Обычным, слякотным вечером, в самом конце февраля, когда уже вроде бы и пахнет весной, но, и зима, все еще не желает сдавать своих позиций, Артем Валерьевич направлялся домой знакомым маршрутом, той самой дорожкой, которой вот уже как пятнадцать лет, привык возвращаться с работы в свой одинокий дом.
Ноги, конечно же, промокли и неприятно шваркали, доставляя массу всевозможных ощущений, под подошвами мерзко хлюпало раскисшим снегом, перемешанным с талой, очень грязной водой.
Деревья стояли голые, какие-то невзрачные, точно испуганные и было неприятно идти под влажными, нависшими ветвями.
Артем не любил возвращаться домой - там, в гулкой, пустой квартире, его никто не ждал.
В просторной двухкомнатной квартире, доставшейся ему в наследство от давно умершего деда, он жил совершенно один - сам себя провожал на работу, готовил немудреные завтраки, обеды и ужины, стирал и гладил белье, сам себя развлекал долгими, унылыми вечерами, терзая пульт телевизора и пытаясь найти среди множества каналов тот, с которым ему будет интересно.
В общем, вечер был самый обычный, да и не то, чтобы вечер, а так, ранние сумерки. Самый последний день февраля, близость марта.
А ведь кто-то, совсем рядом, бежал, суетился, спешил, торопясь жить в преддверии праздника, закупал продукты, присматривал в витринах магазина подарки, готовясь, ожидая и предвкушая...
Кто-то, но не он, Артем..
Он-то, никуда не спешил, никуда не торопился, не суетился, и подарки ему покупать было некому.
Матери он всегда успеет позвонить по телефону, а единственное говорящее создание, проживающее вместе с ним на законных пятидесяти квадратных метров, было существом неодушевленным, хоть, очень часто, Артем ловил себя на мысли о том, что телевизор, заменивший ему семью, является какой-никакой, а все-таки личностью.
От подобных мыслей мутило и тянуло сходить на прием к психиатру.
Вот так, неторопливо шествуя, по темной аллее, мечтая о сухих носках и кружке горячего кофе, Артем, неожиданно для себя, узрел совершенно ненормальное, для этих широт явление - на абсолютно голой ветви самого затрапезного клена, важно нахохлившись и поджав лапы под хвост, восседал попугай.
Артем Валерьевич воровато оглянулся по сторонам и тряхнул головой, словно пытаясь прогнать с глаз долой несуразную птицу, выглядевшую не к месту и не по сезону.
Попугай, обычный, волнистый, только очень крупный, точно его откармливали на убой, хмуро взирал на человека в мохнатой шапке, сшитой, по -видимому из млекопитающего, неопределенной породы, неопределенного вида грызунов, полузакрыв глаза и свесив клюв, медленно замерзал, в сгущающихся фиолетовых февральских сумерках.
Зеленые перья одичавшей от холода птицы, странно встопорщились, того и гляди, норовя повиснуть сосульками.
- Бедолага! - сожалеющее пробормотал Артем, стараясь говорить тише, дабы не спугнуть это чудо природы, некий гибрид попугая и моржа - Как же тебя угораздило?
При знакомых звуках человеческой речи, попугай вяло встрепенулся, щелкнул клювом, встопорщил перья и картавым, кукольным голосом, вякнул:
-Тима!
Артем едва не присел - до того все происходящее показалось ему странным, а попугай, все тем же писклявым голоском, продолжал повторять:
-Тима! Тима! Тима хоррроший!
- Да понял я уже, понял! - суетливо стягивая с головы теплую шапку, пробормотал Артем, несчастная жертва попугая, подстерегающего в засаде одинокого путника - Только заткнись, ради бога!
-Заткнись! - полузадушено вякнул попугай, погружаясь в самые глубины желтоватого ханурика, зверя непонятного, но пушистого, по всей видимости, страшно обрадованный знакомым словом - Заткнись, куриццца! Пущщщу на суп!
Ошарашенный говорливостью нежданной находки, Артем крепко прижал шапку к груди и ринулся к порогу родной многоэтажки, справедливо полагая, что не только ему, но и попугаю, срочно требуется тепло домашнего очага.
Проживал Артем Валерьевич Артамонов в стандартной пятиэтажном доме, так называемой "сталинке", соседей дичился, друзей не заводил, но с подъездными старушками здоровался исправно, выполняя строгий наказ матери, а те, полагая Артема достойным самого пристального внимания, глаз не спускали с молодого, перспективного, с их точки зрения, человека, но поживиться, к сожалению, им было нечем - девиц Артем к себе не водил, пьяных дебошей не устраивал и даже ремонт в его квартире был давно закончен и соседи могли спать спокойно.
Однако, старушки надежды не теряли, продолжая вести активное наблюдение.
Одна из таких любопытствующих особ, Настасья Михайловна из двадцать третьей квартиры и подстерегала Артема, прямо у входа в подъезд.
- Добрый вечер, Артем Валерьевич! - сладким голоском пропела мадам, точно выпавшая прямиком из девятнадцатого века - чего-то вы нынче как-то особенно торопливы!
Старомодное пальто, широкий шарф, шляпка, пропахшая нафталином, меховая муфта, самая что ни на есть настоящая, сшитая из неведомой породы зверя, вероятного родича ханурика, пущенного на артемову шапку, и острый носик, готовый разнюхать страшные соседские тайны - это и будет Настасья Михайловна в полной красе.
- Заткнись.. куррицца.. - слабо пискнуло крылатое существо, слегка придушенное Артемом в целях конспирации, дабы досужая соседка, раскланявшись, прошла мимо.
Но не тут - то было.
- Что же вы, Артем без головного убора разгуливаете? - неодобрительно поджав губы, качнулась шляпка - Не месяц май, знаете ли..
Артем как раз пытался ответить что-то вежливое и невразумительное, а затем скрыться от вышедшей на охоту за сенсациями, скучающей старушки, как зеленый и крылатый жалобно повторился:
- Заткнись! Заткнись куррицца...
Нос у Настасьи Михайловны еще больше заострился, тонкие ноздри жадно затрепетали в предвкушении, она вся как-то подобралась и, выставив из муфточки руки, возмущенно воскликнула:
- Что это вы себе позволяете, Артем! Я вам даже не в матери - в бабушки гожусь!
Артем сжал шапку посильнее, попугай приглушенно пискнул - его, видимо, заклинило на слове "Заткнись" и Артем не желал повторного выступления зеленого террориста. Его талантов, явно никто не оценил и на "бис" не вызвал.
- Птичку вот нашел, приблудную! - сунув мохнатую шапку прямо под досужий нос, Артем с надеждой спросил - Чья, не знаете?
Настасья Михайловна, пользуясь тем, что тусклая подъездная лампочка освещает крохотный пятачок у самой двери, притянула Артема к этому освещенному оазису и досадливо покачала головой:
- Приблудными, Артем, бывают только собаки, а блудливыми - коты и мужья! А, это.. Даже и не знаю, что вам сказать, молодой человек! Сия наглая и невоспитанная птица, мне категорически не знакома! Зеленый, лохматый, жалкий, как мой покойный муж, вон даже клюв от холода посинел, как бывало нос у дражайшего Афанасия Матвеевича! Вероятно, самец?
- Не знаю - растерянно ответил Артем - Я ему под хвост не заглядывал!
- Самец, самец! - категоричным тоном заявила Настасья Михайловна - Только самцы бывают столь беспардонно наглыми! Покойный Афанасий Матвеевич, бывало, в сильном подпитии, меня тоже курицей называл!
- Он мне сказал, что его зовут Тима! - обреченно признался Артем, сокрушаясь о том, что быстро сплавить птичку в "добрые и надежные руки" не удалось - Еще там, на аллее!
Настасья Михайловна тревожно взглянула на молодого соседа, слегка принюхалась - не несет ли перегаром и осторожно переспросила:
- Что сказал, простите, Артем, а, то я, как-то плохо расслышала?
- Сказал, что зовут его Тима - терпеливо, точно ребенку, объяснил молодой человек, все мысли которого были направлены к мечтам о сухих носках и чашке крепкого кофе - И еще сказал, что он хороший!
- Даже так! - пожевала губами любопытствующая старушка, на всякий случай, отодвигаясь подальше от ненормального соседа, разговаривающего с попугаями на темных аллеях - Вы, часом, Артем, не поскользнулись? Не падали? Головой не бились? Вас не тошнит, не мутит, голова не кружится? А то, знаете ли, мне показалось...
- Вам показалось - торопливо ответствовал Артем, на все лады, кляня говорливую птицу, сейчас, как назло, притихшую в блаженном тепле. Вот так и рождаются самые нелепые слухи! - Так не знаете, чье сокровище?
Настасья Михайловна задумалась, подкатив глаза и опершись руками в перчатках о длинный зонтик, появившийся, точно из воздуха:
- Ну, даже не знаю, не знаю, чем и помочь - пробормотала она - У Васильевых, тех, что из девятой квартиры - хомяки. Они все время хомячутся и воняют! Мимо их дверей приходится пробегать, зажав нос платком! У Брошкиных, с тридцать первой - доберман и овчарка, им этих мамонтов бы прокормить, не то, что попугая, у Аглаи, из семнадцатой - аквариум и персидские кошки, злющие и вечно голодные. Они мигом птичку приговорят, та и ахнуть не успеет, у Грязновых, со второго подъезда - какие-то змеи по дому ползают, да и сама Ираида - то, как змея злющая, худая, да еще и косит одним глазом..
- А попугаи? - продолжал настаивать Артем, погребенный потоком информации. Он даже и не подозревал, что в их доме, обитает, чертова прорва любителей живности - Попугаи у кого-нибудь есть?
- А как же! - внезапно ахнула всезнающая Настасья Михайловна - У этого бандюка с угловой квартиры, ну того, бритого, что на "танке" ездит - У него есть!
Артем сокрушенно качнул головой - он прекрасно знал этого бандюка, милейшего человека, отца семейства, короля коржиков и ватрушек, заправляющего всем хлебным бизнесом в его родном городе.
Бритый на "танке", то есть на не самом огромном, навороченном "Джипе", саморучно выпекал торты и пирожные и являлся, как только что вспомнил Артем, счастливым обладателем огромного какаду, приобретенного где-то на просторах нашей родины, за бешенные деньги.
И сам хозяин, и его жена и двое милых детей, в своем Джордже души не чаяли и хвастались домашним любимцем, куда чаще, чем успешным и вполне легальным бизнесом и крутой машиной.
Что им какой-то зеленый, полудохлый, волнистый попугайчик, который в Австралии считается птицей мусорной и не опрятной, на вроде нашего сермяжного, воробья обыкновенного.
- Придется к себе забрать! - растерянно проговорил Артем, запрыгивая в подъезд - на улице замерзнет - птица нежная, тропическая, а там, может и хозяин найдется!
- Заткнись куррицца! - ожил попугай, словно зачуяв, что речь вновь зашла о нем и Настасья Михайловна, все так же поджав губы, неодобрительно качнула шляпкой:
- Как же, как же - нежная и тропическая, а ругается, как сапожник! Вот уж приедет Антонина Антоновна, она этому горлопану быстро хорошие манеры привьет, спесь с перьев посбивает!
**
Со своим приобретение Артем изрядно намучался в первый же вечер - ошалевшая от тепла и яркого электрического света, птица вырвалась из шапки и принялась суматошно метаться по просторным комнатам, натыкаясь на предметы мебели и истошно вопя, а в довершении всего, плюхнулась прямо в чашку горячего кофе, который ее новый хозяин, успевший сменить носки, столь опрометчиво оставил без должного надзора.
Горячий кофе обжег ноги, и попугай завелся по новой, сотрясая возмущенными криками квартиру.
Угомонилось пернатое создание только после того, как Артем выключил свет, оставив мигать лишь слабый ночничок.
Тима, отогревшийся и слегка притихший, еще долго копошился там, вверху, на люстре, а Артем, утомленный и подавленный, заснул, как убитый, так и не включив свой любимый ночной канал.
Вечернее общение с телевизором - единственным верным другом на протяжении многих долгих лет, откладывалось на неопределенный срок.
Пробуждение оказалось не из приятных - наглый террорист, оккупировавший квартиру, важно вышагивал по голове нового хозяина и что-то возмущенно чирикал на своем невразумительном, птичьем языке.
Артем сопротивлялся, как мог - он натягивал на голову одеяло, затыкал уши, пытаясь вернуться в прежнее, дремотное, "допопугаечье" состояние, но пернатый не желал успокаиваться. Вопли его становились все пронзительнее и Артем, обеспокоенный тем, что обозленные соседи вызовут МЧС или полицию, нехотя оторвал голову от подушки.
-Чего тебе надо, ястреб малорослый? - хмуро поинтересовался он у наглой птицы, в очередной раз услышав - "Тима" и "Заткнись".
- Жрать, небось, хочешь? - ахнул Артем, у которого явственно заурчало в желудке - Вот, не было печали!
Птица наотрез отказалась клевать крошки, презрительно мяукнув, что, как подозревал озадаченный Артем, было не совсем типично для попугаев, но зато, напилась воды и продолжала верещать, настойчиво требуя калорий.
- Не было печали! - в который раз за бесконечно длинное утро, пробормотал Артем, ощущая непривычную ответственность за найденыша - Ладно, придется прогуляться в магазин.
Где продаются корма для таких наглых птиц, Артем, в точности, не знал, но подозревал, что в супермаркете на углу соседнего дома, можно найти корм даже для любезных сердцу Грязновой Ираиды, змей, а не то, что для волнистых попугаев.
Строго-настрого приказав попугаю заткнуться, Артем направился в магазин, а попугай остался сидеть на люстре, вероятно, опившись воды и слегка подрастеряв боевой задор.
За ночь слегка подморозило и ноги, в этот раз, для разнообразия, не промокли.
Быстрым шагом приближаясь к вожделенному магазину, Артем неожиданно был остановлен совершенно пронзительным ревом.
Он даже подпрыгнул, машинально осмотревшись по сторонам, точно ожидая, что мерзкий зеленый террорист, каким-то образом вылетев из квартиры и научившись плакать, притаился за спиной.
Ревела очень славная девчушка, зачем-то прижавшись к тротуарной решетке и пытаясь просунуть руки в сточную канаву, прикрытую той самой решеткой.
У решетки девочка куковала, по всей видимости, давненько - ладошки покраснели от холода, равно как нос и щеки.
Артем мысленно застонал и попытался, как и все прочие люди, трусливо прошмыгнуть мимо, но, не тут-то было - вероятно, его организм излучал какие-то неведомые ему самому флюиды, но зареванная девочка, лет шести, крепко вцепилась в рукав его не модной, слегка потертой, куртки.
- Дяденька! - заверещала девочка, не хуже того самого попугая - Спасите Рамзеса, ну пожалуйста!..
-О боже! - все так же мысленно воскликнул Артем, пытаясь стряхнуть с рукава крепкие пальчики.
-Извини, дорогая! - как можно мягче произнес он, пытаясь отыскать глазами маму настойчивого ребенка - Я, в некотором роде, спешу!
Девочка, прелестная, пухлощекая и зареванная, продолжала хныкать, держать его за рукав , вцепившись, точно клещ, и заглядывать под решетку.
-Дяденька - канючила она обиженным голосом - Спаси Персика. Он замерзнет, утонет, потеряется.. Ему хоолоодно.. он такой маленький.
Из- под решетки раздалось пронзительное мяуканье, и девочка заревела еще громче.
- Что за папаша! - недовольно рыкнула толстая тетка, шествующая сквозь толпу с уверенностью ледокола, для которого все айсберги - пыль под ногами - Довел ребенка! Жалко дочке шоколадку купить! Вот же гоблин!
Необычное слово "гоблин", сорвавшееся с губ пятидесятилетней матроны в пуховом платке, свидетельствовало об интересе, проявленном данной особой к фильму "Властелин колец"..
В другое время, Артем обязательно бы ответил толстой хамке, но теперь он был слегка занят, пытаясь разрулить неприятную ситуацию.
Артем проигнорировал выпад в свою сторону и, обрадовавшись, предложил девочке:
- Хочешь шоколадку? Давай зайдем в магазин, купим тебе что-нибудь сладкое, и ты успокоишься.
Девочка поправила вязаную шапочку, сбившуюся в сторону и неожиданно "взрослым" голосом, произнесла:
- Мне нельзя разговаривать с чужими дядями, брать у них конфеты и садиться к ним в машину! Мама не разрешает! - и тут же, без всякого перехода, вновь зарыдала.
- Дяденька, спаси, спаси Персика, он уже совсем утонул!
Осознав, что добром эти слезы не кончатся и, позабыв о голодном попугае, Артем заглянул под решетку - оттуда неприятно пахло, доносился кошачий визг, и мерцали желтые глаза, злобные и испуганные.
Артем закатал рукав и сунул руку сквозь прутья.
Девочка взвыла вслед за Артемом - в его руку точно вцепилась тысяча когтистых фурий.
Он с проклятием отдернул руку и заплясал на месте, чертыхаясь и разглядывая глубокие царапины, на собственном, родном запястье.
- Черт, черт, черт! - кричал он, подпрыгивая на одном месте и едва сдерживая желание полизать кровавые отметины - Этот неблагодарный урод меня подрал!
Девочка, перестав плакать, строго произнесла:
- А мама говорит, что ругаться нехорошо! Нельзя и некрасиво! А, дядя Боря всегда ругается! Мама ушла на работу, а он взял Персика за шкирку и выбросил на улицу, обозвав "мохнатой шкурой"! А Персик хороший и шкура у него красивая, только он перепугался очень и убежал! Я его еле нашла!
Только сейчас Артем заметил на детской ладошке такие же царапины, как и у себя, но девочка вела себя достойно, не зализывала собственные раны, а беспокоилась только о своем любимце.
- Дяденька - она дернула его за рукав - Ты Персика не ругай - он хороший, только голодный и испуганный
- Везет мне на голодных и испуганных - раздосадовано пробормотал Артем, припоминая об орущем попугае - Ладно, не реви, что-нибудь придумаем.
Он лихорадочно осмотрелся по сторонам, углядел палатку с хот-догами и шустро метнулся к ней.
Девочка не отставала ни на шаг, прилипнув к нему, точно пиявка, а из канавы доносился пронзительный кошачий вопль.
Зажатая в руке сосиска, оказала совершенно магическое действие - кот вцепился в сосиску, а Артем в кота и вытащил несчастного узника подземелья.
Был он мокрый, грязный и жалкий, шерсть его, когда-то, рыжая, слиплась неопрятными сосульками, а, еще, он весь трясся от холода всем своим маленьким тельцем, и Артем поглубже нахлобучил на голову шапку, словно опасаясь, что наглый проглот, залезет в нее вместе с грязными лапами и мокрым хвостом.
Впрочем, он, как в воду смотрел.
Девочка, убедившись, что сидящий на руках у Артема, кот в полном порядке, всхлипнула в последний раз и отошла в сторону на несколько шагов.
Артем слишком поздно заподозрил неладное.
-Ты куда? - молодой человек попытался сунуть девочке котенка, но та, находясь на безопасном расстоянии, быстро затараторила:
- Дядечка, дядечка! Возьмите Персика себе - он хороший, в лоточек ходит, мебель не дерет, кушает мало и умеет мурлыкать! Мне нельзя с ним домой, а то дядя Боря его опять выбросит, а такие добрые дяди, как вы, на дороге не валяются...
И, девочка, не говоря больше ни слова, бросилась прочь, петляя, точно перепуганный заяц, а Артем так и остался стоять, чувствуя себя глупым недотепой, которого обвел вокруг пальца шестилетний ребенок, с драным котенком в руках.
- Боже мой! - простонала жертва любви к животным и кот, выставив на него наглые желтые глаза, пронзительно сказал: "Мяу"!
Выбросить несчастное животное Артем не решился и пришлось вместе с кормом для попугая покупать кошачий лоток, миску и здоровую пачку "Вискаса", при чем охранник, озабоченный выпуклостью под курткой, на груди у молодого человека, таскался за ним по всему супермаркету, а на выходе потребовал эту самую куртку расстегнуть, что Артем сделал очень неохотно.
Узрев грязного и растрепанного кота, охранник только махнул рукой, предупредив, что в магазин нельзя приходить с животными и что в аптеке можно купить шампунь для мытья котов, который подходит для купания "блохастиков" гораздо больше, чем сточные воды.
В аптеке Артем купил йод, бинт и шампунь и чувствовал себя прескверно, потому что покупатели, не взирая, на февральский насморк, пытались принюхиваться - от Артема и его нового питомца явственно попахивало канализацией.
Попугай встретил хозяина истошными воплями и Артем, чертыхнувшись, отодрал от испорченного свитера мокрого Персика, насыпал Тиме корму, а сам отправился в ванную комнату, "мочить" кота.
Попугай, торопливо склевывавший зернышки с красивого фарфорового блюдца, был на смерть перепуган воплями, доносящимися из глуби квартиры, и нельзя было понять, кто орет громче - зачуханный Персик или его новый хозяин.
В процессе купания, Артем приобрел бесценный опыт и новые царапины, но вышел победителем - кот перестал вонять, орать, был высушен мохнатым полотенцем и накормлен, причем, жрал он от пуза, чуть ли, не икая от обжорства.
Оказался он очень красивым, точно из рекламы кошачьих консервов - царственно-рыжим, в благородную полоску.
Попугай на правах хозяина, воинственно наскакивал на котенка, тот вяло сопротивлялся, опасаясь за сохранность усов, лениво шипел и помахивал лапой.
Артем, наскоро соорудив себе пару бутербродов, с удивление обнаружил, что уже пять часов дня и за окном все те же фиолетовые февральские сумерки, не смотря, на то, что по календарю значился месяц март, первое число.
Выходной день, который он собирался провести в блаженном ничегонеделанье, был бесконечно испорчен, убит на возню с котом и попугаем.
И, тут он с ужасом вспомнил о ежемесячных визитах мамы, и взгляд его, направленный на приобретенную живность, стал тревожным
Котенок, которому было от силы три-четыре месяца, крепко спал, свернувшись калачиком, а рядом с ним, точно под теплым боком, примостился невозможный попугай и, опровергая все законы природы, ничуть не боялся быть съеденным.
Антонина Антоновна Артамонова терпеть не могла всяческую живность, считая собак, кошек, хомячков и прочие детски радости - гадостью и разносчиками инфекции.
Квартира Артамоновых была похожа на стерильную палату в больнице - такая же пустая, чистая и холодная.
С большим трудом она согласилась на одну единственную золотую рыбку, царственно-прекрасную, с шикарным хвостом и роскошными плавниками.
Рыбка была куплена в зоомагазине и торжественно водворена в большую пятилитровую стеклянную банку, заменившую целый аквариум.
Она весело рылась в мелких камушках, жадно поедала корм, виляла хвостом и радовала Артема и его младшую сестру целую неделю.
Но, однажды, вернувшись из школы, Артем обнаружил, что рыбка плавает в своей банке кверху пузом и больше не шевелит, ни своим роскошным хвостом, ни плавниками.
Мать заявила, что во всем виноват Артем, что именно он, своей безответственностью и халатным отношением, погубил столь прекрасный экземпляр.
Для Артема рыбка была сказочным другом, он звал ее Цацей, а для его мамы она была просто "прекрасным экземпляром" и деньгами, выброшенными на ветер.
Этой рыбкой Артема попрекали так долго, что он совершенно отчаялся.
До сих пор, в свои тридцать с хвостиком лет, получив образование и профессию, он так и не смог полюбить кого-нибудь, не встречался с девушками и не завел семью, опасаясь, что, в один ужасный день они покинут его, всплывут кверху брюхом, из-за его, Артеминого, разгильдяйства и недосмотра.
Младшая сестра была замужем, имела двух очаровательных детей, которых Антонина Антоновна муштровала, точно сержант на плацу, а Артем все не мог решиться, хотя мама, не взирая на всю свою холодность, не раз намекала на то, что ему, как старшему, пора подумать о продолжении рода Артамоновых и не откладывать это дело в долгий ящик.
И, теперь, поглядывая на своих нежданных питомцев, Артем внезапно почувствовал необычайную гордость и решительность - он смог, он сумел, он спас два несчастных существа, погибших бы без его помощи непременно.
Значит, он не совсем потерян для этого мира, значит, он может попытаться, даже не смотря на ту бедную рыбку, плавающую кверху пузом.
В дверь внезапно позвонили, и Артем вновь растерялся - он никого не ждал.
Друзей у него не было, так, знакомые и сослуживцы, которых он никогда не приглашал в гости, мама приезжала две недели назад и до ее приезда оставалось еще масса времени, а соседи.. Соседям было глубоко наплевать на Артема и его проблемы, разве что, Настасья Михайловна отыскала настоящего хозяина попугая.
Внезапно ему захотелось потушить свет, затаиться, сделать вид, что его нет дома.
Наглый и противно вопящий Тима неожиданно показался любимым и дорогим, ему не хотелось с ним расставаться, отдавать неведомому, чужому человеку, который, может быть, не станет кормить его "Триллом" и слушать заливистые утренние трели, мешающие спать.
В двери продолжали звонить и Артем, с сожалением взглянув на мирно спящих питомцев, обреченно шагнул к дверям.
Даже не взглянув в глазок, в полной уверенности, что увидит Настасью Михайловну, распахнул двери и остолбенел - на пороге стояла сегодняшняя девочка, совсем не зареванная, веселая, со славными ямочками на тугих щечках, крепко держа за руку невысокую, такую же темноглазую и славную женщину, в синей беретке, совершенно ему незнакомую.
- Простите - она едва лишь успела открыть рот, как вся инициатива перешла к ее активной дочери:
- Мама! - воскликнул ребенок, вломившись в квартиру и едва не сбив Артема с ног - Это тот самый дяденька, что спас Персика! Он его вытащил из канавы, кормил сосиской и не ругался, когда Персик его оцарапал! Персик! Персик!
И маленькое торнадо, сбросив на пороге крохотные сапожки, обронив на пуфик пальто и шапку, исчезло в глубине квартиры, вероятно, намереваясь, во чтобы то ни стало, вернуть себе драгоценное рыжеусое чудо.
- Извините нас - застенчиво произнесла женщина, вытягивая шею и пытаясь углядеть собственную дочь - Ксения так переживала из-за котенка! Она очень хочет получить его обратно.
Артем молчал, позволяя говорить этой чудной женщине, а ее дочери хозяйничать в собственной квартире.
- А, как же этот - он запнулся, чувствуя, что кончики ушей начинают гореть - Как же, тот Борис, что выбросил котенка на улицу? Он может снова поступить так же?
Женщина вздрогнула, но девочка, которая, конечно же, все слышала, весело закричала, голосом тонким и абсолютно счастливым:
- Мама его выгнала! Она выгнала его! Она сказала, что человек, бросивший котенка замерзать на улице, не может жить с нами! Сказала, что он плохой, что он ее не любит, что он не любит меня! Я так рада!
Женщина вымученно улыбнулась, развела руками, и Артем понял, что у них все будет хорошо. Он понял это, не зная даже, как зовут эту усталую женщину, мать шумной и настойчивой Ксении, понял, что они будут невозможно счастливы и что у фамилии Артамоновых есть будущее и что его, Артема, будущее неразрывно связано с этой женщиной и, что никакие рыбки, плавающие вверх пузом не смогут помешать им строить свое маленькое счастье, что бы там не говорила его строгая и властная мать..
Из комнаты донесся пронзительный крик Тимы:
- Куррица! Куррицца! - и Артем широко распахнул двери, приглашая женщину войти в свой дом, в свою жизнь и в свое сердце.
Он засмеялся весело и счастливо, как смеялся только в детстве и отправился с Ксениной мамой утешать попугая, чесать коту теплый животик и радоваться жизни.
Он отправлялся просто жить, покинув свою раковину отшельника и холостяка.