с этого. Это было в четверг, примерно часов в девять вечера. Я ехал домой из пригорода. Когда я увидел ее, она стояла на обочине шоссе с маленьким чемоданчиком в руках. Она не голосовала водителям, но было видно, что она хочет, чтобы ее подвезли.
  — И вы остановились?
  — Сначала нет, обычно я не беру в свою машину незнакомых. Я проехал мимо, но тут увидел, какая она юная и хорошенькая, и решил, что не могу оставить ее в таком месте, где какой-нибудь сомнительный тип может подобрать ее и воспользоваться случаем… Поэтому я затормозил и подъехал к ней.
  — Она оценила вашу любезность?
  — Да, начала меня благодарить.
  — Продолжайте.
  — Естественно, когда сажаешь в машину такую молоденькую и явно неопытную девушку, обязательно завязывается разговор.
  — Ближе к фактам, пожалуйста, — попросил Мейсон.
  — Сначала она держалась несколько скованно. Но потом это прошло. Я сказал, что гожусь ей в отцы…
  — Несомненно, — заметил Мейсон.
  — Что?
  — Ничего, продолжайте.
  — Вскоре она прониклась ко мне полным доверием и поведала свою историю. У нее очень добрая мама, она очень любит ее. Но дочь просто устала от скуки маленького городка, где она жила; казалось, ей никогда не вырваться из рутины такой жизни.
  — Что же у нее была за жизнь?
  — Да, можно сказать, никакой не было. Отец ее умер. Мать содержит небольшой ресторанчик, скорее закусочную. До Индианаполиса от них около пятидесяти миль, так что от всяких там кинотеатров, дискотек далеко. Она накрывала в ресторанчике столы, мыла посуду, в общем, помогала матери. Такое монотонное существование ее ужасно удручало. Все интересные парни покинули это место, перебрались в большие города, а оставшиеся вообще ничего не стоили, в них не было ни души, ни сердца, ни страстей.
  — Она, несомненно, произвела на вас глубокое впечатление?
  — Почему вы так думаете? — обиделся Эддисон.
  — Потому что вы запомнили ее слова: «Ни души, ни страстей».
  Эддисон умолк.
  — Сколько ей лет? — спросил Мейсон.
  — Восемнадцать.
  — Это точно?
  — Откуда мне знать? Я только предполагаю.
  — Вы, может, видели ее водительские права.
  — Нет. Проклятье, Мейсон, я не могу так запросто определить возраст женщины. Ей могло быть от шестнадцати до двадцати пяти.
  — Ну ладно, — согласился Мейсон. — И что было потом?
  — Она чистосердечно призналась мне, что решила выйти в большой мир… Решила сама найти там свое место, устроиться на работу и стать независимой. А уже устроившись, она напишет письмо матери и все ей расскажет.
  — Она не упоминала имя своей матери?
  — Да она не так уж много успела мне рассказать. Понимаете, мы ехали недолго, около двадцати миль, я больше думал о том, как помочь, чтобы она не пропала в Нью-Йорке.
  — Она что, уже просила о помощи?
  — Она сказала, что денег у нее немного и что никаких конкретных планов у нее нет. Понимаете, Мейсон, это просто потрясло меня. Я испугался. Представьте сами, молоденькая девушка приезжает в чужой город и не знает, где проведет ночь, денег нет, знакомых нет.
  — И вы дали ей денег?
  — Дело было не только в этом, — сказал Эддисон. — Нужно было найти комнату в приличном отеле. Вы понимаете, Мейсон, теперь не так просто войти в отель и получить номер. Во-первых, приличные отели очень неохотно пускают одиноких молодых женщин, когда о них ничего не известно. И, во-вторых, отели переполнены. Получить приличный номер прямо-таки невозможно.
  — И что вы сделали?
  — Я позвонил своему другу — управляющему отелем «Рокевэй». Сказал, что нужна комната для молодой женщины, Вероники Дэйл, и что я хочу, чтобы все было как следует, и он заверил меня, что лично проследит, чтобы моя знакомая не испытывала никаких неудобств. Конечно, я сказал, что ручаюсь за нее.
  — И что потом?
  — Я довез ее до «Рокевэя», проследил, чтобы она зарегистрировалась и получила ключ. Понимаете, Мейсон, в большинстве этих отелей всегда найдутся один-два свободных номера. Их держат на всякий случай.
  — И что дальше?
  — Дальше я поехал домой со спокойной душой, ибо сделал все, что мог.
  — А потом узнали, что она арестована за бродяжничество?
  — Да.
  — Как это было?
  — Утром мне позвонила тюремная надзирательница, сказала, что Вероника попала в тюрьму, но не захотела будить меня звонком среди ночи. Понимаете, прелестная девушка провела ночь в тюрьме только потому, что из деликатности…
  — Как она узнала, кто вы, ваш адрес и ваш телефон? Вы дали ей свою визитную карточку?
  — Честно говоря, не давал. Сознаюсь, что человек такого положения, как я, должен быть достаточно осторожным. Но она могла увидеть мои координаты на карточке лобового стекла.
  — Когда вы узнали о ее аресте?
  — Непосредственно перед тем, как позвонить вам.
  — Понятно, — заключил Мейсон. — И стало быть, вы ее с тех пор не видели?
  — Как же не видел? Я ведь взял ее на работу. Как только вы сообщили, что она вернулась в отель, я сразу же позвонил ей.
  — Об этом вы мне не сказали…
  — Так я вообще больше не говорил с вами.
  — Я имею в виду ваше намерение взять ее на работу.
  — Проклятье, мистер Мейсон, разве я обязан вам обо всем докладывать?
  — Иногда в общении с адвокатом это не мешает.
  — Слушайте, Мейсон, вы говорите так, будто она…
  — Похоже, что у вас могут быть из-за нее неприятности.
  — Не говорите так. Она прекрасная, непорочная девочка.
  — А шантаж, насколько я понимаю, просто случайное совпадение? — заметил Мейсон.
  — Да, чисто случайное, — подчеркнул Эддисон. — О шантаже ведь я еще и не упомянул.
  — Ну пора упомянуть, я жду этого.
  — Значит, так, — сказал Эддисон, — я вел с ней искренний отеческий разговор. Я сказал ей, что молодой девушке не следует одной совершать прогулки в вечернее и ночное время. Я сказал, что не хочу запугивать ее, но сейчас развелось столько преступников, всяких там сексуальных убийц-маньяков, что надо быть осторожной. Потом я послал ее в отдел кадров.
  — Вы дали ей работу?
  — Думаю, что после того, как я уведомил руководство отдела кадров о предстоящем появлении у них Вероники Дэйл, она должна была получить место в нашем универмаге. Я настолько уверен в этом, что даже не стал ничего проверять.
  — Итак, сейчас она работает у вас?
  — Да.
  — Ну а что относительно Дундаса?
  — Понимаете, мне позвонил этот тип, Эрик Хенсел, и сказал, что хочет взять у меня интервью в связи с появившейся в одной газете заметкой. Видите ли, мистер Мейсон, такой человек, как я, не может ссориться с прессой, мне вовсе не наплевать на мою репутацию. Я всегда дорожил ею.
  — Конечно, — заметил Мейсон сухо.
  — Но интервью оказалось совсем не таким, как я ожидал. Мистер Хенсел выглядел довольно мерзким. Рыжеволосый, развязный молодой человек, место которому скорее где-нибудь на ипподроме, чем в солидной газете. Он задал мне несколько вопросов о моей жизни, о моем партнере, о моих делах, причем вел себя агрессивно и нагло.
  Когда наконец я решил выставить его за дверь, он спросил, в каких отношениях я состою с Вероникой Дэйл. Оказалось, что ему известны почти все факты. Так, он определенно знал, что я звонил управляющему отелем «Рокевэй», и сказал мне, что Джордж Дундас собирается опубликовать слухи обо мне в светской хронике и что он хочет знать, есть ли какие-либо основания считать, что я собираюсь жениться на Веронике Дэйл, молодой женщине, которая с моей помощью получила номер в отеле и была арестована той же ночью по обвинению в бродяжничестве.
  Понимаете, Мейсон, тут я сорвался. Я заорал на него, закричал, чтобы он убирался вон, но этот наглец спокойно зажег спичку, чиркнув ею по крышке моего стола, закурил и, глядя на меня, спокойно заявил: «Ну ладно, толстяк, мы тиснем эту историю…»
  Понимаете, Мейсон, в моем собственном кабинете этот юнец, этот сплетник оскорбляет меня!
  — Он определенно не проявил к вам должного уважения, — заметил Мейсон.
  — Не проявил уважения! — воскликнул Эддисон. — Да он, повторяю, просто оскорбил меня!
  — И вы выставили его вон?
  — Понимаете, — смутился Эддисон, — ситуация была довольно сложной. Если бы Дундас написал в своей газете, что…
  — Вы испугались силы печатных сплетен?
  — Мейсон, но ведь у них в руках факты, которые сами по себе ничего не значат, но их можно преподнести в таком свете, что… А Хенсел прямо намекнул, что они способны на это. Я привез Веронику Дэйл в город, я звонил по телефону управляющему гостиницы, чтобы ей дали номер, заявив, что ручаюсь за нее. Она была арестована по обвинению в бродяжничестве. Я нашел адвоката, чтобы вызволить ее из тюрьмы. Я дал ей работу. И мне не хотелось бы, чтобы была опубликована подборка сообщений обо всем этом. Вы понимаете меня?
  — Конечно, — отозвался Мейсон.
  — Поэтому, — заявил Эддисон, — нужно что-то предпринять.
  — А что хочет от вас Эрик Хенсел?
  — Он не сказал. Он достаточно хитер. О деньгах он вообще не упомянул. Он просто сказал, что подбирает факты для заметки и что работает на Джорджа Дундаса, для этого ему нужно удостовериться в самих этих сообщениях, поэтому-то он и пришел ко мне. Он хотел, чтобы я подтвердил или опроверг эти факты.
  — И что вы ему сказали?
  — Я заявил, что любые инсинуации по поводу моих отношений с Вероникой Дэйл есть верх абсурда, я отношусь к ней как отец. Но когда он попросил меня подтвердить или опровергнуть самые факты, я не знал, что делать. Я сказал, что у меня больше нет времени говорить с ним, и выставил из конторы.
  — И потом сразу же позвонили мне? — спросил Мейсон.
  — Нет, не сразу.
  — Почему?
  — Я просто не знал, что делать. Мне больше всего не хотелось обращаться с этим вопросом к вам. Я боялся, что вы посмеетесь надо мной.
  — Когда вы говорили с Хенселом?
  — Примерно полтора часа назад.
  — Он оставил свою визитную карточку? — спросил Мейсон.
  — Нет, только телефон. Конечно, Мейсон, все это чистейший шантаж, но доказать это нельзя. Вот его номер!
  Мейсон взял листок бумаги, извлеченный Эддисоном из кармана, и развернул его.
  — Конечно, если это шантаж, то Хенсел в этом деле явно не новичок. У него должен быть опыт в такого рода деятельности.
  — Но что делать мне? — воскликнул Эддисон. — Правда ведь, ужасная ситуация? Факты я отрицать не могу, а мои конкуренты оценят все по-своему. Мой партнер просто сойдет с ума.
  — А кто ваш партнер?
  — Его зовут Эдгар Феррел.
  — Где он сейчас?
  — К счастью, у него отпуск. Феррел — ужасный консерватор. Уж либералом-то его никак не назовешь.
  — Опишите мне его.
  — Это старомодный пень, упрямый как осел. Что касается бизнеса, то я уже пять лет веду его фактически в одиночку. Партнерство Феррела для меня тяжкий крест. У него ни разу не появилось ни одной здравой идеи, ни одного дельного предложения. Он знает лишь работу счетовода, все время возится с бухгалтерией. На каждую ошибку набрасывается как коршун на цыпленка. Но сам никогда не принимает никаких решений. Да что там о нем долго говорить! Он просто паразит, кровосос, заноза. Я столько натерпелся от него, но я не могу допустить, чтобы он прочитал такую заметку, уж лучше я заплачу.
  — Как он вошел в дело?
  — Унаследовал акции от отца. Мне бы надо было в свое время купить их, но я решил, что мне пригодится молодой помощник. Он помоложе меня, и, естественно, я думал, что он гибкий, энергичный, инициативный, находчивый. Но я ошибся. Он просто узколобый баран.
  — А почему вы не выкупите акции теперь?
  — Понимаете, — объяснил Эддисон, — наш бизнес процветает. Вы же знаете, что было в последние годы. Люди просто сходят с ума. Они готовы платить за любое барахло. Я не хочу думать о том, что когда-нибудь настанут другие времена, однако сейчас наши прилавки забиты дорогостоящими товарами низкого качества, и люди охотно покупают их. О ценах теперь никто не думает. Если кто-то решил что-то купить, он купит…
  — Феррел женат?
  — Да.
  — Его жена отдыхает вместе с ним?
  — Нет. Он отправился на Северо-Запад один, хочет, видимо, половить форель, он заядлый рыболов.
  — На машине или поездом?
  — На машине. Он здорово загрузил ее, снял заднее сиденье и свалил туда кучу походного оборудования, всякие раскладушки, палатку и черт-те что еще. Сейчас он, вероятно, где-нибудь между Лас-Вегасом и Рино. Он вернется через две недели на совещание акционеров. И за этот срок, за эти две недели, я должен все уладить. Если до него дойдет что-нибудь, он поднимет такую бучу! Серьезно, Мейсон, я готов откупиться.
  — Что ж, — заметил Мейсон, — может быть, поручить частному детективу последить за Хенселом?
  — Не надо, — заявил Эддисон. — Ведь если эта история с Вероникой выплывет наружу, она станет совершенно убийственной для меня. Этого допустить нельзя. Придется платить.
  — Вы сообщили мне все факты? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — А у вас действительно ничего не было с Вероникой?!
  — Помилуйте, мистер Мейсон!
  — Да или нет? Поймите, я ваш адвокат. Может быть, вы поцеловали ее на прощанье или что-нибудь подобное?
  — Нет, как вы выразились, у меня ничего с ней не было. Уже само это предположение оскорбительно для меня. Она поцеловала меня на прощанье, но это был чистый, детский жест, выражение признательности со стороны неиспорченной невинной девочки.
  — Так, — заметил Мейсон, — а потом она позволила арестовать себя за бродяжничество.
  — Не говорите так, я чувствую в ваших словах какой-то намек.
  — Несомненно.
  — Вы действительно полагаете, что она нарочно дала арестовать себя?
  — Будучи вашим адвокатом, я не могу пройти мимо реальных фактов. Вы подобрали на улице молодую женщину, точнее, девушку лет восемнадцати. Вы обеспечили ей номер в отеле. Она отправилась туда. Затем ее арестовали за бродяжничество. Вы звоните мне, чтобы я освободил ее. Я это сделал. Появляется ее мать…
  — Ее мать? — удивился Эддисон. — Как это? Ее мать находится за две тысячи миль отсюда.
  — Ее мать покинула мою комнату за несколько минут до вашего прихода.
  — Что ей было нужно?
  — Она хотела поблагодарить меня за то, что я сделал для Вероники, хотела заплатить мне за услуги. Я назвал сумму в сто пятьдесят долларов, и она оставила чек на эту сумму. Я дал ей расписку, указав, что чек будет предъявлен к оплате, когда я полностью закончу это дело. Так что вы можете порвать чек на пятьсот долларов, которые должны были уплатить мне. Теперь ваше имя в этом деле может не фигурировать, я могу заявить, что мне заплатила за услуги мать клиентки. Никто не сможет доказать, что вы заплатили мне хотя бы пенни за дело Вероники Дэйл.
  — Да, это меняет ситуацию, но все же я не знаю… пожалуй, я заплачу этим газетчикам. Я должен заплатить. Этот мой чертов партнер и собрание акционеров… Нет, Мейсон, придется заплатить. Хорошо бы поменьше, но дать им придется. Чтобы избавиться от этих кровососов, чтобы не фигурировать в этой колонке в газете.
  — Я не вижу пользы спорить сейчас с вами, — устало сказал Мейсон. — Забудьте обо всем. Дайте мне спокойно заняться этим делом.
  — Но поймите, Мейсон, я хочу заплатить. Я не могу допустить, чтобы мое имя появилось в газете.
  — А что случится, когда вы заплатите?
  — Откуда я знаю!
  — Зато я знаю. Шантажист возьмет деньги, потратит их, потом придет за новыми деньгами. Заплатить ему первый раз — самая большая ошибка. Как только это сделано, ты уже сидишь на крючке. Рано или поздно все равно придется защищать себя.
  — Но я не могу.
  — Все, хватит, — прервал его Мейсон. — Не беспокойтесь. Предоставьте это дело мне. Я обо всем позабочусь.
  — Но я хочу заплатить…
  — Нет, — ответил Мейсон, — вы вовсе не хотите заплатить, вы просто хотите, чтобы ваше имя не появилось в газете в светской хронике, чтобы оно не было упомянуто рядом с именем восемнадцатилетней девушки. Вот чего вы хотите. Давайте прекратим спор. Где ваш банк?
  — Это Второй Национальный.
  — Отлично, — заявил Мейсон, — там я и получу свой гонорар. И уничтожьте тот счет, который я вам прислал. Я не хочу, чтобы его кто-нибудь видел, в частности ваша бухгалтерия. Делла, дайте мне бланки чеков Второго Национального.
  Пока Эддисон заполнял бланк, адвокат наставлял его:
  — Больше не разговаривайте с Хенселом. Если кто-нибудь спросит, знакомо ли вам это имя, ответьте, что нет. Если Хенсел позвонит вам еще раз, пусть секретарша скажет, что вы заняты и не можете принять его. Не говорите с ним по телефону.
  — Но так не получится, Мейсон. Он слишком много знает…
  — Скажите, что вы заняты, — повторил Мейсон. — Я все устрою. Теперь возвращайтесь в свою контору, порвите тот счет, что я прислал вам, и забудьте обо всем.
  Эддисон глубоко вздохнул:
  — Я понимаю, Мейсон, вы чертовски умелы и сообразительны, и все же заплатите им, но не больше десяти тысяч долларов. Если что, посоветуйтесь со мной. Да, конечно, я сижу у них на крючке, крепко сижу.
  — Десять тысяч вы заплатите им сейчас, — повторил Мейсон, — еще десять через тридцать дней, и так каждый раз по десять тысяч вплоть до самой смерти. Нельзя платить шантажистам.
  — Проклятье, Мейсон, но я должен заплатить им.
  — Оставьте Хенсела мне.
  — Вы заплатите ему?
  — Возможно. Но сделаю это так, что больше платить уже не придется.
  Эддисон еще раз вздохнул и встал с кресла:
  — Хорошо, вы мой адвокат, вы знаете, что делать. До свидания.
  Как только Эддисон покинул контору, Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Делла, я прошу тебя надеть перчатки.
  — Перчатки?
  — Да, именно.
  Делла повиновалась.
  Мейсон, подойдя к шкафу, где висело его пальто, вынул из кармана пальто свои перчатки, тоже надел их и сказал:
  — А теперь дай мне чеки Второго Национального.
  Делла протянула ему книжечку чеков. Мейсон вытащил бланк из середины.
  — На этом, пожалуй, нет ничьих отпечатков пальцев.
  Делла с изумлением смотрела, как Мейсон подошел к окну, приложил к стеклу чек на сумму в пятьсот долларов, подписанный Джоном Райсером Эддисоном, приладил поверх него чек и остро отточенным карандашом тщательно скопировал подпись. Затем вернулся к столу и осторожно нанес поверх карандашных следов черные чернила…
  — Ну, как получилось, Делла?
  Она внимательно осмотрела его работу и покачала головой:
  — Не очень удачно.
  — Неужели?
  — Да. Линии почерка неровные. Эддисон подписывается быстро, энергично. Когда вы медленно повторяли его линии, ваша рука дрожала. Подделка, шеф, получилась неудачная.
  Мейсон усмехнулся:
  — И отлично. К тому же даже без лупы можно увидеть, что под чернилами проступает след карандаша.
  — Еще как проступает, — согласилась Делла.
  — А теперь, — заявил Мейсон, — смотрите не оставьте на чеке отпечатки своих пальцев. Спуститесь вниз, зайдите в магазин, где продают пишущие машинки, попросите показать какую-нибудь новую модель и, как только продавец отвернется, быстро вставьте чек и отпечатайте на нем имя Эрика Хенсела и сумму в две тысячи долларов. Но, повторяю, будьте осторожны, не оставьте своих отпечатков пальцев.
  Делла Стрит, удивленно раскрыв глаза, смотрела на непроницаемое лицо шефа.
  — Значит, я…
  — Значит, ты сделаешь то, что я тебе велел. Что я задумал, тебя пока не касается.
  — А если что-нибудь случится, то…
  — Делай то, что я сказал.
  — Но это весьма опасно, шеф…
  — Для кого?
  — Для нас обоих.
  — Только не для тебя, — успокоил ее Мейсон. — Ты лишь мой секретарь. Иди и проставь сумму в две тысячи долларов. Между прочим, Делла, когда сегодня у меня появится Хенсел, ты мне не нужна. У нас состоится доверительный разговор.
  Она молча посмотрела на него, потом взяла чек и, не сказав больше ни слова, вышла из конторы.
  Оставшись один, Мейсон взялся за телефон и попросил Герти соединить его с Детективным агентством Пола Дрейка.
  Когда Пол снял трубку, Мейсон попросил его связаться со всеми банками города и сообщить, что какой-то весьма ловкий молодой человек предъявляет чеки на свое имя на значительные суммы. Чеки поддельные. Подпись скопирована с подлинной карандашом, а потом обведена чернилами. Пусть в банках учтут это и будут особенно внимательны.
  — Благодарю за информацию, — отозвался Дрейк. — Дело интересное. Банки не забудут такой услуги.
  — Ну так действуйте, — сказал Мейсон и повесил трубку.
  Потом Мейсон взял номер телефона Эрика Хенсела, оставленный Эддисоном, и попросил Герти:
  — Соедините меня с Вестмор 6-9832. Я буду говорить с Эриком Хенселом.
  Глава 5
  Надев пальто и шляпу, Мейсон покинул свой кабинет и остановился у стола Герти:
  — Я отправляюсь к Полу Дрейку. Видимо, через несколько минут здесь появится некто Эрик Хенсел. Пусть Делла проводит его в мой кабинет. А вы тут же позвоните мне.
  — Понятно, мистер Мейсон.
  Идти Мейсону было недалеко. Агентство Дрейка располагалось в том же здании. Осведомившись у секретарши, у себя ли Дрейк, Мейсон постучал в дверь.
  — Входи, Перри, — отозвался Дрейк, отрываясь от своих бумаг.
  Дрейк был почти такого же роста, как и Мейсон, но выглядел грузным и довольно неуклюжим.
  — Ну, в чем на этот раз дело? — осведомился он.
  — Я просто решил минут десять отсидеться в твоем кабинете, как бы спрятаться от всех, — сказал Мейсон. — Можешь продолжать свою работу.
  — Не говори ерунды. Давай-ка лучше побеседуем. У тебя есть для меня какая-то работа?
  — Наверное, найдется.
  — А что за дело?
  — Дела как такового пока нет.
  — Но что-то заваривается?
  — Похоже, заваривается нечто вроде шантажа. И что любопытно, мой клиент не хочет сопротивляться шантажу. Но, я думаю, мне удастся помочь ему, приняв свои меры. А как твои дела?
  — Отлично, нашел для своей конторы хороших ребят.
  — Ты уже звонил в банки?
  — Конечно. Но как ты разнюхал об этом мошенничестве?
  — Да почти случайно.
  — Банки пока об этом ничего не знают. Должно быть, парень приезжий?
  — Должно быть.
  Зазвонил телефон. Дрейк снял трубку.
  — Алло, да, он здесь, он… Хорошо, передам… — Дрейк положил трубку и обратился к Мейсону: — Герти говорит, что ты велел позвонить.
  Мейсон поднялся со стула:
  — О’кей, Пол. Спасибо. Я пойду.
  — У тебя встреча с тем шантажистом?
  Мейсон усмехнулся:
  — Меньше всего мне хочется иметь свидетеля.
  — Неужели все так плохо?
  — Еще хуже, — подтвердил Мейсон и вышел.
  Делла Стрит выполнила поручение Мейсона с предельной точностью. Эрик Хенсел сидел в его кабинете в большом кресле для клиентов. Его шляпа с загнутыми полями лежала на столе Мейсона. Когда адвокат открывал дверь, Делла говорила посетителю:
  — Мистер Мейсон сейчас придет, он отлучился на минутку… А вот и он.
  Мейсон кивнул Делле и внимательно посмотрел на клиента:
  — Мистер Эрик Хенсел?
  — Да, это я, — отозвался тот, даже не вставая с кресла.
  Мейсон вытащил из кармана чек на две тысячи долларов, подошел к столу и, стоя спиной к посетителю, осторожно, не снимая перчаток, вложил чек в его шляпу, отнес перчатки в шкаф и повесил пальто на вешалку. Только после этого он повернулся к Хенселу.
  — Кажется, вы собирались мне что-то сообщить?
  Хенсел посмотрел сначала на Мейсона, потом перевел взгляд на Деллу Стрит и заявил:
  — Не сейчас.
  — Вы свободны, Делла, — обратился к ней Мейсон.
  Делла вышла из кабинета.
  — Слушаю вас, — сказал Мейсон, усаживаясь в свое кресло.
  Движения Хенсела были спокойными, он вел себя уверенно, даже нагловато.
  — Я ничего не собираюсь говорить.
  — Вы были у моего клиента?
  — О чем это вы? Я бываю у множества людей и никогда не спрашиваю их, кто их врач или адвокат. Мне плевать на это.
  — Очень может быть. Тем не менее вы были у одного из моих клиентов, — заявил Мейсон.
  — И что из того?..
  — И потому я пригласил вас сюда.
  — С какой целью?
  — Пока без всякой цели.
  — Я пришел к вам не для того, чтобы играть в жмурки.
  — А как насчет шарад?
  — Я бы предпочел покер.
  — А что у вас на руках? — спросил Мейсон.
  — Четыре туза. Могу сразу выложить их, но боюсь, что комната прослушивается.
  — Она не прослушивается.
  — Отлично. Если прослушивается, тем хуже для вас.
  — Вы сотрудничаете с Джорджем Виттли Дундасом?
  — Я работаю на него.
  — И много он вам платит?
  — Пусть это вас не беспокоит. Я получаю достаточно. Я сам назначаю сумму гонорара и поставляю Дундасу факты в том виде, в каком мне хочется.
  — И он предает их гласности?
  — Именно так.
  — Если вы не предоставите ему определенные факты, то какая-то публикация не появится?
  — Естественно.
  — А от чего зависит то или другое решение?
  — От многого.
  — Деньги?
  — А вы как думаете?
  — Я спрашиваю.
  — А я не отвечаю.
  — Так нам будет трудно договориться, — заметил Мейсон.
  — Призовите на помощь ваш опыт, — сказал Хенсел, — зря, что ли, вас учили в колледже?
  — Факты, которые вы используете, всегда точны? — поинтересовался Мейсон.
  — Всегда точны. Ваш клиент ухлестывает за девчонкой, которую подвез на машине. Он использовал свои связи, чтобы устроить ее в хороший отель. Управляющий отелем его дружок. Ее забрали за бродяжничество. Высокооплачиваемый адвокат Эддисона тут же пришел на помощь. Хорошенькая история. К тому же что заставило вас, Перри Мейсона, броситься на помощь и вытащить ее из тюрьмы под залог? Мое сердце разорвется на части, если я не передам эти факты Дундасу.
  — Ваше сердце никогда раньше не разрывалось?
  — Много раз. Жизнь полна разочарований.
  — Ну вот, мы уже и находим общий язык, — заметил Мейсон.
  — Может быть.
  — Но окончательно мы договоримся попозже.
  Лицо Хенсела вспыхнуло.
  — Я не привык шататься по таким, как ваша, конторам. В следующий раз зайдете ко мне вы.
  Он поднялся с кресла, швырнул окурок в сторону корзины для бумажного мусора, но промазал.
  Дымящийся окурок остался лежать на полу.
  — Вы знаете мой адрес, — сказал Хенсел. — Но торопитесь — колонка Дундаса появляется в десять часов вечера.
  — Думаете, он заплатит вам больше, чем Эддисон?
  — А сколько заплатит Эддисон?
  — А сколько Дундас?
  Хенсел явно начал злиться:
  — Не забывайтесь. Дундас публикует то, что я даю ему, потому что мои материалы всегда первосортные. А я у него, кроме единовременных гонораров, еще и на окладе, так что нужно вертеться и отрабатывать денежки. Если бы у меня не было Дундаса, я был бы нулем, вот так-то.
  Хенсел взял свою шляпу и внезапно точно замер. Вынув из шляпы чек, он внимательно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Мейсона.
  — Ну вы и мастак, — процедил сквозь зубы Хенсел.
  Мейсон промолчал.
  Хенсел еще раз взглянул на чек, потом поднял с пола свой окурок, прошел к столу и потушил окурок в пепельнице.
  — Я немного промахнулся.
  Мейсон продолжал молчать.
  — Я прошу прощения, — заявил Хенсел.
  — Да ладно, — отозвался Мейсон.
  — Вы понимаете, Мейсон, в нашем деле каких только людей не встретишь.
  Мейсон кивнул.
  — Но, — заметил Хенсел, — нам не нравятся чеки.
  — А нам — шантажисты.
  — Ладно, — сказал Хенсел, обнажая в улыбке пожелтевшие зубы. — Вы продолжаете грубить. Но это ваше дело. Однако если кабинет прослушивается, то вам же будет хуже. Имейте в виду — я официальный представитель прессы. Я могу устроить хорошенький скандал Джону Райсеру Эддисону. Этот чек еще раз доказывает, что факты, собранные мною, верны.
  Мейсон молчал.
  — Должен добавить еще кое-что, — продолжал Хенсел. — Если со мной что-нибудь случится, то Дундас обязательно получит мой материал по почте. Он сделает все, чтобы опубликовать его, не изменяя ничего и называя вещи своими именами. Проклятье, мы не любим чеки, — повторил Хенсел, немного помолчав.
  — Я знаю, вы уже говорили об этом, — напомнил Мейсон.
  Хенсел сложил чек и сунул его в карман.
  Глава 6
  Незадолго до конца рабочего дня на столе Деллы Стрит зазвонил телефон. Она взяла трубку.
  — Да, Герти, минутку. — Делла повернулась к Мейсону: — Это опять Эддисон.
  — Он что, звонит?
  — Нет. Он пришел к нам в контору. — Делла вопросительно посмотрела на Мейсона.
  Тот нахмурился.
  — Ладно, пусть войдет.
  — Присаживайтесь, — пригласил Мейсон, когда владелец магазина вошел в кабинет.
  — Я не могу сидеть, — заявил Эддисон, нервно вышагивая перед столом Мейсона. Кулаки его были сжаты.
  — Что еще случилось? — осведомился адвокат.
  — Мое терпение лопается. Я больше не могу.
  — Опять ваша маленькая девственница?
  — Какая девственница?
  — Та бродяжка.
  — О-о! — протянул Эддисон, потом, будто опомнившись, спросил: — Ну, так что вы сделали?
  — Думаю, что я все уладил, — сообщил Мейсон, — но помните: если вас спросят об Эрике Хенселе, вы его не знаете и никогда не имели с ним дела.
  — Конечно, конечно, — согласился Эддисон. — Боже, Мейсон, я знал, что вы справитесь. Но тут…
  — Что-нибудь новенькое? — спросил Мейсон.
  — Да, — подтвердил Эддисон и вновь с опаской посмотрел на Деллу Стрит.
  — Делла останется здесь, — заявил Мейсон, — ну, так что же случилось?
  — Мой партнер, Эдгар Феррел. Я говорил вам о нем…
  — Тот, что отправился в отпуск на Северо-Запад? И что с ним?
  — Мейсон, то, что я вам скажу, абсолютно конфиденциально.
  — Говорите.
  — Феррел странный парень, — начал Эддисон. — Он женат на очень привлекательной женщине, честно говоря, не знаю, что она нашла в нем. Такая интеллигентная, милая, хороша собой.
  — А ваш партнер вовсе не похож на обаятельного человека, — подсказал Мейсон.
  — Я вам уже говорил. Он просто дуб, болван, пень, — сказал Эддисон.
  — Ну так что же с ним, наконец?
  — Подождите, дайте я начну начала.
  — Начните, давно пора.
  — Примерно три недели назад я было затеял покупку владения, нечто вроде виллы. Примерно в двадцати милях отсюда. Сначала там насчитывалось триста акров, но в конце концов остался участок в двадцать один акр и старый дом. — Эддисон внезапно умолк.
  — Вам лучше рассказывать сидя, — участливо заметил Мейсон.
  — Вы правы. Так вот, я присмотрел этот участок, и Феррел тоже. Если его использовать с умом, то это довольно ценная вещь. Но я не мог придумать, что с ним делать. Дом старый, двухэтажный, с кучей комнат. Есть амбар и гараж, и расположен участок удобно. И стоило это довольно дешево.
  — И вы купили?
  — Нет, раздумал.
  — Дальше?
  — Через два дня Феррел тайком от меня купил этот участок, не сказав мне ни слова. Я узнал об этом только в прошлый четверг, да и то случайно.
  — Да, партнеры так обычно не поступают, — отозвался Мейсон.
  — Теперь вы понимаете, что он за птица?
  — Можно подумать, что вы пришли сюда поговорить о вилле, которую купил ваш компаньон.
  — Я хочу объяснить, как я там очутился.
  — Когда?
  — Во вторник, в тот вечер, когда я подобрал на обочине Веронику Дэйл. Я ездил смотреть то поместье недели три назад. Как я уже сказал, оно мне не подошло. Во вторник мне позвонили из той же конторы по торговле недвижимостью и спросили, не надо ли подыскать что-нибудь другое. Потом агент поинтересовался, доволен ли покупкой мой партнер. Сначала я не понял, о чем идет речь, но потом оказалось, что Феррел приобрел участок.
  Мейсон понимающе кивнул.
  — Этот агент сказал, что Феррел очень спешил завершить сделку, чтобы вступить в права владения как можно скорее.
  — Ну, в этом нет ничего удивительного, — заметил Мейсон.
  — Подождите минутку, не перебивайте. Так вот, этот разговор состоялся во вторник. Агент сказал, что Феррел вступает во владение участком во вторник же, но в течение двух недель не появится там.
  Мейсон нахмурился.
  — И вот, — продолжал Эддисон, — я решил во вторник вечером поехать посмотреть поместье.
  — И поехали?
  — Да, сел в машину и отправился.
  — И что вы обнаружили?
  — Ничего, что указывало бы на то, что там кто-то был. Но кое-что меня удивило.
  — Что же именно?
  — На участке рядом с домом отпечатался след шин, а дождь был только в понедельник. Значит, одна или две машины недавно заезжали туда.
  — И это все?
  — Да, но это обеспокоило меня. Я подумал и пришел к выводу, что Феррел кому-то показывал участок, чтобы продать или сдать в аренду.
  — Вполне логичный вывод, — заметил Мейсон.
  — Да, это так. Когда я до этого додумался, то решил, что это самое лучшее объяснение. Я подумал, что, отправляясь отдыхать, Феррел заехал вместе с будущим владельцем или арендатором осмотреть дом и участок и подписать нужные документы.
  — Почему бы и нет? — спросил Мейсон.
  Эддисон вытащил из кармана телеграмму.
  — Вот телеграмма. Она была отправлена вечером в среду и как будто подтверждает мои предположения. — Эддисон протянул адвокату бланк.
  
  Развернув его, Мейсон прочитал:
  «Благополучно прибыл Лас-Вегас надеюсь завтра вечером быть Рино послезавтра Алтурас позвони телеграфируй через Вестерн Юнион по пустякам не беспокой привет все отлично».
  — Ну и что тут необычного? — спросил Мейсон. — Была какая-нибудь другая телеграмма, опровергающая эту?
  — Нет, — ответил Эддисон. — Но жена Феррела, Лоррейн Феррел, сегодня днем видела на улице машину мужа.
  Мейсон удивленно поднял брови.
  — Она ездила по магазинам, — продолжал Эддисон, — хотела последовать за машиной, но не удалось. Говорит, что автомобиль вела какая-то женщина. Естественно, она теперь вне себя.
  — Она уверена, что это его машина?
  — Абсолютно уверена, номерной знак тот же.
  — И что она сделала?
  — Пыталась схватить такси и преследовать машину, но та свернула за угол и скрылась от нее.
  Мейсон усмехнулся:
  — Что же, Эддисон, если ваш партнер решил поразвлечься на стороне, то вы здесь ни при чем.
  — Тут есть один пикантный момент, Мейсон.
  — То есть?
  — Если Эдгар использует этот домик как любовное гнездышко, то я хотел бы засечь его там.
  — Зачем?
  — Тогда Лоррейн сможет добиться развода, а я смогу заставить его продать свою долю акций.
  — Понятно.
  — Я хочу, чтобы вы поехали туда со мной. Мне нужна ваша помощь. Если Эдгар там, то дело сделано: тогда вы будете свидетелем. Я заплачу, чековая книжка при мне.
  — Вы все время говорите, что Феррел ваш партнер. Разве у вас не общее дело?
  — Когда-то нас было двое владельцев — отец Феррела и я. Но незадолго до смерти Фрэнка Феррела образовалась корпорация. Каждый из нас получил по сорок процентов акций.
  — А куда делись остальные двадцать?
  — Мы предоставили возможность купить их нашим старым служащим, которым можно доверять. За небольшим исключением, они никогда не присутствуют на совещаниях. Удовлетворяются дивидендами. Но если они уходят от нас, то обязаны продать свои акции.
  — Значит, Эдгар унаследовал долю акций отца и доставил вам этим кучу неприятностей.
  — Как мне кажется, — заявил Эддисон, — Фрэнк Джайлс Феррел совершил в своей жизни одну-единственную ошибку. Его ошибка — это его сын Эдгар. У Фрэнка не было образования, но он много работал. Эдгар был его единственным ребенком, и Фрэнк решил, что Эдгар не должен и не будет надрываться, как его отец. Старая история. Как только Эдгар достиг совершеннолетия, он получил в подарок автомобиль. Он получил образование в хорошем колледже — его отец попытался устроить ему беззаботную жизнь.
  — Как же вы допустили Эдгара до участия в деле?
  — Когда Фрэнк умер, акции перешли парню. Он не хотел продавать их даже по высокой цене. Вот тут-то я и просчитался. Я решил, что бизнес ему скоро надоест и он все же решит уступить акции. Но все вышло совсем иначе. Во-первых, он приходил в контору лишь время от времени, далеко не каждый день. Во-вторых, постоянно совал нос туда, где ничего не понимал, считая, что оказывает мне помощь. Черт побери, Мейсон, я не выношу его!
  — Понятно. И вы хотите, чтобы его жена развелась с ним?
  — В интересах дела — да. Это его скомпрометирует и развяжет мне руки.
  — Других причин желать этого развода у вас нет?
  — Поймите меня правильно, Мейсон. Я бизнесмен. Когда мне приходится иметь дело с Эдгаром, я холоден, как рыба. Если окажется, что он свил любовное гнездышко, где развлекается со своей милашкой, то Лоррейн убедится в этом и заставит его пойти на развод. При этом она получит свою долю. Понимаете?
  — Пожалуй, да.
  — При разводе Лоррейн получит часть акций. Я куплю их у нее и тогда смогу контролировать все дело. Эдгару придется уступить мне. Он либо продаст и свои акции, либо, как другие держатели, будет получать дивиденды, но не сможет вмешиваться в дела.
  — Вы так ненавидите своего партнера?
  — Не то что ненавижу, а терпеть его не могу.
  — Но на его жену эти чувства не распространяются?
  — Лоррейн совсем другое дело. Она очень мила, очень привлекательна. У нее светлая голова. С ней я смогу договориться. Если она получит половину акций Эдгара, это будет прекрасно. Но, в конце концов, неважно, сколько она получит. Главное — контрольный пакет будет у меня. Вот что мне нужно. С вашей помощью я застигну Эдгара в любовном гнездышке.
  — И когда мы отправимся?
  — Сегодня после обеда.
  Мейсон взглянул на часы:
  — Хорошо. Но не возвращайтесь в свою контору, не появляйтесь нигде, где бы вас можно было найти. Встретимся в семь часов на углу «Ричмонда». До этого не связывайтесь ни с конторой, ни с полицией.
  — С полицией?
  — Да.
  — А при чем здесь полиция?
  — Это связано с тем вашим шантажистом, с Хенселом. Так что делайте, что я вам сказал, и не задавайте лишних вопросов.
  — Полиция, боже мой, Мейсон, мне это не нравится.
  — А кому нравится? — ответил Мейсон, вставая из-за стола и подходя к шкафу с одеждой.
  Глава 7
  — Осторожнее, — сказал Эддисон. — Это за перекрестком. Уже недалеко, там, где поворот налево… Осторожно, поворот крутой… ну вот здесь… теперь налево по этому проселку.
  Мейсон вывернул рулевое колесо, автомобиль с трудом продвигался по разбитой дороге.
  — Это здесь вы подобрали Веронику? — спросил он.
  — Она стояла вон там, на шоссе, на самом повороте.
  — Понятно.
  Вглядываясь в даль сквозь ветровое стекло, Эддисон вдруг заметил:
  — Никаких огней ни на участке, ни в доме не видно, пожалуй, Феррела здесь нет. Видимо, Лоррейн ошиблась. Должно быть, он и вправду отправился на Северо-Запад.
  — Ну раз мы уже приехали, — сказал Мейсон, — давайте постучимся в дверь, убедимся, что действительно здесь никого нет.
  Мейсон остановил машину и, открыв дверь, вышел. Эддисон последовал за ним.
  Поднявшись на крыльцо дома, адвокат спохватился:
  — У меня же в автомобиле, в отделении для перчаток, есть фонарик, пойду принесу его. — Ну что? — спросил он, вернувшись и подойдя к Эддисону.
  — Стучал, стучал, никто не отзывается.
  — Ну ладно, — сказал Мейсон. — Теперь мы полностью убедились, что вашего компаньона здесь нет. Давайте осмотрим местность.
  Луч фонарика Мейсона заскользил по стене и окнам дома. В нижнем этаже все окна были закрыты, шторы опущены. В верхнем этаже одно из окон было не зашторено. Луч фонарика остановился на нем. Сквозь стекло был виден потолок комнаты.
  Неожиданно адвокат замер на месте.
  — Что такое? — спросил Эддисон.
  — А разве вы ничего не заметили?
  Эддисон сделал шаг назад, внимательно всматриваясь в окно.
  — Разбито стекло, — вдруг сказал он.
  — Маленькая круглая дырка, и от нее расходятся трещины, — сказал Мейсон.
  — Черт побери! — воскликнул Эддисон. — Да это же…
  — Это след от пули, — подтвердил Мейсон.
  — Мы должны узнать, что случилось, — сказал Эддисон.
  Они еще раз обошли дом, пытаясь открыть двери и окна. Но все было крепко заперто.
  — Мне это не нравится, — сказал Эддисон, — мы ведем себя как взломщики. А вдруг нас кто-нибудь увидит?
  — Все окна заперты изнутри, — заметил Мейсон, — задняя дверь тоже заперта, попробуем еще раз парадную дверь.
  Мейсон нажал на ручку, и неожиданно дверь на хорошо смазанных петлях бесшумно отворилась. Они очутились в прихожей дома, сам запах которого свидетельствовал о том, что здесь уже несколько месяцев никто не жил.
  — Что ж, стоит заглянуть, — предложил Эддисон.
  — Но это может быть опасно. Суньте руки в карманы и следуйте за мной, я хочу посмотреть, что творится в комнатах.
  — Если Феррел узнает о нашем визите, это ему явно не понравится, — сказал Эддисон.
  — Это никому не может понравиться, в том числе и полиции. Идемте.
  Эддисон неуклюже шагнул за адвокатом, вступил на шаткую деревянную лестницу и взялся за перила.
  — Что вы делаете? — спросил раздраженно Мейсон.
  — Как — что я делаю?
  — Оставляете отпечатки пальцев. Я же велел вам засунуть руки в карманы.
  — Боже, Мейсон, при чем здесь отпечатки? Кому они нужны?
  — Полиции, — ответил Мейсон, поднимаясь по лестнице.
  Оглядевшись вокруг, Мейсон решился.
  — Это должна быть та, третья дверь. — Вынув платок, чтобы не оставить следов, Мейсон потянул за ручку двери.
  Дверь открылась. Запах смерти ударил им в ноздри.
  Луч фонаря высветил распластанную на полу фигуру. Труп лежал лицом вверх, уставившись невидящими глазами в потолок.
  — Взгляните через мое плечо, но ничего не касайтесь, — попросил Мейсон. — Вы его знаете?
  Эддисон выглянул из-за плеча Мейсона и посмотрел на труп.
  — Это Эдгар Феррел.
  — Теперь вам понятно, почему я просил вас убрать руки в карманы? — сказал Мейсон.
  Они спустились вниз по скрипящей лестнице. У выхода Мейсон задержался, протерев изнутри и снаружи ручки двери.
  — Ну, хватит, — заметил Эддисон, — разве это так страшно, если мы оставим свои отпечатки пальцев? Нам все равно придется вызывать полицию, сказать, что…
  — Мы поговорим об этом позже, — сказал Мейсон, направляясь к машине.
  — Что значит «поговорим позже»? — попытался возразить Эддисон. — Что это за преступления, о которых не следует сообщать в полицию? Конечно, я не юрист…
  Мейсон завел двигатель.
  — Я сказал, поговорим позже.
  — Мы можем поговорить и сейчас, — настаивал Эддисон.
  Мейсон молча вел машину к шоссе, куда наконец они выехали. Эддисон продолжал нервничать:
  — Ну, что же вы молчите, Мейсон? Что бы вы ни говорили, но мы должны остановиться у ближайшей телефонной будки и позвонить шерифу.
  — Труп Феррела лежит там уже дня три-четыре, — промолвил наконец Мейсон.
  — И что из этого? — спросил Эддисон.
  — Из этого следует, что его убили примерно во вторник ночью. Он почему-то не поехал сразу на рыбную ловлю, а решил заглянуть сюда.
  — Понятно, не надо быть юристом или следователем, чтобы прийти к такому выводу.
  — А во вторник ночью вы были здесь, — заметил Мейсон.
  — Но об этом же, кроме вас и меня, никто не знает.
  — И вы не собираетесь сообщать это полиции?
  — Я не настолько глуп.
  — Не забывайте, что Веронику вы подобрали как раз в тот вторник, — напомнил Мейсон.
  — Вероника тут ни при чем, это ее не касается.
  — Будем надеяться, что это так, — вздохнул Мейсон. — Вы можете точно показать мне место, где подобрали ее?
  — Она стояла на правой стороне, прямо на повороте, к которому мы приближаемся, вот здесь, у дренажной трубы.
  Мейсон вышел на обочину и остановился.
  — Может быть, вы все же прекратите пока свои изыскания и мы уведомим полицию? — раздраженно сказал Эддисон.
  Мейсон молча вышел из машины. Эддисон в конце концов последовал за ним.
  — По прямой отсюда до того дома ярдов двенадцать, — заметил Мейсон.
  — Что вы, черт возьми, имеете в виду? — вновь взорвался Эддисон.
  — Предположим, мы явимся в полицию. Ваше лицо — сама невинность. Вы были удивлены и испуганы, узнав о смерти своего партнера. Полиция станет задавать вам обычные в таких случаях вопросы. Они захотят узнать, что вам известно об этом доме и участке. Вы скажете, что хотели купить его, что Феррел хотел того же. Так?
  Эддисон кивнул.
  — А потом они спросят вас, бывали ли вы здесь когда-нибудь позднее. Что вы ответите?
  — Почему я должен посвящать их в свои дела?
  — То есть вы скажете, что не были?
  Эддисон кивнул.
  — Вот тут-то и загвоздка. Если вы скажете, что бывали, вам придется объяснить, когда и почему. Если ваш ответ будет отрицательным, полиция проверит следы шин, установит, что они совпадают с шинами вашего автомобиля, потом они доберутся и до Вероники, спросят у нее, где вы ее подобрали. Они смогут доказать, что…
  — Они установят лишь, что я проезжал мимо этого места, как и сотни других водителей, я ездил по делам.
  — Но закавыка в том, что вы отъезжали от дома на первой передаче. Иначе тут не проедешь. Тихой ночью Вероника обязательно должна была слышать, как вы едете на первой передаче, она видела, что именно вы, ваша машина отъезжает от дома и приближается к ней.
  Эддисон молчал.
  — А теперь заметим еще одно обстоятельство. Когда вы пришли ко мне сегодня днем, вы очень нервничали, сжимали кулаки, не находили себе места, чуть не бегали по комнате.
  — Еще бы, у меня было достаточно забот.
  — Вы — бизнесмен, — прервал его Мейсон, — у вас всегда достаточно забот.
  — Ради бога, Мейсон, говорите прямо, без увиливаний, мне становится холодно на ветру. Лучше вернуться в машину.
  — Когда Лоррейн сообщила вам, что видела автомобиль мужа? — спросил юрист.
  — Точно не помню.
  — Когда? — повторил вопрос Мейсон и добавил: — Помните, что Лоррейн Феррел в полиции будет задан тот же вопрос.
  — Я не помню. Похоже, где-то после ленча.
  — Я тоже так думаю, — заметил Мейсон.
  — Что вы этим хотите сказать? — спросил Эддисон.
  — То, что вы выглядели слишком взвинченным, когда пришли ко мне. Видимо, когда Лоррейн сообщила вам, что заметила машину мужа, вы сразу сообразили, что из этого можно извлечь. И вы сразу поехали сюда. Но на этот раз вы не подъезжали к самому дому, вы оставили машину на дороге, на обочине, вы пробрались сквозь кусты, перелезли через забор. Увидев, что в доме как будто никого нет, вы решили выяснить, был ли вообще здесь Эдгар Феррел. Вы…
  — Нет, нет! — отчаянно закричал Эддисон.
  — Вы вошли в дом, — продолжал Мейсон, — убедившись, что в нем никого нет. Попытались открыть дверь, увидели за ней труп Феррела и в панике бросились ко мне в контору…
  — Мейсон, ну что вы говорите!
  — Я знаю, что говорю, — заявил адвокат. — Вы оставили там отпечатки пальцев. А это грозит вам местом в камере смертников в тюрьме Сан-Квентин.
  Лицо Эддисона выражало полное отчаяние.
  — Но вам следует помнить, что вы говорите сейчас со своим адвокатом, — заметил Мейсон, садясь в машину.
  Когда Эддисон уселся рядом с ним, Мейсон спросил:
  — Теперь вы по-прежнему хотите обратиться в полицию?
  — Нет, — прошептал Эддисон.
  — Из-за вас, Эддисон, — заметил Мейсон, — я тоже рискую свернуть себе шею. Итак, мы не будем сообщать в полицию о своей находке.
  — Но отпечатки моих пальцев?
  — Слушайте меня внимательно, Эддисон. Вы позвоните Лоррейн Феррел, спросите ее, не слышно ли чего нового об Эдгаре. Во время разговора упомянете о том, что Эдгар приобрел дом и вы знаете, где этот дом находится. Я полагаю, что Лоррейн еще не знает об этом приобретении мужа?
  — К счастью, не знает, — подтвердил Эддисон, — иначе бы она сразу же сказала мне об этом.
  — Коснитесь этого в разговоре так, будто она обязательно должна знать о покупке и о ее местонахождении.
  — Как только я заикнусь о домике за городом, она сразу же пристанет ко мне, чтобы все о нем разузнать и увидеть его, — заметил Эддисон.
  — Отлично, вы поедете с ней.
  — Значит, я должен еще раз побывать там? — ужаснулся Эддисон.
  — Да. И чем скорее, тем лучше.
  — И что тогда?
  — Тогда вы обнаружите там труп. Но как только вы позвоните в полицию, и вы, и Лоррейн вернетесь в город и будете ждать меня в универмаге.
  — Но что это изменит?
  — Вы войдете в дом вместе с ней, она будет свидетелем. Вы везде оставите отпечатки своих пальцев в присутствии свидетеля. Когда полиция снимет их, она не сможет определить, когда вы их оставили — утром, вечером, вчера, или сегодня, или…
  — Что — или?
  — Или во вторник, когда было совершено убийство.
  Глава 8
  Мейсон поставил машину на стоянке, вошел в здание и хотел уже направиться в свою контору, но потом передумал и двинулся к Дрейку. Его контора работала круглосуточно, сам Дрейк задерживался там допоздна.
  Когда Мейсон вошел, Дрейк говорил по телефону:
  — Да, сержант… Нет, я не могу раскрыть источники информации… Нет, это не жертва… Да, я знаю, что имею дело с властями, а вы имеете дело с сыскным агентством, если вы лишите меня этих источников, мне придется закрыть контору. Я же не спрашиваю вас, откуда вы… Но ведь это одно и то же… Нет ли здесь у меня Перри Мейсона? Но у него своя собственная адвокатская контора. Позвоните ему… Хорошо, я свяжусь с ним. До свидания. — Дрейк повесил трубку и обратился к Мейсону: — Откуда ты только узнал о поддельных чеках, Перри?
  — А что?
  — Звонил сержант Голкомб. Они задержали парня по имени Эрик Хенсел. Тот предъявил поддельный чек на две тысячи долларов, подделав подпись владельца универмага Джона Эддисона. Если бы банк не получил от нас предупреждения, парень бы забрал эти деньги. Они попытались дозвониться до Эддисона, но не могли застать его. А тот парень заявил, что получил чек от вас. Как только сержант Голкомб услышал ваше имя, так у него сразу подпрыгнуло давление.
  — Я позвоню ему, — заметил Мейсон, — а пока собери с полдюжины своих парней, через два часа их ждет работа.
  — Что случилось?
  Мейсон поудобнее устроился в кресле.
  — А ты в хороших отношениях с шерифом?
  — Да так себе. А что?
  — Тебе придется заехать к нему. Дело касается Эдгара Феррела. Он совладелец Эддисона.
  Глаза Дрейка сузились.
  — Дело вот в чем, — продолжал Мейсон. — В четверг днем Эдгар Феррел отправился в отпуск, нагрузив машину всякими походными принадлежностями — спальным мешком, палаткой, рыболовными снастями, — он забил этим весь багажник и даже заднее сиденье снял, чтобы освободить место для вещей. А сегодня днем его жена Лоррейн Феррел видела на улице его автомобиль. Ей показалось, что его ведет женщина, но она в этом не уверена. Поэтому надо как следует проверить все больницы, выяснить все случаи аварии и постараться узнать, что же произошло. Феррел мог стать жертвой грабителей, которые отняли у него машину, а самого вполне могли убить. И действуй поживее. А я пока переговорю с Голкомбом.
  Сержант Голкомб, сняв трубку, услышал спокойный голос Мейсона:
  — Дрейк сообщил мне, что вы хотели связаться со мной? Я к вашим услугам.
  — Каждый раз, когда я сталкиваюсь с вами по какому-нибудь делу, все идет кувырком.
  — Что у вас за дело и что идет кувырком? — спросил Мейсон.
  — Здесь у меня сидит человек, задержанный при попытке предъявить поддельный чек. Он говорит, что именно вы должны знать все об этом чеке.
  — Вы уверены, что чек подделан?
  — Конечно. Подпись поддельная. Подпись Джона Эддисона, владельца универмага, — сказал Голкомб.
  — А что говорит об этом сам Эддисон?
  — Мы до сих пор не могли связаться с ним. В банке заметили подделку лишь потому, что агентство Дрейка предупредило банки о возможности такого мошенничества.
  Мейсон подмигнул сидящему напротив Дрейку и осведомился:
  — А как об этом узнал Дрейк?
  — Он отказывается говорить, — ответил Голкомб, — но нам известно, что солидная доля его работы связана с вашей адвокатской деятельностью. И тут этот парень сказал, что вы знаете о чеке. Словом, мы решили расследовать это дело.
  — Сейчас я приду взглянуть на него и заодно поговорю с вами, — сказал Мейсон.
  В голосе Голкомба послышалось удивление:
  — Когда?
  — Прямо сейчас.
  — Отлично, — сказал Голкомб. — Я уж думал, что вы не захотите связываться с этим.
  Мейсон повесил трубку.
  — Голкомба ваше поведение часто ставит в тупик, — усмехнулся Дрейк.
  — Он такой тугодум, что ему можно сунуть под нос пачку динамита с горящим фитилем, а он будет соображать, что бы это значило. Ладно, пойду навещу его.
  Мейсон сел в машину и подъехал к отделению полиции.
  Сержант Голкомб, наморщив лоб и сдвинув брови, мрачно жевал сигару. За столом напротив него сидел Эрик Хенсел. Теперь этот парень вел себя не столь нагло.
  — А, Мейсон, — приветствовал адвоката Голкомб. — Садитесь.
  — Что вам от меня нужно? Это все провокация. Вы думаете, что вам все можно… — затараторил Хенсел.
  — Хватит! — рявкнул на него сержант. — Молчать! Говорить буду я.
  Хенсел тут же умолк.
  — Его взяли, когда он пытался получить деньги по чеку на две тысячи долларов, подписанному якобы Джоном Эддисоном, — объяснил Голкомб. — Подпись сделана карандашом, затем обведена чернилами. С Эддисоном мне связаться не удалось. Хенсел поначалу вел себя прилично, но потом вдруг заявил, что его друг, газетчик Джордж Виттли Дундас, может устроить полиции неприятности. Позвонили Дундасу. Тот выслушал нас и хмыкнул, заявив, что он действительно встречал Эрика Хенсела, но знает его плохо, связей с ним не поддерживает и пусть Хенсел не ссылается на него. Он сказал, что встречал этого типа один или два раза в баре.
  — Мерзкая крыса! — не выдержал Хенсел. — Хочет улизнуть.
  — Молчать! — рявкнул Голкомб еще более свирепо.
  Хенсел съежился. Его пальто, будто внезапно став на размер больше нужного, нескладно повисло на нем.
  Голкомб перекинул сигару из одного угла рта в другой. Вид его явно говорил, что как только он докопается до правды, то спуску виновным не даст.
  — Ну и что дальше? — вежливо спросил Мейсон.
  — Когда номер с Дундасом не прошел, Хенсел выдал новую историю. Сказал, что был у вас в конторе, что обсуждал дело, касающееся Эддисона, и вы будто бы дали ему чек от имени Эддисона.
  — Что же это за дело, касающееся Эддисона?
  — Об этом он молчит.
  — У вас уже готово для него обвинение? — спросил Мейсон.
  — Да. Мошенничество.
  — Что же, — предложил Мейсон, — стоит проверить его отпечатки пальцев. По ним мы определим, кто он на самом деле. Если он так ловко придумывает разные истории, то…
  Хенсел подпрыгнул на стуле:
  — Ты, чертов умник! Законник паршивый!..
  Сержант Голкомб отреагировал мгновенно. Мощным пинком он усадил Хенсела на место, добавив:
  — Сядь и заткнись!
  — Следовательно, — спокойно продолжал Мейсон, будто ничего не заметив, — в первую очередь предстоит точно установить личность этого человека.
  Голкомб внимательно слушал Мейсона.
  — Но до сих пор вы еще не опровергли его версию.
  — Я не слышал его версию.
  — Я же пересказал вам ее.
  Мейсон повернулся к Хенселу:
  — Значит, вы были в моей конторе?
  — Сами отлично знаете, что был.
  — И я дал вам этот чек?
  — Да, именно вы.
  — Чек, подписанный Джоном Эддисоном?
  — Да.
  — А за что вы должны были получить его?
  — Вы знаете за что. Чего спрашиваете?
  — Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос, — спокойно продолжал Мейсон. — Если вы получили от Эддисона чек на две тысячи долларов, значит, вы либо оказали ему некоторую услугу, либо должны оказать ее. Даром две тысячи не дают.
  — Если вы так настаиваете, я могу все рассказать, — с угрозой в голосе заявил Хенсел.
  — Да, я настаиваю, — заявил Мейсон.
  — Отлично. Мне известно, что Эддисон заплатил вам, чтобы… Сам знаете за что…
  Мейсон улыбнулся:
  — Адвокату платят за то, что он знает. Но если вы уверяете, что Эддисон заплатил за то, что знаете вы, тогда, молодой человек, вы угодили из огня да в полымя. Если вы каким-либо образом избежите обвинения в подделке чека, то вы только что сознались в вымогательстве.
  Сержант Голкомб от неожиданности перестал жевать свою сигару.
  — Вот оно как оборачивается! — воскликнул он.
  — Что оборачивается? — спросил Мейсон.
  — Да ведь этот парень занимался шантажом, — сказал Голкомб. — Ловко вы подцепили его с этим чеком. Он не мог отделаться от обвинения в подделке чека, не открыв того, что занимался шантажом. Поэтому-то он и не мог объяснить, за что получил чек.
  — За что же вы все-таки получили чек? — спросил Мейсон.
  Хенсел ответил уже более примирительным тоном:
  — Я затеваю одно дело и нуждаюсь в деньгах. Я говорил об этом с Эддисоном. Эддисон посоветовал мне обратиться к вам, к своему адвокату. Я изложил вам все дело, вы одобрили мое предложение, сказали, что Эддисон согласен финансировать меня, и дали мне этот чек.
  Мейсон улыбнулся:
  — Вот прямо так — вынул из шляпы и дал вам?
  — Из моей шляпы!
  Мейсон смотрел на него с сочувствием. Голкомб не выдержал:
  — Что вы чушь мелете, Хенсел? Из вашей шляпы! Вы хоть понимаете, что говорите?
  Хенсел растерялся.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Идите к черту!
  — Так что со шляпой? — настаивал Голкомб.
  — Ничего, — огрызнулся Хенсел.
  — И это все? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Больше ничего не добавите?
  — Нет.
  — Ну а может, скажете, что за дело вы решили затеять?
  — Да так, надо помочь деньгами одному предпринимателю, выпускающему товары, которые Эддисон собирался продавать в своем универмаге.
  — Кто это? — поинтересовался Мейсон.
  — Я не могу вам сказать.
  — А что за товар?
  — Это деловая тайна.
  Мейсон улыбнулся и взглянул на сержанта:
  — Может, все-таки проверим личность этого парня?
  Сержант набрал номер справочной службы:
  — Часа два назад я дал вам отпечатки пальцев человека, который назвал себя Хенселом, если вы уже… Да, я подожду, посмотрите… Да, я жду.
  В течение нескольких секунд царило молчание.
  — Нашли? И что? — Голкомб записывал на листке результаты проверки. В комнате царила тишина. — Понятно, — сказал Голкомб. — Когда, вы говорите, его арестовали во второй раз? Так… Спасибо, Мак.
  Сержант повесил трубку, отодвинул телефон, выбросил остаток сигары в пепельницу и повернулся к Хенселу:
  — Итак, мистер Хенсел, он же — Хеновер, он же — Хендвиг?
  Хенсел сидел, ни на кого не глядя, уставившись в пол, и молчал.
  Сержант посмотрел на Мейсона.
  — Да, как я и думал, он шантажист. Никогда в своей жизни он не написал ни одной заметки. Постоянно занимался вымогательством. Но подделкой чеков не занимался.
  — А теперь попался с чеком, — заметил Мейсон.
  — Да, попался, — неохотно согласился сержант.
  — В каком банке? Своем или Эддисона? — спросил Мейсон.
  — В банке Эддисона. С чеком этого банка. Он пришел туда с удостоверением личности, с водительскими правами, со всеми другими бумагами.
  — Теперь с ним все ясно, не так ли? — спросил Мейсон.
  — Только наполовину ясно, — ответил Голкомб. — Что шантаж — ясно. Проклятье, Мейсон, похоже, вы ловко обвели вокруг пальца этого парня, а теперь хотите обвести и нас.
  — Как это? — удивился Мейсон.
  — Хотите убедить полицию, что этот тип подделал чек. Мне это не нравится, Мейсон, — ответил Голкомб.
  — Что же, — сказал Мейсон, — пусть он сам все расскажет о чеке. Если это был шантаж, то он сядет за шантаж.
  — Я уже все рассказал, — буркнул Хенсел.
  — Нет, не все, — возразил Мейсон. — Вы отделались общими словами. Кто был тот человек, которому вы хотели помочь?
  — Хватит, — буркнул Хенсел. — Я все расскажу. Я позвонил Эддисону и сказал, что хочу занять у него две тысячи долларов. Эддисон посоветовал мне обратиться к Мейсону: он сказал, что мистер Мейсон выдаст мне чек.
  — Значит, — уточнил Мейсон, — сам Эддисон послал вас за чеком ко мне?
  Хенсел на мгновение задумался. Потом сказал:
  — Если вы позволите мне связаться по телефону с Эддисоном, он подтвердит это.
  — Подтвердит вашу историю?
  — Да.
  — Стало быть, ту, прежнюю, историю вы придумали?
  — Да… но…
  Мейсон взглянул на Голкомба:
  — Что же, сержант, вот он и сознался, что лгал. Если он хотел разменять чек, подписанный якобы Эддисоном, значит, он действительно кое-что о нем знал. Или скорее делал вид, что знал. Вот вам и мотив для шантажа.
  — Это мне не совсем понятно, — сказал Голкомб.
  — Как же, — объяснил Мейсон, — этот человек продолжает лгать насчет чека. Это либо подделка, либо первая нить из паутины шантажа.
  — Черт возьми, всегда терпеть не мог разбираться с этими шантажистами. С ними одна морока, — заметил сержант.
  — Ну, это ваше дело, — сказал Мейсон. — Ведь именно вы сами притащили меня сюда, чтобы проверить версию этого шантажиста. А у этого парня обнаружился такой длиннющий список темных делишек. Но теперь он признал, что его история о том, что чек дал ему я, была ложью.
  Хенсел пылал неприкрытой ненавистью.
  — Очень ловко придумано, мистер Перри Мейсон! Но вам еще предстоит раскаяться в этом!
  — Мною придумано? — переспросил Мейсон.
  — Кем же еще?
  — Но, — ответил Мейсон, — мне кажется, что вы сами только что заявили, что имели дело с Эддисоном, а ваша история насчет меня — сплошная выдумка.
  Хенсел промолчал.
  — Если вы хотите получить свидетельство Эддисона, — продолжал Мейсон, — то с ним, в конце концов, можно связаться.
  — Я должен поговорить с ним! — выкрикнул Хенсел. — Это его подпись стоит на чеке!
  — Как я понимаю, подпись поддельная, — заметил Мейсон.
  — Не нравится мне все это, — тяжело вздохнул сержант Голкомб.
  — Возможно, ваши сомнения имеют основания, сержант. Но шантажист есть шантажист, и вряд ли полиция заинтересована в том, чтобы он разгуливал на свободе, преследуя приличных людей, — сказал Мейсон.
  — Не знаю, что мне с ним делать. — Сержант повернулся к Хенселу и непривычно отеческим тоном спросил его: — Хенсел, это и впрямь был шантаж?
  — Убирайтесь к черту! — выкрикнул Хенсел.
  — Сержант Голкомб все равно узнает всю правду, — укоризненно произнес Мейсон. — Всю до последней капельки.
  — Я сказал, убирайтесь вы все к черту!
  Мейсон направился к двери.
  На столе сержанта зазвонил телефон. Голкомб взял трубку:
  — Голкомб у телефона… Эй, Мейсон, погодите!
  Мейсон вернулся.
  — Что случилось, сержант?
  — Звонили из отдела убийств. Только что сообщили, что Эдгар Феррел, партнер Эддисона по универмагу, найден мертвым в старом заброшенном доме, примерно в двадцати милях от города. Он, видно, был убит из засады. Пуля оставила след в оконном стекле.
  Мейсон поднял брови.
  — Когда примерно это могло случиться?
  — Сейчас узнаю. — Сержант вновь взял трубку. — Когда стреляли? Должно быть, во вторник вечером… Хорошо. Я еще не кончил разговор, будьте на проводе.
  Мейсон кивнул сержанту, потом обратился к Хенселу:
  — Где вы были во вторник вечером?
  Хенсел вскочил со стула и заорал:
  — Господи, вы и это хотите мне пришить! Гадина! Подлец!
  — Тихо, тихо, — оборвал его Мейсон, — что за выражения? Я ничего не знаю о вашем прошлом, Хенсел, но знаю, что вы занимаетесь шантажом. Я советую вам сказать сейчас всю правду, чтобы вас не обвинили еще и в убийстве.
  — Я не связан ни с каким убийством! — запротестовал Хенсел. — Я попался с поддельным чеком. Но все это было подстроено…
  Сержант изо всех сил грохнул трубку на рычаг.
  — Это ужасно, — сказал Мейсон. — Самого Феррела я не знал, но действительно иногда оказывал услуги его партнеру, мистеру Эддисону. Я полагаю, мистер Эддисон будет потрясен, узнав о случившемся. Пожалуй, сейчас мне лучше вернуться в свою контору.
  Сержант Голкомб, казалось, пропустил мимо ушей слова Мейсона. Он уставился на Хенсела.
  — Ты знаешь что-нибудь об этом убийстве? — спросил он.
  Хенсел теперь просто взвыл:
  — Да вы что? Побойтесь бога!
  Сержант перегнулся через стол и еще раз слегка врезал ему:
  — Я не терплю, когда на меня орут шантажисты.
  Мейсон тихо закрыл за собой дверь и вышел в коридор.
  Глава 9
  У главного входа универмага Мейсон показал сторожу свое удостоверение. Тот открыл дверь, сказав:
  — Миссис Феррел ждет вас.
  — Вместе с мистером Эддисоном? — спросил Мейсон.
  — Нет, его вызвали в полицию.
  — В полицию? — удивился Мейсон.
  — Он им зачем-то понадобился. Простите, сэр, миссис Феррел, видимо, сама лучше объяснит вам все.
  Лоррейн Феррел лежала на кушетке в помещавшемся на пятом этаже роскошном кабинете своего мужа. Когда Мейсон вошел, она привстала, поправила платье и улыбнулась ему.
  — Как хорошо, что вы пришли. Я тут попыталась немного успокоиться. Закройте дверь и садитесь сюда поближе. — Видимо, она уже овладела собой.
  Мейсон закрыл дверь и сел на предложенный ему стул. Они долго смотрели друг на друга. Затем женщина нервно рассмеялась.
  — Вы так смотрите на меня, будто хотите сверить с каталогом.
  — Привычка, — улыбнулся Мейсон.
  — И как, вам удается оценить людей с первого взгляда?
  — Иногда удается. Например, в зале суда. Вызывают свидетеля для дачи показаний. За те секунды, когда он идет к столу, ты пытаешься понять, что он за человек: консерватор, либерал, честный зануда или ограниченный добряк?
  Она рассмеялась:
  — Попробуйте оценить меня по походке.
  Лоррейн встала и медленно прошла в противоположный конец комнаты. Там повернулась и вернулась к кушетке. Было видно, что она знает себе цену. Сев на место, она улыбнулась и заметила:
  — Мой муж всегда был честным занудой.
  — Об этом я догадываюсь.
  — Но теперь вдруг это загадочное дело. Я должна бы испытывать скорбь. А у меня будто какой-то груз с плеч свалился. Я, наверное, очень безнравственна.
  — Вы и в самом деле испытываете такое чувство?
  — Да.
  — Что ж, я люблю искренность.
  — Я вполне искренна с вами.
  — Вы любили мужа, когда выходили за него замуж?
  — Нет, мистер Мейсон. Я вышла за него из-за денег. Возможно, будь я менее привлекательна, все сложилось бы иначе. Помимо Феррела, у меня был большой выбор. Я не думаю, что любила кого-то из своих поклонников, но некоторые мне нравились. Увы, все они были без денег. Эдгар ухаживал за мной спокойно, методично. Иногда он нагонял на меня такую скуку! Но он был честным, искренним. Сделал мне предложение. Женился. Дал мне деньги, положение в обществе — и вместе со всем этим нагнал ужасную тоску. Иногда казалось, уж лучше бы мы повздорили как следует. Но он ни разу не позволил себе оскорбить или обидеть меня. Этим он и нагонял на меня такую тоску, что выть хотелось. А потом мне приглянулся один человек, но у него тоже не было денег.
  — Почему вы не развелись с мужем?
  — У меня не было для этого оснований, и, если бы я решилась на развод, не имея на то веских оснований, мое положение оказалось бы весьма жалким. А к тому же Эдгар по-своему любил меня. Если бы я нашла в нем какую-нибудь страстишку, хоть какой-нибудь порок! Но он всегда оставался солидным, безупречным человеком, на которого можно положиться. Не очень умным, без всякого воображения, но зато полным достоинства и лишенным сомнений.
  — Тогда понятно, что вам хотелось найти какое-то утешение на стороне, — заметил Мейсон.
  Она вся напряглась.
  Это можно было расценить и как сдерживаемое негодование, и как боязнь чего-то.
  — Нет, — возразила она. — Я никогда не лежала в чужой постели.
  — Но испытывали соблазны?
  — Конечно, испытывала. Боже, ведь я же обычный человек. И мне тоже хочется чего-нибудь романтического, чувственного. Я ненавижу каждодневную беспросветную рутину тихой семейной жизни. А у моего мужа душа бухгалтера.
  — Хотите сигарету? — предложил Мейсон.
  — Нет, спасибо.
  Помолчав немного, она добавила:
  — Я была верной женой Эдгару Феррелу.
  — Вы не собираетесь вторично выходить замуж?
  — Упаси бог, мистер Мейсон. Хватит с меня одного брака. Теперь у меня есть деньги, то есть, вернее, я получу их. Получу свободу и независимость. Хочу путешествовать. Хочу своим видом разжигать страсти у мужчин. Ну а если когда-нибудь встречу настоящего рыцаря, тогда, наверное, не буду долго раздумывать.
  Казалось, она говорит все это самой себе, как бы мечтая вслух.
  — Но, — продолжала она, — я не выйду замуж и за него, если у него не будет — как бы это лучше сказать? Главный недостаток всех мужчин в том, что когда они добиваются от женщины желаемого, то теряют свои качества рыцаря. Человек, который продолжает боготворить женщину и после того, как уже овладел ею, большая редкость. Драгоценность!
  — А если вы не найдете такого? — спросил Мейсон.
  — Я получу больше удовольствия от бесполезных поисков, чем от ненужного брака.
  — Но молодость и красота проходят.
  — Значит, нужно спешить насладиться ими. Ведь если и вступить в священный брак, они все равно пройдут. Почему это мы вдруг заговорили на такие темы?
  — Я задавал вопросы.
  — Вопросы очень прямые и щекотливые, надо сказать.
  — Вернемся к вашему мужу. Это не было самоубийство? — спросил Мейсон.
  — Нет, увы, это убийство. Полиция восстановила ход событий. Электричества в том старом доме нет. Эдгар взял керосиновую лампу. Должно быть, зажег еще внизу и пошел наверх. Там он оставил свой чемодан. На всех окнах, кроме спальни, были шторы. Он вошел с лампой в спальню, и в этот момент кто-то выстрелил в него из револьвера. Когда проверили траекторию полета пули, оказалось, что стреляли с того места, где в грязи отпечатались следы автомобильных шин.
  — А что произошло с лампой? Она просто догорела до конца?
  — Нет, ее, видимо, погасили. Из-за этой лампы Эдгар и подставил себя под выстрел. В ней почти не убавилось керосину.
  — Вы знали об этом загородном доме мужа?
  — Нет, понятия не имела. Когда услышала, то решила, что, видимо, даже у таких убежденных паинек, как мой благоверный, мужские инстинкты дают себя знать.
  — Вы подумали, что это было место для свиданий?
  Она усмехнулась:
  — Что же еще?
  — У вас есть какие-то основания так думать?
  — Да. Полиция нашла отпечатки пальцев, которые, видимо, принадлежат какой-то женщине.
  — Вы догадываетесь, кто она?
  Она отрицательно покачала головой:
  — Представления не имею. Может, это какая-нибудь служащая из их универмага. Посоветовала полиции проверить отпечатки всех работающих там женщин. Мне почему-то кажется, они найдут ее именно среди них.
  — Почему вы так думаете?
  — Я знаю Эдгара. Он ведь даже знакомиться с женщинами не умеет. Похоже, что кто-то из служащих универмага попытался соблазнить его. Сам он на такую инициативу не способен.
  — Выходит, она просто влюбилась в него.
  Лоррейн Феррел только рассмеялась в ответ.
  — Что же тогда ею двигало? — спросил Мейсон.
  — А что двигало мною? Одно и то же — деньги.
  — Тогда ей уже незачем было бы работать в универмаге.
  — Да, мистер Мейсон, вы абсолютно правы. Круг поисков можно сузить. Полиции следует искать юную красавицу, которая работала у него и перестала там работать.
  — Значит, вы убеждены, что она из числа служащих вашего универмага? — спросил Мейсон.
  — Утверждать это я не могу, — уклончиво ответила Лоррейн.
  — Но все же трудно предположить, что молодая женщина, неважно, каковы ее зарплата и амбиции, согласится жить в старом доме на ферме, где нет никаких удобств, даже электричества.
  — Вы правы.
  — Давайте предположим, — предложил Мейсон, — что если она там не жила, то, значит, этот дом использовался лишь как место свиданий.
  Лоррейн Феррел, соглашаясь, кивнула:
  — Это вполне логично, мистер Мейсон. Вы совершенно правы. Тогда, похоже, он имел дело с замужней женщиной, которая могла встречаться с ним лишь от случая к случаю и так, чтобы их никто вместе не видел. Должно быть, так.
  — Получается, что у нас несколько различных версий, — сказал Мейсон.
  — И следующее звено в этой цепочке различных версий — ее ревнивый муж, — заметила Лоррейн.
  — Он последовал за своей неверной женой, — продолжил ее мысль Мейсон, — нашел любовное гнездышко, увидел там в спальне своего соперника — любовника жены, не смог избежать искушения и спустил курок. И тут же уехал прочь. Жена при этом осталась одна в доме со своим убитым любовником. Она потушила керосиновую лампу. После этого тоже покинула дом. Покинула его так же, как и приехала, — на автомобиле Эдгара Феррела.
  Лоррейн Феррел вновь кивнула.
  — Все сходится. Но при одном условии, — сказал Мейсон.
  — А именно?
  — Все сказанное вами должно быть правдой.
  Лоррейн не выразила ни удивления, ни обиды, ни негодования.
  — Я не привыкла лгать, мистер Мейсон. Когда-то пару раз я соврала, но в общем я не умею и не люблю этого. Я говорю вам правду. Так легче. Меньше забот. Вы ведь юрист, и, если бы я попыталась спрятаться в одежду лжи, вы бы сорвали с меня эту одежду. Я говорю вам правду, тем более что вы единственный человек на свете, знающий, что я вовсе не огорчена смертью мужа. Я выложила на стол все свои карты.
  В этот момент послышались шаги, дверь открылась, и перед ними предстал усталый, чем-то огорченный и обеспокоенный Эддисон.
  — Привет, Мейсон. Слава богу, что вы здесь, — бросил он.
  — Что случилось? — спросила Лоррейн Феррел.
  — Да уж случилось, — ответил Эддисон. — Ладно, я не хозяин здесь, пошли в мой кабинет. Там у меня припасена бутылка, мне надо подкрепиться.
  Все прошли в кабинет, где он, нажав кнопку, отодвинул стеллаж, за которым скрывались солидные запасы спиртного.
  — Что вы желаете? — спросил Эддисон.
  — Виски с содовой, — первой ответила Лоррейн.
  Эддисон поставил на стол три стакана, дрожащей рукой налил виски и бросил по кубику льда, добавив содовой. Потом он подошел к окну и отдернул штору.
  — Да уже светло!
  Солнце еще не взошло, но уже можно было обойтись без электрического освещения. Эддисон повернул выключатель и поднял свой стакан.
  — Вот в чем счастье. Вот что мне надо. — Одним глотком он осушил половину стакана.
  — Что произошло? — спросил Мейсон.
  Эддисон устало плюхнулся в кресло, достал из стола сигару, отрезал кончик, зажег спичку.
  — Эдгар Феррел убит из моего пистолета.
  — Из твоего? — воскликнула Лоррейн.
  Эддисон кивнул.
  — Как это могло быть? — удивился Мейсон.
  Эддисон рассматривал свою сигару, избегая глядеть на вдову партнера и на Мейсона.
  Мейсон терпеливо ждал ответа.
  Эддисон затянулся сигарой, еще разок приложился к виски, помолчал. Несколько мгновений в комнате царила тишина.
  — Ведь о таких мелочах никогда не думаешь. И вдруг — убийство.
  Снова воцарилось молчание.
  Наконец Эддисон поднял голову и обратился к Мейсону:
  — Вы, мистер Мейсон, в делах об убийствах разбираетесь не меньше, чем я в торговле. Вы ведь подтвердите, что я вам все выложил, — это, я знаю, важно для вас. Но вот мелочи — о них я не подумал.
  — Выкладывайте все начистоту, — подбодрил его Мейсон.
  — Когда Эдгар собирался на рыбалку, он попросил у меня револьвер. И я дал ему свой.
  — А почему он сам не купил его себе?
  — Откуда я знаю, — ответил Эддисон. — Месяца три назад мы как-то сидели вместе. Я решил немного побаловаться оружием. Наверное, Эдгар до того момента вообще ни разу не держал в руках пистолета. Я ему кое-что показал, ну как стрелять. У него начало получаться неплохо. А когда подошло время его отъезда, он попросил у меня пистолет.
  — Вы показали ему, как стрелять? — переспросил Мейсон.
  — Да.
  — И позволили ему поупражняться?
  — Да.
  — Из этого следует, что вы сами неплохо стреляете?
  — Несколько лет тому назад я был в команде, которая заняла первое место в чемпионате Западного побережья, — ответил Эддисон.
  — Ну а что вы еще скажете об оружии? — спросил Мейсон.
  — Да что говорить? Эдгар взял у меня револьвер. Теперь полиция нашла его на дне высохшей канавы. Наткнулась на него случайно. Если бы они искали днем, они бы его вовек не нашли. А ночью на него упал луч фонаря. Металл заблестел, тут они и увидели револьвер.
  — И вы говорите, что Эдгар был убит из него?
  — Полиция думает, что да.
  — Сколько в нем было патронов, когда его нашли?
  — Ни одного. Все отпечатки пальцев были стерты, но полиция утверждает, что стреляли из него недавно. И я должен согласиться с этим. Я всегда держал оружие в образцовом порядке. А тут револьвер был без патронов и нечищеный. В стволе видны следы пороха.
  — Плохо, Эддисон, — медленно произнес Мейсон.
  — Плохо?
  — Очень плохо.
  — Мистер Мейсон, — заговорила Лоррейн Феррел, — но ведь вы же не думаете, что Джон Эддисон мог…
  — Я так не думаю, но так может думать полиция. Так могут думать присяжные, — сказал Мейсон.
  Наступило напряженное молчание. Мейсон поднялся со стула.
  — Ну что же, я попытаюсь сделать все, что смогу, а пока приведите свой стол в порядок. Вас должны арестовать еще до полудня. Когда вас арестуют, ничего не говорите. Не говорите ни единого слова. Понятно?
  — Точно, Мейсон, но мне ведь придется объяснить некоторые вещи.
  — В этом случае вам придется объяснить все вещи.
  — Что же делать?
  — Молчать. Сможете? — спросил Мейсон.
  — Нет.
  — Так я и думал, — сказал Мейсон и вышел из кабинета, оставив Эддисона и Лоррейн одних.
  Глава 10
  В восемь часов утра Мейсон застал Пола Дрейка за чтением доклада. Чашки и тарелки, сгрудившиеся на другом конце стола, свидетельствовали, что его завтрак состоял из тостов и кофе. Одной рукой Пол перелистывал страницы доклада, другой держал электробритву, водя ею по запрокинутой шее.
  — Привет, Перри. Как дела?
  — Это я пришел узнать у тебя, как дела.
  — Понятно. С чего начнем?
  — С Эддисона.
  — Эддисон влип. Полиция нашла пистолет. Полагают, что из него было совершено убийство. Калибр 38. Феррел убит из 38-го калибра. Стреляли из него недавно, но патронов не осталось. Положим, пистолет выбросили. Когда бросали, деревянная рукоятка ударилась о камень, на ней остался след от удара. Судя по отколовшемуся куску, по отметине на камне, по царапине на металле, бросили пистолет с силой.
  — И что?
  — Проверили номер оружия. Оказалось, оно принадлежит Эддисону. У полиции сразу же возникло множество идей.
  — Ты уверен, что убийство совершено из пистолета 38-го калибра?
  — Конечно, уверен. Они же измерили отверстие в оконном стекле — 38-й калибр. Кусок стекла с дыркой и расходящимися трещинами они взяли как вещественное доказательство.
  — А пулю нашли?
  — Насколько я знаю, пока нет. Хирург, наверное, в эти самые минуты делает вскрытие. Должен найти. Рана в голову. Не сквозная.
  — Что еще нового?
  — Виделся с сержантом Голкомбом.
  — И что?
  — Все выспрашивает, как я узнал о подделке чеков. Говорит, что Эрик Хенсел шантажист, но думает, что вся история подстроена, чтобы избавиться от шантажиста, который докучал вашему клиенту, Джону Эддисону.
  — И что ты ему ответил?
  — Сказал, что об отношениях Эддисона и Хенсела ничего не знаю.
  Мейсон молча кивнул.
  — Конечно, все это дело с убийством хорошо продумано, — продолжал Дрейк. — Смотри, Мейсон, ты можешь влипнуть в дрянное дело.
  — Мне приходится вести множество всяких дел.
  — Этого ты мне можешь не говорить. У меня у самого множество дел. Я все же кое в чем разбираюсь.
  — Сейчас разберешься еще лучше. Миссис Лаура Дэйл — мать Вероники Дэйл. Вероника сейчас работает в универмаге Эддисона на Бродвее. Мне нужны исчерпывающие данные о них обеих, особенно о миссис Дэйл.
  — Ладно, — сказал Дрейк устало. — Через пятнадцать минут мои люди примутся за работу.
  — Все должно быть сделано очень аккуратно, — добавил Мейсон. — Женщины не должны знать, что ими кто-то интересуется.
  — Не беспокойся, — заверил Дрейк, — я знаю, чем это пахнет.
  — Отлично. А теперь, Пол, выслушай меня очень внимательно. Я хочу, чтобы ты хорошенько запомнил, что я скажу. Тогда ты поймешь то, о чем я промолчу.
  — Говори.
  — Итак, слушай и никому об этом ни слова. Эддисон подобрал Веронику Дэйл на шоссе, где она ждала кого-нибудь, кто бы ее подвез. Эддисон доставил ее в город. Она показалась ему юным невинным созданием. Таким, каких теперь больше не водится. Она выглядела воплощением ангельской чистоты, героиней старинного романа.
  — Когда это было?
  — Где-то к вечеру.
  — Где?
  — К востоку от города.
  — Продолжай.
  — Эддисон взял на себя роль заботливого папаши. Поставь себя на его место. Он весьма богат. Он точно рассчитывает каждый свой шаг. Он подобрал это ангельское создание, эту юную девушку, которая мимоходом заметила, что на попутных машинах добирается до города, где она никого не знает, где ей негде остановиться, что денег у нее ни цента. А приедет она в этот незнакомый город поздно вечером.
  — Я опытный детектив, — заметил Дрейк, — и не в силах понять, как это ей удалось сохранить невинность, если она совершила такое путешествие.
  — Я же сказал, что она нарисовала малоправдоподобную картину. Но Эддисон расчувствовался, использовал свое влияние, чтобы достать ей комнату в отеле «Рокевэй», и довез ее до отеля, решив, что на этом его роль завершена.
  — А получилось не так?
  — Девушка была арестована на улице за бродяжничество.
  — На улице?
  — Именно.
  — Помилуй бог, Перри, но полиция не хватает девушек, если только они… ну, ты понимаешь, о чем я говорю.
  — Я знаю, — ответил Мейсон, — но, возможно, девочка хотела, чтобы ее арестовали.
  — Значит, она вовсе не…
  — Пожалуй, она лишь ловко играла роль.
  — Но зачем?
  — По просьбе Эддисона я помог ей выбраться из тюрьмы под залог и добиться того, чтобы ее дело было прекращено.
  — Когда?
  — На следующее утро после ареста.
  — И что дальше?
  — Потом меня посетила ее мать, Лаура Мэй Дэйл.
  — А ей что было надо?
  — Хотела оплатить мои услуги.
  — И оплатила?
  — Да.
  — Сколько дала?
  — Сто пятьдесят монет, — усмехнулся Мейсон.
  — Прибавь к этому пятьсот монет, которые уплатил Эддисон, — заметил Дрейк.
  — Я прошу тебя, слушай внимательно и не перебивай. Ты должен понять то, о чем я умолчу.
  — Хорошо, хорошо, — согласился Дрейк.
  — Ее мать, — продолжал Мейсон, — прибыла из какого-то городка на Среднем Западе, где-то милях в пятидесяти от Индианаполиса. Там у нее ресторанчик. Она очень боялась за свою дочь, готовую вступить в мир, где торжествуют зло и порок. Дочь не знала, что ее мать здесь. Мать не хотела, чтобы она знала об этом. Мать желала проследить за тем, как Вероника устроится тут, получит ли работу, метафорически выражаясь, как она засеет свое поле.
  — Ах вот как? — улыбнулся Дрейк.
  — Вот именно.
  Дрейк перестал улыбаться.
  — Поле даст урожай.
  — А теперь, — продолжал Мейсон, — я хочу, чтобы ты повидал Джона Эддисона до того, как его арестуют. Он знает, что ты работаешь на меня. Пусть он вызовет Веронику.
  — И что тогда?
  — Привезешь ее к Делле.
  — А почему ты сам не хочешь сделать это? — спросил Дрейк.
  — Может быть, в ближайшее время я буду не волен в своих передвижениях, — коротко ответил Мейсон, поднялся и вышел.
  Дрейк продолжал размышлять над его словами.
  Глава 11
  Войдя в свой кабинет, Мейсон увидел в кресле для посетителей лейтенанта Трэгга.
  — Смотри-ка, Трэгг. Как попали сюда?
  — С помощью наглости, — ответила за лейтенанта Делла Стрит.
  Мэйсон нахмурился:
  — Вам, сэр, известно, где расположена моя приемная?
  — Конечно, известно. Но если бы я ждал вас в приемной, а вы бы вошли сюда через другой вход, то Делла Стрит могла бы дать вам знать о моем присутствии, и вы ускользнули бы.
  Мейсон холодно заметил:
  — У меня много дел на сегодня, и надеюсь, лейтенант, вы не станете злоупотреблять моим временем. Мне кажется, что служащие полиции считают себя людьми особого сорта и не желают считаться с правилами, установленными для прочих людей.
  — Мы не любим ждать в конторах адвокатов, — усмехаясь, ответил Трэгг. — Слишком много времени уходит даром, и к тому же хозяева преисполнены чувства превосходства.
  — И это вас раздражает?
  — Мы привыкли сами ощущать некоторое превосходство над другими. Такова человеческая психология, но зачем говорить об этом, Мейсон?
  — Так с чем вы пришли?
  — Как мне известно, вы встречались с сержантом Голкомбом. При этом вы выдвинули одну теорию.
  — Я? — Мейсон удивленно поднял брови. — Это для меня новость. — И добавил: — Я не знаю, что имеет в виду Голкомб. Мне казалось, что я лишь помогал ему.
  — Вы совсем запутали Хенсела, — сказал Трэгг.
  — Это и хорошо, — ответил Мейсон.
  — Вам не следовало бы делать этого. Когда Хенсел запутался окончательно, он решил все выложить начистоту. Он все рассказал Голкомбу.
  — Все рассказал?
  — Да, все.
  — Неужели сержант Голкомб так стремился заполучить какие-то улики против меня, что пообещал Хенселу все, лишь бы тот постарался очернить меня? — спросил Мейсон.
  — Я не знаю, что сказал ему Голкомб, — ответил Трэгг, — но знаю, что вас хотят видеть в управлении.
  — Кто этого хочет?
  — Некоторые лица.
  — Что им от меня нужно?
  — Они хотят спросить вас насчет подделки, — ответил Трэгг.
  — Какой подделки?
  — Насчет того чека, который Хенсел предъявил в банке.
  — Он был подделан, не так ли?
  — Банк утверждает, что да.
  — И что же?
  — Хенсел говорит, что подделали его вы.
  — Что я подделал его?
  — Именно вы.
  — Любопытно, — сказал Мейсон.
  — Очень, — сухо ответил Трэгг.
  Мейсон несколько минут молча смотрел на лейтенанта, потом спросил:
  — Вы, лейтенант, по-прежнему работаете в отделе убийств?
  — Да, там.
  — Тогда почему же лейтенант из отдела убийств приходит ко мне и передает официальное приглашение посетить управление полиции, чтобы дать показания о подделке чека?
  — Мы вместе работаем над этим делом.
  — Вы и Голкомб?
  — И он.
  — Голкомб тоже из отдела убийств?
  — Теперь уже нет. Иногда он помогает нам, но теперь он трудится в главном управлении. Ну, нам пора идти, Мейсон.
  — А если я не соглашусь?
  — Это может кончиться плохо для вас.
  — Это угроза?
  — Да, угроза, — ответил Трэгг. — Идемте, Мейсон. К нам поступили данные, что вы подделали чек и передали его Эрику Хенселу.
  — То есть что я совершил мошенничество.
  — Да, это называется мошенничеством. Вы очень умно уличили шантажиста. Но, к несчастью для вас, дело Хенсела смешалось с делом об убийстве Феррела. Если бы не это убийство, вы были бы на коне, ну а теперь вы на бочке с порохом.
  Мейсон взглянул на Деллу Стрит. Она торопливо стенографировала разговор.
  — Что сказал о чеке Эддисон? — спросил Мейсон.
  — Банк Эддисона сказал, что чек подделан, подпись подделана. Подделка вовсе не из лучших. А ваш друг Эддисон сам влип по уши.
  — Каким образом?
  — Мы получили доказательства, что машина Эддисона находилась в четверти мили от места убийства его партнера приблизительно в то же самое время, когда оно произошло.
  Голос Мейсона оставался все таким же сдержанным и ровным:
  — Ну что же, Трэгг, пойдемте.
  — Какие будут указания? — спросила Делла Стрит Мейсона.
  — Никаких, — ответил он. — Я скоро вернусь.
  — Он, может быть, скоро вернется, — поправил Мейсона лейтенант Трэгг.
  Глава 12
  — Заходите. — Лейтенант Трэгг распахнул перед Мейсоном дверь.
  Мейсон вошел в большую, по-канцелярски обставленную комнату. За одним концом длинного дубового стола сидел сержант Голкомб и нервно мусолил во рту потухшую сигару, ближе к середине стола — Эрик Хенсел, видимо вернувший себе прежнюю самонадеянность, и курил сигарету.
  У другого конца стола сидела стенографистка.
  Лейтенант Трэгг пропустил вперед себя Мейсона, закрыл дверь и показал на стул:
  — Садитесь, Мейсон.
  Сержант Голкомб ухмыльнулся при виде адвоката и вновь обратился к Хенселу:
  — А теперь повторите все сначала. Пусть Мейсон услышит ваш рассказ.
  — Помните, Хенсел, — заметил Мейсон, — эти люди не могут гарантировать, что вы избежите ответственности. Они…
  — Бросьте ваши адвокатские штучки, — прервал его Голкомб. В голосе сержанта слышалась угроза. — Когда вы услышите всю историю, запоете по-другому.
  Зеленые глаза Хенсела на мгновение остановились на Мейсоне.
  — Умнейший парень, — саркастически заметил он. — Я занимаюсь тем, что вынюхиваю информацию, — начал Хенсел, глубоко затянувшись сигаретой. — Если я нахожу что-нибудь любопытное, передаю это Джорджу Дундасу для его колонки сплетен. Он платит мне наличными. На эти деньги не проживешь. Но, имея доступ к информации, всегда можно подработать.
  — Все ясно, дальше, — сказал Трэгг.
  — Я слежу и за тем, что говорится здесь, в управлении полиции. Те сведения, которые мне удается получить, разумеется, вовсе не носят конфиденциального характера. Просто это та информация, которую выдают для прессы. Именно таким образом до меня дошло, что здесь был Перри Мейсон, чтобы вызволить девицу, попавшуюся за бродяжничество. Мне показалось, что для такого видного адвоката это не совсем подходящее дело — возиться с бродягами. Я решил покопаться в этом случае. Оказывается, Мейсон вызволил некую девочку из тюрьмы, внеся залог. Я поговорил с полицейским, имевшим касательство к этому делу. Он передал мне все, что обычно сообщает прессе. Я отправился по горячим следам в отель «Рокевэй», где остановилась эта девчонка. Там узнал, что номер она получила по приказанию самого управляющего. Я подошел к управляющему, поинтересовался, чего ради он заботится о какой-то девке. Он послал меня к черту. Я заметил, что эту блондинку посадили за решетку за бродяжничество и вряд ли ему бы понравилось, появись в газете заметка о том, что в его отеле жила бабенка, которую упрятали в тюрьму. Тем более ему не хотелось бы, чтобы все узнали, что комнату эта бабенка получила именно благодаря ему. Его жене эта новость тоже не могла понравиться. Тут он раскололся и все выложил. Он сказал, что ему звонил Джон Эддисон и просил его пристроить в гостиницу эту девочку. Эддисон поручился за нее.
  Я сразу учуял, чем это пахнет. До сих пор я занимался мелочами, а тут подвернулось крупное дело. Я решил потолковать с самой Вероникой Дэйл.
  Она очень лестно отозвалась о Перри Мейсоне и об Эддисоне, сказала, что он милейший человек, во вторник вечером он подобрал ее, голосующую на шоссе, и помог устроиться в отеле.
  Тогда я направился к Эддисону. Он разговаривал со мной довольно резко. Я решил, что дам ему возможность все обдумать. Оставил ему свой телефон.
  По этому телефону мне позвонил Мейсон. Я пришел к нему в контору. Самого его не было. Его секретарша посоветовала мне снять шляпу, положила ее на угол стола. Тут вошел Мейсон. Он начал заговаривать мне зубы. Я, конечно, разозлился. Я собрался уйти, взял шляпу и увидел в ней чек на мое имя на две тысячи монет, подписанный Эддисоном. Я решил, что не стоит задавать лишних вопросов, взял чек и отправился в банк. Я ничего не подделывал. Я — обыкновенный шантажист, и только.
  — Понятно, — сказал Трэгг. — А теперь расскажите подробнее об этой девушке.
  — Я уже все рассказал о ней.
  — Где Эддисон подобрал ее? — спросил Трэгг.
  — Где-то недалеко от Верд-Каньона.
  — Поточнее.
  — Как я понял из разговора с ней, примерно милях в десяти-пятнадцати от него.
  — Значит, Джон Райсер Эддисон проследовал по шоссе от Верд-Каньона во вторник вечером.
  — Именно так, — согласился Хенсел, — иначе он бы не встретил ее.
  — Когда это было?
  — Она явилась в отель примерно без четверти десять, а в десять тридцать ее уже взяли за бродяжничество.
  — А где теперь эта девушка?
  — Не знаю, но готов держать пари, с помощью Джона Эддисона ее можно отыскать. Когда эти старые козлы начинают проявлять отеческий интерес к хорошенькой блондинке, похожей на ангела, ну сами понимаете… Эддисон вьется вокруг нее, словно муха вокруг банки с вареньем, и ей это, видно, нравится. Если вы хотите, чтобы она подтвердила мой рассказ, пусть Эддисон доставит ее сюда. Она все расскажет сама.
  — Хорошо, Хенсел, — сказал Трэгг, — мы так и сделаем. Но не думайте, что мы снимаем с вас обвинение в шантаже только потому, что вы так откровенны, или потому, что нам так хочется добраться до Перри Мейсона. Вы были и есть грязный мошенник, вымогатель. Вы — жалкий червяк, и, когда вы так нагло ухмыляетесь, мне очень хочется врезать вам. Единственная причина, почему мы с вами до сих пор возимся, в том, что вы можете помочь нам раскрыть дело об убийстве. Вам уже известно, что партнер Джона Эддисона, Эдгар Феррел, был убит во вторник вечером примерно в четверти мили от дороги на Верд-Каньон. Ответьте мне, где точно Эддисон подобрал девушку?
  — Этого я не могу сказать, — ответил Хенсел, — может быть, милях в двадцати от Верд-Каньона.
  — То есть напротив того места, где совершено убийство, — заметил Трэгг.
  — Да, получается, что так, — согласился Хенсел.
  В разговор вмешался Голкомб:
  — Но он еще не все сказал. Хенсел, что говорила девушка о человеке, который подвез ее?
  — Она ехала на попутных машинах. Ночью прислушивалась к звуку двигателей.
  — Вот-вот, и как ей понравился двигатель машины Эддисона? — спросил Голкомб.
  — А-а, вы об этом, — произнес Хенсел и замолчал, что-то соображая.
  Трэгг, который знал этот сорт людей, вовремя напомнил:
  — Не забывайте, Хенсел, обвинение снимается только при одном условии — что вы расскажете все и все будет правдой. Попробуйте утаить хоть чуточку, и тут же окажетесь за решеткой.
  — Я ничего не утаиваю. Я просто думаю, — ответил Хенсел.
  — Нечего думать, рассказывайте. Думать будем мы, — заметил Трэгг.
  — Теперь я припоминаю, — начал Хенсел. — Сначала я совсем не обратил на это внимания. Она сказала, что выбрала машину Эддисона потому, что у нее мощный мотор, а значит, машина дорогая. Она сказала, что Эддисон выехал с проселочной дороги, с той стороны, откуда доносился до нее шум двигателя. Потом она слышала, как под колесами заскрипел мостик через кювет. По проселку водитель ехал на первой скорости, а выехав на асфальт, примерно в ста ярдах от нее включил четвертую. Мотор работал ровно, было слышно, что он хорошо отрегулирован. Тут она сделала шаг вперед, чтобы фары осветили ее.
  — Где, точнее, она стояла? — спросил Трэгг.
  — У дренажной трубы.
  — Значит, вы говорите, что чек дал вам Мейсон? — вдруг переменил тему беседы лейтенант.
  — Да, Мейсон. Он положил его в мою шляпу, — ответил Хенсел.
  — А секретарь Мейсона положила вашу шляпу на стол?
  — Да.
  Трэгг повернулся к Мейсону:
  — Что ж, Мейсон, теперь наконец-то настал ваш черед. Я намерен предъявить вам обвинение в подделке чека, в качестве свидетельницы я вызову в суд Деллу Стрит.
  — Основываясь на показаниях этого мошенника?
  — Да. Вы правы. Он мошенник, но рассказанная им история вполне правдоподобна. Вы отлично знаете, что стоит хоть раз уступить шантажисту, как больше от него не отвертишься. Вы рассчитали, что Хенсел попадется, если вы подсунете ему поддельный чек, он попадет за решетку и оттуда уже не сможет шантажировать порядочных людей. Более того, он ничего не сможет толком объяснить, вы очень ловко поставили его между двух огней. Либо он должен сознаться в подделке чека, либо — в шантаже. Если он будет вести себя тихо, то сядет за подделку; если все расскажет, его упрячут за шантаж.
  — Хитрец, — усмехнувшись, заметил Хенсел, взглянув на Мейсона.
  — Помолчите, ради бога! — рявкнул на него Голкомб.
  Зазвонил телефон.
  Голкомб дотянулся до телефона, снял трубку.
  — Сержант Голкомб у телефона… Кто?.. Да… И что… — Неожиданно лицо его перекосилось от злости, он с силой швырнул остаток сигары в пепельницу. — Как же так? — угрюмо спросил он, а затем гаркнул, помолчав некоторое время: — О’кей! — и швырнул трубку.
  — Мне надо поговорить с вами, лейтенант, — обратился он к Трэггу.
  — Я думаю, — сказал Трэгг, — нам надо задержать Эддисона, разыскать Веронику Дэйл и с ее помощью точно установить место, где он ее подобрал.
  Голкомб без энтузиазма кивнул.
  — Пожалуй, — продолжал лейтенант, — сделаем это вечером. Пусть она покажет на месте, как все это происходило.
  — А меня задержать вы не собираетесь? — спросил Мейсон. — Если да, то вам следует выдвинуть обвинение, потом получить ордер на арест.
  — Посидите пока здесь, — ответил Трэгг. — Мы о вас не забудем.
  — Лейтенант, нам, пожалуй, следует еще раз проверить рассказ Хенсела, — сказал Голкомб.
  — Да ну, уверен, что Хенсел говорит правду, это же Мейсон в своем репертуаре. Он защищал интересы своего клиента. А в таких случаях он способен на что угодно. Загнал Хенсела в угол, парень уже ничего не мог сделать, даже продолжать шантажировать.
  — Нам нужно переговорить, — повторил Голкомб, глядя на Трэгга.
  — Может, мне вернуться в свою контору, пока вы будете обсуждать свои дела? — заметил Мейсон.
  — У нас будет ордер на ваш арест, мы еще упрячем вас в каталажку, вы еще погуляете в наручниках, — со злостью бросил Трэгг.
  — Тогда позовите репортеров, пусть они запечатлеют этот момент, — сказал Мейсон.
  — Именно это мы и сделаем, — ответил Трэгг.
  — Отлично, а пока я прощаюсь, — сказал Мейсон, вставая и направляясь к выходу из комнаты.
  
  Добравшись до своего кабинета, он сразу же обратился к Делле Стрит:
  — Плохи дела.
  — Что такое?
  — Да с этим чеком. Похоже, они собираются привлечь нас к суду. Я не хочу, чтобы ты…
  — Шеф, — перебила его Делла Стрит. — Разве сержанту Голкомбу не звонили?
  — Звонили, — ответил Мейсон, роясь в ящике своего стола.
  — Я сделала все, что могла. Сержанту звонили из банка, заявили, что обвинение Эрика Хенсела в подделке чека — нелепая ошибка. Несмотря на то что подпись походила на подделку, Джон Эддисон признал ее своей. Сказал, что сначала он впопыхах расписался карандашом, потом подумал, что в таком виде банк может не принять чек, и обвел подпись чернилами.
  Мейсон резко задвинул ящик, выскочил из-за стола и заключил Деллу в объятия.
  — Как это ты додумалась?
  — Элементарно, мой дорогой Ватсон. Вы были так заняты этим убийством, что не вспомнили, что сам Эддисон еще не подтвердил факта подделки чека. Как только лейтенант Трэгг покинул вместе с вами контору, я связалась с Эддисоном, попросила его позвонить в банк и сообщить, что он узнал, что Хенсел арестован по обвинению в подделке чека, но что чек вовсе не подделан, что на нем действительно стоит его, Эддисона, подпись. Я сказала, что звонок в банк будет стоить ему две тысячи долларов в пользу шантажиста, но если он не сделает этого, то его адвоката засадят в тюрьму, а это обойдется ему дороже, чем в две тысячи.
  Мейсон выпустил Деллу Стрит из объятий, плюхнулся в кресло и расхохотался.
  — Я правильно поступила? — спросила Делла.
  — Что значит — правильно? Отлично! Но должен заметить, что при этом нарушена дюжина статей закона. Если они узнают, что ты звонила Эддисону, то тебя немедленно арестуют.
  — Так это если узнают! Но ведь иного выхода не было, верно? Чего бы я стоила, если бы не сделала этого? Кроме того, на моей стороне лучший адвокат города.
  — Без такого, как ты, секретаря этому адвокату пришлось бы очень плохо. Боже, Делла! Голкомб выглядел так, будто змею проглотил. Тебе, кажется, недавно увеличили оклад?
  — Да.
  — Ну так увеличат еще раз. Ты работаешь все лучше и лучше. А теперь нас ждет новое дело. Пол должен доставить сюда Веронику Дэйл. Иди в свою комнату.
  Глава 13
  Перри Мейсон тихонько постучал в квартиру Деллы Стрит. Она впустила его и закрыла за ним дверь.
  — Все в порядке? — осведомился он.
  — Вероника сейчас находится в комнате 13-Б.
  — Она ведет себя спокойно?
  — Вполне. Да, кроме нее и Дрейка, у меня был еще один гость.
  — Кто?
  — Лоррейн Феррел.
  — Как? — удивился Мейсон.
  — Она хотела видеть вас. Пришла, когда я ждала Веронику. Мне пришлось ее выпроводить. Она говорила, что у нее к вам очень важное дело. Да, шеф, мне удалось кое-что узнать об этой даме. Она влюблена в Эддисона.
  — Не может быть!
  — Точно.
  — Она и виду не подала, когда я виделся и говорил с ней и Эддисоном в универмаге.
  — Вы просто не заметили. Тут нужен женский глаз.
  — Это усложняет ситуацию. Если она узнает о Веронике, то начнет ревновать.
  — Мне кажется, он уже знает и уже ревнует.
  — А Эддисон? — спросил Мейсон. — Отвечает взаимностью?
  — О нем я судить не могу. Но что она влюблена в него — это точно.
  Мейсон задумался.
  — А что Вероника? Будем надеяться, что эта ситуация не осложнит наших дел.
  — Вероника в своем обычном репертуаре невинной простушки. Эддисон велел ей идти с людьми Дрейка, и она безропотно последовала за ними. Не задавала никаких вопросов. Я встретила ее, сказала, что сейчас найду для нее комнату. Когда вернулась за ней, она продолжала сидеть на этом стуле, ни слова никому не сказала. Я проводила ее в комнату, где она находится сейчас.
  — Вы ничего ей не объяснили?
  — Этого и не требовалось. Она слушалась каждого слова, как ребенок. Шеф, поверьте, женщина не может себя так вести.
  — Она не догадывается, что ее потревожили в связи с убийством?
  — Судя по внешним признакам, нет. Но, по-моему, притворяется. Она должна догадываться, что тут что-то не так. Если состоятельный владелец универмага сажает ее в свою машину, довозит до города, достает комнату в отеле, предоставляет работу, а потом неожиданно срывает ее с места, отправляет куда-то бог знает с кем, и здесь ее держат в одиночестве — поверьте, даже самая молодая, самая невинная девушка должна возмутиться.
  — А она не возмутилась?
  — Само послушание. Сама кротость.
  — В отеле все прошло нормально?
  — Да. Люди Дрейка были там, но не обнаружили в ее номере никаких следов визита полиции. Они расплатились за номер и увезли ее. Багажа у нее практически никакого не было. На пикник и то больше надо захватить. Шеф, я говорю вам, что эта девушка что-то скрывает.
  — Что ж, — сказал Мейсон, — пойду взгляну на нее. Кстати…
  — Да?
  — Сколько мы можем держать ее там?
  — Неделю. Девушка, которая снимает эту комнату, уехала в Солт-Лейк-Сити. Я позвонила ей и сказала, что она будет получать двадцать долларов в день и мы заплатим ей за любой ущерб, который может быть нанесен ее имуществу. Она с радостью согласилась.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Посмотрю, как Вероника устроилась на новом месте. Вы говорите, она, возможно, и не догадывается, что вся эта суета вокруг нее связана с убийством?
  — Не знаю, о чем она догадывается, — ответила Делла. — Но вряд ли она так тупа.
  — Так невинна?
  — Нет, так тупа.
  — Возможно, в маленьком городке, где она выросла, не бывает волков, играющих роль добрых дядюшек.
  — Но и там есть кино, есть журналы, есть радио. Даже если в таких местах и не водится волков, она должна знать, что волки на свете существуют.
  — Ладно, пойду взгляну на нее, на этого ангелочка.
  — На якобы ягненочка, — саркастически заметила Делла.
  — Все равно.
  — Если вы послушаете моего совета, — сказала Делла, — то захватите с собой свидетеля.
  — Свидетеля или спутника?
  — Обоих.
  — Да нет, один я, пожалуй, узнаю больше.
  — Вы можете узнать слишком много. Поймите, шеф, вы же…
  — Уговорила. Бери свой блокнот, и пойдем вместе, — согласился Мейсон.
  Мейсон постучал в дверь комнаты 13-Б. Вероника Дэйл тут же широко распахнула ее. Трудно было сказать, смущена ли она этим визитом.
  — О, мистер Мейсон! Как хорошо, что вы решили навестить меня. Здесь очень уютно, как мне отблагодарить мистера Эддисона за…
  — Пусть это вас не заботит, — оборвал ее Мейсон.
  — Но все складывается для меня так чудесно, как в сказке.
  Делла Стрит уже успела устроиться в углу комнаты и раскрыла блокнот.
  — Вы, Вероника, не догадываетесь, почему оказались здесь?
  — Мистер Эддисон сказал мне, что хочет помочь подыскать для меня жилье. Ведь никаких денег не хватит платить за номер в отеле. Он сказал, что за мной заедут и я должна следовать туда, куда скажут. На работу пока могу не ходить. Конечно, это несколько необычно, но я подумала, что это связано с моим переездом на новое место жительства.
  — Вы знаете, как трудно в большом городе достать жилье?
  Девушка улыбнулась:
  — Я знаю, что мистер Эддисон очень влиятельный человек. Я так благодарна ему… и, конечно же, мисс Делле Стрит.
  — Я хочу вас кое о чем спросить, Вероника.
  — Пожалуйста, мистер Мейсон, спрашивайте.
  Мейсон закурил сигарету и взглянул на Деллу Стрит, удобно ли ей наблюдать за Вероникой.
  — Как я понимаю, Вероника, вы испытываете благодарность к мистеру Эддисону?
  — Благодарность! — воскликнула она. — Это слишком слабо сказано. Я на все готова ради него! Он самый лучший человек на свете!
  — И отлично. А я адвокат мистера Эддисона.
  Она понимающе кивнула.
  — Мистер Эддисон попал в затруднительное положение.
  — Что с ним? Что ему угрожает? Он же такой…
  — Его неприятности связаны со смертью его партнера. Поэтому, Вероника, я хочу задать вам несколько вопросов.
  — Да, сэр.
  — Вы встретили мистера Эддисона, когда голосовали на дороге?
  — Да.
  — И как долго вы вообще голосовали?
  Она принялась считать, загибая пальцы на руке, наконец произнесла:
  — Я ехала на попутных машинах пять дней.
  — Почему вы решили путешествовать таким способом?
  — Не знаю, мистер Мейсон, но у меня было непреодолимое желание покинуть свой городок. Я не могла там больше жить. Мне было очень жаль расставаться с мамой, но я решилась. Я решила сама найти свое место в жизни. У мамы ресторан в городке, но мне до смерти не хотелось всю жизнь прозябать в таком заброшенном месте. Я помогала маме вести дела, накрывать столы, готовить, мыть посуду, содержать все в чистоте.
  — Большой ресторан?
  — Нет. Но люди в него заглядывали. Мы постоянно обслуживали водителей грузовиков, тех, кто все время в дороге. Ну, конечно, заходил и кое-кто из местных жителей. Жизнь скучнейшая. Городок маленький.
  — Вы не сказали своей матери, куда едете?
  — Нет.
  — И до сих пор не сообщили ей, где вы и как здесь устроились?
  — Нет.
  — Почему?
  — Я боюсь. Понимаете, я боюсь, она приедет и заберет меня домой.
  — Сколько вам лет?
  — Восемнадцать.
  — Вам не приходило в голову, что ваша мать может попытаться найти вас, даже если вы не оставили ей своего адреса?
  — Нет, что вы! Она же не знает, куда я отправилась. На север? На юг? На запад? На восток?
  — Вы не думаете, что она беспокоится?
  — Не знаю. Но я уже достаточно взрослая, чтобы позаботиться о себе.
  — Вероника, как зовут вашу мать? Где она живет? Как называется ваш городок?
  — Мамино имя — Лаура Мэй Дэйл. Где она живет, я не скажу.
  — Почему?
  — Вы сообщите ей. А я не хочу, чтобы она узнала, где я. Повторяю, она может забрать меня домой.
  — Ну а что было до того, как вы встретили мистера Эддисона?
  — До того, как я его встретила?
  — Да.
  — У меня были неприятности.
  — Какие?
  — Ужасные неприятности.
  — Что же с вами произошло?
  — Я ехала на попутных машинах. Я выбирала их по звуку двигателя. Когда вы стоите на дороге, звук автомобиля слышен издалека. Конечно, многое можно определить по внешнему виду машины. Если она вся сверкает хромом и никелем, если она выглядит дорогой, я вставала так, чтобы люди видели, что я хочу, чтобы меня подвезли, ну а когда проезжал какой-нибудь шарабан, я отворачивалась и делала вид, что жду автобуса. Иногда случалось ошибаться. Вот как с тем человеком. Я думала, он порядочный, и села в машину. Было уже темно, и я не смогла хорошенько разглядеть его. Он сразу же начал приставать ко мне.
  — Что значит «приставать»?
  — Ну, пока он не трогал меня, мне это даже нравилось.
  — Что же вам нравилось?
  — Ну то, как он делал это. Вовсе не так, как у нас в городе. По-другому. Говорил комплименты, развлекал. Но когда он распустил руки, я чуть не закричала. Я выдернула ключ зажигания, машина остановилась. Я открыла дверь и выпрыгнула. Он не мог бежать за мной, ведь машину посреди шоссе не оставишь.
  — И что было, когда вы выпрыгнули?
  — Я бросила ему этот ключ, вот и все.
  — А потом?
  — Он прокричал мне вслед кучу всяких глупостей, которые выкрикивают мужчины, когда злятся.
  — Что же вы еще знаете о мужчинах?
  — Ну… я ведь не вчера родилась.
  — Как вам вообще пришло в голову путешествовать на попутках?
  — Мне рассказала об этом способе одна девушка. Она зашла перекусить в наш ресторан. Ей негде было переночевать. Боже, мистер Мейсон, она была очень смелой. У нее было всего два доллара пятьдесят центов. Она добралась до нашего городка на попутках и собиралась и дальше путешествовать таким способом. Я подумала, что она, должно быть, плохая девушка, но она утверждала, что большинство мужчин ведут себя вполне по-джентльменски, что некоторые даже дают деньги, чтобы помочь ей. Я спросила о тех, которые ведут себя не по-джентльменски, и она-то и рассказала мне об этом приеме с ключом зажигания. Она сказала, что каждый раз перед тем, как сесть в машину, она смотрит, с какой стороны замок зажигания, и, если дело оборачивается плохо, всегда прибегает к этому приему.
  — Значит, его-то вы и применили тем вечером, когда встретили мистера Эддисона?
  — Да.
  — Вы можете вспомнить то место, где он посадил вас в машину?
  — Да. Это было у дренажной трубы.
  — Расскажите подробнее, как все происходило.
  — Я выскочила из машины. Тот тип наговорил мне бог знает что, но в конце концов уехал. Я так перепугалась! Сначала я даже и не пыталась остановить еще какую-нибудь машину. Каждый раз, заслышав звук двигателя за спиной, я сходила с дороги и пряталась в кустах. Так я прошла пешком около мили. Я боялась, что он может вернуться.
  — Сколько же времени вы так прятались?
  — Минут тридцать-сорок.
  — И что потом?
  — Я устала и присела на мосту у дренажной трубы.
  — И много машин проехало мимо вас, пока вы там сидели?
  — Ни одной. Первой была машина мистера Эддисона.
  — Вы слышали звук мотора?
  — Да. Я заметила, что машина мистера Эддисона появилась откуда-то с боковой дороги. По звуку я поняла, что сначала он ехал почти параллельно шоссе, потом услышала, как под колесами машины заскрипел деревянный мостик. Потом машина выехала на шоссе. Я слышала, как водитель переключил передачу, слышала, как плавно работает двигатель, и… Понимаете, я уже слишком устала, выбирать не приходилось.
  — Сколько же времени вы сидели у этой трубы?
  — Не знаю. Недолго, минуты четыре, может, пять. В такое время на этой дороге машин мало. Ведь это не магистраль.
  — Когда вы шли пешком, а потом сидели, вы не слышали звука, похожего на выстрел?
  — На выстрел? Нет, но раза четыре или пять раздавался звук, похожий на хлопок двигателя.
  — Откуда он доносился?
  — Сбоку. Это, должно быть, был автомобиль мистера Эддисона, но точно не знаю.
  — Итак, вы слышали выхлопы?
  — Да, пять или шесть.
  — Опишите, как они шли. Сначала один, потом другой, потом целая серия?
  — Нет, все сразу. Почти одновременно. Я еще удивилась — так обычно бывает, когда грузовик идет под гору… или когда кто-то пытается завести машину, а она не заводится.
  Мейсон внимательно посмотрел на хорошенькое личико Вероники. Действительно, сама невинность. Само спокойствие.
  — Вы не упоминали об этих звуках, когда мы разговаривали с вами раньше.
  — Да мне и в голову не пришло об этом говорить. Я не придала этому никакого значения.
  — Значит, выхлопы следовали один за другим, почти слитно?
  — Один, сразу же за ним другой, потом три или четыре почти слитно.
  — И все смолкло?
  — Да, я решила, что после этого машина завелась.
  — Но прошло некоторое время, прежде чем показалась машина мистера Эддисона?
  — Да.
  — Сколько примерно?
  — Около минуты.
  — Всего около минуты?
  — Ну, может, минуты две. Теперь я начинаю думать, что это был действительно мистер Эддисон, который заводил машину.
  В этот момент кто-то дернул за ручку двери, потом начал стучать:
  — Откройте, иначе мы вышибем дверь. Именем закона, откройте!
  — Именем закона? — переспросила Вероника.
  — Это связано с вашими хлопками, — заметил Мейсон.
  — Ну зачем так шуметь, вот запасной ключ от этой комнаты, — донесся из коридора второй голос. Ключ повернулся, и в комнату вошли лейтенант Трэгг и сержант Голкомб.
  — Так-так-так, — заговорил Трэгг, — прервали ваш маленький тет-а-тет?
  — Да, к сожалению, прервали, — сказал Мейсон.
  — Лейтенант, а ведь похоже, что он оказывал давление на свидетеля обвинения, — сказал Голкомб.
  — Это свидетель защиты, джентльмены, — улыбнулся Мейсон.
  — Это вы сейчас так думаете, — сказал Трэгг. — Но вам придется изменить свое мнение, когда эта девушка расскажет нам всю правду. Вам известно, что это нужно, чтобы точно установить место, где Эддисон ее встретил.
  — Но вы же сказали, что она будет нужна вечером, — возразил Мейсон.
  — Ну и что?
  — То, что еще далеко не вечер.
  — Она — свидетель обвинения.
  Мейсон устало взглянул на Деллу Стрит:
  — Спорить с этими господами бесполезно.
  Делла убрала свой блокнот и, выйдя в коридор, вопросительно посмотрела на Мейсона:
  — Ну и как?
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — Трэггу мы доставили некоторое беспокойство. Он скоро узнает, что рассказала нам Вероника. Узнает, но не поймет.
  — Но ведь она тоже ему все расскажет.
  — Он все равно не поймет. К тому же, когда он покончит со своими вопросами, она сама вконец запутается. Если только она не самый изощренный лжец в семнадцати штатах.
  — Мне кажется, — заметила Делла с горьковатой усмешкой, — в восемнадцати штатах.
  — Неужели? — спросил Мейсон.
  Делла Стрит раздраженно надавила кнопку лифта.
  — Весь ее рассказ о хлопках в двигателе, бесспорно, ставит Эддисона в щекотливое положение.
  Они вошли в кабину лифта, поднялись на два этажа и направились к комнате Деллы Стрит. Делла вставила ключ в замочную скважину, сделала несколько попыток повернуть его в замке, но безуспешно.
  — Что такое? Дверь не хочет открываться…
  Мейсон взял у нее ключ и попытался сам открыть дверь, но тоже безрезультатно.
  — Черт возьми, Делла, может быть, дверь вовсе не заперта. — Он потянул ручку двери, и она открылась.
  — Черт побери, — сказала Делла, — неужели я не заперла дверь?..
  — Видно, так.
  — Этого не может быть. Я всегда очень аккуратна.
  — Ладно, оставим это. Перед нами стоит проблема, как спасти Эддисона. Положение крайне неприятное. Его машина была за городом примерно в то же самое время, когда произошло убийство. Стреляли из его пистолета. Свидетель показывает, что слышал там какие-то хлопки. Нетрудно догадаться, какую версию выдвинет полиция.
  — Зачем надо было вынимать из пистолета патроны? — спросила вдруг Делла Стрит после некоторого молчания, вспоминая подробности дела.
  — Очевидно, тот, кто совершил убийство, решил, что если полиция не найдет в магазине пистолета никаких патронов, то, стало быть, нельзя будет доказать, что роковая пуля была выпущена именно из этого пистолета, — сравнить-то ее не с чем.
  — Но непонятно, зачем надо было выбрасывать пистолет на месте преступления, полиция легко определит владельца по номеру, — возразила Делла.
  — Так ведь Эддисон говорил, что нашли его случайно, полиция просто шуровала в том месте, и луч фонаря отразился от стальной поверхности. Пистолет лежал за булыжником в русле высохшего ручья. Сам булыжник был фута два в диаметре.
  — Так вы думаете, шеф, что убийца — Эддисон?
  — Эддисон не тот человек, — ответил Мейсон, — он импульсивный и раздражительный. Но при всем при том он привык взвешивать последствия своих поступков.
  В этот момент зазвонил телефон. Делла взяла трубку:
  — Да, это ты, Пол? Да, он здесь. Дрейк хочет говорить с вами. — Она протянула трубку Мейсону.
  Держа в одной руке трубку, Мейсон ухитрился другой рукой зажечь спичку и прикурить.
  — Алло! Пол? Привет! — проговорил он, выпуская изо рта струйку дыма и задувая спичку.
  — Перри, спрячь куда-нибудь Веронику. Как угодно, только пусть исчезнет. Полиция собирается потрясти Деллу.
  — Поздно, они уже здесь, — сказал Мейсон.
  — Ничего не нашли?
  — Нашли Веронику.
  — Боже! Она же все расскажет!
  — Она уже рассказывает. Ее забрали Голкомб и Трэгг.
  — Будь осторожен. Голкомб может подстроить тебе ловушку.
  — Постараюсь, — пообещал Мейсон и обратился к Делле: — Дрейк говорит, что Голкомб может подстроить мне ловушку. Да к тому же то ли ты забыла запереть свою дверь, то ли кто-то открыл ее другим ключом. Стоит проверить.
  — Но не могли же они…
  — Они могли поставить здесь магнитофон. Надо проверить.
  Мейсон начал осматривать комнату, заглядывая за все картины, отодвигая занавески, проверяя все углы. Делла помогала ему в этом занятии.
  — Нет, ничего не видно. Ну-ка, посмотрим еще, — проговорил Мейсон, переворачивая подушку большого кресла. — Вот те на! — вдруг воскликнул он.
  Делла подбежала к нему.
  — Что?
  В кресле под подушкой лежали шесть пустых гильз от патронов калибра 38.
  — Для чего это? — удивилась Делла.
  — Это подброшенное нам вещественное доказательство.
  — Их положил сюда Голкомб?
  — Если здесь сидела Вероника, это могла сделать и она. Или Лоррейн Феррел. Когда, ты говоришь, она заходила к тебе?
  — Она была здесь лишь минутку.
  — Она подходила близко к этому креслу?
  — Да. Она присела на него на несколько секунд.
  — И Вероника тоже сидела в нем?
  — Да.
  Мейсон задумался.
  — Как же быть? — спросила Делла.
  — Если это сделала девушка, мы должны позвонить в полицейское управление и сообщить о находке. Этим мы поставим Голкомба на место. Если нет, если оставил их здесь кто-то другой, то нам стоит избавиться от найденного, но так, чтобы не попасться.
  — А если попадемся?
  — Тогда мы пропали.
  — Как же узнать, это дело рук Вероники или нет?
  — Во-первых, нужно точно установить, была ли твоя дверь заперта.
  — Конечно.
  — Мне помнится, что, уходя, ты не спустила собачку. Голова была занята другим, вот ты и забыла.
  — А что, если позвонить в полицию и сообщить, что мы нашли эти гильзы?
  — Тогда нашему клиенту придется еще хуже. Если бы я попытался скрыть это вещественное доказательство, то неужели я настолько глуп, чтобы хранить его в твоей квартире? Но публике на такие мелочи наплевать. Я уже вижу кричащие заголовки газет: «Адвокат Эддисона утаивает вещественные доказательства! Полиция нашла стреляные гильзы в квартире секретаря Мейсона!»
  — Да, легко себе представить, — согласилась Делла.
  — Но если это подстроено полицией и я попытаюсь вынести отсюда гильзы, а полиция при этом задержит меня… Делла, у тебя здесь не найдется резинки?
  — Какой резинки?
  — Самой обычной, на которой держатся трусы или чулки, но желательно потолще.
  — Сейчас посмотрю. Но зачем?
  — Я хочу избавиться от ловушки.
  Резинка нашлась. Из одного из вертикальных прутьев в спинке кресла Мейсон соорудил вполне приличную рогатку и открыл окно.
  — Когда-то мальчишкой я был неплохим стрелком из таких орудий, — сказал он, тщательно вытер с гильзы отпечатки пальцев, которые могли остаться на ней, и натянул резинку.
  Сверкающая гильза с шумом рассекла воздух. Остальные пять штук последовали за ней.
  Глава 14
  Мейсон мерил шагами свой кабинет.
  — Нет, Пол, эта женщина должна найтись. Кстати, чек, который она мне оставила на Индианаполисский банк, оказался фальшивым. Я звонил в этот банк, чтобы узнать ее адрес. Она не открывала там никакого счета. Они никогда не слышали ни о какой Лауре Мэй Дэйл.
  — Я никак не мог ее найти, — оправдывался Дрейк.
  Мейсон промолчал.
  — А что с Вероникой? — спросил Дрейк.
  — Наш разговор с ней оборвался на самом интересном месте.
  Зазвонил телефон. Мейсон услышал голос Деллы Стрит:
  — Шеф, я видела в окно, что все они куда-то направились. Вероника была со своей сумкой. Они уехали на полицейской машине.
  — К тебе никто из них не приходил?
  — Пока нет.
  — Ладно, Делла. Я пока буду у себя, если что случится, звони, — сказал Мейсон и обратился к Дрейку: — Они увезли Веронику. Теперь мы увидим ее только на свидетельском месте, в суде.
  — А как с Эддисоном? Думается, он им все расскажет? — спросил Дрейк.
  — До суда ничего не расскажет.
  — Скверно.
  — Да.
  — Попробуешь потянуть время? — спросил Дрейк.
  — Боюсь, что не выйдет. На Эддисона надежды мало. Он так или иначе расколется. Станет или выкручиваться, или говорить правду.
  — Что же будет тогда?
  — А бог его знает.
  Зазвонил телефон. Мейсон поднял трубку.
  — Алло. Да, здесь. Тебя, Пол, — протянул он трубку Дрейку.
  Несколько секунд Дрейк слушал молча, потом заговорил:
  — Как же так?.. Да… Что?.. Будь я проклят!.. Дай я поговорю с ним… Алло, Фрэнк… Как же так?.. И что?.. Ну ладно. Интересные новости, — обратился Дрейк к Мейсону, закончив разговор.
  — А что?
  — Полиция нашла еще одного свидетеля, парня, который живет в полумиле от того старого дома. Ему было известно, что дом продан. Во вторник вечером он слышал шесть выстрелов со стороны дома. Впрочем, он подумал, что это хлопки грузовика, который идет под горку. Но его жена утверждала, что кто-то стрелял. Парень заметил время.
  — Когда это было?
  — Ровно без десяти минут девять.
  — Интервалы между выстрелами?
  — Сначала один, почти тут же второй, потом через две-три секунды четыре остальных.
  Мейсон закурил и задумался.
  — Еще одна новость, — продолжал Дрейк. — В универмаге работает одна хорошенькая курочка. Эдгар Феррел просил ее в пятницу вечером приехать к нему в этот загородный дом. Говорил, что для нее это может оказаться очень важным.
  — В пятницу вечером? — воскликнул Мейсон.
  — Да.
  — Как ее имя?
  — Мерна Релей.
  — Мне нужно поговорить с ней.
  — Это невозможно, Мейсон. Она говорила с моими людьми, потом с полицейскими. Полиция забрала и ее. Хочешь повидать моего сотрудника, который говорил с ней?
  — Конечно.
  — Сейчас я его приведу. Он в моей конторе.
  Через минуту Дрейк вернулся с представительным молодым человеком. Люди такого типа весьма нравятся женщинам.
  — Фрэнк Саммервиль, — представил его Дрейк. — Наш красавчик. Я обычно использую его, когда требуется поговорить с женщинами. Он бродил по универмагу просто как покупатель. Фрэнк, расскажи, что у тебя.
  Саммервиль театральным жестом провел ладонью по темным вьющимся волосам.
  — Мистер Дрейк приказал мне потолкаться по универмагу, покупая всякую мелочь, задавать всякие вопросы так, чтобы девушки могли мне что-нибудь рассказать. Естественно, я все больше держался тех прилавков, где покупателей немного, где продавщицы могли свободно поболтать со мной. Когда я задал одной из девушек вопрос о смерти Эдгара Феррела, правда ли, мол, газеты пишут, что его смерть отразится на работе универмага, она, фыркнув, заметила, что с этим вопросом лучше обратиться к Мерне Релей, которая работает в отделе авторучек. Я направился в отдел авторучек, прикинулся, что никак не решу, какую выбрать, болтал о том о сем, потом задал ей тот же вопрос. Стыдно сознаться, но она меня быстро раскусила. Видимо, она видела, как я толкался у других прилавков. Она напрямую спросила меня, не детектив ли я. Я рассмеялся, сначала сказал, что нет, но потом увидел, что все же лучше сказать, что да, и перестал отнекиваться. Когда я подтвердил ее догадку, она призналась, что все время думает об этом деле и никак не может решить, идти ли ей в полицию, а поскольку я детектив, она может мне все рассказать.
  — И что же она рассказала?
  — Что Феррел подошел к ней в понедельник утром и выглядел несколько нервозно, да и вел себя посмелее, чем всегда. Он частенько подходил к ее прилавку. В то утро он зашел к ней за прилавок, положил ей руку на плечо, потом его рука скользнула вниз по спине, и он похлопал ее по бедрам, это мне уже рассказали другие продавщицы.
  — Ну и что же дальше? — спросил Мейсон.
  — Он немного поболтал с нею, потом спросил, не хочет ли она получить прибавку. Она, естественно, ответила, что хочет… Как она мне честно призналась, ей самой было интересно, насколько далеко он может зайти в своих ухаживаниях.
  — Он нравился ей?
  — Видимо, не очень. Но он был одним из хозяев магазина. Одним из боссов. А ее мать была старой служащей универмага. У нее было несколько акций магазина. Мать умерла два года тому назад. Девушка решила просто поводить Феррела за нос, на этом можно было остановиться.
  — Что же именно он обещал?
  — Он сказал, что назначит ее начальницей отдела кадров с большой прибавкой в жалованье. В пятницу вечером она должна выехать за город, но никому об этом не говорить ни слова. Она спросила, в какое именно место, и он дал ей карту.
  — Карта теперь у вас?
  — Была у меня. Но сейчас нет. Мерна дала ее мне, но перед тем, как расстаться с ней, я сказал, что я частный детектив, а не из полиции, тут она потребовала карту назад, сказав, что хочет иметь дело только с полицией. Мне пришлось вернуть карту. Но я хорошо запомнил ее. Девушка вряд ли лгала мне.
  — Почему вы так думаете?
  — По разным причинам. Хотя бы из-за карты. Это, собственно, не карта, а скорее схема. Она на той же бумаге, на которой покупатели пробуют авторучки, и сделана явно не женской рукой. Похоже, что это рука Феррела. Он любит точность, а весь чертеж очень аккуратный, везде расставлены цифры.
  — Что за цифры?
  — Километраж, расстояние, номера дорог. Он подробно нарисовал все повороты, даже обозначил место, где через высохший ручей переброшен деревянный мостик.
  — Значит, он просил ее быть у него в пятницу вечером?
  — Да.
  — В какое время?
  — Он сказал — между девятью и десятью.
  — Девушка не подумала, что это несколько поздновато?
  Саммервиль усмехнулся:
  — Она вовсе не ребенок и прекрасно понимает, что к чему. Она знала, что без этого не получит обещанного повышения. Феррелу было около тридцати, ей — двадцать. Она бы на многое решилась, зная, что риск оправдан. Я не думаю, что она сама хотела опутать его, но, когда он начал заигрывать, ей это понравилось. Другие девушки заметили, что, когда Феррел заходит к ней, а он ведь один из боссов, ей это льстит.
  — Очень интересно, но не совсем понятно, — заметил Мейсон.
  — Сейчас поймете. Теперь кадрами заправляет некая Миртл К. Нортрап. Дамочка из команды Эддисона. Она его обожает, думает, что он лучший из владельцев и управляющих универмага во всем мире. Ей около сорока пяти, Эддисону сорок восемь. Понятно, она уже не очень привлекательна, но энергична, опытна. Феррелу она совсем не нравится. А работала она на этом месте еще во времена отца Феррела. Кроме того, она казначей компании.
  Мейсон подскочил на стуле.
  — Да?
  — Да. Она самая значительная из всех мелких держателей акций, она посещает все собрания акционеров. Насколько я понял, она была предана старому Феррелу, но молодого не выносит.
  — И он хотел убрать ее?
  — Он предложил этой рыженькой продавщице ее место. Но эта девчонка все же не до конца поверила, она знала, что Феррелу не удастся скинуть Нортрап. Через нее Эддисон контролирует все кадровые перемещения в компании. А Феррел постоянно возился со своими графиками и таблицами, вычисляя возможные подъемы и спады производства. По универмагу ходил слушок, что его предсказания еще ни разу не сбылись.
  — Ну так что же теперь произошло с этой продавщицей?
  — Она позвонила в полицию. Они приехали и забрали ее.
  — Они не дают мне и шагу сделать, — раздраженно заметил Мейсон. — Они позабирали всех, кто хоть что-нибудь знал.
  — Я могу идти? — спросил Саммервиль.
  — Думаю, да, — сказал Мейсон.
  — Иди и пиши свой доклад. Не упусти ни одной подробности, все может оказаться важным, — напутствовал его Дрейк.
  Саммервиль покинул комнату. Мейсон взял телефон и набрал номер своей приемной.
  — Герти, я хочу поговорить с мисс Миртл К. Нортрап из универмага Эддисона. Если ее нет на месте, узнай, где я могу найти ее. Нужно использовать все возможности, — пояснил он Дрейку, вешая трубку.
  — Интересно, что говорит сейчас полиции Эддисон, — заметил Дрейк.
  — Даже очень, — согласился Мейсон.
  — Ты уверен, что он ничего не скажет?
  — Нет.
  — Даже когда начнется суд?
  — Нет.
  — Когда же он откроет рот?
  — На свидетельском месте.
  Опять зазвонил телефон.
  — Миссис Нортрап вчера ушла в отпуск, — сообщила Герти. — Никто не знает, где она сейчас находится.
  — Почему ты подчеркиваешь, что она миссис?
  — Когда я попросила мисс Нортрап, девушка ответила мне, что миссис Нортрап в отпуске.
  — Попытайся узнать ее домашний телефон.
  — Узнала. Звонила. Никакого ответа.
  Мейсон повесил трубку и обернулся к Дрейку:
  — Она в отпуске. Может быть, она ничего не знает. Было бы интересно поговорить с самой рыженькой продавщицей. А теперь, Дрейк, слушай, что я скажу. Согласно всем свидетельствам Лаура Мэй Дэйл — хозяйка ресторана в Индиане, в городке где-то милях в пятидесяти от Индианаполиса. Это правдоподобно. Когда Эддисон подобрал Веронику, она ему это рассказала.
  Может быть, тебе удастся найти перечень ресторанов всех штатов в отчетах министерства здравоохранения, или в налоговом ведомстве, или где-нибудь еще. Пусть твои люди прочешут все городки вблизи Индианаполиса, найдут этот ресторан, выяснят, кто его хозяйка, и таким образом узнают адрес Лауры Дэйл. Если она окажется на месте, пусть посадят ее в самолет и побыстрее доставят сюда. О расходах не беспокойся, — добавил Мейсон. — Приступай к делу, и побыстрее.
  — Неужели это так важно? — спросил Дрейк.
  — Этого я не знаю. Может быть, и нет. Но надо считаться с фактами. Вероника появляется в то самое время и в том самом месте, где был убит Феррел. Ее показания могут означать приговор для Эддисона.
  — И наоборот, если она что-нибудь выдумывает, это очень выгодно для нашего клиента. Словом, надо все выяснить. Через час после прибытия в город она была арестована за бродяжничество. Почему она позволила себя арестовать? Может, тут шантаж? — спросил Дрейк.
  — Я думал о возможной связи девушки с Эриком Хенселом. Нет, не вяжется. А тут еще вступает в действие мать Вероники.
  — Ну и что?
  — Конечно же, все может быть. Но сейчас мне необходимо найти ее мать, прежде чем это сделает полиция. Понимаешь, Дрейк, все это не похоже на простое совпадение обстоятельств. Может быть, Веронику использовали как приманку для Эддисона! Может быть, Хенсел затеял по-настоящему крупную игру… Найди мне ее мать. Проверь Хенсела, посмотри, что известно обо всех его делах. И быстрее!
  Глава 15
  Репортеры ждали появления Перри Мейсона. Суд еще не начался, но зал был полон до отказа, как бывает лишь при рассмотрении особенно интересных дел. Все места были заняты, те, кому места не досталось, стояли плечом к плечу вдоль стен.
  Судья Пол М. Китли вошел в зал.
  Судебный пристав ударил молотком и объявил начало судебного заседания.
  Судья Китли устроился на своем месте, посмотрел на переполненный зал, глянул на окружного прокурора Гамильтона Бергера, затем на Перри Мейсона.
  Пристав открыл дверь и ввел Джона Эддисона. Эддисон выглядел так, будто он вообще не спал с тех пор, как полиция нашла тело Феррела. Когда миллионер — владелец универмага напряженной походкой проходил мимо стола, за которым сидел Мейсон, по залу пробежал неясный гул.
  Пристав еще раз ударил молотком.
  Мейсон как бы невзначай опустил руку на плечо Эддисона, улыбнулся и тихонько прошептал:
  — Улыбнитесь же, черт побери.
  Эддисон попытался изобразить улыбку.
  — Вот так уже лучше, — шепнул Мейсон.
  — Дело Эддисона! — объявил судья Китли. — Предварительное слушание. Джентльмены, готовы?
  — Обвинение готово, — отозвался Гамильтон Бергер.
  — Защита готова, — сказал Мейсон.
  Гамильтон Бергер собирался было вызвать первого свидетеля обвинения, но Мейсон опередил его, обратившись к судье:
  — Ваша честь, мы вызвали в качестве свидетельницы Веронику Дэйл. Но насколько нам известно, она лишена полицией связи с внешним миром и поэтому не явилась. Имея в виду тот факт, что вышеназванная Вероника Дэйл является свидетелем защиты, мы полагаем, что будет справедливо, если суд даст указание полиции доставить ее сюда.
  Гамильтон Бергер с неприятной усмешкой взглянул на Мейсона:
  — Она появится здесь. Не беспокойтесь. И выступит свидетелем обвинения.
  Судья Китли заявил:
  — Насколько я понимаю, мистер Мейсон, вы в данный момент настаиваете лишь на присутствии мисс Дэйл независимо от того, чьей свидетельницей она является?
  — Да, ваша честь, — подтвердил Мейсон.
  Судья Китли кивнул и обратился к Гамильтону Бергеру:
  — Итак, ваш первый свидетель, господин прокурор.
  — Чарльз Неффс, — ответил Бергер.
  Чарльз Неффс оказался помощником шерифа. Вечером, незадолго до полуночи, он, находясь на своем посту, ответил на звонок обвиняемого Эддисона, который сообщил, что совместно с Лоррейн Феррел, вдовой Эдгара Феррела, обнаружил труп Феррела. Звонили из ближайшего от места происшествия телефона.
  — И что вы тогда сделали? — спросил Бергер.
  — Я выехал к месту происшествия.
  — Один? — спросил Бергер.
  — Нет, сэр. Я взял с собой еще одного помощника шерифа и еще частного детектива, некоего Дрейка, который в то время находился у меня и спрашивал…
  — Один момент, — перебил его Мейсон, — любой разговор, который состоялся между Полом Дрейком и данным свидетелем и о котором не знает обвиняемый, естественно, не имеет никакого отношения к обвиняемому.
  — Естественно, — согласился судья Китли.
  — Ваша честь, — вмешался Бергер, — в данном случае есть особые обстоятельства, обвинение располагает сведениями, что с юридической точки зрения Пол Дрейк является агентом обвиняемого.
  — Вы можете доказать это?
  — Я могу представить факты, из которых следует этот вывод, — заявил прокурор.
  — Вы можете доказать это? — вновь спросил Мейсон.
  Вмешался судья Китли:
  — Нет никакой надобности заводить спор по этому поводу. Суд вынес свое решение. Свидетель не должен передавать свой разговор с каким-либо третьим лицом как свидетельское показание, если предварительно не будет установлено, что существовала некая связь между этим третьим лицом и обвиняемым. Продолжайте ваши показания, мистер Неффс.
  Неффс продолжал:
  — Я направился туда, где ждали меня Эддисон и миссис Феррел. Это была станция техобслуживания в полутора милях от старого фермерского дома. Этот дом…
  — Минутку, — прервал его Гамильтон Бергер. — Мне кажется, что мы можем обратиться к карте, это должно прояснить ситуацию. Вот карта, которую я прошу вас внимательно рассмотреть и точно указать ваш путь. Я полагаю, мистер Мейсон, вы согласитесь, что в данный момент эта карта может быть использована, учитывая тот факт, что я обещаю в случае необходимости представить доказательства того, что на ней точно изображена местность, о которой идет речь.
  — Не возражаю, — сказал Мейсон.
  — Да, — продолжал Неффс, — по карте я могу точно показать свой путь. Я ехал вот по этому шоссе, в сторону — вот, согласно стрелке; здесь — ставлю цифру «один» — я остановился.
  — Это станция техобслуживания? — спросил Бергер.
  — Да. Здесь меня ждали Эддисон и миссис Феррел, — подтвердил Неффс.
  — Что было потом?
  — Они указали мне дом, где нашли тело Эдгара Феррела.
  — Вот фотографии, — сказал Бергер, — вы можете сказать, что на них изображено?
  — Да, сэр. На них изображена комната, где найдено тело. Дом снят с разных точек. Труп был найден в юго-западном углу дома, в комнате, которая отмечена на фотографии.
  — Эти фотографии делали вы?
  — Нет, но я присутствовал при этом.
  — Вы изучали их?
  — Да.
  — Что они показывают в общем и целом?
  — Ту обстановку, которую я обнаружил в доме и вокруг него, участок рядом с домом. Все в том самом виде, какой я нашел, когда прибыл на место происшествия.
  — Прошу приобщить эти фотографии к делу в качестве вещественного доказательства, — сказал Бергер.
  — Защита не возражает, — сказал Мейсон. — Только надо обвести кружком комнату, где найдено тело.
  — Вот окно той комнаты, — протянул Бергер еще одну фотографию.
  Пока все были заняты просмотром снимков, Бергер задал новый вопрос:
  — И что же вы обнаружили, мистер Неффс?
  — Я вошел в дом вместе с Эддисоном и женой покойного. Я предупредил их, чтобы они ничего не трогали. Они согласились, но заявили, что уже оставили в разных местах отпечатки своих пальцев. Я поднялся по лестнице, открыл дверь спальни и увидел лежащее на полу тело.
  — Можете вы описать положение тела?
  — У меня в машине был фотоаппарат. Я сделал снимки трупа.
  — Вы можете предъявить их?
  Неффс выполнил требуемое.
  — Что вы заметили в спальне?
  — Немного. Обратил внимание на керосиновую лампу. Она была потушена, но бачок был полон. Почти полон. В оконном стекле было видно отверстие от пули. Я…
  — Слова «отверстие от пули» характеризуют не факт, а лишь заключение, к которому пришел свидетель, осмотрев объект, — заметил Мейсон.
  Судья Китли молча кивнул. Гамильтон Бергер раздраженно заявил:
  — Конечно, конечно. Если суд желает быть столь скрупулезным, мы вычеркнем «от пули» и оставим лишь «отверстие». Мистер Неффс, опишите, что это было за отверстие.
  Неффс улыбнулся:
  — Круглая дырка, мистер Бергер. Почти в точности под размер пули калибра 38.
  Публика в зале рассмеялась, оценив юмор Неффса, а судья призвал ее соблюдать тишину.
  — У вас есть снимки отверстия?
  — Да, сэр. Я сфотографировал все окно.
  Неффс предъявил и это фото.
  — Я вынул стекло и наложил на него с обеих сторон прозрачный пластик, — продолжал Неффс.
  — Зачем?
  — Потому что пуля, пройдя сквозь стекло, оставила в нем трещины. Я боялся, что куски стекла могут выпасть, разбиться, и тогда вещественное доказательство будет уничтожено. Нельзя будет доказать, что это была геометрически правильная, круглая дырка.
  Бергер кивнул приставу, и тот достал деревянный ящик толщиной в несколько дюймов, но площадью в несколько квадратных футов. Бергер открыл ящик и извлек из него стекло, обложенное двумя толстыми листами пластика.
  — Это то самое стекло? — спросил он Неффса.
  — Да, сэр, то самое.
  — Когда вы занимались стеклом, мистер Эддисон и миссис Феррел ничего не говорили вам?
  — Говорили.
  Вмешался Мейсон:
  — Я протестую против передачи каких-либо слов миссис Феррел, сказанных в отсутствие обвиняемого. Против передачи слов, сказанных обвиняемым или в его присутствии, я не возражаю.
  — Отлично, — откликнулся Бергер, — что говорил Эддисон и что было сказано в его присутствии?
  — Эддисон сказал, что знает это место, так как подумывал, не купить ли дом, когда его за три недели до случившегося предлагали для продажи. Когда миссис Феррел сказала ему, что беспокоится за своего мужа, он спросил, не считает ли она возможным, что ее муж находится в этом загородном доме, который он, оказывается, купил. Она ответила, что ничего не знает об этой покупке своего мужа.
  — Постойте, — сказал Бергер. — Давайте кое-что уточним. Я хочу, чтобы не возникло причин для недоразумений. Итак, обвиняемый Джон Эддисон заявил вам тогда, на месте преступления, в присутствии миссис Феррел, что он был там один-единственный раз, три недели тому назад, когда дом был предложен для продажи.
  — Да, сэр, так он сказал.
  — Скажите теперь, вы не заметили никаких следов вокруг дома?
  — Да, сэр, заметил.
  — Что за следы?
  — Следы автомобильных шин.
  — Вы можете описать их?
  — Я сделал с них снимки, сэр.
  — Эти фотографии сейчас у вас?
  — Вот они, сэр. — Свидетель выложил снимки с отпечатками шин.
  — А теперь, господа, прошу обратить внимание на этот снимок. Что вы можете сказать о нем, Неффс?
  — На нем видно, что автомобиль побывал здесь сразу же после дождя. То есть следы были оставлены в момент совершения преступления. Потом грязь запеклась на солнце.
  — А так как на этом месте машина делала поворот, остались следы всех четырех колес?
  — Да, сэр.
  — Вы знаете, когда последний раз там был дождь?
  — Да, сэр. Вечером восьмого и утром девятого.
  — То есть в понедельник в ночь и во вторник утром?
  — Да, сэр. Во вторник часа в четыре утра.
  — А каково было состояние почвы, когда вы в сопровождении миссис Феррел и обвиняемого были на месте убийства?
  — Тогда вся земля была сухая.
  — Были ли еще какие-нибудь следы машины вокруг дома, кроме тех, что изображены на этом снимке?
  — Да, сэр. Были и другие. Но эти сохранились лучше всего.
  — Значит, эти следы сохранились лучше всего потому, что были оставлены после дождя?
  — Да, сэр. Я бы сказал, в течение двадцати четырех часов после дождя.
  — И потому они четко сохранили рисунок протекторов всех четырех колес?
  — Да, сэр.
  — Скажите, у вас была возможность осмотреть автомобиль обвиняемого?
  — Да, сэр. Я осмотрел его.
  — Когда?
  — Двенадцатого, во второй половине дня.
  — И что вы обнаружили?
  — Я заготовил пластичную массу, с помощью которой снимают отпечатки протектора. По этой массе я проехал на его машине, выполнив поворот. После этого я сделал снимок оставленных следов.
  — И что же вы обнаружили? Я полагаю, что в этом вопросе вы можете считаться экспертом?
  — Следы абсолютно идентичные. В этом не может быть сомнений.
  — Снимки у вас при себе?
  — Да, сэр.
  Все углубились в рассмотрение снимков. Было очевидно, что на судью Китли идентичность отпечатков произвела большое впечатление.
  — Теперь вы можете задавать вопросы свидетелю, — обратился Бергер к Мейсону.
  Мейсон указал на вырезанный кусок стекла:
  — Вы собственноручно вырезали его?
  — Да, сэр.
  — И теперь он в том же состоянии, когда был частью всего оконного стекла?
  — Да, сэр. За исключением того, что я его вырезал. На нем по краям остались следы стеклореза.
  — Это я понимаю. Я говорю лишь об отверстии и расходящихся от него трещинах.
  — Да, сэр.
  — Эти трещины расходятся всего на два-три дюйма. Так это обычно и бывает?
  — Да, сэр.
  — Вы можете сказать, какая сторона стекла была наружной, а какая — обращенной к спальне?
  Свидетель улыбнулся и отрицательно мотнул головой:
  — Нет, сэр, не могу.
  — Вам не показалось, что это стоило отметить, когда вы вырезали стекло?
  — Нет, сэр. Ведь обе стороны совершенно одинаковы.
  — Но одна из них наружная, а другая — нет.
  В расспросы Мейсона вмешался Гамильтон Бергер:
  — Вряд ли суду столь необходимо это знать. Какая разница между двумя сторонами стекла? Никакой!
  — Ну а что сталось с остальной частью стекла? — спросил Мейсон.
  — Его забрали для опытов в лабораторию, — ответил Бергер.
  — Каких опытов?
  — Сквозь него стреляли из пистолета 38-го калибра, — пояснил Бергер. — Затем измеряли диаметр отверстия. И, мне кажется, свидетелю известно об этом.
  — Это верно? — спросил Мейсон свидетеля.
  — Да, сэр.
  — Кстати, — торжествующе сообщил Бергер, — размеры отверстий, полученные во время опыта, в точности совпали с размерами отверстия, оставленного пулей, поразившей Феррела.
  — И вы собираетесь представить их тоже как вещественное доказательство? — спросил Мейсон.
  — Я не вижу оснований для этого, — заявил Бергер. — После проведения испытаний стекло разбито. Но остались фотографии и осколки стекла. Мне кажется, свидетель может пояснить это.
  — Да, сэр, — начал Неффс. — Стекло мы не стали сохранять. Отверстия оказались слишком близки к краю стекла. Когда попытались вырезать кусок стекла, оно треснуло и раскололось.
  — Все. У меня больше нет вопросов, — сказал Мейсон.
  Бергер, несколько удивленный лаконизмом Мейсона, вызвал следующего свидетеля — специалиста по дактилоскопии.
  Свидетель показал, что он обнаружил в загородном доме убитого отпечатки пальцев Лоррейн Феррел, Джона Райсера Эддисона и, кроме того, отпечатки пальцев двух неизвестных лиц, по его мнению женщин.
  Следующим свидетелем обвинения был Фрэнк Парма — еще один помощник шерифа.
  — Вы прибыли в загородный дом Феррела днем двенадцатого числа? — спросил Бергер.
  — Да, сэр.
  — В какое время?
  — Примерно в час.
  — Вы вели специальное расследование?
  — Да, сэр.
  — И что вы обнаружили?
  — «Смит-и-вессон» калибра 38 номер 64805.
  — Где вы нашли его?
  — Если можно, я покажу на карте. Вот здесь. Примерно в восьмидесяти с чем-то футах от дома. Прямо напротив окна комнаты, где нашли труп. Револьвер лежал под камнем в русле высохшего ручья.
  — У вас сохранились фотографии этого места?
  — Да, сэр. У меня также есть снимок булыжника, о который он ударился, когда его, видимо, выбросили из…
  — Не следует утверждать, что «его, видимо, выбросили», говорите лишь о том, что вы точно установили, — прервал Бергер.
  — Да, сэр. На револьвере остались отметины от удара о булыжник, находившийся примерно в двух футах от него. На камне остались следы краски и волокна дерева. У револьвера была деревянная ручка. Кусочек ее откололся при ударе.
  — На пистолете нашли какие-нибудь отпечатки пальцев?
  — Никаких, сэр.
  — Совсем никаких?
  — Нет, сэр. Оружие было тщательно протерто.
  Бергер открыл небольшой саквояжик и извлек из него револьвер.
  — Он самый, сэр, — узнал оружие свидетель.
  — Вы не установили личность владельца оружия?
  — Да, сэр. Установлено, что примерно семь месяцев назад его приобрел Джон Райсер Эддисон.
  — Вы предъявили оружие обвиняемому?
  — Да, сэр.
  — И что он сказал?
  — Обвиняемый опознал револьвер и заявил, что он дал этот револьвер Эдгару Феррелу, когда тот собирался на рыбную ловлю.
  — Что вы можете сказать о патронах?
  — Их не было. Барабан был пуст.
  — В каком состоянии был ствол?
  — В стволе остались следы пороха.
  — Вы ничего больше не хотите спросить? — обратился Бергер к Мейсону.
  — У меня нет вопросов, — ответил адвокат.
  — Попросите доктора Паркера К. Лоретта, — сказал Бергер.
  Доктор Лоретт, занявший свидетельское место, назвался врачом-хирургом, упомянув, что его часто привлекают для вскрытий и он связан с полицией, что по просьбе полиции он произвел вскрытие трупа Эдгара Феррела.
  — Что было причиной смерти? — спросил Бергер.
  — Пулевое ранение. Пуля вошла в левую часть черепной коробки, немного сзади уха, и застряла в лобной кости.
  — Значит, пуля проникла в мозг?
  — Да. Она вызвала сильнейшее повреждение тканей мозга и внутреннее кровотечение в черепной коробке.
  — И эта рана была причиной смерти?
  — Да, сэр.
  — Сколько, по-вашему, может прожить человек, получивший такую рану?
  — Самое ничтожное время. Потеря сознания и смерть наступают практически в течение нескольких секунд.
  — Получив такую рану, человек уже не может двигаться?
  — Нет. Не может. Правда, падая, человек изменил положение тела. Но это уже от него не зависело.
  — Вы нашли пулю?
  — Да, сэр, нашел.
  — В каком состоянии она была?
  — Сплюснута на конце, но в основном не повреждена.
  — То есть?
  — Я хочу сказать, что в основном она сохранила свою цилиндрическую форму и отметины, которые остаются на пуле после выстрела, даже если пуля никуда и ни в кого не попала.
  — Вы как-нибудь пометили найденную пулю?
  — Да, сэр.
  — Как?
  — Я выцарапал на ней свои инициалы.
  — Я покажу вам пулю и попрошу ответить, та ли это пуля, о которой вы говорили.
  Бергер театральным жестом открыл небольшой запечатанный конверт и вытряхнул на ладонь кусочек свинца.
  Доктор Лоретт поднес пулю к глазам, внимательно разглядывая ее.
  — Да, та самая пуля, — сказал он.
  — Что вы с ней сделали, когда нашли ее?
  — Я передал пулю Джорджу Медлену из отдела баллистики при шерифе.
  — У меня все. Что у вас? — покосился Бергер на Мейсона.
  — Никаких вопросов, — ответил Мейсон.
  — Пригласите Джорджа Медлена, — велел Бергер.
  Джордж Медлен был коренаст, невысок, лысоват, выглядел солидно, говорил сухим хрипловатым голосом. Твердым шагом он прошел на свидетельское место, принес присягу и взглянул на Гамильтона Бергера.
  — Ваше основное занятие?
  — Я помощник шерифа, сэр.
  — Давно вы на этом посту?
  — Двадцать три года, сэр.
  — За это время вы специализировались в какой-нибудь отрасли криминалистики?
  — Да, сэр. В баллистике и в дактилоскопии.
  — Насколько подробно вы изучили баллистику?
  — Я прочел большую часть стандартных учебников. Посещал лекции в школе полиции. Четырнадцать лет практической работы.
  — Я прошу вас осмотреть пулю, которую доктор Лоретт только что идентифицировал как роковую. Вы видели ее до этого?
  — Да, сэр.
  — Что это за пуля?
  — Свинцовая пуля 38-го калибра производства компании «Петерс». Выстрел сделан из револьвера 38-го калибра.
  — Я прошу вас обратить внимание на отметины на пуле и ответить, что они означают.
  — Это следы нарезки ствола, из которого была выпущена пуля.
  — Есть ли возможность установить по ним, из какого оружия произведен выстрел?
  — Да, сэр.
  — Пожалуйста, поясните это суду.
  Медлен повернулся к судье:
  — Каждый ствол имеет некоторые особенности нарезки. Например, число каналов, их формы, размеры. Кроме того, каждый ствол имеет отличия в отливке металла, которые тоже оставляют свой след на пуле. Эти отметины на пуле столь же индивидуальны, как отпечатки пальцев.
  — Вы пытались установить тип оружия, из которого была выпущена пуля?
  — Да, сэр. Я взял «смит-и-вессон» 38-го калибра, который был представлен как вещественное доказательство, зарядил его пулями «Петерс», полностью идентичными роковой пуле по весу и размерам, и несколько раз выстрелил в тюки с ватой. Затем нашел пули в тюках и рассмотрел их под специальным микроскопом. Он состоит как бы из двух отдельных микроскопов, так чтобы объект можно было поместить под любой из них, а затем сравнить получающиеся картины, вращая ствол. Естественно, если картины совпадают, то получается одно изображение. Я поместил под микроскоп обе пули, и царапины, микронеровности, следы нарезки — все совпало. Вот так мы и определяем.
  — У вас есть вопросы? — спросил Бергер Мейсона.
  — Да. Вы сказали, свидетель, что вы также эксперт по дактилоскопии?
  — Да, сэр.
  — Вы обнаружили отпечатки пальцев подсудимого?
  — Да, сэр.
  — И вдовы покойного, Лоррейн Феррел?
  — Да, сэр.
  — Чьи-нибудь еще?
  — Да, сэр.
  — Самого покойного?
  — Да, сэр.
  — Кроме того, вы обнаружили отпечатки, которые вы приняли за женские. Не так ли?
  — Да, сэр. Я думаю, что они принадлежат двум разным женщинам. — Свидетель покосился на Бергера.
  — Полагаю, вы приняли меры к тому, чтобы установить, кто же оставил эти отпечатки?
  — Да, во всяком случае, следовало убедиться, что они не принадлежат полицейским.
  — Где теперь эти отпечатки?
  — Ваша честь! Я протестую, — вмешался Бергер, обращаясь к судье. — Если защите так угодно, пусть она наймет частного детектива, чтобы проверить отпечатки.
  — Но если эти отпечатки нельзя предъявить для освидетельствования, то этот детектив впустую затратит время, — возразил Мейсон.
  — Полиция не может представить защите эти отпечатки, — раздраженно сказал Бергер.
  — Почему?
  — Потому что с их помощью вы начнете запутывать дело, пытаясь выгородить своего клиента.
  — Но если полиция располагает такими вещественными доказательствами, то и защита должна располагать ими.
  — Вам не даны те полномочия, которыми обладает полиция.
  — Вы квалифицировали свидетеля Медлена как специалиста по отпечаткам пальцев. Я хочу выяснить, насколько полно он провел расследование, с целью проверить его компетентность.
  — Вы вовсе не хотите проверить его компетентность. Вам нужно совсем другое.
  — Пусть так, но я действую в рамках закона.
  — Ваша честь, я протестую. Так нельзя допрашивать свидетеля.
  Заговорил судья Китли:
  — Суд считает, что свидетель дал показания, связанные с баллистикой. Он упомянул о том, что он и специалист по дактилоскопии, но это не имеет отношения к делу. Точно так же, как и мера его компетентности в данной области.
  — Я подчиняюсь решению суда. У меня нет больше вопросов к свидетелю.
  — Вызовите вашего следующего свидетеля, — обратился судья к Бергеру.
  Бергер взглянул на часы, висевшие в зале:
  — Подходит время перерыва.
  — Но все-таки у нас осталось еще пятнадцать минут, — заявил судья Китли.
  — Что же, — согласился Бергер, — вызовите Эрика Хенсела.
  Место свидетеля занял Эрик Хенсел.
  — Вы знакомы с обвиняемым Джоном Эддисоном? — спросил Бергер.
  — Да, сэр.
  — Вы разговаривали с ним одиннадцатого числа?
  — Да, сэр.
  — О чем вы говорили?
  Хенсел замялся.
  — Отвечайте, — настаивал Бергер, — что это был за разговор?
  — Время, место, лица, присутствовавшие при этом? — добавил Мейсон.
  — Где происходил разговор?
  — В кабинете Эддисона, в универмаге.
  — Кто при этом присутствовал?
  — Никто. Только я и Эддисон.
  — Ну и о чем шла речь?
  — Я хотел получить кое-какую информацию для передачи другу, который ведет одну специальную колонку в газете. Я спросил мистера Эддисона о том, каким образом он подобрал на шоссе во вторник вечером некую девушку и достал ей номер в отеле. Эддисон посоветовал мне обратиться к его адвокату.
  — Он назвал имя адвоката?
  — Да, сэр. Имя мистера Перри Мейсона.
  — И вы встретились с мистером Мейсоном?
  — Да, сэр.
  — Когда?
  — В тот же день.
  — Где?
  — В его конторе.
  — И что вам тогда сказал мистер Мейсон?
  — Мистер Мейсон заявил мне, что его клиент не желает огласки этого случая, и дал мне чек на две тысячи долларов, подписанный мистером Эддисоном.
  — Вы заявляете, что мистер Эддисон дал вам две тысячи долларов за то, чтобы вы умолчали, что он находился на некоем участке шоссе во вторник вечером?
  — Да, сэр.
  Гамильтон Бергер расплылся в самодовольной улыбке и с сарказмом в голосе обратился к Мейсону:
  — Задавайте свидетелю ваши вопросы, если они у вас есть.
  Мейсон, будто не обратив внимания на слова Бергера, спросил:
  — Иначе говоря, Хенсел, вы пришли к мистеру Эддисону, чтобы шантажировать его?
  — Да, — твердо сказал свидетель. — Если бы ваш клиент не хотел кое-что утаить, он не заплатил бы двух тысяч за мое молчание.
  — Что он хотел утаить?
  — Это вы знаете.
  — Я не знаю. Я спрашиваю вас.
  — Утаить то, что он прихватил с собой блондиночку и нежно заботился о ней, и то, что он был на том месте во время убийства.
  — И за какой же из этих фактов он выложил деньги?
  — Наверное, за оба.
  — Вы так полагаете?
  — Да.
  — Значит, вы знали об убийстве, когда начинали шантажировать Эддисона?
  Хенсел растерялся, не зная, что отвечать.
  — Вы знали? — настаивал Мейсон.
  — Нет.
  — Почему же вы сказали, что полагаете, будто Эддисон заплатил вам за то, чтобы утаить факт своего нахождения на шоссе в тот вечер, когда произошло убийство?
  — Так я думаю теперь.
  — Но прежде вы так не думали?
  — Нет.
  — В то время вы ничего не знали об убийстве?
  — Конечно же нет.
  — Вы пытались шантажировать его только потому, что он помог молодой женщине.
  — Он достал ей комнату в отеле.
  — Вы договорились со службой окружного прокурора, что с вас будет снято обвинение в вымогательстве, если вы выступите свидетелем по этому делу?
  — Я не заключал ни с кем никаких договоров.
  — Но вы так поняли сложившуюся ситуацию?
  — Ну я…
  — Он понял ее именно так, — заявил Гамильтон Бергер. — Вымогательство — это относительно небольшое правонарушение по сравнению с убийством.
  — Прекрасно, — ответил Мейсон, — но в силе остается тот факт, что с него обещали снять обвинение в шантаже.
  — Да! — гаркнул разозленный Бергер.
  Мейсон повернулся к Хенселу:
  — Почему вы не сказали об этом?
  — Вы спрашивали о договоре. Никаких договоров не было. Было просто соглашение, но не договор.
  — Очень тонкое рассуждение, мистер Хенсел. Договоров вы не заключали, но зато заключили соглашение с окружным прокурором.
  Хенсел молчал.
  — Вы никогда не привлекались к судебной ответственности? — спросил Мейсон.
  — Привлекался.
  — За что?
  — За шантаж.
  — Сколько раз?
  — Четыре.
  — У вас есть помощница, женщина, с которой вы работаете. Не так ли?
  — Протестую против такого некорректного, непозволительного ведения допроса, — заявил Гамильтон Бергер. — Задавая подобные вопросы, не относящиеся к делу, защита уходит от сути дела и угрожает репутации свидетеля.
  — Вы согласны с этим, мистер Мейсон? — спросил судья Китли.
  Мейсон почтительно поклонился:
  — Ваша честь, целью моих вопросов являлся не подрыв репутации свидетеля, но выяснение личности его помощницы. Возможно, именно отпечатки ее пальцев найдены в доме, где совершено убийство, отпечатки, принадлежащие женщине, личность которой пока не установлена.
  В зале зашушукались. Судья Китли постучал молотком, призывая к порядку. Потом заявил:
  — Я не думаю, что вопрос следует ставить именно так. Такая форма постановки вопроса может лишь дискредитировать свидетеля. Время слушания дела подошло к концу. Продолжение слушания состоится завтра в десять часов утра.
  Глава 16
  Судья Китли покинул зал. Вслед за ним ушел и Гамильтон Бергер, которому пришлось отбиваться от наседавших на него журналистов.
  Мейсон, улыбаясь, стоял в окружении репортеров, готовый отвечать на вопросы:
  — Ну-ну, джентльмены, я не могу полностью раскрывать свои карты. Но факты говорят сами за себя. Вы слышали, как выступило обвинение. Все основывается на показаниях отъявленного шантажиста. Есть отпечатки пальцев двух каких-то таинственных женщин. Кто они? Установило ли обвинение их личности? Нет. Насколько обвинение стремится установить их? Судите сами, джентльмены.
  В этот момент сквозь толпу журналистов к Мейсону прорвался Пол Дрейк и зашептал ему прямо в ухо: «Важная новость».
  — Что такое?
  — Мы нашли ее.
  — Кого? Сообщницу Хенсела?
  — Нет. Лауру Мэй Дэйл. Мать Вероники.
  — Наконец-то! — не скрывая радости, воскликнул Мейсон.
  — Мои люди нашли ее в ресторане, в одном городке в Индиане. Они тут же посадили ее в самолет, сказав, что от этого зависит судьба ее дочери. Теперь она здесь. Я не мог сообщить тебе об этом во время заседания.
  — Мистер Эддисон, — возвысил голос Мейсон, — подождите минутку! Пристав, прошу вас, задержите мистера Эддисона.
  Пристав, сопровождавший Эддисона, остановился. Мейсон подошел к Эддисону и, взяв его за руку, зашептал:
  — Хорошие вести, Эддисон, наконец-то мы кое-что заполучили.
  — Что именно? — не понял Эддисон.
  — Сейчас я не могу вам этого сказать, но теперь вы можете чувствовать себя спокойнее.
  Мейсон вернулся к Дрейку:
  — Ладно, Пол, пошли отсюда. Теперь мне нужна Делла и ее блокнот. Я хочу, чтобы показания матери Вероники были застенографированы. А ее отпечатки следует сравнить с теми, которые полиция обнаружила в загородном доме. Где эта женщина сейчас?
  — В отеле.
  — Она никуда не смоется оттуда?
  — Нет. Там дежурят два моих человека. Кроме того, мы пообещали ей, что доставим туда Веронику.
  Мейсон усмехнулся:
  — Мы можем лишь попытаться доставить к ней Веронику. Мы свяжемся с Гамильтоном Бергером и заявим ему, что мать Вероники просит дать ей возможность увидеть дочь.
  — Но он же лопнет от злости и скажет, что это свидание может состояться только в помещении прокуратуры.
  — До этого он не сразу додумается. А сначала только разозлится. Где, ты говоришь, она остановилась?
  — Там же, где и дочь, в отеле «Рокевэй». Тут мы учли психологию.
  — Это ни к чему. Она достаточно умна и прекрасно во всем разбирается. Если она никак не причастна к шантажу, значит, я ничего не понимаю в людях. Поехали.
  Делла Стрит, Пол Дрейк и Перри Мейсон постучали в дверь шестьсот двенадцатого номера.
  — Что нужно? — раздался оттуда грубый мужской голос. Дверь чуть-чуть приоткрылась. Тот же голос, но уже другим тоном произнес: — О, это вы, босс. Входите, пожалуйста.
  Дрейк в сопровождении Деллы Стрит и Перри Мейсона вошел в комнату, где находились два дюжих молодчика, способных постоять за себя.
  — Где она? — спросил Мейсон.
  — В смежной комнате. Но пока она даже не зарегистрировалась в отеле. Этот номер фактически еще не снят. Мы сейчас как раз думаем, как с этим быть.
  Дрейк мгновенно встрепенулся:
  — А вы уверены, что она там? Вы уверены, что она не воспользовалась другим выходом?
  — Что вы, босс. Дверь заперта, а ключ у нас. Она на месте. Хотите поговорить с ней?
  Дрейк кивнул.
  — Сейчас доставим ее.
  — Минутку, — вмешался Мейсон, — лучше, если вы просто вежливо скажете, что даму хотят видеть.
  — Ладно.
  Один из парней постучал в соседнюю дверь.
  — Миссис Дэйл, к вам пришли. Не беспокойтесь. Вполне приличные люди.
  Мейсон, ожидавший встретить женщину, заходившую к нему в контору, был крайне удивлен, увидев совсем другого человека. Это была худая, измученная работой женщина лет за сорок, державшаяся робко и неуверенно.
  — Вы пришли сказать мне о моей дочери?
  Мейсон выступил вперед и представился:
  — Меня зовут Перри Мейсон. Я адвокат. Это Пол Дрейк — частный детектив. Мы хотим попытаться вернуть вам дочь. Случилось так, что ее привлекли к суду в качестве свидетельницы. Я сейчас свяжусь с людьми, которые задержали ее, и попрошу привезти Веронику сюда.
  Дрэйк, ничего толком не понимая, сказал:
  — Я думал, что вы уже знакомы, ведь вы приходили в контору мистера Мейсона.
  Женщина растерянно улыбнулась:
  — Что вы! Я ведь только приехала в этот город. Я так хочу увидеть Веронику. Я не видела ее больше года. Последний раз она прислала мне открытку из этого вот отеля — «Рокевэй». Я приехала…
  — Вы не видели ее больше года? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — А где вы живете?
  — В маленьком городке в Индиане. Вряд ли вы слышали о нем. У меня там маленький ресторанчик. Всего на десять столов. Но в нем уютно, чисто, домашняя кухня.
  — Значит, вы мать Вероники? — спросил Мейсон.
  — Конечно. Почему вы спрашиваете?
  — Просто так. Расскажите нам о Веронике.
  — Что же мне рассказать о ней?
  — Ну, например, сколько ей лет?
  — Восемнадцать, девятнадцатый. О нет… Боже! Да ведь ей уже двадцать! Как летит время…
  — Вы ведь сказали, что не видели ее больше года?
  — Целый год. Даже, наверное, немножко больше. Ради бога, скажите, мистер Мейсон, с ней все в порядке? Я так беспокоюсь за нее. Когда она в этот раз покинула наш дом…
  — Это был не первый раз?
  — О господи, нет, не первый. Она давнишняя маленькая бродяжка. Наверное, я слишком многого хотела от нее. Городишко у нас тихий, молодежи мало. Вероника, я понимаю, была одинока. Она была мне хорошей помощницей. И посетители любили ее. Она такая приветливая, жизнерадостная. Когда она жила со мной, мне и задумываться не приходилось о помощниках.
  — А когда она первый раз ушла из дома?
  — Да так что-нибудь года три-четыре назад.
  — И как же это случилось?
  — Просто взяла и ушла. Месяца три-четыре я ничего о ней не слышала. Я так волновалась! Даже заявила в полицию. Потом она вернулась, объяснила, что поездила по стране и теперь снова готова начать работать. Но ее хватило ненадолго. Прошло месяца три-четыре, и ее вновь обуяла страсть к путешествиям.
  — Она уходила одна?
  — Одна. Но поймите меня правильно. Вероника — хорошая девочка. Она может ехать вместе с кем-нибудь, но не более того.
  — Вы в этом уверены?
  — Боже, конечно, уверена. Говорю вам, она порядочная девушка. Но она не может долго усидеть на одном месте. В душе она вечная странница, вечная бродяжка. Может быть, это унаследовано от отца. Он был таким же непоседой, все переезжал с одного места на другое, все искал, как он говорил, свою судьбу. Когда родилась Вероника, уехал поискать Землю Тысячи Возможностей. Да так и не нашел ее. Эти его путешествия разорили нас. Но ему все прощалось. Боже, когда он начинал говорить, как было не заслушаться! Он был полон надежд. Дважды, по его словам, он едва не стал миллионером. Он погиб в автокатастрофе, когда Веронике было всего пять лет.
  — Вернемся к Веронике.
  — Повторяю, я не видела ее больше года. Иногда получала от нее открытки из разных мест. А ей я писать не могла. Она ведь всегда в дороге. Иногда известий от нее не приходило три или четыре месяца, а потом она писала, где побывала, больше ничего, только перечень мест. Кажется, кроме самих переездов, ее ничто не интересует.
  — Во время странствий у нее случались неприятности?
  — Что вы, мистер Мейсон, она умеет чудесно обращаться с людьми. Умеет так посмотреть в глаза, что почувствуешь себя грязью под ее ногами. Я не знаю, как это у нее получается. Она умеет быть и душой общества, но ей больше нравится тихо сидеть в сторонке. Уму непостижимо, как она добивается от людей того, чего хочет, — это совсем и объяснить нельзя.
  Было видно, что миссис Дэйл гордится дочерью.
  — Ей никогда не приходилось сидеть без денег? Она никогда не просила вас о помощи? — спросил Мейсон.
  — Боже мой, нет! Она превосходно с этим справляется. Не знаю, как у нее это получается, но всякий раз, когда я видела ее, у нее было полно денег, она была хорошо одета. Она каждый раз привозит мне подарки, когда возвращается домой. И где только Вероника не побывала! Она объездила почти все штаты. Однажды добралась даже до Мехико. Господи! Как я хочу увидеть ее! Прямо до смерти!
  — Вам придется подождать. До завтра, пожалуй.
  — Так вот всегда. Ей всегда некогда. Она всегда занята.
  — Вы должны предъявить доказательства, что вы действительно мать Вероники. У вас есть с собой какие-нибудь документы?
  — Мистер Мейсон! Но кто же я, как не ее мать?
  — Я понимаю, но у вас есть какие-нибудь доказательства? Свидетельства?
  — Я… Вот мои водительские права, вот открытка, присланная Вероникой, вот ее фотография… — Она достала все это из своей сумки и протянула Мейсону.
  Мейсон взглянул на них, подошел к телефону и набрал номер Гамильтона Бергера.
  Услышав голос секретаря, Мейсон сказал:
  — Я понимаю, что рабочий день кончился, но, может, мистер Бергер задержался? Это говорит Перри Мейсон. Мне нужно поговорить с мистером Бергером.
  — Подождите минутку. Он еще здесь. Сейчас соединю.
  — В чем дело, Мейсон? — раздался после некоторой паузы резкий голос Бергера.
  — У меня к вам большая просьба.
  — У вас такое незавидное положение, что вы вынуждены просить? Что вы хотите от меня?
  — Рядом со мной находится мать Вероники Дэйл. Она хочет повидаться со своей дочерью. Вы не могли бы это устроить?..
  — Нет, — прервал его Бергер. — Вероника Дэйл — важнейший свидетель. Завтра, когда она будет давать показания, вы сможете поговорить с ней. Мне жаль, Мейсон, но ничем помочь не могу. До свидания!
  В трубке послышались гудки.
  Мейсон усмехнулся и положил трубку на место.
  — Как там Вероника? — спросила миссис Дэйл.
  — Как я и ожидал, с ней все в порядке, но увидеть ее вам придется лишь завтра.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Делла, если Бергер будет пытаться связаться со мной, скажите ему, что я вышел и вы не знаете куда.
  Глава 17
  Когда следующим утром суд снова возобновил свою работу, свидетельское место опять занял Эрик Хенсел.
  — Каким образом вы получили информацию, которая дала вам возможность шантажировать мистера Эддисона? — спросил Мейсон.
  — С вашей помощью, мистер Мейсон. Я узнал, что вы бросились в тюрьму, чтобы под залог освободить Веронику Дэйл.
  — Как же вы установили связь между этим фактом и мистером Эддисоном?
  — Я иногда бываю в пресс-центре полицейского управления. Я там кое-кого знаю. И мне сообщают некоторые сведения. Конечно, никто из полиции не знал, чем я занимаюсь. Они думали, что я просто собираю информацию для газет. Но когда я узнал, что вы приложили столько усилий, чтобы вызволить из тюрьмы девочку, которую упрятали за бродяжничество, я понял, что из этого можно кое-что выжать, хотя для других этот факт ровно ничего не значит. Я решил разыскать ее, узнал, что она остановилась в отеле «Рокевэй» и что обвинение в бродяжничестве с нее снято. Я отправился в отель. Служащий отеля заявил мне, что все известное ему о ней он уже сообщил полиции, что девчонка получила комнату в отеле и об этом позаботился сам управляющий отелем. Я пошел к управляющему, представился ему как корреспондент газеты, добавил, что хочу знать, почему он уделяет этой красотке такое внимание. Я преподнес ему все это так, что он испугался и ответил, что он лишь выполнил просьбу мистера Эддисона, который звонил ему и просил зарезервировать комнату. Вот так я добрался до Эддисона. Заговорив с ним, я понял, что из него можно кое-что вытянуть. Я начал обрабатывать его со всех сторон.
  — Вы сказали, что вас послал некий журналист?
  — Да, что-то в этом роде.
  — Кто этот журналист?
  — Мне не хочется говорить об этом. Тем более не все то, что я ему тогда заливал, соответствует истине.
  — Ваша честь, — вмешался Бергер. — Защитник вновь нарушает правила ведения допроса. Ведь главное заключается в том, что подсудимый, стараясь скрыть свое пребывание на месте во время совершения убийства, пожелал заплатить две тысячи долларов, лишь бы информация об этом факте не попала в газеты.
  — Таково ваше субъективное толкование событий, — заявил судья Китли. — Вполне допустимо, что обвиняемый Джон Эддисон желал уплатить деньги потому, что хотел скрыть свои отношения с молодой женщиной.
  — Я полагаю, что этот вопрос полностью прояснится в показаниях нашего следующего свидетеля, — сказал Гамильтон Бергер. — Вы увидите, ваша честь, что все усилия обвиняемого купить молчание Хенсела связаны с тем, что он хотел скрыть именно факт своего нахождения на месте убийства в то время, когда оно произошло.
  — Позвольте все же мне задать один вопрос свидетелю, — сказал судья Китли. — Мистер Хенсел, насколько тесными в действительности были ваши связи с упомянутым журналистом?
  — Они не были особенно тесными, — ответил Хенсел. — Время от времени я передавал ему кое-что из того, что мне удавалось узнать, ну а он в ответ по-своему благодарил меня за это. От него я получал входные билеты и пропуска в разные места. Вы понимаете, в моем деле необходимо иметь связь с прессой, чтобы тебя боялись, и тот человек даже не подозревал о том, как я выгадываю на этом, он просто думал, что я его добрый друг, и все.
  — Что же, коли так, я не вижу причины, чтобы оглашать имя вашего знакомого, — сказал судья Китли. — Было бы несправедливо по отношению к какому бы то ни было уважаемому журналисту делать его имя достоянием гласности в данной ситуации, тем более в связи с таким свидетелем. Могу заметить лишь, что ответственность за обещанную свидетелю амнистию всецело несет окружной прокурор и что при даче показаний свидетель проявил излишнюю самоуверенность, полное отсутствие чувства гражданского долга и пренебрежение к этическим нормам.
  Бергер покраснел.
  Следующим свидетелем была Вероника Дэйл. Она вошла в скромном милом костюме кремового цвета, подчеркивающем ее красоту и невинность. Именно так и восприняла внешность девушки до отказа заполнившая зал публика.
  Гамильтон Бергер вдруг стал вести себя так, будто ему было очень неприятно, что такая очаровательная девушка вынуждена проходить свидетелем по делу об убийстве.
  — Ваше имя? — спросил он.
  — Вероника Дэйл, — ответила та еле слышным голосом, потупив глаза.
  — Сколько вам лет?
  — Восемнадцать, — чуть громче произнесла она.
  — Дайте, пожалуйста, свидетелю микрофон, — попросил судья Китли.
  Пристав придвинул к девушке микрофон.
  — Говорите в микрофон и старайтесь говорить как можно громче, — сказал судья.
  — Слушаюсь, сэр, — послушно ответила Вероника.
  — Где вы живете, Вероника?
  — У меня в общем-то нет постоянного места жительства. Моя мать живет в маленьком городке в Индиане. Я покинула дом, чтобы самой попытать счастья. Я только прибыла в город, когда это случилось. — В ее глазах появились слезы.
  — Я понимаю ваше состояние, — выказывая участие, сказал Бергер, — я попытаюсь не задерживать вас долго своими вопросами. — Бергер бросил взгляд в сторону Мейсона и задал первый вопрос: — Вы ведь знакомы с обвиняемым Джоном Райсером Эддисоном, не так ли?
  — Да.
  — Когда вы впервые встретили его?
  — Вечером девятого.
  — Где?
  — Он подвез меня на своей машине.
  — Я понимаю это, но где вы впервые увидели его?
  — На шоссе, около дренажной трубы.
  — Вы ведь показали это место шерифу, когда он допрашивал вас?
  — Да. — Ее голос опять стал чуть слышным.
  — Пожалуйста, погромче, — попросил Бергер. — В вашем присутствии что-либо фотографировали?
  — Да, сэр.
  — Ваша честь, — вмешался Мейсон, — обвинение само говорит за свидетеля, свидетелю лишь остается подтверждать сказанное. Это не метод взятия свидетельских показаний.
  — Ваша честь, — тут же отозвался Бергер, — перед нами молодая девушка из маленького городка, перед нами испуганный ребенок. Мне просто жаль, мне стыдно, что ее привлекли к этому ужасному делу. Самое чудовищное заключается в том, что убийца подвез ее…
  — Оставьте эмоции и ведите допрос свидетельницы как положено, — прервал Бергера судья Китли.
  — Хорошо, ваша честь, — согласился тот, бросая недовольный взгляд на Мейсона, и вновь повернулся к Веронике. — Если я покажу вам фотографии, вы сможете опознать упомянутое место?
  — Да, сэр.
  Бергер высыпал кучу фотографий.
  — Узнаете?
  — Да. Вот здесь. Я сидела здесь и ждала, когда появилась машина мистера Эддисона. Когда я услышала звук двигателя, то встала…
  — Откуда же появилась его машина?
  — Она выехала сбоку. Вот отсюда, — показала Вероника на фотографию.
  — Вы видели машину?
  — Машину нет, но я видела отблеск ее фар и слышала шум двигателя. Ночь была тихой, слышно хорошо.
  — Шум двигателя?
  — Да. Было похоже, что машина идет по разбитому проселку, она так ревела.
  — Вероника, я покажу вам карту участка с домом, где был найден труп мистера Феррела. Вы сможете показать это место на карте?
  — Что показать?
  — Показать, где вы находились, где эта дренажная труба, — пояснил Бергер, разворачивая карту.
  Вероника внимательно посмотрела на карту, потом указала точку над ней:
  — Вот здесь я сидела, вот дренажная труба.
  — Ну а откуда появилась машина мистера Эддисона?
  — Она появилась вот с этой стороны.
  — Ну и что было дальше?
  — Я слышала, что машина идет довольно медленно. По звуку было похоже, что она идет на первой, ну, может быть, на второй передаче. Потом вот здесь она взяла крутой подъем и выехала на шоссе.
  — Вы увидели ее?
  — Нет, в этот момент я не могла ее видеть. Я заключила по звуку. Этот подъем на шоссе был примерно в четверти мили от того места, где я сидела.
  — И что потом?
  — Я почти уверена, что машина выехала на асфальт на низкой передаче, потом включила вторую, потом я поднялась и вышла на шоссе, чтобы увидеть машину и чтобы из машины увидели меня.
  — Подождите минутку, Вероника. Давайте вернемся назад. До того как вы услышали звук двигателя, вы не слышали больше никаких звуков?
  — Слышала.
  — Что это были за звуки?
  — Хлопки, выстрелы.
  — Сколько их было?
  — Шесть.
  — Вы можете описать их?
  — Сначала я подумала, что это барахлит двигатель или выхлопная труба, но потом я поняла, что это были выстрелы. Я услышала сначала один выстрел, потом через секунду другой, через секунду или две еще четыре один за другим, очередью.
  — Когда вы слышали эти выстрелы?
  — Примерно за минуту-две до того, как послышался звук двигателя машины.
  — Наверное, минут за пять?
  — Нет, не думаю. Минуты за две, может быть, за три, ну, в крайнем случае чуть-чуть больше.
  — Вы знаете, сколько времени тогда было?
  — Точно сказать не могу. Часов девять, возможно, немного позднее.
  — Хорошо. Значит, вы слышали выстрелы, потом звук работающего двигателя, потом шум машины, едущей по проселку, потом она наконец показалась на шоссе. Так?
  — Да, так, сэр.
  — И вы подняли руку, чтобы остановить машину?
  — Нет, я не подняла руки. Я просто осталась стоять на дороге, чтобы водитель увидел меня…
  — И что же тогда?
  — Машина ехала медленно. Потом как будто прибавила скорость, но, заметив меня, водитель притормозил и подал назад.
  — Дальше.
  — Мистер Эддисон спросил, не надо ли подвезти меня.
  — Вы говорите об обвиняемом Джоне Райсере Эддисоне, который сидит сейчас слева от мистера Мейсона?
  — Да, сэр.
  Бергер, выказывая отеческую заботу, мягким голосом произнес:
  — Я понимаю, Вероника, что это неприятный вопрос, но мне хочется, чтобы вы все подробно рассказали о дальнейшем ходе событий.
  — Пока мистер Эддисон давал задний ход и затем предлагал подвезти меня, я все время пыталась оценить его.
  — Что значит «оценить»?
  — По звуку двигателя я поняла, что это мощная машина. Когда она показалась на шоссе, я увидела, что она большая, новая, дорогая. Когда я посмотрела на водителя, он показался мне типичным бизнесменом, на которого можно положиться. Поэтому я ответила, что если он едет в город, то буду рада, если он подвезет меня. Он ответил утвердительно, и я села в машину.
  — Вы о чем-нибудь говорили с ним?
  — Да, обычный разговор водителя с незнакомой девушкой, которую он подвозит.
  — О чем же вы говорили?
  — Ну, я рассказала ему, что езжу с места на место, ищу… возможность устроить свою жизнь.
  — Вы сказали ему, что покинули свой дом?
  — Да.
  — И что же дальше?
  Вероника неожиданно подняла глаза и повысила голос:
  — Я хочу подчеркнуть один момент, один факт. Мистер Эддисон — совершеннейший джентльмен, совершеннейший!
  — Я понимаю, — сказал Бергер. — Но все же, что было с вами дальше?
  — Он спросил, есть ли у меня место в городе, где остановиться, есть ли деньги. Я не хотела отвечать, но он заставил меня сознаться, что денег у меня мало, что я не знаю, где мне остановиться. Он, как отец, пожурил меня за это, сказал, что такое легкомыслие недопустимо, что в большом городе это может быть даже опасно…
  — Дальше.
  — Он остановил машину у станции техобслуживания, пошел позвонить по телефону, потом вернулся и сказал, что все в порядке, меня ждет комната в отеле и об оплате мне беспокоиться не надо.
  — И потом?
  — Потом мы поехали в город, он довез меня до отеля «Рокевэй», проследил, чтобы я зарегистрировалась и действительно получила комнату.
  — После этого вы встречались с мистером Эддисоном?
  — Да.
  — Когда?
  — Днем десятого, я отправилась к нему в контору.
  — По его приглашению?
  — Да. Он отослал меня с запиской к начальнице отдела кадров, и я получила работу.
  — В то время вам было известно о том, что его шантажируют?
  — Я вообще никогда не знала об этом.
  Бергер повернулся к Мейсону:
  — Я полагаю, теперь вопросы этой молодой женщине зададите вы?
  — Конечно, задам, — подтвердил Мейсон.
  — Закон дает вам это право, — вынужден был согласиться Бергер.
  — Скажите, ваша мать жива? — спросил Мейсон Веронику.
  — Да.
  — Вы ведь жили с ней?
  — Да.
  — Вы ушли из дома, потому что вам надоела рутина, однообразие домашних дел?
  — Да. Все эти дела были связаны с работой в ресторане. Конечно, накрывать столы, жить в жалком маленьком городишке, где нет никаких перспектив, — скучновато. Единственно, кого там можно встретить, это неуклюжих, застенчивых неудачников, у которых не хватило духа уехать оттуда.
  — И поэтому вы пустились в путь?
  — Да.
  — И добрались сюда на попутных машинах?
  — Да.
  — Это интересно. Мисс Дэйл, сколько времени у вас заняло это путешествие? Вы молоды, привлекательны. Я полагаю, вам не приходилось долго ждать попутных машин.
  В глазах Вероники неожиданно мелькнул страх.
  — Не приходилось, — согласилась она.
  — Так сколько же времени прошло с тех пор, как вы покинули дом и добрались до здешних мест?
  — Должно быть, совсем немного.
  — Скажем, около недели?
  — Да, может быть, наверно.
  — Значит, после вашего ухода из дома и до встречи с мистером Эддисоном прошла всего неделя?
  Вероника молчала.
  — Вы не можете ответить?
  — Ваша честь! — вмешался Гамильтон Бергер. — Я протестую! Защита должна ограничиться вопросами, касающимися места и времени совершения убийства. Для молодой женщины этого и так больше чем достаточно.
  — Ваша честь, — ответил Мейсон, — меня интересует именно вопрос о месте и времени совершения преступления. И именно в связи с этим мне хочется выяснить некоторые обстоятельства, связанные с пребыванием свидетеля на известном месте в известное время.
  — Что же, — согласился с Мейсоном судья Китли. — В этом отношении ваш вопрос вполне закономерен и уместен, но не следует далеко отступать от круга тем, непосредственно связанных с преступлением.
  После этого замечания судьи в зале несколько секунд царило молчание.
  — Ответьте на вопрос, — обратился судья Китли к Веронике.
  — Могу я попросить воды? — еле слышно спросила она.
  Гамильтон Бергер моментально вскочил с места, налил стакан воды из графина и протянул его Веронике.
  — Успокойтесь, Вероника. Возьмите себя в руки, — подбодрил он ее.
  — Что с ней? Ей плохо? — спросил Мейсон.
  — Что значит «что с ней»? — взревел Бергер. — Из-за ваших инсинуаций, естественно…
  — Странно, — заметил Мейсон, — она кажется мне вполне здоровой молодой женщиной лет двадцати. Я не вижу причины, чтобы она не ответила на мой вопрос. Но когда вы так энергично принялись подбадривать ее, мне показалось, что с ней что-то случилось.
  — Ничего не случилось! — рявкнул Бергер, садясь на свое место.
  — Итак, продолжим, мисс Дэйл, — как можно спокойнее сказал Мейсон. — Сделайте несколько глотков и скажите нам, пожалуйста, когда вы покинули свой дом.
  — «Лет двадцати»! — снова взорвался Бергер. — Перед вами девушка, почти ребенок, невинная, неиспорченная, ей всего лишь восемнадцать, а вы постоянно бросаете в нее грязью.
  — Джентльмены, — возвысил голос судья Китли, — в зале суда не следует вести себя подобным образом, это не место для сведения личных счетов и для взаимных выпадов.
  Вероника медленными глоточками втягивала в себя воду.
  — Может быть, вам налить еще? — спросил Мейсон.
  — Нет.
  — Вам лучше? — участливо спросил Бергер.
  — Вы готовы отвечать? — спросил Мейсон.
  Вероника взглянула на Мейсона и зарыдала. Мейсон забрал у нее стакан, поставив его на место.
  Бергер мигом подскочил к девушке и начал по-отечески похлопывать ее по плечу, утешать:
  — Ну-ну, Вероника, успокойтесь. Все в порядке. Суд не даст вас в обиду. Судья Китли не позволит этого. Никто из сидящих в зале не сможет спокойно отнестись к таким инсинуациям. Суд же…
  — Здесь не место для личных выпадов, господин прокурор, — оборвал его судья Китли, не отрывая внимательного взора от лица Вероники Дэйл.
  Мейсон сел на свое место, закинул руки за голову и стал ждать.
  Бергер продолжал стоять рядом с Вероникой. Весь зал слушал затихающие всхлипывания девушки.
  — Ваша честь, — вновь заговорил Бергер, — я протестую. Я считаю, что допрос свидетельницы идет с нарушениями. И защитник несет персональную ответственность за нервный срыв свидетельницы. И пусть он не думает…
  — Дайте ей самой все обдумать и решить, — заметил Мейсон.
  — Суд не видит причин, которые мешали бы свидетельнице ответить на заданные вопросы, — отчеканил судья Китли.
  — Ваша честь! — запротестовал Бергер. — Да ведь это не вопрос, это чистые инсинуации, будто она беременна…
  — Защитник всего лишь поинтересовался самочувствием свидетельницы, почему это вызвало у вас такую реакцию. Кстати, сколько ей лет?
  — Восемнадцать, ваша честь. Ей…
  — Двадцать, — оборвал Бергера Мейсон.
  — Сколько вам лет? — обратился судья к Веронике Дэйл.
  Она взглянула на него и снова зарыдала. Судья Китли откинулся в кресле и, подобно Мейсону, тоже расслабился:
  — Что же, мы подождем, успокойтесь, тогда ответите.
  — Вероника, может, вы не в состоянии отвечать на вопросы? — снова вмешался прокурор.
  — В состоянии, — решительно заявила она.
  — Ну вот, на вопрос мистера Бергера вы ответили. Теперь ответьте, сколько вам лет, — сказал судья Китли.
  Она подняла голову и окинула взглядом публику, будто ища в зале помощи.
  — Сколько вам лет? — повторил вопрос судья Китли.
  Бергер весь дрожал от напряжения. Заметив это, судья Китли сказал:
  — Я полагаю, господин прокурор, вам не следует так волноваться. Мне не кажется, что мисс Дэйл не сможет ответить на такой простой вопрос или что она готова упасть в обморок. Так сколько же вам лет, мисс Дэйл?
  Она вся напряглась и еле слышно проговорила:
  — Двадцать.
  Но этот ответ услышал весь зал.
  — Да, — покачал головой судья Китли. Затем он резко повторил вопросы, заданные Мейсоном Веронике: — Когда вы покинули дом? Когда в последний раз видели свою мать? Сколько времени вы добирались сюда? Сколько времени ехали на попутных машинах?
  — Я… Я не могу точно сказать… Я не считала…
  — Когда вы в последний раз видели вашу мать?
  — Я… Мне…
  — Ваша честь! — не вытерпел и вмешался Гамильтон Бергер. — Я должен внести предложение, касающееся…
  — Пожалуйста, только поскорее, — сказал судья Китли.
  — Мне стало известно, что мать этой девушки находится здесь, в городе, ее опекает Перри Мейсон, но по каким-то соображениям он решил, что ей не следует сегодня присутствовать на заседании суда. Мне кажется, ваша честь, что защите следует вызвать сюда мать Вероники Дэйл, чтобы она успокоилась и могла…
  — Позволю себе напомнить, — тут же отозвался Мейсон, — что именно я сообщил вам о ее приезде и просил вас разрешить ей свидание с дочерью, но вы это предложение отвергли.
  — Да, — сказал Бергер, — тогда я отверг это предложение, но сейчас вижу, что встреча должна состояться. Вчера вы просто застали меня врасплох, когда я уже собирался уходить домой. Чуть позднее я хотел предложить, чтобы мистер Мейсон направил миссис Дэйл ко мне, и я бы тогда лично устроил им свидание. Я пытался дозвониться до мистера Мейсона, но безуспешно. Я пытался выяснить, в каком отеле остановилась мать мисс Дэйл, но также безуспешно. Я не мог предположить, что мистер Мейсон будет столь яростно препятствовать этому свиданию. Противозаконное сопротивление со стороны…
  Судья Китли резко застучал молоточком:
  — Извольте воздержаться от необоснованных и личных выводов!
  — Позволю себе заметить, — сказал Мейсон, — что заявление господина прокурора преследовало не столько цель предъявить мне обвинения, пусть и необоснованные, сколько дать свидетельнице возможность сориентироваться. Зная, что ее мать находится здесь, мисс Дэйл может соответствующим образом изменить свои показания.
  — Она должна видеть свою мать! — гаркнул Бергер.
  — Она получит эту возможность, когда ответит на вопросы суда, — отрезал судья Китли. — Перед нами вполне здоровая, дееспособная и несущая ответственность за свои поступки двадцатилетняя женщина. Она вполне в состоянии ответить на заданные ей элементарные вопросы без того, чтобы господин прокурор, как нянька, бегал вокруг нее. Она может ответить на них и в отсутствие своей матери. Я желаю выяснить, когда она покинула свой дом, когда в последний раз видела свою мать, и я узнаю это от нее.
  В зале после этой тирады судьи установилась напряженная тишина.
  — Так когда же вы оставили дом? — потребовал ответа судья. В его голосе уже не чувствовалось прежней симпатии к свидетельнице.
  — Примерно год назад, — отвечала Вероника.
  — Почему же вы сказали, что добрались до города за неделю? — спросил Мейсон.
  — Я… я запуталась, смутилась…
  — Вы и теперь в смущении?
  — Да.
  — Вы понимаете мои вопросы?
  — Да, понимаю.
  — Вы покинули дом примерно год назад и с тех пор не видели свою мать?
  — Нет, не видела.
  — Когда вам исполнилось двадцать лет?
  — Месяца три назад.
  — Где вы жили весь этот год? Вы ведь не могли быть постоянно в пути?
  — Конечно, нет.
  — Тогда где вы находились?
  — В разных местах.
  — Ваша честь, — вмешался Бергер, — расспросы о том, что делала и где пребывала свидетельница в течение последнего года, выходят за рамки процедуры. Ее непосредственное участие в этом деле ограничено единственным часом, когда она встретила обвиняемого сразу же после убийства им своего партнера. Естественно, защита стремится всячески затушевать этот факт. Но выяснение того, чем занималась молодая женщина в течение всего года, может лишь затянуть дело и нанести ущерб как репутации свидетельницы, так и прояснению существа этого дела.
  — При других обстоятельствах я бы согласился с вами, — ответил судья Китли, — но сейчас нам необходимо убедиться в полной достоверности показаний свидетельницы с помощью косвенных вопросов.
  — Да, конечно, мисс Дэйл может скрывать кое-что из своего прошлого. Например, причины ухода из дома или свою интимную жизнь. Но неужели суд желает выяснить именно это? — упорствовал Гамильтон Бергер.
  — Суд не интересуется сердечными тайнами мисс Дэйл, — сказал судья, — но ему небезынтересно, как она могла целый год добираться сюда из Индианы.
  — Но эти расспросы и есть прямое вмешательство в ее частную жизнь! — настаивал окружной прокурор.
  — Хорошо, — согласился судья Китли. — Мистер Мейсон, постарайтесь в своих вопросах не задевать обстоятельств жизни свидетельницы и касаться возможно более узкого интервала времени, непосредственно связанного с моментом совершения преступления.
  — Я постараюсь, ваша честь, — сказал Мейсон. — Значит, мисс Дэйл, вы голосовали на шоссе, чтобы вас подкинули в город. Как вы оказались именно в этом месте, у дренажной трубы?
  — Именно там я вышла из машины, на которой ехала до этого.
  — А почему вышли из нее?
  — Водитель позволил себе некоторые вольности, а я не могла допустить этого.
  — Как же вам удалось избавиться от приставаний?
  — У меня был лишь один способ. Я вырвала ключ зажигания, машина остановилась, я выпрыгнула из нее, отбежала, а потом бросила ключ назад водителю.
  — Интересный прием, — сказал Мейсон. — Как вы только до него додумались?
  — Я использовала его и раньше.
  — Много раз?
  — Ваша честь, — вмешался Гамильтон Бергер, — защита вновь стремится выяснить обстоятельства частной жизни свидетельницы, бросить тень на ее репутацию.
  — Протест принят, — согласился судья Китли, — прошу защиту придерживаться оговоренных ранее рамок допроса.
  — Хорошо, ваша честь, — сказал Мейсон. — Итак, вы выключили зажигание и выскочили из машины?
  — Да.
  — Водитель не пытался остановить вас?
  — Пытался, но у него ничего не вышло. Ему ничего не оставалось, как вернуться к своей машине и уехать без меня.
  — Было уже темно, когда это произошло?
  — Да.
  — И сколько же времени заняла ваша схватка с этим типом?
  — Немного. До Верд-Каньона он ничего себе такого не позволял, хотя и делал попытки обнять меня. А потом он начал распускать руки, и я выдернула ключ и выскочила из машины.
  — Как же вы решились сесть к нему в машину? Неужели не догадывались, что это за тип? Ведь у вас должен быть большой опыт путешествий на попутных!
  — Конечно, перед тем как сесть, я всегда смотрю, что за машина, прикидываю, что за человек водитель. Только после этого я голосую.
  — Как же вы не сумели сразу оценить этого наглеца?
  — Когда человек за рулем делает пятьдесят миль в час, не так-то просто разглядеть, что это за человек.
  — Но зато машину при этом оценить можно?
  — Да.
  — В какой же машине ехал ваш обидчик?
  — На «Линкольне».
  — На «Линкольне»?
  — Да. Последней модели.
  — Вы не запомнили его номер?
  — Нет.
  — Вы не обратили на номер никакого внимания ни когда садились, ни когда выскочили из машины?
  — Обратила, но сейчас я не могу вспомнить.
  — Мне кажется, учитывая ваш опыт, у вас должна была выработаться привычка записывать номера тех машин, куда вы садитесь.
  — Записывать?
  — Да. Вы записывали их или нет?
  — Иногда.
  — В записную книжку?
  — Да.
  — А теперь эта записная книжка лежит в вашей сумочке?
  — Я…
  — Да или нет?
  — Ваша честь! Это запутывание, это грубое нарушение! — закричал Бергер.
  — Спокойно, господин прокурор, — отрезал судья Китли, — не мешайте свидетелю давать показания. Мисс Дэйл, эта записная книжка при вас?
  — Да… Она у меня…
  — Вы записали номер машины Джона Райсера Эддисона?
  — Да.
  — Зачем вы сделали это?
  — На всякий случай. Вдруг что случится.
  — Вы записали его до того, как сели к нему в машину, или после?
  — Конечно, после. Когда уже вышла. Я не могла сделать это до того. Ведь вполне понятно, что…
  — Да, естественно, вы сделали это, когда вышли из машины?
  — Да.
  — Но зачем?
  — Бывает полезно знать, с кем едешь. На случай, если возникнут какие-нибудь неприятности.
  — Какие неприятности?
  — Ну, если человек станет себя грубо вести…
  — И вы записывали номера машин, водители которых вели себя неподобающим образом?
  — Да. Это что-то вроде меры предосторожности.
  — Кто же мог угрожать вам и как?
  — Ну… не знаю, но…
  — Мистер Эддисон вел себя с вами не вполне корректно?
  — Нет, вполне корректно.
  — Но все же вы записали номер его автомобиля?
  — Да.
  — Позвольте мне посмотреть на ваши записи.
  Вероника озиралась, как пойманный зверек, не зная, что все же делать, но подчинилась, открыла свою сумочку и извлекла из нее небольшой блокнот в кожаной обложке с карандашиком в петлице.
  — Позвольте посмотреть и мне тоже, — начал Бергер.
  — О, конечно, — согласился Мейсон, чуть заметно улыбаясь.
  Бергер, Мейсон и Китли склонились над блокнотиком, листая страничку за страничкой, испещренные номерами автомобилей. Напротив многих из них значились имена и адреса, все номера были сгруппированы по датам.
  — В тот день, когда вы встретили и записали номер машины Джона Эддисона, вы записали еще около двадцати номеров. Не так ли? — спросил Мейсон.
  — Я не считала их.
  — Сосчитайте теперь, — попросил Мейсон, протягивая ей блокнот.
  — Да, двадцать два номера, — подтвердила она.
  — Значит, в тот день вы ехали на двадцати двух машинах?
  — Да.
  — Среди этих водителей была хотя бы одна женщина?
  Вероника заколебалась.
  — Хотя бы одна?
  — Нет.
  — Где же номер машины того типа, который заставил вас покинуть «Линкольн»?
  — Он не заставил меня. Я сама решила избавиться от него.
  — Хорошо. Пусть так. Но где его номер?
  — Его здесь нет.
  — Но вы же записывали номера всех автомашин.
  — Да… Но его нет… Я тогда так растерялась, что не записала.
  — Вы ведь записывали номера на всякий случай, это была лишь мера предосторожности?
  — Да.
  — Но что могло произойти уже после того, как вы покинули машину?
  — Что? Не знаю. Просто привычка. Вот и все. Хочется знать людей, с которыми едешь.
  — Ну что тут неясного? — вновь вмешался Гамильтон Бергер. — Молодая женщина часто ездит на попутных машинах. Такой у нее непоседливый характер. Переезжала с места на место. Водители-мужчины подвозили ее. Ну и что из этого? Ведь это же не может поставить под сомнение тот факт, что она видела Джона Эддисона вблизи места преступления примерно в то самое время, когда оно совершилось. Ваша честь! Ведь все те инсинуации Мейсона, свидетелями которых мы были, никоим образом не ставят под сомнение тот факт, что Джон Эддисон был там и подвез девушку до города. Он и сам это не отрицает.
  — Дойдем и до этого пункта, — заявил судья Китли. — А пока мы должны полностью восстановить всю картину. Дайте-ка мне взглянуть на ее записную книжку.
  Получив блокнотик, судья некоторое время молча листал его. Потом спросил:
  — Мисс Дэйл, где вы работали?
  — Пока меня не забрала полиция, я работала в универмаге.
  — А до этого?
  — Ну… в разных местах, где приходилось.
  — Что же, — заявил судья Китли, — я думаю, картина ясна. И должен сказать, она мне совсем не нравится, но это не причина, чтобы продолжать вопросы на эту тему. Даже если к этой молодой женщине можно предъявить вопросы морального свойства, это еще не дает оснований сомневаться в ее показаниях.
  — Ваша честь, — заявил Мейсон, — я прошу выяснить, как свидетельница оказалась у этой дренажной трубы, где она встретила обвиняемого.
  — Она уже объясняла это, — ответил за Веронику Гамильтон Бергер.
  — Но ее рассказ почти ничем не подтверждается. Она почему-то не записала номер машины, на которой добралась до места, — сказал Мейсон.
  — Но ведь мы уже слышали эту версию, и не раз, — заметил судья Китли.
  — Все же мне нужно задать еще несколько вопросов, — сказал Мейсон. — Я хочу остановиться на номерах, идущих до номера машины Эддисона. Номер машины Эддисона значится в списке последним. Наверное, это так, потому что Эддисон был последним, кто подвез мисс Дэйл в тот день?
  — Да, — ответила Вероника.
  — И вы утверждаете, что не записали номер машины, на которой ехали до того, как пересели в автомобиль Эддисона?
  — Нет, не записала.
  — Перед номером машины Эддисона указан номер 45 533. Что вы можете сказать об этой машине?
  — Ничего… не могу ничего припомнить.
  Неожиданно Эддисон подскочил на своем месте.
  — Сидите спокойно, — одернул его Мейсон.
  Но Эддисон не мог сидеть спокойно.
  — Это же номер машины Эдгара Феррела! — задыхаясь от волнения, выкрикнул он.
  — Что? — не мог скрыть своего изумления Мейсон.
  — Этого не может быть. Это какая-то ошибка, — заявил Гамильтон Бергер.
  — Ошибка? — переспросил Мейсон. — Посмотрите-ка лучше на свидетельницу. А лучше всего — снимите отпечатки пальцев у мисс Дэйл и сверьте с отпечатками пальцев той таинственной женщины, чьи отпечатки были обнаружены в доме Феррела.
  Мейсон замолчал, а публика загудела.
  — Прошу соблюдать тишину! Прошу соблюдать тишину! — стучал молотком судья Китли. — Иначе я буду вынужден очистить зал от присутствующих.
  — Ваша честь! Я прошу сделать перерыв в заседании суда, — обратился Бергер к судье.
  — Нет! Суд продолжит работу! Прошу соблюдать тишину! — выкрикнул судья, стуча молотком.
  Наконец гул в зале стих.
  — Продолжайте, мистер Мейсон, — сказал Китли.
  — Ваша честь, — заявил Мейсон, — прежде чем продолжить допрос, мне хотелось бы проверить отпечатки мисс Дэйл.
  — Вы не имеете права этого требовать! Это нарушение! — загремел Гамильтон Бергер. — Мы не можем снять их здесь!
  — Сделать это очень просто, — сказал Мейсон. — Отпечатки ее пальцев остались на стакане, из которого она пила. Кроме того, здесь присутствует свидетель, снимавший отпечатки пальцев в доме Феррела, и эти отпечатки переданы суду. Он специалист, он может установить истину.
  — Да, — согласился с Мейсоном судья Китли. — Где этот свидетель? Прошу его выполнить эту просьбу!
  Джордж Медлен выступил из зала суда, держа небольшую коробочку с составом для снятия отпечатков пальцев.
  Вероника Дэйл протянула ему свою руку. Ее лицо ничего не выражало. Или скорее на нем застыло навсегда выражение восковой куклы — выражение детской невинности.
  Медлен положил только что снятые отпечатки на стол прокурора и открыл альбом с отпечатками, взятыми в доме, где произошло убийство.
  После нескольких минут молчания Гамильтон Бергер откашлялся и, поднявшись со своего места, сказал:
  — Ваша честь… они совпадают.
  — Теперь, мисс Дэйл, — сказал Мейсон, — вы должны ответить суду, что вы делали в доме, где совершилось убийство. Только что мы установили тот факт, что вы находились там… примерно в то время, когда оно совершилось.
  — Говорите в микрофон, — сказал судья Китли.
  — Я была там всего лишь несколько минут, — заявила Вероника, полностью владея собой.
  — Кто пригласил вас туда?
  — Мистер Феррел.
  — Это уже лучше. А теперь скажите, как вы встретили мистера Феррела.
  — Я… я зарабатывала этим на жизнь, когда ездила на попутках.
  — То есть?
  — Я выходила на дорогу и просила подбросить меня до определенного места. Я выбирала немолодых мужчин в дорогих автомобилях, рассказывала им, как мне плохо дома, говорила, что хочу попытать счастья вдали от него. Всегда говорила им, что мне восемнадцать лет.
  — И что же?
  — Обычно это были добрые вежливые люди. Они спрашивали, есть ли у меня деньги. Я отвечала, что лишь несколько центов. Они почти всегда давали мне денег. Редко меньше пяти долларов, иногда до пятидесяти.
  — Теперь понятно. Но что вы можете сказать о вашей поездке с мистером Феррелом?
  — До него я ехала с очень приятным джентльменом, он дал мне десять долларов, и я поняла, что это все. Я сказала ему, что выйду у станции техобслуживания — надо, мол, привести себя в порядок, перед тем как появиться в городе. Он не хотел отпускать меня, но я настаивала.
  — Вы ехали по направлению к городу?
  — Да.
  — Так, дальше?
  — Когда я сошла на станции техобслуживания, к ней подъехал мистер Феррел. Он ехал в другую сторону, из города, но, понимаете, для меня это было неважно, я просто хотела познакомиться с ним.
  — Поэтому вы, если можно так выразиться, постарались привлечь его внимание?
  — Да, я прикинулась несчастной, обиженной, растерянной девушкой.
  — И что?
  — Мистер Феррел спросил, не подвезти ли меня. Спросил, куда мне надо.
  — И что дальше?
  — Я поехала с ним. Сев к нему в машину, я увидела, что она загружена для дальней поездки. Я разговорилась с ним, рассказала о своих затруднениях.
  — И он предложил вам деньги?
  — Да, вернее, я думала, что он предложит деньги. Он сказал, что должен заехать в свой загородный дом, чтобы там кое с кем встретиться, а потом собирается ненадолго вернуться в город и, если я поеду с ним, он найдет мне место для ночлега, жилье и работу.
  — Что было затем?
  — Вместе с ним мы подъехали к его дому. Он говорил, что с ним я в полной безопасности. Остановив машину, спросил, не хочу ли я зайти в дом. Я согласилась, потому что в машине было холодно. Я вышла, обошла вокруг автомобиля и, как всегда, записала номер. Сказала, что мне нужно кое-что взять в сумочке, раскрыла ее, быстро вытащила блокнот и записала.
  — И что затем?
  — Он зажег керосиновую лампу, потом затопил дровами печку. Извинился за беспорядок, сказал, что этот дом служит ему убежищем, тем более что работа у него настолько засекреченная, что и спрашивать о ней не стоит. Потом он вдруг как-то смутился и начал говорить, что когда к нему придут гости, то мне лучше не показываться, так как ему не хочется всяких там толков и пересудов.
  — Что было после этого?
  — Потом к дому подъехала машина. Мистер Феррел сказал: «Вот и мои гости. Не подождете ли на кухне? Там довольно уютно. Я не задержусь, потом мы сразу же поедем в город, а там для вас будет и крыша над головой, и работа».
  — И что вы сделали?
  — Послушалась. Мистер Феррел выглянул из окна, глянул на машину, потом побледнел и выскочил следом за мной на кухню.
  — Продолжайте.
  — Он сказал: «Боже, это же моя жена. Я и не думал, что ей известно это место. Спрячьтесь куда-нибудь. Уходите через черный ход, лишь бы она вас не видела. Ради бога, быстрее!» Я не знала, что делать. Он открыл заднюю дверь и почти вытолкнул меня.
  — И как вы тогда поступили?
  — Я побежала. Дом был между мною и автомобилем. Стало совсем темно. Я спотыкалась обо что-то, шарахалась из стороны в сторону, потом наконец взяла себя в руки, немного успокоилась, пошла обычным шагом. И тут я вспомнила о своем саквояже, обычно я ношу его с собой, но теперь оставила в машине мистера Феррела. Я испугалась, что жена мистера Феррела может увидеть его там.
  — Вы боялись, что это причинит неприятности мистеру Феррелу? — спросил Мейсон.
  — Я боялась, что это причинит неприятности мне. У меня там были все мои вещи. Я научилась укладывать их так, что все они умещались в небольшом саквояже.
  — И что же вы предприняли?
  — Подождала немного и, когда жена вошла в дом, вернулась к машине мистера Феррела, спокойно открыла дверь и взяла свой багаж. Он лежал поверх всякого походного снаряжения.
  — Понятно. Вы взяли саквояж. Что было потом?
  — Потом я пошла прочь от дома. Я вовсе не хотела вмешиваться в семейные распри и тем более фигурировать в деле о разводе.
  — В каком направлении вы шли?
  Вероника как-то неловко улыбнулась:
  — Этого я сама не помню. Помню только, что вышла на шоссе, брела по каким-то тропкам, потом наткнулась на ограду из железной проволоки. Я сумела подлезть под нее, потом, помню, продиралась сквозь какие-то заросли, мне почудилось даже, что я окончательно заблудилась.
  — И что же?
  — Я испугалась. Кажется, я куда-то бежала, не помню куда, совершенно выдохлась, потом наконец взяла себя в руки, мне надо было разобраться в обстановке. Я решила, что, когда по шоссе пойдет машина, я услышу ее звук и выйду на дорогу.
  — И вы услышали шум машины?
  — Да, я ждала, наверное, минут пять, потом услышала, как по шоссе идет машина. Мне показалось, что звук доносится совсем не оттуда, где должна быть дорога. Я думала, что шоссе находится где-то передо мной, а шум доносился слева и сзади. Но, судя по звуку, машина ехала именно по шоссе, и я пошла в этом направлении.
  — И что потом?
  — Я поняла, что до этого я сбилась с пути, поэтому стала идти осторожнее, тут я снова попала в заросли ивняка. Предыдущей ночью прошел дождь, и земля была влажной, вязкой. Не хотелось месить грязь, поэтому я решила искать место повыше. Каждый раз, когда по шоссе проходила машина, я проверяла по звуку, правильно ли я иду, наконец я приблизилась к шоссе и тут сообразила, что я, наверное, вся перепачкалась. Я выбралась на возвышенное место, где было поменьше грязи, сняла юбку, достала из саквояжа щетку и очистила ее, как сумела, потом другой щеткой вычистила туфли. Чулки были в ужасном состоянии, я достала из саквояжа другую пару и в темноте сменила их. Потом привела в порядок лицо, подкрасила губы и решила, что вид у меня достаточно презентабельный.
  — Что потом?
  — Потом очень осторожно, так, чтобы не порвать чулки, не испачкаться, я вышла на шоссе и остановилась там. Я сидела всего лишь несколько минут, когда где-то неподалеку завелся двигатель. Сначала я подумала, что какой-то фермер отъезжает от своего дома. Я не представляла, что нахожусь так близко от дома, где остался мистер Феррел. Должно быть, я сделала большой крюк. Теперь я понимаю, что это мистер Эддисон заводил свой автомобиль рядом с домом мистера Феррела, но тогда мне это и в голову не пришло.
  — А что там с хлопками-выстрелами?
  — Честно говоря, когда я услышала их, подумала, что это двигатель грузовика или выхлопная труба.
  — Когда вы услышали их?
  — Ну, не знаю, наверное, минут за десять до того, как вышла на шоссе.
  — Вы говорите — до того, как вышли на шоссе?
  — Да, так.
  — Примерно минут за десять?
  — Пожалуй.
  — До этого вы говорили несколько иное.
  — Да. Я пыталась обезопасить себя насколько могла. Хотела обеспечить себе полное алиби. Конечно же, мне совсем не улыбалось, чтобы кто-то мог подумать, что я была близко к дому, когда прозвучали выстрелы, поэтому я немного сдвинула события во времени.
  — Совсем немного?
  — Да, конечно… пожалуй.
  — Вы не знаете, сколько времени машина мистера Эддисона находилась у дома мистера Феррела до того, как вы услышали, что ее заводят?
  — Не знаю.
  — А когда вы услышали, как она переезжает через деревянный мостик, как выбирается по нему на шоссе, вы не связали это с домом мистера Феррела?
  — Мистер Мейсон, ей-богу, я не лгу. Я думала, что ушла от дома мистера Феррела не меньше чем за милю.
  — По сути дела, — сказал Мейсон, — в течение всего этого времени вы думали лишь о своей персоне. Не так ли?
  — Конечно. Как же иначе? И о чем же еще мне было думать?
  — А рассказ о гнусном типе в «Линкольне» вы полностью выдумали?
  — Да.
  — Что же, вы ведь записали номера всех машин, на которых ехали в тот день? Если это так, то мы можем связаться с водителями и все проверить.
  — Да, — согласилась она, — разумеется. Они, наверное, запомнили меня.
  — Сколько же вы заработали в тот день?
  — Около восьмидесяти долларов.
  — Это ваш обычный дневной заработок?
  — Примерно.
  — Что же, — сказал Мейсон, — у меня больше нет вопросов.
  — У меня тоже, — сказал Гамильтон Бергер.
  — В таком случае, — заявил судья Китли, — суд прерывает слушание дела до десяти утра завтрашнего дня. За это время мне хотелось бы проверить правдивость показаний этой молодой женщины. Я полагаю, что окружная прокуратура и полиция проведут дополнительные расследования с целью установления действительного хода событий. Я считаю, что свидетельница, несомненно, виновна в даче ложных показаний.
  — Да, ваша честь, — вынужден был с удрученным видом согласиться Гамильтон Бергер.
  — Заседание суда на сегодня закончено, — объявил судья Китли.
  Делла Стрит взяла Мейсона под руку:
  — Ну, шеф, это превосходно, просто чудесно.
  — Отлично, Перри, молодец, — протиснулся к ним Пол Дрейк.
  — Да, удачное начало, — согласился Мейсон. — И все благодаря тому, что у меня был тот самый козырь — рассказ матери Вероники. Именно поэтому я смог задавать вопросы, которые выглядели вполне обычными, совсем невинными, но на которые она не знала как ответить. Если бы я сразу начал с главного, тогда все, включая судью, не дали бы мне выяснить всю правду.
  — Что нам остается делать теперь?
  — Вот теперь-то, Дрейк, мы и приступим к работе. Начнем с того, что ты возьмешь список всех номеров машин из записной книжки, твои люди должны найти владельцев и выяснить, кто из них подвергался шантажу со стороны Эрика Хенсела.
  Глава 18
  Непрерывно шагая взад-вперед по своему кабинету, Перри Мейсон время от времени бросал кое-какие замечания:
  — И все же во всем этом деле полно странностей и неувязок. Посмотрите, что получается: кто-то стреляет через окно в Эдгара Феррела, убивает его первой же пулей, потом удаляется от дома, разряжает оружие — видимо, палит в воздух, — вынимает из барабана гильзы и выбрасывает пистолет в русло ручья. Бессмыслица!
  — Почему? — отозвался Дрейк. — Ведь он же убил Феррела.
  — А откуда убийце это знать?
  — Он хорошенько прицелился, выстрелил в голову, увидел, как тот упал.
  — Нет, Пол, не то. Нужно быть исключительно метким стрелком, чтобы, стреляя с улицы через окно, быть абсолютно уверенным, что сразил противника насмерть, попав ему в голову. А потом надо было еще войти в дом, подняться наверх и потушить лампу, выйти из дома и уехать. Нет, убийца бы так не сделал.
  — Но почему?
  — Потому что, выстрелив в Эдгара Феррела, он, входя в дом, должен был держать пистолет наготове на тот случай, если Феррел вдруг еще жив и может оказать сопротивление.
  — А почему ты думаешь, что было иначе?
  — Да потому, что, согласно свидетельским показаниям, вся обойма была расстреляна в течение нескольких секунд после первого выстрела.
  — Но если стрелял действительно мастер, то и одним выстрелом… — начал Дрейк.
  — И этим мастером мог быть только Джон Эддисон. Так? — спросил Мейсон.
  — Да, — смутясь, ответил Дрейк. — Чертовщина какая-то…
  — А может быть, он и в самом деле виновен?
  Несколько секунд Мейсон молча продолжал вышагивать от стены к стене. Наконец остановился и твердо сказал:
  — Мы с самого начала совершили грубейшую, непростительную ошибку.
  — Какую же, шеф? — удивилась Делла Стрит.
  — Мы стали смотреть на дело с точки зрения обвинения. Обвинение пытается воссоздать весь ход преступления, и мы идем по тому же пути. Вот в чем суть, Делла. Дай-ка еще разок взглянуть на те фотографии, которые были представлены суду.
  Делла Стрит достала фотографии и протянула Мейсону.
  — А теперь, Делла, сходи в мою библиотеку и принеси мне «Расследование убийств» Снайдера Ле Мойна, «Судебную медицину» и «Токсикологию» Гонзалеса, Ванса и Хелперна и «Современную методику расследования преступлений» Зодермана и О’Коннела.
  Через минуту эти книги лежали на столе Мейсона, и он начал молча листать их, время от времени барабаня пальцем по крышке стола.
  — Я так и думал, — наконец сказал Мейсон после долгих минут молчания.
  — Что? — спросил Дрейк.
  — Да то пулевое отверстие в стекле, именно с него и надо было начинать. То есть с самого начала, а не с того места, которое нам подсовывают полиция и прокуратура.
  — То есть? — не понял Дрейк.
  — С чего мы взяли, что стреляли оттуда, где нашли следы автомобиля, и что именно этот выстрел оборвал жизнь Эдгара Феррела?
  — Как это — с чего? — удивился Дрейк. — Все на это указывает. Если от уровня головы убитого через отверстие в стекле провести прямую, то она безошибочно упрется в то место, где стоял стрелявший.
  — Правильно, Пол. Именно так и считает полиция. Но это еще не доказательство.
  — Почему же нет?
  — А вот почему. Вот здесь у Зодермана и О’Коннела на странице двести семнадцать дана диаграмма образования пулевого отверстия в стекле с указанием направления полета пули. Помнишь, я спросил тогда на суде, помечено ли, какая из сторон стекла была наружная, какая внутренняя. Мне ответили, что таких пометок не сделано, но это и неважно. А это важно. Это может иметь решающее значение.
  Вот по этой фотографии, сделанной из комнаты, можно легко узнать, какая же сторона стекла была наружной, а какая внутренней. Это можно установить и по трещинам на стекле — если стороны поменять местами, поменяется и направление трещины. Понятно?
  Дрейк молча кивнул.
  — Ну а теперь, — продолжал Мейсон, — сравни рисунок трещин и все фотографии отверстий с диаграммой, приведенной Зодерманом и О’Коннелом. Из сравнения ясно видно, что пуля, оставившая дырку в стекле, летела из комнаты. Выстрел был сделан в комнате, пуля пробила стекло и упала где-то вблизи автомобиля.
  Дрейк поднялся из кресла и подошел к Мейсону:
  — Дай-ка взглянуть. — После внимательного изучения снимков и диаграммы Дрейк протяжно свистнул.
  Делла Стрит, также склонившаяся над столом Мейсона, сказала:
  — Все ясно как божий день. Стрелять могли лишь изнутри. Вы полностью доказали это, шеф.
  Мейсон взглянул на своих друзей, медленно поднялся из-за стола и вновь зашагал от стены к стене.
  — Итак, мы установили, что стекло было прострелено со стороны комнаты, но если мы теперь предположим, что это стрелял Феррел, то вновь получается абракадабра.
  — Почему же абракадабра? — спросил Дрейк. — Феррел находился в комнате, выглянул в окно и увидел, что рядом с автомобилем стоит человек, которого он смертельно боится. И он выстрелил в него.
  — Нет, Пол, нет. Посмотри, обвинение утверждает, что Феррел стоял в освещенной комнате, держа в руках лампу, его было отлично видно, и поэтому убийца мог видеть, что делается в доме, но из дома не было видно, что делается на улице. И Феррелу, чтобы видеть, что происходит за окном, и выстрелить, необходимо было погасить лампу.
  — Что ж, — сказал Дрейк, — выходит, что он сам погасил лампу.
  — И что же дальше?
  — Дальше он увидел человека за окном и выстрелил в него.
  — А потом этот человек вошел в дом и убил Эдгара Феррела из пистолета самого Феррела, а через несколько секунд вслед за этим расстрелял всю обойму. Так получается?
  — Не знаю, — смутился Дрейк.
  — Но ответ должен быть, я должен найти его до того, как завтра начнется заседание суда, — сказал Мейсон.
  Глава 19
  Мейсон, Делла Стрит и Дрейк с трудом пробивались сквозь толпу, заполнившую здание суда.
  Репортеры, окружившие их, просили прокомментировать ход дела, но Мейсон, улыбаясь, упрямо твердил:
  — Подождите, ребята, подождите до заседания суда.
  Один из журналистов, протиснувшись к Мейсону, низким голосом пробасил:
  — Вы знаете новость, мистер Мейсон? Гамильтон Бергер собирается просить об отсрочке слушания дела.
  — Благодарю за информацию, — отозвался Мейсон.
  — Ты согласишься дать им отсрочку, Перри? — спросил Дрейк.
  — Я не могу сделать этого, Пол. Я уже схватил зверя за хвост, и теперь мне не хочется выпускать его.
  В зале публика рассаживалась по своим местам.
  Гамильтон Бергер, подойдя к столу, за которым сидел Мейсон, спросил:
  — Скажите, Мейсон, вы не против того, чтобы устроить перерыв в слушании?
  — Я целиком против, — резко и твердо сказал Мейсон.
  Бергер явно не ожидал столь категоричного ответа, он немного помялся и добавил:
  — Что ж… Но, пожалуй, суд может решить, что требуется более тщательное расследование.
  В зал вошел судья Китли. Все встали. Пристав объявил заседание открытым, и помощник шерифа ввел в зал подсудимого Джона Эддисона.
  Гамильтон Бергер сразу же обратился к судье:
  — Ваша честь, обвинение желает быть максимально объективным, чтобы быть максимально справедливым. Я полагаю, что было бы непростительно с моей стороны не привлечь внимание суда к тому факту, что для полиции и обвинения стало необходимым произвести пересмотр и переоценку некоторых фактов и свидетельских показаний. Этого требуют и интересы обвиняемого.
  — Вы просите отсрочки? — спросил судья Китли.
  — Да, ваша честь.
  — Надолго?
  — По меньшей мере на неделю.
  Судья Китли взглянул на Мейсона. Мейсон улыбнулся и сказал:
  — Ваша честь, защита против отсрочки. Время слушания, в том числе время дачи показаний со стороны обвиняемого, было заранее установлено. Если у обвинения есть достаточно оснований для предъявления обвинения и содержания обвиняемого под стражей, то уже никакие новые обстоятельства не могут изменить этого. Если же новые свидетельства подрывают позиции обвинения, то тогда обвиняемый должен быть оправдан. Я хочу привлечь внимание суда к тому разделу процессуального кодекса, где говорится, что отсрочка должна быть обстоятельнейшим образом мотивирована и не может превышать двух дней на каждое заседание суда и шести дней в сумме, если только с этим не согласится защита. Но если мне будет предоставлена возможность вновь допросить одного или двух свидетелей обвинения, защита не будет возражать против недельной отсрочки.
  — Что же, — согласился судья Китли, — это справедливое условие. Кого же вы хотите допросить?
  — Прежде всего — свидетеля Эрика Хенсела, ваша честь.
  — Кого? Меня? — удивился Хенсел.
  — Да, вас, — подтвердил Мейсон.
  Эрик медленно прошел к свидетельскому месту.
  — Мистер Хенсел, попрошу вас подробно рассказать суду о методах шантажа, которые вы применяли. Я имею в виду тот факт, что у вас была помощница, выдававшая себя в рассматриваемом нами случае за мать Вероники Дэйл, женщина, которая помогала вам заниматься вымогательством.
  — Что за ерунда! — запротестовал Хенсел. — Женщина, которая выдавала себя за Лауру Мэй Дэйл, — это сущие выдумки.
  — Мистер Хенсел, предварительная проверка списка номеров машин, занесенных в записную книжку Вероники Дэйл, показала, что владельцы этих машин не только подвозили Веронику, но и давали ей деньги.
  — Я-то тут при чем? — огрызнулся Хенсел. — Чем я виноват, что старые козлы испытывали нежные чувства и ради этой девчонки развязывали кошельки?
  — В некоторых случаях Вероника могла поставить владельцев этих машин в неловкое положение, кто-то из них подвергался шантажу и платил деньги человеку, описание которого соответствует облику Эрика Хенсела. Что вы на это скажете?
  Гамильтон Бергер подскочил со своего места:
  — Ваша честь! Я протестую! Это непозволительный прием… Допрос свидетеля должен происходить…
  — Протест отклонен, — оборвал его судья Китли. — Должен заметить, что от обвинений в актах шантажа свидетель Хенсел уже не уйдет. На сей раз прокуратура не сможет дать ему никаких гарантий. Суд считает необходимым привлечь свидетеля к ответственности. Мистер Хенсел, отвечайте на вопрос.
  Хенсел заерзал за стойкой:
  — Мне нужно посоветоваться со своим адвокатом.
  — Отвечайте на вопрос.
  — Нет, не могу, не буду.
  — На каком основании вы отказываетесь отвечать? — осведомился судья Китли.
  — На том основании, что такие показания нанесут мне ущерб.
  — Как вам нравится этот ответ? — с сарказмом спросил судья Китли Гамильтона Бергера. — При ведении этого дела вы, господин прокурор, в некоторых случаях сначала проявляли невероятное рвение; хотелось бы верить, что вы дадите указание полиции с равным усердием расследовать дело о шантаже.
  — Да, ваша честь, — послушно сказал Гамильтон Бергер.
  — Хенсел, вы работали вместе с Вероникой Дэйл? — спросил Мейсон.
  — Я отказываюсь отвечать.
  — Вероника позволила арестовать себя по обвинению в бродяжничестве именно ради того, чтобы адвокат мистера Эддисона вынужден был спасать ее от тюрьмы, и тогда появлялась возможность в дальнейшем основательно шантажировать мистера Эддисона?
  — Я отказываюсь отвечать на вопросы. На том основании, что ответы могут быть использованы против меня.
  — В разборе этого дела прокуратура заранее гарантировала вам неприкосновенность. Любое ваше показание по этому делу не может быть вам инкриминировано, но никто не гарантирует вам неприкосновенность по актам шантажа, не связанным с Эддисоном, и тут требовать вам нечего. Никто ваших требований не удовлетворит. Но если вы проявите добрую волю, это может быть учтено в будущем. И поэтому я советовал бы вам отвечать на вопросы, — объяснил ему ситуацию Мейсон.
  — Да. Вероника Дэйл работала со мной.
  — А потом вы подключили женщину, которая выдавала себя за мать Вероники.
  — Нет, мистер Мейсон, мне ничего не известно о женщине, которая выдавала себя за мать Вероники. В этом деле двух партнеров вполне достаточно, мы с Вероникой вполне управлялись. Никакого помощника нам… Простите… я, кажется… Наверное, я сказал лишнее.
  — Возможно, что и лишнее, — сухо сказал Мейсон.
  На мгновение в зале воцарилась полная тишина. Хенсел умолк, и наконец Мейсон отпустил его.
  — Что же, у меня больше нет вопросов. Защита согласна на недельный перерыв, предложенный обвинением.
  Судья Китли взглянул на Гамильтона Бергера:
  — У вас есть вопросы к свидетелю?
  — Нет, ваша честь, — ответил прокурор.
  — В таком случае следующее заседание суда состоится через неделю, — объявил судья Китли и ударом молотка оповестил об окончании заседания на сегодня.
  Мейсон в сопровождении Пола Дрейка и Деллы Стрит вышел из зала суда.
  — Ты, Перри, заставил Хенсела призадуматься, — сказал Дрейк.
  Мейсон молча кивнул.
  — Думаешь, он убил Феррела?
  — Не думаю, — ответил Мейсон. — Мой вопрос Хенселу был отвлекающим маневром. Я не хотел, чтобы прокурор знал, что у меня в действительности на уме.
  — А что у тебя на уме?
  — Об этом мы поговорим позже.
  Сидя за рулем и направляясь к своему агентству, Пол сказал:
  — Благодаря тебе, Перри, Гамильтон наверняка почти свихнулся. Он пришел с железными доказательствами, думал, что подтвердить их будет проще простого, и вдруг… И вдруг все рассыпалось, и он уже не знает, что делать. Вряд ли он сможет скоро отыскать того, кого еще можно обвинить в убийстве Феррела. Он теперь не знает, на кого и подумать.
  — Мне кажется, я знаю, Пол, на кого подумать, — сказал Мейсон.
  — На кого же?
  — Обратись к фактам. Феррел купил дом. Для чего? Вот вопрос.
  — Чтобы заполучить гнездышко для любовных утех, — ответил Дрейк. — Вспомни эту рыженькую продавщицу авторучек.
  — Подожди с продавщицей. Из-за нее можно упустить более важные детали.
  — Какие?
  — Феррел отбыл в отпуск. Своему партнеру он сообщил, что едет в северо-западные штаты ловить форель, а этой самой рыженькой сказал, что собирается заняться бизнесом и хочет собрать совещание деловых людей в загородном доме…
  — Так, — согласился Дрейк.
  — Но некоторые обстоятельства значительно усложнили дело, и лишь теперь я начинаю в этом разбираться.
  — В чем?
  — В ночь, когда произошло убийство, там оказалась Лоррейн Феррел. Она, должно быть, вошла в дом, обнаружила следы пребывания там Вероники Дэйл и поцапалась с мужем.
  — А ее отпечатки пальцев?
  — Полиция нашла их предостаточно, так же как и отпечатков Эддисона. Как-никак они вместе вошли в дом, когда был обнаружен труп.
  — Я как-то упустил это, — сказал Дрейк.
  — Естественно, полиция не в состоянии определить, когда отпечатки были оставлены: то ли в день, когда был обнаружен труп, то ли в день убийства.
  Дрейк молча кивнул.
  — А теперь еще одна интересная деталь: в кабинете Деллы Стрит мы нашли шесть стреляных гильз от пистолета, которым был убит Эдгар Феррел. По какой-то причине убийца убрал их с места преступления. Я сначала подумал, что это провокация полиции, но это оказалось вовсе не так. Патроны подбросила не полиция.
  — А кто?
  — Подозрение падает только на двоих. В комнате была Вероника Дэйл, и туда же заходила Лоррейн Феррел. Надо сказать, что у Вероники было больше возможностей незаметно оставить их.
  — Значит, кто-то из них, и, скорее всего, миссис Феррел, — сказал Дрейк.
  — Миссис Феррел, — продолжал Мейсон, — сначала заявила, что жаждет повидаться со мной, но потом вдруг изменила намерение. Возможно, она хотела признаться мне, что была в доме, когда произошло убийство, но потом, видимо, передумала. Но все равно это ее заявление, что она якобы видела машину своего мужа в городе, после того как тот уже уехал, — чистейшая ерунда. Она знала, что Феррел купил загородный дом. Она серьезно поссорилась с ним. И хотела, чтобы Эддисон выследил ее мужа, узнал, что тот делает, и сообщил ей. Таким образом, Эддисон становится свидетелем в ее пользу. Это одна из причин, почему она не сказала ему, что была в том доме в ночь убийства. Другая состоит в том, что она слышала выстрелы. Вспомни, как это происходило по времени: она должна была встретить другую машину, когда отъезжала от загородного дома. Тогда вполне логично предположить, что, увидев машину, она остановила свою, вышла и прислушалась, может быть, даже вернулась назад к дому. Все равно в любом случае она хотела иметь Эддисона на своей стороне. Потому-то она позвонила ему и сказала, будто видела в городе автомобиль мужа. Вот так, Пол. Плюс ко всему сказанному Делла утверждает, что миссис Феррел влюблена в Джона Эддисона.
  — Да, она влюблена в него, — подала голос Делла Стрит. — Я помню, какие у нее были глаза, когда она говорила о нем, какое выражение было на ее лице, ее интонации, когда она произносила его имя.
  — Что же, может быть, и так, — сказал Дрейк и обратился к Мейсону: — Все равно получается, что она и сама влипла, и Эддисона впутала.
  — Да, — согласился Мейсон.
  — Но что же за встреча намечалась в доме? — спросил Дрейк.
  — А ты не видишь некоторой странности в том, что мистер Феррел вообще решил отправиться на рыбалку?
  — Нет… Подожди, Перри… Кажется, понял. Рыбалка, вот оно что! Боже! Но в это же время никто не ловит форель!
  — Никто! — подтвердил Мейсон. — Более того, — продолжал Мейсон, — отпуск он взял на две недели. Через две недели он обязательно должен был вернуться.
  — Почему?
  — Чтобы участвовать в ежегодном собрании акционеров, — объяснила Дрейку Делла Стрит.
  Мейсон кивнул и продолжал:
  — Еще один интересный факт. Я звонил в универмаг и пытался связаться с начальницей отдела кадров Миртл Нортрап — она же казначей компании. И что же? Я узнал, что она тоже направилась в отпуск.
  — Ну и дела! — ахнул Дрейк.
  — Феррел и Эддисон ненавидели друг друга. У каждого из них была равная доля акций. Часть акций была распределена среди преданных компании служащих; эти служащие обычно держали нейтралитет, не поддерживая ни одну из сторон. Вообще, политика обоих партнеров сводилась к тому, чтобы отстранить акционеров от дел корпорации. Директора сами справлялись с этой задачей, единственным человеком, кто, помимо них, принимал участие в обсуждении дел, была Миртл Нортрап. Другие акционеры просто получали свои дивиденды.
  — И что же из этого следует? — спросил Дрейк.
  — Не знаю, я просто хочу привлечь твое внимание к этим фактам, — сказал Мейсон. — Но среди всех этих людей есть один человек, который выдает себя не за того, кем является на самом деле.
  — Кто же это?
  — Женщина, которая приходила ко мне и назвалась матерью Вероники Дэйл.
  — Кто же она, по-твоему, есть на самом деле?
  — Чтобы ответить на этот вопрос, Пол, нужно задуматься над тем, откуда она могла знать все, что касалось Вероники.
  — А именно?
  — Она знала, что мать Вероники зовут Лаура Мэй Дэйл, знала, что та содержит ресторанчик в городе вблизи Индианаполиса. Но точный возраст Вероники она не знала. Она знала также, что Вероника получила работу в универмаге. Почему и откуда она знала все это, но ошиблась в возрасте Вероники?
  — Не знаю, — признался Дрейк.
  — Со слов самой Вероники, — сказала Делла Стрит.
  Мейсон кивнул.
  Некоторое время он молчал, пытаясь связать воедино изложенные факты.
  Молчание нарушила Делла Стрит:
  — Но зачем эта женщина со своей выдуманной историей приходила к вам? Неужели она не понимала, что эта ложь скоро все равно раскроется? Она должна была знать, что делает.
  — Да, вот это вопрос. А какой ответ можно было бы предложить на него? — сказал Мейсон.
  — Не знаю, может быть, она действительно связана с Эриком Хенселом?
  — Задавая этот вопрос на суде, — сказал Мейсон, — я внимательно следил за его лицом. По выражению лица Хенсела узнаешь больше, чем по его словам. Когда я задал ему этот вопрос о мнимой матери Вероники, он явно испугался. Но почему? Что еще что-нибудь выплывет наружу. Прошлое-то у него богатое.
  В разговор вмешался Дрэйк:
  — Ясно одно. Хенсел и Вероника работали на пару. Проверка списка номеров показала, что из сорока водителей машин практически все внесли девице немалый куш, но двое из них, очутившись в щекотливом положении, подверглись еще и шантажу и платили Хенселу.
  — И чтобы подстроить подобную же ситуацию, Вероника в ту ночь сама напросилась на арест, — добавил Мейсон.
  — А потом появилась ее якобы мамаша, — продолжал Дрейк. — Появление мамаши — часть схемы шантажа.
  — Зачем она вообще была нужна им? — спросил Мейсон.
  — Ну как же, Перри! Мамаша должна была выразить праведное негодование по поводу очернительства доброго имени своей дочери и наконец потребовала бы денежную компенсацию.
  — Но все же в данном случае никакой необходимости в появлении мамаши у них не было, — возразил Мейсон. — И до этого она ни в одном деле не фигурировала. Вероника просто голосовала, к ней проявляли отеческую заботу, а потом появлялся Хенсел и грозил газетными сплетнями. По сути дела, эти люди вели себя по отношению к Веронике так, что присутствие разгневанной мамаши совсем не требовалось. Да и чем она могла им помочь? Нет, Хенсел прав, в этом деле вполне достаточно двоих.
  — И что из этого следует, Перри?
  — То, что эта женщина пришла ко мне по своей доброй воле.
  — Естественно.
  — А чтобы ответить на вопрос, зачем она приходила, нужно подумать о том, что она от этого визита получила, — сказал Мейсон.
  — Разве она что-нибудь получила? — удивился Дрейк.
  — Да. Расписку, что заплатила мне сто пятьдесят долларов за все расходы, связанные с арестом Вероники Дэйл.
  — Она выложила сто пятьдесят долларов?
  — Нет, она выписала чек — недействительный, как выяснилось, — на эту сумму. То ли она пришла для того, чтобы получить расписку, то ли для того и другого вместе. Заметь, Пол, что чек был на бланке, где следовало указать название банка. Такие чеки обычно используют крупные фирмы для удобства обслуживания иногородних или иностранных клиентов, у которых при себе вдруг не оказывается чековой книжки, a эта женщина вырвала чек из той же чековой книжки.
  — Постой, Перри, но для чего же она это сделала? Она же не думала, что ты просто коллекционируешь бланки или чеки и никогда не пускаешь их в ход.
  — Значит, она хотела, чтобы я получил этот чек.
  — Но зачем?
  — Ранее мы исходили из того, что она участница шантажа, и зашли в тупик. Давайте попытаемся подойти к делу с другой стороны. Возможно, она хотела дать мне оружие против шантажиста, чтобы я мог сказать Хенселу: «Ошибаетесь, сударь, Эддисон не платил за Веронику Дэйл. Платила ее мать. Вот чек — доказательство тому».
  Дрейк присвистнул.
  — Вот так, Пол. А теперь эти странные отпуска. Феррел берет две недели перед собранием акционеров, чтобы с кем-то встретиться, и бросает важные дела. Миртл Нортрап, казначей компании, берет такой же отпуск и в то же самое время.
  — Но ведь эта Нортрап терпеть не может Феррела и полностью предана Эддисону, — заметил Дрейк.
  Мейсон кивнул.
  — А Феррел обещал этой рыженькой продавщице, что она займет место Миртл Нортрап. Значит, он хотел убрать Миртл Нортрап, — предположил Дрейк.
  — Или перевести ее на новую должность, — добавил Мейсон, — так чтобы ее прежнее место стало вакантным.
  Дрейк задумался.
  — И что же нам теперь делать, Перри?
  — Искать и найти Миртл Нортрап, Пол. Когда найдем, думаю, что-нибудь прояснится, — ответил Мейсон.
  Глава 20
  Яркое утреннее солнце освещало высокие белые здания жилых кварталов города.
  — Вот мы и приехали, Пол, — проговорил Мейсон, остановив машину. — Делла, твой блокнот наготове? Жаль, что у нас нет своего ключа, — сказал Мейсон, направляясь к двери.
  Дрейк с угрюмым видом извлек связку ключей и отмычек, но заметил:
  — Мне все же больше нравятся обычные способы, Перри.
  — Ну, это ведь только дверь в подъезд. Мы не нарушаем неприкосновенности чьего-либо жилища, — ответил Мейсон.
  Дрейк начал опробовать ключи. Третий подошел.
  — Какой номер? — спросил Дрейк, входя в коридор.
  — Третий этаж, номер 321, — ответил Мейсон.
  Дребезжащий лифт доставил их на третий этаж. Мейсон нашел квартиру и нажал звонок.
  Дверь открылась. Ноздри защекотал приятный аромат кофе. Женщина, одетая в домашнее платье, с утренней газетой в руках, забормотала:
  — Простите, я…
  Неизвестно, что она собиралась сказать, но, узнав Мейсона, замолчала и от удивления осталась стоять, не двигаясь с места.
  Мейсон шагнул через порог, бросив своим спутникам: «Заходите», и направился в комнату.
  Все последовали за ним.
  Делла Стрит, как всегда стараясь быть незаметной, скользнула за стол, на котором булькала электрическая кофеварка, села рядом с электрическим тостером и приготовила свой блокнот.
  — Видимо, я должен познакомить вас, — начал Мейсон. — Это Пол Дрейк — частный детектив, глава Детективного агентства Дрейка. Это Миртл Нортрап, владелица части акций корпорации, которой принадлежит универмаг на Бродвее. Последний раз, когда я видел ее, она выдавала себя за мать Вероники Дэйл. Я полагаю, что теперь миссис Нортрап расскажет нам, что случилось в загородном доме мистера Феррела в ту ночь, когда он был убит, и думаю, что так будет лучше для вас самой, миссис Нортрап.
  Бледность проступила на лице хозяйки дома даже сквозь плотный слой макияжа. Она инстинктивно попятилась от непрошеных гостей, будто надеясь, что произойдет чудо — стена раздвинется — и она сможет исчезнуть.
  — Вы полагали, сударыня, — продолжал Мейсон, — что я не найду вас. Вы действовали очень умно, но все же оставили после себя кое-какие следы. Будучи начальницей отдела кадров, вы по указанию мистера Эддисона дали работу Веронике Дэйл, потому-то вы и знали ее историю. Когда она заполняла учетный листок, то указала в нем свой возраст, имя матери и другие детали, которые помогли вам сыграть роль ее родной матери, когда вы пришли ко мне в контору.
  В то время вы были единственным человеком, который располагал этой информацией, пусть даже не во всем верной.
  Кроме того, совершенно очевидно, что вы с Феррелом сбивали группу пайщиков с количеством акций, достаточным, чтобы диктовать свою волю на предстоящем собрании акционеров. Я в чем-нибудь ошибаюсь?
  — Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказала женщина.
  Мейсон усмехнулся:
  — Вы не сможете отрицать, что заходили в мою контору под тем предлогом, что желаете оплатить счет за расходы, связанные с делом Вероники Дэйл. Служащие моей конторы могут опознать вас.
  — Да, — согласилась она. — Этого отрицать я не стану.
  — Зачем на самом деле вы приходили ко мне?
  — У меня, понимаете… мной двигала мысль уберечь мистера Эддисона от шантажа…
  — А как вы узнали об этом шантаже?
  — Случилось так, что я оказалась у дверей его кабинета и услышала обрывки происходившего там разговора. Я поняла, что кто-то угрожает ему, прильнула к двери и начала подслушивать. Я помню, как тот гадкий тип назвал его толстяком…
  — Этот разговор вы подслушали до конца?
  Она кивнула.
  — После этого вы пришли ко мне, представившись матерью Вероники Дэйл, а я получил чек, который ровно ничего не стоил, но который можно было предъявить шантажисту.
  — Я думала, что это может помочь.
  — Что же, — сказал Мейсон, — тут вы не стали долго отпираться, хотя бы потому, что у меня есть свидетели, которые могут опознать вас. Ну а что вы скажете о поездке в загородный дом мистера Феррела?
  — Мне абсолютно ничего не известно ни о каком загородном доме. Я туда никогда не ездила.
  — Свидетели утверждают, что ездили.
  — Они ошибаются.
  — Свидетелями в данном случае являются оставленные вами и обнаруженные полицией отпечатки пальцев. Вряд ли они могут ошибаться.
  — Мои отпечатки? — удивленно переспросила Миртл Нортрап.
  — Они самые. У вас ведь небольшой опыт по части противозаконных дел, вот вы и не приняли во внимание эту серьезную улику.
  — Но… но откуда известно, что они мои?
  — Полиции это пока неизвестно. Мне известно. Но все, что полиции нужно сделать для этого, — это взять ваши отпечатки пальцев и сравнить их с найденными в доме. Затем вам придется рассказать, почему вы очутились в доме и что вы там делали. Но будет лучше для вас, если вы сначала расскажете это мне.
  Несколько секунд женщина молчала, потом кивнула:
  — Да, от этого мне никуда не уйти. Я даже рада, что вы уже все знаете. Я бы все равно не сумела скрыть это.
  — Мне хотелось бы услышать подробности. Особенно насчет стрельбы.
  Миртл Нортрап поднялась с места, подошла к платяному шкафу и вытащила тяжелое пальто. На нем виднелась дыра, края которой обгорели, задетые пороховыми газами.
  — Говорите, — повторил Мейсон, — вам же будет легче.
  — Разумеется, мистер Мейсон! Поверьте, это и в самом деле тяжкое бремя для меня. Я про себя все время молюсь. До четырех утра не могу заснуть. Вот потому так и с завтраком запоздала.
  Адвокат ободряюще кивнул.
  — Ведь все так очевидно, все так ясно, что просто чудо, что никто не обнаружил этого раньше. Я знаю, что мне никуда не деться.
  — Итак, расскажите все по порядку.
  — Все началось с того, что я решила поиграть на скачках. У меня была своя система, никогда меня не подводившая. Но однажды все рухнуло как карточный домик. Мне казалось, что это лишь досадная случайность. Чтобы поправить свои дела, я решила воспользоваться финансовыми ресурсами компании. Тут подвернулся Феррел, который вечно возился со своими таблицами, графиками, схемами. Это был его способ отлынивать от дел.
  Феррел владел сорока процентами акций. И у Эддисона было сорок процентов. Остальные двадцать процентов были распределены среди старых, преданных компании служащих. Однако лишь два основных пайщика вырабатывали политику, и на собраниях они выступали единым фронтом. Они называли себя партнерами. Поэтому собрания акционеров всегда были пустой формальностью. — Миртл на мгновение замолчала, вытащила из пачки сигарету и дрожащими пальцами поднесла к ней пламя зажигалки. — Ну вот, — продолжила она. — Феррел уличил меня. Я вынуждена была принять его условия. То есть голосовать по его указке, сказать, что практически все мелкие акционеры выдают мне доверенность на голосование во время собраний. После этого Феррел занялся и другими мелкими пайщиками.
  В отделе авторучек работала одна девушка, Мерна Релей, ей принадлежит несколько акций. Он пообещал ей продвижение по службе, повышение оклада. Был еще мой старый друг Том, Томас Вертет. Ради того, чтобы меня не судили за растрату, я согласилась перетянуть и его на сторону Феррела.
  Феррел приобрел этот загородный дом, чтобы иметь место, где он мог бы собирать всех акционеров, заключать с ними соглашения и потом диктовать им на собрании свою волю.
  — Мерна Релей еще очень молода, откуда у нее акции? — спросил Мейсон.
  — Она унаследовала их от матери. Та много лет проработала в универмаге.
  — Продолжайте, пожалуйста.
  — Во вторник Феррел должен был отправиться в отпуск. Но он никуда не поехал, отправился в этот дом, чтобы обустроить его для будущих встреч. Он сказал мне, чтобы я к девяти часам была там вместе с Томом. Я не сказала Тому, в чем, собственно, дело. Мы выехали с ним вдвоем на его машине. Немного не доезжая поворота от шоссе к дому, мы разминулись с машиной Феррела. Я не знала, кто был в ней.
  — И что же дальше?
  — Когда мы подъехали к дому, я оставила Тома в машине, а сама пошла к Феррелу. Так мы условились. Том ничего не знал об этом; он вообще, как я уже сказала, не знал, зачем мы едем. Я должна была уговорить Тома встать на сторону Феррела… Тот оттеснит Эддисона, а Том, Мерна и я получим высокие должности и большие прибавки к своим окладам. Мне к тому же вернут бумагу, в которой я признаюсь в растрате, и покроют недостачу.
  — И что же случилось, когда вы вошли в дом?
  — Феррел был необыкновенно взволнован. Он сказал мне, что по дороге подобрал одну молоденькую блондинку, которую зовут Вероника Дэйл. Что она сбежала от невыносимо скучной жизни крохотного городка, где ее мать содержит ресторан. Он проникся жалостью к ней и сказал, что если она согласится подождать на улице, пока он закончит в доме свои дела, то он довезет ее до города и найдет ей место, где остановиться.
  — Он и в самом деле собирался это сделать?
  — Не знаю. Может быть, он хотел уговорить ее остаться на ночь в этом своем доме. Феррел в этом отношении такой… Я знаю, как он пытался обхаживать Мерну.
  — Продолжайте. Что же случилось дальше?
  — Он сказал мне, что неожиданно в дом нагрянула жена, что она, к сожалению, заметила Веронику, что он велел Веронике скрыться через заднюю дверь, но жена все равно заметила ее и решила, что этот дом — мужнино любовное гнездышко, и что она собирается теперь добиваться развода, что повлечет за собой ужасный публичный скандал. Он не решился сказать миссис Феррел об истинной цели покупки дома, полагая, что она все равно не поверит ему. Затем он заявил мне, что единственный выход — это немедленно отправиться назад в город, где я должна увидеться с его женой и подтвердить, что дом приобретен исключительно в деловых целях. Ну и, конечно, следовало уговорить ее не выдавать никому этой тайны. Он сказал, что это единственный возможный выход. Он велел мне вернуться к Тому, отослать его домой, и, как только Том уедет, мы вдвоем направимся в город.
  — И что же вы сделали?
  — Я спустилась к Тому и, не вдаваясь в подробности, сказала ему, чтобы он направлялся домой. После этого я вернулась. Мистер Феррел ушел наверх за той компрометирующей меня бумагой. Она была спрятана у него в чемодане, а чемодан находился наверху в спальне. Увидев в его руках эту бумагу, я решила попробовать кое-чего добиться. Я сказала, что если буду сотрудничать с ним, как он того хочет, то пусть он порвет эту бумагу и больше не касается вопроса о растрате, независимо от того, выгорит ли у него дело с пайщиками или нет. Тут он разозлился, мы наговорили друг другу кучу всяких неприятных слов; не могу понять, что тогда вдруг случилось со мной. Рядом с нами лежал его пистолет. Я схватила пистолет и навела на Феррела, требуя отдать бумагу. Я знаю, что совершила ужасную ошибку.
  — Что же случилось?
  — Он ударил меня. Пистолет выстрелил. Пуля пробила оконное стекло. Потом, схватив меня, он вывернул мне руку. Рука с пистолетом оказалась утопленной в рукаве. Я визжала от боли, но он продолжал выкручивать мне руку и случайно сам спустил курок. Пуля пробила пальто и попала ему в голову. Он упал и, наверное, тут же скончался. Я думаю, следов пороха на лице не осталось, потому что ствол находился в рукаве и пуля прошла через мое пальто.
  Я была в панике и захотела сразу же избавиться от оружия и патронов. Я ничего не соображала, да и что я понимаю в таких вещах? Я открыла окно и выпустила все остальные пули в землю. Потом вынула гильзы из пистолета, высыпала их к себе в карман, а оружие бросила из окна как можно дальше. Потом закрыла окно и потушила керосиновую лампу.
  Нужно было поскорее убираться из дома. Я хотела было сесть на попутную машину, но потом передумала, даже не знаю почему. К тому же я далеко не так привлекательна, как Вероника Дэйл. Главное, я не хотела оставлять улик.
  — Что же вы сделали?
  — Я знала, что мистер Феррел говорил всем, что направляется в отпуск на Северо-Запад. Я села в его машину и добралась на ней до Лас-Вегаса в Неваде. Оттуда я послала телеграмму, подписанную его именем, оставила машину и вернулась в город самолетом. Как ни в чем не бывало отправилась в универмаг. Было уже поздно, но никто на это не обратил внимания, я могу распоряжаться своим временем как хочу и не обязана работать «от» и «до».
  В конце дня ко мне подошла Вероника Дэйл с запиской от Эддисона. Я сразу поняла, что это та самая девушка, которая была с мистером Феррелом; видимо, мистер Эддисон был где-то в тех краях и подобрал ее. Я задавала ей вопросы, якобы для того, чтобы выяснить ее пригодность для работы, она рассказала мне о себе и о том, как встретила мистера Эддисона. Вид у нее был самый невинный. Конечно, я дала ей работу. Но меня ужасно злило, как ловко эта маленькая сучка умеет лицемерить.
  На следующий день я проходила мимо кабинета мистера Эддисона. Я услышала его разговор с Хенселом и поняла, что эта белокурая стерва задействована в целой системе шантажа, что они намерены выкачивать из мистера Эддисона деньги. Вы знаете, я всегда так восхищалась мистером Эддисоном. А тут вдруг получилось, что я должна предать его из-за такой отвратительной крысы, как Феррел. Может быть, поэтому я так и вела себя, а не только потому, что хотела уничтожить свое признание.
  — Продолжайте.
  — Я восторгаюсь мистером Эддисоном. Я уважаю его, я думаю, все служащие уважают и любят его. Я решила: если я как можно быстрее повстречаюсь с вами, выдам себя за мать Вероники и оплачу ваши услуги, то этим я дам мистеру Эддисону оружие против шантажа. После этого я намеревалась повидать его и все ему рассказать.
  — Продолжайте, пожалуйста.
  — Поэтому я и направилась к вам, выдав себя за мать Вероники, и оставила вам чек, чтобы вы могли представить его шантажисту. Мне казалось, что это может нарушить их планы, тем более если Вероника вдруг подумает, что ее мать и в самом деле в городе. Я считала, что вы догадаетесь и все равно увидите, что чек поддельный, но ни Вероника, ни этот шантажист не обнаружат этой подделки.
  Мейсон кивнул.
  — Я взяла вашу расписку и потом вдруг решила сказать Веронике, что мне все известно, что либо она оставит мистера Эддисона в покое, либо последствия для нее будут самые неприятные. Я так напугала ее, что она решила держаться подальше от мистера Эддисона. Потом мне пришло в голову, что когда найдут труп Феррела, то, скорее всего, решат, что это дело рук Вероники, и то, что мистер Эддисон подобрал ее, — лишь тому подтверждение. Но тут я подумала, что она все равно выкрутится благодаря своей невинной детской наружности. В крайнем случае скажет на суде, что Феррел напал на нее и она, защищаясь, выстрелила в него.
  — И что же вы сделали, выйдя из моей конторы?
  — Пошла к Веронике. В отеле ее еще не было. Понимаете, мистер Мейсон, я совсем не знала, что делать с этими шестью гильзами, которые остались у меня в кармане. Ума не могла приложить, а они просто жгли мне карман. Я буквально дрожала от страха. Ведь это же прямая улика. Тут мне пришла в голову хорошая мысль. Я пришла в отель, нашла комнату Вероники и попыталась открыть дверь. Дверь была заперта, но на этаже оказалась горничная, я сказала ей, что я мать Вероники, показала расписку с вашей подписью, и она, выслушав мой рассказ, увидав вашу подпись и получив доллар чаевых, открыла дверь и впустила меня в комнату. Гильзы я положила на самое дно сумки Вероники, я не думала, что она найдет их. Мне осталось лишь умыть руки и ждать, что будет. Я была уверена, что полиция все равно заинтересуется Вероникой, осмотрит ее вещи, найдет гильзы и Вероника сядет на скамью подсудимых.
  — Но, — сказал Мейсон, — Вероника сама нашла их, поняла, чем это пахнет, и подбросила гильзы в комнату моего секретаря.
  — Неужели? — удивилась Миртл Нортрап. — И как только эта девчонка…
  — Оставьте ее в покое. У вас своих забот хватает, — посоветовал Мейсон.
  — Вы правы.
  Мейсон поднялся, подошел к телефону, набрал номер:
  — Управление полиции? Срочный вызов…
  Пол Дрейк вздохнул, тоже встал со своего места, направился к столу и налил себе чашку кофе.
  Глава 21
  Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк стояли за столиком в закусочной.
  Мейсон добавил себе в кофе сливок, положил сахар и устало сказал:
  — Это все из-за удобной для полиции версии, Пол. Противоречия были видны невооруженным глазом, но, считая, что стреляли снаружи, я просто проходил мимо них, игнорируя даже важнейшие моменты.
  — А именно?
  — Да ты почти все знаешь. Первое: женщина, приходившая ко мне, не была матерью Вероники, но она знала факты, которые ей могла сообщить только Вероника. Я решил, что ее приход связан с другим действующим лицом — с Эддисоном, что она приходила не ради Вероники, а ради Эддисона. Тогда это должна была быть какая-нибудь преданная ему служащая универмага. Кто именно? Судя по тому, как быстро она разузнала все о Веронике, — только служащая отдела кадров.
  Второе: я понял, что поездка Феррела на рыбалку — обман. Важно и то, что и Феррел, и начальница отдела кадров Миртл Нортрап отбыли в отпуск одновременно и одновременно должны были вернуться к собранию акционеров. Я понял всю опасность этого для Эддисона, сообразил, что он мог потерять контроль над компанией, особенно когда он сказал мне о своей борьбе за власть с Феррелом, сознался, что ненавидит Феррела, так же как и тот его. Но Эддисон вовсе не тот человек, который станет из-за контроля над компанией вести закулисные махинации со служащими-акционерами. А Феррел, как я понял, мог пойти на это. Правда, тут я не усматривал никакой связи с убийством. Да ее и не было, и тем не менее я искал ее, а почему? Да потому, что клюнул на версию полиции, будто стреляли с улицы. Вот что значит ложная посылка.
  — Это уж точно, — задумчиво сказала Делла Стрит. — Ведь, как и Феррел, Эддисон заблуждался насчет своей простушки. В каком волнении он звонил нам, когда она оказалась в тюрьме. А ведь для полиции было, должно быть, не так просто упрятать девственницу за бродяжничество.
  — Так же непросто, как для Эддисона превратить бродяжку в девственницу, — сказал, усмехаясь, Мейсон.
  Дело незадачливого жениха
  Глава 1
  В ночи вытянутые башни небоскребов напоминали гигантские пальцы. Яркий свет уличных фонарей, усиленный огнями домов, позволял видеть их из кабинета Перри Мейсона.
  Утомленный после напряженного дня в суде, Мейсон выключил освещение и удобно устроился в большом кресле у письменного стола.
  Весь день он работал со сводами законов, и глаза его буквально воспалились от мелкого шрифта. Полумрак кабинета часто помогал ему восстановить силы, но на этот раз усталость сломила его, и он погрузился в сон.
  Уличный свет выхватывал из темноты пожарную лестницу за окном кабинета и, проникая через окно, позволял разглядеть письменный стол, заваленный раскрытыми кодексами, и силуэт кожаного кресла, предназначенного для клиентов.
  День был знойный, но сейчас надвигалась гроза, и сильный порывистый ветер врывался в приоткрытое окно кабинета. Мейсон спал беспокойно: к утру надо было закончить одну очень срочную работу.
  Внезапно тишину за окном нарушил неясный шум, затем отчетливо послышались легкие шаги, вероятно женские, а чуть позже шаги еще какого-то человека.
  Легкие шаги принадлежали девушке, осторожно спускавшейся по пожарной лестнице. Когда ее голова поравнялась с лестничной площадкой у окна над кабинетом адвоката, она остановилась. В это время на верхнем этаже щелкнул выключатель, и поток света рассеял ночную темноту.
  Мейсон что-то невнятно пробормотал во сне, беспокойно шевельнулся и забросил руку за спинку кресла. За окном кабинета мелькнула чья-то тень — это девушка поспешно опустилась на две ступеньки, очевидно намереваясь попасть на площадку перед кабинетом адвоката.
  Мейсон снова шевельнулся в кресле, и девушка, услышав этот шум, испуганно замерла.
  Резкий порыв ветра взметнул подол ее платья, и она машинально опустила правую руку, чтобы придержать его. Отразив уличный свет, в руке тускло блеснул металлический предмет.
  Девушка повернулась, желая подняться выше, но опасение быть замеченной на освещенной площадке верхнего этажа удержало ее на месте.
  Воздух посвежел. Вдали неожиданно прогремел гром.
  Мейсон зевнул, потянулся и протер глаза. Он посмотрел в окно и изумился, увидев взметнувшийся подол платья и женские ноги.
  В мгновение ока адвокат вскочил с кресла и, гибким движением обогнув стол, оказался около окна. Вглядываясь в незнакомку, он поинтересовался:
  — Вы к кому?
  Прижав палец к губам, девушка призвала его молчать. На лице адвоката отразилось недоумение, и он открыл было рот, чтобы переспросить. Девушка, продолжая придерживать подол платья, энергично помотала головой, всем своим видом настаивая на молчании.
  Тогда Мейсон распахнул окно и жестом пригласил ее войти.
  Девушка заколебалась.
  Мейсон отступил на шаг от окна. Незнакомка, настороженно глядя на него, начала медленно спускаться по пожарной лестнице. Взмахом правой руки она выбросила металлический предмет, и тот, на мгновение блеснув, исчез в темноте. Ветер моментально воспользовался ее оплошностью, и она снова была вынуждена ухватиться за подол платья.
  — Итак, бесплатный стриптиз? — сказала она, смущенно улыбаясь.
  — Пожалуй, — согласился Мейсон, оставаясь серьезным, и предложил: — Входите.
  На этот раз решив, что капитуляция неизбежна, девушка была более сговорчивой. Она ступила ногой на подоконник и легко спрыгнула на пол.
  Мейсон направился к выключателю.
  — Пожалуйста, не надо, — угадав его намерение, тихо попросила гостья.
  — Почему?
  — Я бы не хотела, чтобы вы это делали. Это небезопасно.
  — Для кого?
  — Для меня, — ответила девушка и мгновение спустя добавила: — И для вас тоже.
  Мейсон оглядел фигуру незнакомки в слабом свете, проникающем с улицы.
  — Глядя на вас, никак не скажешь, что вы чего-нибудь боитесь.
  Она, не обращая внимания на его слова, спросила:
  — Вы давно здесь сидите?
  — Час или около того, но я спал.
  — Вы проснулись очень вовремя, — засмеялась она. — Ветер застал меня врасплох.
  — Не могу с вами не согласиться, — усмехнулся Мейсон и, опять став серьезным, спросил: — Что вы держали в правой руке?
  — Правой рукой я придерживала платье.
  — А мне показалось, что вы держали что-то металлическое, — не уступал адвокат.
  — Ах да, — ответила девушка, улыбнувшись, — это был карманный фонарик.
  — И что же с ним сталось?
  — Я его уронила.
  — А вы уверены, что это был не револьвер? — спросил адвокат.
  — Что за нелепость, мистер Мейсон!
  — О, вы даже знаете мое имя?
  — Я еще не разучилась читать, — сказала она, указывая на стеклянную дверь кабинета. На стекле в свете, падающем из коридора, отчетливо вырисовывалась фамилия адвоката.
  — Все-таки, я думаю, это был револьвер. Что вы с ним сделали?
  — Сколько вам можно повторять, у меня не было револьвера.
  — Вы в этом уверены? — не унимался Мейсон, осторожно приближаясь к ней.
  — Еще бы!.. Я уже жалею, что согласилась войти к вам, — ответила она, возмущенно жестикулируя.
  Рывок — и Мейсон оказался около девушки. Его руки быстро скользнули вдоль ее тела.
  От прикосновения она вздрогнула, но затем, вновь обретя уверенность, поинтересовалась:
  — Вам не кажется это нескромным?
  — Ничуть, — буркнул адвокат. — Не двигайтесь!
  — Похоже, мистер Мейсон, вы ищете оружие?
  — Вы догадливы. Не знаю, как вы, а я предпочитаю умереть своей смертью.
  За время обыска девушка не шелохнулась, хотя Мейсон почувствовал, как напряглись ее мускулы.
  — Ну, вы закончили? — холодно осведомилась она, когда тот убрал руки.
  Адвокат молча кивнул и указал ей на кресло.
  Опустив руки, девушка медленно пересекла комнату. Лучи света, проникающие с улицы, осветили ее недовольно поджатые губы. Опустившись в кресло, гостья вытащила пачку сигарет из сумочки и неприязненно произнесла:
  — Мне не по душе такое обращение.
  — А мне не по душе вооруженные женщины, — парировал Мейсон. — Уверен, у вас был револьвер, и, думаю, вы выбросили его.
  — Так почему бы вам не сбегать и не поискать его, мистер Мейсон? — ухмыльнулась девушка.
  — Для этого существует полиция. Она проделает это лучше меня.
  Незнакомка презрительно улыбнулась.
  — Это было бы забавно. Могу себе представить заголовки газет: «Известный адвокат вызывает полицию, чтобы удостовериться, не валяется ли под его окнами револьвер».
  Мейсон молча изучал девушку. Пламя зажженной спички освещало точеный овал ее лица и совершенной формы руку.
  — А дальше, — продолжала она, при этом в глазах ее играла язвительная насмешка, — а дальше была бы просто удивительная история: «Адвокат отказался дать какие-либо объяснения, когда полиции не удалось найти оружие. А не решил ли Перри Мейсон пошутить с полицией?» Вас привлекает такая перспектива?
  — А почему вы решили, что я не дам никаких объяснений? — поинтересовался адвокат.
  — Не думаю, чтобы вы рассказали обо всем как есть, — промолвила она, — иначе вам не избежать массы проблем.
  — Проблем? — переспросил Мейсон. — Интересно, каких?
  — Судите сами, — принялась объяснять девушка. — Заметив на пожарной лестнице женщину, вы принуждаете ее войти в свой кабинет, а после обвиняете в ношении оружия. Причем, заметьте, бездоказательно… Согласитесь, у меня были бы веские основания затеять тяжбу по поводу причиненного мне морального ущерба, не так ли?
  — Не совсем, — ответил адвокат. — Посмотрим на ситуацию с моей стороны. Ночью я обнаруживаю человека, который, воспользовавшись пожарной лестницей, намеревается проникнуть в мой кабинет и…
  — Проникнуть в ваш кабинет? — с презрением воскликнула девушка.
  — А разве не так?
  — Ну конечно нет!
  — К сожалению, сейчас у меня слишком мало времени, чтобы убедиться в вашей искренности. Так что, если вы немедленно не, пред ставите мне достаточно убедительных доказательств, я буду вынужден поднять телефонную трубку и вызвать полицию.
  — Вот вам еще один заголовок, — изрекла она. — «Перри Мейсон обращается в полицию!»
  При этих словах адвокат улыбнулся:
  — Да, это действительно не похоже на меня. Итак, я дождусь объяснений?
  Девушка стала серьезной.
  — Неужели вам недостаточно тех унижений, которым я подверглась? Мне пришлось вытерпеть ваш…
  — Вы же отлично понимаете, что я искал оружие, — перебил ее Мейсон.
  — Сдается мне, что оружие было лишь предлогом для обыска.
  — Не преувеличивайте. — Его уже начинала раздражать эта болтовня.
  — О, в таком случае вам можно только посочувствовать, — разозлилась гостья.
  — Ну, знаете, оставьте ваши выводы при себе. Потеряв терпение, адвокат направился к телефону.
  — Подождите! — поспешно вскрикнула девушка. Мейсон обернулся.
  Девушка, глубоко затянувшись сигаретой, выдохнула дым и, злобно вдавив окурок в пепельницу, пробормотала:
  — Ну хорошо. Вы выиграли.
  — И что же я выиграл? — поинтересовался адвокат.
  — Мне придется объясниться.
  — Давно бы так.
  — Я устроилась работать секретаршей в офис, расположенный как раз над вами, — начала она.
  — Кому принадлежит этот офис?
  — Корпорации «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани».
  — Скажите пожалуйста, какое совпадение. Даже не верится, — язвительно заметил адвокат.
  — И тем не менее, это так.
  Взяв телефонный справочник, Мейсон открыл его на странице с перечнем учреждений, начинающихся на букву «Г», и пробежал глазами сверху вниз, пока не нашел название корпорации. Выписав адрес, он утвердительно кивнул:
  — Ну что ж, пока все сходится.
  — Мой начальник, — продолжила свой рассказ девушка, — попросил меня прийти поработать сегодня вечером. Дело в том, что завтра ему предстояла деловая поездка, и надо было закончить кое-какую работу. Он предупредил меня, что, возможно, задержится, поскольку собирался на вечеринку.
  — И в ожидании своего шефа вы расположились на пожарной лестнице, — заметил Мейсон.
  — Произошло недоразумение!
  — Да? Любопытно.
  — Около часа назад я поднялась в кабинет и в ожидании патрона принялась разбирать вечернюю почту. Покончив с ней и не зная, чем заняться, я выключила свет и подошла к окну, чтобы полюбоваться ночным городом. И тут мой взгляд наткнулся на пожарную лестницу за окном, которую раньше я не замечала. Не долго думая, я выбралась на нее, но та оказалась настолько грязной, что стоило мне только прикоснуться к перилам, как я выпачкала руки. Это было совсем некстати, и поэтому я решила спуститься вниз, в туалетную комнату, чтобы отмыть грязь. — Она на секунду умолкла, а потом снова продолжала: — Несмотря на эту неприятность настроение у меня было превосходное, поскольку в созерцании великолепной панорамы города, в размышлении о всех печалях, трагедиях и надеждах была какая-то романтика. Неожиданно я услышала, как в замке повернулся ключ, и открылась дверь. Я, конечно, подумала, что это пришел мой босс, и собралась уже объяснить ему свое пребывание на пожарной лестнице. Каково же было мое изумление, когда зажегся свет и я увидела его жену. Не знаю, что ей здесь понадобилось. Или она пришла, чтобы устроить мне засаду, или ей хотелось увидеть, что я буду чувствовать в такой ситуации.
  — Скажите, пожалуйста, какая предприимчивость, — вставил Мейсон.
  — Поэтому, — продолжила девушка, — я почти инстинктивно спустилась на две или три ступеньки и таким образом оказалась недосягаемой для нее… Но возможность видеть, что происходит в кабинете, у меня оставалась. От природы я очень любопытна. Это и заставило меня наблюдать за тем, что она там делала. Но вдруг она направилась к окну. Тогда мне пришлось спуститься еще ниже.
  — И тут ветер подхватил подол вашего платья… — усмехнулся адвокат.
  — Да, вы лицезрели славное представление, мистер Мейсон, — смущенно улыбнулась она.
  — Несомненно, — признался тот и добавил: — И вы машинально опустили руку, чтобы придержать платье.
  — Я же об этом вам и говорю!
  — А в руке был револьвер, — невозмутимо продолжал Мейсон.
  — Карманный фонарик, — настаивала девушка.
  — Хорошо, хорошо, — согласился адвокат. — Как истинный джентльмен принимаю ваши слова на веру.
  Это был карманный фонарик. А сейчас, пожалуйста, в течение пяти секунд объясните, зачем вам был нужен карманный фонарик. — Он взглянул на часы. — У вас осталось три секунды… две… одна… Что ж, очень сожалею.
  Девушка, не обращая внимания на иронию Мейсона, сдержанно сказала:
  — То, что вы видели, был всего лишь карманный фонарик, который я взяла с собой, чтобы найти место на автостоянке, где можно было бы припарковать машину. Кроме того, у меня не было оснований рассчитывать, что босс проводит меня до моей машины, а одинокой женщине, согласитесь, небезопасно бродить поздно ночью в поисках автостоянки. Вы же сами понимаете, мистер Мейсон, всякое может случиться.
  — Понимаю. Выходит, по этой причине вы взяли с собой фонарик, когда забрались на пожарную лестницу, — с иронией заметил Мейсон.
  — Как ни странно это может показаться, я поступила именно так. Он лежал на столе, и, уходя, я взяла его. На улице было темно.
  — Чудесно, — согласился адвокат. — А теперь, если вы проводите меня туда и покажете мне свой припаркованный автомобиль, то ваше объяснение будет весьма логичным.
  — Охотно, — произнесла девушка, грациозно поднимаясь с кресла. — Буду только рада убедить вас, мистер Мейсон, в том, что говорю правду. Вы можете сличить номер машины с моим водительским удостоверением и документами на машину — и на этом, я думаю, мы покончим с нашей очень интересной встречей, не правда ли?
  — Совершенно с вами согласен, — кивнул Мейсон. — Я получил массу удовольствия, даже при таких необычных обстоятельствах. Но как же так получилось, что я до сих пор не знаю вашего имени?
  — Вы узнаете его из моего водительского удостоверения, — заявила девушка.
  — Но я предпочитаю услышать его от вас.
  — Пожалуйста. Вирджиния Колфекс.
  — Вы замужем?
  — Нет.
  — Ну что ж. Пойдемте, посмотрим на вашу машину, — предложил адвокат.
  Он направился к двери, открыл ее и посторонился, чтобы пропустить девушку. Та прошла к выходу, одарив Мейсона приветливой улыбкой, и затем они вместе двинулись по коридору. Миновав кабинет Пола Дрейка, расположенный рядом с лифтом, на двери которого висела табличка «Детективное агентство Дрейка», девушка состроила гримасу и пробормотала:
  — Ужасная работа.
  — Это почему же? — поинтересовался Мейсон.
  — Работа сыщика пугает меня. Я люблю одиночество.
  Адвокат вызвал лифт и, ожидая, когда откроются двери кабины, заметил:
  — Дрейк работает на меня. Эта работа как ни одна другая требует методичности. Если познакомиться с ней поближе, то кажущаяся романтика мгновенно улетучится. И это занятие предстанет в довольно прозаическом виде. Но мне кажется, Пол Дрейк смирился с этим и отлично справляется со своей работой.
  — Вы меня убедили. Пожалуй, я изменю свое мнение о работе сыщика, — саркастически ответила девушка.
  Раскрылись двери лифта, и лифтер кивком пригласил их в кабину. Мейсон, поддерживая девушку под локоть, вошел с нею в лифт и произнес:
  — Для проверки вам придется записать свое имя в журнале.
  Она в ответ усмехнулась:
  — Вам не перехитрить меня, мистер Мейсон. Посетители Детективного агентства Дрейка не обязаны регистрироваться.
  — А, так вы шли в агентство? — протянул адвокат.
  — Ну разумеется. А вы думали, где я была? Глупенький! — беззлобно подшутила девушка.
  — Всем известно, что посетители сыскного агентства не отмечаются, — вмешался в разговор лифтер, — поскольку оно открыто для всех круглосуточно.
  Мейсон, отметив, что с попыткой регистрации у него ничего не получается, сделал Вирджинии Колфекс комплимент:
  — Ну что ж, надо отдать должное вашему живому уму, тонкому юмору и острому языку.
  — Благодарю, — холодно отрезала та.
  Лифт остановился на первом этаже. Вирджиния Колфекс с гордо поднятой головой вышла из здания, адвокат следовал за ней. У входной двери ее на некоторое время задержал сильный порыв ветра, разметавший ее пышные волосы. Приближалась гроза, но далекие раскаты грома тонули в звуках городского шума.
  Вдруг девушка повернулась к адвокату и дотронулась до его руки.
  — Я хочу рассказать вам одну вещь, — тихо произнесла она.
  Брови Мейсона удивленно поползли вверх, он наклонился поближе к собеседнице.
  Тут, резко взмахнув рукой, Вирджиния Колфекс ударила адвоката по лицу, да так сильно, что на звук пощечины обратила внимание группа людей, которая как раз в это время выходила из коктейль-бара, расположенного чуть дальше по улице. Воспользовавшись замешательством Мейсона, она быстро пересекла тротуар, рванула дверцу ожидающего такси и впрыгнула в него.
  — Эй! — крикнул Мейсон водителю. — Остановите машину! — И бросился к такси.
  Стоявший рядом могучего сложения мужчина с бычьей шеей, нахмурившись, схватил Мейсона за пиджак.
  — Постой-ка, приятель! — крикнул он. Адвокат резко повернулся и прорычал:
  — Ну-ка, быстро, убери руки!
  Мужчина ухмыльнулся, не выпуская Мейсона.
  — Не упрямься, дружище, она не любит тебя.
  В это время такси тронулось с места. При виде этого Мейсон яростно рявкнул:
  — Если ты меня не отпустишь, то очень пожалеешь об этом!
  Во взгляде адвоката появилось нечто такое, что заставило мужчину отступить.
  Тот отпустил пиджак Мейсона и неуверенно пробормотал:
  — Постой еще минутку, приятель, ты же видишь, дама не хочет…
  Мейсон быстро подбежал к стоянке такси и оглядел улицу. Она была пустынна. Адвокат с перекошенным от гнева лицом подошел к верзиле.
  — Ну что ж, героя вы изобразили вполне успешно, — мрачно произнес он. — Но если бы, кроме мускулов, вы обладали хотя бы граммом ума, вы бы поняли, что своим вмешательством создали массу проблем. А теперь убирайтесь ко всем чертям, иначе я за себя не ручаюсь.
  Тот был настолько ошарашен яростью Мейсона, что не произнес ни слова.
  Обойдя стоящего в недоумении мужчину, адвокат направился было к себе в офис, но вдруг, передумав, свернул за угол здания в переулок. Затем медленно, шаг за шагом, он двинулся вдоль него, тщательно изучая при этом каждую пядь тротуара.
  Его ждало разочарование — никаких следов револьвера или карманного фонаря не оказалось.
  Мейсон повернул назад к зданию, еще раз расписался в журнале регистрации, поднялся на свой этаж и вошел в приемную сыскного агентства Дрейка.
  — Пол здесь? — спросил он сидящую за столом девушку.
  Та отрицательно покачала головой.
  — У меня есть для него работа. Когда он появится, передайте ему, что мне нужна какая-либо информация о корпорации «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани». Еще я хочу знать, действительно ли девушка по имени Вирджиния Колфекс работает в этой компании, а также кое-что и о самом Гарвине, который ею управляет. Пожалуйста, передайте Полу, что я просил собрать эту информацию побыстрее, и пусть он известит меня, когда сможет доложить о результатах работы.
  Девушка кивнула, и Мейсон отправился по коридору в свой кабинет, где вновь окунулся в работу, стараясь определить, можно ли считать заявление необоснованным, предвзятым или же следовало квалифицировать его как документ, содержащий частично истинные сведения, и использовать как исключение из правил.
  Освещенные окна соседних домов одно за другим начали гаснуть, пока все учреждение не погрузилось в ночной мрак. Мейсон же, всецело поглощенный своей работой, продолжал изучать дело, ища удачное обоснование различий между домыслами и фактами.
  Тягостное предчувствие не покидало его. Просматривая юридические справочники, он вдруг почувствовал легкий запах духов, напомнивший ему о сегодняшнем вторжении.
  Адвокат отложил книгу и осмотрелся. На полу валялся испачканный носовой платок, возможно попавший сюда вместе с ночной посетительницей.
  Запах духов исходил от этого платка, и на нем Мейсон разглядел вышитую букву «В».
  Глава 2
  На следующий день в десять часов утра Перри Мейсон явился на заседание Верховного Государственного суда, где после тридцатиминутного, блестяще аргументированного доклада доказал представителям суда, почему заявление, представленное в качестве свидетельского показания местным гудом, принимается им. В результате этого безоговорочного доказательства Верховный суд утвердил предварительный приговор, вынесенный в местном суде одному из клиентов Перри Мейсона.
  Выйдя из здания суда, Мейсон взял такси, чтобы добраться до своего офиса. Чуть позже одиннадцати он уже входил в дверь своего кабинета.
  Делла Стрит, личная секретарша Перри Мейсона, подняла взгляд от стола, приветливо улыбнулась ему и поинтересовалась:
  — Как дела в суде, шеф?
  — Как нельзя лучше, — довольно ответил адвокат.
  — Поздравляю.
  — Благодарю.
  — Вы выглядите усталым, — заметила секретарша.
  — Неудивительно. Я работал всю ночь, — ответил адвокат.
  Делла Стрит улыбнулась.
  — Что это вас так развеселило? — спросил Мейсон.
  — У вас не было времени просмотреть сегодняшние газеты?
  — Я прочитал утреннюю газету и…
  — Я хочу предложить вам дневную газету, — произнесла Делла Стрит. — Возможно, все это досужие вымыслы, но, может быть, вы заинтересуетесь.
  — Зачем мне это?
  Она вытянула указательные пальцы и, скрестив их, насмешливо проговорила:
  — Какой же вы капризный, шеф.
  — В чем, в конце концов, дело? — раздраженно спросил Мейсон. От его хорошего настроения не осталось и следа.
  Делла Стрит положила перед ним сложенную газету.
  Мейсон бросил взгляд на газету и понял, что тягостное предчувствие, угнетающее его все утро, не обмануло. Он сразу заметил отмеченную секретаршей статью в разделе «Городская хроника».
  Статья гласила:
  «Что же приключилось поздно ночью с известным адвокатом, чье имя стало почти легендой, перед зданием, в котором находится его офис? Кто была та загадочная белокурая бестия, ухитрившаяся обманным путем улизнуть от него на такси? Похоже, у адвоката имелись определенные, причины задержать ее, поскольку он приложил немалые физические усилия, чтобы вырваться из рук пытающегося помешать ему атлетического телосложения прохожего. Высвободившись, он бросился через тротуар, пытаясь настичь беглянку.
  Не догнав девушку, адвокат принялся что-то искать в переулке возле здания, под окном своего офиса. Уж не выбросила ли эта загадочная блондинка что-нибудь из окна его кабинета?
  История эта кажется довольно простой только на первый взгляд.
  Этот опытный и хорошо оплачиваемый адвокат, имея в своем распоряжении наиболее компетентных специалистов, превратил свою, деятельность в очень доходный вид бизнеса. Такое положение вещей, по всей видимости, весьма устраивает этого человека: опасаясь конкуренции со стороны молодых и талантливых юристов, он держится от них в стороне и не желает делиться своим богатым опытом, пренебрегая всеми нормами юридической этики.
  Его клиентами являются в основном очень состоятельные люди.
  Во всяком случае, некая молодая особа, проживающая в нашем городе, выразила свой протест по поводу деятельности этого адвоката.
  Ах ты, ах ты, мистер МЛ»
  Перри Мейсон прочитал статью, и лицо его потемнело от охватившего его гнева.
  — Проклятые бумагомаратели! Куда они только не суют свои длинные носы! — заорал он, отбрасывая газету в сторону. — И почему издатели держат у себя журналистов, способных только собирать сомнительные материалы на бульварах? Вот уж воистину бульварная пресса!
  — Не только на бульварах, но и в переулках, — ехидно вставила Делла Стрит.
  — И в переулках, — немного успокаиваясь, согласился Мейсон. — Черт возьми, Делла, как они добывают подобную информацию, как ты думаешь?
  — Шеф, вы забываете, что являетесь довольно-таки известной личностью, — объяснила секретарша. — А что за тип боролся с вами на тротуаре?
  — Громадная бочка топленого свиного сала, — мрачно изрек адвокат. — Мне нужно бы врезать ему как следует. Этот малый хотел порисоваться перед женщиной, которая была с ним. Он схватил меня за пиджак как раз в тот момент, когда я выбежал на дорогу.
  — А кто была та незнакомка, за которой вы гнались? — осведомилась секретарша.
  — Она назвалась Вирджинией Колфекс, — ответил Мейсон. — Исходя из теории вероятности, думаю, лишь один шанс на сто миллионов, что Колфекс — ее фамилия, да и в том, что ее имя Вирджиния, я не совсем уверен.
  С кривой усмешкой на лице он рассказал Делле Стрит о том, что произошло с ним этой ночью.
  — Что же ей было нужно? — задумчиво произнесла секретарша.
  — Она хотела сбежать. Надо было сразу вызвать полицию, — с досадой произнес адвокат.
  У Деллы Стрит от удивления поднялись брови.
  — Вызвать полицию? Что вы говорите, шеф?
  — Ну да, — ответил Мейсон. — Я понимаю, это выглядело бы довольно необычно. — Затем он вдруг тряхнул головой и от души рассмеялся. — Вот плутовка! — воскликнул он. — Обвела меня вокруг пальца. Я-то наивно полагал, что сопровождал эту девицу к месту парковки ее машины, которую она собиралась мне показать.
  — А она тем временем ускользнула, — ухмыльнулась секретарша.
  — Причем весьма неожиданно, Делла.
  — Как же это произошло?
  — Она смекнула, что случайные прохожие будут симпатизировать женщине, которая всеми силами старается избавиться от надоедливого ухажера. Она отлично знала, что перед зданием почти всегда ожидает такси. То, что на улице окажутся прохожие, тоже было довольно вероятным. Надо признать, она не ошиблась в своих расчетах. Все же остальное она проделала так виртуозно, что остается только восхищаться ею.
  — Думаю, — произнесла Делла Стрит, — довольно рискованно оставлять вас одного в офисе. Скажу больше, шеф, я бы с огромным удовольствием поработала с вами той ночью.
  — Я не хотел тебя беспокоить, — ответил Мейсон. — Работа моя затянулась до поздней ночи. И вот, пожалуйста, такое приключение.
  Мейсон выдвинул нижний ящик в левой тумбе стола и извлек оттуда носовой платок, оброненный незнакомкой.
  — Что скажешь об этом, Делла? — показал он его секретарше.
  Делла Стрит взглянула на квадратный лоскут и произнесла:
  — Скажу, что он довольно грязный.
  — Действительно, — кивнул адвокат. — Она вытерла им сажу с испачканных о пожарную лестницу рук. Кстати, Делла, тебе не знакомы эти духи?
  Делла Стрит, брезгливо взяв двумя пальцами платок, осторожно понюхала его.
  — Ну и ну, — промолвила она и покачала головой. — Ваша гостья пользуется очень дорогими духами.
  — Ты можешь сказать, какими именно? — поинтересовался Мейсон.
  — Мне кажется, это «Сайрос Серенде».
  — Постараюсь запомнить, — произнес адвокат. — Что у нас новенького, Делла?
  — В приемной вас ожидает мистер Гарвин, — сообщила секретарша. — Он сгорает от нетерпения увидеть вас. Его офис находится в этом же здании, прямо над нами. «Гарвин Майнин эксплорейшн…»
  — Да, да. Я знаю, — перебил ее Мейсон.
  — Вы встречали это название в адресной книге? — поинтересовалась Делла Стрит.
  — Вирджиния Колфекс была нанята как раз в эту фирму секретаршей, — объяснил адвокат. — Пригласи его, пожалуйста. Интересно, что он из себя представляет. Возможно, он является третьей вершиной нашего загадочного треугольника.
  — Тогда это довольно-упитанная вершина, — усмехнулась Делла Стрит.
  — Что, полный?
  — Сильно откормленный.
  — Его возраст?
  — Ему лет около сорока. Хорошо и со вкусом одет. Похоже, привык получать все, что захочет.
  — Да-а… Судя по его наружности, он потянет на первую вершину треугольника. Вторая — его ревнивая жена. Ну, а третья — блондинка с горящими темно-серыми глазами. А дальше ты знаешь…
  — Шеф, надеюсь, прекрасный образ блондинки не помешает вам на этот раз трезво оценивать происходящее, — язвительно заметила секретарша и направилась к двери, ведущей в приемную. — Я приглашу мистера Гарвина.
  Входя в кабинет, Гарвин демонстративно бросил взгляд на свои наручные часы.
  — Я уже начал сомневаться, что вы когда-нибудь появитесь, Мейсон, — начал он. — Я жду уже целых двадцать минут. Черт побери, я не привык ждать кого бы то ни было.
  — Вы преувеличиваете, — сухо изрек адвокат, разглядывая посетителя.
  — Хорошо, оставим это, — произнес Гарвин, явно желая, чтобы последнее слово было за ним. — Я неоднократно видел вас в этом здании, но у меня и мысли не было, что когда-либо обстоятельства приведут меня к вам. И вот я здесь.
  — Присаживайтесь, — указал ему на кресло адвокат. — Чем могу быть полезен?
  Гарвин вопросительно взглянул на Деллу Стрит.
  — Она останется, — заметил Мейсон.
  — Это деликатное дело.
  — Я специализируюсь исключительно на деликатных делах.
  — Ну хорошо, Мейсон, я недавно женился на очень влиятельной, красивой молодой женщине, — начал Гарвин. — Хорошо еще, что на свадьбе ничего не случилось.
  — А почему на вашей свадьбе должно было что-то случиться? — поинтересовался адвокат.
  — Это не просто объяснить.
  — Расскажите мне об этом. Кстати, вы давно женаты?
  — Шесть недель, — ответил Гарвин довольно-таки воинственным тоном.
  — Это ваша вторая жена? — высказал свое предположение Мейсон.
  — В этом-то и вся трудность, — признался посетитель.
  — Итак, я вас внимательно слушаю, — произнес адвокат и устроился поудобнее за своим столом.
  Гарвин откинулся на спинку кресла, предназначенного для клиентов, расстегнул свой двубортный пиджак и спросил:
  — Мейсон, чем чреваты «мексиканские разводы»?
  — Они имеют некоторые негативные последствия, — ответил адвокат. — Какие именно — зависит от решения суда.
  — И насколько они тяжелы?
  — Ну, — произнес Мейсон, — они грозят некоторыми психологическими травмами.
  — Что вы хотите этим сказать? — спросил Гарвин.
  — Теоретически, — принялся объяснять адвокат, — в том случае, когда мужчина имеет «мексиканский развод», повторный брак властями запрещается. В действительности же они зачастую не делают этого, поскольку иначе в стране пришлось бы построить множество тюрем, чтобы содержать в них всех, обвиняемых в двоеженстве. В этом случае было бы разбито счастье многих семей, была бы осложнена внутренняя жизнь государства, которому это стоило бы массу хлопот и издержек в судопроизводстве, судьям пришлось бы приговаривать людей, якобы преступивших закон, к тюремному заключению.
  — Ну, а вообще-то такое может произойти? — поинтересовался Гарвин.
  — Иногда случается, — ответил Мейсон, слегка улыбнувшись при этом. — Конечно, если вы хотите получить совершенно точную справку, придется покопаться в документах. Не каждому известно, что мексиканское правительство не желает, чтобы его приграничные суды занимались делами, связанными с продажей земель по низким ценам. Хотя это дало бы возможность разобраться во многих запутанных делах. В свою очередь, наши суды не считают себя обязанными выполнять положение о «мексиканском разводе». Так сказать, услуга за услугу.
  — Помогите мне, Мейсон, — промолвил Гарвин. — Похоже, я загнан в угол.
  — Ну что ж, расскажите мне все с самого начала, — предложил адвокат.
  — Я женился на девушке по имени Эзел Картер десять лет назад, — начал свой рассказ Гарвин. — Она была тогда необыкновенно хорошенькой. Я был просто загипнотизирован ее красотой, да, именно загипнотизирован, другого слова и не подберешь, чтобы объяснить мое состояние, Мейсон. На поверку она оказалась холодной, расчетливой интриганкой… ну, я не буду произносить то слово, которое мне хотелось употребить, поскольку здесь присутствует леди, — и Гарвин кивнул в сторону Деллы Стрит, сидящей за соседним столом.
  — Да, любовь выявляет в человеке все лучшее, — философски заметил Мейсон. — Когда же любовь умирает, очарование частенько сменяется отвращением. Чаще всего это кончается травмой для обеих сторон.
  Гарвин переменил позу.
  — Возможно, — ответил он с сомнением в голосе и добавил: — В данном случае страдаю я. Для меня сейчас важно, чтобы вы поняли — она была исчадием ада.
  — Это в каком же смысле? — поинтересовался адвокат.
  — В самом прямом, — запальчиво ответил Гарвин. — Она была… она была разъяренной дикой кошкой. Вы можете себе представить, что такое кромешный ад? Так вот, моя жизнь была пострашнее.
  — Вы давно разошлись? — задал вопрос Мейсон.
  — Тогда я не придавал особого значения такой формальности, как развод. Все началось, когда я решил повторно жениться. Она прямо обезумела, узнав об этом…
  — Кстати, — перебил его адвокат, многозначительно взглянув на Деллу Стрит, — что представляет собой ваша нынешняя жена?
  — Мейсон, это само совершенство. — Гарвин прикрыл глаза и откинулся в кресле. — У нее изумительные рыжие волосы и бездонные синие глаза. Ее ослепительно белая бархатистая кожа как нельзя лучше оттеняется рыжими волосами. Она прелестна, Мейсон. Это просто чудо. Я бы даже сказал — драгоценность.
  — Как приятно говорить о женщинах, — произнес адвокат. — Продолжим это чудесное занятие, если вы не против. Скажите, у вас работает женщина лет двадцати трех — двадцати четырех? У нее отличная фигура, элегантно одевается, длинноногая, с довольно пышной грудью, белокурыми волосами и серыми глазами…
  — Работает у меня? — переспросил Гарвин. — Послушайте, Мейсон, да вы описали какую-то голливудскую кинозвезду.
  — Но она действительно выглядит безукоризненно, — подтвердил Мейсон.
  — Нет, — покачал головой Гарвин, — такая женщина у меня не работает.
  — Ну, может быть, вы знаете кого-нибудь по фамилии Колфекс? — снова задал вопрос адвокат.
  Гарвин задумался.
  — Да, — через некоторое время произнес он. — Как-то я заключал коммерческую сделку с человеком по фамилии Колфекс. Это была несколько необычная, но выгодная сделка. Я долгое время не мог забыть о ней. Вообще я держу в памяти массу вещей. Но я хотел бы поговорить о моей первой жене.
  — Ну что ж, я вас слушаю.
  — Итак, — продолжал Гарвин, — мы с ней расстались около года назад. Развод был несколько странным, об этом я еще расскажу. Брак наш нельзя было назвать удачным. Он мог бы стать таковым, но мне пришлось бы изменить многим своим привычкам: оставить клуб, отказаться от игры в покер и полностью погрузиться в семейные дела. Моя жена также не сидела дома, вся жизнь у нее протекала вне его… Поймите, Мейсон, мы дошли до такого состояния, что единственным выходом было жить врозь. Честно говоря, она терпела меня, а я — ее. Поэтому, когда пришло время разойтись, не было ни скандалов, ни истерик. Развод представлял собой простой раздел имущества. Я оставил ей рудник в штате Нью-Мексико, который приносил немалую прибыль и гарантировал обеспеченную жизнь.
  — Вы оформили какие-нибудь официальные бумаги о разделе имущества? — заинтересованно спросил Перри Мейсон.
  — Сейчас я считаю, что в свое время совершил небольшую ошибку. Официально я ничего не оформлял, но ведь Эзел всегда была очень щепетильна в подобных делах. Мы обсудили вопрос о разделе с ней, и я отдал ей рудник с условием, что мы посмотрим, как пойдут там дела. Она обещала признать имущественный раздел, если все будет хорошо, Я же, со своей стороны, пообещал внести кое-какие коррективы в условия раздела, если на то будет необходимость.
  — Ну, и как все получилось? — спросил адвокат.
  — Полагаю, нормально, — ответил Гарвин. — Правда, Эзел забросила дела на руднике и на некоторое время уехала из Нью-Мексико, затем написала, что собралась в штат Невада, чтобы оформить развод. Через некоторое время я окольными путями узнал, что она это сделала.
  — Вы получили от нее письмо?
  — Нет, написал кто-то из наших общих друзей.
  — Вы, надеюсь, сохранили эти письма?
  — К сожалению, нет.
  — Она оформила развод в Рино?
  — Очевидно, нет.
  — Ну ладно. Рассказывайте дальше.
  — В общем… я встретил Лоррейн Эванс. — При упоминании этого имени лицо Гарвина осветила улыбка. — Мейсон, у меня просто не хватит слов, чтобы рассказать о Лорри. Встретив ее, я словно вернулся в прошлое. Она воплощала в себе все, что я так желал увидеть в Эзел. Я не мог поверить своему счастью.
  — Ну конечно же. Она драгоценность! Она совершенство! — насмешливо напомнил адвокат и, став вновь серьезным, заметил: — Но давайте ближе к делу.
  Гарвин укоризненно взглянул на Мейсона и продолжил:
  — До этого я не беспокоился о документах, подтверждающих мой развод, но после того как встретил ее, мне захотелось удостовериться, на самом ли деле я свободен. Поэтому я написал в Рино и постарался разыскать какие-либо документы, подтверждающие развод.
  — И что же дальше?
  — Я надеялся, что информация, полученная от друзей, все-таки соответствует действительности, и ждал ответа из Рино. Когда же пришел официальный ответ, что нет никаких подтверждений развода, я проклял все…
  — Что же вы предприняли?
  — Я поехал в Мексику и проконсультировался у юриста, который сказал мне, что я могу временно оформить себе здесь вид на жительство, и… он довольно быстро все оформил. Затем я оформил там «мексиканский развод», и мы с Лорри поженились. В общем, мы последовали совету этого юриста из Мексики.
  — Интересно, — произнес Мейсон. — И что же произошло дальше?
  — Меня встревожило появление Эзел, — продолжил Гарвин. — Она вдруг явилась ко мне раздосадованная и стала требовать нового раздела имущества. Она требует таких вещей, которые могут привести меня к полному разорению. Больше того, она требует меня.
  — Итак, — подвел итог Мейсон, — вы оказались между двух жен.
  — Ну да, — промямлил Гарвин, нервно потирая рукой свой тяжелый подбородок. — Честно говоря, я не думал, что дойдет до этого. А в итоге из меня получился довольно сомнительный новобрачный. Я надеялся, что «мексиканский развод» поможет решить мою проблему. Вот я и пришел к вам, Мейсон, чтобы что-нибудь узнать об этом.
  Мейсон задумался, глядя на сидящего перед ним посетителя, а затем медленно произнес:
  — Хорошо, я займусь вашим «мексиканским разводом». Где сейчас ваша первая жена?
  — Здесь, в городе, — торопливо ответил Гарвин, — но я не знаю, где. Она звонила мне по таксофону и не пожелала дать своего адреса.
  — Понятно. У нее есть адвокат? — Тон Мейсона принял деловой оттенок.
  — Думаю, нет. Эзел говорила, что собирается обратиться в суд по поводу имущественного раздела, не прибегая к услугам посредников.
  — Она что, не хочет платить гонорар адвокату? — с усмешкой поинтересовался Мейсон.
  — Да нет, — ответил Гарвин, поморщившись. — Адвокат ей просто не нужен. Она так умна и хитра, что заткнет за пояс любого адвоката, за исключением вас, конечно. До того как мы поженились, она работала у меня секретаршей, и мне неоднократно представлялся случай убедиться, что эта женщина чертовски умна, особенно если дело касается ее благополучия. И сейчас, я почти уверен в этом, она уже разработала план, как выиграть процесс.
  — Ладно, — буркнул Мейсон. — Я подумаю, что можно предпринять. Но учтите, это будет стоить немалых денег.
  — Ну, разумеется, — с готовностью заверил его Гарвин.
  — Кроме того, — хмуро продолжал адвокат, — я хотел бы знать: ваша вторая жена — она была сегодня ночью в вашем офисе?
  — У меня в кабинете? Ночью? Разумеется, нет. Что ей там делать? — изумился Гарвин.
  — Я спрашиваю потому, — пояснил Мейсон, — что когда выглянул ночью в окно, то заметил свет в окне вашего кабинета, освещавший верхнюю площадку пожарной лестницы. Ваш кабинет ведь находится прямо над моим?
  — Да, это действительно так, — подтвердил Гарвин, — но вы не могли видеть свет в моем кабинете. Ночью там никто не работает. Очевидно, свет падал из кабинета, расположенного еще выше.
  — Возможно, — не стал спорить адвокат. — Я разберусь с этим. А вас я попрошу пройти с мисс Стрит в соседнюю комнату и дать ей все необходимые сведения: адреса, даты, имена… В общем, все, что нам может понадобиться, чтобы разобраться в вашем деле. Оставьте ей также в качестве задатка чек на тысячу долларов — мы принимаемся за ваше дело.
  Глава 3
  Был уже полдень, когда Пол Дрейк явился в кабинет Мейсона. Глядя на его ленивую походку, люди, не знающие этого человека, никогда бы не поверили, что перед ними глава частного сыскного агентства.
  — Привет, Перри! — поздоровался он.
  — Как дела, Пол? Ты, конечно, не увлекаешься детективными фильмами?
  — Что ты имеешь в виду? — изумленно уставился Дрейк на адвоката.
  Мейсон усмехнулся:
  — Я вспомнил услышанные сегодня на лестнице высказывания в адрес частного сыска. Романтика твоей профессии вызвала прямо-таки нервную дрожь у одной молодой женщины, наглядевшейся различных боевиков.
  — Ах это, — скучным голосом протянул детектив, усаживаясь в огромное кожаное кресло, предназначенное для клиентов. — Реалии жизни не имеют ничего общего с кино.
  — Ну ладно, Пол, к делу. — Мейсон вновь стал серьезным. — Что твои ребята разузнали о корпорации «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани»?
  Дрейк закурил сигарету, устроился в кресле таким образом, что его ноги оказались на одном из подлокотников, а спина удобно опиралась о другой, и не спеша произнес:
  — Этот Гарвин — легко увлекающийся малый.
  — В каком смысле? — спросил адвокат.
  — Он женился на своей секретарше Эзел Картер, и все у них было в порядке до тех пор, пока не иссякла новизна ощущений. После этого Гарвин начал интересоваться другими женщинами.
  — Это мне известно, — заметил Перри Мейсон. — Затем он женился на Лоррейн Эванс.
  — Но ты, наверное, не знаешь, что между этими двумя браками были еще два или три флирта, которые не закончились браком.
  — А что тебе известно об Эзел Картер? — поинтересовался адвокат.
  — Пока много неясного, — ответил детектив. — Она сообщила друзьям, что оформила развод с Гарвином в Рино, — но никаких документов, подтверждающих этот развод, не имеется.
  — Что собой представляет его компания, Пол?
  — Это корпорация. Своего рода акционерное общество. Гарвин в ней — застрельщик. Сфера деятельности компании — геологическая разведка, и именно Гарвин этим занимается. Когда он обнаруживает что-либо заслуживающее внимания, то отправляет материалы на рассмотрение в «Эдвард Карлес Гарвин компани», которая представляет собой товарищество, состоящее из самого Гарвина и некоего подставного лица. Затем товарищество переправляет их в «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани».
  — И как это осуществляется? — поинтересовался Мейсон.
  — Так, как я сказал. Больше добавить нечего.
  — И при этом они избегают налогов?
  — Откуда мне это знать? Законы — это по твоей части, Перри.
  Мейсон задумался и спустя некоторое время произнес:
  — Если он входит в Совет директоров «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани», то едва ли в состоянии получить прибыль путем продажи земельных участков собственной компании.
  — В том-то и вся штука, — усмехнувшись, заметил Дрейк, — что он не входит в Совет директоров. Он тот единственный человек, который указывает, что делать. Короче говоря, он является Генеральным управляющим этой компании.
  — И при этом присваивает большую часть доходов? — высказал предположение адвокат.
  — По-видимому, нет. Но все нити в этой компании тянутся к нему. Сейчас ты поймешь, в чем тут дело, Перри. Он прибирает к рукам земельные участки и представляет документы на них в товарищество, причем держит их там, пока не убедится, что владение этими участками может принести немалую выгоду. Тогда Гарвин дает «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани» возможность выкупить у него эти участки за прибыль. Таким образом, он держит все управление компанией в своих руках, сам выплачивает себе солидное жалованье и премии. В общем, малый он с головой, и акционерам его компании жаловаться не приходится — его деятельность приносит им заманчивую прибыль. А при таком благоприятном положении вещей они не очень беспокоятся о будущем. Вот пока и все, что я смог разузнать о его компании. Что же касается твоей ночной посетительницы, то на ее след мои парни пока не напали.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Когда я просил тебя собрать кое-какую информацию о Гарвине, я просто хотел удовлетворить свое любопытство, теперь же я занялся этим делом вплотную, и тебе придется мне в этом помогать. Слушай, Пол, где-то в городе находится первая жена Гарвина. Мне нужно знать, чем она занималась в течение последних суток. Ты должен это выяснить любым способом.
  — Ладно, — ответил Дрейк, — постараюсь. Правда, не знаю, сколько это займет времени. Все будет зависеть от того, пытается ли она скрываться.
  — Пол, когда вы ее найдете, постарайтесь, пожалуйста, не терять ее из виду.
  — Это уж будь спокоен.
  Дрейк с явным неудовольствием покинул удобное кресло и уже собрался уходить, как вдруг, что-то вспомнив, вытащил из кармана сложенный лист бумаги и протянул его адвокату.
  — Это еще что такое? — спросил Мейсон, разворачивая бумагу.
  — Доверенность к намечающемуся собранию акционеров «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани», — ответил детектив. — Я получил некоторую информацию о большинстве членов этого акционерного общества от одного держателя акций.
  Мейсон изумленно поднял глаза на Дрейка.
  — Как же тебе удалось собрать столько информации за такое короткое время?
  — О-о, — ухмыльнулся детектив, — в этом-то и состоит моя работа.
  — Пол, ты разжег мое любопытство. Ну, пожалуйста, расскажи, как тебе удалось раздобыть все это?
  Дрейк опять устроился в кресле.
  — Ладно, слушай, — начал он. — У меня есть два друга, которые интересуются золотыми приисками. Я позвонил им и расспросил о компании Гарвина. Они практически ничего не знали о ее тайнах. Тогда я попросил их свести меня по возможности с кем-либо из акционеров этой компании, чтобы попытаться вытянуть интересующую нас информацию. Оказалось, что один из них был знаком с парнем, который когда-то рассказывал ему о Гарвине. Он позвонил этому парню, и оказалось, что тот сам является акционером компании.
  — И ты побеседовал с этим акционером? — заинтересовался адвокат.
  — Ну что ты, конечно нет. Я поручил своему другу осторожно вытянуть из него интересующие меня сведения. Тот сказал, что произошел довольно-таки странный случай. Этот парень некоторое время отсутствовал дома, а когда вернулся, то обнаружил в почтовом ящике среди прочей корреспонденции этот бланк доверенности. Он ничего не мог понять, так как, перед тем как уехать из дома, он уже выслал одну доверенность. Он сделал это в связи с тем, что доверенности должны быть зарегистрированы в секретариате акционерного общества не позднее чем за десять дней до собрания акционеров.
  Мейсон снова взял бланк доверенности и внимательно рассмотрел его. Затем, нахмурившись, произнес:
  — Значит, мужчина сказал, что уже послал одну доверенность?
  — Именно так.
  Эта доверенность дана Э.К. Гарвину, держателю сертификата акций за номером сто двадцать три, на случай прямых выборов.
  — И что тебя здесь беспокоит?
  — Пока не знаю, — ответил адвокат. — Так ты говоришь, что он уже оформил одну доверенность?
  — Да, Перри. И он считает, что второй бланк ему прислали по ошибке.
  — Ладно, Пол, — махнул рукой Мейсон. — Принимайся за дело. Попробуй раскопать как можно больше информации о первой жене Гарвина.
  Дрейк с сожалением покинул кресло и пробурчал:
  — Сначала ее надо разыскать. Ты, случаем, не знаешь, она остановилась в гостинице или еще где-нибудь?
  — Не имею ни малейшего представления, — ответил адвокат.
  — Но тебе хотя бы известны какие-либо ее друзья или знакомые?
  Перри Мейсон лишь с сожалением развел руками.
  — Слушай, Перри, — мрачно произнес Дрейк, — ты, наверно, считаешь, что детективу вполне достаточно знать только имя человека, для того чтобы разыскать его. Позволь просветить тебя, что ты очень ошибаешься. Может быть, ты дашь мне по крайней мере хоть какую-нибудь зацепку, чтобы я мог начать работу?
  — Для начала работы я могу дать тебе лишь пятьсот долларов задатка, Пол, — усмехнулся Мейсон. — Ты, наверное, тоже думаешь, что адвокатам известно все.
  — Ну что ж, — смирился Дрейк, — давай хоть задаток. Пусть Делла выпишет чек и пришлет его ко мне в агентство.
  Он пересек кабинет, вышел и зашагал вдоль коридора, направляясь к своему агентству. Мейсон взял оставленный детективом бланк доверенности и принялся изучать его.
  — Что вас заинтересовало в этой бумаге, шеф? — спросила Делла Стрит, тоже разглядывающая документ.
  — Одно очень интересное совпадение, — ответил адвокат, складывая доверенность и убирая ее в карман. — Ты не обратила внимания, что инициалы Эдварда Карлеса-Гарвина точно такие же, как у Эзел Картер Гарвин? Кроме имени, в доверенности подчеркнуто, что она выдана держателю сертификата акций за номером сто двадцать три. Все прежде оформленные доверенности считаются недействительными.
  — Вы думаете, — начала Делла Стрит, — что…
  — Вот именно, — перебил ее Мейсон. — Я думаю, что держатель сертификата акций за номером сто двадцать три — не кто иная, как Эзел Картер Гарвин. Таким образом, акционеры, оформив эту доверенность, лишают всех прав Эдварда Гарвина и позволяют Эзел Гарвин присутствовать на собрании акционеров и, опираясь на эту «липу» — другим словом данную бумагу не назовешь, — выбирать новый Совет директоров и вести дела корпорации по своему усмотрению.
  — Да-а… — только и смогла произнести Делла.
  — Слушай, Делла, — взглянул на секретаршу адвокат, — если тебе удастся сейчас разыскать Гарвина, то, может быть, мы и разгадаем эту загадку.
  Делла Стрит с сомнением покачала головой и, найдя в своем блокноте, телефонный номер, который ей оставил Гарвин, принялась его набирать. Мейсон же, воспользовавшись свободной минутой, решил навести порядок в чудовищном нагромождении книг, оставшихся на его столе после ночной работы.
  Минут через десять Делла Стрит, дозвонившись по телефону, оставленному Гарвином, сообщила:
  — Найти мистера Гарвина до собрания акционеров нам, по-видимому, не удастся, поскольку, покинув ваш кабинет, он сразу же отправился в деловую поездку. Как мне сказала его секретарша, он собирался посмотреть какое-то горное оборудование. Но мне кажется, у него продолжается второй медовый месяц.
  — Черт бы его побрал, — выругался Мейсон. — Мог бы и поделиться со мной своими планами, раз уж пришел за помощью. В таком случае, Делла, пригласи, пожалуйста, секретаря и казначея этой компании. Объясни им, что мы представляем интересы мистера Гарвина, что мне надо побеседовать с ними по делу чрезвычайной важности, и попроси их спуститься ко мне.
  — Там уже знают, что мы занимаемся делом мистера Гарвина. Его секретарша выписывала нам чек на тысячу долларов в качестве задатка.
  — Отлично, — заметил адвокат. — Тогда попроси их прийти ко мне незамедлительно.
  Спустя несколько минут Делла Стрит доложила по телефону из приемной:
  — Шеф, пришел мистер Джордж Денби.
  — Это кто такой?
  — Он является одновременно секретарем и казначеем компании, расположенной над нами.
  — Пусть войдет, — разрешил Мейсон.
  В кабинет вошел худой, седовласый, представительного вида человек в очках, одетый в костюм свободного покроя. Он пожал адвокату руку, представившись:
  — Джордж Денби.
  Затем посетитель опустился в предложенное кресло, расправив складки на брюках, положил ногу на ногу и вопросительно посмотрел на адвоката.
  — Я представляю интересы мистера Гарвина, — произнес Мейсон.
  — Я слышал об этом, — проговорил Денби, — но я хотел бы уточнить кое-что. Вы представляете его личные интересы или он уполномочил вас заботиться об интересах корпорации?
  — Я представляю Гарвина, — уклончиво ответил адвокат. — А что, некоторые его интересы пересекаются с интересами корпорации?
  — Естественно.
  — Так какого же ответа вы ожидали от меня?
  — Правдивого, — холодно ответил Денби, не спуская с адвоката ледяного взгляда.
  Мейсон откинулся на спинку стула, рассмеялся. Денби же даже не улыбнулся.
  — Ну хорошо, — произнес адвокат, — я представляю его личные интересы. Но при всем при этом я хотел бы выяснить один вопрос.
  — Какой именно?
  — Кто в корпорации является держателем сертификата акций за номером сто двадцать три?
  — Я вряд ли смогу ответить на этот вопрос с ходу, мистер Мейсон.
  — Когда у вас должно состояться собрание акционеров?
  — Послезавтра.
  — В котором часу?
  — В два часа дня.
  Вопросы Мейсона, впрочем, как и ответы Джорджа Денби, были немногословны.
  — Оно проводится у вас регулярно каждый год?
  — Конечно.
  — Существуют ли какие-нибудь положения, регламентирующие правила голосования по доверенности?
  — Ну, мистер Мейсон, конечно, существуют, но сразу я не смогу ответить, какие именно. Думаю, эти положения должны быть согласованы с законами штата.
  — Сам Гарвин имеет много акций?
  — Полагаю, да.
  — Сколько?
  — Боюсь, я не вправе давать подобные сведения, мистер Мейсон.
  — Ну что ж, — согласился адвокат, — тогда поднимайтесь в свой кабинет и проверьте, по вашей картотеке, сколько доверенностей для участия в голосовании было подано на имя Э.К. Гарвин.
  — Это я посмотрю, мистер Мейсон.
  — Я попрошу вас сообщить мне о результате проверки.
  — Боюсь, что это невозможно, — холодно произнес Денби, — поскольку это совсем другое дело. Оно касается уже как интересов самого Гарвина, так и интересов корпорации. Чтобы дать требуемые вами сведения, мне необходимо получить особое разрешение на это.
  — Ну так получите его! — Это не так легко.
  — Я не спрашиваю вас, легко ли это. Я требую, чтобы вы получили это разрешение. Уверяю вас, что в данном случае я действую в интересах компании.
  — В чьих бы интересах вы ни действовали, вы требуете информацию, не подлежащую разглашению. Даже сам мистер Гарвин не вправе дать мне это разрешение, — продолжал упорствовать Денби.
  — Кто же, черт побери, в состоянии дать это разрешение?
  — Президент компании Френк К. Ливсей.
  — Он сейчас наверху в своем кабинете?
  — Нет. Он был там, но уехал.
  — Ну так разыщите его! Позвоните ему по телефону. Скажите, что будет лучше, если он приедет побеседовать со мной.
  — Хорошо, сэр, — произнес Денби холодно, — я так и сделаю.
  — Номер его телефона есть в справочнике?
  — Я и так его знаю.
  — Прекрасно. Подумайте, что сказать ему, чтобы он понял, насколько все это важно.
  — Слушаюсь, сэр, — с явным вызовом произнес Денби. — Я уверен, что вы понимаете мое положение, мистер Мейсон. Я думаю, что…
  — …что все будет в порядке, — перебил его Мейсон. — И если узнаете что-либо по поводу тех вопросов, что я вам задал, сообщите мне, пожалуйста.
  Как только Денби покинул кабинет, адвокат взглянул на свою секретаршу.
  — Делла, найди, пожалуйста, в телефонном справочнике номер Френка К. Ливсея и…
  Та улыбнулась в ответ.
  — Шеф, вы недооцениваете меня. Как только он произнес это имя, я тут же взялась за справочник.
  — Так ты уже знаешь номер его телефона? Тогда я попрошу тебя связаться с ним.
  Делла Стрит подняла телефонную трубку и принялась набирать номер. Через некоторое время она произнесла:
  — Алло… Это мистер Френк К. Ливсей? Минуточку, мистер Ливсей, с вами хочет поговорить мистер Мейсон, мистер Перри Мейсон, адвокат. Не кладите трубку, пожалуйста.
  Мейсон поднял трубку аппарата, стоящего на его столе.
  — Алло! Мистер Ливсей?
  Настороженный голос на другом конце провода ответил:
  — Да. Я слушаю вас.
  — Вы являетесь президентом корпорации «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани»?
  — Да, мистер Мейсон, это так. Но могу я поинтересоваться, чем вызван ваш вопрос?
  — Да, пожалуйста. Я представляю интересы мистера Гарвина. По моему мнению, происходит нечто такое, что может повредить всей корпорации. Мне потребовалась кое-какая информация, но я столкнулся к некоторыми препятствиями, пытаясь получить ее у вашего секретаря-казначея мистера Денби.
  Ливсей рассмеялся в ответ.
  — Да, этого можно было ожидать.
  — Из этого можно сделать только один вывод, что он относится к Гарвину с враждебностью, — заключил Мейсон.
  — Из этого можно сделать вывод, что он является ярым приверженцем формализма и бюрократии, — объяснил Ливсей. — Так в чем дело, мистер Мейсон?
  — Вы знаете, мне не хотелось бы обсуждать это по телефону.
  — Хорошо, я сейчас приеду к вам.
  — До встречи, — произнес Мейсон и положил трубку.
  Глава 4
  Френк К. Ливсей появился в дверях кабинета Мейсона, часто моргая покрасневшими, воспаленными глазами. Он оказался низеньким, полным и почти лысым человеком. Его голова своей заостренной формой напоминала пулю. Одежда, тесно облегающая полное тело вошедшего, свидетельствовала о том, что ее обладатель значительно прибавил в весе с тех пор, как последний раз обновлял свой гардероб.
  Этот сорокалетний мужчина с видом знатока оглядел Деллу Стрит, и, судя по его загоревшимся глазкам, можно было с уверенностью сказать, что, несмотря на его внешний вид, ему были не чужды радости жизни.
  Ливсей подошел к столу адвоката и протянул тому руку.
  — Рад познакомиться с вами, мистер Мейсон. Как поживаете? — добродушно произнес он, не отрывая восхищенного взгляда от Деллы.
  Мейсон пожал протянутую руку и молча кивнул в знак приветствия.
  — Сожалею, что заставил вас ждать, Мейсон, — продолжал Ливсей, — но я хотел кое-что выяснить, прежде чем разговаривать с вами. Откровенно говоря, Мейсон, ситуация складывается просто невероятная.
  — В чем же это выражается? — поинтересовался адвокат.
  — Дела в самом жутком состоянии.
  — Расскажите мне об этом поподробнее, — предложил Мейсон, указывая посетителю на кресло.
  — Положение «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани», — приступил к рассказу Ливсей, — в настоящее время довольно странное. Я не хочу сейчас вдаваться в подробности, но Гарвин, по моему мнению, попал в сложное положение. По совету своего адвоката он предпочитает держаться в тени. Он вышел из Совета директоров и не входит ни в один выборный орган. Ввиду особенности коммерческих сделок между Гарвином и товариществом его интересы соблюдаются, пока он является простым держателем акций, но их соблюдение станет весьма проблематичным, будь он директором.
  Мейсон задумчиво кивнул.
  — Постарайтесь понять и наше положение, мистер Мейсон, — продолжал Ливсей. — Мы все являемся служащими Гарвина. Но, по существу, мы являемся подставными лицами для него… Конечно, мне не следовало этого говорить, да как-то сорвалось с языка. Но в общем-то вы сейчас являетесь адвокатом Гарвина и не будете разглашать секреты вашего клиента.
  — Именно в этом я сейчас и пытаюсь разобраться, — ответил адвокат. — После нашего телефонного разговора, прежде чем прийти ко мне, вы где-то задержались.
  У вас, наверное, состоялся разговор с вашим казначеем, мистером Денби?
  — Совершенно верно, — подтвердил президент компании. — Я понимаю, что вы чрезвычайно занятой человек, и мне не хотелось злоупотреблять вашим временем, не зная, в чем, собственно, дело. Я решил сначала сам кое в чем разобраться.
  — Ну и как успехи? — улыбнулся адвокат.
  — Слушайте, Мейсон! Это не женщина, это само коварство!
  — Вы имеете в виду Эзел Гарвин? И что же она сделала?
  — Перед очередным собранием пайщиков мы посылаем бланки доверенностей на имя Э.К. Гарвина, но будь я проклят, если это исчадие ада не отправило другие доверенности, оформленные на имя Э.К. Гарвин, держателя сертификата акций за номером сто двадцать три. Нам удалось разузнать, что сертификат акций за номером сто двадцать три был оформлен на имя Эзел Картер Гарвин четыре года тому назад, когда у них с Эдом были прекрасные отношения.
  — А что произошло с предыдущими доверенностями? — поинтересовался Мейсон.
  — С ними все в порядке. Они зарегистрированы по алфавиту и аккуратно подшиты. Вы уже познакомились с Денби: этот малый хорошо знает свое дело. Он подшивает документацию по порядку, с занесением всей информации в фондовую книгу отчетов. — Ливсей, откинув голову назад, не к месту рассмеялся.
  — У меня на его месте, когда стали приходить эти странные доверенности, возникли бы подозрения, — сказал адвокат. — Ведь Денби знал, что не отправлял эти бланки доверенностей, а значит, доверенность, оформленная на Э.К. Гарвин, держателя сертификата сто двадцать три, должна была насторожить его, и ему следовало проверить это.
  — Невозможно не согласиться с вами, — сказал президент корпорации, — но в том-то и дело, что Денби не знает, когда пришли эти доверенности. Они тоже зарегистрированы честь по чести в алфавитном порядке. Клерк, регистрирующий входящие бумаги, заметил бы непорядок только в том случае, если бы они пришли все одновременно. Денби клянется, что новые доверенности через него не проходили, в противном случае он бы сообщил об этом.
  — Собрание пайщиков послезавтра?
  — Да, и я не вижу причин скрывать от вас, Мейсон, что для нас это катастрофа. И в такой момент мы не можем найти Гарвина. Конечно, у него медовый месяц. Рыжеволосая красотка прямо вскружила ему голову: Гарвин никого не поставил в известность о месте их пребывания, чтобы избежать беспокойства по делам корпорации. А он ведь стоит на грани потери всей компании! Я просто в ужасе:
  — Что случится, если Эзел Гарвин получит управление корпорацией?
  — Что случится? Бог мой, да прежде всего она завладеет книгой счетов! Она все перетряхнет. Назначит новый Совет директоров, затеет судебную тяжбу с товариществом Гарвина, обвинив его в мошенничестве по поводу двух сделок, которые не удались так хорошо, как хотелось бы. Она вызовет налоговых инспекторов для проверки некоторых дел, ранее сокрытых от них. Она парализует всю коммерцию, этот тщательно выстроенный карточный домик рухнет!
  — Денби узнал, кто регистрировал вновь пришедшие доверенности?
  — Он выяснял, но осторожно, стремясь ничего не афишировать, поскольку боялся вызвать подозрения у окружающих.
  В это время на столе у Мейсона зазвонил телефон. Его номер знали только Делла Стрит и Пол Дрейк. Адвокат поднял телефонную трубку и услышал в ней голос Пола Дрейка:
  — Перри, извини, что я воспользовался этим телефоном, но чрезвычайность моего сообщения меня оправдывает. Я нашел Эзел Гарвин.
  — Два очка в твою пользу, Пол! Как тебе это удалось?
  Дрейк принялся объяснять небрежным тоном:
  — Очень просто. Пораскинув мозгами, я решил порыться в списках членов женских клубов. Когда Эзел жила с Гарвином, она была членом известного литературного клуба. Найдя интересующий меня список, я принялся названивать членам клуба прямо по списку, спрашивая, не знают ли они, где можно найти миссис Эзел Гарвин, чтобы побеседовать с ней по ее просьбе. Наконец это скучное занятие принесло свои плоды: одна из женщин сообщила мне, что недавно, когда она шла по улице, торопясь к себе домой, то видела Эзел Гарвин, входившую в апартаменты «Монолиз».
  — Черт побери, — восхитился Мейсон. — Тебя послушать, так все выходит так элементарно, что у меня возникает вопрос: за что я тебе плачу жалованье?
  — Перри, сдается мне, ты хочешь дать еще поручение?
  — Ты не ошибся. Следите за ней круглосуточно.
  Мейсон покосился на Френка Ливсея. Тот сидел на краю кресла, уставившись расширенными глазами на адвоката.
  — Я лишь сейчас получил акт об этой автомобильной катастрофе, — продолжал Мейсон. — Пригласите ко мне женщину. Она, похоже, единственная свидетельница, которая сможет опознать машину, первой выехавшую на перекресток. Мне необходимо получить от нее объяснения, чтобы как можно быстрее разобраться с этим делом.
  На другом конце провода на какое-то время воцарилась тишина. Спустя минуту Дрейк спросил:
  — Перри, у тебя клиент?
  — Да, — ответил адвокат.
  — Ясно. Вернемся к нашему разговору. Ты хочешь, чтобы я организовал наблюдение за Эзел Гарвин, я правильно понял? Остальное — спектакль для клиента?
  — Совершенно верно.
  — Ладно, — отозвался Дрейк, — все устроим.
  Мейсон положил трубку и обратился к Ливсею:
  — Извините, мне звонили по очень важному делу. Я занимаюсь одной автомобильной катастрофой, в которой сильно пострадал один из моих клиентов. Итак, продолжим. Скажите, ваш офис оборудован сигнализацией?
  — Мистер Мейсон, — уклончиво ответил Ливсей, — в отсутствии Эда Гарвина я стараюсь найти выход из положения, потому и рассказал вам о компании что мог… Но не требуйте большего! Согласитесь, я рассказал все что мог… Дело в том, адвокат, что я и так сообщил вам чертовски много.
  — Какова ваша доля акций компании? Ливсей усмехнулся.
  — Мейсон, не стройте иллюзий. У меня всего лишь одна акция. Этого вполне достаточно для избрания меня президентом Совета директоров. — Он залился смехом, а затем добавил: — В мои обязанности входит ставить свою подпись на документах, организация различных презентаций и ведение переговоров с представителями пожарной службы. За это мне и платят.
  — У вас в отделе стенографии случайно не работает девушка по фамилии Колфекс?
  — Силы небесные, мистер Мейсон, могу ли я упомнить всех. У нас работает несколько девушек.
  — Ей около двадцати двух лет, высокая, стройная, узкобедрая, с насмешливыми серыми глазами, чудесными белокурыми волосами и…
  — Довольно! — застонал Ливсей. — Я больше не могу. Вы разбиваете мне сердце.
  — Так вы ее знаете? — спросил адвокат.
  — Черт побери, нет, но я уверен, что знал! Мейсон, если она именно та, кого вы ищете, то при чем тут я? — и Ливсей, плутовато улыбнувшись, тряхнул головой.
  — Ну, если вам приходилось устраивать презентации, вы, возможно, пользовались услугами молодых женщин, без которых в таких случаях не обойтись, и имели их список.
  Ливсей рассердился.
  — Я вижу, мистер Мейсон неплохо разбирается в коммерческой деятельности.
  — Может быть, имя и адрес этой девушки записаны в вашей записной книжке. Скорее всего, она присутствовала на званых обедах в качестве партнерши по танцам.
  — Может быть.
  — Но вы не помните ее?
  — Я пытаюсь вспомнить.
  — Когда вспомните, дадите мне знать?
  — Безусловно.
  — Как вы думаете поступить с новыми доверенностями? — спросил адвокат.
  — Будь я проклят, Мейсон, если знаю это. Ежегодное собрание акционеров обычно проводится в полном составе, и я искренне признаюсь вам, у меня нет ни малейшего представления, как быть.
  — Лучше всего как можно быстрее найти Гарвина. Ливсей помрачнел.
  — А тем временем, — продолжал Мейсон, — провести дополнительное расследование в вашей собственной организации и выяснить наконец, кто оформлял новые доверенности.
  — Я бы многое отдал, чтобы узнать это, — отозвался Ливсей.
  — И еще, уточните, работал ли кто-нибудь в офисе прошлой ночью около двадцати трех часов.
  — Хорошо.
  — И сразу же сообщите мне, — сказал адвокат, поднимаясь с кресла, тем самым показывая, что разговор окончен.
  — Ладно. Благодарю вас, — произнес Ливсей на прощание.
  Он выбрался из кресла, но удалился не сразу. Дважды на пути к двери, терзаемый сомнениями, Ливсей останавливался с намерением возобновить беседу, но все же в конце концов достиг выхода. У двери он повернулся, слегка поклонился и только тогда вышел с многозначительной улыбкой.
  Делла, дождавшись, когда за ним закроется дверь, скорчила гримасу.
  — Дамский угодник, — сказала она и добавила: — А какой бекон!.. Разрезать бы его на кусочки и на каждом написать «Френк К. Ливсей». На всех бы хватило!
  Мейсон от души рассмеялся:
  — Не будь так жестока, Делла! Он скорее похож на Сайта-Клауса на девичьей вечеринке.
  — Ага. Только он забыл, что Санта-Клаус не набивается в гости без приглашения.
  Все еще улыбаясь, Мейсон поднял трубку телефона и набрал номер Пола Дрейка. Услышав голос детектива, он сказал:
  — Пол, для тебя есть работа. Наш клиент, оказывается, решил на время выйти из игры.
  — Не думаю, чтобы он уехал далеко, — послезавтра у него собрание акционеров.
  — Он мне нужен. Узнай номер его машины, выясни места, где он предпочитает отдыхать, много ли багажа забрал с собой и… черт возьми, найди его. Это все.
  — Хорошо, — погрустнел Дрейк. — Если уж клиент платит мне деньги за поиски своей собственной персоны, то придется заняться этим.
  — И сразу дай мне знать, в любое время суток, — отреагировал на сетования Дрейка Мейсон.
  — Ладно, сообщу, — буркнул детектив и положил трубку.
  Глава 5
  Мейсон остановил свою машину возле апартаментов «Монолиз», представлявших собой кирпичное здание, обращенное углом к дороге. Сотрудник Пола Дрейка, дежуривший в машине напротив дома, по-видимому, в поисках подходящей квартиры был поглощен изучением газетных объявлений для квартиросъемщиков со средним достатком. Он так увлекся этим занятием, что не заметил, как Перри Мейсон, захлопнув дверцу машины, пересек тротуар и вошел в дом.
  Сидевший за столом служащий поздоровался с адвокатом ледяным тоном, хотя и вполне вежливо.
  — Миссис Эзел Гарвин у себя?
  — Она вас ждет?
  — Нет. Скажите ей, что я пришел поговорить о доверенностях.
  — Ваше имя?
  — Мейсон.
  Мужчина с откровенным отвращением человека, вынужденного выполнять лакейскую работу, повернулся к коммутатору, вставил штекер и, немного подождав, произнес:
  — Миссис Гарвин, к вам мистер Мейсон. Он хочет поговорить о доверенностях… Нет, он не говорил… Мне спросить у него?.. Хорошо.
  — Вы можете подняться, — сказал клерк, выдергивая штекер. — Комната шестьсот двадцать четыре.
  — Благодарю.
  Адвокат вошел в лифт и, заметив лифтершу, которая днем управляла лифтом (ночью он работал автоматически), сказал:
  — Шестой, пожалуйста.
  Лифтерша оказалась крупной женщиной с дряблой кожей. Она не спеша отложила журнал, который читала, и выглянула в коридор, рассчитывая на возможный приток людей. Затем уселась на откидное сиденье, при этом ее необъятные бедра растеклись по обе его стороны. Лицо лифтерши выражало крайнюю скуку.
  — Шестой этаж, — повторил Мейсон.
  Не обращая на него внимания, женщина наклонилась вперед, продолжая всматриваться в пустоту коридора, и лишь минуту спустя неохотно закрыла двери. Кабина лифта с грохотом понеслась на шестой этаж.
  Открыв двери, лифтерша в ожидании вызова снова принялась за журнал.
  Мейсон, выйдя из лифта, повернул налево, но не успел пройти и нескольких шагов, как на первом этаже раздался звонок вызова лифта.
  Лифтерша не спешила: она прочла еще несколько строк, прежде чем закрыть двери и отправить кабину вниз.
  Тем временем адвокат разглядывал номера на дверях, пока не оказался перед комнатой шестьсот двадцать четыре.
  Он позвонил, и дверь тотчас же открылась. На пороге стояла женщина лет тридцати, одетая в черное облегающее платье. Она обворожительно улыбнулась и спросила:
  — Мистер Мейсон?
  — Да.
  — Вы хотите поговорить о доверенностях?
  — Да, — ответил адвокат, — о доверенностях, благодаря которым вы получите преимущество при голосовании на собрании пайщиков корпорации «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани».
  — Что же мы стоим в дверях? Проходите, пожалуйста.
  — Благодарю вас.
  Мейсон вошел в комнату. Женщина осторожно прикрыла за ним дверь.
  — Присаживайтесь, мистер Мейсон.
  Адвокат с интересом разглядывал хозяйку комнаты. Хотя ее фигура и утратила стройность, присущую ранней юности, все же надо было отдать ей должное. Она, видимо с помощью строгой диеты, сохранила тонкую талию. В ее взгляде не было и тени беспокойства, что наводило на мысль, что перед ним расчетливая женщина, привыкшая взвешивать каждый свой шаг.
  — Да садитесь же, мистер Мейсон.
  Адвокат расположился у окна, женщина — напротив него, положив ногу на ногу и откинувшись на спинку дивана.
  — Так что же с доверенностями, мистер Мейсон? Вам что-то непонятно?
  — Содержание последних доверенностей несколько отличается от обычных, не так ли?
  Она тряхнула головой и засмеялась. Адвокат ждал ответа.
  — Дорогой мистер Мейсон, — успокоившись, промолвила она, — неужели вы поднялись сюда, чтобы поговорить со мной о содержании документа?
  — Совершенно верно, — невозмутимо ответил адвокат.
  — Вам не следовало этого делать, — по-матерински снисходительным тоном произнесла Эзел Гарвин, скользнув правой рукой вдоль спинки дивана.
  — Да-да, мистер Мейсон, — с усмешкой подтвердила она. — Должно быть, вам было трудно найти меня. Расскажите, как вам это удалось?
  — С помощью детектива, — небрежно ответил адвокат.
  Женщина застыла, напряженно глядя на него.
  — Так что вы сделали?
  — Воспользовался услугами детектива, — повторил он.
  — Боже мой, зачем?
  — Я считал это важным.
  — Но почему?
  — Потому что хотел выяснить, что вы намерены делать с вашими доверенностями, миссис Гарвин. Вы хотите управлять корпорацией вместо вашего бывшего мужа, не так ли?
  — Моего мужа! — вспыхнула она.
  — О, извините меня. Я думал, вы развелись.
  — Постойте, кто вы такой?
  — Адвокат вашего мужа. Наши офисы находятся в одном здании, — представился Мейсон.
  — Так… это он вас заставил прийти сюда?
  — Нанял — это слово больше подходит, — поправил ее адвокат.
  — Хорошо, пусть так. Он нанял вас прийти сюда?
  — Нет.
  — Тогда почему вы здесь?
  — Потому что я представляю его интересы.
  — И чего же вы хотите?
  — Сначала я хочу узнать, чего хотите вы.
  — А почему вы решили, что я буду отвечать на ваши вопросы?
  — Я на это рассчитываю.
  Адвокат встал и, открыв портсигар, протянул его хозяйке комнаты. Та взяла сигарету и подалась всем телом вперед, к зажженной Мейсоном спичке. Закуривая, миссис Гарвин пристально следила за Мейсоном. Тоже закурив, он вернулся на свое место у окна, вытянул ноги и, скрестив их, проговорил:
  — Итак?
  — Мистер Мейсон, давайте поговорим начистоту. Вы хотите убедить меня, что вы опасный противник, — отозвалась женщина.
  — Благодарю за комплимент.
  — Как вы меня нашли?
  — Я же говорил вам, что нанял детектива.
  — Как вы узнали о доверенностях?
  — Это другое дело, — уклончиво ответил Мейсон. Опустив на ковер занемевшую ногу, женщина пристроила диванную подушку на подлокотнике и, с кошачьей грацией подтянувшись на руках, облокотилась на нее, как бы невзначай сверкнув оголенными ногами. Глубоко затянувшись, она выпустила в потолок длинную голубую струю сигаретного дыма.
  — Интересно? — съязвила она.
  — Очень.
  — Мой дражайший муж, — начала миссис Гарвин, — увлекся другой женщиной. Он хотел найти во мне другой образ, а в результате спутался с розовой куклой. Я верну его.
  — И поэтому…
  — И поэтому я хочу показать свои коготки… совсем чуть-чуть.
  — И чего же вы хотите в первую очередь?
  — Я хочу его.
  — Вы хотите вернуть его независимо от того, желает он этого или нет?
  Прищурив глаза, она внимательно посмотрела на адвоката, а затем произнесла:
  — Мистер Мейсон, я хочу кое-что рассказать вам.
  — Я весь внимание.
  — Не знаю почему… Может быть, потому, что мне нравится ваше лицо, а может быть, потому, что у меня философский взгляд на вещи. Вы женаты?
  — Нет.
  — Когда мужчина обладает любимой женщиной, — назидательно стала говорить миссис Гарвин, — он впадает в особое состояние. Я имею в виду его эмоциональную чуткость, глубину и силу отклика его чувств. Он получает ровно столько, сколько отдает. В медовый месяц, когда влюбленный ее боготворит, она чувствует себя богиней. Это время обоюдно неиссякаемого восхищения. Но как только чары спадут, мужчина начинает понимать, что она не ангел, а живой человек.
  Она ненадолго умолкла.
  — Продолжайте, — некстати сказал Мейсон.
  Ее глаза презрительно сверкнули из-под опущенных ресниц.
  — Потом, — продолжила она, — со временем мужчина начинает раздражаться и тяготиться своим положением. Его постоянно точит сознание того, что он лишился свободы. Его одолевают две болезни: он самым неуклюжим образом обманывает жену и беспричинно придирается к ней. В конце концов он для собственного внутреннего спокойствия убеждает себя и других, что его жена оказалась недостойна его.
  — И что же дальше? — спросил Мейсон.
  — Тогда, — резюмировала Эзел Гарвин, — ему платят той же самой монетой. Мудрый мужчина позволит себе свободы ровно столько, сколько необходимо, чтобы уважить узы брака; мудрая женщина позволит ему ровно столько, сколько необходимо для его счастья. И тогда семейная жизнь станет гармонией. Мужчина может спать с женой, но может флиртовать и с другими женщинами, и за это он всегда будет ей благодарен. Однако, если мужчина начинает относиться к ней как к игрушке или кандалам, она может захлопнуть за собой дверь и очень плотно, мистер Мейсон, запереть ее, а ключи выбросить.
  — Что вы и сделали?
  — Что я и собираюсь сделать, мистер Мейсон.
  — И как вы предполагаете это осуществить?
  — Вы же умный человек, мистер Мейсон. Разве вы не разгадали мою маленькую хитрость с доверенностями?
  — Разгадал.
  — Ну и каков ваш контрудар?
  — Отстаивая интересы вашего мужа, я намерен доказать, что вы мошенница, миссис Гарвин, и доверенности будут признаны недействительными.
  — Значит, мой муж снова возглавит собрание пайщиков?
  — Да.
  — Если вы поступите так, как сказали, я нанесу удар с другой стороны.
  — Что? — насторожился Мейсон.
  — Сейчас услышите, — загадочно ответила женщина. Не вставая с дивана, она придвинула к себе телефон, который стоял рядом на столике, и сказала дежурному на коммутаторе:
  — Соедините меня с адвокатурой. Чуть позже она добавила:
  — Мне нужен отдел жалоб. Еще позже она представилась:
  — Это говорит миссис Гарвин. Я замужем за Эдвардом Карлесом Гарвином. Он женился повторно, не получив развода от меня. Я утверждаю — это брак незаконный, поскольку незаконен развод, оформленный им в Мексике. Я требую возбудить дело по обвинению моего мужа в двоеженстве. Вы не могли бы принять меня завтра утром?
  Какое-то время она молчала, слушая, затем улыбнулась и сказала:
  — Я знаю, что вы предпочли бы не поднимать вопроса, касающегося «мексиканского развода», но уж если так случилось, придется вам заняться им. Когда можно прийти к вам на прием?
  Она опять слушала, а потом довольным голосом проговорила:
  — В десять пятнадцать. Благодарю вас. С кем я разговаривала? Так, мистер Стоктон. Да, я запомню. Очень вам благодарна. Ровно в десять пятнадцать я буду у вас.
  Она опустила телефонную трубку и обратилась к Мейсону:
  — Разве это не ответ на ваш вопрос?
  Мейсон улыбнулся:
  — Вы считаете, что ответили на мой вопрос? Миссис Гарвин мгновение смотрела на него с нескрываемым уважением, а затем тихо призналась:
  — Как жаль, мистер Мейсон, что мы с вами по разные стороны баррикад. Черт возьми! Почему мы не встретились раньше? Но поздно сожалеть, выбор сделан. Вы бросили мне вызов, и теперь я пущу в ход свои козыри. Не знаю, на какие ухищрения мне придется пойти, но я изыщу их, не сомневайтесь.
  — Вы действительно будете настаивать на возбуждении дела против вашего мужа?
  — Мистер Мейсон, даже если бы оно было моим последним делом на земле, я бы все равно не отказала себе в этом удовольствии. Я собираюсь преследовать его в судебном порядке до конца.
  — Если вы начнете, остановиться будет трудно. Вы отдаете себе отчет в этом?
  — А кто хочет останавливаться? — спросила она, негодующе глядя на адвоката. — Мистер Мейсон, при встрече с моим мужем не забудьте рассказать ему о нашем разговоре… Мои коготки будут очень острыми.
  — Ваш муж поверил вам, что вы оформили развод.
  — Меня не интересует, во что он поверил.
  — Но вы же говорили ему, что оформили развод, не так ли?
  — Мистер Мейсон, чего только женщина не скажет мужчине, лишь бы вернуть себе его внимание, страсть, любовь. Она может, к примеру, объявить ему, что она на грани самоубийства; она может угрожать, обещать, закатывать истерики…
  Выслушав ее, Мейсон подытожил:
  — Боюсь, вы дорого будете стоить вашему мужу.
  — Не сомневаюсь, — вызывающе заявила Эзел Гарвин.
  — Но не совсем так, как вам хотелось бы, — намекнул адвокат.
  — Что вы хотите этим сказать?
  Мейсон встретился с ней взглядом.
  — Я хочу сказать, что я не любитель обороны. Моя защита всегда наступательна. Я хочу сказать, что рано или поздно мы узнаем о подробностях вашей жизни с тех пор, как вы расстались с мужем.
  Женщина проказливо улыбнулась.
  — Мистер Мейсон, мне наплевать на число детективов, которых вы наймете. Вам не удастся узнать, что я делала в течение последних шести месяцев. А сейчас, извините, меня ждут другие дела. Мне должны позвонить, и предстоящий разговор не терпит посторонних ушей. Желаю вам всего хорошего, мистер Мейсон.
  Адвокат встал. Эзел Гарвин проводила его до дверей, сказав задумчиво на прощание:
  — Я сожалею, что не наняла вас раньше Эдварда. Все равно ему уже не помочь. Однако, боюсь, вы создадите мне массу хлопот.
  Выйдя в коридор, адвокат заметил:
  — А вы мне.
  Ее глаза вдруг вспыхнули гневом.
  — Вот в этом вы правы, — бросила она и захлопнула дверь.
  Глава 6
  Гарвин стоял на террасе гостиницы «Ла-Джолла», созерцая отражение солнечного диска в дремлющих водах Тихого океана. Его вторая жена стояла позади него.
  — Лорри, дорогая, — восторженно произнес Гарвин, — это что-то бесподобное…
  — Да, дорогой.
  — Мы вступаем в пожизненный медовый месяц. Ты меня любишь, дорогая?
  — Конечно.
  — Любимая моя, посмотри на меня.
  Она обернулась к нему, на ее лице играла самодовольная улыбка.
  — Скажи мне что-нибудь приятное, — попросил Гарвин.
  — Что?
  — Ты знаешь что. Скажи: я люблю тебя.
  — О, Эдвард, — отмахнулась раздраженно женщина, — ты как мальчишка.
  — Дорогая, разве ты не чувствуешь прелести того, что нас окружает? Мы здесь вдали от городской суеты. Никто не знает, где мы… Мы стоим одни на краю…
  — Я проголодалась, — оборвала его жена. Он рассмеялся.
  — Хорошо, я накормлю тебя. Давай поедим в номере?
  — Ну, это нереально. В нашей гостинице номера не обслуживаются. Такое практикуется в более солидных заведениях, чем наше, Эд. Предлагаю поехать и заказать по порции рыбы с жареным картофелем и луком. В центре города есть отличный ресторан. Я обратила на него внимание, когда мы проезжали мимо. Я неоднократно посещала его, когда отдыхала здесь раньше. Ну как, согласен?
  — Хорошо, — сдался Гарвин, — если ты так хочешь. Я рассчитывал пообедать в уединении на балконе, любуясь морским пейзажем.
  — Дрожать от сырости и переживать об испорченной прическе? Покорно благодарю.
  Ее смех был легким, но все же нетерпеливым.
  — Поехали, поехали, Эд. Там тоже романтично. Давай закажем коктейль и рыбу. Разве ты не хочешь горячего, дорогой? Ну, так мы едем?
  — Как скажешь, Лорри, — обреченно согласился Гарвин. — А как же твоя прическа? Накрыть машину?
  — Нет, оставь так, — сказала она. — Мне так больше нравится. Я обвяжу голову шарфом.
  Они спустились в вестибюль и пересекли его, направляясь к площадке, где стоял их кабриолет. Гарвин подошел к машине, предупредительно открыл дверцу для Лорри и, как только она села, захлопнул ее. Затем обошел автомобиль спереди и занял место за рулем.
  — Я умираю от голода, — пожаловалась Лоррейн. — Поехали быстрее.
  — Да, дорогая. Считай, мы уже в пути. Ты действительно не хочешь, чтобы я накрыл верх машины?
  — Нет, все нормально.
  Гарвин включил двигатель. Мотор сразу же ровно заурчал. Он вывел машину с автостоянки, развернулся и притормозил при выезде на шоссе. Здесь он некоторое время ждал, пока не образуется брешь в неиссякаемом потоке автомобилей, и затем, дождавшись удобного момента, снял ногу с педали сцепления, одновременно нажимая на газ. Кабриолет рванул вперед словно стрела, вклинившись в колонну машин.
  Скоро они подъехали к ресторану. Гарвин остановил машину, вышел и, быстро обойдя машину сзади, открыл жене дверцу.
  Он подал ей руку. Та протянула в ответ свою и легко спрыгнула на асфальт, слегка взметнув подолом платья.
  В этот самый миг за их спиной, взвизгнув шинами по асфальту, резко затормозила большая тяжелая машина.
  Они обернулись. Лоррейн Гарвин с нескрываемым интересом смотрела на высокого мужчину, который, покинув машину, устремился к ним.
  — Силы небесные! — воскликнул Гарвин. — Перри Мейсон!
  — Адвокат? — спросила его жена.
  — Да.
  Мейсон подошел к ним.
  — Я потратил уйму времени, Гарвин, чтобы найти вас.
  Гарвин тактично остановил его.
  — Дорогая, — проговорил он, — познакомься, мистер Мейсон. Мистер Мейсон, моя жена.
  Мейсон, слегка поклонившись женщине, произнес:
  — Рад познакомиться, — и, повернувшись к Гарвину, добавил: — Мне нужно поговорить с вами. Наедине и немедленно.
  — Все дело в том, что я не хотел, чтобы меня кто-нибудь беспокоил сейчас, — несколько холодно объяснил Гарвин.
  — Так или иначе, я уже приехал, — ответил Мейсон. — И хотя вас мое появление совсем не радует, уделите мне пять минут.
  — В данный момент дела меня не интересуют, но уж если вы приехали, я готов вас выслушать.
  — Мистер Гарвин, когда состоится собрание пайщиков?
  — Завтра, в два часа дня. Мейсон, не сомневайтесь, на собрании я обязательно буду присутствовать.
  — У вас достаточно доверенностей, чтобы руководить собранием?
  — Конечно, достаточно. Пойдемте, пойдемте, Мейсон, не время говорить о делах. Да и ваша машина, того и гляди, вызовет затор на дороге.
  Мейсон, не обращая внимания на слова Гарвина, продолжал:
  — Ваша жена послала акционерам корпорации новые доверенности, вписав в них свое имя. Ее затея удалась. Ведь у нее инициалы такие же, как и у вас, — Э.К.
  — Его бывшая жена, — холодно поправила его Лоррейн.
  — Об этом еще поговорим, — заметил адвокат. — Самое лучшее, что вы сейчас сможете сделать для себя, — это сесть в машину и отправиться в Мексику.
  — Я лично собираюсь заказать бокал мартини и порцию рыбы, — упрямо заявила Лоррейн.
  — Действительно, Мейсон, мы планировали пообедать, — объяснил Гарвин. — Дорогая, ты же не будешь против, если мистер Мейсон присоединится к нам. За едой и обсудим все. — Гарвин ухмыльнулся и достаточно неуклюже пошутил: — Меня как-то не привлекает перспектива обсуждать дела сегодня ночью.
  Мейсон, не слушая, продолжал:
  — Эзел отправила доверенности акционерам, оформив их на имя Э.К. Гарвин, держателя сертификата акций за номером сто двадцать три. И уверяю вас, она обеспечила себе достаточное количество доверенностей, чтобы управлять собранием.
  — Каким образом?
  — Она позаботилась о том, чтобы все доверенности были оформлены после того, как были присланы ваши. Существует положение, согласно которому имеют силу доверенности, оформленные последними. Предыдущие же считаются недействительными.
  — Боже мой! — воскликнул Гарвин. — Она погубит меня!
  — Зато испортить мне обед ей не удастся, — огрызнулась Лоррейн.
  — Это еще не все, — продолжал Мейсон. — Чтобы воспрепятствовать вашему присутствию на собрании акционеров, она обратилась в окружную коллегию адвокатов и потребовала возбудить против вас иск по обвинению в двоеженстве. Сейчас на вас объявлен розыск. Вам грозит арест. Она, по-видимому…
  — Мейсон, Мейсон, ради Бога! — взмолился Гарвин.
  — Давайте не будем обсуждать это сейчас!
  — Я же предлагал поговорить наедине, — сердито бросил адвокат. — За последние двадцать четыре часа я исколесил весь штат. Как вы понимаете, я проделал это не ради забавы.
  — Что вы имеете в виду, говоря насчет двоеженства, мистер Мейсон? — холодно поинтересовалась Лоррейн.
  Адвокат не обратил внимания на ее вопрос.
  — Не бойтесь смотреть фактам в лицо, Гарвин. Вы можете убежать от коммерческих проблем, но есть вещи, от которых не убежишь. И выход в том, чтобы мужественно их встретить.
  — Эдвард, ты, может быть, объяснишь мне, что незаконного в нашем браке?
  Гарвин неприязненно посмотрел на Мейсона. Адвокат продолжал:
  — Скажу вам прямо, без обиняков. Есть основания сомневаться в законности вашего брака. По всей вероятности, Эзел Картер Гарвин — единственная, кто имеет право быть женой Гарвина.
  — Эдвард, — сказала Лоррейн, — ты говорил мне, что она развелась с тобой.
  — Я так думал.
  — Думал?! — воскликнула Лоррейн. — Почему из всего…
  — Минуточку, — остановил ее Мейсон. — Криком делу не поможешь. И здесь не место для выяснения отношений. Я уезжаю. Предлагаю вам следовать за мной. Возможно, я смогу помочь вам.
  — Каким образом? — спросил Гарвин.
  — Давайте отправимся в вашу гостиницу. Если хотите, можете захватить с собой еду и съесть ее там, перед тем как поехать в Мексику. Упакуйте свои чемоданы, отнесите в машину и езжайте в сторону границы, — распорядился адвокат.
  — При чем тут граница? — спросил Гарвин. Мейсон пояснил:
  — Вы были разведены в Мексике.
  — Ну и что? Адвокат усмехнулся:
  — Ваш «мексиканский развод» недействителен в Калифорнии. «Мексиканский брак» был бы законным только в том случае, если бы развод был оформлен в Штатах. Но в Мексике, с тех пор как вы получили «мексиканский развод» и вступили в «мексиканский брак», вы — муж и жена.
  Некоторое время стояла тишина, затем Лоррейн Гарвин вспылила:
  — Так что же мы здесь стоим как идиоты! Эдвард, разве ты не понял, о чем говорит мистер Мейсон! Выводи машину со стоянки. Едем в гостиницу, соберем чемоданы и уедем, к черту, отсюда!
  Глава 7
  Машина Мейсона следовала за кабриолетом Гарвина по мосту Сан-Исидро.
  За мостом огни Тихуаны успешно соперничали с ярким блеском звезд.
  Гарвин направил машину вниз по широкой главной улице и припарковал ее так, чтобы Мейсону было удобно расположить свой автомобиль позади них.
  Адвокат вышел из машины, подошел к открытому кабриолету Гарвина и сказал:
  — Итак, мы в Мексике. Теперь по закону этой страны вы — муж и жена.
  — Послушайте, Мейсон, — раздраженно ответил Гарвин, — подскажите, что мне делать?
  Адвокат пожал плечами.
  — Не знаю, но я намерен найти выход как можно быстрее. Лучший способ поломать ее игру на этих доверенностях — это персональное присутствие всех пайщиков на собрании. Доверенность становится недействительной, если лицо, которое послало ее, присутствует на собрании. Вам придется дать мне список пайщиков, а я им позвоню. В противном случае мне понадобится заготовить бумаги для судебного постановления, которые я смогу оформить в суде завтра утром, что, конечно, сложнее. Но повторяю: лучший выход — личное присутствие пайщиков на собрании. Кстати, не уверен, что ваш президент и секретарь-казначей не замешаны в этом деле.
  Давайте также договоримся, что в следующий раз, когда соберетесь куда-нибудь сбежать и забросить свои дела, хотя бы поставьте меня в известность. Я вынужден был привлечь кучу детективов, чтобы прочесать весь штат в поисках вас. Один из них вышел, в конце концов, на работника бензоколонки в Ла-Джолле, который запомнил ваш кабриолет и сказал, что вы интересовались гостиницей, где в конце концов я вас и нашел.
  В разговор вмешалась Лоррейн Гарвин:
  — Я очень проголодалась. Лично я собираюсь что-нибудь поесть прямо сейчас.
  — Ресторан двумя дверьми дальше, — успокоил ее Мейсон. — Вы сможете найти место, чтобы остаться здесь на ночлег. А завтра вы сможете продолжить путь в Энсенаду, если захотите.
  — Хорошо. Я хочу накрыть машину сверху, — согласился Гарвин.
  Пока он расстегивал крепления, удерживающие чехол, Лоррейн вплотную подошла к Мейсону и проговорила тихим голосом:
  — Я боялась вас, потому что вы слишком сильны и слишком находчивы. Когда-нибудь я перестану бояться.
  Ее рука стиснула его ладонь. Посмотрев на Гарвина, она сказала:
  — Он прекрасный, но несносный новобрачный. Вы понимаете, о нем я говорю?
  — Откуда мне знать? — пожал плечами Мейсон. Лоррейн проказливо намекнула:
  — Откуда мне знать, как вы узнаете?
  Гарвин, закрепив верхнюю часть кабриолета, подошел к ним.
  — Когда нам можно будет вернуться из Энсенады?
  — В любое время, когда захотите предстать перед судом по обвинению в двоеженстве, — ответил Мейсон.
  — А где можно избавиться от этого? — грустно поинтересовалась Лоррейн.
  Мейсон улыбнулся.
  — В Соединенных Штатах Америки, — ответил он. — Вы соответчица, то есть женщина, живущая с мужчиной вне брака, другими словами, греховодница. А вот в Мексике вы законная жена.
  — Черт знает что! — рассердилась Лоррейн. Мейсон сочувственно развел руками.
  — Таково положение международного закона. Если вы отправитесь в Соединенные Штаты, Гарвин, вас могут уличить в двоеженстве. А в Мексике вы законно обручены с вашей настоящей спутницей, а Эзел Гарвин — не более чем бывшая жена, не имеющая на вас никаких прав.
  — Я считаю, что большего абсурда невозможно придумать! — в сердцах воскликнул Гарвин. — Мне осталось только построить большущий дом на границе Соединенных Штатов и Мексики таким образом, чтобы граница проходила прямо через спальню, а еще лучше — посередине кровати. Эзел могла бы…
  — Эдвард, — холодно оборвала его Лоррейн, — не будь пошляком.
  — Я не пошляк, я — сумасшедший, — пронзительно завопил Гарвин. — Пропади пропадом все это! У меня медовый месяц, а я даже не знаю, женат ли я?..
  — Если хотите знать, вы и ведете себя как сумасшедший, — разъяснил ему Мейсон. — Но это не меняет вашего положения в глазах закона. Я постараюсь все уладить. А сейчас действительно пора подкрепиться.
  Мейсон повел всех в ресторан, заказал по порции нежного мяса. Покончив с едой, он предложил:
  — Насколько я знаю, здесь есть новая гостиница «Виста де ла Меса». Переночуем в ней, а завтра утром вы дадите мне имена пайщиков, которые лояльны к вам, и мы отыщем их по телефонному справочнику.
  Гарвин с сомнением покачал головой и промолвил:
  — Мейсон, я сам позвоню пайщикам, а вы лучше займитесь оформлением договора о разделе имущества с Эзел. Сделайте это как можно лучше. Начните с пятидесяти тысяч, а…
  Лоррейн поспешно добавила:
  Эдвард, дорогой, а тебе не кажется, что мистер Мейсон лучше справится с этим? Он добьется в соглашении как можно меньшей цифры.
  — Я хочу действовать, — возразил Гарвин. — Я сгораю от нетерпения, когда я чего-нибудь хочу. Как вы ее нашли, Мейсон?
  — С помощью детективов, — ответил адвокат, посмотрев на свои часы. — Я могу позвонить ей сегодня ночью, а уже завтра утром принять ее.
  — У вас есть номер ее телефона? — спросил Гарвин.
  — Да. Она занимает номер шестьсот двадцать четыре в апартаментах «Монолиз». Там есть коммутатор, и я могу попросить соединить меня с ней. Вчера говорить с ней было непросто. Она считает, что ее козырная карта — обвинение в двоеженстве. Однако, когда я сообщу ей, что вы благополучно устроились в Мексике, где она не сможет выдвинуть против вас обвинение, а также намекну, что вы планируете перевести туда свое имущество, купить большую фазенду и жить там, ее это здорово встревожит.
  Глаза Гарвина загорелись.
  — Блестящая идея, Мейсон! Вы — гений! Это загонит ее в петлю.
  — Я считаю само собой разумеющимся, что Эзел увлеклась новым любовным приключением, — спокойно продолжил адвокат.
  Глаза Лоррейн гневно сверкнули.
  — Конечно, Эдвард. Нам следует подумать об этом.
  — Судя по тому, что я видел, она довольно привлекательная женщина, которой нравится, когда ею восхищаются. Она как бы невзначай движется так, чтобы показать свои ноги и тем самым возбудить к себе интерес окружающих, — высказал свое мнение Мейсон.
  Гарвин рассмеялся:
  — В этом вся Эзел. Это один из тех приемов, который она пускала в ход, чтобы завоевать меня. Помню, еще будучи секретаршей, она…
  — Эдвард, — одернула его Лоррейн.
  — Извини, моя дорогая. Адвокат тактично заметил:
  — Но прежде чем говорить с ней о цифрах, надо расплатиться с детективами, которые пытаются узнать о том, что она делала в то время, когда вы о ней ничего не слышали.
  — Думаю, она любила меня сильнее, чем я полагал, — задумчиво произнес Гарвин. — Ведь моя вторая женитьба превратила ее в дикую кошку. Возможно, она надеялась на примирение, прежде чем это произойдет.
  — Не будь столь самоуверенным, Эдвард, — сказала Лоррейн, тщательно подбирая слова, чтобы посильнее задеть его эгоизм. — В твоей женитьбе на мне она просто увидела возможность выжать из тебя деньги, обвинив в двоеженстве. Лучше доверь все свои дела мистеру Мейсону.
  В стороне от главной улицы стояло невысокое аккуратное здание гостиницы «Виста де ла Меса». Она, по-видимому, была построена совсем недавно. В свежепобеленной ограде из необожженного кирпича, которая окружала гостиницу, имелся арочный вход, а чуть дальше — выход. Две большие машины по очереди въехали по гравийной дорожке и остановились перед радующим глаз кирпичным строением с нарядно выбеленными стенами, увенчанными крышей из красной черепицы. Растущие вокруг зеленые кактусы удачно оттеняли ослепительную белизну стен.
  Женщина, сидевшая за столом, встретила их приветливой улыбкой.
  — Нам нужны две комнаты, — обратился к ней Гарвин. — Одна для нас с женой, другая — для моего компаньона.
  — Поточнее, пожалуйста, — поправила она по-английски. — С общей ванной?
  — Ванные раздельные, — ответил Гарвин.
  — Тогда это обойдется дороже.
  — Хорошо. Мы заказываем самые лучшие комнаты, которые есть в гостинице.
  Глаза женщины заблестели.
  — О, сеньор! В гостинице есть шикарные номера, хорошо, нет?
  — Да, конечно, — учтиво согласился Гарвин.
  — Сеньор, вы получите лучшие комнаты из того, что здесь есть. У меня имеется прекрасный номер с двумя комнатами, но если вы не хотите пользоваться общей ванной, то должны оплатить весь номер. А другой сеньор займет номер в другом крыле.
  — Нас этот вариант устраивает, — согласился Гарвин и, взяв ручку, заполнил карточки за троих.
  — А как быть с машинами? — спохватился он, покончив с карточками.
  — О, вы поступили правильно, оставив их на дороге. В «Виста де ла Меса» они не пропадут.
  — У вас есть сторож? — поинтересовался Гарвин.
  — Нет, сторожа нет. Но в нашей стране вы находитесь среди честных людей, нет? Впрочем, осторожность не помешает. Заприте машины и оставьте ключи мне. Я положу их в сейф. А если вам потребуются машины завтра, предупредите заранее. Слуга вымоет их, и, не беспокойтесь, ваши машины будут в полной безопасности.
  — Ладно, я запру машины и принесу ключи. А как быть с багажом? — вступил в разговор Мейсон.
  — К сожалению, — ответила женщина, — сегодня нет дежурного мальчика. Вы сами видите — гостиницу только построили. Я скоро заканчиваю. Осталась свободной еще одна комната. Только одна. Как только я ее сдам, выключу свет, запру дверь и отправлюсь спать. Нет? — И она снова улыбнулась.
  Мейсон повернулся к двери.
  — Хорошо, Гарвин, я думаю, надо решить, что принести из багажа.
  Лоррейн сказала:
  — Все, что мне нужно, дорогой, находится в том маленьком чемодане, ты знаешь.
  — Да, дорогая.
  Она улыбнулась Мейсону.
  — Не могу выразить словами, какое для меня облегчение сознавать, что дела находятся в ваших руках.
  — Благодарю, — поклонился ей Мейсон. — Желаю вам хорошо выспаться.
  — Я покажу сеньоре ее номер, пока сеньор достанет багаж, нет?
  Лоррейн улыбнулась и согласно кивнула. Женщина вышла из-за стола.
  — Меня зовут сеньора Инокенте Мигуериньо, — представилась она. — Трудное имя для американцев, нет?
  — Трудное, — простодушно согласилась Лоррейн.
  — Кроме того, я управляющая этой прекрасной гостиницей. Тихуана давно нуждалась в красивой первоклассной гостинице, чистой, прохладной, комфортабельной. Пройдемте со мной, синьора.
  И мексиканка, соблазнительно покачивая бедрами, не спеша прошла впереди всех через дверь в глубине вестибюля.
  Гарвин, торопясь за багажом, казалось, был расстроен даже такой короткой разлукой со своей женой. Пока Мейсон вытаскивал свои вещи из машины, Гарвин, рывком толкнув дверь багажного отсека, вытащил чемодан со спальными вещами, сказав:
  — Ну, Мейсон, до встречи утром.
  — В котором часу?
  — Не слишком рано. Я…
  — Подумайте. Нам придется многих обзвонить, — перебил его адвокат.
  — Ну, скажем, в восемь, — со вздохом уступил Гарвин.
  Он захлопнул дверцу машины и направился к дому.
  — Не хотите отдать мне ключи? — окликнул его Мейсон.
  — Я возьму их с собой, — отозвался Гарвин. — Я сам отдам их сеньоре… вот как ее зовут, не запомнил. Доброй ночи, Мейсон.
  — Доброй ночи, — ответил адвокат, наблюдая за тем, как Гарвин с чемоданами в обеих руках почти бегом бросился к парадной двери.
  Мейсон запер свою машину и, положив ключи в карман, ненадолго задержался, чтобы полюбоваться небесной «иллюминацией». Луна уже исчезла на западе, и в чистом сухом воздухе миллиарды звезд заполнили весь небосклон своим ярким блеском. Адвокат, которому последние несколько дней пришлось работать в сильном нервном напряжении, некоторое время еще постоял, созерцая красоту мексиканского неба и наслаждаясь спокойствием ночи, потом поднялся по ступенькам на веранду, вошел в вестибюль и остановился в ожидании сеньоры Инокенте Мигуериньо, которая в это время сопровождала Гарвина в его комнату.
  Когда улыбающаяся хозяйка вернулась, Мейсон попросил:
  — Теперь покажите мне мой номер.
  — О да, вот сюда, пожалуйста.
  Мейсон последовал за ней через ту же дверь, что и Гарвин несколькими минутами раньше, но потом повернул направо, в северное крыло гостиницы. Сеньора Мигуериньо отперла дверь и с учтивой улыбкой застыла в проеме двери, пока Мейсон осматривал комнату. В меру обставленная мебелью комната была просторной, с удобной кроватью, тяжелыми красными шторами и торшером под плотным колпаком. Пол был покрыт паркетом, натертым воском.
  — Обратите внимание, — сказала женщина, — комната угловая, с окнами на обе стороны, нет?
  — Превосходно, — согласился Мейсон.
  — Сеньор, вот это окно выходит на столовую, поэтому шторы здесь всегда задернуты. Так что, если захотите открыть его, дерните за эту веревку, а штору оставьте задернутой. Зато другое окно можно спокойно открывать, сеньор, здесь не нужно вам задрапировывать. Можете спокойно одеваться — никто не увидит, нет?
  — Нет, — согласился Мейсон, улыбаясь.
  — Удобно, да?
  — Да, — в тон ей ответил Мейсон и, протягивая ей ключи, добавил: — Вот ключи от моей машины.
  — Вы говорили, что дадите ключи от двух машин.
  — А разве тот сеньор не дал вам их, когда пришел? Женщина отрицательно покачала головой.
  — Конечно, лучше было бы оставить их у меня. Панчо иногда моет машины очень рано утром, чтобы успеть вовремя.
  Мейсон улыбнулся.
  Наверное, он просто забыл. Все будет в порядке.
  — Похоже, ваш компаньон думает о другом, нет? — И она, запрокинув назад голову, залилась смехом, отчего все ее тело затряслось, как желе на тарелке.
  Мейсон, поставив чемодан на пол, спросил ее:
  — Скажите, отсюда можно позвонить?
  — Можно. Справа, при входе в вестибюль, есть две телефонные кабины. Неужели вы их не заметили?
  — Нет, не заметил.
  — Конечно, они не бросаются в глаза. Но они там, нет? Пойдемте, я покажу вам.
  Мейсон, закрыв дверь, последовал за ней в вестибюль, где и впрямь увидел две двери с изображенными на них телефонными аппаратами.
  — Сожалею, сеньор, в номерах нет телефонов, — извинилась сеньора Мигуериньо. — Что вы хотите? Это Мексика. Здесь вас не будут обслуживать двадцать четыре часа в сутки. Когда мы после работы приходим домой, мы просто выжаты, нет?
  Мейсон, задумавшись, лишь кивнул и вошел в кабину. Ему удалось связаться с Полом Дрейком только через посредничество нескольких телефонных станций. Прошло около десяти минут, прежде чем он услышал голос детектива.
  — Дрейк? — спросил адвокат. — Это Мейсон.
  — Перри! Привет! Ты где?
  — Я остановился в новой гостинице в Тихуане. Очаровательная, под названием «Виста де ла Меса».
  — Могу я тебе туда позвонить?
  — Это не так просто. Мне пришлось звонить через платную телефонную станцию. Думаю, она обеспечивает связь во всем квартале этой части города. Я пойду прилягу и немного посплю. Запиши на всякий случай номер телефона.
  Мейсон продиктовал Дрейку номер телефона, прочитав его на табличке, приклеенной к корпусу телефонного аппарата.
  Записав номер, Дрейк произнес:
  — Хорошо, Перри, у меня для тебя кое-что есть. — Что?
  — Ты хотел, чтобы мы разузнали все, что только можно, об Эзел Гарвин. Ну так я докладываю: задание выполнено.
  — И что?
  — Она владела рудником в Нью-Мексико. Какое-то время занималась им, а…
  — Об этом я уже знаю, — перебил его Мейсон.
  — Так. Потом она уехала в Рино, где и прописалась, по-видимому, намереваясь получить развод. Но что-то изменило ее планы. Я не нашел подтверждения о разводе. В Рино она сблизилась с неким Алменом Б. Хекли. Тебе это имя что-нибудь говорит?
  — Ничего, — ответил Мейсон.
  — Так вот, у него там есть ранчо. Похоже, он очень богатый малый и жуткий ловелас. Женщины были просто без ума от него. Эзел Гарвин тоже увлеклась им. В это время она жила в пансионате для разводящихся рядом с его ранчо и проходила, как принято говорить, «курс лечения». Когда Эзел немного оправилась, на ранчо появился этот малый, Хекли. Все женщины пансионата, ожидающие в течение шести недель развода, были влюблены в него. Он же предпочел другим Эзел Гарвин. Они много времени проводили вместе.
  — Что-нибудь серьезное? — спросил Мейсон.
  — Это зависит от того, что мужчина считает серьезным, — ответил Дрейк. — Однако впоследствии между ними что-то произошло. Она тянула, не оформляя бумаг на развод. Прошло семь, восемь, десять недель — без изменений. И тогда, в конце концов, Хекли вдруг собрался и неожиданно уехал.
  — Продав ранчо? — спросил Мейсон.
  — Нет, ранчо осталось за ним, но он уехал в Калифорнию. Теперь, Перри, самое интересное.
  — Хорошо. Что же?
  — Он купил земельный надел под Океансайдом, почти в пятидесяти милях к северу от Сан-Диего. Тебе это что-нибудь говорит?
  — Пока ни черта, — буркнул Мейсон. — Расскажи-ка мне поподробнее об этом Хекли. Как его полное имя?
  — Алмен, А-л-м-е-н, Билл, Б-и-л-л, Хекли, Х-е-к-л-и. Я поручил своим ребятам изучить бумаги относительно покупки им земельного участка. Они добились разрешения пройти в сопровождении эксперта оценочной комиссии в офис и изучить списки для обложения налогом. Спустя час или два они наткнулись на его имя.
  — Пол, а как тебе удалось разыскать его в Калифорнии?
  — Я предположил, что он не покинул штат, поэтому посмотрел списки владельцев новых автомашин. На это у нас ушла большая часть времени.
  — Так. С Хекли подождем до утра, — сказал адвокат. — Первым делом завтра утром я заполучу списки акционеров корпорации. Мы попытаемся привлечь на сторону Гарвина как можно больше пайщиков и провести собрание при их участии, тогда доверенности потеряют свою силу.
  — Значит, ты нашел его в Ла-Джолле? — спросил Дрейк.
  — Да. Твой агент хорошо там поработал. Я уже собрался было проверять все гостиницы, когда вдруг увидел их выходящими из кабриолета прямо в центре города. Сообщи Делле, где я нахожусь, и, если будет необходимо, звони мне сюда, но только до утра ты не сможешь этого сделать. Правда, я не знаю, до которого часа. Гостиница на ночь закрывается со всеми вытекающими отсюда последствиями.
  — Ладно, — ответил Дрейк. — Но все-таки, ты не хочешь послушать о Хекли? У меня есть много фактов, и я сделал кое-какие выводы. — В голосе детектива прозвучала обида.
  — Нет, — отказался Мейсон, — разве что его адрес.
  Так, у меня… — торопливо начал Дрейк, — все есть, Перри. Вот то, что тебя как раз интересует.
  — Ну, хорошо, что там у тебя? — согласился адвокат.
  — Сведения о месте расположения его нового ранчо. Карандаш у тебя найдется, Перри?
  — Минуточку, — проговорил Мейсон.
  Он вытащил из нагрудного кармана рубашки небольшой автоматический карандаш и записную книжку, раскрыл ее и положил на полку под щелью телефонного аппарата, предназначенной для опускания монет.
  — Я готов, Пол.
  Дрейк приступил к объяснениям.
  — Поедешь в Океансайд прямо до центра города. Здесь свернешь на восток, к Фолбруку. Дальше, после почти трех миль пути, у почтового отделения, расположенного по правую руку, свернешь на дорогу, ведущую на север. На здании почтового отделения черными буквами написано: Роландо, Р-о-л-а-н-д-о, Чарлес, Ч-а-р-л-е-с, Ломекс, Л-о-м-е-к-с. Сразу за ним идет грунтовая дорога длиной в милю. Если проехать по ней с полмили, то окажешься у дома Хекли. Он приобрел его недавно, при этом дом был уже меблирован.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Вы ведете наблюдение за квартирой Эзел Гарвин?
  — Да. За ней следят из автомобиля напротив входа в апартаменты «Монолиз».
  — Прекрасно, — сказал адвокат. — Полагаю, все будет хорошо. Пол, я позвоню тебе утром.
  Повесив трубку, Мейсон вышел из кабины и обратился к сеньоре Мигуериньо, которая снова сидела за столом:
  — Вы не могли бы назвать номер комнаты моего друга? Я хочу пожелать ему доброй ночи, прежде чем он заснет.
  — Конечно, конечно. Она находится в конце коридора с левой стороны, прямо рядом со столовой, окна которой выходят на вашу комнату. Две угловые комнаты, номера пять и шесть.
  — Жаль, что в комнатах нет телефона, — вздохнул Мейсон. — Придется идти самому.
  — Помните, мы закрываемся на ночь и поэтому не можем обслуживать распределительный щит.
  Мейсон кивнул, прошел по коридору и постучал в дверь с номером 6. Никто не ответил. Адвокат крикнул:
  — Гарвин, можно на минуточку? — и снова постучал. Гарвин с треском распахнул дверь.
  — Что еще, Мейсон? — сказал он, тщетно стараясь сдержать раздражение.
  — Я только что беседовал по телефону с моим детективом, Полом Дрейком.
  Гарвин немного шире приоткрыл дверь.
  — Так, и что?
  — Думаю, мы нашли причину, из-за которой ваша прежняя жена некоторое время вас не беспокоила. Это Алмен Билл Хекли. В настоящее время он живет на ранчо в трех милях от Океансайда. Он также владеет и очень большим ранчо в штате Невада. Этот малый, по-видимому, удачливый донжуан. Женщины из пансионата, который примыкает к его земельному участку, были от него без ума.
  — Вот это новость! — воскликнул Гарвин, не в силах скрыть восторга. — Это как раз то, что нам нужно! Значит, он сейчас живет около Океансайда, Мейсон?
  — Да, на ранчо, — подтвердил адвокат. — И я знаю, как туда добраться.
  — Как?
  Адвокат пересказал то, что изложил ему минуту назад Пол Дрейк, и добавил:
  — Я не хотел бы что-либо предпринимать сегодня ночью, но завтра мы отправимся на его поиски.
  Правая рука Гарвина придерживала дверь с обратной стороны.
  — Мейсон, — произнес он, — я знал, что могу рассчитывать на вас. Вы выполняете чрезвычайно полезную работу. Человеку просто необходим доктор или адвокат, когда ему требуется помощь.
  Из спальни раздался голос Лоррейн:
  Мы бы ничего лучшего не смогли придумать, но эта новость все меняет. Как вы считаете, мистер Мейсон?
  — Полностью с вами согласен, — ответил адвокат. — Увидимся утром. Доброй ночи.
  — Доброй ночи, — сказали они в один голос.
  Как только Мейсон ушел, Гарвин закрыл дверь и запер ее на ключ.
  Чтобы попасть в свой номер, адвокату пришлось проделать тот же путь обратно через вестибюль.
  Войдя в вестибюль, Мейсон заметил, что свет в зале уже выключен. Только настольная лампа обеспечивала слабую видимость. Боковое освещение тоже выключили. Не было никаких признаков присутствия сеньоры Инокенте Мигуериньо.
  В этот момент Мейсон спохватился, что оставил свой автоматический карандаш в телефонной кабине.
  Он осторожно, на ощупь, в тусклом свете вестибюля добрался до нее и, когда брал карандаш, услышал женский голос, доносившийся из соседней кабины сквозь тонкую перегородку:
  — Да, дорогой, ты прав… Да, дорогой, через границу в Тихуану.
  Какое-то время было плохо слышно, но потом женский голос стал погромче и можно было расслышать следующие слова:
  — Да, дорогой… Нет… Я постараюсь сделать… У меня глаза ужасно устали от наблюдения…
  Мейсон бесшумно покинул кабину, решив на будущее учесть при разговоре по телефону слабую изоляцию перегородки между двумя переговорными пунктами.
  Вернувшись в свой номер, он принялся раздеваться. Колокола настенных часов в столовой исполнили нехитрую мелодию, а затем пробили десять раз.
  Адвокат выключил свет и, прежде чем лечь, открыл окно, выходящее на западную сторону, как и советовала сеньора Инокенте Мигуериньо.
  Глава 8
  За окном отчетливо послышались металлические звуки, напоминающие пение какой-то тропической птицы, названия которой Мейсон никак не мог припомнить.
  К его удивлению, у птицы оказались повадки дятла — она постоянно тихо постукивала.
  От этого в конце концов Мейсон проснулся. Он откинул одеяло, сел в постели и хмуро посмотрел в окно. Вдали простирался типичный для Мексики пустынный пейзаж, который в лучах восходящего солнца казался золотым.
  Через некоторое время Мейсон осознал, что настойчивый стук исходил не от птицы. Он доносился со стороны двери.
  Адвокат босиком бросился к двери и открыл ее.
  На пороге комнаты стоял юный мексиканец с ничего не выражающим лицом.
  — Сеньор Мейсон? Адвокат молча кивнул.
  — Вас к телефону, — произнес мальчик и побежал прочь от двери, скользя сандалиями по натертому воском паркету. Каждое его движение сопровождалось бряцанием металлических пряжек на сандалиях.
  — Эй, вернись, — окликнул его Мейсон. — Кто звонит? Что?..
  — К телефону, — пожав плечами, повторил тот и продолжил свой путь.
  Мейсон надел брюки и пиджак поверх пижамы, сунул босые ноги в ботинки и, не зашнуровав их, спустился вниз.
  Вестибюль был пуст, но дверь в одной из телефонных кабин была приоткрыта, а трубка снята с аппарата и лежала на полке.
  Мейсон вошел внутрь, поднес к уху трубку и с сомнением произнес:
  — Алло…
  Голос на другом конце провода поинтересовался:
  — Это мистер Мейсон?
  — Да.
  — Мистер Перри Мейсон?
  — Да.
  — Вас вызывает Лос-Анджелес. Пожалуйста, не кладите трубку.
  Мейсон поплотнее прикрыл дверь в кабину. Через мгновение в трубке послышался голос Пола Дрейка:
  — Алло, Перри?
  — Да, — ответил Мейсон. — Привет, Пол!
  — Куда ты, черт возьми, забрался? Я потратил уйму времени, чтобы дозвониться до тебя, — пожаловался Дрейк. — Я пытаюсь связаться с тобой с пяти часов утра. Еще несколько минут назад никто не отвечал. Затем мне пообещали выйти на тебя, но, поскольку на телефонной станции говорят только по-испански, пришлось привлечь переводчика. И угораздило же тебя остановиться в гостинице, которая не имеет телефонного коммутатора.
  Что случилось? прервал излияния Дрейка Мейсон.
  — Я хочу тебя предупредить, — проговорил детектив. — Один из моих парней совершил ошибку. Вполне возможен в нашей практике промах, но это может обернуться непредвиденными последствиями.
  — В чем дело?
  — Мы упустили Эзел Гарвин.
  — Черт возьми! Ты понимаешь, что вы натворили?!
  — Ничего уже не поделаешь.
  — Как это произошло?
  — Это длинная история, — виновато начал Дрейк. — А если изложить кратко, то можно что-нибудь упустить из виду.
  Мейсон на минуту задумался, затем проговорил: — Что ж, я готов выслушать длинное объяснение, но погоди, Пол, стенка между моей и соседней кабиной очень тонкая, дай-ка проверю, нет ли там кого? Не клади трубку.
  Мейсон положил трубку на полку и, выйдя из кабины, резко толкнул дверь в соседнюю. Убедившись, что та пуста, он вернулся в свою, взял трубку и произнес:
  — Все в порядке, Пол. Никого. Знаешь, ночью я случайно отчетливо услышал обрывки телефонного разговора в соседней кабине. Ну, теперь рассказывай.
  — После десяти часов вечера я оставил следить за ней только одного человека. В это время там делать особенно нечего: количество входящих и выходящих людей значительно поубавилось. Я велел своему агенту обращать внимание на тех, кто может представлять для нас интерес, и записывать номера машин, время приезда и отъезда. И вот здесь-то я и просчитался, Перри. Я слишком загрузил его работой. Мой парень выбрал очень удобное место для наблюдения, прямо перед входом в здание. Поблизости нет гаража, и жильцы дома оставляют машины около него на улице.
  — Поскорее, — сказал Мейсон, раздражаясь от нетерпения.
  — Ты же сказал, что готов к длинному рассказу, — напомнил ему Дрейк. — Вот я тебе и излагаю… Среди прочих на «бьюике» подъехал довольно прилично одетый мужчина. Он объехал уличный затор, курсируя вокруг дома в поисках места для парковки. Судя по тому, как он искал его, мой сотрудник предположил, что тот живет не здесь. Наконец этот малый нашел подходящее место, выключил фары и быстро пересек улицу, направляясь к дому. По каким-то соображениям мой сотрудник предположил, что мужчину пригласили на вечер. Он был элегантно одет и, похоже, очень торопился, будто опаздывал на свидание.
  Подождав минуту-другую, мой агент решил сходить записать номер его машины.
  Он не рискнул тронуть свою машину с места, опасаясь потерять его, поэтому быстро выскочил из нее и пошел по направлению к «бьюику».
  В тот момент, когда он добрался до него, из-за угла дома вынырнуло такси и затормозило прямо перед входом в апартаменты «Монолиз». Должно быть, Эзел Гарвин поджидала его в вестибюле, потому что, как только такси подъехало, она вышла из дверей дома, села в такси и уехала.
  Мой человек бросился обратно к своей машине, прыгнул в нее и в спешке ухитрился что-то там сломать. В результате, черт побери, он упустил ее! Он успел лишь заметить, что такси было желтого цвета, номера же не видел. Он снова выскочил из машины, бросился к таксофону и сообщил в агентство о случившемся. Узнав, кому принадлежат такси желтого цвета, мой сотрудник попытался разыскать интересующую его машину. На это ушло минут пятнадцать — двадцать, но к тому времени было уже слишком поздно: доехав до гаража, Эзел пересела в свою машину — форменную развалину, которая вряд ли сможет двигаться со скоростью больше сорока миль в час. Она не говорила, куда собирается ехать. На ней был надет жакет, юбка и, как утверждает мой агент, небольшая шляпа, но абсолютно ручаться за это он не может.
  — Когда она уехала? — спросил Мейсон.
  — В десять девятнадцать вечера. Мой человек наведался в апартаменты «Монолиз». Он выяснил, что такси обычно заказывается. Клерк, работающий на коммутаторе, настаивал на том, что Эзел Гарвин заказала такси по телефону и затем спустилась вниз, в вестибюль, где просидела в ожидании машины минуты три-четыре. Надо сказать, этот клерк не больно разговорчивый. Вытянуть информацию из такого, как он, — все равно что вскрыть сейф с помощью зубочистки.
  Мейсон нахмурил брови и задумался.
  — Перри, ты куда пропал? — забеспокоился Дрейк.
  — Я здесь, — откликнулся адвокат. — Надеюсь, ты не снял наблюдение за апартаментами?
  — Нет.
  — Она не возвращалась туда?
  — Нет. Постой, — сказал Дрейк, — я упустил одну деталь, о которой рассказал клерк. Пока миссис Гарвин ждала такси в вестибюле, она дала клерку два доллара, чтобы разменять на мелкие монеты достоинством в двадцать пять, десять и пять центов. Монеты большего достоинства ее не интересовали… Должно быть, у нее были на то какие-то причины.
  — Ясно, — сказал Мейсон. — Монеты ей понадобятся, чтобы звонить из таксофонов.
  — Точно. Причем, судя по всему, звонить она собирается издалека.
  — Это уже интересно, — оживился Мейсон.
  — Извини, но, к моему сожалению, секретарша бывает иногда слишком заботливой, — сказал Дрейк. — Зная, что в последнее время я много работал, она решила до пяти часов утра ни с кем меня не соединять. Ночью меня подменяет другой человек, который в курсе всех наших дел. Он и занимался гаражом, где получил описание автомобиля Эзел Гарвин: марку и номер машины, ну и все остальное, затем выяснил, что бензобак был заполнен перед отъездом только наполовину. Это кое-что значит. Когда в пять часов утра я приступил к своим обязанностям, — рассказывал Дрейк, — то сразу же отправил другого агента в Океансайд. Я велел ему незаметно осмотреть местность вокруг дома Хекли: нет ли там следов ее машины; кроме того, поездить по всему пригороду Океансайда и разузнать что-нибудь на бензозаправочных станциях, которые работали ночью: может быть, кто-нибудь запомнил при обслуживании машину с нашим описанием. Это, возможно, даст нам зацепку. Я жду его сообщения с минуты на минуту.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон. — Я вижу, вы сделали все возможное. Что-нибудь есть еще?
  — Пока все.
  — Продолжай вести наблюдение за домом Эзел Гарвин. Я буду здесь. Пока довольно рано и нет суматохи. Надеюсь договориться, чтобы меня подзывали к телефону. Позвони, если что-нибудь произойдет, а если не дозвонишься, я сам тебе позвоню через час.
  — Хорошо, — ответил Дрейк. — Ты уж извини, что так все получилось, Перри.
  — Все в порядке, — успокоил его адвокат. — Это как раз тот случай, когда ты не мог все предугадать.
  — Я позвоню сразу же, как только узнаю что-либо существенное, — пообещал Дрейк.
  Адвокат повесил трубку, оглядел вестибюль и, ничего не заметив подозрительного, направился к выходу. Открыв дверь, он в первую очередь посмотрел на подъездную дорогу и место, предназначенное для парковки машин.
  Помимо его машины и машины Гарвина, которые стояли отдельно на подъездной дороге, там оказалось еще несколько. Мальчик с непроницаемым лицом, который подзывал Мейсона к телефону, неподвижно сидел на верхней ступеньке лестницы, любуясь рассветом.
  — Как тебя зовут? — спросил Мейсон.
  — Панчо, — ответил мальчик, не шелохнувшись. Мейсон вытащил из кармана доллар и подошел к нему.
  Юноша проворно протянул ладонь. Адвокат бросил в нее монету.
  — Спасибо, — поблагодарил мальчик, не вставая. Мейсон улыбнулся.
  — Ты не так глуп, как может показаться. Если ты смог говорить по телефону, найти номер моей комнаты и вызвать меня, то ты довольно смышленый парень. Посиди здесь — мне должны снова позвонить. Если позвонят, позови меня. Понял?
  — Да, сеньор.
  — Постой, — переспросил Мейсон, — тебе все ясно? Ты понимаешь по-английски?
  — Да, сеньор.
  — Чудесно, — успокоился адвокат. — Если мне позвонят снова, получишь еще доллар.
  И Мейсон отправился к себе в номер. У себя он умылся, побрился, одел чистую одежду и, когда собрался было справиться о завтраке, то услышал металлический звон приближающихся сандалий и тихое тук-тук-тук-тук в дверь.
  Мейсон открыл дверь.
  Панчо стоял в коридоре.
  — Телефон, — сказал он.
  — Момент, — сказал по-испански адвокат. Мальчик выжидающе молчал.
  Адвокат усмехнулся, вытащил из кармана второй доллар и вручил ему.
  На лице юного мексиканца засияла улыбка.
  — Спасибо, — поблагодарил он и бодро зашагал по коридору.
  Мейсон последовал за ним, вошел в кабину с открытой дверцей, предварительно убедившись, что соседняя пуста, затем поднял трубку, сказав:
  — Алло! — И, услышав в трубке голос Пола Дрейка, произнес: — Привет, Пол. Что новенького?
  Дрейк затараторил так быстро, будто слова стремились обогнать друг друга в неудержимом торопливом потоке.
  Послушай, Перри. Слушай внимательно. Мы сидим на бочке с порохом. Мой человек нашел Эзел Гарвин.
  — Где? — спросил Мейсон.
  — Под Океансайдом. Почти в трех милях к югу от города. В автомобиле, стоящем в пятнадцати — двадцати ярдах от дороги на берегу моря. Она мертва. Пуля попала в левый висок. Скорее всего, это не самоубийство. Она лежала на руле в довольно неестественной позе, крови немного. Стекло дверцы с этой стороны было опущено, и револьвер, из которого, по-видимому, стрелял преступник, лежал прямо у дверцы на земле. Она могла бы выстрелить в себя, только если бы повернула револьвер вверх рукояткой и держала таким образом при выстреле, но это очень неудобно, да и не свойственно женщине убивать себя столь необычным способом.
  — А что полиция?
  — Пока об этом знает только мой человек, обнаруживший тело. Он известил меня, попытался связаться с шерифом в Сан-Диего, но, находясь за пределами Океансайда, по техническим причинам не смог связаться ни с ним, ни со следователем… Теперь, Перри, слушай меня дальше. Мой человек достаточно сообразителен, чтобы наследить. При осмотре ему в глаза бросилось следующее. Похоже, там останавливались две машины — вторая машина к тому времени уже уехала. Склонившись к револьверу, он рассмотрел его: револьвер системы «Смит-и-Вессон», 38-го калибра, номер, выгравированный на рукоятке, — С 64805. Думаю, нужно постараться снять с него отпечатки пальцев до прихода полиции. Можно кого-нибудь послать, чтобы опередить ее.
  — Хорошо, — согласился Мейсон. — Я выезжаю.
  — А Гарвин и его жена с тобой?
  — Здесь, — ответил Мейсон, — но не со мной.
  — Как ты поступишь с ними?
  — Черт, — раздраженно сказал адвокат, — я не намерен ничего с ними делать. Я вообще хочу, чтобы они оставались здесь. Гарвин не может вернуться в Штаты, иначе его арестуют по обвинению в двоеженстве. Я не могу допустить этого.
  Дрейк пожаловался:
  — Меня несколько удручают затраты на эти звонки. Как подумаю о счете за разговор с другой страной… Перри, я предпринял кое-какие шаги на свое усмотрение, и надеюсь, правильные.
  — Что именно?
  — Я позвонил Делле Стрит и велел ей быстро одеться по-дорожному, взять свою машину и мчаться во весь опор к Океансайду… Мой человек сбил с толку полицию, и теперь у нас есть шанс отсрочить их вмешательство. Дозвонившись до шерифа Сан-Диего, мой парень сообщил, что скорее всего произошло самоубийство, довольно заурядный случай.
  У шерифа в Океансайде есть заместитель, которому он по телеграфу рекомендует съездить и закрыть дело. Тот только на месте сможет убедиться, что это убийство, и позвонит шерифу. В нашем распоряжении будет некоторый запас времени, прежде чем шериф и следователь доберутся туда. До тела не дотронутся, пока не прибудет следователь, занимающийся убийствами. Так что у нас есть время, если поспешим.
  — Ох уж эти мне звонки, — проворчал Мейсон. — Я рад, что ты подключил Деллу. Мне скорее всего понадобится секретарь.
  — Я просил ее осмотреть вокруг все, что успеет, — сказал Дрейк. — Она уже выехала из Лос-Анджелеса. Ты приедешь с ней одновременно, а может быть, и раньше — все зависит от того, как будет с транспортом на дороге и как долго будет продолжаться наш разговор.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Еду.
  Он положил трубку и заспешил в свой номер. Там он покидал в чемодан свои вещи, а затем устремился к выходу, где наткнулся на Панчо, который сидел на том же месте.
  — Панчо, — окликнул он мальчика, — у меня здесь двое друзей, мистер и миссис Гарвин. Они живут в комнатах пять и шесть. Когда они встанут, скажи им, что я уехал. Так как умерла наша общая знакомая. Я обязательно им позвоню. Передай также, чтобы они ни в коем случае не покидали эту гостиницу и непременно дождались меня. Ты понял?
  — Да, сеньор.
  — И еще. Я не оплатил счет за гостиницу. Вот двадцать долларов хозяйке. Эти деньги — оплата за комнату, понял?
  — Да, сеньор.
  — Прекрасно, — заключил адвокат. — Я поехал. Распахнув дверцу машины, он сунул туда чемодан, а потом забрался сам и уже включил зажигание, когда в дверях появился улыбающийся Панчо и на чистейшем английском языке сказал:
  — Ваши ключи, мистер Мейсон, вы оставили их в ящике стола. — Заметив удивление на лице адвоката, пояснил: — Вообще-то моя тетя, сеньора Инокенте Мигуериньо, из предосторожности не оставляет ключи в ящике стола, а запирает их в сейф, прежде чем идти спать. Но когда я в гостинице, то, как дворецкий, иногда подгоняю машины к веранде, и поэтому ключи не убирают.
  Мейсон улыбнулся, взял ключи и сказал:
  — Ты хорошо говоришь по-английски, Панчо.
  — Черт возьми, а вы думаете, ради чего я хожу в школу? — с гордостью ответил мальчик.
  Глава 9
  Перри Мейсон, увидев впереди группу людей, сбавил скорость. К северу, в лучах утреннего солнца, далекие дома Океансайда выглядели ослепительно белыми.
  К западу от шоссе простирался пляж, а за ним безмятежно плескался под безоблачным небом голубой океан.
  Мейсон остановил машину на обочине дороги.
  Офицер дорожной службы героически пытался заставить машины следовать дальше, однако многие из проезжающих, снедаемые любопытством, отъезжали в сторону от дороги и останавливались.
  Когда адвокат приблизился, заместитель шерифа, заметив его, велел ему вернуться к машине.
  — Следователь еще не прибыл, — сказал он. — Уходите, тут нельзя стоять.
  Мейсон был вынужден удалиться, но, как только помощник шерифа отвлекся, снова осторожно двинулся вперед.
  Человек Пола Дрейка, увидев Мейсона в толпе зевак, протиснулся к нему и доложил:
  — Я работаю на Дрейка. Чем могу быть вам полезен, мистер Мейсон?
  Адвокат отвел его в сторону и спросил:
  — Вы вокруг все осмотрели?
  — Да, — ответил детектив. — Все осмотрел, отпечатков пальцев не оставил, ничего незаконного не делал.
  — Что с револьвером?
  Мужчина открыл записную книжку и сказал:
  — Вот номер оружия.
  Мейсон сверил его со своими записями в записной книжке и объяснил:
  — Пол Дрейк продиктовал мне его по телефону. Сколько было сделано выстрелов?
  — Только один. Оружие — револьвер 38-го калибра системы «Смит-и-Вессон». Барабан был полностью заряжен. Стреляная гильза осталась в гнезде барабана. Пуля угодила в левый висок.
  — Порохом обожгло? — спросил Мейсон.
  — Полагаю, да. Волосы опалены. Признаться, я не смотрел слишком пристально.
  — Что еще интересного?
  — Есть один факт, который может быть важен в этом деле, — сказал детектив. — Зажигание было выключено. Я включил его, чтобы узнать по прибору, сколько осталось бензина. Оказалось, бензобак был полон.
  — Вы проверили бензозаправочные станции у Океансайда?
  — Конечно.
  — Нашли ту, на которой она заполнила бак?
  — Я обошел все работающие ночью станции. Никто не припомнил машину Эзел Гарвин.
  — Вам придется проделать это еще раз, как только уйдете отсюда, — потребовал Мейсон. — Это очень важно. А пока я осмотрю местность, может быть, что-нибудь найду.
  Сперва он держался поодаль от машины, но постепенно приблизился к ней, осмотрел ее и все вокруг нее.
  Тело лежало правее руля. Рука в перчатке застряла внутри его обода, о который, видимо при резком падении тела, была поранена кисть жертвы.
  Детектив неотступно следовал за Мейсоном.
  — Фары горели, когда вы обнаружили машину? — спросил адвокат.
  — Нет. Все было так, как сейчас. Очень смахивало на самоубийство.
  — Но почему же, черт побери? — спросил Мейсон. — Разве она проделала бы столь долгий путь сюда, чтобы именно в этом месте свести счеты с жизнью? Кроме того, женщина, собирающаяся уйти из жизни, не заботилась бы о том, чтобы наполнить бензобак.
  Мейсон еще раз обошел машину, при этом внимательно оглядев ее. На ветровом стекле он заметил много мелких пятен. Вероятно, они образовались при столкновении с ним ночных бабочек, когда автомобиль несся на предельной скорости навстречу смерти.
  — А могли ее убить в другом месте и лишь потом привезти сюда тело в ее собственной машине? — спросил Мейсон.
  — Я не думал об этом.
  Вы не видели мою секретаршу, Деллу Стрит?
  — Я не знаю, как она выглядит.
  — Прекрасно… Сейчас она подъедет, — воскликнул адвокат, завидев ее машину.
  Делла Стрит, быстро приближаясь с северной стороны, сбавила скорость. Офицер дорожной службы жестом приказал ей продолжать движение, но она, улыбнувшись, отрицательно покачала головой и, чуть проехав вперед, остановила машину.
  — Вы заметили вокруг какие-нибудь следы? — спросил Мейсон, наблюдая за Деллой Стрит, которая спешила к нему.
  — Нет, ничего особенного. Очевидно, в этом месте уединяются влюбленные парочки. Приезжает много машин. Своими колесами они уже проложили колею от шоссе к океану. Везде обычные следы парковки и разворотов… Но следов, о которых я мог бы сказать, что они для нас представляют интерес, нет… Конечно, сейчас все изрядно затоптано. Здесь уже побывало человек сто: подходят, расспрашивают и топчутся тут, пока полицейские их не прогонят.
  В это время к ним подошла Делла Стрит. На ней была безукоризненно сшитая юбка и жакет. Держалась она собранно и уверенно.
  — Привет, шеф.
  — Привет, Делла. Извини, что тебе пришлось добираться сюда столь рано. У тебя есть блокнот?
  — Конечно.
  — Знакомься — сотрудник Пола Дрейка… Моя секретарша. Мы сейчас как раз говорим о следах. Продолжайте, я слушаю.
  — Ну, как я уже сказал, эту красивую прибрежную полосу облюбовали приезжие для пикников и приятного времяпрепровождения. Слева от машины я заметил ведущие к дороге следы человека, но в основном их уже затоптали, прежде чем полиция спохватилась и оттеснила толпу любопытных назад. Теперь здесь много и моих следов. Я слишком увлекся своим делом, но мне удалось убедить полицейского, что я и не понял, была ли она мертва или просто мертвецки пьяной, когда обнаружил ее. Если бы даже кто-нибудь и был в машине, полицейский уверен, что тот, покинув ее, следов бы не оставил.
  Со стороны Сан-Диего послышался нарастающий звук сирены. Вдалеке замаячила мигалка полицейской машины, как только она свернула с шоссе.
  — Кто первый обнаружил тело? Подойдите-ка сюда! — крикнул заместитель шерифа.
  Сотрудник Дрейка, оставив Мейсона, направился к заместителю шерифа.
  Проводив его взглядом, адвокат обратился к своей секретарше:
  — Думаю, мы узнали все, что можно. Попытайся посмотреть на это дело глазами женщины. Я пока отправляюсь в город, позвоню оттуда Полу. Встретимся в аэропорту.
  Добравшись до Океансайда, Мейсон сразу же связался с агентством Дрейка.
  — Пол, у тебя есть какие-нибудь сведения о револьвере?
  — Как раз этим я сейчас и занимаюсь, — ответил детектив. — Есть имя покупателя.
  — И кто же он?
  — Френк Л. Байнам. Проживает в Риверсайде. Я уже отправил на его поиски своего человека. Пока сообщений от него не поступало.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Я здесь уже закончил. Сейчас захвачу Деллу, найму самолет и вернусь вместе с ней. Теперь что касается результатов нашей поездки. Похоже, миссис Гарвин вела машину по прибрежной дороге на максимальной скорости. Лобовое стекло сильно испачкано разбившимися о него ночными бабочками. Поверь мне, они ударялись довольно сильно. Все лобовое стекло забрызгано.
  — Ничего удивительного в этом нет, раз она ехала быстро, — заметил Дрейк. — Неужели она в столь поздний час отправилась в небольшое приятное путешествие?
  — Нет, это не так, — разделил его сомнения адвокат. — Незадолго до трагического конца в Океансайде или где-нибудь рядом она залила бензобак доверху, тем не менее ни на одной заправочной станции, работавшей ночью, ни ее, ни машину не опознали. Возможно, ситуация изменится, если увидят ее тело. Правда, я не очень в этом уверен. Теперь, если ты объяснишь мне, зачем женщина мчалась по шоссе с бешеной скоростью к Океансайду, где заправила машину, и почему, съехав с дороги недалеко от города, покончила с собой, то получишь от меня ценный подарок… — Мейсон на мгновение умолк и, ухмыльнувшись, добавил: — Ну, например, авторучку.
  В трубке воцарилось молчание. Насладившись произведенным эффектом, адвокат продолжил:
  — Если же ты сможешь растолковать, почему женщина гнала машину по шоссе, затем свернула с него на прибрежную полосу, где обычно отдыхают влюбленные парочки, и ждала там чего-то, пока не получила пулю, то в Этом случае, так и быть, подарю тебе… свои наручные часы.
  Дрейк от души расхохотался.
  — Перри, твоя щедрость не знает границ.
  — Ты зря смеешься, — серьезно сказал Мейсон. — Меня просто снедают эти вопросы. Что все это значит? Она заправляла машину там, где ей почему-то не протерли лобовое стекло. Что скажешь?
  — Ох, ох! Думаешь, это было на ранчо?
  — Да.
  — Хочешь ему позвонить?
  — Пока нет. Сначала мы займемся револьвером. Тебе придется возглавить расследование до моего приезда. Пока Делла изучает труп с позиции женщины, я найму самолет и подготовлю его к полету. Мы будем скоро. К нашему возвращению постарайся проработать версию относительно револьвера. Мне бы хотелось опередить полицию.
  — Я все понял, — ответил Дрейк, — С минуты на минуту мы доберемся до Байнама.
  Зафрахтовав в аэропорту самолет, Мейсон поджидал Деллу Стрит.
  — Ну, что-нибудь еще обнаружила? — спросил он ее, как только она появилась.
  — Да. Пропала шляпа. Ее нет в машине. Вспомни, агент Дрейка говорил, что, когда она вышла из апартаментов, на ней была небольшая шляпа. Это может оказаться для нас очень важным.
  — Возможно, она сняла или забыла ее, — предположил Мейсон.
  — Может быть, но за женщинами обычно такое не водится. Еще вот что. Кто-то в толпе любопытных сказал, что хозяин ближайшего дома заметил стоявшую здесь машину с зажженными фарами, а оперативник Дрейка обнаружил ее уже с выключенными. По свидетельству местного жителя, фары горели минут пять-десять. Их свет бил прямо в окна его спальни и мешал ему спать. Выстрела он не слышал.
  — Но это могла быть другая машина, стоявшая рядом.
  — Не исключено, — подхватила Делла. — Это вполне могла быть машина какой-нибудь влюбленной парочки.
  Заниматься любовью при включенных фарах? Да-а… — протянул Мейсон.
  — В общем, вам решать, заслуживает ли этот факт внимания, — рассмеялась секретарша.
  Их разговор прервал подошедший пилот:
  — Если вы все в сборе, можно отправляться. Адвокат и Делла забрались в маленькую кабину.
  Самолет разогнался по взлетной полосе и взлетел. Уже в воздухе Мейсон сообщил:
  — Дрейк выяснил адрес первого покупателя револьвера. Это Френк Байнам из Риверсайда. Он обещал разобраться с этим делом к нашему приезду. Как только прилетим в аэропорт, сразу же позвоним ему. Хотелось бы опередить полицию по части этой улики.
  Затем они переключились на другую тему и умолкли, лишь когда самолет заметался при встречном сильном ветре, пролетая над холмистой местностью поблизости от Сан-Хуан-Капистрано. За ней потянулись пашни, затем появились отдельные постройки, которых становилось все больше и больше по мере приближения к Лос-Анджелесу. Здесь самолет пошел на снижение, готовясь к посадке в аэропорту.
  — Свяжись с Полом Дрейком, пока я расплачусь с пилотом, — сказал Мейсон, и Делла Стрит, кивнув, поспешила к таксофонам.
  Мейсон расплатился с пилотом и торопливо зашагал к телефонным кабинам аэровокзала. Он знал, что, когда увидит лицо Деллы Стрит в дверное стекло телефонной кабины, она уже будет располагать необходимой информацией.
  Делла толкнула дверь и сказала:
  — Встреча с Френком Байнамом уже состоялась. Он говорит, что револьвер отдал своей сестре для самообороны. Она снимает апартаменты «Диксиленд», номер двести шесть. Дрейк интересуется, вы не против того, чтобы он ей позвонил?
  — Скажи Полу, пусть его попридержит, чтобы тот не смог связаться с сестрой. Я сам ей позвоню, — сказал Мейсон. — А ты возьмешь такси до офиса и уже оттуда позвонишь Эдварду Гарвину в гостиницу «Виста де ла Меса» в Тихуане. Как дозвонишься, в первую очередь возьмешь у него список акционеров, которых можно вызвать по телефону на дневное собрание. После этого расскажешь ему о том, что произошло. Убеди его остаться в Мексике и ни в коем случае не поддаваться на уговоры полиции вернуться для опознания или еще чего-нибудь в Штаты. Возьми с него слово не давать репортерам интервью. И не рассказывай о смерти его жены слишком подробно. Расскажи ему обо всем в общих чертах. Я еду. — И Мейсон побежал к стоянке такси.
  В апартаментах «Диксиленд» не оказалось ни коммутатора, ни клерка, но зато имелся список жильцов, каждому из которых сбоку соответствовала своя кнопка вызова.
  Мейсон нашел имя мисс В.К. Байнам и указательным пальцем нажал на кнопку, расположенную справа от таблички.
  Мгновение спустя телефонная трубка, висевшая на крючке у двери, издала пронзительный звук, и адвокат, подняв ее, сказал:
  — Алло, я ищу мисс Байнам.
  — Кто вы и что хотите? — спросил голос. Мейсон решил прибегнуть к хитрости:
  — У меня для нее посылка, за доставку нужно заплатить двадцать три цента, — соврал он. — Не хотите спуститься сюда и принять ее?
  — Ох, минуточку. Я сейчас спущусь… а вы бы не могли быть столь любезны подняться в комнату двести шесть? Я как раз одеваюсь и…
  — Хорошо, я поднимусь, — охотно согласился Мейсон.
  Раздался электрический сигнал, разрешающий открыть дверь, и адвокат, толкнув ее, вошел в длинный, слабо освещенный вестибюль.
  Комната за номером 206 оказалась на втором этаже, поэтому Мейсон поднялся на него пешком и пошел по коридору, отыскивая нужный номер.
  Когда он был уже в ярде от двери комнаты 206, она распахнулась, и появилась молодая женщина, именно та, которую он уже однажды видел на пожарной лестнице. Тогда она представилась Вирджинией Колфекс. Девушка наспех набросила халат, придерживая его спереди левой рукой. В протянутой правой руке были приготовлены двадцать три цента.
  — Где посылка? — спросила она и вдруг, узнав Перри Мейсона, с поспешностью отпрянула назад, невольно испуганно вскрикнув.
  Мейсон сказал:
  — Посылку вы выбросили и потом подобрали.
  Он проник в комнату, воспользовавшись ее растерянностью.
  — Вы!.. Как вы нашли меня?
  Мейсон, прикрыв за собой дверь, произнес:
  — У нас мало времени для разговора, поэтому давайте ближе к делу. Итак, признайтесь, когда вы заметили, что я увидел револьвер, вы его выбросили.
  — Почему я…
  — Позже я осмотрел переулок, — сказал адвокат, — и не смог его найти, а значит, либо с вами действовал сообщник, либо вы бросили револьвер куда-нибудь, где я не смог бы найти, а позже вернулись за ним и подобрали.
  Она уже успела прийти в себя.
  — Мистер Мейсон, я одеваюсь…
  — Я хочу знать все об этом револьвере.
  — Посидите, — попросила она, — пока я не закончу одеваться. Комната небольшая. Я только возьму одежду, схожу в ванную комнату и…
  — Сначала вы мне расскажете о револьвере, — настаивал Мейсон.
  — Я вам уже говорила тогда, что у меня не было револьвера.
  — Револьвер, — продолжил он, — дал вам ваш брат, Френк Байнам, который живет в Риверсайде. Сегодня ночью он был использован при убийстве миссис Эзел Гарвин. Рано или поздно вам придется давать показания, стоять в суде и рассказывать присяжным заседателям все, что вы знаете о револьвере, и как вы шпионили на пожарной лестнице у окон кабинета корпорации «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани». Считайте, у вас сейчас генеральная репетиция, своего рода подготовка, так что вам предоставляется исключительный случай отшлифовать изложение всей истории до совершенства.
  — Мистер Мейсон, я… тот револьвер… Эзел Гарвин! Боже мой!
  — Так, давайте-ка начнем излагать историю.
  Она села как подкошенная, сраженная тем, что сообщил ей Мейсон.
  На мгновение наступила тишина. Затем Мейсон произнес:
  — Если вы убили ее, то вам лучше ни мне, ни кому-либо еще не рассказывать об этом, пока вы не переговорите со своим адвокатом. Но если есть другое объяснение, то для меня чрезвычайно важно знать его. Я представляю интересы Эдварда Гарвина.
  — Он… ваш клиент?
  — Да.
  — А при чем тут он?
  Мейсон нетерпеливо покачал головой и резко сказал:
  — Бросьте запираться. Как вы оказались к этому причастны?
  — Я… ту ни при чем.
  — Как же ваш револьвер попал в руки убийцы?
  — Несколько недель назад его у меня украли, — отбивалась она. — Я хранила его прямо здесь, в этом ящике. Посмотрите сюда, я покажу, где он лежал. — Она направилась к ящику и сказала: — Полюбуйтесь, вот здесь, в этом углу.
  Мейсон даже не шелохнулся в кресле. Он вытащил портсигар, открыл его и протянул ей сигарету.
  Она отказалась, покачав головой, и снова указала на ящик:
  — Вот, посмотрите, он лежал в этом углу. В картонной коробке остались следы смазки. Мой брат начитался в газетах о всплеске преступности и об изнасиловании девушек и решил, что его оружие будет надежным подспорьем для моей самозащиты. Кроме того, он настаивал, чтобы я ночью не отвечала на звонки и…
  — Когда он пропал?
  — Честно говоря, я не знаю точно. Я обнаружила пропажу, лишь когда полезла в ящик за вещами. Вы видите, здесь у меня лежат чулки и нижнее белье. Совсем недавно… о, я не знаю, возможно, три или четыре недели…
  Мейсон с недоверием в голосе сказал:
  — Той ночью, когда я застал вас врасплох на пожарной лестнице, в вашей руке был револьвер. Вы заметили, что я его обнаружил, и бросили вниз, в переулок. Чтобы улизнуть, вы успешно надули меня. После вашего бегства я пошел в переулок с единственной целью найти его. Но его там не оказалось. Если бы он там был, я бы, несомненно, нашел его. Припоминаю: там были ящики, контейнеры с разным хламом и корзины с макулатурой. Я рассчитывал найти револьвер на тротуаре, но не нашел его там. Что же с ним приключилось?
  — Я уже сказала вам, его украли и…
  — Я утверждаю, что видел его позавчера ночью в вашей руке, — настаивал Мейсон.
  — Вы сможете присягнуть в том, что это был именно тот револьвер?
  Мейсон улыбнулся.
  — Нет, мисс Прокурор. Я не могу этого сделать, но клянусь, это был револьвер, и полиция уж непременно дознается.
  Мгновение она колебалась, а потом сказала:
  — Мистер Мейсон, я действительно не знаю, у кого оказался револьвер. Это все, что я могу сказать. Вы правы, я выбросила его тогда, и с тех пор оружия у меня не было.
  — Что вы делали на пожарной лестнице?
  — Следила за одним человеком, находившимся в кабинете фирмы «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани».
  — За кем?
  — Точнее говоря, я притаилась там, чтобы наблюдать за тем, что происходило ночью в офисе. Я прямо опешила, когда открылась дверь и вошла женщина, которую я никак не ожидала встретить в этом месте и в это время. Этой была первая жена Эдварда Гарвина.
  — Что она делала?
  — Мне так и не суждено было узнать об этом. Вы помешали. Она держала в руках пачку бумаг, которые, как я сейчас думаю, скорее всего были доверенностями. Эзел Гарвин открыла ящик с уже оформленными доверенностями в тот самый момент, когда вы застали меня за моим занятием и, увы, выдворили меня оттуда.
  — Почему вы следили за кабинетом? За кем вы следили?
  Она округлила свои и без того огромные глаза и сказала:
  — За секретарем-казначеем фирмы. Его зовут Денби.
  — Вы его знали?
  — Да.
  — Хорошо?
  — Нет.
  — Почему вы следили?
  — Потому что моя мать вложила все свои деньги в эту компанию, и я боялась, что она обанкротится.
  — Теперь кое-что проясняется, — сказал адвокат. — Что заставило вас думать, что компании грозит крах?
  — Я думала, что было что-то… ну, скажем так, странное в ее делах.
  — Что навело вас на эту мысль?
  — Мама получила по почте еще один формуляр на оформление доверенности. Она всегда посылала доверенности на имя мистера Гарвина. Так все поступали. Все пайщики полностью доверяли администрации компании. Она гарантировала хорошие дивиденды. Думаю, что такое положение вещей всех устраивало. Я тоже хотела бы, чтобы все было по-прежнему.
  Адвокат сказал:
  — Послушайте, довольно ходить вокруг да около. Вы что-то пронюхали. Неспроста вы были в столь поздний час на пожарной лестнице с револьвером в руке. Вы же не собирались его использовать в качестве декорации. Вы намеревались его использовать с определенной целью.
  Она возмутилась:
  — Я просто собиралась использовать его в целях самозащиты, мистер Мейсон. Дело в том, что я всегда беру его с собой, когда мне приходится быть где-нибудь поздно ночью. Я устроилась на работу стенографисткой и иногда работаю по ночам. Фирма в трех кварталах отсюда. Я возвращаюсь домой пешком. В такое время всякое может случиться — ну, вы читаете в газетах о случаях с девушками, подвергшимися нападению, поэтому я вынуждена носить револьвер. Вот почему мой брат дал мне его. Конечно, мне не следовало носить его без официального разрешения, но вы же понимаете, что в жизни могут возникнуть всякие непредвиденные обстоятельства. Все очень просто.
  — А почему тогда вы взяли его с собой и держали в руке наизготовку, когда находились на пожарной лестнице? На вас никто не нападал.
  — Потому что я испугалась. Я не знала, что произойдет, если меня поймают.
  — Так все же, что вы делали на пожарной лестнице?
  — Как я вам уже говорила, мистер Мейсон, моя мама получила второй бланк доверенности и заполнила его, а потом при встрече со мной, когда случайно зашел разговор о компании, она поведала мне об этом. Я никак не могла понять, почему были высланы две доверенности подряд, но сначала не придала этому особого значения, пока она не упомянула о том, что последняя доверенность несколько отличалась по содержанию от тех, которые обычно присылались до этого случая. Эта доверенность оформлялась на номер сертификата фондовых акций Гарвина. Ну, я начала сомневаться и пошла в компанию, где спросила у секретарши, кто в офисе занимается организационными вопросами, в частности, готовит проведение собрания пайщиков, а затем, назвавшись, попросила разрешения взглянуть на доверенности моей матери.
  — И что же?
  — Девушка ушла и сообщила об этом мистеру Денби. Он встретился со мной. При разговоре все время улыбался, был подчеркнуто вежлив. Выслушав уже от меня мою просьбу, он сказал, что не имеет ничего против того, чтобы показать мне доверенность, присланную моей матерью. Денби вышел и вернулся с первой доверенностью, которая была оформлена на имя Э.К. Гарвина. В ней не был указан номер сертификата.
  — Поэтому вы забрались на пожарную лестницу и… Она спросила:
  — Мистер Мейсон, вам кажется это абсурдным?
  — Честно говоря, мне кажется это несколько подозрительным.
  Она изо всех сил боролась с зевотой, прикрывая рот ладонью. Покрасневшие веки свидетельствовали о том, что последнее время она недосыпала.
  — Продолжайте.
  — Если хотите, назовите это женской интуицией. Я не знаю, как еще объяснить, однако в любом случае я всегда доверяла своим предчувствиям. По пути в офис я обратила внимание на вывеску, которая гласила, что в здании находится сыскное агентство Дрейка, открытое двадцать четыре часа в сутки, и что от посетителей, приходивших в агентство, регистрации не требовалось.
  Я долго думала об этом и в конце концов решилась пойти в сыскное агентство Дрейка со своим делом.
  По пути в агентство меня осенила блестящая мысль. Я вспомнила, что лестничная площадка пожарной лестницы примыкала к окну горнопромышленной компании. Я покинула этаж, на котором расположено сыскное агентство, прошла по ступенькам на два пролета выше, затем, разыскав, лестничную площадку пожарной лестницы, забралась на нее и, крадучись, спустилась по ней на один пролет. Так я оказалась прямо у окна офиса корпорации.
  Окно было чуть приоткрыто. Я боролась с искушением проникнуть через него в комнату, но тут неожиданно за матовым стеклом входной двери возникла чья-то тень. Благодаря коридорному освещению было очевидно, что этот некто подбирает ключ к двери офиса.
  Меня прямо бросило в жар. При мысли, что я только что собиралась войти, чтобы посмотреть картотеку, из которой мистер Денби доставал мамину доверенность, и меня могли застать за этим занятием, мне стало дурно. Одной ногой я опиралась на подоконник.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Ну, я быстро ретировалась и начала спускаться вниз по пожарной лестнице. В этот момент неизвестный уже вошел в комнату и включил свет. Я сообразила, что он освещает не только комнату, но и пожарную лестницу, а значит, меня могут заметить, поэтому я опустилась еще ниже и наткнулась на вас. Вы уставились на мое платье, которое, на ваше счастье, мистер Мейсон, от сильного ветра вздулось парашютом, — сказала она и обезоруживающе улыбнулась. — Только безвыходность моего положения заставила меня войти к вам.
  — Тоже мне счастье, — произнес Мейсон. — Но в смелости вам отказать действительно трудно.
  — Вам только кажется, мистер Мейсон. Сожалею и прошу извинить меня за ту пощечину.
  — Ну что ж, я у вас в долгу. Девушка нервно засмеялась:
  — Я вам не доверяла. Я не чувствовала, что вам можно было рассказать о том, что привело меня на пожарную лестницу… Мне казалось, что вы не поверите моему отчаянному положению.
  — А теперь почему-то вы рассказываете весьма охотно.
  — Сейчас совсем другое дело. Вы пришли ко мне. Когда я вас увидела, мне сразу стало понятно.
  — Что же вам понятно? — спросил адвокат.
  — Что вы нашли мой револьвер. Я почувствовала, что с ним связано что-то неладное.
  — Вы уверены, что рассказали о револьвере все? — настаивал Мейсон.
  — Я не выбросила его в переулок, а лишь сделала вид. Вместо этого я положила его у стенки лестничной площадки. Позже, когда я вернулась за ним, его там не оказалось. Я решила, что вы догадались, где он может лежать, и забрали его. Наверное, по номеру оружия вы вышли на моего брата и затем на меня. Вот как все было!
  Адвокат спросил:
  — Вирджиния, как вы узнали, что револьвер пропал? На мгновение выражение ее глаз переменилось, но затем, быстро справившись с собой, она открыто взглянула ему в лицо.
  — Очень просто: наклонилась и посмотрела.
  — Очень познавательно, — съязвил Мейсон.
  — Прошлым вечером, как только стемнело, я прошла в здание и провела в нем всю ночь. Вот почему я так поздно встала сегодня утром. В офисе работали всю ночь. Пребывая на пожарной лестнице длительное время, я почти окоченела. Я с надеждой взглянула на ваш кабинет и подумала, что сейчас отдала бы все, лишь бы согреться в нем.
  Вы дежурили именно этой ночью? — спросил Мейсон.
  — Да, всю ночь.
  — Расскажите мне об этом поподробнее.
  — Ну, — продолжала она, — я подождала, когда уборщица покинет помещение, затем проделала все так же, как и накануне, поднялась на этаж, где расположено сыскное агентство Дрейка.
  — Но к нему вы не пошли. Что же вы сделали?
  — Поднялась двумя этажами выше, вышла на площадку пожарной лестницы и прокралась к тому месту, где оставила револьвер. Его там не оказалось. Это меня встревожило.
  — Давайте оставим это. Я, кажется, понял, почему вы так бойко щебечете.
  — Что вы имеете в виду? — спросила она.
  — Ничего, — ответил адвокат.
  — Давайте ближе к делу.
  — Ваши слова бьют хуже пощечины.
  — Не сомневаюсь, — сказал Мейсон. — Рассказывайте вашу историю дальше.
  — Я стояла в раздумье, как вдруг на меня обрушился сильный ветер, и начался дождь. Отправляясь туда, я захватила с собой теплую одежду, связав ее в узел. Моя экипировка была рассчитана на длительный срок пребывания на пожарной лестнице: шерстяной свитер, кожаное пальто поверх него, брюки и спортивная шапочка.
  — И вы оставались там всю ночь?
  — Всю ночь.
  — Вам не кажется это несколько неправдоподобным, чтобы кто-то, подобно вам, мог отважиться прийти туда — ох, скажем, в час или два ночи?
  — У меня не было другого выбора, мистер Мейсон. Собрание пайщиков состоится сегодня в два часа дня. Я собираюсь быть там и отстаивать мамины интересы. И вот что я вам скажу: в этой компании происходит нечто странное. Все держится на обмане.
  — Что заставило вас так думать?
  Она ответила:
  — Тот мужчина, который выполняет обязанности секретаря и казначея корпорации — по-моему, его зовут Денби, — пробыл в кабинете всю ночь, занимаясь какими-то делами.
  В глазах Мейсона появился интерес.
  — Какими делами?
  — Я не уверена, следует ли мне рассказывать вам об этом, мистер Мейсон. Я не знаю, какая у вас будет реакция. По моему суждению, вы представляете интересы человека, враждебного мне и моей маме.
  Мейсон сказал:
  — Тем не менее, вы уже довольно много рассказали. Давайте все-таки выясним до конца, что же действительно происходило. Итак, что делал Денби?
  — Он все время диктовал. Сначала я подумала, что этот Денби выполняет сверхурочную работу: он сидел и диктовал в диктофон восемнадцать протоколов. В общем, ничего особенного: верный компании человек старается выполнить работу, которую необходимо было успеть сделать к собранию пайщиков. Но потом я начала сомневаться.
  — Почему?
  — Он начал просматривать картотеку, потом принялся вытаскивать оттуда бумаги и складывать их в кейс. Это выглядело подозрительно. Смахивало на побег кассира. Затем он открыл сейф и взял из него еще какие-то бумаги и тоже положил их в кейс. После этого он занялся книгами, делая цифровые записи с различных страниц, и именно то, как он это проделывал, меня и насторожило.
  — Долго он был там? — спросил Мейсон.
  — Когда я подошла к окну, он уже был там, и оставался всю ночь напролет. Могу поручиться за это.
  Я, как пластырь, была приклеена к пожарной лестнице до самого рассвета. Когда стало светать, я почувствовала себя ужасно незащищенной. Меня могли заметить как жители соседних домов, так и секретарь-казначей. Поэтому я вскарабкалась по лестнице на верхний этаж, проникла в коридор, походила по нему, стараясь согреться. Затем сложила верхнюю одежду в узел из пледа. В это время лифт начал ходить регулярно, так что меня могли обнаружить, поэтому я спустилась по лестнице на этаж, где находится кабинет Дрейка, и нажала на кнопку вызова лифта. На нем я приехала на первый этаж и благополучно покинула здание.
  Дома я приняла горячую ванну, выпила немного кофе и решила, что мне следует часика два-три поспать. Обеспокоенная сознанием надвигающейся беды, чтобы не проспать, я завела будильник на утро. Мне нужно было присутствовать на собрании и что-нибудь предпринять, защищая мамины интересы.
  — Где вы жили раньше? — поинтересовался Мейсон.
  — В Айдахо.
  — И там же работали?
  Она возмутилась:
  — Мистер Мейсон, почему вы без конца суете нос в мою жизнь?
  Адвокат усмехнулся.
  — Мое лицо до сих пор горит от вашей пощечины. Это дает мне некоторое право.
  Вирджиния сказала:
  — Ну уж если вы так настаиваете… Я работала в Айдахо совсем недолго. Я из тех женщин, которые любят риск и перемену обстановки. Мне приходилось работать и на предприятиях горной промышленности, и в казино.
  — В Айдахо есть казино?
  — Сейчас уже нет, — уточнила она, — но несколько лет назад были. В горных районах в игорных домах имелись разного рода азартные игры — рулетка, игровые автоматы и многое другое. В ходе игры я способна сохранять хладнокровие, собрана, четко оцениваю ситуацию. К тому же, я из тех, кого называют везучими. Все признавали, что у меня цепкий глаз.
  Внезапно она пересекла комнату, села на широкий подлокотник кресла, в котором сидел Мейсон, и улыбнулась ему.
  — Я очень хорошо разбираюсь в людях, — промолвила она бархатным голосом. — Работа в казино научила меня этому. Я знаю, вы видите людей насквозь. И это прекрасно, мистер Мейсон. Вы, несомненно, справедливый человек. Посетители казино считают, что с девушками, работающими в подобных заведениях, можно вести себя свободно. Я была просто вне себя, когда кто-нибудь позволял себе какую-либо вольность, поэтому я держалась подчеркнуто холодно, и поверьте мне, мистер Мейсон, такая работа требует особой взыскательности к себе.
  Вот почему я рассердилась, когда вы обыскивали меня. Надо отдать вам должное, во время обыска вы были весьма корректны. За это я, право, очень вам признательна.
  Она улыбнулась, положила руку на его плечо и, склонившись к нему так, что ее лицо оказалось совсем рядом, сказала:
  — Вы знаете…
  Ее слова были прерваны повелительным стуком в дверь.
  Девушка быстро вскочила с подлокотника кресла, при этом ловко запахнув халат.
  Удары в дверь возобновились. Вирджиния Байнам с тревогой взглянула на Мейсона. Стук же становился все более настойчивым.
  — Кто… кто там? — крикнула девушка.
  — Уголовная полиция, сержант Голкомб. У меня ордер на обыск. Открывайте!
  Вирджиния Байнам, побледнев, направилась к двери, повернула ключ и открыла ее.
  Сержант Голкомб, толкнув плечом дверь, стремительно вошел в комнату.
  — Доброе утро, сержант, — поздоровался с ним Мейсон и, обернувшись в сторону девушки, заметил: — Думаю, мое присутствие сейчас очень кстати.
  — Ошибаетесь, — заявил полицейский, — сейчас вам придется покинуть комнату.
  Глава 10
  Как всегда Пол Дрейк занял свою излюбленную позу в большом кресле Мейсона.
  — Я потихоньку начинаю складывать разрозненные факты воедино. А в начале — просто хаос какой-то.
  — Чем порадуешь, Пол?
  — Сдается мне, этот Хекли — крепкий орешек, Перри. Похоже, полиции о нем ничего не известно. По-моему, в нем ключ к развязке всей этой истории.
  — Когда наступила смерть?
  — Насколько точно могут утверждать врачи при осмотре трупа, это произошло около часа назад. Они учитывают температуру тела, кроме того, принимают во внимание и другие факторы. В общем, предварительно полиция считает, что время смерти — час ночи.
  — Она действительно покинула апартаменты «Монолиз» в девятнадцать минут одиннадцатого?
  — Да… Медицина, конечно, бессильна фиксировать время смерти с абсолютной точностью. Ее могли убить, как только она добралась до Океансайда, или это могло произойти час спустя.
  Мейсон напомнил:
  — Она наполнила бак машины бензином. Едва ли убийца, застрелив ее, потом сам залил бак. Должно быть, она сделала это сама.
  Дрейк кивнул.
  — Но до станции обслуживания она не доехала, и значит, бак там не заполняла.
  — Ты полагаешь, она останавливалась на ранчо Хекли? — спросил Дрейк.
  — Я почти не сомневаюсь.
  Дрейк закурил сигарету, задумчиво проследил за движением струи дыма, плавно поднимающейся от нее к потолку, и наконец, медленно произнес:
  — Перри, у полиции уже есть версия убийства. — Какая?
  — Они считают, что ее убили не там, где обнаружили тело.
  — Да?
  — Полагают, что она открыла дверцу машины и кому-то позволила сесть в нее. Он и вел машину дальше, миссис Гарвин же сидела справа от него. Затем этот некто, выбрав подходящий момент, выхватил револьвер и выстрелил ей в висок. Убив ее, он оттолкнул тело к противоположной стенке машины, а дальше подкатил автомобиль к месту, где и нашли тело. Там убийца, кто бы он ни был, вышел из него и положил Эзел Гарвин таким образом, что она оказалась позади рулевого колеса, создав тем самым видимость, что она была застрелена в движущейся машине.
  — Стоп, — сказал Мейсон. — Это противоречит фактам, Пол. Твой человек тщательно осмотрел все вокруг в поисках следов машины и ничего не нашел. Разумеется, там был далеко не лучший грунт для поисков следов, но, несмотря на это, ему бы следовало…
  — Знаю, знаю, — прервал его Дрейк. — Тем не менее послушай, Перри. По-видимому, другая машина стояла чуть поодаль от того места, где было обнаружено тело. Мужчина, подъехав на машине с телом Эзел Гарвин, осторожно подрулил к другой машине так, чтобы суметь открыть дверцу первой и пересесть во вторую. На ней преступник и уехал после того, как расположил тело позади рулевого колеса и бросил револьвер.
  Мейсон сказал нетерпеливо:
  — Более нелепого убийства не придумаешь.
  Не будь столь категоричным, посоветовал Дрейк. — Это как раз не тот случай. Тому есть доказательства, Перри.
  — Какие?
  — Во-первых, машина, на которой сбежал преступник, действительно была там припаркована.
  — Как полиция может это утверждать?
  — Она не может быть абсолютно уверенной в этом. Полиция только предполагает. На мягком грунте пляжа обнаружены следы, оставленные человеком. Они ведут от припаркованной машины к шоссе. Обратных следов не оказалось.
  — Дальше.
  — Во-вторых, скорее всего, на револьвере есть отпечатки пальцев Гарвина.
  Мейсон от такого сообщения прямо рухнул в кресло.
  — Что такое?
  Дрейк принялся объяснять:
  — Полиция выяснила, что револьвер принадлежит Френку Байнаму. При допросе он сказал, что отдал его своей сестре Вирджинии. Полицейские буквально шли за вами следом в поисках девушки. Сначала она запиралась, но потом рассказала им историю о ночном наблюдении за офисом горнопромышленной корпорации с целью защиты вкладов ее матери в эту компанию. Она даже сообщила им о том, как вы, обнаружив ее на пожарной лестнице, заставили войти в свой кабинет. Она призналась, что именно в тот момент и рассталась с револьвером, поскольку поняла, что вы заметили его, и сделала вид, что выбросила его в переулок. Вместо этого, показав вам свои стройные ноги и используя свое тело как щит, положила револьвер на площадку пожарной лестницы. Так она отвлекла ваше внимание от револьвера.
  — Ну и ну, — с насмешливым упреком проговорила Делла Стрит.
  — Пусть будет так, — махнул рукой Мейсон. — Продолжай, Пол. Что случилось потом?
  — А дальше, — продолжил Дрейк, — полиции стала известна важная подробность. Оказывается, на следующий день, после того как проконсультировался у тебя, Гарвин зашел в офис корпорации. Остановившись у окна, он пристально посмотрел в переулок. Затем заметив что-то краем глаза, он обратился к секретарю-казначею Джорджу Л. Денби: «Послушайте, Денби, что за дьявольская штука лежит вон там, на пожарной лестнице?»
  — Так, — проговорил Мейсон. — События развиваются как по сценарию. Что же дальше?
  — Насчет сценария — это мы проверим, — заверил Дрейк и продолжил: — Денби подошел к окну и, выглянув из него, сказал: «Боже мой, мистер Гарвин, это же револьвер!» Президент компании Френк Ливсей, который тоже присутствовал при разговоре, присоединился к ним. Не долго думая, он выбрался через окно на пожарную лестницу и подобрал оружие. Осмотрев револьвер, он крикнул своим компаньонам: «Револьвер заряжен!» — и, вернувшись в офис, отдал оружие Денби. Тот, в свою очередь изучив револьвер, передал его Гарвину. Гарвин кое-что понимал в этом деле. Обследовав оружие, он изрек: «Револьвер в отличном состоянии. Если бы его оставили здесь давно, он бы уже покрылся ржавчиной, значит, кто-то был здесь совсем недавно. Интересно, кто это мог быть?» Затем все трое принялись ломать голову над вопросом: как поступить с оружием? Денби предложил вызвать полицию, но Гарвин воспротивился. Перед собранием акционеров он боялся всякой нежелательной огласки.
  — Так, та-а-к, — протянул Мейсон. — Дело становится действительно любопытным. В нашем распоряжении револьвер, который впоследствии стал орудием преступления, да к тому же на нем отпечатки пальцев трех ключевых фигур этой истории.
  — Но они все имеют алиби, — торопливо проговорил Дрейк. — Ливсей собрался пойти выпить чашечку кофе, сказав, что на следующий день рано утром ему предстоит неотложная работа по оформлению документов к собранию пайщиков. Гарвин же, как бы между прочим, заявил буквально следующее: «Ливсей, я прямо сейчас уезжаю со своей женой в небольшое путешествие. Я намерен взять отпуск до собрания и отключиться от всяких дел. Мой кабриолет стоит перед входом. Я прошу тебя положить этот револьвер в мою машину, в отделение для перчаток. Мне хочется осмотреть его повнимательнее, по-моему, это отличный экземпляр».
  — А потом что?
  — Ливсей спустился, захватив с собой револьвер. Оглядевшись, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает, он бросил оружие в отделение для перчаток, как просил Гарвин, а затем отправился пить свой кофе. После его возвращения они все трое принялись обсуждать кое-какие вопросы, связанные с предстоящим собранием. Гарвин отдал напоследок некоторые распоряжения. Затем он и Денби вместе спустились в лифте на первый этаж. Думаю, в тот момент, когда отдавались последние распоряжения, секретарша Гарвина и выписала чек на тысячу долларов, предназначавшийся тебе. Сказал это, Дрейк хитро взглянул на адвоката, а затем продолжил:
  Теперь, что касается истории с револьвером — Денби вспомнил, что, покинув здание с Гарвином, он заметил, как тот проверил отделение для перчаток. Затем Денби сел в свою машину и уехал. Девушка же, оставившая револьвер на пожарной лестнице, утверждает, что не видела оружия с тех пор, как вошла в твой кабинет, где ты с пристрастием обыскал ее…
  — Ох, ох, ох, — насмешливо проговорила Делла Стрит.
  — Прекрати свое ребячество, Пол. К тебе, Делла, это тоже относится, — одернул напарников Мейсон. — Эта бестия так и кружила вокруг моего кабинета. Я был просто уверен, что она кралась по лестнице, чтобы выстрелить в меня, пока я сплю. У меня совсем не было желания приглашать эту девицу в свой кабинет, но иного выхода обезопасить себя я не видел.
  — Я же ни в чем не осуждаю тебя, — извиняющимся тоном произнес Пол.
  — Делла, пожалуйста, свяжись с Эдвардом Гарвином, — обратился адвокат к своей секретарше.
  Делла Стрит уселась перед телефоном.
  — Как обстоят дела с хронологией событий? — спросил Мейсон. — Полиция выяснила, что делал каждый из них? Где, когда и почему?
  — Ты имеешь в виду алиби на время совершения убийства?
  — Именно.
  Они провели предварительный опрос. Только пойми меня правильно, Перри, полиция со мной информацией не делится. Я суммировал все, что смог вытянуть из газетной хроники, ну и наскреб понемножку отовсюду.
  Мейсон отпустил ему комплимент:
  — Ты всегда ухитряешься все сделать на высшем уровне, Пол. Чем сейчас занимается полиция?
  — Сначала они допросили Денби. Тот всю ночь проработал здесь в офисе, с книгами, диктуя некоторую корреспонденцию и подбирая материалы для собрания акционеров. Он действительно выглядит очень усталым. Секретарь-казначей всю ночь диктовал за столом своей секретарши до тех пор, пока она не пришла этим утром. К тому же, его рассказ абсолютно совпадает с тем, что он говорил Ливсею, когда тот рано утром позвонил ему, еще до того, как стало известно об убийстве миссис Гарвин. Это также подтверждается показаниями Вирджинии Байнам, адрес которой полиция вычислила буквально через полчаса, по номеру револьвера. Прошлой ночью она снова наблюдала за офисом корпорации. Полиция потребовала описать, что она видела. Ее повествование и послужило подтверждением алиби как Денби, так и ее самой. Но тем не менее полиция не исключает, что у Денби имелся мотив преступления.
  — История с Вирджинией, о которой она поведала мне и полиции, просто фантастична. Однако иногда и фантастические истории бывают правдивы, — заметил Мейсон и спросил: — А что Ливсей?
  — Ливсей — холостяк. Он в это время, как и полагается ночью людям, спал у себя дома… Он сказал, что, к сожалению, не может доказать свое алиби, потому что спал один, на что полиция ему посоветовала на будущее заиметь жену, чтобы защищать в подобных случаях свою невиновность.
  — Что ж, они правы, — согласился Мейсон.
  — Естественно, теперь полиция хочет побеседовать с Гарвином. Они знают, что он во что бы то ни стало будет на собрании, прервав медовый месяц со своей новой женой. Они собираются навалиться на него с вопросами по. тяжести в тысячу тонн кирпича, когда он…
  — Шеф, ваш вызов, — прервала их беседу Делла Стрит.
  — Гарвин на линии?
  — Да.
  Мейсон, взяв трубку, произнес:
  — Алло, Гарвин? Говорит Мейсон. Я хочу задать вам несколько вопросов. Мне нужно, чтобы вы были очень точны в ваших ответах.
  — Силы небесные, Мейсон! — вскричал Гарвин. — Кошмар! Ужас! В это просто невозможно поверить… Почему вы уехали? Почему вы не разбудили меня?
  — Я подумал, что вам будет неприятно, если вас кто-нибудь побеспокоит.
  — Да вы соображаете, что говорите?.. Случилось такое… а вы ничего не сказали, просто взяли и уехали. Мейсон, я хочу вернуться, хочу разобраться во всем, что произошло. Хочу…
  — Оставайтесь там, — перебил его адвокат, — и держите себя в руках. Еще… Не беспокойтесь о собрании акционеров. Делла поработала с тем списком, который вы дали ей. На собрании лично будут присутствовать верные вам акционеры. Так что все доверенности можно выбросить в окно. Полагаю, на собрании все пройдет гладко.
  — Но я хочу сам присутствовать на собрании, Мейсон. Я должен быть на нем. Если я потеряю компанию…
  — Вы должны сидеть тихо, — сказал адвокат, — и не нужно беспокоиться. Не волнуйтесь. Ни с кем не говорите об этом. Не покидайте гостиницу до тех пор, пока у меня не появится возможность приехать к вам, а если кто-то разыщет вас, не отвечайте ни на какие вопросы. Просто отказывайтесь говорить, пока не придет ваш адвокат.
  — Но поймите, Мейсон, это представит меня в ложном свете.
  — Здесь я бессилен помочь. Есть много версий в этой истории, о которых вам пока ничего не известно. Послушайте меня внимательно. Ответьте на вопросы, при этом будьте осторожны в словах.
  — То есть?
  — Я имею в виду название предмета. Теперь слушайте. Вчера утром, выглянув из окна вашего кабинета, вы заметили кое-что на пожарной лестнице, какой-то предмет?
  — На пожарной лестнице?
  — Да, металлический предмет…
  — Ох, да, вспомнил. Ну да, я указал на…
  — Осторожно, — предупредил Мейсон, — если возможно, постарайтесь не говорить открытым текстом. Помните: перегородка между телефонными кабинами тонкая, как бумага. Сама дверь достаточно плотная, но стенка совсем другое дело.
  — Ливсей вылез из окна и подобрал его. Мы обсудили, как с ним поступить, и я… я в итоге велел Ливсею положить его в отделение для перчаток в моей машине. Он как раз собирался сходить выпить чашку кофе. Я хотел изучить этот предмет, сказать по правде, мистер Мейсон, я совсем о нем забыл… об этой вещи. Он должен быть сейчас в моей машине.
  — Сходите и убедитесь в этом, — попросил адвокат.
  — Прямо сейчас?
  — Именно сейчас. Положите трубку на полку, сходите и посмотрите. Я подожду. Ваша машина стоит там же?
  — Да.
  — Еще, подождите минуточку, — сказал Мейсон, — это очень важно. Вы не отдали ключи от вашей машины женщине, которая дежурила в гостинице этой ночью?
  — Нет, я забыл. Я собирался. Положил в карман и… но в этом не было необходимости. Им не нужно было подгонять утром машину к парадной двери.
  — Ну хорошо. Скажите, ключи оставались в кармане всю ночь?
  — Конечно. Машина стоит на том же месте, где я оставил ее прошлой ночью.
  Мейсон сказал:
  — Так сходите, посмотрите и скажите мне, если тот предмет там.
  — Хорошо, — ответил Гарвин. — Подождите. Мейсон, держа трубку телефона и легко постукивая кончиками пальцев по крышке стола, ждал его несколько минут, прежде чем смог услышать по телефону звук быстрых шагов Гарвина, возращавшегося в телефонную кабину. Затем он услышал и его возбужденный голос:
  — Мейсон, он исчез!
  — Так, — спросил Мейсон, — когда он пропал?
  — Черт побери, должно быть, его взяли еще до того, как я уехал из Лос-Анджелеса. Здесь его никто не мог взять.
  — Вы уверены в этом?
  — Ну, откуда мне об этом знать точно? Я точно знаю только то, что он исчез, знаю, что его туда положил Ливсей…
  — Вы видели его…
  — Да, да. Спустившись, я убедился в этом. Он тогда был там.
  — А когда потом вы снова туда заглянули?
  — Только теперь. Постойте, нет. Минуточку. Лоррейн могла видеть, как только мы тронулись в путь. Я попросил ее открыть отделение для перчаток и достать мне солнцезащитные очки. Я хотел вести машину в них.
  — А где сейчас Лоррейн?
  — Здесь. В вестибюле. Минуточку.
  — Только не стоит волноваться и говорить об этом при людях. Это нежелательно, — предупредил Мейсон. — Пригласите ее в телефонную кабину, и все.
  — Ладно.
  Мейсон услышал звук открывавшейся двери и невнятный разговор. Потом Гарвин сказал:
  — Она здесь.
  — Прекрасно. Спросите ее, видела ли она интересующий нас предмет, когда доставала солнцезащитные очки и…
  — Я уже спросил, — ответил Гарвин. — Она говорит, что, когда брала очки, того предмета там не было.
  — Но вы же говорили, что, спустившись из офиса, вы видели его там.
  — Да.
  — Вы сразу уехали?
  — Я… нет, минутой позже. Я ходил к табачной палатке, чтобы купить сигареты. Потом я вернулся в машину и поехал к жене. Она уже собрала багаж. Потом мы уехали.
  Адвокат сказал:
  — Хорошо. Оставайтесь в гостинице. Ничего не предпринимайте до моего приезда. Буду у вас прежде чем стемнеет.
  Глава 11
  Когда приехал Мейсон, Гарвин прохаживался по вестибюлю гостиницы «Виста де ла Меса». От звука открывающейся двери он резко обернулся, как будто его ударило током, и, увидев лицо Мейсона, расплылся в своей неповторимой улыбке.
  — Слава тебе, Господи! Вы здесь, Мейсон! — воскликнул он. — Мне казалось, я никогда уже не увижу вас здесь. Какие новости?
  Адвокат сказал:
  — Я прямо с собрания.
  — Как оно прошло?
  — Как по нотам, — заверил его Мейсон. — Один человек, по имени Смит, попытался было возразить, но его попытка умерла в зародыше. Собрание выбрало Совет директоров на следующий год в прежнем составе, проголосовав за те же кандидатуры. После собрания Совет директоров предложил вас на новый год Генеральным управляющим, с тем же окладом и премиальными. Я проследил за тем, чтобы все было вовремя и должным образом подписано.
  — Чудесно, — обрадовался Гарвин. — Теперь расскажите об Эзел, Мейсон. Видит Бог, это ужасно. Чего я только не передумал. Что случилось? Она покончила с собой?
  — Похоже, нет. По-видимому, это убийство.
  — Но кто ее мог убить?
  — Этим вопросом как раз и занимается полиция. А где ваша жена?
  — В своей комнате.
  Мейсон сказал:
  — Предлагаю пройти туда. Я позову Деллу.
  Он окликнул Деллу Стрит, которая сидела в лимузине, потом все вместе они прошли в коридор. Гарвин постучал в дверь, в ответ послышался голос Лоррейн:
  — Войдите.
  Гарвин открыл дверь и сказал:
  — Лорри, он приехал.
  — Слава тебе, Господи! — воскликнула она, подошла к Мейсону, приветливо улыбаясь, и протянула ему руку. — Мистер Мейсон, я не могу выразить всю свою признательность за то, что вы снова с нами. Я была напугана, а Эдвард был просто вне себя.
  — Благодарю вас, — промолвил Мейсон. Он представил Деллу Стрит миссис Гарвин и сказал: — Собрания пайщиков и вновь избранного Совета директоров уже состоялись. Все прошло гладко. Никаких препятствий. Думаю, оформление подложных доверенностей на имя Эзел Гарвин было лишь звеном в организованной ей затее. За этим явно скрывалось что-то более изощренное. На собрании присутствовали и те держатели акций, которым мы не звонили. Делла Стрит обзвонила всех по тому списку, который вы ей дали, и почти все из них пришли. На собрании было достаточно много лояльно настроенных к вам держателей акций, чтобы контролировать его решения, однако мне не понятно, почему пришли неоповещенные. Это, скажу я вам, очень странно.
  — Во всяком случае, мы можем больше ни о чем не беспокоиться, — подытожил Гарвин. — Все кончилось хорошо. Мейсон, расскажите мне об этой ужасной трагедии.
  Адвокат вспылил:
  — Гарвин, буду говорить прямо. Не думайте, что для вас все позади. Происшедшее ничего не меняет. Обвинение вас в двоеженстве сохраняет силу. Я против того, чтобы вы возвращались в Штаты. Для вас эта просьба может показаться бездушной: остаться здесь и не присутствовать на похоронах вашей бывшей жены, — но тем не менее я настаиваю на этом и хочу, чтобы вы действовали так же, как и до сих пор. Есть вещи, о которых я сейчас не могу говорить.
  — А я хочу знать подробности, — упрямо заявил Гарвин. — Боже мой, Мейсон. Я вправе знать о происшедшем. Расскажите мне, как все случилось?
  Адвокат сдался:
  — Мой агент следил за ней. Вечером в девятнадцать минут одиннадцатого она неожиданно покинула апартаменты. Похоже, кто-то ей позвонил. Она оторвалась от слежки, а позже ее тело обнаружили в машине в трех километрах к югу от Океансайда, на безлюдном пляже. Вашу жену убили из револьвера 38-го калибра, выстрелом в левый висок.
  Теперь… этот револьвер, скорее всего, тот самый, который вы нашли на пожарной лестнице два дня назад, незадолго до отъезда. Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Они будут для вас болезненны, но мы должны пройти через это. Эти же вопросы будут и у полиции. Для меня важно услышать ответы на них раньше, чем она нагрянет сюда.
  — Ну что ж, задавайте ваши вопросы, — обреченно промолвил Гарвин. — Разговор, надо полагать, пойдет о револьвере?..
  — И о нем тоже. Но прежде всего я хочу поговорить о вас.
  — Обо мне?
  — Да.
  — Что это значит?
  — Где вы были прошлой ночью?
  — Где я был? Разве вы не были со мной? Мы приехали сюда. Вы пересекли границу вместе со мной. Вы…
  — Вы вошли в свою комнату, а затем что вы делали?
  — Лег спать.
  — Вы оставались в комнате всю ночь?
  — Разумеется.
  — Не покидали комнату с какой-либо целью?
  — Нет, конечно, нет.
  — А как вы; миссис Гарвин? — спросил Мейсон. — Вы можете поклясться в этом?
  — Безусловно, — сказала она с негодованием.
  — Прошу держать себя в руках, — предупредил Мейсон. — Я просто хочу разобраться в этом деле так, чтобы у полиции не осталось лазеек. Теперь скажите, вы заснули около полуночи?
  — Возможно, перед полуночью.
  — Вы крепко спите?
  — Я сплю не слишком крепко, — сказал Гарвин. — У жены вот крепкий сон.
  — Жаль, — сказал Мейсон.
  — Ничего не вижу в этом плохого, — сказала она.
  — В таком случае вы не можете обеспечить ему алиби.
  — Могу. Я проснулась около часа ночи из-за храпа Эдварда, подошла к нему и попросила его лечь на бок. Мне пришлось попросить его дважды, прежде чем он откликнулся и, повернувшись на бок, перестал храпеть, и я пошла обратно спать. Надо сказать, что я сплю крепко, но время от времени просыпаюсь. Я заснула в половине третьего, но без четверти три я пробудилась и не спала до четверти четвертого.
  — Как вы узнали о времени? — спросил Мейсон. Она ответила:
  — Я слышала звон часов в час ночи, а когда я в течение получаса лежала с открытыми глазами, я не только слышала звон часов, но и смотрела на свои наручные часы. Я встала и приняла аспирин: разболелась голова, я чувствовала себя неважно. Потом я отправилась спать.
  Мейсон с облегчением вздохнул и произнес:
  — Вот и прекрасно. Теперь я убедился, что вы имеете абсолютно железное алиби. Сейчас же вернемся к вопросу о револьвере…
  — Мистер Мейсон, я точно помню, что его не было в отделении для перчаток, — сказала Лоррейн Гарвин. — Я имела возможность в этом убедиться, когда доставала оттуда для Эдварда солнцезащитные очки.
  — Когда это было?
  — Почти сразу, как только мы выехали из Лос-Анджелеса. Сначала была незначительная облачность, а затем выглянуло солнце, которое так ярко светило, и Эдвард попросил солнечные очки. Я открыла крышку отделения для перчаток и в глубине его увидела футляр для очков. Что касается револьвера, помню, что когда я заглянула туда, у меня мелькнула мысль, что как-то в нем все не так, все было отодвинуто к задней стенке и наводило на вопрос: почему? Выглядело все так, как будто какой-то предмет некоторое время занимал переднюю часть отделения. Самого же предмета, когда я брала очки, там не было. Лежали несколько дорожных карт и маленький фонарик, пара плоскогубцев, футляр с солнечными очками.
  — Значит, револьвера не было?
  — Нет, не было. Мейсон спросил Гарвина:
  — Вы уверены, что оружие находилось в отделении для перчаток?
  — Уверен. Думаю, его могли похитить, лишь когда я вышел из машины, ожидая Лорри. Она собрала чемоданы, а я вошел в дом, принял у нее всю поклажу, а потом…
  — А потом мы выпили бутылку пива, — продолжила Лоррейн. — Помнишь, ты хотел выпить пива? Ты сказал, что тебя мучает жажда, поэтому мы пошли к холодильнику и достали бутылку пива.
  — Верно, — сказал Гарвин.
  — А машина была все время закрыта?
  — Нет, — ответил Гарвин. — В том-то и дело, что я даже не заглушил мотор. Лоррейн сказала, что багаж собран, и я вошел в дом, чтобы забрать его, а потом решил еще выпить пива. Мы открыли бутылку и наполнили стаканы. За это время вполне можно было вытащить револьвер из машины.
  — За вами кто-нибудь следил? — спросил адвокат.
  — Не думаю. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог быть способным на подобное. Это больше похоже на проделки соседской детворы.
  — Это не проделки детворы, — заметил Мейсон. — Кто бы это ни был, но взял он револьвер преднамеренно. Оружие было использовано при убийстве вашей жены.
  — Это точно установлено? — спросил Гарвин.
  — Как только из тела извлекут пулю, будет произведена баллистическая экспертиза. Я поставил бы один против тысячи, Эзел Гарвин была убита именно из этого револьвера.
  — Это, конечно, усложняет дело, — признался Гарвин. — Не исключено, что полиция обнаружит на нем мои отпечатки пальцев.
  — Вы держали его в руках?
  — Конечно. Держал и я, и Денби, и Ливсей. Но там должны быть отпечатки и того, кто спрятал его на пожарной лестнице. Я хочу сказать, что на нем должны быть отпечатки нескольких людей.
  — Согласен с вами, — произнес Мейсон, — но полиция меня не информирует.
  — Тело нашли около Океансайда, — многозначительно проговорила Лоррейн.
  — Да, — сказал Мейсон. — Мы еще не разговаривали с Хекли. Полиции же ничего не известно о нем. Я собираюсь на машине добраться отсюда до Океансайда. Там меня встретит Пол Дрейк.
  — Пол Дрейк? — спросила Лоррейн. — Кто это?
  — Это частный детектив, работающий со мной. Кстати, он и занимался поисками Эзел Гарвин.
  — Я, конечно, ничем не могу помочь, — продолжила Лоррейн, — но считаю весьма существенным то, что она ехала к Океансайду. Если не ошибаюсь, это место, где живет ее любовник?
  — Мы точно не знаем, был ли он ее любовником. Мы мало знаем о нем, — заметил Мейсон. — Возможно, он крепкий орешек. Единственное наше преимущество в том, что мы о нем знаем, а полиция нет. Безусловно, очень важно, что она ехала к Океансайду. Это дает основание предполагать, что она ехала на свидание с этим мужчиной и…
  В это время со стороны столовой послышался голос сеньоры Инокенте Мигуериньо.
  — Это старинное место, — говорила сеньора Мигуериньо, — об этом свидетельствуют и руины. Мой отец, а до него мой дед владели этой землей. А теперь, благодаря мне, туристы могут отдохнуть и переночевать здесь, нет?
  — Понятно, — ответил мужской голос.
  — Старинное поместье, фазенда, — продолжала сеньора Мигуериньо.
  Мужской голос произнес:
  — Рад узнать об этом. Два года назад я был здесь и не обратил внимания на все это.
  — Правильно, вы и не могли этого видеть. Чтобы скрыть руины, мой отец построил изгородь, нет?
  — Нет, — ответил мужчина.
  Смех сеньоры Мигуериньо был подобен водопаду.
  — Ах, туристы любят останавливаться в моем доме, любоваться старинной архитектурой, ощущать романтическую атмосферу старины. Или вы считаете это причудой, нет?
  — Да.
  — Ну и пусть причуда. Вы говорите по-испански, сеньор, нет?
  — Нет, только несколько слов.
  — Так входите же и присаживайтесь, нет?
  — Да, благодарю.
  Мейсон мельком взглянул на изменившегося в лице Гарвина, приложившего указательный палец к губам, призывая тем самым к молчанию.
  Мужской голос доносился через открытое окно:
  — Скажите, а здесь не останавливались сеньор Эдвард Гарвин и его жена? Мне кажется, это его кабриолет стоит на подъездной дорожке.
  — Ох, верно. Сеньор Гарвин и сеньора. Она прелестна, у нее волосы подобны чистейшему золоту. И с ними их друг, сеньор Перри Мейсон.
  — Черт! — воскликнул мужчина раздраженно. Мейсон наклонился к Гарвину и прошептал:
  — Это голос лейтенанта Трэгга, из столичной полиции. Скорее всего, он явился сюда не для того, чтобы наслаждаться стариной. Придется с этим считаться.
  — Сеньор Гарвин и его жена занимают номер с комнатами 5 и 6. — Услышали они голос сеньоры Мигуериньо. — Если вы им друг, они, вероятно, будут рады видеть вас, нет?
  — Сомневаюсь, — буркнул в ответ мужчина. Гарвин и Мейсон услышали, как захлопнулась дверь, затем послышались шаги в коридоре. Вслед за этим раздался стук в дверь комнаты. Мейсон подошел и распахнул ее.
  — О, Трэгг?! Как поживаете?
  — Мейсон! — воскликнул в ответ полицейский. — И уважаемая мисс Стрит. Мейсон, я рад видеть вас, хотя за последнее время мы встречаемся с вами слишком часто.
  — Что поделаешь, — вздохнул Мейсон. — Лейтенант, позвольте вам представить мистера Эдварда Гарвина.
  — Рад познакомиться, — произнес лейтенант Трэгг. Адвокат повернулся к Лоррейн Гарвин, стоявшей в дальнем углу комнаты.
  — Миссис Гарвин, разрешите представить вам лейтенанта Трэгга, сотрудника отдела по расследованию убийств, из столичной полиции.
  Лоррейн улыбнулась, но улыбка получилась вымученной. Женщина выглядела так, будто ее застали врасплох.
  — Здравствуйте, лейтенант, рада познакомиться с вами.
  — Вы уже знаете о смерти вашей жены? — обратился Трэгг к Гарвину.
  — Да, и меня это потрясло. Просто… в голове не укладывается.
  — Ее убили в Лос-Анджелесе и отвезли к Океансайду. Вот почему этот случай меня заинтересовал, — продолжил лейтенант.
  — Не желаете вернуться и принять участие в организации похорон, а по пути мы…
  — …предъявим вам обвинение в двоеженстве, которое было вчера выдвинуто окружной коллегией адвокатов, и арестуем, — закончил за него Мейсон.
  Трэгг, повернувшись к адвокату, отрицательно покачал головой:
  — Теперь в этом нет необходимости.
  — Я только хотел, чтобы у него не было на этот счет заблуждений.
  — Послушайте, — раздраженно заявил лейтенант, — я хочу поговорить с мистером Гарвином. Я не собираюсь причинять ему какой-либо вред, ведь скрывать мистеру Гарвину нечего. В смерти его жены существуют кое-какие неясные детали, в которых я хотел бы разобраться, и он может мне в этом помочь.
  — Прекрасно, — ответил Мейсон. — Мы вам поможем.
  — В вашей помощи, Мейсон, я не нуждаюсь, — резко ответил лейтенант Трэгг.
  — Ну, что вы, лейтенант. Одна голова хорошо, а две лучше.
  — Если уж вам так нравятся поговорки, Мейсон, то позвольте напомнить еще одну: у семи нянек дитя без глазу.
  — Разве Эзел Гарвин не покончила жизнь самоубийством? — поинтересовался адвокат.
  — Нет, — ответил Трэгг. — Ее убили. Смерть от пулевого ранения в голову наступила мгновенно.
  — И что же? — спросил Мейсон.
  — В нее стреляли, когда она сидела с правой стороны автомобиля. Кто-то некоторое время вел ее машину, затем остановился и перетащил женщину на место водителя. Потом этот кто-то просунул ее левую ладонь через обод колеса, выключил фары и зажигание, а сам уехал в другой машине.
  — Что было перед этим? — спросил Мейсон. Трэгг тряхнул головой и сказал:
  — Честно говоря, Мейсон, я не ожидал. Выглядело все так, будто убийца раньше приехал к тому месту, где и оставил машину, на которой впоследствии сбежал. Потом он уехал и где-то присоединился к своей жертве, выстрелив в голову с близкого расстояния. Затем некоторое время вел ее машину, возможно, несколько километров, до того места, где уже стояла его собственная машина. Не исключено, что убийство совершено еще в Лос-Анджелесе. Преступник подвел машину Эзел Гарвин как можно ближе к своей. Встав на подножку автомобиля, он положил тело позади руля, придав ему нужную позу, сел в свою машину и уехал.
  — Если, конечно, у. него не было соучастника, — уточнил Мейсон, — тогда в убийстве могли быть замешаны двое.
  — Нет, по некоторым причинам мы считаем, что преступник был один.
  — Почему?
  — Ну, качнем с того, что если бы соучастник поджидал его, тогда для преступника было бы удобнее в условленном месте остановить машину с телом, а потом к ней сбоку вплотную подъехала бы вторая машина. На самом же деле было иначе. Убийце пришлось вернуться для того, чтобы инсценировать ту ситуацию, которую он хотел представить. И только уже затем он пересел в другую машину.
  — Вполне логично, — сказал Мейсон. Трэгг повернулся к Гарвину.
  — Конечно, я понимаю, для вас это тяжело, — сказал он, — но вашу жену убили, а вы, надеюсь, сделаете все, что в ваших силах, чтобы прояснить дело. Несмотря на то, что вы разошлись и между вами были трения, вы поможете следствию, не правда ли?
  Гарвин поколебался.
  — Давайте двигаться в этом направлении. — сказал Трэгг, и его взгляд стал ледяным, — вы же не хотите оказаться в роли защитника убийцы, да, мистер Гарвин?
  — Конечно нет, — нерешительно молвил Гарвин.
  — Я не сомневался в вас, — с облегчением произнес лейтенант. — Если вы вернетесь в Штаты, мы…
  — Скажите, Трэгг, а как быть с обвинением в двоеженстве?
  — Здесь я бессилен. Мистер Гарвин нарушил закон. Но если он не вернется, то не сможет нам помочь. Мистер Гарвин ударился в бега, пытаясь избавиться от наказания за двоеженство. Мне трудно сказать, как поступит правосудие. Оно может закрыть дело, поскольку истец умер. Может затянуть его или предложит ответчику добровольно признаться и попросить испытательный срок. Впрочем, такими делами я не занимаюсь. Моя задача — найти убийцу.
  — Моя же задача посложнее вашей, — запальчиво сказал Мейсон. — В отличие от вас. Меня интересует и убийство, и обвинение в двоеженстве.
  — Так, — раздраженно сказал Трэгг, терпение которого после убедительной аргументации Мейсона иссякло. — Только не думайте, что у вашего подопечного в данном случае есть выбор. Ему грозит суд и наказание, поэтому мы вправе доставить его в Штаты в любое время, когда только захотим. В распоряжении мистера Гарвина легкий выход и тяжелый. Я хочу предложить легкий.
  — Мы предпочитаем тяжелый, — твердо сказал ему адвокат.
  — Вы много на себя берете, — начал выходить из себя Трэгг. — Вы же прекрасно знаете, что мы действительно можем заставить вернуться мистера Гарвина в любое время, когда захотим. Мы можем арестовать его в случае возбуждения дела по обвинению в двоеженстве. И здесь вы бессильны. Мы можем выдворить его, как преступника, за пределы Мексики, дабы мистер Гарвин предстал перед правосудием. Это вопрос времени. Я думал, мы могли бы продвинуться в расследовании, избежав бумажных проволочек.
  Адвокат сказал:
  — Перед вами интересная ситуация по обвинению в двоеженстве.
  — Проклятье! — воскликнул лейтенант Трэгг. — Мейсон, перестаньте говорить загадками. Вы так же хорошо знаете, как и я, что по закону развод, оформленный в Мексике, не имеет силы в пределах нашего государства. И вы так же хорошо знаете, что женитьба в данном случае равносильна двойному браку.
  Мейсон сказал:
  Этот закон интересен небольшой поправкой. Шестьдесят первая статья Гражданского кодекса предусматривает следующее: второй брак, оформленный при жизни неразведенных супругов, незаконный и с самого начала считается недействительным.
  — О чем я вам и говорил, — сказал лейтенант Трэгг.
  — С другой стороны, продолжал Мейсон, — шестьдесят третья статья Гражданского кодекса включает в себя очень интересную поправку.
  — Ну и какую же? — спросил Трэгг.
  Мейсон извлек из кармана лист бумаги, на котором была отпечатана копия содержания этой статьи.
  — Послушайте меня, лейтенант: «Все браки, заключенные без учета этого положения, которые действительны по законам той страны, в которой они были оформлены, являются действительными в этой стране».
  — Что вы хотите этим сказать? Получается, что брак в Мексике равносилен расторжению предыдущего.
  — Точно, — сказал Мейсон, — но в Мексике признается и развод, оформленный в ее пределах.
  — Ну, и что из того, если это так?
  — Вникните в текст положения, — сказал Мейсон. — Я прочту вам его еще раз. — Он снова взял в руки копию и прочел: «Все (я подчеркиваю) браки, заключенные без учета этого положения, которые действительны по законам той страны, в которой они были оформлены, являются действительными в этой стране».
  Трэгг сдвинул шляпу назад и почесал голову.
  — Будь я проклят! — промолвил он.
  — Как вы понимаете, — сказал адвокат, — брак в Мексике законный… Следовательно, он законный в любой другой стране, кроме штата Калифорния, поскольку законодательство данного штата имеет к этому особое отношение.
  — Но послушайте, — не унимался Трэгг. — Это лишь доказывает, что эта парочка покинула Калифорнию, чтобы обманным путем обойти законы этого штата и…
  Мейсон улыбнулся и покачал головой:
  — Посмотрите дело Дональдов за номером четыреста пятьдесят семь. Его неоднократно печатали. В нем дается ясное и полное объяснение: люди покидают штат Калифорния с единственной целью — оформить брак в обход законов Калифорнии, для этого они уезжают в другой штат, где он может быть признан действительным. Это довольно распространенное явление в Калифорнии, невзирая на тот факт, что подобный брак противоречит законам Калифорнии и, соответственно, подлежит преследованию со стороны полиции.
  — Итак, — сказал Трэгг, — «мексиканский развод» не действителен в Калифорнии, вам пришлось признать это.
  — Я не признаю, а только констатирую.
  — Выходит, брак двойной.
  — Такой брак авантюрный, — изрек Мейсон.
  — Вы хотите сказать, что этот мужчина имеет двух жен и…
  — Сейчас нет, — уточнил адвокат, — но до часа этой ночи — да. Он оказался в довольно уникальном положении законно обвиняемого в двоеженстве и совершенно законно имеющего двух жен.
  — Вы не простой человек, Мейсон. Вы мастер по втиранию очков. Со мной этот номер не пройдет. Вы, несомненно, сможете запутать присяжных, но и только.
  Мейсон сказал:
  Трэгг, послушайте, по документу этот мужчина проживает в Мексике, он женат на женщине, которая сейчас стоит перед вами. В случае возвращения в Штаты его могут задержать по обвинению в двоеженстве. Вот поэтому я не советую ему ехать туда. Он проживает здесь с законно обрученной женой. Мексика может выдать их за преступление, нарушающее законы Соединенных Штатов Америки, но не будет выдавать за поступок, совершенный по законам Мексики, который здесь совершенно законен, а в Калифорнии — нет.
  Трэгг раздраженно сказал:
  — Вы способны говорить так чертовски убедительно, что с вами опасно иметь дело. Именно так мне вас и характеризовали.
  — Гарвин, вы же не хотите вернуться в Штаты? — спросил адвокат своего клиента, не обращая внимания на слова лейтенанта.
  Гарвин отрицательно покачал головой.
  — Вы слышали, Трэгг? — взглянул на полицейского Мейсон.
  Лейтенант вытащил из кармана набор для снятия отпечатков пальцев.
  — Ладно, — пробурчал он, обращаясь к Гарвину, — но, надеюсь, вы не откажетесь оказать полиции помощь в поисках убийцы.
  — Смотря, что вы имеете в виду, говоря о помощи.
  — Я хочу снять у вас отпечатки пальцев.
  — Зачем?
  — Хочу сличить их с отпечатками на револьвере, с помощью которого было совершено преступление.
  — Это совершенно лишнее, лейтенант, — вмешался Мейсон. — Я могу вам прямо сказать: мой клиент держал его в руках, если это действительно тот револьвер, который мы имеем в виду.
  — О каком револьвере вы говорите? — подозрительным тоном осведомился Трэгг.
  — О том, — объяснил адвокат, — который был оставлен на пожарной лестнице за окном офиса «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани». Дело в том, что оружие побывало у него в руках, а затем его положили в отделение для перчаток в его автомобиле. Некто вытащил револьвер оттуда еще до того, как мистер Гарвин покинул Лос-Анджелес.
  Трэгг от души расхохотался.
  — Помилуйте, Мейсон! Более наивные и надуманные объяснения даже трудно представить. Вы утверждаете, что ваш клиент положил револьвер в отделение для перчаток в своем автомобиле?
  — Его положили туда для него, — уточнил адвокат. Трэгг повернулся к Гарвину:
  — Вы утверждаете, что положили револьвер в отделение для перчаток в вашей машине?
  — Он утверждает, что еще один человек положил его туда, — ответил за Гарвина Мейсон.
  — Я разговариваю с Гарвином, — раздраженно бросил Трэгг.
  — А я за него отвечаю, — невозмутимо произнес адвокат.
  В разговор вмешалась Лоррейн Гарвин:
  — А я утверждаю, что револьвера в отделении для перчаток после того, как мы уехали из Лос-Анджелеса, не было. Кто-то его взял.
  — Как вы это узнали? — угрюмо осведомился Трэгг.
  — Солнцезащитные очки моего мужа также лежали в этом отделении. Когда мы отъехали от Лос-Анджелеса, он попросил меня достать их. Я открыла дверцу отделения для перчаток и взяла очки. Если бы револьвер там был, я бы увидела его, а если бы я его увидела, я бы непременно захотела узнать, что Эдвард с ним делал.
  — А вы уверены, что револьвера там не было?
  — Абсолютно.
  — Однако, — учтиво сказал Трэгг, — к тому времени ваш муж сам мог забрать револьвер оттуда. Он вполне мог переложить его еще куда-нибудь.
  Лоррейн рассердилась на лейтенанта и выпалила:
  — Если вы не верите показаниям людей, тогда к чему этот допрос?
  Усмехнувшись, Трэгг сказал:
  Иногда мы таким образом вычисляем убийцу. Миссис Гарвин, вам придется признать тот факт, что человек, который совершил убийство, особенно старается исказить факты.
  Тогда я хочу заявить одну вещь, — набросилась Лоррейн, — мой муж, даже если бы взял револьвер, никогда не смог бы им воспользоваться. Он был здесь со мной всю ночь.
  — Всю ночь? Вы не сомкнули глаз?
  — Нет, просто я проснулась около часа ночи, он лежал в постели справа от меня и храпел, кроме того, я просыпалась в период от без четверти три до половины четвертого и уверяю вас: он был там же.
  — И вы, конечно, посмотрели на ваши часы, чтобы узнать время, — с сарказмом сказал Трэгг.
  — Я услышала.
  — Услышали?
  — Да. Здесь имеются такие часы — можете сами в этом убедиться.
  Она жестом призвала соблюдать тишину. Разноголосые колокольчики больших часов в вестибюле мелодично зазвенели, а мгновение спустя часы пробили час.
  — Ну, хорошо, — сказал Трэгг, — если вы поклянетесь на них…
  — Я присягну на них.
  — А если вы ошибаетесь…
  — Нет.
  — В таком случае я закругляюсь, — сдался Трэгг, — осталось получить отпечатки пальцев мистера Гарвина. Я хочу убедиться, оставил ли он их на том револьвере. Мистер Гарвин, вы не против?
  — Конечно, нет. Я хочу помочь следствию.
  — Но не возвращаясь в Калифорнию, — заметил Трэгг.
  — Естественно, поскольку это затрагивает мои интересы. Я не собираюсь подвергать мою жену вульгарным курьезам. И, в конце концов, глупо идти в ловушку, приготовленную для меня…
  — Договаривайте, — настаивал Трэгг. — Кем?
  — Нет причин скрывать ее имя сейчас, — с горечью ответил Гарвин. — Ее уже нет в живых.
  — Ладно, — проговорил Трэгг, приготовив комплект для снятия отпечатков пальцев, — подойдите сюда, и покончим с этим.
  Гарвин покорно протянул руки. Трэгг аккуратно проделал процедуру снятия отпечатков, отметив имя, дату и место, а потом усмехнулся:
  — Прекрасно. Я надеюсь, вы останетесь довольны, что не покинули Мексику.
  Присутствующие промолчали. На прощание лейтенант произнес: — Рад был познакомиться с вами, мистер и миссис Гарвин. Вы еще услышите обо мне.
  Затем он открыл дверь и поспешно вышел.
  Глава 12
  К тому времени, когда лимузин с Перри Мейсоном и Деллой Стрит вернулся в Сан-Диего, стемнело. Мейсон долго пытался дозвониться до Пола Дрейка.
  — Привет, Пол, — сказал он, наконец услышав голос детектива. — Делла и я покидаем Сан-Диего. Мы отправимся в Океансайд, там и пообедаем. Мне хотелось бы встретиться с тобой и поразмыслить, как нам быть с Хекли.
  Это крепкий орешек, — предупредил Дрейк. — Я получил еще кое-какую информацию о нем. Он непростой человек.
  — Чудесно, — ответил Мейсон. — Люблю возиться с такими. Когда ты прибудешь в Океансайд?
  — Я готов выехать прямо сейчас.
  — Отлично. Из аэропорта мы с Деллой отправимся куда-нибудь поесть. Езжай медленно вдоль главной улицы, пока не найдешь нас… я надеюсь, ты узнаешь мою машину — у меня кабриолет со светло-терракотовым верхом.
  — Ладно, — произнес детектив, — разыщу.
  — Мы едем, — сказал напоследок адвокат и повесил трубку.
  Лимузин, ровно урча мотором, катился по прибрежной дороге к Океансайду. В городском аэропорту Мейсон и его секретарша разыскали свои автомобили, расплатились за лимузин и отправились в центр городка в поисках места, где можно было бы подкрепиться.
  Они вошли в ресторан, не спеша поели и после обеда, за чашкой кофе, покуривая сигареты, неторопливо болтали. Через некоторое время вошел Дрейк. Он, окинув взглядом зал, заметил их и, помахав рукой, направился прямо к ним.
  — Что новенького, Пол? — спросил Мейсон.
  — Я не против заказать чашечку кофе, — сказал Дрейк, — и пирог с лимоном. Я поздно завтракал, но уже проголодался… Поверь, Перри, совсем не просто проделать путь сюда из Лос-Анджелеса. Пробки на дорогах здорово усложняют движение.
  — Скажи, — нетерпеливо обратился к нему адвокат, — что нового в нашем деле?
  — Полиция обнаружила отпечатки пальцев Эдварда Гарвина на револьвере убийцы, — выпалил Дрейк.
  — Почему бы и нет? Гарвин не скрывал, что держал его в руках. Что еще скажешь?
  — Немного. У меня есть небольшая информация о Хекли. Он замешан в одной авантюре. Я не располагаю точными сведениями на этот счет, поскольку люди, близко знающие его, считают этого малого опасным человеком.
  — Так, прекрасно, — подытожил Мейсон. — Поедем к нему. Нам следует основательно его потрясти. Он, несомненно, полагает, что никому и в голову не придет связать его имя с Эзел Гарвин.
  Дрейк взмолился:
  — Только сперва я доем кусок пирога и допью кофе. Они великодушно подождали, пока Дрейк покончит со своим пирогом, а затем втроем покинули ресторан.
  Мейсон сказал:
  — Нам лучше добираться всем вместе на одной машине. Поехали в моей. В ней широкое сиденье.
  — Хорошая идея, — поддержал его Дрейк. — Делла сядет в середину, и у меня появится возможность обнять ее. Правда, я так давно близко не подходил к прекрасному полу, что забыл, как это делается.
  — Только не думай, что я буду твоим учебным пособием, — вспылила Делла. — У меня нет желания тратить силы на любителей.
  — О, все навыки быстро восстанавливаются, — невозмутимо заверил ее Дрейк.
  Они сели в машину Мейсона, съехали с обочины и повернули на дорогу, ведущую на восток, к Фолбруку, по которой ехали медленно, пока не увидели почтовое отделение Ломекс. Здесь Мейсон плавно въехал на грунтовую дорогу.
  — Когда есть подробное описание, найти не составляет труда, — заметил Мейсон.
  — Это точно, — согласился Дрейк, довольно улыбаясь.
  — Пол, как думаешь, полиция нас не опередила?
  — Не думаю. Сомневаюсь, что им придет в голову проверить пребывание Эзел в Неваде.
  Через километр пути дорога, миновав апельсиновые сады, привела их к опрятному бунгало, которое неясно вырисовывалось в темноте.
  — Похоже, он или спит, или его нет сейчас, — высказал предположение детектив. — Что будем делать? Пойдем прямо в дом?
  — Да, — ответил Мейсон. — Если он дома, постараемся заставить его обороняться в беседе и, самое главное, отвечать на вопросы. Иначе говоря, если придется, разыграем небольшой спектакль.
  — Мы скажем, кто мы такие?
  — Нет, нужно постараться сохранить инкогнито. Мы только назовем ему свои имена, не больше.
  — Хорошо, — сказал Дрейк. — Вперед!
  Мейсон подвел машину к фасаду большого дома и затормозил, ожидая увидеть собак.
  Огромная черная немецкая овчарка гордо обошла машину, шерсть у нее на загривке вздыбилась, нос нервно подрагивал. Запах поздних гостей был ей явно незнаком.
  — Наши шансы выбраться из машины при этой собаке близки к нулю, — грустно изрек Дрейк. — Посигналь, может быть, хозяин выйдет?
  Мейсон сказал:
  — Я бы предпочел позвонить в дверь и застать его врасплох. Собака мне не кажется агрессивной.
  — Ну-ну, — с сомнением протянул Дрейк.
  — Сейчас вы убедитесь, — сказал Мейсон и открыл дверцу машины.
  Собака угрожающе присела, явно намереваясь прыгнуть на непрошеного гостя. Мейсон спокойно посмотрел и поймал ее взгляд.
  — Послушай, — сказал он, будто разговаривая с человеком. — Я хочу поговорить с хозяином дома. Я собираюсь выйти из машины и подойти к веранде, чтобы позвонить в дверь. Ты можешь следовать за мной и убедиться в моих честных намерениях. Как, идет?
  Последние два слова он сказал несколько громче. Затем, без тени сомнения, он ступил на землю. Овчарка двинулась с места и последовала за Мейсоном, держа свой нос в сантиметре от его ноги.
  — Вот видите, все в порядке, — гордо заявил адвокат Делле Стрит и Полу Дрейку, наблюдавшим за ним затаив дыхание.
  Он протянул руку по направлению к собаке, и холодный нос пса ткнулся в его ладонь.
  Мейсон поднялся на веранду и надавил на кнопку звонка. Внутри дома раздался звон колокольчиков.
  Подождав минуту, он нажал на кнопку звонка еще несколько раз.
  В глубине дома послышался звук неторопливо приближающихся к двери шагов. Затем зажегся свет сначала в одной комнате, а потом в другой. Через оконное стекло Мейсон разглядел мужчину в сером двубортном костюме. Он держал правую руку за левым отворотом пиджака. Под ним адвокат заметил рукоятку револьвера, торчащую из кобуры, прикрепленной у плеча.
  Овчарка стояла начеку у двери, ритмично виляя хвостом.
  С обратной стороны двери щелкнул запор. За приоткрывшейся на длину предохранительной цепочки дверью стоял мужчина. Свет из коридора ослепил Мейсона.
  — Кто вы такой? — грубо осведомился мужчина. — Что вам надо?
  — Я разыскиваю Алмена Билла Хекли.
  — Зачем?
  — Я хочу побеседовать с ним.
  — О чем?
  — О некоторых земельных участках, которыми он владеет в Неваде.
  — Ничего не продается.
  — Так вы выслушаете меня или нет?
  — Если вы приехали с коммерческим предложением, то возвращайтесь в Океансайд и позвоните мне не раньше десяти часов утра.
  Он начал было закрывать дверь, но его внимание привлекла поза собаки, и он с подозрением спросил:
  — Скажите, как вам удалось приручить собаку?
  — Я просто вышел из машины и…
  — Овчарка никого не подпускает после наступления темноты.
  — Для меня собака сделала исключение, — язвительно проговорил Мейсон.
  — Почему?
  — Спросите у нее. Нахмурившись, хозяин дома спросил:
  — Так что же вас привело сюда?
  — Мне нужна кое-какая информация об Эзел Гарвин. Лицо Хекли исказила гримаса.
  — Вы что-нибудь знаете о ней? — спросил адвокат.
  — Нет, — резко ответил Хекли и захлопнул дверь.
  — Ее убили сегодня рано утром, — крикнул Мейсон. Ответа не последовало, однако и удалявшихся от двери шагов Мейсон тоже не услышал.
  — Она останавливалась здесь, чтобы заправить машину бензином, — снова крикнул Мейсон.
  Мгновение спустя дверь открылась от резкого толчка.
  — Что вы сказали? — спросил мужчина.
  — Я сказал, что она была здесь где-то около половины первого ночи и заправляла свою машину бензином.
  — Вы либо пьяны, либо не в себе — одно из двух. Я не привык иметь дело с подобными субъектами. Возвращайтесь в машину, или я натравлю на вас собаку.
  — Пожалуйста, но тогда я подам на вас в суд за нанесение мне телесных повреждений. Компенсация будет стоить вам ваших владений в Неваде, — спокойно отвечал Мейсон.
  — Не слишком ли ты самоуверен, приятель?
  — Тогда валяйте, командуйте собаке. Посмотрим, что будет.
  — Что вы хотите?
  — Я уже сказал, поговорить об Эзел Гарвин… Крепкий, мускулистый мужчина долго смотрел в глаза Мейсона вдумчиво-оценивающим взглядом. Внезапно решившись, он снял предохранительную цепочку и предложил:
  — Входите. Если вы хотите поговорить, я готов выслушать. Прежде чем вы уедете отсюда, объясните мне, что вы имели в виду, когда говорили, что Эзел Гарвин останавливалась здесь в половине первого этой ночью? Проходите, мистер?..
  — Мейсон, — представился адвокат.
  — Хорошо, мистер Мейсон, проходите.
  Мейсон обернулся к машине и позвал Деллу и Пола Дрейка.
  — А что делать с этим дьявольским отродьем? — указал Дрейк на собаку. — Нельзя ли ее увести куда-нибудь?
  — Собака останется здесь, — сухо ответил Хекли. — Она ничего вам не сделает без моей команды.
  Делла Стрит приоткрыла дверцу машины и выскользнула из нее. Уверенным шагом она прошла к веранде, где стоял Мейсон. Собака повернулась к ней и тихо, зловеще зарычала, но с места не двинулась.
  Дрейк, который уже было ступил одной ногой на землю, услышав рычание, мгновенно нырнул в автомобиль и захлопнул дверцу.
  — Все в порядке, — крикнул Хекли и скомандовал собаке: — Молчать!
  Рычание стихло. Собака, внимательно проследив за Деллой Стрит, вильнула хвостом. Дрейк, наблюдая за этой сценой, успокоился, снова открыл дверцу машины, осторожно выбрался наружу и сделал два неуверенных шага по направлению к веранде.
  Собака ощетинилась, зарычала и вдруг кинулась к Дрейку.
  Дрейк вихрем понесся назад к машине, а рычащая собака бросилась ему наперерез, лязгая зубами.
  — Сидеть! Черт побери, я приказываю сидеть! Собака обернулась и нехотя остановилась.
  — Ко мне! — приказал Хекли. — Рядом!
  Собака развернулась и подбежала к Хекли, явно в ожидании наказания.
  — Черт бы тебя побрал, — выругался мужчина. — Я же приказал тебе не трогать его. Теперь ступай вниз и оставайся там.
  Хекли подошел к машине и обратился к Дрейку:
  — Вылезайте. Больше он вас не тронет.
  Дрейк взглянул на собаку и предупредил его:
  — Если ваша псина кинется на меня, я ее пристрелю.
  — Все будет в порядке, — заверил Хекли. — Только идите спокойно. Как бы вы ни боялись, постарайтесь не бегать. Бег все усложнит.
  — Уверен, она только и ждет, чтобы я выбрался из машины.
  — С вашими друзьями ничего не случилось, — указал Хекли на Мейсена и Деллу.
  — Но теперь, я думаю, эта зверюга решила отыграться за всех на мне.
  Обреченно вздохнув, Дрейк выбрался из машины и направился к веранде вслед за Хекли.
  — Входите, — предложил Хекли. — Я накажу собаку. Он попытался ударить собаку ногой, но та ловко отпрянула в сторону, избежав удара. Она стояла, не спуская глаз с Дрейка. В приоткрывшейся пасти зловеще сверкнули мощные клыки.
  Хекли сказал:
  — Проходите в дом. — И тут же обратился к Мейсону: — Итак, давайте уточним. Ваше имя Мейсон. А как зовут других?
  — Мисс Стрит, моя секретарша.
  Поклон Хекли был образцом вежливой почтительности.
  — Мисс Стрит, — произнес он, — весьма рад с вами познакомиться.
  — Пол Дрейк, — продолжил адвокат.
  — Я приветствую вас, мистер Дрейк.
  — Дрейк работает частным детективом, — добавил Мейсон.
  — О-о, — удивленно протянул хозяин дома. — Так значит, я ему обязан счастьем лицезреть вас.
  — Совершенно верно, — подтвердил Мейсон. — Так где мы будем беседовать?
  — Прошу.
  Хекли придержал раскрытую дверь, пока все трое не вошли в дом, а затем указал:
  — Проходите через эту дверь и налево.
  Делла Стрит первой вошла в комнату, используемую, судя по интерьеру, в качестве библиотеки. На полках шкафов стояли внушительных размеров книги. Это было типичное жилье сельского холостяка.
  — Присаживайтесь, — пригласил Хекли. Все расселись.
  — Итак, — сказал Хекли, — я готов слушать вас.
  — Вы заблуждаетесь, — произнес Мейсон. — Это мы готовы вас слушать.
  — Мне нечего вам сказать.
  — Вы знали Эзел Гарвин.
  — Почему вы так решили?
  — Вы познакомились с ней, когда она приехала в Неваду, — уверенно промолвил адвокат. — У вас были с ней достаточно близкие отношения. Вы настаивали на ее разводе с мужем. Посоветовали ей, если она окажется «на мели», сделать так, чтобы ее муж поверил, что она якобы оформила развод, а когда он решит второй раз жениться, потребовать плату за молчание.
  Хекли изрек:
  — Мистер Мейсон, я не рассчитываю на ваши симпатии ко мне.
  Мейсон, встретившись с ним взглядом, с усмешкой ответил:
  — В этом я не сомневаюсь.
  На некоторое время в комнате воцарилась тишина.
  — Эзел Гарвин появилась здесь сегодня после полуночи, — продолжал Мейсон. — Она остановилась у вас и заправила бак машины бензином. Я не знаю, что вы наговорили друг другу, но знаю точно, что, проехав отсюда около трех километров по дороге и потом съехав с нее, она остановила машину; в этом же месте она и была кем-то убита.
  — Полагаю, — произнес Хекли, — своими словами вы просто стараетесь заставить меня расколоться. Я готов поклясться, что эту Эзел Гарвин, кто бы она там ни была, никто не убивал. Думаю, вы таким образом стараетесь выудить из меня какую-нибудь информацию по поводу моего знакомства с ней в Неваде. А теперь, если вы раскроете свои карты и скажете, что же именно вы хотите узнать от меня и зачем вам это надо, то, может быть, вы что-нибудь и услышите.
  — Сделаем проще, — сказал Мейсон. — У вас есть телефон. Позвоните в полицию Океансайда и спросите, была ли этой ночью убита Эзел Гарвин.
  Хекли поднялся, быстро подошел к телефону и с улыбкой произнес:
  — Мейсон, я уверен, вы блефуете. Это вам просто так не сойдет с рук. Кто бы ни перешел мне дорогу, он будет наказан.
  Подняв трубку, он сказал:
  — Пожалуйста, соедините меня с полицией. — И несколько секунд спустя спросил: — Будьте любезны сказать мне, не была ли некая Эзел Гарвин убита этой ночью поблизости от Океансайда?.. Какая разница, кто я, просто так спрашиваю… Ну, положим, я мог быть свидетелем в случае… — Хекли несколько секунд молча держал телефонную трубку, затем отрывисто сказал: — Благодарю, — и положил ее.
  Он обернулся к своим непрошеным гостям и принялся в тяжком раздумье расхаживать взад и вперед, прикрыв глаза и глубоко засунув руки в карманы своего двубортного пиджака. Наконец он резко повернулся спиной к стене.
  — Ну хорошо, — сказал он, — вы выиграли.
  — Что же мы выиграли? — спросил Мейсон. Улыбка Хекли была вымученной.
  — Мистер Мейсон, вы выиграли куда больше, чем те, кто обычно пытается играть со мной. Теперь, вы сказали, что этот джентльмен, — он кивнул в сторону Дрейка, — детектив.
  — Да.
  — Из Лос-Анджелеса, Сан-Диего или Океансайда?
  — Из Лос-Анджелеса.
  — Мистер Дрейк, вы сотрудничаете с отделением по расследованию убийств?
  Дрейк мельком взглянул на Мейсона. находясь в некотором замешательстве.
  Адвокат улыбнулся и покачал головой.
  — Он частный детектив и работает на меня.
  — О, — с притворным восхищением произнес Хекли, — а эта очаровательная молодая леди — ваша секретарша?
  — Совершенно верно.
  — Кто же в таком случае вы?
  — Я адвокат.
  — Неужели?! И вас тоже кто-то нанял? Вряд ли вы взялись расследовать это дело из чистого любопытства.
  — Не буду вас разочаровывать — меня действительно наняли.
  — И кто же, если не секрет?
  — Эдвард Карлес Гарвин.
  — Муж женщины, которую убили?
  — Бывший муж, — уточнил Мейсон.
  — Понятно, — задумчиво произнес Хекли. — Интересная получается история, не так ли?
  — Согласен с вами.
  — Ну ладно, — продолжал хозяин дома, — вы застали меня врасплох. Тем не менее я сделаю заявление. Нет, нет, мисс Стрит, не нужно записывать. В настоящий момент я не уверен, что в этом есть необходимость. Я просто сделаю заявление на основании того, что вы — те люди, которые имеют право на проведение расследования. Я внесу свой посильный вклад в поиски убийцы этой женщины.
  Некоторое время он молчал, вероятно собираясь с мыслями, а затем проговорил:
  Я намерен рассказать вам всю правду.
  Последовала минутная пауза, потом Хекли, скользя взглядом по лицам слушателей и пытаясь определить их реакцию, приступил к своему рассказу:
  — У меня есть ранчо в Неваде. Довольно крупное владение. Я люблю проводить там время. Я никогда не был женат, так как считал, что не создан для брака. Но и жизнь отшельника меня не очень привлекает — я обожаю женщин, тем не менее мысль о создании домашнего очага никогда не посещала мою голову. В тех же краях находится поместье гостиничного типа, своего рода дом отдыха, территория которого примыкает к моим угодьям. Надо сказать, что некоторые из отдыхающих там вызывают определенный интерес. Как вы понимаете, многих из них привлекает в это место не только желание отдохнуть. Они устраивают там для себя обитель на время получения развода. У некоторых из этих женщин появлялся интерес ко мне, а у меня к ним. Женщина, которая рвет семейные узы, приезжает в штат, где у нее нет друзей и рассчитывает, в течение первого времени, только на себя, как правило, или расположена к одиночеству, или, наоборот, активно ищет компанию. Мое ранчо было доступно для всех. И вполне возможно, что некоторые из бывавших на нем женщин строили планы относительно меня. Я был счастлив до тех пор, пока в Неваде не появилась Эзел Гарвин, чтобы обосноваться в вышеупомянутом поместье. Я полюбил ее и стремился быть с ней, но постепенно я начал понимать, что она была очень волевой и очень изобретательной женщиной. Я также понял, что у нее есть законченный план бездеятельности и что в этом плане определенное место отведено и моему будущему.
  Я ждал до тех пор, пока не стало очевидным, что надо что-то предпринимать. Ситуация накалилась до предела. Я не хотел причинять ей боль. У нас были слишком теплые отношения. Я не хотел говорить ей прямо, что меня не будет дома, когда она позвонит, и избрал более простой путь. Я уже давно искал, во что бы вложить деньги в Калифорнии. Агент по торговле недвижимостью подыскал мне это место. Это была удачная покупка, так как в это время цены на недвижимость подскочили. Я велел моему агенту держать в секрете факт нашей сделки.
  Когда он оформил купчую, я покинул свое ранчо в Неваде. Я оставил записку для Эзел, что меня срочно вызвали по делам, что некоторое время я буду за пределами штата и что постараюсь с ней увидеться, как только представится случай. Но там же я указал, что очень сомневаюсь в возможности такого случая, поскольку дело, предстоящее мне, было весьма важным.
  Затем на своем личном самолете я отправился в Денвер. Там, поставив свой самолет в ангар, я долетел на обычном рейсовом самолете до Лос-Анджелеса. В Лос-Анджелесе я пересел в автомобиль, который был заранее приготовлен для меня, и на нем прибыл сюда.
  Я намеренно не сообщал Эзел Гарвин о своем новом жилище и был удивлен, узнав, что она в Калифорнии. Я ожидал, что она будет искать меня где-нибудь во Флориде.
  Излишне говорить, что она не приезжала сюда прошлой ночью или еще когда-либо. И уж конечно она не заправляла здесь свою машину. Короче говоря, я не видел Эзел Гарвин с тех пор, как покинул Неваду.
  Хекли сделал небольшую паузу и продолжил:
  — Известие о том, что Эзел была убита сегодня ночью, потрясло меня. Я просто в ярости… Какой подонок мог сделать это? Она была чудесной женщиной… Вот в общем-то и все, что я могу вам рассказать. Единственное, чем я еще могу вам помочь, так это поведать о том, что я случайно узнал: оказывается, в течение всей семейной жизни Эзел ужасна боялась своего мужа.
  У нее был какой-то план, правда, я не знаю, какой именно. Так вот, она очень боялась того, что может предпринять ее муж, когда она приступит к осуществлению своего плана.
  Есть кое-какие факты, которые я не хотел бы освещать здесь и о которых совсем ни к чему знать вашему клиенту, мистер Мейсон. Но если полиция потребует, я, конечно, все расскажу. Теперь же я считаю, что мое заявление окончено.
  — Очень интересно, — проговорил Мейсон. — Вы сознаете всю ответственность за правдивость изложенных вами сведений?
  — Я не привык кривить душой.
  — Вы абсолютно уверены, что Эзел Гарвин не приезжала сюда этой ночью? Не могла ли она заправить машину без вашего ведома?
  — Это просто абсурд, джентльмены. Во-первых, помещение, где хранится бензин, заперто. А во-вторых, она понятия не имела, что я нахожусь в Калифорнии. Я тщательно проверил, могла ли она узнать, где я нахожусь.
  — Так вы пытались найти ее, когда она уехала из Невады? — поинтересовался Дрейк.
  — Что вы хотите этим сказать, мистер Дрейк?
  — Вы же были очень привязаны к своему ранчо и вряд ли просто так бы уехали, бросив его навсегда. Скорее всего, вы собирались вернуться, как только миссис Гарвин покинет Неваду.
  Хекли недовольно поморщился.
  — Я вижу, мистер Дрейк, вы обладаете талантом делать выводы. Мистер Мейсон не зря взял вас в качестве помощника. Ваш вопрос свидетельствует об этом.
  — Но я жду ответа.
  — Ну, так слушайте. Я не мог бы получить надежной информации, не имея союзника, оставшегося на ранчо в Неваде. Этот некто должен был непременно знать, где я нахожусь, чтобы передавать мне информацию. А я не мог допустить, чтобы кто-нибудь знал о моем местонахождении. Поэтому мне пришлось довольствоваться случайными источниками информации.
  — Но ведь вы каким-то образом управляли делами на ранчо, значит, должны были иметь с ним связь.
  — У меня на ранчо есть управляющий. Это очень честный и верный человек, кроме того, обладающий некоторой коммерческой проницательностью. Он и раньше успешно справлялся с делами во время моих длительных отлучек. А теперь, мисс Стрит, и вы, джентльмены, прошу извинить меня. Меня ждут дела. Я уже изложил вам все, что знал, и не имею больше желания обсуждать эту историю.
  — Вы были здесь прошлой ночью? — спросил Мейсон, не обращая внимания на его слова.
  — Я же сказал, что не хочу больше это обсуждать, — непреклонным тоном повторил Хекли. — Я рассказал вам все, и теперь собираюсь пожелать вам доброй ночи.
  После этих слов гости встали. Он широкими шагами прошел мимо них через дверь, ведущую в жилую комнату, а дальше через холл и открыл парадную дверь.
  Делла Стрит, взглянув на Мейсона, покачала головой и проговорила:
  — Идите первым, шеф.
  Она двигалась вдоль стен комнаты, разглядывая названия книг на полках, пока Мейсон, а за ним и Дрейк не покинули комнату. Как только они исчезли из виду, женщина тоже поспешила вслед за ними.
  — Доброй ночи, — безразличным тоном произнес Хекли, стоящий в дверях дома.
  — Доброй ночи, — отозвался Мейсон.
  Дрейк промолчал. Делла Стрит взглянула в глаза Хекли, одарила его какой-то особенной улыбкой, а затем, притворно засмущавшись, проговорила:
  — Доброй ночи, мистер Хекли, большое вам спасибо.
  — Не стоит благодарности, — прозвучал ответ, в котором не слышалось никаких эмоций.
  У двери появилась собака.
  — Рекс, — приказал Хекли, — сидеть! Эти люди уезжают.
  Собака оказалась на этот раз более покладистой. Она послушно уселась у ног хозяина, глядя на него в ожидании дальнейших приказаний.
  Мейсон первым прошел к машине и занял место за рулем. Дрейк открыл дверцу и пропустил вперед Деллу. Когда она заняла свое место, детектив последовал за ней, с опаской оглядываясь на собаку. Очутившись в машине, он быстрым движением захлопнул за собой дверцу и облегченно вздохнул. Делла весело рассмеялась:
  — Пол, твои мысли заняты только этой собакой.
  — Ты, как всегда, права, — буркнул детектив. Машина тронулась с места. Хекли неподвижно стоял у веранды, наблюдая за ними.
  Делла Стрит, поймав его взгляд, проказливо помахала ему рукой. На сжатых губах Хекли мелькнуло некое подобие улыбки. Машина покатила по дороге, усыпанной гравием.
  — Ну, что? — произнес Дрейк. — Разве я не говорил вам, что это крепкий орешек?
  — Да. Он не прост, — согласился Мейсон. — Но теперь у нас все же есть ключ к разгадке этой любопытной истории.
  — Какой ключ? — недоуменно спросил детектив. Адвокат ответил:
  — Вы обратили внимание, что собака отлично выдрессирована? Определенно, собака не из здешних мест, но и не из Калифорнии. Эта собака, должно быть, взята им с ранчо в Неваде, и Хекли к ней очень привязан, иначе он просто не взял бы ее с собой.
  — Ну и что ты хочешь этим сказать? — спросил Дрейк.
  — Хекли чего-то боится. Он выпускает собаку охранять двор. Собака выдрессирована таким образом, что ни один человек не сможет подойти к дому ночью.
  — Так что мы будем делать дальше?
  Мейсон сказал:
  — Теперь мы навестим Роландо Ломекса и узнаем, не слышал ли он ночью, около часа, подозрительно долгого лая собаки.
  — Отличная идея, — ухмыльнулся Дрейк. — Я охотно уступаю тебе это право.
  Некоторое время Мейсон ехал по хрустящему гравию, затем, свернув вправо, остановил машину перед домом Роландо Ломекса.
  Хозяин дома оказался рослым мужчиной лет шестидесяти. Его могучие плечи ссутулились от тяжелой работы, а морщинистое лицо было темным от загара. Его поседевшие волосы спадали прядями на лоб, на котором блестели капли пота, свидетельствовавшие о том, что Ломекса оторвали от работы. Рукава шерстяной рубашки были закатаны, обнажая сильные руки с огромными натруженными ладонями.
  — Мы расследуем, — произнес Мейсон, — происшествие, которое произошло по соседству. Вы, вероятно, слышали об этом.
  — Вы имеете в виду женщину, которая была убита на шоссе?
  Мейсон утвердительно кивнул.
  — Что же вы хотите знать?
  — Вы были здесь прошлой ночью?
  — Да.
  — Вы, случайно, не слышали чего-нибудь необычного вон там? — Мейсон указал в сторону дома Хекли.
  — Вы имеете в виду дом, который куплен тем высоким хлыщом?
  — Да, вы меня правильно поняли.
  — Прошлой ночью я слышал в том направлении яростный собачий лай, — ответил Ломекс. — Я еще сказал своей жене: «Что-то случилось». Собака словно с цепи сорвалась.
  — Вы не обратили внимания, в котором часу это было?
  — Точно я не знаю, который был час. Я не знаю, в какое время это началось, но когда собака лаяла, я подумал, что стряслось что-то, и выглянул в окно. Мои окна выходят прямо на дом Хекли.
  — Так, так, — проговорил Мейсон с нетерпением, — и что же там случилось?
  — Ну, я взглянул на часы. Я думал, что там что-то неладное. Время было двадцать четыре минуты первого.
  — Ваши часы исправны? — поинтересовался адвокат.
  — Да. Я сверяю их с сигналами по радио каждый день. Они могут врать лишь на минуту или на две.
  — Значит, было двадцать четыре — двадцать пять минут после полуночи?
  — Точно двадцать четыре минуты первого, — утверждал Ломекс. — Я хорошо помню.
  — А долго лаяла собака?
  — Как раз когда я подошел к окну, то увидел, как зажегся свет в доме, купленном этим Хекли, потом неожиданно лай прекратился, будто ей приказали замолчать. Я немного подождал. Свет в доме продолжал гореть, а собака время от времени лишь тихо скулила. Я решил, что все в порядке, и вернулся в постель. Прежде чем я посмотрел на часы, собака лаяла минуты три или четыре. Если вы меня спросите, что означал этот лай, я вам не смогу ответить. Я стараюсь поддерживать хорошие отношения с соседями. Но если этот пес начнет нападать на цыплят, которых я развожу, то я сразу же отправлюсь к этому Хекли и скажу, что его собаке нечего делать в деревне, ее надо держать в городе. Вот люди, которые жили до него в этом доме, были очень приятными. Несмотря на то, что они были богаты, это были добрые соседи. Они многим занимались. Думаю, они были городскими жителями, но тянулись к спокойной жизни в деревне. Теперь, к примеру, возьмем Хекли. Это другой человек. Он типичный городской житель. Он один из тех, кто совсем не стремится дружить с соседями. Меня он как будто и не замечает. Проходит мимо. Иногда кивнет головой, чаще — нет. Никогда не остановится поболтать. — Было заметно, что старик любит поговорить, он рассказывал с удовольствием. — Человек в деревне всегда на виду, и когда объявляется такой, как Хекли, это всех настораживает.
  — Конечно, — кивнул Мейсон.
  — Поэтому я и не собираюсь мириться с выходками его собаки. Я не потерплю. Ужасно иметь такого пса по соседству.
  — А собака лаяла только этой ночью?
  — Да. Раньше я такого не замечал, — ответил Ломекс.
  — А вы не заметили никакой машины, двигавшейся по направлению к гравийной дороге или обратно?
  — Нет, никакой машины я не видел, — ответил Ломекс. — Когда я вернулся в постель, то сразу уснул. У меня есть ранчо площадью в двенадцать гектаров, на котором я работаю. Я здорово устаю и готов любое свободное время использовать для сна. Я слушаю по радио новости в девять часов и ложусь спать. Встаю я с рассветом и приступаю к работе. Я не имею привычки совать нос в дела соседей и не хочу, чтобы они лезли в мои. Я хочу жить свободно и даю другим такую же возможность. Вот и все.
  — Вы не видели, но, может быть, хотя бы слышали, как мимо проезжал автомобиль?
  — Я ничего не видел и ничего не слышал, пока не раздался лай. А потом встал посмотреть, что происходит. Собака лает — обычное дело, она лает, когда пытается что-нибудь защитить. Но не так истерично.
  — Вы думаете, кто-нибудь был там?
  — Думаю, собака не просто лаяла.
  — Вы никого там не приметили?
  — Я же говорил. Я видел, как включили свет в доме, после этого лай сразу стих. Потом я отправился в постель.
  — И долго вы лежали, прежде чем заснуть? — спросил Мейсон.
  — Прежде чем что?
  — Прежде чем снова заснуть.
  — Не знаю, — проговорил Ломекс. — На часы я больше не смотрел. Черт возьми, откуда мне это знать? Это могло быть секунд тридцать, а могла быть и минута.
  — Спасибо, — улыбнулся Мейсон. — Пожалуйста, не рассказывайте никому о нашей беседе. Я не хочу, чтобы Хекли знал, что мы останавливались здесь, и я думаю, что и для вас будет лучше, если Хекли об этом не будет знать.
  — Мне безразлично, что он узнает, — сказал Ломекс. — Когда я рублю дрова, то не обращаю внимания, куда летят щепки. — Он усмехнулся, довольный своей шуткой.
  Мейсон пожелал ему доброй ночи, и все трое вернулись в машину.
  Делла Стрит сказала:
  — Я украла одну вещицу из дома Хекли.
  — Что такое? — повернулся к ней Мейсон. Она рассмеялась и сказала:
  — Это все мой женский глаз. Я не думаю, чтобы вы обратили внимание на женский шарф, который был заброшен в угол книжного шкафа, не так ли?
  — Шарф? — сказал Мейсон. — Бог мой, конечно, нет!
  Делла Стрит сунула руку под пиджак и извлекла оттуда цветастый шелковый шарф. Шарф, на котором полосы зеленого цвета постепенно переходили в полосы густого фиолетового цвета.
  — Вы не хотите, — обратилась она к Перри Мейсону, — понюхать его?
  Мейсон поднес шарф к носу и тихо присвистнул.
  — Делла! А тебе не знакомы эти духи?
  — Какие?
  Мейсон сказал:
  — Если я не ошибаюсь, этими духами пользуется Вирджиния Байнам.
  Делла Стрит заметила:
  — Запах очень слабый, и, конечно, суду вы не сможете его предъявить как улику, но об этом стоит подумать, шеф.
  — Это больше чем раздумье, — сказал нахмуривший брови Мейсон. — Это проблема.
  — А вот, — сказала Делла, — кое-что еще.
  Она вытащила из-под пиджака смятую маленькую женскую шляпку.
  — Шарф и шляпка лежали вместе на книжной полке в углу. Вспомните, человек Дрейка говорил, что на Эзел Гарвин была надета шляпка, когда она покидала апартаменты «Монолиз».
  Мэйсон молча взял шляпку в руки.
  Дрейк тихо присвистнул и многозначительно произнес:
  — Черт побери, Перри, а если обе женщины были любовницами Хекли?!
  — И обе были здесь этой ночью, — в тон ему проговорил адвокат.
  Глава 13
  Мейсон, сложив нераспечатанную утреннюю почту на свой стол, принялся расхаживать по кабинету взад и вперед, время от времени высказывая свои соображения Делле Стрит.
  — Дело очень запутанное, — сказал он и принялся рассуждать: — Итак, чем мы располагаем… Бензобак автомобиля Эзел Гарвин был полон… Ветровое стекло машины было испачкано… Она не заправляла машину ни на одной заправочной станции… Она очень торопилась, чтобы ждать, пока протрут стекло. Получается нелогично.
  Мейсон снова зашагал из угла в угол, затем опять заговорил:
  — Мы знаем, что кто-то был у Хекли в двадцать четыре минуты первого этой ночью. Мы допускаем, что Вирджиния Байнам, возможно, была там, но она не могла быть там в это время, поскольку находилась на пожарной лестнице, наблюдая за Денби.
  Делла Стрит сказала:
  — Ну, что касается меня, то я бы хотела знать побольше о Френке Ливсее. Я разбираюсь в мужчинах такого сорта. Он тщеславен, очень высокого мнения о своей персоне, а следовательно, жесток.
  — Почему ты так думаешь?
  — Я знаю это. Его слабость — женщины. В молодости он достаточно предавался развлечениям, теперь же осознал, что время его ушло. Но в его офисе работает определенного сорта девушка, которая находится в полной зависимости от него, поскольку хлебу с маслом предпочитает пирожные.
  Мейсон сказал:
  — Ну, это еще ни о чем не говорит.
  — Я еще не закончила, — продолжила Делла Стрит. — Такого типа мужчина становится надменным. Он…
  Во входную дверь кабинета кто-то постучал: один удар, за ним пауза, три удара подряд — снова пауза и затем два удара.
  — Это условный стук Пола Дрейка, — заметил адвокат. — Впусти его, Делла.
  Делла Стрит открыла дверь. Пол Дрейк вошел в кабинет и, приветливо улыбнувшись, спросил:
  — Чем занимаемся? Снова латаем дыры в этом загадочном деле?
  — Точно, — ответил Мейсон. — Я пытаюсь привести в порядок некоторые факты.
  — Полезное занятие, — проговорил Дрейк. — А у меня для тебя новости.
  — Выкладывай.
  — Полиция обнаружила человека из Океансайда, по имени Ирвинг, Мортимер Ирвинг… А теперь подробно об этом деле, Перри, это очень важно.
  — Пол, я весь внимание.
  — Ирвинг гостил у друзей в Ла-Джолле. Он возвращался в Океансайд и был обеспокоен тем, что задержался. Дело в том, что в Ла-Джолле он играл в покер и не хотел, чтобы его жена узнала об этом. Он изрядно проигрался и был этим весьма огорчен. Всю дорогу он ехал, стараясь придумать правдоподобное объяснение для своей благоверной.
  — Дальше. И пожалуйста, будь серьезнее, Пол.
  — В двух милях от Океансайда он увидел машину, стоящую в стороне от дороги. Фары машины были включены.
  — В котором часу это было?
  — Парень приехал домой ровно без десяти час. Он посмотрел на часы, когда входил в дом.
  — Продолжай.
  — Важно то, — подчеркнул детектив, — что этот факт подтверждает показания фермера, который говорил, что машина была поставлена таким образом, что свет от фар бил в окна его спальни. Он не обратил внимания, но запомнил, что машина там была где-то в середине ночи. Он не смотрел на часы, следовательно, его показания нельзя приобщить к делу, однако в любом случае мы знаем, что машина там стояла.
  Мейсон кивнул. Пол продолжал:
  — Теперь же Ирвинг описывает эту картину, не подозревая, что он может оказаться чертовски опасным свидетелем. Он говорит, что удивился, завидев одинокую машину с включенными фарами, и подумал, что, возможно, кто-то попал в беду.
  — Дальше, — сказал Мейсон. — Что он сделал?
  — Ну, он остановил свою машину, но оставил ее на дороге. На его машине имеется прожектор, которым он посветил вокруг и осмотрел тот автомобиль. Он увидел, что это был кабриолет терракотового цвета, а в нем никого не было. Он стоял с включенными фарами и выглядел весьма подозрительно. Ирвинг не обнаружил никаких признаков чьего-либо присутствия возле автомобиля. Он не обратил внимания на номер машины, но зато дал довольно подробное ее описание. Перри, по описанию машина похожа на кабриолет Гарвина.
  — Или на любой другой кабриолет, — возразил Мейсон. — Этот малый мог видеть только большую машину.
  — Но он заметил ее цвет.
  — Многие из них такого же цвета, — сказал адвокат. — И моя — светло-коричневая, и светло-голубая машина Гарвина могли ночью в свете прожектора выглядеть терракотовыми. Так может выглядеть любая машина светлого цвета.
  — Это-то я знаю, — проговорил Дрейк. — Но полиция придерживается другого мнения. Вот почему я говорю, что этот малый может оказаться чертовски опасным свидетелем. Вы же понимаете, что они сделают. Они будут обрабатывать его до тех пор, пока в конце концов не убедят, что он видел именно кабриолет Гарвина. Он даже припомнит вмятины на корпусе машины. И, что самое ужасное, вдруг вспомнит номер.
  Мейсон уныло кивнул и сказал:
  — Это преступление — давать свидетельские показания под нажимом полиции. Я…
  В этот момент распахнулась дверь, телефонистка по имени Герта влетела в комнату и остановилась, натолкнувшись на Дрейка.
  — О, извините! — воскликнула она. — Я думала, здесь только мистер Мейсон и мисс Стрит.
  — Так и было, — ответил Мейсон. — В чем дело?
  — Мистер Мейсон, миссис Гарвин на проводе. Она звонит из Сан-Диего и очень взволнована. Миссис Гарвин говорит, что хочет сообщить что-то важное. Я подумала, что, возможно, вы захотите поговорить с ней таким образом, чтобы мисс Стрит могла слышать ваш разговор по параллельному аппарату и кое-что записать. Она…
  — Я согласен, Герта, — перебил ее Мейсон. — Переключите телефон на мой кабинет.
  Как только девушка убежала, Мейсон кивнул Делле Стрит и сказал:
  — Делла, возьми блокнот и записывай все, что услышишь.
  Делла согласно кивнула, открыла блокнот, и они с Мейсоном одновременно подняли трубки двух телефонных аппаратов.
  — Алло… — произнес Мейсон.
  В трубке раздался истеричный голос Лоррейн Гарвин:
  — О, мистер Мейсон! Как я рада слышать вас. Я…
  — Успокойтесь, — сказал адвокат. — Рассказывайте, что случилось.
  — Они обманули нас. — Кто?
  — Полиция.
  — Что произошло?
  — Представители мексиканской иммиграционной службы пришли к нами и стали выяснять, долго ли мы собираемся пребывать в Мексике, а Эдвард сказал им, что не знает точно, может быть, мы поедем в Энсенаду недели на две или три, а может, и больше. Они остались довольны таким ответом, но потребовали оформить туристические карточки. Они сказали, что эти туристические карточки будут действительны в течение шести месяцев, что их выдают в иммиграционной службе у границы и что нам не нужно для этого пересекать границу между Мексикой и США.
  — Так. И что дальше?
  — Вот мы и сели в машину Эдварда и отправились к границе, но когда мы добрались туда, офицер дорожной службы потребовал, чтобы мы свернули на дорогу, ответвляющуюся вправо. Эд постарался объяснить, что мы всего лишь хотим получить туристические карточки, но никто из сотрудников дорожной службы не говорил по-английски.
  — Так, так.
  — Мы понимали, что эта дорога ведет в сторону Соединённых Штатов. Эд решил, что лучше будет пересечь границу, а затем развернуть машину и вернуться обратно в Мексику. Но на границе офицеры таможенной службы проводили досмотр проезжающих машин и лишь потом разрешали двигаться дальше.
  — Вам бы следовало знать об этом, — сердито буркнул Мейсон, начиная понимать, что произошло.
  Теперь мы знаем, — ответила женщина. — Это была просто западня. Мы пытались ускользнуть, но двое офицеров американской дорожной службы оглушительно засвистели и потребовали вернуться обратно на полосу движения. Эд попытался объяснить, что он только хотел оформить туристические карточки. Выслушав его, офицеры предложили пересечь границу, а затем развернуться. Мы въехали на территорию Соединенных Штатов и в течение минуты пытались выбраться из потока машин, чтобы вернуться в Мексику. Тут вдруг появился этот Трэгг, ухмыльнулся и сказал Эду: «Я же говорил вам, что мы найдем способ добиться вашего содействия, раз вы сами не желаете помочь нам». Короче, они забрали Эда с собой в Сан-Диего и поместили его в тюрьму.
  — Где вы сейчас находитесь?
  — В Сан-Диего, в «Гранд-отеле».
  — Они не арестовали вас?
  — Нет, они были со мной очень вежливы. Сказали, что очень сожалеют, что причинили мне беспокойство, и что я могу вернуться в Мексику на машине и забрать свои вещи. Потом они позвонили снова и попросили меня, если я не возражаю, позволить им осмотреть машину.
  — А где сейчас машина?
  — Здесь, в гараже гостиницы.
  — Разве они не осматривали ее раньше?
  — Когда они нас схватили, машину осматривали, но теперь, оказывается, они хотят забрать ее, то ли для того, чтобы снять отпечатки пальцев, то ли еще для чего-то. Они сказали, что будут здесь часа через три.
  — А где ключи от машины?
  — Я думаю, в машине.
  — Когда они вам звонили?
  — Только что.
  — И что вы им ответили?
  — Я сказала, что хотела бы отправиться на ней в Мексику, чтобы забрать свои вещи и расплатиться за гостиницу в Тихуане. Они ответили, что предоставят мне для этого полицейскую машину и…
  Мейсон перебил ее:
  Теперь делайте так, как я скажу. Откажите им. Скажите, что вы совсем не собираетесь ехать на виду у всех в полицейской машине, что они могут послать с вами офицера, если хотят, но поедете вы только на своей машине. Вы все поняли?
  — Да.
  — И слушайте, что вам делать дальше, — продолжил адвокат. — Не позволяйте им притрагиваться к автомобилю, по крайней мере, полтора или два часа. Затяните дело насколько сможете. Только не ведите себя так, будто хотите что-то скрыть. Просто разыграйте возмущение или раздражение. В общем, придумайте что-нибудь. Убедите их, что они получат машину, как только вы вернетесь. Поняли?
  — Да, но я не понимаю, почему…
  — И не надо понимать, — сказал Мейсон. — Делайте точно, как я сказал, и ни в коем случае никому не говорите, что разговаривали со мной.
  — Да, но я…
  — Приступайте, — оборвал ее Мейсон. — Оттяните дело с осмотром автомобиля часа на два. Нам нужно выиграть время. Обо мне никому ни слова. Делайте так, как я сказал. До свидания.
  Мейсон опустил трубку.
  — В чем дело? — поинтересовался Дрейк. Адвокат, бросив на него озабоченный взгляд, сказал:
  — Как раз то, о чем ты говорил, Пол. Знаешь, что может произойти? Полиция намерена задержать машину Гарвина. Они обманным путем заставили его въехать на территорию Соединенных Штатов, а затем арестовали. Теперь же они хотят заполучить его кабриолет. А знаешь ли ты, что они собираются сделать с ним? Они отправятся на этой машине в Океансайд, покажут ее Ирвингу, а тот скажет, что это та самая машина, которую он увидел. Они позволят Ирвингу внимательно осмотреть машину и укажут на приметные места: вмятины, царапины и тому подобное. В конце концов они добьются своего… Ты же знаешь, что происходит со свидетелями.
  — Что? — спросил Дрейк, закуривая сигарету. Наставительным тоном Мейсон произнес:
  — Тысячу раз доказано, что если преступление будет совершаться в комнате, полной свидетелей, и затем каждый из них будет давать показания, то выяснится, что те сильно различаются и, более того, даже противоречат друг другу. Просто люди не могут видеть вещи и рассказывать о них с одинаковой степенью достоверности.
  — Предположим, что ты прав, — с сомнением проговорил Дрейк.
  — Черт возьми! — возмутился Мейсон. — Это же классический пример из лекции по психологии. Итак, что же произойдет дальше? Они вызовут каждого по очереди и расскажут всю историю, которая уже освещена в прессе. Свидетели, естественно, все это уже читали и расскажут полиции то же самое, но со своими дополнениями. Полицейские укажут им на маленькие несоответствия с показаниями других свидетелей, выскажут свои соображения и предложат свидетелю хорошенько все вспомнить. Дальше они снова будут беседовать с ним. Потом они позволят ему поговорить с другими свидетелями. Они возьмут его на место преступления, пригласят других свидетелей, чтобы восстановить, как все произошло. Со временем свидетель приходит к такому состоянию, что дает показания на основании того, что он видел сам и в чем его убедила полиция. Посмотри, что происходит в нашем случае. Полиция нашла свидетеля. Теперь она собирается забрать автомобиль Гарвина и…
  — Знаю, знаю, — махнул рукой Дрейк. — Но мы же бессильны что-либо сделать.
  — Черта с два, — заявил Мейсон. — Бери свою машину, и вместе с Деллой следуйте за мной как можно быстрее.
  — Что ты собираешься делать?
  Мейсон ответил:
  — Я собираюсь взять свой кабриолет, отправиться на нем к Океансайду, поставить его в том месте, где свидетель видел ночью машину. А вы едете к мистеру Мортимеру Ирвингу и просите его приехать опознать машину. Сажаете его к себе и везете к моей машине. Мой кабриолет будет стоять на условленном месте. Ставлю десять против одного, что этот парень признает: тот кабриолет, который он видел ночью, был мой, если, правда, он увидит его раньше, чем подоспеет кабриолет Гарвина.
  — А потом что? — с сомнением в голосе спросил Дрейк.
  — А затем, — продолжал Мейсон, — мы с вами вернемся восвояси, а миссис Лоррейн Гарвин скажет полиции, что они могут забрать ее машину для обследования. Полиция помчит к Океансайду и устроит опознание с участием Ирвинга. Ирвинг скажет им, что это не та машина, ту он уже видел и что на ней был тот же номер, который он видел ночью.
  — Он не будет опознавать, если узнает, что машина принадлежит тебе, да еще узнает, кто ты, — продолжал сомневаться детектив.
  — Он не узнает, кто я такой, — заверил его Мейсон. — И он не узнает, кому принадлежит машина.
  Дрейк тряхнул головой и сказал:
  — Ну, конечно, в подобных делах ты смыслишь больше моего, но что касается меня, то я умываю руки.
  — Почему?
  — Это чертовски опасно. Ты можешь накликать беду на свою голову.
  — Какую беду? — возразил Мейсон. — Мы просто просим человека опознать машину.
  — И устраиваем ему спектакль. Ты заставляешь его думать, что это та же самая машина, которую он видел ночью.
  — А разве полиция не пытается сделать то же самое? — огрызнулся адвокат. — Полиция заняла очень удобную позицию: что бы она ни делала — это правильно, но для других то же самое действие может быть противозаконным. Так ты едешь или нет?
  — Нет, — покачал головой Дрейк. — У меня свое мнение на сей счет. Это здорово отдает…
  Мейсон его недослушал, он повернулся к своей секретарше. Та отодвинула стул, встала, взяла из шкафа шляпу Мейсона и сказала:
  — Шеф, моя машина стоит внизу. Она готова к поездке. Правда, такую скорость, как на вашем кабриолете, ей не развить. Но я постараюсь не отстать от вас, если вы будете учитывать возможности моего автомобиля.
  Адвокат взял из рук Деллы Стрит свою шляпу, надел ее и сказал:
  — Поехали.
  — Перри, будет страшный скандал. Они… — пытался образумить их Дрейк.
  — Пусть скандалят, — отмахнулся Мейсон. — Я не собираюсь сидеть сложа руки и не позволю им навязывать свидетелю свое мнение. Я не потерплю, чтобы моего клиента обвиняли в том, чего он не совершал. Если у меня есть право вести перекрестный допрос и после дачи показаний в суде спрашивать у свидетеля, как он узнал эту машину, то значит, у меня есть такое же право вести перекрестный допрос до того, как он дал показания, и продемонстрировать, что он не может точно утверждать, чей кабриолет он видел. Едем, Делла.
  Глава 14
  Перри Мейсон и Делла Стрит остановили машину перед небольшим скромным домом на одной из улочек Океансайда.
  Мейсон вышел из машины, поднялся по ступенькам и постучал. Дверь распахнулась от сильного толчка. На пороге стояла рыжеволосая женщина. Ее глубоко посаженные глаза смерили Мейсона с головы до ног.
  — Нам ничего не нужно, — произнесла она и собралась было закрыть дверь.
  — Минуточку, — остановил ее адвокат, — я хотел бы видеть вашего мужа.
  — Он на работе.
  — Вы не могли бы сказать мне, где он работает?
  — На автозаправочной станции.
  — Он не рассказывал об автомобиле, который видел, когда возвращался из Ла-Джоллы?
  — Рассказывал, — ответила женщина.
  — Я хочу побеседовать с ним об этом. Он описывал вам эту машину?
  — Он заметил, что это был кабриолет светлого цвета. В нем никого не было.
  — Вы помните, в котором часу ваш муж вернулся домой?
  — Без десяти час. Вечно сидит со своими приятелями, просаживает в карты деньги, рисковать которыми не имеет никакого права. Игрок он паршивый, но по части придумывания неправдоподобных историй, когда нужно загладить свою вину, ему равных нет…
  — Так мы найдем его на заправочной станции?
  — Несомненно.
  Мейсон поблагодарил ее, быстро вернулся к автомобилю и отправился к заправочной станции в поисках Мортимера Ирвинга.
  Ирвинг — рослый, медлительный и добродушный человек с часто моргающими глазами, выглядевший намного моложе своей жены — взглянул на них и сказал:
  — Я видел там машину, чего никак не ожидал в столь поздний час. В первую очередь в глаза бросилось то, что фары были включены. Это меня очень удивило. Я подумал: может быть, какая-нибудь девушка, находясь в затруднительном положении, специально включила их, надеясь таким образом привлечь к себе внимание и получить помощь? Я сразу направил на машину свой прожектор.
  — Вы не могли бы отлучиться с работы на полчаса? — спросил Мейсон.
  — Вряд ли.
  — А если я дам вам десять долларов? Мужчина заколебался.
  — И еще десять долларов, которые вы заплатите своему напарнику, чтобы он обслужил ваших клиентов, пока вы будете отсутствовать.
  Ирвинг в раздумье почесал затылок.
  — Много вы проиграли последний раз в покер? — дружески подмигнул ему адвокат.
  — Чуть больше пятнадцати баксов, — проворчал Ирвинг.
  — Почему вы не сказали об этом сразу? — усмехнулся Мейсон. — Я дам вам двадцать долларов, и еще десять для мужчины, который подменит вас на работе, и еще пять — для парня, который поможет вашему напарнику, если здесь скопится много машин. Тогда вы сможете сказать своей жене, что приехали из Ла-Джоллы с прибылью. Вы проиграли пятнадцать долларов, а получите двадцать.
  — Мистер, — произнес Ирвинг, — вы хорошо знаете, что сколько стоит. Если бы я мог уговаривать подобным образом, я был бы лучшим продавцом во всех Соединенных Штатах. Секундочку, я договорюсь с ребятами.
  — Вот тридцать пять долларов, — отсчитал Мейсон деньги. — В вашем распоряжении не более десяти минут. Постарайтесь уложиться.
  Ирвинг ушел, чтобы договориться с напарником. Через некоторое время он, улыбаясь, вернулся, открыл заднюю дверцу машины, забрался внутрь и сказал:
  Теперь все в порядке. Сегодня вечером я пойду домой с легкой душой. А то я постоянно думаю, что лучше бы меня избили, чем выслушивать ругань жены. Теперь я счастлив.
  Мейсон кивнул Делле, и машина быстро покатила по направлению к шоссе.
  — Как вы думаете, вы бы узнали эту машину, если бы увидели ее снова? — спросил Мейсон.
  — Ну, честно говоря, я не так хорошо ее разглядел, чтобы сказать, какая модель, кем выпущена, год выпуска. Я в основном пытался разглядеть людей. Я был несколько напуган, я думал, что какая-нибудь девушка выскочила из машины, спасаясь от негодяя, который приставал к ней и… Я не знаю, я просто увидел включенные фары, остановил машину и направил на автомобиль прожектор. Вот и все. Луч прожектора выхватил машину из мрака, вокруг никого не было. Выражаясь языком кинооператоров, такую картину можно было бы назвать безжизненной.
  — Я вижу, у вас есть опыт обращения с камерой.
  — Да, я немного балуюсь этим, когда есть деньги на кинопленку. Только бывает это нечасто.
  — Ну а если, — спросил Мейсон, — мы достанем для вас кинопленку? Какой формат у вашей камеры?
  — Шесть на двадцать.
  — Думаю, мы сможем вам помочь, — пообещал адвокат.
  Делла Стрит сбавила скорость.
  — Посмотрите, — сказал Мейсон, — вон там стоит кабриолет. Он стоит так ж, как и ночью, когда вы…
  — Он стоит почти так же, и вообще, это машина такой же марки, такая же большая и… — подхватил Ирвинг.
  — Значит, на ваш взгляд, — проговорил адвокат, — это и есть та самая машина, которую вы видели. Иначе говоря, она имеет те же отличительные особенности, как и та машина, которую вы видели. Она, возможно, и есть та самая машина.
  — Возможно, — согласился Ирвинг.
  Делла Стрит остановила машину, украдкой открыла блокнот и, пристроив его на коленях, принялась записывать показания Ирвинга.
  — Итак, вы возвращались ночью из Ла-Джоллы и увидели машину, стоявшую здесь так же, как и эта, которую вы сейчас видите.
  — Она похожа на ту, — сказал Ирвинг. — Во всяком случае, мне так кажется.
  — Вам не бросилось в глаза что-нибудь характерное?
  — Только то, что это был кабриолет светлого цвета, приблизительно такого же размера, как и этот. А что вы хотите, чтобы я сказал? Что это и есть та самая машина?
  Мейсон быстро взглянул на него и проговорил:
  — Я хочу услышать от вас правду. Я расследую это дело и хочу досконально во всем разобраться: какая была машина, как вы ее увидели и насколько точно вы сможете опознать ее.
  — Сказать по правде, — пробормотал Ирвинг, — осмотрев машину..: Постойте, я же ехал с той стороны. Надо проехать немного вперед, развернуться и подъехать обратно.
  Мейсон слегка подтолкнул локтем Деллу Стрит и сказал:
  — Хорошо. Делла, я поведу машину.
  Он вышел из машины и, обойдя ее сзади, сел за руль. Делла, придерживая блокнот на коленях, передвинулась вправо. Мейсон проехал вперед, затем круто развернулся и двинулся в обратном направлении.
  — Остановите вот здесь, — указал Ирвинг. — Теперь посмотрим… Как мне кажется, это та же самая машина. Она так же выглядит и стоит на том же месте. Правда, если только смотреть отсюда, где я остановил машину. Так что с этого расстояния кажется, что это та самая машина. Поймите, я не могу со всей уверенностью утверждать, что это та же самая машина, но не могу и утверждать, что это не она.
  — Чудесно, — весело сказал Мейсон. — Еще раз уточним. Я считаю заявление справедливым только в том случае, если оно соответствует фактам. Вы утверждаете, что машина стояла именно так?
  — Уверен, — отозвался Ирвинг.
  — У меня не очень хорошее зрение. Вы не могли бы прочесть отсюда номер машины?
  — Отодвиньтесь чуть-чуть, — попросил Ирвинг, — я попытаюсь… — И проговорил: — 9 В 6—370.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон и добавил: — Думаю, на этом и закончим.
  Он тронул машину с места, и она покатила по направлению к Окёансайду. Остановившись у заправочной станции, они высадили Ирвинга и повернули обратно к шоссе.
  Делла Стрит, улыбаясь, произнесла:
  — Сейчас он честный свидетель.
  — Сейчас да, — согласился Мейсон, — но со временем полиция навяжет ему свое мнение, и он с полной уверенностью будет утверждать, что видел кабриолет, принадлежащий Эдварду Гарвину.
  До Океансайда Мейсон ехал не спеша, а затем вдруг увеличил скорость.
  — Я хочу успеть убрать кабриолет до того, как полиция прибудет туда, — объяснил он.
  В полумиле от места, где стояла машина адвоката, Делла Стрит сказала:
  — Похоже, что вы опоздали, шеф.
  Мейсон тихо выругался, поскольку увидел на дороге мерцающий красный свет, а затем услышал нарастающий вой сирены. Большая полицейская машина, а следом за ней кабриолет Гарвина остановились перед тем местом, куда так спешил адвокат.
  — А может быть, все и к лучшему, — задумчиво проговорил Мейсон и, свернув с шоссе, подъехал к своему кабриолету.
  Мужчина, на рубашке которого красовался нагрудный знак со словами «Сан-Диего, уполномоченный шерифа», сержант Голкомб, широкими шагами направился к адвокату.
  — Это еще что такое?! — угрожающе заорал он.
  — Ничего особенного. Просто ненадолго поставил здесь свою машину. Разве это возбраняется? — улыбаясь, спокойно ответил Мейсон.
  — Это ваша машина?
  — Да, моя.
  — Чем вы здесь занимаетесь? — спросил шериф. Мейсон ответил:
  — Пытаюсь найти убийцу, Эзел Гарвин. Мне известно, что моего клиента арестовали по подозрению в убийстве.
  — Что за идея такая, ставить здесь свою машину? — рявкнул Голкомб.
  — По-моему, закон этого не запрещает, — ухмыльнулся адвокат.
  — Я хочу знать, что вы затеяли? Мейсон, приняв невинный вид, ответил:
  — Джентльмены, мне нечего скрывать от вас. Я стараюсь увязать свидетельские показания с реальными фактами в этом деле. Здесь в Океансайде проживает мужчина, по имени Мортимер Ирвинг, который в ночь, когда произошло убийство, видел на этом месте машину. Теперь, чтобы вы убедились в моей честности, расскажу вам о нем поподробнее. Его полное имя Мортимер К. Ирвинг. Вы найдете его на автозаправочной станции, которая находится по правую руку, сразу при въезде в город. Это очень покладистый малый. Так вот, в ту ночь он играл с друзьями в покер в Ла-Джолле. Когда он возвращался оттуда, то увидел у дороги машину. Ее фары были включены, это и привлекло его внимание. Теперь совершенно ясно, что это не та машина, в которой было найдено тело Эзел Гарвин. Это была совсем другая модель. Насколько он запомнил, это был кабриолет. Не скрою, я бы очень хотел добыть как можно больше сведений об этом автомобиле. Но, к сожалению, Ирвинг немного смог рассказать. Все, что он знает об увиденной машине, так только то, что это был кабриолет, очень похожий на мой, который я поставил на этом месте, чтобы помочь ему вспомнить события той ночи.
  — Иначе говоря, — угрожающе произнес Голкомб, — вы заставили его дать показания под давлением. Так?
  — Не драматизируйте ситуацию. Я ни на кого не давил, — парировал Мейсон.
  — Черт бы вас побрал! — Голкомб не скрывал своего раздражения. — Вы знаете так же хорошо, как и я, что единственный способ опознать машину или человека — это провести следственный эксперимент. Вы поставили свою машину именно так, как и…
  — А что вы собирались делать с машиной Гарвина? — перебил его адвокат.
  — Снять с нее отпечатки пальцев, — угрюмо ответил уполномоченный шерифа.
  — Конечно, для этого просто необходимо было привезти ее сюда, — рассмеялся Мейсон. — Джентльмены, не вмешивайтесь в мои дела. Если мистер Гарвин позволил вам взять автомобиль, то это лишний раз доказывает, что он готов содействовать вам во всем. Между прочим, у мистера Гарвина безупречное алиби на то время, когда было совершено убийство… А теперь, с вашего позволения, джентльмены, я удаляюсь.
  Мейсон направился к своему кабриолету, открыл дверцу, забрался в машину, включил зажигание, и машина плавно тронулась, оставляя позади двух разозленных и растерянных офицеров полиции.
  Глава 15
  Хемлин Кавингтон, окружной прокурор города Сан-Диего, смерил взглядом Перри Мейсона, когда адвокат вошел в зал суда, и повернулся к своему помощнику Сэмюэлю Джарвису.
  — Производит приятное впечатление, — прошептал Кавингтон, — я не усматриваю в нем ничего колдовского.
  — Я слышал, он коварный человек, — предупредил Джарвис.
  Кавингтон, высокий, крупного телосложения мужчина, с достоинством произнес:
  — Думаю, в данном случае нет оснований опасаться его. Его конек на судебных процессах — быстрые маневры. В результате чего его оппонентам приходится защищаться. Со мной это не пройдет. Я буду придерживаться твердой позиции, о которую этот дьявольский стряпчий разобьется, подобно морской волне, разбивающейся о прибрежные скалы.
  Сэм Джарвис кивнул и усмехнулся с победоносным видом:
  — Если бы только Мейсон знал, как мы подготовились к встрече с ним.
  — Ну, — самодовольно произнес Кавингтон, — когда-нибудь это должно было с ним случиться. Он же предпочитает встречаться с сильным соперником. Наконец он встретит достойного. Он получит вызов в коллегию адвокатов, в комиссию жалоб, на предмет проведения им опознания машины за деньги. Это охладит его пыл в перекрестных допросах. Чем больше он постарается запутать свидетеля, тем больше даст оснований адвокатуре для недовольства его деятельностью. — Кавингтон довольно усмехнулся, предвкушая поражение грозного адвоката. — Мы покажем ему, что в нашем округе дела ведутся несколько по-другому, не так ли, Джарвис?
  — Еще бы! — согласился тот. — Когда он услышит…
  Внезапно дверь судейской палаты открылась, и в зал вошел судья Минден.
  Все присутствующие встали. Судья направился к своему месту, какое-то мгновение он смотрел на стоящих в зале людей, а затем снисходительным кивком разрешил им сесть. Судебный пристав ударил в гонг и зычным голосом объявил об открытии судебного заседания:
  — Верховный суд города Сан-Диего, штата Калифорния, председательствующий — верховный судья Харри-сон И. Минден.
  — Рассматривается дело Эдварда Карлеса Гарвина, — объявил судья Минден.
  — Со стороны обвинения — готовы, — объявил Кавингтон.
  — Со стороны защиты — готовы, ваша честь, — отозвался Мейсон, вежливо улыбаясь.
  — Составьте список присяжных, — предложил судья секретарю.
  Кавингтон шепнул Сэмюэлю Джарвису:
  — Сэм, сходите и выберите присяжных. Я хочу подготовиться. Так будет проще бороться с Мейсоном. Только бы нам не переусердствовать.
  — Он будет повержен, — убежденно ответил Джарвис и удалился.
  Кавингтон провел рукой по седым волосам. Его глаза хищно блеснули в предвкушении долгожданного исхода.
  Судья Минден сказал:
  — Прошу названных присяжных заседателей занять места в ложе.
  Секретарь поднялся с места и зачитал двенадцать имен.
  Судья Минден кратко изложил их обязанности, обратился к прокурору с просьбой изложить суть дела, задал присяжным несколько традиционных вопросов и разрешил представителю защиты опросить присяжных.
  Мейсон ограничился поверхностным опросом.
  Прокурор же дал указание Джарвису затянуть опрос присяжных до тех пор, пока для него не станет очевидным, кого же из двенадцати выбрать для участия в процессе.
  В результате дебатов четверо присяжных удалились из ложи, их места заняли другие. Было заметно, что Мейсон задает свои вопросы присяжным лишь для соблюдения процессуальных формальностей.
  Раздраженный прокурор Кавингтон сам включился в опрос присяжных, и когда — уже днем — присяжные были окончательно отобраны, рассвирепевший прокурор понял, что бороться с этим адвокатом будет не так легко, как он предполагал. Мейсон быстро осуществлял безапелляционные отводы кандидатов, демонстрируя при этом безупречное знание закона и прекрасно разбираясь в характерах людей.
  — Господин прокурор, вы не сделаете вступительное заявление? — спросил судья.
  Недовольный и возбужденный Кавингтон, обращаясь к присяжным, заявил о своем намерении доказать, что обвиняемый в результате незаконного развода в двоеженстве Эдвард Карлес Гарвин нашел не самый лучший способ решения проблемы, а именно — убийство своей первой жены.
  — Леди и джентльмены, я намерен доказать вам, — продолжал Кавингтон, — что этот человек преднамеренно заманил свою жену ночью в безлюдное место, откуда, согласно его плану, ей не суждено было вернуться живой. Хладнокровно и тщательно продуманное, изощренно осуществленное преступление, которое, возможно, никогда не было бы раскрыто, если бы…
  Его выступление было прервано Джарвисом, который, дернув прокурора за полу пиджака, намекал, что заявление слишком уж затянулось.
  Кавингтон умолк, кашлянул и продолжил:
  — …если бы не усилия полиции нашего города, работавшей совместно с полицией Лос-Анджелеса. Леди и джентльмены, я не хочу подробно останавливаться на свидетельских показаниях. Обвиняемый сбежал из Соединенных Штатов в Мексику, где его и разыскали, в соответствии с иском, который возбудила по отношению к нему его первая жена, и…
  — Прошу слова! — прервал излияния прокурора Мейсон. — Ваша честь, я протестую против всякой попытки со стороны прокурора выдвигать обвинения, не связанные с преступлением, рассматриваемым на заседании. Я заявляю, что это делается с целью дискредитации моего подзащитного, и квалифицирую замечания прокурора как неумелое ведение процесса. Я попросил бы суд предостеречь присяжных от принятия к сведению этих замечаний.
  — Высокий суд, — не сдавался Кавингтон, — этот случай является исключением из общего правила. Это тот случай, когда обвинение в двоеженстве, которое было выдвинуто против обвиняемого его женой, явилось мотивом для ее убийства. И защите это хорошо известно. Обвиняемый сбежал в Мексику. Он решил убить свою жену и таким образом сделаться вдовцом, что давало ему возможность вступить в брак с женщиной, которой он увлекся.
  — Я настаиваю на своем протесте, — сказал Мейсон, — и прошу расценить такое обвинение как нарушение процедуры судебного заседания.
  — Господин прокурор, — с раздражением произнес судья Минден, — я не знаю, какие свидетельские показания вы собираетесь предъявить, и поэтому вынужден признать, что вы выходите за рамки процессуального порядка. Не лучше ли было бы повременить с обвинениями? Сначала представьте суду свидетельские показания, затем мы выслушаем возражения со стороны защиты, заслушаем мнение присяжных заседателей, а уж потом суд сможет вынести справедливое решение. Вы же избрали путь через черный ход и тем самым вводите суд в заблуждение. Прежде всего нам нужно установить, какими фактами мы располагаем. Я предлагаю вам изложить присяжным, какие факты имеются у вас относительно передвижений подсудимого в то время, когда было совершено преступление. Пока я признаю, что представитель защиты — прав, призывая вас к соблюдению процессуального порядка.
  — Хорошо, ваша честь, — уступил, задетый за живое, Кавингтон. — Если суду угодно, чтобы я подчинился такой процедуре, я готов это сделать.
  — Учитывая подобные обстоятельства, — продолжал судья Минден, — с целью защитить права подсудимого, суд призывает присяжных не принимать к сведению замечания, высказанные обвинением, которые касаются другого преступления.
  Кавингтон, хорошо сознавая, что выставил себя в глазах присяжных в невыгодном свете, и пытаясь исправить положение, проговорил:
  — Леди и джентльмены, я заканчиваю. Вне всяких сомнений, я докажу, что обвиняемый совершил убийство, причем жестокое и преднамеренное. Я буду требовать для него самого сурового наказания. Иными словами, я буду настаивать на вынесении ему смертного приговора.
  С последними словами Кавингтон обратил мрачный взгляд в сторону Эдварда Гарвина. Затем такого же взгляда удостоился и Перри Мейсон. Прокурор шумно опустился на место и зашептал Джарвису:
  — Черт бы побрал его высокомерную улыбку. Ну ничего, скоро он с ней распрощается.
  — Защита желает взять слово? — спросил судья Минден.
  — О, если суду угодно выслушать меня, — отозвался Мейсон, — я буду краток.
  Он поднялся с места и подошел к перилам, отделявшим ложу присяжных от зала суда. Устремив на заседателей многозначительный взгляд, он глубоко вздохнул.
  Некоторым присяжным заседателям Мейсон был уже знаком как главное действующее лицо многих блестящих процессов. Те же, кто видел его впервые, смотрели на него с нескрываемым интересом.
  — Леди и джентльмены, господа присяжные заседатели, — обратился к присутствующим адвокат и на мгновение умолк с сокрушенным видом.
  Присяжные в недоумении переглянулись. Внезапно лицо Мейсона озарила улыбка, и он выпалил:
  — Он ничего не докажет!
  Затем, прежде чем присяжные и прокурор поняли, что это и было вступительной речью защиты, Мейсон развернулся и пошел к своему месту.
  У некоторых присяжных на лицах заиграли улыбки. В зале суда нарастал легкий шум веселья, прервать который смог лишь удар молотка в судейский гонг.
  — Продолжайте, — обратился судья к прокурору. Кто в этот момент проследил за выражением его лица, мог бы заметить промелькнувшее в его глазах выражение легкого пренебрежения.
  Кавингтон хриплым голосом сказал своему помощнику:
  — Сэм, иди вместо меня и докажи его виновность. Я пока выйду, немного подышу свежим воздухом. Ну, этот стряпчий получит хороший урок. Я это обещаю. К концу процесса от его репутации чародея останутся только воспоминания. Иди, Сэм, черт побери, и принимайся за дело.
  Кавингтон, с оскорбленным видом человека, который не привык к подобному обращению, направился широкими шагами по проходу зала суда, а его помощник принялся выстраивать цепь предварительных доказательств.
  Учитывая, что свидетель, обнаруживший тело Эзел Гарвин, был сотрудником Дрейка и что он может истолковать свидетельство по-иному, а значит, выгодно помочь стороне защиты, помощник прокурора вел допрос очень осторожно.
  Он спросил свидетеля, находил ли тот автомобиль, стоявший в стороне от дороги, были ли основания для осмотра машины, обнаружил ли он внутри женщину. Свидетель обстоятельно ответил, что нашел револьвер на земле возле машины, вызвал полицию и впоследствии, во время допроса у следователя, опознал тело убитой.
  Неожиданно Джарвис предложил Перри Мейсону приступить к перекрестному допросу.
  — Защита вопросов не имеет, — заявил Мейсон. Джарвис не мог скрыть своего удивления — он был уверен, что Мейсон будет строить защиту на показаниях именно этого свидетеля.
  Следующим свидетелем был шеф полиции города Океансайда. С ним Джарвис держался подчеркнуто вежливо. Офицер дал следующие показания: на место преступления выехали следователь по уголовным делам и шериф города Сан-Диего, они же произвели тщательный осмотр местности, а потом следователь произвел опознание убитой женщины.
  Джарвис пытался заострить показания свидетеля на результатах экспертизы следов, оставленных на месте преступления.
  Рассчитывая на возражения со стороны Мейсона, помощник прокурора уточнил, что его интересует положение машины, о чем можно судить по следам, обнаруженным на земле.
  В это время в зал суда с шумом вошел Хемлин Кавингтон, стараясь тем самым привлечь к себе внимание. Он уселся позади Джарвиса, немного послушал и принялся шепотом давать тому свои указания:
  — Продолжай в том же духе. Допроси его, на что указывают обнаруженные следы. Пусть Мейсон попытается высказать свой протест.
  Джарвис зашептал в ответ:
  — Мы не знаем, насколько точны результаты экспертизы. Если там не все чисто, этот дьявол Мейсон сразу же уцепится за неточности.
  — Пусть только попробует, — не унимался Кавингтон. — По крайней мере, мы заставим его выразить протест. Мы заставим его клюнуть на нашу наживку.
  — Ладно, — согласился Джарвис. Он поднялся с места и обратился к шефу полиции: — Итак, расскажите, обратили ли вы внимание на следы двух машин, доказывающие, что машины стояли рядом?
  Джарвис искоса взглянул в сторону Мейсона, ожидая от него негодующего протеста, но тот, казалось, даже не расслышал вопроса.
  — На мой взгляд, машина, в которой было обнаружено тело, — ответил свидетель, — стояла следом за той, которая покинула это место, и…
  — Минуточку, — вмешался судья. — Господин помощник прокурора, я попросил бы повторить вопрос.
  Джарвис повторил свой вопрос. Судья в ожидании взглянул на адвоката, тот безмолвствовал.
  — Отвечайте на поставленный вопрос, — резко бросил Кавингтон.
  — По-видимому, все произошло так, — продолжал свидетель, — машина, в которой было найдено тело, стояла прямо за другой машиной, которая потом исчезла. Было видно, что машина с телом женщины была поставлена в то положение, в котором ее впоследствии и обнаружили, а убийца расположил тело жертвы позади рулевого колеса, перебрался в другую машину и уехал. Вот так это было.
  — Можете приступать к перекрестному допросу. — Джарвис победоносно взглянул на Мейсона.
  — Насколько я понял, — произнес Мейсон со свойственной ему манерой, демонстрирующей заинтересованность, стремясь тем самым привлечь внимание присяжных, чтобы они лучше уяснили ситуацию, — разговор шел о следах, оставленных преступником?
  — Да.
  — Теперь, вы утверждаете, что машина с телом женщины была подведена буквально в колею другой машины?
  — Совершенно верно. На это указывают кое-какие нарушения поверхности грунта. Он состоит из песка и частиц гранита, которые кое-где сильно уплотнены. Выявить следы отчасти было возможно, но недостаточно четко, чтобы утверждать что-либо абсолютно. Были заметны следы передних колес машины Эзел Гарвин, которые врезались в грунт при установке машины в строго определенное положение. Водителю даже пришлось дать задний ход, чтобы вкатить машину точно в след той, что стояла впереди.
  — Так, так, — проговорил Мейсон, всем своим видом демонстрируя живейший интерес. — Значит, вы говорите, что другая машина, стоявшая там, была оставлена заранее?
  — Да.
  — Женщину убили, когда она вела машину?
  — Нет, сэр. Судя по следам крови и их расположению, она сидела справа, когда в нее выстрелил человек, который вел машину. Потом он направил мадонну к тому месту, где стояла другая, перетащил тело за руль, обошел машину Эзел Гарвин сзади и уехал на другой машине.
  — Понятно, — сказал адвокат. — Итак, вы утверждаете, что там, где стояла оставленная заранее машина, остались следы?
  — Да, сэр.
  Судя по голосу, Мейсон был очень заинтересован ожидаемым ответом.
  — А какие были оставлены следы, свидетельствующие о том, что машина стояла там в ожидании?
  — Остались следы на том месте, где она стояла и где отъезжала.
  — И что же свидетельствует о том, что она неспроста стояла там?
  — По следам видно, где она тронулась с места, потом, резко развернувшись, поехала обратно по направлению к шоссе.
  — Так, — сказал Мейсон, — а если бы не было следов, свидетельствующих о повороте, куда бы тогда она поехала?
  — Она бы поехала прямо вперед.
  — А что было впереди?
  — Невозможно было ей ехать туда.
  — Это почему? Что ей мешало?
  — Океан.
  — О, ясно. Значит, машину пришлось развернуть.
  — Конечно, ему пришлось так поступить.
  — Получается, единственным свидетельством того, что машина была там оставлена специально, являются следы резкого разворота?
  — Ну, машина ждала, когда за ней приедут. Об этом свидетельствуют следы ее движения на том месте, где обнаружили убитую женщину.
  Мейсон снова спросил:
  — Послушайте внимательно мой вопрос, на который я хочу получить ответ. Какие были оставлены следы, по которым можно было бы утверждать, что машина была оставлена для того, чтобы дождаться другой?
  — Об этом свидетельствуют следы машины Эзел Гарвин, которую умело подогнали в след оставленной раньше машины.
  — Таким образом, преступник хотел избавиться от следов поджидавшей машины, которая вам открывала истинную картину происшедшего, и вы бы делали выводы по следам совсем другой машины.
  — Если вы хотите представить это таким образом, то да.
  — Мой дорогой, — с улыбкой поправил его Мейсон, — это не я хочу так представить. Вы хотите так представить. Вот и представляйте вашу версию, но только, будьте добры, постарайтесь излагать поближе к истине.
  — Хорошо. Все именно так и было.
  — Выходит, вы заблуждались, когда утверждали, что об этом можно было судить по следам машины, на которой скрылся преступник?
  — Нет.
  — Но все же, какие следы машины, которая была там оставлена, свидетельствуют о том, что она стояла до возвращения преступника?
  — Об этом можно судить по рисунку отпечатков протекторов машины, которая подъехала следом.
  — Вы имеете в виду машину, в которой лежало тело убитой женщины?
  — Да.
  — Потрудитесь выслушать меня внимательно, — призвал его Мейсон. — Было ли в следах машины, которую, как вы утверждаете, убийца оставил специально, что-нибудь, точно свидетельствующее о том, что она была оставлена специально?
  — Ну, нет, — сказал шеф полиции и попытался объяснить: — Практически, утверждать это невозможно. Нельзя по следам машины сказать: подъехала ли она или стояла час, два или все четыре. Другое дело, если бы шел сильный дождь.
  — О, — произнес адвокат с обезоруживающей улыбкой, — тогда вы ошибались, заявляя присяжным при даче свидетельских показаний в прямом допросе, что следы стоявшей машины свидетельствуют о том, что она была оставлена там на некоторое время?
  — Верно. Эти следы ни о чем таком не говорят, — согласился полицейский. — Просто обычно приходится восстанавливать картину, привлекая следы другой машины.
  — Так вы ошибались? — настаивал Мейсон.
  — Ну, я… я так думал.
  — Я знал, что вы ошибались, — сказал адвокат, продолжая улыбаться. — Я лишь хотел удостовериться, как не просто добиться от вас признания в этом. У меня все, шеф, благодарю вас.
  — Минуточку, — выкрикнул Кавингтон, вскочив со своего места. — Вы не ошиблись, заявляя, что убийца оставил машину на время совершения преступления, а позже подъехал на другой машине непосредственно к первой, не так ли, шеф?
  — Я протестую, — улыбаясь, заявил Мейсон, — против попытки прокурора оказать давление на свидетеля. Я могу задавать наводящие вопросы в перекрестном допросе, но прокурор не имеет права задавать свой вопрос напрямик.
  — Протест принимается, — согласился судья.
  — Что же все-таки случилось? — спросил Кавингтон.
  — Свидетель, — объяснил Мейсон, — пытался изложить картину происшествия, опираясь на два факта. Я хочу знать, были ли сделаны фотографии этих следов?
  — На месте преступления уже слишком сильно наследили, прежде чем туда приехали наши фотографы, — раздраженно ответил Кавингтон.
  — Ну, защита, я надеюсь, за это ответственности не несет, — пошутил адвокат.
  — Так скажите нам об этих следах. О чем они говорят?
  — Я выражаю протест против требования давать заключение по этому свидетельскому показанию, — заявил Мейсон. — Для этого не было надлежащего основания.
  — Протест принимается, — произнес судья Минден, но затем добавил довольно едко: — Свидетель определенно представил поспешное заключение, аргументируя его сомнительными фактами.
  — Совершенно верно, ваша честь, — согласился адвокат, улыбаясь. — А потом он признал, что ошибался.
  — Он не ошибался в том, что случилось, — упорствовал Кавингтон.
  — Свидетель признал, что он ошибался, — сказал Мейсон.
  — Очень хорошо, — сказал Кавингтон с усмешкой. — Вы виртуозны в вашей технике ведения допроса, но думаю, господа присяжные заседатели понимают все.
  — Уверен, что они все понимают, — многозначительно произнес Мейсон.
  — Можете пригласить следующего свидетеля, — обратился судья Минден к Кавингтону.
  Вошел судебный пристав, подошел к Перри Мейсону и вручил ему сложенный лист бумаги.
  Адвокат развернул его и прочел.
  Ему предлагалось через два дня в восемь часов вечера явиться в комиссию жалоб при коллегии адвокатов для обсуждения предъявленного ему иска об использовании им свидетеля так, что его действия привели к искажению свидетельских показаний.
  Мейсон сложил документ и сунул его в карман.
  Кавингтон, наблюдая за спокойным выражением лица Мейсона, сказал Джарвису:
  — Черт бы его побрал. Он только притворяется, что все нормально, а на самом деле у него душа не на месте. Если завтра на перекрестном допросе Ирвинга он попытается разрушить свидетельские показания, то тем самым перережет себе горло. Если он допустит, чтобы показания свидетеля не были подвергнуты сомнению, то перережет горло своему клиенту. — Прокурор довольно потер руки и добавил: — Мы проучим каждого, кто встанет у нас на пути.
  — Джентльмены, — сердито проговорил судья Минден, — давайте продолжать.
  Сэмюэль Джарвис вызвал топографа, чтобы ознакомить всех с картами и диаграммами. Затем он пригласил хирурга, вскрывавшего труп. Потом заслушали человека, который был в дружеских отношениях с жертвой и участвовал в опознании тела убитой. В конце концов помощник прокурора предложил:
  — Может быть, суд соблаговолит сделать перерыв? Судья Минден согласно кивнул.
  — Думаю, мы хорошо поработали сегодня, — сказал он. — Я не собираюсь изолировать присяжных друг от друга или от кого бы то ни было, но убедительно прошу вас не обсуждать дело между собой или с кем-нибудь еще. Я бы попросил еще не читать газеты да и вообще избегать информации, касающейся данного дела. Не разрешается также участвовать в обсуждении дела, даже если не вы его начали. Вам запрещается высказывать свое мнение, пока дело не будет окончательно представлено на ваше рассмотрение. Суд объявляет перерыв до десяти часов утра завтрашнего дня.
  Выйдя из зала суда и шагая по коридору, Кавингтон говорил своему помощнику:
  — Я не пойму, как Мейсон создал себе такую репутацию? Он, конечно, блестящий оратор, умен. Способен устроить спектакль для присяжных, но не более того. Завтра я получу огромное удовлетворение от ударов, которые будут потрясать его. Мы разрушим его спокойствие.
  — Несомненно, — согласился Сэмюэль Джарвис.
  — Завтра будет день нашего триумфа, — пообещал Кавингтон.
  Мейсон же в зале суда, обернувшись, успокаивал своего клиента:
  — Держитесь, держитесь, Гарвин.
  Гарвин слабо улыбнулся:
  — Что было в бумаге, которую вам вручили? Что-нибудь касающееся меня?
  — Нет, — ответил его адвокат. — Это касается меня.
  Глава 16
  Когда на следующее утро суд возобновил работу, Хемлин Кавингтон, находясь еще под впечатлением событий предыдущего дня и получив первое представление о характере Мейсона, был особенно бдительным — он готовился нанести адвокату сокрушительный удар.
  Он ознакомил присутствующих с документами, свидетельствующими о факте бракосочетания Эдварда Карлеса Гарвина и Эзел Гарвин, о «мексиканском разводе» и повторной женитьбе Гарвина на Лоррейн Эванс. Далее Кавингтон предъявил суду заверенные копии документов, подтверждающих подачу иска на Гарвина по обвинению его в двоеженстве, а также копию ордера на его арест.
  — Хорошо, — сказал судья Минден, как только Кавингтон вручил ему копии, которые он собирался приобщить к свидетельским показаниям. — Я принимаю их как дополнение к вопросу, которого прокурор коснулся в своей вступительной речи. Мистер Мейсон, вы, конечно, намерены возражать по этому поводу?
  — Не вижу оснований, — откликнулся адвокат, улыбаясь. — Обдумав содержание и учитывая то, как данные документы были представлены суду, думаю, что господин прокурор действовал здесь в полном соответствии с законом. Его сообщение было направлено на выяснение мотивов преступления, как он сам это заявил. Я не буду возражать.
  Кавингтон, с нетерпением ожидавший сражения, рассчитывая наилучшим образом его провести, когда адвокат выразит протест по поводу предъявленных документов, поморщился и снисходительно произнес:
  — Вы уже достаточно пошумели на этот счет, когда я прямо коснулся этой темы в моей вступительной речи.
  — Вы строили обвинение, не предъявив еще суду объективных доказательств, — ответил Мейсон тоном учителя, упрекающего слишком самонадеянного и невежественного ученика. — Суд указал вам на то, как следует вести обвинительный процесс. Что же касается данной процедуры, господин прокурор, у меня нет причин возражать.
  — Хорошо, — прервал их дебаты судья Минден, предвидя реакцию прокурора, о которой можно было догадаться по скривившимся губам Кавингтона, — господин прокурор, документы будут приобщены к делу.
  Кавингтон удовлетворенно кивнул и продолжил свое выступление. Он не спеша неумолимо выстраивал цепь свидетельских показаний.
  Вирджиния Байнам подтвердила, что оставила револьвер на пожарной лестнице. Ливсей рассказал о том, что он взял его с лестницы, затем отдал Гарвину, который велел ему положить оружие в отделение для перчаток в салоне его кабриолета, что он и сделал. Джордж Денби подтвердил показания Ливсея. Со стороны казалось, что Мейсон полностью отстранился от участия в процессе. Он даже не утруждал себя перекрестными допросами ни по отношению к Вирджинии Байнам, ни к Ливсею. Зато Денби стал исключением.
  — Как вы узнали, что это был тот самый револьвер? — обратился к нему с вопросом адвокат.
  — Он имел тот же номер, сэр.
  — Вы записали его?
  — Нет, сэр. Я просто увидел его…
  — И запомнили?
  — Да, запомнил, сэр. У меня исключительная память на цифры. По роду своей деятельности я так много имею дел с цифрами, что моя память достаточно натренирована.
  — У меня все, — отрезал Мейсон. Кавингтон, криво усмехнувшись, промолвил своему помощнику:
  — Бросил, как горячую картофелину, не так ли?
  — Точно, — весело согласился Джарвис. Кавингтон продолжал выстраивать цепь доказательств.
  Он сообщил, что Эдвард Гарвин и женщина, которую он объявил своей второй женой, Лоррейн Эванс, остановились в гостинице в Ла-Джолле. Призвав в качестве свидетельницы женщину, управляющую гостиницей, он рассказал об их внезапном отъезде оттуда и таком же неожиданном возвращении к обеду, о том, что они собрали вещи и, поспешно расплатившись, оставили гостиницу, при этом по возвращении с ними был еще один человек, который приехал на кабриолете приблизительно такого же размера и цвета, как и кабриолет Гарвина. Кавингтон приближался к кульминационной развязке, и это чувствовалось по его тону.
  — Вы бы, — обратился он к управляющей гостиницей из Ла-Джоллы, — смогли опознать этого человека?
  Послышался возмущенный голос Мейсона:
  — Господин прокурор, к чему эта ненужная трата времени? Это я сопровождал их, и я не собираюсь этого скрывать.
  Понимая, что свидетельское показание, на которое он так надеялся, потеряло всю свою остроту, Кавингтон, тем не менее, ухитрился извлечь пользу из признания Мейсона.
  — Именно так и было, господин адвокат, — проговорил он, улыбаясь, — сразу же после вашего приезда лицо, по отношению к которому был выдвинут иск по обвинению в двоеженстве, бросилось за пределы страны, в Мексику.
  — Вы, — спросил Мейсон, — хотите, чтобы я принес присягу, как свидетель?
  — Нет, — покачал головой прокурор, безмятежно улыбаясь, — я докажу все это с помощью другого компетентного свидетеля, которому вы, мистер Мейсон, можете учинить перекрестный допрос. — И, обратившись к судебному приставу, попросил: — Вызовите сеньору Инокенте Мигуериньо.
  Пышнотелая, добродушная владелица гостиницы «Виста де ла Меса» вошла в зал суда, соблазнительно покачивая крутыми бедрами. Она охотно опознала адвоката и женщину с каштановыми волосами, которая сидела в кресле позади него; рассказала, как супружеская пара приехала в гостиницу накануне убийства, чтобы переночевать.
  Кавингтон взглянул на часы, чтобы лишний раз отметить время, когда взорвется «бомба», предназначенная для ненавистного адвоката.
  — Вызовите Говарда Б. Скенлона.
  Говард Скенлон, худощавый, рослый, чуть старше пятидесяти лет мужчина, с лицом резко очерченным скулами, тонкими губами и выцветшими голубыми глазами, был переполнен чувством сознания важности своей миссии. Пройдя широкими шагами вперед, он поднял правую руку и принес присягу в верности своих показаний.
  Кавингтон снова взглянул на часы и опустился в кресло.
  Скенлон назвал суду свое имя и адрес, а затем взглянул в сторону Кавингтона в ожидании вопросов.
  Кавингтон обратился к нему в своей излюбленной, нарочито небрежной манере:
  — Мистер Скенлон, кем вы работаете?
  — Я маляр, сэр.
  — Где вы были в ночь на двадцать первое сентября?
  — Я останавливался в Тихуане, в гостинице «Виста де ла Меса».
  — Мистер Скенлон, не привлекло ли тогда ваше внимание что-либо?
  — Да, привлекло, сэр.
  — И что именно?
  — До того как приехать на юг Калифорнии, я жил вместе с женой в Портленде, штат Орегон. Я пытался найти себе работу…
  — Минуточку, — перебил его Кавингтон. — Мистер Скенлон, суд не интересуют ваши личные проблемы. Постарайтесь отвечать строго на поставленный вопрос.
  — Хорошо, сэр.
  — Так вот, расскажите суду, что именно тогда привлекло ваше внимание.
  — Ну, я звонил своей жене, чтобы предложить ей приехать сюда ко мне.
  — Ясно. А где сейчас ваша жена?
  — В Портленде, штат Орегон.
  — И вы звонили ей, чтобы вызвать ее в Тихуану?
  — Да.
  — В котором часу вы звонили?
  — Я звонил в течение всего вечера, но ее не было дома. Она ушла с друзьями в кино и…
  — Не следует давать показания о том, чего вы не знаете, мистер Скенлон. Об этом, возможно, позже ваша жена сама расскажет. Говорите только то, что делали вы сами. Итак, вы заявили, что обратили внимание на нечто, потому что в течение всего вечера тщетно пытались дозвониться до своей жены.
  — Совершенно верно, сэр.
  — Вы все-таки дозвонились до нее?
  — Да.
  — В котором часу?
  — Было где-то около десяти минут одиннадцатого.
  — Вы что, смотрели на часы?
  — Да, сэр.
  — Теперь, пока вы ждали, когда сможете дозвониться до жены, непосредственно перед десятью минутами одиннадцатого, где вы находились?
  — Я был в телефонной кабине.
  — Там были еще телефонные кабины?
  — Да, еще одна.
  — Вы долго ждали, пока вам удалось услышать жену?
  — Думаю, около пяти минут.
  — А в это время, пока вы ждали, кто-нибудь входил в соседнюю кабину?
  — Да, сэр.
  — В какое время?
  — Как раз перед тем, как мне удалось связаться со своей женой. Думаю, примерно в пять минут одиннадцатого.
  — Вы уверены, что это произошло в названное вами время?
  — Да, сэр, поскольку я дозвонился именно в десять минут одиннадцатого.
  — А задолго ли до того, как вы дозвонились, этот неизвестный вошел в другую телефонную кабину?
  — Не больше чем за пять минут. Я уже говорил это.
  — Теперь скажите, вы видели этого человека?
  — Тогда нет, но позже видел.
  — Когда позже?
  — Спустя две-три минуты, после того как он покинул кабину.
  — Итак, вы увидели его, когда он покидал кабину. Я правильно понял?
  — Да, сэр.
  — Кто это был? Вы знаете этого человека? Свидетель поднял руку, ткнув указательным пальцем в направлении зала суда, и проговорил:
  — Этот человек здесь.
  — Вы показываете на Эдварда Карлеса Гарвина?
  — Да, это мужчина, сидящий по правую руку от адвоката.
  — И вы видели, как Эдвард Гарвин выходил из телефонной кабины?
  — Да, сэр.
  — А что он делал, пока находился внутри, вам случайно не известно?
  — Он заказывал телефонный разговор с каким-то очень отдаленным пунктом.
  — Как вы узнали об этом?
  — Я хорошо слышал его.
  — Вы могли слышать его голос через стенку, разделяющую кабины?
  — Да, сэр. Я сидел как раз около стенки и…
  — И что же он говорил?
  — Я услышал, как он сказал, что хочет заказать разговор с абонентом, живущим очень далеко. Я запомнил, как он сказал, что хочет побеседовать с Эзел Гарвин, проживающей в Лос-Анджелесе в апартаментах «Монолиз», и затем, мгновение спустя, я услышал, как он опустил монету, а затем приступил к беседе, сказав буквально следующее: «Эзел, это Эдвард. Не трать понапрасну деньги на юристов. Я сейчас нахожусь в Тихуане, и ты не сможешь добраться до меня. Я собираюсь ехать в Океансайд. Советую тебе сесть в машину и приехать туда, мы встретимся и все обсудим. Мы найдем устраивающий нас обоих выход». А после, помолчав некоторое время, он сказал: «Ничего подобного. Я не дурак. Я не позвонил бы тебе, если бы не узнал о тебе кое-что. Вспомни-ка того мужчину, ухаживания которого ты принимала в Неваде. Ну так вот, я все о нем знаю. Я знаю, где он находится прямо в эту минуту». Дальше он продолжал рассказывать ей, где тот мужчина находился и как можно было до него добраться. Я забыл, где именно находилось ранчо этого мужчины. Помню только, что где-то рядом с Океансайдом.
  — Он назвал имя этого мужчины?
  — Не знаю, сэр. Если он его и называл, то я не запомнил. Помню только, что это мужчина из Невады и он ухаживал за ней.
  — Что вы еще слышали?
  — Он сказал: «Тебе лучше приехать в Океансайд. Я встречу тебя на том месте, где мы в свое время планировали построить наш дом. Я подъеду туда и встречу тебя. Я буду в своей машине и, чтобы тебе было легче найти меня, включу фары».
  — Что он еще сказал?
  — Ничего. Он только сказал, что рад слышать разумный ответ, и повесил трубку.
  — Что потом? — спросил прокурор.
  — Потом он вышел из кабины.
  — Можете приступать к перекрестному допросу, — почти крикнул Кавингтон Мейсону.
  Адвокат взглянул на часы. Было тридцать две минуты двенадцатого: слишком рано, чтобы просить суд сделать перерыв до следующего дня, и слишком поздно, чтобы просить несколько минут перерыва для себя.
  Мейсон, через силу улыбнувшись, произнес с нарочитой небрежностью таким голосом, что он был едва слышен:
  — Мистер Скенлон, вы уверены, что хорошо все слышали?
  — Да, сэр, — ответил Скенлон. — У меня отличный слух.
  — Когда вы повторили для нас то, что говорил мужчина, — продолжал Мейсон, — вы как будто цитировали его.
  — Ну, я не могу сказать, что передал текст с абсолютной точностью, но смысл сказанного я передал верно.
  — Вы имели беседу с окружным прокурором, мистером Кавингтоном, прежде чем явиться в суд?
  — Да, сэр.
  — Несколько раз?
  — Да, сэр.
  — Отличается ли содержание ваших показаний, которые вы изложили ему при первой встрече, от того, что вы представили сейчас суду?
  — Ну, он велел мне рассказать о том, что говорил мужчина. Выслушав меня, он сказал. что я не должен излагать общими фразами, как я это делал, что мне придется использовать точные формулировки, то есть передать разговор, насколько это возможно, точно. Я и сделал, как он просил.
  — Вы провели ночь в гостинице «Виста де ла Меса»?
  — Да, сэр.
  — Долго вы находились там?
  — Два дня.
  — Иначе говоря, этот разговор имел место на вторую ночь вашего пребывания в гостинице? Или это было третьей ночью?
  — Это была вторая ночь.
  — Скажите, вы пытались дозвониться до вашей жены раньше этим вечером?
  — Да, сэр.
  — Была ли на это особая причина? Почему вы не связались с ней раньше, в течение дня?
  — Я весь день провел в Сан-Диего, пытался найти жилье. Но мне не удалось ни купить, ни арендовать дом. Потом я узнал, что можно жить в Тихуане, переехав через границу, и совершать ежедневные поездки туда и обратно. Я пересек границу и решил остановиться в этой гостинице до тех пор, пока не найду подходящего жилья. Я получил разрешение от мексиканских властей и, наконец покончив со всеми формальностями, решил позвонить жене и сказать ей, чтобы она привезла вещи. Естественно, я хотел, чтобы она собралась как можно быстрее, потому что я не мог оплачивать два дома одновременно и, кроме того, мне хотелось жить со своей семьей.
  — Понятно, — ответил Мейсон. — Поэтому вы пошли к телефонной кабине, чтобы позвонить жене?
  — Совершенно верно.
  — Итак, вы слышали, как пробили часы?
  — Да, сэр, там в вестибюле были часы.
  — Вы слышали, как часы пробили десять часов?
  — Да, сэр, слышал.
  — Где вы были в это время?
  — Я как раз спустился в холл и направился к телефонной кабине. Я уже звонил жене раньше этим вечером, раза три или четыре, но никто не поднимал трубку. Я рассчитывал, что она будет дома где-то около десяти часов, и решил еще раз попробовать дозвониться.
  — В это время вестибюль был освещен? — спросил адвокат.
  — Нет, сэр.
  — Не был? — переспросил Мейсон, явно удивленный этим обстоятельством.
  — Нет, сэр, свет еще горел незадолго до десяти часов, пока женщина, управляющая гостиницей, не сдала последнюю комнату.
  Мейсон, улыбаясь, произнес:
  — Откуда вам это известно? Уж не хотите ли вы сказать, что она вам рассказала об этом впоследствии? Вы же не могли знать, почему освещение еще не было выключено.
  — Вы правы, сэр, но я находился в вестибюле, когда был сдан последний номер. Молодая женщина, путешествующая одна, снимала комнату, и я услышал разговор между ней и управляющей гостиницей, которая сказала посетительнице, что это последняя комната в доме, и затем принялась запирать ящики в столе. Я видел, как она выключила свет.
  — В котором часу это было?
  — Это было… ну, я не знаю. Это было за несколько минут до десяти часов. Ох, возможно, за десять — пятнадцать минут или что-то около того. Я не могу точно сказать, в какое время это произошло. Но я находился там в районе десяти часов, поскольку решил попробовать дозвониться в десять часов.
  — Так, — проговорил Мейсон, — по-видимому, вы действительно имели веское основание запомнить все события того вечера.
  — Да, это так, сэр.
  — Значит, свет выключили незадолго до десяти часов?
  — Верно.
  — И не оставили включенной ни одну лампу во всем вестибюле?
  — Ох, да, там было оставлено ночное освещение. Но свет был довольно тусклым.
  — Ясно, — проговорил Мейсон спокойным голосом. — Потом вы увидели этого мужчину, когда он выходил из соседней кабины. Верно?
  — Да, сэр.
  — При этом вы оставались в своей кабине?
  — Да.
  — Вы приоткрыли дверь и выглянули оттуда?
  — Нет, я не делал этого, сэр.
  — Но дверь была открыта?
  — Нет, сэр. Была только небольшая щель.
  — Вы не можете определить точнее?
  — Нет, сэр. Могу сказать только, что это была небольшая щель.
  Мейсон улыбнулся:
  — Вы уверены в этом?
  — Да, сэр, уверен.
  — Если в двери была только небольшая щель, то для вас было бы возможным видеть что-либо только одним глазом, тогда как если бы щель была в несколько дюймов, вы могли бы смотреть двумя глазами. Так все-таки, как была приоткрыта дверь?
  — Как я уже и говорил, это была только небольшая щель.
  — Тогда вы могли видеть только фигуру человека, покидающего соседнюю кабину. Верно?
  — Ну, в общем-то я с вами согласен. Я не заострял внимания на этом до сих пор. Думаю, я имел возможность видеть его только одним глазом.
  — А этот мужчина, покинув кабину, двинулся по коридору по направлению к номерам?
  — Нет, сэр. Он вышел через парадную дверь.
  — Какую дверь?
  — Входную дверь, которая ведет к месту, где стояли машины, и уехал.
  — Как вы узнали, что он уехал? — поинтересовался адвокат.
  — Ну, я точно не знаю, что он уехал. Просто я видел, как он вышел, а затем я услышал звук отъезжающей машины. А еще позже фары разворачивающейся машины осветили окна вестибюля. Машина описала круг и исчезла.
  — А вы не видели этого мужчину еще раз, прежде чем войти в зал суда сегодня, чтобы дать показания?
  — Да, сэр, видел.
  — Где же вы его видели?
  — Мне предложили опознать мужчину, содержавшегося в тюрьме.
  — Там присутствовали еще какие-нибудь мужчины? — спросил адвокат. — Или вам показали только этого мужчину?
  — Нет, сэр. Там был только этот мужчина. Но они сделали так, что ему пришлось пройти поблизости от меня, чтобы я смог разглядеть, как он идет, его походку, его осанку, ну и тому подобное.
  — Таким образом, — спокойным тоном продолжал Мейсон, — вы узнали цвет одежды на этом мужчине и на том, что выходил из телефонной кабины? Это был коричневый пиджак?
  — Похоже, коричневый. Я так думаю, сэр.
  — А какого цвета были брюки?
  — Темные.
  — А галстук?
  — Галстук у него был… дайте вспомнить… Нет, галстука в обоих случаях я не заметил.
  — Значит, вы не знаете, был ли на нем галстук?
  — Нет, сэр.
  — Почему?
  — Потому что я ни разу не видел его спереди.
  — А вы не заметили в его облике чего-нибудь необычного?
  — Нет, сэр.
  — На нем была шляпа?
  — Я… я не могу вспомнить.
  — Вы не помните, была ли на нем шляпа?
  — Не помню, сэр.
  — А вы не обратили внимания, какого цвета были у него носки?
  — Нет, сэр, — ответил улыбнувшийся при этом вопросе Скенлон.
  — Или какого цвета была рубашка? — не обратил внимания на его улыбку Мейсон.
  — Рубашка, конечно, у него была… А вот цвет… нет, я не помню, сэр.
  Так, — констатировал Мейсон, — вы опознали мужчину, которого вы видели только одним глазом, через щель в двери, в полумраке вестибюля, мужчину, которого вы никогда в жизни не видели до тех пор, пока полиция не указала вам на него в тюрьме и…
  — Нет, сэр, это не так. Я сам указал на него полиции.
  — В тюрьме?
  — Да, сэр.
  — Вы были там с полицией?
  — Да.
  — Другие заключенные присутствовали при опознании?
  — Нет, был только он.
  — И вы говорите, что полиция вам на него не указывала, — саркастическим тоном проговорил Мейсон. — Разве они не сказали, что собираются показать вам человека с целью провести опознание.
  — Ну, они сказали, что хотели бы, чтобы я взглянул на этого мужчину на предмет опознания.
  — А затем его одного привели во двор, или в мрачную неосвещенную камеру, или еще в какое-нибудь помещение, где вам предоставили возможность посмотреть на него?
  — Да, сэр.
  — А не хотите ли вы рассказать мне о том, что один из полицейских при этом говорил вам фактически следующее: «Это он. Приглядитесь к нему внимательно. Обратите внимание на его походку, взгляните на него, когда он обернется».
  — Да, что-то в этом роде они говорили.
  — А вы опознали мужчину до того, как офицер начал вам это говорить?
  — Нет, сэр, — признался Скенлон, — это произошло после.
  — Когда?
  — После того, как он прошел невдалеке от меня.
  — Понятно. Как только офицер полиции сказал вам, что хочет, чтобы вы опознали этого мужчину, вы сразу же указали на него и сказали: это тот самый мужчина. Не так ли?
  — Нет, сэр. Я очень долго присматривался к нему, прежде чем опознал.
  — Что вы понимаете под словом «долго»? — спросил Мейсон, не скрывая иронии. — Десять, пятнадцать или двадцать секунд?
  — Это было минуту, а может быть, и больше, сэр.
  — Может быть, две минуты?
  — Может быть.
  — А может быть, дольше?
  — Может быть, и дольше.
  — А три минуты могло быть?
  — Вполне возможно, сэр. Я хотел удостовериться, прежде чем что-либо говорить.
  — Иначе говоря, — сказал Мейсон, — у вас ушло три минуты на тщательное изучение представленного вам мужчины при хорошей видимости, чтобы прийти к выводу, что он был именно тем мужчиной, который говорил по телефону в соседней с вами кабине?
  — Ну да… это могло быть по истечении трех минут.
  — Теперь, когда вы увидели этого мужчину, которого вы заметили в Тихуане в ту злополучную ночь, — продолжал говорить адвокат, — вы наблюдали за ним после того, как он покинул телефонную кабину и пока он шел по вестибюлю?
  — Да, сэр.
  — Он быстро шел?
  — Он шел довольно быстро.
  — И вы не видели его до тех пор, пока он не прошел нескольких футов от телефонной кабины?
  — Да, думаю, вы правы, сэр.
  — Сколько он прошел, прежде чем вы увидели его? Шагов пять? — задал очередной вопрос адвокат.
  — Возможно.
  — А вы не видели его после того, как он вышел через входную дверь?
  — Нет, сэр.
  — Так. За сколько шагов можно пересечь вестибюль гостиницы?
  — Я думаю, шагов за десять.
  — Тогда получается, что вы видели его только идущим быстрым шагом на расстоянии десяти шагов?
  — Да, сэр.
  — И вы наблюдали за ним всего лишь одним глазом?
  — Да.
  — В полумраке?
  — Точно, сэр.
  — Мужчина был повернут к вам спиной?
  — Вы совершенно правы, сэр.
  — Значит, именно поэтому вам было трудно узнать его, когда вас пригласили для опознания? Не так ли?
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Я хочу сказать, что именно поэтому вы наблюдали за ним в течение трех минут, прежде чем решились дать полиции утвердительный ответ.
  — Да, сэр. Все было именно так.
  — Сколько же времени потребовалось тому мужчине ночью, чтобы пройти пять шагов? — спросил Мейсон.
  — Не знаю.
  — Вы знаете, сколько миль может пройти мужчина обычным шагом за час?
  — Ну, если вас интересует скорость, то тем шагом, как он шел по вестибюлю, за час можно было пройти, вероятно, мили две.
  — Правильно, — согласился адвокат. — Теперь произведем небольшое арифметическое вычисление.
  Он извлек из кармана миниатюрную логарифмическую линейку и, быстро проделав на ней необходимые расчеты, сказал:
  — К вашему сведению, мистер Скенлон, человек, идущий со скоростью одна миля в час, за секунду проделывает путь, равный полутора футам, значит, при скорости в три мили в час человек за секунду пройдет путь в три раза больший, то есть четыре с половиной фута.
  — Допустим, — улыбнувшись, согласился Скенлон.
  — Следовательно, — продолжал Мейсон, — пройдя пять шагов со скоростью, указанной вами, мужчина затратил всего секунды три. Поэтому, если вы не ошибаетесь, то видели его не более трех секунд, одним лишь глазом, да к тому же при слабом освещении.
  — Выходит так, раз вы утверждаете.
  — Я не утверждаю, я лишь подтверждаю арифметическими расчетами то, что вы сами мне только что сказали. Итак, мистер Скенлон, вы уверены, что видели этого мужчину на протяжении трех секунд?
  — Ну, я думал, что времени прошло больше, но если по вычислениям выходит так, то, скорее всего, это верно.
  — Вы видели его три секунды при условии плохой освещенности одним глазом, глядя ему в спину, — подвел итог Мейсон. — Однако, когда по настоянию полиции пришли на опознание, вам потребовалось три минуты при дневном освещении. При этом вы видели его полностью.
  — Я хотел удостовериться.
  — Значит, чтобы быть уверенным в результатах опознания, вам пришлось смотреть на него три минуты, причем двумя глазами и при дневном освещении?
  — В общем, да.
  — Следовательно, — наставительным тоном произнес Мейсон, — когда вы видели его при слабом освещении, одним глазом в течение трех секунд да еще со спины, вы не были уверены, что впоследствии сможете узнать его.
  — Да, я не был тогда в этом уверен, — согласился Скенлон, — но после того как увидел его в тюрьме, сомнения отпали.
  — Так я и думал, — произнес адвокат с чарующей улыбкой. — Благодарю вас, мистер Скенлон, у меня больше нет вопросов.
  — У меня тоже, — злобно выкрикнул Кавингтон. Судья Минден взглянул на часы и произнес:
  — Настало время сделать перерыв до двух часов дня. Присяжные заседатели помнят предостережение, воздерживаться от обсуждения обстоятельств данного дела, пока оно не будет представлено на их рассмотрение в полном объеме? Итак, объявляется перерыв до двух часов.
  Эдвард Гарвин протянул руку, и его пальцы сжали руку Мейсона.
  — Мейсон, — промолвил он, — ради Бога, я… Мейсон обернулся к нему. Несмотря на застывшую на губах улыбку, взгляд адвоката был холодным и напряженным.
  — Улыбайтесь, — приказал Мейсон.
  — Я…
  — Улыбайтесь, черт побери, — отрезал адвокат. Жалкое подобие улыбки искривило черты лица Гарвина.
  — Сделайте-ка вашу улыбку более естественной, — потребовал Мейсон, — и постарайтесь сохранять ее такой, пока присяжные не покинут зал.
  Мейсон, наблюдавший за выражением лица Гарвина, прилагавшего все усилия, чтобы выглядеть, как того требовал адвокат, добродушно рассмеялся и, похлопав того по плечу, сказал:
  — Ну, а теперь самое время подкрепиться.
  — Мейсон, я вас не понимаю, — прошептал Гарвин. Адвокат, не оборачиваясь, жестко бросил:
  — Постарайтесь понять — ваше потерянное выражение лица действует на присяжных заседателей, не спускающих с вас глаз таким образом, что можете считать себя уже на пути в камеру смертников в Сан-Квентине.
  С этими словами Мейсон небрежно зашагал к выходу из зала, легко покачивая своим портфелем. Весь его вид говорил о переполнявшей его беззаботности. Но как далеко это было от истины.
  Делла Стрит присоединилась к нему в коридоре.
  — Боже мой, шеф, — зашептала она, — неужели это правда?
  — Не знаю, — ответил Мейсон, — со временем узнаем, но в данный момент я не хочу, чтобы зрители и присяжные видели, как я веду поспешные переговоры со своим клиентом.
  — Что же нам сейчас делать? — спросила она.
  — Захватим Пола и пойдем обедать, — ответил Мейсон. — Это все, что мы сейчас можем сделать.
  Дрейк уже приближался к ним, пробираясь сквозь скопившуюся в дверях зала суда толпу, которая буквально пожирала глазами адвоката.
  Детектив схватил Мейсона за руку и крепко пожал.
  — Перри, ты проделал титаническую работу при перекрестном допросе. Ты заставил этого парня признать, что его показания, мягко говоря, сомнительны.
  — Именно это меня и беспокоит. Его показания предвзяты, а он излагает их с неподдельной искренностью и уверенностью.
  — Ты, похоже, не допускаешь мысли, что твой клиент мог уехать и совершить ночной вояж, не так ли?
  — Откуда, черт побери, мне это знать? — взорвался Мейсон. — Ведь не влезешь же к нему в душу. Однако у нас в запасе есть козырная карта.
  — Ты имеешь в виду показания жены Гарвина?
  — Да. Конечно, присяжные заседатели посчитают, скорее всего, что она выгораживает своего мужа, но они тем не менее не стремятся и оставить новобрачную вдовой. Я рассчитываю, что алиби Гарвина, предоставленное миссис Гарвин, перетянет свидетельство Скенлона.
  — А она точно знает время? — усомнился Дрейк.
  — Да, — ответил Мейсон. — Она слышала, как пробили часы.
  — Громко?
  — Да. Я сам слышал, как они пробили десять часов в ту ночь, когда шел спать. Я…
  Он умолк, как только увидел сеньору Мигуериньо, выплывающую из кабины лифта с громадными часами в руках. Она одарила адвоката добродушной улыбкой и проговорила:
  — Как вы думаете, мистер Мейсон, муж вернется к своей жене и проведет свой медовый месяц в моей гостинице, нет?
  — О, уверен, что так и будет, — обнадежил ее Мейсон. — А что вы собираетесь делать с этими часами?
  — Их просил принести окружной прокурор.
  — Зачем они ему понадобились? — удивился адвокат.
  — Он хочет предъявить их присяжным.
  — А что это за часы? — поинтересовался Мейсон, продолжая держаться непринужденно.
  — Это часы из моей гостиницы.
  — Часы, которые с помощью колокольчиков оповещают о времени? — уточнил адвокат.
  — Верно, — ответила хозяйка гостиницы. — Но делают они это только днем.
  — Только днем? — переспросил Мейсон. Та кивнула головой.
  — Да. В Мексике люди любят слушать бой часов днем, а ночью они предпочитают спокойно спать.
  — И что, эти часы ночью не работают?
  — Они электрические, — пояснила сеньора Мигуериньо. — Вот здесь, сбоку, есть переключатель. Если вы не хотите, чтобы часы отбивали время, достаточно повернуть его вот так, и часы будут идти бесшумно.
  — Вы хотите сказать, что когда вы поворачиваете переключатель, колокольчики перестают звонить?
  — Совершенно верно. Как только вы повернете переключатель, колокольчики перестают двигаться, пока вы не повернете его обратно. Когда я иду спать, то, прежде чем лечь в постель, отключаю музыкальный механизм, и колокольчики больше не звонят. Утром же, когда наступает время просыпаться, я снова его включаю, и весь день часы исполняют свою нехитрую мелодию.
  — И поэтому окружной прокурор захотел увидеть эти часы?
  — Верно. Окружной прокурор покажет их присяжным, а затем передаст их в суд как вещественное доказательство, а мне купят новые, чтобы заменить эти. Я сказала им, что я бедная вдова и не могу позволить себе купить новые часы. Я не могу отдать эти часы и остаться совсем без часов. Посудите сами, как управлять гостиницей без часов?
  — Да, конечно, это невозможно, — согласился Мейсон.
  — Ну, — сказала она, — итак, мне нужно идти к окружному прокурору. Он велел мне прийти сразу же, как только начнется перерыв, потому что он хочет обсудить со мной мои показания. Мне придется давать показания, в которых этим часам отведена существенная роль.
  — Ясно, — проговорил Мейсон. — Не будем вас задерживать, пойдем пообедаем.
  — Приятного вам аппетита, сеньор.
  — Благодарю вас.
  Мейсон, Делла и Пол Дрейк повернулись и продолжили свой путь по коридору.
  Дрейк пробормотал что-то невнятное, а Делла обеспокоенно прошептала:
  — Неважные дела, шеф.
  — Приятного аппетита, — с сарказмом повторил Мейсон слова сеньоры Мигуериньо.
  Глава 17
  Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит уселись на диван в кабинете, расположенном в конце зала ресторана.
  — Я не могу есть, — проговорила Делла. — Дела просто ужасные.
  Мейсон с неизменной улыбкой на лице обратился к ней:
  — Делла, возьми себя в руки. Люди вокруг наблюдают за нами и хотят знать, о чем мы беседуем и что мы чувствуем. Держитесь веселее, увереннее, шутите, но рассуждайте о происходящем так, чтобы никто за соседними столиками нас не слышал.
  — А что, собственно, происходит, Перри? — спросил Дрейк.
  — Я не уверен, что сам знаю это, — ответил Мейсон. — Боюсь, показания Скенлона здорово поколебали мнение присяжных. Я думаю, этот свидетель…
  — Неужели ты исключаешь возможность того, что Гарвин действительно позвонил своей первой жене, затем сел в свою машину и отправился к Океансайду?
  Мейсон сказал:
  — Думаю, по глупости Гарвин вполне мог воспользоваться своей машиной и куда-нибудь отправиться. За долгую практику ведения перекрестных допросов многих людей обостряется чувство на то, когда человек говорит правду, а когда лжет. Теперь я признаю, что, пока я при допросе ставил Скенлона в невыгодное положение и пока у полиции не было возможности влиять на него, Скенлон говорил правду, и я это чувствую. Давайте предположим, что у него были некоторые трудности при опознании мужчины, который разговаривал по телефону в соседней кабине. Но как бы то ни было, он не сомневается в том, что этот разговор имел место, а я по собственному опыту знаю, что стена между телефонными кабинами тонкая, как бумага. У полиции уже сейчас должен быть документ, подтверждающий телефонный звонок, целью которого, по всей вероятности, был разговор с Эзел Гарвин. Рассуждаем дальше. Предположим, что из кабины вышел не Гарвин. Кто еще в гостинице мог заказать разговор с Эзел Гарвин?
  Если смотреть под таким углом, — признался Дрейк, — трудно предположить, кого еще могла интересовать эта особа.
  — Я пришел к выводу, — продолжал Мейсон, — что слабым местом в показаниях Скенлона было обстоятельство, что он не видел соседнюю телефонную кабину. Поэтому я сосредоточился на этом факте. Однако заметьте, что я был достаточно осторожен, чтобы наваливаться на него в самом начале допроса. Фактически я разорвал самое слабое звено в цепи показаний.
  — На мой взгляд, — проговорил Дрейк, — когда миссис Гарвин выйдет давать показания и заявит, что ее муж был с ней всю ночь, присяжные будут склонны поверить ей.
  — Конечно, — сказал Мейсон, — так оно и было бы, если бы не одно обстоятельство. Она зафиксировала время по звону колокольчиков в часах и…
  — Разве она не говорила, что смотрела на свои часы?
  — Говорила, однако она определенно утверждает, что слышала звон колокольчиков. Теперь предположим, что часы не звонили. Тогда выходит, что ее показания — липа.
  Глядя на беседующих, можно было с уверенностью сказать, что они ведут чрезвычайно серьезный разговор. Вдруг Мейсон откинул назад голову и рассмеялся. Пол и Делла с удивлением уставились на него.
  — Улыбайтесь, по крайней мере, — прошептал он. — Пусть думают, что мы шутим о чем-нибудь. — Затем он продолжил прерванный разговор: — С другой стороны, серьезным фактом для определения нашей позиции является то, звонили колокольчики часов или нет, и это полностью зависит от показаний сеньоры Мигуериньо. Вообще все зависит от того, что она думает говорить. Она ведь могла и забыть выключить музыкальный механизм часов, когда шла спать. Если бы только я не отправился спать в тот вечер в десять часов, если бы я задержался еще хотя бы на полчаса, я бы мог знать, правдивы ее показания или нет.
  — Остается уповать на ее чистую совесть, — заметил Дрейк и неожиданно добавил: — Вы извините меня, пожалуйста, мне нужно поговорить со своим человеком.
  Один из оперативников Дрейка стоял в дверном проеме, рассматривая обедающих.
  Дрейк поднял руку и, помахав ему, пояснил Мейсону:
  — Я сказал ему, что буду здесь. Он завязал знакомство с одним из судейских приставов, который даже не подозревает, что этот парень работает на меня. Мы условились: в случае важной информации он придет сюда.
  В это время мужчина, стоящий в дверях, сделал знак Дрейку и направился в сторону туалетной комнаты.
  Дрейк еще раз извинился и последовал за ним. Как только детектив покинул их, Делла Стрит обратилась к Мейсону:
  — Хочется верить, что он принесет нам хорошее известие.
  — Будем надеяться, — кивнул адвокат.
  Они напряженно ждали появления Дрейка, наконец тот вернулся. Мейсон взглянул в лицо приближающегося детектива и покачал головой.
  — Что? — спросила Делла Стрит.
  — Лицо нашего Пола покрыто маской уныния толщиной в полтора дюйма, — через силу пошутил адвокат.
  Дрейк подошел к столу, и, пока он устраивался на сиденье, Мейсон напомнил ему:
  — Пол, улыбайся же.
  Дрейк изобразил на лице счастливую улыбку.
  — Ну так что? — сжигаемый нетерпением, прошептал адвокат.
  — Ты побежден, — изрек Дрейк.
  — Каким образом?
  — Окружной прокурор приготовил тебе сюрприз, он растопчет тебя. У него в запасе служащий с автозаправочной станции из Океансайда, который заправлял машину Гарвина.
  — Когда? — изумился Мейсон.
  — Около половины двенадцатого. Гарвин нервничал и был напряжен, он буквально места себе не находил. Пока заправляли его машину, он подошел к обочине и наблюдал за машинами, движущимися по дороге на юг. Было похоже, что он кого-то высматривал. Служащий заправочной станции очень хорошо его запомнил.
  — Он опознал Гарвина? — спросил адвокат.
  — На все сто процентов, — заверил Дрейк. — Он опознал и машину, и самого Гарвина. Он хорошо запомнил его в ту ночь.
  — Д-а-а, — протянул Мейсон, — это определенно усложняет дело.
  — Почему ты не спросил Гарвина об этом?
  — Я не отважился.
  — Но почему?
  — Видишь ли, в тюрьме выдают обед по распоряжению шерифа. Помощнику шерифа приказано отправить Гарвина из зала суда сразу же, как только будет объявлен перерыв, обратно его вернут за пять минут до окончания перерыва. Я не рискнул вступать в разговор с Гарвином, пока присяжные оставались в зале. Совещаться с Гарвином сразу же после дачи показаний Скенлоном значило бы привлечь внимание присяжных к негативной сути этих показаний. Я смогу поговорить с ним лишь за пять минут до окончания перерыва, и вот здесь-то я задам ему этот вопрос.
  — А нельзя ли оттянуть продолжение судебного процесса? В некотором роде…
  — Это будет воспринято как признание нашей растерянности, — не согласился Мейсон. — Нет, я войду в суд со своей неизменной улыбкой и, не привлекая внимания, спрошу его.
  — За пять минут многого не выяснишь, — усомнился Дрейк.
  — Ну, — сказал адвокат, — думаю, я смогу за это время получить то, что меня интересует. Кстати, комиссия по рассмотрению жалоб при коллегии адвокатов завтра вечером хочет поговорить со мной о моих действиях при опознании моей машины, стоявшей в стороне от дороги, Мортимером Ирвингом. В общем, не соскучишься.
  — Они могут обвинить тебя в злоупотреблении своими правами при опознании?
  — Не думаю. Я не нарушал закона. У меня было право как говорить с этим свидетелем, так и поставить единственную машину недалеко от дороги, а также и спросить его, не эту ли машину он видел ночью. Ведь и полиция действовала аналогично в отношении Говарда Б. Скенлона. Она спросила его, показав единственного человека во дворе тюрьмы, не этого ли мужчину он видел ночью выходящим из телефонной кабины. Полагаю, нам ничего другого не остается, как изобразить на лицах беззаботность и веселье. А потом поспешим в суд. Я постараюсь за пять минут задать Гарвину пару вопросов. Мне непременно нужно встретиться с ним до конца перерыва. А теперь, Пол, позабавь нас какими-нибудь необычными историями. А то мы привлекаем слишком много внимания.
  Глава 18
  Мейсон вошел в переполненный зал суда без семи минут два. Он закурил сигарету, сел в свое кресло и самоуверенно улыбнулся тем присяжным, которые явились раньше и занимали свои места в ложе. Внешне он выглядел совершенно спокойным и производил впечатление человека, который только что с удовольствием пообедал и пребывал в благодушном состоянии.
  Без четырех минут два помощник шерифа ввел в зал суда Эдварда Гарвина.
  Гарвин наклонился к Мейсону и шепнул ему на ухо:
  — Мейсон, ради Бога, позвольте мне поговорить с вами.
  Адвокат улыбнулся ему и предложил:
  — Присаживайтесь, Гарвин. Я охотно побеседую с вами. Но говорить вы должны коротко, времени у нас нет. Садитесь здесь.
  Мейсон проследил, как разместился Гарвин, вытащил изо рта сигарету, затушил ее в большой латунной пепельнице, потянулся, зевнул и устремил взор на большие часы, отсчитывающие бесценные минуты до окончания перерыва. Затем, будто что-то вспомнив, он повернулся к Гарвину и сказал, улыбаясь:
  — Отвечайте на мои вопросы, но при этом не забывайте улыбаться. Вы звонили Эзел Гарвин?
  Гарвин попытался улыбнуться, но безуспешно.
  — Мейсон, — проговорил он, — послушайте меня. Я позвонил ей, вышел из гостиницы и поехал на своей машине. Мужчина говорил правду. Однако Лоррейн своими показаниями обеспечит мне алиби. Она проснулась и обнаружила, что меня нет. Она сказала неправду вам, потому что…
  Мейсон прервал его:
  — Да не говорите вы так много. Откиньтесь на спинку кресла и сделайте вид, что вас в этом мире ничего не беспокоит. Через минуту я задам вам еще один вопрос.
  Адвокат выпрямился в кресле и обвел взглядом зал, как будто искал Деллу Стрит, затем снова взглянул на часы, зевнул и обернулся к Гарвину:
  — Итак, рассказывайте остальное.
  Гарвин произнес:
  — Мейсон, я поехал на встречу с ней, но она не приехала. Подождав ее некоторое время, я отправился по дороге, идущей к дому Хекли. Здесь я остановил машину и вышел. Около его дома на меня яростно залаяла собака, и мне пришлось подбираться к дому с другой стороны. Тут я обнаружил на гравийной дорожке машину Эзел, только не разглядел — одна она была в машине или нет. Я побежал назад к своей машине. На ее поиски у меня ушла четверть часа. Сев в машину, я поехал к тому месту, где только что видел машину Эзел.
  Машина стояла там же, но Эзел была мертва. У меня хватило ума не оставлять там следов, а сразу вернуться в Тихуану.
  — Когда вы туда приехали? — спросил Мейсон.
  — Не знаю. Я не смотрел на часы. По возвращении я разбудил Лоррейн и рассказал ей о том, что произошло. Я просил ее в случае чего дать показания, обеспечивающие мне алиби. Мейсон, теперь я говорю чистую правду. Простите, тогда я солгал вам. Я…
  Все присутствующие встали. В зал вошел судья Минден и занял свое место. Затем зал наполнился шумом — это скрипели кресла, на которых размещались присутствующие.
  — Мейсон, — проговорил Гарвин, — я заплачу, сколько хотите. Десять, двадцать тысяч…
  — У вас нет и половины тех денег, которые следовало бы содрать с вас за то, что вы сделали, — сердито отозвался адвокат. — Вы втянули меня в перекрестный допрос, но с вами проводить его я не намерен. Теперь садитесь на свое место и молчите, черт бы вас побрал.
  — Кто следующий свидетель? — обратился к прокурору судья Минден.
  — Вызовите Мортимера К. Ирвинга, — произнес Кавингтон.
  Ирвинг прошел вперед и занял место у трибуны. Он избегал смотреть в глаза прокурору, перехватил на мгновение взгляд Мейсона, глупо улыбнулся и уселся в кресло, предназначенное для свидетеля.
  Он сообщил судебному приставу свое имя и адрес, а затем взглянул на Хемлина Кавингтона, который поднялся со своего места и решительно шагнул вперед.
  — Ночью двадцать второго сентября сего года, — начал прокурор, — вы ехали по дороге между Ла-Джоллой и Океансайдом, а точнее, находились на дороге в трех километрах от Океансайда?
  — Да, сэр.
  — В котором часу это было?
  — Без десяти час.
  — Я хочу обратить ваше внимание на карту, которую представили как вещественное доказательство, — сказал Кавингтон, — вам понятно, что на ней изображено?
  — Да, сэр.
  — Вы узнаете местность, которая изображена на этой карте?
  — Да, узнаю.
  — Не могли бы вы показать на этой карте что-нибудь необычное, что вы увидели, когда ехали по шоссе от Ла-Джоллы к Океансайду?
  — Пожалуйста, сэр.
  — Подойдите сюда.
  Ирвинг подошел к карте, склонился над ней и, ткнув в нее пальцем, сказал:
  — Я увидел автомобиль, стоящий как раз в этом месте.
  — Что-нибудь в увиденном привлекло ваше внимание? — спросил прокурор.
  — Да, сэр. Машина стояла с включенными фарами, а поблизости и в ней самой, насколько я смог увидеть, никого не было.
  — Так. В котором часу это было?
  — В ноль пятьдесят.
  — Что же вы предприняли?
  — Я остановился, направил прожектор, который установлен у меня на машине, на это место и внимательно осмотрел стоявшую машину. Я думал, что, может быть…
  — Не надо говорить о том, что вы думали, — прервал его прокурор. — Нас больше интересует, что вы делали.
  — Я понял, сэр. Я направил свой прожектор на машину и довольно тщательно осмотрел ее, чтобы убедиться, есть ли там кто-нибудь.
  — Вы не заметили номера машины?
  — Нет, сэр.
  — Вы не могли бы описать ее?
  — Да, конечно. Это был кабриолет светлого цвета. Довольно крупный. Его верх был поднят, а фары горели. Как мне запомнилось, ободы колес были белые.
  — Двери в машине были открыты?
  — Нет, сэр, все двери были закрыты.
  — Мистер Ирвинг, я хочу спросить вас, после этого вы имели возможность видеть автомобиль, принадлежащий Эдварду Карлесу Гарвину, присутствующему здесь в качестве обвиняемого?
  — Да, сэр, я видел его автомобиль.
  — Вы можете подтвердить, что это именно та машина, которую вы видели ночью?
  — Этот автомобиль похож на ту машину.
  — Благодарю вас. У меня все. Мистер Мейсон, можете приступать к перекрестному допросу.
  Кавингтон вернулся к своему креслу и сел.
  — Прошло два дня, мистер Ирвинг, — начал адвокат, — с тех пор, когда ваши воспоминания были еще свежи. Вы рассказывали мне о том, что увидели тогда. Не так ли?
  — Если этот вопрос имеет целью обвинить свидетеля в чем-либо, то я протестую, — вмешался Кавингтон.
  — Я не преследую таких целей. Я просто спрашиваю его, — спокойно ответил Мейсон, — был ли такой разговор. На вопрос можно ответить просто — да или нет.
  — Свидетель, вы беседовали с мистером Мейсоном? — спросил судья Минден. — Ответьте — да или нет.
  — Да.
  — И во время того разговора, — продолжил адвокат, — вы ездили со мной по дороге, показанной вами на этой карте?
  — Да, сэр.
  — И тогда у автомобиля, поставленного примерно в том же положении, что и в ту злополучную ночь, был номер 9 В 6—370, не так ли?
  — Совершенно верно, сэр.
  — Вы тогда опознали этот автомобиль с номером штата Калифорния 9 В 6—370 как машину, которую видели в ноль часов пятьдесят минут двадцать второго сентября сего года?
  — Ну, я не опознал ее. Я сказал, что она очень похожа на ту, которую видел ночью.
  — Автомобиль, который я имею в виду, кабриолет светлого цвета?
  — Да, сэр.
  — И вы тогда опознали его как машину, которую видели ночью?
  — Я подумал, что он был той машиной, которую я видел.
  — Вы тогда так подумали?
  — Да, сэр.
  — Ну, а сейчас вы так не думаете? Ирвинг почесал затылок.
  — Сказать по правде, — нерешительно проговорил он, — я…
  — Вы здесь для того, — сказал Мейсон, заметив замешательство свидетеля, — чтобы говорить правду.
  — Я не мог точно опознать машину, которую видел в ту ночь. Я мог только сказать, что машина, предъявленная мне, выглядит похожей на ту. Я…
  — Вы не ответили на мой вопрос, — настаивал адвокат. — Ведь тогда, будучи со мной, вы думали, что машина, которую я поставил приблизительно как в ту ночь, была той же самой машиной. Не так ли?
  — Конечно, абсолютно точно я не мог ее опознать, когда я…
  — Свидетель, просто ответьте на вопрос. Когда вы были со, мной, вы говорили, что предъявленная вам машина — это именно та машина, которую вы видели ночью?
  — Да, сэр, — наконец произнес Ирвинг.
  — А теперь, — проговорил Мейсон, — в данный момент, когда ваши воспоминания не так свежи, как тогда, вы сомневаетесь в своих показаниях?
  — Я признаю теперь, что не могу опознать какую-либо машину с абсолютной уверенностью в этом.
  — Что же произошло с вами за эти два дня, что так повлияло на ваше мнение?
  — Я не говорил, что изменил свое мнение.
  — Разве вы его не изменили? — переспросил адвокат.
  — Я не знаю, какое мнение у меня было.
  — То есть, — сказал Мейсон, — вы все-таки думаете, что машина с номером 9 В 6—370, предъявленная вам два дня тому назад, была именно той, которую вы видели в ноль пятьдесят двадцать второго сентября, не так ли, мистер Ирвинг?
  Ирвинг признался:
  — Я пришел к выводу, что невозможно опознать машину с учетом того, при каких условиях видел ее впервые.
  — Что заставило вас прийти к такому выводу?
  — Я просто хорошенько обдумал и…
  — Мистер Ирвинг, — обратился к нему адвокат, — вы утверждаете, что сделали заключение о невозможности опознания. Кто вас на это склонил?
  — Не знаю. Это могло быть результатом моих раздумий.
  — Я думаю все-таки, кто-то вас склонил к этому, — настаивал Мейсон. — Кто?
  — Я не говорил, что меня кто-то переубедил.
  — Вы сказали, что изменили свое мнение. Из-за кого?
  — Я… я несколько раз беседовал с мистером Кавингтоном, окружным прокурором.
  — Иначе говоря, мистер Кавингтон убедил вас в том, что вы не смогли бы точно опознать машину, которую видели той ночью. Верно?
  — Не знаю, как точнее выразиться…
  — Отвечайте на вопрос. Склонял или нет вас мистер Кавингтон к тому убеждению, что вы не могли бы опознать ту машину при данных обстоятельствах?
  — Ваша честь, я протестую. В конце концов, этот перекрестный допрос… — раздался возглас прокурора.
  — Протест отклоняется! — отрезал судья Минден. Ирвинг колебался.
  — Отвечайте на вопрос, — потребовал Мейсон.
  — Думаю, он убедил меня в этом.
  — Что и требовалось доказать, — улыбаясь, произнес Мейсон.
  — Вызовите Гарольда Отиса, — выкрикнул Кавингтон.
  Гарольд Отис, хорошо сложенный молодой человек, прошел к трибуне, назвал свое имя и адрес судейскому приставу и, отвечая на вопросы Кавингтона, сообщил, что он работает на автозаправочной станции в Океансайде, где дежурил двадцать первого сентября с четырех часов дня до полуночи; что незадолго до конца смены, насколько он помнит, примерно за полчаса, появился Эдвард Гарвин в кабриолете. Отис рассказал, что, обслуживая машину Гарвина, он хорошо ее запомнил, а сам Гарвин, пока заправлялась его машина, был чрезвычайно возбужден — он отошел к обочине и внимательно изучал автомобили, проезжающие по шоссе на юг.
  Кавингтон предъявил свидетелю фотографию машины Эдварда Гарвина, и тот признал, что именно на ней Гарвин ехал в ту ночь, опознал ее номер, модель и год выпуска.
  — Можете приступать к перекрестному допросу! — тоном триумфатора объявил Кавингтон и направился к своему месту.
  — После того как вы заправили машину, что делал водитель? — спросил Мейсон.
  — Он уехал.
  — В каком направлении?
  — На север.
  — В сторону Лос-Анджелеса?
  — Да.
  Мейсон загадочно улыбнулся, словно эта информация предопределяла развал обвинения, так искусно выстроенного Кавингтоном.
  — А вы не видели, как он возвращался?
  — В час на автозаправочной станции обслуживаются сотни машин. И в мои обязанности не входит контролировать все машины, которые движутся по этой дороге.
  — Разумеется, — согласился Мейсон. — Но этого автомобиля, двигающегося в обратном направлении, вы не видели. Не так ли?
  — Нет, сэр, я не видел, но…
  — Не надо приводить доводы, — перебил его адвокат. — Я просто спрашиваю вас, видели вы как возвращался этот автомобиль или нет?
  — Нет, сэр.
  — Значит, в данном случае машина вернулась после полуночи, возможно, в три часа ночи, поэтому вы не видели ее там, так?
  — Не совсем. Я не видел бы ее в любом случае. Я не обращаю внимания на машины, движущиеся по шоссе. Это меня не интересует.
  — Итак, вы хотите сказать, — сделал вывод Мейсон, — что никогда не обращаете внимания на автомобили, следующие по шоссе. Я правильно понял?
  — Да, именно так.
  — Значит, — уточнил адвокат, — вы обратили внимание на этот автомобиль потому, что водитель был напряжен и очень нервничал. Правильно?
  — Да, сэр.
  — Поэтому вы осмотрели машину особенно внимательно?
  — Да, сэр.
  — Если бы эта машина снова попала вам на глаза, вы бы заметили ее, не так ли?
  — Возможно.
  — И если эта машина поехала от вашей станции по направлению к Лос-Анджелесу и до трех часов утра не возвращалась, тогда выходит, что мой подзащитный скорее всего не мог быть около места преступления в то время, когда оно было совершено. Не так ли?
  — Ну…
  — Да или нет? — почти зарычал на свидетеля Мейсон.
  — Ну, нет.
  — У меня все, — с победоносным видом заявил адвокат.
  Кавингтон озадаченно посмотрел на него и медленно поднялся. Он тщетно старался скрыть, что намек Мейсона на наличие алиби у Гарвина серьезно обескуражил его.
  — Ваша честь, — произнес он, — я хотел бы в завершение коротко ознакомить суд с документами, представленными телефонной компанией и подтверждающими заказ на разговор с Эзел Гарвин из Тихуаны, но я хотел бы воспользоваться случаем и пригласить еще одного свидетеля, который в настоящий момент не сможет немедленно предстать перед судом. Если можно было бы, как исключение для меня, сделать перерыв до завтрашнего утра…
  Судья Минден поморщился.
  — На мой взгляд, ваша просьба не противозаконна, если, конечно, у защиты нет возражений.
  — Ваша честь, — отозвался Мейсон, — мы хотели бы, чтобы дело было заслушано как можно быстрее.
  — Но, ваша честь, — попытался протестовать Кавингтон, — на карту поставлено дело большой важности, которое я не в состоянии сейчас объяснить.
  Неожиданно для всех Мейсон, поднявшись со своего места, вдруг благосклонно заявил:
  — Хорошо, мы согласны, можете затянуть процесс. Продолжайте. Если вы считаете, что сможете найти улики, доказывающие, что мой подзащитный был в непосредственной близости от места преступления, когда оно было совершено, то мы согласны помочь вам. Я согласен на перерыв. — И он опустился в свое кресло.
  — Я уже доказал это! — крикнул Кавингтон. — Что еще вам нужно? Я доказал, что он…
  Раздался удар судейского гонга, и вслед за ним прозвучал голос судьи Миндена:
  — Джентльмены, учитывая то, что защита не возражает, суд объявляет перерыв до десяти часов завтрашнего утра, в течение которого присяжные заседатели должны помнить наставления суда. Им запрещается обсуждать это дело, читать газеты, высказывать свое мнение или выслушивать чье-либо мнение, высказываемое в их присутствии. Итак, суд удаляется.
  Мейсон поднялся, расправил плечи и, подойдя к стоявшим невдалеке Полу Дрейку и Делле Стрит, шепнул:
  — Боже мой, вот это удача! Я так мечтал о перерыве, но боялся показать свою слабость Кавингтону. Окружной прокурор льет воду на мою мельницу, сам того не ведая.
  — Лучше понаблюдайте за ним, — сказал Дрейк. — Он опасен. Он что-то ищет.
  — Он обеспокоен, — заметил Мейсон, — но я обеспокоен раза в два сильнее. Прямо сейчас нужно сделать одну вещь.
  — Какую?
  — Этот свидетель, Ирвинг… Ведь я заплатил ему за участие в опознании моей машины.
  — Ну и что?
  — Я, кажется, переусердствовал.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Пойдем осмотрим мою машину, — предложил адвокат. — Этот Ирвинг честный парень.
  Мейсон направился туда, где стояла его машина, открыл дверцу и начал внимательно изучать ее.
  — Пол, взгляни на резиновый коврик, — обратился он к Дрейку.
  — Что за дьявольщина? — спросил Дрейк. — Ты хочешь сказать, что…
  Мейсон вдруг вскрикнул, затем, нагнувшись, начал тянуть коврик к себе.
  — Что это? — спросил Дрейк. Мейсон указал на бурое пятно.
  — Пол, — сказал он возбужденно, — мы должны как можно быстрее отдать это на экспертизу. Нужно выяснить, не кровь ли это?
  — Кровь?! — воскликнула Делла Стрит.
  — Именно, — отозвался Мейсон.
  — Что за чертовщина? — спросил Дрейк.
  — Вот где недостающие факты, — ответил Мейсон. — Мортимер Ирвинг говорил правду. Именно мою машину он видел в ту ночь.
  — Твою?
  — Я уверен в этом, — ответил Мейсон. — Вспомните, что Гарвин сел в свой кабриолет и уехал. Моя машина стояла прямо позади его. Ключи от моего автомобиля были в ящике стола в офисе гостиницы.
  Дрейк тихо присвистнул.
  — Значит, вы хотите сказать… — начала Делла.
  — Я думаю, — сказал Мейсон, — что Лоррейн Гарвин ничто не мешало встать, одеться, занять мою машину, отправиться к прибрежной дороге, убить Эзел Гарвин и вернуться в Тихуану. А значит, револьвер находился в отделении для перчаток все время. Когда Лоррейн открыла это отделение, чтобы достать солнцезащитные очки для Гарвина, она обнаружила револьвер. Не сказав ничего, она подала очки Эдварду и при первом удобном случае забрала оружие.
  Дрейк смотрел на Мейсона с раскрытым от изумления ртом.
  — Будь я проклят!.. — воскликнул он.
  — А теперь, — сказал ему Мейсон, — нам осталось сделать единственную вещь — найти этому доказательства и успеть сделать это за несколько часов. Пол, ты мне нужен.
  Глава 19
  В «Гранд-отеле» города Сан-Диего, в номере люкс, который занимал Перри Мейсон, Лоррейн Гарвин сидела напротив адвоката. Несмотря на переполнявшее ее отчаяние, взгляд ее был вызывающим.
  В кресле, справа от Мейсона, сидел Пол Дрейк, наблюдая за Деллой Стрит, записывающей в своем блокноте каждое услышанное слово.
  — Я говорю вам, я не покидала гостиницы, — подавленно сказала Лоррейн.
  Мейсон холодно глядел на нее.
  — Вы наверняка покидали гостиницу, — сказал он. — Из всех, кто был там в то время, только двумя могла интересоваться Эзел Гарвин. Это вы и ваш муж. Сейчас благодаря свидетелю, которого нашел окружной прокурор, мы можем доказать, что ваш муж встал, сел в свою машину и уехал на ней в ту ночь. Он не перепутал наши машины. Его видели на его собственной машине в Океансайде. Его видели в то время, когда он был там и когда отъезжал на своей машине от гостиницы «Виста де ла Меса» в Тихуане. И вот что произошло за это время, Вы знали, зачем он поехал: он обсуждал с вами это. Вы знали, что он уехал на встречу с бывшей женой. Вы знали, что ваш брак будет незаконным, пока она будет стоять у вас на пути. И лишь избавившись от нее, вы сможете узаконить свои права.
  От охватившего ее гнева губы Лоррейн сжались.
  — Я больше не намерена сидеть здесь и терпеть весь этот вздор, — заявила она. — Я отправляюсь к своему адвокату.
  — Он вам очень пригодится, — намекнул Мейсон. — Вы ведь знаете, что случилось в ту ночь. Вы встали, быстро оделись, прошли в офис гостиницы, достали ключи от моей машины, сели в нее и погнали машину, словно посланник ада. Вы обогнали мужа где-то на полпути к Океансайду. Встретив Эзел, вы убили ее…
  — Я еще раз повторяю вам, никого я не убивала!
  — А я говорю: убивали. Чтобы ваш муж был свободен для оформления повторного брака, вы, не слишком задумываясь о способе выхода из тупика, решили либо самой устранить Эзел Гарвин со своего пути, либо склонить к этому Эдварда, обеспечив затем ему алиби.
  Лоррейн отодвинула назад кресло, в котором сидела, поднялась и сказала:
  — Я не желаю больше сидеть здесь и выслушивать оскорбления. Мой муж просил меня солгать и обеспечить ему алиби, что я и сделала. Теперь же я отправляюсь к своему адвокату за консультацией.
  Пол Дрейк и Мейсон молча наблюдали за тем, как она пересекла комнату и вышла, захлопнув за собой дверь.
  — Итак, — сказал Мейсон, — мы наконец знаем, что случилось, но у нас нет доказательств. Эта кровь могла там появиться в любое другое время. Прокурор может заявить, что мы сами посадили кровавое пятно, порезав палец и капнув несколько капель на резиновый коврик.
  — Тогда что же выходит? — спросила Делла Стрит.
  — Тогда, — ответил адвокат, — наша версия относительно участия в этом деле Лоррейн Гарвин рассыплется как карточный домик, и мы потерпим поражение.
  Мейсон встал и принялся ходить из угла в угол. Остальные молча следили за ним. Неожиданно он замер на месте, быстро развернулся и уставился на Пола Дрейка.
  — Что с тобой, Перри? — спросил Дрейк.
  — Пол, мы не учли другую возможность.
  — Какую?
  — События развиваются столь быстро, что у нас не хватает времени продумать все до конца, но стоит только это сделать, как возникает вопрос: каким образом Лоррейн связалась с Эзел Гарвин?
  — Ну, трудно сказать. В общем, так или иначе, она это сделала, — сказал Дрейк.
  Схватив свою шляпу, Мейсон сказал:
  — Мы едем в Тихуану. Делла, захвати блокнот. Они прошли в гараж, где заняли места в машине Мейсона, и отправились в Тихуану. В гостинице они нашли обложившуюся газетами сеньору Инокенте Мигуериньо, которая удобно устроилась рядом с письменным столом. Ее лицо прямо-таки сияло от удовольствия, что в статье о судебном разбирательстве, где был замешан владелец горных рудников, фигурировала ее гостиница — это было лучше всякой рекламы.
  — Добрый день, сеньора, — поздоровался с ней Мейсон.
  — Рада видеть вас, сеньоры, и вас, сеньора, — ответила та, улыбаясь. — Как идет ваш процесс? Вашего клиента оправдали, нет?
  — Нет, — сказал Мейсон, — за этим я и приехал. Я хочу задать вам несколько вопросов. Кто снял последнюю комнату в ночь убийства?
  — О, эта была сеньора: очень красивая девушка, вот с такими формами, — и хозяйка гостиницы движением рук обрисовала контуры женской фигуры.
  — А какой у нее был цвет волос?
  — Она блондинка. Ее волосы напоминали цветом платину, нет?
  — Она зарегистрировалась? — задал Мейсон очередной вопрос. — Под каким именем?
  — Сейчас я посмотрю регистрационную книгу. — Сеньора Мигуериньо полистала страницы и сказала: — Она записалась под именем Шарлотты Делано из Лос-Анджелеса.
  — Когда она приехала?
  — Точно не знаю, сеньор. У нас, в Мексике, времени не придается такого большого значения, как у вас, американцев. Это было как раз перед тем, как я выключила свет и пошла спать.
  Мейсон повернулся к Полу Дрейку. По лицу адвоката было видно, что его осенила догадка.
  — Черт возьми, — выругался Дрейк. — О чем ты думаешь?
  — Пол, — начал объяснять Мейсон, — давай проследим события той ночи. Я вышел из своей комнаты и отправился в номер Эдварда Гарвина. Пока я был у него, сеньора Мигуериньо, должно быть, сдала последнюю комнату этой белокурой сеньоре. Затем она выключила свет и пошла спать. К тому времени, когда я шел в свой номер, свет был выключен, однако какая-то женщина находилась в телефонной кабине, заказывая телефонный разговор. Сейчас можно предположить, что эта молодая женщина, звонившая из соседней кабины, и была той посетительницей, которой сеньора Мигуериньо сдала последний номер.
  — Да, да, сеньор, это так! Она еще спрашивала меня, можно ли ей позвонить в Лос-Анджелес.
  — Тогда, — сказал Мейсон, обращаясь к Полу Дрейку, — предположим, что этой женщиной была моя таинственная гостья со стройными ножками, привыкшая лазить по пожарным лестницам с револьвером в руке. Предположим, что это Вирджиния Байнам, звонившая в Лос-Анджелес за инструкциями. Пойдем, Пол, нам следует уточнить, кому она звонила.
  Уже через сорок минут они узнали это.
  Разговор был заказан вечером, без пяти десять. Женщина, сделавшая заказ, назвалась Вирджинией Колфекс. Она звонила Френку К. Ливсею.
  Узнав это, Дрейк тихо присвистнул.
  — Теперь, Пол, все проясняется, — мрачно сказал Мейсон. — Мне понятно, кто позаимствовал мою машину.
  Глава 20
  Когда помощник шерифа ввел Эдварда Гарвина в переполненный зал суда, тот сердито шепнул Мейсону:
  — Какого черта вы стараетесь подставить мою жену?
  — Замолчите, — ответил адвокат тоном, не терпящим возражений.
  — Мне не нужна такая защита. Я попрошу у суда разрешения назначить мне другого адвоката. Дьявольщина, Мейсон, вы не можете…
  В этот момент вошел судья Минден, раздался легкий стук судейского молотка, предлагавший присутствующим в зале суда занять свои места.
  — Джентльмены, вы готовы продолжить? — обратился судья. — Подсудимый в суде. А присяжные все присутствуют?
  — Я готов, — сообщил Мейсон.
  — Все готовы, — согласился Кавингтон.
  Судья Минден взглянул на поднявшегося с кресла Кавингтона и хотел было обратиться к суду, но его перебил Мейсон:
  — Если суд не возражает, у меня есть несколько вопросов к Френку К. Ливсею. Вы позволите мне повторно пригласить его для перекрестного допроса?
  Вы хотите провести перекрестный допрос? изумленно спросил Кавингтон. — Но его уже вызывали в связи с тем, что он держал в руках тот злосчастный револьвер, а затем положил его в машину Гарвина.
  — Значит, — улыбнулся Мейсон, — у окружного прокурора нет оснований протестовать по поводу повторного вызова?
  — Нет, — сдался Кавингтон.
  — Хорошо, — сказал судья Минден. — Мистер Ливсей, суд просит вас занять место на трибуне для дополнительного перекрестного допроса.
  С кресла в заднем ряду поднялся Ливсей и направился к трибуне для свидетелей, его лицо скривила недоумевающая улыбка.
  Дождавшись, когда он займет свое место, Мейсон задал неожиданно вопрос:
  — Мистер Ливсей, вы знакомы с Вирджинией Байнам? Ливсей нахмурился:
  — Я же говорил вам, мистер Мейсон, что. знаю так много людей, что…
  — Да или нет? — жестко спросил Мейсон. — Вы знакомы или не знакомы с ней?
  — Да, я ее знаю, — ответил Ливсей, пристально глядя в глаза адвоката.
  — А теперь также коротко ответьте на следующий вопрос: вы разговаривали по телефону с Вирджинией Байнам или нет около десяти часов вечера двадцать первого сентября сего года?
  Кавингтон мгновенно вскочил на ноги: он был в замешательстве, инстинктивно чувствуя, что назревающие события не сулят ему ничего хорошего.
  — Ваша честь, — обратился он к судье, — допрос ведется не по правилам. Нас уводят в сторону: эти вопросы к делу не относятся.
  — Цель допроса — разоблачить свидетеля, — пояснил Мейсон.
  Судья Минден с сомнением посмотрел в зал:
  — Суду также кажется, что расследование уводится в сторону. Но для разоблачения свидетеля адвокату следует дать возможность продолжить допрос. Однако предупреждаю, что я не потерплю всяких попыток что-либо выудить. Протест отклонен.
  — Я не выуживаю… — начал Мейсон.
  — Отвечайте на вопрос, мистер Ливсей, — вмешался судья.
  Заерзав в кресле, Ливсей с надеждой посмотрел на Кавингтона, а рука его машинально погладила лысую голову.
  — Так да или нет? — снова спросил Мейсон. — У вас состоялся такой разговор?
  Ливсей, немного откашлявшись, начал было говорить, но вдруг запнулся.
  — Так да или нет? — настаивал Мейсон.
  — Да, — наконец, после непродолжительного колебания, ответил Ливсей.
  — Да, — удовлетворенно повторил Мейсон. — И во время этого разговора Вирджиния Байнам находилась в Тихуане, не так ли?
  — Ваша честь, я протестую, — сказал Кавингтон. Свидетель не мог знать, откуда она звонила. Он мог знать это только в том случае, если бы она сама ему сказала или если бы ему сообщили.
  — Протест отклоняется, — сказал судья и, подавшись вперед, хмуро посмотрел на Ливсея.
  — И вы тогда по телефону давали Вирджинии Байнам инструкции, как действовать дальше? Вы велели ей взять мой автомобиль, который как раз стоял возле гостиницы «Виста де ла Меса», и поехать в Океансайд?
  — Ох, ваша честь, это переходит всякие границы, — вмешался Кавиштон. — Мистер Мейсон хочет использовать показания мистера Ливсея в своих целях. Но я вызвал его в связи с другим делом и…
  — Как бы там ни было, это свидетельствует лишь о стремлении провести всестороннее судебное расследование, — ответил судья. — Суду интересно услышать ответ на поставленный вопрос. Отвечайте, свидетель.
  Теперь Ливсей принялся поглаживать свою голову, тем самым выдавая свое состояние.
  — Да или нет? Вы инструктировали ее?
  В зале суда повисла напряженная тишина. Ответа не последовало.
  — Отвечайте на вопрос, — резко, как удар хлыста, прозвучал голос судьи.
  Внезапно Ливсей взглянул на судью:
  — Я отказываюсь отвечать на этот вопрос. Ответить — значит обвинить себя.
  После этих слов судье Миндену потребовалось больше минуты, чтобы успокоить взорвавшийся зал. Когда порядок был восстановлен, судья объявил:
  — Суд удаляется на перерыв. Заседание будет продолжено через пятнадцать минут. После перерыва число зрителей будет ограничено количеством мест в зале суда. В случае каких-либо признаков беспорядка зрители будут удалены. Присяжным заседателям во время перерыва следует помнить о предостережениях суда.
  Мейсон улыбнулся подошедшему Полу Дрейку:
  — Пол, наши дела улучшаются.
  Глава 21
  Когда судебный процесс возобновился и Ливсей снова занял место свидетеля, он повторил сказанное ранее, но, кроме того, на сей раз зачитал, заглядывая в бумагу, которую держал в руке:
  — Я намерен заявить, что только что проконсультировался у адвоката. Мне не советуют отвечать на какие-либо вопросы, касающиеся моих отношений с Вирджинией Байнам, и я отказываюсь отвечать на поставленные мне вопросы, поскольку ответы на них могут мне навредить.
  Кавингтон вскочил с места, неистово жестикулируя:
  — Ваша честь, это все похоже на дешевую подтасовку фактов. Отказ свидетеля отвечать на вопросы напоминает попытку заставить присяжных поверить в то, что он мог быть причастен к убийству Эзел Гарвин. Я утверждаю, что это чистейшей воды обман.
  — Вы выдвинули обвинение, — спокойно произнес Мейсон, — теперь, будьте добры, докажите это.
  — Я не могу доказать, и вы это знаете. Судья ударил в гонг.
  — Господин прокурор, воздержитесь от личных выпадов, — сказал он. — Суд оказался в затруднительном положении.
  — Очень сложное положение, — раздраженно сказал Кавингтон. — Лично я имею основания думать, что это просто обманный трюк. Вирджиния Байнам находилась на пожарной лестнице, наблюдая за офисом компании, именно в то время, когда, как утверждает адвокат, она находилась в Тихуане. Однако, сделав это заявление перед присяжными заседателями с помощью многозначительных наводящих вопросов и затем имея свидетеля, услужившего ему отказом отвечать на вопросы ввиду того, что ответы на них могут ему навредить, адвокат воздвиг серьезные препятствия на пути обвинения.
  Присяжные склонны придавать слишком большое значение тому, что говорят свидетели. Я утверждаю, что это заранее продуманный обман. Не забывайте, что стоящий перед вами человек работает у обвиняемого. К тому времени, когда туман, который тут напустил этот адвокат, рассеется, вероятно, выяснится, что все дело было тщательно отрепетировано. Этот дешевый обман полностью…
  — Минуточку, — прервал его Мейсон. — Вы слишком увлеклись обвинениями, и я намерен призвать вас к ответу. Вы…
  — Джентльмены, — вмешался судья, — не будем больше обвинять друг друга и строить догадки относительно причин заявления, сделанного этим свидетелем. Мистер Ливсей, я вас правильно понял: вы отказываетесь отвечать на любой вопрос, касающийся ваших взаимоотношений с Вирджинией Байнам?
  — Совершенно верно.
  Тогда что же произошло в ночь с двадцать первого на двадцать второе сентября? Вы ответите на вопросы…
  — Я отказываюсь отвечать на любой вопрос, касающийся того, что произошло в ночь с двадцать первого на двадцать второе сентября ввиду того, что ответы могут мне навредить.
  — Я прошу четыре дня перерыва, — сказал Кавингтон сердито. Его лицо было багровым. — Я прошу провести заседание при расширенном составе присяжных заседателей. И мы докопаемся до истины. Мы…
  Мейсон снова перебил его:
  — Я бы хотел еще раз вызвать Джорджа Л. Денби, чтобы задать ему пару вопросов. После этого я не буду возражать против перерыва в судебном заседании на некоторое время.
  — Хорошо. Мистер Денби, пройдите вперед, — согласился судья Минден.
  Денби вышел степенной походкой и занял кресло, предназначенное для свидетелей. Он сцепил пальцы рук в замок и взглянул на Мейсона.
  — Мистер Денби, — обратился к нему адвокат, — я бы хотел уточнить прямо здесь вопрос, касающийся времени. Вы заявили, что работали в офисе «Гарвин Майнин эксплорейшн энд девелопмент компани» всю ночь с двадцать первого на двадцать второе сентября.
  — Совершенно верно, сэр.
  — Скажите, вы знакомы с Вирджинией Байнам?
  — Нет, сэр. Я с ней не знаком, в том смысле, который вы вкладываете в свой вопрос. Я видел ее в офисе корпорации, когда она приходила справиться о сертификате акций. Больше мне нечего добавить.
  — Вы знаете, что револьвер, найденный на пожарной лестнице, — является тем оружием, которое представлено здесь в качестве вещественного доказательства по данному делу?
  — Да, сэр.
  — А как вы узнали, что оно было именно тем оружием?
  — По номеру.
  — Какой же у него номер?
  — С 64805.
  — Вы запомнили этот номер?
  — Да, сэр. Я запомнил номер оружия.
  — Почему?
  — Потому что считал, что это может быть важным.
  — Больше вы ничего не заметили?
  — Нет.
  — Вы хотите уверить присяжных заседателей в том, что смогли запомнить номер, который увидели случайно?
  — Да, сэр. У меня отличная память на цифры. Я очень редко забываю числа, которые когда-либо видел.
  Мейсон приблизился к нему, вытащил из кармана бумажник, а затем извлек из него какую-то карточку и подал ее Денби.
  — Что это такое, мистер Денби?
  — Водительское удостоверение, выданное адвокату Перри Мейсону.
  — Вы его видели прежде?
  — Ваше удостоверение? — удивленно спросил Денби.
  — Да.
  Денби отрицательно покачал головой.
  — Нет, не видел.
  — Когда оно было выдано?
  — Четвертого июня тысяча девятьсот сорок седьмого года.
  — Когда истекает срок его действия?
  — Четвертого июня тысяча девятьсот пятьдесят первого года.
  Мейсон забрал удостоверение из рук Денби, повернулся спиной к столу прокурора и после недолгой паузы произнес:
  — Хорошо, если вы имеете такую память на числа, то назовите мне номер этого удостоверения?
  В холодных глазах Денби промелькнула презрительная усмешка.
  — Мистер Мейсон, номер вашего водительского удостоверения 490 553.
  Мейсон взглянул на документ.
  — Ну, что? — язвительно поинтересовался Денби.
  — Все верно.
  Со стороны зрителей донесся удивленный шепот.
  — Тогда, — сказал Мейсон, нахмурив брови и указав пальцем в сторону Денби, — если у вас такая феноменальная память на числа, как случилось, что, когда я вас спрашивал, кто был владельцем сертификата акций за номером 123, вы были не в состоянии вспомнить это?
  — Я не могу держать в памяти номера всех акций компании.
  — Ясно, — заметил Мейсон. — У меня все.
  — Мы объявляем перерыв до десяти часов следующего понедельника, — объявил судья Минден. — Присяжные заседатели должны помнить предупреждение суда.
  Глава 22
  В «Гранд-отеле» в номере люкс собрались Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк. Перед ними за столом сидела, обливаясь слезами, Вирджиния Байнам, стараясь не встречаться взглядом с Перри Мейсоном.
  — Вирджиния, — сказал адвокат, — вы впутались в грязную историю. Вы сможете облегчить свое положение в том случае, если будете говорить правду. Нам известно, что в ночь убийства вы находились на пожарной лестнице. Вас могут привлечь за лжесвидетельство, поскольку мы знаем, что вы воспользовались моей машиной и отправились на ней к месту преступления. Учитывая эти факты, мы вправе признать вас виновной, но я не думаю, что вы инициатор убийства. Поэтому в ваших интересах сейчас говорить правду.
  Девушка заколебалась. Она перевела взгляд с внимательных глаз Мейсона на холодное, осуждающее лицо Дрейка, а затем взглянула на Деллу Стрит.
  Та, встав с кресла, подошла к ней и, коснувшись ее плеча, спросила:
  — Вирджиния, почему вы не расскажете правду? Вы же знаете, мистер Мейсон, если сможет, постарается помочь вам.
  Вирджиния, злобно скривившись, ответила:
  — Я расскажу вам все. Я не вижу причин выгораживать человека, который отступился от меня.
  Итак, это случилось, когда я встретилась с Френком Ливсеем. Я была у него девушкой для презентаций. Он распоряжался мной как хотел. Он продавал на торгах акции рудников и затевал один аукцион за другим. О всех сделках я не знаю, но, насколько мне известно, Ливсей и Денби беззастенчиво грабили корпорацию. Денби «жонглировал» документами, а некоторые из них даже припрятывал, если надвигалась ревизия. Дела у них шли прекрасно до тех пор, пока они не заподозрили, что кто-то кроме них пользуется картотекой корпорации. Они никак не могли разузнать, кто это был. Но по следам, оставленным неизвестным, стало ясно, что это лицо вторгается в офис компании по ночам. Поэтому они послали меня туда, чтобы выяснить, кто же этот неизвестный. Я открыла окно, чтобы обеспечить себе выход на пожарную лестницу. Они велели мне, если этот неизвестный начнет открывать дверь офиса, вылезти на пожарную лестницу и через окно посмотреть, кто же этот посетитель и что он будет делать.
  Они посоветовали, когда я буду наблюдать за офисом, спуститься чуть ниже по лестнице, чтобы не обнаружить себя. Мне нравился Френк Ливсей. Он устраивал массу аукционов и презентаций, но я продолжала жить своим умом. Я ничего не продавала, хотя на торговле акциями можно было сделать большие деньги. Но, как вы сами понимаете, я была обязана Ливсею всем, что имею, и была готова выполнить любое его поручение.
  Что случилось дальше, вы знаете. Миссис Эзел Гарвин использовала ключ, который у нее остался с тех пор, когда она еще работала секретаршей в этом офисе. Я спустилась вниз по лестнице, где вы, мистер Мейсон, меня и застали. Я ухитрилась сбежать от вас, но потом вернулась к зданию и ждала Эзел Гарвин на стоянке такси. Когда я увидела, что она вышла из здания и села в такси, я на другом такси поехала за ней. Таким образом я узнала, что она живет в апартаментах «Монолиз». Я узнала ее, как только она вошла в офис корпорации, потому что видела раньше, когда она была замужем за мистером Гарвином.
  — И вы обо всем сообщили Ливсею? — спросил Мейсон.
  — Конечно.
  — Что дальше?
  Девушка продолжила свой рассказ:
  — Ливсей и Денби подкупили оператора на коммутаторе в апартаментах «Монолиз», чтобы тот подслушивал все разговоры, которые будут вестись по телефону Эзел Гарвин, и передавал их содержание. Таким образом они узнали о ее планах: о том, что она подменила доверенности и стремилась захватить власть на собрании акционеров. К тому времени у них появилось подозрение, что эта хитрая женщина обнаружила недостачу наличных денег в казне корпорации.
  Эдвард Гарвин уехал со своей второй женой, и никто не мог найти его, но у Френка Ливсея возникло предположение, что вы, скорее всего, разыщете его, а затем посоветуете покинуть Соединенные Штаты и уехать в Мексику. Поэтому он отправил меня на границу с Мексикой, чтобы узнать, проезжал ли Гарвин в сторону Тихуаны.
  Что произошло дальше, вам тоже известно. Гарвин действительно поехал в Мексику, вы же следовали за ним в своей машине. Я взяла такси и отправилась следом за вами в гостиницу. Гарвин меня не знал, но с вами мы уже познакомились, поэтому я вынуждена была соблюдать осторожность. Как только я заметила, что вы отправились спать, то сняла последний номер в гостинице. Оттуда я могла продолжать наблюдение, не рискуя быть обнаруженной каким-нибудь ночным сторожем. Я позвонила Френку Ливсею, как только свет в вестибюле был выключен. Френк запретил мне ложиться спать и приказал расположиться таким образом, чтобы я могла быть уверена, что вы спите, а следовательно, никуда не отлучитесь. Он сказал, что вы очень коварны и способны на любую неожиданность.
  В окно я увидела, как мистер Гарвин вышел из дома, сел в машину и уехал. Мне нужно было что-то быстро предпринять. Я знала, что ключи от машин лежали в ящике стола в офисе гостиницы, снабженные ярлыками. Я узнала вашу машину, когда вышла во двор. У вас мощная машина, и это определило мой выбор. Я вошла в офис гостиницы, открыла ящик и нашла нужные мне ключи. Я села в вашу машину и бросилась вдогонку за мистером Гарвином. Он направлялся к Океансайду. По дороге он несколько раз останавливался, чтобы заправить машину. Когда он отъезжал от заправочной станции, я продолжала следовать за ним по дороге на Фолбрук, к тому месту, где недавно обосновался мистер Хекли. Мистер Гарвин остановил свою машину на главной дороге, выключил мотор и двинулся через луг. Я решила воспользоваться этим обстоятельством, чтобы позвонить, и стала разворачивать машину обратно к Океансайду, когда вдруг увидела машину, поворачивающую на дорогу, ведущую к владениям Хекли. Это была машина Эзел Гарвин. За ней следовала другая машина, за рулем ее сидел мистер Денби.
  Вирджиния обвела глазами присутствующих и продолжила:
  — Мистер Мейсон, я не имела представления о планах Денби. Мы переговорили с ним. Выслушав меня, он сказал, что хочет воспользоваться вашей машиной, а мне предоставил свою. Он собирался разыскать дом, который должен быть где-то в конце гравийной дороги. Служащий из апартаментов «Монолиз» сообщил ему о звонке мистера Гарвина.
  Я поехала по лугу и после недолгих блужданий подъехала к дому. Со своего места я увидела Эзел Гарвин и высокого мужчину. Они о чем-то разговаривали. Мужчина заправил ее машину бензином, затем они вошли в дом. Я подъехала еще ближе и замерла от страха, заметив тень крадущегося человека, но потом поняла, что это был мистер Гарвин. Он приближался к дому, стараясь что-то разведать, но собака хозяина дома заметила его и продолжала лаять, пока тот не удалился на приличное расстояние.
  Наконец Эзел Гарвин вышла из дома, села в машину и уехала. Гарвин попытался догнать ее, но он был так близко к дому, что, прежде чем добежал через поле до своей машины, она уже уехала.
  Я сидела в машине мистера Денби и, сказать по правде, очень нервничала. Затем, выйдя из нее, я попыталась приблизиться к дому Хекли, но передумала — я боялась собаки, а также того, что кто-нибудь мог подстерегать меня в темноте, вдобавок, когда я пробиралась через кустарник, то потеряла свой шарф, а также порвала чулок, да и вообще я боялась, что влезла в какое-то темное дело.
  Я вернулась к машине мистера Денби и отправил в сторону Океансайда. Машины Гарвина нигде не было видно, и я не знала, что мне делать. Вдруг появился мистер Денби на вашей машине. Он был очень-возбужден. Денби сказал мне: «Быстро прыгай в эту машину. Я хочу, чтобы ты обогнала Гарвина по дороге в Тихуану. Езжай как можно скорее».
  По возвращении в Тихуану я должна была поставить вашу машину на место, выписаться из гостиницы и первым же самолетом отправиться в Лос-Анджелес. На вопрос, где я была, я должна была отвечать, что всю ночь наблюдала за офисом корпорации с пожарной лестницы. И при этом должна была подтвердить, что Денби находился в офисе всю ночь.
  Вирджиния перевела дыхание.
  — Это все, — проговорила она. — Я забралась в вашу машину и выполнила все, что мне приказал мистер Денби.
  Мейсон взглянул на свою секретаршу и спросил:
  — Ты все записала, Делла?
  Делла Стрит подняла глаза от блокнота.
  Мейсон, усмехнувшись, обратился к Полу Дрейку:
  — Пол, теперь ты понимаешь, как все было. Поскольку Гарвин предложил своей первой жене встретиться в том месте, которым они когда-то владели, Денби точно знал, куда ехать. Он знал, где находился этот земельный участок. Он отправился на моей машине туда и оставил ее у дороги. Он, вероятно, прошел назад сорок или пятьдесят ярдов и ждал, когда Эзел увидит стоящую машину. Та, естественно, предположила, что это машина ее мужа, и затормозила. Денби вышел из темноты. У него в руке был револьвер Вирджинии Байнам. Убив Эзел, он передвинул ее тело вправо от места водителя, а сам, заняв место за рулем, подвел машину вслед за моей. После этого он расположил тело убитой женщины за рулем, бросил револьвер около машины на Землю и, сев в мою машину, поехал к Океансайду. Там Денби поменялся автомобилями с Вирджинией и помчался в Лос-Анджелес.
  Он постарался обеспечить себе алиби на всю ночь. По содержанию записи на диктофоне нельзя определить, когда она была сделана. Денби накопил множество записей, которые были смонтированы так, что с уверенностью можно было сказать, что они сделаны в ночь перед собранием. По возвращении в Лос-Анджелес он отправился в офис и долго подбирал там записи, а утром положил их на стол секретарши, которую, конечно, постарался убедить, что работал всю ночь.
  Мейсон, закончив повествование, повернулся к Делле Стрит и попросил:
  — Делла, свяжись с секретарем коллегии адвокатов, я хочу поговорить с ним.
  Когда та дозвонилась, Мейсон с нескрываемой иронией произнес:
  — Говорит Перри Мейсон. Комиссия по жалобам вызвала меня сегодня вечером для проведения расследования по поводу якобы обманным путем проведенного мной опознания своей машины. Как теперь выяснилось, та машина, которую видел свидетель ночью, действительно была моей. А теперь, если сможете найти, где написано, что убеждать свидетеля рассказать правду — незаконно, то смело лишайте меня права заниматься адвокатской практикой. — И Перри Мейсон, весело подмигнув своей очаровательной секретарше, опустил телефонную трубку.
  Дело о разведенной кокетке
  Глава 1
  Ровно в девять утра Перри Мейсон встретился с Полом Дрейком, чтобы вместе позавтракать.
  Высокий Дрейк, шеф детективного агентства, улыбнулся при виде адвоката Мейсона и заметил:
  — Твои часы отстают на тридцать секунд, Перри.
  Мейсон отрицательно покачал головой:
  — Нет, это твои спешат на тридцать секунд. Что-нибудь заказал?
  — Да, — ответил Дрейк. — Два ананасных сока, яичницу с ветчиной, тосты и кофе. Сейчас принесут. Ты видел объявление в газете?
  — Нет, — ответил Мейсон. — Какое?
  — По делу Финчли.
  — Я как раз о нем хотел спросить.
  — Я дал объявление в утренние газеты и в вечерний выпуск «Блейд».
  Официант принес сок и обратился к Мейсону:
  — Добрый день, мистер Мейсон. Сейчас подам яичницу и ветчину. Мистер Дрейк, когда делал заказ, предупредил, что вы скоро придете.
  — Я уже пришел.
  Дрейк одним глотком выпил полстакана сока, отставил его и вынул из портфеля газету.
  — Вот, читай.
  Мейсон прочитал объявление, указанное детективом.
  «СТО ДОЛЛАРОВ ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ
  Если тот, кто третьего числа сего месяца около семнадцати часов менял шину автомобиля, стоявшего у перекрестка Хикман-авеню, обратится в Детективное агентство Дрейка и сможет дать достаточно точное описание черного автомобиля, проехавшего с большой скоростью по Вермесилло-драйв в восточном направлении и столкнувшегося с „Фордом“, проезжавшим по Хикман-авеню в северном направлении, получит сто долларов наличными. Замечено, что молодая женщина, находившаяся в стоявшем автомобиле, записала номер черной автомашины, но уехала до прибытия машины „Скорой помощи“. Каждый, кто сможет сообщить какие-либо сведения, помогающие найти сбежавшего водителя, спровоцировавшего инцидент, получит сто долларов. Сведения просим высылать на адрес Детективного агентства Дрейка, п/я 624».
  — Это должно что-то дать, — сказал Мейсон, откладывая сложенную газету. — Молодой Финчли серьезно ранен… Я всей душой ненавижу виновников автомобильных катастроф, удирающих от ответственности.
  — Наверное, выпил и побоялся остаться, — заметил Дрейк. — Возможно, те, из стоящего автомобиля, ничего не видели.
  — Мне сказали, что видели, — возразил Мейсон. — В машине были двое — мужчина и женщина. Автомобиль светлый, почти новый. Когда все произошло, мужчина, заменив шину, клал замененное в багажник, а женщина что-то записывала в блокнот. Скорее всего, номер машины, которая, столкнувшись, отбросила «Форд» Финчли на фонарный столб, после чего без задержки умчалась.
  Официант принес яйца, ветчину, подрумяненные тосты и кофе.
  — А если их показания окажутся во вред твоему клиенту? — спросил Дрейк.
  — Это невозможно, если они не будут врать. Я в любом случае узнаю, кто это. Хотя бы потому, что не хочу, чтобы они затаились, а в один прекрасный день неожиданно выскочили как свидетели в пользу обвиняемого.
  Снова подошел официант и произнес извиняющимся тоном:
  — Мистер Дрейк, звонят из вашего агентства. Секретарь просила сказать, что пришел ответ на объявление в газетах. Она хотела, чтобы вы узнали об этом сейчас, пока с вами мистер Мейсон.
  — Пусть доставят сюда, — оживился Дрейк. — Скажите, пожалуйста, моему секретарю, пускай возьмут такси.
  Мейсон улыбнулся.
  — Видишь, Пол, что может сделать объявление.
  — Хочешь сказать, что могут сделать деньги, — отрезал Дрейк.
  — У молодого Финчли сломано бедро, — продолжил Мейсон, — а он должен окончить колледж. Я в самом деле хочу поймать того водителя.
  Дрейк медленно, маленькими глотками пил кофе.
  — Сомневаюсь в удаче, — неохотно произнес он. — Возможно, так дело и не пойдет, Перри. Водитель, скорее всего, был пьян. Если бы ты застукал его на месте, то смог бы это доказать, а теперь просто услышишь занятную историйку, что автомобиль Финчли толкнул его, а он оглянулся и увидел, что ничего особенного не произошло.
  — Тогда я прижму его обвинением в том, что он скрылся с места происшествия, — сказал Мейсон.
  Дрейк улыбнулся:
  — Не обольщайся. Скорее всего, у этого типа найдется какой-нибудь влиятельный друг или даже два, которые позвонят в прокуратуру. В конце концов окажется, что у него полно влиятельных друзей, обзванивающих город, чтобы рассказать всем и каждому, какой это порядочный человек, образцовый отец семейства, член общества защиты собак и кошек, который жертвует большие суммы религиозным организациям и своей политической партии.
  — И все же я его поймаю, — не сдавался Мейсон. — Приглашу как свидетеля и обдеру как липку.
  — Даже этого не сможешь, — возразил Дрейк. — Агент какого-нибудь страхового общества закрутится около Боба Финчли и начнет петь: мол, если он выиграет дело в суде, придется заплатить адвокату, к тому же ему окончательно испортят нервы — ведь он не будет уверен в благоприятном исходе дела. Скажут, что дело придется передать в суд и в результате не останется и половины того, что он сможет получить, согласившись на предложение страхового общества. Представитель его посулит оплатить врача и больницу, дать немного денег на новую машину и даже благодаря связям устроить одну из последних моделей…
  — Хватит, — со смехом прервал Мейсон. — Только аппетит портишь.
  — Я обрисовал, как все будет, — ответил Дрейк.
  — Сам знаю, как будет, — возразил Мейсон. — Найди только водителя черной машины. Я уж заставлю его попотеть.
  С минуту помолчали. Появился официант.
  — Пришли из вашего агентства, мистер Дрейк. Просили передать конверт и поинтересоваться, не будет ли поручений.
  — Нет, — ответил Дрейк. — Письмо скажет само за себя. — Он распечатал конверт из толстой бумаги, присланный по почте на адрес Детективного агентства Дрейка, и сказал: — Тут что-то тяжелое.
  Перевернул конверт. На стол выпал ключ, что удивило Дрейка.
  — Это, наверное, и есть ключ к разгадке, — пошутил Мейсон.
  — Погоди, не до шуток, — поморщился Дрейк.
  — А письмо там есть? — спросил Мейсон.
  Дрейк положил ключ на скатерть и вынул из конверта письмо, напечатанное на цветной бумаге хорошего качества.
  — Вчерашнее число, — заметил Дрейк. — Прочтем?
  «Господа!
  Те особы, которых вы просили о помощи в вечернем выпуске „Блейд“, никогда не обратятся к вам добровольно. Но я люблю справедливость и могу сообщить следующее.
  Когда вчера пополудни на перекрестке Хикман-авеню и Вермесилло-драйв произошло столкновение, Люсиль Бартон и незнакомый мне мужчина кончили менять шину колеса у светло-коричневой машины мисс Бартон. Машина стояла на южной стороне Вермесилло-драйв к востоку от перекрестка с Хикман-авеню. Мисс Бартон видела столкновение и с большим присутствием духа записала номер черной машины, мчавшейся на большой скорости по Вермесилло-драйв в восточном направлении.
  Позже она рассказала об этом своему приятелю.
  Мужчина запаниковал и объяснил ей, что у него все пойдет прахом, если узнают, что в это время он был с ней (я не смог узнать, кто этот мужчина и почему он боится назвать себя). Кстати, я хорошо знаком с Люсиль. Знаю, что это происшествие не дает ей покоя, но в данных обстоятельствах она не может ни поделиться сведениями с вами, ни признаться, что видела столкновение.
  Но все же я могу вам помочь. У меня есть ключ от квартиры Люсиль — Саут-Гондола, 719 (квартира номер 208). Это небольшой дом, входная дверь неизменно заперта, но, если позвонить, кто-нибудь из жильцов, возможно, в своей квартире нажмет кнопку запирающего механизма. Дверь также открывается ключом от любой из квартир. Между двумя и пятью часами пополудни в квартире Люсиль никого не бывает. В гостиной увидите маленький секретер. В верхнем отделении справа лежит кожаный блокнотик. На предпоследней странице записан номер черной машины. Когда вы удостоверитесь, что это тот номер, который вам нужен, я дам о себе знать, чтобы вернуть ключ и получить обещанное вознаграждение в сумме ста долларов.
  Дрейк посмотрел на Мейсона:
  — Что-то подозрительное.
  — От руки ничего не написано? — спросил Мейсон.
  — Ни слова. Подпись тоже напечатана. Как и все письмо.
  — Дай-ка его на минуту, — попросил Мейсон. — Напечатано очень небрежно, — констатировал он. — Расстояние между буквами неодинаковое. Некоторые выше или ниже ряда… Писал явно не профессионал.
  Дрейк подтвердил:
  — Да. Ясно видно — стучали одним пальцем, зато быстро. Отсюда и неровная линия букв, и разные промежутки. Что думаешь?
  — Черт меня побери, если знаю, что можно подумать. Похоже на ловушку. Покажу-ка Делле Стрит. Пусть взглянет на письмо женским глазом.
  Мейсон внимательно осмотрел ключ, выбитый на нем номер 208. Потом сунул в карман жилета и сказал:
  — Это все же след. Не стоит им пренебрегать.
  Дрейк внезапно забеспокоился:
  — Не нужно, Перри. Это может быть опасно. Если кто-нибудь увидит, как ты входишь, он сможет…
  — Что именно? — усмехнулся Мейсон. — Чтобы обвинить меня, прежде всего придется доказать, что это сделано в преступных целях или…
  — Или кто-нибудь примет тебя за грабителя и сперва выстрелит, а потом начнет задавать вопросы, — подсказал Дрейк.
  — Но ты же не думаешь, что я брошу след? — спросил Мейсон.
  Дрейк отодвинул тарелку и взял лежащий под ней счет.
  — Ну, черт побери, — сказал он, — что ты предпочитаешь: заплатить самому сразу или чтоб расплатился я и предложил тебе оплатить позднее с десятипроцентной надбавкой?
  Мейсон, улыбаясь, взял счет.
  — Лучше заплачу сейчас… Это письмо тревожит, Пол. Если бы за ним не было подвоха, автор просто переписал бы номер и потребовал свои сто долларов.
  — Да, какая-то ловушка, — подтвердил Дрейк.
  — А меня интересует приманка, Пол.
  — На этом, собственно, и срабатывают все ловушки, — ответил Дрейк.
  Глава 2
  Делла Стрит, доверенный секретарь Мейсона, положила на стол письма, рассортированные на три группы. С пометкой «важные» старательно уложила посередине, чтобы сразу бросились в глаза.
  Мейсон подошел к двери своего кабинета, достал ключ, улыбнулся Делле, но, увидев письма, скорчил недовольную мину.
  — Привет, Делла!
  — Привет, шеф. Видели Пола?
  — Да.
  — Звонили из его агентства. Я знала, что вы с ним завтракаете.
  Мейсон повесил шляпу, посмотрел на стопку «важных» писем и сказал:
  — Если не ошибаюсь, ответ на эти письма лучше не откладывать.
  Она кивнула.
  — Положи-ка и это к «важным», — сказал Мейсон.
  — Что это?
  — Дрейк получил.
  — О том свидетеле?
  — Да.
  — И что там?
  — Прочти.
  Делла взяла письмо, пробежала глазами. Потом прищурилась и уже внимательно дочитала до конца. Затем спросила:
  — А где ключ?
  Мейсон вынул его из жилетного кармана. Делла с минуту созерцала ключ, потом начала перечитывать письмо.
  — И что ты думаешь? — спросил Мейсон.
  — Ничего.
  — Ловушка?
  — Для кого? — спросила она.
  — Ну, Делла, ты меня удивляешь, — ответил Мейсон.
  — Если бы кто-нибудь подумал, что Пол Дрейк покажет вам письмо и вы сами туда пойдете, я бы сказала, что это, возможно, ловушка. Но объявление скорее дает основания предполагать, что Дрейк пошлет туда кого-нибудь из своих людей. Все равно кого.
  Мейсон кивнул.
  — Значит, — продолжала Делла, — отбросим ловушку. Что тогда?
  — Могла ли написать сама мисс Бартон? — спросил Мейсон.
  — Зачем?
  — Быть может, чтобы предать таинственного приятеля, который не желает быть узнанным, а самой получить за это сто долларов.
  — Возможно, — ответила Делла.
  — А что тебе подсказывает твой прямолинейный женский ум?
  — Если женский, то скорее извилистый, — засмеялась Делла.
  — В этом случае даже очень извилистый. И все ж таки что ты думаешь?
  — Не люблю высовываться с собственным мнением, но, пожалуй, вы правы. Девушка хочет получить сто долларов. И чтобы Детективное агентство Дрейка узнало номер той машины. Тогда она и обратится за вознаграждением. Конечно, втихую, чтобы приятель не узнал… А если найдете, сможете доказать, что это именно та машина?
  — Верно, — согласился Мейсон. — Он на большой скорости выскочил перед «Фордом» Финчли. Миссис Финчли пыталась затормозить, но не сумела и ударила эту чертову машину сзади. Ее бампер, должно быть, зацепился за бампер черной машины, поэтому и закрутило. Она не справилась с управлением и врезалась в фонарный столб, а ее двадцатидвухлетний сын вывалился и разбил бедро о столб.
  — Точнее говоря, — заметила Делла Стрит, — она ударилась о черный автомобиль, а не он об нее.
  — Возможно, водитель черного автомобиля так и попытается представить дело, — ответил Мейсон, — но, поскольку он скрылся, трудненько будет выдержать такую линию защиты.
  — А может он сказать, что не почувствовал столкновения?
  — Удар был слишком силен, не ощутить такой невозможно. Но сейчас главное — осмотреть его машину… Если мы ее увидим.
  — А что собираетесь делать с таинственной Люсиль Бартон?
  — Встречусь с ней.
  — Хотите сказать, воспользуетесь ключом и заберетесь в ее квартиру. Лучше быть уверенным, что имеются свидетели…
  Мейсон покачал головой:
  — Идти, когда ее не будет, бессмысленно. Если она свидетель, которого мы ищем, смогу кое-что выяснить во время разговора. Во всяком случае, должен попытаться.
  — Между двумя и пятью?
  — О нет. Ее же тогда не будет, — ответил Мейсон. Посмотрел на часы и улыбнулся: — Пойду между десятью и одиннадцатью.
  — Свидетель встречи нужен?
  — Нет, Делла. Думаю, полезнее поговорить тет-а-тет.
  — О письме расскажете?
  — Нет, не думаю.
  Делла Стрит выразительно посмотрела на стопку «важных» писем.
  — Ответь сама, — перехватил ее взгляд Мейсон. — Подумай хорошенько и…
  — Но, шеф… На эти надо самолично…
  — Знаю. Но Люсиль Бартон… Она, наверное, спит допоздна, а номер машины, из-за которой у Боба Финчли сломано бедро, находится в ящике с правой стороны секретера… Секретер в гостиной — это не совсем обычно для квартиры работающей женщины. Как ты думаешь, чем занимается Люсиль Бартон?
  — А кто вам сказал, что она работает? — спросила Делла.
  — Сними, пожалуйста, копию с этого письма, — попросил Мейсон. — Возьму с собой. Быть может, придется ее ознакомить, но не хочется показывать оригинал.
  Делла Стрит кивнула, подошла к своему столу, вставила бумагу в машинку и начала печатать. Мейсон смотрел на ее пальцы, а когда копия была готова, заметил:
  — Она выглядит много лучше оригинала, Делла.
  — Оригинал кто-то отстукал одним пальцем, правда, очень умело и быстро, — ответила Делла.
  — Я тоже так подумал.
  — Машинка, скорее всего, портативная.
  Мейсон сложил копию, засунул ключ в жилетный карман.
  — Ну, я пошел.
  — Если вас арестуют, — улыбнулась Делла, — дайте знать. Я тотчас примчусь с чековой книжкой и… поручительством.
  — Спасибо.
  — Если ее не будет дома, — продолжала она, уже не улыбаясь, — то прошу вас, не пользуйтесь ключом.
  — Почему?
  — Не знаю. Но что-то во всем этом мне не нравится.
  — Мне многое не нравится, — ответил Мейсон. — Делла, ты боишься, что я наткнусь на труп?
  — Не исключено.
  — Спрячь письмо и конверт в сейф, — посоветовал Мейсон. — Возможно, мне придется иметь дело с полицией.
  — Это означает: войдете, даже если ее не будет дома?
  — Что ж, — улыбнулся Мейсон, — я ведь никогда не знаю наперед, что сделаю.
  Глава 3
  Дом на Саут-Гондола-авеню был невелик. В списке жильцов, висящем у входной двери слева, было тридцать пять фамилий.
  Мейсон без труда нашел имя, вырезанное из визитной карточки, на которой значилось: «Люсиль Сторла Бартон». Рядом номер квартиры — 208. Истертая кнопка звонка и домофон.
  С минуту Мейсон раздумывал: позвонить или нет, но желание проверить, подходит ли ключ, пересилило. Раздался щелчок, и дверь открылась.
  Мейсон оказался в узком холле. В нем стояло несколько неудобных стульев, не вызывающих желания опуститься на них. В углу висел телефон-автомат, за перегородкой стоял очень маленький письменный стол. В глубине виднелась дверь с табличкой: «Администратор», на стене надпись: «Звонок к администратору». Через узкий холл Мейсон прошел в коридор, куда выходили двери квартир. В дальнем конце виднелся лифт. Дом был трехэтажный. Люсиль Бартон жила на втором этаже.
  Мейсон нажал кнопку лифта, дождался кабины и поднялся на второй этаж. В разболтанной кабине подумал, что пешком было бы быстрее.
  Искомая квартира находилась в дальней стороне дома, и Мейсону пришлось миновать много дверей, прежде чем он нашел номер 208.
  Адвокат нажал кнопку звонка. Подождал. В квартире было тихо. Мейсон постучал, и опять никто не отозвался. Осторожно вставил ключ в замочную скважину и повернул. Замок тихо щелкнул, и дверь подалась. Приоткрыв ее, Мейсон разглядел темную гостиную, а за ней — освещенную спальню. На неубранной кровати лежала небрежно брошенная ночная рубашка. Из ванной доносился шум воды.
  Мейсон осторожно закрыл дверь, вынул из замка ключ, подождал несколько минут и снова позвонил. На этот раз послышались шаги, и женский голос спросил:
  — Кто там?
  — Это мисс Бартон?
  — Да.
  — Я хочу поговорить с вами. Я адвокат. Моя фамилия Мейсон.
  Дверь слегка приоткрылась, и Мейсон увидел веселые голубые глаза, светлые волосы и кисть руки, придерживающую у шеи халат. В улыбке блеснули белоснежные зубы.
  — Простите, мистер Мейсон, я не могу показаться. Только что встала. Придется подождать… или прийти еще раз.
  — Я подожду, — сказал Мейсон.
  — Боюсь, не знаю вас, мистер Мейсон. Я… — Она оглядела его с головы до ног, и вдруг глаза ее заблестели. — Мне кажется… Но вы ведь не тот Перри Мейсон?
  — Именно тот.
  — Ох, правда, — удивилась она и, помолчав, заговорила: — Послушайте, через минуту-другую я буду готова. Тут беспорядок, но, если пройдете в гостиную, сможете поднять жалюзи и немного обождать. Я быстро.
  — Если хотите, могу прийти еще раз и…
  — Нет-нет, входите. И подождите, я не задержу. — Она распахнула двери, и Мейсон вошел в темную гостиную. — Пожалуйста, поднимите жалюзи и устраивайтесь.
  — Спасибо.
  Она быстро прошла через гостиную в спальню и закрыла за собой дверь.
  Мейсон подошел к окну, поднял жалюзи, и утреннее солнце заглянуло в комнату. Он осмотрелся.
  Удивила мешанина очень дорогих и очень дешевых вещей. Маленький красивый восточный коврик подчеркивал безобразие лежавшего подле него большого бесцветного ковра. Предметы мебели были в основном удобны, дороги и подобраны со вкусом. Приятный тон спокойной роскоши нарушался простыми вещами, дешевизна которых подчеркивалась соседством дорогих предметов.
  Пепельница на столе была полна окурков, на некоторых — следы губной помады. В маленькой кухоньке Мейсон нашел пустую бутылку из-под виски, две бутылки из-под содовой и два стакана.
  В углу гостиной стоял прекрасный ореховый секретер. Мейсон, секунду поколебавшись, быстро пересек комнату и потянул резную ручку, верхнюю справа. Дверца была заперта.
  Мейсон подошел к столу посередине комнаты, уселся на стуле, положив ногу на ногу, взял старый журнал и принялся ждать.
  Минут через пять из спальни вышла молодая женщина в простом и удобном домашнем платье, подчеркивающем округлости прекрасной фигуры. Туго облегавшие чулки и элегантные туфельки на среднем каблуке красовались на ногах. Она умела их показать.
  — С утра я не в себе, если не выпью кофе, мистер Мейсон. С вашего разрешения, включу кофеварку. Вы уже завтракали?
  — О да, — ответил Мейсон.
  — Наверное, думаете, что я очень ленива, — засмеялась она, — но… не составите ли мне компанию?
  — Благодарю. Охотно.
  Пока она на кухне готовила кофе, Мейсон прогуливался по комнате.
  — У вас хорошая квартира, — одобрил он.
  — Достаточно просторна, — согласилась хозяйка, — и по утрам солнце заглядывает. Дом немного старомодный, но удобный. В нем не тесно и есть собственный гараж. В современных домах так не бывает.
  — Вижу портативную машинку. Вы умеете печатать?
  Она рассмеялась:
  — Иногда пишу письма. Когда-то намеревалась удивить мир гениальной американской повестью. Но для этого оказалась слишком глупа и ленива.
  Мейсон поднял чехол машинки.
  — Можно кое-что напечатать? Беспокоит одно дело, и пока вас ждал, кое-что вспомнил. Боюсь, вылетит из головы. Хочется записать, если позволите…
  — Конечно, пожалуйста, — ответила она, — пишите. Бумага в ящике стола. Я вернусь быстро, только приготовлю тосты и сварю яйцо. Может быть, и вы что-нибудь съедите?
  — Нет, благодарю вас. Я уже позавтракал. Только кофе.
  Мейсон выдвинул ящик стола и увидел почтовую бумагу двух видов — обычную, чаще всего употребляемую для машинописи, и более дорогую, розовую. Детективным агентством Дрейка получено письмо как раз на такой бумаге.
  Мейсон заложил розовый лист в машинку и быстро написал заметку о фиктивном деле, о важном завещании и допросе несуществующего свидетеля со стороны несуществующей защиты. Кончив писать, зачехлил машинку.
  Из кухоньки донесся приятный запах, и через минуту Люсиль Бартон внесла поднос с двумя чашечками кофе, с тостами, бутылочкой сливок и яйцом.
  — Вы правда ничего не хотите?
  — Спасибо. Выпью кофе.
  Она поставила поднос на стол и сказала:
  — Устраивайтесь поудобнее, мистер Мейсон. Я весьма польщена вашим визитом и в то же время побаиваюсь.
  — И чего же вы боитесь?
  — Не знаю. Когда приходит адвокат, особенно такой известный, как вы, можно представить… Да ладно, зачем играть в догадки. Выпьем кофе, а после поговорим о том, что вас ко мне привело.
  Она отпила глоток, прибавила сливок и сахару, налила сливки в чашку Мейсона и подала сахарницу. Через минуту снова начала:
  — Надеюсь, это не очень серьезно. Что я натворила, мистер Мейсон?
  — Ничего, насколько мне известно, — ответил Мейсон. — Прекрасный кофе.
  — Спасибо.
  — Разрешите закурить?
  — Пожалуйста.
  Мейсон вынул портсигар и закурил.
  Люсиль Бартон откусывала тост, внимательно приглядываясь к адвокату и улыбаясь каждый раз, когда замечала, что он на нее смотрит.
  Мейсон подумал, что ей около тридцати. Хорошо знает жизнь, умеет ориентироваться в делах, хотя внешне вроде бы ничто не свидетельствовало о большом жизненном опыте. Она казалась естественно наивной и доброжелательной к новому знакомому, словно щенок, который живет в собственном беззаботном мире и ластится к каждому.
  — Когда начнем? — спросила она.
  — Можно сейчас, — ответил Мейсон. — Где вы были третьего числа, то есть позавчера, во второй половине дня?
  — О боже мой! — рассмеялась она.
  — Так где же?
  — Это что, шутка? — Она вопросительно подняла брови. — Или в самом деле желаете знать?
  — Да.
  — Третьего… Минуточку, дайте вспомнить… О нет, мистер Мейсон, я не могу сказать.
  — Вы ведете дневник?
  — Простите, но вы ведь не считаете, что я настолько глупа?
  Мейсон поправился:
  — Скажем иначе. Были ли вы у перекрестка Хикман-авеню и Вермесилло-драйв?
  — Третьего?
  — Третьего.
  Она медленно покачала головой:
  — Нет, не думаю, чтобы я там была.
  — Попробуем по-другому, — сказал Мейсон. — У меня есть основания предположить, что вы были там в светлой машине с каким-то мужчиной. У нее спустила шина, и вы подъехали к тротуару, чтобы сменить ее. Как раз когда вы готовы были отъехать, на перекрестке произошел несчастный случай, и вы обратили внимание на столкнувшиеся машины. Одна из них — черный…
  Она энергично затрясла головой и прервала его:
  — Мистер Мейсон, это какое-то недоразумение. Сейчас не могу вспомнить, где была, но наверняка не видела никакого происшествия на протяжении последних двух недель и не ехала ни на одной машине с неисправным колесом. Не думаете же вы, что подобное легко забывается?
  — Пожалуй что так.
  — Уверена, такого я бы не забыла… Но почему вас это интересует?
  — Я представляю интересы тех, кто находился в поврежденном автомобиле. У одного из них, двадцатидвухлетнего Боба Финчли, в результате столкновения сломано бедро. Надеюсь, срастется и он не останется калекой, но состояние серьезное, и в лучшем случае пройдет много времени, прежде чем…
  — О, как жаль! — прервала она. — Ужасно, когда страдает молодой человек. Я на самом деле надеюсь, что все обойдется.
  — И мы надеемся, — подтвердил Мейсон.
  Она кончила завтракать и вынула папироску. Мейсон зажег спичку. Она зажала его руку своими ладонями и направила огонек к папиросе. Ладони были теплые, полные жизни. Их прикосновение — не сильное, но и не слишком осторожное — позволило почувствовать мягкость ее пальцев. Когда она отнимала руки, ее пальцы скользнули по пальцам Мейсона.
  — Спасибо, — сказала она, взглянув на него. Глаза стали серьезными. — Вы не догадываетесь, как я восхищена вами?
  — Правда?
  — Да. Я знакома со всеми делами, которые вы вели. Нахожу, что вы блестящий, симпатичный, полны сил и всегда на стороне слабейшего. Мне это нравится.
  — Очень мило с вашей стороны, — ответил Мейсон. — Когда я веду какие-либо дела, действительно изо всех сил стараюсь выиграть. Может быть, все-таки вспомните, что вы делали третьего?
  — Конечно, мистер Мейсон. Почти наверняка смогу вспомнить все, что делала в тот день, но не сейчас. Принимать у себя такого знаменитого человека, пить с ним кофе — это для меня слишком много. Вы, конечно, не можете знать, но я очень впечатлительна. Ваш визит буду помнить долго.
  — Когда сможете сообщить мне, где вы были позавчера после обеда?
  — Не знаю. Я могу… Ох, да я могу вспомнить через час либо два. Вы хотите, чтобы я вам позвонила?
  — Пожалуйста.
  — Постараюсь вспомнить, хотя это нелегко… Никогда не помню точно, где и когда я была. Если хорошенько поломаю голову, наверное, вспомню кое-что, и можно будет восстановить весь тот день. Минутку… позавчера…
  — Мне кажется, у вас нет постоянной работы?
  — Я получаю денежную помощь, — улыбнулась она.
  Мейсон посмотрел ей прямо в глаза:
  — Алименты?
  Она отвернулась, но через минуту взглянула вызывающе:
  — А что в этом плохого?
  — Ничего, — ответил Мейсон.
  — Это имеет какое-нибудь отношение к делу, что сейчас ведете?
  Мейсон рассмеялся:
  — Другими словами, вы хотите сказать, что это не мое дело?
  — Я подумала — к чему ведут ваши вопросы? Где я была. И разговор об автомобильной катастрофе. Что за этим кроется?
  — Ничего, — ответил Мейсон. — Я говорю совершенно откровенно: разыскиваю свидетеля происшествия.
  — Что же, я почти уверена, что не видела ни одной катастрофы, и где бы я ни находилась третьего после обеда, это не был перекресток Хикман-авеню и… Как называется та, другая улица?
  — Вермесилло-драйв.
  — Знаю, где Хикман-авеню, но не имею представления о Вермесилло-драйв, мистер Мейсон.
  — У вас есть машина?
  — Да, она мне нужна. Внешне кажется очень хорошей, но двигатель слабый и не в лучшем состоянии.
  — Какого цвета?
  — Светло-коричневая.
  — Меня это тоже интересует, но прежде всего я хотел бы узнать, что вы делали в тот день.
  — Как случилось, что вы пришли именно ко мне?
  Мейсон усмехнулся:
  — Не могу раскрывать мои источники информации, но у меня веские причины полагать, что вы — именно та особа, которую я разыскиваю. Вы точно соответствуете описанию.
  — Можете сказать, каким образом его получили? Кто дал его?
  — Нет, не могу.
  — Интересно, мистер Мейсон, верите ли вы в судьбу?
  — Когда как, — ответил Мейсон, выжидательно глядя на нее.
  — Так получилось, мистер Мейсон, что мне нужен совет. Совет юриста, — сказала Люсиль.
  Мейсон сразу же стал подозрительным.
  — Не могу взять ни одного нового дела. Я перегружен работой, на столе меня ждет кипа писем и…
  — Но ведь взялись же за дело, связанное с происшествием, которое произошло только позавчера.
  — Это совсем другое дело. Дело срочное, ну и — буду с вами откровенен — соответствует моему складу.
  — Выслушайте меня, мистер Мейсон. Я уверена, что мое дело тоже будет… соответствовать вашему складу, — сказала Люсиль.
  — Предупреждаю, не смогу его взять.
  — Все равно расскажу. Я дважды была замужем. Первое супружество оказалось просто трагическим. Когда выходила второй раз, я была… была осторожнее.
  — И на этот раз все было хорошо?
  — Вовсе нет. Второй муж богат. Поэтому я и вышла. Хотела навсегда остаться одинокой, но когда встретила его и узнала, что водятся деньги… Ну и решилась.
  — И развелись?
  — Да. Но получаю алименты.
  — Сколько?
  — Двести долларов еженедельно.
  Мейсон свистнул.
  — Вы находите, что слишком много? — вызывающе спросила она. — Вы же не знаете, сколько он зарабатывает!
  — Если я правильно понял, ваша совместная жизнь продолжалась не очень долго?
  — Пять лет. Как раз в это время он и составил себе состояние.
  — Это, конечно, меняет дело, — признал Мейсон.
  — А теперь он хочет предъявить иск об уменьшении алиментов.
  — За это винить нельзя.
  — Я думала, вы с ним поговорите и…
  Мейсон энергично замотал головой:
  — Нет, это было бы неэтично. Ваш муж, наверное, имеет адвоката, представляющего его интересы, и…
  — Нет у него адвоката, мистер Мейсон.
  — Хотите сказать, он сам возбудит дело?
  — Нет… Сейчас объясню. Его адвокат выступил в суде об уменьшении алиментов шесть месяцев назад, но суд отклонил иск. Судья дал понять, что считает имущественное положение моего мужа лучшим, чем мое, и что он получил при разделе больше выгоды. Видите ли, мы работали вместе в предприятии мужа, и я заработала для него много денег. Муж разозлился на адвоката и поклялся, что на этот раз за дело возьмется сам.
  — Скорее всего, кончится тем, что он найдет адвоката, который будет его представлять, — сказал Мейсон.
  — Не думаю. Уиллард Аллисон Бартон очень упрям и умен. По правде говоря, в суде я больше боялась бы его, чем какого-либо адвоката. За исключением вас, мистер Мейсон.
  — Простите, но я не веду таких дел.
  — Мистер Мейсон, выслушайте до конца.
  — Хорошо, — согласился Мейсон, поудобнее устраиваясь на стуле.
  — Я собираюсь снова выйти замуж и на этот раз уверена, что он тот, кто мне нужен. Будущий муж старше и опытнее меня. Очень умен. Кроме того, то, что я испытываю к нему, отличается от моих чувств в предыдущих случаях.
  — Таким образом, дело об алиментах будет решено. Когда снова выйдете замуж, бывший муж перестанет платить.
  — Мистер Мейсон, поймите меня правильно. Я не хочу сжигать мосты. Я имею право на эти деньги. Если дадите понять Уилларду Бартону, что потребуете увеличения алиментов, когда он снова потянет меня в суд, это его остановит.
  — В любом случае вы потеряете право на алименты в течение нескольких месяцев.
  Люсиль с горечью ответила:
  — Не собираюсь ему ничего дарить. Предложу уладить дело за двадцать пять тысяч долларов. Он запрыгает от радости.
  — И вы, очевидно, хотите, чтобы я отвоевал это для вас, — холодно сказал Мейсон.
  Она начала играть ложечкой, постукивая о край чашки.
  — Я прав? — спросил Мейсон.
  — Вы, наверное, считаете меня отвратительно расчетливой, а я только предусмотрительна. Умею о себе заботиться.
  — Все говорит за это.
  — Мистер Мейсон, посмотрите на дело с практической точки зрения. Глупо отказываться от двухсот долларов еженедельно ради мужчины. Ради любого мужчины.
  — Особенно если есть уверенность, что и дальше будете получать алименты, — резюмировал Мейсон.
  — Мистер Холлистер хочет все устроить так, чтобы наш брак не повлек для меня никаких финансовых потерь. Вы считаете меня вымогательницей?
  — Считаю, что вы не слишком влюблены.
  — Все не так плохо, мистер Мейсон, как представляется. Я была несправедлива к себе. Если говорить откровенно, это идея Росса Холлистера. Я сказала, что не собираюсь выходить замуж, потому что не хочу еще раз рисковать. И он не спросил почему. Нужно знать, какой это человек. Он понимает других и доброжелателен, но и очень дотошный. Видит вас насквозь и читает ваши мысли, о существовании которых вы и не подозреваете.
  — Значит, он догадался, что вы не хотите отказываться от двухсот долларов в неделю ради мужа? Так ведь?
  — Так. И вот что он придумал. Когда я решусь за него выйти, то стану юридической собственницей некой недвижимости, которую он переписал на меня. Еще он дал мне страховой полис на двадцать тысяч долларов, пока он будет жив, и обещал выдавать ежемесячно по семьсот пятьдесят долларов на личные расходы и наряды, не считая денег на хозяйство. Кроме того, в качестве свадебного подарка я получу отличную спортивную машину.
  — Так чего же вы еще хотите? — сухо спросил Мейсон.
  — Я хочу, чтобы он меня любил и уважал, — взорвалась она. — Все уже подготовлено. Подписаны документы, улажено со страховым полисом. Но если мой бывший муж заявится в суд с просьбой об уменьшении алиментов, Росс Холлистер промолчит, но до конца своих дней будет думать, что мое материальное положение терпит крах и я решила выйти за него из расчета. Постарайтесь взглянуть на это с моей точки зрения.
  — Значит, так: если ваш бывший муж потребует уменьшения алиментов, мистер Холлистер уверится, что вы, побоявшись проиграть процесс, решили поправить свои дела таким образом…
  — Речь идет именно об этом, — прервала она.
  — А когда свадьба? — спросил Мейсон. — Нельзя ли ускорить?
  — Это не так просто, — ответила она. — Видите ли, Росс Холлистер официально еще женат и существуют какие-то формальные препятствия к разводу. Это откладывает наши дела.
  — Понятно, — сказал Мейсон.
  — Мистер Мейсон, поговорите с ним, ладно? Он в клубе «Бродвей атлетик». Он там живет… Но вы должны быть очень осторожны. Я не хочу, чтобы он догадался, за кого я собираюсь замуж.
  — Ваш бывший муж знает мистера Холлистера?
  — Ну конечно. Он член того же клуба, хотя мистер Холлистер живет в Санта-дель-Барра. Они даже вместе играют в покер. Уиллард умер бы, право же, умер, если бы узнал о свадьбе. Говорить с ним нужно очень тактично. Он болезненно ревнив. Думаю, в этом одна из причин неудачи нашего союза. Ни один разговор не обходился без упоминания о моем первом муже. Все допытывался, вспоминаю ли я его, и…
  — Ваш первый муж жив? — спросил Мейсон.
  Она снова начала играть ложечкой.
  — Да.
  — Вы его видели?
  — Мистер Мейсон, к чему вам это знать?
  — Просто хочу быть в курсе.
  — Но не понимаю, зачем вы…
  Внезапно Мейсон рассмеялся, откинув назад голову:
  — Вы очень ловкая молодая женщина, Люсиль. Вам полагается медаль за сообразительность. Но это дело меня не интересует. Хотя, должен признаться, интригует ваша необычайная предприимчивость.
  — Что вы подразумеваете под «необычайной предприимчивостью»?
  — Вы увидели объявление в газетах, — объяснил Мейсон, — и, скорее всего, узнали, что я взял на себя это дело Финчли. Подумали: если бы удалось заманить меня сюда и поставить в неловкое положение, вы смогли бы…
  Она резко отодвинула стул и гневно взглянула на Мейсона.
  — Мистер Мейсон, я этого не заслужила. Это неправда. Я даже не знаю, о каком объявлении вы говорите. Могу вас уверить, что я не пыталась поставить вас, как вы вежливо выразились, «в неловкое положение»! За кого вы меня принимаете?
  — А кто вы на самом деле? — спросил Мейсон.
  — Я — женщина, которая познала много разочарований в любви. И не хочу, чтобы уменьшили мои алименты. Я знаю, вы сможете припугнуть моего бывшего мужа. Если бы он узнал только, что мы знакомы и вы интересуетесь мною… то есть моим делом…
  Мейсон отодвинул стул, встал и поклонился.
  — Мне очень неприятно это говорить, но я не верю вам и не могу больше терять время. Вы хорошо все продумали, но я не позволю себя дурачить. Не люблю этого. Если бы вы застали меня в своей квартире между двумя и пятью, я был бы вынужден взяться за ваше дело. Благодарю за кофе.
  Он взял шляпу и направился к двери.
  — А притворная неспособность вспомнить, где вы были позавчера днем, слегка наивна. Попробуйте поймать на эту приманку другого адвоката, миссис Бартон.
  Высказавшись, Мейсон закрыл за собой дверь, оставив женщину в ярости.
  Глава 4
  — Ну и как? — спросила Делла Стрит.
  Мейсон улыбнулся:
  — Очаровательная девушка. Блондинка, смеющиеся голубые глазки, малиновые губки, беленькие зубки.
  — Боже мой! — воскликнула Делла. — Он влюбился!
  — Сколько ей, как ты думаешь? — спросил Пол Дрейк.
  — Что-то между двадцатью пятью и тридцатью.
  Делла Стрит принесла словарь и положила его Мейсону на стол.
  — Спасибо, Делла. Поищем другие подходящие к ней определения, — сказал Мейсон, переворачивая страницы. — Так вот, Пол, она добродетельна, ребячлива, девически чиста, порядочна, моральна, достойна всяческого уважения.
  — А за счет чего живет? — прервал Пол.
  — Сам хотел бы знать, — ответил Мейсон.
  — Ну же, шеф, — смеясь, настаивала Делла, — расскажите все.
  Мейсон прошелся по комнате, потом уселся на край стола. Одной ногой оперся о пол, а другой покачивал, изображая смущение, в которое его якобы ввергли их подначки.
  — Боится откровенничать, — констатировал Дрейк.
  — Кажется, краснеет, — атаковала Делла.
  — Сказать по правде, это ловушка, — сказал Мейсон.
  — Хотела тебя подцепить? — спросил Дрейк.
  — Не притворяйся глупее, чем ты есть на самом деле, — отпарировал Мейсон. — Девушка, видимо, прочитала объявление в «Блейд» и подумала, что за этим делом должен стоять адвокат.
  — А дальше? — торопил Дрейк. — Что произошло, когда ты открыл дверь?
  — Она была в ванной.
  — Гм-гм, — пробормотал Дрейк.
  — Ну а я, — скромно продолжал Мейсон, — я тихонько удалился, подождал несколько минут в коридоре и позвонил. Она впустила меня. Представляю выражение твоего лица, если бы ты увидел ее квартиру. Мешанина из прекрасных дорогих вещей, которые, наверное, она забрала после развода, со страшной дешевкой, которой, видно, была меблирована квартира до ее вселения. Там есть хорошенький восточный коврик, который должен стоить кучу денег, и красивый старинный секретер в прекрасном состоянии. Вчера вечером она наверняка принимала мужчину, потому что на кухне два стакана и пустая бутылка от виски, а в пепельнице полно окурков. Она их почему-то не выбросила перед сном.
  Очень ловкая. Чересчур приятельское обращение может показаться слегка наивным, но в действительности она расчетливая и осторожная вымогательница. Была внешне очень дружелюбна. Заманив к себе, быстро оценила мои возможности перед намеченным ударом.
  — Чего же она хотела? — спросил Дрейк.
  — Адвоката, — ответил Мейсон. — Ей нужен адвокат, который провернул бы алиментное дело с бывшим мужем. Она приманкой заманила меня в квартиру, а когда я пришел, сделала все, чтобы очаровать. Видели бы вы взгляды и улыбки, мины и позы, когда она уговаривала меня помешать ее бывшему мужу, некоему твердокаменному Уилларду Бартону, возбудить дело об уменьшении алиментов. Мне кажется, что ее бывший муж практичный и дьявольски умный тип. Ему просто надоело содержать ее, выплачивая по двести долларов еженедельно.
  — О гонораре говорила? — спросила Делла.
  — Ни слова, — улыбнулся Мейсон.
  — Ты уверен, что она сама это подстроила? — спросил Дрейк.
  — Смотри сам, — ответил Мейсон, вынимая из кармана лист розовой бумаги. — Я стянул это из ящика ее стола. Делла, сравни бумагу с той, на которой написано письмо… Я еще отпечатал пару строчек на ее машинке. Можно проверить, та ли.
  Делла Стрит быстро вынула из сейфа оригинал письма и сравнила листки.
  — Бумага та же самая, — подтвердила она.
  — А машинка? — поинтересовался Дрейк.
  Они нагнулись над столом, рассматривая буквы.
  — Та же самая, — констатировал Мейсон. — Обратите внимание: «г» — несколько выше строчки, а «и» — немного ниже и наклонена вправо.
  — Все ясно, — резюмировал Дрейк. — Черт возьми, а я уже думал, что напали на след. Стодолларовая премия должна же что-то дать.
  — Погоди немного, — предложил Мейсон. — Вспомни, эта мысль пришла ей в голову еще до того, как высохла типографская краска.
  — Раз уж вы так романтично провели утро, можете теперь оказать внимание этим бумагам. — Делла указала на стопку «важных» писем.
  Мейсон взмахом руки попрощался с Дрейком.
  — Видишь, меня впрягают в работу. Дай знать, если кто-то еще отзовется на объявление.
  Дрейк кивнул.
  Проводив его, Делла и Мейсон принялись за работу. В полдень им принесли бутерброды и кофе, и к началу первого часа Мейсон справился почти со всей корреспонденцией.
  Неожиданно в комнату вошла Герти, секретарь, ведущая прием посетителей, с каким-то письмом.
  — Это вам, мистер Мейсон, — сказала она. — Принес посыльный. Я подумала, что вы захотите сразу прочесть.
  — Вот награда за труды, Делла, — простонал Мейсон. — Мучаемся, уменьшаем кучу писем, и тут же приходят новые.
  Делла разрезала конверт сбоку.
  — Конверт обычный… но в нем что-то тяжелое.
  — Наверное, второй ключ, — предположил Мейсон.
  Делла проговорила удивленно:
  — Бумага… бумага та же, шеф, розовая. И в самом деле, второй ключ.
  Она потрясла над столом конвертом, из него выпал ключик — красивый, длиной около семи сантиметров. Прямоугольные прорези бороздки переплелись сложным узором.
  — Похоже, от какого-то шкафа, — сказала Делла.
  Улыбаясь своим мыслям, Мейсон развернул письмо. Делла Стрит подошла к нему и, пока он читал, смотрела через его плечо.
  «Дорогой мистер Мейсон!
  Прошу простить за то, что секретер был заперт и вы не смогли получить нужные вам сведения. Прилагаю ключ. В верхнем ящике с правой стороны вы найдете маленький блокнотик в кожаном переплете. На предпоследней странице записан регистрационный номер автомобиля, который столкнулся с машиной Финчли.
  Когда вы убедитесь, что это номер разыскиваемой вами машины, я свяжусь с вами, чтобы получить сто долларов.
  Мейсон выдвинул ящик стола и достал лупу.
  — Проверим, на той ли машинке написано.
  Делла Стрит бросила взгляд на текст.
  — Та же самая, шеф, — сказала она, — и бумага та же.
  Мейсон подтвердил ее слова наклоном головы. Делла Стрит подняла брови.
  — Что это может означать, шеф?
  — Черт меня побери, если знаю, Делла, — ответил Мейсон. — Кажется, кто-то хочет за наш счет поживиться.
  — Но, шеф, она достаточно сообразительна и поняла, что второй раз вы не дадите себя обмануть. И, пожалуй, не настолько глупа, чтобы писать второе письмо на той же машинке, зная, что вы ее видели и сами на ней печатали.
  — Пожалуй, да, — неуверенно произнес Мейсон. — Очень многие не догадываются, что машинопись так же индивидуальна, как и почерк. Как внешний вид машинки говорит о фирме и модели, так и отпечатка букв и строчек точно скажут — письмо отпечатано именно на этой машинке. Поразительно, как мало людей знают об этом.
  — Допустим, это так, — вставила Делла, — но она наверняка знает, что вы видели у нее эту розовую бумагу и даже взяли лист, когда печатали.
  — Вот это как раз и непонятно, — признал Мейсон, исследуя письмо.
  Тихонько постучали, и в дверную щель просунулась голова Герти.
  — К вам мисс Люсиль Бартон. Она говорит, много времени не отнимет. И что вы наверняка ее примете.
  Делла Стрит улыбнулась:
  — Придется заглянуть в словарь, шеф. Как это там — женственная, очаровательная, притягательная, наивная, чарующая…
  Мейсон быстро положил письмо и конверт в ящик, а ключик сунул в боковой карман жилета, где уже лежал ключ от квартиры.
  — Пригласи, Герти, — сказал он.
  — С ней какой-то мужчина.
  — Как его зовут?
  — Мистер Артур Колсон.
  — Проводи их сюда, Герти.
  Когда Герти закрыла дверь, Мейсон быстро обернулся к Делле Стрит:
  — Делла, если я попрошу напечатать что-то и дать им на подпись, а потом выйду, задержи их под каким-нибудь предлогом. Постарайся, чтобы они не ушли слишком рано.
  — Не понимаю, — сказала Делла.
  — Ты будешь отвлекать их внимание. Я пойду в ее квартиру и загляну в секретер. Задержи их, пока я не закончу.
  — Но, шеф, это ведь…
  — Ничего не могу поделать, — прервал Мейсон. — Взыграло любопытство. Я должен узнать, что затевается.
  — А если она…
  Отворив дверь, Герти доложила:
  — Мисс Люсиль Бартон и мистер Артур Колсон.
  Люсиль легко впорхнула в кабинет. Облегающее платье подчеркивало ее пышные формы; улыбающиеся глаза, свежесть лица и естественная улыбка создавали впечатление полнейшей искренности.
  — Мистер Мейсон, утром я не поняла вас. Вы посчитали, что я лгу, будто не помню, что делала позавчера днем, и хочу вас завлечь. Вы упомянули о газетных объявлениях. Я просмотрела все и нашла то, что вы имели в виду, поэтому сразу решила прийти и доказать вашу ошибку. Разрешите представить мистера Колсона.
  Артур Колсон, худой, слегка сутулый, протянул Мейсону небольшую мускулистую руку, внимательно глядя исподлобья и сохраняя на лице выражение озабоченности.
  — Добрый день, мистер Мейсон, — произнес он с явно искусственной аффектацией. — Вероятно, вы удивлены моим визитом, так же как и я сам, но Люсиль невероятно упряма. Импульсивна во всем. Кажется, я должен быть свидетелем.
  — Мисс Стрит, мой секретарь, — представил Мейсон.
  Они обменялись приветствиями.
  — Пожалуйста, садитесь, — пригласил Мейсон.
  Делла Стрит уселась за свой стол, держа наготове карандаш и блокнот.
  Люсиль Бартон быстро заговорила:
  — Мистер Мейсон, я должна кое-что объяснить. Я слегка обманула вас, говоря, будто не помню, что делала в тот или другой день. Я тогда была с Артуром, но не знала, захочет ли он быть названным. Поэтому понадобилось сперва встретиться с ним и спросить, могу ли я… Видите ли, мы работаем вместе. У меня доля в предприятии, я занята ежедневно с двух до пяти. Третьего у Артура был свободный день, и мы пошли на «Веселого князя».
  — Это что? Пьеса? — спросил Мейсон.
  — Фильм. Очень хороший, мистер Мейсон. Один из тех, которые запоминаются надолго.
  Артур Колсон кивнул.
  — Где он идет? — спросил Мейсон.
  — В «Альгамбре». Вторым экраном. Мы не успели посмотреть, когда он шел. Артур очень, очень занят, но мне так хотелось на этот фильм! Я уговорила его взять свободный день. Я ему сказала: «Работа, работа, и только…»
  — А после кино, — прервал ее Мейсон, — вы поехали по направлению к Хикман-авеню и Вермесилло-драйв?
  Колсон отрицательно качнул головой.
  — Зачем же? — засмеялась Люсиль. — «Альгамбра» на другом конце города. Фильм закончился около пяти, а потом мы пошли…
  — На коктейль в гостиницу около кино, — продолжал Колсон.
  Его лицо выражало полусонную задумчивость, как если бы погруженный в книги ум навсегда остался под обложкой научного труда и жизнь была серией неясных впечатлений на границе сна и бодрствования.
  Люсиль догадалась, о чем подумал Мейсон.
  — Артур — химик, — вмешалась она быстро и энергично, — он теперь изобретает новый вид кино, основанный на использовании инфракрасных лучей, чтобы…
  Колсон внезапно оживился. Выражение озабоченности на его лице исчезло, и он резко сказал:
  — Не будем об этом, Люсиль.
  — Я только хотела пояснить мистеру Мейсону, чем ты занимаешься, чего достиг по части изобретения и что нас связывает. Я вложила определенную сумму в предприятие Артура и работаю для него ежедневно с двух до пяти. Печатаю на машинке и тому подобное. Нельзя сказать, что я хорошая машинистка, но как-то справляюсь, а Артуру необходим тот, кому можно доверять на работе. Он так неосторожен. Его последнее изобретение…
  — Мы его еще не продали, — предостерег Колсон. — О нем лучше помолчать.
  В разговор вмешался Мейсон:
  — Меня не интересуют изобретения, но я хотел бы знать, что случилось позавчера днем. Насколько я понял, вы зашли в бар выпить коктейль.
  — Да.
  — Как долго вы там пробыли?
  — Ох, может, час, может, дольше. Сидели, пили. Разговаривали о фильме.
  — А потом пошли обедать к «Мэрфи», — добавила Люсиль.
  — А потом? — спросил Мейсон.
  — А потом пошли домой выпить рюмочку и опять разговаривали.
  — До которого часа?
  Они обменялись взглядами и не ответили. Мейсон вопросительно поднял брови. Они заговорили одновременно.
  — До одиннадцати, — твердо заявила Люсиль.
  — До половины первого, — в то же самое время произнес Колсон.
  Люсиль пришла в себя первой:
  — Ну что я говорю. Это на прошлой неделе ты ушел так рано. Верно, было около половины первого. Видите ли, у Артура раз в неделю свободный день. В остальные дни он трудится по строгому графику.
  — Очень неприятно, что я причиняю столько беспокойства, но дело и вправду очень важное, — начал Мейсон. — Вы не смогли бы продиктовать моей секретарше то, о чем только что рассказали, подождать, пока она перепечатает, и подписать?
  — Но, мистер Мейсон, — запротестовала Люсиль, — какое это имеет значение, если нас там не было?
  — Такого рода дела принято оформлять именно так, — заметил Мейсон. — Конечно, вы не обязаны, и если есть возражения…
  — Возражений нет, — сказал Артур Колсон. — Мы сделаем это с удовольствием. К тому же, мистер Мейсон, я давно ищу одну юридическую книгу, а в вашей библиотеке она, наверное, есть. Я хотел бы просмотреть, пока будут печатать.
  — Что за книга? — спросил Мейсон.
  — Уэллмана. Об искусстве допроса.
  — Да, есть. Вы можете подождать в библиотеке. А вы, миссис Бартон?
  Она нехотя согласилась:
  — Если Артур не против, я тоже подожду. Может быть, дадите несколько журналов, из тех, что в другой комнате, на столе? Сколько это продлится?
  — Думаю, около получаса. Минут десять будете диктовать. Потом мисс Стрит перепечатает, на что уйдет минут двадцать, и даст подписать, но я вынужден уйти. Деловое свидание. Очень приятно было познакомиться. И еще раз прошу прощения за беспокойство.
  — Ничего, — сказал Колсон. — Я кое-что хочу найти в этой книге. Не беспокойтесь. Когда кончим диктовать, сможем подождать в…
  — В библиотеке, — подтвердил Мейсон. — Делла, поторопись с этим, хорошо?
  Она испуганно посмотрела ему в глаза и ответила:
  — Хорошо.
  Глава 5
  Мейсон поставил машину перед домом на Саут-Гондола-авеню. Рядом, в табачной лавочке, нашелся телефон. Он бросил десятицентовик и набрал номер своего бюро.
  Услышал голос Герти:
  — Алло, бюро Мейсона.
  — Это Мейсон. Ступай в мой кабинет и попроси Деллу подойти к телефону. Соедини так, чтобы никто не слышал разговора. Понимаешь?
  — Минутку, сейчас соединю.
  Через пару секунд он услышал голос Деллы.
  — Слушаю, — тихо сказала она.
  — Все в порядке? — спросил Мейсон.
  — Все в порядке.
  — Они очень торопятся?
  — Не очень. Сколько вам еще нужно?
  — Десять минут.
  — Могу задержать на пятнадцать, считая с этой минуты.
  — Хорошо, — ответил Мейсон. — Я только хотел удостовериться, что ничего не случилось.
  — Будьте осторожны, — предостерегла она.
  — Не могу. Не разбив яйца, яичницы не сделаешь!
  Он повесил трубку, перешел улицу и вошел в дом, открыв дверь ключом, как утром. На этот раз поднялся не на лифте, а по лестнице.
  Подойдя к двери с номером 208, несколько раз нажал кнопку звонка. Уверился, что в квартире никого. Отпер ключом дверь и вошел, закрыв ее за собой.
  Квартиру привели в порядок. Пепельница была пуста и чиста. Кровать застелена. Посуда в кухне помыта, раковина блестела.
  Мейсон крикнул:
  — Эй, есть кто в доме?
  Голос отозвался эхом в пустой квартире.
  Адвокат вынул длинный красивый ключик, вложил его в замок секретера, повернул и открыл дверцу. Внутри был полнейший кавардак. Нижние ящички заполнены письмами, а верхние — погашенными чеками, банковскими уведомлениями о состоянии счета, опять же письмами и записками. В самом верхнем ящичке справа лежали маленький блокнотик в кожаном переплете и револьвер.
  Мейсон перелистал блокнотик. На предпоследней странице нашел искомый номер, торопливо записал карандашом. Другие записи были образцом порядка — фамилии, даты, номера телефонов и таинственные цифры, скорее всего шифрованные записи денежных расчетов. Разгадывать шифры у Мейсона не было ни времени, ни желания.
  Он быстро переписал номер и, кладя блокнотик на место, взглянул на револьвер. Внезапно захотелось рассмотреть поближе. Осторожно, держа его через платок, дабы не оставить отпечатков пальцев, вынул оружие из кобуры. Это был револьвер марки «смит-и-вессон» 38-го калибра. На рукоятке выбит номер S65088. Мейсон записал и его, положил револьвер на место, закрыл секретер и сунул ключ в карман. За ручку входной двери взялся также через платок.
  Мейсон сбежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки, быстро пересек улицу, сел в машину и уехал. Через шесть перекрестков остановился у аптеки, вошел и из телефона-автомата позвонил в свое бюро.
  — Алло, Герти, — сказал он, услышав ее голос. — Попроси Деллу к телефону, не соединяй, только попроси.
  — Понятно, — ответила Герти. — Минутку.
  Через несколько секунд Мейсон услышал обеспокоенный голос Деллы Стрит:
  — Слушаю, шеф.
  — Удалось.
  — Нашли?
  — Что у тебя?
  — Надо еще минут пять.
  — Хорошо. Когда кончишь, избавься от них.
  — Ладно.
  — Не вступай ни в какие разговоры. Если спросят, отвечай уклончиво.
  — Хлопот не было?
  — Не уверен. Возможно, придется переоценить ситуацию. Может, действительно нацелилась на сто долларов, но хочет также уверить этого типа, что заслуживает доверия.
  — Думаете, это именно он ее друг?
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — Во всяком случае, номер у меня есть. Возможно, это приманка в ловушке. Если так, то ловушка более сложная, чем я думал. А если за этим ничего не кроется, красотка через день-два объявится, чтобы получить деньги. Не беспокойся, Делла, все в порядке.
  Мейсон положил трубку и позвонил Полу.
  — Пол, — сказал он, — номер есть. Хочу узнать, чья машина. Сделаешь?
  — Какой номер? — спросил Дрейк.
  — 9-V-6370.
  — Где ты сейчас?
  — Хиллкрест, 67492, — ответил Мейсон. — Жду твоего звонка. Поторопись.
  Мейсон сел у стойки, спросил кока-колу и закурил. Через несколько минут зазвонил телефон. Мейсон прошел в будку и поднял трубку.
  — Владелец машины Стивен Аргайл, — сказал Дрейк. — Живет на Вест-Казино-бульвар, 938. Это богатый район, Перри.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Потрачу на него часок.
  — Машина «Бьюик», — продолжал Дрейк, — цвета не знаю. Каким образом получил номер, Перри?
  — Воспользовался твоими сведениями. Сейчас не могу об этом. Делла все расскажет, но минут через десять-пятнадцать, так как они еще в моем бюро.
  — Хорошо, — ответил Дрейк. — Буду у себя. Если что-нибудь понадобится, звони. Записал адрес?
  — Да.
  Адвокат вышел из аптеки, сел в машину и поехал на Вест-Казино-бульвар.
  Остановился перед большим белым домом с красной крышей, украшенным лепниной. Портики и маркизы, ухоженный газон и хорошо подстриженная живая изгородь свидетельствовали о респектабельности хозяев. За домом, у больших ворот гаража, стоял черный «Бьюик». Мейсон подошел и начал его разглядывать.
  Задний бампер был недавно выправлен. В тыльной части кузова заметны свежеокрашенные и отполированные места. На правом заднем колесе новехонькая шина.
  Мейсон рассматривал автомобиль, когда двери дома отворились и вышел плечистый, с квадратной челюстью мужчина агрессивного вида.
  — В чем дело? — спросил он.
  Мейсон поднял голову, посмотрел на него:
  — Вы мистер Аргайл?
  — Нет.
  — А он дома?
  — Я спрашиваю, чего крутитесь возле машины? Это не имеет никакого отношения к тому, дома он или нет.
  — Я не кручусь. Я смотрю. Вы родственник мистера Аргайла?
  — Нет. Я у него служу.
  — Правда? А что делаете?
  — Я его шофер и слуга.
  — Весьма кстати, — сказал Мейсон, вынимая визитную карточку. — Советую быть более вежливым. Отнесите это мистеру Аргайлу и скажите, что я хочу видеть его по важному делу. Важному для него.
  Шофер посмотрел на карточку и, направляясь к лестнице, бросил:
  — Ладно.
  Мейсон двинулся за ним.
  — Минутку, — остановил шофер. — Подождите здесь.
  Он вошел в дом, закрыл за собой двери, но через несколько минут появился снова.
  — Пожалуйста, войдите, сэр.
  Дом отличался роскошью и вкусом. Из комнаты справа веяло запахом дорогих сигар. Шофер указал на дверь в нее и произнес:
  — Пожалуйста, туда, мистер Аргайл вас примет.
  Комната, куда вошел Мейсон, была отчасти гостиной, отчасти библиотекой. В ней находились книги и оружие, удобные кожаные кресла, гравюры с охотничьими сценами, фотографии. Она казалась уютной и обжитой. В баре в углу виднелись ряды бутылок.
  В одном из кресел восседал мужчина лет пятидесяти. Рядом, на небольшом столике, — стакан с содовой.
  — Вы тот самый известный адвокат, мистер Мейсон? — привстав, спросил он.
  — Да.
  Хозяин протянул руку:
  — Очень приятно познакомиться. Я много о вас слышал. Может быть, присядете? Что будете пить?
  Он был очень худ, почти костляв. Длинные пальцы, выступающие скулы, выцветшие глаза и редкие седеющие волосы. На высоком горбатом носу очки со свисающей черной лентой, что создавало впечатление суровости и силы.
  — Благодарю, — ответил Мейсон. — Пожалуй, выпью виски с содовой.
  Аргайл кивнул слуге. Тот подошел к бару, бросил в стакан два кусочка льда, налил виски и воду. Молча подал Мейсону.
  — Хорошая комната, — заметил Мейсон, — удобная и уютная.
  — Я провожу в ней много времени. Закурите?
  — С вашего разрешения, свою.
  Мейсон открыл портсигар, постучал папиросой о крышку и заметил, что шофер и слуга в одном лице не собирается уходить.
  — Простите, перейду к делу, — сказал он, чиркнув спичкой.
  — Говорите, пожалуйста, — пригласил Аргайл.
  Мейсон посмотрел на шофера, стоявшего возле бара. Аргайл как бы не заметил этого, не шелохнулся, чтобы отпустить слугу.
  — Третьего числа этого месяца, — уверенно начал Мейсон, — около пяти часов пополудни ваш «Бьюик» попал в аварию на перекрестке Хикман-авеню и Вермесилло-драйв. Машину вели вы или шофер?
  — Это допрос? — поднял брови Аргайл.
  — Я спрашиваю, кто вел. Что машина попала в аварию, я знаю точно.
  — Мистер Мейсон, я в недоумении. Так удивлен, что слов не найду.
  — Надо понимать, вели вы?
  Поколебавшись, Аргайл сказал:
  — Нет.
  Мейсон посмотрел на шофера, его глаза стали как у кота, подкрадывающегося к птице.
  — Откровенно говоря, — сказал Аргайл, тщательно взвешивая слова, — вы подтвердили мои наихудшие опасения. Надеюсь, ничего серьезного не произошло?
  — Произошло, — ответил Мейсон. — А чего вы опасались?
  — Третьего днем кто-то угнал мою машину. Полиция нашла ее тем же вечером в другом районе, у пожарного крана. Бак был наполовину пуст, а спидометр показывал, что кто-то наездил сто миль.
  — Быстрая работа, — сказал Мейсон.
  — Вы имеете в виду полицию? — спросил Аргайл.
  Мейсон усмехнулся. Аргайл нахмурился.
  — Я представляю интересы Боба Финчли. Их машину вела его мать. Она получила шок. Машина разбита, а у Боба Финчли сломано бедро. Я не уверен, что не будет осложнений. Судить еще слишком рано.
  — Да, в самом деле скверно, — согласился Аргайл. — Надо поговорить с моим адвокатом. Насколько я в курсе, мистер Мейсон, я ответствен за повреждение только в том случае, если разрешил кому-то воспользоваться машиной, но в случае угона…
  Аргайл пожал плечами и медленно стряхнул пепел с сигары в пепельницу.
  — Перестанем играть в прятки, — сказал Мейсон. — Историйка об украденной машине имеет вот такую бороду и за версту попахивает ложью.
  Шофер шагнул к Мейсону. Аргайл удержал его движением руки.
  — Мистер Мейсон, — сказал он, — я думаю, что, зная законы, вы не позволите себе никаких инсинуаций.
  — Хорошо, — ответил Мейсон. — Пойдем окольным путем. Когда украли машину?
  — Часов около трех.
  Мейсон улыбнулся:
  — А когда об этом узнала полиция?
  — Машина понадобилась около семи, — сказал Аргайл. — Я ее оставил перед своим клубом. Когда вышел из клуба, ее уже не было.
  — И вы сразу уведомили полицию?
  — Да.
  — Звонили из клуба?
  — Да.
  — А как далеко ее нашли от места, где вы ее оставили?
  — Восемь-десять кварталов.
  — Парнишка тяжело ранен, и на выздоровление потребуется немалое время. У его матери нервный шок. Вдобавок еще машина…
  — И вы полагаете, я в ответе?
  — А почему бы нет?
  — Я ведь сказал, машину угнали.
  Мейсон снова улыбнулся:
  — Как вы правильно сказали, я — юрист и слишком опытен, чтобы оскорблять при свидетелях. Но мы позабавимся в суде.
  — Мистер Мейсон, почему вы сомневаетесь в моей правдивости? Боже мой, я — честный обыватель. Машина застрахована. Если б это было на моей совести, я б с удовольствием сам возместил убытки. А этим происшествием займется страховое общество.
  — Хорошо, — ответил Мейсон. — Если вы не против, я буду иметь дело с этим обществом.
  — Разумеется, если в этом есть необходимость.
  — О да, конечно. Как называется клуб, где вы провели день?
  — «Бродвей атлетик».
  Мейсон встал.
  — Очень приятно было с вами познакомиться, — сказал он и направился к двери.
  Аргайл встал и, поколебавшись, уселся обратно. Шофер проводил Мейсона до двери.
  — До свидания, — сказал он. Двери захлопнулись.
  Глава 6
  Детективное агентство Дрейка находилось на том же этаже, что и бюро Мейсона. Мейсон зашел потолковать с Полом.
  — Черт возьми, Перри, мы попали в «яблочко». Не знаю, как это произошло, но попали.
  — Мне нужны люди, Пол. И немедленно. Такие, кто сможет интеллигентно подойти к делу. Пускай проверят, что делал Аргайл третьего днем. Возможно, был в клубе «Бродвей атлетик»? Мне нужно знать, сколько выпил, как долго там был и не заметил ли кто, как выходил и на какое время. Пусть поговорят с портье. Допускаю, что он подкуплен. Я не в состоянии соперничать со Стивеном Аргайлом в размерах взятки, у меня на это нет средств. Поэтому портье надо припугнуть. Нужен человек, который на самом деле может это сделать.
  Хочу также знать все о машине Аргайла. Он утверждает, что ее угнали третьего пополудни. Пусть выяснят, когда сообщил в полицию и когда ее нашли. Одним словом — все. Но прежде всего хочу знать, не приехал ли Стивен Аргайл в «Бродвей атлетик» около пяти-шести часов на такси. В это время члены клуба заходят выпить, и, наверное, нетрудно будет найти кого-нибудь, кто видел Аргайла в такси. За работу придется взяться немедленно.
  — Хорошо, — сказал Дрейк. — Уже принялись. Сколько человек выслать?
  — Сколько потребуется, — ответил Мейсон. — Прежде всего собери сведения, потом вышлем Стивену Аргайлу счет, безразлично, понравится он ему или нет.
  — Точно ли он виноват?
  — Машина его — это точно, — ответил Мейсон. — Думаю, вел ее он, когда все случилось. Мне кажется, жена его умерла или недавно бросила.
  — Почему так думаешь?
  — У него шофер и слуга в одном лице. Он не остался бы в доме и пяти минут, если б была хозяйка. Кроме того, дом на Вест-Казино-бульвар очень велик, но похоже, что Стивен Аргайл большую часть времени проводит в одной комнате, где воздух превратился в табачный дым.
  — Хорошо, Перри, — сказал Дрейк, — я сейчас же вышлю людей. Кстати, ты оказался прав относительно молодой разведенной кокетки. Она прислала приятельницу за вознаграждением.
  — Ей следует… Черт побери, ничего не понимаю. Сыграли же со мной шутку! Когда пришла?
  — Минут пять назад, — ответил Дрейк. — Я отослал ее в твое бюро и сказал, что твой секретарь Делла Стрит займется ею.
  — Что за девушка?
  — Очень миленькая, зовут Карлотта Бун. Повела себя очень скромно и ни словом не обмолвилась, что знает о Люсиль Бартон. Сказала только, что пришла за вознаграждением.
  — Пойду взгляну на нее, — сказал Мейсон. — А ты высылай людей, пусть собирают сведения об Аргайле. Мне на самом деле хочется добраться до него. Я доставлю молодому Финчли средства на окончание колледжа как компенсацию за сломанное бедро и связанные с этим хлопоты.
  — Смотри не дай Аргайлу слишком легко вывернуться, — предостерег Дрейк, — не выношу водителей, сбегающих с места аварии, а когда дело принимает скверный для них оборот, они используют свои политические связи.
  — Об этом не беспокойся, — улыбнулся Мейсон. — Меня он вокруг пальца не обведет. Ну, я пойду, дам Люсиль сто долларов. Интересно, каким образом эта Карлотта Бун попробует их получить, не выдавая плутовку Люсиль. Пока, Пол.
  — Через пять минут разошлю людей, — пообещал Дрейк.
  Мейсон шел по коридору, насвистывая какую-то мелодию. Открыв дверь своего личного кабинета, вошел, улыбнулся Делле и бросил шляпу на полку в стенном шкафу.
  — Слышал, Люсиль прислала сообщницу за деньгами?
  Делла Стрит была взволнована.
  — Подождите. Сначала послушайте ее рассказ.
  — Именно это я и хочу сделать. Должно быть, интересно.
  — Я не успела выслушать все. Но и то, что услышала, заставит вас онеметь.
  — Как ее зовут? — спросил Мейсон.
  — Карлотта Бун.
  — Как выглядит?
  — Брюнетка, худенькая, воспитанная, скорее всего, расчетливая вымогательница. Я ее не устроила, хочет разговаривать только с вами. Говорит, пришла продать сведения за сто долларов и не хочет зря тратить время.
  Мейсон усмехнулся:
  — Пригласи ее сюда, Делла. Послушаем, отдадим сто долларов и отошлем с нею ключи Люсиль. Может быть, они живут вместе. Пригласи ее.
  — Не делайте слишком поспешных выводов, шеф, — сказала Делла. — Поговорив с ней, я подумала: это что-то иное.
  — Ну, давай ее сюда, — поторопил Мейсон. — Узнаем, в чем дело.
  Делла подняла трубку.
  — Герти, пришли сюда Карлотту Бун. — И подошла к двери, чтобы впустить посетительницу в комнату.
  У вошедшей девушки были черные блестящие глаза. Маловыразительные, но настороженные. Волосы тоже черные и блестящие. Сантиметров на пять выше и килограммов на пять легче большинства женщин. Держалась настороженно, очень скованно.
  — Добрый день, мисс Бун, — приветствовал Мейсон. — Вы пришли за сотней долларов?
  — Да.
  — Откуда у вас сведения? Как вы узнали, где был записан номер? — спросил Мейсон, подмигнув Делле.
  — Вы о номере автомобиля?
  — Да.
  — Я сама записала.
  — Понятно, — сказал Мейсон. — А потом спрятали записную книжку в секретер?
  — Нет, в сумочку, — ответила она. — Когда заплатите мне эти сто долларов? Я, конечно, понимаю, что вы не можете просто так сразу выдавать деньги каждой девушке, которая придет с номером и расскажет правдоподобную историю.
  — Конечно нет, — ответил Мейсон, мило улыбаясь. — Думаю, однако, что я достаточно ясно очертил свое участие в этом деле.
  Делла предостерегающе кашлянула.
  Мейсон взглянул на нее, наморщил лоб и насторожился.
  Карлотта Бун уселась поудобнее и положила свои тонкие красивые ноги одну на другую, чтобы выгоднее их показать.
  — А вам можно верить? — спросила она.
  — Вы даже обязаны мне верить.
  Она порылась в сумочке и вдруг внимательно и подозрительно взглянула на Мейсона.
  — А откуда мне знать, что не обманете?
  — Простите, но я владею этим бюро уже несколько лет. И прежде чем заплачу вам, хочу знать все подробности.
  — Хорошо, — устало сказала она. — Вот номер. — Она вынула клочок бумаги из сумки и подала Мейсону.
  Мейсон взглянул, насупился, взглянул еще раз и сказал:
  — Мне очень неприятно, мисс Бун, но я должен сразу сказать — это не тот номер.
  — Откуда вы знаете?
  — Потому что я уже располагаю сведениями. И не только знаю номер машины, но осмотрел ее и разговаривал с владельцем. Номер не тот.
  — Это тот номер, — решительно возразила она. — К чему вы клоните? Хотите оставить себе эти сто долларов? Не думайте, что это легко сойдет.
  Мейсон наморщил лоб.
  Она зло, вызывающе продолжала:
  — Я была с моим другом. Мы встретились в баре. Немного потанцевали, потом он повез меня домой, и по дороге лопнула шина. Я вышла и встала около автомобиля, оглядываясь и пробуя хоть чем-нибудь помочь. Когда кончили менять колесо, на перекрестке произошла эта авария. Я видела, как большая черная машина даже не задержалась и поехала с большой скоростью по Вермесилло-драйв. На перекрестке остался «Форд», который танцевал по всей мостовой и на моих глазах врезался в столб. В нем были мужчина и женщина. Мужчина выпал из машины и оказался между дверцей и столбом. Женщина — она сидела за рулем — ударилась головой. Я подумала, мистер Мейсон, что мне подвернулся случай… Честно говоря, что могу на этом кое-что заработать. Точно знаю, виновата черная машина. Поэтому вытащила книжечку и записала номер. Полиции ничего не сказала, ждала объявления с обещанием вознаграждения. Все время проглядывала газеты.
  Мейсон смотрел на нее, подняв брови.
  — А почему нет? — вызывающе спросила она. — Вы хорошо заработаете на этом деле. Вы ведь даром не работаете. А мне деньги нужны гораздо больше, чем вам, мистер Мейсон.
  Мейсон обратился к Делле:
  — Позвони Дрейку.
  И когда Пол Дрейк взял трубку, он сказал устало:
  — Пол, есть еще один номер — 49-Х-176.
  — Что за номер? — спросил Пол.
  — Узнай, кто владелец, адрес и какая машина. — Мейсон повесил трубку и обратился к Карлотте Бун: — Дело принимает новый и неожиданный для нас оборот. Мы думали, что уже знаем номер.
  — Я прекрасно понимаю, — ответила она. — После объявления в газетах на вас должен обрушиться водопад девушек, желающих рассказать, как все было, сообщить номер и получить сто долларов. Но я продаю настоящие факты. Только вот интересуют они вас или нет?
  — Что вы имеете в виду?
  — Не притворяйтесь. Тот, кто вел черную машину, попал в опасный переплет. Столкнулся и уехал, не задерживаясь. Если бы я захотела, могла бы пойти к нему и получить в десять раз больше, чем дадите мне вы.
  — Почему не пошли?
  — Рискованно. Это ведь шантаж. Вы как юрист могли бы сделать это, я — нет.
  — Так чего же вы, собственно говоря, хотите?
  — Я в ваших руках, — ответила она. — Проверьте номер и, когда убедитесь, что он правильный, дайте мне сто долларов.
  — Согласен, — сказал Мейсон. — Ваш адрес? Как можно с сами связаться?
  — Вы не можете со мной связаться и не сделаете этого, — ответила она. — Я сама с вами свяжусь. И еще одно. Не хочу, чтобы я была названа, вернее, моя фамилия. Человек, с которым я была, женат. Если бы он узнал, что я пошла к вам, то выдал бы истерический припадок. Но ведь надо на что-то жить?
  — Когда вы придете?
  — Завтра в полдень. К тому времени вы уже будете знать. До свидания.
  Самоуверенная, она встала, промаршировала к двери, открыла ее и вышла.
  Мейсон посмотрел на Деллу Стрит, почесал голову и сказал:
  — Если тебя интересует мое скромное мнение, Делла, то я считаю, что дело усложняется.
  — Не считаете ли вы это штучками того человека, чтобы направить вас на ложный след?
  — Возможно. Но штучки ему не помогут. Я могу пойти ложным путем, но Пол Дрейк ни на минуту не выпустит его из виду.
  Зазвонил телефон. В трубке раздался голос Дрейка:
  — Второго типа зовут Дэниел Каффи. Машина марки «Паккард», адрес: Бичнот-стрит, 1017. Кто это?
  — Твои люди уже работают с Аргайлом? — спросил Мейсон.
  — Четверо выехали, двое на подходе.
  Мейсон обратился к Делле:
  — Надень свою шляпку и возьми блокнот, Делла. Оставим тут Пола, пусть работает, а мы отправимся по ложному следу. Хорошо, Пол, — сказал он в трубку, — останься здесь, а я пойду посмотрю на мистера Дэниела Каффи.
  — Отлично, Перри. Соберу тебе все сплетни об Аргайле. Но он узнает, что мы его разрабатываем. Мои люди не могут расспрашивать членов клуба так, чтобы никто ему об этом не сказал.
  — Ладно, — произнес Мейсон, — пусть. Пусть знает, что его проверяют. — Он положил трубку и поторопил: — Пошли, Делла.
  Глава 7
  Когда они ехали по Бичнот-стрит, Делла спросила:
  — Как вы думаете, почему девушка это сделала?
  — Наверное, хотела заработать сто долларов, — ответил Мейсон. — Но, черт побери, в ней есть что-то незаурядное.
  — Вымогательница.
  — Знаю. Она записала номер машины, потому что собиралась шантажировать водителя. Потом, неизвестно почему, раздумала. Прочитала объявление, обещающее сто долларов за информацию, и не смогла преодолеть искушения получить эти деньги вполне законным способом. Но есть в ней что-то, подсказывающее, что ей можно верить. Хотя… черт побери, Делла, я видел машину Аргайла. Сзади вмятина, правое заднее колесо совершенно новенькое и…
  — Да. А история с кражей машины могла быть правдой, — добавила Делла.
  — Один шанс из ста, что так и было. Но мы это узнаем. Вот номер 1017.
  Мейсон остановил машину перед богатым домом.
  — Что будем делать? — спросила Делла. — Идем прямо к нему?
  — Нет, — ответил Мейсон. — Сначала осмотримся. Внизу частный гараж. Там должен быть кто-нибудь. Поставим машину и попробуем что-нибудь разузнать.
  Мейсон припарковался и вместе с Деллой спустился в гараж. Около автомобилей возился человек.
  Мейсон огляделся и сказал Делле:
  — Ищем большой черный «Паккард». Ты — налево, я — направо. Начали.
  Работник гаража окликнул:
  — Эй, вы, там!
  Мейсон обернулся и успокаивающе махнул рукой.
  — «Паккард» здесь, слева, — сказала Делла.
  Мейсон взглянул на номер.
  — Это он. Осмотрим как следует.
  Работник гаража направился к ним.
  — Что вы здесь ищете?
  Мейсон подошел к «Паккарду» сзади, попросил:
  — Поговори с ним, Делла. Скажи, мы узнали, что машина продается.
  Слабый свет внутри гаража не помешал Мейсону заметить, что задний бампер заменен, на багажнике вмятина, а на шине слева глубокий след удара.
  Мейсон слышал объяснения Деллы, что они хотят купить эту машину, а потом и настоятельную просьбу работника пойти поговорить с мистером Каффи. Закончив беглый осмотр, он вручил работнику десять долларов и сказал:
  — Мистер Каффи предложил машину моему другу. Я хотел бы ее осмотреть.
  Мужчина смягчился:
  — Пожалуйста, сэр.
  — С машиной, кажется, что-то случилось?
  — О нет, сэр, она в прекрасном состоянии. Было небольшое столкновение, поэтому пришлось заменить бампер. Собственно, можно было исправить старый, но мистер Каффи очень заботится о машине, ухаживает за ней, как за часами.
  — Понятно, — сказал Мейсон. — А когда произошло столкновение?
  — О, несколько дней назад. Машину только что прислали из ремонта. У мистера Каффи есть договор с местным автомобильным агентством, но не думаю, что там все исправили. Знаю только, заменили бампер. Но с машиной ничего не стряслось. Только легкий удар слева. Больше всего пострадало заднее крыло. Было почти совсем вырвано, но теперь уже все в порядке.
  — Понятно, — сказал Мейсон. — Спасибо. Мистер Каффи дома?
  — О да. Он там, где его машина. Всегда на ней ездит.
  — Женат?
  — Да. У жены своя машина. Она не любит больших автомобилей. А мистер Каффи, наоборот, говорит, ему нравятся величина, сила и скорость. Он такой уж.
  — Ясно, — сказал Мейсон. — В какой квартире он живет?
  — 22-Б.
  — Вы могли бы его описать? — попросил Мейсон. — Люблю узнавать кое-что о человеке, с которым собираюсь вести дело.
  — Конечно, сэр. Ему лет пятьдесят пять. Худощавый, спокойный, одевается очень элегантно, курит сигары, носит двубортные серые костюмы. Почти всегда в сером. Я, пожалуй, не видел на нем ничего другого цвета.
  — Хорошо. Благодарю вас. Мы пройдем к нему. Кажется, эту машину стоит купить.
  — Не представляю, чтобы он продал ее. Она у него только несколько месяцев, и я знаю, как он ее любит.
  — Можно отсюда подняться на лифте?
  — Да, сэр. Позвоните, и лифт спустится. Вам, как гостям, придется сообщить свои фамилии портье, чтобы он мог доложить.
  — Знаю, но в данном случае это ненужная формальность. На каком этаже его квартира?
  — На пятом.
  Мейсон обратился к Делле:
  — Пошли поговорим с мистером Каффи.
  Работник гаража нажал кнопку, лифт спустился. Мейсон закрыл дверь и нажал на кнопку пятого этажа.
  — Что теперь? — спросила Делла.
  — Опять то же самое. Это очень подозрительно.
  Лифт остановился.
  Мейсон нажал пластмассовую, отливающую перламутром кнопку звонка около двери с номером 22-Б, и через несколько секунд ее открыл мужчина лет за пятьдесят, с редеющими седыми волосами. Он был в сером костюме и курил сигару.
  — Вы мистер Каффи? — спросил Мейсон.
  — Да.
  Мейсон вручил визитную карточку.
  — Я адвокат, мое имя Перри Мейсон. Хочу поговорить о вашем автомобиле.
  — А в чем дело?
  Мейсон шагнул вперед. Каффи инстинктивно посторонился. Мейсон и Делла вошли в квартиру.
  — Что с моей машиной? — спросил Каффи.
  — Хочу услышать, что случилось третьего числа.
  С минуту Каффи стоял неподвижно, потом у него задрожали губы, да так сильно, что выпала сигара. Каффи быстро поднял ее, откашлялся и спросил:
  — О чем вы говорите?
  — Вы хорошо знаете о чем, — уверенно атаковал Мейсон. — Ваш «Паккард» столкнулся с «Фордом» на перекрестке Хикман-авеню и Вермесилло-драйв. Допускаю, вы немного выпили, побоялись остаться и решили удрать, думая, что никто не заметит номера вашей машины. Глянув в зеркальце, обнаружили, что все осматривают машину, врезавшуюся в фонарный столб. Вы все время ехали с большой скоростью.
  — Боже мой! — воскликнул Каффи, падая на стул. Его лицо казалось вылепленным из теста. Губы дрожали.
  — Так что же? — спросил Мейсон.
  — Ваша взяла! — патетически воскликнул Каффи. — Господи, зачем я сделал это!
  Делла Стрит села, вынула блокнот, раскрыла его на коленях и начала писать.
  — Вы признаетесь во всем? — спросил Мейсон.
  — Да, — ответил Каффи. — Признаюсь. Вы меня поймали. Я уже не выкручусь. Тогда подумал, повреждена только машина… Скажите… кто-нибудь ранен, мистер Мейсон?
  — Двое, — ответил Мейсон. — Женщина, которая вела машину, получила шок, а ее сын сломал бедро. Когда дверцы раскрылись, его со всей силой швырнуло на фонарный столб. Чудо, что он не разбил голову и не умер.
  Дэниел Каффи обеими руками сжал виски и застонал.
  — Итак, — сказал Мейсон, — что вы можете сказать?
  — Вы меня поймали, — с глубоким сожалением повторил Каффи. — Разрешите принять лекарство? Мистер Мейсон, даю слово, я не знал, что кто-то ранен. Не переставал надеяться, что только повреждена машина, и пытался найти способ возместить… Я струсил. Слишком много выпил. Видите ли, я встретил старого приятеля, и мы пошли в бар. Обычно я не пью, если за рулем… Я ехал очень быстро, спешил. Было уже поздно, ждала жена… На перекрестке ту, другую машину увидел в последнюю минуту. Решил, что успею проскочить, если прибавлю газу, — и нажал на педаль. У моего «Паккарда» отличный двигатель. Он рванулся вперед, и мы должны были вот-вот разминуться… Я почувствовал, как он ударил меня сзади, и, думаю, мой бампер зацепился за его переднее колесо и отбросил его к столбу. Сначала хотел остановиться. Потом в зеркальце увидел, что все бегут к той машине. Улица передо мной была пуста, и я знал, что смогу проехать по крайней мере полдюжины перекрестков без светофоров, поэтому я газанул не останавливаясь. Был уверен, никто не видел меня так близко, чтобы узнать машину. К тому же она не очень пострадала. Если бы я не выпил этих двух рюмок, мне бы и в голову не пришла эта сумасшедшая мысль.
  — В котором часу это произошло? — спросил Мейсон.
  — Думаю, около пяти.
  — Где?
  — На перекрестке Хикман-авеню и Вермесилло-драйв. Я ехал по Вермесилло и, как уже сказал, очень спешил.
  Мейсон взглянул на писавшую Деллу:
  — Какого числа?
  — Третьего. Мистер Мейсон, понимаю, я здорово влип, но сделаю все возможное, чтобы компенсировать. Я застрахован. Свяжусь со страховым агентством, и они, наверное, устроят как нужно. Кроме того, дам вашим клиентам от себя чек на десять тысяч долларов. Знаю, виноват, потому что скрылся, и придется расхлебывать кашу, которую заварил. Я очень надеюсь, уладим все так, чтобы моя жена ничего не узнала.
  — Она дома?
  — Нет, жду через полчаса.
  Мейсон, прищурившись, обдумывал положение.
  — Пожалуйста, опишите кратко все, что мне сейчас рассказали. Подпишите и подготовьте чек на десять тысяч долларов для мистера Роберта Финчли. Вопрос о бегстве с места происшествия придется уладить с полицией. Думаю, они примут во внимание обстоятельства, размеры возмещения и не будут слишком строги. Могу позвонить, пока будете готовить объяснение и чек?
  — Пожалуйста, телефон на столике.
  Мейсон подошел к аппарату и попросил соединить его с агентством Дрейка. Услышав голос детектива, сказал:
  — Пол, этот Аргайл — ложный след. Отзови своих людей.
  — Черт побери, Перри. Говоришь, ложный след? — гордо произнес Дрейк. — Один из моих людей получил письменное свидетельство портье «Бродвей атлетик клаб», в котором утверждается, что Аргайл приехал в клуб около семи вечера на такси. Был очень взволнован и расстроен. Сказал, что должен оповестить о краже машины, и дал портье сто долларов, чтобы тот засвидетельствовал, будто Аргайл с полудня безвыходно сидел в клубе. Конечно, мы бы не получили этого письма, если бы мой человек не пригрозил портье тюремным заключением за соучастие в преступлении.
  Мейсон молчал.
  — Ты здесь? — спросил Дрейк.
  — Да.
  — Жена Аргайла оставила его полгода назад. Он спекулирует нефтяными акциями. У него два компаньона — Дадли Гейтс и Росс Холлистер. Холлистер живет в Санта-дель-Барра. Он-то имеет деньги. С тех пор как ушла жена, Аргайл живет совершенно один. Из прислуги у него шофер-слуга и женщина, которая приходит убирать квартиру. В клубе пользуется хорошей репутацией. Все говорят, что его новые нефтяные участки где-то на севере — это золотое дно. Портье утверждает: Аргайл пришел в клуб выпивши. Что еще нужно, Перри? Это тот, кого ты искал.
  — Невозможно!
  — Ты что, не можешь говорить свободно?
  — Да.
  — Ну что ж, не дай себя одурачить. Все равно он, кто бы ни был, лжет. Тот, кого ты ищешь, — Аргайл.
  — Он даст мне сейчас письменное объяснение и чек на десять тысяч долларов, — тихо сказал Мейсон и, прежде чем положить трубку, услышал удивленный вздох Дрейка.
  Глава 8
  Ведя машину на высокой скорости по Бичнот-стрит, Мейсон обратился к Делле:
  — Послушай, подвезу тебя к гостинице «Кеттерлинг», оттуда возьмешь такси. Поедешь к Полу Дрейку и все расскажешь. Потом в нашем бюро будешь ждать моего звонка. Я поеду поговорю с Аргайлом, а потом на Саут-Гондола-авеню.
  — Будьте осторожны. Мне кажется, что это ловушка.
  — Знаю, — ответил Мейсон. — Кто-то играет со мной. Хочу узнать кто.
  Пока ехали до гостиницы, Мейсон не произнес ни слова.
  — Значит, я должна доложить Полу, а потом ждать? — уточнила Делла.
  — Да.
  — Хорошо, — сказала она, выпрыгнув из машины. — Желаю удачи.
  Он улыбнулся:
  — В том-то и беда, что удач слишком много. Подумать только: два водителя признают, что виноваты, а авария только одна.
  Он поехал к дому Аргайла на Вест-Казино-бульвар, 938. Большого «Бьюика» у подъезда не было, на звонок никто не отозвался.
  Мейсон вернулся к машине и поехал к Саут-Гондола-авеню. Поставил машину за несколько кварталов от дома Люсиль Бартон. Остальное расстояние прошел пешком. Обошел вокруг дома и без труда по номеру 208 на двери нашел гараж Люсиль. Двери закрыты только на щеколду. Внутри темно.
  Мейсон приоткрыл дверь. Удостоверившись, что машины в гараже нет, пересек улицу и зашел на углу в табачную лавочку, где был телефон. Набрал секретный номер своего личного кабинета.
  — Алло, Делла, — тихо сказал он. — Я на Саут-Гондола-авеню. Она куда-то поехала на машине. Попробую найти этот блокнотик.
  — Я боялась, что именно это придет вам в голову. Когда вернетесь?
  — Скоро.
  Она понизила голос до шепота:
  — В приемной сидит мистер Аргайл. Взволнован.
  — Что случилось?
  — Видно, что-то на совести.
  — Думаешь, хочет изменить показания?
  — Пожалуй, нет.
  — Сколько уже ждет?
  — Сказал, что вышел из дому сразу после вашего визита. Он правда чем-то обеспокоен. Признался, что тогда не мог говорить откровенно, и очень хочет вас увидеть.
  — А почему не мог?
  — Не сказал.
  — Причина только одна: его шофер-слуга.
  — Почему он его попросту не выслал?
  — Не знаю. В их взаимоотношениях что-то странное.
  — Шофер сидит в машине. Когда я сказала, что вас нет и не знаю, когда будете, мистер Аргайл сошел вниз, чтобы отправить его. Аргайл сказал — будет ждать вас сколько угодно долго.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Сейчас приеду.
  Мейсон повесил трубку и быстро вернулся к дому Люсиль Бартон. Открыл входную дверь ключом, взбежал по лестнице на второй этаж, убедился, что коридор пуст, и постучал в дверь квартиры 208.
  Никто не ответил.
  Оглянувшись, не идет ли кто, вставил ключ в замок и повернул. Открыл дверь и быстро вошел в квартиру.
  Всюду горел свет. Секретер был открыт, верхний ящик с правой стороны пуст. Блокнотик и револьвер исчезли.
  Мейсон тихонько выругался, сделал два шага к спальне и замер. С места, где он стоял, можно было заглянуть в полуоткрытые двери спальни и ванной. В ванной за занавеской стояла девушка. Шума льющейся воды не было слышно, значит, кран закрыла только что. Возле ванны на белом табурете поблескивал сталью револьвер — плоский, зловещий и отвратительный.
  Когда Мейсон приглядывался к силуэту женщины, из-за занавески высунулась голая мокрая рука и схватила револьвер.
  Мейсон быстро отшатнулся.
  — Алло! — крикнул он. — Есть кто дома?
  — Кто… Кто там?
  — Алло, — повторил он. — Я — Перри Мейсон.
  — Ох!.. Вы один?
  — Да.
  — Я как раз принимала душ. Как вы вошли?
  — Позвонил, никто не ответил. Тогда толкнул дверь, и она сама открылась.
  — Ох, — сказала она, — этот замок иногда не закрывается. Пожалуйста, присядьте. Через две минуты я буду готова. Но, пожалуйста, закройте дверь в спальню. Я не одета.
  — Я должен сразу же вас увидеть.
  Она засмеялась:
  — Ну, сразу же не получится.
  — Нельзя терять времени, — произнес Мейсон.
  — А вы нетерпеливы. Закройте входную дверь, мистер Мейсон, и проверьте, заперлась ли она на этот раз. Закройте и дверь спальни. Я буду готова через две-три секунды, только вытрусь и что-нибудь накину.
  Он закрыл дверь спальни, убедился, что входная дверь заперта, а потом подошел к секретеру. Секунд десять осматривал его содержимое, но не нашел и следа блокнотика, который видел утром.
  Он уселся возле стола и стал ждать. Через несколько минут открылась дверь спальни, и вышла Люсиль Бартон в темном шелковом халате, плотно облегающем все ее прелести.
  Мейсон поднялся.
  Поколебавшись, она улыбнулась и подала руку.
  Мейсон прижал ее к себе и обнял одной рукой.
  — Но… мистер Мейсон! Этого я от вас не ожидала.
  Руки Мейсона быстро задвигались.
  — Что вы ищете?
  — В данный момент — револьвер.
  — Ох. — Ее голос явственно изменился.
  — Куда вы его дели?
  — Вы меня видели. Правда, мистер Мейсон? Вы меня видели через занавеску?
  — Я видел револьвер на табурете, — ответил Мейсон. — Где он?
  — В спальне. В сумочке.
  — Пойдемте проверим.
  — Я его принесу.
  — Мы его принесем.
  — В чем дело, мистер Мейсон? Вы мне не доверяете?
  — Нет.
  — Но… Мистер Мейсон, что с вами происходит?
  — Ничего. Просто я становлюсь предусмотрительным.
  Она рассмеялась:
  — Смотрите-ка, это как раз то, что Артур Колсон говорит обо мне. Утверждает, что я слишком предусмотрительна.
  — По какому поводу он это говорил?
  В ответ она снова рассмеялась. Тихо открыла дверь и первая вошла в спальню.
  — Честно говоря, то, что вы делаете, слишком необычно, мистер Мейсон.
  Она подошла к кровати и вдруг потянулась к сумочке, но Мейсон опередил ее, и она резко сказала:
  — Мистер Мейсон, не трогайте револьвер. Не пробуйте…
  — Зачем вам оружие?
  — Для защиты.
  Мейсон вынул револьвер из сумочки, извлек патроны и положил их к себе в карман. Сделав это, вернул смертоносный предмет в сумочку.
  — Зачем вы это сделали?
  — Поговорим, — сказал Мейсон.
  — Мы ведь все время разговариваем, только вы меня не слушаете.
  — Откуда у вас револьвер?
  — Я его получила.
  — От кого?
  — Мистер Холлистер… Нет, этого я не могу вам сказать. Пожалуйста, не спрашивайте.
  — Как давно он у вас?
  — Две или три недели.
  — Почему мистер Холлистер решил, что он вам понадобится?
  — Это… Этого я не могу сказать.
  — Объяснимся, Люсиль, — сказал Мейсон. — Я не люблю, когда меня во что-то втягивают.
  — Нет, я думаю, что нет.
  — Вы сказали, что обручены с мистером Холлистером.
  — Да. Я собираюсь выйти за него замуж.
  — Где он сейчас?
  — Вы подразумеваете — в эту минуту?
  — Да.
  — Не знаю. Где-то на севере.
  — Точнее? Не знаете? Он не звонил?
  — Нет. Видите ли… у меня нет телефона, мистер Мейсон. Это одно из неудобств старого дома. Он не может позвонить, но напишет. В сегодняшней почте, наверное, уже есть письмо.
  — Вы его любите?
  — Мистер Мейсон, по какому праву вы вмешиваетесь в мои личные дела?
  — Потому что хочу кое-что узнать о вас и ваших делах.
  — Мистер Холлистер джентльмен, — сказала она. — Он мне очень близок, я его ценю. Он биржевой делец, занимается нефтяными месторождениями. Иногда на неделю-две выезжает, а потом может остаться в городе даже на месяц.
  — А когда уезжает, вы развлекаетесь с Артуром Колсоном?
  — Мистер Мейсон! — Она укоризненно покачала головой.
  — Это так? — спросил Мейсон.
  — Нет, ошибаетесь. Артур только компаньон. Но почему это вас так интересует?
  — Хочу найти разгадку. Хочу знать, что происходит.
  — Зачем?
  — Потому что, думаю, это и меня касается. И еще потому, что есть дела, о которых вы не знаете. Или хотите меня во что-то втравить?
  — Мистер Мейсон! Я не знаю, о чем вы. С первой минуты, как пришли, ведете себя очень странно. Я… я хотела, чтобы вы обговорили дело об алиментах с моим мужем, Уиллардом Бартоном, но не собираюсь позволять вам допускать отвратительные инсинуации только потому, что я просила вас сделать это для меня. Конечно, я вас уважаю…
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Поэтому расскажите побольше об Артуре Колсоне.
  — Что именно?
  — Хочу знать все. Но не о профессиональных делах, а о тех, других.
  — Боже мой, он просто знакомый. Он приятель Аниты, а не мой.
  — Кто это — Анита?
  — Знакомая девушка. Анита Джордан.
  — Опишите ее.
  — Маленькая, черноглазая, красивые черные волосы… Элегантно одевается. Я ее люблю… Она очень мила.
  — Хорошо. Вот мы и поговорили о разных вещах. Теперь вернемся к Артуру Колсону.
  — Что вы хотите узнать?
  — Как давно вы знакомы?
  — Не очень давно. Он… он изобретатель. Влюбленный в науку, мечтатель. Его очень трудно уговорить отдохнуть или развлечься. Любит читать. Может целую ночь провести в библиотеке. Потом дома думает, решает проблемы и стучит на машинке.
  — Что он изобрел?
  — О, много разного. На некоторых вещах заработал.
  — На каких?
  — Ну, сейчас, например, он работает над чем-то связанным с инфракрасными лучами. Перед этим сконструировал автомат, открывающий и закрывающий дверь. Создает различные приспособления.
  — То есть?
  — Они работают на основе невидимого света, кажется, это называется черным светом. Луч пронизывает темноту комнаты и, если встречает какой-нибудь предмет, замыкает контур, управляющий разными вещами. Например, когда вы приходите домой, включаете электричество, камин, радио. Начинается готовка на плитке, зажигается свет и… Я не очень хорошо в этом разбираюсь, мистер Мейсон. Это такие приборы. Очень многие из изобретений на высоком научном уровне. Только непрактичны.
  — Почему вы им интересуетесь?
  — Я уже сказала. Финансирую его работу.
  — А почему?
  — Потому что это хороший бизнес.
  — Иногда он просиживает тут до поздней ночи?
  — Иногда, когда мистера Холлистера нет и я… Артур подвержен приступам хандры, и он чувствует себя одиноким. Видите ли, у него принцип — только один свободный день в неделю. Я пытаюсь уговорить его не работать по вечерам. Он совершенно не умеет развлекаться. Он мечтательный растеряха и порой бывает скучным.
  — Но он любит Аниту Джордан?
  — Да.
  — А она его?
  — Думаю, да. Анита… что ж, Анита немного себялюбива. Как бы это сказать… ей нужны гарантии. Мне кажется, она очень хочет выйти замуж и устроить свою жизнь. Я пробовала убедить ее, что замужество еще не означает обеспеченность, но девушке такие вещи не объяснить.
  — Да, — сказал Мейсон, — пожалуй. А теперь, Люсиль, скажите честно: кто вам купил этот револьвер?
  — Кажется, вы придаете ему слишком большое значение, мистер Мейсон.
  — Когда женщина берет в ванную револьвер, то это она придает слишком большое значение оружию.
  — Кое-кто поклялся, что убьет меня. Артур боится, я тоже.
  — Кто же этот «кое-кто»?
  — Вы его не знаете.
  — Не уверен, — сказал Мейсон. — Я знаю очень многих. Как его фамилия?
  — Его зовут Питкин. Хартвелл Питкин. Он невероятно упрям и прямолинеен. В свое время я совершила ошибку, выйдя за него. Была тогда глупой. В свои восемнадцать я ничего не знала о мужчинах. Он крутился возле меня, казался единственным в мире мужчиной, который сможет мне предоставить все, что захочу. Я жила тогда в небольшом городке, и у меня не было…
  — Как долго вы были вместе?
  — Два… три года.
  — А что потом?
  — Потом… я убежала.
  — Как это — убежала?
  — А вот так. Убежала, и все.
  — Вы получили развод?
  — Потом — да. Но тогда я его оставила, просто убежала.
  — С другим? — спросил Мейсон.
  — Вы слишком настойчивы, мистер Мейсон.
  — С другим?
  — Да, — ответила она, глядя ему в глаза.
  — Так… И что же произошло?
  — Хартвелл поклялся найти нас и убить. Он не мог меня найти и не нашел. Я сменила фамилию. Потом получила развод в Рино и…
  — А что стало с тем, с кем убежали?
  — Его убили на войне. Я его любила.
  — Что было потом?
  — Он оставил мне деньги и… Ну, я вышла замуж за Уилларда Бартона.
  — Ну хорошо. Теперь расскажите о Хартвелле Питкине.
  — Он узнал… узнал, что я живу в этом городе. Но еще не достал адреса.
  — Он здесь?
  — Да.
  — Где и что делает?
  — Работает у некоего Стивена Аргайла. Живет на Вест-Казино-бульвар, 938. Он не знает, что мне известно, где он пребывает. Хуже всего, что Росс Холлистер и Аргайл — члены одного клуба. Играют вместе в карты и так далее. Теперь понимаете мое положение? Даже если я выйду замуж за Росса Холлистера, это не разрешит проблемы. Представьте чувства такого человека, как Росс, узнавшего, что женился на бывшей жене шофера своего приятеля. Он был бы оскорблен и стал бы посмешищем для друзей… а Хартвелл Питкин ревнив до сумасшествия… Ох, мистер Мейсон, положение ужасное!
  — Теперь начинаю понимать, — сказал Мейсон.
  — Что именно?
  Мейсон легко, но решительно подтолкнул ее к спальне:
  — Одевайтесь, Люсиль. Мы уходим.
  — Мистер Мейсон, почему вы такой… упрямый?
  — Потому что вы хотите меня во что-то втравить.
  — Вовсе нет!
  — Эти вещи… Они здесь после раздела имущества с последним мужем?
  — Не старайтесь казаться глупым. Это меблированная квартира.
  — Понятно. Как же, теперь ведь принято сдавать квартиры с восточными коврами, старинными секретерами и…
  — Ну хорошо. Если вам так хочется, скажу. Я видела, как утром вы все разглядывали. Росс Холлистер любит хорошие добротные вещи. Он собирается после свадьбы остаться в своей нынешней квартире в Санта-дель-Барра, но сохранить и мою. Он знаток мебели и интерьера и постепенно приносит сюда разные вещи из своей квартиры на Санта-дель-Барра. Например, этот коврик принес в воскресенье, а его чокнутая старая экономка прислала вчера телеграмму: не подарил ли он мне восточный ковер! Будто ее дело. Она каждый день приходит с утра и остается до половины пятого. Росс обедает в городе, но платит ей за целый день. Могу сказать только одно: когда мы поженимся, эта женщина уйдет! И скоро!
  — Почему она дала вам телеграмму, а не спросила самого Холлистера?
  — Он уехал в понедельник, около шести, чтобы тайно купить месторождения, о которых ему сообщил один доверенный геолог. Он фантастически…
  — Хорошо, — прервал ее Мейсон. — Об этом после. А теперь одевайтесь. Мы уходим.
  Глава 9
  В дверях Мейсон пропустил Люсиль вперед, и они вместе сошли вниз по лестнице.
  — Я хочу, чтоб вы сказали, куда… — Она внезапно остановилась.
  — Что случилось? — спросил Мейсон.
  — Моя машина! — воскликнула она.
  — Где?
  — Вон там. Седан.
  — Уверены?
  — Не совсем. Но похожа на мою.
  — Которая?
  — На другой стороне улицы, около переулка. Светло-коричневая с красными полосами и белыми боковыми стенками.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Пойдемте проверим, ваша ли.
  Они перешли на другую сторону. Люсиль приблизилась к машине, открыла дверцу и воскликнула:
  — Боже, это моя! И ключи зажигания торчат.
  — Вы всегда оставляете ключи?
  — В гараже — да. Запираю дверь и оставляю ключи в машине. Но когда оставляю ее на улице, всегда забираю.
  — Сегодня вы ездили на своей машине?
  — Нет.
  — А на чем приезжали ко мне?
  — На машине Артура.
  — Что теперь сделаете? Возьмете ключи и оставите здесь? Или…
  — Хочу поставить туда, где она должна быть. В гараж.
  Она уселась за руль и, со злостью повернув ключ, включила стартер. Он громко щелкнул: двигатель заработал, через минуту выстрелил, заворчал, снова заработал и снова выстрелил.
  — Может быть, чересчур обогащенная смесь? — спросил Мейсон.
  — Нет, нормальная, — ответила она.
  — Пойду отворю двери гаража, — сказал Мейсон. — С двигателем что-то неладно.
  — Мне тоже так кажется. Не знаю, что случилось. Может, кто-то сыграл со мной шутку… Или… но… Артур разбирается в машинах. Должен был сделать новую электропроводку, а что еще — не знаю. Все было в порядке, только электропроводка…
  — Наверное, что-то разладилось, — сказал Мейсон. — Поезжайте в сторону переулка и поверните к гаражу, а я открою двери. Думаю, этот кусочек проехать сможете. Потом посмотрим, что с двигателем.
  Он пересек улицу и свернул в переулок. Слышал рокот, треск и выстрелы двигателя, когда Люсиль старалась вырулить к гаражу. Потом фары осветили двери. Мейсон широко открыл правую половинку и попытался нащупать засов, удерживающий левую. Внезапно он остолбенел.
  Свет фар выхватил из темноты неподвижные ноги. Остальную часть лежащего тела скрывала тень двери.
  Неожиданно двигатель заглох. Люсиль Бартон распахнула левую дверцу машины и, быстро выскользнув из-за руля, подбежала к Мейсону.
  — Что это? — спросила она. — Кто там?
  — То ли заснувший пьяница, то ли труп, — ответил Мейсон. — Проверим!
  Он нашел засов, отодвинул его, начал открывать левую половинку двери и остановился. Фары высветили лужу крови вокруг головы лежавшего.
  — Он мертв, — сказал Мейсон.
  Она шагнула к двери и, взглянув, отшатнулась. Мейсон услышал глубокий вдох.
  — Ну? — спросил он.
  — Что это значит? — отозвалась она. — Что за махинации? В какие плутни вы хотите меня втянуть?
  Мейсон подошел поближе, чтобы разглядеть лицо убитого, и сказал:
  — Вопрос переадресовываю вам, Люсиль. В какие плутни вы хотите меня втянуть?
  — Я начинаю понимать, — сказала она. — Все это… это… это выпытывание о револьвере, о машине и гараже, и… и… только поэтому вы хотели войти в гараж?
  Мейсон нахмурился и промолчал. Перед ним было тело Хартвелла Питкина, первого мужа Люсиль. Люсиль пригляделась и узнала мертвеца.
  — Боже мой! — крикнула она и схватила руку Мейсона, чтоб не упасть.
  Глава 10
  — Люсиль, — сказал Мейсон, — надо сообщить в полицию.
  Она смотрела испуганно и настороженно.
  — Кроме того, — продолжал Мейсон, — когда станете рассказывать свою историю, постарайтесь придумать что-нибудь поубедительнее той, что наплели мне.
  — Что вы имеете в виду?
  — Рассмотрим ситуацию глазами полицейского, — сказал Мейсон. — Лежащий тут мертвый мужчина был помехой тому, что вы надеялись получить от жизни. У вас был шанс выйти замуж за Росса Холлистера. Но вы не могли сделать это, пока жив Питкин. Его смерть была вам нужна, чтобы достигнуть цели и выйти за Холлистера. К чему запираться?
  — Хотите сказать, что это я… что я за это отвечаю?
  — Нет, не хочу, — запротестовал Мейсон, — но полиция подумает именно так.
  — Ох, мистер Мейсон! — Она опять судорожно ухватилась за его руку. — Почему это должно было случиться именно со мной?
  — С вами пока еще ничего не случилось, — ответил Мейсон. — Случилось с Питкином. Оставьте машину и позвоните в полицию. Выключите фары и ничего не трогайте. Ну, пошли сообщать полиции.
  Он взял ее за руку и отвел от тела. Потом проводил по переулку к двери дома.
  — У вас есть ключ от квартиры? — спросил он.
  — Да.
  Она вставила ключ в замок, повернула и вошла в холл.
  — У вас есть десять центов? — спросил Мейсон. — Здесь, в холле, телефон.
  — Нет. Кажется, что…
  — Я дам. Позвоните в полицию и скажите, что нашли в своем гараже убитого мужчину.
  — Вы останетесь со мной?
  — Нет, не могу.
  — Я должна буду сказать, что вы были со мной, когда его нашли?
  — Да. Когда мы его нашли. А теперь звоните.
  Она сделала несколько шагов к телефонной будке, поколебалась, обернулась и, увидев, что Мейсон смотрит на нее, неохотно пошла звонить.
  Мейсон посмотрел, как она опустила монету и начала набирать номер, потом вышел и почти побежал к своей машине.
  Подъехав к аптеке, остановился, вошел внутрь и позвонил в свое бюро.
  — Алло! — услышал он голос Деллы.
  — Аргайл еще ждет?
  — Ушел звонить и не вернулся.
  — Давно?
  — Минут пять назад.
  — Когда ты пришла в бюро, видела его «Бьюик» и шофера?
  — Да.
  — Когда это было?
  — Примерно час назад, около пяти.
  — Почему ты решила, что это машина Аргайла?
  Она рассмеялась:
  — Я заметила номер. Это дело заставило меня замечать номера автомашин. Я все время на них смотрю.
  — И Аргайл вышел только пять минут назад?
  — Да. Сразу же после моего прихода сошел вниз, но так и не вернулся.
  — Как долго его не было?
  — Не больше пяти минут. Почему вы спрашиваете?
  — Не могу сказать по телефону. Когда Аргайл придет, избавься от него. Скажи — я сегодня не вернусь.
  — Нo вы хотели его видеть.
  — Хотел, а теперь не хочу. Не могу рассказать подробно. Жди меня в бюро.
  — Хорошо. Что еще сделать?
  — Ничего. Это все. До свидания.
  Глава 11
  Делла встретила Мейсона словами:
  — Ради бога, шеф, зачем так торопиться? Что…
  — Где Аргайл? Ты его спровадила?
  — Нет. Ушел звонить и не вернулся. Почему вы так возбуждены?
  Мейсон начал рассказывать:
  — Шофера Аргайла зовут Хартвелл Питкин. Это первый муж Люсиль Бартон. Она была его женой семь-восемь лет назад. Убежала от него с каким-то мужчиной. Потом развелась. Все говорит о том, что, как только Аргайл отослал шофера, когда я искал Аргайла дома, Питкин поехал к Люсиль. Мы нашли его труп в гараже Люсиль. Кто-то застрелил. Пуля пробила голову. По-видимому, умер там, где мы его нашли.
  — Вы хотите… вы собираетесь защищать эту Люсиль Бартон?
  Мейсон улыбнулся:
  — Ни за что на свете.
  — Это хорошо. — В ее голосе чувствовалось облегчение.
  — Первый раз в жизни, Делла, разговаривая с полицией, я выложу все начистоту. Люсиль Бартон не моя клиентка. Я ей посоветовал сказать полиции всю правду. Я-то, конечно, скажу только правду.
  — И о ключах? И о ваших поисках?
  — Обо всем, — ответил Мейсон. — Достань письма, которые мы получили в ответ на объявление в газете. Ключи от квартиры и секретера положи вместе с письмами. Мы расскажем полиции о сегодняшнем визите, о регистрационном номере в блокнотике, обо всем. Понимаешь, Делла, я мог здорово влипнуть и теперь хочу держаться подальше от всего этого.
  — Как скоро полиция сможет сюда явиться?
  — Зависит от разных причин.
  — От чего?
  — От того, как долго они будут расспрашивать Люсиль Бартон. Возьми все вещественные доказательства, и пойдем куда-нибудь перекусить. Потом вернемся и подождем полицию. Прежде чем выйдем, скажу два слова Полу.
  — Что именно?
  — Сейчас узнаешь. — Мейсон набрал номер Дрейка и, когда тот поднял трубку, сказал: — Есть срочная работа, Пол. Хочу, чтобы ты разузнал о револьвере «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, номер S65088. Узнай, когда был продан, кто купил и вообще все, что сможешь. Разузнай также о шофере Аргайла. Его зовут Хартвелл Питкин.
  — Почему тебя интересует этот револьвер?
  Мейсон улыбнулся в трубку:
  — Потому, дорогой, что кто-то попробовал втянуть Перри Мейсона в нечистую игру.
  — А ты не хочешь, чтобы втянули?
  — Не только не хочу, но и не позволю втянуть. Желаю сам выбирать дела, а не так, чтобы они сваливались на меня. Как только соберешь сведения, передай мне. Мы с Деллой идем обедать. После возвращения, наверное, будет встреча с полицией.
  — Можешь рассказать мне? — спросил Дрейк.
  — Нет. Для тебя лучше быть совершенно чистым. — Он повесил трубку и обратился к Делле: — Теперь пойдем что-нибудь пожуем. По крайней мере, не будем общаться с полицией на пустой желудок.
  — И, что еще важнее, на этот раз наша совесть будет чиста, — добавила Делла.
  — О, конечно, — сказал Мейсон. — Совесть у нас всегда чиста. Только иногда мотивы не ясны и приходится кое-что скрывать.
  — Да. И порядочно, — заметила Делла. — Куда пойдем?
  — Куда-нибудь в ресторан, подальше от бюро. Чтобы полиция не вытащила во время обеда и не пришлось оставить все на тарелке.
  Они прошли по коридору мимо агентства Пола Дрейка, спустились на лифте, и Мейсон подозвал такси.
  — Оставим машину у дома, — объяснил он. — Полиция поймет, что мы вернемся. Это сохранит им энергию и массу времени.
  Они уселись за столик в маленьком ресторанчике в нескольких кварталах от бюро. Здесь было спокойно и тихо. Столики прятались в нишах, еда была вкусной. Через час, выпив кофе, Мейсон спросил Деллу:
  — Как самочувствие? Не боишься встретиться лицом к лицу с полицией?
  — Могу встретиться лицом к лицу с кем угодно.
  — Тогда пошли.
  К бюро подъехали на такси. Мейсон небрежно спросил ночного лифтера:
  — Меня никто не спрашивал, Сэм?
  — Нет, сэр, никто, — ответил Сэм.
  Мейсон и Делла обменялись взглядами, и Мейсон предложил:
  — Зайдем к Полу.
  Пола Дрейка застали в его личном кабинете за столом с несколькими телефонами.
  — Что узнал? — спросил Мейсон.
  — О револьвере. Его продали кому-то с гор. Сто тридцать миль отсюда. Фирма называется «Рашинг-Крик меркантайл компани».
  — А кому перепродала его эта «компани»?
  — Не знаю. Это какая-то дыра. Я ничего не мог предпринять по телефону.
  — Черт побери, я должен это знать, — сказал Мейсон. — Рашинг-Крик? Это место в горах. Там небольшое курортное местечко, есть и лесоразработки…
  — Да. Туда приезжает много рыболовов, любителей форели, а также отдыхающие, чтобы устроить пикник, или в горный лагерь.
  — Действуй дальше, — попросил Мейсон. — Быть может, что-нибудь выяснишь. Что узнал об Аргайле и его шофере?
  — В доме Аргайла темно, — ответил Дрейк. — Я послал двоих что-либо узнать о шофере.
  — Хорошо, Пол, продолжай в том же духе и дай знать, когда что-нибудь выведаешь.
  Мейсон с Деллой отправились в свое бюро.
  — Что ж, Делла, полиция должна долго с ней провозиться.
  — Она расскажет о вас?
  — Я посоветовал говорить все.
  — Думаете, послушает?
  — Должна. Я был с ней, когда нашли труп.
  Мейсон открыл дверь в свой офис, зажег свет, уселся и начал барабанить пальцами по столу.
  — Знаешь, Делла, останься тут и охраняй крепость. Я быстренько съезжу в больницу и расскажу Бобу Финчли, как нам повезло. Если нагрянет полиция, скажи, что ждешь меня, а я занимаюсь раненным в аварии. Можешь подготовить почву. Покажи объявление в «Блейд», расскажи, что произошло, и дай прочитать полученные нами письма. Пусть осмотрят ключи.
  — Рассказать об Аргайле?
  — Конечно. Все.
  — Хорошо, — сказала она, — подожду полицию и займусь с ними. Это будут люди из отдела убийств?
  — Да. Скорее всего, лейтенант Трэгг.
  — Он мне нравится.
  — Не попади впросак, — предупредил Мейсон. — Он умен.
  — Какая разница, если мы собираемся рассказать все?
  — Наверное, никакой, — улыбнулся он. — Просто я не привык к юридической откровенности. Он, наверное, будет так же изумлен, как и я. Подумает, я что-то скрываю, и встанет на уши, дабы узнать, что именно… Ну ладно, Делла. Иду.
  Глава 12
  Мейсон шел по покрытому линолеумом коридору больницы. Пациентов начали готовить ко сну. Свет уменьшили, в помещениях тишина, только слышался шелест накрахмаленных фартуков персонала, бесшумно двигавшегося на резиновых подошвах. Мейсон шел на цыпочках, чувствуя себя непростительно здоровым.
  Увидев его, дежурная сестра нахмурилась и резко начала:
  — Нельзя навещать больных после… — Узнав его, улыбнулась и продолжила: — Ваш клиент чувствует себя сегодня очень хорошо, мистер Мейсон.
  — То есть?
  — Уже беспокоится, что не сможет оплатить счет из больницы.
  — Я же сказал ему, что займусь этим.
  — Да, но он не хочет этого. Вы к нему очень добры. Он тревожился, что не знает, кто на него налетел. Эти водители, которые убегают после аварии, просто отвратительны.
  — И что же улучшило его настроение?
  Она улыбнулась:
  — К нему приходил тот, кто на него налетел. Он признался, что поступил плохо, и обещал сделать все, чтобы исправить ошибку.
  — Его фамилия Каффи? — спросил Мейсон, нахмурясь.
  — Я не знаю его фамилии.
  — Сухопарый, лицо худое, седые волосы, лет пятидесяти, одет в серый костюм…
  — Вроде бы так, — подтвердила она.
  — Хм… — откашлялся Мейсон. — Надеюсь, он не пытался повлиять на Боба. Я его предупреждал, чтобы он… впрочем, пойду к нему.
  Адвокат забыл идти на цыпочках. Под воинственный стук собственных каблуков прошествовал по коридору к палате 309. Открыв дверь, увидел Боба Финчли на кровати со сложной системой блоков, поддерживающих голень и бедро в нужном положении. Боб взглянул на дверь и, увидев Мейсона, широко улыбнулся.
  — Хэлло, адвокат!
  — Хэлло, Боб. Как себя чувствуешь?
  — Хорошо, мистер Мейсон. Вы уже знаете, что произошло? Все трудности позади.
  — Как так?
  — Пришел тот, кто виноват. Он очень порядочный человек. Привел агента страхового общества. Ему примерно столько же лет, сколько мне. Молод, правда? И тоже очень симпатичный.
  — Ты должен был вызвать меня, — сказал Мейсон.
  — Я пробовал, мистер Мейсон, но ваше бюро уже закрылось.
  Мейсон нахмурился:
  — Хорошо, Боб. Что же произошло?
  — Этот человек сказал, что не стоит доводить дело до суда. Спросил, сколько будет стоить лечение, больница, врачи. Страховой агент сказал, что они очень обеспокоены этим делом и… знаете, что дальше было?
  Мейсон придвинул свой стул к кровати.
  — Послушай, Боб. Ты что-нибудь подписал?
  — Да, конечно. Я должен был, чтобы получить компенсацию.
  Лицо Мейсона потемнело.
  — Значит, Боб, ты меня предал? Устроил все без меня?
  — Нет-нет, мистер Мейсон. Я так все уладил, что ущерба вам не будет. Они в самом деле хотят заплатить.
  — Расскажи все подробно.
  — Страховой агент предложил выдать мне пять тысяч долларов, заплатить по больничным счетам, врачам и выплатить вам разумную сумму как адвокатский гонорар.
  — Разумную сумму, — повторил Мейсон.
  — Мы так договорились.
  — Ясно, — сказал Мейсон. — Их и мое представление о разумности суммы при таких обстоятельствах могут очень и очень не совпадать.
  — Независимо от того, сколько заплатит страховая компания, этот человек дал от себя чек на целую тысячу долларов.
  — Его фамилия Каффи?
  На лице Боба отразилось крайнее изумление.
  — Нет, не Каффи… Стивен Аргайл.
  — Что? — вскинулся Мейсон.
  — Он так назвался.
  — Расскажи все с самого начала, — попросил Мейсон. — Все. И быстро, Боб, скажи, они оставили копию документа, который ты подписал?
  — Да, сэр.
  — Покажи-ка.
  Мейсон прочитал документ, и на лице его появилась усмешка.
  — Хорошо, Боб. Теперь расскажи, как все было.
  — Они пришли часа полтора назад. Мистер Аргайл был чем-то очень обеспокоен. Сказал, что о самом случае говорить не может — страховая компания не позволяет, но ему это очень неприятно. Был весьма любезен.
  — Дальше, — поторопил Мейсон.
  — Мистер Мейсон, мистер Аргайл хочет все уладить как надо. Сказал, что ждал у вас в бюро, потому что хотел, чтобы вы были при нашем разговоре, но ваш кабинет был заперт, а секретарь сказала, что не уверена, придете ли вы еще. Он пытался дозвониться вам из больницы, но никто не ответил.
  Мейсон наморщил лоб:
  — Я не отвечаю на звонки в неслужебное время. Номер телефона в моем личном кабинете засекречен. Я не знал, чего хочет Аргайл, и ушел по другому делу.
  — Ой, мистер Мейсон, я не сделал ничего плохого?
  Мейсон покачал головой и улыбнулся:
  — Наоборот, Боб. Все очень хорошо.
  — Прекрасно, я очень рад. Вы сначала держались так… Я не был уверен…
  Мейсон положил в карман копию акта и сказал:
  — Когда происходит что-то в этом роде, мы обычно советуем нашим клиентам не подписывать никаких документов и не проявлять инициативы, поскольку адвокат может устроить более высокую компенсацию. Но на этот раз мы не знали, кто виноват, было мало шансов, что найдем виновника. Поэтому я тебе выговора не устрою. А как голова? Очень болит?
  — Нет. Совсем не болит. Ох, мистер Мейсон, надеюсь, что не… надеюсь, что не…
  — Совсем нет, — улыбнулся Мейсон. — Документ, который ты подписал, освобождает Стивена Аргайла от обязанности отвечать на твои вопросы и претензии в связи с действиями его и его агентов до нынешнего дня.
  — Что-нибудь не так?
  — Нет, все в порядке, — ответил Мейсон, — но запомни, Боб, впредь не подписывай ничего, кто бы ни пришел, что бы ни предложил. Понял?
  — Да, сэр.
  — А как мама?
  — Они собираются повидаться с ней. Сказали, что ей уже можно позвонить. Они меня спросили, будет ли чек в тысячу долларов достаточной компенсацией за шок, который она испытала… я знал, что мама будет на седьмом небе, но притворился, что раздумываю, и тогда мистер Аргайл сказал: «Прибавлю к этому от себя чек на пятьсот долларов». Думаю, они от меня пошли к маме.
  — Все в порядке, Боб, — подтвердил Мейсон. — А теперь подпиши эти чеки и отдай мне. Завтра постараюсь проверить, перевели ли они деньги на твой счет. У тебя есть счет?
  — Весьма скромный. Я собрал небольшую сумму, чтобы в будущем году оплатить обучение в колледже Национальной школы фермеров и механиков.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — напиши на обороте: «Перевести на депозит на мой счет», подпишись и дай мне. Я скажу своему секретарю, чтобы она завтра с утра все устроила.
  — Ох, мистер Мейсон, как здорово… Только скажите честно, я плохо сделал, подписав этот документ?
  — В данном случае — хорошо, — ответил Мейсон, — но больше этого не делай. Если кто-нибудь придет и предложит что-нибудь подписать, откажись. Сделаешь так?
  — Да, сэр.
  Мейсон вынул авторучку.
  — На, подпиши чеки и будь внимателен. Напиши «на депозит», тогда их можно будет перевести только на твой счет.
  — Мистер Мейсон, а ваш гонорар? Они…
  — Можешь быть уверен, мне они заплатят, — ответил Мейсон, подавая ему ручку. — Им кажется настоящим бизнесом сказать пострадавшему, что дадут его адвокату «разумную» сумму. Потом сумма уменьшится, и они предложат обратиться в суд, если я захочу получить больше.
  — Ох, мистер Мейсон, — воскликнул пораженный Финчли, — неужели они могут так поступить?
  — Нет, — улыбнулся Мейсон, — не смогут, со мной. Видишь ли, Боб, страховая компания очень боится, что ответственность их клиента будет доказана, поэтому подготовила документ, отрицающий виновность владельца полиса в аварии. Но, несмотря на это, дает компенсацию, чтобы избежать судебного дела.
  — Это плохо? — спросил Финчли.
  — Наоборот, хорошо. Тем более что их клиент не виноват в аварии. Завтра сюда придет настоящий виновник, и мы обсудим с ним вопрос о компенсации. Тем временем я положу чеки на депозит. Страховая компания получит урок, чтобы не улаживала дел за спиной адвоката. А теперь спи, Боб.
  И Мейсон тихо закрыл за собой дверь.
  Глава 13
  Насвистывая приятную мелодию, беззаботно сдвинув шляпу на затылок, Мейсон открыл двери своего бюро и увидел Деллу, стучавшую на машинке.
  — Ради бога, — воскликнул он, — ты уже достаточно потрудилась в рабочее время! Когда я прошу задержаться вечером и присмотреть за разными делами, не нужно портить нервы этой машинкой.
  — Это важное дело и…
  — Твое здоровье важнее, — сказал Мейсон, — а работа достаточно нервная. Что с полицией?
  — Не знаю. Не показывались.
  Мейсон поднял брови.
  — Ничего не понимаю. Они уже давно должны были заявиться.
  — Вы ничего не слышали?
  — Нет. Я был в больнице.
  — Как Боб Финчли?
  Мейсон усмехнулся и присел на край стола.
  — Это дело — самая светлая точка в моей карьере.
  — Расскажите.
  — Крупные страховые компании обычно улаживают дело с адвокатом потерпевшего. Но есть и такие, кто готов схватить его за горло.
  Делла понимающе кивнула.
  — Им кажется, — продолжал Мейсон, — что, связавшись непосредственно с клиентом, они обеспечивают более низкую компенсацию, чем если бы имели дело с юристом. А если это удается, уверяют клиента, что заплатят его адвокату «разумный» гонорар. Клиент думает, что все устраивается наилучшим образом. Он и не подозревает, что компания выплатит юристу символическую сумму и посоветует подать в суд, если тот потребует больше. Это ставит адвоката перед выбором: либо судиться, что у судей симпатии не вызывает, либо, сжав зубы, взять то, что дают. А каждому адвокату содержание бюро обходится в копеечку, и потому за процесс о телесных повреждениях необходимо получить высокий гонорар от виновников, как компенсацию за время, энергию и деньги, потраченные на расследование.
  — Вы собираетесь рассказывать мне о финансовых проблемах юридической конторы? — возмутилась Делла. — А вы подумали, сколько у меня бухгалтерских проблем из-за тех пяти человек, которые на вас работают?..
  — Полно, Делла, — улыбнулся Мейсон. — Но я с удовольствием расскажу все с самого начала.
  — Если так, — засмеялась Делла, — начинайте.
  Она откинула волосы со лба и села на стол напротив Мейсона.
  — Итак, что произошло?
  — Нам помог случай.
  — Каким образом?
  — Скорее всего, шофер Аргайла третьего числа взял его машину и с кем-то столкнулся. Вернувшись домой, он, не вдаваясь в подробности, рассказал об этом Аргайлу. Тот решил дело элегантно. Поставил машину возле пожарного крана, потом из клуба известил полицию, будто ее угнали. Чтобы историйка выглядела правдоподобно, подкупил портье, чтобы тот засвидетельствовал его присутствие в клубе после полудня.
  — Значит, виновник столкновения — шофер Аргайла…
  Мейсон улыбнулся:
  — Не будь наивной, Делла. С Финчли столкнулся Дэниел Каффи. Но Аргайл думал, что его шофер.
  — Так что же, собственно, случилось?
  Мейсон весело ответил:
  — По блеску глаз вижу, что догадалась. Но не лишай меня удовольствия рассказать все по порядку. Поверь, это в самом деле огромное удовольствие.
  — Пожалуйста, — улыбнулась она. — Жду подробностей.
  — Ну, значит, так. Аргайл, очевидно, связался со своей страховой компанией, и они прислали молодого агента. Старательного, обаятельного, жизнелюбивого и жаждущего отличиться перед начальством. Он посоветовал Аргайлу проверить рапорты об уличных происшествиях и таким путем узнать фамилию пострадавшего и больницу, куда его отвезли. И они отправились туда.
  — Когда?
  — Дай сообразить, — сказал Мейсон. — Почти сразу после разговора со мной Аргайл вскочил в машину и примчался сюда. Когда ты появилась, он уже ждал меня. Потом сошел вниз, отпустил шофера. Тот уехал, его убили, и…
  — Ну а дальше? — поторопила Делла.
  Мейсон внезапно умолк.
  — Черт возьми. Из-за компенсации я позабыл об убийстве.
  Она положила ладонь на его руку.
  — Продолжайте, шеф. Убийство касается не нас. Только тех, из полиции.
  Мейсон отодвинул стул.
  — Это уже начинает беспокоить меня. Как ты думаешь, почему полиции до сих пор нет?
  — Не знаю.
  — В таком случае, — решил Мейсон, вставая, — нужно узнать. Проедем, будто случайно, по Саут-Гондола-авеню и посмотрим, что там делается и сколько крутится полицейских машин. Если они там, значит, полиция у Люсиль Бартон. Если нет, наверняка не разошлась толпа зевак. Из разговоров что-нибудь выясним.
  — Пошли, — сказала Делла.
  Мейсон подал ей плащ. Пока она перед зеркалом надевала шляпку, тоже надел плащ и шляпу. Потом погасил свет. По дороге зашли в агентство Дрейка.
  — Пол, мы уходим. Узнал что-нибудь новое?
  — Да, Перри.
  — Что?
  — Кажется, твой приятель, шофер Хартвелл Питкин, — шантажист.
  — Дьявольщина!
  — На все сто не уверен, — продолжал Дрейк, — но один из моих людей нашел сообщника и приятеля Питкина. Собственно, больше чем приятеля. Но именно этот тип дал понять, что Питкин откуда-то получал деньги. Большие суммы наличными. Питкин, естественно, может не работать шофером, но делает это, чтобы не возбуждать подозрений.
  Мейсон протяжно свистнул.
  — Мой человек слегка прижал того парня, и он рассказал, что знал. Немного, но из этого ясно: Питкин кого-то шантажировал, — продолжал Дрейк.
  Мейсон и Делла обменялись взглядами.
  — Это женщина? — спросил адвокат.
  — Не знаю, — ответил Дрейк. — Если и женщина, то очень богатая, потому что Питкин не испытывал недостатка в деньгах. Не очень много, но двести-триста долларов при нем всегда были.
  — Действуй дальше, Пол, — сказал Мейсон, — но не доводи себя до бессонницы. Больше гоняй своих людей.
  — Я почти закончил. Отправка группы, инструктаж тоже порядком утомляют. А что с Аргайлом? За ним еще следить?
  — Нет, — ответил Мейсон. — Я передумал. Отзови своих людей, пусть делает что хочет. Я зайду к нему дня через два-три, и после моего визита он не скоро оправится.
  — Витаешь в облаках, — парировал Дрейк.
  — Может, и витаю, но облака плывут над землей, — улыбнулся Мейсон. — Постарайся вынюхать еще что-нибудь о Питкине. Все, что сможешь… Черт побери, Пол, под этим кроется что-то… Впрочем, хватит. Рассказать, что произошло?
  Дрейк поспешно отказался:
  — Нет, не надо. Не хочу ничего знать.
  — Отзови людей, работающих с Аргайлом, — повторил Мейсон. — Это уже не так важно. Хочу только побольше узнать о Питкине. Разузнай также об этом револьвере. Жаль, сегодня уже не получить ничего нового.
  — Думаю, кое-что узнаю, — уверил Дрейк. — Мой человек живет в Санта-дель-Барра, а Рашинг-Крик от него всего за восемьдесят миль. Я уже позвонил, попросил поехать туда и постараться встретиться с хозяином «Рашинг-Крик меркантайл компани». У него, кажется, компаньонов нет.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — дай знать, если что услышишь. Пойдем, Делла, я отвезу тебя домой. И ты, Пол, иди спать. Все это не так уж важно.
  — Прекрасно. Если будет что-нибудь новенькое, позвоню.
  — Часок я еще буду там, потом тоже пойду спать. Спокойной ночи, Пол.
  — Спокойной ночи.
  Мейсон и Делла вышли из дома и подошли к машине.
  — Давай посмотрим, что там делается, — сказал Мейсон.
  — Хотите, чтобы вела я?
  — Нет, я сам.
  Мейсон кивнул сторожу стоянки, включил двигатель и вырулил на улицу. Он вел машину умело, ловко лавируя в потоке автомобилей. Наконец повернули на Саут-Гондола-авеню.
  — Теперь, Делла, смотри. Я поеду медленно. Погляди, много ли полицейских машин.
  — Номер дома?
  — Почти посередине между двумя переулками.
  — Ага, вижу.
  — Там несколько машин, — сказал Мейсон, медленно подъезжая к перекрестку.
  — Это частные. Не вижу ни одной полицейской. У них на крыше красный фонарик, так?
  — Конечно. И высокие радиоантенны. Что за черт, ни одной.
  — Наверное, забрали Люсиль в участок для допроса и…
  — Но вокруг еще крутились бы зеваки, — заметил Мейсон. — Я поеду совсем медленно. Когда будем проезжать переулок, посмотрим, есть ли движение у гаража.
  Ехали очень медленно. Изучали переулок. Около гаража было тихо и темно, только слабый отблеск уличных фонарей.
  — Погоди-ка, — сказал Мейсон. — Мне что-то здесь не нравится.
  — А что? — спросила Делла.
  Мейсон резко тормознул.
  — Садись-ка за руль и дай фонарик. Хотя нет, мы туда въедем, осмотримся и вернемся.
  — Шеф, что вы подозреваете? Что-нибудь не так?
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — Но что-то подозрительно.
  — Если так, лучше держаться подальше и…
  — Я должен узнать, — сказал Мейсон.
  Он оглянулся, проверил, не едет ли кто-нибудь за ними. Подал немного назад, завернул в переулок и медленно поехал к гаражам.
  Когда подъехали к гаражу номер 208, Мейсон сказал Делле:
  — Дай фонарик и стой здесь.
  Он выскочил из машины и побежал к гаражу. Заметив, что двери не заперты, приоткрыл правую створку и посветил фонариком внутрь…
  Бегом вернулся к машине, вскочил в нее, швырнул фонарик на заднее сиденье и быстро выехал из переулка.
  — Что случилось? — встревожилась Делла.
  — Все, — понуро ответил Мейсон. — Мы попали в ловушку.
  Глава 14
  Пока Мейсон, резко свернув вправо и прибавив газу, не выехал на улицу, Делла Стрит молчала.
  — Так что случилось? — спросила она, когда они отъехали от гаража достаточно далеко.
  — Эта сука, — проговорил Мейсон, — эта двуличная маленькая гадина!
  — Она что, не сообщила в полицию?
  — Нет. Она не сообщила в полицию, — подтвердил Мейсон. — Тело лежит там же, где лежало, но теперь возле правой руки маленький блестящий револьвер.
  — Значит, это будет выглядеть самоубийством?
  — Значит, это будет выглядеть самоубийством.
  — Что же теперь? — спросила Делла.
  — Надо поставить машину и спокойно подумать.
  — А нельзя ли просто забыть об этом?
  — Об этом-то и надо хорошенько подумать. Вон стоянка. Остановимся на несколько минут.
  Мейсон замедлил ход, въехал на стоянку, выключил двигатель и фары.
  С минуту они сидели молча, Делла первая нарушила тишину:
  — В конце концов, никто, кроме Люсиль Бартон, не знает, что вы там были, а она наверняка не скажет.
  — Кто-то ею руководит, и этот кто-то предостерег, чтобы она была осторожной, — задумчиво сказал Мейсон.
  — Вы тоже наставляли ее.
  — Правда. Но не забывай, и я обязан был оповестить полицию. Я ведь тоже видел труп. Только тогда при нем не было револьвера.
  Они снова замолчали. Через несколько минут Мейсон внезапно потребовал:
  — Делла, задавай вопросы.
  — О чем?
  — Об этом чертовом деле. Попробуем его прояснить.
  — Что произойдет, если вы ничего не сообщите полиции?
  — Кто-нибудь обнаружит труп и сообщит.
  — Кто же?
  — Скорее всего, Люсиль Бартон.
  — Не понимаю.
  — Она придет домой с каким-нибудь свидетелем. Скорее всего, с подругой, Анитой Джордан.
  — А почему не с другом?
  — Она помолвлена, и, если попадет в газеты, лучше, если напишут, что она провела вечер с подругой.
  — Понятно. И что дальше?
  — Дальше, — продолжал Мейсон, — Люсиль Бартон попросит Аниту открыть гараж, фары осветят его внутри. Анита начнет кричать, Люсиль тоже, обе разом впадут в истерику, вызовут полицию… И зевакам, и полиции будет на что поглазеть.
  — А им это удастся?
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — Зависит от того, насколько хорошо сыграют свои роли.
  — Анита и Люсиль?
  — Нет. Люсиль и тот, кто ею руководит. Возможно, Артур Колсон.
  — Хотите, чтобы я спрашивала о нем?
  — Спрашивай о чем хочешь. Обо всем, что придет в голову.
  — А полиция не спросит ее об этом человеке? Например, знала ли его Люсиль?
  Мейсон немного подумал.
  — Да. И она должна будет сознаться, что знала и что он был ее первым мужем. Тогда полиция спросит, почему он выбрал для самоубийства именно ее гараж, а не какое-нибудь другое место. Они станут подозрительны и захотят узнать, действительно ли это самоубийство, и… Потом, конечно, исследуют оружие и вызвавшую смерть пулю, если ее найдут. И выяснят, что револьвер подброшен. Все это будет выглядеть подозрительно.
  — Ну хорошо, — продолжала Делла, — теперь спрошу о другом. Допустим, в полицию сообщите вы?
  — Вот тогда я и попадусь.
  — Почему?
  — Потому что не проследил, сообщила ли Люсиль. Я ведь мог задержаться и убедиться, что она сделала, как я сказал.
  — Ну и что же? Разве вы отвечаете за то, что она делает?
  — Но я адвокат и судебный чиновник. Оповещение полиции о трупе моя прямая обязанность. Вместо того чтобы сделать это, я поручил Люсиль позвонить.
  — А что скажет Люсиль?
  — В этом вся загвоздка. Она наверняка станет настаивать, что никакого трупа мы не находили и я делаю из нее козла отпущения, выгораживая какого-то своего клиента.
  — А полиция ей поверит?
  — Если да, мои дела плохи, если нет — поднимется крик, что я не пронаблюдал, чтобы полиция была извещена о происшествии, и сам не сообщил, пока со мной не связались.
  — А почему вы этого не сделали?
  — Потому что занимался компенсацией Финчли. Был так поглощен промахом Аргайла, что не обратил внимания на молчание полиции. Все напрасно, Делла. Если бы я подумал, то сообразил бы, что может произойти. Логически рассуждая, как у законопослушного гражданина и как у юриста у меня один выход: сообщить обо всем в полицию.
  — Почему же не делаете этого?
  — Потому что полиция только и ждет моего промаха. Ничто их так не обрадует, как возможность подставить мне ножку, а я чувствую: против меня действует кто-то, кто может это сделать, если обращусь в полицию.
  — У меня уже не хватает вопросов, шеф, — сказала Делла.
  — А у меня ответов.
  Посидели молча, потом Мейсон включил двигатель.
  — Ну и что же? — спросила Делла.
  — Я попал в ловушку. Вот единственный ответ.
  — Да?
  — Тот, кто стоит за этим, очень хитер. Спасти меня может только одно.
  — Именно?
  — Мой клиент.
  — Кто?
  — Люсиль Бартон.
  — Не понимаю.
  — Как ее адвокат, я могу не давать показаний полиции. Они не имеют права спрашивать ни ее, ни меня, — объяснил Мейсон.
  — А труп, который вы видели?
  — Если она и расскажет о нем, то по моему совету. Если не расскажет, что я там был, доказать не смогут.
  — Мне не нравится это, — сказала Делла.
  — Нравится! — вскипел Мейсон. — Это отвратительно, но я заглотнул крючок и теперь имею клиента. Запиши в книге, что я веду дело об алиментах от ее бывшего мужа, некоего Уилларда Бартона… Да. А теперь отвезу тебя домой.
  Глава 15
  Когда Мейсон следующим утром пришел к себе в бюро, Пол Дрейк уже ждал его.
  Делла, принимая у адвоката плащ и шляпу, бросила предостерегающий взгляд. Дрейк старался не смотреть ему в глаза.
  — Я пробовал дозвониться до тебя, Перри, но Делла сказала, что ты приедешь пораньше, и я решил подождать, — сказал Дрейк. — Есть кое-что о Хартвелле Питкине.
  — Да, — ответил Мейсон, — я уже видел сегодняшние газеты. Похоже, он покончил самоубийством в гараже Люсиль Бартон.
  — Так пишут, Перри.
  — Удивительное стечение обстоятельств. Верно?
  — Возможно. Она была его женой.
  — Женой шофера Аргайла? Бог мой, ты думаешь, что…
  — Именно, — прервал его Дрейк, все еще избегая взгляда Мейсона.
  — Знаешь еще какие-нибудь подробности, Пол?
  — Ты так дьявольски хитер, Перри, что иногда заставляешь сделать круг, пока не вернемся к исходной точке.
  — Не понимаю, — сказал Мейсон.
  — Все очень глупо. Люсиль Бартон в истерике сообщила в полицию, что, когда открыла гараж, чтобы поставить на ночь машину, обнаружила труп. С ней была подруга, которая должна была остаться у нее ночевать. Они ничего не трогали, оставили машину с работающим двигателем и побежали звонить в полицию.
  — Понятно, — сказал Мейсон.
  — Хартвелл Питкин был застрелен из револьвера «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра. — Дрейк выговаривал слова нарочито медленно. — Револьвер нашли около него. Как раз возле правой ладони.
  — Я читал об этом в газетах. Несомненно, самоубийство. Правда?
  — Полиция ведет расследование.
  — Что они думают об этом?
  — Со мной не откровенничали.
  — Да… Пожалуй, верно.
  — У меня для тебя есть еще кое-что.
  — Что именно?
  — О том оружии, «смит-и-вессон» номер S65088.
  — Ах да. Так что ты узнал, Пол?
  — Как я уже говорил, оно было продано кому-то, кто, в свою очередь, перепродал его «Рашинг-Крик меркантайл компани». Владельцем стал некто Роско Хэнсом, хозяин компании. Примерно месяц назад он продал револьвер какому-то мужчине, который в реестре оружия расписался как Росс Холлистер.
  — Интересно, — вставил Мейсон.
  — Ты еще и половины не знаешь.
  — Нет? — спросил Мейсон, удобнее устраиваясь в вертящемся кресле. — Так что же во второй половине?
  — Мне сообщили ночью, — продолжал Дрейк, — ты же меня торопил, и я послал своего человека из Санта-дель-Барра в Рашинг-Крик. Он поднял Хэнсома с постели и уговорил пойти в магазин и заглянуть в книги. Как обычно, когда дело срочное и торопишь, закручивается быстро.
  — Ты прав, — улыбнулся Мейсон, — я считаю, медлить ни к чему. Значит, ты получил сведения? Спасибо, Пол. Хорошая работа.
  — Но наша спешка удивила мистера Хэнсома.
  — Разумеется, — подтвердил Мейсон. — Но я не нахожу связи между его удивлением и нашим делом. Ах, он желает жить в деревне и ложиться с курами, но должен понять — мы не можем подстраиваться под его режим.
  — Ясно, — согласился Дрейк. — Я только подумал, что ты должен об этом знать.
  — Зачем, Пол?
  — Затем, что на револьвере, найденном при Питкине, которым он застрелился или из которого был застрелен, номер неумело стерт. Кто-то содрал напильником цифры — на рукоятке внутри и вообще все в разных местах.
  — Ну и ну, — сказал Мейсон с облегчением. — Значит, узнать что-либо о нем уже нельзя.
  — Но тот, кто это сделал, был не вполне знаком с оружием. У этой модели «смит-и-вессон» номер выбит и внутри деревянной рукоятки. Чтобы его увидеть, достаточно взять отвертку и развинтить ее, — продолжал Дрейк, глядя в сторону.
  — Дальше, — сказал Мейсон.
  — Полиция это сделала и обнаружила номер S65088. Стали раскапывать, кому принадлежит револьвер. А когда Роско Хэнсома второй раз подняли с постели и стали допытываться, кто купил пугач, он спросил, не вошло ли у них в привычку, и…
  — Черт возьми, — выругался Мейсон, наклоняясь вперед и хмурясь.
  — Вот именно, — согласился Дрейк. — Естественно, Хэнсом не знал фамилии моего человека из Санта-дель-Барра. Но так хорошо его описал, что, сложив два и два, очень легко получить четыре. Тогда тебе придется объясняться. Есть и еще кое-что, о чем тебе нужно знать, — продолжал Дрейк, по-прежнему не глядя Мейсону в глаза.
  — Хорошо, Пол, — сказал Мейсон, и в голосе почувствовалось беспокойство. — Что это? Выкладывай сразу. Может быть, придется начать действовать.
  — Естественно, полицию удивило, что никто не слышал выстрела. Лужа крови свидетельствует, что Питкина застрелили в гараже и он упал там, где его нашли.
  — Продолжай, Пол.
  — Опросили соседей и узнали, что какой-то автомобиль наделал много шума, маневрируя по улице. Двигатель работал и останавливался, глушитель стрелял. Это вывело из себя жителя одного из домов на другой стороне переулка, и он выглянул в окно. Начинало темнеть, но все же он разглядел мужчину и женщину, стоявших у гаража номер 208. Мужчина высокий, приличного вида, в светлом плаще. Женщина в клетчатом плаще и темной шляпке. Они открыли дверь гаража, о чем-то поговорили, потом заглушили трещавший двигатель и ушли, оставив машину. Полиция считает, что выстрелили именно тогда, когда несколько раз выстрелил глушитель. Если так, то это, конечно, убийство. Тот человек не мог совершить самоубийство при двух свидетелях. Если совершил… а свидетели не вызвали полицию… Сам знаешь, как это может быть расценено полицией.
  — Продолжай, — повторил Мейсон.
  — Когда полицейские приехали по звонку, Люсиль Бартон была в клетчатом плаще и черной шляпке. Свидетель, который видел пару перед гаражом номер 208, по одежде опознал Люсиль Бартон как ту самую женщину. Люсиль утверждает, что в это время она не могла быть вблизи гаража.
  — В какое время?
  — Около шести. Свидетель уверен во времени.
  — А как насчет мужчины? — спросил Мейсон.
  — Сейчас у них только общее описание внешности, — сказал Дрейк, — но когда изучали револьвер, внутри нашли один отпечаток пальца. Возможно, его оставил тот, кто стер номер, а может быть, тот, кто вложил патрон. Они утверждают, что это оттиск правого указательного пальца мужчины. Очень отчетливый.
  — Понятно, — сказал Мейсон.
  — Благодаря связям с журналистами я получил фотоснимок отпечатка. — Он вытащил из бумажника маленький фотоснимок и подал Мейсону, говоря: — Увеличено втрое, Перри.
  — Нашли его отпечатки?
  — Нет, револьвер старательно вытерли. Наверное, тот, у кого он был, забыл вытереть его внутри.
  — Понятно, что еще?
  — Есть кое-что, — сказал Дрейк, — но не знаю, как расценить. Полиции все это не нравится. Они очень сильно подозревают Люсиль Бартон. Она приехала с приятельницей, Анитой Джордан. Анита знает Люсиль и знала Хартвелла Питкина. Она создает Люсиль алиби, но, видно, на самом деле очень этим недовольна. В полиции сейчас считают, что она очень скоро размякнет и скажет, как было с этим алиби.
  — Столько шума из-за трупа при обстоятельствах, указывающих на самоубийство, — сказал Мейсон.
  — Дело в том, что в карманах у него нашли около пяти тысяч долларов новенькими бумажками. Все куплюры в пачках стодолларовые, на них сохранились банковские ленточки с фамилией кассира. Полиция пошла по следу и узнала, что несколько дней назад деньги были выданы некоему мистеру Дадли Гейтсу, компаньону мистера Стивена Аргайла, у которого убитый служил шофером. Аргайл — приятель Росса Холлистера, который купил револьвер, а потом уехал по делам, не считая нужным оповестить друзей, где будет. По всей вероятности, Дадли Гейтс его сопровождает.
  Мейсон нервно постучал сигаретой по краю стола.
  — Возможно, все это и так, Пол. Я кое-что знаю о Россе Холлистере. Это большой дока, занимающийся нефтяными месторождениями и инвестициями в них. Выехал по делам и пришлет кому-нибудь из приятелей письмо. У его невесты нет телефона, поэтому обычно, когда уезжает, он ей пишет или телеграфирует, где находится.
  — Я тоже собрал о нем кое-что, — сказал Дрейк. — Живет в Санта-дель-Барра, разведен, но решение суда вступит в силу только через несколько месяцев. У него хороший дом. Экономка приходит по утрам и готовит завтрак. Кончает в половине пятого. Когда она уходила в понедельник, Холлистер был дома и собирался уйти после шести. С того времени она его не видела. Обычно он уезжает дней на десять и никогда ей не пишет. Нефтяные месторождения — дело очень секретное.
  — Дадли Гейтс тоже уехал с Холлистером?
  — Да, Аргайл, Гейтс и Холлистер — компаньоны. Холлистер — босс, а эти двое мало что могут прояснить.
  — Все закручено вокруг чертовой квартиры Люсиль Бартон, — заметил Мейсон.
  — Ситуация в общем выглядит так, — подтвердил Дрейк. — Естественно, деньги в кармане убитого заинтересовали полицию, и они начали выяснять денежные взаимоотношения Дадли Гейтса и Хартвелла Питкина.
  — У Стивена Аргайла полиция была?
  — Да. Они разбудили его рано утром. Аргайл сказал, что своего шофера видел в последний раз у твоего бюро. Сказал также, что, приехав к тебе, машину оставил внизу. Тебя не застал, и ему сообщили, что ты будешь не скоро. Поэтому он сошел вниз и велел шоферу вернуться домой и поставить машину в гараж. Потом у Питкина был свободный вечер.
  — И что же? — спросил Мейсон.
  — Кажется, Питкин так и сделал. Во всяком случае, когда полицейские пришли к Аргайлу, машина стояла в гараже. В полиции высчитали, что Питкин мог оказаться у гаража Люсиль Бартон как раз в то время, когда свидетеля вывел из себя треск двигателя. Его, должно быть, заманили в гараж и убили, как только он вошел.
  Дрейк поднялся со стула:
  — Если хочешь, оставь этот снимок у себя. Если обнаружу что-нибудь новенькое, дам знать.
  — Спасибо, Пол.
  — До свидания, Делла, — попрощался Дрейк.
  — До свидания, Пол.
  По уходе детектива Мейсон посмотрел на Деллу и попросил:
  — Дай штемпельную подушечку, пожалуйста.
  Она подала, не говоря ни слова. Мейсон прижал указательный палец правой руки сначала к подушечке, а затем к чистому листу бумаги.
  Делла подошла сзади и, глядя через плечо, сравнила отпечаток пальца со снимком отпечатка на револьвере, из которого был убит Хартвелл Питкин.
  — Боже мой, шеф, — глухо вымолвила она, впившись пальцами в его плечо.
  — Не волнуйся, Делла, — сказал Мейсон. Он отодвинул стул, подошел к умывальнику и старательно вымыл руки, смыл следы краски. — А я-то думал, что тип, который руководит этим делом, просто примитив.
  Делла взяла лист с отпечатком пальца Мейсона, спичкой подожгла его и растерла пепел в пепельнице.
  — Куда это вас приведет? — спросила она.
  — К проигрышу, — ответил он, о чем-то размышляя. — Но это не означает, что я в проигрыше и останусь.
  Глава 16
  Мейсон как раз вытирал руки, когда Герти доложила о Дэниеле Каффи и Фрэнке П. Ингле, представителе страховой компании.
  Поколебавшись, Мейсон сказал:
  — Делла, пусть Герти их пригласит.
  Фрэнк Ингл, с проседью в волосах и сероглазый, поздоровался с Мейсоном и обратился к Дэниелю Каффи:
  — Мистер Каффи, с вашего разрешения я начну.
  — Прошу, — ответил Каффи.
  — Думаю, вы хотите обговорить это дело, мистер Мейсон, — предположил агент, усаживаясь поудобнее и дружелюбно улыбаясь.
  — Конечно. Слушаю вас.
  — Быть может, начать вам, мистер Мейсон?
  — Господа, убедительнее всего язык денег.
  — Конечно, понимаем, — быстро согласился Ингл. — Но вопрос — определить, сколько…
  Мейсон прервал:
  — Молодой человек сильно пострадал. Я требую три тысячи долларов на врачей и лечение, пять тысяч компенсации, две тысячи мой гонорар, то есть всего десять тысяч. Кроме того, требую две тысячи долларов для матери, тысячу пятьсот на новую машину, тысячу долларов — мой гонорар. У меня чек мистера Каффи на десять тысяч долларов. Можете вручить мне чек на недостающую сумму от имени страховой компании.
  Ингл улыбнулся:
  — Можно понять мотивы, в силу которых вы требуете такую сумму. Но у нас обязательства перед акционерами. Очень неприятно, что произошел несчастный случай. Но следует посмотреть на это практически, как положено деловым людям. Сколько может заработать этот мальчик? Если бы вы стали жертвой несчастного случая и пострадали так же, как он, наши обязательства были бы выше, потому что вы можете заработать намного больше. Как человек практичный и к тому же адвокат, вы понимаете это, мистер Мейсон. Наша финансовая ответственность заключается в том, что мы покрываем недостаток в заработке за время неработоспособности молодого человека и вдобавок можем дать в виде компенсации за несчастье некоторую разумную сумму. Я считаю, что тысячи пятисот долларов вполне достаточно для такого молодого и полного сил юноши. Компенсация за то, что он перенес. Если ориентироваться на данные статистики, самое большое через девяносто дней он вернется к работе, и его работоспособность не уменьшится. Допустим, он зарабатывает триста долларов в месяц, и добавим, что из этой суммы он должен был бы заплатить за квартиру и питание, что, пока он в больнице, отпадает…
  Мейсон прервал его:
  — Я это однажды уже выслушал.
  — Несомненно.
  — И не собираюсь выслушивать еще раз.
  — Но вы же не собираетесь действовать, исходя из своих капризов, мистер Мейсон?
  — Именно так я и собираюсь действовать, — сказал Мейсон, глядя Дэниелу Каффи в глаза.
  Тот откашлялся.
  — Мистер Ингл, существуют некоторые обстоятельства. Они…
  — Мы должны ясно понять, — быстро перебил Ингл, — что в данный момент обсуждаем компенсацию за причинение травмы. Ответственность за оставление без помощи и бегство с места происшествия — это другой вопрос.
  — Верно, — согласился Каффи. — Мы не отказываемся от материального вознаграждения за совершенное преступление и не пытаемся скрыть его.
  С минуту царили молчание и замешательство.
  — В случае судебного разбирательства мистер Каффи, конечно, будет просить о снисхождении. И на решение суда, несомненно, повлияет размер компенсации, — заметил Мейсон.
  — Да, конечно, — начал было Ингл.
  Каффи быстро спросил:
  — Почему вы говорите «в случае судебного разбирательства»?
  Мейсон потянулся и подавил зевок.
  — Чтобы началось расследование и судебный процесс, должна быть жалоба. Не знаю, намерен ли кто-нибудь подать ее, но не ведаю и обратного. Поэтому я сказал «в случае».
  Каффи и Ингл обменялись взглядами. Ингл сказал:
  — Страховая компания может принимать в расчет и побочные обстоятельства. Мы имеем…
  — Но вы ведь можете принять во внимание особые обстоятельства этого дела, не так ли?
  — О чем вы?
  — О влиянии, которое они окажут на суд.
  Каффи нервно закашлялся.
  — Не мог бы я поговорить с мистером Инглом наедине? Я думаю…
  — О, конечно, — согласился Мейсон. — Делла, проводи мистера Каффи и мистера Ингла в юридическую библиотеку. Не теряйте времени, джентльмены.
  Ингл и Каффи вышли из бюро.
  Мейсон улыбнулся Делле Стрит, когда она закрыла дверь, вернулась в кабинет и спросила:
  — А что будет, шеф, когда они узнают, что кто-то уже выплатил компенсацию?
  — Дьявол меня побери, если знаю, — ответил Мейсон. — Прецедентов не было. И одну-то компенсацию получить трудно, а уж две… В данный момент самое главное — уладить дело, пока мы свободны и можем этим заняться.
  — Почему вы говорите «пока мы свободны»?
  — Потому что это правда. Ингл думает, я спокоен. Но если бы он мог знать мои мысли и что творится в душе, упал бы в обморок.
  — Наверное, да.
  — В эту минуту мы боремся за справедливость с секундомером в одной руке и с бомбой с часовым механизмом в другой. Я чувствую себя словно на гранате без предохранителя.
  Мейсон начал ходить взад и вперед по комнате. Делла провожала его взглядом, выражавшим поддержку и сочувствие, солидарность и понимание.
  Дверь библиотеки отворилась, посовещавшиеся посетители вошли в кабинет. На этот раз тон задавал Каффи.
  — Мы согласны на эту компенсацию, мистер Мейсон, — сообщил он, — страховая компания не хочет создавать прецедент. Они недовольны, что я вчера дал вам чек и письменное объяснение. Я выдам чек на недостающую сумму, а потом сам все улажу с компанией.
  — Следовательно, мы получаем деньги, — сказал Мейсон.
  Каффи вынул чековую книжку.
  — Я хотел бы взглянуть на документы, мистер Ингл, — попросил Мейсон.
  Пока Каффи выписывал чеки, Мейсон просмотрел их.
  — Кажется, все правильно, — сказал он, подписал документы и спрятал чеки.
  — Надеюсь, мы понимаем друг друга, мистер Мейсон? — спросил Каффи.
  — Думаю, да, — подтвердил Мейсон.
  — Мистер… хм… мистер Ингл говорит, предпочтительнее иметь не очень ясно сформулированное объяснение.
  — Конечно, — сказал Мейсон, подавая руку.
  — Не могу выразить, мистер Мейсон, как мне неприятно, что так вышло. Что ж, получил хороший урок.
  — Понимаю. Наверное, всю ночь не сомкнули глаз.
  — Откровенно говоря, да.
  — Человек учится всю жизнь, — назидательно произнес Мейсон, провожая их до двери. — Я тоже не спал.
  Ингл взглянул на него через плечо и сказал:
  — Быстро работаете, мистер Мейсон.
  — Нет смысла ползти улиткой, — отпарировал Мейсон.
  — Нет, — ответил Ингл, выходя в коридор, — вы не ползаете улиткой, но вы скользкий, мистер Мейсон. До свидания.
  — До свидания, — попрощался Мейсон, закрывая дверь.
  Глава 17
  — Сходить в банк с этими чеками? — спросила Делла Стрит.
  — Нет, — ответил Мейсон. — Я сам. Это будет достаточным объяснением, почему я не в бюро.
  — А что потом?
  — Потом надо будет выдумать другую отговорку. Если не придумаю чего-нибудь правдоподобного, измыслю что-нибудь невероятное и преподам как истину.
  — Дела так плохи?
  — Может быть.
  Зазвонил секретный телефон. Делла послушала и сказала:
  — Это Пол Дрейк, шеф. Хочет с вами говорить.
  Мейсон взял трубку.
  — Что нового, Пол?
  — Помнишь, я говорил о Хэнсоме, владельце «Рашинг-Крик меркантайл компани»?
  — Помню, — прервал Мейсон.
  — Ну, полиция решила с ним побеседовать. Они что-то вытянули, потому что привезли его сюда с реестром оружия. Им не понравилось то, что там нашли.
  — А что нашли, Пол?
  — Прежде всего то, что так называемая подпись Росса Холлистера, а также запись его адреса и фамилии — подлог. Это не его почерк.
  — Что еще?
  — Полиция, между прочим, узнала о знакомстве Люсиль Бартон с мужчиной по имени Артур Колсон. В каких отношениях Колсон и Люсиль, точно не знают, но на очной ставке Хэнсом сразу узнал Артура Колсона и сказал, что именно он купил револьвер.
  Дрейк замолчал. Мейсон тоже безмолвствовал.
  — Ты меня слушаешь? — быстро спросил Дрейк.
  — Слушаю, — отозвался Мейсон. — Обдумываю то, что ты сказал. Есть еще что-нибудь, Пол?
  — Пока все.
  — А что говорит Колсон?
  — Утверждает, что произошла ошибка. Протестует, как только может. Говорит, что ежели полиция хочет кого-нибудь опознать, то обязана поставить его в один ряд с другими и только тогда предъявить Хэнсому. Полиция, конечно, понимает его правоту. Они вели расследование и просто наткнулись на него. Но им не понравилось то, что уже выгребли, и наверняка они теперь не угомонятся.
  — Пол, это опознание может быть ошибочным?
  — Нет. Из того, что я узнал, видно, что этот Хэнсом — стреляный воробей. Знает большинство своих клиентов, естественно постоянных. В рыболовный сезон там бывает много гостей — покупают лицензии на рыбную ловлю и тому подобное. Но револьвер продал после сезона. Прекрасно помнит тот случай и абсолютно уверен, что именно Артур Колсон купил его. Конечно же, это произвело на полицию сильное впечатление. Послушай, Перри, — продолжал Пол, — зачем Колсону понадобилось подписываться именем Холлистера? Ты-то понимаешь?
  — Должен был написать какое-нибудь имя, — ответил Мейсон, — а поскольку она собирается выйти за Холлистера, по крайней мере надеется, ей не хотелось бы, чтобы фигурировало имя другого!.. С точки зрения Колсона, имя Холлистера в этом случае наилучший вариант и самый безопасный.
  — Если смотреть под таким углом, все сходится, — признал Дрейк.
  — Есть еще что-нибудь?
  — Они сделали восковой слепок ладони Питкина. Это, конечно, не бесспорный довод. Однако через короткое время после выстрела след отдачи должен был сохраниться.
  — А следа нет?
  — Абсолютно никакого. Полиция сделала слепок до того, как убрали труп. Кое-что показалось им подозрительным.
  — Ты знаешь что, Пол?
  — Да, Перри, знаю.
  — Ну и?..
  — Тебе это не понравится.
  — Пошел к черту, Пол. Мне все это дело не нравится.
  — Под револьвером на полу обнаружили небольшое пятно крови. Это вроде бы естественно, но у полиции иное мнение. Питкин мог выстрелить в себя, секунду или две постоять, истекая кровью, а потом упасть, выпустив револьвер. Но ты же знаешь лейтенанта Трэгга. Он работает быстро и точно.
  — Да, — подтвердил Мейсон. — Я его знаю. Ты все сказал или собираешься выдавать мне по каплям?
  — Пока все.
  — Пожалуй, мне уже достаточно, — сказал Мейсон и положил трубку.
  — Что он сказал? — спросила Делла.
  — Тот, кто организовал это, и вполовину не так умен, как я думал. Теперь уже слишком поздно трепыхаться. Если Карлотта Бун придет за платой за сведения о Дэниеле Каффи, выдай чек на сто долларов. Запомни, чек, а не наличные. Скажи — для наших счетов нужен кассированный чек.
  — Мы сможем узнать, в каком банке она получила деньги, и проследить за ней, если понадобится?
  — Да. Охраняй крепость, Делла. Я ухожу.
  Глава 18
  В здание, где помещалось его бюро, в одиннадцать утра вошел Мейсон. Один из людей Дрейка скромно стоял около табачного киоска. Увидев Мейсона, как бы нехотя направился к лифту и вошел в кабину вместе с ним.
  — Добрый день, мистер Мейсон, — обратился он к адвокату. — Как дела сегодня с утра?
  Мейсон внимательно посмотрел на него:
  — Прекрасно. Вы работаете на Дрейка, не так ли?
  — Да, иду к нему с рапортом.
  Мейсон почувствовал, как чужая рука всовывает ему между пальцами листок бумаги. Сунул руку в карман и сказал:
  — Черт побери, куда я подевал номер телефона, по которому должен позвонить?
  Он начал демонстративно шарить по карманам и в конце концов вытащил листок, который дал человек Дрейка.
  — А-а, вот, — проворчал он и начал читать.
  Узнал почерк Деллы: «К.Б. ПРИХОДИЛА, ПОЛУЧИЛА ЧЕК. У НАС МНОГО ГОСТЕЙ. ЖДУТ».
  — Ладно, — сказал Мейсон. — Думаю, еще не поздно. Позвоню из бюро.
  Лифт остановился. Детектив молча вошел в агентство Дрейка, а Мейсон пошел дальше по коридору и отпер дверь своего личного кабинета.
  — Ну, Делла, — начал он, — кажется, у нас… — Но, якобы внезапно увидев заполнивших комнату людей, воскликнул: — Хэлло!
  Лейтенант Трэгг вынул изо рта сигару.
  — Хэлло, лейтенант. Как себя чувствуете? Здесь что, проводится собрание?
  — Да, — ответил Трэгг. — С Люсиль Бартон и Артуром Колсоном вы уже знакомы. А это один из моих сотрудников. Садитесь, Мейсон. Нужно поговорить.
  — Прекрасно, — согласился Мейсон. — Что слышно, Трэгг?
  — Усаживайтесь поудобнее, — предложил тот, — беседа, пожалуй, затянется. Предупреждаю, она, может быть, придется вам не по нутру.
  Мейсон улыбнулся Люсиль Бартон, которая выглядела так, будто ночь не спала.
  — Как себя чувствуете, Люсиль? Если судить по тому, что пишут газеты, у вас был шок?
  — Да, — ответила она, не глядя на адвоката.
  — А как вы сегодня себя чувствуете? — обратился Мейсон к Артуру Колсону.
  — Хорошо, — ответил тот, не отрывая глаз от ковра.
  — Где вы были вчера около шести вечера? — спросил Трэгг.
  Мейсон улыбнулся, качнул головой и ответил:
  — Сразу не припомнить, Трэгг.
  — Пожалуйста, подумайте.
  — Хорошо.
  — И поинтенсивнее.
  — Сколько можно думать? — спросил Мейсон.
  — Пока не вспомните.
  Мейсон нахмурился, уселся за стол, перехватил полный страха взгляд Деллы.
  — Так что же? — спросил Трэгг через две минуты.
  — Еще думаю, — улыбнулся Мейсон.
  Лицо Трэгга выразило озабоченность.
  — Пожалуйста, выслушайте меня, Мейсон. Вы мне очень симпатичны. Хочу дать вам передохнуть, но обязан кое-что сказать. Речь идет об убийстве, и в данном случае вы совсем в ином положении, чем обычно при таких делах.
  — И вправду, — согласился Мейсон. — Пожалуй, возьму сигарету. Вижу, вы курите, мистер Трэгг. Кто еще хочет закурить?
  Два человека одновременно покачали отрицательно головой.
  — А вы? — спросил Мейсон полицейского в штатском.
  — Нет, спасибо.
  Мейсон закурил, поудобнее уселся на стуле.
  — Хорошо, — сказал Трэгг. — Если вы намерены тянуть время, я подожду, сколько бы это ни продолжалось. — Он вынул из кармана часы. — Ну, Мейсон, спрашиваю опять: где вы были вечером около шести?
  Мейсон наблюдал за Трэггом, уставившимся на часы.
  — Не могу сказать, Трэгг.
  — Подумайте, подумайте.
  — Я знаю, где был, — ответил Мейсон, — но сказать не могу.
  — Почему?
  — Это было бы нарушением профессиональной тайны.
  — Кого из клиентов вы имеете в виду?
  Мейсон, улыбаясь, покачал головой:
  — Есть дела, которые я не вправе обсуждать даже с вами, лейтенант. У адвоката определенные обязательства по отношению к клиенту.
  Раздраженный Трэгг спрятал часы со словами:
  — Вчера вы интересовались одним револьвером. Это «смит-и-вессон» номер S65088.
  — Интересовался? Я?
  — Вы это прекрасно знаете. Послали детектива из Санта-дель-Барра к Хэнсому, владельцу «Рашинг-Крик меркантайл компани», чтобы выпытать, кто купил этот револьвер.
  — Ну что же, лейтенант, — сказал Мейсон, — если вы это утверждаете, я не стану противоречить.
  — Я сам несколько позже интересовался этим револьвером. Вечером позвонил телефонистке в Рашинг-Крик и попросил соединить с Роско Хэнсомом. Когда она подняла его с постели, оказалось, что ваш человек уже побывал у него, узнал, что хотел, и ушел полчаса назад.
  — Угу!
  — Почему вы интересовались этим револьвером?
  — Хотел узнать, кто его купил.
  — А для чего?
  — Есть причины.
  — Совершено убийство. Из этого револьвера вчера около шести застрелен человек. Тело нашли в половине одиннадцатого. Прошу объяснить, мистер Мейсон, откуда еще около шести вы знали, что вещественным доказательством в деле об убийстве станет этот револьвер?
  — Этого я совершенно не знал! — с изумлением на лице запротестовал Мейсон.
  — Ваш человек должен был еще до девяти выехать из Санта-дель-Барра.
  — О, наверняка даже раньше, — согласился Мейсон. — Если бы я интересовался этим револьвером, а теперь я не могу в этом признаться, то это было бы связано с гражданским делом, где бы он фигурировал как доказательство. Я понятия не имел, что из него застрелили человека.
  — Ну как же! Конечно же нет! — сыронизировал Трэгг. — И все-таки по какой причине вы им интересовались?
  — Простите, но этого я не могу сказать.
  Трэгг озабоченно посмотрел на Мейсона:
  — Дело куда серьезнее, чем вы думаете, Мейсон. Я еще не все карты раскрыл. Для вас будет лучше, если скажете все, что знаете.
  — Хорошо, я отвечу на ваши вопросы, если смогу.
  — Когда вы познакомились с Люсиль Бартон?
  — Вчера, — немедля ответил Мейсон.
  — Она обратилась к вам или вы к ней?
  — Очень рад, что вы начали задавать вопросы, на которые я могу отвечать. Делла, где номер «Блейд»? Тот, с моим объявлением?
  Делла Стрит встала, выдвинула ящик шкафа, достала папку и подала Мейсону копию объявления в «Блейд».
  — Передай лейтенанту Трэггу, — велел Мейсон.
  Трэгг прочел объявление, наморщил лоб и спросил:
  — Что общего это имеет с делом?
  — Достань из сейфа письмо, Делла, — попросил Мейсон, — то, адресованное Детективному агентству Дрейка, в котором был переслан ключ.
  — Ключ? — воскликнул Трэгг.
  — Ключ! — эхом отозвалась Люсиль Бартон.
  — Да, ключ, — улыбаясь, повторил Мейсон. — Ключ для открывания двери.
  Делла Стрит принесла письмо.
  — Передай лейтенанту, Делла.
  Лейтенант Трэгг взял письмо, прочитал его и нахмурился.
  — Можно показать это письмо миссис Бартон, — сказал Мейсон. — Как видите, лейтенант, она сама его написала.
  — Дьявольщина. Конечно, — подтвердил Трэгг, жуя сигару.
  Делла Стрит подала письмо Люсиль Бартон. Она прочитала и передала Артуру Колсону.
  — Что вы сделали, получив письмо? — спросил Трэгг. — Подождали до двух, когда ее не будет дома, и пошли туда…
  — Не говорите глупостей, лейтенант, — прервал Мейсон. — Вы, надеюсь, не думаете, что я открою дверь и войду в чью-нибудь квартиру без разрешения? Я сразу же с утра отправился туда, постучал, позвонил. Оказалось, пришел в неподходящее время. Несмотря на это, миссис Бартон пригласила меня в квартиру и попросила подождать, а сама пошла в спальню одеться. Когда вернулась, мы очень мило побеседовали, и тогда, — сказал Мейсон, значительно глядя на Люсиль Бартон, — между нами установились деловые отношения адвоката и клиента. Она попросила представлять ее интересы в одном деле.
  — Ох! — воскликнула Люсиль Бартон.
  — Значит, вы — адвокат миссис Бартон?
  — Да, — отвечал Мейсон. — Думаю, она предпочитает выступать как «мисс Бартон».
  — В каком деле?
  Мейсон улыбнулся и протестующе покачал головой.
  — Ваши действия вчера, Мейсон, имеют особый отпечаток, — заметил Трэгг.
  — Разве? Я не нахожу, лейтенант.
  — Вы были вчера очень заняты, так?
  — Да, достаточно. Я всегда занят.
  — Поехали на Вест-Казино-бульвар, 938, встретились со Стивеном Аргайлом и обвинили его в столкновении и бегстве с места происшествия?
  — Я лишь допустил, что его машина могла быть причиной аварии.
  — Вы застали там Хартвелла Питкина?
  — Шофера Аргайла?
  — Да.
  — Он там был.
  — Когда вы впервые увидели этот «смит-и-вессон» номер S65088 и почему вы им заинтересовались?
  — Мне очень неприятно, лейтенант. До сих пор мы хорошо беседовали, но теперь вы спрашиваете меня о том, чего я не могу открыть.
  — Почему?
  — Профессиональная тайна.
  — Кто-то соскреб напильником номера с револьвера, но проглядел один, внутри рукоятки. Достаточно отвернуть винт, чтобы его увидеть. Над номерами явно трудились не так давно.
  — Да? — вежливо поинтересовался Мейсон.
  — Когда вы начали наводить справки, откуда вам стал известен номер этого револьвера?
  Мейсон молча улыбнулся и покачал головой.
  — Это было до манипуляции с номерами или после?
  — Мне очень жаль, — пожал плечами Мейсон.
  — Должно было быть до того, Мейсон, потому что со дня выхода с завода винт не отвинчивали. Я думаю, не сами ли вы содрали номер.
  Мейсон улыбнулся и показал, что удерживает зевок.
  Трэгг кивнул полицейскому:
  — Приведите свидетеля.
  Полицейский направился в приемную. Трэгг продолжал:
  — Я открою карты. Вчера около шести вы стояли перед гаражом мисс Бартон на Саут-Гондола, 719. Когда в нем раздался выстрел, вы попытались это скрыть. У меня есть свидетель, который это подтвердит.
  Мейсон стряхнул пепел с сигареты в пепельницу.
  — Уверен, такового нет.
  — Он уже опознал Люсиль Бартон.
  Прежде чем Мейсон успел что-нибудь сказать, полицейский открыл дверь и отошел в сторону, пропуская высокого мужчину с продолговатым лицом, выступающими скулами, узкими губами и длинной шеей. Он будто извинялся за свое вторжение.
  Трэгг показал на Перри Мейсона и спросил:
  — Это тот мужчина?
  — Не знаю. Не могу сказать, пока он не встанет, — сказал свидетель. — Его лица как следует не разглядел.
  — Я — Перри Мейсон, а вас как зовут? — представился, улыбаясь, Мейсон.
  — Гошен, — ответил мужчина. — Карл Эверт Гошен. Живу неподалеку от места, где совершено преступление, и…
  — Оставим это, — прервал Трэгг. — Хочу знать одно — тот ли это мужчина?
  — Не могу сказать, пока он не встанет и не пройдется.
  — Встаньте, пожалуйста, — обратился Трэгг к Мейсону.
  Мейсон улыбнулся:
  — Лейтенант, что за методы? Чтобы опознание было сколько-нибудь весомым, вы обязаны поставить меня в ряд с другими.
  — Я должен прежде всего вас арестовать, а потом уже ставить в ряд. Но не горю желанием арестовывать, пока нет оснований. Однако, если свидетель опознает, основания появятся.
  — Вы, я вижу, собираетесь делать все шиворот-навыворот, ставить телегу перед лошадью, — заметил Мейсон.
  — Не беспокойтесь, — отрезал Трэгг, — именно этим и займусь.
  — И правда, займитесь.
  — Встаньте, пожалуйста, — настаивал Трэгг. — Если вы невиновны, бояться нечего.
  Мейсон откинулся на спинку стула и улыбнулся Трэггу.
  — Как он был одет? — спросил Трэгг у Гошена.
  — Я уже говорил. Светлый плащ… светло-коричневый… и серая шляпа.
  Трэгг обернулся к полицейскому.
  — Вынь из того шкафа плащ, — почти крикнул Трэгг.
  Полицейский достал тяжелое черное одеяние, которого Мейсон перед этим никогда не видел.
  — Вынь светло-коричневый, — приказал Трэгг.
  — Там только этот, лейтенант.
  Мейсон быстро посмотрел на Деллу. Она выглядела невинным ангелом.
  — Это не тот плащ, — решительно сказал Гошен.
  Трэгг подозрительно посмотрел на Мейсона:
  — Откуда вы его вытрясли?
  — Это не я, это вы.
  — Как вы напали на след Стивена Аргайла? Как узнали, что его машина связана с аварией?
  Мейсон улыбнулся и покачал головой.
  — Ваши вопросы основаны на ложных предположениях, лейтенант. Мне очень неприятно, но машина Аргайла не имеет отношения к аварии.
  — Я думал, что…
  — Вначале я тоже так думал, — с улыбкой ответил Мейсон. — Знаете, как это бывает. Человеку часто кажется, что собраны все доказательства, и он начинает выступать с обвинениями и самыми невероятными утверждениями, а потом вдруг оказывается, естественно к его огромному разочарованию, что в действительности все произошло совсем иначе и…
  — Не об этом речь, — прервал Трэгг, — я хочу знать, откуда у вас сведения; зачем пошли к нему и сказали, что его машина была причиной аварии. Каким образом вы об этом узнали?
  — Правду сказать, лейтенант, в аварии виноват другой. Его зовут Дэниел Каффи, живет на Бичнот-стрит, 1017, квартира 22-Б. Я вчера с ним виделся и должен с удовольствием сообщить, что мистер Каффи не сразу осознал серьезность происшедшего. Когда узнал, что мой клиент ранен, сразу же предложил компенсацию.
  — Какую компенсацию?
  — Заплатил деньги.
  — Когда?
  — Частью вчера, частью сегодня утром.
  — Черт возьми, — выдавил Трэгг.
  — Естественно, я не хотел бы разглашать это, лейтенант. Я только пытаюсь помочь вам привести в порядок информацию по этому делу. Если я хорошо понял, этот Питкин совершил самоубийство в гараже мисс Бартон.
  — Его убили в гараже мисс Бартон.
  Мейсон прищелкнул языком, что должно было выражать изумление.
  Трэгг продолжал:
  — Вчера между пятью и шестью вас в бюро не было. Делла Стрит приехала на такси. Стивен Аргайл ждал вас тут, а его шофер внизу. После пяти Аргайл спустился, велел шоферу ехать домой, а сам вернулся и сидел почти до шести. Потом позвонил своему страховому агенту и договорился с ним встретиться здесь, около дома. Он может подтвердить, что вас в бюро не было.
  — Я редко бываю на работе после пяти, — объяснил Мейсон. — Обычно стараюсь закончить работу раньше. Конечно, иногда остаюсь вечером, но клиентов в это время никогда не принимаю, чтобы не было дурного прецедента и…
  — А вы и не могли быть здесь, потому что поехали к Люсиль Бартон, — прервал Трэгг. — Вы были там, когда Питкин вошел в гараж. Во всяком случае, пришли вскоре после него. Послушайте, Мейсон, я откровенно скажу, что думаю. Есть веские доказательства, что Питкин шел не с добром. Быть может, он напал на вас или на мисс Бартон. У одного из вас был револьвер, и этот револьвер выстрелил. Таким образом кончилась карьера Хартвелла Питкина. Должен признать, что он не был образцом добродетели. Шантажист и мошенник.
  Если он там, в гараже, кого-то поджидал, то, наверное, с каким-то злым умыслом. И поэтому хочу дать вам шанс для защиты. Если вы не откроете мне сейчас, как было дело, придется рассказать суду. Хочу, чтоб вы хорошо меня поняли. Если это была самозащита, то я готов к снисхождению. Но хочу это выяснить до конца, и поскорее.
  — Понимаю вас, лейтенант, — сказал Мейсон. — Знаю, что вы хотите быть беспристрастным.
  — Кроме того, — настаивал Трэгг, — Люсиль Бартон призналась, что была с вами.
  — В самом деле?
  — Да. Сначала утверждала, что была с Анитой Джордан. Анита должна была обеспечить ей алиби на весь вечер. Но когда мы стали выяснять подробности, от алиби ничего не осталось.
  Люсиль Бартон поспешила вмешаться:
  — Я не говорила, что была с мистером Мейсоном в шесть часов. Во-первых, я сказала, что виделась с ним до того, как встретилась с Анитой, и…
  — Сейчас говорю я, — прервал Трэгг.
  — Лейтенант не хочет, чтобы вы что-нибудь выболтали, — обратился к ней Мейсон. — Поэтому я, как ваш адвокат, настоятельно советую молчать.
  — Ничего не получится, — сказал Трэгг Мейсону. — Я разговариваю с вами.
  — А я со своей клиенткой, лейтенант.
  — Когда вы вчера встретились с миссис Бартон?
  — Я уже говорил. Утром.
  — А потом?
  — Не могу припомнить.
  — Но вы виделись с ней второй раз?
  — О да.
  — Не будем играть в прятки, Мейсон. Мне нужны отпечатки ваших пальцев.
  — Пожалуйста, — согласился Мейсон. — Я в самом деле хочу помочь вам в меру своих возможностей. Только поймите, не могу обмануть доверия своей клиентки.
  Трэгг кивнул полицейскому, который, вынув из кармана небольшой ящичек, подошел к столу.
  — Прошу встать.
  — Могу и сидя, — улыбнулся Мейсон, протягивая полицейскому руку.
  — Это не тот человек, — внезапно произнес Гошен. — Тот был не очень крепкого сложения и…
  — Пожалуйста, выйдите на минуту, — вмешался Трэгг. — Вы должны увидеть его в плаще, стоящим и идущим. Сейчас, когда он сидит за столом, опознать не сумеете.
  — Предупреждаю, лейтенант, что, если вы собираетесь предъявить меня для опознания, следует придерживаться правил.
  Гошен встал, не зная толком, что делать. Наконец вышел в приемную.
  — Можете упрямиться, мистер Мейсон, и создавать затруднения короткое или долгое время. Я хотел закончить дело побыстрее, но придется повозиться.
  — Вполне логично, — отозвался Мейсон. — Куда нужно приложить пальцы? К клочку бумаги? О, я знаю, нужно каждый палец.
  Люсиль Бартон не отрываясь смотрела на адвоката. Артур Колсон тоже взглянул на него, но быстро отвернулся.
  Молчаливый полицейский взял отпечатки пальцев у Мейсона.
  — Теперь следует вымыть руки, — сказал Трэгг.
  Мейсон улыбнулся:
  — Нет, благодарю. Ваш свидетель может внезапно войти. Делла, принеси сюда бумажную салфетку, хочу стереть чернила. Нет смысла пачкать раковину.
  — Что ж, сидите, если вам так нравится, — заметил Трэгг. — Но вечно ведь вы сидеть не можете. Понадобится куда-нибудь выйти, и свидетель увидит вас идущим по коридору. Постараюсь, чтобы он смог осмотреть вас с разных сторон, а если отпечатки пальцев подтвердят то, о чем я думаю, мы пригласим вас в зал опознаний.
  Делла подала Мейсону коробку с бумажными салфетками и баночку крема.
  — Кремом легче оттереть, шеф.
  — Спасибо.
  Полицейский подал Трэггу лист с отпечатками пальцев Мейсона. Тот вынул из кармана фотоснимок, сравнил. И не смог удержать довольного восклицания. Вынув лупу, начал более тщательно изучать отпечатки и фотоснимок.
  — Мейсон, — сказал он, — на револьвере отпечаток вашего пальца.
  — В самом деле?
  — Как вы это объясните?
  — Никак.
  — Мейсон, теперь я вынужден действовать только как полицейский. Из этого револьвера застрелен Хартвелл Питкин. Могу утверждать, что на нем отпечаток вашего пальца. Что скажете?
  — Ничего, — ответил Мейсон. — Я не могу обмануть доверия моей клиентки.
  — А что общего между доверием и объяснением, каким образом отпечаток вашего пальца оказался на оружии, которым совершено убийство?
  — У меня иное мнение, — ответил Мейсон. — Однако, Делла, лейтенант ничего не спросил о втором письме. Мисс Бартон о нем не сказала, потому что не знала. Она написала первое письмо, но второе должен был написать кто-то другой и без ее ведома.
  — О каком письме речь? — спросил Трэгг.
  — Делла, принеси второе письмо, где был ключик от секретера.
  Делла Стрит еще раз подошла к шкафу с документами, достала второе письмо и подала его Трэггу.
  — Его принес посыльный, — пояснил Мейсон.
  Трэгг прочел письмо и зловеще спросил:
  — И в этом письме был ключ?
  — Да, — подтвердил Мейсон, — ключик от секретера.
  — Где он?
  — Оба ключа у меня, лейтенант. Хотите на них взглянуть?
  Трэгг взял ключи и посмотрел на них внимательно.
  — Теперь понимаете? — спросил Мейсон. — Я подумал, мисс Бартон хотела, чтобы я сам нашел доказательство. Не желала брать на себя ответственность и передать мне лично. Поэтому, когда она вчера днем пришла ко мне в бюро с присутствующим здесь Артуром Колсоном, я воспользовался случаем, чтобы войти в ее квартиру и открыть секретер. Ключ подошел прекрасно, и в правом верхнем ящике я нашел блокнотик и револьвер. Лейтенант, если вы отыщете человека, написавшего второе письмо, вы здорово продвинетесь в поисках убийцы Питкина. Конечно, если ваши предположения верны и он в самом деле убит.
  — Дьявольщина, — сказал Трэгг, — раз вы вошли в квартиру и что-то там делали, я могу…
  Мейсон резко прервал его:
  — Нет-нет, лейтенант. Вы снова все ставите вверх ногами. Я не вошел в квартиру без разрешения. Люсиль Бартон написала первое письмо и прислала мне ключ. Это было явное разрешение войти. Но то, второе письмо, лейтенант, было западней.
  — Этот револьвер был там, когда вы открыли ящик? — спросил Трэгг.
  — Могу сказать только одно, лейтенант: там был какой-то револьвер. Теперь понимаете, что это значит. Секретер был заперт. У кого-то второй ключ, и этот кто-то прислал его мне. Поскольку мисс Бартон была у меня в бюро, а револьвер лежал в ее квартире, она не могла иметь его при себе. Это очевидно. Поскольку отпечатков ее пальцев на револьвере не нашли, вы не докажете, что это ее оружие. Больше я ничего не могу доложить. Я кое-что подсказал. Думаю, и так зашел слишком далеко.
  Лейтенант Трэгг резко повернулся к полицейскому:
  — Уведите Колсона и Бартон. Он разговаривает не со мной. Только притворяется, что говорит мне, а на самом деле инструктирует этих двоих.
  Полицейский быстро поднялся.
  — Пройдемте, — обратился он к ним.
  Мейсон сказал Люсиль:
  — При данных обстоятельствах рекомендую абсолютно ничего не говорить. Вследствие враждебного отношения полиции отказывайтесь отвечать на любые вопросы. Это мой совет как вашего адвоката.
  — Совет адвоката! — воскликнул Трэгг. — Минуточку! Вы что, будете защищать ее по делу об убийстве?
  — Разве она обвиняется в убийстве?
  — Возможно.
  — Я уже сказал. Вчера, когда я был у нее, мисс Бартон пригласила меня взять на себя одно дело.
  — Какое?
  — Этого я не могу сказать.
  Трэгг обернулся к Люсиль Бартон:
  — Вы об этом не говорили.
  — Потому что не спрашивали, — уклончиво ответила она.
  — Для какого дела вы его пригласили?
  — Тс-с, тс-с, Люсиль, — предостерегающе поднял палец Мейсон. — Прошу помнить: ни слова.
  Она взглянула на Трэгга и с облегчением вздохнула:
  — Вы слышали, что сказал мой адвокат?
  — Уведите их, — приказал Трэгг полицейскому.
  Пока Бартон и Колсон уходили, он со злостью жевал сигару. Потом чиркнул о подметку спичкой, снова зажег сигару и обратился к адвокату:
  — Мейсон, я предпочел бы не втягивать вас в это дело.
  — Спасибо.
  — Но боюсь, буду вынужден, поскольку сами напрашиваетесь.
  — Да, понимаю.
  — Можете себе представить, как это будет выглядеть в газетах? «ОТПЕЧАТОК ПАЛЬЦА АДВОКАТА НА ОРУЖИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ».
  — Считаете, эту информацию следует передать в газеты?
  — Буду вынужден.
  — Получится прекрасный заголовок.
  — Потом появится другой: «АДВОКАТ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ДАВАТЬ ПОКАЗАНИЯ».
  — Воображаю, какая получится сенсация.
  — Черт побери, Мейсон, — сказал Трэгг, — мы по разные стороны баррикады, но я не хочу вас уничтожать. Не уверен, что, когда Гошен смотрел на гараж, с ней были вы. Если и так, думаю, это она затянула вас туда, чтобы показать нечто, о чем вы не имели ни малейшего представления. Если можете это объяснить, ради бога, начните говорить.
  — Погодите немного, лейтенант. Допустим, что так и было. Освобождает ли это меня от ответственности? — спросил Мейсон.
  — Не могу ответить определенно и окончательно, — сказал Трэгг.
  — Тогда ответьте неопределенно и неокончательно.
  — Очень важно знать время смерти, — ответил лейтенант. — В настоящее время мы можем определить его с точностью до часа. Если б нам сообщили, скажем, что убийство произошло около шести, точность возросла бы до минуты. Вы обязаны были сообщить в полицию.
  — Понимаю.
  — Значит, вы должны сами расхлебывать кашу, которую заварили. Скажите теперь, в шесть часов, когда вас туда вызвали, тело уже было в гараже?
  — Я уже сказал, лейтенант, не могу открыть, где был около шести.
  — Если это Каффи ударился об автомобиль Финчли, каким образом вы вытянули возмещение у Стивена Аргайла?
  — Я ничего не вытягивал.
  — Он вчера вечером договорился с Финчли.
  — Верно.
  — Это я выяснил точно, — сказал Трэгг, — потому что мне надо было установить, где он был вчера после полудня и вечером.
  — И вам это удалось?
  — Да. Дома. Вы пришли, обвинили его в аварии и бегстве. Он, естественно, не хотел и слышать об этом.
  — Разумеется, не хотел.
  — Вскоре после вашего ухода Аргайл все продумал и решил заплатить. Он поехал в ваше бюро. Приказал шоферу ждать внизу. Потом, когда ожидание затянулось, спустился и вспомнил, что в этот вечер Питкин должен был быть свободен, и разрешил ему уехать. Машину велел поставить в гараж.
  — Ага.
  — Аргайл ждал вас до шести, потом позвонил своему страховому агенту и рассказал, где он и почему. Тот испугался, посоветовал держаться от вас подальше и ни в коем случае не общаться с вами. Пообещал тотчас же приехать и попросил Аргайла подождать в холле. Продавщица в табачной лавке прекрасно его запомнила. Через пять-десять минут пришел агент, и они уехали.
  Присматриваясь к Мейсону, Трэгг прибавил:
  — Если Аргайл не был виновником случившегося, он сам и его страховая компания, конечно, потребуют вернуть деньги.
  — Скорее всего.
  Трэгг быстро глянул на Мейсона:
  — Вы ничего не говорили о возврате денег.
  — Не говорил, потому что не намерен их возвращать.
  — Что?!
  — Собираюсь их задержать.
  — Послушайте, Мейсон, почему бы вам не выложить все начистоту?
  — Да мало ли почему. А вдруг что-то не так?
  — Что-то не так, Мейсон, и сейчас. Когда эта женщина пришла сюда, она не знала, что вы ее адвокат.
  — Что вы говорите? Неужели не знала? — с притворным удивлением воскликнул Мейсон.
  — Если расскажете все, что знаете, я в лепешку расшибусь, чтобы вас не тронули ни пресса, ни наше управление.
  — И окружной прокурор тоже?
  — И окружной прокурор тоже, — подтвердил Трэгг не совсем уверенно.
  Мейсон улыбнулся:
  — Вы так же хорошо, как и я, знаете, Трэгг, что, если бы что-нибудь смогли найти против меня, окружной прокурор принял бы вас с распростертыми объятиями. Дело Люсиль Бартон сразу поблекло бы и стало второстепенным.
  — Думаете, это изменило бы его отношение к вам? — спросил Трэгг. — Вы и так у него в печенках сидите. Теперь же он может потребовать для вас максимальный срок.
  — Ну и пусть, промахнулся бы. А я так или эдак, но до цели дойду невредимым. Можете передать ему.
  — Вы забыли, что на револьвере отпечаток вашего пальца. У меня заключение эксперта по баллистике. Несомненно, Питкин застрелен из этого оружия.
  — В самом деле?
  — Я дал вам шанс, Мейсон, — сказал Трэгг, вставая.
  — Конечно, — ответил Мейсон. — Простите, что не встаю, но Гошен может вбежать и ткнуть в меня пальцем. Мне не хочется быть опознанным таким образом. Пускай все произойдет как положено. У свидетеля должен быть какой-то выбор.
  — Не глупите, Мейсон. Вы не можете вечно так сидеть. Когда-нибудь удастся вас опознать, и ваши нелепые выкрутасы будут выглядеть еще глупее.
  Трэгг вышел с гордо поднятой головой. Мейсон и Делла переглянулись.
  — Бог мой, Делла, именно этот револьвер был орудием преступления!
  Она молча кивнула.
  — Я был уверен, экспертиза покажет, что пуля выпущена из другого и… А где ты раздобыла этот плащ?
  — Это Пола Дрейка, — тихо сказала она. — Герти подслушала их разговор в приемной. Ну а я проскользнула к Дрейку, взяла его плащ, а ваш оставила у него.
  Мейсон улыбнулся:
  — Дрейк знал зачем?
  — Не задал ни одного вопроса. Считает: лучше ничего не знать.
  — Прибавь себе зарплату на сто долларов в месяц и подойди к столу. Я не могу еще встать. Трэгг способен в любую минуту ввалиться со своим лупоглазым свидетелем.
  Глава 19
  Перри Мейсон спокойно разложил на столе газеты.
  — Они быстро управились, правда, Делла?
  Делла Стрит кивнула.
  — Превосходные заголовки, — продолжал Мейсон. — «Отпечаток пальца адвоката на орудии преступления», «Адвокат препятствует следствию», «Разведенная красавица арестована после таинственного убийства», «У адвоката ключ от квартиры подозреваемой…». — Мейсон поднял голову. — Ну и каша.
  — «Каша» — не то слово. А кстати, я все думаю, почему вы рассказали Трэггу о письмах и дали ключи?
  — Только так я мог подсказать Люсиль Бартон, как ей себя вести.
  — Не понимаю.
  — Допустим, письма написал кто-то другой.
  — И что же?
  — Раньше или позже, — продолжал Мейсон, — обнаружилось бы, что ключ получил и передал мне Пол Дрейк. Если ключ прислал кто-то посторонний, а я воспользовался им и проник в квартиру, я поступил незаконно. Но ежели его прислала сама Люсиль Бартон, я вошел в квартиру с ее согласия.
  Делла кивнула:
  — Теперь понимаю. Но поняла ли она?
  — Проникновение в квартиру с ее согласия, — продолжал Мейсон, — совершенно меняет дело. И если удастся еще подсказать ей, что кто-то другой прислал ключик от секретера и револьвер находился в ящике, у Трэгга будут причины поволноваться.
  — Может быть, она поняла.
  — Дьявол меня возьми, если знаю, — ответил Мейсон. — Я попробовал подсказать ей выход. Ну и поколебал уверенность Трэгга. Пусть теперь подумает. Да и Колсон… Думаю, это Колсон…
  Его прервал Дрейк, постучавший в дверь условным стуком.
  — Делла, впусти Пола.
  Делла Стрит открыла дверь.
  У Дрейка в руках была вечерняя газета.
  — Посмотри, что они написали… А, у тебя уже есть газеты.
  — Садись, Пол, — сказал Мейсон. — Что, натворили мы дел?
  — Еще каких…
  — Этот свидетель, Гошен, опознает меня, как только увидит. Я не хочу этого, — сказал Мейсон.
  — Избежать такого невозможно, — заметил Дрейк. — Почему ты не позволил сразу? Хуже, если он сделает это теперь.
  Мейсон улыбнулся:
  — Ты рассуждаешь как Трэгг. Как выглядит Холлистер? Можешь его описать?
  — Ему лет сорок семь, высокий, костлявый, брюнет с густыми бровями. Описание Холлистера у меня есть, ищу фотографию.
  Мейсон удивился:
  — Скажите-ка, еще один высокий мужчина выходит на сцену. А может, это его видел Гошен? А Дадли Гейтс, который взял в банке деньги и передал Питкину, как он выглядит?
  — Помоложе. Ему тридцать три. Плотный голубоглазый блондин среднего роста.
  — Можно вычеркнуть из списка, — сказал Мейсон. — Гошен увидел Холлистера.
  Лицо Дрейка просветлело.
  — Дельная мысль, Перри. А это вправду был Холлистер?
  Мейсон не ответил. Детектив безнадежно помрачнел:
  — Снимаю вопрос.
  — Хорошо. А как насчет Дадли Гейтса? Его нашли? Что он рассказал о деньгах из банка? — допытывался Мейсон.
  — Дадли Гейтс вместе с Холлистером. Они компаньоны. В понедельник вечером выехали по каким-то нефтяным делам, — ответил Дрейк.
  — Куда?
  — Куда-то на север. Нам не открыли куда. Это секрет.
  — А сегодня четверг, седьмое число, — размышлял Мейсон. — Уже три дня… В какое время в понедельник они уехали?
  — Скорее всего, около шести. Экономка Холлистера уходит в половине пятого. Он кого-то ждал. Потом должен был прийти Гейтс. Так что уехал, вероятнее всего, около шести. Кроме того, экономка слышала, как Холлистер говорил Гейтсу по телефону, что выйдет ровно в шесть, а он помешан на пунктуальности. Гейтсу понадобился по меньшей мере час с небольшим, чтобы добраться до нужного места.
  — Пол, — произнес Мейсон, — мне необходимо выйти отсюда так, чтобы никто не увидел.
  — Не получится. Трэгг оставил этого своего свидетеля в полицейской машине перед домом. Они только и ждут, чтобы ты вышел. Кругом тьма фотографов и репортеров.
  — Пол, ведь твое агентство открыто целые сутки?
  Пол кивнул.
  — Во всем доме круглосуточно открыто только твое.
  — Ну и что же?
  — Пол, иду к тебе.
  — Не понимаю.
  — Закрою свою контору. Делла проверит, нет ли кого-нибудь в коридоре, и мы пойдем к тебе. Она все запрет и поедет домой. Репортеры, конечно, на нее набросятся. Тогда она с милой улыбкой скажет им, что мистер Мейсон ушел полчаса назад и устроил все так, чтобы ему не мешали работать.
  — Думаешь, поверят? — спросил Дрейк.
  — Нет, — улыбнулся Мейсон. — Ввалятся сюда и увидят, что бюро закрыто.
  — Будут уверены, что ты внутри.
  — Наверное. Но им взбредет в голову масса идей. Побегут к портье, а когда появится уборщица, шакалы слетятся сюда и обнюхают каждый уголок. Конечно, незаконно. Им позарез нужны фотографии и интервью.
  Дрейк засомневался:
  — Поймут, что ты в моем агентстве, и будут сторожить дальше.
  — А мы дадим понять, что я ускользнул через черный ход.
  — Каким образом?
  — Это сделаешь ты, — улыбнулся Мейсон. — Отвезешь на грузовике большой сундук, где будут находиться важные материалы и доказательства, в гараж при моем доме. Обращаться с ним будешь очень бережно. Сундук должен быть весьма тяжелым и с отверстиями в крышке. Кто-нибудь из твоих доверенных сотрудников примчится в гараж, примет и распакует «посылку». Пока газетчики будут добираться, сундук опустеет.
  — С чего ты взял, что они туда ринутся?
  — Когда заподозрят, что я исчез из бюро, начнут допытываться у портье, мог ли я выйти через боковую дверь. У тебя и твоей секретарши начнут выпытывать. Вот тогда и проговоришься о сундуке.
  — Не дури, — сказал Дрейк. — Боковые выходы стерегут полицейские и фоторепортеры.
  — Это хорошо, — сказал Мейсон. — Они увидят, как выносят сундук, и запомнят это.
  — А что, если заподозрят неладное и заглянут внутрь?
  — Тогда придумаем что-нибудь другое. Если нет, дадим понять, что я покинул дом в сундуке.
  — Добром это не кончится, — раздраженно сказал Дрейк. — Ты сам себе набрасываешь петлю на шею. Подумай только, что напишут газеты, когда… Черт побери, Перри, это самоубийство. Бегство — всегда признание вины.
  — Несомненно, — согласился Мейсон.
  — Ты сам лезешь Трэггу в пасть. Не можешь же вечно сидеть в моем агентстве.
  — Конечно нет, — согласился Мейсон. — Но попробуем подойти психологически. Никто не стережет пустую конюшню, из которой вывели лошадь. Делла, проверь, пожалуйста, коридор. Если пуст, дай знать.
  Делла Стрит кивнула, вышла в коридор и скоро вернулась.
  — Никого, шеф, — сообщила она.
  — Пошли, Пол, — засмеялся Мейсон. — Будешь принимать гостя.
  — Ладно, — понурился Дрейк. — Пошли.
  Глава 20
  В агентстве Пола Дрейка Мейсон удобно уселся на стул у стены, положил ноги на стол, в одну руку взял чашку кофе, в другую бутерброд.
  Пол Дрейк, усевшись за стол с тремя телефонами, тоже занялся бутербродом. Когда один из телефонов зазвонил, быстро проглотил кусок и поднял трубку. Закончив разговор, сказал Мейсону:
  — Кажется, рыбка на крючке, Перри.
  — И что же? — нетерпеливо спросил Мейсон.
  — Сундук заинтересовал газетчиков. Всей оравой погнались за грузовиком, но когда добрались до твоего гаража, нашли сундук уже пустым. Тщательно его осмотрели и обнаружили отверстия в крышке. Теперь они безутешны, а Трэгг взбешен.
  — А где Гошен?
  — По последним донесениям, еще перед домом, он… — Снова зазвонил телефон. Дрейк взял трубку. — Слушаю, Дрейк… Угу… Хорошо… Сделай вот что. Проверь, точно ли он уехал домой. Может, это западня. Адрес Гошена знаешь. Съезди и понаблюдай за домом. Удостоверься, что вернулся… Хорошо, позвони. — Дрейк положил трубку. — Гошен поехал домой.
  — Ну, Пол, вышло.
  — Может, и нет, просто западня. Проверим. Он ждал несколько часов и, наверное, очень зол.
  Снова зазвонил телефон.
  — Говорит Дрейк… Так… Что такое? Ты уверен?.. Это может оказаться очень важным. Погоди минутку. Не выходи из будки и не давай разъединять… Погоди… — Дрейк прикрыл трубку и пересказал Мейсону то, что услышал: — Нашли машину Холлистера. Скатилась с горы и разбилась.
  — А Холлистер?
  — Исчез. Машина пуста.
  — Где она?
  — Примерно милях в десяти за Санта-дель-Барра, на дороге в каньон. По всему выходит, столкнули нарочно.
  — Почему считаешь, что нарочно?
  — Он так говорит. Разговаривал с дорожным патрулем. Машину нашли час назад. Двигатель стучал на малых оборотах, фары светились.
  — Как на нее наткнулись?
  — Полицейский из дорожного патруля заметил слабый след шин. Там, где дорога в скалах расширяется, а с краю отвесный обрыв в каньон глубиной метров тридцать. Чудо, что заметил. След почти стерт.
  — Где сейчас твой человек?
  — Звонит из Санта-дель-Барра.
  — Скажи, чтоб он, если полиция позволит, осмотрел машину. Хочу точно знать, что в ней есть, а чего нет.
  Дрейк повторил распоряжение детективу, потом сказал:
  — Погоди минутку, не клади трубку. — Еще раз прикрыв микрофон, обернулся к Мейсону: — Полиция мчится туда с сиреной. Сообщили Трэггу. Он приказал вытащить машину на дорогу. Это нелегко. Разве что подтянут на канате через выступ скалы.
  — Хорошо. Скажи, чтоб повертелся около полиции.
  Дрейк повторил в телефон:
  — Останься там с полицией. Все рассмотри. Как только что-нибудь узнаешь, позвони. — Положив трубку, сказал: — Недалеко уехал Холлистер.
  — Проехал десять миль, из них пять к горам. Пол, это дорога к Рашинг-Крик?
  — Силы небесные, да! — воскликнул Дрейк. — Это что-нибудь значит?
  — Не знаю.
  Мейсон заходил по комнате.
  — Ах, Пол, как жаль, что у тебя такое маленькое агентство.
  — Не могу позволить себе большего, — ответил Дрейк. — Но здесь только главная квартира. Мне, в отличие от тебя, не нужно пускать пыль в глаза клиентам.
  — Но здесь негде походить, — пожаловался Мейсон. — Через два шага упираешься в стену. Как тебе удается хоть что-то здесь обдумать?
  — Я размышляю сидя, — ответил Дрейк.
  — А как же, в такой тесноте иначе и нельзя, — отрезал Мейсон.
  — О чем думаешь?
  — О Гошене.
  — Тебе надо бы позволить ему опознать себя, а потом поднять крик, что все сделано неправильно. Рано или поздно это произойдет. А бегство всегда кажется очень подозрительным.
  Мейсон продолжал ходить по комнате.
  — Ты не вывернешься, — продолжал Дрейк. — Этот тип тебя застукает.
  — Лица мужчины он не видел, — возразил Мейсон.
  — Трэгг устроит, чтоб разглядел тебя как следует.
  — Когда выволокут машину Холлистера, Трэгг постарается что-нибудь найти. Лейтенант Трэгг — это мозг отдела убийств. Другие там не столь находчивы. С другой стороны, Трэгг играет честно, а те, другие, стараются использовать любую возможность… Некий сержант Голкомб при первом же удобном случае с радостью всадит Трэггу нож в спину. Знаешь, Пол, что мы сделаем? Есть у тебя кто-либо моего роста и с похожей фигурой? Кому можно довериться?
  Дрейк внимательно посмотрел на Мейсона:
  — У него не будет неприятностей?
  — Нет, если точно сделает то, что я скажу.
  — Есть один. Зовут Джерри Ландо. Примерно твоего роста и сложения.
  — Доверяешь ему?
  — Это свой. Доверить можно все.
  — Помню, Пол, ты меня учил: фотоаппарат и «блиц» позволяют детективу пробраться туда, куда иначе не проник бы.
  — Верно. Типа, увешанного репортерскими цацками, всегда принимают за газетчика и ни о чем не спрашивают.
  — У тебя тут есть фотоаппарат?
  — Да.
  — Хорошо. Он мне понадобится.
  — Тебе?
  — Да. Кроме того, собери несколько хороших фотографов. Найдутся такие?
  — Сколько нужно?
  — Пять-шесть.
  — Есть вечерняя школа газетных фоторепортеров. Я мог бы пригласить нескольких поспособнее.
  — Хорошо. И кликни этого Джерри Ландо. У него есть машина?
  — Да.
  — Прекрасно. Поедем на ней. Скажи, чтобы взял чемодан, и дай плащ, который Делла у тебя оставила. Попроси его поторопиться. Если будем действовать быстро, должно получиться.
  — А что задумал? — спросил Дрейк, набирая номер телефона.
  — Ты правда хочешь знать? — усмехнулся Мейсон.
  — Нет, черт возьми, — заторопился Дрейк, поднимая трубку.
  Глава 21
  Джерри Ландо был высок и хорошо сложен. Лицо добродушное. Но внимательный наблюдатель уловил бы в его темных глазах особый блеск, свидетельствующий, что их обладатель встретился в жизни не с одним препятствием и что вставать ему поперек пути небезопасно. Войдя к Дрейку, Ландо поставил чемодан на пол и сказал:
  — Я готов, мистер Дрейк. Машина внизу, бак полный. Куда ехать?
  — Ты знаком с мистером Мейсоном? Перри Мейсоном, адвокатом? — спросил Дрейк.
  — Добрый день. — Ландо подал руку Мейсону. — Очень много о вас слышал… и много читал, — прибавил он с улыбкой.
  — И сможете прочесть еще больше, — добавил Мейсон. — Мы подбросим материальчик утренним газетам.
  — Что нужно делать? — спросил Ландо.
  — Поедем в мотель. Надо найти такой, где домики расположены, как мне нужно. Потом вы наденете этот плащ. Посмотрим, как вы в нем выглядите.
  Мейсон подал плащ. Ландо сунул руки в рукава, расправил складки на плечах.
  — Совершенно как мой, — сказал он.
  — Пол, — обратился Мейсон к Дрейку, — приведи фотографов. Пусть захватят фотоаппараты, «блицы», рефлекторы. Как скоро сможешь?
  — Ох, через час.
  — Даю полчаса. Я позвоню и скажу, что им нужно делать. Пойдемте, Ландо.
  Ландо взял чемодан.
  Мейсон набросил на плечо ремешок фотоаппарата.
  — Помилуй, Перри, — взмолился Дрейк. — Я не могу так скоро…
  — Полчаса окончательный срок, — повторил Мейсон. — Идемте, Ландо.
  Они направились к двери. Дрейк быстро обернулся к Ландо:
  — Помни, Джерри, ты работаешь самостоятельно. С моим агентством ничего общего. И не позволяй этому типу втянуть тебя во что-нибудь такое…
  — Что до меня, — ответил Ландо, — то когда я с мистером Мейсоном, я поступаю так, как велит мой адвокат.
  Возле лифта встретился ночной портье. Увидев Мейсона, он широко раскрыл рот от удивления.
  — А я думал… Говорили, вы вышли.
  — Ерунда, — ответил Мейсон. — Я работал допоздна.
  — Но… В бюро вас ведь не было.
  — Конечно нет. У меня было совещание с Полом Дрейком.
  — Ах, чтоб меня… — произнес портье. — Если б вы видели, как они крутились около сундука — того, что увезли. Сейчас им скажу…
  — Лучше сейчас ничего им не говорите, — попросил Мейсон. — Пусть сами обнаружат ошибку. В конце концов, не вы в ответе за то, что они понапишут в своих газетах.
  Произнося это, Мейсон вынул из бумажника новенькую десятидолларовую купюру, свернул ее и сунул в руку улыбающемуся портье.
  — Ваша машина перед домом?
  — У самого входа, — ответил Ландо.
  — Хорошо. Этот кусочек пробежим. Возможно, еще наблюдают за домом и входом, хотя не думаю, чтоб кто-либо еще остался.
  — Когда я приехал, никого не было, — подтвердил Ландо. — Все смылись.
  — Прекрасно.
  Они прошли через холл незамеченными и сели в машину.
  — Куда едем?
  — Главной дорогой на север, — пояснил Мейсон, — и, пожалуйста, обращайте внимание на мотели. Когда попадется подходящий, остановимся.
  Проехали несколько миль, когда Мейсон наконец произнес:
  — Пожалуй, такой и нужен. И табличка «Свободные места». Да, остановимся здесь.
  — Что я должен делать?
  — Если есть — двухкомнатный домик, если нет — можно и однокомнатный. Только в самом конце. Запишите свою фамилию и укажите, что вы с коллегой. Дайте регистрационный номер своей машины. Больше им ничего не потребуется. Все понятно?
  — Да.
  Не выключая двигателя, Ландо остановил машину перед домиком с табличкой «Контора» и вышел. Через несколько минут появился в обществе толстой женщины с ключом в руке.
  Ландо подал знак Мейсону, тот сел на место шофера и медленно поехал за женщиной, которая остановилась перед одним из последних домиков. Она вошла туда вместе с Ландо, в домике зажегся свет, через минуту Ландо показался в дверях и кивнул Мейсону.
  Дождавшись ухода женщины, Мейсон вышел из машины и осмотрелся.
  — Порядок? — спросил Ландо.
  — Порядок, — ответил Мейсон. — Теперь позвоним Полу Дрейку.
  — Телефон в конторе.
  — Туда нам не надо. Неподалеку станция обслуживания с телефоном. Поедем.
  — Хорошо, — сказал Ландо. — Поведу я?
  — Да. По дороге расскажу, что надо делать.
  Ландо оставил в доме свет, запер дверь на ключ и уселся за руль.
  — Позвоните Дрейку и сообщите адрес. Пускай фотографов со всеми их аппаратами пришлет сюда.
  — Хорошо.
  — Потом, — продолжал Мейсон, — подождите десять минут и позвоните в полицию. Попросите сержанта Голкомба из отдела убийств. Отрекомендуйтесь представителем «Блейд» и пообещайте в обмен на охрану дать сведения, благодаря которым он сможет обставить всех в полиции. А остальные газеты об этом и знать ничего не должны.
  — А если не согласится?
  Мейсон ответил с усмешкой:
  — Сержант Голкомб пообещает все и всем, чтобы только опередить других полицейских.
  — Что я должен сказать?
  — Что ваши репортеры выследили Перри Мейсона в мотеле. Дайте ему адрес, номер домика и скажите, что сам Мейсон не зарегистрировался, но его привез Джерри Ландо, агент Пола Дрейка. Назовите номер машины, марку и все остальное. Пусть привезет сюда Гошена. Когда тот опознает Мейсона, ваша газета первой опубликует это, а вы получите награду за своевременную интересную информацию.
  — Хорошо. Что еще?
  — Потом позвоните редактору «Блейд». Скажите ему, что располагаете сенсационной информацией и что, если она окажется правильной, явитесь потом за вознаграждением. Скажите также, что отдел убийств высылает сюда Гошена, чтобы он опознал Перри Мейсона.
  Ландо внимательно посмотрел на Мейсона, лицо которого выражало спокойствие и откровенность.
  — Этот тип, Голкомб, знает вас?
  — И даже очень хорошо.
  — А не испортит ли он всю игру?
  — Голкомб мечтает о славе. Он всегда старается подчеркнуть, что ему удается то, что не по силам Трэггу.
  — Я пока еще не понял, чего вы добиваетесь? — сказал Ландо.
  — Голкомб фетишизирует факты и готов их добыть любой ценой. Он заставит Гошена опознать меня. Трэгг так далеко не зашел бы.
  — И я должен быть свидетелем того, что скажет Голкомб, когда увидит вас?
  — Голкомб ничего не увидит, — ответил Мейсон.
  — Как это понимать?
  — Вы пробовали разглядеть что-нибудь в темноте, если перед этим вас ослепила дюжина рефлекторов?
  — Ах, черт возьми! — Ландо восхищенно взглянул на Мейсона. Потом вышел из машины и начал звонить.
  Глава 22
  Мейсон, в черном плаще Дрейка, встретил машину с фотографами, подробно проинструктировал их и развел по местам, как футбольный тренер, дающий установку на игру.
  Со стороны шоссе донесся скрежет тормозов. Какая-то машина свернула на дорогу к мотелю. Длинная антенна, красная осветительная лампа… Ясно — полицейская.
  — Прикатили, голубчики, — констатировал Мейсон.
  Остановившуюся полицейскую машину окружили фотографы. Блеск вспышек, яркий свет от рефлекторов ослепили и водителя, и пассажиров.
  — Эй, — проворчал сержант Голкомб, — что вы тут делаете?
  — Только фото для газеты, лейтенант Трэгг, — сказал один из фотографов.
  — Я не лейтенант Трэгг. Меня зовут Голкомб. Запишите фамилию как следует: Г-О-Л-К-О-М-Б.
  — Уже записали. Еще один снимок, хорошо?
  Снова яркий свет на мгновение ослепил сержанта. Пользуясь этим, Мейсон продвинулся ближе, держа в руках аппарат «спид-грэфик». Сержант выключил зажигание и протянул руку к домикам.
  — Мейсон в самом деле здесь?
  — Здесь. Мы проверили в регистрационной книге. С ним агент Дрейка.
  Ослепительные вспышки вспороли темноту.
  — Минутку, — запротестовал Голкомб. — Сегодня ведь не Четвертое июля.
  — Идет! — крикнул кто-то. — Он увидел лампы и выходит. Понял, что накрыли.
  — Идет, — сказал Голкомб Гошену.
  Выбежавший из домика человек был одет в светлый плащ и загораживал лицо шляпой. Он бежал к полицейской машине.
  Фотографы встали полукругом и начали делать снимки при вспышках.
  Человек, заколебавшись, остановился, повернулся, надел шляпу и медленно, с достоинством удалился в сторону домика.
  Фоторепортеры побежали за ним, продолжая снимать. Мейсон не отходил от полицейской машины.
  — Ну и что же, — обратился Голкомб к сидевшему рядом мужчине. — Вы его разглядели? Это он, верно?
  В ответ молчание.
  — Так что же? — переспросил Голкомб.
  — Да, это он, — ответил Гошен.
  Сержант Голкомб захохотал, включил зажигание и развернулся.
  — Надеюсь, снимки удачные! — вскричал он. — До свидания, мальчики!
  Когда полицейская машина скрылась, Мейсон повернулся к фотографам:
  — Порядок, ребята. Теперь поторопитесь проявить снимки. Пусть каждый запомнит свои, чтобы мы смогли определить, кто что сделал.
  Мейсон посмотрел вслед уезжавшим, потом вернулся в домик и улыбнулся Джерри Ландо.
  — У меня хорошо получилось? — спросил тот.
  — Великолепно, — подтвердил Мейсон.
  — Была хорошенькая сумятица. Эти «блицы» здорово ослепляют.
  — Теперь поменяемся плащами, — предложил Мейсон. — Этот черный сидит неважно. В светлом будет удобнее. Сейчас должна прибыть машина из «Блейд»… Наверное, это она.
  Когда машина боковой дорогой подъехала к домику, стал виден свет фар. Ландо выглянул за дверь. Мужской голос произнес:
  — Мы из «Блейд». Нужно интервью с мистером Мейсоном.
  — О чем вы говорите? — спросил Ландо.
  — О, пусть войдут, — сказал Мейсон. — Раз уж меня нашли, надо дать интервью. Не станем выкручиваться.
  Журналист и фотограф вошли в дом.
  — Здравствуйте, мистер Мейсон, — приветствовал адвоката журналист.
  — Здравствуйте, — улыбнулся Мейсон.
  — Погоняли вы полицейских. Набегались всласть.
  Фотограф поднял аппарат, блеснула вспышка.
  — Я тут занимаюсь одним делом, — объяснил Мейсон, — и не хочу, чтоб все знали, где нахожусь. Но полицейских не избегаю. Откровенно говоря, они уехали минут десять назад. Хотите сделать еще один снимок? Приезжали сержант Голкомб с Гошеном.
  Новоприбывшие пожелали сделать еще несколько снимков и попросили Мейсона встать в дверях.
  — И выйдите, пожалуйста, из дома, — попросил фотограф, он теперь стоял перед домиком. Мейсон отворил дверь и вышел, закрывая часть лица шляпой.
  — Прекрасно, — обрадовался фотограф. — Выглядит, будто вы хотели спрятать лицо, а я зашел сбоку, и мне удалось заснять.
  — Может быть, расскажете что-нибудь о деле, которое сейчас ведете? — предложил газетчик.
  — Очень жаль, но сказать ничего не могу.
  Тот посмотрел на часы:
  — Достаточно, Джек. Пойдем проявим пленку. Вы говорите, Голкомб был тут?
  — Да. Позвоните, он расскажет подробности.
  Глава 23
  На следующий день около полудня, когда Мейсон сидел в бюро и работал, хотя и без особого старания и интереса, ему сообщили о приходе лейтенанта Трэгга. Он вошел сразу же вслед за Герти, которая хотела о нем доложить.
  — Извините, ворвался, не дождавшись, пока доложат. Но у вас привычка ускользать, исчезать и прятаться в сундуках…
  Мейсон раздраженно прервал его, указав на газеты:
  — Черт побери, Трэгг, чем вызваны эти сплетни?
  — «Блейд», наверное, получила сведения из первых рук и опередила других, — ответил Трэгг. — Вы развлеклись неплохо, а?
  — Средне.
  — Гошен вас опознал. Знаете?
  — В самом деле?
  — Конечно. Он видел вас бегущим и идущим. — Трэгг поудобнее уселся на стуле. — Послушайте, Мейсон, вы рискуете многое потерять в этой игре. Недопустимо, чтобы эта маленькая предательница запутала вас настолько, что вы разрушите свою профессиональную карьеру.
  — Стараюсь не допустить этого.
  — Тогда откройте карты.
  — Я уже говорил. Вы, Трэгг, — честный игрок, но в офисе окружного прокурора есть те, кто только и мечтает подловить меня на чем-нибудь. Они пойдут на все, только бы подставить мне ножку.
  — Вас уже поймали.
  — Пусть докажут.
  — Они могут поразить вас.
  — Я тоже могу их поразить. Каким образом сержант Голкомб узнал вчера, где меня найти?
  — Не ведаю, — ответил Трэгг. — Откровенно говоря, хотел узнать от вас. Голкомб утверждает, что допер своей сообразительностью и отличной детективной работой. Думаю, кто-то, может быть… подчеркиваю, может быть, вы понимаете? — просто сообщил ему.
  — «Блейд» напечатала первая. Вы не думаете…
  — Нет, Голкомб взъярился на «Блейд».
  — Почему?
  — Они не тиснули его фотографию. Только снимки, где вы даете интервью уже после отъезда Голкомба и выходите, пытаясь заслониться шляпой.
  — Представляю его разочарование, — сказал Мейсон. — Мне вот абсолютно безразлично, появятся мои фотографии в газетах или нет.
  Трэгг улыбнулся:
  — Но ему-то не все равно.
  — Правда?
  — Сами отлично знаете. Он изъездил весь город, скупая газеты и давая понять, что одержал победу там, где я не смог.
  — Он ставит себя под удар.
  Трэгг долго и внимательно смотрел на Перри Мейсона.
  — В докладе Голкомба кое-что не сходится.
  — Чересчур необычен?
  — Я не хочу комментировать то, что он говорит о проделанной им работе. Меня интересует то, что он говорит о фотографах.
  — О?..
  — По Голкомбу получается, что они там прямо роились.
  Мейсон закурил.
  — Что ж, сержант Голкомб известен своей наблюдательностью. Наверное, он прав.
  — Зато совсем не было журналистов. Только фотографы. Это необычно и заставляет задуматься.
  Мейсон пустил дым к потолку.
  — Более того, если так много фотографов, снимки должны были поместить все газеты в городе. Но они только в «Блейд».
  — Все неясности с сержантом Голкомбом основаны на том, — заметил Мейсон, следя глазами за восходящей струйкой дыма, — что он подгоняет факты к своим домыслам. Не знаю, заметили ли вы, но сержант Голкомб вначале изобретает ситуацию, а потом пробует подобрать к ней факты.
  Трэгг понимающе посмотрел на Мейсона. Вынул сигару, откусил кончик и закурил.
  — Очень жаль, не могу обещать вам неприкосновенность в офисе окружного прокурора.
  — Знаю, — ответил Мейсон.
  — В создавшейся ситуации Люсиль Бартон обвиняется в убийстве. Они поторопятся с предварительным слушанием дела, отложив все остальные на неопределенный срок.
  — Гм…
  — Они готовы втянуть в игру и других, когда несколько прояснится ситуация, что произойдет, как они предполагают, во время предварительного слушания, — констатировал Трэгг. — Вы, разумеется, догадываетесь, речь идет о вас.
  — Я ожидал, что за мной придут утром, — сказал Мейсон. — Даже подумал, что вы пришли именно для этого. Приводил дела в порядок и…
  — Появились осложняющие обстоятельства, — улыбнулся Трэгг.
  — Какие?
  — Например, машина Холлистера.
  — Самого Холлистера нашли?
  — До сих пор нет. Повезло, что мы наткнулись на эту машину. Могла пролежать незамеченной несколько месяцев.
  — А Дадли Гейтс?
  — Он узнал, что его разыскивают, и позвонил сам. Он в Гонолулу. Вылетел по делам. Факты изложил очень ясно, но они только усилили таинственность исчезновения Холлистера. Гейтс должен был выехать с ним около шести. Однако днем неожиданно выявилось неотложное дело, и он решил лететь в Сан-Франциско, а оттуда в Гонолулу. Будто бы сообщил обо всем Холлистеру. Тот позвонил в Сан-Франциско. Разговор состоялся примерно в четверть шестого. Мы проверили, это правда. Холлистер звонил на аэродром Сан-Франциско и просил вызвать Гейтса. Гейтс утверждает, что Холлистер сказал, будто выедет из Санта-дель-Барра в течение часа.
  — Очень интересно.
  — Это все меняет. Попробуйте посмотреть на ситуацию глазами окружного прокурора.
  — А выяснили, что делал Холлистер в тот день?
  — В понедельник, после ухода экономки в половине пятого, намеревался куда-то поехать. Машина стояла у подъезда. Сказал, что уедет самое позднее около шести. Где был потом, установить не удалось.
  — Как выглядит экономка?
  — Неплохо. Лет сорока. Доложила, что он крутил с Люсиль, а та вытягивала деньги на мебель, восточные ковры, старинные секретеры и многое другое.
  — Она недолюбливает Люсиль?
  — Всеми печенками.
  Мейсон покивал:
  — Да и с чего бы любить? Лейтенант, в какую сторону двигалась машина, перед тем как ухнула вниз?
  — По следам решить трудно. В том месте дорога достаточно широка, дальше неожиданный спуск. Следы едва видны и почти перпендикулярны дороге. Но скорее всего, ехал из Санта-дель-Барра… Кто-то выкинул старый номер: на первой скорости повернул машину на край дороги и выскочил на ходу.
  — Вы, конечно, обыскали обрывы и спуски за тем уклоном?
  — За уклоном?
  — Да. Если бы кто-нибудь захотел избавиться от того, что у него в автомобиле, а потом и от самого автомобиля, то нашел бы место, где можно сбросить автомобиль с выступа скалы. Но, естественно, он избавился бы от того, что у него в автомобиле, после того как найдет нужное ему место.
  — Значит, это случилось бы перед уклоном. Машина шла из Санта-дель-Барра.
  — Конечно. Водителю нужно было сперва найти место, где можно избавиться от машины.
  Трэгг углубился в раздумья.
  — От чего-нибудь тяжелого он должен был избавиться, пока сам еще был в машине… — Трэгг вскочил. — Ну, я пошел.
  — Заходите в любое время, — пригласил Мейсон.
  Рукопожатие было крепким.
  — Спасибо, зайду.
  Когда он исчез, Мейсон подмигнул Делле сквозь облачко дыма.
  — Вы явственно пообещали: сержант Голкомб пожалеет, что так поторопился с вашим опознанием, шеф.
  — Тебе показалось так, Делла?
  — Да.
  — Значит, Трэгг расценит это точно так же.
  Делла, наморщив лоб, поглядела на Мейсона:
  — Вы нравитесь ему. То есть по-человечески, не как официальное лицо.
  — Думаю, так и есть, — ответил Мейсон.
  Глава 24
  В воскресенье, девятого, около полудня Пол Дрейк позвонил Перри Мейсону на квартиру.
  — Для тебя новости, Перри.
  — Да? — спросил Мейсон. Он вытянулся поудобнее в кресле с откидной спинкой и переставил телефон поближе. — Какие же?
  — Нашли тело Холлистера.
  — Где?
  — Мили за полторы перед местом, откуда сброшена машина.
  — Ну и ну, — произнес Мейсон. — Это уже интересно.
  — Он тоже убит выстрелом в голову, но из автоматического пистолета сорок пятого калибра.
  — Умер сразу?
  — Практически да.
  — Где лежало тело?
  — Его сбросили с обрыва, а потом оттащили по склону, присыпали немного землей и тем, чем еще смогли. Погребение настоящее, хотя немного поспешное.
  — Послушай, Пол. Это важно. Было ли что-нибудь необычное в том, как выглядело тело? Например, в его позе?
  — Да. Завернуто в брезент и увязано так, что колени прижаты к груди, голова наклонена и плечи привязаны к коленям. Часы Холлистера разбиты, показывают 5.55. Часы в машине — 6.21. Как предполагает полиция, случайный спутник убил Холлистера, съехал на боковую дорогу, обыскал его и связал так, чтоб легче сбросить. Через двадцать шесть минут избавился от машины. В карманах Холлистера ни цента, а он обычно не выходил без крупных сумм. Однако полиция, не забывшая о его связи с Люсиль Бартон, действует неторопливо, не желает поспешных решений.
  — Значит, полиция здорово в замешательстве?
  — Да, начинают прояснять ситуацию. Готовят обвинение Люсиль Бартон в убийстве и стараются ускорить предварительное слушание.
  — Это хорошо, — сказал Мейсон. — А как удалось найти тело?
  — Заслуга Трэгга. Он подозревал, что тот, кто сбросил машину и желал скрыть тело Холлистера, ехал из Санта-дель-Барра, а потом свернул. Трэгг был уверен, что убийца, прежде чем избавиться от тела, должен был найти на дороге место достаточно широкое, чтобы развернуть машину. Поэтому лейтенант начал осматривать крутые склоны и приглядываться к местам со свежеразрытой землей. Таким образом нашел то, что искал, и теперь выслушивает похвалы за хорошую работу.
  — Я рад, так и должно быть, — сказал Мейсон. — Он случайно не говорил, не получил ли откуда-нибудь сведения?
  — Нет. Просто у него хороший нюх.
  — Понятно, — согласился Мейсон. — А что нашли, кроме тела?
  — Ничего. Разве мало?
  — Мало. Если Холлистер уезжал на несколько дней, он должен был взять с собой какие-нибудь…
  — Хочешь сказать — вещи?
  — Именно.
  Дрейк отозвался не сразу.
  — Перри, это интересно. Никаких вещей не было!
  — Большое спасибо, что позвонил, Пол. Не думаю, чтобы захотели арестовать кого-нибудь до предварительного слушания дела Люсиль Бартон. Увидишь, Пол, все еще переменится.
  — А если не переменится, то да поможет нам небо, — печально сказал Пол и повесил трубку.
  Глава 25
  Перри Мейсон, разглядывая переполненный зал суда, тихонько разговаривал с Полом Дрейком и Деллой Стрит.
  — Гамильтон Бергер, окружной прокурор, будет лично задавать вопросы во время предварительного слушания. Несомненно, целит в меня, — тихо произнес Мейсон.
  Дверь в комнату судей отворилась. Судья Осборн вошел в зал и уселся на свое место.
  — Народ против Люсиль Бартон, — провозгласил он. — Сегодня предварительное слушание дела. Вы готовы, господа?
  Полный достоинства Гамильтон Бергер, огромный и нескладный, похожий на большого медведя, встал и начал вещать приторно сладким голосом, показывая этим, что совершенно одинаково относится к обеим сторонам. Обычно это производит хорошее впечатление на присяжных.
  — Ваша честь, — начал он, — мы готовы. Должен откровенно признать, смерть Хартвелла Питкина до сих пор еще покрыта завесой тайны. Но в ходе предварительного слушания мы намерены доказать, что совершено преступление и есть основания полагать, что его совершила обвиняемая. Ваша честь, я надеюсь, что доказательства, которые мы представим, прояснят определенные таинственные события, и хотел бы добавить, что, прежде чем закончится дело, мы, вероятно, попросим ордер на арест по крайней мере еще одной особы.
  Тут Гамильтон Бергер многозначительно посмотрел в сторону Перри Мейсона.
  — Ваша честь, мы готовы приступить к делу, — сказал Мейсон. — Просим только дать возможность ознакомиться с доказательствами обвинения и выслушать свидетелей со стороны народа в ходе перекрестных допросов.
  — Хочу заметить, — проворчал Бергер, — что следствие по этому делу было затруднено тем фактом, что адвокат занимался делами обвиняемой с самого начала, даже до убийства Хартвелла Питкина.
  — Прошу представить доказательства, — отпарировал Мейсон, — и не воздействовать на суд.
  — Я не стараюсь воздействовать на суд, — огрызнулся Бергер, кипя раздражением, — я только пытаюсь объяснить суду, что мы с самого начала натолкнулись на трудности. Из-за тактики, примененной защитой, наши свидетели не могли совершить опознание.
  — Какой тактики? — изумленно спросил Мейсон.
  — Во-первых, отказ встать для облегчения опознания, — сказал Бергер, возвысив голос, чтобы было слышно во всем зале, — а во-вторых, ваша честь, защитник позволил себе оставить дом, где находится его бюро, в сундуке, вынесенном через черный ход, и только для того…
  — Это неправда, — спокойно возразил Мейсон.
  — Господа, господа, — предупредил судья Осборн, — для таких разговоров сейчас не время и не место. Господин окружной прокурор, если у вас есть доказательства, представьте их.
  — У него нет никаких доказательств, и он не может их получить, — утверждал Мейсон.
  — Не говорите, что нет и что не могу их получить! — выкрикнул Бергер, внезапно потемнев лицом. — Я вам покажу, есть ли у меня доказательства или нет. Дайте мне только малейший шанс, и я докажу, что вы были вынесены в сундуке из дома, где находится ваше бюро, чтобы свидетель Карл Эверт Гошен не смог вас опознать; что потом вы отправились с охраной в мотель «Слипвелл», где пытались скрыться и где свидетель нашел вас и без всяких сомнений опознал.
  — Докажите это, — сказал Мейсон.
  — В ту минуту, когда я попробую доказать это при слушании нынешнего дела, вы внесете протест, что это не относится к делу, — гордо отпарировал Бергер. — Вы хорошо знаете, что у нас связаны руки.
  — Если у вас есть свидетели, которые могут доказать что-либо подобное, я не стану вносить протест, — сказал Мейсон.
  — Господа, господа, — снова вмешался судья Осборн, — суд тоже вправе сказать слово по этому делу. Время у нас ограничено. Это только предварительное слушание и…
  — Если ваша честь позволит мне принять предложение защиты, — сказал Гамильтон Бергер, — я докажу, что мы недаром потратили время. Наоборот, это будет, как убедится ваша честь, важнейшим моментом во всем деле. Я разобью в пух и прах все фортели этого адвоката, покажу его настоящее лицо, я…
  Судья Осборн постучал молоточком по столу.
  — Господин окружной прокурор, прошу воздержаться от оскорбительных замечаний личного характера.
  — Прошу прощения, ваша честь, — сказал Бергер, с трудом овладевая собой. — Тактика, с которой я столкнулся в этом случае, привела к тому, что я немного утратил самообладание. Защитник публично высказал нам предложение. Я не думаю, что он захочет его повторить, но хотел бы…
  — Прошу представить доказательства, — прервал его судья Осборн. — У суда нет времени на побочные дела, но вы хорошо знаете, что суд с радостью приветствует каждую оправданную попытку выявить истину.
  — Очень хорошо, — насмешливо сказал Бергер. — Защитник обещал не вносить протестов. Я сейчас представлю предварительное доказательство corpus delicti, показывая, что Хартвелл Питкин работал у Стивена Аргайла слугой и шофером, что пятого числа этого месяца он был застрелен из револьвера «смит-и-вессон» номер S65088. Вызываю свидетеля лейтенанта Трэгга.
  Трэгг занял свидетельское место, сказал, что работает в полиции в отделе убийств, что пятого числа этого месяца его вызвали к гаражу за домом номер 719 по Саут-Гондола и что он обнаружил там тело Хартвелла Питкина.
  Потом он описал тело, его положение, доложил о следственных действиях.
  — Лежал ли револьвер возле правой руки убитого? — спросил Бергер.
  — Да, — подтвердил Трэгг. — Это был «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, номер S65088. С него постарались соскрести все номера, но проглядели один. В барабане было пять патронов из шести и одна гильза.
  — Это тот револьвер? — спросил Бергер, показывая оружие.
  — Да, тот самый.
  — Ваша честь, прошу записать этот револьвер для опознания.
  — Хорошо, будет записан.
  — Вы говорили, лейтенант, что револьвер был найден около тела?
  — Да, сэр, но эксперимент с воском показал, что этим оружием убитый не пользовался. Кроме того, из раны на голове вытекло много крови. Мы нашли револьвер в луже крови. Следы ее были только на одной стороне, той, что касалась пола. Рука убитого была в крови, револьвер — нет. Снаружи на револьвере не нашли никаких отпечатков пальцев и следов крови.
  — А внутри? — спросил Бергер.
  — Внутри — да. И, как установлено впоследствии, это отпечаток указательного пальца мужчины.
  — Какого мужчины? — спросил Бергер.
  — Перри Мейсона, — ответил Трэгг.
  — Отпечатки пальца у вас при себе?
  — Да.
  — Ваша честь, — извиняющимся тоном произнес Бергер, — может быть, это и неправильный способ предоставления доказательств. Я должен показать сначала фотографию отпечатка пальца, найденного на револьвере, а потом фотографию отпечатка пальца мистера Мейсона и сравнить их. Но поскольку об идентификации отпечатка нет и речи и потому…
  — Я не протестую, господин окружной прокурор, — прервал Мейсон. — Пожалуйста, делайте так, как считаете нужным.
  — Благодарю вас, — саркастически отрезал Бергер. — Лейтенант Трэгг, если у вас есть фотографии тех отпечатков, присоединим их к доказательствам обвинения. Доказательство А: отпечаток пальца, снятый с внутренней стороны револьвера. Доказательство Б: отпечаток правого указательного пальца мистера Мейсона. Можете ли вы, лейтенант, описать обстоятельства, при которых вы получили отпечаток пальца мистера Мейсона?
  — Это было в четверг, шестого. Я отправился в бюро мистера Мейсона с мистером Гошеном…
  — Его полное имя?
  — Карл Эверт Гошен.
  — Вы разговаривали с мистером Мейсоном?
  — Господин окружной прокурор, не считаете ли вы, что это никак не относится к делу? — спросил судья Осборн.
  — Я считаю, что это имеет кое-что общее с нашим делом. Мистер Мейсон не протестует.
  — Я понимаю положение мистера Мейсона. Однако у меня нет желания выслушивать не связанные с делом и основанные на слухах доказательства.
  — Это не слухи. Это касается сути дела.
  — Да? Пожалуйста, продолжайте.
  — Тогда с вами был мистер Гошен, — продолжил Бергер. — А кто еще?
  — Обвиняемая Люсиль Бартон, мистер Артур Колсон, который — на это все указывает — был заинтересованным лицом при покупке оружия, и полицейский в штатском.
  — Мистер Мейсон согласился дать отпечатки своих пальцев?
  — Да.
  — Как он объяснил, что отпечаток его пальца оказался на револьвере?
  — Он признался, что пользовался ключом, присланным по почте, чтобы войти в квартиру Люсиль Бартон в день убийства…
  — Господа, господа, — прервал судья Осборн, — несмотря на отсутствие протеста со стороны защиты, я считаю, что…
  — Но он признался в том, что видел этот револьвер в квартире обвиняемой! — сказал Бергер.
  — Какой-то револьвер, — поправил его Мейсон.
  — Револьвер, похожий на этот, — парировал Бергер. — Это, наверное, имеет существенное значение для данного дела.
  — Думаю, да, — признал его правоту судья Осборн. — Говорите дальше.
  — Я сказал тогда мистеру Мейсону, — продолжал Трэгг, — что мистер Гошен — свидетель, который в то время, когда было совершено преступление, заметил двух человек около гаража, где было найдено тело. В одном из них Гошен опознал обвиняемую. Ее сопровождал мужчина, похожий по описанию на мистера Мейсона. Я попросил мистера Мейсона встать, чтобы мистер Гошен мог посмотреть, его ли он видел около гаража, но мистер Мейсон отказался.
  — Вы хотите сказать, что он отказался встать, — с нажимом и недоверием в голосе произнес Бергер. — Вы хотите сказать, что мистер Мейсон, юрист и адвокат, не согласился встать, чтобы позволить свидетелю увидеть, он ли сопровождал…
  — Считаю этот вопрос риторическим. На него, по существу, уже получен ответ, — прервал его судья Осборн. — Суд хочет вести слушание в границах закона. Правда, это совершенно необычный случай, защитник не пользуется своим правом протестовать. — И судья Осборн с неодобрением взглянул на Мейсона.
  — Ваша честь, — сказал Мейсон, — не подлежит сомнению, что окружной прокурор готовит подрыв моей репутации путем инсинуаций и различных предположений. Он, конечно, знает, что в зале находятся представители прессы. Я полностью отдаю себе отчет в том, что, провоцируя мой протест, он хочет произвести впечатление, будто я стараюсь скрыть истинные факты. Поэтому предоставляю ему возможность действовать с развязанными руками. Если он знает какие-либо факты, пусть обнародует их.
  — Понимаю вас и ценю ваше поведение, мистер Мейсон. Суд, однако, не может стать ареной для личных выпадов, — сказал судья Осборн.
  — Ваша честь, это не личные выпады, — запротестовал Гамильтон Бергер. — Они ведут к сути дела.
  — Так откройте же нам эту суть, — произнес судья.
  — Ну что же, пытались ли вы потом дать возможность мистеру Гошену опознать мистера Мейсона?
  — Конечно.
  — Что для этого сделали?
  — Мы ждали в машине перед входом в здание, где находится бюро мистера Мейсона. Мистер Гошен был рядом со мной. Я также договорился с репортерами, они расположились у черного хода и должны были просигналить мне, если бы мистер Мейсон попробовал выйти.
  — А что сделал мистер Мейсон?
  Трэгг улыбнулся и сказал:
  — Он приказал вынести его в сундуке через черный ход, как вещи.
  По залу прошелестел смех.
  — А мистер Гошен потом опознал мистера Мейсона?
  — Меня при этом не было, — ответил Трэгг. — Там был один из моих сотрудников, сержант Голкомб.
  — Перекрестный допрос, — сказал Бергер с торжеством.
  — Откуда вы знаете, что меня вынесли из дома в сундуке, лейтенант? — с улыбкой спросил Мейсон.
  — Возможно, это разговоры, — быстро поправился Трэгг. — По правде говоря, я знаю об этом только из газет и из того, что мне сказали. Сам в сундуке я вас не видел… — Он улыбнулся.
  — Вы говорили с кем-нибудь, кто видел меня в сундуке, лейтенант?
  — Нет.
  — Есть ли у вас повод верить, что я находился внутри сундука?
  — Да.
  — Какой?
  — Только таким образом вы могли незаметно исчезнуть из здания.
  — Я позволю все объяснить, лейтенант. Быть может, вы знаете, что я в тот вечер был в агентстве Пола Дрейка и вышел от него много позднее времени отправки сундука. От ночного портье вы могли бы узнать, что я вышел из бюро и спустился на лифте вместе с мистером Дрейком и одним из его сотрудников, мистером Джерри Ландо, который, кстати, присутствует здесь и может ответить на вопросы.
  Лицо Трэгга выразило изумление.
  — Вы хотите сказать…
  — Я сказал именно то, что хотел сказать, лейтенант. Можете поговорить с мистером Ландо. И тогда не придется бросать мне обвинение, основанное на слухах. А теперь благодарю вас, лейтенант. У меня больше нет вопросов.
  Трэгг и Бергер обменялись взглядами. Трэгг оставил свидетельское место. Оказавшись в зале, он обернулся и спросил:
  — Где тут Джерри Ландо?
  — Здесь, — вставая, ответил Джерри.
  — Оставим это, — отозвался Бергер, скрывая замешательство под чрезмерной воинственностью. — Прошу сержанта Голкомба занять место свидетеля, и мы выясним этот вопрос. Очень быстро.
  Сержант Голкомб подошел, широко шагая, поднял руку для присяги, произнес ее и с довольной выжидательной усмешкой уселся на свидетельское место.
  Гамильтон Бергер задал несколько вступительных вопросов об имени, возрасте, месте жительства, профессии и наконец перешел к делу.
  — Сержант, — спросил он, — где вы были вечером шестого сего месяца? Это был четверг, вы помните?
  — Помню, — усмехнулся Голкомб. — Я нашел Перри Мейсона в мотеле «Слипвелл». Приехал туда со свидетелем Гошеном. Мы поехали совершить опознание. И совершили.
  Сержант Голкомб с удовлетворением улыбнулся, вспомнив события того вечера.
  — Что произошло, когда вы туда прибыли? — спросил Бергер.
  — Мы отправились в мотель. Сведения об этом, должно быть, просочились к журналистам, потому что, когда мы приехали, там было полно фоторепортеров из газет. Когда мы подъехали, они начали делать снимки. Я не успел сказать, чтобы они этого не делали.
  — Что было потом?
  — Когда начались вспышки, Мейсон, который находился в домике номер шесть, очевидно, вместе с тем Джерри Ландо, который зарегистрировался в регистрационной книге… Ну, Мейсон выбежал и, увидев фоторепортеров, закрыл лицо шляпой, чтобы помешать им сделать снимок, но они так и начали стрелять своими вспышками. Видя, что попал в западню, он повернулся и пошел обратно в домик.
  — Вы пошли за ним?
  — Нет.
  — Почему нет?
  Сержант Голкомб улыбнулся и сказал:
  — Мне это было не нужно. Я достиг того, чего хотел. Свидетель Гошен, который был со мной и видел Мейсона, выбежавшего из дома и возвращающегося, рассмотрел рост и сложение Мейсона и определенно опознал его как человека, которого видел около гаража в то время, когда было совершено убийство. Обвиняемую Люсиль Бартон он опознал раньше.
  — Способ представления доказательства не согласуется с законом, — провозгласил судья Осборн. — Свидетель Гошен должен говорить сам за себя.
  — Он и будет говорить, — пообещал Гамильтон Бергер. — Я только принял вызов Мейсона и представляю доказательства, о которых говорил. Прошу, ваша честь, обратить внимание на то, что это заняло у меня меньше двадцати минут.
  — Очень хорошо, — сказал судья Осборн. — Это, конечно, необычно и еще ни разу не встречалось, чтобы защитник не провозгласил протеста против этих, основанных на слухах доказательствах.
  — Ваша честь, это не слухи, — запротестовал сержант Голкомб. — Я был при том, когда Гошен опознал Мейсона. Я слышал, что он говорил.
  — Именно это я и называю слухами, — сказал судья Осборн. — Вы не знаете точно, был ли тот мужчина у гаража действительно Перри Мейсон. Вы знаете только то, что говорил свидетель. Он должен сам говорить за себя.
  — Он будет говорить, ваша честь, — быстро вмешался Бергер. — Я вызову его сразу после сержанта, если пожелает суд.
  — Так прошу закончить показания этого свидетеля, — сказал судья Осборн.
  — Я уже закончил, — торжествующе объявил Бергер.
  Сержант Голкомб поднялся со своего места.
  — Минуточку, — произнес Мейсон, — я хотел бы задать свидетелю пару вопросов в связи с этим опознанием в мотеле «Слипвелл». Сержант, вы меня давно знаете?
  — Да.
  — Вы опознали именно меня, когда я выбежал из домика? В присутствии Гошена вы воскликнули: «Вот он. Это Мейсон!» — или что-то в этом роде?
  — Мне незачем было что-то говорить. Он узнал вас сразу, когда вы выбежали.
  — Может быть, вам незачем было говорить так, но у вас все же вырвались эти слова?
  — Может быть, так.
  — Мужчина, который выбежал, заслонял лицо шляпой?
  — Вы заслонили свое лицо шляпой, чтобы помешать репортерам сделать свое дело.
  — Потом этот мужчина отвернулся и пошел к домику?
  — Да, именно так вы и поступили.
  — Как далеко этот человек отбежал от домика, прежде чем решил вернуться?
  — Не больше двенадцати-пятнадцати метров.
  — И там было несколько фоторепортеров?
  — Да.
  — Откуда вы знаете, что это были именно фоторепортеры?
  — Ну… я…
  — Значит, вы приняли их за фоторепортеров?
  Голкомб ответил саркастически и зло:
  — Да. Я только глупый полицейский. И когда газета дает мне сведения, когда я вижу этих парней с фотоаппаратами, «блицами» и что там у них есть еще, я сразу верю, что это газетчики. О чем тут думать!
  — Ах, вы, значит, получили сведения от газеты?
  — У меня свои источники информации.
  — Как вы узнали о моем приезде в мотель «Слипвелл»?
  — Мне пропела это птичка, — засмеялся Голкомб.
  — И когда вы туда приехали, там уже было с полдюжины фоторепортеров?
  — Да.
  — Кто-нибудь из них сфотографировал вас?
  — Да.
  — Может быть, вы запомнили кого-нибудь из них? Вы бы их узнали, если бы опять увидели?
  — Ну, не знаю, — ответил Голкомб. — Я…
  — Если вы можете опознать человека, выбегающего из дома, почему вы не можете опознать кого-либо из фоторепортеров?
  — Честно говоря, это не очень легко, когда вспышки бьют прямо в глаза. Я…
  — Значит, вспышки ослепили вас? — заметил Мейсон.
  — Но не так, чтобы я не мог вас узнать, — провозгласил сержант Голкомб.
  — Понятно, — улыбнулся Мейсон. — Вспышки ослепили вас настолько, что вы не смогли бы никого узнать, но не до такой степени, чтобы не смогли узнать меня.
  — Я этого не сказал.
  — Так как же выглядели эти фоторепортеры? Можете их описать?
  — Некоторых — да.
  — Пожалуйста.
  — Тут же около меня, — сказал сержант Голкомб, — стоял фоторепортер, который подошел ближе и первый сделал снимок. На нем был черный плащ.
  — Сколько ему могло быть лет?
  — Я не приглядывался к нему так, чтобы мог сказать, сколько ему лет. Он был еще не стар.
  — Какого роста?
  — О, достаточно высокий… может быть, такой, как вы.
  — Какого сложения?
  Голкомб внимательно посмотрел на Мейсона:
  — Примерно вашего.
  — Вы с ним разговаривали?
  — Нет. Я говорил уже, что смотрел на вас, когда вы выбежали. Вы бежали прямо из домика, закрывая лицо шляпой, в свете автомобильных фар и держались так, как адвокат, запутавшийся в сетях своих собственных интриг и…
  — Хватит! — прикрикнул судья Осборн, ударяя молотком по столу. — Сержант Голкомб, вы хорошо знаете, что так нельзя.
  Голкомб со злостью произнес:
  — Но он пробует убедить меня, что я не мог его увидеть.
  — Все равно, личные выпады недопустимы, когда вы находитесь в суде, сержант. Вам следует ограничиваться ответами на вопросы. В противном случае я буду вынужден оштрафовать вас. Вам понятно?
  — Да, — понуро ответил тот.
  — Значит, вы говорите, что тот человек, который стоял рядом, сделал фото, когда вы приехали? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Что вы тогда делали? Вы помните?
  — Помню точно. Я наклонился и выключил зажигание и свет на распределительном щитке, чтобы Гошен мог лучше видеть… то есть чтобы ему ничего не светило в глаза, когда он смотрел в окно.
  — Я покажу вам фотографию, сержант. Скажите, сделана ли она была фоторепортером, стоящим рядом с машиной? Как вы можете видеть, на ней рядом с вами сидит свидетель Гошен, а вы наклонились вперед…
  — Это именно тот снимок, — подтвердил сержант Голкомб. — Он его сделал именно в этот момент.
  — Вы только один раз наклонились? Тогда, когда выключали зажигание и щиток?
  — Да. Снимок сделал фотограф, который стоял около меня.
  — Вспышки не ослепили вас?
  — Нет. Глаза у меня хорошие. Я привык ездить на машине ночью, и свет фар мне не мешает. Я смотрел через свет и… Нет, сэр, свет вспышек мне совсем не мешал. Я видел все, что происходило.
  — В это самое время, — сказал Мейсон, — перед машиной стоял другой фотограф, который снимал через переднее стекло, не так ли?
  — Да, но вам не удастся запутать меня, говоря, что вспышки нас ослепили, потому что это неправда.
  — Нет-нет, — запротестовал Мейсон. — Я совсем так не говорю. Я пытаюсь только установить порядок, в котором были сделаны снимки. Тут есть еще один, показывающий, как вы наклонились вперед в машине. Он, должно быть, сделан перед тем, как фотограф слева сделал свой, или же немедленно после этого. Но этот сделан через переднее стекло.
  — Да, — подтвердил сержант Голкомб, — это именно тот снимок.
  — На этом снимке видны вы, свидетель Гошен и фотограф, который сделал первый снимок, слева. Верно?
  — Да.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Отметим эти снимки как доказательства защиты номер один и номер два.
  Судейский чиновник отметил фотографии.
  — В это самое время другие фотографы снимали человека, который выбежал из домика? — спросил Мейсон.
  — Тогда вы еще не выбежали. Вы меня не поймаете, мистер Мейсон. Когда я приехал, все фотографы окружили машину и делали фото. Блеск вспышек обеспокоил вас, и тогда вы вышли, совершенно так же, как кролик, выскакивающий из укрытия. Увидев нас и фоторепортеров, вы повернулись и убежали в домик. Но прежде чем вы это сделали, у Гошена было достаточно времени опознать вас.
  — Когда тот человек выбежал, фотографы сняли его?
  — Да, они вас сняли.
  — Он заслонил лицо шляпой?
  — Да, вы заслонили свое лицо шляпой.
  — А теперь я покажу вам фотографию, которую хочу отметить как доказательство защиты номер три. На ней человек, выбегающий из домика и заслоняющий лицо шляпой.
  — Да, это та самая фотография, — подтвердил сержант Голкомб. — Это очень хороший снимок. На нем видно, как вы бежите, закрывая лицо шляпой.
  — Вот именно, — сказал Мейсон. — Это доказательство защиты номер три. Теперь я покажу вам для опознания доказательство защиты номер четыре. Обратите внимание, сержант, на этом снимке бегущий мужчина виден немного сбоку. На пленку также попал фотограф, сделавший снимок номер три.
  Голкомб присмотрелся к фотографии. Наконец сказал:
  — Да. Мне кажется, эта фотография была сделана именно так. Да.
  — Но видите, сержант, снимок номер четыре был сделан сбоку, и черты лица этого человека видны лучше, чем на снимке номер три.
  — Да, лучше, — согласился Голкомб.
  — Теперь я покажу вам фотографию, которая служит доказательством номер пять. На ней видны бегущий человек, держащий перед лицом шляпу, и фотографы, сделавшие снимки три и четыре.
  — Да, — механически подтвердил сержант Голкомб.
  — Точно?
  — Точно.
  — Присмотритесь получше к этой фотографии. На ней хорошо виден профиль этого мужчины. Вы считаете, это мое изображение, сержант?
  Сержант Голкомб схватил фотографию и сказал:
  — Сейчас, я только возьму очки.
  Он сунул руку в карман, надел очки и начал присматриваться к фотографии. Через минуту произнес:
  — Нет, это не вы. Это опять какое-то мошенничество. Это другой мужчина.
  — Вот именно, — подтвердил Мейсон. — Если вы теперь посмотрите на фотографию номер два и на человека, стоящего рядом с вашей машиной, того, кто сделал снимок номер один в тот момент, когда вы наклонились вперед, вы сможете узнать этого человека?
  — Минутку, минутку, — вмешался Гамильтон Бергер, — я хочу посмотреть эти фотографии. Что тут происходит?
  — Пожалуйста, подойдите и посмотрите, — пригласил Мейсон.
  Сержант Голкомб, внимательно разглядывавший фотографии, внезапно отозвался:
  — Тут что-то не сходится. Это фальшивая фотография.
  Мейсон усмехнулся:
  — Почему вы так считаете, сержант?
  — Потому что было не так. Это еще одно ваше мошенничество.
  — Лучше воздержитесь от оскорблений, сержант, — предостерег его Мейсон. — В этом зале есть шесть заслуживающих доверие свидетелей, которые могут показать, что происходило в «Слипвелл». Вы видите на этой фотографии что-нибудь, что доказывало бы ее фальшивость?
  — Я не настолько знаю фотографию, чтобы сказать что-либо об этом, — ответил Голкомб.
  — Так почему же вы считаете ее фальшивой?
  — Потому что было не так.
  — Было именно так. А теперь я хотел бы вам напомнить, сержант, что вы даете показания под присягой. Когда вы подъехали к этому дому, вас окружили фоторепортеры и стали фотографировать. Было ведь так?
  — Я уже говорил вам, что так.
  — Помните о присяге, сержант. Не получилось ли, что вспышки ослепили вас и вы какое-то время не видели того, что происходило около машины в темноте?
  — Я говорю вам, что не смотрел по сторонам. Я смотрел на домик, потому что как раз двери открылись и… и…
  — Говорите же, сержант, — с улыбкой сказал Мейсон, — но помните, что вы показываете под присягой и что шесть свидетелей могут объяснить, как было дело.
  — Ну, значит, двери отворились, и тот бегущий человек вышел, — путался сержант.
  — Закрывая лицо шляпой?
  — Да.
  — Вы не могли видеть его лица?
  — Я…
  — Его лицо вы видели или не видели? — настаивал Мейсон.
  — Нет, я не видел его лица.
  — Каким же образом вы можете знать, кто это был?
  — Я думал… Он двигался так же, как вы… Я получил сведения, что Перри Мейсон скрывается в этом доме, и…
  — Вот именно, — перебил Мейсон. — Вы ожидали, что выбегу я. Поэтому, когда кто-то выбежал и вел себя так, как, по вашему мнению, должен был вести себя я…
  — Ваша честь, я протестую, — прервал Гамильтон Бергер. — Замечание защиты несущественно, ничего общего не имеет с делом. Оно спорно и не соответствует правилам перекрестного допроса.
  — Ну-ну, кто теперь приносит протесты? — улыбнулся Мейсон.
  — Я считаю, что фотографии говорят сами за себя, — заметил судья Осборн.
  — С вашего разрешения, — сказал Бергер, — я хотел бы обратить внимание суда на то, что это явно нечестное использование свидетеля. Это еще одно мошенничество, характерное для защитника. Это…
  — Разумеется, мошенничество, — ответил Мейсон. — Но такое мошенничество честного свидетеля с толку не собьет. Конечно же, сержант Голкомб был ослеплен вспышками, на что я и рассчитывал. Однако он недостаточно честен и откровенен, чтобы это признать. Но поскольку сидит здесь, на свидетельском месте, и дает показания под присягой, он либо начнет говорить правду, либо будет обвинен в лжесвидетельстве. Здесь присутствуют шестеро, они делали эти фото и готовы их опознать. Хочу, чтобы сержант Голкомб тут, в эту минуту, на перекрестном допросе сказал, был ли я тем, выбегающим из дома, или тем, кто стоял слева, в четырех шагах, с фотоаппаратом, направленным на него. Что скажете, сержант?
  Голкомб заколебался.
  — Ваша честь, — сказал Бергер, — это нечестный вопрос. Это…
  — Отклоняю протест, — проворчал судья Осборн. — Свидетель, отвечайте на вопрос.
  — Что скажете, сержант? — весело улыбнулся Мейсон смутившемуся свидетелю. — И помните: фотографы и сделанные ими снимки могут опровергнуть лживые показания.
  — Я не знаю, — пробормотал Голкомб.
  — Спасибо, сержант. Достаточно. Господин окружной прокурор, вы предложили следующим свидетелем мистера Гошена. Вызовите его, послушаем, что он скажет.
  Гамильтон Бергер обратился к судье:
  — Ваша честь, мне не нравятся эти личные выпады…
  — Защитник только напомнил ваше обещание, — сдерживая улыбку, сказал судья Осборн. — Должен признать, он ведет себя несколько более драматично, чем требует ситуация, но… пожалуйста, ваш свидетель, мистер Бергер.
  — Я хотел бы просить суд о пятиминутном перерыве, — сказал Бергер. — Я должен посоветоваться с коллегой. Эта ситуация захватила меня врасплох.
  — Ваша честь, прошу принять во внимание, что обвинитель неоднократно обещал представить свидетеля Гошена. Я настаиваю, чтобы свидетель был представлен сейчас, прежде чем его научат, что говорить, — отпарировал Мейсон.
  — Я чувствую себя задетым ответом защиты! — воскликнул Бергер. — Я не намерен учить свидетеля. Ему это не нужно.
  — Так представьте его нам, — бросил вызов Мейсон.
  — Я просил пятиминутный перерыв.
  — Я возражаю, — вмешался судья Осборн. — Суд не видит поводов для перерыва.
  — Очень хорошо. Пусть войдет свидетель Роско Хэнсом.
  — Мне кажется, что вы должны прежде вызвать Гошена, — сказал Мейсон.
  — Я не нуждаюсь ни в ваших, ни в чьих-либо других инструкциях. Это дело я могу вести так, как мне нравится! — выкрикнул Бергер.
  — Недавно, господин окружной прокурор, — заметил Мейсон, — вы бросили мне вызов. Теперь я бросаю вызов вам. Представьте мистера Гошена, как обещали, сейчас, прежде чем появится возможность обсудить с ним новый поворот дела.
  Гамильтон Бергер уныло повторил:
  — Я просил, чтобы сюда вышел мистер Роско Хэнсом. Мистер Хэнсом, пожалуйста, подойдите.
  Мейсон улыбнулся. Губы судьи Осборна сжались в одну узкую линию.
  Хэнсом представился как владелец «Рашинг-Крик меркантайл компани», рассказал о продаже револьвера и описал внешность покупателя. Показал реестр оружия и в нем подпись человека, который купил револьвер. Это было то самое оружие, которое раньше было записано для опознания как вещественное доказательство.
  — Вы видели потом этого человека? — спросил Бергер.
  — Да.
  — Кто это был?
  — Его зовут Артур Колсон. Я встретил его в вашем кабинете шестого утром.
  — Перекрестный допрос, — буркнул Бергер.
  — У меня нет вопросов, — спокойно сказал Мейсон. — Может быть, вы теперь вызовете мистера Гошена?
  — Ваша честь, — обратился Бергер к судье Осборну, — меня обижает постоянное понукание со стороны защиты.
  — Вы сами вызвали это, — ответил Осборн.
  — Тем не менее мне кажется, что это нечестно, — заметил Бергер.
  — Нечестно, — признал судья. — Но я вам могу сказать только одно, господин прокурор. Вы можете тянуть время, если хотите. Вы имеете полное право выступать так, как считаете нужным. Но ваше доказательство должно быть представлено суду. Я понял, что речь идет об опознании обвиняемой свидетелем Гошеном. А в данном случае это важно. Очень важно.
  — Да, ваша честь.
  — Вы обещали, смею утверждать, даже грозились вызвать этого свидетеля, чтобы он доказал одно утверждение, прозвучавшее в вашей речи в начале слушания дела. Скажу прямо, вы сами все спровоцировали. Я не вчера родился и понимаю: если вы будете медлить до перерыва, значит, у вас есть какая-то цель. Суд считает, что такая тактика очень понизит ценность показаний свидетеля Гошена. Я говорю то, что думаю, но вы сами создали подобную ситуацию. Это не суд присяжных. Это предварительное слушание. Дело целиком подлежит ведению суда, и суд трактует его именно так. Теперь, пожалуйста, продолжайте слушание.
  Гамильтон Бергер откашлялся, с минуту поколебался и наконец выдавил:
  — Прошу Карла Эверта Гошена.
  Гошен подошел к свидетельскому месту и после предварительных вопросов сказал, что живет рядом с домом номер 719 по Саут-Гондола. Он особенно хорошо запомнил вечер пятого числа, потому что его раздражал шум и треск автомобиля на улице. Похоже, что-то стряслось со смесителем или с глушителем.
  — Что вы сделали? — спросил Бергер.
  — Я открыл окно, хотел сказать тем, на улице, чтобы они выключили двигатель или сделали с ним что-нибудь, — ответил Гошен.
  — Вы это сказали?
  — Нет.
  — Почему?
  — Они успели заглушить двигатель.
  — Вы видели машину и этих людей?
  — Да.
  — Как далеко они были от вас?
  — На другой стороне переулка, ведущего к гаражам. Примерно двадцать пять — тридцать метров.
  — Их фигуры были освещены?
  — Фары машины были включены, и я мог видеть, как они двигались. Они заглядывали в гараж, я видел их спины и заметил, как были одеты.
  — Вы можете их описать?
  — Да. Одна из них Люсиль Бартон, обвиняемая по этому делу. На ней был клетчатый плащ и черная шляпка с маленьким красным перышком. Шляпка из тех, что тесно сидят на голове, была чуть сдвинута на правую сторону. Когда полиция мне ее показала, она была одета точно так же.
  — А ее спутник?
  — Ну, — сказал Гошен, кладя ногу на ногу и поглаживая себя по лысине, — дайте подумать.
  Зал взорвался смехом. Гамильтон Бергер нахмурился:
  — Глаза ведь у вас есть, почему же вы не знаете, что видели?
  Гошен опять почесал голову.
  — У меня есть и уши, поэтому я тут уже кое-что слышал.
  Даже судья Осборн присоединился к смеху публики в зале.
  Когда все успокоились, Бергер уныло попросил:
  — Расскажите подробнее, что вы видели.
  — Я видел высокого мужчину, атлетически сложенного. Лица его не видел ни разу. По тому, как он двигался, я подумал, что он молод. То есть, может, он и не молодой, но производит такое впечатление. У него длинные ноги, размашистая походка. На нем были бежевый плащ и шляпа.
  — Вы встречали потом этого человека? Можете его узнать?
  — Теперь я в этом не убежден, — неуверенно проговорил Гошен, непрерывно поглаживая свою лысину.
  Публика снова захохотала, и судья Осборн вынужден был навести порядок.
  — Но вы с уверенностью можете опознать обвиняемую? — спросил Гамильтон Бергер.
  — Я расцениваю этот вопрос как наводящий, подсказывающий ответ, основанный на бездоказательности, провоцирующий желаемый ответ свидетеля, — запротестовал Мейсон.
  — Суд принимает протест.
  — Вы точно помните, как она была одета? — спросил Бергер.
  — Да.
  — Можете что-нибудь сказать о ее росте, возрасте и фигуре?
  — Да.
  — Эта особа была похожа на обвиняемую?
  — Да.
  — А тот мужчина? Не напоминает ли он ростом кого-нибудь из тех, на кого вы сейчас смотрите?
  — Протестую. Это наводящий вопрос, подсказывающий ответ.
  — Суд принимает протест.
  — Как вы можете описать его?
  — Протестую. Такой вопрос был, и на него получен ответ.
  — Суд принимает протест.
  — Перекрестный допрос, — раздраженно буркнул Бергер.
  — Вам казалось, что вы потом видели того человека, правда? — спросил Мейсон.
  — Правда, мне так казалось, мистер Мейсон. Да. Было точно так, как рассказал сержант Голкомб.
  — Другими словами, мужчина, которого вы в тот вечер видели у гаража, был такого же роста и сложения и был одет примерно так, как тот, кого вы увидели в мотеле.
  — Да.
  — Но вы никогда не видели лица этого мужчины?
  — Нет.
  — Когда вы его увидели около гаража, он все время стоял к вам спиной?
  — Да.
  — Значит, вы знаете только, что видели высокого, атлетически сложенного мужчину в бежевом плаще и серой шляпе?
  — Да.
  — И любой мужчина подобного сложения, похоже одетый, выглядел бы для вас как тот, которого вы тогда увидели?
  — Но я… нет, я так не считаю. Я, возможно, мог бы его опознать.
  — И опознали его, так?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы слышали, как сержант показал, что вы указали на мужчину, выбежавшего из домика?
  — Я, должно быть, ошибся тогда, — признал Гошен и в замешательстве громко проглотил слюну.
  — Почему вы считаете, что ошиблись?
  — Этот человек, должно быть, был подставным.
  — Почему вы считаете, что ошиблись?
  — Черт побери, мистер Мейсон. Вы ведь минуту назад доказали, что это были не вы.
  — Другими словами, — сказал Мейсон, — вам сказали, что мужчина, которого вы видели у гаража, не кто иной, как Перри Мейсон.
  — Так думали в полиции.
  — Вам так сказали?
  — Да.
  — И когда вы увидели того мужчину, выбежавшего из домика, вы сказали сержанту Голкомбу: «Это он». Так было?
  — Да.
  — И вы видели того человека, который бежал в свете фар по направлению к машине, а потом повернулся и побежал к домику?
  — Да.
  — Вы видели это так же отчетливо, как и того человека по другую сторону переулка, на которого вы смотрели в вечер убийства?
  — Ну, честно говоря, эти рефлекторы и вспышки со всех сторон прямо в глаза так действовали… Мне казалось, все кругом темно, и я не мог смотреть…
  — Но вы видели того человека настолько хорошо, что хотели его опознать?
  — Да.
  — И опознали его, да?
  — Да.
  — А теперь вам кажется, что вы ошиблись?
  — Думаю, я должен был ошибиться.
  — Потому что тот человек не был тем, которого, как вам сказали в полицейском управлении, вы видели около гаража, так?
  — Ну!.. Что ж… я не знаю, как сказать… Но подозреваю, я попал в капкан и… и прищемил себе пальцы, — жалобно добавил Гошен.
  Даже судья Осборн улыбнулся.
  — А та женщина, которую вы видели на другой стороне переулка, она была с мужчиной?
  — Да.
  — Вы видели ее на том самом месте и в то же время, что и мужчину?
  — Да.
  — В тех же самых условиях?
  — Да.
  — Если вы не можете опознать мужчину, каким образом вы опознаете женщину?
  — Я мог бы опознать мужчину, если б не ошибся.
  — Вы опознали какого-то мужчину?
  — Да.
  — А теперь вы считаете, что это не тот мужчина?
  — Да, это, должно быть, кто-то другой.
  — Вы видели женщину у гаража при тех же самых условиях?
  — Да.
  — Спасибо, — сказал Мейсон. — Это все.
  — А теперь, — сказал судья Осборн, сурово глядя на Гамильтона Бергера, — суд объявляет десятиминутный перерыв.
  Глава 26
  Когда судья Осборн вышел из зала заседания, Люсиль Бартон обернулась к Перри Мейсону, положила ладонь ему на запястье и сжала руку так сильно, что натянулась ткань перчатки на костяшках ее пальцев.
  — Мистер Мейсон, вы были изумительны! — шепнула она.
  — Это только первый раунд, Люсиль, — сказал Мейсон. — Мы поколебали показания свидетеля относительно меня, но не забывайте, вас он опознал, и это будет считаться доказательством, если не сумеем как-нибудь доказать, что вас там не было.
  — Это правда, — шепотом призналась она.
  — Более того, Питкина убили из револьвера, который вам дал Артур Колсон. Кстати сказать, Росс Холлистер тоже убит, и вы получите за него страховку в двадцать тысяч долларов.
  — Но, мистер Мейсон! Как вы не понимаете? Я любила Росса. Его смерть — удар для меня. Мы должны были пожениться. Он олицетворял все, что нужно женщине, — безопасность, любовь, домашний уют.
  — А если женщина любила Артура Колсона и он научил ее, как получить двадцать тысяч долларов от страховой компании, чтобы потом выйти замуж за него самого?
  — Не глупите, мистер Мейсон! Вы были так милы, а сейчас говорите как окружной прокурор.
  — Вы еще его не знаете. Вы еще услышите, как он говорит. Вы мне не сказали, почему не послушались меня и не сообщили в полицию о трупе в гараже, пока револьвер еще лежал у вас в сумочке.
  — Мистер Мейсон, я не могу, я просто не могу. Я не имею права никому говорить об этом.
  — Хорошо. Я могу вывернуться наизнанку, но вас все-таки обвинят в убийстве. И если не убедите судей в своей невиновности, будете наказаны как убийца.
  — Мистер Мейсон, вы не можете вытащить меня из этого?
  — Если не узнаю, что произошло в действительности, боюсь, что нет.
  — Другие женщины правда убивают, но их обеляют юристы…
  — Знаю, — перебил Мейсон, — но вы в ином положении. Колсон начал режиссировать это, и убиты двое. Револьвер, из которого застрелен один из них, находился у вас до и после убийства. Вам не удастся легко объяснить, что его у вас не было, когда убийства произошли.
  — Мистер Мейсон, режиссировал, как вы это называете, не Колсон.
  — Нет? — скептически спросил Мейсон. — Он пока еще не сказал и не сделал ровно ничего, что убедило бы меня в его искренности.
  — Он просто хочет быть при мне, мистер Мейсон, — импульсивно вырвалось у нее. — Вы должны в это поверить. Должны это понять.
  Мейсон в ответ улыбнулся.
  — А о человеке, который все это срежиссировал, вы пока еще и не упомянули, — произнесла Люсиль.
  — Кто это?
  — Уиллард Бартон, — вырвалось у нее, и она тотчас испуганно прикрыла рот рукой. — Ах! Я слишком много сказала. Он бы взбесился, если бы узнал.
  Мейсон смотрел на нее с холодным презрением.
  — Это было запланировано?
  — Что?
  — То, что вы случайно проговорились?
  — Нет… мне жаль, что проговорилась.
  — Вы удивительно хитрая молодая особа. Я не знаю, какую ловушку вы расставляете мне сейчас, но я не позволю себя поймать.
  — Они никогда не докажут, что этот револьвер принадлежал мне, если вы им не скажете.
  — Откуда такая уверенность?
  — Так сказал Артур Колсон.
  — Этот мечтательный дурак, — рассердился Мейсон.
  — Он очень сообразительный, мистер Мейсон. И очень умный.
  — С этим могу согласиться, — саркастически сказал Мейсон.
  — Он говорит, что никогда не позволит проследить, каким образом револьвер оказался у меня.
  — Вы были помолвлены с Холлистером. Он собирался уехать в понедельник вечером по делам. Вы знали об этом и провели этот вечер с Артуром Колсоном. Мне не нравится эта историйка. Судьям тоже не понравится.
  — Но Артур мне как брат. Это правда.
  — Холлистер знал Артура Колсона?
  — Нет. Они никогда не встречались.
  — Мне не нравится участие Артура в этом деле.
  — Погодите, — с гордостью сказала она, — он…
  — Что? — настаивал Мейсон. — Что он сделает?
  — Ничего.
  Мейсон с минуту к ней приглядывался. Наконец сказал:
  — На револьвере отпечаток моего пальца. Вам придется в конце концов объяснить, как он там оказался.
  Она слегка усмехнулась:
  — Артур Колсон кое-что говорил мне об этом. Не бойтесь. Я объясню.
  Глава 27
  Когда заседание возобновилось, Гамильтон Бергер, все еще красный и злой, но уже овладевший собой, сказал:
  — Пригласите свидетеля Уилларда Бартона.
  Люсиль Бартон, сидевшая около Мейсона, шепнула:
  — Нет-нет. Не разрешайте это.
  Мейсон, небрежно повернувшись, сказал:
  — Улыбайтесь!
  В ее глазах был испуг, губы дрожали.
  — Пожалуйста, улыбайтесь, — приказал он. — На вас смотрят.
  Она принужденно улыбнулась.
  Уиллард Бартон, ухоженный коренастый мужчина с гривой черных вьющихся волос, контрастирующих с серо-стальными глазами, уселся на свидетельское место.
  Держался он как важный бизнесмен, привыкший распоряжаться и быть в центре внимания. Резким громким голосом назвал имя, фамилию, адрес и занятие — инвестиции его капитала в еще не открытые нефтяные месторождения. Потом впервые взглянул на Люсиль Бартон. Это был быстрый, оценивающий взгляд, не выражавший никаких эмоций. Затем повернулся к Гамильтону Бергеру, ожидая вопросов.
  — У вас та же фамилия, что и у обвиняемой?
  — Она носит мою фамилию, сэр.
  — Вы были ее мужем?
  — Да.
  — Когда?
  — Примерно полтора года назад.
  — Решение суда вступило в силу?
  — Да.
  — Вы платите алименты?
  — Да.
  — Вы встречались с ней пятого числа вечером?
  — Да.
  — В котором часу?
  — Около половины седьмого. Возможно, чуть позже.
  — Где?
  — Я был в клубе «Бродвей атлетик». Она позвонила и спросила, не могу ли я с ней встретиться. Я сказал, что сойду в холл, но если она попытается устроить скандал…
  — Я протестую, — перебил Мейсон. — Это не имеет ничего общего с вопросом, который был задан и на который уже получен ответ.
  — Очень хорошо, — раздраженно сказал Бергер. — Вы встретились с ней в холле?
  — Да.
  — Кто был при этом?
  — Мы были одни. Только Люсиль и я.
  — Что она вам сказала?
  — Сказала, что произошло нечто страшное и она должна покинуть страну. Спросила, не могу ли я дать ей пятнадцать тысяч наличными взамен отказа от алиментов и освобождения от всех обязательств.
  — Вы платили ей алименты?
  — Да.
  — Сколько?
  — Двести долларов в неделю.
  — Она объяснила, почему хочет уехать?
  — Да.
  — Почему же?
  — Сказала, что в ее гараже лежит труп мужчины. В конце концов призналась — ее первый муж, и, если это откроется, рухнут все ее планы.
  — Что вы ей ответили?
  — Я, естественно, постарался уменьшить требуемую сумму. Сказал, что не располагаю такой суммой наличными и что должен буду сообщить о ее предложении своим адвокатам, дабы узнать, имеет ли ее отказ в сложившихся обстоятельствах юридическое значение. Сказал, что мне это не по душе и что она хочет слишком многого.
  — Она посчитала ваш ответ окончательным?
  — Нет. Сказала, я должен действовать быстро, потому что ответ нужен до полуночи. Обещала позвонить мне в это время. Хотела ночью улететь. Потом согласилась на десять тысяч наличными.
  — Она вам позвонила?
  — Нет. Я повидался со своими адвокатами и решил принять предложение. Снял со счета десять тысяч долларов и подготовил акт отказа. Но она ко мне больше не обращалась.
  — Когда вы встретились, кто-либо был с нею?
  — Нет.
  — Вы знаете женщину по имени Анита Джордан?
  — Как-то встречался.
  — Была она с обвиняемой при вашем разговоре?
  — Нет. Обвиняемая была одна.
  — Перекрестный допрос, — вызывающе сказал Бергер.
  — Вы платили ей еженедельно по двести долларов? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — И вы думаете, суд поверит, будто вы колебались, когда она предложила отказаться от такой суммы за пятнадцать тысяч?
  — Ну… нет. Я хотел только, чтобы она подумала, что я колеблюсь.
  — Значит, вы ей сказали, что колеблетесь, не так ли?
  — Я хотел произвести такое впечатление… Да.
  — Но в действительности вы хотели такой замены?
  — Конечно.
  — Только, как бизнесмен, вы притворялись, что это вас не интересует?
  — Да.
  — И вы ей сказали, что не знаете, выгодно ли это будет для вас?
  — Правда.
  — То есть вы ее обманули?
  Бартон покраснел.
  — Ваша честь, — сорвался со своего места Бергер, — я протестую. Это утверждение оскорбительно для свидетеля.
  — О, если вам не нравится, как я выразился, могу употребить другое слово, чтобы обрисовать ситуацию. Иными словами, вы, когда разговаривали с ней, сказали неправду? Это так?
  Глаза Бартона гневно блеснули.
  — Протестую по той же самой причине, — сказал Бергер.
  — Вы можете ответить: да или нет, — подытожил Мейсон.
  Бартон смотрел на него с бешенством.
  — Я спрашиваю, — повторил Мейсон, — вы сказали бывшей жене неправду? Можете ответить кратко: да или нет.
  — Но о чем я должен говорить?
  — О вашем желании произвести предложенную замену.
  — Считаю, это к делу не относится.
  — Я считаю, что относится, — сказал Мейсон.
  — А я считаю, что нет, — вмешался Гамильтон Бергер. — И поэтому протестую. Этот перекрестный допрос ведется не по правилам.
  — Отклоняю протест, — сказал судья Осборн.
  — Вы ей сказали неправду? — спросил Мейсон.
  — Да, — со злостью выдавил Бартон.
  — Как давно вы знаете Питкина?
  — Я встречал его, но не знал, кто это. То есть не имел представления, что он был мужем Люсиль. Когда узнал, был потрясен.
  — Но вы видели Питкина?
  — Знал, что он шофер Аргайла. Мистер Аргайл — член моего клуба. Туда приходят много нефтепромышленников.
  — Поскольку вы, Аргайл, Росс Холлистер, Дадли Гейтс и другие члены клуба интересовались нефтяными спекуляциями, вы должны были хорошо знать друг друга.
  — Нет. Аргайл, Холлистер и Гейтс были компаньонами. Они интересовались определенными нефтяными акциями, а мои интересы в иной сфере, хотя, в общем, мы люди одного круга. Я не хотел, чтобы они узнали о моих делах, как и они не хотели посвящать меня в свои. Когда мы встречались, то обсуждали некоторые вопросы, но общего у нас было немного.
  — Вы когда-нибудь разговаривали с Питкином?
  — Конечно, но по личным делам.
  — Пытались узнать у него, чем занимаются эти трое?
  Бергер гневно вмешался:
  — Ваша честь, это уже второй оскорбительный вопрос. Абсолютно незаслуженный.
  — У вас есть доказательства, подтверждающие ваше предположение, мистер Мейсон? — спросил судья Осборн.
  — Доказательств нет, — спокойно ответил Мейсон. — Ваша честь, этот вопрос — только попытка выудить истину.
  — Протест принят, — сказал судья, — но вы можете спросить его, о чем он разговаривал с Питкином.
  — Почему вы разговаривали с Питкином? И о чем?
  Сильно рассерженный, Бартон ответил:
  — Я хотел нанять шофера на время. Узнал об одной компании, которая представляет собой нечто вроде биржи труда для водителей. Зная, что Питкин служит у Аргайла шофером, увидел его ожидающим перед клубом и спросил, знает ли он что-нибудь об этом.
  — И он знал?
  — Да. Дал адрес. Называется «Бюро найма шоферов», телефон можно найти в телефонной книге. У них записываются те, кто хочет подработать в свободные дни. Кажется, это организация на кооперативных началах. Члены ее работают в разное время, и почти всегда можно нанять шофера на несколько часов или на весь день.
  — А мистер Питкин состоял в этой организации?
  — Не знаю. Говорил, что да. Четверги у него всегда были свободны. В среду кончал работу раньше шести, а начинал только в пятницу утром. Он сказал, что охотно поработал бы у меня в свободный день, а если мне нужен шофер в другое время, можно воспользоваться услугами компании.
  — Вы уже не питаете никаких чувств к обвиняемой, то есть к своей бывшей жене? — спросил Мейсон.
  — Я очень люблю Люсиль. Но на свой, конечно, лад.
  — И, желая оказаться в ее глазах умным, посоветовали никому ничего не говорить и подбросить револьвер около тела, чтобы инсценировать самоубийство.
  — Это неправда. У вас нет доказательств. Обвиняемая могла так утверждать, но это абсурд. Ваше обвинение совершенно ложно.
  — И вы не подсказали ей никакого выхода из положения, в котором она оказалась?
  — Конечно нет.
  — Но вы утверждаете, что она вам небезразлична.
  — Да.
  — И вы отнеслись к ее предложению хладнокровно, расценивая его просто как обычный бизнес?
  — Нет, сэр. Я интересуюсь Люсиль. Я хотел удостовериться, что она не пустит деньги на ветер.
  — Однако ваши чувства к бывшей жене — дружба, уважение и желание предостеречь, чтобы какой-нибудь мошенник не обобрал, — не помешали самому обобрать ее, давая на пять тысяч меньше? — сладким голосом вопросил Мейсон.
  — Я не хотел ее обманывать.
  — Так почему же скрыли, что готовы принять ее предложение?
  Поразмыслив немного, Бартон сказал:
  — Думаю, в силу привычки. При деловых переговорах никогда не подаю виду, что доволен.
  — Но-но, сэр, — сказал Мейсон, — вы знали, что делали. Вы намеренно скрыли желание принять ее предложение.
  — Вы сказали об этом уже несколько раз, — перебил Гамильтон Бергер.
  — Я считаю, что адвокат имеет право говорить об этом. Это уточняет мотивы, которыми руководствуется свидетель, и позволяет суду оценить его характер, — возразил судья Осборн.
  — Ну ладно! — вдруг почти крикнул Бартон. — Я ее обманул. Я учуял возможность хорошего бизнеса и захотел этим воспользоваться. Что тут плохого?
  — Ничего, — ответил Мейсон. — Благодарю за откровенность, мистер Бартон. Теперь еще один вопрос. Как вы сказали, обвиняемая в конце концов призналась, что в гараже был труп ее первого мужа?
  — Я этого не говорил.
  — Прошу секретаря суда прочитать соответствующую часть протокола, чтобы напомнить ваши слова.
  Наступило напряженное молчание. Секретарь суда переворачивал страницы, отыскивая нужное место. Уиллард Бартон заерзал на стуле.
  — Нашел, — произнес секретарь. — Вопрос: «Она объяснила, почему хочет уехать?» Ответ: «Сказала, что в ее гараже лежит труп мужчины. В конце концов призналась, что это ее первый муж и, если это откроется, рухнут все ее планы».
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Объясните, мистер Бартон, что вы имели в виду, когда употребили выражение «в конце концов призналась… ее первый муж»?
  — Ну, что в конце концов она призналась, и все.
  — Она не сказала это сразу?
  — Нет.
  — Только после ваших вопросов?
  — Пожалуй, так.
  — Значит, вы разговаривали на эту тему, вам показалось, что она что-то скрывает, и поэтому вы допытывались, что именно?
  — Скажем, так.
  — Чтобы добиться от нее этого «в конце концов призналась», вы должны были настаивать?
  — Ну что же… В определенной степени — да.
  — Вы ей сказали, что не сможете помочь, если она не скажет правду, или что-нибудь вроде этого?
  — Да.
  — И она в конце концов сказала правду?
  — Да.
  — И тогда вы решили ей помочь?
  — Нет.
  — Но вы обещали помочь, если она скажет правду. Пока она этого не сделает, вы ничего не предпримете. Поэтому-то она «в конце концов призналась», в чем эта правда. Должно ли считаться, что вы не сдержали обещания?
  Бартон заколебался, переменил позу и умоляюще посмотрел на Бергера.
  — Было так? — настаивал Мейсон.
  — Я ей не помог, — пробормотал Бартон.
  — Я так и думал, — с презрением подтвердил Мейсон. — Это все, мистер Бартон.
  Бартон сошел со свидетельского места, двинулся было к столу, за которым сидел Мейсон, будто хотел что-то сделать, но, заметив холодный, твердый блеск глаз адвоката, передумал и отошел.
  — Вызываю Артура Колсона, — сказал Бергер, не обращая больше внимания на Бартона.
  Артур Колсон подошел к месту для свидетелей. Он беспокойно и оценивающе блуждал взглядом по залу, старательно избегая взгляда окружного прокурора и не смотря на стол, за которым сидели Мейсон и Люсиль Бартон.
  Колсон назвал суду свое имя, фамилию, возраст, занятие и адрес.
  Гамильтон Бергер вынул револьвер.
  — Я хочу показать вам револьвер «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, номер S65088. Вы его когда-нибудь видели?
  Колсон вынул из кармана бумажку и прочитал:
  — Я отказываюсь отвечать на этот вопрос, потому что ответ может быть использован против меня.
  — Вы купили этот револьвер у «Рашинг-Крик меркантайл компани»?
  — Я отказываюсь отвечать на этот вопрос, потому что ответ может быть использован против меня.
  — Это вы вписали имя Росса Холлистера в реестр оружия?
  — Отказываюсь отвечать по той же причине.
  — Хартвелла Питкина убили вы?
  — Нет.
  — Вы его знали?
  — Нет, не знал.
  — Это вы положили данный револьвер рядом с телом Хартвелла Питкина в гараже на Саут-Гондола, 719 пятого числа этого месяца?
  — Нет.
  — Это все, — сказал Гамильтон Бергер.
  — Минутку, — отозвался Мейсон. — Еще один вопрос к свидетелю. Это оружие было когда-нибудь вашим?
  — Я отказываюсь отвечать, потому что ответ может быть использован против меня.
  — Вы брали его когда-нибудь без ведома Люсиль Бартон?
  — Я отказываюсь отвечать, потому что ответ может быть использован против меня.
  — У вас когда-нибудь был ключ от квартиры Люсиль Бартон?
  — Нет.
  — Я покажу вам два письма, напечатанных на машинке. Одно из них было адресовано в Детективное агентство Дрейка, другое — мне. В первом говорится о ключе от квартиры Люсиль Бартон. Во втором — о ключе от ее секретера. Написали ли вы какое-либо из этих писем?
  — Нет. Не писал.
  — Это все, — сказал Мейсон.
  — Это все, — сообщил Бергер.
  Слово взял судья Осборн.
  — Вследствие весьма неудовлетворительных ответов свидетеля на вопросы, которые в этом деле имеют большое значение, суд считает, что ведомство окружного прокурора должно предпринять определенные действия для выяснения ситуации.
  — Хорошо, ваша честь, — сказал Бергер устало. — Мы представляем себе разные возможности этого.
  — И осложнения, — подсказал судья Осборн.
  — И осложнения, — повторил Бергер.
  — Хорошо, — сказал судья Осборн. — У вас ведь есть еще свидетель, которого вы хотели бы допросить до перерыва в заседании суда?
  — Если позволите, ваша честь, мне бы хотелось подождать…
  — Суд объявляет перерыв до четырнадцати часов. Обвиняемая может остаться под арестом у шерифа. Свидетели, вызываемые в суд, должны явиться к четырнадцати часам.
  Когда публика встала с мест и направилась к выходу, Мейсон знаком подозвал Пола Дрейка.
  — Боюсь, Пол, не смогу пойти с тобой пообедать.
  — Почему, Перри?
  — Надо позвонить кое-куда, а это может занять часа два. Но вы с Деллой где-нибудь подкрепитесь.
  — Где твоя душа? — с улыбкой спросил Дрейк.
  — Она так долго сидела в пятках, что, наверное, еще не скоро привыкну ощущать ее там, где положено.
  Глава 28
  Когда в два часа дня заседание суда возобновилось, Гамильтон Бергер, явно чем-то обеспокоенный, сказал:
  — Ваша честь, в этом деле сложилась необычная ситуация. У меня есть все основания считать, что Перри Мейсон может быть связан с оружием преступления, поскольку на нем найден отпечаток его пальца. Я надеялся также доказать, что Мейсон был с обвиняемой в гараже, когда там был убит человек. Доказательство опознания отбито, как мячик, потому что был применен хитрый юридический трюк, на что я хотел бы обратить внимание суда. Свидетель мог с уверенностью произвести опознание.
  — Да, конечно, — ответил судья Осборн. — В этом и состоит слабая сторона доказательств, основанных на опознании. Свидетель видел высокого мужчину в бежевом плаще и серой шляпе. Он не видел хорошо и вблизи его лица. Такому описанию могут соответствовать много мужчин. Опознание женщины более убедительно благодаря описанию ее оригинальной одежды. Но высоких мужчин в бежевых плащах и серых шляпах в то время, когда свидетель Гошен видел эту пару около гаража, было в городе, наверное, несколько тысяч.
  — Но только один Перри Мейсон мог оставить отпечаток пальца на внутренней стороне револьвера, принадлежащего его клиентке, — отпарировал Бергер.
  — Вы еще не доказали, что револьвер принадлежал его клиентке, — сказал Осборн.
  — Я признаю, ваша честь, — ответил Бергер, — что дело несколько осложнилось, но если суд позволит мне действовать, я думаю, смогу правильно оценить трюк, которым был введен в заблуждение свидетель.
  Судья Осборн улыбнулся:
  — Суд позволит вам действовать, если вы представите доказательства, мистер Бергер.
  — Хорошо. Прошу вызвать Сэди Милфорд.
  Сэди Милфорд, толстая женщина лет сорока, служила администратором дома, где жила Люсиль Бартон. Она показала: гаражи распределены по квартирам и запираются. Квартира номер 208 тоже имела гараж, и Люсиль Бартон, когда въехала, получила запасные ключи и к гаражу, и к квартире.
  — У кого были эти ключи?
  — У Люсиль Бартон.
  — У вас есть ее расписка в получении?
  — Да.
  — И на ней подпись Люсиль Бартон?
  — Да.
  — И эта подпись была сделана в вашем присутствии?
  — Да.
  — Я хочу присоединить это к доказательству, — сказал Гамильтон Бергер.
  — Я не против, — отозвался Мейсон.
  — Вы будете производить перекрестный допрос?
  — Да. — Мейсон взял в руки расписку и спросил: — Это вы дали Люсиль Бартон четыре ключа — два от квартиры и два от гаража?
  — Да.
  — Спасибо, — сказал Мейсон. — Это все.
  Следующим свидетелем Бергера был работник бензоколонки. Он показал, что пятого числа после шести часов вечера Люсиль Бартон подъехала к бензоколонке в светло-коричневом «Шевроле». Подтвердил, что двигатель был сильно разрегулирован, машина беспрерывно тряслась, а глушитель стрелял. Он отрегулировал все, что смог, но, не имея ни времени, ни соответствующих инструментов, только устранил стрельбу во время езды.
  — В котором часу подъехала обвиняемая? — спросил Гамильтон Бергер.
  — Минут пятнадцать-двадцать седьмого.
  — Кто вел машину?
  — Мисс Бартон.
  — Вы знали ее до этого?
  — Да, она всегда покупает у нас бензин.
  — Мисс Бартон и обвиняемая, сидящая рядом с мистером Мейсоном, — это одна и та же особа?
  — Да.
  — Это все, — сказал Бергер.
  — Все, — улыбаясь, повторил Мейсон. — Вопросов к свидетелю нет.
  — Вызываю Стивена Аргайла, — сказал Бергер.
  Аргайл занял свидетельское место и сообщил, что живет на Вест-Казино-бульвар, 938, ему пятьдесят пять лет. Подтвердил, что Хартвелл Питкин до своей смерти служил у него шофером.
  — В какое время вы его видели в последний раз? — спросил Бергер.
  — Около пяти.
  — Где он тогда был?
  — Перед домом, где находится бюро мистера Мейсона. Я ждал мистера Мейсона и вдруг вспомнил, что у Хартвелла свободный вечер. Поэтому сошел вниз и, хотя был сердит на него, сказал, чтобы он взял машину и поехал домой.
  — Знаете ли вы, что произошло потом?
  — Знаю только, что, когда я вернулся домой, машина была на месте.
  — Когда это было?
  — Это могло быть… ах да, это было после возвращения из больницы, где я навестил пациента, договорился о компенсации и…
  — О том деле не говорите, — перебил Бергер.
  — Из-за мошенничества мистера Перри Мейсона я потерял несколько тысяч долларов, — проворчал Аргайл.
  — Это не имеет отношения к делу, — успокаивающе сказал Бергер. — Не волнуйтесь и расскажите нам, что вы знаете об этом рассматриваемом нами деле.
  — Я вернулся домой около половины десятого, может быть, около десяти и нашел машину на своем месте.
  — Перекрестный допрос, — обратился Бергер к Мейсону.
  — Как вы узнали, что машина на месте?
  — Но… Она должна была там быть. Двери гаража были заперты.
  — Но вы, вернувшись домой, не проверили, там ли машина?
  — Нет.
  — А как вы вернулись домой?
  — Меня подвез мой попутчик, сотрудник моего страхового бюро.
  — Когда он вас привез?
  — Между половиной десятого и десятью.
  — И вы сразу пошли спать?
  — Нет, около одиннадцати.
  — Когда вы заходили в гараж, чтобы посмотреть, там ли машина?
  — Около двух ночи. Мне позвонили из полиции и сообщили про смерть шофера. Задали несколько вопросов и сказали, что ко мне приедут. Поэтому я встал, оделся и пошел в гараж, как раз когда приехала полиция.
  — Ваша машина была в гараже?
  — Да.
  — Кажется, вы на меня в обиде, мистер Аргайл, — сказал Мейсон.
  — Лично я нахожу, что вас должно презирать, — ответил Аргайл.
  — Почему?
  — Вы знали, у меня были причины допустить, что мой шофер попал в автомобильную аварию, и вы уговорили меня безосновательно компенсировать ущерб. Предупреждаю, мистер Мейсон, я подам в суд за мошенничество и…
  — Ах, так вы думали, что машину вел шофер?
  — Конечно. Я наверняка не вел. Но я ответствен за действия моего работника.
  — Это имеет какую-либо связь с делом? — спросил судья Осборн.
  — Считаю, что это объясняет мотивы и недоброжелательное отношение свидетеля, — ответил Мейсон.
  — Ну что же, выясним это. — Бергер с удовлетворением потирал руки. — Я хотел бы установить все факты.
  — И вы узнаете все, — ответил ему Мейсон. — Мистер Аргайл, расскажите свою версию событий.
  — Пятого, около трех часов дня, мистер Мейсон пришел ко мне домой. При разговоре присутствовал Питкин. Мистер Мейсон сообщил, что имеет доказательства, что моя машина послужила причиной автомобильной аварии и уехала с места происшествия. В этой аварии его клиент был сильно ранен. Он обратил мое внимание на следы столкновения, оставшиеся на машине, и я… я подумал, что он прав.
  — Почему вы подумали, что я прав?
  — Потому что у моего шофера в тот день были какие-то неприятности с машиной. Он почему-то хотел от нее избавиться и сказал, что машину угнали. Сообщив об этом, попросил пойти с ним в полицию, выяснить, как это произошло. Я пошел с ним туда, где он оставил машину. Заметил, что Питкин выпил и был чем-то взволнован. Я относился к нему достаточно недоверчиво, но опасался, что он попал в какую-то историю, куда может втянуть и меня. Я вернулся в клуб и позвонил в полицию об угоне машины. Лично я считаю, что она не была угнана. Полиция обнаружила ее в торговом районе около пожарного крана.
  — И поэтому вы, услышав мой рассказ, посчитали, что найти Финчли и договориться за спиной у его адвоката обойдется дешевле? — спросил Мейсон.
  — Я не думал ни о чем подобном.
  — Но сделали, а?
  — Я хотел только, узнав, что человек сильно ранен, что-нибудь для него сделать. Был всем этим очень взволнован. Пошел к вам в бюро и пытался встретиться с вами, но вас не было. Вы, наверное, были у своей клиентки Люсиль Бартон.
  — Вы уверены, что я там был?
  — Нет, не уверен.
  — У вас есть основания допустить, что я был там?
  — Если я хорошо понял, полиция… Беру свои слова назад. Ответ — нет. Я не знаю, где вы были.
  — Хорошо. Вы ждали в моем бюро и вам сказали, что я вышел?
  — Да.
  — Где в это время был ваш шофер?
  — Сидел в моей машине, марки «Бьюик», стоявшей перед домом, где ваше бюро.
  — Вы нашли, где поставить машину?
  — Мой шофер нашел. Я, когда вышел из машины перед главным входом, заметил, что поблизости поставить негде. Поэтому сказал, чтобы он ездил, пока не отыщет свободное место. Он его нашел почти сразу же.
  — Значит, вы ждали меня?
  — Да. Около шести позвонил своему страховому агенту и сказал, что пытаюсь договориться с вами по делу о компенсации за ущерб. Мне просто пришло в голову, что не следует улаживать подобные дела, не договорившись со страховым агентом.
  — И конечно же, страховой агент подсказал, что дешевле договориться непосредственно с пострадавшим.
  — Мой страховой агент просил, чтобы я подождал его в холле и ни под каким видом не разговаривал с вами, пока не встречусь с ним. Когда он приехал, я целиком положился на него.
  — Но вы пошли в больницу и пытались уладить дело с моим клиентом за моей спиной, правда?
  — За вашей спиной! Не понимаю, что вы имеете в виду. Я пробовал связаться с вами, но вас не было. Я не намерен тратить весь день на юриста, который флиртует с разведенной красоткой. Очень ценю свое время.
  — Когда страховое бюро уже установило сумму возмещения, вы добавили из своих денег определенную сумму, так?
  — Да, это правда.
  — Почему вы это сделали?
  — Я подсчитал, что этому молодому человеку следует больше, чем ему дала страховая компания. Я не филантроп, но не могу делать бизнес на страданиях молодого человека.
  — Очень благородно, — заметил Мейсон, — только не хотите ли убедить суд, что на основании того, что я вам сказал, вы не только признали свою ответственность за аварию, но и добавочно заплатили крупную сумму?
  — Я думал, что вы юрист, достойный доверия. Теперь знаю, что нет. Когда вы мне сказали, что у вас есть доказательства, я думал, что они действительно у вас есть.
  Мейсон улыбнулся:
  — Как вы благородны, благородны и самоуверенны, мистер Аргайл. Вы считаете, что я достоин презрения, а сами даете взятку портье, чтобы тот показал, будто вы в тот день не выходили из клуба. Неужели вы так боялись быть замешанным в то, что мог натворить ваш шофер?
  — Это неправда.
  — Вы дали деньги портье?
  — Чаевые, как обычно.
  — Сколько?
  — Это не имеет отношения к делу.
  — Сколько?
  — Я протестую, ваша честь! — воскликнул Бергер, срываясь с места. — Этого человека раздражают с умыслом…
  — Протест не принят, — фыркнул судья Осборн.
  — Сколько? — спросил Мейсон.
  — Я думаю, пять долларов. Нo было темно, а я уже был как следует пьян. Потом я увидел — денег не хватает, понял, что ошибся, и дал больше.
  — Сто долларов?
  — Пожалуй, да.
  — По ошибке?
  — По ошибке.
  — Вы не водили машину третьего, после полудня? Вы уверены в этом?
  — Да.
  — Поэтому вы уже тогда знали, что единственным человеком, который мог вызвать столкновение, был ваш шофер.
  — Машину могли угнать.
  — Если бы было так, вы не несли бы ответственности за аварию. Как деловой человек, вы это хорошо знаете, мистер Аргайл.
  — Понимаю, что вы имеете в виду, — согласился Аргайл. — После того как вы вышли, я поприжал шофера, и он в конце концов признался, что моя машина послужила причиной аварии, а он сбежал. Он также признался, что, желая избежать ответственности, солгал, говоря о пропаже машины.
  — Ну что же, — заметил Мейсон. — А теперь вы пришли к заключению, что это было неправдой?
  — То, что вы мне сообщили? Что моя машина замешана в аварии?
  — Можно сказать и так.
  — То, что вы сказали, было ложью. Виновник аварии какой-то человек по имени Каффи.
  — А кстати, — перебил его Мейсон, — вы с агентом страховой компании заявились к молодому Финчли и грозили судом за вымогательство под фальшивым предлогом. Потребовали возвратить деньги.
  — Ясно, мы ему объяснили, что деньги ему не принадлежат ни по закону, ни по справедливости.
  — А что он ответил?
  — Что вы посоветовали ему не отдавать деньги, потому что это была добровольная выплата, которую отнять нельзя, и что вы отучите страховых агентов от стремления перехитрить адвоката.
  Судья Осборн широко улыбнулся.
  — Безусловно. И все же, — сказал Мейсон, — почему, как вы думаете, Питкин признался в аварии, если в действительности этого не было?
  — Не знаю, — ответил Аргайл, — но хотел бы узнать. Я думаю об этом и пытаюсь найти ответ, но ни до чего не додумался. Мне кажется, Питкин был шантажистом. Он, несомненно, что-то комбинировал.
  — Вы освободили его в среду, в шесть, несмотря на то что он признался в своей вине? — заметил Мейсон.
  — Я могу объяснить это.
  — Пожалуйста, объясните.
  — Я знал, что мой шофер в свободные дни и вечера подрабатывает. Как-то раз признался: он — член «Бюро найма шоферов» и в свободные дни работает. Поэтому я знал, как важно ему не опаздывать. Ведь шоферов обычно нанимают заранее. Я сам деловой человек и знаю, что бы чувствовал, ожидая запаздывающего шофера. Я разрешил уйти, но сделал это не ради него, а ради его коллег из бюро.
  — А вам не пришла в голову мысль, что именно тогда это и произошло? — спокойно спросил Мейсон.
  — О чем вы говорите?
  — О том, что Питкин с кем-то договорился. Он должен был с кем-то увидеться. Встретиться с тем, у кого работал пятого. И вместо того чтобы самому отвезти машину домой, попросил коллегу сделать это, а сам отправился туда, где перед этим был нанят.
  Немного подумав, Аргайл сказал:
  — Может быть, было именно так.
  — Вы нанимали когда-либо шофера из этого «Бюро найма шоферов», если Питкин был свободен?
  — Нет, никогда. Если бы мне в те дни был нужен шофер, я, конечно, договорился бы с ним самим и заплатил дополнительно за сверхурочную работу.
  — Я дам вам список из пятнадцати фамилий. Быть может, вы кого-либо из этих людей знаете? — спросил Мейсон.
  — Зачем все это? — опять взволновался Гамильтон Бергер.
  — Это поможет выяснить, почему шофер Питкин утверждал, что попал в аварию, хотя на самом деле не имел к ней никакого отношения, — ответил Мейсон.
  — О, прекрасно, — сказал Бергер. — Но я ничего не понимаю. Ваша честь, мне кажется, этот перекрестный допрос не только ни к чему не приведет, но нам придется стать свидетелями еще одной «штучки» защиты.
  — Может быть, и так, но на этой «штучке» можно хорошо сыграть, — улыбаясь, ответил судья. — Мне кажется, мистер Мейсон уже играет…
  Аргайл надел очки, посмотрел на список, почесал затылок и сказал:
  — На то, чтобы просмотреть, мне понадобится несколько минут, мистер Мейсон.
  — Хорошо, — произнес судья Осборн. — Объявляю пятнадцатиминутный перерыв, во время которого мистер Бергер сможет изучить список и посовещаться со свидетелем. Перерыв.
  И судья Осборн вышел из зала.
  Мейсон встал, потянулся, зевнул с тщательно отработанным равнодушием, подошел к лейтенанту Трэггу и предложил:
  — Не поговорить ли нам в сторонке, лейтенант?
  Трэгг кивнул, и они отошли в сторону.
  — Спасибо за Голкомба, — сказал Трэгг, слегка улыбнувшись. — Он ужасно хвалился, как выследил вас и привез Гошена, который вас опознал, а я не смог этого сделать. Кажется, после того, что произошло в суде, он немного поутихнет. Естественно, я говорю это вам не официально, а только так… между нами.
  — Конечно, — ответил Мейсон. — А что, все так же между нами, вы скажете о небольшой прогулке?
  — Куда?
  — В один городской район.
  — Думаете, у нас есть время?
  — Думаю, времени у нас вагон.
  — Но за пятнадцать минут мы не обернемся.
  — Думаю, когда Аргайл повнимательней посмотрит на этот список, ему понадобится куда больше пятнадцати минут… Он… В нашу сторону направляется Бергер.
  Гамильтон Бергер, ступая с принужденным достоинством человека, вынуждаемого на переговоры с тем, к кому относится с горделивым презрением, подошел к ним.
  — Что, этот список свидетелей так важен, мистер Мейсон?
  — Да, очень важен.
  — Аргайл ничего не может сказать, пока не сравнит со списком своих акционеров. Он говорит, что плохо запоминает фамилии, но ему кажется, это акционеры одной из его компаний. Если хотите получить ответ на свой вопрос, придется отложить слушание до завтра.
  — Не возражаю, — ответил Мейсон.
  — Но я возражаю, — сказал Бергер.
  — А я желаю получить ответ на мой вопрос, — упрямился Мейсон.
  — Ну ладно, — поколебавшись, согласился Бергер, — отложим до завтра. По вашему требованию.
  — Вы сами объясните судье? — спросил Мейсон.
  — Ладно уж, — согласился Бергер и отошел.
  — Так, если вы готовы, лейтенант, — обратился Мейсон к Трэггу, — но… давайте лучше на вашей машине.
  — Вы знаете, черт побери, что вы затеяли? — спросил Трэгг.
  — Надеюсь, что да, — ответил Мейсон.
  Глава 29
  Трэгг въехал задним ходом в проулок, который показал Мейсон.
  — С этого места мы можем наблюдать за домом, — сказал он.
  — К чему клоните?
  — Холлистер должен был выехать по делам?
  — Да. На несколько дней.
  — Когда нашли машину и его труп, вы не обратили внимания на нечто важное, — сказал Мейсон.
  — На что именно?
  — Багаж. Когда выезжают на несколько дней, берут с собой необходимые вещи.
  — Правда.
  — Кроме того, тело найдено в необычном положении, — прибавил Мейсон. — Как считаете, лейтенант, какое напрашивается заключение?
  — Только то, что труп везли в багажнике, — ответил Трэгг.
  — Вот именно. А мог ли это быть багажник машины Холлистера?
  — Мог.
  — Аргайл пришел на заседание суда. А ведь он очень занят, не правда ли?
  — Он должен думать о многом, — сказал Трэгг. — Могу представить, как этот процесс помешал его делам.
  Мейсон потянулся, зевнул и согласился:
  — Я тоже так считаю.
  — Что теперь будем делать? — спросил Трэгг.
  — Подождем. Тут у вас есть радио?
  — Да.
  — Проверьте, хорошо ли работает. Пожалуйста, соединитесь со своими в полицейском управлении и спросите, который час.
  — Что вам нужно, дьявол вас побери! К чему клоните, Мейсон? Что у вас на уме?
  — Мне пришло в голову, что я умыкнул вас достаточно бесцеремонно. Может быть, Бергер захочет побеседовать с вами. Думаю, его поражение в этом опознании…
  Трэгг улыбнулся и сказал:
  — Это было замечательно! Могу смело сказать, Мейсон, мне хотелось заорать от радости… естественно, неофициально.
  Трэгг включил радио, соединился с полицией, поудобнее оперся о подушку сиденья и зажег сигару.
  — Мейсон, скажите же, наконец, чего мы ждем? Если вы хотите встретиться с Аргайлом, почему не пойти к нему?
  — Позволим ему действовать, как он хочет. Он… Вот и он.
  Аргайл выбежал из дома с чемоданом в одной руке и с большой сумкой в другой. Швырнул их в машину и включил двигатель.
  — Если начнете преследовать и включите сирену, заставите его действовать.
  — Включить сирену! — воскликнул Трэгг. — А что он такого натворил?
  — Поезжайте за ним и увидите, что он сделает. По крайней мере, вы всегда сможете обвинить его в превышении скорости.
  — Дьявольщина, — выругался Трэгг. — Я ведь не из службы уличного движения. Я…
  — Вы хотите или не хотите поймать преступника? — спросил Мейсон.
  Трэгг резко повернулся к нему:
  — Хочу.
  — Тогда поезжайте за ним.
  Трэгг включил двигатель и двинулся за Аргайлом. Через минуту прибавил газу, и большой полицейский автомобиль резко рванулся вперед.
  — Ну и гонит он.
  — С какой скоростью тут можно ехать?
  — Тридцать пять миль. Но он дает больше пятидесяти. Так нельзя.
  — Включите сирену, — попросил Мейсон.
  — Хорошо. Вот поравняюсь с ним и…
  — Включите сирену, — нетерпеливо повторил Мейсон и нажал кнопку. Раздался вой сирены.
  — Черт возьми, не делайте этого. — Трэгг быстро выключил сирену. — Я…
  Аргайл беспокойно оглянулся, увидел едущую за ним полицейскую машину и прибавил скорость.
  — Вы что-нибудь понимаете? — спросил Трэгг. — Что за чертов идиот… Мейсон, он удирает!
  — Конечно, удирает. А что вы будете делать?
  — Увидите. — Трэгг включил сирену.
  Аргайл внезапно свернул влево, едва не опрокинув машину.
  — Ну, держитесь, — сказал Трэгг, — увидите настоящую езду.
  Он перешел на вторую скорость, под аккомпанемент взвизгнувших шин свернул на боковую улицу и сравнялся по скорости с машиной Аргайла.
  — Я научился этому в свое время.
  — Он опять хочет свернуть! — воскликнул Мейсон.
  — Мы отучим его от этого. Хороший полицейский может поворачивать гораздо быстрее, чем он… Держите шляпу, Мейсон.
  Трэгг повернул на такой скорости, что на асфальте остались черные следы шин.
  — Кажется, теперь поедем прямо, — заметил Мейсон. — Достаньте револьвер, Трэгг. Он может стрелять.
  — От чего он так удирает?
  — От обвинения в убийстве Хартвелла Питкина и Росса Холлистера, — ответил Мейсон, закуривая. — Может…
  Трэгг уже говорил в радиотелефон:
  — Полиция? Говорит лейтенант Трэгг, машина номер сорок два. Я преследую подозреваемого в убийстве. Черный «Бьюик», номер 9-V-6370. Мы к северу от Хикман-авеню, между Восемьдесят девятой и Девяностой улицами. Вышлите помощь. Я включил сирену.
  Трэгг вытащил из кобуры револьвер.
  — У вас есть оружие, Мейсон?
  — Я только законопослушный гражданин своей страны.
  — Теперь вы мой заместитель, — коротко бросил Трэгг. — В ящичке перед вами револьвер. Возьмите. Вы в самом деле что-то знаете об этом типе?
  — Конечно. Если б не знал, не тратил бы на него время. Я только ничего не мог доказать, пока он не начал удирать. Нужно было что-то сделать, чтобы он запаниковал и на этом попался.
  — Кажется, именно это с ним и сталось, — сказал Трэгг, сжимая руль. — Сейчас едем со скоростью восемьдесят миль в час.
  — Хочет оторваться на прямой дороге.
  — Благодаря моей сирене она перед ним пуста. Но если я выключу, мы можем столкнуться с кем-нибудь и, возможно, погибнем.
  — Не выключайте, лейтенант. Рано или поздно мы его поймаем, а это бегство — последний гвоздь в крышку его гроба. Он… Осторожно!
  Какая-то машина выехала из боковой улицы, шофер услышал сирену, увидел преследование и попытался отъехать в сторону, на обочину.
  Чтобы избежать столкновения, Аргайл резко повернул. Его машина пошла юзом, стала подскакивать, потом закрутилась на двух колесах, съехала с дороги и свалилась с насыпи, перевернувшись.
  Лейтенант Трэгг нажал на тормоз.
  Мейсон подождал, не вылезет ли из разбитой машины Аргайл. Потом сказал:
  — Кончено, лейтенант. Я больше не должен быть вашим заместителем.
  Открыл ящичек и положил револьвер на место.
  Глава 30
  Пол Дрейк, Делла Стрит и Перри Мейсон отдыхали после пережитых волнений в бюро у Мейсона.
  Делла Стрит присела на край стола, придерживая переплетенными пальцами колено. Мейсон откинулся на спинку вращающегося кресла, а Дрейк удобно уселся в большое кресло для клиентов, перебросив по привычке ноги через подлокотник.
  — Ты все время знал, кто это? — спросил Дрейк.
  — Конечно нет. Но когда узнал, что машина Аргайла непричастна к аварии, я удивился, почему он так охотно платит наличными за то, в чем не виноват и за что не отвечает. Я заподозрил, что таким образом покупается алиби.
  — Теперь-то все ясно, — согласился Дрейк. — Но как ты додумался до этого, убей, не понимаю.
  — Могу рассказать, как все произошло, — сказал Мейсон. — Аргайл, Гейтс и Холлистер были компаньонами в каких-то нефтяных делах. Холлистер вложил наибольший капитал и получил большую часть прибыли. Аргайл и Гейтс начали его обманывать. Ну а Холлистер либо поймал их, либо почуял неладное. Он вызвал их для разговора к себе в Санта-дель-Барра третьего, в понедельник. Аргайл и Гейтс ехали очень неохотно.
  — Их отвозил Питкин? — спросил Дрейк.
  Мейсон улыбнулся:
  — Нет, Питкин тогда был в Сан-Франциско.
  — Непонятно, — сказал Дрейк.
  — Гейтсу и Аргайлу грозила тюрьма за злоупотребления, у Холлистера были доказательства. Гейтс об этом знал. Аргайл подозревал. Гейтс решил в худшем случае застрелить Холлистера и сбежать, если удастся. Он купил билет в Гонолулу и заплатил Питкину, чтобы тот проделал первую часть пути под его фамилией. В случае необходимости это обеспечило бы Гейтсу алиби. Перед поездкой в Санта-дель-Барра он положил в карман автоматический пистолет сорок пятого калибра.
  Оказалось, в худших ожиданиях он прав. Холлистер объявил ультиматум, скорее всего, пожелал отобрать у них все. Это спровоцировало быстрое решение, и Гейтс воспользовался пистолетом.
  Аргайл впал в истерику. Гейтс заранее продумал все, что нужно будет сделать в случае убийства Холлистера, и заставил Аргайла помогать. Из багажника машины Гейтса достали брезент, завернули в него труп, вынесли черным ходом к машине Холлистера и засунули в багажник.
  Затем на машинах Аргайла и Холлистера они поехали по дороге в сторону каньона. Гейтс рассказал Аргайлу о своем алиби, и Аргайл понял, что у него самого никакого алиби нет. Гейтс посоветовал побыстрее поехать в клуб и сообщить в полицию об угоне машины. Это должно было быть достаточным на случай, если кто-либо видел их на шоссе.
  Потом разбили часы Холлистера, поставили стрелки на пять пятьдесят пять, а автомобильные часы на шесть двадцать одну. Оставив где-то машину Аргайла, подъехали к месту, где можно развернуться, выкинули труп, присыпали его землей. Проехав еще немного, сбросили машину Холлистера с насыпи и вернулись в Санта-дель-Барра.
  Гейтс занялся своим алиби и, позвонив в Сан-Франциско от имени Холлистера, вызвал к телефону Гейтса. Питкин, выдававший себя за Гейтса, ответил. Таким образом, алиби было обеспечено.
  Когда Гейтс выстрелил, Холлистер упал на толстый, дорогой, хотя и маленький восточный коврик. У убийц не было времени ни вычистить, ни заменить его другим. Они его забрали, опасаясь, что экономка заметит следы крови и поймет, что произошло. Но поскольку она знала о предстоящем отъезде Холлистера, ее удивило отсутствие не его, а коврика. Раньше Холлистер говорил о намерении подарить его Люсиль. Поэтому экономка послала ей телеграмму — не отдал ли ей Холлистер восточный ковер. Люсиль, взбесившись, ответила, что у нее уже есть ковер, мистер Холлистер позаботился об этом. И экономка не вспоминала о ковре, пока не нашли тело Холлистера.
  Аргайл вернулся домой в большой спешке. Питкин прилетел из Сан-Франциско, Гейтс улетел туда на самолете, взял билет, оставленный Питкином, и вылетел в Гонолулу. Питкин был достаточно сообразителен и понял, что порядочную сумму за алиби ему заплатили не без важной причины. Решил узнать, для чего понадобилось алиби, и начать шантажировать своего хозяина. Тогда Аргайл, в свою очередь, пришел к мысли убрать его.
  Аргайл пошел в клуб, сообщил, что у него угнали машину, и попытался купить себе алиби, дав взятку портье. Но, немного успокоившись, понял, что это не лучший выход. Случайно заметив наше объявление в «Блейд», решил приобрести более надежное алиби, притворившись виновником аварии. Он понял: дело может выгореть и большую часть денег заплатит страховая компания.
  Обыскивая карманы Холлистера, Аргайл нашел ключи от квартиры и гаража Люсиль Бартон. Он, конечно же, знал о матримониальных планах Холлистера и о его отношениях с Люсиль.
  Прочитав объявление в «Блейд», Аргайл решил признаться в аварии, заплатить компенсацию деньгами страховой компании и тем самым обеспечить себе превосходное алиби, неуязвимое со всех сторон, так как очевидно: если он около пяти часов третьего числа находился на перекрестке Хикман-авеню и Вермесилло-драйв, то не мог быть в Санта-дель-Барра в то время, когда было совершено убийство.
  Знал, что на остаток вечера алиби у него есть. Экономка Холлистера ушла в половине четвертого. Холлистер тогда еще был жив и сказал экономке, что у него будет непродолжительная деловая встреча, а потом он выедет на пару дней по делам.
  Аргайл спланировал убийство Питкина спокойно и предусмотрительно. Послал тебе письмо с ключом от квартиры Люсиль. Он был уверен, что кто-либо из нас непременно свяжется с ним. Приказал заменить правое заднее колесо, выгнул бампер и закрасил несколько мест на обшивке машины свежей краской. Потом придумал адскую хитрость. Она должна была обеспечить железное алиби в деле убийства Питкина.
  — Что? — спросил Дрейк. — С моей точки зрения, у него уже было железное алиби. Во время убийства Питкина он сидел в твоем бюро, Перри.
  — Пятого числа он пошел в «Бюро по найму» и нанял шофера, причем этот человек начал у него работать еще до пяти часов. Объяснил, что шофер должен поехать автобусом в Детройт, получить там новую машину и отправиться в Мексику, где они встретятся. Таким образом, шофер не смог бы узнать, по крайней мере из газет, о смерти Питкина, — ответил Мейсон. — Аргайл был достаточно сообразителен. Разумеется, человека, сидящего в шоферской куртке и кепи в его машине, примут за Питкина, во всяком случае те, кто с ним не знаком.
  Из поведения Питкина видно, что своего хозяина он мог шантажировать еще до убийства Холлистера. Во всяком случае, Питкин, подозревая в чем-то Гейтса, еще тогда, когда готовил алиби для Гейтса, очевидно, задумывался, не причастен ли к темному делу и Аргайл. А тот, несомненно изучив прошлое Питкина, узнал, что он был первым мужем Люсиль, а также о ее намерении выйти замуж за Холлистера. Он знал также, что она ежедневно между двумя и пятью часами отсутствует. Обнаружив ключ от квартиры Люсиль и отыскав там револьвер, понял: для осуществления плана у него есть все, что нужно.
  Он заманил Питкина в гараж Люсиль. Интересно, тот даже не знал, где она живет. Видел Люсиль в городе, пытался разузнать адрес, но не преуспел. Когда они вошли в гараж на Саут-Гондола, 719, Питкин не знал, чей он.
  Под каким-то предлогом Аргайл приказал ему повозиться с автомобилем Люсиль, быть может, знал, что Артур Колсон его ремонтировал. Следует помнить, Аргайл с определенного времени собирал сведения о Холлистере, Питкине и Люсиль. Все произошло так, как он задумал. Подождал, пока двигатель не начал тарахтеть, а глушитель издавать звуки, похожие на выстрелы, и спустил курок в уверенности, что ежели кто и услышит выстрел, то примет его за выстрел глушителя. Потом положил револьвер в карман, сел в грохочущую машину, пересек улицу и там оставил ее, не вынув ключ зажигания. Вновь зарядил револьвер, вошел в квартиру Люсиль и положил его на место. Проделав это, на своей машине поехал за новым шофером и с ним — к моему бюро, где ждал до прихода Деллы. Был настолько предусмотрителен, что приказал шоферу ездить вокруг, пока не найдет места для парковки, чтобы продавщица в табачной лавочке его заметила и запомнила. Ему повезло: Делла тоже обратила внимание на машину и шофера.
  Он ждал меня достаточно долго. Потом позвонил своему страховому агенту, и тот сразу же посоветовал не связываться со мной. Страховой агент приехал за ним, и Аргайл предложил вариант, который поразил страхового агента. Аргайл заплатит часть денег из своего кармана, и они поехали к Бобу Финчли.
  — А как Аргайл узнал, что секретер был заперт, когда ты вошел в квартиру Люсиль в первый раз?
  — Он, должно быть, ошивался поблизости и наблюдал. Увидел, как я входил. После моего ухода Люсиль тоже вышла, тогда он вошел в квартиру и увидел, что секретер заперт. Поскольку я не пытался войти с ним в контакт, он догадался, что я не нашел номер, который он сам написал в блокнотике. Поэтому и прислал посыльного со вторым письмом и ключиком от секретера.
  Как вы знаете, Люсиль вышла сразу же за мной, чтобы посоветоваться с Артуром Колсоном, что ей говорить. Она думала, что я готовлю ей ловушку.
  Когда Аргайл увидел, как она, разряженная точно куколка, выходит, он уверился, что Люсиль пошла к Колсону. На всякий случай перед этим запасся еще одним ключиком от секретера.
  — И вместе со вторым письмом выслал этот ключик?
  — Таков был его план. Надо признать, очень умный. Если бы газета с объявлением не попала в руки Карлотты Бун, которая появилась у нас и ткнула пальцем в Каффи, мы ничего бы не заподозрили.
  Теперь обратите внимание на самое подозрительное во всей этой истории. Когда я в первый раз навестил Аргайла днем пятого числа, он старался дать понять, будто сам вел машину. Выглядел виновным и у Боба Финчли. Когда же узнал, что найден настоящий виновник аварии, начал сваливать вину на шофера. Понял опасность и пытался избежать ее, измыслив разговор с Питкином.
  — Но разве это не проясняло все? — спросил Дрейк.
  — Конечно, но тут он ничего не мог поделать. Правда, он несколько расслабился, узнав, что экономка Холлистера убеждена, будто коврик отдан Люсиль. Машину Холлистера нашли по счастливой случайности, а если бы не нашли, не обнаружили бы и тела хозяина.
  В случае смерти Холлистера все складывалось против Аргайла, а в случае смерти Питкина — все благоприятствовало. Как вы знаете, Люсиль не хотела вызывать полицию, пока не договорится с Уиллардом Бартоном. Он вынудил ее все рассказать и навел на мысль подбросить револьвер, инсценировав самоубийство Питкина. Артур Колсон с готовностью содрал номера с револьвера. Когда Люсиль узрела в гараже труп своего бывшего мужа, ее осенила догадка, что орудием убийства мог послужить этот самый револьвер. Возможно, заметила следы хозяйничания в секретере, когда ее не было дома. Я разрядил револьвер, они его снова зарядили, выстрелили один раз и положили в гараже рядом с трупом.
  — А Холлистера, скорее всего, убрали очень быстро, — заметил Дрейк.
  — Да. Гейтс продумал все до мелочей, чтобы исключить себя из игры. Когда они около половины пятого приехали к Холлистеру, тот был зол и сразу все выложил. Гейтс хорошо владел собой и был готов на все. Убийство и заворачивание тела в брезент заняли лишь несколько минут. Потом все пошло гладко. Аргайл вернулся около семи и обеспечил себе алиби на остаток вечера.
  — Не понимаю, как удалось заставить Аргайла расколоться? — спросил Дрейк.
  — А я его допек списком, — ответил Мейсон. — В обед я обзвонил конторы по найму и просил назвать фамилии тех, кого нанимали четвертого и пятого числа. В результате отобрал пятнадцать человек, нанятых в качестве шоферов и слуг, и показал список Аргайлу. Тогда он и увидел фамилию нанятого им человека, который в эту минуту автобусом ехал в Детройт. Это был тяжелый удар. Он понял — я знаю все.
  — А как тебя осенило насчет Детройта? — допытывался Дрейк.
  — Тогда я о нем еще ничего не знал, — отметил Мейсон. — Были только предположения — Аргайла вытащили из разбитой машины, отвезли в больницу, и там он в последние минуты жизни во всем признался. Трэгг проверил список и нашел человека по имени Орвилл Неттлтон, который сказал своей квартирной хозяйке: уезжает потому, что нашел работу и новый хозяин посылает в Детройт за машиной, а потом он выедет в Мексику. Этот человек был очень доволен и назвал имя нового хозяина — Аргайл.
  — Да, интересное было дело, — отозвалась Делла Стрит. — Но я не вижу гонорара.
  — Боюсь, и не увидишь, — улыбнулся Мейсон. — Бывает, адвокат вынужден вести невыгодное дело. Данное дело мы можем посчитать как прибыльным, так и убыточным.
  — Это должно отучить тебя оставлять отпечатки пальцев на револьверах, — сказал Дрейк.
  — И научить держаться подальше от квартир красивых девушек, — добавила Делла.
  — Но вы же знаете, ключ от квартиры я тотчас вручил лейтенанту Трэггу, — с улыбкой защищался Мейсон.
  — И то верно, — рассмеялся Дрейк. — Интересно, куда Трэгг подевал этот ключ?
  — Некоторое вознаграждение вы все же получили, шеф, — съязвила Делла. — Мило позавтракали тет-а-тет с кокетливой Люсиль.
  — Кокетливой, но осторожной, — заметил Мейсон.
  Дрейк подмигнул Делле:
  — Интересно, а Мейсон, был ли он осторожен?
  — Мне также интересно, — ответила Делла.
  — Можете интересоваться сколько вам угодно. Но не забывайте: на деле об убийстве я не заработал ничего, зато за дело Финчли заплачено с избытком.
  — Да еще с каким! — удовлетворенно признал Дрейк. — Я думал, лопну со смеху, когда увидел лицо судьи Осборна, понявшего, что произошло. А особенно когда Аргайл обнародовал то, что ты говорил Финчли о хитростях в отношениях адвокатов и страховых агентов.
  — Кстати, Пол, вспомнил, — сказал Мейсон. — Встретил в коридоре твою секретаршу. Просила передать, клиент по делу Эмери обязательно хочет с тобой увидеться.
  Дрейк сорвался с кресла, воскликнув:
  — Черт возьми, совсем забыл про Эмери! Ну, пока.
  Мейсон наблюдал за ним, пока не закрылась дверь.
  — Ну и шуганули вы его! — сказала Делла.
  Мейсон кивнул:
  — Считаю, избавление от такой дьявольски хитроумной ловушки мы обязаны отметить приличным обедом.
  Делла взглянула на него с притворным простодушием:
  — Зачем же тогда отослали Пола?
  — Думаю, обойдемся без опекуна.
  — О, — отозвалась Делла, — это звучит многообещающе.
  Дело о небрежной нимфе
  Глава 1
  Из своего взятого напрокат каноэ Перри Мейсон осматривал владения Олдера, подобно генералу, обозревающему поле предстоящего сражения.
  Луна, несколько дней назад еще полная, высветила сверкающую дорожку на восточной стороне и явно покровительствовала Мейсону, направляя свои лучи на предмет его наблюдений, на сей раз это был остров, соединявшийся с материком посредством пятидесятифутового моста, возведенного из стали и бетона.
  Огромный двухэтажный дом Джорджа С. Олдера на острове глядел окнами на узкий канал, как замок мог бы смотреть на защищающий его ров.
  От любопытных глаз прохожих на материке поместье было огорожено кирпичной стеной, которую венчала узенькая, усыпанная битым стеклом дорожка и чугунная решетка. Со стороны залива видны были знаки, предупреждавшие о наказании за вторжение на территорию частного владения. Длинный причал выдавался далеко в тихие воды, песчаный карьер на северной стороне образовывал пляж, а позади всего этого расстилался зеленый бархатный ковер великолепно ухоженной лужайки, выращенной на жирном перегное, который когда-то был привезен сюда на грузовиках в достаточно большом количестве.
  Легальное положение Олдера, по крайней мере внешне, могло показаться абсолютно неуязвимым, как и его остров, который изолировал его владельца вместе с богатством от материка. Но Перри Мейсон не был бы Перри Мейсоном, если бы начал атаковать противника там, где тот ожидал удара: в каждом отдельном случае он предпочитал изобретать свой собственный метод нанесения этого удара.
  Поэтому-то первый обзор местности он совершил именно ночью, будучи абсолютно уверенным в том, что узнает в это темное время суток о контролируемой Олдером широко раскинувшейся империи гораздо более, нежели при свете дня.
  В тот вечер Олдер как раз принимал гостей, и они, по-видимому, в большинстве своем прибыли на двух роскошных яхтах, бросивших якоря в четверти мили от берега. У причала частной пристани стояли два мощных катера, сверкающих начищенной медью и полированными панелями красного дерева. Ходили слухи, будто эту пристань надежно охраняли сильные прожектора, да так, что если бы какое-то судно осмелилось приблизиться к ней, то мгновенно включилась бы сигнализация тревоги и ослепительные лучи мощных прожекторов залили бы все пространство вокруг запретной зоны.
  Мейсон беззвучно подгреб к песчаному карьеру, рассматривая постройки.
  Электрическая лампочка под козырьком освещала доску объявлений, где было начертано бросавшимися в глаза красными буквами:
  «Частная собственность. Проход запрещается. Остерегайтесь злой собаки, которая нападает на появившихся в поле ее зрения людей. Не подходить!»
  Объявление можно было прочитать с расстояния не менее ста пятидесяти футов.
  Оторвав взгляд от грозного предостережения, Мейсон неожиданно увидел пловца.
  По-видимому, плывущий человек не заметил его каноэ и продолжал медленно плыть, равномерно взмахивая руками.
  Заинтересованный этим, адвокат остановил лодку и, держась на волнах поднимавшегося прилива, стал наблюдать.
  Человек подплыл к песчаному карьеру и вышел на берег в нескольких футах от освещенного объявления. Лунный свет и сияние лампочки над доской позволяли увидеть, что пловцом была женщина. Она плыла голой, но на ее спине был небольшой водонепроницаемый мешок. Женщина вынула из него большое махровое полотенце, вытерла свое стройное, спортивного сложения тело, а потом извлекла чулки, туфли и вечернее платье с глубоким вырезом.
  Мейсон, заинтересованный этим зрелищем, положил весло в каноэ, достал бинокль ночного видения и поднес к глазам. Его взору предстала красивая блондинка, по-видимому совершенно уверенная в себе. Она не спешила, но и не медлила. Была спокойна, будто одевалась дома перед зеркалом, и, натянув платье без рукавов и без плечиков, наложила макияж на лицо, подкрасила губы, пользуясь освещением от лампочки над доской.
  Приведя в порядок вечерний грим, она оставила водонепроницаемый мешок на земле, повесила мокрое полотенце на козырек лампочки и пошла к дому по мощеной дорожке, прихотливо извивавшейся вдоль лужайки.
  Из дома то и дело доносились взрывы женского смеха, оживленный говор гостей и шум общего веселья.
  Совершенно очевидно, что гости Джорджа С. Олдера веселились от души. Так же очевидно было, что они совсем не ждали, когда к их компании присоединится привлекательная гостья, прибывшая на остров столь таинственным образом.
  Заинтригованный Мейсон продолжал наблюдать в бинокль, отметив мягкую походку молодой женщины, легкое покачивание бедер, ее спокойную уверенность, когда она, перекинув полу длинной юбки вечернего туалета через руку, шла по дорожке, пока ее наконец не поглотила тень от дома.
  Адвокат в каноэ, с биноклем у глаз, замер в ожидании развития событий. Однако со стороны дома, кажется, ничто не предвещало какого-либо неожиданного их поворота.
  Минут пятнадцать Мейсон сидел и ждал, рассматривая дом в бинокль и время от времени подправляя веслом направление каноэ по отношению к приливу. Очевидно, как он предполагал, его ждали дальнейшие открытия.
  Разумеется, существовало предположение, с какой целью запоздавшая гостья появилась на острове: либо приглашена, либо достаточно хорошо знала расположение комнат в доме и его обитателей, чтобы быть уверенной в том, что ее приход не вызовет удивления. Но ни в том, ни в другом случае, был уверен Мейсон, она не стала бы оставлять мокрое полотенце и непромокаемый мешок на освещенном столбе с объявлениями.
  Адвокат нетерпеливо посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов. Становилось поздно, ему уже хотелось повернуть каноэ и уехать назад в город. Он достаточно серьезно обследовал линию наноса земли в карьере, чтобы выработать дальнейший план действий. Через несколько дней Джорджу С. Олдеру будет нанесен удар, который причинит ему значительные неприятности. Однако адвокат не решался уехать в такой пикантный момент. Он не мог позволить себе отказаться от расследования таинственного появления гостьи, которая возникла из темноты и казалась одинаково привычной к передвижению как по воде, так и по суше. Конечно, что-то в этом было…
  Вдруг до Мейсона донесся собачий лай. Это был яростный, истерический лай животного, рвущегося с цепи.
  Внезапно в задних комнатах дома Олдера вспыхнул свет. Мейсон услышал крики, потом снова залаяла собака.
  Балансируя на каноэ, адвокат пытался разглядеть в бинокль, что происходит в доме.
  Знакомая фигура молодой женщины появилась у одного из окон. Она скользнула через подоконник, но зацепившись юбкой за выступ окна, отпустила руки и упала на землю. Быстро вскочив, она бросилась бежать. Сначала к одной из калиток в стене, потом, услышав за спиной крик приближающихся людей, круто повернулась и побежала назад, к воде.
  В бинокль Мейсону хорошо были видны мужчины и женщины, толпившиеся в комнате, откуда она так внезапно ретировалась. Потом он увидел в окне фигуру какого-то мужчины, услышал, как тот закричал.
  Слов он не разобрал, но в тоне голоса мужчины нельзя было ошибиться. Это был тон неожиданно сделанного открытия, понятный даже бессловесному животному, спрятавшемуся в кустах, которое при звуке голоса охотника понимает, что случилось, и машинально бросается за добычей.
  Теперь девушка бежала уже в явной панике, от ее спокойствия не осталось и следа — бежала прямо к воде, не думая ни о непромокаемом мешке, ни о мокром полотенце, оставленных ею тут после выхода из воды.
  Секунду мужчина постоял у открытого окна, потом скрылся из виду.
  Лай собаки достиг пронзительного крещендо, потом внезапно прекратился.
  Мейсон перевел взгляд с бегущей к воде женщины на окно и понял, почему собака перестала лаять: мужчина спустил ее с цепи.
  В открытом окне промелькнуло что-то большое и темное. На мгновение бинокль позволил Мейсону увидеть очертания доберман-пинчера, когда тот помчался по лужайке огромными прыжками. На короткий миг адвокат потерял из виду беглянку. Но тут же снова она оказалась в поле его зрения, и он перевел окуляры бинокля от калитки на нее.
  Собака увидела бегущую и мощным броском ринулась к блондинке.
  Девушка бросилась в воду.
  Мейсон видел, что в правой руке она держит какой-то предмет. Левой она ухватилась за складки юбки, подняла ее и сделала четыре-пять длинных прыжков, потом, почувствовав глубину, поплыла.
  Молча бежавшая собака достигла конца лужайки, перебежала короткую полосу песчаного пляжа, сделала длинный летящий скачок в воду и тоже поплыла. Следом.
  Пес проплыл близко от каноэ Мейсона, и он отчетливо слышал повизгивание возбужденного добермана, когда тот, загребая лапами, высоко подняв из воды голову, преследовал девушку.
  Обезумевшая от страха девушка проплыла мимо каноэ, по-видимому тоже не заметив его. Но собака явно чувствовала себя менее уверенной в глубокой воде, чем человек.
  Сунув весло в воду, Мейсон повернул лодку, поставив ее между девушкой и преследовавшей ее собакой. Он толкнул пса веслом, заставив повернуть к берегу.
  Собака злобно зарычала, залаяла, вывернулась и намертво ухватилась зубами за весло.
  Мейсон стал крутить веслом, поворачивая пса в воде, заставляя его выпустить весло.
  На мгновение пес растерялся, так как вода попала ему в глаза. Потом опять поплыл — мощно, целеустремленно.
  Мейсон еще раз развернул собаку на сто восемьдесят градусов. И опять она вцепилась зубами в весло.
  Молодая женщина, не понимавшая, что происходит, из последних сил старалась сохранить расстояние между собой и собакой.
  И в третий раз Мейсон толкнул веслом плывущего пса. Собака опять вцепилась в весло, Мейсон снова вывернул пса, на сей раз — на спину, потом погрузил на несколько секунд под воду, и когда ошеломленный зверь вынырнул на поверхность, то поплыл назад, к острову.
  Мейсон развернул каноэ и быстро подогнал его к тяжело дышавшей от страха девушке.
  — Влезайте! — сказал он. — Влезайте через нос, чтобы не опрокинуть лодку.
  Девушка посмотрела на него через плечо быстрым, оценивающим взглядом. Потом, будто осознав, что выбора у нее нет, подняла правую руку и бросила что-то на дно каноэ. Затем, обхватив нос обеими руками с обеих сторон, она вдруг подтянулась и сильным броском перекинула свое тело в лодку, легко, плашмя, вниз лицом, и отряхнула с ног воду.
  Потом перевернулась ловким, гибким движением, поджала под себя колени, натянула мокрое платье и, задыхаясь, проговорила:
  — Я не знаю… кто вы… но гребите отсюда скорее — как только можете!
  На берегу замелькали прожектора, словно светляки, и Мейсон услышал, как кто-то крикнул: «Вон она! Она плывет!»
  Через секунду-другую другой голос возразил: «Нет, это собака. Она поплыла обратно!»
  Прожектора моментально навели свет на собаку, потом свет скользнул по темной воде, где заскользили длинные лучи.
  Один из мощных прожекторов засек каноэ. Мейсон перестал грести, повернувшись к нему спиной и спрятав лицо, сказал девушке:
  — Лучше опустите голову вниз.
  — Хорошо. — Она опустила голову. — Черт бы побрал эти глубокие вырезы!.. Я знала, что мода меня погубит… Я себя чувствую в этом платье так неловко, словно шелковая шляпа в снегопад… Хоть бы плечи прикрыть чем-нибудь…
  Мужской голос с берега закричал: «Вон лодка! Говорю тебе, она в лодке!»
  Несколько мгновений свет прожектора держал каноэ в поле видимости, потом потерял из виду и лихорадочно вслепую скользил по воде, тогда как Мейсон никак не мог справиться с прибывающей водой.
  Мейсон опять воспользовался веслом, отводя каноэ подальше от берега и вниз по заливу, стараясь использовать скорость течения.
  — Ну? — спросил он девушку немного погодя.
  — Благодарю, что покатали на каноэ.
  — Боюсь, — сказал Мейсон, — что это вас не спасет.
  — От чего?
  — Хотя бы от того, чтобы свести все счеты.
  — Какие счеты?
  — С моей совестью.
  — А что произошло с вашей совестью? Она так чувствительна?
  — Чувствительна. Это нормально.
  — Тогда дайте мне немного передохнуть, — попросила девушка, — и я вам все расскажу.
  — Куда вам теперь?
  — Вон туда, к моей яхте. Она такая… небольшая, называется «Китти-Кей». Мне нужно сориентироваться.
  Мейсон сказал:
  — Мы останемся здесь, на нейтральной территории, пока не выясним положение вещей. Я действовал под влиянием минуты. Вид этого пса, мчавшегося за вами и оскалившего клыки, подействовал на меня и вызвал импульсивное сострадание.
  — Что вы хотите знать — говорите прямо!
  — Кто вы такая и каковы ваши намерения?
  — О, понимаю. Вы храбрый рыцарь, но желаете в то же время оставаться осторожным рыцарем.
  — Вот именно.
  — Ну так знайте: я известная на весь мир похитительница драгоценностей и только что бросила в ваше каноэ драгоценности одной вдовствующей королевы.
  — Принимается как шутка, — серьезно сказал Мейсон. — Но поскольку идея принадлежит вам, мы это расследуем.
  — Да ладно! — махнула она рукой. — Я вам расскажу, только дайте мне отдышаться. — Девушка притворно тяжело дышала, явно стараясь выиграть время.
  — И дать вам возможность обдумать вашу версию? — спросил Мейсон.
  — Меня спасла вода, — признала она. — И вы с вашим каноэ прямо-таки дар провидения. А как вы сами-то оказались здесь?
  Мейсон усмехнулся:
  — Дайте мне тоже отдышаться, а потом я все вам расскажу. Уф, уф, уф!..
  Она засмеялась, уселась поудобнее и внимательно посмотрела на него.
  Лунный свет падал на нее, и Мейсон рассмотрел молодое, довольно привлекательное лицо, темно-карие глаза, высокие скулы, короткий нос, небольшие полные губы и мокрое платье, выгодно обрисовавшее линии тела девушки.
  Она откровенно призналась:
  — Я чувствую себя голой. Под такие платья много не наденешь, вот оно и облегает… ведь так?
  — В любое время, — ответил он невпопад.
  — Что — в любое время?
  — Как только отдышитесь, можете рассказать про вашу добычу. В любое время.
  — Ах это! — явно наигранно вспомнила девушка. — Крепче держитесь и не пугайтесь. Я-то привыкла плавать в каноэ. И не переверну его.
  Она быстро встала, легко передвигаясь с таким чувством равновесия, что каноэ почти не качнулось, потянулась к носу лодки, подняла какой-то блеснувший в лунном свете предмет и подала его адвокату.
  — Вот они, драгоценности вдовствующей королевы, — пояснила она.
  Предмет оказался обыкновенной стеклянной бутылкой, тщательно закупоренной, шершавой с одной стороны, как будто половина сосуда была сделана из матового стекла. Внутри виднелось что-то светлое, но не жидкость, а нечто похожее на туго свернутую бумагу.
  Мейсон потряс бутылку, потом поднял ее повыше, чтобы лучше рассмотреть при свете луны.
  — Драгоценности, — сухо произнесла девушка. — Теперь, вероятно, меня отдадут в руки полиции?..
  — Что это за чертовщина? — вопросом на вопрос ответил Мейсон.
  — Разве не видите? Бутылка, а в ней листок бумаги.
  Мейсон отставил бутылку в сторону, чтобы еще раз внимательно посмотреть на девушку.
  — А нет ли тут случайно, — спросил он, — какой-нибудь другой безделицы? Например, бриллиантового кольца, или часов, или еще чего-нибудь?
  — Спрятанного непосредственно на моей особе? — засмеялась она, показав на подол мокрого платья. — В этом одеянии, мистер Инквизитор? Да я не могла бы тут спрятать и почтовой марки, не то что бриллианты.
  Со стороны причала донеслось сначала фырканье мотора, потом в его цилиндре стрельнуло, и наконец внезапно раздались частые взрывы.
  — О! — испуганно воскликнула девушка. — Они запустили один из катеров. Скорей! Вон к тем яхтам! Выжмите всю скорость, какую можете. Нельзя, чтобы они схватили нас здесь!
  Минуту назад она торжествовала и была уверена в себе, но теперь вдруг поддалась панике и впала в отчаяние.
  Мейсон колебался, потом погрузил весло глубоко в воду.
  — Не думайте, что все закончится, когда мы попадем на вашу яхту, — сказал Мейсон. — Я намерен продолжить расследование.
  — Продолжайте сколько угодно, — сказала она, — но не позволяйте захватить нас, как пару дураков. У них на катере прожектор, и… нам, наверное, не удрать от них!
  На катере и в самом деле сдернули чехол с прожектора, и длинный, тонкий луч света начал, обшаривая все вокруг, ползать взад-вперед по темному водному пространству.
  — Быстрей, быстрей! — торопила она, беспокойно оглядываясь через плечо. — Они еще далеко. Только бы нам уйти от них! Еще сто ярдов, и мы будем…
  Луч прожектора, словно притянутый магнитом, неожиданно сделал сначала пол-оборота, потом прошел прямо под каноэ, поколебался мгновение, отступил назад, затем накрыл пассажиров лодки ослепительным светом.
  — Ой, они нас настигли! — воскликнула девушка. — Гребите, гребите же, пожалуйста!
  Катер развернулся и на полной скорости пошел прямо на них.
  Яхта, стоявшая на якоре, очутилась между катером и каноэ, моментально заслонив собой луч прожектора.
  — Забирайте все, — сказал Мейсон, быстро повернув каноэ носом к яхте. — Ухватитесь за что-нибудь, чтобы успеть перебраться на ее борт.
  — Нет, нет, — замотала она головой, — не так! Мы не можем подняться на эту яхту, и…
  — Хватайтесь! — приказал Мейсон.
  Она ухватилась за иллюминатор, внезапно повернув каноэ вокруг собственной оси.
  — Теперь ныряйте, — велел Мейсон, когда они вплотную подошли к яхте.
  Девушка наконец поняла его маневр и подтянула каноэ вперед, упав на дно. Мейсон, мгновенно изменив направление, подгреб назад, под нос яхты, и выплыл с другой ее стороны.
  Тем временем катер широко развернулся, так что луч смог опять выхватить каноэ, теперь уже с левой стороны от яхты. Мейсон подождал, пока катер по инерции прошел мимо, потом выгреб со стороны правого борта яхты.
  Волна от катера ударила каноэ в бок, угрожая опрокинуть его, но потом откатилась. Мейсон пересек кильватер катера, который к этому времени стал поворачиваться, но с заметным трудом, так как, очевидно, развил слишком большую скорость, если принять во внимание близость яхт, стоявших на якоре.
  Девушка осторожно выглянула, осматривая пришвартованные яхты, потом сказала:
  — Нам нужна вон та, маленькая, до нее отсюда, наверное, ярдов сто. Ой, вон они, идут обратно, ищут нас.
  Мейсон мысленно прикинул, на что можно рассчитывать.
  — Сидите спокойно. Я постараюсь пробраться вон к той большой яхте.
  — Но она принадлежит…
  — Мы ее используем только как прикрытие, — перебил он ее. — Они нас сейчас потеряли из виду, и если нам удастся остаться невидимыми, то они, может быть, подумают, что мы поднялись на борт одной из этих больших яхт.
  Мейсон греб изо всех сил, пересекая длинную полосу темной воды. Катер сделал полный круг, но к тому времени, как прожектор скользнул лучом по открытому водному пространству, каноэ достигло дальней стороны яхты, замедлило бег и скрылось в тени корпуса яхты. Пока катер делал еще один широкий круг, Мейсон скользнул под ее носом и вернулся к правой стороне судна. Пользуясь представившейся возможностью, он обогнул корму и стал быстро грести к другой большой яхте, надводный борт которой был достаточно высок, чтобы совершенно скрыть каноэ. Девушка продрогла в своем открытом мокром платье, к тому же ее била нервная дрожь.
  Мейсон, следя за продвижением каноэ к укрытию возле третьей яхты, чувствовал слабую дрожь ее рук, которыми она держалась за борт лодки.
  — Вы озябли, — сочувственно произнес он.
  — Конечно озябла, мое платье прямо обледенело, но пусть вас это не беспокоит. Вы отлично справляетесь. Теперь, если бы вы сумели пробраться вон к той маленькой яхте…
  Она не договорила — у бедняжки зуб на зуб не попадал.
  — Вы простудитесь, — сказал Мейсон. — Вам не следовало…
  — Что вы хотите? Чтобы я его совсем сняла? — спросила она.
  — Да уж, наверное, так было бы лучше, — предположил адвокат.
  — И правда лучше, — согласилась она, отлепляя от кожи мокрую ткань. — Прилипает, кусается и вдобавок еще чертовски прозрачное. Но…
  — Ого! — перебил ее Мейсон. — Они делают широкий круг по внешней линии яхт, стоящих на якоре. Возможно, нам и удастся проскочить. Хотите рискнуть?
  — Пора бы вам знать, что я консервативная молодая женщина, которая никогда не рискует, — саркастически сказала она.
  Мейсон быстро вытолкнул каноэ из-под защиты яхты, скользнул на узкую полоску открытой воды, потом подошел к боку небольшой яхты, о которой говорила девушка.
  — Скорей, — торопила она, карабкаясь на ее борт. — Нам надо успеть сделать что-нибудь с каноэ. Вот почему они кружат — ищут яхту, которая…
  — Давайте поднимем лодку, — предложил Мейсон.
  — На палубе места не найдется!
  — Тогда втащите в каюту, — сказал адвокат. — Часть пусть будет в каюте, а часть останется здесь, на палубе.
  — О’кей. А мы сможем поднять лодку?
  — Конечно. Она же легкая, из алюминия. Вы беритесь за нос, а я за корму. Ну, раз-два, взяли!
  Они подняли каноэ, с которого лилась вода, на палубу и, отворив дверь, вдвинули часть его в каюту.
  — А теперь, — решила девушка, — нам с вами нужно выпить по глотку виски. Потом вы, как джентльмен, повернетесь ко мне спиной. Я не могу закрыть дверь кабины из-за каноэ, а луна светит довольно ярко, так что…
  Мейсон кивнул в сторону палубы:
  — Я выйду, посмотрю, что делает катер.
  — Вы не сделаете ничего подобного! Они вас тотчас засекут! Вы что, не можете потерпеть, чтобы не высунуть голову и не заглянуть через борт? Но как раз в ту же секунду они и повернут прожектор. Оставайтесь лучше здесь!
  — Но мне необходимо убедиться, — сказал Мейсон, — что эта бутылка была единственной вещью, которую вы взяли. Я…
  — Сидите смирно, — перебила она, — а я вам брошу мою одежду. Можете ее обыскать и убедиться! Досадно, что вы так чертовски подозрительны.
  — Знаю, — улыбнулся Мейсон, — что я старый хрыч, набитый предрассудками, но я всегда становлюсь подозрительным, когда вижу женщину, выпрыгивающую из окна…
  — Так вы все видели?
  Он кивнул.
  — Закройте глаза, — сказала она. — Вот вам мое мокрое и липкое вечернее платье. Сейчас я влезу в халат и… не могу найти эту проклятую штуку… А, вот она! Теперь подождите минутку… О’кей, можете открыть глаза, и мы хватим по стаканчику виски без воды и льда.
  — Мне уже легче, — успокоил ее Мейсон. Он услышал звяканье стаканов, увидел, как она двигается по маленькой каюте, услышал плеск жидкости, и ему в руку был всунут стакан.
  — По-моему, необходим тост. За… преступление! — сказала она и засмеялась.
  Адвокат маленькими глотками пил виски, когда услышал, что она подливает себе в стакан еще.
  — Готовы повторить? — шепотом спросила она.
  — Нет, с меня достаточно. Вы тоже не слишком увлекайтесь.
  — Не буду, — пообещала она. — Обычно я мало пью, но сейчас промерзла до костей.
  — А не заняться ли нам инвентаризацией? — предложил Мейсон.
  — Чего?
  — Содержимого той бутылки.
  — Вы же видели его!
  — Я хочу рассмотреть поближе.
  — Послушайте, — сказала девушка, — вы оказались молодчиной, настоящим другом в беде, и я вам ужасно благодарна. Завтра, когда увижу вас снова, я буду одета с головы до ног и тогда более подробно расскажу о размерах моей благодарности. А пока…
  — А пока, — продолжал Мейсон, — пока… я адвокат. И моя обязанность — защищать интересы клиентов. В данном случае в моих глазах вы обыкновенная взломщица. И если вы не сможете доказать мне, что вы ничего не украли, я вынужден буду передать вас в руки полиции.
  — Полиции?!
  — Совершенно верно.
  Поколебавшись, она переспросила:
  — Вы в самом деле адвокат?!
  — Да.
  — Тогда, очевидно, вы сможете помочь мне. Слушайте!
  Катер на всех парах приближался к яхте. Волны закачали легкое суденышко.
  С палубы одной из стоявших рядом на якоре яхт кто-то сердито крикнул:
  — Уберите ваш катер отсюда, вы, пьяное дурачье!
  Голос с катера громко прокричал:
  — Мы преследуем вора. Вы не видели тут лодку с двумя пассажирами?
  — Ничего я не видел! — устало ответил голос. — Ехали бы вы домой и ложились бы спать!
  Катер снова развернулся, мотор стал затихать: по-видимому, там совещались. Вскоре он снова заработал, катер повернул назад, и постепенно его стало почти не слышно.
  Девушка вздохнула:
  — Слава богу, они ушли!
  — Ушли, чтобы известить полицию, — уточнил Мейсон.
  — Ну и что ж, — с надеждой сказала она, — пока они это сделают, вы можете… мы можем вытащить каноэ с яхты, и…
  — Да, — сухо кивнул Мейсон. — А вы сможете продолжать заниматься своими делами. Я же поплыву в каноэ по заливу. И прежде чем отведу его туда, откуда взял, меня задержат и станут задавать разные вопросы. Что вы посоветуете мне отвечать им?
  — Это ваше личное дело, — сказала девушка.
  — А как только им займется полиция, оно перестанет быть частным и личным. Кроме того, я не имею желания быть обвиненным как соучастник преступления.
  И вдруг она предложила:
  — Давайте завесим одеялами иллюминаторы, чтобы можно было зажечь фонарик, и вместе посмотрим на мою добычу.
  — Справедливое желание! — согласился Мейсон. — Только наши друзья не станут бездействовать, пока мы будем все это делать.
  — Да, вероятно, но у них нет никаких улик, чтобы задержать эту яхту.
  — Пока мы на борту, — терпеливо объяснил Мейсон. — Я вам уже говорил, что, если меня схватят, прежде чем я доберусь до берега, мне придется объяснить, где я был и что делал, и…
  — Ну хорошо. — Слова адвоката возымели действие, и девушка испуганно сказала: — Не можете же вы оставаться здесь всю ночь. — Но, подумав, быстро добавила: — Впрочем, нет, можете! Вам придется! Единственное, что можно предпринять, — это оставить проклятое каноэ на яхте, закрыв хорошенько, чтобы его не было видно, а утром выедем на рыбалку как ни в чем не бывало. Вы облачитесь в спортивную форму и сядете в качалку с удочкой в руках…
  — А пока, — сказал Мейсон, — давайте-ка закроем одеялами иллюминаторы, потому что я собираюсь хорошенько рассмотреть эту бутылку.
  Поколебавшись, девушка согласилась:
  — О’кей, сказано — сделано.
  Мейсон смутно различал ее движения по каюте, слышал, как она встряхивала тяжелые одеяла. Затем лунный свет вдруг исчез с левой стороны каюты. Через несколько секунд не стало света и с правой стороны.
  — Ну вот, — заключила она, и темноту пронзил тонкий лучик карманного фонарика. Голос ее дрожал от возбуждения: — Свет мы будем держать у самого пола, и когда… А где же бутылка? — спросила она.
  — В каноэ, надо полагать, — ответил Мейсон.
  Девушка прикрыла руками линзу фонарика, оставив крошечное отверстие.
  Свет обрисовал красные линии ее ладоней и пальцев, задержался на загорелых ногах и разрезе домашнего халатика.
  Нагнувшись, девушка сняла одну руку с фонарика.
  — Так вот же она, бутылка…
  Не успела она взять ее, как Мейсон схватил бутылку обеими руками.
  — Я подержу ее, а вы возьмите фонарь.
  — Вы так добры ко мне, — насмешливо сказала она.
  Мейсон осмотрел бутылку.
  — Чтобы вытащить оттуда бумагу, нужны щипчики. Еe туго скатали, сунули в горлышко, и там она развернулась.
  — А длинный пинцет подойдет? Он у меня в сумке с инструментом.
  — Попробуем. Должен сгодиться.
  На мгновение Мейсон погрузился в темноту, так как луч фонарика скользнул к носу каюты. Потом он услышал, как открылся выдвижной ящик, звякнул металл о металл, и через секунду она вернулась с пинцетом и фонариком.
  Мейсон ввел длинные тонкие кончики инструмента в горлышко бутылки и начал осторожно поворачивать бумагу, в то же время подтаскивая ее к узкому горлышку, пока наконец не свернул бумагу в спираль, так что ее легко можно было протолкнуть в него, не порвав.
  Оказалось, что это были несколько сложенных листков бумаги, все с одинаковым штампом наверху страницы: «С борта яхты „Сейер-Белл“, владелец Джордж С. Олдер».
  Мейсон положил листок на колено, прижав его так, что оба могли прочитать написанное твердым, четким почерком:
  «Где-то за островами Каталина. Я, Минерва Дэнби, делаю это заявление потому, что, если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы свершилось правосудие.
  Пишу это на яхте Джорджа С. Олдера „Сейер-Белл“. Потому что я располагаю сведениями, оглашение которых может, по всей вероятности, лишить Джорджа Олдера большей части его состояния, и он, возможно, не остановится ни перед чем, чтобы заткнуть мне рот. Боюсь, что я всегда была беспечной, если не глупой. Когда отец Джорджа Олдера умер, он оставил все акции громадной корпорации, известной под названием „Олдер ассошиэйшнс, инк.“, под опекой государства, разделив их на две части: одну — на имя своей падчерицы, Коррин Лансинг, другую — на имя своего родного сына, Джорджа С. Олдера. Наследник, переживший другого, получает все акции.
  Брат отца, Дорлей X. Олдер, получил гарантированный пожизненный доход, а также право решающего голоса, имея одну треть акций, но не имел права касаться основного капитала, по крайней мере пока оба младших наследника живы. Дивиденды выплачиваются поровну, по одной трети каждому из наследников.
  Однако существуют еще акции, составляющие десятую долю наследства, но они не находятся под опекой государства, они в руках их владелицы, Кармен Монтеррей. Я пишу все это потому, что хочу показать, в какой опасности я нахожусь и почему.
  Коррин Лансинг уехала в Южную Америку. Она страдала нервным заболеванием, которое прогрессировало.
  Я познакомилась с ней в самолете, когда летела через Анды, Сантьяго, Чили и Буэнос-Айрес в Аргентину. Она нервничала и была ужасно подавлена, и я попыталась ее немного приободрить. В результате она вдруг почувствовала ко мне необычайную симпатию и настояла, чтобы я путешествовала вместе с ней, пользуясь всеми удобствами за ее счет.
  Так как у меня были крайне ограниченные средства, а также и потому, что надеялась сделать доброе дело для нее, я согласилась, хотя совершенно ничего не знала о ней и ее прошлом.
  Коррин сопровождала ее горничная Кармен Монтеррей, которая много лет жила в семье и которая, как я догадывалась, была фавориткой отчима Коррин.
  Постепенно я узнала историю семьи, про брата и про завещание отца. Кармен Монтеррей, разумеется, тоже обо всем этом знала. С ней обращались как с членом семьи, и Коррин никогда не стеснялась обсуждать свои дела в ее присутствии.
  Несмотря на то что с финансовой точки зрения моя договоренность мне была очень выгодна, пришло время, когда я просто не в состоянии была выносить это. День ото дня Коррин Лансинг становилось все хуже и хуже. У меня появились все основания считать, что в некотором отношении она была совершенно ненормальной. Кармен сказала, что Коррин грозилась даже убить меня, если я попытаюсь покинуть ее.
  При таких обстоятельствах я боялась пойти на открытый разрыв, если только она не станет явно агрессивной. Короче говоря, несчастная женщина проявляла ко мне неистовую, страстную привязанность и настаивала, чтобы я все время находилась при ней. Было очевидно, что она становится безумной. Она хотела, чтобы я принадлежала только ей, и стремилась властвовать надо мной, что не только раздражало, но и пугало меня. У нее появилась ярко выраженная мания преследования. Она решила, что кто-то хочет ее отравить и что ее единственное спасение — в моем постоянном присутствии.
  Мне было жаль женщину, но я стала бояться ее и знала, что и Кармен Монтеррей испытывает те же чувства.
  Случилось так, что Джордж Олдер приехал в Южную Америку, привезя с собой какие-то бумаги, на которых ему нужна была подпись Коррин Лансинг. И в тот день, когда он должен был прийти к ней, она с утра отправилась в салон красоты, а я сложила вещи и оставила ей записку, в которой объясняла, что меня неожиданно вызвали телеграммой домой, так как моя близкая родственница тяжело больна и находится при смерти. Предвидя, что она перед свиданием с братом пойдет в салон, я заранее заказала билет на самолет „Пан-Америкэн“, летевший на север.
  Я воображала, что уже нашла выход из неприятного положения, в которое попала, и не вспоминала об этом времени в продолжение нескольких недель после возвращения домой. Потом я прочитала в газетах, что Коррин внезапно куда-то исчезла в день моего отлета и с тех пор ее нигде не могли найти; не отыскалось и никаких ее следов, так что она, как предполагают власти, вероятнее всего, умерла.
  Одно время думали, что она бродит где-нибудь в состоянии невменяемости, потеряв память. Оказывается, она была очень расстроена в день отъезда „подруги“ и могла отправиться на ее поиски. Но время шло, и власти стали подозревать, что она, возможна, погибла в результате какого-нибудь несчастного случая.
  Были наняты детективы, но их поиски не привели к каким-либо ощутимым результатам. Однако определенно установили, что в момент исчезновения женщина была душевнобольной.
  Естественно, прочитав это в прессе, я пошла к Джорджу С. Олдеру и рассказала ему все, что мне было известно, предложила помочь всем, чем могла. Я отчасти почувствовала себя виноватой в том, что произошло с Коррин, — ведь я знала, что она отправится меня искать, когда я уеду от нее.
  Поначалу Олдер был благодарен мне, а потом мы с ним подружились, и я, откровенно признаюсь, была настолько глупа, что подумала, будто между нами возможна не просто дружба, а нечто более глубокое. Ведь ему хотелось узнать подробности о жизни сестры и обстоятельствах ее смерти.
  Я обещала Джорджу Олдеру, что поеду с ним в круиз, и ждала этого с огромным удовольствием. Однако как раз перед самым круизом мне довелось побывать по делу в Лос-Мерритос, в психиатрической больнице. Я уже уходила оттуда, когда увидела во дворе женщину, которую сперва приняла за привидение.
  Это оказалась Коррин Лансинг! Я остолбенела, глядя на нее, прикованная к месту ужасом. Она взглянула на меня со странным блеском в глазах, типичным для сумасшедших, но тем не менее узнала меня. Она сказала: „Минерва! Что ты здесь делаешь? Минерва, Минерва, Минерва!..“ И стала пронзительно кричать, пока к ней не подошла надзирательница и не сказала ей, что она не должна так волноваться. Коррин была в истерике, и ее увели в здание, где врачи занялись ею.
  Негласно наведя справки, я узнала, что женщину подобрали на улицах Лос-Анджелеса, бродившую словно во сне. Она не могла сказать, кто она, ничего про себя не помнила, не могла назвать никого из своих родных. Однажды она назвалась одним именем, потом — другим и так всякий раз называла новое имя. А временами не могла вспомнить ничего и сидела, тупо уставившись в одну точку, беспомощная и угнетенная.
  Крайне расстроенная и совершенно изнервничавшаяся, я поспешила найти Джорджа Олдера, чтобы рассказать ему, что я обнаружила.
  Когда я приехала, Джорджа Олдера на яхте не оказалось, и никто, по-видимому, не знал, где он находится. Я прождала его до десяти вечера, но и тогда он все еще не появился, и я попросила передать ему, чтобы он зашел ко мне в каюту.
  У меня был очень трудный день. Я растянулась на диване в своей каюте и вскоре уснула. Меня разбудил шум работающих двигателей, и по сильной качке судна я догадалась, что мы вышли в открытое море и что на море шторм. Мало того, вокруг яхты завывал такой ветер, что я поняла: это ураган.
  Я позвонила стюарду и попросила его сказать Джорджу Олдеру, что мне нужно видеть его немедленно.
  Джордж передал мне в ответ, что мы попали в неожиданный и очень сильный шторм, что он занят на капитанском мостике и прийти не может, но, как только управится с делами, непременно придет. И вот час тому назад, почти на рассвете, Джордж пришел ко мне в каюту.
  Я ему рассказала о том, что случилось. Он задал мне несколько осторожных вопросов, а потом несколько раз спросил, рассказала ли я кому-нибудь то, что поведала ему.
  В то время я была слишком несообразительна, чтобы понять, что у него на уме. Я гордилась своей сдержанностью и скрытностью, ведь я ничего не сообщила в прессу, пока не рассказала Джорджу Олдеру, потому что знала, как он не любит огласки и газетной шумихи.
  Сейчас я пытаюсь объяснить свое тогдашнее состояние тем, что мне пришлось пережить очень тяжелое потрясение, что события последних двадцати четырех часов не прошли бесследно для моей нервной системы. Однако все мои старания отдать себе отчет в происшедшем и отнести мое самочувствие лишь на счет нервов оказались напрасными: меня переполняли дурные предчувствия.
  После того как я рассказала Джорджу Олдеру все, что знала, он долго сидел в моей каюте, смотря на меня пристальным, оценивающим взглядом.
  Мне становилось не по себе. Это было похоже на то, как змея старается околдовать птичку.
  — Минерва, вы уверены, что ничего никому не рассказали? — спрашивал он в который раз.
  — Ни одной живой душе, — клялась я. — Можете положиться на мою порядочность.
  И тогда я вдруг уловила в его глазах то, что видела в глазах его сестры: это был взгляд безумного человека, придумывающего какой-то особенно изощренный ход, чтобы покончить с этим делом. Не сказав ни слова, он поднялся, повернулся к двери, задержавшись на пороге, повозился с замком, потом вышел и захлопнул за собой дверь.
  Меня вдруг охватило предчувствие беды. Я хотела немедленно высадиться на берег, хотела связаться с кем-нибудь из друзей. И подбежала к двери.
  Она была заперта: выйдя, Джордж запер дверь снаружи.
  Я начала бить в нее кулаками, пинала ногами, дергала за ручку, пронзительно кричала.
  Ничего!.. Ураган ревел и завывал вокруг яхты. Мачты дрожали и скрипели под напором огромных волн. Ветер свистел в такелаже. Волны, разбивавшиеся о борт яхты, заглушали мои беспомощные слабые вопли.
  Я беспрерывно вызывала стюарда. Пробовала звонить по телефону. Он молчал. Теперь я понимаю, что Джордж перерезал проводку в моей каюте.
  Я озиралась кругом, пытаясь найти способ сообщить кому-то о моем положении, связаться с кем-нибудь, но шум шторма, поздний час и тот факт, что я находилась взаперти в каюте для гостей, сделали это невозможным.
  У меня остается одна-единственная надежда. Я решила записать все, что произошло, запечатать в бутылку и выбросить ее в иллюминатор. Тогда, если Джордж придет сюда, я ему скажу, что я сделала. Я ему скажу, что бутылку со временем выбросит волнами на берег, где ее почти наверняка найдут. Таким способом я надеюсь заставить его внять голосу рассудка. Но я чувствую, что этот человек с его дьявольской хитростью сумасшедшего, которая, вероятно, является фамильной чертой, намерен позаботиться о том, чтобы навсегда заставить меня замолчать.
  Мейсон чувствовал, как пальцы девушки сжимают его руку.
  — Теперь он мой! — торжествующе воскликнула она. — Он мой, мой, мой! Понимаете, что означает это письмо? Он теперь у меня в руках!
  — Это я у вас в руках, — философски заметил Мейсон. — И мне еще может понадобиться моя рука.
  — О, простите.
  — Кто такая эта Минерва Дэнби? — спросил Мейсон.
  — Я знаю о ней не больше того, что написано в этом письме. Все, что мне известно, это то, что она утонула. Около шести месяцев назад ее смыло волной с борта яхты Олдера. Так рассказывали.
  — Поскольку, по-видимому, я стал соучастником стопроцентного ограбления, вы могли бы рассказать мне подробнее о том, что произошло, — предусмотрительно сказал Мейсон.
  — О, я всегда знала, что в истории с Коррин что-то нечисто! — возбужденно заговорила девушка. — Я была уверена, что она не умерла, а теперь… О, вы должны понимать, какая огромная разница между тем, что я предполагала, и тем, что случилось на самом деле…
  — Какая же именно разница?
  — Я родственница Коррин, вероятно единственная оставшаяся в живых родственница. В этом и состоит разница, большая разница.
  — В данных обстоятельствах вы бы, мисс, лучше рассказали мне все поподробнее, — настаивал Мейсон.
  — А что еще рассказывать? Письмо говорит само за себя.
  — Но оно не говорит за вас.
  — А зачем мне рассказывать? — спросила она.
  — Попытаемся быть реалистами. Для разнообразия, — грустно пошутил Мейсон. — Я ответственный гражданин. Адвокат. Я знаю, что вы совершили ограбление, но обстоятельства принудили меня помочь вам скрыться от правосудия.
  — Вы сказали, что вы адвокат.
  — Да, я адвокат. Однако может получиться, что Джордж Олдер с огромным удовольствием обвинит меня в том, что я вас подговорил выкрасть эту улику из его дома.
  — Неужели вы не понимаете, — презрительно сказала она, — что Олдер не может никого ни в чем обвинить? Он не посмеет предать огласке это письмо.
  — О’кей! — терпеливо кивнул Мейсон. — А что вы собираетесь делать с этим письмом?
  — Я его сделаю достоянием гласности.
  — А как вы впоследствии объясните тот факт, что оно оказалось в ваших руках?
  — Ну как… Пойду в редакцию… скажу, что…
  — Да, да, продолжайте, — попросил Мейсон.
  — Разве я не могу сказать… ну… что я нашла это письмо?
  — Где?
  — Где-нибудь на берегу.
  — А потом Олдер выставит свидетелей, которые подтвердят, что письмо находилось у него и могло быть взято только из его дома, а вам, помимо обвинения в ограблении, предъявят обвинение еще и в ложной присяге.
  — Об этом я не подумала, — испуганно проговорила девушка.
  — Я так и решил, что не подумали. Ну а теперь, предположим, вы все же расскажете мне, кто вы такая, как узнали, что письмо находилось в доме Олдера, ну и еще… и некоторые другие вещи…
  — А если не расскажу?
  — Всегда в запасе остается полиция.
  — Вы-то мне ничего про себя не рассказали, — вспылила она.
  — Совершенно верно! — сухо подтвердил Мейсон. — Я не рассказал.
  Несколько секунд она обдумывала положение, потом произнесла угрюмо и неохотно:
  — Я Дороти Феннер. Работаю секретарем у биржевого маклера. Когда моя мать умерла, то оставила мне немного денег. Два года назад я приехала сюда из Колорадо.
  Моя мать была сестрой Коры Лансинг. Кора вышла замуж за Джека Лансинга. У них была одна дочь, Коррин. Брак оказался неудачным, и Кора Лансинг вышла замуж во второй раз, за Сэмюеля Натана Олдера. У них был единственный сын, Джордж С. Олдер. Коррин на пять лет старше Джорджа.
  Так что, несмотря на разницу в годах, я двоюродная сестра Коррин. Мы были очень дружны. Тетя Кора умерла десять лет назад, потом умер отец Джорджа и оставил состояние, завещав его в равных долях Коррин, Джорджу и Дорлею Олдеру, дяде Джорджа.
  — В каких вы отношениях с Олдерами? — спросил Мейсон. — Как я понимаю, не в очень хороших.
  — С дядей Дорлеем я в отличных отношениях. Он превосходный человек. С Джорджем Олдером мы не ладим. С ним никто не ладит, потому что он требует во всем полного и безоговорочного подчинения своей воле.
  — А как вы узнали о существовании письма? — спросил Мейсон.
  — Я… этого я не могу вам сказать.
  — Советую, приготовьте заранее рассказ об этом, — предупредил Мейсон.
  — Я услышала о нем, — нерешительно сказала Дороти.
  — Как?
  — Ну, если уж на то пошло, так мне намекнул дядя Дорлей.
  — Вот оно что, — удивился Мейсон, по-видимому заинтересовавшись таким поворотом событий.
  — Он как-то спросил меня, не говорил ли мне когда-нибудь Джордж про письмо Минервы Дэнби, которое она написала перед тем, как ее смыло волной с борта яхты, и которое будто бы подобрал Питер Кадиц.
  — Вы знаете Питера Кадица?
  — Конечно. По-моему, с ним знакомы все яхтсмены. Он вроде как чистильщик пляжей. Его все знают.
  — Значит, Дорлей знает про письмо?
  — Что-то ему про него известно.
  — А почему вы не пошли к Джорджу Олдеру и не спросили его об этом напрямик?
  — Вот и видно, что вы, сэр, плохо знаете Джорджа Олдера, — сказала Дороти. — По-моему, он готов был уничтожить письмо. И давно бы сделал это, если бы не боялся, что Пит Кадиц или еще кто-нибудь узнает его содержание. Я же только хотела прочитать его. Узнав, что сегодня у Джорджа Олдера большой прием — а его дом мне знаком очень хорошо, — я решила, что могу прийти туда, когда гости будут обедать, войти в кабинет Джорджа, взять бутылку из письменного стола, прочитать письмо и узнать таким образом, о чем там идет речь.
  Вероятно, вы, сэр, не знаете, но его поместье оборудовано новейшими приспособлениями, которые в любой момент могут поднять тревогу. Проникнуть в дом, не будучи замеченной, можно только одним способом: тем, которым воспользовалась я. Пройдя пешком до определенного места в песчаном карьере, я разделась, сложила вещи в мешок и поплыла к острову. Приплыв, переоделась в черное платье; если бы меня увидел кто-нибудь из прислуги, они сочли бы мое появление на приеме в порядке вещей, так как Джордж мог пригласить и меня.
  — Вы хорошо знакомы с его слугами?
  — Конечно.
  — А как насчет собаки? Ее вы, по-видимому, не знаете?
  — Собака меня предала, — с горечью вздохнула она. — Должно быть, инстинкт подсказал ей, будто я что-то взяла из дома — нечто, мне не принадлежащее. Пес натаскан как военная собака, а это на всю жизнь. Его взяла Коррин после войны, когда в армии он стал уже не нужен. Его кормила и дрессировала Кармен, и он любил ее, а после исчезновения Коррин его взял себе Джордж.
  — У вас есть на яхте фотоаппарат?
  — Нет, а зачем он мне?
  — Я хочу снять копию с этого письма.
  — У меня есть портативная пишущая машинка, — предложила Дороти. — Мы можем это сделать на ней, но зачем вам копия, сэр, если у вас в руках оригинал?
  — Это у вас есть оригинал, — сказал Мейсон. — А мне это необходимо на тот случай, если меня когда-нибудь попросят рассказать мою историю. Я хочу быть уверенным в том, что расскажу ее, не изменив ни одной детали. А теперь доставайте вашу машинку и перепечатайте письмо. Одну копию отдайте мне, другую оставьте себе.
  — А что делать с самим письмом?
  — Вернуть его Джорджу Олдеру с извинениями.
  — Да вы с ума сошли!
  — Подумайте хорошенько, — урезонивал девушку Мейсон. — Вы снимаете с письма копии. Мы сравниваем их с оригиналом. Затем вы отдаете письмо Олдеру, сладенько так улыбаясь, и говорите, что хотели только прочитать это письмо, но, переволновавшись, захватили его нечаянно с собой. Потом, как бы невзначай, спросите, что он собирается делать с этим письмом.
  Она долго молчала, обдумывая его слова.
  — Слушайте, — наконец сказала она, и в ее голосе прозвучало явное одобрение. — А вы не так глупы, оказывается.
  — Благодарю вас, — горячо сказал Мейсон, — а я было уже начал в этом сомневаться.
  Глава 2
  Каное бесшумно соскользнулро в воду.
  Дороти Феннер тихо сказала:
  — Благодарю за все.
  — Не за что, — ответил Мейсон.
  — Жаль, что я плохо знаю, кто вы.
  — А зачем это вам?
  — Ну, мне было бы гораздо спокойнее. Вы, кстати, не знакомы с Джорджем С. Олдером?
  — Но все, что требуется от вас, — сказал Мейсон, — это вернуть ему бутылку и сказать, что есть свидетель, который видел письмо и имеет с него копию.
  — Вам легко говорить, — с сомнением сказала Дороти. — Вы-то не знаете его.
  — Вы сделаете так, как я советую?
  — Не знаю. Еще подумаю. Мне кажется, если я буду держать письмо у себя, будет надежнее. Олдер у меня в руках.
  — Советую вам прочитать закон о шантаже, — посоветовал Мейсон. — Впрочем, мне некогда тут с вами спорить. Мне бы только добраться до берега незамеченным. Спокойной ночи, Дороти.
  — Спокойной ночи, мистер Таинственный Незнакомец. Вы мне нравитесь… А вы можете выступить как свидетель в случае, если вы мне понадобитесь?
  — Неизвестно, — сказал Мейсон и оттолкнул свое каноэ от яхты.
  Адвокат налег на весло и направил лодку к освещенному причалу клуба любителей каноэ.
  Звук сверхмощного мотора, усиливающийся во влажном воздухе над самой поверхностью воды, донесся до слуха Мейсона: он становился все слышнее и делался каким-то зловещим. «Ка-пууух, ка-пууух», — слушал Мейсон эхо.
  Он уже выжал из каноэ все, что мог. Легкое суденышко, едва касаясь поверхности воды, со свистом летело к причалу.
  Каноэ было взято адвокатом на весь вечер и оплачено, так что Мейсону оставалось только привязать лодку на причале и уйти.
  К его удивлению, тут не было ни одной живой души, ни одного служащего, сдающего или принимающего лодки, и, если бы не тяжелое пыхтение мотора, залив оказался бы в его полном распоряжении.
  Он торопливо прошел вдоль причала, надвинув на глаза шляпу с опущенными полями, и быстро зашагал к тому месту, где оставил свою машину.
  Делла Стрит, доверенный секретарь Перри Мейсона, сидела в машине и слушала радио. Когда адвокат отворил дверцу, она взглянула на него и улыбнулась, выключив радио.
  — Долгонько же вы путешествовали, — сказала она.
  — Ты звонила по телефону, как я просил?
  — Все сделала, — ответила она. — Потом вернулась сюда, чтобы дождаться вас. Я здесь уже почти два часа.
  — У меня не обошлось без приключения! — признался Мейсон.
  — И значит, вы ничего не слышали про ограбление?
  — Какое ограбление?
  — В доме вашего друга Джорджа С. Олдера совершена кража драгоценностей на сумму пятьдесят тысяч долларов.
  — Черт возьми! — воскликнул Мейсон.
  Делла засмеялась:
  — А я было подумала, уж не замешаны ли в этом деле и вы.
  — Пожалуй, да, — голосом, полным грусти, сказал Мейсон.
  Она вопросительно посмотрела на шефа.
  — Выкладывай! — поторопил он в свою очередь.
  — Я знаю только то, что слышала по радио несколько минут назад. Некая женщина-грабитель, по-видимому, подплыла на легкой лодке к берегу, и лодка осталась дожидаться ее в темноте. Так как она была в вечернем туалете, слуги приняли ее за одну из гостий. Ее случайно застали, когда она рылась в письменном столе хозяина дома. Она выпрыгнула из окна, побежала к воде, потом бросилась в воду, как была, в вечернем платье, и поплыла. Ее подхватил соучастник, и им удалось скрыться. Полиция не без основания полагает, что она, возможно, нашла убежище на одной из яхт, стоявших в заливе на якоре. Полиция намерена устроить облаву, и на шоссе уже всюду выставлены посты.
  — Когда именно ты все это слышала, Делла?
  — Минут пятнадцать назад. Я слегка забеспокоилась, что вы, возможно, сцепились с этими людьми… Понимаете, мне показалось, что они в отчаянии: преступница как в воду канула.
  — Какие-нибудь улики против нее есть? — спросил Мейсон.
  — Полиция нашла купальное полотенце и шапочку, которые молодая женщина оставила на берегу, а также непромокаемый мешок.
  Мейсон запустил мотор, включил фары, выехал задним ходом со стоянки, прибавил скорость и быстро поехал.
  — Ну-с, — сказала Делла Стрит, — вы, как видно, относитесь ко всему этому весьма серьезно. В чем дело?
  — Хочешь — верь, хочешь — нет, — ответил Мейсон. — Но, представь, это я оказался соучастником, который помог этой женщине убежать.
  — Вы?
  — Совершенно верно. Она удирала со мной в каноэ.
  Делла пристально взглянула на Мейсона, потом засмеялась.
  — Ваши россказни, шеф, наверное, имеют целью не дать мне заснуть по дороге обратно в город, — предположила она.
  — Цель данного заявления, которое ты ошибочно назвала «россказнями», состоит в том, чтобы лишний раз напомнить: мужчине не следует действовать импульсивно, когда он встречается с незнакомкой.
  — Так вы с ней встретились?
  — Да.
  — Где?
  — Когда она возвращалась с острова в прозрачном вечернем платье, без каких бы то ни было прочих мелочей туалета, а ее преследовал свирепый пес.
  — И что же вы сделали?
  — Я действовал под влиянием минуты и пригласил ее в каноэ.
  — Ну хорошо, — сказала Делла Стрит, — импульс я в состоянии оценить, но вам бы следовало, по крайней мере, заставить ее отдать вам половину драгоценностей.
  — Она не крала никаких драгоценностей, — сказал Мейсон. — Она прихватила с собой некую улику, но замешанный в этом деле человек слишком хитер, чтобы попасться на подобную удочку, вот он и заявляет, что лишился пятидесяти тысяч долларов в драгоценностях. И ты понимаешь, Делла, в какое положение это ставит меня?
  — А откуда вы знаете, шеф, что она не взяла драгоценности?
  — Она… ну, в общем, она сняла свое платье и позволила его обыскать.
  — В каноэ?!
  — Нет, на борту яхты, которая, по ее словам, принадлежит ей.
  — Она раздевалась при вас?
  — Было темно. Она разделась и швырнула мне свое платье, чтобы я убедился…
  — И только поэтому вы утверждаете, что она не взяла драгоценности?
  — Боюсь, что это так.
  Делла Стрит в недоумении пощелкала языком.
  — Вам следовало взять меня с собой, хотя бы для того, чтобы обыскивать женщин.
  — Черт бы меня побрал, конечно, ты права! — горячо согласился Мейсон.
  — Вы узнали что-нибудь про Олдера? — спросила Делла.
  Мейсон усмехнулся:
  — Полагаю, кое-что у меня появилось.
  — Что же именно?
  — Олдер купил этот остров и заплатил за него какую-то баснословную цену. Он желает иметь собственный феодальный замок. Он человек именно такого типа. Если бы что-то помешало ему держать под контролем каждый квадратный дюйм этого острова, он бы, я думаю, просто сошел с ума.
  — Но разве он не владеет им единолично?
  — Владеет, — подтвердил Мейсон. — Но когда рыли канал, поставили подпорную стенку и сбрасывали к ней землю. При этом образовался длинный полукруглый песчаный карьер, который выступает к северу.
  Делла Стрит засмеялась и сказала:
  — Я, конечно, изучаю юриспруденцию на слух, но разве собственность, образовавшаяся после наноса земли, не принадлежит владельцу смежной территории?
  — Разумеется, принадлежит, если нанос земли является результатом естественных причин; но где-то я читал постановление Верховного суда, гласящее, что собственность, образовавшаяся в результате действий правительственных органов, как, например, прокладка каналов, является государственной собственностью. Так вот, если в данном случае этот закон применим и кто-нибудь вздумает самовольно поселиться в северной части острова Олдера и поставить там небольшую хибарку — ну, ты понимаешь, что может произойти, Олдер…
  Мейсон вдруг замолчал, когда впереди сверкнул яркий красный прожектор. Полицейский на мотоцикле кивнул Мейсону на обочину и потребовал:
  — Встаньте в хвост вон за теми машинами. И двигайтесь медленно.
  Впереди шло шесть или семь машин, несколько патрульных проверяли у их владельцев документы, задавали им вопросы.
  Мейсон переглянулся со своим секретарем, потом опять проехал немного вперед.
  Один из патрульных полицейских сказал:
  — Можно взглянуть на ваши водительские права и путевой лист?
  Мейсон предъявил документы.
  — Вы здесь… О, вы Перри Мейсон, адвокат!
  — Совершенно верно.
  Полицейский улыбнулся.
  — Простите, что задержал вас, мистер Мейсон. О’кей, поезжайте. Мы ищем похитителей драгоценностей. Можете обойти все другие машины, потом объехать вокруг конца дорожной блокады. Простите за беспокойство… Однако для проформы я бы хотел проверить особу, которая едет с вами, потому что преступление совершила именно женщина…
  — Мисс Делла Стрит, секретарь мистера Мейсона, — представилась Делла, предъявляя свои водительские права.
  Полицейский просмотрел права, взглянул на Деллу еще раз, вернул документы и еще раз извинился:
  — Простите, но нам приказано проверять всех. Вы здесь по делу, мистер Мейсон?
  — Да, ищем кое-кого из свидетелей, — сдержанно ответил адвокат.
  Еще одна машина, шедшая на большой скорости, с визгом затормозила, когда красный свет озарил ее ветровое стекло; полицейский приказал водителю свернуть к обочине.
  — О’кей, еще увидимся, — сказал Мейсон и стал объезжать блокированный участок шоссе.
  — Шеф, — внезапно став серьезной, сказала Делла Стрит, — вы предполагаете, что девушка все-таки похитила какие-то драгоценности?
  — Нет, не думаю.
  — Но вы не знаете наверняка?
  — Я очень тщательно осмотрел ее вещи, Делла. У нее была бутылка в правой руке — бутылка, в которую было засунуто письмо, по-видимому выброшенная за борт с яхты «Сейер-Белл» — яхты Джорджа С. Олдера. Женщина, написавшая письмо, боялась, что ее убьют… Впоследствии так и случилось: ее нашли мертвой.
  — Шеф!.. — воскликнула Делла Стрит.
  — И я, — продолжал Мейсон, не давая перебить себя, — очень тщательно обыскал яхту, чтобы убедиться, что на ней не было ничего спрятано.
  — А вы заглянули в верхнюю часть чулок девушки?
  — И не только в верхнюю часть, — сказал Мейсон. — Когда она перелезла через нос каноэ, я увидел пару очень симпатичных ножек без каких-либо уродливых бугров, которые могли бы появиться из-за пятидесятитысячных драгоценностей. А мокрое вечернее платье почти не оставляет никакого простора для воображения.
  — Вы узнали ее имя?
  — Она назвалась Дороти Феннер. Говорит, что является родственницей Коррин, сводной сестры Олдера, которая вот уже несколько месяцев считается пропавшей без вести.
  — Хороша собой?
  — Очень.
  — Фигура?
  — Роскошная.
  — Ну что ж, мужчины всегда остаются мужчинами, — вздохнула Делла Стрит.
  — А теперь, когда мы выехали за пределы оцепления, я дам тебе кое-что почитать.
  Он вынул из кармана копию письма, сделанную Дороти Феннер, и передал ее своему секретарю.
  — Что это?
  — Копия письма, которое было в бутылке. Девушка — неплохая машинистка. Я диктовал ей, подсвечивая карманным фонариком, а она держала свою портативную пишущую машинку на коленях и печатала.
  Делла Стрит развернула страницы, включила свет и со все более возрастающим интересом принялась за чтение. Дочитав до конца, сказала:
  — Господи, шеф, разве это письмо не предоставляет вам возможность накинуть петлю на шею Джорджа С. Олдера?
  — Или, наоборот, дает Джорджу С. Олдеру возможность накинуть петлю на меня.
  — Вы хотите сказать, что это фальшивка?
  — Вот что меня больше всего тревожит, — сказал Мейсон. — Олдер знает, что я представляю синдикат. Вполне возможно, он сообразил, что я собираюсь мимоходом осмотреть его остров, и ведь я, в конце концов, не видел, откуда приплыла эта девица. Я увидел только, как она подплыла к берегу, вышла из воды и направилась прямо к ярко освещенному объявлению, на котором написано: «Вход воспрещен» и т. д., и принялась вытираться полотенцем. Ничего более интересного и придумать нельзя, чтобы привлечь внимание разведчика в каноэ.
  — А вы были еще и с биноклем! — смеясь, добавила Делла Стрит.
  — С биноклем, да и еще с моим проклятым неуемным любопытством. Все было превосходно рассчитано по минутам. После того как ее обнаружили, у нее хватило сообразительности добежать до воды и оказаться как раз рядом с моим каноэ, прежде чем на нее спустили собаку. И собака бежала за ней буквально по пятам. Естественно, я защитил ее от пса и пригласил забраться в каноэ. Знаешь, она красива, в меру развязна, не похожа на воровку, и ты не можешь не согласиться, что ее подход к делу был не совсем обычным.
  — Однако вы приняли меры предосторожности, — сказала Делла Стрит. — Вы…
  — Я думал, что принял меры предосторожности, — вздохнул Мейсон. — На ней было вечернее платье, очень декольтированное, без плечиков, и под ним ничего, кроме пары чулок. Она выставляла напоказ эту бутылку, так что ее невозможно было не заметить, а потом, когда я прочитал то, что в ней было, я понял, что все это подстроено специально для меня. Лучшей западни и не придумаешь!
  — Лучшей наживки, хотите вы сказать.
  — Это практически одно и то же.
  Некоторое время они ехали молча, потом Делла Стрит сказала:
  — А затем Джордж Олдер заявляет, что она взяла драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов и в лодке ее ждал соучастник. Неужели вы не видите выхода, шеф?
  — Почти не вижу. Конечно, если бы я сказал этой девице, кто я такой, убедил бы ее позволить мне взять это письмо — вот тогда бы я влип крепко.
  — Но она пока не знает, кто вы, — заметила Делла.
  — Если это западня, наверняка знает, — сказал Мейсон. — В таком случае она знала, кто я, еще до того, как приплыла к берегу и принялась вытираться полотенцем, которое предусмотрительно оставила, чтобы его нашла полиция, а по метке прачечной выследила ее.
  — Ого! — восхитилась Делла.
  — Вот именно, — подтвердил Мейсон.
  Делла Стрит сложила копию письма и отдала ее Перри Мейсону.
  — Это — динамит, — констатировала она.
  — Если не фальшивка — то да, ты права.
  — Мне кажется, вы действительно вынуждаете его защищаться, — задумчиво произнесла Делла Стрит.
  — Кто кого вынудит защищаться, покажет время, — сказал Мейсон.
  Она доверчиво посмотрела на него и заметила:
  — Вы умеете управлять обстоятельствами.
  Глава 3
  В понедельник утром, в 9.05, когда Мейсон вошел в свой офис, Делла Стрит, приложив палец к губам, подняла на него глаза от телефона и сказала в трубку:
  — Да, миссис Броули, да, конечно. Вы можете подождать у телефона минуту? Кто-то звонит по другому телефону.
  Делла Стрит прикрыла рукой трубку и быстро проговорила:
  — Это звонит миссис Броули, надзирательница женского отделения в тюрьме Лас-Элайзас. У них находится заключенная, некая Дороти Феннер, ей нужен адвокат, и она просит, чтобы вы взялись за ее дело. Она обвиняется в краже драгоценностей.
  — Ого, — удивился Мейсон. — Значит, это и в самом деле западня. Она все время знала, кто я такой.
  — А возможно, и не знала, — усомнилась Делла Стрит, не снимая руки с микрофона. — Хотите, я пошлю туда Джексона, пусть он с ней поговорит. Таким образом вы сможете узнать, простое это совпадение или…
  Мейсон усмехнулся:
  — Спасибо за спасательный круг, Делла. Так мы и сделаем.
  Делла Стрит сняла руку с трубки и сказала:
  — Видите ли, я не уполномочена говорить за мистера Мейсона, миссис Броули, поэтому мы сделаем так: клерк мистера Мейсона, мистер Джексон, приедет к вам и побеседует с мисс Феннер. Вы говорите, она задержана по подозрению в краже драгоценностей?.. Да… примерно через полчаса. Минут через тридцать он может выехать к вам… да… хорошо, благодарю вас. Прощайте.
  Делла Стрит положила трубку и лукаво подняла бровь.
  — Джордж Олдер начинает нажимать на все кнопки, — уныло сказал Мейсон. — Итак, стало быть, эта девица и в самом деле была приманкой?
  — Она действительно красива, шеф?
  Мейсон кивнул.
  — Ну что ж, — усмехнулась Делла, — утешьтесь хоть этим. На Карла Джексона ее красота никак не подействует. Джексон увидит только статьи закона, применимые к ее делу, что же касается остального, он будет рассматривать ее сквозь свои толстые линзы, моргая, словно пытаясь разрубить ситуацию на маленькие кусочки, чтобы легче переварить их в своем мыслительном аппарате.
  Мейсон рассмеялся.
  — Хорошо ты его описала, Делла. Прежде я не обращал на это внимания, но он действительно боится взглянуть на девушку, словно не доверяя самому себе.
  — Большой любитель прецедентов, — сказала Делла Стрит. — По-моему, если ему пришлось бы встретиться с каким-нибудь действительно новым положением вещей, он лишился бы чувств. Обычно он находит опору в своих сводах законов, роется в них, как крот, и под занавес раскапывает какое-нибудь аналогичное дело семидесятипяти— или столетней давности.
  — Надо отдать ему должное, — защитил клерка Мейсон, — он и в самом деле всегда находит какой-нибудь аналогичный случай. На молодых юристов, которые серьезно относятся к этому, он нагоняет настоящий ужас. Дайте Джексону покопаться в библиотеке — и он насобирает вам целую пригоршню прецедентов. Выгодная же сторона всего этого в том, что обычно прецедент нам на пользу. А ведь многие клерки норовят найти что-то, далеко не всегда приятное для клиента.
  — Я нередко вспоминаю, что вы сказали про него, когда он женился, — озорно рассмеялась Делла Стрит.
  — А что такого я сказал? — Мейсон слегка забеспокоился.
  — Я подслушала, когда вы разговаривали ночью с Полом Дрейком, — призналась Делла.
  — Ай-яй-яй, тебе не следовало бы слушать наши разговоры, особенно в такое время.
  — Знаю, — согласилась девушка. — Вот потому-то я и старалась слушать особенно внимательно. Помню, вы сказали Полу, что Джексон женился на вдове, потому что боялся оказаться в нестандартной ситуации, для которой не смог бы найти аналогии.
  Мейсон засмеялся:
  — Мне не следовало так говорить, но это, вероятнее всего, правда. Позови Джексона сюда, Делла, и мы отправим его к Дороти Феннер.
  — Скажите ему, шеф, чтобы он составил мнение относительно…
  Мейсон отрицательно покачал головой.
  — Я ему скажу, что мы намерены защищать ее. Мне только нужно знать, как получилось, что она вышла на нас. Вот и все.
  — Ну а если это не ловушка? Что, если она не знала…
  — И взяла бы другого адвоката, — продолжил ее мысль Мейсон. — А потом, во время слушания дела, случайно увидела бы мою фотографию или заметила меня в зале суда и выболтала бы своему адвокату, что я и есть тот самый человек, о котором говорят как о ее сообщнике. Адвокат кинется к газетчикам. Представляешь, как сложится ситуация? Представляешь? Нет, Делла, мы в это дело не влипли, но и до конца от него не отстанем. Если это не ловушка, мы заставим Олдера поволноваться, а если ловушка, то силой пробьемся к спасительному выходу. Ну, зови Джексона!
  Делла Стрит поднялась из-за письменного стола, вышла через дверь библиотеки в кабинет Джексона и через несколько минут вернулась вместе с насупленным моргающим Джексоном, шедшим в нескольких шагах позади нее и похожим на сову в своих больших очках с толстыми линзами.
  — Садитесь, Джексон, — пригласил Мейсон. — В тюрьме Лас-Элайзас находится молодая женщина. Дело интересное. Ее зовут Дороти Феннер. Она обвиняется в том, что проникла в дом Джорджа С. Олдера и похитила оттуда драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов. Так вот, Джексон, мы собираемся ее защищать. И я хочу, чтобы это было понято ею вполне однозначно. Вопрос о гонораре не имеет большого значения, но мне нужно знать, как произошло, что она вышла именно на меня.
  Джексон моргнул.
  — Затем, — продолжал Мейсон, — я хочу, чтобы была определена сумма залога, с помощью которого она может быть освобождена до суда. И, когда вы будете у судьи подписывать бумагу, я хотел бы, чтобы вы заявили, что эти драгоценности, стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, пока лишь газетная утка; назвать такую сумму очень просто, но мы хотим знать точно, какие именно драгоценности взяты, чтобы определить их фактическую стоимость. В противном случае будем считать, что драгоценности оцениваются по их номинальной стоимости и что сумма залога должна исходить из этой стоимости.
  Джексон кивнул.
  — Вы полагаете, что сможете все это сделать? — спросил Мейсон. — Я имею в виду — заставить судью расследовать количество и ценность украденных вещей, прежде чем утвердить сумму залога?
  — Что ж, разумеется, я попытаюсь, — пообещал Джексон. — Но я вспоминаю доктрину, которая была применена в одном деле и записана в восемьдесят втором томе судебных отчетов калифорнийского Верховного суда… Погодите минутку, я сейчас вспомню точно. Только не торопите меня, пожалуйста.
  Джексон поднял правую руку и щелкнул пальцами раз, другой… На третьем щелчке он вспомнил:
  — О да! Это в деле Уильямса, в томе восемьдесят втором, страница… помнится, сто восемьдесят третья… Там говорится, что сумма залога не зависит от количества денег, которые теряет одна сторона или захватывает другая, которой предъявлено обвинение в преступлении. Но, говорится там еще, сумма залога должна назначаться и в зависимости от морального ущерба, нанесенного преступлением, и той опасности, которую оно представляет для общества.
  — Я только что, — усмехнулся Мейсон, — сказал Делле Стрит, какой вы волшебник в деле откапывания прецедентов, идущих скорее на пользу нашим клиентам, нежели во вред им.
  — Ну разумеется, — глубокомысленно заметил Джексон, — очень многое зависит от характера молодой женщины и, конечно, от обстоятельств, при которых была предположительно взята чужая собственность. Для того чтобы определить сумму залога, необходимо будет допустить, что обвинение достаточно логично обосновано.
  — Надевайте свои боевые доспехи, — сказал Мейсон, — и свяжитесь с окружным прокурором, который ведет это дело. Потребуйте, чтобы он вызвал к себе истца. Настаивайте, что нам необходимо получить официальные сведения о похищенном, его стоимости и времени похищения. Самое же главное, узнайте, связалась ли эта молодая женщина с моим офисом потому, что ей известна моя профессиональная квалификация, или потому, что ей кто-то посоветовал позвонить мне, или потому, что она думает, что знает меня.
  — А вы ее знаете? — сощурился Джексон, растерянно моргая.
  — Откуда мне знать, черт возьми? Вы бы на моем месте, Джексон, знали каждого, кто заседал в жюри, каждого, кто выступал свидетелем?
  — Нет, сэр, не думаю.
  — И я тоже так не думаю, — недовольно буркнул Мейсон, берясь за бумаги. — Быстренько поезжайте в Лас-Элайзас и познакомьтесь с этой Дороти Феннер. Скажите, чтобы она не беспокоилась. Отправляйтесь же как можно скорее. Нам нужно действовать.
  Когда Джексон ушел, Мейсон посмотрел на Деллу:
  — Знаешь, он задает чертовски трудные вопросы.
  — Да, и в самое неподходящее время. А потом смотрит на вас, и вы смотрите на его бесстрастное лицо и моргающие глаза, чувствуя себя чем-то вроде клопа, которого он разглядывает под микроскопом, и не можете понять — действительно этот малый умница или это только кажется.
  Мейсон, откинувшись в кресле, рассмеялся:
  — Достань-ка мне Пола Дрейка, Делла. И давай начинать детективную работу.
  Делла Стрит набрала номер телефона Дрейка, которого не было в справочнике, пользуясь секретной линией, проведенной в личный офис Мейсона и не связанной с коммутатором, и через секунду сказала:
  — Хэлло, Пол! Это Делла. Как поживаешь? Может быть, забежишь к нам в офис?.. Отлично! Сейчас же, да? — Она вопросительно подняла брови, посмотрела на Мейсона, поняла его кивок и сказала: — Отлично, Пол. Шеф будет тебя ждать. Я встречу тебя в дверях.
  Она положила трубку и направилась к выходу в коридор из кабинета Мейсона.
  — Он сейчас придет, — уточнила она.
  Офис Пола, главы Детективного агентства Дрейка, находился ближе к лифту, и через несколько секунд Делла уже слышала его шаги в коридоре. Как только на матовом стекле возникла темная тень, Делла, отодвинув задвижку, отворила дверь.
  — К вашим услугам, — сказал Дрейк, дружески осклабившись и устраиваясь в своей любимой позе в большом мягком кресле для клиентов. Ноги он перекинул через одну ручку, спиной упершись в другую. — Что стряслось? — нараспев протянул он, подняв колено и обхватив руками лодыжку. Он перевел взгляд с Мейсона на Деллу Стрит.
  — Какой ты, к дьяволу, детектив? — спросил Мейсон. — У тебя всегда такой вид, будто ты того и гляди развалишься на части.
  — Я знаю, — сказал Дрейк. — Это своего рода маскировка. Под этим лысоватым черепом, за этими остекленевшими глазами бешено работают шарикоподшипники моего мозга.
  — Вероятно, оттого так трудно каждый раз заставить тебя начать двигаться в новом направлении, — пошутил Мейсон. — Твой мозг — это просто какой-то громадный микроскоп.
  — Он создает устойчивость и способствует потреблению организмом большого количества жидкости, — в тон ему ответил Дрейк.
  — И жидкость на него не действует? — спросила Делла.
  — Она только заставляет его крутиться быстрее, — заверил Дрейк. — Кто-нибудь из вас оплатит мое потерянное время? Вы вытащили меня сюда, чтобы подробнее расспросить меня про мой мозг?
  — Боже сохрани, — замахал руками Мейсон. — Нам нужно, чтобы ты узнал что-нибудь относительно некоего достославного убийства.
  — Убийства не бывают славными, — сказал Дрейк, — особенно ваши убийства.
  — Но это совершенно роскошное убийство, старина, — заверил Мейсон. — И в нем замешана некая мисс Минерва Дэнби, по-видимому, образец женской миловидности и пикантности, которая погибла, предположительно смытая волной с борта яхты.
  — Ты имеешь в виду дело Олдера? — перебил его Дрейк.
  — А тебе о нем что-нибудь известно?
  — Я помню об этом, — кивнул Дрейк. — Помню, потому что власти из сил выбивались, чтобы как можно скорее закрыть это дело, и наперебой старались выслужиться перед Олдером, осыпая его льстивыми словами и обеляя.
  — Ты помнишь какие-нибудь конкретные факты? — простодушно поинтересовался Мейсон, переглянувшись с Деллой.
  — Ну, в общем, — сказал Дрейк. — Этот Олдер — большая шишка. У него прекрасная яхта — океанский лайнер в миниатюре, вся отделанная тиковым деревом, красным деревом, медью и лакировкой, с телефонами во всех каютах и служебных помещениях, личным баром, стюардами и прочим штатом. Ему принадлежит большое имение на острове… Эй, постойте-ка, да ведь это, должно быть, Олдера ограбили вчера вечером!
  — А что ты слышал об этом? — спросил адвокат.
  — Да так, прочитал маленькую заметку в газете. Какая-то женщина надела вечернее платье, смешалась с гостями Олдера, похитила на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей и сбежала вплавь. Ее сообщник, мужчина, сидел в лодке, поджидая, а ее отправил делать черную работу. Когда она убежала из дома, он подогнал каноэ близко к берегу, подхватил ее, и они скрылись от преследователей. Их едва не поймали, так как в погоню пошли на мощном катере. Но позже ее выследили благодаря брошенному купальному полотенцу.
  — Ну так вот, Дрейк, мне нужно как можно больше узнать об Олдере, — сказал Мейсон. — Мне нужно узнать и подробности о смерти Минервы Дэнби, а если ты скажешь всем и каждому, что ее смерть расследуется, меня это тоже вполне устроит.
  — Газетам тоже? — спросил Дрейк.
  — Не слишком явно, — хитрил Мейсон. — Просто туманное упоминание, намек, что твое агентство наводит справки по району острова Каталина, стараясь установить дополнительные факты относительно загадочной смерти одной молодой женщины, якобы смытой штормовой волной за борт яхты некоего мультимиллионера… Ну, ты понимаешь…
  — Газеты не очень интересуются таким материалом, — сказал Дрейк, — но я знаю пару репортеров, которые с удовольствием ухватятся за эту нить. То есть, конечно, если это действительно верное дело.
  — Это дело верное! Давай, начинай расследование. Узнай все, что возможно.
  — О’кей. Что еще?
  — Хорошенько разузнай относительно этого ограбления с похищением драгоценностей. Постарайся понять, как все это было на самом деле.
  — Черт, Перри, ты думаешь, есть возможность, что это…
  — Не знаю, — перебил его Мейсон. — Принимайся за дело и узнавай. Расспрашивай кого только можно, поставь на эту работу своих людей. Узнайте все, что сможете, относительно Олдера. Мне нужна полная картина!
  — Сколько людей поставить на эту работу? — спросил Дрейк.
  — Сколько сможешь.
  — Чтобы собрать сведения к какому сроку?
  — Как можно скорее.
  — Перри, ты ставишь себя под удар. У меня сейчас очень много свободных агентов. Бизнес не слишком хорош, и…
  — Начинай инструктировать их, — порекомендовал Мейсон. — Только пусть не мешают друг другу и не натыкаются друг на друга. Прикажи им собирать сведения и по-настоящему действовать в городе.
  — И мы не должны действовать секретно?
  — По мне, нанимайте для этого хоть целый духовой оркестр.
  — О’кей, — сказал Дрейк, — это избавит меня от многих затруднений. Значит, не надо будет ходить вокруг да около.
  — Да, и еще одно, — сказал Мейсон. — Мне нужно проверить дату смерти Минервы Дэнби. Потом проверь картотеку в Лос-Мерритос. Ты узнаешь, что в то время там находилась одна женщина, душевнобольная. Она не в состоянии была дать о себе никаких определенных сведений. У нее было что-то вроде амнезии, и, по-видимому, она не имела никаких родственников. Узнай все, что сможешь, про Коррин Лансинг. Возраст, фигура, цвет глаз и все такое прочее. Узнай все про ее исчезновение. Она сводная сестра Джорджа Олдера. Словом, собери все сведения и сделай это как можно скорее.
  — О’кей, что еще, Перри?
  — Мне нужна вся подноготная Олдера. Я хочу знать о нем решительно все, до мелочей. Хочу знать его слабые места, если они у него есть. Другими словами — каждое слабое звено в его броне.
  Дрейк выскользнул из кресла.
  — О’кей, Перри. — И пошел работать.
  Мейсон подождал, пока он выйдет, потом попросил Деллу:
  — Свяжись со службой поручительства: скажи им, что я хочу, чтобы они в кратчайший срок внесли залог за Дороти Феннер; скажи, пусть наводят о ней любые справки, но я несу ответственность за любую сумму залога, которую определит суд. И еще я хочу, чтобы они своевременно внесли этот залог.
  Делла Стрит повернулась к телефону.
  — Поговори-ка лучше с самим директором, — добавил Мейсон. — Скажи ему, что я буду весьма признателен за быстрое выполнение моей просьбы.
  — Я ему скажу, что вы просите о личном одолжении, — сказала она.
  — И никаких авансов! — предупредил Мейсон.
  — Не будет авансов, зато будут шансы, — отозвалась Делла Стрит и набрала нужный номер телефона.
  Глава 4
  Джексон прокашлялся, водрузил свой портфель на стол и начал методично вынимать оттуда одну бумагу за другой.
  — Определили ли вы сумму залога? — спросил Мейсон.
  — Может быть, если вы позволите, я расскажу обо всем по порядку? — сказал Джексон. — Доложу вам, как все было. Я…
  — Так определена сумма залога?
  — Нет еще. Судья Ланкершим еще хочет хорошенько обдумать это дело.
  — Обдумать что — сумму залога? — недоверчиво взглянул Мейсон.
  — Ну, судья дал понять, что, если его станут торопить с решением, он назначит сумму залога в двадцать пять тысяч долларов. Он хочет еще посовещаться с окружным прокурором и дает понять, что в случае, если найдет это дело достаточно надежным, значительно снизит сумму залога. Он сказал, что займется этим сегодня в четыре часа, после того как покончит с намеченными делами.
  Мейсон посмотрел на часы.
  — Я побывал в тюрьме Лас-Элайзас и побеседовал с этой молодой женщиной, — доложил Джексон. — Она знает вас только по отзывам других, но никогда прежде вас не видела. И хочет пригласить самого лучшего адвоката, но, как это часто бывает, ее финансовые возможности весьма ограниченны.
  Однако ввиду того, что вы твердо решили взяться за это дело, я не стал обсуждать с ней вопрос гонорара, а просто попытался побольше узнать о ее материальном положении.
  По-видимому, какие-то деньги у нее есть. Она квалифицированная машинистка-стенографистка, секретарь с довольно высоким окладом. У нее сейчас есть восемь или девять тысяч, которые достались ей после смерти матери, застраховавшей свою жизнь в ее пользу. Она страстная яхтсменка, у нее есть небольшая яхта, за которую много не выручишь. Она много плавала, знакома с известными яхтсменами и, по-видимому, популярна в их среде. Ее собственная яхта — это небольшое суденышко, купленное в…
  — Это все неважно, — перебил Мейсон. — Ближе к делу, Джексон!
  — Она настаивает на том, что не крала никаких драгоценностей, но не может объяснить присутствие своего купального полотенца, шапочки и непромокаемого мешка на месте преступления. Прочного алиби, как видно, у нее нет: во время преступления, по ее словам, она находилась на борту своей яхты.
  Она рассказывает очень странную историю относительно того, как в ее отсутствие кто-то забрался на ее яхту и украл какие-то принадлежавшие ей вещи. Она намекает, не говоря прямо, что об этом может знать мистер Олдер… Дальше она говорила, что должна связаться с каким-то таинственным человеком, чье имя она не может или не хочет называть, и надеется с его помощью доказать некое весьма серьезное обвинение против Олдера, но я не мог добиться, что это за обвинение. Странно одно: по ее словам, этот таинственный человек — адвокат. Она уверена, что он ее непременно выручит, но не знает или не хочет называть его имя.
  Про вас она очень наслышана и настаивает, чтобы вы взялись вести ее дело, так как, по ее представлениям, вы лучший адвокат. С Джорджем С. Олдером она знакома лично, и мне кажется, что она его почему-то очень боится.
  Должен откровенно признаться, что у меня сложилось не очень благоприятное впечатление об этой молодой женщине. Мне она кажется виновной. Однако, следуя вашим инструкциям, я ей сказал, что вы согласны ее защищать, и она хочет лично поговорить с вами. Боюсь, что я произвел на нее не очень благоприятное впечатление и что отсутствие доверия было обоюдным. Ее рассказ далек от правдивости и искренности — так мне показалось.
  — Она должна быть сегодня в четыре часа в суде?
  — Судья Ланкершим ничего об этом не сказал. Он просил явиться представителя вашего офиса и офиса окружного прокурора, чтобы всем вместе обсудить это дело.
  — Кто является представителем окружного прокурора в этом деле?
  — Винсент Колтон.
  Мейсон посмотрел на Деллу Стрит.
  — Джексон, а как она вам показалась в смысле внешности?
  Джексон с минуту пребывал в нерешительности, моргая и что-то соображая, потом сказал:
  — Пожалуй, красивая, мистер Мейсон, — сказал он таким тоном, словно это только сейчас пришло ему в голову.
  — Как вы думаете, на суд присяжных она произведет благоприятное впечатление?
  Джексон опять заморгал, медленно обдумывая ответ.
  — Пожалуй, да.
  — И Винсент Колтон просит об отсрочке разбора дела?
  — Он дал понять, что сегодня, к концу дня, ему будет ясна позиция окружного прокурора по этому вопросу.
  — Но вы не думаете, что этой молодой женщине кто-то указал дорогу в наш офис?..
  — Она много про вас слышала, и… во всяком случае, она очень на это напирала — на свое желание иметь лучшего адвоката. Ее представление о размере гонорара, который она должна заплатить вам, разумеется, не соответствует объему работы, которую вам предстоит проделать. Но этого обстоятельства я с ней не обсуждал.
  Мейсон взглянул на часы.
  — О’кей, я побежал. Позже увидимся. Делла, не уходи домой, не дождавшись от меня звонка.
  Она кивнула.
  — Спасибо, Джексон, — поблагодарил Мейсон.
  — В таких делах, — сухо и официально проговорил тот, — у меня временами появляется чувство собственной неполноценности. Особенно бывает затруднительно, когда ты сам, хорошо знакомый со всеми тонкостями закона, сталкиваешься с обывателем, занимающим по отношению к тебе определенную позицию… ну, скажем… недоверия.
  — Да, безусловно, так случается, — согласился Мейсон. — Но теперь я сам займусь этим делом, Джексон. Так что не обращайте внимания на эти мелочи.
  Вздох облегчения, вырвавшийся у Джексона, не оставлял никаких сомнений: почему-то ему не хотелось заниматься всем этим. Однако, вздохнув, он сказал:
  — Если хорошенько подумать над вашими словами, мистер Мейсон, то эту молодую женщину действительно можно назвать привлекательной. Вроде как блондинка, с очень хорошим цветом лица и…
  — Хорошей фигурой? — не без ехидства добавила Делла.
  — О господи, об этом я ничего не знаю, — недоумевал Джексон. — Я с трудом припоминаю даже цвет ее глаз и волос, но общее впечатление, какое она могла бы произвести в суде, я бы сказал, будет определенно благоприятным.
  — Ну хорошо, хорошо, я же сказал, что беру это дело, — подтвердил еще раз Мейсон. — А вы, Джексон, могли бы начать работать тут вот в каком направлении: насколько я знаю законы о земельной собственности, всякое увеличение владения, обязанное своим возникновением стихии, принадлежит владельцу этого участка.
  — Да, сэр. Имеются десятки постановлений на этот счет…
  — Но когда нанос земли является следствием деятельности правительственной организации, например сооружения волнореза или рытья канала, возникший участок является уже собственностью правительства. И в таком случае может быть заселен иными гражданами.
  Джексон наморщил лоб.
  — Ну, позвольте… Тут есть некое тонкое различие. Боюсь, мистер Мейсон, что… нет, ей-богу! Погодите… Вы правы! Аналогичный случай — дело по иску города Лос-Анджелеса к некоему Андерсону, в двести шестом округе Калифорнии. Насколько я помню, это дело касалось земельного участка, образовавшегося вследствие сооружения волнореза по распоряжению правительства. Я не уверен, что решение по этому делу может быть применено и к такому роду правительственной деятельности, как прокладка канала. Однако принцип, казалось бы, тот же самый.
  — Просмотрите это дело, — сказал Мейсон. — Мне нужно иметь твердую почву под ногами. Постарайтесь сделать ее как можно тверже.
  — Хорошо, сэр, должен ли я понимать это так, что вы сами займетесь вопросом о залоге? Было бы крайне досадно, если бы…
  — Да займусь же, займусь! — почти рассердился Мейсон. — Вы же сосредоточьтесь на проблеме земельных наносов, вызванных деятельностью правительства.
  Мейсон схватил шляпу и поспешил отправиться в офис шерифа: там он получил пропуск и позвонил надзирательнице.
  — Мне нужно видеть Дороти Феннер, — сказал он. — Говорит Перри Мейсон.
  — О, сегодня утром здесь был мистер Джексон из вашего офиса. Он с ней разговаривал.
  — Разговаривал, вот как? — спросил Мейсон, будто слышал об этом впервые. — Ну а теперь я сам хочу с ней побеседовать.
  — О’кей! Я приведу ее в комнату для посетителей. Но, сэр, она… она плачет.
  — Отлично, — одобрил адвокат. — Я постараюсь ее немного развеселить.
  — По-моему, она чрезвычайно подавлена.
  — О’кей, — заключил Мейсон. — Буду вас ждать в комнате для посетителей.
  Адвокат поднялся на лифте, предъявил пропуск и подождал, пока надзирательница привела в комнату Дороти Феннер, заплаканную, с распухшими глазами. Здесь стоял длинный стол, разделенный вдоль тяжелым экраном, превратившим помещение в две отдельные длинные комнаты.
  — Подойдите сюда, милочка, — пригласила надзирательница. — Мистер Мейсон хочет поговорить с вами.
  Дороти Феннер, словно в тумане, подошла к экрану, потом вдруг вздрогнула и пристально посмотрела на адвоката.
  — Да ведь вы…
  — Перри Мейсон, — перебил ее адвокат. — Очень рад с вами познакомиться, мисс Феннер.
  — О! — только и вымолвила она и села, словно у нее подкосились ноги. — Я хочу сказать, что вы…
  — Перри Мейсон, — многозначительно перебил ее Мейсон.
  Надзирательница улыбнулась, ласково потрепала девушку по спине и по-свойски спросила:
  — Как дела, мистер Мейсон?
  — Отлично! — ответил адвокат.
  — Дайте мне знать, когда кончите разговор, — сказала надзирательница, отходя в другой угол комнаты.
  Дороти Феннер подняла голову и недоверчиво уставилась на Мейсона.
  Она оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что ее не слышит надзирательница, и тихо проговорила:
  — Почему… почему вы мне не сказали тогда…
  — Неужели вам не понятно, в каком я оказался положении? Вы совершили противозаконный поступок.
  — Что вы намерены предпринять теперь?
  — Первое, что я намерен сделать, — сказал Мейсон, — это освободить вас под залог, но прежде мне нужно знать совершенно точно, что произошло.
  — Пожалуй, я вела себя как дура, мистер Мейсон, — призналась она. — Я не сделала так, как вы мне советовали. Я неразумно подвергла себя опасности и не была еще готова встретиться с Джорджем Олдером. Я подумала, что сперва поговорю с Питом Кадицем про найденную бутылку. Мне нужно было время, чтобы обдумать дальнейшее.
  — И что вы сделали?
  — Я спрятала бутылку там, где, как я думала, ее никто не найдет.
  — Где?
  — В баке с пресной водой на моей яхте. Я отвинтила втулку на питьевом баке и сунула туда бутылку.
  — А потом?
  — Потом сошла на берег, чтобы сесть в поезд, весьма довольная собой.
  — У вас был автомобиль?
  — Нет. Единственная роскошь, которую я могу себе позволить, — это моя яхта. Я обожаю ее! И в целом иметь яхту мне обходится много дешевле, чем стоил бы автомобиль…
  — О’кей, — прервал ее Мейсон. — Так что же произошло дальше?
  — Вчера утром я заглянула в маленький ресторанчик, чтобы позавтракать, и узнала, что Олдер повсюду рассказывает: кто-то забрался к нему в дом и украл на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей. И… вдруг я поняла, что я у него в руках. Он был достаточно хитер, чтобы ни словом не обмолвиться про бутылку с письмом в ней, а просто заявил, что я забралась к нему с целью похищения драгоценностей. И я, как дурочка, оставила следы. И тогда я поняла, что вы, мистер Мейсон, моя единственная надежда, потому что вы — я, конечно, в то время не знала, кто вы такой, — могли бы поклясться, что я не брала никаких драгоценностей в доме.
  — Так что же вы сделали? — в нетерпении ждал продолжения рассказа Мейсон.
  — Тогда я хотя и с опозданием, но последовала вашему совету. Я вернулась на яхту, решив взять бутылку с письмом, и…
  — Вы вложили письмо обратно в бутылку?
  — Да. Точно так, как я ее нашла. Заткнула пробкой и… все такое.
  — О’кей, и что же?
  — Бутылка пропала. Совершенно потрясенная, я не могла поверить, что такое возможно. Я искала, искала, потом выкачала всю воду из бака и заглянула в него с фонарем. Бутылки как не бывало!
  — Вы имеете дело с весьма хитрым индивидуумом, Дороти! — заключил Мейсон. — Он знал, у кого находится бутылка. И просто дождался, пока вы сошли на берег, потом поднялся на борт вашей яхты и принялся за поиски. Скорее всего, он опытный яхтсмен и потому быстро сориентировался, в каком месте вы могли ее спрятать. Итак, теперь бутылка с письмом у него в руках, он также располагает достаточным количеством улик против вас, так что может добиться для вас наказания за кражу со взломом. Как вы полагаете?..
  — Пожалуй, да, может… Я… я, наверно, оставила отпечатки пальцев. И, как идиотка, не надела перчаток… О, что за неразбериха!..
  Мейсон согласно кивнул.
  — Но теперь, когда появились вы, все изменилось, — сказала Дороти. — Вы можете подтвердить правдивость моего рассказа, и мы сможем сказать правду. О, я так рада вас видеть, мистер Мейсон, это для меня такое огромное облегчение! А я все думала, как мне связаться с единственным человеком на свете, который может засвидетельствовать, что я не брала никаких драгоценностей…
  — Спокойно, спокойно! — остановил ее поток слов Мейсон. — Так у вас ничего не выйдет.
  — Почему?
  — Потому что, если мы сейчас расскажем нашу историю, это будет выглядеть попыткой сфабриковать улики, чтобы возбудить дело против Олдера. Над нами все будут смеяться, что мы не сумели придумать ничего поинтереснее… А потом, когда выяснится, что я заинтересовался письмом, которое находилось в бутылке, а после этого позволил вам взять его и положить в бак с водой, где его мог найти и взять кто угодно, все, что мы с вами можем предъявить, — это написанное на машинке письмо, которое мы выдаем за копию с подлинника… Нет, дорогая моя, боюсь, что этого мы не можем сделать.
  — Что же тогда мы можем?
  Мейсон усмехнулся:
  — Слышали ли вы когда-нибудь рассказ про американца, который поехал за границу и там попал в беду из-за одного тамошнего ловкого бизнесмена?
  — Нет, не слышала, а что?
  — Это юридическая классика, — сказал Мейсон. — Бизнесмен подал в суд на американца, чтобы взыскать с него огромную сумму денег, которую он якобы одолжил американцу, собиравшемуся начать крупное дело. Американец пошел к адвокату, горько жаловался и хотел выйти перед судом и поклясться, что иск абсолютно фальшивый и необоснованный.
  Адвокат внимательно выслушал рассказ американца, снисходительно улыбнулся и обещал уладить дело.
  Вообразите удивление американца, когда дело слушалось в иностранном суде. Бизнесмен вышел и поклялся, что он одолжил американцу эту сумму денег, а затем вызвал пять свидетелей: двое из них поклялись, что видели, как американцу были даны взаймы эти деньги, а трое других показали под присягой, что американец им рассказал, что он одолжил деньги у иностранного бизнесмена и надеялся вернуть долг из прибылей своего предприятия.
  — И что же дальше? — спросила Дороти, заинтересовавшись.
  — Адвокат американца даже не стал допрашивать свидетелей, и с американцем едва не случился нервный припадок, — сказал Мейсон. — Адвокат ему объяснил, что в этой стране очень легко заполучить свидетелей, готовых за соответствующее вознаграждение на клятвопреступление. Американец уже видел себя разоренным до последней нитки. А затем пришла его очередь защищаться, и его адвокат любезно пригласил семерых свидетелей, каждый из которых показал, что американец действительно занял деньги у бизнесмена, но что они находились в комнате, когда он возвратил их все, до последнего цента.
  Она слабо улыбнулась.
  — Какова же мораль всей этой истории, мистер Мейсон?
  — Это не мораль, а аморальность, — поправил ее Мейсон. — Это означает, что есть случаи, когда вам приходится бить дьявола его же оружием.
  — Так что же нам делать?
  — В настоящий момент важнее — чего мы не будем делать. Мы не станем кидаться со всех ног в суд и рассказывать там про бутылку. Жаль, что у нас не было фотоаппарата, чтобы запечатлеть этот документ. Мы не покажем пока сделанную нами копию с письма. В таком случае наше положение стало бы совсем иным. Но у нас письма нет, так что нечего и толковать об этом.
  — Но, мистер Мейсон, разве вы не понимаете, что сделал Олдер? Он же… Да ведь если мы позволим ему остаться безнаказанным, если он сможет поставить нас в такое положение, моя улика пропала… я даже не смогу ничего сказать относительно нее в дальнейшем, и… О боже, ведь я и в самом деле забралась в его дом, и он может привлечь меня к суду за кражу, и…
  — Предоставьте это мне, — решительно перебил ее Мейсон. — Не могу обещать с уверенностью, но думаю, что ваш приятель Джордж С. Олдер будет весьма поражен, когда узнает, что я представляю вас. Держитесь твердо, Дороти, и к обеду вы, возможно, уж выйдете отсюда.
  — К обеду, мистер Мейсон? Да что вы, если даже судья разрешит мне внести залог, мои финансовые возможности…
  — Ну, видите ли, я сам в этом кровно заинтересован, так что… Если бы не… О, да ладно, теперь вы понимаете, как все получилось. В тот субботний вечер как бы я ни поступил, все равно показалось бы, что мы с вами затеяли не то состряпать, не то похитить вещественное доказательство, а для меня было бы неприемлемо как одно, так и другое.
  — О, если бы я пошла к Олдеру, как вы советовали! Но я подумала, что лучше знаю, как поступить. Если бы я знала, кто вы такой, я бы послушалась вас без всяких рассуждений.
  — Ладно, — махнул рукой Мейсон. — Теперь мы с вами влезли в это дело, и нам вместе вылезать из него.
  — Что же вы собираетесь делать?
  — Во-первых, собираюсь проявить немного изобретательности и, возможно, прибегнуть к небольшому блефу. А первое, что надо сделать вам, — это освободиться под залог. Затем мы подадим в суд на Джорджа С. Олдера и официально заявим, что мы желаем получить от него показания под присягой. А затем мы еще заставим его поволноваться.
  — А вы сможете все это сделать? — спросила Дороти.
  — Попытаемся, — улыбнулся Мейсон. — Выше голову, Дороти. Мы с вами скоро увидимся.
  Мейсон подал знак надзирательнице, она подошла, и беседа была окончена.
  Глава 5
  Судья Ланкершим терпеливо выслушал заключительные скучные аргументы многоречивого адвоката и сказал:
  — Возражение отвергается. Дается десять дней на то, чтобы подготовить ответ. — Он взглянул на часы. — Ваше время истекло, — сказал он. — Теперь мы рассмотрим следующее дело, касающееся вопроса о сумме залога по делу «Народ Калифорнии против Дороти Феннер».
  — Обвинение готово к слушанию дела, ваша честь, — сказал Винсент Колтон.
  — Мистер Джексон из офиса мистера Мейсона был… — начал было судья Ланкершим, но вдруг остановился. — О, я вижу, здесь сам мистер Мейсон. Вы готовы, господин адвокат?
  — Да, ваша честь.
  — Ну, так в чем заключается трудность? — спросил Ланкершим. — По-видимому, молодая женщина обвиняется в краже. Насколько я понял со слов мистера Джексона, какая-либо попытка со стороны обвиняемой сбежать совершенно невозможна. У нее есть деньги в банке, ей принадлежит яхта, и…
  — Деньги могут быть взяты из банка в любой день и час, — резко заявил Колтон. — А яхта — это старое, ветхое судно, маленькое и весьма сомнительной ценности. Насколько мне известно, за этой молодой женщиной не тянется преступное досье, но факт остается фактом: она проникла вечером в дом истца, смешалась с приглашенными на обед гостями и похитила на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей. Позволить ей выйти на свободу или отпустить под залог — значит дать ей возможность внести за себя пять или десять тысяч, а затем продать драгоценности, положив в карман сорок тысяч чистыми.
  — Чепуха! — отрезал Мейсон.
  — Минутку, мистер Мейсон, — вмешался судья Ланкершим. — У вас еще будет возможность высказаться. Продолжайте, господин окружной прокурор. Полиция не обнаружила ничего из похищенной собственности?
  — Нет, ваша честь.
  Ланкершим немного подумал, потом посмотрел поверх очков на Перри Мейсона.
  — Ну, мистер Мейсон, а какова ситуация с вашей точки зрения? По-моему, я знаю большую часть ваших суждений. Когда мистер Джексон говорил со мной, он изложил довольно подробно факты данного дела. Мистер Колтон сказал, что ему нужно время, чтобы собрать кое-какую дополнительную информацию.
  — Во-первых, — сказал Мейсон, — я не думаю, чтобы было взято драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов. Полагаю, что вообще не было взято никаких драгоценностей.
  — Понятно, — саркастически отозвался Колтон. — Мистер Олдер, всеми уважаемый и порядочный гражданин, возводит ложное обвинение на невиновных людей… Вы именно это хотели сказать?
  — Возможно, вы удивитесь, мистер Колтон, но это именно так. И я бы хотел, чтобы мистер Олдер представил суду список предметов, которые, как он заявляет, у него похищены.
  — Я уже сказал ему, чтобы он приготовил такой список.
  — И затем вручил его вам?
  — Да.
  — Под присягой?
  — Не обязательно. Он даст показания, когда предстанет перед судом.
  — Где находится теперь мистер Олдер?
  — В моем офисе, составляет перечень украденных вещей.
  — Сколько времени ему понадобится, по-вашему, чтобы написать его?
  — Да, вероятно, не так много, ведь похищено всего несколько предметов.
  — Я бы хотел узнать конкретно о некоторых из них, — сказал Мейсон. — Хотел бы, чтобы он определенно показал, откуда взялась эта цифра — пятьдесят тысяч долларов.
  — Будьте уверены, он покажет это в свое время.
  — Это время, полагаю, как раз сейчас и настало, если он собирается помешать этой молодой женщине освободиться под разумную сумму залога. — Мейсон повернулся и обратился к судье: — Ваша честь, моя подзащитная — порядочная женщина с хорошим служебным положением, и я думаю, если бы вы ее видели, то немедленно согласились бы со мной, что здесь какое-то недоразумение. Я еще не говорил с ней достаточно подробно относительно фактов, нуждающихся в проверке с помощью моей компетенции и опыта. Знаю, что единственная улика, связывающая ее с преступлением, в котором ее обвиняют, — это оставленное на пляже купальное полотенце с ее меткой. Совершенно очевидно, что лицо, которое могло похитить на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей, могло украсть и это полотенце. Я также сильно сомневаюсь, что вообще были украдены ценности на такую сумму. И полагаю, что потерпевший сказал это не подумавши, доводя до сведения полиции. Смею сказать еще, что, если мистер Колтон сейчас же позвонит в свой офис, он узнает, что мистер Олдер не только затрудняется подготовить список похищенного, но и не может детально описать хотя бы один из похищенных предметов.
  — О, это абсурд! — безапелляционно заявил Колтон.
  — Какой толк возиться с письменными показаниями? — спросил Мейсон. — Судья, готовый слушать дело, здесь, на месте. Если, как вы сказали, Олдер в настоящее время находится в вашем офисе, то почему бы ему не подняться на лифте в зал суда?
  — А если он будет настаивать, что похищено драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов, вы согласитесь внести пятьдесят тысяч залога? — спросил Колтон.
  — Поставьте вашего клиента на свидетельскую трибуну, — сказал Мейсон. — Допросите его под присягой, дайте мне возможность задать ему несколько вопросов в порядке перекрестного допроса, чтобы выяснить истинное положение вещей. Если он и под присягой повторит, что у него похищено на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей, я соглашусь на такую сумму залога. Давайте также договоримся, что, если он назовет сумму в десять тысяч, залог будет десять тысяч, и если он скажет, что не было похищено никаких драгоценностей, обвиняемая будет освобождена без всякого залога, с обязательством явиться в суд по первому требованию судьи.
  — Если он скажет, что не было похищено никаких драгоценностей, — угрюмо сказал Колтон, — обвиняемая не только будет освобождена без залога, я прекращу дело против нее.
  — О’кей, пригласите его сюда, — сказал Мейсон.
  — Можно воспользоваться телефоном, ваша честь?
  — Пожалуйста, звоните из комнаты отдыха, — сказал судья Ланкершим.
  Окружной прокурор вышел из кабинета судьи. Ланкершим посмотрел поверх очков на Перри Мейсона.
  — Я вижу, вы взялись за это дело всерьез, мистер Мейсон.
  Мейсон кивнул.
  — А ваш мистер Джексон, скажу я вам, весьма профессионально разбирается в законах, — польстил адвокату судья Ланкершим.
  — Рад это слышать, ваша честь. Я попытаюсь так же умело разобраться в фактах.
  Глаза Ланкершима хитро блеснули.
  Винсент Колтон вернулся в зал суда, доложив:
  — Мистер Олдер сейчас будет.
  — Вы спросили у него, приготовил ли он список? — осведомился Мейсон.
  — Я ему велел принести список сюда и зачитать его как вещественное доказательство, — с достоинством ответил Колтон.
  — Я хочу, чтобы секретарь занес его показания в протокол, — предложил Мейсон.
  — Они будут занесены, — ответил секретарь.
  — И мне понадобится лишний экземпляр.
  — Я сниму копию, — огрызнулся Колтон.
  Они подождали несколько секунд, затем дверь отворилась, и в зал суда вошел худощавый мужчина в сером двубортном костюме, спокойный, самоуверенный, с плотно сжатыми губами, явно привыкший повелевать.
  — Джордж С. Олдер, — объявил Колтон. — Мистер Олдер, подойдите сюда, поклянитесь на Библии и займите место свидетеля.
  Олдер поднял правую руку и произнес слова клятвы. Его колючие серые глаза быстро оглядели комнату из-под сдвинутых в одну линию бровей, задержавшись на мгновение с некоторой долей любопытства на Перри Мейсоне.
  — Присядьте, пожалуйста, — пригласил Колтон. — Список похищенных драгоценностей при вас?
  — Я составил весьма приблизительный список. Нахожу это несколько трудным делом — доверять памяти в такого рода делах. Я предпочел бы вернуться домой и произвести полную инвентаризацию, чтобы все установить наверняка.
  — Хорошо, а вы можете информировать в общих чертах суд относительно стоимости похищенного?
  — Я оценил это приблизительно в пятьдесят тысяч долларов. Я не вижу оснований менять эту цифру, — сказал Олдер, мельком взглянув на Перри Мейсона, а затем переведя взгляд на Колтона.
  — Вы совершенно уверены, что драгоценностей было похищено на пятьдесят тысяч долларов?
  — Ну, — неопределенно пожал плечами Олдер, — я подсчитываю, так сказать, на глаз, приблизительно… как я заявил, я еще не проводил полную инвентаризацию, а потом, разумеется, непонятно, имеете ли вы в виду оптовую или розничную цену. Но я бы сказал, что драгоценностей взято приблизительно на пятьдесят тысяч долларов.
  — Я думаю, это все, — торжествующе резюмировал Колтон.
  — Разрешите только пару вопросов в порядке перекрестного допроса, — попросил Мейсон.
  — Очень хорошо, спрашивайте, мистер Мейсон, — кивнул судья Ланкершим. — Полагаю, что это, очевидно, рядовое, рутинное дело, а мы поднимаем вокруг него столько шума. Постараемся не затягивать и поскорее с ним покончить. Мне кажется, залог в пятьдесят тысяч долларов несколько завышен, но если похищено драгоценностей на эту сумму, то, разумеется, защитнику придется согласиться на нее.
  — Совершенно верно, — согласился Мейсон. — Я не отказываюсь от нашей договоренности, но мне, как я только что сказал, надо задать свидетелю пару вопросов.
  — Спрашивайте, — сказал судья Ланкершим, бросив взгляд на часы.
  — Эти драгоценности застрахованы? — как бы между прочим осведомился Мейсон.
  — Какое это имеет отношение к делу? — спросил Колтон.
  — Очень простое, — пояснил Мейсон. — Если драгоценности застрахованы, должна быть их инвентарная опись вместе с оценкой, приложенная к страховому полису; может быть, это обстоятельство освежит память мистера Олдера.
  — О, понятно. Возражений нет.
  — Большая часть моих драгоценностей застрахована, — сказал Олдер.
  — Разве у вас нет страхового полиса, в котором были бы перечислены все объекты страхования с полной оценкой всего вашего имущества?
  — Если подумать, то, кажется, у меня такой полис есть, но драгоценности, перечисленные в этом полисе, составляют десять процентов от общей суммы страхования. Во всяком случае, насколько я помню.
  — А какова общая сумма страховки?
  — Сто тысяч долларов.
  — О’кей, значит, драгоценностей на десять тысяч. Но у вас имеется другой страховой полис, куда внесены только драгоценности?
  — Да, сэр, имеется.
  — В котором наверняка перечислены все предметы?
  — Ну… некоторые из них.
  — О’кей, — сказал довольный Мейсон. — А теперь назовите один предмет, записанный в этом специальном страховом полисе и похищенный из вашего дома во время ограбления.
  — Я… я вам сказал, что мне нужно сначала произвести инвентаризацию.
  — Только один предмет, — настаивал Мейсон, подняв вверх указательный палец, чтобы выделить цифру «один». — Только один предмет, записанный в этом страховом полисе, — повторил он с расстановкой.
  — Не думаю, что могу это сделать так, с ходу.
  — О’кей, — кивнул Мейсон. — А теперь назовите мне один предмет из числа похищенных драгоценностей, не записанный в этом страховом полисе.
  — Ну, скажем, наручные часы.
  — Какой марки?
  — Довольно дорогие швейцарские часы.
  — Откуда вам известно, что они похищены?
  — Я их давно не видел… мне кажется, они пропали.
  — О’кей, — еле скрывал торжество Мейсон. — Но эти наручные часы должны быть в списке ваших вещей в первом страховом полисе, не правда ли? В разделе десяти процентов стоимости всего вашего имущества?
  — Наверное, так, да.
  — Так что, если полиция не найдет эти наручные часы, — продолжал Мейсон, — вы предъявите страховой компании иск на них, не так ли?
  — Ну, вероятно. Я человек занятой. Я не думал…
  — Да или нет? — спросил Мейсон. — Вы намерены предъявить иск страховой компании?
  — Какое это имеет отношение к делу? — спросил Колтон.
  — А вот какое, — ответил Мейсон. — В том случае, если эти наручные часы не были взяты, а этот человек предъявляет иск к страховой компании, он будет виновен в ложной клятве и в намерении получить деньги под фальшивым предлогом. Думаю, он это понимает. Таким образом, он не собирается делать ложное заявление в связи с иском к страховой компании. Так вот, мистер Олдер, вы дали суду клятву. Помните об этом. Я хочу, чтобы вы назвали нам какую-нибудь одну из похищенных у вас драгоценностей. Одну, только одну!
  — Ну… я увидел эту особу… то есть ее обнаружили, когда она пыталась украсть вещи из моего письменного стола, и я… Я вошел туда и открыл запертое отделение, где храню драгоценности, и… в общем, я взглянул в шкатулку и увидел, что там недостает очень многих вещей.
  — Откуда у вас эти драгоценности?
  — Большая часть перешла ко мне от моей матери после смерти отца. То есть они являлись частью имущества отца, драгоценности моей матери.
  — А некоторые из них были ваши собственные?
  — Наручные часы, запонки, бриллиантовая булавка для галстука, кольцо с рубином…
  — Ну хорошо, — сказал Мейсон, — чтобы у нас не создавалось лишних трудностей, давайте запишем сейчас эти вещи. Итак, пропала булавка с бриллиантами, кольцо с рубином…
  — Я не сказал, что они пропали.
  — Эти вещи числились в страховом полисе?
  — Вероятно, да.
  — Ну так как же, пропали они или нет?
  — Я не знаю. Говорю, что я не проводил тщательной инвентаризации. Я заглянул в шкатулку и заметил, что похищено драгоценностей примерно на пятьдесят тысяч долларов.
  — Пятьдесят тысяч долларов — это довольно много вещей, — заметил Мейсон.
  — Да, сэр.
  Олдер провел языком по губам и умоляюще посмотрел в направлении окружного прокурора.
  — Сколько драгоценностей было в этой шкатулке?
  — Очень много.
  — И все застрахованы?
  — Да, сэр.
  — На какую сумму застрахованы?
  — На пятьдесят тысяч долларов.
  — Такова их истинная стоимость?
  — Да, сэр.
  — В таком случае, если у вас пропало на пятьдесят тысяч драгоценностей, они, должно быть, похищены все.
  — Ну, они не все пропали… Я… я вам уже сказал, что не проводил инвентаризацию.
  — Почему? — спросил Мейсон. — Разве в этом не было насущной необходимости?
  — В самом деле, мистер Олдер, — вмешался судья Ланкершим, — вы должны были произвести внимательный осмотр, чтобы узнать, чего не хватает.
  — Ну, я не просматривал вещь за вещью. Я был слишком взволнован и… вот именно, так оно и было, я был взволнован, и…
  — А сейчас вы не взволнованы, нет? — внимательно посмотрел на Олдера Мейсон.
  — Нет.
  — О’кей. Так скажите же нам, чего все-таки не хватает в шкатулке?
  — У меня нет ее с собой.
  — А сегодня утром, скажите, перед тем как пойти в офис окружного прокурора, вы были взволнованы?
  — Ну конечно, для меня было потрясением узнать, что в мой дом с целью ограбления проник некто, кому я доверял…
  — Вы испытали сильное потрясение?
  — Весьма сильное.
  — Настолько сильное, что не смогли сосредоточиться на составлении списка драгоценностей?
  — Ну… да, я был… взволнован.
  — Значит, вы были очень взволнованы, когда заявили окружному прокурору, что у вас похитили драгоценностей на пятьдесят тысяч?
  — Не понимаю, какое это имеет отношение к делу?
  — Вы были так взволнованы, что даже не могли произвести инвентаризацию, чтобы определить, каких вещей не хватает. Так?
  — Ну, можете поставить вопрос и так.
  — Не я, а вы ставите вопрос таким образом, — поправил Мейсон. — Я просто пытаюсь подвести итог вашим показаниям. Так вот, когда вы назвали сумму в пятьдесят тысяч долларов, вы, вероятно, имели в виду цифру, указанную в страховом полисе, и…
  — Вероятно… вероятно, так и было.
  — А сейчас, в настоящий момент, вы не поклялись бы, что вещей похищено не более чем на десять тысяч, а?
  — Послушайте, — рассердился Олдер. — Эта молодая женщина пробралась в мой дом. Она была возле моего письменного стола; шкатулка с драгоценностями была открыта. Кто-то отворил дверь и застал ее врасплох. Один из гостей стал ее расспрашивать, что ей нужно, а женщина схватила эту бутылку и бросилась к окну… — Олдер вдруг замолчал.
  — Какую бутылку? — спросил Мейсон.
  — Бутылку с драгоценностями, — сердито сказал Олдер.
  — Вы храните ваши драгоценности в бутылке?
  — Не знаю. Нет, конечно, но одному из свидетелей показалось, что она выпрыгнула из окна с бутылкой в руке и что она сложила украденные вещи в эту бутылку. Она задумывала эту кражу, предполагая, что может потерять драгоценности, когда будет плыть. Знаю только, что один из гостей упомянул бутылку: он видел ее в руках женщины.
  — А вы сами видели эту женщину?
  — Не вблизи. Я видел, как она бежала после того, как выпрыгнула из окна. Пришлось спустить с цепи собаку. Если бы пес ее настиг, мы бы узнали, какие драгоценности она похитила. Она и ее презренный сообщник.
  — Нет нужды столько времени толковать об этом, — сказал Мейсон. — Мы просто пытаемся уточнить факты. Что касается лично вас, то вы не можете даже точно назвать, на какую сумму похищено драгоценностей — на пятьдесят или десять тысяч долларов. Не так ли?..
  — Ну, я думаю, что…
  — Вы лично не можете утверждать, что, может быть, этих драгоценностей похищено даже на одну тысячу долларов…
  — Я не знаю, похищено ли вообще что-нибудь, — вдруг сердито сказал Олдер. — Я заглянул в раскрытую шкатулку, и мне показалось, что там не хватает большого количества предметов.
  — Но когда вы сказали «на пятьдесят тысяч долларов», вы, очевидно, имели в виду тот факт, что драгоценности застрахованы на эту сумму. Вы были взволнованы и, наверное, потому назвали сумму в пятьдесят тысяч долларов — дескать, столько стоят драгоценности, которые были у вас похищены. Так? Что ж, такое объяснение вполне может иметь место, — удовлетворенно констатировал Мейсон. — Вы не предъявили иск страховой компании?
  — Нет, сэр.
  — И в сущности, вы вообще не намерены предъявить иск страховой компании, не правда ли?
  — Я не понимаю, какое это имеет отношение к делу, — заметил Олдер. — Считаю, что не обязан сидеть здесь и подвергаться всем этим неуместным допросам.
  Мейсон обратился к судье Ланкершиму:
  — Вот видите, ваша честь. Я желаю, чтобы было соблюдено наше условие. Если бы истец назвал сумму взятого у него имущества — пятьдесят тысяч, — я бы внес по постановлению суда залог за мисс Дороти Феннер в сумме пятидесяти тысяч долларов. Но он не может даже показать, что у него вообще что-то похищено. В таком случае окружной прокурор должен позволить моей клиентке выйти на свободу без всякого залога, под расписку, чтобы явиться в суд по первому требованию судьи, и прекратить дело против нее, так что…
  — Не так быстро, не так быстро! — вмешался Колтон. — Между перекрестным допросом свидетеля и его запугиванием — дистанция огромная…
  — Мне не нравится слово «запугивание», — выразил неудовольствие Мейсон. — Этот человек бизнесмен. Он знает свои права. Я просто попросил его дать суду прямое, определенное, недвусмысленное показание. Но, очевидно, он опасается делать это. Боится назвать хотя бы один предмет из якобы похищенных этой женщиной драгоценностей и поклясться, что она взяла именно этот предмет, потому что ничем не может этого доказать. Одно дело — заявить газетчикам и полиции, что он потерял драгоценностей на пятьдесят тысяч, но совсем другое — доказать это.
  — Но зачем, посудите сами, человеку заявлять, что у него пропало драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов, если у него вообще ничего не пропало? — в замешательстве спросил судья Ланкершим. — Мы имеем здесь дело не с искателем дешевой популярности, который жаждет увидеть свое имя в газетах.
  — Вот именно! Потому что, — сказал Мейсон, — он хотел бы по своим личным мотивам, чтобы обвиняемая была арестована.
  — А вам известно, мистер Мейсон, что это в высшей степени серьезное обвинение?
  — Мне известно, что это в высшей степени серьезное обвинение, — подтвердил Мейсон. — Мне это так хорошо известно, что я могу уведомить суд и мистера Олдера о том, что обвиняемая Дороти Феннер намерена привлечь его к суду за оскорбление личности. Затем уже я намерен взять у него показания под присягой, и когда он будет стоять на свидетельском месте, то чтобы он представил суду доказательства того, что у него похищена хотя бы одна драгоценность. Более того, я настаиваю, чтобы представители страховой компании появились у него дома и произвели инвентаризацию оставшихся драгоценностей, сравнив их по списку с перечисленными в страховом полисе предметами.
  Мейсон кончил говорить, и в зале наступило напряженное молчание.
  Колтон прервал его, сказав:
  — Мне все же кажется, что мистер Мейсон пытается запугать свидетеля.
  — Я могу слово в слово повторить сказанное, — встал Мейсон. — Тогда вы, может быть, поймете, что я просто стараюсь защитить мою клиентку от обмана и клеветы.
  — Все это выглядит очень нелепо, — пожал плечами Олдер. — В субботу вечером я был взволнован, а вчера утром я еще не пришел в себя от потрясения. И не представлял, что какой-то адвокат станет меня так запугивать…
  — Вы уже несколько раз употребили это выражение, — вмешался судья Ланкершим. — Суд не позволит никому запугивать вас, мистер Олдер, но суд задает вам один вопрос: согласны ли вы, мистер Олдер, чтобы представитель суда пошел к вам домой вместе с вами и проверил содержимое вашей шкатулки с драгоценностями, сравнив их наличие с инвентарной описью, сделанной страховой компанией?
  — Когда это нужно сделать?
  — Теперь же.
  — Сейчас это не слишком удобно. У меня на сегодня назначены другие дела.
  — Хорошо, тогда сами назовите время и день.
  После паузы Олдер сказал:
  — Я пойду домой и сам составлю инвентарную опись. Я — уважаемый гражданин, и весь этот шум совершенно ни к чему. Можно подумать, что я вор… По-видимому, я уже и обвиняемый…
  Судья Ланкершим поджал губы, и снова наступило молчание.
  — Ну хорошо, — сказал он. — Я назначаю залог для обвиняемой в две с половиной тысячи долларов.
  Когда Ланкершим поднялся со своего места, Мейсон собрал бумаги в портфель и повернулся, чтобы направиться к выходу.
  — Послушайте, любезный, что это вы придумываете? — полюбопытствовал Колтон. — Разве вам известно об этом ограблении что-нибудь еще? Больше, чем известно мне?
  — Спросите об этом Олдера, — посоветовал Мейсон.
  Колтон угрюмо изобразил на лице улыбку.
  — Не думайте, что я этого не сделаю, — пообещал он.
  Олдер покинул свидетельское место, явно пытаясь избежать встречи с Мейсоном и Колтоном.
  Но Колтон внезапно повернулся к нему.
  — Не уходите, мистер Олдер, — попросил он. — Давайте зайдем в мой офис. Мне нужно с вами кое о чем поговорить.
  — У меня очень много дел, — раздраженно ответил Олдер, — деловые свидания…
  — Не думаю, что на сегодня они важнее этого дела, — внимательно посмотрел на него Колтон. — Давайте-ка разберемся во всех фактах, пока у нас еще есть такая возможность.
  Мейсон попросил судебного клерка:
  — Если вы сделаете для меня заверенную копию судебного постановления, я позабочусь об освобождении моей клиентки под залог.
  Колтон кивком показал Олдеру, куда идти.
  — Сюда, мистер Олдер, — сказал он. — Сюда!
  Глава 6
  Перри Мейсон улыбнулся надзирательнице, пройдя мимо нее к месту для свидания.
  — О’кей, Дороти, собирайте ваши вещи. Вы отпущены домой.
  — То есть как это? — поразилась та.
  — Вас выпускают отсюда, — объяснил Мейсон. — Судья Ланкершим разрешил внести за вас залог в две с половиной тысячи долларов, и служба поручительства уже внесла эту сумму.
  — Но… эта служба не потребует с меня денег для дополнительного обеспечения? Или еще для чего-нибудь?
  — О, я с ними договорился, — весело сказал Мейсон. — Можете собирать вещи и ехать домой. Кстати, где вы живете? Я мог бы вас подбросить.
  — В отеле «Монаднок».
  — Мне предстоит много работы, — посетовал Мейсон. — Однако должен вам сказать, мы опередили противника и газетных репортеров. Никто и не ожидал такого. Мы пришли в суд, и Олдер испытал десять очень неприятных минут.
  — Он говорил что-нибудь относительно…
  Мейсон многозначительно посмотрел в сторону надзирательницы.
  — Он проболтался было, но вовремя спохватился.
  Надзирательница, смеясь, сказала:
  — Не обращайте на меня внимания, мистер Мейсон. У меня в одно ухо вошло, из другого вылетело. Пожалуй, я выйду ненадолго. Квитанция за уплату залога и ордер на освобождение у вас есть?
  Мейсон отдал документы.
  — О’кей, — сказала она. — Я вернусь, когда вы будете готовы. А сейчас вы меня извините, но у меня есть еще одно дело.
  Она вышла.
  Дороти Феннер быстро проговорила:
  — Неужели про письмо ничего не было сказано?
  — Конечно нет, — сказал Мейсон. — Он разволновался и сболтнул что-то про бутылку, но тут же поспешил заявить, что у вас была бутылка, в которой можно было унести драгоценности.
  — На все пятьдесят тысяч долларов, разумеется, — с горечью сказала она.
  Мейсон усмехнулся:
  — Ну, эта сумма под конец сошла на нет. Ему и в голову не пришло, что в этом может быть заинтересована страховая компания. А затем я взорвал бомбу, сказав, что мы намерены преследовать его в судебном порядке за диффамацию. И не удивлюсь, если вы получите известие от мистера Олдера и узнаете, что он хочет уладить это дело миром.
  — А что мне ему ответить?
  — Скажите слово в слово следующее: «Обратитесь к моему адвокату». И все. Вы можете это запомнить?
  — Да.
  — Не исключено, что к вам явятся репортеры, — продолжал Мейсон. — Я хочу, чтобы вы им сказали, что не станете отвечать на их вопросы. Можете и это запомнить? На вас можно положиться?
  — Но, мистер Мейсон, что мы теперь будем делать? Как сможем предъявить в качестве вещественного доказательства ту бумагу, что была в бутылке? Мне кажется, что теперь мы… мы боремся только для того, чтобы вернуться туда, откуда начали.
  — Так выходит всегда, когда вы меня не слушаетесь, — сказал Мейсон. — Однако сейчас нечего особенно волноваться из-за вещественных доказательств. Олдер занял оборонительную позицию, а я думаю, что ему не нравится вынужденно обороняться. Ну а теперь мы начинаем.
  — Где вы будете? — спросила она. — Я могу с вами связаться сегодня вечером, если что-нибудь выяснится?
  — Если произойдет что-нибудь особенно важное, — сказал Мейсон, — позвоните в агентство Дрейка. Оно помещается в том же здании, где мой офис, и на том же этаже. Когда выходите из лифта, его дверь справа по коридору. Спросите Пола Дрейка, и он вам скажет, как со мной связаться. Только не звоните, если не будет ничего срочного, и не позволяйте никому запугивать вас так, чтобы вы пустились в паническое бегство. Они могут, конечно, пойти на любые уловки, но вы не поддавайтесь.
  Она взяла его руку в свои.
  — Мистер Мейсон. Вы… Я не могу… — У нее перехватило горло, и на глазах выступили слезы.
  — Все хорошо! — успокоил Дороти Мейсон. — Только держитесь и не унывайте, будто ничего и не случилось.
  Она сморгнула слезы.
  — Но, мистер Мейсон… ведь та бумага…
  — Предоставьте это мне, — сказал Мейсон.
  — Но я не вижу, как вы можете… если я сейчас же не заявлю…
  — Сидите совершенно спокойно, — предупредил Мейсон. — Ничего никому не говорите. Ну а сейчас мы найдем надзирательницу, оформим ваше освобождение, и, когда приедем в город, я вас подброшу к вашему дому.
  Глава 7
  Мейсон нашел Деллу Стрит там, где оставил: она поджидала адвоката в его личном кабинете.
  — Ну, как дела? — спросила девушка.
  — Олдеру пришлось наскоро изобрести, как объяснить происшествие своим гостям, — усмехнулся Мейсон. — Он сказал, что в дом проник неизвестный вор и похитил драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов. В то время он еще не знал, что Дороти Феннер оставила купальное полотенце, резиновый мешок и купальную шапочку на его территории, вблизи освещенного объявления, поэтому приукрасил свой рассказ об ограблении множеством трагических подробностей. Затем, к его ужасу, полиция выследила Дороти Феннер по метке на купальном полотенце и задержала ее. Естественно, Олдер был немного обескуражен. Потом, когда я напомнил ему, что его драгоценности, очевидно, застрахованы и что страховая компания будет ждать от него заявления о пропаже, он отлично понял, что страховая компания отнесется к этой истории весьма подозрительно, и очень быстро стал терять свой запал.
  — Шеф! — доложила Делла Стрит. — В приемной вас ожидает посетитель. Он сказал, что будет тут, пока я не закрою офис, как бы поздно это ни случилось.
  — Кто это? — спросил Мейсон.
  — Мистер Дорлей X. Олдер.
  Адвокат тихонько присвистнул.
  — Он сказал, что ему просто необходимо повидать вас сегодня.
  Мейсон, прищурившись, обдумал ее слова, потом сказал:
  — Постарайся точно сказать время, когда он пришел, Делла. Мне нужно знать, было это до того, как Олдер начал понимать, что дело обернулось не в его пользу, или после.
  — Должно быть, до того. Он ждет с… я бы сказала, с четверти пятого.
  — Опиши его внешность, Делла.
  — Его описать нетрудно, а вот насчет характера не знаю. Ему за шестьдесят, превосходно одет, хорошо сохранившийся, с кустистыми бровями, седой. Но в этом человеке есть что-то, внушающее уважение к нему. В нем чувствуется сильная воля, властная манера.
  — Давай посмотрим на него, — сказал Мейсон. — Твое описание звучит интересно.
  — Определенно, — продолжала Делла, — он интересный человек, но себе на уме, и могу поспорить, что он впервые в жизни просидел столько времени в чьей бы то ни было приемной.
  — О’кей, — одобрил Мейсон. — Давай его сюда.
  Адвокат уселся за письменный стол, придвинул бумаги, которые Делла Стрит принесла ему на подпись, и сказал:
  — Когда он войдет, я буду подписывать эти письма. Выглядеть занятым — это импонирует клиентам.
  — Вы их и в самом деле подпишите, — смеясь, сказала Делла. — Мне их надо отправить сегодня вечерней почтой. Сейчас я его приведу, шеф!
  Мейсон подписывал последнее письмо, когда Делла Стрит отворила дверь и сказала:
  — Сюда, пожалуйста, мистер Олдер.
  Мейсон промокнул подпись, бросил ручку в подставку и поднял глаза — он встретил пристальный взгляд серых глаз из-под лохматых бровей.
  — Мистер Олдер.
  Мейсон поднялся и протянул руку для пожатия.
  Олдер сделал это без улыбки. На секунду его глаза блеснули, взгляд смягчился, но тут же снова стал пронзительным, испытующим и суровым.
  Он был крепко сложен, властен, и на его лице в спокойном состоянии можно было увидеть глубокие складки, которые вместе с пытливым выражением глаз производили впечатление уверенного спокойствия и силы.
  Дорлей Олдер удобно расположился в глубоком мягком кресле для клиентов и, казалось, заполнил его целиком.
  Это большое кожаное кресло было одним из наиболее тонких психологических орудий Мейсона. Подушки были мягкие, податливые и как бы призывали в свои объятия; клиенты, устроившись в них, невольно расслаблялись, спадало напряжение, и люди становились более доступными для понимания мотивации их поступков и психологии. Бывали случаи, когда они садились на самый краешек кресла, словно боясь излишнего комфорта, боясь чем-нибудь выдать себя.
  Мейсон разработал целую систему, по которой заносил своих клиентов в картотеку, систему, основанную на манере поведения того или иного человека в кресле. Одни пытались спрятаться в его уютной глубине от не всегда приятной процедуры общения с адвокатом, другие беспокойно ерзали, но немного было тех, кто усаживался комфортабельно и заполнял собой все кресло. Одним из немногих оказался и Дорлей Олдер.
  — Как я понимают вы хотели повидать меня по делу чрезвычайной важности, — скорее утверждал, нежели спрашивал Мейсон.
  — Мистер Мейсон, вы имеете представление о нашей компании — «Олдер ассошиэйшнс, инк.»?
  — Кое-что слышал, — сухо кивнул адвокат.
  — Вам известно хотя бы в общих чертах, как у нас поставлено дело?
  — А вы желаете проконсультироваться со мной именно по этому вопросу? — парировал Мейсон.
  — Не совсем, — сказал Дорлей Олдер. — Просто я не хочу терять время, рассказывая вам о вещах, вам известных.
  — Можете считать, что я ничего о вашей компании не знаю, — признался Мейсон.
  Ледяные серые глаза посуровели.
  — Это было бы оскорбительно как для вашего интеллекта, так и для моего, мистер Мейсон. Вы представляете синдикат, который владеет довольно значительным участком земли, примыкающим к нашему владению.
  Мейсон непонимающе взглянул на посетителя.
  — И вот мы случайно узнали, — продолжал Дорлей Олдер, — что этот синдикат стремится подписать договор об аренде нефтеносного участка, но компания, которая должна производить бурение, не начнет работы, если не сможет контролировать также и наше владение. А мы не только отказываемся объединить наши владения, но, откровенно говоря, делаем все, чтобы принудить ваших клиентов продать их владение за бесценок. Небольшой финансовый нажим — там, небольшое политическое давление — здесь. При таких обстоятельствах, мистер Мейсон, поверить, что вы ничего не знаете о нашей небольшой корпорации, значило бы плохо подумать о ваших способностях как юриста и моей проницательности как вашего оппонента.
  — Продолжайте, продолжайте! — усмехнулся Мейсон. — Это ваша вечеринка! Как только будете готовы, начинайте подавать закуски и вино.
  В глазах Олдера мелькнула озорная искорка, а в его интонациях появилось что-то почти гипнотизирующее.
  — Я допускаю, мистер Мейсон, что вы уже произвели обследование и, вероятно, нащупали слабые места. Они существуют, как вам, вероятно, известно. Фактически контроль за деятельностью корпорации находится в руках моего племянника, Джорджа С. Олдера. Джордж — относительно молодой человек. Мне же уже за шестьдесят. И я уверен, что вы знакомы с условиями опеки, следовать которым завещал мой брат, оставляя мне свою долю в корпорации.
  — Эта опека покрывает долю полностью? — спросил Мейсон.
  — Полностью, — ответил Олдер.
  — Очень хорошо, — сказал Мейсон. — Продолжайте.
  — Коррин Лансинг, сводная сестра Джорджа, проявляла, разумеется, немалый интерес к этому делу.
  Мейсон понимающе кивнул.
  — И она в один прекрасный день исчезла.
  Мейсон опять кивнул без удивления.
  — При данных обстоятельствах, — продолжал Дорлей Олдер, — мы принимаем меры, чтобы ее отыскать, и нам советуют подождать семь лет — тогда она будет уже считаться умершей.
  — Мне нечего вам сказать по этому поводу, — улыбнулся Мейсон. — У меня хватает своих проблем с собственными клиентами, чтобы я стал еще критиковать советы других адвокатов.
  — Конечно, — продолжал Олдер, — это было бы справедливо в том случае, если бы имело место просто необъяснимое исчезновение. Но совсем иное дело, когда мы уже обнаруживаем обстоятельства, свидетельствующие о ее фактической смерти.
  — Я совершенно уверен, что вы не имели цели консультироваться со мной относительно этого, — сказал Мейсон.
  — Я только обрисовал ситуацию, — любезно улыбнулся Дорлей.
  — Что ж, продолжайте обрисовывать ситуацию.
  — В случае если Коррин все еще жива, положение в отношении контроля компании может резко измениться. В настоящее время я являюсь всего-навсего мелким акционером, когда речь идет о голосовании. Если бы Коррин была жива, у меня есть основания полагать, что она, вероятнее всего, поддерживала бы мою точку зрения.
  — Вы имеете в виду что-то конкретное? — спросил Мейсон.
  Дорлей Олдер сказал:
  — Мистер Мейсон, мы с вами бизнесмены. Почему бы нам не поговорить откровенно, как принято у бизнесменов?
  — Вы ведете разговор, я внимательно слушаю.
  Дорлей Олдер улыбнулся.
  — История с прыжком в окно с украденными драгоценностями… Это годится разве что для публики, мистер Мейсон, но для вас и для меня положение выглядит совсем иным.
  — В каком отношении — иным?
  — У меня есть все основания полагать, что Дороти Феннер приходила в тот дом специально. Думаю, что она приходила туда, чтобы взять некое письмо. А я очень интересуюсь этим письмом.
  — Очень интересуетесь?
  — Чрезвычайно!
  — Что же именно вам известно об этом письме? — поинтересовался в свою очередь Мейсон.
  — Мне известно, что письмо было найдено одним человеком, чистильщиком пляжа. Мне известно также, что оно написано на почтовой бумаге со штампом яхты Джорджа — «Сейер-Белл». Как я понимаю, его написала Минерва Дэнби, женщина, которую во время внезапного сильного шторма смыло волной за борт.
  — Что же вы еще хотите разузнать? — спросил Мейсон.
  — Я бы очень хотел узнать, о чем шла речь в этом письме.
  Мейсон задумчиво смотрел на собеседника.
  — Вы хотите знать содержание письма и намерены спросить, знаю ли я его содержание?
  — Хочу знать содержание этого письма.
  — А что, если его содержание имеет большое значение? Тогда какой мне смысл сообщать его вам?
  — Вы приобретете ценного союзника, Мейсон.
  — В этом деле, — улыбнулся адвокат, — трудно сказать, приобретаешь ты союзника или вооружаешь противника у себя в тылу.
  — Я вам все сказал, мистер Мейсон… И еще одно: я очень люблю Дороти.
  После такого признания Мейсон молча достал из кармана копию письма, сделанную на портативной пишущей машинке, и без лишних слов вручил ее Дорлею Олдеру.
  Старик почти выхватил письмо из рук адвоката, так ему не терпелось поскорее его прочитать. Его глаза быстро забегали по строчкам. Дочитав бумагу до конца, он бессильно опустил руку с письмом на колени и с минуту сидел, уставившись на противоположную стену офиса. Потом тихо проговорил: «Господи боже мой…»
  Мейсон потянулся за письмом, взял его из рук оцепеневшего Дорлея и, сложив листки, убрал их в карман.
  — Господи боже мой! — повторил Доролей, очевидно, самому себе. — Всего я ожидал, но только не этого… ничего похожего на это.
  — Вас все это так поразило? — спросил Мейсон.
  — Джордж странный малый, мистер Мейсон, в высшей степени странный. Он не позволит ничему и никому стать поперек его дороги. Уж если он решит поступить, как ему заблагорассудится, думаю, он посвятит всю свою жизнь достижению этой цели, не останавливаясь даже перед тем, чтобы жертвовать жизнью других. Мистер Мейсон, мне очень нужен оригинал этого письма.
  — Сожалею, но это невозможно.
  — Почему невозможно?
  — С письма была снята копия. Потом оригинал, увы, исчез.
  Лицо Дорлея Олдера потемнело от гнева.
  — Бог мой, неужто вы собираетесь играть в такие игры со мной, мистер Мейсон?
  — Я вам говорю, что это копия письма, которое было найдено в бутылке.
  — Вздор и чепуха!
  — Точная копия, — повторил Мейсон.
  — Откуда вам известно, что она точная?
  — Я могу вас заверить, что это именно так.
  — Боюсь, сэр, что вы либо стали жертвой обмана, — сказал Дорлей Олдер, — либо вы пытаетесь ввести меня в заблуждение. Я… нет, простите, мистер Мейсон. У меня просто сорвалось это с языка. Я несколько забылся, потому что так горько разочаровываться!.. Я надеялся, что оригинал письма у вас или у вашей клиентки. У меня были все основания так полагать.
  — Увы, это всего лишь копия, — повторил Мейсон. — Моя клиентка снимала ее с оригинала — я диктовал ей текст, она печатала… Есть и еще один свидетель, — продолжал Мейсон, который сравнил копию с оригиналом, — свидетель, чье имя я в настоящий момент еще не готов огласить.
  Лицо Дорлея просветлело.
  — Вы хотите сказать, что есть незаинтересованное лицо, могущее подтвердить точность этой копии?
  — Да, именно так.
  — Это другое дело, — облегченно вздохнул Дорлей Олдер.
  — Согласен, совершенно другое, — согласился Мейсон.
  — Джордж знает, что с письма снята копия?
  — Не думаю.
  — Может быть, он подозревает это?
  — Может быть.
  — Джорджу удалось заполучить это письмо обратно?
  — Все свидетельствует о том, что удалось.
  Дорлей Олдер несколько секунд сидел в молчаливом раздумье, потом обратился к адвокату:
  — Мистер Мейсон, я хочу, чтобы вы держались как можно дальше от Джорджа Олдера. Я хочу, чтобы и ваша клиентка держалась от него в стороне. Особенно мои опасения связаны с нею. Если Джорджу взбредет на ум, что у нее есть копия, в интересах безопасности, в интересах сохранения ее жизни ей необходимо принять все возможные меры предосторожности. Сейчас она в заключении и…
  — Она больше не в заключении, — объяснил Мейсон. — Час назад ее освободили под залог.
  — Это правда?
  — Правда.
  — А где она сейчас?
  — Полагаю, у себя дома.
  Дорлей Олдер поспешно высвободился из уютной глубины кресла.
  — Ради бога, держите ее подальше от Джорджа Олдера, — сказал он. — И сами держитесь от него подальше. И обеспечьте сохранность этой копии. Возможно, дня через два я дам вам о себе знать. Помните, что я вам говорил, мистер Мейсон: в моем лице вы приобрели ценного союзника.
  — Минутку, — попросил адвокат. — Я бы хотел задать вам еще пару вопросов.
  — Я вас слушаю.
  — Как вы узнали о письме в бутылке?
  — Откровенно говоря, все, что я знаю, я знаю от моего племянника, Джорджа С. Олдера. Одно время он начал было откровенничать со мной, но потом передумал. И я успел узнать, что такое письмо существует. Мне хотелось, конечно, знать об этом побольше. Я даже спрашивал Дороти, не слышала ли она чего-нибудь об этом. Но она тогда ничего не знала. Я надеялся, что мой вопрос побудит ее разузнать какие-то подробности, если она поговорит с Питом Кадицем. А ваш второй вопрос, мистер Мейсон?
  — Почему вы так боитесь Джорджа?
  — Нет, я не боюсь его.
  — Но вы так напираете на то, что надо держаться от него подальше и мне, и…
  — А, это!..
  — Да, это.
  — Видите ли, мистер Мейсон… лично я его не боюсь. Когда он злится, с ним случаются припадки неукротимой ярости. Когда Коррин исчезла, якобы в приступе мании покончив с собой, боюсь, что это было вызвано отчасти их яростным расхождением во взглядах на многие вещи. Он полетел в Южную Америку, чтобы получить ее подпись на некоторых документах. Я так понимаю, что она сначала отказалась их подписать, а потом и вовсе не захотела с ним встречаться. Ну, остальное вам уже известно… Откровенно говоря, думаю, что он так и не простил бедную больную девочку за то, что она не уступила его требованиям. Однако на второй ваш вопрос я ответил, пожалуй, даже слишком подробно. А сейчас мне пора идти. Немедленно.
  Он поклонился Делле Стрит, пожал руку Мейсону, повернулся к выходу и спросил:
  — Я могу выйти здесь?
  Мейсон кивнул.
  — Не говорите никому, что я был здесь, — попросил Дорлей Олдер. — Никому не говорите.
  Большими шагами он подошел к двери, отворил ее и вышел, не оглянувшись, с достоинством и присущим ему властным и уверенным видом.
  Несколько секунд Мейсон и его секретарь молчали.
  — Ну? — вопрошающе посмотрела на шефа Делла.
  — Позвони Дороти Феннер, — попросил Мейсон. — И скажи ей: я настаиваю на том, чтобы она держалась подальше от Джорджа Олдера. И не только от него: я настаиваю, чтобы в настоящее время ее не мог повидать и Дорлей Олдер. Ни при каких обстоятельствах.
  Делла Стрит подняла брови.
  — Все, что захотел бы сказать ей Дорлей Олдер, должно быть передано через меня, — пояснил Мейсон. — Заметила ли ты, Делла, — этот человек подчеркнул в разговоре с нами то, что все акции капитала Олдеров находятся под опекой.
  — И что? — недоумевала она.
  — А то, что предположительно десять процентов акций находятся в руках Кармен Монтеррей, и как раз эти акции не под опекой.
  Делла Стрит на минутку задумалась.
  — А эти десять процентов могут иметь существенное значение?
  — Они могут иметь дьявольски существенное значение, Делла.
  — Значит, получается, шеф, что мы в результате не приобрели союзника.
  — Это в скором времени обнаружится, — сказал Мейсон.
  — А как быстро наступит это время?
  — Чертовски быстро! — с усмешкой сказал он. — Не успеем оглянуться!
  Глава 8
  Стук в дверь квартиры Дороти Феннер был тихим, но настойчивым, и все-таки было что-то извиняющееся в непрерывном негромком «тук-тук-тук-тук».
  Дороти Феннер подошла к двери, распахнула ее и раздраженно сказала:
  — Послушайте, вы, газетчики! Хоть бы предварительно звонили по телефону, а не ломились в дверь. Я…
  И вдруг она испуганно замолчала.
  — Можно войти? — сказал Джордж С. Олдер, переступая порог квартиры.
  Дороти безмолвно отступила, держа дверь открытой.
  — Газетчики сюда приходили? — спросил он.
  Она кивнула.
  — Это хорошо! — одобрил он.
  — Садитесь, — пригласила она.
  — Заприте, пожалуйста, дверь.
  Поколебавшись мгновение, она повернулась к выходу и задвинула засов.
  Квартира была старомодная, с высокими потолками, обставленная столь же старомодно, но в ней было просторно и светло. Темное дерево панелей и мебели придавало комнатам несколько унылый вид при дневном освещении, зато вечером они выглядели уютней и респектабельней.
  — Ну, каковы ваши условия? — приступил Олдер к делу прямо с порога.
  — Что вы имеете в виду? — спросила девушка.
  Олдер сел на жесткий стул с прямой спинкой, стоявший около стола. Его поза свидетельствовала о том, что он готов в любую минуту вынуть чековую книжку и авторучку.
  — Я свалял дурака! — признался он.
  Она встретила его с нескрываемой враждебностью, но постепенно выражение ее лица несколько смягчилось.
  — Откуда вдруг такой взрыв угрызений совести? — недоумевала она.
  — Это не совесть, — объяснил он. — Это бизнес.
  — О любом бизнесе можете говорить с моим адвокатом Перри Мейсоном.
  — Только не глупите!
  — Какую же глупость вы усмотрели в этом?
  — Он богат, ваш адвокат. И зарабатывает за один день столько, сколько вы не заработаете и за месяц.
  — Какое это имеет отношение к делу?
  — Я готов быть корректным и рассудительным. Вся эта газетная шумиха нанесла вам один вред. Вы, вероятно, потеряли и свою работу. Я компенсирую вам понесенные убытки, но не вижу оснований для вас платить Перри Мейсону часть ваших денег.
  — Кто же ему заплатит, уже не вы ли?
  — Не говорите глупостей! Я не такой дурак. Я охотно возмещу нанесенные мною убытки, но будь я проклят, если поддержу какого-то адвоката хотя бы центом моих денег.
  Она двинулась к телефону, но остановилась в задумчивости.
  — Вы добываете деньги своим трудом, — говорил он между тем. — И лучше пошевелили бы мозгами, до сих пор, по моим наблюдениям, вы их не очень-то утруждали.
  Она вернулась к столу и уселась на ручку большого мягкого кресла напротив него, перекинув ногу на ногу. Эту позу она подсмотрела на фото в киножурнале у одной кинозвезды, у которой репортер брал интервью, и находила ее чрезвычайно эффектной. Дороти Феннер давно отрепетировала ее перед зеркалом, надеясь использовать при удобном случае. В этой позе была определенная развязность, непринужденная беспечность, и в то же время она не отвлекала собеседника от прелестей кинозвезды.
  — Давайте покончим с обиняками и выложим наши карты на стол, — предложил Олдер.
  Она ничего не сказала, наблюдая за ним с задумчивым видом.
  — Если Минерва Дэнби и написала это письмо, — сказал Олдер, — то оно абсолютная ложь. Откровенно говоря, я не верю, что его писала она. Думаю, все это или какая-то мистификация, или просто ловушка, чтобы у кого-то появилось основание для шантажа.
  Дороти Феннер не изменила позы.
  — Однако когда та бутылка попала мне в руки и я прочитал это поразительное письмо, — продолжал Олдер, — мне понадобилось какое-то время, чтобы обдумать ситуацию и кое-что выяснить. Я начал с наведения справок относительно той истории в Лос-Мерритос. Она оказалась фальшивкой с начала и до конца. И я хочу, чтобы и вы мне поверили, что в ту ночь я вообще не видел Минерву Дэнби. В сущности, я вообще ничем не могу объяснить появление этого письма.
  Теперь он говорил серьезно, по-видимому стараясь убедить ее. У Дороти Феннер хватило ума, чтобы понять, что самое лучшее теперь в ее положении было молчание. Она только внимательно наблюдала за ним, чтобы он видел, что она его слушает, боясь сказать что-нибудь: он не должен догадаться, что у нее на руках не такие «сильные» карты, каких он опасался; однако она уже заинтересовалась, как далеко может пойти этот человек и какого рода предложения он приготовился ей сделать. В конце концов, что плохого, если она его выслушает до конца? Она в любую минуту может позвонить Перри Мейсону после того, как узнает, что предложит Олдер.
  — Это правда, — сказал Олдер, почти умоляя поверить ему. — Меня задержали в городе. Я собирался отплыть в тот вечер около восьми, но попал на яхту лишь после одиннадцати. И дал приказ капитану отплывать, не успев проверить сводку погоды и не обращая внимания на нее.
  Через полчаса после отплытия разразился ужасный шторм и застал нас далеко в открытом море. Это было страшное дело! Я почти всю ночь простоял с капитаном на мостике. И когда спросил у него про Минерву Дэнби, где она, он ответил, что девушка в одной из гостевых кают, и с этим я пошел спать.
  Ну, вы знаете, что потом произошло. Утром я ждал ее за первым завтраком. Когда она не появилась, я послал за ней стюарда. Ее каюта оказалась пуста, постель застелена. Я подумал, что она успела сойти на берег, но команда мне подтвердила, что с яхты она не сходила. Море сильно волновалось, мы набрали воды, и, хотя ничего серьезного не произошло, волны перекатывались через нижнюю палубу всю ночь. Однако вряд ли можно предположить, что ее смыло волной за борт, и, по-видимому, столь же маловероятна… другая версия.
  — Вы имеете в виду убийство? — спокойно спросила Дороти.
  Он рывком выпрямился на стуле. В его глазах появилось укоризненное выражение.
  — Разумеется, нет. Я имел в виду самоубийство. Дороти, не разговаривайте со мной в таком тоне.
  — Понятно, — сказала она, не замечая его просьбы.
  — Однако, — продолжал он, — ее тело было найдено, вскрытие показало смерть от асфиксии в воде, и на этом все кончилось. А затем, по прошествии времени, мне звонит Пит Кадиц и говорит, что у него есть письмо, выброшенное за борт с моей яхты «Сейер-Белл». Я не придал его рассказу серьезного значения, подумал только, что это какая-нибудь шутка. Но, поскольку он взял на себя труд позвонить мне, я просил его принести мне это письмо, пообещав заплатить за проезд, и… вот так я попался.
  Я не знал, что делать. И как раз собирался начать расследование этого дела, но тут явились вы и украли это письмо. Вы можете себе представить, в каком положении я оказался. Если бы это письмо появилось в газетах… словом, я, должно быть, потерял голову. Ведь гости видели, как вы выскочили в окно, держа что-то в руках. Они настаивали, чтобы я немедленно проверил, что у меня пропало, и известил полицию.
  Я ужасно боялся, что полиция вас поймает и найдет у вас эту бутылку, но у меня не было выбора. Я не мог просто сидеть и уговаривать их: «Ничего особенного не пропало… Наверное, вору понадобилось просто несколько почтовых марок или что-нибудь в этом роде…» Черт возьми, я оказался в безвыходном положении, и мне пришлось вызвать полицию.
  Но сначала мы, разумеется, попытались догнать вас. К тому времени, как мы заметили каноэ, я уже понимал, что должно было произойти, а когда мы прошли между всеми яхтами, что стояли на якорях, я увидел среди них и вашу и убедился, что не ошибся.
  Мне нужно было сочинить какую-то историю для полиции, поэтому я им наплел про драгоценности, надеясь впоследствии как-нибудь уладить это дело.
  — Вы взяли письмо на моей яхте? — спросила Дороти.
  У него было мрачное лицо.
  — Вы должны благодарить вашу счастливую звезду, что я взял его. Иначе вас не было бы в живых уже на другое утро. Я не привык, чтобы меня припирали к стенке, — а в этом деле, дорогая моя, на карту поставлена моя репутация.
  — Что же вы хотите теперь от меня? — Она пыталась скрыть страх.
  — Только узнать, кто был вашим сообщником, как вы узнали про это письмо, и быть уверенным в вашем молчании. И всего этого я надеюсь достичь наиболее доступными и надежными средствами, которые удовлетворили бы вас.
  Его улыбка была заискивающей, но глаза смотрели холодно и беспощадно.
  — Как вы узнали, где я спрятала бутылку?
  — Простейшее из всех возможных мест, дорогая, — засмеялся он. — Во времена «сухого закона» мы, яхтсмены, всегда прятали спиртное в баках для свежей воды.
  — Кстати, вернув письмо, вы могли бы не отдавать меня в руки полиции.
  — Я не отдавал вас. Я просто заявил о каком-то воре — это я был вынужден сделать. И понятия не имел, что полиция найдет что-нибудь, что наведет их на ваш след. Я думал, что вы достаточно сообразительны, чтобы не оставлять улик.
  Последние слова он произнес укоризненно, и она, вспылив, сказала в свое оправдание:
  — Это из-за вашей собаки.
  — Согласен, это была моя ошибка, — покаялся он. — Я содрогаюсь от мысли, что она сделала бы с вами, если бы напала на вас.
  — Ну вот поэтому я и оставила купальное полотенце, — сказала она.
  — Было слишком много свидетелей ограбления. И я не мог пойти на попятный после того, как вызвал полицию: я был вынужден идти дальше. И этот ваш проклятый адвокат! Почему вы обратились именно к нему, к этому Перри Мейсону?
  — А что такое, почему он вам не нравится?
  — Слышал, он чертовски умен.
  — Поэтому я и обратилась к нему, а не к кому-то другому.
  — Сегодня он меня буквально замучил. Конечно, эти проклятые драгоценности… В то время я и не сообразил, что они все перечислены в страховом полисе, но, как только Мейсон начал меня допрашивать относительно страховки, я понял, что пропал. Если бы я предъявил иск страховой компании, они сразу начали бы расследование, и… словом, я попался, и все тут. Если я теперь не предъявлю список, то буду обвинен в попытке получить деньги под фальшивым предлогом. Страховые компании не любят с этим шутить.
  — А что произошло сегодня днем? — спросила она, стараясь тянуть время.
  — Окружной прокурор задержал меня еще и после допроса, сказав, что ему не понравились мои ответы и что, если я не буду вести себя более разумно, он вообще прекратит дело. Тогда я вскочил, оттолкнул свой стул и разыграл небольшой спектакль, заявив, что я крупный налогоплательщик и мне должно оказываться большее уважение, что он может прекратить дело, так как это мне совершенно безразлично, что я достаточно насмотрелся на него в суде и знаю, что Перри Мейсон навьет из него веревок, а меня сделает посмешищем, так что мне наплевать на его советы. Потом я повернулся и ушел из их офиса.
  — А что теперь? — спросила она.
  — Теперь я хочу договориться с вами об условиях.
  — Каких условиях?
  — Как бизнесмен, я должен был бы сказать, что хочу поступить по справедливости, а затем постараться заплатить как можно меньше. Но сейчас я не чувствую себя бизнесменом, скорее кем-то вроде доброго дядюшки, который причинил вред кому-то, кого он по-настоящему любит… Так сколько же?..
  — За что?
  Он поднял руку и стал, загибая пальцы, отсчитывать:
  — За полное перемирие. За абсолютное молчание с вашей стороны в отношении прессы. За имя вашего сообщника и за предание того письма полному забвению.
  — Не думаю, что смогу это сделать. По-моему, это нечестно. И у меня не было никакого сообщника. Меня совершенно случайно подобрал какой-то человек в каноэ.
  Он пристально поглядел на Дороти, и ей стало не по себе от этого изучающего взгляда.
  — Письмо — фальшивка, — внушительно сказал он. — Можете мне поверить. Вам будет легче забыть о нем теперь?
  — Откуда я знаю, что это — фальшивка?
  — Я вам это докажу.
  — Докажите, я вас слушаю.
  — Не здесь. У меня нет с собой даже письма, не только доказательства. Но если вы дадите мне возможность, дорогая, я докажу, что это самая низкопробная фальшивка. И тогда вам ничто не помешает отнестись снисходительнее ко мне.
  Она обдумывала его слова, устало прищурившись.
  — И вы заплатите мне деньги?
  — Конечно, дорогая, большую сумму… ну, скажем, равноценную причиненному вам ущербу. В конце концов, Дороти, хотя мы с вами не ладим, но я человек, которому можно верить.
  Она отвернулась, чтобы не встречаться с его пытливыми глазами, и тут же ее взгляд упал на телефонный аппарат.
  — Послушайте, вы нервничаете, вы расстроены и вы немного боитесь меня, ведь так? — сказал Джордж Олдер.
  — Мне кажется, у вас есть какой-то скрытый мотив, иначе вы бы не…
  — Бог мой! — нетерпеливо перебил он. — Я не хочу гласности. Я стараюсь поступить по справедливости — если только вы предоставите мне эту возможность.
  Он поднялся.
  — Дороти, — сказал он. — Я еду обратно на остров. Подумайте хорошенько. А потом, когда вы поймете логику моего положения, когда вы будете готовы принять равноценную компенсацию наличными и освобождение от судебного разбирательства, вы придете ко мне, и я вам докажу, что это письмо — совершенная фальшивка.
  — Когда же это случится?
  — В любое время, дорогая, хоть сегодня вечером. Чем раньше, тем лучше. Я отпущу слуг, а собаку запру в чулан. Я буду ждать.
  — Не сегодня. Я…
  — Сегодня, — перебил он настойчиво и твердо. — У меня свои планы. И не забывайте, дорогая, вы все еще виновны в краже со взломом. Хотя и освобождены под залог, вы по-прежнему обвиняемая по уголовному делу. Ничего никому не рассказывайте. Просто приходите и позвольте показать вам настоящее доказательство ложности обвинений, выдвинутых против меня в этом письме, а потом мы с вами придем к полному взаимопониманию.
  Я буду ждать вас, дорогая, только не говорите ничего никому. И было бы лучше, если бы вы вышли из отеля… так сказать, тайным образом. Ваш адвокат захотел бы получить свою долю с нашего договора, а мы не хотим давать ему ни цента из ваших денег. А, Дороти, не хотим?
  Он поспешно пошел к двери, задержался на пороге, сказал:
  — Помните, я буду на острове ждать вас. Собака будет заперта, а слуги отпущены. Пройдите прямо через мост, а затем кругом, к двери моего кабинета. Вы знаете эту дорогу. Спокойной ночи, Дороти.
  И закрыл за собой дверь.
  Глава 9
  Пол Дрейк, сидя в своем крошечном кабинетике и надвинув на глаза зеленый козырек, просматривал пачку рапортов. Телефоны на письменном столе держали его в постоянном контакте с агентами, работавшими по его заданию. Электрические часы на стене мирно отсчитывали секунды.
  Перри Мейсон и Делла Стрит, пользуясь преимуществом своей долголетней дружбы, постоянного сотрудничества и общности интересов с Дрейком, без предупреждения прошли по узкому коридору, постучали в дверь его личного кабинета, а затем Мейсон распахнул ее, пропустив вперед Деллу.
  Дрейк поднял глаза от бумаг, усмехнулся, посмотрел на часы, потер глаза и сказал:
  — А я как раз собираюсь кончать работать и идти домой. А вы где пропадали?
  Мейсон обвил рукой талию Деллы.
  — Обедали, танцевали и отдыхали. А сейчас намерены нанять тебя на работу.
  Дрейк устало сказал:
  — А это, полагаете, не работа? Уж не воображаете ли вы, как многие, что у частного детектива только и есть что необыкновенные приключения, состязания с полицией, а в свободное время — любовные авантюры с красотками?.. Ему, между прочим, приходится держать две дюжины оперативников, чтобы получать весомые результаты, и следить, чтобы они не дублировали один другого.
  — Ну, что еще новенького, Дрейк? — спросил Мейсон.
  — Много всякого. Ничего умопомрачительного, однако к утру можно составить из мелочей пачку сведений. В ночное время ход событий всегда несколько замедляется. После того как человек лег спать, его трудно вызвать на разговор, сколько бы агентов ни принялись за него, так что я обычно снимаю часть людей с задания, с тем чтобы утром они начинали работать как можно раньше и интенсивнее.
  — Ты разузнал что-нибудь относительно Коррин, сестры Джорджа Олдера? — поинтересовался Мейсон.
  — Она, по-видимому, была очень расстроена изменой своей приятельницы. Кстати, этой приятельницей оказалась Минерва Дэнби, которую смыло волной с яхты Джорджа. Джордж С. Олдер полетел в Южную Америку, где узнал, что его сводная сестра заболела психически. Он прибыл туда в тот день, когда она исчезла. Обстоятельства указывают на самоубийство в состоянии депрессии, но ее тело так и не было найдено.
  Кармен Монтеррей, горничная и компаньонка Коррин, вернулась в эту страну и живет где-то здесь. Я поместил объявления во всех газетах — обычный текст: «Если Кармен Монтеррей желает узнать нечто, весьма для нее важное, пусть даст о себе знать по нижеуказанному адресу». И назвал в объявлении ложный номер почтового ящика, так что…
  Телефон справа от Дрейка настойчиво зазвонил.
  Детектив жестом извинился перед Мейсоном и Деллой, схватил трубку.
  — Хэлло… о’кей, говорите же! Что? Дьявол! О’кей, давайте подробности… Узнайте более досконально и сообщите мне сюда как можно скорее. Посылаю вам на подмогу еще двоих. Мне нужны факты… О’кей, буду все время здесь… Начинайте копать. Двое моих агентов будут у вас через полчаса… Встречайте их!
  Дрейк бросил трубку на место и сказал:
  — Минутку, Перри, подожди.
  Он схватил трубку с левого от себя телефона и отрывисто заговорил с кем-то, отдавая приказания:
  — Пошлите двоих на остров, в резиденцию Олдера. Они должны помочь Джейку. Пусть поторопятся… Нет, мне безразлично, кого вы пошлете. Это сейчас важнее всего остального… только пошлите хороших людей. Это срочно и чертовски важно!
  Дрейк бросил трубку на рычаг, сдвинул на лоб зеленый козырек и сказал:
  — Джордж Олдер убит.
  — Черт возьми!.. Когда? — вскочил Мейсон.
  — По-видимому, в последние два часа. Горничная Салли Бенгор обнаружила труп хозяина на полу в его кабинете и почти застала убийцу на месте преступления. Смерть наступила в результате выстрела. Тело лежало распростертым на полу кабинета. Наружная дверь отворена. Собака заперта в чулане, где Олдер держал ее на замке, когда ожидал посетителей.
  Мой оперативник, которого я поставил наблюдать за домом, только что прибыл туда. Он увидел полицейские машины вокруг, узнал, что Олдер убит, и кинулся к телефону сообщить мне. Сейчас он вернулся туда, надеясь получить сведения от кого-нибудь: от фоторепортера, приятеля-полицейского — словом, от любого, кто сможет с ним говорить. У него много связей, и через несколько минут мы получим сообщение от него.
  — Почему ты не отправил его туда раньше? — раздраженно спросил Мейсон.
  — Имей совесть, Перри. Ведь ничто не говорило о том, что на острове может произойти что-то неординарное. В сущности, я даже не хотел посылать туда людей до самого утра. Я…
  — О’кей, Пол, — перебил его Мейсон. — Я просто понервничал. Прости.
  — Извини и ты, я пойду к коммутатору и оттуда начну отдавать распоряжения, — сказал Дрейк. — Так я сэкономлю время и, возможно, сумею связаться с какой-нибудь газетой.
  Дрейк вышел из комнаты. Мейсон и Делла Стрит переглянулись, и Мейсон большими шагами заходил по кабинету.
  Делла сидела молча, наблюдая за ним; на коленях она держала наготове блокнот для стенографирования и карандаш, чтобы сразу же записывать то, что шеф будет говорить. Но адвокат продолжал ходить взад-вперед по узкому пространству офиса Дрейка, прижав подбородок к груди, и молчать.
  Минут через десять-пятнадцать Дрейк ворвался в комнату и сказал, порывисто дыша:
  — У меня целый ворох новостей, Перри! Но нужно время, чтобы уточнить кое-какие детали. Хотите подождать или отложим до утра?
  Мейсон усмехнулся, уселся на край письменного стола, более или менее свободный от бумаг.
  — Глупый вопрос, — сказал он. — Мы, конечно, подождем.
  Дрейк вытащил из ящика стола пачку сигарет, предложил Делле, которая покачала головой, потом Мейсону, но тот отказался:
  — Спасибо, Пол, у меня есть свои.
  Мейсон открыл портсигар, и они с Дрейком закурили.
  — Вот такие детали в деле сводят меня с ума, — посетовал Дрейк. — У меня на задании две дюжины парней, и, когда приходит время, я их отзываю, так как в одном месте им всем нечего делать одновременно. А затем вдруг происходит что-нибудь, как, скажем, сегодня. Я подобен игроку в бейсбол, у которого слишком мало времени, чтобы добежать до старта, и приходится выбиваться из сил, чтобы нагнать упущенное время.
  — Если ты так себя чувствуешь, подумай обо мне, — сказал Мейсон.
  Дрейк отрицательно покачал головой.
  — Твоя игра еще не началась, — сказал он. — Я собираю для тебя факты. После того как я их соберу, ты можешь начинать действовать в том направлении, какое они тебе подскажут… Но, вероятно, теперь… теперь, когда Олдера убили…
  Мейсон взглянул на Деллу Стрит, усмехнулся, кивнул на Пола:
  — Послушай-ка, как детектив рассказывает адвокату про легкую жизнь юриста!
  — Ты полагаешь, — расстроился Дрейк, — что детектив должен уметь находить что-то верное, надежное. Но не забывай, что у меня тоже есть репутация. Мне полагается преподносить тебе факты аккуратно подобранными и уложенными в коробочку, так что тебе остается только разобраться в них. А скажи, Перри, что ты станешь теперь делать? У тебя совсем пропал интерес к этому делу?
  — Не думаю, — ответил Мейсон. — Я охочусь за более крупной дичью.
  Дрейк посмотрел на него, вопросительно подняв бровь, но промолчал.
  Делла Стрит подняла с пола газету, валявшуюся возле стула, на котором сидела, и принялась читать.
  — Мне очень неприятно, Пол, что я не все могу объяснить, — сказал Мейсон.
  — Ничего, — не обиделся Дрейк. — Просто на сей раз мне было бы легче тебе помогать, если бы я знал, кого ты преследуешь. Насколько я понимаю, теперь Дороти Феннер окончательно избавлена от судебного разбирательства. Окружной прокурор не может ее судить, не имея показаний, данных под присягой, что какие-то драгоценности пропали. Говорят, сегодня в суде вы задали жару Олдеру.
  — Здесь дело посерьезнее, чем Дороти Феннер, Пол.
  — Ага, я понимаю, — сказал Дрейк. — Я так и думал.
  — Но это строго конфиденциально, Пол, — добавил Мейсон.
  — По-моему, я еще никогда тебя не подводил, а?
  — Никогда! — подтвердил Мейсон. — Но если ты посмотришь на это дело попристальнее, то увидишь, что оно начинено динамитом.
  Мейсон достал из кармана копию письма, которое извлек из бутылки, и передал его Полу Дрейку.
  — Взгляни-ка на это, Пол.
  Дрейк стал читать, сперва с каким-то нетерпением, бегая глазами по строчкам, но прислушиваясь к телефонам. Потом вдруг всецело погрузился в чтение и пробормотал:
  — Ради бога…
  — Ну как, Пол, динамит, а?
  Дрейк не ответил. Он внимательно продолжал читать.
  Делла Стрит подняла глаза от газеты, хотела что-то сказать, но потом свернула газету и ждала, пока Дрейк покончит с письмом.
  Мейсон уселся поудобнее и обхватил переплетенными пальцами колено.
  Зазвонил один из телефонов.
  Не отрываясь от письма, Дрейк на ощупь взял трубку.
  Делла Стрит быстро поднялась и придвинула к нему аппарат.
  — Благодарю! — сказал ей Дрейк, потом в телефон: — Да, хэлло?
  Он послушал то, что говорили в трубке, потом решил:
  — Ну, это уже гораздо лучше! Давайте еще факты, да побольше.
  Послушав еще несколько секунд, он положил письмо, взял карандаш и стал делать на нем какие-то пометки.
  Минуты две-три из трубки все еще доносились слова, а Дрейк продолжал чертить карандашом.
  — Это все? — спросил он. Послушав еще какое-то время, сказал: — О’кей, по-моему, вы хорошо поработали. А теперь к вам очень скоро подойдет помощь. Мне нужны все факты. Также я хочу знать, чем сейчас занимается полиция. Да, я буду здесь, в офисе. Продолжайте сообщать. Жду. Бог мой, Перри, — изумился Дрейк, повесив трубку, — это письмо действительно нечто… Где ты его достал?
  — По-видимому, оно было найдено в бутылке, прибитой к берегу, которую подобрал чистильщик пляжа и отдал Олдеру. Ну вот, теперь тебе стало понятнее кое-что из моих намерений. А что ты сейчас узнал? Что-нибудь новенькое?
  — Похоже, для твоей клиентки складываются весьма благоприятные обстоятельства, — объяснил Дрейк.
  — Расскажи подробнее.
  — То есть, — продолжал Дрейк, — если только Дороти Феннер не отправилась опять в дом Олдера, чтобы закончить дело, начатое в субботу.
  — Не говори глупостей! — начал сердиться Мейсон. — Дороти Феннер — хорошая девочка. Она следует моим инструкциям. Я отвез ее домой, там она и сидит.
  — Откуда ты знаешь, что она дома?
  — Я ей велел так поступить. Думаю, она достаточно благоразумна и доверяет мне, чтобы делать в точности то, что я ей советую. Так что ты узнал, Пол?
  — Это звонил мой человек оттуда, с территории Олдера, — пояснил Дрейк. — Он говорил с шерифом, который ему все и рассказал. Похоже, та бродяжка, которая приходила в субботу, опять появилась, и с той же целью. На этот раз она не выпрыгнула из окна. Собака была заперта в чулане, и, когда Олдер застал преступницу, она убила его выстрелом из револьвера тридцать восьмого калибра.
  — Почему они думают, что это именно та самая женщина? — забеспокоился Мейсон.
  — Полиция находит, что здесь «тот же почерк», как они выражаются. Особа, находившаяся в кабинете, выбежала через открытую стеклянную дверь в задней стене кабинета. Эти стеклянные окна-двери выходят на залив. Салли Бенгор, горничная, нашедшая труп, проявила достаточное присутствие духа и заперла калитку на мосту, когда преступница побежала на материк. И она оказалась в ловушке.
  Крики служанки услышал проезжавший мимо человек в автомобиле, и через несколько секунд полицейские машины были вызваны по радио. Когда Салли Бенгор рассказала им о случившемся, они начали обыскивать остров, поставив на мосту заслон перед любопытными обывателями и объяснив им, что они не должны пропустить ни одного человека со стороны острова.
  — И?.. — в нетерпении вставил Мейсон.
  — И… они не нашли ровным счетом никого, — заключил Дрейк. — Никаких следов убийцы! Единственный путь, каким она могла скрыться, — это вода, как она сделала и в ту ночь.
  — Что еще? — спросил Мейсон.
  — Ну вот… Джордж С. Олдер лежал вниз лицом в огромной луже крови. Он был застрелен из револьвера тридцать восьмого калибра, пуля прошла через затылок, задела одну из крупных артерий, вышла насквозь и, по-видимому, не застряла нигде в комнате. Это дело полиции — определить направление выстрела. Женщина, которая застрелила его, должна была стоять прямо у письменного стола, а Олдер, по-видимому, упал на ходу.
  — Почему полиция предполагает, что она стояла у стола?
  — Потому что только в таком положении пуля могла пробить затылок Олдера, а затем вылететь в открытые стеклянные двери. Олдер упал вперед. Девушка, должно быть, бросила в него револьвер, когда он падал.
  — Как это?
  — Револьвер был найден под трупом, весь в крови, с одним израсходованным патроном. Так что у них все в ажуре, Перри.
  — А где была все это время собака?
  — Заперта в чулане, где она, по-видимому, оставалась большую часть времени, когда Олдер принимал в своем кабинете посетителей. Собака довольно дикая. Она была тренирована как сторожевая… ну, знаешь, которая не лает, а прямо бросается… Она выдрессирована, как все армейские собаки, — преследовать, валить с ног, задержать и все такое прочее. Пока задержанный стоит неподвижно, подняв руки вверх, собака приучена лежать возле него и ничего не трогать, но при малейшем движении или угрожающем жесте она разорвет его на куски.
  — А что делала собака в то время, когда произошло убийство?
  — Что ты имеешь в виду? — опешил Дрейк. — О, понимаю. Я поручу моему агенту разузнать относительно этого и позднее тебе сообщу.
  — Как давно все это произошло, Пол? — спросил Мейсон.
  — Насколько полиция может судить после поверхностного осмотра, это произошло сегодня вечером, часов около девяти. У горничной был выходной, и она вернулась не раньше десяти часов.
  — Значит, убийца находился там и искал то, что ему было нужно, целый час?
  — По-видимому, так.
  — Черт возьми, Пол, — Мейсон посмотрел на часы. — Сейчас двенадцать!
  — Я тебе сказал, что, вероятно, сделал ошибку, не послав туда человека раньше для наблюдения за домом. Я отозвал его, приказав заступить в полночь и наблюдать до восьми утра, когда я прислал бы ему подмену… Перри, тебе нужны были сведения об Олдере, но ты не просил следить за кем-то конкретно, и я даже спорил сам с собой, стоит ли ставить человека на наблюдение за домом. И в результате решил сделать это, хотя бы для того, чтобы записать номера машин, которые могли туда подъехать и…
  — Все хорошо, Пол, — сказал Мейсон. — А сейчас я, пожалуй, поеду, подниму с постели Дороти Феннер и расскажу ей об этом. Это может предупредить нежелательные интервью с газетными репортерами.
  Делла Стрит, дожидавшаяся паузы в их разговоре, сказала:
  — Прежде чем ехать, шеф, вы, может быть, взглянете вот на это. — Делла Стрит подала ему газету. — Посмотрите вот на это объявление: «Если Кармен Монтеррей, которая девять месяцев тому назад находилась в Южной Америке, даст о себе какие-то сведения, она получит информацию, в которой материально заинтересована. Почтовый ящик номер 123 Дж».
  — Что такое? — удивился Мейсон.
  — Правильно, — ответил Дрейк, — это объявление поместил в газете я.
  — А как оно могло попасть в дневной выпуск? — спросила Делла Стрит.
  — Что? — вскричал Дрейк, вдруг весь обратившись во внимание. — Дай-ка мне!
  — Похоже, что кто-то тебя обскакал, Пол, — сказал Мейсон. — Лучше постарайся узнать, что это за почтовый ящик номер 123 Дж. — Делла, а ты бери такси, поезжай домой и поспи немного. Я же немедленно еду к Дороти Феннер, поднимаю ее с постели и бью полицию прямо под ложечку.
  — Думаешь, они к ней приедут? — спросил Дрейк.
  — О, конечно, если уже не приехали, — уверенно ответил Мейсон. — Во всяком случае, у меня с ней состоится небольшой разговор по душам.
  — Я там вам не нужна? — немного грустно спросила Делла.
  — Нет, поезжай домой и отоспись.
  — К черту сон, меньше всего я сейчас хочу спать!
  — Прими таблетку, — посоветовал Мейсон. — Утром тебе надо быть на работе.
  — А как вы? — спросила она.
  — Я, — довольно мрачно ответил Мейсон, — приступаю к работе теперь же.
  Глава 10
  Фасад отеля «Монаднок», отделанный блестящей красной плиткой и белой штукатуркой, производил весьма внушительное впечатление. Боковые стены здания были просто кирпичными, с узкими окнами, свидетельствующими о том, что большинство номеров небольшие, а стало быть, их наниматели принадлежали к числу низкооплачиваемых государственных служащих.
  Мейсон припарковал машину, взбежал по ступеням крыльца, вошел в узкий, длинный холл и, увидев свет над столом ночного дежурного, обратился к нему.
  — У вас здесь живет некая Дороти Феннер, — сказал он. — Я Перри Мейсон.
  Клерк выразительно посмотрел на стенные часы.
  — Я ее адвокат, — уточнил Мейсон. — Позвоните ей, пожалуйста, и скажите, что я здесь.
  Клерк воткнул шнур в розетку, нажал несколько раз подряд кнопку, потом сказал:
  — Боюсь, что она не хочет отвечать, или… о, одну минутку!
  Потом он проговорил в трубку:
  — Вас хочет видеть ваш адвокат, мистер Перри Мейсон.
  Поколебавшись и нахмурив брови, снова взглянув на часы, он с некоторым сомнением покачал головой.
  — Можете подняться наверх, мистер Мейсон. Номер четыреста пятьдесят девятый.
  Мейсон поднялся в лифте на четвертый этаж, прошел по коридору и постучал в дверь номера.
  Дороти Феннер в легком домашнем халатике отворила дверь и удивленно воскликнула:
  — О, мистер Мейсон!
  — Простите, мне нужно было вас обязательно увидеть!
  Она отступила в сторону, распахнула перед Мейсоном дверь, чтобы он мог пройти в номер, потом закрыла ее за ним.
  — У меня, простите, беспорядок. В номере всего одна комната, постель не застелена… Я очень крепко спала и еще не вполне проснулась.
  — О’кей, — понимающе кивнул Мейсон. — Я ненадолго. Должен сообщить вам, что Джордж Олдер умер.
  — Умер?!
  Мейсон кивнул.
  — Как же это? Почему… что случилось?
  — Убит.
  — Боже мой! Кто же его убил? Кто…
  — Пока неизвестно, — ответил Мейсон. — Предварительное расследование показало, что труп обнаружила Салли Бенгор, горничная, которая вернулась в дом после свободного вечера.
  — Салли Бенгор?!
  — Вы ее знаете? — спросил Мейсон.
  — Да, я знаю ее. Я ведь несколько раз бывала в доме в качестве гостьи.
  — Ах вот как, — сказал Мейсон. — Тогда, может быть, полиция придет к вам, чтобы задать какие-то вопросы.
  — Почему вы думаете, что она придет?
  — Из-за того, что произошло в субботу вечером.
  — Какое это имеет отношение к сегодняшнему убийству?
  — Никакого, — пожал плечами Мейсон, — за исключением того, что есть основания предполагать: убийца ушел тем же путем — по воде. Полиция, возможно, сделает из этого свои выводы. Вы выходили куда-нибудь нынче вечером?
  — Нет, я сижу здесь с тех пор, как меня выпустили и вы привезли меня сюда.
  — А на обед?
  — Я не хотела обедать. Я сварила себе чашку шоколада и этим обошлась. Еда у меня есть, так что мне не надо было выходить.
  — А доказательства этого у вас есть?
  — Одинокая женщина едва ли имеет возможность предъявить алиби на то время, когда она в постели, — с раздражением ответила Дороти.
  — Я говорю о вечере. Знает кто-нибудь, что вы не выходили из отеля?
  — Ну, разумеется, дежурный клерк увидел бы меня, если бы я выходила.
  Мейсон присел на край кровати. Дороти Феннер подошла и опустилась рядом.
  — Олдер не пытался позвонить вам по телефону или лично увидеться с вами? — спросил Мейсон. — Я имею в виду, после суда.
  Она закинула ногу на ногу. Халатик над правой ногой распахнулся. Она подхватила полу, начала было натягивать ее на обнажившуюся голень, потом задумчиво поглядела на нее и сказала:
  — Не правда ли, мистер Мейсон, у меня довольно красивый загар для девушки, подолгу просиживающей в офисе?
  Она вытянула ногу и подняла полу халатика повыше, чтобы он мог увидеть загорелую кожу блондинки. Мейсон мельком посмотрел, кивнул и сказал:
  — Ничего.
  — Благодарю вас.
  — Мы говорили о Джордже Олдере, — напомнил Мейсон.
  — Да, а что такое?
  — Звонил ли он вам и пытался ли связаться с вами, встретиться?
  Она коснулась кончиками пальцев голой ноги в том месте, где должен был бы кончаться чулок, и медленно провела пальцами невидимую линию книзу.
  — Ради бога, да проснитесь же вы, наконец! — в сердцах бросил Мейсон. — И слушайте меня внимательно. Бросьте ваши штучки, отвечайте на вопросы! Как видно, вы нарочно стараетесь отвлечь мое внимание, чтобы выиграть время.
  Секунды две или три она молчала, потом спокойно сказала:
  — Он был здесь.
  — Здесь?! — воскликнул вне себя Мейсон.
  — Да.
  — Ах, дьявол!.. Когда?
  — Полагаю, что сразу же после того, как закончил беседовать с окружным прокурором, и перед тем, как поехал домой.
  — Вы можете определить время поточнее?
  — Я бы сказала, где-то около шести или половины седьмого.
  — Перестаньте валять дурака! — сказал Мейсон. — Дело слушалось в соседнем графстве. После того как я вас вытащил из тюрьмы и привез сюда, прошло сорок минут. Теперь скажите, через сколько времени после того, как я вас выпустил из своей машины у этого вашего отеля, к вам явился Олдер?
  — О, я бы сказала… через час. Возможно, немного позже.
  — А в продолжение этого времени он находился у окружного прокурора, там, в суде?
  — Какое-то время да. Во всяком случае, он так сказал.
  — Почему он не поехал сразу домой, на остров? Зачем он проделал такой неблизкий путь сюда, к вам?
  — Он хотел меня видеть.
  — Что ему было нужно от вас?
  — Он держал в руке оливковую ветвь. И сказал, что хочет прийти к какому-то соглашению.
  — Почему вы меня не известили об этом?
  У нее были широко раскрытые, невинные глаза.
  — Ну как же, я собиралась это сказать… первым делом, утром!..
  — А почему вы не дали мне знать немедленно?
  — Вы сказали, что вас можно найти только через это… агентство Дрейка, и то лишь в крайнем случае. Я подумала, что с этим можно повременить до утра.
  — Какого рода соглашение Олдер имел в виду?
  — Он хотел дать мне денег, это я знаю точно.
  — Сколько же?
  — Он не сказал определенно.
  Она вытянула правый указательный палец и рисовала им замысловатые фигуры на обнаженной коже ноги.
  — Ну а что еще произошло? О чем вы говорили?
  — Он признался, что поступил необдуманно и слишком поспешно. Сознался, что побывал на моей яхте, обыскал ее, нашел бутылку с письмом и забрал его оттуда. Он сказал, что может доказать мне: это письмо — фальшивка, и он готов восстановить справедливость и возместить мне ущерб за причиненные неприятности.
  — И вы мне не позвонили?
  — Ну, я же полагала, что это могло подождать до утра.
  — А что он хотел, чтобы вы сделали?
  — Просто покончить дело по-хорошему.
  — Предлагал он вам какую-нибудь сумму денег?
  — Ничего определенного, только сказал, что, если бы я приехала к нему домой, он сперва доказал бы мне, что письмо — фальшивка, а потом…
  — Когда? Нет-нет, я имею в виду — когда он просил вас приехать?
  — Сегодня вечером, или… который теперь час? О, уже утро… Ну, тогда, значит, вчера вечером.
  — Что он еще сказал?
  — Он сказал, что будет меня ждать, что калитку на мосту оставит открытой, а ворота в стене — незапертыми. Я могу отворить обе калитки и пройти прямо к боковой стене дома, откуда я прямиком попала бы в его кабинет. Он сказал, что собаку запрет в чулан и будет меня ждать.
  — Вы не ездили туда?
  — Конечно нет. Вы же мне не велели.
  — Но вы ему не сказали, что не приедете?
  — Нет.
  — Почему?
  — Я решила следовать вашим инструкциям, не говоря о них никому.
  — Кому вы рассказывали о вашем разговоре с Олдером?
  — Никому.
  — Вы уверены, что не ездили туда?
  — Ну конечно, не ездила. Естественно, я не желала видеть его без вас.
  — А что ему все-таки было нужно на самом деле?
  — Он хотел, чтобы мы обещали ему никогда не сообщать об этом письме в газеты. Он сказал, что может убедить нас обоих, что все это обман, куча ложных заявлений.
  Мейсон поднялся и зашагал по комнате.
  — Вы точно никому об этом не рассказали?
  — Нет.
  — И не рассказывайте. Никогда. И никому.
  — Почему же?
  — Не глупите! — сказал Мейсон. — В противном случае они попытаются повесить это убийство на вас. Полиции известно, что лицо, которое проникло в тот вечер на остров, ответственно за его убийство. Если они узнают, что Олдер ждал вас, они…
  — Но я и не собиралась туда ехать. Это Олдер все повторял, что оставит для меня открытыми все ворота и что собаку посадит на цепь.
  — Собака, как он и обещал, была заперта в чулане, — сказал Мейсон.
  — По-моему, когда он ждет к себе кого-нибудь, он всегда запирает ее в чулан.
  — Вероятно, да. А как собака относится к вам?
  — Я, собственно говоря, ни разу ее не видела, кроме того вечера, в субботу, когда пес мчался, преследуя меня. А когда я бывала там в качестве гостьи, собака обычно бывала заперта в чулане. Этот чулан небольшой, но оборудован всеми собачьими удобствами, так что Принцу там живется превосходно.
  — Какого рода сделку собирался заключить с вами Олдер?
  — Не знаю. Я ему сказала, что он обо всем должен договариваться только с моим адвокатом.
  — Значит, он все-таки мог ожидать вас?
  — Конечно. Он хотел, чтобы я пришла, но я ему не обещала, что приду.
  — Принял ли он ваш ответ как окончательный, как вы думаете?
  — Он, по-видимому, надеялся уговорить меня, повлиять на меня, улестить. Последнее, что он говорил, было: он будет меня ждать, калитка будет отперта. Я должна была прийти прямо к нему в кабинет…
  — Никому этого не говорите, — в который раз повторил Мейсон. — Если полиция к вам придет — а мне начинает казаться, что это теперь неизбежно, — просто скажите им, что это я рассказал вам про убийство Джорджа Олдера. Объясните, что я приезжал специально для того, чтобы посоветовать вам не делать никому никаких заявлений — ни полиции, ни газетам, — потому что фактически ваше дело все еще подлежит судебному разбирательству. Воспользуйтесь этим для отказа говорить. Не делайте никаких заявлений, твердите только одно: «Мне нечего вам сказать».
  Она понимающе кивнула.
  — Сможете?
  — Ну разумеется.
  — Я не хочу, чтобы вы лгали относительно чего бы то ни было, но я не хочу, чтобы вы кому-нибудь сказали, что Олдер был у вас вечером. И я решительно, определенно, абсолютно и окончательно не хочу, чтобы вы, добровольно, или под нажимом, или будучи запуганной, проговорились о том, что Олдер вас просил прийти туда вечером.
  — Но разве мне не придется рано или поздно рассказать об этом? Ведь это улика, и…
  — Вы можете дать эти показания только в том случае, если будет необходимо, — предостерег Мейсон. — А пока мы посмотрим, как будут разворачиваться события. Скажите, вы знаете Кармен Монтеррей?
  — Конечно.
  — Вы не помещали в газете объявление для нее?
  — Я?
  — Да, вы.
  — Господи, да я о ней не слышала ничего уже несколько недель! Она ездила в Южную Америку, и… я думаю, что она оставалась там какое-то время, надеясь напасть на след Коррин. Она была очень привязана к ней, и я знаю, что она очень рассердилась на Минерву Дэнби за то, что та ушла от Коррин, обманув ее доверие. Ну а прочитав это письмо, я не знаю, можно ли винить Минерву, хотя я всегда осуждала ее, зная из писем Кармен, как она поступила. Но теперь я, пожалуй, могу понять и точку зрения Минервы. Я думаю, что Кармен один раз приезжала сюда, когда казалось, что Коррин, возможно, находится здесь, но когда след оказался ложным, вернулась в Южную Америку. Я не знаю, где она теперь.
  Мейсон кивнул.
  — Не пытайтесь шутить с полицией, Дороти, — посоветовал он. — Не пытайтесь соблазнить их своим загаром, оденьтесь скромнее и приличнее, скажите, что я был здесь, рассказал вам про убийство Олдера и что вы не должны давать никаких интервью прессе и делать никаких заявлений полиции, кроме одного: вы не выходили из этого номера с тех пор, как около пяти тридцати или шести часов вернулись сюда.
  — А если меня спросят, как вы сами узнали про это убийство, что мне говорить?
  Мейсон усмехнулся.
  — Скажите им, что вы наняли адвоката, чтобы он вместо вас отвечал на вопросы, и что вы не намерены отвечать на вопросы вместо него. О’кей?
  — О’кей, — улыбнулась она.
  Мейсон взял шляпу и направился к двери. Она первая подошла к ней и взялась за ручку.
  — Вы прелесть, мистер Мейсон!
  — Благодарю.
  Неожиданно Дороти потянулась к нему.
  — Спокойной ночи, — прошептала она.
  И едва Мейсон нагнулся, чтобы поцеловать ее, рука девушки обвила его шею, пальцы скользнули на его затылок, захватили волосы и притянули его голову к ее лицу.
  Потом она так же неожиданно выпустила его, отступила и посмотрела на адвоката потемневшими от волнения глазами.
  — Вы действительно прелесть, — совсем тихо сказала она.
  — Благодарю вас, — невозмутимо ответил Мейсон и вышел в коридор.
  Прошло две или три секунды, прежде чем он услышал, как за ним закрылась дверь. И только сделав три шага, услышал, как задвижку сердито толкнули на место.
  Глава 11
  Когда Перри Мейсон вошел к себе в офис в половине десятого утра во вторник, Делла Стрит возвестила:
  — В приемной Дорлей Олдер.
  — Что нового?
  — Вот рапорт Дрейка: обнаружилось полно сведений, но большей частью разработка того, что он вам рассказывал вчера.
  — Отлично! Дай мне резюме, а потом я повидаюсь с Дорлеем Олдером.
  — По-видимому, собака во время убийства подняла дикий лай, — сказала Делла, — но, когда прибыла полиция, пес спокойно лежал в чулане. Горничная сказала, что он был приучен лежать на своем месте и, когда его запирали, он понимал, что ему следует оставаться там.
  Полицейские подумали, что, может быть, убийца все еще где-нибудь на острове или прячется в доме, но горничная полагала, что вряд ли. Полицейские хотели пустить собаку по следу и спросили горничную, справится ли она с нею. Та ответила, что не уверена, а попытаться побоялась. Она сказала, что собака относится к ней вполне дружески, но что только один Джордж Олдер подходил к ней и кормил ее, и собака терпела присутствие горничной, только когда хозяин находился поблизости, а когда Олдера не было, собаку всегда предварительно запирали в чулане, так что горничная не захотела рисковать и входить к ней.
  — И собака все время вела себя спокойно?
  — Вы имеете в виду, когда там находилась полиция?
  — Да.
  — Я так поняла из рапорта Дрейка, — сказала Делла.
  — А откуда им известно, что она подняла дикий шум, когда было совершено убийство?
  — Под конец полицейские решили приоткрыть дверь, — сказала Делла, — и, когда собака высунется, накинуть ей на шею ремешок с ошейником на конце, а потом горничная должна была повести ее по следу. Если же собака не взяла бы след, она оказалась бы на поводке. И вот, когда чуть-чуть приоткрыли дверь, собака рванулась, сбила с ног одного из полицейских, вылетела из дому и припала носом к земле.
  — И выследила убийцу? — с интересом спросил Мейсон.
  — Нет, — сказала Делла. — Она подбежала к калитке, что на мосту, и пыталась вырваться за нее, скреблась и визжала.
  — Это явилось хорошим основанием для предположения о том, что убийца скрылся таким путем, — сказал Мейсон.
  — По-видимому, она не могла этого сделать. Горничная, когда выбежала и заперла за собой калитку, была абсолютно уверена, что никто не только не мог перейти по мосту, но и никто не в состоянии был приплыть с материка на остров. С обеих сторон владения Олдера окружены отвесной стеной.
  Мейсон, нахмурившись, задумался.
  — Ну а возвращаясь к вопросу, откуда полиции известно, что пес поднял дикий шум, когда совершилось убийство, — сказала Делла, — так полицейские заглянули в чулан и увидели, что дверь вся исцарапана, а кровавые полосы на ней свидетельствовали, что пес, по-видимому, сорвал коготь, пытаясь выбраться из чулана. Вероятно, он пришел в ярость, когда учуял, что его хозяин в опасности.
  — А прежде собака не царапала дверь когтями? — поинтересовался Мейсон.
  — Никогда. Горничная сказала, что этот чулан был оборудован как постоянное место для собаки. Там лежал матрац, стояла миска с водой и всевозможные собачьи игрушки. И разумеется, в помещении был вентилятор, высоко в стене, где есть окно, защищенное крепкой решеткой. Собака была приучена спокойно оставаться там, когда ее туда запирали. Ну вот, такова история. Вы бы все-таки повидали мистера Олдера.
  Делла направилась было к двери, чтобы пригласить Олдера в офис, потом остановилась.
  — Вы видели вчера вечером вашу клиентку?
  — Угу.
  — У нее все в порядке?
  — Все, за исключением самой клиентки.
  — Как это понимать?
  — Она была очень благодарна за все, что я для нее делаю.
  — Она и должна быть вам благодарна.
  — Когда я пришел, она была в постели, — сказал Мейсон, — накинула лишь халатик.
  — А потом? — спросила Делла.
  — Потом начала хвастаться своим загаром и показывать мне свои смуглые ноги, — улыбнулся Мейсон, — говоря, что для девушки, работающей в офисе, у нее необычайно красивый загар. Это звучало как увертка от моих прямых вопросов.
  — Ну а что здесь такого? — возразила Делла. — Разве она не имеет права гордиться своим красивым загаром?
  — Это еще не все. Когда я уходил, — продолжал Мейсон, — она подошла, чтобы открыть дверь, и ее «спокойной ночи» было чуть более нежным, чем я мог ожидать.
  Делла Стрит рассмеялась:
  — Вероятно, бедняжка думает, что этим она может оказать влияние на размер вашего гонорара.
  — Вполне логичное умозаключение, исходя из всех этих обстоятельств.
  — Вы имеете в виду — из фактов или из вопроса о гонораре?
  — Сегодня ты с утра что-то слишком колюча в отношении меня. Тебе удалось поспать?
  — После двух таблеток аспирина и двух часов ворочания с боку на бок.
  — А Дрейк пока еще ничего не разузнал относительно Кармен Монтеррей?
  — Он что-то узнал, но не официально, а через какие-то свои связи.
  — Что именно?
  — Про почтовый ящик номер 123 Дж: «Дж» оказался Джордж С. Олдер.
  Мейсон помолчал, обдумывая слова Деллы, потом задумчиво кивнул:
  — Конечно. Это был вполне естественный ход с его стороны. Он понял, что ему предстоит, едва увидел то письмо из бутылки. И решил, что необходимо найти Кармен Монтеррей. А через нее — возможность найти каким-нибудь образом способ дискредитировать некоторые из заявлений Минервы Дэнби. О’кей, Делла, веди сюда Дорлея Олдера, посмотрим, что понадобилось ему.
  Дорлей Олдер вошел, а Делла Стрит придержала для него дверь. Он не стал тратить время на пустые разговоры.
  — Мистер Мейсон, — заявил он, — это дьявольски скверное дело.
  — Безусловно.
  — Мой племянник был холостяком, — продолжал Олдер. — Я его ближайший кровный родственник, и теперь вся ответственность за его бизнес ложится на меня.
  Мейсон, сохраняя непроницаемое выражение лица, утвердительно кивнул.
  Дорлей Олдер уселся в большое кресло для клиентов.
  — Что теперь будет с этим делом против Дороти Феннер, мистер Мейсон?
  — Полагаю, оно будет прекращено. Истца уже нет в живых, и нет никого, кто бы показал под клятвой, каких именно драгоценностей не хватает и не хватает ли их вообще.
  — А вам не приходит в голову, мистер Мейсон, что власти, может быть, попытаются впутать Дороти Феннер в убийство?
  — Такая возможность существует, — кивнул Мейсон, изобразив беспечный вид. — Ведь мы имеем дело с выборным шерифом графства, так что случиться может всякое. Однако, если окружной прокурор попытается заподозрить Дороти Феннер, он рискует оказаться в смешном положении.
  Дорлей Олдер вынул из кармана записную книжку в кожаном переплете.
  — Я вам обещал в прошлый раз, что в моем лице вы обрели союзника, — сказал он. — Сейчас я вам это докажу. Револьвер, из которого был застрелен мой племянник, — его собственный.
  — Черт возьми! — только и мог сказать адвокат.
  — Да, это так: один из новейших «смит-и-вессонов», со стволом в два дюйма. Тридцать восьмой «специальный» калибр.
  — Вы уверены?
  — Вполне. Я не только проверил по накладной, где он купил это оружие, но и сделал заключение, что оружие, по-видимому, было при нем, когда он погиб. Шериф, как я понимаю, в данный момент старается скрыть этот факт от прессы.
  — Значит, это могло быть и самоубийством?
  — Не берусь утверждать это. Разумеется, существуют такие доказательства, как следы пороха на коже, которые должны приниматься во внимание следствием. Технический эксперт высказал предположение, что револьвер в момент выстрела находился слишком далеко от потенциальной раны и что на самоубийство это не похоже.
  — Но из револьвера был сделан выстрел? — спросил Мейсон.
  — Не только был разряжен один патрон, но и, как я понимаю, было доказано, что мой племянник держал револьвер в руке, когда стрелял. Он был левша, и анализ очень убедительно показал, что на левой руке у него остались пятна нитрата… и пять часов тому назад шериф взял Дороти Феннер под стражу.
  Мейсон задумался.
  — Я боялся, что случится что-то в этом роде, — сказал он. — А бутылку с письмом вы нашли?
  — Я — нет, но власти очень тщательно обыскали письменный стол и кабинет, прежде чем допустить туда меня. Может быть, они и нашли ее, но решили пока ничего не говорить об этом.
  — Послушайте-ка, если Джордж Олдер выстрелил из этого револьвера и пуля не вошла в его тело, так где же она тогда?
  — Ее не нашли. Можно предположить, что она вылетела через одно-единственное место, где, правда, не оставила никакого следа: через застекленную дверь-окно. Медицинское свидетельство говорит, что Джордж упал на ходу. Он упал вперед, лицом вниз. Когда в него выстрелили, он сидел, очевидно, лицом к письменному столу, а спиной к стеклянным дверям.
  — Во что он был одет?
  — В свободные спортивные брюки и мягкий спортивный пиджак, в которых он обычно ходил дома. За несколько дней до случившегося несчастья он рисовал у себя на яхте, и на пиджаке осталось несколько пятен от масляной краски, а также очень маленький треугольный разрез на левом рукаве возле манжета. Если он ждал посетителя — а он, по-видимому, ждал, — то это, скорее всего, был не слишком важный гость, чтобы для него переодеваться. Это был кто-то, кого он принимал по-домашнему.
  — Как члена семьи? — подсказал Мейсон.
  Дорлей Олдер сухо улыбнулся:
  — Я готов был употребить это же самое выражение, мистер Мейсон, пока не сообразил, что, за исключением Коррин, которая исчезла при таких обстоятельствах, что я не надеюсь увидеть ее живой, единственным членом семьи остаюсь… я.
  — У вас есть алиби? — тоном беззаботной светской болтовни осведомился Мейсон.
  — Вы хитрый адвокат, мистер Мейсон, — серьезно сказал Дорлей Олдер. — Мягко стелете, но жестко спать…
  — Ну-с, так как же с алиби?
  — Я холостяк, мистер Мейсон, и уже не служу. Мое любимое и главное занятие — чтение. Мне шестьдесят три года, и я надеялся продолжать получать проценты с моей части капитала, находящегося под опекой, и вести спокойный, размеренный образ жизни.
  Два других наследника были намного моложе меня. Я, разумеется, предполагал, что уйду из жизни, когда суждено, и оставлю богатство двум юным существам — они должны были унаследовать его. Теперь я оказываюсь единственным наследником, ответственным за капиталовложения, и это мне совсем не нравится.
  Мне некому оставить состояние, а ответственность за управление капиталом, боюсь, не даст мне возможности жить, как я собирался. У меня весьма шаткое алиби — свидетельство человека, который вчера во второй половине дня чистил мою машину. Или показания спидометра, исключающие возможность моей поездки к дому моего племянника, а также состояние спидометра, которое свидетельствует о том, что с ним не было проделано никаких манипуляций.
  И я не настолько глуп, мистер Мейсон, чтобы не понимать, что власти относятся ко мне с подозрением и проверят каждый мой шаг, каждое мое движение с особым тщанием.
  Вы понимаете, что я очень занят сегодня утром. У меня тысяча дел на руках. Наша корпорация управляет огромной, широко разветвленной империей. И признаюсь, я не очень хорошо знаком со многими деталями нашего управления. И вдруг на меня сваливается страшная ответственность. Вдобавок я прекрасно понимаю и то, что за моей спиной шепчутся люди. Положение, прямо скажу, незавидное.
  Мейсон понимающе кивнул.
  — Но я зашел к вам, чтобы заверить вас, мистер Мейсон, что сказанное мною вчера остается в силе: вы приобрели друга и союзника не только во мне лично, но и во мне как единственном оставшемся в живых представителе корпорации «Олдер ассошиэйшнс, инк.».
  — Благодарю вас.
  — Среди бумаг моего племянника я нашел небольшую информацию, которая, полагаю, может представлять для вас некоторую ценность.
  — Что это за информация? — спросил Мейсон.
  — Я обнаружил, что, узнав содержание того письма, мой племянник неистово старался разыскать Кармен Монтеррей, связаться с ней.
  — Это вполне естественно.
  — Он поместил объявления в нескольких газетах, и у меня есть основания полагать, что Кармен Монтеррей откликнулась на них по телефону. Я нашел в его записной книжке записку с инициалами К. М. и адрес. Адрес, кажется, какого-то мексиканского ресторана, посещаемого туристами. Мне больше ничего об этом не известно, но я принес вам этот адрес, подумав, что вы, возможно, заинтересуетесь им.
  Мейсон кивнул.
  — Я чувствую, — продолжал Дорлей, — что интересы вашей клиентки потребуют расследования, связанного с этим письмом. Думаю, что вы используете его с большим успехом, чем это сделал бы я, но я надеюсь также, что вы поделитесь со мной всякой информацией, которую сумеете получить. Полагаю, мы с вами оба будем чувствовать себя более удовлетворенными, если загадка смерти моего племянника будет разгадана. Если это самоубийство, давайте ограничимся этим объяснением. Если это была случайная смерть от внезапно выстрелившего револьвера, давайте докажем это. Если же это было убийство, давайте разоблачим и накажем убийцу.
  И я готов помогать вам в любое время, готов отдать все мои силы и средства ради того, чтобы были предприняты все необходимые шаги.
  — Благодарю вас. Может быть, я вам позвоню в скором времени.
  — Пожалуйста, когда угодно. Если нужен гонорар…
  — Поймите меня правильно, — перебил его Мейсон. — Пока все не выяснится более досконально, у меня существует одна клиентка, это Дороти Феннер.
  — Да, да! Я вполне понимаю ваше положение, мистер Мейсон. Адвокат может вести только одно дело, но после того, как все будет кончено, могу вас заверить, что я не останусь в долгу — в финансовом отношении. А пока вы должны все делать для вашей клиентки, а для меня — ничего.
  Считаю нужным сообщить вам также и то, что власти, кажется, располагают какими-то уликами, которые заставляют их торжествовать, ибо эти улики подтверждают чью-то виновность, я боюсь, что этот «кто-то» — Дороти Феннер.
  Однако моя позиция вам известна. Пожалуйста, обращайтесь ко мне за любым содействием.
  — Как вам известно, — сказал Мейсон, — я представляю Дороти Феннер, но я также представляю синдикат, собственность которого соседствует с вашей и которая…
  — Что касается синдиката, — перебил его Дорлей Олдер, — вы можете определенно заверить ваших клиентов, что, как только будут закончены все необходимые формальности и бразды правления окажутся в моих руках, они могут рассчитывать на полное сотрудничество со стороны «Олдер ассошиэйшнс».
  — Вы хотите сказать, что готовы объединиться с синдикатом в этом деле? — спросил Мейсон.
  — Вот именно. Корпорация поступала в этом вопросе довольно жестко и беспощадно, — объяснил Дорлей Олдер. — Я лично был не всегда согласен с такой политикой. Я хочу, чтобы вы поняли, что она теперь будет изменена, насколько это в моей власти, а я полагаю, что скоро моя власть станет весьма большой.
  — Это будет для синдиката очень приятным известием, — заверил Мейсон. — Не найдете ли вы время забросить ко мне в офис записку относительно вашего согласия на разведку нефтяных месторождений, которую я мог бы показать моим клиентам в синдикате? Тогда они почувствуют, что я добился для них чего-то осязаемого.
  Дорлей Олдер улыбнулся.
  — Вы и тактичны, и хитры, мистер Мейсон. Через несколько часов я пришлю вам такое письмо с посыльным. А пока вот вам записка с адресом, по которому, полагаю, можно увидеться с Кармен Монтеррей либо получить о ней какую-то информацию.
  В заключение мне хотелось бы поблагодарить вас за вашу профессиональную корректность; могу вас заверить, что вы об этом не пожалеете. А сейчас, если позволите, я должен уйти, так как очень занят, но хочу, чтобы вы разобрались в сложившихся обстоятельствах, как только вплотную займетесь ими.
  Олдер пожал руку Мейсону и удалился, не обернувшись, с тем же достоинством, что и накануне.
  Мейсон посмотрел на Деллу Стрит, потом на адрес, указанный в записке.
  — Ну, Делла, — сказал он, — похоже, что сегодня мы с тобой обедаем в мексиканском ресторане.
  — Ранний обед? — спросила она.
  — Ранний обед, — сказал Мейсон, — а пока надо найти Пола Дрейка, отдать ему этот адрес, раскопать данные о внешности Кармен Монтеррей и поставить несколько его агентов наблюдать за рестораном.
  — Вечер обещает быть интересным, — сказала Делла Стрит.
  — Не сомневайся в этом, — усмехнулся Мейсон.
  — А если ваша клиентка была так благодарна за то, что вы сделали для нее до вчерашнего вечера, — заметила Делла Стрит, — можно себе представить, как она чувствует себя сегодня.
  — Да уж конечно!
  — Как мне кажется, — улыбнулась Делла Стрит, — при вашей следующей беседе с Дороти Феннер вам лучше бы иметь под рукой секретаря, чтобы стенографировать эту беседу. Долго ли ее продержат, как вы думаете?
  Мейсон пожал плечами.
  — Это зависит от того, выполнит ли она все мои наставления и не заговорит ли.
  — А вдруг не выполнит?
  — Тогда они могут задержать ее надолго.
  — А если не заговорит?
  — Отпустят, возможно, довольно быстро.
  — А что, если она все-таки не выдержит и заговорит?
  — Тогда они постараются вывернуть ее наизнанку, а ее высказывания и заявления используют против нее же.
  — И что мы будем делать?
  — Мы, — улыбнулся Мейсон, — приготовимся применить закон «Хабеас корпус» и, если Дороти Феннер до двух часов не даст о себе знать, поедем к судье Ланкершиму, который, мне кажется, малый разумный. А это вынудит офис шерифа либо предъявить ей конкретные обвинения, либо отпустить ее.
  — А если они решат предъявить обвинения?
  — В таком случае, — усмехнулся Мейсон, — мы закинем свою удочку и насадим такую соблазнительную наживку, что они непременно клюнут на нее.
  Глава 12
  Пол Дрейк сказал:
  — Ну, Перри, вот тебе и факты. Мы сделали все возможное, чтобы проследить, куда делась женщина, которая находилась в лечебнице Лос-Мерритос, и узнать, откуда она туда попала. Такая женщина действительно там была. Описание ее внешности совпадает с портретом Коррин Лансинг. Эта особа страдала амнезией, галлюцинациями, истерией и тем, что врачи называют маниакальным психозом. Она находилась там и в тот день, когда Минерва Дэнби писала то письмо. Она никогда не говорила врачам, кто она такая, так что они не могли идентифицировать ее личность. Ее содержали в южном крыле здания лечебницы, когда около четырех месяцев назад там случился страшный пожар. Почти половина больных сгорели живьем. Она оказалась одной из них.
  — А труп? — спросил Мейсон. — Обнаружен ли труп?
  — Обгорел до неузнаваемости, — сказал Дрейк. — Однако опознан по металлическому ярлычку.
  — Осталась ли какая-то надежда, что это была не та женщина? Не могла произойти ошибка?
  — Естественно, все это могло иметь место, возможно, это была не Коррин Лансинг, — сказал Дрейк. — Однако именно эта женщина содержалась в лечебнице, и именно ее Минерва, как видно, опознала в день своей смерти.
  — И никаких других следов не обнаружено? — спросил Мейсон.
  — Нет. Мы ничем не можем подтвердить единственный факт, который дал бы нам определенный ответ. Ее подобрали на улице Лос-Анджелеса около двух часов ночи. И первый диагноз показал, что она была пьяна. Ее забрали как алкоголичку, но затем перевели в психиатрическое отделение, а уже потом отправили в Лос-Мерритос.
  — Это частное заведение?
  — Совершенно верно. И вот что произошло дальше. Полиция, естественно, занялась розыском родных. Включили эту женщину и в список без вести пропавших и все такое… Одна особа, разыскивающая свою пропавшую сестру, откликнулась на объявление, так как описание внешности дало надежду, что, может быть, это ее сестра. Особу эту свозили в лечебницу посмотреть на больную, и она сказала, что это не ее сестра. Но, послушав бредовые разговоры женщины, пожалела ее и решила, что станет посылать деньги для особого ухода за нею. Заведующий лечебницей думал, конечно, что пожертвование будет переводиться в виде чека, однако деньги поступали всегда через посыльного, привозившего наличные. При них всегда была записка, в которой говорилось, что благотворительница желает оставаться неизвестной.
  — Другими словами, — заключил Мейсон, — теперь уже нет никакой возможности определить, был ли найденный труп телом Коррин Лансинг или нет.
  — Совершенно верно.
  — Она похоронена? — спросил Мейсон.
  Дрейк пожал плечами.
  — Она была записана как «неопознанное тело». Ты знаешь, что происходит в таких случаях. Умерших передают в распоряжение штата для научных целей. Их хранят не более тридцати дней.
  — А обгоревший труп, что стало с ним? — вспомнил адвокат.
  — Как я понимаю, они передаются в распоряжение полицейских административных органов, занимающихся изучением признаков внезапных отравлений, насильственной смерти и тому подобных вещей.
  — А как насчет письма в бутылке?
  — Если полиция нашла его в письменном столе Олдера, то она, конечно, будет молчать — ни слова, ни намека. А что твоя клиентка?
  — Ничего. Пару часов назад я заполнил бланк «Хабеас корпус».
  — Шериф считает, что у него имеются улики против нее, Перри. Между прочим, полиция, действуя по распоряжению шерифа, забрала ночного дежурного в отеле «Монаднок» и держит его как важного свидетеля. Но зачем бы он им понадобился, если бы не мог дать показания против Дороти Феннер?
  — Будь они прокляты, Пол! — разъярился Мейсон. — Да ведь Дороти находилась у себя в номере, когда было совершено преступление. Ее освободили из тюрьмы, и она прямо поехала к себе домой, в отель, где жила. Я сам довел ее до дверей. Я тебе скажу, зачем шерифу нужен этот клерк: он в состоянии доказать, что Джордж С. Олдер приходил к Дороти Феннер в ее номер в отеле «Монаднок». Но это и все, что они смогут доказать. Дороти Феннер уверяет меня, что она безвыходно находилась в своей комнате.
  — И все-таки, Перри, — заметил Дрейк, — есть, на мой взгляд, что-то странное в том, как они вцепились в этого клерка.
  — Именно это я и говорю, Пол! — закивал Мейсон. — Они вцепились в него потому, что хотят доказать, что Джордж Олдер приходил к Дороти Феннер. Мне все об этом известно. Он, как это положено, сунул клерку пять долларов, чтобы тот пропустил его в лифт без предварительного звонка в номер. И что? Ведь это еще ничего не доказывает!
  — Ну а шериф, как видно, считает, что доказывает. Они наверняка нацелились на тебя, Перри.
  — Ну и пусть, — угрюмо пробормотал Мейсон. — Промахнутся! Нашел ты, Пол, Пита Кадица, как собирался?
  — Да. Он настоящий чистильщик пляжа, живет на парусной шлюпке. Тебе интересны его показания?
  — Ни в коем случае! Оставь этого малого, Пол. Я не могу обнаружить интерес к нему, не выдав себя. Ведь предполагается, что мне ничего не известно про то письмо. Как ты думаешь, Пол, убийца Олдера не мог его взять?
  — Об этом мне ничего не известно, Перри. Все, что я понял, — это то, что полиция работает рука об руку с шерифом и все они чувствуют себя очень уверенно.
  Мейсон нахмурился.
  — Черт побери, Пол, они должны идти по ложному следу. Ты нашел Кармен Монтеррей?
  — Она служит в мексиканском ресторане в качестве дамы, занимающей гостей, и одновременно штатной гадалки. Сегодня вечером она там будет, но где она пребывала весь сегодняшний день, никто, как видно, не знает. Мои ребята следят за этим местечком. Тебе нужны оттуда какие-нибудь особые сведения, Перри?
  Мейсон отрицательно покачал головой.
  — Мы с Деллой собираемся пойти туда сегодня пообедать и разузнать кое-что о нашей судьбе.
  — Надеюсь, вам повезет, — усмехнулся Дрейк. — Спроси у нее, Перри, что действительно есть у властей против твоей клиентки. Уверен, что они воображают, будто главный козырь у них в руках.
  — Пусть пойдут с него, а мы его попробуем побить! — оптимистически заявил Мейсон.
  Глава 13
  Толстый мексиканец в сомбреро, с перекинутым через плечо плащом, улыбаясь заученно-добродушной улыбкой, играл на гитаре.
  Он сидел перед входом в ресторан, куда вели несколько ступенек, спускавшихся в полуподвальное помещение, и улыбка на его лице давно превратилась в привычную судорогу усталых мышц, маску.
  Мейсон под руку с Деллой Стрит, стараясь произвести впечатление развлекающейся парочки, на мгновение задержались перед рестораном. Потом они сошли по ступенькам в тускло освещенный зал, где все изображало стилизованный мексиканский быт.
  Столы, покрытые клетчатыми красно-белыми скатертями, были расставлены вокруг танцевальной площадки размером не более пятнадцати квадратных футов.
  На одном ее конце стоял микрофон, и четверо мужчин в плащах и сомбреро играли для пяти или шести танцующих пар. Из трех дюжин столиков была едва ли занята половина.
  Официантка в мексиканском платье разносила кушанья и напитки. Гадалка переходила от стола к столу, заученно улыбаясь, похожая в этом отношении на одинокого гитариста, игравшего при входе.
  Агент Пола Дрейка, проходя близко от Мейсона, тихо сказал:
  — Она пришла минут пятнадцать назад.
  — Гадалка?
  — Совершенно верно! А вот входит ее тетка. Кабак принадлежит ей.
  Крупная женщина, на которую едва заметно кивнул агент Дрейка, подошла к ним, приветливо улыбаясь и щуря хитрые, пытливые глаза.
  — Это мой приятель, — сказал агент Дрейка. — А я сижу вон в том отдельном кабинете. Он со своей дамой присоединится ко мне.
  — О, это оч-чень приятно, — промурлыкала хозяйка. — Ваш друг, говорите?
  — Да.
  — О, это отлично! Он и сеньорита будут с вами? Я рада, что вы пришли к нам.
  Мейсон прошел за агентом в отдельный кабинет и уселся за стол.
  — Вам она уже погадала? — поинтересовался Мейсон.
  — Нет, — ответил агент. — Она вошла сюда только с четверть часа назад, а Пол приказал нам быть в этом заведении, увидеть ее, разузнать о ней как можно больше и дождаться вас.
  — Мы подождем немного, посмотрим, что делается вокруг.
  — Если собираетесь заказать еду, — сказал агент Дрейка, — то лучшее, что у них есть, — это рис по-испански. А все остальное ужасно тяжелое. Когда знаешь, что такое настоящее мексиканское гостеприимство, вся эта дрянь, которой они здесь потчуют туристов, — просто ужас! Если заказываешь пиво, официант выжидает не меньше десяти минут, прежде чем придет взять пустую бутылку, давая вам понять, что ждет от вас повторного заказа… Вот на танцы посмотреть — это интересно.
  Мейсон уселся и стал рассматривать четверых мексиканцев в сомбреро.
  — Те две девушки, что танцуют с пожилыми мужчинами, — пояснил человек Дрейка, — по-видимому, подрабатывают здесь, занимая приезжих клиентов. Они не профессионалки, а, скорее всего, конторские служащие, и эта работа им не по душе. Мужчины же настроились на большой кутеж со всеми сопутствующими удовольствиями, держатся развязно и нахально. Девушкам хотелось бы поскорее покончить со всем этим, и они только беспокоятся, что будет, когда настанет время прощаться. Каждые двадцать минут они ныряют в дамскую комнату, чтобы посовещаться, как им удрать вовремя, без неприятных последствий, а в их отсутствие мужчины оживленно обсуждают, как они проведут время с этими девушками.
  Обратите внимание вон на ту змееподобную девицу с высоким малым. Она внимательно следит за ситуацией с двумя загородными клиентами. Держу пари, в следующий раз, когда две девушки уйдут в дамскую комнату, она постарается привлечь к себе внимание своей манерой танцевать: можно подумать, что она старается залезть в пиджак своего партнера.
  А теперь обратите внимание на малого, который привел сюда свою жену по случаю какого-то семейного торжества. Они танцуют столько, сколько не танцевали за все десять лет совместной жизни. Она получает удовольствие, но оба они к утру одеревенеют от переутомления, а завтра к вечеру в это время доктор свернет стетоскоп, с важным видом покачает головой и скажет малому: не следует забывать, что вам уже не тридцать пять и весите вы уже на сорок фунтов больше, чем когда вас объявили лучшим танцором в колледже… Я очень люблю наблюдать публику в таких вот кабаках, как этот…
  Официантка подала Мейсону меню.
  — Принесите нам пива и немножко этих маленьких кукурузных штучек к нему, — попросил Мейсон. — А потом мы закажем что-нибудь посерьезнее.
  Официантка принесла пиво и чипсы, застыв в ожидании заказа. Мейсон уговорил Деллу попробовать рис по-испански и маисовую лепешку.
  И вдруг Делла Стрит сказала:
  — Она приближается, шеф.
  Кармен Монтеррей, улыбаясь, подошла к столу.
  — Не желаете ли узнать свою судьбу? — спросила она, изогнув брови, мельком посмотрев на мужчин, но задержав взгляд на Делле Стрит.
  — О! — восторженно воскликнула девушка. — Это было бы… — Она не договорила и с опаской поглядела на Перри Мейсона.
  Мейсон, продолжая разыгрывать роль, щедро разрешил:
  — Ну конечно, конечно, дорогая. Если ты хочешь — пожалуйста.
  Делла Стрит сокрушенно произнесла:
  — О, я не хотела… А это ничего?
  — Конечно ничего! — кивнул Мейсон. Он дал Кармен Монтеррей три сложенные долларовые бумажки. — Вот, — сказал он, — предскажите ей счастливую судьбу.
  Кармен Монтеррей сунула деньги в вырез блузки, села на свободное место напротив Деллы Стрит и попросила:
  — Дайте вашу руку, мисс!
  Несколько мгновений она изучала ладонь Деллы, потом сказала:
  — Вы работаете. Вы занимаете очень важное положение… Разве нет?
  — Зависит от того, что вы называете важным положением, — скромно сказала Делла.
  — Вы любите вашу работу, — продолжала гадалка, — но, вероятно, это потому, что вы любите кого-то, имеющего отношение к вашей работе. — И гадалка подняла брови.
  Делла Стрит, вдруг страшно смутившись, еле слышно произнесла:
  — Ну, в конце концов…
  Кармен Монтеррей многозначительно посмотрела на Перри Мейсона.
  — О, — сказала она и быстро добавила: — Вы преданы вашей работе. Вероятно, потому, что человек, для которого вы работаете, — большой человек, благородный человек. Он внушает доверие.
  Мейсон не спеша вынул еще одну долларовую бумажку и дал ее Кармен Монтеррей.
  — Вы отлично работаете, — сказал он.
  На ее щеках заиграли ямочки, когда она с улыбкой добавила этот доллар к ранее спрятанным на груди.
  — Вы много работаете, — продолжала она, — долгие часы, но вы чувствуете себя частью вашей любимой работы. А такая любовь приносит свои плоды — разве нет?..
  Делла Стрит силилась что-то сказать, но гадалка продолжала.
  — Прекрасные плоды! — восхитилась Кармен Монтеррей. — Красивые плоды. Сперва появятся цветы, потом и плоды… Бывают времена, когда вам хотелось бы отдохнуть, уйти от дел, но вы не хотите оставлять вашу работу. Долгое время вы были одиноки в мире. Ваша мать умерла, когда вы были еще юны, а ваш отец… Возможно, до того, как ваша мать умерла, произошел разрыв, и ваша мать умерла от разбитого сердца… Нет? И это обстоятельство произвело на вас неизгладимое впечатление. Вы узнали, что, когда женщина отдает кому-то свое сердце, она отдает все… Возможно…
  Делла Стрит вдруг резко отдернула руку.
  — Хватит! — нервно засмеялась девушка. — Хватит!
  Кармен Монтеррей понимающе посмотрела на нее.
  — Будущее, — сказала она, — возможно, определяется прошлым. Корабль, который не покидает порт, потому что боится штормов, не может привезти обратно богатый груз — разве не так?
  — Так, — согласилась Делла Стрит.
  Кармен Монтеррей взглянула на Перри Мейсона, потянулась было за его рукой, но вместо этого внезапно обратилась к Гарри Фрэнку:
  — Желаете ли вы узнать свою судьбу? Нет?
  — Нет, — коротко, но выразительно ответил Фрэнк.
  — По-моему, вы очень хорошая гадалка, мисс… — похвалил Мейсон.
  — Кармен, — сказала она. — Называйте меня Кармен.
  — Очень хорошая.
  — Я всегда была медиумом. И могу предвидеть и предсказывать… Иногда по линии руки…
  — Вы в самом деле верите в то, что говорите?
  Она пожала плечами и рассмеялась:
  — Как я могу знать, во что я верю? Когда чему-нибудь веришь, это становится частью тебя. Знаю только, что когда беру руку человека, то чувствую, как в меня что-то входит. Это перетекает из руки в мою кровь, в мой мозг, и я чувствую, как ко мне приходит внутреннее зрение. Я смотрю на линию руки, я держу эту руку в своих, но идеи формируются в моем мозгу. Вы это называете искусством медиума — разве нет?
  — Наверное, так, — с сомнением произнес Мейсон. — Вы родились здесь, в этих местах?
  Она отрицательно покачала головой.
  — Я родилась в Мексике.
  — Вы мудрая, — сказал Мейсон. — Вы много путешествовали — нет?
  Она засмеялась:
  — Вы уже переняли мексиканский обычай заканчивать фразу вопросом. Моя тетка смеется надо мной, а сама тоже так говорит. Мы говорим в конце фразы «нет», вкладывая в это вопрос, хотя ответ должен быть «да», но мы говорим «нет», чтобы другому было легче отвечать.
  — Где вы получили образование? — спросил Мейсон.
  — Я путешествовала, — немного печально ответила она.
  — По Европе?
  — Нет.
  — По Южной Америке?
  Она кивнула.
  — Мне всегда хотелось побывать в Южной Америке. Скажите, там красиво? — спросил Мейсон.
  — О, сеньор! — восхитилась Кармен, закатив глаза. — Там необыкновенно красиво!
  — Вы давно там были?
  — Я только что вернулась оттуда.
  — Вот как!
  — Моя способность предсказывать служит другим, а свою судьбу я не могу увидеть столь же ясно. Моя больная подруга исчезла, и никто не знает, куда она делась. Некоторые говорят, что она, должно быть, умерла. Но они не могут сказать, когда и каким образом она умерла. И я должна признаться, что и я тоже не знаю.
  Иногда я чувствую, что она жива и очень близко, а иногда — что она умерла и далеко. Это странно. Перед смертью у нее было огромное потрясение… Но что это я все о себе… Поговорим лучше о вас. У вас много талантов, вы обладаете качествами, которым завидуют другие, но вы теперь в очень большой опасности — нет?
  — Нет, — с улыбкой сказал Мейсон.
  — О, а я думаю, что да. Думаю, что даже сейчас вы в опасности, может быть, поэтому и не хотите знать свою судьбу. Нет?
  Мейсон откинул голову и снова рассмеялся:
  — Ваша манера продавать товар очаровательна, мисс Кармен! Разумеется, я хочу знать мою судьбу.
  Она взяла его руку в свою, секунду подержала.
  И вдруг Фрэнк кашлянул, предупреждая, поймал взгляд Мейсона и сделал незаметный жест.
  Мейсон поднял глаза и увидел двух широкоплечих, настороженных, агрессивно-напористых мужчин, вошедших в ресторан.
  Мексиканка, которой принадлежал кабачок, подошла к ним с радушной улыбкой, но, увидев печать официальности на их лицах, сразу будто сникла.
  Один из мужчин что-то сказал вполголоса.
  Женщина показала рукой по направлению к отдельному кабинету.
  Двое мужчин подошли, один отогнул лацкан пиджака и показал звезду.
  — О’кей, Кармен, — сказал он, — хватит с тебя! Собирай вещи. Пойдешь с нами. Тебе кто-то хочет задать несколько вопросов.
  Он равнодушно посмотрел на Мейсона:
  — Простите, что нарушаю вашу компанию, мистер, — и положил руку на плечо женщины. — Пошли, Кармен! — позвал он.
  — Но я не понимаю…
  — Неважно, пойдем!
  Хозяйка ресторана была явно обеспокоена.
  — Пожалуйста, Кармен, скорей, — торопила она, потом быстро затараторила по-испански, и Кармен засуетилась.
  — Ну, — сказал Мейсон, когда мужчины проводили девушку к машине, — с меня довольно! Позвоню Полу Дрейку и спрошу, не знает ли он чего-нибудь относительно всего этого.
  Он вошел в телефонную кабину, набрал номер офиса Дрейка и, когда детектив ответил, сообщил:
  — Они только что взяли Кармен, Пол. Ты что-нибудь в этом понимаешь?
  — Мне ничего не известно наверняка, Перри, но я полагаю, что то письмо в бутылке находится в руках властей и они намерены провести по нему расследование. Однако у меня есть и другие новости. Кармен тебе гадала?
  — Да.
  — Ну и как?
  — Очень здорово, Пол! Она настоящий медиум.
  — Она тебе хорошо нагадала?
  — Хорошо-то хорошо, но не до конца. Ее прервали.
  — Если предсказала хорошее, — сказал Пол, — она неважный медиум. Только что сообщили, что у шерифа в руках бесспорное обвинение против Дороти Феннер и что он готов доказать, что именно ты был тем сообщником, который ждал ее в каноэ, когда она в субботу вечером проникла в дом Джорджа Олдера, чтобы похитить вещественное доказательство.
  Глава 14
  — Подсудимая имеет право отвести не удовлетворяющий ее состав жюри присяжных, — объявил судья Кэри.
  Перри Мейсон встал, учтиво поклонился.
  — Мы совершенно удовлетворены имеющимся составом, ваша честь.
  Судья Кэри взглянул на обвинителя. Клод Глостер, окружной прокурор, широким жестом выразил одобрение:
  — Приведите жюри к присяге.
  Члены жюри, семь мужчин и пять женщин, встали со своих мест, подняли правые руки и поклялись честно и беспристрастно рассматривать дело, вынести справедливый приговор по иску народа штата Калифорния к подсудимой Дороти Феннер.
  Клод Глостер, обвинитель, сделал краткое вступительное заявление, в котором выразил готовность доказать, что обвиняемая Дороти Феннер с заранее обдуманным намерением убила Джорджа С. Олдера в его доме, находящемся на берегу залива, на территории, известной как «Остров Олдера». Что смерть наступила в результате выстрела из револьвера. Что пуля проникла в затылок, затронула главную артерию и раздробила позвоночник — жертва упала на ходу, ожидая прихода обвиняемой. Олдер запер собаку, которая в последние несколько месяцев была его неразлучным компаньоном, чтобы обвиняемая могла прийти в дом, не боясь ее. Обвиняемая убила свою жертву одним выстрелом из револьвера 38-го калибра, выбежала через заднюю дверь на берег, где оставила каноэ или какую-то другую небольшую лодку, приплыла на веслах к своей яхте, переоделась, дошла до причала и возвратилась в номер своего отеля…
  Вступительное слово было более чем кратким. Закончив, обвинитель сел. Мейсон отказался от вступительного слова, и окружной прокурор вызвал первого свидетеля.
  Судебно-медицинский эксперт констатировал, блеснув знанием технической терминологии, факт смерти и ее причину.
  Клод Глостер, осторожный, опасный противник в суде, блестяще владеющий логикой, задал несколько вопросов, чтобы обратить внимание именно на те пункты, которые ему были нужны, а затем прекратил допрос.
  — Вы желаете, — любезно обратился он к адвокату, — допросить свидетеля, мистер Мейсон?
  — У меня только один вопрос, — ответил тот.
  — Прошу вас, спрашивайте.
  — Благодарю. Доктор, когда вы осматривали труп, вы определили причину смерти?
  — Да, сэр.
  — Вы упомянули, что смерть наступила в результате выстрела пулей тридцать восьмого калибра?
  — Да, сэр.
  — Эта пуля была потом найдена?
  — Нет, сэр, пуля не была найдена.
  — В таком случае откуда вам известен калибр?
  — Отчасти по размеру раны, отчасти из заключения, сделанного мною: под трупом лежал револьвер, из которого и был сделан смертельный выстрел.
  — Если вы не нашли пулю, как вы могли определить, что смертельный выстрел был сделан из револьвера, который вы обнаружили лежащим под трупом?
  — Потому что выстрел из него был сделан недавно, потому что не было никакого иного места, куда могла бы уйти эта пуля, и потому что револьвер был тридцать восьмого калибра.
  — Понятно. Значит, вы определили, что смертельная пуля была тридцать восьмого калибра, потому что револьвер был найден под трупом; и вы знаете, что это — то самое оружие, из которого был сделан выстрел, потому что оно тридцать восьмого калибра. Правильно я вас понял?
  — Когда вы сказанное мною сформулировали таким образом, это прозвучало как нелепость.
  — В таком случае, сэр, выразите ваши умозаключения как-нибудь иначе, чтобы они не производили впечатления нелепости.
  — Ну… размер раны.
  — Разве вам не известно, доктор, что пуля оставляет отверстие в теле меньше, чем калибр орудия?
  — Как же может входное отверстие раны оказаться меньше, чем калибр пули?
  — Благодаря эластичности кожи, — объяснил Мейсон.
  — Ну, все равно, это была пуля тридцать восьмого калибра. Я в этом уверен и на этом настаиваю.
  — Но та часть вашего показания, где вы утверждаете, что тот револьвер был орудием убийства, является плодом вашего умозаключения, и только?
  — Это мнение специалиста.
  — Мнение специалиста, основанное на чистом умозаключении, доктор?
  — Ну да, если хотите.
  — У меня все, — сказал Мейсон.
  После принесения присяги топограф предъявил суду карту и план имения Олдера. Затем был допрошен полицейский, показавший, что он был вызван на место происшествия телефонным звонком одного из соседей, а тот в свою очередь был разбужен пронзительными криками одной из горничных, вернувшейся из кино и нашедшей своего хозяина Джорджа Олдера уже бездыханным, лежавшим на полу кабинета. Полицейский описал окружающую обстановку, сказал, что с того момента, как он пришел на место происшествия, он оставался на посту, что поручил другим позвонить шерифу и уведомить следователя. Свидетель дождался следователя на месте. Он присутствовал при фотографировании и опознал ряд снимков, запечатлевших мертвое тело и состояние окружавших убитого вещей.
  — Задавайте вопросы, — спокойно и небрежно бросил Глостер.
  — Собака была, значит, заперта в соседней комнате? — спросил Мейсон.
  — Это была не соседняя комната, а нечто вроде… чулана, что ли, с вентилятором и окном под потолком. Окно было так высоко, что собака не могла до него дотянуться.
  — Кто выпустил собаку?
  — Ну… после того как прибыло подкрепление, мы вроде как выпустили ее все вместе.
  — И что произошло?
  Полицейский сказал:
  — Мы попытались приоткрыть дверь, чтобы, когда пес высунет голову, накинуть ему на шею поводок.
  — Удалось вам это сделать?
  Полицейский усмехнулся:
  — Этот пес был как пуля. Мы только-только приоткрыли дверь, как он выскочил, вырвал поводок из рук человека, который пытался его удержать, и словно молния помчался вон из дома.
  — Куда он побежал?
  — Последнее, что я успел увидеть, это то, как он пробежал по комнате, рванулся вниз по боковой лестнице, а поводок тащился за ним.
  — Вы выбежали следом?
  — Да, сэр.
  — И где же он был?
  Свидетель усмехнулся.
  — Он скрылся из виду.
  Эти слова полицейского вызвали смех в зале.
  — Вам известно, куда побежала собака?
  — Только со слов других, сэр, а сам я не видел.
  — Во дворе пса не было видно?
  — Нет, сэр.
  — Вы наверняка знаете, что его не было на заднем дворе?
  — Он, как видно, обежал вокруг дома и пытался проникнуть через калитку на улицу. Но я не знаю точно, не могу поклясться, что дело было именно так, потому что, когда я обошел переднюю часть дома, горничная, которая выбежала через парадный ход, держала его на привязи, на поводке.
  — Пыталась ли собака кусаться?
  — Пес позволил горничной держать его за поводок.
  — Это была та самая горничная, которая обнаружила труп хозяина?
  — Да, сэр, та самая.
  — А где теперь находится собака?
  — О, ваша честь, — перебил Глостер. — Адвокат неправильно ведет перекрестный допрос. Это совершенно побочное обстоятельство, не связанное с исходом дела.
  — Но если свидетель знает, пусть ответит на этот вопрос, — разрешил судья. — Я не вижу, чтобы это было особенно важным, но хочу предоставить защитнику более широкие возможности в проведении перекрестного допроса.
  — Но, ваша честь, вопрос о том, где сейчас находится собака, уводит следствие далеко в сторону, — вежливо возразил Глостер. — Я считаю важным лишь то обстоятельство, что покойный запер собаку в этом чулане, чтобы посетитель, которого он ожидал, не был потревожен ею. Мы готовы доказать, что это обыкновенно происходило в подобных случаях. Как только кто-то должен был приехать в дом, то есть любой посторонний человек, собаку либо запирали, либо держали на привязи. Но вопрос, где собака находится теперь, — это, конечно, выходит далеко за пределы слушания данного дела.
  Мейсон с вежливой улыбкой согласился.
  — Ну хорошо, если это так несущественно, почему бы не позволить мне узнать, где все-таки находится собака?
  — Потому что нет надобности загромождать протокол множеством посторонних, не относящихся к делу деталей.
  — Согласен, но пусть для моего личного сведения мне скажут, где теперь находится собака.
  Глостер в нетерпении покачал головой. Судья Кэри начинал проявлять признаки живейшего интереса.
  — Я считаю, что защита имеет право знать это, — высказал он свое мнение, которое считалось непреложным.
  — Ваша честь, — теряя терпение, сказал Глостер, — я хочу иметь все улики для справедливого решения дела, в свою очередь, решение должно ограничиться ответом на вопрос: кто убил Джорджа С. Олдера. Если мы начнем вводить в дело собак и спрашивать, где теперь собака, что собака ест, как собака себя чувствует и скорбит ли по своему покойному хозяину, и…
  — Но защитник не спрашивал про собачью диету! Он интересовался, где теперь находится эта собака, — уточнил судья Кэри, — и я считаю, что он имеет право это знать. Отвечайте на вопрос, свидетель.
  — Я не знаю, — сказал полицейский. — Я полагаю, что ее отдали в какой-то собачий приют. Это последнее, что я слышал.
  — Вы знаете фамилию хозяина этого приюта, мистер Глостер? — довольно грозным тоном осведомился судья Кэри.
  — Нет, ваша честь, этим вопросом занимался шериф.
  — Ладно, узнайте у него и доложите мне, — распорядился судья Кэри. — Считаю, что мы имеем право знать, где находится собака. Есть еще вопросы, мистер Мейсон?
  — Да, относительно чулана, где содержалась собака, — сказал Мейсон. — Вы говорили, что помещение было оборудовано специально для животного?
  — Нет, сэр, я не говорил этого. По-моему, это был обыкновенный чулан с вентилятором. Ведь собаку держали в нем не постоянно, там была ее постель, миска с водой, а внутренняя сторона двери оказалась вся исцарапана, когда пес пытался вырваться оттуда в день совершения преступления. Он даже повредил себе коготь.
  — Вы обратили внимание, что у пса оторван коготь? — спросил Мейсон.
  — Я не видел оторванного когтя, но можно было понять, что он сорван, потому что на внутренней стороне двери были ясно видны три кровавые полоски, где его лапа скребла по дереву, а на полу чулана осталась пара кровавых пятен, несколько смазанных. Если спросите меня, я скажу, что преступно было оставлять собаку запертой в помещении, обшитом деревянной панелью, как там. Внутреннюю сторону двери следовало обшить мягким куском дерева, тогда собака не сорвала бы коготь о панель.
  — А прежде он когда-нибудь скребся в дверь? — неожиданно задал вопрос Мейсон.
  — Ну, надо отдать справедливость хозяину, царапины были совсем свежие. Полагаю, что… Виноват, я забыл, что не могу высказывать свое мнение.
  — Продолжайте, продолжайте, ничего, — одобряюще кивнул ему Мейсон. — Я не возражаю. Как видно по всему, ваше мнение более обоснованно, чем заключение экспертов.
  Свидетель ухмыльнулся.
  — Так вот, царапины на двери были совсем свежими. Я обратил на это внимание других, когда мы открыли дверь и собака выбежала из чулана. Очевидно, пес был дисциплинированный и приученный оставаться спокойно в чулане. Но когда он услышал выстрел, а до этого, полагаю, и ссору, то он… словом, ему так хотелось вырваться оттуда, что он сорвал коготь о грубую обшивку. Я любитель собак, и меня всегда возмущает, когда я вижу животное, страдающее из-за небрежности человека.
  — У собаки было сорвано больше одного когтя? — спросил Мейсон.
  — Я бы сказал, только один.
  — И ни одной несвежей царапины на двери?
  — Нет, сэр. Между прочим, я спрашивал у слуг про это, но боюсь, что их слова не могут служить свидетельством для суда.
  — Другими словами, — тотчас догадался Мейсон, — вы пытались доказать, что — по крайней мере, по вашему убеждению, — выстрелу предшествовала ссора. Так?
  — Да, сэр.
  — Вы так и сказали вашим товарищам?
  — Да, сэр.
  — В таком случае, раз уж мы заговорили о предположениях, как вы полагаете, каким образом убийца мог завладеть револьвером Олдера?
  — Должно быть, он лежал на письменном столе, или, возможно, молодая женщина…
  — О, ваша честь! — запротестовал Глостер.
  — Все это, разумеется, не является уликами, — провозгласил судья Кэри. — Защитник может спрашивать про эти факты, но это не улики.
  — Нет, почему же? Это совершенно то же самое, что и остальные факты дела, — возразил Мейсон.
  — Думаю, нам следует воздержаться от дискуссии, мистер Мейсон.
  — Справедливо, ваша честь.
  — Это все, — объявил Глостер. — Моим следующим свидетелем будет шериф графства, Леонард С. Кедди.
  Шериф, высокий, коренастый, медлительный субъект, принес присягу, расположился на свидетельском месте и назвал свою фамилию, адрес и род занятий.
  — Вы были вызваны в резиденцию Джорджа С. Олдера на «Острове Олдера» в ночь на третье августа?
  — Да, был, сэр.
  — И что вы там обнаружили, шериф?
  — Когда я приехал, там уже были люди, прибывшие туда некоторое время назад. Я организовал обыск, осмотрелся. Мы обнаружили, что с пристани пропала лодка, одна из маленьких лодочек, и предположили, что в ней мог скрыться убийца. На пристани был установлен сигнал тревоги, но тот, кто был знаком с его устройством, знал, что его можно отключить только со стороны берега, и тогда он бездействовал около трех минут, но потом опять включался. Я занялся той частью расследования, которая включала розыск лодки.
  — И вы нашли ее?
  — Да, сэр, нашел.
  — Где?
  — Она плавала в заливе.
  — Можете нам показать на этой карте, хотя бы приблизительно, точку, где вы нашли эту лодку?
  — Да, сэр, могу. Она была как раз вот здесь, где я сейчас поставлю карандашом крестик.
  — Лодка была найдена в вашем присутствии?
  — Да, сэр.
  — А вы не заметили ничего особенного в этой лодке?
  — Она была свежепокрашена зеленой краской.
  — Вы производили расследование относительно яхты под названием «Китти-Кей», принадлежащей обвиняемой?
  — Да, сэр.
  — Что именно вы обследовали?
  — Место, где на боку яхты было пятно размазанной зеленой краски.
  — А что вы сделали с этой зеленой размазанной краской?
  — Я проследил, чтобы ее сняли и отправили на химический анализ в лабораторию для сравнения с зеленой краской, которой была выкрашена та лодка, которую мы обнаружили дрейфующей в заливе и которую мы впоследствии опознали как лодку, принадлежавшую Джорджу С. Олдеру.
  — Что еще вы делали? — спросил Глостер.
  — Да вот, — медленно протянул шериф, — мы подумали, что если кто-то прыгнул второпях ночью в лодку, так он мог уронить что-нибудь… На всякий случай я захватил с собой подводный бинокль и стал просматривать дно залива, где был пришвартован небольшой скиф.
  — И нашли что-нибудь? — спросил Глостер, бросив на зал торжествующий взгляд.
  — Да, сэр.
  — Что именно?
  — Женский кошелек.
  — А где сейчас этот кошелек?
  — Он хранится у меня, — сказал шериф.
  — Будьте любезны предъявить его суду.
  Шериф открыл сумку, достал плотный конверт, запечатанный красным сургучом и покрытый многими подписями, и протянул судье.
  — Он тут, в этом конверте.
  — Ну-с, а вы произвели инвентаризацию содержимого этого кошелька?
  — Да, сэр, произвел.
  — А где предметы, находившиеся в кошельке?
  — Они у меня, сэр, во втором конверте.
  — Эти конверты, как я вижу, запечатаны и на них имеются подписи?
  — Да, сэр.
  — Чьи это подписи?
  — Я написал свою фамилию на конверте, в котором был запечатан кошелек. Так же поступили и другие полицейские, присутствовавшие при этой процедуре.
  — А содержимое кошелька?
  — Оно было помещено в другой конверт, и эти подписи тоже сделаны свидетелями.
  — А ваша подпись есть на обоих конвертах?
  — Да, сэр, на обоих.
  — А вы уверены, что печати с тех пор оставались нетронутыми?
  — Да, сэр, уверен.
  — Моя подпись тоже, я полагаю, там имеется? — улыбнулся Клод Глостер.
  — Да, сэр.
  — Я взгляну на них, а затем попрошу передать конверты членам жюри присяжных, чтобы каждый из них мог лично убедиться, что печати остались нетронутыми.
  — Есть возражения относительно порядка процедуры? — спросил Мейсона судья Кэри.
  — Никаких, ваша честь.
  Конверты прошли через руки членов жюри, потом встал окружной прокурор.
  — Теперь я прошу вскрыть эти конверты и находящиеся в них предметы приобщить к вещественным доказательствам. Одним вещественным доказательством будет кошелек, другим — его содержимое.
  — Ваша честь, я бы хотел возразить, — сказал Мейсон. — В связи с моим возражением я прошу разрешить мне допросить свидетеля в порядке перекрестного допроса.
  — Пожалуйста, приступайте!
  — С помощью подводного бинокля вы увидели этот кошелек, лежавший на дне залива? — спросил Мейсон, повернувшись к шерифу.
  — Да, сэр, я подсвечивал электрическим карманным фонариком.
  — Дно было песчаное или илистое?
  — В том месте песчаное. Белый песок. Кошелек был очень заметен на нем.
  — Вот именно, — согласился адвокат. — И этот кошелек лежал там, где вы могли разглядеть его через бинокль, лежа вниз лицом на небольшом причале?
  — Да, сэр.
  — Значит, кошелек лежал очень близко к причалу?
  — Да, сэр.
  — Где его мог уронить кто-нибудь, стоя на причале?
  — Где его могла уронить с причала женщина, прыгнувшая с него в лодку, что наиболее вероятно в данной ситуации.
  — Отвечайте только на мой вопрос, шериф, — попросил Мейсон. — Кошелек лежал на дне, куда его могла уронить особа, стоявшая на причале?
  — Полагаю, что так, но в таком случае женщина, конечно, знала бы, что она уронила его, и…
  — Вот именно, — перебил шерифа Мейсон. — Я вижу, вам непременно хочется отстоять вашу точку зрения, так что ладно, согласимся с вами. Но факт остается фактом: кошелек мог быть брошен в воду и кем-нибудь еще, стоявшим на причале?
  — Ну да, конечно мог.
  — Так вот, значит, вы увидели лежавший на дне кошелек. И что вы затем сделали?
  — Достал его.
  — Как?
  — Войдя за ним в воду.
  — Какова там глубина?
  — Футов шесть-семь.
  — А кто пошел за ним? Вы сами?
  — Нет, один из моих выборных депутатов.
  — О! — улыбнулся Мейсон. — Вы увидели кошелек, а доставать его послали одного из депутатов?
  — Он один из лучших наших пловцов.
  — И он вытащил кошелек?
  — Да.
  — А скажите, шериф, можно ли было по виду этого кошелька определить, когда он был брошен?
  — Знаете, вот когда вы заговорили об этом, то скажу, что если вы взглянете на…
  — Шериф, — резко перебил его Мейсон, — я настаиваю, чтобы вы отвечали непосредственно на мой вопрос. Настаиваю категорически. Сейчас я говорю только о самом кошельке. Повторяю вопрос: можно ли было по виду этого кошелька определить, когда он был брошен?
  — Нет, сэр.
  — Он просто лежал там, на песке?
  — Ну, он, разумеется, не мог лежать в одном положении долго на песчаном дне.
  — Почему, шериф?
  — Ну как же, ведь песок все время в движении… приливы и отливы…
  — Как долго он мог оставаться там, не будучи покрыт песком? Помните, вы даете показания под присягой, шериф.
  — Да я, право… я не знаю…
  — Я так и думал, что вы не знаете, — улыбнувшись, сказал Мейсон. — Ну а поскольку вы совершенно искренне сказали, что по виду кошелька нельзя было определить, когда он был брошен в воду, вы можете только сказать, что он мог быть брошен кем угодно, включая подсудимую, вечером в субботу, до убийства.
  — Вы сейчас говорите о кошельке?
  — О кошельке, — кивнул Мейсон.
  — Ну, если вы хотите ограничиться кошельком, то я согласен, что могло быть и так, как вы говорите, а если коснуться содержимого…
  — Сейчас я говорю только о кошельке, — сказал Мейсон.
  — Очень хорошо, о кошельке, — согласился шериф.
  — Указывало ли что-нибудь на то, что кошелек не мог быть брошен в воду в субботу вечером?
  — Да нет, сэр, пожалуй, ничто об этом не говорило.
  — Ну вам известно что-нибудь относительно того, что в субботу вечером, еще до убийства, подсудимая приходила в дом мистера Олдера?
  — Нет, сэр, мне лично ничего об этом не известно.
  — Ну хорошо, а вообще вам известно что-нибудь об этом инциденте?
  — Ваша честь, — перебил Глостер, — я возражаю против показаний шерифа о вещах, которые ему лично неизвестны.
  — Совершенно верно, — сказал Мейсон. — Но я думал, что вы, возможно, захотите рано или поздно предъявить суду какие-то факты, так что предъявляйте их сейчас.
  — Я намерен предъявить только те факты, — сказал Глостер, — которые указывают, что Джорджа Олдера убила подсудимая. Если и существуют какие-либо другие факты, пусть их предъявляет защита.
  — Очень хорошо! — Нахмурив брови, Мейсон на секунду задумался. — Если такова ваша позиция, я останусь в пределах технической необходимости и не буду предъявлять факты, которые могут служить вещественными доказательствами. Но прошу вас делать то же самое, сэр.
  Шериф заявил, даже не дожидаясь вопроса:
  — Содержимое кошелька указывает, когда он был брошен.
  — Содержимое? — переспросил Мейсон.
  — Когда мы заглянули в кошелек, — пояснил шериф, — мы нашли в нем газетную вырезку с заметкой, которая была, по-видимому, опубликована в «Экспресс» за третье число, в утреннем выпуске. Речь шла о краже драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов и жалобе Олдера…
  — Минутку, шериф! — перебил его Мейсон. — Сама вырезка и есть наилучшее вещественное доказательство, а не ваши воспоминания о ее содержании.
  — Очень хорошо, согласен. Вырезка находится здесь.
  Мейсон на мгновение заколебался, быстро обдумывая ситуацию, потом сказал:
  — Ваша честь, я возражаю против приобщения к уликам и самого кошелька на том основании, что нет определенных данных, указывающих на время, когда он был брошен в воду, и его содержимого на том основании, что они не имеют отношения к делу, неуместны и несущественны, если только, разумеется, среди них нет какого-либо предмета, указывающего на владельца этого кошелька. Особенно я возражаю против оглашения этой газетной вырезки, как и любой другой, ибо возможно, что обвинение воспользуется этим, дабы посеять предубеждение в умах жюри против моей подзащитной.
  — Ваша честь, — заметил Глостер, — если содержимое кошелька существенно и важно — а мы настаиваем, что это именно так, — и если в нем содержатся улики, которые защита стремится скрыть от членов жюри, то, конечно, возражение защитника не должно повлиять на решение суда о приобщении кошелька и его содержимого к вещественным доказательствам.
  — Дайте мне взглянуть на содержимое, — попросил судья Кэри.
  Шериф подал ему конверт.
  Судья запустил руку в конверт, пошарил в нем, потом вытряхнул содержимое на свой стол, тщательно перебрал все предметы и, казалось, особенно заинтересовался именно газетной вырезкой.
  — Эта вырезка из «Экспресс»? — спросил он.
  — Утренний выпуск за третье число, — пояснил Глостер.
  — В таком случае это кажется существенным. Конечно, суд позволит приобщить ее к вещественным доказательствам только с целью подтвердить дату, когда кошелек мог быть обронен в воду. Но содержание этой вырезки не будет рассматриваться как улика или вещественное доказательство. То есть какие бы вопросы ни рассматривались в этой вырезке, они не могут составлять часть улик в этом деле, и членам жюри будет предложено принять во внимание наличие этой газетной вырезки лишь для уточнения времени.
  Мейсон сказал:
  — Ваша честь, вы понимаете, что будет совершенно невозможно для любого человека выполнить рекомендацию суда об ограничении внимания только датой.
  — Ну что ж, — сказал судья Кэри, — суд дает инструкции, а уж выполнение их лежит на совести каждого из членов жюри.
  — Если мы собираемся рассмотреть, — сказал Мейсон, — обстоятельства, сопутствующие данной части обвинения, предъявленного моей клиентке, не лучше ли было бы предъявить также все имеющиеся у обвинения факты и занести в протокол судебного заседания все, что произошло в связи с обвинением?
  — Я не хочу, чтобы это было сделано, — возразил Глостер. — Я предъявляю обвинение, а если подсудимая пожелает сослаться со своей стороны на какие-либо оправдывающие ее обстоятельства, это ее право… при условии, если предъявляемые ею факты будут уместны. Но то, что сейчас просит защита, повторяю, я считаю неуместным. Мы здесь слушаем дело об убийстве, а не об ограблении, имевшем место несколько раньше. При помощи этой газетной вырезки мы хотим только установить, когда кошелек был обронен в воду.
  — В таком случае о’кей, — сказал Мейсон. — Я согласен, чтобы в протокол было занесено, что в этом кошельке находилась вырезка из газеты, вышедшей в день убийства, а свидетелю обвинения нет надобности оглашать содержание этой газетной вырезки или приобщать ее к вещественным доказательствам.
  — Я не нуждаюсь в вашем согласии, — возразил Глостер. — И хочу, чтобы жюри ознакомилось с этой вырезкой.
  — Вот видите, ваша честь, — сказал Мейсон. — Шерифу нужно, чтобы члены жюри прочитали эту вырезку и были настроены предубежденно в отношении моей клиентки. А весь этот разговор относительно цели, ради которой вырезка должна быть приобщена к вещественным доказательствам, совершенно бессмыслен.
  — Вопрос о дате здесь чрезвычайно важен, — сказал судья Кэри. — Если это вырезка из газеты, которая не появлялась в продаже ранее полудня, а кошелек был найден вечером третьего числа, вскоре после того, как было совершено убийство, то суд не видит иного выхода, кроме как позволить приобщить ее к вещественным доказательствам, но ограничить ее использование только рамками доказательства элемента времени… если советник обвинения пожелает принять ваше предложение, но, по-видимому, советник этого делать не желает.
  — Очень хорошо, ваша честь! — согласился Мейсон. — Но у меня есть несколько дополнительных вопросов относительно самого кошелька.
  — Спрашивайте.
  — Шериф, вы показали, что, когда этот кошелек был извлечен со дна залива, он был положен в конверт и опечатан. Содержимое было вложено в другой конверт, и этот конверт был также опечатан.
  — Да, сэр.
  — И некоторые из присутствовавших написали на конвертах свои фамилии?
  — Совершенно верно.
  — А затем конверты были опечатаны?
  — Да, сэр.
  — Когда это было сделано?
  — Почти немедленно после того, как кошелек был извлечен из воды.
  — Что вы имеете в виду, говоря «почти немедленно»?
  — Ну, через очень короткое время.
  — Что вы называете «очень коротким временем»?
  — Я не могу выразиться точнее.
  — Через час?
  — Я бы сказал, мистер Мейсон, почти сразу же. Я не могу определить время с точностью до минуты.
  — Конечно не можете, — сказал Мейсон. — Вы предпочли бы сказать об этом в общих чертах. Не правда ли?
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Вы просто не осмеливаетесь связать это с каким-либо определенным периодом времени.
  — Это не так! — покраснел шериф. — Мистер Мейсон, не в том дело! В тот вечер у меня было очень много забот, и все, что я могу сказать, — это то, что почти сразу после того, как кошелек был извлечен из воды, я положил его в конверт и опечатал. Естественно, я не следил за этим по секундомеру.
  Глостер позволил себе довольно громко усмехнуться и посмотрел, как это приняли члены жюри. Одна-две ответные улыбки убедили его, что он поступает правильно и жюри его одобряет.
  — Я обратил внимание, — сказал Мейсон, — что некоторые подписи сделаны карандашом, другие — чернилами, шериф.
  — Совершенно верно. Я расписался чернилами. А некоторые — карандашом.
  — Все подписи сделаны в одно и то же время?
  — Все сделаны в одно и то же время.
  — Почти сразу после того, как кошелек был извлечен?
  — Почти сразу после того, как кошелек был извлечен.
  — Ну а можете вы мне сказать, как были сделаны эти подписи? — спросил Мейсон.
  — Ну как они всегда делаются? Человек подписывает свою фамилию, — с раздражением ответил шериф.
  — О, ваша честь, — сказал Глостер. — Этот допрос слишком далеко отклонился от существа дела. По-видимому, защитник просто тянет время.
  — Мне кажется, мистер Мейсон, вы уже исчерпали все возможности данной ситуации, — бесстрастно заметил судья Кэри.
  — Если ваша честь еще немного потерпит, — ответил Мейсон, — я готов доказать одно очень важное обстоятельство.
  — Ну хорошо, продолжайте.
  Мейсон взял конверт, положил в него кошелек, затем накрыл конверт листком бумаги.
  — Теперь подпишите вашу фамилию, — попросил он шерифа.
  — Для чего это?
  — Просто я хочу сравнить ваши подписи.
  Шериф достал из кармана авторучку, положил конверт на колени и стал писать свою фамилию на листке бумаги. Потом нахмурил брови, отодвинул конверт в сторону, а бумагу положил на стол судьи.
  — Нет-нет! — сказал Мейсон. — Держите бумагу над конвертом!
  Шериф написал свою фамилию. Мейсон взял бумагу.
  — Благодарю вас, шериф, — сказал он. Потом, взяв еще один лист бумаги, положил его на стол судьи и сказал: — Теперь, пожалуйста, напишите вашу фамилию еще раз на этом листке бумаги.
  — Не понимаю, зачем! — прорычал шериф.
  — Просто для того, чтобы сравнить подписи, — объяснил Мейсон.
  Шериф с явной неохотой написал свою фамилию и вернулся на место свидетеля.
  — Совершенно так, как я думал, — сказал Мейсон.
  — Что такое? — сердито спросил шериф.
  — Вы можете сами посмотреть, — сказал Мейсон, — сравнив эти подписи. И должны признать, что ваша подпись, сделанная, когда кошелек лежал в конверте, не такая, как подпись на пустом конверте.
  — Ну конечно, кошелек мне мешал. Невозможно писать, когда под бумагой, на которой вы пишете, лежит предмет, который выпирает во все стороны.
  — Вот именно! — согласился Мейсон. — Это физически невозможно! Поэтому-то ваша подпись на конверте сходна с той, что вы сделали на бумаге, когда она лежала на столе судьи.
  — Ну и зачем вы меня заставили все это проделать? — спросил разъяренный шериф.
  — А вот зачем! — Мейсон показал на подпись шерифа на конверте. — Вы видите, что ваша подпись и все остальные на конверте выглядят превосходно. Просто не может быть, чтобы они были сделаны в то время, когда кошелек находился в конверте. Более того, шериф, я обращаю ваше внимание на тот факт, что, когда кошелек вынули из воды, он, конечно, промок насквозь. И не может быть, чтобы в таком состоянии его положили в конверт почти в тот самый момент, когда к нему прикоснулась авторучка. Так вот, можете ли вы объяснить суду и членам жюри появление этих превосходно сделанных подписей?
  — Ну конечно, — кивнул шериф. — Мы вообще не смогли бы подписать наши фамилии, если бы в конверте лежал кошелек. Поэтому мы просто заранее поставили наши фамилии.
  — О, значит, вы и находившиеся с вами джентльмены расписались на пустом конверте? — сделал удивленное лицо Мейсон. — Так?
  — Я этого не говорил. Я сказал, что мы расписались на конверте до того, как положили туда кошелек.
  — За сколько времени «до того»?
  — Непосредственно перед тем, как положить кошелек.
  — Что значит — «непосредственно»? Прошли секунды, часы, дни?..
  — Я вам сказал, что у меня не было секундомера.
  — Но факт остается фактом, — констатировал Мейсон. — Вы расписались на пустом конверте.
  Шериф, приподнявшись с места, закричал:
  — Я вам говорю, мы подписались как раз перед тем, как положить в конверт кошелек!
  — О’кей, — кивнул Мейсон. — Как ни неприятно вам это признавать, вы все подписались на пустом конверте. Ну а теперь скажите, как получилось, что, когда вы вложили в конверт промокший насквозь кошелек, вода не размыла свежие чернила ваших подписей и не промочила бумагу конверта. Ведь даже после просушки на ней не осталось следов влаги?
  — Я… в общем… что касается этого… — замялся шериф. Он в замешательстве взглянул на Глостера, неловко подвигался на стуле и нервно погладил рукой подбородок.
  — Я жду ответа, — напомнил Мейсон.
  — Ну конечно, — согласился шериф, — мокрый кошелек нельзя класть в бумажный конверт. Это абсурд.
  — Хорошо, так как вы поступили?
  — Ну, я положил кошелек в конверт и опечатал его.
  — Когда?
  — Ну, через соответствующее время после того, как он был извлечен из воды.
  — О, значит, теперь это превратилось в «соответствующее время», — сказал Мейсон. — Прежде это было «немедленно» после того, как… Вы как будто говорили, что это был вопрос нескольких секунд.
  — Ну, я повторяю в который раз: я не ношу с собой секундомера.
  — Вы повторяете это, шериф, но физическое состояние конверта указывает на то, что кошелек был совершенно сухой, когда его вложили в конверт. Так, может быть, вы все-таки расскажете нам, что же на самом деле произошло?
  — Ну вот, — невнятно забормотал шериф. — Значит, когда я получил этот кошелек, я сказал ребятам, которые были там со мной, что нам надо его как-нибудь пометить, потому что придется его опознавать, и предложил всем расписаться на пустом конверте, с тем чтобы потом его опечатать. У меня были при себе эти конверты, и мы на них расписались, но я, разумеется, не стал класть в них мокрый кошелек. Я дождался, пока кошелек высох.
  — И долго вы дожидались?
  — Да не знаю! Не знаю, как ответить на этот вопрос. На мне лежала ответственность за то, чтобы этот кошелек был положен в конверт с подписями свидетелей. Я лично положил его туда. Эти джентльмены доверили мне сделать это, и я это сделал. Я взял на себя ответственность.
  — После того как вы подождали, шериф. Как долго длилось это ожидание?
  — Просто я ждал, пока кошелек высохнет.
  — Итак, все эти подписи на этом конверте означают, что бывшие вместе с вами люди по вашему предложению расписались на пустом конверте, считая, что таким образом они смогут опознать этот кошелек, когда он будет предъявлен на суде в качестве вещественного доказательства, и доверили вам положить кошелек в конверт позднее.
  — Не вообще позднее, а просто в более поздний час того же дня.
  — Вы не помните, во сколько это случилось? — спросил Мейсон.
  — Нет, точного часа я не помню.
  — А точный день?
  Шериф опять переменил положение.
  — На это я уже ответил, — сказал он.
  — А теперь рассмотрим конверт, содержащий вещи, которые находились в кошельке, — сказал Мейсон. — Там, очевидно, есть ключи, зажигалка, визитная карточка, и тем не менее подписи и на этом конверте превосходные. Полагаю, что с ним произошло то же самое, что и с предыдущим.
  — Да, сэр.
  — Другими словами, люди по вашему предложению расписались на пустых конвертах, а вы вложили в один — кошелек, в другой — остальные вещи гораздо позднее.
  — Вовсе не гораздо позднее, а очень скоро.
  — Вы же сами сказали, что кошелек и его содержимое были помещены в два отдельных конверта в одно и то же время, и вы показали, что кошелек был положен в конверт лишь после того, как он совершенно просох.
  — Ну и что, все это находилось у меня. И ничего с ними не случилось, — недоумевал шериф.
  — Где же вы оставляли кошелек? — спросил Мейсон.
  — В своем офисе.
  — Но вы не оставались в вашем офисе все то время, пока кошелек высыхал там?
  — Я его положил перед электрическим камином, чтобы он скорее сох.
  — И как долго он пролежал перед камином?
  — Я вам сказал, что не знаю.
  — Но, возможно, вы положили кошелек в конверт по прошествии двух дней?
  — Если вы хотите придираться к мелочам, то… не знаю…
  — Благодарю вас, — с улыбкой удовлетворенно произнес Мейсон. — Да, я хочу придираться к техническим мелочам. А теперь, ваша честь, — обратился Мейсон к судье Кэри, — оказывается, местонахождение этого кошелька не может быть установлено точно и что вполне возможно, что газетная вырезка могла быть положена в него когда угодно на протяжении тех двух дней, когда кошелек высыхал. Суд должен обратить внимание также и на то, что на вырезке нет никаких заметных следов соленой воды.
  — Вырезка лежала в небольшой коробочке, вроде футляра для румян, — объяснил шериф.
  Судья Кэри задумался, нахмурив брови.
  — Не думаю, что была какая-то попытка повести суд по ложному пути, однако шериф должен понимать, что заставить свидетелей расписаться на пустом конверте было просто недопустимо. Суд не может в настоящее время приобщить этот кошелек к вещественным доказательствам, но будет иметь его в виду в дальнейшем ходе судебного разбирательства. Приближается время перерыва, господин окружной прокурор, и…
  — У меня еще несколько вопросов к этому свидетелю.
  — Очень хорошо, — разрешил судья.
  Манера Глостера заметно потеряла свою торжествующую уверенность. Теперь он был вынужден обороняться, и это не могло его не злить.
  — Что еще вы делали, шериф, когда в тот вечер оказались на борту яхты обвиняемой?
  — Я осмотрел ее и все вокруг.
  — И что вы нашли на яхте?
  — Нашел юбку, насквозь промокшую от соленой воды спереди, на том месте, где приходятся колени, если бы особа, на которой юбка была надета, встала на них. На правой стороне юбки я обнаружил пятно красноватого цвета.
  — И что вы сделали?
  — Я передал юбку в лабораторию для того, чтобы установить, не кровь ли это.
  — А теперь, ваша честь, — с улыбкой сказал Глостер, — я совершенно готов уйти на перерыв.
  — Отлично, — одобрил судья Кэри. — Суд удаляется на перерыв до десяти часов утра завтрашнего дня.
  Глава 15
  Дороти Феннер беспокойно озиралась, ища глазами надзирательницу.
  — Увидимся утром, — сказала она адвокату.
  — Минуту, — поднял руку Мейсон, — не уходите, мне нужно задать вам один вопрос. Дороти, смотрите на меня. Дороти, повернитесь и смотрите сюда, на меня!
  Она в нерешительности повернулась, у нее задрожали губы.
  — Нет, нет, — сказал Мейсон, — глупышка вы этакая. Люди на вас смотрят. Скажите, вы туда ходили? Ходили?
  Она опустила глаза.
  — Давайте сделаем вид, будто мы разговариваем о каких-нибудь пустяках, — предложил Мейсон. — Вот… притворитесь, будто вы это читаете. — И он вынул из портфеля какое-то письмо, положил его перед Дороти. — А теперь говорите, вы ходили туда?
  — Я… я…
  — Если вы сейчас вздумаете зареветь, когда на вас глазеют зрители и за вами наблюдают газетные репортеры, вы подпишете себе билет в один конец — газовую камеру. Теперь говорите мне правду. Ходили вы туда?
  — Да, — почти шепотом произнесла она.
  — Продолжайте!
  — Он собирался договориться со мной. И так убедительно говорил… Я поехала туда, как он мне сказал. И нашла калитку открытой, точно как он мне сказал. Я вошла, прошла к боковому входу, вошла в кабинет и нашла его лежащим в огромной луже крови. Я подбежала и заговорила с ним. Он не отвечал. Я встала на колени, потрогала его и поняла, что он мертв. И в этот момент кто-то за моей спиной пронзительно закричал.
  У меня хватило присутствия духа не обернуться, чтобы тот человек не увидел моего лица. Я просто бросилась вон из дома через стеклянные двери и побежала к причалу.
  Тогда я поняла, что на острове я очутилась в ловушке. Я слышала, как та женщина бежала за мной, крича и зовя на помощь.
  У меня оставались в запасе секунды, но я быстро сообразила, что на причале есть сигнал тревоги, который можно отключить минуты на три, если нужно воспользоваться одной из лодок. Я отключила его, выбежала на пирс и нашла небольшую лодку, привязанную там.
  Я прыгнула в нее и отвязала канат. Когда я прыгала, то, должно быть, уронила в воду кошелек, но в тот момент была слишком взволнована, чтобы заметить это.
  Я знала, что у меня на юбке, на колене, большое пятно крови и что кровь прошла насквозь, до чулка. Я отгребла на середину залива, потом, прежде чем подняться на свою яхту, сняла юбку и, как могла, отстирала кровавое пятно. Потом поднялась на яхту, быстро переоделась в рабочие брюки, прыгнула в лодку, погребла к берегу, а когда доплыла, сложила весла и оттолкнула лодку ногой. Потом дошла до автобусной станции и села в автобус. Только когда я уже ехала в город, то заметила, что потеряла кошелек. Однако я всегда ношу при себе запасной ключ от номера и долларовую бумажку в верхней части чулка, поэтому мне удалось благополучно добраться до дома.
  — Вас видел кто-нибудь, когда вы входили в гостиницу?
  — Я была напугана, — сказала Дороти. — Поэтому обошла кругом, через черный ход, где камера хранения, и вошла этим путем. Ни одна душа не сможет доказать, что меня не было у себя в номере.
  — Мало того, что вы лгунья, — сердито сказал Мейсон, — вы еще и дурочка. Почему вы мне лгали?
  — Мистер Мейсон, скажу вам честно, я страшно мучилась от этого, — призналась она. — Я не стала бы вас подводить ни за что на свете. Ведь я была совершенно уверена, что мне это сойдет с рук и никто никогда ничего не узнает. А потом, мне-то будет лучше, если вы… в общем, это могло бы подорвать ваш авторитет, если бы вы…
  — Я вас несколько раз спрашивал, — перебил ее Мейсон, — выходили ли вы из вашего номера, и вы каждый раз уверяли меня, что…
  — Знаю, знаю!.. Честное слово, мистер Мейсон, если бы я знала, что уронила кошелек там, где его нашли, я бы… Я очень сожалею.
  — Вы сожалеете, — возмущенно сказал Мейсон, — да как вы могли, вы… — Адвокат глубоко вздохнул и сказал уже более спокойно: — На нас смотрят. Кивните головой, будто вас вполне удовлетворило содержание этого письма.
  Она кивнула.
  Мейсон с улыбкой положил письмо обратно в портфель, ободряюще потрепал Дороти по плечу и еле слышно проговорил:
  — Ну вот, теперь вы влипли в это дело и меня за собой втянули.
  — Повторяю, он был мертв, когда я пришла туда, — горячо сказала она. — Я…
  — Вы уже наговорили мне тут всякого, в том числе достаточно врали, — с улыбкой посмотрел на клиентку Мейсон. — Возвращайтесь в свой номер и помалкивайте. Я попытаюсь спасти что-нибудь из обломков крушения, потому что и сам в таком положении, что мне приходится это делать. Вы меня здорово впутали! Неудивительно, что Клод Глостер торжествует! У него, вероятно, есть даже свидетель, который видел вас в автобусе, когда вы возвращались в город.
  Мейсон встал, все еще слегка улыбаясь, взял портфель и сделал прощальный жест Дрейку и Делле Стрит.
  — Продолжайте улыбаться, — сказал он, направляясь к выходу из зала суда.
  Газетные репортеры окружили его тесным кольцом, добиваясь ответов на свои вопросы. Кое-кто из зрителей то и дело протискивался к нему, чтобы спросить о чем-нибудь. Мейсон всех с улыбкой отстранял и шел к выходу.
  В машине, где они наконец остались одни, Пол Дрейк сказал:
  — Ну, Перри, ты чертовски ловко запутал шерифа с этими подписями, но вся история с кошельком выглядит скверно. Неужели она действительно обманула тебя и ездила туда, как ты полагаешь?
  — Она обманула всех нас, включая себя, — сердито ответил Мейсон. — Она ездила туда.
  — О боже! — воскликнула Делла Стрит.
  — Ну а теперь у нас есть время до десяти часов завтрашнего утра, — сказал адвокат, — и за эти часы мы должны постараться выпутаться из этой истории.
  — Что ты можешь сделать, Перри? — спросил Пол Дрейк.
  — Не знаю, — пожал плечами Мейсон. — Они нанесли нам два удара под ложечку. Первый — когда мы узнали, что Дороти Феннер была там в день убийства. Это само по себе плохо, а второй — еще хуже.
  — Ты имеешь в виду газетную вырезку?
  — Да, ее. В ней речь идет о заявлении Олдера о том, что Дороти Феннер проникла в его дом, украла драгоценности на пятьдесят тысяч долларов, а потом, чтобы не быть пойманной, прыгнула в воду, когда за ней погналась собака, и что какой-то мужчина, ее сообщник, ждал ее в каноэ. Правда, судья распорядился, чтобы члены жюри ознакомились только с датой, когда эта заметка была напечатана, но ты знаешь людей, Пол, жюри, конечно, проглотит эту приманку.
  — Но разве ты не можешь заявить, что все обстоит не так?
  — В том-то и чертовщина, Пол, что не могу. У меня руки связаны. Я все время думал, что Клод Глостер предъявит письмо, которое было в бутылке, так как полиция, по-видимому, нашла бутылку, когда обыскивала дом Джорджа Олдера. Я думал, что обвинение постарается доказать при помощи письма факт ограбления, заявит, что Дороти Феннер вернулась туда в субботу, чтобы взять его и таким образом заставить Олдера отказаться от обвинения ее в ограблении.
  Я приготовился отразить удар, доказать, что Дороти Феннер не было надобности возвращаться за письмом, так как она располагает копией с него, и что Дорлей Олдер видел эту копию до того, как произошло убийство. Это выбило бы почву из-под мотивировки окружного прокурора. Затем я намеревался привлечь достаточное количество улик относительно смерти Минервы Дэнби, чтобы доказать, что Олдер был настоящим убийцей и получил только то, что заслужил, разгромить аргументы обвинителя, уничтожить их и выбросить в окно.
  Однако видите, что получилось. Они не хотят, чтобы письмо вообще фигурировало в деле. Стараются держать его в секрете. А если я заговорю о нем, они заявят, что это обвинение, основанное на слухах, на чужих словах, и что оно не имеет отношения к данному делу: все это неуместно и несущественно.
  — Ну а разве это не так с точки зрения юриспруденции? — спросил Дрейк.
  — По всей вероятности, так, — согласился Мейсон, — но я должен придумать какую-нибудь версию, на основании которой я, по крайней мере, мог бы попытаться предъявить суду это письмо. Но мы даже не знаем, где находится оригинал письма.
  — У вас есть копия, — подсказала Делла Стрит.
  — Копия у меня есть, — кивнул Мейсон, — но нам придется доказать, что она действительно снята с оригинала. И единственная возможность это сделать — увидеться с тем человеком, который нашел бутылку. С Питом Кадицем.
  — Я знаю, где его можно найти, — сказал Дрейк.
  — До сих пор я остерегался приближаться к нему, — Мейсон явно волновался, — потому что не имел права обнаружить перед обвинением, что мне известно о существовании этого письма. Я хотел, чтобы они подумали, будто я стараюсь вообще не упоминать про него, и… О черт, какая же неразбериха!
  — Ну, тебя никак нельзя за это винить, Перри, — успокоил его Дрейк.
  — Если бы только эта маленькая чертовка могла подняться на свидетельское кресло и лгать так же убедительно, как она лгала мне! — горячо сожалел Мейсон. — Но нет, она не хочет и не станет этого делать. Она предпочтет реветь в три ручья, закатывать истерики. Я знаю этот тип. Пока она считает, что все идет, как она задумала, она держится, но, как только ей приходится туго, тут же начинает плакать и искать сочувствия.
  Мне бы следовало это понять с самого начала, но ведь она же глядела мне прямо в глаза, клялась всеми святыми, что не выходила из квартиры, подробно отчиталась за каждую минуту своего времени… И вот пожалуйста! В разгар судебного процесса все летит к чертям, прямо мне в лицо!
  — А вы полагаете, что она виновна? — спросила Делла.
  — Я не могу ответить на этот вопрос, пока не будут представлены все улики, — ответил Мейсон. — Теперь я не могу верить ни одному ее слову, и самое дьявольски скверное то, что мне нужно ее защищать.
  — Я не понимаю, почему вы обязаны ее защищать, — сказала Делла Стрит. — В конце концов, вы…
  — В конце концов, — перебил ее Мейсон, — это я, болван, подобрал ее в каноэ в субботу вечером после ее эскапады, и я боюсь, что Клод Глостер не только подозревает это — у него, возможно, имеются какие-то вещественные доказательства на этот счет. В зале суда поговаривают, будто бы он хвастался, что у него на руках все тринадцать козырей. Посмотрим еще, что нам расскажет Пит Кадиц.
  — Может быть, она все-таки говорит правду, Перри? А если нет, значит, она придумывает сейчас что-нибудь такое, чтобы доказать, что она сделала это в целях самозащиты, — вслух размышлял Пол Дрейк. — Ведь перед тем как прикончили Олдера, там шла, должно быть, отчаянная борьба. Не то чтобы кто-то просто выхватил револьвер и выстрелил в него… Один из моих людей, я говорил тебе, Перри, был там и видел царапины на внутренней стороне двери чулана, обшитой панелью. Он говорил, что собака была в неописуемой ярости, стараясь вырваться из чулана. Царапины были настолько свежие, что в некоторых местах еще висели крохотные стружки, оставшиеся после когтей.
  — Я пытался представить себе, что там вообще могло происходить, — задумчиво проговорил Мейсон. — Это дело рук какого-то мужчины либо женщины, которая отчаянно боролась за свою жизнь. Там, должно быть, шла жестокая борьба, во время которой убийца схватил револьвер. Конечно, возможно, что теперь Дороти Феннер и говорит правду, но после моего печального опыта я боюсь ей доверять.
  — Но что бы там ни произошло, — уверенно сказал Пол Дрейк, — могу поспорить, что в доме Олдера долго и упорно боролись. Собака изодрала дверь буквально в щепки.
  — Осмысление этого факта мы, пожалуй, отложим на будущее, — решил Мейсон. — А сейчас, при теперешних обстоятельствах, я просто не смею планировать защиту, пока не увижу, какие еще сюрпризы преподнесет нам обвинение. Отныне я буду слушать и учитывать все улики по мере их поступления. Затем мне придется додуматься, как было совершено это преступление, и заставить всех поверить, что я знал все это еще до того, как согласился взяться за дело Дороти Феннер.
  Глава 16
  Закат окутал, словно мантией, тихие воды залива, когда Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк шли по доскам пристани, всматриваясь в лес стройных мачт, которые время от времени колыхались на легкой зяби, поднятой проходившими тут моторными лодками.
  Откуда-то издалека слышались звуки аккордеона, и надтреснутый баритон сентиментально выводил мелодию старинной баллады. Потом пение прекратилось, но аккордеон продолжал играть.
  — По-моему, это он, — сказал Пол Дрейк. — Говорят, что он каждый вечер проводит час-другой, играя на аккордеоне и распевая старинные песни. Рассказывают, что он когда-то был сильно влюблен в одну девушку, которая умерла, и с тех пор живет одиноко, верный ее памяти, и поет песни, какие певал ей в пору своего ухаживания. Если ты вручишь ему повестку в суд, Перри, неизвестно еще, как эта история может подействовать на чувствительное сердце. Да, с такой «приправой» рассказ о запечатанной бутылке с письмом внутри пресса просто вырвет у тебя из рук!..
  — Я не хочу отдавать это прессе, — возразил Мейсон. — Мне это нужно как вещественное доказательство. А теперь я настолько изверился в моей клиентке, что почти не сомневаюсь в том, что она в субботу вечером прихватила все-таки какие-то драгоценности. Ну ладно, подождем и посмотрим, что за неприятные сюрпризы приготовил нам Клод Глостер.
  Они прошли довольно большой отрезок пути вдоль длинного пирса и наконец увидели фигуру седого моряка, сидевшего на носу опрятной рыбачьей лодки и игравшего на аккордеоне. Его лицо, обветренное и загрубевшее от соленых брызг, было изборождено глубокими морщинами.
  Делла Стрит положила руку на плечо Перри Мейсона, прошептав: «Подождите, пока он кончит».
  Втроем они стояли под защитой ветхого сарая, почти не видимые в его тени, прислушиваясь к старым мелодиям, бывшим в моде лет сорок назад.
  Наконец песня закончилась. Мужчина поставил аккордеон на колено, поднял голову и посмотрел на запад, где догорал последний отблеск дневного света, отдавая небо во власть вечерней звезды — такой яркой, что ее отражение прочерчивало по воде сверкающую золотую нить. Моряк услышал шаги, когда они вышли из своего укрытия, поднял глаза и с любопытством посмотрел на пришедших.
  Мейсон, выйдя вперед, представился сам и назвал своих спутников.
  Кадиц пристально посмотрел на них, кивнул и на мгновение опять повернул голову к закату.
  — Здесь очень поэтично в сумерки, не правда ли? — участливо произнесла Делла Стрит.
  — Мы хотели задать вам, сэр, несколько вопросов про ту бутылку, — начал Мейсон. — Ту, что вы нашли, с письмом внутри.
  Кадиц посмотрел на него, но опять ничего не сказал.
  — Вам, наверное, не хочется возвращаться в сегодняшний день, разговаривать после того, как вы жили старыми воспоминаниями, — горячо сказала Делла Стрит. — Простите, что нарушили ваш покой…
  Кадиц неожиданно шагнул к перилам и выплюнул длинную струю табачного сока в воду, потом повернулся к ним:
  — Не в этом дело, мэм, это проклятый табак! А что такое вы говорите про бутылку?
  Пол Дрейк поймал взгляд Мейсона. Делла Стрит перехватила этот взгляд и улыбнулась, а Мейсон сказал:
  — Мне надо знать, что именно случилось. Мне надо знать все про то, как вы нашли эту бутылку, где она была и что вы с ней сделали.
  Питер Кадиц немного подумал, потом выплюнул остаток жвачки, провел языком по зубам, чтобы убедиться, что во рту чисто, сплюнул еще раз и повернулся лицом к нежданным посетителям.
  — Я независим. Я не люблю цивилизацию.
  — А кто ее любит, сэр? — с усмешкой отозвался Мейсон.
  — Мне представляется, — продолжал Кадиц, — что человек уж слишком гонится за цивилизацией, и его обкладывают налогами и за то, и за это, так что ему приходится работать все больше и больше, чтобы иметь деньги на уплату этих самых налогов.
  — Вас беспокоят налоги? — спросил Мейсон.
  — Не налоги, а то бремя, какое цивилизация накладывает на человека. У вас, скажем, плохая работа, вы зарабатываете небольшие деньги, и вот вы получаете работу получше, и вам уже присылают счета из чистки и из прачечной. Чтобы платить за все это, вы должны найти более высокооплачиваемую работу, и к тому времени, как вы этого добились, вы начинаете вращаться в обществе вам подобных, а это значит, с целью получить еще более выгодную должность…
  — Не надо, — усмехнулся Пол Дрейк. — Вы меня просто убиваете своими пессимистическими рассуждениями.
  Пит Кадиц окинул взглядом хорошо одетого Пола Дрейка.
  — Черта с два я убиваю! Вы сами себя убиваете.
  — Продолжайте, Пит, — попросил Мейсон, заинтересовавшись. — Как же поступаете вы?
  — А как мне нравится, — ответил Кадиц.
  — Может быть, поделитесь со мной вашим рецептом? — спросил Дрейк.
  — Говорю же вам, — ответил Кадиц, — я прошел суровую школу. Начал я в упаковочном отделе большого завода, передвигая с места на место ящики. В свободное время стал изучать торговое дело, хотел стать продавцом. Стал им. Затем стал помощником директора магазина. Потом директором. Потом у меня открылась язва, потом я влюбился, и… о дьявол, какой толк?..
  Он повернулся лицом к океану и застыл так, облокотясь о перила и вглядываясь в темную журчащую воду. Потом опять круто повернулся к посетителям.
  — О’кей! Я послал все к черту. К тому времени у меня после уплаты всех моих долгов осталось несколько пятидолларовых галстуков, несколько шелковых сорочек, коллекция пижам, пять костюмов, сшитых у дорогих портных… ну, вы можете себе представить…
  — Ну а то письмо, — начал было Дрейк, но Мейсон толкнул его локтем в бок, и он сразу замолчал.
  — Так вот, — сказал Кадиц, — я нашел лодку, которая продавалась. Мне удалось собрать немного денег за комиссионные товары, которые подвернулись как раз в это время, и на них я купил лодку. У меня осталось еще немного денег на жизнь. Меня уговаривали заняться коммерческим рыболовством. Тогда бы мне понадобилась команда, газолин, лед… И я спросил, что я стану делать с выловленной рыбой. И мне ответили: продавать, разумеется. Тогда я спросил, что я стану делать с вырученными деньгами. И мне объяснили, что на них я буду покупать еду, газолин, платить жалованье команде и ловить больше рыбы.
  — И что вы сделали? — спросил Мейсон.
  — А я начал работать в одиночку, и, так как я сам стал собственной командой, мне не приходилось платить себе жалованье. А когда я поймал рыбу, то, вместо того чтобы продать ее на еду публике, я купил эту рыбу сам у себя, и, так как я должен был заплатить за нее самому себе, мне не пришлось ничего платить. А потом я рыбу съел.
  — Звучит просто, — сказал Мейсон.
  — А это и есть чертовски просто, — заметил Кадиц.
  — И давно вы так живете? — спросил Мейсон.
  — Достаточно давно, чтобы избавиться от язвы и стать здоровым и счастливым. А клоню я вот к чему: поскольку я состою в экономических взаимоотношениях только с самим собой, работаю для себя, эксплуатируя свой собственный труд, получая жалованье от самого себя, продавая рыбу самому себе, то…
  — Разве вы не нуждаетесь ни в каких деньгах? — спросил Пол Дрейк.
  — Да, вы ведь понимаете, — заметил Пит Кадиц, — ниоткуда извне деньги ко мне не поступают, так что мне приходится довольствоваться малым. Я делаю ловушки для крабов, но у меня нет денег, чтобы покупать для них дерево. Я нахожу нужное мне дерево в воде. Я брожу кругом, нахожу раковины, делаю из них украшения и продаю их; вылавливаю забавные куски дерева, вырезаю из них безделушки и продаю их яхтсменам. Я плаваю везде, где мне вздумается. Иногда мне приходится заливать бензин в бак, но большей частью я использую ветер. Ветер — свободная стихия и несет тебя куда захочет. Не всегда по расписанию, но на кой черт оно нужно, расписание? Живя такой жизнью, какую веду я, мне не надо беспокоиться о часах и календарях.
  Мейсон понимающе кивнул.
  — Так что, — продолжал Кадиц, — немного ниже тут есть небольшой заливчик в форме полумесяца, с песчаным дном и очень подходящими очертаниями для задержки плавника. Не знаю, почему именно здесь он скапливается, разве что благодаря течению, ветру и направлению приливов… Это способствует тому, что маленькая бухточка всегда забита плавником. И если что-нибудь плавает вблизи того места, оно непременно прибьется к этой бухточке.
  Когда на море штормит, на бухточку накатываются громадные волны, и вода поднимается высоко, но в штиль вы можете скользить там даже на скифе, если умеете с ним управляться. И всегда можете найти там плавник, из которого делаются ловушки для крабов. Там найдете и дрова, и обломки потерпевших крушение судов, и выброшенные за борт предметы, и все такое прочее…
  Ну вот, я делал ловушки для крабов, и почти неделю стояла хорошая, тихая погода. Я поставил лодку на якорь у берега залива, а сам плавал взад-вперед вдоль берега на скифе, прочесывая пляжи, и подбирал разную мелочь, отвозя все на лодку.
  — Бухточка большая? — спросил Мейсон.
  — Просто крошечное местечко, приютилась возле покатого берега. Она почти никому не известна. Ну вот, я шел на своем скифе вдоль линии отлива и очень внимательно смотрел, потому что только что перед тем вычистил пляж. И тут я заметил ту бутылку. Я взял ее, хорошенько рассмотрел и увидел, что она закупорена, а внутри лежит какая-то бумага, вроде как письмо, и сквозь стекло видно, что это почтовая бумага со штампом «Сейер-Белл».
  Ну, тогда я отправился к яхтсменам, туда, где они стояли на якоре. Они, бывало, потешались надо мной. А некоторые меня жалели. Бедняги, если бы они только знали, как я их жалею. Трудятся без передышки, чтобы угнаться за экономикой рыбного промысла или за конкурентами по бизнесу, повесили себе на шею этот жернов, а он крутится все быстрей и быстрей.
  Ну, во всяком случае, я знаю многих яхтсменов. Я им продаю разные разности: наживку, крабов, иной раз какой-нибудь интересный экземпляр плавника, раковины и всякие такие штуки. Думаю, что я знаю столько яхтсменов, сколько их есть на побережье, а они все знают и любят меня.
  Ну вот, я уже тогда хорошо прочистил пляж, поэтому сел на свою яхту и поплыл в Сан-Диего, нашел телефонную будку и позвонил Джорджу Олдеру. Рассказал ему, что нашел бутылку с каким-то письмом и что она, по-видимому, была выброшена за борт с его яхты. Сперва он не очень заинтересовался моим рассказом, но затем его стало разбирать любопытство, и он предложил мне принести ему эту бутылку, а он мне заплатит за беспокойство и потраченное время… Ну вот… так я и сделал.
  — И что произошло дальше? — спросил Мейсон.
  — Он при мне вынул из бутылки письмо, прочитал его, а потом дал мне пятьдесят долларов, спросил, прочитал ли я это письмо, а я ему сказал, что не мое дело читать чужие письма, и тогда он дал мне еще сто долларов.
  Кадиц отвернулся и опять посмотрел на океан.
  Мейсон подождал несколько секунд, но Кадиц не поворачивался, словно забыл о нем. Молчание становилось тягостным.
  — Как лежала в воде бутылка? — спросил Мейсон, обращаясь к затылку Кадица.
  — Вроде как наискосок, половина в песке, половина наружу, и наружная часть загрубела от песка, который на нее наносило ветром. Ну, вы ведь знаете, когда стекло постоянно покрывается песком, а потом ветер его сдувает, оно становится вроде как матовое.
  — Значит, Олдер дал вам пятьдесят долларов?
  — Совершенно верно.
  — А потом, через некоторое время, еще сто?
  — Ага… еще сотню.
  — Олдер умер, — сказал Мейсон. — Вы теперь можете быть свободны от своих обязательств перед ним, Пит.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я вот что имею в виду, Пит, — сказал Мейсон. — Если вы действительно нашли эту бутылку так, как вы рассказали, то вы положили ее в свою лодку, а затем, когда в следующий раз очутились возле яхт и увидели «Сейер-Белл», стоявшую на якоре, вы сели в ваш скиф, подгребли к ней и решили повидаться с Олдером, а в разговоре с ним упомянули мимоходом о найденной бутылке. Человек, который сбросил с себя оковы цивилизации, как это сделали вы, не станет затруднять себя телефонным звонком и сообщать, что он нашел бутылку, а…
  Кадиц круто повернулся к Мейсону.
  — Вы что же, считаете, что я лгу? — вызывающе спросил он.
  Мейсон смерил его взглядом, отмахнулся от его воинственной напористости и с обезоруживающей улыбкой, добродушно сказал:
  — Пит, вы не только лжете, но и делаете это ужасно плохо. Вы не умеете лгать!
  Кадиц шагнул было к адвокату, потом вдруг гнев его мгновенно улетучился, воинственность как рукой сняло, и улыбка медленно расползлась по его лицу.
  — О’кей, — сказал он, — говорите, я слушаю.
  — Я догадываюсь, — сказал Мейсон, — что вы, Пит, прочли это письмо, узнали, что в нем написано, а после того, как прочли, поняли, что Олдер заинтересуется им, поэтому и отнесли письмо ему. А Олдер, когда узнал, что вы прочли его, дал вам пятьдесят, а потом еще сто долларов и взял с вас обещание, что вы забудете про письмо в бутылке.
  — Поговорите-поговорите, сэр, а я послушаю, — сказал Кадиц.
  — А что бы вы сделали, если бы вам пришлось давать в суде свидетельские показания? — неожиданно спросил Мейсон.
  — Ну и хитрый же вы адвокат! — с минуту подумав, ответил Кадиц. — Сейчас я вам ничего не скажу. Если я и договорился о чем-нибудь с Джорджем Олдером, то постараюсь оправдать его ожидания, но про показания в суде речь не шла. Если мне придется встать на место свидетеля, я — о дьявольщина! — я скажу правду.
  Мейсон вынул из кармана сложенную вчетверо бумагу.
  — Кадиц! — сказал он. — Это повестка, которой я вызываю вас в суд завтра к десяти часам утра для дачи свидетельских показаний по делу «Народ Калифорнии против Дороти Феннер». Мы не сможем воспользоваться вашими показаниями завтра утром, однако вы все равно должны явиться в суд согласно требованию этой повестки. Вы свидетель защиты, и вам не нужно рассказывать кому бы то ни было про наш сегодняшний разговор или про то, что вы намерены показать как свидетель. Я не могу сейчас дать вам денег больше, чем дозволено по закону, чтобы не получилось, будто я собираюсь вас подкупить. Но я дам вам деньги на поезд, на котором вы сможете добраться до суда, а кроме того, вам заплатят и за потраченное время.
  Кадиц взял повестку, сложил ее, сунул в карман брюк.
  — Вот какая чертовщина получается, когда свяжешься с цивилизацией! Недаром я думал, что уж очень легко заработал эти сто пятьдесят долларов!
  — Вы приедете? — спросил Мейсон.
  — Приеду, — ответил Кадиц. — Противно мне все это до черта, но приеду.
  Глава 17
  В переполненном зале суда царило возбуждение.
  Клод Глостер, трезво оценивая драматизм создавшейся ситуации, поднялся, едва члены жюри заняли свои места, и сказал:
  — Ваша честь, мы вызвали повесткой свидетеля обвинения, некоего Рональда Диксона, чьи служебные обязанности призывают его вернуться туда, где он служит, как можно раньше. Вследствие этого я прошу позволения суда отпустить с места свидетеля шерифа и пригласить вне очереди мистера Рональда Диксона.
  — Возражений нет? — спросил судья Кэри у Мейсона.
  Мейсон улыбнулся спокойной, уверенной улыбкой, как человек великодушный, потому что уже чувствовал себя победителем.
  — Никаких возражений, ваша честь.
  — Очень хорошо. Ввиду заявления окружного прокурора о том, что этого свидетеля необходимо допросить вне очереди, дабы освободить его возможно скорее, а также ввиду отсутствия возражений со стороны защиты суд разрешает свидетелю занять место.
  Рональд Диксон, серьезный, высокий, слегка сутуловатый, вышел вперед, и Мейсон, мельком увидевший профиль этого человека, когда тот проходил мимо, шепнул Делле Стрит:
  — Где-то я видел его прежде.
  Он повернулся и спросил Дороти Феннер:
  — Вы знаете его?
  — Ночной дежурный, клерк в моем отеле, — ответила она.
  Мейсон усмехнулся, подумав: «Так вот как они собираются подтвердить визит Олдера!..»
  Рональд Диксон принес присягу, назвал свою фамилию, возраст, место жительства и род занятий, расположился на свидетельском месте и устроился как можно более комфортабельно, словно собрался сидеть там очень долго.
  — Вы знакомы с обвиняемой, мисс Дороти Феннер?
  — Да, сэр.
  — Какие ваши рабочие часы?
  — С четырех часов пополудни до двенадцати часов ночи.
  — Третьего августа сего года вы тоже работали в эти же часы?
  — Да, сэр.
  — И находились на своем рабочем месте?
  — Да, сэр.
  — А теперь, мистер Диксон, я призываю вас вспомнить, что произошло вечером третьего числа, имевшее отношение к квартире мисс Феннер и известное вам лично.
  — Ну как же, я читал в газете, что она…
  — Это не имеет значения, — перебил Глостер. — Вспомните только то, что известно вам лично.
  — Слушаю, сэр. Ну вот, она пришла около половины шестого… да, наверно, так, через час после того, как я пришел и приступил к работе. Я еще поздравил ее с…
  — Вы с ней разговаривали? — быстро перебил Глостер.
  — Совершенно верно. Я с ней разговаривал, и она…
  — Что произошло потом? — опять перебил Глостер. — Она спросила что-нибудь?
  — Она спросила, есть ли для нее почта, а я ей сказал, что был миллион телефонных звонков. Она взяла все записки из ящика для ключей, а потом пошла к лифту, чтобы подняться к себе в номер.
  — Дальше что?
  — Потом, примерно через час, пришел какой-то джентльмен и сказал, что ему нужно видеть Дороти Феннер. Он сказал мне, что она его ждет, так что нет надобности докладывать о нем. Правда, это против правил нашего отеля, но он выглядел человеком, которому можно доверять, — сдержанный, настоящий джентльмен. Не из тех, кто может затеять скандал, или доставить другому человеку неприятности, или нарушить тишину.
  — Поэтому что вы сделали? — спросил Глостер.
  — Ну я тем не менее заколебался, и тогда он, видя это, дал мне пятидолларовую бумажку.
  — Что вы сделали потом?
  Диксон усмехнулся:
  — Ничего я не сделал.
  — То есть вы не предупредили мисс Феннер о его приходе?
  — Совершенно верно. Я позволил ему подняться.
  — Вы хорошо разглядели этого человека? Вы узнали бы его, если бы увидели?
  — Да, сэр, я его видел… потом.
  — Где же? Где вы могли видеть его снова?
  — На столе в похоронном бюро.
  — Другими словами, этот человек был Джордж С. Олдер?
  — Мне сказали, что это его фамилия.
  — Я показываю вам фотографию, мистер Диксон, и спрашиваю вас: узнаете ли вы человека на ней?
  — Да, сэр.
  — Кто это?
  — Это фотография мужчины, который приходил в тот день в отель после полудня к мисс Дороти Феннер и дал мне пять долларов.
  — А в какое время он приходил?
  — О, я бы сказал, вероятно, около половины седьмого.
  — Вы знаете, сколько времени этот человек находился в номере обвиняемой?
  Рональд Диксон еще не успел ответить на вопрос, как его прервал Мейсон:
  — Он не знает, сэр, входил ли когда-либо этот человек в номер обвиняемой. Все, что ему известно, — это что человек дал ему пять долларов и сказал, что ему нужно видеть обвиняемую. Если вы, господин окружной прокурор, не измените формулировку важных вопросов так, чтобы по мере возможности связывать их с моей подзащитной, я потребую вычеркнуть эту часть допроса свидетеля из протокола.
  — Я буду связывать впредь, — угрюмо пообещал Глостер.
  — Очень хорошо! Продолжайте, — кивнул судья Кэри свидетелю.
  — Ну а если этот мужчина шел не к Дороти Феннер, — слегка усмехнувшись, заметил Диксон, — то он зря потратил пять долларов.
  Зрительный зал неожиданно разразился хохотом. Судья Кэри стукнул молотком и сказал:
  — Хватит! Свидетель не должен высказывать комментарии, не относящиеся к делу.
  — Продолжайте, — широко улыбаясь, призвал Глостер. — Расскажите, что делал этот мужчина — только то, что вы видели своими глазами.
  — Ну вот… Он дал мне пять долларов. Потом подошел к лифту. Нажал кнопку. Вошел в лифт. Закрыл двери, и лифт пошел вверх, а минут через сорок мужчина пришел вниз и сказал: «Благодарю вас». И ушел.
  Мейсон откинулся на спинку своего вращающегося кресла, сплел на затылке пальцы и сидел, по-прежнему добродушно улыбаясь. Теперь, когда расследование дела вступило в свою заключительную фазу, он стал подобен боксеру в углу ринга, стремящемуся оценить силу противника, чтобы отыскать путь к спасению. Однако внешне он держался как абсолютно уверенный в себе и в исходе этого дела человек.
  А тот факт, что Глостер считал заслушивание этого свидетеля достаточно важным, чтобы вызвать его вне очереди и предъявить суду факт, хорошо известный Мейсону, заставил адвоката заподозрить, что у окружного прокурора, в конце концов, не такие уж крупные козыри на руках.
  Сохраняя на лице выражение обаятельной уверенности, Мейсон позволил себе облегченно вздохнуть. Но, услышав следующий вопрос Глостера, так и замер, и у него вдруг все похолодело внутри.
  — Ну а позже в тот вечер вы видели обвиняемую, когда она уходила из своего номера?
  — Да, сэр.
  — При каких обстоятельствах?
  — Я ненадолго отошел со своего рабочего места, просто отлучился на минутку из отеля, а когда возвратился, увидел женскую фигуру, торопливо проходившую по холлу и направлявшуюся к входной двери. Этой женщиной была Дороти Феннер.
  — В котором часу это было?
  — Около половины восьмого вечера.
  — Это был вечер третьего числа? — уточнил Глостер.
  — Да, сэр.
  — Ну а довелось вам увидеть обвиняемую еще раз в тот вечер?
  — Да, сэр.
  — Когда же?
  — Когда она вернулась обратно.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Видите ли, у нас некоторые двери запираются, особенно на ночь. Так, мы держим запертой всю ночь дверь с улицы в вестибюль, так как у всех есть от нее ключи. То же и с дверью багажной комнаты, выходящей в переулок. Она всегда заперта, но каждый жилец может в случае надобности отпереть ее своим ключом. Но когда открывают эту дверь, на столе дежурного клерка загорается красная лампочка и гудит зуммер. Лампочка мигает, а зуммер гудит с интервалами. Таким образом, мы знаем, что кто-то вошел снаружи и прошел через камеру хранения.
  — Очень хорошо! Так что же произошло, мистер Диксон?
  — Ну вот, около половины двенадцатого ночи загудел зуммер и замигала красная лампочка. Я решил пойти посмотреть, кто пришел. Я встал из-за стойки и направился к лестнице, ведущей в камеру хранения. Пока я это делал, я услышал, как лифт спускается вниз. Кто-то его вызвал. Я сбежал вниз по лестнице, приоткрыл дверь и увидел обвиняемую, дожидавшуюся лифта.
  — На каком расстоянии от обвиняемой вы находились?
  — Не далее десяти футов.
  — Вы узнали ее?
  — Определенно.
  — Вы случайно не могли обознаться, мистер Диксон?
  — Нет, сэр.
  — Во что она была одета?
  — На ней был белый свитер, синие джинсы, которые она обычно надевает, когда отправляется на свою яхту, и теннисные туфли.
  — И что произошло потом?
  — Лифт остановился, обвиняемая вошла в него и закрыла дверь. Я побежал обратно, наверх, чтобы посмотреть на указатель этажа.
  — А квартира обвиняемой на четвертом этаже?
  — Да, сэр.
  — Ну а у вас есть возможность установить, находилась ли обвиняемая в своем номере между семью и десятью часами вечера того дня?
  — Да, сэр.
  — Объясните, пожалуйста, как.
  — Мы каждые три месяца должны проводить инвентаризацию движимого имущества, принадлежащего отелю, в номерах жильцов. Мне как раз надо было это делать в номере обвиняемой. Так что, когда я увидел, что она вышла, я позвонил ночной дежурной экономке и сказал ей, что сейчас удобно проверить этот номер, так как мисс Феннер ушла. Я уже предупреждал мисс Феннер, что мы это сделаем в ее отсутствие, чтобы не беспокоить ее, и она сказала: «О’кей, проверяйте».
  — Так что же произошло?
  — Я распорядился, чтобы экономка вошла в номер и занялась проверкой, поскольку мисс Феннер нет дома.
  — Вам известно, выполнила ли экономка ваше распоряжение?
  — Конечно, она мне сказала…
  — Ну хорошо, это не столь важно. Об этом нам расскажет сама экономка, — сказал Глостер. — Ну а теперь еще один вопрос. Как была одета обвиняемая, когда она уходила?
  — На ней была легкая юбка из шотландки и жакет в тон. Я видел ее со спины, поэтому не знаю, какого цвета была на ней блузка. Но я знаю, что она переоделась, пока отсутствовала. Она вышла в юбке, а вернулась в свитере и брюках.
  — Вы узнали бы ее юбку, если бы увидели ее опять?
  — Узнал бы, сэр, да.
  — А сейчас, — торжествующим тоном сказал Глостер, — я предъявлю вам вещественное доказательство за номером 1 «Д» — юбку и жакет, найденные, согласно показаниям шерифа, на борту яхты, принадлежащей обвиняемой, яхты под названием «Китти-Кей», и спрашиваю вас, мистер Диксон: видели ли вы эти детали одежды когда-либо прежде?
  — Да, сэр, эти вещи были на обвиняемой, Дороти Феннер, когда она выходила из своего номера.
  — А когда она возвратилась, на ней не было этих вещей?
  — Нет, сэр, на ней были спортивные вещи — белый вязаный свитер с высоким воротом, брюки и теннисные туфли.
  — Ну а когда она уходила из отеля, у нее был в руках кошелек, вы не заметили?
  — Да, сэр, когда она в тот вечер выходила из отеля, кошелек она несла в руке. Я отчетливо запомнил, в правой руке.
  — А когда она вернулась и вызвала лифт к камере хранения багажа, был ли у нее в руке кошелек?
  — Нет, сэр, не было.
  С самодовольной улыбкой Глостер обратился к Перри Мейсону:
  — Ну а теперь, мистер Мейсон, можете начинать перекрестный допрос.
  Адвокат ответил беспечным тоном, словно показания свидетеля не поразили его, как непредвиденный удар:
  — О, у меня всего несколько вопросов! Минутку, пожалуйста.
  Вежливо улыбаясь, Мейсон поднялся с места. Его глаза смотрели весело и понимающе, когда он произнес:
  — Из ваших показаний я понял, что, разрешив мистеру Олдеру подняться в лифте наверх без предупреждения, вы нарушили правила отеля?
  — Да, сэр.
  — Сознательно нарушили?
  — Да, сэр.
  — За пять долларов?
  — Если вам так угодно ставить вопрос, то да.
  — Итак, нарушение правил за пять долларов, — с улыбкой повторил Мейсон.
  — Ну и что? — вызывающе бросил свидетель.
  — А за четыре вы бы это сделали?
  В зале раздался смех.
  Свидетель упрямо молчал.
  — Сделали бы? — переспросил Мейсон.
  — О, ваша честь, — обратился Глостер к судье, — я возражаю. Вопрос при перекрестном допросе спорный и неуместный.
  — Что ж, я согласен, что вопрос спорный, — сказал судья Кэри, — однако ничем не нарушающий порядок перекрестного допроса.
  Мейсон принял это как торжество справедливости и снова задал свой вопрос:
  — А сделали бы вы это за четыре доллара?
  — Пожалуй, да, — угрюмо кивнул свидетель.
  — А за три?
  — Да! — сердито крикнул Диксон.
  — А за два?
  — Не знаю, — помрачнев как туча, ответил он.
  — А за один?
  — Нет!
  — Благодарю вас, мистер Диксон, — сказал Мейсон, — мне необходимо было узнать, во сколько вы цените вашу честь и достоинство.
  Мейсон не спускал глаз со свидетеля, но в то же время наблюдал реакцию зрительного зала — там царили веселое оживление и смех, а окружным прокурором овладела злость.
  — Ну а когда обвиняемая вошла в вестибюль отеля третьего числа вечером, вы имели с ней разговор? — не унимался адвокат.
  — Да, сэр.
  — Вы ей сказали, что был миллион телефонных звонков?
  — Да, но это, конечно, гипербола… преувеличение.
  — Вот именно, — сказал Мейсон. — Свидетель, который так скрупулезно придерживается правды, как это делаете вы… Не хотелось бы, чтобы жюри поверило, будто и в самом деле он насовал миллион записок в обычный ящик для ключа.
  Улыбка Мейсона все еще оставалась вежливой. Свидетель же проявил заметное смущение и неудовольствие.
  — Итак, — продолжал Мейсон, — вы тогда имели с обвиняемой небольшой разговор?
  — Да, кажется, мы поговорили!
  — Сколько же времени приблизительно занял этот разговор? — спросил Мейсон. — Сколько времени она простояла, болтая с вами?
  — Да, насколько я могу судить, минут пять.
  — А затем она вошла в лифт и поднялась наверх?
  — Совершенно верно.
  — Лифт автоматический?
  — Да, сэр.
  — А сколько времени прошло с этого момента до того, как пришел тот джентльмен, который дал вам пять долларов за нарушение правил?
  Диксон покраснел.
  — Сколько времени?
  — Ну, я бы сказал, час или полтора, что-нибудь в этом роде.
  — А через сколько времени после этого вы увидели, как обвиняемая уходила?
  — Ну, она ушла минут через сорок после ухода джентльмена, приходившего к ней… пожалуй…
  — Ну а теперь скажите жюри, о чем вы беседовали с обвиняемой в продолжение вашего пятиминутного разговора, уточните, что именно вы ей говорили.
  — Ваша честь! — вскричал Глостер, вскочив с места. — Это несущественно, не имеет прямого отношения к делу, неприемлемо при перекрестном допросе и к раскрытию разбираемого здесь дела совершенно не относится.
  — Если только советник защиты не найдет какой-либо специфической связи с делом, — ответил судья Кэри.
  Мейсон улыбнулся.
  — Полагаю, ваша честь, — сказал он, — что, по существующим юридическим нормам, в тех случаях, когда на прямом допросе свидетеля спрашивают о какой-либо отдельной части разговора, советник противной стороны имеет право узнать содержание всего разговора в целом.
  — Совершенно верно, — подтвердил судья Кэри. — Это общее правило.
  — И я нахожу, что в нем нет ничего предосудительного, — согласился Глостер, — поэтому-то я так старательно и прерывал показания свидетеля всякий раз, когда он начинал говорить об этом разговоре. Я не хотел, чтобы давались показания по этому поводу, так как считаю, что разговор этот не имеет прямого отношения к делу.
  — Однако вы спрашивали свидетеля относительно того разговора, — напомнил Мейсон, — и он отвечал на ваши вопросы.
  — Это не так! — запротестовал Глостер. — Я был особенно осторожен…
  — Вы спросили свидетеля о происшедшем. И он вам ответил, что ей был миллион телефонных звонков, а записки с уведомлениями о них лежат в ее ящике для ключа. Я же только переспросил свидетеля о том же самом еще раз, чтобы убедиться, что здесь нет никакого недоразумения.
  Глостер, внезапно смешавшись, пробормотал:
  — Это не разговор.
  — Ну, знаете, это не корреспонденция, не ясновидение и не телепатия. Если это не разговор, то я уж и не знаю тогда, что это такое, — резко бросил Мейсон.
  Судья Кэри нахмурил брови, потом медленно кивнул.
  — Считаю, что советник защиты может воспользоваться своим правом, если желает.
  — Ваша честь, — не сдавался Глостер, — я знаю, что за всем этим кроется. Если мы вступим на этот путь, мы откроем двери для бесконечных и бесчисленных побочных фактов.
  — В таком случае вам следовало бы подумать об этом прежде, чем открывать двери, — посоветовал судья Кэри. — Свидетель, отвечайте на вопрос советника защиты.
  — Расскажите как можно подробнее о вашем разговоре: что вы ей сказали, что она вам сказала, — внутренне ликуя, спросил Мейсон.
  — О, ваша честь! — не смог удержаться Глостер. — Ведь это…
  — Возражение было сделано и было отклонено, — поставил на место окружного прокурора судья Кэри.
  — Ваша честь, могу я просить сделать сейчас перерыв? Я считаю, что… Я хотел бы обсудить этот вопрос без жюри, — не унимался Глостер.
  — Нам скрывать нечего, — сказал Мейсон, — если разговор имел место, мы хотим узнать, о чем он шел.
  — О’кей, — вынужден был сердито согласиться Глостер. — Но предупреждаю: узнав, о чем шла речь, вы не будете иметь права пытаться доказывать что-либо в связи с тем, о чем упоминалось в этом разговоре. Обвинение намерено возражать против всего, что может быть сказано об этом разговоре, за исключением вопроса об убийстве Джорджа С. Олдера.
  — Ну разумеется! — торжествовал Мейсон.
  — Свидетель, отвечайте на вопрос, — сказал судья Кэри Диксону. — Итак, о чем шел разговор?
  — Ну, — начал Диксон, — я поздравил ее с освобождением, а она мне сказала, что мистер Олдер просто был прижат к стене вопросами мистера Мейсона на перекрестном допросе, что обвинение Олдера, будто бы она украла у него какие-то драгоценности, не подтвердилось и что он не мог ни слова сказать о том, какие это были драгоценности! Что для нее это был настоящий триумф и что она думает, что мистер Олдер теперь станет ломать голову, как бы ему вывернуться из этого затруднительнейшего положения.
  — Ваша честь, — едва не скрежеща зубами, обозлился Глостер, — я прошу вас инструктировать жюри, чтобы они рассматривали эти показания только как факт разговора между подсудимой и свидетелем. Что касается заявлений обвиняемой, они не могут служить доказательством, что упомянутые в них факты действительно имели место.
  Мейсон, как подобает победителю, весьма любезно сказал поверженному противнику:
  — Я так понимаю, что окружной прокурор просто констатирует факт наличия разногласий между сторонами?
  — Я толкую вам, в чем состоит закон! — закричал, выйдя из себя, Глостер.
  — Ну не вам учить меня закону, — улыбнулся Мейсон. — Положение теперь несколько изменилось, и я совершенно уверен, что суд разбирается в законе гораздо лучше вас.
  По залу в который раз прокатился смех. Судья Кэри улыбнулся, потом с преувеличенной серьезностью застучал молотком.
  — Полно, полно, господа! Будем соблюдать хотя бы видимость порядка в зале заседаний и постараемся воздерживаться от взаимных колкостей.
  — Тем не менее я настаиваю, чтобы жюри было дано указание принять тот разговор только как разговор, — никак не мог успокоиться Глостер.
  — Минуту назад окружной прокурор настаивал, что это не был разговор, — напомнил Мейсон. Прежде чем сбитый с толку окружной прокурор успел собраться с мыслями, он продолжил: — Более того, ваша честь, мне, как защитнику, совершенно необходимо ознакомиться с определенными вещественными доказательствами. Если у обвинения есть какие-нибудь документы, изъятые из письменного стола покойного, я желаю получить к ним доступ для их изучения.
  Судья Кэри поднял брови.
  — Не хотите ли вы сказать, что просите предоставить вам заблаговременно для ознакомления вещественные доказательства, имеющиеся у обвинения?
  — Нет, ваша честь, мне нужны не вещественные доказательства, которые обвинение намерено использовать для обоснования дела, а те документы, которые могут оказаться нужными для защиты и которые — у меня есть основания полагать — были умышленно изъяты обвинителем из письменного стола покойного, и теперь обвинитель держит их у себя с единственной целью: не дать к ним доступа обвиняемой.
  Судья Кэри вопросительно посмотрел на Глостера.
  — Я не знаю, о чем говорит советник, — сказал Глостер, — и только скажу, что у обвинения имеются вещественные доказательства, которые мы предъявим суду в должное время и которые мы не обязаны показывать защите.
  — При условии, что это действительно вещественные доказательства, — добавил Мейсон, — и при условии, что вы их предъявите.
  — Ну что ж, мы действительно располагаем вещественными доказательствами, но пока не оглашаем их.
  — А допустим, что вы передумаете и решите их огласить?
  — Это наше право.
  — В таком случае мы также хотим воспользоваться нашим правом и ознакомиться с ними, — заявил Мейсон.
  Глостер начал было пространно объяснять свою точку зрения, но Мейсон перебил его и тактично сказал, обратившись к суду:
  — Разумеется, ваша честь, суд сам заметил тактику обвинения, старающегося скрыть имеющиеся у него улики.
  — На каком основании вы бросаетесь такими обвинениями? — вспылил Глостер. — Это нарушение профессиональной этики. Мы ничего не скрываем. Мы…
  — Ай-ай-ай! — укоризненно проронил Мейсон. — А вы помните, суд поручил вам узнать, где находится собака покойного Олдера, а вы этого так и не сделали.
  — Я вам говорил, что не знаю, где она! — вне себя закричал Глостер. — Я вам сказал, что шериф…
  — Минутку, — перебил его судья Кэри. — Советник защиты совершенно прав. Судья приказал вам сообщить советнику защиты, где в настоящее время находится собака.
  — Я понял это не так, — внезапно смешался Глостер. — Я тогда заявил, что не знаю, где находится собака, но что об этом известно шерифу, и, когда шериф давал свидетельские показания, советник защиты имел возможность спросить его, однако не сделал этого.
  — Суд приказал вам сообщить нам, где находится собака, — сказал Мейсон.
  — Да, таково было распоряжение суда, — подтвердил судья Кэри.
  — Ну а я, простите, понял это не так.
  — Хорошо, а где же все-таки собака? — спросил Мейсон.
  — Я… я не могу вам сказать, где она сейчас. Я могу вам сказать, где она была…
  — Почему вы не можете сказать, где она сейчас? — спросил Мейсон.
  — Потому что, — сердито сказал Глостер, — я не собираюсь преподнести вам все наше дело на серебряном блюдечке, чтобы вы могли без хлопот проглотить его по кусочкам. Собака была помещена в «Акме-Бординг-Кеннела», но одна из наших свидетелей, вернее свидетельниц, захотела взять собаку и взяла. Собака находится у нее. Я не могу дать вам адреса этой свидетельницы, ибо не намерен давать вам возможность обрабатывать наших свидетелей.
  — Чего же вы боитесь? — спросил Мейсон. — Неужели вы думаете, что я заставлю эту женщину лгать? Неужели она по моему требованию станет лжесвидетельствовать?
  — Конечно нет.
  — В таком случае, — сказал Мейсон, улыбнувшись жюри, — вы, должно быть, боитесь, что я заставлю ее говорить правду?
  — Ваша честь, — запротестовал Глостер, — все это уводит нас далеко в сторону от цели. Мы сами запутываем дело, потому что занимаемся второстепенными обстоятельствами.
  — Мне просто надо было узнать, где находится собака, — весело пререкался с Глостером Мейсон, — и суд велел вам сказать мне. А теперь вы, господин окружной прокурор, пытаетесь увильнуть от выполнения приказа суда.
  — Ничего подобного… Вы…
  Судья Кэри постучал молотком и сказал:
  — Господа, прекратите свои пререкания. Давайте воздерживаться от взаимных обвинений, а потому отныне советники не могут обращаться непосредственно к оппоненту, а только к суду как посреднику.
  — Очень хорошо, — быстро согласился Мейсон, прежде чем Глостер успел сделать ему какое-либо замечание. — Защите нужно еще одно: ордер на осмотр места происшествия экспертами, свидетелями защиты. Считаю нужным довести до сведения суда, что до сих пор защита не имела такой возможности, ибо ей было отказано в разрешении осмотреть место происшествия в интересах защиты.
  Судья Кэри нахмурил брови.
  — Защита, разумеется, имеет право осмотреть место происшествия.
  — Обвиняемая имела возможность осмотреть его, когда убивала Джорджа Олдера, — вставил Глостер.
  — А это замечание я считаю умышленным нарушением юридической этики со стороны окружного прокурора, — сказал Мейсон, — и прошу суд призвать жюри не придавать этому значения.
  — Беру свои слова обратно, — спохватился с раздражением Глостер. — Я погорячился и в запальчивости позволил себе…
  — Хорошо, — сказал судья Кэри, — суд распорядится, чтобы вам и вашим экспертам была предоставлена возможность ознакомиться с местом происшествия, мистер Мейсон. Какое время вас устраивает?
  — Сегодня после полудня? — спросил Мейсон.
  — О, ваша честь, — возразил Глостер. — Мы только начали слушание дела. Если советник будет сегодня после полудня занят осмотром места происшествия, мы не сможем возобновить допрос свидетелей до понедельника.
  Заметив, что суд колеблется, Мейсон поспешил разъяснить:
  — Я неоднократно обращался к шерифу с просьбой разрешить экспертам защиты ознакомиться с местом происшествия.
  — И это разрешение следовало дать, — заметил судья Кэри. — Суд объявляет перерыв с двенадцати часов сегодняшнего дня до десяти утра понедельника. В продолжение второй половины дня сегодня и весь завтрашний день, субботу, суд разрешает защите произвести осмотр местности на территории, где было совершено преступление, в любое удобное время, но в присутствии представителей обвинения, которые будут наблюдать за действиями экспертов защиты. Ну а сейчас, господа, вы закончили с очередным свидетелем. Есть ли другие свидетели?
  Мейсон улыбнулся, поглядев на человека, со сконфуженным видом сидевшего на месте свидетеля, и сказал:
  — Что касается меня, то мне, пожалуй, не о чем больше спрашивать. Я думаю, членам жюри ситуация ясна.
  — Нет вопросов, — сердито огрызнулся Глостер, — но поскольку советнику защиты почему-то так весело, я вызову свидетеля, который…
  — Достаточно, — перебил судья Кэри. — Я не раз предлагал советнику обвинения воздерживаться от лишних комментариев. Постоянное и неоднократное неповиновение суду может привести к крутым мерам с его стороны. А теперь будем продолжать слушание дела спокойно и корректно. Господин окружной прокурор, вызывайте вашего следующего свидетеля!
  Глава 18
  Глостер встал, воинственно выпятил подбородок.
  — Мой следующий свидетель Оскар Линден. Оскар Линден, займите место свидетеля.
  Линден, высокий пожилой мужчина с разболтанными движениями, с ясно видной татуировкой-звездой на левой кисти, занял свидетельское место, и после обычных формальностей Глостер забросал его быстрыми, резкими вопросами:
  — Ваш род занятий, мистер Линден?
  — Я работаю лодочником в яхт-клубе.
  — И вы работали там в этом качестве первого августа этого года? Это была суббота. Помните?
  — Да, сэр.
  — Случалось ли вам, находясь на службе, в тот день или вскоре после него осматривать каноэ, которые вы давали напрокат вечером того дня?
  — Да, сэр.
  — Сколько каноэ вы давали напрокат в тот вечер?
  — Двенадцать.
  — Сколько из них вернулись к десяти часам?
  — Восемь.
  — Значит, четыре опоздали, не вернулись вовремя?
  — Да, сэр.
  — Ну а эти четыре каноэ были одинаково оборудованы или в каком-нибудь из них было нечто, что отличало его от других?
  — Да, сэр, было одно такое.
  — Что же в нем было такого особенного?
  — В это каноэ я положил коврики на дно, это называется «каноэ люкс».
  — Вы заметили что-нибудь необычное в одном из этих четырех каноэ, когда они вернулись?
  — Да, сэр.
  — Что именно?
  — В одном из них коврик был пропитан водой. Это было в каноэ Ц-0961, номер был написан на нем зеленой краской.
  — И что вы сделали в связи с этим?
  — В то время ничего, но вскоре после убийства Олдера мне пришлось соприкоснуться с властями. И они захотели осмотреть все мои каноэ.
  — Ну а затем, в течение следующих двух-трех дней, вы проводили какое-нибудь дальнейшее расследование?
  — Да, сэр.
  — Какое именно?
  — По требованию шерифа я отвез каноэ к эксперту по отпечаткам пальцев.
  — А у вас хранится список лиц, бравших ваши каноэ напрокат?
  — Нет, сэр, у меня нет такого списка. Каноэ имеют номера, и я веду запись по этим номерам. Мы сдаем их либо по часам, либо на вечер, либо на полдня.
  — На сколько вы сдали это каноэ?
  — Взявший его клиент мог пользоваться им до половины второго ночи.
  — После того как вы сдали каноэ, когда вы его увидели снова?
  — На следующее утро я увидел его привязанным к моему причалу.
  — Находился ли кто-либо в этом каноэ за тот промежуток времени, что прошел между сдачей его напрокат в тот вечер и предъявлением его эксперту по отпечаткам пальцев?
  — Мне это неизвестно.
  — Вы сдавали его напрокат еще кому-нибудь?
  — Нет.
  — Ну а если бы вы опять увидели того человека, который брал у вас каноэ, вы узнали бы его?
  — Да, сэр.
  — Вы видите вон того человека? Посмотрите внимательно.
  Лодочник быстро показал пальцем на Перри Мейсона и сказал:
  — Мистер Мейсон, вон тот адвокат.
  — Нет вопросов, — сказал Мейсон, любезно улыбнувшись, к изумлению жюри и зрителей. — Не может быть сомнения в том, что я действительно брал напрокат каноэ у этого джентльмена.
  Глостер распорядился:
  — Вызовите Сэма Дюрема.
  Сэм Дюрем занял место свидетеля и представился как эксперт по отпечаткам пальцев.
  — Скажите, свидетель, — обратился к нему Глостер, — пришлось ли вам через некоторое время после третьего августа осматривать каноэ с номером Ц-0961, выведенным зеленой краской на носу и на корме?
  — Да, я осматривал его, сэр.
  — И что вы обнаружили?
  — Я обнаружил многочисленные недавние отпечатки пальцев, которые я сфотографировал.
  — Опознали ли вы впоследствии какие-либо из этих отпечатков?
  — Да, опознал, сэр.
  — Какие именно?
  — Я опознал некоторые, самые поздние, которые значатся у меня под номерами один, четыре, шесть и восемь.
  — Чьи это отпечатки?
  — Это отпечатки пальцев обвиняемой.
  — Опознали ли вы впоследствии какие-либо из других отпечатков?
  — В то время я был не в состоянии этого сделать, но позднее я опознал отпечатки пальцев, показанные на фотографиях под номерами два, три, пять и семь.
  — Когда вы произвели это опознание?
  — Вчера вечером.
  — И чьи же это отпечатки?
  В зале повисло напряженное молчание, когда свидетель повернулся к Перри Мейсону.
  — Это отпечатки пальцев адвоката Перри Мейсона, защитника подсудимой.
  Судья Кэри тщетно стучал молотком, пытаясь остановить шум, поднявшийся в зале. Наконец он вынужден был объявить перерыв на пятнадцать минут, а газетные репортеры, не обращая внимания на предостережение суда, кинулись, расталкивая толпу, к выходу в поисках телефонных будок, откуда они могли бы срочно позвонить в свои редакции.
  Один из репортеров, который первым выбежал из зала суда, возвратился, пробираясь сквозь толпу зрителей и ведя за собой фотографа.
  — Как насчет заявления, мистер Мейсон? — спросил он адвоката.
  Фотограф поднял аппарат, и яркая вспышка внезапно осветила участников этой сцены.
  — Какого рода заявление? — с беспечной улыбкой отозвался Мейсон.
  — Каков эффект, произведенный показаниями последнего свидетеля?
  — Вы имеете в виду отпечатки пальцев?
  — Конечно.
  Мейсон усмехнулся:
  — Я взял напрокат каноэ. На этом каноэ я, вполне естественно, оставил отпечатки пальцев. И в этом нет никакого криминала. Я бы и сам это рассказал, если бы окружной прокурор не устроил из этого такой шумихи.
  — А как насчет отпечатков подсудимой?
  — Совершенно очевидно, — сказал Мейсон, — что на том каноэ могли оказаться и отпечатки пальцев мисс Феннер тоже.
  — Значит, вы признаете, что посадили к себе в каноэ подсудимую после того, как она пыталась похитить…
  — Погодите, погодите! — остановил репортера Мейсон. — Давайте разберемся! Во-первых, нет никаких доказательств того, что подсудимая пыталась что-то похитить. Во-вторых, спросите окружного прокурора, как он намеревается доказать, что отпечатки пальцев были сделаны в одно и то же время. Вы здесь, конечно, покрутитесь еще минут пятнадцать, — с усмешкой добавил Мейсон, — тогда и узнаете кое-что относительно показаний свидетеля насчет отпечатков пальцев.
  — Это все, что вы имеете заявить? — удивился репортер.
  — Конечно все, а что вам еще нужно? — сказал Мейсон.
  Репортер мгновение подумал:
  — Но свидетель показал, что после вас он никому не сдавал это каноэ.
  — Вот именно! — улыбнулся Мейсон, словно получая удовольствие от какой-то шутки, которая, он надеялся, скоро станет понятна и репортеру.
  Глава 19
  Бейлиф пригласил жюри.
  Судья Кэри вернулся из комнаты отдыха и занял свое место.
  — Я закончил прямой допрос свидетеля Сэма Дюрема, — сказал Глостер.
  — Можете продолжать допрашивать свидетеля, — разрешил судья Кэри.
  Спокойно улыбаясь, Мейсон спросил:
  — В какое время, мистер Дюрем, вы осматривали это каноэ на предмет обнаружения на нем отпечатков пальцев?
  — Это было третьего числа, вечером. Очень поздно вечером. Почти в полночь, и обследование продолжалось до утра четвертого числа.
  — А вечером третьего произошло убийство.
  — Да, сэр.
  — Не считаете ли вы, что каноэ было сдано напрокат вечером первого числа?
  — Да, сэр, именно так.
  — А где вы обнаружили отпечатки?
  — В разных местах.
  — Ну а как по-вашему, сколько времени сохраняется отпечаток пальца на поверхности такого рода?
  — Видите ли, это зависит отчасти от атмосферных условий и различных обстоятельств, но я бы сказал, что можно рассчитывать найти отпечатки пальцев даже через четыре дня.
  — Вы готовы заявить, что обнаруженные вами отпечатки принадлежат мне? — сказал Мейсон.
  — Я их сравнил с комплектом ваших отпечатков, сделанных на вашей официальной карточке, так что никаких сомнений в идентичности отпечатков быть не может. Если желаете, могу показать вам увеличенные фотографии, сделанные мною…
  — Нет, благодарю! — улыбнулся Мейсон. — Я не спрашиваю о самих отпечатках. Я только стараюсь уточнить, установить фактор времени.
  — Да, сэр.
  — Исходя из вашего посыла относительно длительности сохранения отпечатков, вы могли бы утверждать, что я пользовался этим каноэ в один из четырех дней перед полуночью третьего августа?
  — Да, сэр.
  — И это могло быть любое время в любой из этих четырех дней до того, как вы осматривали каноэ на предмет обнаружения отпечатков?
  — Да, сэр.
  — А могло это быть еще раньше?
  — Предположительно это могло быть, но я бы сказал, что четыре дня — это предельное время, в которое отпечатки могли бы сохраниться при существующих обстоятельствах.
  — И в какое-то время — в продолжение этих четырех дней, до того как вы осматривали каноэ на предмет обнаружения отпечатков пальцев, — подсудимая также оставила там свои отпечатки?
  — Да, сэр.
  — Ну, а мои отпечатки пальцев могли быть сделаны в любое время за четырехдневный период?
  — Да, сэр.
  — Даже за десять минут до того, как вы пришли снимать позднейшие отпечатки?
  — Ну… я… я не готов отвечать на такой вопрос.
  — Почему же?
  — Ну… я… Пожалуй, могло быть и так.
  — А отпечатки пальцев подсудимой могли быть сделаны в любое время за тот же четырехдневный период?
  — Да, сэр.
  — Даже за полные четверо суток до того, как вы сняли отпечатки?
  — Да.
  — Таким образом, — торжествующе провозгласил Мейсон, — согласно вашему же собственному показанию, отпечатки пальцев подсудимой могли быть сделаны за четыре дня до их снятия вами, а мои — когда я осматривал каноэ на предмет обнаружения каких-либо вещественных доказательств, не более чем за десять минут до того времени, когда вы приступили к снятию отпечатков.
  — Ваша честь, я протестую! Я возражаю против такого способа допроса. Я протестую потому, что это значит принимать за действительность факт, которому нет никакого доказательства! — вне себя закричал Глостер. — Я протестую, ибо нет и не может быть никаких вещественных доказательств, ради которых мистер Мейсон якобы осматривал это каноэ. Да как же это так, ведь я могу доказать…
  Мейсон широко улыбнулся.
  — Господин окружной прокурор! Я просто задавал вопросы, относящиеся к фактору времени.
  — А ну-ка попробуйте заявить здесь, в суде, при членах жюри, что вы когда-либо осматривали каноэ на предмет обнаружения каких-то там вещественных доказательств! — с издевкой в голосе произнес Глостер. — И если вы это действительно делали, я требую, чтобы вы сказали, чем это было вызвано…
  — Не волнуйтесь, — успокоил Глостера Мейсон. — Мои вопросы к этому свидетелю вызваны исключительно интересом к фактору времени. Я стараюсь установить его границы. Вам же хотелось бы представить дело как можно более драматично, чтобы создалось впечатление, будто мои отпечатки, как и отпечатки пальцев мисс Феннер, появились в одно и то же время. Я же стараюсь доказать, что они могли быть оставлены в любое время на протяжении девяноста шести часов и с таким же интервалом. Однако если вам хочется усадить меня в это каноэ одновременно с подсудимой, господин окружной прокурор, вам придется очень для этого потрудиться.
  По лицу Глостера можно было догадаться, что он впервые, не без помощи Мейсона, взглянул на дело с такой точки зрения.
  Адвокат же снова обратился к свидетелю:
  — Известно ли вам, мистер Дюрем, что власти обыскали номер обвиняемой в отеле?
  — Да, сэр, я был там.
  — И окружной прокурор тоже?
  — Да, сэр.
  — Так что если бы вы теперь осматривали этот номер, то обнаружили бы там отпечатки пальцев окружного прокурора вместе с отпечатками пальцев обвиняемой?
  — Ну… я… наверное… да. Только они, полагаю, были оставлены в разное время.
  — Вот именно! — улыбнулся Мейсон. — А теперь, ваша честь, мы вполне готовы сделать перерыв до утра понедельника.
  Судья Кэри удовлетворенно кивнул.
  — Суд объявляет перерыв до десяти часов утра понедельника.
  Глава 20
  Шериф Кедди, злой и официально-чопорный, достал из кармана ключ, отпер калитку в стене из нетесаного камня, окружающей владения Олдера со стороны материка, и сказал:
  — Ну вот что: я человек занятой и не могу пробыть с вами весь день. Суд разрешил позволить вам осмотреть территорию и…
  — И мы ее осмотрим, — договорил Мейсон.
  — Зависит от того, что вы вкладываете в это понятие — осмотр, — сказал шериф.
  — Напротив, — с усмешкой возразил Мейсон, — это зависит более от того, как понимает слово «осмотр» судья Кэри.
  — Ну, во всяком случае, не думаю, что вам нужно пробыть здесь очень долго, — высказал предположение шериф.
  — Это ваша собственная интерпретация, — сказал Мейсон, — а суд дал нам разрешение на осмотр в течение сегодняшнего и всего завтрашнего дня.
  Подъехала вторая машина, из которой вышли несколько человек с миноискателями в руках.
  — А это еще что? — удивился шериф.
  — Это эксперты, которые помогут мне осмотреть местность, — объяснил адвокат.
  — Как бы не так, черт возьми! — возмутился Кедди.
  — Верно, верно, — по-прежнему улыбаясь, кивнул Мейсон. — Когда рук много, работа спорится, шериф, а я вижу, что вам хочется, чтобы мы поскорее закончили ее.
  — А что они собираются искать этими штуками?
  — Мы ищем металл, — сказал Мейсон, — металл, который может быть зарыт на глубину фута или около того в землю.
  — Какой такой металл?
  — Всякий.
  Шериф подумал.
  — Можете искать, — милостиво разрешил он, — но копать здесь не позволяется.
  — Мы ищем, — сказал Мейсон. — Эти штуки помогают нам искать.
  — Судья про это ничего мне не говорил. Когда ищешь, то глазами, а не инструментами.
  Мейсон достал из кармана увеличительное стекло и спросил:
  — А как насчет этого? Можно мне смотреть через это?
  — Конечно, если вам надо, — насмешливо ответил шериф. — Мне, например, эта штука никогда не нужна.
  — Это, кстати, тоже инструмент, — пояснил Мейсон.
  Шериф долго осмысливал сказанное.
  — Конечно, у вас есть ключи, — заметил Мейсон, — и вы вправе, если пожелаете, удалить нас с территории. Что ж, прекрасно! В таком случае я в понедельник приду в суд и попрошу задержать слушание дела до тех пор, пока мы не будем иметь возможность досконально ознакомиться с обстановкой на месте преступления.
  — Ох, да знакомьтесь, ради бога, кто вам мешает? — сказал шериф, потом угрюмо добавил: — После того, кáк вы со мной поступили, я не стану для вас ничего делать. Сделаю, что приказал судья, и точка.
  — А мы большего от вас и не ждем, — ответил Мейсон.
  — В сущности, ваша атака на меня не принесла вам никакой пользы, — продолжал шериф. — Все члены жюри — местные жители и налогоплательщики. А я весьма популярен среди налогоплательщиков.
  — Рад это слышать, шериф.
  — Вы начали обливать меня грязью, но, уверяю вас, членам жюри это не понравится.
  — Совершенно с вами согласен.
  — Ну а зачем вам тогда понадобилось опорочить меня в связи с подписями на конверте?
  — Я и не думал вас порочить, — пояснил Мейсон. — Я только старался внести ясность в ваши показания. И думается, мне удалось это сделать.
  — Да уж конечно, черт возьми, вы свое дело сделали, — сказал шериф. — Что ж, входите.
  Они прошли в калитку, которую шериф тотчас же закрыл за ними.
  Мейсон обратился к мужчинам, которые несли миноискатели:
  — Начинайте в том конце, на песчаном участке. Потом идите вокруг двора к лужайке, а после этого вернитесь к причалу и пошарьте там. Пол, ты и Делла останетесь со мной.
  — Не понимаю, — развел руками шериф, — ради чего вы продолжаете сражаться за это дело. Она виновна. У нас имеются улики, которые мы собираемся предъявить: они наверняка выбьют у вас почву из-под ног. Советую вам, адвокат: начните защитную речь, договоритесь с окружным прокурором, чтобы он потребовал для Феннер пожизненного заключения вместо смертной казни. Он разумно относится к таким вещам.
  — Вы предлагаете мне это официально? — пристально посмотрел на шерифа Мейсон.
  — Нет, просто намекаю по-дружески.
  — Огромное спасибо. Я рад видеть вас по-прежнему дружественно настроенным.
  Шериф ничего не ответил.
  Мейсон, Делла Стрит, Пол и шериф, войдя в дом, прошлись по пустым комнатам, в которых гулко отдавались их шаги; здесь все еще царила атмосфера смерти.
  — Ну вот, в этой комнате все и случилось, — пояснил шериф. — Пятна крови еще остались на полу. Кровь-то вытерли, но пятна от нее надо будет отскребать с песком.
  — Где помещение, в котором находилась собака? — спросил Мейсон.
  — Вон там.
  Шериф открыл дверь в чулан.
  Мейсон внимательно осмотрел царапины на двери.
  — Вам известно, адвокат, что Олдер иногда держал собаку в этой комнате?
  — Да, я это знаю. Когда он ждал посетителей, он запирал собаку в этой комнате.
  Мейсон еще раз тщательно изучил царапины на внутренней стороне двери чулана.
  — Как вы справедливо заметили, шериф, — сказал он, — эти царапины совершенно свежие.
  — Верно. Пес реагировал на ссору. Он учуял, что Олдер в опасности, а затем услышал выстрел. Естественно, он захотел выбраться из чулана, чтобы защитить своего хозяина.
  — Звучит разумно, — согласился Мейсон. — Ну а пуля прошла сквозь тело навылет?
  — Навылет, и дальше ударилась вон в те стеклянные двери, — показал рукой шериф.
  — Это меня интересует, — сказал Мейсон, выходя через них. — Но вы не можете быть уверены…
  — Ну, знаете, — огрызнулся Кедди, — если вы собираетесь направить следствие по ложному следу, вам это не удастся. С этим жюри такое не пройдет! Я очень хорошо знаю всех местных. Настолько хорошо, что шестерых из состава жюри называю запросто уменьшительными именами. И знаю, как в этом графстве люди реагируют на подобные вещи.
  — Я в этом совершенно уверен, шериф.
  Все вернулись в кабинет.
  Мейсон внимательно огляделся.
  — Шериф, — сказал он, — нет ли здесь в доме стремянки, хорошей, высокой стремянки?
  — Господи боже ты мой! — простонал Кедди. — На что вам понадобилась стремянка?
  Мейсон указал на потолок, где доски сходились под острым углом.
  — Мне надо бы осмотреть вон то местечко, в самом верху распорки.
  — Какое такое местечко?
  — Да вон там, вверху, где в распорку входит перекладина. Отсюда трудно разглядеть…
  — А и верно, там что-то есть, — согласился нехотя шериф, — только я не понимаю, какая разница…
  — Возможно, огромная разница.
  — А как вы думаете, адвокат, что там такое?
  — Это может быть пуля, — сказал Мейсон.
  Шериф нахмурился и подозрительно посмотрел на него, потом опять поднял глаза кверху, разглядывая почти незаметную дырку с правой стороны перекладины — в том месте, где балки сходились под углом и где в них входила мощная распорка.
  — Как туда могла попасть пуля? — недоумевал шериф.
  — Очень просто! — сказал Мейсон, думая о чем-то своем.
  — А-а, теперь понимаю! — с сарказмом произнес шериф. — Здесь сошлись два парня и решили драться на дуэли. Встали спинами один к другому, разошлись на десять шагов, потом повернулись, чтобы стрелять, но Олдер выстрелил в воздух. Это видно из того, что дырка как раз над тем местом, где был найден его труп. А парень прострелил ему сердце, так что это была явная дуэль, и парень действовал в порядке самообороны.
  — Как только вы покончите с вашими шуточками, — сказал Мейсон, — мы найдем стремянку и осмотрим эту дырку.
  Шериф, казалось, почувствовал себя неловко, глядя на отверстие в перекладине.
  — Не думаю, чтоб эта дырка была там, когда мы нашли труп, — засомневался он.
  — Почему это? — спросил Мейсон.
  — Если бы она там была, мы бы ее наверняка увидели. Мы всю комнату облазили на предмет поиска следов от пуль.
  — Разумеется, — сказал Мейсон. — Вы осмотрели стены. Ну а до потолка дело не дошло.
  — Ну, во всяком случае, я не думаю, что это дырка от пули. А стремянка, мне кажется, стоит в подвале.
  — Пойдемте сходим за ней.
  Шериф провел Мейсона в подвальное помещение дома. Они нашли там длинную стремянку и, кое-как изловчившись, протащили ее по лестнице в просторный кабинет.
  Лестницу приставили к стене. Шериф настоял на своем праве первым подняться по ней и осмотреть отверстие.
  — Похоже, что это… возможно… что-то такое… — невнятно бормотал он, вынимая из кармана небольшой складной нож и раскрывая одно из лезвий.
  — Минутку, — попросил Мейсон. — Я хочу вас предупредить, шериф, что если там пуля, то всякие отметины на ней могут иметь первостепенное значение. И если вы станете выковыривать ее из дерева и поцарапаете, то можете таким образом уничтожить улики, которые могут оказаться жизненно важными при защите моей клиентки.
  — Знаю, знаю! — отмахнулся шериф, открывая самое маленькое лезвие ножа и сунув его в отверстие. Затем он стал двигать кончик ножа взад-вперед.
  — Делла, ты записываешь? — спросил Мейсон.
  — Каждое слово, — ответила Делла.
  — Эй, погодите-ка со своими записями! — недовольно бросил шериф. — Я не даю здесь никаких интервью!
  — Вы так полагаете? — спросил язвительно Мейсон. — Я вас предупреждал о том, что надо оставить эту пулю в покое и сохранить улику в неприкосновенности. Мое предупреждение и ваш ответ зафиксированы моим секретарем. Это моя защита.
  — А какая защита у меня? — сердито спросил шериф.
  — Вам никакая защита не нужна, — объяснил Мейсон. — Вы представитель закона, но если там, вверху, окажется пуля, шериф, то вам придется подняться на место свидетеля и рассказать о том, как она была обнаружена и извлечена из отверстия, а также ответить за повреждение ее или царапины на ней. Может оказаться жизненно важным определение типа оружия, из которого был сделан выстрел этой пулей.
  — Послушайте, а откуда вам-то стало известно, что там есть пуля? — спросил шериф.
  — Мне ничего не стало известно, — ответил Мейсон, — я только предположил, что она может там находиться, в этой расщелине…
  За окном снаружи послышался громкий крик. Из окна было видно, как к дому стремглав бежал какой-то мужчина.
  — Ну что еще? — сердито спросил шериф, спускаясь по лестнице.
  — Мы его нашли! — крикнул мужчина, когда Мейсон подошел к окну. — Мы нашли револьвер!
  Сердитый, негодующий шериф большими шагами подошел к двери, отворил ее и сбежал по ступеням. Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк последовали за ним.
  — Дьявольщина! — огрызнулся шериф, когда они второпях пересекли двор. — Вот что получается, когда вас, ловкачей, пускаешь сюда и оставляешь без присмотра! Подложили какой-то револьвер, и…
  — Я бы на вашем месте воздержался от обвинений, шериф, — предостерег Мейсон.
  — Ну как же, уж очень все чересчур складывается удачно, — проворчал Кедди.
  Мужчины столпились возле небольшого углубления в песке.
  — Вон он, — сказал один из экспертов. — Мы его не трогали. Когда миноискатель запищал, мы копнули чуть-чуть, и, как только он показался, мы сразу перестали работать.
  Шериф нагнулся, раскопал песок, потом протянул руку, поднял револьвер и сдул с него песок.
  — Возможно, вы захотите осмотреть его на предмет отпечатков пальцев, — сказал Мейсон, — хотя вам, вероятно, от этого будет мало проку. Даже когда револьвер не бывает зарыт в землю, мало шансов найти на нем какие-либо отпечатки.
  — Знаю, знаю! — сказал шериф. — Тем не менее я должен посмотреть, что это такое. Сдается мне, что его сюда подложили.
  — О, вам так кажется, вот как? — иронизировал Мейсон.
  — Совершенно верно, мне так кажется, — угрюмо подчеркнул шериф, отведя в сторону барабан. — Использован один патрон, — сказал он, — сорок четвертого калибра.
  — Ну ладно, вы пока только портите нам всю картину, — сказал Мейсон. — Это, безусловно, важная улика. Посмотрим, как вы поступите с ней.
  — Я не нуждаюсь в ваших советах, адвокат, — рассердился шериф.
  Мейсон направил своих людей на участок пляжа напротив стеклянных дверей. Мужчины несли небольшое мелкоячеистое сито.
  Внимательно оглядев дом, Мейсон начертил на песке круг, ограничивающий участок поисков.
  — Ребята, просейте здесь песок, — распорядился он.
  — Какого дьявола вы еще ищете? — недоумевал шериф.
  — Пулю, причинившую смерть, — объяснил Мейсон.
  — Ну, это другое дело. Валяйте, ребята, но помните, что сейчас я здесь, так что вам не удастся подложить сюда ничего.
  Мужчины осторожно вскапывали мягкий песок и просеивали его сквозь сито.
  — Здесь, возможно, что-то и есть, — сказал шериф. — Пожалуй, нам надо было самим это сделать раньше. Но нам казалось, что в этом не было надобности… Эй, погодите! Вон она! Вот пуля!
  Шериф протиснулся вперед, выхватил из песка помятую свинцовую пулю, кончик которой был красноватого оттенка.
  — О’кей, ребята! — махнул рукой Мейсон. — Теперь можете кончать!
  — Слушайте, а какой это калибр? — спросил шериф.
  — Полагаю, что это пуля от того, сорок четвертого, — ответил Мейсон.
  — Послушайте-ка, — взорвался шериф, — если вы думаете, что я попадусь на ваши фокусы-покусы, то вы просто спятили! Я не собираюсь забавляться тут с вами и направлять следствие по ложному пути при помощи фальшивых улик!
  — Ну как же, конечно! — небрежно обронил Мейсон. — Ведь у вас, шериф, друзья в жюри, вам предстоит скоро переизбираться. И если вы хотите окончательно осрамиться, продолжайте держаться вашего курса. До сих пор вы действовали именно в этом направлении. Пошли, ребята.
  Глава 21
  Сидя у себя в офисе, Мейсон улыбался, читая утренние газеты.
  «Найдено второе орудие убийства в деле Олдера», — гласили почти все заголовки. А под ними: «Пуля, необъяснимо застрявшая в перекладине потолка!»
  — Ну, может быть, прочитаете вслух? — попросила Делла Стрит, наблюдая улыбку шефа.
  Мейсон кивнул:
  — Я прочитаю тебе несколько фрагментов. Вот, слушай.
  «Шериф Леонард Кедди резко возражал экспертам по баллистике. Он настаивал, что пуля, найденная в перекладине потолка, была подложена туда после убийства, и требовал объяснить ему, как можно застрелить человека в затылок, чтобы убившая его пуля взлетела вертикально. Он настаивал, что эта пуля не могла быть выпущена из револьвера Олдера, найденного под его трупом.
  С другой стороны, Хартлей Эссекс, эксперт по баллистике, нанятый офисом окружного прокурора, также уверен, что, независимо от того, как пуля попала туда, где она была обнаружена, это пуля из револьвера Олдера. Более того, теперь он решительно уверен, что пуля 44-го калибра, найденная при раскопках около дома, вероятно, и есть роковая пуля. Когда ее нашли, на ней все еще оставался крошечный клочок человеческой плоти, прилипший к ее поверхности.
  Установлено, что пуля 44-го калибра была выпущена из револьвера, найденного зарытым в песке. Это влечет за собой ряд вопросов, весьма непростых для обвинения. Какая пуля убила Олдера? Если та, что найдена в потолке, то Олдер, должно быть, наклонился в тот момент, когда был сделан выстрел.
  С другой стороны, если роковой пулей была пуля 44-го калибра, то вся версия обвинения нуждается в пересмотре. Если даже кто-то стоял перед Джорджем Олдером и выстрелил в него из револьвера 44-го калибра, то как пуля из оружия Олдера, найденного под его трупом, попала в перекладину потолка?
  Следует также помнить, что согласно медицинскому свидетельству, уже предъявленному суду обвинением, пуля, причинившая смерть, была 38-го калибра. Стало известно также, что многие эксперты, которые заинтересовались этим делом, предлагают защите свои услуги, стремясь доказать, что входное отверстие от пули всегда меньше, чем калибр пули, по той причине, что кожа эластична и пуля, проникая в глубь человеческой плоти, сперва вминает ее своим острием, а уже затем фактически проникает в тело. Однако, если обвинению придется теперь пересмотреть свои показания относительно калибра роковой пули, защите предстоит выдержать бой с экспертами обвинения, которые уже давали свои показания.
  Револьвер 38-го калибра, бесспорно, принадлежал Джорджу С. Олдеру при его жизни. У Олдера имелось разрешение на ношение оружия, зарегистрированное должным образом, с указанием номера револьвера и подписью Олдера на разрешении. Сохранился также и документ, в котором указано, что этот револьвер был продан Джорджу Олдеру два года назад, и в книге записей оружейного магазина также имеется подпись Олдера, сделанная им в день покупки.
  Хартлей Эссекс, эксперт по баллистике, объяснил, что пуля, проходящая сквозь тело человека, зачастую претерпевает изменения от соприкосновения с костями, а также проделывает другие удивительные вещи. Однако он не очень убедителен, когда говорит о положении и состоянии пули в теле Олдера, и совсем, кажется, не рад тому, что в понедельник утром ему предстоит отвечать на вопросы Перри Мейсона на перекрестном допросе. Доктор Джексон Б. Хилт, хирург, производивший вскрытие тела покойного, настаивает, что на пуле нет никаких следов, указывающих на ее соприкосновение с костями тела, и никаких повреждений. Предполагая, что человек стоял, когда в него выстрелили, можно рассчитать путь пули: он был таков, что точка выходного отверстия оказалась приблизительно на два дюйма выше точки входного. Однако отвес, опущенный от того места, где была найдена пуля, показывает, что она попадает почти прямо в центр пятна крови, которое обозначало место, где лежал труп.
  Дальнейших заявлений не поступило, поскольку окружной прокурор Клод Глостер замолчал, как только оказалось, что возникли разногласия и расхождения во мнениях между шерифом и экспертом по баллистике. Эти люди вскоре после того, как сделали свои заявления прессе, внезапно умолкли, словно на них надели намордники.
  Хартлей Эссекс, эксперт по баллистике, когда его попросили разъяснить его первоначальные показания, только пробормотал сквозь зубы: „Никаких комментариев“.
  Шериф Кедди, явно обеспокоенный предостережением окружного прокурора, категорически заявил: „Я не скажу больше ни слова“. Его спросили: „Значит ли это, что вы изменили мнение относительно того, что найденные вами пули были подложными?“ — „Нет, не значит, — угрюмо заявил он. — Я могу помалкивать, однако мнений своих я не меняю“. Неожиданные открытия, относящиеся к этому делу, явились результатом осмотра владений Олдера Перри Мейсоном, адвокатом подсудимой, Полом Дрейком, частным детективом, нанятым для помощи в расследовании Мейсоном, и еще несколькими профессионалами, оснащенными миноискателями, которые предназначены для обнаружения под поверхностью почвы металлических предметов.
  Револьвер 44-го калибра, когда его нашли, был заряжен полной обоймой, недоставало лишь одного патрона, и пустая гильза свидетельствовала, что из него сделан один-единственный выстрел. Вследствие чего очевидно, что возникает совершенно новый поворот в расследовании этого дела благодаря этому, хотя и запоздалому, обнаружению роковой пули, если только она таковой является.
  Предполагают, что теперь Перри Мейсон попытается показать, что Джордж Олдер совершил самоубийство или стал жертвой случайного выстрела из собственного револьвера. Несмотря на тот факт, что клиентка Мейсона, мисс Феннер, настаивает на своем заявлении, что она не была в ту ночь на территории дома Олдера; несмотря на косвенные улики, указывающие на то, что ее заявление, мягко выражаясь, содержит некоторые неточности, Перри Мейсон сейчас в выгодном положении, будучи в состоянии построить дальнейшую стратегию расследования в нужном ему направлении.
  Завсегдатаи судебных процессов, интересующиеся данным делом, утверждают, что на определенной стадии судебного разбирательства Мейсону придется заставить свою клиентку занять свидетельское место для дачи показаний и что в этом случае она будет вынуждена изменить свое заявление, будто она якобы не присутствовала на территории „Острова Олдера“ в вечер убийства.
  Против мисс Феннер выдвигается слишком много улик и свидетельских показаний, чтобы она могла отстаивать свое первоначальное заявление о том, что якобы в тот вечер она не покидала свой номер в отеле „Монаднок“.
  Тем не менее, однажды покривив душой, внешне привлекательная подсудимая сможет в дальнейшем держаться соответственно обстоятельствам. Ввиду того что более поздние разоблачения так же неожиданны для окружного прокурора, как и для шерифа, очевидно, что обвинение встает перед необходимостью опасаться какого-нибудь неожиданного хода со стороны защиты. А поскольку адвокат Перри Мейсон известен широкой публике как мастер преподнесения сюрпризов в последнюю минуту, в самый драматичный момент судебного процесса, можно не сомневаться, что в понедельник утром зал суда будет переполнен, когда судья Кэри огласит решение жюри по делу „Народ Калифорнии против Дороти Феннер“. Хотя внешне все остается безмятежным и спокойным, ходят слухи, будто Клод Глостер, который был уверен, что ему удастся восторжествовать над Перри Мейсоном и добавить к своим трофеям еще и скальп Мейсона, весьма недоволен и огорчен упущением властей, не обыскавших достаточно тщательно территорию места преступления и не обнаруживших пулю в перекладине потолка. Все это свидетельствует о том, что между офисами окружного прокурора и шерифа возникло заметное охлаждение и отношения стали натянутыми.
  Шериф Кедди не только настаивает, что его офис не мог проглядеть пулю в потолке, но и требует, чтобы ему объяснили, как случилось, что Перри Мейсон, который до этого ни разу не был на территории Олдера, вошел в комнату и буквально через несколько минут указал на отверстие от пули, которое не было до этого замечено никем из лиц, производивших в доме обыск.
  „Откуда Перри Мейсону стало известно, что там сидит пуля?“ — с возмущением спрашивал шериф Кедди. Вероятно, этот же вопрос задаст Клод Глостер Перри Мейсону в понедельник перед жюри и судом.
  Но те, кто следит за головокружительной карьерой Перри Мейсона, пророчествуют, что вопросы, имеющие целью смутить адвоката, да еще в присутствии жюри, могут обернуться против тех, кто их задаст.
  Во всяком случае, разоблачения, сделанные после перерыва судебного заседания в пятницу, столь серьезны, что от них совершенно меняется весь характер разбирательства дела. Депутаты из всех офисов графства бронируют для себя места в зале суда на понедельник, заранее предвкушая хлопотный день, который, они уверены, настанет, как только судья Кэри объявит заседание суда открытым».
  Мейсон свернул газету и улыбнулся Делле Стрит.
  — Шеф, а как вы, в самом деле, узнали, что в потолке была пуля? — спросила девушка.
  — Я ничего не знал.
  — Но репортер пишет, что вы вошли в комнату, а через несколько минут обнаружили пулю, которую не увидел ни один из обыскивавших дом прежде вас.
  — В самом деле так и было.
  — А что вы искали, осматривая потолок в той комнате?
  — Отверстие, сделанное пулей.
  — Откуда же вы знали, что оно там есть?
  — А где же еще ему быть? Все остальные места шериф осмотрел.
  — Предполагалось, что пуля вылетела через окно.
  — Такие предположения делать чрезвычайно опасно, — сказал Мейсон.
  — Но как пуля попала туда?
  Мейсон усмехнулся:
  — Я не хочу заранее открывать карты, Делла. Вот в понедельник придешь в суд, там все и узнаешь. Думаю, теперь и я понял наконец, что произошло на самом деле.
  — А кто на него не придет? — смеясь, спросила она.
  — Куда?
  — В суд, в понедельник утром!
  Глава 22
  В понедельник, когда открылось утреннее заседание суда, в зале яблоку негде было упасть.
  Когда Перри Мейсон вошел в зал, Дороти Феннер напрасно пыталась перехватить его взгляд. Потом, встретившись глазами с Деллой, сделала незаметный жест, молящий о сочувствии и снисхождении.
  Делла Стрит подошла ближе к Дороги Феннер и остановилась возле подсудимой, тогда как шериф не спускал с них обеих взгляда и внимательно следил за происходившим.
  Мейсон, готовясь к предстоящей битве, раскрыл портфель и разложил бумаги на полированном адвокатском столе красного дерева.
  — Мисс Стрит, неужели вы не можете заставить его понять? — со слезами в голосе едва слышно спросила Дороти Феннер. — Я думала, что поступаю как лучше. Надеялась, что сумею заманить Олдера в ловушку, чтобы он пошел на уступки и помог нам получить какие-то сведения относительно Коррин. Неужели мистер Мейсон не ценит…
  Делла Стрит ободряюще похлопала девушку по плечу.
  — Ну конечно, он ценит, милая. Теперь он понимает. Но и вы должны понять, каково ему было, когда весь план защиты, построенный им, полетел к чертовой матери. Он…
  — Ну, пожалуйста, поговорите с ним. Пожалуйста, заступитесь за меня! Он такой великодушный, такой замечательный человек…
  Внезапно в зале все зашевелились, поднимаясь на ноги, когда судья Кэри появился из своей комнаты.
  Бейлиф, как полагается, огласил распорядок дня и призвал членов жюри занять свои места. Судья Кэри предложил всем сесть.
  Делла Стрит наклонилась к уху Дороти Феннер и шепнула:
  — Я ему все скажу, Дороти. Желаю удачи!
  Судья Кэри неодобрительно посмотрел на любителей сильных ощущений, до отказа заполнивших зал суда. Потом сухо объявил, что он не намерен позволять публике превращать зал суда в цирк для удовольствия любопытных зрителей.
  — Слушается дело «Народ Калифорнии против Дороти Феннер». Подсудимая находится в зале, члены жюри на местах. Стороны готовы?
  — Защита готова.
  — Обвинение готово, ваша честь, — объявил Клод Глостер, вставая с места. — У меня есть заявление, которое я желаю огласить перед судом и советником защиты.
  — Хорошо. Говорите.
  — В этом деле имели место некоторые разоблачения, — сказал Глостер, — с которыми ваша честь, несомненно, ознакомились и которые были освещены прессой весьма прискорбным образом. Вышеупомянутые разоблачения, полагаю, были тщательно изучены и приняты к сведению защитой, и я…
  — Ваша честь! Я возражаю, — перебил Мейсон Глостера, вскакивая с места. — Я требую, чтобы окружной прокурор взял обратно это заявление, и…
  — А я готов выслушать ваши возражения! — закричал Клод Глостер. — И намерен доказать, что эти так называемые новые вещественные доказательства были кем-то подложены. Из самой природы вещей явствует, что все они просто не укладываются ни в какую возможную версию о том, что произошло вечером третьего августа. А если подложена какая-то часть вещественных доказательств, тогда напрашивается вывод о том, что вообще все они могли быть подложены. Обвинение намерено придерживаться своей первоначальной версии в этом деле.
  — Ну хорошо, господа, — сказал судья Кэри, — что касается суда, мы не можем основывать обсуждение на так называемых вещественных доказательствах, вновь обнаруженных защитой, о которых нам известно лишь из прессы. Если таковые «новые вещественные доказательства» действительно имеют место, они должны быть предъявлены суду.
  — Ваша честь, — вкрадчиво заявил Глостер, — возникли некоторые обстоятельства, в силу которых стало необходимым внести поправки в показания некоторых свидетелей обвинения. Это не проблема, связанная с неверными показаниями, а всего лишь вопрос некоторых поправок.
  Мейсон широко улыбнулся и продемонстрировал свою улыбку членам жюри.
  — Должен ли я понимать, что окружной прокурор желает вторично вызвать некоторых свидетелей, чтобы исправить их неверные показания?
  — Вот типичный пример того, как все, что я говорю, систематически искажается в продолжение этого процесса, — обиделся Глостер. — Я специально подчеркнул, что речь идет не о неверных показаниях.
  — О, прошу прощения у советника, — сказал Мейсон. — В таком случае пусть в протокол будет занесено, что окружной прокурор желает вторично вызвать некоторых свидетелей, с тем чтобы исправить неточности в их показаниях.
  Члены жюри заулыбались. Глостер вспыхнул, попытался изобрести какой-нибудь меткий ответ, но не смог. Судья Кэри нахмурил брови и подался вперед, чтобы мягко упрекнуть Мейсона, когда тот снова заговорил:
  — С позволения суда, я теперь хочу возобновить мое ходатайство относительно того, чтобы нам было сказано, где находится собака Олдера. Суд отдал повторное распоряжение, чтобы нам было сообщено, где она находится, но…
  — Как? Разве обвинение до сих пор не сообщило вам о местонахождении собаки? — спросил судья Кэри. — Мистер окружной прокурор! — с металлом в голосе обратился судья к Глостеру. — Я вам дважды приказывал сообщить советнику защиты, где находится собака.
  — В пятницу действительно что-то говорилось об этом, — пробормотал Глостер. — Но я… да, ваша честь, признаюсь, со всеми этими событиями, которые разворачиваются столь стремительно, у меня совершенно вылетело из головы это обстоятельство.
  — Думаю, суд меня поддержит, — встал Мейсон, — и протокол покажет: в пятницу я дважды спрашивал у окружного прокурора адрес, по которому можно найти собаку. Окружной прокурор заявил мне тогда, что отказывается дать этот адрес на том основании, что это явится поводом разыскать свидетельницу, которую окружной прокурор намеревается вызвать для дачи показаний.
  — Ничего подобного! — возмутился Глостер.
  — Я спросил окружного прокурора, — продолжал Мейсон, — уж не боится ли он, что я буду в состоянии уговорить эту свидетельницу показать на суде неправду. И он сказал «нет». Тогда я его спросил, уж не боится ли он, что я уговорю ее открыть правду.
  — Я очень хорошо помню этот ваш спор, — кивнул судья Кэри.
  И Глостер вдруг замолчал.
  — Так вот, — снова продолжил Мейсон, — каждый раз, когда я пытался узнать про эту собаку и был близок к тому, чтобы получить наконец нужные сведения, я встречался с одними и теми же увертками — переменой темы, уклончивыми отговорками и т. п.
  — Ну хорошо, на сей раз, — сказал судья Кэри, — мы намерены узнать, где находится эта собака. И узнать теперь же, прежде чем слушание дела двинется дальше.
  — Так где находится собака? — спросил Мейсон.
  Глостер ответил:
  — Она у свидетельницы по имени Кармен Монтеррей, и я беру на себя смелость дать совет суду не раскрывать адреса этой свидетельницы — в данный момент это было бы неуместно.
  — Мне нужно знать все относительно этой собаки, — настаивал Мейсон. — И я либо узнаю от вас ее местонахождение, либо вызову Кармен Монтеррей и сам спрошу у нее об этом.
  — Так по какому адресу находится собака? — обратился судья Кэри к Глостеру.
  — Ваша честь, откровенно говоря, я не знаю. Знаю только, что Кармен Монтеррей получила повестку в суд и сейчас находится в моем офисе, ожидая…
  — В таком случае пусть ее доставят сюда, — распорядился Мейсон.
  — Ваша честь, я почтительно советую…
  — Склонен согласиться с советником защиты, — сказал судья Кэри. — Пусть она придет сюда. Давайте раз и навсегда покончим с этим делом, и пусть впредь никому не будет повадно увиливать от распоряжений суда относительно дачи защите сведений и уклоняться от их исполнения.
  — Ваша честь, я считаю эту критику несправедливой, — возразил Глостер.
  — Разве вы не помните, что я приказал вам?
  — Ну… да.
  — И разве не факт, что вы не выполнили моего распоряжения?
  — Я считаю, что это не совсем так, ваша честь. Я…
  — В таком случае как получилось, что советник защиты снова стоит здесь и снова спрашивает о местонахождении собаки, заявляя, что оно ему неизвестно?
  Глостер подумал и нехотя согласился:
  — Хорошо, я вызову Кармен Монтеррей, и мы покончим с этой частью дела. Но признаюсь, недавние события заставили меня забыть про эту собаку.
  Несколько минут прошло в ожидании, пока бейлиф сходил в офис окружного прокурора и привел Кармен Монтеррей.
  Она сразу вышла вперед и принесла клятву.
  Глостер спросил:
  — Ваше имя Кармен Монтеррей?
  — Да, сэр.
  — Знаете ли вы собаку по кличке Принц, собаку, которую держал у себя Джордж С. Олдер в продолжение нескольких последних месяцев его жизни?
  — Очень хорошо знаю. Ее взяла Коррин Лансинг, после того как та была списана из воинской части, где служила в розыске. Пес был очень молодой и недостаточно тренированный, но Коррин занялась его дрессировкой, и в результате получился строгий и очень надежный сторож.
  — И вы к нему очень привязаны?
  — Да.
  — Так что, когда вы узнали о смерти Джорджа С. Олдера, вы захотели взять собаку себе?
  — Совершенно верно.
  — Из чисто сентиментальных побуждений или с целью спрятать ее?
  — Вопрос очень наводящий, ваша честь, — заметил Мейсон.
  — Несомненно, так, — резко отреагировал судья Кэри.
  — Ну вот, таковы факты, — констатировал Глостер. — Не будем тратить время на споры из-за этой собаки. С самого начала слушания дела я только и слышу «собака, собака, собака»!
  — Я взяла собаку только из любви к ней, — ответила Кармен Монтеррей.
  — А где собака сейчас?
  — У меня дома.
  — А где это?
  — Это дом, принадлежащий моей тетке, Норт-Вериллиса, 724.
  — И сейчас собака у вас?
  — Да, сэр. Я заперла ее, перед тем как пойти в суд. Она слушается меня и будет дожидаться моего возвращения, а когда я приду, будет рада меня видеть.
  — Ну, как я понимаю, с вопросом о собаке мы покончили, — с облегчением вздохнул Глостер. — Можете пока идти, мисс Монтеррей.
  — Одну минутку, — попросил Мейсон. — Я хочу задать несколько вопросов в порядке перекрестного допроса.
  — Ваша честь, вот в ком заключается зло процесса! Советник защиты не оставляет попыток…
  — Уж конечно, теперь я имею право допросить свидетеля, который ответил на вопросы окружного прокурора, предварительно поклявшись говорить правду, — сказал Мейсон.
  — Пожалуйста, но только в отношении собаки, — неохотно уступил Глостер.
  — Только об этом и спрошу.
  — И все же, — сказал Глостер, — я нахожу… я считаю, что все это неправильно.
  — Да, неправильно, потому что вы мне сразу не сказали, у кого была собака, — сказал Мейсон.
  Судья Кэри постучал молотком.
  — Советники должны воздерживаться от взаимных пререканий.
  Мейсон обратился к свидетельнице:
  — Мисс Монтеррей, у собаки сорван один из когтей?
  — Сорван коготь? По-моему, нет.
  — Собака хромала?
  — Нет.
  — Лапа собаки кровоточила?
  — О, теперь я понимаю, что вы имеете в виду! Да, в чулане собака так скреблась в дверь, что у нее стала кровоточить лапа, но это очень скоро прошло.
  — Вы очень любите эту собаку?
  — О да!
  — А собака любит вас?
  — Да, конечно.
  — И вы были очень привязаны к Коррин Лансинг, не правда ли?
  — Она была моей госпожой и моим другом. Я служила у нее много лет.
  — Ну а когда вы вернулись в этот город, то увидели в газете объявление, помещенное Джорджем С. Олдером, не так ли?
  — Ваша честь, я возражаю, — выразил протест Глостер. — Не положено в ходе перекрестного допроса…
  — Сейчас я отыскиваю косвенную связь, существующую между фактом объявления в газете и вопросом о сорванном когте собаки, — пояснил Мейсон. — В этом деле все зависит от того, был ли у собаки сломан или сорван коготь, и свидетельница дала показания, которые существенно важны для решения этого дела.
  — Что вы имеете в виду? — сердито спросил Глостер. — Почему это так важно и что от этого зависит? Просто какой-то абсурд…
  — Лучше внимательно послушайте, что сейчас произойдет, — сказал Мейсон, — и вы поймете, насколько все это важно. С позволения суда, я считаю этот вопрос чрезвычайно существенным и хочу показать связь его со следующим моим вопросом свидетельнице.
  — Спрашивайте, — позволил судья Кэри, подавшись вперед, чтобы лучше слышать.
  — Вы видели объявление в газете? — спросил Мейсон.
  — Да, — ответила Кармен Монтеррей.
  — Вы связались с лицом, поместившим объявление, и узнали, что это был Джордж С. Олдер, не так ли?
  — Да.
  — Джордж Олдер сказал вам, — продолжал Мейсон, — что для вас было бы очень выгодно прийти к нему и повидаться с ним, не так ли?
  — Ну… да.
  — И вы пришли к нему и встретились с ним?
  Кармен Монтеррей явно избегала взгляда Мейсона.
  — Не забывайте, — напомнил адвокат, ощутив некоторую заминку, — что есть вещи, которые всегда можно доказать.
  — Да, я пошла и увиделась с ним, — ответила свидетельница.
  — Когда вы пришли к Джорджу С. Олдеру, вы спросили его относительно письма, которое предположительно было написано Минервой Дэнби и выброшено за борт с яхты Олдера, не так ли?
  На сей раз она долго молчала и наконец ответила:
  — Да.
  — А вечером третьего августа, — продолжал Мейсон, указывая на нее пальцем, — вы, Кармен Монтеррей, пришли к Джорджу С. Олдеру около девяти часов вечера, не так ли? Подождите отвечать. Предупреждаю: не забывайте, что можно проследить ваши действия в тот вечер час за часом.
  — Да, — ответила она утвердительно.
  — И собака была очень рада вас видеть, не правда ли? — спросил Мейсон.
  — О, Принц был в восторге, — горячо согласилась она, и ее голос, выражение глаз заметно смягчились.
  — Вот именно, — сказал Мейсон. — Так что не было надобности запирать Принца в чулане. В сущности, мистеру Олдеру пришлось выпустить его из чулана, потому что, когда Принц услышал ваш голос, он просто обезумел от радости и стал визжать и скрести лапами дверь. Верно я говорю?
  — Да, верно.
  — И собака просто с ума сходила, когда подбежала к вам.
  — О да, конечно!
  — А когда вы обвинили Джорджа С. Олдера в убийстве Коррин Лансинг и между вами возникла ссора, во время которой Джордж С. Олдер вынул револьвер, Принц кинулся защищать вас от Олдера, потому что к вам он был привязан гораздо сильнее, чем к нему. Пес прыгнул и схватил Олдера за руку с револьвером, стиснув ее зубами, верно, Кармен? Так все было?
  — О, ваша честь! Я… — запротестовал Глостер.
  — Помолчите! — не совсем корректно сказал судья Кэри, не спуская глаз с Кармен Монтеррей. — И посмотрите на свидетельницу: на ее лице можно прочитать ответ на вопрос.
  — И этим объясняется треугольный разрыв ткани на левом рукаве пиджака Олдера, не так ли, Кармен? Вот куда вонзились зубы собаки, когда она дернула руку Олдера! Вот когда Олдер выстрелил из револьвера с поднятым кверху дулом, и пуля застряла в потолке! И вот когда вы застрелили его из револьвера сорок четвертого калибра, который принесли в своей сумочке! Не так ли, мисс Монтеррей?
  — Я… я… да, — выдавила Кармен Монтерей. — Мне пришлось… Он пытался убить меня.
  Мейсон с улыбкой обратился к Глостеру:
  — Возможно, окружной прокурор желает спросить свидетельницу еще о чем-нибудь в порядке перекрестного допроса? Полагаю, что теперь суду ясно значение сорванного когтя собаки.
  — Откровенно сказать, мне оно не совсем ясно, — признался судья Кэри. — Но я хочу узнать, в чем тут все-таки дело.
  — Ответ очень простой, — объяснил Мейсон. — У собаки не было сорванного когтя. Царапины на внутренней стороне двери не были сделаны, когда совершалось убийство. Они были сделаны, когда пес услышал голос единственного человека на свете, которого он действительно любил, — голос женщины, которая была его настоящей хозяйкой многие годы, голос Кармен Монтеррей.
  Олдер выпустил пса. Он находился с ними в комнате, а когда Олдер попытался убить Кармен Монтеррей, собака прыгнула и схватила Олдера за кисть руки. Кармен Монтеррей застрелила Олдера, но я считаю, что она сделала это исключительно с целью самозащиты.
  Джордж Олдер упал вниз лицом, и Кармен Монтеррей была в панике. Она понимала, что убила человека, а потом вдруг осознала, что присутствие собаки было бы наиболее инкриминирующим фактом против нее. Поэтому она заперла ее снова в чулан. Она была единственным человеком, который мог посадить собаку обратно в чулан после того, как Олдер был уже мертв. Но собака наступила на лужу крови, образовавшуюся на месте падения Олдера, а услышав, что ее хозяйка уходит, опять стала скрести лапами дверь. Отсюда на панели кровавые полосы. Вот как кровь попала на дверь.
  Я думаю, что Кармен Монтеррей сама расскажет нам, как потом она взяла свой револьвер и зарыла его, затем обыскала письменный стол, нашла письмо, заключенное в бутылке, взяла его и ушла из дома Олдера.
  Спустя некоторое время к Джорджу пришла обвиняемая Дороти Феннер и проникла в кабинет так, как ее инструктировал Джордж Олдер. Вот и решение всего этого дела, ваша честь, — закончил Мейсон.
  Судья Кэри посмотрел на окаменевшего от изумления окружного прокурора.
  — Я тоже так думаю, мистер Мейсон, — сказал он. — Объявляется тридцатиминутный перерыв, чтобы разобраться с этим делом в отсутствие жюри. Потом суд вернется, и окружной прокурор может делать то, что найдет нужным.
  Глава 23
  Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк сидели в офисе адвоката. На письменном столе стояли бутылка шампанского и три наполненных до краев бокала.
  — За преступление! — поднял свой бокал Мейсон.
  — И за величайшего из всех адвокатов, — добавил Дрейк. — Ах, дружище, как ты ухитрился запутать Глостера, хотя он и располагал фактами, которые могли бы запутать тебя самого. Это просто поразительно!
  — Вот пример тончайшего судебного разбирательства, какое я когда-либо видел. — Мейсон усмехнулся. — Я все время спрашивал Глостера относительно местонахождения собаки, но позволял ему отговариваться, менять тему разговора, сам менял ее. А когда этот вопрос вылетел у него из головы, я опять принимался допытываться, так что под конец судья Кэри решил, что тут действительно кроется что-то таинственное и зловещее.
  — А как ты узнал, что… в общем, как ты узнал, что именно произошло? — допытывался Дрейк.
  — Хотите верьте, хотите нет, — откровенно признался Мейсон. — Я никому об этом не скажу, но готов надавать сам себе затрещин, что не догадался раньше.
  Давайте теперь разберемся в основных фактах. Джордж Олдер совершил какой-то очень жестокий поступок, и ему нужна была подпись сводной сестры, Коррин Лансинг. Он летит в Южную Америку, чтобы добиться ее согласия на нечестную сделку, хотя знает, что она не одобряет ее и подписывать бумаги не желает. В это время его сестра находится уже на грани помешательства.
  Коррин не подписала бумаги. Олдеру сообщили, что она отказалась их подписать, отказалась даже видеть его после этого и исчезла, предположительно покончив с собой в приступе жесточайшей меланхолии.
  Но как узнать, где и когда это произошло? Ее труп не нашли. Она просто бесследно исчезла.
  С исчезновением Коррин Лансинг руки Джорджа были связаны в течение целых семи лет. И так продолжалось бы до тех пор, пока он не сумел бы предъявить какое-то убедительное свидетельство ее смерти, назвать место, где она умерла, а также указать, где труп, безоговорочно признанный именно ее трупом.
  На этом этапе развития событий появляется загадочное письмо от Минервы Дэнби. Оно обвиняет Джорджа С. Олдера в убийстве и ставит его в весьма затруднительное положение. Очевидно, если он убил Минерву Дэнби, он сделал это для того, чтобы не допустить официального возвращения к жизни Коррин Лансинг.
  Но Олдер сделал ошибку, доверившись своему дяде, Дорлею Олдеру. Возможно, он не показал ему письма, но рассказал о нем достаточно, чтобы тот мог представить себе все дальнейшие осложнения, связанные с ним.
  Пока не обнаружилось никаких следов Коррин, у Олдера были связаны руки целых семь лет. Если бы Олдеры могли предъявить доказательства, пусть косвенные, указывающие на то, что она была убита, тогда положение становилось бы совершенно ясным. Если бы Коррин была помещена в ту лечебницу, где сгорела во время пожара, то ситуация для обоих Олдеров — Джорджа и Дорлея — вообще изменилась бы в корне. Беда состояла в том, что письмо, которое могло явиться таким доказательством, упрощая для Джорджа Олдера положение дел, фактически обвиняло его в убийстве, что и связывало ему руки. Однако Дорлей Олдер не был столь щепетилен и, конечно, хотел, чтобы письмо было предано гласности.
  Таким образом, было совершенно естественно, что он захотел поговорить с Дороти Феннер относительно этого письма и посмотреть, известно ли ей хоть сколько-нибудь его содержание или упомянутые в нем факты. Вполне возможно, что он хотел использовать ее как орудие для того, чтобы предать огласке это письмо.
  Джордж Олдер оказался в очень затруднительном положении. Он не осмеливался уничтожить письмо, так как это было бы все равно что признать себя виновным, к тому же про письмо знал Пит Кадиц, знал про него и Дорлей Олдер.
  А после того как Дороти Феннер забралась к нему в дом, она тоже узнала, что было в том письме.
  Вы можете проследить, мои дорогие коллеги, как сжималось кольцо косвенных улик вокруг Джорджа Олдера. И когда я начал представлять себе, как он запутался в сетях этих косвенных улик, то изучил это письмо более тщательно. А когда увидел, как хитро оно было составлено с целью поставить его именно в такое положение, я начал уже задумываться над тем, кто написал это письмо и зачем.
  — И что же? — в нетерпении спросил Дрейк.
  — Я думаю, что это была фальшивка чистой воды, — сказал Мейсон. — Если вы внимательно изучите это сочинение, то поймете, что оно написано автором, стремившимся достичь драматического эффекта, но отнюдь не смертельно перепуганной женщиной, запертой в каюте посреди бушующего океана и ожидающей с минуты на минуту смерти от руки убийцы. Да и вся композиция сочинения слишком нетороплива. Это неплохой образец тщательно продуманного драматичного рассказа с постепенно нарастающим трагизмом, а совсем не письмо, какое могла бы написать женщина, панически опасавшаяся за свою жизнь.
  Более того, когда мы подумаем, каким образом это письмо было найдено, мы вынуждены будем понять, что оно, должно быть, было специально подброшено. Пит Кадиц несколько дней тщательно обыскивает часть берега и вдруг находит эту бутылку там, где он все время плавал взад-вперед на своем скифе. Вряд ли он мог не заметить эту бутылку.
  — Но если допустить, что бутылка только накануне была выброшена на берег? — предположил Дрейк.
  — Исключено, — сказал Мейсон. — Вспомните, ведь Кадиц сказал, что не может заходить в эту бухточку, если в ней неспокойная вода, и что только во время штормов и высоких приливов волны заносят в нее плавник и выбрасывают его на берег. Однако в тот раз он целую неделю прочесывал берег бухточки, осматривая ее вдоль самой высокой линии прилива.
  Дрейк кивнул.
  — Поэтому, — продолжал Мейсон, — мы начинаем представлять себе события тех дней несколько иначе.
  Джордж Олдер вряд ли стал бы подкладывать письмо, обвиняющее его как убийцу. Но кто бы мог это сделать? Почерк был явно женский и мог быть тоже искусной подделкой, но писала его, безусловно, какая-то женщина. Кто же она?
  Обстоятельства указывают на одно лицо, на кого-то, кто пытался поставить Джорджа Олдера в оборонительную позицию. Это могла быть Коррин, могла быть Дороти Феннер, но, вполне вероятно, это могла быть и Кармен Монтеррей, которая думала, что Джордж Олдер убил Корри, ее любимую госпожу и друга. Это последнее предположение открывало немало возможных версий.
  Попутно я стал думать и о собаке в чулане, и о кровавых полосах, двух-трех размазанных пятнах на внутренней стороне двери чулана и пятнах на его полу.
  Кровоточившая лапа оставила бы множество следов. Что-то во всем этом было не так. Сперва я мысленно отметил лишь какое-то внутреннее неясное беспокойство. Словно предчувствие чего-то. Потом стал размышлять, и тогда вдруг меня осенило: если собака наступила на лужу крови, а затем была уведена обратно в чулан, то все кровяные пятна вполне вписывались в общую картину — иначе они вообще не имели бы никакого смысла.
  Поэтому я начал думать о том, что могло произойти, если собака на самом деле была не привязана, когда происходила стрельба, и в чулан была отведена после этого.
  Тогда-то все факты и начали расставляться по своим местам, и события сложились в логичный рисунок.
  — Но почему этот след не увидели полицейские? — спросил Пол Дрейк.
  — Они увидели его, — ответил Мейсон, — но когда они выпустили собаку, она опять пробежала по луже крови и оставила множество следов везде, так что полицейским просто не пришло в голову подумать, как образовался именно тот след.
  И едва вы согласитесь, что собака наступила на лужу крови, вам сразу станет понятна вся картина происшедшего. Олдер лежит мертвый. Собака на свободе. И на целом свете есть только один человек, который мог увести собаку обратно в чулан!..
  Вспомните, что Джордж Олдер был левша, что на рукаве его пиджака оказался треугольный разрез, что его револьвер выстрелил почти вертикально вверх и что он был убит почти в тот самый момент, когда выстрелил из своего оружия. Потому что свалился лицом вниз и его револьвер был найден под его трупом. Свяжите воедино все эти факты, и ответ получится один-единственный.
  Некоторое время я тешился мыслью, что Олдер, возможно, в самом деле убил Коррин в Южной Америке. Он летал туда. И хотел, чтобы она согласилась с его финансовой политикой, а она отказалась это делать; тогда он вдруг понял, что она не только мешает ему действовать так, как ему хочется, но также стоит между ним и его доходами… Возможно, один сдавленный крик в ночи, один всплеск… и все было кончено… А может, все было не так. Убил он ее или не убивал, никому не известно, но Кармен была уверена, что Джордж Олдер покончил с Коррин Лансинг.
  Она оставалась в Южной Америке много недель, стараясь разыскать труп Коррин, найти хоть какой-нибудь ее след. К концу своего пребывания там Кармен твердо верила, что Коррин умерла и что убийство совершил Джордж Олдер.
  Тогда Кармен возвращается назад, все еще надеясь напасть на след своей хозяйки. Она едет в психиатрическую лечебницу в Лос-Мерритос, узнав, что там находится больная, по описанию похожая на Коррин и страдающая потерей памяти.
  Увы, это была не Коррин, однако она вызвала у Кармен горячую симпатию. Она стала посылать этой больной деньги, но вскоре затем лечебница сгорает.
  Через несколько недель после этого у Кармен появляется некая идея. При расследовании обстоятельств смерти Минервы Дэнби власти выгородили Джорджа Олдера и обелили его. Но что было бы, если бы этот случай можно было представить как убийство? Более того, что, если каким-то образом связать его с делом Коррин? Тогда Олдеру пришлось бы обороняться и правда могла бы выйти на свет.
  Кармен решила попробовать. Она раздобыла бутылку, которая много времени проплавала в океане. Подделала письмо и разыскала Пита Кадица. Потом подложила бутылку туда, где она непременно должна была быть замечена им. А потом затаилась и стала ждать развития событий.
  Когда она увидела в газете объявление, то связалась с почтовым ящиком номер 123 Дж и узнала, что на другом конце провода был Олдер. Вот тут-то она и поняла, что настало время нанести удар и смело обвинить его в убийстве Коррин…
  Дрейк взглянул на Деллу Стрит, вздохнул и сказал:
  — Что ж, теперь это звучит достаточно убедительно, но слава богу, что не мне пришлось разбираться в этом деле, имея обманщицу-клиентку и окружного прокурора, жаждавшего моей крови и скальпа, да еще моих отпечатков пальцев на каноэ.
  — А я счастлива вдвойне, оттого что мне не пришлось испытать все это, — улыбнулась Делла Стрит. — Мистеру Мейсону это должно послужить хорошим уроком — не подбирать в океане нимф, цепляющихся за его каноэ.
  Мейсон рассмеялся:
  — Все было бы о’кей, не оставь она там купальное полотенце с меткой прачечной.
  — Потому-то ее и поймали, — сделал вывод Пол Дрейк.
  — Это была простая небрежность с ее стороны, — объяснил Мейсон. — Легкая небрежность.
  Делла Стрит взяла карандаш.
  — Хорошее название для обложки в картотеке — «Дело о небрежной нимфе».
  Мейсон громко засмеялся:
  — А между прочим, Делла, эта нимфа, как наследница Коррин, становится обладательницей большого состояния.
  — Как так? — удивился Пол Дрейк. — Я думал, что капитал находится под опекой и что после смерти Коррин…
  — Это противозаконно! — объяснил Мейсон. — Позволить убийце получить выгоду от преступления?! Вследствие этого Джордж Олдер ничего бы не выгадал от смерти Коррин. А поскольку вопрос о праве наследства в отношении Дорлея Олдера мог бы оказаться спорным, он пошел на компромисс и добровольно уступил Дороти Феннер весьма приличное состояние, хотя я-то до сих пор думаю, что мне следовало бы хорошенько отшлепать ее.
  Пол Дрейк поднял свой бокал и в этот момент поймал взгляд Деллы Стрит.
  — А мой тост, Делла, за величайшего стратега в зале суда!..
  Делла Стрит встала, ее бокал соприкоснулся с бокалом Дрейка. И они торжественно выпили за величайшего стратега Перри Мейсона.
  Дело одноглазой свидетельницы
  Глава 1
  Ночное небо обложили низкие, тяжелые облака. Холодный, моросящий дождик увлажнил тротуары и окружил нимбами городские фонари. Проезжающие мимо автомобили со свистом шуршали шинами по асфальту.
  Большая часть зданий местного торгового центра была уже темна, но аптечный магазин на углу еще сиял ярким светом. По той же стороне улицы, примерно на полквартала вглубь, гостеприимными огнями светилось ночное кафе. Через улицу напротив в фойе кинотеатра уже погасили большую часть ламп. Последний сеанс подходил к концу, и через пять минут двери кинотеатра должны были распахнуться, чтобы исторгнуть на улицу поток поздних кинозрителей.
  А тем временем в аптеке продавец рецептурного отдела заносил что-то в гроссбух. Длинная стойка для любителей содовой была свободной, но усталая девушка перетирала стаканы, готовясь к наплыву посетителей, которые должны были появиться здесь после закрытия кинотеатра. В течение семи минут все стулья будут заняты посетителями, в три ряда толпящимися вдоль стойки. И тогда на помощь к ней придут кассирша и аптекарь.
  А пока здесь царило временное затишье, аптека терпеливо ждала последнего всплеска торговли, который должен был ощутимо увеличить дневную выручку.
  Какая-то женщина торопливо прошла по Венс-авеню, свернула на проспект Крамера, остановилась и, прежде чем завернуть за угол, встревоженно осмотрелась по сторонам. Свет из окна аптеки выхватил из темноты ее лицо, обнаружив резкую линию решительно сжатого рта и застывший в глазах страх.
  Она открыла дверь и вошла внутрь.
  Кассирша, перед которой на столе рядом с кассовым аппаратом лежала открытая книга, продолжала читать. Девушка у сифона с содовой бросила на посетительницу вопросительный взгляд. Аптекарь отложил в сторону ручку и сделал движение вперед.
  Но в следующий момент стало ясно, что женщину интересовали лишь две телефонные будки в отдаленной части магазина.
  Впоследствии, пытаясь вспомнить ее внешность, все они пришли к выводу, что женщине было немногим более тридцати, у нее была стройная фигура, которую не скрыло даже широкое черное пальто с меховым воротником. Кассирша также заметила, что в руке она держала маленькую коричневую сумочку из крокодиловой кожи.
  Возможно, они припомнили бы кое-что еще, если бы в следующий момент двери кинотеатра не распахнулись настежь и поток кинозрителей не вылился на тротуар.
  Кассирша со вздохом захлопнула книгу. Продавец рецептурного отдела выставил рекламу витаминов к краю стойки, подвинув немного вперед картонную коробку с бритвенными лезвиями. Девушка у сифона с содовой вытерла руки о полотенце и принялась взбивать шоколад с солодовым молоком в электрическом миксере, поскольку знала, что уже в следующий момент коктейль будет заказан.
  Женщина скрылась в телефонной будке и, открыв сумочку, извлекла из нее кошелек с мелочью.
  Ее лицо слегка исказилось. Она тщетно пыталась сыскать в кошельке пятицентовик, затем едва ли не бегом бросилась к кассирше.
  — Вы можете дать мне несколько пятицентовиков? Только, пожалуйста, побыстрей!
  Кассирша наверняка разглядела бы ее как следует, но шумная толпа развязных подростков уже ввалилась внутрь, намереваясь полакомиться банановым коктейлем, сливочным мороженым с жженым сахаром, взбитыми сливками, шоколадным сиропом и дроблеными орешками.
  Кассирша протянула ей пять пятицентовиков, измерила взглядом поток посетителей и повернулась к стойке с сифоном, чтобы помочь официантке. Пройдет еще минут десять, прежде чем лавина посетителей обрушится на кассу.
  Женщина исчезла в телефонной будке. Никто не помнит, куда она делась после этого.
  Пристроив клочок бумажки на полочку у телефона, она придавила его стопкой пятицентовых монет, потом опустила одну монету в щель телефонного аппарата и набрала номер.
  Рука, держащая телефонную трубку, слегка подрагивала, глаза пристально вглядывались сквозь стекло будки в лица новых посетителей.
  Женщина беспокойно вслушивалась в гудки на противоположном конце, затем трубку подняли, и звуки танцевальной оркестровой музыки послышались в ней одновременно с делано вежливым голосом, в котором звучали тщательно заученные слащавые нотки:
  — Да. Здравствуйте.
  — Побыстрей, пожалуйста. Я вас очень прошу. Я хочу поговорить с Перри Мейсоном, адвокатом. Позовите его к телефону и…
  — Перри Мейсоном? Я боюсь…
  — Позовите к телефону Пьера, метрдотеля. Мистер Мейсон сидит за столиком с молодой женщиной…
  — Но Пьер очень занят. Вам придется подождать. Если вы спешите…
  — Подойдите к Пьеру. Попросите его показать вам мистера Мейсона. Скажите мистеру Мейсону, чтобы он немедленно подошел к телефону. Это очень важно. Немедленно. Вы понимаете?
  — Хорошо. Не вешайте трубку.
  Затем последовала пара минут ожидания. Женщина беспокойно поглядывала на украшенные бриллиантами часики на запястье, хмурилась на телефон, произнося как заклинание:
  — Побыстрей. О, пожалуйста, побыстрей!
  Казалось, прошла целая вечность, прежде чем из трубки донесся немного раздраженный голос адвоката:
  — Здравствуйте. Я вас слушаю. Это Мейсон.
  Ее слова прозвучали с таким напором, словно были выпущены из автоматического ружья.
  — Это очень важно, — выпалила она. — Вы должны понять. И с первого раза. У меня не будет возможности…
  — Кто говорит? — прервал ее адвокат.
  — Это я отправила вам пакет, — ответила она. — Пожалуйста, выслушайте, что я скажу. У вас есть карандаш?
  — Да.
  — Пожалуйста, запишите имя и адрес.
  — Но почему…
  — Пожалуйста, мистер Мейсон. Я объясню. Дорога каждая секунда. Пожалуйста, запишите имя и адрес.
  — Давайте.
  — Медфорд Д. Карлин, 6920, Вест-Лорендо. Вы записали, мистер Мейсон? Инициалы точно такие же, как аббревиатура научной степени врача — «М.Д.»39. Адрес — 6920, Вест-Лорендо.
  — Да, я записал.
  — Вы получили деньги?
  — Какие деньги?
  — О, мистер Мейсон, вы должны были получить их! Тот самый пакет, о котором я вам говорила. Только не говорите, что вы его не получили. О, я…
  Ее голос оборвался от невыразимого отчаяния.
  — Не соблаговолите ли вы, — голос Мейсона прозвучал раздраженно, — сообщить мне свое имя и перестать ходить вокруг да около?
  — Я не могу назвать вам свое имя. Да оно вам ничего и не скажет. Но деньги… В конверте я послала пятьсот семьдесят долларов… О, мистер Мейсон, пожалуйста, повидайтесь с мистером Карлином, покажите ему вырезку, которая находится в конверте с деньгами и…
  — Но я же сказал вам, что не получил никакого пакета.
  — Вы непременно получите его, он уже послан. Скажите мистеру Карлину, что при сложившихся обстоятельствах ему придется найти себе другого партнера. Мистер Мейсон, я не могу объяснить вам, как это важно. Но дело касается жизни и смерти. Не теряйте ни минуты, когда… О! О!
  Слова комом застряли у нее в горле, когда темные, настороженные глаза, неустанно следившие за дверью, заметили высокого мужчину лет тридцати восьми, который вошел в аптеку.
  Он прошел внутрь раскованной, размашистой походкой человека с отменным здоровьем и остановился, слегка недоуменно разглядывая лица сидевших за стойкой посетителей.
  Реакция женщины была мгновенной. Телефонная трубка выпала у нее из руки и повисла на конце провода, несколько раз ударившись о стенку будки, затем медленно закачалась из стороны в сторону.
  Она выскользнула из будки, прокралась позади стенда с журналами, затем стала спиной к стойке, сделав вид, будто полностью поглощена созерцанием журналов, выставленных длинным рядом на полках стенда.
  Она вздрогнула словно от неожиданности, когда пальцы высокого мужчины сомкнулись на ее локте, и резко обернулась. Гримасу негодования на ее лице неожиданно сменила соблазнительная улыбка.
  — О! — воскликнула она. — Это ты!
  — Я подумал, не здесь ли ты.
  — Я… ты закончил?
  — Да. Это заняло не так много времени, как я думал.
  — О, надеюсь, я не заставила тебя ждать. Я хотела купить зубную пасту, и раз уж я зашла сюда, то решила взглянуть на журналы. Я недавно пришла, и я…
  Обняв женщину за талию мускулистой рукой спортсмена, он подтолкнул ее к прилавку с косметическими средствами.
  — Давай купим твою зубную пасту и пойдем отсюда.
  Глава 2
  Перри Мейсон держал телефонную трубку в одной руке, заткнув указательным пальцем второй руки ухо, чтобы не слышать оркестра ночного клуба.
  Делла Стрит, неизменный секретарь Мейсона, сидевшая за столиком, поймала его взгляд и быстро кивнула.
  — Что случилось? — спросила она, поспешив к своему шефу.
  — Происходит нечто странное, — сказал Мейсон. — Пойди к другому аппарату и попытайся узнать, не сможет ли твоя подруга с телефонной станции определить, откуда был этот звонок, ладно? Попроси ее поторопиться. Звонила женщина. Мне показалось, что она страшно напугана.
  Делла Стрит быстро извлекла записную книжку, наклонилась к диску на телефоне и записала номер. Затем поспешила к аппарату, находившемуся в дамской комнате.
  Мейсон все еще продолжал держать в руке трубку, когда она вернулась обратно.
  — Звонили из телефона-автомата, шеф, из аптеки, что на углу Венс-авеню и проспекта Крамера. Телефонную трубку явно не положили на место.
  Мейсон опустил трубку на рычаг.
  — А в чем дело? — спросила Делла Стрит.
  Мейсон сунул записную книжку обратно в карман.
  — Одна особа желает, чтобы я немедленно связался с М.Д. Карлином. Его адрес — 6920, Вест-Лорендо. Ты не посмотришь его номер в справочнике, Делла?
  Быстрые пальчики Деллы Стрит принялись листать страницы телефонной книги.
  — Да, вот он. М.Д. Карлин, 6920, Вест-Лорендо. Телефон — Ривервью 3-2322.
  — Запиши номер.
  — Вы хотите позвонить ему?
  — Пока нет. Уже поздно. Мне бы хотелось узнать обо всем этом побольше, прежде чем я начну действовать. Но для звонившей женщины это крайне важно. Слышала бы ты ее голос по телефону, Делла.
  — Она была расстроена?
  — Не то слово. Она была страшно напугана.
  — Чего она хотела от вас?
  — Чтобы я передал этому Карлину, что при сложившихся обстоятельствах ему следует подыскать другого партнера.
  — Она работает с ним?
  — Я не знаю. Она сказала только это и сообщила, что отправила мне пакет с деньгами. Обычно я оставляю без внимания предложения анонимных клиентов, но я не могу забыть прозвучавший в ее голосе ужас. Боюсь, что после того, как она бросила трубку, с ней что-то случилось. Было слышно, как трубка со стуком упала и несколько раз ударилась о стенку, раскачиваясь из стороны в сторону. Я подумал, не упала ли она в обморок.
  — Так что же нам теперь делать? — спросила Делла Стрит.
  — Немного подождем, не объявится ли пакет, о котором упоминала эта женщина, — ответил Мейсон.
  — А между тем?
  Мейсон проводил Деллу Стрит обратно к их столику.
  — Между тем мы допьем кофе, возможно, немного потанцуем и постараемся вести себя так, словно ничего не случилось.
  — Не смотрите туда, шеф, но мне кажется, что телефонный звонок привлек к себе внимание, — сказала Делла Стрит.
  — Каким это образом?
  — Мне кажется, что мы с вами стали причиной перешептывания группы девиц в углу зала.
  — Кто они такие?
  — Гардеробщица, девушка-фотограф и продавщица сигарет. Подождите, девушка с сигаретами направляется к нам.
  Мейсон как ни в чем не бывало потягивал свой кофе.
  Девушка с подносом, на котором лежали сигары и сигареты, небрежно предложила товар посетителям за соседним столиком, потом повернулась к Мейсону.
  — Сигары, сигареты? — спросила она проникновенно и томно.
  Мейсон улыбнулся и отрицательно покачал головой.
  Делла Стрит подала ему знак.
  — Ну ладно, дайте мне пачку «Роли», — попросил Мейсон.
  Она выбрала пачку, надорвала уголок, извлекла сигарету и протянула ее Мейсону, затем наклонилась с зажигалкой.
  У нее было приятное лицо с кожей оливкового цвета и высокими скулами и стройная фигурка, туго обтянутая платьем с глубоким вырезом, обнажавшим округлые плечи; привлекали внимание и стройные ножки в нейлоновых чулках.
  Мейсон протянул ей доллар. Она начала отсчитывать сдачу.
  — Оставьте себе, — улыбнулся Мейсон.
  — О, вы… вы так щедры.
  — Это пустяки.
  — Вы, вы так добры, оставив мне…
  — Что такое? — не выдержал Мейсон, бросая на нее острый взгляд. — Разве вам не дают чаевых?
  — Десять центов, пятнадцать, иногда двадцать пять, — ответила она, и внезапно ее глаза наполнились слезами.
  — Эй, подождите, — сказал Мейсон. — В чем дело?
  — О, простите меня. Я так расстроена, что не могу сдерживать себя, когда кто-нибудь добр ко мне. Становлюсь сама не своя…
  — Присядьте к нам, — попросила Делла.
  — Нет, нет, я потеряю работу. Мне нельзя сидеть с посетителями. Я…
  Мейсон видел, как лицо девушки передернулось от страданий, из глаз потекли слезы, оставляя черные бороздки туши на щеках.
  — Присядьте к нам, — сказал Мейсон.
  Он встал и предложил девушке стул. Немного поколебавшись, она повернула стул так, чтобы поднос лег ей на колени, и присела к столику.
  — Ну вот, — сказал Мейсон, — а теперь вам нужно пару капель бренди и…
  — Нет, нет, пожалуйста. Мне никак нельзя. Пить с посетителями запрещено.
  — Какие у вас неприятности? — спросил Мейсон.
  Делла Стрит бросила на него предупреждающий взгляд.
  — Нелады с работой? — предположил Мейсон.
  — Нет, нет. С работой все в порядке. Это сугубо личное. Но время от времени на меня находит…
  Она оборвала себя и, обернувшись к Делле Стрит, с надрывом заговорила:
  — Ваш муж, возможно, не поймет меня, но вы другое дело. Вы можете понять, как страдает женщина из-за своего ребенка.
  — Что с вашим ребенком? — требовательно спросил Мейсон.
  Она покачала головой.
  — Как глупо с моей стороны выливать на вас все это. Сделайте вид, будто выбираете что-то у меня на подносе. Иначе метрдотель страшно рассердится.
  Делла Стрит принялась перебирать мелкие сувениры.
  — Продолжайте, — настаивал Мейсон.
  — Ничего страшного не случилось. В конце концов все устроилось. Вероятно, мой ребенок в хороших руках. Только мне хотелось бы знать! О, как бы мне хотелось это знать!
  — Знать что? — спросил Мейсон.
  — Где моя малышка. Понимаете, все так сложно и запутанно. Я… я японка.
  — Неужели?
  — Да. Это не сразу заметно, но если вы приглядитесь получше, то увидите, какие у меня глаза и скулы.
  Мейсон принялся изучать ее лицо. Затем кивнул.
  — Да, теперь вижу. Я обратил внимание, что в вас есть нечто экзотическое. Теперь мне понятно, откуда это. Ваши черты определенно имеют восточное происхождение.
  — Я только частично японка, — пояснила она. — Но вообще-то я американка. Точно такая же американка, как и всякая другая. Но разве остальные с этим согласятся? Как бы не так. Для них я японка, не такая, как они, пария. Но у меня был ребенок.
  — Вы замужем?
  — Нет.
  — Продолжайте.
  — Ну так вот, у меня была дочь. Но ее отец ухитрился выкрасть у меня малышку. Он продал ее. Когда я узнала, что ее хотят удочерить чужие люди, я едва не лишилась рассудка. Я всеми правдами-неправдами пыталась узнать, что с ней стало, пыталась что-то сделать, но оказалась бессильна.
  — А тот человек, что забрал у вас ребенка, ее настоящий отец? — спросил Мейсон.
  Она мгновение помедлила, отвела взгляд, затем снова посмотрела Мейсону прямо в лицо.
  — Нет, — призналась она. — Настоящий отец умер.
  — Почему вы ничего не сделали, чтобы найти ребенка? — спросила Делла Стрит.
  — А что я могла сделать? Во мне течет японская кровь, кто же станет помогать японке, особенно если у нее нет денег. А у меня ничего нет. Я даже не знаю, где мой ребенок, но я уверена, что ее удочерили. Этот негодяй выдал себя за ее отца, подписал все бумаги и исчез…
  — Сколько лет вашей дочери?
  — Ей теперь исполнилось бы четыре года. Тогда она была совсем еще крохой…
  Пьер, метрдотель, обвел взглядом переполненный зал и неожиданно увидел продавщицу сигарет, подсевшую к столику с посетителями.
  — Продавщица сигарет, — позвал он резко. — Подойдите сюда!
  — О! — воскликнула она. — Мне не следовало этого делать, Пьер уже недоволен.
  Она извлекла носовой платок из V-образного выреза платья без бретелек, за которым можно было утаить разве что почтовую марку, поспешно вытерла глаза и привела в порядок лицо, припудрив его пуховкой из компактной пудреницы.
  — Сигареты! — выкрикнул Пьер, его голос звучал хрипло от нетерпения.
  Она быстро улыбнулась Делле Стрит, коснулась руки Перри Мейсона и, слегка пожав ее, сказала:
  — Временами это выбивает почву у меня из-под ног.
  — Не допускайте этого, — сказала Делла Стрит. — Вам следует…
  — Продавщица сигарет! Немедленно сюда! — снова потребовал Пьер.
  — Спасибо, что выслушали меня, — пробормотала она и, погладив Мейсона по плечу, поспешила на зов.
  — Бедная девочка, — сказала Делла Стрит.
  Мейсон кивнул.
  — Дети стоят денег, — заметила Делла Стрит. — Я полагаю, что, сказавшись отцом ребенка и заявив, будто мать малышки умерла или сбежала, он смог отдать девочку на удочерение и получить за нее пятьсот или даже тысячу долларов.
  — Японского ребенка?
  — А кто мог знать, что он японский? — возразила Делла Стрит. — Вам не пришло в голову, что эта девушка японка, пока она сама не призналась. Это можно угадать лишь по ее раскосым глазам и овалу лица. Она на американку похожа больше, чем на японку.
  Мейсон снова кивнул.
  — Мне кажется, на вас история не произвела большого впечатления, — раздраженно заметила Делла Стрит. — Почему бы вам не сделать что-нибудь для этого ребенка, шеф? Вы могли бы найти малышку и позаботиться о том, чтобы справедливость восторжествовала.
  — Для кого?
  — Для матери, для ребенка.
  — А с чего ты взяла, что это будет справедливо по отношению к ребенку? Возможно, девочка попала в хорошие руки. А ее мамаша работает в ночном клубе и расхаживает в таком платье, что еще чуть-чуть, и ее арестуют за нарушение общественного спокойствия и…
  — Ну и что? При чем тут платье? Она любит своего ребенка.
  — Может, и любит, — согласился Мейсон, — однако сомневаюсь, что так уж сильно.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Прошло больше трех лет с тех пор, как ребенок пропал, — сухо заметил Мейсон. — И вдруг она подходит к совершенно незнакомой ей парочке в ночном клубе, ни с того ни с сего разражается потоком слез, в нарушение всех правил присаживается за столик и изливает свое горе.
  — Ну, — согласилась Делла Стрит, — если посмотреть с этой точки зрения… Но все вышло так неожиданно! У меня создалось впечатление, что она так долго носила это в себе, что в конце концов чувства выплеснулись наружу сами собой и она просто не могла остановиться.
  — Ты ведь подметила оживленную беседу в углу зала, когда меня подозвали к телефону, Делла?
  — Вы правы. Тогда она, должно быть, знала, кто вы такой.
  Мейсон кивнул.
  — Она попыталась заинтересовать вас и заставить прийти ей на помощь. Но это было сделано настолько убедительно… даже слезы были настоящими, шеф.
  Мейсон взглянул на наручные часы и произнес:
  — Если должно произойти что-то еще, то уж лучше бы побыстрей. Теперь довольно поздно действовать. Но я никак не могу забыть нетерпение и ужас в голосе звонившей мне женщины. Хотелось бы знать, что случилось на том конце провода…
  — Метрдотель направляется к нам, — предупредила адвоката Делла Стрит.
  Метрдотель, толстый коротышка лет шестидесяти, раскланялся и рассыпался в вежливых извинениях, однако в глазах его угадывалась определенная цель.
  — Простите за беспокойство, месье… — начал он.
  — Да? — откликнулся Мейсон.
  — Но вы, должно быть, Перри Мейсон, адвокат, верно?
  Мейсон кивнул.
  — Простите меня. Я не узнал вас сразу, как вы вошли, но мне вас показали. Я видел ваши фотографии в газетах много раз, но… — он неопределенно махнул рукой, — когда я вас увидел здесь, вы показались мне значительно моложе.
  — Все в порядке, — слегка раздраженно заверил его Мейсон. — Еда отменная, обслуживание превосходное. Пожалуйста, не извиняйтесь за то, что не узнали меня, и никому не говорите, что я здесь.
  Метрдотель окинул Деллу Стрит быстрым взглядом. Его улыбка красноречиво свидетельствовала о том, что он будет нем как рыба.
  — Ну, разумеется, месье, — заверил он Мейсона. — Здесь не то место, чтобы показывать на людей пальцем. Это личное дело месье, верно? Причина, по которой я осмелился потревожить месье, заключается в том, что мне передали конверт, предназначенный для месье Перри Мейсона, адвоката. Очень важно, чтобы конверт был вручен месье Мейсону лично в руки.
  Быстрым и ловким жестом он извлек конверт на манер фокусника, достающего живого кролика из потайного кармана своего фрака.
  Мейсон не сразу взял конверт в руки. Он внимательно изучил его, пока тот лежал на столе. Это был длинный желто-коричневый пакет, на котором торопливым почерком было выведено «Перри Мейсону». Затем его взгляд, холодный и твердый как гранит, переместился на улыбающегося метрдотеля.
  — Где вы это взяли? — спросил он.
  — Его доставил посыльный, который отдал конверт швейцару.
  — Кто этот посыльный?
  — Не знаю. Разве можно упомнить имена всех посыльных? Возможно, швейцар помнит. Если хотите, я пошлю за ним.
  — Пошлите.
  На мгновение их взгляды скрестились: настойчивый, нетерпеливый — адвоката и улыбающийся, слегка насмешливый — Пьера. Метрдотель первым опустил глаза.
  — Я немедленно пришлю его к вам, месье. Надеюсь, вы останетесь довольны. — Коротышка поклонился, повернулся и поспешил к входной двери ночного клуба.
  — Интересно, — протянул Мейсон, глядя в спину метрдотелю, — как наша клиентка вычислила, где мы в данную минуту находимся…
  В нетерпении он надорвал толстый конверт.
  — Это тот самый, — сказала Делла Стрит, увидев купюры и газетную вырезку.
  Мейсон просмотрел содержимое.
  — Какие угодно, от пятидолларовых до однодолларовых купюр и парочки пятидесятидолларовых, — произнес он.
  Он поднес банкноты к носу, затем протянул пакет Делле Стрит.
  Понюхав, она сказала:
  — Довольно сильный запах духов.
  — О да, — кивнул Мейсон. — Доллары и запах духов.
  — Мне следовало бы прикончить вас за это, шеф, — заявила Делла Стрит улыбаясь. — Причем это убийство оправдали бы в любом суде.
  — Ну так вот, забудем о долларах, — сказал Мейсон. — Давай поговорим о духах.
  Ее глаза стали серьезными.
  — Приятные духи, — одобрила она, — но слишком крепкие. Послушайте, шеф, похоже, женщина откладывала эти деньги по доллару, по два, а пару раз, когда повезло, даже по пятьдесят. Она хранила их в выдвижном ящике комода, рядом с носовыми платками, приберегая на черный день.
  Мейсон кивнул, его лицо приняло задумчивое выражение.
  — Если только пятидесятидолларовая купюра не свидетельствует о том, что она должна была обменять и остальные мелкие купюры. Накопив достаточное количество мелких бумажек, она, возможно, шла в банк и обменивала их на более крупную купюру, которая не занимает столько места… Но вот идут метрдотель и швейцар. Делла, спрячь деньги обратно в конверт.
  — Здесь нет подписи? — спросила она.
  — Нет, — кивнул Мейсон. — Ни подписи, ни записки. Только деньги и вырезка из газеты. Поэтому ей пришлось позвонить мне и сказать, что от меня требуется. Наверное, она не успела написать записку. Просто сунула деньги в конверт и… — Он оборвал себя на полуслове, когда метрдотель подвел к их столику швейцара.
  — Швейцар, месье. — Пьер стоял, словно дожидаясь чего-то.
  Мейсон протянул ему десять долларов.
  — Обслуживание у вас, — сказал он, — выше всяких похвал.
  Ловкие пальцы подхватили бумажку, и она словно растворилась в воздухе. В глазах метрдотеля не осталось и следа насмешки. Теперь он держался с крайним почтением.
  — Рад услужить вам, месье. В любое время, когда вам захочется прийти сюда, только спросите Пьера, и столик вас будет ждать.
  Его приглашение относилось персонально к Перри Мейсону, однако оно распространилось и на Деллу Стрит быстрым, едва уловимым взглядом. Затем он переключил свое внимание на другой столик.
  — Вас все устраивает? — вкрадчивым голосом спросил он.
  Швейцар, здоровенный мужчина в расшитой галунами униформе, казалось, только и ждал, чтобы поскорее вернуться на свой пост, однако его зоркие глаза успели отметить — несмотря на ловкость рук метрдотеля — достоинство пожалованной Пьеру купюры. И щедрость клиента произвела на него сильное впечатление.
  — Итак, — обратился к нему Мейсон, — что вы можете рассказать мне об этом конверте?
  — Не так уж и много, — ответил швейцар. — Машина выглядела как самая обыкновенная. Не больно новая. Сказать по правде, я не обратил на нее особого внимания. У нас как раз была запарка, и оба парня со стоянки были заняты. Я подошел к машине, открыл дверцу и сразу понял, что этот тип с переднего сиденья выходить не собирается. Я смекнул это сразу, как только дверцу открыл. Я решил, что он хочет узнать дорогу. Меня часто спрашивают, как проехать туда-то и туда-то или где находится такая-то улица. Что ж, я не возражаю, только ты хотя бы стекло опусти и крикни погромче, чего тебе надо, а когда сидят и ждут, пока я подойду и дверцу открою, я начинаю заводиться. Сроду ни один из этих воображал не дал мне и пары центов.
  — А этот? — нетерпеливо спросил Мейсон.
  — Как я уже сказал, я сразу догадался, что он не собирается выходить. Я открыл дверцу, а он сунул мне в руки конверт и говорит: «Передай это Перри Мейсону. Он в ресторане».
  — Вот как? — произнес Мейсон.
  — Я помню, как вы ставили машину, — продолжал швейцар, — но я тогда не узнал вас, мистер Мейсон. Я много раз слышал ваше имя, но… ведь вы, как мне кажется, у нас впервые, верно?
  Мейсон кивнул:
  — Продолжайте. Что еще вы помните о человеке, привезшем конверт?
  — Пожалуй, вот и все. Я вытаращился на него, а он сказал: «Иди. У тебя что, свинец в…» — Он запнулся.
  — В штанах? — закончила за него Делла Стрит.
  — Спасибо, мэм, — усмехнулся швейцар. — Именно так. Потом он сказал: «Отнеси пакет метрдотелю и скажи, что пакет, мол, очень важный, пусть его немедленно передадут лично в руки мистеру Мейсону». Вот я и отдал его Пьеру.
  — И что сделал этот человек?
  — Захлопнул дверцу и укатил.
  — Вы не запомнили номер или еще какие-нибудь приметы?
  — Да нет, — покачал головой швейцар. — Я ничего не запомнил. Кажется, это был «Шевроле», выпущенный лет эдак пять тому назад. Темного цвета седан с четырьмя дверцами. Вот и все, что я могу сказать.
  — Вы могли бы описать этого человека?
  — На нем был серый костюм. Ворот рубашки мятый. Он лет на пять-шесть постарше меня, а мне… постойте-ка… стукнуло уже пятьдесят три… На нашего клиента не похож.
  — Рабочий?
  — Да вроде нет. У него, может, какое-то свое мелкое дело. Он выглядел, как вам сказать… не больно презентабельным, но, видимо, малый не промах. У него, может, и деньжата водятся, но он не станет тратить их на шмотки или на машину, швырять их на ветер или…
  — На ночные клубы? — добавила Делла Стрит.
  Швейцар снова усмехнулся.
  Мейсон извлек еще один банкнот в десять долларов.
  — Попытайтесь вспомнить что-нибудь еще, — сказал он. — И не жалейте о чаевых, которые вы упустили, покинув свой пост у дверей. Вы свое наверстаете. Это мой секретарь, Делла Стрит. Вы можете звонить ко мне в контору в любое время, попросить ее к телефону и сообщить ей все, что припомните.
  Отношение швейцара к купюре в корне отличалось от манипуляций Пьера. Взяв бумажку, он сперва пристально поглядел на нее, затем просиял.
  — Не беспокойтесь о моих чаевых, сэр. А если вам что-либо нужно…
  — Вы просто попытайтесь как следует вспомнить все еще раз, — сказал Мейсон. — А теперь вызовите мою машину. Она…
  — Я помню вашу машину, — сказал швейцар. — И я не спутаю вас ни с кем другим в следующий раз, мистер Мейсон. А ежели вам что надо…
  — Вот и хорошо, — перебил его Мейсон. — В настоящий момент мне требуется как можно больше знать о человеке, который принес для меня этот конверт.
  — Я постараюсь припомнить все подробности. Если что-то придет мне на ум, я позвоню вам днем. Я дежурю до двух ночи, так что раньше двенадцати вряд ли поднимусь. Может, и вспомню что.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — А теперь, Делла, мы позвоним Карлину.
  — Если он уже лег, то вряд ли нам обрадуется, — предостерегла она.
  — Я знаю. Но нам следует попытаться.
  — Вы полагаете, что до утра нельзя подождать?
  — Ты не слышала голос этой женщины по телефону, Делла. Мне неизвестно, что у нее стряслось, но медлить нельзя. Нужно действовать. По крайней мере, я попытаюсь.
  Мейсон повел Деллу к телефону. Она опустила монетку, набрала номер и вопросительно глянула на Мейсона:
  — Вы будете говорить?
  — Нет, — усмехнулся Мейсон. — Прибегни к своим самым соблазнительным уловкам. Очаруй его своим нежным голоском.
  — Сказать ему, кто мы такие и что нам нужно?
  — Скажи — кто, но не говори, зачем мы звоним. Ты можешь…
  Делла крепче сжала трубку и произнесла:
  — Алло? Это мистер Карлин?
  Она немного подождала, потом не без некоторого кокетства заговорила:
  — Мистер Карлин, я надеюсь, вы простите нас за столь поздний звонок. С вами говорит мисс Стрит. Я доверенный секретарь мистера Мейсона. Нам крайне необходимо увидеться с вами как можно быстрее. Надеюсь, вы еще не ложились… О, замечательно… Да, если можно… Да, конечно… простите… Передаю трубку мистеру Мейсону. — Прикрыв микрофон рукой, она сказала: — Он еще не ложился. Отвечает вежливо. Я думаю, все обойдется.
  Мейсон кивнул и, взяв у нее трубку, произнес:
  — Алло? Говорит Перри Мейсон, мистер Карлин. Мне крайне жаль, что пришлось разбудить вас в столь поздний час.
  — Ваша секретарша уже извинилась, — ответил мужской голос. — Не беспокойтесь. Я редко ложусь раньше двух часов ночи. Люблю почитать, одним словом, настоящая сова.
  — Мне необходимо встретиться с вами по крайне важному делу.
  — Сегодня?
  — Да.
  — Сколько времени вам потребуется на дорогу?
  — Я звоню из «Золотого гуся». Кроме того, мне необходимо уладить еще одно небольшое дельце, и… в общем, я буду у вас минут через тридцать-сорок.
  — Буду ждать вас, мистер Мейсон. Позвольте уточнить, вы тот самый Перри Мейсон, адвокат?
  — Совершенно верно.
  — Наслышан о вас, мистер Мейсон. Буду рад познакомиться. Я приготовлю кофе…
  — Прекрасно, — отозвался Мейсон. — Боюсь, это выглядит слишком назойливо. Просто не знаю, как вас благодарить…
  — Не стоит благодарности. Я одинокий холостяк и люблю компанию. Это пустяки. Буду рад встретиться с вами. Вы прихватите с собой вашу секретаршу?
  — Да, она приедет со мной.
  — Вот и замечательно, — обрадовался Карлин. — Так я вас жду, мистер Мейсон. Где-то через полчаса.
  — Да, — ответил Мейсон, — благодарю вас, — и повесил трубку.
  — Он очень вежлив, — заметила Делла Стрит.
  — Да, согласен.
  — Что в газетной вырезке, шеф?
  — Я лишь мельком взглянул на нее, — ответил Мейсон. — Там заметки из нью-йоркской газеты, где упоминается о некоей Элен Хемптон, которую обвинили в вымогательстве и приговорили к тюремному заключению на восемнадцать месяцев. Она занималась вымогательством вместе с сообщником, имя которого не упоминается, но подробности дела не разглашаются. Она признала себя виновной, и судья, выносивший приговор, заявил, что схема шантажа была придумана настолько чертовски изощренно, что он не желает придавать дело огласке из опасения ввести в искушение кого-либо еще.
  — И больше ничего?
  — Ничего.
  — Каким числом датирована газета?
  — Неизвестно, — сказал Мейсон. — Это всего лишь вырезка. Бумага слегка пожелтела, из чего следует вывод, что вырезка давнишняя или лежала на солнце.
  — Ну что ж, — сказала Делла, — возможно, мы будем знать больше, когда поговорим с Карлином. О каком небольшом дельце вы упомянули, шеф?
  — Я хочу взглянуть на этот телефон-автомат, — ответил Мейсон. — Надеюсь, аптека не закрывается до полуночи. Я хочу попытаться узнать что-нибудь о женщине, которая мне звонила.
  — Послушайте, — сказала Делла Стрит, — наш приятель Карлин держится весьма непринужденно. Я просто сгораю от нетерпения взглянуть на него.
  — Он действительно ведет себя вежливо и по-деловому, — согласился Мейсон, — и не задает лишних вопросов.
  — Вот! — сказала Делла Стрит. — А я никак не могу понять, чем он меня так поразил? Он проявил редкое самообладание. Любой другой на его месте разразился бы сотней вопросов или почувствовал себя виноватым. Большинство людей удивились бы: «На кой черт я понадобился этому Перри Мейсону среди ночи? Что ему от меня надо?» А мистер Карлин и бровью не повел.
  Мейсон задумался.
  — Держится крайне любезно и не задает никаких вопросов, — медленно повторил он.
  — Словно ожидал этого звонка, да? — сказала Делла Стрит, склонив голову набок.
  — Ну что ж, — сказал Мейсон, — я не склонен забегать так далеко, но он слишком невозмутим. Пошли, Делла, поищем телефонную будку.
  Глава 3
  Перед аптекой на углу Венс-авеню и проспекта Крамера Мейсон спросил:
  — Как ты думаешь, Делла, откуда эта женщина могла знать, что я находился в «Золотом гусе»?
  — Такая известная личность, как вы, заметна в любом месте, — улыбнулась Делла.
  — Так ты полагаешь, что перед этим она тоже побывала в «Золотом гусе»?
  — Необязательно. Она… постойте… да, мне понятно, почему вы так решили. А возможно, у нее был дружок, который позвонил ей и сказал: «Послушай, мистер Мейсон в „Золотом гусе“. Не упусти свой шанс. Тебе остается лишь связаться с ним». Или же метрдотель…
  — Но мне почему-то кажется, что это не так, — сказал Мейсон. — Тогда в ее голосе не было бы такого нетерпения и страха… Нет, должно быть, она сама побывала в ночном клубе, увидела нас там, сразу же ушла и позвонила из аптеки.
  — Кто-нибудь мог знать, что вы там будете?
  — Но ведь мы и сами этого не знали заранее, — сказал Мейсон. — Ты помнишь, мы закончили расспрашивать свидетельницу и по дороге домой ты вспомнила, как Пол Дрейк расхваливал «Золотого гуся». Говорил, что там превосходная кухня и хорошая музыка и шоу…
  — Да, верно, — согласилась она. — Это мы внезапно решили, поэтому никто не мог знать, что мы туда пошли.
  — Если не считать сотрудников Детективного агентства Дрейка, — заметил Мейсон. — Помнишь, мы позвонили Полу из клуба и сказали, что у нас есть показания этой свидетельницы и что мы увидимся с ним утром, и, кажется, я упомянул, что мы решили последовать его совету насчет ночного клуба.
  — Ну да. Я помню, как вы это говорили.
  — Но, — сказал Мейсон, — Пол Дрейк не стал бы никому рассказывать, где мы находимся. В конце концов, он детектив. Он умеет держать язык за зубами. Ладно, надеюсь, мы многое узнаем после того, как побеседуем с Карлином. Может быть, все выльется в самое заурядное дело. И окажется, что не стоило слишком беспокоиться, пороть горячку и действовать ночью. Однако я не могу отделаться от мысли, что эта женщина долго откладывала деньги на крайний случай и, когда этот случай наступил, она взяла деньги и… Ну вот мы и у аптеки. Посмотрим, что тут есть. Зайдешь со мной? — спросил он Деллу.
  Делла Стрит уже приоткрыла дверь.
  — Только попробуйте меня не взять, — усмехнулась она.
  Сотрудники аптеки уже готовились закрывать заведение. Четверым парням незрелого возраста, оживленно болтавшим за густым коктейлем из сиропа и мороженого, вежливо, но твердо напомнили, что пора уходить. Продавщица содовой с удрученным видом окунала грязные стаканы в горячую мыльную пену, а кассирша заканчивала подсчитывать выручку.
  Продавец рецептурного отдела вяло выслушал Мейсона.
  — Вряд ли я могу что-то припомнить о ней, — сказал он. — Нам долго звонили по другому телефону, но я был слишком занят, чтобы сразу ответить. Наконец я подошел, и с центрального телефонного узла сообщили, что кто-то забыл положить на место трубку во второй будке. Я это проверил и повесил трубку на место. Вот и все, что я могу вам рассказать. Поговорите лучше с кассиршей.
  Мейсон подошел к кассе.
  Да, кассирша смутно помнила эту женщину. Та разменяла у нее двадцать пять центов. Ей тридцать — тридцать пять лет, она была в черном пальто с меховым воротником и с коричневой крокодиловой сумочкой. Нет, описать более подробно не может. Трубка осталась висеть на шнуре. Нет, она не видела, как эта женщина уходила. Они все были страшно заняты и…
  — Из какой будки она звонила? — спросил Мейсон.
  — Из той, что справа, ближе к стенду с журналами.
  — Я пойду взгляну, — сказал Мейсон.
  Он подошел к телефонной будке, Делла Стрит последовала за ним.
  — Аптекарь явно наблюдает за вами, шеф, — прошептала она.
  — Он принимает меня за агента ФБР, — сказал Мейсон. — Готов поспорить, у нас один шанс из тысячи обнаружить то, что так напугало ее, но я все же загляну внутрь. Если она торопилась уйти, то, возможно, забыла тут что-нибудь: носовой платок, кошелек или…
  — На полочке клочок бумаги и несколько монет, — сообщила Делла Стрит, заглядывая в будку через стекло.
  Мейсон открыл дверцу, и Делла Стрит проскользнула внутрь.
  — Четыре пятицентовые монеты, сложенные столбиком, и бумажка, — подтвердила она.
  — Что за бумажка?
  — На ней какие-то цифры, накорябанные карандашом. И номер: Майн 9-6450.
  — Позвони, — попросил Мейсон. — Посмотрим, кто ответит.
  Опустив монетку в щель автомата, Делла набрала номер.
  — Не удивлюсь, если так поздно никто не ответит, — заметила она. — Это… о, да, алло, да, о… спасибо… нет, не беспокойтесь, я просто ошиблась номером.
  Она положила трубку на место и улыбнулась Перри Мейсону.
  — Это, — сказала она, — номер «Золотого гуся».
  — Вот черт! Я бы многое отдал, чтобы понять, как она узнала, что мы были там. Что еще на бумажке?
  — Какие-то цифры на обратной стороне. Выведены аккуратно, как если бы это писала женщина, записывающая счета.
  — На что они похожи?
  — На какой-то сложный номер документа.
  Цифры были выведены в строчку: 59-4R-38-3L-19-2R-10L.
  Мейсон стоял нахмурившись.
  К ним торопливо направлялся аптекарь.
  — Что-нибудь нашли? — спросил он.
  Мейсон улыбнулся и покачал головой:
  — Я просто записал здешний номер.
  — А, — протянул аптекарь.
  Мейсон сунул клочок бумаги в карман, зевнул и пояснил:
  — Это все пустяки. У меня есть кузина, которая страдает амнезией. По какой-то необъяснимой причине она умудряется помнить мой телефонный номер, даже забывая мое имя и имена всех наших родственников.
  — Понятно, — протянул аптекарь тоном, явно свидетельствовавшим об обратном.
  Мейсон повел Деллу Стрит к двери.
  Моросящий дождик превратился в холодный проливной дождь. Делла Стрит забралась в машину и придвинулась поближе к Мейсону.
  — Брррр… — произнесла она. — Я продрогла. В такую промозглую погоду коленям требуется что-нибудь теплей нейлона. Что вы думаете об этих цифрах, шеф?
  — Цифры, — произнес Мейсон, извлекая из кармана бумажку, — это комбинация шифра сейфа. Четыре раза вправо до пятидесяти девяти, три раза влево до тридцати восьми, два раза вправо до девятнадцати, потом влево и остановиться на десяти.
  — Аптекарь как бы невзначай приближается к двери, — предупредила Делла. — Сдается мне, он хочет запомнить номер вашей машины, так, на всякий случай…
  Мейсон нажал на газ. Машина тронулась с места, и «дворники» задвигались, разгоняя с ветрового стекла струйки дождя.
  — Этот аптекарь наверняка знает гораздо больше, чем говорит, — заметил Мейсон.
  — Надеюсь, он разузнает, кто вы такой, и убедится, что вы адвокат и имеете законное право брать с собой в ночной клуб секретаршу. Возможно, он и так знает, кто вы, но понятия не имеет, кто я. Видимо, он принял вас за женатого человека, который решил немного порезвиться.
  — А тебя? — спросил Мейсон.
  — А меня за сирену, коварную искусительницу мужской добродетели.
  — Наверняка Пьер именно так о тебе и подумал и составил обо мне определенное мнение, — сказал Мейсон.
  — Вот как! — притворно рассердилась Делла Стрит. — Нечего все сваливать на женщину. Мужчине всегда хочется покрасоваться в роли ловеласа.
  — О-о, — протянул Мейсон. — Можно взглянуть на это и по-другому. Пьер наверняка решил, что ты настоящая вамп, а я несчастный трудяга, по неосторожности попавший в твои коварные сети…
  — Да будет вам, — рассмеялась Делла. — Поскольку я наш бухгалтер, подскажите, как мне следует оформить эти пятьсот семьдесят долларов в нашем гроссбухе?
  — Я думаю, — сказал Мейсон, — тебе следует записать их как вклад мадам X, пока мы точно не выясним, кто такая наша клиентка. Возможно, мистер Карлин просветит нас.
  — Что вы намерены сказать ему, шеф? Я имею в виду — о нашей клиентке?
  — Ни слова, — ответил Мейсон. — К тому же я очень рассчитываю, что он не шутил насчет кофе.
  Они задумчиво молчали, пока Мейсон не повернул машину на Вест-Лорендо-стрит и они не оказались в Шестьдесят восьмом квартале.
  — Поторопились повернуть, Делла, — обронил Мейсон. — Теперь мы не на той стороне улицы.
  Он проехал через перекресток, снизил скорость, пытаясь рассмотреть номера домов.
  — Вот он, как раз на той стороне, — объявил Мейсон.
  — Какой старый! — воскликнула Делла.
  Мейсон кивнул.
  — Могу поспорить — у его хозяина лет эдак двадцать пять назад вокруг дома имелось акров десять земли. Затем город начал наступать на него, и он решил поделиться с ним землей, но, как видишь, сохранил достаточно места вокруг. Должно быть, футов тридцать-сорок с каждой стороны дома, чтобы, так сказать, не терять сходства с усадьбой. Но дом явно пришел в упадок. Его давным-давно не перекрашивали, и теперь можно лишь догадываться о его былом великолепии. Вот мы и приехали.
  Мейсон развернул машину и поставил ее прямо перед входом.
  — Ну как твои ножки?
  — Еще не просохли.
  — А я надеялся, что отопление в салоне согреет их. Смотри не простудись.
  — Постараюсь. А как ваши ноги?
  — Нормально. У моих ботинок толстые подошвы.
  Мейсон погасил фары, заглушил мотор, обошел вокруг машины и открыл дверцу для Деллы Стрит.
  — Ну вот, Делла, — сказал Мейсон, — мы продолжаем вести следствие.
  Они быстро прошли по цементной дорожке к скрипучему, неокрашенному крыльцу под навесом, с деревянными столбиками и резьбой по краям.
  Мейсон попытался на ощупь отыскать дверной звонок, как вдруг дверь неожиданно приоткрылась и мужской голос произнес:
  — Простите, здесь не горит свет. Вы мистер Мейсон?
  — Совершенно верно. Полагаю, вы мистер Карлин?
  — Да, сэр. Проходите в дом вместе с вашей дамой.
  Карлин открыл дверь пошире. Делла Стрит вошла первой, Мейсон — за ней.
  — Отвратительная погода, — посетовал Карлин. — Очень холодный дождь.
  — Да, неприятный, — согласился Мейсон, исподтишка разглядывая хозяина и комнату, в которой они оказались.
  При тусклом свете лампочки он увидел мужчину лет шестидесяти, с крупной головой и серыми навыкате глазами за толстыми стеклами очков. Хозяин с непонятным спокойствием разглядывал ночных гостей.
  Его одежда выглядела не менее поношенной и обветшалой, чем дом снаружи. Однобортный, давно вышедший из моды пиджак, давно не знавшие утюга брюки, ботинки, потрескавшиеся от продолжительной носки и принявшие форму широких ступней хозяина…
  — Холостяцкое логово, — заговорил Карлин. — Я живу один. Экономка приходит два раза в неделю, а сам я ничего здесь не прибираю. Так что уж не обессудьте.
  — О, это пустяки, — заверил его Мейсон. — Это мы должны просить у вас прощения за столь поздний визит. Однако обстоятельства таковы, что дело не терпит отлагательств.
  Карлин снял очки и внимательно посмотрел на Мейсона. Левая сторона его лица оставалась спокойной и ровной, в то время как правая казалась слегка перекошенной — угол рта был немного приподнят, а край глаза — опущен. Все вместе создавало впечатление, будто Карлин воспринимает окружающие его предметы под кривым углом.
  — Мой дом, — произнес он, — в вашем распоряжении. Я могу лишь догадываться, насколько вы заняты целый день, мистер Мейсон. Пожалуйте в гостиную, у меня на плите горячий кофе.
  — Вот это как нельзя кстати! — обрадовался Мейсон.
  — Со сливками или черный? — спросил Карлин.
  — Со сливками, — сказал Мейсон.
  Гостиная как нельзя лучше отражала личность хозяина.
  Здесь стояли три старомодных кресла-качалки, покрытые чехлами, и два деревянных стула с продавленными сиденьями, считавшиеся некогда стульями для буфетной. В комнате не было ни одного торшера и, очевидно, не было даже розеток в стене, поскольку провода тянулись непосредственно из патрона люстры, свисавшей с середины потолка. Из всей этой паутины проводов торчали лампы, затененные картонными абажурами, белыми изнутри и зелеными снаружи.
  Маленький столик в середине комнаты был завален книгами, журналами и газетами, часть которых валялась и на полу. Небольшая кипа около одного из кресел свидетельствовала о том, что хозяин частенько сиживал здесь и, покончив с очередной книгой, просто бросал ее на пол.
  — Устраивайтесь поудобней, — пригласил Карлин. — Сейчас принесу кофе.
  И Карлин удалился на кухню, а Мейсон и Делла принялись разглядывать комнату. Делла улыбнулась Мейсону.
  — Отгадайте, где его любимое кресло, шеф? — сказала она и указала на кресло-качалку, вокруг которого валялись разбросанные в беспорядке журналы, книги и газеты.
  Мейсон улыбнулся в ответ, потом прошелся по комнате, разглядывая корешки книг, стоявших в потемневших от времени книжных шкафах из красного дерева.
  — Боже мой, Делла, тут столько интересного! Наш новый приятель настоящий книжный червь. Ты только взгляни на эти переплеты!
  — Что в них особенного? — спросила Делла. — И не пытайтесь выманить меня из этого уютного местечка, шеф. Я нашла газовый радиатор, и моим ножкам теперь просто божественно тепло.
  Мейсон обернулся на нее через плечо. Делла стояла у фигурной решетки. Теплый воздух, поднимаясь снизу, слегка колыхал подол ее юбки.
  Мейсон рассмеялся.
  — Посмотрела бы я, как вы надели бы юбку в такую слякотную погоду, — сказала она. — Ну так что это за книги?
  — Они разные, — ответил Мейсон, — но сразу видно, что это сплошь дорогие издания в роскошных переплетах и…
  Со стороны кухни послышались приглушенные, шаркающие шаги, и в гостиную вошел Карлин, неся поднос с огромным керамическим кофейником, несколькими чашками с блюдцами, наполовину заполненной бутылочкой сливок и большой хрустальной сахарницей.
  Он растерянно посмотрел на столик.
  — Одну минутку, — сказала Делла Стрит. — Позвольте вам помочь.
  Она сложила журналы и книги стопками. Карлин благодарно улыбнулся девушке, поставил поднос на столик и принялся разливать кофе.
  Кофейные чашки оказались видавшими виды, треснутыми и разномастными.
  — Боюсь, что у меня не найдется ничего лучше, — извинился Карлин. — Но вы понимаете, как трудно вести хозяйство одному, без заботливой руки. Впрочем, довольно извинений за мой скудный быт. Это дом холостяка. Но, как бы там ни было, я рад гостям. А теперь давайте выпьем кофе и познакомимся поближе.
  Мейсон помешал кофе, сделал глоток и, взглянув на Деллу, одобрительно кивнул.
  — Кофе поистине чудесный! — похвалил он.
  — Очень рад, что угодил вам.
  — Вы готовите себе сами? — поинтересовалась Делла и поспешно добавила: — Извините, мне не следует совать нос не в свое дело.
  — О, не стоит извинений, — сказал Карлин. — Я люблю готовить. Ем когда захочу и что захочу. Вкусы у меня довольно причудливые. Когда чувствую голод, то готовлю себе что-нибудь. Когда не голоден, то и не ем вовсе. Одна из бед, так сказать, цивилизации состоит в том, что вся наша жизнь зависит от часов. Люди изобрели колесики, которые крутятся, и теперь вся наша жизнь полностью зависит от вращения часового механизма. Многие люди набирают лишний вес лишь потому, что стали рабами привычки обедать в одно и то же время. Даже если человек не испытывает голода, он должен усаживаться за стол в кругу семьи и друзей и поглощать ненужную пищу.
  — У вас тут полно интересных книг, — заметил Мейсон.
  Лицо Карлина искривилось в улыбке.
  — Обойдемся без предисловий. Я догадываюсь, что вы явились сюда в столь поздний час вовсе не для беседы о погоде, кофе или моих книгах. Вы хотите что-то у меня узнать. Я готов удовлетворить ваше любопытство. После чего вы удовлетворите мое. Я вдовец, живу один уже пять лет. Имею скромный доход, который, при определенной бережливости, обеспечивает мне некоторую экономическую свободу.
  У меня есть, так сказать, хобби. В своем подвале я оборудовал типографию, и у меня хранится небольшой запас первосортной бумаги. Время от времени, когда мне попадается в журналах что-то стоящее, я сам делаю набор в шрифте, который кажется мне наиболее подходящим, печатаю материал и потом переплетаю в красивый кожаный переплет. Иногда, когда мне попадается книга, которую я нахожу заслуживающей особого внимания, я снимаю с нее старый переплет и переплетаю заново вручную в дорогой кожаный переплет.
  Кроме того, я увлекаюсь фотографией. У меня есть небольшая фотолаборатория и очень хороший увеличитель. Мне нравится разгуливать с фотоаппаратом и снимать, что понравится. Причудливую игру света и тени… утренние лучи солнца, пробивающиеся сквозь крону дуба… шипящие волны, с шумом набегающие на песчаный пляж после шторма… Я полагаю, каждому дано ценить красоту, хотя должен признать, что в молодые годы меня больше привлекали предметы одушевленные. — Карлин усмехнулся своим воспоминаниям. — Теперь я стою на более твердой философской позиции и боготворю красоту как таковую. Как видите, мистер Мейсон, я был с вами предельно откровенен. Теперь ваша очередь.
  — Послушайте, я адвокат, — начал Мейсон. — Поверенный своих клиентов. Поэтому многое, о чем мне хотелось бы рассказать, я открыть не вправе.
  — Я вас понимаю, — кивнул Карлин. — Тогда давайте коснемся тех предметов, о которых вы можете говорить.
  — Прежде всего, я должен честно признаться, что не знаю, кто мой клиент.
  — Этого не может быть.
  — Уверяю вас.
  — И вы соглашаетесь вести дела при подобных обстоятельствах?
  — Нет, как правило. Но этот случай особенный. Я должен вам кое-что передать.
  — Что именно?
  Мейсон извлек из пакета вырезку из газеты.
  — Прежде всего вот эту газетную вырезку.
  Карлин встал со своего кресла, пересек комнату, взял вырезку из рук Мейсона и произнес:
  — Она мне ни о чем не говорит. Постойте… Что тут… хм-м… Да… Кажется, это имеет отношение к некоей молодой особе, которую арестовали за тайные махинации.
  — Вы ее знали? — насторожился Мейсон.
  — Слава богу, нет!
  — Может быть, вы когда-то имели отношение… вы уж извините меня, мистер Карлин, вас когда-нибудь пытались шантажировать?
  — Решительно никогда. Возможно, дело прояснится, если вы скажете мне, что вас просили мне передать.
  — Меня просили передать вам, — произнес Мейсон, — что при создавшихся обстоятельствах вы должны подыскать себе другого партнера.
  — Кто вас просил передать это? — нахмурился Карлин.
  — Честное слово, не могу вам сказать.
  — Не можете или не хотите?
  — Понимайте, как вам угодно.
  — Вы точно передали слова?
  — Да.
  — Это было в письменном виде?
  — Нет.
  — К чему относились слова «при сложившихся обстоятельствах»?
  — Этого я не знаю.
  — Они — часть того, что вас просили передать?
  — Совершенно верно.
  Карлин задумчиво нахмурился, затем немного погодя покачал головой:
  — Мистер Мейсон, у меня нет партнера.
  — Может, совместное дело, связанное с риском, некое…
  Карлин перебил его:
  — Мистер Мейсон, у меня нет партнера, нет близких друзей, нет компаньонов.
  — Может, это касается сделки? — Адвокат запнулся, заметив, как в глазах Карлина промелькнуло непонятное выражение. — Вы заключали какую-нибудь сделку?
  Карлин с трудом сделал глубокий вдох.
  Мейсон пристально глядел на него.
  — Нет, никакой сделки я не совершал.
  — Вы уверены?
  — Да.
  — Что ж, — сказал Мейсон, — на этом моя миссия окончена.
  — Не понимаю, к чему было так спешить, — заметил ему Карлин.
  — Меня вынудили к этому обстоятельства, — сказал Мейсон.
  — Какие обстоятельства?
  Мейсон улыбнулся:
  — Я же сказал вам, что я адвокат, а посему не имею права выдавать секреты своих клиентов.
  — Я имел возможность убедиться в этом.
  Мейсон промолчал.
  — Поскольку вы не хотите быть со мной откровенным, мне придется прибегнуть к догадкам.
  — Что ж, пожалуйста.
  Держа чашку без ручки в толстых пальцах, Карлин отрывисто произнес:
  — Рано или поздно я все равно узнаю ответ.
  — И что тогда? — спросил Мейсон.
  Карлин скривил губы в странной улыбке.
  — Вы нам о нем расскажете? — спросила Делла Стрит.
  — Откуда мне знать. Сначала нужно найти ответ. — Он не спеша отхлебнул кофе из треснутой чашки. Затем так же отрывисто добавил: — Человеческий разум — поразительный инструмент! Он способен разгадать многие тайны, если только суметь сконцентрироваться. Можно даже проникнуть в тайну жизни и смерти… Но мы этого боимся, мистер Мейсон, ужасно боимся. Вся наша жизнь управляется страхом.
  — Вы хотите сказать — страхом смерти? — уточнила Делла Стрит, взглядом давая понять Мейсону, что она попытается вызвать Карлина на откровенность.
  — Я хочу сказать — страхом самих себя, — пояснил Карлин. — Человек куда больше боится самого себя, чем того, что может с ним случиться. Он боится оставаться один на один с собой. Он боится узнать самого себя. Он боится заглянуть поглубже в свою душу.
  — Я этого не замечала, — возразила Делла Стрит.
  Карлин наградил ее задумчивым взглядом.
  — Когда люди собираются вместе вечером, они приносят с собой карты и начинают играть, приправляя игру ромом или табаком, или же включают радио, смотрят телевизор, или просто спешат в кино.
  — А вам не кажется, что люди нуждаются в общении? — спросила Делла.
  — Так-то оно так, только это не просто потребность в общении. Это человеческий страх остаться наедине с самим собой. Поэтому они жмутся друг к другу. Беспокойные мысли тонут в гуле голосов. Однако я уклонился от темы. Я постараюсь сконцентрироваться на вашем сообщении и понять, насколько ко мне оно относится. И в конце концов, если оно действительно касается меня — в чем я сильно сомневаюсь, — я узнаю то, что вы сочли не вправе открыть мне.
  — Вы по-прежнему полагаете, что это не имеет для вас никакого значения? — спросил Мейсон.
  — Да, я полагаю, что ваш клиент назвал не того Карлина, мистер Мейсон.
  — Нет, — возразил Мейсон. — Мне точно указали ваше имя и адрес…
  — Разумеется, — прервал его Карлин. — Я не сомневаюсь, что вы абсолютно точно выполняете поручение. Ошибся ваш клиент.
  — Каким образом?
  — Предположим, что у вашего клиента имеется поручение для некоего субъекта по имени Карлин. Клиент не уверен, скажем, в его инициалах, тогда он берет телефонный справочник и, находясь в возбужденном состоянии, причину которого нам теперь не узнать, вместо данных нужного ему Карлина находит мои. Таким образом ошибочные, так сказать, сведения передаются вам… Ну что ж, вы человек выдающийся и приятный собеседник, мистер Мейсон. Для меня большая удача познакомиться с вами и провести приятные полчаса в беседе. Однако, боюсь, ваш визит не принес вам пользы. — И Карлин с грустным видом протянул Мейсону газетную вырезку.
  — Я надеялся, что вы мне немного расскажете о…
  — О вашем клиенте? — подсказал Карлин.
  — Возможно.
  — Полагаю, ваш работодатель, если так можно назвать отношения между адвокатом и его клиентом, появился в самый последний момент, — заметил Карлин. — Совершенно очевидно, что у вас не было возможности побеседовать с клиентом, значит, это поручение вам передали. Не думаю, что его принесли вам в офис — время уже позднее. Однако мисс Стрит находится при вас, значит, осмелюсь предположить, что поручение доставили прежде, чем вы вернулись домой. А следовательно, оно нашло вас в то время, когда вы ужинали в «Золотом гусе», откуда, по вашим словам, вы мне звонили.
  Мейсон улыбнулся:
  — Кажется, вам нравится заниматься дедукцией?
  — Совершенно верно, — согласился Карлин. — В конце концов, человеку дан ум. Так почему бы им не воспользоваться?.. Однако я позабыл о своих обязанностях хозяина. Позвольте мне наполнить ваши чашки.
  И он быстро подошел к ним и принялся разливать кофе, передавая сахар и сливки, затем уселся в свое кресло и сдвинул очки на нос. Его лицо исказилось в свойственной ему странной улыбке.
  — У вас примечательная внешность, — заметил он. — Ваши лица прекрасно вышли бы на фотографии. Я нечасто занимаюсь портретами. Мне больше нравится игра света и тени. Меня привлекают длинные утренние тени, косые послеполуденные лучи солнца… Но время от времени я снимаю и лица. Любопытно подмечать, как светотени могут выразить человеческую сущность, как блик света подчеркивает нежное очарование и красоту женщины. Я хотел бы сделать ваш портрет как-нибудь, когда представится случай и когда… будет не столь поздно.
  Мейсон бросил взгляд на Деллу Стрит. Они допили свой кофе, и Мейсон сказал:
  — Ну что ж, нам пора. Уже поздно и…
  — Я готов проглотить язык за то, что обмолвился об этом, — сокрушенно произнес Карлин. — Не знаю, почему человек так часто говорит то, что нуждается в объяснении, а затем спохватывается, что объяснение имеет тенденцию быть ошибочным. Для меня вовсе не поздно. Я думал только о вас, и… простите меня, о фотографе, который не полагается на ретушь, которому нравится выявлять истинный характер модели на своем портрете, который предпочитает свежее лицо, освещенное утренним светом, лицу утомленному после длинного, напряженного дня. Лично я, мистер Мейсон, терпеть не могу ретушь. Любой предмет можно изобразить с помощью светотени.
  Мейсон глянул на свои наручные часы:
  — Пожалуйста, не воспринимайте мои слова как ответ на ваше замечание. Уже далеко за полночь. Нам пора домой, иначе мы не выспимся и будем недостаточно свежими для утреннего фотографирования, и…
  — Вы хотите сказать, что придете утром и дадите мне возможность…
  Мейсон рассмеялся:
  — Я выразился фигурально. Потом когда-нибудь, мистер Карлин. Большое спасибо за гостеприимство, в другой раз я бы хотел подольше потолковать о вашей жизненной философии и взглянуть на ваши фотографии.
  — Я буду рад, — ответил Карлин, слегка наклоняясь вперед в кресле и ожидая, когда гости поднимутся со своих мест.
  Мейсон встал.
  — Большое спасибо, что навестили меня, — сказал Карлин, затем, улыбнувшись Делле Стрит, добавил: — Всякий раз, когда мужчина замыкается в своем самодовольном мирке и начинает воображать, будто красота природы значит для него больше, чем красота живых форм, случай доказывает ему, как он не прав.
  — Спасибо, — улыбнулась она и, поднявшись со стула, направилась к двери.
  — Из вас вышла бы потрясающая модель, — восхищенно сказал Карлин. — Смею надеяться, что в ближайшее время вы и мистер Мейсон урвете минутку из своего плотного расписания и заглянете ко мне. Это не займет больше, скажем… получаса. По четверти часа на каждого достаточно. К тому же вы сможете полюбоваться на мои фотографии и взглянуть на мою студию. Но я понимаю, что теперь поздно, а у вас был напряженный день. Представляю, насколько насыщена делами жизнь известного адвоката.
  И Карлин распахнул парадную дверь.
  — О, я вас порадую! Дождь прекратился. Уже видны края облаков, несущихся по небу, и… вы только взгляните на это залитое серебряным светом облако! Мне очень жаль, что пока не придумали объективов и пленок, пригодных для фотографирования лунного света. Вы же знаете, что на всех рекламных фотографиях вместо лунного света сияет солнечный свет, снятый при малой выдержке? Но я верю, что когда-нибудь можно будет запечатлеть настоящий, полный очарования и таинственности лунный свет. Но не стану вас больше задерживать. Холодает, и я вижу, что вам не терпится домой. Будьте осторожны. В такой поздний час на дорогах хватает подвыпивших водителей, которые мчатся сломя голову.
  — Мы постараемся быть осторожными, — пообещал Мейсон.
  — И приезжайте снова, чтобы я мог… Разумеется, я не могу требовать от вас обещания, поскольку понимаю, как трудно иногда держать обещания, но мое приглашение остается в силе, мой телефон есть в справочнике… Хотя он вам и без того известен, поскольку вы мне звонили! Спокойной ночи. Был искренне рад познакомиться с вами.
  Мейсон и Делла пожелали Карлину спокойной ночи, поблагодарили его за гостеприимство, подождали, пока парадная дверь медленно закроется за хозяином, затем по цементной дорожке направились на ощупь в темноте к машине.
  — Ну и как? — спросил Мейсон.
  — Он меня пугает, — ответила Делла Стрит.
  — Почему?
  — Не знаю.
  — Женская интуиция?
  — Возможно.
  Делла первой подошла к машине и, прежде чем Мейсон успел взяться за ручку, открыла дверцу и поспешно забралась на сиденье, сверкнув стройными ножками из-под слегка задравшейся юбки. Быстро захлопнув дверцу, она сказала:
  — Давайте поскорее уедем отсюда.
  Обойдя машину, Мейсон сел на водительское место и попросил:
  — Поделись со мной тем, что подсказывает твоя женская интуиция, Делла.
  — По-моему, он тоже испугался.
  — Ты хочешь сказать, наше сообщение для него что-то значит?
  — Я думаю, оно имеет для него большое значение.
  Мейсон завел мотор и, трогая машину с места, сказал:
  — Он выдал себя только раз.
  — Когда? Я не заметила.
  — Когда я протянул ему вырезку, — ответил Мейсон. — Он, даже не глядя на нее, сказал, что она ему ни о чем не говорит. Если бы он действительно хотел знать, что в ней написано, то должен был прежде прочесть ее. А он взял и почти сразу же сказал, что она ни о чем ему не говорит. Впрочем, если он притворялся, то небезуспешно.
  Делла согласно кивнула:
  — Он и бровью не повел. Все время держался спокойно и сумел ловко от нас избавиться, намекнув, что уже очень поздно.
  — Но тебе показалось, что он чем-то встревожен?
  — Шеф, я уверена, что этот человек страшно напуган.
  — Хорошо, — кивнул Мейсон. — Я согласен, что сообщение предназначалось ему и имело для него крайне важное значение.
  — Почему вы сбавили скорость, шеф?
  — Мне нужно найти первый попавшийся телефон-автомат.
  — Тогда сворачивайте на проспект, — посоветовала Делла. — Там ночное кафе, а в таких заведениях почти всегда имеются телефоны-автоматы. Кому вы собираетесь звонить?
  — В Детективное агентство Дрейка, — ответил Мейсон. — Посмотрим, вдруг Пол на месте? Если его там нет, я позвоню ему домой, вытащу из постели и заставлю работать.
  — Над чем?
  — Хочу установить слежку за мистером М.Д. Карлином.
  Мейсон свернул на проспект и через несколько кварталов обнаружил кафе, из которого и позвонил Полу Дрейку.
  — Имей совесть, Перри, — запротестовал детектив. — Я устал как собака. Только что расправился с одним делом и уже два часа только и мечтаю, как бы доползти до кровати.
  — Тебе необязательно делать это самому, — сказал Мейсон. — Разве у тебя нет надежных людей, которых ты можешь по-быстрому отправить на дело?
  — Что значит по-быстрому?
  — Прямо сейчас.
  — Нет. Хотя подожди, один из ребят только что освободился, возможно, он согласится поработать еще. Он был занят всего несколько часов.
  — Отлично, Пол, — обрадовался Мейсон. — Записывай. Медфорд, М.Д. Карлин, 6920, Вест-Лорендо-стрит. Телефон — Ривервью 3-2322. Мужчина лет шестидесяти, голова большая, круглая, лицо без всякого выражения, не считая характерной кривоватой усмешки, рост примерно пять футов пять-шесть дюймов, вес сто семьдесят — сто семьдесят пять фунтов, живет один. Я хочу, чтобы твои люди понаблюдали за домом, особенно меня интересует, кто может заявиться к нему.
  — Что еще?
  — Если он выйдет из дому, я хотел бы знать, куда он пойдет.
  — Ты думаешь, он собирается куда-то пойти?
  — По моим соображениям, да. Как скоро ты сможешь прислать своих парней?
  — Где это? — спросил Дрейк. — 6920, Вест-Лорендо. Дай подумать, на это уйдет… Если этот парень согласится поработать, он должен быть там минут через пятнадцать-семнадцать, Перри. Но у него уже было одно задание сегодня, и…
  — Отлично, Пол. Начни с него. Сколько тебе понадобится времени, чтобы подыскать кого-то еще?
  — Хороший вопрос, — сказал Дрейк. — Подожди, не вешай трубку.
  Мейсон слышал, как Пол говорил с кем-то, кто, очевидно, находился рядом с телефоном, потом Дрейк произнес в трубку:
  — Алло, Перри. Я уговорил его взяться за работу. Я велел ему проследить за Карлином, если тот выйдет из дому, правильно?
  — Совершенно правильно.
  — В подобных случаях, — продолжал Дрейк, — мы обычно ставим одного человека наблюдать за парадным входом, второго — за черным, а третьего держим в резерве. В случае, если кто-то войдет в дом, а потом выйдет через парадную дверь, стоящий перед домом сыщик последует за ним. Если кто-то выйдет через черный ход, сыщик, находящийся за домом, последует за ним. Тогда тот, кто находится в резерве, должен будет обойти дом вокруг на случай, если кто-то еще пожалует…
  — Меня не интересует механизм дела, — оборвал его Мейсон. — Сейчас уже почти полпервого, и нужно действовать. Я подозреваю, что этот Карлин намеревается куда-то выйти. Боюсь, он покинет дом прежде, чем твой человек доберется до места.
  — Этот парень водитель опытный, а сейчас на дорогах почти нет движения. Он успеет. Как только ты повесишь трубку, я начну искать других.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Доложи мне обо всем утром, Пол. — Он повесил трубку и обернулся к Делле Стрит: — Как насчет того, чтобы перекусить?
  Она отрицательно покачала головой:
  — Вот уж нет. А вы?
  — Тоже нет.
  — Больше всего на свете, — сказала Делла, — мне хочется лечь спать. День сегодня выдался на редкость утомительный. Если хотите знать, время вашей беседы с Полом Дрейком — ровно двенадцать пятьдесят две.
  — Запиши это, — велел Мейсон.
  — Уже записала, — ответила она ему, улыбаясь.
  Глава 4
  Сквозь глубокий сон Мейсон услышал настойчивый звонок телефона. С огромным усилием он заставил себя проснуться, нащупал выключатель лампы над кроватью и, зажмурившись от яркого света, произнес:
  — Алло?
  Голос Пола Дрейка на другом конце провода прозвучал решительно и деловито.
  — Прости, что побеспокоил тебя, Перри, — начал он, — но меня разбудили, и я решил в свою очередь разбудить тебя.
  — Выкладывай.
  — В доме Карлина пожар.
  — Насколько сильный?
  — Судя по всему, очень сильный. В пять минут четвертого последовало нечто вроде взрыва, и…
  — Который теперь час?
  — Три тридцать.
  — Ты хочешь сказать, что уже пятнадцать минут, как…
  — Не кипятись, Перри, — прервал его детектив. — Моему человеку пришлось проехать полмили до ближайшей круглосуточной бензоколонки. Он вызвал пожарников, потом позвонил мне и доложил обо всем, а я докладываю тебе. На все потребовалось время.
  — Ну ладно, — сказал Мейсон. — Я выезжаю.
  — Я тебя встречу на месте, — пообещал Дрейк и повесил трубку.
  Вскочив с постели, адвокат молниеносно сбросил с себя пижаму, метнулся к стенному шкафу, натянул брюки, спортивные туфли и толстый свитер для игры в гольф с глухим воротом, проверил, при нем ли ключи и бумажник, и, не теряя времени на то, чтобы погасить свет, выскочил из квартиры.
  Десять минут спустя машину Мейсона догнал и прижал к обочине патрульный автомобиль. Воинственно настроенный полицейский опустил стекло.
  — Торопимся на пожар, да? — рявкнул он. — Где горит, черт возьми?
  Не убирая ноги с акселератора, Мейсон едва повернул к нему голову.
  — 6920, Вест-Лорендо.
  Патрульный сверил адрес, по которому были вызваны пожарные, и удивленно кинул своему напарнику:
  — Смотри-ка, верно.
  Водитель сокрушенно покачал головой.
  — Я двенадцать лет в полиции, — сказал он, — и впервые слышу, чтобы лихач правильно ответил на подобный вопрос.
  Еще за несколько кварталов до Лорендо-стрит Мейсон разглядел в небе слабый отблеск зарева, но когда добрался до места, то обнаружил, что пожарные почти справились с огнем.
  Пол Дрейк, который заранее договорился с пожарными, чтобы они пропустили Мейсона, подвел его почти вплотную к горящему дому.
  Встав за одной из пожарных машин и прислушиваясь к свисту вырывавшейся из шлангов воды, ритмичной работе насоса и гулким ударам струй о стены дома, Мейсон вопросительно взглянул на Пола Дрейка.
  — Что скажешь? — спросил Дрейк.
  Мейсон поднял повыше ворот свитера.
  — Черт, как холодно! Ладно, Пол, давай выкладывай.
  Детектив внимательно осмотрелся по сторонам, желая убедиться, что за ними не наблюдают.
  — Я не смог выслать к дому сразу троих. По твоим словам я понял, что время не терпит, поэтому очень торопился.
  Мейсон кивнул.
  — Первый мой агент, — продолжал Дрейк, — прибыл сюда в семь минут второго. Он установил наблюдение за парадной дверью. В доме было темно. Около половины второго (мой человек отметил это как час двадцать восемь) из-за того угла появилась женщина, торопливо прошла по улице, затем поднялась по ступеням и вошла в дом.
  — Она звонила?
  — Моему агенту показалось, что у нее был ключ, если только дверь не была оставлена открытой.
  — Как она выглядела?
  — Лет тридцати — тридцати пяти. Стройная. Больше он ничего не разглядел из-за плаща.
  — Она вошла в дом?
  — Да.
  — Когда она вышла?
  — А вот на это, — замялся Дрейк, — я затрудняюсь ответить. Нам неизвестно, выходила ли она вообще.
  — Продолжай. Что было дальше?
  — Мой второй агент прибыл сюда в час пятьдесят, а в пять минут третьего, или чуть раньше, появился и третий. В его записной книжке отмечено два ноль три. Второй наблюдатель пристроился так, чтобы следить за переулком и задней стеной дома. А третий оставался, так сказать, в резерве, чтобы последовать за тем, кто выйдет из дома, или в случае необходимости доставить сообщение. Этот третий кое-что разведал, прежде чем приступил к делу. Он знал, что двое наших уже заступили на пост, поэтому решил кое-что разузнать о Карлине. Он остановился у круглосуточной заправочной станции в полумиле от проспекта, и тут ему повезло. Карлин частенько заправлялся на ней. У него там кредитная карточка. У него «Шевроле», который он приобрел сразу после того, как снизились налоги на покупку автомобиля.
  — Как они описали его?
  — Ему примерно шестьдесят один — шестьдесят два, голова крупная, широкие скулы, носит очки, улыбается кривовато, рост около пяти футов семи дюймов, весит фунтов сто шестьдесят пять.
  — Он самый. Что еще?
  — Ну так вот, после того как мой третий агент прибыл на место, мимо них и мышь не проскочила бы. Дежуривший у парадного входа сообщил двоим другим, что в дом вошла женщина, которая, возможно, живет, а возможно, не живет там. Они условились о сигналах, которыми будут связываться друг с другом, если кто-то покинет дом — через парадную или заднюю дверь.
  — Эта женщина так и не вышла?
  — Нет, если только она не упорхнула до того, как мой третий агент заступил на пост.
  — И они не видели никаких признаков жизни в доме? — спросил Мейсон. — Не считая, разумеется, пожара.
  — Никаких. Ни тогда, ни сейчас.
  — Плохо.
  Дрейк согласно кивнул.
  — Расскажи мне подробнее о пожаре.
  — Примерно в пять минут четвертого внутри дома послышался приглушенный взрыв. Пару секунд ничего не было видно, но потом во всех окнах ярко заполыхал огонь. Мой агент вскочил в машину, помчался к заправочной станции, вызвал пожарных, позвонил мне, после чего вернулся обратно. Двое других продолжали следить за входной и задней дверью дома. Но никто так и не вышел. Сперва мои агенты были вынуждены прятаться, но потом, когда из соседних домов собрались привлеченные пламенем люди, они просто смешались с толпой.
  — Так они уверены, что женщина не выходила?
  — Она все еще внутри дома, если только не ушла до часа пятидесяти.
  — Полиция уже расспрашивала тебя?
  — Пока нет, но этого не избежать. На то она и полиция.
  — Ладно. Предупреди своих людей, чтобы помалкивали.
  — Насчет моих парней можешь быть уверен, Перри.
  Мейсон помолчал, обдумывая сложившуюся ситуацию.
  — Они, пожалуй, справились с пожаром, Пол?
  — Эти ребята умеют действовать быстро, — согласился детектив. — Десять минут назад казалось, весь дом сгорит дотла. А теперь, видишь, стены спасли и, возможно, отвоюют нижний этаж.
  — Откуда начался пожар?
  — По всей видимости, со второго этажа. Этот дом мог сгореть, словно спичечный коробок. Если бы мои люди не подняли тревогу, сейчас бы здесь остались одни груды тлеющих углей. Минут через пять пожарные смогут войти в дом. Они поливают его водой. Сейчас они на крыше. Это значит, что с наружным огнем они справились и не боятся, что кровля обрушится. Восточное крыло дома почти полностью сгорело, но западное практически цело. Как мне кажется, весь пожар сконцентрировался в восточной части дома.
  — Мне бы очень хотелось взглянуть, что там внутри, — задумчиво произнес Мейсон.
  — Там, вероятно, сам черт ногу сломит, — предупредил Дрейк. — Обгоревшее дерево, угли, все залито водой. Если ты войдешь туда, твоя одежда насквозь провоняет гарью.
  — Плевать, — сказал Мейсон. — Мне очень хочется взглянуть, что там.
  — Попробуем устроить, — пообещал Дрейк. — Придется что-нибудь сочинить. Предположим, ты адвокат хозяина дома, составляющий завещание.
  — Нет, — воспротивился Мейсон, — это не годится.
  — Тогда выдумывай сам.
  — Я пытаюсь, — сказал Мейсон. — Однако это не так просто.
  — Почему бы ради разнообразия не сказать им правду? — спросил Дрейк.
  — Правда состоит в том, что некая женщина, пожелавшая остаться анонимной, попросила меня передать Карлину сообщение. И я не хочу, чтобы полиция об этом знала… по крайней мере пока.
  — Почему?
  — Я понятия не имею, что мы обнаружим внутри.
  — Какая разница?
  — Очень может быть, что разница есть.
  — Ну и в чем она?
  — Я не уверен, что моя клиентка хотела бы, чтобы полиция узнала, что она имеет к этому отношение.
  — Кто твоя клиентка?
  — Не знаю.
  — Ну тогда полиция тем более не узнает.
  — Полиция может докопаться до этого, и тогда нам придется отвечать на множество щекотливых вопросов.
  — Тогда, если ты намерен придумывать сказку, — сказал Дрейк, — ради бога, сочини что-нибудь поубедительней. И побыстрей. Сейчас он повернется, заметит нас… о, ну вот, он идет прямо к нам.
  К ним неспешной походкой приближался начальник пожарной команды.
  — Здравствуйте, шеф, — поздоровался Дрейк. — Вы знакомы с Перри Мейсоном?
  — Адвокатом?
  — Совершенно верно, — подтвердил Мейсон, пожимая ему руку.
  — Черт побери, что вы тут делаете?
  — Любуемся пожаром. Пожалуй, вы с ним уже расправились.
  — Да. Сейчас уже все закончено. Осталось все как следует промочить водой, чтобы пожар не возобновился. А то иногда остаются угли, которые могут снова воспламениться. Поэтому мы взяли за правило поливать все хорошенько водой и только после этого входить внутрь, чтобы посмотреть, что к чему.
  — Вы собираетесь войти в дом?
  — Да, теперь уже скоро.
  — Надеетесь что-то найти?
  — Тела.
  — О, — протянул Мейсон, в его голосе прозвучал неприкрытый интерес. — Похоже, есть жертвы?
  Начальник пожарной команды пристально взглянул на него:
  — Послушайте, если среди ночи загорается жилой дом, всегда возникает предположение, что кто-то в подпитии забыл потушить сигарету, лег спать, а спальня возьми да и загорись. Такое случалось уже тысячи раз — и еще столько же раз случится.
  Мейсон глянул на Дрейка и сказал:
  — Меня очень интересуют ваши методы борьбы с подобным возгоранием. Насколько я понимаю, вы…
  — Это дело техники, — остановил его начальник пожарной команды. — Наше дело столь же специфично, что и адвокатская практика. Однако вам не хватило времени выдумать что-либо подходящее, чтобы одурачить меня. Поэтому меня очень интересует, каким это образом вы оба оказались здесь? Особенно учитывая тот факт, что нам до сих пор неизвестно, кто поднял тревогу и вызвал пожарных.
  — Возможно, соседи, — предположил Мейсон.
  — Однако вы не ответили на мой вопрос.
  — Собственно говоря, я не обязан отвечать на ваши вопросы.
  — Это почему?
  — Предположим, — учтиво улыбаясь, начал Мейсон, — у меня есть клиент, который собирается приобрести этот дом, и он поручил мне проверить право собственности владельца. Пожар мог бы иметь очень важные последствия, и все же вряд ли я стал бы заявлять о своем интересе.
  — У вас есть клиент, который собирается купить этот дом?
  — Не воспринимайте все так однозначно. Я просто хотел показать, как могут обстоять дела при моей непричастности к пожару.
  — Значит, у вас нет клиента, который собирается приобрести этот дом?
  — Я этого и не говорил.
  — Я не спрашиваю вас, что вы говорили. Я спрашиваю, есть или нет?
  — Ну хорошо, — усмехнулся Мейсон, — нету. Если бы вы не были пожарником, вам следовало бы стать адвокатом или детективом.
  Холодные, проницательные глаза пожарника уставились на невозмутимое лицо Мейсона.
  — По ходу дела нам частенько приходится заниматься детективными расследованиями, — сказал он. — Как вы думаете, с какой целью я здесь?
  — Чтобы тушить пожар.
  — Для этого у меня есть мои люди. Я здесь потому, что к нам в управление поступил сигнал, что это поджог. И что дом загорелся изнутри — взорвался бензин или что-то в этом роде. Я должен осмотреть там все как следует.
  — И я тоже, — сказал Мейсон.
  — И я, — присоединился Дрейк.
  — И думать забудьте, — отрезал начальник пожарной команды. — Слишком опасно. Мало ли что может случиться. Балка упадет, пол провалится или лестница рухнет. Я пойду один.
  — Ну а если вы выдадите нам шлемы? — спросил Дрейк.
  — Можно, конечно, — ответил тот, — но я не стану этого делать.
  Один из пожарников помигал фонариком, и начальник команды сказал:
  — Это сигнал. Я пошел внутрь. А вы лучше отойдите подальше. Я собираюсь кое-что выяснить.
  И он зашагал прочь.
  — Теперь пиши пропало, — буркнул Дрейк. — Я его хорошо знаю. Будь здесь кто-нибудь другой, все было бы в порядке. Теперь он знает, что мы оба тут ошивались, и если это в самом деле поджог, то от него так просто не отвяжешься.
  — Пол, — попросил Мейсон, — пошли своих ребят порас-спросить соседей. Может, они что-то разузнают.
  — А как ты собираешься узнать в этой толпе соседей? — спросил Дрейк.
  — Проще простого. Ты же детектив, Пол. Соседи будут стоять в пальто, накинутых поверх пижам, и возбужденно обсуждать случившееся между собой. Соседи же знают друг друга. Те, кто живут дальше по улице, наверняка незнакомы. Вели своим парням приглядеться к оживленно беседующим людям.
  — Ладно, — сказал Дрейк. — Подожди здесь.
  Мейсон стоял, наблюдая за домом, освещенным теперь лишь лучами прожекторов. Пламени больше не было видно. Столб насыщенного парами дыма поднимался над зданием, распространяя вокруг характерный запах влажного обугленного дерева и горелой мебельной обивки.
  На какое-то мгновение потоки воды прекратили плясать по поверхности дома. Пожарные шланги втянули в окно, и изнутри вспыхнул яркий свет, когда мощный луч прожектора прошелся внутри здания.
  Дождь стих, и стало еще холоднее. Мейсон сильно пожалел, что не надел пальто. Поскольку тепло от пожара уже не шло и ничего интересного не происходило, толпа зевак понемногу начала таять.
  Дрейк вернулся к Перри Мейсону и сказал:
  — Все в порядке. Мои люди уже действуют. Они снуют в толпе, стараясь разузнать все, что можно, потом они постараются смыться отсюда, прежде чем шеф пожарных выйдет из дома. Пожалуй, и нам стоило бы удалиться куда-нибудь, где нам не станут задавать лишних вопросов. Я велел доложить о результатах расспросов мне домой. К тому же у меня там кое-что для тебя найдется.
  — Что?
  — Горячая вода, немного специй, кусочек масла, немного сахара и большая кружка горячего рома. Горячий ром с маслом — как раз то, что надо.
  — Так за каким чертом мы здесь торчим? — спросил Мейсон.
  — Я тоже хотел тебя об этом спросить.
  — Считай, что я уже ответил.
  Глава 5
  Паровое отопление в квартире Дрейка не работало, но, включив сразу все газовые горелки и небольшой электрический камин, Дрейк добился довольно сносного тепла на ограниченном пространстве.
  — Вот за что я ненавижу Калифорнию, — пожаловался Дрейк. — Здесь холоднее, чем где бы то ни было в стране. Нас уверяют, что климат здесь мягкий. Отопление включают в шесть утра, выключают в восемь тридцать, включают снова с четырех тридцати до девяти тридцати, после чего отключают на всю ночь… На, попробуй-ка!
  Он налил дымящуюся горячую ромовую смесь в кружку, где уже лежал щедро отхваченный кусок масла, и, помешав ложкой, протянул Мейсону. Затем налил себе.
  Они сидели, дымя сигаретами и попивая горячий напиток, в ожидании телефонного звонка.
  Опершись о прямую спинку кухонного стула, Мейсон похвалил:
  — Это как раз то, что надо, Пол.
  — Лучше не придумаешь, — согласился детектив, — особенно когда промерзнешь до самых костей. Все остальные напитки меня мало интересуют, а вот горячий ром с маслом — настоящее спасение. Давай еще налью. — Он дотянулся до ковшика, наполнил заново кружку Мейсона и долил себе.
  — Как ты это готовишь? Секрет фирмы? — полюбопытствовал Мейсон.
  — О, все делается на глазок, — сказал Дрейк. — Немного корицы, немного сахара, побольше рома, масло, горячая вода, потом я добавляю…
  И тут зазвонил телефон.
  Дрейк резко поставил кружку, вышел в другую комнату, взял трубку и произнес:
  — Алло?
  Он немного подождал, затем кивнул Мейсону и произнес в трубку:
  — Хорошо, Пит, действуй.
  Дрейк слушал еще около минуты, затем сказал:
  — Тебя никто не видел?.. Ну что ж, большего ты и сделать не мог… Где ты теперь?.. Хорошо, я перезвоню минут через десять, жди! Минут через десять. Продиктуй мне номер еще раз. — И он нацарапал номер телефона на листке блокнота, прикрепленного рядом с аппаратом, потом сказал: — Порядок. Я записал. Спасибо.
  Вернувшись на кухню, он сообщил Мейсону:
  — Найдено тело.
  — Сгоревшего заживо?
  — Пока неизвестно. Может быть, и нет.
  — Как они это определяют?
  — Благодаря моим агентам пожарники прибыли на место происшествия гораздо быстрее, чем это было бы в любом другом случае. Парни из пожарного управления в чужие дела не лезут, но они не считают, что жертва сгорела заживо. Огонь, по всей видимости, полыхал в соседней комнате, а тело хоть и обгорело, но не обуглилось.
  — Ты хорошо знаешь начальника пожарной команды?
  — Ну да, — кивнул Дрейк. — Он парень ушлый.
  — Думаешь, он не ошибается?
  — Думаю, что нет.
  — Тогда, — задумчиво протянул Мейсон, — все сложнее.
  — Разумеется, — сказал Дрейк, — это всего лишь его точка зрения. Посмотрим, что скажут врачи.
  — Обгоревшее тело принимает положение, которое принято называть «кулачным боем». Оно выглядит так, словно человек стоял на ринге в боевой стойке, когда внезапно оказался охвачен пламенем. Пожарники, должно быть, люди опытные. Они не станут двигать тело, Пол, а?
  — Вряд ли. — Дрейк покачал головой. — Они позвонили в отдел по расследованию убийств, и те явно не теряли времени даром. Лейтенант Трэгг как раз намеревался войти в дом, когда мои парни поспешили смыться.
  — Где теперь твой агент — тот, что звонил?
  — В ночном кафе.
  — Ему удалось что-нибудь узнать у соседей? — спросил Мейсон.
  — Очень немногое. Он напечатает отчет и пришлет мне его утром.
  — Чье было тело, мужчины или женщины?
  — Мужчины, — ответил Дрейк. — Возраст около шестидесяти. Описание физических данных сходно с описанием Карлина.
  — Именно этого я и боялся, — пробормотал Мейсон.
  — Мой агент, — продолжил Дрейк, — доложил мне обо всем лишь в общих чертах. Он хочет описать все как можно подробнее. В восемь утра доклад будет у меня на столе. Пит утверждает, что это явный поджог. Пожар начался от взрыва бомбы с часовым механизмом. Полиция полагает, что она была вмонтирована в электрические часы, включенные в розетку на нижнем этаже.
  — На нижнем этаже?
  — Ну да. Такие специальные часы, чтобы включать радио. Понимаешь, ты втыкаешь вилку в розетку, ставишь стрелки на нужное время, и они включают тебе радио. Потом радио сам выключаешь.
  — Продолжай, — велел Мейсон.
  — Так вот, пожарные нашли на нижнем этаже часы, соединенные с проводами, идущими на второй этаж. Стрелки были поставлены на три часа.
  — О-о, — протянул Мейсон, затем немного погодя добавил: — Как тогда быть с женщиной, что вошла в дом?
  — Она становится главным подозреваемым.
  — В котором часу она объявилась?
  — В час двадцать восемь.
  — И никому не известно, когда она покинула дом?
  — Она не могла оставаться там дольше часа пятидесяти. В это время мой второй агент взял под контроль заднюю дверь. С этой минуты все входы находились под наблюдением.
  — У нее при себе что-нибудь было? Сумочка, чемодан?
  — Ничего.
  — Тогда вряд ли она могла принести в дом часы и бидон с бензином.
  — Ну да.
  — Впрочем, когда она вошла в дом, все уже было установлено.
  Дрейк кивнул:
  — Она явно последняя, кто побывал в доме.
  — Тогда она, видимо, вошла через парадную дверь, а вышла — через заднюю.
  — Видимо, так… А как быть с моим агентом? Он ждет нас в кафе.
  — Позвони ему и скажи, чтобы шел домой, — посоветовал Мейсон. — Пусть готовит доклад и помалкивает.
  — Нам следует доложить обо всем в полицию, — сказал Дрейк.
  — Я представляю интересы клиента.
  — А я рискую лишиться лицензии, — напомнил ему детектив.
  — Ты выполняешь мой заказ, Пол.
  — И все же мы обязаны известить полицию о том, что случилось.
  — Как ты объяснишь им тот факт, что твои люди следили за домом?
  — Тут я могу упорствовать, — сказал Дрейк. — Я могу отказаться назвать имя своего клиента.
  Мейсон усмехнулся и сказал:
  — Ты как избиратель, который, выйдя из будки для голосования, отказывается назвать имя того кандидата, за которого он проголосовал.
  — Хочешь еще горячего рома, Перри?
  — Пожалуй, нам неплохо немного поспать. Но лейтенант Трэгг пойдет по горячему следу. Он разнюхает, что мы оба здесь, и явится по наши души. Господи, у меня просто зуб на зуб не попадает.
  — Разве ром не согрел тебя?
  — Отчасти. Знаешь, Пол, давай-ка отправимся в ночной клуб и попользуемся их турецкой баней.
  — В турецкие бани нельзя ходить сразу после горячего пунша.
  — Он успеет выветриться, покуда мы туда доберемся. Никому и в голову не придет искать нас там.
  — Трэгг придет в бешенство.
  — Ну и пусть.
  — Ладно, — согласился Дрейк. — Я позвоню своему агенту. Да, Перри, чуть не забыл!
  — Что еще?
  — В доме Карлина нашли одну необычную вещь. Полиция считает, что это имеет отношение к торговле наркотиками или чему-то вроде этого.
  — Откуда она взялась?
  — Не забывай, что это старый, обшарпанный, расползающийся по швам дом. Да и обстановка там — сплошная рухлядь, но на нижнем этаже обнаружили большой огнеупорный сейф, отличный, надежный сейф.
  Глаза Мейсона загорелись.
  — Бог мой, Пол! Я просто сгораю от нетерпения поглядеть, что там внутри.
  — И полиция хочет того же самого.
  — Как ты думаешь, каковы мои шансы оказаться рядом, когда полиция откроет сейф?
  — Один на миллион.
  — А если я сообщу нужную им комбинацию цифр?
  Дрейк резко вскинул на него глаза:
  — Шифр сейфа?
  — Ну да.
  — Ты что-то от меня скрываешь!
  Мейсон отодвинул кружку с недопитым ромом.
  — Ладно, Пол. Звони своему агенту и скажи, чтобы он держал язык за зубами. А мы с тобой отправимся в турецкие бани, где никакой лейтенант Трэгг не сможет нас найти.
  — Мне совершенно не хочется выплескивать отличный напиток в раковину, Перри. Я…
  — Не выплескивай его в раковину, — перебил его Мейсон. — Оставь все здесь. Пусть лейтенант Трэгг убедится, что я и вправду промерз до костей. Только после того, как горячий ром оказался бессилен согреть меня, я предложил тебе пойти в турецкие бани. Это придаст нашей истории больше правдоподобности.
  — Неужели? — скептически бросил Дрейк, направляясь к телефону.
  Он набрал номер ночного кафе, где агент ждал его звонка, затем зловеще бросил через плечо:
  — Если у тебя и впрямь есть шифр этого сейфа, Перри, то я серьезно опасаюсь, что у тебя не хватит времени придумать историю, которая заставит лейтенанта Трэгга… Алло, Пит. Это Дрейк. Ступай домой. Опиши все подробно и в восемь утра положи мне на стол. Никто не видел тебя там? Никто не узнал?.. И ты не знаком ни с кем из пожарников? Хорошо… О, разумеется, они засекли тебя, как одного из моих людей, но они не знают, кого именно. Не высовывай носа, пока я не позвоню тебе… Хорошо… До свидания. — Повесив трубку, Дрейк устало бросил Мейсону: — Не понимаю, Перри, почему ты жалуешься на холод. Тебе уже сейчас припекает задницу, а дальше будет еще горячее.
  Глава 6
  Мейсон и Дрейк оказались единственными посетителями парилки в столь ранний час. Они сидели развалясь на покрытых простынями деревянных креслах, обернув головы влажными полотенцами и опустив ноги в тазики с горячей водой.
  Здоровенный комплекс батарей вдоль стен поддерживал такую высокую температуру, что любой, кто входил в парилку, немедленно покрывался потом. Дерево кресел нагрелось так, что его почти невозможно было коснуться, поэтому сиденья покрывали простынями.
  — Божественно, — с наслаждением протянул Мейсон, — я продрог до чертиков, торча на мокром тротуаре. Мои ноги так закоченели, что с трудом отходят.
  — Я и сам не отошел до сих пор, — мрачно заметил Дрейк. — Интересно, в какую историю ты меня втянул?
  — Да ладно тебе, — сказал Мейсон, — я выложил все карты на стол, Пол. Я говорил тебе…
  — А кодовая комбинация к сейфу? — перебил его Дрейк. — Ты ничего мне о ней не рассказывал.
  Мейсон колебался.
  — Видишь ли, Пол, это… Ого!
  Дрейк проследил за взглядом Мейсона сквозь толстое стекло двустворчатой двери.
  Высокий, хорошо сложенный мужчина, чьи широкие плечи неоспоримо выдавали в нем опытного боксера, повернувшись спиной к дверям парилки, беседовал с банщиком.
  Банщик указал пальцем в сторону парилки, незнакомец присмотрелся к двум обнаженным потным фигурам, ухмыльнулся и толчком распахнул дверь.
  — Так-так, — произнес он, — похоже, ребята, вы не слишком рады видеть меня.
  — А что за спешность? — спросил Мейсон.
  Лейтенант Трэгг снял пальто.
  — Вы, ребята, совершили тактическую ошибку. Накануне, когда вы исчезли из моего поля зрения, я поставил себе задачу выяснить, где вы. И обнаружил, что вы скрываетесь здесь. Вот я и подумал, что я…
  Мейсон торопливо прервал его:
  — Я совершенно продрог. Сегодня ночью я был на пожаре и замерз как собака. Забыл надеть пальто, и вот…
  — Я слышал об этом, — перебил его Трэгг. — На вас был свитер для гольфа. Должно быть, вас подняли с постели и вы наспех оделись в то, что попалось под руку.
  Он достал из кармана носовой платок, отер пот со лба и сказал:
  — Не пора ли вам покинуть парилку?
  — Об этом не может быть и речи, — ответил Мейсон, бросая взгляд на Пола Дрейка. — Тогда мы вовсе простудимся. Ведь мы только начали потеть. Может, вы разденетесь и попотеете вместе с нами, лейтенант?
  — У меня дел по горло. К тому же вам прекрасно известно, что я наверняка простужусь, если пропотею, а потом выйду на улицу, не дав себе времени остыть.
  — Да, нехорошо получается, — заметил Мейсон, — однако продолжайте, лейтенант. Мы с радостью ответим на ваши вопросы.
  — Черт, но я не могу оставаться здесь! — раздраженно бросил Трэгг.
  — А мы не можем уйти отсюда, — возразил ему Мейсон.
  Трэгг вытер платком шею и снова промокнул лоб.
  — Что вы оба делали на пожаре?
  — Любовались на него.
  — Не умничайте. Откуда вы узнали, что дом горит?
  — Мне позвонил Пол Дрейк.
  — А откуда узнал он?
  — Ему сообщил один из его людей.
  — Кто именно?
  — Тот, что наблюдал за домом, — ответил Мейсон.
  — А почему, позвольте полюбопытствовать, вам выпала удача наблюдать за домом, поджидая, когда в нем вспыхнет пожар и…
  — Мы не знали, что там будет пожар, — перебил его Мейсон. — Это явилось для нас полной неожиданностью.
  — Ну хватит! — рявкнул Трэгг. — Вы оба явно о чем-то умалчиваете. Дрейк послал своего человека следить за домом. Я хочу знать, что там произошло. Я хочу знать, сколько времени он пробыл там. И прежде всего, кто входил и выходил из этого дома.
  — Мой человек пока еще не представил мне рапорт, лейтенант, — сказал Дрейк.
  — Черт, я больше не могу здесь оставаться, — ругнулся Трэгг. — Мне нужно работать. Назовите имя вашего человека. Где я могу найти его?
  — Я не знаю, где его искать, — уклончиво сказал Дрейк. — Это один из моих ночных агентов. Сейчас он где-то составляет рапорт. Я сказал, что он может отправляться домой. Но он собирался отпечатать рапорт на машинке.
  — Когда вы получите этот рапорт? Отвечайте, не морочьте мне голову. Выкладывайте всю информацию. Он наверняка сообщил вам самое важное.
  Дрейк с мольбой посмотрел на Мейсона.
  — Дрейк, — учтиво вмешался Мейсон, — действует в соответствии с моими инструкциями, так что вся ответственность лежит на мне.
  — Там, где дело касается компетенции полиции, ваша ответственность заканчивается, — мрачно изрек Трэгг. — Пол Дрейк возглавляет детективное агентство. У него есть лицензия. Думается мне, он не хочет ее лишиться. С нашей стороны к нему нет никаких претензий, но если он обладает информацией, касающейся убийства…
  — Убийства? — перебил его Мейсон.
  — Именно убийства, — подтвердил лейтенант Трэгг. — Послушайте, мне нужна вся подоплека этого дела. Сейчас, и немедленно.
  — Это долгая история, — сказал Мейсон.
  Трэгг скорчил мученическую гримасу.
  — Завязывайте, я больше не могу здесь торчать. Выходите отсюда.
  — Я же сказал, что сейчас мы не можем этого сделать. Мы только начали потеть.
  Трэгг в очередной раз отер шею платком и покрытый испариной лоб и сказал:
  — Ладно, ваша взяла. Я наверняка простужусь, если пропотею насквозь, а потом выйду на холодный воздух. Когда вы получите рапорт, Дрейк?
  — Утром.
  — Во сколько?
  — В восемь часов.
  — Если вам известно хоть что-то об убийстве Медфорда Д. Карлина, то я хочу знать это немедленно.
  — Честное слово, я понятия не имею, кто его убил, — сказал Мейсон. — Как я уже говорил, лейтенант, моя связь с Карлином — история довольно долгая, и я…
  — Ну ладно, — перебил его Трэгг. — Буду у вас в офисе в восемь, Мейсон. Вы тоже подходите туда, Дрейк. Если кто-то из ваших людей еще наблюдает за домом Карлина, пусть придет с вами. Но если не будет ни вас, ни ваших людей, то вас вызовут к окружному прокурору, а если и это не сработает, вам придется предстать перед судом. Мне надоело играть в кошки-мышки!
  И Трэгг, резко развернувшись на каблуках, толкнул дверь и вышел из парилки.
  Мейсон посмотрел на Дрейка:
  — Обычно полиция, чтобы выбить показания из свидетеля, сгоняет с него семь потов, но на этот раз мы вогнали в пот полицию!
  — У нас остается около трех часов, — мрачно изрек Дрейк, — а потом с нас и в самом деле снимут скальпы.
  — Ты страшно удивишься, когда узнаешь, чем ты займешься в ближайшие три часа, — сказал ему Мейсон.
  — Имей хоть какое-то сострадание, Перри. Ты же отлично знаешь, что мы не можем, так пропотев, выйти на лютый ветер без того, чтобы…
  — Ты можешь пропотеть, облиться холодным душем, сесть за телефон и звонить, звонить, звонить… — возразил ему Мейсон.
  Дрейк покачал головой:
  — Он поймал нас с поличным, Перри. И мы оба прекрасно знаем, что он прав. Он может заставить нас привести моих людей и будет задавать им вопросы, на которые им придется отвечать. Ты можешь защищать свою клиентку и молчать, это профессиональная привилегия адвокатов, я же не могу запретить им говорить! Мне придется выложить все свои карты на стол.
  — Все правильно, — согласился Мейсон, — но только те карты, что есть у тебя в данный момент.
  — В данный момент? — переспросил Дрейк. — Что ты имеешь в виду?
  — У нас появится куча козырей, которые мы можем разыграть после того, как пообщаемся с Трэггом утром.
  — Какие, например?
  — Ну, тут несколько зацепок. Моя загадочная клиентка позвонила мне в «Золотой гусь», тот ночной клуб, который ты мне порекомендовал.
  — Ну да, — без особого энтузиазма согласился Дрейк. — Приличная еда, ненавязчивая музыка, хорошее варьете. Небольшое заведение, однако…
  — Знаю, — перебил его Мейсон. — Суть в том, что рекомендовал нам его ты. И мы с Деллой пошли туда только после твоей рекомендации. К тому же незапланированно. Но кто-то узнал, что мы там. А теперь скажи — как это могло случиться?
  — А что, если за вами следили?
  — Вряд ли, Пол. Мы в тот вечер рыскали повсюду, гоняясь за свидетелем и добиваясь показаний. Думаю, что «хвост» мы бы засекли.
  — Тогда кого-то могли заранее отправить в клуб, чтобы он позвонил, когда вы появитесь там, и…
  Мейсон покачал головой:
  — Это невозможно, я сам не знал, что я там буду.
  — Тогда как об этом узнала твоя клиентка?
  — Вероятно, она уже находилась в клубе, Пол. Она была там, когда мы пришли. Ей меня показали, а потом она ушла и позвонила мне.
  — Вполне логично.
  — И, — добавил Мейсон, — тот человек, который показал ей меня, мог быть метрдотелем.
  — И ты думаешь, что он это вспомнит?
  — Думаю, вспомнит, но может не пожелать говорить. Эта женщина видела меня там, Пол. Она ушла из клуба, добралась до дому, открыла ящик с носовыми платками, где хранила сбереженные на черный день деньги, вложила их в конверт и срочно отправила мне в ночной клуб с посыльным. Потом зашла в телефонную будку в аптеке и позвонила мне.
  — А зачем она все это сделала? Почему бы ей просто не подойти к тебе и не…
  — А потому, — перебил его Мейсон, — что в «Золотой гусь» женщины не ходят без сопровождающего. А эта женщина не хотела, чтобы ее спутник знал о ее интересе ко мне. Она нашла какую-то причину, чтобы уйти домой. Все должно было происходить именно так.
  Дрейк кивнул:
  — И что?
  — А то, что она там была с мужем.
  — Не вижу логики. Точно так же она могла сказать своему любовнику, что у нее разболелась голова…
  — От любовника так просто не избавиться. И если бы это был любовник, то, отделавшись от него, она позвонила бы в «Золотой гусь» из дому, попросила бы о встрече или постаралась вызвать меня оттуда. Бьюсь об заклад, что она была с мужем, что она чего-то боялась, что меня ей показали и это натолкнуло ее на мысль позвонить мне.
  Дрейк обернулся полотенцем.
  — Вполне вероятно, — согласился он.
  — Эта женщина, — продолжал Мейсон, — придумала какой-то повод: скажем, оставила включенным газ или забыла запереть дверь. Она ушла из клуба и вернулась домой. Естественно, муж вернулся вместе с ней. Дома она «вспомнила», что ей нужно что-то купить в аптеке, пока она не закрылась. Моя клиентка, Пол, замужняя женщина, и живет она где-то неподалеку от аптеки. Я хочу, чтобы твои люди отыскали ее к восьми тридцати — и ни минутой раньше этого времени.
  — Это дело не быстрое, — возразил Дрейк, растирая покрасневший торс полотенцем. — Я больше не выдержу здесь, Перри.
  — Мы будем здесь, — заявил Мейсон, — пока не убедимся, что лейтенант Трэгг отправился по своим делам. Потом ты сядешь на телефон. К восьми тридцати я хочу знать, кто моя клиентка.
  — Но Трэгг собирается быть в твоей конторе в восемь, Перри.
  — Вот именно, — усмехнулся Мейсон. — Я хочу получить информацию не когда Трэгг будет там, а только после того, как он уйдет.
  Дрейк поправил влажное полотенце.
  — Ты составил для меня чертовски плотное расписание, — раздраженно заметил он.
  Глава 7
  В обещанные восемь часов утра Трэгг вошел в кабинет Мейсона, где застал самого адвоката, Деллу Стрит и Пола Дрейка.
  Мейсон выглядел вполне бодрым, Дрейк озабоченным, а Делла Стрит восседала за столиком, держа наготове карандаш с блокнотом; она встретила лейтенанта приветливой, но слегка натянутой улыбкой.
  — Здравствуйте, Делла, — поздоровался лейтенант Трэгг. — Судя по тщательной подготовке к собеседованию, оно грозит оказаться еще важнее, чем я ожидал.
  — Вы имеете в виду меня? — спросила Делла.
  — Разрази меня гром, если это не так! — заявил Трэгг, усаживаясь в кресло и разом теряя шутливую манеру при обращении к Дрейку и Мейсону. — Совершено убийство. Я установил, что вы оба находились вблизи места преступления после трех часов утра. Что вас туда привело?
  Мейсон отвечал спокойно, однако слова подбирал тщательно, словно давал письменные показания, которые могли иметь серьезное значение.
  — В том, что касается Пола Дрейка, лейтенант, я несу полную ответственность за его присутствие у горящего дома. Он был там по моей просьбе и действовал в соответствии с моими инструкциями.
  — Чем вызван ваш интерес к дому Карлина?
  — Интересами моего клиента…
  — Какого клиента?
  — Этого я не могу сказать.
  — Продолжаем ходить вокруг да около? — раздраженно заметил лейтенант. — Мне это не нравится. Я понимаю, что вы защищаете…
  — Пожалуйста, не поймите меня превратно, — перебил его Мейсон. — Я сказал «не могу», я не говорил «не скажу».
  — Почему не можете?
  — Потому что не знаю.
  — Черта лысого вы не знаете!
  — Чистая правда!
  — Тогда каким образом ваш клиент связался с вами?
  — По телефону.
  — Мужчина или женщина?
  — Вам я скажу, что это женщина. Но я не хочу, чтобы это попало в прессу.
  — Что такого она вам сообщила, что вы срочно заставили взяться за работу Пола Дрейка?
  — А вот этого я вам не открою, лейтенант, — заявил Мейсон.
  Трэгг немного подумал, потом обратился к Полу Дрейку:
  — Не люблю я этих адвокатов с их профессиональными привилегиями и тому подобными штучками. Давайте поговорим, так сказать, по душам, Дрейк. Ваши люди были на задании. Когда они начали свою работу?
  Дрейк извлек из кармана записную книжку.
  — Первый агент заступил на пост в семь минут второго.
  — Был еще и второй?
  — Да, он пришел в час пятьдесят.
  — Был кто-то еще?
  — Да, третий.
  — А когда появился он?
  — В три минуты третьего.
  — Зачем вам понадобилось столько людей?
  — Я хотел проследить за каждым, кто покинет дом.
  — К чему такие предосторожности?
  — Таковы были инструкции.
  — Выходил ли кто-нибудь из дома после того, как ваши люди заступили на вахту?
  — После семи минут второго через парадный вход никто не выходил.
  — А через черный?
  — После часа пятидесяти оттуда тоже никто не выходил.
  — Пожар начался вскоре после трех?
  — Совершенно верно.
  — Где находились ваши люди, когда начался пожар?
  — На своих местах.
  — Почему они не подняли тревогу?
  — Они подняли тревогу.
  — А почему вы не сказали мне об этом?
  — Вы не спрашивали.
  — Ладно, — буркнул Трэгг. — А теперь спрашиваю. Я спрашиваю вас о любой мелочи, которая может иметь хоть какое-то значение. Кто-нибудь из ваших людей составил рапорт?
  — Да.
  — Где он?
  — У меня.
  — Дайте-ка взглянуть.
  Дрейк достал из кармана смятый рапорт и передал его лейтенанту.
  Трэгг развернул отпечатанный на машинке листок, немного прочел и сказал, обращаясь к Мейсону:
  — Да уж, эти ребята всегда сделают вид, будто они из секретной службы безопасности. Хотел бы я так уметь. Вот послушайте: «Зная, что два других агента заступили на свои посты возле дома, я решил разузнать у местных жителей, как выглядит объект наблюдения; таким образом, я обнаружил станцию техобслуживания, где наблюдаемый объект покупает бензин и масло по кредитной карточке, и в результате осторожных расспросов узнал, что…» — Трэгг поднял глаза и усмехнулся. — Знаете, что это означает на самом деле? Ваш агент прошел пару кварталов и наткнулся на станцию техобслуживания. Он зашел туда и прямо спросил у служащего, не знает ли он некоего Карлина. Тот ответил, что знает и что Карлин пользуется их услугами; тогда ваш приятель заводит разговор, что он якобы учился в колледже с человеком по имени Карлин, который живет где-то поблизости, но неизвестно, где точно; он справлялся в телефонной книге и нашел имя и адрес этого Карлина, но не хотел бы беспокоить человека, пока не убедится, что это и есть его старинный знакомец. Тогда служащий говорит ему, что этого не может быть, поскольку Карлин лет на тридцать старше. Тогда ваш приятель задает ему еще несколько вопросов и…
  — Имейте сострадание, — улыбаясь, перебил Дрейк. — Зачем выкладывать все наши секреты перед клиентом, который платит за работу? Может, он думает, что мой человек прочесал весь район, чтобы обнаружить место, где этот Карлин заправляет свою машину!
  — Ага! — перебил его Трэгг. — И тем не менее успел прибыть на место всего через тридцать минут после второго агента. А как насчет дамочки, что вошла в дом в час двадцать восемь?
  — Вот тут, — ответил Дрейк, — у нас прокол. Видимо, она вышла через заднюю дверь до часа пятидесяти.
  — И после этого никто в дом не входил?
  — Не исключено! — сказал Дрейк. — Эта женщина могла уйти через черный ход после часа сорока, а вскоре после ее ухода кто-то мог войти тем же путем, пробыть в доме минут десять и выйти точно так же, как и вошел, прежде чем мой агент взял под наблюдение заднюю дверь в час пятьдесят.
  — Почему вдруг такая спешка, Перри? — спросил Мейсона Трэгг.
  — Я действовал в интересах клиента.
  — А как так вышло, что вы бросились тратить деньги на, скажем прямо, недешевые услуги детективов, не зная, кто ваш клиент?
  — Она прислала мне задаток.
  — Каким образом?
  — С посыльным.
  — Куда?
  — В «Золотой гусь».
  — В котором часу?
  — Ну, где-то в десять минут двенадцатого.
  — А когда она звонила?
  — Почти в одиннадцать. Минут за десять-пятнадцать до того, как мне передали задаток.
  — Итак, — изрек Трэгг, — это было вчера вечером. А сегодня она не звонила вам?
  Мейсон покачал головой.
  — Не морочьте мне голову, Мейсон. Вам прекрасно известно, что она прочитала утреннюю газету, узнала, что Карлин найден мертвым, и позвонила вам.
  Мейсон снова покачал головой:
  — Она мне не звонила.
  — Тогда позвонит.
  — Не исключено.
  — А если так, я хочу знать, кто она такая. И хочу поговорить с ней.
  — Но это, разумеется, — заметил Мейсон, — будет зависеть от того, захочет ли она говорить с вами.
  — Мейсон, вы не забыли, что дело касается убийства?
  — С чего вы решили, что это убийство?
  Трэгг ухмыльнулся:
  — В подобных делах мой шеф придерживается консервативных взглядов. Когда речь идет об убийстве, он проводит старомодную идею, что в обязанности полиции входит сбор информации, а не ее распространение.
  — Вот чудак! — заметил Мейсон.
  — Знаю, но так уж вышло, что он возглавляет департамент.
  — Насколько я понял, — небрежно обронил Мейсон, — в доме Карлина находился довольно дорогой сейф?
  Трэгг помолчал, изучая Мейсона пытливым взглядом.
  — К чему это вы клоните? — спросил он.
  — Я просто спросил.
  — Неужели?
  — Я мог бы вам помочь.
  — Каким это образом?
  — В каком состоянии сейф? Он пострадал от пожара?
  — Нет, он стоял на первом этаже. Больше всего пострадали верхний этаж и крыша. Что вам известно о сейфе?
  — Возможно, ничего, — сказал Мейсон. — Однако имеется маленький шанс, Трэгг, — один из ста, — что у меня есть шифр этого сейфа.
  — Черта с два!
  — Я хочу сказать, что, возможно, мне удастся набрать код и…
  — Даже не мечтайте. Интересно, откуда у вас этот шифр?
  — Я не уверен, что это именно он.
  — Послушайте, Мейсон, — разозлился Трэгг, — сейф — важная улика. Нам необходимо открыть его, и как можно скорее. Мой человек уже с четырех утра только и делает, что звонит по этому поводу. — Трэгг усмехнулся. — Служащие компании, изготовившей сейф, также не спят с четырех утра. Они у себя в конторе роются в поисках документации. Их местный представитель должен вот-вот подъехать вместе со всей информацией. Но нам дорого время. И если вы сидите тут, имея на руках шифр…
  — Я не уверен, что это именно он.
  — Ну и как, черт побери, мы это проверим?
  — Попробуем на сейфе.
  — Как шифр попал к вам? Откуда? Когда? С какой целью вам его передали?
  — Послушайте, лейтенант, вы слишком углубляетесь…
  — Чепуха!
  — Знаете что, лейтенант, — заявил Мейсон, — когда у вас будет на руках комбинация цифр сейфа, я с радостью побеседую с вами на эту тему. Если вдруг окажется, что первая цифра пятьдесят девять — четыре поворота направо, — вот тогда, быть может, я смогу вам помочь.
  — Но как мы сможем узнать, что первая цифра пятьдесят девять — четыре поворота направо?
  — А для чего вам эксперт с завода?
  Трэгг фыркнул:
  — Не уверен, что у него есть комбинация. Скорее всего, он просто отсверлит замок дрелью и вышибет его к чертовой матери. И никому не известно, сколько это займет времени. Собирайтесь, Мейсон, поехали.
  — Куда это?
  — Сами понимаете, — хмыкнул Трэгг, — я не могу притащить сюда этот чертов сейф и водрузить его вам на колени, посему вы отправитесь к сейфу.
  — И что потом?
  — А потом вы сообщите мне шифр, и я попробую открыть сейф.
  — Я не могу, у меня нет на это права. Это конфиденциальная информация.
  — Будь по-вашему, — сдался Трэгг, — вы сами попробуете набрать комбинацию на сейфе. Собирайтесь, мы едем.
  — А как быть с агентом, дожидающимся в конторе Дрейка?
  — Черт с ним, — сказал лейтенант. — Сейф важнее.
  Мейсон поднялся, всем своим видом демонстрируя усталость и нежелание никуда ехать.
  — Ну ладно, — вздохнул он. — Надеюсь, наши попытки принесут удачу. Надо же, я убью все утро на попытку открыть сейф для департамента полиции.
  Он кинул взгляд на Дрейка, потом на Деллу Стрит и незаметно подмигнул ей.
  Глава 8
  В доме было темно и мрачно. Запах горелого дерева, запах большого пожарища, залитого тоннами воды, окутывал все вокруг.
  Большой сейф стоял в дальнем углу комнаты, которая, по всей видимости, служила кабинетом.
  В комнате была мебель, выглядевшая убогой и обветшалой еще до того, как потоки грязной воды, смешанные с сажей с горящих перекрытий сверху, пролились сквозь щели в потолке и промочили обивку до такой степени, что она разбухла.
  Трэгг указал на сейф:
  — Давайте пробуйте.
  Мейсон достал из кармана маленький фонарик в виде авторучки и приблизился к наборному диску сейфа. Лейтенант Трэгг подошел поближе.
  — Не дышите мне в затылок, — сказал Мейсон. — Я от этого нервничаю.
  — Я хочу видеть, что вы делаете.
  — А я не могу так работать.
  — Ну уж постарайтесь.
  Мейсон сильно ссутулился над дверцей, держа фонарик в ладони как можно ближе к наборному диску, чтобы лейтенант Трэгг не мог видеть цифр, которые он быстро набирал, составляя числа, нацарапанные на клочке бумаги, подобранном в телефонной будке.
  Адвокат сделал последнее вращение диска до числа девятнадцать, дважды вправо, затем налево до тех пор, пока не остановился на десяти.
  Он незаметно положил руку на ручку. Та не поддалась.
  — Уже закончили? — спросил Трэгг.
  — Я еще даже не начал, — сказал Мейсон. — Я не могу набрать эту комбинацию, пока вы стоите здесь и пытаетесь отпихнуть меня, чтобы видеть, что я делаю.
  — Да будет вам, вы крутили вовсю. Что вам помешало?
  — Кажется, я пропустил цифру.
  — По-моему, вы даже не попытались открыть.
  — Я уверен, что эта комбинация не подходит к сейфу.
  — Все понятно, — усмехнулся лейтенант Трэгг. — Поскольку я подсматривал, что за комбинацию вы набираете, то вы решили сбить меня с толку.
  Но тут завыла сирена. Трэгг и Мейсон подошли к окну.
  К тротуару подкатила полицейская радиофицированная машина, и двое полицейских проводили в дом высокого, сухопарого мужчину лет шестидесяти с лишним.
  — Это мистер Корнинг, из компании, производящей сейфы, — сообщил один из полицейских.
  — Рад видеть вас, мистер Корнинг. Вы можете открыть эту штуковину, не взрывая ее? — спросил Трэгг.
  — Думаю, да.
  — Просто поковырявшись в замке?
  — Нам вряд ли это понадобится, лейтенант.
  — Почему?
  — Сейфу присвоен порядковый номер. Шифр для него установили еще на заводе. Мои сотрудники проверили все накладные, касающиеся этого сейфа, — от производителя до продавца. Его продали Карлину около десяти месяцев назад. Существует положение, согласно которому поставщик сейфа может поменять шифр сейфа после его продажи. В данном случае просьбы о смене комбинации цифр не поступало. На заводе осталась запись первоначальной комбинации. Вряд ли она менялась.
  — Ну, давайте крутите, — велел лейтенант.
  Корнинг осторожно пробрался через обгоревшие обломки на полу.
  — Постоянно боюсь напороться на гвоздь, — пробормотал он. — Когда-то у меня был друг, который…
  — Знаю, знаю, — перебил его Трэгг, — умер от столбняка. Открывайте-ка лучше сейф.
  Все молча наблюдали, как Корнинг достал из кармана маленькую записную книжечку в кожаном переплете, крутанул для пробы диск, потом длинными, чуткими пальцами принялся набирать шифр.
  Раздался обнадеживающий щелчок внутри механизма. Корнинг повернул сдвоенные ручки сейфа, отошел назад и рывком распахнул двойную дверцу.
  Полицейские подались вперед.
  — Черт подери! — воскликнул лейтенант Трэгг.
  Мейсон подошел поближе, чтобы заглянуть через головы полицейских внутрь сейфа.
  Там не было ничего, кроме кучки обуглившейся бумаги.
  — Дерьмо, а не сейф, — ругнулся Трэгг. — Жестяная коробка и то была бы надежней. Этот сейф…
  — Не говорите ерунды, — отрезал Корнинг. — На сейфе даже не вздулась краска, эти бумаги сожгли и поместили в сейф уже после того, как они сгорели, если только…
  — Если только — что? — спросил Трэгг.
  — Если только их не облили каким-то специальным реактивом, прежде чем упрятать в сейф, в результате чего произошло самовозгорание, или если кто-то не потрудился составить схему, по которой…
  Трэгг жестом велел Корнингу замолчать и повернулся к Перри Мейсону.
  — Думаю, мы более не нуждаемся в ваших услугах, адвокат, — произнес он. — Точнее сказать, я в этом абсолютно уверен.
  Глава 9
  Мейсон позвонил Полу Дрейку из аптеки.
  — Ну, что там слышно, Пол? — спросил он, когда детектив снял трубку. — Ты узнал, кто моя клиентка?
  — А что с сейфом? — в свою очередь спросил Дрейк. — Ты открыл?..
  — Нет, — перебил его Мейсон. — У меня не получилось. Но это потом. Сначала о моей клиентке.
  — Мои ребята начали с «Золотого гуся». Ночная смена отправилась спать часа в три утра и встанет только к концу дня. Разбудить их и попытаться выудить информацию — та еще работенка. Да пока разузнали, кто где живет…
  — Кончай плакаться, — снова перебил его Мейсон. — Напомнишь о своих трудностях, когда будешь выставлять мне счет. Мне необходимо знать, кто моя клиентка.
  — Ладно, только тебе еще много чего следует знать, — сказал Дрейк. — Начать хотя бы с Пьера, метрдотеля, которого ты хотел расспросить. С этим коротышкой швейцарцем лет шестидесяти у меня случился полный облом.
  — Отказался разговаривать?
  — Я не могу его найти.
  — Ты хочешь сказать, что он где-то прячется?
  — Он ушел из клуба около полуночи, и с тех пор его никто не видел. Мы просто не можем его найти, и точка. Никто не знает, где он живет. У администрации клуба записан его адрес — но он липовый, Пьер лишь получает по нему почту; это одно из тех мест, где можно за деньги пользоваться услугами почты и телефонной связи, если пожелаешь.
  — Хорошо. А как с остальными?
  — Кое-какие сведения удалось раздобыть у гардеробщицы. По твоему наущению я сказал ей, что интересуюсь теми парами, которые приходят в клуб постоянно, общаются с Пьером, скорее всего женаты и которые в тот вечер рано покинули клуб. Короче, после того как мы выслушали жалобы по поводу того, что нарушили сон этой спящей красавицы, и презентовали ей двадцать долларов, дабы она сменила гнев на милость и освежила память, нам удалось выудить у нее информацию о двух парах, которые рано покинули клуб. Ее описание выглядело довольно расплывчатым, но мы установили, что обе пары, более или менее регулярно посещающие клуб, ушли примерно в упомянутое тобой время.
  Не стану утомлять тебя подробностями. Имен их гардеробщица не знает. Она запомнила, что одного мужчину называли доктором, и она полагает, что он врач. Я выяснил, что работник автостоянки, который парковал их машины и получал чаевые, вместе со швейцаром записывал номера машин — короче, у меня есть для тебя парочка адресов и фамилий. И один из них принадлежит врачу.
  — Живущему где-то поблизости от аптеки, на углу проспекта Крамера и Венс-авеню?
  — Нет, живущему на другом конце города.
  — Видишь ли, я исходил из того, что моя клиентка должна была дойти до аптеки пешком, если только у них не две машины и она смогла незаметно взять одну из них. Но даже в этом случае она бы торопилась и направилась бы к ближайшему телефону. Однако назови-ка мне на всякий случай его фамилию и адрес, Пол.
  — Доктор Роберт Эфтон, — сообщил Дрейк, — проживает по адресу: 2270, Эвенруд.
  — Ты проверял адрес, Пол?
  — Проверял. Он есть в телефонной книге.
  — Ладно. А что с другим?
  — Что касается второго, — продолжил Дрейк, — то тут я ни в чем не уверен. Иногда этот мужчина приходит в «Золотой гусь» один. Гардеробщица его часто видит. Она думает, что женщина, которая была с ним прошлым вечером, — его жена. Машина зарегистрирована на имя Миртл Фарго. Адреса я не нашел. Мне также не удалось найти эту дамочку в списках избирателей. Она, видимо, не участвовала в выборах. В телефонной книге не менее двух дюжин Фарго, но ни одной Миртл. Машина — «Кадиллак» с откидным верхом, так что, похоже, мы имеем дело с богатой публикой, но пока я не обнаружил никакой Миртл.
  В регистрационной карточке на машину указан адрес Миртл в Сакраменто, так что она могла переехать сюда полгода назад. И если ты готов потратиться, я могу задействовать своих ребят в Сакраменто и проверить ее там, но мне неизвестно, насколько сильно тебе этого хочется.
  — Я и сам не знаю, чего мне хочется, — ответил Мейсон. — Так, значит, ее зовут Миртл Фарго?
  — Да. Пока что мы топчемся на одном месте, но не забывай, что еще только раннее утро. Она могла приехать сюда совсем недавно. Она может проживать в отеле, где есть коммутатор, которым она пользуется, поэтому ее фамилия не внесена в телефонную книгу. Мужчина, которого видели с ней, мог быть как ее мужем, так и просто приятелем, с которым она встречалась в «Золотом гусе».
  — Проверь всех Фарго из телефонной книги, — попросил Мейсон. — Проверь по адресам. Может, там найдется какой-нибудь Фарго, живущий поблизости от Венс-авеню или проспекта Крамера.
  — Я уже занял одну из своих сотрудниц этим делом, — сообщил Дрейк. — Постой-ка, вот и результат. Не клади трубку…
  В трубке ненадолго повисла тишина, потом снова раздался голос Дрейка:
  — Тут два Фарго по соседству, Перри. Артман Д. Фарго, проживающий по 2281, Ливингдон-Драйв, и Рональд Ф. Фарго — по 2830, Монткрифт.
  — Сверься с картой, — попросил Мейсон. — Кто из них ближе к аптеке на углу проспекта Крамера и Венс-авеню?
  — Артман Д. Фарго живет в трех кварталах, а Рональд Ф. Фарго — примерно в восьми.
  — Отлично, — сказал Мейсон. — Я выбираю Артмана Д.
  — Ты хочешь заявиться к нему и сыграть в открытую? — спросил Дрейк.
  — Пока не знаю, Пол. Сначала взгляну на него, а потом положусь на свою интуицию. Увидимся с тобой примерно через час.
  Мейсон повесил трубку и поехал по адресу на Ливингдон-Драйв. Перед аккуратным, оштукатуренным домом раскинулась небольшая ухоженная лужайка, в центре которой на остром стальном штыре красовалась табличка: «АРТМАН Д. ФАРГО. АГЕНТ ПО НЕДВИЖИМОСТИ».
  Мейсон оставил машину, подошел к дому и позвонил в дверь.
  Почти сразу послышались шаги, дверь открылась, и мужчина атлетического сложения и примерно такого же роста, что и Мейсон, произнес:
  — Доброе утро.
  Мейсон не заметил на его лице никаких следов волнения.
  — Мне нужен мистер Фарго.
  — Он перед вами.
  — Я хотел поговорить с вами о недвижимости.
  — Проходите, пожалуйста.
  Мужчина придержал дверь, и Мейсон вошел в дом.
  Обоняние Мейсона уловило застоялый запах табака и легкий аромат приготовляемой пищи. Гостиная была просто, но со вкусом обставлена. Что-то в разбросанных перед креслом газетах говорило о том, что они были отложены в сторону всего пару минут назад.
  — Мой кабинет там, — сказал Фарго. — Я приспособил под него небольшую комнату.
  Свернув налево, туда, где находилась комната, некогда служившая спальней первого этажа, он открыл дверь в маленький кабинет с письменным столом, диванчиком, сейфом, двумя шкафами с папками и сдвинутой на край стола пишущей машинкой.
  В комнате с плотно закрытыми жалюзи было темно и холодно.
  Фарго поспешил извиниться.
  — Сегодня утром я работал с бумагами, так что у меня еще не топлено. Ночь выдалась холодной и дождливой. Сейчас я включу электрокамин, и через пару секунд здесь станет тепло.
  Он щелкнул выключателем, и почти сразу же встроенный вентилятор начал гнать легкие потоки подогретого воздуха.
  — Сейчас будет тепло, — повторил Фарго. — Присаживайтесь и рассказывайте, с чем вы пришли.
  — У меня есть свободный капитал. И я хотел бы приобрести дом с участком, но как можно дешевле.
  Фарго понимающе кивнул.
  — Мне хотелось бы приобрести что-нибудь значительно дешевле рыночной стоимости. Кроме того, я хотел бы убедиться, что участок с домом продается не из-за скандальных соседей, термитов или просевшего фундамента.
  — Из какой суммы вы исходите и какое место вас устроило бы?
  — Я покупаю с целью продажи. Сумма не слишком ограничена, однако я хотел бы купить дом определенно дешевле его стоимости. Остальное меня мало беспокоит.
  — Понятно. То, что вы хотите, не так-то просто подыскать, — заметил Фарго, — хотя у меня на примете имеется несколько приличных сделок. Вы намерены сдавать дом или жить в нем, придерживая на будущее?
  — Сдавать в аренду.
  Фарго уселся за стол и принялся рассматривать какие-то карточки.
  — Есть несколько интересных предложений, но ничего из того, что вы назвали бы выгодной сделкой. Когда у вас будет возможность взглянуть на дома, если мне удастся подыскать вам что-то подходящее?
  Мейсон взглянул на часы:
  — Как раз сегодня утром у меня есть немного времени. Обычно я крайне занят.
  — Понимаю. Назовите мне свое имя, мистер… э-э-э?
  — Не сейчас, — ответил Мейсон. — Я предпочел бы сделать это попозже. Ничего личного, просто в таком деле, как недвижимость…
  — Понимаю… — поспешно перебил его Фарго. Он кинул взгляд на телефон на столе и сказал: — Если вы не против подождать пару минут, сэр, то я мог бы взглянуть на свои записи. Однако они находятся в другой части дома.
  — Я не против, — согласился Мейсон.
  Фарго встал.
  — Я быстро. Пожалуйста, устраивайтесь поудобней. Я скоро вернусь.
  И он поспешно вышел из комнаты.
  Мейсон подошел к окну и немного раздвинул жалюзи — так чтобы видеть участок дороги перед фасадом дома, где он оставил машину.
  Увидев Фарго, который выскользнул через черный ход во двор и теперь на цыпочках подбирался к его машине, Мейсон, предусмотрительно убравший регистрационную карточку на машину, обошел стол и приблизился к сейфу Фарго.
  Сейф был заперт.
  Мейсон набрал на диске цифры комбинации, записанной на клочке бумаге, который он обнаружил в телефонной будке аптеки. Потом попробовал повернуть ручку. Замок поддался.
  Мейсон услышал шаги и успел вернуться на свое место за секунду до того, как в комнату вошел Фарго.
  — Я сейчас просмотрел свои записи. К сожалению, дом сняли с продажи, — сказал он.
  — Жаль, — обронил Мейсон.
  Фарго поймал его взгляд.
  — А не хотели бы вы купить этот дом?
  — Он ваш собственный?
  — Да.
  Мейсон покачал головой:
  — Я же говорил, мне нужно что-нибудь подешевле. Вряд ли вы предложите дом на выгодных для меня условиях.
  — Почему вы так думаете?
  — Потому что это ваш собственный дом.
  — Вы могли бы приобрести его за наличные.
  — И за сколько?
  — За восемнадцать тысяч — вместе с обстановкой. Я подумывал съехать отсюда.
  — Слишком дорого. Разумеется, дом стоит этих денег, но меня интересует недвижимость по низкой цене…
  — Семнадцать тысяч — с мебелью.
  — Цена хорошая, но…
  — Шестнадцать с половиной; и это крайняя цена.
  — Давайте посмотрим дом.
  — Я буду готов показать вам его через часок, и…
  — Но я уже здесь. Почему бы не посмотреть его прямо сейчас?
  Фарго колебался.
  — Вас действительно устраивает цена?
  — С обстановкой — да.
  Фарго все еще пребывал в нерешительности.
  — Видите ли, моя жена в Сакраменто, поехала навестить мать, а я не слишком утруждал себя уборкой…
  — Меня интересует дом, — заверил его Мейсон, — а не ваше умение поддерживать в нем порядок.
  — Хорошо, если вам действительно так хочется посмотреть, то идемте.
  Фарго направился к двери, потом провел гостя через гостиную в кухню.
  — Отличная, просторная кухня, — сказал он. — Вполне современная, с хорошим холодильником, электропечью и посудомоечной машиной…
  — Вы сказали, что ваша жена в отъезде, — перебил его Мейсон.
  — Да. Она отправилась в Сакраменто сегодня утром. Самолетом, шестичасовым рейсом. Я сам отвез ее в аэропорт.
  — А вы уверены, что она согласится продать дом?
  — О да. Дело в том, что мы уже обсуждали с ней этот вопрос, и у меня даже есть ее подпись на купчей и остальных документах.
  — Но ее подпись потребуется заверить у нотариуса? — сказал Мейсон.
  — Я все улажу сам, — заверил его Фарго.
  — Давайте смотреть дальше, — сказал Мейсон.
  Фарго показал ему весь первый этаж и, начав было подниматься по лестнице, остановился, чтобы предупредить:
  — Там есть комната, которую я не смогу вам показать.
  — Почему?
  — Это одна из спален. Она принадлежит моей жене, там не прибрано.
  — Что там такое? — требовательно спросил Мейсон. — Прежде чем купить дом, я должен осмотреть все помещения.
  — Разумеется, разумеется, — заискивающе согласился Фарго. — Я понимаю. Вы должны посмотреть все, но эту комнату вы увидите позже. Она… одним словом, моя жена очень торопилась, собираясь в дорогу, и… сами понимаете, как это бывает, когда спешишь успеть на рейс. Там ее личные вещи… Я уверен, что она не хотела бы, чтобы кто-то посторонний видел ее комнату в таком состоянии. Вы могли бы назначить время, когда вам удобно вернуться. А сейчас я покажу вам все остальное.
  Фарго направился вверх по лестнице с решительным видом. Он показал две ванные комнаты и три другие спальни. Мейсон кинул демонстративный взгляд на дверь запертой спальни и неодобрительно нахмурился, однако Фарго остался непреклонен.
  — Хорошо, посмотрим снаружи, — сказал Мейсон. — Дом мне понравился. Потолкуем о цене…
  — Боюсь, толковать больше не о чем, — перебил его Фарго, стараясь быть твердым. — Я назвал предельно низкую цену. Ваше дело согласиться на нее или нет.
  — Хорошо, мы поговорим об этом позже, когда я осмотрю все, — сказал Мейсон.
  Вслед за Фарго он спустился вниз, они проследовали на задний двор, осмотрели подвал, затем снова по подъездной дорожке прошли в двухместный гараж. Внутри стоял «Кадиллак» с откидным верхом.
  — У меня только одна машина, — сообщил Фарго, — но гараж рассчитан на две.
  — Вижу, — сказал Мейсон. — Роскошная вещь этот «Кадиллак», верно? Это, видимо, ваш?
  — Да, мой, хотя он зарегистрирован на имя жены. Но ближе к делу. Я считаю, что если вы хотите выгодно приобрести дом, то лучшего предложения вам не найти.
  — У меня возникла другая мысль. Я мог бы жить здесь сам. А в таком случае…
  — Вы хотите сказать, что ваша жена тоже пожелала бы осмотреть дом?
  — Не жена, — сказал Мейсон. — Молодая женщина, которая… ну…
  — Я вас понимаю, — сказал Фарго.
  — Боюсь, не совсем.
  — А это так важно?
  — Нет.
  Фарго ухмыльнулся.
  — Я мог бы привезти ее сюда немного позже.
  — Меня может не оказаться дома, — возразил Фарго. — Мне приходится часто отлучаться по делам моих клиентов.
  — Это не страшно. Я позвоню вам, и мы договоримся о встрече.
  — Меня это вполне устраивает. А теперь вы позволите узнать ваше имя?
  — Пока нет, — снова уклонился Мейсон. — В делах, связанных с куплей-продажей недвижимости, я придерживаюсь мнения, что лучше сохранять анонимность.
  — Но должен же я как-то обращаться к вам, когда вы позвоните…
  — Зовите меня мистер Кэш40, — сказал Мейсон, — а мои инициалы пусть будут «Т.Н.».
  — Мистер Т.Н. Кэш, — повторил Фарго.
  — Совершенно верно. «Т.Н.» означают «твердый и надежный».
  Он пожал Фарго руку, быстро направился к своей машине, доехал до аптеки на углу Венс-авеню и проспекта Крамера и из той же телефонной будки, откуда прошлым вечером получил загадочное телефонное поручение, позвонил Полу Дрейку.
  — Привет, Пол, — приглушенным голосом быстро произнес он. — У тебя есть свободные люди?
  — Ну да. Я всегда держу в конторе резерв.
  — По-моему, я напал на след, — сказал Мейсон.
  — Это Фарго?
  — Да.
  — Который?
  — Агент по недвижимости, 2281 по Ливингдон-Драйв.
  — Его жена — твоя клиентка?
  — Видимо, да, — ответил Мейсон. — Но я еще не видел ее.
  — Тогда откуда ты знаешь, что это она?
  — Потому что шифр подошел к сейфу в кабинете Фарго.
  — Ого!
  — Немедленно отправь по этому адресу своих людей, Пол, — велел Мейсон. — Я хочу, чтобы за домом Фарго велось наблюдение. И пусть их будет достаточно, чтобы проследить за каждым, кто покинет дом. Поторопись.
  — Ты думаешь, кто-то намеревается скрыться?
  — Думаю, он сам.
  — А куда, не знаешь?
  — Он хочет удрать, — сказал Мейсон. — Хочет избавиться от дома, обстановки и всего остального и убраться подальше. Я прикинулся простаком, и он клюнул. Он рассчитывает, что всучит мне все разом.
  — Но тогда он не сбежит, пока не получит от тебя ответа, — заметил Дрейк.
  — Черт его знает, как он поступит. Он выскользнул из дома и попытался взглянуть на регистрационную карточку моего автомобиля. А когда не нашел ее, записал номер. Он узнает, кому принадлежит машина, и может дать деру.
  — Но послушай, Перри, если ему показали тебя в ночном клубе, то он должен знать, кто ты такой…
  — Меня ему не показывали, — возразил Мейсон. — Готов поклясться, он не знает, кто я. Когда он открыл дверь и увидел меня, то даже глазом не моргнул.
  — Но тебя показали его жене.
  — Ну да.
  — А где она сейчас?
  — Фарго утверждает, будто утром он сам отвез ее в аэропорт на шестичасовой рейс в Сакраменто. Она якобы решила навестить мать.
  — Но ты в этом сомневаешься?
  — Угадал!
  — Почему?
  — Потому что всю ночь шел мелкий, холодный дождь. Не думаю, что он оставлял машину у обочины. Ведь в гараже есть дверь, которая ведет прямо на кухню.
  — К чему ты клонишь? Он что, не загонял машину в гараж?
  — Если и загонял, — сказал Мейсон, — то только один раз. К гаражу ведет подъездная дорожка из гравия. Она мягкая. Машина стоит в гараже, в который ведет только один след. Если бы он выводил машину, чтобы отвезти жену в аэропорт, а потом вернулся обратно, то имелось бы три следа.
  — Тогда где сейчас его жена?
  — Может быть, уже мертва.
  — А ее тело спрятано в доме?
  — Все может быть, — ответил Мейсон. — Я уговорил его показать мне дом. Но одна из комнат оказалась запертой, однако, когда мы стояли перед дверью, я отчетливо слышал за ней чье-то дыхание; кто-то подслушивал, приложив ухо к замочной скважине.
  — Жена? — предположил Дрейк.
  — Не знаю. Но почему-то мне кажется, что нет, — ответил Мейсон.
  — Ладно, мы приступаем к работе.
  — А я вернусь, — сказал Мейсон, — и присмотрю за домом. Пошли туда своих людей как можно скорей. Я буду ждать в машине, чтобы сесть на хвост тому, кто выедет из гаража. Нужно действовать как можно быстрее. Пока он не знает, кто я такой, но очень скоро будет знать, на кого зарегистрирована машина с моим номером.
  — Хорошо, — отозвался Дрейк. — Я скажу ребятам, чтобы они тебя там нашли.
  Глава 10
  Мейсон поставил машину за углом у края тротуара. С этого места ему не было видно дверей гаража, но зато он мог обозревать подъездную дорожку. Закурив сигарету и поудобней устроившись, он стал поджидать агентов Дрейка. Не успел он сделать и пары затяжек, как из ворот гаража задним ходом быстро выехала машина, развернулась посреди мостовой и помчалась по улице.
  Мейсон выжал стартер, включил мотор и ринулся вслед за «Кадиллаком». Никакой возможности скрыть, что он преследует автомобиль Фарго, не оставалось. Как только машина Мейсона взяла разгон, мчавшийся впереди автомобиль тоже увеличил скорость. Обе машины на скорости шестьдесят миль в час неслись по улицам, и Мейсон уже не сомневался, что водитель «Кадиллака» засек его и пытается оторваться.
  Откидной верх «Кадиллака» был поднят, и через узкое заднее оконце Мейсон не мог разглядеть водителя. Преследуемая машина лихо, даже не притормозив, выскочила на проспект. Мейсон сделал то же самое. За собой он слышал лишь визг покрышек по асфальту. Какую-то машину, двигавшуюся навстречу, занесло, когда водитель попытался притормозить.
  Мейсон не сводил глаз с автомобиля. Но тот вдруг резко свернул куда-то вбок и исчез из вида. И в тот же момент рядом с машиной Мейсона оказался мотоцикл. Яростно взвыла сирена.
  — Сворачивайте к обочине.
  — Послушайте, сержант… — начал Мейсон.
  — К обочине!
  — Я преследую другую машину. Я…
  — К обочине!
  Адвокат, с красным от гнева лицом, остановился. Полицейский службы движения загнал свой мотоцикл на тротуар, подошел к Мейсону и заявил:
  — Вы не имеете права так превышать скорость. Я видел, как вы…
  — Я преследую машину впереди. Возможно, в ней…
  — Кто водитель?
  — Некто, имеющий отношение к расследуемому мною делу.
  — Вы детектив?
  — Нет, я…
  — Вы работаете в департаменте полиции?
  — Нет.
  — Позвольте взглянуть на ваши права.
  Мейсон с неохотой протянул водительское удостоверение и добавил:
  — Я адвокат.
  — О, Перри Мейсон, вот как? Ладно, учитывая обстоятельства, я отпущу вас, только с предупреждением, мистер Мейсон. Однако, вне зависимости от обстоятельств, вам следует вести себя более осмотрительно на перекрестках. Вы черт знает что вытворяли и тем самым создали аварийную ситуацию. Встречным водителям пришлось изо всех сил давить на тормоза, чтобы избежать столкновения с вами. Смотрите не допускайте подобного впредь.
  — Благодарю вас, — устало сказал Мейсон. — Скажите, я могу здесь развернуться?
  — Кажется, вы говорили, что преследовали машину, — заметил полицейский.
  — Вот именно, преследовал, — с подчеркнутым сарказмом сказал Мейсон.
  — А ведь я мог оштрафовать вас, — напомнил служитель порядка.
  — Знаю, — сказал Мейсон.
  Между ними возникла напряженная тишина, затем полицейский вернулся к своему мотоциклу, убрал подножку, выжал сцепление и с ревом отъехал.
  Мейсон развернулся и направился обратно к дому Фарго.
  Проезжая по кварталу, он без труда обнаружил одного из сыщиков Дрейка, который пристроил машину почти в том же месте, где до этого останавливался Мейсон.
  Мейсон свернул к тротуару перед неопределенного вида седаном сыщика, выбрался из машины и подошел к сидевшему за рулем человеку.
  Агент немного опустил стекло.
  — Вы человек Дрейка?
  Мужчина настороженно посмотрел на адвоката и промолчал.
  Мейсон предъявил ему свое водительское удостоверение.
  — Я Перри Мейсон, адвокат. Я нанял агентство для этого дела.
  — Тогда все в порядке.
  — Как давно вы здесь?
  — Минут пять.
  — Есть какие-нибудь признаки жизни?
  — Никто не входил и не выходил.
  — Машина, за которой я хотел установить слежку, уже выехала, — сообщил Мейсон. — Я попытался преследовать ее, но мне не повезло.
  — Оторваться от «хвоста» достаточно просто, — заметил агент. — Если человек знает, что за ним следят, то он почти всегда может оторваться от преследования. Нужно только продолжать ехать, стараясь не отрываться от потока движения, а на красном сигнале светофора дать газу и оставить преследователя с носом.
  — В моем случае это был полицейский дорожно-патрульной службы.
  Агент с сочувствием посмотрел на него:
  — Зато у вас есть одно преимущество.
  — Это какое?
  — Вам не нужно оправдываться перед Полом Дрейком, как такое могло случиться, и выслушивать его сентенции по поводу того, какой геморрой объяснять клиенту, как все произошло.
  — Да, пожалуй, — улыбнулся Мейсон. — Что ж, раз коня увели из стойла, понаблюдаем за конюшней.
  Он проехал к аптеке, позвонил в свою контору и, когда Делла Стрит сняла трубку, попросил:
  — Не могла бы ты взять такси и подъехать ко мне, а?
  — А где вы?
  — В аптеке, на углу Венс-авеню и проспекта Крамера.
  — Прямо сейчас?
  — Да.
  — Я выйду через десять минут, — пообещала Делла Стрит.
  — Хорошо, а я пока выпью кофе. Есть новости? Хоть какие-то?
  — Ничего важного.
  — Ну ладно. Подъезжай, жду.
  Мейсон повесил трубку, взял журнал со стенда с газетами, подошел к стойке, заказал кофе и ждал, пока подъехавшее такси не доставило Деллу Стрит прямо к дверям аптеки.
  Мейсон расплатился и вышел навстречу своей секретарше.
  — Что стряслось? — спросила она.
  — Я покупаю дом, — сообщил Мейсон. — А тебе придется побыть моей невестой.
  — О!
  — Но учти, из тебя вряд ли выйдет покладистая жена, — объявил Мейсон.
  — Вы меня недооцениваете. Чем, интересно, я вам не угодила?
  Мейсон улыбнулся:
  — Слишком придирчива.
  — Да неужели? К чему это я придираюсь?
  — Ко всему.
  — Мне не нравится написанная вами роль. Невесты так себя не ведут.
  — Знаю, — согласился Мейсон. — Ты мечтаешь выйти за меня замуж, но ты нервничаешь, раздражена и вообще не в духе. Мы еще только помолвлены, ты пытаешься скрыть свою сварливость и поэтому ведешь себя слегка жеманно, притворяешься нежной. Но после того, как мы поженимся, ты сразу же начнешь ворчать и придираться ко всему на свете. Что бы я ни сделал, все будет не так. Как, сможешь сыграть роль такой штучки, а?
  — Противно даже думать о ней.
  — В частности, — улыбаясь, продолжил Мейсон, — если мы обнаружим, что одна из комнат заперта, ты проявишь крайнюю раздражительность. Тебе просто необходимо заглянуть в нее, прежде чем ты составишь мнение о доме в целом.
  — Мы собираемся купить дом?
  — Да.
  — И чей же?
  — Артмана Д. Фарго. Мы собираемся купить его по дешевке вместе со всей обстановкой.
  — А пока мы просто осматриваем гнездышко?
  — Верно, если только застанем хозяина на месте. Совсем недавно из гаража выехала машина. Не исключено, что за рулем сидел сам Фарго, хотя с таким же успехом это мог быть кто-то другой — к примеру, его любовница. Это мы должны проверить.
  — Он женат?
  — Да.
  — А где его жена?
  — Говорит, уехала повидаться с матерью в Сакраменто. Однако ее труп может лежать в багажнике «Кадиллака», отъехавшего от дома полчаса назад.
  — Какое подходящее местечко для молодоженов! — воскликнула Делла Стрит. — Я уже очарована им. Едем!
  И они направились к дому Фарго. Мейсон оставил машину прямо перед домом и обратился к Делле Стрит:
  — Помни, у нас с тобой сейчас самый нежный период ухаживания. Мы еще не дошли до той стадии, когда отпускают друг другу язвительные замечания, за исключением непроизвольных. Мы изображаем преувеличенное внимание друг к другу, так что сиди и жди, пока я обойду машину и открою тебе дверцу.
  Мейсон выскочил из машины, обогнул ее сзади, чтобы открыть дверцу и помочь Делле выбраться на тротуар.
  Она мило улыбнулась и подала ему руку.
  Так, рука об руку, они двинулись по тротуару.
  — Перед тем как войти в дом, — сказал Мейсон, — придирчивым покупателям следует осмотреть территорию вокруг дома, дабы оценить все достоинства и недостатки. Кстати, это даст мне возможность изучить следы на подъездной дорожке у гаража.
  И Мейсон повел Деллу Стрит к выложенной гравием дорожке.
  — Прямо перед гаражом мягкий участок, — сказал он. — С утра там был только один след. А теперь… ну, да… тут еще один. Боюсь, наша птичка упорхнула.
  — Какая птичка? — спросила Делла.
  — Скажем так — любовница Фарго.
  — Он водит ее к себе домой?
  — Это всего лишь моя догадка. Мне он сказал, что его жена вылетела в Сакраменто шестичасовым рейсом.
  — Кошка из дому — мышки за игру, да? — сказала Делла Стрит.
  — Но, судя по следам колес, — заметил Мейсон, — Фарго не отвозил жену на аэродром. Мне вообще этот тип чем-то не понравился. Он производит впечатление человека, который явно что-то замышляет. Ладно, Делла, давай вернемся к дому. Мы позвоним у двери, и у тебя появится возможность составить о нем собственное мнение.
  Мейсон обнял ее за талию и вдруг сказал:
  — Знаешь, Делла, нам совсем не обязательно разыгрывать этот спектакль. Мы могли бы сделать все по-настоящему.
  В ее смехе прозвучала безнадежная печальная нотка.
  — А потом я буду сидеть в этом доме, а вы ходить в контору, где наймете себе новую секретаршу вместо меня…
  — Нет, — возразил он, — ты можешь и дальше быть моим секретарем.
  — Фу! Подобное никогда добром не кончается, и вам это отлично известно.
  — Это почему же?
  — Откуда мне знать, — ответила она, — но только не кончается, и все. Мне кажется, что мужчина может доверить секретарю такие вещи, которые не осмелится открыть жене, и потом… Знаете, из этого ничего не получится… Вы собираетесь звонить или мы так и будем стоять и… Шеф, а дверь-то не заперта. Смотрите, там щель.
  Мейсон кивнул и надавил кнопку звонка. Несколько секунд спустя он снова позвонил, переждал еще немного и снова нажал.
  Из-за двери они отчетливо слышали трели звонка.
  Мейсон нахмурился.
  — Знаешь, Делла, по странному стечению обстоятельств я знаю шифр сейфа в кабинете Фарго.
  — Ого!
  — Конечно, — сказал Мейсон, — я не стал бы рисковать и открывать сейф в отсутствие мистера Фарго, но, поскольку дверь приоткрыта, мы можем просто заглянуть в щель и посмотреть…
  Мейсон приблизил глаз к щели, потом вдруг вскрикнул и навалился плечом на дверь.
  Дверь сдвинулась с места и тут же наткнулась на какое-то препятствие, которое мешало ей открыться.
  — Что там? — спросила Делла.
  — Похоже, это нога мужчины, который лежит на спине на полу и не думает вставать. Думаю, нам лучше попытаться войти через черный ход.
  Неожиданно позади них раздался бодрый голос:
  — Так-так, у наших ангелочков какие-то проблемы? Не можем вломиться в чужой дом?
  Лейтенант Трэгг, воспользовавшись тем, что парочка сосредоточила свое внимание на приоткрытой двери, неслышно подкрался к ним сзади.
  — Какого дьявола вам тут надо? — раздраженно спросил Мейсон.
  — Видите ли, — растягивая губы в улыбке, ответил Трэгг, — так уж вышло, что мне понадобилось связаться с вами, Мейсон. А поскольку вас трудно отыскать, я решил понаблюдать за мисс Стрит и посмотреть, не вздумается ли ей куда-нибудь прогуляться. Когда мой человек сообщил, что она в явной спешке уехала на такси, я велел ему проследить за ней и доложить мне. Эти радиофицированные машины — величайшее изобретение. Итак, вы не можете попасть внутрь. В чем дело? Человек по ту сторону двери оказался несговорчивым или боитесь попасть под обвинение во взломе?
  Трэгг обошел Мейсона, взялся за дверную ручку, заглянул внутрь и вдруг напрягся.
  — Да будь я проклят! — воскликнул он.
  — Мы только что подошли, Трэгг, — сказал Мейсон, — и вот…
  — Сам знаю, что вы только что подошли, — оборвал его Трэгг. — Я следовал за вами от аптеки, где вы встретились с мисс Стрит. Моя машина стоит за углом. Вы звонили?
  — Звонили, — ответил Мейсон, — пока мисс Стрит не заметила, что дверь приоткрыта. Я толкнул дверь, чтобы посмотреть…
  — Что посмотреть? — спросил Трэгг, когда Мейсон замялся.
  — Видите ли, — сказал Мейсон, — я хотел проверить, работает ли звонок и есть ли кто дома.
  — Так-так, — произнес Трэгг. — Очень занимательно. А не пойти ли нам к черному ходу, Мейсон?
  — Вы настаиваете, чтобы я пошел с вами?
  — Непременно, Мейсон. Не хочу больше выпускать вас из поля зрения. Мне определенно показалось, что там лежит мужское тело, которое заблокировало дверь.
  — Может, у него сердечный приступ? — предположил Мейсон.
  — О да, несомненно, — с сарказмом произнес Трэгг, — или он просто случайно заснул перед дверью. Кстати, вы обратили внимание на автомобиль за углом, Мейсон? Мой человек сейчас трясет его водителя как грушу. Не удивлюсь, если это один из агентов Пола Дрейка. Говоря по правде, я узнал его, когда мы проезжали мимо. Он меня тоже узнал и спешно принялся подавать разные знаки, стараясь привлечь ваше внимание, — махал рукой, включал и выключал фары. К несчастью, вы были увлечены беседой с мисс Стрит и ничего не заметили. Потом спрошу у него, на кой черт понадобилось подавать эти тайные сигналы.
  Послушайте, Мейсон, у вас за последнее время выработалась скверная привычка нанимать людей Пола Дрейка для наблюдения за домами, жильцы которых умирают ко времени прибытия туда его агентов. Если так будет продолжаться и дальше, нам придется связаться со страховыми компаниями, и они наверняка захотят изменить свою статистику, или таблицы смертности, или как там у них это называется… Ладно, посмотрим. Думаю, нам лучше обойти дом с этой стороны. Кстати, вы осматривали гараж. С какой целью?
  — Просто чтобы оценить весь участок, — ответил Мейсон. — Я, видите ли, намеревался приобрести этот дом.
  — Скажите на милость! А мне вы не говорили, что интересуетесь недвижимостью в этих местах.
  — Прошу прощения, — насмешливо произнес Мейсон, — покорнейше прошу прощения. Я был так ужасно загружен делами, что не удосужился уведомить вас об этом. Кроме того, я подумываю о покупке акций железнодорожной компании и о вложении некоторых средств в государственный заем. Как по-вашему, стоящее это дело?
  — Ваш сарказм мне побоку, — ответил Трэгг. — Он мне даже нравится. А теперь давайте выкладывайте начистоту, Мейсон: вы действительно хотели купить этот дом?
  — Да.
  — И уже встречались с владельцем?
  — Да.
  — Когда?
  — Сегодня утром.
  — А поточнее?
  — Вскоре после нашей с вами беседы.
  — Понятно. Сначала вы, как условлено, встречаетесь со мной, чтобы обсудить дело об убийстве, а потом срываетесь сюда приобретать недвижимость.
  — Это обычное вложение денег.
  — Так, значит, в доме вы уже побывали?
  — Да.
  — И разговаривали с этим, как там его зовут…
  — Да.
  — Без вранья?
  — Без вранья.
  — И он все время находился с вами, пока вы были в доме?
  — Да.
  — Он не являлся вашим клиентом? Он не посылал за вами и не просил приехать сюда?
  — Нет. Я приехал, чтобы встретиться с ним. Я сказал, что ищу выгодное капиталовложение. Я даже не назвал ему себя. Он понятия не имел, кто я такой.
  — Все это выглядит чертовски подозрительно, Мейсон, но пока оставим это. Сейчас мы взглянем на гараж. Возможно, через него нам удастся попасть в дом.
  Когда они подошли к подъездной дорожке, Трэгг заметил:
  — Совсем недавно сюда въезжала или отсюда выезжала машина.
  — Как вы узнали? — спросила Делла Стрит.
  — Элементарно, дорогая моя мисс Стрит, — ответил Трэгг. — Обратите внимание на эту небольшую впадину на подъездной дорожке. В этом месте слой гравия заметно тоньше, и там стоит лужа, вода в которой, заметьте, мутная. И если бы эти следы не были оставлены совсем недавно, вода в луже оказалась бы чистой. Ведь с ночи дождя не было. — Потом он обратился к Мейсону: — Так, посмотрим. Дверь гаража опускается автоматически. Очевидно, чтобы открыть гараж, нужно нажать эту кнопку, а примерно через пару минут дверь закроется сама. Очень удобное изобретение.
  Трэгг нажал кнопку, и влекомая противовесом дверь поднялась вверх, открывая взору пустой гараж.
  — Учитывая обстоятельства, — отходя немного в сторону, объявил Трэгг, — полагаю, мне придется взять на себя роль хозяина. Входите, пожалуйста.
  И они вошли в гараж. Трэгг быстро осмотрел его и сказал:
  — Он рассчитан на две машины. Но держали, очевидно, только одну. Другая часть приспособлена под кладовку. А эта дверь, вероятно, ведет прямо в дом… Попробуем… Ага, не заперта.
  Трэгг хотел еще раз осмотреть гараж, но в следующий момент электрический механизм дверей сработал, и дверь плавно опустилась, лишив их значительной части освещения.
  Открыв дверь кухни, Трэгг предупредил:
  — Думаю, с этого момента вам с мисс Стрит лучше следовать за мной. Будьте осторожны и ни к чему не прикасайтесь. Понятно?
  — Ради бога, лейтенант… — начал было Мейсон.
  — Если вы не против, Мейсон, давайте пока отложим диспут. Я намерен пройти в прихожую. Мне не терпится взглянуть на человека, заблокировавшего собой дверь.
  Трэгг распахнул дверь кухни в столовую, прошел через нее в гостиную и вдруг остановился, пристально глядя через открытую дверь той самой спальни первого этажа, которую Фарго переоборудовал под рабочий кабинет.
  — Так-так, — пробормотал он, — похоже, тут что-то спешно искали.
  Взглянув через плечо Трэгга, Мейсон увидел, что дверца сейфа в углу комнаты распахнута настежь. Выброшенные из сейфа бумаги и гроссбухи были свалены кучей на полу. Раскрытые счетные книги валялись в полном беспорядке. Кучи оплаченных чеков засыпали весь пол. Повсюду были разбросаны письма, а конторка, где в алфавитном порядке хранились реестры на недвижимость, оказалась опрокинутой, и из нее высыпались все карточки.
  — Интересно! — сказал Трэгг. — Теперь совершенно очевидно, что тут что-то искали и очень спешили. На тщательный обыск времени не было. — Он неожиданно повернулся к Мейсону: — Может, вы скажете, что искали?
  Мейсон лишь покачал головой.
  — Ну ладно, посмотрим, что тут у нас, — сказал Трэгг. — На данный момент джентльмен, что лежит в прихожей, опередил нас. Хе… хе… Ого, обратите внимание на лестницу, Мейсон.
  Они вышли в холл.
  По лестничным ступеням тянулся кровавый след. Кровь, которая только начала подсыхать, все еще сохраняла ярко-красный цвет и пока не потемнела, не приобрела бурого оттенка.
  — А теперь, Мейсон, вам и мисс Стрит лучше оставаться на месте. Не двигайтесь и ни до чего не дотрагивайтесь.
  Трэгг шагнул вперед и всмотрелся в распростертое тело мужчины, лежавшего на спине на вощеном паркете в прихожей.
  — Похоже, Мейсон, когда вы пытались открыть дверь, то немного сдвинули тело. Вы сместили левую руку, тут небольшой мазок, указывающий на то, что тело сдвинуто приблизительно на дюйм.
  Трэгг наклонился, чтобы проверить пульс.
  — После такого сильного кровотечения мало шансов остаться в живых… Нет, как я и предполагал, он мертв, но умер совсем недавно. Вы узнаете его, Мейсон? Сделайте шаг вперед, чтобы увидеть его лицо.
  Мейсон взглянул в застывшие черты лица Артмана Фарго.
  — Это джентльмен, который тут жил, — сказал Мейсон. — Когда я утром разговаривал с ним, он назвался Артманом Д. Фарго.
  Трэгг проследил глазами кровавый след до самого верха лестницы.
  — Очевидно, его ударили ножом на втором этаже. И никаких признаков оружия. На шее жуткая рана. Он, видимо, попытался добраться до входной двери, хотел сбежать или позвать на помощь, но споткнулся и скатился вниз. К тому моменту, когда он оказался внизу, он был уже мертв. А теперь, простите, мне нужно заняться делом. Если вы, Мейсон, и ваша драгоценная секретарша развернетесь на месте — очень осторожно, ни до чего не дотрагиваясь, — я выведу вас из дома тем же путем, каким мы пришли сюда. А потом, если не возражаете, я попрошу вас подождать меня в машине, пока я не задам вам несколько вопросов. Но прежде чем побеседовать с вами, Мейсон, я хочу здесь осмотреться. Мне нужно сообщить о случившемся в управление и вызвать сюда фотографа и криминалиста. Кроме того, необходимо расспросить агента мистера Дрейка, которого предусмотрительно поставили на том углу. Скажите, Мейсон, вы что, готовите все убийства по определенному расписанию? Весьма, весьма любопытные совпадения, вы согласны?
  — Согласен, — сказал Мейсон.
  — Значит, вы подумывали о покупке этого дома? — с неподдельной заинтересованностью в голосе продолжил Трэгг. — Полагаю, вы позвонили Дрейку и попросили прислать одного из его агентов, чтобы не допустить сюда других покупателей, способных сбить вам цену? Ох, сдается мне, Мейсон, для человека, не знающего, кто его клиент, вы обладаете поразительной способностью угадывать места, где должно произойти убийство. Сюда, пожалуйста. Я дам знак своему водителю, чтобы он подал машину, и весьма скоро мы с вами, Мейсон, поговорим по душам. А пока, если не возражаете, мне хотелось бы получше осмотреть дом.
  — Нисколько не возражаю, — сказал Мейсон. — Случаются дни, когда мне совершенно нечем заняться в своей конторе. Абсолютно нечем.
  — Не сомневаюсь, — отозвался Трэгг. — Наверно, именно поэтому вы придумали себе такое развлечение. Выбирать дома, где намечаются убийства, и заранее посылать туда людей Пола Дрейка. Да вы просто настоящая ищейка, мистер Мейсон.
  Глава 11
  Пока лейтенант Трэгг отходил к обочине, чтобы дать полицейскому, приехавшему с ним к дому Фарго, какие-то тайные инструкции, у Мейсона появилась возможность перекинуться парой слов с Деллой Стрит.
  — Мы ему все расскажем? — спросила Делла Стрит.
  — Пока нет, — ответил Мейсон.
  — Он захочет узнать, как вы нашли это место и как мы…
  — Пока я не могу сказать ему этого.
  — Почему?
  — Совершенно очевидно, что моя клиентка — миссис Фарго. И может так статься, что я ее больше не увижу, хотя я в этом не уверен.
  — Вы думаете, он убил ее?
  — Именно так я и думал. Но теперь я в этом не уверен. Кто-то пырнул Фарго ножом. Вполне возможно, его жена обнаружила, что он собирается ее убить, и опередила его. В таком случае это самооборона. Но, как бы там ни было, нам понадобится чертова уйма времени, чтобы это доказать. Или, возможно, Фарго убил жену, вызвал свою любовницу, признался ей во всем и стал упрашивать бежать с ним. Учитывая обстоятельства, она могла и не согласиться. Она могла заявить ему, что не желает иметь к этому никакого отношения, и пригрозила сообщить в полицию; тогда он набросился на нее — и нарвался на нож. Опять же — самозащита. Трудно сказать наверняка… пока.
  — А почему не рассказать Трэггу хотя бы это?
  — Я могу и ошибаться.
  — И что тогда?
  — Я не имею права сообщать Трэггу ничего из того, что моя клиентка доверила мне конфиденциально.
  — Ваша клиентка — это жена Фарго?
  — Скорее всего, мы получили деньги от его жены. Она… Все, Делла, заканчиваем, Трэгг возвращается.
  — Садитесь, пожалуйста, в машину, мисс Стрит, и вы, Мейсон, тоже, — сказал лейтенант. — Мы постараемся не задерживать вас дольше необходимого. Однако есть некоторые обстоятельства, которые мне хотелось бы прояснить после того, как я осмотрю место преступления.
  — Всегда рад служить вам, лейтенант, — бодро отозвался Мейсон.
  Они с Деллой уселись в машину. Потом последовало долгое ожидание, в течение которого к дому продолжали прибывать полицейские машины с включенными сиренами. Появились щелкающие фотоаппаратами репортеры, подъехала машина из похоронного бюро, чтобы забрать тело, потом из дома вышел Трэгг и по подъездной дорожке торопливо приблизился к ним; под его ногами поскрипывал гравий.
  — Извините, что заставил вас ждать, друзья, — сказал он, — но мне нужно было проверить некоторые предположения. А теперь, если вы не против, мы проедем в управление.
  — А почему бы вам, Трэгг, — сказал ему Мейсон, — не допросить нас на месте, сэкономив тем самым…
  — Нет, благодарю вас, Мейсон. Думаю, в управлении нам будет удобнее. Там у нас будет возможность все застенографировать, если вы вдруг надумаете давать показания.
  — Я дам показания прямо здесь.
  — Нет, лучше в управлении, — повторил Трэгг, кивнул полицейскому за рулем и, сев в машину, захлопнул за собою дверцу.
  Мейсон знал, что протестовать бесполезно, поэтому он откинулся на спинку сиденья, спокойно слушая вой сирены, расчищавшей им путь среди гущи машин.
  Трэгг провел их в свой кабинет в отделе по расследованию убийств и вызвал стенографиста.
  — Присаживайтесь, устраивайтесь поудобней, — пригласил он. — А теперь, Мейсон, мне хотелось бы знать, что, собственно, произошло.
  — Сегодня утром я обрисовал вам все в общих чертах.
  — Насчет Карлина?
  — Совершенно верно; и насчет того, как меня наняли.
  — Да, да, помню. Некий загадочный клиент. Вы не хотите говорить, кто это. Какая-то женщина, кажется. Кстати, это не могла быть миссис Фарго?
  — Не знаю.
  — Как тогда, Мейсон, вы очутились на месте преступления? И почему вызвали агента Дрейка?
  — Я пытался выяснить что-нибудь о моей клиентке, той, что мне звонила.
  — И как — выяснили?
  — Если честно, то не знаю.
  — Почему?
  — У меня не было возможности проверить информацию.
  — Но ведь что-то привело вас к Фарго?
  — Да, привело.
  — Что именно?
  — Небольшое расследование.
  — Может, просветите меня?
  — Это чистейшей воды дедукция, лейтенант. Я не смог проследить телефонный звонок, но нашел другой способ выяснить, кто звонил, — короче, Фарго укладывался в один из вариантов.
  — Сам Фарго?
  — Возможно, его жена.
  — И где она сейчас?
  — По моим предположениям, она мертва.
  На мгновение глаза Трэгга превратились в острые буравчики.
  — Еще один труп?
  — Еще один.
  — Похоже, Мейсон, сегодня с самого утра вы оставляете после себя одни только трупы.
  — Натыкаюсь на них, лейтенант.
  — Ладно, поправка принята. Расскажите нам о миссис Фарго.
  — Я разговаривал с Фарго сегодня утром, — начал Мейсон, — и сделал вид, будто хочу купить его дом. Мы с Деллой собирались предстать перед ним женихом и невестой, заинтересованными в приобретении будущего семейного гнездышка.
  — Весьма похвально, — обронил Трэгг. — Так вас можно поздравить?
  — Пока нет, лейтенант. Делла не прельстилась подобной перспективой.
  — Слава богу, — сказал Трэгг, обращаясь к Делле Стрит. — Я бы настоятельно рекомендовал вам не говорить «да», пока не удостоверитесь в благополучной развязке нынешней неприятной ситуации, поскольку ваш «жених» может оказаться в несколько более щекотливом положении, чем он это себе представляет.
  Мейсон закурил.
  — Почему вы думаете, что она мертва? — спросил Трэгг.
  — Фарго сказал, что она вылетела шестичасовым утренним рейсом в Сакраменто. Но я так не думаю.
  — Почему?
  — Мне кажется, машина не выезжала утром из гаража.
  — А по-моему, машина выехала из гаража. Она…
  — Совершенно верно, — сказал Мейсон. — Машина позже выехала. Должна была уехать.
  — Тогда за рулем должен был кто-то быть.
  — Ну да.
  — У вас есть предположение, кто именно?
  — Наверняка не знаю. Но кое-какие соображения у меня имеются.
  — И кто это мог быть?
  — Возможно, любовница Фарго.
  В этот момент в кабинет Трэгга вошел сержант. Не сказав ни слова, он положил на стол лейтенанта сложенный лист бумаги, развернулся и вышел.
  Трэгг развернул лист и, нахмурившись, изучил его.
  — Любовница Фарго, — медленно повторил он. — Ищете женщину, да?
  — Точно.
  Взгляд Трэгга стал холодным, жестким и испытующим.
  — У Фарго было что-нибудь из того, что вы искали, Мейсон?
  — Что?
  — Какой-нибудь документ, например?
  Мейсон покачал головой.
  — Вы уверены, что ничего от меня не скрываете?
  — Я рассказал вам все, что мог.
  — Или что хотели?
  — Возможно.
  — А не может быть такого, что миссис Фарго наняла вас, чтобы уладить свои дела, и вы пытались добыть некий документ, который хранился у Фарго, и…
  Мейсон снова покачал головой.
  — Подумайте как следует, — предупредил Трэгг, — я ведь все проверю.
  — Нет, и еще раз нет, — ответил Мейсон. — Это не тот случай.
  — Он сказал вам, что она уехала в Сакраменто, да?
  — Сказал.
  — Но вы в это не верите?
  — Нет.
  — Вы считаете, что она вообще не покидала дом?
  — У меня нет никаких доказательств, лейтенант, — сказал Мейсон. — И я не хотел бы, чтобы на меня ссылались. Я окажусь в крайне затруднительном положении, если окажется, что вы сообщили что-то из моих показаний прессе, сославшись при этом на меня. Но на вашем месте, расследуя это убийство, я выяснил бы номер автомобиля Фарго, зарегистрированного, кстати, на его жену, и объявил бы розыск по всему штату. Я постарался бы как можно быстрее отыскать эту машину и заглянуть в багажник.
  — Премного благодарен за совет, — сказал Трэгг. — Он принят. Это свидетельствует о том, что у вас имеется профессиональная хватка, Мейсон. Мы уже об этом позаботились. А теперь скажите, что бы вы сделали на моем месте с неким Перри Мейсоном, который всеми силами пытается утаить от меня информацию, которой он обладает?
  — Что, по-вашему, я пытаюсь от вас утаить?
  — То, чем вы не желаете со мной делиться.
  — Я буквально выложил все свои карты на стол, лейтенант. Единственное, что я не могу сообщить вам, так это конфиденциальную информацию, которая может иметь отношение к моей клиентке.
  — Значит, вы рассказали мне все?
  — Все.
  — В таком случае, — внезапно подавшись вперед, почти повелительным тоном проговорил Трэгг, — не будете ли вы столь любезны сообщить мне, каким образом — согласно только что врученному мне рапорту — на наборном диске сейфа Фарго обнаружились ваши отпечатки пальцев? А также объясните мне следующее совпадение. Вы сказали, что можете открыть сейф Карлина, если комбинация цифр начинается с числа пятьдесят девять, четыре поворота вправо? И как случилось, что шифр сейфа Фарго начинается также с числа пятьдесят девять, четыре поворота вправо?
  Мейсон глубоко затянулся сигаретой.
  — Итак, — настойчиво произнес Трэгг, — я жду ответа.
  — Боюсь, — сказал Мейсон, — что не смогу ничего добавить к тому, что уже сказал.
  — Вы открывали сейф до убийства или после него?
  — Я даже не заглядывал в него, — ответил Мейсон.
  — Но отпечатки ваших пальцев найдены на наборном диске.
  — Ничем не могу помочь.
  — Как бы вам не пришлось жалеть об этом, — пригрозил Трэгг. — Я даю вам шанс все объяснить, Мейсон. Если вы представляете женщину, которой понадобились документы из сейфа ее мужа, то сейчас самое время в этом признаться.
  — Это не тот случай… по крайней мере, как я себе это представляю.
  — А я думаю, Мейсон, вы взяли из сейфа какие-то бумаги.
  — Я же сказал вам, что даже не заглядывал в него, — холодно отрезал Мейсон. — И попробуйте доказать обратное.
  — Думаю, что смогу это сделать, — процедил Трэгг. — На этом все. Я вас больше не задерживаю.
  Глава 12
  Удалившись на квартал от управления полиции, Мейсон зашел в телефонную будку и позвонил Полу Дрейку:
  — Тебе известно, как обстоят дела с Фарго?
  — Конечно, — ответил Дрейк. — Мой агент изловчился переслать мне информацию прежде, чем его захомутала полиция. На всякий случай я отправил на эту работенку еще нескольких человек. Где ты сейчас, Перри?
  — Примерно в квартале от полицейского управления. Они только что отпустили нас с Деллой.
  — Отлично, — сказал Дрейк. — Давай приезжай, у меня для тебя есть кое-какая информация.
  — Это хорошо, но тебе придется добыть для меня кое-что еще, — сказал Мейсон. — Я хочу знать, кто любовница Фарго. Я хочу знать…
  — Большая часть из того, что ты хочешь знать, у меня уже есть, — сказал Дрейк. — Я обнаружил, что другая линия, которую я расследую, привела меня прямо…
  — Кто эта девушка? — перебил его Мейсон.
  — Селинда Джилсон, — ответил Дрейк. — Живет в многоквартирном доме Фарлоу. Работает в «Золотом гусе», где делает моментальные снимки посетителей, которым хочется, чтобы их считали чем-то вроде знаменитостей.
  — Значит, дом Фарлоу?
  — Да.
  — Погоди, — сказал Мейсон. — Я отправлю в твою контору Деллу. Представь ей подробный отчет. Она разберет и подготовит для меня твою информацию. А я попробую нанести визит Селинде Джилсон раньше полиции.
  — Думаешь, полиция ее ищет?
  — Я думаю, узнав, что Фарго убил свою жену и Медфорда Карлина, она могла убить самого Фарго. Я по уши увяз в этом деле, поэтому хочу разобраться во всем прежде, чем полиция наложит на него свою лапу. К несчастью, я оставил отпечатки пальцев на сейфе Фарго, и это может доставить мне кучу неприятностей.
  — Как тебя угораздило? — спросил Дрейк.
  — Я проверил ту самую комбинацию цифр, чтобы удостовериться, действительно ли миссис Фарго — моя клиентка.
  — Так ты открывал сейф?
  — Только не делай ту же ошибку, что и лейтенант Трэгг, — сказал Мейсон. — Он тоже все спрашивал, открывал ли я сейф. Нет, не открывал. Я только отпер замок, а это не одно и то же. Трэгг почему-то не догадался задать мне такой вопрос.
  — Ну ладно, — сказал Дрейк, — ты хочешь, чтобы я установил наблюдение за мисс Джилсон?
  — Господи боже, конечно нет, — возразил Мейсон. — Если ты установишь за ней слежку и полиция это обнаружит, то тебе не видать своей лицензии до конца жизни. Слишком уж много совпадений, Пол. Ладно, я пошел.
  — Думаешь, она будет дома? — с сомнением спросил Дрейк.
  — Это мой единственный шанс. Если она еще в дороге, полиция сцапает эту дамочку в два счета. Они передали по радио описание машины Фарго, так что найти ее теперь — минутное дело. Слушай, Пол, мне нужно знать все, что только можно, о миссис Фарго. Похоже, ее семья действительно живет в Сакраменто. Разузнай, кто они, где живут. Займись этим, мы лишь на шаг опережаем полицию, и я хочу сохранить эту дистанцию. Между Карлином и Фарго существует какая-то связь. Мне хотелось бы знать какая… Ну ладно, я пошел. — Мейсон повесил трубку и спросил Деллу Стрит: — У тебя хватит денег на такси?
  Она кивнула.
  — Поезжай к Полу Дрейку. Он передаст тебе некоторые сведения. Забери все, что у него есть. Отдели зерна от плевел. Пусть он выяснит, что за родственники у миссис Фарго в Сакраменто. По-моему, нет и одного шанса из десяти тысяч, что она улетела шестичасовым рейсом, но все-таки проверь это, чтобы нам знать наверняка. Я вернусь в контору, как только освобожусь. Да, и на тот случай, если Джилсон согласится дать показания, я хочу, чтобы ты была готова поймать такси, приехать ко мне и застенографировать все. И держи под рукой побольше наличных денег. Не исключено, что нам придется на некоторое время скрыться.
  — Ну, мне не привыкать, — сказала Делла Стрит. — А где живет ваша Джилсон?
  — В многоквартирном доме Фарлоу.
  — Знаете, где это?
  — Нет.
  — Я поищу, — сказала Делла Стрит.
  — Лучше поезжай в контору, — сказал Мейсон. — Я сам найду. Возьми такси.
  — Уже иду, — отозвалась Делла и быстро вышла из будки. Мейсон полистал телефонную книгу, нашел нужный ему адрес, едва ли не бегом бросился к своей машине и помчался, лавируя среди уличного движения, пока не добрался до дома Фарлоу. Им оказалось непрезентабельного вида серое здание средних размеров, с выходящей на улицу парадной дверью, которая была заперта. С левой стороны двери имелся ряд карточек с фамилиями жильцов, и возле каждой — кнопка звонка, а справа находились соединенные с квартирами переговорные устройства.
  Мейсон отыскал нужную фамилию, вырезанную из визитной карточки. «Селинда Джилсон Лару». Последнее слово было дважды перечеркнуто двумя жирными чернильными линиями. Осталось лишь «Селинда Джилсон».
  Мейсон надавил на кнопку звонка.
  Ему пришлось звонить трижды, прежде чем в переговорном устройстве что-то пискнуло и сонный женский голос спросил:
  — Кто там?
  — Друг, — ответил Мейсон.
  — Неужели?
  — Уверяю вас.
  — Что вам нужно?
  — Я хочу переговорить с вами до того, как это сделает полиция, — сказал Мейсон.
  — О чем это вы говорите? — произнес голос в домофоне.
  Мейсон промолчал.
  Несколько секунд было тихо, потом, извещая, что дверь открыта, прожужжал зуммер.
  Мейсон запомнил номер квартиры — 325, толкнул дверь, вошел внутрь, не стал дожидаться лифта и, перескакивая через ступеньки, мигом взлетел наверх.
  Коридор третьего этажа ничем не отличался от тысяч других коридоров многоквартирных домов. Глаза Мейсона не сразу привыкли к царящему здесь полумраку. Но в конце концов он отыскал нужную ему дверь и постучал.
  Открывшая дверь молодая женщина терла глаза и зевала, разглядывая Мейсона с неприкрытым сомнением.
  На ней был домашний халат и шлепанцы. Никакой косметики на лице.
  — Тоже мне друг, — фыркнула она. — Зачем вам понадобилось поднимать меня в такую рань?
  — Да что вы, — делано удивился Мейсон, — не так уж и рано.
  — Только не для меня. Что вам нужно?
  — Хочу поговорить с вами.
  — Так говорите.
  — Но не в коридоре же.
  — У меня однокомнатная квартира. И я еще не встала с постели. Подумайте о приличиях.
  — Я не стану разговаривать в коридоре. Подумайте и вы о приличиях, — возразил Мейсон.
  — Из того, что вы хотите поговорить со мной, вовсе не следует, что нужно напрашиваться ко мне в гости… О чем вы хотите поговорить?
  — О Фарго.
  Было темновато, чтобы разглядеть выражение ее глаз. Несколько секунд девушка пристально смотрела на Мейсона, потом отступила от двери и сказала:
  — Входите.
  Мейсон вошел и прикрыл за собой дверь. Это была обычная, скромно меблированная квартирка с кухонькой и ванной, унылое и безликое жилище, лишенное всякой индивидуальности, как-то особенно непривлекательное из-за того, что всю мебель сдвинули к одной стене, чтобы освободить место для пристенной откидной кровати, находившейся сейчас в опущенном положении. Единственный торшер давал слабенькое, рассеянное освещение.
  — Стулья там, у стены, — сказала она. — Вот тот, что с мягким сиденьем, будет поудобней. Разверните его и присаживайтесь.
  Она сбросила шлепанцы, забралась в постель, поджала под себя ноги, прикрыла простыней колени и, откинувшись на горку подушек у никелированного изножия кровати, сказала:
  — Ну что ж, выкладывайте все, да побыстрей.
  — Вы знали, что Фарго женат? — спросил Мейсон.
  Она мгновение колебалась, потом посмотрела ему прямо в глаза и ответила:
  — Да.
  — Когда вы в последний раз видели его?
  — Вчера вечером.
  — В котором часу?
  — Около десяти. Он был в клубе, где я работаю.
  — В «Золотом гусе»?
  — Да. Вы тоже были там. Я видела вас вместе с молодой женщиной. Я знаю, кто вы такой. Вы — Перри Мейсон. Давайте не будем ходить вокруг да около. Что вам надо? Ведь вы адвокат, не так ли? Вы представляете интересы его жены?
  — Я не могу ответить вам на этот вопрос.
  — Что ей нужно?
  — На этот вопрос я тоже не могу ответить.
  — Тогда что нужно вам?
  — Хочу кое-что у вас узнать.
  — Что именно?
  — Ничего, если я закурю?
  — Да ради бога, — сказала она и указала на блестящую металлическую вазочку, служащую пепельницей и до половины заполненную окурками.
  — Закурите со мной? — спросил Мейсон.
  — Я… Ну ладно, давайте.
  Мейсон достал из кармана портсигар, угостил Селинду сигаретой, взял одну себе и протянул ей зажженную спичку.
  Она быстро затянулась, отложила сигарету в сторону и, выпустив тонкую струйку дыма, сказала:
  — Давайте приступим к допросу.
  — Вы в близких отношениях с Фарго? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Насколько близких?
  — Я с ним сплю, если вас интересует именно это.
  — И как долго у вас это длится?
  — А вас это касается?
  — Думаю, что да.
  — Примерно полгода.
  — Он обещал жениться на вас?
  — Не говорите глупостей. Он женат.
  — Тогда в какое положение вы себя поставили?
  — Вы же адвокат. Вам лучше знать.
  — Он очаровал вас, да?
  — Это не тот случай.
  — Тогда что же вы хотели получить, вступая с ним в подобные отношения?
  — Перестаньте, не то я рассержусь.
  — Но ведь вы на что-то рассчитывали?
  — Пусть это останется на его совести.
  — Вы когда-нибудь говорили с ним на эту тему?
  — Нет.
  — Он счастлив в браке?
  — Нет.
  — А вы знаете, что он мертв? — как бы невзначай обронил Мейсон.
  Она едва не подпрыгнула на кровати, словно рядом прогремел оглушительный взрыв.
  — Так вы знаете? — переспросил Мейсон.
  — Вы меня случайно не разыгрываете?
  — Он мертв, — сказал Мейсон. — Точнее, убит.
  — Значит, это сделала она, — произнесла Селинда с отчаянием в голосе.
  — Почему вы так говорите?
  — Потому что она этого хотела. Он… он ожидал от нее этого.
  — Откуда вы знаете?
  — Он сам мне говорил.
  — Так они и в самом деле не ладили?
  — Да.
  — На почве чего?
  — Не знаю, — неохотно ответила она. — На какой почве бывают разлады между женатыми людьми, которые надоели друг другу до чертиков и только и ждут, чтобы разойтись, но у них это не получается? Так и треплют друг другу нервы, придираются по любому поводу. Возможно, когда-то они поженились по любви, но все это давно в прошлом, и теперь ее раздражает, что он мозолит ей глаза с утра до ночи, а его, в свою очередь, раздражает она. Она оскорбляет его, а он в ответ старается обидеть ее побольней. Он ко всему придирается, и ей начинает казаться, что ему ничем не угодить. Сначала она лезет из кожи вон, но потом чувство гордости заставляет ее огрызаться в ответ, чтобы постоять за себя. Вот они и грызутся как кошка с собакой. А потом — фррр! И пожалуйста вам, развод.
  — Как у вас.
  — Как у меня, — согласилась она. — Вы же видели мою карточку внизу, мистер Мейсон. Я вычеркнула на ней фамилию Лару — точно так же, как вычеркнула из жизни его самого.
  — И давно?
  — Восемь месяцев назад.
  — Вы развелись?
  — Нет пока. Но фамилию я вычеркнула.
  — А почему вы не оформили развод?
  — Потому что он не желает платить за развод, и черт меня побери, если я выложу за его свободу свои тяжким трудом заработанные денежки. Он гуляет направо и налево, и рано или поздно какая-нибудь куколка захомутает его в надежде наложить лапу на его деньги. Он, само собой, размякнет и захочет обрести «свободу». Вот тогда ему придется просить у меня развода.
  — И как вы поступите?
  — Сдеру с него немного деньжат, — ответила она. — Как-никак я прожила с ним пять лет. Так что, полагаю, имею на это право. Пять лет назад у меня было много чего предложить, а теперь… теперь я уже далеко не та, за эти годы я порядком поизносилась.
  — У вас философский взгляд на жизнь.
  — Стараюсь. Расскажите мне об Артмане. Ведь вы меня не разыгрываете, а?
  — Нет. Он действительно мертв.
  — Убит?
  — Видимо, да.
  — А где его жена?
  — Предположительно отправилась в Сакраменто навестить свою мать.
  — Когда она уехала?
  — Сегодня утром.
  — А когда убили Артмана?
  — Часа полтора-два назад.
  — Проверьте, где была в это время его женушка, — уверенно сказала она. — Не удивлюсь, если вы обнаружите, что это сделала именно она.
  — Вам что-нибудь известно? — спросил Мейсон.
  — Абсолютно ничего.
  — Когда вы легли спать?
  — Около пяти утра.
  — Вы живете одна?
  — Разве не видно?
  — Когда я позвонил, вы спали?
  — Да.
  — С пяти утра?
  — Ну да.
  — Где вы находились около десяти утра?
  — Здесь, спала на этой самой подушке. А что? Кто-то собирается повесить на меня это убийство?
  — Когда закрывается «Золотой гусь»?
  — Примерно в два ночи.
  — А где вы находились между двумя ночи и пятью утра?
  Она покачала головой:
  — Это вас не касается. Тут замешан другой человек. Я не люблю лицемерить и рассказываю все как есть, когда дело касается лично меня. Но когда речь идет не только обо мне — это другое дело.
  — Вы были не одна?
  — Нет, — насмешливо ответила она. — Я была не одна. У меня хватает достоинств, за которые мне неплохо платят. У меня их даже больше, чем мне это оплачивают. Я живу как хочу, и никто не имеет права вмешиваться в мою жизнь.
  — Давайте все-таки внесем некоторую ясность, — предложил Мейсон.
  — Я полагала, мы это уже сделали.
  — Сегодня, около десяти тридцати утра, не вы ли находились в запертой спальне в доме Артмана Д. Фарго по адресу 2281, Ливингдон-Драйв?
  — Нет, не я.
  — А где вы были?
  — Здесь.
  — Вы водите машину?
  — Разумеется, вожу.
  — И это не вы вывели «Кадиллак» Артмана Фарго из гаража около двух часов назад, а потом…
  — Не говорите ерунды!
  — Это были не вы?
  — Нет.
  — Что вам известно о миссис Фарго?
  — Никогда не была с ней знакома. Но видела ее в «Золотом гусе». Он был с ней вчера вечером.
  — Что вы о ней знаете?
  — Не думаю, что стоит вдаваться в это, если только… если только это не правда, что Артмана убили.
  — Это сущая правда.
  — Почему я должна вам верить?
  — Скоро вы в этом убедитесь. Если только я не слишком преувеличиваю мыслительные способности лейтенанта Трэгга из отдела по расследованию убийств, то скоро вас будут допрашивать с пристрастием.
  — Меня это не волнует, — отрезала она. — Я взрослая, белая, свободная женщина и сама отвечаю за свои поступки.
  — Так что там насчет его жены?
  — Если Артман мертв, мистер Мейсон, то его убила Мирт.
  — Какая Мирт?
  — Миртл, его жена.
  — Похоже, вы в этом не сомневаетесь.
  — Да.
  — Поделитесь со мной, что внушает вам такую уверенность?
  — Она очень тщеславная особа. Артман ее не устраивал. Ей требовался другой муж, с более высоким положением.
  — Какой другой?
  Она покачала головой:
  — Миртл очень скрытная.
  — Думаете, у нее кто-то есть?
  — Уверена.
  — Что заставляет вас так думать?
  — Много чего.
  — Но вы понятия не имеете, кто он?
  — Ни малейшего. Мне кажется, Артман тоже не знал.
  — Давайте перестанем ходить вокруг да около. У меня есть основания подозревать, что в запертой спальне второго этажа в доме Фарго сегодня утром находились именно вы. У меня есть основания считать, что это вы неслись сломя голову в «Кадиллаке» по городу, пытаясь стряхнуть с хвоста преследователя. Я полагаю, что вы бросили машину в таком месте, где, как вы считаете, ее никак не соотнесут с вами. У меня есть причины считать, что в багажнике машины может быть обнаружен труп Миртл Фарго. Но это всего лишь предположения, писанные, так сказать, вилами по воде. Возможно, вы имеете отношение к убийству Миртл Фарго, а может быть, ничего о нем не знаете. Вы будете говорить?
  — Я вообще ни о чем больше не буду говорить. Такого игрока, как вы, не обыграть. Я старалась играть по правилам, но вся беда в том, что вы знаете, какая масть козырная, а я нет.
  — Когда полиция обнаружит машину, — сказал Мейсон, — она найдет на рулевом колесе отпечатки ваших пальцев.
  — Откуда такая уверенность?
  — Потому что полиция уже взялась за поиски женщины, причастной к этому убийству.
  — То есть меня?
  — Да, вас. И они обшарят всю машину в поисках отпечатков пальцев.
  — Вот и прекрасно.
  — И, — продолжил Мейсон, — если это вы убили Артмана Фарго, то было бы куда правильнее сделать признание, что вы сделали это в целях самозащиты, когда узнали об убийстве его жены, чем пытаться увиливать и в конце концов оказаться обвиненной в преднамеренном убийстве. Мне не хотелось бы выступать в роли вашего адвоката, и я не в том положении, чтобы давать вам советы — я и не даю их вам как адвокат, — но вам стоит подумать над тем, что я сказал. Этого требует простой здравый смысл.
  Она соскользнула на край кровати, ее халат задрался, и мелькнувшие белые ноги на фоне темной подкладки показали, что под халатом у нее ничего нет. Потом она встала на ноги, оправила халат и сказала:
  — Взгляните на меня, Мейсон.
  — Гляжу.
  — Вы, наверное, думаете, что на мне клейма ставить негде и что я всего повидала. А поскольку я работаю в ночном клубе, то вы, видимо, считаете, что я законченная авантюристка. Валяйте, думайте что угодно.
  Мне двадцать семь лет, и я действительно повидала всякое. И я не знала мужчины, который подошел бы ко мне без задней мысли. Все старались меня обвести вокруг пальца. Сколько раз я думала: «А почему бы и нет, Селинда? Давай не теряйся, подумай о себе». Но меня всегда что-то удерживало. Я всегда старалась играть честно. Мне нравился Артман Фарго. И если он и вправду мертв, то для меня это сильный удар, но я переживу. Мне уже многое приходилось переживать. Не раз, когда мне казалось, будто я твердо стою на ногах, у меня выбивали из-под них почву. После того как вы уедете, я сяду и буду реветь, и, когда мне надо будет вечером идти на работу, я буду черт знает на кого похожа. Ну а пока я не вешаю нос и не распускаю нюни перед вами.
  Я знаю, мои чувства и мои переживания вас не волнуют. Допускаю, у вас были причины прийти сюда. И каковы бы они ни были, вы действуете в интересах своего клиента, а никак не моих. Мне следовало бы считать вас врагом. Однако вы производите впечатление честного человека и имеете репутацию неподкупного адвоката. Вот я все вам и сказала, и…
  Ее слова прервал резкий, настойчивый звонок.
  — Что это? — спросил Мейсон.
  — Кто-то звонит.
  — С улицы?
  — Нет, в дверь квартиры. Наверное, какой-нибудь торговый агент. Не обращайте внимания. Позвонит немного и уйдет…
  Звонок зазвенел снова. Потом в дверь начали стучать.
  — Эй вы, немедленно откройте! — потребовал чей-то голос.
  Мейсон поднялся на ноги и сказал:
  — Ладно, спасибо за беседу. Думаю, вам лучше открыть дверь. Кажется, этот голос мне хорошо знаком.
  Селинда встала и открыла дверь.
  В коридоре стояли лейтенант Трэгг и детектив в штатском.
  — Селинда Джилсон, лейтенант Трэгг, — представил их друг другу Мейсон. — Селинда, лейтенант Трэгг из отдела по расследованию убийств хочет задать вам несколько вопросов по поводу Фарго.
  Трэгг не смог скрыть своего удивления.
  — Черт вас возьми, вы опять обскакали меня, Мейсон, — сказал он. — Это и есть ваша клиентка?
  Мейсон покачал головой.
  — Ну что ж, — с подчеркнутой вежливостью сказал лейтенант Трэгг, — не смею больше задерживать столь занятого человека. Пожалуй, это единственный случай, когда мне не хочется этого делать.
  — Благодарю! — насмешливо ответил Мейсон и вышел.
  Глава 13
  Уже было далеко за полдень, когда Мейсон открыл дверь своего кабинета и вошел в него, обнаружив там Деллу Стрит и Пола Дрейка, сидевших рядышком и о чем-то совещавшихся приглушенными голосами.
  — Привет, — бодро поздоровался Мейсон. — Вы смахиваете на парочку заговорщиков.
  — Мы и есть заговорщики, — отозвалась Делла.
  — Похоже, Пол, мы попали в яблочко, — сказал Мейсон. — Это Селинда Джилсон. Она попыталась притвориться, будто крепко спала, когда я позвонил ей в дверь, но все-таки выдала себя. Она заядлая курильщица, но, хотя потирала глаза и зевала, словно только что проснулась, за сигарету не схватилась. А настоящий курильщик, как только проснется, первым делом тянется за сигаретой. Судя по пепельнице, курит она очень много. Я предложил ей закурить, но она не сразу согласилась, сначала помешкала. У нее едва не вырвалось, что она и так уже много выкурила или что-то в этом роде, но…. Так в чем дело?
  — Твоя теория накрылась, Перри, — сказал Дрейк.
  — Какая теория?
  — Что Фарго убил жену.
  — Почему?
  — Он этого не делал.
  — Давай выкладывай.
  — Мы наконец нарыли информацию о чете Фарго, отыскав их брачное свидетельство, — сказал Дрейк. — У нас теперь есть фамилия и адрес ее матери. Она живет в Сакраменто. Мы позвонили ей на всякий случай.
  — Вот черт, — ругнулся Мейсон. — И что?
  — Она сообщила, что ее дочь едет сейчас к ней в автобусе компании «Грейхаунд» и что она прибудет в Сакраменто сегодня к вечеру.
  — Лично я в этом сомневаюсь, — заявил Мейсон. — Но если это правда, то у нас могут возникнуть большие неприятности.
  — С чего вдруг? Если она и вправду твоя клиентка и сейчас цела и невредима, то…
  — И ее муж убит ударом ножа в горло. Во сколько этот автобус отправляется из Лос-Анджелеса?
  — Видимо, в восемь сорок пять утра.
  Мейсон принялся расхаживать по кабинету.
  — Нам необходимо каким-то образом связаться с этой женщиной.
  — Зачем? — спросил Дрейк.
  — Ей может понадобиться алиби, Пол, — ответил Мейсон.
  — Но раз она едет в этом автобусе, то у нее и без того хорошее алиби.
  — Ей может понадобиться твердое алиби, — сказал Мейсон. — Ведь речь идет об убийстве. А вдруг Трэгг вздумает навесить это убийство на нее? Ей понадобятся фамилии ее попутчиков, которые смогут подтвердить, что она ехала вместе с ними… Делла, закажи частный самолет. И самый быстрый. Пол, найди расписание этого автобуса, а также описание внешности миссис Фарго. Делла, ты поедешь со мной. Прихвати с собой все документы: доклады Дрейка, адрес матери и всю имеющуюся у нас информацию по этому делу. Мы займемся подтверждением ее алиби, и как можно скорее.
  Делла сняла трубку телефона, подключенного к коммутатору, и сказала:
  — Герти, свяжись с агентством по найму самолетов, скажи, что нам нужен самый быстрый самолет до Сакраменто…
  — До Стоктона, — вмешался Мейсон. — Мы летим в Стоктон.
  — До Стоктона, — повторила Делла в трубку. — Как только ты свяжешься с кем надо, перезвони мне.
  — Почему до Стоктона? — спросил Дрейк.
  — Потому, — сказал Мейсон, — что сейчас ты позвонишь своим людям в Сакраменто и велишь им послать агентов к матери Миртл Фарго, а также встретить нас вместе с ней в Стоктоне. Мы будем поджидать автобус именно там, она покажет нам свою дочь, а агенты потолкаются среди пассажиров и запишут их фамилии и адреса. Нам понадобятся свидетели, много свидетелей.
  — Ты полагаешь, это так серьезно? — спросил Дрейк.
  — Откуда мне знать? — ответил Мейсон. — Но если это дело обернется не в лучшую сторону, я не хочу потом собирать свидетельские показания по всем частям света. Так что пока соберем свидетелей, а там будет видно.
  Глава 14
  Диспетчер как раз объявил о прибытии рейса номер 320 из Модесто, следующего транзитом в Сакраменто, когда Мейсон встретился с мужчиной лет пятидесяти пяти, имеющим вид профессионального детектива и одетым достаточно консервативно, если не сказать старомодно. Окинув незаметным взглядом адвоката, он спросил:
  — Вы мистер Мейсон?
  Мейсон кивнул.
  — Я из филиала агентства Дрейка в Сакраменто. Мы привезли миссис Ингрем. Хотите встретиться с ней прямо сейчас? Только что объявили о прибытии автобуса. В нем порядочно пассажиров. Рейс транзитный, и билеты на него продают только в том случае, если есть свободные сидячие места. Нам удалось раздобыть два билета.
  — Как долго автобус пробудет здесь?
  — Минут пять.
  — С вами кто-то еще?
  — Да, еще один агент.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Берите эти два билета. Садитесь в автобус. Перепишите фамилии и адреса всех пассажиров. Будьте тактичны и…
  — Само собой, — отозвался детектив, — это моя работа. Мы все понимаем, мистер Мейсон.
  — Отлично. Перепишите фамилии и адреса, — повторил Мейсон. — И в первую очередь тех пассажиров, которые разговаривали с молодой женщиной, которую мы вам покажем.
  — А вот и пассажиры, — объявил детектив.
  — Отведите меня к миссис Ингрем, — велел Мейсон.
  Мейсона подвели к женщине лет пятидесяти, с тонкогубым ртом, которая выглядела крайне обеспокоенной.
  — Так это вы и есть мистер Мейсон, — начала она. — Я ничего не понимаю в том, что здесь происходит. Мне сказали, что вы адвокат, причем один из лучших. Надеюсь, вы знаете, что делаете. Моя дочь, мистер Мейсон, хорошая девочка, очень хорошая. Помните об этом. Она не может быть ни во что замешана. Я не знаю, из-за чего такой переполох, надеюсь, что вам виднее. Но разве можно вот так хватать меня и тащить бог знает куда…
  Мейсон с трудом перебил ее:
  — Мы не вполне уверены, что ваша дочь едет этим автобусом.
  — Конечно, этим, каким же еще? Она сама мне это сказала.
  — Произошли некоторые непонятные и совершенно неожиданные события, миссис Ингрем. И не исключено, что ваша дочь…
  — Мама, что ты здесь делаешь?
  Миссис Ингрем повернулась. Ее глаза словно оттаяли, однако ее рот остался поджатым.
  — Ах, Миртл, ты меня так напугала! Ты…
  — Я напугала! Это ты напугала меня! Что ты тут делаешь?
  — Ну нет, не взваливай все на меня, — заявила миссис Ингрем. — Это мистер Мейсон, а это мисс Стрит, его секретарь.
  Миртл Фарго перевела взгляд на Мейсона. Ее лицо побледнело, глаза расширились и округлились.
  — Мистер Мейсон! — произнесла она голосом, походившим скорее на испуганный шепот.
  — Вы знаете меня в лицо, миссис Фарго? — спросил Мейсон.
  — Да, я… мне вас показывали. Но что вы здесь делаете?
  — У нас нет времени на объяснения. Дело приняло серьезный оборот. На каком месте вы сидели в автобусе?
  — Э… дайте вспомнить — второе спереди, в левом ряду.
  — У окна или у прохода?
  — У окна.
  — А вы помните, кто сидел рядом?
  — Очень приятная женщина. Она…
  — Она вышла?
  — Нет.
  — Где она села?
  — Ну… я точно не знаю, где-то в долине.
  — Но она была в автобусе, когда вы садились в него в Лос-Анджелесе?
  — Боже, я не помню. Я совсем недавно обратила на нее внимание.
  — А здесь вы ее не видите? — спросил Мейсон.
  — А, да. Вон она — стоит у газетного киоска.
  Раздался голос диктора:
  «Рейс номер 320 отбывает в Сакраменто. Пассажиров просят занять свои места».
  — Что здесь все-таки происходит? — спросила миссис Фарго. — Мама, ты можешь поехать со мной? Ты можешь…
  — Вы поедете вместе со мной, — перебил ее Мейсон. — Мы наймем машину. Мы прибудем в Сакраменто раньше автобуса, чтобы опросить кое-кого из пассажиров.
  Пассажиры сели в автобус. Сквозь окна Мейсон мог видеть детектива и его помощника, которые передвигались по автобусу и с предупредительной улыбкой обращались к пассажирам, записывая их фамилии и адреса.
  — Ну а теперь, — потребовала Миртл Фарго, — не могли бы вы мне объяснить, что происходит?
  — Да, я тоже хочу это знать, — вмешалась миссис Ингрем. — Меня так напугали, куда-то повезли чуть ли не силой… я совершенно сбита с толку. Едва успела собраться. Никогда в жизни так не спешила. Хватают, волокут… Миртл, ради бога, во что ты впуталась?
  — Ни во что, мама.
  — Видимо, некоторые вопросы нам придется отложить на потом, — заявил Мейсон.
  — Глупости, мистер Мейсон! Мне нечего скрывать от матери.
  — Вы говорили, что вам меня показали? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Где?
  — В ночном клубе. Дайте вспомнить, это было… Да, это было всего лишь вчера вечером! С вами была еще мисс Стрит. Верно, мисс Стрит?
  — Но сначала вы собирались вылететь сегодня утром самолетом, миссис Фарго?
  — Самолетом?!
  — Да.
  — Боже мой, конечно нет! Мое время не столь дорого. К тому же мне нравится ездить автобусом. Встречаешь много интересных…
  — А вы случайно не говорили мужу, что собираетесь лететь самолетом?
  — Нет.
  — И он не отвозил вас сегодня утром в аэропорт?
  — Да нет же. Чушь какая-то! В такую рань? Да он ни за что на свете не поднимется так рано! Я тихонько встала, наспех позавтракала, поймала на улице такси и успела как раз к отходу автобуса на восемь сорок пять.
  — Но ваш муж сказал мне, что он сам отвез вас в аэропорт.
  — Артман Фарго сказал вам, что отвез меня в аэропорт?
  — Именно так.
  — И когда же он вам это сказал?
  — Примерно в девять утра.
  Она покачала головой:
  — Он, наверное, пошутил. Он знал, что я собиралась ехать автобусом. Я всегда так езжу, правда, мама?
  — Ну да. Почти всегда. Хотя тот раз ты прилетела самолетом и…
  — И всю дорогу меня тошнило. После этого я решила, что лечу в последний раз. С тех пор я всегда езжу автобусами «Грейхаунд» и очень ими довольна.
  — Да, все это так, но, ради бога, скажи мне, из-за чего весь этот переполох? Я уже далеко не девочка, чтобы меня хватать и тащить бог знает куда…
  — Миссис Фарго, — сказал Мейсон. — давайте определимся. Если сочтете нужным, вы имеете право не говорить мне больше ничего, но ведь это вы вчера вечером звонили мне из аптеки на углу Венс-авеню и проспекта Крамера?
  Она медленно покачала головой и, немного помедлив, спросила:
  — А какое это имеет отношение к делу?
  — Не лгите мне, — с нетерпением сказал Мейсон. — Дело слишком серьезное.
  — Мистер Мейсон, — набросилась на него миссис Ингрем, — вы разговариваете с моей дочерью! Она хорошая девочка, так что не смейте обвинять ее во лжи. Она никогда никому не станет лгать. Она не из таких. Ей незачем лгать. Она порядочная, респектабельная, замужняя женщина и…
  — Ладно, — буркнул Мейсон. — Мне сейчас некогда вас подготавливать. Ваш муж мертв.
  — Что?! — воскликнула миссис Ингрем.
  Миссис Фарго слегка покачнулась. Ее глаза стали круглыми как блюдца.
  — Артман мертв?
  — Да, — подтвердил Мейсон. — Однако нам придется обойтись без слез и выражений соболезнований. По моим предположениям, в ближайшие час-два в дело вмешается полиция. Нам предстоит покрыть большое расстояние, и как можно быстрее.
  — Артман… этого не может быть. Он был совершенно здоров! Он…
  — Его убили, — перебил ее Мейсон.
  — Как это?
  — Кто-то воткнул ему в горло нож. Ссора, если можно так выразиться, произошла на втором этаже вашего дома, примерно в десять тридцать утра. Он пытался вырваться из дома, добрался до лестницы и там потерял сознание. Потом скатился вниз и распластался в прихожей на полу прямо у двери. Известно ли вам что-либо по этому поводу?
  — Известно ли мне?! Что вы имеете в виду, мистер Мейсон? Я только что узнала об этом от вас. Я… Мама, может, ты что-то слышала?
  Миссис Ингрем покачала головой.
  — Ладно, — сказал Мейсон. — Вас еще будут допрашивать. Полиция захочет знать, где вы находились в указанное время.
  — Какое время?
  — Примерно от десяти до десяти тридцати утра.
  — Слава богу, я могу подтвердить, где я находилась в это время. В десять тридцать я уже сидела в автобусе.
  — Вы с кем-нибудь разговаривали?
  Она задумчиво нахмурилась и сказала:
  — Да, разговаривала. С очень приятным джентльменом, пожилым мужчиной, который повидал многое. Кажется, он работал в нефтяном бизнесе или что-то в этом роде. Он сошел в Бейкерсфилде. Рядом со мной сидел подвыпивший мужчина, и потом была еще женщина, с которой я болтала всю дорогу от Бейкерсфилда до Фресно. Не знаю, кто она такая. Во Фресно я пересела, и со мной рядом оказалась женщина, которая тоже ехала в Сакраменто, чтобы выступить свидетельницей на бракоразводном процессе своей дочери. Кажется, она сказала, что ее зовут Оланта. Странная фамилия. Да, точно: миссис Оланта. Но у ее дочери фамилия Пелхем. А суд должен состояться завтра утром. Я еще помню, что она говорила о разводах, о мужьях и женах и о том, как порой они плохо ладят друг с другом.
  Мейсон взглянул на часы, повернулся к Делле Стрит и сказал:
  — Если мы хотим добраться до Сакраменто так, чтобы успеть что-то сделать, то пора ехать.
  Делла кивнула и направилась к тому месту, где стоял водитель нанятой ими машины. А Мейсон повернулся к миссис Фарго и ее матери:
  — Ну а теперь мы продолжим путь в машине. У водителя есть уши. Поэтому поговорить мы не сможем. Сейчас у вас осталась последняя возможность, миссис Фарго, сказать мне правду: это вы звонили мне вчера вечером?
  Она посмотрела ему прямо в глаза:
  — Нет, не я.
  — Тогда поехали, — резко велел Мейсон.
  — Я не звонила вам вчера вечером, — запинаясь, произнесла Миртл Фарго. — Но если мой муж убит… если имеются какие-то сомнения… если мне придется доказывать свое алиби, где я была и что делала… тогда я хочу, чтобы вы представляли мои интересы. Я много слышала о вас и… Нет, мистер Мейсон, я просто не могу поверить, что…
  — Миртл, подумай, о чем ты говоришь! — снова вмешалась в разговор ее мать. — Не нужен тебе никакой адвокат. Не знаю, чего ради тебя запугивают и вынуждают нанимать адвоката, но…
  — Мадам, — оборвал ее Мейсон, — ни у кого даже в мыслях не было запугивать или принуждать к чему-либо вашу дочь. Я действовал, исходя из ошибочного впечатления, что представляю ее интересы.
  — Вы что, не знаете своих клиентов? — фыркнула миссис Ингрем.
  — Выходит, что нет, — ответил Мейсон.
  — Но вы сняли с автобуса мою дочь. И меня зачем-то притащили сюда. Теперь вы обязаны доставить нас на место. Я не знаю, какие у нас права, но не бросите же вы нас здесь!
  — Совершенно с вами согласен, — сказал Мейсон. — И если вы соблаговолите пройти к автомобилю, то я доставлю вас в Сакраменто.
  Они подошли к большой, семиместной машине, поджидавшей их у тротуара.
  — Я хочу добраться до места раньше автобуса, который только что отбыл отсюда. Это возможно? — спросил Мейсон у водителя.
  — Да запросто, он делает еще несколько остановок.
  — Вот и отлично, — сказал Мейсон. — Поехали.
  По дороге в Сакраменто Мейсон пресекал все попытки водителя завязать разговор. Водитель, явно заинтригованный, пытался обратить их внимание на местные достопримечательности, но в конце концов, отчаявшись, оставил все попытки и замолчал.
  Несколько раз Миртл что-то шептала матери. Мейсон и Делла Стрит всю дорогу не открывали рта.
  Наконец они сбавили скорость на окраине Сакраменто и подкатили к автобусной станции. Мейсон протянул водителю пятьдесят долларов и дал пятерку на чай.
  Прошло еще десять минут, прежде чем появился автобус.
  — Вам незачем оставаться здесь, — сказал Мейсон Миртл Фарго. — Я заберу своих агентов. А вы подождите меня у своей матери. Я возьму для вас такси.
  Миссис Ингрем и ее дочь выбрались из машины.
  — Надеюсь, вы не сочтете нас неблагодарными, мистер Мейсон, — сказала миссис Фарго.
  — Все в порядке, — заверил ее Мейсон. — Просто некоторое время я считал, что представляю ваши интересы, миссис Фарго. Я пытался обеспечить вам надежное алиби на тот случай, если полиции вздумается лаять не на то дерево.
  — Значит, теперь они могут залаять на нужное дерево? — спросила Миртл Фарго.
  — Вполне возможно.
  — Хотите знать, кто сделал это, мистер Мейсон?
  — Неплохо бы.
  — Его любовница. Артман с трудом дождался, пока я уеду, чтобы притащить ее домой. Нет, правда, мистер Мейсон. Я человек широких взглядов, но есть же какие-то пределы.
  — Похоже, вы не слишком убиваетесь из-за смерти мужа, — сказал Мейсон.
  — Если честно, то нет. Несколько раз мы уже были на грани развода. Да и сюда я поехала, чтобы посмотреть, что будет. Я надеялась, что, может быть, мой отъезд приведет его в чувство. А он привел в дом эту девицу. Я давно уже подозревала, что он собирается перевести все имущество в наличность и скрыться с этой куколкой. Я чувствовала.
  — А вы знаете, кто эта женщина? — спросил Мейсон.
  — Нет. Знаю только, что она существует. Девица, по которой он сходит с ума. Весь последний месяц его почти не было дома. И всякий раз он придумывал уважительные причины. То у него неотложные дела, то ему необходимо встретиться с клиентом, то забрать реестр недвижимости. Разумеется, это временное увлечение, потом он переметнется на кого-либо еще. Я знаю, он и ее обманывает. Вчера вечером, когда мы были в ночном клубе, он все время строил глазки девушке-фотографу; смотрел с таким вожделением, словно был готов проглотить ее целиком. Он не отрывал глаз от ее ног…
  — Миртл! — резко одернула ее мать. — Ты разговариваешь с посторонним человеком!
  Миссис Ингрем развернулась и направилась в сторону стоявшего неподалеку такси, но потом остановилась, боясь что-либо упустить из важного разговора.
  — Вне зависимости от ваших личных переживаний, — сказал Мейсон, — вам необходимо принимать в расчет, какое впечатление вы производите на других людей. Вас будут допрашивать, полицейские будут задавать вам вопросы. У вас, возможно, даже возьмут интервью, если позволит полиция. Все зависит от того, насколько сильно смогут сгустить краски вокруг этого убийства.
  — Да, я понимаю, — сказала она. — Я постараюсь выглядеть печальной, но перебарщивать не собираюсь, мистер Мейсон. Не в моих правилах лицемерить.
  — Через час я буду у вашей матери с адресами и фамилиями свидетелей. Рассчитываю, что у меня будет несколько письменных показаний. Я сделаю это для вас. А пока можете все как следует обдумать и решить, нанимали вы меня вчера вечером или нет.
  — Но я этого не делала!
  — Попробуйте подумать еще.
  — Хорошо. А если мне станут задавать вопросы, что мне говорить?
  — Все, что угодно, — ответил Мейсон. — Вы же не мой клиент, и я не могу вам советовать.
  — Даже как друг?
  — Нет. У нас с вами несколько односторонняя дружба.
  — Значит, я должна сделать потрясенный вид, когда мне скажут, что он…
  — Глупости. Я встретил вас в Стоктоне, снял с автобуса и сообщил вам, что ваш муж мертв.
  — А если меня спросят, с какой целью вы это сделали, что мне сказать?
  — Что у меня доброе сердце. А теперь ступайте к своей матери. Вон идет ваш автобус.
  И Мейсон отошел, оставив Миртл в нерешительности — идти за ним или присоединиться к матери.
  Немного помешкав, она повернулась, села с матерью в такси, и они уехали.
  Мейсон почувствовал рядом с собой Деллу Стрит, которая вплотную приблизилась к нему.
  — Хотите доказательство номер один? — спросила она.
  — Что это?
  Делла вложила ему в руку кусочек белой ткани.
  — Это носовой платок миссис Миртл Фарго. Я вытащила его из ее сумочки, он пахнет теми же самыми духами, что и доллары в конверте.
  — Вот черт! — воскликнул Мейсон. Он резко развернулся в сторону Миртл Фарго. Но было слишком поздно. Ее такси уже отъехало.
  Мейсон сжал руку Деллы Стрит своими длинными, сильными пальцами и повел к проходу, через который только что прибывшие пассажиры автобуса попадали на автовокзал.
  Детектив Дрейка с хмурым выражением лица спешил в авангарде пассажиров. Перехватив взгляд Мейсона, он сделал ему знак, приглашая отойти в сторону.
  — Вы записали фамилии и адреса свидетелей? — спросил Мейсон.
  Тот кивнул.
  — Хорошо. Давайте возьмем у кого-нибудь из них письменные показания. Можем мы выбрать несколько свидетелей, пообещав им компенсацию за потраченное время, как вы считаете?
  — У меня в кармане уже с полдюжины письменных показаний, — сказал детектив. — Они довольно коряво написаны из-за тряски в автобусе, но составлены по всем правилам и подписаны. Вот они.
  — Ну и отлично, — сказал Мейсон, пряча бумаги в карман пальто.
  — Боюсь, что не совсем так.
  — Что вы имеете в виду?
  — Автобус выехал в восемь сорок пять утра, — начал детектив. — Мы нашли людей, которые ехали с миссис Фарго от Фресно. Мы нашли женщину, которая разговаривала с ней в Бейкерсфилде. Но мы не нашли никого, кто ехал бы с ней от самого Лос-Анджелеса…
  — Ничего страшного, — сказал Мейсон. — Она разговаривала с мужчиной, который сошел во Фресно, и…
  — Минуточку, — вежливо, но твердо перебил его детектив. — Но мы нашли одну женщину, которая обратила на нее особое внимание и готова подтвердить под присягой, что, когда автобус отходил из Лос-Анджелеса, миссис Фарго в нем не было и что она приехала в Бейкерсфилд на такси и успела на автобус в последнюю минуту.
  — Она, вероятно, ошибается.
  — Эта дамочка из тех, которые никогда не ошибаются, — по ее собственному мнению.
  — Постойте-ка, — сказал Мейсон. — Это может спутать все карты. У вас есть показания этой женщины?
  — Да, в той пачке, что я отдал вам.
  — Где она живет?
  — В Лос-Анджелесе. Ее адрес указан в рапорте.
  — Ваша контора находится здесь?
  — Да.
  — Дайте мне вашу визитную карточку. Пока я не знаю, как будут развиваться события, но я хочу, чтобы вы держали рот на замке, понятно?
  Детектив кивнул.
  — Счет выставите мне или на Детективное агентство Дрейка?
  — На агентство.
  — Вы можете доверять своим людям?
  — Разумеется, но давайте сразу договоримся, мистер Мейсон, чтобы между нами не было недоразумений. Если полиция начнет задавать мне конкретные вопросы, то я буду давать на них конкретные ответы.
  — Это справедливо, — согласился Мейсон. — Но, как я понимаю, вы не называли своего имени пассажирам?
  — Меня наняли для сбора информации, а не для ее распространения.
  — Замечательно.
  — Разумеется, полиции станет известно, что кто-то задавал пассажирам вопросы. И если они примутся копать, то…
  — Понимаю.
  Мейсон отвел Деллу Стрит к стоянке такси и сказал:
  — Боюсь, что наши прогнозы оказались слишком оптимистичными.
  — Вы получили письменные показания?
  — Да.
  — Лучше отдайте их мне. Если кто-то спросит вас о них, то бумаг у вас не будет.
  Мейсон молча передал ей пачку листков.
  Потом он назвал водителю такси адрес миссис Ингрем. Тот включил счетчик и завел машину.
  Пока такси прокладывало путь среди оживленного потока машин, Делла сжала руку Мейсона и сказала:
  — В конце концов, она же не призналась, что она ваша клиентка.
  Мейсон молча кивнул.
  Когда они остановились перед аккуратным бунгало, Делла спокойно заметила:
  — Она не захочет говорить в присутствии матери.
  — Это только задаток, — сказал Мейсон, протягивая водителю банкнот. — Пошли, Делла.
  Они поднялись по ступенькам крыльца. Водитель такси взглянул на бумажку, усмехнулся и заглушил мотор, чтобы спокойно дожидаться пассажиров. Мейсон надавил на кнопку звонка.
  Дверь открыла миссис Ингрем.
  — А, здравствуйте, — сказала она. — Похоже, от вас мало толку.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я полагала, что вы обязаны помогать своим клиентам.
  — То есть?
  — Полиция заявилась сюда, а вас нет. Бросили на произвол судьбы мою девочку и…
  — Здесь побывала полиция?
  — Точнее, они нас уже дожидались.
  — Куда они ушли?
  — Не знаю. Уехали, и все.
  — Вот и хорошо, — сказал Мейсон. — Я поговорю с вашей дочерью и…
  — Да ведь я вам о том и толкую, — сердито оборвала его миссис Ингрем.
  — Вы хотите сказать, что полиция забрала вашу дочь?
  — Да, полиция забрала Миртл. Она оставила вам записку.
  И она протянула Мейсону запечатанный конверт с надписью: «Перри Мейсону, адвокату».
  Мейсон вскрыл конверт и извлек листок бумаги, на котором было написано:
  «Прошу простить меня, мистер Мейсон. Я и не думала, что все так скверно обернется. Надеюсь, вы меня поймете».
  Мейсон сунул конверт вместе с листком в карман.
  — Это писала ваша дочь, миссис Ингрем?
  — Ну разумеется. А теперь я хочу знать, в чем, собственно, дело? Я хочу знать…
  Телефонный звонок оборвал начало ее монолога, обещавшего быть угрожающе длинным.
  — Минутку, — сказала она, пошла снять трубку и тут же вернулась, сообщив: — Междугородный звонок. Спрашивают вас, говорят, дело очень важное.
  Она провела Мейсона к телефону и осталась стоять рядом, чтобы слышать разговор.
  — Алло? — произнес Мейсон и услышал на другом конце провода встревоженный голос Дрейка.
  — Слава богу, я нашел тебя, Перри, — сказал он. — Это дело Фарго теперь сам черт не расхлебает.
  — Что случилось?
  — Полиция нашла машину мистера Фарго.
  — Где?
  — На автостоянке перед «Юнион терминал». Служащий хорошо запомнил — по крайней мере, он так считает, — кто оставил машину.
  — Он дал подробное описание?
  — Лучше некуда, — ответил Дрейк. — Или хуже некуда. Решай сам. Он опознал по фотографии Миртл Фарго, вдовы убитого Артмана Фарго, ту дамочку, которая оставила на стоянке свою машину. Он запомнил ее потому, что заметил, как она, оставив свою машину, пыталась поймать такси. Водитель сказал ей, что брать пассажиров у автостоянки запрещено, и свидетель показал ей стоянку такси на южной стороне.
  Кроме того, полиция обнаружила, что мужчина-сообщник нанял для нее самолет, сказав пилоту, что ей необходимо успеть в Бейкерсфилд до часу дня. Дул попутный ветер, и до Бейкерсфилда они добрались очень быстро. В Бейкерсфилде она снова взяла такси и сказала водителю, что ей необходимо успеть на рейс автобуса в тринадцать десять из Бейкерсфилда в Сакраменто. Он доставил ее на автовокзал за две минуты до отправления автобуса.
  — Похоже, — заметил Мейсон, — полиция не теряла времени даром.
  — Вот именно. Я решил на всякий случай предупредить тебя, чтобы ты ни во что не влип.
  — Уже влип.
  — Сильно?
  — Сильнее некуда, — ответил Мейсон и повесил трубку, поворачиваясь к смотрящей на него сердитыми глазами-буравчиками миссис Ингрем.
  — Послушайте, мистер Мейсон, — начала она, — я все-таки мать. И нам с вами лучше поговорить начистоту. Что вы намерены предпринять ради моей дочери?
  — Попадись ваша дочь сейчас мне в руки, — мрачно изрек Мейсон, — я с удовольствием свернул бы ей шею.
  Глава 15
  Откинувшись на спинку стула, Перри Мейсон читал сообщения, которые Делла Стрит аккуратно вырезала из разных газет и положила ему на стол.
  Создавалось впечатление, будто все авторы единодушно утверждали, что некий адвокат попытался состряпать алиби для миссис Фарго, но сделал это крайне неудачно.
  Ввиду того что полиция имела на руках все главные козыри и разработала весьма убедительную версию убийства Артмана Д. Фарго, агента по недвижимости, который был заколот ножом в своем доме по 2281, Ливингдон-Драйв, полицейские отдела по расследованию убийств особого беспокойства не испытывают.
  Одна из газетных вырезок сообщала следующее:
  
  «Зато особое беспокойство проявляет хорошо известный в городе адвокат. Довольно трудно установить, что произошло с точки зрения этого адвоката, поскольку на все вопросы он отвечает: „Никаких комментариев!“
  Судя по всему, вышеупомянутый адвокат твердо убежден, что миссис Фарго выехала автобусом „Грейхаунд“, рейс № 320, из Лос-Анджелеса в восемь сорок пять утра и прибыла в Сакраменто согласно расписанию. Сей адвокат настолько был уверен в том, как все происходило, что он встретил миссис Фарго в Стоктоне, пересадил ее в нанятую до Сакраменто машину и заслал в автобус своих сыщиков для сбора так называемых доказательств.
  Сыщики надлежащим образом выполнили задание и собрали доказательства. Но доказательства свидетельствуют, что миссис Фарго в автобусе при выезде из Лос-Анджелеса не было и что села она в него лишь в Бейкерсфилде, в десять минут второго пополудни.
  Полиция изъяла список имен и адресов, собранных частными детективами.
  Мистер Фарго оставил после себя вдову, Миртл Фарго, и сына, Стефана Л. Фарго, десяти лет. Мальчик учится в одной из самых престижных частных начальных школ неподалеку от Сакраменто, где пользуется любовью как учеников, так и учителей. Мальчик обладает незаурядными способностями, дисциплинирован и общителен.
  Больше всего, как нам кажется, миссис Фарго опасается впечатления, которое может произвести ее арест на сына.
  Еще вчера Стефан Л. Фарго был счастливым пареньком, отмеченным похвалой за успешную учебу и избранным старостой класса. А сегодня он обнаружил, что отец его убит, мать арестована полицией по подозрению в убийстве, а им самим и школой, где он учится, интересуются газеты.
  Преподавателям школы удалось оградить мальчика от репортеров. Они не скрывают своего недовольства газетной шумихой, поднятой вокруг учеников и школы. Однако репортерам удалось взять интервью у нескольких соучеников Стефана Фарго, которые заявили, что в школе Стефана по-прежнему любят и ни учителя, ни его друзья не отвернулись от него».
  
  Отбросив газетную вырезку на край стола, Мейсон встал и направился к открытой двери. Заложив пальцы за проймы жилета, он принялся медленно мерить шагами свой кабинет.
  Делла Стрит, сидя в комнате секретаря, продолжала печатать на машинке, время от времени поглядывая на своего шефа, но ничего не говоря.
  Телефон на столе Деллы Стрит неожиданно негромко зазвонил. Она взяла трубку и сказала:
  — Алло? — Немного послушав, кивнула: — Хорошо, Герти. Я поняла. Спасибо.
  Она положила трубку на место, встала из-за стола и, приблизившись к дверному проему, остановилась в ожидании.
  Мейсон продолжал расхаживать по кабинету, пока неожиданно для себя не заметил Деллу; он прекратил шагать, поднял на нее хмурый взгляд, который являлся следствием глубоких раздумий.
  — Что случилось, Делла?
  — Миссис Фарго заключили в местную тюрьму.
  — Вот как, — сказал Мейсон. — Значит, они уже выжали из нее все, что можно, вытянули письменные показания и запустили их в циркуляцию, так что теперь адвокату только и остается, что посоветовать ей не забывать о «своих конституционных правах».
  Делла Стрит, которая отлично знала своего шефа и умела угадывать его настроение, не произнесла ни слова.
  — Разумеется, — с горечью продолжил Мейсон, — все идет по заведенному порядку. У них заранее имелся ордер на арест особы, которую они должны были задержать в Сакраменто. Если задержанная особа отказывается говорить, им понадобится десять дней, чтобы перевести ее сюда, в окружную тюрьму. Однако если эта особа, попавшись на удочку полиции, поверила в то, что они всеми силами стремятся не засадить за решетку невиновного человека и лишь желают убедиться в ее невиновности, и расскажет им все, они упекут ее в тюрьму прежде, чем успеют высохнуть чернила на показаниях.
  — Взгляните на дневную газету, — сказала Делла Стрит, — номер доставили несколько минут назад, но я не хотела вас беспокоить.
  Мейсон взял у нее газету и принялся ее изучать, при этом внимательно рассматривая фотографию Миртл Фарго, помещенную на первой полосе вместе с фотографией дома, где было совершено убийство Фарго, и схемой, которая показывала дом вместе с прилегающими постройками. Была там и фотография интерьера кабинета, где стоял сейф с распахнутой настежь дверцей и валявшимися на полу бумагами.
  Пробежав глазами статью, Мейсон немного помолчал, потом повернулся к Делле.
  — Вот послушай, — сказал он.
  
  «Полиция разыскивает сообщника — мужчину. Некоего человека, который, по-видимому, был достаточно близок с миссис Фарго, чтобы, рискуя жизнью, помочь ей совершить убийство.
  Пилот, доставивший в Бейкерсфилд пассажирку, которая, по его утверждению, и есть миссис Фарго, заявил, что его нанял мужчина средних лет. Пассажирка сидела в автомобиле, пока они договаривались. Затем мужчина заплатил пилоту наличными и подозвал кивком женщину.
  Дама, скрывавшая лицо под густой вуалью, подошла к самолету и села на заднее сиденье лишь тогда, когда мотор разогрелся и самолет был готов взлететь.
  Она не проронила ни слова до самого Бейкерсфилда.
  Таксист, посадивший эту даму у аэропорта в Бейкерсфилде и доставивший ее до автобусной станции, также утверждает, что в течение всей поездки они не обменялись ни словом, а лицо женщины было скрыто под густой вуалью. Он решил, что у нее внезапно умер кто-то из близких и она прячет под вуалью свое горе, поэтому не стал досаждать ей расспросами.
  Любопытно, что шляпа и вуаль дамы исчезли, пока она добиралась от такси к автобусу в Сакраменто.
  Служители автобусной станции сообщили, что нашли в одном из мусорных баков шляпу с густой темной вуалью. Поскольку шляпа оказалась совершенно новой, ее отдали в „Бюро находок“, где она и пролежала до тех пор, пока полиция не выяснила ее происхождение.
  Данные улики были обнаружены благодаря превосходно организованной работе бейкерсфилдской полиции в сотрудничестве с лейтенантом Трэггом из центрального отдела по расследованию убийств.
  Полиция располагает описанием человека, нанявшего самолет. Это прекрасно сохранившийся коренастый мужчина лет шестидесяти, сероглазый, элегантно одетый и обладающий хорошо поставленным голосом. Полиция предполагает, что наверняка этот господин позаботился о фальшивом алиби.
  Как ни странно, это алиби вполне могло бы сработать, если бы не один известный адвокат, чьи попытки собрать доказательства в пользу миссис Фарго не только потерпели неудачу, но и дали в руки полиции список имен и адресов некоторых пассажиров автобуса.
  Одна из пассажирок, миссис Ньютон Мейнард, тридцати одного года, проживающая по адресу: 906, Сауз-Гредли-авеню, практически уверена, что миссис Фарго села в этот автобус лишь в Бейкерсфилде.
  „Я прекрасно помню, как она подъехала в такси, — сообщила она полиции. — Меня поразила густая темная вуаль, скрывающая ее лицо. Она протянула таксисту купюру и, не дожидаясь сдачи, поспешила в туалетную комнату на автобусной станции.“
  Я подумала, что она понесла тяжелую утрату и убита горем. И решила, что постараюсь хоть как-то утешить ее, если мне представится такая возможность.
  Представьте мое удивление, когда эта дамочка появилась из туалетной комнаты, чтобы присоединиться к пассажирам, ожидающим посадки в автобус. Она выглядела взволнованной, но никак не убитой горем. Шляпка и вуаль исчезли, а на голове у нее оказался маленький бархатный берет, который, должно быть, она прятала до этого в сумочке. Я заметила, что она пыталась завязать разговор с несколькими пассажирами до того, как мы прибыли в Фресно.
  Я на сто процентов уверена, что эта женщина и есть миссис Фарго. У меня отличная память на лица, к тому же я, естественно, заинтересовалась ею, поскольку видела, как она вышла из такси в темной вуали. Я внимательно присмотрелась к ней, удивляясь, что заставило молчаливую, скрывающуюся под вуалью женщину, которая, казалось, старается избегать людей, неожиданно превратиться в общительную молодую особу, которая энергично ищет себе собеседников среди пассажиров автобуса.
  Более того, я одна из тех немногих пассажиров, которые сели в Лос-Анджелесе. Часть этих пассажиров сошла в Бейкерсфилде, часть во Фресно, и еще несколько — в Стоктоне. Миссис Фарго не было в автобусе, когда он отходил от Лос-Анджелеса. Я люблю поболтать с людьми, с которыми путешествую, к тому же я присматривалась к пассажирам и на станции, пока мы ожидали посадки, и после того, как мы сели в автобус; и я абсолютно уверена, что миссис Фарго среди них не было. Она села только в Бейкерсфилде».
  Мейсон сложил газету и, бросив на стол, сказал:
  — Вот какие у нас дела, Делла.
  — Вот какие у нее дела, — возразила Делла.
  — Делла, а ты не заметила, что описание человека, нанимавшего самолет, очень смахивает на внешность одного типа, с которым мы знакомы?
  Делла задумалась.
  — Вы имеете в виду Пьера, метрдотеля из «Золотого гуся»?
  — Я не имел в виду именно его, — ответил Мейсон. — Однако описание явно подходит.
  — Вроде бы да, — согласилась Делла. — Шеф, неужели вы думаете, что…
  Телефон на столе Деллы Стрит зазвонил снова.
  — Алло? — сказала она, подняв трубку, и немного погодя добавила: — Одну минуту, мистер Селлерс. Я думаю, он захочет поговорить с вами. — Она повернулась к Мейсону. — Это Кларк Селлерс, с отчетом о почерке.
  Подойдя к столу, Мейсон взял трубку и произнес:
  — Да, Кларк. Какие новости?
  Эксперт-графолог ответил:
  — Я скрупулезно изучил почерк на конверте, который вы мне дали, и сравнил его с образцом почерка Миртл Фарго. И то и другое написано одной рукой.
  Мейсон поколебался секунду, затем переспросил:
  — Вы хотите сказать, что это Миртл Фарго написала на конверте «Перри Мейсону, лично»?
  — Если она писала записку, то да. И то и другое написано одним человеком. Разумеется, я не настаиваю на идентичности личности, только на идентичности почерка. Насколько это поможет вам, Перри?
  — Боюсь, что только сильнее запутает, — ответил Мейсон и повесил трубку.
  — Что, плохо дело? — спросила Делла Стрит.
  — Плохо, — ответил он. — Мы влипли по уши с этой историей. Деньги прислала миссис Фарго.
  — Вы не должны принимать их.
  Мейсон покачал головой.
  — Меня взял за душу ее испуганный голос. Она угодила в историю, а теперь с ней случилась еще худшая беда. Моя профессия велит мне помогать людям, которые попали в беду. И делать для этого все, что в моих силах.
  — Я вас просто не понимаю. Вы не можете позволить себе защищать ее в суде. Как божий день ясно, что она виновна…
  — С чего ты взяла, что она виновна?
  — Да вы только посмотрите на факты! — сказала Делла Стрит.
  — Вот именно, — сказал Мейсон. — Давай рассмотрим факты и забудем о том, что она сама рассказывает. Предположим, что она была заперта в спальне в то время, когда я находился в доме. Она намеревалась уехать автобусом в восемь сорок пять. Муж с ней поссорился. Она дала ему понять, что знает о его любовнице. Он попытался задушить ее. Она бросилась в спальню и заперлась там.
  После моего ухода она попыталась сбежать. Он снова попытался схватить ее и задушить. Тогда она убила его ножом. Вот что показывают факты. Но она постаралась выйти сухой из воды. Поэтому бросилась к машине, добралась до стоянки и, оставив там машину, позвонила своему другу и попросила его нанять для нее самолет.
  — Своему возлюбленному? — спросила Делла.
  — Не думаю; возможно, тому же самому человеку, который доставил конверт с деньгами в «Золотой гусь»… Если полагаться на ее историю, то можно поверить, что она и впрямь убила мужа. Факты свидетельствуют, что женщина испугалась мужа и действовала в целях самозащиты, а потом совершила ошибку, попытавшись скрыться. Надо будет попросить Пола Дрейка найти ее приятеля… А теперь, после того как Селлерс сообщил, что надпись на конверте с деньгами написана той же рукой, что и записка, которую она оставила для меня у своей матери, у меня нет выбора. Она моя клиентка. Я взялся представлять ее интересы и намерен довести дело до конца…
  Он немного помолчал, потом сказал:
  — Забавно, но ее алиби могло бы сработать, не переусердствуй я. Пассажиры наверняка вспомнили бы, что она ехала в автобусе, но полиция никогда не смогла бы отыскать всех пассажиров, которые находились в автобусе, и значит…
  — А может, они бы сами объявились, чтобы поучаствовать в таком громком деле? — предположила Делла.
  — Вряд ли. Один шанс из десяти, — возразил Мейсон. — Поставь себя на их место. Обыкновенному гражданину вряд ли захочется оказаться втянутым в расследование убийства и подвергаться перекрестным допросам с целью установления личности. Предположим, что ты бы ехала этим автобусом. Возможно, ты даже запомнила бы человека, который сидел с тобой рядом, если бы ты с ним разговорилась. Но смогла бы ты опознать пассажира, которого даже как следует не разглядела? И если бы ты утверждала, что смогла бы это сделать, то смогла бы ты с уверенностью поручиться, что не ошибаешься? Смогла бы ты настаивать на этом при перекрестном допросе, когда адвокат попытался бы опровергнуть твои показания?
  Например, он сказал бы: «Отлично, мисс Стрит, поскольку вы утверждаете, что опознали в обвиняемой пассажирку автобуса, то опишите нам всех пассажиров, ехавших с вами в этом автобусе. Начнем с тех, кто сидел на передних местах, — и так далее, до самого конца. И пожалуйста, потрудитесь дать их полное описание». Что бы ты делала?
  — Упала бы в обморок, — усмехнулась Делла Стрит.
  — Да, у тебя ни черта бы не вышло! — согласно кивнул Мейсон. — Тогда адвокат повернулся бы к жюри и сказал: «Вот видите. Она вбила себе в голову, что четко помнит обвиняемую, поскольку видела ее фотографию в газете, поскольку была вызвана в суд на ее опознание и поскольку так показали другие свидетели, но на самом деле она не может толком припомнить, как выглядел хотя бы один другой пассажир автобуса. Возьмем, к примеру, мужчину, который сидел позади нее. Она лишь помнит, что он был не слишком молод и одет в серый костюм. Она не помнит, были у него усы или нет, в очках он был или нет, седые ли у него волосы или темные, курил он или нет, какого цвета у него была рубашка и какого — галстук.
  У женщины, что сидела впереди, говорит она, были крашенные хной волосы. И это все, что она помнит! И тем не менее является в суд и утверждает, будто опознает личность обвиняемой, которая в лучшем случае может быть одной из пассажиров автобуса, которых наша свидетельница запомнила не самым лучшим образом…»
  — Хватит вам, — сказала Делла, когда Мейсон принялся размахивать руками, словно и вправду находился в суде. — Вы меня убедили.
  Мейсон усмехнулся:
  — Мне и в самом деле на мгновение показалось, будто я выступаю в суде перед жюри. Вот тебе и ответ, Делла. Одни пассажиры предпочтут заниматься своими делами и не подумают заявляться в суд, чтобы не подвергаться перекрестным допросам. Другие же опознают в обвиняемой только пассажирку, которая ехала с ними в автобусе, но не смогут с уверенностью припомнить, когда она села в автобус.
  — А разве полиция не собиралась опросить других пассажиров, когда те выходили из автобуса в Сакраменто? — спросила Делла Стрит.
  — Очевидно, нет. Тогда в их задачу входил лишь арест Миртл Фарго. Они получили от лейтенанта Трэгга по телеграфу ордер на арест и собирались схватить ее, когда она сойдет с автобуса. Им и в голову не пришло, что у нее может оказаться алиби.
  — Да, непростое дело. Учитывая отчет Кларка Селлерса, что вы намерены предпринять, шеф?
  Мейсон потянулся за шляпой:
  — Надо повидаться с клиенткой и посмотреть, нельзя ли что спасти после крушения… Боюсь только, чертовски мало.
  Глава 16
  Перри Мейсон встретил газетчиков с кривой усмешкой.
  — Минуточку, — сказал один из фотографов.
  Мигнула яркая вспышка.
  — Разве не вы ведете защиту, адвокат? — спросил один из репортеров.
  — Какая вам разница? — ответил Мейсон. — Раз я попал в драку, то должен защищаться.
  — Мистер Мейсон, — вмешался другой репортер, — ответьте прежде всего на вопрос: являетесь ли вы адвокатом миссис Фарго?
  — Без комментариев.
  — Вы приехали навестить ее?
  — Да.
  — А по предписанию суда вы являетесь адвокатом подсудимой?
  — Нет.
  — Хорошо, пусть будет по-вашему. Вы ездили в Стоктон, чтобы представлять интересы миссис Фарго, не так ли?
  — Без комментариев.
  — Это вы наняли сыщиков, чтобы найти свидетелей, которые ехали тем же автобусом?
  — Да.
  — Вы тогда считали, что она просила вас представлять ее интересы, верно?
  — Без комментариев.
  — Вам пришлось значительно потратиться, чтобы добраться до Стоктона?
  — Не отрицаю.
  — Вы заплатили сыщикам из своего кармана?
  — Положим.
  — Вам были переданы в качестве аванса деньги от Миртл Фарго?
  — Мне об этом ничего не известно.
  — Вам заплатил кто-то другой, чтобы представлять ее интересы?
  — Мне об этом ничего не известно.
  — Вы лично не заинтересованы в этом деле, если только вас не наняли?
  — Нет.
  — Тогда не могли бы вы объяснить свой необычный интерес к делу миссис Фарго?
  — Нет.
  — Вы не знаете или не можете сказать?
  — Без комментариев.
  — Вы не слишком-то разговорчивы.
  — К сожалению, это все, что я могу вам сказать.
  — Но если миссис Фарго пожелает, чтобы вы представляли ее в суде?
  — Она меня об этом еще не просила.
  — Вы собираетесь встретиться с ней, чтобы выяснить, не захочет ли она стать вашей клиенткой?
  — Я не навязываю своих услуг, если вы на это намекаете.
  — Вы отлично знаете, на что мы намекаем.
  — На что же?
  — Я уже задал вам вопрос.
  — А я на него уже ответил.
  — Вам что-либо известно о сообщнике миссис Фарго?
  — У нее не может быть сообщника, если она невиновна, не правда ли?
  — Но если предположить, что она виновна, то что вы можете сказать о ее сообщнике?
  — Ничего.
  — Допустим, что она виновна, вы станете представлять ее?
  — Адвокат не может допускать мысли, что его клиент виновен. Это все равно что просить газетчика представить себе, что у него есть сенсационная новость, которую он не хочет публиковать.
  — Вы никогда не допускаете мысли, что клиент виновен?
  — Почему я должен это допускать?
  — Но у вас может сложиться такое мнение, разве нет?
  — Многие не совсем четко представляют себе, в чем состоит долг адвоката, — сказал Мейсон. — Долг адвоката проследить за тем, чтобы обвиняемого судили справедливым судом. Если адвокат пришел к заключению, что обвиняемый виновен, он не станет представлять интересы обвиняемого, поскольку это потребует изменить его собственные убеждения и противопоставить собственное решение решению суда и присяжных.
  — Предположим, что ваш клиент виновен?
  — Это меняет дело.
  — Вам известно, что миссис Фарго виновна?
  — Мне известно лишь то, что она обвиняется в преступлении и поэтому имеет право на справедливый суд, а для этого ей необходим защитник. Если защитник откажется защищать обвиняемого, то никакого суда не будет.
  — Но при подобных обстоятельствах суд сам может назначить обвиняемому защитника, верно?
  — Тогда обвиняемый в любом случае будет иметь защитника.
  — Вам не кажется, что мы с вами ходим по кругу, мистер Мейсон?
  — Пожалуй, — улыбнулся Мейсон.
  Газетчики сделали еще несколько снимков и отстали от него. Мейсон опустился в кресло напротив длинной решетчатой перегородки, разделяющей стол. Надзирательница ввела миссис Фарго, которая опустилась на стул.
  Ее лицо было бледным, на нем обозначились морщинки. Некрашеные губы с трудом сдерживали дрожь.
  — Я вижу, вы не спали, — сказал Мейсон.
  — Меня всю ночь допрашивали, угрожали, заставляли рассказывать все снова и снова, упрашивали меня, дали подписать показания, потом посадили в самолет и доставили сюда. А тут все началось сначала. Я ни на секунду не сомкнула глаз.
  — Это вы звонили мне и просили передать сообщение Медфорду Карлину?
  Она встретилась с ним глазами.
  — Нет.
  — Это вы убили мужа?
  — Нет.
  — Это вы послали мне деньги?
  — Нет.
  — Вы отдаете себе отчет, что вас обвиняют в убийстве?
  — Да.
  — Вы понимаете, что у вас почти нет доказательств, свидетельствующих в вашу пользу?
  — Похоже, что так. Поначалу я думала, что они у меня есть, но теперь понимаю, что ошибалась. — Потом она продолжила: — Мистер Мейсон, я нахожусь в ужасном положении. Я не имею ни малейшего отношения к убийству моего мужа. Я отдаю себе отчет, в каком положении нахожусь, но прежде всего меня беспокоит, как все это отразится на судьбе Стива, моего сына.
  Мейсон сочувственно кивнул.
  — Я пожертвовала всем ради него. Я… я не могу вам сказать, чем я пожертвовала ради его благополучия. Я… я просто в отчаянии от одной мысли, что теперь с ним будет.
  — Ответьте мне лишь на один вопрос, — сказал Мейсон, — вы хотите, чтобы я представлял ваши интересы?
  — Мистер Мейсон, у меня нет собственных денег. Мой дядя умер, оставив мне деньги, которые муж вложил в свое дело. Я думаю, он подделывал счета. Но если от имущества что-то осталось, я хочу, чтобы эти средства пошли на образование моего сына. У меня есть страховка, но я не смогу получить ее, пока я… пока меня… словом, пока меня не оправдают.
  — У вас есть какая-то наличность?
  — Очень немного. У меня было пятьсот долларов, но их забрали при аресте.
  — У вас было пятьсот долларов при аресте?
  — Да… это мои сбережения.
  — Так вы хотите, чтобы я вас защищал?
  — Я же сказала вам, что у меня нет денег, чтобы заплатить адвокату.
  — Еще раз спрашиваю, вы хотите, чтобы я защищал вас?
  — Да.
  — Вот и отлично, — сказал Мейсон. — Вы солгали мне, и не один раз. Это вы звонили мне; это вы оставили клочок бумаги в телефонной будке; это вы послали мне деньги; и это вашим почерком был надписан конверт.
  — Нет, нет, — беспомощно запротестовала она.
  — Но даже если вы отказываетесь говорить мне правду, я буду защищать вас. А теперь послушайте, чего я хочу от вас. Я хочу, чтобы вы сохраняли спокойствие и никому ничего не говорили. Никаких показаний. Хотя, думаю, к вам не станут больше приставать и оставят в покое, поскольку они уже достаточно из вас выжали. Вы подписали показания?
  — Да.
  — В присутствии нотариуса?
  — Да.
  — Ваши показания были стенографированы?
  — Да. Я рассказала все.
  — Вот и не говорите больше ничего. А теперь скажите, вам известно что-нибудь, что могло бы помочь мне в вашем деле?
  — Вряд ли.
  — Ваш муж был маклером по торговле недвижимостью?
  — Да.
  — Он занимался чем-то еще?
  — Нет, только этим.
  — Его дела шли успешно?
  — В общем-то да. Но в последнее время у него что-то не ладилось.
  — Понятно. А теперь, миссис Фарго, я буду говорить с вами начистоту, поскольку с этого момента я ваш адвокат. Я расскажу вам, как все случилось.
  — Я вас слушаю.
  — Я считаю, — начал Мейсон, — что это вы позвонили мне в ночной клуб «Золотой гусь» и что это вы дали мне поручение…
  Она прервала его, медленно покачав головой.
  — Пожалуйста, позвольте мне закончить. Я считаю, что вы послали мне все свои деньги, которые сберегали на черный день, и что этот черный день наступил. Я считаю, что ваш муж каким-то образом узнал, что случилось, и на следующее утро вместо того, чтобы занять свое место в автобусе до Сакраменто, вам пришлось защищаться от его нападок и обвинений. Я считаю, что вы, испугавшись мужа, заперлись в своей спальне, но он в конце концов заставил вас открыть двери и попытался задушить вас. А вы, по всей видимости, схватили нож и, защищаясь, убили его. Потом вы испугались, что газетная шумиха бросит тень на вас и вашего сына, и попытались обеспечить себе фальшивое алиби. Вы намеревались сначала сесть в автобус, который отходил от станции в восемь сорок пять утра; вы знали, что ваша мать ждет вас с этим автобусом, и вы решили, что если каким-то образом вам удастся попасть на него, то у вас будет алиби.
  Как видите, я думаю, что вы убили своего мужа, но вы не собирались этого делать преднамеренно. Вы действовали лишь в целях самозащиты. Но вы сами поставили себя в трудное положение, выдумав эту историю, в которую никто не верит. Вот как я себе все это представляю.
  Женщина продолжала качать головой.
  — Это так?
  Она избегала смотреть ему в глаза.
  — Мистер Мейсон, я… я бы хотела… О, если бы я только могла рассказать вам…
  — Чего вы боитесь? — спросил Мейсон. — Все, что вы сообщите своему адвокату, останется в тайне. Скажите, разве все было не так, миссис Фарго?
  — Я… н-нет!
  — Нет? Тогда расскажите, как все случилось.
  — Я сказала вам правду. Я уехала на…
  — Значит, вы не убивали вашего мужа в целях самозащиты?
  — Нет.
  — Почему вы не хотите признаться, что звонили мне в «Золотой гусь»?
  — Я не звонила вам!
  — Вы лишь усложняете мне задачу.
  — Я рассказала вам все, что могла.
  — Ну ладно, — сказал Мейсон. — Как бы там ни было, я буду защищать вас. А теперь мне бы хотелось, чтобы вы поняли одну вещь.
  — Какую?
  — Если я берусь защищать вас, то я добьюсь вашего оправдания.
  — Ну конечно.
  — Но никакие присяжные в мире не поверят той истории, которую вы сочинили.
  — Мне очень жаль. Но я ничего не могу поделать.
  — Поэтому, — продолжил Мейсон, — я намерен изложить перед присяжными версию, которая покажется им убедительной.
  — Но я ничем не могу помочь вам, мистер Мейсон. Я не могу…
  — Разумеется, — кивнул Мейсон. — Вы сами подписали себе приговор. Вы связали себя, изложив свою версию и подписав показания. Вы сделали все, чтобы обеспечить себе пожизненное заключение, если только вас не отправят в газовую камеру. Но мои руки свободны.
  — Что вы собираетесь делать?
  — То, что, как я считаю, послужит вашим интересам.
  — Но, мистер Мейсон, вы не можете… учитывая то, что я вам сказала, вы не можете строить защиту на лжи.
  — Я могу построить защиту на чем мне угодно, — сказал Мейсон, — и это не будет ложью, если только вы не станете в этом упорствовать. Вы запутались, вы сами это видите, а я стараюсь помочь вам. Помните, что по закону обвинение должно доказать, что вы, вне всяких сомнений, виновны, прежде чем присяжные вынесут вам приговор. Вы это понимаете?
  — Да.
  — Я намерен посеять сомнения в умах присяжных.
  — Но каким образом?
  — Я хочу, чтобы им стало очевидно, что вы убили мужа, защищаясь.
  — Я этого не делала.
  — Нет, вы его убили. Но вы боитесь признаться в этом, опасаясь огласки, которая, как вы считаете, может испортить жизнь вашему сыну.
  — Нет, мистер Мейсон, честное слово, я не убивала…
  — Я намерен избавить вас от необходимости рассказывать все это. Пусть обвинение изложит все факты перед присяжными. Я же постараюсь посеять сомнения в их головах. Это единственное, что я могу для вас сделать, используя показания свидетелей обвинения. А теперь я хотел бы, чтобы вы хранили молчание. Вы меня поняли?
  — Да.
  — Вы сможете это сделать?
  — Думаю, что да.
  — Тогда постарайтесь, — сказал Мейсон и кивком подал надзирательнице знак, что беседа окончена.
  Мейсон спустился на лифте на первый этаж Дворца правосудия, нашел телефонную будку и позвонил Полу Дрейку.
  — Пол, — сказал он, — я ввязался в дело миссис Фарго.
  — А ты только сейчас об этом узнал? — съязвил детектив.
  — Я был вынужден.
  — Не делай глупостей, Перри. Бросай все к чертовой матери. Тут все ясно, дохлый номер.
  — И тем не менее у меня нет выбора, Пол, но мне потребуется небольшая бомба, которую я смог бы взорвать в суде…
  — Все, что тут можно раздобыть, будет не эффективнее плети перед обухом, — сказал ему Дрейк.
  — Спокойно, Пол! Я берусь за дело, каким бы оно ни было. Самая опасная свидетельница по делу — это миссис Мейнард. Я бы хотел, чтобы ты получше разузнал о зрении этой дамочки.
  — А что у нее со зрением?
  — Ей тридцать один год. На газетной фотографии она без очков. А вдруг она носит очки? Возможно, у нее плохое зрение и дома, когда ее никто не видит, она надевает очки. Но, появляясь на людях, снимает.
  — Что тут такого? Многие женщины именно так и делают, — сказал Дрейк.
  — Но если эта дамочка выступает свидетельницей, которая опознала мою клиентку в то время, как ее очки находились в сумочке, а не на носу, я хотел бы привлечь внимание к этому факту, — заявил Мейсон.
  — Я тебя понял.
  — Вообще-то это заблуждение, что очки портят женщин, но у некоторых по этому поводу развивается целый комплекс. И я бы хотел проверить, не из их ли числа наша миссис Мейнард.
  — Проверю!
  — Я бы хотел, чтобы ты узнал как можно больше о ее прошлом и настоящем, вкусах, предпочтениях, где бывает, что делает…
  — Не увлекайся, Перри, — прервал его Дрейк. — Ты знаешь, чем тебе это грозит. Тебя обвинят в оказании давления на свидетеля обвинения.
  — Плевать! — фыркнул Мейсон. — Я не стану ее запугивать. Я просто намерен выяснить факты. Так что займись этим как можно быстрее. Она, вероятно, уже вернулась в Лос-Анджелес. Начни с соседей. Придерживайся основной линии.
  — Носит ли она очки? — спросил Дрейк.
  — Именно.
  Глава 17
  Вскоре после полудня у Пола Дрейка был готов отчет о главной свидетельнице обвинения.
  — Эта миссис Мейнард, — сказал детектив, пролистывая страницы отчета, — особа весьма скрытная. Никто ничего толком о ней не знает. Она вдова, и у нее есть небольшая страховка, которая позволяет ей вести скромную жизнь и ни от кого не зависеть. У нее маленькая машина, одевается она вполне прилично, дома бывает редко.
  — Она работает? — спросил Мейсон.
  — Вроде нет, поскольку уходит из дома в разное время, а иногда исчезает сразу на несколько дней. Да, ее телефон не подключен к общему кабелю.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Надо будет выяснить, куда она наведывается. Пусть твои люди проследят за ней.
  — Мы как раз этим и занимаемся, — сказал Дрейк. — Но за то время, что мои парни наблюдают за ней, она никуда не отлучалась. Однако у нас для тебя кое-что есть, Перри!
  — Интересно, что?
  — Вчера из оптики ей доставили очки.
  — Откуда тебе это известно? Вчера за ней еще не было установлено наблюдение.
  — Ну да, но сегодня утром один из моих агентов, разговаривая с соседкой, узнал, что вчера посыльный долго звонил в дверь миссис Мейнард, но ему так и не открыли, и тогда соседка окликнула его и сказала, что он может оставить пакет ей. Он так и поступил. Она запомнила ярлычок на пакете, поскольку узнала фамилию оптика, чей магазин всего в нескольких кварталах от них.
  — Вот это удача, Пол!
  — Еще бы. Если ее очки были сломаны, когда она ехала в автобусе, и она…
  — Теперь нам есть за что зацепиться! — воскликнул Мейсон. — Давай потянем за эту ниточку. Кто этот оптик?
  — Некий доктор Карлтон Б. Рэдклифф. Он держит небольшой магазинчик, где продает бинокли, оптические приборы, подбирает очки…
  — Что он собой представляет?
  — Пожилой человек лет, скажем, семидесяти. Живет в доме над магазином. Судя по всему, человек он неглупый, спокойный и сдержанный, зарабатывает на свой скромный кусок хлеба с маслом этим магазином. Ты хочешь, чтобы я разузнал о нем побольше?..
  — Я сам им займусь, — сказал Мейсон. — Это может оказаться очень важным.
  — Я приберег для тебя кое-что еще, — сказал Дрейк.
  — И что же это?
  — Ты просил меня собрать информацию о Селинде Джилсон.
  — Что ты там нарыл, Пол?
  — Табличка на дверях ее квартиры гласит: «Селинда Джилсон Лару». Причем «Лару» перечеркнуто.
  — Я это видел, — сказал Мейсон.
  — И, — продолжил Дрейк, — фамилия метрдотеля из «Золотого гуся» тоже Лару.
  — Пьера?
  — Именно его.
  — Пьер Лару, — повторил Мейсон.
  — Ну да.
  — Боже мой, Пол, неужели ты хочешь сказать, что он ее муж?
  — Похоже на это. Я не смог найти никаких свидетельств, что они формально разведены. Однако они не живут вместе и… словом, видишь, какая выходит история. Пьер, видимо, пристроил ее в «Золотой гусь» снимать на фото посетителей, чтобы дать возможность подзаработать. А теперь собери все вместе, и что получится?
  — Ответ, который никак не подходит к моей задаче.
  — Ты бы лучше сменил задачу, — посоветовал ему Дрейк. — Факты — вещь упрямая.
  — Черт бы их побрал, — буркнул Мейсон. — Ты разузнал, где проживает этот Пьер?
  — Этого никто не знает, — ответил Дрейк. — Когда он уходит из «Золотого гуся», то словно под землю проваливается.
  — Ну что ж, — сказал Мейсон, — поскольку он замешан в этом деле, да еще и оказался мужем такой интересной особы, как Джилсон, пусть твои сыщики проследят за ним. Нужно выяснить, куда он отправляется после работы.
  — Смотри, истратишь кучу денег, прежде чем мы справимся с делом, — предупредил его Дрейк.
  — Ничего страшного, — сказал ему Мейсон. — Мне нужен результат. Пойдем-ка навестим этого оптика.
  — Мою машину возьмем или твою?
  — Мою. На твоей мы туда и до ночи не доберемся.
  — Отлично, — сказал Дрейк, — езда с тобой всегда настоящее приключение. Поехали.
  Предупредив Деллу Стрит о своем местонахождении, Мейсон и Дрейк отправились к доктору Карлтону Б. Рэдклиффу.
  Несмотря на все многообразие своих занятий, доктор Рэд-клифф явно не желал переутомлять себя.
  Над прилавком в глубине магазина в глаза посетителю бросалась надпись:
  «ГРУБИТЬ МНЕ И ТОРОПИТЬ МЕНЯ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ».
  При входе в магазин стоял прилавок, где принимали в починку часы. Когда Мейсон и Дрейк вошли в помещение, доктор Рэдклифф сидел за приставным столом с лупой в глазу и работал.
  — Одну минуту, — бросил он через плечо, продолжая возиться с часами. Осторожно приподняв пинцетом рубиновую крупинку, он принялся пристраивать ее в нужное место.
  Немного погодя он отодвинул стул, подошел к прилавку и посмотрел на посетителей взглядом, в котором угадывалось лукавство.
  — Чем могу служить, джентльмены?
  — Нам хотелось бы получить у вас кое-какую информацию, — улыбнулся в ответ Мейсон.
  — Информация — это не по моей части.
  — Я думаю, что такого рода информацией вы можете с нами поделиться.
  — Я человек пожилой; мне мало что известно. Мир так быстро меняется, что я за ним просто не поспеваю.
  — Мы хотели бы расспросить вас об очках, — сказал Мейсон.
  — Очки — это совсем другое дело, — согласился Рэдклифф. — В часах и очках я знаю толк. Это как раз то, что я успел изучить. Я изучал их всю жизнь, но жизнь так коротка! Так чем я могу быть вам полезен?
  — Нам хотелось бы узнать у вас кое-что об очках миссис Мейнард, — сказал Мейсон.
  — Мейнард, Мейнард, о ее очках… О да, это о тех, что разбились. Но я их уже отослал. Она меня ужасно торопила.
  — Так они были разбиты?
  — Одно стекло треснуло. Кроме того, на обоих стеклах остались глубокие царапины от… Но зачем вам, собственно говоря, это нужно?
  — Нас интересует, могла ли она видеть без очков?
  — Могла ли она видеть?
  — Да.
  — Джентльмены, на что вам такая информация?
  — Нам необходимо это знать.
  — Вы друзья миссис Мейнард?
  Мейсон заколебался.
  — Да! — ответил за него Дрейк.
  Часовщик вежливо улыбнулся:
  — Тогда все просто. Вы можете узнать это у самой миссис Мейнард.
  — Доктор Рэдклифф, я адвокат, — сказал Мейсон. — Я пытаюсь установить некоторые факты. Я хочу…
  Рэдклифф энергично затряс головой, прежде чем Мейсон успел закончить фразу.
  — Никаких сведений о пациентах и покупателях я не даю.
  — Но эти сведения могут оказаться очень важными, — сказал Мейсон. — Как свидетель, вы…
  — Как свидетель, да. Вы адвокат, вы знаете законы. Я всего лишь оптик, ювелир и часовщик. Законов я не знаю. Но кое-что мне все же известно. Как свидетель, я получаю повестку, являюсь в суд, потом занимаю скамью свидетелей и приношу клятву говорить правду, и только правду, и ничего кроме правды. Затем отвечаю на вопросы. Судья предупреждает меня, что я должен отвечать на вопросы. А сейчас на ваши вопросы я отвечать не стану. Я этого не должен. Мы с вами поняли друг друга, да?
  Глаза Рэдклиффа оставались насмешливо-вежливыми, но что-то в его голосе свидетельствовало о том, что он тверд в своих убеждениях.
  — Мы с вами поняли друг друга, — сказал Мейсон. — И тем не менее спасибо. Пойдем, Пол.
  Уже в машине Дрейк сказал:
  — Тебе не кажется, что мы бы разузнали куда больше, если бы…
  — Нет, — перебил его Мейсон. — Мы бы только сильнее настроили его против нас. Но мы узнали главное: миссис Мейнард принесла ему сломанные очки, у которых оба стекла были сильно поцарапанными. Так что когда она займет место свидетеля обвинения, я спрошу ее, как обстоят дела с ее зрением и насколько хорошо она может видеть без очков, а потом попытаюсь доказать, что в автобусе она была без очков, так как они лежали у нее в сумочке, поцарапанные и потрескавшиеся.
  — И ты полагаешь, что она придет на заседание суда в очках?
  — Я полагаю, что теперь она не будет снимать их ни на минуту, — сказал Мейсон, — однако я почти уверен, что в автобусе она была без очков.
  — Это будет не так-то просто доказать, — заметил Дрейк.
  — Именно по этой причине я не стал приставать к доктору Рэдклиффу.
  — Я тебя не понимаю, Перри.
  — Если бы я стал настаивать, он мог бы отправиться к ней и предупредить, что мы расспрашивали о ней. А так примерно шансов пятьдесят, что он не станет этого делать. Мы ничего не узнали, очки ей доставлены, так что он может спокойно продолжать чинить свои часы. Он не из тех, кто любит посплетничать. Это немногословный, опытный мастер, которому важнее всего, чтобы к нему не приставали и не мешали работать.
  — Полагаю, что тут ты прав, Перри, — кивнул Дрейк.
  — И все же, — сказал Мейсон, — мы вызовем его в суд, как только будет назначена дата предварительного слушания.
  — А когда это будет?
  — Думаю, довольно скоро.
  Дрейк нахмурился:
  — Брось ты это дело, Перри. Ты же знаешь, там не за что зацепиться.
  — Не в моих правилах бросать начатое. Я намерен заставить обвинение доказать в этом деле каждый пункт, не оставив ни одного сомнения. Правда — это может быть одно, а история миссис Фарго — совсем другое. Но им придется доказать, что она действительно виновна, Пол.
  — Они непременно это докажут, — сказал Дрейк.
  — Ну что ж, посмотрим, как у них это получится, — сказал Мейсон. Потом добавил: — Я и сам не в восторге, что впутался в это дело, Пол, но на попятный не пойду. Так что не строй на этот счет никаких иллюзий. Я доведу дело до конца.
  Глава 18
  Предварительное слушание дела миссис Миртл Фарго по обвинению в убийстве мужа не привлекло особого внимания публики.
  Секретари судебной канцелярии, давно уже следившие за стремительной и успешной карьерой Перри Мейсона, подозревали, что кульминацией этого процесса должен стать перекрестный допрос миссис Ньютон Мейнард, так что стоило посмотреть, смогут ли коварные вопросы адвоката сбить ее с толку. Но те из них, кто беседовал с заместителями окружного прокурора, были готовы биться об заклад, что изложенная ею история вряд ли может быть серьезным образом опровергнута. Миссис Мейнард производила впечатление уверенной, бойкой и острой на язычок особы, способной дать отпор любому адвокату.
  Непосвященная публика почти не сомневалась в виновности миссис Фарго. Эта дамочка попыталась обзавестись фальшивым алиби и была поймана с поличным. Дело казалось совершенно ясным и не стоило того, чтобы тратить на него время.
  По этой причине Мейсон впервые за свою карьеру обнаружил, что выступает перед полупустым залом.
  Все это весьма раздражало Гамильтона Бергера, окружного прокурора, изъявшего дело миссис Фарго из рук своих помощников и решившего вести его самолично. Посвященные в дела канцелярии знали, что Бергер поступил так не из-за особой важности дела, а лишь в надежде порадовать себя давно желанным поражением Перри Мейсона.
  Предвкушение триумфа тешило сердце окружного прокурора, и посему он старался тянуть опрос свидетелей как можно дольше.
  Он добросовестно вызывал свидетелей одного за другим, однако следил за тем, чтобы те не говорили лишнего.
  Бергер представил суду план помещения, где было совершено убийство, а также фотографии остальных комнат дома. Судмедэксперт, производивший вскрытие, дал заключение о причине смерти. Орудие убийства было найдено и предъявлено в качестве улики. Им оказался кухонный нож, заостренный и хорошо заточенный, покрытый зловещими подтеками, но без отпечатков пальцев.
  Бергер даже отыскал свидетеля, который сообщил, что накануне убийства он уплатил Артману Фарго пятьсот долларов наличными и что Фарго в его присутствии положил деньги в сейф, выдав свидетелю расписку. Свидетелю был задан вопрос о достоинствах купюр. Купюры, пояснил он, были по пятьдесят долларов, десять штук. Он сообщил также, что взял эти деньги в банке в тот же день.
  Затем Бергер предъявил присяжным фотографию открытого сейфа, содержимое которого было свалено в кучу на полу. В довершение всего полицейский, производивший арест миссис Фарго, засвидетельствовал, что в момент ареста из ее сумочки были изъяты десять пятидесятидолларовых купюр.
  После этого последовала самая драматическая часть процедуры — опрос свидетелей, которые должны были показать, как развивались события. Бергер вызвал Перси Р. Дэнверса, служащего автостоянки у «Юнион терминал». Дэнверс показал, что около одиннадцати часов утра в день убийства какая-то женщина оставила свой автомобиль в его секции. Она оплатила стоянку и получила квитанцию. Корешок квитанции он засунул под «дворники» на лобовом стекле. Свидетель ушел с дежурства часа за два до того, как полицейские обнаружили этот автомобиль.
  Свидетель назвал номер машины, номер мотора и имя, указанное в регистрационном удостоверении, — Миртл Ингрем Фарго.
  Затем последовал решающий вопрос:
  — Вы можете опознать женщину, оставившую вам машину?
  — Да, сэр, могу.
  — Вы видели ее после этого?
  — Да, сэр.
  — Где?
  — В управлении полиции.
  — Сколько женщин там находилось?
  — Пять.
  — Одинакового роста, телосложения и возраста?
  — Да.
  — И вы опознали среди них ту, что ставила машину на стоянку?
  — Да, сэр.
  — И кто же она?
  Свидетель торжественно указал пальцем.
  — Это обвиняемая, миссис Фарго, — произнес он.
  — Приступайте к вашим вопросам, — победоносно провозгласил Бергер.
  Мейсон ободряюще улыбнулся свидетелю:
  — Мистер Дэнверс, у вас это вышло довольно наивно.
  — Что вы имеете в виду?
  — То, как вы показали пальцем.
  — О!
  — Почему вы указали пальцем именно на обвиняемую, когда производили опознание?
  — Потому что именно ее я и видел.
  — Но зачем вам было показывать на нее пальцем? Вы могли бы просто сказать, что женщина, которую вы тогда видели, и есть обвиняемая.
  — Но… я боялся ошибиться, вот и показал.
  — А кто посоветовал вам это сделать? — не отставал Мейсон.
  Свидетель смутился.
  — Смелее, смелее, мистер Дэнверс, — подбодрил его Мейсон. — Вряд ли вы сделали это непроизвольно. Ваш жест выглядел заученным, словно вы заранее отрепетировали его. Помните, вы находитесь под присягой. Советовал ли вам кто-либо показать пальцем, когда вас попросят опознать свидетельницу?
  — Да.
  — Кто?
  — О, ваша честь! — обратился к судье Гамильтон Бергер, всем своим видом стараясь показать, что его терпение находится на пределе. — К чему все эти мелкие, не имеющие прямого отношения к делу вопросы? Свидетель опознал эту женщину. Вопрос стоял, та самая это женщина или нет, и разве имеет значение, кто попросил свидетеля показать на нее пальцем? Я готов признать, что именно я посоветовал свидетелю, когда мы обсуждали с ним это дело, что, если он опознает женщину, которую видел на стоянке, показать на нее пальцем, дабы избежать ошибки. Я беру на себя ответственность за это. — И Бергер одарил всех собравшихся лучезарной улыбкой, словно говоря: «Видите, бомба, которую заготовил Перри Мейсон, не сработала».
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон, обращаясь к Бергеру. — Я нисколько в этом не сомневался, как, впрочем, и в том, что ваша отчаянная попытка придать этому вид случайности никого не одурачила.
  Мейсон снова повернулся к свидетелю.
  — Значит, окружной прокурор советовал вам, что делать при даче показаний? Он советовал вам, что именно вы должны говорить?
  — Ваша честь! — выкрикнул Гамильтон Бергер. — Это же полное нарушение процедурных правил! Это не относится к делу, защитник не имеет права задавать столь несущественные вопросы.
  — Возражение отклоняется. Отвечайте на вопрос, — изрек судья Кейт.
  — Ну, он сказал, чтобы я опознал эту женщину и показал на нее пальцем.
  Физиономия Гамильтона Бергера вспыхнула до ушей, он медленно опустился на край стула, всем своим видом демонстрируя, что в любой момент готов вскочить и отстаивать права человека, а также достоинство и честь окружного прокурора.
  — А какого цвета были чулки на этой женщине? — спросил Мейсон.
  — Я не знаю. Я не обратил внимания на то, как она была одета.
  — А какая юбка?
  — Я же сказал вам, что не обратил на это внимания… Вроде как темная….
  — А туфли?
  — Не знаю.
  — На ней была шляпа?
  — Да, вроде была.
  — А какого цвета?
  — Не помню.
  — Похоже, что вы не слишком хорошо ее разглядели, а?
  — Видите ли, я не заметил, во что она была одета, но я запомнил ее лицо. Она оставила машину на стоянке, потом решила взять такси. Это показалось мне довольно странным, поэтому я ее и запомнил. Обычно, оставляя машину на стоянке, человек направляется прямо на автобусную станцию.
  — А вы знаете, какое количество людей оставляет машины на вашей стоянке, а потом берут такси, а?
  — Нет. Я лишь знаю, что эта женщина попросила найти ей такси.
  — А разве вы не знаете, что очень многие люди, которые не любят ездить по городу при оживленном движении, предпочитают оставлять машины у «Юнион терминал», а потом пересаживаются в такси, чтобы ехать по городу дальше?
  — Может, и так.
  — Разве вы этого не знаете?
  — Возможно, я их не спрашивал…
  — Значит, когда женщина спросила вас о такси, это вызвало у вас удивление?
  — Верно, вызвало.
  — И тогда вы впервые разглядели эту женщину, в которой впоследствии опознали обвиняемую?
  — Да, сэр.
  — Ту, что вышла со стоянки?
  — Да, сэр.
  — И много автомобилей въезжало в тот день на стоянку?
  — Порядком.
  — Мистер Дэнверс, — сказал Мейсон, — если я вас правильно понял, то ваши клиенты сначала подъезжают к воротам, вы даете им квитанцию, корешок которой прикрепляете к ветровому стеклу, затем получаете деньги, после чего клиент въезжает на территорию стоянки, находит свободное место, запирает машину и выходит обратно.
  — Совершенно верно.
  — Значит, между тем, как клиент получает квитанцию и покидает стоянку, проходит какое-то время?
  — Минута или две.
  — Иногда и чуть больше.
  — Бывает и так.
  — Получается, что эту женщину, которую вы опознали, вы увидели в первый раз, когда она, уходя со стоянки, спросила вас о такси? Правильно?
  — Да, сэр.
  — И тогда вы обратили на нее внимание и запомнили?
  — Не настолько хорошо, чтобы сказать, во что она была одета, но достаточно хорошо, чтобы быть почти уверенным, что обвиняемая и есть та самая женщина.
  — Вы почти уверены?
  — Да, сэр.
  — Вы совершенно уверены?
  — Думаю, что да.
  — Так почему вы так и не сказали? Почему вы сказали, что почти уверены?
  — Потому что я почти уверен, сэр.
  — Но не совершенно?
  — Пожалуй, что совершенно.
  — Так почти или совершенно?
  — Думаю, что совершенно.
  — Значит, вы думаете, что совершенно?
  — Я в этом уверен.
  — Тогда почему вы сказали, что вы почти уверены?
  — Ну… на тот случай, если возникнут сомнения…
  — Так, значит, могут возникнуть сомнения?
  — Ну… я же не сказал, что у меня были сомнения. Я сказал, на тот случай, если насчет обвиняемой возникнут сомнения.
  — Какие сомнения?
  — Ну, всякие.
  — Тогда, насколько я вас понял, у вас все же имелись сомнения, и поэтому вы решили оставить их в пользу обвиняемой, поэтому и сказали, что почти уверены? Верно?
  — Ну в общем… да.
  — В таком случае, — заявил Мейсон, — если вы лишь почти уверены, что обвиняемая — та самая женщина, которая покинула вашу стоянку, и если вы только тогда впервые обратили на нее внимание, вы не можете быть абсолютно уверены, что именно эта женщина приехала в автомобиле Фарго на стоянку, я прав?
  — Судя по всему, это была она.
  — Я не спрашиваю вас о ваших суждениях, — возразил Мейсон. — Я спрашиваю вас, знаете ли вы это наверняка?
  — Мне кажется, что это была она.
  — Но точно вы этого не знаете?
  — Нет, точно не знаю.
  — Вы не уверены?
  — Не уверен до конца.
  — Вы почти уверены?
  — Я исходил из того, что…
  — Я знаю, из чего вы исходили, — прервал его Мейсон. — Вы исходили из предположения, что эта женщина должна была поставить машину на парковку, но вы не рассмотрели, кто именно сидел за рулем, когда машина въехала на стоянку, так ведь?
  — Да, не рассмотрел…
  — Вы, как всегда, протянули водителю квитанцию, получили деньги и оставили корешок на ветровом стекле под «дворниками», так?
  — Да.
  — Ведь вы обычно не обращаете особого внимания на водителей, верно?
  — Почему, иногда обращаю.
  — Прекрасно, мистер Дэнверс, — сказал Мейсон, — тогда опишите нам водителей двух машин, которые приехали непосредственно перед обвиняемой.
  — Теперь я их уже не вспомню.
  — Вы даже не помните, были это мужчины или женщины, верно?
  — Да.
  — Но ведь у вас не было особых причин обращать внимание на эту женщину, поскольку она не сказала и не сделала ничего такого, что показалось бы вам странным, не так ли?
  — Да.
  — Она пробыла на стоянке несколько минут. За это время подъезжали другие машины?
  — Думаю, что да.
  — Но вы этого не помните?
  — Нет.
  — Тогда вы видели не одну женщину, выходившую со стоянки и спрашивавшую вас о такси?
  — Вы правы.
  — Однако окружной прокурор сказал вам, что, когда вас вызовут на опознание, вы должны указать на обвиняемую и сказать: «Это та самая женщина».
  — Да, — произнес свидетель, прежде чем Бергер успел заявить протест.
  — Ваша честь! — обратился к судье прокурор. — Я прошу, чтобы этот ответ был изъят из протокола, поскольку это всего лишь предположение, а не факт. Это искажение прежних показаний свидетеля.
  — Свидетель уже дал ответ, — возразил Мейсон.
  — А я прошу вычеркнуть его и призываю суд принять во внимание мой протест.
  — Свидетель сказал «да», — возразил Мейсон. — Он сказал это, находясь под присягой. Вы заявляете, что его ответ не является правдивым?
  — Я заявляю, что требую вычеркнуть этот ответ из протокола на том основании, что это всего лишь предположение, а не факт.
  — Я не вижу нарушения правил со стороны защиты, — объявил судья. — Ответ остается в протоколе.
  — Но он не соответствует действительности, — запротестовал Гамильтон Бергер. — Это не…
  — Гамильтон Бергер может принять присягу и дать показания, если он хочет опровергнуть показания собственного свидетеля, — заявил Мейсон.
  — Ну, в конце концов, это не столь уж важно, — с недовольной гримасой отступился Бергер, опускаясь на свое место.
  Тон Мейсона перестал быть формальным, снова перейдя в задушевный.
  — А скажите, — как бы вскользь спросил он свидетеля, — сначала к вам пришли полицейские и попросили описать женщину, верно?
  — Верно.
  — И вы дали им ее описание?
  — Да, все, что смог вспомнить тогда.
  — А потом они показали вам несколько фотографий обвиняемой?
  — Да.
  — Вы их внимательно рассмотрели?
  — Да.
  — Не просто так проглядели?
  — Нет, я их внимательно рассмотрел.
  — И вы сказали им, что это фотографии той самой женщины, которая ставила у вас машину?
  — Я сказал, что ее лицо кажется мне знакомым.
  — Что еще?
  — Я сказал: вполне возможно, что это была она.
  — Но вы не сказали им, что совершенно уверены в том, что это она?
  — Нет.
  — А позже, когда вам показали ее рядом с другими женщинами в ряд, вы сразу узнали ее по тем фотографиям, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Вот как?
  — Она показалась мне знакомой.
  — Разумеется, но даже тогда вы не могли бы с полной уверенностью сказать, что это она?
  — Хм, я сказал, что она похожа на женщину, которую я видел раньше.
  Мейсон улыбнулся свидетелю.
  — У меня все, — объявил он.
  — Еще есть вопросы у обвинения? — спросил судья.
  — Относительно нашей с вами беседы, — обратился Бергер к свидетелю, — вы подтверждаете тот факт, что я не советовал вам ничего другого, кроме как указать пальцем на обвиняемую, когда вас попросят опознать ее?
  — Да.
  — У меня все.
  — Одну минуту, — произнес Мейсон, когда свидетель повернулся, чтобы уйти. — У меня есть еще пара вопросов.
  Свидетель остановился.
  — Сколько времени вы пробыли в кабинете Гамильтона Бергера, когда он посоветовал вам указать пальцем на обвиняемую?
  — Где-то с полчаса.
  — О чем вы говорили?
  — Минуточку, ваша честь, — подскочил со своего места Бергер. — Я протестую. Этот вопрос несущественен и не имеет прямого отношения к делу. Моя беседа со свидетелем не подлежит оглашению.
  — Ваша честь! — обратился к судье Мейсон. — Только что Гамильтон Бергер спрашивал свидетеля о том, что он говорил ему во время беседы. Это был повторный допрос обвинения. В соответствии с правилами, если обвинение задает вопрос, касающийся части беседы, то противная сторона имеет право спросить о всей беседе. Опираясь на данное правило, я хочу знать все, что было сказано свидетелю во время этой беседы.
  Физиономия Бергера побагровела.
  — Ваша честь! — взорвался он. — Я категорически протестую против подобного вмешательства в конфиденциальную беседу! Как окружной прокурор, я имею право задавать любые вопросы, касающиеся дела, и я…
  — Но вы задали вопрос, — произнес судья Кейт, — касающийся части беседы. К тому же этот человек не является вашим клиентом, а всего лишь свидетелем. Протест отклонен.
  — Продолжим, — сказал Мейсон, — так о чем вы тогда говорили?
  — Ну, мы говорили о моих показаниях.
  — И что вы сказали?
  — Ну, я сказал мистеру Бергеру то же самое, что и здесь.
  — А что мистер Бергер сказал вам?
  — Он сказал, чтобы я показал на обвиняемую пальцем, и больше ничего.
  — Припомните, — сказал ему Мейсон, — а не говорил ли он вам, что не стоит упоминать о чем-либо, если только вас не станут расспрашивать об этом особо?
  — М-м… да.
  — И о чем же?
  — О том, что у этой женщины не было при себе багажа.
  — Понятно, — протянул Мейсон. — Когда эта женщина покинула стоянку, у нее в руках ничего не было?
  — Нет, сэр.
  — Совсем ничего?
  — Ничего, кроме маленькой дамской сумочки.
  — Вы в этом уверены?
  — Да.
  — И Гамильтон Бергер просил вас не упоминать об этом, так?
  — Да, если только об этом не станут спрашивать.
  — Благодарю вас, мистер Дэнверс, — с сарказмом произнес Мейсон. — У меня все.
  — У меня нет вопросов, — пробормотал Гамильтон Бергер, пытаясь прикрыть свое поражение поспешным вызовом очередного свидетеля.
  Следующим свидетелем оказался пилот, который заявил, что его нанял некий мужчина для того, чтобы доставить в Бейкерсфилд женщину. Ему сказали, что этой даме необходимо поспеть на автобусную станцию «Пасифик Грейхаунд» в Бейкерсфилде к часу дня. Он согласился и доставил пассажирку в указанное место, как и обещал. Лицо дамы скрывала густая вуаль, однако он хорошо запомнил, как она была одета. Он обратил на это внимание главным образом из-за вуали. Он также запомнил ее фигуру и внешний облик.
  — Не видите ли вы в этом зале женщину, чья фигура и внешний облик походили бы на ту женщину, которую вы доставили в Бейкерсфилд? — спросил его Гамильтон Бергер.
  — Да, сэр.
  — Где она?
  — Если мистер Бергер советовал вам указать на нее пальцем, то вы не смущайтесь, показывайте, — подсказал с ухмылкой Мейсон.
  — Он мне этого не советовал, — возразил свидетель, — он лишь велел сказать: «Это обвиняемая».
  В зале раздался взрыв смеха.
  — Но ведь вы видели ее до этого на опознании и заявили мне, что она похожа на ту женщину, которую вы перевозили! Разве это не так? — с возмущением воскликнул Бергер.
  — Минуточку, — вмешался Мейсон, — я протестую, поскольку подобный вопрос окружного прокурора к своему свидетелю может навести его на определенный ответ.
  — Возражение принято, — объявил судья Кейт. — Это можно также рассматривать как попытку оказать давление на своего свидетеля. Однако возражение принимается на основании того, что вопрос прокурора может быть наводящим.
  — Итак, вы видели эту женщину раньше?
  — Да.
  — Это обвиняемая?
  — Она на нее похожа.
  — Задавайте ваши вопросы, — резко объявил Мейсону Бергер.
  — Сколько раз вы видели обвиняемую до сегодняшнего дня в суде?
  — Всего раз.
  — Это все. Спасибо.
  — Одну минуточку! — выкрикнул Бергер. — Свидетель не понял вашего вопроса. Он имел в виду, что видел ее один раз, при опознании. На самом деле он видел ее дважды. Один раз на опознании, а второй — когда доставлял ее самолетом. Вы со мной согласны? — обратился к свидетелю Бергер.
  Невозмутимость Мейсона составляла резкий контраст с возбужденным состоянием прокурора.
  — Я возражаю, ваша честь, — заявил адвокат. — Это явная попытка выдать предположение за факт, к тому же это явная попытка со стороны окружного прокурора подсказать свидетелю, как ему отвечать на его вопрос.
  — Окружной прокурор, будьте любезны ограничиваться прямыми вопросами, обращенными к свидетелю, — произнес Кейт.
  — Хорошо, — едва сдерживая себя, процедил Бергер. Он повернулся к свидетелю: — Когда вы показали, что видели эту женщину только раз, вы имели в виду… э… скажите, что вы имели в виду?
  — О, — протянул Мейсон, — свидетель не столь глуп, чтобы не понять, как ему следует отвечать на этот вопрос после подсказки прокурора. Я исхожу из того, что он имел в виду, что видел эту женщину всего раз, на опознании.
  — Ну да, я так и хотел сказать, — сказал свидетель.
  — У меня все, — произнес Бергер.
  — Одну минутку, — задержал Мейсон свидетеля. — Прежде чем вы покинете зал, мне хотелось бы кое-что выяснить о мужчине, который договаривался с вами о найме самолета. Вы смогли бы его узнать, если бы увидели снова?
  — Да.
  — Вы видели его после этого?
  — Нет.
  — Вы могли бы описать его поподробнее?
  — Ну, ему лет шестьдесят, и он как-то неуверенно двигался. Он… я даже подумал, не пьян ли он, но я не почувствовал запаха спиртного. Может, он принял наркотик или еще что. Он двигался так, словно искал дорогу на ощупь и… одним словом, я запомнил, как он двигался и как выглядел.
  — Он был высокий?
  — Нет, низенький и толстоватый. Лет эдак шестидесяти… я к нему особо не приглядывался. Я почему-то сразу решил, что он отец женщины.
  — Теперь об опознании. Вам показывали обвиняемую вместе с другими женщинами?
  — Нет, одну.
  — И мистер Бергер указал вам на нее?
  — Отвечайте лишь «да» или «нет», — вмешался Бергер.
  — Нет.
  — Тогда это сделали полицейские?
  — Не совсем так.
  — Как вас понимать?
  — В общем, они сказали, что им нужно опознать одну женщину. Они отвели меня в комнату, в которой, кроме надзирательницы, была только эта женщина.
  — Вот как! — воскликнул Мейсон. — А не сказали ли они вам, что эта женщина, без всяких сомнений, ваша пассажирка, которую вы перевозили в Бейкерсфилд? И что вам остается лишь подтвердить это?
  — Что-то в этом роде. Они сказали мне, чтобы я держался уверенно и не разводил бодягу, не то какой-нибудь дотошный адвокат вытянет из меня все кишки, когда я предстану перед судом с показаниями.
  — Так вы сказали, что вы уверены?
  — Нет, я этого не говорил. Я не был уверен. Я сказал, что она на нее похожа. И только на следующий день я почувствовал, что совершенно уверен.
  — И все это время полицейские продолжали обрабатывать вас?
  — Ну, в общем, да.
  — У меня все, — провозгласил Мейсон.
  — У обвинения вопросов нет, — объявил Бергер и пригласил следующего свидетеля.
  Следующим свидетелем был водитель такси из Бейкерсфилда, который доставил женщину в густой вуали к автобусной станции «Пасифик Грейхаунд». Он признался, однако, что не может опознать женщину, поскольку та была в густой вуали и он не видел ее лица и не заметил, как именно она была одета. Он только запомнил, что это была стройная женщина лет тридцати — тридцати пяти.
  — Вы слышали голос обвиняемой, Миртл Ингрем Фарго? — спросил его Гамильтон Бергер.
  — Да, сэр.
  — Вам не показалось, что голос миссис Фарго, обвиняемой, чем-то отличается от голоса вашей клиентки, которую вы доставили на автобусную станцию в Бейкерсфилде?
  — Нет, сэр, мне этого не показалось.
  — Можете приступать к допросу, — сказал Бергер Мейсону.
  — Значит, вы не почувствовали никакой разницы?
  — Нет, сэр.
  — А в чем они схожи?
  — Ну, они звучат примерно одинаково.
  — Но вы не можете утверждать, что у обвиняемой и вашей пассажирки один и тот же голос, не так ли?
  — Нет, наверняка не могу.
  — Одним словом, вы не можете опознать ту женщину по голосу?
  — Хм… я уже сказал, что не заметил в их голосах особой разницы.
  — Я вижу, — сказал Мейсон, — что Гамильтон Бергер проводил беседу и с вами, я прав?
  — Ну да, я рассказал ему все, что мне известно.
  — И он спросил вас, не смогли бы вы опознать обвиняемую по ее голосу? И вы ответили, что нет, верно?
  — В общем, да.
  — И тогда он сказал вам: «Я вызову вас в качестве свидетеля и спрошу, чем отличаются голоса этих женщин, а вы мне ответите, что не находите особой разницы». Так ведь все было, да?
  — Я… точно не помню.
  — Это Гамильтон Бергер предложил вам сказать, что вы не находите разницы между голосами, верно?
  — Да.
  — Вопросов больше нет, — объявил Мейсон.
  — И у меня тоже все, — сказал Гамильтон Бергер. — Моя следующая свидетельница — миссис Ньютон Мейнард, и я надеюсь, мистер Мейсон, что вы опросите ее столь же тщательно.
  — Никаких посторонних комментариев не должно быть, — вмешался судья.
  Мейсон улыбнулся, глядя на выражение физиономии Бергера.
  Когда миссис Мейнард вышла вперед, все обратили внимание, что левый глаз свидетельницы был закрыт повязкой. Она подняла правую руку и поудобнее устроилась на свидетельском месте.
  Гамильтон Бергер задал ей несколько предварительных вопросов, после чего осведомился:
  — Где вы были двадцать второго сентября сего года?
  — Я была в Лос-Анджелесе, потом в Сакраменто; в обоих местах в один и тот же день.
  — Понятно, миссис Мейнард. А как вы добирались от Лос-Анджелеса до Сакраменто?
  — Я ехала автобусом «Пасифик Грейхаунд».
  — Вы помните, в котором часу вы выехали из Лос-Анджелеса?
  — Да, сэр. Я выехала из Лос-Анджелеса в восемь тридцать утра.
  — А в котором часу вы прибыли в Сакраменто?
  — Около десяти минут одиннадцатого того же вечера. Согласно расписанию мы должны были прибыть в Сакраменто в десять ноль пять, но автобус на пять минут опоздал.
  — Во время вашей поездки вы разговаривали с обвиняемой, миссис Миртл Ингрем Фарго?
  — Да, сэр, разговаривала.
  — Когда вы увидели ее в первый раз?
  — Первый раз я увидела ее, когда она вышла из такси в Бейкерсфилде.
  — Вы видели ее до этого?
  — Нет, сэр.
  — Вы находились в автобусе на протяжении всего пути от Лос-Анджелеса до Бейкерсфилда?
  — Совершенно верно, сэр.
  — Была ли обвиняемая в автобусе на этом отрезке пути?
  — Нет, сэр, ее тогда не было.
  — Вы в этом уверены?
  — Совершенно уверена, сэр.
  — Если бы она находилась в автобусе, вы бы ее запомнили?
  — Я непременно запомнила бы ее. Этой женщины не было в автобусе, пока он ехал от Лос-Анджелеса до Бейкерсфилда. Она появилась в густой черной вуали на автобусной остановке в Бейкерсфилде, куда приехала на такси. Такси вел шофер, который только что давал свидетельские показания.
  Миссис Мейнард поджала губы с видом непорочной добродетели и взглянула на Мейсона, словно говоря: «Ну что, съел? Теперь попробуй-ка опровергнуть мои показания».
  — Вы вступали в беседу с обвиняемой? — спросил ее Бергер.
  — Да, сэр, я с ней беседовала.
  — Долго?
  — Да, сэр.
  — Не могли бы вы рассказать суду, при каких обстоятельствах это произошло?
  — Видите ли, я довольно любопытна по природе. Характер у меня общительный. Когда я куда-нибудь еду, мне всегда хочется узнать что-то новое, так сказать, расширить свой кругозор. А этого не получится, если сидеть надувшись и ни с кем не разговаривать…
  — Нам это и так понятно, — прервал ее окружной прокурор. — Пожалуйста, не уклоняйтесь от предмета разговора, миссис Мейнард. Расскажите, пожалуйста, как вы заговорили…
  — Так я вам это и рассказываю. Пожалуйста, не сбивайте меня, — недовольно огрызнулась свидетельница.
  В зале послышался смех, а судья широко улыбнулся.
  — Продолжайте, — смутился Гамильтон Бергер, — только постарайтесь говорить коротко и по существу.
  — Мы были бы ближе к делу, если бы вы сами не перебивали меня, — резко заявила она. — Итак, на чем это я остановилась? Ах да. Я рассказывала вам, что увидела даму, которая выходила из такси и была в темной вуали, чем возбудила мое любопытство. Я увидела, как она прошла в дамскую комнату и потом обратно, но уже без вуали. Когда мы садились в автобус, я постаралась оказаться к ней поближе и заговорила с ней, а после того, как несколько пассажиров сошли во Фресно, у меня появилась возможность сесть с ней рядом. Я так и поступила и завязала с ней беседу. Не стану скрывать, что мне хотелось узнать побольше об этой особе. Прежде всего меня интересовало, почему она была в вуали.
  — Вы ее об этом спросили? — поинтересовался Гамильтон Бергер.
  — Я хотела, но не успела. Когда я стала задавать наводящие вопросы, она не моргнув глазом заявила, что едет в этом автобусе от самого Лос-Анджелеса. И тогда я подумала про себя: «Ах ты лгунья. Ты…»
  — Неважно, что вы подумали, — прервал ее Бергер, однако в его голосе прозвучали триумфальные нотки. — Сообщите лишь то, что она сказала вам.
  — Я это и пытаюсь сделать. Я стала расспрашивать ее о поездке и попыталась выведать, по какой причине она была в вуали и почему так торопилась добраться до автобусной станции и…
  — Прошу вас, постарайтесь вспомнить как можно точнее, о чем у вас шла беседа? — прервал ее снова Гамильтон Бергер.
  — Насколько я помню, я сказала ей, что надеюсь, что она не подумает, будто я пытаюсь лезть в ее личные дела, просто я по натуре любопытна… и она заверила меня, что ничуть не возражает, что она рада поговорить с кем-нибудь и что до этого она сидела рядом с мужчиной из Лос-Анджелеса, от которого так здорово разило спиртным, что ее едва не стошнило.
  — Вы спрашивали о чем-то еще?
  — Да, сэр. Я решила закинуть удочку. Я спросила: «А куда подевался тот мужчина? Я его что-то не заметила». А она стала крутить головой по сторонам и заявила: «Видимо, он сошел в Бейкерсфилде». Как бы не так! — фыркнула миссис Мейнард. — Его в автобусе не было. Я это знаю наверняка. Я все это время находилась в автобусе и никаких пьяных мужчин не видела точно так же, как и ее саму.
  — Вы в этом уверены?
  — Совершенно уверена.
  — Что еще произошло во время поездки?
  — Мы сидели рядом и разговаривали на протяжении всего пути от Фресно до Стоктона, там она сошла, и в автобус сели двое мужчин. Один из них пытался узнать у меня, ехала ли эта женщина в автобусе от самого Лос-Анджелеса. Я сразу смекнула, что здесь что-то нечисто…
  — Оставьте при себе ваши догадки, — сказал Гамильтон Бергер, — нас не интересуют разговоры, которые велись в отсутствие обвиняемой. Забудьте пока об этих мужчинах. Возможно, вас спросят о них немного позже, меня интересует, сколько времени вы провели в автобусе рядом с обвиняемой.
  — Всю дорогу от Фресно до Стоктона. Разумеется, иногда мы выходили на остановках, остановки были то короткими, то длинными, но на протяжении всего пути от Фресно мы сидели рядом и разговаривали.
  — Вы запомнили, как она была одета?
  — Я запомнила все, что касается этой женщины, — заявила миссис Мейнард с категоричностью абсолютно уверенного в себе человека.
  — И как же она была одета?
  — Довольно скромно, как и я. Помнится, я заметила ей, что мы одеты похоже, и она ответила, что всегда скромно, но со вкусом одевается в дорогу, потом она сделала пару комплиментов насчет моего костюма. Я точно не помню, что она сказала, кроме того, что она похвалила мой вкус, однако эта дама намекнула, что я ее старше, а мне это не понравилось. Если я и старше ее, то на год или два, к тому же все говорят, что выгляжу я гораздо моложе, и я…
  — Никто в этом не сомневается, — оборвал ее Гамильтон Бергер, затем повернулся к Мейсону и с насмешливым поклоном сказал: — Не хотите ли задать несколько вопросов, мистер Мейсон?
  — О да, благодарю вас, — откликнулся Мейсон, поднимаясь со своего места, и, обойдя стол, с приветливой улыбкой приблизился к свидетельнице. — Вы и в самом деле выглядите намного моложе, миссис Мейнард, — сказал он.
  — А вы откуда это знаете? — ощетинилась она. — Я вам не говорила, сколько мне лет.
  — Да, конечно, — улыбнулся Мейсон, — но сколько бы вам ни было, вы выглядите гораздо моложе.
  — Меня это не сильно волнует, — отрезала миссис Мейнард. — Меня этим не пронять.
  — О, я имел в виду совсем другое, — заверил ее Мейсон. — Я заметил, что у вас что-то случилось с глазом, миссис Мейнард?
  — Да, сэр, мне в глаз что-то попало, и началось воспаление. Теперь я вынуждена носить тугую повязку.
  — Почему тугую?
  — Чтобы можно было надеть очки, — пояснила миссис Мейнард. — Если повязка была бы слабой, я не смогла бы носить очки.
  — О, — протянул Мейсон, — так вы вынуждены носить очки?
  — Я не вынуждена, сэр. Я их ношу.
  — Так вы носите очки?
  — Да, сэр, ношу.
  — И как давно?
  — Думаю, уже лет десять.
  — Вы носите их постоянно?
  — Нет, сэр.
  — Нет?
  — Нет.
  — И когда вы их снимаете?
  — Когда сплю и умываюсь, сэр.
  В зале суда послышался смех.
  Мейсон подождал, пока смех затихнет.
  — Вы считаете, что в очках вы лучше видите? — спросил он.
  — А по-вашему, я ношу их для красоты? — огрызнулась свидетельница.
  Судья Кейт постучал молотком.
  — Свидетельница, отвечайте по существу, — предупредил он, — и оставьте при себе ваше остроумие.
  — Тогда пускай и он спрашивает по существу, ваша честь, — сердито парировала та.
  — Продолжайте, мистер Мейсон, — сказал судья, слегка улыбнувшись.
  — Вы хорошо видите в очках, миссис Мейнард?
  — Конечно.
  — А без очков?
  — Естественно, хуже.
  — Какие неудобства причиняет вам ваше слабое зрение? — спросил Мейсон.
  — Никаких. Просто без очков я хуже ориентируюсь.
  — Возьмем, к примеру, часы на противоположной стене зала. Вы можете сказать, который теперь час?
  — Конечно.
  — А теперь снимите очки и посмотрите на эти часы. Вы видите стрелки?
  — Одну минуту, — вмешался Гамильтон Бергер. — Ваша честь, мне кажется, высокому суду ясно, к чему клонит господин адвокат, но у него нет оснований задавать подобные вопросы. Прежде чем проводить подобные эксперименты, необходимо доказать, что в тот период времени, о котором свидетельница дает свидетельские показания, на ней не было очков.
  — Но я была в очках, — заявила миссис Мейнард. — Я не снимала их ни на минуту, и я…
  — Я прошу высокий суд, — обратился к судье Мейсон, — предоставить мне право получить от свидетельницы ответ на заданный мною вопрос. Я считаю крайне важным установить, насколько хорошо видит свидетельница без очков.
  Судья Кейт помедлил, затем спросил:
  — Миссис Мейнард, вы не согласитесь ненадолго снять очки?
  — Почему бы нет.
  Она сняла очки и, держа их в руках, взглянула на судью.
  — Ну а теперь, — сказал Мейсон, — не могли бы вы сказать, который час показывают стрелки на часах, что висят на противоположной стене?
  Свидетельница моргнула здоровым глазом.
  — Ну что ж, если хотите знать, то без очков я слепа как сова. Постойте. Я ведь дала присягу. Я не имела в виду, что я и в самом деле слепа, я только хотела сказать, что без очков я вижу очень плохо. Но, уверяю вас, все то время, что я находилась в автобусе по дороге от Лос-Анджелеса до Сакраменто, я была в очках. Я не снимала их ни на минуту.
  — Понятно, — сказал Мейсон. — Наденьте, пожалуйста, ваши очки, миссис Мейнард. Поскольку вы без них как без рук, полагаю, что у вас имеется еще одна пара?
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Что вы держите запасные очки в сумочке, которая сейчас лежит у вас на коленях, на тот случай, если очки разобьются.
  — А с чего они должны разбиться? — удивилась свидетельница. — Очки ведь не шины. Они не имеют привычки лопаться на вас. Никто не носит с собой запасных очков.
  — Так вы хотите сказать, что у вас только одна пара?
  — Ну да. Мне их вполне хватает. Если нацепить сразу две пары, то вряд ли вы станете лучше видеть. По-моему, как раз наоборот.
  — Но разве ваши очки ни разу не разбивались и не ломались?
  — Нет.
  — Значит, двадцать второго сентября ваши очки были в полном порядке?
  — Да.
  — И это были те же самые очки, что и сейчас?
  Свидетельница смутилась.
  — Так это те же самые?
  — А с чего вы взяли, что это другие?
  — Ни с чего, — ответил Мейсон. — Я спрашиваю вас, миссис Мейнард, те ли это очки?
  — Да.
  — Тогда скажите, — небрежным тоном спросил Мейсон, — как могло случиться, что двадцатого числа вы относили эти очки в починку в мастерскую к Карлтону Б. Рэдклиффу, чтобы заменить в них стекла?
  На мгновение показалось, что свидетельница не могла бы удивиться сильнее, даже если бы Мейсон неожиданно ударил ее.
  — Ну, — подстегнул ее Мейсон, — отвечайте на вопрос.
  Миссис Мейнард осмотрелась вокруг, словно хотела незаметно скрыться со свидетельского места. Потом облизнула губы и сказала:
  — Я относила в починку другие очки.
  — Вот как, — сказал Мейсон, — но раз у вас нет запасных, то какие же очки тогда вы относили в починку?
  — Одну минуту, — вмешался Гамильтон Бергер, давая возможность свидетельнице взять себя в руки. — Я считаю этот вопрос не относящимся к делу. В конце концов, в деле ничего не сказано об очках миссис Мейнард и…
  — Возражение отклоняется, — перебил его судья, не сводя внимательного взгляда со свидетельницы и жестом прося окружного прокурора сесть. — Давайте посмотрим, что на это скажет свидетельница. Миссис Мейнард, вы можете ответить на заданный вопрос?
  — Почему же нет?
  — Тогда, пожалуйста, ответьте.
  — Видите ли… я полагаю, что не обязана отчитываться во всех своих поступках.
  — Вам задали вопрос, — сказал судья Кейт, — какие очки вы относили в починку, если у вас нет запасных?
  — Это были очки моего друга.
  — Что это за друг?
  — Я… я… Это вас не касается.
  — Так вы будете отвечать на мой вопрос?
  Гамильтон Бергер вскочил со своего места.
  — Ваша честь! — заявил он. — Я протестую. Это уводит нас в сторону. Свидетельница вполне определенно заявила, что на ней были очки весь тот период времени, о котором она дает показания. Но господин адвокат пытался продемонстрировать нам, что случилось бы, если бы очков на ней не было. А теперь он намерен увести нас еще дальше в сторону.
  — Я пытаюсь доказать, — сказал Мейсон, — что в интересующий нас период времени свидетельница была без очков.
  — Ну что ж, — постановил судья, — полагаю, что у адвоката свой резон. И если у него есть доказательства, что свидетельница была в автобусе без очков, он имеет право их предъявить.
  — Совершенно с вами согласен, — сказал Гамильтон Бергер. — Но свидетельница сообщила ему все, что могло иметь отношение к делу.
  — Я не считаю, что должен принять возражение в отношении этого предмета, — подытожил судья Кейт. — Нам понятно, к чему вы клоните, мистер Мейсон, и если у вас имеются доказательства того, что в интересующий нас период, но никак не в любое другое время, свидетельница не носила очков или по какой-то причине не могла их носить, то они будут сочтены уместными.
  — Я хочу лишь одного: высказать недоверие показаниям свидетельницы, — объявил Мейсон.
  — Тогда вам придется высказать недоверие в отношении значительной части показаний свидетельницы — итак, вопрос в том, была или не была она в очках в интересующее нас время, и никак не позже. Приступайте.
  — Когда вы впервые увидели обвиняемую, — обратился Мейсон к свидетельнице, — на ней была надета густая вуаль?
  — Да, сэр.
  — Вуаль не давала вам возможности разглядеть ее лицо?
  — Нет, сэр. Для этого она и предназначена. Поэтому дама и надела вуаль.
  — Но когда она вышла из туалетной комнаты на автобусной станции в Бейкерсфилде, вуали на ней уже не было?
  — Совершенно верно.
  — Тогда почему вы решили, что особа, которую вы потом видели, была той самой женщиной в вуали, которая вошла в туалетную комнату?
  — Ну… вероятно, я определила это по ее одежде.
  — Вы могли бы описать ее одежду?
  — Подробно я не помню… Но я уверена, что это была та самая женщина, вот и все.
  — Но ведь вы не можете сказать, сколько женщин находилось тогда в туалетной комнате?
  — Н-нет.
  — Вы просто увидели женщину в вуали, которая вошла внутрь, а потом увидели обвиняемую, которая вышла из туалетной комнаты, и по каким-то одной вам понятным причинам определили, что это одна и та же персона?
  — Я знаю, это была одна и та же женщина.
  — Откуда?
  — Я ее узнала.
  — Как?
  — По одежде.
  — И как она была одета?
  — Видите ли, сейчас я уже не припомню, как именно она была одета тогда, могу сказать только приблизительно. Но я точно знаю, во что была одета я, и мне запомнилось, что ее одежда походила на мою. Мы об этом говорили, когда…
  — Вы уже рассказывали об этом прокурору, — напомнил ей Мейсон, — но можете вы точно описать, во что была одета обвиняемая?
  — Только благодаря тому, что я помню, что ее одежда была того же самого цвета, что и моя, и мы говорили с ней об этом, и потому что я знаю, как была одета я…
  — Я вас спрашиваю, — перебил ее Мейсон, — можете ли вы по памяти описать, как именно была одета обвиняемая?
  — Но если я опишу вам ее одежду, вы захотите узнать, помню ли я, во что именно была одета женщина, сидевшая впереди меня, а потом — во что была одета женщина, сидевшая позади меня, и, когда я не смогу вам на это ответить, вы выставите меня круглой идиоткой, да?
  Зал разразился взрывом хохота.
  Судья Кейт постучал молотком по столу, требуя тишины, однако он не смог скрыть улыбки, когда обратился к Мейсону и сказал:
  — Продолжайте.
  — Значит, вы не помните, во что была одета обвиняемая?
  — Я лишь помню, что мы с ней говорили о том, что наша одежда схожего цвета. И если вы хотите знать, во что была одета я, то я…
  — Нет, я не хочу, — перебил ее Мейсон, — я просто пытаюсь установить факт, помните ли вы, во что была одета обвиняемая.
  — Я этого не помню.
  — Тогда как вы можете быть уверены, что та женщина под темной вуалью, что вошла в туалетную комнату, и есть наша обвиняемая?
  — Она, а кто же еще? Она и вышла… я не могу вспомнить, во что именно она была одета, но я знаю, что та женщина, что вышла из туалетной комнаты без вуали, и была той самой особой, что вошла туда под вуалью. Я могу в этом поклясться.
  — Ну а если вы ошибаетесь и очков на вас тогда не было, то тогда вы не могли бы точно определить это, не так ли?
  — Я была в очках.
  — Но если бы вы были без очков, то вы бы этого не смогли определить?
  — Не смогла бы.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — У меня все.
  — У обвинения больше нет свидетелей, — объявил Гамильтон Бергер.
  Судья Кейт и многие служащие судебной канцелярии, забежавшие в зал суда, чтобы послушать, как Мейсон будет допрашивать миссис Мейнард, были явно разочарованы заявлением прокурора.
  — Суд объявляет десятиминутный перерыв, — произнес судья Кейт, — после чего начнется допрос свидетелей защиты.
  — Боже мой, Перри, — тихо сказал Пол Дрейк адвокату во время перерыва, — разве можно устраивать цирк из слушания дела об убийстве?
  — Еще как можно, — сказал Мейсон. — У окружного прокурора достаточно улик, чтобы обвинить мою клиентку в преднамеренном убийстве, если не будет защиты. И теперь мы находимся перед дилеммой — вызывать нам миссис Фарго в качестве свидетельницы или нет.
  — И то и другое плохо?
  — Просто ужасно, — сказал Мейсон. — Если мы не вызовем ее как свидетельницу, то это сделает судья. Если мы вызовем ее, то она попытается изменить свое алиби и окончательно утопит себя. Единственный ее шанс — рассказать все как на духу. Но по непонятной мне причине именно об этом она и избегает говорить.
  — А что, собственно, произошло?
  — Она намеревалась ехать этим самым автобусом, чтобы повидаться с матерью, однако перед самым отъездом разругалась с мужем. Он присвоил часть ее личных денег, которые она унаследовала после смерти своего богатого дядюшки, и, полагаю, этот Фарго плутовал со счетами, в результате чего присвоил порядка двадцати пяти — тридцати тысяч долларов. Я думаю, миссис Фарго поймала его с поличным и, вероятно, пригрозила рассказать все полиции. И тогда Фарго запер ее в спальне и держал там все то время, что я находился в доме, делая вид, будто собираюсь купить его. Я думаю, что Фарго решил навострить лыжи и смыться.
  — А потом, ты полагаешь, между ними произошла драка? — спросил Пол Дрейк.
  — Потом, я полагаю, Фарго открыл дверь спальни и, видимо, попытался задушить жену, а она, вероятно, схватила нож и заколола его, не намеренно, а ударив вслепую в целях самозащиты. Она ударила Фарго ножом в шею, перерезала артерию, опомнилась и в ужасе бросилась вниз по лестнице, вскочила в машину и помчалась, думая, что если успеет на этот автобус, то тем самым обеспечит себе алиби. Я полагаю, что она действительно хотела вначале лететь на самолете шестичасовым рейсом, но поездка автобусом, как она считала, давала ей больше шансов для алиби. Я думаю, она позвонила матери, чтобы подтвердить версию с автобусом.
  — А вдруг, если ты вызовешь ее в качестве свидетельницы, она станет излагать твою версию? — сказал Дрейк. — Это будет квалифицировано как факт самозащиты и…
  — И тот факт, что она пыталась обеспечить себя фальшивым алиби и дала письменные показания, чтобы подкрепить его, безнадежно восстановит против нее публику. Существует какая-то причина, по которой она не желает говорить правду. Если бы только я знал, что это за причина, и заставил ее давать показания, у меня бы появился шанс.
  — Может, она пыталась защитить сына?
  — Нет. Какое-то время я тоже так считал, но теперь понял, что причина в другом. Тут что-то кроется.
  — А ты не можешь заставить ее рассказать тебе всю правду?
  — Нет.
  — А почему бы тебе самому не рассказать судье, как ты представляешь себе все случившееся?
  — Если бы я знал причину, по которой она отказывается говорить правду, я мог бы это сделать. А так я могу лишь утопить ее еще глубже. Публика решит, что я сочинил для нее складную историю, а на самом деле это она пришила мужа, чтобы получить страховку.
  — Большая страховка?
  — Двадцать пять тысяч долларов. Ровно столько, сколько присвоил ее муженек.
  — Страховка составлена в ее пользу? Она получит проценты или всю сумму?
  — Всю сумму.
  — Тебе есть над чем поломать голову, Перри! — посочувствовал Пол Дрейк.
  — Еще как! — согласился Мейсон. — Единственное утешение, что это всего лишь предварительное слушание. Если я смогу бросить тень на показания этой чертовой куклы Мейнард, я буду знать, как мне действовать перед судом.
  — Ты хочешь попытаться освободить свою клиентку на предварительном следствии?
  — Нет, — покачал головой Мейсон. — Я хочу позволить судье заставить ее давать показания. Я не решусь вызвать ее в качестве свидетельницы; я не решусь ни на что, пока она не расскажет мне, что именно произошло.
  — А ты убежден, что ее алиби фальшивое?
  — На все сто, — сказал Мейсон. — Окружной прокурор высказал резкое замечание насчет этого. Однако я постараюсь дискредитировать показания мадам Мейнард после того, как мы выведаем всю подноготную о ее очках. Заметь, у нее нет запасных очков, так что мы можем задействовать это. Я собираюсь вызвать на скамью свидетелей мистера Рэдклиффа и посмотреть, что он скажет.
  Делла Стрит подошла к Мейсону и сказала:
  — Шеф, я могу добавить к делу еще одну улику.
  — Что?
  — Миссис Ингрем пользуется теми же духами, что и ее дочь.
  Мейсон переварил информацию.
  — Не думаю, что нам это поможет, но все равно факт любопытный. Однако Кларк Селлерс утверждает, что конверт, в котором лежали деньги, был надписан рукой Миртл Фарго. Однако та божится, что не надписывала конверт и не посылала мне денег и… А вот и судья.
  Судья Кейт занял свое место и обратился к адвокату:
  — Есть свидетели со стороны защиты?
  — Да, ваша честь. Я хочу вызвать одного свидетеля.
  Физиономия окружного прокурора просияла от предвкушения перекрестного допроса миссис Фарго, однако Мейсон сказал:
  — Мистер Карлтон Б. Рэдклифф, владелец оптической мастерской, вызванный повесткой в суд со стороны защиты, будьте любезны занять свое место.
  Сдавленный, хриплый крик разорвал тишину.
  Все находящиеся в зале повернулись к тому месту, где находилась миссис Мейнард, резко вскочившая на ноги.
  — Вы не посмеете! — выкрикнула она. — Вы не смеете соваться в мою личную жизнь и вытаскивать…
  Судья Кейт постучал молотком.
  — Тихо! — потребовал он. — Соблюдайте порядок в зале! Зрителей попрошу сохранять тишину. Права всех сторон будут соблюдены надлежащим образом.
  Миссис Мейнард покачнулась и, судорожно закашлявшись, тяжело опустилась на стул.
  Нахмурившись, Мейсон задал мистеру Рэдклиффу несколько предварительных вопросов, затем спросил:
  — Вы являетесь дипломированным и квалифицированным оптиком, сэр?
  — Совершенно верно!
  — И вы знакомы с миссис Мейнард, свидетельницей, которая только что давала показания по этому делу?
  — Да, сэр, знаком.
  — Скажите, пожалуйста, вы видели миссис Мейнард двадцать первого сентября сего года?
  — Нет, сэр, не видел.
  — Значит, не видели? — переспросил Мейсон. — А двадцатого?
  — Тоже нет.
  — А разве она не отдавала вам в починку свои очки?
  — Да сэр, отдавала.
  — И когда же?
  — Двадцать второго сентября.
  — Двадцать второго! — удивился Мейсон.
  Мейсон повернулся к судье:
  — Я прошу суд принять во внимание некоторые обстоятельства. Несмотря на то что свидетель не выказал явной враждебности к следствию, он отказался дать показания на том основании, что обязан соблюдать интересы своих клиентов, и заявил, что будет отвечать только на прямые вопросы и только в том случае, если его вызовут в суд.
  — Очень хорошо, — сказал судья Кейт, заинтересованно подавшись вперед.
  — Так в котором часу вы видели миссис Мейнард двадцать второго сентября? — продолжил допрос оптика Мейсон.
  — Примерно в восемь утра.
  — Ваш магазин был открыт в восемь утра?
  — Нет, сэр, но я живу прямо над магазином в том же доме. Миссис Мейнард позвонила мне в восемь утра и сказала, что у нее срочный заказ и что она хотела бы знать, как скоро я смогу выточить пару линз.
  — И что вы ей ответили?
  — Я ответил, что вряд ли успею до завтрашнего дня, и она попросила меня доставить ей очки, как только я починю их.
  — И это было в восемь утра?
  — Да, плюс-минус пара минут. Я как раз сел завтракать. Я всегда завтракаю в восемь часов.
  — После чего она сама принесла вам очки?
  — Нет. Их доставил посыльный спустя несколько минут.
  — Кто был этот посыльный?
  — Какой-то паренек. Я его раньше не видел. Очки были завернуты в бумагу.
  — А когда вы отослали миссис Мейнард очки с новыми линзами?
  — Двадцать третьего, как и обещал.
  — Если я вас правильно понял, — торжественно начал Мейсон, — миссис Мейнард отослала вам свои очки в начале девятого утра двадцать второго сентября и получила их обратно только на следующий день. Следовательно, если у нее нет запасных очков, то двадцать второго сентября она была без очков. Я полагаю, вы можете задавать свои вопросы, мистер Бергер.
  — Одну минуту, — возразил свидетель. — Но двадцать второго сентября ничто не мешало миссис Мейнард быть в очках. Очки, которые она отдала мне в починку, принадлежали не ей!
  — Не ей! — воскликнул Мейсон, пытаясь скрыть разочарование.
  Окружной прокурор просиял победоносной улыбкой.
  — Нет, сэр, — подтвердил Рэдклифф, — это были совсем другие очки.
  — Вы в этом уверены?
  — Разумеется, уверен. Эти очки принадлежали человеку значительно более старшего возраста. Они изготовлены совсем по другому рецепту, чем очки миссис Мейнард.
  — Вы хотите сказать, — спросил Мейсон, — что знаете рецепт очков миссис Мейнард?
  — Нет, но мне достаточно одного взгляда на ее глаза, чтобы определить, что это были не ее очки. У миссис Мейнард большие зрачки и чистый глазной белок, что характерно для близорукости, или миопии. А те очки были от дальнозоркости и принадлежали человеку лет эдак шестидесяти.
  — Вы можете определить возраст человека по его очкам?
  — Разумеется. По очкам можно многое узнать об их владельце. Эти очки, вероятно, принадлежали человеку славянского происхождения. Я бы сказал, что, скорее всего, это был мужчина, судя по размерам носа. Нос у него, можно сказать, картошкой…
  — Не могли бы вы просветить нас, — сказал Мейсон, явно раздраженный тем, что триумф, который, казалось, уже был у него в руках, вдруг начал ускользать, — как вы могли определить, что очки принадлежали человеку славянской наружности, лишь взглянув на них?
  — Видите ли, я же не сказал, что я в этом уверен. Я сказал «вероятно», — возразил свидетель. — Кроме диоптрий линз, существуют еще форма, стиль и конструкция оправы. Например, ширина переносицы у тех очков указывала на картофелеобразную форму носа, а поддерживающие оправу на ушах короткие дужки — приблизительно трех с половиной дюймов — свидетельствовали о том, что владелец очков обладает типом черепа, характерным для славян. У прочих типов расстояние от ушей до глаз больше. Средняя длина дужки составляет четыре — четыре с половиной или даже пять дюймов. Вдобавок могу сказать, что левое ухо у этого человека примерно на полдюйма выше, чем правое. Более того, на наружной поверхности стекла имелись параллельные царапины, что говорит о том, что их владелец довольно часто снимал очки и клал их стеклами вниз на стол. Обычные частицы пыли не оставляют царапин на оптическом стекле, но если очки класть на твердую поверхность, на которой лежит пыль и, возможно, частицы песка, то поверхность стекол почти наверняка окажется поцарапанной. Это прежде всего касается таких очков, как эти, которые имеют внутреннюю кривизну в десять диоптрий и поэтому слишком выпуклы, так что, если их класть стеклами вниз на стол, они непременно поцарапаются. Средняя внутренняя кривизна линз составляет шесть диоптрий.
  — И вы определили все это по одним только очкам?
  — Да, сэр. По очкам и оправе.
  — А почему они вас так заинтересовали? — спросил Мейсон.
  — Потому что в этом состоит моя профессия.
  — И что вы сделали с этими очками?
  — Заменил линзы и отправил с посыльным утром двадцать третьего миссис Мейнард по ее лос-анджелесскому адресу.
  — Полагаю, у меня все, — произнес Мейсон.
  — На этом и закончим, — объявил окружной прокурор, широко улыбаясь. — У меня тоже нет вопросов.
  — Есть у вас другие свидетели? — спросил судья у Мейсона.
  Мейсон покачал головой:
  — При данных обстоятельствах, ваша честь, мы, возможно, не станем вызывать других свидетелей защиты. Мы не станем возражать, если суд примет решение допросить обвиняемую. Но поскольку близится время перерыва, я бы предпочел, чтобы слушание этого дела было отложено до завтра.
  Окружной прокурор подскочил словно ужаленный.
  — Мы возражаем против переноса слушания дела на завтра…
  — Возможно, завтра я вызову обвиняемую давать свидетельские показания, — прервал его Мейсон.
  Бергер откашлялся.
  — В таком случае я беру назад свое возражение, — произнес он. — Мы не возражаем против переноса слушания дела на завтрашнее утро.
  — Вот и прекрасно. Значит, завтра в десять, — провозгласил судья Кейт. — Суд объявляет перерыв.
  Глава 19
  Перри Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит сидели в кабинете Мейсона.
  — Ну и к чему мы пришли? — спросил Дрейк.
  Мейсон, меряя шагами кабинет, произнес:
  — Суть в том, Пол, что в этом деле мы движемся в обратном направлении.
  — Это как?
  — Я исхожу из того, что говорит мне моя клиентка, а моя клиентка лжет — возможно, из желания защитить своего ребенка или по какой-то иной причине.
  — Она лжет нам насчет своего алиби, — заметила Делла Стрит, — но мы не знаем, лжет ли она…
  — Она лжет, что не посылала мне денег, — прервал ее Мейсон.
  — Если бы она призналась, что отправила тебе деньги, то вряд ли это могло бы ее скомпрометировать, — сказал Дрейк. — Она находится в таком положении, когда твои услуги ей очень пригодились бы. Оплатить их заранее — только плюс для нее, если она замешана во всем этом.
  Мейсон раздраженно покачал головой.
  — В том-то и беда, Пол, — сказал он, — что мы беремся за поиски причины прежде, чем узнали факты. Сначала нужно попытаться узнать все факты, а уж потом отыскивать причину.
  — Итак, какие у нас факты?
  — Все факты, — сказал Мейсон, — соединены друг с другом событиями на манер пестрого лоскутного одеяла, и мы должны проанализировать это «одеяло», чтобы выяснить, из какой ткани взят каждый лоскуток. И если мы примем во внимание, что каждый лоскуток представляет собой человеческие чувства, человеческие жизни, человеческую ненависть, человеческий страх, то лишь тогда сможем добраться до сути проблемы.
  — Но с чего вы начнете? — спросила Делла Стрит.
  — Начать можно с любого момента, но поскольку и мы оказались причастны к этому делу, то все началось с того, как мы с тобой отправились в «Золотой гусь». Так что давайте отсюда и начнем выстраивать всю цепь событий. На первом месте у нас стоит чета Фарго, которая, вероятнее всего, была в тот вечер в «Золотом гусе». И очевидно, кто-то показал меня женщине, но не ее мужу. Я готов поклясться, что Артман Фарго понятия не имел, кто я такой, когда на следующее утро я заявился к нему домой, притворившись клиентом, желающим приобрести по дешевке стоящую усадьбу.
  — Мне кажется, — сказал Дрейк, — что это Пьер показал тебя ей. Чем больше мы узнаем о Пьере, тем сильнее убеждаемся, что он имеет отношение к каким-то темным делам. Он словно растворился в воздухе. Ушел из ночного клуба вскоре после того, как ты разговаривал с ним, и больше не вернулся.
  — Отлично, это весьма важный факт, — сказал Мейсон. — Теперь еще один: когда эта женщина звонила мне из телефонной будки, она была чем-то страшно напугана.
  Дрейк кивнул.
  — И еще, — продолжил Мейсон, — вскоре после моего разговора с ней к нам с Деллой подсела совершенно незнакомая мне девушка и рассказала историю о своем украденном и кем-то усыновленном ребенке. А Пьер все это видел.
  — А она-то тут при чем? — спросил Дрейк.
  Мейсон, возбужденно расхаживающий по кабинету, неожиданно щелкнул пальцами.
  — Вот! — сказал он. — Вот где кроется ответ! Ключ к разгадке, который я проглядел.
  — Ничего не понимаю, — сказал Дрейк.
  — Пол, — возбужденно начал Мейсон, — я хочу узнать как можно больше о том давнишнем деле, о шантаже с участием Элен Хемптон — ну, ты знаешь, о котором шла речь в той газетной вырезке, что лежала в конверте. Я хочу получить отпечатки пальцев… Нет, погодите, у нас нет времени. Мы даже не знаем, когда это произошло. Нужно использовать короткий путь… Давайте хорошенько подумаем. Давайте подумаем, за что мы можем зацепиться. Мы не можем себе позволить упустить это.
  Мейсон перестал расхаживать по кабинету и остановился в задумчивости.
  — Элен Хемптон, Элен Хемптон, — повторил он несколько раз. — Эти очки… — в задумчивости произнес он. — Миссис Мейнард была готова провалиться сквозь землю, когда я завел разговор об очках… А подружка Артмана Фарго работает в «Золотом гусе», к тому же она бывшая жена Пьера… — Мейсон опять щелкнул пальцами. — Понял! — победоносно воскликнул он. — Господи, я все понял!
  — Что ты понял? — спросил Дрейк.
  Мейсон извлек из кармана записную книжку.
  — Делла, вот телефон Селинды Джилсон. Свяжись с ней. Когда она возьмет трубку, постарайся, чтобы твой голос звучал ужасно возбужденно. Как если бы ты страшно торопилась, была напугана и спешила передать ей нечто важное. Сможешь?
  — Я постараюсь, — ответила Делла Стрит.
  — Попроси к телефону Селинду Джилсон. Скажи ей, что ты подруга Элен Хемптон; скажи, что под предлогом медицинского обследования полиция ввела Элен сыворотку правдивости и она начала говорить. Затем резко брось трубку, но перед этим испуганно вскрикни, будто кто-то застиг тебя у телефона и ты должна бежать.
  — Боже мой! — воскликнула Делла Стрит. — Ну почему я не училась в актерской школе.
  — Ты и так прирожденная актриса, — заверил ее Мейсон. — Давай отрепетируем.
  — Мне нужен сценарий, — заявила Делла.
  — Напечатай его, если хочешь, — сказал ей Мейсон. — Ты изольешь эти слова в телефонную трубку. Все должно выглядеть так, словно ты страшно торопишься. Ты можешь заикаться, шепелявить, но голос у тебя должен быть перепуганным насмерть.
  — Я ничего не понимаю, — сказал Дрейк. — Какого черта ты все это затеял, Перри?
  Мейсон усмехнулся:
  — Ради господина в очках.
  Делла Стрит вставила лист в пишущую машинку, ее пальцы легко и ритмично залетали над клавишами. Мейсон встал позади нее, заглядывая через плечо. Он кивнул пару раз, затем похвалил:
  — Отлично, Делла.
  Делла извлекла лист из машинки и, стоя у телефона, прочла наспех составленный текст.
  — Тут у тебя слабовато, — заметил Мейсон, беря карандаш и наклоняясь над листком. — Звучит недостаточно настойчиво.
  Он вычеркнул несколько слов, потом всю фразу, потом сделал небольшую вставку между строк.
  — Теперь попробуй, — сказал он.
  Делла Стрит снова прочла текст.
  — Замечательно! — похвалил Мейсон и указал на телефон: — Звони.
  Пока пальчики Деллы крутили диск телефона, в комнате висела напряженная тишина.
  — Только бы она ответила, — прошептал Мейсон. — Только бы она оказалась дома.
  Делла прерывисто произнесла в трубку:
  — Алло? Селинда Джилсон?.. Неважно, кто говорит. Я подруга Элен Хемптон, очень близкая подруга. Между нами нет секретов. Слушайте меня, слушайте и не перебивайте. Меня могут застать у телефона. Никто не должен знать, что я вам звонила. У нас в квартире полиция. Они придумали какой-то предлог, я не знаю какой, меня не было в комнате. Они сделали Элен укол. Бедная дурочка поверила им, решив, что это медицинское тестирование! На самом деле ей ввели сыворотку правды. Она начала говорить. Боже мой, она рассказывает им обо всем! Все выглядит так, будто она спит, но она выкладывает им всю подноготную… Вы, наверное, знаете о чем. Я… О!.. — Делла Стрит понизила голос до шепота: — Я должна бежать… — И она осторожно опустила трубку на рычаг.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон и, схватив пальто и шляпу, выскочил за дверь.
  Глава 20
  Костяшками пальцев Мейсон осторожно постучал в дверь Селинды Джилсон.
  — Кто там? — спросила она.
  — Я! — хрипло отозвался Мейсон.
  — Не будь таким стеснительным. Дверь не заперта.
  Мейсон толкнул дверь и вошел в квартиру.
  Перед зеркалом в полный рост стояла обнаженная Селинда Джилсон, которая обернулась к нему.
  Улыбка на ее лице сменилась гримасой страха.
  — Черт бы вас побрал! — воскликнула она и метнулась к стулу, на спинке которого висел халат. Она накинула на себя халат и, сверкнув глазами, сказала: — Врываться подобным образом — это наглость с вашей стороны… Я одеваюсь.
  — Но вы меня сами пригласили.
  — Я приняла вас за другого.
  — За кого?
  — Не ваше дело.
  Мейсон подошел к стулу, с которого она сдернула халат, поудобнее уселся и вытащил из кармана портсигар.
  — Хотите закурить? — предложил он ей.
  — За кого вы меня принимаете?
  — За очень красивую молодую женщину, — ответил Мейсон.
  — Вы даже не попали на первую базу, — отрезала она.
  — Первая база меня мало интересует.
  — Что вас интересует тогда?
  — Выигрыш.
  — Вы играете не на той площадке.
  Мейсон закурил сигарету.
  — Просто не в той команде. Вы правда не хотите сигарету?
  — Послушайте, зачем вы сюда явились?
  — Поскольку вы заговорили о бейсболе, я позволю вам бросать мяч до тех пор, пока мне какой-нибудь не понравится, и тогда я перекину его на свое поле.
  — Я не буду бросать мяч.
  — Еще как будете, — сказал Мейсон, закидывая одну ногу на другую. — Вам придется.
  — Будьте добры, объясните мне, какого черта вы тут делаете?
  — Скрываюсь.
  — Скрываетесь?
  — Ну да.
  — От кого?
  — Хотите верьте, хотите нет, — сказал Мейсон, — но я скрываюсь от полиции.
  — Вы?
  — Ну да.
  — Тогда вы нашли неподходящее место.
  — Я так не думаю.
  — Послушайте, возможно, вы не отдаете себе отчета, мистер Мейсон, но вы только что сами отдались полностью под мою власть.
  — Неужели?
  — Да.
  — Это каким же образом?
  — Вы сами сказали мне, что скрываетесь от полиции. Мне остается только подойти к телефону, поднять трубку, попросить соединить меня с полицией и, как примерной девочке, рассказать им все.
  — Валяйте, — сказал Мейсон.
  — Думаете, я этого не сделаю?
  — Не понимаю, что вас сдерживает. Давайте звоните.
  — Мне просто противно становиться доносчицей.
  — Я это знаю, — сказал Мейсон. — Не в ваших привычках звонить в полицию.
  — Почему вы скрываетесь? Что может полиция иметь против вас?
  — Я кое в чем проштрафился.
  — В чем же?
  — Я сделал резкий рывок в надежде, что выиграю. Но не выиграл.
  — Почему?
  — Потому что не рассчитал дистанцию. Я поручил частным детективам связаться с одной девушкой, от которой хотел получить информацию, а они слегка переусердствовали.
  — Кто она?
  — Элен Хемптон. Мы поджидали до тех пор, пока не поймали ее за рулем и не предъявили обвинение в вождении автомобиля в нетрезвом виде. Она, разумеется, все отрицала. Мы сказали ей, что мы полицейские в штатском и должны взять на пробу ее кровь. Поскольку она была абсолютно трезвой, то согласилась пройти любой тест. Таким образом мы добились того, чего хотели.
  Она смотрела на него глазами, полными непонятной тревоги.
  — А что вы от нее хотели?
  — Мы ввели ей сыворотку правды, — сказал Мейсон, — сделав вид, будто берем для пробы кровь.
  — Вы… вы…
  — Ну, конечно, — кивнул Мейсон, — это было нечестно. Но мы были вынуждены так поступить, чтобы узнать правду.
  Теперь она смотрела на него холодно и настороженно.
  — И вы все узнали?
  — Да где там! — с насмешкой произнес Мейсон. — Ничего мы не узнали. Только она начала рассказывать, как ее ближайшая подруга, с которой она, как я понимаю, живет вместе, хитрая такая чертовка, прошмыгнула в холл и куда-то позвонила. Мы застукали ее на месте, и она сразу призналась, что звонила в полицию.
  — И что потом?
  — Что потом? — сказал Мейсон. — Мы оттуда смылись. Мы ведь не имели права действовать подобным образом. Я мог здорово подпортить себе репутацию. Хотя я не раз прибегал к недозволенным методам, но еще никогда не рисковал так сильно.
  — Зачем вы это сделали?
  — Потому что я рассчитывал, что ее показания дадут нам ключ к разгадке дела об убийстве Фарго.
  — Элен Хемптон? Но что она может знать об этом?
  — Судя по тому, что она успела сказать до того, как все накрылось, — сказал Мейсон, — она знает предостаточно.
  — И вы хотите убедить меня, что смылись оттуда, не выудив у нее все до конца?
  — О, мы находились там, пока было возможно, — сказал Мейсон. — Но в конце концов она уснула. Боюсь, мы ввели ей слишком большую дозу. Однако у меня есть нить, которая может вывести меня куда надо, если только полиция не помешает.
  Селинда Джилсон смотрела на него в раздумье.
  — Вы не можете здесь оставаться, — наконец изрекла она.
  — Не будьте злюкой, приютите меня! — упрашивал Мейсон.
  — Вы что, хотите остаться здесь навсегда?
  — Пока все не утихнет. Пока я не смогу…
  — Да вы сошли с ума!
  — В конце концов, — перебил ее Мейсон, — это в ваших же интересах.
  — В моих интересах?.. Послушайте, зачем вы пудрите мне мозги? На чем вы хотите меня подловить, а?
  Мейсон едва заметно улыбнулся и выпустил струйку дыма.
  — Послушайте, — прерывистым голосом сказала Селинда, — сюда должен прийти один человек. Нужно его предупредить.
  И она направилась к телефону.
  Мейсон поймал ее за руку.
  — Пустите меня, — попыталась вырваться она. — Я закричу. Я позову полицию, я…
  — Как раз это вы и собирались сделать, — сказал Мейсон. — Если вы приблизитесь к телефону, вы вызовете полицию и…
  — Нет, нет! Клянусь вам, я не стану этого делать. Честное слово. Я вас спрячу. Я могла бы оставить вас у себя, но я не могу допустить, чтобы этот человек видел вас у меня в квартире.
  — Никаких звонков, — сказал Мейсон. — Встретьте его у двери и скажите, что вы заняты.
  — Он оторвет вам голову.
  — Даже так?
  — Именно так.
  — Я прослежу, какой номер вы набираете. Если это будет номер полиции, я вырву телефонный провод из розетки.
  — Да-да, конечно, — пробормотала она.
  Она направилась к телефону, Мейсон последовал за ней. На полпути она внезапно остановилась и задумчиво произнесла:
  — И все же это кажется мне подозрительным.
  — Что?
  — Да вся ваша история насчет того, как вы ввели Элен сыворотку правды. Вы бы не стали так рисковать. Да и она не попалась бы на вашу удочку. Вы… скажите, откуда, черт побери, вы узнали, что ее зовут Элен Хемптон? Чьи письма вы читали? Вы…
  В дверь постучали.
  Девушка посмотрела на Мейсона, как затравленное животное.
  Мейсон встал, быстрыми шагами пересек комнату и резко распахнул дверь.
  На пороге стоял Медфорд Д. Карлин. Глуповатая улыбка на его лице сменилась внезапным удивлением, в глазах мелькнуло узнавание.
  Его правая рука метнулась к карману на бедре, но в следующий момент Мейсон, не раздумывая, нанес ему удар в челюсть.
  Глава 21
  Мейсон опустил откидную кровать, сдернул простыни, разорвал их на полосы и, хладнокровно соорудив кляп, сунул его в рот неподвижной фигуре, которую втащил в комнату из коридора. Затем он связал полосками ткани руки и ноги, потом проверил, надежно ли затянуты узлы.
  Селинда Джилсон стояла в дальнем углу комнаты и кусала костяшки пальцев. Дважды она порывалась что-то сказать, но оба раза обрывала себя на полуслове.
  Мейсон поднялся с ковра и отряхнул колени.
  — Ну и что вам это даст? — спросила она.
  — Откуда мне знать? — усмехнулся Мейсон. — Возможно, поможет распутать дело об убийстве.
  — Не валяйте дурака. При чем здесь убийство? Артмана убила эта сучка, его жена, и вам это хорошо известно.
  Мейсон задумчивым взглядом окинул лежащую на полу фигуру, которая, поскольку Карлин постепенно приходил в себя, начала дергаться.
  — Хотел бы я знать, какую роль он играет во всем этом деле.
  — Он совсем из другой оперы.
  — Или, — протянул Мейсон, — в этой опере другое либретто.
  Карлин издал приглушенный стон. Он открыл глаза, пару раз моргнул, затем неожиданно начал извиваться как червь.
  Мейсон наблюдал за ним со спокойным любопытством, потом, убедившись, что узлы завязаны туго, снова повернулся к Селинде Джилсон:
  — Разумеется, вы не можете рассчитывать, что Карлин вас не выдаст. Он очень хитер. Уж он-то всегда выйдет сухим из воды. Это тот еще старый лис!
  Карлин попытался заговорить, но из-под кляпа вырывалось лишь невнятное, приглушенное мычание.
  Мейсон подошел к телефону, поднял трубку и произнес:
  — Будьте любезны, соедините меня с полицейским управлением.
  В следующее мгновение Селинда оказалась рядом с ним и обхватила его руками.
  — Ради бога, мистер Мейсон! Я вас умоляю! Дайте мне шанс, пожалуйста!
  — Оденьтесь, — бросил через плечо Мейсон. — А пока будете одеваться, решите, намерены вы говорить или нет.
  — Я не сделала ничего плохого, мистер Мейсон. Я только… но должна же бедная девушка на что-то жить.
  — И хороша была эта жизнь?
  — Где уж там!
  — Я так и думал, — сказал Мейсон. — Вы добры по натуре и умеете быть другом. Вас использовали, ограничиваясь лишь жалкими подачками.
  — Но мне ничего не было нужно.
  — Лучше одевайтесь.
  Фигура на полу издала нечленораздельные звуки и отрицательно замотала головой.
  — Он меня убьет, если я хоть что-то скажу вам.
  — Успокойтесь, — сказал ей Мейсон. — Сейчас у вас есть шанс. А у него во рту кляп, и говорить он не может. Если вы сами расскажете все лейтенанту Трэггу, то, возможно, он вам поверит.
  — Кто такой лейтенант Трэгг?
  — Он из отдела по расследованию убийств. Вы с ним уже встречались.
  — Я же сказала вам, что это не имеет никакого отношения к убийству.
  — К которому убийству?
  — Как к которому?.. К тому самому.
  И снова Карлин задергался на полу.
  — Не стройте из себя дурочку, — сказал Мейсон. — Убийств было два.
  — Два?
  — Да, два убийства.
  — Да, я знаю, но одно… но было одно…
  — Которое?
  — Убийство Фарго, — сказала она.
  — Разумеется.
  — Нет, нет, я имела в виду…
  — Что вы имели в виду?
  — Ничего.
  — Вы лучше все-таки оденьтесь.
  Она направилась к платяному шкафу, но неожиданно обернулась.
  — Ну хорошо, — сказала она. — Вы взяли верх. Это было не убийство. Это было похищение детей. Старый испытанный способ вымогательства, только на новый лад.
  Стреноженный Карлин остервенело заколотил каблуком об пол.
  Мейсон подошел к нему и, пнув носком ботинка в бок, сказал:
  — Не перебивайте, когда говорит дама, Карлин. Я вытрясу из вас все потроха, если вы будете вести себя невежливо. Продолжайте, Селинда. На чем вы остановились?
  — Разновидность старого способа похищения детей, — продолжила она. — Карлин добывал где-то детей… новорожденных. Я даже не знаю, откуда он их брал, но, по всей видимости, у него имелась налаженная агентура. Он дожидался, пока новые родители привяжутся к усыновленному ребенку. Потом устраивал так, что до них доходил слух, будто настоящая мать ребенка работает в «Золотом гусе».
  А дальше ему ничего больше не нужно было делать. Приемные родители, по-настоящему глубоко привязавшиеся к ребенку, не могли преодолеть искушение взглянуть на его настоящую мать, особенно если, как они считали, это можно было сделать незаметно.
  Таким образом, они приходили в «Золотой гусь», а Карлин предупреждал обо всем Пьера. Пьер разыгрывал спектакль как по нотам. Он лавировал между столиками и подавал незаметный знак, после чего к столику подходила Элен Хемптон и предлагала сигары и сигареты. Потом она неожиданно начинала плакать и, заливаясь слезами, выкладывала историю о том, что у нее был ребенок, что его у нее украли и что она наполовину японка.
  — А у нее и в самом деле есть японская кровь?
  — Чушь! Она такая же японка, как и вы, только у нее высокие скулы и темные глаза, ну а остальное — искусный грим. Если взглянуть на нее повнимательнее при ярком свете, вы сразу заметите, как умело она подрисовывает себе раскосые глаза.
  — И что потом? — спросил Мейсон.
  — После того как эти доверчивые простофили выслушивали ее историю, они начинали думать, что усыновили именно ее ребенка и что все бумаги на усыновление незаконные. Теперь оставалось лишь как следует потрясти их.
  — А не случалось такого, что родители отказывались от усыновленного ребенка, узнав, что в нем есть японская кровь?
  — Насколько я знаю, такое случилось лишь однажды. Понимаете, все очень тщательно продумано. Приемным родителям говорят, что у ребенка только небольшая примесь японской крови. Никто и никогда не догадался бы об этом. Но они буквально сходят с ума. Они не могут допустить, чтобы дело дошло до суда с женщиной, которая, как они считают, является настоящей матерью их ребенка, поскольку тогда его будущее будет загублено навсегда. Они опасаются, что Элен на суде заявит о происхождении ребенка и после этого… одним словом, вы сами понимаете, какие могут быть последствия. Когда ребенок вырастет, никто не захочет, чтобы их сын или дочка связали свою жизнь с этим или этой полукровкой. Все было так ловко обставлено, что никому и в голову не приходило, что это вымогательство.
  — Но ведь родители платили деньги?
  — Разумеется, платили, но особенно много эти подлецы стали загребать после одного просчета.
  — Какого просчета?
  — Не на того напоролись! Четыре года назад Карлин попытался проделать этот фокус с Фарго.
  — С Фарго?
  — Да. Фарго усыновили мальчика. Три года назад Карлин попытался шантажировать Фарго, но тот раскусил его. Однако вместо того чтобы сообщить обо всем полиции, Фарго принудил Карлина взять его в долю, и с того времени они начали работать вместе.
  Фарго представлялся частным детективом, начинал рыскать по окрестностям, расспрашивая о приемном ребенке, и в конце концов до приемных родителей доходил слух, что настоящая мать ребенка знает, где он находится. После этого Фарго и Карлин без особого труда вытягивали из перепуганных родителей круглую сумму, значительная часть которой якобы шла на покрытие расходов адвокатов и детективов, которые, как считали родители, действовали в их интересах.
  — А миссис Фарго?
  — Она ничего об этом не знала. Когда Фарго сообразил, в чем, собственно, заключается игра, он не стал об этом распространяться. А его жена до сих пор думает, что в их мальчике течет японская кровь. Это был один из крючков, на котором он держал ее.
  — Так вот оно что! — воскликнул Мейсон. — Вот почему она отказывается говорить! Но она, видимо, знала, что ее муж связан с Карлином?
  Селинда пожала плечами:
  — Я думаю, она знала, что он замешан в каких-то темных делишках, но в каких, ей было неизвестно. — Затем ее глаза сузились. — А может быть, она все узнала! Так что если вам нужен убедительный мотив для убийства Артмана Фарго его женой…
  — Нет, мне он не нужен, — мрачно проговорил Мейсон. — А вы действительно были любовницей Фарго или просто сообщницей?
  — Сначала только сообщницей, — сказала она, — а потом… О господи, какая же я безмозглая идиотка!
  — Так это вы приходили в дом Фарго утром двадцать второго сентября?
  — Не говорите чепухи.
  — Разве не вы находились в спальне второго этажа, которую он не посмел открыть, когда я был в доме?
  — Вы что, с ума сошли?
  — Так это были не вы?
  — Нет, не я, — ответила она, — и хватит об этом. Дайте мне одеться.
  Глава 22
  — Что здесь за чертовщина? — спросил лейтенант Трэгг.
  Мейсон показал рукой на связанного человека на полу и сказал:
  — Еще один труп.
  — Э, на мой взгляд, труп пока еще жив, — заметил Трэгг.
  Мейсон наклонился и развязал полоску простыни, удерживавшую кляп во рту.
  Карлин выплюнул кусок мокрой тряпки и выругался на Мейсона:
  — Сукин ты сын!
  — Кто это? — спросил Трэгг.
  — Наш уважаемый друг, мистер Карлин, — сообщил Мейсон.
  — Вы полагаете, я должен удивиться? — спросил Трэгг.
  — Разве нет?
  Трэгг лишь усмехнулся. Немного погодя он сказал:
  — Я много о вас слышал, мистер Карлин, — если, разумеется, вы и есть Карлин.
  — Снимите у него отпечатки пальцев, — посоветовал Мейсон.
  — Премного благодарен за совет, — с сарказмом произнес Трэгг. — Без вас я сроду не догадался бы.
  — У вас на меня ничего нет, — заявил Карлин, — кроме того, что у меня имелась судимость.
  — Готов поспорить, что все же есть, — сказал Трэгг. — А пока расскажите-ка, чей это обгорелый труп так кстати оказался в вашей спальне.
  — Откуда мне знать? Спросите Мейсона, это все его затея.
  — А какое отношение имеет к нашей истории эта девица? — указывая пальцем на Селинду Джилсон, спросил Трэгг.
  — Какое отношение вы имеете к нашей истории, Селинда? — повторил Мейсон.
  — Никакого, — ответила она.
  — Вы не против того, чтобы немного прокатиться? — обратился к ней Мейсон.
  — Это в обмен на мое гостеприимство?
  — Всего лишь прокатиться, — успокоил ее Мейсон, — и больше ничего — пока.
  — Давайте без самодеятельности, Мейсон, — вмешался Трэгг. — Все-таки дело веду я.
  — Разумеется, — согласился Мейсон, — но ведь вы заинтересованы в его раскрытии, не правда ли?
  — Мы все едем в управление. Давайте развяжем его и заключим в наручники. Мейсон, я полагаюсь на ваше слово, что это Карлин. Тут я иду у вас на поводу — но не более того.
  — Приглядывайте за ним, — предупредил Мейсон, — он может выпрыгнуть в окно.
  Трэгг защелкнул наручники на запястьях Карлина и извиняющимся тоном сказал:
  — Обычно я этого не делаю, но сейчас я вынужден завести вам руки за спину, исходя исключительно из предостережений Мейсона.
  — Давайте валяйте, — сказал Карлин. — Вы побольше слушайте Мейсона, он вам еще не то расскажет. Почему вы спрашиваете только его и ни о чем не спрашиваете меня?
  — Я спрашивал, — сказал Трэгг, — но ведь вы ничего не говорите.
  — Потому что Мейсон не дает мне и рта раскрыть.
  — Мейсон рассказывал мне о деле, — возразил Трэгг.
  — Ну разумеется, — с сарказмом хмыкнул Карлин. — Мейсон из кожи вон лезет ради вашей выгоды. Об этом только и думает, а не о своей клиентке, которая наняла его, чтобы избежать обвинения в убийстве. Больше всего на свете ему хочется, чтобы старина Трэгг поскорей раскрыл дело, независимо от того, кто во всем виноват.
  — Ну-ну, говорите, — поощрил его Трэгг.
  — Мейсон сбил меня с ног, связал по рукам и ногам и всунул в рот кляп, чтобы я и пикнуть не мог, а потом вызвал вас. Все это позволяет ему навязывать вам свой вариант истории.
  — А каков ваш вариант? — спросил Трэгг.
  — Я уехал из дому по делам, связанным с рудничным бизнесом. Сразу же после моего отъезда кто-то пробрался ко мне в дом, устроил пожар и, по всей видимости, подбросил труп, чтобы все выглядело так, будто я погиб при пожаре. А полиция даже не попыталась выяснить, что, собственно говоря, произошло.
  — Что-то я не видел вас в управлении, где бы вы обращались к нам с такой просьбой.
  — Я бы приехал туда сразу же, как только узнал о случившемся. Но я только что вернулся в город.
  — И сразу же кинулись навестить свою подружку, — заметил Трэгг.
  — Не будьте наивным ребенком, — с вызовом бросил Карлин.
  — Я уже довольно давно вырос из коротких штанишек, — возразил Трэгг. — Поехали, приятель. Нам пора. Там и поговорим.
  — Я требую, чтобы с меня сняли наручники, — заявил Карлин.
  — Что-то я стал туговат на ухо, — сказал Трэгг, выталкивая его в коридор. — Если хотите о чем-то меня попросить, то попробуйте зайти с другой стороны.
  — Не стану вас утруждать, — сказал Карлин. — Если я зайду с другой стороны, то, боюсь, окажется, что вы именно с нее и ослепли.
  Мейсон сделал замысловатый жест, галантно предлагая руку Селинде Джилсон.
  — Нет, благодарю вас, — отказалась она. — Как-нибудь обойдусь без вашей помощи.
  — Ну, как хотите, — сказал Мейсон.
  — Так идемте, — заторопилась она.
  Они втиснулись в маленький лифт, с грохотом спустились на первый этаж, и Карлин в сопровождении лейтенанта Трэгга неуклюже спустился по ступеням к поджидавшей их патрульной машине.
  — Пересаживайся назад, Джо, — сказал Трэгг привезшему его сюда сержанту, — а я поведу машину. И не спускай глаз с этого господина. Если он попытается выкинуть какой-нибудь фокус, утихомирь его.
  — Вы об этом еще пожалеете, — пригрозил Карлин. — Снимите с меня эти чертовы наручники и доставьте в управление по-человечески. Не то завтра вас вызовут на ковер.
  — Ошибаетесь, Карлин, — возразил Трэгг. — Налогоплательщики платят мне как раз за то, чтобы я доставлял каждый найденный мною оживший труп в управление. Официально вы мертвы, а значит, принадлежите потустороннему миру. А мы обязаны соблюдать особую осторожность в отношении тех, кого убили и кто потом сумел воскреснуть. Этого требует от нас начальство.
  — Давайте, давайте, умничайте, — сказал Карлин. — Когда мы доберемся до управления, я постараюсь, чтобы вы выглядели законченным дураком.
  — Пожалуйста, не надо, — насмешливо сказал Трэгг. — Если вы доведете меня до слез, у меня покраснеют и опухнут глаза. А ведь мне еще всю дорогу вести машину.
  Трэгг проследил, чтобы его пассажиры уселись в машину, включил красную мигалку на крыше и сирену и тронулся с места. Он гнал машину, с визгом сворачивая на перекрестках, лавируя и ловко выбирая просветы в потоке автомашин, при этом ухитрившись ни разу не снизить скорости.
  — Могу я попросить вас сделать одну остановку? — обратился Мейсон к Трэггу.
  — Где? — спросил Трэгг.
  — Где можно найти свидетеля, который…
  — Не позволяйте ему морочить вам голову, — взмолился Карлин. — Если вы хотите выслушать мою историю, а потом составить свое мнение, езжайте прямо в управление. Вы позволяете Перри Мейсону втыкать свечи в собственный пирог и портить именины!
  — В вашей истории дыр побольше, чем в швейцарском сыре, — сказал Мейсон.
  — Неужели вы думаете, — фыркнул Карлин, — что я стану выкладывать перед этим ловким болтуном все карты?
  Трэгг бросил на Мейсона насмешливый взгляд, но потом неожиданно выключил сирену и снизил скорость едва ли не до черепашьего шага.
  — В чем дело? — спросил Мейсон.
  — Помолчите, — оборвал его Трэгг. — Мне нужно подумать.
  — Никак не пойму, — вмешался Карлин, — почему вам пришло это в голову только сейчас. Пока что вы позволяли Мейсону думать за вас. Можете, кстати, отдать ему и свой значок…
  — Заткнитесь! — рявкнул на него Трэгг. — Я же сказал, что хочу подумать.
  Сержант на заднем сиденье большим пальцем надавил на сонную артерию Карлина.
  — Ох! — взвизгнул тот.
  — Лейтенант хочет, чтобы вы сидели тихо, — пояснил Карлину сержант.
  Следя за дорожными знаками, Трэгг медленно вел машину, включая сирену на перекрестках лишь по необходимости.
  Дважды Карлин порывался что-то сказать, и дважды сержант не давал ему этого сделать.
  Мейсон закурил сигарету. Селинда Джилсон сидела не проронив ни слова, со смертельно-бледным лицом. Пару раз, ожидая у светофора, лейтенант украдкой бросал на нее внимательный взгляд.
  Но похоже, что в данный момент Селинда Джилсон вообще не помнила о существовании Трэгга.
  Внезапно лейтенант резко притормозил и указал рукой на противоположную сторону дороги, где у обочины стояло желтое такси.
  — Видите, Мейсон? — спросил он.
  — Что?
  — Такси.
  — Да. Ну и что?
  Трэгг улыбнулся:
  — Вы занятой человек, Мейсон. Вам нужно ковать железо, пока горячо, — у вас много дел. И я не желаю мешать вам в ваших трудах. Вы и так истратили на меня уйму своего драгоценного времени. Конечно, это более чем великодушно с вашей стороны. Я просто не вправе принимать и дальше такие жертвы.
  — В смысле? — спросил Мейсон.
  — В том смысле, что такси преспокойно доставит вас в вашу контору или куда вам заблагорассудится.
  — Ну, наконец-то вы проявили здравый смысл, — начал Карлин. — Вы…
  — Помолчите, — велел сержант, надавливая на сонную артерию арестованного.
  Болезненно вскрикнув, Карлин умолк.
  — Но разве вам не хочется докопаться до истины, лейтенант? — спросил Мейсон.
  — Вот я и копаю.
  — А вам не приходило в голову, что это была самозащита? — допытывался Мейсон.
  — Что вы имеете в виду?
  — Допустим, Фарго был как-то связан с Карлином. Допустим, миссис Фарго об этом узнала. Допустим, что дело оказалось с сильным душком. Допустим, ее муж догадался, что все вышло наружу, и попытался убить ее.
  — По-моему, выглядит вполне правдоподобно, — кивнул Трэгг, — но вы не сможете этого доказать.
  — Я считаю, что так все и было.
  — Долго же вы думали, пока пришли к подобному выводу, — сказал Трэгг. — Но коней на переправе не меняют.
  — Я не на переправе! — возразил Мейсон.
  — Может, и так, но вы пытаетесь прыгнуть выше своей головы.
  — Этот парень просто чокнутый, — заявил Карлин.
  Сидевший с ним рядом сержант спросил:
  — Вы хотите, чтобы он говорил, лейтенант?
  — Не сейчас, — ответил Трэгг. — Мейсон человек занятой. У него нет времени выслушивать версию Карлина. Жаль, но он страшно занят. Разве мы смеем его задерживать?
  — Если я все же докажу, что это была самооборона, — настаивал Мейсон, — вы поддержите меня, Трэгг?
  — Я никого и ничего не поддерживаю, — заявил Трэгг. — Подобная прерогатива принадлежит вам, окружному прокурору и судье. Я лишь добываю свидетельства и улики.
  — Но если это окажется правдой, вы не станете вставлять мне палки в колеса?
  — Я всегда был за правду.
  — Мои соображения как нельзя лучше укладываются в общую картину, — начал Мейсон. — Миртл Фарго пыталась защитить своего сына. Она узнала, что ее муж замешан в грязном шантаже. Она попыталась уладить все по-своему. Она хотела, чтобы Фарго вышел из игры и тем самым избавил от неприятностей их ребенка. А потом она развелась бы с ним на почве того, что он бросил ее или…
  — Меня тошнит от этого парня, — сказал Карлин.
  Трэгг указал на такси и сказал:
  — Ступайте, Мейсон.
  — Потому что вашего задержанного тошнит от меня?
  — Потому что вы слишком много говорите, — сказал Трэгг. — Придержите свои аргументы для судьи.
  Сержант с заднего сиденья протянул руку и открыл машину. Мейсон выбрался на тротуар, и дверца за ним захлопнулась.
  Глянув вслед удалявшейся полицейской машине, он направился к такси, водитель которого с любопытством наблюдал за развернувшейся мизансценой.
  Глава 23
  Утренние газеты сообщили, что Медфорд Д. Карлин, которого считали сгоревшим во время пожара в собственном доме, оказался жив. Труп человека, погибшего при пожаре, пока не опознан. Сам Карлин утверждает, что находился в деловой поездке, инспектируя шахтные разработки в отдаленных районах штата. До выяснения обстоятельств он задержан полицией. Кроме того, поползли слухи, что, возможно, дело об убийстве Фарго и дело о поджоге связаны между собой.
  Все это вызвало внезапную вспышку интереса к делу «Народ штата Калифорния против Миртл Фарго», и Мейсон, присевший в ожидании, когда судебный пристав приведет обвиняемую, обнаружил, что зал судебных заседаний забит до отказа.
  Надзирательница довела миссис Фарго до дверей зала, а помощник шерифа проводил ее на скамью подсудимых.
  Мейсон наклонился, чтобы коротко, шепотом посовещаться с Миртл.
  — Карлин жив! — сообщил он.
  — Мне уже сказали, — равнодушно ответила она спокойным голосом.
  — Это вы прислали мне деньги, — сказал Мейсон.
  — Нет.
  — Вы убили своего мужа.
  — Нет.
  — Скажите, вы убили его потому, что защищались, или потому, что узнали о его темных делах?
  — Я не понимаю, о чем вы говорите.
  — Вы ведь знали, что ваш муж вместе с Медфордом Карлином участвует в шантаже.
  — Нет.
  — Вы пытаетесь защитить своего сына, — упорствовал Мейсон. — Для вас было бы гораздо лучше, если бы вы….
  — Нет, прошу вас, мистер Мейсон, — запротестовала она. — Я уже все вам рассказала.
  Миссис Фарго отвернулась от него, чтобы прекратить разговор.
  Вышел судья Кейт и призвал всех к порядку.
  Мейсон произнес:
  — Ваша честь, я подверг перекрестному допросу свидетеля обвинения, миссис Ньютон Мейнард. Сейчас мне хотелось бы продолжить этот допрос ввиду изменения обстоятельств, произошедших с момента последнего слушания.
  — Эти обстоятельства никоим образом не относятся к данному делу, — обронил реплику окружной прокурор.
  — А вот это, — заявил Мейсон, — мы еще увидим.
  — Для дачи показаний вызывается миссис Мейнард, — объявил судья Кейт.
  Манера поведения миссис Мейнард заметно изменилась. Теперь она держалась настороженно, словно опытный боксер в начале боя. Она уселась на место для свидетелей и, приложив кончики пальцев к повязке на глазу, повернулась к Перри Мейсону.
  — Миссис Мейнард, — обратился к ней Мейсон, — мне хотелось бы узнать поподробней, что случилось с вашим глазом.
  — А какое отношение это имеет к делу?
  — Ваша честь, — вмешался Гамильтон Бергер, — абсолютно ясно, что глаз был поврежден после двадцать второго сентября. Так что в интересующий нас период времени свидетельница видела обоими глазами, и совершенно очевидно, что сейчас она в состоянии видеть и одним глазом.
  — Некоторые люди, — заявил Мейсон, — прекрасно могут видеть каждым глазом по отдельности, но плохо видят обоими сразу.
  — Что вы подразумеваете под этим? — вскинулся Бергер.
  — Отсутствие координации зрения, — ответил Мейсон. — Это можно подтвердить посредством эксперимента.
  — Имеет ли это какое-нибудь отношение к делу? — спросил судья.
  — Полагаю, что да, — ответил Мейсон. — Ваша честь, я считаю, что свидетельница плохо видит обоими глазами сразу, хотя отлично видит одним. А поскольку она стесняется появляться на публике с завязанным глазом, то, естественно, избегает этого, чтобы не портить внешность.
  — Что за чушь, — возмутилась миссис Мейнард. — Я отлично все вижу.
  — Позвольте мне в этом усомниться, — с уверенной улыбкой заявил Мейсон.
  — Да что вы, в самом деле! Никогда не слышала подобной чепухи. Мой глаз воспалился, потому что в него попала инфекция. Поэтому доктор велел мне носить повязку.
  — Какой доктор?
  — Э… доктор, у которого я консультировалась.
  — Послушайте, — не выдержал Бергер, — в конце концов, это может увести нас далеко в сторону. К тому же это не имеет к делу ни малейшего отношения.
  Судья Кейт в задумчивости посмотрел на свидетельницу.
  — Я оспариваю показания свидетельницы, — заявил Мейсон. — Я осмеливаюсь утверждать, что обоими глазами она не различит даже хорошо знакомого ей человека, если он окажется здесь, в зале суда. Тем самым я оспариваю все доказательства обвинения.
  — Черт знает что! — возмутился Бергер.
  — Но мне нельзя снимать повязку, — возразила миссис Мейнард.
  — Даже на короткое время? — с подозрением спросил судья.
  — Не думаю, что с моим глазом может что-то случиться, если снять повязку на короткое время, но это просто чушь какая-то! Если я могу видеть одним глазом, то с какой стати мне не видеть двумя?
  — Ваша честь, — обратился к судье Бергер, — мне кажется совершенно очевидным, что это просто отчаянная попытка защиты затянуть судебный процесс. Воспаленный глаз причиняет свидетельнице боль, поэтому его следует предохранять повязкой. Кроме того, разве стоит вопрос о том, достаточно ли хорошо она видела, чтобы совершить поездку на автобусе…
  — Достаточно хорошо, чтобы совершить поездку на автобусе, — сказал Мейсон, — но недостаточно хорошо, чтобы опознать человека.
  — Вот как! — саркастически воскликнул Гамильтон Бергер. — Недостаточно хорошо, чтобы разглядеть сидящего рядом с ней человека? Не смешите меня, Мейсон.
  Мейсон улыбнулся, взглянул на часы и сказал:
  — Ваша честь, мы и так уже потратили на препирательства несколько минут. Все, что требуется от миссис Мейнард, это снять на минутку повязку и опознать сидящего в зале человека, который встанет с места, когда ему подадут сигнал.
  — Она знает этого человека? — спросил судья.
  — Да, я убежден в этом. Она видела его при обстоятельствах, сходных с теми, при которых, как она утверждает, свидетельница видела обвиняемую.
  — У вас есть причины, препятствующие проведению подобной проверки? — спросил судья Кейт свидетельницу.
  — Я согласна, — ответила миссис Мейнард раздраженно. — И если вы думаете, что сможете заманить меня в ловушку, то я преподнесу вам неприятный сюрприз. Я узнаю любого, кого видела хотя бы однажды. У меня прекрасная память на лица. И я этим горжусь. Стоит мне кого-то как следует разглядеть, я никогда не забуду его лица.
  — Тогда минуточку… — Мейсон пошептался с Деллой Стрит, сидевшей за перегородкой, позади скамьи защиты, и снова обратился к аудитории: — Я заверяю высокий суд, что провожу эту проверку не без оснований. Я считаю, что свидетельница не может хорошо видеть обоими глазами, хотя прекрасно видит одним. Будьте любезны, снимите вашу повязку, — обратился Мейсон к свидетельнице.
  Делла Стрит, пробравшись среди зрителей к середине зала суда, передала записку Перси Р. Дэнверсу, служащему автостоянки, который сидел у самого прохода между рядами.
  Миссис Мейнард завозилась с повязкой.
  — Может, мне помочь вам? — галантно наклонившись к ней, осведомился Гамильтон Бергер.
  — Если вас не затруднит, — ответила она. — И я хочу надеть очки. Не забывайте, без них я слепа как сова. Я уже говорила об этом. Но в очках я вижу прекрасно.
  — Отлично, — сказал Бергер, — будем держать их наготове, миссис Мейнард. Теперь пусть в протокол занесут, что вы сняли повязку. Вот ваши очки, миссис Мейнард. Пусть запишут, что свидетельница надела очки. А теперь, мистер Мейсон, действуйте, мы ждем.
  На лице окружного прокурора засияла торжествующая улыбка.
  Мейсон кивнул в сторону зала и подал знак.
  Перси Дэнверс поднялся на ноги.
  — Кто этот человек? — спросил Мейсон.
  Миссис Мейнард внимательно всмотрелась в него, потом почти сразу ответила:
  — Я не знаю, как его зовут, но он работает на платной автостоянке у автовокзала.
  — Вы уверены? — спросил ее Мейсон.
  — Абсолютно уверена, — огрызнулась она.
  — Именно там вы его и видели?
  — Да.
  — Вы опознаете его как человека, который вас обслуживал на автостоянке?
  — Разумеется, я… я… — Она вдруг прикусила язык.
  — Продолжайте, — настаивал Мейсон.
  — Я… я… немного ошиблась, — сказал она. — Я хотела сказать, что его мне показали в коридоре как одного из свидетелей по делу, который допрашивался по поводу…
  Мейсон вдруг резко перебил ее:
  — А теперь, Дэнверс, я хочу задать вам вопрос, на который вы можете ответить прямо с места. Не эта ли женщина утром двадцать второго сентября оставила у вас на автостоянке свою машину и спрашивала вас, где можно взять такси? Подумайте хорошенько и…
  — Ничего подобного я не делала, — возразила миссис Мейнард. — Меня там вообще не было. До суда я его ни разу не видела. И он меня тоже. Я…
  — Тогда почему вы только что сказали, что видели его на автостоянке? — спросил Мейсон.
  — Потому что я… я перепутала… и потом, я когда-то раньше оставляла там машину. Я видела его прежде, задолго до двадцать второго сентября.
  Мейсон повернулся к Дэнверсу:
  — Вы видели эту женщину?
  — Вот черт, — смутился тот, — я и сам не знаю. Вроде как да.
  — Она на нее похожа?
  — Да, очень.
  — Минуточку! — воскликнул Гамильтон Бергер. — Это никуда не годится! Защитник допрашивает одновременно двоих свидетелей. Так мы ни к чему не придем. Мы…
  — Наоборот, — перекрывая голос Гамильтона Бергера, возразил Мейсон. — Мы приближаемся к прояснению этого дела, ваша честь! Найдено единственное решение, в точности соответствующее всем фактам по данному делу.
  Судья Кейт постучал молотком.
  — Давайте будем придерживаться порядка слушания дела. Мы…
  Миссис Мейнард принялась поспешно закрывать свой глаз.
  — Минуточку, — попросил ее Мейсон. — Не торопитесь закрывать глаз. Мне хотелось бы показать вас прекрасному окулисту, случайно оказавшемуся здесь. Вы не возражаете, если мистер Рэдклифф взглянет на ваш глаз?
  — Никакой окулист мне не нужен.
  — Но я не заметил никаких признаков воспаления, — сказал Мейсон.
  — Ваша честь, — вмешался Гамильтон Бергер, — это совершенно не относится к делу.
  Мейсон рассмеялся:
  — Как раз наоборот, ваша честь. Свидетельница под присягой заявила, что из-за инфекции у нее воспален глаз. Только что все мы видели этот глаз. И я убежден, что любой доктор согласится со мной, что у свидетельницы не наблюдается ни малейших признаков инфекции — ни покраснения, ни воспаления…
  — У меня все прошло, — перебила его миссис Мейнард. — Глаз почти не болит.
  И тут среди повисшей тишины неожиданно прозвучал спокойный голос Перси Дэнверса:
  — Да, теперь я вспомнил — это именно та женщина.
  Глава 24
  Войдя к себе в контору, Мейсон зашвырнул шляпу на вешалку, обхватил Деллу Стрит за талию и весело закружил вокруг себя.
  — Что случилось? — спросила она.
  — Наконец-то мы распутали это дело, — сказал Мейсон. — И оно оказалось до того простым, что удивительно, как я раньше не догадался обо всем.
  — Для меня это по-прежнему темный лес, — призналась Делла.
  — Дело происходило примерно так, — начал Мейсон. — Карлин и Пьер Лару были соучастниками в преступлении, связанном с шантажом.
  Они использовали Элен Хемптон в качестве главной вымогательницы, однако все обстояло значительно сложнее, чем она могла догадываться. Эти мошенники покупали незаконнорожденных младенцев у их матерей за сущие гроши и за кругленькую сумму отдавали приемным родителям, а после того, как новоиспеченные родители привязывались к ребенку, заманивали их в «Золотой гусь», где за дело бралась Элен. Наводку она получала от Пьера. Потом она играла роль, корректируя свою историю в соответствии с возрастом ребенка и обстоятельствами.
  Миртл Фарго каким-то образом узнала, что ее муж замешан с Карлином в темных делишках, но она никак не связывала это с шантажом, которому подверглась три года назад. Вплоть до сегодняшнего дня она считала, что у ее приемного сына есть примесь японской крови. Так что теперь понятно, почему она ни за что не желала говорить правду. Она раздобыла газетную вырезку, раскрывающую криминальное прошлое Элен, наивно полагая, что этим сможет испугать Карлина и он откажется от сотрудничества с ее мужем, — бедняжка и не подозревала, как все далеко зашло.
  — Тогда Карлин убил Фарго? — спросила Делла.
  — Вот тут-то на сцене и появляется любовница Карлина, — сказал Мейсон. — Но чтобы тебе стало все понятно, ты должна точно знать, что произошло. Миссис Фарго начала играть в открытую, решив расставить все точки над «i». Элен Хемптон во всем ей призналась.
  — Я внимательно слушаю.
  — Миртл Фарго была готова заявить, что догадалась обо всем, — продолжил Мейсон, — только не знала, как это сделать, поскольку хотела избежать огласки. Тем злополучным вечером в «Золотом гусе» одна из работающих в клубе девушек показала ей меня и сказала, кто я такой. Миртл тут же придумала предлог, чтобы вернуться домой, взять сбереженные деньги и отправить их вместе с газетной вырезкой мне.
  Эта вырезка была ее главным козырем. Она открыла сейф, взяла ее и ушла из дому. Потом нашла человека, владельца соседнего магазинчика деликатесов, которого давно знала и которому доверила доставить конверт в «Золотой гусь». Затем она зашла в аптеку, чтобы позвонить мне.
  Дома Фарго ушел к себе в кабинет, сославшись на важные бумаги, которые ему необходимо было подготовить, но, когда его жена так и не объявилась, он заподозрил неладное и обнаружил, что она ушла из дому. Тогда он проверил сейф. Его деньги оказались нетронутыми, но в бумагах явно рылись, а газетная вырезка о деле Элен Хемптон исчезла. Фарго решил, что жена, вероятно, пошла в аптеку, чтобы позвонить своей матери или в полицию, — он не знал кому и здорово испугался. Он не знал, как давно она ушла из дому, так что когда наткнулся на нее в аптеке, то решил, что опередил ее и она не успела позвонить.
  По дороге домой между ними произошла ужасная сцена, и Фарго позвонил Карлину, сообщив, что его жена намерена устроить им неприятности. Он известил об этом также и Пьера. Затем конверт доставили мне в «Золотой гусь», и Элен, увидев, что мы разговариваем с Пьером, ошибочно приняла это за сигнал. Они поджидали очередных приемных родителей, вот она и подумала, что мы и есть новые жертвы!
  — Какая увлекательная история! — воскликнула Делла Стрит.
  — Ты находишь? Можешь сама представить, что произошло потом. Пьер немедленно отозвал Элен от нашего столика, но довольно скоро сообразил, что уже поздно. Однако Пьер переоценил наши умственные способности, испугавшись, что, как только у нас на руках окажутся факты, мы смекнем, что к чему, и поэтому в первый же удобный момент улизнул из клуба и бросился к Карлину. Он хотел, чтобы они разделили деньги и разбежались в разные стороны. Но Карлин был уверен, что торопиться пока некуда. Короче, он не отдал Пьеру денег. Между ними вспыхнула ссора, и, согласно версии Карлина, он ударил Пьера в подбородок, но не слишком сильно. Но, к несчастью, у Пьера оказались слабые сосуды. Удар вызвал кровоизлияние в головном мозге, и Пьер скончался на месте.
  — Вы хотите сказать, что, когда мы наносили визит Карлину, Пьер был уже мертв? — спросила Делла.
  — Я хочу сказать, что он был убит и покоился на кровати в спальне второго этажа, пока Карлин угощал нас кофе и распространялся о красотах природы.
  Делла поежилась.
  — Тогда-то Карлин и понял, что запахло жареным. Он позвонил своей любовнице, миссис Мейнард, и попросил приехать к нему, но припарковать машину подальше от дома. Затем приготовил бомбу с часовым механизмом, чтобы поджечь бензин и уничтожить дом.
  Ты же помнишь этого Лару, толстоватого швейцарца лет шестидесяти — примерно того же возраста, что и Карлин, и сходного с ним телосложения. Карлин знал, что тело обнаружат и полиция, естественно, придет к заключению, что сам Карлин погиб при пожаре.
  Однако, как ты помнишь, Пьер очков не носил. Карлин же не только носил, но из-за асимметрии ушей — одно у него чуть ли не на дюйм выше другого — дужки очков у него тоже были асимметричными. Он надел очки на Пьера, надеясь, что даже после пожара от них что-нибудь да останется и полиция сможет опознать, чей это труп. Потом они вместе с любовницей выскользнули через черный ход до того, как там появился второй агент Пола Дрейка. Затем Карлин где-то спрятался. Дома у миссис Мейнард имелись запасные очки Карлина. Вот она и поспешила отдать их в ремонт.
  — Ну а Фарго? — спросила Делла Стрит.
  — Фарго не был готов к убийству, — сказал Мейсон. — Он был согласен на шантаж, но убийства страшно испугался. Он решил сбежать, и как можно скорее. Его жена уехала, но он не знал, что она замышляет, так как его встревожил разговор, произошедший у них накануне вечером. А узнав, что утром перед отъездом она взяла из сейфа пятьсот долларов, он попросту запаниковал. Тогда Карлин послал к нему миссис Мейнард, чтобы вправить ему мозги. Это она находилась в запертой спальне наверху, когда я заходил в дом. После моего ухода между ними вспыхнула ссора, и она его заколола. Она была просто в отчаянии. Фарго соврал мне, что его жена вылетела в Сакраменто шестичасовым рейсом, потому что он не хотел, чтобы кто-то знал, где она на самом деле, но миссис Мейнард он сказал правду — она уехала утренним автобусом. Тогда та решила притвориться миссис Фарго и оставить после себя след, который навел бы полицию на мысль, будто это она убила своего мужа и попыталась состряпать себе фальшивое алиби.
  Мы дважды едва не нарушили планы Карлина. В первый раз — когда агенты Дрейка, установившие наблюдение за его домом, так быстро подняли тревогу, что пожарные сумели справиться с огнем прежде, чем он уничтожил все улики. (Разумеется, уже тот факт, что Карлин вложил в сейф сгоревшие бумаги и вынул оттуда все содержимое, мог бы навести нас на след.) А второй раз — когда мы отправили своих агентов опросить пассажиров автобуса. Но тут преступникам повезло: в автобусе не нашлось ни одного пассажира, ехавшего до Сакраменто от самого Лос-Анджелеса, так что никто не смог бы разоблачить лживые показания миссис Мейнард.
  Разумеется, это было всего лишь чистой воды везение, но, с другой стороны, то, что мы послали агентов в автобус, было также не более чем везением. Если бы их планы осуществились, то никому бы и в голову не пришло искать свидетелей прежде, чем пассажиры автобуса не рассеялись бы по всем сторонам света.
  — Но как вы подловили Карлина? — спросила Делла.
  — Карлин, — сказал Мейсон, — держал связь с Селиндой Джилсон, бывшей женой Пьера Лару. Она ничего не знала про убийства и не была втянута в шантаж. Она также крутила шашни с Карлином и ничего не знала о существовании миссис Мейнард. Когда Карлин объявился после пожара, она подумала, что он пытался скрыться от какой-то женщины, и была только рада помочь ему. А когда ты позвонила ей и сказала, что Элен Хемптон заговорила и выдала своих сообщников, Селинда немедленно сообщила обо всем Карлину. Таким образом, Карлин мгновенно примчался к ней и неожиданно нарвался на меня. Если бы я не сбил его с ног первым, он бы не моргнув глазом пристрелил меня.
  — А как вы догадались, — спросила Делла Стрит, — что это именно миссис Мейнард села в автобус в Бейкерсфилде?
  Мейсон рассмеялся:
  — Это было так просто, что мне следовало бы догадаться об этом сразу. Но я был ослеплен уверенностью, что Фарго убила его жена в целях самозащиты. Во-первых, миссис Мейнард примерно такого же роста и телосложения, что и Миртл Фарго. Более того, она сама все время повторяла, что они были одеты в одном и том же стиле.
  Показания пилота о нанявшем самолет мужчине, который двигался неуверенно, словно на ощупь, должны были натолкнуть на мысль о человеке со слабым зрением. Что, в свою очередь, должно было быть каким-то образом связано с тем, что миссис Мейнард отдавала в починку очки своего друга. К тому же описание этих очков также указывало на Карлина — особенно когда я вспомнил о необычной кривизне линз, предназначавшихся для человека с глазами навыкате. Женщина, севшая в автобус, была в вуали, а когда миссис Мейнард первый раз появилась в зале суда, у нее на глазу красовалась повязка, так сильно стягивающая лоб, что выражение здорового глаза совершенно искажалось. Мне следовало бы сразу догадаться, что она опасается быть узнанной!
  Чтобы хитростью заставить ее снять повязку, я заявил, будто не верю, что она способна хорошо видеть обоими глазами сразу. Она попалась на мою удочку и, опознав служащего с автостоянки, выдала себя.
  Глаза Деллы Стрит радостно сверкнули.
  — Здорово вы провернули это трудное дело, шеф! — сказала она.
  Мейсон скорчил гримасу:
  — Я проявил определенную изобретательность, чтобы спасти от беды мою клиентку, но действовать без средств, которыми располагает полиция, это все равно что пытаться пройти над Ниагарским водопадом по канату без балансировочного шеста. Это требует ловкости, изобретательности и, разумеется, удачи.
  — Что-то я не заметила, чтобы полиция с ее средствами добилась больших успехов в этом деле, — заметила Делла Стрит.
  Мейсон усмехнулся:
  — Позже оказалось, что Трэгг снял отпечатки пальцев с трупа в доме Карлина. Он сверил их с полицейской картотекой и выяснил, что эти отпечатки пальцев принадлежат некоему Джону Лансингу, он же Пьер Лару, который был соучастником Элен Хемптон в деле о шантаже.
  — Вы хотите сказать, — удивилась Делла Стрит, — что Трэгг знал обо всем и тем не менее допустил, чтобы Миртл Фарго обвинили в убийстве?
  — Но он не знал, — возразил Мейсон, — является ли Медфорд Д. Карлин еще одним псевдонимом Лансинга. Более того, он исходил из того, что я открыл сейф Фарго и изъял из него документы, которые, по моим опасениям, могли скомпрометировать мою клиентку. И к тому же он потратил уйму времени, пойдя по ложному следу.
  — Но вы должны признать, что и в самом деле открыли этот сейф.
  — Тс-с, — произнес Мейсон. — Не стоит спешить с выводами. Я лишь отпер замок.
  — Прошу прощения, — извинилась Делла Стрит.
  — Черт, как жаль, что я не знал об этих отпечатках раньше!
  — Послушайте, в конце концов, должны же вы были что-то сделать, — сказала ему Делла Стрит, — чтобы отработать свои пятьсот семьдесят долларов.
  Дело о светящихся пальцах
  Глава 1
  Перри Мейсон вошел в контору усталый: целый день он провел в суде. Его секретарша Делла Стрит подтолкнула к нему внушительную кучу писем на столе и сказала:
  — Их надо подписать, но домой вы так просто не уйдете: в приемной сидит клиентка, с которой надо встретиться. Я ей объяснила, что если она подождет, то вы ее примете.
  — Сколько она ждет? — спросил Мейсон, взяв ручку и начав бегло просматривать письма.
  — Больше часа.
  — Как ее зовут?
  — Нелли Конуэй.
  Мейсон подписал первое письмо, Делла Стрит быстренько промокнула, взяла и вложила его в конверт.
  — Чего она хочет? — спросил Мейсон.
  — Она не желает говорить, обмолвилась только, что у нее срочное дело.
  Мейсон нахмурился, подписал второе письмо и вздохнул:
  — Уже поздно, Делла, весь день я пробыл в суде и…
  — У девушки неприятности, — произнесла Делла Стрит с тихой настойчивостью.
  Мейсон подписал третье письмо.
  — Как она выглядит?
  — Тридцать два или тридцать три, стройная, черные волосы, серые глаза и абсолютно бесстрастное лицо.
  — Без выражения?
  — Каменное.
  — Как ты определила, что у нее неприятности?
  — По тому, как она ведет себя. Она буквально излучает внутреннюю напряженность, хотя на лице ничего не отражается.
  — И никакого признака нервозности?
  — Внешне ничего. Она села в кресло, не двигается, руки и ноги в одном положении, на лице абсолютно никакого выражения, правда, изредка переводит взгляд с предмета на предмет, и это все.
  — И так все время? — спросил Мейсон.
  — Сидит, как кошка перед мышиной норой. Не замечаешь никакого движения, но чувствуешь внутреннюю напряженность и ожидание чего-то.
  — Ты меня заинтриговала, — пробормотал Мейсон.
  — Я так и предполагала, — лукаво заметила Делла Стрит.
  Мейсон разом подписал все остальные письма, даже не утруждая себя их просмотреть.
  — Хорошо, Делла, пригласи ее. Я посмотрю на нее.
  Делла Стрит согласно кивнула, забрала почту, вышла в приемную и вскоре вернулась с клиенткой.
  — Познакомьтесь, Нелли Конуэй, мистер Мейсон, — бодро представила она их друг другу.
  Мейсон кивком пригласил женщину сесть в мягкое, комфортное кресло, которое он специально держал в офисе, чтобы таким способом успокаивать клиентов, дать им возможность физически расслабиться, освободить их от эмоционального напряжения и сделать более откровенными. Нелли Конуэй не приняла приглашения и села на менее комфортный деревянный стул. Двигалась она плавно и тихо, как следопыт на лесной тропе.
  — Добрый вечер, мистер Мейсон. Спасибо, что вы меня приняли. Я много слышала о вас. Надеялась, что вы вернетесь раньше. Я должна спешить, в шесть часов у меня начинается смена.
  — Работаете вечером?
  — Я — медицинская сестра.
  — С дипломом?
  — Нет, я практикующая сестра. Я работаю с теми, кто не может позволить себе лечиться в дорогих клиниках или нанять сестру с дипломом. Мы работаем больше и, конечно, делаем зачастую то, чего дипломированные делать не станут, а денег получаем меньше.
  Мейсон кивал головой. Нелли Конуэй повернулась и твердо посмотрела немигающими серыми глазами на Деллу Стрит.
  — Мисс Стрит, — сказал Мейсон, перехватив ее взгляд, — мой секретарь, пользуется моим полным доверием. Она будет присутствовать при разговоре, делать заметки, если вы не возражаете. Она должна знать столько же, сколько я сам, чтобы здесь, в бюро, координировать всю работу. А теперь, почему же вы хотели видеть меня?
  Нелли Конуэй разгладила на руках перчатки, повернула свое бесстрастное лицо к Перри Мейсону и без малейшего трепета в голосе сказала:
  — Мистер Мейсон, что нужно сделать, чтобы предотвратить убийство?
  — Не знаю, — нахмурился Мейсон.
  — Я — серьезно.
  Мейсон испытующе посмотрел на нее и затем сказал:
  — Хорошо, я скажу вам, хотя это вне моей компетенции. Я специализируюсь на защите тех, кого обвиняют в преступлении, и я стараюсь, чтобы мои клиенты, по крайней мере, получили равные шансы на суде, но если вы действительно желаете узнать, как поступить, чтобы предотвратить убийство, существует, я бы сказал, четыре способа.
  — Что за способы?
  Мейсон поднял ладонь и загнул четыре пальца.
  — Первый, — Мейсон разогнул первый палец, — вы выводите жертву, или потенциальную жертву, из опасной зоны.
  Она наклонила голову.
  — Второй, — продолжил Мейсон, разгибая другой палец, — вы удаляете убийцу, или потенциального убийцу, из зоны, где он может как-то контактировать с жертвой.
  Она снова кивнула.
  — Третий, — Мейсон разогнул третий, — вы удаляете возможное орудие убийства, что, впрочем, довольно трудно сделать.
  — Пока все они трудны, — отрезала она. — Какой четвертый?
  — Четвертый, — Мейсон разогнул последний палец, — самый легкий и простой.
  — Какой?
  — Вы отправляетесь в полицию.
  — Я уже была в полиции.
  — И что случилось?
  — Они посмеялись надо мной.
  — Так почему же вы пришли ко мне?
  — Я не думаю, что вы станете смеяться.
  — Я не буду смеяться, — ответил Мейсон, — но я не люблю абстракций. Я ценю свое и чужое время. Вы, судя по всему, спешите. И я спешу. Мне не нравится иметь дело с клиентом, который заявляет: «А хочет убить В». Давайте будем чуть-чуть поконкретнее.
  — Сколько я должна вам заплатить?
  — Это зависит от того, как скоро вы перестанете ходить вокруг да около.
  — Я сама зарабатываю себе на жизнь, и у меня нет больших денег.
  — Поэтому, — сказал Мейсон, — в ваших интересах заплатить как можно меньше.
  — Правильно.
  — Итак, — закруглил Мейсон, — вам лучше рассказать мне обо всем и быстро.
  — И все же, какова ваша цена?
  Мейсон бросил взгляд на каменное лицо посетительницы. Лукаво глянул на Деллу Стрит. Затем снова перевел взгляд на посетительницу и улыбнулся.
  — Один доллар, — промолвил он, — за совет, если вы изложите вашу историю за четыре минуты.
  На ее лице не появилось ни малейшего признака удивления. Она просто повторила:
  — Один доллар?
  — Правильно.
  — Это не слишком мало?
  Мейсон подмигнул Делле Стрит:
  — А у вас есть с чем сравнивать?
  Она открыла сумочку и, не снимая перчаток, достала кошелек с мелочью, открыла его, вынула долларовую бумажку, разгладила и положила на стол. Мейсон не дотронулся до нее. Он продолжал пристально смотреть на посетительницу с недоумением и любопытством. Она же щелкнула замком кошелька, положила его в сумку, сумку опустила на колени, скрестила руки на сумке.
  — Я думаю, что мистер Бейн собирается убить свою жену. Я бы хотела предотвратить это преступление.
  — Мистер Бейн, кто он?
  — Натан Бейн. Он занимается кинобизнесом. Возможно, вы слышали о нем.
  — Не слышал. Его жена, кто она?
  — Элизабет Бейн.
  — Как вы узнали обо всем этом?
  — Я наблюдала за ним и пришла к этому выводу.
  — Вы живете с ними в одном доме?
  — Да.
  — Приглядываете за кем-то?
  — Да. За миссис Бейн. Элизабет Бейн.
  — Что с ней случилось?
  — Она попала в автомобильную катастрофу.
  — Серьезные повреждения?
  — Боюсь, хуже, чем она думает. Поврежден позвоночник.
  — Может ходить?
  — Нет, и даже не может вставать.
  — Продолжайте, — поощрил Мейсон.
  — Это все.
  На лице Мейсона появилось раздражение.
  — Нет, это не все, — отрезал он. — Вы полагаете, что он собирается убить ее. Может быть, вы читаете мысли?
  — Иногда, — услышал он спокойный ответ.
  — И вы сделали такое заключение, прочитав их у него?
  — Ну, не совсем так.
  — Каким-то другим способом?
  — Да.
  — Каким?
  — Натан Бейн, — выдавила она из себя, — хочет жениться на другой.
  — Сколько ему лет?
  — Тридцать восемь.
  — А его жене?
  — Тридцать два.
  — Сколько девушке, на которой он собирается жениться?
  — Около двадцати пяти.
  — А она согласна выйти за него замуж?
  — Не знаю.
  — Чем она занимается?
  — Просто девушка, у нее квартира в городе. Я точно не знаю где.
  — Как ее зовут?
  — Имя — Шарлотта. Фамилии не знаю.
  — Я вытаскиваю из вас детали, словно клещами зуб. Откуда вы знаете, что он собирается жениться?
  — Потому что он любит эту женщину.
  — Откуда вам это известно?
  — Они переписываются. Он встречается с ней, заранее договариваясь. Он ее любит.
  — Хорошо, — прервал Мейсон, — что же из этого? У многих здоровых тридцативосьмилетних мужчин появляются увлечения на стороне. Опасный возраст. Они, как правило, возвращаются к семейному очагу, если на них не давить и дать им перебеситься. Иногда, правда, нет. Множество разводов на этой почве, но не так уж много убийств.
  — Мистер Бейн, — Нелли Конуэй открыла сумочку, — предложил мне пятьсот долларов, если я дам его больной жене одно лекарство.
  — Вы уверены, мисс Конуэй, — Мейсон взглянул скептически и насмешливо, — в том, что рассказываете?
  — Абсолютно уверена. У меня оно с собой.
  — Чем он мотивировал свою просьбу?
  — Ничем. Он просто сказал, что, по его мнению, оно ей поможет. Ему якобы не нравится лечащий врач жены.
  — Почему?
  — Этот врач — старый друг родителей Элизабет Бейн. И ее тоже.
  — Думаете, мистер Бейн ревнив?
  — Да.
  — Слушайте, — раздраженно заметил Мейсон, — все это — какая-то чепуха. Если Бейн собирается избавиться от жены, то куда безопаснее заставить ее развестись с ним и выйти замуж, например, за врача, чем пытаться избавиться от нее, дав ей яд. Если же он собирается… впрочем, дайте посмотреть на это «лекарство».
  Не говоря ни слова, она передала небольшой стеклянный пузырек с четырьмя таблетками, похожими на аспирин.
  — Должны ли вы дать все таблетки сразу?
  — Да, вечером, перед сном, когда она успокоится.
  — Он уже заплатил вам деньги?
  — Он заявил, что заплатит, когда я дам ей лекарство.
  — Как он узнает, что вы ей дали его?
  — Не знаю. Думаю, он доверяет мне. Я не обманываю.
  — Его?
  — Вообще никого не обманываю. Я презираю ложь, она калечит души.
  — Почему он сам не может дать ей это лекарство?
  — Его не пускают к ней в комнату.
  — Почему?
  — Врач заявил, что ему нельзя находиться рядом с больной.
  — Вы имеете в виду, что врач заявляет мужу, что он не может заходить в комнату, где?..
  — Элизабет ненавидит даже его тень. Она выходит из себя, почти впадает в истерику каждый раз, когда видит его лицо. Нам, сестрам-сиделкам, запрещено даже упоминать его имя в ее присутствии.
  — Почему она так настроена?
  — Мне кажется, она все же знает, что уже никогда не встанет. Мистер Бейн был за рулем, когда случилась авария. Она считает, что аварии можно было избежать.
  На лице Мейсона отразилась смесь раздражения и любопытства.
  — Догадываюсь, вам не очень нравится мистер Бейн.
  — Здесь вы ошибаетесь, мистер Мейсон. Он сильный и обаятельный человек. Мне нравятся мужчины такого типа.
  — А вы ему тоже нравитесь?
  — Боюсь, что нет, — ответила странная посетительница совершенно бесстрастным голосом.
  — Итак, — резюмировал Мейсон, — он приходит к вам, предлагает заплатить пятьсот долларов, если вы дадите его жене яд, ставя себя таким образом в полную зависимость от вас, оставляя свидетеля, который может дать показания, случись что-нибудь с его женой… Какая-то бессмыслица… Откуда вы знаете, что это яд?
  — Я просто чувствую это.
  — Вы не знаете, что это за лекарство?
  — Нет.
  — А он вам ничего не сказал?
  — Нет, просто сказал, что это лекарство.
  — Чем он объяснил, что хотел бы, чтобы именно вы дали его?
  — Сказал, что доверяет мне. Само лекарство, по его словам, должно заставить ее лучше относиться к нему.
  — Вся эта история — чушь собачья, — заключил Мейсон.
  Она не ответила.
  — И вы пошли в полицию?
  — Да.
  — С кем вы разговаривали?
  — Я пошла в полицейское управление и сказала им, что хотела бы рассказать насчет убийства, и они направили меня в комнату, где на двери была табличка «Убийства».
  — Ну и что дальше? — полюбопытствовал Мейсон.
  — Я рассказала свою историю какому-то полицейскому, а он просто посмеялся надо мной.
  — Фамилию его запомнили?
  — Голкомб. Если не ошибаюсь, он назвался сержантом.
  — Пузырек с лекарством ему показывали?
  — Нет.
  — Почему?
  — До этого не дошло.
  — Что же случилось?
  — Я рассказала ему слово в слово все, что изложила вам, что мистер Бейн хочет убить свою жену и так далее, пыталась объяснить сержанту Голкомбу почему, но он просто посмеялся надо мной. К тому же он страшно спешил. Он должен был быть в другом месте и, не сдержавшись… ну, в общем, вел себя невежливо и грубо.
  — Как именно?
  — Он сказал, что я неврастеничка, что мне нужно обратиться к психиатру, а я совершенно нормальный человек и…
  — Когда мистер Бейн передал вам лекарство?
  — Вчера.
  — Говорили ли вы ему, что вручите его жене?
  — Я дала ему понять, что, возможно, сделаю это.
  — И с тех пор вы носите этот пузырек в своей сумке?
  — Да.
  — Вынимая его из сумки каждый раз, когда хотели что-то достать из-под него?
  — По-видимому, да.
  — Другими словами, — заключил Мейсон, — отпечатки пальцев мистера Бейна уже стерлись?
  — Не знаю, я об этом как-то не думала.
  Мейсон взял пузырек, отвернул пробку, заглянул вовнутрь, затем расстелил на столе лист бумаги и вытряс все четыре таблетки. Они были все одинаковые. Мейсон взял одну, остальные три вложил обратно в пузырек.
  — Делла, — обратился он, — пожалуйста, принеси два пустых пакета.
  Делла Стрит открыла ящик своего стола, взяла два пакета и протянула их Мейсону. Мейсон взял оставшуюся таблетку, опустил ее в пакет, надписал свою фамилию на обороте, затем взял пузырек с тремя таблетками, положил его в другой пакет, опечатал, надписал снова свою фамилию и обратился к Нелли Конуэй:
  — Надпишите сверху, над моей фамилией, свою.
  Она взяла ручку и сделала, как он сказал.
  — Адрес Бейна?
  — 1925, Монте-Карло-Драйвей.
  — Вы отправляетесь на смену в шесть часов?
  — Совершенно верно.
  — До скольких часов смена?
  — До восьми утра.
  — А потом?
  — Потом приходит дневная сиделка.
  — У вас что, продленная смена?
  — Да, так как ночной сестре делать много не надо.
  — Почему ей вообще нужна ночная сестра? Разве она не спит ночью? Другими словами, может быть, лучше вызвать сестру?..
  — Миссис Бейн временами испытывает трудности.
  — В чем?
  — У нее нервное расстройство. Она часто просыпается, и… как бы это сказать, тот факт, что она запрещает мужу входить… В общем, врач предписал, чтобы с ней все время находилась медицинская сестра. Расходы для них ничего не значат.
  — Кто владеет состоянием?
  — Она.
  — А кинобизнес мистера Бейна?
  — Он прилично зарабатывает себе на жизнь, — ответила она, — но состояние у миссис Бейн. Она владеет им одна, причем получила его по наследству еще до замужества. Вот, собственно, почему он и женился на ней.
  — Миссис Бейн знает об этой другой женщине? — задал вопрос Мейсон.
  — Конечно. От нее я и узнала об этом.
  — От самой миссис Бейн?
  — Да.
  — Когда произошла эта автомобильная катастрофа?
  — Где-то месяц назад. Десять дней она пробыла в больнице, потом ее перевезли домой.
  — И с тех пор вы там работаете?
  — Да.
  — Кто еще, кроме вас?
  — Дневная сиделка.
  — Кто еще?
  — Домоправительница.
  — Как ее зовут?
  — Имоджен Рикер.
  — Долго она у них работает?
  — О, давным-давно. Она очень предана миссис Бейн.
  — Миссис Бейн хорошо относится к ней?
  — О да.
  — И она вхожа в комнату миссис Бейн?
  — Конечно. Иногда она подменяет нас, сестер.
  — Сколько ей лет?
  — Я не знаю. На вид где-то около сорока. Она одна из тех своеобразных, незаметных женщин, которые бывают везде и нигде. Никогда не знаешь, где она возникнет. Мистер Мейсон, у меня от ее вида мурашки по телу. Помните мультипликационный фильм о доме с привидениями, где сидела худая женщина с черными глазами и непроницаемым выражением лица? Так вот, она такая.
  — Что важно для меня, — нетерпеливо прервал ее Мейсон, — доверяет ли ей мистер Бейн?
  — О, я думаю, мистер Бейн доверяет ей полностью. Она столько лет работала у них. Она была в доме еще при первой жене и, когда та умерла, так и осталась у мистера Бейна как домоправительница…
  — Давно умерла первая жена?
  — Я точно не знаю. Он женился на Элизабет чуть более двух лет тому назад или что-то около этого. До женитьбы на ней он был вдовым, я затрудняюсь вам сказать сколько. Краем уха я слышала, что он был вдовцом около четырех-пяти лет. А к чему все эти детали?
  — Вам, молодая леди, — съязвил Мейсон, — никогда не приходило в голову, насколько все это невероятно, что, имея домоправительницу в доме, которую мистер Бейн знает по крайней мере шесть лет, а может быть, и значительно больше, он останавливает свой выбор на вас, абсолютно ему незнакомой женщине, и с места в карьер предлагает вам отравить его жену за пятьсот долларов?
  — Да, — ответила она тем же бесстрастным тоном, — это действительно показалось мне необычным.
  — Необычным, — отрезал Мейсон, — это весьма и весьма слабое определение. С домоправительницей у него хорошие отношения?
  — Да, разумеется. Правда, они очень редко разговаривают, но это неудивительно — из нее вообще слова не вытянешь.
  — Между ними роман?
  — Господи, нет, конечно. Она — чопорная старая дева, а что касается внешности, то…
  — Словом, нет никаких причин у миссис Бейн для ревности?
  — Мистер Мейсон, не будьте наивным. Эта домоправительница не более сексуальна, чем червяк на рыболовном крючке.
  — Следовательно, домоправительница могла бы в любое время появиться в комнате и дать миссис Бейн лекарство?
  — Разумеется. Я уже говорила, она помогает, подменяет нас, когда мы выходим на несколько минут.
  — Тогда почему мистер Бейн остановил свой выбор на вас?
  — Я не знаю, мистер Мейсон. Я просто излагаю факты.
  Мейсон покачал головой.
  — Все это слишком накручено. Я свяжусь с сержантом Голкомбом и узнаю о его реакции. Сохраните конверт с лекарством. У меня останется вот эта одна таблетка. Позднее, возможно, я свяжусь с вами. Там есть телефон?
  — Да.
  — Можно позвонить вам?
  — О да.
  — Какой номер?
  — В-6-9841.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — я советую вам сохранить эти таблетки как доказательство, а в разговоре с мистером Бейном не брать на себя никаких обязательств и подождать результатов беседы с сержантом Голкомбом. Если он захочет провести расследование, то это его дело.
  — Он не захочет. Он считает, что я с ума сошла.
  — Ваш рассказ действительно содержит в себе элементы невероятного, — сухо заметил Мейсон.
  — Могла бы я позвонить вечером, попозже? — спросила она.
  — Это не совсем удобно.
  — У меня такое чувство, мистер Мейсон, что, когда я вернусь, возможно, что-то случится. Ведь мистер Бейн спросит меня, дала ли я лекарство, и… ну, словом, если я скажу ему, что нет, он рассердится и начнет подозревать.
  — Тогда скажите ему, что дали лекарство.
  — Он же поймет, что я не давала.
  — Как?
  — Потому что его жена не умрет.
  — Я не понимаю, — сказал Мейсон. — Это абсолютная чепуха, как вы излагаете эту историю, в ней нет никакого смысла. И все же в вас чувствуется какая-то внутренняя убежденность.
  — Мистер Мейсон, я говорю правду.
  — Сделаем так, — сказал Мейсон. — Я дам вам телефон Детективного агентства Дрейка.
  — Что это?
  — Это сыскное агентство, у них офис на нашем этаже, — объяснил Мейсон. — По моему заданию они расследуют большинство моих дел. Я договорюсь с Дрейком, и если что-то важное произойдет, позвоните им. Они знают, как меня найти.
  — Благодарю вас, мистер Мейсон.
  Делла Стрит написала на карточке номер Детективного агентства Дрейка и, поднявшись из-за своего стола, передала бумажку Нелли Конуэй.
  — А вечером они бывают у себя?
  — Разумеется, они работают круглые сутки, — заверила Делла Стрит.
  — И вы расскажете обо мне, чтобы я…
  — Я поговорю с ним о вас, — Мейсон взглянул на часы.
  — Очень, очень вам благодарна, мистер Мейсон.
  Она поднялась со стула, сделала шаг и посмотрела на долларовую бумажку на столе.
  — Могу я получить расписку?
  — Не в моих правилах выставлять счет дважды, — глаза Мейсона неожиданно сузились.
  — Мне хотелось бы получить расписку. Я весьма аккуратно записываю все расходы.
  — Делла, подготовьте расписку за консультацию, — с металлом в голосе сказал он секретарше.
  Делла Стрит вставила в машинку бланк расписки, замелькала пальцами и вручила напечатанный текст Мейсону. Тот подписал, протянул расписку Нелли Конуэй и сказал:
  — Пожалуйста, мисс или миссис Конуэй?
  — Мисс.
  — Хорошо. Берите вашу расписку. У нас остался ваш доллар, у вас — наша расписка, и, возможно, я позвоню вам.
  — Спасибо, мистер Мейсон, и доброй ночи вам обоим. — Она повернулась и пошла той же странной, бесшумной, скользящей походкой.
  — Лучше пройдите сюда, — сказала Делла Стрит и, быстро поднявшись, проводила ее в коридор. Когда за ней закрылась дверь, Делла Стрит, подняв бровь, с немым вопросом обратилась к Перри Мейсону.
  Адвокат, прищурив глаза и задумавшись, застыл за столом.
  — Итак? — улыбнулась Делла Стрит.
  — Какова задумка, что за план! — неожиданно хлопнув себя по лбу, воскликнул он.
  — Что вы имеете в виду?
  — Все шло нормально, я, полусонный от усталости, собирался поднять ее на смех, пока она не попросила расписку. В этом-то и весь смысл.
  — Боюсь, не совсем понимаю. Я… Шеф, что это такое подтолкнуло вас запросить с нее только доллар?
  — Я чувствовал, — засмеялся Мейсон, — она ждала, что я скажу десять или двадцать пять долларов, и потом собиралась торговаться со мной, предлагая вполовину предложенной цены. Поэтому я подумал: ошарашу-ка я ее до смерти. Но сейчас я бы скорее назначил сумму в сто долларов и отправил бы ее отсюда.
  — Почему?
  — Потому что, — произнес Мейсон, — я не хочу иметь с ней никаких дел. Мне кажется, мы вляпались.
  — Не понимаю.
  — Слушай, — начал Мейсон, — предположим, что-то все-таки случится с миссис Бейн. Теперь ты видишь, что придумала эта тихоня? Посмотри, куда она загнала нас. Она была в полиции. Она проконсультировалась со мной. В доказательство получила даже денежную расписку. Мы-то приняли ее за одну из психопаток-сумасбродок и посчитали безобидной старой девой… Соедини меня с полицией. Посмотрим, сможем ли мы поговорить с сержантом Голкомбом.
  — Шеф, вы же знаете, как он к вам относится.
  — Я плачу ему той же монетой, — усмехнулся Мейсон, — но хочу постараться проверить эту версию и зафиксировать, что я пытался заставить Голкомба что-то сделать. Мы нейтрализуем запись в расходной книге Нелли Конуэй и заработаем зелененькую.
  — Теперь понимаю, — улыбнулась Делла. Она подошла к телефону, взглянула на часы: — Полшестого. Он, наверное, уже ушел.
  — Все-таки попытаемся и, если его нет, поговорим с тем, кто еще не ушел. Лучше, по-видимому, связаться с лейтенантом Трэггом. Он — разумный парень.
  — Мне кажется, вы нравитесь Трэггу. По крайней мере, он всегда готов выслушать вас…
  — В данном случае мне все равно, кто и как меня слушает, — прервал ее Мейсон, — главное, что все это бросает тень на мою репутацию. Вся эта история очень дурно пахнет, и чем больше я о ней думаю, тем меньше она мне нравится.
  — Наша телефонистка, наверное, уже ушла домой, шеф, — сказала Делла Стрит, безуспешно вызывая коммутатор.
  — Попробуй напрямую, через мой личный телефон, — сказал Мейсон.
  — Соедините меня, пожалуйста, с отделом по расследованию убийств. Это отдел по расследованию убийств? С вами говорят из конторы мистера Мейсона. Мистер Мейсон хотел бы поговорить с лейтенантом Трэггом, если он еще не ушел, или с сержантом Голкомбом, если он… Хорошо, соедините меня с ним… Да, мистер Мейсон рядом… Да, передаю ему трубку. Сержант Голкомб, — сказала она, передавая трубку Мейсону.
  — Алло, — Мейсон прижал трубку к уху. — Сержант Голкомб?
  — Здравствуйте, Мейсон, — Голкомб был, как всегда, нелюбезен, — что там у вас произошло? Опять труп нашли и хотите меня порадовать?
  — Нет, сержант, на этот раз все нормально, — Мейсон был подчеркнуто любезен. — Сегодня к вам женщина приходила, некая Нелли Конуэй?
  — Эта психопатка? — прервал Голкомб.
  — Чего она хотела?
  — Черт побери, я не знаю. По-моему, она спятила. Говорила о ком-то, тот хочет убить кого-то, и я спросил ее, откуда ей это известно, а она ответила, дескать, это интуиция или что-то в этом роде, и я сказал, что она встревает между мужем и женой и у нее нет никаких доказательств.
  — Почему вы полагаете, что у нее нет никаких доказательств?
  — Откуда они у нее?
  — Мне кажется, вы не выслушали ее до конца.
  — Мейсон, черт побери, у меня нет времени просиживать здесь весь день и выслушивать всяких психов… Боже праведный, представьте тысячу идиотских писем, полученных только за один месяц, что…
  — Да, эта женщина ведет себя необычно, но это не означает, что…
  — Тысячу чертей это означает! — взорвался Голкомб. — Она шизофреничка.
  — Знаете, — спокойно продолжал Мейсон, — она ведь приходила и ко мне и рассказала всю эту историю. Я подумал, лучше-ка передам вам это дело.
  — Спасибо, не надо, — съязвил Голкомб. — Вы внимательно выслушали ее, позвонили мне и хотите свалить ответственность на меня. О’кей, так в чем дело?
  — Мне пришла в голову одна мысль, — осторожно начал Мейсон. — Вообще, говоря откровенно, вся эта история мне очень не нравится.
  — Много чего мы не любим, — философски заметил Голкомб. — Кстати, как вы относитесь к подоходному налогу?
  — Обожаю его, — улыбнулся в трубку Мейсон.
  — Ну вас к черту, — пробурчал сержант Голкомб.
  — Минуточку, — Мейсон предупредительно повысил голос. — Да, эта женщина излагает свою… прямо скажем, необычную историю весьма странным образом, и тем не менее она уверенно утверждает, что муж жены, за которой она ухаживает…
  — Знаю, знаю, — прервал Голкомб, — влюблен в другую, помоложе, и хочет убрать с дороги жену. И когда вы ее спрашиваете, откуда ей известно, она заявляет, что это интуиция.
  — А мужу нужно было, чтобы она дала жене некое лекарство и…
  — О, чепуха, — Голкомб снова не дал говорить. — Вот что я думаю. Я считаю, что эта ненормальная почему-то хочет дискредитировать своего хозяина.
  — Где у вас доказательства?
  — Бьюсь об заклад, что это так. Почему именно ей предложил муж вручить жене лекарство?
  — Он ведь не знает, что она его подозревает.
  — Хорошо. Но зачем тогда муж приглашает сиделку, которая не слишком жалует его, делает ее свидетелем или невольным соучастником преступления, она ведь может послать его на электрический стул. И вот еще что. Мне известно немного больше, чем вам. Этот парень, ну тот, кто нанял эту Конуэй, он совершенно нормальный человек. Вот жена у него действительно истеричка, очень нервная, особенно после той автокатастрофы. И вот теперь эта полусумасшедшая сиделка задумывает, как бы ей…
  — Слушаю вас, — заинтересованно напомнил о себе Мейсон, чувствуя, что Голкомб запнулся.
  — Знаете, я не думаю, что должен сообщать вам все, что мне известно. Она обращалась к вам как клиент?
  — Да.
  — Ну, Мейсон, — рассмеялся Голкомб, — ради гонорара придется вам побегать. — И сержант снова разразился хохотом.
  — Может быть, — вздохнул Мейсон. — Во всяком случае, я поставил вас в известность.
  — Все верно. Вы хотите свалить на меня ответственность. Убирайтесь ко всем чертям и прощайте.
  Сержант Голкомб, смеясь, закончил разговор. Мейсон нахмурился, задумчиво положил трубку на место.
  — Чертов Голкомб, — сказал он. — Изгаляется как может. Теперь обвиняет меня, что я хочу свалить на него ответственность.
  — Итак, чем мы сейчас займемся? — В глазах Деллы Стрит мелькнула озорная усмешка.
  — Начнем сваливать ответственность, — широко улыбнулся Мейсон. — Иначе ради чего я стал бы звонить этому грубому болвану.
  Глава 2
  Открылась дверь, и Пол Дрейк, глава частного Детективного агентства Дрейка, буркнув приветствие, с независимым видом прошествовал к креслу. Вялая, медлительная, немного прихрамывающая походка, скучное, безразличное выражение лица могли обмануть кого угодно, только не Мейсона. Когда случалась настоящая работа, куда-то пропадали природная хромота, вялость и безразличие, движения приобретали особую кошачью гибкость, медлительность как рукой снимало, а голос приобретал командную властную жесткость. Перри Мейсон иногда сравнивал его с ловким жонглером, который вот-вот уронит подброшенную в воздух тарелку и в тот момент, когда она уже почти касается пола, ловит ее небрежным заученным движением.
  Дрейк втиснулся в громадное кресло, вытянул свои тощие ноги, сцепил руки за головой и посмотрел на Мейсона с деланым безразличием, которое Мейсона в общем-то не ввело в заблуждение.
  — Что случилось, Перри?
  — Я вляпался в самую глупую историю в моей карьере.
  — В чем дело?
  — Ко мне пришла одна женщина с откровенной, казалось бы, чепухой. Получив консультацию, она спросила, сколько стоят мои услуги, и, черт меня побери, я сказал ей, что один доллар.
  — Что дальше?
  — Она заплатила этот доллар.
  — Лучше получить наличными доллар, — усмехнулся Дрейк, — чем выставить счет на сто долларов и потерять их. Так в чем загвоздка?
  — Глаза бы мои ее не видели!
  — А почему бы не вернуть ей доллар и прямо сказать, что ничего не можешь сделать для нее?
  — В этом-то вся и проблема, Пол. Именно того, чтобы я отказался, я полагаю, она и хочет.
  — Мало ли чего она захочет. Брось это дело и забудь его.
  — Рад бы был, — с чувством сказал Мейсон, — но это именно та ситуация, в которой не так-то просто умыть руки и отойти в сторону.
  — Почему?
  — Она пришла ко мне с абсолютно невероятной историей: жена смертельно больна, а муж заставляет клиентку отравить больную…
  — Все просто, — хмыкнул Дрейк. — Посоветуйте ей обратиться в полицию.
  — Пол, она уже там была.
  — И что решила полиция?
  — Посмеялась и выставила ее.
  — Неплохой прецедент на будущее. А что дальше?
  Мейсон изложил подробности.
  — И что же ты, Перри, хочешь от меня?
  Адвокат выложил запечатанный пакет с таблеткой на стол.
  — Узнай, Пол, что это за штука. Возможно, цианистый калий. Затем я позвоню моему другу, сержанту Голкомбу, и посмотрю, как он взовьется, словно кошка, которой наступили на хвост.
  Дрейк снова ухмыльнулся.
  — Проблема в том, — продолжил Мейсон, — что у нас только одна таблетка. Если ее пустить на анализы…
  — Считай, что дело уже в кармане, Перри. У меня есть друг, у него — доступ в криминалистическую лабораторию, где на новейшей рентгеновской аппаратуре получают графическое изображение молекулярного строения вещества. Как эта штука работает, убей, не понимаю, но знаю, что результаты великолепны. Берешь какой-нибудь порошок и тут же определяешь его состав, причем для анализа и вещества-то требуется всего лишь микроскопическая толика.
  — О’кей, — согласился Мейсон, — но я должен быть уверен, что эта таблетка не потеряется и не будет подменена. Теперь смотри внимательно: я закладываю ее в конверт, запечатываю, на конверте — моя фамилия. На, возьми его. В свою очередь, ты повторишь то же самое: вложишь в другой конверт, надпишешь свою фамилию. Конверты будут храниться у тебя…
  — Не утомляй, Перри, я же все понимаю: надо подготовиться к свидетельским показаниям, ты, дескать, вручил пилюлю мне, а сам присягаешь на Библии, что вот эту самую штуку получил от Нелли Конуэй.
  — Совершенно верно. Сколько надо заплатить за быстрый анализ? — озабоченно осведомился Мейсон.
  — Ну, — улыбнулся Дрейк, — мой друг, скажем так, человек широких взглядов на жизнь. Всегда исходит из финансовых возможностей клиента. Я предложу ему, чтобы он выставил счет за работу не больше четверти твоего гонорара. Для него, по-видимому, это прозвучит нормально, и я полагаю, Перри, что четверть доллара — не слишком тяжелый удар по твоему бюджету.
  Мейсон шутливо замахнулся книгой на детектива, а Дрейк дурашливо увернулся.
  — За работу, — подтолкнул его Мейсон. — Убирайся ко всем чертям и займись делом. Когда ждать новостей?
  — Может, через час.
  — Вот что мы сделаем, Пол. Делла пойдет со мной перекусить, затем мы вернемся к тебе в контору узнать новости, после чего я отвезу Деллу домой.
  — Вы так категоричны, — проворчала Делла, — словно считаете, у девушек никогда не бывает свиданий.
  — Прошу прощения. — Мейсон галантно раскланялся. — Что у тебя, Делла, сегодня вечером?
  — Ну, — манерно растягивая слова, заважничала секретарша, — поскольку вы сменили ваш начальственный тон и у меня пока еще свободный вечер, то я могу отказаться от возможного свидания в пользу большого куска мяса, в меру поджаренного, с чертовски вкусным печеным картофелем, добавьте к этому побольше масла, хрустящие хлебные тостики плюс, естественно, бутылочку итальянского вина и…
  — Прекратите, — шутливо взмолился Дрейк. — Я сойду с ума. Мне ведь придется ужинать остывшей котлетой и запивать чашкой кофе.
  — Не переживай, Пол, — усмехнулся адвокат. — Когда я говорил «перекусить», я имел в виду именно перекусить. Поэтому отправимся мы в простой китайский ресторанчик, где получит она чашку риса и, если повезет, немного мяса. Ну что, вперед?
  Мейсон, выключая свет в бюро, с шутливым поклоном пригласил Деллу Стрит к выходу.
  — О чем мечтаете, шеф? — спросила она. — О солидном клиенте с толстым бумажником?
  — О нем мы помечтаем в другой раз, — улыбнулся он.
  Секретарша скептически повертела в руках долларовую ассигнацию — гонорар Нелли Конуэй — и ехидно заметила, стараясь не глядеть на Мейсона:
  — С клиентом вроде нашей недавней посетительницы, судя по всему, простая китайская харчевня — это максимум, на что мы можем рассчитывать.
  Глава 3
  Через полтора часа, поднявшись на лифте, Мейсон и Делла Стрит проследовали в контору Пола Дрейка, поздоровались с ночной телефонисткой и постучали в комнату, где он уединился.
  — Результата анализа у меня еще нет, — встретил их Дрейк, — но ожидаю его с минуты на минуту.
  — Много материала ушло на анализ, Пол?
  — Не очень. У этого парня появилась блестящая идея. Он микронной дрелью проделал небольшую ямку прямо в центре таблетки и взял пробу. Задержка произошла из-за другого срочного заказа. Его…
  Зазвонил телефон. Дрейк схватил трубку:
  — Это, наверное, он. Слушаю… Да, у телефона Пол Дрейк, — сказал он. — Простите, а с кем я говорю… Хорошо, сейчас, подождите минутку. — Дрейк подмигнул Мейсону. — Не бросайте трубку, посмотрю номер, по которому его можно найти. — Дрейк зажал трубку: — Это твоя клиентка, она в страшном возбуждении, хочет видеть тебя немедленно, говорит, это весьма, весьма важно.
  — Вот черт, — вздохнул Мейсон. — Ну и достала же она меня.
  — Что мне делать? Сказать ей?..
  — Нет, — прервал Мейсон, — скажи, что я только что вошел в здание и что ты ищешь меня.
  — Знаете, — сказал Дрейк в трубку, — я не могу сказать, где он сейчас. Он оставил номер телефона, по которому позднее я могу с ним связаться. Если бы вы могли… О, подождите минуточку, кто-то входит в контору. Кажется, я слышу голос Мейсона… Кто вошел? Мейсон? Передайте ему, что он мне нужен… Да, скажите ему, что его просят к телефону. Он только что вошел, — сказал в трубку Дрейк, выждав пару секунд. — Подождите немножко, я позову его к телефону.
  — Слушаю, — сказал Мейсон, взяв трубку у Дрейка.
  — О, мистер Мейсон, — голос Нелли Конуэй резко и возбужденно вибрировал в мембране, — случилось нечто ужасное, совершенно ужасное! Я должна увидеть вас сейчас же, немедленно.
  — Где, — спокойно спросил Мейсон, — у меня в конторе?
  — Нет, нет. Я не могу уйти отсюда. Я на дежурстве. Приезжайте сюда сразу, сейчас, пожалуйста! Адрес: 1925, Монте-Карло-Драйвей. Я… ох!..
  Послышалось громкое восклицание, и, не попрощавшись, она бросила трубку, после чего раздались короткие гудки.
  — Ну, — ухмыльнулся Мейсон, обращаясь к Дрейку, — думаю, что я был прав, Пол.
  — В чем?
  — Это западня.
  — Что ты собираешься делать?
  — Не ты, — отрезал Мейсон, — а мы. Пошли, Делла, поедем вместе. Мы, может быть, позовем тебя, если понадобится сделать какое-то заявление. Эта таблетка, — задумчиво сказал Мейсон, — оказалась или цианистым калием, или мышьяком, и, по всей вероятности, миссис Бейн только что умерла. Давай, Пол, собирайся к выходу, нас ждет мертвое тело.
  — И что потом?
  — Потом, — продолжил Мейсон, — постараюсь как-нибудь выпутаться из этой ситуации. Нелли Конуэй раззвонит всем и каждому, что она предупреждала меня о готовящемся преступлении, пока миссис Бейн была еще жива. И все скажут, что Мейсон — никудышный адвокат.
  — Бессмыслица какая-то, — пожал плечами Дрейк. — Я никак не могу понять, чего добивается твоя клиентка. В этой истории она выглядит… Чего она хочет, Перри?
  — Весь этот эпизод, — разъяснил Мейсон, — дает Нелли Конуэй возможность обвинить Натана Бейна в том, что, после того как она отказалась ему помочь, он сам дал яд жене, пока, мол, ее не было. Разве не понятно, что эта девица обеспечила себе превосходное алиби? Она приходила в полицию, сделала все, чтобы не допустить готовящееся убийство. Затем она пришла ко мне и попыталась заинтересовать меня этой историей, но вновь безрезультатно — преступление совершилось. Моя полусумасшедшая визитерша с бесстрастным лицом и повадками кошки получила то, что хотела, — великолепное алиби. По крайней мере, она думает, что это алиби у нее в кармане.
  — Кто знает, может, она его уже имеет, — вставил Дрейк.
  — Сделав при этом из меня посмешище и козла отпущения, — мрачно заметил Мейсон. — Ну ладно, поехали.
  Глава 4
  Делла Стрит вела машину Мейсона лихо, но мастерски, срезая углы, выезжая за осевую на скорости, практически не тормозила, резко выжимала до конца педаль газа и тем не менее шла быстро и ровно.
  — Перри, ты бы хоть сам иногда садился за руль, — испуганно бубнил Пол Дрейк на заднем сиденье, покачивая головой.
  — Чем ты недоволен, Пол? — бросила через плечо Делла Стрит.
  — Боюсь за свою жизнь, поэтому и говорю, — возразил Дрейк.
  — Делла, он просто не привык к умелой езде, — съязвил Мейсон. — Когда я за рулем, он все равно недоволен.
  — Как, и с вами тоже? — иронически воскликнула Делла.
  — Как с таксистами в Париже, — разъяснил Мейсон. — Сначала мне пришло в голову, что они все поголовно сошли с ума. Но они все в своем уме. Просто доводят стрелку спидометра до определенной скорости и не снижают ее. Француз-водитель знает: если он нажмет на тормоз, то увеличит расход горючего, если на газ, то произойдет то же самое, поэтому он ведет машину ровно, со скоростью пятьдесят миль в час, не обращая внимания, кто у него впереди.
  — И Пол считает, — поинтересовалась Делла Стрит, — я веду машину таким же образом?
  — Боже упаси! — саркастически заметил Дрейк. — Ты шпаришь со скоростью восемьдесят миль в час и вообще не обращаешь ни на кого внимания — ни спереди, ни сзади.
  — Так и быть, Пол. — Делла Стрит снизила скорость. — Но что ни говори, а доехали мы быстро и долго страдать вам не пришлось. Монте-Карло-Драйвей где-то здесь неподалеку, по-моему, за следующим поворотом…
  — Мы приехали, — сказал Мейсон, указывая на табличку.
  Делла Стрит на полной скорости лихо развернула машину и мастерски припарковалась у тротуара. Пол Дрейк комическим жестом прикрыл глаза руками. Они очутились перед великолепным двухэтажным особняком с просторной верандой и ухоженной лужайкой перед входом. Внешне он выглядел как загородное поместье, хотя до центра города было полчаса езды на машине.
  — Мне идти с вами или подождать здесь? — спросила она.
  — Нет, Делла, оставайся в машине, — ответил Мейсон. — Со мной пойдет Пол. Попробуем, как говорится, сработать под дурачка. Это так называется, Пол?
  — Именно так и говорят мои детективы, когда идут на дело наобум, вслепую, не зная, что их ожидает, — ухмыльнулся Дрейк.
  — Не будем драматизировать, — заметил Мейсон. — Но ты, Делла, не глуши мотор на всякий случай. Если полиция уже на месте, то придется в спешке ретироваться.
  — Классическая сцена: полицейские и воры, — прокомментировала Делла, улыбаясь. — Будьте осторожны и не подставляйтесь.
  — Постараемся, — пообещал Мейсон и, сопровождаемый Дрейком, поспешил к асфальтовой дорожке, ведущей к входу, взбежал по ступенькам и нажал кнопку звонка рядом с дверью. Свет над верандой загорелся почти одновременно со звонком, и дверь резко распахнулась.
  — Ага, вы уже здесь. — Небольшого роста мужчина пулей выскочил на крыльцо.
  — Мы не нарушали правил движения, — осторожно заметил Мейсон. — У вас какие-то трудности?
  — Пожалуйста, следуйте прямо за мной! — крикнул коротышка и, повернувшись, быстро засеменил впереди через прихожую к открытым дверям, ведущим в большую гостиную.
  Со спины незнакомец выглядел весьма комично: круглый как шар, в отлично скроенном, но несколько тесноватом для него костюме, он передвигался с невероятной для его полноты быстротой, энергично и нетерпеливо стуча каблучками своих ботинок по зеркальной поверхности дорогого дубового паркета. Он был лихорадочно возбужден и не пытался этого скрыть.
  — Сюда, сюда, — бросил он, не поворачивая головы. — Заходите, прошу вас…
  Они очутились в роскошно обставленной гостиной. Здесь, чувствовалось, поработали опытный декоратор и дизайнер: все предметы мебели были расставлены умело и со вкусом, красиво вписываясь в общую тональность зала и цветовую гамму обоев. Большие, стилизованные под венецианские окна выходили, разумеется, на восток и были задрапированы изящными гардинами.
  В углу гостиной стояла Нелли Конуэй с застывшим, каким-то отрешенным выражением лица. При виде Мейсона ее лицо не выразило никаких эмоций, только глаза немного сузились. За одним из роскошных кресел, опершись на спинку, стоял высокий стройный мужчина с резкими складками на болезненном, землистого цвета лице (язва, сразу же определил Мейсон). В своем простом, заурядного покроя костюме, с прилипшей к углу рта сигаретой, он явно не вписывался в помпезный интерьер комнаты. Недалеко от него неподвижно и прямо, как истукан, стояла женщина неопределенного возраста, выше среднего роста, с изможденным и мрачно-непреклонным лицом. Она-то как раз и вписывалась в эту обстановку: вполне вероятно, что именно ее руками создан и поддерживался этот роскошный безукоризненный интерьер.
  Она посмотрела на вошедших, на мгновение их глаза встретились, и Мейсона поразил жгучий ненавидящий взгляд ее черных непроницаемых глаз. Затем она не спеша подошла к Нелли Конуэй.
  — Думаю, дорогая, что все обойдется, — успокаивающе положила она руку ей на плечо. — Не пугайся.
  Она потрепала Нелли по щеке, повернулась и вышла из комнаты.
  — Мистер Мейсон, — представила Нелли Конуэй адвоката присутствующим.
  — А? Кто такой? — спросил толстяк.
  — А это мистер Бейн, мой хозяин, — продолжила Нелли.
  — А? Что случилось? Кто это, черт подери? — возвысил голос Бейн.
  — Мистер Бейн — мой хозяин. — Нелли продолжала объяснять Мейсону, не обращая ни малейшего внимания на Натана Бейна. — Он только что осмелился обвинить меня в краже. Этот джентльмен справа от меня — частный детектив, который, кажется, уже какое-то время занимается моим делом, но настолько нелюбезен, что ничего мне не сообщает. Полиция, полагаю, скоро прибудет.
  — Кто это? — в смятении повторил Натан Бейн. — Разве вы не из полиции? — повернулся он к Перри Мейсону.
  Мужчина, которого Нелли Конуэй представила как частного детектива, не вынимая сигареты, произнес бесцветным голосом:
  — Перри Мейсон, знаменитый адвокат по уголовным делам. С ним Пол Дрейк, директор частного детективного агентства. Выполняет большинство заданий Мейсона. Привет, Дрейк.
  — Не думаю, что мы знакомы, — пробурчал Дрейк.
  — Джим Хэллок.
  — Ага, теперь знакомы, — не меняя голоса, сказал Дрейк.
  — Что же, черт побери, здесь происходит? — растерянно спросил Бейн. — Я вызывал полицию.
  — Я просто решил заглянуть и посмотреть, что случилось.
  — Ну а вы-то здесь при чем?
  — Мисс Конуэй, — сказал он, — попросила меня зайти.
  — Нелли?
  — Верно.
  — Вы сказали, Нелли Конуэй попросила вас зайти сюда?
  — Верно.
  — Ради бога, зачем?
  — Затем, — ввернула Нелли Конуэй, — что мне надоели ваши постоянные придирки. К тому же вы хотите еще навесить на меня уголовное преступление, а я не хочу, чтобы вы впутывали меня в него. Мистер Мейсон — мой адвокат, и я хочу, чтобы он защитил мои честь и достоинство.
  — Черт бы меня побрал! — Бейн опустился в подвернувшееся кресло и пронзительно взглянул своими маленькими, заплывшими жиром глазками на адвоката.
  Джим Хэллок ленивым жестом вытащил сигарету изо рта и не глядя стряхнул пепел на дорогой ковер.
  — Теперь мне ясно, — разъяснил он Бейну. — Она, должно быть, позвонила Мейсону, когда уверила меня, что хочет подняться наверх и проверить, как чувствует себя ее пациентка.
  — Подумать только, адвокат Перри Мейсон является по первому зову какой-то дешевой обманщицы, — презрительно хмыкнул Бейн. — Невероятно! Абсурд какой-то, да и только!
  — Я бы не советовал вам быть таким категоричным, тем более в присутствии адвоката такого класса, как Мейсон, — заметил Хэллок, обращаясь к своему клиенту. — Вешать с налету ярлыки я вам не советую, и вы должны четко сознавать, какое конкретное содержание вы вкладываете в понятие «дешевый обман». Мы еще ничего не доказали, а…
  — Кто сказал, что мы еще ничего не доказали? Мы поймали воровку. Мы схватили ее с поличным.
  — Собственно, я так и подумал, — пожал плечами Хэллок.
  — Ну, значит, все так, не правда ли?
  Хэллок, который стоял привалившись к спинке большого роскошного кресла, ответил иронической полуулыбкой, поражаясь недогадливости своего клиента.
  — Сразу видно, — заметил он, — что вы никогда не сталкивались с Мейсоном в суде.
  — Не понимаю, о чем это вы? — спросил Бейн.
  — Я думаю, — ответил он ему, — что ситуация значительно бы прояснилась, если бы мистер Мейсон сообщил нам, чьи интересы он здесь представляет.
  — Вы что, представляете здесь интересы Нелли Конуэй? — озадаченно спросил Мейсона коротышка.
  — Не совсем, — осторожно ответил Мейсон.
  — Как же так, мистер Мейсон, — обиженно заявила молчавшая до сих пор медсестра, — я заключила с вами договор, и у меня есть даже ваша расписка об оплате за консультацию.
  — Это совсем другое дело, — сухо бросил Мейсон, — Итак, джентльмены, что же здесь все-таки произошло?
  — Если вы не хотите отвечать, то не отвечайте, — предупредил Бейна Хэллок. — Скоро подъедет полиция, она и займется этим делом.
  — А чего мне скрывать! — вдруг сердито взорвался Бейн. — А то ведь как все обернулось — я должен защищаться от посторонних. Скрывать мне нечего, мистер Мейсон. Моя жена тяжело больна. Нелли — ее ночная сиделка. Диплома у нее нет, она практикующая сестра. В нашем доме с некоторого времени начали пропадать драгоценности и деньги. Лично я сразу же заподозрил Нелли. Но предварительно я проконсультировался с мистером Хэллоком, пригласив его как частного детектива. Мне нужны были доказательства. Я хорошо понимаю, что любое недоказанное обвинение с моей стороны может обернуться для меня иском за моральный ущерб. Некоторые типы так и рыщут в поисках подобной возможности.
  — Думаю, это несправедливо, — запротестовала Нелли Конуэй.
  — Хэллок высказал несколько весьма практических предложений, — Бейн не обращал на нее никакого внимания. — Мы вынули самые ценные драгоценности из шкатулки моей жены и подменили их. Потом мы опрыскали шкатулку флюоресцентным порошком, следовательно, у любого, кто дотронется до шкатулки, светящийся порошок окажется на пальцах. Затем мы нарочно вытащили шкатулку с драгоценностями жены из секретера и оставили ее на столе, как будто забыли ее спрятать. Мы составили, мистер Мейсон, полную опись содержимого. Все драгоценности были поддельными, но настоящие стоили так дорого, что никому не пришло бы в голову, что их можно подделать. Сегодня после обеда мы вместе с Хэллоком проверили содержимое шкатулки. Ничего не пропало. Вечером, когда дневная сиделка закончила работу, мы снова осмотрели драгоценности. Все находилось на месте.
  Примерно полчаса назад Нелли спустилась сюда, чтобы приготовить горячее молоко для моей жены, и ее не было довольно долгое время. Мы нарочно дали ей возможность остаться одной, чтобы ее никто не тревожил. Когда она поднялась наверх с подносом, мы вошли в комнату и проверили шкатулку. Исчезла бриллиантовая подвеска. Мы позвали Нелли, выключили свет и включили источник ультрафиолетового излучения. О результате можно и не спрашивать.
  — Не могу понять, как порошок попал на мои пальцы, — пожала плечами Нелли.
  — На ваших пальцах был-таки флюоресцентный порошок? — быстро спросил Мейсон.
  — Судите сами, — ответил Бейн. Изображая всем своим видом оскорбленное достоинство и собственную значимость, он подошел к выключателю и жестом фокусника ткнул в него пальцем. Комната погрузилась в темноту. Он нажал другую кнопку, и спустя мгновение комнату залил ультрафиолетовый свет.
  — Нелли, покажите джентльменам свои руки, — саркастически попросил Бейн.
  Нелли подняла ладони. Кончики пальцев излучали свет с особым ярким зеленовато-голубоватым оттенком.
  — Вот доказательство, попробуйте сейчас посмеяться и над этим, — съязвил Бейн. Он снова включил нормальный свет.
  — Разве вы не понимаете, — Нелли Конуэй умоляюще повернулась к Перри Мейсону, — это все… э… э… часть той истории, о которой я вам рассказывала.
  — Давайте уточним, — деловито начал Бейн. — Пожалуйста, ответьте, вы здесь представляете интересы Нелли? Мистер Мейсон, это верно?
  — Она попросила меня приехать сюда.
  — А этот джентльмен с вами, он?..
  — Помощник Мейсона по детективной части, — вставил Джим Хэллок. — Я же предупреждал вас, Бейн.
  — Не вижу причин, почему вы, джентльмены, имеете право вторгаться в частное жилище, — торжественно заявил Бейн. — Я хотел бы попросить вас покинуть это помещение.
  — Я еще не знаю, мистер Бейн, является ли мисс Конуэй моей клиенткой, но ваш тон мне положительно не нравится.
  — Мне плевать, нравится вам мой тон или нет. Эта женщина — воровка, и я…
  — Минуточку, мистер Бейн, — прервал его Джим Хэллок. — Ради всего святого, не делайте публично поспешных выводов. Мы установили серию краж драгоценностей. Мы обратились в полицию с просьбой расследовать это дело. В результате этого расследования были получены некоторые уликовые материалы, и мисс Конуэй придется объяснить властям некоторые вызывающие определенные сомнения обстоятельства. Вот и все…
  — Вот-вот, — поспешно прервал его Бейн. — Я вовсе ее не обвиняю до суда. Я просто расставил ей ловушку, и она… она измазала этой смесью пальцы.
  — Это, пожалуй, лучше, — скептически улыбнулся Хэллок, — но в присутствии адвоката такого класса, как Мейсон, высказываться следует с предельной осторожностью.
  — Вы что, действительно думаете, — Бейн повернулся к Нелли Конуэй, — что можете выиграть дело? Совершенно напрасно, тем более что я мог бы, между прочим, проявить снисходительность, и если бы вы вернули вещи, то мы могли бы…
  Раздался звонок, и он, прервав монолог, сказал Хэллоку:
  — Джим, посмотри-ка за ними.
  Бейн рванулся к двери, его толстые ножки так и замелькали по зеркальной поверхности дорогого дубового паркета. И сразу же послышалась его быстрая возбужденная скороговорка:
  — Ага, вот и полиция. Сейчас увидим, кто здесь командует парадом.
  Бейн, коротко изложив суть дела, ввел двух полицейских в форме. Представлять их вряд ли было нужно. Все сразу же почувствовали их присутствие — крутые ребята из патрульной службы.
  — О’кей, — сказал один из них. — Обойдемся без адвокатов и всяких там заступников и посмотрим, что скажет наша девушка в свою защиту.
  — В таком случае, — обратился Мейсон к Нелли Конуэй, — не говорите ни слова. Этот флюоресцентный порошок — занятная комбинация, но в данной ситуации она ничего не доказывает. Его применяют при мелких преступлениях, чтобы заманить человека в ловушку, внушить ему мысль, что его поймали с поличным из-за светящихся пальцев. Внешне все это выглядит очень внушительно, и в подобных ситуациях человек, как правило, начинает «раскалываться».
  — Кончайте болтать! — рявкнул один из полицейских на Мейсона. — Бейн настаивает, чтобы вы ушли. Это его дом.
  — Если это явная попытка облыжно обвинить невиновного человека до суда, она не пройдет в суде присяжных, — продолжил Мейсон, по-прежнему обращаясь к Нелли Конуэй. — Просто запомните, что я вам говорю, не признавайтесь и не делайте никаких заявлений…
  — Хватит, — пробурчал с угрозой в голосе один из полицейских, воинственно рванувшись к адвокату.
  — Я помогаю клиентке, — твердо посмотрел в глаза полицейскому Мейсон.
  — Пусть эти двое уйдут, — вмешался Бейн, — здесь им нечего делать.
  — Слышали, что хозяин дома говорит? Выметайтесь отсюда!
  — Именно сейчас я стараюсь дать совет моей клиентке, — остановил его Мейсон.
  — Еще чего, советовать можно и в другом месте.
  — И не дайте, — Мейсон вновь обернулся к Нелли Конуэй, — обмануть себя, и сами не верьте, что это серьезное преступление. Самое большее, в чем они могут обвинить вас, — это мелкое воровство.
  — Что вы подразумеваете под мелким воровством? — взорвался Бейн. — Знаете ли вы, что алмазная подвеска моей жены стоила пять тысяч долларов. Это…
  — Конечно, — прервал его Мейсон, — но вы перехитрили самого себя. Вы вложили дешевую имитацию в коробку с драгоценностями. Пропала имитация. Сколько она стоила?
  — Что… меня… Откуда вы узнали, что это не настоящая подвеска?
  — Не спорьте с ним, — лениво заметил один из полицейских. — Идите-ка отсюда, Мейсон. Своей клиенткой вы сможете заняться, когда мы привезем ее в полицейский участок.
  — Попробуйте сохранить хладнокровие, — сказал Мейсон Нелли Конуэй.
  — Постараюсь, если вы мне так советуете.
  Полицейские схватили Мейсона и Пола Дрейка под руки и повели их из дома.
  — Не говорите ни слова, — предупредил Мейсон, обернувшись к Нелли.
  — Давай-давай, приятель, — съязвил полицейский, — и не устраивай здесь балаган.
  — Даже не о… о других делах? — крикнула вслед Нелли Конуэй.
  — Да помолчите вы хоть минуту! — закричал Мейсон полицейскому, который, бормоча проклятия, выпихивал его за дверь.
  — Ну и как? — иронически поинтересовалась Делла Стрит, когда Дрейк и Мейсон подошли к машине. — Похоже, вас выставили за дверь?
  — Они меня когда-нибудь с ума сведут, эти дубиноголовые, — пробурчал Мейсон. — Итак, я решил — я буду представлять интересы Нелли Конуэй. Будь я проклят, если Бейн не пожалеет, что приказал этим полицейским дать нам под зад.
  — Что случилось? — встревожилась Делла. — Кого убили? Жену?
  — Какое там убийство, — отрезал Мейсон, — просто случай мелкого воровства, а некий ушлый частный детектив применил флюоресцентный порошок. Я еще проучу эту пару умников.
  — Хорошо, а что конкретно мы будем делать? — спросила Делла Стрит.
  — Конкретно, — ответил Мейсон, — мы собираемся следовать за этой полицейской машиной. Если они посадят Нелли за решетку, мы конкретно освободим ее под залог.
  — И что потом?
  — А потом, — продолжил Мейсон, — Пол Дрейк возьмет и позвонит своему другу-химику. Мы узнаем, что же за особый яд Натан Бейн предлагал Нелли Конуэй дать своей больной жене. И все это ему очень дорого обойдется.
  — И вы тут же поставите в известность полицию?
  — Нет, — улыбнулся Мейсон, — я буду защищать Нелли в деле о мелком воровстве просто ради удовольствия устроить перекрестный допрос мистеру Натану Бейну.
  — Ее что, повезут сейчас? — спросила Делла Стрит.
  — Если она послушается меня и откажется говорить, будьте уверены, они увезут ее в участок. Если они сумеют втянуть ее в разговор или она начнет объясняться, то ее положение может измениться.
  — Не стоит тащиться за полицейской машиной, Перри, — предложил Пол Дрейк. — Лучше бы просто отправиться в участок и там подождать их.
  — А они возьмут и отвезут ее в какой-нибудь полицейский участок подальше, в какой — мы и знать не будем, — ответил Мейсон. — Они уже проделывали подобные штучки раньше.
  — Но это в делах по убийствам, — заметил Пол Дрейк.
  — Они могут поступить таким же способом и в этом деле.
  — Чепуха все это. Они никогда не жульничали по-мелкому, Перри. Они могут даже и не предъявить ей обвинения.
  — Большие реки берут начало из маленького ручейка, — загадочно усмехнулся Мейсон.
  — Что это все означает? — недоуменно спросил Дрейк.
  — Означает, что Нелли стоит у истока ручейка, — снова улыбнулся Мейсон, — и этот ручеек все ширится и ширится.
  — Мы вляпаемся в историю, если сядем на хвост полицейской машине, — предупредил Дрейк. — Они включат сирену и…
  — А мы все-таки попытаемся, — сказал Мейсон. — Мне что-то кажется, они не станут особенно упираться. На мой взгляд, по дороге в тюрьму они будут любезными и предупредительными с Нелли, чтобы она заговорила. Если ей…
  — Вот они выходят, — прервала его Делла Стрит.
  — Ну вот что, Делла, — сказал Мейсон. — Дай-ка я сяду за руль. Я поведу так, что Полу наконец понравится.
  — Сжалься, Перри, — комически простонал Дрейк.
  Полицейские провели Нелли Конуэй к своей машине. Один из них подошел к Мейсону и, наклонившись через окно, процедил сквозь зубы:
  — Не крутитесь здесь, Мейсон. Бейн поедет за нами и сделает официальное заявление. Он не желает разговаривать с вами, и мы против того, чтобы вы объяснялись с ним. Будьте паинькой и отправляйтесь домой.
  — А я и так паинька, — сказал Мейсон. Поглядев на бордюр тротуара, добавил: — Я не вижу его.
  — Не видишь чего?
  — Пожарный кран.
  — Какой пожарный кран?
  — Получив ваш приказ, я подумал, что неправильно — перед пожарным краном — запарковал машину. Однако я не вижу ни пожарного крана, ни запретительных знаков вокруг…
  — О’кей, умник. Посмотрим, чем все это кончится, — процедил сквозь зубы полицейский и вернулся к своей машине.
  Чуть позднее, включив «мигалки», полицейский кортеж отъехал от дома. За ним направились машины Бейна и Мейсона. Через сорок минут Нелли Конуэй была освобождена под залог в две тысячи долларов, который внес Перри Мейсон. Совершив эту операцию, адвокат поднялся в отдел по расследованию убийств поговорить с сержантом Голкомбом.
  — Ну что, сержант, проиграли пари? — заметил Мейсон.
  — Ну это еще надо доказать, — сержант Голкомб едва сдерживал внутренний смех.
  — Я же предупреждал вас, что к этой истории нужно отнестись серьезно.
  — Это дело не стоит выеденного яйца, — Голкомб растянул рот в улыбке. — Я знаю о нем немного больше вашего и поэтому могу утверждать это точно. Дело в том, что мы с Бейном встречались раньше, после того как он позвонил мне, что начал подозревать Нелли Конуэй в воровстве. Я ему посоветовал нанять Джима Хэллока, применить флюоресцентный порошок и поймать ее с поличным, и именно так он и поступил. Разумеется, и она поступила очень хитро. Бейн начал подозревать ее в воровстве, и она придумала отличную уловку, обвинив его в попытке избавиться от жены. В подобной ситуации он вряд ли решится возбудить против нее дело. И вы, блестящий адвокат, так легко позволили провести себя на мякине! Для профессионала, — засмеялся Голкомб, откинувшись назад, — вы совершили ряд очевидных глупостей. Вы позволили поймать себя на крючок в этой грязной истории. Ха-ха-ха!
  — Не будьте слишком самоуверенным, — прервал смех полицейского Мейсон. — У всей этой истории есть другое объяснение. Когда Бейн понял, что она не собирается давать яд жене, он решил дискредитировать ее.
  — Да чепуха все это, — поморщился сержант Голкомб. — Когда Нелли догадалась, что он ее подозревает, она пришла к нам, придумала совершенно невероятную историю, предъявила какие-то таблетки, заявив, что Бейн хотел, чтобы она их вручила его жене. Могу лично побиться об заклад, что эти таблетки нужны только для того, чтобы подкрепить ее версию, она их схватила из первой попавшейся под руку склянки в ванной. Девять из десяти шансов, что это аспирин. По крайней мере, на вид именно так они и выглядят. Черт побери, Мейсон, будьте благоразумны. Мог ли Бейн быть таким простофилей; предположим, даже если он все-таки хотел подсунуть своей жене эти таблетки, зачем передавать их женщине, которую собирался посадить за решетку за воровство, и поставить себя таким образом в полную зависимость от нее?
  И Голкомб снова откинулся назад и разразился смехом. Постепенно он успокоился и нравоучительно заметил:
  — Не давайте себя увлечь сказками этой девицы, даже если она вызывает симпатию. Если собираетесь, Мейсон, стать ее адвокатом, получите с нее гонорар заранее, и лучше наличными.
  — Премного вам благодарен, — церемонно раскланялся Мейсон и вышел из комнаты.
  Бухающий смех Голкомба был слышен до самого выхода, пока он спускался по лестнице.
  Вместе с Деллой Стрит он приехал в агентство Дрейка. Пол, который вернулся на такси, уже ждал их. Он вручил Мейсону полуметровую «простыню» с графиками, синусоидами и какими-то длинными химическими формулами.
  — Что это такое? — озадаченно спросил Мейсон.
  — Это спектральный анализ вашей таблетки и письменное заключение химика. Читаю: «Дорогой Пол, график весьма красноречив. Таблетка, которую вы мне передали, это ацетилсалициловая кислота, и никакого сомнения в этом нет. Исследуя таблетку, я пробурил маленькую лунку в центре».
  — Ацетилсалициловая кислота! — воскликнула Делла Стрит. — Что это такое?
  — Это, — разъяснил Мейсон, — как раз то, что предположил сержант Голкомб.
  — Ну, что же это? — нетерпеливо спросила Делла.
  — Ацетилсалициловая кислота, — сказал Дрейк, — это химическое название активного компонента в обыкновенном аспирине.
  — Ну ладно, — заключил Мейсон, — на сегодня хватит. Нас всех ткнули носом в лужу, как нашкодивших котят, и поэтому сейчас я это дело так не оставлю. Я буду защищать Нелли Конуэй в суде, если это потребуется! Делла, отстучи-ка, пожалуйста, повестку на вызов в суд этой домоправительницы в качестве свидетеля защиты. Мы заставим Бейна попотеть немного. Ну а вообще денек сегодня выпал — не приведи господь. Еще пару таких дней, и я начну серьезно жалеть, что когда-то избрал эту профессию.
  — Не забудь эту таблетку, Перри, — философски заметил Дрейк. — Говорят, аспирин помогает от головной боли.
  Глава 5
  Гарри Сейбрук, помощник окружного прокурора, был невероятно возмущен. Подумать только, какое-то пустяковое дело о заурядном воровстве превращено этим чертовым Мейсоном в судебное разбирательство с присяжными! Возмущение он проявлял своим видом, действиями и репликами. Перри Мейсон, напротив, был безукоризненно вежлив, учтив, предупредителен и подчеркнуто не обращал внимания на возмущенный тон помощника окружного прокурора.
  Судья Пибоди насмешливо поднимал бровь, когда временами посматривал на Мейсона, поскольку адвокат по уголовным делам благодушно и спокойно молчал, в то время как Джим Хэллок, частный детектив, давал свидетельские показания о том, что его пригласил мистер Натан Бейн, что он ознакомился в общих чертах с целой серией мелких краж в доме Натана Бейна и что в результате свидетель достал нейтральный красящий порошок, который в ультрафиолетовых лучах светится флюоресцентным, ярким зеленовато-голубоватым цветом. Он обсыпал этим порошком шкатулку, в которой хранились кое-какие ювелирные изделия.
  Свидетель далее показал, что он находился в доме, когда подзащитная, которую наняли сестрой-сиделкой, пришла на работу вечером десятого. Он был, как сам разъяснил, представлен подзащитной как знакомый хозяина дома по коммерческим делам, продающий мистеру Бейну акции в горнодобывающей промышленности.
  Свидетель далее утверждал, что вместе с мистером Бейном он предварительно провел инвентаризацию изделий в коробке. Изделия, насколько он мог видеть, были ювелирными. Их ценность ему неизвестна. Насколько он мог судить, эти изделия были женскими ювелирными украшениями, которые надевали для выхода в свет. При первом осмотре свидетель ограничился тем, что срисовал каждое изделие и в общем виде описал их.
  После того как подзащитная пришла на работу вечером, он обследовал коробку с драгоценностями и обнаружил, что каждое изделие было на месте. Два часа спустя, по просьбе мистера Бейна, он снова провел инвентаризацию шкатулки и нашел, что одно из изделий, бриллиантовая подвеска, пропало. Вслед за этим, по предложению мистера Бейна, они вызвали подзащитную в гостиную, выключили по предварительно согласованному сигналу обычное электрическое освещение и включили специальное ультрафиолетовое освещение, под воздействием которого пальцы подзащитной осветились характерным зеленовато-голубоватым цветом.
  Гарри Сейбрук торжествующе повернулся к присяжным и со значением закивал, как бы желая сказать: смотрите, как это все просто доказывается. Убедившись, что присяжные осознали взрывчатую силу свидетельских показаний Хэллока, он повернулся к Перри Мейсону и с вызовом предложил:
  — Мистер Мейсон, ваш черед перекрестного допроса.
  Джим Хэллок, опираясь на поручни свидетельской ложи, приготовился к малоприятному перекрестному допросу, который защитники обвиняемых обрушивали на голову частных детективов.
  — Зачем, — проговорил Мейсон с некоторой ноткой удивления в голосе, — у меня нет вопросов. — Повернувшись к присяжным, он добавил с обезоруживающей прямотой: — Свидетель, мне кажется, говорит правду.
  — Что? — удивленно воскликнул Сейбрук.
  — Думаю, что свидетель точен в своих показаниях, — повторил Мейсон. — Что же, уважаемый коллега, здесь удивительного?
  — Ничего, ничего, — отрезал Сейбрук, — я вызываю моего следующего свидетеля, Натана Бейна.
  Натан Бейн прошел в свидетельскую ложу и, отвечая на вопросы Сейбрука, изложил свою версию. Его жена больна. Он был вынужден нанять сиделок: дневную и ночную. Можно было обойтись без дипломированных сестер, используя для ухода за больной сиделок посменно, поскольку домоправительница могла помочь при случае, поэтому Бейн нанял двух простых сестер с практическим опытом для работы днем и вечером. Подзащитная работала ночной сиделкой. Вскоре после того, как медицинские сестры появились в доме, стали исчезать небольшие суммы денег, ювелирные изделия, спиртное. Бейн откровенно заявил, что никаких конкретных улик в отношении подзащитной у него не было, а только неясные подозрения, так как случаи пропажи вещей начались именно с ее появлением в доме в качестве ночной сиделки. Не располагая прямыми уликами против нее, он решил устроить ловушку. Он обратился к частному детективу Джиму Хэллоку, который до него давал показания. По его совету он купил поддельные драгоценности и положил их в шкатулку вместо настоящих. Затем по предложению Хэллока он обсыпал ее флюоресцентным порошком. Шкатулку специально положили на стол, как будто кто-то ненароком забыл закрыть ее в ящик.
  Затем Бейн перешел к детальному описанию событий вечера десятого июля.
  Перри Мейсон зевнул.
  — Желаете этому свидетелю устроить перекрестный допрос? — язвительно спросил Сейбрук.
  Мейсон выдержал паузу, пока Бейн, решив, что уже практически избежал допроса, стал подниматься со стула в свидетельской ложе, и обратился к нему:
  — Минуточку, мистер Бейн, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
  — Слушаю, сэр, — с готовностью ответил Бейн.
  — Мистер Бейн, когда вы обсыпали флюоресцентным порошком шкатулку с драгоценностями?
  — Десятого июля.
  — В какое время?
  — Около девяти, утром.
  — Дневная сиделка тогда уже была на работе?
  — Да, сэр.
  — Кто обсыпал порошком коробку?
  — Мистер Хэллок.
  — И вы находились рядом и наблюдали за ним?
  — Я был рядом. Да, сэр.
  — А до этого вы вложили поддельные драгоценности в шкатулку?
  — Да, сэр.
  — Мистер Бейн, что это за шкатулка?
  — Это обычная ювелирная шкатулка, она сделана в форме старинного сундучка, обита кожей и серебряными гвоздиками, с двумя кожаными ручками.
  — А каких она размеров?
  — Довольно большая шкатулка. Я бы сказал, около пятнадцати дюймов в длину, десять — в высоту и ширину.
  — Она собственность вашей жены?
  — Да, я подарил ей год назад, на Рождество.
  — И перед тем как распылить флюоресцентный порошок, вы вместе с мистером Хэллоком описали содержимое шкатулки?
  — Да, сэр. Вместе.
  — Затем в шкатулку положили поддельные драгоценности, после этого коробку опылили? Так было?
  — Да, сэр. Правильно.
  — Далее. Смогли ли вы осмотреть шкатулку днем, чтобы убедиться, не дневная ли сиделка виновата?
  — Да, сэр, я осматривал.
  — Сколько раз?
  — Дважды.
  — Когда?
  — После обеда в два часа, потом в шесть часов, сразу же после ухода дневной сиделки.
  — И затем снова обследовали ее вечером?
  — Да, сэр.
  — Сколько раз?
  — Дважды.
  — Когда?
  — Сразу же после того, как подзащитная пришла на дежурство, чтобы мы были уверены, что к этому моменту ничего не пропало, и затем снова — часа два спустя, это когда мы обнаружили, что одно из изделий исчезло.
  — Кто ее осматривал?
  — Мистер Хэллок и я.
  — Мистер Бейн, кто открыл коробку?
  — Я.
  — Хотите ли вы сказать, что оставили коробку с драгоценностями на столе и она была не заперта?
  — Нет, сэр, она была заперта на ключ.
  — И все время была под ключом?
  — Да, сэр.
  — Тогда как же что-то могло исчезнуть?
  — Или вор сделал дубликат ключей, что в общем-то не так уж невозможно, или замок был открыт отмычкой, что не так уж трудно.
  — Понятно. У мистера Хэллока не было ключа?
  — Нет, сэр.
  — У вас был ключ?
  — Да, сэр.
  — И у вашей жены был ключ?
  — Да, сэр.
  — Значит, вы не пользовались ключом жены?
  — Нет, сэр.
  — Как получилось, что у вас оказался ключ от шкатулки жены?
  — Мистер Мейсон, это простая предосторожность.
  — Боюсь, что я не понимаю.
  — Женщины всегда теряют вещи, — довольно самоуверенно сказал Бейн, — поэтому, опасаясь, что моя жена потеряет ключ от своей шкатулки, я дал, вручая ей шкатулку, только один ключ. Я хранил запасной ключ в безопасном месте.
  — О, я понимаю. — Мейсон бросил быстрый взгляд на пятерых женщин, входивших в состав жюри присяжных. — Вы полагали, что запасной ключ безопаснее держать у себя и это позволит предупредить халатность жены?
  — Да, сэр.
  — Что, ваша жена все время теряет ключи?
  — Я просто подумал, что она могла бы потерять эти ключи.
  — Судя по всему, вы презираете женщин за их постоянную забывчивость, не так ли?
  — Ваша честь, минуточку, — закричал Сейбрук и вскочил на ноги, — свидетель не говорил ничего подобного!
  — Я понял, что именно это он имел в виду, — возразил Мейсон. — Не этими словами, возможно, уважаемый коллега, но…
  — Если вы проводите перекрестный допрос свидетеля, то вы должны тщательнее формулировать собственные умозаключения.
  — Мистер Сейбрук, — улыбнулся Мейсон и покачал головой, — мне неизвестна норма закона, которая требует, чтобы я не делал собственных выводов. Я просто задаю вопросы свидетелю при перекрестном допросе. Свидетель может поправить меня, если я не прав. Я понял его показания именно в том плане, что он, судя по его словам, пренебрежительно относится к возможности доверять женщинам ответственные поручения, и, я думаю, присяжные поддержат меня в этом. — И Мейсон снова бросил быстрый взгляд на присяжных.
  — Свидетель не говорил подобных вещей, — заявил Сейбрук.
  — Ну, знаете, — великодушно промолвил Мейсон, — я буду первым, кто принесет извинения, если я неправильно понял его. В стенографическом отчете судебного заседания его показания совсем недалеко, уважаемый коллега, и я хотел бы попросить стенографистку зачитать, что точно показал свидетель.
  Внезапно Сейбрук понял, в чем же состояла тактика Мейсона. Он ловил на приманку, раздувал вопрос, который в других обстоятельствах прошел бы незаметным, и сейчас он как раз стремился акцентировать на этой проблеме внимание присяжных.
  — Ну, хорошо, — примирительно сказал Сейбрук. — Не стоит терять время. Я снимаю возражения. Присяжные запомнят, что показал свидетель, и, как я понимаю, они не позволят вам приписать свидетелю слова или…
  — Ни в коем случае, ни в коем случае, — прервал его Мейсон, — я только заинтересован точно узнать, что же показал свидетель, и я намерен извиниться перед ним, если я неправильно понял, что он сказал.
  — Знаете, я этого не подразумевал. — Бейн почувствовал себя неловко.
  — Что вы не подразумевали? — переспросил Мейсон.
  — Что женщинам нельзя доверять серьезные дела.
  — Я-то думал, что именно это вы и заявили.
  — Я не говорил ничего подобного.
  — Ну, теперь, — сказал Мейсон, — заслушаем стенографистку.
  — Успокойтесь, джентльмены, — примирительно произнес судья Пибоди, — если вы помолчите немного, то дадите возможность судебной стенографистке найти в своих записях показания, о которых идет речь.
  В зале заседаний воцарилась напряженная тишина. Сейбрук нервно приглаживал рукой плотную черную шевелюру. Ему явно не понравилось, как повернулось слушание дела. Бейн занял самоуверенную позу в свидетельской ложе, ожидая, что он будет прав. В свою очередь Мейсон свободно расположился на стуле в уважительной, полной внимания позе добросовестного адвоката, который чувствует, что предстоящие заявления представляют чрезвычайную важность.
  — Ага, нашла, — стенографистка нарушила тишину. — Я зачитаю вопросы и ответы.
  «М-р Мейсон: Как получилось, что у вас оказался ключ от шкатулки жены?
  Ответ: Мистер Мейсон, это простая предосторожность.
  Вопрос: Боюсь, что я не понимаю.
  Ответ: Женщины всегда теряют вещи, поэтому, опасаясь, что моя жена потеряет ключ от своей шкатулки, я дал, вручая ей шкатулку, только один ключ. Я хранил запасной ключ в безопасном месте.
  Вопрос: О, я понимаю. Вы полагали, что запасной ключ безопаснее держать у себя и это позволит предупредить халатность жены?
  Ответ: Да, сэр.
  Вопрос: Что, ваша жена все время теряет ключи?
  Ответ: Я просто подумал, что она могла бы потерять эти ключи.
  Вопрос: Судя по всему, вы презираете женщин за их постоянную забывчивость, не так ли?»
  Бейн неловко заерзал на своем месте, когда судебная стенографистка закончила чтение.
  — Я думаю, это то, что вы сказали, не так ли? — заметил Мейсон.
  — Ну, знаете, это вовсе не то, что я подразумевал, — отрезал Бейн.
  — О, значит, вы сказали что-то такое, чего не подразумевали?
  — Да, сэр.
  — Находясь под присягой?
  — Знаете, это была оговорка.
  — Что вы, мистер Бейн, подразумеваете под оговоркой? Ведь то, что вы сказали, можно интерпретировать как, мягко говоря, неправду.
  — Ну, как бы это сказать… Я произнес это, не думая.
  — Не думая о чем?
  — Ну, я только хотел сказать, что моя жена имеет привычку терять вещи и…
  — И тем не менее вы обобщили, заявив, что такая черта присуща всем женщинам?
  — Ваша честь, — помощник окружного прокурора был уже не в силах сдержать своего раздражения, — ведь это второстепенный вопрос, не имеющий никакого касательства к данному делу. По милости уважаемого коллеги мы снова и снова толчем воду в ступе, теряя драгоценное время. Был задан вопрос, и на него был получен четкий ответ, и совершенно напрасно господин защитник старается извлечь из этого какие-то дивиденды.
  — Я так не думаю, — спокойно парировал Мейсон. — Я полагаю, что в интересах дела очень важно установить, как в целом наш свидетель относится к женщинам и, возможно, не только к ним, потому что моя подзащитная женщина, но я также особенно заинтересован узнать, что же у него было в голове, когда он заявил при перекрестном допросе, что давал показания, которые не подразумевал. Мне хотелось бы узнать, сколько других моментов в его показаниях могут быть неточными?
  — Ничего неточного в показаниях свидетеля нет! — раздраженно закричал Сейбрук.
  — Следует ли вас понимать так, что свидетель действительно считает, что женщинам нельзя доверять ответственные вещи? — спокойно задал вопрос Мейсон.
  В разных углах зала засмеялись. Судья Пибоди улыбнулся и сказал:
  — Ладно, мистер Мейсон, вы выиграли свое очко.
  — Ваша честь, но я все-таки хотел бы при перекрестном допросе этого свидетеля уточнить, что он в действительности подразумевает, когда отвечает на вопросы.
  — Продолжайте, — разрешил судья Пибоди.
  — Это единственная неточная вещь в ваших показаниях? — Мейсон обратился к свидетелю.
  — Все точно.
  — Таким образом, каждое слово, которое вы произнесли, вы его и подразумевали?
  — Да, я подразумевал сказанное.
  — Думаю, что так и было, — улыбнулся Мейсон. — Будем сейчас откровенными, мистер Бейн. Как только вы поняли, что ваше заявление может оскорбить некоторых женщин из числа присяжных, вы попытались изменить его, но сейчас вы действительно так думаете. Разве это не так?
  — Ваша честь, я возражаю! — закричал Сейбрук. — Это отнюдь не перекрестный допрос и…
  — Он должен доказать предубежденное отношение свидетеля, — подчеркнул Мейсон, — и это просто размышление на тему, заслуживает ли он доверия.
  — Возражение отклоняется. Свидетель может отвечать на вопрос, — сказал Пибоди.
  — Разве это не так? — повторил Мейсон.
  — Ладно, — сердито отрезал Бейн, — если вам так угодно, пусть будет так.
  — Ну чего уж, — примирительно заметил Мейсон. — Это не мне угодно, мистер Бейн. Я просто пытаюсь разобраться в вашем образе мышления. Дело в том, что вы давали показания поспешно, не учитывая возможных последствий, а?
  — Хватит, я уже сказал. Ну и что такого?
  — Ничего, ничего, — заверил Мейсон. — Просто я стремлюсь понять шкалу ваших жизненных ценностей, границы вашего мышления, ваше поведение. Вы подразумеваете то, что вы говорите, и говорите то, что думаете, но когда вы догадываетесь, что ваша реплика может оказаться невежливой, вы стараетесь выдать ее за оговорку. Правильно?
  — Да, правильно.
  — Фактически это не было оговоркой, это было правдой. И это верно?
  — Да, правильно.
  — Итак, вы говорили неправду, когда заявляли, что это — оговорка?
  — Называйте это оговоркой ума, — сострил Бейн.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Давайте теперь вернемся к рассматриваемому делу.
  — Самое время, — прокомментировал Сейбрук, всем своим видом демонстрируя чрезвычайную усталость.
  — Если я утомил вас, уважаемый коллега, прошу прощения, — улыбнулся Мейсон.
  — Достаточно, — вмешался судья Пибоди. — Прекратите эту пикировку, джентльмены. Замечания высказывайте только суду, а вопросы ставьте только свидетелю, мистер Мейсон.
  — Хорошо, ваша честь, — весело согласился Мейсон. — Значит, вы утверждаете, мистер Бейн, что вечером того дня вы сами открыли упомянутую шкатулку с драгоценностями и осмотрели ее немного погодя после того, как подзащитная заступила на ночное дежурство у больной, не так ли?
  — Совершенно верно. Я сам открыл шкатулку и проверил, все ли на месте.
  — У вас был свой ключ?
  — Да, сэр.
  — Кстати, вы сказали жене, что у вас есть дополнительный ключ?
  — Нет, сэр, не сказал.
  — Правда? А почему? — поинтересовался Мейсон.
  — Возражаю на том основании, что этот вопрос несущественный, не относящийся к делу и поэтому неправомочный. Это уже не перекрестный допрос, — поднялся со своего места Сейбрук.
  — Протест принимается, — подтвердил судья.
  — Но, — продолжил Мейсон, — у вас все же был запасной ключ к шкатулке с ювелирными украшениями и вы сознательно не говорили об этом жене. Разве это не так?
  — Это не так! — взревел Сейбрук. — Ваша честь, уважаемый коллега сознательно извращает показания этого свидетеля. Он никогда не заявлял ничего подобного.
  — Протест отклонен, — сказал Пибоди. — Я разрешаю один ответ на этот вопрос. Хотя мы уже несколько раз касались этой проблемы, но тем не менее я разрешаю свидетелю ответить на этот упомянутый вопрос.
  Бейн заколебался.
  — Да или нет? — Мейсон поставил вопрос ребром. — Так или не так?
  — Но это вовсе не значит, что я сознательно не говорил ей об этом, — запротестовал Бейн.
  — И тем не менее вы скрывали этот факт от нее? — предположил Мейсон.
  — Да, скрывал, — нехотя согласился Бейн.
  — И вы хотели убедить присяжных, что по легкомыслию или беспечности просто забыли сказать ей об этом, хотя на самом деле сознательно скрывали от нее факт наличия у вас дубликата ключа, не так ли?
  — Да нет же, я просто хотел, чтобы у меня был запасной дубликат ключа с тем, чтобы, когда она его потеряла бы, я смог бы сказать: вот видишь, я…
  — Миссис Бейн хоть раз за время вашей супружеской жизни теряла ключи?
  — Насколько я знаю, нет.
  — И вы полагаете, что узнаете, когда она его потеряет?
  — Полагаю.
  — В этом случае, — усмехнулся Мейсон, — вы должны признать, что ваши замечания относительно беспечности вашей жены в этих вопросах не совсем обоснованны.
  — Протест, — завопил Сейбрук, — это не перекрестный допрос, а…
  — Принято, — распорядился судья Пибоди. — Я полагаю, что мы уже достаточно углубились в это дело, мистер Мейсон.
  — Очень хорошо, — согласился Мейсон. — У меня осталось только несколько вопросов.
  Мейсон повернулся на вращающемся кресле, перехватил взгляд одной из женщин в жюри присяжных и слегка улыбнулся. Она мгновенно ответила ему улыбкой.
  — Пойдем дальше, мистер Бейн, — обратился Мейсон к нему. — Вы лично открыли эту шкатулку и, как я понимаю, когда вы это делали, мистер Хэллок был с вами?
  — Да, сэр.
  — И тут вы заметили, что что-то пропало?
  — Да, сэр.
  — И мистер Хэллок затем сопоставил содержимое шкатулки с описью.
  — Да, сэр.
  — А теперь ответьте на такой вопрос: как смог мистер Хэллок проделать все это, не коснувшись шкатулки?
  — А я и не утверждал, что он не дотрагивался до шкатулки, — возразил Бейн. — Не приписывайте мне, пожалуйста, того, чего я не говорил.
  — Значит, он все же дотрагивался до коробки?
  — Думаю, что дотрагивался. Ну конечно, он должен был дотронуться до нее. Правда, я не говорил, что он дотронулся, но я и не утверждал, что он не дотрагивался до нее.
  — Но сейчас вы припоминаете, что он все же дотрагивался до нее, не так ли?
  — Вполне возможно.
  — Так вы уверены, дотронулся он или нет?
  — Я допускаю, что он дотрагивался.
  — Итак, — резюмировал Мейсон, — после того как флюоресцентный порошок был распылен на шкатулку, вы дотрагивались до ювелирной коробки и мистер Хэллок тоже.
  — Совершенно верно.
  — Итак, можно предположить, что на пальцах у мистера Хэллока был флюоресцентный порошок, не правда ли?
  — Да, я вполне допускаю такое.
  — Отсюда следует, что на первом этаже дома находилось трое человек, и у всех троих — у вас, мистера Хэллока и ответчицы — на пальцах находился флюоресцентный порошок. Вы согласны со мной?
  — Нет, флюоресцентный порошок могли иметь я и мистер Хэллок. Подзащитная его иметь не могла.
  — Что значит — вы могли иметь этот порошок на пальцах, а подзащитная нет? Поясните вашу мысль.
  — Все очень просто — мы имели доступ к шкатулке, а она нет.
  — Согласен с вами. Но если исходить из того, что флюоресцентный порошок на кончиках пальцев означает, что поддельные ювелирные украшения были украдены именно этим человеком, то их с таким же успехом мог взять и мистер Хэллок, у которого на кончиках пальцев также есть флюоресцентный порошок.
  — Ну, это абсурд.
  — Почему, объясните.
  — Но ведь вы сами прекрасно знаете, что он не мог взять эти драгоценности.
  — А вы откуда знаете, что он не мог этого сделать?
  — Так ведь он там находился именно для того, чтобы пресечь воровство.
  — Ну это еще как сказать, — с явным сарказмом произнес Мейсон. — Вы пригласили мистера Хэллока отнюдь не для того, чтобы предотвратить преступление. Вы сознательно заложили поддельные драгоценности, так как были уверены в том, что что-то обязательно будет украдено. Вы сознательно оставили шкатулку там, где ее можно было без помех украсть. Другими словами, вы расставили ловушку. Вы хотели, чтобы кое-какие драгоценности были украдены, не так ли?
  — Ничего подобного, я просто думал, что этим способом мы сможем изловить вора или воровку.
  — Хорошо, — подчеркнуто благодушно сказал Мейсон. — Но, насколько я понимаю, мистер Хэллок также мог открыть шкатулку и взять оттуда упомянутое ювелирное изделие?
  — Нет, сделать этого он не мог, у него не было ключа.
  — Но ключа не было также и у подзащитной, не так ли?
  — Я думаю, что у нее мог быть ключ, — твердо сказал Бейн.
  — Только потому, что вы предполагаете, что она могла взять ювелирную вещь?
  — Хорошо, она ведь могла вскрыть шкатулку другим способом?
  — У вас есть ключ от шкатулки? — осведомился адвокат.
  — Я уже говорил вам об этом десятки раз, — раздраженно ответил Бейн.
  — А вы могли бы взять шкатулку и забрать оттуда ювелирную вещь?
  — Но я не брал!
  — А я и не утверждаю, что вы брали, — уточнил Мейсон. — Просто я высказываю вполне обоснованное предположение, что вы могли это сделать. Ведь вы могли это сделать?
  — Ну, в общем, да.
  — Скажите, пожалуйста, мистер Бейн, — Мейсон был подчеркнуто любезен, — ведь вы нанесли флюоресцентный порошок не только на внутреннюю поверхность шкатулки, но и на ее наружное покрытие, не так ли?
  — Все верно, — спокойно ответил Бейн, не ожидая подвоха.
  — Если это так, то подзащитная могла случайно тронуть шкатулку, передвигая что-то на секретере или пытаясь что-то достать на нем. Таким образом, наличие порошка на ее пальцах вполне объяснимо.
  — Но ведь порошок оказался именно у нее на пальцах, — занервничал Бейн, все еще не понимая, куда клонит Мейсон.
  — Все правильно, — заметил адвокат, — порошок мог попасть на пальцы именно тогда, когда она дотронулась до поверхности шкатулки, пытаясь что-то достать позади нее, ну, скажем, журнал или…
  — Нет, там никаких журналов и не было! — взвился Бейн.
  — Кстати, а где находилась шкатулка?
  — На секретере.
  — Это что, ее обычное место?
  — Нет, жена ее обычно закрывала во внутренний потайной ящик секретера.
  — А сам секретер запирался, не так ли?
  — Да, она его запирала на ночь.
  — А у вас был ключ от секретера и потайного ящика?
  Бейн, чувствуя, что дело принимает невыгодный для него оборот, замешкался с ответом.
  — Да или нет? — быстро спросил адвокат.
  — Да, — выдавил из себя свидетель.
  — Этот секретер вы подарили вместе со шкатулкой?
  — Нет, сэр.
  — Значит, этот секретер был приобретен вместе с другой мебелью?
  — Совершенно верно.
  — У вашей жены есть ключ от секретера?
  — Разумеется, есть.
  — А она знает, что у вас есть дубликат ключа от него?
  — Понятия не имею.
  — Другими словами, вы имели дубликат ключа, не ставя об этом в известность жену, не так ли?
  — Я просто сказал, что не помню, говорил я об этом жене или нет, вот и все. — Бейн уже заметно нервничал.
  — Нет, вы сказали, что не знаете, знает ли ваша жена о наличии у вас дубликата ключа к секретеру.
  — Знаете, я действительно не могу вспомнить, говорил я ей об этом или нет.
  — Отсюда можно заключить, — все так же любезно вел допрос Мейсон, — что вы решили сознательно придержать у себя дубликат ключа от секретера, с тем чтобы впоследствии, когда вам, скажем, понадобилось бы довести подзащитную до позора, открыть секретер, вытащить шкатулку из ящика и выложить ее на самый верх в самом привлекательном положении, не так ли?
  — Я только хотел так или иначе распутать это дело и найти воровку, — упрямо повторил Бейн.
  — Эта шкатулка весьма привлекательной и необычной формы, если я не ошибаюсь?
  — Да, выглядит она весьма привлекательно, это дорогая вещь.
  — И можно предположить, что любая женщина захотела бы обязательно заглянуть в нее?
  — Ну, знаете… Нелли Конуэй никакого отношения к этой шкатулке, равно как и к другим вещам в моем доме, не имеет и иметь не может.
  — И все же женщина, которая достаточно долго находится в доме, живет там, знает обстановку, увидев изящную, необычного вида шкатулку на том месте, где она ее никогда раньше не видела, ведь могла же она чисто инстинктивно тронуть или заглянуть в нее?
  — С какой стати она должна была трогать ее!
  — Ну хорошо, а что, если она потрогала ее только для того, чтобы пощупать необычного вида кожу? — предположил Мейсон. — И поэтому светящийся порошок остался у нее на пальцах. Ведь это вполне возможно?
  — Да, — нехотя выдавил из себя вконец замороченный Бейн.
  — Хорошо. Значит, после того, как подзащитную арестовала полиция, вы прибыли в участок и официально возбудили иск против нее?
  — Совершенно верно.
  — Итак, как только подзащитную увезли, вы тотчас же покинули свой дом. Жена, таким образом, осталась одна, без присмотра?
  — Нет, сэр. Я позвал экономку, миссис Рикер, и попросил ее посидеть с женой, пока я вернусь и найду приходящую сиделку.
  — Объяснили ли вы миссис Рикер, почему вы обратились именно к ней?
  — Да.
  — Сказали ей, что посадили мисс Конуэй за решетку?
  — Что-то вроде этого.
  — И она согласилась на эту дополнительную работу?
  — Конечно. Она была довольна, что мы поймали вора. Она сказала мне, что целый день задавала себе вопрос, почему эта ювелирная шкатулка оказалась незапертой в секретере. Она сказала, что дважды пыталась положить ее туда, но он был заперт.
  — Ага, значит, она пыталась положить ее обратно?
  — Так она говорила.
  — Следовательно, она должна была поднять шкатулку, опыленную флюоресцентным порошком?
  — Протест! — быстро выкрикнул Сейбрук. — Вопрос спорный, требующий от свидетеля умозаключения и не соответствующий перекрестному допросу.
  — Протест принят, — сказал судья.
  — Но вы не обследовали руки вашей экономки под ультрафиолетовым светом?
  — Нет.
  — Во имя истины, — Мейсон возвысил голос, — почему вы не распылили порошок внутри коробки, с тем чтобы?..
  — Не знаю, — выпалил Бейн. — Так предложил Хэллок. Он все это организовывал.
  — Но вы помогали ему, не так ли?
  — Я наблюдал за тем, что он делает.
  — Вы присутствовали и смотрели, как он работает?
  — Да.
  — Но ведь вы его наняли? Если бы вы с самого начала сказали ему, мол, хочу, чтобы светящийся порошок был распылен внутри шкатулки, он бы сделал именно так?
  — Не знаю, наверное. — Бейн беспомощно пожал плечами.
  — Так вы платили ему или нет?
  — Да.
  — Поденно? За каждый день или за работу в целом?
  — Скажем, я предложил ему премию.
  — Ага, — повторил адвокат, — вы предложили ему премию. Премию за что, мистер Бейн?
  — Условие было таким: я плачу ему за каждый день, а если он завершит успешно работу, я должен заплатить ему премию.
  — Вы должны заплатить ему премию. Весьма интересно. И сколько?
  — Сто долларов.
  — Итак, — улыбнулся Мейсон, — в соответствии с условиями вашего соглашения если хотя бы один предмет из сравнительно недорогого набора поддельных драгоценностей пропадет из этой шкатулки и мистер Хэллок докажет, что именно подзащитная взяла упомянутый предмет, то вы должны будете выплатить ему премию в размере ста долларов, не так ли?
  — Мне не нравится, как вы интерпретируете события, — с раздражением заметил Бейн, понимая, что Мейсон затягивает его в ловушку.
  — Тогда расскажите о них, как вы их понимаете, — широко улыбнулся Мейсон и выразительно посмотрел на присяжных.
  — Это была премия за выполненную работу, — упрямо повторил Бейн.
  — Эта работа считалась законченной, как только мисс Конуэй будет арестована?
  — Как только будет пойман вор, кем бы он ни оказался.
  — Сколько всего человек находилось в тот момент в вашем доме?
  — Моя жена, миссис Рикер, мистер Хэллок, Нелли Конуэй и я.
  — И тем не менее вы не обследовали руки миссис Рикер, хотя вы знали, что она касалась ювелирной шкатулки?
  — Нет, она ведь работает у нас уже много лет, и мы ей доверяем полностью.
  — Отсюда следует, что каждый в этом доме, не считая вашей жены, имел светящийся порошок на пальцах?
  — Ну, в общем-то да.
  — Однако вы посчитали воровкой именно мисс Конуэй?
  — Да. Или никто, или она.
  — Она?
  — Да.
  — Мистер Хэллок получил премию за то, чтобы именно эта женщина была арестована и осуждена?
  — За то, чтобы изобличить вора.
  — Вознаграждение уже выплачено?
  — Еще нет.
  — Почему же?
  — Потому что подзащитная еще не осуждена. Премия будет выплачена тогда, когда работа будет завершена полностью.
  — Значит, сами вы все же сомневались, осудит суд присяжных подзащитную или нет?
  — Протестую! — взвился с места Сейбрук. — Вопрос выходит за рамки перекрестного допроса.
  — Протест принят.
  — У меня, мистер Бейн, вопросов больше нет, — улыбнулся адвокат. — Благодарю вас.
  — Вы вовсе не говорили Хэллоку, — сердито начал поправлять Бейна помощник окружного прокурора, — что он получит сто долларов, если только соберет улики, изобличающие подзащитную в воровстве, не так ли? Вы просто сообщили ему, что, если он сможет найти того, кто берет драгоценности, вы выплатите ему сто долларов.
  — Ваша честь, минуточку, — возразил Мейсон. — Этот вопрос неправомочный и наводящий. Уважаемый коллега подсказывает свидетелю, что именно надо говорить. Кроме всего прочего, обвинение уже опрашивало свидетеля.
  — Ничего подобного, это опрос свидетеля после перекрестного допроса, — Сейбрук сослался на юридические тонкости и прецеденты, — и я просто стараюсь сократить допрос, который уже и так слишком затянулся.
  — Да что вы! — возразил Мейсон. — Не надо только утверждать, что несколько минут, затраченных на расследование сути дела, это…
  — Если вы не цените свое время, то суд и мистер Бейн дорожат своим, — нравоучительно заметил Сейбрук.
  — А вот об интересах подзащитной вы не подумали, — укоризненно возразил Мейсон. — Если ваше стремление сэкономить мистеру Бейну всего лишь несколько минут его бесценного времени не позволит нам прояснить дело, то подзащитную могут посадить в тюрьму на месяцы. Мало того, что ее доброе имя будет запачкано, она…
  — Не надо только расписывать все эти душещипательные подробности, — прервал его Сейбрук, — все это явно рассчитано на то, чтобы повлиять на жюри присяжных.
  — Ну, знаете, — рассмеялся Мейсон, — вы мне приписываете желание повлиять на жюри в отместку за мои слова, что уважаемый коллега подсказывает свидетелю, что именно надо говорить.
  — Слабость наводящего вопроса, — улыбнулся судья Пибоди, — конечно, в том, что его задают. Свидетель в общем-то сейчас полностью представляет, что его адвокат хочет. Продолжайте, однако, мистер Сейбрук, и задавайте вопрос так, чтобы он был поменьше наводящим.
  — О нет, я не думаю, что есть необходимость углубляться в дальнейшие детали этого дела, — сказал Сейбрук. — Все и так ясно.
  — У вас есть еще вопросы к свидетелю? — обратился судья Пибоди к Сейбруку.
  — Больше вопросов не имею.
  — Есть еще какие-нибудь свидетельские показания?
  — Ваша честь, теперь настал черед гласа народного — вердикта присяжных! — с пафосом произнес Сейбрук.
  — Ваша честь, — сказал Мейсон, с улыбкой глядя на судью, — мы хотели бы обратиться к жюри присяжных с просьбой вынести вердикт — невиновна.
  — Ходатайство отклонено.
  — Тогда разрешите, ваша честь, десятиминутный перерыв, — попросил Мейсон, — я хотел бы переговорить с одним человеком, которого я вызвал в суд как свидетельницу защиты, миссис Имоджен Рикер.
  — Разрешаю, — сказал судья и объявил перерыв.
  В глубине судебного зала появилась сухопарая, мрачного вида домоправительница мистера Бейна.
  — Я отказываюсь разговаривать с мистером Мейсоном.
  — Ваша честь, эта женщина, — разъяснил адвокат, — была вызвана как свидетельница защиты. До этого она отказывалась давать мне какие-либо показания.
  — У меня нет нужды разговаривать с ним, — сердито выпалила Имоджен Рикер, — я пришла в суд, и это мой долг. Я подчинилась вызову. Но это не означает, что я должна разговаривать с ним наедине.
  — В таком случае, — понимающе улыбнулся адвокат, — пройдите в свидетельскую ложу и поднимите правую руку для присяги.
  — Должна я подчиняться? — обратилась она к судье Пибоди.
  — Если вас вызвали в суд, то да, — ответил судья.
  Крупными шагами она обошла Мейсона, с шумом уселась на скамью свидетелей, повернулась к судье и подняла правую руку для присяги.
  — Хорошо, — мрачно произнесла она, — я готова.
  — Вы работаете домоправительницей в доме мистера Бейна? — задал адвокат свой первый вопрос.
  — Да, — огрызнулась она.
  — Сколько времени вы работаете у него?
  — Шесть лет.
  — Вечером десятого обследовали ли вы свои руки ультрафиолетовыми лучами, чтобы узнать, не светятся ли они?
  — Это не ваше дело.
  — Если бы ваши руки не светились, вы, конечно, легко ответили бы на этот вопрос, не так ли?
  — И на этот вопрос я также не должна отвечать.
  — Благодарю вас, миссис Рикер. — Мейсон широко улыбнулся, чувствуя, что симпатии жюри на его стороне. — Это все. Я просто хотел, чтобы присяжные убедились, какой воинственной, фанатично преданной своему хозяину домоправительницей вы являетесь.
  — О, ваша честь, — спохватился Сейбрук, — это…
  — Свидетельницу суд извиняет, — устало произнес судья Пибоди. — Одновременно жюри присяжных не примет во внимание замечания адвоката. Кто ваш следующий свидетель, мистер Мейсон?
  — Ваша честь, у меня больше никого нет, — развел руками адвокат. — Возможно, я предполагаю, жюри присяжных составило довольно ясную концепцию дела. Соблазнительная ювелирная шкатулка была преднамеренно выставлена на видное, бросающееся в глаза место, доступ к которому мог иметь любой. Защита настаивает, чтобы…
  — Достаточно, мистер Мейсон. Уже было решение судьи о ходатайстве по направленному влиянию на вердикт, — заметил судья Пибоди. — Продолжайте и начинайте свою защиту. Обращаться к жюри вы сможете после проведения защиты.
  — Я ни в коем случае не собираюсь проводить защиту в нынешнем состоянии дела, — возразил Мейсон. — Получается, что на подзащитной лежит обязанность доказывать свою невиновность. Обвинение, как известно, должно доказывать ее вину. Все, что они доказали, — это что наша подзащитная, которая была в комнате в соответствии с требованиями найма, тронула внешнюю поверхность привлекательной и необычной шкатулки. Подзащитная сейчас отдохнет, и защита, не состязаясь с обвинением, передаст дело в руки суда присяжных.
  — Вы уже состязаетесь, — заметил Сейбрук.
  — Ничего подобного, — возразил ему Мейсон. — Просто я объясняю суду, почему я собираюсь завершить защиту моей подзащитной на этом этапе, не состязаясь с обвинением. Вы не против передать дело в руки суда присяжных не состязаясь, уважаемый коллега?
  — Я все же выступлю с обвинением, — твердо заявил Сейбрук.
  — Что касается меня, — снова улыбнулся Мейсон, — я считаю, жюри понимает, насколько ясно дело. Я уверен в том, что все они сознательные граждане, и я не вижу причин, чтобы занимать их время. Только что вы, уважаемый коллега, были весьма озабочены потерями времени. Передаю дело жюри без проведения защиты. Вы же продолжайте и выступайте с обвинением, если вам угодно.
  Сейбрук задумался и угрюмо промолвил:
  — В таком случае и я передаю это дело, не выступая с обвинительными аргументами.
  Мейсон слегка поклонился Пибоди.
  — Вы, леди и джентльмены, жюри присяжных, — обратился к ним судья, — выслушали показания свидетелей. Долг суда сейчас проинструктировать вас о некоторых положениях закона.
  Судья Пибоди зачитал длинный список инструкций, особенно подчеркивая тот факт, что задача обвинения состоит в том, чтобы доказать вину подзащитного, дав ответ на все разумные сомнения, в то время как подзащитный не должен доказывать его или ее невиновность. Присяжные, в свою очередь, выносят свой вердикт, исходя исключительно из фактов, хотя они должны применять закон, представленный им в виде инструкций суда.
  Присяжные удалились на совещание и через десять минут возвратились в зал, объявив свой вердикт: «Невиновна». Мейсон и Нелли Конуэй встали и подошли поблагодарить присяжных. Одна из женщин из состава жюри, улыбнувшись Мейсону, торжествующе сказала:
  — Ну и тип же этот Бейн! Вы правильно вывели его на чистую воду. Одна мысль о своем ключе к секретеру жены чего стоит. Настоящий сутяга и завистник, вот кто он! Бедная женщина, больная, не может встать с постели, и такой оказался рядом с ней муж.
  — Я так и подумал, — скромно заметил адвокат, — что вы очень глубоко разбираетесь в людях. Взглянув вам в глаза, я почувствовал, что приводить доводы защиты нет смысла.
  — Да, естественно, я высказала им все, что думала об этом человеке. Жаль, что я не смогла выложить им все, что думала, поскольку все так же считали, как и я. Бедная малышка, — она обернулась к Нелли Конуэй, — работать у такого человека, который не остановился ни перед чем, арестовал вас, очернил вашу репутацию и посадил на скамью подсудимых, обвинив в воровстве. Думаю, вы как-то должны отреагировать на все это. Обязательно вчините ему иск за причиненный моральный ущерб.
  — Благодарю вас за предложение, — поклонился адвокат, — я и сам собирался посоветовать ей что-то подобное, и я думаю, что нам следует учесть тот факт, что это предложение поступило от одного из членов жюри.
  — Конечно, вы можете сослаться на меня, — снова любезно улыбнулась женщина, пожав Мейсону руку, — мои адрес и фамилию легко узнать в секретариате.
  Глава 6
  Мейсон и Делла Стрит уже собирались уходить из офиса, как зазвонил телефон. Делла Стрит, сняв трубку, послушала и, прикрыв мембрану, тихо спросила адвоката:
  — Хотите поговорить с Нелли Конуэй?
  — Да, я обязательно хочу поговорить с ней, — взорвался Мейсон, — и поговорить серьезно, чтобы разъяснить ей, что она уже не наша клиентка.
  Он взял трубку и услышал спокойный, ровный голос Нелли Конуэй, такой же невыразительный, как и ее лицо:
  — Мистер Мейсон, я хочу вас поблагодарить за все, что вы сделали для меня сегодня.
  — Не стоит благодарности, — ответил он.
  — Я полагаю, — отважилась продолжить она как-то робко, — я должна вам еще кое-что. Мистер Мейсон, мой один доллар нельзя назвать нормальным гонораром за ваши труды, не так ли?
  — Знаете, — раздраженно ответил адвокат, — конечно, если я бы брался за судебные дела, получая один доллар, мне было бы трудно оплачивать аренду офиса, зарплату секретарше, разъезды на такси во Дворец правосудия.
  — О, мистер Мейсон, вы говорите это с каким-то сарказмом, и я ощущаю в ваших словах скрытый упрек.
  — Да нет, я просто указал вам на некоторые очевидные экономические факты.
  — Тогда назовите мне сумму вашего гонорара. Еще десять или пятнадцать долларов будет достаточно?
  — Нелли, сколько у вас денег? — спросил адвокат.
  — Надо ли обсуждать этот вопрос?
  — Может быть, они вам пригодятся.
  — Я бы не очень хотела это обсуждать, мистер Мейсон. Лучше бы вы просто сказали мне, каков будет счет.
  — Вы позвонили мне, чтобы спросить об этом? — Он стал серьезным.
  — Да.
  — Нелли, когда закончилось судебное заседание, вы ничего не сказали о дополнительной компенсации. Мы просто обменялись рукопожатиями, и вы поблагодарили меня. Почему вы вдруг озабочены этим сейчас?
  — Ну, я… я просто подумала, что, возможно…
  — Послушайте, — прервал ее Мейсон, — Бейн что, вступил с вами в контакт?
  Она замялась и ответила утвердительно.
  — И он предлагает вам как-то договориться?
  — Знаете… мистер Бейн и я… мы беседуем.
  — Вы подразумеваете, что в данный момент разговариваете с мистером Бейном? Он сейчас с вами?
  — Я с ним.
  — Где?
  — У него дома.
  — Дома у него? — недоверчиво переспросил адвокат.
  — Да.
  — И что же вы там делаете? Зачем вы туда поехали?
  — Как зачем? Собрать свои вещи. Когда полицейские забрали меня, у меня даже не было возможности упаковать личные вещи.
  — Давайте все выясним, — рассердился Мейсон. — Вы что, жили в доме у Бейна?
  — Разумеется. Дневная сиделка и я занимали комнату над гаражом.
  — Черт меня побери!
  — А что здесь такого удивительного, мистер Мейсон? У мистера Бейна столько в доме комнат, а…
  — Но вы мне не сказали об этом.
  — А вы меня об этом и не спрашивали.
  — И кто ухаживает сейчас за больной? — спросил он.
  — Та же самая дневная сиделка.
  — Я хочу сказать, кто дежурит ночью? Кто работает вместо вас?
  — На несколько дней они наняли временную сиделку, но она внезапно ушла. Меня попросили помочь, и я останусь до утра. Миссис Рикер заменит меня, пока упакую вещи.
  — Вы встречались с миссис Бейн и разговаривали с ней?
  — Разумеется. Элизабет Бейн и я стали настоящими друзьями. Она хочет, чтобы я по-прежнему работала у них. Хотя после всего случившегося я вряд ли останусь… Я вынуждена была, конечно, рассказать все об аресте, и как вы опрашивали… свидетелей, ну и все такое…
  — Вы имеете в виду, как я разбил в пух и прах ее мужа при перекрестном допросе?
  — Да.
  — А как она реагировала на это?
  — Она считает, что это прекрасно. Она захотела даже познакомиться с вами. Она… ну, я…
  — Вы хотите сказать, что вам что-то мешает говорить откровенно? — спросил Мейсон, когда она замялась и замолкла.
  — Да, совершенно верно. Мистер Бейн рядом, здесь же.
  — И вы хотите решить с ним вопрос полюбовно?
  — Надеюсь.
  — И потом вы вернетесь к нему на работу?
  — Не думаю. Сегодня ночью должны приехать родственники миссис Бейн. Они прилетают из Гонолулу. Так что она одна не останется. Она… хорошо, я расскажу об этом позднее. Я хотела бы спросить вас сейчас… то есть мистер Бейн хотел бы узнать… если бы вы назвали цену за свои услуги, то…
  — Если Натан Бейн готов заплатить за вас гонорар, то тогда вы должны мне пятьсот долларов, и мы поделим его пополам. Вы меня понимаете?
  — Да, подход у вас деловой, — ответила она довольно едко.
  — Если Бейн не заплатит гонорар, то тогда мы квиты, — уточнил адвокат. — Я выставляю счет только на один доллар.
  — Вы что, серьезно? — выдохнула она недоверчиво.
  — Вполне. Вы понимаете, что я сказал?
  — Да.
  — И на этом закончим, Нелли, — закруглил разговор Мейсон, — и постарайтесь понять еще одну вещь.
  — Какую, мистер Мейсон?
  — Я не буду защищать ваши интересы в отношении тех договоренностей, которые вы заключите с Бейном самостоятельно. Если вы с ним договоритесь, это ваше дело. В этом случае вам понадобится адвокат, который бы смог представлять ваши интересы в этой сделке.
  — И тогда я должна буду платить ему, не так ли?
  — Большинство адвокатов обожают, когда им платят, — не без ехидства заметил Мейсон. — Знаете, они ведь тоже должны зарабатывать себе на жизнь.
  — Ничего себе! — вдруг взорвалась она. — И с какой это стати я должна выкладывать половину своего гонорара? И правильно говорит мистер Бейн, что денежки ведь мои, кровные.
  — Он так и сказал?
  — Да. И еще он сказал, что я должна буду заплатить из своего собственного кармана.
  — Хорошо, — только и смог сказать Мейсон. — Поступайте, как считаете нужным.
  — Так я и поступлю, — заметила Нелли. — И мистер Мейсон, пожалуйста, чтобы не было никакого недоразумения между нами: вы не защищаете моих интересов в этом соглашении. Я просто стараюсь выяснить, сколько должна за услуги адвокату, но я не собираюсь выкладывать пятьсот долларов.
  — Не вы, — подчеркнул адвокат, — а Бейн.
  — Но почему он должен так много платить? Я считаю, что эта сумма слишком большая.
  — Ну а какая сумма, на ваш взгляд, нормальная?
  — Ну, скажем, не больше пятидесяти долларов. Вы же проработали всего полдня.
  — Понятно. Ну что ж, я уже объяснил вам, что если платите вы, то вы должны мне только доллар, если платит мистер Бейн, счет составляет пятьсот долларов.
  — Знаете, мистер Бейн платит мне и… ну, в общем, я подумаю, мистер Мейсон. Я сделаю так, как считаю нужным.
  — Уверен, — сказал адвокат, — что вы так и поступите. А теперь поставим точку над «i», Нелли. Между нами нет никаких взаимных обязательств. Я не ваш адвокат…
  — И вряд ли когда-нибудь будете, мистер Мейсон. За такие деньги! Слыханное ли дело — пятьсот долларов за полдня работы! Немыслимо! — И она с треском швырнула трубку.
  Адвокат потер ухо, повернулся к Делле Стрит.
  — Вот она, — вздохнул он, — человеческая благодарность. Я всегда говорил, Делла, что надо назначать гонорар, когда клиент больше всего добивается твоих услуг. Мисс Нелли Конуэй ныне полагает, что десять или пятнадцать долларов достаточная компенсация, а пятьдесят — слишком щедро. Давай, Делла, закрывай на ключ нашу контору и пошли по домам.
  Глава 7
  Когда на следующее утро Мейсон чуть позже десяти появился в офисе, Делла Стрит ехидно заметила:
  — Поздравляю вас, шеф!
  — День рождения или что-то вроде этого?
  — Вы опоздали на встречу с ней на пять минут. Так что принимайте поздравления.
  — С кем опоздал?
  — С вашей долларовой клиенткой.
  — Она что, решила извести меня?
  — Она звонила уже четыре раза в течение получаса. Я дала понять, что ожидаю вас около десяти. Она сказала, что позвонит ровно в десять, и это последний раз, так как больше воспользоваться этим телефоном она не сможет.
  — Ну и чего она хочет?
  — Она считает, что ей нужен будет адвокат.
  — А зачем?
  — Доверить столь важную информацию мне она не сочла нужным.
  — Ну а что ты ей ответила, Делла?
  — Ну а я ей довольно прозрачно намекнула, что она язва и отрава, у которой хватает наглости после всего случившегося беспокоить вас своими сумасшедшими просьбами, в общем, шеф, вы знаете, что я могу сказать в подобных случаях. Кроме того, я сказала ей, что вы слишком заняты в настоящий момент и вряд ли найдете даже пять минут, чтобы поговорить с ней, не говоря уже обо всем остальном, и предложила ей связаться с другим адвокатом, который менее занят и более доступен с точки зрения гонорара и прочего.
  — И что она?
  — Она все это молча выслушала и заявила тем не менее, что доверяет только вам и говорить будет только с вами.
  — Ну а в десять она звонила?
  — Секунда в секунду. Можно было проверять часы. Когда по радио раздался последний звуковой сигнал, она позвонила. Я сказала, что вы еще не пришли, и тут она начала заметно нервничать, но объяснить суть своего дела решительно отказалась.
  — Ну и бог с ней, позвонит еще раз, если очень нужно.
  — Я почему-то думаю, что она больше не позвонит.
  — Тогда мы потеряли шанс заработать еще один доллар! — широко улыбнулся адвокат. — Что там у нас еще?
  — Посетительница. Некая мисс Брэкстон.
  — Ну а она чего хочет?
  — Вы меня совсем затюкали со своими клиентами, — рассердилась Делла Стрит. — Приходят они, в конце концов, к вам и выкладывать свои проблемы желают только вам лично!
  — В таком случае, — распорядился Мейсон, — передай ей, что я не смогу ее принять. Пропади оно все пропадом! Я трачу кучу времени на людей, которым нужны рутинные юридические советы, вместо того чтобы заниматься настоящими делами. Уверен, что ей нужно составить брачный контракт или еще какую-нибудь пустяковую бумажку…
  — Вы должны принять ее, — прищурила со значением глаза Делла Стрит.
  — С какой это стати? — иронически хмыкнул Мейсон.
  Делла Стрит мягким движением рук очертила женскую фигуру.
  — Неужели такая? — усомнился Мейсон.
  — На таком огне мужчины сгорают, словно бабочки. Я думаю, что она та еще штучка.
  — Ну теперь, — засмеялся адвокат, — ты по-настоящему заинтриговала меня.
  — И еще мне кажется, — продолжила Делла Стрит, — что-то страшно ее заботит. Она сказала мне, что хотела бы поговорить только о сугубо личном и конфиденциально. Ждет вас с четверти десятого.
  — Делла, мне нравятся красивые женщины, которых что-то очень заботит. Сколько ей?
  — Скажем, двадцать три.
  — И что, действительно так красива и опасна?
  — Лицо, фигура, одежда, глаза, цвет волос, даже тончайший запах духов — словом, все, что сводит мужчин с ума. Взгляните на нашу Герти в приемной. Она так и сидит с открытым ртом, забыв о телефоне.
  — Ты меня убедила, — шутливо согласился Мейсон. — Мы примем мисс Брэкстон, но, если она окажется не на высоте твоей рекламы, я буду вынужден прибегнуть к суровым дисциплинарным мерам.
  — Сначала посмотрите на нее, — укоризненно заметила Делла. — Ну так как, займемся сначала почтой или все же?..
  — Нет-нет, займемся сначала красивыми женщинами. Давай ее сюда.
  — Не курить и пристегнуть ремни, — предупредила Делла Стрит. — Глубоко вздохнуть — она приближается.
  Делла Стрит величественной походкой вышла из кабинета и через несколько секунд появилась с молодой женщиной. Та вошла размашистой уверенной походкой, затем, увидев адвоката, внезапно замялась, но тут же взяла себя в руки и, подойдя к столу, холодно кивнула Мейсону. Она была именно такой, какой ее описала Делла.
  — Мистер Мейсон, — представила его Делла Стрит. — Мисс Брэкстон, мистер Мейсон.
  — Добрый день, — вежливо произнес адвокат. — Присаживайтесь, пожалуйста.
  — Благодарю вас.
  Широким шагом она пересекла комнату и, сев в большое кресло для посетителей, закинула ногу на ногу, изящным движением одернула платье и обратилась к адвокату:
  — Будьте любезны, расскажите, что все же происходит с моей сестрой? — Вопрос был задан напористо, а голос выдавал сильное внутреннее волнение.
  — Подождите минуточку, — сказал Мейсон, заметив ее стальной, гневный взгляд. — Я определенно незнаком с вашей сестрой, и я определенно не…
  — Элизабет Бейн — моя сестра. Натан Бейн, ее муж, пытается ее отравить. Какие меры в этой связи предприняты?
  — Еще раз — обождите. — Мейсон говорил медленно. — Вы нагромоздили несколько телег перед лошадью и начинаете не с того конца.
  — Мистер Мейсон, мне кажется, я никогда еще в жизни не была в таком состоянии, — пожаловалась мисс Брэкстон. — Извините меня, если может показаться, что я излишне возбуждена.
  — Давайте прямо к сути дела, — посоветовал адвокат, — только не выплескивайте весь гнев на меня.
  — Я пришла не для того, мистер Мейсон, чтобы сердиться на вас.
  — Так почему же вы пришли ко мне?
  — Хотела бы пригласить вас как адвоката. Мне кажется, что вы единственный, кто может разрешить эту проблему.
  — Какую проблему?
  — Какую проблему! — сердито воскликнула она. — Боже милосердный! Мистер Мейсон, вы так хладнокровно и безразлично произносите эти слова в то время, как моя сестра живет в земном аду, в то время, как над ней нависла смертельная угроза. Я вижу, что никто не желает как-то серьезно подумать над этим и сделать что-то для нее!
  — Вы располагаете достоверными фактами о том, что жизнь вашей сестры в опасности?
  — Мистер Мейсон, давайте посмотрим фактам в глаза. Моя сестра вышла замуж за человека, стоящего гораздо ниже ее как в социальном, так и в нравственном смысле. Она вышла замуж за хладнокровного бессердечного интригана, мерзкую гадину. Я, кажется, ясно выражаю свои мысли?
  — Вполне. Муж вашей сестры вам явно не нравится, и вы выражаете свою неприязнь достаточно определенно.
  — Не нравится — это слишком мягко сказано, — сердито возразила она. — Я постараюсь выразиться поточнее — я ненавижу землю, по которой он ходит.
  — Теперь еще понятнее.
  — Он женился на сестре, — продолжила она раздраженным тоном, — исключительно ради денег. Мы ее предупреждали, и, знаете, именно здесь мы совершили ошибку.
  — Кто мы? — остановил ее Мейсон.
  — Семья. Мы с ней сестры по отцу. У меня есть еще брат, и, знаете, нам нужно было бы отойти в сторону и дать ей самой разобраться во всем, а мы захотели образумить ее, и в результате возникла определенная напряженность между нами, которая запутала семейные отношения. До этого мы были так близки друг другу, словно настоящие брат и сестры, а сейчас, сейчас все по-другому. Не то чтобы мы стали чужими — мы как-то отдалились друг от друга.
  — И что же вы хотите от меня? — задал вопрос адвокат. — Меня уже нанимали по одному делу, связанному с семейными проблемами Натана Бейна.
  Она откинулась назад и засмеялась. Мейсон удивился.
  — Извините меня, — она перестала смеяться, — но я слышала, как Натан жаловался, что вы с ним сотворили в суде. Никогда в жизни я так не смеялась. Эта напыщенная, самоуверенная, тщеславная, эгоцентричная, эгоистическая, себялюбивая гадина! И вы его разделали в пух и прах. Это была настоящая работа. О, сколько бы я отдала, чтобы оказаться там!
  — Обо всем этом вы узнали от него?
  — От него и от Нелли Конуэй, дежурной сиделки.
  — Вы и с ней говорили?
  — И с ней тоже.
  — Я был весьма удивлен, узнав, что она вернулась в дом.
  — Это, конечно, Натан постарался. Его, кстати, можно легко запугать. К тому же Нелли Конуэй тоже, как говорится, не промах и знает, как воспользоваться сложившейся ситуацией.
  — Что вы имеете в виду?
  — Ну как же. Она его наказала, и вы помогли ей в этом.
  — Давайте-ка все же уточним все по порядку, — заметил адвокат. — Прежде всего я хотел бы знать, что вы от меня хотите…
  — Странно, мистер Мейсон. Я что, разве неясно выразилась? Речь идет не обо мне, а о моей сестре.
  — Элизабет Бейн.
  — Совершенно верно.
  — А чем я ей могу быть полезен?
  — Она хочет, чтобы вы представляли ее интересы.
  — И что же я должен буду делать?
  — Многое.
  — И все же?
  — Видите ли, именно сейчас Элизабет увидела своего мужа без прикрас, таким, каков он есть. Человека, который пытался убить ее, и не один раз. Причем делал это не импульсивно, под влиянием минуты, а расчетливо и методично. Бог мой, сколько пережила эта девочка и сколько раз она была одной ногой в могиле! Все эти недомогания, пищевые отравления, все, что она считала расстройством желудка, — все это были попытки Натана избавиться от нее.
  — Вы сказали — не один раз? — Глаза Мейсона сузились.
  — Совершенно верно. Все эти годы она жила в сущем аду. А эта катастрофа — тоже, кстати, дело рук Натана — окончательно добила ее. Она даже сейчас не подозревает, что после аварии функции позвоночника у нее окончательно нарушены и никогда не восстановятся. Она живет слабой надеждой, что после реабилитационного периода ее прооперируют и удалят осколки из спинного мозга, после чего она опять сможет ходить.
  — Но она не будет?
  Мисс Брэкстон медленно покачала головой. У нее на глазах появились слезы. Она с трудом проговорила:
  — Никогда.
  — А как произошла эта авария? — спросил адвокат.
  — Натан утверждает, что неожиданно отказали тормоза на спуске и что он пытался всеми силами затормозить, но безуспешно, и когда понял, что не сможет, то крикнул жене, чтобы она выпрыгивала из машины. Все это ложь! Он все рассчитал до мелочей, и в живых она осталась буквально чудом. Я специально ездила на место происшествия и все разузнала. Когда он крикнул Элизабет прыгать, колеса машины с ее стороны зависли над пропастью, и если бы она прыгнула, то неминуемо бы погибла. Кстати, он крикнул ей прыгать, когда сам уже открыл дверь со своей стороны. Он попросту сознательно бросил ее на произвол судьбы, надеясь, что она живой из этой передряги уже не выберется. Но случилось неожиданное: как ни была напугана Элизабет, у нее хватило выдержки дотянуться до руля и попробовать вывернуть машину на дорогу. Увидев, что это ей не удается, она направила машину на насыпь и, проскочив ее, упала в боковой ров с пятиметровой высоты. Это чудо, что она осталась жива в такой ситуации. Тогда-то ей и повредило позвоночник.
  — А тормоза действительно были неисправны?
  — Тормоза, к сожалению, не проверяли, — вздохнула мисс Брэкстон. — Но все это легко подстроить. Ему достаточно было пережать тормозной шланг и вывести таким образом на время всю тормозную систему. В нужный момент, когда начался крутой спуск, он это и сделал.
  — Никто не осматривал машину сразу же после аварии?
  — А вы как думаете?
  — Я вас спрашиваю.
  — А какие у полиции были на это основания? Жена без сознания, контужена, с поврежденным спинным мозгом. Подъехала «Скорая помощь» и быстренько увезла ее в больницу. Пока врачи боролись за ее жизнь, наш милый Натан не мешкая вернулся с аварийной машиной на место происшествия узнать, можно ли спасти автомобиль. Они смогли поднять его лебедкой, перенести на шоссе и отбуксировать в сторону. Пока аварийная служба возилась со своей лебедкой, у Натана была масса времени спокойно, не спеша уничтожить все улики…
  — Иными словами, полицию не вызывали?
  — Дорожный патруль бегло осмотрел место происшествия, и на этом все закончилось. Не думаю, что кто-то был там, кроме Натана и аварийной команды.
  — И что же дальше? — спросил адвокат.
  — Мистер Мейсон, давайте не будем играть в прятки. Нелли Конуэй рассказала мне все сегодня утром, и я до сих пор не могу в себя прийти. Подумать только, это может случиться в любую минуту. Одним словом, мы пришли к вам за помощью. Действовать нужно сейчас, иначе будет поздно.
  — Разговаривали ли вы об этом с Натаном Бейном?
  — Нет, я ему не сказала ни словечка. О вас я услышала от Нелли Конуэй и решила — именно такой адвокат нужен моей сестре. Она пожелала составить завещание, в котором не собирается оставлять ему ни цента, и она хочет одновременно начать бракоразводный процесс. Она ненавидит землю, по которой он ходит, она хочет вышвырнуть его из дома.
  — А вы поставили Натана Бейна в известность об этом?
  — Нет, мистер Мейсон. Хотелось бы, чтобы вы сообщили ему.
  — Я?
  — Верно. Я предлагаю вам переговорить с моей сестрой. Она даст вам инструкции, что предпринять, а затем я хочу, чтобы вы встретились с Натаном Бейном и сообщили ему, что его час пробил, порекомендовали бы ему упаковать вещи и убраться из дома.
  — Кому принадлежит дом?
  — Моей сестре. Она всем там владеет.
  — Дело Натана не приносит прибыли?
  — Мне кажется, что оно вполне прибыльно, — холодно заметила она, — но ничего нельзя понять ни из его бухгалтерских книг, ни из того, что он рассказывает.
  — Что вы под этим подразумеваете?
  — Повсюду, где можно, он расплачивается и получает наличными. Кладет доллары в карман, и никто не знает, сколько их у него и сколько он зарабатывает. Он никому не доверяет и не особенно стремится уплатить подоходный налог. Более скрытного и хитрого человека я не встречала.
  — Разве вам не кажется, — задумчиво произнес адвокат, — что было бы лучшей тактикой для вашей сестры пригласить его и заявить, что с ее стороны все кончено, она желает, чтобы он ушел, и что она намерена начать бракоразводный процесс, и?..
  — Нет, мистер Мейсон, мне кажется, что дело все же следует решать именно таким образом. Элизабет просто ненавидит даже его тень. Когда она подумает о нем, то сразу же впадает в истерику. Вспомните, она нездорова и принимает столько успокоительных лекарств, они-то и влияют на нервную систему. Она хочет, чтобы он раз и навсегда исчез из ее жизни, и не хочет видеть его даже мельком.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — если она так желает.
  — Вы займетесь этим делом?
  — Не вижу причин, почему бы нет.
  — Я поставила Элизабет в известность, — мисс Брэкстон открыла сумочку, — что отправляюсь к вам и все расскажу, и если вы сделаете все, что она желает, и скажете Бейну, что тот должен убраться, тогда она сможет освободиться от своих страхов. Элизабет поручила мне предложить вам этот аванс.
  Она вручила Мейсону банковский чек на пятьсот долларов с сегодняшней датой для выплаты в банке «Фармэрс энд меканикс нэшнл». Чек был выписан на имя Перри Мейсона, адвоката Элизабет Бейн, и подписан дрожащей рукой Элизабет Бейн.
  — Это аванс? — осведомился адвокат.
  — Правильно.
  — И что же конкретно миссис Бейн предлагает мне делать?
  — Вы начали весьма изящно, разоблачив ее мужа. Просто надо продолжать эту работу. Вышвырнуть из дома и показать ему, что он не может рассчитывать даже на цент из ее собственности.
  — Ваша сводная сестра поручила вам передать этот чек. Но инструкции я должен получить от нее лично.
  — Само собой разумеется.
  — И должен остаться наедине с ней, чтобы установить, не было ли какого-либо…
  — Незаконного давления, мистер Мейсон?
  — Именно так, если вам угодно.
  — Пожалуйста, пойдите и поговорите с ней.
  — Договорились.
  — Мистер Мейсон, а тем временем, — обратилась она к нему, — мне хотелось бы узнать ваше мнение об этом документе, вернее, Элизабет хотела бы его знать.
  Мисс Брэкстон раскрыла сумочку, вынула из нее листок бумаги, на котором той же дрожащей рукой были написаны дата и нижеследующие слова:
  
  «Я, Элизабет Бейн, зная, что мой муж несколько раз пытался убить меня, потеряв доверие и любовь к нему, заявляю об этой моей последней воле в завещании, оставляя все, чем я владею, моей любимой сводной сестре Виктории Брэкстон и моему любимому сводному брату Джеймсу Брэкстону в равных паях с пониманием того, что они сообща будут владеть моей собственностью».
  
  Мейсон насмешливо оглядел со всех сторон листок бумаги и спросил:
  — Так что же вы желаете узнать?
  — Оно имеет силу?
  — Это зависит от многих факторов, — осторожно заметил адвокат.
  — Ну, боже мой, вы адвокат или нет?
  — Адвокат.
  — И вы не можете определить, имеет оно силу или нет?
  Мейсон заулыбался и отрицательно покачал головой.
  — Почему нет?
  — Для начала, — сказал Мейсон, — вы должны рассказать мне кое-что об обстоятельствах, при которых это завещание было составлено.
  — Ну, я не думаю, что все это так уж важно, мистер Мейсон. Как вы заметили, оно датировано сегодняшним днем. Элизабет прошлую ночь спала замечательно. Одна, кстати, из немногих хороших ночей у бедняжки. Мне кажется, это было еще из-за того, что она узнала, что мы придем. Итак, мистер Мейсон, проснувшись утром, около пяти часов, она распорядилась, чтобы я повстречалась с вами и передала вам этот аванс. Она проинструктировала меня, чтобы вы составили завещание, в котором была бы зафиксирована ее последняя воля, с тем чтобы Натан Бейн не мог воспользоваться ее смертью. И потом, она… ну, я не знаю… полагаю, возможно… поскольку она много читала и…
  — Что же вы хотите сказать? — прервал ее Мейсон.
  — Понимаете, в кинокартинах, на экранах телевизоров и в детективных рассказах… ну, короче, везде человек, который намеревается преступным образом завладеть наследством… короче, самое опасное время, как вы знаете, это промежуток, когда адвокат готовит завещание. Поэтому Элизабет переговорила со мной и решила, что если она составит завещание и напишет собственноручно, как она хочет поступить со своей собственностью, то это поможет делу. Ну как, сейчас все понятно?
  — Понятно, — сказал Мейсон, — до известного предела.
  — Что вы под этим подразумеваете?
  — В нашем штате, и не забудьте, я говорю сейчас только о штате Калифорния, завещание имеет силу, если оно составлено завещателем, имеет дату и подписано рукой завещателя. Итак, нужны три составные части — дата, само завещание и подпись, причем все они должны быть выполнены рукой завещателя.
  Мисс Брэкстон понимающе кивнула головой.
  — Теперь, — продолжил Мейсон, — вы, наверное, обратили внимание, что в обычном понимании слова ваша сестра не подписала это завещание.
  — Но она собственноручно написала и имя и фамилию — Элизабет Бейн.
  — Она написала свою фамилию, представляя себя. Другими словами, возникает вопрос, являются ли слова «Элизабет Бейн» в том виде, в каком они присутствуют в завещании, собственноручной подписью завещателя или носят только описательный характер?
  — А что, это так важно, где в завещании поставлена фамилия?
  — С точки зрения закона нет, — ответил адвокат, — при условии, что в суде можно будет точно установить, что завещатель, надписывая фамилию, подразумевал ее как подпись.
  — Ну, скажем, это и имела в виду Элизабет.
  Мейсон улыбнулся и покачал головой.
  — Встречалось несколько весьма интересных дел, — сказал адвокат, — где этот вопрос был поднят. Я не могу с ходу процитировать, но были дела, где подобные завещания представлялись для утверждения и всегда возникал вопрос, было ли использование фамилии завещателя как описательное или как подпись. К тому же вы, наверное, обратили внимание на одну весьма особенную деталь.
  — Какую?
  — В конце, — указал Мейсон, — нет последней точки.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — После слова «собственности» нет логического окончания.
  — Ну, вы это уже слишком! Вы хотите сказать, что маленькая точка в одну десятую булавочной головки на бумажном листе должна…
  — Я хочу, чтобы вы ясно представляли себе всю сложность этой ситуации, — прервал ее Мейсон. — Есть где-то дело… подождите минутку, может быть, я найду его.
  Он прошел к полке, заставленной книгами, снял одну из них, пролистал несколько страниц и затем углубился в чтение.
  Мисс Брэкстон обратилась к нему со словами:
  — Ладно, мистер Мейсон, в конце концов, это все не так важно. Это все лишь… ну, скажем, временно. Элизабет написала его, чтобы успокоить нервы. Ей казалось, что если бы Натан знал, что его уже лишили наследства, то он бы смирился и не стал бы прибегать в последнюю минуту к крайней попытке.
  — Вы считаете, что в этом случае он не попытался бы убить ее?
  — Именно так.
  — С юридической точки зрения, — Мейсон взглянул на книгу, — это самый интересный вопрос.
  — Знаете, — промолвила мисс Брэкстон, — я слышала много технических терминов, но, если вы хотите убедить меня, что эта крошечная точка на бумаге может поставить под сомнение законность завещания, я скажу, что все вы, адвокаты, превращаетесь в буквоедов.
  — Дело в том, — сказал Мейсон, — что речь идет о выявлении подлинного намерения завещателя. Другими словами, когда ваша сестра заканчивала документ, считала ли она, что это было полным и окончательным завещанием, или все же она начала составлять завещание, и затем что-то заставило ее прерваться, и она так и не закончила эту работу?
  — О, я понимаю, куда вы сейчас клоните.
  — Например, — продолжил адвокат, — если вас интересуют юридические обоснования по подобным делам, возьмите нашумевшее дело о наследстве — дело Кинни (второе издание сборника судебных актов «Пасифик», том 104, страница 782), где признано, что фамилия завещателя, находящаяся только в начале завещания, — это достаточный признак для его представления к утверждению, даже если нет подтвердительного указания на то, что подобное расположение фамилии завещателя является его подписью. А теперь возьмем недавнее дело о наследстве Камински (там же, том 115, страница 21), где также признано, что фамилия завещателя в начале заявленного, собственноручно написанного завещания представляет собой достаточную подпись, в которой сосредоточено полное завещательное выражение его последнего желания. А теперь возьмем, к примеру, дело о наследстве Бомэна (там же, том 300, страница 62), где было признано, что во всех подобных делах текст всего завещания должен быть внимательно изучен и проанализирован, с тем чтобы установить, предназначался ли он для полного и законченного завещания. Последние слова, обрыв в конце завещания и даже заключительная пунктуация должны быть исследованы с целью установления того, имел ли в виду автор завещания рассматривать его фамилию, поставленную в начале завещания, в качестве подписи, или же он просто действовал описательно. Итак, обратите, пожалуйста, внимание, что завещание вашей сестры включает следующие весьма произвольно трактуемые заключительные слова: «…с пониманием, что они сообща будут владеть моей собственностью». Завещатель в данном контексте мог бы свободно подразумевать «…при условии нижеследующей доверенности» или «используемой в целях…» и так далее…
  — Ничего подобного она не подразумевала, — прервала его мисс Брэкстон. — Она просто имела в виду, что понимать это завещание следует так, что мы с братом должны получить всю ее собственность и чтобы Натан Бейн не имел никакой возможности…
  — Я вполне согласен с вашей трактовкой, — сказал адвокат, — но вы вручили мне этот листок бумаги, попросили разъяснить его юридическую ценность, и я стараюсь изо всех сил квалифицированно ответить вам.
  — Знаете, мистер Мейсон, — улыбнулась мисс Брэкстон, — я думаю, здесь не будет большой разницы, если вы сами составите юридически безукоризненное завещание с привлечением свидетелей и все такое прочее. Вы можете сейчас уйти из офиса?
  — Как вам будет угодно.
  — Тогда давайте отправимся к нам, и чем быстрее, тем лучше. Вы должны будете подготовить завещание в соответствии вот с этим документом, с тем чтобы она могла подписать и…
  — Возможно, это не самый лучший способ, — прервал Мейсон.
  — Почему не лучший?
  — Я еще не переговорил с вашей сестрой.
  — Мистер Мейсон, не забывайте о том, что я представляю ее интересы. Она специально прислала меня сюда передать вам, что надо делать, и вручила мне этот чек в качестве вашего аванса.
  — В этом случае Натан Бейн, — адвокат кивнул и улыбнулся, — может спокойно опротестовать это завещание. Он может предъявить иск, что с вашей стороны на нее оказывалось незаконное влияние.
  — Боже мой, ну мистер Мейсон, не слишком ли мы усложняем ситуацию? В конце концов, завещание не должно было бы… ну ведь завещание до смерти Элизабет не будет известно, а теперь, когда Джим и я здесь, она, слава богу, не умрет; и если вы сможете вышвырнуть Натана Бейна из дома сейчас, это будет лишь один шанс из тысячи, что…
  — Адвокату платят именно за то, чтобы просчитывать все возможные вероятности, — нравоучительно заметил Мейсон.
  — Мистер Мейсон, а это что, очень серьезное препятствие?
  Мейсон кивнул.
  — А где выход?
  — Я захвачу с собой свою секретаршу, Деллу Стрит. У нее портативная пишущая машинка, и как только ваша сестра подтвердит, что желает подготовить завещание, моя секретарша отпечатает его, вызовет двух абсолютно незаинтересованных свидетелей, которые…
  — Откуда мы возьмем двух свидетелей? — прервала его мисс Брэкстон.
  — Мисс Стрит может подписать в качестве свидетеля, а я стану вторым свидетелем.
  — О, это будет прекрасно. — Лицо ее осветила улыбка. — Именно так и надо сделать. Когда же вы сможете отправиться, мистер Мейсон?
  — Учитывая обстоятельства, я могу освободиться в… скажем, дайте мне подумать, в два часа пополудни?
  — Мистер Мейсон, а вы не можете приехать в полдвенадцатого? За это время я могла бы вернуться домой, сообщить Элизабет, что вы приедете, и дать ей время привести немного себя в порядок. В конце концов, женщина всегда желает выглядеть в лучшем виде, и, вы знаете, волосы у нее сейчас в жутком состоянии!.. Они не уделяли ей того настоящего внимания, какое только мать или сестра могут проявить… знаете, эти небольшие знаки любви и поддержки.
  — Хорошо, в полдвенадцатого, — согласился адвокат, — я там буду…
  Резко зазвонил телефон. Делла Стрит подняла трубку:
  — Алло… Кто говорит? Кого? Викки Брэкстон?.. Минуточку, пожалуйста… Кто-то хочет переговорить с вами, — повернулась она к мисс Брэкстон, — и говорит, что это очень важно.
  — И там сказали «Викки»? — осведомилась она.
  — Да.
  — Боже мой, я ничего не понимаю. Никто в городе не знает, что я здесь нахожусь, и только самые близкие и члены нашей семьи называют меня Викки. Почему меня… я ничего не понимаю.
  — Знаете, лучше самой взять трубку, — предложила Делла Стрит, — и выяснить, кто же это спрашивает. Так в любом случае будет лучше.
  — Минуточку, — снова сказала Делла в трубку, когда из нее послышался раздраженный шум. — Что вы хотите?.. О, конечно, я передам ей. Это ваш брат Джим.
  — Алло, Джим, — Виктория Брэкстон взяла телефонную трубку. — Это Викки. В чем дело?.. Что?.. Не может быть! О боже!.. Ты уверен?.. Отправляюсь домой немедленно…
  Она швырнула трубку, обернулась к Мейсону:
  — Как я боялась, так оно и случилось! Элизабет при смерти. Они всех обзвонили, пытаясь разыскать меня. Джим, мой брат, случайно вспомнил… Мне нужно идти.
  Она пошла к выходу, но, заметив другую дверь — в коридор, свернула, схватилась за ручку, рывком отворила дверь и пулей выскочила из комнаты. Бросив взгляд на Деллу Стрит, Мейсон запустил в смущении руки в свою густую волнистую шевелюру.
  — Хорошенькое дельце, ничего не скажешь!
  — Шеф, у вас будет законное основание вышвырнуть меня, если я когда-либо упомяну о бане, самой жуткой в вашей жизни бане, в которую вас засунули, — сказала она, намекая на созвучие этого слова с фамилией Натана Бейна.
  — Распотрошу, четвертую! — с шутливой свирепостью рявкнул он, видя, как Делла Стрит приняла оборонительную стойку. — А где это злополучное завещание?
  — Она тут же сграбастала его, засунула в сумку и умчалась на всех парах.
  — Этот документ, Делла, — задумчиво произнес Мейсон, — в будущем может стать чрезвычайно важным.
  — Вы думаете, если миссис Бейн действительно при смерти, то существует возможность…
  — Какая-то необычность последнего предложения этого завещания, отсутствие какой-либо завершающей пунктуации…
  — Следующий раз, шеф, бьюсь об заклад, — Делла Стрит цинично усмехнулась, — в конце предложения будет поставлена точка.
  — Нет, Делла, — он поджал губы, — не думаю, что я стану заключать пари, хотя полагаю, что ты права. В этом случае я окажусь в весьма щекотливом положении. С одной стороны, я буду обязан уважать секреты клиента, а с другой, как адвокат, дающий присягу в суде, я… Позвони Полу Дрейку и передай ему, что мне нужна полная информация о том, что происходит в доме Бейна, и нужна она мне немедленно. Передай ему также, что мне не особенно важно, как он ее получит… Кстати, последний звонок Нелли Конуэй был в десять часов утра?
  — Секунда в секунду, — подтвердила она.
  — И она сказала, что не сможет после этого позвонить?
  — Точно.
  — А это, — медленно проговорил адвокат, — чрезвычайно интересно. Запомни также, что мисс Брэкстон заявила, что никто не знал, что она здесь была. А это может означать, что ее братец ничего не знал о намерении Элизабет Бейн нанять меня и ничего об этом довольно загадочном завещании.
  — Можно также предположить, — кивнула Делла, — что сеть интриг и махинаций вокруг этого дела становится все гуще и все более непроницаемой?
  — Похоже на тот соус, который я как-то пытался сотворить на охоте по одному рецепту. Вначале он был довольно жиденьким, а потом так загустел и затвердел, что все назвали его пудингом.
  Глава 8
  В 11.15 позвонил Пол Дрейк:
  — Хэлло, Перри. Я на станции обслуживания, в двух шагах от дома Бейна. Элизабет Бейн умерла примерно десять минут назад, если верить информации, полученной мною от сплетницы-соседки, болтавшейся у черного хода в дом Бейнов.
  — Причина смерти? — коротко осведомился Мейсон.
  — Судя по всему — отравление мышьяком. Врачи поставили диагноз — мышьяковое отравление — еще полдесятого сегодня утром и старались спасти ее. Симптомы отравления появились еще до девяти. Она была слишком слаба, и поэтому перевезти ее в больницу они не рискнули.
  — А может, это самоубийство? — задал вопрос адвокат.
  — Дом кишит полицейскими из отдела по расследованию убийств, — сказал Дрейк. — Ваш друг сержант Голкомб шастает повсюду.
  Мейсон задумался, потом сказал в трубку:
  — Пол, есть работа для тебя.
  — Какая?
  — Нужно иметь не только всю конфиденциальную информацию о смерти Элизабет Бейн, но и прошерстить все аэропорты. Мне нужно знать, какие самолеты сегодня утром вылетели после десяти. И мне нужно это очень быстро.
  — О’кей, я-то могу проверить это быстро, довольно быстро, — заметил Дрейк. — Хотя ты сам мог бы узнать, обзвонив аэропорты…
  — Пол, но это только половина дела, — прервал его ворчание Мейсон. — Когда узнаешь о самолетах, получи словесное описание каждой улетевшей женщины. Я особенно заинтересован в девице с вытянутым лицом, выглядит как мышка, она может подписаться в списке пассажиров инициалами Н.К., то есть имя начинается с Н, а фамилия — с К. Мне нужна эта информация как можно быстрее, так быстро, что ты себе не представляешь. Сможешь?
  — Может, через час.
  — Постарайся побыстрее, — попросил Мейсон. — Если сможешь, то через четверть часа. Я буду ждать здесь, у телефона. Как только что-то узнаешь, звони мне.
  Мейсон повесил трубку и начал мерить шагами кабинет.
  — В чем дело? — спросила Делла Стрит.
  — Возможно, около девяти или немного раньше этим утром, — размышлял вслух адвокат, — у Элизабет Бейн внезапно начались желудочные схватки. К полдесятому они установили диагноз — отравление мышьяком. Она умерла примерно пятнадцать минут назад.
  — Ну и что? — Делла Стрит пожала плечами.
  — А то, что Нелли Конуэй вне себя от волнения пыталась связаться со мной все утро, но у нее был предельный срок — десять часов. После десяти она не могла звонить. Это был, судя по всему, последний срок, когда она имела возможность подойти к телефону.
  — Думаете, она куда-то улетела?
  — Да, она в самолете, — уверенно сказал адвокат, — и будем надеяться, что у нее хватило здравого смысла улететь под собственным именем. Если нет, то, по-видимому, на багаже у нее инициалы Н.К., и она могла под инициалы подобрать себе другую фамилию.
  — А если Элизабет Бейн не покончила самоубийством, а была все же отравлена? — спросила Делла Стрит.
  — Тогда, — заметил Мейсон, встав в свою обычную позу адвоката, выступающего перед жюри присяжных в суде, — принимая во внимание тот факт, что в моем распоряжении были определенные таблетки, переданные мне Нелли Конуэй, которая заявила мне, что Натан Бейн пытался подкупить ее, с тем чтобы она вручила упомянутые таблетки его жене Элизабет Бейн, а также имея в виду, что я собственноручно вернул эти таблетки Нелли Конуэй…
  — Но ведь они оказались простым аспирином, — напомнила Делла Стрит.
  — Нет, дорогая Делла, лишь одна из четырех таблеток оказалась аспирином, — вздохнул сокрушенно Мейсон. — Что же касается других таблеток, то любой суд… Поделом мне, Делла! Как только адвокат начинает смотреть на свою работу как на рутинную, перестает мыслить нестандартно и замыкается в банальных истинах, он обречен на провал. Узнай-ка домашний телефон Натана Бейна, позвони туда и, если сержант Голкомб еще там, позови его к телефону. Я бы хотел с ним поговорить.
  — Вы же знаете, Нелли оставила нам номер телефона Бейнов, — сказала Делла Стрит, — минутку, я сейчас найду его. Ага, вот он: В-6-9841.
  — Прекрасно, — сказал адвокат. — Соедини меня с Голкомбом.
  — Герти, — Делла Стрит подняла трубку и обратилась к телефонистке, — наберите В-6-9841 и попросите позвать сержанта Голкомба. Это важно. Он на подходе, шеф, — сказала она через несколько секунд, передавая трубку Мейсону.
  Адвокат сразу же услышал в трубке знакомый грубоватый голос:
  — Алло. Говорит Голкомб. Кто это?
  — Перри Мейсон.
  — А, Мейсон. Как вы узнали, что я здесь?
  — Я разыскивал вас.
  — Хорошо, в чем дело?
  — Если вы помните, сержант, — начал Мейсон, — известная вам Нелли Конуэй посетила не так давно мой офис и сделала довольно-таки необычное заявление о том, что ее работодатель, мистер Бейн, пытался вручить через нее какие-то таблетки своей жене Элизабет Бейн, ныне, как я полагаю, покойной, и что эти таблетки, по ее мнению, содержали яд. Я рассказывал вам об этом.
  — Так, ну и что дальше? — проворчал Голкомб.
  — Чтобы проверить ее версию, — продолжил Мейсон, — я подверг анализу одну из таблеток. Она, как выяснилось, содержала обыкновенный аспирин. Я считаю своим долгом в сложившейся ситуации поставить вас об этом в известность.
  В трубке воцарилось долгое молчание.
  — Вы у телефона? — нетерпеливо переспросил адвокат.
  — Да, — раздалось в ответ.
  — Итак?
  — Я не припоминаю о беседе такого рода! — рубанул сержант Голкомб и повесил трубку.
  Мейсон недоуменно повертел трубку, затем опустил ее на место.
  — Он что, бросил трубку? — поинтересовалась Делла Стрит.
  Адвокат кивнул, лицо его побелело от гнева.
  — Не сдерживайте себя, шеф, — усмехнулась она. — Я уже не раз слышала подобные слова, и если мне суждено вновь услышать их, то лучше услышать на этот раз из ваших уст.
  Он отрицательно покачал головой.
  — Да вы не стесняйтесь!
  — Черт с ним, Делла. Не могу позволить себе выходить из себя. Мне нужно все хорошенько обдумать.
  — Но, шеф, я ведь слушала вашу беседу с Голкомбом. Вы ведь ясно сказали ему, что…
  — Случись что, твои показания вряд ли сочтут убедительными, — заметил Мейсон. — К тому же ты не слышала, что он мне ответил.
  — Интересно, что же он все-таки надумал, а? — поинтересовалась она.
  — Я думаю, мы очень скоро об этом узнаем, — кисло заметил Мейсон. — Меня волнует другое: почему он не стал говорить со мной дальше в надежде выведать еще что-нибудь, а резко бросил трубку. Как ты думаешь?
  — Не знаю. Хотя жалко, что он бросил трубку. На вашем месте я взяла бы да так и обложила его за эту подлость. Страж закона, называется! Пускай это звучит не по-женски, но в данном случае я выражаю мнение от имени половины нашего коллектива.
  — Нет, Делла, это не выход, — покачал головой Мейсон. — Хороший адвокат всегда должен помнить одну вещь — никогда не выходи из себя, если кто-то не заплатил тебе за это.
  — Но ведь это трудно себе представить, что блюститель порядка и законности преднамеренно лжет! Неужели он действительно способен на это?
  — Я думаю, что он-то как раз способен на это, — задумчиво произнес Мейсон, глядя в одну точку. — Лейтенант Трэгг тоже не подарок, но он справедлив и никогда не позволил бы себе такого. Нужно было, конечно, тогда проявить настойчивость и связаться с ним, но вся эта история, рассказанная Нелли Конуэй, выглядела настолько маловероятной, что я, не подумав, выложил ее этому Голкомбу и в результате попал как кур в ощип. У меня такое ощущение, будто меня засунули в горячую воду, а сейчас кто-то туда усиленно доливает кипяток и глядит, как я корчусь.
  Он стал мерить комнату шагами. Делла Стрит хотела было что-то сказать, но передумала, не сводя тревожного взгляда со своего шефа. В этот момент раздался телефонный звонок. В трубке послышался знакомый глуховатый говорок Пола Дрейка:
  — Хэлло, Делла. Скажи своему шефу, что я все разузнал.
  — Это Дрейк? — Мейсон резко вскочил.
  Делла Стрит кивнула.
  — Что он узнал?
  — Говорите, Пол. Он рядом и вне себя от нетерпения.
  — Рейс в 10.15 на Новый Орлеан, — затараторил Дрейк. — Женщина, подпадающая под описание особы, которую ищет Мейсон, зарегистрировалась под фамилией Карсон, Нора Карсон.
  Делла Стрит повторила информацию Перри Мейсону. Тот тремя крупными прыжками пересек кабинет, схватил телефонную трубку и закричал:
  — Пол, свяжись в Новом Орлеане с любым своим коллегой! Мне нужны четыре детектива, работа по сменам. Нору Карсон не выпускать из вида, как только она сойдет с самолета. Следить за ней постоянно, знать все о каждой ее минуте, и мне плевать, сколько это стоит. Хочу знать о всех ее передвижениях, с кем она встречается, что и когда делает. Затем позвони в гостиницу «Рузвельт» и зарезервируй два номера на свое имя. Сообщи им, что прибудет Пол Дрейк и сопровождающее лицо. Делла Стрит достанет нам билеты на ближайший рейс в Новый Орлеан. Скажешь своим ребятам-детективам докладывать нам в «Рузвельт». А сейчас прыгай в свой автомобиль и быстренько давай к нам, ибо мы улетаем на первом же самолете, а я не знаю расписания…
  — Есть один в 13.15, — сообщил Пол Дрейк, — но мы наверняка на него не успеем. Мы…
  — Как это не успеем? — взорвался Мейсон. — Езжай в аэропорт. Встретимся там.
  Глава 9
  Через два часа Мейсон и Пол Дрейк устроились в гостинице «Рузвельт» в Новом Орлеане, и представитель детективного агентства, связанного с Дрейком, докладывал ситуацию.
  — Мы установили эту особу, — сообщил он. — Она сняла квартиру в старом Французском квартале, которая уже была приготовлена для нее. Договор был подписан мужчиной из вашего города, неким Натаном Бейном. Знаете его?
  Мейсон и Дрейк взглянули друг на друга. Адвокат сказал:
  — Продолжайте.
  — Договор о найме квартиры был заключен около месяца назад, и Бейн снял ее на шесть месяцев.
  — Что это за квартира? — осведомился Мейсон.
  — Такая, как и все во Французском квартале. Старый район, наверное, один из первых в Новом Орлеане. Очаровательное место. Привлекает как туристов, так и местных жителей, особенно тех, кто обожает высокие потолки и низкие цены. Справедливости ради нужно сказать, что там не все такое уж ветхое и многие здания довольно удачно отремонтированы.
  — Когда Бейн подписывал аренду, он что-нибудь говорил, кто должен поселиться в квартире?
  — Нет, он просто заключил договор.
  — Как он оплатил аренду? — спросил Мейсон. — Чеком?
  — Нет. Но и не наличными. Как ни странно, но он оплатил аренду простым почтовым переводом.
  — Девушка уже устроилась?
  — Уже. Проживает под фамилией Карсон, Нора Карсон, и денег у нее целая куча.
  — Сколько?
  — Не знаю. Но в сумочке у нее пачки долларов, большие пачки. Она отправилась сразу же после прилета пообедать во французский ресторан и хотела расплатиться стодолларовой бумажкой. Ей не смогли разменять ее, и, когда она заявила, что купюр меньшего достоинства у нее нет, возникла небольшая суматоха. Когда она принялась искать у себя в сумочке, метрдотель ресторана ненароком бросил взгляд в нее и увидел там большие пачки денег. Он подумал, что она врет и просто хочет сбыть фальшивую ассигнацию, и отказался брать у нее эту сотню. В конце концов она уговорила его взять сотенную бумажку как залог, зашла в ближайший банк, разменяла там деньги и вернулась назад минут через двадцать с кучей мелких купюр.
  Адвокат замолчал, раздумывая над полученной информацией, а затем спросил:
  — Что-нибудь еще?
  — Да. В соответствии с инструкциями мы все время не спускали с нее глаз.
  — Она заметила, что за ней следят?
  — По-видимому, нет. Она ходит так, как будто уже давно здесь. Чувствуется, что она мало обращает внимания на прохожих.
  — Хорошо. Чем она здесь занимается?
  — Ничем. Гуляет по улицам, рассматривает витрины, достопримечательности.
  — Она хоть чем-то дала понять, зачем она сюда прилетела?
  — Ничем.
  — Дом в этом Французском квартале большой? — осведомился Мейсон.
  — Не очень. Узкий трехэтажный особняк, по две квартиры на этаже. На первом этаже — кондитерский магазин, ваша особа и еще одна женщина — на втором, на третьем — холостяк и еще одна свободная квартира.
  — Кто занимает вторую квартиру на втором этаже? — попросил уточнить Мейсон.
  — Некая мисс Шарлотта Моррэй. Да, этот Французский квартал нужно знать. Вы первый раз в Новом Орлеане? Если да, то вряд ли что-нибудь слышали о нем, не так ли? — Вопрос приглашал к интимному откровению, но Мейсон, погруженный в свои мысли, промолчал.
  — Он в курсе, — коротко отрезал Дрейк.
  Детектив из Нового Орлеана задумчиво посмотрел на Перри Мейсона. Было очевидно: его интригует личность загадочного клиента Дрейка, но задавать лишние вопросы он не отважился.
  — Сколько времени живет эта женщина, как ее… Моррэй, в квартире? — возобновил опрос адвокат.
  — Почти неделю.
  — Откуда она появилась и что о ней известно?
  — Пока ничего. Мы только приступили к работе…
  — Да, да, я понимаю. Как она выглядит?
  — Ей около двадцати четырех — двадцати пяти лет, — детектив заглянул в свой блокнотик, — яркая брюнетка с великолепной фигурой и выразительными черными глазами, прекрасно одевается, самостоятельная и очень энергичная девица, умеет и подать себя в лучшем виде, и постоять за себя, судя по всему, тоже может. Вот, пожалуй, и все, так как следить за ней мы начали совсем недавно. Удалось, правда, выяснить, что она каждый день получает телеграммы, иногда два-три раза в день. Откуда она их получает и что в этих телеграммах, мы пока не знаем, но продолжаем работать в этом направлении.
  — Что-нибудь еще? — спросил Мейсон.
  — Это данные на последний час. Эта девица Моррэй, нужно сказать, весьма аппетитная штучка. Ростом 165 сантиметров, не больше 60 кг, появляется в самых престижных местах, знает себе цену, хотя весьма, весьма замкнута. Друзей-мужчин нет, ни с кем не кокетничает, видно, хорошо знает Новый Орлеан, магазины, сама себе готовит — в общем, ведет праздный и очень замкнутый образ жизни.
  — Еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Когда Шарлотта сняла квартиру?
  — Она сняла квартиру на условиях субаренды по почте и въехала в нее, как только прилетела в Новый Орлеан.
  — Субаренда? Кто же арендатор?
  — Да этот, как его… Натан Бейн. Я думал, вы догадались. Он снял весь второй этаж и…
  — Снял весь второй этаж! — воскликнул адвокат. — Как?
  — Да, видите ли, он…
  — Почему, черт подери, вы молчали об этом?
  — А вы и не спрашивали. Я так понял, что вам были нужны данные только об этой девице Конуэй. Мы, конечно, работаем быстро и… Прошу прощения, сэр. Я-то думал, что вы сами догадались.
  — Третий этаж, Бейн его тоже снял?
  — Нет, только второй этаж, две квартиры.
  — Рассчитайся с ребятами, Пол. — Мейсон повернулся к Дрейку. — Больше их услуги нам не понадобятся.
  Дрейк в недоумении сморщил лоб.
  — Мы узнали все, что нам было нужно, — пояснил Мейсон. — Эти ребята умеют быстро забывать?
  — Должны. — Дрейк был лаконичен.
  — Положитесь на нас, — заверил местный детектив, хотя его глаза заблестели от любопытства — он буквально пожирал глазами адвоката.
  — Прекрасно, — резюмировал Мейсон. — Работать по этому делу больше не надо. Отзовите ваших людей и снимайте наблюдение.
  — Заплатите нам, и мы тут же отойдем в сторону, — заявил детектив. — Мы небольшие любители работать задарма.
  Дрейк вынул пачку долларов, кивком подозвал к себе своего новоорлеанского коллегу и пояснил Мейсону:
  — В таких делах расчет только наличными. Подождите меня здесь, мы перейдем в соседнюю комнату и подобьем бабки.
  Вернувшись через пять минут, он извиняющимся тоном сказал Мейсону:
  — Перри, ты уж меня извини, но у нас все расчеты действительно только наличными. Если бы я начал рассчитываться при тебе, он понял бы, что мы с тобой партнеры, и тогда вся наша версия лопнула бы. Я дал ему понять, что ты обычный клиент со своими причудами.
  Мейсон кивком одобрил действия Дрейка и спросил:
  — Он действительно сумеет быстро убрать своих людей, Пол?
  — Через четверть часа, Перри.
  — Ну что ж, прекрасно, — улыбнулся Мейсон.
  — Что же тут прекрасного, Перри! — с раздражением заметил Пол Дрейк. — Ты действительно с причудами. Вначале мы как угорелые срываемся с места и мчимся в Новый Орлеан за твоей девицей, нанимаем местных ребят, организовываем через них тотальную слежку, а затем, когда ребята поработали всего лишь четыре часа, мы их рассчитываем и требуем свернуть всю работу. Хоть убей меня, не пойму, в чем тут дело.
  — Да в том, что мы уже узнали все, что нам было нужно.
  — Хорошо, тогда зачем такая спешка? Зачем снимать людей с работы, тем более что заплатили мы им за полные сутки — такой был договор? Глядишь, и еще чего-нибудь накопали бы.
  — Дело в том, Пол, — сказал адвокат, раскуривая сигарету, — что к Нелли Конуэй должен с минуты на минуту зайти один посетитель. Если полиция выйдет на нее так же, как и мы, они могут наткнуться на местных ребят, быстренько расколют их, немного потрясут, а те им дадут словесное описание посетителя, что было бы очень нежелательно. А если они не увидят этого посетителя, то и выкладывать им будет нечего. Понятно сейчас?
  — Я смотрю, что тебе доподлинно известно, что и как произойдет, — саркастически заметил Дрейк.
  — Известно.
  — Так, может, ты и знаешь, кто этот посетитель? Тот, о котором ты не хочешь, чтобы узнала полиция.
  — Знаю.
  — Ну и я знаю. Хочешь угадаю? Натан Бейн.
  — Ошибаешься, Пол.
  — Тогда кто же?
  — Некто по имени Перри Мейсон, — эффектно закончил адвокат.
  Глава 10
  После полуночи Французский квартал Нового Орлеана полностью преображается, приобретая черты неповторимой, присущей только этому старинному городу на Восточном побережье индивидуальности. Ночные гуляки, оставив своих спутниц на тротуаре у дверей ресторана или бара, отправляются за припаркованной где-то неподалеку машиной. Подогнав ее к входу, водитель, к своему глубокому удивлению, не обнаруживает подруги на месте. Она, как оказывается, вместо терпеливого ожидания на тротуаре смело бросается куда-то вниз по извилистой, с односторонним движением улице в поисках местечка, где можно было бы перехватить «на посошок». Раздраженный вероломством своей подруги, мужчина, разумеется, резко нажимает на клаксон, призывая назад исчезнувшую невесть куда беглянку. Тем временем его машина уже заблокировала узкую, полузадушенную улицу. Застрявший за ним автомобиль пока еще вежливо, но достаточно настойчиво напоминает о себе двумя-тремя клаксонными гудками. В ответ раздается протестующая клаксонная трель — разве этот болван сзади не видит, что отнюдь не ради собственного удовольствия перекрыл движение потерявший свою ветреную подругу водитель!
  Пробка растет как на дрожжах. Каждый новый водитель считает своим долгом ненавязчиво, время от времени, напомнить о своем существовании коротким гудком, но в какой-то момент терпение у них лопается, и все застрявшие по вине этого недоумка впереди начинают вместе оглушительный клаксонный концерт, требуя освободить улицу. Когда подобное случается, а случается оно почти каждый вечер, гудящий автомобильный рев разрывает в клочья ночную тишину Французского квартала.
  Парочки, пошатываясь, прощаются на выходе из ночного клуба, под немузыкальную какофонию обмениваются с новыми знакомыми телефонами, и поскольку они забывают, что другим хочется спать, то их голоса слышны на всю улицу. Прибавьте к этому тех перебравших виски и пива гуляк, которые, издавая дикие вопли, с удовольствием гоняют по тротуару консервные банки, собранные для утренней уборки. Незадолго перед рассветом, когда все понемногу успокаиваются, появляются грохочущие мусоровозы, они с шумом очищают улицу. Измученный, жаждущий тишины жилец во Французском квартале может только мечтать заснуть до шести часов утра. Большинство из них вообще не спит. Протиснувшись через толпу полуночников и обитателей квартала, Мейсон дважды обошел особняк — надо было убедиться, что за домом не следят. Затем он вошел через узкий проход в просторный внутренний дворик колониальных времен, поднялся на второй этаж по винтовой лестнице, украшенной оригинальным деревянным орнаментом. Понятие этажа было условным: дома сто пятьдесят лет назад строились на болотах, поэтому в трезвом состоянии лучше было не смотреть на перекосы пола на этаже: они производили удручающее впечатление. У самой лестницы адвокат заметил табличку «2-А» на слегка приоткрытой двери. В комнате горел свет, и он осторожно посмотрел, нет ли там кого-нибудь. Настольная лампа освещала комнату, на столе, к которому был приставлен маленький стульчик, лежали газеты и журналы. Свет настольной лампы не по-падал на тяжелую портьеру, закрывавшую большие венецианские двери, в тени оставался крохотный балкончик, прилепившийся над тротуаром. Дверь в конце этажа скрипнула. Мейсон услышал осторожные шаги, затем раздался приглушенный вскрик, едва не заставивший его вздрогнуть.
  — Вы… как вы сюда попали? — это была Нелли Конуэй.
  — Давайте вначале кое-что выясним, — жестко сказал адвокат.
  Они вошли в квартиру. Мейсон расположился в кресле и показал Нелли Конуэй на стул.
  — Это не займет много времени, — обратился он к ней.
  Она на мгновение застыла, подозрительно взглянула на него и инстинктивно схватилась за сумочку, которую держала под мышкой.
  — Знаете что, мистер Мейсон, — начала она, — я не вполне понимаю, зачем вы сюда приехали. Я как раз собиралась послать вам деньги.
  Она присела на стул, открыла сумочку, вытащила две стодолларовые бумажки, замешкалась на секунду, прибавила еще одну стодолларовую ассигнацию и подтолкнула их через стол к Мейсону. Адвокат задумчиво посмотрел на стодолларовые банкноты и взял их:
  — Откуда у вас эти деньги?
  — Они — часть соглашения.
  — Какого соглашения?
  — Того, что я заключила с Натаном Бейном.
  — Прекрасно. — Мейсон все еще держал доллары в руке. — Расскажите мне об этом соглашении и вообще о том, что произошло с вами в тот день.
  — Ну, в общем, все было так, как я вам говорила по телефону. Когда я пришла собрать вещи, он был несколько смущен, заметно нервничал. Я как ни в чем не бывало спросила его о новой сиделке, и тут выяснилось, что она совершенно неожиданно ушла, ну, не захотела работать, и он попросил помочь. Разумеется, экономка тоже помогала ухаживать за миссис Бейн, но одной ей было трудно управляться. По его словам, ночью должны были приехать родственники миссис Бейн, так что речь шла о каких-то нескольких часах.
  — Ну а вы что?
  — Я, разумеется, согласилась, и не потому, что он меня попросил, а ради миссис Бейн, которую я, как вы знаете, очень люблю и уважаю. Я отправилась к ней в спальню и заменила экономку. Ну а дальше делала свою обычную работу сиделки, описывать ее нет надобности за исключением того, что мы довольно долго говорили с миссис Бейн. Вы знаете, я удивилась, насколько хорошо она себя чувствовала в этот день. Она еще никогда так не спала, как в эту ночь.
  — Ну и о чем же вы с ней говорили?
  — Обо всем. Она задавала мне массу вопросов.
  — А точнее?
  — Ну, во-первых, она спросила меня, где я была и почему меня заменили на другую сиделку. Говорила, что не хочет, чтобы я уходила, что она ко мне привыкла и привязалась, спрашивала, не обидела ли она меня чем-нибудь, и так далее.
  — И вы что, рассказали ей всю правду, я имею в виду ваш арест по обвинению в воровстве и судебное разбирательство?
  — Разумеется, почему бы и нет?
  — Просто я спрашиваю, — пояснил Мейсон. — Рассказывайте. А Натан Бейн не входил, пока вы беседовали?
  — Мистер Бейн никогда не переступает порог спальни жены. Это оказало бы нежелательный эффект на миссис Бейн. Об этом знает и доктор, и сам мистер Бейн. Все это очень прискорбно, но, увы, это факт, с которым необходимо считаться.
  — Понятно, — прервал адвокат. — Я только хотел узнать, входил ли он.
  — Нет, не входил.
  — А говорили ли вы ей, как он пытался подкупить вас, чтобы вы вручили ей лекарство?
  — Ну разумеется, нет.
  — Почему нет?
  — Для миссис Бейн это стало бы верной гибелью. Ей ни в коем случае нельзя волноваться.
  — Прекрасно. — Мейсон изучающе, с задумчивым видом взглянул на нее. — А теперь расскажите, как вы заполучили эти деньги?
  — Наш разговор произошел вечером, как раз перед тем, как я в очередной раз собиралась навестить миссис Бейн. В гостиной неожиданно для меня появился мистер Бейн и спросил, что я собираюсь делать в связи с моим арестом и судебным разбирательством, то есть стану ли я в судебном порядке требовать материального возмещения нанесенного мне морального ущерба.
  — Так, ну и что же вы ответили?
  — Я подтвердила, что он своими действиями нанес мне моральный ущерб, но сказала, что обсуждать с ним на этой стадии существо моих претензий к нему я не буду — это дело адвоката, к которому я собираюсь обратиться в самом ближайшем будущем. Я пришла забрать свои вещи и подменяю по его просьбе сиделку, вот и все.
  — Ну а что Бейн?
  — Мистер Бейн предложил мне найти какой-нибудь взаимовыгодный компромисс, достойный цивилизованных людей.
  — И вы согласились пойти на сделку с ним?
  — Ну не сразу, разумеется. Мистер Бейн долго и настойчиво убеждал меня согласиться с его условиями. При этом он объяснил мне, что любой адвокат, к которому я обращусь за юридической помощью, затребует по крайней мере треть той суммы, которую я запрошу в качестве компенсации за моральный ущерб. А то и половину. Сам он, по его словам, совершил глупую ошибку, доверившись частному детективу, который попросту обманул его, убедив в моей виновности. Мистер Бейн заверил меня, что он всегда с большим уважением относился ко мне, и то, что произошло между нами, всего лишь досадное недоразумение.
  — Ну и о чем вы в конце концов договорились?
  — Мистер Мейсон, я бы не хотела обсуждать с вами этот вопрос. В конце концов, это наше дело.
  — И тем не менее к какому соглашению вы пришли?
  — Он сказал, что заплатит мне ровно столько, сколько заплатил бы по суду, и в этом случае нашим адвокатам ничего не останется. Он дал мне понять, что если я все же найму адвоката и вчиню ему иск, то адвокаты на суде все равно найдут какой-нибудь компромисс, и он заплатит мне деньги, половину из которых заберет себе мой адвокат; но после этого он вчинит мне встречный иск, и мне опять придется нанимать адвоката, гонорар которому съест оставшуюся сумму.
  — И все же что это за соглашение?
  — Определенное соглашение между мной и им.
  — В ваших же интересах рассказать мне все.
  — Могу только сказать, что я получила справедливую денежную компенсацию.
  — Сколько?
  — Мистер Бейн просил меня ни с кем не обсуждать этот вопрос, и я связана этим обязательством, мистер Мейсон. Что же касается наших с вами проблем, то, по-моему, я достаточно вам заплатила. Я действительно хотела переслать их вам сегодня же, и если бы не ваш неожиданный визит, то завтра утром первым делом сделала бы это.
  — Сколько он вам заплатил?
  — Мистер Мейсон, вы меня извините, но я повторяю, я связана обещанием и не могу обсуждать этот вопрос. Я заплатила вам гонорар и хотела бы получить расписку. И пожалуйста, давайте закончим на этом.
  — Это деньги Натана Бейна?
  — Конечно, откуда же еще я могла их достать?
  — Я имел в виду, вручил ли он вам чек и вы заходили в банк, получили по чеку и затем?..
  — Нет-нет. Он вручил мне наличными.
  — Вы что-нибудь подписывали?
  — Подписала бумагу, в которой говорилось, что я не имею к нему никаких претензий.
  — Подписку составлял юрист?
  — Не знаю.
  — Напечатана на машинке?
  — Да.
  — На специальном юридическом бланке или обычном листке?
  — На обычном.
  — Вы не знаете, встречался ли он с адвокатом?
  — Не думаю. По-моему, он составил ее сам.
  — Вы получили деньги?
  — Да.
  — А каким образом вы очутились здесь, в Новом Орлеане?
  — Просто взяла и приехала, мистер Мейсон. Я никогда не была в Новом Орлеане.
  — А может быть, мистер Бейн предложил вам приехать сюда?
  — Мистер Бейн? С чего это вы взяли? Конечно же нет!
  — А как вы попали именно в эту квартиру?
  Нелли Конуэй смешалась, покраснела, затем взяла себя в руки, твердо сказала:
  — Знаете что, мистер Мейсон, я больше не собираюсь обсуждать с вами свои личные дела и планы. Разумеется, я вам очень благодарна, вы меня вытащили из очень неприятной передряги, но всему есть предел. Вы были моим адвокатом только по одному делу. Сейчас вы уже не мой адвокат. Я вам заплатила, и на этом наши дела заканчиваются. Я не хотела бы быть грубой, но…
  — Вы кого-нибудь знаете в Новом Орлеане?
  — Никого.
  — И никто не приходил проведать вас?
  — Нет.
  — Где вы были, когда я зашел к вам? — Мейсон кивнул на дверь.
  — Я… Я просто выскакивала вниз, на уголок, бросить письмо в почтовый ящик.
  — Кому это письмо?
  — Вам. Я хотела поставить вас в известность, где я нахожусь, и сообщить, что посылаю гонорар.
  — Помните, у вас были какие-то таблетки в небольшом пузырьке с пробкой? — спросил Мейсон.
  — Вы говорите о тех, что мы положили в конверт?
  — Да. Что вы с ними сделали?
  Она задумалась ровно на одно мгновение.
  — Выбросила их в мусорное ведро.
  — Вы говорите — все?
  — Да, все. Весь конверт.
  — Вы имеете в виду конверт с нашими фамилиями, надписанными на обратной, запечатанной стороне?
  — Да.
  — Вы конверт не открывали?
  — Нет.
  — Зачем вы сделали это?
  — Потому что, ну… я не знаю. Может быть, мистер Мейсон, мне не следовало так поступать, но, заключив соглашение с мистером Бейном, а он оказался таким… ну… великодушным, что ли, я и подумала: мол, кто старое помянет…
  — Сказали ли вы ему, что вы выбросили эти таблетки?
  — Я не хочу отвечать на этот вопрос…
  — Давайте все-таки начистоту. Сказали ли вы ему об этом?
  — Да. Он видел, как я выбрасывала.
  — Видел, как вы выбрасывали конверт в мусор?
  — Да.
  — И что вы ему сказали?
  — Я ему сказала, что смогу принять его великодушное предложение лишь после того, как выброшу этот конверт с таблетками. Он поинтересовался, что это за конверт, и я рассказала ему все: что я беседовала с вами и высказала вам свои подозрения, что вы надписали конверт, с тем чтобы предъявить его потом в качестве вещественного доказательства, а одну таблетку оставили себе.
  — И что он вам сказал?
  — Он прямо заявил, что предвидел такой шаг и поэтому был готов к подобному развитию событий.
  — Он что, именно так и сказал — готов?
  — Ну не совсем.
  — Но он все же дал понять, что предвидел все это и был готов?
  — Ну в общем, да. По его словам, он был уверен в том, что я могу попытаться сделать что-то в этом духе.
  — И что вы еще поведали ему?
  — Я сказала ему, что в этом больше нет необходимости и, поскольку он старается обойтись со мной по справедливости, я тоже буду действовать честно, взяла конверт с небольшим пузырьком и швырнула его в помойное ведро за кухонной плитой.
  — Все это вы рассказали ему до того, как он заплатил вам или после?
  — Я… Я не могу припомнить.
  — Сообщили ли вы Натану Бейну, что собираетесь в Новый Орлеан?
  — Конечно нет. Это не его дело.
  — Но вы сразу же поехали в эту квартиру, едва сойдя с самолета. Не остановились сначала в гостинице, чтобы сориентироваться, а взяли и поехали именно по этому адресу.
  — Ну и что же здесь необычного?
  — В Новом Орлеане не так-то легко с ходу найти квартиру.
  — Ну а я взяла и нашла.
  — А может быть, вы знали о ней до того, как приехали в Новый Орлеан? А?
  — А если и так, то что из этого? Я вам не обязана отчитываться в своих действиях.
  — Кстати, а как чувствует себя миссис Бейн?
  — О, великолепно. Бедняжка, конечно, никогда уже не сможет ходить, но чувствует себя превосходно. Главное, спит как убитая, а ведь раньше без снотворного не могла даже на часок закрыть глаза. На ее состояние очень положительно повлиял приезд ее родственников. Кстати, очень приятные люди.
  — А вы их видели?
  — Конечно. Я, как сиделка, вовсю помогала им. Знаете, мне хотелось сделать как можно лучше, ведь мистер Бейн пошел на соглашение со мной.
  — У вас не возникала мысль, долго ли она проживет?
  — О, она будет жить еще годы.
  — Давайте вернемся к началу, — предложил Мейсон. — Сколько же вы выжали по соглашению из мистера Бейна?
  — Я не собираюсь сообщать вам об этом.
  — Вы включили мой адвокатский гонорар в сумму, полученную от Бейна?
  — Мы, конечно, касались вопроса о моих расходах. И поэтому, кстати, он пошел на соглашение.
  — В телефонном разговоре я поставил условие, что, если мистер Бейн оплатит мой гонорар, он будет составлять пятьсот долларов.
  — Знаете, не он оплачивает ваш гонорар. Это я вам плачу.
  — Натан Бейн стоял рядом с вами, когда вы разговаривали со мной по телефону?
  — Да.
  — И в это время я как раз говорил, что это обойдется ему в пятьсот долларов?
  — Да, именно так.
  Мейсон, не говоря ни слова, протянул руку.
  Она нерешительно застыла, пауза затягивалась, затем с неохотой открыла сумочку, вынула две стодолларовые бумажки и буквально швырнула их через стол.
  Адвокат подобрал их, свернул, положил в карман и, не прощаясь, вышел из комнаты. Вслед ему раздался грохот захлопываемой двери и резкий, как удар хлыста, звук задвигаемого засова. Мейсон прошел по коридору, подождал немного и затем негромко постучал в дверь соседней квартиры 2-Б. Дверь медленно открылась, показалась узкая полоска света, и Мейсон заметил движение тени, как будто кто-то притаился и внимательно прислушивался. Мейсон снова постучал, едва слышно, кончиками пальцев по косяку двери. Тень в прихожей приблизилась, дверь открылась, и он даже не услышал, как был отодвинут засов. На пороге стояла, словно кадр из фильма, молодая женщина в полупрозрачном пеньюаре. Комнатный свет резко очерчивал точеную фигуру незнакомки.
  — О! — вскрикнула она, в ее голосе смешались удивление и испуг, и она поспешила захлопнуть дверь.
  Мейсон плечом не дал ей сделать это.
  — Учтите, я закричу, — предупредила она.
  — Это вам ни к чему.
  — И вам это тоже ни к чему, — сердито возразила она.
  — Давайте не будем ссориться, — примирительно заметил Мейсон, — я хотел бы переговорить о женщине, она только что здесь была, о той, что из квартиры 2-А.
  — Я ничего о ней не знаю, я лишь видела сегодня вечером молодую женщину с парой чемоданов. Я с ней незнакома.
  — Могли бы придумать что-нибудь получше. Ладно, поговорим о Натане Бейне. Эта фамилия о чем-то вам говорит?
  — Конечно нет.
  — Его вы, значит, тоже не знаете, — сообщил Мейсон. — Так вот, Натан Бейн немного задерживается с приездом в Новый Орлеан. Теперь, если вы хотели бы…
  — Вы что, стараетесь меня запугать? — Она насмешливо вскинула подбородок.
  — Просто планы Натана Бейна очень скоро изменятся.
  — Не знаю никакого Натана Брейма…
  — Бейн, — поправил адвокат.
  — Хорошо, Бейн, или Брейм, или как пожелаете величать его. Я не знаю его и…
  — Никогда с ним не встречались?
  — Конечно нет. Слушайте, если вы не уберетесь, я начну звать полицию.
  Она подождала несколько секунд и двинулась к окну, выходящему во внутренний дворик.
  — А что, у вас нет телефона? — спросил Мейсон.
  — Мне он не нужен. Я покажу вам, как быстро полиция…
  Мейсон подождал, когда она уже была почти у окна, и не торопясь произнес:
  — Смерть Элизабет Бейн, видимо, задержит…
  — Что вы там мелете? — В смятении она остановилась.
  — Тогда я извещаю вас о смерти Элизабет Бейн.
  Она повернулась к нему, выпрямилась и, словно безмолвная статуя, не отрывая взгляда, смотрела на него.
  — Что вы городите? — повторила она.
  — Хочу сообщить вам некоторую информацию, имеющую для вас явную ценность.
  — Кто эта Элизабет Бейн? — Она взяла себя в руки.
  — Она жена Натана Бейна, или, скорее, была его женой.
  — Может быть, вы все-таки представитесь?
  — Моя фамилия — Мейсон.
  — И вы некоторым образом связаны с полицией?
  — Нет, я адвокат.
  — А почему вы появляетесь здесь и рассказываете мне все это, мистер Мейсон?
  — Потому, — ответил он, — что я хотел бы выяснить, знали ли вы уже о смерти миссис Бейн.
  — Мистер Мейсон, вы определенно с кем-то меня спутали.
  Она направилась к большому, покрытому шерстяной тканью креслу, оперлась рукой на спинку, не заботясь запахнуть пеньюар.
  — Как это случилось, эта смерть миссис Брейм?
  — Назвать Бейна Бреймом один раз — это была удачная находка, — усмехнулся Мейсон. — Второй раз — уже избито. Ее отравили.
  — О боже мой! — вскрикнула она, и ее ноги, подкосившись, уперлись в кресло. — Вы сказали, она… ее отравили?
  — Да.
  — Это были… снотворные таблетки… самоубийство?
  — Нет.
  — О!
  — Однако, — продолжил Мейсон, повернувшись к двери, — поскольку вы не знакомы с четой Бейн, все это не представляет для вас никакого интереса.
  — Подождите, — резко остановила она его.
  Мейсон помолчал.
  — Кто дал ей… как это случилось?
  — О, вам-то что за дело? Вы их не знаете, помните, что вы сказали?
  — Я… я просто… Ладно, ваша взяла. Что вы хотите? Что вам нужно? Что вам угодно?
  — Выглядите вы вполне взрослой, — заметил адвокат. — Я подумал, может быть, вы и действовать будете по-взрослому?
  — Что вам угодно?
  — Информацию.
  — Какую информацию?
  — Всю, что у вас имеется.
  — Предположим, что я не дам.
  — Это ваше право.
  — А вы адвокат?
  Мейсон кивнул утвердительно.
  — О’кей, присаживайтесь, — пригласила она. — Я угощу вас виски.
  Мейсон уселся в кресло. Она прошла к шкафу, открыла его и взяла бутылку виски, щедро наполнила два стакана, плеснула содовой и сказала:
  — Надеюсь, вам нравится виски с содовой. Другого у меня нет.
  — То, что нужно, — сказал адвокат.
  Она передала ему стакан, села на стул, пеньюар мягко очертил фигуру, которая на конкурсе красоты, несомненно, выиграла бы первую премию.
  — Чем быстрее вы начнете, — начал Мейсон, поглаживая стакан, — тем быстрее все это закончится.
  — Хорошо, — ответила она. — Скрывать мне нечего. Я знаю Натана Бейна.
  Мейсон сделал глоток.
  — Познакомилась я с ним на одной конференции полгода назад, — она осторожно подбирала слова. — На конференции кинопродюсеров. У него были хорошие манеры, и денег он не считал.
  — А вы такого и искали? — спросил в лоб адвокат.
  — Хорошо, — она кашлянула, — считайте, что я вам и это сказала.
  Девушка отпила два больших глотка, посмотрела ему в глаза и продолжила:
  — Вы только не думайте, что я только и делаю, что гоняюсь за толстосумами. Во взрослую жизнь я вступила доверчивой дурочкой и верила всему, что мне говорили. Главное, мне всегда нравились солидные, уверенные в себе мужчины с хорошими манерами. Несколько раз я ошибалась, и поверьте, такие ошибки женщины переносят гораздо тяжелее, чем вы, мужчины. С семнадцати лет я сама зарабатывала себе на жизнь, работала много и честно и все верила, что придет он, настоящий, оценит и полюбит меня. И ничего от своей самостоятельности я не выиграла. А потом поумнела. Поумнела, когда увидела, как живут некоторые другие девушки. Я работала за гроши, а они раскатывали в шикарных лимузинах с шоферами, закутанные в дорогие меха, беззаботные и выхоленные, а с ними богатые олухи, которые потеряли счет своим долларам. Но главное, эти олухи действительно думают, что мы к ним липнем, как на сахар, а на самом деле они липнут к нам, потому что они всего лишь прокисший соус.
  Мейсон широко улыбнулся и сказал:
  — Вот это мне уже нравится!
  — Они и есть олухи, — с вызовом бросила она. — Как раз когда я поумнела, я встретила Натана Бейна и подумала: а чем я хуже? Я сразу поняла, что он считает себя подарком, из-за которого женщины должны сходить с ума. Ему было невдомек, что годы и лишний жирок меняют мужчину, и не в лучшую сторону. Он начал усиленно меня обхаживать, но я ему дала понять, что так просто меня не завоюешь. Тогда он резко повысил ставки и действительно ничего для меня не жалел.
  — Вы имеете в виду деньги? — поинтересовался Мейсон.
  — Нет, конечно. Подарки. Ну, камни, украшения, меха… все такое.
  — Он их что, по почте присылал или с посыльным? — серьезно, без тени иронии спросил Мейсон.
  — Не валяйте дурака, — вдруг вспыхнула она. — Он дарил их лично. У него прямо-таки какой-то бзик появился: ему нравилось вытащить где-нибудь на людях изящный бриллиантовый кулон или что-то в этом роде, подержать его в руке и небрежным жестом застегнуть цепочку у меня на шее.
  — Приятно, наверное, ни за что получать такие дорогие подарки, а? — с завистью произнес Мейсон.
  — Вы меня не за ту принимаете. Эти подарки честно заработаны мною. Он что думал, что я его за красоту полюбила? Свое мнение об этих олухах я уже высказывала.
  — Ну а потом?
  — Потом Натан Бейн снял эти две квартиры в Новом Орлеане. Я должна была проводить здесь свой отпуск. Он останавливался в соседней, они сообщаются между собой, и мог таким образом незаметно от окружающих посещать меня. Никто не должен был знать, что мы знакомы. Сам Натан приезжал в Новый Орлеан под предлогом своего кинобизнеса. Он очень боялся, что его жена наймет частного детектива и он выследит нас.
  — Что случилось потом?
  — Потом этот толстый дурень, — она не могла скрыть своего возмущения, — оставил по глупости в своем офисе на видном месте мои письма ему, и жена их обнаружила.
  — Вы что, действительно писали ему нежные любовные письма? — иронически спросил Мейсон. — Неужели это так необходимо в общении с богатыми олухами, как вы их называете?
  — Да нет, просто от нечего делать. Ведь должны же быть хоть какие-нибудь чувства, пускай даже мнимые. Вот я и писала всякую романтическую чепуху, благо времени у меня хватало. Но я не думала, что так все может кончиться. В конце концов, у него ведь голова на плечах, а не мешок соломы.
  — Когда его жена нашла ваши письма, вас это обеспокоило?
  — Нисколечко. А вот он задергался не на шутку. Тут-то я и сообразила, насколько сильно он сидит у нее на крючке. Он рассчитывал получить развод и оттяпать кое-что из ее собственности, а потом уже жениться на мне. А тут получалось, что она может оттяпать у него за доказанную супружескую неверность. Сообразив все это, я решила немного поиграть в эту игру.
  — И что же дальше?
  — А дальше он каким-то образом, уж не знаю как, вернул эти письма и направил сюда эту девицу передать их мне.
  — Ту самую, из квартиры 2-А?
  — Да, Нору Карсон.
  — А она что собой представляет?
  — Ничего хорошего. Ни рыба ни мясо. Все рыщет, что-то вынюхивает, выспрашивает. Я так поняла, что она хотела бы пойти по моей накатанной дорожке и тоже найти какого-нибудь богатого олуха, но не знает, как к этому подступиться. Передав письма, она уже несколько раз под разными предлогами заскакивала ко мне. И говорить-то нам не о чем, а она все осматривает и оглядывает меня, видимо, спрашивает себя саму, что же у меня такое есть, чего у нее нет, и, судя по выражению ее лица, не понимает. И не поймет, потому что показывать и выставлять ей нечего. Да и потом, она какая-то замороженная. Мужчинам такие не нравятся.
  — Ее прислали лишь для того, чтобы передать вам эти письма?
  — Это действительно так. Натан прислал ее именно для того, чтобы передать мне мои романтические послания. Разве это не благородно с его стороны? Мое «доброе имя» спасено! Подумать только! И надо мне было писать эти письма, пропади они пропадом!
  — Вы очень откровенны со мной, — задумчиво произнес Мейсон, пристально глядя на нее.
  — Все потому, что вы сразу понравились мне.
  Адвокат улыбнулся и покачал головой.
  — Это действительно так. Вы — настоящий, без обмана. Выглядите человеком, который знает, что делает. Похоже, что вы играете честно со мной, если и я буду действовать по-честному.
  — И чего же вы добиваетесь?
  — Я раскрыла все свои карты, — сказала девушка.
  — Хорошо, чего же все-таки вы ждете от меня?
  — Если действительно произошло убийство, — она решительно резанула воздух рукой, — то я не хочу, чтобы меня как-то замазали. Натан Бейн, в общем, неплохой человек, с ним можно хорошо повеселиться, умеет он потрафить женщине, но это долго не протянется. Вы это понимаете так же прекрасно, как и я. Выйти замуж за него — значит очутиться на кухне. От него нужно взять что можно, а после этого сматываться. Он любит травку, пока она зелененькая, да и к тому же у соседа. Своя собственная травка ему быстро наскучит, уж это я знаю точно.
  — Дальше, — лаконично вставил Мейсон.
  — У меня есть на примете настоящий парень. Денег, конечно, поменьше, чем у Натана Бейна, но, мне кажется, у нас с ним получится.
  — А что же вам нужно от меня?
  — Посоветуйте мне, что делать, как не замазаться в этом деле об убийстве.
  — Начинайте упаковывать вещи, — приказным тоном начал адвокат. — Через двадцать минут уходите из квартиры и через полчаса уезжайте из города. Вам вернули письма. Сожгите их. Циклон надвигается, прячьтесь в убежище.
  — А у вас голова варит, — восхищенно проговорила она. — Мистер Мейсон, знаете, мне действительно нравятся ребята, похожие на того парня. Возможно… черт побери, вы думаете, у меня наклевывается что-то серьезное?
  — Разве узнаешь, — сказал адвокат. — Разобраться в этом можно только одним способом.
  — Вы правы, — согласилась девушка.
  Мейсон допил виски. Она проводила его до двери и взяла за руку:
  — Я буду помнить о вас.
  — Я выскользну потихоньку, — Мейсон понизил голос, — чтобы девица из соседней квартиры не заметила меня.
  — Вы же мне ничего не рассказали. — В черных глазах неожиданно появилось смятение. — Но все равно, я поняла, что девушка может доверять немногим мужчинам, но не может довериться ни одной женщине.
  — Всего наилучшего, — попрощался адвокат и спустился по узкой винтовой лестнице во внутренний дворик к ночному гаму улицы Святого Петра.
  Глава 11
  Вернувшись в гостиницу «Рузвельт», Мейсон встретил в номере Пола Дрейка, который буквально прилип к трубке, записывая телефонное сообщение. Когда он закончил принимать отчет и дал отбой, Мейсон сказал:
  — Пол, мне нужны копии телеграмм из местного отделения телеграфной компании «Вестерн юнион».
  — Это не только абсолютно невозможно, — покачал тот головой, — но это еще и незаконно.
  — Шарлотта Моррэй, — объяснил Мейсон, — которая снимает квартиру напротив Нелли Конуэй, получала откуда-то телеграммы. Я думаю, их отправлял Натан Бейн.
  — Могу, Перри, помочь только с последней из телеграмм, — сказал Дрейк.
  — Как ты ее добыл?
  — Возможно, она даже еще не получила ее. Вот ее текст, — жестом фокусника он протянул листок бумаги, на котором он наспех записал слова.
  «Абсолютно неожиданные и непредвиденные обстоятельства, — говорилось в записке, которую он прочитал, — могущие вызвать серьезные осложнения, настоятельно требуют немедленной встречи. Я прилетаю утренним рейсом в 9.15 и улетаю из Нового Орлеана в 13.45, чтобы не заметили и не заинтересовались моим отсутствием».
  — Телеграмма, — хмыкнул Дрейк, — подписана «твой Фальстаф».
  — И послана?
  — Натаном Бейном.
  — Как ты ее достал, Пол?
  — Натана Бейна, — съязвил Дрейк, — «обуяло горе». Он заручился поддержкой врача-приятеля, тот «предписал успокаивающие лекарства», уложил Бейна в частный санаторий и настоял, чтобы его не беспокоили. Понимаете, у него довольно слабое сердце, и смерть любимой жены может оказаться фатальным ударом для него.
  — Дальше.
  — Очевидно, полиция, да и журналисты, не сразу раскусили этот трюк, так как формально придраться было не к чему. Но мой оперативник почувствовал неладное. Он выяснил, что в санаторий можно проникнуть через гараж, установил наблюдение, и через некоторое время Натан Бейн, явно опровергая муссированные им же слухи о том, что держится на одних уколах, как блудливый кот, выскользнул через черный ход, вскочил в машину с занавесками, и его увезли. Мой человек с трудом сел ему на хвост и обязательно потерял бы, как я думаю, этого безутешного супруга, если бы Бейну так чертовски не чесалось поскорее отправить телеграмму. Через квартал находилось почтовое отделение «Вестерн юнион», и поэтому Бейн тут же остановил машину, заскочил на телеграф и нацарапал эту телеграмму.
  — А как твой парень получил копию? — спросил Мейсон.
  — Секрет фирмы, Перри.
  — Давай, Пол, не темни, — потребовал адвокат. — Если так легко доставать телеграммы у «Вестерн юнион», то мне обязательно нужно знать это.
  — Это чертовски легко, Перри.
  — Во сколько это тебе обошлось?
  — Доллар и десять центов.
  — Как это вышло?
  — Бейн схватил шариковую ручку и написал телеграмму на пачке бланков, они лежали на столике. Мой работник рискнул сразу же зайти, и, когда Бейн отправил телеграмму, он захватил с собой пару бланков, на которых остались следы букв. После этого он составил телеграмму своей маме, что слишком занят и не может ей написать, но хотел бы, чтобы она знала, как он ее любит. Это послание стоило ему один доллар и десять центов. Естественно, он писал не на том бланке, что лежал под телеграммой Бейна. Остальное было уже делом техники: взять этот бланк, просветить его, сфотографировать и расшифровать телеграмму. Сделать это было сравнительно нетрудно, так как Бейн писал с очень твердым нажимом.
  — Пол, классная работа, — Мейсон расплылся в улыбке.
  — Но есть еще кое-что, что может тебе сильно не понравиться, — предупредил Дрейк. — Полиция вздумала покопаться в помойном ведре за кухонной плитой в доме у Бейна. В нем они нашли опечатанный пакет с двумя фамилиями на обороте: твоей и Нелли Конуэй. Они вскрыли пакет и…
  — Нашли пузырек? — закончил Мейсон.
  — По-видимому, нет, но по очертаниям пакета установили, что там была склянка или небольшой пузырек.
  Адвокат задумался. Потом он задал вопрос:
  — Могла полиция установить, когда ей дали яд? Пол, она ведь могла принять его с едой…
  — Яд не был подмешан в еду, — возразил Пол.
  — Как же тогда?
  — Он был в трех пятигранных пилюлях, растворенных в стакане воды, дали его после кофе, и сделала это ее сестра, Виктория Брэкстон.
  — Ты уверен?
  — Полиция, по крайней мере, именно так и подумает, — съехидничал Дрейк.
  — Как они определили?
  — Сама Элизабет сообщила врачу незадолго до смерти о том, что ее сводная сестра дала ей пилюли.
  — А что на это ответила Виктория Брэкстон?
  — По-видимому, ничего, — сказал Дрейк, — потому что полиция не может найти ее.
  — Ну и дела…
  — А твой приятель сержант Голкомб, по всей вероятности, занялся этим делом. Почему-то его обуяло желание обыскать дом Бейна с чердака до подвала. Он выгнал всех из дому, едва умерла Элизабет Бейн. Отправляйтесь в гостиницу, сказал он им, и докладывайте полиции о своих передвижениях.
  — И потом что случилось?
  — Они так и сделали, — Дрейк широко улыбнулся, продемонстрировав адвокату все свои зубы. — Натан Бейн отправился в свой санаторий, сообщив полиции, где он находится. Джеймс Брэкстон и его жена Джорджиана выехали в гостиницу в центре города, зарегистрировались там и никуда не выходят. Виктория Брэкстон отправилась в другую гостиницу, тоже зарегистрировалась и поставила об этом в известность Голкомба. Когда полиция захотела ее допросить в связи с показаниями лечащего врача Элизабет Бейн, то в номере ее не оказалось. Где она — неизвестно. По словам ее брата, после смерти сестры она находится в состоянии, близком к шоковому, и, по-видимому, живет у каких-то своих друзей. Для полиции все это выглядит весьма и весьма подозрительно.
  — Что еще твои ребята узнали, Пол?
  — Бейн нанял новую ночную сиделку, когда арестовали Нелли Конуэй, — ответил Дрейк. — Очевидно, он с места в карьер начал приставать к ней, и она, возмущенная домогательствами Бейна, тут же рассчиталась. Миссис Рикер, экономка, которая дежурила весь день, заявила, что старалась как могла обеспечить комфорт пациентке. Затем пришла Нелли Конуэй. Натан Бейн как-то договорился с ней, уладил ссору и попросил ее помочь. Миссис Бейн провела прекрасную ночь. Рано уснула и спала как мертвая, чего с ней давно не случалось. Где-то после полуночи прилетели ее сводный брат Джеймс Брэкстон, ее сводная сестра Виктория Брэкстон и жена Джеймса Брэкстона — Джорджиана. Прямо из аэропорта все трое приехали в дом. Поскольку Элизабет Бейн спала, они решили не будить ее и подождать, пока она проснется. Около трех часов ночи она проснулась и спросила, приехали ли они. Узнав о приезде близких, она пожелала их видеть. Больная выглядела немного заспанной и слабой, но значительно менее нервной и истеричной, чем всегда. Она тепло их поприветствовала и вскоре снова уснула.
  Теперь слушай внимательно, Перри. В этот день Нелли Конуэй практически уже у Бейна не работала. Она вернулась лишь для того, чтобы упаковать свои вещи. Но затем она, судя по всему, заключила какое-то компромиссное соглашение с Бейном и по его просьбе некоторое время помогала ухаживать за больной, потому что экономка осталась практически одна и уже выбивалась из сил. Нелли заявила, что она будет помогать, пока не приедут родственники Элизабет Бейн и не возьмут на себя обязанности сиделки.
  Мейсон кивнул.
  — Но после перелета из Гонолулу, — продолжил Дрейк, — родственники почувствовали себя настолько измотанными, что сразу заняться больной не смогли, и Нелли Конуэй вызвалась побыть с ней еще немного. Через некоторое время пришла Виктория Брэкстон и поблагодарила Нелли, сказав, что она полностью отдохнула с дороги и что Нелли может быть свободна. Домоправительница к тому времени ушла спать. Перри, я так подробно об этом рассказываю, потому что думаю, что все это очень важно.
  — Все правильно, продолжай.
  — Лечащий врач Элизабет Бейн, фамилия его, если не ошибаюсь, Кинер, перед уходом оставил три пятигранные таблетки для миссис Бейн, с тем чтобы она приняла их после шести утра, причем неважно, когда она проснется, но именно после шести, а ни в коем случае до того. Эти таблетки были вручены Нелли Конуэй — именно она как раз находилась с больной.
  — Что случилось после того, как Нелли ушла с дежурства?
  — Она поставила блюдце с таблетками на стол и передала Виктории Брэкстон инструкции лечащего врача.
  — Дальше? — нетерпеливо спросил адвокат.
  — Около пяти утра миссис Бейн проснулась, поговорила, как я полагаю, немного со своей сводной сестрой, затем снова уснула и проснулась как раз около семи часов. Она все еще была несколько сонной, завтракать не захотела, а попросила чашечку кофе. До того как ей принесли кофе, она приняла, в соответствии с предписанием врача, эти три таблетки. Таким образом, кофе и лекарство — это все, что она съела начиная с восьми часов предыдущего вечера. Отсюда следует, что яд был именно в этих таблетках.
  — Или в кофе, — уточнил адвокат.
  — Кофе не в счет, так как готовили его в общем кофейнике и все присутствовавшие пили этот же самый кофе.
  — Тогда в сахаре.
  — Она отказалась от сахара и сливок и попросила только кофе.
  — Хорошо, что было дальше?
  — Дневная сиделка пришла на дежурство ровно в восемь. В этот момент у постели больной находилась Виктория Брэкстон. Она сказала, что выйдет ненадолго принять душ и привести себя в порядок, а затем у нее будут кое-какие дела в городе. Я тебе уже говорил, Перри, что у Элизабет Бейн было всегда две сиделки, но дежурили они в разное время, так как…
  — Пол, давай дальше и по сути.
  — Дневная сиделка показала полиции, что миссис Бейн вскоре заснула, но затем начала ворочаться и стонать, как будто от сильной боли. Сиделка подумала, что ей снятся какие-то кошмары, и, имея четкие инструкции не будить пациентку, страдающую сильной бессонницей, так как любой час сна был для нее благом, тихо сидела на своем стуле, боясь потревожить больную. Она даже не стала делать обычную утреннюю уборку. Это очень важно, так как все следы в комнате остались нетронутыми.
  — Продолжай, продолжай, Пол. Что же дальше?
  — Около девяти часов миссис Бейн проснулась и сразу ощутила резкую боль в желудке. Появились другие внешние признаки отравления. Дневная сиделка оказалась дипломированной сестрой с большим опытом и почувствовала неладное. Она тут же позвонила лечащему врачу и сказала, что подозревает отравление. Тот приехал около половины десятого и сразу же поставил точный диагноз — отравление мышьяком. Доза мышьяка оказалась очень большой, к тому же миссис Бейн была слишком слаба, чтобы попытаться вызвать искусственное отторжение яда из желудка; о том, чтобы перевезти ее в больницу, не могло быть и речи, и поэтому Элизабет Бейн была обречена. Она умерла около половины двенадцатого. Виктория Брэкстон вернулась домой без пятнадцати минут одиннадцать. К этому времени Элизабет Бейн уже начала догадываться, что умирает. Увидев свою сестру в таком состоянии, Виктория Брэкстон заявила, что хотела бы остаться с ней на несколько минут наедине, и удалила всех из комнаты. Доктор разрешил, и Виктория Брэкстон уединилась со своей сестрой на пять минут. Никто не знает, о чем они беседовали.
  — А может, это не мышьяк?
  — Да нет, Перри, сомнений быть не может. Патологоанатомы провели вскрытие и исследовали все внутренние органы, а лаборатория выдала результаты анализа содержимого желудка покойной. Другого мнения быть не может.
  — А как по времени? — спросил Мейсон. — Совпадает?
  — Совпадает, Перри.
  — И врачи так считают?
  — Врачи не говорят ни слова, контактируют только с полицией, но у меня есть свои источники информации.
  — Что же сообщают твои источники?
  Дрейк еще раз перелистал свои записи и продолжил:
  — Прежде всего, ссылаются на «Медицинскую токсикологию» профессора Глейстера. Он утверждает, что симптомы отравления мышьяком обычно проявляются в течение часа. Лишь в одном случае, когда желудок был пустым, симптомы проявились после двух часов. Разумеется, были такие уникальные случаи, когда симптомы отравления проявлялись через семь-десять часов.
  — Сколько мышьяка попало в организм покойной? — спросил Мейсон.
  — Пятнадцать гран,41 по оценке патологоанатома, — ответил Дрейк.
  — А пятнадцать гран мышьяка — это смертельная доза?
  — Еще какая — быка можно свалить. Профессор Глейстер утверждает, например, что был зарегистрирован фатальный исход, когда мышьяка было всего два грана. Исследования показывают, что трех гран мышьяка достаточно, чтобы убить мужчину среднего веса. Разумеется, были случаи, когда и большие дозы мышьяка не приносили вреда, но это происходило тогда, когда здоровый желудок отторгал яд вместе с рвотой и он не попадал в кровеносную систему.
  Последние слова Дрейка прервал резкий телефонный звонок. Он поднял трубку.
  — Да… А-а, это ты! Конечно, он здесь. О’кей, передаю ему трубку. Это Делла, она хочет с тобой поговорить.
  — Черт возьми, — Мейсон взглянул на часы. — Должно быть, что-то срочное, если Делла звонит мне в такое время.
  Он подошел к телефону и услышал громкий от возбуждения голос Деллы Стрит:
  — Шеф, я не хочу называть фамилии по телефону, но помните клиента, который консультировался с вами о завещании?
  — То, в котором не было точки в конце?
  — Правильно.
  — Да, я ее помню. Что с ней?
  — Она сейчас у меня. Ее ищут, но она не желает никого видеть, пока не переговорит с вами. Она даже может выехать к вам и встретиться там, где вам будет удобно.
  — Не надо. Я возвращаюсь. Как она себя ведет? Юлит, что-то пытается скрыть, боится?
  — Нет, она просто считает, что ей хотят пришить это дело, и поэтому…
  — Хорошо, — прервал ее адвокат, — передайте ей, что я ее скоро увижу, но чтобы она никому и ничего не говорила. Делла, ее можно куда-нибудь пристроить на это время?
  — Наверное. Думаю, что да.
  — Прекрасно, я вылечу рейсом в 13.45.
  На лице Дрейка появилось удивление:
  — Перри, но ведь ты же знаешь, что этим же рейсом вылетает Бейн, и это…
  Мейсон остановил его кивком головы и подтвердил Делле:
  — Да, я попытаюсь успеть на этот рейс. А пока сделай все, чтобы ничего не произошло до моего приезда, ты понимаешь, что я имею в виду?
  — Постараюсь, шеф.
  — Отлично, Делла, — сказал Мейсон. — Скоро увидимся.
  Он не успел опустить трубку, как раздался еще один резкий и нетерпеливый телефонный звонок. И на этот раз трубку взял Дрейк.
  — Дрейк, — сказал он и, услышав громкий сбивчивый монолог на другом конце провода, нахмурился и сосредоточенно уставился в одну точку. Чем дольше говорил невидимый собеседник, тем сильнее хмурился детектив. Выслушав его до конца, Дрейк лаконично сказал: — Спасибо вам, ребята. Я этого не забуду. С меня причитается.
  Повесив трубку, он повернулся к Мейсону.
  — Ну что там еще? — спросил тот.
  — Это были ребята из детективного агентства, которых мы нанимали для слежки за Нелли Конуэй. У них, оказывается, хорошие связи с местной полицией. Так вот, они выяснили, что полиция Калифорнии, заинтересовавшись местонахождением твоей бывшей клиентки, быстро установила, что та вылетела в Новый Орлеан под именем Норы Карсон. Они позвонили своим коллегам из Нового Орлеана и попросили найти ее. Те опросили таксистов, обслуживающих местный аэропорт, и довольно быстро установили ее по тому адресу, где ты уже побывал. Следить за ней они начали как раз в тот момент, когда ты выходил из этого дома. Они, как полагается, довели тебя до гостиницы, а затем уже взялись за нее. Перри, тебя засекли, и поэтому нужно быть готовым к любым неожиданностям.
  — Слушай меня внимательно, Пол. — Мейсон посмотрел на свои наручные часы. — Я должен обязательно улететь этим самолетом в 13.45, но я не хочу, чтобы кто-нибудь знал об этом. Ты закажешь билет на свое имя, затем поедешь в аэропорт, выкупишь билет, пойдешь в автоматическую камеру хранения, найдешь там свободную ячейку, положишь в нее билет, закроешь на ключ и отдашь его девушке в газетном киоске. Скажешь ей, что за ключом придет твой друг, которого ты в силу каких-то обстоятельств не сможешь увидеть лично. Опиши меня поподробнее. Главное, чтобы она без лишних слов отдала мне этот ключ.
  — А как ты узнаешь, в какой именно ячейке находится билет?
  — А очень просто. Ведь номер ячейки отштампован на самом ключе, так что проблем здесь не будет.
  — Перри, а почему тебе не взять билет на свое имя? — спросил Дрейк. — Пускай даже они тебя выследили, но ведь перед ними ты же чист. Ты всегда можешь сказать, что работаешь по поручению клиента.
  — У меня в кармане пятьсот долларов, принадлежавших не так давно Натану Бейну, а эти деньги могут оказаться такими «горячими», как раскаленная кухонная плита. Возьми их, положи в конверт и отправь заказным письмом на свой адрес. Потом рассчитаемся. Кроме того, я не хочу, чтобы этот билет лежал у меня в кармане, так как не желаю, чтобы кто-нибудь вообще знал, что я вылетаю именно этим рейсом. У меня нет времени на долгие объяснения, но я, судя по всему, попал в очень серьезный переплет, и неизвестно…
  Мейсон не успел закончить фразу, как раздался громкий нетерпеливый стук в дверь. Бросив многозначительный взгляд на Дрейка, он аккуратно засунул конверт с пятьюстами долларами под матрас и открыл дверь. На пороге стояли двое в штатском.
  — Кто из этих двоих нам нужен? — спросил один из них, постарше.
  — Именно этот, что открыл нам дверь, — ответил второй, бесцеремонно тыча пальцем в адвоката.
  Тот, что постарше, расстегнул пиджак и показал Мейсону полицейский жетон.
  — Пойдемте-ка, мистер, с нами. С вами хочет поговорить один очень важный человек.
  Глава 12
  Такси остановилось у полицейского участка. Мейсона провели в комнату дежурного офицера, где уже находилось несколько человек. В ней царила стандартная обстановка и особый, присущий, наверное, только полицейским участкам застоявшийся запах помещения, в котором круглые сутки находятся люди.
  — Нездешние шустрые типы, врывающиеся в нашем городе в частные квартиры честных граждан и демонстрирующие свои мускулы, нам очень не нравятся, — прорычал дежурный полицейский. — Итак, фамилия?
  — В таком случае я — нездешний Джон Доу,42 — спокойно парировал Мейсон.
  — Ах вот так, мы еще и умничаем, а? Поговори-ка у нас еще. Мы тебя запишем Джоном Доу, засадим в каталажку, вывернем все твои карманы и обязательно найдем что-нибудь, что бы указывало на твою личность, например водительские права, но записан у нас ты будешь как Джон Доу со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ну так как?
  — В чем меня обвиняют, хотел бы я знать?
  — Мы еще не решили, но думаю, что это будет бродяжничество и… там будет видно. Заходить в два часа ночи к незамужним женщинам и…
  — А это что, считается преступлением в вашем городе?
  — Все может быть, — растянул губы в улыбке дежурный сержант, — особенно если мы еще что-нибудь накопаем, да и наши коллеги в Калифорнии заинтересуются. Но вот насчет бродяжничества уж будь уверен. Так что давай-ка посмотрим твои водительские права, мистер Доу, глядишь, и узнаем побольше о тебе. На твоем месте я бы был более сговорчивым.
  Мейсон молча достал бумажник из кармана, вынул визитную карточку и протянул ее дежурному сержанту:
  — Меня зовут Перри Мейсон. Я адвокат и прибыл в ваш город поговорить со свидетелем по одному делу.
  Дежурный сержант свистнул от удивления, взял карточку Мейсона, вышел из комнаты, спустился этажом ниже и вернулся через две минуты.
  — Капитан хочет поговорить с вами, — сказал он.
  Полицейские провели Мейсона по коридору, остановились у двери с табличкой «Капитан», открыли ее и втолкнули адвоката в комнату. За столом, заставленным телефонами, сидел крупный, средних лет мужчина с аккуратно подстриженными, с сединой усами и отвисшими мешками под глазами. Позади устроилась стенографистка, которая что-то усердно записывала. В другом конце комнаты на кончике простого деревянного стула примостилась Нелли Конуэй, сложив руки в перчатках на коленях; лицо — бесстрастная маска с глазами, устремленными прямо вперед. Когда Мейсона втолкнули в комнату, она не подала вида, что знакома с ним.
  — Это тот самый? — капитан, повернувшись, взглянул на нее.
  — Да.
  — Вы имеете в виду Перри Мейсона, адвоката?
  — Да.
  — Садитесь, — капитан кивком пригласил Мейсона.
  Адвокат продолжал стоять.
  — Вы все пытаетесь упорствовать, — холодно сказал капитан. — Это вам ничего не даст, во всяком случае, в этом городе. Здесь командуем мы, и поэтому не пытайтесь качать права, потому что здесь вы — никто. Вы сейчас не в Калифорнии, и не забывайте об этом. Садитесь, или так и будете стоять?
  — Спасибо, — холодно ответил Мейсон. — Я постою.
  — Желаете сделать какое-нибудь заявление? — спросил капитан.
  — Нет.
  Полицейский повернулся к Нелли Конуэй.
  — Прекрасно, — сказал он, — вы заявили, что во всем следуете советам своего адвоката. Вы заявили, что вашего адвоката зовут Перри Мейсон. Вот он, Перри Мейсон, перед вами. Продолжайте рассказывать.
  — Я советую вам, Нелли, не говорить ни слова. Вы…
  — Заткнитесь, — оборвал его капитан.
  — Останетесь ли вы и теперь моим адвокатом? — нетерпеливо спросила Нелли Конуэй.
  — Нет.
  — Тогда мне лучше послушаться этих людей, — ответила она, вздохнув.
  Капитан широко растянул рот в улыбке. Мейсон извлек из кармана портсигар, раскрыл его, взял сигарету и закурил.
  — Продолжайте рассказывать, — обратился капитан к Нелли Конуэй.
  — Эти таблетки дал мне Натан Бейн, — начала она. — Он предложил мне пятьсот долларов наличными, если я вручу их его больной жене. Я подумала, что в них может быть яд, и решила обратиться к адвокату.
  — К какому адвокату вы обратились? — задал вопрос капитан.
  — Перри Мейсону.
  — Вот именно к этому джентльмену?
  — Да.
  — Что он вам посоветовал?
  — Всего было четыре таблетки, — продолжала рассказывать она. — Он взял одну из них из пузырька, положил ее в пакет и надписал свою фамилию. Три оставшиеся таблетки он положил обратно в пузырек, закрыл его пробкой, запечатал пакет и предложил мне надписать мою фамилию на клапане, закрывающем его, и сам поставил свою подпись поперек клапана и предупредил меня, чтобы я сохранила пакет, потому что он собирается установить химическим путем, что же было в этих таблетках, и намерен затем связаться с полицией.
  — А что после этого? — спросил капитан.
  — Потом мой работодатель Натан Бейн сделал так, что меня арестовали.
  — А потом?
  — Потом мистер Мейсон добился моего оправдания и сказал мне, что в этих таблетках не было ничего, кроме аспирина. Он намекнул, что я лгала ему и пыталась надуть его.
  — И что затем случилось?
  — Затем я вернулась в дом Натана Бейна собрать свои вещи. Он был дома, и так случилось, что мы с ним поговорили по душам. Он выглядел крайне озабоченным и сконфуженным, сказал мне, что очень сожалеет о случившемся, что был не прав и готов как-то загладить свою вину. По его словам, я вправе возбудить дело против него за моральный ущерб, но он предлагает найти более цивилизованное и разумное решение. В конце концов он заявил, что готов уладить дело обоюдовыгодным соглашением.
  — Что произошло дальше?
  — Дальше мы еще немного поговорили, и после этого он предложил мне две тысячи долларов отступного, авиабилет в Новый Орлеан и ключи от квартиры, где бы я могла бесплатно отдохнуть от случившегося в течение двух недель. Все, что я должна была сделать, это подписать бумагу, что никаких претензий к нему не имею, и отдать оставшиеся три таблетки, о которых уже шла речь, его жене. Так как эти таблетки содержали в себе аспирин, в чем меня уверил мистер Мейсон лично, то я без колебаний приняла это предложение. Это была выгодная во всех отношениях сделка, так как если девушка не сумеет сама постоять за себя, то никто другой это за нее не сделает.
  — Итак, как же вы поступили?
  — Я подписала бумагу, которую составил мистер Бейн, и получила двадцать стодолларовых банкнот. Затем я пошла к миссис Бейн и оставалась там до утра. Я дала ей три таблетки около девяти часов или около полдевятого вечера.
  — Вы сообщили мистеру Бейну, что вы сделали так, как он велел?
  — Да.
  — Миссис Бейн вела себя спокойно, когда вы давали таблетки?
  — Да, конечно. Я же сиделка. Я ей сказала, что доктор оставил ей это лекарство.
  — Что она ответила?
  — Она сказала, что доктор уже оставил ей лекарство. Я ответила, что это совсем другое, специальное лекарство, которое доктор предписал ей в добавление к обычным средствам.
  — А что произошло потом?
  — Лекарство не принесло никакого вреда миссис Бейн. Она приняла его и сразу же уснула. Я думаю, что в таблетках действительно был аспирин. Ночь прошла совершенно спокойно. Я ушла около семи утра, примерно за час до прихода дневной сиделки. Я попыталась связаться с мистером Мейсоном, чтобы рассказать ему, что произошло, но не могла найти его. Он так и не появился на работе до десяти часов. Это был последний срок, когда я могла позвонить ему, так как самолет вылетал через пятнадцать минут и пассажиров пригласили занять места в салоне в десять. Я позвонила ему ровно в десять, но его секретарша ответила, что он еще не пришел.
  — Вы не попросили, чтобы он связался с вами?
  — Нет, — ответила она после некоторого колебания.
  — Сообщили ли вы ему, куда отправляетесь?
  Она снова замешкалась.
  — Продолжайте, — предложил капитан. — Все рассказывайте.
  — Нет, — ответила Нелли, — я не сказала ему, куда вылетаю.
  — Когда вы снова с ним встретились?
  — Сегодня в полтретьего ночи.
  — Где?
  — Он пришел в мою квартиру.
  — Что он требовал?
  — Пятьсот долларов.
  — Вы заплатили?
  Она утвердительно кивнула головой.
  — Из тех денег, что вы получили от мистера Бейна?
  Снова утвердительный кивок.
  — Сообщили ли вы, откуда получили деньги?
  — Да.
  — И он взял пятьсот долларов.
  — Да.
  — Дал ли он расписку?
  — Нет.
  Капитан повернулся к Перри Мейсону.
  — Мистер Мейсон, вы прослушали заявление, оно было сделано в вашем присутствии. Желаете опровергнуть его?
  — Мне не нравится, как вы здесь поворачиваете дело. Я не собираюсь произносить ни единого слова.
  — Не пытайтесь увиливать, — прорычал капитан с едва скрываемой угрозой, — а не то вам еще больше может не понравиться, как мы здесь, в Луизиане, ведем полицейское расследование. Против вас было выдвинуто конкретное обвинение в том, что вы заявили этой женщине, что ей можно дать три таблетки ныне покойной миссис Бейн. Или вы отрицаете это?
  — Я не собираюсь делать никаких заявлений, — сказал Мейсон. — Но я должен заметить тем не менее, что заявление этой женщины не имеет ничего общего с истиной.
  — Как же так, мистер Мейсон? — с вызовом вставила Нелли Конуэй. — Вы ведь сами заявили мне, что эти таблетки не содержат ничего, кроме аспирина.
  — Таблетка, которую я взял на анализ, действительно не содержала ничего, кроме аспирина, — подтвердил адвокат.
  — А вы откуда это знаете? — вклинился в диалог капитан.
  — А вот как раз это я буду обсуждать в соответствующее время и в соответствующем месте.
  — Отлично. Это заявление было сделано в вашем присутствии. У вас была возможность опровергнуть его или, по крайней мере, объясниться. Вы этой возможностью не воспользовались. Хотите сделать еще какое-нибудь заявление по существу дела?
  — Я не собираюсь делать никаких заявлений, я уже это вам говорил.
  — Ну что ж, это ваше право, а уж вы-то знаете, как пользоваться своими правами. Вы свободны, пока по крайней мере, но я еще раз хочу предупредить вас, что вы находитесь в штате Луизиана, а мы здесь очень не любим чересчур шустрых и проворных ребят вроде вас. У нас оснований задерживать вас нет, но вполне возможно, вы понадобитесь своему родному штату, когда мы сообщим тамошним ребятам о заявлении Нелли Конуэй. Возвращайтесь к себе в гостиницу и находитесь там неотлучно. Не пытайтесь уехать из города, пока мы вам этого не разрешим. Вполне вероятно, что вы потребуетесь в качестве соучастника по делу об убийстве. А вообще, пятьсот долларов гонорара за разрешение дать больной женщине неизвестно какие таблетки! Вы еще тот адвокат!
  — Нелли, — сказал Мейсон, игнорируя угрозы полицейского и обращаясь к девушке, — в каком часу вы дали…
  — Я ведь четко сказал вам убираться! — заорал капитан.
  Он кивнул двум дюжим полицейским, сопровождавшим Мейсона. Они взяли адвоката с двух сторон, завернули ему руки и вытолкнули из комнаты. Так же бесцеремонно его выпроводили из полицейского участка.
  Глава 13
  Такси, на котором приехал Мейсон с конвоем, все еще стояло у входа в полицейский участок.
  — Довезите-ка меня обратно в гостиницу «Рузвельт», — усталым голосом попросил адвокат.
  — Хорошо, сэр. Небольшие неприятности, сэр?
  — Да нет, просто украли немного сна, вот и все.
  — О, ну это-то можно всегда нагнать.
  — Думаю, что да, — ответил Мейсон и сел на заднее сиденье.
  У гостиницы «Рузвельт» он заплатил таксисту, прошел к администратору, попросил ключ от номера, небрежно размахивая им, вошел в лифт и произнес:
  — Пятый этаж.
  На пятом этаже Мейсон вышел и сразу же спустился по боковой лестнице до террасы второго этажа. С террасы он смог взглянуть вниз, в приемную, где заметил детектива, работающего в гостинице; тот подождал, пока лифт без пассажиров спустился на первый этаж, подошел к стойке администратора и принялся звонить по телефону. Воспользовавшись этим, Мейсон пробежал вниз по лестнице, вышел через дверь в другом конце гостиницы и увидел свободное такси.
  — Давайте прямо по улице, — приказал он, садясь в такси. — Я должен тут отыскать один адресок.
  — Хороший будет денек, — дипломатично начал таксист. — Вы — ранняя пташка.
  — Угу. Когда заканчиваете работу?
  — Я? Да только двадцать минут, как заступил. Заканчиваю в шестнадцать.
  — Работы, я смотрю, не очень много, не так ли? — осведомился Мейсон.
  — Это только начало. А крутиться придется целый день.
  — Вам не позавидуешь, — посочувствовал адвокат.
  — Да уж куда там.
  — Город неплохо знаете? — спросил Мейсон.
  — Будьте спокойны.
  — У меня выдался такой день, — обратился к нему адвокат, — что я чертовски никуда не успеваю. Во сколько мне обойдется, если я возьму ваше такси на часок?
  — Ну, скажем, все зависит от того, по магазинам, или просто по городу, или…
  Мейсон вытащил из бумажника пятидесятидолларовую бумажку и предложил:
  — Знаете, что я сделаю? Я просто отдам вам пятьдесят долларов за весь день. Идет?
  — Что вы подразумеваете под «весь день»?
  — До конца смены, до четырех.
  — Идет.
  — О’кей, выключите вашу рацию, ибо эта дурацкая штука действует мне на нервы, — попросил Мейсон. — Передайте на коммутатор, чтобы вас не вызывали всю смену.
  — Я должен позвонить и получить разрешение, но я уверен, что все будет в порядке.
  — О’кей. Скажите им, — бросил адвокат, — что вы отправляетесь в Билокси.
  — Я думал, что вы сказали, вам нужно по городу.
  — Я и сам не знаю, черт побери, что мне нужно. Когда-то я знавал девушку в Билокси.
  — Семь верст киселя хлебать до девушки, — сказал таксист. — Кучу великолепных девушек можно найти и поближе, чем в Билокси.
  — Неужели?
  — Так говорят, — уклончиво ответил водитель.
  — Все равно, — адвокат изображал богатого, с причудами пассажира, — скажите им, что у вас пассажир до Билокси. Спросите, достаточно ли пятидесяти долларов за поездку.
  — О’кей. Подождите, я позвоню.
  Таксист вышел из машины, зашел в телефонную будку, позвонил, вернулся и извиняющимся тоном объяснил:
  — Они говорят, при таких условиях выручка за день должна быть семьдесят пять долларов. Думаю, что это грабеж, но…
  — А чего это мы беспокоимся? — успокоил его Мейсон. — Просто отдохнем. Возьмите сто долларов. Это за целую смену, и мы можем поехать в Билокси, а можем и не поехать, это как нам заблагорассудится. Оставшиеся двадцать пять долларов можете взять себе.
  — Ну даете, — улыбнулся таксист, — по-настоящему шикуете.
  — Нет, не шикую, — ответил Мейсон. — Просто устал от дел, хочу расслабиться и насладиться жизнью без этой засасывающей рутины. Попозже отвезете меня в хорошее местечко, где мы можем получить отличный бифштекс, посидеть не спеша и насладиться жизнью.
  — Нет проблем, такое место мы найдем, — заверил таксист. — Мне как-то не улыбается оприходовать все эти деньги якобы по счетчику для поездки в Билокси и обогатить мою компанию, а самим ездить по городу. Если желаете начать с Билокси, мы должны уже ехать…
  — Я передумал, — вздохнул Мейсон, — я собираюсь…
  — Перезвоню-ка я и договорюсь о меньшей плате за поездку по городу.
  — Не надо, пусть компания обогащается, — успокоил его адвокат. — Сделаем так: вы включите счетчик, и мы поедем по счетчику. Ведь чем меньше пробег, тем меньше вы получаете, не так ли? Если даже пробег будет меньше, чем до Билокси, вы всегда можете оправдаться, что пассажир, мол, передумал.
  — О’кей, босс. Как пожелаете. Конечно, деньги мне нужны, но хочу, чтобы комар носа не подточил. Вы удивитесь, узнав, как внимательно они следят за нами и как придираются. Расставляют контролеров везде проверять, не нарушаем ли мы правила.
  — А просто ездить с включенным счетчиком — не нарушение правил? — уточнил Мейсон.
  — Нисколечко.
  — О’кей, давайте просто поездим.
  Они медленно тронулись, объезжая улицы и кварталы, таксист показывал местные достопримечательности, а когда Мейсон, спустя некоторое время, стал позевывать, он предложил:
  — Ну а как теперь насчет позавтракать?
  — Неплохая идея, — отозвался адвокат.
  — О’кей. Я знаю одно местечко. Его хозяйка — одна женщина, моя хорошая знакомая. Собственно, это даже не ресторан, а частный пансион, но она будет рада принять нас по высшему разряду. Угостит гораздо лучше, чем в любом местном ресторане.
  — Это как раз то, что я хочу, — легко согласился Мейсон. — Именно расслабиться и почувствовать, что тебе не надо заниматься проклятыми делами.
  — Отлично. У этой женщины есть две дочери, настоящие красавицы, увидите — упадете со стула.
  — Я не хочу, чтобы меня так рано утром нокаутировали, — шутливо запротестовал Мейсон.
  — Во всяком случае, вы хотите вкусно поесть, — засмеялся собеседник, — и я скажу, чтобы вас угостили настоящим кофе по-луизиански, вы никогда такого не пробовали. Мистер, вы сегодня такое попробуете, что запомните на всю жизнь.
  Такси повернуло в пригород, водитель по пути позвонил, чтобы предупредить о приезде, и очень скоро машина остановилась перед подъездом чистенького домика в колониальном стиле. Слуга-негр ввел их в просторную столовую. Утренние лучи солнца едва начали пробиваться через кружевные занавески на окнах, которые, по словам таксиста, тоже были «единственные во всем городе».
  Через полтора часа отяжелевший от обильной пищи и созерцания двух действительно хорошеньких дочерей хозяйки Мейсон, снова усевшись в такси, предложил поехать в аэропорт, сказав, что обожает наблюдать за взлетом и посадкой самолетов, и по пути заодно получше посмотреть город. Водитель подумал про себя, что его чудаковатый пассажир мог бы получше провести время, но, не говоря ни слова, отвез адвоката в аэропорт. Мейсон остался сидеть в такси, наблюдая за прибытием самолетов через боковое стекло. Рейсовый (9.15 по расписанию) самолет опоздал на двадцать минут. Натан Бейн выскочил из самолета одним из первых и опрометью бросился к такси. В ту же минуту два широкоплечих молодых человека подошли к нему с двух сторон и взяли испуганного коротышку под руки. На лице Бейна отразился испуг. Без лишних слов они провели его через улицу к полицейской машине, усадили в нее и уехали.
  — Не хотите ли выйти и взглянуть на окрестности? — спросил водитель.
  — Нет. — Мейсон вытянул ноги, зевнул и продолжил: — Хотелось бы в такое место, где можно было бы погулять и побродить… Скажите, нет ли здесь поблизости парка?
  — Парка! — воскликнул таксист. — У нас несколько лучших в мире парков! Ну скажем, у нас есть парки с такими мощными дубами, каких вы в жизни никогда не видели. Есть лужайки, и прогулочные дорожки, и зоопарк с различными животными, озера, каналы…
  — Вот это как раз для меня! — с энтузиазмом воскликнул Мейсон. — Значит, в парк, где можно выйти, и полежать на травке, и просто погреться на солнышке, а затем мы можем отправиться осмотреть зоопарк, покормить животных, а потом… ну, сделаем все, что нам понравится.
  — Если бы я мог иметь подобного клиента раз в десять лет, это меня примирило бы со всеми старыми перечницами-брюзгами, которые возмущаются, когда я должен объехать квартал, чтобы въехать на улицу с односторонним движением. Давайте, мистер, заказывайте. Кстати, любите удить рыбу? Я знаю, где можно достать удочки и прекрасно поудить…
  — Звучит неплохо, — одобрил Мейсон, — едем.
  Около одиннадцати Мейсон решил, что он проголодался. Водитель привез его в экзотическое уединенное местечко, где адвокату подали коктейль из креветок, буйябесс,43 гигантские устрицы и солидный кусок осетрины, которая так и таяла на языке. Обслуживала девушка с блестящим оливковым цветом лица, с бездонными черными глазами и чрезвычайно длинными ресницами. Она исподтишка «стреляла» из-под длинных ресниц на Перри Мейсона, который явно ни на что не обращал внимания, кроме трапезы. Пробило полдень, и около часа дня Мейсон решил, что он снова хотел бы отправиться в аэропорт и посмотреть за отлетом и прилетом самолетов. На этот раз он вышел из машины и предупредил водителя:
  — Я прогуляюсь немного.
  — Надолго? — спросил таксист.
  — Не знаю, — ответил адвокат. — Пока не надоест. Хотите, пойдемте со мной.
  Мейсон вместе с таксистом медленно прошелся по аэровокзалу и потом сказал:
  — Пожалуй, я куплю газету.
  Он прошел к газетному киоску купить местное дневное издание и, пока его не слышал водитель, вполголоса обратился к киоскерше:
  — Насколько я знаю, мне оставили у вас ключ.
  — Да. — Девушка с любопытством взглянула на него и вручила ему ключ. — Ваш друг просил передать вам, что багаж находится в ячейке камеры хранения.
  Мейсон поблагодарил ее, дал ей на чай два доллара и вернулся к таксисту:
  — Возвращайтесь в машину и ждите там меня. Если я не появлюсь через полчаса, выключайте счетчик, оставьте остальные деньги у себя и возвращайтесь на дежурство.
  Мейсон прошел в камеру хранения, открыл ячейку, осмотрел ее, отметив, что Пол Дрейк упаковывал его дорожный саквояж явно второпях, и сразу же заметил письмо в простом конверте. Мейсон надорвал его, увидел авиабилет и приложенную к нему записку.
  «Делла в курсе, что ты вылетаешь этим рейсом. Не успеваю за событиями. Заползаю в свою нору и замуровываю за собой вход. Там и отлежусь. Ко мне все утро регулярно наведывалась полиция и намекала, что, если я не уберусь из города, не избежать мне тюрьмы. Мне не нравится, как эти луизианские парни закручивают дела в своем штате».
  Подписи под запиской не было.
  Мейсон подхватил саквояж, прошел к столику регистрации для отлетающих пассажиров.
  — Поспешите, — предупредил его служащий. — Через несколько минут заканчивается посадка.
  Мейсон поставил саквояж на весы, получил посадочный талон и фланирующей походкой пошел на летное поле к своему самолету. Он протянул посадочный талон стюардессе, прошел по трапу в салон самолета, нашел свое место, уселся в кресло, удобно откинулся и закрыл глаза, пока мощный грузовик вывозил самолет на взлетную полосу. Как только он взлетел, Мейсон склонился к иллюминатору и засмотрелся на ослепительно-белые в лучах полуденного солнца барашки волн озера Понтчартрейн. Пилот развернул самолет, лег на крыло так, что открылась чудесная панорама Нового Орлеана с его особняками, просторными парками, живописным видом порта и знаменитым изгибом реки Миссисипи. Мейсон снова расслабился и продремал до посадки в Эль-Пасо.
  Он сразу обратил внимание на двух вошедших пассажиров, судя по всему семейную пару: довольно красивого мужчину лет тридцати с тем отсутствующим инфантильным выражением лица, которое бывает у никогда не взрослеющих мужчин, покорно принимающих как настойчивую материнскую заботу, так и плотную опеку жены; и женщину года на четыре-пять его моложе с выражением властной настороженности на лице, свидетельствующей о том, что она раз и навсегда взвалила на себя ответственность за мужа, зная лучше его самого, что нужно для его же собственного блага.
  Через иллюминатор адвокат посмотрел на аэропорт. Холодный, порывистый ветер клонил к земле деревья. Мейсон зевнул, закрыл глаза и задремал, пока самолет вывозили на взлетную полосу. Полусонный, он услышал рев моторов и почувствовал, как самолет оторвался от земли, затем очнулся, чтобы взглянуть в наплывающих сумерках на панораму окрестностей Эль-Пасо, реку Рио-Гранде, мексиканский городок Сьюдад-Хуарес на другом берегу реки. В этот момент кто-то осторожно тронул его за плечо. Мейсон обернулся и увидел женщину, которая села в Эль-Пасо с инфантильным мужчиной не от мира сего.
  — Мы хотели бы поговорить с вами, — тихо промолвила она.
  Мейсон задумчиво поглядел на нее, улыбнулся и покачал головой:
  — В данный момент у меня нет настроения для беседы и…
  — Мисс Стрит предложила, чтобы мы сели в Эль-Пасо именно в этот самолет.
  — Это, — заметил Мейсон, — совсем другое дело.
  Он прошел в курительную, где уже сидел ее муж. Весьма характерно, подумалось Мейсону, мужчина посылает с поручением женщину.
  — Мисс Стрит передала с вами письмо или что-нибудь еще? — осторожно осведомился Мейсон.
  — Нет. Мы с ней говорили по телефону. Пожалуй, лучше нам представиться. Я — миссис Брэкстон, а это — Джеймс Брэкстон.
  — Вы родственники семьи Бейн?
  — Совершенно верно. Джим приходится, вернее, приходился сводным братом Элизабет, а я его жена. Викки Брэкстон — родная сестра Джима.
  — Ну что же… — Мейсон устроился поудобнее. — Давайте будем говорить. Закуривайте.
  — Полагаю, вы знаете, что случилось? — начала женщина.
  — Кстати, что же случилось? — Мейсон ответил вопросом на вопрос.
  — Эта сиделка, эта Нелли Конуэй… — Миссис Брэкстон едва сдерживала возмущение.
  — Что с ней?
  — Ведь это же она дала яд Элизабет. Натан попросту купил ее.
  Адвокат вопросительно поднял бровь и молча затянулся сигаретой.
  — Мистер Мейсон, — женщина бросила взгляд на адвоката, — почему вы молчите?
  — Ваш муж почему-то не говорит ни слова, — с едва уловимой иронией ответил Мейсон.
  — Он предпочитает больше слушать. — Миссис Брэкстон нервно засмеялась. — В семье я говорю за всех, говорю, говорю, перескакиваю с одного на другое.
  Мейсон кивнул.
  — Нам хотелось бы узнать, что вы думаете и каковы ваши соображения относительно этого дела.
  — Масса людей хотела бы узнать все это, — туманно заметил адвокат.
  — Боюсь, я не понимаю.
  — Вы представились мне как мистер и миссис Брэкстон. Я вас ни разу в своей жизни не видел. К тому же вы можете оказаться газетными репортерами, которые пытаются получить интервью у меня.
  — Но, мистер Мейсон, боже мой, ваша собственная секретарша сообщила нам, где вас найти. Мы прилетели рейсом в Эль-Пасо за полчаса до прибытия вашего самолета. Естественно, мы были как на иголках, беспокоились, мы хотели встретиться с вами побыстрее и предупредить вас о трудностях, с которыми столкнетесь.
  — Спасибо.
  — Мистер Мейсон, вы должны верить нам. Мы… Джим, у тебя есть какие-нибудь документы?
  — Разумеется, — Джим был рад возможности вставить слово, — у меня есть водительские права.
  — Позвольте взглянуть на них, — вежливо попросил Мейсон.
  Он взял права, изучил их и сказал:
  — Хорошо, я задам вам несколько вопросов, чтобы лучше прояснить ситуацию. Где вы были несколько дней назад?
  — В Гонолулу.
  — Кто был с вами?
  — Мы трое, всей семьей. Моя сестра Викки, мы всегда были очень близки, и она в хороших отношениях с Джорджианой.
  — У вас есть еще какие-нибудь документы? — спросил Мейсон.
  — Конечно. У меня с собой визитные карточки и членский билет клуба.
  — Позвольте взглянуть на них, — адвокат протянул руку.
  Он взял документы, проглядел их и в конце концов промолвил:
  — О’кей. Думаю, что все в порядке. Видимо, теперь вы расскажете, что мисс Стрит поручила вам мне передать. Она ведь не советовала вам прилетать сюда именно для того, чтобы просто поболтать со мной.
  — Знаете, — Джорджиана нервно засмеялась, — я именно хотела познакомиться с вами.
  — Теперь мы познакомились. Что такое сказали вы мисс Стрит, что она вдруг послала вас сюда?
  — Есть такие вещи, про которые не то что говорить, подумать неприятно, — сказала она, немного помолчав.
  — Но, дорогая, мистер Мейсон наш адвокат. Ему можно рассказывать все, иначе как же доверять ему ведение своих дел. Ведь так, мистер Мейсон?
  Адвокат молча кивнул и веско произнес:
  — Если у вас есть любая информация, проливающая свет на смерть вашей свояченицы, вы должны в любом случае поставить меня в известность.
  — Джим, — она резко повернулась к мужу, — я тебя не понимаю. Все время, когда я только начинала говорить на эту тему, ты меня обрывал и предупреждал, чтобы я держала язык за зубами, иначе у меня могут быть серьезные неприятности. Сейчас ты вдруг меня заставляешь рассказать все человеку, которого я знаю всего несколько минут.
  — Но, дорогая, ситуация полностью изменилась. Это должно быть… ну, закон защитит тебя.
  — Знаете, мы не можем более терять время. — Мейсон посмотрел на часы. — Репортеры могут зайти в самолет в Тусоне.
  — Ну ладно, — Джорджиана взяла себя в руки, — мне придется выпалить это одним духом. Мистер Мейсон, Натан Бейн отравил свою первую жену.
  — Она съела, как считалось, что-то такое, что оказалось несовместимым с ее организмом, — мягко поправил Джеймс Брэкстон.
  — На самом деле были налицо типичные признаки отравления мышьяком, — заявила миссис Брэкстон.
  — Как вы узнали? — деловито осведомился Мейсон.
  — А потому, — ответила она, — что я всегда подозрительно относилась к Натану Бейну, с того момента, как он вошел в наш дом и стал ухаживать за Элизабет.
  — И что дальше? — полюбопытствовал Мейсон.
  — Случилось это так, мистер Мейсон. Он всегда говорил, что ему неприятно вспоминать о смерти своей первой жены, это, дескать, навевает на него тяжелые воспоминания, но однажды разоткровенничался и рассказал нам, как это было. По его словам, она съела что-то такое, что ей было противопоказано, а она якобы об этом не знала, это вызвало резкие желудочные боли. Когда он довольно красочно описал все симптомы, я начала думать… ну, в общем, мне в голову засела одна мысль, и я…
  — Какие это были симптомы?
  — Симптомы, типичные для отравления мышьяком. Их не очень приятно описывать, но, поверьте мне, мистер Мейсон, все сходится.
  — Но вы-то как определили, что это именно те симптомы?
  — Я решила особо изучить этот вопрос и прочитала кое-какую специальную литературу.
  — Почему?
  — Потому что я с подозрением относилась к Натану Бейну с самого первого дня, как он появился в нашей семье. У меня всегда было твердое убеждение, что он… гадина.
  — Давайте вернемся к обстоятельствам смерти его первой жены, — прервал ее Мейсон. — Эти данные могут иметь исключительно важное значение на судебном процессе, если дело дойдет до этого.
  — Ваша секретарша тоже так считает, — заметил Джим Брэкстон. — Вот почему она посоветовала нам как можно скорее связаться с вами.
  — Итак, расскажите мне все по порядку: как Натан Бейн познакомился с вашей сестрой и как получилось, что она вышла за него замуж. Насколько я знаю, она была довольно привлекательной женщиной?
  — Да, это так.
  — Нужно сказать, — заметил Джим Брэкстон, — что два года назад, когда она с ним познакомилась, и Натан выглядел гораздо лучше, чем сейчас. И потом, ему нельзя отказать в обходительности и умении ухаживать за женщинами.
  — Ничего подобного, — возразила жена. — Он и тогда был уже безобразно толстым. Разве ты не помнишь, как он вечно жаловался, что ему без конца приходится покупать новую одежду, так как старая, а ей еще и месяца не было, уже ему тесна? И эта его вечная болтовня, что он начинает худеть с завтрашнего дня. Сначала он твердил, что сбросит пять фунтов за полтора месяца, потом двадцать за полгода. И все время толстел. Каждый раз, когда он наклонялся, у меня было ощущение, что его брюки лопнут по швам. И главное, никак не хотел соблюдать диету, а жрал все подряд, причем исключительно жирную пищу. Бывало, за обедом он…
  — Это ничего не добавляет к рассказу о смерти его первой жены, — нетерпеливо остановил ее адвокат. — У нас очень мало времени.
  — Значит, так, — сказала она, — его первая жена умерла за три года до свадьбы с Элизабет.
  — Он что-нибудь получил после ее смерти? — прервал ее Мейсон.
  — Что-нибудь получил, тоже скажете! Он прибрал к рукам около пятидесяти пяти тысяч долларов. Вначале он занялся биржевыми операциями, затем полез в Голливуд. Он несколько раз прогорал и, поняв наконец, что бизнес — не его стезя, обдуманно бросив все свои дела, направил взоры на тех, у кого водятся денежки. Скажу вам, мистер Мейсон, именно ради денег он и женился на Элизабет. Он прямо трясся при мысли о ее деньгах, только и всего. Мельком увидев его, я сразу же раскусила этого человека. Достаточно на него взглянуть один раз, и все будет понятно. Именно таким способом я и распознаю людей, точно определяя их характер. Могу взглянуть на человека и тотчас сказать, о чем он думал в последние десять минут. И более того, мне никогда не приходится менять свое мнение. Приму решение и никогда, ни при каких условиях не меняю его.
  — Это верно, — подтвердил Джим Брэкстон. Его вид красноречиво говорил о том, кто в этой семье главный.
  — Продолжайте, — попросил Мейсон.
  — Ну в общем-то, мистер Мейсон, это все. О Натане Бейне я скажу еще одно. Он — великолепный оратор. Дайте ему возможность поговорить, и он ворону заставит отдать свой сыр. А когда начал завлекать Элизабет, то действительно творил чудеса. Был приятнейшим, деликатнейшим человеком — такого жениха вы еще не встречали. Но меня не проведешь, я за версту чую людей такого сорта. Иногда мне казалось, что по нему растекается лицемерие, словно это был какой-то сосуд, доверху залитый хитростью. Провести меня он не мог и чувствовал это.
  — Вы высказали Элизабет все, что вы думали о нем?
  — Естественно, я выложила ей все как есть. Я ее предупреждала и… Но она меня не послушала.
  — И что дальше?
  — Ну, естественно, наши отношения несколько испортились, поскольку она была полностью загипнотизирована Натаном. И ничего нельзя было сделать: она тут же бежала к Натану и все пересказывала.
  — Дорогая, обожди-ка минутку, — вмешался Джим. — Ты ведь не знала, приходила ли она к Натану и…
  — Не лезь туда, в чем ты не смыслишь, — резко оборвала его Джорджиана. — Я знаю наверняка, что она делала и что нет. Я могла бы назвать каждую минуту, когда она делилась со своим Натаном. Могу судить по перемене, которая сразу же происходила в нем. Сначала он пытался гипнотизировать меня как свою родственницу, но с той минуты, когда он узнал мою позицию, тут же свернулся, как улитка, и затаил злобу.
  — Продолжайте, — попросил адвокат, — давайте поговорим о том, что можно использовать в качестве свидетельских показаний, если они у нас будут.
  — Хорошо, мистер Мейсон, я как раз рассказываю вам, что сразу же после свадьбы он был, правда недолго, самым внимательным мужем. Прикинулся тихоней, прямо-таки танцевал вокруг нее. Затем мало-помалу стал именно тем, кто есть на самом деле. Во-первых, он начал полнеть. Вернее, стал по-настоящему жиреть. Он просто жрал, жрал и жрал…
  — Бог с ним, с этим ожирением, — вздохнул Мейсон, — давайте поговорим по делу.
  — Ну, как я уже говорила, некоторое время он изо всех сил старался произвести приятное впечатление, затем начал показывать свое подлинное лицо. На первых порах он довольно бесцеремонно пытался уговаривать Элизабет профинансировать то или иное очередное деловое предприятие, а потом не стесняясь направил свои усилия на то, чтобы получить от нее разрешение на управление всем ее имуществом. Но к чести Элизабет нужно сказать, что она довольно быстро раскусила его штучки. Она сама довольно хорошо разбиралась в деловых вопросах и берегла, не транжирила свою собственность, полностью ее контролируя и не собираясь от нее отказываться. Я утверждаю, что Натан переменился с той самой минуты, когда понял, что связал себя с женщиной, которая и не думает плясать под его дудку, отдавать ему собственность, а, наоборот, считает ее своей и желает сама ею распоряжаться. Я знала, что что-то должно случиться. Однажды я предупредила Джима, а потом повторяла то же самое десятки раз. Джим, говорила я ему, смотри за этим человеком, он способен на все…
  — Мы говорили о его первой жене, — прервал ее Мейсон.
  — Хорошо, однажды он подвыпил и неожиданно разговорился о своей прежней жизни, что он крайне редко делал, и тут упомянул о своей первой жене.
  — Как ее звали?
  — Марта.
  — И что же он рассказал?
  — Ну, они были женаты уже два года или два года с хвостиком и отправились в Мехико, и она, как оказалось съев чего-то рыбного, внезапно заболела, очень сильно заболела. Он описал, какой это был кошмар — ночью перевозить ее через границу и пытаться получить по пути домой квалифицированную медицинскую помощь. К тому времени, когда он доставил ее домой, семейный врач установил, что она была уже в критическом состоянии. Врач заявил, что это было, без сомнения, пищевое отравление испорченными морскими продуктами. Ну а затем она умерла, и все этим кончилось.
  — Как вы определили, что в болезни проявились симптомы отравления мышьяком?
  — Я же говорю вам, мистер Мейсон, он сам рассказал о всех деталях. В общем-то, говорить о таком не очень прилично, но он был под винными парами и не стесняясь рассказывал о всех этих неприятных физиологических подробностях, когда он вез умирающую женщину по дикой мексиканской пустыне. И именно тогда он упомянул о конфетах. При всей его тяге к жирной пище он терпеть не может шоколада. По его словам, Марта взяла с собой в дорогу коробку шоколада, которую съела уже в Мексике. В ту же самую минуту, когда он только проговорился об этом, в ту же самую минуту, запомните, я уже догадалась, что произошло на самом деле. Я порылась в медицинском справочнике, изучила все симптомы, и, будьте уверены, все они были налицо. Марта была отравлена мышьяком, который был в той самой коробке с шоколадом, из которой она взяла и съела несколько конфет сразу же после рыбного обеда.
  — Кто ей вручил шоколад? — спросил Мейсон.
  — Боже, откуда я могу знать? Но можно биться об заклад, что именно он отравил мышьяком шоколад.
  — Бейн не обращался к мексиканскому доктору?
  — Нет. Марта якобы сама этого не хотела, да и он считал, что это нежелательно. Как сейчас подает эту версию Натан, они оба были уверены, что у нее простое пищевое отравление и что, прочистив желудок, она быстро поправится. Словом, они решили не обращаться к местному врачу и добраться домой. Если вы меня спросите, почему он хотел доставить ее домой, то я отвечу, что у него есть знакомый доктор, с которым он играет в гольф, и поэтому Натан был уверен, что доктор подпишет любое свидетельство о смерти, не задавая лишних вопросов. Врач согласился с диагнозом рыбного отравления, и, когда она через два дня умерла, он без лишних проволочек подписал свидетельство о смерти.
  — Где они жили в то время? — поинтересовался Мейсон.
  — В Сан-Диего.
  — А что с телом Марты? Ее кремировали или?..
  — В том-то все и дело, — продолжила она. — Он хотел, чтобы умершую кремировали, но ее родители требовали, чтобы ее похоронили, и они настояли на своем. Сама она не оставила никакого завещания или распоряжения, как поступить после ее смерти, и поэтому ее похоронили.
  — Где?
  — В Сан-Диего, на местном кладбище.
  — Ну что же, я рад, что вы мне все это рассказали, — подвел черту под обсуждением адвокат. — У нас есть теперь над чем поработать.
  — Видишь, — повернулся Джим Брэкстон к жене, — говорил я тебе, что это важно.
  — Теперь, — обратился к ним Мейсон, — я хотел бы, чтобы вы осознали и поняли одну вещь: никто из вас не произнесет об этом ни слова, пока я не разрешу. Понятно?
  Они оба кивнули головой.
  — Ваши свидетельства могут оказаться очень важными, — подчеркнул адвокат. — Все факты в этом деле перекручены. Нелли Конуэй заявляет, что Натан Бейн хотел заплатить ей за то, что она вручит его жене лекарство, которое якобы облегчит ее страдания, и та не будет слишком нервничать. Нелли принесла мне это лекарство. Я взял одну таблетку для анализа, и она оказалась обыкновенным аспирином… Бессмыслица какая-то! А затем вдруг Элизабет Бейн умирает. Натан Бейн явно юлит, норовит выскользнуть сухим из воды, заодно прихватив с собой наследство. Чтобы заткнуть всем рот, он явно стремится бросить тень подозрения на всех, кроме самого себя. В подходящий момент я хотел бы нанести такой удар, который произвел бы воистину ошеломляющее впечатление. Именно поэтому я и хочу, чтобы не произошла утечка этой информации, ни единого словечка. Понимаете?
  — Сделаем все, что вы скажете, — заявил Джим Брэкстон.
  — Хорошо, договорились, — заметил Мейсон, — и я хотел бы, чтобы вы точно следовали инструкциям. Все может оказаться гораздо более важным, чем вы сейчас думаете.
  — Ну, положим, — вздернув подбородок, заметила миссис Брэкстон, — я-то знаю, когда держать свой язык за зубами, а что касается Джима, он никогда не болтает, не правда ли, Джим?
  — Да, дорогая, конечно.
  — И ты будешь исполнять инструкции мистера Мейсона, не так ли, Джим?
  — Да, дорогая.
  — Вам нечего беспокоиться, — она обернулась к адвокату.
  — Итак, — Мейсон сухо улыбнулся, — все говорит о том, что вы оба понимаете, о чем идет речь.
  Глава 14
  Ночь была ясная и спокойная. Свет звезд ровно сиял в глубине неба, но его забивали мощные прожекторы в аэропорту. Мейсон влился в поток пассажиров, спешащих к выходу. Выполняя инструкции, Джим и Джорджиана Брэкстон были среди первых спустившихся по трапу с самолета, адвокат же пристроился в конце очереди. Пока Мейсон поднимался по лестнице в центральный зал аэропорта, он незаметно и быстро огляделся, ища взглядом Деллу Стрит. Ее нигде не было. Начиная беспокоиться, он направился к выходу и здесь внезапно увидел лейтенанта Трэгга с небольшим чемоданчиком в руке. Тот, нетерпеливо поглядывая на громадные часы в зале, мерил шагами пол. Мейсон, повернувшись спиной к лейтенанту Трэггу, поспешил к выходу. Он уже почти проскочил незамеченным к тяжелым стеклянным дверям, когда Трэгг резко и довольно бесцеремонно окликнул его по имени. Мейсон повернулся, изобразив на лице крайнее удивление. Трэгг заторопился к нему.
  — Здравствуйте, Трэгг, — небрежно бросил Мейсон, показывая всем своим видом, что он очень спешит и не может задерживаться.
  — Ну так как поживаем, защитник? — спросил Трэгг.
  Тон Мейсона мог обмануть кого угодно, но не Трэгга — самого умного и грамотного полицейского из числа тех, с кем ему приходилось иметь дело.
  — Нормально, не жалуюсь. А здесь как дела?
  — Догадываюсь, что вы были в Новом Орлеане, не так ли? — Трэгг был в отличном настроении и весьма юмористическом расположении духа.
  Мейсон молча кивнул.
  — Как же вы тогда здесь оказались, если тамошняя полиция сообщила нам, что они запретили вам покидать их город вплоть до особого указания?
  — Полиция в Новом Орлеане, — веско отрезал Мейсон, — груба, деспотична, несдержанна и невежлива.
  Трэгг рассмеялся от всей души, а затем резко перешел на серьезный тон:
  — Скажите, Мейсон, вам разрешили уехать?
  — Я не привык спрашивать ничьих разрешений и следовать указаниям, ограничивающим свободу моего передвижения, до тех пор, пока не будет доказано в установленном законом порядке, что я совершил то или иное уголовно наказуемое деяние, — в таком же тоне ответил Мейсон.
  — Ну ладно, Мейсон, — лицо Трэгга расплылось в добродушной улыбке, — будем надеяться, что там, в Новом Орлеане, не случилось ничего такого, что заставило бы вас изменить своим твердым жизненным правилам.
  — Можете быть уверены, — в тон ему ответил адвокат.
  — В чем, в чем, а в оптимизме вам, Мейсон, не откажешь.
  — А здесь вы для того, чтобы встретить меня? — иронически осведомился Мейсон.
  — Нет, Мейсон, на этот раз я здесь по своим делам и никакого официального интереса у меня к вам нет. Если быть честным, то я больше интересуюсь самолетом, который по расписанию должен вылететь в Новый Орлеан где-то минут через двадцать. Я один из тех нервных и нетерпеливых пассажиров, что не могут сидеть и спокойно ждать, когда объявят о посадке, а должны слоняться по залу, уставившись на центральное информационное табло, как будто глазами можно подтолкнуть стрелки часов.
  — Отправляетесь в Новый Орлеан, чтобы допросить Нелли Конуэй? — полюбопытствовал адвокат.
  — Официально, — сказал Трэгг, — мне не полагается делать заявления, но неофициально, Мейсон, в Новом Орлеане происходят некоторые довольно занимательные события.
  — Что за события?
  Трэгг отрицательно покачал головой.
  — Не стоит напускать на себя такую чертовскую секретность, — заметил Мейсон. — Полагаю, что все знают, что Натан Бейн вылетел в Новый Орлеан и был схвачен полицией, как только вышел из самолета.
  — Серьезно? — Трэгг явно старался не показать удивления.
  — Ах, вы не знали, что я в курсе? — Адвокат не скрывал сарказма.
  — Вы в курсе многих вещей. Иногда, Мейсон, вы поражаете меня, когда я узнаю, что вам известно, а иногда бывают случаи, когда я беспокоюсь, что никогда не узнаю, что же вы знаете. Поэтому я должен постараться и не дать вам ни малейшего повода узнать, что мне известно.
  — Поэтому, — резюмировал адвокат, — тот факт, что Натан Бейн был схвачен полицией, а Нелли Конуэй тоже была задержана и дает показания, а также тот факт, что вы нервно меряете шагами аэропорт, ожидая вылета в Новый Орлеан, — все это достаточно ясно доказывает: Натан Бейн сделал какое-то сногсшибательное признание, или вы ожидаете, что он расколется к вашему приезду.
  — Вам действительно следовало бы раздобыть тюрбан и магический кристалл, — язвительно заметил лейтенант Трэгг. — Тогда бы вы смогли открыть свое дело, предсказывая будущее, читая мысли, советуя, как заработать состояние. Уму непостижимо, как такой талант расходует себя на пустяки.
  — Бейн признался в убийстве? — задал вопрос адвокат.
  — А почему бы вам не заглянуть в ваш магический кристалл? — иронически усмехнулся Трэгг.
  — Не хотите делиться информацией, а, лейтенант?
  Трэгг отрицательно покачал головой.
  — У меня, Трэгг, будут проблемы с вашим подчиненным Голкомбом, — вздохнул Мейсон.
  — У вас и прежде были с ним проблемы. В этом нет ничего нового.
  — Я имею в виду, что у меня будет с ним действительно настоящая стычка. Я собираюсь хорошенько проучить его.
  — Ой ли?
  — Я говорю совершенно серьезно.
  — Чем же он вам так насолил?
  — У него оказалась весьма гибкая выборочная память. Он почему-то напрочь забыл мой с ним разговор о Натане Бейне.
  — Да, сержант Голкомб знаком с Натаном Бейном. — Трэгг стал задумчивым и серьезным. — Они немало провели вместе времени.
  — И что из этого?
  — Они вроде как сдружились. Голкомб записался на курсы, где обучали ораторскому искусству, в том числе полицейских и помощников шерифов. Натан Бейн как раз преподавал в классе, одним из слушателей которого был сержант Голкомб. И произвел довольно-таки большое впечатление на моего сержанта. Нужно признать, что Бейн — искусный, умеющий убеждать лектор. Когда он в ударе, то производит впечатление незаурядной личности. Голкомб оказался под сильным, весьма сильным впечатлением. Как-то после лекции, когда они остались наедине, он сказал Бейну, что восхищается его ораторским искусством, тот был, естественно, польщен, они разговорились, и между ними возникло нечто вроде дружбы.
  Несколько месяцев тому назад Бейн позвонил Голкомбу и поделился с ним своими подозрениями относительно того, что сиделка его жены, Нелли Конуэй, судя по всему, ворует драгоценности. Он спросил у Голкомба, как ему поступить, и тот предложил обратиться в частное детективное агентство, порекомендовав известного вам Джеймса Хэллока.
  — Это объясняет многое, но не отвечает на основной вопрос: почему у сержанта Голкомба оказалась такая короткая память, когда я попытался напомнить ему о нашем разговоре?
  — Ладно, так и быть, я скажу вам, — не выдержал Трэгг. — Когда вы позвонили со своей версией о таблетках, Голкомб подумал, что вы наспех сооружаете сложную защиту для своей клиентки, с тем чтобы позднее поставить Натану Бейну, человеку, к которому он относится с симпатией, ловушку при перекрестном допросе. Ну а отношение Голкомба к себе вы прекрасно знаете, не мне вас просвещать на этот счет.
  Женский голос по радио объявил, что посадка пассажиров на рейс на Новый Орлеан производится через галерею номер 15, и Трэгг, сделав одобрительный жест рукой, улыбнулся и произнес:
  — Ну, удачи вам, защитник.
  — Спасибо, и вам тоже удачи. Надеюсь, вы вернетесь с признанием Бейна и положите его на стол Голкомбу.
  — Что-нибудь передать полицейским в Новом Орлеане?
  — Передайте им, что я их люблю, — ответил Мейсон.
  — Они могут затребовать вас назад.
  — Если полиция Нового Орлеана попробует затребовать меня назад, то они должны объявить меня вначале во всеамериканский розыск, а затем уже постараться найти закон, который я, по их мнению, нарушил в штате Луизиана и на основании которого они могли бы потребовать моей выдачи. Вы, лейтенант, могли бы разъяснить им практическую сторону законов Соединенных Штатов и права граждан этой страны.
  Трэгг растянул губы в подобие улыбки, помахал рукой и торопливо направился к выходу на летное поле. Мейсон проводил его взглядом до выхода и уже собирался уходить, когда услышал за спиной быстрый стук каблучков и, повернувшись, увидел Деллу Стрит, бегущую к нему.
  — Привет, шеф.
  — Привет. Где ты пропадала?
  — Не угадаете, где я пропадала. — Она засмеялась. — Когда увидела лейтенанта Трэгга в холле, я не знала, вас ли он ждет, или меня, или просто улетает. Поэтому я удалилась в одно место, куда лейтенант Трэгг и его подчиненные не смогут войти.
  — И что потом? — спросил адвокат.
  — Потом, — ответила она, — продолжая наблюдать за Трэггом, я пришла к выводу, что он никого не ждет, а сам вылетает, судя по всему в Новый Орлеан. Прекрасно понимая, что встреча с ним не входит в ваши планы, я затаилась так, что он меня не видел, надеясь предупредить вас об опасности. Но он, к сожалению, оказался одним из тех нудных нервных пассажиров, которые вместо того, чтобы сидеть спокойно и ожидать вызова на посадку, все слоняются по залу и пялят глаза во все стороны.
  — А где Виктория Брэкстон?
  — Она здесь. Мы остановились в одном мотеле.
  — Ты сделала так, как я просил?
  — Да, шеф, зарегистрировались под своими собственными фамилиями.
  — Прекрасно. Будет гораздо хуже, если выяснится, что она скрывается от правосудия.
  — Нет-нет, все сделано именно так, как вы хотели.
  — Ее кто-нибудь разыскивает?
  — Насколько я знаю, пока только газетчики. Первый допрос у окружного прокурора завтра в десять утра.
  — Они прислали ей повестку?
  — Нет, но это сообщение было опубликовано в газетах. Они направили повестку Джиму и Джорджиане Брэкстон. Я вижу, что они все же успели на пересадку в Эль-Пасо, не так ли? Что вы о них думаете, шеф?
  — Все бы ничего, — ответил Мейсон, — если не считать того, что эта дама, начав говорить, обязательно заговорит вас до умопомрачения.
  — Она рассказала о?..
  Мейсон кивнул.
  — Как вы собираетесь это использовать? Не хотите ли пустить в печать, тогда мы сможем…
  — Нет, — сказал Мейсон. — Я хочу пока попридержать эту информацию и использовать ее в должное время, должным образом и в должном месте. Если Натан Бейн признается в убийстве своей жены, мы передадим информацию лейтенанту Трэггу, хотя Трэгг, вероятно, узнает об этом прежде, чем мы получим шанс рассказать ему обо всем этом. С другой стороны, если полиция захочет обелить Натана Бейна, мы бросим им в лицо эту информацию.
  — Почему они захотят обелить Бейна?
  — Потому, — ответил Мейсон, — что наш дорогой друг сержант Голкомб брал уроки ораторского искусства у Натана Бейна. Хорош голубчик?
  — А может, это просто совпадение?
  — Это совпадение, если взглянуть на это с одной стороны.
  — А если взглянуть на это дело с другой стороны, тогда что?
  — Тогда совсем другая картина, — начал адвокат. — Предположим, что вы замыслили убийство. Предположим, вы незаурядный искусный оратор, умеющий воздействовать на аудиторию и производить нужное вам впечатление на людей. Предположим, вас приглашают в закрытый полицейский клуб для чтения лекций по ораторскому искусству. В сложившейся ситуации не станете ли вы стараться заиметь кучу друзей среди своих слушателей с тем расчетом, что они когда-нибудь помогут вам в разных жизненных передрягах? А уж тем более если вы замыслили отправить на тот свет свою жену. Ты как думаешь?
  Делла Стрит молча кивнула.
  — Не исключено, — продолжал далее Мейсон, — что Натана Бейна связывает с сержантом Голкомбом дружба именно такого рода.
  — Вы думаете, это может серьезно осложнить ситуацию?
  — Все может быть, особенно если учесть странную «забывчивость» нашего друга сержанта в том, что касается именно меня. Кстати, где машина, Делла?
  — На стоянке.
  — О’кей. Тогда я пойду получать свой багаж, а ты, пожалуйста, подгони пока машину к выходу. Там я тебя и встречу. Газетчиков не видно?
  — Не думаю. — Она засмеялась. — Они пытались связаться с вами, звонили в Новый Орлеан, и тамошняя полиция заверила их, что вас не выпустят из штата Луизиана до тех пор, пока не закончится расследование.
  — Ах вот оно что, — сказал Мейсон. — Шустрые ребята, ничего не скажешь.
  — Кстати, шеф, а как вы оттуда улизнули? Оставили залог, а потом плюнули на него?
  — Ну да, стану я еще залог платить. Я просто взял и уехал, вот и все. Откуда они взяли, что могут мне приказать не покидать их город? Вот если бы преступление было совершено в штате Луизиана, тогда другое дело. А то эти молодчики пытаются расследовать преступление, совершенное в другом штате, не имея никаких исходных данных, кроме официального запроса установить конкретное лицо! В общем, Делла, ну их всех к черту!
  — Правильно, к черту их всех, — одобрила Делла Стрит, засмеявшись. — И не забивайте слишком себе голову этим, шеф. Сейчас вас разделяет с Новым Орлеаном полторы тысячи миль. Получайте свой багаж, а я пока подгоню машину.
  Она подбодрила его едва заметной улыбкой и направилась к стоянке. Мейсон получил у носильщика багаж и вышел из аэропорта, когда она подъехала. Адвокат швырнул сумку на заднее сиденье, нырнул в переднюю дверь, сел рядом с секретаршей и предупредил:
  — Делла, постарайся-ка, чтобы за нами не было никакого «хвоста».
  — О’кей, посмотрите назад, а я покручусь по переулкам.
  Мейсон уселся так, чтобы можно было наблюдать за дорогой.
  — Делла, что с Викки?
  — Она беспокоит меня, шеф.
  — Почему?
  — Не могу понять. С ней что-то происходит, и я не могу понять, что именно.
  — Что нового с завещанием?
  — Это завещание, увы, уже не такое, каким вы его видели.
  — Не такое?
  — Не такое.
  — Что изменилось?
  — В конце предложения, — продолжила Делла Стрит, — сейчас стоит превосходный шедевр пунктуации — изящная круглая чернильная точка.
  — Да, элегантно, ничего не скажешь.
  — Шеф, что они могут предпринять в подобной ситуации?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Будет ли это подделкой?
  — Любой знак, который вносится в документ с целью ввести в заблуждение других и внесенный после того, как документ подписан, будет рассматриваться как умышленное искажение документа, то есть его подделка.
  — Даже если крошечная точечка не больше пылинки?
  — Даже если точка вполовину меньше этой, при условии, что она является существенной и значимой частью документа и ее цель быть таковой.
  — Ну она и есть теперь таковая.
  — Ты спрашивала ее об этом?
  — Она ответила, что ее поставила сестра.
  Они помолчали. Делла Стрит поинтересовалась:
  — Как там, за нами, шеф?
  — Вроде бы никто не выражает чрезмерного интереса к нашему маршруту, Делла.
  — Как поступим? Может, вырвемся уже на центральную магистраль?
  — Покрутись еще разок, а затем поедем прямо в мотель. Хочется послушать рассказ Викки Брэкстон о том, как закончилась история с этим завещанием.
  Глава 15
  Виктория Брэкстон в элегантном костюме, с деловитым и в то же время напряженным видом ожидала Перри Мейсона и Деллу Стрит в хорошо обставленной гостиной люкс мотеля, где Делла Стрит сняла на свое имя номер. Адвокат не стал терять время на околичности и сразу же приступил к делу.
  — Не знаю, сколько у нас времени, — начал он, — но его может оказаться меньше, чем мы рассчитываем, так что давайте ограничимся главным.
  — Может, расскажете вначале, что случилось в Новом Орлеане? — задала она вопрос.
  — Сейчас слишком долго рассказывать. — Он отрицательно покачал головой.
  — Мне хотелось бы узнать, — настаивала она. — Мне крайне интересно все, что делает Натан.
  — Это интересно и полиции. Поговорим об этом попозже, если у нас будет время. Сейчас же я хотел бы узнать некоторые детали.
  — Какие?
  — Все, так или иначе связанное со смертью миссис Бейн.
  — Мистер Мейсон, это я своими руками дала ей яд.
  — Вы уверены?
  — Абсолютно.
  — Как это все случилось?
  — Нелли Конуэй положила эти таблетки на блюдце. Она сказала мне: «Когда Элизабет впервые проснется после шести утра, ей нужно будет дать это лекарство. Не давайте его только до шести утра, но как только она проснется после этого времени, сразу же предложите его принять».
  — Это были три таблетки?
  — Да.
  — Положенные на блюдце возле кровати?
  — Да.
  — И что же потом случилось?
  — Знаете, мистер Мейсон, тут ничего уж не попишешь. Она проснулась, и я ей дала лекарство. Именно эти таблетки.
  — Кому вы говорили об этом?
  — Мисс Стрит и вам.
  — Говорили ли об этом полицейским?
  — Нет, мистер Мейсон. Я не говорила, потому что в то время, ну, когда полицейские проводили там расследование, мы все были в нервном шоке, и в то время мне и в голову не пришло, что я была именно тем человеком, который вручил ей яд. Уж только потом я все сообразила.
  — Прекрасно.
  — Что прекрасно?
  — Что вы никому не сказали. Не рассказывайте никому, не упоминайте об этом, ничего не говорите полиции, ничего и никому.
  — Но, мистер Мейсон, разве вы не понимаете, что только через мои показания они реально могут связать Нелли Конуэй со смертью моей сестры, а Нелли, естественно, связующее звено, которое выводит на Натана Бейна.
  — Давайте оставим на минуту заботу об этих связующих звеньях, — успокоил ее Мейсон.
  — Мистер Мейсон, я не считаю это честным. Думаю, я должна сообщить им. В тех таблетках, что Нелли оставила на блюдце, был яд.
  — Не говорите им об этом.
  — Скажите мне, пожалуйста, почему?
  — Нет, — ответил он, — сейчас не время. Теперь расскажите о том завещании.
  — А что о нем?
  — Все. Я не думаю, что ваш брат или его жена знает о нем.
  — А какая разница?
  — Разница есть, и большая.
  — Элизабет не хотела, чтобы Джорджиана — это жена Джима — знала что-то о завещании.
  — Почему не хотела?
  — Потому что завещание могло бы подтолкнуть ее к еще большей экстравагантности в поведении, просто к идее, что она когда-нибудь могла бы без помех попользоваться деньгами Элизабет.
  — Но ведь Джим тоже получит часть наследства?
  — Все это так, но говорить ей об этом нельзя было. Дело в том, что она чрезвычайно сумасбродная и неуправляемая особа. Ну вот, например, она всегда держит Джима в долгах. Бог знает, сколько у них долгов. Если бы она знала об этом завещании, я имею в виду, если бы она знала все детали: насколько сильно Элизабет пострадала в аварии и все такое прочее, — то она, несомненно, рванулась бы в новые расходные шалости в расчете на ожидаемое наследство.
  Мейсон с задумчивым видом переваривал информацию.
  — Вы с Элизабет обсуждали все эти варианты?
  — Ну разумеется.
  — Ваш рассказ, несомненно, кое-что проясняет, хотя, с другой стороны, вносит еще большую путаницу в другие аспекты этого сложного дела, — задумчиво протянул адвокат, пристально глядя на свою собеседницу.
  — Что вы имеете в виду?
  — В вашем рассказе есть некоторые детали, которые мне очень не нравятся, честно говоря, — ответил Мейсон.
  — Какие?
  — Начать с того, что когда вы пришли ко мне в контору, то вы мне сообщили, что ваша сестра направила вас сюда с тем, чтобы нанять меня для подготовки завещания.
  — Ну а что в этом необычного?
  — Затем, когда кто-то позвонил и попросил Викки, вы очень удивились. Вы заявили, что только ваши ближайшие родственники зовут вас Викки и никто из них не знал, где вы находитесь.
  — Теперь ясно, вы имеете в виду моего брата и сестру?
  — Совершенно верно.
  — Да, они не знали, где я была. Вернее, только Элизабет знала, где я нахожусь, но позвонить вам в офис она, как вы понимаете, никак не могла. Однако Джим был в курсе: я же в его присутствии спрашивала Нелли Конуэй, где находится ваш офис, и он, вероятно, подумал, что я могла отправиться туда попросить вас рассказать что-нибудь о ее деле или договоренности с Бейном. Когда Элизабет стало по-настоящему плохо и стало ясно, что она умирает, они, разумеется, с ума там все сходили, пытаясь найти меня. Джим обзвонил полдюжины мест и затем позвонил в ваш офис, просто так, на всякий случай.
  — Хорошо, давайте теперь начистоту. Почему все же ваш брат и его жена не знали, где вы находились?
  — По той самой причине, о которой я уже говорила, мистер Мейсон. Они ничего не должны были знать о завещании. Элизабет обсуждала его лишь со мной.
  — Когда?
  — Когда она проснулась около… я думаю, это было около пяти утра.
  — Хорошо. Расскажите мне все, что произошло.
  — Ну понимаете, впервые она проснулась около трех часов. Мы тут же все вместе зашли в спальню и поговорили с ней. Беседовали недолго, минут десять, только приветствия и общие фразы. Она поцеловала каждого из нас и сказала, как она рада всех нас видеть.
  — И что было потом?
  — Потом она сразу же заснула. Мы оставили Нелли Конуэй на дежурстве, а сами отправились в соседнюю комнату немного отдохнуть с дороги. Я поспала час или полтора, затем встала и сказала Нелли, что я выспалась и могу сменить ее.
  — А потом что?
  — В этот момент она положила таблетки на блюдце и сказала мне, чтобы я предложила их Элизабет, как только она проснется, но не раньше шести часов утра.
  — А где они лежали?
  — В коробочке, в кармашке ее халата, так или иначе она взяла таблетки именно оттуда, тогда-то я их впервые и увидела.
  — Почему же Нелли Конуэй не оставила их в коробке и просто не предупредила вас, чтобы?..
  — По-видимому, она опасалась, что я забуду о них. Она взяла блюдце, на котором стоял стакан с водой, и положила эти таблетки на блюдце так, чтобы их можно было сразу увидеть, — на столик рядом с кроватью.
  — Далеко от Элизабет?
  — Нет, недалеко, прямо у кровати. Ну, правда, не совсем рядом… может, в двух футах44 от кровати.
  — Далеко от двери комнаты?
  — Дверь комнаты находится рядом со столиком. Таблетки, таким образом, находились в двух-трех футах от двери комнаты.
  — Я должен знать все до мельчайших деталей, — объяснил Мейсон. — Ну и что случилось потом?
  — Знаете, потом Элизабет вновь заснула. Она проснулась около пяти, и именно тогда у нас состоялся серьезный разговор. Затем она собственноручно подготовила завещание.
  — И что потом?
  — Потом она снова уснула, это было около половины шестого, я еще подумала, не забыть бы ей дать лекарство после шести. Она поспала немногим более часа и вновь проснулась где-то без четверти семь. Вот тогда-то я и дала ей эти чертовы таблетки, которые она запила холодным кофе из чашки.
  — Расскажите поподробнее, что же произошло, когда вы беседовали.
  — Мы беседовали, по-моему, с полчаса, мистер Мейсон, причем она рассказала мне, как она себя чувствует, о том, что Натан пытался ее убить и что она говорила об этом с Нелли Конуэй. Она хотела бы, чтобы вы стали ее адвокатом, встретились бы с Натаном Бейном и передали ему, что с ним все кончено, что она собирается подать на развод и хотела бы составить завещание, по которому Натан не получил бы ни цента.
  — Упомянула ли она об основаниях для развода, о своих доказательствах?
  — Деталей она не касалась, но сообщила мне, что у нее есть документальные доказательства.
  — Документальные? — недоверчиво переспросил Мейсон.
  — Совершенно верно.
  — Она намеревалась получить развод, потому что он пытался убить ее, не так ли?
  — Я не знаю, я так полагаю.
  — И у нее были документальные доказательства этого?
  — Конечно нет. Я думаю, документальные доказательства были связаны с супружеской неверностью.
  — Где она их хранила?
  — Он мне не сказала.
  — Хорошо, продолжайте, — нетерпеливо сказал Мейсон. — Что дальше?
  — Ну, она сказала также, что хотела бы, чтобы вы пришли к ней на дом, подготовили с ее слов завещание, которое она бы подписала в вашем присутствии, и попросила меня встретиться с вами и договориться обо всем. Затем она потребовала свою чековую книжку, сказав, что она находится в сумочке, в ящике секретера. Я принесла ей чековую книжку, и она заполнила для вас чек.
  — Что же дальше?
  — Потом мы немного поговорили о том, что она по-настоящему опасается Натана и чувствует, что с ней что-то может случиться прежде, чем она успеет подписать составленное вами завещание.
  — Сцена довольно-таки мелодраматическая, прямо как в кино, — не мог скрыть иронии адвокат.
  — Если не считать того, что произошло потом, — резко оборвала мисс Брэкстон.
  — Хорошо, хорошо. Продолжайте.
  — Я, разумеется, начала успокаивать ее, говоря, что Натан хоть и отпетый мерзавец, но трус, каких мало, и что вряд ли он решится на какие-то серьезные действия, но что если она настаивает, то я обязательно на следующий день первым делом постараюсь встретиться с вами с тем расчетом, чтобы к полудню вы уже смогли бы прийти к ней на дом и выполнить все формальности. Тем не менее она продолжала настаивать на своем, говоря, что прежде всего необходимо исполнить волю завещателя, то есть ее собственную, и сообщить Натану, что она не собирается оставлять ему — неважно, что может с ней произойти, — ни цента из своих денег. Она сказала, что все обдумала и решила, пока суд да дело, подготовить собственноручное письменное завещание. По ее словам, у этого человека, она имела в виду Натана, не должно быть никаких иллюзий на этот счет.
  — Так что же она сделала?
  — Она взяла лист бумаги и написала то самое завещание.
  — Позвольте мне взглянуть еще разок на завещание.
  — Но, мистер Мейсон, вы ведь уже его видели.
  — Оно у вас с собой?
  — Да, конечно.
  Она открыла сумочку с явной неохотой и протянула завещание адвокату. Мейсон внимательно осмотрел его, потом поднес его ближе к свету, чтобы еще раз прочитать повнимательнее.
  — Сейчас после последнего слова появилась точка, — веско сказал он, пристально глядя на свою собеседницу.
  Виктория Брэкстон ничего не ответила.
  — Когда вы в прошлый раз приходили ко мне, — сказал Мейсон, — в конце завещания не было точки. Я еще тогда указал вам на то, что последнее предложение не закончено.
  — Я хорошо помню, что вы мне говорили.
  — Итак, вы взяли ручку и закончили предложение, — продолжал Мейсон. — В стремлении получить наследство наверняка вы сами сунули голову в петлю. Они проведут спектрографический анализ чернил этой точки. Если у них возникнет какое-то подозрение, что…
  — Вы думаете, что анализ покажет, что ее поставили другой ручкой и другими чернилами? — задала она вопрос. — Мистер Мейсон, не стоит беспокоиться об этом. Это длинное сложное предложение было закончено рукой Элизабет той же ручкой, какой она написала все завещание.
  — Давно вы поставили эту точку? — сухо осведомился Мейсон.
  — Я ее не ставила. — Голос Виктории Брэкстон звучал как натянутая струна.
  — Кто же ее поставил?
  — Элизабет.
  — Более невероятной истории, — хмыкнул адвокат, — вы не могли придумать?
  — Мистер Мейсон, я расскажу вам всю правду, все как было. Меня крайне обеспокоило, что большое предложение в конце завещания не было закончено. Когда вы указали мне на это, я тут же сообразила, что если что-нибудь непредвиденное произойдет, то… в конце концов, это что-то случилось, мне передали по телефону, что Элизабет отравлена. Я выскочила из вашего офиса как метеор, схватила такси, примчалась домой и сразу же направилась в комнату Элизабет. Она была слаба, очень слаба. Она уже агонизировала и страшно страдала, но была в полном сознании. Я приказала всем удалиться и оставить меня с ней наедине. Когда мы остались одни, я сказала: «Элизабет, мистер Мейсон указал на то, что завещание носит незаконченный и сомнительный характер, так как ты забыла поставить точку в конце всего текста». Затем я взяла ручку и протянула ее ей.
  — Она взяла ее?
  — Ну я… она в тот момент была очень слаба.
  — Взяла ли она ручку, когда вы протянули ее?
  — Я вложила ей в руку.
  — А потом что вы сделали?
  — Я держала завещание близко к ней, чтобы она могла бы поставить точку в соответствующем месте.
  — Подняла ли она голову с подушки?
  — Нет.
  — Как же она видела, куда поставить точку?
  — Я направляла ее руку.
  — Понимаю, — сухо заметил Мейсон.
  — Но она понимала, что делалось.
  — Мне нравится, как вы все это излагаете, — сказал адвокат. — Вместо того чтобы сообщить «она понимала, что делает», вы заявляете «она понимала, что делалось».
  — Ну тогда, она понимала, что делает.
  — Вы по-прежнему говорите неправду об этом завещании, — укоризненно промолвил Мейсон.
  — Что вы имеете в виду?
  — То, что ваша версия, мягко говоря, не совсем правдоподобна.
  — Мистер Мейсон, почему, как вы можете заявлять мне такое?
  — Потому что вы разговариваете с юристом. И давайте бросим эти детские штучки, а попробуем поговорить как взрослые люди.
  — Я не понимаю, что вы этим хотите сказать.
  — Это завещание не было закончено, когда вы пришли с ним ко мне в бюро, и вы это знаете.
  — Ну конечно… конечно, оно теперь закончено.
  — Почему Элизабет Бейн прервалась, когда писала это завещание?
  Виктория Брэкстон замешкалась. Ее взгляд забегал по комнате, словно ища, куда бы спрятаться.
  — Говорите, — голос Мейсона был безжалостен.
  — Если уж вы так хотите это знать, — выпалила она, — Элизабет как раз писала завещание, когда Джорджиана открыла дверь и заглянула в комнату, спросив, чем она могла бы быть полезной.
  — Это уже лучше, — сказал адвокат. — Что потом случилось?
  — Элизабет не хотела, чтобы Джорджиана узнала, что она готовит завещание, поэтому она сунула листок бумаги под простыни. Джорджиана осведомилась, как идут дела и справляемся ли мы, а я сказала, что все нормально и пусть она не беспокоится.
  — А что потом?
  — Затем она пошла к себе в комнату. Пока мы с ней разговаривали, Элизабет, закрыв глаза, как-то странно затихла, и, подойдя к ней, я, к своему удивлению, обнаружила, что она попросту уснула. Ну прямо невезение какое-то! Ну и что мне оставалось делать? Я высвободила ручку из ее пальцев, но не стала доставать лист бумаги с завещанием, так как боялась разбудить ее. Решила подождать, пока она проснется, и затем уже достать его из-под простыней. Ну а потом я была уверена, что Элизабет закончила завещание, так как она перестала писать текст за добрых две минуты до неожиданного прихода Джорджианы.
  — И когда вы вновь достали завещание?
  — Это произошло тогда, когда она проснулась, то есть в полседьмого утра. Я тут же дала ей эти злополучные таблетки, она запила их водой из стакана, но захотела кофе, сразу же после лекарства, поэтому я позвонила в звоночек и попросила экономку принести кофе. Примерно в это же время заступила на дежурство дневная сиделка. У меня было время лишь на то, чтобы вытащить завещание из-под простыней. Элизабет наблюдала за моими действиями, улыбнулась, кивнула и сказала: «Правильно, Викки». Я поэтому поняла, судя по ее виду, что она закончила его. Мистер Мейсон, теперь это по-настоящему честная перед богом правда.
  — Почему вы не рассказали мне об этом раньше?
  — Потому что боялась: вы могли бы подумать, что… ну вы могли бы подумать, что завещание действительно не закончено.
  — А никто в комнату не заходил после того, как Нелли положила эти таблетки на блюдце?
  — Никто.
  — Мы отвезем вас в аэропорт, — сообщил Мейсон. — Я хочу, чтобы вы улетели первым ближайшим рейсом в Гонолулу. Я хочу также, чтобы с борта самолета вы направили телеграмму окружному прокурору о том, что некоторые неотложные деловые обязательства, связанные с поручениями вашей покойной сестры, заставили вас спешно вылететь в Гонолулу, что вы будете поддерживать контакт с ним и что он может рассчитывать на ваше сотрудничество, но дела покойной Элизабет Бейн настолько серьезны, что ваш адвокат посоветовал вам сразу же вылететь в Гонолулу.
  — Но какие дела?
  — У вашей сестры есть недвижимость в Гонолулу, не так ли?
  — Да. Масса. Мы живем в одном из ее коттеджей. У нее их там целая сеть.
  — Вам вовсе не обязательно рассказывать всем, какие у вас дела.
  — Но, боже мой, что я буду делать, когда доберусь туда?
  — Туда вы не доберетесь.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я имею в виду то, что вас вызовут назад.
  — Тогда зачем лететь?
  — Потому что это самый элегантный способ убрать вас в тихое место. Вы не убегаете, поскольку от своего имени посылаете окружному прокурору телеграмму. Вы избираете удобный для вас вид транспортного передвижения под своей собственной фамилией, и я, как ваш адвокат, беру на себя ответственность, разрешая ваш выезд в Гонолулу.
  — Какая-то дикая чушь. Неужели я должна все это исполнять? — пожала плечами Виктория Брэкстон.
  — Это, — терпеливо разъяснил Мейсон, — не чушь и не моя прихоть, а единственно благоразумный выход из создавшейся ситуации. Далее, я предупреждаю вас — не обсуждайте это дело ни с кем. Ни при каких обстоятельствах не обсуждайте это с полицией или окружным прокурором, если меня нет рядом. Понимаете?
  — Я все еще не вижу…
  — Будете выполнять мои инструкции?
  — Да.
  — Все, как я сказал?
  — Да.
  — О’кей. — Он обернулся к секретарше: — Делла, отвези мисс Брэкстон в аэропорт.
  Глава 16
  Сразу после обеда Пол Дрейк заглянул к Перри Мейсону. Тот и не старался скрыть своего беспокойства.
  — Пол, как там дела в Новом Орлеане? Бейн признался?
  — Перри, полиция на этот раз нема как рыба — ни капли информации. Хотя нет, одно сообщение они все же сделали.
  — Какое?
  — У них есть ордер на твой арест.
  — По поводу чего?
  — По обвинению в бродяжничестве.
  — Что-нибудь еще?
  — В смысле этого обвинения?
  — Да.
  — Нет. Разве этого не достаточно?
  — Они не могут добиться моей выдачи по обвинению в бродяжничестве и прекрасно знают об этом. Это месть за то, что я их обвел вокруг пальца.
  — Они что, с ума сошли?
  — Пусть они сходят с ума. Но ты ведь пришел сюда не только с этой новостью?
  — Лейтенант Трэгг что-то накопал.
  — Что именно?
  — Что-то сенсационное.
  — Улика, что Натан Бейн убил свою жену?
  — Не думаю, — ответил Дрейк со значением. — Эта улика, как говорят мои источники, свидетельствует как раз об обратном — он не причастен к убийству Элизабет Бейн.
  — Хотел бы я увидеть эту улику.
  — Перри, могу только сообщить одну деталь, — продолжил Дрейк. — У них есть в этом деле действительно какая-то сногсшибательная улика, которую они так старательно держат в секрете, что никто не знает, что это такое.
  — Что за улика?
  — Я не смог узнать.
  — Связана ли она с кем-нибудь из близких родственников покойной или лиц, вхожих к ней в дом? А может быть, они установили, что это самоубийство?
  — Все, что мне известно, — это сверхсекретная улика.
  — А шанса нет узнать о ней немножко больше?
  — Большое жюри как раз сегодня заседает, — уточнил Дрейк. — Они рассматривают, в частности, и это дело. У меня есть один человек, а у него есть выход на Большое жюри. Возможно, он раскопает для тебя что-нибудь побольше. Мне также известно, что бюро окружного прокурора в ярости, поскольку Виктория Брэкстон не является для допроса по некоторым обстоятельствам этого дела.
  — Она в поездке, — подчеркнуто бесстрастным тоном уточнил Мейсон. — У нее деловые интересы в Гонолулу, и поэтому она была вынуждена выехать на Гавайи.
  — Это ты так считаешь, — с нескрываемой иронией отреагировал Дрейк.
  — Она, — разъяснил Мейсон, — во всем, что касается ее имущественных прав, действует по совету своего адвоката, каковым я как раз и являюсь.
  — Ну тогда все превосходно. Только окружной прокурор почему-то так не считает.
  — Ему придется переменить свое мнение. Что-нибудь еще, Пол?
  — Наша полиция консультировалась по телефону с лейтенантом Трэггом в Новом Орлеане. Этим утром они что-то нашли, что считают крайне важным…
  Его прервал резкий телефонный звонок. Делла Стрит взяла трубку, послушала и протянула ее Дрейку:
  — Пол, это тебя.
  — Хэлло, — сказал Дрейк, взяв трубку. — Да… О’кей, дай его мне… Кто еще знает об этом?.. О’кей, спасибо. Будь здоров. — Он повесил трубку, обернулся к Мейсону и произнес: — Вот тебе и ответ. Большое жюри только что вынесло Виктории Брэкстон обвинение в убийстве первой степени.45
  — Пол, все-таки что это за улика? — вздохнул Мейсон.
  — Никто не знает. Она — секрет.
  — Но если они представили ее Большому жюри, то какой же это секрет? Ведь об этом тут же все узнают!
  — Вовсе не обязательно, Перри. Официально они могли представить Большому жюри лишь часть улик, а неофициально окружной прокурор мог тихонько шепнуть на ушко кому-либо из жюри о том, что у него есть неоспоримая улика, которая требует дополнительной проверки.
  — У меня такое предчувствие, что готовится какая-то бомба, — покрутил головой Мейсон. — Делла, — он повернулся к ней, — пошли телеграмму Виктории Брэкстон прямо на борт самолета с предложением срочно вернуться обратно в Лос-Анджелес. Мне кажется, что мы обязательно должны это сделать хотя бы для того, чтобы показать, что мы не боимся выдвинутых обвинений и готовы доказать невиновность своей клиентки в открытом судебном процессе.
  — Мне что, сообщить ей, что готовится бомба? — лукаво осведомилась Делла Стрит, держа карандаш и открытый блокнот наготове.
  Мейсон немного задумался и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, сказал:
  — Пошли ей телеграмму следующего содержания: «Возвращайтесь обратно немедленно. Ничто не забыто».
  Глава 17
  Судебный процесс «Народ штата Калифорния против Виктории Брэкстон»46 открылся в обстановке напряженного ожидания, столь характерного для спортивной борьбы двух лидеров чемпионата, которые до этого не знали поражения. Пытаясь мысленно разобраться в ситуации, Перри Мейсон окинул взглядом переполненный зал. Мало на кого он мог рассчитывать, чтобы отразить или, по крайней мере, ослабить тот удар, который приготовился нанести ему окружной прокурор. Мейсон пока не знал, какими козырями тот располагает.
  Окружной прокурор Гамильтон Бергер, седоватый, с повадками увальня-медведя, с трудом скрывал внутреннее ликование, что наконец-то у него превосходное выигрышное дело без каких-либо осложнений и подводных камней. Словно опытный игрок, он в начале процесса совершал предварительные ходы со спокойной уверенностью человека, знающего, что у него на руках козырные карты. У обвинения были факты, которые соткали целую паутину косвенных улик, вполне достаточных для передачи дела на рассмотрение Большого жюри. Однако их вряд ли хватило бы для вынесения приговора на судебном заседании. Мейсон был уверен, что Гамильтон Бергер, несомненно, держит в резерве улику, которая может решить исход дела.
  Поэтому Перри Мейсон, как стратег-ветеран судебных заседаний, работал осторожно, мастерски используя преимущества любой, самой мельчайшей процедурной детали, которая, по его мнению, могла бы принести хоть какую-то пользу, двигаясь ощупью и осмотрительно, реально сознавая и твердо понимая, что обвинение приготовило для него ловушку, и если он хоть на мгновение потеряет бдительность, то неминуемо провалится в пропасть.
  Ни Перри Мейсону, ни людям из Детективного агентства Дрейка не удалось выяснить, какую улику припрятал окружной прокурор. Единственное, что удалось узнать, что обвинение, тщательно охраняя улику, рассчитывает, что ее представление в подходящее время произведет эффект разорвавшейся бомбы. Словом, адвокат оказался в таком положении, когда мог рассчитывать лишь на свои силы, на свою наблюдательность, на умение вести перекрестный допрос, с помощью которого ему удавалось добыть нужные ему факты из уст враждебно настроенных свидетелей.
  Получилось так, что Перри Мейсон, несмотря на многочисленные казуистические уловки с целью заставить обвинение раскрыть свои козыри, в конце концов был вынужден войти в зал судебных заседаний, ничего не зная об аргументах оппонента, кроме голой схемы, которую тот использовал для поддержки обвинительного акта Большого жюри. Среди судебных знатоков заключались сделки один к пяти против клиентки адвоката.
  На отбор присяжных в жюри времени ушло мало. Мейсон указал, что желает лишь справедливого и беспристрастного суда, а Гамильтон Бергер, как этого следовало ожидать, был готов согласиться с кандидатурами любых двенадцати граждан, которые будут решать вопрос о виновности подсудимой, так как был уверен в неотразимости своей улики. Газетные репортеры с нетерпением ожидали вступительное заявление Гамильтона Бергера, где он представит дело в общих чертах и в котором от него ожидаются веские доказательства; однако опытные юристы знали, что Бергер даже не намекнет в этой начальной стадии игры, какого рода козыри у него на руках. Окружной прокурор, пылая от возбуждения и предвкушая триумф, открыл судебное заседание. Обрисовав в нескольких фразах положение вещей, а именно что Виктория Брэкстон отравила свою сестру, вручив ей три пятигранные таблетки мышьяка, зная, что ее сестра оставила завещание, окончательно отказав подзащитной половину своей собственности, оцениваемой почти в полмиллиона долларов, Бергер заявил следующее:
  — Я должен, кроме того, сообщить вам, многоуважаемые леди и джентльмены, члены жюри присяжных, что в этом деле обвинение не имеет желания воспользоваться какими-то техническими преимуществами против подзащитной. Обвинение предоставит не только основную улику, но и показания различных свидетелей, которые расскажут вам о целом ряде событий, приведших к трагической смерти Элизабет Бейн. Эта улика не укладывается в рамки обычного юридического шаблона, а будет представлять полное раскрытие нашей версии. Мы обрисуем краткими четкими мазками для вас, леди и джентльмены, общую панораму событий, предшествовавших преступлению, подкрепив ее ключевой уликой. Возможно, вы посчитаете, что улика в этом деле в какой-то степени нетрадиционна, если ее рассматривать с точки зрения обычной процедуры доказательств по уголовным делам, но, вдумавшись внимательно, вы неизбежно придете к заключению, что подзащитная виновна в убийстве первой степени, тщательно и сознательно спланированном, исполненном в сложившихся обстоятельствах самым безжалостным образом, против беззащитной жертвы, что делает неизбежным вынесение присяжными без права апелляции вердикта виновности в убийстве первой степени и обязательного приговора к смертной казни.
  Гамильтон Бергер кончил читать, с подчеркнутым достоинством поклонился суду, вернулся к месту обвинителя, сел и со значением посмотрел на судью.
  — Желает ли защита на этой стадии сделать вступительное заявление? — осведомился судья Ховисон.
  — Ваша честь, нет, не на этой стадии, — почтительно заявил Мейсон. — Мы предпочли бы сделать вступительное заявление, когда будем представлять наше дело.
  — Прекрасно. Господин окружной прокурор, вызывайте вашего первого свидетеля.
  Гамильтон Бергер уселся поудобнее в большое кресло за столом обвинителя и передал право вести предварительное судопроизводство двум своим заместителям — Дэвиду Грешэму и Гарри Сейбруку; последний, в пух и прах разбитый Мейсоном на суде по делу Нелли Конуэй, жаждал реванша и так все устроил, чтобы получить назначение выступать помощником именно в этом деле. Первыми были вызваны дневная сиделка и судебный патологоанатом, которые показали, что перед смертью у Элизабет Бейн были обнаружены явные признаки отравления мышьяком, что вскрытие после ее смерти выявило такое количество мышьяка во внутренних органах и мышечных тканях, которого было вполне достаточно для неизбежного летального исхода. Вывод патологоанатома был неоспорим — единственной причиной смерти покойной явилось отравление мышьяком.
  Заверенная копия завещания гласила, что упомянутое завещание было исполнено рукой Элизабет Бейн и датировано днем ее смерти, что по нему все недвижимое имущество, капитал и другие ценные бумаги были завещаны сводному брату Джеймсу Брэкстону и сводной сестре Виктории Брэкстон, подзащитной в указанном деле.
  После того как эти предварительные свидетельские показания завершились, Гамильтон Бергер взял бразды обвинения в свои руки, отказавшись от роли наблюдателя за ходом процесса.
  — Вызовите доктора Харви Кинера, — попросил он.
  Доктор Кинер, худощавый, аскетического вида мужчина, словно списанный с картины о профессиональном враче, вплоть до остро торчащей бородки, как у художника Ван Дейка, в темных очках в пластмассовой оправе, занял место свидетеля. Он скороговоркой представил себя как врача-практика и хирурга, в коем качестве он и пребывал семнадцатого сентября.
  — Итак, рано утром семнадцатого сентября, — задал вопрос Гамильтон Бергер, — вас срочно вызвали к одной из ваших пациенток?
  — Так точно, сэр.
  — Доктор, в какое время вас вызвали?
  — Приблизительно в восемь сорок пять. Я не могу точно указать время, но это было где-то в промежутке от восьми сорока пяти до девяти часов.
  — И вы немедленно отправились осматривать пациентку?
  — Отправился. Так точно, сэр.
  — Как звали пациентку?
  — Элизабет Бейн.
  — Теперь, доктор, сосредоточьте ваше внимание конкретно на симптомах, которые вы сами обнаружили, придя к своей пациентке, а не на том, что, возможно, вам сказала дневная сиделка, изложите просто, что вы обнаружили.
  — Типичные симптомы отравления мышьяком, проявляющиеся в гастроэнтерологических нарушениях, сильной жажде, острых болях, характерной рвоте. Пульс был нерегулярный, слабо прощупывался, кожа была влажная и холодная на ощупь. Это были, можно сказать, прогрессирующие симптомы, и я наблюдал их весь период, приблизительно от времени моего прибытия до момента смерти, которая произошла около одиннадцати сорока в то же утро.
  — Пациентка находилась в сознании?
  — Приблизительно до одиннадцати часов.
  — А был ли проведен химический анализ для проверки вашего диагноза?
  — Я сохранил материал, который был выделен для более тщательного анализа, но химическое исследование на скорую руку выявило наличие мышьяка в рвоте, причем симптомы были настолько характерны, что я, в сущности, был уверен в моем диагнозе через несколько минут после прихода.
  — Теперь скажите, был ли у вас какой-либо разговор с пациенткой о способе вручения ей яда?
  — Был.
  — Делала ли она вам какое-либо заявление в то время о том, кто вручил ей яд?
  — Делала.
  — Будьте любезны огласить, что она заявила относительно способа вручения яда и кем.
  — Ваша честь, минуточку, — вмешался Мейсон. — Вопрос обвинения несущественный, не относящийся к делу и, следовательно, неправомочный. К тому же он основан на слухах.
  — Это не слух, — ответил Гамильтон Бергер. — Пациентка все-таки умерла от отравления мышьяком.
  — Ваша честь, вопрос в том, — продолжил Мейсон, — знала ли она, что умирает.
  — Да, — согласился судья Ховисон, — думаю, господин окружной прокурор, что это крайне важная предпосылка к так называемой предсмертной декларации…
  — Превосходно, если защита желает оставаться на уровне малосущественных процедурных деталей, я изложу и эту сторону дела. Доктор, знала ли пациентка, что она умирает?
  — Протестую, так как вопрос наводящий и предполагает определенный ответ, — тут же прервал Бергера Мейсон.
  — Протест принят, — так же молниеносно отреагировал судья Ховисон.
  — Ваша честь, хорошо, — раздраженно сказал Бергер, — доктор Кинер дипломированный, профессиональный врач. Он слышал дискуссию и, естественно, понимает вопрос. Но так как защита явно намерена, судя по всему, и дальше затягивать время, используя для этого любые возможные процедурные уловки, то мне придется перефразировать свой вопрос. Хотелось бы, конечно, знать, как долго мы будем ходить вокруг да около. Итак, доктор, каково было психическое состояние миссис Бейн в тот момент и была ли надежда на ее выздоровление?
  — Протест, вопрос необоснован, — Мейсон был неумолим.
  — Мистер Мейсон, — вмешался судья Ховисон, — вы, я надеюсь, не ставите под сомнение профессиональную пригодность доктора Кинера?
  — Ваша честь, ставлю под сомнение, но не как врача, а как толкователя чужих мыслей, — скромно заметил Мейсон. — Анализ последнего слова умирающего, или предсмертной декларации, как ее еще называют в судебной практике, состоит в том, чтобы доподлинно убедить, осознавал ли умирающий, что он действительно умирает и что смерть неминуема. Только в положительном случае последние слова умирающего, в том числе и о возможной причине смерти, особенно если эта смертельная болезнь произошла неожиданно, могут быть рассмотрены в качестве свидетельства.
  — Ваша честь, — раздраженно возразил Гамильтон Бергер, — я докажу и попрошу считать частью моего обвинительного заключения, что подзащитная осталась в комнате наедине с Элизабет Бейн, что лекарство, предназначенное для Элизабет Бейн, было положено на блюдце, что подзащитная тайком подменила это лекарство тремя пятиугольными таблетками мышьяка, что, когда покойная проснулась приблизительно в шесть сорок пять утра, подзащитная сказала ей: «Вот твое лекарство» — и дала ей три пилюли или таблетки, которые подменили лекарство, ранее оставленное доктором Кинером.
  — Тогда действуйте и докажите это, — с вызовом бросил Мейсон, — но докажите уместной и относящейся к делу уликой.
  — Я думаю, — сказал судья Ховисон, — чтобы составить предсмертную декларацию, вы намерены доказать, что пациентка знала о неминуемости смерти.
  — Именно это я и намереваюсь сделать, — подчеркнул Гамильтон Бергер, — я задал вопрос доктору о том, каковы были рамки психического состояния пациентки.
  — А на этот вопрос, — разъяснил Мейсон, — должен ответить не доктор, пытающийся читать мысли пациентки, а только сама пациентка.
  — Она заявила, что умирает.
  Гамильтон Бергер послал торжествующую улыбку Мейсону.
  — Можете вы привести ее точные слова?
  — Могу, — подтвердил доктор Кинер. — В свое время я записал их, думая, что они могут оказаться важными. Если мне только будет позволено свериться с собственной записью, которую я составил в то время, то я быстро освежу свою память.
  Специфический язык доктора, его смелое поведение в свидетельской ложе явно говорили, что он не новичок в судебном зале и прекрасно знает, как обезопасить себя. Он вынул записную книжку из своего кармана.
  — Минуточку, — Мейсон поднял руку, — я хотел бы ознакомиться с записью, то есть я хотел бы взглянуть на нее прежде, чем свидетель прочтет ее, чтобы освежить свою память, как он выразился.
  — Будьте любезны, — Бергер сделал широкий жест.
  Мейсон прошел к свидетельской ложе и посмотрел в записную книжку.
  — Прежде чем доктор освежит свою память, я хотел бы задать несколько вопросов для более точного определения подлинности представленного свидетелем документа.
  — Прекрасно, — разрешил судья Ховисон, — можете задавать вопросы.
  — Доктор, эта запись, которая здесь сделана, исполнена вашей собственной рукой?
  — Так точно, сэр.
  — Доктор, когда она была сделана?
  — Она была сделана приблизительно в то же время, когда пациентка сделала мне заявление.
  — Под пациенткой вы подразумеваете Элизабет Бейн?
  — Так точно, сэр.
  — Она исполнена ручкой и чернилами?
  — Так точно, сэр.
  — Каким пером, какими чернилами?
  — Моей самопишущей ручкой, наполненной чернилами из бутылочки, которую я держу в моем бюро. Мистер Мейсон, могу заверить вас, что никакого злого умысла относительно чернил у меня не было.
  По залу прокатилась волна смеха, судья Ховисон подавил ее, слегка подняв бровь.
  — Нимало в этом не сомневаюсь, доктор, — продолжил Мейсон. — Далее, в какое время было сделано это заявление?
  — Незадолго до того, как пациентка потеряла сознание.
  — Незадолго, доктор, понятие относительное. Можете сказать поточнее?
  — Ну я бы сказал, возможно, за полчаса.
  — Пациентка, таким образом, потеряла сознание в пределах часа после того, как это заявление было сделано?
  — Так точно, сэр. Коматозное состояние.
  — Если позволите, доктор, разрешите мне взглянуть на эту записную книжку, — попросил Мейсон и, не ожидая разрешения, перелистал несколько страничек.
  — Минуточку, — вмешался Гамильтон Бергер, — протестую, чтобы защита рылась в частных документах доктора Кинера.
  — Это не частный документ, — возразил Мейсон. — Это — записная книжка, которую свидетель намеревается предъявить с целью освежить свою память. Я имею право проверить находящиеся рядом страницы и на перекрестном допросе спросить доктора о записной книжке.
  Прежде чем Бергер смог что-нибудь возразить, Мейсон, держа в руках записную книжку, повернулся к доктору Кинеру и спросил:
  — Доктор, вы привыкли делать записи в этой книжке методично и в последовательном порядке или вы просто открываете первую попавшуюся страницу и на свободном листочке делаете запись?
  — Конечно нет. Я веду книжку организованно, заполняю одну страничку, затем перехожу к следующей.
  — Понятно, — кивнул Мейсон. — Вернемся к записи, которую вы сюда занесли и которую хотите сейчас использовать, чтобы освежить память относительно слов Элизабет Бейн, которые она произнесла, заявляя, что умирает. Мой вопрос: последние ли это слова, записанные в вашей книжке?
  — Так точно, сэр.
  — С тех пор прошло не так уж много времени, хотя я понимаю, не так уж мало было пациентов?
  — Пациенты были, да, сэр.
  — Почему же вы ничего не заносили в записную книжку после того, как Элизабет Бейн сделала вам заявление?
  — Потому что я зачитал это заявление полиции, когда она появилась в доме покойной, и полицейские сразу же забрали эту книжку как улику, и с тех пор она была в их распоряжении.
  — До каких пор, доктор?
  — До сегодняшнего утра, когда ее мне вернули.
  — Кто?
  — Окружной прокурор.
  — Понимаю, — медленно произнес Мейсон, улыбаясь, — задумка, оказывается, была такова, что окружной прокурор должен задать вам вопрос, записали ли вы, хотя бы кратко, точные слова покойной, а вы выхватываете из кармана записную книжку…
  — Протест, — закричал Гамильтон Бергер, — это, собственно говоря, не перекрестный допрос!
  — Полагаю, ваша честь, это показывает предубежденность свидетеля.
  — Думаю, это показывает больше искусство обвинителя, — судья Ховисон улыбнулся. — Полагаю, что вы, мистер Мейсон, уже записали в свой актив одно очко. Поэтому я не вижу причин, чтобы разрешать вам вести допрос в его нынешней форме. Свидетель уже заявил, что записная книжка была взята полицией и была возвращена ему сегодня утром.
  — Я только хотел выяснить, почему в записной книжке нет пометок, следующих за записью свидетеля о заявлении, сделанном Элизабет Бейн накануне смерти. Итак, именно в этом причина отсутствия каких-либо записей в вашей записной книжке после указанной даты? — вновь обратился Мейсон к доктору Кинеру.
  — Так точно, сэр.
  — Сейчас, — спросил Гамильтон Бергер саркастически, — вы, может быть, разрешите свидетелю продолжить показания?
  — Придется немного подождать, — обезоруживающе улыбнулся Мейсон, — я еще должен задать свидетелю несколько вопросов относительно идентификации этой записи. Это написано вами собственноручно, доктор?
  — Так точно, сэр.
  — И было совершено в пределах нескольких минут после сделанного заявления?
  — Да, сэр.
  — Что подразумевается под несколькими минутами?
  — Я бы сказал, в пределах четырех или пяти минут, в крайнем случае.
  — Вы записали это заявление потому, что считали его важным?
  — Именно так.
  — Вы знали, что ее слова могут стать важной уликой?
  — Именно так.
  — Другими словами, вы и раньше выступали свидетелем в суде, были в курсе юридических требований, предъявляемых к предсмертной декларации, и вы знали, что для признания предсмертной декларации юристами необходимо доказать, что пациентка осознавала, что она умирает?
  — Да, сэр.
  — И вы произвели эту запись, потому что боялись доверять своей собственной памяти?
  — Я бы не сказал этого. Нет, сэр.
  — Зачем же тогда вы делали запись?
  — Потому что я знал, что когда какой-нибудь ловкий адвокат начнет пытать меня в суде, какие точно слова произнесла умирающая перед кончиной, то я всегда бы смог ответить ему, как бы он ни пытался меня сбить.
  Снова в зале раздались смешки.
  — Понимаю, — сказал Мейсон. — Вы знали, что вас будут допрашивать по этому вопросу, и вы пожелали быть во всеоружии, чтобы справиться с защитой при перекрестном допросе?
  — Если вам нравится такой вариант, то именно так, сэр.
  — Тогда, — задал вопрос Мейсон, — подтверждаете ли вы слова пациентки относительно того, как ей вручили яд?
  — Да, подтверждаю, именно это она и заявила.
  — И вы, доктор, однако, не посчитали это заявление особенно важным?
  — Напротив, я именно так и посчитал. Это самая важная часть предсмертной декларации.
  — Тогда почему вы не записали об этом в вашей книжке, с тем чтобы, когда некий ловкий адвокат начнет допрашивать вас о точных выражениях умирающей пациентки, вы смогли бы привести их?
  — Я как раз сделал такую запись, — сердито ответил доктор Кинер. — Если вы снова взглянете на страницу, то найдете запись с точными словами пациентки.
  — И когда была сделана эта запись? В пределах пяти минут?
  — В пределах пяти минут, да. Возможно, меньше пяти минут.
  — В пределах четырех минут?
  — Я бы сказал, это произошло в пределах одной минуты.
  — А как относительно заявления пациентки о своей смерти? Вспомните хорошенько, когда оно было записано в вашей книжке?
  — Я бы сказал, что оно также было записано в течение одной минуты.
  — Но, — заметил Мейсон, иронически улыбаясь, — заявление пациентки относительно того, кто вручил ей лекарство, сделано на странице, предшествующей ее заявлению, что она умирает.
  — Естественно, — саркастически ответил доктор Кинер. — Вы уже спрашивали меня об этом. Я рассказал вам, что делал свои записи в этой книжке в хронологическом порядке.
  — Ага, значит, заявление, кто вручил лекарство, было сделано до того, как пациентка заявила, что она знает, что умирает?
  — Я бы не сказал этого.
  — Хорошо, тогда я спрашиваю об этом.
  — Откровенно говоря, — спохватился доктор Кинер, внезапно поняв, в какую ловушку его завлекают, — я не могу вспомнить точную последовательность этих заявлений.
  — Но вы, доктор, сами только что утверждали, что заносите ваши заметки в эту книжку в хронологическом порядке. Вы заявили об этом удивительно убежденно и эмоционально, по крайней мере два раза.
  — Ну да.
  — Итак, в то время, когда пациентка объявила вам относительно лекарства, она еще не делала заявления о своей скорой смерти?
  — Я не могу сказать этого.
  — Вам и не нужно делать этого, — нравоучительно заметил Мейсон. — Ваша записная книжка говорит за вас.
  — Ну, это неточность моей памяти.
  — Значит, доктор, ваша память неточна, не так ли?
  — Нет, сэр.
  — Судя по всему, есть основания для подобных сомнений!
  — Что вы подразумеваете?
  — Вы опасались, что не сможете точно вспомнить, что случилось и какова точная последовательность событий, и поэтому вы, не доверяя собственной памяти, произвели записи в этой книжке, с тем чтобы никакой ловкий адвокат не мог поймать вас при перекрестном допросе?
  Доктор Кинер неловко заерзал на месте.
  — О, ваша честь, — вмешался Гамильтон Бергер, — я думаю, что этот перекрестный допрос чрезмерно затянулся, и я уверен…
  — А я так не считаю, — резко возразил судья Ховисон. — В понимании суда необходимым формальным условием признания предсмертной декларации умирающего является безусловное понимание им неизбежности своей смерти, и он делает свое предсмертное заявление именно в этом смысле.
  — Ну, — сказал доктор Кинер, — я не могу ответить на этот вопрос лучше, чем уже ответил.
  — Спасибо, — поблагодарил адвокат. — У меня все.
  — Хорошо, — начал Гамильтон Бергер, — защита, по всей видимости, закончила допрос. Продолжайте, доктор, и расскажите, освежив вашу память по заметкам в записной книжке, что заявила Элизабет Бейн.
  — Теперь я протестую, — сказал Мейсон, — на том основании, что этот вопрос не относится к делу как неправомочный и несущественный. Доктор, а это сейчас совершенно очевидно, дает показания о заявлении пациентки, сделанном в значительном временном интервале после ее декларации о даче ей лекарства, и это заявление окружной прокурор пытается представить как свидетельское показание.
  — Протест поддержан, — быстро сказал судья Ховисон.
  — Ваша честь, я… — Лицо Бергера побагровело.
  — Думаю, ситуация на настоящий момент ясна. Если вы желаете продолжать допрос доктора Кинера с целью выяснения соотносительности времени, когда эти заметки были сделаны, то вопросы будут разрешены, но на настоящем этапе свидетельского показания протест должен быть поддержан.
  — Хорошо, я временно удаляю доктора Кинера и вызываю другого свидетеля, — неохотно сказал Гамильтон Бергер. — Я до своего доберусь другим путем.
  — Прекрасно, — сказал судья Ховисон. — Вызывайте своего следующего свидетеля. С вами, доктор, пока все. Можете отойти на некоторое время.
  — Вызовите Нелли Конуэй, — произнес Гамильтон Бергер с видом игрока, собирающегося предъявить свой самый крупный козырь.
  Нелли Конуэй прошла к свидетельской ложе, была приведена к присяге, после обычных предварительных вопросов, таких, как фамилия, адрес и род занятий, и Гамильтон Бергер спросил ее:
  — Вы знакомы с Натаном Бейном, ныне здравствующим мужем покойной Элизабет Бейн?
  — Да, сэр.
  — И были наняты им как сиделка, чтобы ухаживать за Элизабет Бейн?
  — Да, сэр.
  — И вечером шестнадцатого и утром семнадцатого сентября этого года вы работали сиделкой?
  — Да, сэр.
  — А теперь будьте внимательны: в промежуток времени между вечером шестнадцатого или утром семнадцатого передавали ли вы распоряжение подзащитной по этому делу относительно лекарства, которое должно было быть вручено покойной Элизабет Бейн?
  — Передавала. Да, сэр.
  — И эти инструкции были сообщены подзащитной?
  — Да, сэр.
  — А где было оставлено лекарство?
  — Лекарство было оставлено на блюдце на столике возле кровати в пределах нескольких футов от Элизабет Бейн.
  — Из чего состояло лекарство?
  — Из трех пятигранных таблеток.
  — Кто вам дал это лекарство?
  — Оно было вручено мне лично доктором Кинером.
  — Когда?
  — Около семи часов вечера шестнадцатого, когда доктор Кинер приходил с послеобеденным визитом.
  — Кто находился в комнате, когда вы беседовали с подзащитной?
  — Только Элизабет Бейн, которая спала, и Виктория Брэкстон.
  — И что вы сказали ей?
  — Я передала ей, что, если миссис Бейн проснется после шести часов утра, она должна принять это лекарство, но его нельзя давать ей до шести.
  — И это было лекарство, которое вы получили непосредственно от доктора Кинера?
  — Да, сэр.
  — Приступайте к перекрестному допросу! — неожиданно предложил Гамильтон Бергер.
  — Вы понятия не имели, из чего состояло лекарство? — тональность вопроса Мейсона была небрежной и спокойной.
  — Я только знаю, что это были три таблетки, и все.
  — Давать миссис Бейн лекарство, которое выписывалось для нее врачом, входило в круг ваших обязанностей?
  — Да, сэр.
  — И вы выполняли эти обязанности?
  — Да, сэр.
  — И вам платили, чтобы вы это делали?
  — Да, сэр. Хотя мне не заплатили за мою работу в ночь с шестнадцатого на семнадцатое, но это не так важно.
  — Имеете ли вы в виду, что вам никто не платил, чтобы вы давали лекарство миссис Бейн в ночь с шестнадцатого на семнадцатое?
  — Я знаю, куда вы метите, — сказал Гамильтон Бергер, — и вам не надо бы петлять вокруг да около, мистер Мейсон. Обвинение не имеет возражений. Дверь открыта, — и Гамильтон Бергер самодовольно улыбнулся, — входите, не задерживайтесь.
  — Мистер Бейн действительно заплатил мне, — сказала Нелли Конуэй, — некоторую сумму денег вечером шестнадцатого. Но это была не обычная плата за мои услуги в качестве сиделки, а полагавшееся мне вознаграждение в соответствии с договоренностью, достигнутой между мной и мистером Бейном. И тем не менее я вручила миссис Бейн лекарство, которое ее муж попросил ей дать.
  — Лекарство? — удивление Мейсона казалось неподдельным.
  — Ну несколько таблеток.
  — Сколько?
  — Три.
  — Какого размера?
  — Пятигранные таблетки обычного размера.
  — И их вам дал мистер Бейн, чтобы вы вручили их его жене?
  — Да, сэр. Вначале их было четыре, но одну я отдала вам, а три другие у меня остались, и, когда мистер Бейн попросил меня проследить, чтобы его жена их приняла, я это сделала.
  — Когда?
  — После того как доктор Кинер ушел, я отдала миссис Бейн эти три таблетки.
  — Те самые, которые вручил Натан Бейн, ее муж?
  — Да, сэр.
  Гамильтон Бергер с видимым наслаждением растянул рот в улыбке.
  — Откуда вы взяли эти таблетки для миссис Бейн?
  — Их передал мне ее муж, вы ведь меня об этом уже спрашивали.
  — Я имею в виду, где они находились непосредственно перед вручением. Где они были?
  — Я принесла вначале эти таблетки к вам в контору, — довольно бойко начала она, как будто раньше старательно заучила все свои слова. — Я рассказала вам о беседе, и вы сообщили мне, что лекарство безобидно и что оно не содержало ничего, кроме аспирина. Затем вы мне выставили счет за консультацию в один доллар. Вы положили обратно три из этих таблеток в маленький стеклянный пузырек, который запечатали в бумажный пакет, написав на нем две фамилии: вашу и мою. Таким образом, когда мистер Бейн вновь попросил меня дать эти таблетки своей жене, я не стала отказываться, ибо вы сами сказали мне, что в них содержится обыкновенный аспирин.
  — Я вам это говорил? — задал вопрос Мейсон.
  — Да, и вы к тому же выставили мне счет за то, что это сказали. У меня есть ваша расписка.
  — Я заявил вам, что таблетки, которые были у вас, содержали лишь аспирин?
  — Ну да, ведь вы взяли одну из таблеток на анализ и сообщили мне, что она содержала лишь аспирин.
  — Одна из четырех, — уточнил Мейсон. — Вы ведь не знали, что было в остальных трех.
  — Разумеется, нет, но я полагала, что если бы в них было что-то не то, то вы бы мне их не вернули, и тогда я не стала бы давать их миссис Бейн. Я обратилась к вам за советом как к юристу и заплатила вам гонорар за ваши услуги.
  Гамильтон Бергер нарочито громко засмеялся.
  — Должен ли я понимать, что вечером шестнадцатого вы открыли именно этот пакет, взяли три оставшиеся таблетки из стеклянного пузырька и дали их миссис Бейн?
  — Да, сэр, именно это я сделала.
  — И что случилось?
  — Ничего не случилось, кроме того, что она впервые провела ночь гораздо лучше и спокойнее.
  — Как вы полагаете, — задал вопрос Мейсон, — могли ли эти таблетки содержать мышьяк или какой-либо другой яд?
  — Все, что мне было известно об этом, мне сказал сам мистер Бейн: эти таблетки были нужны для восстановления сна, к тому же вы меня заверили, что это — аспирин, — она быстро и бойко выпалила слова, как будто произносила хорошо заученный ответ на ожидаемый вопрос.
  Гамильтон Бергер демонстративно торжествовал и не пытался этого скрыть.
  — Итак, — резюмировал Мейсон, — из сказанного вами вполне можно допустить, что вы, видимо, сами вручили Элизабет Бейн три пятигранные таблетки мышьяка вечером шестнадцатого чуть-чуть позже семи-восьми часов вечера?
  — Я дала ей безвредные успокаивающие таблетки.
  — У меня все, — сказал Мейсон.
  — Других вопросов не имею, — в свою очередь произнес Гамильтон Бергер. — Далее, если суд не возражает, мы вновь вызовем доктора Кинера в свидетельскую ложу.
  — Очень хорошо. Свидетель, прошу вас.
  Доктор Кинер снова прошел в свидетельскую ложу.
  — Доктор, — обратился к нему Гамильтон Бергер, — я хотел бы спросить вас как профессионала: когда, по вашему мнению, обнаружились бы симптомы отравления, если бы Элизабет Бейн дали принять три таблетки с мышьяком приблизительно в восемь часов вечера шестнадцатого сентября?
  — Зная состояние пациентки, — сказал доктор Кинер, — я ожидал бы появление симптомов в рамках одного-двух часов, максимум через два часа после приема яда.
  — А теперь, — продолжил Гамильтон Бергер, — вы слышали показания последнего свидетеля о том, что вы передали ей три пятигранные таблетки для вручения Элизабет Бейн утром семнадцатого?
  — Совершенно правильно. В любой момент, когда она проснется, после шести часов утра.
  — Доктор, каков состав этих таблеток?
  — В них содержались сода, ацетилсалициловая кислота и люминал.
  — Мышьяка в них не было?
  — Ни в коем случае.
  — Эти таблетки, доктор, были приготовлены под вашим присмотром?
  — В соответствии с рецептом, который я выписал. Там были определены весьма точные пропорции. Я могу заявить, что в то время проблема для меня, как врача, заключалась в том, чтобы прописать подходящие успокаивающие средства больной, которые, не нарушая пищеварения, эффективно бы подавляли состояние крайней нервозности, что было характерным для реакции пациентки на ее физическое состояние и внешние раздражители.
  — А теперь, — в голосе Гамильтона Бергера появились триумфальные нотки, — видели ли вы вновь те же самые три таблетки в какой-то момент после передачи этих пилюль сиделке Нелли Конуэй вечером шестнадцатого?
  — Видел. Так точно, сэр.
  — Когда же?
  — Около трех часов пополудни семнадцатого.
  — Те же самые таблетки?
  — Так точно, сэр. Те же самые таблетки.
  — А теперь, — улыбаясь, произнес Гамильтон Бергер, — Мейсон, можете приступать к перекрестному допросу.
  — Как вы определили, что это те же самые таблетки? — спросил Мейсон.
  — Потому что я сделал их анализ.
  — Сами занимались анализом?
  — Его проделали в моем присутствии и под моим наблюдением.
  — И что вы обнаружили?
  — Обнаружили, что это были те же таблетки, которые я предписал. Они содержали идентичные пропорции соды, люминала и ацетилсалициловой кислоты.
  — Где вы обнаружили эти пилюли?
  — Я нашел их в комнате, в корзинке для использованных бинтов, ваты и других подобных вещей, что выбрасывались при обслуживании или, другими словами, в процессе лечения пациентки.
  — Когда эти пилюли, или таблетки, были найдены?
  — Их нашли…
  — Минуточку, — прервал его Мейсон, — прежде чем вы ответите на этот вопрос, разрешите задать вам еще один. Обнаружили вы их сами?
  — Так точно, сэр. Я действительно сам их нашел. Я предложил обыскать всю комнату. Откровенно говоря, я искал…
  — Неважно, что вы искали, — сказал Мейсон. — Просто отвечайте на вопрос. У вас есть информация, которую вы знаете, и не надо ничего придумывать лишнего. Тем более что вы уже выступали свидетелем. Я просто спрашиваю, сами ли вы нашли их.
  — Так точно, сэр. Я лично проверил ту корзинку и нашел одну таблетку, затем еще две.
  — Как вы далее поступили?
  — Обратил внимание полиции на этот факт, после чего таблетки поместили в коробку с целью определения их химического состава.
  — Какие анализы были проведены?
  — Минуточку, ваша честь, минуточку, — возразил Гамильтон Бергер. — Это выходит за рамки перекрестного допроса. Я спросил свидетеля прямо, видел ли вновь он те же самые пилюли или таблетки? У меня нет сейчас возражений, если свидетель будет давать показания при перекрестном допросе, какие анализы были проведены, чтобы установить подлинность таблеток, но я возражаю против любых других вопросов.
  — Но разве можно установить подлинность пилюль без проведения анализа? — задал вопрос судья Ховисон.
  — Не обязательно, ваша честь.
  — Ну как я понимаю, вопрос может быть обоснован только в том случае, если его задавали для получения ответа по проведенным анализам с целью выяснения каких-либо иных обстоятельств, с которыми свидетель знаком. Тем не менее я не вижу…
  — Я дам разъяснения в соответствующее время, ваша честь, — сказал Гамильтон Бергер, — но я попросил бы разрешения выдвигать конкретные обвинения так, как я сочту необходимым.
  — Прекрасно, свидетель понимает, что вопрос ограничивается анализами, которые были сделаны с целью установления подлинности таблеток? — спросил судья Ховисон.
  — Эти анализы производили полицейский специалист-химик, я и консультирующий химик из фармацевтической фирмы в присутствии двух офицеров из полиции. В результате было точно установлено, что именно эти таблетки я прописал. Те самые три таблетки, что я оставлял для миссис Бейн, чтобы ей дали после шести часов утра. В этом нет сомнений, но что за подмена была совершена…
  — Минуточку, доктор, — резко упрекнул Мейсон. — Вы все время стараетесь забежать вперед и вставить ваши догадки и аргументы в свидетельские показания. Ограничивайтесь, пожалуйста, ответами на конкретные вопросы.
  — Очень хорошо, — перебил доктор Кинер, — это, безусловно, были те же самые таблетки.
  — Другими словами, у них была тождественная формула?
  — Совершенно верно.
  — И, между прочим, доктор, используете ли вы равнозначно термины пилюли и таблетки?
  — В широком смысле, если говорить непрофессионально, то да. Обычно я предпочитаю ссылаться на пилюли как на нечто круглое, покрытое оболочкой снаружи, в то время как таблетки, как правило, имеют плоскую ромбовидную форму и не покрыты оболочкой. Однако в непрофессиональном смысле я употребляю равнозначно оба эти термина.
  — Если придерживаться профессиональной терминологии, то какое лекарство было изготовлено под вашим руководством для покойной миссис Бейн?
  — С формальной точки зрения это лекарство представляло собой таблетки, то есть вначале была изготовлена лекарственная смесь, которую затем спрессовали в небольшие правильной формы многогранники.
  — Когда у вас возникли проблемы с нервным состоянием пациентки?
  — С момента автокатастрофы и связанных с ней ранений.
  — И вы применяли различные успокоительные процедуры?
  — Некоторое время применял подкожные инъекции, пока боль не утихла, а потом, поскольку я столкнулся с такой болезненной возбудимостью нервной системы, которая угрожала превратиться в хроническую, я пришел к выводу, что необходимо применять такое лечение, которое снимало бы неприятные ощущения и одновременно не стимулировало бы опасное привыкание к лекарствам.
  — Итак, прием соды, ацетилсалициловой кислоты и люминала — часть лечебного курса?
  — Да, я предписал именно этот курс лечения.
  — И как долго?
  — По указанной конкретной формуле — одну неделю.
  — И это помогло пациентке?
  — Превзошло все мои ожидания. Естественно, я считал необходимым понижать дозировку. Нельзя же постоянно жить на лекарствах. Пациентке нужно приспосабливаться и помогать врачу, поэтому я регулярно сокращал дозу. Вполне понятно, у больной одновременно развивалось определенное нежелательное привыкание к лекарствам. Внешне прогресс был довольно незначительным ввиду серьезности травмы, но, как врач, я внимательно следил за ходом лечения, оно явно шло пациентке на пользу и даже превзошло мои ожидания. Я уверен, что, если бы не трагическая смерть миссис Бейн, мне бы удалось стабилизировать психическое состояние пациентки.
  — Меня в данном случае волнует, — задумчиво произнес Мейсон, — не эффективность вашего курса лечения, в которой я лично не сомневаюсь, а совсем другое — не могла ли ваша пациентка принять все предписанные вами таблетки сразу, в один прием?
  — О, я понимаю, на что вы намекаете, — многозначительно кивнул доктор Кинер и язвительно улыбнулся. — И все же я должен заявить, что никогда не оставлял более трех таких таблеток для одновременного приема, так как, зная психическое состояние пациентки, был особенно аккуратен в этих вопросах, и поэтому в тот вечер перед уходом я оставил ровно три таблетки. Раньше я уже предписывал ей аналогичное лекарство, которое всегда вручал лично.
  — Спасибо, доктор, за весьма полезные сведения общего свойства, — отметил Мейсон, — но все, что вы сообщили нам, сводится к тому, что эти три найденные таблетки идентичны тем, что вы выписывали. Но откуда вам известно, что это именно те три таблетки, что вы оставили ей тогда вечером, а не те, которые вы оставили, скажем, неделю назад?
  — Разумеется, мне это известно.
  — Каким образом?
  — Я знаю это точно потому, что они были найдены в мусорной корзинке, а из корзинки все выбросили…
  — Откуда вы знаете, что из нее все выбросили?
  — Сиделка сообщила мне, что все выбросили. Такое распоряжение я ей оставлял.
  — Сами вы не выбрасывали мусор из корзинки?
  — Нет.
  — Тогда, доктор, вы пытаетесь давать показания, основываясь на слухах. Вы сами не хуже меня знаете это. Я спрашиваю, что вам лично известно. Что касается ваших заявлений о таблетках, то они могли бы оказаться теми, которые вы оставили для больной, чтобы она приняла вчерашним утром, позавчерашним утром или позапозавчерашним.
  — Знаете, пациентка должна была бы сказать мне, если бы ей не дали лекарство, и сиделка должна была бы сообщить…
  — Я веду речь, доктор, о том, что вы лично знаете. Давайте не будем рассуждать о вероятных последствиях данной ситуации, но вернемся к тому, что вам лично известно. Есть ли у вас какая-то возможность, исходя только из химического состава, узнать, что пилюли были точно теми таблетками, что вы оставили в тот вечер?
  — Дело, разумеется, не только в химическом составе. Были и другие признаки, однако чтобы…
  — Доктор, мне кажется, в данный момент мы не касаемся этих самых признаков, — резко прервал его Гамильтон Бергер. — Вам был задан вопрос только о химическом составе пилюль, или таблеток, и о времени и месте, где они были обнаружены.
  — Очень хорошо, — сказал доктор Кинер.
  — Меня интересует еще вот какой вопрос, — продолжил Мейсон, — в четыре последних дня до смерти миссис Бейн не меняли ли вы метод лечения?
  — За четыре последних дня до смерти — нет, не менял. До этого доза была немного посильнее. Кроме того, и я должен прямо здесь заявить, я проявлял особую осторожность в лекарственных дозировках, ибо боялся, что у больной может развиться предрасположенность к самоубийству. Вот почему я старался никогда не давать излишнее количество пилюль, или таблеток, чтобы пациентка не могла накопить смертельную дозу. Мистер Мейсон, вы довольны моим ответом?
  — В определенной степени да, — согласился адвокат. — Большое вам, доктор, спасибо.
  Судья Ховисон взглянул на Гамильтона Бергера:
  — Сейчас 16.30, Бергер. Есть ли у вас свидетель, которого вы могли бы вызвать и который…
  — Боюсь, что на полный допрос свидетеля времени нет, ваша честь, хотя, мне кажется, мы могли бы все же начать уже сегодня, так как я предвижу весьма пристрастный перекрестный допрос со стороны моего уважаемого коллеги, который, несомненно, займет довольно-таки много времени.
  — Ну что ж, это ваше право, — любезно согласился судья Ховисон.
  — Тогда я попрошу вызвать мистера Натана Бейна, — деловито распорядился Гамильтон Бергер.
  Натан Бейн выступил вперед и был приведен к присяге. Сейчас он выглядел совершенно иначе, и это стало сразу же заметно, едва он появился в свидетельской ложе. Это был совсем другой Натан Бейн, чем тот, которого Мейсон выставил в таком невыгодном свете во время процесса по делу Нелли Конуэй. Было видно по всему, что он тщательно приготовился, был основательно натаскан и полон решимости пустить в ход, не упуская ни малейшего шанса, всю силу своего ораторского дара.
  Гамильтон Бергер поднялся и подошел к свидетелю, который старательно демонстрировал чувство скромного достоинства и откровенную искренность.
  — Мистер Бейн, — задал он свой первый вопрос, — вы вдовец, муж покойной Элизабет Бейн?
  — Да, сэр.
  — И по условиям завещания, которое представлено для утверждения, вы не наследуете никакой части ее состояния?
  — Нет, сэр. Ни единого цента.
  — Вы выслушали показания Нелли Конуэй, где говорится, что вы вручили ей определенные лечебные средства для передачи своей покойной жене?
  — Да, сэр.
  — Мистер Бейн, будьте любезны, расскажите мне и членам жюри присяжных, и я прошу вас быть предельно откровенным с нами, обо всех обстоятельствах, связанных с этим делом.
  Натан Бейн глубоко и сокрушенно вздохнул, повернулся и прямо посмотрел на членов жюри.
  — Мне трудно и очень горько сознавать это, но я вынужден признаться, что я сам, только я сам, исключительно по собственной опрометчивой глупости, загнал себя в безысходный жизненный тупик, который закончился так неожиданно и трагически. Я глубоко, очень глубоко сожалею о случившемся, и я готов изложить все факты, которые позволят вам, уважаемые члены жюри…
  — Так излагайте их без всех этих театральных эффектов, — прервал разглагольствования Бейна Мейсон. — Ваша честь, я протестую. Этот свидетель не излагает факты, а предлагает готовые выводы для жюри. Пусть он отвечает на прямо поставленные вопросы и излагает только факты и одни факты.
  — Мистер Бейн, излагайте факты, — предложил Гамильтон Бергер с едва заметной самодовольной ухмылкой.
  Натан Бейн, усиленно изображая своим видом кающегося грешника, продолжил голосом, выражавшим глубокое сожаление и неподдельное смирение:
  — В моих отношениях с женой за последние месяцы было все, кроме счастья. Я действительно попросил Нелли Конуэй передать Элизабет четыре таблетки и присмотреть, чтобы она их приняла, но сделать это так, чтобы ни врач, ни кто-либо другой об этом не узнал.
  — Что это были за таблетки? — осведомился деловым тоном Гамильтон Бергер.
  — Их было четыре, — ответил Бейн. — Две из них — пятигранные таблетки аспирина, две другие — снотворное.
  Гамильтон Бергер, поднаторевший в юридических тонкостях и стратегии судебных процессов, понизил голос до точно отмеренной дозы симпатии и сочувствия, подчеркнув, что ему неприятно подвергать Натана Бейна такому суровому испытанию, но в интересах правосудия сие необходимо.
  — Будьте любезны, расскажите присяжным о причине ссоры с женой перед ее смертью.
  И снова Натан Бейн повернулся, посмотрел на членов жюри, затем опустил взгляд и робким, смиренным голосом промолвил:
  — Я лгал жене, изменял брачной клятве, и она узнала о моей супружеской неверности.
  — Это единственная причина? — уточнил Гамильтон Бергер.
  — Мы все больше и больше отдалялись, — признался Натан Бейн и в порыве искренности, устремив глаза на жюри, как бы обнажая до глубины свою душу, проникновенно произнес: — Если бы этого не случилось, я не искал бы связей на стороне, но… — Он оборвал фразу, приподнял руку, махнул в отчаянии и снова опустил глаза.
  — Поймите, что мне неприятно так же, как и вам, я чувствую, что приходится вдаваться в такие подробности, — сказал Гамильтон Бергер, — но, видимо, без этого не обойтись — жюри должно представлять полную картину случившегося. Почему вы захотели, чтобы жена приняла эту дозу лекарств, такую сильную порцию снотворного?
  — Моя жена перехватила несколько писем в мой адрес, содержавших документальные доказательства моей неверности, — Натан Бейн говорил, не поднимая глаз. — Она приняла решение возбудить дело о разводе. Я не хотел этого. Я ее любил. Мое другое увлечение просто было одной из тех легких связей на стороне, которые мужчина заводит зачастую необдуманно и беспечно, когда появляется соблазн, не учитывая возможных последствий для семьи, которые неизбежно наступают в таких случаях. Я не хотел развода с женой.
  — Почему же вы решились таким образом вручить ей таблетки?
  — Она не разрешила бы войти в ее комнату, хотя дверь всегда была не заперта. Сиделки же время от времени входили и выходили и не всегда находились в комнате. Когда она засыпала, сиделки приходили на кухню попить кофе или горячего молока или перекусить что-нибудь. Я рассчитывал незамеченным войти к ней в комнату и, пока они находились на кухне, попытаться найти эти письма.
  — Могли бы вы найти их, не усыпляя жену?
  — После автокатастрофы она стала очень нервной, страдала бессонницей. Позвоночник у бедной девочки был сломан, и, я думаю, именно это оказало фатальный эффект на всю ее нервную систему, но, конечно, надо добавить, ее угнетало сознание, что ничего нельзя изменить, и у меня сложилось впечатление, что она начала понимать, что, возможно, никогда не сможет снова ходить. Сон ее часто прерывался, она просыпалась при малейшем шорохе. Я понимал, что произойдет катастрофа, если она увидит меня в комнате, когда я буду пытаться найти эти документы. Даже само мое присутствие в комнате раздражало ее, и доктор Кинер недвусмысленно предупредил меня, что не надо нервировать ее. Он прямо сказал мне: «Не входите в ее комнату».
  — И долго это все продолжалось?
  — Как только она вернулась из больницы.
  — Итак, что же случилось вечером шестнадцатого?
  — Вечером шестнадцатого та доза снотворного в сочетании с люминалом, предписанным доктором Кинером, ввела мою жену в глубокий сон. Она почти потеряла сознание. Я выждал, пока обе женщины, и экономка Имоджен Рикер, и сиделка Нелли Конуэй, вышли из комнаты. Они были внизу, пили кофе и болтали. Я убедился, что они пробудут еще несколько минут на кухне, ибо жена спала этой ночью очень глубоко. Обе они знали о лекарстве доктора Кинера и поэтому не волновались, почему у нее такой необычайно глубокий сон. Итак, я вошел в комнату и после пятиминутного поиска нашел эти компрометирующие меня документы и взял их себе.
  Натан Бейн взглянул на концы своих ботинок, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Весь его удрученный вид был явно рассчитан на то, чтобы убедить присяжных, что он осуждает себя самым строгим образом и что действовал он под влиянием минутной слабости, присущей, увы, любому мужчине. Глубокое раскаяние свидетеля казалось неподдельным, свою роль Натан Бейн, Мейсон был вынужден признать это, играл превосходно. Незаурядные актерские данные лжераскаявшегося грешника производили впечатление, и в притихшем зале суда, казалось, можно было услышать, как муха пролетит.
  — Как вы поступили с этими документами, когда нашли их? — Гамильтон Бергер выдержал паузу, показав, что он умеет уважать глубокое человеческое раскаяние.
  — Я сумел вернуть эти письма женщине, которая их написала, с тем чтобы она смогла их уничтожить, — с подчеркнутым достоинством ответил Бейн.
  — Насколько я понимаю, вы сразу же после смерти вашей жены отправились в Новый Орлеан именно с этой целью, не так ли? — настойчиво вел дальше Гамильтон Бергер.
  Здесь вмешался судья Ховисон, который, вопросительно взглянув на невозмутимого Перри Мейсона, добродушно заметил:
  — Насколько я понимаю в юриспруденции, именно сейчас со стороны защиты должен был последовать протест. Протеста нет, хотя все в складывающейся ситуации указывает на его необходимость.
  — Ваша честь, — в голосе Гамильтона Бергера зазвучало плохо сдерживаемое раздражение, — никакого нарушения норм перекрестного допроса здесь нет. Мои вопросы носят совершенно логичный и последовательный характер. Обвинение лишь стремится внести в дело полную ясность. У нас вполне достаточно веских улик, наступит время, и мы раскроем все наши козырные карты. В данном случае мы просто хотели, чтобы члены суда присяжных глубже поняли психологию этого человека, как бы побывали у него дома, поняли, что он думает и что у него на душе…
  — Ваша честь, — сухим бесстрастным тоном прервал Мейсон излияния окружного прокурора, — я не протестовал лишь потому, что знал, что мой уважаемый коллега заранее тщательно отрепетировал и свою речь, и речь своего свидетеля, и попросту не хотел их портить.
  По залу пронеслась легкая волна смеха. Сам судья Ховисон не смог сдержать улыбки, а Бергер нахмурился, поняв, что его прорвавшееся раздражение разрушает то впечатление, ради которого он столько трудился.
  Он взял себя в руки и произнес со скромным достоинством:
  — Если суд и присяжные разрешат мне допрос свидетеля именно в этом доверительном ключе, я думаю, что смогу убедить их в искренности этого человека, его глубоком раскаянии и скорби в связи с невосполнимой потерей. — И, не ожидая ответа, Бергер повернулся к Натану Бейну и спросил: — Почему вы отправились в Новый Орлеан, мистер Бейн?
  — Я вылетел туда, — начал Бейн, — потому что женщина, вошедшая в мою жизнь, там остановилась, и я хотел лично сказать ей, что не хочу никогда больше ее видеть и что наша связь была ошибкой, приведшей меня к душевному банкротству.
  Поведение и слова Натана Бейна убеждали. Опытный психолог, несомненно, заметил бы, что ораторский эффект Натана Бейна заключался в умении себя подать с использованием тщательно отрепетированных приемов, но неискушенный слушатель видел только несчастного, подавленного испытаниями неверного мужа, которого жизнь заставила публично признаться в своих ошибках и слабостях, и пытающегося искупить свою вину.
  — Ну а теперь, — продолжил Гамильтон Бергер, выдержав красноречивую паузу, — расскажите о том полюбовном соглашении, которое вы заключили с сиделкой вашей покойной жены, Нелли Конуэй. Хотя здесь уже упоминали о нем, опишите нам, как это все в действительности произошло.
  — Это была, — проникновенно начал Натан Бейн, — искренняя попытка с моей стороны исправить то зло, которое я причинил этой весьма достойной женщине.
  — Пожалуйста, расскажите нам все как было, — окружной прокурор был сама благожелательность и любезность.
  — Я способствовал аресту Нелли Конуэй по обвинению в воровстве. Сейчас я хорошо понимаю, что мои действия были не только дурны с моральной точки зрения, но и весьма опрометчивы. Ее защищал мистер Мейсон, адвокат, который сейчас защищает Викторию Брэкстон, и он, нужно признаться, преподал мне хороший урок в суде. Это случилось из-за того, что я не до конца продумал свои действия и те возможные негативные последствия, которые, как этого и следовало ожидать, не замедлили последовать. Это был поспешный и необдуманный шаг с моей стороны.
  — Что же вы конкретно сделали?
  — Я обратился в полицию и по их совету пригласил частного детектива. В моем доме стали пропадать вещи, и у меня были основания, или я думал, что были, подозревать Нелли Конуэй. Я вынул шкатулку с драгоценностями жены из ящика, где они были заперты на ключ, и оставил ее на виду. Я подменил бриллианты поддельными и сделал опись драгоценностей. Затем опылил снаружи шкатулку флюоресцентным порошком.
  — Будьте любезны, мистер Бейн, опишите попроще, что это за порошок и каково его действие.
  — Это тот порошок, которым меня снабдил специально нанятый мной для этого дела частный детектив. Насколько я понимаю, этот порошок широко применяют частные детективы для расследования бытовых краж, случаев воровства в школах, на предприятиях и тому подобное…
  — Не могли бы вы описать этот порошок?
  — Обычный в общем на вид порошок. Если его нанести на какой-нибудь предмет, ну вроде той обитой кожей шкатулки, которая принадлежала моей жене, то он практически незаметен. Но при прикосновении к этому предмету он остается на пальцах, причем, что примечательно, попав на пальцы, он практически не ощущается, так как лишен вязкости.
  — В чем действие этого порошка?
  — Он приобретает особые свойства под действием ультрафиолетовых лучей. Когда ультрафиолетовый свет попадает на этот порошок, то он вызывает достаточно яркое, так называемое флюоресцентное свечение.
  — Продолжайте, пожалуйста. Постарайтесь не упустить ни одной подробности, связанной с возбужденным вами делом против Нелли Конуэй и ее арестом. Я бы хотел, чтобы вы подробно разъяснили присяжным, почему вы решили предложить ей денежную компенсацию.
  — Ясно из-за чего — из-за того, что ее по моей вине ошибочно арестовали и, в общем, бросили тень на ее репутацию. После того, что мистер Мейсон сделал со мной в суде, — криво улыбнулся Натан Бейн, — вряд ли бы нашелся кто-то, кто бы в этом сомневался, включая меня.
  Некоторые присяжные сочувственно улыбнулись.
  — Кстати, сколько вы ей заплатили?
  — Ей — две тысячи долларов и пятьсот долларов — вознаграждение адвокату.
  — А теперь, будьте любезны, продолжайте, опишите подробнее арест.
  — Мы распылили флюоресцентный порошок на эту шкатулку с драгоценностями.
  — И насколько я понимаю, порошок не распыляли в другом месте?
  — Нет, сэр. Только на шкатулку.
  — И что случилось?
  — Время от времени я и нанятый мною частный детектив проверяли содержимое шкатулки и сверяли его со списком. Все оставалось в неприкосновенности до того, как в моем доме появилась Нелли Конуэй. Как раз в это время из шкатулки пропала бриллиантовая подвеска, я имею в виду не саму подвеску, а ее синтетическую имитацию, надеваемую, как правило, на приемы. Я пригласил Нелли Конуэй и под благовидным предлогом выключил свет в комнате, включив одновременно ультрафиолетовый источник света. Когда мы с частным детективом сделали это, то ее пальцы засветились в темноте. Это была косвенная улика, и на ее основании мы пришли к выводу, как потом оказалось ошибочному, что хищением драгоценностей из шкатулки занималась Нелли Конуэй. Мистер Мейсон искусно доказал в суде, что наши обвинения ни на чем не основаны.
  — И чем закончилось все это дело?
  — Нелли Конуэй была оправдана, и очень быстро, нужно сказать.
  — Судом присяжных?
  — Да, сэр.
  — А теперь, — задал вопрос Гамильтон Бергер, — относительно тех трех таблеток, что были найдены в корзинке согласно показаниям доктора Кинера. Были ли вы там, когда корзинку обследовали?
  — Да, сэр, я присутствовал при этом.
  — И как поступили с теми тремя таблетками?
  — Полицейские их осмотрели и приобщили к делу в качестве вещественного доказательства и… ну когда стало выясняться, что подмена таблеток, исходя из всех возможных вариантов, могла быть совершена подзащитной, я рассказал полицейским, что недавно разговорился с подзащитной о деле Нелли Конуэй и его деталях и что подзащитная захотела взглянуть на шкатулку с драгоценностями. По ее просьбе я открыл секретер, достал из него шкатулку и дал ей взглянуть на нее.
  — Она дотрагивалась до нее?
  — Да. Она взяла ее в руки.
  — Кто-нибудь еще дотрагивался?
  — Нет, сэр. Примерно в это же время брат подзащитной, он был наверху, позвал ее, и она вернула мне шкатулку. Я быстренько положил ее на секретер и отправился за ней наверх.
  — Позже вы сообщили полиции об этом?
  — Да, сэр. Я сказал им, что частицы флюоресцентного порошка, который все еще оставался на шкатулке, возможно… ну, в общем, я высказал предположение полицейским, что неплохо было бы взглянуть на эти три таблетки под ультрафиолетовым светом.
  — Они сделали все это в вашем присутствии?
  — Да, сэр.
  — И что произошло?
  — Показалось слабое, но характерное флюоресцентное свечение.
  В публике раздался сдавленный вскрик, затем по залу пошло шушуканье. И в этот момент Гамильтон Бергер, как будто вспомнив о времени, на которое раньше не обращал внимания, выразительно посмотрел на настенные часы в зале суда и сказал:
  — Ваша честь, я, кажется, превысил время до перерыва на десять минут.
  — Именно так, — ответил судья Ховисон, показывая своим тоном, что он сам настолько заинтересовался этой драматической стадией показаний, что не заметил, как пробежало время.
  — Прошу прощения, — скромно промолвил Гамильтон Бергер.
  — Перекрестный допрос, судя по всему, — продолжил судья Ховисон, — займет весьма значительный период времени, и поскольку мы и так превысили отведенное нам время, то суд объявляет перерыв до десяти часов утра следующего дня. Напоминаю членам жюри, что в это время не следует обсуждать данное дело между собой или с другими и не разрешать обсуждать данное дело в своем присутствии. Вы не должны формулировать или выражать мнение относительно виновности или невиновности подзащитной до тех пор, пока дело не будет представлено вам в законченном виде. Подзащитная будет вновь взята под стражу. Суд откладывает заседание до завтрашнего утра, до десяти часов.
  Судья Ховисон покинул зал заседаний, и одновременно в зале возник гул голосов. Мейсон повернулся к Виктории Брэкстон:
  — Вы дотрагивались до шкатулки с драгоценностями?
  — Да. Мне было любопытно. Я спросила о ней Натана. Он провел меня вниз и открыл секретер. Когда мы возвращались наверх, он оставил ее на секретере. В то время я одна касалась шкатулки, другие это сделали позже.
  — Кто — другие?
  — Как же, это Джим и Джорджиана.
  — Вы видели, как они дотрагивались до шкатулки?
  — Нет, но когда они спустились вниз, Джорджиана спросила меня, почему шкатулка с драгоценностями Элизабет Бейн не заперта. Поэтому если они видели ее, то должны были дотронуться до нее. Джорджиана любопытна до невозможности.
  — А Натан Бейн дотрагивался до нее, когда он передавал ее вам, не так ли?
  — Как же, конечно. Я об этом не подумала.
  — А кто положил ее снова в секретер? Он?
  — Думаю, экономка.
  — Словом, старая как мир история, — саркастически заметил Мейсон. — Каждый в доме дотрагивался до шкатулки, все подходили к секретеру, но окружного прокурора все это мало волнует, так как ему нужно во что бы то ни стало доказать вашу виновность. И он сознательно накручивает перед перерывом эмоции до кульминационной точки, с тем чтобы ощущение вашей виновности сохранилось у присяжных до завтрашнего заседания. Как бы ни призывал судья Ховисон к объективности, это ощущение останется. Впрочем, так происходит всегда, когда доказательством по делу является флюоресцентный порошок. Случай выглядит таким драматичным, светящиеся кончики пальцев так убедительны, что все теряют разум. Скажите, а не мог ли Натан Бейн открыть дверь спальни жены, взять таблетки с блюдца и подложить отравленные?
  — Нет… не думаю, по крайней мере, не в моем присутствии.
  — Блюдце находилось рядом с дверью?
  — Да. Если бы он открывал дверь и заглядывал, он мог бы подменить, но он не заглядывал. Но не мог ли он подменить их, когда они были у Нелли Конуэй в том пузырьке?
  — Не забивайте себе голову этим, — прервал ее Мейсон, — я уже думал о такой вероятности и постараюсь раскрутить эту гипотезу при перекрестном допросе Бейна. Именно сейчас я хочу получить от вас ответ на один конкретный вопрос: не мог ли Натан Бейн подменить таблетки после того, как Нелли Конуэй при вас положила их на блюдце рядом с кроватью вашей сестры?
  — Нет, это невозможно.
  — А когда вы дотрагивались до шкатулки и прикоснулись, таким образом, к флюоресцентному порошку?
  — Это было около пятнадцати минут четвертого утра. Мы сели в самолет в 1.45 и добрались домой около половины третьего ночи.
  — И вы сразу же пошли в комнату Элизабет?
  — Совершенно верно.
  — Все трое?
  — Да.
  — Не вешайте носа, — приободрил ее Мейсон, когда заместитель шерифа взял ее за руку.
  — Не беспокойтесь, — ответила она и направилась за полицейским к выходу для арестованных.
  Джим Брэкстон и его жена ожидали Мейсона у барьера, отделяющего адвокатов и служащих суда от остальной части зала.
  Джорджиана первой начала разговор.
  — Этот грязный лицемер, — затараторила она, — сидит там с невинным видом и, что еще хуже, уходит с таким же видом. Я говорила вам, мистер Мейсон, он… гадина, жирная, мерзкая гадина! Вот кто он такой — гадина.
  — Успокойтесь, — сказал Мейсон. — Не стоит так волноваться — это поднимает кровяное давление.
  — Сидит там и лжет, чтобы выкарабкаться. Он сговорился с этой Нелли Конуэй, и они оба рассказывают басни присяжным, стремясь внушить, что только Викки могла вручить это лекарство. Мистер Мейсон, вы просто обязаны что-то сделать, не дать им ускользнуть от ответственности.
  — Я сделаю все, что в моих силах, — заверил Мейсон.
  — Мы все знаем, кто убил Элизабет. Натан Бейн — вот кто, и он с этой ведьмой Конуэй состряпал версию, которая на бумаге выглядит без сучка и задоринки и способна усыпить подозрения членов жюри. Мистер Мейсон, мы-то знаем настоящего Натана Бейна, он вовсе не такая невинная овечка, какой старается прикинуться. Он довольно-таки неглуп, эгоистичен, хитер, невероятно хитер, но умеет притвориться и так поговорить с людьми, что им кажется, что он искренне говорит о самом задушевном, скрытом глубоко в сердце, что он обнажает свои самые сокровенные думы. А в действительности его самые что ни на есть заветные мысли так же непроницаемы и черны, как… как чернила в чернильнице.
  — Однажды я полностью вывернул его наизнанку, — сказал Мейсон. — Возможно, я сумею сделать это и на сей раз, но сейчас его весьма профессионально натаскали.
  — Вот в чем фокус, — сказала она, — он сам подготовил окружного прокурора. Они вместе разыгрывают большое шоу.
  — Разумеется, он подыгрывает, но представлять это сговором, по-моему, слишком, — вставил Мейсон.
  — Разве вы не могли выразить протест по поводу всей этой лицемерной чепухи? — скромно вступил в разговор ее супруг.
  — Конечно, мог, — ответил Мейсон, — но я хотел, чтобы они разговорились. Чем больше этой чепухи он навешивает на присяжных, тем шире у меня диапазон действий при перекрестном допросе. Чем больше бы я им препятствовал, тем больше присяжные подозревали бы, что мы боимся полного обнародования всех фактов по этому делу.
  — Не слишком полагайтесь на перекрестный допрос с окружным прокурором, — порекомендовала Джорджиана. — Он к этому приготовился. Они, видно, столько репетировали друг с другом этот допрос, что даже чуть-чуть перебарщивают. Словом, два сапога — пара, я имею в виду, рыбак рыбака видит издалека. Просто какой-то актерский дуэт. Если бы вы знали, каков Натан в действительности, а затем взглянули на него в свидетельской ложе, вы по-другому оценили бы его.
  — Хорошо, — ободряюще заключил Мейсон, — возможно, мы выведем его на чистую воду перед присяжными.
  Глава 18
  Ближе к полуночи Мейсон обсуждал ситуацию с Полом Дрейком и Деллой Стрит.
  — Чертов Бергер, — сказал адвокат, меряя ногами кабинет, — у него в запасе какая-то крупная «бомба», и он собирается ее взорвать.
  — Опять флюоресцентный порошок? Может быть, он и есть та «бомба»?
  — Нет. Порошок никого не убеждает и ничего не доказывает. Любой в доме мог дотронуться до шкатулки. Натан Бейн видел, как подзащитная коснулась ее, но… Слушай, эта чертова экономка… Что мы, Пол, знаем о ней?
  — О ней — то, что есть в сообщениях моих оперативников, Перри. Она живет своей жизнью, и у нее нет близких друзей. Была, по-видимому, предана первой жене Бейна и затем Элизабет. Как она относится к Натану, трудно сказать.
  — Ну а если бы она узнала, что именно Натан Бейн отравил свою жену Элизабет?
  — Судя по всему, она так не думает. Она уверена, что отравительница — Викки Брэкстон. Болтает направо и налево, что Викки — авантюристка высшей пробы и что именно она заставила Элизабет написать завещание, а затем, когда та стала подозревать неладное и отказалась подписывать его, Викки попросту отравила ее.
  Мейсон задумался и произнес:
  — Если бы ее можно было заставить поверить, что Натан отравил Элизабет и затем что он, вероятно, так же поступил со своей первой женой Мартой, не думаете ли вы, что она могла бы потом поведать нам кое-что полезное?
  — Не знаю, — пожал плечами Дрейк. — Я дал задание одной из моих самых расторопных сотрудниц как бы случайно познакомиться с ней и попытаться что-нибудь выведать у нее. Разумеется, никаких вопросов о смерти Марты Бейн она не задавала. Экономка рассказала, что те три таблетки, которые передал доктор, Нелли держала в специальной коробочке. Наша подопечная сама видела их на столе в кухне, когда около полуночи пила кофе с Нелли. Она считает, что в коробке — те же самые таблетки. Гамильтон Бергер, сказала она, сможет все это доказать в два счета, в том числе и тот факт, что именно Нелли Конуэй или Викки Брэкстон произвели подмену. На этот счет у полиции, по ее словам, железные доказательства. Но, по ее глубокому убеждению, у Нелли Конуэй нет мотива преступления.
  — Откуда мы знаем, — вставил Мейсон, по-прежнему шагая из угла в угол, — что его нет? Экономка просто повторяет чужие слова.
  — Перри, никто не сможет понять, зачем было Нелли совершать это преступление. А у Викки есть мотив, причем весьма весомый.
  — Пол, у Нелли тоже было достаточно побудительных причин дать больной те три таблетки снотворного.
  — Разумеется, деньги.
  — Ну а почему мотивом преступления не могут стать еще большие деньги? Признавшись относительно первых трех, трюк с другими тремя — мастерский прием. Боже, Пол, у нас в руках все составные части улики. Бейн заплатил Нелли, чтобы она дала снотворное. Они оба в этом признались. Потом он вручил ей еще большую сумму денег, и они представили дело так, как будто кто-то подменил три докторские таблетки на отравленные. Нелли и Натан Бейн понимали, что если она сразу получит от него кучу денег, то это заметят, и, вместо того чтобы заниматься этим исподтишка, они проделали все это на наших глазах. Бейн добился ареста Нелли по обвинению, где у него не было никаких доказательств. Нелли предварительно установила контакт со мной, так как понимала, что я брошусь на помощь. После того как я добился оправдания Нелли Конуэй, Натан выдал ей полную сумму вознаграждения и направил в спальню своей жены. У нее в руках оказались те три докторские таблетки, которые Элизабет еще не принимала.
  — Черт побери, Перри, — воскликнул Дрейк, — твоя интерпретация этого дела выглядит весьма доказательно и убедительно!
  — Ну разумеется, Пол. Все это обилие побочных обстоятельств только запутывает и уводит от главного.
  — Твоя задача, Перри, — освободить дело о смерти Элизабет Бейн от всех побочных наслоений. И все же я сомневаюсь, что ты сможешь так просто донести свою версию до присяжных, даже если Бергер не выступит с какой-нибудь сногсшибательной уликой в самый последний момент. У него на руках очень сильные козыри, и это нужно признать без всяких скидок на весь судебный маскарад, который он, несомненно, постарается нам устроить. Разумеется, Натан Бейн и Нелли Конуэй могли с самого начала отрепетировать весь ход судебного процесса. В их интерпретации флюоресцентный порошок на пальцах Виктории Брэкстон и на тех злосчастных таблетках действительно превращается в очень серьезную улику. Но если предположить, что судебный иск Бейна против Нелли Конуэй был всего лишь фарсом и отвлекающим маневром, то все встанет на свои места. Перри, черт побери, я думаю, что ты прав!
  — В одном я должен быть твердо уверен, — заметил Мейсон, продолжая мерить шагами комнату, — а именно в том, что Бергер не откажется принять вызов, когда я начну подступаться к этому вопросу.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Начав перекрестный допрос Бейна по факту смерти его первой жены, я должен быть уверен, что Бергер не сможет нейтрализовать его бесконечными протестами как неправомочными, несущественными и не относящимися к данному делу. Кроме того, и это очень важно, мне нужно будет найти способ побудить Бейна самому коснуться темы смерти его первой жены, иначе я не смогу устроить ему перекрестный допрос по всей форме.
  — Ну а как ты думаешь поднять вопрос об эксгумации тела, не вызвав при этом страшных протестов со стороны обвинения?
  — Я как раз думаю над этим, — ответил ему Мейсон. — Ясно, что вылезать с этим сразу же — это значит повесить красную тряпку перед быком. Ведь Гамильтон Бергер прекрасно понимает, что стоит мне затронуть эту тему и добиться под каким-либо предлогом эксгумации, то все дело по обвинению Виктории Брэкстон провалится в глубокую бездну. Если, разумеется, будет установлено, что первая жена также умерла от отравления мышьяком. Если нет — пиши пропало! Так что оставим пока тело в могиле и попытаемся вызвать перед присяжными хотя бы тень первой покойной жены нашего героя-любовника, чтобы Бергер, при всей его въедливости и опыте, не смог закрыть эту тему. А сейчас, Пол, расскажи, что твоим ребятам удалось собрать о ней?
  — Ее родители — довольно состоятельные люди с Восточного побережья Штатов, — начал Дрейк не спеша. — Они с самого начала возражали против замужества своей дочери, считая Натана Бейна, и совершенно справедливо, как мы это видим, человеком ненадежным и подозрительным. Но Марта была девицей довольно своенравной и независимой, а Натан умел, да и сейчас умеет, когда нужно, производить прекрасное впечатление на окружающих, да и ухаживать за женщинами он мастак непревзойденный. Дамский угодник с прекрасными манерами и хорошо подвешенным языком, он сумел влюбить в себя Марту. В таком возрасте девицы становятся неуправляемыми, и, не послушав возражений родителей, она вышла за него замуж.
  — Ну а деньги-то свои у нее были?
  — У нее была небольшая сумма денег в банке, доставшаяся ей по наследству от дяди. По условиям завещания, она могла получить эти деньги только в день своего двадцатипятилетия. До этого срока ими распоряжался специально назначенный опекун, а она получала проценты от вклада.
  — Какая сумма была указана в завещании?
  — Что-то около пятидесяти тысяч долларов.
  — Понятно. Продолжай. Что случилось дальше?
  — Как я уже говорил, брак с Натаном Бейном встретил весьма прохладное отношение ее родителей, если не сказать больше. Но она сумела настоять на своем и фактически убежала из родительского дама, связав свою судьбу с любимым и, как ей казалось, любящим человеком. Она хотела, чтобы родители уважали ее выбор. Старики же считали, что все это от неопытности, молодости и впечатлительности, что она перебесится, разберется в своем Натане и рано или поздно вернется домой. Ну а все остальное ты уже знаешь.
  — Расскажи поподробнее об этих пятидесяти тысячах.
  — Жили они на то, что с горем пополам зарабатывал Натан, и на проценты с банковского вклада. Семнадцатого июня ей исполнилось двадцать пять лет, и в тот же день она, в соответствии с условиями завещания, получила эти пятьдесят тысяч долларов. Этим же летом, первого августа, она умерла, и ты уже знаешь, при каких обстоятельствах. Наследство досталось ее законному супругу. На какое-то время Натан Бейн становится довольно богатым человеком и начинает жить на широкую ногу. Но денежки уплыли довольно быстро, особенно после того, как он полюбил бега и принялся вкладывать их в сомнительные проекты. И тогда Натан возобновил поиски новой богатой невесты, и, нужно сказать, довольно быстро нашел ее. На этот раз действительно богатую. У Элизабет Бейн было в ценных бумагах и недвижимости по крайней мере полмиллиона долларов, а может быть, и больше. Он рассчитывал, что ему удастся сравнительно легко наложить лапу на эти доллары, да не тут-то было — Элизабет оказалась далеко не глупенькой и самостоятельной деловой женщиной. Он не терял надежды, продолжая обхаживать ее со всех сторон, но сорвался на своих любовных шашнях. Вначале она просто подозревала его, а затем ее подозрения переросли в твердую уверенность, и тогда она лишила его малейшей доли наследства в своем завещании. Бог мой, когда суммируешь голые факты, этот Бейн выглядит сущим дьяволом во плоти, но когда видишь его в свидетельской ложе, такого смиренного, полного раскаяния, такого понятного в своих человеческих слабостях… Бьюсь об заклад, Перри, среди присяжных не один мужчина так или иначе побывал в шкуре Натана Бейна и в глубине души сочувствует ему. Скажу тебе честно, Перри, он все же сумел завоевать симпатии некоторых из членов жюри. Да, кстати, я не хочу совать нос не в свое дело, когда оно меня не касается, но сдается мне, что с этим завещанием Элизабет Бейн не все ладно, а? Есть там какое-то жульничество.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Ну, во-первых, составлено оно было утром того дня перед смертью. Во-вторых, звучит оно как-то странно, я имею в виду сам текст завещания. Как будто работу над ним прервали на середине, а затем, через некоторое время, возобновили его составление, но почерк уже совершенно другой, какой-то неровный и вымученный. Экономка сообщила моей оперативнице, я тебе о ней рассказывал, что Викки Брэкстон оказала серьезный нажим на Элизабет перед ее смертью, с тем чтобы она составила завещание в их пользу, что Элизабет не соглашалась и что с большим трудом, и еще неизвестно как, ей удалось заставить сестру закончить и подписать его.
  — Это пусть адвокаты Натана Бейна доказывают в суде по наследству, — подчеркнуто ровно сказал Мейсон.
  — Да нет, я к тому, что завещание как будто прервано посередине.
  Мейсон ответил гробовым молчанием.
  — Ну ладно, это, в общем, не мое дело, — с затаенным лукавством сказал Дрейк. — Я вот что хочу предложить, Перри. Мои люди могли бы пустить слушок и довести его до сведения родителей Марты Бейн, о том, что их дочь была отравлена мышьяком, и посоветовать им провести эксгумацию тела их покойной дочери.
  — Нет, Пол, — Мейсон отрицательно покачал головой, — если пойти этим путем, то тогда наш следующий ход не станет сюрпризом для моего большого друга Гамильтона Бергера. Он заранее подготовится и заблаговременно возведет защитные редуты вокруг этой опасной темы бесконечными протестами и оттяжками. Нет, Пол, завтра я постараюсь усыпить бдительность окружного прокурора своей необычной покладистостью, а когда он немного расслабится, то устрою Натану Бейну перекрестный допрос первой степени. Мой вопрос насчет обстоятельств смерти его первой жены должен прозвучать совершенно неожиданно для них. Как только я затрону эту тему, беги к телефону и звони родителям Марты Бейн, расскажи им, что случилось, и убеди их поднять страшный шум, требуя эксгумации. Запомни, Пол, как только я затрону эту тему — сразу же к телефону.
  — Положись на меня, — сказал Дрейк. — Мне кажется, если тебе удастся на этом сыграть, то ты сможешь разрушить образ кающегося грешника и смиренного мужа, который они стараются создать у присяжных. Если ты не сможешь сделать этого, жюри будет еще больше настроено против тебя.
  — Знаю, знаю, Пол. — Мейсон сразу помрачнел. — Не береди рану, а то и так тяжело на душе.
  Глава 19
  Когда суд собрался на следующий день, Гамильтон Бергер вел себя так, как будто не сомневался в неминуемой победе. Окружной прокурор открыто бросал на Перри Мейсона полные близкого триумфа взгляды.
  — Ваша честь, — начал он, — Натан Бейн выступал вчера с показаниями, и я прошу его вновь пройти в свидетельскую ложу, если он будет так любезен.
  Натан Бейн осторожно, словно слон, ступающий по корзинке с яйцами, двинулся к свидетельской ложе, устроился в кресле и взглянул на Гамильтона Бергера, словно кающийся, но преданный пес. Однако при этом он имел вид человека, который, это было откровенно заметно, обнажает всего себя в интересах правосудия и желает, если необходимо, принести еще новые жертвы.
  — Мистер Бейн, сосредоточьтесь, пожалуйста, на событиях, которые произошли сразу же после смерти вашей жены.
  — Слушаюсь, сэр.
  — Помогали ли вы полицейским в обыске дома и построек?
  — Да, я помогал им, сэр.
  — Опишите, будьте добры, в общем плане дом и постройки.
  — Дом в два с половиной этажа. Позади гараж и сад.
  — В саду есть кустарник?
  — Да, окружает сад по примеру. Кустарник и ограда.
  — Обыскивая этот сад, нашли ли вы что-нибудь, или присутствовали ли вы, когда что-то обнаружили полицейские?
  — Да, сэр.
  — Что именно?
  — Бутылку, завернутую в бумагу.
  — Вы были рядом, когда полицейские ее развернули?
  — Я был рядом, сэр.
  — И что было внутри?
  — На бутылке этикетка из аптеки в Гонолулу, на ней было напечатано слово «мышьяк».
  Позади себя Мейсон услышал шум. Виктория Брэкстон, задохнувшись от волнения, вскочила на ноги, пытаясь что-то вымолвить. Заместитель шерифа, который охранял ее на скамье подсудимых, кинулся было к ней навести порядок, но натолкнулся на исступленные всплески истерического смеха: Виктория Брэкстон смеялась, плакала — словом, впала в истерику.
  — Извините меня, — Гамильтон Бергер с подчеркнутой вежливостью обратился к Перри Мейсону. — Ваша клиентка, судя по всему, испытывает сильный эмоциональный стресс. Думаю, ваша честь, следует устроить перерыв до тех пор, пока подзащитная сможет вновь участвовать в судебном заседании.
  — Перерыв до одиннадцати часов, — сказал судья Ховисон и стукнул молотком по столу. — В зале есть врач?
  — Доктор Кинер.
  — Пусть он осмотрит подзащитную, — произнес судья Ховисон и быстро удалился в судейскую.
  В зале возникло настоящее столпотворение, публика рвалась вперед, дежурные заместители шерифа окружили Викторию Брэкстон, фоторепортеры сражались за выгодную точку, с которой можно было удачно заснять сцену, присяжные, забыв о предписаниях суда, вытягивали шеи, чтобы хотя бы мельком увидеть, что же происходит. Прошло почти сорок пять минут, прежде чем дрожащая, побледневшая, душевно потрясенная Виктория Брэкстон смогла едва что-то вымолвить в присутствии Перри Мейсона в комнате для свидетелей, по соседству с судейской.
  — Ну так что же? — холодно спросил Мейсон.
  — Ради бога, не корите меня, — едва слышно произнесла она, — иначе я снова разревусь. У меня действительно случайно оказался этот чертов мышьяк, от которого я так неудачно избавилась, вот и все. Все очень просто. Я купила этот мышьяк в Гонолулу для кошки, которая превратила жизнь в нашем квартале в ад. Бутылка была в моем багаже. Когда я вернулась и узнала, что Элизабет умерла от отравления мышьяком, я внезапно вспомнила, что бутылка с ядом у меня, и подумала, что все это может быть неправильно истолковано. Тем более что на бутылке было написано, что мышьяк изготовлен в Гонолулу и… ну а я уже знала, что полиция подозревает кого-то из близких родственников, и была почти уверена, что они придут и начнут обыскивать мой багаж, поэтому я подошла к окну моей спальни на втором этаже и выбросила эту бутылку в кустарник. Кто-то, должно быть, заметил меня, иначе я не могу представить, почему они обыскивали дом и постройки. Вот и вся история.
  Мейсон сосредоточенно молчал.
  — Что, мои дела действительно так плохи? — последовал робкий вопрос.
  — Они настолько плохи, что если не произойдет какого-нибудь юридического чуда, то у вас есть все шансы заработать в самое ближайшее время смертный приговор за убийство первой степени.
  — Когда окружной прокурор вытащил на свет божий эту бутылку с мышьяком, я подумала то же самое.
  Мейсон поднялся и принялся мерить шагами комнату.
  — Что же нам делать? — взмолилась она. — Или, другими словами, что нам остается делать, что мы сможем предпринять?
  — Я, — сказал Мейсон, — вероятно, смогу получить отсрочку на пару дней, ссылаясь на то, что вы перенесли сильнейший эмоциональный стресс. Но если так поступить, исчезнет какая бы то ни было, пусть даже самая последняя, слабомерцающая надежда. Однако, если вы сможете вернуться в свидетельскую ложу, расскажете правду и подадите ее так, что убедите хотя бы одного из присяжных, мы помешаем жюри вынести смертный приговор. Единственная наша надежда сейчас — ускорить процесс, с тем чтобы общественное мнение окончательно не стало враждебным. Сможете ли вы вернуться в зал и пройти через все эти испытания?
  — Теперь смогу, кажется, пройти через все. Дрожу, правда, как осиновый лист, но другого выхода, чувствую, нет.
  — Знаете, — заметил Мейсон, — вам следовало бы рассказать мне это раньше.
  — Если бы я рассказала, вы отказались бы защищать меня. Я уже не маленькая девочка, мистер Мейсон. Я рискнула и проиграла. Не растравляйте рану. Меня казнят, не вас.
  — Вернемся в зал суда, — коротко предложил Мейсон.
  — Вы объясните членам жюри мою истерику?
  — Конечно.
  — Когда?
  — Когда, — сказал Мейсон, — смогу придумать объяснение, которое не превратит в еще больший ад ваше дело.
  В ее глазах внезапно загорелась надежда.
  — А нельзя ли, как вы думаете, начать сразу, сейчас, пока неудачный резонанс от моей истерики еще не так силен?
  — Нет, — ответил Мейсон, — мы не будем ничего объяснять, пока не привлечем на свою сторону по крайней мере одного члена жюри. Пойдемте, и постарайтесь не отводить взгляд — мы должны прямо смотреть им в лицо.
  Поднявшись, он вернулся в зал суда, который теперь пристально уставился на него с угрюмой враждебностью. Судья Ховисон занял свое место и призвал публику к порядку. Гамильтон Бергер с преувеличенной заботой осведомился у Мейсона:
  — Ваша клиентка в состоянии продолжать процесс?
  — Вполне, — резко перебил его Мейсон.
  — Превосходно, — сказал Бергер. — Но я могу понять потрясение, которое она испытала. Обвинение желает оставаться справедливым, но в то же время оно хотело бы быть и гуманным. Если эта побледневшая, выведенная из душевного равновесия, дрожащая подзащитная плохо себя чувствует, как это кажется, мы…
  — Нет, она хорошо себя чувствует, — прервал Мейсон. — Продолжайте процесс и поберегите ваши симпатии для ваших «звездных» свидетелей.
  — Я могу понять и поэтому извинить вашу вспыльчивость, — Бергер делано улыбнулся. — Мистер Бейн, не пройдете ли вы в свидетельскую ложу? Теперь, мистер Бейн, я хотел бы спросить вас: узнаете ли вы ту бутылку, если снова ее вам покажут?
  — Да, сэр. Моими инициалами помечена наклейка, на ней же и инициалы тех полицейских, что принимали участие в изъятии.
  — Это та самая бутылка? — Гамильтон Бергер вручил ему коробку со стеклянной крышкой, в ней был небольшой пузырек.
  — Да.
  — Ваша честь, мы обращаемся с просьбой зарегистрировать ее как улику, — сказал Гамильтон Бергер.
  — Протест, — заявил Мейсон, — это заявление — некомпетентное, не имеющее отношения к делу, несущественное. Никакой связи не установлено между пузырьком и подзащитной. Кроме того, суд должен обратить внимание на то, что этот пузырек содержит белый порошок. Можно считать доказанным, что если Элизабет Бейн и была отравлена, то тремя таблетками пятигранной формы, что…
  — Минуточку, — вмешался Гамильтон Бергер. — Если суду будет угодно, мы можем связать данную улику с подзащитной, вызвав двух других свидетелей. Предвидя протест мистера Мейсона, я попросил бы мистера Бейна сейчас отойти в сторонку и дать возможность пройти двум другим свидетелям, которые смогут устранить вопросы, поднятые в протесте.
  — В таком случае, — распорядился судья Ховисон, — я предложил бы, чтобы вы просто заявили о вызове для установления личности свидетеля, и потом, закончив с ним, вы смогли бы вызвать других.
  Предложение не вписывалось в стратегию Бергера, и на его лице появилась недовольная гримаса.
  — Ваша честь, — обратился он к судье, — один из свидетелей находится в Гонолулу. Крайне важно, чтобы он появился здесь для дачи показаний. Мне необходимо время, чтобы вызвать его сюда.
  — О чем он собирается давать показания? — спросил адвокат.
  Гамильтон Бергер с удовольствием повернулся к Мейсону.
  — Этот свидетель, — сказал он, — служащий аптеки в Гонолулу. Он установит соответствие личности подзащитной с той женщиной, которая зашла в его аптеку и попросила продать мышьяк, чтобы отравить кошку, которая якобы создавала невообразимый шум в округе, терроризировала соседей, душила цыплят и пугала детей. Он представит журнал записи ядов, где имеется подпись подзащитной и дата продажи мышьяка.
  — Зачем же, — небрежно заметил Мейсон, — нет никакой необходимости тащить сюда свидетеля из Гонолулу. Мы решим этот вопрос путем соглашения адвокатов двух сторон в процессе.
  — Вы что — готовы на соглашение?
  — Ну разумеется, — тем же небрежным тоном заявил Мейсон. — О чем тут спорить? Конечно же, мы пойдем на соглашение!
  — О, я понимаю, — не в силах понять тактику своего противника, зло бросил Бергер. — Принимая во внимание истерику подзащитной…
  — Достаточно, господин окружной прокурор, — резко возразил судья Ховисон. — Ограничьтесь в ваших замечаниях процессуальными рамками. Ввиду согласия адвоката защиты декларация доказательства, только что заявленная окружным прокурором, считается частью улик в этом деле.
  — И, — продолжил Гамильтон Бергер, явно застигнутый врасплох, — этот свидетель установит идентичность переданного подзащитной пузырька и наклейки на нем, представит образцы печатной продукции на пишущей машинке аптеки, и мы надеемся, что эксперт-графолог докажет, что эта наклейка…
  — Никаких проблем, — подтвердил Мейсон. — Мы признаем и наклейку с надписью.
  — В соответствии с соглашением все это тоже рассматривается как улика, — распорядился судья Ховисон. — Ввиду согласия мистера Мейсона это, насколько я понимаю, снимает протест защиты о том, что пузырек не был связан с подзащитной?
  — Совершенно правильно, ваша честь, — сказал Мейсон, вежливо улыбаясь. — Просто я хотел удостовериться, что доказательство имело место. Это единственная цель моего протеста. Далее я хотел бы спросить окружного прокурора сейчас: нет какого-либо другого доказательства о связи этого пузырька с подзащитной? Если оно имеется, давайте представим его сейчас, а потом мы согласимся, что пузырек может быть зачтен как улика.
  — Есть и другая улика, — сказал Гамильтон Бергер.
  — Представьте ее.
  — Я предпочел бы представить ее позднее.
  — Тогда, — повысил голос Мейсон, — я возобновляю протест по факту, что улика с пузырьком — неправомочная, не относящаяся к делу и несущественная. Нет доказательства, связывающего этот конкретный пузырек с подзащитной.
  — Ладно, хорошо, — вздохнул Гамильтон Бергер, — на оберточной бумаге имеются отпечатки пальцев подзащитной со следами флюоресцентного порошка, идентичного тому, каким была опылена шкатулка с драгоценностями. При ультрафиолетовом свете видно излучение, а отпечатки идентичны отпечаткам пальцев подзащитной.
  — Вы в этом уверены? — задал вопрос Мейсон.
  — Я в этом уверен, и в суде находится эксперт по дактилоскопии, который подтвердит это под присягой.
  — Тогда я пойду на соглашение, — весело заявил Мейсон.
  — Давайте-ка не будем спешить, — нахмурился судья Ховисон. — Мне, откровенно говоря, не очень нравится, что защита так легко идет на соглашение с обвинением в таком серьезном деле, тем более по такой важной улике. Господин окружной прокурор, я все-таки прошу вас вызвать указанного свидетеля.
  — Прекрасно, — охотно согласился Бергер. — Если суд позволит мистеру Бейну покинуть свидетельскую ложу, я вызову сержанта Голкомба.
  Отошедшего в сторону Натана Бейна сменил сержант Голкомб, который, проходя в свидетельскую ложу для дачи показаний, не смог сдержаться и бросил на Перри Мейсона злорадный, полный торжества взгляд.
  — Я показываю вам пузырек и прошу ответить, видели ли вы его раньше?
  — Да, сэр.
  — Где?
  — Он был найден семнадцатого сентября на земельном участке мистера Бейна, у забора, в саду.
  — Теперь я показываю вам эту бумагу и прошу вас ответить — что это такое?
  — Ею был обернут пузырек, это оберточная бумага.
  — Вы обследовали бумагу?
  — Да, сэр.
  — Что вы на ней нашли?
  — Отпечаток среднего пальца правой руки подзащитной. Этот отпечаток, между прочим, имеет слабые следы флюоресценции. Другими словами, при ультрафиолетовом свете проявляются те же самые безошибочные признаки порошка, который был на шкатулке с драгоценностями в гостиной мистера Бейна.
  — Приступайте к перекрестному допросу, — предложил Гамильтон Бергер.
  — Эта бумага была снаружи пузырька? — спросил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — И отпечаток пальца был на ней? Никаких других отпечатков не было?
  — Других, которые можно бы идентифицировать, нет, но было много смазанных, также флюоресцентных. Другими словами, это отпечатки пальцев руки, которая дотронулась до флюоресцентного порошка, но они были просто смазаны.
  — И свечение совсем слабое?
  — Да, сэр.
  — Вы его сравнивали с тем, что на таблетках, найденных в мусорной корзинке?
  — Свечение на таблетках было гораздо сильнее.
  — А теперь скажите мне, пожалуйста, — вел дальше Мейсон, — не было ли найдено флюоресцентных отпечатков, как смазанных, так и пригодных для идентификации, на пузырьке, этикетке и на внутренней стороне бумаги?
  — М-м… нет, — ответил Голкомб не совсем уверенно.
  — Таким образом, если бы подзащитная, имея определенную дозу флюоресцентного порошка на пальцах, развернула бумагу, чтобы вынуть из нее пузырек, или открыла бы пузырек, тогда и на нем были бы подобные следы флюоресценции, не так ли?
  — Я не готов ответить на этот вопрос.
  — Почему? Вы ведь даете показания как эксперт.
  — Ну… я не знаю, когда она доставала мышьяк из пузырька. Это могло случиться и раньше… Я не знаю просто, мистер Мейсон. Я не могу ответить на ваш вопрос. Слишком много неясных факторов.
  — Понятно, что вы не можете ответить на этот вопрос, — с преувеличенной вежливостью сказал Мейсон. — Премного вам благодарен, сержант. Это все.
  — Мистер Бейн, пожалуйста, будьте любезны, вернитесь в свидетельскую ложу, — обратился Гамильтон Бергер. — Ваша честь, я возобновляю мое предложение, чтобы этот пузырек и оберточная бумага были приняты как вещественное доказательство обвинения.
  — Хорошо, они будут приняты именно в этом качестве. Итак, три пятигранные таблетки, найденные в мусорной корзинке в доме у свидетеля Бейна, являются вещественным доказательством номер один, пузырек с аптечной наклейкой — вещественное доказательство номер два, и оберточная бумага, в которую был завернут упомянутый пузырек, — вещественное доказательство номер три.
  — Господин Мейсон, — резко повернулся к адвокату Гамильтон Бергер, — можете приступать к перекрестному допросу свидетеля Бейна.
  Мейсон с беспокойством взглянул на часы. У него перед обеденным перерывом оставалось совсем немного времени, всего лишь на несколько вопросов. Если он думает произвести впечатление на жюри, он должен работать быстро.
  — Вы отдалились от своей жены, мистер Бейн?
  — Совершенно верно, сэр. К сожалению… Я уже говорил, что вина полностью лежит на мне.
  Было очевидно, что любые дальнейшие попытки со стороны Мейсона сорвать маску с лица этого лжекающегося грешника могут только еще больше восстановить присяжных против защитника.
  — Вы виделись с женой во время ее последней болезни?
  — В самом конце, когда она была едва в сознании.
  — Раньше вы были женаты?
  — Да.
  — Ваша первая жена умерла?
  — Да, сэр.
  — Со своей женой Элизабет Бейн вы не виделись в начале болезни?
  — Нет. Из-за проблем, я уже упоминал, она не желала, чтобы я находился в ее комнате.
  — Вам хотелось узнать о симптомах болезни?
  — Разумеется. Я метался по спальне, терзаясь в муках, мистер Мейсон. Я спрашивал, что с ней, умолял, чтобы мне сразу же все сообщали. Попросил доктора описать симптомы. Я хотел быть уверенным, что все, что может медицинская наука, будет сделано.
  — Вы знали, что описанные вам симптомы были определены как отравление мышьяком?
  — Да.
  — Вам были известны эти симптомы?
  — Нет.
  — Действительно ли нет?
  — Нет.
  — Вы никогда прежде с ними не встречались?
  — Ну разумеется, нет, мистер Мейсон.
  — Я спрашиваю вас, мистер Бейн, — Мейсон встал со своего места, — во время последней и роковой болезни вашей первой жены не проявлялись ли у Марты Бейн такие же симптомы, которые проявлялись у Элизабет Бейн, вашей второй жены?
  — О, ваша честь, — буквально задохнулся от негодования Гамильтон Бергер, — это заходит слишком далеко. Это попытка инсинуации. Это к тому же незаконно, бесчеловечно, безнравственно…
  — Я так не думаю, — сказал судья Ховисон, проницательно вглядываясь в лицо Бейна. — Обвинение достаточно широко использовало данного свидетеля. Учитывая эти обстоятельства, я даю защите свободу для перекрестного допроса. Протест отклонен.
  — Отвечайте на вопрос, — предложил Мейсон.
  — Симптомы отличались, — выдавил из себя Натан Бейн, внезапно потеряв выдержку. По его реакции чувствовалось, что он поражен точно так же, как совсем недавно Виктория Брэкстон, и это было заметно.
  — Чем они различались?
  — Это был другой случай. Она умерла от пищевого отравления. Врачи так сказали. В свидетельстве о смерти говорится…
  — Вскрытие производилось?
  — Нет. Я говорю, что было в свидетельстве о смерти.
  — В случае с вашей второй женой было проведено вскрытие или нет?
  — Да, сэр.
  — С целью доказать, что она умерла от отравления мышьяком?
  — Я полагаю, окружной прокурор приказал произвести вскрытие.
  — Но никакого вскрытия не было проведено в случае с Мартой Бейн, вашей первой женой?
  — Нет, — Натан Бейн, казалось, съежился в костюме.
  — Вы намереваетесь получить в наследство от вашей жены Элизабет около полумиллиона долларов?
  — Это под вопросом. Насколько мне известно, она составила завещание, в котором…
  — Вы планируете оспаривать это завещание, не так ли?
  — Ваша честь, — вмешался Гамильтон Бергер, — я желаю заявить протест на том основании, что защита, действуя негодными методами, пытается инспирировать некоторые далеко идущие выводы, которые…
  — Это разъяснит ход мышления свидетеля, — ответил Мейсон. — Он очень красноречиво говорил здесь об искренности своего покаяния. Давайте уточним, насколько искренне его покаяние.
  — Мистер Мейсон, мне кажется, ваши выражения несколько выходят за процессуальные рамки, — заметил судья Ховисон, — но я разрешаю свидетелю ответить на вопрос.
  — Да, — отрезал Натан Бейн. — Это завещание — настоящий обман, оно…
  — Вы намерены не допустить утверждения этого завещания, не так ли?
  — Намерен.
  — И таким образом вы получите около полумиллиона долларов?
  — Возможно, — на этот раз тон Бейна был свирепым и сердитым.
  — Тогда, — Мейсон продолжил, — расскажите жюри, сколько вы унаследовали после того, как ваша первая жена так несчастливо ушла в иной мир при признаках, так схожих с теми, что проявились при последней болезни Элизабет Бейн.
  — Ваша честь! — закричал Гамильтон Бергер. — Это инсинуация, которая не подтверждена доказательством. Это выходит за рамки перекрестного допроса.
  — Думаю, я приму этот протест по форме, в которой был поставлен вопрос, — постановил судья Ховисон.
  — Можете вы, — спросил Мейсон, — указать жюри любую деталь болезни вашей первой жены, Марты Бейн, которая отличалась бы от признаков последней болезни вашей второй жены, Элизабет Бейн?
  Натан Бейн неловко молчал.
  — Можете ли вы? — повторил Мейсон вопрос.
  — Я не присутствовал и не знаю симптомов болезни Элизабет, — наконец произнес Натан Бейн.
  — Сколько денег вы примерно получили в наследство от первой жены?
  — Протест, — вмешался Гамильтон Бергер. — Это…
  — Отклоняется, — мгновенно распорядился судья Ховисон.
  — Пятьдесят тысяч долларов.
  — Как долго вы были женаты?
  — Около двух лет.
  — Мне не хотелось бы, — судья Ховисон взглянул на часы, — прерывать перекрестный допрос защиты, но он отнял уже несколько минут предполагаемого перерыва.
  — Понимаю намек, ваша честь, — скромно согласился Мейсон.
  — Суд откладывает заседание до двух часов пополудни, — распорядился судья Ховисон. — Подзащитная возвращается под стражу, и члены жюри помнят о рекомендациях суда.
  Воспользовавшись моментом, пока члены жюри еще не все покинули свои места, Натан Бейн рванулся из свидетельской ложи и закричал, не в силах сдержать себя:
  — Ты… ты… грязный адвокатишка… я этого так не оставлю… ты еще пожалеешь… я… я убью тебя!
  — Ну что вы, мистер Бейн. — Мейсон был хладнокровен и невозмутим, как всегда. — Вам не стоит убивать меня, так как вы не получите в наследство от меня ни одного цента!
  Стоявший рядом газетный репортер громко засмеялся и что-то быстро записал в свой блокнот. Тут же вмешались служащие суда и не мешкая увели распаленного Бейна от ложи защитника. Члены жюри присяжных, задумчиво покачивая головами, покидали свои места.
  Глава 20
  Перри Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк сидели в своем любимом ресторанчике напротив Дворца правосудия. Хозяин, старый друг, посадил своих верных клиентов в отдельную комнату, где они могли без помех поговорить, и даже протянул туда телефонный аппарат.
  Мейсон, расправляясь с бутербродом с ветчиной и запивая его молоком, сказал:
  — Черт побери, Пол, у меня все еще нет ясности.
  — Но у жюри она есть, — ответил Дрейк. — Конечно, ты мастерски сработал с Натаном Бейном. Ты сумел бы привлечь на свою сторону еще нескольких присяжных, если бы твоя клиентка смогла выйти в свидетельскую ложу и изложить подходящую версию. Но ты же знаешь, Перри, она не сможет.
  — Почему не сможет?
  — Слишком много всякого против нее. Отпечаток на обертке, тот факт, что она вышвырнула эту бутылку из окна. Судя по всему, когда она выбрасывала из окна эту злополучную бутылку, кто-то из соседей заметил и сообщил полиции, когда те рыскали в округе. Нельзя поверить, что ребята Голкомба вышли из дома и ни с того ни с сего принялись обыскивать двор. У Голкомба не хватает для этого мозгов.
  — Да, не хватает, — согласился адвокат. — Здесь ты прав, какой-то свидетель заметил, как она выбросила бутылку из окна, и показал полиции место, куда она упала.
  — В этом-то все и дело, — сказал с жаром Дрейк. — Как только она выйдет в свидетельскую ложу и попытается изложить свою версию, Гамильтон Бергер устроит ей такой перекрестный допрос, что, когда он закончит с ней, она превратится в самую великую отравительницу со времен Лукреции Борджиа.
  Мейсон мрачно кивнул.
  — Ты знаешь, Перри, — продолжал Дрейк, — я внимательно наблюдал за залом и за реакцией публики и должен признать, что, несмотря на то что ты действительно блестяще поработал с Бейном, срывая маску святоши с этого лицемера, общий настрой все же не в пользу твоей клиентки. Устроив истерический припадок при упоминании о найденной бутылке с ядом, она сама завязала узел на своей шее.
  — Что завязала, то завязала, — устало согласился адвокат. — Признаюсь, это выбило меня из колеи. Представь — защищать клиента в суде и вдруг неожиданно узнать, что он утаивает от тебя нечто чрезвычайно важное.
  — А как бы вы поступили при подобных обстоятельствах? — спросила Делла Стрит. — Она была уверена, что о ее секрете никто не узнает. К тому же боялась рассказать вам всю правду, так как вы могли бы отказаться от защиты.
  — Думаю, так оно и было бы, — мрачно промолвил Мейсон, — но у меня все же нет ясного представления. Обратили внимание на лицо Бейна, когда я задавал вопрос о его первой жене?
  — Ты, конечно, застал его врасплох, — сказал Дрейк.
  — Почему? — спросил Мейсон.
  — Его натаскивали и разучивали с ним, как вести себя при твоем перекрестном допросе, но это был неожиданный удар в особо уязвимое место.
  — Ты согласен со мной, что ему нанесен тяжелый удар? — спросил Мейсон.
  — Он едва не грохнулся в обморок, — сказал Пол.
  Мейсон задумчиво нахмурил брови, помолчал минуты две и спросил:
  — Ты позвонил родителям Марты?
  — В ту же самую минуту, когда ты спросил об этом Бейна.
  — Как они это восприняли, Пол?
  — Они бросились на первый попавшийся рейс, требуют эксгумации тела и вообще подняли страшный шум.
  Мейсон впервые вымученно улыбнулся.
  — На мой взгляд, — предупредил Дрейк, — если тело эксгумируют и выяснится, что она умерла от мышьяка, жюри у тебя в кармане, но при условии, что версия подзащитной убедительна. Но если окажется, что Марту Бейн не отравили, Перри, все будет кончено. Ты превратишь Натана в мученика, а себя — в бессовестного интригана и клеветника.
  — Нравится мне это или нет, — Мейсон кивнул, — но на этот риск я должен пойти. Когда адвокат попадает в подобную ситуацию, он должен все поставить на кон.
  — Если твоя клиентка смогла бы как-то объяснить этот пузырек с мышьяком, — тянул свое Дрейк.
  — Она сможет. Она купила его для кошки.
  — Перри, — покачал головой Дрейк. — Жюри ей не поверит. Попытайся дождаться, какие аргументы выставит Бергер.
  — Да, — саркастически заметил Мейсон, — уж я могу представить себе эти аргументы! Вот что скажет Гамильтон Бергер: «Убийца думала, что она всех обманула, и, когда эта изобличающая ее улика, которую защита и не пытается оспорить, была представлена суду, как же она поступила? Дамы и господа присяжные заседатели, я не прошу принять мою оценку этой улики. Я прошу только признать оценку, которую высказала сама подзащитная…» — и так далее, и тому подобное до бесконечности.
  — В твоих устах звучит чертовски убедительно, — признал Дрейк.
  — И у Гамильтона Бергера будет так же, — сказал Мейсон. — Позвони в свою контору, Пол, спроси, нет ли чего новенького.
  Дрейк набрал номер и сказал:
  — Я обедаю. Что-нибудь новенькое в деле Бейна?.. Что? Повтори… Не бросай трубку. — Он повернулся к Мейсону и пояснил: — Любопытное развитие событий. Мы устроили слежку, ты знаешь, за Натаном Бейном.
  Мейсон кивнул.
  — Бейн, судя по всему, никакой слежки за собой не заметил. И немудрено — голова у него забита совершенно другим. У нашего живчика и мышиного жеребчика Натана Бейна, как и у всех мужчин его склада, паразитирующих за счет женщин, есть одна общая слабина. Когда эти ребята стареют, они почти неизменно попадаются на свою собственную удочку. Когда какая-нибудь умная, корыстолюбивая и беспринципная интриганка, к тому же молодая и привлекательная, появляется на пути таких прожженных ловеласов, как Натан Бейн, то они становятся совсем ручными и попадают в ту же самую ловушку, которую когда-то устроили своим женам.
  — Давай, Пол, — поторопил его Мейсон, — не тяни. Что там еще случилось?
  — Несмотря на свое раскаяние в свидетельской ложе, Натан Бейн по-прежнему по уши влюблен в Шарлотту Моррэй. Она вернулась в Лос-Анджелес и проживает в резиденции «Рапидекс».
  — Под какой фамилией? — живо спросил Мейсон.
  — Под своей собственной. Она там уже несколько дней. Натан Бейн приходил к ней сегодня утром перед тем, как направиться в суд.
  Меряя шагами комнату, Мейсон глубоко задумался.
  — Вот эта мелочишка должна помочь тебе размазать его при дальнейшем перекрестном допросе, — сказал Дрейк.
  Мейсон снова согласно кивнул.
  — Инструкции? — деловито осведомился Дрейк.
  — Пол, у меня идея, — внезапно сказал Мейсон.
  — Самое время, — пробурчал Дрейк.
  — Кто будет в доме Натана Бейна сегодня после обеда? Никто?
  — Давай, Перри, поразмыслим. Полагаю, что никто. Бейн и экономка оба будут в суде и…
  — Пол, — резко прервал его Мейсон, — я хочу, чтобы ты нашел где-нибудь поблизости укрытие, чтобы разместить записывающее устройство. Затем я хочу, чтобы ты пробрался в дом Бейна и установил подслушивающий аппарат в комнате с телефоном.
  — Перри, пожалей, ради бога! — На лице Дрейка появился испуг. — Не делай этого!
  Лицо Мейсона закаменело.
  — Пол, я рискую репутацией, и тебе придется рисковать вместе со мной. Я хочу, чтобы ты поставил в эту комнату микрофон, нашел укрытие неподалеку и установил в нем записывающее устройство.
  — Боже мой, Перри, если он найдет микрофон…
  — Вмонтируй его в такое место, где он не найдет.
  — Перри, он в конце концов обязательно найдет его. И если только он додумается опылить микрофон флюоресцентным порошком, то…
  — Но к тому времени, — прервал его Мейсон, — они найдут проводку и два свободных, болтающихся конца.
  — Что мы должны сделать, Перри? — Лицо Дрейка осветилось надеждой.
  — Выдели двух оперативников для слежки за домом. Я хочу знать, когда Бейн вернется. Хочу знать, кто еще войдет в дом и когда они выйдут. В пределах часа после возвращения домой ему будет выдан телефонный звонок. После этого можешь срезать провода, собрать оборудование и сматываться.
  — Если меня поймают, мне это будет стоить лицензии, — сказал Дрейк.
  — А ты не дай себя поймать, — холодно парировал Мейсон.
  Глава 21
  Открыв в два часа дня вечернее заседание суда, судья Ховисон обратился к залу со следующим вступительным словом:
  — Леди и джентльмены, вопреки моим строгим правилам, я разрешил на этот раз заместителям шерифа допустить в зал публику, которой не хватило мест. Допущенная в зал публика должна быть размещена по краям вдоль стен и не мешать проходу. Хотел бы предупредить каждого, что своим поведением он должен демонстрировать безусловное уважение к суду. Если, несмотря на мои предупреждения, возникнут какие-либо неприятные инциденты, то я распоряжусь удалить публику. Наше утреннее заседание было прервано на перекрестном допросе мистера Бейна. Мистер Бейн сейчас вновь пройдет в свидетельскую ложу, и мистер Мейсон продолжит перекрестный допрос свидетеля.
  Вид у Натана Бейна был довольно-таки жалкий: от былой самоуверенности не осталось и следа, а показное смирение и раскаяние уступили место довольно откровенному испугу. Ясно было, что те несколько неприятных вопросов, заданных ему Мейсоном, заставили его осознать тот факт, что даже тщательное натаскивание Гамильтоном Бергером — явно ненадежный щит от мастерских выпадов закаленного в судебных битвах адвоката.
  Адвокат начал в своей обычной спокойной манере.
  — Мистер Бейн, — обратился он к свидетелю, — вернемся к вашим показаниям по этому флюоресцентному порошку. Насколько я понял, в вашем доме в определенный момент постоянно повторялись случаи воровства?
  — Да, сэр.
  — Совпавшие с наймом Нелли Конуэй?
  — Правильно, хотя сейчас я понимаю, что по времени это было простое совпадение.
  — Исчезали драгоценности?
  — Да, сэр.
  — До приема на работу Нелли Конуэй не пропадали драгоценности?
  — Нет, сэр.
  — Со стороны проживающих в доме не поступало жалоб о пропаже вещей?
  — Нет, сэр.
  — Ваша жена держала свои драгоценности в шкатулке, которую обычно запирали в секретере в гостиной?
  — Да, сэр.
  — И Нелли Конуэй, конечно, наняли сиделкой ухаживать за вашей женой после той несчастной аварии, когда у вашей жены был поврежден позвоночник?
  — Да, сэр.
  — И сразу же после аварии в отношении вас у вашей жены возникло настолько сильное чувство ожесточения, что она запретила вам заходить к ней в спальню, не так ли?
  — У нее был сильный нервный стресс.
  — Отвечайте на вопрос. У вашей жены развилось чувство ожесточения в отношении вас и она не допускала вас в спальню?
  — Да, сэр.
  — Итак, вы непосредственно устно не общались с женой со времени аварии до ее смерти?
  — К сожалению, это правда.
  — Вы, должно быть, знали до аварии, что эти компрометирующие вас бумаги спрятаны в ее спальне?
  — Знал.
  — Задолго до аварии?
  — Не могу вспомнить.
  — Постарайтесь вспомнить.
  — Ну, я…
  — Прямо перед аварией, не правда ли?
  — Ну, возможно, и так. Она сказала мне об этих бумагах… позвольте вспомнить… это был такой шок…
  — Вы не станете отрицать, что она сказала вам в тот самый день аварии, что у нее есть вещественные улики против вас, более того — документальные доказательства вашей супружеской неверности, и что она собирается развестись с вами, не так ли?
  — Я…
  Мейсон раскрыл портфель и выхватил из него письмо, посланное Виктории Брэкстон.
  — Да или нет, мистер Бейн? — жестко спросил он, драматически повышая голос, одновременно с треском вынимая письмо из конверта и разворачивая его.
  — Да, — стыдливо признался Натан Бейн.
  — Далее, — сказал адвокат, — вы настаиваете, что ювелирные изделия стали пропадать из дома после того, как взяли на работу Нелли Конуэй?
  — Да, но я уже говорил вам и снова хочу заявить, что вы произвольно выхватываете совпадение по времени краж в доме с приемом мисс Нелли Конуэй на работу, хотя здесь не более чем простое совпадение. Давно доказано, в том числе и вами, что мисс Конуэй не имеет ничего общего с пропажей драгоценностей.
  — Но они исчезали?
  — Да, сэр.
  Мейсон поднялся и встал прямо против съежившегося Натана Бейна, пристально глядя ему в глаза. В зале наступила напряженная тишина, когда он, нарочито бесстрастно и спокойно, отчетливо выговаривая каждое слово, спросил:
  — Как вы узнали?
  — Что — как я узнал?
  — Что исчезали драгоценности жены?
  — Почему? Я, в общем, знал, что у нее есть и…
  — Вы ведь не общались с женой?
  — Нет.
  — Значит, жена не могла сказать вам?
  — Нет.
  — Шкатулку держали в закрытом секретере?
  — Да.
  — Жена не могла ходить?
  — Нет.
  — Как узнали вы, что исчезали драгоценности?
  Бейн неловко заерзал в кресле.
  — Как вы узнали? — взорвался Мейсон.
  — Ну, — начал Натан Бейн, — я… я просто обратил внимание, что…
  — Этот секретер принадлежал вашей жене, не так ли?
  — Да.
  — Но у вас был запасной ключ к этому ящику и жена не знала?
  — У меня был ключ.
  — Шкатулку с драгоценностями держали закрытой на ключ?
  — Да.
  — И вы хранили запасной ключ к этой шкатулке, а жена не знала?
  — Я уже однажды все это объяснял вам, мистер Мейсон.
  — Я не спрашиваю вас о вашем объяснении, я прошу ответа на свой вопрос. Хранили вы или не хранили ключ к этой шкатулке без согласия жены и при полном ее неведении?
  — Ну, некоторым образом да.
  — Да или нет?
  — Протест на том основании, что этот вопрос уже задавали и на него был дан ответ, — вмешался заметно встревоженный Гамильтон Бергер.
  — Протест отклоняется, — отрезал судья Ховисон.
  — Да или нет? — переспросил Мейсон.
  — Да, — ответил Натан Бейн.
  — Поэтому, — сказал Мейсон, — единственный способ узнать, что пропадали ювелирные изделия после заболевания жены, был таков: вы тайно открыли этот секретер, тайно вскрыли ее шкатулку, тайком произвели опись содержимого шкатулки без согласия жены и без ее специального разрешения. Разве это не правда?
  — Я просто проверял.
  — Какие драгоценности пропали из шкатулки жены?
  — Бриллиантовая подвеска. То есть имитация…
  — Я не говорю о поддельных драгоценностях, которые вы туда положили, речь идет о настоящих драгоценностях.
  — Я затрудняюсь ответить.
  — У вас не было описи содержимого шкатулки?
  — Нет, сэр, описи драгоценностей жены не было. Специальной описи — нет.
  — Тогда зачем вы брали шкатулку и проверяли содержимое?
  — Чтобы просто проверить.
  — Но если вы не знали, что там было, как вы могли сказать, что что-то пропало?
  — Ну я… просто заглянул.
  — И вы не можете сообщить нам ни об одной конкретной вещи, которая пропала?
  — Нет, сэр.
  Почувствовав явное замешательство Бейна, Мейсон подступил к нему поближе и уже не сводил с него испытующего проницательного взора.
  — А теперь я хочу спросить вас: эта женщина, с которой у вас была связь, — вы дарили ей драгоценности?
  — Не хотите ли вы, сэр, намекнуть, что я…
  — Дарили вы ей драгоценности? Отвечайте на вопрос.
  Лоб Натана Бейна покрылся мелкой испариной. На него было жалко смотреть.
  — Да или нет? — взорвался Мейсон.
  — Да.
  — Ну наконец-то, благодарю вас, — саркастически промолвил Мейсон. — Эти подарки вручались ей в магазинной упаковке или вы вынимали их из своего кармана и надевали их на нее?
  — Не могу вспомнить.
  — В состоянии ли вы вспомнить любой магазин, в котором вы купили какую-нибудь подарочную ювелирную вещь?
  — Я… в большинстве случаев я покупал их на аукционах.
  — Сохранился ли у вас какой-нибудь счет на приобретение хотя бы одной вещи, которую, как вы сейчас это утверждаете, купили на аукционах?
  — Нет, сэр, я их выбросил.
  — Ставлю вас в известность, — заявил Мейсон без всякого перехода, — что по нашей рекомендации родители Марты Бейн, вашей первой жены, намерены обратиться с официальным прошением об эксгумации тела их покойной дочери. У вас будут по этому поводу какие-либо возражения?
  — Ваша честь, ваша честь! — закричал Гамильтон Бергер. — Заявляю решительный протест. Вопрос выходит за рамки перекрестного допроса, не связан с проблемами данного дела, спорен по существу и, следовательно, неправомочен. Я еще раз заявляю, что защита…
  — Думаю, что я отклоню этот вопрос на том основании, что он спорен, — распорядился судья. — Однако я намерен разрешить защите расширить параметры данного перекрестного допроса, особенно имея в виду специфический и достаточно широкий круг проблем, которые были подняты при перекрестном допросе данного свидетеля.
  — Вы хотели бы, чтобы тело Марты Бейн эксгумировали? — спросил Мейсон.
  — Тот же протест.
  — То же распоряжение.
  — Ваша честь, — обратился Мейсон, — я теперь обращаюсь с просьбой, чтобы это дело было отложено до тех пор, пока не завершилась процедура по эксгумации тела покойной Марты Бейн. Я полагаю, что это жизненно важно для выяснения различных аспектов нашего дела с целью установить, умерла ли она от мышьяка или нет.
  — О, ваша честь, — вмешался Гамильтон Бергер, показывая своим раздраженным тоном, что существуют, кроме всего прочего, границы человеческого терпения. — Это всего лишь ловкий отвлекающий маневр защиты в ходе судебного процесса, который становится для нее невыгодным. Если она так озабочена смертью Марты Бейн, то могла бы представить заявление об отсрочке слушания дела до суда. Теперь, когда жюри уже в полном составе…
  — Тем не менее, — прервал его судья Ховисон, — суд склонен считать, что в этом ходатайстве, возможно, что-то содержится, хотя я не собираюсь сразу же соглашаться с ним. Потребуется время, чтобы обдумать этот неожиданный поворот в деле, и поэтому я приму решение завтра утром. Готовы ли вы, джентльмены, тем временем продолжить процесс?
  — Ваша честь, — покачал головой Мейсон, — вопрос о том, будет ли это ходатайство удовлетворено, повлияет на все мои дальнейшие планы в процессе. Мне не хотелось бы продолжать, пока не будет окончательного решения.
  — Прекрасно, — распорядился судья Ховисон, — я откладываю принятие решения до десяти утра, а тем временем заседание суда прекращается. Подзащитная остается под стражей, а члены жюри по-прежнему должны иметь в виду указание суда не совещаться по различным аспектам дела между собой или с другими лицами или разрешать обсуждать его в своем присутствии; жюри также не должно вырабатывать мнение относительно виновности или невиновности подзащитной до тех пор, пока не будут собраны все доказательства и дело не будет окончательно передано ему для решения. Заседание суда отложено до десяти утра, до завтра. Я хотел бы тем не менее попросить защиту вызвать в суд официальных лиц, правомочных решить вопрос о правовой целесообразности проведения эксгумации тела покойной Марты Бейн. Заседание суда откладывается.
  Глава 22
  Крошечный директорский кабинет в агентстве Пола Дрейка стал мозговым центром операции. Мейсон и Делла Стрит стояли у стола, превращенного в командный пункт с четырьмя или пятью телефонами прямой связи. Время от времени, как только появлялись новые данные, детектив сообщал о ходе операции.
  — Этот чертов незапланированный перерыв в работе суда едва не подрезал нас, — пожаловался Дрейк. — Если бы Натан Бейн сразу же вернулся домой, он мог бы нас поймать на горячем. Мне определенно не нравится все это, Перри. Это какая-то судорожная, отчаянная попытка, в которой шансы…
  — Сейчас все шансы использованы, — прервал его Мейсон. — Снявши голову, по волосам не плачут. Как ты считаешь, где, черт побери, пропадает наш Натан Бейн?
  — Полчаса назад он покинул бюро Гамильтона Бергера, — уточнил Дрейк. — Оперативник, ведущий слежку, еще не имел возможности передать нам его маршрут.
  — Если он захочет сразу отправиться в резиденцию «Рапидекс», нам крышка, — вздохнул Мейсон.
  — Почему?
  — Попозже я тебе все расскажу.
  — Ты ведешь игру без каких-либо шансов на успех, — с явной обидой заметил Дрейк. — Мало того, что риск невероятный, ты даже не можешь поделиться со мной, что ты замыслил. Боишься, что я откажусь играть в твои опасные игры?
  — Не обижайся, Пол, дело вовсе не в этом. Когда ты не забиваешь себе голову посторонней информацией, ты только лучше работаешь. Черт побери, Пол, ты контору побольше снять не можешь, чтобы в ней можно было хоть как-то двигаться?
  — Не могу позволить себе таких расходов.
  — Никогда не подумаешь, глядя на счета, что ты нам присылаешь. И ради бога, Пол, перестань трястись. Адвокат и детектив, которые не используют всех шансов ради клиента, никудышные профессионалы. Кстати, поставить микрофон — не такое уж ужасное преступление.
  — Дело не в этом, — ответил Дрейк, — а в том, насколько все это оправдано с моральной точки зрения.
  — Понимаю твои моральные проблемы, — с симпатией сказал Мейсон. — Но мы не можем быть слишком разборчивыми. Мы должны получить определенную информацию. Ее нельзя получить доступным способом, и поэтому мы должны достать ее необычным путем. Как твои ребята проникли? С отмычкой?
  — Естественно.
  — Никто об этом не знает? Их никто не видел?
  — Думаю, что нет. Возможно, сосед заметил, но мой человек нес корзинку с провизией и был одет как посыльный из магазина.
  — Где твой пост с прослушивающей аппаратурой?
  — В гараже, что мы сняли неподалеку. Ох и не нравится мне все это, Перри!
  — Почему не нравится?
  — Понимаешь, мы были вынуждены снять гараж в большой спешке, и, судя по всему, владелица гаража считает, что мы собираемся прятать там краденые машины. У меня такое предчувствие, что она каждую минуту может побежать в полицию, и тогда нам — крышка!
  — Ну, — Мейсон взглянул на часы, — мы должны будем так или иначе съехать оттуда в пределах часа.
  Зазвонил телефон. Дрейк поднял трубку, молча выслушал короткое сообщение, кивнул в знак одобрения и сказал:
  — Отлично, держи меня в курсе всего, что там происходит.
  Он повесил трубку и повернулся к Мейсону:
  — Все в порядке, Перри. Твоя ловушка расставлена. Натан Бейн и экономка приехали домой пять минут назад. Мой парень, ведущий слежку, привел их туда, но позвонить смог только сейчас. Теперь будем ждать сообщений с контрольного пункта.
  — Там кто-нибудь еще есть из оперативников?
  — Конечно, конечно, — заявил Дрейк. — Перри, ты не беспокойся. Уже пошла настоящая работа. Людей у нас там достаточно, и мы сразу сообщим, если кто-то войдет или выйдет, и будем держать тебя в курсе всех событий.
  — О’кей, Делла, — Мейсон повернулся к ней. — Твой выход.
  Делла Стрит вынула листок бумаги из записной книжки, расправила его на столе и попросила:
  — Пол, соедини меня с городом.
  — Все в порядке, — Дрейк повернул переключатель, — соединил. Набирай свой номер.
  Искусные пальцы Деллы Стрит проворно побежали по диску.
  — Что за номер? — с любопытством спросил Дрейк.
  — Натана Бейна, — коротко ответил Мейсон.
  Делла Стрит прижала трубку к уху, ожидая ответа.
  — Сигнал проходит? — спросил Мейсон.
  Делла Стрит кивнула.
  — Ну, Перри, ты еще тот авантюрист, скажу я тебе, — восхищенным шепотом выдохнул Дрейк. — Письмо, что ты вытащил из портфеля и водил перед носом Натана Бейна, действительно ли оно было письмом, которое написала своей сестре Элизабет, или это…
  — Рецепт сладкого пирога, — ответил Мейсон. — Черт возьми, Пол, они что, не собираются отвечать? Может, твои ребята…
  Он замолчал, когда Делла Стрит махнула рукой, чтобы они прекратили разговор. Приблизив трубку к губам, она заговорила строгим, размеренным, без выражения тоном, резко обрывая слова:
  — Мистер Натан Бейн?.. Очень хорошо, пожалуйста, позовите его поскорее к телефону по делу чрезвычайной срочности… Хэлло, это мистер Натан Бейн? Прекрасно. Говорят из приемного покоя больницы. Пациентка, назвавшаяся Шарлоттой Моррэй, проживающая в резиденции «Рапидекс», только что доставлена на «Скорой», и ей оказывается помощь в связи с отравлением мышьяком. Она заявляет, что это могло случиться только из-за шоколадных конфет, которые она получила по почте. Она обратилась к нам с просьбой сообщить вам, что ей оказали срочную помощь, и попросила, если вы сможете, сразу же приехать к ней.
  Делла Стрит переждала полсекунды и затем тем же профессиональным деловым тоном продолжила:
  — Правильно. Фамилия Моррэй, Шарлотта Моррэй. Адрес — резиденция «Рапидекс». До свидания.
  Она повесила трубку.
  Дрейк широко раскрыл глаза, все еще не в в силах прийти в себя.
  — Перри, честное слово, ты с ума сошел!
  — Это единственное, Пол, что мы можем сделать в этой ситуации. У меня созрела одна безумная версия, и я должен ее проверить.
  — Но Бейна не поймать на эту приманку, — сказал Дрейк. — Просто…
  — Пусть твои ребята продолжают работу, — прервал его Мейсон, — записывая все, что услышат.
  — Но, Перри, боже мой, таким способом ты ничего не получишь.
  — Поживем — увидим, — лаконично ответил Мейсон.
  Они вновь сели за стол, с нетерпением ожидая звонка.
  — Слушай, Пол, — взорвался Мейсон через десять минут, — я сойду с ума, если здесь останусь еще хоть минуту. Сколько мы еще просидим, как ты думаешь, пока получим сообщение от твоих ребят в гараже?
  — Когда закончат записывать то, что тебе нужно. Они каждый час докладывают регулярно о событиях за истекший час, но если появится что-то необычное, они сразу же сообщат.
  — Хотел бы я знать, что ты называешь необычным, — проворчал Мейсон. — Мы ведь действуем наобум: зарядили пленкой камеру со вспышкой, протянули через тропинку шнур к затвору, оставили фотоаппарат в лесу, а на следующий день хотим вернуться и узнать, что же снято на пленку. Может оказаться олень, а может и скунс. К тому же надо дождаться, пока проявят пленку, чтобы узнать, что же поймал объектив. Вот так же, по этому принципу, и работают у тебя в гараже.
  — Возможен вариант, когда ловит не объектив фотоаппарата, — улыбнулся Дрейк, — а адвокат Мейсон.
  — Может быть, — вздохнул Мейсон.
  — Но, черт возьми, — повысил голос Дрейк, — первым делом он должен был позвонить Шарлотте Моррэй.
  — Если позвонит, интересно, что он ей скажет.
  Мейсон, взглянув на часы, начал на столе выстукивать пальцами марш. Дрейк было начал что-то говорить, но, заметив выражение лица адвоката, переменил свое решение и закрыл рот. Медленно истекли еще пять минут, и Мейсон встревоженно спросил:
  — Пол, далеко от твоих ребят телефон, откуда они должны звонить?
  — Ты имеешь в виду тех, что наблюдают у дома Бейна?
  — Нет, нет. Ребят, которые в этом гараже.
  — Недалеко, Перри. У бензоколонки, на углу.
  — Подойти — секунды или минуты?
  — Выйдя из гаража — две минуты.
  Мейсон снова взглянул на часы, затем машинально вынул карандаш из кармана, стал нервно водить пальцем по грани карандаша, переворачивая его каждый раз.
  — Перри, чего же ты все-таки ожидаешь от этой авантюры? — недоуменно осведомился Дрейк.
  — С каждой минутой, — покачал головой Мейсон, — я все меньше и меньше чего-либо ожидаю. Мы бы уже что-то услышали.
  Прошло еще пять минут.
  Мейсон закурил сигарету, откинулся в кресле и со вздохом сказал:
  — Ну что ж, Пол, мы, кажется, проиграли.
  — Все могло бы быть иначе, — сказал Дрейк, — если бы я знал, на что мы поспорили, каковы были ставки и сколько мы намерены потерять.
  — Натан Бейн, — нетерпеливо прервал Мейсон, — вероятно, находился в контакте с Шарлоттой Моррэй и, должно быть, догадался, что этот звонок был подстроен.
  — Он никуда не выходил, — возразил Дрейк. — Он и экономка были в бюро Гамильтона Бергера и беседовали с ним. Выйдя от него, они прямо направились домой.
  — Нигде не останавливались и никуда не звонили? — спросил адвокат.
  — Не думаю, — ответил Дрейк. — Полагаю, что мои ребята сообщили бы об этом, если бы они звонили. Я распорядился, чтобы они сообщали обо всех действиях и передвижениях этой парочки, ребята они дотошные и такой важный момент ни за что не пропустили бы.
  — Тогда, — Мейсон устало поднялся, — Бейн, должно быть, умудрился позвонить своей Шарлотте Моррэй прямо из бюро окружного прокурора. Мы обязаны придумать сейчас что-то другое. Передай своим ребятам, чтобы они сняли проводку подслушивания и возвращались. Необходимо вынести все оборудование из гаража, чтобы полиция ничего не нашла, если начнет копать в этом деле.
  — Проводку, которая ведет в дом Бейна, — сказал Дрейк, — мы снимем сразу же, как стемнеет.
  — Когда твои ребята выйдут с тобой на связь? — Мейсон, наверное, никогда не чувствовал себя таким уставшим.
  — Через двадцать минут, если, разумеется, не случится ничего экстраординарного.
  — Ну и ладно, — сказал Мейсон нарочито бодрым голосом. — Полагаю, что это все. Натан Бейн оказался не таким простаком, как мы надеялись, и просто-напросто что-то заподозрил.
  Резкий телефонный звонок заставил вздрогнуть всех, даже обычно невозмутимого Дрейка.
  — А вдруг что-нибудь новенькое, — только и успел пробормотать он, схватив телефонную трубку.
  Мейсон, подняв голову, застыл, как натянутая струна. Напряженно замерла и Делла Стрит.
  — Слушаю… — ответил Дрейк. — Так… понятно… говори дальше… Что, что такое? А ну-ка еще раз и помедленнее. И говори громче, я тебя плохо слышу. Так…
  Внезапно лицо Дрейка просветлело. Бросив многозначительный взгляд на Мейсона, он кивнул и сказал в трубку:
  — Отлично, ребята. Будь на проводе и никуда не отходи. — Дрейк прикрыл трубку ладонью и обратился к изнывавшему от нетерпения Мейсону: — Ребята только что записали диалог, вернее, драку Бейна со своей экономкой. Оба стояли как раз у телефона, поэтому запись получилась отличной. Бейн обвинил ее, что она из ревности послала Шарлотте Моррэй отравленные конфеты. Экономка же назвала его грязным бабником, лгуном и недотепой, бросив ему прямо в лицо, как топорно и бездарно он сработал, пытаясь отправить на тот свет свою жену в той автомобильной аварии. В ответ Бейн, очевидно, стукнул ее, и они принялись тузить друг друга. В общем, вышло все в самом лучшем виде, как и задумано.
  — Все это записано на пленку? — деловито спросил Мейсон.
  — Все от первого до последнего слова.
  — Передай ребятам, пусть продолжают наблюдение и запись разговоров в доме. Как только начнет темнеть, пусть вновь выйдут с нами на связь, если, конечно, не появится ничего новенького.
  А сейчас, Делла, — Мейсон повернулся к своей секретарше, — соедини меня с лейтенантом Трэггом.
  Дрейк передавал в трубку новые инструкции адвоката, пока Делла набирала номер. Подождав ответа, Делла Стрит кивнула Мейсону на телефон, и он, взяв трубку, сказал:
  — Привет, лейтенант. Говорит Перри Мейсон.
  — Какого черта вам надо? — пробурчал Трэгг.
  — С чего вы это взяли, Трэгг, что мне что-то надо?
  — По вашему тону, Мейсон. Очень уж вы вежливы.
  — Чем вы отблагодарите нас, — засмеялся Мейсон, — если мы преподнесем вам развязку двух доказанных убийств в подарочной упаковке, перевязанной розовой ленточкой?
  — Чем я отблагодарю? — Трэгг осторожно повторил вопрос.
  — При этом компрометирующая микрофонная запись, — продолжал Мейсон, — станет собственностью полиции.
  — Другими словами, будет считаться, что это полиция осуществила прослушивание?
  — Совершенно верно.
  — А доказательства надежны?
  — Перевязанные розовой ленточкой подарки ждут вас.
  — Полагаю, тогда можно будет договориться, — сказал Трэгг, — но я не хотел бы быть марионеткой в ваших руках. Я должен на сто процентов быть уверен, что у меня на руках выигрышная карта.
  — Будет она у вас, — заверил Мейсон. — Приезжайте в агентство Пола Дрейка. К тому времени у нас все будет готово.
  — О’кей, — ответил Трэгг, — вы меня заинтриговали. Кстати, этот парень, Бейн, вовсе не производит на меня такое благоприятное впечатление, как на Голкомба и окружного прокурора… Но даже в этом случае вы должны представить мне убедительные доказательства.
  — Приезжайте и убедитесь, — сказал Мейсон, положил трубку и обратился к Делле Стрит: — Превосходно. Соедини меня с Натаном Бейном.
  — С Натаном Бейном?! — воскликнул Дрейк. — Ты с ума сошел?
  Пока Мейсон собирался что-то сказать в ответ, Делла Стрит уже крутила телефонный диск.
  — Алло, — сказала она в трубку. — Алло… Это вы, мистер Бейн? Минуточку, пожалуйста, не отходите от телефона. — И она протянула трубку адвокату.
  Мейсон взял трубку и вежливо промолвил:
  — Добрый день, мистер Бейн. Перри Мейсон у телефона.
  — Мне не о чем с вами разговаривать, мистер Мейсон. Окружной прокурор пообещал мне прекратить ваши инсинуации. Увидимся завтра в суде.
  — Может быть, вы и не дойдете до суда.
  — Черт побери, дойду, — рассердился Бейн. — А когда я дойду…
  — Минуточку, мистер Бейн, — прервал его Мейсон, — пока вы дома, пошарьте-ка получше у себя в комнате и попытайтесь разыскать микрофон. Прощайте.
  Когда Мейсон повесил трубку, Дрейк вскочил как ужаленный и протестующе завопил:
  — Бог мой, Перри, ты представляешь, что ты наделал? Ты понимаешь…
  — Прекрасно понимаю, Пол, — улыбаясь, заявил Мейсон, — провоцирую Бейна к бегству. Бегство, как ты прекрасно знаешь, является доказательством вины. Вот увидишь, твой оперативник, который ведет наблюдение за домом, очень скоро сообщит тебе, что наш шустрый Натан Бейн как ошпаренный выскочил из дома, сел в машину, и только его и видели. Я хочу, чтобы у лейтенанта Трэгга было на руках такое крепкое дело, в котором никакой Гамильтон Бергер не смог бы найти ни одного изъяна.
  Глава 23
  В гараже стоял сырой заплесневелый запах, который, казалось, просачивался прямо из соседних зданий, притулившихся совсем рядом и загородивших солнечный свет. Было холодно и ветрено. Люди Дрейка, подняв воротники пальто, хлопотали над записывающим аппаратом. Лейтенант Трэгг вместе с Перри Мейсоном и Деллой Стрит, наклонившись, слушали магнитофонную запись. Пол Дрейк, примостившись на какой-то коробке, разговаривал о чем-то с одним из своих оперативников. Записанные голоса Бейна и экономки, усиленные небольшим громкоговорителем, звучали достаточно отчетливо, хотя и были слегка смазаны колебаниями микрофона. Через десять минут запись прекратилась, и лейтенант Трэгг выпрямился.
  — Это то, о чем я вам говорил, — сказал Мейсон.
  — Скажите, Мейсон, а как вы догадались, что это она?
  — Когда я косвенно обвинил Натана Бейна в убийстве его первой жены во время перекрестного допроса, то я внимательно следил за его реакцией. В тот момент мне показалось, что я попал в точку и нанес ему сокрушительный удар. Ведь все вроде бы указывало на то, что именно он виноват в смерти своей первой жены. Но затем я начал размышлять, связывая воедино все детали этого дела, и мало-помалу пришел к выводу, что здесь должен быть еще один персонаж драмы. На эту мысль меня натолкнул тот факт, что его первая жена, судя по всему, умерла, полакомившись отравленными шоколадными конфетами. Тот, кто сделал это, знал, что…
  — Обождите минутку, — прервал рассуждения адвоката лейтенант Трэгг, — почему же тогда Натан Бейн не отравился одной из этих конфет?
  — Я как раз и начал вам говорить об этом. Тот, кто приготовил эти отравленные конфеты, отлично знал, что Натан Бейн ни за что не притронется к этим конфетам, так как у него сильная аллергия ко всему сладкому, прежде всего к шоколаду. Я начал размышлять. Я представил себе, что бы могло произойти, если бы такая тихая, молчаливая, чем-то пришибленная, малопривлекательная женщина, как Имоджен Рикер, вдруг влюбилась в такого прожженного ловеласа, как Натан Бейн. Ее странная привязанность к дому Бейна, верность и личная преданность ему — все это говорило за то, что она когда-то, а может быть, и сейчас, могла быть любовницей Натана Бейна и поверенной в его нечистоплотных делишках. И я пришел к выводу, что именно такая женщина, как Имоджен Рикер, могла превратиться в неудержимую безжалостную фурию, способную пойти на любое преступление ради объекта своей страсти…
  — Вы абсолютно верно обрисовали ее психологический портрет, — вставил Трэгг. — Именно теперь, прослушав всю запись, отчетливо понимаешь, насколько правильны ваши выводы. Парочка еще та, ничего не скажешь. А уж когда они начали колотить друг друга, то выболтали вполне достаточно для скамьи подсудимых.
  — Экономка убила первую жену Натана Бейна из-за ревности. Когда Рикер поняла, что была для него всего лишь очередным необременительным приключением, то она, не в силах побороть любовь к нему, осталась в этом доме только для того, чтобы быть с ним рядом. Натан Бейн женился на деньгах и во второй раз, но когда понял, что на этот раз он просчитался и они ему вряд ли достанутся, то начал придумывать всякие способы, чтобы избавиться от жены. Этот парень умел обращаться с женщинами, влезать к ним в душу и обращать все к собственной выгоде. И в изобретательности ему не откажешь. Но на этот раз у него сорвалось. Было интересно слышать откровения экономки в этой записи, каким неуклюжим и нерасторопным убийцей он оказался и как она должна была вмешаться и спасти ситуацию, подсунув таблетки из мышьяка вместо предписанного доктором лекарства, когда Нелли Конуэй, оставив коробочку с лекарствами на столе на кухне, подошла к плите подогреть кофейник. Когда экономка выплеснула ему все это в лицо, а он ее стукнул в ответ, красивая парочка устроила драку.
  — Что за секреты, Пол? — Трэгг неожиданно повернулся к Дрейку. — Что там случилось? Что передают твои люди, занятые наблюдением?
  — Натан Бейн, — ответил тот, — удрал в страшной спешке. Он побросал вещички в сумку и сорвался на своей машине. Мои парни пытались сесть ему на хвост, но у них не было ни малейшего шанса. Бейн как сел за руль, так сразу же выжал пятьдесят миль в час и умчался, не обращая внимания на красный свет.
  — А экономка не показывалась?
  — Нет, она все еще там.
  Трэгг закурил и задумался.
  — Полагаю, что в конце концов все оказалось весьма тривиальным, — произнес он. — Когда размышляешь и приходишь к выводу, что если первая жена была убита и если Бейн не совершал убийство, то убийцей почти наверняка должна быть экономка. Им должен стать тот, кто был в курсе их привычек, был близок к ним, кто мог бы отравить конфеты мышьяком и кто знал, что из-за аллергии к шоколаду Натан Бейн не дотронется до них. Хорошенькая заварилась каша. Итак, Натан Бейн действительно подстроил аварию, надеясь, что он может отделаться от жены, а в результате у нее только был поврежден позвоночник. Я, Перри, не понимаю, почему, если они так были близки, он не заставил экономку дать снотворное жене?
  — О том, как ему отправить жену на тот свет, Натан Бейн думал все время. Но вот поручать своей верной любовнице дать жене снотворное он не стал, так как вполне справедливо опасался, что экономка узнает о его любовной связи с Шарлоттой Моррэй. Он ее боялся, и, как выясняется, не без оснований. Догадайся экономка о существовании этих компрометирующих свидетельств любвеобильного Натана, и она без труда завладела бы письмами Шарлотты Моррэй, и что бы она с ними сделала, можно только догадываться. Натан Бейн был действительно по уши влюблен в эту красивую куколку и, зная характер своей старой любовницы, справедливо опасался, что эта сумасшедшая, ревнивая до безумия и способная на все женщина напакостит Шарлотте Моррэй. Так появилась Нелли Конуэй, ну а все остальное вы уже знаете…
  — Знаем мы еще далеко не все, — сказал лейтенант Трэгг. — А главное, мы не знаем, какой еще фортель выкинет Имоджен Рикер. Пора отправляться в дом Натана Бейна и поближе познакомиться с этой новоявленной отравительницей. А пока доставьте эту запись в управление.
  — Я это сделаю сам, — пообещал Пол Дрейк.
  — Пол, — Трэгг задумчиво посмотрел на Дрейка, — считай, что тебе крупно повезло в этом деле.
  — Он действовал согласно моим инструкциям, — вмешался Мейсон.
  — О’кей, Перри, — Трэгг насмешливо приподнял бровь, — вы засунули в пирог палец и полакомились, выбрав все самое лучшее. Но когда-нибудь вы просчитаетесь. Обожжете палец, и тогда будет чертовски больно.
  — Может быть, может быть, — ответил Мейсон. — Но на этот раз мой расчет оказался верным. В конце концов, у меня была почти математическая уверенность, с той минуты, когда стало очевидно, что Натан Бейн побоялся довериться экономке, чтобы она достала письма Шарлотты Моррэй.
  — О’кей, ваша взяла, — прервал его Трэгг. — Победителя не судят. Это проигравшие всегда объясняются, а когда выигрываешь, нечего объяснять. Пошел я арестовывать эту Имоджен Рикер. Пойдете со мной?
  Мейсон согласно кивнул.
  — Я здесь останусь, — заявил Дрейк.
  — Ты доставишь эту запись в управление, — Трэгг вновь нахмурился, — и я должен быть уверен, черт возьми, что ничего с ней не случится.
  — Меня учить не надо, — ответил Дрейк.
  — Здесь, в общем, недалеко, — сказал Трэгг, возвращаясь к полицейской машине, — но, Перри, я хочу иметь машину под рукой, потому что повезу эту Рикер в управление. Вы на своем автомобиле поедете за мной следом, хорошо?
  — Договорились, лейтенант. Я припаркуюсь сразу же за вашей машиной. Если она захочет сделать заявление, к вашим услугам Делла Стрит с ее стенографией.
  — Мне бы, честно говоря, хотелось как можно меньше прибегать к услугам вашей секретарши, — сказал Трэгг. — Я постараюсь, чтобы ссылки на Перри Мейсона не возникали, так как окружному прокурору это может не понравиться.
  — К черту окружного прокурора, — заметил Мейсон. — Если вы добьетесь признания, зовите газетных репортеров, и пусть окружной прокурор узнает об этом завтра из газет.
  — Учите меня, — пробурчал Трэгг, — как вести дела?
  — Конечно, — усмехнулся Мейсон.
  — Ну все это будет не совсем так, — признался Трэгг. — Я дозвонюсь до окружного прокурора, введу его в курс дела и разъясню, что ему лучше бы быстренько появиться в управлении. Но прежде чем он появится, тот или иной из репортеров получит от меня наводку. К тому времени, когда окружной прокурор подъедет, они уже начнут передавать сенсацию по телефону… Дайте мне форы две минуты, — Трэгг стал внезапно решительным и деловым, — а потом можете отправляться домой и делить гонорар. А вы, ребята, продолжайте записывать, чтобы можно было все слышать. Если она захочет облегчить душу, посмотрю, что она скажет в комнате с телефоном. О’кей, пошли.
  Трэгг поехал. Выждав две минуты, Мейсон с Деллой Стрит последовали за ним. Полицейская машина стояла перед домом. Лейтенанта Трэгга не было видно. Один из ребят Пола Дрейка, из тех, кто наблюдал за домом, медленной походкой прошелся мимо машины Мейсона.
  — Трэгг только что вошел внутрь, несколько минут назад, — сказал он.
  — Знаю, — ответил Мейсон. — Кто его впустил? Экономка?
  — Нет, входная дверь была открыта. Постучав и не получив ответа, он открыл ее и вошел.
  — Это уже интересно! — оживился Мейсон.
  В этот момент дверь распахнулась, и лейтенант Трэгг поманил его рукой. Адвокат взбежал по ступенькам на веранду.
  — Перри, садитесь в машину, — скороговоркой проговорил Трэгг, — забирайте ребят Дрейка и к черту убирайтесь отсюда. Я только что позвонил в управление, чтобы они выслали нашу дежурную бригаду.
  — Хотите сказать, — спросил Мейсон, — что она…
  — Он ее задушил… Он действительно безумно влюблен в эту Шарлотту Моррэй. Видно, когда Бейн и эта Рикер начали обливать друг друга грязью и затеяли потасовку, он в пылу драки задушил ее. Возможно, он только надеялся, что она потеряла сознание и он сможет удрать… Так или иначе, сейчас все перемешалось и как найти выход — это уже моя забота. Запомните главное — микрофон в доме Бейна поставил я. И немедленно уберите людей Дрейка. Передайте им, чтобы они убирались к черту, и побыстрее.
  — Как быть с Бейном? — задал вопрос Мейсон. — Эта Шарлотта Моррэй может быть в опасности. Если он ринется туда и…
  — Не учите меня, — веско отчеканил лейтенант Трэгг, — как мне заниматься своим делом. Через шестьдесят секунд полицейская машина с телефоном станет на якорь перед резиденцией «Рапидекс». Если Бейн покажется, они схватят его. Мейсон, поторопитесь, пусть эти ребята исчезнут отсюда.
  Мейсон кивнул, подхватил Деллу Стрит под руку и побежал вниз по ступенькам веранды.
  — Ну, — сказала Делла Стрит после того, как Трэгг мягко прикрыл дверь за собой, — в конце концов, если рассудить, так будет лучше для всех, шеф. Она ведь действительно безумна, эта бедная Рикер. Это куда лучше, чем сидеть в камере смертников и ожидать казни.
  — Да уж куда лучше, — мрачно согласился Мейсон. — Я отпущу ребят Дрейка, а ты пока позвони в гостиницу и закажи уютную, хорошо протопленную комнату с большой, просторной ванной.
  — Вы что это замыслили? — Брови Деллы поползли вверх. — Скажешь им, — объяснил Мейсон, — что эта комната предназначена для Виктории Брэкстон и что она займет ее сегодня вечером.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"