Иорданская Дарья Алексеевна. Глава четвертая

Первый раз Фоун поражает его, когда входит в ту мрачную спальню в Кранаксе-на-Болотах и начинает расстегивать строгую учительскую блузку. Она готова выкупить чужую жизнь ценой собственной чести, а для нее честь - не пустой звук, что отличает ее от большей часть выпускниц Башни. То, что происходит потом, неизбежно. Он никогда не мог устоять против самопожертвования, оно пьянит сильнее, чем аваллонское вино. Он стоит там, прислонившись к массивному темному шкафу, смотрит, как Фоун расстегивает пуговицу за пуговицей, и его разбирает смех. Скука развеивается. Он уверен почти наверняка, что ему больше никогда не станет скучно.

И он прав.

Второй раз Фоун изумляет его сегодня. Он как раз достает из печи румяные булочки, вся кухня пропахла сдобой. Фоун замирает в дверях, как и в тот раз расстегивая пуговицы на своем строгом жакете, открывая почти прозрачную блузу. А потом она говорит:

- Ты должен купить проститутку.

- Что?!

Противень падает, булочки раскатываются по полу кухни.

- Прости, что ты сказала?

- Ты должен купить проститутку, - терпеливо повторяет Фоун и добавляет: - Во имя справедливости.

Все мне позволительно, но не все полезно.

1-е Коринфянам, 6:12

Кое-что все-таки было непохоже на Аркадию и изумило Реа. Изумительна была ложь. Салли, проводившая его в библиотеку, полную лжи, долго смеялась над его вопросами. В библиотеке было множество книг, больше, наверное, чем Реа видел за всю жизнь. Здесь были книги с правдой: медицинские справочники Дженкинса, и были книги с ложью. Наблюдая, как Реа перелистывает их, борясь с искушением прочитать (наверху уже лежала рукопись, которая могла довести его до беды), Салли хохотала во весь голос. Потом, отсмеявшись и посерьезнев, она спросила:

- Ты правда никогда не видел романы? Рассказы? Стихи?

Реа покачал головой.

- В этой вашей Аркадии, что, книг нет?

- Есть. Священное Писание, и жития Святых. И научные книги, вроде медицинских трудов твоего отца.

Салли фыркнула.

- Скукота.

- Это, - Реа постучал по корешку "Невероятного происшествия в Солано", - ложь, а лгать грешно. Злой порок в человеке - ложь; в устах невежд она всегда.*

Салли посмотрела на него задумчиво.

- Книг у вас нет, музыки, судя по всему, тоже. Ты только не обижайся, но не нравится мне эта твоя Аркадия.

Она и Реа не нравилась, правда, по несколько иной причине.

- А живопись? Картины у вас есть?

- Изображать людей и животных - грех, - назидательно сказал Реа. - Последним художником был Святой Ренни. Когда он отрекся от греха, все преступные изображения превратились в цветы.

Салли хрюкнула, явно пытаясь скрыть смех.

- А если... ну, есть человек, которого ты любишь? Ты не хотел бы иметь при себе его портрет?

Некстати вспомнились строки из проклятой тетради. Как она выглядела, эта красавица с белой кожей и черными волосами?

- Нет, - выдавил Реа. - В этом нет нужды.

- Так, - Салли сняла с полки толстый том. - "Хроники Альсии", в них почти нет лжи, по крайней мере в школе так говорят. Изучай.

Сунув книгу в руки Реа, Салли посмеиваясь упорхнула.

Зачем это нужно было? Реа оглядел библиотеку, огромное скопление лжи, полуправды и правды. Самая радикальная доктрина гласила, что Книга может быть только одна, но люди со временем обрастали справочниками и сборниками рецептов, а жития святых доносили их подвиг. А еще, были колыбельные.

Почему в Аркадии не было исторических хроник? Реа попытался вспомнить хотя бы одно историческое событие, реальное, где-то запечатленное, и не имеющее форму глупой сплетни. Разболелась голова.

Что-то было не так или с этим миром, или с Аркадией. И стоя посреди обширной библиотеки, окруженный ложью и полуправдой, Реа отчего-то чувствовал, что проблемы в Аркадии.

Медленно, словно нехотя он опустился в кресло и не без внутренней борьбы открыл книгу. "В лето 694 Грань Туманов была нарушена, и жестокие, алчущие крови фэйри, подданные Короля Тишины, хлынули на земли Альсии..."

- Только не говорите, что всю ночь проспали в кресле.

Реа открыл глаза и выпрямился, пытаясь как можно незаметнее размять затекшее тело. Дженкинс смотрел на него посмеиваясь.

- Я зачитался, - смутился Реа.

- "Хроники Альсии"? Любимая книга Салли. Подозреваю, что половина там - выдумка.

- Надеюсь, - неожиданно для себя сказал Реа. - Особенно те части, где говорится о сотнях тысяч погибших.

- Я кое-что выяснил, - Дженкинс сел в соседнее кресло. - Мой товарищ работает инспектором полицейских моргов, я его расспросил об убийствах женщин и детей. Времена сейчас, по счастью, бесспокойные, и если убивают, то все больше маги друг дружку. Однако в Солано нашли тело проститутки. Выпотрошенной, уж извините за такие слова. Полиция вроде как собирается замять дело.

- Где этот Солано?

Дженкинс сощурился, что-то подсчитывая.

- Ну... поездом часов шесть-семь отсюда, если не застрять у моста через Беллоу. Ведьмин город, свободный от Башен, насколько это возможно. Там всегда хватает приезжих, так что ваш убийца легко мог затеряться.

Реа побарабанил по подлокотнику кресла.

- Сколько мне будет стоить поездка туда, Сайлас?

Дженкинс нахмурил лоб.

- Билет на поезд примерно пять соверенов, сутки в гостинице не самой шикарной, это еще 7-8 монет. Еще 3-4 соверена уйдут на пропитание. Проезд на омнибусе стоит примерно полтора фогеля, но Солано невелик, его вполне возможно пройти пешком из конца в конец не слишком утомившись. Но в любом случае, друг мой, вам нужна по крайней мере сотня полновесных соверенов.

- А сколько может стоить это?

Реа снял с шеи медальон, с которым не расставался с рождения. Пока он носил его, была иллюзия, что его семья существует, что он этим людям небезразличен. Глупая, ненужная иллюзия.

- Это золото, вставки из асмарита, старинная вещь. Ей лет двести.

Глаза Дженкинса потемнели, в них читалось неодобрение.

- Эта вещь стоит тысячи, десятки тысяч, юноша.

- Вы не знаете, где мне найти покупателя?

Дженкинс слегка побледнел.

- Вы, должно быть, не представляете, Реа, какие это деньги. Аренда этого дома обходится мне в тысячу. На ваш медальон можно купить полгорода.

- Мне вполне хватит тысячи, - спокойно сказал Реа.

- Тогда, вздохнул Дженкинс, - я ссужу вам эту тысячу.

- Нет. Я не представляю, когда смогу вернуть вам деньги. Возьмите, - Реа вложил в руку Дженкинса медальон. - В залог. Если я не смогу вернуться и отдать вам деньги, продайте его.

- Я не могу...

- Нет! - Реа отступил на шаг и вдруг ощутил с облегчением, как что-то лопнула. Наступила такая простота, такая легкость. Он больше не был связан со своей родней, семья - со всеми своими проблемами - осталась в Аркадии. Он даже не обязан туда возвращаться! - Я никогда не любил эту вещь. Возьмите.

Они спорили еще минут десять, прежде, чем Дженкинс сждался. Он убрал медальон в сейф и выдал Реа дюжину банкнот и горсть золотых монет. Деньги, по счастью, почти не отличались от аркадийских, разве что медяки назывались фогелями вместо эссу.

- Здесь полторы тысячи соверенов, - вздохнул Дженкинс. - Вам этого должно хватить на поездку в Солано. Потом вы вернетесь, сами, если пожелаете, продадите свой медальон и вернете долг. Медальон будет лежать в сейфе в безопасности и ждать вас.

Чтобы не утратить решимость, Реа побыстрее собрался: уложил в сумку вещи старшего сына Дженкинса, которые ему были в пору, туда же убрал тетради, а деньги спрятал в потайной карман рубашки. Потом, набрав побольше воздуха, он решился наконец шагнуть за порог.

- Мы подвезем вас на вокзал, - сказала Салли.

Город, опять же, до удивительного не удивлял. Вокзал, пышащий дымом и паром, словно преисподняя, должен был напугать Реа, но в действительности восхитил. Поезда были экстравагантны, но выглядели весьма удобным видом транспорта. Он видел карты, и на то, чтобы добраться из Джетона в Солано в экипаже, потребовался бы целый день, а часть дороги и вовсе была помечена, как "подверженная затоплению с апреля по июнь". На календаре был май, так что путешествие могло затянуться.

- Пишите нам, - Дженкинс протянул листок с адресом. - Я лечил вас, теперь я несу за вас ответственность.

Реа скептически хмыкнул, но сердечно поблагодарил Дженкинса и убрал записку в нагрудный карман.

- Это вам, - со свойственной ей категоричностью Салли протянула сверток, трогательно перевязанный бечевкой с бантиком. - Путеводитель по Солано с некоторым количеством местных легенд. Немного правды, немного лжи: компромисс.

Реа рассмеялся и мысленно, чтобы не рассердить Дженкинса, относящегося к религии отрицательно, благословил девочку.

- Доброго пути.

Реа вошел в вогон, способный перевезти за раз пять дюжин пассажиров (в составе поезда таких было по меньшей мере шесть), нашел отведенное ему место и развернул подарок Салли. Несколько мгновений он колебался, ведь в чтении было какое-то греховное удовольствие, но потом выкинул это из головы. Ему нужно было придумать, как изловить графа д'Анкоса в Солано, более того - сперва нужно было вычислить этого человека. Если бы живопись не была грехом еще большим, чем чтение выдумки, у Реа сейчас был бы портрет этого человека.

Он запнулся об эту мысль и пробормотал: не дерзай запечатлеть человека, или тварб земную, или творение рук людских, или плоды им взращенные, ибо гордыня твоя прогневит Господа.

И об эту мысль Реа тоже запнулся. Бог так ревнив и завистлив, что позволяет лишь чертить изогнутые и изломанные линии орнаментов да вышивать цветы на женских платьях?

У попутчицы Реа, читающей небольшую книжицу в розовом ситцевом переплете, в ушах покачивались серьги-бабочки. Реа отвел взгляд и принялся за чтение.

Даже самые странные люди

могут когда-нибудь пригодиться.

Туве Янсон

Ночью кошмары перемежались со снами сладостными. За Алисой гнался полковник Ройс, и когда он почти нагонял, становилось понятно, что он собирается убить ее. А потом она вдруг оказывалась в старомодной сумрачной комнате в кресле у камина, где на плитке нагревался кофейник, беседовала с кем-то неспешно, но это длилось недолго. Ройс вновь врывался в сон, и ощущалось его прикосновение, дыхание, холод его рук.

Проснулась Алиса на полу. Выпутавшись из простыней, она поднялась на ноги и распахнула окно, надеясь прогнать ночные кошмары. Время было раннее, но трубы домов уже дымились. Обитатели Аптекарского квартала готовили завтраки, чтобы побыстрее приступить к работе. У Алисы самой была сегодня масса забот. Одевшись, она наскоро расчесала волосы, заплела их в косу и спустилась на кухню, где Богли уже сварила кашу.

Сегодня Алисе, еще не отошедшей от тягостного сна, не хотелось спорить, поэтому она безропотно приняла тарелку и даже взялась за ложку.

- Вам письмо, - Богли выложила на стол небольшой конверт. - Принесли минут двадцать назад.

Алиса не ждала ничьих посланий, и это письмо ее задачило. Поспешно разворачивая его, Алиса ожидала чего угодно. Внутри было всего несколько слов, выведенных изящнейшим почерком выпускницы лучших школ: "В полдень у Линстонских руин". И стояла подпись: Фоун Липпет.

Несколько часов, оставшихся до полудня, Алиса места себе не находила. Она понять не могла, как позволила втянуть себя в это нелепое расследование. Если Фоун Липпет вздумалось играть в сыщицу - отлично, на здоровье. Но сама она не должна была вмешиваться, ни в коем случае. И идти сегодня к руинам, чтобы поговорить с проституткой она тоже не должна была...

Алиса вышла из дома в половине двенадцатого. Собственное страстное желание разузнать все ошарашило ее, Алиса ведь никогда не страдала от излишнего любопытства и уж тем более не была сплетницей. И вот сейчас ее распирало от какой-то чужеродной жажды знать правду, и вместе с тем возникало странное чувство, что она должна это сделать.

Впереди уже показались руины. Они назывались Линстонскими по имени графа, которому принадлежали когда-то эти земли. В действительности они были куда старше, чем давно прекратившее свое существование Листонское графство, и никто не знал их первоначального назначения. Казалось, эти высокие стены и уходящие в никуда лестницы, заросшие вьюном и диким виноградом, созданы для пикников и тайных свиданий.

Было жарко, солнце пекло нещадно, а на небе не было ни облачка. Алисе представилась Фоун Липнет в своем наглухо застегнутом жакете.

- Госпожа Мобри! Я здесь!

Алиса огляделась и не сразу разглядела в тени руин зеленое платье. При взгляде на Фоун в легком летнем наряде, в венке из майских цветов, с веснушками возле ключиц, Алиса ощутила себя старой. Сколько ей? Скоро тридцать, она вдова, и останется таковой, если не решит неровен час выйти за полковника Ройса. И она некрасива, а свежесть и юность уже не вернуть.

Эти мысли вдруг разозлили Алису, показались чужими, и она раздраженно тряхнула головой и, ухватившись за руку Фоун, забралась в пролом.

- О, Небо!

Место, выбранное Фоун, было совершенно необычайным. Алиса не могла подобрать подходящие слова, чтобы описать его: резьбу, проглядывающую сквозь цветущий шиповник, или зеленый шатер, который образовали переплетенные лианы.

- Отличное место для тайных свиданий... - пробормотала Алиса.

- Да, по тайным свиданиями я специалист, - улыбнулась Фоун. - Тео скоро приведет Эдиту.

Она зажгла припасенные свечи, а потом, словно это и в самом деле было свидание, бросила на цветы шиповника горсть разноцветных искр и виновато улыбнулась:

- Колдунья из меня ужасная. Из Башни меня не выгнали, наверное, только потому что боялись потерять мою кузину Фьоре.

Алиса присела на скамеечку из грубо оструганных досок и оглядела своеобразную беседку. Фоун наблюдала за ней. Было в ней что-то странное, заставляющее задаваться вопросом, что же нужно этой маленькой тихой ведьмочке. Задать хоть один вопрос Алиса не успела, поскольку снаружи послышались голоса.

- Уже почти пришли, моя милая. Вон за теми лианами. Отличное укромное местечко.

Голос - мужской - звучал многообещающе, и Алиса поежилась. "За теми лианами" ждали, судя по тону, по меньшей мере дыба и крючья. Естественная штора, образованная переплетением ветвей и лиан, сдвинулась в сторону, и в пролом забралась женщина со снимка. Услуги ее, очевидно, стоили дорого, и потому выглядела она вполне респектабельно, разве что румяна и помада были чуть ярче, чем следовало. Алиса никогда не позволяла себе такую вульгарность, тем более в полдень.

Заметив поджидающих ее женщин, проститутка попыталась сбежать, но высокая темная фигура преградила ей путь.

- Не так быстро, Эдита. Кое-кто хочет поговорить с тобой.

- Теодор?! - взвизгнула Эдита. - И Фоун Липпет?! Я знала, что вы спелись! А это кто?

- Алиса Мобри, - спокойно представилась Алиса.

Проститутка огляделась, решила, что тут ей ничего не грозит, и немного расслабилась. Усевшись, она расправила пышные юбки и пошевелилась пальцами ног в вульгарно открытых туфлях.

- Говорите. Время - деньги.

Алиса перевела взгляд с вульгарной девицы на того, кого она назвала Теодором. Он был высок и худощав и совершенно неопределимого возраста: старше тридцати и, пожалуй, чуть моложе гор. Его сложно было назвать красивым, но привлекательным он был: эффектная линия челюсти, выразительные зеленые глаза, быстрые жесты красивых рук. Поставив на землю корзину, мужчина начал доставать из нее булочки и сэндвичи, завернутые в промасленную бумагу.

- Это Тео, - представила Фоун. - Мой... мужчина. А это Эдита Шенк, и она ответит на наши вопросы, если не хочет иметь дело с магистратом. Эдвину Кранаксу, думаю, будет интересно, куда подевались драгоценности его матери.

- Надо же... а с виду такая тихоня, - ухмыльнулась Эдита Шенк.

- Я ведьма, среди нас тихонь нет.

- Хорошо, - Эдита с царственным видом разломила булочку. - Что вы хотите знать?

Фоун посмотрела на Алису. Хотелось возмутиться: "Эй! Это была твоя идея!". Но Алиса почте не сомневалась, что любое возмущение совершенно бесполезно, и Фоун попросту пропустит его мимо ушей.

- Мы хотим поговорить о Дине.

- Дине? - безмятежно переспросила Эдита Шенк. Ее тон мог бы обмануть, но в глазах затаился ужас. - Понятия не имею, о ком вы.

- Дина, - повторила Алиса. - Твоя подруга. Ее нашли два дня назад мертвой у ручья.

- Ах, Дина! - Эдита мазнула рукой. - Не такие уж мы были подруги. Ничего о ней не знаю.

- Послушай, - мягко сказала Алиса, протянула руку и коснулась запястья проститутки. Это было ошибкой. Внезапно, безо всякого предупреждения, ее захватили яркие образы: темнота, склеп, кровь, много крови, и очень много боли, с которой невозможно бороться. Алиса отшатнулась, бормоча "мертвые, как открытая книга; мертвые, как открытая книга", и упала. Ее подхватили.

- Что это вы накликать хотите?! - почти провизжала Эдита. - Не желаю слушать пророчицу! Спасибочки, ухожу!

- Стоять, - голос Теодора прозвучал спокойно, но необычайно властно, а потом тон вдруг сменился на мягкий и ласковый. - Сядьте, Алиса, и выпейте это.

У напитка в поднесенной к ее губам фляге был странный сладкий вкус, что-то цветочное. Алиса послушно сделала глоток.

- А теперь откройте глаза.

Алиса и тут послушалась и посмотрела сперва на улыбающегося Теодора, затем на хмурую Фоун.

- У нас будет разговор на эту тему, Теол.

- И на любую другую, сердце мое, - согласился мужчина. - Вам лучше?

Алиса неуверенно кивнула и перевела взгляд на Этиду Шенк. Та стояла неподвижно, только безумно таращила глаза.

- Думаю, тебе лучше рассказать о Дине и ее клиентах.

- Говорит можно, - кивнул Теодор.

Эдита разразилась потоком площадной брани, и пришлось ждать, пока она иссякнет.

- Дина, - повторила терпеливо Алиса. - Ты знаешь, с кем она в последнее время встречалась?

- Мы не чистенькие дамочки вроде вас, чтобы "встречаться". - фыркнула Эдита.

- Держу пари, такая экзотично красивая девушка, как Дина, имела постоянных...

- Клиентов? - ехидно уточнила Эдита.

- Покровителей. Кого-то, с кем она виделась, возможно, даже без ведома госпожи Марш. Кого-то, на кого и ты имеешь виды. И кто убьет тебя, если ты не будешь благоразумной девочкой.

- Я сказала, что не желаю выслушивать кликушу!

- Это не предсказание, - уверенно ответила Алиса, - это опыт. И если ты расскажешь мне все, мы вместе разберемся, с кем из друзей Дины тебе дружить не стоит.

- у нее был покровитель, - мрачно сказала Эдита. - Марш о нем ничего не знала. Она берет слишком высокий процент, так что многие находят себе покровителей тайно. И не делятся подробностями. Все, что мне известно: он знатен, поэтому не распространяется, что навещает шлюх. Герцог какой-нибудь.

- И ты решила побыть герцогиней? - хмыкнула Алиса.

- Дина была любопытна и непроходимо глупа. Она наверняка сунула нос, куда не следует, а потом не смогла удержать язык за зубами, - фыркнула Эдита презрительно.

- А ты, значит, умнее? - иронично спросила Алиса.

Эдита снова фыркнула.

- И как же такая умная особа собиралась найти этого тайного покровителя?

- Он приехал около двух месяцев назад и остановился в одной из гостиниц.

Алиса не сдержала смех.

- В одной из пяти?

- В одной из трех самых респектабельных! - резко ответила Эдита. - Скорее всего, во "Дворце" или в "Майзингле". Он часто назначал Дине свидания в Императорском парке.

Это было не лишено резона. Эдиту Шенк сложно было назвать умной - собиралась же она стать любовницей убийцы - но она была не лишена практической жилки. Правда, это нельзя было назвать ее достоинством.

- Оставь эту затею, Эдита Шенк, - посоветовала Алиса. - Не то закончишь свои дни в каком-нибудь подвале.

- Отомри, - очень любезно сказал Теодор, и проститутка, подобрала юбки и опрометью выбежала из беседки.

Алиса почувствовала невероятную усталость, словно не разговаривала с этой неприятной девицей, а бежала несколько часов без передышки. С благодарностью она приняла флягу и сделала глоток все того же цветочно-сладкого напитка. Закрыла глаза и представила себя на лугу, а не в этой абсурдной ситуации.

- Ты довольна? - спросил Теодор, не ее, конечно.

- Напоминаю, мы не разговариваем, - ядовито ответила Фоун.

Теодор со вздохом повернулся к неохотно открывшей глаза Алисе.

- Госпожа Мобри, я понимаю, почему вы это делаете...

- Правда понимаете? - Алиса посмотрела на него снизу вверх. - А я вот нет.

- Госпожа Мобри, сообщите об этом "герцоге" в полицию и забудьте обо всем.

- Забудьте, - эхом отозвалась Алиса. Какое противное слово. - Да. Вы правы.

Напрасно, однако, просили они девиц

сохранить этот случай в тайне,

ибо у тех не было большего желания,

нежели поскорее сделать происшествие

достоянием публики.

"Письма к Евлалии"

Завтрак подавала Бетта, и одно это могло напрочь испортить аппетит. Она с таким грохотом расставляла тарелки, так агрессивно звенела столовыми приборами - словно оружием бряцала - что рука сама невольно тянулась к кочерге. С удивлением посмотрев на побелевший кулак, Ализея принялась делать вид, что собралась поворошить угли.

- Ваша каша, госпожа.

По мнению Бетты, Ализея, встав уже после полудня (сейчас на часах было всего девять), должна была есть маленькие пирожки с ветчиной и запивать их выдохшимся шампанским.

- Благодарю, Бетта, - поставив кочергу на место, Ализея села к столу.

- Могу я поговорить с вами, госпожа?

Ализея кивнула больше занятая кашей. Стряпня Руссо была великолепна. В детстве она могла только мечтать о таком завтраке, и поклялась однажды, что есть будет все, что пожелает. Пусть даже и кашу. Она любила кашу.

- Речь идет о вашем кучере.

Ализея не донесла ложку до рта.

- Что с Руссо?

- Не хотелось бы это говорить, госпожа... Мерзкий старик требует, чтобы я приходила в его постель и удовлетворяла его желания. Мне даже пришлось согласиться на первый раз, госпожа, он был очень настойчив. Но больше терпеть это унижение я не согласна.

- И что же ты предлагаешь? - поинтересовалась Ализея.

- Прогоните его, госпожа. Коли он стар, и вам жаль его - подыщите ему работу. Но держать его в доме...

Ализея хмыкнула. Не услышав в голосе хозяйки неодобрения, Бетта продолжила, воодушевляясь все больше:

- Мы подыщем повара, лакея, кучера, чтобы ваш дом выглядел представительно. И...

- Позови Руссо, - велела Ализея.

Бетта, вдохновленная хорошим с ее точки зрения началом, убежала, подхватив юбки. Ализея поспешно закончила завтрак. Рано или поздно со всем нужно было разобраться, но Ализее очень не хотелось устраивать скандал. Похоже, впрочем, без него не обойтись. Налив себе еще кофе, Ализея откинулась на спинку стула.

- Госпожа, - Руссо, войдя, поклонился с достоинством.

Бетта у него за спиной скорчила мерзкую рожу. До чего же противная девица! Надо было тщательнее выбирать себе горничную или, хотя бы, избавиться от Бетты раньше, еще в столице. Тогда она не создавала бы эти нелепые проблемы, и не стояла с таким самодовольным видом, словно победила.

- Руссо, будь любезен, помоги Элизабетте Ран собрать вещи и проводи ее до двери. И проследи, чтобы больше она в моем доме не появлялась.

Лицо Бетты вытянулось изумленно. Ализею это даже позабавило бы, не будь ей горничная настолько неприятна. Сложно было вообразить, что она может сделать со злости. Руссо выпроводил ее, и, стоя у окна, Алиса могла видеть, как Бетта вышагивает по улице, вздернув подбородок. Вернулся Руссо.

- Разумно ли это было, госпожа?

- Эта дрянь поставила мне ультиматум: или она, или ты. Я всего лишь сделала выбор, - зябко ежась, Ализея села к огню. - Разузнал что-нибудь?

- Есть одно место к югу от города, госпожа. Его называют Бабьим Кряжем, уж не знаю, почему. Место тихое, уединенное, и там есть пещера.

- Отличное местечко для тайных свиданий, - кивнула Ализея.

- Здесь нечто большее, госпожа: кое-кто устраивает эти свидания, - Руссо неодобрительно поморщился, хотя не ему было возмущаться чем-то подобным. - Женщина, желающая... подзаработать, идет в один трактир на окраине у городских ворот и нанимается на день горничной.

- Иными словами это - бордель.

- Очень дешевый, госпожа, - мрачно сказал Руссо. Он еще мог вынести существование тут борделя, но не такого, где крестьянки и городские служанки отдаются по дешевке. - Поговаривают также, что хозяйка "Милого уголка" - так называется трактир - помогает избавиться от нежеланных детей.

- Что-нибудь известно о мальчике, найденном у ручья?

- Конечно, нет, госпожа! Об этом не говорят!

Конечно. Никаких дурных новостей. Ничего, могущего нарушить благопристойное болото этого городка. Наверное, приехать сюда было не лучшей идее, Сэн-Рутен вовсе не то место, где она сможет найти покой. Возникла странная мысль, что самым разумным было бы покинуть Аркадию и забыть обо всем в самом буквальном смысле.

- Что ж, - Ализея решила, что лучше ей действовать, пока болото не засосало ее. - Схожу в этот "Милый уголок", взгляну своими глазами.

Руссо с возрастающим ужасом воззрился на нее.

- Госпожа! Вы не можете!..

- Я просто схожу и наивно попрошу подыскать мне горничную. Кажется, так это здесь называется?

Руссо сокрушенно посмотрел на нее.

- Госпожа, мы приехали в Сэн-Рутен, потому что вам хотелось держаться подальше от убийств, скандалов и недовольных жен.

- И я все еще хочу этого, - кивнула Ализея. - Хочу больше всего на свете. Но речь идет о ребенке. Так что меня меньше всего волнуют скандалы.

Однако, волновали они ее, или нет, на следующий день оказалось несущественно. Тольков было не избежать. Выйдя из дома в сопровождении Руссо - требовалось купить продукты на пару недель, а Ализея была рачительной хозяйкой - она обнаружила, что люди сторонятся ее и перешептываются. Очень скоро стало ясно, что по Сэн-Рутену разнесли какую-то сплетню про вдову Онард. Ализея не сомневалась, что источником сплетни была бесстыдница Бетта, но вот что она успела порассказать? Знал ли теперь каждый в городе, что Ализея пятнадцать лет зарабатывала себе на жизнь тем, что спала с мужчинами (и дело это было весьма прибыльным). Впрочем, что бы не рассказала Бетта, это причиняло неудобства. На рынке ее преследовали косые взгляды, а за спиной слышались шепотки. Всего несколько дней назад отец Ренни прочитал им проповедь о сплетниках, но, видимо, зря.

Некстати вспомнив священника, Ализея помрачнела. Он понравился ей, прежде всего, именно как священно служитель. В нем привлекал ум, и то остроуме, с которым он указывал прихожанам на их недостатки. И особенно то, как он обошелся с бедным ребенком: как и написано в его Книге, как и следовало сделать. Отец Ренни был настолько хорош, что считать его привлекательным мужчиной было просто кощунственно. Впрочем, после всех шепотков и сплетен, это едва ли имеет значение.

- А, госпожа Онард! - вдова Роше, крутящаяся возле прилавка со специями, бросив все свои занятия, двинулась Ализее наперерез. - И вы здесь... со слугой.

Тон сказанного Ализее очень не понравился, как не нравилась ей и сама вдова - лживая, фальшивая баба, угодливо изображающая дружелюбие. Сложно предугадать, что сделает такой человек, и можно быть уверенной лишь в одном: это будет мерзость.

- Я хочу соленой рыбы, Руссо. Выбери что-нибудь, ты лучше в ней разбираешься. И плам-пудинг... мы не привезли из столицы рому...

- Будет сделано, госпожа, - Руссо почтительно поклонился и скрылся в лабиринте торговых рядов.

Ализея расцеловалась со вдовой Роше по-столичному обычаю. День был холодный, вдобавок к перчаткам она надела муфту, а вдова между тем красовалась в декольте невиданной глубины. Не каждая столичная куртизанка отважилась бы на такой наряд, если не из соображения приличий (многие подруги Ализеи имели о них более твердые представления, чем иные почтенные матроны), то хотя бы ради сохранения нежности кожи.

- Я хочу, чтобы вы знали, дорогая госпожа Онард: как ваш друг я сделаю все, чтобы пресечь эти мерзкие слухи.

"Дорогая госпожа Роше, - мрачно подумала Ализея. - Когда это мы с вами успели стать друзьями?"

- Увы, - продолжила вдова, - в наше жестокое время если одинокая девушка живет со одним своим слугой без каких-либо иных сожителей, начинаются разговоры...

Ализея едва не зааплодировала. "Живет с одним слугой без иных сожителей"! нагромождение по отдельности невинных слов вместо рисовало картину чудовищного блуда.

- Конечно, - елейным тоном продолжила вдова Роше, - иногда женщина, даже самая добродетельная, поддается своим слабостям... О, святой отец!

- Благословение вам, дочери мои, - отец Ренни нарисовал в воздухе святой символ. - Приятно знать, что мои прихожанки в столь чудесное утро ведут беседу о добродетели.

Ализея ушам своим не поверила: тишайший деревенский пастор и не подумал скрыть сарказм. Вдова Роше яда в его голосе не уловила и тем же елейным тоном сказала:

- Я стараюсь, святой отец, изо всех сил стараюсь не сходить со стези добродетели.

- А вы, госпожа Онард?

Ализея испытала странную потребность уверить священника в своей невиновности. За ней водилось немало прегрешений, но отвечать за придуманное Ализея не собиралась.

- Пока, святой отец, главный мой грех в том, что я плохо умею выбирать себе слуг.

Отец Ренни бросил короткий, но очень внимательный взгляд на Руссо, покупающего специи.

- Ваш слуга...

- Нет! Нет! - Роше фыркнула на то, с каким жаром Ализея защищает Руссо. - Бетта, моя чересчур поспешно нанятая горничная, утверждала, что Руссо... домогался ее. Невзлюбила бедолагу с первого взгляда, уж не знаю почему. Должно быть, привыкла к двухметровым, падким на сладкое столичным лакеям. Однако, Руссо работает у меня пятнадцать лет, еще отца моего знал...

Последнее было чистейшей правдой. Когда отец, решивший, что продешевил, продав дочку за ничтожные тридцать монет, заявился в бордель и стал требовать те жалкие гроши, что Ализея зарабатывала, Руссо вытолкал его взашей.

- Не следовало мне нанимать горничную без должной проверки, - закончила Ализея.

Вдова Роше еще на середине рассказа утратила всякий интерес, она не нуждалась в понятном и логичном объяснении. Ализея почти не сомневалась, что сплетня пойдет дальше, обрастая по дороге совсем фантастическими подробностями. Вдова, кивнув, поспешно удалилась, готовая разнести свое видение истории по всему рынку.

- Вам не стоит сердиться на вдову Роше.

- Снова укажете на то, что муж оставил ей слишком много денег? - улыбнулась Ализея.

Отец Ренни улыбнулся в ответ.

- Сама она часто становилась объектом для пересудов, поэтому с такой радостью разносит сплетни. Ей никто не верит.

- Хорошо, - кивнула Ализея. - Когда приедет какой-нибудь новичок, я непременно сочиню про него пару небылиц.

Руссо, нагруженный двумя плотно набитыми корзинами, приблизился к ним. Глядел он настороженно, готовый в любое мгновение ринуться на защиту хозяйки.

- Это Руссо, святой отец, мой кучер, повар и лакей. Не слишком набожен, боюсь, но порядочен. Отнеси покупки, Руссо, я здесь тебя дождусь.

- Надеюсь, вы не пойдете без сопровождения, госпожа, - проворчал Руссо.

- А куда, уж простите за любопытство, вы собрались? - спросил священник.

Ализее стало любопытно узнать его реакцию.

- В "Милый уголок", святой отец. Я слышала, там можно нанять горничную.

Отец Ренни покачал головой.

- Вы неверно слышали.

- Не то место, куда следует ходить женщинам и священникам? - хмыкнула Ализея.

Отец Ренни несколько мгновений изучал ее лицо, и Ализее любопытно стало, что же он видит. Обычный мужчина смотрел бы с вожделением, попадались, впрочем, и такие, кто глядел на нее с неодобрением. В лице священника был своеобразный интерес.

- Вами движет любопытство, госпожа Онард?

- Хочу отыскать мать своего крестника, - честно ответила Ализея. - Коль зачат он был, скорее всего, на Бабьем Кряже...

"Вы и об этом знаете...", - пробормотал отец Ренни.

- Я думаю, мать его может работать в этом трактире. И может ведь чужачка зайти туда по недомыслию.

- Вы упрямы, безрассудны и бессмысленно храбры, госпожа Онард, - вздохнул священник.

- Мой портрет, - согласилась Ализея. - Руссо.

Верный слуга смотрел на нее неодобрительно и думал, должно быть, о том же самом: упряма, безрассудна и бессмысленно храбра.

- Я пойду с вами, госпожа Онард, - сказал вдруг отец Ренни и совершенно по-светски, словно они были в столичном Салоне, предложил ей руку.

Ибо ты пишешь на меня горькое

и вменяешь мне грехи юности моей.

Иов, 13:26

Похожий на медведя - или на вояку в отставке - слуга Ализеи Онард шел на несколько шагов позади. Он охранял хозяйку с верностью цепного пса, и это не казалось забавным. Отец Ренни даже завидовал немного такой преданности.

- Почему вы идете со мной? - спросила Ализея Онард. - Да и вообще, можно ли вам посещать такие места?

Она задала этот вопрос нарочно, вполне довольная своей провокацией, но Ренни не стал злиться. У него бы в любом случае не получилось.

- Вы хотите знать, госпожа Онард, соблюдаю ли я данные обеты? - уточнил Ренни.

- Многие святые - и не столь святые - отцы в столице и не думают их соблюдать, - улыбнулась Ализея Онард.

- Я не пью вина, - сухо сказал отец Ренни, - не ем мяса, не сквернословлю и не прикасаюсь к женщинам.

- Сейчас прикасаетесь, - Ализея кивнула на свою руку, лежащую на сгибе его локтя.

- В брачной клятве, госпожа Онард, если помните, сказано, что добродетельной жены не должен касаться кто-либо кроме ее мужа, но вы же позволяли целовать вам руку?

Ализея кивнула задумчиво, и отец Ренни не в первый раз задался вопросом, а был ли когда-то на свете господин Онард.

- Вы сильны в казуистике, - сказала наконец Ализея. - Но у вас есть принципы. Я люблю людей с принципами. Это и есть Милый Уголок?

За разговором они дошли до злосчастного трактира. Отец Ренни давно собирался посетить его, хотя понимал прекрасно, что от проповедей, пусть даже самых пылких, прока не будет. Он почти не сомневался, что мэр и его друзья (ну исключая, возможно, и доктора Донни), пользуются услугами Ханны Троллан и ее во всех отношениях Милого Уголка.

Здание стояло на отшибе, это позволяло торговать вином грез и женщинами, не привлекая излишнее внимание. Вообще, Ханна, подобно большинству женщин ее профессии, старалась держаться в тени, но сейчас двери были распахнуты, а воздух звенел от чудовищной брани. Когда они подошли, под ноги сперва плеснули помои, а потом швырнули - в самом буквальном смысле - молоденькую девушку. Она отчаянно сопротивлялась и пыталась прорваться в таверну, но в дверях двумя гротескными статуями застыли сыновья Ханны. Отец Ренни никогда не видел их на проповеди, но сомневался, что хоть что-то можно вбить в эти квадратные головы даже силой. Девушка, на вид не старше шестнадцати, попыталась воззвать к их несуществующему милосердию:

- Дайте мне поговорить с госпожой Троллан! Умоляю! Она должна рассказать, как такое могло случиться! Она обещала, что с моим мальчиком все будет хорошо! Умоляю вас!

Девушка попыталась схватить одного из охранников за руки, и ее ударили, так, что белокурая головка мотнулась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы. Второй удар охранник нанести не успел: отец Ренни коротко стукнул его ребром ладони по шее, а потом укоризненно посмотрел на второго.

Девушка лежала на снегу, раскинув руки и ноги, словно сломанная кукла. Ренни не знал ее, но многие девушки подавались в Сэн-Рутен на заработки и не задерживались надолго. Глупенькой юной девушке слишком легко нажить себе неприятности. Пошевелившись, девушка медленно села, глядя на собравшихся снизу вверх. Постепенно появились зеваки, а из трактира вышла в сопровождении служанок сама госпожа Ханна Троллан, дородная и - да простит Господь! - похожая на старую жабу.

- Убирайся, девочка, нечего тебе здесь делать. А вы, святой отец, с чем пожаловали?

- Что вам сделал этот ребенок? - Ализея Онард присела возле девушки, не заботясь о сохранности платья.

- Мой ребенок, - продолжала бормотать девушка, потом бросилась вперед и схватилась обеими руками за полу сутаны отца Ренни так крепко, что ткань затрещала. - Святой отец! Пусть она мне отдаст моего ребенка!

Ренни посмотрел на Ханну.

- О чем говорит эта девушка?

- Эта лживая мерзавка заявилась несколько дней назад с младенцем на руках и нагло объявила, что ее обрюхатил один из моих постояльцев. Мои гости - честные, добропорядочные люди. И почем я знаю, от кого она в подоле принесла?

- Это не то, о чем она говорит, - возразила Ализея Онард.

- Я вас не знаю, - проворчала Ханна.

- Я вас тоже. Зато я знаю девицу за вашей спиной. Будьте осторожнее, она кусает кормящую ее руку. Где ребенок?

- Почем мне знать куда она его дела? - вновь пробурчала Ханна.

Ализея Онард медленно поднялась. Так, должно быть, выглядели воинственные языческие богини: глаза горели от гнева, выбившиеся из под шляпки темные волосы обрамляли бледное лицо. Если бы Господь дозволял писать портреты, сам Святой Ренни пожелал бы запечатлеть это лицо. Отец Ренни редко прибегал к насилию, но умел распознавать его. Ализея Онард готова была ринуться в драку.

Ренни поймал ее за локоть.

- Не надо, госпожа Онард, - сказал он тихо. - Так вы ничего не добьетесь.

Ализея наградила его острым, почти ненавидящим взглядом, потом опомнилась, выпрямилась и царственно кивнула.

- Руссо, помоги девушке. Мы заберем ее домой.

Слуга ловко подхватил рыдающую девушку на руки, и она тотчас обмяка, лишившись сил. Ханна и ее служанки, глядя на эту картину, заухмылялись, принялись переговариваться вполголоса, отпуская скабрезные шуточки в адрес девушки, Руссо и его хозяйки. Отец Ренни осенил их знаком, отводящим зло.

- Вы не думаете, - устало спросила Ализея, - что лучше поможет изгнание бесов?

- Они несчастны, госпожа Онард, и поэтому вымещают зло на тех, кто по их мнению живет лучше. Вдумайтесь, какая у них жизнь, и ведь они не выбирали ее.

Глаза Ализеи вдруг сверкнули гневно.

- Всем девицам, сопровождавшим эту мамашу, больше двадцати. Среди них и Бетта, моя горничная, ей уже двадцать четыре, и эти годы она провела не бедствуя. В двадцать лет у человека есть выбор, которого нет у девушки, продаваемой собственными родителями, едва ей исполнится пятнадцать! Они выбирают простой путь!

Она вдруг осеклась, нагнулась и, зачерпнув полные горсти снега, растерла лицо.

- Простите, святой отец, я сказала лишнее. Вы, конечно, должны им сочувствовать.

- Ваш муж писал королю прошения о закрытии публичных домов? - пошутил Ренни. На самом деле теперь он почти не сомневался, что никакого мужа не было, но осуждать Ализею Онард за ложь или ее возможное прошлое не получалось. Он снова предложил ей руку.

Так они и шли до дома: ализея, слегка дрожащая, вцепившаяся в его локоть, и следом Руссо, несущий лишившуюся чувств девушку. Это должно было дать новую пищу для сплетен. Впрочем, в городе все, похоже, уже знали подробности истории и род занятий бедняжки. Отчасти Ализея была права: проповедь не помогала, тут требовалось изгнание бесов.

- Отнеси ее наверх, Руссо, - распорядилась Ализея, когда они дошли до дома. - И сходи за доктором. Нужно расспросить девушку, но едва ли сейчас это получится. Зайдете, святой отец?

На мгновение Ренни заколебался. В том, чтобы посетить дом вдовы, не было ничего предосудительного. Как священник, он любой дом посещал без опаски, даже публичный. Опасность крылась в Ализее Онард, притягательной настолько, что этому трудно было сопротивляться. Было в ней что-то кроме внешней привлекательности: доброта, и чем бы она не занималась в действительности, эта доброта делала ее женщиной более добродетельной, чем Онория Сэл или вдова Роше.

- Благодарю за приглашение, госпожа Онард.

Она почти ничего не изменила в доме. Добавились новые кресла, но Ализея не привнесла никакие безделушки, милые женскому сердцу: никаких шкатулок или флаконов, и платье под шубкой оказалось безукоризненно строгим.

- Присаживайтесь, святой отец, - она указала на кресла у камина, а сама принялась разжигать огонь.

- Почему у вас нет других слуг? - сорвалось с языка у Ренни.

- У меня была горничная, если помните, - Ализея хмыкнула невесело. - Я, как видите, неплохо справляюсь с простейшими делами, а Руссо делает все остальное. Он великолепный повар, а кучер, так и вовсе достойный королевской кареты.

- И ваш охранник? - Ренни вспомнил военную выправку слуги.

- Думаю, - улыбнулась Ализея, - он когда-то служил в Гвардейском полку. Сан позволяет вам пить шоколад?

- Госпожа Онард, - искренне улыбнулся в ответ Ренни, - вы только что обнаружили мою главную слабость.

Пока Ализея варила шоколад, присев на низкую скамеечку и подобрав под себя ноги, Ренни продолжал разглядывать комнату, ничего не говорящую о ее хозяйке. Через пару минут тишину нарушил заглянувший в гостиную Руссо.

- Доктор Донни сказал, что не может прийти, госпожа.

Ализея метнула вопросительный взгляд на Ренни.

- Доктор Донни кормится милостями Онории Сэл, - неохотно пояснил тот.

- Это вы ему приводите в оправдание? - нахмурилась Ализея.

- Я вообще его не оправдываю, госпожа Онард, - Ренни немного покоробил ее тон. - Но и осудить его не решаюсь. Прошлый наш врач ел наперекор леди Сэл во всем, и вынужден был уехать.

- Вы, значит. Тоже делаете все, как пожелает супруга мэра?

Даже брезгливая гримаса на ее красивом лице выглядела привлекательно. Ренни прочитал про себя короткую молитву, прежде, чем ответить:

- Бунт против меня, это бунт против Церкви, и госпожа Сэл это знает. А доктор - всего лишь доктор.

Казалось, Ализея сейчас прокусит себе губу от досады.

- Госпожа, я позабочусь о девочке, - вмешался Руссо. - Думаю, это лишь истощение и шок, так что сытый обед и хороший сон ей помогут.

- Ваш слуга действительно незаменим...

Ализея протянула Ренни чашку, стараясь не соприкасаться с ним пальцами, и поспешно села напротив.

- Простите, святой отец. Эта история отчего-то слишком сильно меня расстроила.

Ренни пригубил шоколад, совершенно великолепно сваренный, глядя на женщину поверх чашки. Ализея действительно выглядела подавленной.

- Почему вы приехали в Сэн-Рутен?

- Хотела покоя. Но, похоже, выбрала не то место, верно? Почему вы, если знаете о Милом Уголке, не добьетесь его закрытия?

Ренни ответил с той же весьма уклончивой откровенностью:

- Это непросто, госпожа Онард.

- Эта Ханна как-там-ее нарушает закон, - жестко сказала Ализея. - Едва ли она платит в казну положенный налог, что делает ее преступницей и лишает казну примерно тысячи золотых в год.

- У вас государственный ум, госпожа Онард, - улыбнулся Ренни. - Уверен, Ханна, как и многие ей подобные, находит этот налог непомерно высоким.

corso

Oh, man is a giddy thing.

- Если бы это был единственный указ короля Ринальдо, он все равно заслужил бы памятник, пусть даже и тот ужасный, с площади Звезды, - предельно откровенно высказалась Ализея тоном человека, привычного к политическим спорам. - Даже если это и было сделано только ради здоровья принца Эжера.

- Осторожнее, - засмеялся Ренни, - вы говорите о нашем государе Эжере V, а это попахивает государственной изменой. Что касается Ханны... боюсь, она платит своего рода налог.

- Мэру? - без уточнений догадалась Ализея.

Ренни сокрушенно кивнул.

- А я думала, в вашем лице оскорбляют саму Церковь... А вы боитесь пойти наперекор мэру?

- А вы ничего не боитесь? - спросил Ренни, хотя уже знал ответ. Вероятно, ничто не могло испугать эту странную женщину. - Я священник и все еще верю в силу слов.

- Будем надеяться на нее и впредь, - вздохнула Ализея. - Я поговорю с этой девушкой, и если узнаю хоть что-то, пришлю вам записку.

Было совершенно ясно: пора уходить, пускай Ализея и не сказала этого напрямую. Ренни отставил пустую чашку и встал.

- Надеюсь на вас, госпожа Онард.

Она тоже поднялась, и Ренни заколебался, не зная, осенить ли ее благославением, или же поцеловать изящные тонкие пальцы. Эта женщина вызывала чувства, которые ему не следует испытывать.

- Пообещайте, что не пойдете к Ханне одна...

- У вас есть мое слово, - кивнула Ализея, и вдруг крепко пожала его руку. И рассмеялась, - Простите, со священниками ведь так не прощаются.

Пальцы были прохладными и очень нежными, не считая небольшой мозоли: Ализея Онард много писала.

- Жду вашей записки, - пробормотал Ренни, борясь с искушением спрятать руки за спину, и сбежал.

* Книга Иисуса, сына Сирахова, 20:24

Оставить комментарий © Copyright Иорданская Дарья Алексеевна (kyotolegend@gmail.com) Размещен: 21/03/2016, изменен: 21/03/2016. 49k. Статистика. Глава: Фэнтези Опал Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: в которой много разного рода лжи

Иорданская Дарья Алексеевна : другие произведения.

Глава четвертая