Иржавцев Михаил Юрьевич : другие произведения.

Глава I I. Инна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Западный полюс
  
  
  Глава II
  
  Инна
  
  1
  
   Осторожный стук в дверь разбудил Женю.
  - Да! Кто там? - откликнулся он, приподнявшись.
  - Женечка, можно к тебе на минуту? - Тамара!
  - Я еще не встал.
  - Ну и лежи, не вставай: я буквально на одну секунду - только спросить тебя кое о чем.
  - Хорошо: войдите.
   Она сразу заполнила комнату запахом своих духов. Подошла и присела на краешек дивана.
  - Что так поздно заспался, а? Не спится по ночам, да? Это оттого, что избегаешь женщин! - она наклонилась близко к нему, демонстрируя свою пышную грудь в глубоком вырезе шифонового платья. Явно ждала гостей, оттого была при полном параде: причесана, напудрена, с накрашенными губами.
  Ему более или менее было понятно, что ей нужно от него: опять его комната - чтобы было, где посидеть или потанцевать их гостям. Но оказалось, не только это.
  - Вставай-ка быстренько и оденься нарядней: к нам вот-вот придут люди, и с ними та-акая девушка! Вот увидишь: очень красивая. Она-то тебе понравится - не то, что я, старуха, - говорила она, кокетливо улыбаясь.
  - Я лучше к ребятам уйду, - попробовал он возразить. Ему не очень хотелось присутствовать в компании их гостей, тем более что настроение было скверное после вчерашнего.
  - Ты что?! Я же тебе говорю: потрясающе красивая девушка - где ты с такой еще познакомишься? Неужели не веришь мне: я же тебе добра желаю - правда.
  Похоже, да. Хотя через некоторое время после смерти Беллы она стала уделять ему усиленное внимание, одаривая при каждом случае нежными улыбками и, как бы не нарочно, не слишком прикрывая свои прелести. Делала это настолько откровенно, что Клава, не выдержав, устроила ей скандал по этому поводу. Но в то же время несколько раз пыталась и познакомить его с девушками, которые не вызвали в нем интереса.
  - Давай, давай вставай скорей и оденься получше. А я пока чуть приберу; ты на меня можешь не обращать внимания: я на тебя смотреть не буду. Только вставай побыстрей.
   Ну, ладно: придется встать и приготовиться к встрече с небесной Тамариной красавицей. Он быстро натянул брюки и ушел умываться и бриться.
   ...Женя был готов вскоре; Тамара осмотрела - велела надеть другой галстук, Виктора, и подушила "шипром". Гости почему-то запаздывали, и Виктор Харитонович позвал его чуть подзаправиться перед их приходом. Выпили по стопке водки, заели бутербродами с семгой. Виктор потянулся налить по второй, но Тамара не дала, и они пошли на площадку курить.
  Виктор Харитонович рассказывал какой-то смешной случай, и настроение у Жени постепенно улучшилось. Потом появились первые гости, но обещанной красавицы среди них не было, и он ушел к себе в комнату.
  
   Сидел и слушал вальс Шопена, когда Тамара вошла в комнату вместе с девушкой - и вправду, весьма красивой.
Inna []
  - Познакомьтесь: это наш Женя. А это Инночка. Женечка, поставь, пожалуйста, что-нибудь повеселей: подо что можно танцевать.
  - Извините, но я хотела бы дослушать эту пластинку - если можно, конечно. Чье это исполнение?
  - Беллы Давидович, - ответил Женя.
  - У вас много классических пластинок? Вы любите серьезную музыку?
  - Да. А вы?
  - Я всякую: и классику, и джаз, и эстрадную. А вы только классику?
  - В основном, да. - Почему-то с ней он мог говорить спокойно: наверно, благодаря выпитой стопке. К тому же, не смотря на её яркую внешность, она - почему-то - не нравилась так, как та, вчерашняя: Марина. Слишком много на этой было чересчур дорогого: от моднейшего шерстяного костюма и явно заграничных туфель на очень высоком каблуке до маленьких бриллиантовых сережек в ушах и кольца с большим сапфиром. И модная прическа плюс маникюр, напудрена и слегка подмазана. Но оттого казалась совсем из другого мира и даже старше, хотя, похоже, примерно его возраста.
   Тамара снова вошла - теперь уже с женщиной, очень похожей на Инну и так же модно и дорого одетой.
  - Это Женя, наш сосед. А это Инночкина мама - Елизавета Михайловна.
  - Мама, а у Жени замечательные пластинки!
  - О, да! А это кто: Чайковский?
  - Ну что ты, мама: Шопен.
  - А, ну да: конечно - как я сразу не узнала?
  - А я, к сожалению, совсем ничего не понимаю в классике: люблю эстраду, - сразу вступила Тамара, стараясь сгладить ошибку своей важной гостьи. - Женя, больше не ставь ничего: все уже здесь - пора за стол.
   Гостей было не так уж много: кроме Инны и её матери еще трое мужчин. Из них двое - те, кто пришли первыми: модно одетый, рыжий и плотный - лет сорока, наверно; и пожилой, одетый довольно скромно. Третий, тоже пожилой, с большой лысиной, одетый хоть и дорого, модным не выглядел: галстук сбит набок, рубашка выбилась из брюк из-за большого живота. Мать Инны сразу подошла и поправила всё на нем, поэтому Женя понял, что это её муж.
   Когда стали рассаживаться, возникло легкое недоразумение. Инна указала Жене место рядом, и тот, плотный, сказал ему не слишком любезно:
  - Юноша, уступите-ка это место мне.
  - Захар, почему это? Мне хочется, чтобы он сел рядом со мной, - возразила ему Инна.
  - Хорошо, пусть он сидит на этом стуле, - сказала мама её, Елизавета Михайловна, встав со стула с другой стороны от Инны, - а вы, Захар, садитесь на мой. - При этом она не очень-то ласково смотрела на Женю, и он не садился: ему хотелось повернуться и уйти. Но Инна потянула его за руку:
  - Садитесь же, Женя. - И он сел.
   Тамара сразу предложила налить. Женя хотел было спросить Инну, что ей положить из закусок, но Захар сразу опередил его. Тогда Инна стала накладывать Жене, и это совсем развеселило его.
  - Предлагаю первый тост за дружбу! - произнес Виктор Харитонович.
  - И за сотрудничество! - добавил отец Инны, Марк Анатольевич.
   Стол ломился: кроме покупных деликатесов Тамара с Виктором наготовили, нажарили, напекли столько всего. Пили немало, но при такой закуске никто сильно не пьянел.
   Женя от других тоже не отставал. Он не боялся - знал, что может выпить, не пьянея, немало: когда остался один, Листов несколько раз затаскивал его в компании, и он всегда оставался там одним из самых трезвых. И сейчас почти не пьянел, только улучшалось настроение. Инна, которая продолжала непрерывно подкладывать ему на тарелку, уже не казалась бесконечно чужой, как в первый момент. Он и сам уже ухаживал за ней: Захар оказался слабей его - осовел от выпитого и съеденного.
   Наконец, вылезли из-за стола - вышли на площадку покурить. Женю раньше других оттуда утащила Тамара:
  - Ты что это, друг ситный, девушку бросил? Ничего не понимаешь: учи тебя! Иди-ка, поставь пластинку - только не классику свою: танцевальную, - и потанцуй с ней.
   Но только он поставил "Брызги шампанского" 1 , как появился Захар и решительно оттеснил его от Инны. Женя вышел было снова курить, но его опять перехватила Тамара: попросила сварить кофе, пока она и Виктор убирают со стола.
   Виктор Харитонович почему-то предложил кофе пить в их комнате только мужчинам, и женщины, прихватив Женю, отправились в его. Тамара с Елизаветой Михайловной пили кофе с тортом и разговаривали о чем-то. Женя и Инна танцевали, и Елизавета Михайловна время от времени посматривала на них внимательно.
  
  Когда Инна предложила Жене пойти прогуляться, она с кисленькой улыбочкой разрешила:
  - Только, пожалуйста, не долго - хорошо?
  - Да: только подышим свежим воздухом - и назад.
   На улице Инна сама взяла его под руку.
  - Женя, давайте перейдем на "ты": мы же не старые.
  - Конечно: давайте на "ты".
  - Не давайте, а давай.
  - Ну да: давай.
  - Хорошо, что мы с тобой убежали: сможем поговорить, сколько хотим.
  - Но...
  - Ну, нет: возвращаться я не собираюсь.
  - Они же будут волноваться.
  - Кто? Мамочку я успокою: позвоню скоро с автомата, что болит голова, и если она у меня не пройдет, ты меня проводишь домой. Но много на таких каблуках идти трудно: давай дойдем до Бульварного кольца - там можно будет отдыхать на скамейках. Ты сам как?
  - В каком смысле?
  - Я смотрела: ты пил наравне с остальными - а они пить могут здорово. Хотя, пожалуй, выглядишь даже трезвее их.
  - На меня алкоголь не очень действует: могу выпить и больше. Только зачем? Когда немного, он стимулирует: настроение становится лучше. А так - и без него слишком много интересного.
  - Вот и давай поговорим о чем-то интересном. А то с нашими ведь не получается: их это не интересует.
  - А что интересует?
  - Деньги. И гешефт - знаешь, что это значит?
  - Ага: бизнес.
  - Они, думаешь, почему уединились от нас? Играют в преферанс и заодно обсуждают дела: договариваются обо всем. Виктор для этого и устроил этот прием. Мы с ним и его женой познакомились недавно в ресторане на свадьбе нашей знакомой. Папа и Виктор тогда о чем-то говорили, а неделю назад нас пригласили на сегодня. Конечно, это деловая встреча: иначе, зачем папа привел своего бухгалтера? Того, кто был одет черт-те как. Хоть денег у него тоже ой сколько: скупой только страшно.
  - А Захар?
  - Захар - технорук у папы с прошлого года. Мама моя от него в восторге. Он и в правду очень хваткий: мама считает, что он папе даст сто очков вперед. Беда только в том, что я ему слишком нравлюсь. А мне он - нет: мне просто не о чем с ним разговаривать.
  - Поэтому ты его и дразнила за столом?
  - Ну, как еще дать понять человеку, что он неприятен? Правда, ему это всё как с гуся вода: привык своего всегда добиваться. И со мной прет напролом: без конца тащит в рестораны, достает за любую переплату билеты в какие угодно театры, на концерты. Хоть сам там сидит с отсутствующим видом. Делает мне дорогие подарки, а мама не позволяет их не принимать. Вот это, например, - она сняла перчатку и стянула с пальца кольцо с сапфиром. Подбросила его в руке, потом сунула в карман пальто. - Мы с мамой зашли в ювелирный, и я похвалила его: он на следующий же день принес.
  - Не потеряешь его так? - на всякий случай спросил Женя.
  - А если и да? Он назавтра такое же принесет. Знаешь, что? Ну его: не хочу о нем больше. С тобой мне интересней поговорить о другом: ты же нормальный человек.
  - Thank you very much, miss. [- Благодарю вас, мисс. (англ.)]
  - Ты учишь английский в институте?
  - Да.
  - Do you speak English well? [- Ты хорошо говоришь по-английски? (англ.)]
  - Yes, I do almost fluently. I can speak German and French, too. And Yiddish. How about you? [- Да, почти свободно. Могу говорить по-немецки и французски тоже. И на идиш. А ты? (англ.)]
  - Не могу похвастать тем же, хоть и учусь в Инязе. Как это тебе удалось?
   И он стал рассказывать ей об Анне Павловне. Потом о ребятах. В общем, всё, что он мог рассказать и не рассказал той вчерашней девушке. Но сейчас все произошедшее вчера почему-то уже казалось очень-очень давним, почти нереальным, приснившимся.
   Из-за разговора забыли, что надо позвонить её матери. Когда хватились и позвонили, оказалось, что родители, обеспокоенные её отсутствием, уже вызвали такси, чтобы ехать домой. Тогда Инна сказала, что сейчас тоже приедет.
   Дверь квартиры открыл отец Инны.
  - Так, так: загулялись, заговорились. Понимаю! Но наверно, с моей дочкой интересно не только разговаривать, а, молодой человек? Она ведь у меня красивая, верно?
  - Да.
  - Неправда: самая красивая! Ты приходи к нам: будем рады тебя видеть.
  - Спасибо.
  - Ну, что ты задерживаешь молодого человека? - произнесла молчавшая до сих пор Елизавета Михайловна - Ему же надо домой: наверно, завтра рано в институт.
  - Да, совершенно верно. Всего доброго, спокойной ночи.
   Уже в метро Женя вспомнил, что Инна не дала ему свой телефон, но не огорчился: был уверен, что сможет достать его у Тамары.
  
   Виктор и Тамара еще не спали: возились на кухне с посудой.
  - Ну, Женька, ты и дал шороху: Захар, я ж видел, прямо таки писал горячей мочой, когда узнал, что его красотка с тобой смоталась.
  - Молодец, молодец, Женечка: я даже не ожидала от тебя такой прыти. Совершенно правильно: что размениваться на всяких - каких попало! Вот встретил действительно красивую девушку - тут и показал себя. Ты мне хоть спасибо скажи, что с такой познакомила.
  - Да за Женькин успех надо непременно выпить. Пошли, Жень.
  - Да хватит тебе уже: мало, что ли, выпил сегодня?
  - Ладно тебе, Том: день-то трудный был - дело ведь какое сделано.
  - Дядя Витя, да я не хочу больше пить.
  - Ладно: на донышко только налью. Не пить же одному.
  
  2
  
   Через пару дней, вечером, встретив Женю на кухне, Тамара попросила его:
  - Женечка, это, конечно, прекрасно, что ты познакомился с Инночкой - но, понимаешь, какое дело... В общем, так: звонила её мама и очень просила меня, если ты попросишь, не давать тебе их телефон. Мне не хочется с самого начала портить с ней отношения, так что я ей пообещала. Уж ты, пожалуйста, не выдай меня: если позвонишь туда, и она сама подойдет к телефону и спросит, откуда у тебя их номер, скажи, что Инна сама тебе его дала. У неё-то наш телефон есть?
  - Должен быть: когда она звонила тогда сюда, набирал его я, но она, по-моему, его записала.
  - А ты не можешь подождать несколько дней - не звонить ей? Может быть, она позвонит сама, и ты её предупредишь, а? А то получается, что я одна во всем окажусь виноватой.
  - Хорошо: я подожду. Если не позвонит, может быть, вообще сам звонить не буду: зачем навязываться.
  - Молодец: правильно - совершенно - рассуждаешь.
  ...Она теперь очень жалела, что не позволила тогда Жене уйти к Саше или Сереже: не было бы сейчас этих проблем. Просто, тогда ни Витя, ни она еще не имели представления о существовании Захара; совершенно не знали, и какую роль играет он в промартели, председателем которой был их новый знакомый, пригласивший Витю к себе начальником снабжения и пообещавший немалые блага. Оказывается, не только не последнюю, но даже не всегда вторую: он пользовался расположением к нему Елизаветы Михайловны, чтобы добиваться принятия его решений её мужем.
  Ссориться с Захаром с самого начала было и невыгодно, и опасно: работа в артели сулила немалые материальные блага - хотя, конечно, не только из законных источников. Но - как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанское - и они с Витей решились. Правда, если что случится - от этого никто никогда не застрахован - расплачиваться за это годами в заключении придется ему, не ей: но на то он и мужчина.
  Всё равно: они уже решили. Просто надоело так жить, как они сейчас живут. Даже во время войны они с ним жили лучше: какие получали военные пайки! А в сорок седьмом их демобилизовали, и все эти блага ушли: жили, конечно, получше, чем соседи по квартире - Витя вернулся к работе геодезиста и благодаря полевым зарабатывал неплохо, но по сравнению со многими другими, кого знали, просто нищенски. Разве это мебель, что у них стоит? Или у неё есть шуба, как у той же Елизаветы Михайловны, или какие-то стоящие драгоценности? А жизнь уходит, и они так могут ничего и не увидеть из того, что так хочется.
  И думать надо о себе, а не о других - не о Жене, которого ей, видите ли, захотелось осчастливить, познакомив с Инной: ах, какая красивая парочка! Умилялась себе: сделаю ему добро. Хоть на неё саму он упорно не обращал внимания, несмотря на все её усилия - даже эта святоша, которая не от ветра же заимела ребенка, устроила ей скандал. А так хотелось снова испытать, как тогда в Паланге, обожание молодого мальчика, у которого ты самая первая женщина в жизни: настоящая - опытная в постели, а не девчонка, которая, как и он, тоже ничего еще не умеет.
  Женечка, конечно, не плох: ростик отличный, фигура мускулистая - спортсмен, да и морда весьма приятная. Воспитанный очень, вежливый. К тому же, способный весьма, умный: учился всегда прекрасно, несколько языков знает, читает много. И рукастый тоже. Но в реальной жизни смыслит мало: живет идеалами, как его покойная тетя, которая долго не желала с ними близко общаться, и которой они не могли сказать, как и почему они оказались тогда в Москве, а не находились на фронте.
  Куколке этой с Женькой наверняка интересней, чем с деловым Захаром. Но то, что она сейчас имеет благодаря своему папочке, Женя ей сможет дать не скоро - если вообще когда-нибудь даст. Так что девочка еще двадцать раз подумает, кого предпочесть: интеллигентного мальчика Женечку или делового мужика Захара.
  Захар и внешне не так уж плох, если присмотреться. А главное, энергичный, решительный - не боится рисковать, как рассказал Витя. Недаром он нравится Елизавете Михайловне, которая поддерживает его, воздействуя на мужа, и желающей, чтобы её зятем стал он. И правильно: ей самой решительные тоже больше по душе. Она и сама такая: если бы не её решительность, Витеньку тогда, сразу после отъезда генерала, тот СМЕРШевец наверняка расстрелял бы.
  Так что, похоже, шансы Захара на Инночку много выше, чем Женечкины, но - чем черт не шутит: вдруг таки влюбится в него, и тогда...
  
  Инна позвонила через неделю. Женя первым вышел в коридор и поднял трубку:
  - Алло!
  - Женя? Это я, Инна. Только не называй мое имя: не хочу, чтобы Тамара знала.
  - Yes. I see, but she is absent now. How are you doing? [ - Да. Понимаю, но её сейчас нет. Как дела? (англ.)]
  - Нормально. Хочешь встретиться?
  - Yes.
  - Тогда приходи на Маяковского: тут в "Москве" неплохой фильм. Сходим?
  - Of course, we shall [- Конечно. (англ.)]. - Вообще-то, надо было заниматься: завтра сдавать задание. Ну да ладно: можно посидеть потом попозже.
  - Тогда приходи, а я встану за билетами. Жду тебя в кассе.
  - Yes, I see. [- Да, понимаю. (англ.)]
   Пока они говорили, пришла Тамара. Как бы невзначай, спросила, когда он положил трубку:
  - Ты с кем это по-английски разговаривал?
  - Да с Ежом. Он начал по-английски, - ему показалось, что она не очень поверила: следующий раз надо придумать что-то другое.
  Инна стояла уже недалеко от окошка кассы. Они успели даже зайти до начала сеанса в буфет; но она сказала, что всё здесь дрянь: стоит взять только конфеты.
  - Жень, а Тамара не пришла, пока мы с тобой говорили? - спросила она, когда они уселись на свои места.
  - Успела появиться. Заинтересовалась, с кем я говорил по-английски. Я сказал, что с Ежом.
  - Как это с ежом? - не поняла она.
  - Мы Ежом зовем Сережу. Помнишь, я говорил тебе о нем, - объяснил Женя.
  - А: сын известного доктора Гродова, - вспомнила она.
  - Скажи, мы сможем встречаться лишь тайком?
  - Понимаешь, это только из-за мамы. Она звонила Тамаре: если та узнает, что мы встретились, чтобы сообщила ей. Тамара, конечно, не захочет испортить отношения с ней. А папе ты понравился; он маме даже сказал: "Симпатичный паренек. Он ей куда больше подходит - оба студенты. Ей же с ним интересней, так и пусть встречаются, если хотят". Папа, вообще, добрый, но он слишком любит маму и почти всегда потом уступает ей. Ладно: уже начинается.
  Начался киножурнал. Что-то там прокатились насчет Израиля и сионистов, и Женя, наклонившись к Инне, прошептал ей на ухо:
  - This all is a lie. I don"t believe them at all. You neither? [ - Это всё вранье. Я им совершенно не верю. Ты тоже? (англ.)] - Она молча прижала палец к губам.
  Сам фильм оказался довольно пустым, но Инна смотрела с удовольствием и весело смеялась. А Женя вскоре перестал почти следить за тем, что происходило на экране - ушел в себя.
  
  Тот разговор с Дедом, когда они вчетвером, переполошенные надвигающейся на евреев опасностью, не могли заснуть, явился началом многих других долгих бесед. Дед рассказал и объяснил многое из того, что они слышали по радио и читали в газетах, учили по истории в школе, совершенно в другом свете. Кроме того, Дед уводил их вечерами в ту комнату в подвальном этаже, и они часами слушали без помех глушения "вражеские голоса". Те, кто лежали в мавзолее, и на которых они как большинство раньше прямо таки молились, Сталин - и даже Ленин уже не были в их глазах святыми, справедливыми и непогрешимо мудрыми.
  Сашина бабушка сказала тогда, что в Пурим Гаман подохнет. Умер Сталин. И буквально сразу прекратилось упоминание о еврейских врачах. Значит...? А Дед многое добавил: о бесконечной внутрипартийной борьбе, непрерывных арестах и расстрелах; о том, что на самом деле представляла коллективизация, сопровождавшаяся ужасами "раскулачивания".
  - Верно, Дед: закабаление крестьян. За трудодни ни хрена не дают - только ставят галочки, и жаловаться никуда не пойдешь, - поддержал его Юра. - Живут в основном с приусадебного участка.
  Мама как солдатская вдова имела его, хоть работала только как уборщица в клубе: на нем он и работал. А на колхозное поле работать он не ходил: потому что был одним из лучших в школе, и потому что отца убили на фронте. Мама ему говорила: "Учись, Юрочка; учись, сынок! Поступишь в институт, и потом сюда не возвращайся: лучше меня отсюда забери тоже - может, хоть на старости хорошую жизнь увижу".
  Ведь просто так не уедешь: нужен паспорт, а у колхозников их нет. Поэтому многие стараются завербоваться куда-нибудь: на стройки или хотя бы на сезонные работы - на торфопредприятия, например. Там пять лет подряд проработал - и получаешь паспорт. А с ним уже совсем другая жизнь: можно ехать куда угодно. У рабочего, всё-таки, какая никакая зарплата. И магазины в городе всякие, кино несколько. Газ в домах, водопровод.
  - Только ждать это жилье приходится, а до того жить в общежитии или бараке: мне рабочие на заводе тоже всего порассказали, - добавил тогда Женя.
  - А как Вторая мировая война началась, знаете?
  - Великая отечественная?
  - Нет: Великая отечественная началась в сорок первом, а Вторая мировая в тридцать девятом - нападением и захватом Польши Германией и ... Кем еще?
  - Кем?
  - И Советским Союзом.
  - Разве Красная армия вошла в Западную Украину и Западную Белоруссию не для того только, чтобы предотвратить их захват немцами? И вошла без всякого сопротивления?
  - Нет, ребятки: польская армия сопротивлялась как немцам, так и нам - были бои между поляками и нами. Гитлер и Сталин выступали в начале Второй мировой войны как союзники. И в Бресте, теперь известном героической защитой Брестской крепости, тогда прошел совместный парад немецких и советских военных частей. Вот так! И было, как утверждают на Западе, секретное соглашение между фашисткой Германией и Советским Союзом, согласно которому он осуществил захват прибалтийских государств и Бессарабии.
   Вот вам и любимый вождь нашего народа - великий и мудрый товарищ Сталин. Западное радио утверждает, что он вел себя в отношении своего народа, как Гитлер лишь по отношению к другим: были расстреляны и заключены в лагеря миллионы людей.
   Но я помню, что было и вначале. Когда Ленин вернулся в Петроград из Швейцарии через Германию, Временное правительство объявило, что он германский шпион. Похоже, таки Брестский мир был выполнением его обязательств перед кайзером Вильгельмом. Сейчас-то утверждают, что он заключил безвыходный мир с немцами, потому что благодаря своей мудрости видел в скором времени революцию в Германии, как и произошло. Анна Павловна считала, что это было не так.
   О разгоне избранного народом Учредительного собрания я уже говорил. Да только ли это! Репрессии и расстрелы начались в массовом порядке тоже еще при мудром и добром Ильиче.
   Всё, что пишется и говорится, - ложь: иначе зачем было бы нужно без конца переписывать даже Историю ВКП(б)? Кто руководил большевистским переворотом в Петрограде - Ленин и Сталин? Как же! Троцкий, враг народа. И он же создал Красную Армию. А кто создал Первую Конную: Буденный? Я-то точно знаю: Борис Думенко, расстрелянный потом Троцким.
   Фильм "Яков Свердлов" видели? Помните там такого Миронова? Если нет, посмотрите еще раз, когда будет идти в Кинотеатре повторного фильма. Ничего общего между ним и настоящим Филиппом Мироновым, расстрелянным за то, что написал правду: сам читал кое-что его.
   Антоновщина - что такое: кулацкий мятеж, поднятый эсерами? Крестьянское восстание против продразверстки, когда продотряды отбирали у крестьян весь хлеб подчистую, не оставляя самим ничего. Кронштадтский мятеж - тоже восстание против того, что большевики творили в деревне.
   Махно был бандит, как его изобразил писатель Алексей Толстой? Да он и его жена расстреливали тех, кто устраивал еврейские погромы.
   Так что, внучата, мотайте на ус. Но только про себя: не дай вам Б-г проговориться кому не надо. Меня, старого, угробите - это еще ладно: вас, молодых ребят, тоже не пощадят - за то, что такое слушали.
  
   Женя посмотрел на Инну, продолжавшую смотреть на экран. Красивая, всё-таки, здорово. Но что он пока знает, что у неё внутри? Видит ведь всего второй раз. Так что болтать лишнее не стоит.
   Хотя, что он сказал? Совершенно очевидно, что она еврейка: по отцу особенно видно, хотя и мать на русскую тоже не очень похожа. Пока он еще не видел евреев, не сочувствующих Израилю.
  - Что ты на меня смотришь? - спросила она.
  - Тебе это неприятно?
  - Yes, sir. [ - Да, сэр. (англ.)]
  - Why? [- Почему?]
  - Yes, I like that. [- Да, мне это нравится.] Ты что, не знаешь, что в английском отрицание относится не к вопросу, а к сказуемому? Один: ноль в мою пользу. Ага!
   "По-моему, ты сама путаешь. По-английски ведь ты ответила на вопрос "Is it unpleasant for you?" [- Тебе это неприятно? (англ.)] Ладно: главное, ты можешь шутить".
  - Правда?
  - Да. Ты смотришь нормально в отличие от Захара: не как на добычу. Но нравлюсь тебе?
  - Да.
  - Почему?
  - Ты красивая.
  - Я знаю. Ты мне тоже: ты умный.
  - Молодые люди, ну дайте же досмотреть фильм! - обернулась к нам сидевшая впереди пожилая женщина.
  Им пришлось замолкнуть. Через минуту Инна потянула его за руку и встала. Они вышли.
  - Тебе же, вроде, нравилось?
  - Вначале: глупо, но смешно. Но на весь фильм мне дурости не хватило. А тебе, я видела, вообще не понравилось.
  - Ничего: мы, всё-таки, пообщались.
  - Спасибо: ты добрый. Проводишь меня: мне еще заниматься надо сегодня.
  - Конечно.
   Дорогой они обсуждали, как лучше избежать осложнений с её мамой.
   ...Женя лег только в два ночи. Ничего необычного перед самыми зачетами. Заснул, всё равно, не сразу.
   Инна сегодня понравилась ему больше, чем в первый день. Не выглядела такой шикарной, как тогда: без сережек, без помады на губах. Туфли на нормальных каблуках - хотя тоже явно недешевые, как и пальто на ней. Но всё равно, так она казалась даже красивей.
  
  3
  
   Следующих несколько звонков Инны кончались лишь телефонным разговором: у обоих была зачетная сессия, и времени для встреч не было. При этом приходилось быть осторожными: Инна боялась обострять ситуацию. Она молчала, когда трубку снимала Тамара; Женя начинал говорить фразы, не имевшими отношения к их разговору, когда она появлялась. К английскому они больше не прибегали.
   Поэтому Женю поразило, когда Тамара позвала его к телефону, сказав, что звонит Инна.
  - Женя, здравствуй! Как у тебя дела?
  - Нормально: самые трудные зачеты спихнул. Еще два, но эти много легче. А у тебя в порядке?
  - Да, - почти.
  - Да дай ты мне ему только пару слов сказать, - услышал Женя не особо отчетливый мужской голос.
  - Жень, папа хочет ...
  - Алло! Женя? Здравствуй, дорогой. Ты помнишь мое приглашение, да? Так вот, если можешь, прикатывай к нам сейчас, а? Хочу посидеть с тобой и потолковать. Должна же дочь знакомить меня, с кем она встречается: отец я ей или нет? Можешь?
  - Да. Спасибо!
  - Адрес наш помнишь?
  - Я помню, как идти от метро.
  - Ну, так я жду.
   Пока ехал, Женя думал, о чем хочет поговорить с ним её папа - и как к этому отнесется его красивая и строгая жена. Обдумывал, что придется говорить самому.
  
   Дверь ему открыла улыбающаяся Инна.
  - Входи. Папа на кухне: готовится поразить тебя еврейскими блюдами - готовит их с Миррочкой. Она наша родственница: жена папиного брата - он погиб на фронте.
  - А...?
  - Мама? В Ригу уехала к своей подруге на неделю. Так что на Шипке всё спокойно. Пошли в комнату.
   Она тихонько провела его в комнату, заполненную модной мебелью.
  - Наша гостиная. Я здесь сплю, а родители в другой, поменьше. Это была соседкина комната: её нам дали, когда она умерла. Но только благодаря маме.
   Женя не стал расспрашивать, почему. Тем более что в комнату вошел Марк Анатольевич, неся большой поднос с закусками.
  - А - ты уже здесь: а я и не слышал. Дочка, ты что ж не сказала? Дразнишь папку, да? - он поставил поднос на край стола. - Ты что ж скатерть не постелила?
  - Сейчас.
   Она быстро накрыла на стол; мужчины помогли ей расставить тарелки и раскложить приборы. Инна с отцом переставили на скатерть закуски: рубленую селедку и натуральную, судя по размерам, залом, покрытую большими кольцами лука; домашнюю баклажанную икру; редьку и яйца с луком, распространявшими специфический запах, что-то напоминавший Жене.
  - Четвертую тарелку не надо.
  - А Миррочке?
  - Сказала, что у неё полно дел на кухне: она поест потом.
  - А: понятно.
  - Пойду: предложу ей еще раз.
  - Всё равно не пойдет: алиби себе перед мамой готовит! - сказала Инна, смеясь, когда он вышел.
  - Боится её?
  - Еще как: мама женщина строгая.
  - Но папа твой её не боится?
  - Ну да? Последнее слово всегда за мамой. Не пойму, что с ним: то ли ты ему ужасно понравился, то ли что другое - чего я еще не знаю.
   Марк Анатольевич внес салатницу с дымящейся вареной картошкой. За ним шла невысокая худая женщина с унылым лицом.
  - Миррочка, этого паренька зовут Женя.
  - Очень приятно. Мирра Ефимовна, - протянула она Жене руку.
  - Миррочка, да садись ты с нами!
  - Марик, я же тебе говорила: у меня дел полно на кухне, - и сразу ушла.
   "Таки очень ничего мальчик," думала она. "Только Лизочка не допустит, чтобы Инночка досталась ему. Ей подай лишь такого же обеспеченного, как сами. А нам вполне может и подойти: уже на третьем курсе, живет один. Чем не вариант для Ляленьки, а? Ой, звонит кто-то: не она ли? Было бы очень кстати". Она поспешила к телефону.
  - Алло!
  - Мама? Ты когда дома будешь? - "Надо же, как удачно!"
  - Лялечка, слушай меня внимательно, - Мирра приложила руку к трубке. - Здесь этот мальчик, из-за которого Лизочка бесится. Инночку она ему, всё равно, не отдаст: так я подумала насчет тебя. Давай скоренько оденься получше и сюда. Ты поняла?
  - Инка не будет вонять?
  - Тебя это пусть не волнует. Поспеши!
  - Хорошо: прилечу!
  
  - Марик! Лялечка звонила только что: она на пути сюда.
  - Отлично! Подождать её?
  - Нет, что ты: картошка же остынет.
  - Тогда ладно. Ну что, под такую закуску водку надо - не коньяк, а?
  - Наверно, - сказал Женя.
  - Вот и я так считаю, - он достал из холодильника бутылку "Столичной". - А дочечка моя что будет пить?
  - Инночка же непьющая. Совсем. Почти. - Похоже, это была расхожая шутка здесь.
  - Ясно: тоже водочку. - Он откупорил бутылку, налил хрустальные стопки. - Ну что: лехаим ["за жизнь" (традиционный еврейский тост)], детки!
   Инна наложила Жене закусок на тарелку. Он первым делом попробовал редьку и яйца с жареным луком. О: с гусиным жиром!
  - Ну что, Женя: нравится тебе? Или не привык к такой еде?
  - Очень нравится: бабушка моя такое готовила. Я давно это не ел.
  - Ну и ешь побольше: на здоровье. Давай-ка с тобой повторим. Слушай: не звонят в дверь? - спросил он Инну.
  - Лялька, наверно, пришла.
   Слышно было, как Мирра пошла открывать. Через минуту она появилась со своей дочерью.
  - Знакомьтесь, Женя: это моя Ляля.
  - Очень приятно! - протянула та руку вставшему Жене. Она была совсем не похожа на мать: чуть полная, с довольно большой грудью и задорной кокетливой улыбкой на лице; очень не дурна, хотя, конечно, не шла ни в какое сравнение с Инной. Потом подошла к дяде, поцеловала его. - Свободу отмечаете, дядя Марик?
  - Садись уж: свобо-оду! Скажи лучше, что тебе налить?
   Ляля осмотрела закуски:
  - Всё, что осталось в этой бутылке, - и засмеялась.
  - Не много ли хочешь? - тоже смеясь, ответил Марк Анатольевич.
  - Ну что ты, папа: при её массе это ей не страшно, - с ехидцей заметила Инна.
  - Дорогая сестричка, моя неплохая масса - разве недостаток? Ты же знаешь: мужчины не собаки - на кости не бросаются.
  - И что бывает с мужчинами, которые на тебя бросаются: ты достаешься им?
  - Фи, Инночка, ты говоришь гадости. Нехорошо! - обиделась Миррочка. - Марик, знаешь, что: я таки сяду с вами. Схожу только на кухню посмотреть и взять себе наливки.
  - Девочки, чтоб я не слышал это. Не смейте мне цапаться: женщина - она должна быть кроткой, как голубка.
  - Ага, дядя Марик. Как тетя Лизочка, да? - спросила Ляля и тут же прыснула. Громко засмеялась и Инна, и глядя на них, и Марк Анатольевич.
  - А, уже смеетесь. Так-то лучше! А можете мне тоже сказать, почему? - спросила, вернувшись, Миррочка.
  - Нет, мамочка: не можем: это страшный секрет! - продолжала дурачиться Ляля.
  - Нет - так нет, и Б-г с вами. Женя, а чего вы плохо кушаете? Или вам не понравилось, как я всё сделала?
  - Что вы, Мирра Ефимовна: очень вкусно.
  - Ой, я очень рада от вас это слышать: я так старалась. Ну и ешьте побольше: на здоровье. Марик, почему ты не нальешь вам еще?
  - Сейчас налью. Дочура, тебе долить?
  - Не надо: мне ж этой рюмки достаточно на весь вечер.
  - А тебе, племянница, штрафная полагается: пришла последняя.
  - А мне совсем не надо.
  - Как?! Ты же никогда не отказывалась.
  - Это было раньше. Теперь я исправилась: целиком и полностью, - скромно потупила глаза Ляля.
  - Нет - так нет. Ешь тогда.
  
   Ели уже не спеша, и Марк Анатольевич завел беседу с Женей: о том, где учится, о его планах после окончания института.
  - Виктор мне сказал, у тебя голова хорошая: мог бы сразу после окончания в аспирантуру пойти. Смотришь, через три года стал бы кандидатом. Чем плохо: две тысячи восемьсот в месяц получал бы сразу. Не думал еще?
  - Нет пока: два года же еще учиться. А потом, у меня же тогда еще не будет никакого инженерного опыта.
  - Это, наверно, не так страшно.
  - Может быть, только в чистой науке. А в прикладной - вряд ли.
  - А ты постарайся узнать. Деньги, в общем-то, не такие плохие.
   Женя не стал спорить с ним - промолчал. Тем более что Мирра как раз подала куриный бульон с шейкой, начиненной мукой, и мандлен к нему. А потом главное блюдо - жареного в духовке гуся с оладьями из тертой картошки; к ним шли шкварки. Марк Анатольевич продолжал наливать себе и Жене - чтобы помочь съесть те огромные порции, что наложила Миррочка им на тарелки.
   Наконец, компот, - можно встать из-за стола. Женя достал папиросы, но Марк Анатольевич остановил его:
  - Я тебе сейчас не советую: комом всё ляжет в желудке. Лучше немного погодя. Ты не обидишься, если я тебя на часок оставлю в женском обществе: отяжелел - прилечь подремать нужно. А?
  - Нет, конечно.
  - Вот и хорошо. Встану, тогда уже и покурим - можно будет. Договорились?
  - Да.
   Миррочка стала убирать со стола, уносить грязную посуду на кухню. Обе девушки сидели на диване и молча смотрели, как она это делает.
  - Мирра Ефимовна, разрешите, я помогу вам, - предложил Женя.
  - Ой, что вы, Женя: спасибо, но не надо. Мне Лялечка поможет.
   Ляля медленно поднялась. Инна не шелохнулась: продолжала сидеть.
  - Садись, - показала она Жене на место рядом с собой, когда Ляля вслед за матерью вышла из комнаты, неся остатки грязной посуды. - Можем поговорить: надеюсь, они не сразу припрутся.
  - Ты чего так?
  - А что она заявилась вдруг: кто её звал сегодня?
  - Не понимаю.
  - А что тут понимать? Миррочка ведь не хотела даже садиться с нами: чтобы этим маме моей угодить. Я поэтому думала, что мы и будем сидеть втроем. И на тебе: заходит и говорит, что Лялечка на пути сюда. Как же! Сама же ей, наверняка, велела прикатить. Я её знаю. Ведь недаром, когда Лялька приехала, тоже села за стол.
  - Может быть, просто освободилась.
  - Как же: если бы не Лялька, она бы поела на кухне. Села, чтобы за Лялькой присмотреть и заодно за тобой поухаживать. Всё еще не понял?
  - Нет - абсолютно.
  - Всё очень просто: ты же не только мне мог понравиться. Если мама не даст нам встречаться, чтобы ты мог переключиться на её Лялечку. Она и маме этим угодит.
  - Ты так думаешь?
  - Да абсолютно уверена. Это так: увидишь. Ты думаешь, чего я на нее собаку спустила? Потом, правда, решила не портить нам - тебе, папе, себе самой - настроение. Но я еще отыграюсь.
  
  Вскоре появилась Ляля.
  - Сварить черный кофе? - спросила она.
  - Я - не хочу, - сразу ответила Инна.
  - А вы, Женя? - она наклонилась к нему; нежно улыбаясь, смотрела широко открытыми глазами прямо ему в глаза. Он заметил, что она сняла жакетик, была в блузке: в вырезе её были достаточно видны два круглых полушария её груди. Знакомый прием: как Тамара!
  - Нет, спасибо. Лучше попозже: когда Марк Анатольевич встанет.
  - Тогда не буду вам больше мешать, - она не торопясь ушла.
   Инна с размаху ткнулась ему в грудь и тряслась от беззвучного смеха. Потом подняла голову и стала смотреть ему в глаза, и ему показалось - она ждет, что он поцелует её.
   Но взгляд её напоминал такой же Ляли, и он почувствовал, что у него нет желания. Встал и вытащил из пачки папиросу. Вышел на площадку и с жадностью затянулся.
   Марк Анатольевич явно заспался, а их разговор почему-то дальше не клеился. И Женя обрадовался, когда Миррочка и Ляля вошли в комнату.
  - Посуду мы помыли. Всё уже убрали.
  - Ага, - откликнулась Инна.
  - Я думаю, нам пора уже двигаться домой. Женя, вы еще не собираетесь? Мы могли бы дойти до метро вместе.
  - Пожалуй, - он поднялся.
  - Жень, я с тобой, - поднялась Инна. - Проводим их и немного погуляем с тобой. Хорошо?
   На лестнице они пропустили мать с дочерью вперед. Он обратил внимание, что у нее в глазах играют какие-то чертики: наверно, что-то задумала.
   Они прошли всего квартал от дома, и она окликнула Миррочку, шедшую с Лялей впереди:
  - Миррочка! Ты знаешь, я передумала: мы с Женей пойдем в другую сторону. Вы ведь, я думаю, сумете дойти до метро и одни - правда?
  - Да, конечно же. До свидания! Очень приятно было познакомиться с вами, Женя!
  - Всего хорошего!
   Ляля смотрела только на Женю, весело улыбаясь - всем своим видом давая понять, что ей глубоко наплевать на то, что Инна сказала.
  ...- Зачем ты так с ними? - спросил он, когда они отошли на достаточное расстояние.
  - А как еще можно с ней? Надо же было поставить её на место.
  - Почему ты с ней цапаешься?
  - А что делать: приходится. Хоть и двоюродная сестра, не люблю её: слишком наглая и хитрая. Я же так мечтала: посидим втроем - папа, ты и я; мамочка её нам мешать не станет. Нет: прилетела, прелести свои напоказ выставила. Какое на тебя она произвела впечатление?
  - Ничего особенного: обычная. Не как ты.
  - Да? Thank you, sir: you are very kind. [Благодарю, сэр: вы очень добры. (англ.)] Ну да ладно, к черту её! Давай лучше закурим, - она вытащила из сумочки пачку "Тройки".
  - Ты разве куришь?
  - Редко. Я специально сейчас пошла гулять, чтобы покурить. Дома папа, если узнает, такое мне устроит.
  - А я подумал, чтобы поквитаться с Лялей, - сказал он, смеясь.
  - Ну да еще: слишком много чести ей.
   Гуляли они недолго: она не оставила записку отцу и боялась, что он, проснувшись, начнет волноваться.
  
   Женя возвращался домой, переваривая гуся и впечатления своего визита к отцу Инны. Добрый мужик, судя по всему, - только из таких, как дядя Витя: ходит не совсем прямыми путями. Тетя Белла поэтому, даже когда примирилась с ним и Тамарой, не сближалась с ними близко.
   Неприятным осталось впечатление от того, как вела себя Инна с сестрой и теткой: будто они слуги. В тот момент, когда она со злостью произносила " И что бывает с мужчинами, которые на тебя бросаются: ты достаешься им?", лицо её стало почему-то даже некрасивым. Хотя, получается, это было потому, что он ей не безразличен. И всё же...
   Неожиданно мелькнула мысль о той девушке, Марине, и он подумал, что та, наверно, так бы себя не вела в подобной ситуации.
  
  4
  
  - Вайс, когда познакомишь нас с той девушкой? Ты с ней встречаешься, конечно? - Листов задал Жене этот вопрос давно - недели через две после того вечера в институте.
  - С какой?
  - Да с той, с которой танцевал на вечере. На меня и на наших девчонок она произвела неплохое впечатление: внешность вполне, и ведет себя, особенно улыбается, приятно.
  - С той? Нет, не встречаюсь.
  - Почему?
  - Потому.
  - Что: попрежнему один?
  - Отнюдь.
  - Слушай, Вайс: не дразни - выкладывай. Лена с Верой мне и так уже прохода не дают насчет этого.
  - O, it"s my private business. [- Это мое личное дело. (англ.)]
  - Ну, если тебе жить надоело, я им так и скажу. Лучше скажи правду - мне хотя бы.
  - Ладно: так уж и быть. Только чтобы ты не умер от любопытства прямо на моих глазах.
  - Ну...
  - Я на следующий день познакомился еще с одной.
  - Ну, ты даешь! И как она?
  - Она? Да красивая. Может быть, даже очень.
  - А остальное?
  - Вполне нормально.
  - Отлично! Со стартом тебя. Когда представишь её коллективу?
  - Лене с Верой? На ближайшем вечере.
  - Это не скоро: уже в следующем семестре. Но девчата могут и подождать. А нам: мне, Саше, Ежу?
  - При первой же возможности.
   Но пока её не было: прошла зачетная сессия, началась экзаменационная. Третий курс, самый трудный и напряженный. Заниматься приходилось очень плотно, и они почти не встречались, ограничиваясь разговорами по телефону.
   Всё же сумел несколько раз встретиться с Инной. Не совсем приятное впечатление от её поведения во время визита к ней домой постепенно сгладилось: у неё не было причин на кого-то злиться, и она была во время их коротких встреч такой же, как в первый день знакомства.
   Во время одной из них, когда он что-то рассказал ей о ребятах, она выразила желание когда-нибудь познакомиться с ними. И когда Валентина Петровна позвонила ему, чтобы сказать, что её день рождения они устраивают в воскресенье, на даче, причем будут только свои, он спросил:
  - А можно, я приеду с Инной?
  - Конечно, Женечка! - обрадовалась она. - Обязательно привези ее: познакомимся. Юра, может быть, тоже будет со своей девушкой. Только Сережа мой и Саша - всё еще как дураки: одни.
   Воскресенье - это отлично: в субботу экзамен, после один день он может отдохнуть. Дело только за Инной: сможет ли, хотя экзамен у неё тоже в субботу? Она звонила ему уже, как она сказала, из дома: значит, матери её дома тогда не было. А что, если рискнуть позвонить туда самому?
  - Алло, я вас слушаю. Кого вам? - Голос Миррочки.
  - Добрый день, Мирра Ефимовна. Это Женя. Вы не могли бы позвать ...
  - Инночку? - не дала она ему даже договорить. - Конечно: для вас могу, безусловно. Инночка, тебя Женя к телефону. Как вы поживаете, Женя?
  - Спаси...
  - Женя, что случилось? Мы же только что с тобой разговаривали.
  - Понимаешь, меня пригласили на воскресенье на день рождения. Сможешь пойти со мной?
  - Не уверена. На какое время?
  - На весь день - на дачу. День рождения у мамы Ежа.
  - Это жена доктора Гродова?
  - Ага.
  - Тогда точно смогу.
  - Слушай, только одень туда туфли на низком каблуке, даже лучше босоножки, а то от станции часть пути идти по лесу. Купальник прихвати: там есть, и где купаться.
  
  - А вот и Женя! - Валентина Петровна шла к калитке навстречу им. - Молодец, что приехал не один. Познакомь же нас.
   - Инна - Валентина Петровна. Мы с ней поздравляем вас с днем рождения и желаем всего-всего наилучшего, - Женя протянул ей подарок - букинистическую книгу, которые она собирала.
  - Ну что с тобой делать: опять, конечно, недешевую купил. Спасибо! - она несколько раз поцеловала его.
  - А это вам от меня, - Инна протянула ей коробочку.
  - Ну, зачем же? Достаточно и книги от вас обоих.
  - Возьмите, пожалуйста, Валентина Петровна: я у вас первый раз и поэтому хочу подарить вам что-нибудь сама.
  - Спасибо! - Валентина Петровна поцеловала и Инну.
   На террасе накрывался праздничный стол: на него продолжали ставить большие блюда с закусками незнакомая Инне женщина и двое ребят-подростков: девочка и похожий на Валентину Петровну мальчик.
  - Женя приехал! - девочка с разбега повисла на нем, поцеловала в щеку.
   Неожиданно мальчик подошел к Инне и тоже поцеловал.
  - Антоша, ты что это? - удивилась Валентина Петровна, а девочка налетела на него:
  - Как ты посмел? Без моего разрешения! Почему ты это сделал?
  - Ты Женю поцеловала: а её же кто-то тоже должен? Вот! А мне зачем теряться: она ведь очень красивая.
  - Да? Красивей меня?
  - Нет, конечно: ты, Сонечка, самая красивая на свете - только не бей меня.
  - Ладно, не буду: тебя, всё равно, бей не бей - толку никакого.
  - Я, правда, красивая? - спросила, продолжая смеяться, Инна.
  - Еще какая!
  - Спасибо: теперь буду знать. Вот тебе за это! - и она поцеловала его накрашенными губами, оставив след помады на щеке.
  Сонечка захохотала, потом убежала и принесла зеркало и фотоаппарат. Она сунула зеркало Антоше, подала аппарат Жене:
  - Щелкни, пожалуйста, этого Дон Жуана и его очередную жертву.
   Антошка повернулся к объективу щекой со следом Инниных губ и в последний момент успел обнять её за талию.
  - Готово! - Общий хохот утих не сразу.
  - Фрумочка, я думаю, уже можно садиться за стол, - сказала Валентина Петровна. - Сергея ждать не будем: видимо опять то же самое - больной в очень тяжелом состоянии. Ребята, сбегайте, позовите всех.
   Вскоре не террасу начали входить те, кого Инна знала по Жениным рассказам. Внешне все они были не похожи на то, как она их себе представляла. Дед казался более старым в первый момент - но только до того, как он улыбнулся ей:
  - Здравствуй, дочка. Женя мне говорил про тебя.
  - Здравствуйте, Иван ... - она замялась, вспомнив, что не знает его отчества: Женя никогда не называл ни его, ни имени Деда.
  - Это почему ж Иван? Антон я.
  - Но ведь вашего сына зовут Сергей Иванович?
  - Я же не родным отцом ему являюсь, хоть и вырастил его. Отчество-то у него от родного отца; хороший человек был, мне Сережина мать говорила: только погиб он при аварии. А ты меня как все можешь звать - Дедом.
  - Gentlemen, may I introduce you to Inna? [- Джентльмены, можно мне представить вас Инне? (англ.)] - обратился затем Женя к своим друзьям.
  - Of course, sir. It will be a great pleasure of us all to introduce to such an incredibly beautiful lady [- Конечно, сэр. Будет большим удовольствием для нас познакомиться с такой невероятно красивой леди], - не менее витиевато ответил один из них, державшийся наиболее свободно.
  - O, thank you, sir: you are very kind [- О, благодарю вас, сэр: вы очень добры], - подавая ему руку, сказала Инна.
  - Стоп: Листик, не лезь без очереди. За свое нахальство будешь представлен самым последним.
  - Да? - спросил Листов, отпуская Иннину руку.
  - Инна, это Сергей, - представил Женя первым круглолицего юношу. - Лучший друг ежей и ужей. Старший из братьев Гродовых.
  - Это ты мог мне и не говорить: точная копия - Антоша.
  - Наоборот: не я по его, а он по моему образу и подобию был сотворен.
  - А это Саша, величайший поэт нашей эпохи, - показал Женя на худенького, маленького роста, и оттого казавшегося совсем мальчиком на фоне остальных своих друзей - зато с замечательно длинными, как у Сонечки, ресницами. Он пожал Инне руку и почему-то покраснел.
  - И, наконец, сам Юрий Листов, непревзойденный знаток восточной поэзии.
  Юра сложил ладони перед грудью и склонился, делая намасте 1 ; Инна подхватила обеими руками юбку и присела. Потом под общий смех Листик поцеловал ей руку.
  - Вы настоящий кавалер, Юра.
  - Дамский угодник просто, - откликнулся Женя. - Предлагаю всем быть на ты.
  Последним к Инне подошел невысокий мужчина, которого можно было не называть - так похожи были на него и Саша, и Сонечка. И они сели за стол.
  Сергей Иванович появился вскоре. Подошел к жене, поздравил, поцеловал, отдал подарок. Но садиться за стол не стал - тихонько сказал ей:
  - Валечка, не обижайся, пожалуйста: устал до полной невозможности. Я пойду, лягу отдохнуть пока лучше. Попозже, может быть, сумею посидеть с вами, - и ушел.
   "Кому ты это говоришь, Сереженька: я же прекрасно понимаю. Опять не сумели спасти - умер. Не хочешь только мне говорить - расстраивать сегодня: если бы спасли, как бы ты не устал, остался бы сейчас с нами. Просто ты не в состоянии веселиться сейчас".
  
  После того, как встали из-за стола, Юра извинился перед Инной и увел Женю покурить и перекинуться парой слов. Женя попросил "младшеньких" побыть с ней и не давать ей скучать.
  - Ну, как, Листик, оцениваешь?
  - Действительно, красивая. Насчет остального - пока не могу сказать ничего определенного.
  - Понятно. А ты чего один сегодня? Тебя же ждали с твоей girl.
  - Она больше не моя girl [девушкой].
  - Поругались?
  - Нет: совсем расплевались. Схамила мне; а главное, я понял, что мне с ней совсем не интересно.
  - Не расстраивайся: ты же, не в пример нам, легко знакомишься.
  - А с чего ты взял, что я расстроился? Ерунда! Ну, увидел, что не то, и не стал тянуть волынку. Жарко становится: на пруд бы сходить - покупаться, позагорать.
  - Идти обратно надо: неудобно оставлять Инну надолго.
   ...Но Инна, оставшись с "младшенькими", отнюдь не скучала. Они стояли по обе стороны гамака, в котором она сидела, и раскачивали его. Но Сонечку вскоре позвала мать, и развлекал её уже один Антоша.
  - Антоша, а Соня старше тебя?
  - Нет: я старше на два месяца. Просто она девчонка, а женщины развиваются раньше.
  - Да? Откуда ты знаешь?
  - Папа сказал: он же врач.
  - Вы с ней дружите?
  - Да: после школы большую часть времени или она у нас, или я у них. Мы давно привыкли быть всегда вместе. В кино вместе, в театр, в музей; на каток - тоже. Да куда угодно!
  - Почему?
  - А Женя тебе не рассказывал?
  - Нет.
  - Нам с Сонькой еще трех не было, когда Еж и Саша пошли в школу и сразу подружились. А через них и наши родители тоже. А через год Женя из Сибири вернулся - они стали дружить втроем. А меня и Соньку иногда брали с собой, когда шли друг к другу: мы живем неподалеку. Посадят нас на горшки рядом - мы сидим и разговариваем. А подросли, сами стали друг к другу ходить.
  - Так вы с ней совсем как брат и сестра?
  - Ага. А мы все, вообще, как родственники давно. Когда тетя Белла умерла, мы как с Сонькой плакали оба.
  - Женина тетя?
  - Да. - Он хотел ей рассказать, как в пятьдесят третьем они хотели спрятать здесь Женю с тетей Беллой и Соколовых, если бы евреев стали выселять, но она перебила его вопросом:
  - Антоша, ты с Сонечкой только дружишь - или ты её еще и любишь?
   "Чего?"
  - Конечно: она ж мировая.
  - А как мальчик девочку?
   "Причем тут это: чего она расспрашивает? Дура, что ли? Ладно, я тебе выдам, Инночка!"
  - Сказать тебе правду? - тихо спросил он.
  - Конечно, Антоша. Я никому не скажу.
  - Ладно: тебе скажу. И как девочку тоже: она же самая красивая.
  - А я?
  - Вообще-то, ты тоже красивая - потому что модно одетая. А Сонька без всякой одежды красивая.
  - Ты её разве и без одежды видел?
   "Видел: ну и что? Если хочешь знать, мы с ней еще и сейчас друг друга не очень стесняемся. Когда только вдвоем, и купаемся голышом. Подумаешь: что такого? И у неё и у меня всё только то, что должно быть: возьми да посмотри анатомический атлас, если не знаешь. И сисечки у неё уже есть - а как же: при половом созревании женщины у неё развиваются молочные железы. Правда, они у неё красивые, и фигура у неё становится тоже красивой. И я, наверно, скоро перестану с ней купаться без плавок, а то уже приходится сжимать ноги, чтобы она ничего не заметила. Только тебе, Инночка-красоточка, какое до этого дело? Фига два я тебе скажу!"
  - Ты чего - не понимаешь? Без такой, как у тебя. Ты не обижайся только: ты ж сама просила сказать тебе правду.
  - Конечно! - сказала она, стараясь сохранять на лице прежнюю улыбку. Так вот: он просто-напросто отшил её. Нечего было лезть к нему с подобным вопросом - любит ли он эту соплячку: мальчишка оказался много умнее, чем казался. Настроение было испорчено, хотя она старалась ничем не показать это - молча покачивалась в гамаке.
   К счастью, вскоре появилась Соня.
  - Инна, Антошка! Собирайтесь - уже идем купаться. Родители сказали, что не пойдут. Антошка, сбегай быстро за Женей с Юрой, - он сразу убежал. - А ты взяла купальник с собой?
  - Да.
  
  Инна вслушивалась в оживленный разговор ребят. Многое из того, о чем они говорили, было ей мало знакомо и не всегда понятно: было ясно, насколько их уровень знаний выше её. И она старалась только слушать: "Смолчи - за умную сойдешь". Тем более что рядом все время крутился Антошка: он почему-то помалкивал, но она часто чувствовала на себе его взгляд. Скажет он Жене о её дурацких вопросах?
  Зато они все совсем не умеют одеваться: ужасно не модно. Даже Сережа и Антоша. Уж наверно доктор Гродов зарабатывает достаточно, да и за частные визиты получает не мало. Эти умники, видимо, просто в этом ничего не понимают. Или не любят заниматься: не знают, где что следует покупать. Тут она, безусловно, даст им сто очков вперед.
   Ребята чувствовали себя не очень удобно от её молчания и старались втянуть её в разговор; больше всего это делал Юра. Чтобы не быть вынужденной отвечать, она закрыла глаза.
  Потом почувствовала на себе чей-то взгляд: Антошка, наверно. Открыла глаза: нет, это Сонечка. Она только что вылезла из воды стояла мокрая рядом: несколько капель с её волос упали на Инну, на которую она смотрела.
  - Купалась?
  - Ага! Вода не холодная: иди тоже - не бойся.
  - Я плаваю плохо: пойду вместе с ребятами.
  - Инна! Какой у тебя купальник красивый! - она сама была в купальных лифчике и трусиках из сатина.
  - Тебе нравится?
  - Очень!
  - У меня есть еще похожий, только он мне маловат. Хорошо, что я его не выбросила: могу отдать - тебе, я думаю, он будет впору. Хочешь?
  - Ой, конечно! Спасибо!
  - Инна! - позвал Женя. - Пойдешь с нами в воду?
  
  - Фрумочка, ну что ты не дала девочке поболтать немного? Подумаешь, посуда! И без неё помыли бы.
  - Помыли бы, конечно - но лучше, для неё в первую очередь, чтобы ей это было привычно - помогать в таких делах. Причем, самой - не ждать приглашения. Тем более что Женина девушка не догадалась хотя бы предложить свою помощь. Я абсолютно не хочу, чтобы моя дочь тоже была белоручкой.
  - С чего ты взяла, что Инна белоручка?
  - А разве это не видно? Ни разу не предложила чем-нибудь помочь, хотя была возможность. Я не хочу гореть со стыда, если узнаю, что моя дочь тоже вела себя так же.
  - Да хорошая она девочка: можно с ней и помягче.
  - Хотелось бы, да нельзя: что я могу ей заранее гарантировать легкую жизнь? Пусть привыкает к трудностям, чтобы потом не страшно было.
  - Тяжело в учении - легко в бою! - добавил Дед. - Ты, Фрума, правильно всё понимаешь. Но за Сонечку ты можешь не беспокоиться: очень хорошая девочка.
  - Я знаю: слава Б-гу, да.
  - Можешь иногда и побаловать её.
  - Иногда - да, но не чаще. Чтобы ей в голову не пришло вести себя, как Инна сегодня.
  - Что она тебе так не понравилась? Может быть, просто стеснялась? - вмешался в разговор Рувим Исаевич.
  - Я что-то не заметила, что она стеснялась. Я таки понаблюдала её внимательно.
  - Что так?
  - А что: Женя - чужой нам? Те более, Беллы нет в живых - мы в ответе, чтобы мальчик женился удачно. Насчет Инны это, по-моему, под большим вопросом. Красивая, конечно, очень - спору нет. Но и только.
  - Что тебе еще не понравилось? Что она красиво одета? Разве это недостаток?
  - Это - нет: даже неплохо. Но когда она всех рассматривала с ног до головы, я подумала, что то, как одет человек по сравнению с ней, может определять её отношение к нему.
  - Ай, тебе показалось.
  - Дай-то Б-г! Но боюсь, что нет. Валечка, ты что о ней думаешь?
  - Ничего определенного. Сказать, что она мне сразу понравилась, правда, тоже не могу. Просто, кажется, она не нашего круга: у неё, вероятно, не совсем те же интересы, как у наших ребят. Фрума, тебе Женя ничего не говорил о её семье?
  - Не слишком много. Знаю только, что её отец председатель артели в системе промкооперации. Он сам приглашал Женю к себе, и Женя был у них. А её мать против того, чтобы они встречались.
  - Почему?
  - Хочет выдать дочь за другого. Ей нравится, что тот очень деловой и с большими средствами. А Инне он не нравится: с ним не интересно.
  - Кто он?
  - Работает с её отцом: техноруком. Рувим, что это может быть за публика?
  - Ну, что я могу сказать? Судя по тому, как Женина барышня одета, и по тому, за кого хочет её выдать замуж мать, они люди очень неплохо обеспеченные. Скорей всего её отец и претендент на неё имеют левые доходы. В промартелях это чаще всего за счет подпольных цехов.
  - Поподробней: что это такое?
  - Изготавливают то, что не включено им в план, но пользуется реальным спросом, а не залеживается годами на полках магазинов. Например, шерстяные джемперы, свитера. Да много чего. Потом это продается через палатки и небольшие магазины, но без оформления или по фальшивым накладным. Или через спекулянтов. За это сажают, как за подпольное частное предпринимательство. Дают хорошие сроки.
  - Рувимчик, а за что? За то, что люди изготовляют именно, что нужно, а не гробят сырье на то, что потом будет просто выброшено?
  - Ой, дедушка: не только это. Те, кто в этих цехах работает, имеют возможность очень неплохо зарабатывать. Но: это не совместимо с социалистической системой - это подпольный капитализм. И потому не допустимо, а значит, незаконно.
  - Пусть лучше люди по магазинам бегают в поисках того, что нужно, да в очередях простаивают за любым дефицитом. А узаконили бы это, как во время НЭПа, и опять бы всё появилось.
  - Но считается, что при плановом хозяйстве...
  - Да бардак это, а не плановое хозяйство. Ох, Рувимчик, что говорить: только расстраиваться напрасно.
  - Нас сейчас больше волнует, что собой представляет собой её семья. Рувимчик, ты, как я поняла, не считаешь подпольных цеховиков жульем? - прервала мужчин Валентина Петровна.
  - Я? Их жульем считают органы юстиции: берут и сажают. А незаконно нажитое конфискуют. А я считаю, что это люди, предпочитающие рисковать, а не жить на одну несчастную зарплату.
  - Рувим, а что ты можешь сказать об их женах? Что они, не знают, что над их мужьями висит опасность очутиться в тюрьме? Да лучше жить на строго высчитанную копейку, чем это.
  - За что только, спрашивается, мне повезло, что досталась дурочка, которая любит своего мужа больше, чем тряпки?
  - Вот, я хочу, чтобы у Жени тоже была такая жена, - сказала Валентина Петровна, обняв Фруму Наумовну. - Но тогда ему, наверно, жениться надо будет только на Сонечке.
  - Что ж: я не против, - ответила Фрума Наумовна.
   "Да я мечтаю об этом. И Беллочка незадолго перед смертью тоже сказала, что хочет этого. Как нельзя подходят они один другому: с каких пор знают и любят друг друга. Правда, пока как старший брат и младшая сестра - так же станут любить друг друга как муж и жена".
  
  - Сонька, ну чего так растаяла, когда Инка пообещала отдать свой старый купальник? На кой фиг он тебе нужен? - сказал Антоша, когда возвращались с пляжа.
  - Ты чё, Антошка: спятил? Красивый же! Видел, какой на ней был?
  - Тебе что - обязательно надо модно выглядеть? Хочешь быть, как она?
  - А что плохого быть красиво одетой? Еще Чехов сказал: "В человеке ..."
  - Да без тебя это знаю. Только почему-то это чаще всего говорят в оправдание только желания модно одеваться, а о душе помалкивают.
  - Причем здесь душа?
  - Во-во: и ты туда же.
  - Ты чего, Антошка, бесишься? Какая муха тебя укусила? Чем тебе Инна не нравится?
  - А тебе чем нравится?
  - Как чем? Она очень красивая. И одевается красиво. Вообще, она хорошая.
  - Дура ты хорошая!
  - Сам ты дурак: взбесился не понятно отчего. Ну, чего ты?
  - А то! Что эта твоя хорошая лезет расспрашивать, что её не касается.
  - Про что?
  - А люблю я тебя или только дружу с тобой?
  - А ты?
  - Ответил, что люблю - потому что ты мировая: иначе я фиг стал бы дружить с тобой. Нет, ей этого мало: люблю ли я тебя как девочку? Вот дура!
  - И ты что?
  - Я ей рассказал по секрету, что как девочку тоже: потому что ты самая красивая.
  - Ну да? А она?
  - "А я?" Я ей и выдал: что она, вообще-то, тоже красивая - потому что модно одевается, а Сонечка без всякой одежды прекрасна. И она тут же ушки навострила: " Ты её разве и без одежды видел?"
  - Ну и балда же ты! Растрепался, что мы, когда только вдвоем, голышом совсем купаемся?
  - Ха! Что я - совсем? Стану я кому-то это говорить? Это ж потому, что мы с тобой привыкли не стесняться друг друга, еще, когда на горшках рядом сидели. И еще оба понимаем, что то, что естественно, не стыдно. Кроме нас с тобой это никого не касается, и пошла она куда подальше.
  - Ты что: нахамил её?
  - Не - спокойненько сказал, что имею в виду: без такой одежды, как у неё. Больше она и не спрашивала - вообще замолчала. Ты вовремя тогда появилась.
  - Ты не врешь?
  - Дать честное пионерское?
  - Ладно: так верю. Зачем только она это?
  - Дура, наверно. Жене надо будет сказать.
  - Не вздумай: Женя не глупей нас - сам разберется.
  - Откуда он про это узнает?
  - Узнает: если она смогла это, обязательно сможет что-то и при нем.
  - Точно: ты права. А купальник не бери у неё.
  - Неудобно уже.
  - Тогда не одевай. В крайнем случае - только при ней.
  - Обещаю тебе.
   Они поцеловались - в губы. Так, чтобы увидела Инна. Она спросила Женю:
  - "Младшенькие" ваши целуются друг с другом?
  - Да: когда о чем-то договорятся, -спокойно, как о слишком привычном, ответил он.
  
  В электричке Юра сел рядом с Инной и затеял разговор, обращаясь преимущественно к ней. Похоже, повторялось то же, что на пляже, почувствовала она. Но здесь нельзя было прикинуться дремлющей на солнышке: приходилось как-то отвечать.
   "Молодец Юрочка!", думала Фрума Наумовна, слушая их разговор. "Разговорил таки её. Валя права: разбирается она, похоже, в тряпках лучше, чем в чем-то еще. Слишком ясно: плавает по сравнению с нашими ребятами мелковато. Они все читают много, а в её семье, наверно, это не было на первом плане. Хотя - разве дело только в её семье? От самого человека это зависит. Юра ведь, вообще, рос в деревне, в такой бедности - даже пальто не было, мать всего лишь уборщица, почти не читающая книги, - а ведь как много и читает, и знает. Ох, Женечка, Женечка! Будь осторожен: не потеряй голову. Подумай прежде хорошенько: пара ли тебе эта красавица?"
  На вокзале они распрощались: Женя поехал проводить Инну, а Фрума Наумовна пошла с Сашей, Сережей и Юрой домой - "младшеньких" оставили на даче. Потом Сережа отделился, а Юра пошел с ними - взять книгу у Саши.
  - Юра, что ты думаешь о Жениной девушке?
  - Какой?
  - Что: какой? Об Инне, конечно: разве у Жени есть еще девушки?
  - Знаете, Фрума Наумовна, Женя на последнем вечере у нас в институте познакомился с другой девушкой. Он с ней танцевал весь вечер и потом пошел провожать. А на следующий день познакомился с Инной и стал встречаться с ней, а не с той.
  - Тоже очень красивая?
  - Нормальная. Инна красивей. Но та приятней.
  - Чем?
  - Как держалась. Как улыбалась. Располагало как-то всё. Правда, видел я её лишь на расстоянии.
  - Ты - сам - предпочел бы ту девушку?
  - Да. Хотя я совсем не разговаривал с ней: не подходил к ним. - Он замолчал, задумался. - Я думаю, Белле Соломоновне она понравилась бы больше, чем Инна.
  
  5
  
   Когда Елизавета Михайловна вернулась из Риги, и Миррочка подробно доложила ей о визите Жени, она была поражена. Марк же знал, что она против встреч Инны с ним: почему он все-таки сделал это - сам пригласил его к ним?
  Она слишком привыкла, что он крайне редко что-то делал вопреки ей. С того момента. Когда она заявила ему, что если он не сделает, чтобы в их семье было не хуже, чем у других: чтобы она была одета не бедней жен любого из их знакомых, и дом обставлен соответствующим образом; и чтобы у их ребенка всегда были фрукты, и сами они могли не отказывать себе ни в чем в еде и иметь возможность отдыхать на юге - она не посмотрит ни на что и уйдет от него, забрав Инночку.
  На него страшно было смотреть: она знала, как любит он её и особенно дочку. Но в то же время любил и покой. Что ему надо было: он был совершенно не прихотлив в еде - лишь бы была горячая картошка с селедкой, любой, даже пусть ржавой, и с луком; отдых после работы с газетой дома на диване. Его абсолютно устраивало отдыхать летом где-нибудь на даче, что было вполне по карману: он и там почти не ходил с ними на речку или в лес - находил всегда партнеров и играл в преферанс по маленькой.
  Её знакомые удивлялись: как такая интересная, красивая женщина может допускать, чтобы муж не обеспечивал ей подобающую жизнь. Много нашлось бы таких, которые сочли бы за великое счастье сделать это - даже при том, что у неё ребенок. А она даже в мыслях не допускала уйти от мужа: знала, как страшно любит его их дочь; да и сама, все-таки, тоже любила его - веселого, доброго.
  Но постепенно становилось всё обидней, что она вынуждена вести такую убогую жизнь. Смешно сказать: когда она появляется в гостях в том лучшем, что у неё хоть есть, с помадой на губах и маникюром, с доставшимся от матери колечком, она всегда производит фурор. А если бы она была одета, как некоторые другие: в каракулевом манто, заграничном костюме и модных туфлях, с дорогими кольцами на руках, серьгами и колье или ниткой натурального жемчуга на шее?
  А Инночка: почему ей когда-то должны отказывать в шоколаде, пирожном или мандаринах, в игрушках, когда она просит - она же ребенок: ей хочется. Почему в доме не может быть пианино: учить её музыке?
  И почему не может в доме стоять хорошая дорогая мебель, а не то, что стоит сейчас: дешевое старье? И чтобы была красивая посуда, стояли хрусталь и всякие безделушки, которые можно купить в комиссионных магазинах?
  Почему? Почему? Она начала толкать его: это - не деньги, что ты приносишь домой - я не смогу так всю жизнь жить. Но почти все так живут, возражал он. Именно, почти - не все, отвечала ему она: посмотри, как живут некоторые. Да, но они занимаются тем, за что могут и по головке не погладить. Ну что ж, тогда сказала она ему, попробуй что-нибудь другое.
  И он попробовал: устроился еще на одну работу. Ну, и что: жить стало легче, но всё равно, далеко не так, как хотелось, а уставал он страшно. Уже не читал свою газету на диване - потому что на это не было времени. В воскресенье летом на даче больше не играл с соседями в преферанс - ложился в гамак или на подстилку на траве сразу после завтрака и спал до самого обеда и потом то же самое после него. И в постели с ним ей уже не было хорошо как прежде - он был слишком усталый. Становилось ясным, что это не выход из положения.
  
  И опять она взялась за него.
  - Ну что ты от меня еще хочешь: ты же видишь, что я и так делаю всё возможное, - отвечал он.
  - Марик, я вижу другое: что ты делаешь не то. Посмотри, на что ты стал похож: ты же и меня теперь редко хочешь.
  - Лизонька, но я же так устаю.
  - В том-то и дело. А живем, всё равно, хуже тех, о ком мы тогда с тобой говорили.
  - Тогда придется выбирать: при спокойной жизни большие деньги иметь невозможно.
  - Я думаю: ты преувеличиваешь.
  - Я преувеличиваю? Посчитай, сколько из них посадили.
  - А ты сравни с тем, скольких не посадили и до сих пор продолжают жить припеваючи.
  - До поры до времени. - Разговор закончился ничем.
   Но она уже не отступала от мужа: снова и снова возвращалась к этому разговору. Только он не сдавался.
  - Марик, ты же мужчина: ты - обязан - как следует обеспечивать свою семью.
  И когда она увидела, что эти разговоры не помогают, поставила ультиматум. Он молчал тогда целую неделю, а потом сказал:
  - Ладно - только не уходи от меня. И пусть будет, как будет.
   Она обняла его тогда:
  - Я знала: ты любишь нас - ты сделаешь для нас всё. - Она была очень ласкова с ним и не говорила об этом в тот вечер больше ни слова.
  Но на следующий день предложила ему уйти со второй работы. На третий встретила его сюрпризом: была одета в новое, очень шедшее ей платье с глубоким вырезом на груди и новые же туфли на высоком каблуке, тщательно причесанная и накрашенная, с новым маникюром. На шее жемчужное ожерелье, спускавшееся на приоткрытую грудь. Он уставился на неё ошеломленно.
  - Лизка, ты чего это, а?
  - Марик, ну как я?
  - Ты? Ты... А ну, немедленно раздевайся!
  - Это еще зачем? А-а! - догадалась она. - Попозже - непременно. А сейчас скажи: как я выгляжу?
  - Просто неотразимо.
  - Вот! Это-то и нужно. Теперь представь себе, что ты - это не ты, а другой, которого ты пригласил к себе на обед или на ужин, причем без жены. И мы сидим втроем, обедаем или ужинаем, разговариваем и я прошу между делом тебя, другого, помочь моему мужу устроиться туда, где можно иметь столько, чтобы хватало на жизнь, а не на прозябание. Отказал бы ты, другой, мне?
  - Вряд ли: уж очень ты красивая!
  - Вот именно! Женская красота - это же мощное оружие: вот и используем её для дела.
  - И они будут все любоваться этим? - он показал на её полуоткрытую грудь. - Я хочу только сам.
  - Подумаешь: её от этого не убудет. Пусть любуются - для нашей с тобой пользы: ты же будешь потом не только, - она поцеловала его.
  - А сейчас можно? - он протянул к груди руку.
  - Нет: когда сниму платье - оно не такое дешевое.
  - Где ты всё это взяла?
  - Купила в комиссионных. Потратила почти всё, что ты мне дал: придется у кого-то занять пока. Я уже подумала, как нам сэкономить, потому что нам потребуются деньги на эти приемы и купить кое-что из посуды: не будем снимать дачу в этом году.
  - А ребенок как же?
  - Срочно устрой в садик от твоей работы: пусть поедет с ним на дачу, а мы займемся приемом нужных людей. Через месяц все их жены укатят отдыхать на юг, и можем начать.
  - Гениально. А Иннуся спит уже?
  - Наверно, - она подошла, заглянула за ширму. - Спит: посмотри на неё.
   Он подошел и несколько минут смотрел на сладко спящую дочь. Потом повернулся к ней:
  - А теперь разденься, прошу тебя.
  - Но ты же еще не ужинал!
  - Потом!
   И она не стала возражать: покорно осторожно сняла новое платье и аккуратно повесила его на ширме. Потом медленно подошла к нему, обняла руками за шею и прижалась к нему грудью:
  - Наконец-то мы заживем с тобой, Марик - по-людски!
  
  Так и получилось. Гостей приглашали по одному, и она встречала их в том самом платье при полном параде. На столе были всяческие деликатесы, которые после ухода гостя тут же убирались: сами они потом съедали только то, что уже не годилось подать гостю. Обязательно стояла водка или хорошее вино - в зависимости от того, что пил гость: они точно знали, кто что. Она купила специально новую камчатную скатерть и салфетки, приличные тарелки, вилки и ножи.
  Отсутствие жены позволяло гостю говорить ей комплименты, в ответ на которые она озаряла его неотразимой улыбкой. Они пялили глаза на её приоткрытые груди и таяли: готовы были обещать ей что угодно. Но она просила только помочь её Марку Анатольевичу нормально устроиться. А после ухода гостя Марк хотел её еще сильней, чем обычно.
  Вскоре он сказал ей, что вечером он должен пойти в ресторан - без неё: там за ужином они смогут обо всем договориться. Она сама отгладила его костюм и рубашку, начистила до блеска ботинки, подобрала галстук. Когда он уходил, отдала ему с собой все деньги, что были дома.
   Он вернулся домой на такси, хорошо под шафе. Она сама помогла ему раздеться, сняла с него ботинки и помогла лечь. Но он откинул одеяло и сел на кровати.
  - Лизонька, подойди сюда.
   Она подошла и спросила:
  - Договорились?
  - Да! Завтра буду подавать заявление об уходе.
  - Ты сам платил за всех?
  - Конечно: как ты говорила.
  - Молодец! - она поцеловала его. - А теперь спи.
  - Лизонька...
  - Что еще тебе?
  - Разве мне ничего не полагается за это?
  - Опять ты за свое! - засмеялась она.
  
  Жизнь их круто изменилась. Появились деньги - и появилось всё. Она обставила комнату красивой мебелью. Оделась с ног до головы: купила себе шикарное каракулевое манто, о котором так мечтала; накупила и нашила у портнихи платьев, костюмов; приобрела достаточное количество красивых туфель и тонких чулок. Одела и его как надо - это требовалось и для дела. Стала одевать как куколку Инночку, перестала отказывать ей в игрушках, фруктах, сладком. Стала потихоньку покупать золото и камешки.
   Отдыхать стали ежегодно в Крыму, в одном и том же месте и у одной и той же хозяйки. Она же и готовила им, причем как! А они могли хоть целый день проводить на пляже или в саду у хозяйки, среди винограда и фруктовых деревьев. Она с Инночкой уезжала туда еще в мае и возвращалась где-то в сентябре - вместе с некоторыми из жен его деловых друзей. Он приезжал к ним туда на месяц в отпуск.
   За несколько лет до войны купили Инночке пианино. Учительница приходила заниматься с ней к ним домой, но Инночка не проявила большого желания учиться играть. Поэтому пианино продали, а на этом месте поставили трюмо, которое она уставила фигурками из саксонского фарфора.
  Он приносил в дом деньги - распоряжалась в нем она. Но она поставила, что его интересы должны в их семье неукоснительно удовлетворяться. Он любит селедку, а не икру, как она и Инночка? Хорошо: для него дома всегда есть селедка - самая лучшая. Для него же покупался гусь, топился жир, и делались шкварки. Он хочет выпить пару рюмок перед обедом? Пожалуйста: стоит в буфете водка и коньяк, и еще несколько бутылок разного хорошего вина, которое сам он редко пьет - просто на случай, если кто-то должен придти.
  А приходят весьма не редко, и она никогда не против, хотя обычно всегда, когда пьют, накурят в комнате так, что после их ухода приходится долго проветривать: ребенок же спит в ней. Только требует, чтобы он позвонил по телефону, который им тоже не бесплатно установили: предупредил ее, сколько человек будет, кто - и когда их ждать. Уже хорошо знает вкусы тех, кто часто у них бывает, и старается поставить на стол именно то, что они любят. Успевает одеться и подмазаться к их приходу и встречает гостей чарующей улыбкой. Ей не всегда приятен визит гостей, но что поделаешь: для дела необходимо.
  По той же причине не возражает и когда он идет к кому-то домой или с кем-то в ресторан и приезжает на такси домой очень тепленький: раздевает и укладывает его, а утром помогает привести себя в порядок. И никакого недовольства или сцен по этому поводу: и ему самому надо разрядиться, и для дела, опять же, тоже.
  Также, никаких скандалов, если целую ночь играет у кого-то в преферанс - теперь уже по крупной - и проигрывает время от времени довольно большую сумму. Что ж: это нормально в той среде, где он теперь вращается, - и он может себе это вполне позволить.
  Изменял ли он ей? В трезвом виде, скорей всего, нет; а в не - кто его знает? Несколько раз было, что он начинал к ней ни с того ни с сего усиленно подлизываться и покупал какой-нибудь дорогой подарок. Она не пыталась проверять свои подозрения: не было заметно, что он хоть на какое-то время охладевал к ней. В конце концов, даже если что-то и было - не смылится: ведь измена мужа - всего лишь плевок из дома. Скорей всего - если это, опять же, было - это только лишний раз убеждало его, что лучше его жены никого нет.
  А как насчет плевка в дом? Она очень не любила про это вспоминать - но это было сделано исключительно для него же: он до сих пор не знает, почему получил бронь в начале войны. Но он таки остался благодаря этому жить - брат его, отец Ляли, погиб.
  Их эвакуировали на Урал с заводом, где он работал. Завод стал выпускать там военную продукцию, и их поэтому неплохо снабжали: они получали хорошие дополнительные пайки, поэтому им пришлось продать или обменять на продукты не слишком много вещей.
  Когда вернулись в Москву, их комната оказалась занятой, и они почти полгода прожили у Миррочки. Комнату, наконец, освободили, и они переехали к себе, прихватив с собой и Лялю, потому что Миррочка угодила тогда в больницу с тяжелым нервным расстройством. Ей тогда пришлось часто ездить туда, возить из дома еду и чуть ли не насильно впихивать её в Миррочку.
   Ту выписали из больницы не скоро и дали инвалидность I группы; она была очень слабая, и её пришлось держать у себя. Постепенно стала приходить в себя, потом начала в чем-то помогать ей, и так и привыкла: до сих пор большую часть времени проводит у них и делает по хозяйству почти всё, так что ей самой теперь нет необходимости портить маникюр, моя посуду.
  Миррочка и готовит прекрасно, и убирает в квартире; когда надо, ищет в магазинах и отстаивает в очереди за нужными ей или Инночке вещами. Конечно, всё это не совсем бесплатно: Марк дает ей каждый месяц деньги - Ляля ведь его родная племянница. Она отдает им также свои вещи: для Миррочки и Ляли. Отдавала раньше и Инночкины вещи, но Ляля стала намного полнее Инны, ей они теперь не годятся.
   Вообще, то, что существует Миррочка в их доме - страшно удобно. Благодаря ей она может только заниматься собой и Инночкой, ходить к портнихе и в ателье, по магазинам и комиссионкам, заниматься приемом гостей Марка и бывать в гостях с ним. Миррочка с полуслова угадывает её желания, и для неё слово её, Лизы, закон. Но, все-таки, она себе на уме.
   А Лялька - та, вообще, пройдоха: нахальная девка. Но шустрая - это у неё не отнимешь: любую вещь достанет хоть из-под земли когда надо и билеты на любой спектакль в какой угодно театр. Внешне, конечно, куда ей до Инночки, но, вообще-то, мордочка неплохая: главным образом, волосы хорошие и глазенки живые. Еще и подкраситься великолепно умеет: делает это и ей с Инночкой. Еще бы шить умела, так цены бы ей не было.
  Но смех и грех: переняла - паршивка - у неё манеру демонстрировать свою грудь. Подглядела, как действует это на мужчин. Хотя приоткрывает порой, пожалуй, чуть многовато - будто приглашает не только заглянуть в вырез, но и засунуть туда руку. Вообще-то, грудь у Ляльки - как и попка - неплохая, аппетитная: почти такого же размера как у неё самой. А у Инночки - маленькая, но, к счастью, это теперь модно; но наверно, за такую, как у неё и у Ляльки, мужикам мысленно подержаться интересней.
  
   Ей казалось, что они имеют почти всё: одеваются по последней моде; питаются исключительно с рынка, фрукты не переводятся в любое время года, холодильник набит деликатесами. Обменяли свою комнату - с солидной доплатой, конечно - на большую, с высоким потолком и большими окнами; обставили её ничуть не хуже других их круга. Большие ковры на стенах и на паркетном полу; дорогие хрусталь и безделушки, в шкатулках украшения: серебро, золото, платина, бриллианты и другие драгоценные камни. Великолепные сервизы и столовое серебро. И дача неплохая - тоже не хуже, чем у других; но по курортам ездить продолжают. Без конца гости у них или они в гостях.
  Конечно, существуют люди, имеющие куда больше: она знала о них понаслышке, но никогда не видела. Но дела, которые они крутят, слишком опасные: за них, случалось, получали уже не срок, а высшую меру. И так достаточно того, что они имеют, да и Марк на такой риск не пойдет, даже если бы решилась она: не тот человек - на больше того, чего она добилась от него, он не способен. Да и что еще ей нужно? Так думала она - до появления Захара.
  Она подумала, что он старше, когда первый раз увидела - наверно, из-за его комплекции. Но ему было всего тридцать пять. Он сразу понравился ей: энергичный, подтянутый, тщательно и со вкусом одетый.
  Вскоре она с Марком побывали у него дома. У него была своя отдельная квартира - не комната в коммуналке, как у них. Набитая антикварной мебелью, с картинами в золоченых рамах на стенах, множеством всяких статуэток. Настоящий старинный гобелен в спальне, саксонские сервизы. Ванна из серо-розового мрамора. Сказка просто! Её комната, её гордость, впервые показалась такой убогой рядом с тем, что показал он.
  А жены у него не было: значит, он сам - без подталкивания, которое потребовалось её Марку, сумел создать всё себе. Это настоящий мужчина: её идеал!
  На прощание он подарил ей изумительной работы серебряный браслет. Потом пригласил их обоих вместе с дочерью на послезавтра в "Метрополь".
  
   Они сидели там, одетые обе с ног до головы как королевы. Сверкали её золотые серьги с александритами, нитки ожерелья из натурального жемчуга на шее и несколько колец с прекрасными камнями на её холеных, ухоженных пальцах; чернобурка на плечах, прикрывающая большой вырез платья. На Инночке украшений поменьше: платиновые сережки с небольшими бриллиантами, тонкая золотая цепочка поверх закрытого до горла шерстяного платья, золотые часики и серебряный браслет, подарок Захара.
  - Вы совершенно ослепительны сегодня, Елизавета Михайловна, - сказал Захар. - Но ваша дочь затмевает даже вас.
  - О, спасибо, Захар! - ответила она, положив свою ладонь на его. - Вы замечательно сказали: лучшего комплимента, чем этот, для меня не может быть.
   Пустой соседний столик неподалеку от них вскоре заняла компания из четырех мужчин, двое из которых издали помахали Захару, здороваясь. Они все четверо подошли к ним незадолго перед тем, как подали горячее. Двое более молодых из них, спросив разрешение, пригласили её и Инночку танцевать, а двое остальных попросили Захара познакомить их с Марком и уселись на освободившиеся места.
   Они встали, когда кавалеры подвели её и Инну к столику после танца.
  
   Захар влил живую струю в дела, и уже через короткое время Марк стал приносить ей ощутимо больше. Потом еще больше. Она еще больше восхищалась Захаром. Где он был раньше?
  Правда, порой возникали заторы: Марк не хотел давать делать то, что предлагал Захар, и тогда тот обращался за помощью к ней. Она слишком хорошо знала, как можно воздействовать на мужа, и он, в конце концов, обязательно уступал ей. За исключением нескольких случаев, когда он смог убедить её, что это слишком небезопасно.
  Она помогала Захару не только из-за себя. Быстро увидела, насколько нравится ему Инночка. Это же великолепный вариант: такой муж! Он и не скрывал свое желание: специально пригласил её к себе без Марка - показал кое-что, что было припрятано у него для его будущей жены, и спросил, не будет ли она против того, чтобы ею стала её дочь. Еще бы быть против: чтобы Инночка получила такого мужа, за которым будет как за каменной стеной, и в придачу сразу всё это несметное богатство!
  И с того дня Захар начал активно ухаживать за Инной. Водил в театры и самые лучшие рестораны, делал безумно дорогие подарки. Но Инночка воротила нос: он ей казался старым и не слишком интеллигентным. Просто избалована общим вниманием мальчиков - из-за её красоты, хотя по-настоящему почти еще ни с кем не встречалась: многих отпугивало, несколько дорого она одевалась. Пусть себе пофыркает: поймет, в конце концов, что он такое, и тогда...
  
  6
  
  Но встречаться с этим студентом, соседом Новиковых, ни к чему. Ну, моложе он, интеллигентней и, пожалуй, действительно внешне интересней Захара - но совершенно не то, что её нужно. Просто, она еще не понимает, что такое в действительности Захар. Но поймет ли вовремя? Чем черт не шутит!
  Так что нечего было приглашать этого парня к себе. Марку что, просто не с кем было выпить? Не мог Захара позвать? Надо его образумить, раз сам не понимает!
  ...Но получилось, не как она ожидала.
  - Лизочка, дорогая моя, боюсь, что это ты не всё понимаешь. Я не хочу, чтобы она стала женой Захара. Не хочу! Не тот он человек.
  - Он? Да он на голову выше и тебя и всех других. Не такой трус, как вы - поэтому уже и имеет столько.
  - Лизочка, постарайся понять, родная моя: не трусы мы - просто осторожны. Мы ведем жизнь, когда над нами все время всегда висит, что это в один прекрасный момент может кончиться - заберут и посадят.
  - Но ты же видишь, что этого не происходит.
  - Именно потому, что мы осторожны. Наши дела, хоть и позволяют нам довольно неплохо жить, всё же не настолько крупные, чтобы ОБХСС быстро обнаружила их. А за крупные дела можно загреметь очень быстро и на слишком хороший срок. Так что: тише едешь, дальше будешь. А Захар далеко не всё понимает, как мне кажется. И чересчур азартен: поэтому готов слишком крупно рисковать. Он кое у кого из наших начинает вызывать опасения. Думают, что мне следует как можно скорей с ним расстаться, пока он не успел натворить нам всем дел.
  - Без него, что вы стоите? Я не позволю тебе это.
  - Ох, Лизонька, солнышко мое: не вмешивалась бы ты в наши дела.
  - Ну да: если бы я так делала бы, прозябали бы мы по-прежнему на одну твою несчастную зарплату. А сейчас что ты хочешь: чтобы наша Инночка, которая привыкла, что ей только птичьего молока не хватает, выскочила замуж за этого нищего студента, который никогда не обеспечит её как надо?
  - Почему? Я Виктора расспросил о нем: он о нем говорит только хорошее. Женя способный очень: учился всегда прекрасно, несколько языков знает, руками очень многое умеет делать. И кроме головы попа тоже неплохая: усидчив, очень работоспособен.
  - И сознательный комсомолец!
  - Не смейся! Пойми: он очень перспективен.
  - Чем?
  - Его же после института сразу примут в аспирантуру. Три года, и он кандидат технических наук - минимальный оклад две восемьсот.
  - Ты без всякой степени сейчас имеешь много больше.
  - С проблемой загреметь. А он будет доцентом, а может и профессором: жизнь без страхов - при том, что и деньги могут быть не меньшие. Самая культурная, интеллигентная среда.
  - А пока твой Женя не стал еще кандидатом - на что он её будет содержать: на свою аспирантскую стипендию? Ведь нашей Инночке много чего надо.
  - А я на что, Лизонька? Что я им не дам? Хватит у нас как-нибудь.
  - Хватит меня уговаривать! Я не разрешала ей видеться с ним и не разрешу дальше.
  - Забыла, видимо, к чему это приводит. И чья она дочь: не забывай, она вся в тебя. Что: я нравился твоим родителям, а? Нам же тоже приходилось встречаться тайком. Помнишь, да? - он обнял её.
  - Это просто по молодости: глупая еще была.
  - Очень жалеешь, что вышла за меня?
  - Дурачок! Ни о чем я не жалею: я же полюбила тебя - потому и вышла. И сейчас люблю: ты ведь всё такой же - веселый и добрый.
  - Я тебя тоже люблю, ты знаешь. Но прости: Инку я люблю еще больше. И прошу тебя: не мешай ей встречаться с хорошим парнем.
   Она видела, что дальше спорить бесполезно. А может быть, оно и лучше так: пусть встречаются. Пусть он приходит к ним. Пусть она бывает у него. Пусть узнают друг друга, какие есть на самом деле, а не какими кажутся в романтической обстановке нечастых тайных встреч.
   А Захар? Если он, действительно, любит, как Марик любил и продолжает любить её, пусть сумеет добиться Инны.
  
   То, что Елизавета Михайловна разрешила Инне встречаться с Женей, еще не значило, что она собиралась пустить дело на самотек. Захар не перестал быть в её глазах наилучшим вариантом будущего зятя, и надо было помочь ему.
   Она перебрала, кого можно использовать для этого, и почти сразу остановилась на Ляле. Не хуже Инны сообразила, почему Ляля неожиданно появилась у них во время его визита. Если он интересует её, то слава Б-гу: пусть злит Инну своим появлением, попытками кокетничать с ним - это только на пользу. Инна, не привыкшая сдерживаться в отношении Ляли и её матери, наверняка будет при этом не слишком выгодно выглядеть в глазах Жени. А из-за чего могут испортиться их отношения: оттого ли, что он её не устраивает или она его - ну какая разница?
  - Ляля, мне надо с тобой кое о чем поговорить, - начала издалека подводить она Лялю к этой тактике поведения.
  - О чем, тетя Лиза?
  - Я вынуждена разрешить Инночке встречаться с этим студентом. Но, сама понимаешь, я не в восторге от их встреч. Надеюсь, ты понимаешь почему. Она не соображает, что такой, как Захар, может встретиться только раз в жизни. Как мужчина он настоящий орел.
  - Еще бы! Была бы я так красива, как она, и такой хотел, чтобы я стала его женой - неужели стала бы думать хоть минуту?
  - Не понимает ничего - и не хочет понять.
  - Может быть, ей это просто трудно: она же привыкла у вас получать всё сразу. Кривит нос, что он, видите ли, не может и свободно болтать на любые темы - а подумала бы, когда ему было читать. Жене - да, было; но то, что уже сейчас даст ей Захар, Женя сможет очень и очень нескоро - если когда-нибудь, вообще, сможет.
  - Не попробуешь как-то объяснить ей это?
  - Ой, нет, тетя Лиза. Она не станет слушать.
  - Да почему?
  - Ей тогда показалось, что я заигрываю с ним - разозлилась страшно. И сейчас решит, что я говорю только из-за того, что Женя мне самой нравится.
  - На самом деле - нет?
  - Да как вам сказать? Притом, что такой жених, как Захар, мне абсолютно не светит, Женя не плохой вариант, наверно. Дядя Марик говорил, что он страшно способный и, потому, очень перспективен: сразу же после института попадет в аспирантуру. Но кандидатская степень ведь сама с неба не свалится - сначала надо сделать диссертацию, и чтобы поскорей, помочь ему всем, чем можно. Наверняка, я сумела бы это сделать, если бы была его женой.
  - Чем помочь?
  - Ну, освободить от необходимости подрабатывать: сама, как могла бы, постаралась обеспечить нам жизнь. Делала бы абсолютно всё по дому. Может быть, даже тапочки бы ему подавала. Вот! А потом - уж если бы защитился - пихала бы, чтобы занялся докторской.
  - Эк ты замахнулась! Докторской!
  - А почему нет? Как говорится, плох тот солдат, который не носит в своем ранце маршальский жезл. Ради того, чтобы стать женой профессора, стоит и потрудится. Так даже интересней. Как я знаю, вам тоже не совсем само всё с неба свалилось.
  - Но я и раньше любила твоего дядю.
  - А почему вы думаете, что я тоже не полюблю его? Он ведь и недурен, и неглуп. И из него скорей всего получится весьма неплохой муж.
  - Почему ты так решила?
  - Да тетя Лиза, он же еще девушка. Мне тогда стало жарко, и я сняла жакетик: он не стал мне в вырез заглядывать, как некоторые ("Захар ваш, например") - сразу же отвел глаза. Из таких, говорят, получаются самые преданные и верные мужья. ("Чистенький мальчик: еще не барался ни с кем. Такому даже стоит дать авансом - без всякой опаски: он тогда уж точно женится на тебе, и можешь спокойно прожить с ним всю жизнь и не бояться, что он когда-нибудь изменит или бросит тебя. Скорей я ему изменю, если очень приспичит; только если это случится, я сделаю всё по-умному - так, что никто в жизни не узнает и не догадается. А может, и без этого обойдется - смотришь, и полюблю его. Почему нет: приятный парень и смотрится как неплохо. Такой не для такого говна, как ваша Инночка: с ней он так еще хлебнет горя".)
  - Значит, и тебе выгодно, чтобы они перестали встречаться. Попробуй, все-таки: поговори с ней.
  - Нет, тетя Лиза: абсолютно дохлый номер.
  Они замолчали. Потом Елизавета Михайловна сказала тихо:
  - Тогда вот что. Будем пробовать другое. Ты говоришь, Инночка разозлилась тогда на тебя. Так...
  - Еще как! - перебила её Ляля. - Вы же знаете, как она в таких случаях разговаривает и со мной, и с мамой.
  - И это на глазах у Жени?
  - Конечно.
  - И как он реагировал?
  - Похоже, его это смутило.
  - И замечательно! Так и действуй: зли её - по-умному только. Меня меньше всего волнует, если он подумает, что она злая, глупая - какая угодно. Даже больше устраивает, если он первый не захочет с ней больше встречаться: ей тогда уже не придется самой выбирать. Поняла?
  - Понять-то поняла, тетя Лиза, только...
  - Ну, ничего - потерпите немного: и ты, и твоя мама. Не беспокойся: я в долгу перед вами не останусь. Да это может оказаться и в твоих интересах тоже.
  - Так! И я могу при Жене показать, что я знаю что-то лучше её?
  - Разве ты знаешь что-то лучше её?
  - Ну, в театрах я бываю чаще. На выставках еще. Музыку я, правда, знаю хуже, чем она, - соврала Ляля, чувствуя, что правда начинает задевать теткин гонор. "Ваша Инночка только строит из себя умную, а что, по сути, она знает: верхушек лишь нахваталась. А я и без её возможностей в театрах раз в десять больше бываю".
  - Ладно: можешь. Но только не перегибай слишком палку.
  - А то я не знаю, тетя Лиза!
  
  - Женя, тебя к телефону! - позвала из коридора Тамара. - Елизавета Михайловна, - добавила она шепотом.
  - Алло!
  - Здравствуйте, Женя! Это Елизавета Михайловна, Инночкина мама. Вы не ожидали, я понимаю, что я вам буду звонить, но это так. Скажите, вы свободны сегодня?
  - Не совсем: уезжаю на практику завтра - вот, собираюсь сейчас.
  - А: понятно. Но всё же, если возможно, вы не сможете провести сегодняшний вечер с нами? Марк Анатольевич опять хочет чем-то удивить вас. Сможете? Мы все трое очень хотим, чтобы вы пришли.
  - Спасибо: смогу . В котором часу?
  - Чем раньше, тем лучше. А то мой муж уже слюной исходит.
  - Хорошо. Я постараюсь. - Очень кстати, что брюки и рубашки, собираясь в дорогу, только что погладил.
   Он быстро почистил туфли и оделся. Пошел к "Белорусской": взял торт "Сказка" в угловой кондитерской и букет сирени около вокзала.
   Дверь ему открыла сама Елизавета Михайловна. Марк Анатольевич и Инна стояли в дверях комнаты, улыбаясь. Из коридора выглядывала Мирра Ефимовна.
  - Здравствуйте! Проходите, пожалуйста. Какой же вы молодец: так быстро доехали.
  - Здравствуйте, Елизавета Михайловна! Здравствуйте, Мирра Ефимовна! Здравствуйте, Марк Анатольевич!
  - Жень, а со мной когда поздороваешься? - делано капризным тоном произнесла Инна.
  - Just a minute. I did so only because I think you are the youngest of all here. Good afternoon, my lady. How are you? [- Минутку. Я не поздоровался лишь потому, что думаю, ты самая молодая из всех здесь. Добрый вечер, миледи. Как дела? (англ.)]
  - Excellent, thank you, sir. It is a miracle that my mother has agreed to our dating, isn"t it? [- Превосходно: благодарю вас, сэр. Это же чудо, что моя мама согласилась, чтобы мы встречались, да?]
  - O? I think so, too. [- Тоже так считаю.]
  - Эй, молодежь! Ну-ка, переведите, о чем вы сейчас говорили?
  - О чем надо, папочка! Хочешь знать, учи английский.
  - А это вам, - спохватился Женя, протягивая букет и торт Елизавете Михайловне.
  - Спасибо. О, как чудесно пахнет! Миррочка, поставь, пожалуйста, сирень в вазу.
  - Сейчас, Лизочка. Сейчас, дорогая.
  - Что же вы стоите, Женя? Проходите в комнату. - Сегодня она рассматривала его очень внимательно.
  А правда, очень неплохо смотрится: ростик хороший, широкие плечи и выпуклая грудь; мускулистые руки выступают из подвернутых рукавов белой рубашки. Одет только весьма скромно, особенно туфли - но зато очень аккуратно: наглажена рубашка, острые стрелки брюк. Очень интеллигентное, приятное лицо с темными добрыми глазами.
   Что-то неуловимо сходное с Марком, когда был молодым. Кажется, понятно, почему Инночку потянуло к нему. Он, конечно, внешне привлекательней Захара. Но тот таки Захар - не бедный молодой студент!
  - Женя, редьку и яйца с гусиным жиром женщины нам приготовили. Сами они это почти не едят. А гуся сегодня не будет - зато фаршированная рыба есть и еще фломен цимес. Знаешь, что такое?
  - Еще бы! Жаркое с черносливом.
  - Тоже давно не ел?
  - Это моя тетя по праздникам готовила. А сейчас я ем у мамы моего друга.
  - У Фрумы Наумовны? - спросила Инна. - Саши и Сони мамы?
  - Они евреи? - спросил Марк Анатольевич.
  - Да.
  - Но у тебя и русские друзья, Инна сказала.
  - Конечно. Почему нет? Они же не антисемиты.
  - Нет?
  - Нет, конечно. В пятьдесят третьем Гродовы нас собирались спрятать от выселения, рискуя быть арестованными за это. И Юра Листов должен был помочь нам выбраться из тайника в этом случае. Он вначале даже хотел переправить меня и мою тетю к своей матери в деревню.
  - Юра из деревни? - удивилась Инна. - Не может быть!
  - Да. И его мать уборщица в клубе.
  - Ну да? Он же такой умный, столько знает: вам всем не уступит.
  - А почему он должен уступать? Прочел он никак не меньше нашего.
  - Всё равно, как-то не верится: Юра - деревенский! Правда, одевается не лучшим образом - как и вы все почему-то впрочем. Даже Гродовы, как ни странно. Мне надо будет вами заняться.
  - Женя, а идиш ты знаешь? - перебил её Марк Анатольевич.
  - Я на нем начал говорить - раньше русского.
  - Да? - и он стал говорить по-еврейски.
  Женя свободно отвечал ему: Елизавета Михайловна и особенно Миррочка одобрительно глядели на него.
  - О чем вы говорите? - с нетерпением спросила Инна.
  - О чем надо, дочечка! Хочешь знать, учи еврейский.
  - Ну, хватит: пошли лучше за стол.
  
  Марк Анатольевич налил рюмки: водки Жене и себе, а женщинам портвейна "Массандра". Но выпить они не успели: раздался телефонный звонок. Елизавета Михайловна встала:
  - Ляля обещала позвонить мне: насчет билетов в Вахтангова.
   Она ушла к телефону.
  - А, Ляля. Наконец-то, - послышался её голос из коридора. - Ну, как? Ага, ага! Прекрасно. Ты молодец. А когда привезешь? А почему? Не поняла: тебе еще заниматься надо? Ну, так если в голову больше уже не лезет, приезжай давай - заодно и билеты привезешь. Что у нас делать? Посидишь, выпьешь немного, поешь: у нас сегодня фаршированная рыба и жаркое с черносливом - ты же любишь. А, нет - только Женя. Давай приезжай.
  - Ляля сейчас приедет. Достала нам билеты в Вахтангова.
  - Опять несет её нелегкая, - скривилась Инна, не стесняясь присутствия Миррочки. Та насупилась и опустила голову.
   Женя нахмурился, и Елизавета Михайловна, сразу заметив это, принялась отчитывать дочь:
  - Опять ты за свое: прямо перед Женей неудобно. Она же твоя единственная сестра: кто у тебя еще есть? Представляете, Женя: мы с ней даже не спорим почти, - она положила руку на плечо Миррочки, - а эти две козы без конца бодаются. Просто не знаю, что делать. Я извиняюсь за неё: и перед Миррочкой, и перед вами.
   Инна закусила губу: лицо её стало злым и уже не казалось красивым.
  - Лизочка, не расстраивайся, пожалуйста. Ну, молодые, горячие: что с них взять. Пройдет с возрастом, я надеюсь. Не волнуйся только! - со смиренным видом произнесла Миррочка.
  - Ну ладно - хватит: всё! Дайте спокойно нам выпить. Давай, Женя: лехаим!
  - Правильно, Марик: что расстраиваться из-за ерунды. Женя, давайте вашу тарелку: я положу вам всего.
   Вскоре раздался звонок: пришла Ляля.
  - Ой, тетя Лиза, как я устала! Но послезавтра уже последний.
  - Ладно, потом поговоришь. Иди, садись, а то скоро будем подавать бульон.
   Лялька была одета скромненько: недорогая блузка, застегнутая до горла и завязанная темной ленточкой; обыкновенная юбка, туфли на низком каблучке. Ни капли косметики, неяркий маникюр; даже ни одного кольца на руке. Эдакая милая, скромная девочка. Но глухо закрытая блузка туго обтягивала её грудь, эффектно подчеркивая форму. "Вот чертенок: самый лучший лифчик наверняка надела. Что-что, а как надо одеться, очень соображает: моя школа!" И простенькая с виду юбочка пошита так, что подчеркивает её таки неплохую фигурку и круглую попку. "Молодец, девка: одела как раз то, что надо!"
   Ляля первым делом чмокнула дядю.
  - Здравствуйте, Женя. Инн, привет. Ты что такая?
  - А тебе какое дело?
  - Ой, на это у меня совсем нет сил: умоталась вдребезги. Женя, а вы уже отстрелялись?
  - Да, совсем: завтра на производственную практику уезжаю.
  - Далеко?
  - На Урал.
  - Надолго?
  - Семь недель.
  - Ого! А отдыхать потом куда поедете?
  - Никуда. Я летом стараюсь подработать.
  - Вот это я понимаю!
  - Ешь лучше: все ждут тебя. Налить чего-нибудь? - поторопила её Елизавета Михайловна.
  - Ага: вина. - Она выпила и стала быстро есть.
   Когда накладывалось второе, спросила Женю, в каких театрах он любит ходить. Женя слегка покраснел: в театрах бывал не часто - денег у ребят, кроме Ежа, было не густо.
  - Я достаю билеты у распределителей: с небольшой наценкой, а иногда и без - если они горящие. Кое-когда даже за неполную цену - когда им почему-то уже нельзя сдать их: тогда хотя бы не всё потерять. Для нас, бедных студентов, это самое оно. Места, конечно, где-нибудь на галерке: но наш брат всегда там сидел.
  Она говорила не всю правду: тетка предложила доплачивать разницу между тем, за сколько она будет приобретать их, и за сколько предлагать Жене и его друзьям - а откуда она узнает, за сколько она приобрела. Можно будет и набавить.
  - Если надумаете, позвоните тете Лизе. А она мне через маму передаст. Мне только свои телефоны запишите, куда позвонить, когда дешевка на неплохие спектакли подвернется.
  - Спасибо, Ляля, но это уже, когда вернусь.
  - Вся ваша компания завтра разъезжается?
  - У одного практика в Москве: у Ежа.
  - Он колючий?
  - Кто?
  - Еж ваш.
  - А! - он понял. - Мы так Сережу зовем. - Он записал ей телефон Гродовых.
  - Вы его предупредите только, чтобы знал, кто я, когда позвоню.
  - Хорошо. У нас, кстати, еще младшенькие есть: брат Сережи и сестра Саши, Антоша и Сонечка. Вот они в театрах чаще нас бывают. Билеты покупает Антошка - говорит: "Я кавалер: я и плачу".
  - Забавно.
   Но как только она попробовала заговорить о какой-то постановке, тетя Лиза толкнула её под столом ногой. Она поняла, и замяла разговор. По виду Инки и так можно было догадаться, что она злится уже давно: было опасно злить её еще больше. Да и наверно, она уже достаточно показала себя сегодня перед Женей.
  
  7
  
  Он вернулся домой лишь за неделю до начала занятий. Практика давно закончилась, но он и Листов задержались: предложили сделать выгодную работу, и они ухватились за негаданно свалившуюся возможность заработать.
  Расширялась территория завода, где проходила практика; директор в целях экономии решил сделать геодезическую съемку прирезанной территории силами завода. Должны были делать её двое инженеров заводоуправления, но один из них неожиданно уволился. Он-то и посоветовал привлечь к этой работе Женю: познакомился с ним в столовой, и тот упомянул в разговоре, что сосед по квартире взял его собой два года назад на полевые съемки в качестве рабочего, и он там освоил все приборы и поверки их. Помогал потом соседу уже в Москве делать камералку.
  Оставшийся устроил Жене проверку и, убедившись, что практикант действительно не врет, предложил ему задержаться после окончания практики - сулил очень неплохие деньги. Женя, естественно, согласился, оговорив только, что в помощь себе возьмет Листова.
  Виталька Стеров, узнав об этом, заныл:
  - Вайс, а я?
  - Что ты?
  - У меня же тоже вечный дефицит башлей [денег (сленг)]. Возьмите меня тоже, а?
  - Ха! Не хватает тебе: сходить в ресторан с очередной барухой. Отвали! У тебя родители - а нам с Вайсом деньги на жизнь нужны.
  - Сиротки бедные: оба на повышенной стипендии. А ты, Вайс, вообще, Сталинскую уже получишь. Ну, не жадничайте!
  Вообще, как оказалось, он не такое уж говно, как о нем привыкли думать: не сволочной и работать при желании может. Всё только из-за его пунктика: прямо таки мартовский кот - побольше девок, любых и всяких, без разбора. Хотя и врет тоже: сообщил с гордостью, что поимел и такую и такую - а оказалось, что они его даже не знают.
   Его, конечно, не взяли: он же не нуждался, как они. Ну, и ничего: поныл - и укатил домой.
   А они вкалывали: каждый день - с утра до вечера, и без всяких выходных. Уже никаких развлечений: кино, танцев. Били реперы, Юра бегом таскал рейку - он работал с теодолитом и нивелиром. Потом, не разгибаясь, делали камералку. Пришлось и не досыпать: надо было закончить до начала занятий. Но успели почти на неделю раньше, и директор добавил к обещанному и премию.
  
   Юра вылез раньше: надо было навестить мать. Дальше он ехал один.
   В Москве ли Инна? Он послал ей письмо оттуда - она ответила, что собирается с матерью в Гагру, но оттуда письма не прислала; он послал ей еще два коротких письма на московский адрес, она не ответила - и больше он ей не писал.
  Почему-то он совсем не скучал по ней. Ходили довольно часто втроем на танцы, и там знакомились с девушками. Виталька часто подходил и тихонько просил его и Юру не приходить раньше определенного часа, и они провожали после танцев девушек домой и разговаривали дорогой. Местные парни за всё время ни разу не пытались затеять с ними драку; Витальку, зато, пару раз отлупили: последний раз довольно сильно, и он какое-то время боялся ходить один, без них.
   ...В Москве Инны не оказалось. Поэтому он укатил на дачу и отдыхал там от трудов праведных.
   Узнал, что Ляля за время его отсутствия не раз доставала ребятам билеты в театры, иногда совсем дешевые, и иногда даже ходила с ними. Она позвонила ему домой первого сентября. Спросила его, как прошла практика, и поинтересовалась, как у него дела. Предложила, если он скучает, сходить куда-нибудь вместе, а он вместо ответа спросил, почему Инны до сих пор нет в Москве, и когда она приедет. Ляля пообещал сообщить, когда узнает.
   Вечером приехал Юра. В общежитие ехать было уже поздно, и он ночевал у Жени. Они проговорили допоздна.
  - Как мама?
  - По-прежнему. Тебе привет просила передать. Все вспоминает, как ты ей уйму хороших вещей послал: есть, в чем ходить. - Это были вещи тети Беллы.
  - Деньгам обрадовалась?
  - Отказывалась вначале брать: "Тебе, Юрочка, они нужней - приодеться. Небось, хуже всех там одет-то!" Но уговорил: видел, рада - хоть чуть меньше ограничивать себя во всем придется.
  - А приодеться нам, верно, не мешает, а? Давай завтра после института махнем по магазинам: костюмы посмотрим, а заодно и обувь.
  - Ладно. Только вначале устроюсь в общежитии.
   ...Они обошли немало магазинов. Перемеряли уйму костюмов, но так и не остановились ни на чем: что лучше, что моднее - для них это был темный лес. Женя всё еще донашивал то, что купила ему тетя Белла. Юра носил, что придется, лишь бы более или менее целое и не совсем страшное: лишних денег не было. Так что промахнуться никак не хотелось.
  - Ну, что: отложим до завтра - еще вечером подумаем?
  - А может, до приезда твоей Инны: уж в одежде-то она знаток. Как она тогда в электричке сказала: "По тому, как человек одет, сразу можно определить, что он собой представляет".
  - Уговорил.
  
  Ляля позвонила через три дня: сообщила с какого вокзала и каким поездом завтра приезжает Инна. Женя был на вокзале уже за полчаса до прибытия и стоял на перроне, держа астры.
   Поезд пришел вовремя. Он быстро пошел к их вагону и смотрел, когда они появятся.
  - Женя! - услышал он: Инна появилась на выходе и улыбалась ему.
  Следом за ней появилась Елизавета Михайловна. Она тоже приветливо улыбнулась Жене сверху, но вдруг посмотрела куда-то и стала улыбаться туда. Женя обернулся: к вагону спешил Захар с большим букетом роз.
  - Простите меня, что опоздал: выбирал их - не мог найти по-настоящему хорошие, - он протянул розы Елизавете Михайловне.
  - Но выбрали, действительно необыкновенные. Спасибо, Захар! Я так и знала, что вы придете нас встретить. А где мой дорогой муж?
  - Он, к сожалению, на совещании во Всекоопинсоюзе. Весьма некстати. Но вы не беспокойтесь: я вас сейчас доставлю домой на своей машине.
  - Правильно: доставьте маму и чемоданы домой. А я с Женей пойду прошвырнусь по Москве: страшно по ней соскучилась.
  - Инна, о чем ты говоришь? Тебе срочно необходимо домой: принять ванну после дороги и поесть.
  - Ничего, мамочка: у меня есть в сумке одеколон - побрызгаюсь, если от меня будет вонять потом. А поедим мы с ним в диетической столовой. Женя, помоги только Захару донести чемоданы.
  - Не нужно: мы возьмем носильщика.
  - А-а! Тогда всего: мы побежали.
  ...- Куда махнем: в чебуречную, в пирожковую?
  - Чебуречных там хватало - получше московских.
  - Тогда в новую пирожковую. На углу Неглинной и Кузнецкого. Там слоеные пирожки с мясом потрясающие.
  - Уговорил. А потом в кафе-мороженое на Горького: посидим там и поболтаем.
   Женя набрал пирожков. Инна с удовольствием ела их. Но отодвинула бульон:
  - Дрянь: я такой не пью.
   В кафе-мороженое почти не оказалось очереди. Выбрали мороженое, заказали к нему по бокалу шампанского.
  - А теперь рассказывай. Обо всем: как провел время на практике, что у тебя нового.
  - Я же тебе писал. Ты не получила разве мои письма?
  - Получила: мне их Миррочка переслала.
  - А почему не ответила на них?
  - Ну, Жень: понимаешь, просто абсолютно нечего было писать. Не про то же, что Рыжий дважды прилетал на неделю. Приносила его нелегкая.
  - Захара?
  - Ну да. Ладно: excuse me please, sir [Извините, сэр. (англ.)]. Лучше давай о себе.
   Женя рассказал, как прошла практика. Больше всего её заинтересовало то, что они с Юрой прилично подзаработали там.
  - Молодцы! Сможете одеться с ним, наконец-то, как следует. А то умные ребята, а выглядите - ужасно.
  - По мере возможности.
  - Не думаю. Доктор Гродов наверняка имеет достаточно - не меньше моего папы, а одеты они все почти нисколько не лучше остальных вас. Почему?
  - Они на книги много тратят: знаешь, какая у них библиотека? Еще Сергей Иванович и Валентина Петровна любят ездить по разным городам - где только не побывали. Всякое зверье, что Еж и Антоша держат, далеко не всегда дешевое. Антоша еще, я говорил уже, по театрам много ходит и Сонечку с собой водит.
  - Но одеваться по-человечески ведь тоже надо.
  - Наверно, да. Мы с Юрой и решили купить себе по костюму. Уже ходили по магазинам, перемеряли уйму и так ни на чем не остановились. Решили подождать до твоего приезда: уж ты-то разбираешься в этом.
  - Умные мальчики!
  - Поможешь нам?
  - Обязательно: а то только без толку потратите деньги. Не беспокойся: одену вас так, что сразу будете на людей похожи.
   "М-да!" подумал Женя, но ответил:
  - Thank you very much [- Большое спасибо. (англ.)].
  
   Женя с Юрой повели Инну по магазинам, мерили снова и показывали ей выбранные ранее костюмы. Она не одобрила ни один из них.
  - Дешевка и барахло!
   Попробовали мерить более дорогие - то же самое.
  - Мальчики, толком одеться можно только в ателье. Я знаю очень хорошее: там мама шьет отцу все костюмы. Завтра поедем туда - выясним, какие там есть материалы.
   Хороших там не было, и она спросила:
  - А когда будет завоз?
   Ей сказали, что через два дня, и этот день они трое дружно прогуляли в институте. Явились с утра, прямо к открытию, и были третьими в очереди, которую заняли у входа на улице.
   Материалов в витрине за стеклом висело много, но внимание их всех сразу привлек только песочно-коричневый в очень красивую полоску.
  - Жатка, Бельгия, - прочитала Инна. - Ого: это таки материал!
   Но и цена его тоже была о-го-го: 475 рублей за метр. Метра три надо, чтобы пошить, и за работу около пятисот; еще шелковая подкладка, пуговицы; минимум сотню надо дать закройщику. Итого, наверно, под две тысячи. Ребята задумались.
  - Да вы что: совершенно шикарный материал. В таком костюме сколько лет будешь выглядеть лучше других: он же страшно прочный. - И то же самое говорили и другие в очереди, которая прибывала. - Пока будете думать, весь материал расхватают.
   И Женя решился. Юра же сказал:
  - Я, пожалуй, еще не дорос до таких костюмов. И из остальных материалов тоже получится дороже, чем готовый. Так что...
   Он остался с ними, пока оформляли заказ, а потом снимали мерку. После этого они снова поехали в магазин, и Листов в последний раз померил уже несколько костюмов, доверив Инне и Жене решить, какой из них сидит на нем лучше, и купил его.
   Дома Инна показал матери и Ляльке лоскуток ткани, и те пришли в восторг. Инна не преминула тут же позвонить Жене - сообщить с гордостью об этом.
  Потом ездила с ним на все примерки - даже прихватила на самую последнюю Ляльку, придирчиво смотрела и спорила, если что-то не нравилось, с закройщиком. Женя окончательно убедился, что если она в чем-то не разбирается, то только не в этом - поэтому тут он мог целиком положиться на неё.
  Что оказалось не совсем возможном во многом другом: проявлялось то, что еще не было знакомо ему в ней из-за редкости их прежних коротких встреч, хотя он так и не забыл её грубости по отношению к Ляле и Мирре Ефимовне. Следующим неприятным случаем было их посещение театра.
  
  Ляля позвонила ему, что есть совсем дешевые билеты на хороший спектакль - на галерку. Он позвонил Инне, предложил ей пойти с ними.
  - На балкон? - переспросила она. - Никогда не сидела на балконе. Ну, ладно: посмотрю, что это такое.
   Ей быстро не понравилось: и видно плохо - без конца держи бинокль, и душно.
  - Ты что - получше не могла достать? - недовольным тоном спросила она Лялю. - Смотри, сколько свободных мест в партере.
  - Те нам не очень-то по карману.
  - Подумаешь: я бы тебе добавила. А здесь - черт-те что. Пошли вниз: доплатим и сядем там.
  - Я здесь останусь, - сказал Саша, покраснев. Женя знал почему: лишних денег у него никогда не водилось.
  И он следом за Сашей сказал, что его здесь вполне устраивает. И Ляля тоже не собиралась идти вниз.
  - Ну, как хотите! - и она ушла. Вскоре они увидели, как она внизу подошла к билетерше, потом раскрыла сумку и сунула ей деньги. Та повела её и усадила на свободном месте в одном из первых рядов.
  - А нам и здесь хорошо, правда? - сказала Ляля. - Что нам - стыдиться, что мы можем сидеть только здесь? "Кто честной бедности своей стыдится, и всё прочее..."
  - Точно! - сказал Саша.
  - Женя, а вы не расстраивайтесь: моя сестрица, к сожалению, не пряник, хоть и все без ума от её внешности.
   ...Инна встретила их в гардеробе.
  - Сразу надо было туда пойти. Совсем другое дело. Нет уж: больше ни на какую галерку не иду. - И правда: больше не пошла.
  
  Недели через три Ляля снова позвонила, опять предложив дешевые билеты в тот же театр. Сказала, что уже звонила Гродовым, и собираются идти все: Сережа с Сашей и "младшенькие". Она тоже.
  - Жень, ты только Инку не пытайся приглашать: опять на говно изойдет. Ой, прости за грубость: вырвалось невольно!
  Но в театре вся их компания неожиданно столкнулась с Инной вместе с Захаром в буфете, куда их потащили "младшенькие" попить лимонада. Она даже не покраснела: поздоровалась только. Захар тоже соизволил поздороваться кивком головы. Никто не подал вида, что что-то произошло - кроме "младшеньких", конечно. Когда Инна спросила:
  - Сонечка, Ляля передала тебе от меня купальник? - та ответила:
  - Да. Спасибо, только я его не надеваю: он мал мне, к сожалению. Я отдам его вам обратно. - Это была совершенно явная ложь: в худшем случае он мог быть ей только еще велик. И Инне пришлось проглотить это.
  - Хорошо: как знаешь.
  ...- Жень, а Жень! Что это она себе позволяет, твоя красавица, а? Встречается с тобой, а в театр идет с этим рыжим? Почему ты это терпишь? Вызови его немедленно на дуэль и ткни шпагой в пупок, - предложила Жене Сонечка.
  - Еще чего! Дело не в нем, а в ней, - перебил её Антоша. - Плюнь и забудь коварную: женщин на свете полно. Разрешаю тебе даже на Соньке жениться.
  - Какой ты добрый! Значит, отдаешь мне Сонечку?
  - Конечно! На кой она мне: шпана ведь - дерется.
   Ляля усиленно делала вид, что тоже смущена случившимся.
  - Если бы я знала, что она с ним тоже идут сюда! - с фальшивой досадой сказала она. В действительности же всё было подстроено - теткой и ею; знал об этом и Захар.
   Инна позвонила Жене сразу же, как только он пришел домой.
  - Женя? Наконец-то! Я тебе уже несколько раз звонила - хотела объяснить, почему пошла с ним. Просто он принес билеты - в партер, а я очень хотела посмотреть этот спектакль, но, ты знаешь, я сверху ничего не вижу, поэтому пошла. Ты не думай: то, что я с ним пошла, ничего не значит - ему абсолютно ничего не светит. Так что не расстраивайся, слышишь? И не забудь: послезавтра последняя примерка. Пока: целую.
  
  "Целую": никогда она не целовала его, и он её - даже не пытался. Ни разу. И не появлялось никогда желания почему-то: так - встречались, говорили о чем-то, куда-то ходили вместе, и всё. Может быть, странно, но так.
   Он чувствовал, как всё критичней воспринимает её. Уже сильней понимал, насколько они из разных миров - чтобы быть способными понимать друг друга. Так, как он, она жить не может: её удивляет, как может он обходиться почти без всего, что ей почти всегда доступно.
   Он угощал её недавно дома яблоками, привезенными им с дачи: у Деда в саду в этом году яблони плодоносили.
  - Вкусные, правда? Ешь еще.
  - Спасибо. Больше не хочу яблок. Я бы лучше съела персик.
  - У меня, к сожалению, нет.
  - Почему?
  - Как почему? Их нет в магазинах.
  - Ну и что? На рынке же есть.
  - Дорого слишком.
  - Так ты их и не ешь никогда?
  - Да нет: ем, когда достаточно дешевые. Как все.
  - Кто все? Мы едим, когда их можно купить на рынке. Скажи, ты и яблоки перестанешь есть, когда они станут дороже?
  - Да нет же: в урожайный год Дед всегда дает их мне с собой, когда уезжаю. Он их в подвале хранит всю зиму.
  - А в неурожайный?
  - Тогда у него их нет.
  - И ты их тогда уже совсем не ешь, да?
  - Почему? Покупаю иногда - не часто.
  - Ужас! Но ведь тебе хочется?
  - Ну и что?
  - Но как так вообще можно жить?
  - Но я мясо ем регулярно. А ты у Юры спроси, что его мама ест? Она его видит редко. А что такое персики, вообще, представления не имеет. Так что...
  - Причем тут Юрина мама? Ты о себе лучше думай.
   Для неё не было проблемой купить не ходу в ларьке плитку шоколада и съесть почти сразу половину. Она обязательно предлагала и ему, он неизменно отказывался.
  Зато она не нуждалась в том, без чего они жить не могли: хороших книгах, серьезной музыке, регулярных посещениях музеев. В консерватории была, как оказалось, считанные разы; читала, вообще, мало. Может быть, только в театрах бывала не меньше его и ребят, но куда меньше "младшеньких".
   Она знала кое-что, чтобы где-то во время светского разговора можно было с умным видом назвать какое-нибудь известное имя. В их компании такое совершенно не проходило, и она, чувствуя это, начинала злиться или старалась перевести разговор на тему, близкую ей: об одежде, украшениях, парфюмерии. Уровень неглубокий: ей по сути дела почти нечем было кичиться перед Захаром, с которым "ей просто не о чем разговаривать".
   И ребятам и их родителям, как он чувствовал, она не очень нравилась. "Младшенькие" даже как-то случайно проехались по её поводу: повидимому, невзлюбили за что-то.
   Нужны ли они друг другу? Разве было ему когда-нибудь хорошо рядом с ней так, как с той девушкой, когда танцевал и, особенно, когда шел рядом, провожая её тогда?
  
  8
  
   Они ухали из ателье к Жене домой - чтобы он мог переодеться в свой новый костюм: решили обмыть его в ресторане.
  - Махнем в "Пекин"?
  - Он дорогой?
  - Как ни странно, нет. Помню, мы там отмечали свою первую стипендию: ребята даже удивились. Ты там не был?
   Он отрицательно качнул головой: не хотелось объяснять, что в ресторанах вообще был считанные разы.
  - Там все делают, как китайцы: берут несколько блюд, но каждого по одной порции на несколько человек. Возьмем только самое вкусное: какое-нибудь блюдо с трепангом и вырезку с грибами. Ну, и бутылку сухого. Я сама не хочу, чтобы ты много потратил: тебе еще обязательно нужно купить к такому костюму соответствующие туфли.
   Она зашла к Тамаре, пока он переодевался. Когда он вышел, оказалось, что они обе ждали, когда он появится. Тамара восторженно заохала, и на шум с кухни вышла Клава.
  - Ой, Женя, какой ты красивый в этом костюме! Носи на здоровье!
  - Правда: в нем он выглядит совсем как человек? - спросила её Инна. Клава глянула на неё - так, что та сжалась, и резко повернувшись, ушла обратно на кухню.
  - Ну что я такого сказала? - спросила напуганная Инна Тамару.
  - Да не обращайте вы на неё внимание, Инночка: она у нас вообще немного того.
   "Сообразила же такое сказать при Клаве: будто я был только человекообразным," подумал с досадой Женя: уже не хотелось никуда идти. Но Инна заторопила его:
  - Пошли скорей. Покажу тебя маме в новом костюме и оденусь соответственно: хочу выглядеть рядом не хуже.
   Елизавета Михайловна оглядела Женю и сказала, что костюм действительно прекрасный. Мирра Ефимовна охала, как Тамара:
  - Какой шикарный! Как вы в нем дивно выглядите! Видела бы моя Лялечка вас в нем.
   Инна вышла из комнаты одетая для ресторана совершенно как в первый день их знакомства.
  - Куда вы собираетесь? - спросила её Елизавета Михайловна.
  - На кудыкину гору: в "Пекин", мамочка, - обмыть костюм.
  - Не поздно только, пожалуйста!
  - Как получится, мамуля.
  
   Они дошли до метро. Женя встал на эскалаторе впереди Инны, чтобы в случае необходимости смочь поддержать её, но не повернулся к ней: после её милой реплики, возмутившей Клаву, большого желания разговаривать не было.
   Он о чем-то думал, когда внезапно почувствовал чей-то неотрывный взгляд на своем лице. Поднял голову: сердце дало толчок - на него смотрела она! Та самая девушка, которую он всё чаще стал вспоминать в последнее время. Марина!
   Она ехала навстречу, кверху. Они поравнялись - и она проехала мимо, но когда он обернулся, увидел, что и она, обернувшись, продолжает смотреть на него. Опять: не сообразил сразу ничего сделать! Можно было хотя бы крикнуть: "Подождите меня наверху!" Поздно! Неожиданно он рванул против движения эскалатора, наверх - догнать её, продолжавшую глядеть на него.
   Инна ухватила его за рукав:
  - Ты куда? Меня чуть не сбил! В чем дело? - она обернулась в ту сторону, куда смотрел он - увидела девушку, глядевшую на него. Та, увидев, что стоящая рядом с Женей красивая женщина смотрит на неё, отвернулась. Вскоре она исчезла из виду.
  - Кто это такая? - Женя молчал, продолжая смотреть в ту сторону, где исчезла Марина. - Ты что, даже ответить мне не хочешь? - Он продолжал молчать: казалось, совсем не замечал её. - Вот так - дождалась: раньше ты обращал внимание только на меня. Видно, в тихом омуте черти водятся. Что ж: наверно, вы все, мужчины, таковы.
   Пришлось придумать что-то правдоподобное. Поверила ли она, но когда они подъезжали к "Площади Маяковского" сменила гнев на милость.
  
  В "Пекине" им удалось почти сразу сесть за столик. Официант подошел не сразу. Они сидели, и она с удовлетворением переводила взгляд с него на других мужчин в зале.
  -You look the most fashionable here. No man else is wearing such a great suit. We both look more fashionable than any other couple, don"t we? [- Ты смотришься здесь самым модным. Ни на одном нет такого великолепного костюма. Мы оба выглядим здесь модней других, правда? (англ.)]
  - Maybe [- Может быть], - ответил он, продолжая рассматривать роспись зала.
   Официант принес меню и снова исчез. Инна показала, что они закажут.
  - Вот это обязательно возьмем: трепанга с курицей. И это - язык проглотишь: вырезку с грибами сянгу. Бутылку "Твиши". Остальное, если есть желание попробовать, смотри сам.
  - А это? - начал он называть экзотические китайские блюда.
  - Бульон из ласточкиных гнезд? По мне, совершенно ничего особенного. Плавники акулы? Просто хрящики в каком-то соусе. Утка по пекински? Ту, что мы ели тогда на даче у Гродовых, была куда вкусней. А вот салат с вермишелью из гороха "маш" заказать можно.
  Всё заказанное ею оказалось, действительно необыкновенно вкусным, и вместе с прекрасным грузинским вином чуть подняло настроение, испорченное неприятными моментами дня. Поэтому Инна предложила заказать кофе и мороженое и посидеть еще: может быть, и потанцевать тоже. Женя не возражал: ему нравилось здесь, среди отделанных красивой китайской росписью стен. А пока курили в ожидании мороженого.
  Они сидели вдвоем: соседи по столу ушли. Говорили о чем-то, пользуясь тем, что одни.
   ...Оба подняли головы: кто-то подошел и стоял у их столика. Захар! Что ему нужно?
  - Добрый вечер! Надеюсь, вы не будете возражать, если я займу место за вашим столиком?
  - Крайне нежелательно, честно говоря, - ответила Инна. - Как говорится, третий лишний. Я пришла сюда с Женей.
  - Я всё понял: не смею настаивать. Простите, я задержусь только на минуту. Инна, прошу вас только вначале принять это, - он сунул руку в карман и достал маленькую коробочку. Открыл её, и глаза Инны широко открылись от вида кольца с очень крупным бриллиантом изумительной огранки. Даже Женя понял сразу, что стоит оно безумно дорого. - Прошу: оденьте его.
   Она колебалась, наверно, лишь несколько мгновений: достала из коробочки кольцо и стала надевать на палец. Оно почему-то не лезло, и тогда Захар сам надел ей его.
  - Вот и всё!
   Вот и всё! Как ни редко играл Женя в карты, он понял, что Захар сходил козырным тузом и покрыл его карту: такого кольца он ни разу не видел ни на Инне, ни на её матери - они, наверно, и не мечтали такое иметь. И потому глаза Инны сверкали как грани этого бриллианта. А чем мог сходить он - только собой, своей молодостью? Способностями, только обещавшими что-то, но не гарантирующими ничего? Простой валет.
   Этот подпольный бизнесмен предложил ей всё сейчас - сразу. И она почти не колебалась: одела кольцо. И тем обручилась с ним - стала его невестой: Женя слишком хорошо знал это по книгам и фильмам. Всё яснее ясного: без всяких лишних слов!
  - О, я даже не знаю, как выразить вам свое восхищение таким сказочным подарком!
  "Ну, уж это ты врешь! Не притворяйся - ни к чему: что это подарок и не более того. Знаешь отлично, что после этого мне нечего делать рядом с тобой".
  - Захар, я считаю, вы можете остаться. Женя, я надеюсь, ты не станешь возражать?
  - Нет, конечно. Я думаю, уйти надо мне.
  - Ну, зачем?
  - Как ты сказала, третий лишний.
  - Я тогда тоже уйду.
  - Нет: тебе, я думаю, лучше остаться.
  - Ты же не съел мороженое даже!
  - Ничего. Официант, будьте добры: я хочу расплатиться!
  - Женя, не беспокойтесь: я сам за всё заплачу, - сказал Захар.
  - Спасибо: не надо, - он расплатился и направился к выходу, попрощавшись с ними кивком головы.
  - Женя, вы забыли сигареты, - Захар догонял его.
  - А: спасибо! - Хорошие сигареты, взятые здесь: пригодятся - особенно сейчас, пока дойдет домой.
  
  Он закурил сразу же, как вышел на улицу. По Садовой катили машины, и он не пошел к улице Горького, где тоже шли они: двигался по полутемным тихим Брестским улицам. Курил почти непрерывно.
   Не хотелось думать сейчас ни о чем: был совершенно разбит. Внутри какая-то опустошенность. Хотелось только скорей очутиться дома, скинуть этот костюм, в котором "он выглядит, совсем как человек", и выпить крепкого чаю.
   Отпирая дверь, он слышал, как звонит телефон.
  - Да, здравствуйте, Елизавета Михайловна. Женю? Его еще... Ой, простите: вот он пришел.
  - Женя, я уже начала волноваться. Почему вы уже дома, а Инночки до сих пор нет?
  - Она еще в ресторане.
  - Как: одна?
  - Нет: с Захаром. Так что не волнуйтесь, пожалуйста. Всего доброго.
  - Спасибо! Всего доброго. - "Слава Б-гу!", тихо раздалось в трубке, прежде чем она её повесила. "Да: она ему и сказала, куда мы пошли".
  Он повесил на вешалку пальто и прошел на кухню, поставил чайник на плиту. В комнате снял, не разглядывая, свой новый модный костюм, аккуратно повесил на вешалку и убрал в гардероб. Принес чайник, заварил покрепче. Закурил, пока тот настаивался - прямо тут же, в комнате, что делал крайне редко.
  
  - О, наконец-то! Я уже так волновалась, - Елизавета Михайловна не делала вид, что удивлена появлением Инны с Захаром.
  - Ой, мамочка, как я устала! Захар, не сердись: я сразу же лягу спать.
  - Конечно: ты устала. Спокойной ночи!
  - Спокойной ночи! - Она ушла, и Елизавета Михайловна подняла глаза на Захара:
  - Ну: как?
  - Как нельзя лучше! - он достал из внутреннего кармана коробочку с кольцом и раскрыл её.
  - О, какое великолепное! Вы мне его раньше не показывали.
  - Оно у меня хранилось слишком далеко. Но сегодня, когда вы сказали, что они направились в "Пекин", я поехал домой и достал его. Она надела его при нем: он понял сразу, что это значит.
  - И...?
  - Нет: всё обошлось абсолютно спокойно. Сильный парнишка: проигрывал необычайно красиво. Ни лишнего слова, ни малейшего шума - спокойно встал, сказал, что она может остаться, молча попрощался и ушел, - он рассказал ей всё произошедшее уже подробно.
  - Вы говорите о нем прямо так, как будто восхищаетесь им.
  - Честно говоря, да: он вызвал у меня уважение. Я не очень поверил, а теперь верю тому, что Виктор рассказал мне о нем. Что он несколько месяцев скрывал похоронное извещение на своего двоюродного брата от его матери, когда ему было лишь десять лет.
  - Мне его жена это тоже рассказывала. Они о нем много хорошего говорят. Что он и очень способный. И очень развитый. Внешне, вы сами видели, тоже весьма неплох. Понятно, Инночка могла им увлечься - соперник у вас был не такой слабый.
  - Плюс значительно моложе, чем я.
  - Но чем трудней борьба, тем слаще победа, я думаю. Скажите спасибо Марку Анатольевичу, что он настоял, чтобы я не препятствовала им свободно встречаться, иначе не знаю, что было бы. Действительно, они так быстро узнали друг друга и стали понимать, как мало подходят друг другу. Ведь ничего хорошего у них не могло получиться. Она теперь видит, что у неё с вами больше общего, чем с ним.
  - Я думаю, вы целиком правы.
  - И Женя не глупый: наверно, и он это понял. Может быть, поэтому он так - внешне, по крайней мере, всё воспринял. Вы мне скажите, а почему кольцо у вас, если она его там приняла?
  - О, только из соображений безопасности: мало ли кто мог видеть его не ней в ресторане. - Он не говорил, что в левом кармане пальто у него кастет, а в подмышечной кобуре припрятанный с войны пистолет, который у него хранился в недоступном тайнике вместе с этим кольцом и пачками долларов. Кольцо стоило этого.
  - Но она уже дала вам твердое согласие?
  - Почти. Просила дать ей еще подумать немного. Так что вам надо будет с ней еще поговорить. Уверен, всё будет нормально: вы видите, мы даже перешли с ней на ты.
  
  9
  
  - Вайс, это правда, что Листов девкам рассказал? - спросил Женю Виталька.
  - О чем?
  - Что ты пошил в ателье умопомрачительный костюм.
  - Да.
  - Дорогой?
  - Будь здоров. А что?
  - Если угрохал всё на него, то есть деловое предложение. Жильца возьмешь?
  - Кто такой?
  - Знакомый. Тоже студент, только не из нашего. Не хочет жить в общежитии. Платить будет аккуратно. Всё остальное тоже.
  - Приводи: посмотрим. - И тот привел вечером.
   Парень показался Жене нормальным. Это был уже третий жилец, снимавший у него угол.
   Когда умерла тетя Белла, Женя предложил Листову поселиться у него. Юрка отказался - посоветовал лучше найти жильца: какие-никакие деньги. И вскоре декан их предложил ему пустить к себе аспиранта, прожившего у него около года. С тем всё было нормально.
   Второй оказался страшным неряхой: в первые же дни устроил черт-те что в комнате. Потом, напившись, облевал туалет и коридор, и Тамара с Клавой потребовали, чтобы он убрался из квартиры. Женя спорить не стал. Шла всякая халтурка с завода: сделать деталировку, скопировать на кальку - и можно было обойтись и без жильца.
   ...Вечером обязательно приходил Виталька, и Стас, жилец, уходил с ним и возвращался уже ночью. Приглашали с собой и Женю:
  - Пошли с нами. С такими хорошими чувихами познакомим тебя.
  - Добрые очень: дают.
  - Барухи, что ли?
  - Они самые.
  - На конец ничего не боитесь подцепить?
  - Так мы же с разбором: не на всякую полезем.
  - И не всякая пуля ранит.
  - А ну вас!
  - Ладно: как хочешь! - Они выходили все вместе, но на ближайшем углу расставались, и он шел к кому-нибудь из ребят.
  Там догадывались, что у него что-то произошло с Инной, раз стал приходить чаще, но вопросы не задавали: захочет - сам скажет.
   Почему-то он вспоминал её: видимо все-таки привык за время встреч. Появилась даже раз такая дурная мысль: может быть, он ошибся - она действительно посчитала кольцо просто подарком. Поэтому она может еще позвонить ему, и они возобновят встречи.
   А зачем? Всё равно она не как та, которую он снова увидел в тот день на эскалаторе метро. Но где она - та? Москва велика: найти в ней человека не легче, чем иголку в стоге сена.
  
  - Мамочка, мне надо серьезно поговорить с вами: тобой и папой. Я не хочу, чтобы даже Миррочка была. А о Ляльке, вообще, даже речи быть не может.
  - Хорошо, Иннуся. Придет папа, мы поужинаем, и я выпровожу её.
   ...Когда дверь за Миррочкой захлопнулась, Елизавета Михайловна повернулась к ней:
  - Теперь можешь - говори. Марик, послушай - это и тебя касается.
  - Да, Лизочка: я слушаю. А о чем речь?
  - О нашей дочери и о Захаре.
  - Почему о Захаре? Она же с Женей встречается.
  - Уже нет.
  - Почему? Такой чудный бохер [парень (идиш)]!
  - Захар сделал Инне предложение.
  - И Женя из-за этого перестал с ней встречаться? Почему? Объясните толком.
  - Захар сделал это при Жене.
  - Хохем [умник (идиш)]: лучше ничего не придумал. Так прямо и сказал при нем?
  - Да нет же! Погоди: Инна, достань кольцо.
  Лицо Марка Анатольевича вытянулось, когда жена открыла перед ним коробочку:
  - С ума сойти! Ты представляешь, сколько оно стоит?
  - Больше, чем ты можешь подумать - гораздо.
  - Как это было?
  - Ты знаешь, что Женя заказал пошить костюм в ателье, где ты всё себе шьешь?
  - Это-то, вообще, причем?
  - Не перебивай - имей терпение. Притом, что они получили в ателье этот костюм и пошли обмыть его в "Пекин". И Захар тоже пошел туда.
  - С ними?
  - Нет, конечно.
  - А-а: случайно!
  - Тоже нет: я сказала, когда он позвонил.
  - А зачем ты ему это сказала?
  - А почему я не должна была это ему говорить?
  - Ой! Ладно, а причем здесь кольцо? Иннусь, расскажи-ка лучше ты, а то я совсем запутался.
  - Он подошел к нашему столику и хотел к нам присоединиться. Я сказала: "Нет!"; а он сказал, что сейчас уйдет - только отдаст мне кое-что. И достал это кольцо. Я обалдела, как и вы. А он одел мне его. И мне стало неудобно, и я разрешила ему остаться и спросила Женю, не возражает ли он. Женя сказал, что нет, и что уйти лучше ему. Я хотела уйти с ним, а он мне, знаешь, что ответил: "Тебе, я думаю, лучше остаться". И ушел.
  - А ты осталась?
  - А что мне оставалось делать? Он же, получается, отрекся от меня.
  - Он? А что он, по-твоему, должен был делать? Как будто ты не понимала, что, дав другому одеть тебе такое кольцо, ты тем самым обручилась с тем у него на глазах? Ты что: не соображала? Прости, но я не верю! Ну ладно: что было потом?
  - Мы остались, и Захар попросил меня выйти за него.
  - И ты...?
  - Попросила дать мне подумать.
  - Ты дура! Позвони немедленно Жене и так ему и скажи: "Я дура!" Пока не поздно! Выйти за Захара: да ты понимаешь, что он за человек? Его Николай Семенович правильно назвал: авантюрист. Не соображает, что делает: ходит по краю пропасти - и нас туда затянет. И пойдет прахом все - останется моя дочь у разбитого корыта.
  - Да не каркай, пожалуйста!
  - Я не каркаю, а знаю, к сожалению. Затуманило тебе, Лизонька, богатство, что в его квартире. А ты подумай, кто у него бывал в гостях: никого, наверно, кроме нас. Потому что опасно такое открыто показывать: попадешь на заметку - начнут выяснять, откуда у тебя это всё.
  - Что ты предлагаешь?
  - Помириться с Женей, что еще?
  - Послушай, Марик: Женя не собирается жениться.
  - И понятно: ему еще учиться надо. И ей тоже. Кончат институт, тогда и поженятся.
  - Подожди, Марик, - давай обсудим всё спокойно. Я не спорю, что Женя прекрасный мальчик - даже замечательный: умный, страшно способный, интересный внешне. Даже Захар восхищался, как он вел себя в тот момент. Поэтому её и потянуло к нему. Но любит ли он её? Как ты сама думаешь, дочка?
   Инна опустила голову:
  - Я думала, что да. А он, когда мы тогда ехали в ресторан, поразил меня тем, что не отрываясь смотрел на какую-то девушку, поднимавшуюся на эскалаторе навстречу нам, - и она так же смотрела на него. Он даже обернулся, когда она проехала мимо, и попытался рвануть вверх, догнать её - чуть не сшиб меня. Я тоже посмотрела не неё, и она отвернулась. А он продолжал смотреть, пока она не исчезла из виду.
  Я его спросила, кто это, и он мне ответил не сразу. Зато я сразу поняла, что он сказал неправду: он совершенно не умеет врать. Мне не хотелось придавать этому значение, но потом, когда он ушел, и я осталась с Захаром, вспомнила снова. И может быть, поэтому я и не сказала Захару нет, а попросила дать мне подумать.
  - Прости за такой вопрос: ты целовалась с ним? - спросила Елизавета Михайловна.
  - Нет. Ты же знаешь, он такой скромный. Мне хотелось иногда, чтобы он сделал это, а он...
  - ...никогда не делал. Почему? Ты же такая красивая. Да потому, что он не любил тебя. Для него ты, по-моему, была лишь близкой приятельницей - и не более того. Казалось ли тебе, что он счастлив от твоего присутствия рядом? Мне - нет: я же помню, какой был твой отец, когда мы с ним встречались. Он и сейчас такой. Я не права?
  - Ты уверена, Лизонька?
  - К сожалению, я это слишком хорошо видела. Но я молчала - ждала, когда и она это поймет. А Захар - тот любит, совершенно очевидно.
  - Тем, что делает дорогие подарки? А он думал, когда одевал ей это кольцо на глазах у всех в ресторане, что её могут потом стукнуть чем-нибудь тяжелым по голове, чтобы снять его?
   - Да - думал: снял с неё - и спрятал. У себя в кармане: вот так!
  И главное, Инне подходит он - не Женя. Что скрывать: мы таки избаловали нашу дочь. Она не знала ни трудностей - за неё всё делали, ни недостатка в чем-либо. А Женя? Привык к скудной жизни и считает, что так и должно быть: его это не слишком волнует.
  Если он действительно пойдет в аспирантуру, то даже если мы будем им помогать материально, сможет она как жена позаботиться о нем, поддержать в нужный момент? К сожалению, могу сказать уверенно: нет!
  Сможет ли, также, сдержаться, если он чем-то не угодит ей? Тоже: нет. Как он отреагирует на это? Я же видела, как он морщился, когда она без конца хамила Ляле и Миррочке. Боюсь, их отношения слишком скоро стали бы невыносимыми.
   Кстати: ты уверен, что Женя стал бы принимать нашу помощь?
  - Почему нет? Мы же были бы ему не чужими.
  - Ты так в этом уверен? Я - не очень: Тамара мне рассказала, как его тетя к ним относилась. Все, кто не живет, как они - махинаторы, спекулянты, жулики, и вообще нечестные и непорядочные люди. Можешь ты гарантировать, что он не может так же думать о нас и высказать это Инне в один прекрасный момент?
  - Сколько ужасов ты наговорила, Лизочка! А я знаю только, что Женя чудесный парень.
  - А я разве говорю, что нет? Но Инне он совершенно не подходит - так же, как она ему. И пусть будет он счастлив - с другой, не с ней. Почему нет?
  А нам надо спуститься на землю - понять окончательно, что Захар именно тот человек, который Инне нужен. С ним у неё не будет проблем, что были бы с Женей. Ей незачем будет заниматься никакой работой по дому, отказаться от своих привычек - он расшибется, чтобы обеспечить достойную жизнь своей жене. А с не самыми лучшими сторонами её характера, я думаю, сумеет справиться. Скажи, что я не права!
  - Это уж точно: обламывать людей он умеет. Только как бы и его не обломали в какой-то момент.
  - Опять ты за свое. Перестань дрожать: сколько лет мы уже так существуем. Ты становишься старым, Марк. А он - это другое поколение, более активное: вы, старики, им в подметки не годитесь.
  - Ладно: тогда дальше решайте сами.
  - Наконец-то! Ой, дочка, дочка! Знала бы ты, сколько я с твоим отцом намучалась, пока он не научился обеспечивать нас с тобой.
  Ты же не помнишь - ты же еще маленькая была - как ты просила у меня мандарин или пирожное, а у нас не было денег, я вынуждена была как-то уговаривать тебя. И игрушки, которые тебе так хотелось иметь, тоже не могла тебе купить тогда.
  Ты уже взрослая, теперь я могу тебе сказать: я вынуждена была пригрозить ему, что уйду от него и заберу тебя. Только это на него подействовало - и мы начали жить неплохо. Именно неплохо!
  А что такое жить хорошо, я поняла, только когда впервые очутилась в квартире Захара. Ты же видела: это другой совершенно уровень - куда выше. Так пусть ты будешь жить на этом высоком уровне, Иннуся.
  - Не любя его?
  - Откуда ты знаешь? Любовь ведь не всегда приходит сразу: привыкнешь к нему - и полюбишь. Тем более что - честно - ты, как я думаю, Женю тоже не любила: так - просто нравился.
  - Но меня тянуло к нему.
  - Но не безумно - а значит, что это еще не была любовь. Любовь - это совсем другое. Ты вспомни, как этот твой Женя рванул, как ты сказала, по эскалатору, чтобы догнать какую-то девушку - даже чуть не сшиб тебя. Вот это, наверно, была любовь.
  - Что же мне делать, мама?
  - Подумать - только спокойно - еще.
   ...Через несколько дней Елизавета Михайловна позвонила Захару на работу и сказала, что им надо поговорить втроем: он, Инна и она - без Марка Анатольевича. Предпочтительней всего у него дома. Он вскоре заехал за ними на своей машине и увез к себе.
   Оттуда они приехали не скоро. Отец был уже дома: сказали ему о предстоящей свадьбе в ближайшее время. Он поцеловал дочь, поздравил её и Захара и сразу ушел курить.
  
  10
  
   В субботу занятия кончались раньше. Виталька увязался за Женей: ехать вместе - к нему. Тот не протестовал: уже привык к Стерову за время совместной практики.
  Тем более что не хотелось всё время оставаться одному; последние три дня он не ходил к своим ребятам: может быть, она всё же позвонит. Объяснит, что он был не прав: она не невеста Захара. Хотя - может быть - это всё ни к чему. Но все-таки!
   Они ехали в метро; Виталька непрерывно что-то говорил - Женя его почти не слушал. Когда подымались, Стеров сказал:
  - Давай Стаса подождем: пойдем уже все вместе.
  - Ну, ты жди - а я пойду: мне могут позвонить.
  - Кто?
  - А тебе обязательно знать надо?
  - Да ладно, Вайс: чего ты злишься - я ж просто так спросил.
  - Как всегда: не по злобé, а сдуру.
  - Ладно, ладно. Погоди - не уходи: вон и Стас.
   Они шли втроем, и Стас пытался втянуть Женю в разговор - в основном, как всегда, о "добрых" девушках. Женя почти не отвечал.
   ...Когда входили в квартиру, из своей комнаты вышла Тамара.
  - Женечка, тебя ждут.
  - Кто? - Неужели Инна?
  - Здравствуй, Женя, - из комнаты вышла Ляля. - Мы можем с тобой поговорить?
  - Здравствуй, Лялечка! Сколько лет, сколько зим. Как поживаешь, дорогая? - затараторил Виталька.
   Ляля окинула его уничтожающим взглядом:
  - А: Виталя! Успокойся.
  - Знакомься: это мой друг Стас, - зачем-то представил он ей Стаса.
  - Очень рада. Мальчики, вы не покурите где-нибудь, пока мы поговорим?
  - Конечно, моя радость. Сколько угодно! Можете не торопиться, - он заржал и ушел со Стасом на лестничную площадку.
  - Заходи, - Женя отпер дверь комнаты.
  - Женя, прости: я должна сообщить тебе неприятную новость, - она смотрела ему в глаза, всем своим видом выражая глубокое сочувствие.
   Всё ясно!
  - Инна выходит за него?
  - Ты уже знаешь?
  - Она же обручилась с ним у меня на глазах. - Он встал и заходил по комнате. Вытащил сигарету и закурил, положив пачку на стол - Ляля взяла оттуда и закурила тоже.
   Он выкурил сигарету в несколько затяжек и погасил её в пепельнице. Потом сел - уже не на стул, а на диван.
  - Так! Ну, ладно: спасибо, что сказала. Теперь я знаю это наверняка.
  - Жень, - она встала и пересела рядом с ним. Положила руку на его: - Ты только не переживай: ты радоваться должен сейчас.
  Я понимаю, что у тебя голова закружилась, когда познакомился с ней: красивая она - да, это так. Но поверь - я-то знаю, это только снаружи: она недобрая, избалованная, ленивая.
  Ты не смог бы с ней долго быть - замучила бы она тебя своими капризами и претензиями: характер у неё, как у её матери. Да ты, наверно, и сам многое успел увидеть: как она хамила мне и моей маме, которая как инвалид не в состоянии работать, и которую тетушка Лиза, не считаясь с этим, заставляет везти у них воз за то, что дядя сколько-то помогает нам.
  Не переживай: слышишь?
  - Да, - он закурил следующую сигарету.
  - Она и Захар больше друг другу подходят: он ей даст всё, что она пожелает, но не станет обращать внимание на её взбрыки - у него она будет шелковая.
  А тебе нужна совершенно другая: неизбалованная - вроде меня. Такая, которая будет рядом с тобой в твоих делах, будет помогать тебе и заботиться о тебе.
  Дядя правильно говорил: с такой головой, как у тебя, тебе прямая дорога в аспирантуру. И твоя жена должна быть готова, пока ты будешь делать диссертацию, освободить тебя от всего по дому и даже, может быть, обеспечивать обоих.
  Что такого: меня, например, это не испугало бы.
   "А: вот что! Вот почему именно ты пришла сообщить мне о замужестве Инны: чтобы утешить и потом предложить себя вместо неё. Ну, понятно, почему ты так скромненько стала одеваться в отличие от первого раза, когда ты мне и грудь, как Тамара, демонстрировала. Может быть, и сейчас охотно расстегнешь блузку и покажешь? Или даже позволишь расстегнуть самому?"
   Лялька почему-то никогда ему не нравилась: казалась слишком подозрительной та разительная скромность её одежды в сравнении с первым разом; всегдашняя услужливость и вечная готовность поддакнуть.
  А Антошка как-то раз обмолвился, что узнал её: она спекулировала билетами у входа в театры. Он даже один раз купил их с переплатой у неё; дело было зимой, и он был в меховой шапке с опущенными ушами - она его не запомнила и потому не узнала, а он её - да.
   Он встал:
  - Спасибо, Ляля, за твое трогательное внимание ко мне. Я этого не забуду. А теперь прости: ребята там ждут.
   Она сделала вид, что не заметила его иронию.
  - Да, конечно. Я буду звонить вам, если подвернутся билеты на что-нибудь. Ты и сам можешь позвонить, если захочешь куда-то пойти или станет тоскливо одному. Звони туда - тете Лизе: если подойдет она или мама, попроси передать мне.
   "Ясно: и тетя Лиза в курсе твоих планов!"
  - Кстати: откуда ты знаешь Стерова?
  - Витальку? Столкнулась случайно в какой-то новогодней компании. Совершенно невоспитанный: ведет себя с девушками так, что мне пришлось врезать ему по мозгам. Неужели ты с ним общаешься?
  - Мы с ним в одной группе. Он приятель Стаса, который снимает у меня угол. Мне же сейчас деньги нужны: я на костюм почти всё потратил.
  - Я о нем столько наслышалась от мамы, твоем костюме. Можно мне его посмотреть?
  - Извини: мне не хочется его сейчас видеть.
  - Да: понимаю. Ладно, до свидания, Женечка. Не горюй: не жалей ни о чем. Звони, если понадоблюсь: я всегда готова помочь тебе всем, чем только могу. - Она неожиданно нежно поцеловала его в щеку - его внутренне передернуло.
  
  Ляля быстро пролетела мимо ребят, даже не взглянув в их сторону.
  - Всё - заходите.
  - Долго вы. Что: успел?
  - Что успел?
  - Да отодрать её.
  - Стеров, ты, вправду, больной.
  - Ой, ой: а то я не знаю её?
  - Она тебя - тоже. Сказала, что врезала тебе когда-то по мозгам.
  - Что ж: было дело. Я ей пятерню засунул, чтобы с максимальной нежностью коснуться сосочка и пощупать всё остальное - она мне и сказала, тихо спокойно: "Не прекратишь лапать, получишь по яйцам!". Пришлось вынуть - а так не хотелось: буфера у неё классные. Зато осталось приятное воспоминание.
  Вообще-то, она дает с большим разбором. Мне, врать не буду, так ни разу и не дала - даже когда крепко надирались. Но она не только это может - девка вообще умная. На такой и жениться - не прогадаешь: с ней не пропадешь. Я бы, пожалуй, не отказался. Ты, Жень, я думаю, имеешь у неё шансы на всё.
  - А может, он ими и воспользовался, пока мы там в карманный биллиард играли? А, Жень?
  - Да отвяжитесь вы, придурки, сексуально озабоченные.
   Стас с Виталькой заржали:
  - Так что вы с ней так долго делали?
  - Разговаривали.
  - О чем?
  - Она пришла сказать, что её двоюродная сестра выходит замуж.
  - Ну и что? Тебя это шибко касалось?
  - Ага. Мы встречались с ней.
  - Лялькина двоюродная сестра? Подожди: да я её видел, по-моему, как-то с ней вместе. Красивая очень.
  - Красивая.
  - Тогда жаль. Наверно, сам виноват. Скажи честно, ты её не трахал?
  - Опять! Нет, конечно.
  - Потому и остался с носом, - авторитетно заявил Стас. - А успел бы сделать её немножечко, ну совсем капельку, беременной, никуда не делась бы.
  - Да он и целоваться с ней даже не пробовал, - ржал Виталька.
  - О чем это говорит, товарищи студенты и абитуриенты? Лишь о том, что платонические отношения - вещь не прекрасная, как утверждают поэты и философы сгоряча и по пьяному делу, а опасная, если судить спокойно и трезво, дорогие товарищи. И потому мы обязаны как можно срочно помочь товарищу Жене, страдающему застарелой хронической девственностью. Ну ладно: кончаем ржать, садимся жрать. - Стас достал из чемоданчика колбасу и батон. - Жень, ты к нам присоединяешься?
  - Присоединяюсь. Только схожу на кухню - разогрею котлеты и жареную картошку.
  - Это уже солидно! Тогда можно открыть заседание. Ты поставь греть всё на маленький огонь и принеси три стаканá. - Он вытащил из своего чемоданчика бутылку белой головки. - Взял на вечер, если понадобится, да сейчас, я вижу, нужней. Обсудим под это дело наши действия по оказанию помощи пострадавшему. Жень, давай иди и побыстрей возвращайся.
   Когда Женя вернулся, бутылка была откупорена.
  - Тонкие? Самое оно. - Стас налил один стакан почти до краев и по немного в остальные два. Пододвинул полный Жене: - Пей, старик: это тебя подлечит. А нам с ним пока не стоит. Пил стаканами?
  - Было.
  - Только одним махом.
  - Знаю.
  - Ну, тогда вздрогнули.
  - Ого: умеешь! - сказал он. - Давай заешь-ка.
   Батон был мягкий, и колбаска отличная - но почему-то плохо лезло в горло. Стас сбегал на кухню и притащил сковороду с котлетами и картошкой. Но и это не лезло. Он отодвинул тарелку и закурил. Ребята продолжали с аппетитом наворачивать.
  - Что, можно курить в комнате? - спросил Стас, когда они кончили.
  - Сегодня можно.
  - Вот и хорошо! Ты как, чувак, после стакана-то?
  - Отлично!
  - Пьяным себя чувствуешь или еще трезвым, как дурак?
  - Средне, - он чувствовал, что алкоголь взял его почему-то сегодня сильней, чем всегда, но это было только приятно: ушла досада, утихло ущемленное самолюбие - появилось только спокойное равнодушие, и эти два кобелька казались довольно неплохими ребятами.
  - Ты как насчет того, чтобы организовать сегодня кир и бар?
  - Что? - не понял Женя.
  - Возьмем спиртного и приведем кадров: будем кирять и бараться с ними. Усек?
  - Незнакомых?
  - Почему? Закадрим вначале, то есть познакомимся, конечно, и пригласим сюда. Идет? Учти, что это делается сегодня в основном для тебя.
  - Прямо на улице будем знакомиться?
  - Ну, ты прямо с луны свалился. На улице, в кино, в троллейбусе - да какая разница?
  - Нет, ты скажи: подойти к совсем незнакомым и предложить ехать трахаться с тобой?
  - Нет же: просто пригласить - они и сами поймут зачем. Иначе просто не станут разговаривать.
  - Не представляю.
  - Посмотришь, как мы делаем - научишься.
  - Привезти и начать трахаться?
  - Ну, не сразу, конечно: посидим вначале - выпьем, закусим. Я смотрю, ты вообще в этом деле как младенец. Давай - приобщайся: пригодится.
  Чего ты боишься? Не захочешь её трахнуть? Ну, так и не сможешь тогда: у тебя он просто не встанет. Хоть будешь иметь представление, как люди это делают. Давай, Жень, решайся: да с твоей внешностью ты у них знаешь, какой успех иметь будешь.
   И он с помощью Витальки сумел уломать Женю.
  - Только, чувак, куда мы бедного Виталика положим?
  - А если перину снять с кровати?
  - Гениально: из тебя толк явно будет. Порядок: можем двигаться. Я думаю, сразу на "Бродвей".
  - Ага, - подтвердил Виталька.
  
  Они доехали троллейбусом до площади Пушкина и перешли на другую сторону улицы Горького. Эта сторона её до гостиницы "Москва", заполненная не спеша идущими людьми, преимущественно молодыми и достаточно модно одетыми, и была "Бродвеем", главным в Москве местом вечерних гуляний. Гуляющие шли от площади Пушкина к центру, до Манежной площади, и оттуда, навстречу, не мешая друг другу. Останавливались, встретив знакомых, чтобы перекинуться несколькими фразами.
   Но Стасу и Витальке некогда было просто прогуливаться - не для этого они сюда пришли. Быстро шли, обгоняя других, и внимательно всматриваясь - как охотники в поисках добычи. Женя старался не отставать. Пару раз Стас и Виталька кивком головы указывали друг другу на девушек в толпе, и Виталька спешил к ним и заговаривал. Потом он возвращался к своим компаньонам и отрицательно мотал головой: не получилось.
   Так они пробежали до проезда Художественного театра. Три девушки шли навстречу им, и Стас услышал, как одна из них сказала, указывая на Женю:
  - Какой кадр!
   Он молча подтолкнул Витальку в их сторону, и тот тут же рванул и встал, загородив девушкам дорогу.
  - Здравствуйте, девочки! Можно с вами познакомиться? Меня зовут Артур.
  - Здравствуй, мальчик Артур. Очень хочется ... познакомиться?
  - А как же! Это вот мои друзья: Роберт и Эдик.
  - Очень приятно, мальчики. А нас зовут Ванда, Гелена и Тереза, - они захохотали.
  - Ты Роберт? - спросила та из них, которая первая заметила Женю. - А я - ...Ванда. - Женя ничего не ответил.
  - Девочки, есть предложение культурно провести время в приятной и совершенно спокойной обстановке. У Роберта комната: снял вчера, и мы хотим отметить. Составите нам компанию?
  - Наверно, да. Мы вам скажем через пару минут. - Они отошли на несколько шагов.
  ...- Ну, как: идем?
  - Почему ж нет? - ответила "Ванда". - Только этот кадр, Роберт, мой. На остальных у меня не стоит.
  - Вечно ты, Лидка, лучших кадров себе берешь. Давай по очереди.
  - Как же! Он тебя и сам не захочет.
  - Девки, кончайте спорить: чуваки ждут. Пошли: там посмотрим. - И они подошли к ребятам.
  - Ну что ж: вы нас уговорили. Далеко?
  - Нет, совсем недалеко. Только вначале зайдем в магазин, возьмем закусить и... Что вы пьете: вино?
  - И водку. - Девки опять заржали.
  - Это недолго: нас много - быстро выберем и встанем сразу в несколько очередей.
  
  Тамара вышла в коридор, когда они ввалились всей оравой в квартиру. Ничего ему не сказала - молча ушла к себе.
  - Ой, тут и пластинки есть: сможем потанцевать! - обрадовалась "Ванда".
  - Не получится: танцевальных нет, - возразил ей Стас.
  - Как же нет? Вон написано: "Вальс".
  - Ага. Только Шопена: эта классическая музыка - под неё не попляшешь.
  - А-а! - разочарованно протянула она. - Роберт, а чего ты такую мутоту держишь?
  - А это не его: хозяина комнаты - он в экспедицию уехал, а комнату на это время Роберту сдал, - ответил за Женю Виталька.
  - Девочки, мальчики! Кончайте базарить: давайте накроем и приступим, - Стасу не терпелось.
   Все скоро стали достаточно тепленькими. Ребята скинули пиджаки, девушки расстегнули верхние пуговки блузок. Задымили, и понеслась: Виталька стал сыпать анекдотами, приличными только сперва, а затем всё солоней. Девчонки подыхали со смеху.
   ...Жене казалось, что он видит это со стороны. Всё казалось ему каким-то нереальным - даже он сам был не он, а какой-то Роберт. Он пил не больше других - но и не меньше, почти механически ел всё, что "Ванда" накладывала ему - и не говорил, только смотрел. Постепенно начал чувствовать, что с каждой рюмкой начинает трезветь.
  И становилось всё трудней. Стас и Виталька уже обнимались с "Геленой" и "Терезой", спокойно трогая там, где нравилось; горела только настольная лампа. Он почти не двигался. "Ванда" старалась сама расшевелить его: придвинулась к нему, распустила галстук, расстегнула верхнюю пуговицу рубашки - он позволял ей это делать, но почти не смотрел на неё.
  
  Потом ребята совсем погасили свет, и вскоре он услышал всякие звуки оттуда, где они улеглись с партнершами. Только он сидел за столом. "Ванда" несколько раз тянула его за руку, но оно продолжал оставаться на своем месте.
  Наконец, она встала и пошла к кровати, которая досталась им. Глаза уже привыкли к темноте: он различал, как она раздевалась, и с ужасом ждал, что будет дальше. Его всего трясло: лечь с совершенно незнакомой женщиной, коснуться её тела и совершить половой акт с ней - так просто и легко, как выкурить сигарету.
  А она уже встала и подошла к нему: голая совершенно. Взяла его руку и положила себе на грудь - он тут же отдернул её. Вскочил, успев схватить сигареты со стола, и выскочил в коридор, а оттуда на лестничную площадку.
  Он выкурил, стоя там, не одну сигарету. Потом тихо прошел на кухню, включил свет и сел на табуретку. В голове стояло: как он мог допустить такое - шлюха на кровати, на которой умерла тетя Белла?
  ...Клава, выходя из туалета, увидела, как из двери Жениной комнаты выглядывает смазливая девица, закутанная в одеяло: видны были голые рука, плечо и часть груди. Заметив Клаву, она моментально исчезла.
  В чем дело? Тут она заметила, что с кухни идет свет, и пошла туда. Женя сидел у кухонного стола, положив на него руки и склонив на них голову. Похоже, спал.
  Она подошла и разбудила его. Молча, не задавая ни единого вопроса, взяла за руку и увела к себе. Усадила на стул и осторожно переложила к себе на кровать спавшего на диване Толика. Постелила на диване другую постель.
  - Будешь спать сегодня здесь, - сказала Жене и вышла из комнаты.
   Он быстро разделся и лег. Спать хотелось мучительно. Клава, войдя, подошла к нему, погладила по плечу:
  - Спи, спи. - И пошла, легла на кровать рядом с посапывающим во сне Толиком.
  
  11
  
   Толик проснулся первым. Удивился, обнаружив, что лежит не у себя на диване, а с мамой на кровати. Но писать, всё равно, уже очень хотелось, и он решил - чтобы не разбудить маму, которая его сразу оденет и начнет умывать, а потом кормить - тихонько перебраться через её ноги. Пробрался к задней спинке и, переступив, не задев, через них, сполз на пол.
  Сидя на горшке, разглядел, что на диване спит Женя. Здорово: можно будет забраться к нему под одеяло. Он делал так несколько раз: прокрадывался к нему в комнату и тихо укладывался рядом. А потом Женя просыпался, и они лежали и разговаривали. Он встал с горшка, осторожно накрыл его крышкой и прошлепал босиком к дивану.
  ...Женя проснулся от ощущения, что что-то теплое прижимается к нему. Он обрадовался, увидев рядом Толика: Женя ни разу не сердился, что он забирался к нему. Помнил, как сам, маленький, забирался к Толе и тихонько лежал рядом. Клава назвала сына в честь Толи, и теперь он для Толика то же, что Толя был когда-то для него. Толик его очень любит и слушается даже больше, чем мать, с которой можно и покапризничать. Когда он её не слушается или не хочет есть, она говорит:
  - Смотри, я Жене скажу! - и он делает всё. Это же страшно, если Женя узнает!
   Вспомнил вдруг сразу, что произошло прошлым вечером, и снова обрадовался: Толик, а не та девка рядом с ним. Сейчас опять всё по-прежнему: он в своем привычном мире - снова Женя, а не вымышленный Роберт.
   Хоть Толик старался говорить потише, Клава проснулась.
  - Так: ты уже всех разбудил, Анатолий Батькович. Ну что ж: вставайте - одевайтесь и умывайтесь. Сейчас оладий дрожжевых напеку: будем завтракать.
  
  Но когда Женя вместе с Толиком вышел в коридор, отворилась дверь его комнаты и оттуда вышли Стас и Виталька:
  - Можно тебя?
  - Сейчас, - он отвел Толика к Клаве на кухню.
  - Предупреди их обязательно, что больше подобного я не допущу. И приходи завтракать ко мне.
   Против его ожидания, всё в его комнате было прибрано и подметено - на столе только стояли остатки водки и закусок.
  - Опохмелиться не желаешь, чувак? Мы тебе вот оставили.
  - Нет.
  - Ты вчера разве не окосел?
  - С чего это ты взял?
  - А чего такое отчебучил? Имел самое удобное место и самую лучшую баруху - и сбежал.
  - Потому что тошнило.
  - Значит, все-таки, перебрал.
  - Тошнило от того, что видел. Разрешил зачем-то сдуру: дал вам себя уговорить.
  - Ты чего: так и будешь оставаться монахом, что ли?
  - Буду тем, кто есть. Я так - по животному - не могу: противно.
  - Вольному воля. Только и мы будем теми, какие есть. Возьмем от жизни всё: живем-то один раз.
  - Как хотите - но больше я здесь вам ничего такого не позволю. Да и соседи тоже.
  - Какие: Клавка, что ли? Да ей бы в тряпочку помолчать: сама ребеночка без мужа нагуляла.
   "От Тамары, конечно, услыхал".
  - Советую поосторожней во избежание осложнений.
  - А почему, скажи, другим можно, а нам нет? Нет: ты скажи?
  - Зачем? Бардаки я здесь устраивать всё равно не дам: резвитесь где-нибудь в другом месте. Понятно?
  - Жень, ну ты чего? Мы же только хотели тебя человеком сделать: с женщинами познакомить. Тебе ж почти любая из них сразу даст: небось, видел вчера, как Ванда в тебя вцепилась. Ты ой как много потеряешь!
   "Все хотят меня человеком сделать. Инна хотела, эти придурки - тоже".
  - Зато себя не потеряю. Есть еще вопросы?
  - А как же! Скажи, чувак, за каким, мягко говоря, хреном буду я тебе тогда башли отдавать? Я это всё могу и за бесплатно в том же общежитии иметь. Притом, что и там иногда кое-что соорудить удается.
  - А это как хочешь. А когда выедешь?
  - Прямо сейчас. Я из общежития ведь не выписывался: заберу вещи и исчезну отсюда. - Он быстро сунул в чемодан то, что повесил в шкаф. - Сколько я должен за прожитые дни?
  - А сколько с меня за то, что купили вчера? Так что считай, что друг другу ничего не должны. Устраивает?
  - Вполне.
   Они вышли на площадку.
  - Ладно, чувак, не поминай лихом: мы тебе же добра желали.
  - Спасибо: очень тронут! - Женя захлопнул дверь.
  
  Зашел к себе в комнату и открыл настежь окна. Потом постучался к Клаве.
  - Наконец-то! Садись, поедим с тобой: Толика я покормила.
  - А сама чего: зачем ждала меня? Мог же и застрять.
  - Как вы договорились?
  - Никак: он выехал. Ну и черт с ним! Выкручусь без него.
  - Выкрутишься, конечно. Ешь давай: потом поговорим.
   Поначалу даже вкуснейшие Клавины оладьи не очень шли.
  - Может, тебе выпить после вчерашнего чуть-чуть надо? Налить тебе? У меня есть: Толику компрессы делала.
  - Сиди - не надо. Там от вчерашнего осталось: сейчас принесу, - он ушел и вернулся с бутылкой. - Тебе налить?
  - А-а, налей: капля не помешает. Хватит, хватит! Ну, будь здоров, Женечка!
   Рюмка водки пробудила в нем аппетит: он уже с удовольствием ел.
  - Всё: спасибо - больше не могу.
  - Тогда попьем чаю и поговорим. Что вчера приключилось?
  - Вспоминать даже не хочется. Уговорили вчера эти друзья устроить это самое.
  - Как же ты поддался?
  - Настроение было дурное: опрокинул целый стакан водки, а потом было всё как-то всё равно.
  - Почему? Настроение дурное почему было?
  - Тамара тебе ничего не говорила?
  - А много мы с ней разговариваем? Ну, так?
  - Понимаешь: пришла Ляля и ....
  - Кто такая Ляля?
  - Двоюродная сестра Инны. Пришла сказать, что Инна выходит замуж.
  - Да?!
  - Что ты радуешься?
  - Так это же замечательно. Я понимаю: нравилась тебе - красивая, и даже очень. Это от неё не отнимешь, да. Но остальное: ведь для неё человек, недостаточно хорошо одетый, не совсем человек или совсем не человек. Что хорошего тебя бы с ней ждало? Не жалей - радуйся, что так кончилось: вы были совсем не пара.
  - Это оказалось не так просто, хотя я и чувствовал, что она нравилась мне всё меньше. И хотя я, вроде, сам же уступил её другому. В тот самый день, когда получил свой костюм и пошел с ней в "Пекин" обмывать его. Именно там, - и он рассказал ей всё: про появление Захара и обручальное кольцо с огромным бриллиантом, которое он одел ей.
  - Ну что ж: наверно, от него она получит то, что хочет. Это совсем другой мир, и тебе в нем не место. Тебе бы не было с ней хорошо, поверь!
  - Я тоже думаю: да. Ты знаешь, мне почему-то никогда не было с ней так хорошо, как с девушкой, с которой познакомился накануне знакомства с Инной.
  - Что? Ты ж об этом ни разу даже не обмолвился.
  - А что я мог рассказать: что вел себя в тот день совершенно как дурак - и даже хуже?
  - Почему?
   И он снова стал рассказывать. Про то, что в этой девушке было что-то очень знакомое, и как хорошо почему-то было, когда танцевал с ней и потом провожал. Про то, как он нелепо повел себя в последний момент. Как понял уже потом, что было в ней какое-то неуловимое сходство с его мамой. Как в день, за пару часов до того, как он фактически сам разорвал с Инной, увидел эту девушку в метро на встречном эскалаторе и рванул, чтобы догнать её.
  - Похожа на твою маму, говоришь? Я её хорошо помню, тетю Розу - вы тогда все приехали в Москву. Такая милая: недаром все вокруг любили её. Именно такая жена, какой она была твоему папе, нужна и тебе. Эх, Женечка, Женечка! Может, она и была твоей судьбой. Неужели вы больше уже не встретитесь?
   Надо - снова встретиться. Просто он не искал её: потому что встречался с Инной - хотя и всё чаще вспоминал её. Нужно искать: если захотеть - наверняка найдешь. Пусть нескоро - и даже, может быть, очень. Но найти - обязательно: может быть, Клава права - именно она, Марина, и есть его судьба.
  - Клава! А я найду её - во что бы то ни стало.
  - Как?
  - Буду искать.
  - Где и как: что ты о ней знаешь?
  - Что её зовут Марина, и что она студентка какого-то института.
  
   Только то, что сказал Клаве, знает он - ничего больше. Это всё для начала - и от этого придется пока отталкиваться в поисках Марины.
   Он встретил её на вечере в институте. Так: наверно, есть возможность встретить её опять на вечерах, если ходить на них во все институты, какие только есть в Москве. Может быть, удастся вспомнить что-нибудь, что позволит хоть приблизительно определить, в каких из них может она учиться. Нет: она об этом не сказала тогда ни слова. О том, откуда она - из Сочи, да: это он знает. Но живет ли она в общежитии или у кого-то - тоже - сказать трудно.
   Женя долго ломал себе голову, но ничего лучше сверхтрудного варианта посещения студенческих вечеров в голову не приходило. Стоять целый день у входа в какой-то институт еще трудней и не более надежно. Еще всякая ерунда приходила в голову: например, пройти в институт и пройтись по коридорам - вдруг её фотография где-то на стене висит. Наверно, ничуть не лучше стояния у входа, тем более что и не во всякий институт пройдешь просто так. Так что, куда ни кинь, везде клин.
   Размышления прервал стук в дверь.
  - Женечка, тебя к телефону: Юра! - сказала, не входя, Тамара.
  - А - спасибо! - Во время как!
  - Вайс, ты разве не уехал к Деду? Я-то думал, ты из-за этого так вчера домой сразу улетел.
  - Нет: я не поехал - так получилось. Ты сам-то, что сейчас делаешь?
  - Ничего: дурью маюсь. Свидание сорвалось: позвонил девушке, которая мне дала свой телефон, как договорились, сегодня, а она извинилась - занята, к сожалению, никак не сможет. Ничего: не смертельно.
  - Тогда вали ко мне: разговор есть. Не телефонный. Come as soon as possible.[Приходи: как можно скорей. (англ.)]
  - Yes, sir [Слушаюсь!]. Пива прихватить?
  - Блестящая идея.
   Юрка может подсказать что-то еще! К тому же он видел Марину тогда на вечере.
  
   Листов, войдя, первым делом обратил внимание на палку у двери:
  - Это зачем?
  - Сейчас узнаешь.
  - Случилось что?
  - Случилось: Инна выходит замуж.
  - И ты переживаешь? Зря! Вспомни: "Если к другому уходит невеста, то не известно, кому повезло". Можешь мне поверить: тебе. Ты, я думаю, и сам понимал, что она не вариант для тебя.
  - Уже уговорил.
  - Да? Тогда давай откроем пиво. Стаканы ни к чему - лучше прямо из горла.
  Они откупорили бутылки и сделали несколько глотков.
  - Молодец, Вайс: всё сразу понял. Значит, умный.
  - Глубоко ошибаешься: дурак - да еще какой.
  - Если только в том, что предпочел встречаться с этой красоткой, а не с той симпатичной девочкой, с которой тогда танцевал у нас на вечере.
  - Ты мудрый человек, Листик: сразу узрел, в чем я не только дурак - полный олух. Но всей правды ты еще не знаешь. Всё было тогда куда хуже.
  - Что именно?
  - Что? То, что я тогда провожал её и... Представляешь: постеснялся спросить, как я смогу её снова увидеть. Вот так! А она явно ждала. Как я только мог так по-идиотски вести себя: понял, лишь когда она уже уехала. Я потом всю ночь заснуть не мог: грыз себя. А на следующий день к Виктору Харитоновичу с Тамарой гости пришли: Иннины родители, Инна, тот, за кого она сейчас замуж выходит, и еще один. Тамара меня с Инной возьми и познакомь - и начали мы встречаться. Только ту девушку почему-то, все-таки, вспоминал - под конец всё чаще. Особенно когда Инна выкидывала что-то. Так что бери эту палку и бей меня по голове: глупей уже не стану.
  - Ой, Женька, что ж ты натворил! Она же тебе сильно понравилась, та девушка?
  - Да: меня сразу потянуло к ней. Знаешь, почему? Я тогда - ну, когда не спал из-за этого всю ночь - понял: она ведь чем-то похожа была на мою маму.
  - И что теперь-то?
  - Юр, я должен отыскать её - обязательно.
  - Решение правильное, хотя и трудное неимоверно. Как ты собираешься её искать? Где?
  - Начну ходить на студенческие вечера, куда только можно.
  - Для начала это уже кое-что. Но как будешь узнавать, в каком институте и когда вечер?
  - Ты же ходишь на них. Неужели не поможешь?
  - Помогу чем смогу. Но туда, куда я ходил, я её не встречал.
  - Кто из наших часто на них ходит?
  - Я думаю, только Виталька. Может, подключить его? Он ведь её видел - даже попытался в ресторан пригласить: может быть, её узнает.
  - Не уверен, захочет ли он помочь. - Пришлось рассказать всё про события вчерашнего дня и сегодняшнего утра.
  - Ну, ты даешь! Так и быть: Витальку возьму на себя. Поговорю с ним через недельку: он ведь не злопамятный. Нам с тобой от него будет нужно две вещи: знать место и дату, да еще, может быть, помочь попасть туда, и сообщить нам, если случайно увидит её где-то. Считаю, что ему самому подходить к ней ни к чему - ни в коем случае: это может только повредить. Ты хоть знаешь, как её зовут?
  - Марина. Еще она мне рассказывала про свой город, Сочи.
  - Еще хоть что-нибудь знаешь о ней?
  - Абсолютно ничего.
  - Плохо. Ну что бы нам еще придумать? Давай-ка помозгуем. Шансы найти её, все-таки, должны быть.
   Они расставили шахматы и долго играли, не прекращая обсуждение, как искать. Но придумать что-либо, кроме поисков её на институтских вечерах, так и не удалось.
   ...Тамара, столкнувшись на кухне с Клавой, заговорила с ней:
  - Ну что: Женечка-то наш - с расстройства, что Инна выходит не за него - наконец тоже разговелся. Ему это давно уже было не вредно.
  - Рано слишком, Тамара, радуетесь. Этого не было: у меня он сегодня ночевал, к вашему сведению. Вот так! - отрезала Клава.
  
   Виталька, действительно, сразу же согласился помочь насчет вечеров: зла на Женю не держал, тем более что почему-то уже поссорился со Стасом. И они стали появляться на всех институтских вечерах, где только было можно.
   Разглядывали девушек, пытаясь найти среди них ту, из-за которой пришли. Потом приглашали кого-то танцевать. Знакомство с Инной что-то дало: Женя чувствовал себя достаточно спокойно, приглашая девушек - не боялся отказа как раньше. Уверенности сколько-то добавляло и то, как они были одеты: ходили на вечера в своих новых костюмах. И девушки шли как с Юрой, так и с ним; чувствовалось, что некоторые из них были бы не прочь и познакомиться.
   Только не затем приходили они, не для этого приглашали девушек на танец: заговорив с ними, как бы невзначай спрашивали, не учится ли в их институте девушка по имени Марина - она из Сочи. Придумали какую-то довольно правдоподобную историю, почему хотят найти её, если об этом спрашивали. Очередной раз убедившись, что приход сюда ничего не дал, обычно быстро уходили.
  Юра не всегда делал это охотно. Иногда даже добивался, что они оставались до конца и провожали потом тех, с кем танцевали. Общий разговор при этом приходилось поддерживать ему одному: Женя всегда отмалчивался - только отвечал на вопросы. При прощании Юра старался брать телефон, по которому можно было позвонить.
  Пару раз оказалось, что девушки москвички, и им пришлось разделиться в какой-то момент.
  - Ты телефон взял? - спрашивал Листов назавтра.
  - У кого?
  - У неё: у вчерашней девушки.
  - Зачем? Это же не она.
  - Но весьма не плохая тоже.
  - Но, всё-таки, не она.
  - Вайс, а если мы её не найдем? Ты же будешь тогда жалеть, что и этих девчат упустил.
  - Не буду.
  - Ты уверен?
  - Да: они ведь совсем не похожи на мою маму. И потом, я верю, что обязательно встречу её.
  "Эх, если только тогда не обнаружится, что у неё кто-то есть - или она даже уже замужем. Это будет пострашней сегодняшней неизвестности". Эта мысль мучила Листова с самого момента, когда Женя сказал ему о решении разыскать ту девушку.
   ...Иногда в один день вечера были в нескольких институтах сразу. Приходилось идти поодиночке, а то даже подключать к делу Витальку. Еще раз предупредив его, чтобы сам к ней, если увидит, не подходил; если же нет - тогда чтобы попытался выяснить то же, что они. И чтобы позвонил потом Жене. Виталька, в расчете на консультации Жени по курсовым, старался делать всё, что просили.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"